автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиции отечественной юмористики XIX века в творчестве М.М. Зощенко

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиции отечественной юмористики XIX века в творчестве М.М. Зощенко"

На правах рукописи

КОЛЕВА Ирина Павловна

ТРАДИЦИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЮМОРИСТИКИ XIX ВЕКА В ТВОРЧЕСТВЕ М.М. ЗОЩЕНКО

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

3 ОКТ 2013

Москва 2013

005534099

005534099

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы и методики Института гуманитарных наук ГБОУ ВПО города Москвы «Московский городской педагогический университет»

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент

Павловец Михаил Георгиевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

Солдаткина Янина Викторовна доцент кафедры русской литературы XX-XXI веков и журналистики филологического факультета Московского педагогического

государственного университета

кандидат филологических наук, доцент Овчаренко Алексей Юрьевич, доцент кафедры русского языка юридического факультета Российского университета дружбы народов

Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное

образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Государственный институт русского языка им. A.C. Пушкина»

Защита диссертации состоится 25 октября 2013 года в 15 ч. на заседании диссертационного совета Д.212.203.23 при Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6, ауд. 436.

Текст автореферата размещен на сайте www.rudn.ru Автореферат разослан 24 сентября 2013 года

Ученый секретарь диссертационного совета, ж-

кандидат филологических наук, доцент ) А.Е. Базанова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена исследованию традиций отечественной юмористики XIX века в творчестве М.М. Зощенко - одного из самых «загадочных» русских писателей XX века, несмотря на обманчивую простоту его произведений и их доступность любой читательской аудитории. С самого начала литературной карьеры Зощенко критика справедливо отмечала влияние на прозаика таких авторов, как Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков, А.П. Чехов. Современное зощенковедение расширило спектр этих влияний - сюда по праву включены традиции A.C. Пушкина и JI.H. Толстого.

Несмотря на многочисленные труды отечественных и зарубежных ученых, посвященных творчеству Зощенко, исследование природы и специфики зощенковского юмора, особенностей его взаимодействия с отечественной юмористикой XIX века представляется задачей скорее поставленной, чем решенной. Важные для нашей концепции мысли мы почерпнули из трудов Ц. Вольпе, М. Чудаковой, М. Крепса, А. Синявского, А. Жолковского, Б. Сарнова, Б.Парамонова, Н. Выгон. Актуальной представляется нам работа Н. Даренской, в которой прослеживается связь игровых форм в произведениях писателя с литературной традицией Серебряного века. Однако игровое начало у Зощенко как концептуальный феномен его творчества, характер его взаимодействия с традициями отечественной юмористики остается мало изученным, поэтому заслуживает дальнейшего систематического изучения - для адекватного понимания художественного наследия писателя. Этим и обусловлена аюуальность данного исследования.

Положения, выносимые на защиту:

1. М.М. Зощенко - наследник и продолжатель традиций отечественной юмористики, истоки которой берут свое начало в прозе A.C. Пушкина и получают дальнейшее осмысление и развитие в произведениях Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, JI.H. Толстого, Н.С. Лескова, А.П. Чехова.

2. Философско-юмористическое мироощущение М.М. Зощенко претерпевает эволюцию, проходит несколько этапов развития; в его юмористических рассказах и повестях находит оригинальное преображение не только классическая, но и модернистская практика.

3. В произведениях М.М. Зощенко превалирует философско-нравственная и экзистенциальная проблематика.

4. Центральное место в поэтическом мире писателя занимает пародия: на уровне языка, системы образов, тем, сюжетов, мотивов. Благодаря пародии

произведения М.М. Зощенко - это оригинальный плод переосмысления и регенерации автором предшествующего художественного опыта.

Объектом исследования стала генетическая связь юмора Зощенко с отечественной литературной традицией классической философско-юмористической прозы XIX века, а его предметом — рассказы и повести Зощенко 20-30-х годов и отдельные произведения A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, JLH. Толстого, Н.С. Лескова, А.П. Чехова. Отбор зощенковских текстов для сравнительного анализа с текстами отечественных классиков производился с учетом выраженной в них (эксплицитно или имплицитно) пародийностью. Сам по себе пародийный характер зощенковских произведений нацелил нас на более внимательное их прочтение, в результате которого нами были обнаружены многочисленные аналогии с претекстами его предшественников.

Цель настоящего исследования - выявить специфику поэтики юмора Зощенко, своеобразие ее литературной «переклички» с избранной прозой A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова и А.П. Чехова

Данная цель исследования определяет следующие задачи:

- исследовать связи философско-юмористического мироощущения творчества М.М. Зощенко с русской классической литературой XIX века;

- выявить посредством сравнительного анализа особенности взаимодействия художественного мира писателя с предшествующей традицией и его эволюцию;

- проанализировать новаторские приемы зощенковского юмора в области авторского стиля, языка, жанровой формы, создания героя своего времени.

Для достижения поставленных задач нами применены историко-культурный и психобиографический методы, а также интертекстуальный анализ исследуемых текстов, позволяющий рассмотреть существование и рецепцию зощенковских произведений в поле широкой культурной традиции. В качестве главных методологических предпосылок, обеспечивающих адекватность анализа зощенковского юмора, нам послужили труды по теории литературы (Ю. Тынянова, Б. Эйхенбаума, В. Шкловского, В. Виноградова, А. Веселовского, А. Лосева, Ю. Лотмана, Ю. Кристевой, Р. Барта, Ю. Борева, Ю. Манна, М. Ямпольского И. Скоропановой,), вопросам комического (Ф. и А. Шлегелей, Ф. Шеллинга, Жан Поля, В. Белинского, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона, 3. Фрейда, К. Юнга, Л. Пиранделло, М. Бахтина, Д. Лихачева, А. Понырко, Н. Панченко, Ю. Борева, В. Проппа, У. Эко, М. Рюминой и др.), а также

литературоведческие работы о творчестве Зощенко (П. Бицилли, Г. Адамовича, А. Бескиной, Ц. Вольпе, К. Чуковского, Л. Ершова, Д. Молдавского, М. Чудаковой, Г. Белой, Ю. Томашевского, А. Эткинда, Ю. Щеглова, А. Жолковского, А. Синявского, Т. Ходжа, Б. Сарнова, Б. Парамонова, Н. Выгон и ДР)-

Научная новизна исследования определяется тем, что в нем впервые предпринимается попытка, на базе уже имеющегося литературоведческого материала, собственных наблюдений и выводов, сделанных в результате сравнительного анализа текстов Зощенко с текстами его литературных предшественников, взглянуть на писателя как на наследника и продолжателя традиций русской классической философско-юмористической прозы XIX века, в произведениях которого пародия выступает доминирующей формой их интертекстуальности.

Теоретическая и практическая значимость работы связана с тем, что в научный оборот вводится новый аналитический материал, который может использоваться в вузовской практике при разработке общих и специальных курсов по истории русской литературы. Положения и выводы работы могут найти применение также в деятельности специалистов, занимающихся научными исследованиями творчества Михаила Зощенко.

Структура диссертации: работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. Глава первая включает в себя четыре параграфа; глава вторая — три параграфа, глава третья - два параграфа. В главе первой анализируются преломившиеся в зощенковском творчестве юмористические начала прозы Н.С. Лескова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, A.C. Пушкина. Главы вторая и третья посвящены традициям писателей-юмористов Н.В. Гоголя и А.П. Чехова в творчестве М. Зощенко. Хронологически непоследовательное расположение параграфов первой главы продиктовано стратегической задачей — необходимостью рассмотрения объекта исследования в его эволюционном развитии.

Основные положения работы были изложены в семи публикациях (пять статей на русском языке и две монографии, одна из которых на итальянском языке), докладах на межвузовских и международных конференциях.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность и научная новизна исследования, раскрывается философическая природа юмора и его

принципиальные отличия от других видов комического — иронии и сатиры. Обосновывается тезис о том, что характерные особенности юмора Зощенко сближают его с рефлексивно-сочувствующим по своему содержанию гоголевским юмором. Подчеркивается также, что, помимо влияния отечественных классиков, на становление писателя Зощенко оказали воздействие русский фольклор, «сатириконцы» (Н. Тэффи), философия Ф. Ницше, позднее творчество А. Блока (прежде всего его поэма «Двенадцать»), теоретики «формальной школы». Во введении определены цели, задачи и методы исследования, охарактеризована степень изученности проблемы, приведена критическая и научная литература по теме диссертации.

