автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Рецепция творчества Эдварда Юнга и Томаса Грея в русской поэзии конца XVIII-начала XIX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Рецепция творчества Эдварда Юнга и Томаса Грея в русской поэзии конца XVIII-начала XIX века"

Направах^гукописи

Мщ2

Строилова Алевтина Георгиевна

РЕЦЕПЦИЯ ТВОРЧЕСТВА ЭДВАРДА ЮНГА И ТОМАСА ГРЕЯ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XIX ВЕКА

Специальность 10.01.01.- русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Томск-2008

003455114

Работа выполнена на кафедре русской литературы и фольклора ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет».

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор Ходанен Людмила Алексеевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Айзикова Ирина Александровна;

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Новосибирский государственный

педагогический университет»

диссертационного совета Д 212.267.05 при Томском государственном университете (634050, г. Томск, пр. Ленина, 36)

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Томского государственного университета.

кандидат филологических наук, доцент Матвеенко Ирина Алексеевна

Защита состоится «10 » декабря 2008 г. в_часов на заседании

Автореферат разослан

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор

Л. А. Захарова

Общая характеристика работы

Диссертация посвящена исследованию рецепции поэзии Э. Юнга и Т. Грея в русской литературе конца XVIII — начала XIX века. Межнациональные связи русской и английской литератур подробно изучались в отечественном литературоведении несколькими поколениями исследователей, в ряду которых М. П. Алексеев, П. Р. Заборов, В. М. Жирмунский, Ю. Д. Левин, Ю. М. Лотман и др.' Начало развития этих связей приходится на период сентиментализма. Это было обусловлено и внутренней закономерностью предшествующего национального развития русской литературы, активно осваивающей европейский философский, эстетический и художественный опыт, и особенностями английской литературы XVIII века, которая к этому времени была представлена рядом значительных имен европейского уровня: Шекспир, Мильтон, Дефо, Свифт, Поп, Ричардсон, Филдинг, Стерн.

На рубеже XVIII-XIX веков в России наблюдается уже систематический интерес к творчеству английских авторов. В ряду новых имен особо выделяются английские поэты-сентименталисты: Томас Грей и Эдвард Юнг - создатели особого течения, получившего название «кладбищенская» поэзия. Их произведения переводятся, оцениваются; в русской поэзии возникают подражания им и постепенно формируется целый комплекс образов и мотивов, восходящих к «кладбищенской» поэзии. Но этот процесс во всей его полноте пока не был предметом специального рассмотрения в отечественной науке.

В англоязычной критике наиболее распространенным является восприятие Юнга и Грея как поэтов «кладбищенской» школы. Однако эти поэты воспринимаются несколько по-разному. Некоторые исследователи творчества Т. Грея (Р. Саутхолл, Дж. С. Фрейзер, Р. Хэйвен) называют этого автора предтечей романтических открытий «озерной школы» и, в наибольшей степени, сельской темы у Вордсворта. В жанровой поэтике элегии "Elegy written in a country church-yard" они находят существенную трансформацию субъектной структуры по сравнению с одой, сонетом, что было выражением растущих романтических тенденций (А. Уильяме, Р. Сагг).

В творчестве Юнга исследователи вьщеляют его поэму "Night thoughts", помещая ее в широкий литературный ряд, сближая ее с «Потерянным раем» Мильтона, и подчеркивают в ней особую значимость традиции апологетики, проявившейся в утверждении существования Бога, раскрытии картины звездного неба, провозглашении веры в бессмертие души. В характеристике литературных достоинств поэмы исследователи вьщеляют особый юнговский стиль и комплекс традиционных для него тем и мотивов (Дж. Маккейл, Дж. Батг).

Основное внимание отечественных исследователей Т. Грея сосредоточено на переводе "Elegy written in a country church-yard", который выполнил В. А. Жуковский. Под названием «Сельское кладбище» этот перевод вошел в русскую литературу и оказал значительное воздействие на развитие элегической школы в эпоху пред-романтизма и раннего романтизма. Элегия Грея сконцентрировала в себе предшествующую традицию, «в ней в ней были отобраны и сведены в единый фокус характерные для жанра художественные средства».2

1 См. раздел «Библиография» в нашей диссертации.

2 Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». - СПб.: Наука, 1994. - С. 50.

В связи с этим литературные критики и исследователи рассматривают элегию Т. Грея в эволюции художественной системы Жуковского как образец нового типа перевода, помещают ее в ряду первых элегий поэта и связывают с началом его творческого пути.

С публикацией «Сельского кладбища» и других стихотворений, развивающих эту жанровую традицию, для русского читателя наиболее близкими и насущными поэтическими ценностями стали те, которые в связи с этим стали появляться в русской литературе. По мнению В. Н. Топорова, Жуковский создал поэтический текст, структура которого обладает сложностью, не имеющей прецедентов в поэзии XVIII века. «Язык поэтических произведений Жуковского 1800-х (начиная с «Сельского кладбища») - 1810-х годов вошел как целое (язык русской элегии) важной составной частью в фонд русского поэтического языка»5.

Вхождение Юнга в русскую литературу было иным. Ю. Д. Левин отмечает, что «Юнга скорее рассматривали в ряду мыслителей и моралистов, чем поэтов. Тем не менее постепенно формируется представление о Юнге как о скорбном и трогательном поэте, питающем чувствительные сердца сладостной печалью»4. Первоначально размышления Юнга о жизни и смерти, бессмертии души, времени, добродетели, его попытка нравственно воспитать читателя падают на благодатную почву русской литературы, подготовленную особым интересом философов и поэтов того времени именно к этим проблемам. «Субъектом философствования выступает как бы все человечество, рефлексирующее по поводу своей сущности5 <...> Моральная аргументация, моральное обоснование теоретической концепции, достижение нравственного идеала как цель философствования - вот характерные черты метафизики в России»6.

Н. Д. Кочеткова отмечает особую популярность, которой пользовалось произведение Юнга, «утешителя несчастных», в эпоху сентиментализма в России. Он становится любимым автором не только реальных читателей второй половины XVIII века: «...от "чувствительного" читателя XVIII в. суждение о книге и ее авторе переходит к литературному герою, а этот герой в свою очередь служит образцом для подражания другим многочисленным читателям»7.

История переводов центрального произведения Юнга "Night thoughts" в России представлена в работе П. Р. Заборова. Исследователь отмечает: «Полтора десятка переводов одного и того же литературного произведения на протяжении нескольких десятилетий - не считаться с подобным фактом нельзя. Каким бы частным и второстепенным этот факт ни казался, его следует понять и исторически объяснить...»'. Но в своем обзоре П. Р. Заборов в большей мере сосредоточивается на истории появления разных переводов этого автора 1770-х годов, не вдаваясь подробно в отличи-

3 Топоров В. H. «Сельское кладбище» Жуковского: К истокам русской поэзии // Russian Literature (North-Holland Publishing Company). 1981. Vol. X - C. 208.

4 Левин Ю. Д. Английская поэзия и литература русского сентиментализма. Восприятие английской литературы в России. - Л.: Наука, 1990. - С. 183.

' Мысли о душе. Русская метафизика XVIII века. - СПб.: Наука, 1996. - С. 11.

' Там же. С. - 68.

7 Кочепсова Н. Д. Литература русского сентиментализма. - СПб.: Наука, 1994. - С. 168.

* Заборов П.Р. «Нотные размышления» Юнга в ранних русских переводах. // Русская литература XVIII века Эпоха классицизма. М -Л.: Наука, 1964. - С. 279.

тельные особенности переводов и дальнейшую судьбу юнговских мотивов в русской литературе.

На наш взгляд, сопоставление переводов необходимо в связи с тем, что в русской поэзии постепенно сформировался своеобразный «ночной текст», связанный с "Night thoughts". Он включал в себя ночное бдение поэта, особую ночную и кладбищенскую атрибутику. Смерть и бессмертие, утраты и страдания, время и вечность раскрывались в переживаниях одинокой и отрешенной от повседневности личности, сознание которой было ориентировано на постижение тайны бытия. Весь этот комплекс тем, мотивов и символов долгое время осознавался как юнговский. Отсылки, скрытые цитаты, переклички и диалоги, а также прямые упоминания имени Юнга часто встречаются у H. М. Карамзина, В. А. Жуковского, С. С. Боброва, Г. П. Каменева, С. А. Ширинского-Шихматова и др.

Большое количество переводов произведений Юнга и Грея, выполненных в России в разное время разными авторами, говорит о долго не ослабевавшем интересе русских поэтов и переводчиков к творчеству этих английских сентименталистов. Очевидна проблема определения истоков этого интереса, развития переводческой традиции и разных форм влияния, которое оказало творчество английских авторов на русскую литературу.

Актуальность диссертации обусловлена возросшим интересом современного литературоведения к проблемам рецептивной поэтики в аспекте компаративистики, переводоведения, диалога культур. История русско-английских связей, несмотря на длительную традицию ее изучения, нуждается в дальнейшем конкретном ее рассмотрении. В этом смысле системный анализ русских переводов из Т. Грея и Э. Юнга приобретает особое значение для выявления методологических вопросов как переводоведения, так и историко-литературных проблем, связанных с развитием сентиментализма.

В качестве предмета исследования избраны русские переводы Юнга и Грея, выполненные в 1770 - 1810 гг.

Методологической основой предлагаемого исследования являются теоретические труды (M. М. Бахтин, M. JI. Гаспаров, J1. Я. Гинзбург, В. М. Жирмунский, Ю. М. Лотман, В. Н. Топоров, Ю. Н.Тынянов и др.), историко-литературные исследования по сравнительному литературоведению и компаративистике, посвященные русскому и английскому сентиментализму и раннему романтизму (М. П. Алексеев, Д. Д. Благой, В. Э. Вацуро, А. М. Веселовский, Г. А. Гуковский, Н. П. Дьяконова, Э. М. Жилякова, В. М. Жирмунский, П. Р. Заборов, А. В. Западов, Е. П. Зыкова, Ф. 3. Ка-нунова, О. Б. Кафанова, Н. Д. Кочеткова, О. Б. Лебедева, Ю. Д. Левин, Ю. М. Лотман, В. А. Луков, П. А. Орлов, Т. В. Саськова, Н. А. Соловьева, В. И. Топоров, А. С. Янушкевич J. Butt, R. Carter, G. S. Fraser, G. Hammarberg , R. Haven, S. Johnson, A. L. Lytton Sells, J. Moore, R. Southall, R. Sugg ) и переводоведов (A. H. Гиривенко, Ю. Д. Левин, А. В. Федоров, В. Н. Комиссаров, Е. Г. Эткинд и др.)

Особенность материала работы, связанная с сопоставлением текстов разных языковых систем, потребовала осмысления методологии и методики исследования. Переводы поэзии Юнга и Грея рассматриваются в сравнительно-сопоставительном аспекте по отношению друг к другу, а также к оригиналу в процессе их появления в русской литературе конца XVIII - первой трети XIX века с применением структурно-

типологического, сравнительно-исторического, культурологического методов исследования.

Исходя из ведущей роли лексической структуры в формировании смысла произведения (хотя велика значимость образного, сюжетно-композиционного и идейно-тематического уровней), а также учитывая особенность поставленных цели и задач, методика работы с материалом предполагала наблюдения, которые позволили бы представить смысловые изменения и сдвиги в переводах (включая изменения и эмоционального плана). На первой ступени анализа (при ведении подстрочного перевода) описываются лексические замены на уровне стиха и поэтической строфы; на следующем этапе анализируется система сопряженных смыслов, то есть описываются изменения поэтической структуры целого как результат данных замен. Думается, это позволит полнее исследовать содержание ведущих мотивов и идейно-философскую трактовку переводов.

Материалом исследования в диссертации являются произведения Эдварда Юнга и Томаса Грея, их европейские и русские переводы XVIII - XIX веков и комментарии к ним, а также отдельные стихотворения русских поэтов конца XVIII - начала XIX века, содержащие отчетливый диалог с этими авторами. Для первой главы были выбраны первый поэтический и первый прозаический переводы "Elegy written in а country church-yard" Т. Грея, как начальные опыты обращения к этому автору, последующие переводы П. И. Голенищева-Кутузова, основанные на целостном подходе к творчеству английского автора, а также переводы В. А. Жуковского, как наиболее значимый этап восприятия Грея в России. Материал в этой главе расположен в хронологическом порядке, за исключением раздела, посвященного творчеству Жуковского, в котором прослежена внутренняя хронология развития интереса Жуковского-переводчика к элегии Грея.

Для второй главы были отобраны переводы М. В. Сушковой, создавшей первый перевод части поэмы Юнга "The complaint, or night thoughts", перевод А. М. Кутузова, как пример значимости комментария к переводу для русских читателей, перевод С. Н. Глинки, представляющий собой первый полный поэтический перевод "The complaint, or night thoughts" Э. Юнга, и поэтические переводы П. Политковского и М. Паренаго, выполненные после опыта Глинки, как наиболее яркие образцы в ряду освоения произведения Юнга в России.

Для третьей главы были выбраны произведения, демонстрирующие разные формы освоения традиций Юнга и Грея в русской поэзии. Произведения С. С. Боброва и Г. П. Каменева рассматриваются в связи с первой волной влияния Юнга и Грея на творчество русских поэтов. Из произведений В. А. Жуковского были выбраны те, в которых наиболее заметно обращение к мотивам и образам поэзии Юнга и Грея. В последнем разделе третьей главы представлены произведения Лермонтова как образцы дальнейшей судьбы этих традиций в русской поэзии первой половины XIX века. В работе также учитывается материал русской периодики, касающийся отзывов на произведения английских сентименталистов и их переводов.

Цель работы — воссоздать этапы восприятия творчества Юнга и Грея в русской литературе конца XVIII — первой трети XIX века, исследовать типологию переводов на разных этапах рецепции творчества этих английских авторов и рассмотреть разные формы существования традиций Юнга и Грея в русской поэзии указанного пе-

риода для создания более полной картины развития русско-английских связей в начальный период их возникновения в литературе.

В соответствии с этим решается ряд конкретных задач:

- создать эмпирическую базу исследования и описать собранный материал в лексическом и стилистическом аспектах;

- сопоставить русские переводы с оригиналами и переводами-посредниками для выявления особенностей каждого текста;

- создать и описать типологию переводов поэзии Юнга и Грея в процессе рецепции их творчества;

- на основе сопоставления разных переводов одного автора установить общий характер эволюции переводов;

- проследить возникновение и развитие традиций Юнга и Грея в русской поэзии первой трети XIX века.

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что впервые предпринято системное изучение переводов поэзии Юнга и Грея, начиная с первых обращений до создания полных поэтических переложений, и рассмотрена дальнейшая судьба героя, мотивного комплекса и хронотопа «кладбищенской» поэзии в русской лирике конца XVIII - первой трети XIX века.

Научные результаты исследования:

- выявлены и рассмотрены на материале рецепции поэзии Юнга и Грея разные типы переводов: буквалистский перевод, перевод фрагмента, перевод-интерпретация, перевод с комментарием, прозаический перевод поэтического текста, перевод с использованием языка-посредника - в связи с развитием переводческой традиции конца XVIII - начала XIX века;

- впервые исследуются переводы Грея и Юнга в контексте русской масонской философии и использование текстов перевода для передачи масонских идей;

- представлена предыстория наиболее значимого перевода "Elegy written in а country church-yard" Т. Грея, выполненного В. А. Жуковским в 1802 году, от анонимных переложений фрагментов до полных переводов элегии в контексте всего творчества английского поэта;

- прослеживается влияние национальной культуры французского перевода-посредника на рецепцию английского оригинала в русских переводах;

- впервые намечены связи переводческой рецепции с возникновением традиции английской кладбищенской поэзии в русской лирике первой трети XIX века и формирование греевско-юнговского комплекса мотивов и образов.

Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в том, что избранный подход к исследованию рецепции произведений Юнга и Грея в России открывает новые перспективы для более глубокого и конкретного понимания начального периода диалога русской и английской литератур, его последующего развития.'

Теоретическая значимость полученных результатов видится в том, что в работе представлено исследование на лексико-стилистической основе концептуальной системы текстов, которая охарактеризована как синтез разных культурных парадигм: английского и русского сентиментализма, христианства, масонства. Наблюдения и выводы, а также предложенный прием текстового анализа можно использовать в

дальнейшей разработке проблем текстовой организации с точки зрения комплексного лингвопоэтического подхода. Материалы диссертации могут быть применены при разработке курсов по истории русской литературы XVIII-XIX веков, а также по истории перевода, в спецкурсах по английскому и русскому сентиментализму.

Апробация работы: основные положения исследования были изложены на ежегодных апрельских конференциях студентов и молодых ученых КемГУ (Кемерово, 2004, 2008), на VII Всероссийской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» в ТГУ (Томск, 2006), на Всероссийской научно-практической конференции «Культурология в социальном измерении» (Кемерово, 2007), на Международной научно-практической конференции «А переводчик может...» (Кемерово, 2008). По теме диссертации опубликовано 7 статей (список прилагается).

Положения, выносимые на защиту:

1. Русско-английский диалог культур начинает интенсивно развиваться в последней трети XVIII века. Особый интерес к английской «кладбищенской» поэзии был обусловлен тем, что произведения поэтов этого течения, особенно Э. Юнга и Т. Грея, соответствовали потребностям формировавшегося в России сентиментализма. Рецепция поэзии Юнга и Грея представляет собой сложный процесс, протекавший в разных формах и состоявший из нескольких этапов.

2. Первый этап восприятия был связан с освоением содержания произведений Юнга и Грея. Переводчиков привлекали новизна образов и новая концепция человека, поэта и окружающего мира. Однако слабо развитые языковые и художественные средства не позволили создать достойного стихотворного аналога, поэтому большинство первых переводов были выполнены в прозе.

3. Переводы П. И. Голенищева-Кутузова стали одной из первых попыток стихотворного перевода и единственной попыткой целостного подхода к переводимому автору. На переводы Кутузова оказали влияние его масонские убеждения, поэтому он вносит в тексты своих переводов новый, скрытый смысл, связанный с масонской символикой, по-новому интерпретируя произведения этого автора.

4. Перевод Жуковского «Сельское кладбище» 1802 года стал наиболее важным этапом в восприятии Грея в России и ознаменовал собой новую ступень развития русской переводческой традиции. Для русской литературы он стал вершиной развития сентиментализма. Три перевода 1801, 1802 и 1839 годов наглядно демонстрируют эволюцию Жуковского как поэта и переводчика, изменение его творческих приоритетов и переводческих принципов.

5. А. М. Кутузов, автор одного из самых известных переводов поэмы "The complaint, or night thoughts" Юнга, развил новую форму диалога с английским автором в виде обширного биографического, культурологического, философского комментария к поэме, который послужил дальнейшему процессу освоения комплекса идей английской «кладбищенской» поэзии в русской литературе.

6. Появление стихотворных переводов Юнга было связано с развитием интереса к нему как к поэту. В первом полном поэтическом переводе "The complaint, or night thoughts", автором которого был С. Н. Глинка, использовался французский язык-посредник в виде перевода Летурнера, что повлияло на конкретизацию образов и мотивов, связанных с ночным миром поэмы Юнга.

7. Переводы произведений Юнга и Грея способствовали созданию в русской поэзии узнаваемого комплекса мотивов: ночь и ночной пейзаж, вечер, кладбище. Сформировался особый лирический хронотоп и новое лирическое сознание, обращенное к бытийным темам, которые осмыслены отдельным частным человеком, стоящим перед лицом вечности.

8. Традиции Юнга и Грея продолжают свое существование в русской поэзии в разных формах. Прямой диалог в виде цитат, заимствований появляется у поэтов позднего сентиментализма, разрабатывающих бытийные темы. Более сложные формы освоения традиций в виде влияний, включений, переосмысления основных мотивов, хронотопа, образа лирического героя присутствуют в поэзии В. А. Жуковского и других русских романтиков первой трети XIX века.

Структура работы определяется целями и задачами в исследовании материала. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 322 источников. Объем работы составляет 239 страницы, 213 из которых основной текст.

Содержание работы

Во введении обосновываются цели и задачи исследования, его актуальность, рассматривается история изучения творчества Юнга и Грея в русском и англоязычном литературоведении, устанавливается научная новизна работы, раскрывается теоретическая и практическая ценность, структура диссертации.

Первая глава «Поэзия Томаса Грея в русских переводах» содержит 4 раздела. Проводится сравнительное исследование русских текстов в системе «оригинал - перевод» в контексте развития русского литературного процесса.

Параграф 1.1. «Первые переводы поэзии Томаса Грея в России» содержит анализ первого стихотворного и первого прозаического переводов Грея. Первое обращение к его поэзии датируется 1784 годом и связано с переводом "Elegy, written in a country church-yard", стихотворения, которое имеет свою особую судьбу в истории русской литературы.

Следует отметить, что в этот период в России английский язык не был широко распространен, и поэтому большинство первых русских переводов Грея было сделано с помощью французского перевода П. Летурнера. Однако перевод фрагмента и первый полный перевод элегии были сделаны с оригинала. Перевод эпитафии появился в журнале «Покоящийся трудолюбец» в 1784 году под названием «Эпитафия господина Грея самому себе». Автор перевода остался неизвестен. Выбор именно этой части стихотворения не был случайностью, так как жанр эпитафии предполагает особое психологическое состояние, сочетающее грусть от утраты и приятные воспоминания о том, каким был покойный. Это состояние приводило к размышлениям о жизни и смерти, к медитации, характерной для сентиментализма, который к этому времени начинает формироваться в русской литературе. Первый перевод элегии Грея означал еще только зарождающийся интерес к творчеству поэта. Это была эпитафия, которая концентрировала основные темы и мотивы всего произведения. Примечательно, что перевод был стихотворным, то есть текст элегии был сразу воспринят как поэтический. И хотя многие дальнейшие переложения были прозаическими, перево-

дчики, несомненно, были привлечены новыми художественными средствами, используемыми в оригинале, и, что еще более важно, новыми этическими и эстетическими идеями, которые присутствовали в элегии.