В первой главе диссертации «ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ ПРОЗЫ A.C. ПУШКИНА, Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО, Л.Н. ТОЛСТОГО И Н.С. ЛЕСКОВА В ТВОРЧЕСТВЕ ПИСАТЕЛЯ-ЮМОРИСТА М.М.ЗОЩЕНКО» сделана попытка проанализировать влияния на Зощенко-юмориста художественного опыта вышеупомянутых отечественных писателей-классиков.

В §1 первой главы («Сказ Н.С. Лескова в художественной лаборатории М.М. Зощенко») разбираются традиции лесковской прозы в зощенковском творчестве. Отмечается, что в период зарождения «новой» литературы важную роль начинает играть не использованная ранее традиция лесковской прозы. Индивидуальный стиль М.М. Зощенко складывается через стилизацию лесковского сказа и, одновременно, создание собственных языковых конструкций, сразу же вошедших в повседневную разговорную речь. Поэтому зощенковские «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова» - яркий пример как ученичества начинающего автора, так и рождение его оригинальнейшего художественного стиля, позволившего ему своеобразно отразить современную эпоху и людей.

Литературный диалог с лесковской прозой ведется писателем на уровне языка, образов, сюжетов, тем и мотивов, поэтому в его произведениях нередки различные реминисценции из лесковских текстов. В рассказах и повестях «Рыбья самка», «Коза», «Нервы», «Актер» Зощенко пародийно реинтерпретирует произведения Лескова: повесть «Грабеж» и очерк «Воительница». Так через литературную «игру» с лесковской прозой создаются новые произведения, художественное своеобразие, силу и обаяние которых невозможно вполне оценить вне этого художественного контекста.

Однако традиции Лескова усваивались прозаиком и через модернистские искания лучшего лесковского ученика — A.M. Ремизова, широко использовавшего в своей прозе стилизацию, игровой элемент, введение рифмообразующих

принципов. Кроме этого, Ремизов, развивая сказовую манеру своего учителя, обогатил ее «переменчивой», «не поддающейся точному анализу» маской (А. Синявский), которая, возможно, и обусловила рождение многоликой и закодированной зощенковской маски. В свою очередь «мягкий», философский юмор Зощенко, подобно «лукавому», «причудливому» юмору Ремизова, несет в себе гуманистический пафос.

В произведениях писателя получает дальнейшую разработку философско-экзистенциальная проблематика, с особой силой и трагичностью представленная у Ремизова. Кроме этого, у Зощенко имеет место литературная «игра» с ремизовскими текстами на уровне мотивов, сюжетов, персонажей. Так в зощенковских рассказах «Прискорбный случай» и «Прелести культуры» узнаются отдельные переклички с рассказом Ремизова «Опера».

§2 первой главы («Пародийное переосмысление М.М. Зощенко прозы Ф.М. Достоевского») посвящен художественному отражению у Зощенко юмористических традиций Достоевского, сложившихся под прямым воздействием гоголевского творчества. Формирование Зощенко-пародиста происходило под сильнейшим влиянием пародического таланта Ф.М. Достоевского, который, согласно наблюдениям Ю. Тынянова, «отталкиваясь» от Гоголя, повторял, варьировал, комбинировал его стиль, приемы, героев. У Зощенко наблюдаются те же пародийные коды, свойственные Достоевскому: он пародирует имена и фамилии героев (или способ их образования), их интонации, реплики, монологи, жесты, манеру поведения и т. д. Уже в ранних зощенковских рассказах «Мадонна» и «Любовь» (1922) при внимательном чтении улавливаются интонации и манера Достоевского, обозначаются отдельные черты его героев, а порой -художественные вкусы самого классика. Так, в зощенковском рассказе «Мадонна» даже название аллюзивно - обращено к культурной памяти читателя, знакомого с эстетическими вкусами Достоевского, наивысшим эталоном живописи для которого была Сикстинская мадонна Рафаэля. Само название рассказа направляет читателя на более глубокое проникновение в изображаемый писателем мир, напоминающий повести Достоевского «Двойник» и «Записки из подполья». В то время как герой рассказа «Мадонна» Винивитькин совмещает в себе черты гоголевских Пискарева и Пирогова, маски одной трагикомической пары.

Рассказ Зощенко «Любовь» соотносится сразу с несколькими произведениями Достоевского. На основе сравнительного анализа этого рассказа с романом «Идиот» нами выдвинута гипотеза, что фабульная линия взаимоотношений зощенковских персонажей (Наталья Никаноровна - Гришка — длинноусый) — кривое отражение сложного любовного треугольника героев

Достоевского (Настасья Филипповна — Рогожин - Ганя), в котором отсутствует заглавный герой. Нами сделана попытка продемонстрировать, что герои рассказа «Любовь» несут в себе отдельные знаковые характеристики героев романа «Идиот». Кроме интертекстуальных перекличек с Достоевским, в зощенковском рассказе «Любовь» узнаются реминисценции из Пушкина и Толстого.

Мы сделали вывод, что уже в ранних зощенковских рассказах поэтический диалог с Достоевским строится в пародийно-игровом ключе, отличается игровым характером. Влияние юмора Достоевского наиболее ощущается у Зощенко в «Сентиментальных повестях», где юмористический пафос звучит с особой силой.

Сюжет зощенковской повести «Веселое приключение» частично пародирует сюжет романа «Преступление и наказание», где герой Петухов представляется нам редуцированным двойником Расколышкова, которого автор низвел на иную ступеньку не столько социальной, сколько культурно-нравственной лестницы. Трагический пафос романа «Преступление и наказание» трансформируется в повести «Веселое приключение» в пафос юмористический, вызывающий у читателя чувство тяжелой грусти и тоски - результат рефлексии о несовершенстве бытия, о вечном одиночестве человека, об отсутствии понимания, сочувствия и сострадания между людьми.

На примере рассказа Достоевского «Господин Прохарчин» Зощенко в повести «Страшная ночь» регенерирует одну из важнейших тем русской классической литературы — вопрос о смысле жизни. Художественно проецируя собственные фобии на образ музыканта Котофеева - прообраз мелкого чиновника Прохарчина — Зощенко по-новаторски смело вводит в произведение волнующую его как литератора и человека философско-экзистенциальную проблематику. Философское содержание «Страшной ночи» углубляется за счет введения «образа автора», представляющего собой концентрированное воплощение сути произведения.

В §3 первой главы («Отражение литературно-философского опыта Л.Н. Толстого в зощенковском творчестве») рассматриваются толстовские традиции, представленные в произведениях Зощенко-юмориста. Несмотря на разницу художественного мира Толстого и Зощенко, между ними наблюдаются глубокие литературные и философско-эстетические связи. Во-первых, обоих писателей объединяет идея «народничества», ориентированная на «сближение» с народом в поисках корней и своего места в жизни. Следуя прежде всего этой толстовской позиции, а не только соцреалистической трактовке «народности», Зощенко направляет свое творчество в сторону «массового советского читателя». Во-вторых, близость к толстовским эстетическим установкам влечет за собой

глубинное сходство «плохого языка» зощенковского рассказчика с героем-рассказчиком Толстого, косноязычие которого призвано удостоверить его подлинность и бескомпромиссность. Если Толстой добивался «искусства писать плохо» путем бесконечного «перемарывания» фразы, «пока не выйдет коряво» (М.Горький), то его духовный ученик и последователь Зощенко достигает дисгармонии речи через многословие и тавтологию. В-третьих, подобно своему учителю, Зощенко был склонен к просветительству. Этим отчасти и объясняется его уход от юмористики в конце 1930-х годов, когда прозаик резко меняет свою писательскую манеру - начинает писать дидактически просто и нравоучительно.

Наконец, Толстого и Зощенко объединяет философское миросознание. Оба писатели-мыслители, напряженно размышляющие о вечных вопросах бытия: смысле человеческого существования, жизни, смерти. Герои «Сентиментальных повестей» по сути мучаются теми же вечными вопросами, на которые искали ответ любимые герои Толстого, с той лишь разницей, что у писателя-юмориста Зощенко эти кардинальные вопросы человеческой жизни поставлены в упрощенной для «массового читателя» форме и сопровождены непременной авторской иронией.

О юморе в толстовских произведениях писали многие. Следуя юмористическим традициям своего наставника, Зощенко нередко использует излюбленный толстовский прием - остранение, состоящий в том, что предмет не называется своим именем, а описывается как в первый раз видимый. Продолжая традиции классика, Зощенко новаторски переосмысляет некоторые излюбленные толстовские темы. Например, «тема собственности как губительной силы» (А. Жолковский) своеобразно преломилась, на наш взгляд, в зощенковских рассказах «Сколько человеку нужно» и «Много ли человеку нужно» — оригинальных пародиях на толстовскую притчу «Много ли человеку земли нужно». Так, в зощенковском рассказе «Сколько человеку нужно» бесконечное катание «парнишки» на бесплатной карусели до тех пор, пока тот «не захворал» и «в Ригу поехал», представляется нам оригинальной реинтерпретацией толстовского образа-метафоры бега по круп' жадного крестьянина Пахома. Рассказом «Сколько человеку нужно» Зощенко вступает в литературно-философскую полемику не только с Л.Н. Толстым и А.П. Чеховым («Крыжовник»), но и с коммунистическим утопическим тезисом, согласно которому от каждого будет браться по способностям, а даваться по потребностям. Поэтому в финале рассказа «Сколько человеку нужно» под комической маской скрывается безнадежный пессимизм: зощенковский герой не готов к коммунизму.

Реминисцентность названия зощенковского рассказа «Живой труп» помогает нам вскрыть его пародические корни. Здесь, как и следовало ожидать, трагическая фабула толстовского произведения, где главным действующим лицом является «лишний человек», уступает место фарсу: толстовский герой -лжесамоубийца Федор Протасов — трансформируется пародистом в лжепокойника Федю Жукова, а тема спившегося и опустившегося «лишнего человека» редуцируется до злободневной темы пьянства, от которого зощенковский герой, даже после своего чудесного возвращения с «того света», не в силах избавиться. Однако за первым пародическим уровнем зощенковского рассказа «Живой труп» можно разглядеть и второй - архетипический уровень. Внимательное прочтение реинтерпретации толстовского претекста неожиданно высвечивает спрятанный вовнутрь архетипический сюжет - миф о сошествии героя в подземный мир и воскрешение его из мертвых. Благодаря мифологическому сознанию, зощенковский художественный мир обогащается многоуровневой структурой, максимально приближающей его произведения к общечеловеческому, высшему уровню опыта и восприятия.

В свою очередь повесть «Мудрость» представляется нам новаторской реинтерпретацией повести «Смерть Ивана Ильича», в которой писатель обращается к излюбленной толстовской теме смерти и смысла жизни. Присутствие в зощенковском тексте этого толстовского претекста ощущается, прежде всего, в пародировании стиля повести с обилием в ней деепричастных оборотов и повторяющихся зачинов, что позволяет воспроизвести ее атмосферу, в которой марионеточность поведения персонажей вскрывает их мертвенность и ложность. Сближенность обоих произведений определяется также выбором темы смерти: гибель зощенковского протагониста в финале представляется нам вовсе не случайной, так как проецирует финальную сцену толстовской повести.

Однако тема смерти и смысла жизни решается Зощенко здесь по-новому. Мудрость открывается его герою внезапно и без видимой причины: проснувшись однажды утром, он почувствовал прелесть существования, любовь к жизни и людям. По сути, ему неожиданно открывается та же истина, которая незадолго до смерти открылась толстовскому протагонисту, когда тот вдруг испытал жалость и сострадание к своим ближним. Но если для Ивана Ильича метафизический страх смерти сменился «светом» и «радостью» освобожденной души, то для Ивана Алексеевича смерть - конец всему. Смерть зощенковского героя так же случайна и абсурдна, как и его жизнь. Даже истина, которую незадолго до смерти постиг герой «Мудрости», лишается со смертью своей значимости. Таким образом, в отличие от Толстого, вопрос смысла жизни остается у Зощенко-юмориста

открытым, а его решение предоставляется читателю. Отсутствие в зощенковской повести «Мудрость» авторитетного авторского слова еще раз подтверждает философско-юмористическую позицию художника, отстаивающего плюрализм истины.

В §4 первой главы («Литературная «игра» М.М. Зощенко с текстами A.C. Пушкина и образом поэта») мы рассматриваем пушкинские влияния и традиции, художественно преломившиеся в зощенковских рассказах и повестях. Хотя Зощенко и утверждал, что прямого влияния Пушкина па его творчество не было, тем не менее он внимательно всматривался в художественный опыт своего великого предшественника, что не могло не отразиться в его произведениях. Подчеркивая преобладание юмористического пафоса в пушкинских произведениях, Н. Выгон пишет: «Стилем Белкина, украшенным "цветами воображения", излагается не просто важный тезис апологии юмора Жан Поля, но и собственная пушкинская этико-эстетическая позиция». Следуя этим пушкинским традициям, произведения Зощенко выражают гуманистическую позицию, проникнуты юмористическим мировидением: за смехом и улыбкой скрывается доброжелательность и всепрощение, даже если литературные герои обнаруживают самые неприглядные свои стороны. «Нет у меня ни к кому ненависти — вот моя точная идеология» — заявлял о себе писатель.

Подобно зрелому Пушкину, все внимание Зощенко приковано к обычному, «среднему» человеку — культурно-психологическому типу обывателя, жизнь которого протекает в недрах рутинной повседневности, где-то на окраине или в провинции. Обоих художников объединяет также новаторское преображение предшествующего художественного опыта - через его преодоление, литературную «игру» с чужим словом и пародию.

Многосложный процесс литературной «игры» Зощенко с пушкинскими текстами мы попытались продемонстрировать на примере одного короткого и, на первый взгляд, особо не выделяющегося рассказа «Утонувший домик». По нашей гипотезе, интертекстуальные корни этого рассказа-миниатюры ведут сразу к нескольким пушкинским произведениям: «Домику в Коломне», «Медному всаднику», а также записанной со слов Пушкина и изданной В.П. Титовым повести «Уединенный домик на Васильевском».

Зощенко интересует также сама личность Пушкина-гения, вернее — как воспринимает его обыватель, типичный зощенковский персонаж. В этом плане интересны два зощенковских рассказа: «Пушкин» и «В пушкинские дни». Жизнь героев Ивана Федоровича Головкина («Пушкин») и управдома («В пушкинские дни») проходит под знаком Пушкина, хотя и вне его культурного наполнения.

Если для Головкина «знакомство» с гением оборачивается бедой (герой остается без «жилплощади»), то для управдома имя Пушкина - средство борьбы с Головкиным и ему подобными. На примере этих рассказов, разделяемых десятилетием, можно проследить и эволюцию зощенковского персонажа: от наивного героя-неудачника до потенциально опасного приспособленца.

В середине 1930-х годов все внимание Зощенко приковывается к прозаическому пушкинскому слогу. Пушкин воспринимается им как образец для подражания. В этом плане показательна зощенковская «Шестая повесть Белкина» под названием «Талисман», которая представляет собой стилизацию пушкинской манеры, за которой, на наш взгляд, различима и пародия. Мы предприняли попытку анализа зощенковской «Шестой повести Белкина», соотнеся ее фабулу и персонажей с фактами пушкинской биографии, под впечатлением которых поэт создал свои стихотворения «Талисман» и «Храни меня мой талисман». Мы выдвинули версию интертекстуальности данной зощенковской повести по отношению к одесским событиям пушкинской южной ссылки: когда, благодаря настоятельным просьбам генерал-губернатора Воронцова, Пушкин был исключен со службы и отправлен из Одессы в Михайловское под надзор местных властей. Причиной жестокой кары стал острый конфликт между властным, всемогущим Воронцовым и свободолюбивым, не признающим над собой никакой официальной власти Пушкиным, у которого вспыхивает страстный роман с его женой - Елизаветой Воронцовой. При расставании графиня подарила поэту старинный перстень, который тот считал талисманом и носил почти постоянно.

В результате проделанного сравнительного анализа нами сделан вывод, что фабульная линия зощенковской повести пародийно воспроизводит события пушкинской жизни и историю перстня-талисмана. Таким образом, за скрупулезно выполненным подражанием пушкинскому прозаическому слогу, пропущенному через модернистскую призму, в «Шестой повести Белкина» (равно как и в других зощенковских текстах) проглядывает пародия.