Через год в 1785 в этом же журнале появляется перевод всей элегии Грея, выполненный в прозе, «Кладбище. Елегия Греева». Автор перевода также неизвестен. Этот перевод был выполнен в традициях того времени, переводчик достаточно точно следует за оригиналом, что говорит о том, что для него это произведение являлось эстетическим образцом, создание которого являлось целью почти любого перевода того времени.

В самом тексте была подчеркнута эмоциональная атмосфера пейзажа и произведения в целом. Настроение светлой печали, присутствующее в оригинале, в переводе было усилено при помощи особых акцентов на сентиментальном вечернем пейзаже. Однако стремление наиболее точно перевести текст привело к тому, что в некоторых случаях терялась образность, эмоциональность произведения, перевод некоторых фрагментов был буквальным, автор это пытался исправить за счет усиления эмоционального настроения других мест. Как и в переводе эпитафии, для автора русского варианта всей элегии было важно утвердить нового героя, поэтому он делает особый акцент на такие его качества, как чувствительность, задумчивость. Для переводчика загробная жизнь не является страшным миром, как в оригинале, а остается почитаемым местом, в котором герой находит покой. Лексические замены: melancholy (меланхолия) - задумчивость, homeward (домой) - спокойная хижина, annals of the poor (истории бедных) - мучения бедных, dread abode (страшное жилище - о могилах) -достопочтенное жилище, - демонстрируют стремление перевести основополагающие понятия в область русской духовной культуры.

В параграфе 1.2. «П. И. Голенищев-Кутузов - переводчик поэзии Грея», который состоит из двух частей, в центре внимания находится перевод-интерпретация как способ освоения иностранной литературы.

В первом разделе 1.2.1. «Масонская символика и перевод» рассматриваются основные переводы из Грея, выполненные Кутузовым.

Для нашего исследования работа Голенищева-Кутузова-переводчика представляется ценной в том плане, что это была одна из первых попыток переосмыслить, интерпретировать английский текст в стихотворной форме на русском языке. Безусловно, перевод элегии «Сельское кладбище», сделанный В. А. Жуковским, затмевает опыт П. И. Кутузова. Тем не менее для истории восприятия Грея в России эта первая работа с оригиналом имеет существенное значение. П. И. Кутузов перевел не только элегию Т. Грея, но и ряд других его произведений, что говорит о подлинном его интересе к этому автору и о внимательном изучении и переосмыслении его текстов. Переводы, существовавшие до этого, были в основном прозаическими и делались не с оригинала, а в большинстве случаев с использованием французского посредника, каковьм был перевод Летурнера.

Одним из определяющих факторов, повлиявших не только на творчество, но и на всю жизнь П. И. Кутузова, является его принадлежность масонскому братству. Основная задача масонов — работа над собой, самосовершенствование, одна из ос-

новных добродетелей - любовь к смерти'. Литература, созданная масонами, содержит в себе скрытый смысл, закодированный при помощи знаков-символов и прозрачный только для членов организации.

В своем творчестве и, в частности, в переводах из Грея Кутузов следует принципам масонства. Используя масонские символы, он меняет смысл произведений английского автора, создает в них второй пласт, понятный только посвященным. Появляется новая образная система, комплекс мотивов, развивающие темы, которые не были затронуты Греем, но которые интересовали самого переводчика. Можно сказать, что этот процесс получает свое развитие от одного стихотворения к другому. В переводах формируется новая художественная система, меняется смысл произведений, их настроение, атмосфера. Оригинальность переводов Кутузова состояла в том, что тайный смысловой пласт не затенял всего содержания произведений Грея, оно было доступно для непосвященных.

В своем переводе Кутузов делает ряд изменений, в которых, если рассматривать их в целом, можно обозначить некоторые закономерности и выявить определенную этико-философскую и эстетическую системы.

Прежде всего это оппозиция света и тьмы, которая присутствует в каждом переводе и часто отсутствует в оригинале. Свет для масонства является символом масонских знаний, а тьма соответственно - знак незнания, непросвещенности. Этот мотив развивается при помощи введения образа Музы, которая олицетворяет поэзию; поэзия является для Кутузова проводником в таинства масонства, средством приобщения к масонским истинам и идеалам, «Натура» представляется прародительницей масонства, покровительницей человека на его пути к истинным знаниям. Основным способом достижения истины для масонов является работа над собой, что последовательно и тонко отражается в переводах, сделанных П. И. Кутузовым.

Второй раздел этого параграфа 1.2.2. «Масонская символика в переводе "Elegy written in a country church-yard" П. И. Голенищева-Кутузова» посвящен самому известному стихотворению Т. Грея, к которому обращались многие русские переводчики рубежа XVIII-XIX веков. Перевод "Elegy written in a country churchyard", выполненный Кутузовым, находится в одном ряду с другими обращениями к этому произведению, предпринятыми до «Сельского кладбища» Жуковского, но он от них отличается. Это был перевод элегии Грея, в который Кутузов вносил свое особое содержание, связанное с масонской философией и антропологией. Сохраняя структуру и достаточно точно передавая содержание оригинала, Кутузов делает замены, на первый взгляд незначительные, но, как и в других переводах, они определенным образом меняют смысл всего произведения, Кутузов вновь развивает оппозицию света и тьмы, связанную с масонской гносеологией. Эти образы есть и у Грея, но в свете концепции всего сборника переводов они получают новый смысл, включаясь в систему масонской символики. Кутузов вводит в это стихотворение ряд других масонских символов, таких как гроб, храм, работа, труд, и связывает образ молодого поэта с масонским братством.

9 Сахаров В. И. Русская масонская поэзия (к постановке проблемы) И Масонство и русская литература XVIII века -начала XIX вв. - М : Эдиториал УРСС, 2000 - С. 83.

Работая над текстом, Кутузов адаптировал образы Грея не только в плане насыщения масонской символикой. Переводчик тонко чувствовал разницу ментальных ценностей. Так, слова "па^оп"(нация) и "1ап(Г(земля) он заменяет словом «отечество», что, несомненно, соответствовало умонастроениям русского общества начала XIX века, в котором усиливался процесс национального самосознания. Кутузов стремился открыть русскому читателю художественное достоинство элегии, пробудить в его душе эмоциональный отклик на узнаваемые образы, отсылающие к духовным ценностям русской культуры. Его переводы интересны еще тем, что это была одна из немногих попыток трансляции практически всего творчества иноязычного поэта, что не было характерно для эпохи XVIII века. В это время делался перевод одного, наиболее известного произведения какого-либо автора, часто с помощью языка-посредника, а не впрямую с оригинала. Таким образом, Кутузов работает в направлении «погружения» (термин В. С. Белинского) в переводимого автора.

Параграф 1.3. «Три перевода элегии Т. Грея "Elegy written in a country church-yard" в творчестве В. А. Жуковского» включает в себя анализ трех обращений В. А. Жуковского к Элегии Грея. С. С. Аверинцев, В. Э. Вацуро, А. Н. Весе-ловский, А. Н. Гиривенко, Г. А. Гуковский, Э. М. Жилякова, Р. В. Иезуитова, И. М. Семенко, В. Н. Топоров, А. С. Янушкевич и др. подробно рассматривали эти элегии в аспектах стиля, жанровой поэтики, метро-ритмики, нарастания эпических тенденций, в контексте прозы поэта, в эволюции творчества Жуковского в целом. Но обзор пе-реводоведческих подходов, содержащийся в исследовании В. Н. Топорова, дает возможность увидеть, что внутренние различия трех переводов Элегии Грея у Жуковского изучены далеко не до конца. Мы обращаемся к развитию переводческих принципов Жуковского в эволюции его творчества и в дискурсе переводов Грея, выполненных другими русскими авторами.

Первый перевод Жуковского (1801) характеризуется значительным усилением контрастов, в отличие от оригинала, декларативно усилен конфликт лирического героя с миром. Второй перевод (1802) является наивысшей точкой развития истории переводов Элегии Т. Грея, он отличается особым вниманием переводчика к поэтическому языку, к тонкостям передачи пейзажа и состояния лирического героя. В третьем обращении 1839 года отразилось нарастание эпических тенденций в творчестве В. А. Жуковского.10

В своем первом переводе произведения Грея 1801 года Жуковский увеличивает элегию на тридцать семь строк, не использует деление на строфы, которое есть в оригинале. Можно сказать, что он делает значительные изменения во внешней композиции. В самом начале, описывая пейзаж, Жуковский меняет акценты. Он наполняет вечернюю картину иными красками, чем Грей, вводя такие образы, как «дикий вой», «молчанье воздвигло черный трон», «ивы дряхлые, рукою лет согбенны», «вязы древние, <...> бросая мрачну тень», «в безмолвии унылом». Все эти образы, создающие мрачную, страшную атмосферу, напоминают нам первый прозаический перевод этого произведения. Желая усилить эмоциональное впечатление от ночного

10 Жуковский В. А. Полное собрание сочинении и писем. - Т/2: Стихотворения 1815- 1852 годов. -М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 718. Автор комментария Жилякова Э. М.

пейзажа, Жуковский меняет его, делая акцент не на печали героя, а на мрачности окружающего пространства.

Как и в первых переводах элегии, Жуковский воспринимает молодого поэта в единстве с лирическим героем, так как он использует местоимение «я» вместо "thee" (ты). В русском варианте поселянин принимает живое участие в судьбе поэта, более того, поэт оказывает большое влияние на жизнь самого поселянина, в отличие от оригинала, где он воспринимает его более отстраненно и лишь описывает его жизнь и смерть, не говоря о своих чувствах. Но у Жуковского для поселянина после смерти поэта все стало «печальною пустыней», что говорит о привязанности, которую вызывал герой у крестьянина. Жуковский подчеркивает единение героя с природой, и в данном случае природа выступает его единственным собеседником, его слушателем. Несмотря на то, что в переводе постоянно указывается на связь героя и мира природы, мы видим, что природа все же не дает ему утешения и спасения, герой оказывается чужд и этому миру тоже. Переживания, которыми он переполнен, связаны не столько с его чувствительностью, со свойствами его сердца, сколько с его неудовлетворенностью жизнью, конфликтом с окружающим миром и с самой жизнью. Последние строки эпитафии это демонстрируют:

Прохожий! наша жизнь как молния летит!

Родись! - Страдай! - Умри! - вот все что рок велит! [49]

Из этого конфликта нет выхода в этом варианте перевода, даже смерть не приносит успокоения. Молодой поэт похоронен в «земле сырой», «он кончил трудный путь, путь зол и испытаний». После смерти поэт не приходит к Богу, как в оригинале. Последняя фраза утверждает стремительность земной жизни. Герой не получает утешения ни от земли, ни от неба, оставшись одиноким бесприютным скитальцем.

В 1802 году Жуковский делает второй перевод Элегии. Он был одобрен Карамзиным и в том же году опубликован в «Вестнике Европы». Именно эта редакция перевода Элегии Грея получила известность и часто оценивается исследователями как начало новой литературной эпохи в России.

В эту редакцию Элегии Жуковский вносит серьезные изменения, можно сказать, фактически переписывает ее заново. Возвращаясь к стиховой композиции оригинала, как и Грей, он делит произведение на строфы, состоящие из четырех строк, но увеличивает их количество по сравнению с английским вариантом.

В русском варианте изменена первая строка. У Грея описание пейзажа начинается со звукового воздействия на читателя, слова "curfew" (вечерний звон), 'Чо11" (звонить), "knell" (звон) создают особое ощущение наполненности пространства звуком колокола, акцент ставится на слуховом восприятии картины пространства. Благодаря этому читатели превращаются в слушателей. У Жуковского стихотворение начинается с другого образа: «уже бледнеет день», то есть он обращает внимание в первую очередь на цвет и освещенность пейзажа. Пространство в его элегии не наполнено такими громкими звуками, для русского поэта оказывается важнее приглушенное состояние вечернего мира. Нужно сказать, что в художественной системе Жуковского состояние тишины и сам эпитет «тихий» становятся знаковыми. Анализ позволяет сказать, что по сравнению с первым переводом пейзаж у Жуковского стал гораздо спокойнее, исчезла мрачная атмосфера, он использует образы «усталый се-

лянин», «медлительная стопа», «шалаш спокойный», «тишина», «унылый звон», «безмолвное владычество». Благодаря этому создается настроение спокойствия, тишины и легкой грусти, эта атмосфера гораздо ближе оригиналу, чем первый вариант перевода. В. Э. Вацуро пишет о суггестивности элегии, которая в полной мере отразилась в элегии Жуковского". Этот эффект достигается именно за счет особого пейзажа. Эмоции не названы прямо, как это было в первом варианте, а на них указано, они подсказываются при помощи образов вечернего пейзажа.

Образ молодого поэта терпит кардинальные изменения во второй редакции. Жуковский отказывается от замены "thee" (ты) на «я». Он оставляет вариант оригинала, а так как повествование ни разу не велось от первого лица, то появляется проблема определения, кем же является молодой поэт. В. Н. Топоров говорит о возможности трактовки этого образа как некоего третьего лица, друга автора12. Нет сомнения, однако, что его образ воплощает в себе все черты автора. Из первых переводов видно, что его воспринимали только как повествующее лицо. Но использование местоимения «ты» указывает на то, что это не совсем точно. Повествователь не просто смотрит на себя со стороны, он создает собственную проекцию и сам оказывается и в роли сочувствующего слушателя, и в роли страдающего героя. Создается совершенно новая модель общения героя, его воплощения.

Если сравнить этот перевод с первым, то очевидно, что в данном случае конфликт между героем и жизнью стоит не так остро и разрешается после его смерти, когда он оставляет все греховное и приходит к «Спасителю-Богу».

После несомненного успеха Жуковский вновь обращается к переводу этой же элегии спустя почти сорок лет, побывав в Англии, посетив кладбище, описанное Греем в элегии.

В новом варианте перевода меняется природа повествовательности, связанная с изменением стихотворного размера на гекзаметр, что отразило ориентированность Жуковского на эпическую традицию. Жуковский стремился как можно ближе и точнее передать оригинал, что, безусловно, ему удалось. Он допустил только небольшие изменения, но они очень хорошо подчеркивают, развивают, а иногда немного уточняют мотивы оригинала. Происходит изменение образа лирического героя по сравнению с более ранними переводами. Его настроение и его отношение к жизни уже не так близки настроениям молодого поэта, их единство здесь не так очевидно: перед нами предстает повзрослевший, зрелый человек, который философски смотрит на жизнь.

Три перевода элегии, выполненные Жуковским в разные этапы его творческой жизни, демонстрируют особую значимость этого текста, который сопровождал Жуковского всю жизнь и во многом определял развитие его художественного стиля.

Перевод Жуковского, выполненный в 1802 году, был знаменательным событием в истории вхождения текста Грея в русскую поэзию. Его перевод подводил итог почти двадцатилетнего освоения элегии Грея в русской литературе, значимость его для позднего сентиментализма проявилась в том, что Жуковский нашел в тексте те мысли и формы, которые соответствовали русской литературной ситуации начала XIX

11 Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». - СПб.: Наука, 1994. - С. 52.

12 Топоров В. H. «Сельское кладбище» Жуковского: К истокаи русской поэзии // Russian Literature (North-Holland Publishing Company). 1981. Vol. X C. - 236.

века: новый тип пейзажа, суггестия, особый герой, новое содержание философских тем жизни и смерти, веры, равенства людей, творчества.

Обобщая итоги наблюдений, отметим, что рецепция поэзии Грея проходила определенные этапы развития: перевод фрагмента, финальной эпитафии из знаменитой элегии "Elegy written in a country church-yard" как концентрации всех мотивов и тем произведения, масонский перевод П. И. Голенищева-Кутузова, вносящий тайный смысл в произведения; перевод элегии В. А. Жуковского 1802 года был самым значимым событием прямой рецепции Грея в русской поэзии.

Во второй главе «Русские переводы поэмы Э. Юнга "The complaint, or night thoughts"» исследуется история переводов Юнга в России. Дидактическая поэма Эдварда Юнга "The complaint, or night thoughts" (1742-1746) привлекла внимание русских литераторов в последней трети XVIII века. Это связано с тем, что в этот период происходит переоценка ценностей, утверждаемых на протяжении всего XVIII столетия, на смену рационализму, с его идеей главенства разума, приходит осознание важности роли чувств, интерес к переживаниям отдельного, частного человека, зарождается сентиментализм как новое литературное направление. Эстетике этого направления вполне соответствовало содержание и настроение поэмы Юнга, поэтому в конце века появляются несколько вариантов перевода этого произведения, выполненных разными авторами. В процессе их создания формировался особый комплекс образов, мотивов, связанных с ночными размышлениями о жизни и смерти, о вере и бессмертии. Переводы поэмы Юнга начали появляться в последней трети XVIII века и принципы, с помощью которых они выполнялись, дают возможность увидеть развитие переводческой традиции, которая проходила становление в контексте формирования сентиментализма и предромантических тенденций. Философская поэзия Юнга интерпретировалась в русле эстетических требований новой философской поэзии, которая освобождалась от прямого дидактизма, и была устремлена к формированию идеи «внутреннего человека», открывала мир внутренних переживаний личности, которые были связаны с бытийными проблемами, решение которых совершалось в форме личностного переживания «вечных вопросов».

Первое обращение к этому произведению Юнга анализируется в параграфе 2.1. «М. В. Сушкова - первая переводчица Юнга и проблема буквалистского перевода». М. В. Сушкова знала несколько языков, переводила известных французских и английских авторов, сотрудничала с журналами «Собеседник Любителей Русского Слова», «Вечера», «Живописец»'3. Можно сказать, что благодаря своим переводам она открывала для русских читателей новые имена или, по крайней мере, одной из первых делала попытку передать эти произведения на русском языке. Она, являясь автором первого перевода из Юнга, открывает и этого поэта для русского читателя.

Перевод Сушковой очень близок оригиналу, она старается передать почти каждое слово, что делает ее перевод близким буквализму. Но, несмотря на это, она делает некоторые изменения в тексте. Выбор прозаической формы для перевода определяет иные средства выражения тона поэмы, ее модальности, расстановки акцентов. Несмотря на относительную точность перевода, Сушкова, безусловно, допускает некоторые изменения на нескольких уровнях: построение фраз, выбор образов, расста-

13 Русский биографический словарь. - М.: TEPPA - Книжный клуб, 2001. Б 20 т. Т. 14. - С. 470-471.

15

новка акцентов. В первую очередь, сам выбор прозаической формы влияет на синтаксическую структуру текста, автор перевода более свободен в его построении, чем автор оригинала. Она немного по-другому развивает главные мотивы, заявленные в оригинале, иногда углубляя, иногда внося свои образы, параллели и противопоставления и меняя таким образом их смысл. Сушкова подчеркивает его дидактическую сторону, а также разъясняет некоторые философские идеи Юнга, излагая их более прозрачно и просто.

Литературное произведение формировало новый образ, который был востребован культурой конца XVIII века. В своем переводе Сушкова пытается сохранить и повышенный эмоциональный тон Юнга, который должен воздействовать не только на разум читателя, но и на его чувства. Важно также, что в центре описания находятся чувства самого героя, то есть отдельного, частного человека. Это приближает данное произведение к жанру элегии в прозе, распространенному в конце века. Но все же в целом произведение звучит скорее как эмоциональный философский трактат.

Одно из наиболее значимых обращений к поэме Юнга рассмотрено в параграфе 2.2. «А. М. Кутузов - переводчик и комментатор поэмы Юнга». Основой для перевода Кутузова послужил немецкий перевод, выполненный Арнольдом Эбертом (1760-1771). Перевод Юнга стал одной из самых значительных работ в творчестве Кутузова. Первые части его перевода стали появляться в журнале «Утренний свет», издаваемом Новиковым, уже в 1778 году, первое же издание всех глав в его переводе было опубликовано в 1785 году под названием «Плач Эдуарда Юнга, или Нощные размышления о жизни, смерти и бессмертии, в девяти нощах помещенные». Нужно заметить, что перевод Кутузова, несмотря на то что он был выполнен с использованием посредника, достаточно точен в передаче содержания поэмы. Кутузов следует за размышлениями автора, сохраняя почти все образы, использованные Юнгом. Следует также учитывать, что это прозаический перевод стихотворного текста, что предполагает соответствующие изменения.

Комментарии, которыми Кутузов снабдил свой перевод, развивают новую форму диалогических отношений с оригиналом. В них Кутузов объясняет свое отношение к поэме английского автора. Эти пояснения предстают в виде прямых обращений к читателям, в некоторых моментах они становятся размышлениями, похожими на параллельные «Ночам» Юнга «ночи» самого переводчика. Иногда Кутузов ограничивается эмоциональными восклицаниями. По содержанию в них выделяются главные, на взгляд переводчика, моменты, в которых он развивает присутствующие там мысли автора. Он выделяет дидактическое содержание поэмы и усиливает его, а в других случаях Кутузов восторгается лиричностью, эмоциональностью текста Юнга.

Комментарий формирует прямой диалог с русским читателем, приближает эту поэму к русскому читателю, к русской реальности, стремясь вовлечь их в постижение духовного опыта английского автора. Можно отметить и его отсылки к масонской философии, но при этом Кутузов не пытается создать внутри текста тайный текст, и эти отсылки остаются только в комментариях. Некоторые фрагменты поэмы он иллюстрирует комментариями из Священного Писания, вводит аллюзии к текстам других авторов - Мильтона, Попа, Аддисона. Наряду с философией и дидактикой переводчик обращает особое внимание на новые художественные средства, коррес-

пондирующие с эмоциональным настроением героя, обратившегося к «вечным» темам. Главным среди них становится ночной пейзаж с его лунным мотивом, тьмой и тишиной. Диалогическая природа рецепции иноязычного текста, сама по себе неизбежная при переводе, здесь внесена для утверждения своей позиции и формирования авторского «я» переводчика-собеседника, который не скрывает свою работу, а делает ее частью всего прочтения текста.

Постепенно восприятие Юнга только как философа дополняется интересом к лирическому содержанию и поэтическим особенностям его произведения. В параграфе 2.3. рассматривается первый поэтический перевод "The complaint, or night thoughts" Юнга. Одним из ключевых моментов в рецепции произведения Юнга в России является стихотворный перевод С. Н. Глинки (1803). Его особенность состояла в том, что, несмотря на то что сделан он был с французского языка-посредника (автором прозаического французского перевода был Летурнер), Глинка сохранил поэтическую форму.