Во второй главе «ЮМОР М.М.ЗОЩЕНКО В СВЕТЕ ТРАДИЦИЙ Н.В. ГОГОЛЯ» нами рассмотрены традиции гоголевского юмора у писателя-юмориста Зощенко.

В §1 второй главы («Влияние юмористического мировидения Н.В. Гоголя на творчество прозаика: генезис и специфика взаимодействия») мы сделали попытку выявить генетическую связь зощенковского и гоголевского юмора, дефинировав гоголевский смех юмором, основными признаками которого являются рефлексивно-сочувствующий характер и теснейшая связь с философской позицией. Являясь по складу души и таланта романтиками, Гоголь и

Зощенко пришли к филоеофско-юмористическому осмыслению «несовершенства жизни» через сложную нравственно-философскую эволюцию. Формирование юмористического миросознания обоих художников обусловлено как наличием природных качеств, так и их жизненным опытом: природной наблюдательностью, романтическим складом души и характера, расположенностью к рефлексии и меланхолии, разбитыми юношескими иллюзиями, горьким жизненным опытом и т. д. Однако если юмор Гоголя выкристаллизовывался, в большей мере, под влиянием JI. Стерна, Э.Т.А. Гофмана, JI. Тика и новаторской прозы A.C. Пушкина, то юмористическое мировидение Зощенко-художника складывалось через творческое усвоение им всей предшествующей литературной традиции (от прозы Пушкина до прозы Ремизова), где роль Гоголя оказалось одной из важнейших.

В произведениях обоих писателей-юмористов присутствует авторское эмпатирование - непременная составляющая юмористического произведения, что обусловливает его отчетливо выраженный личностный, субъективный характер повествования, который усиливается благодаря автобиографизму (на уровне образов и сюжетов) и сказовой манере изложения. Сродни Гоголю, чьи самые яркие и значительные персонажи глубоко автобиографичны, герои Зощенко наделены чертами характера, фактами личной биографии, неврозами и фобиями их автора. Следуя юмористическим традициям своего учителя, Зощенко при создании личностного характера повествования широко использует сказ, позволяющий ему одновременно и доверительно раскрывать перед читателем свои слабости и пороки и прятаться за него. Ощущая свое «типологическое» родство с любимым классиком, Зощенко посредством теорий 3. Фрейда и К.Г. Юнга углубляется в исследование собственной личности и судьбы. Художественной вершиной познания самого себя явилась зощенковская повесть «Перед восходом солнца».

В §2 второй главы («Гоголевские реминисценции в зощенковских текстах») путем сравнительного анализа нами рассмотрены отдельные гоголевские аллюзии, с помощью которых писателем строится поэтический диалог со своим alter ego на интертекстуальном уровне. В повести «Коза» мы обнаружили ранее не выявленные реминисценции из произведений Гоголя. Так, портретная характеристика героя Забежкина частично сближает его с образом майора Ковалева из гоголевского «Носа», а эпизод, в котором зощенковский протагонист отдает свое пальто бывшей невесте Домне Павловне, предвещая тем самым свой трагический конец, - проекция кражи шинели у гоголевского главного героя. При внимательном чтении зощенковского рассказа «Аристократка» различимы словесные реминисценции из повести Гоголя «Нос». Являясь легко

узнаваемыми аллюзиями гоголевского претекста, они выполняют в зощенковском тексте важную функцию - создают новые интерпретации и неожиданные семантические звучания хорошо знакомых и любимых образов и выражений.

Гоголевский мотив кражи шинели послужил автору творческим импульсом для создания рассказов «Любовь» (1924) и «Три документа». В рассказе «Любовь» трагикомический образ Башмачкина замещает его пародийный двойник Вася Чесноков. Иначе обыгрывается гоголевская «Шинель» в зощенковском рассказе «Три документа», в котором образ «жертвы» Васи Чеснокова трансформируется в образ «пройдохи» Кости Печенкина. В рассказе «Три документа» примечательно, на наш взгляд, также то, что Зощенко не только еще раз «выворачивает наизнанку» гоголевский претекст, но и пародирует самого Гоголя. Точнее - его юношескую переписку с матерью: в «письме к матери» Кости Печенкина опознаются как интонации, так и содержание гоголевских петербургских писем к его «почтеннейшей маменьке».

Фельетон Зощенко «Товарищ Гоголь» представляется нам пародией автора и на себя, и на своих «нерадивых» критиков. В нем писатель-юморист отождествляет свою творческую судьбу с Гоголем, ставшим, по воле автора, его современником. Завершает фельетон пародийно-ругательная статья под названием «Еще один», в которой прозаик высмеивает грубую, примитивную идеологию совдеповской критики и ее враждебное отношение к его творчеству. В целом же зощенковский фельетон «Товарищ Гоголь» еще раз подчеркивает то важное значение, какое имел для его автора любимый классик - как на писательском, так и на персональном уровне.

В §3 второй главы («Использование Зощенко-юмористом гоголевских приемов комического: традиции и новацию)) анализируются используемые писателем гоголевские комические средства создания комического и их новаторская модификация в его произведениях. Генетическая связь зощенковской «техники комического» с гоголевской рассматривается нами по таксономии В.Я. Проппа, выделившего в своей работе «Проблемы комизма и смеха» три основных способа создания комического эффекта: комическая ситуация, комический характер и комические языковые средства.

а. Комическая ситуация. В.Я. Пропп характеризует комическую ситуацию как «некоторое неожиданное посрамление человеческой воли», как «неудачу в мелких, житейских человеческих делах, вызванную столь же мелкими обстоятельствами». Обязательным же признаком комической ситуации является аспект неожиданности, на который указывали еще Аристотель, И. Кант, А. Шопенгауэр и др. Вслед за Гоголем, использующим для усиления комической

ситуации прием преувеличения, благодаря чему она становится гротескной, Зощенко строит свои рассказы-миниатюры по принципу crescendo — выводя фабулу за пределы всякой мыслимой правдоподобности и, тем самым, доводя ее до полного абсурда. Наряду с гоголевскими повестями, зощенковские рассказы по своему способу построения можно классифицировать как «рассказы-неудачи», в которых их герои непременно терпят неудачу на каком-нибудь мелком, бытовом уровне. Новация же автора здесь в том, что причина «неудачи», высказываемая с категоричностью протагонистом, не соответствует той, которую видит читатель.

За «бытовым», поверхностным уровнем зощенковского «рассказа-неудачи» всегда прячется его глубокий философский смысл, за внешней обыденностью повествуемых событий проглядывает извечная трагедия человеческой жизни. Другими словами, комические фабулы зощенковских произведений вскрывают трагизм человеческого существования. По своей внутренней сущности — это «маленькие трагедии» «маленького человека». Порой события, на фоне которых развиваются коллизии зощенковских рассказов («Жених», «Матренища», «Беспокойный старичок», «Дама с цветами» и др.), трагичны, хотя герои этого не замечают, погруженные в свои повседневные дела и заботы. По поводу комической ситуации добавим, что она является лишь вспомогательным приемом, выгодно представляющим главный объект — комический характер.

б. Комический характер. Известно, что для создания комического характера необходимо некоторое преувеличение дефектов, свойственных человеку. Гоголь мастерски использовал все три типа комического преувеличения: карикатуру, гиперболу и гротеск. Зощенко также в создании комического характера использует как карикатуру, так и гиперболу. Об их значении начинающий прозаик написал в статье «Н. Тэффи», где он как бы примеривает на себя эти художественные приемы, ставшие отличительной чертой его любимой писательницы-юмористки.

У Зощенко, подобно его предшественнику Гоголю, в создании комического характера особую роль играет имя персонажа. К примеру, в имени зощенковского героя Аполлон Перепенчук («Аполлон и Тамара») слышится каламбур: его имя и фамилия противологичны и взаимоисключаемы - имя Аполлон, традиционно символизирующее идеал мужской красоты, поэзии и гармонии, не совместимо с его фамилией Перепенчук. В той же повести (равно, как и в других произведениях) Зощенко использует еще один гоголевский прием — когда имя героя служит двигателем сюжета, в связи с чем сама номинация зощенковских протагонистов как бы предрешает трагический финал их романтической любви: имя Тамара, предполагающее красавицу с экзотическим роковым оттенком, совокуплено с ее

девичьей фамилией Омельченко - от «омелы» - паразитического растения, оплетающего деревья, символизируя тем самым ее цепкий, меркантильный характер.

Гоголевские традиции создания комического характера обогащены у Зощенко-модерниста смелыми и оригинальными новациями. Отметим, что писатель создал абсолютно новый, не описанный ранее средствами прежней литературы художественный тип - тип мещанина «революционной формации». Кроме этого, зощенковский персонаж - это оригинальнейшая и искусно выполненная пародия на «нового человека». Однако, несмотря на всю фарсовость и пародийность, герой Зощенко - выразитель нового экзистенциального состояния современного человека, которому присущи перманентный ужас, чувство бессилия и обреченности. За комической маской зощенковского персонажа прячется предельная серьезность трагического мироощущения человека XX века.

в. Языковые средства создания комического. В юморе Зощенко по-новаторски самобытно преломились основные принципы гоголевского языкового комизма - как на стилистическом, так и на семантическом уровнях. В связи с обширностью данной темы, в своей работе мы остановились лишь иа некоторых, особо значимых аспектах этого поэтического диалога.

На стилистическом уровне комический эффект зощенковского сказа создается за счет искусно выполненной «контаминации» в речи рассказчика, в которой просторечно-вульгарный и диалектный стиль своеобразно перемежается канцеляризмами, старославянизмами, газетной (политической и экономической) лексикой и иностранными терминами. В нашем анализе зощенковских языковых принципов в свете гоголевских традиций мы опирались на детальную таксономию М. Крепса.

На семантическом уровне прозаик новаторски использует многочисленные гоголевские приемы языкового комизма: с помощью приема нарушения логики он создает свои знаменитые и неповторимые алогизмы; использует приемы контаминации фразеологизмов-, гротескного преувеличения; комической парафразы; прием комической тавтологии реконструируется им в своеобразию синонимическую пару, позволяющую максимально приблизить речь персонажей к языку малообразованных людей; прием автоматизма речи реконструируется им в прием продолжения по инерции (когда рассказчик, упоминая одно слово, по инерции произносит и другое, наиболее часто следующее за ним); и др.

В отличие от Гоголя, у которого языковые приемы комического были нацелены прежде всего на раскрытие характера героя, сюжета и проблематики произведения, зощенковские лингвистические приемы комического выполняют

еще одну важную функцию — несут в себе пародийность и игровой элемент. Писатель-юморист Зощенко создает свой ярко индивидуальный стиль, одновременно отображающий современную реальность и пародирующий ее.

В третьей главе «ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ А.П. ЧЕХОВА У М.М. ЗОЩЕНКО» исследуются типологические и интертекстуальные связи и взаимодействия чеховского и зощенковского юмора. §1 третьей главы («Чеховское юмористическое мировидение в художественной рефлексии М.М. Зощенко») посвящен рассмотрению чеховских юмористических традиций в зощенковских произведениях.

Если из классиков русского юмора ближе всех Зощенко был Гоголь, то наличие параллели Чехов-Зощенко не менее уместно. О силе чеховского юмористического дара высказывались многие исследователи его творчества. В этой связи ранее однозначно сатирические чеховские персонажи, получившие социально-обобщающую оценку и ставшие нарицательными («пришибеевщина», «хамелеонство», «футлярность» и др.)> в современном литературоведении допускают многоаспектную интерпретацию, благодаря чему глубинные смыслы этих чеховских произведений вскрывают психологию этих героев, соотносятся с постоянной философской чеховской темой.

Формирование чеховского юмора рассматривается нами в тесной связи и под непосредственным влиянием гоголевского юмора, несмотря на существенные различия этих двух художников. Общность Гоголя и Чехова определяется нами юмористическим мировосприятием обоих авторов, изображением иронии жизни по отношению к мечтам и декларациям героев. Для обоих художников юмор -способ преодоления трагедии жизни. Подобно Гоголю, трагикомическое мироощущение бытия у Чехова всегда проникнуто сочувствующей авторской интонацией, в которой звучит искреннее сострадание и любовь к своим героям, что делает их пластически многомерными. Гоголь и Чехов - писатели-романтики, искренне верившие в лучшее в человеке, в победу добра над злом. Юмористическое мироощущение обоих сформировалось на основе романтической иронии как способа философского познания мира в его универсальной целостности. Чехов-новатор разрабатывает гоголевские образы, темы, сюжеты, мотивы; наследует комические приемы своего предшественника; создает свои произведения в жанре трагикомедии и фарса. В связи с вышесказанным мы рассматриваем вопрос чеховских юмористических традиций в зощенковском творчестве и как прямое влияние Чехова на Зощенко, и как влияние опосредованное, с учетом художественного опыта Гоголя.

Прежде всего Зощенко-юморист продолжает традиции чеховской юмористической новеллы. Однако под пером Зощенко-модерниста чеховский юмористический рассказ претерпевает значительную трансформацию - из него «выбрасывается» пейзаж, портретные характеристики, психология персонажей, а экспозиция и концовка ограничиваются, по большей части, одной фразой. В зощенковском рассказе отсутствуют чеховские бытовые детали, скрытые душевные движения. Сам писатель объясняет созданную им «демократическую» форму авторской потребностью подать «новому читателю» «новое содержание» с выгодной стороны. Подобно Чехову, все внимание прозаика сфокусировано на жизни обыкновенного, «среднего» человека. Отсюда — общечеловеческая универсальность чеховских и зощенковских героев. «Общечеловечность» героев Чехова и Зощенко, в совокупности с юмористическим пафосом их произведений, a priori исключает наличие у обоих авторов однозначно отрицательных персонажей. Подчеркнем также близость Чехова и Зощенко на архетипическом, мифологическом и интертекстуальном уровнях. Благодаря интертекстуальности зощенковские тексты наполнены реминисценциями из чеховских претекстов — на уровне сюжетов, образов, тем, фраз, словесных конструкций и названий произведений.

В §2 третьей главы («"Дама с собачкой" А.П. Чехова и "Дама с цветами" М.М. Зощенко: текст и интертекст») мы сосредоточили наше внимание на интертекстуальных связях зощенковского рассказа «Дама с цветами» с чеховской новеллой «Дама с собачкой». Выдвинутая нами гипотеза об интертекстуальности рассказа Зощенко «Дама с цветами» по отношению к чеховской новелле «Дама с собачкой» подтверждает ранее высказанную мысль о множественности смыслов зощенковских произведений, созданных автором в процессе интеллектуальной «игры» как со своими предшественниками, так и с самыми разнобразными явлениями культуры.

Подобно чеховскому шедевру «Дама с собачкой», зощенковский рассказ «Дама с цветами» имеет глубокие литературные и биографические корни. Так, в основу его фабулы легли известные в литературных кругах реальные трагические события - самоубийство в 1921 году жены Ф. Сологуба, бросившейся в Неву, и розыски супругом ее тела. Кроме того, здесь получила художественную проекцию фобия воды, мучившая его создателя. Что же касается его литературных источников, то внимательное прочтение зощенковского текста дает основания предположить, что перед нами оригинальная пародийная реинтерпретация известной чеховской новеллы, в которой взаимная любовь героев

трансформируется в ее «редуцированный», приземленный инвариант, ставя под сомнение «весь миф о романтической любви и смерти» (А. Жолковский).

D рассказе «Дама с цветами» Зощенко не имитирует сюжет «Дамы с собачкой», а творчески его развивает: переносит его протагонистов в современное ему общество — двадцатые годы - в качестве счастливой семейной пары. Светское общество fin de siècle, откуда, как из клетки, стремились на свободу чеховские герои, заменяется в рассказе «Дама с цветами» грубой обывательской средой рыбацкого поселка, чье общественное мнение выражает «полукультурный» рассказчик. Именно благодаря ему автор тонко пародирует основные знаковые характеристики чеховских персонажей и общий сентиментально-возвышенный настрой «Дамы с собачкой». В рамках зощенковского текста чеховские протагонисты играют новые роли, выполняют иные авторские задачи. В нашем исследовании мы попытались выявить и продемонстрировать как сходства, так и различия чеховских и зощенковских героев — через лингвистический анализ имен, отчеств и фамилий мужских фигур, сравнение портретных характеристик обеих персонажных пар.