В Предисловии Глинка пишет о трудностях, с которыми он столкнулся в процессе работы: «Не зная Англинскаго языка, я не мог переводить Юнга; но сколько можно старался подражать ему»14. В первую очередь его подражание касается того, что он сделал перевод в стихах, то есть, хотя он и опирался на перевод Летурнера, он отказался от прозы и постарался передать именно лирическое содержание произведения Юнга. В своих «Записках» он упоминает о споре с Ф. Г. Карином, касающемся принципов перевода поэзии: «Я сперва возражал на это, что язык имеет свои обороты и что должно передавать дух писателя, а не внешнюю оболочку его слога...»"

Структуру текста Юнга он воспроизводит, сохраняя, в отличие от Летурнера, общее деление произведения на 12 частей, которое было в оригинале.

Перевод Глинки все же представляет интерес именно как стихотворное произведение, так как это был первый опыт представить дидактическое, философское произведение английского поэта в лирической форме.

В первой части произведения Юнга намечаются и развиваются основные мотивы и идеи, которые затем отчасти повторяются в других главах его произведения. Это общие рассуждения о жизни и смерти, времени, Боге, добродетели, страданиях человека. Появляются мотивы сна, ночи, формируется ночной пейзаж. С. Н. Глинка старается сохранить их, стремясь подражать, как он говорил, автору оригинала, но, так как он переводит с французского, появляются неизбежные изменения.

Параграф 2.3. состоит из четырех разделов: 2.3.1. «Сон» и «Смерть» в поэме Юнга, в котором рассматривается развитие этих мотивов в переводах. У Глинки в первой части формируется представление о сне как о форме забытья, которое хотя и связано со смертью, но не равно ей. Сон - покой недоступен герою, он противопоставлен всей природе, находящейся в состоянии сна. Позднее сон и сновидческое состояние как предмет для глубокого самоанализа станут значимыми элементами всего комплекса юнгианских мотивов в русской поэзии. В разделе 2.3.2. «Царица Ночь» отмечается, что мотив ночи приобретает новые значения как в оригинале, так и в переводах. Она предстает в виде силы, связанной с первобытным хаосом, со смертью, с

и Юнг Эдвард Юнговы ночи в стахах, изданный Сергеем Глинкою. 4.1. М., 1820. - С. 5. " Глинка С.Н. Записки. М.: Захаров, 2004. - С. 209.

состоянием, когда человек находится без Бога. Ночи противостоит свет, связанный с небесами, с бессмертием, с новой жизнью. Человек, находясь в ночном мире, ощущает потерянность, спасением для него становится обращение к Богу или смерти с последующим выходом в новую жизнь. Летурнер развивает эти темы, заявленные у Юнга. Глинка, в свою очередь, следуя за Летурнером, усиливает противостояние света и тьмы, делает хронотоп ночи замкнутым, статичным, находящимся вне времени и пространства. Анализу образа луны посвящен раздел 2.3.3. «Луна» и «чувствительность». Луна как в оригинале, так и в переводах становится одним из центральных образов поэмы, выступая в роли сочувствующего слушателя героя. В переводах благодаря усилению и развитию образов и мотивов, прямым обращениям ночной пейзаж становится более субъективным, лиричным, чем в оригинале. Луна вводит героя в состояние меланхолии, делает его более чувствительным.

В последнем разделе 2.3.4. «Певец ночи» и «певец утра» рассматривается образ поэта в параллели с соловьем. Сравнивая песнь соловья и жалобы героя, Летурнер усиливает конфликт между героем и окружающим миром. Вводя образ соловья, Глинка описывает его в основном через призму мифа о Филомеле, так как он называет ее подругой, что несколько меняет отношение поэта и сил природы, так как подчеркивается женское воплощение этого образа. У Глинки Филомела становится проводником в мир чувств: «ты путь к чувствию нашла». Автор сближает героя и соловья на основе тонких эмоциональных состояний. Переводчик использует много синонимов, усиливая это сходство: «стенанье», «ты страждешь», «терплю страданье», «томлюсь».

Ночной мир, который является одним из центральных для этого произведения, претерпевает ряд изменений на протяжении первой части поэмы. Его первоначальный образ, связанный с представлениями о ночи как о тьме первозданного хаоса, лишенного света, звуков, ощущений и напоминающий смерть, пространство без Бога, начинает меняться. Появляются образы луны как собеседницы героя, соловья, звезд, и тагам образом ночь превращается в пространство, связанное с утешением страдающих. Это время, когда человек начинает задумываться о жизни, смерти, бессмертии, судьбе, Боге, то есть медитировать. Попадая в пространство ночи, поэт начинает творить, так как только тогда у него появляются слушатели, близкие ему по эмоциональному состоянию печали и уныния.

Летурнер, действуя согласно принципу, провозглашенному им самим во вступлении к изданию его перевода, вставляет моменты, украшающие, с его точки зрения, произведение. Русские поэты, делавшие свой перевод на основе интерпретации Ле-турнера, также заимствовали эти моменты, адаптируя их для русского читателя. Летурнер пытался сделать «Ночные мысли» Э. Юнга более понятными и интересными для французских читателей. Русские читатели получали в результате английское произведение, увиденное сквозь призму французской культуры.

Но содержание, атмосфера, тон поэмы, безусловно, в русском переводе менялись. Эмоциональность Летурнера торжественна и помпезна, по сравнению с ней Глинка более возвышен и чувствителен. Французский автор, а вслед за ним и Глинка пытались несколько украсить ночной пейзаж, описанный Юнгом, но тем не менее общим для них остается восприятие ночи как пространства, позволяющего герою излить свою душу, временами утешающего его, становящегося как бы отражением его

переживаний, его собеседником и иногда соавтором. Это время для печального вдохновения.

Последующие обращения к поэме Юнга рассматриваются в параграфе 2.4. «Переводы "The complaint, or night thoughts" 1803,1806 годов». Почти одновременно с переводом С. Н. Глинки в 1803 году в журнале «Новости русской литературы» появляется перевод одной из частей поэмы Юнга. Как и перевод Глинки, он был выполнен с французского варианта Летурнера. Из всего произведения английского автора была выбрана IV ночь «Нарцисса», в которой говорится о смерти дочери героя. В оригинале это третья ночь, но французский автор несколько изменил членение текста, поэтому у него это четвертая ночь. С самых первых строк этого перевода вводятся все основополагающие образы поэмы. Достаточно сказать, что слова «ночь» и «тьма» упоминаются восемь раз только на первой странице в различных вариантах: «царица мрака - нощь», «я один во тьме ночной», «царица нощи».

Этот перевод несколько сокращает объем оригинала, концентрирует его, и из всей главы автор выделяет именно описание переживаний героя и ночной пейзаж, философским же размышлениям уделено немного внимания.

В 18Об году появляется один из первых переводов с английского, но не с оригинала поэмы, а из антологии «Beauties of Edward Young, carefully selected from his poetical and prose writings» (Красоты Эдварда Юнга, тщательно отобранные из его поэтических и прозаических работ) Эванса. Автором перевода был Михаил Паренаго (1780-1832) - один из издателей «Нового Английского Российского Словаря» (18081817), а также «Теоретическо-практической грамматики английского языка» (1828). Ему же принадлежит перевод книги Архенгольца «Англия и Италия»16, таким образом, можно сказать, что его внимание к поэзии Юнга было обусловлено общим интересом к английской культуре, с которой он хотел познакомить русских читателей.

В названии своего перевода Паренаго сохранил заглавие Эванса «Стихотворческие красоты Эдуарда Йонга». Несмотря на то, что это был достаточно поздний перевод, он был выполнен в прозе. Саму поэму русский автор разделяет на множество частей, в каждой из которых он описывает или раскрывает одну из идей или образов Юнга. Его перевод начинается с части под названием «Сон», которая является подробным пересказом первых строчек поэмы. Следующая часть называется «Ночь», в ней автор описывает образ ночи, не внося в него каких-либо существенных изменений. Автор подчеркивает главные, на его взгляд, мысли поэта и выделяет их в отдельные части, но при этом он практически не вносит ничего нового в понимание этого произведения, только еще раз подтверждает идеи, подчеркнутые предыдущими переводчиками.

История переводов поэмы Юнга «Ночные мысли» представляет собой процесс, состоящий из нескольких этапов. Начальный из них был отмечен стремлением переводчиков наиболее точно передать содержание произведения Юнга, поэтому первые попытки переложений были сделаны в прозе и были весьма близки буквалистскому переводу.

Особое значение для восприятия Юнга в России имеет перевод А. М. Кутузова, очень точно передающий смысл поэмы и снабженный подробным комментарием, в

16 Русский биографический словарь. - М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2001. В 20 т. Т. 11. - С. 416-417.

19

котором автор перевода иллюстрировал текст при помощи аллюзий из произведений других авторов и вступал в диалог с автором оригинала, развивая его размышления и добавляя собственные. В основном это обращение к юнговской поэме было направлено на передачу философско-дидактического содержания, но уже здесь А. М. Кутузов выделяегт ночной лирический хронотоп и лунный мотив как примечательные особенности поэмы.

По сравнению с переводами Грея история переводов Юнга в России развивалась иначе. Жанровая специфика его объемной поэмы стала причиной появления большого количества переводов-фрагментов. Таким образом, целостное представление о поэме формируется не сразу. В процессе отбора отрывков из «Ночных мыслей», которые привлекали русских переводчиков, постепенно сложился комплекс узнаваемых черт юнговской поэмы.

Следующий этап ознаменовался появлением поэтических переводов и стал завершающим в рецепции поэмы Юнга в России. Сам выбор новой формы объясняется переменой в восприятии английского автора. Использование переводов-посредников, а также более свободная манера обращения с текстом оригинала способствовали появлению новых художественных интерпретаций «Ночных мыслей». Автором полного художественного перевода стал С. Н. Глинка, в его переложении окончательно формируются особый герой, лирический хронотоп и комплекс образов и мотивов, ассоциирующихся с юнговским текстом. В этом ряду можно выделить ночной мир с персонифицированной царицей-ночью, атмосферой тьмы, тишины, сном, луной как собеседницей героя, страдающего героя, сосредоточенного на своих переживаниях и обращенного к бытийным темам смерти и бессмертия, времени, дружбы, утрат, сочувствия.

В главе 3. «Традиции английской кладбищенской поэзии в русской лирике конца XVIII - первой трети XIX века» прослеживается судьба традиций Юнга и Грея в русской литературе. Эта глава состоит из трех параграфов, выделение которых основано на выборе разных форм освоения традиций Юнга и Грея в русской поэзии эпохи позднего сентиментализма и романтизма.

Первоначальный этап восприятия Юнга и Грея исследуется в параграфе 3.1. «Прямой диалог с творчеством Юнга и Грея в поэзии Г. П. Каменева и С. С. Боброва». На первоначальном этапе можно говорить о необычайной популярности творчества Юнга и Грея. В период развития сентиментализма темы, затронутые в их произведениях, присутствуют в творчестве многих авторов того периода. Появляются подражания им, основные темы и мотивы выносятся в заглавие, появляются стихотворения «Кладбище», «Ночь», «Сон», в названиях часто встречаются слова «смерть», «могила», «гроб», созданные ими образы и мотивы существуют почти у всех авторов этого периода. Ю. Д. Левин исследует первую волну заимствований и упоминает имена П. Шалимова, П. И. Шаликова, Н. Смирнова, С. С. Боброва.

Среди них по объему заимствований выделяется С. С. Бобров (1765-1810), достаточно известный поэт и переводчик конца XVIII века, принадлежавший к Дружескому ученому обществу, участвовавший в издательской деятельности Н. И. Новикова. Бобров осваивает опыт Юнга через прямое цитирование, он берет тему, иногда сюжет, образы, мотивы английского автора и перерабатывает их в собственных произведениях, которые были отражением его личных переживаний. Важно отметить,

что он воспринимает Юнга не просто как моралиста, но как поэта. Он уже не переводит английского автора, а использует его художественные средства для создания своей художественной системы, демонстрируя их возможности.

Г. П. Каменева исследователи также относят к ряду поэтов, испытавших сильное влияние Юнга и Грея. Он, как и Бобров, как и Ширинский-Шихматов, выносит основные темы и мотивы в заглавие, изначально указывая на принадлежность произведения определенной традиции. В стихотворении «Кладбище» (1796) заметно влияние элегии Грея. Основной темой его становится противопоставление «богатых» и «бедных», которое присутствует у Грея, а также мысль об уравнивающей всех смерти. Каменев вступает в диалог с Греем, обращаясь именно к этим темам стихотворения "Elegy written in a country church-yard".

В стихотворении «Сон» (1803) в заглавии обозначен один из основных мотивов Юнга. Образ ночи развивается под впечатлением от юнговского ночного мира.

Персонификация ночи, представление ее как богини, которая у Юнга сидит на троне, а в переводе Летурнера едет на колеснице, тишина и тьма, окружающие героя и у Юнга, и у Каменева, - все это объединяет произведения этих авторов. Каменев, как и Бобров, использует готовые образы, цитаты, темы, но он в большей степени, чем Бобров, приспосабливает их для своего творчества. В это стихотворение он также вводит «ужасное» при помощи образов «кровавое лицо», «страшный мертвец», «в робости, в страхе», «я ужаснулся». Он расширяет, развивает ночной мир, частично заимствованный у Юнга, вводит туда образы реки, древних сосен.

Первый этап освоения творчества Юнга и Грея оказался очень важен для развития русской литературы, так как те авторы, которые подражали им, использовали прямое цитирование как вид традиций, в своем творчестве учились, как можно перенести эти традиции на русскую почву, сделать это частью нашей культуры. Изначально эти цитаты очень заметны, легко установить автора, к которому обращаются поэты, но уже здесь эти цитаты входят в новые художественные системы и начинают жить своей жизнью.

Параграф 3.2. «Традиции Э. Юнга и Т. Грея в творчестве В. А. Жуковского»

обращается к проблеме развития традиций в русской литературе на примере творчества В.А. Жуковского. В начале XIX века жанр унылой элегии вообще и «кладбищенской» поэзии в частности претерпевает значительные изменения. Эти жанры ищут новое содержание и новую форму для наполнения, поэтому традиции Юнга и Грея уходят на второй план. Однако при всем при этом некоторые мотивы, образы, а также темы и художественные приемы, использованные английскими сентименталистами, остаются в русской литературе и получают новое развитие, уже независимое от жанра, в котором они зародились.

Этот процесс более всего можно проследить в творчестве В. А. Жуковского. Само его творчество, как и русская литература того периода, прошло путь от ранних опытов, связанных с традициями классицизма и сентиментализма, до романтических открытий.

В освоении Жуковским традиций Грея и Юнга можно выделить два этапа. Ранний период, - когда он наиболее близок этим авторам. Эту связь отмечают И. А. Ай-зикова, В. Э. Вацуро, Э. М. Жилякова, Ю. Д. Левин, В. Н. Топоров, А. С. Янушкевич. В произведениях присутствуют скрытые цитаты, схожи многие темы и образы. К

этому этапу можно отнести «Майское утро» (1797), «Мысли при гробнице» (1797), «Добродетель» (1798), «Мысли на кладбище» (1798), «Человек» (1801).

Следующий этап освоения творчества Грея и Юнга ознаменовался переводом Элегии Грея, в котором Жуковский концентрирует все основные мотивы, образы и идеи, которые присутствовали в предыдущих опытах. После этого перевода Жуковский выделяет для себя некоторые элементы, которые он использует в своем дальнейшем творчестве, и здесь может идти речь о новом уровне освоения этих авторов. Этот период включает в себя произведения «Вечер» (1806), «Подробный отчет о луне» (1820). Перевод элегии Грея, несомненно, сказался и на более позднем творчестве Жуковского, особенно это относится к его собственным элегиям. В. Э. Вацуро исследует понятие суггестии, которая, по его мнению присутствует в элегии Грея и прекрасно передается в переводе Жуковского". Суггестия в описании элегического пейзажа остается и развивается в других оригинальных элегиях Жуковского.

В лирике Жуковского мы находим все формы рецепции поэзии Э. Юнга и Т. Грея. Жуковский начинает с прямых парафраз, цитирования "Night thoughts" и "Elegy written in a country church-yard", но постепенно диалог с английскими поэтами становится более целенаправленным, он концентрируется вокруг близких тем: смерть и оплакивание дорогих людей, ночные бдения, вечернее состояние природы, кладбищенский пейзаж, селенологические мотивы.

Облик героя в лирике Жуковского сохраняет связи с традициями английских сентименталистов. Развивая идею внутреннего человека, с тонкой духовной организацией, ориентированного на глубокий анализ своих переживаний, одинокого, погруженного в состояние меланхолических раздумий, Жуковский сохраняет в герое устремленность к высоким нравственным ценностям, главнейшими среди которых являются вера, надежда на божественный Промысел и добродетель.

Лирический хронотоп элегий Жуковского вбирает жанровые традиции сенти-менталистской элегии Грея и философско-дидактической поэмы Юнга. В лирическом хронотопе "Elegy written in a country church-yard" Грея доминирует пространство, герой размышляет на фоне статического кладбищенского пейзажа. В хронотопе "Night thoughts" Юнга преобладает поэтика времени, поток мыслей героя развивается с течением ночных часов. Жуковский синтезирует эту поэтику. Герой его элегии находится в движении среди вечернего пейзажа, и смена внешних впечатлений корреспондирует с динамикой его внутреннего монолога.

Жуковский заимствует целый ряд образов, мотивов, которые в его творческой лаборатории приобретают новый смысл, но не разрывают до конца свою связь с источниками. Можно выделить узнаваемую художественную семантику в таких образах, как ночь, луна, смерть, могила юного поэта, кладбище. Обогащая лирику Жуковского, они становятся полноценной, независимой частью его художественной системы и продолжают свое развитие в его романтических произведениях.

Параграф 3.3. «Образы и мотивы поэзии Юнга и Грея в ранней романтической лирике М. Ю. Лермонтова» исследует дальнейшую судьбу традиций английских сентименталистов на примере творчества М. Ю. Лермонтова. По мнению лер-

17 Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». - СПб.: Наука, 1994. - С. 52.

22

монтоведов, наиболее сгущенно эти традиции представлены в «ночном цикле» (1830).

Названия стихотворений «Ночь I», «Ночь II», «Ночь III» обнаруживают авторскую установку на циклическое единство с внешне подчеркнутой временной связью и единым лирическим героем, который раздумывает над бытийными проблемам жизни и смерти, бессмертия, вечности. Избранная композиция напоминает построение поэмы Юнга, у которого каждая ночь представляла собой размышления на определенные темы. Сгущенный кладбищенский колорит, ночная тьма и философские медитации героя также узнаваемы как юнговский ночной хронотоп, в котором существует лермонтовский герой и где он произносит свой монолог. Эти произведения, кроме одинакового членения на «Ночи», каждой из которых соответствует раскрытие определенной темы, объединяют также общие мотивы и образы. Однако конфликт лермонтовского героя отличается своей неразрешимостью. Он не жалуется на свою судьбу, как английский герой, но пытается противостоять ей, подгоняя воплощение жребия, это герой-бунтарь. Мотив смерти также раскрывается по-иному. У Лермонтова после смерти нет покоя, утешения, даже вечность, которая ожидает человека после смерти, способна лишь раздавить его. Юнг же находит утешение в бессмертии. Этот герой по-новому воспринимает все главные философские вопросы, для него самым ценным становится не бессмертие, как у Юнга, но определенные моменты земной жизни, насыщенные страстями.

Традиции Юнга и Грея исследователи отмечают также в стихотворениях «Кладбище» (1830) и «Унылый колокола звон» (1831). Используя характерные для английского сентиментализма образы, мотивы, ситуации, Лермонтов создает совершено разные по своему смыслу и сути произведения. Его герой хотя и имеет некоторые общие с сентиментальным героем черты, такие как тонкое восприятие природы, культ страданий, главенство чувств над разумом, поиск гармонии, но находится в неразрешимом конфликте с действительностью, ему недоступно утешение, которое предлагают Юнг или Грей своим героям. Эти образы служат теперь для раскрытия романтического характера мировосприятия Лермонтова. Уже в этих ранних стихотворениях происходит зарождение основных лермонтовских мотивов и сюжетов. Исследователи справедливо отмечают, что в ранней лирике Лермонтова возникают ассоциации, которые позволяют «глубже проникнуть в смысл знаменитого "Я другой", увидеть значительность масштаба личности, заявившей о себе в русской литературе»".

Итак, в русской лирике постепенно сформировался особый комплекс юнговских и греевских мотивов, таких как ночной мир, вечерний и кладбищенский пейзаж, обращенность к бытийным темам, особое эмоциональное состояние лирического героя, погруженного в свои переживания. Рецепция произведений Юнга и Грея представляет собой сложный процесс, который начинался с цитирований, заимствований целого комплекса образов и мотивов, которые открыто перекликались со своими источниками. Этот этап оказался очень важен для судьбы традиций английских сентименталистов в России, так как именно тогда, в произведениях таких авторов, как С. С.

18 Ложкова Т. А. «Ночная» лирика М. Ю. Лермонтова: традиции и новаторство // Лермонтовские чтения. - Екатеринбург, 1999. - С. 40.

Бобров, Г. П. Каменев и особенно Н. М. Карамзин, мотивы и образы Юнга и Грея начинают реализовываться в совершенно новых художественных системах, укрепляясь на новой почве русской культуры.

Особое значение для восприятия поэзии английских сентименталистов имеют произведения В. А. Жуковского. Являясь автором самого известного перевода Элегии Грея, Жуковский, несомненно, оказал наибольшее влияние на процесс рецепции поэзии Грея. В своей творческой лаборатории он начинал, как и многие авторы того периода, с прямых заимствований из Юнга и Грея, однако в дальнейшем он отходит от прямых подражаний и отбирает для своей поэзии лишь некоторые элементы художественных систем английских авторов. Эти элементы он переосмысливает, изменяет и начинает использовать в своей собственной, сформировавшейся уже художественной системе.