Чеховский лирический финал «Дамы с собачкой» заменен автором «Дамы с цветами» на мрачно реалистический, пугающе бесчеловечный. Пародируя чеховское произведение, его героев и их благородные чувства, Зощенко художественно воспроизвел современный ему мир, где «жизнь устроена проще и не для интеллигентов». Таким образом, задумав рассказ «Дама с цветами» как авторский ответ на заявленную Чеховым в «Даме с собачкой» сентиментальную тему, писатель вступает в творческий диалог-полемику со своим литературным предшественником, чтобы в новых социокультурных условиях развивать «большие» темы «большой» русской литературы.

В Заключении подводится итог исследованию, посвященному выявлению генетических связей юмора М.М. Зощенко с традициями отечественной юмористики XIX века, своеобразия ее литературной «переклички» с избранной прозой A.C. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова и А.П. Чехова.

Так, литературный диалог Зощенко с лесковскими и ремизовскими произведениями строился через пародийную реинтерпретацию их текстов, в результате которой были созданы новые произведения, художественное своеобразие, силу и обаяние которых нельзя вполне оценить вне этого художественного контекста. У Ф.М. Достоевского Зощенко наследовал прежде всего пародийный характер творчества, проявляющийся не только в литературной игре с гоголевскими произведениями, но и с произведениями A.C. Пушкина, Жан

Поля, Э.Т.А. Гофмана, Ч. Диккенса и др. Подобно Достоевскому-пародисту, Зощенко строил свой поэтический диалог с самим классиком в пародийно-игровом ключе.

По-своему понял Зощенко и соцреалистическое требование доступности искусства, восприняв ее через призму толстовских идей «народности», и адресовал свое творчество «массовому советскому читателю», с которым зощенковский рассказчик изъясняется по-толстовски косноязычно, удостоверяя, тем самым, свою «подлинность и бескомпромиссность» (А. Жолковский). Литературная игра с текстами Пушкина и с самим образом великого поэта велась писателем-пародистом на протяжении всего творческого пути. Однако особо пристальное внимание Зощенко к Пушкину и к прозаическому пушкинскому слову началась с середины 1930-х годов, что привело к радикальному изменению зощенковского стиля.

В результате сравнительного анализа гоголевских и зощенковских текстов была продемонстрирована генетическая и типологическая связь гоголевского и зощенковского юмора Кроме того, с помощью примеров проиллюстрирован ярко выраженный интертекстуальный аспект поэтического диалога Зощенко с Гоголем (на уровне стиля, сюжетов, тем, мотивов, языковых средств создания комического), доказывающий, что прозаик видел в Гоголе не только своего учителя, но и своего alter ego. Однако стоит подчеркнуть, что гоголевские традиции создания комического (комические — ситуация, характер, язык) обогащены у Зощенко-модерниста смелыми и оригинальными новациями.

После Гоголя, из всех классиков русского юмора писателю Зощенко ближе всех Чехов (А.Жолковский). Это объясняется во многом тем, что юмор Чехова формировался под непосредственным влиянием гоголевского юмора. Поэтому мы рассматривали юмористические традиции Чехова у Зощенко и как прямое влияние Чехова на Зощенко и как влияние опосредованное, с учетом гоголевского художественного опыта. В работе указано на то, что «неуважаемый» жанр короткого чеховского рассказа претерпел у Зощенко «модернистскую» обработку - свободная от бытовых деталей, пейзажа и психологии персонажей зощенковская форма призвана решать авторскую задачу — показать «нового» героя, «среднего человека» в новой социо-культурной ситуации. В его «обыкновенности» кроется и его общечеловеческая универсальность.

Путем сравнительного анализа избранных текстов отечественных классиков с большим корпусом зощенковских произведений нами было продемонстрировано, что основным художественным методом Зощенко является пародия, благодаря которой он переосмысляет и регенерирует художественный

опыт отечественной юмористики XIX века. Обнаруженные нами литературные параллели чаще всего свидетельствуют не о сходстве, а о различии; точнее - о постоянном творческом, подчас полемическом, диалоге писателя с традицией. Результат этого диалога - замечательные произведения Зощенко, философско-юмористический пафос которых отстаивает право на существование любого человеческого индивидуума, раскрывает многоликость истины и множественность ее смыслов.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Статьи в журналах, входящих в список Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации

1. Колева И.П. О комическом в творчестве Н.В. Гоголя: традиции и новаторство /И.П. Колева//Русская словесность.-2008.-№ 1.-С. 18-25. (0,8 п. л.)

2. Колева И.П. «Дама с цветами» и «Дама с собачкой»: чеховские традиции в творчестве ММ. Зощенко / И.П. Колева // Вестник Российского университета дружбы народов. - 2009. - № 1. - С. 18-25. (0,5 п. л.)

3. Колева И.П. М.М. Зощенко и А.С. Пушкин: литературные традиции

/ И.П. Колева. // Научный журнал «Вестник Тверского государственного университета», Серия «Филология». Выпуск 3.-2013, №10. - С. 309-313. (0,25 п. л.)

Публикации в других изданиях

4. Колева И.П. Гоголевские традиции в поэтике М.М. Зощенко / И.П. Колева // Проблемы профессиональной подготовки современного учителя иностранного языка: Материалы научно-практической конференции. - М.: МГПИ, 2006. - С. 7278. (0,35 п. л.)

5. Колева И.П. О гоголевских реминисценциях в рассказе М.М. Зощенко «Аристократка» / И.П. Колева // XI Шешуковские чтения. - М.: МГПУ, 2007. -С. 243-248. (0,4 п. л.)

6. Колева И.П. Пиранделло и Зощенко: метаморфозы комического: Монография. (Pirandello е Zoscenko: metamorfosi del comico.) / И.П. Колева. — Трапани, 2010. - 92 с. (4,85 п. л.)

7. Колева И.П. Михаил Зощенко: искусство пародии: Монография. / И.П. Колева. - М.: Вече, 2013. - 192 с. (6 п. л.)

Колева Ирина Павловна

Традиции отечественной юмористики XIX века в творчестве М.М. Зощенко

В диссертации Колевой И.Г1. предпринята попытка выявить и проследить связь юмора М.М. Зощенко с традициями отечественной философско-юмористической прозы "золотого века" русской литературы, своеобразие и новаторский характер ее литературной "переклички" с произведениями А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова, А.П. Чехова

Irina P. Koleva

Traditions of Russian humouristics in the works by M. Zochenko

The present dissertation contains an attempt of detecting the connections between humor in the works by M. Zochenko and traditions of Russian philosophical humorous prose of the "golden age" in Russian literature. Originality and innovative nature of its literary relationship with works by A. Pushkin, N. Gogol, F. Dostoyevsky, L. Tolstoy, N. Leskov, A. Chekhov are also considered.

Подписано в печать:

23.09.2013

Заказ № 8771 Тираж - 100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www. autoreferat. ru

Текст диссертации на тему "Традиции отечественной юмористики XIX века в творчестве М.М. Зощенко"

ГБОУ ВПО «Московский Государственный Педагогический Университет»

На правах рукописи

04201363529

КО ЛЕВА Ирина Павловна

Традиции отечественной юмористики XIX века в творчестве М.М.Зощенко

Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук

Специальность 10.01.01 - «Русская литература»

Научный руководитель: кандидат филологических наук, доцент М.Г. Павловец

Москва 2013

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ................................................................................................................................................................................3-26

ГЛАВА 1. ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ ПРОЗЫ A.C. ПУШКИНА, Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО,

Л.Н. ТОЛСТОГО И Н.С. ЛЕСКОВА В ТВОРЧЕСТВЕ

ПИСАТЕЛЯ-ЮМОРИСТА М.М. ЗОЩЕНКО......................................................27-98

1.1. Сказ Н.С. Лескова в художественной лаборатории

М.М. Зощенко................................................................................................................................27-40

1.2. Пародийное переосмысление М.М. Зощенко прозы

Ф.М. Достоевского............................................................................................................................................................40—60

1.3. Отражение литературно-философского опыта Л.Н. Толстого

в зощенковском творчестве................................................................................................................................61-79

1.4. Литературная «игра» М.М. Зощенко с текстами

A.C. Пушкина и образом поэта....................................................................................................................79-98

ГЛАВА 2. ЮМОР М.М. ЗОЩЕНКО В СВЕТЕ ТРАДИЦИЙ

Н.В. ГОГОЛЯ..........................................................................................................................................................................99-138