В период развития романтизма в России традиции Юнга и Грея зачастую были восприняты многими русскими авторами уже не напрямую, но через творчество поэтов, испытавших первую волну влияний «кладбищенской» лирики. Однако многие элементы остаются узнаваемыми и на этом этапе, но они уже существуют для выражения совершенно других идеалов, для создания образа нового лирического героя.

В заключении подводятся основные итоги исследования. Переводной материал периода конца XVIII - начала XIX вв. подтверждает предположение о возросшем интересе к творчеству Юнга и Грея, об этом говорит множество обращений к этим английским авторам и разные формы рецепции их поэзии. Прямой диалог сменялся вхождением в русскую поэзию особого греевско-юнговского текста, который составил узнаваемые мотивы, хронос «внутреннего человека», выраженный в творчестве Юнга, топос «внутреннего человека», сформированный в поэзии Грея.

В качестве перспективы работы по теме следует отметить:

1. рассмотрение русской философской лирики конца XVIII - XIX вв. в контексте западноевропейской традиции этого периода;

2. дальнейшее изучение связей литературы русского сентиментализма с европейской культурой на материале диалога литератур;

3. расширение переводоведческого дискурса русско-английских культурных связей в эпоху их становления в области выявления новых авторов и рассмотрения источниковедческой базы знаний английского языка, процесса его изучения в последней трети XVIII века, когда культурные связи с Англией укреплялись;

4. изучение переводов как формы передачи масонской антропологии и философии;

5. расширение круга русских авторов, в творчестве которых присутствуют в разных формах традиции Юнга и Грея.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Строилова, А. Г. История переводов на русский язык элегии Т. Грея "Elegy Written in a Country Church-Yard" / А. Г. Строилова // Вестник НовГУ. Серия «Филология». - Великий Новгород, 2007. - Вып. 43. - С. 52-54.

2. Чидилян, А. Г. (Строилова) Творчество Томаса Грея в англоязычной критике / А. Г. Чидилян // Вопросы филологии. - Кемерово, 2005. - Вып. V. - С. 158-164.

3. Строилова, А. Г. «Ночные мысли» Э. Юнга в переводе С. Н. Глинки: роль языка-посредника в поэтических переводах / А. Г. Строилова // Актуальные проблемы лингвистики, перевода и межкультурной коммуникации. - Кемерово, 2006. - С. 22-26.

4. Строилова, А. Г. Рецепция произведения Юнга "The complaint, or night thoughts" в ранних русских переводах / А. Г. Строилова // Художественный текст: варианты интерпретации. - Бийск, 2007. - Ч. 2. - С. 249-254.

5. Строилова, А. Г. Сонет Томаса Грея "Sonnet on the death of Richard West" в переводе П. И. Голенищева-Кутузова: проблемы интерпретации / А. Г. Строилова // Русская литература в современном культурном пространстве. - Томск, 2007. - Т. 1. -С. 217-220.

6. Строилова, А. Г. Эпитафия в культуре русского сентиментализма / А. Г. Строилова // Культурология, культура и искусство в современном российском социуме. Сборник научных статей по итогам Всероссийской научно-практической конференции "Культурология в социальном измерении" (Кемерово, 16 - 17 февраля 2007 г.). - Кемерово: КемГУКИ, 2008. - Ч. 2. - С. 111-116.

7. Строилова, А. Г. Образы и мотивы поэмы "The complaint, or night thoughts" Э. Юнга в «Мыслях при гробнице» В. А. Жуковского. / А. Г. Строилова // Образование, наука, инновации вклад молодых исследователей. Материалы III (XXXV) Международной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых. - Кемерово: ООО «ИНТ», 2008. - Вып. 9. - Т. 2. - С.160-163.

Подписано в печать 27.10.2008. Формат 60x84'/i6. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,75. Тираж 100 экз. Заказ № 166

ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет».

650043, г. Кемерово, ул. Красная, 6. Отпечатано в типографии издательства «Кузбассвузиздат». 650043, г. Кемерово, ул. Ермака, 7. Тел. 58-34-48

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Строилова, Алевтина Георгиевна

Введение.

Глава 1. Поэзия Томаса Грея в русских переводах.

1.1. Первые переводы поэзии Томаса Грея в России.

1.2. П.И. Голенищев-Кутузов — переводчик поэзии Грея.

1.2.1. Перевод и масонская символика.

1.2.2. Масонская символика в переводе "Elegy written in a country church-yard" П. И. Голени щева-Кутузова.

1.3. Три перевода элегии Т. Грея "Elegy written in a country church-yard" в творчестве В.А. Жуковского.

Глава 2. Русские переводы поэмы Э. Юнга "The complaint, or night thoughts".

2.1. М.В.Сушкова — первая переводчица Юнга и проблема буквалистского перевода.

2.2. A.M. Кутузов - переводчик и комментатор поэмы Юнга.

2.3. Первый поэтический перевод поэмы Э. Юнга "The complaint, or night thoughts".

2.3.1. «Сон» и «Смерть».

2.3.2. «Царица Ночь».

2.3.3. «Луна» и «чувствительность».

2.3.4. «Певец ночи» и «певец утра».

2.4. Переводы поэмы Э. K>Hra"The complaint, or night thoughts" 1803, 1806 годов.

Глава 3. Традиции английской кладбищенской поэзии в русской лирике конца XVIII - первой трети XIX века.

3.1. Прямой диалог с творчеством Э.Юнга и Т.Грея в поэзии Г.П.Каменева и С.С.Боброва.

3.2. Традиции Э. Юнга и Т. Грея в творчестве В.А.Жуковского.

3.3. Образы и мотивы поэзии Э.Юнга и Т.Грея в ранней романтической лирике М.Ю.

Лермонтова.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Строилова, Алевтина Георгиевна

Начало развития межнациональных связей русской и английской литератур приходится на период сентиментализма. Это обусловлено внутренними закономерностями предшествующего национального развития русской литературы, активно осваивающей европейский философский, эстетический и художественный опыт, и особенностями английской литературы XVIII века, которая к этому времени была представлена рядом значительных имен европейского уровня: Шекспир, Мильтон, Поп, Филдинг, Дефо, Свифт, Стерн. В этом ряду появляются новые имена — это Эдвард Юнг и Томас Грей, творчество которых привлекает внимание.

Оценки поэзии Юига и Грея в отечественном и англоязычном литературоведении далеко не однозначны. Их называют создателями кладбищенской поэзии, поэтами «нового высокого стиля», предромантиками, поэзию Грея иногда называют пасторальной. В отечественном литературоведении этих поэтов относят к сентиментализму либо к предромантизму, это связано с тем, что существует некоторая спорность в определении этих понятий. Например, в «Истории всемирной литературы» их творчество относят к сентиментализму, а предромантизм определяется как более поздний период развития литературы с иным перечнем имен'. В «Хрестоматии по западноевропейской литературе. Литература восемнадцатого века» (сост. А. А. Аникст, Г. Н. Галицкий, М. Д. Эйхенгольц) Грей и Юнг названы предромантиками, а Грей одним из основателей «кладбищенской поэзии»2.

Н. А. Соловьева определяет Юнга и Грея как предромантиков3. В монографии В. А. Лукова, одной из последних посвященных предромантизму, их также относят к этому периоду4.

В работе В. Н. Гаиина «Поэзия Эдуарда Юнга: становление жанра медитативно-дидактической поэмы» (1990) более подробно рассмотрено

1 История всемирной литературы: В 9 томах. — Т. 5. - М.: Наука, 1988. — С. 66-67.

Хресюматия но западноевропейской литературе. Литература восемнадцатого века / Сост. Л.А. Аникст, Г.Н. Галицкий, М.Д. Эйхенгольц.-М., 1938.-С. 131, 135.

3 Соловьева H.A. У истоков английского романтизма. - М.: Издательство МГУ, 1988. - С. 82.

4 Луков Б.А. Предромантизм. - М.: Наука, 2006.-С. 210-211. творчество английского поэта, она, в частности, сосредоточена на анализе «Ночных дум». Исследователь приходит к выводу, что сложившаяся в предшествующий «Ночным думам» период творчества схема поэтической медитации в этой поэме претерпевает изменения. Объектом медитации здесь наряду с картинами мира внешнего становятся и картины мира внутреннего, или «пейзаж души», что связано с тенденцией к более широкому проникновению в поэзию авторской индивидуальности, ростом интереса к внутреннему миру человека в литературе этого периода. По мнению Ганина, «отсутствие в поэзии достаточного опыта и языковых средств для их выражения заставило Юнга прибегнуть к помощи внелитературного ряда — отождествить образ лирического субъекта с образом реального автора, а события, изображенные в «Ночных думах», - с реальной биографией. В связи с этим можно говорить о появлении в сочинении английского поэта образа лирического героя, который несет в себе отражение авторского "Я"»5.

Однако чаще всего отечественные исследователи ограничиваются краткой характеристикой творчества Юнга и Грея, определяя его как классический пример «кладбищенской поэзии» эпохи английского сентиментализма или предромантизма. В англоязычных исследованиях представлены более подробные оценки поэтического стиля и жанровой поэтики произведений Юнга и Грея.

Обратимся к общим работам, посвященным творчеству Грея. Наиболее распространенным является восприятие Грея как поэта «кладбищенской» школы. Джон Батт в работе «Середина XVT1I века» (1979) анализирует развитие творчества Грея. «Из авторов оды самым умелым был Грей. Его ранние стихи являются приятным примером небольших классических од. Его "Ода к весне", "Итонская школа" - описательные оды, но описание не является единственной целью автора». Сравнивая описания Грея и Коллинза, он гово

5 Ганин В. Н. Поэзия Эдуарда Юнга: становление жанра медитативно-дидактической поэмы: Авюреф. дне. .канд. филолог, наук: 10.01.05: защищена20.10.90.-М., 1990.-С. 12. рит, что у Грея они «.не были ни такими динамичными, ни такими романтичными; его создания не являются фантастическими или волшебными; вместо этого у них статичная поза и характеристики фигур болонской школы искусства, которую Грей и некоторые его современники так любили»6. Всс его оды наставительны, даже насмешливая "Ode on the death of a favourite cat", но они наставляют очень легко; два последующих стихотворения - "The progress of poesy" и "The Bard" - являются более основательными. Далее Батт анализирует структуру этих двух од, сравнивая их с произведениями Мильтона и Петрарки.

Дж. С. Фрейзер в «Краткой истории английской поэзии» (1981) говорит о поэтах «нового стиля» ("new style"), «высокого стиля» ("style sublime"), «чувствительного стиля» ("style of sensibility"), который он называет сентиментализмом. К этому направлению исследователь причисляет Грея и Коллинза. По мнению Фрейзера, грустный, подавленный тон, придающий поэзии XVIII века медитативный оттенок, имеет своим источником скорее искреннюю, но безрадостную религиозность, чем мелкий культ рационализма.

По мнению Фрейзера, в эпитафии, которая завершает элегию Грея, можно почувствовать дух смирения. «Именно качество набожности делает поэзию XVIII века привлекательной для ее поклонников»7. Самая большая ошибка критиков, по словам исследователя, при анализе поэзии неоклассической эпохи — это предположение, что ее лучшие поэты очень похожи друг на друга, как и их поэзия, сатирическая или медитативная. Фрейзер вводит понятие «магии слов» ("word-magic"), под ней он имеет в виду «использование языка, в котором форма строк и строф, выбор слов, живость образов трогают нас гораздо больше, чем сам смысл, и делают этот смысл глубже»8. Он находит эту «магию слов» у разных поэтов, которые следуют за Попом, особенно у Грея и у Коллинза. «Магия слов» поэзии романтизма, которая предчувствуется у Грея в его элегии, - это магия, которая передает глубокое значение

6 Butt John. The mid-eighteenth century. - Oxford: Clarendon Press., 1979. P. 12-13.

7 Fraser G.S. A short history of English poetry. - Somerset: Open Books., 1981. - P. 170.

8 Fraser G.S. A short history of English poetry. - Somerset: Open Books., 1981. - P. 172. внутренних ощущений, значение, которое нельзя передать абстрактными словами. Смысл здесь скорее кристаллизуется в самой форме стихотворения, чем относится к какому-то реальному, конкретному миру за пределами созданных образов.

Фрейзер анализирует стихотворение и с социальной точки зрения, утверждая, что в элегии Грея есть призыв оставить в обществе все как есть. «Элегия - попытка убедить и самих бедных, если бы они могли ее прочесть, и более состоятельных людей, которые по каким-то причинам могли быть обеспокоены тяжелой жизнью сельских тружеников, что деревенским жителям в целом повезло, что хоть гений и не присутствует в их жизни, но также они и не подвержены соблазнам этого мира»9. Грей, по словам Фрейзера, не был человеком бесчувственным. Весь его жизненный успех не мог избавить его от естественного чувства одиночества и постоянной меланхолии, вследствие чего элегия не кажется написанной «самодовольным» ("smug") автором. Можно даже подумать, что он ощущает вину за свой успех по сравнению с тем, на что обречен созданный им сельский гений.

Рэймонд Саутхолл в работе «Литература, индивидуальное и общественное» (1977) анализирует элегии Грея как пример «пасторальной» ("pastoral") поэзии. «Хотя английская пасторальная поэзия в основном ориентировалась на двор, она не одинакова в своем отношении к сельской жизни. Есть попытки изобразить как настоящих пастухов в реальных условиях, так и идиллических пастухов в идиллических условиях. Разница в целях важна, хотя «реалистическая» поэзия является не менее светской, чем идиллическая или классическая. Реалистическая поэзия тем не менее не имела целью изобразить настоящие условия сельской жизни; принципы реалистичности относились скорее к внешним признакам, чем к социальной достоверности. Это означало, что действия, чувства и речь в пасторальной поэзии должны были быть «низкими», чтобы сохранить впечатление пасторальности. Отношение, внушаемое обоими направлениями пасторальной поэзии, отвлекало внпма

9 Fraser G S. A shot t history of English poetry. - Somerset: Open Books., 1981. - P. 189. ние от реальности жизни в деревне и утешало чувствительных»10. Творчество Грея, по мысли исследователя, представляет собой реалистическое направление пасторальной поэзии. Сравнивая элегию Грея и его «село» с произведениями Голдсмпта и Крэбба, он делает вывод, что в «Элегии» Грея звучит мысль о «превосходстве поэтического сознания над пейзажем»".

Теперь обратимся к работам, посвященным анализу "Elegy written in а country church-yard" Томаса Грея, элегии, которую многие исследователи называют центральным произведением поэта.

Анна Уильяме в работе «Пророческие стихи: лирика XVIII века» (1984), представляя жанр элегии в английской литературе, обращается именно к "Elegy written in a country church-yard". «Хотя традиции и общечеловеческий опыт подтверждают, что его произведение - шедевр, и хотя никто не мог бы изменить ни единого слова, стихотворение удивительно трудно анализировать. Новые критические исследования указывают на знаменитую сегодня двусмысленность строки 93к, и вопрос в том, кто этот человек, к которому обращаются Ты?»]3 По мнению исследователя, если мы ответим на этот вопрос, то узнаем, чья эпитафия завершает стихотворение, и сможем судить о ее значении и отношении с остальной частью элегии.

Некоторые предполагали, что эпитафия предназначалась кому-то, кого Грей знал лично, возможно, это Ричард Уэст. Для других эпитафия прославляет poeta ignotus, или сельского камнереза, который создавал «неуклюжие рифмы» ("uncouth rhymes"). Можно предположить также, что эпитафия была создана для самого Грея или для лирического героя элегии. Но если это так, то к чему подобная маскировка? По мнению Уильяме, лирический герой «выбирает» эту эпитафию для себя, с чем согласны большинство современных исследователей.

10 Southall Raymond. Literature, the individual and society. - London: Lawrence and Wishart., 1977. - P. 53.

11 Там же. - P. 62.

12 Имеются в виду слова: For thee, who mindful of th' unhonour'd Dead (И ты, помнящий о безвестных умерших). Эти слова Жуковский переводит в 1802 году так: «А ты, почивших друг, певец уединенный» п Williams Anna. Prophetic strain. The greater lyric in the eighteenth century. - Chicago and London: The univei-sity of Chicago press. — P. 93.

Ключевым понятием для этой элегии Уильяме считает «смирение», оно указывает на отношение к жизни, миру и опыт, которые лирический герой демонстрирует на протяжении всей поэмы: его мужественное принятие неизбежного. Это понятие объясняет заключительное действие элегии, когда лирический герой, наконец, лицом к лицу сталкивается с тем, чего он внутренне боится: ранняя смерть, загубленные перспективы и забвение. Но он встречает свои страхи не непосредственно, а проецируя их на «юношу», эпитафию которого читает.

Понимание того, что «юноша» - это воображаемая, перемещенная версия лирического героя, помогает объяснить необычную насыщенность литературными аллюзиями (Мильтон "II Penseroso", Спенсер «Эклоги») в строках, описывающих погребенного поэта. Отказ от самого себя, образ юноши, эпитафия, которые появляются в заключении, являются на самом деле кульминацией манифестируемых лирическим героем сдержанности и скрытности. Это итог процесса, начатого в первых строках, и они напоминают, что это лирика и что это очень индивидуализированный лирический герой, хотя эта индивидуализация и принимает форму отказа от самого себя. И наконец, благодаря объединению идеи смерти, образа могильного камня с мемориалом как последней данью поэту от «дружественного духа», последние строки элегии синтезируют все главные темы элегии. Таким образом, в целостном анализе элегии Анна Уильяме заостряет внимание на адресате эпитафии, выделяет смирение как ключевое эмоциональное состояние элегии, отмечает сложность образа юноши во второй части элегии. Примечательно, что именно эти черты элегии вызывали затруднение у переводчиков.

Ричард Сагг в исследовании «Значение голоса: Элегия Грея» (1974) также при рассмотрении элегии Грея называет важнейшей проблемой личность лирического героя, субъекта эпитафии, «ты» строки 93. Сагг анализирует содержание повествовательной структуры произведения. Исследователь отвечает на поставленный вопрос таким образом: «"Юноша" — поэт, тот же поэт, к которому относится «я» в четвертой строке и «ты» в 93-й строке, и о нем же рассказывает крестьянин. Но повествователь, который описывает разговор между крестьянином и дружественным духом, а также эпитафию, - это голос не самого поэта, а «голос его создания» ("a creation of the poet"), который описывает поэта. Также как стихотворение может жить после смерти поэта, так и в «Элегии» поэт создает голос, который останется после его смерти и станет прославлять его»14.

Таким образом, Сагг находит у Грея три уровня развития повествовательной структуры в стихотворении. Грей написал элегию и создал поэта-рассказчика, который в свою очередь создал голос, описывающий разговор крестьянина и «дружественного духа», а также эпитафию. Это переплетение голосов дает ответ на главный вопрос стихотворения о том, как человек может остаться в живых после смерти. Человек остается через отношения, которые он создает.

Исследователь Рональд Картер в работе «История английской литературы, Раутледж» (1997) пишет: «Элегию часто связывают с более ранней «кладбищенской школой», с авторами Эдвардом Юнгом и Робертом Блэром и их произведениями «Ночные мысли» и «Могила». Эти поэты в полной мере наслаждаются образами смерти и болезненности, создавая атмосферу "восхитительного сумрака" ("delightful gloom"). Это настроение меланхолии распространилось в Европе и стало модным в эпоху европейского романтизма»15.

Элегия Томаса Грея, по его мнению, имеет совершенно другие акценты, хотя и наполнена «спокойной гуманной меланхолией» ("gently humanist melancholy"). Она в некотором смысле является жизнеутверждающим переосмыслением сельских ценностей. Элегический элемент относится к смерти самого поэта и к размышлениям о нереализованных талантах сельских жителей, жизнь которых прошла в маленьком мирке. Элегия может быть прочитана как стихотворение «против грусти» ("against mourning"). Она предрекает

14 Sugg Richard. The importance of voice: Gray's elegy // Tennessee Studies in literature. - Tennessee: I he university of Tennessee press., 1974.-P. 120.

15 Carter R. and McRae J. The Routledge history of literature in English. - L. andN. Y.: Routiedge., 1997.-P. 196. 9 будущий интерес Вордсворта к сельской жизни и к «полезному» труду и находит смысл в прожитых жизнях, а не в страхе перед смертью. Таким образом, Р. Картер, включая элегию Грея в традиционный контекст «кладбищенской» поэзии, видит в ней также прославление идиллической сельской жизни.

Ричард Хэйвен в исследовании «Некоторые перспективы в трех стихотворениях Грея, Вордсворта и Дункана» (1977) исследует пространственно-временные категории в английской лирике и ставит Грея в один ряд с Вор-дсвортом и Робертом Дунканом, поэтом XX века. Он рассматривает три стихотворения: "Elegy written in a country Church-yard" Грея, "Lines composed a few miles above Tintern Abbey" Вордсворта и "The fire" Дункана. Очень разные по своим темам, стихотворения оказываются близки по своей структуре, которая сформирована отношениями поэта со своим миром и слушателями.

По мнению исследователя, все эти произведения относятся к «цикличным стихотворениям», действие которых начинается и заканчивается в одном и том же месте, то есть, где бы ни находились мысли лирического героя во время его монолога, он возвращается в то же место и время, где начиналось стихотворение.

Грей повествует с места, удаленного от мирской суеты. Он находится в тихом уединении, где может размышлять о жизни и смерти. Ему не понадобилось отказываться от знакомых форм или языка, и он не переживает из-за недостатка слушателей, с которыми делится мыслями16.

Еще одно произведение Грея, которое особо выделяют исследователи, — это "Sonnet on the death of Richard West". Джудит Мур в работе «Сонет Томаса Грея: обстоятельства и стиль» (1974) рассматривает его как произведение, в котором сильны автобиографические мотивы. Контекст, зависящий от обстоятельств, является частью содержания сонета. Стихотворение становится демонстрацией главного тезиса — изолированность поэта в обществе. Его

16 Haven Richard. Some perspective in three poems by Gray, Wordsworth, and Duncan // Romantic and modern. Revelations of literary tradition. - Pittsburgh: University of Pittsburgh press., 1977. - P. 70. единственный идеальный читатель, который может откликнуться на содержание сонета, отсутствует, этого читателя нет в живых, а все остальные неспособны разделить гармонию дружбы Грея и Уэста, для них нужно особое толкование текста. Это произведение не есть внутренний диалог лирического героя с самим собой, а является последним обращением к Уэсту. Стихотворение - вовсе не формальная, публичная элегия, жанр, в котором окончание традиционно иное, а намеренно личное произведение. Его автор не просто поэт, обращающийся к абстрактному читателю, а Томас Грей, говорящий в последний раз с Ричардом Уэстом17.