2.1. Влияние юмористического мировидения Н.В. Гоголя на творчество прозаика: генезис и специфика взаимодействия......................................................................................................................................................................99-106

2.2. Гоголевские реминисценции в зощенковских текстах..........................107-117

2.3. Использование Зощенко-юмористом гоголевских приемов комического: традиции и новации........................................................................................................117-138

ГЛАВА 3. ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ

А.П. ЧЕХОВА У М.М. ЗОЩЕНКО..............................................................................................139-168

3.1. Чеховское юмористическое мировидение в художественной рефлексии М.М. Зощенко....................................................................................................................................139—154

3.2. «Дама с собачкой» А.П. Чехова и «Дама с цветами»

М.М. Зощенко: текст и интертекст......................................................................................................154-168

ЗАКЛЮЧЕНИЕ..................................................................................................................................................................169-174

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ..............................................................................................................................175-196

ВВЕДЕНИЕ

Характеризуя творчество Михаила Зощенко, исследователи нередко

1 2

прибегают к таким образам и понятиям, как «маска» , «тайна» , «непохожесть»3, «феномен»4, «миф»5, «чудо»6 и др. Как справедливо заметила Е. Щеглова, разгадать этого удивительного художника «...пытались и Ю. Тынянов, и К. Чуковский, и Ц. Вольпе, и Ю. Томашевский, и масса нынешних критиков, уже, казалось бы, вплотную подошедших к тому, чтобы произнести окончательное слово о великом... писателе... но... Зощенко всякий раз ускользает... Он неуловим, как летучий голландец»7. Мнение Щегловой разделяет А. Жолковский, писавший о своих многолетних напряженных размышлениях над творчеством прозаика8.

В центре данной работы - попытка выявить и проследить генетическую связь юмора Зощенко с традициями отечественной юмористики XIX века.

Степень изученности генезиса и специфики юмора Зощенко вообще, и в частности в свете традиций отечественной юмористики XIX века, недостаточна. Несмотря на имеющиеся многочисленные труды отечественных и зарубежных исследователей Зощенко, очерчивающие круг проблем художественного мира этого самобытного художника, данный

*Ю. Томашевский назвал свою книгу «Лицо и маска Михаила Зощенко» (М.: ОЛИМП-ППП, 1994), позаимствовав название статьи у А. Бескиной (Лицо и маска Михаила Зощенко // Литературный критик. -Гослитиздат, 1935. -№ 1-2).

2 А. Жолковский во вступлении к своей книге «Михаил Зощенко: поэтика недоверия» писал: «С ранних лет я любил и почитал Зощенко как современного классика, но долгое время держался в рамках читательской реакции, не покушаясь на разгадку его художественной тайны... однако не мог отделаться от ощущения, что загадка остается неразрешенной» (Жолковский А. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. — М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 7).

л В «Книге о Зощенко», помещенной в сборник статей «Искусство непохожести», искусствовед Ц. Вольпе заканчивает анализ зощенковского творчества такими словами: «Они (особенности творческого развития писателя. — И.К.) подводят к тем сторонам творчества Зощенко — современного писателя, которые нам еще предстоит открывать» (Вольпе Ц. Книга о Зощенко / Ц. Вольпе // Ц. Вольпе. Искусство непохожести. - М.: Сов. писатель, 1991. - С. 316).

4 О зощенковском феномене писал Ю.В. Томашевский (Лицо и маска Михаила Зощенко. - М.: ОЛИМП, 1994.-С. 4).

5 А. Синявский называет Зощенко писателем—мифотворцем, а его «Сентиментальные повести» — «мифологическими притчами и литературной игрой в невеселую пародию» (Синявский А. Мифы Михаила Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко. - Указ. изд. — С. 239).

6 Дон-Аминадо о Зощенко: «...о чудодейственном таланте его еще будут написаны книги и монографии» (Томашевский Ю. Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. и прим. Ю.В. Томашевского. - Указ. изд. — С. 6.).

1 Щеглова Е. Триумф и трагедия Михаила Зощенко / Е. Щеглова // Нева. - 1994.-№ 8. - С. 258.

8 Жолковский А. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. — Указ. изд. — С. 7.

аспект его творчества изучен лишь отчасти. Это объясняется тем, что основной корпус зощенковедческих работ был посвящен, как правило, языку и сказовой манере писателя, сатирической направленности его произведений, лишь частично затрагивая вопрос влияния на писателя предшествующей литературы. Интересующий же нас аспект - генезис и специфика юмора Зощенко в свете литературных традиций — оставался, по большей части, в тени исследовательского интереса. Важные для нас мысли о зощенковском

1 2 3

юморе мы почерпнули из трудов Ц. Вольпе , М. Чудаковой , М. Крепса , А. Жолковского, Б. Сарнова4 и Н. Выгон5. В работе последней прослеживается процесс рождения и развития русской юмористической прозы (от «Жития протопопа Аввакума» до поэмы «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева)6; Крепе демонстрирует виртуозность и уникальность зощенковской языковой техники, выработанной с учетом художественного опыта Гоголя. Актуальной представляется работа Н. Даренской7, в которой прослеживается взаимодействие литературно-игровых форм в произведениях писателя с литературной традицией Серебряного века. Даренская подчеркивает преобладание в творчестве Зощенко игрового начала, традиционно соотносимого с системой его литературных масок, которое, по ее мнению, нашло свое выражение в практике пародирования. Ученая справедливо отмечает, что игровое начало у Зощенко — как концептуальный феномен его творчества - до сих пор находится вне поля зрения исследователей . О роли интеллектуальной литературной игры в зощенковском творчестве, доставляющей автору удовольствие и

1 Вольпе Ц. О «Возвращенной молодости» / Ц. Вольпе // Лицо и маска Михаила Зощенко. — Указ.изд.; Вольпе Ц. Искусство непохожести. - Указ. изд.

2 Чудакова М. Поэтика Михаила Зощенко /М. Чудакова. -М.: Наука, 1977.

J Крепе М. Техника комического у Зощенко / М. Крепе. — Benson; Vermont: Chalidze Publications, 1986. 4 Сарнов Б. Случай Зощенко. Пришествие капитана Лебядкина / Б. Сарнов. - М: ЭКСМО, 2005.

3 Выгон Н. Юмористическое мироощущение в русской прозе / Н. Выгон. — М.:Книга и бизнес, 2000.

6 К сожалению, в данной работе отсутствует исследование юмора Н.В. Гоголя, что объясняется автором

монографии тем, что Гоголю скорее свойсвенен не юмор (выражение приятия мира), а ирония (выражение

сомнения и отчуждения от комически осмысленного мира) (Выгон Н. - Указ изд. — С. 58).

1 Даренская И. Проза М.М. Зощенко в литературном контексте рубежа XIX — XX вв.: Дис. ...канд. филол. наук / Н. Даренская. - Барнаул, 2000.

8 Там же. - С. 46

обновременно обучающей читателя, пишет Е. Худенко1. Заметим также, что сам по себе подчеркнуто пародийный характер произведений писателя нацелил нас на более внимательное их прочтение и тщательный сравнительный анализ зощенковских текстов с текстами отечественных классиков.

Начало литературной карьеры Зощенко было воспринято критикой как возрождение русской художественной прозы . Одаренность молодого автора связывалась А. Воронским со следованием им традициям Лескова и Гоголя3. Р. Гуль увидел талант «юмориста от революции» в создании прежде всего «юмора языка»4. В. Ходасевич хоть и отказал молодому писателю в силе дарования, равного Гоголю, Щедрину и Чехову, но все же признал его «зорким бытоизобразителем», сумевшим отобразить свою эпоху и свое окружение5. Отличную от Ходасевича оценку творчеству Зощенко дал известный филолог, поэт и переводчик И. Голенищев-Кутузов, объяснивший популярность новеллиста тем, что тот сумел отразить, как в искревленном магическом зеркале, «новый мир» со всеми его «достижениями», в котором безраздельно царят грубость, убогость и заносчивость6. По мнению П. Пильского, юмор Зощенко «освещен лучами гоголевского солнца», а там, где писатель делается драматичным, «чувствуется Чехов»7. Пильскому вторил Г. Адамович, назвавший писателя «подлинным потомком Гоголя»8.