Обзор англоязычной критики позволяет сделать ряд выводов. Творчество Томаса Грея вызывает интерес у современных исследователей, при этом особое внимание обращается на "Elegy written in a countiy church-yard", которая выделяется среди остальных произведений новизной тематики и художественных средств.

Вполне заслуженное внимание привлекает субъектная структура стихотворений Грея, ее усложненность, множество разных форм авторского присутствия в тексте, от прямых сентенций к созданию сложной системы голосов, то приближенных к авторскому, то отстоящих от него, выступающих своего рода ретранслятором, проекцией содержания авторского слова, преломленного сквозь чужое сознание.

Современные англоязычные исследователи творчества Т. Грея не всегда относят его к «кладбищенской поэзии», как это в основном принято в русской традиции, а часто называют этого автора предтечей романтических открытий «озерной школы» и в наибольшей степени сельской темы у Вордс-ворта. В жанровой поэтике элегии "Elegy written in a country church-yarcT они находят существенную трансформацию субъектной структуры по сравнению с одой, сонетом, что было выражением растущих романтических тенденций.

17 Moore Judith Thomas Gray's "Sonnet on the death of Richard West": the circumstances and the diction // Tennessee studies in literature. - P. 113.

Изучение Эдварда Юнга, другого, не менее значимого для этого литературного направления английского автора, сосредоточено в основном вокруг его "The complaint, or night thoughts". Большинство англоязычных литературоведов, выделяя это произведение в творчестве Юнга, совершенно по-разному оценивают значение и даже художественные достоинства поэмы. Используя многообразные методики анализа, они связывают поэму с разными литературными направлениями, философскими и религиозными течениями, а также обнаруживают ее влияние на различных авторов более поздних этапов английской литературы. Авторы сходятся в одном: произведение имело большое значение для развития литературного процесса и стало настоящим событием в английской поэзии второй половины XVTIT века.

Дж. Маккейл в работе «Исследования английских поэтов» (1968) посвящает Юнгу целую главу, в которой определяет его место в истории английской литературы и объясняет его несомненную популярность. Он говорит о том, что Юнг в своей поэме создал новый жанр: «Юнг, можно сказать, представляет свой собственный период, около, но не вместе с общим движением»^.

Маккейл указывает на заимствования, присутствующие в поэме, упоминая Мильтона, а также античных поэтов Каллимаха и Лукреция. Эти заимствования послужили для того, чтобы обогатить саму поэму, и не могут быть названы плагиатом, так как Юнг делает это очень открыто, что не оставляло сомнений в источнике.

Анализируя теологическую концепцию поэмы, исследователь говорит о том, что в ней опровергается атеизм и отстаивается христианское мировоззрение. В трактовке христианства Юнг «колеблется между рационалистическим деизмом и доктриной, заимствованной в методизме, основной мыслью которой он считает положение о вознаграждении и наказании, идущих от Господа»19.

18Mackail J.W. Studies of English poets. - Freeport, N. Y.: Books for libraries press, 1968. - P. 119.

19 Mackail J.W. Studies of English poets. - Freeport, N. Y.: Books for libraries press, 1968. - P. 129.

Но главным в этом произведении Юнга, по мнению Маккейла, является то, что поэт «был инициатором и протагонистом одной из сторон романтического движения; он сразу стимулировал и удовлетворил то, что французы называют le gout du sombre (мрачная манера)». Влияние этой манеры сохранилось и остается сильным даже в период романтического движения 1830-х годов. Но в поколении, которое последовало сразу после появления «Ночных мыслей», le gout du sombre, как в литературе, так и в живописи, распространилась во Франции, а оттуда по всей Европе. «Печаль "Ночей" стала страстью. Это определило моду на следующую половину столетия, в которой основными составляющими были могила, лунный свет, череп, тис, чувствительный человек, произносящий монолог, и, если возможно, накрытое тело. И в литературе и в искусстве происходит также внедрение в исконную 1е gout du sombre "чувствительности", которая доминировала в общем стиле»20. Ценность характеристики Маккейла состоит в точном и емком определении юнговских мотивов и образов. Можно сказать, что он достаточно точно, хотя и с некоторой долей иронии, сформулировал основные константы юнговско-го текста.

Анна Уильяме в уже упомянутой книге об английской поэзии, в главе «Ранний расцвет пророческой прозы» рассматривает поэму Юнга «Ночные мысли» параллельно с «Временами года» Томпсона. Она указывает на то, что оба эти произведения поучительны в своей всесторонней, хотя и иногда «неловкой ассимиляции» тем, поэтических принципов и предположений. Действия обеих поэм происходят в «театре сознания» ("the theatre of the mind"), каждая представляет собой медитации одного человека. Оба произведения, на взгляд исследователя, являются намеренной лирической переработкой «Потерянного рая» Мильтона, так как оба представляют собой попытку оправдать пути Господа перед людьми. Но герои Томпсона и Юнга обходятся без помощи музы21.

20 Mackail J.W. Studies of English poets. - Freeport, N. Y.: Books for libraries press, 1968. - P. 131.

21 Williams Anna. Prophetic strain. The greater lyric in the eighteenth century. - Chicago and London: The university of Chicago press. 1984. - P. 70.

Но далее, развивая параллель между двумя авторами, исследователь находит различия. Некоторые части поэмы Юнга повторяют физико-теологические размышления о целях и значении природы, которые представлены у Томпсона во «Временах года», при этом Юнг обращается и к другим источникам, содержащим современную ему философию и апологетику христианства. Как и у Томпсона, «рамки» для подобных размышлений - это опыт одного человека, одного разума. Эта поэма становится «важной связью между ранним протестантизмом и некоторыми принципами романтизма»22.

Уильяме говорит о том, что эти произведения повлияли на развитие творчества Вордсворта: «"Ночные мысли" удивительно предсказывают поэтическую практику Вордсворта»23. Вывод, который исследовательница делает по этим двум произведениям, заключается в определении их статуса как предположительных моделей лиро-эпических произведений Вордсворта о природе и разуме человека.

Еще один исследователь, уже упомянутый выше Джон Батт, относит Юнга к «кладбищенским поэтам». Он анализирует источники, которые использовал Юнг в своей поэме, и указывает на традиции апологетики христианства, которые доказывали несостоятельность атеизма и деизма. Существование и природа Бога в его созданиях демонстрировались в самом популярном доказательстве - наличии звездной вселенной и утверждении истинности христианского Откровения, особенно в том, что касается уверенности человека в бессмертии его души. В качестве прототипов поэмы он называет имена Мильтона, Томпсона и Попа. Однако он находит некоторые отличия в произведении Юнга: «Юнг больше, чем Поп, полагается на чувство внезапности и на драматическую манеру развития темы»2'. Особый слог поэта дает ему возможность говорить своим собственным, отличным от других голосом, что позволяет ему заявить о своей оригинальности. Характерная манера Юнга восклицательна и полна афоризмов, которые живут и сейчас. Хотя он был Williams Anna. Prophetic strain. The greater lyric in the eighteenth century. - Chicago and London: The university of Chicago press, 1984. - P. 75.

23 Там же.

24 Butt John. The mid-eighteenth century. - Oxford: Clarendon Press, 1979. - P. 84. наделен необычайной силой воображения, с легкостью мог использовать слова, был виртуозом в создании ритма, он, однако, не мог создать кульминацию. Но «Юнг со всеми его недостатками был гением и поэтом»25.

Таким образом, в итоге нашего обзора англоязычной литературы о Юнге можно отметить, что исследователи помещают поэму в широкий литературный ряд, сближают ее с «Потерянным раем» Мильтона и подчеркивают в ней особую значимость традиции апологетики, проявившейся в утверждении существования Бога, раскрытии картины звездного неба, провозглашении веры в бессмертие души. В характеристике литературных достоинств поэмы исследователи выделяют особый юнговский стиль и комплекс традиционных для него тем и мотивов.

Приведенные русские и англоязычные исследования произведений Юнга и Грея помогают выделить те черты, которые выразили многие основополагающие идеи сентиментализма как зарождающегося литературного направления. Они увлекали новизной мировосприятия и создавали новые возможности поэтического раскрытия внутреннего мира личности, обращенной к бытийным проблемам жизни и смерти, бессмертия души, вечности и бренности, предлагали для этих размышлении новые пространственные то-посы и временные парадигмы.

На рубеже XVIII - XIX веков в России наблюдается уже систематический интерес к творчеству этих английских авторов. Их произведения переводятся, оцениваются, в русской поэзии возникают подражания, и постепенно формируется целый комплекс образов и мотивов, восходящих к «кладбищенской» поэзии. Хотя межнациональные связи русской и английской литератур подробно изучались в отечественном литературоведении несколькими поколениями исследователей, в ряду которых М. П. Алексеев, В. М. Жирмунский, Ю. Д. Левин, П. Р. Заборов, Ю. М. Лотман и др.26, этот про

25 Butt John. The mid-eighteenth century. - Oxford: Clarendon Press, 1979. - P. 86.

26 См. «Библиографический список» в нашей диссертации. цесс во всей его полноте пока не был предметом специального рассмотрения в отечественной науке.

Основное внимание исследователи сосредоточили на переводе "Elegy written in a country church-yard" Т. Грея, который выполнил Жуковский. Под названием «Сельское кладбище» этот перевод вошел в русскую литературу и оказал заметное воздействие на развитие элегической школы в эпоху пред-романтизма и раннего романтизма. Как пишет В.Э. Вацуро, под влиянием элегии Грея и ее перевода Жуковским формируется новое понятие "суггестия" - "подсказывание", "внушение", "наведение", стремление вызвать в нас представления, не называя их. Элегия Грея сконцентрировала в себе предшествующую традицию, «в пей были отобраны и сведены в единый фокус характерные для жанра художественные средства»27.

В связи с этим литературные критики и исследователи рассматривают элегию Т. Грея в эволюции художественной системы Жуковского как образец нового типа перевода, помещают ее в ряду первых элегий поэта и связывают с началом творческого пути Жуковского.

Г. А. Гуковский вписывает опыт перевода элегии в развитие стиля Жуковского: «"Сельское кладбище" Грея не один раз переводили до него. Но о человеке как центре мира, в освобождающем плане — и в отрыве от всего «внешнего» - так до него не писали. именно он, с такой полнотой, и силой, и глубиной выразил в русских стихах суть романтизма. Индивидуализм и субъективизм - это и есть эта суть, в применении к вопросу о человеке»28.

Р. В. Иезуитова пишет о «Сельском кладбище»: «Один их опытов элегии нового предромантического типа, "Сельское кладбище", отчетливо показывает живую преемственную связь поэта, воспитанного в школе русского классицизма, с одической: высокая, торжественная элегия вбирает в себя жизнеспособные элементы поэтики и стилистики оды, трансформирует их. Эти элементы ассимилируются принципиально иной художественной систе

27 Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры «Элегическая школа». — СПб.: Наука, 1994. — С. 50.

28 Гукопский Г.Л. Пушкин и русские романтики. - М.: Интрада. 1995. - С. 67. мой, попадают в иной поэтический контекст, приобретают новую функцию <.> Жуковский <.> резко эволюционирует в направлении меланхолического лиризма»2у.

А. С. Янушкевич, анализируя перевод элегии Грея, отмечает, что «"Сельское кладбище" открыло потенциальные возможности Жуковского как поэта новой эпохи. В его переводе — ощущение простора чувств. «Я» поэта обнаруживается во всем: и в пронизанности пейзажа лиризмом, и в задушевных эмоциях размышления на кладбище, и в тщательной разработке образа лирического героя»'0.

Работа В. Н. Топорова «"Сельское кладбище" Жуковского: к истокам русской поэзии» (1981) — одно из последних обобщающих исследований как по проблеме влияния элегии, ставшей «событием в истории русской поэзии», на развитие русской поэзии, так и по истории ее перевода в творчестве самого Жуковского. В. Н. Топоров подробно анализирует перевод и выявляет стремление Жуковского найти в русском языке поэтические средства, которые производили бы на читателя то же впечатление, которое производит оригинал. Он рассматривает, как Жуковский усекает строку, ищет совпадающую метро-ритмику, выявляет особенности перевода звукописи с одного поэтического языка на другой.

С публикацией «Сельского кладбища» и других стихотворений, продолжающих ту же линию, для русского читателя наиболее близкими и насущными поэтическими ценностями стали те, которые начали появляться в русской литературе. По мнению В. Н. Топорова, Жуковский создал поэтический текст, структура которого обладает сложностью, не имеющей прецедентов в поэзии XVIII века. Язык поэтических произведений Жуковского 1800-х (начиная с «Сельского кладбища») - 1810-х годов вошел как целое (язык русской элегии) важной составной частью в фонд русского поэтического языка'1.

29 Иез) и гова Р.В. Жуковский и его время. - Л.: Наука, 1989. - С. 58-59.

30 Янушкевич А.С. В мире Жуковского. - М.: Наука, 2006. - С. 50.

Топоров В.Н. «Сельское кладбище» Жуковского: К исюкам русской поэзии // Russian Literature (North-Holland Publishing Company). 1981. Vol. X.

А. Н. Гиривенко в исследовании о русском художественном переводе первой половины XIX века также говорит о переводе Жуковского, но рассматривает его в свете общей истории развития поэтического перевода конца XVIII - XIX вв. Он отмечает, что «с перевода элегии Томаса Грея «Сельское кладбище» следует вести отсчет и в поэзии самого Жуковского, и в истории русской романтической поэзии вообще»1". Именно в интерпретации Жуковского, по мнению А. Н. Гиривенко, «элегия превратилась не просто в грустную медитацию (подчиненную мысли о величии всякого человека), но и в своеобразную песню грустного содержания, где существенны риторические вопросы и восклицания, передающие атмосферу романтической элегии. Мир "Сельского кладбища" элегичен по своей сути, все в нем от начала до конца погружено в единое настроение. Пейзаж органично переходит в медитацию, а в последней части элегии становится как бы частью душевных переживаний молодого поэта, .здесь сплавились воедино различные жанровые элементы — описание и размышление, исповедь и рассказ, поток чувств и ораторские интонации»33.

Таким образом, обзор научных исследований показывает, что художественные открытия Жуковского, сделанные в процессе перевода "Elegy" Грея, подробно изучались. Но предыстория переводов элегии Грея не привлекала внимание исследователей, тогда как работе Жуковского предшествовал целый ряд переложений, переводов, подражаний "Elegy written in a country church-yard". Перевод Жуковского не был одномоментным явлением, это был итог достаточно длительного процесса вхождения поэзии Грея в контекст русской литературы, который нуждается в изучении и восстановлении его значимости. На фоне определения этой значимости будут более объективно видны художественные открытия Жуковского.

Юнг был вторым английским поэтом эпохи сентиментализма, творчество которого становится популярным, переводится, интерпретируется в Рос

32

Гиривенко А.Н. Из истории русского художественного перепода первой половины XIX века. Эпоха романтизма. - М,- Флинта; Наука, 2002. - С. 44.

33 Гиривенко А.Н. Из истории русского художественного перевода первой половины XIX века. — С. 44. сии. Как и Грей, он привлекает внимание благодаря литературным вкусам и пристрастиями развивающегося сентиментализма. Обращаются к Юнгу Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, Ф. А. Эмин, Г. П. Каменев, С. С. Бобров.

Ю. Д. Левин отмечает, что «Юнга скорее рассматривали в ряду мыслителей и моралистов, чем поэтов. Тем не менее постепенно формируется представление о Юнге как о скорбном и трогательном поэте, питающем чувствительные сердца сладостной печалью»34. Первоначально размышления Юнга о жизни и смерти, бессмертии души, времени, добродетели, его попытка нравственно воспитать читателя падают на благодатную почву русской литературы, подготовленную особым интересом философов и поэтов того времени именно к этим проблемам. «Субъектом философствования выступает как бы все человечество, рефлексирующее по поводу своей сущности35 <.> Моральная аргументация, моральное обоснование теоретической концепции, достижение нравственного идеала как цель философствования - вот характерные черты метафизики в России»36.

II.Д. Кочеткова, характеризуя литературу русского сентиментализма, отмечает особую популярность, которой пользовалось произведение Юнга в России. Он становится любимым автором не только реальных читателей второй половины XVIII века: «от "чувствительного" читателя XVIII в. суждение о книге и ее авторе переходит к литературному герою, а этот герой в свою очередь служит образцом для подражания другим многочисленным читателям». Исследовательница называет Юнга «утешителем несчастных»37.

История переводов центрального произведения Юнга "Night thoughts" в России представлена в работе П. Р. Заборова. Исследователь отмечает: «Полтора десятка переводов одного и того же литературного произведения на протяжении нескольких десятилетий — не считаться с подобным фактом нельзя. Каким бы частным и второстепенным этот факт ни казался, его сле

Левин Ю.Д. Английская поэзия и литература русского сентиментализма. Восприятие английской литературы в России.-Л.: Наука, 1990.-С. 183.

35 Мысли о душе. Русская метафизика XVIII века. - СПб.: Наука, 1996. - С. 11. jG Мысли о душе. Русская метафизика XVIII века. - СПб.: Наука, 1996. - С. 68.

37 Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма. - СПб.: Наука, 1994. -С. 168. дует понять и исторически объяснить; в противном случае неизбежно окажутся неполными и недостаточными наши представления о литературном процессе в России последней трети XVIII в., а также о русско-западных литературных связях этих лет»38. Но в своем обзоре Заборов в большей мере сосредоточивается на истории появления разных переводов этого автора 1770-х годов, не вдаваясь подробно в отличительные особенности переводов и дальнейшую судьбу юнговских мотивов в русской литературе.

На наш взгляд, сопоставление переводов необходимо в связи с тем, что в русской поэзии постепенно сформировался своеобразный «ночной текст», связанный с "Night thoughts". Он включал в себя ночное бдение поэта, занятого размышлениями о бытийных проблемах, особую ночную и кладбищенскую атрибутику. Смерть и бессмертие, утраты и страдания, время и вечность раскрывались в переживаниях одинокой и отрешенной от повседневности личности, сознание которой было ориентировано на постижение тайны бытия. Весь этот комплекс тем, мотивов и символов долгое время осознавался как юнговский. Отсылки, скрытые цитаты, переклички и диалоги, а также прямые упоминания имени Юнга встречаются у Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского, С. С. Боброва, Г. П. Каменева.

Большое количество переводов произведений Юнга и Грея, выполненных в России в разное время разными авторами, говорит о долго не ослабевавшем интересе русских поэтов и переводчиков к творчеству этих английских сентименталистов. Очевидна проблема определения истоков этого интереса, развития переводческой традиции и разных форм влияния, которое оказало творчество английских авторов на русскую литературу.

Актуальность заявленной нами темы диссертационного исследования обусловлена неослабевающим интересом современного литературоведения к русско-английским литературным связям, начальный этап которых изучен сравнительно мало, тогда как его роль в развитии литературного процесса в

38 Заборов I I.P. «Ночные размышления» Юнга в ранних русских переводах // Русская литература XVIII иска. Эпоха классицизма. М.; Л.: Наука, 1964. - С. 279.

России существенна и нуждается в дальнейшем конкретном рассмотрении. Эпоха сентиментализма была одним из первых периодов в истории становления как переводческой традиции в России, так и самой русской литературы конца XVIII — начала XIX вв., развивавшейся в активном контакте с европейской литературой. В ней формировались тенденции последующей эволюции русской переводческой традиции и укреплялся диалог русской литературы с литературой европейской. Актуальность видится и в необходимости уточнения методики ведения анализа художественного текста в выбранном аспекте и выработке научного аппарата описания переводов для дальнейшего их изучения.

В качестве предмета исследования избраны переводы Юнга и Грея в русской литературе, выполненные в 1770 — 1810 гг.

Методологической основой предлагаемого исследования являются теоретические труды (М. М. Бахтина, М. JI. Гаспарова, JI. Я. Гинзбург, В. М. Жирмунского, Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, Ю. Н.Тынянова и др.), историко-литературные исследования по сравнительному литературоведению и компаративистике, посвященные русскому и английскому сентиментализму и раннему романтизму (М. П. Алексеев, Д. Д. Благой, В. Э. Вацуро, А. М. Веселовский, Г. А Гуковский, Н. П. Дьяконова, Э. М. Жилякова, В. М. Жирмунский, П. Р. Заборов, А. В. Западов, Е. П. Зыкова, Ф. 3. Канунова, О. Б. Кафанова, Н. Д. Кочеткова, О. Б. Лебедева, Ю. Д. Левин, Ю. М. Лотман, В. А. Луков, П. А. Орлов, Т. В. Саськова, Н. А. Соловьева, В. И Топоров, А. С. Янушкевич, J. Butt, R. Carter, G. S. Fraser, G. Hammarberg , R. Haven, S. Johnson, A.L. Lytton Sells, J. Moore, R. Southall, R. Sugg ) и переводоведов (A. H. Гиривенко, Ю. Д. Левина, А. В. Федорова, В. Н. Комиссарова, Е. Г. Эт-кинда, и др.) Особенность материала работы, связанная с сопоставлением текстов разных языковых систем (английской, русской, французской), потребовала осмысления методологии и методики исследования. Переводы поэзии Юнга и Грея рассматриваются в сравнительно-сопоставительном аспекте по отношению друг к другу, а также к оригиналу в процессе их появления в русской литературе конца XVITT - первой трети ХТХ века с применением структурно-типологического, сравнительно-исторического, культурологического методов исследования.

Исходя из ведущей роли лексической структуры в формировании смысла произведения (хотя велика значимость образного, сюжетно-композиционного и идейно-тематического уровней), а также учитывая особенность поставленных цели и задач, методика работы с материалом предполагала наблюдения, которые позволили бы представить смысловые изменения и сдвиги в переводах (включая изменения и эмоционального плана). На первой ступени анализа (при ведении подстрочного перевода) описываются лексические замены на уровне стиха и поэтической строфы; на следующем этапе анализируется система сопряженных смыслов, то есть описываются изменения поэтической структуры целого как результат данных замен. Думается, это позволит полнее исследовать содержание ведущих мотивов и идейно-философскую трактовку переводов.

Материалом исследования в диссертации являются произведения Эдварда Юнга и Томаса Грея, их европейские и русские переводы XV11I - XIX веков и комментарии к ним, а также отдельные стихотворения русских поэтов конца XVIII - начала XIX века, содержащие отчетливый диалог с этими авторами. Для первой главы были выбраны первые поэтический и прозаический переводы "Elegy written in a country church-yard" Т. Грея, как первое обращение к этому автору, переводы П. И. Голенищева-Кутузова, основанные на целостном подходе к творчеству английского автора, а также переводы В. А. Жуковского как наиболее значимый этап восприятия Грея в России. Материал в этой главе расположен в хронологическом порядке, за исключением раздела, посвященного творчеству Жуковского, в котором прослежена внутренняя хронология развития интереса Жуковского-переводчика к элегии Грея.

Для второй главы были отобраны переводы М. В. Сушковой, создавшей первый перевод части поэмы Юнга "The complaint, or night thoughts", neревод А. М. Кутузова, как пример значимости комментария к переводу для русских читателей, перевод С. Н. Глинки, представляющий собой первый полный поэтический перевод "The complaint, or night thoughts" Э. Юнга, и последующие поэтические переводы П. Политковского и М. Паренаго как наиболее яркие образцы в ряду освоения произведения Юнга в России. В третьей главе рассматриваются произведения С. С. Боброва и Г. П. Каменева, связанные с первой волной влияния Юнга и Грея на творчество русских поэтов. Из произведений В. А. Жуковского были выбраны те, в которых наиболее заметно обращение к мотивам и образам поэзии Юнга и Грея. В последнем разделе третьей главы представлены произведения Лермонтова как образцы дальнейшей судьбы этих традиций в русской поэзии первой половины XIX века. В работе также учитывается материал русской периодики, касающийся отзывов на произведения английских сентименталистов и их переводов.

Цель работы - воссоздать этапы восприятия творчества Юнга и Грея в русской литературе конца XVIII - первой трети XIX века, исследовать типологию переводов на разных этапах рецепции творчества этих английских авторов и рассмотреть разные формы существования традиций Юнга и Грея в русской поэзии указанного периода для создания более полной картины развития русско-английских связей в начальный период их возникновения в литературе.

В соответствии с этим решается ряд конкретных задач:

- создать эмпирическую базу исследования и описать собранный материал в лексическом и стилистическом аспектах;

- сопоставить русские переводы с оригиналами и переводами-посредниками для выявления особенностей каждого текста;

- создать и описать типологию переводов поэзии Юнга и Грея в процессе рецепции их творчества;

- на основе сопоставления разных переводов одного автора установить общий характер эволюции переводов;

- проследить возникновение и развитие традиций Юнга и Грея в русской поэзии первой трети XIX века.

Научная новизна настоящей работы заключается в том, что в ней впервые предпринято системное изучение переводов поэзии Юнга и Грея, начиная с первых обращений до создания полных поэтических переложений, и рассмотрена дальнейшая судьба героя, мотивного комплекса и хронотопа «кладбищенской» поэзии в русской лирике конца XVIII — первой трети XIX века.

Научные результаты исследования:

1) Выявлены и рассмотрены на материале рецепции поэзии Юнга и Грея разные типы переводов: буквалистский перевод, перевод фрагмента, перевод-интерпретация, перевод с комментарием, прозаический перевод поэтического текста, перевод с использованием языка-посредника - в связи с развитием переводческой традиции конца XVIII - начала XIX века.

2) Впервые исследуются переводы Грея и Юнга в контексте русской масонской философии и использование текстов перевода для передачи масонских идей.

3) Представлена предыстория наиболее значимого перевода "Elegy written in a country church-yard" Т. Грея, выполненного В. А. Жуковским в 1802 году, от анонимных переложений фрагментов до полных переводов элегии в контексте всего творчества английского поэта.

4) Прослеживается влияние национальной культуры французского перевода-посредника на рецепцию английского оригинала в русских переводах.

5) Впервые намечены связи переводческой рецепции с возникновением традиции английской кладбищенской поэзии в русской лирике первой трети XIX века и формированием греевско-юнговского комплекса мотивов и образов.

Теоретическая и практическая значимость диссертации заключается в том, что избранный подход к исследованию рецепции произведений Юнга и Грея в России открывает новые перспективы для более глубокого и конкретного понимания культурного диалога русской и английской литературы.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в работе представлено исследование на лексико-стилистической основе концептуальной системы текстов, которая охарактеризована как синтез разных культурных парадигм: английского и русского сентиментализма, христианства, масонства. Наблюдения и выводы, а также предложенный прием текстового анализа можно использовать в дальнейшей разработке проблем текстовой организации с точки зрения комплексного лингвопоэтического подхода. Материалы диссертации могут быть применены при разработке курсов по истории русской литературы XVIII - XIX веков, а также по истории перевода в спецкурсах по английскому и русскому сентиментализму.

Структура работы определяется целями и задачами в исследовании материала. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Во введении обосновываются цели и задачи исследования, его актуальность, рассматривается история вопроса восприятия Юнга и Грея в русском и зарубежном литературоведении, устанавливается научная новизна работы.

В первой главе «Поэзия Томаса Грея в русских переводах» проводится сравнительное, хронологическое исследование разных форм перевода "Elegy written in a country church-yard" Грея в России, проанализированы основные подходы и принципы освоения этого стихотворения в русской поэзии. Сделана попытка вновь объяснить в данном контексте значение перевода Жуковского 1802 года. Прослеживается направление эволюции переводов Грея. Анализируются первые переводы, а также переводы П. И. Голенищева-Кутузова для уточнения картины русско-английских связей рубежа XVIII -XIX веков.

Во второй главе «Русские переводы поэмы Э. Юнга "The complaint, or night thoughts"» представлено три раздела, включающие в себя ранние обращения к поэме Юнга, исследование комментариев одного из самых значительных переводов Юнга в России, созданного А. М. Кутузовым, анализ перевода С. Н.Глинки, выполненного при помощи перевода-посредника, а также поставлен вопрос о значении творчества Юнга для русской литературы рубежа XVIII - XIX веков.

Третья глава «Традиции английской кладбищенской поэзии в русской лирике конца XVIII - первой трети XIX века» состоит из трех параграфов, в которых рассматриваются разные формы дальнейшего освоения юнговско-греевского комплекса тем и мотивов. В первом параграфе рассматривается прямой диалог С. С. Боброва и Г. П. Каменева с английскими поэтами, во втором параграфе прослеживаются особенности освоения традиций Юнга и Грея в творчестве В. А. Жуковского. В третьем параграфе выявлены мотивы и образы поэзии английских сентименталистов в русском романтизме на примере творчества М. Ю. Лермонтова.

В заключении представлены основные итоги работы и намечены перспективы дальнейшего исследования проблемы. Положения, выносимые на защиту:

1) Русско-английский диалог культур начинает интенсивно развиваться в последней трети XVIII века. Особый интерес к английской «кладбищенской» поэзии был обусловлен тем, что произведения поэтов этого течения, особенно Э. Юнга и Т. Грея, соответствовали потребностям формировавшегося в России сентиментализма. Рецепция поэзии Юнга и Грея представляет собой сложный процесс, протекавший в разных формах и состоявший из нескольких этапов.

2) Первый этап восприятия был связан с освоением содержания произведений Юнга и Грея. Переводчиков привлекали новизна образов и новая концепция человека, поэта и окружающего мира. Однако слабо развитые языковые и художественные средства не позволили создать достойный стихотворный аналог, поэтому большинство первых переводов были выполнены в прозе.

3) Переводы П.И. Голенищева-Кутузова стали одной из первых попыток стихотворного перевода и единственной попыткой целостного подхода к переводимому автору. На переводы Кутузова оказали влияние его масонские убеждения, поэтому он вносит в тексты своих переводов новый, скрытый смысл, связанный с масонской символикой, по-новому интерпретируя произведения этого автора.

4) Перевод Жуковского «Сельское кладбище» 1802 года стал наиболее важным этапом в восприятии Грея в России и ознаменовал собой новую ступень развития русской переводческой традиции. Для русской литературы он стал вершиной развития сентиментализма. Три перевода 1801, 1802 и 1839 годов наглядно демонстрируют эволюцию Жуковского как поэта и переводчика, изменение его творческих приоритетов и переводческих принципов.

5) А. М. Кутузов, автор одного из самых известных переводов поэмы "The complaint, or night thoughts" Юнга, развил новую форму диалога с английским автором в виде обширного биографического, культурологического, философского комментария к поэме, который послужил дальнейшему процессу освоения комплекса идей английской «кладбищенской» поэзии в русской литературе.

6) Появление стихотворных переводов Юнга было связано с развитием интереса к нему как к поэту. В первом полном поэтическом переводе "The complaint, or night thoughts", автором которого был С. Н. Глинка, использовался французский язык-посредник в виде перевода Летурне-ра, что повлияло на конкретизацию образов и мотивов, связанных с ночным миром поэмы Юнга.

7) Переводы произведений Юнга и Грея способствовали созданию в русской поэзии узнаваемого комплекса мотивов: ночь и ночной пейзаж, вечер, кладбище. Сформировался особый лирический хронотоп и новое лирическое сознание, обращенное к бытийным темам, которые осмыслены отдельным частным человеком, стоящим перед лицом вечности.

8) Традиции Юнга и Грея продолжают свое существование в русской поэзии в разных формах. Прямой диалог в виде цитат, заимствований появляется у поэтов позднего сентиментализма, разрабатывающих бытийные темы. Более сложные формы освоения традиций в виде влияний, включений, переосмысления основных мотивов, хронотопа, образа лирического героя присутствуют в поэзии В. А. Жуковского и других русских романтиков первой трети XIX века.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рецепция творчества Эдварда Юнга и Томаса Грея в русской поэзии конца XVIII-начала XIX века"

Заключение

Развитие интереса к английской культуре в России приходится на последнюю треть XVIII века, что было обусловлено укреплением многосторонних связей между государствами. Формирующийся русский сентиментализм активно осваивал уроки европейского философского, эстетического и художественного опыта этого течения. Русские поэты ищут новые идеи и художественные формы. Творчество английских сентименталистов, Эдварда Юнга и Томаса Грея, оказалось созвучно развивающейся антропологической концепции, смысл которой состоял в нарастающем внимании к отдельному, частному человеку, его эмоциональному миру. Именно эти идеи составили основное содержание английской «кладбищенской» лирики. Выражая основные черты христианской концепции мира и человека, поэзия Грея и особенно Юнга представляла личностный опыт переживания «вечных» тем. В связи с этим переводы Юнга и Грея в русской поэзии были не только трансляцией европейских художественных открытий эпохи сентиментализма, но они стоят у истоков развития новой русской философской лирики, заметное отличие которой от русской поэзии XVIII века эпохи классицизма формируется в контексте широкой популярности этих авторов и разных форм освоения их творчества.

Переводческий аспект рецепции связан с развитием самого механизма перевода. Начиная с прозаических переводов стихотворного текста, в которых авторы стремились как можно точнее передать содержание произведения, и до появления художественных поэтических переводов творчество английских авторов проходит несколько этапов освоения и осознания в русской поэзии. Философские идеи о внесословном равенстве людей перед смертью, мысли о бессмертии души, о бренности всего земного, о добродетели, о необходимости самосовершенствования нашли благодатную почву, так как оказывались близки русской ментальности, кроме того, значительная часть из этих идей была созвучна масонской идеологии, приобретавшей в это время большой авторитет в русском общественном сознании. Формированию концепции «внутреннего человека», составляющей основу масонской антропологии, способствовали идеи, заявленные в творчестве английских авторов. В лирике Грея был создан топос размышлений над бытийными проблемами, в поэме Юнга "The complaint, or night thoughts" сложился хронос «внутреннего человека».

Привлекала и новая форма подачи этих размышлений, которые были переданы в монологе человека, погруженного в собственные размышления, а не в виде прямой дидактики, представленной абстрактным нравственно-философским уроком. Именно поэтому изначально русские переводчики сосредоточены на философском содержании произведений этих авторов, особенно это было характерно для рецепции поэмы Юнга. Далее, вместе с развитием литературы русского сентиментализма, на первый план выходит интерес к поэтике произведений английских авторов и стремление переводчиков передать художественные достоинства их поэзии.

Перевод как передача смысла сочетался с устремлением к диалогу с автором, что могло выражаться в разных формах. Это были комментарии к произведению, в которых переводчик пытался объяснить некоторые мысли автора для более точной передачи смысла и вставлял собственные размышления. Масонские переводы стали ярким примером интерпретации с внесением нового, не заявленного автором оригинала смысла. В них происходит создание своего рода текста внутри текста. Переводы с использованием языков-посредников меняли русские варианты произведений и представляли их увиденными сквозь призму другой национальной культуры. Поэтический перевод становится новым этапом диалога с автором, так как именно в нем особенности оригинала сочетались с поэтикой другой национальной литературы и с художественным стилем переводчика.

Развитие переводов Юнга и Грея в России происходило по-разному, что было обусловлено различием художественных форм их произведений. В знаменитой "Elegy written in a country church-yard" Грея размышления героя сформированы вокруг кладбищенского пейзажа, герой неизменно возвращается в своих мыслях и переживаниях к тому месту, где он находится, и именно оно наталкивает его на эти рассуждения. В отличие от него, юнговский герой не столь зависим от ночного хронотопа поэмы. Несомненно, он является певцом ночи, и именно ночной пейзаж отражает его душевное состояние, становится символом его страданий. Но размышления этого героя менее организованы, он может свободно переходить от одной мысли к другой, и, несмотря па четкое философское, дидактическое содержание его монолога, мысли героя больше похожи на цепь ассоциаций, периодически повторяющихся, возникающих несознательно. Именно поэтому перед переводчиками стояла непростая задача передать этот поток мыслей, по возможности объяснить их. Это приводило к необходимости обширных, подробных комментариев, а также к появлению большого количества переложений отдельных фрагментов произведения и прозаических переводов. Поэтический перевод становится возможен только после полного осознания и усвоения всего потока мыслей поэта. Именно поэтому поэму "Night thoughts" переводят в стихах только к началу XIX века, когда Юнг был уже глубоко воспринят через прозу, а поэтические переводы становятся своего рода итогом, в котором еще раз выделяются основные элементы, отмеченные ранее русскими авторами.

Для перевода Элегии Грея изначально было очень важно передать кладбищенскую атмосферу, которая провоцирует и организует размышления героя. Это было проще сделать в стихотворной форме, чем ретранслировать в поэтической форме размышления юнговского героя, что и обусловило большее количество поэтических переводов Грея, чем Юнга. Перевод В. А. Жуковского «Сельское кладбище» (1802) становится наиболее значимым этапом в освоении поэзии Грея и в развитии русской переводческой традиции. В своем переводе Жуковский смог наиболее глубоко передать основные художественные особенности оригинала, одновременно соединив с ними свои собственные поэтические открытия. Наряду с этим «Сельское кладбище» Жуковского концентрировало предшествующий русский переводческий опыт этой знаменитой элегии Т. Грея.

Постепенно те черты английских произведений, которые были выделены русскими авторами в процессе переводов и интерпретации, начинают складываться в особый метатекст, в котором закрепившийся герой, мотивный комплекс, лирический хронотоп проходят несколько стадий освоения в русской поэзии. В этот текст входят новый лирический герой, погруженный в собственные переживания своей бытийности, ночной мир, вечерний и кладбищенский пейзаж, размышления на «вечные» темы.

В романтический период этот метатекст терпит определенные изменения, источник его становится менее узнаваемым. Попадая в художественную систему романтизма, философские темы жизни и смерти, бессмертия развиваются и решаются совсем по-другому. Ночной или вечерний хронотоп получает иное наполнение, теперь он не просто вводит героя в состояние медитации, но служит для того, чтобы подчеркнуть его одиночество, его конфликт с миром, а у некоторых авторов соединяется с готическими традициями и мистикой. Отрываясь от источника своего происхождения, эти традиции были восприняты отчасти через творчество русских поэтов и начинают существовать в виде реминисценций у целого ряда русских романтиков. Они отзываются в элегической лирике Вяземского, в «ночных» стихотворениях Кюхельбекера, в ранней лирике Лермонтова. В разработке «кладбищенской» темы сохраняет переклички с лирикой Грея Пушкин в стихотворениях 1830-х годов, ночной мир поэзии Тютчева и Фета тоже может быть рассмотрен в этом дискурсе. Греевский слой отыскивается и в более поздних произведениях русской классической литературы1. Жилякова Э.М. В.А.Ж^ковский и А.П.Чехов: (О судьбе греевского слоя в русском литературе)// Проблемы литературных жанров: Материалы IX Междунар. науч. конф. посвящ. 120-летию со дня основания Том. гос. ун-та. 8-10 дек. 1998 г.-Томск, 1999.- Ч. 1.-С. 126-135.

Список научной литературыСтроилова, Алевтина Георгиевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Gray, Т. The poems of Mr. Gray to which are added memoirs of his life and writings by W. Mason, M.A. / T. Gray. N.Y.: A. Ward, MDCCLXXVIII. 4 vols.

2. Эпитафия господина Грея самому себе // Покоящийся трудолюбец. 1784. Ч. 1. С. 81.

3. Кладбище: Елегия Греева // Покоящийся трудолюбец. 1785. Ч. 4. С. 183— 187.

4. Елегия. На сельское кладбище. Сочинение г. Грея // Беседующий гражданин. 1789. Ч. 3. С. 138-144.

5. Сын Меланхолии. Элегия Греева, написанная на деревенском кладбище / Перевел П. Козловский // Иппокрена, или Утехи любословия. 1799. Ч. 2. С. 2-12.

6. Gray, Т. The poems of Gray / Т. Gray. London: Bensler, 1800.

7. Грей, Т. Стихотворения Грея. С английского языка переведенные П. Голенищевым-Кутузовым; с присовокуплением краткого известия о жизни и творениях Грея и многих исторических и баснословных примечаний / Т. Грей. М., 1803. С. 85-93.

8. Gray, Т. An elegy written in a country churchyard / T. Gray. N. Y.: D. Appleton and Co. Broadway, MDCCCLXI.

9. Gray, T. The elegy. The ode on Eton college. The bard / T. Gray. London: Blackie and son, 1874.

10. Gray, T. Elegy in a country churchyard and other selections / T. Gray. N. Y.; Cincinnaty; Chicago: American book company, 1875.

11. Gray, T. Poems by Thomas Gray / T. Gray. Eton: Eton college press, 1894.

12. Gray, T. The complete poems of Thomas Grey English Latin and Greek / T. Gray. Oxford: Clarendon press, 1966.

13. Вторая Юнгова ночь о времени, смерти и дружбе / перевод М. В. Суш-ковой//Вечера. 1772. Ч. 1. С. 105-136.

14. Young, E. The complaint: or night-thoughts on life, death, and immortality. To which is added, a paraphrase on part of the book of Job / E. Young. Hamburg: C.E. Bohn, MDCCLXXVII.

15. Из Юнга. Четвертая ночь. Нарцисса / перевел с французского Птркий Плтквский (П. С. Политковский) // Новости русской литературы. 1803. Ч. 5. С. 245-256.

16. Стихотворческие красоты Эдуарда Йонга / перевел с английского Мих. Паренаго. М., 1806.

17. Юнг, Э. Юнговы ночи, в стихах, изданные Сергеем Глинкою / Э. Юнг. М.: Университетская Типография, 1806.

18. Young, Е. Les nuits d'Young, suivies des Tombeau et des Meditations d'Hervey, etc. Traduction de Le Tourneur. Nouvelle Edition. Tome premier / E. Young. Paris: Etienne Ledoux, Libraire, 1824.

19. Young, E. Les nuits d'Young suivies des tombeaux d'Hervey. Traduction de P. Le Tourneur. Revue et precedee d'un Essai sur le Jobisme par P. Christian / E. Young. Paris: Lavigne, Libraire-editeur, 1842.

20. Young, E. The poetical works of Edward Young in 2 volumes / E. Young. London: William Pickering, 1844.

21. Young, E. The poetical works of Edward Young in 2 volumes / E. Young. Westport: Greenwood press. Publisher, 1852.

22. Юнг, Э. Ночные думы / перевод М. В. Талова // Хрестоматия по западноевропейской литературе 18-го века / сост. А. А. Аникст, Jl. Н. Галицкий, М. Д. Эйхенгольц. М.: Маркомпрос, 1938. 688 с.

23. Young, Е. Night thoughts or, The Complaint and The Consolation / E. Young. N. Y.: Dover Publications, Inc., 1975.

24. Английская поэзия в русских переводах (XIV—XIX века): сб. / сост. М. П. Алексеев, В. В. Захаров, Б. Б. Томашевский. М.: Прогресс, 1981. 684 с.

25. Глинка, С. Н. Записи / С. Н. Глинка. М.: Захаров, 2004.

26. Голенищев-Кутузов, П. И. Стихотворения Павла Голенищева-Кутузова, Тайного советника, Императорской Российской Академии и Вольного Экономического Общества Члена. / П. И. Голенищев-Кутузов. М.: Университетская Типография, 1803.

27. Греческие эпиграммы / под ред. Ф. А. Петровского. М.; JI.: Academia, 1935. 15 с.

28. Державин, Г. Р. Сочинения / Г. Р. Державин. СПб.: Академический проект, 2002. 712 с.

29. Жуковский, В. А. Полное собрание сочинений: в 12 т. / В. А. Жуковский; под ред. А. С. Архангельского. СПб., 1902.

30. Жуковский, В. А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. / В. А. Жуковский. М.: Языки русской культуры. Т. 1. 1999; Т. 2. 2000.

31. Жуковский, В. А. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. Стихотворения / В. А. Жуковский. М.; Л.: Худож. лит., 1959.

32. Жуковский, В. А. Стихотворения / В. А. Жуковский. Л.: Советский писатель, 1956. (Серия «Библиотека поэта»).