В другой своей работе о Зощенко Адамович сравнивает зощенковских героев с трагически окрашенными в своей беспомощности и одинокости

1 См.: Худенко Е. Жизнетворчество Мандельштама, Зощенко, Пришвина 1930-1940-х гг. как метатекст: Автореф. дис. ...докт. филол. наук / Е. Худенко. - Барнаул, 2012.

" Первым об этом написал Д. Святополк-Мирский («The Slavonic Review», 1923), затем, почти одновременно, об этом писали В. Переверзев («Печать и революция», 1923) и Р. Гуль («Новая русская книга» и «Накануне», 1924).

J Воронский А. Михаил Зощенко. «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова» / А. Воронский // Лицо и маска Михаила Зощенко. - Указ. изд. - С. 136.

4 Гуль Р. Михаил Зощенко. Молодая проза / Р. Гуль // Лицо и маска Михаила Зощенко. — Указ. изд. — С. 139.

3 Ходасевич В. «Уважаемые граждане» / В. Ходасевич // Лицо и маска Михаила Зощенко. - Указ. изд. — С. 146.

6 Голенищев-Кутузов И. Ирония и Зощенко / И. Голенищев-Кутузов // Возрождение. — 1933. - С. 305—306.

7 Пильский П. Простой смех. М. Зощенко, его учителя, успех и загадка / П. Пильский // Лицо и маска Михаила Зощенко. - Указ. изд. - С. 160.

8 Адамович Г. Михаил Зощенко / Г. Адамович // Последние новости. — 1929. - 28 марта. - С. 305.

персонажами Ф. Кафки1. О силе гоголевского влияния на прозаика писал и П. Бицилли, сопоставляя «Мудрость» Зощенко с гоголевской «Коляской»2. Анализ рассказов и повестей, а также ценные замечания о зощенковском творчестве мы почерпнули из работ А. Бескиной3 и Ц. Вольпе4.

Внимание «формалистской» академической критики к Зощенко сосредоточилось на языковых приемах и инновациях сказовой манеры писателя, которые, кстати сказать, складывались не без влияния самих формалистов. Так, по мнению Б. Эйхенбаума, комический сказ Зощенко «восходит то к Лескову, то к Гоголю»5, по мнению же В. Шкловского, талантливый «серапионец» следует традиции Лескова «через Ремизова».6 В дальнейшем Шкловский дает высокую оценку его творчеству: «Сделанность вещей Зощенко, присутствие второго плана, хорошая и изобретательная языковая конструкция сделали Зощенко популярным русским прозаиком. Он имеет хождение не как деньги, а как вещь. Как поезд» . Относившись с иронией к формальному методу (писатель называл формалистов

о

«фармацевтами» ), Зощенко все же прислушивался к их мнению, особенно в ранний период своего творчества. Так, совет Ю. Тынянова оживлять сказ «новыми языковыми образованиями» был, по-видимому, учтен талантливым сёрапионцем в его дальнейшей работе9.

1 Адамович Г. Зощенко / Г. Адамович // Русская мысль - Париж, 1958 - С 215

2 Бицилли П Зощенко и Гоголь / П. Бицилли // Лицо и маска Михаила Зощенко. - Указ. изд. - С. 179-183.

J Бескина А Лицо и маска Михаила Зощенко / А Бескина // Литературный критик - 1935. — № 1-2.

4 Вольпе Ц О «Возвращенной молодости» Михаила Зощенко / Ц. Вольпе // Звезда. - 1934. -№ 8; Вольпе Ц. Книга о Зощенко / Ц Вольпе // Искусство непохожести - Указ. изд.

5 Эйхенбаум Б М Лесков и современная проза / Б М Эйхенбаум // Б.М. Эйхенбаум. Литература - Л : Наука, 1927.-С 223

6 См Шкловский В Б Общество «Серапионовых братьев» / В.Б. Шкловский // Книжный угол - 1921 — № 7 -С 20

7 Шкловский В О Зощенко и большой литературе / В Шкловский // Михаил Зощенко Статьи и материалы // Мастера современной прозы. - Л Academia, 1928 - Вып 1 -С. 25.

8 См Зощенко В Так начинал М. Зощенко / В Зощенко // Михаил Зощенко в воспоминаниях современников / Сост А Смолян, Н Юргенева -М Совет писатель, 1981. (В задуманную Зощенко книгу «На переломе» должна была войти статья «Литературные фармацевты» (Брик, Шкловский, Эйхенбаум, Чуковский) От нее сохранились лишь начальные наброски под заголовком «Поэтические фармацевты» Заметим, что в кругу братьев» «фармацевтами» называли людей, не интересующихся литературой )

9 Ю Тынянов в своей статье «"Серапионовы братья" Альманах I» (Книга и революция. - 1922. - № 6 -С 62—64) советует молодому автору не злоупотреблять пародическим «мещанским» языком Лескова, а оживлять свой сказ новыми языковыми образованиями

В изучении литературного наследия Зощенко был длительный перерыв, вызванный известным постановлением Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград». Любимый многими писатель превратился в литературного изгоя, сделался недоступным для читателей и по сути запрещенным для литературоведов1. Почти полувековой «мораторий» на Зощенко продолжался до середины 1970-х годов, когда одна за другой появляются публикации о творческом пути писателя. Так, в работе Л. Ершова предпринимается попытка взглянуть на Зощенко в свете предшествующей и последующей сатирической и юмористической традиций2. Д. Молдавский характеризует стилистическую эволюцию Зощенко как путь от прозы Гоголя к прозе Пушкина3. Особого внимания заслуживает работа М. Чудаковой, отличившаяся научной новизной и ценными наблюдениями по поводу интертекстуальных связей произведений писателя с целым рядом произведений Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого4. Кроме того, возрождению былой популярности М. Зощенко и как следствие — интереса к нему исследователей, способствовало появление на советских экранах ряда комедийных фильмов, снятых по мотивам его произведений («Серенада» реж. Картлоса Хотивари (1968); «На ясный огонь» Виталйя Кольцова ( 1975), «Не может быть» Леонида Гайдая (1975) и др.).

Окончательное возвращение Зощенко российскому читателю происходит в 1980-е, «перестроечные» годы. Растет объем и качество критических работ, в которых раскрываются новые грани его творчества. Свободные от идеологических споров, исследователи направляют все внимание на постижение глубины художественного мира писателя, на раскрытие основной проблематики и идейного содержания его произведений.

1 Исключение составляет книга К. Федина «Писатель, искусство, время», выпущенная издательством Советский писатель в 1957 г., в которой один из мемуарных очерков посвящен собственно Зощенко.

2 Ершов Л. Из истории советской сатиры. М. Зощенко и сатирическая проза 20^40—х годов / Л. Ершов. — Л.: Наука, 1973.

л Молдавский Д. Михаил Зощенко. Очерк творчества / Д. Молдавский. - Л.: Советский писатель, 1977. - С. 6.

4 Чудакова М. Поэтика Михаила Зощенко / М. Чудакова. - Л.: Наука, 1977.

Важным моментом в исследовании «феномена» Зощенко стала публикация ранее запрещенной его повести «Перед восходом солнца».

На сегодняшний день зощенковедение располагает многочисленными вариантами прочтения творчества этого замечательного художника. Так, М. Крепе, Р. Бернгард, Ю. Щеглов видят в писателе прежде всего сатирика и критика социальных устоев. Как продолжателя традиций большой русской литературы расценивают прозаика Т. Кадаш, Л. Лукьянова, Г. Белая. Носителем философско-юмористического мировоззрения предстает Зощенко в работах Б. Сарнова, Б. Парамонова, Н. Выгон. О Зощенко-мифотворце пишет А. Синявский, в то время как А. Эткинд, Т. Ходж, А. Жолковский интерпретируют его произведения в свете автопсихоаналитической повести «Перед восходом солнца». Тот же Жолковский сосредотачивается на экзистенциальной проблематике его творчества, перенеся акцент на извечные внутренние драмы человека. Е. Щеглова определяет произведения прозаика как подлинную горячую проповедь, а Л.Х. Скаттон называет его детские рассказы «библией» для детей.

Заметим, что изучение зощенского юмора осложняется еще из-за постоянной путаницы в понятиях «сатира», «юмор», «ирония» и, отчасти, из-за того, что сам автор предпочитал определять свои рассказы как сатирические. Зощенко говорил: «Мои рассказы называют юмористическими - это не совсем верно... Я пишу не для того, чтобы посмешить, а для того, чтобы оттенить недо