33. Зарубежная поэзия в переводах Жуковского: в 2 т. / сост. А. А. Гугнин. М.: Радуга, 1985.

34. Карамзин, П. М. Письма русского путешественника / Н. М. Карамзин. Л.: Наука, 1984. 717 с.

35. Карамзин, Н. М. Полное собрание стихотворений / Н. М. Карамзин. М.;1. Л.,

36. Карамзин, Н. М. Сочинения: в 2 т. / Карамзин Н. М. Л.: Худож. лит., 1984. Т. 1.672 с. Т. 2. 456 с.

37. Лермонтов, М. Ю. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. Стихотворения / М. Ю. Лермонтов; вступ. ст. и примеч. И. Л. Андроникова; под ред. В. Волина. М.: Худож. лит., 1975. 648 с.

38. Лермонтов, М. Ю. Сочинения: в 2 т. Т. 1 / Лермонтов М. Ю.; сост. и ком-мент. И. С. Чистовой. М.: Правда, 1988. 720 с.

39. Поэты 1790-1810-х годов: сб. / сост. Ю. М. Лотман. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1971. (Серия «Библиотека поэта»).

40. Поэты-радищевцы: сб. / сост. П. А. Орлов, Л.: Сов. Писатель. Ленингр. отд-ние, 1979. (Серия «Библиотека поэта»).

41. Русская элегия 18-го — начала 19-го века / под ред. Ю. А. Андреева. 3-е. изд. Л.: Сов. писатель, 1991. 639 с. (Серия «Библиотека поэта»).

42. Справочная литература и энциклопедии

43. Жданов, П. И. Англиская грамматика, / Вновь сочиненная Морскаго шляхетнаго кадетскаго корпуса учителем и секретарем бго класса Прохором Ждановым. СПбг : типографии Морскаго шляхетнаго кадетскаго корпуса, 1801. 497 с.

44. Лермонтовская энциклопедия / под ред. В. А. Мануйлова. М.: Советская энциклопедия, 1981. 784 с.

45. Литературный энциклопедический словарь / под ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николавева. М.: Советская энциклопедия, 1987. 750 с.

46. Онегинская энциклопедия: В 2 т. / под ред. Н. И. Михайловой. М. : Рус. путь, 1999-2004

47. Русские писатели XI—XX вв.: серия биографических словарей. Русские писатели 1800-1917 / под ред. П. А. Николаева. Т. 1. А-Г. М.: Советская энциклопедия, 1989. 671 с.

48. Русские писатели XI—XX вв.: серия биографических словарей. Русские писатели 1800-1917 / под ред. П. А. Николаева. Т. 2. Г-К. М.: Большая Российская энциклопедия, 1992. 622 с.

49. Русские писатели, XIX век: в 2 ч. / под ред. Б. Ф. Егорова и др. Ч. 1: A-JI. М.: Просвещение, 1996. 448 с.

50. Словарь русских писателей 18-го века / ред. кол.: Н. Д. Кочеткова, Г. Н. Моисеева, А. М. Панченко. Выпуск 1 (А-И). Л.: Наука, 1988. 357 с.

51. Общие работы по литературоведению и истории литературы

52. XVTII век: сборник статей и материалов / под ред. А. С. Орлова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1935. 432 с.

53. XVIII век. Статьи и материалы: сб. / под ред. Г. А. Гуковского. Вып 2. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. 333 с.

54. XVIII век: сб. / под ред. П. Н. Беркова. Вып 3. М.; Л.: Изд-во АН СССР,1958. 605 с.

55. XVIII век: сб. / под ред. П. Н. Беркова Вып 4. М.; Л.: Изд-во АН СССР,1959. 483 с.

56. XVIII век: сб. / под ред. П. Н. Беркова Вып 5. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1962. 452 с.

57. XVIII век. Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма: сб. / под ред. П. Н. Беркова. Вып. 6. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1964. 293 с.

58. XVIII век. Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры. К 70-летию члена корреспондента АН СССР П. Н. Беркова: сб. / под ред. Д. С. Лихачева, Г. П. Макогоненко, И. 3. Серман. Вып. 7. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1966. 456 с.

59. XVIII век. Державин и Карамзин в литературном движении XVIII начала XIX века: сб. / под ред. А. М. Панченко и др. Вып. 8. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. 354 с.

60. XVIII век. Н. И. Новиков и общественно-литературное движение его времени: сб. / под ред Г. П. Макогоненко. Вып. 11. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1976.256 с.

61. XVIII век. Проблемы историзма в русской литературе: сб. / под ред. Г. П. Макогоненко, А. М. Папченко. Вып. 13. Д.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1981. 290 с.

62. XVIII век. Русская литература XVIII начала XIX века в общественно-культурном контексте: сб. / под ред. А. М. Панченко. Вып. 14. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. 327 с.

63. XVIII век. Русская литература XVIII века в ее связях с искусством и наукой: сб. / под ред. А. М. Панченко. Вып. 15. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. 292 с.

64. XVIII век. Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века / под ред. А. М. Панченко. Вып. 16. Л.: Наука. Ленингр. отд-ппе, 1989. 349 с.

65. XVIII век: сб. / под ред. А. М. Панченко. Вып. 17. СПб.: Наука, 1991. 303 с.

66. XVIII век: сб. / под ред. Н. Д. Кочетковой. Вып. 19. СПб.: Наука, 1995. 304 с.

67. XVIII век: сб. / под ред. Н. Д. Кочетковой. Вып. 20. СПб.: Наука, 1996. 354 с.

68. XVIII век. Памяти Павла Наумовича Беркова (1896—1969): сб. / под ред. Н. Д. Кочетковой. Вып. 21. СПб.: Наука, 1999. 452 с.

69. XVIII век: сб. / под ред. Н. Д. Кочетковой. Вып. 22. СПб.: Наука, 2002. 457 с.

70. XVIII век: сб. / под ред. Н. Д. Кочетковой. Вып. 23. СПб.: Наука, 2004. 431 с.

71. Айзикова, И. А. Жанрово-стилевая система прозы В. А. Жуковского / И. А. Айзикова. Томск: Изд-во Томского университета, 2004. 406 с.

72. Айзикова, И. А. Жанрово-стилевая система прозы В. А. Жуковского: ав-тореф. дис. . д-ра филолог, наук: 09.06.04: защищена 30.10.07. / И. А. Айзикова. Томск, 2004.

73. Алексеев, М. П. Английская литература. Очерки и исследования / М. П. Алексеев. М.: Наука, 1991. 460 с.

74. Алексеев, М. П. Английская поэзия и русская литература / М. П. Алексеев // Английская поэзия в русских переводах = English verse in Russian translation X1V-XIX вв.: сб. M.: Прогресс, 1981. 686 с.

75. Алексеев, М. П. Многоязычие и литературный процесс / М. П. Алексеев; // Многоязычие и литературное творчество. Л., 1981. С. 7-17.

76. Алексеев, М. П. Русско-английские литературные связи: XVIII в. перв. пол. XIX в. / М. П. Алексеев // Литературное наследство. М.: Наука, 1982. 863 с.

77. Алексеев, М. П. Сравнительное литературоведение / М. П. Алексеев. М.: Наука, 1983.446 с.

78. Алексеев, М. П. Чарльз Роберт Метьюрин и русская литература / М. П. Алексеев // От романтизма к реализму. Л., 1978. С. 33-55.

79. Анализ одного стихотворения: межвузовский сборник / под ред. В. Е. Хол-шевникова. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1985. 245 с.

80. Англистика: сб. ст. по лит. и культуре Великобритании / редкол.: Н. П. Михальская, И. О. Шайтанов — гл. ред. и др.; Ассоц. преподавателей англ. лит. Вып. 6: Россия и Англия / отв. ред. И. О. Шайтанов, 1998. 130 с.

81. Аникин, Г. В. История английской литературы: учеб. пособие для студентов педагогических институтов и факультетов иностранных языков / Г. В. Аникин, Н. П. Михальская. М.: Высшая школа, 1975. 528 с.

82. Зарубежная литература XVII—XIX вв.: хрестоматия / сост. С. Д. Артамонов. М.: Просвещение, 1982. 602 с.

83. Афанасьев, Э. Л. На пути к XIX веку (рус. лит. 70-х гг. XVIII в. — 10-х гг. XIX в.) / Э. Л. Афанасьев; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. М., 2002. 303 с.

84. Барский, О. В. Творчество А. С. Пушкина 1813-1824 гг. и английский «готический» роман: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 17.04.02. / О. В. Барский. Томск, 2002.

85. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М. М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975. 502 с.

86. Бахтин, М. М. Литературно-критические статьи / М. М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1986. 541с.

87. Белинский, В. Г. Собр. сочинений: в 9 т. Том шестой. Статьи о Державине; Статьи о Пушкине; Незаконченные работы / В. Г. Белинский. М.: Худож. лит., 1981. 675 с.

88. Вельский, А. П. В. А. Жуковский и его значение в истории русской литературы/А. П. Вельский. М., 1904. 27с.

89. Берков, П. Н. Особенности русского литературного процесса XV1I1 века // Проблемы исторического развития литератур: статьи / П. Н. Берков. Л., 1981. С. 138.

90. Берков, П. Н. Проблема национальных традиций русской литературы XVIII в. / П. Н. Берков // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Т. 25. Вып. 1. 1966. С. 25-30.

91. Библиотека В. А. Жуковского в Томске. Ч. 1. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978. 530 с.

92. Библиотека В. А. Жуковского в Томске. Ч. 2. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1984. 558 с.

93. Библиотека В. А. Жуковского в Томске. Ч. 3. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1988. 578 с.

94. Благой, Д. Д. История русской литературы XVIII века. / Д. Д. Благой. М.: Наука, 1960.210 с.

95. Борев, Ю. Б. Художественное развитие / Ю. Б. Борев // Теория литературы: в 4 т. Т. 4. Литературный процесс. М.: Наследие, 2001. 616 с.

96. Бушмин, А. С. Преемственность в развитии литературы / А. С. Бушмин Л.: Худож. лит., 1978. 224 с.

97. В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М.: Наука, 1999. 726 с.

98. Валеев, Э. Н. Первый русский романтик Г. П. Каменев / Э. Н. Валеев. Киров, 2001.

99. Васина, В. А. Томас Мур в творческом восприятии В. А. Жуковского: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 09.03.07. / В. А. Васина. Томск, 2007.

100. Вацуро, В. Э. Каменев и готическая литература / В. Э. Вацуро // Русская литература 18 в. и ее международные связи. JL: Наука, 1975. 314.

101. Вацуро, В. Э. Лирика пушкинской поры / В. Э. Вацуро. СПб.: ВО «Наука», 1994. 240 с.

102. Вацуро, В. Э. Пушкинская пора / В. Э. Вацуро. СПб.: Академический проспект, 2000. 620 с.

103. Великий романтик. Байрон и мировая литература. М.: Наука, 1991. 237 с.

104. Вершинин, И. В. Предромантические тенденции в английской поэзии XVIII века и «поэтизация» культуры: монография. / И. В. Вершинин; отв. ред. В. А. Луков. Самара: Изд-во Самарского гос. пед. ун-та, 2003. 145 с.

105. Вершинин, И. В. Предромаитизм в Англии / И. В. Вершинин, В. А. Луков. Самара: Изд-во Самарского гос. пед. ун-та, 2002. 217 с.

106. Веселова, В. Эпитафия — формульный жанр / Веселова В. // Вопросы литературы. 2006. № 2.

107. Веселовский, А. Н. В. А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения» / А. Н. Веселовский. М.: INTRADA, 1999. 447 с.

108. Веселовский, А. Н. Западное влияние в новой русской литературе / А. Н. Веселовский. М., 1916.

109. Ветшева, Н. Ж. В творческой лаборатории В. А. Жуковского: замысел поэмы «Весна» / Н. Ж. Ветшева // В. А. Жуковский и русская культура его времени. СПб., 2005. С. 18-27.

110. Взаимодействие и взаимовлияние русской и европейских литератур: мат-лы междунар. науч. конф., г. Санкт-Петербург, 13—15 ноября 1997 г. СПб: Изд-во СПбГУ, 1999. 374 с.

111. Взаимодействие русской и зарубежной литератур: сб. статей. JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. 332 с.

112. Винницкий, И. Ю. Утехи меланхолии / И. Ю. Винницкий // Ученые записки Московского культурного лицея. Серия филологии. В 2 т. М., 1997. С. 107-169.

113. Виноградов, В. С. Лексические вопросы перевода художественной прозы/В. С. Виноградов. М.: Изд-во МГУ, 1978. 174 с.

114. Виноградов, П. Жуковский и романтическая школа / П. Виноградов. М., 1877. 67 с.

115. Вольпе, Ц. С. Жуковский // История русской литературы. Т. 5. М.; Л., 1941. С. 355-391.

116. Ганин, В. Н. Поэтика пасторали: эволюция английской пасторальной поэзии XV1-XVII веков / В. Н. Ганин. Oxford: Perspective publ., Сор., 1998. 190 с.

117. Ганин, В. Н. Поэзия Эдуарда Юнга: становление жанра медитативно1дидактической поэмы: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.05: защищена 20.10.90. / В. Н. Ганин. М., 1990.

118. Гаспаров, М. Л. Очерки истории русского стиха. Мелодика, ритмика, рифма, строфика / Б. М. Гаспаров. М., 1984. 198 с.

119. Гаспаров, Б. М. Язык, память, образ: лингвистика языкового существования / Б. М. Гаспаров. М.: НЛО, 1996. 352 с.

120. Гаспаров, М. Л. Метр и смысл: об одном из механизмов культурной памяти / М. Л. Гаспаров. М.: РГГУ, 2000. 297 с.

121. Гаспаров, М. Л. О русской поэзии: анализы, интерпретации, характеристики / М. Л. Гаспаров. СПб.: Азбука, 2001. 476 с.

122. Гинзбург, Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург. Л.: Сов. писатель, 1974. 408 с.

123. Гинзбург, Л. Я. Избранное / Л. Я. Гинзбург. М.: Сов. писатель, 1985. 276 с.

124. Гиривенко, А.Н. Английская литература в русской критике: библиогр. указатель / Рос. АН, Ин-т науч. информации по обществ, наукам. М., 1995.

125. Ч. 2. Кн. 1. XIX век. 216 с. Ч. 2. Кн. 2. XIX век. 208 с.

126. Глухов, В. И. Становление реализма в русской литературе XVIII — начала XIX в. / В. И. Глухов. Волгоград, 1976. 236 с.

127. Городецкий, Б. П. История русской поэзии: в 2 т. / Б. П. Городецкий. Т. 1. Л.: Наука, 1968. 560 с.

128. Гуковский, Г. А. О русском классицизме / Г. А. Гуковский // Временник отдела словесных искусств. V: Поэтика: сб. статей. Л., 1929. С. 21-65.

129. Гуковский, Г. А. Очерки русской литературы XVIII в. / Г. А. Гуковский. Л.: Наука, 1938. 382 с.

130. Гуковский, Г. А. Русская литература XVIII века / Г. А. Гуковский. М.: Аспект Пресс, 1939. 452 с.

131. Гуковский, Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля / Г. А. Гуковский. М.: Гослитиздат, 1957. 414 с.

132. Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. М.: Худож. лит., 1965. 355 с.

133. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В. И. Даль. М., 1979.

134. Дьяконова, И. Я. Английский романтизм. Проблемы эстетики / И. Я. Дьяконова. М.: Наука, 1978. 208 с.

135. Дьяконова, И. Я. Лондонские романтики и проблемы английского романтизма/ И. Я. Дьяконова. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1970. 230 с.

136. Живов В. М. Язык и культура в России XVIII века / В. М. Живов. М.: Языки русской культуры, 1996. 591 с.

137. Жилякова, Э. М. О философской природе лирики В. А. Жуковского / Э. М. Жилякова // Художественное творчество и литературный процесс. Томск, 1982. С. 124-128.

138. Жилякова, Э. М. Традиции сентиментализма в творчестве раннего Достоевского (1844-1849) / Э. М. Жилякова. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1989.272 с.

139. Жирмунский, В. М. Байрон и Пушкин / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1978.423 с.

140. Жирмунский, В. М. Проблема сравнительно-исторического изучения литератур / В. М. Жирмунский // Взаимосвязи и взаимодействия национальных литератур: материалы дискуссии. М., 1961. С. 52-66.

141. Жирмунский, В. М. Сравнительное литературоведение. Восток и запад / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1979. 492 с.

142. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: избранные труды / В. М. Жирмунский. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977. 407 с.

143. Жуковский и литература конца 18-19 века / под ред. В. Ю. Троицкого. М.: Наука, 1988. 320 с.

144. Жуковский и русская культура / под ред. Д. С. Лихачева, Р. В. Иезуито-вой. М.: Наука, 1987. 504 с.

145. Занадворова, Т. Л. Сентиментализм Ж.-Ж. Руссо: учеб. пособие по спецкурсу / Т. Л. Занадворова. Челябинск: Изд-во ЧПИ, 1983. 86 с.

146. Западов, А. В. Поэты XVIII века / А. В. Западов. М.: Изд-во Московского ун-та, 1984. 234 с.

147. Зверева, Т. В. Взаимодействие слова и пространства в русской литературе второй половины XVIII века: автореф. дис. . д-ра филолог, наук: 10.01.01: защищена 30.10.07. / Т. В. Зверева. Ижевск, 2007. 44 с.

148. Зорин, А. Л. Кормя двуглавого орла. русская. литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX века / А. Л. Зорин. М.: Новое литературное обозрение, 2004. 415 с.

149. Зыкова, Е. П. Пастораль в английской литературе XVIII века / Е. П. Зыкова /ИМЛИ. М.: Наследие, 1999. 249 с.

150. Иезуитова, Р. В. Жуковский и его время / Р. В. Иезуитова. Л.: Наука, 1989. 289 с.

151. Илюшин, А. А. Русское стихосложение / А. А. Илюшин. М.: Высшая школа, 2004. 239 с.

152. История английской литературы. Том 2 / под ред. И. И. Анисимова, А. А. Елистратовой, А. Ф. Иващенко, А. М. Кондратьева. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1955. 440 с.

153. История всемирной литературы: в 9 т. Т. 5 / под ред. С. В. Тураева. М.: Наука, 1988. 783 с.

154. История русской литературы: в 4 т. Т. 1. Древнерусская литература. Литература XVIII века. Л.: Наука, 1980. 813 с.

155. История русской литературы XVIII века. Библиографический указатель / сост. В. П. Степанов, Ю. В. Стенник; под ред. П. Н. Беркова. Л.: Наука, 1968. С. 3-11.

156. История русской литературы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. Т. 3.

157. Канунова, Ф. 3., Айзикова И. А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия (1820—1840 годы) / Ф. 3. Канунова, И. А. Айзикова. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. 304 с.

158. Карамзин и время: сб. статей / ред. И. А. Айзикова, А. С. Янушкевич. Томск, 2006. 314 с. (Русская классика: исследования и материалы. Вып. 3).

159. Косяков, Г. В. Ранняя лирика М. Ю. Лермонтова и образные модели «кладбищенской элегии» // Вопросы фольклора и литературы. Омск, 1999. С. 142-152.

160. Кочеткова, Н. Д. Литература русского сентиментализма / Н. Д. Кочеткова. СПб.: Наука, 1994. 281 с.

161. Кочеткова, Н. Д. Русский сентиментализм (итоги и проблемы изучения) // Рус. лит. 1978. № 2.

162. Куранов, К. Н. Казанский поэт Каменев — сотрудник столичной прессы конца XVIII в. // Писатель и время. Вып. 1. Ульяновск, 1975. С. 182-183.

163. Курилов, А. С. Классицизм в русской литературе: исторические границы и периодизация на материале рус. лит. от рубежа XVI—XVII вв. до первой трети XIX в. включительно. / А. С. Курилов // Филолог, науки. 1996. № 1. С. 12-22.

164. Лазарчук, Р. М. Письма Каменева и их историческое значение / Р. М. Ла-зарчук // Проблемы изучения русской литературы XVIII в. Л., 1976.

165. Лазурский, В. Р. Западноевропейский романтизм и романтизм Жуковского / В. Р. Лазурский. Одесса, 1902. 16 с.

166. Лебедева, О. Б. История русской литературы 18 века / О. Б. Лебедева. М.: Высшая школа, 2003. 415 с.

167. Лебедева, О. Б. Русская высокая комедия XVIII века. Генезис и поэтика жанра / Лебедева О. Б. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1996. 356 с.

168. Левин, Ю. Д. Английская поэзия и литература русского сентиментализма / Ю. Д. Левин // От классицизма к романтизму: из истории международных связей русской литературы. Л.: Наука, 1970. С. 195-297.

169. Левин, Ю. Д. Восприятие русской культуры на Западе. Очерки / Ю. Д. Левин, К. И. Ровда. Л.: Наука, 1975. 280 с.

170. Левин, Ю. Д. Оссиан в русской литературе, конец XVIII — первая треть XIX века / Ю. Д. Левин. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980. 205 с.

171. Левин, Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX века / Левин Ю.Д. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1988. — 326, 1. с.

172. Левин, Ю. Д. Восприятие английской литературы в России: исследования и материалы / Ю. Д. Левин. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1990. 285 с.

173. Лермонтовские чтения: материалы зональной научной конференции, г. Екатеринбург / НУ ДО «Межотраслевой региональный центр». Екатеринбург, 1999. 200 с.

174. Литературные манифесты западноевропейских классицистов / Под ред. Н. П. Козловой. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. 624 с.

175. Литературные связи и проблема взаимовлияния: межвузовский сборник. Горький: Изд-во ГГУ, 1983. 88 с.

176. Лихачев, Д. С. Система стилевых взаимоотношений в истории европейского искусства и место в ней русского XVIII века / Д. С. Лихачев // Русская литература XVIII в. и ее международные связи. Л.: Наука, 1975. 314.

177. Лихачев, Д. С. Русская культура / Д. С. Лихачев. М.: Искусство, 2000. 438 с.

178. Лотман, Ю. М. О метаязыке типологических описаний культуры / Ю. М. Лотман // Ученые записки Тартуского государственного университета. 1969. Вып. 236. С. 460-477.

179. Лотман, Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура текста / Ю. М. Лотман. Л.: Просвещение, 1972. 272 с.

180. Лотман, Ю. М. Сотворение Карамзина / Ю. М. Лотман. М.: Книга, 1987. 336 с.

181. Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре: быт и традиции русского дворянства (18 нач. 19 века) / Ю. М. Лотман. 2-е изд. СПб.: Искусство, 1988. 414 с.

182. Лотман, Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь: книга для учителя / Ю. М. Лотман. М.: Просвещение, 1988. 349 с.

183. Лотман, Ю. М. Культура и взрыв / Ю. М. Ломан. М.: Прогресс, 1992. 270 с.

184. Лотман, Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII в. / Ю. М. Лотман //Избранные статьи: в 3 т. Таллинн: Александра, 1992. С. 248269.

185. Лотман, Ю. М. Очерки по русской культуре 18 века / Ю. М. Лотман // Из истории русской культуры. Т. 4. М., 1996.

186. Лотман, Ю. М. О русской литературе. Статьи и исследования (1958— 1993) / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство, 1997. 848 с.

187. Лотман, Ю. М. О поэтах и поэзии / Ю. М. Лотман. СПб.: Искусство, 1999. 846 с.

188. Луков, В. А. Предромантизм / В. А. Луков. М.: Наука, 2006. 683 с.

189. Маймин, Е. А. О русском романтизме / Е. А. Маймин. М.: Просвещение, 1975.239 с.

190. Манн, Ю. В. Диалектика художественного образа / Ю. В. Манн. М.: Сов. писатель, 1987. 317 с.

191. Манн, Ю. В. Поэтика русского романтизма / Ю. В. Манн. М.: Наука, 1976.376 с.

192. Масонство и русская культура. М.: Искусство, 1998. 495 с.

193. Масонство и русская литература. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 157-163.

194. Мерзляков, А. Ф. Письмо В. А. Жуковскому от 1803. VIII. 24. // Русский архив. 1871. №2. С. 0140-0143.

195. Мировая культура XVII-XV1II веков как метатекст: дискурс, жанр, стили: материалы международного симпозиума «Восьмые Лафонтеновские чтения». Серия Symposium. Вып. 26. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. 204 с.

196. Модзалевский, Б. Л. Л. Ф. Людоговский. Письма к нему // Русский архив. 1905. №3. С. 505-514.

197. Мордовченко, Н. И. Русская критика первой четверти XIX в. / Н. И. Мор-довченко. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 296 с.

198. Мурьянов, М. Ф. Пушкинские эпитафии / М. Ф. Мурьянов. М.: Наследие, 1995. 112 с.

199. Мысли о душе. Русская метафизика 18 века / под ред. А. Ф. Замалеева. СПб.: Наука, 1996.312 с.

200. Набоков В. В. Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин» /В. В. Набоков. СПб.: Искусство-СПБ, 1998. 928 с.

201. Николаев, Н. И. Внутренний мир человека в русском литературном сознании XVIII века / Н. И. Николаев. Архангельск, 1997. 135 с.

202. Новиков, Н. И. Смеющийся Демокрит / Н. И. Новиков. М.: Сов. Россия,1985.

203. Орлов, П. А. История русской литературы 18 века / П. А. Орлов. М., 1991.

204. Острецов, В. М. Масонство, культура и русская история. Историко-кри-тические очерки / В. М. Острецов. М.: Издательское общество ООО «Штрихтон», 1998. 696 с.

205. Очерки русской культуры XVIII века: ВУТ / под ред. Б. А. Рыбакова. М.: Изд-во МГУ, 1985. 384 с.

206. Пашкуров, А. Н. Жанрово-тематические модификации поэзии русского сентиментализма и предромантизма в свете категории возвышенного / А. Н. Пашкуров. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2005. 214 с.

207. Пашкуров, А. Н. Категория возвышенного в поэзии русского сентиментализма и предромантизма: эволюция и типология / А. И. Пашкуров. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2004. 211 с.

208. Письма русских писателей XVIII века: сб. / под ред. Г. П. Макогоненко. JL: Наука. Ленингр. отд-ние, 1980. 471 с.

209. Погодин, М. П. Н. М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников / М. П. Погодин. М., 1866.

210. Проблемы взаимодействия литератур: межвузовский сборник / под ред. Я. И. Гордон. Душанбе: Изд-во Таджикского университета, 1982. 223 с.

211. Проблемы реализма в русской литературе XVIII века. М.; Л.: Наука, 1940.

212. Ранчин, А. М. Роль традиций в литературном процессе // Теория литературы: в 4 т. Т. 4. Литературный процесс. М., 2001.

213. Реморова, Н. Б. В. А. Жуковский и немецкие просветители / Н. Б. Ремо-рова. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1989. 285 с.

214. Русское масонство / под ред. С. П. Мельгунова, С. И. Сидорова. М.: Эксмо, 2006. 688 с.

215. Саськова, Т. В. Пастораль в русской поэзии XVIII века: монография / Т. В. Саськова; Московский гос. открытый пед. ун-т. М., 1999. 165 с.

216. Семенко, И. М. Жизнь и поэзия Жуковского / И. М. Семенко. М.: Ху-дож. лит., 1975. 255 с.

217. Серман, И. 3. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира / И. 3. Сер-ман. М., 1973.

218. Смирнов, А. А. Смена направлений в русской литературе XVI11 века // Освобождение от догм: в 2 т. Т. 1. М., 1997. С. 180-200.

219. Смирнов, А. В. «Юнговы ночи» // Антиквар. 1902. № 9. С. 298-299.

220. Соловьева, Н. А. Английский предромантизм и формирование романтического метода /14. А. Соловьева. М.: Изд-во МГУ, 1984. 146 с.

221. Соловьева, Н. А. У истоков английского романтизма / Н. А. Соловьева. М.: Изд-во МГУ, 1988. 232 с.

222. Спор о древних и новых / Сост., вступ. статья В. Я. Бахмутского. М.: Искусство, 1985. 472 с.

223. Строганов, М. В. «Луна во вкусе Жуковского», или Поэтический текст как метатекст // НЛО. 1998. № 32 (4). С. 132-146.

224. Текст и контекст: русско-зарубежные связи XIX-XX вв.: сборник науч. трудов. Тверь, 1992. 97 с.

225. Топоров, В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения / В. Н. Топоров. М.: Изд-во РГГУ, 1979. 510 с.

226. Топоров, В. Н. «Сельское кладбище» Жуковского: к истокам русской поэзии // Russian Literature (North-Holland Publishing Company). 1981. Vol. X. P. 242-282.

227. Топоров, В. H. «Бедная Лиза» Карамзина: опыт прочтения: к двухсотлетию со дня выхода в свет / В. Н. Топоров; Российский гуманитарный университет. М., 1995. 509 с.

228. Топоров, В. Н. Из истории русской литературы: в 2 т. Т. 2. Русская литература второй половины XVIII века: исследования, материалы, публикации / Топоров В. И. М.: Наука, 2003. 928 с.

229. Тынянов, Ю. Н. Пушкин и его современники / Ю. Н. Тынянов. М.: Наука, 1969. 424 с.

230. Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Н. Тынянов. М.: Наука, 1977. 574 с.

231. Тынянов, Ю. Н. История литературы. Критика: сборник / Ю. Н. Тынянов. СПб.: Азбука-классика, 2001. 503 с.

232. Федосеева, Т. В. Теоретико-методологические основания литературы русского предромантизма / Т. В. Федосеева. М.: Изд-во МГОУ, 2006. 214 с.

233. Хализев, В. Е. Литературная реминисценция и ее функции // Историко-литературный процесс. Методологические аспекты. Рига, 1989.

234. Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. М.: Высшая школа, 1999. 400 с.

235. Хачатуров, С. В. «Готический вкус» в русской художественной культуре XVIII века / С. В. Хачатуров. М.: Прогресс; Традиция, 1998. 183 с.

236. Ходанен, Л. А. Миф в творчестве русских романтиков / Л. А. Ходанен. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. 320 с.

237. Царькова. Т. С. Русская стихотворная эпитафия 19—20 веков / Т. С. Царькова. СПб.: Изд-во «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1999. 198 с.

238. Шайтанов, И. О. Мыслящая муза: «открытие природы» в поэзии XVIII в. / И. О. Шантанов. М.: Прометей, 1989. 257 с.

239. Шольц, Б. Ф. Эмблема как тип текста и как жанр. Размышления над жанровым определением эмблемы / Б. Ф. Шольц // Контекст: литературно-критические исследования, 1993. М.: Наследие, 1996. С. 196-219.

240. Эйхенбаум, Б. М. Мелодика русского лирического стиха / Б. М. Эйхенбаум. П., 1922. С. 90-111.

241. Эйхенбаум, Б. М. Статьи о Лермонтове / Б. М. Эйхенбаум. М.; Л.: Изд-во АН СССР. Ленигр. отд-ние, 1961. 372 с.

242. Эйхенбаум, Б. М. О поэзии / Б. М. Эйхенбаум. Л. Сов. писатель, 1965. 552 с.

243. Эйхенбаум, Б. М. О прозе. О поэзии / Б. М. Эйхенбаум. Л.: Худож. лит., 1986. 453 с.

244. Эстетика раннего французского романтизма. М.: Искусство, 1982. С. 239 — 241.

245. Эткинд, Е. Г. «Внутренний человек» и внешняя речь: очерки психопоэтики русской литературы. XVIII—XIX в. / Е. Г. Эткинд. М.: Языки русской культуры, 1999. 446 с.

246. Эткинд, Е. Г. Божественный глагол: Пушкин, прочитанный в России и во Франции / Е. Г. Эткинд. М.: Языки русской культуры, 1999. 598 с.

247. Янушкевич, А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковского / А. С. Янушкевич. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1985. 284 с.

248. Янушкевич, А. С. В. А. Жуковский: семинарий / А. С. Янушкевич. М.: Просвещение, 1988. 175 с.

249. Янушкевич, А. С. Жанровая система русской романтической поэзии / А. С. Янушкевич // Проблемы литературных жанров. Томск, 1990. С. 39-41.

250. Янушкевич, А. С. Мотив луны и его русская традиция в литературе XIX века / А. С. Янушкевич // Роль традиции в литературной жизни эпохи: Сюжеты и мотивы. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1995. С. 53 61.

251. Янушкевич, А. С. В. А. Жуковский и масонство / А. С. Янушкевич // Масонство и русская литература XVIII — начала XIX в. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 179-192.

252. Янушкевич, А. С. Диалог И. В. Лопухина и Н. М. Карамзина («Духовный рыцарь» и «Рыцарь нашего времени») / А. С. Янушкевич // Масонство и русская литература XVIII начала XIX в. М.: Эдиториал УРСС, 2000. С. 157-163.

253. Янушкевич, А. С. В мире Жуковского / А. С. Янушкевич. М.: Наука, 2006. 524 с.

254. Работы по теории и истории перевода

255. Алексеев, М. П. Английская поэзия в русских переводах (14-19 века) / М. П. Алексеев, В. В. Захаров. М.: Прогресс, 1981. 684 с.

256. Брюсов, В. Я. Фиалки в тигеле // Собрание сочинений в 7 томах / В. Я. Брюсов. Т. 6. М.: Худож. лит., 1975. С. 103-109.

257. Виноградов, В. С. Лексические вопросы перевода художественной прозы / В. С. Виноградов. М.: Изд-во МГУ, 1978. 174 с.

258. Микушевич, В. Поэтический мотив и контекст / В. Микушевич // Вопросы теории художественного перевода: сб. статей. М.: Худож. лит., 1971. 260 с.

259. Вяземский, П. А. Сонеты Мицкевича // Эстетика и литературная критика / П. А. Вяземский. М.: Искусство, 1984. С. 122-123.

260. Гачечиладзе, Г. Р. Вопросы теории художественного перевода / Г. Р. Га-чечиладзе. Тбилиси: Литература да хеловнеба, 1964. 268 с.

261. Гачечиладзе, Г. Р. Введение в теорию художественного перевода / Г. Р. Гачечиладзе. Тбилиси: Изд-во Тбилисского университета, 1970. 290 с.

262. Гачечиладзе, Г. Р. Художественный перевод и литературные взаимосвязи / Г. Р. Гачечиладзе. М.: Сов. писатель, 1980. 256 с.

263. Гиривенко, А. Н. Из истории русского художественного перевода первой половины 19 века. Эпоха романтизма / А. Н. Гиривенко. М.: Наука, 2002. 280 с.

264. Гоголь, Н. В. Об Одиссее, переводимой Жуковским (Из письма к Н. М. Я.ву). Из статьи «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность» // Полное собрание сочинений. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. Т. 8. С. 236-244, 376-379.

265. Данилевский, Р. Ю. История русской переводной художественной литературы. Древняя Русь. XVIII в. / Р. Ю. Данилевский; РАН. СПб., 1995-1996. Т. 1. Проза. 316 с. Т. 2. Драматургия. Поэзия. 269 с.

266. Заборов, П. Р. «Ночные размышления» Юнга в ранних русских переводах / П. Р. Заборов // Русская литература 18 века. Эпоха классицизма. М.; Л.: Наука, 1964. С. 269-279.

267. Заборов, П. Р. Переводы-посредники в истории русской литературы / П. Р. Заборов // Res Traductorica. Перевод и сравнительное изучение литератур. К 80-летию Ю. Д. Левина / ИР ЛИ РАН. СПб., 2000. С. 49.

268. Кафанова, О. Б. «Юлий Цезарь» Шекспира в переводе Н. М. Карамзина/ О. Б. Кафанова. Л.: Русская литература. 1983. С. 158-163.

269. Кафанова, О. Б. Библиография переводов Н. М. Карамзина (1783-1800) / О. Б. Кафанова // Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII в.: сб. Л., 1989. С. 319-327.

270. Комиссаров, В. Н. Теория перевода / В. Н. Комиссаров. М.: Высшая школа, 1990.218 с.

271. Комиссаров, В. Н. Общая теория перевода. Проблемы переводоведения в освещении зарубежных ученых / В. Н. Комиссаров. М., 2000. 133 с.

272. Круглова, Л. В. Лирика М. Ю. Лермонтова в Германии: проблемы восприятия и перевода: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 27.06.03. / Л. В. Круглова. Томск, 2003.

273. Левин, Ю. Д. Об исторической эволюции принципов перевода: (к истории переводческой мысли в России) / Ю. Д. Левин // Международные связи русской литературы. М.; Л.: Наука, 1963. С. 5-63.

274. Левин, Ю. Д. Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода / Ю. Д. Левин. Л.: Наука, 1985. 300 с.

275. Левин, Ю. Д. История русской переводной художественной литературы: Древняя Русь. XVIII век: в 2 т. / Ю. Д. Левин, С. И. Николаев, Р. Ю. Данилевский и др. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. Т. 1. 257 с. Т. 2. 269 с.

276. Левый, И. Искусство перевода / И. Левый. М.: Прогресс, 1974. 397с.

277. Лозинский, М. Л. Искусство стихотворного перевода / М. Л. Лозинский // Багровое светило: стихи зарубежных поэтов в переводах М. Лозинского. М.: Прогресс, 1974. С. 170-189.

278. Любимов, Н. Перевод — искусство / Николай Любимов. М.: Советская Россия, 1982. 128 с.

279. Макушкина, С. Ю. В. А. Жуковский и Гомер (Путь к эпосу): автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 05.02.03. / С. Ю. Макушкина. Томск, 2003.

280. Мастерство перевода (сб. статей). М.: Сов. писатель, 1959. С. 245-250.

281. Мастерство перевода (сб. статей). М.: Сов. писатель, 1964. С. 233—256.

282. Матвеенко, И. А. Рецепция творчества Э. Бульвера-Литтона в России 1830-1850-х годов: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 19.11.03. / И. А. Матвеенко. Томск, 2003.

283. Мойсевич, В. Г. И. И. Козлов переводчик британских поэтов: автореферат дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 07.02.06. / В. Г. Мойсевич. Омск, 2006.

284. Николаенко, Н. А. Романтическая новелла Н. Готорна в жанровой системе русской литературы: проблемы рецепции: автореф. дис. . канд. филолог. наук: 10.01.01: защищена 06.04.07. / Н. А. Николаенко. Томск, 2007.

285. Никонова, Н. Е. Стихотворные повести В. А. Жуковского 1830-х гг.: проблемы перевода и мифопоэтики: автореф. дис. . канд. филолог, наук: 10.01.01: защищена 19.10.05. /Н. Е. Никонова. Томск, 2005.

286. Перевод — средство взаимного сближения народов: сб. статей / сост. А. А. Клышко. М.: Прогресс, 1987. 640 с.

287. Перевод и подражание в литературах Средних веков и Возрождения / ИМЛИ РАН. М., 2002. 413 с.

288. Попович А. Проблемы художественного перевода / А. Попович. М.: Высшая школа, 1980. 199 с.

289. Поэтика перевода Сборник статей. / сост. С. Ф. Гончаренко. М.: Радуга, 1988. 236 с.

290. Принципы художественного перевода. Пг.: Всемирная литература, 1919. С. 25-30.

291. Пушкин, А. С. О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерянного Рая» // Полное собрание сочинений / А. С. Пушкин. Т. 12. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1949. С. 137-138.

292. Русские писатели о переводе. XVIII-XX вв. / под ред. Ю. Д. Левина и А. В. Федорова. Л.: Сов. писатель, 1960. 700 с.

293. Рыльский, М. Ф. Искусство перевода. Статьи, заметки, письма / М. Ф. Рыльский. М.: Сов. писатель, 1986. 336 с.

294. Рябова, М. Ю. Теория художественного перевода в России (X—XX вв.) / М. Ю. Рябова; Кемеровский гос. университет. Кемерово, 1999. 91 с.

295. Федоров, А. В. Введение в теорию перевода (Лингвистические проблемы) / А. В. Федоров. 2-е изд. М.: Изд. лит. на ин. яз., 1958. 374 с.

296. Федоров, А. В. Основы общей теории перевода (Лингвистический очерк) / А. В. Федоров. М.: Высшая школа, 1968. 404 с.

297. Федоров, А. В. Искусство перевода и жизнь литературы: очерки / А. В. Федоров. Л.: Сов. писатель. Ленинградское отделение, 1983. 352 с.

298. Шаманская, Л. П. В. А. Жуковский и Ф. Шиллер: поэтический перевод в контексте русской литературы: монографическое исследование / Л. П. Шаманская М., 2000. 96 с.

299. Шатобриан, Ф.-Р. Опыт об английской литературе и суждения о духе людей, эпох и революций // Эстетика раннего французского романтизма. М.: Искусство, 1982. С. 239-241.

300. Экспрессивность текста и перевод. Казань: Изд-во Казанского университета, 1991. 130 с.

301. Эткинд, Е. Г. Поэзия и перевод / Е. Г. Эткинд. М.; Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1963. 430 с.

302. Эткинд, Е. Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина/ Е. Г. Эткинд. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1973. 248 с.

303. Эткинд, Е. Г. Мастера поэтического перевода. XX век / Е. Г. Эткинд. СПб: Академический проект, 1997. 880 с.1. Электронные ресурсы

304. Dawn Morgan Introduction to the Study of Literature Graveyard, Gothic, and the Decadence http://www.stu.ca/academic/engl/morgan/2006.htm

305. Jones, W. P., Imitations of Gray's Elegy, 1751-1800, Bulletin of Bibliography 23 (1963): 230-32 http://ipo.library.utoronto.ca/poem/882.html

306. Башилов, Б. Масонство и русская интеллигенция //http://www.magister.msk.ru/library/histoiy/mason/bashill6.htm

307. Башилов, Б. История русского масонства: в 9 томах / Б. Башилов, В. Ф. Иванов // http://rus-sky.com/history/bashilov.htm

308. Брачев, В. С. Масоны в России: от Петра I до наших дней / В. С. Брачев //http://read.newlibrary.iTi/read/brachevvs/pagel/masonyvrossiiotpetraid о nashihdnei.html

309. Острецов, В. М. Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки / В. М. Острецов // http://bookz.ru/authors/ostrccov-viktor / ostrecviktO 1 /1 -ostrecviktO 1 .html

310. Рак, В. Д. Грей / В. Д. Рак // http://feb-web.ru/feb/pushkin/isj-abc/isj/isj-1191 /htm1. Англоязычные источники

311. Butt, J. The mid-eighteenth century / J. Butt Oxford: Clarendon press, 1979. P. 671.

312. Carter, R. The Routledge history of literature in English. / R. Carter and J. McRae. L. andN. Y.: Routledge, 1997. P. 584.

313. Fraser, G. S. A short history of English Poetry / G. S. Fraser. Somerset: Open Books, 1981. 386 p.

314. Hammarberg, G. From the idyll to the novel: Karamsin's sentimentalist prose / G. Hammarberg. Cambridge: Cambridge University Press, 1991. 203 p.

315. Haven, R. Some perspectives in three poems by Gray, Wordsworth, and Duncan / R. Haven // Romantic and Modern, revaluations of literary tradition. Pittsburgh: University of Pittsburgh press, 1977. P. 69-88.

316. Johnson, S. Lives of the most eminent English poets, with critical observations on their works by Samuel Johnson with notes collective and explanatory by

317. Peter Cunningham, / S Jhonson: in 3 vol. Vol 3. London: Jhon Murray, Albemarle street, 1854. 433 p.

318. Lytton Sells, A. L. Thomas Gray: His Life and Works / A. L. Lytton Sells. London: George Allen & Unwin, 1987. 293 p.

319. Moore, J. Thomas Gray's «Sonnet on the death of Richard West»: the circumstances and the diction / J. Moore // Tennessee studies in literature. Tennessee: The University of Tennessee press, 1974. P. 107-113.

320. Southall, R. Literature, the individual and society / R. Southall. London: Lawrence and Wishart, 1977. 184 p.

321. Sugg, R. The importance of voice: Gray's elegy / R. Sugg. // Tennessee studies in litrature Tennessee: The University of Tennessee press, 1974. P. 115—120.

322. Williams, A. Prophetic strain: The greater lyric in the eighteenth century / A. Williams. Chicago and London: The University of Chicago press, 1984. 185 p.