автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Ритмическая структура речи и фонетическая подсистема языка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ритмическая структура речи и фонетическая подсистема языка"

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ р р ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЖШЖТШЗСК1Й УНШЗШЖЗТ

удк: 801,48.

ПОПЛАЗСКАЯ Татьяна Викторовна

РИТМКЧЗСКАЯ СТРУКТУРА РЕЧИ И й(ЯШИЧЭСКАЯ

подсистема языка

Специальность 10.02.13 Теория языкознания

Автореферат

монографии, представленной на соискание ученой степени доктора филологических на^'к

(Часть I — Сегментная фонетика и просодия устной речи. Мн., 1993{

Часть П — Речевой ритм в синхронии и диахронии. Мн., 1995)

Минск 1995

Работа вкполнена на кафедре теоретической к экспериментальное фокетккг Минского государственного лингвистического университета.

Официальные опцокентк:

доктор филологических наук профессор Т.Н.Нкколаеза доктор филологических наук профессор В.Е.Чекмонас доктор филологических яадк профессор А.П.Клишнко Оппонирующая организация — Санкт-Петербургский государственны!: университет

Запита состоится ¿¿ И)МЛ 1995г. в час, на

заседании созета Л 056.Об.01 по защите диссертаций на соискание учено:: степени доктора филологических наук дри Минскок государственном лингвистическом университете (220034 5&нск, уд. Захаре-

С «ояографкеГ: можно познакомиться э библиотеке Аденского государственного лингвистического университета.

Автореферат разослан "_" _1995 г.

Учеяш": секретарь совета по защгте диссертаций доктор филологических наук профессор

З.А.Харитончкк

Общая характеристика работы

Исходной позицией в реферируемой диссертации является положение о целостности языковой системы и системности отдельных ее частей. Взгляд на язык в свете общей теории систем предполагает рассмотрение любой его области в качестве неотъемлемой составляющей единого целого, обладающей всеми основными его свойствами. Фонетическая подсистема, иначе звуковой строй или план выражения, обладает признаками целостности, универсальности, иерархичности, гетерогенности и исторического динамизма в той же мере, в какой ими обладает лингвистический объект в целом. Системность звукового строя заключается во взаимообусловленности его единиц и связей мезду ними в синхроническом и диахроническом плане. Это означает, что сегментная и супрасегмектная составляющие фонетического объекта и их отдельные элемента возникли, развивались и существуют в настоящее время в качестве определенного комплекса, а не инвентарного набора. Стержнем этого комплекса, иначе фонетической подсистемы, является речевой ритм, который, будучи еще доязыковым явлением, составляет основу порождающей фонетики. Существующие в языках мира фонетические универсалии зиждутся на антропофоничнос-ти звучащей речи и общих способах фонологизации антропофоническо-го материала. Одним из них является альтернативный (тактовый/нетактовый) способ организации речевого потока. Таким образом, ритм — первичное просодическое свойство, основа сегментно-суцра-сегментных отношений и сегментной вариативности в синхроническом и историческом плане.

Задачи исследования

Ни у кого не вызывает сомнений тот непреложный факт, что звуковой строй как таковой и звуковой строй конкретного языка не являются арифметической суммой сегментной и сверхсегментной подсистем. Значительное число экспериментальных работ последних лет были непосредственно направлены на поиск звукопросодкчееккх закономерностей различного рода, что обогатило фонетическую теорию и практику, но не внесло, тем не менее, полную ясность в существо вопроса. Тому есть три причины. Во-первых, такого рода исследования носят, как правило, атомарный характер и не выходят за рамки узкой проблемы поиска конкретных соответствий. Изучая зависимость просодических характеристик звука от просодии фразы ( а иначе вопрос практически не формулируется), авторы не ставят себе задачи

-глобального описания всех видов таких связей в их системности. Во-вторых, мы не можем пока перечислить существующие в языке просодические модели с той степенью определенности, с какой мы говорим о фонемном составе. Более регламентированным оказывается описание мелодических типов в ряде языков, ритмические же структуры при всей скупулезности описания и тщательности анализа (или именно в связи с этим) практически необозримы. И наконец, в-третьих, в фонетике, как правило, говорят только о воздействии сегментных и сверхсегментных единиц или признаков. В результате все сводится к звуковой вариативности в различных просодических условиях. В окружающей нас действительности, однако, одностороннее воздействие — явление чрезвычайно редкое. Гораздо чаще ш наблюдаем взаимодействие объектов и явлений. Не составляет исключения звуковая материя. Сегменты ке только подвержены влиянию сверхсегментной структуры, но и, в свою очередь, влияют на нее.

Как известно, разрешение любой проблемы наполовину зависит от тоге, как ставится задача. Уже в самой ее формулировке должно быть заложено направление поиска. Рассматривая вопрос взаимодействия составляющих звукового строя, необходимо, в первую очередь, установить состав двух множеств, а затем определять структуру взаимодействия. С одной стороны — это множество существующих в языке звукотипов, с другой — множество просодических моделей. Однако последнего определения явно недостаточно. Интуитивно ясно, что не все в просодии непосредственно взаимодействует со звуками. В такого рода отношения способны вступать лишь те элементы, которые обладают организующей силой, т.е. выполняют функцию дифференциации и интеграции речевого потока и могут быть объединены под общим названием — ритм. Мелодические структуры, будучи интеллектуальным по своей природе, тоже реализуют указанную функцию, однако у них она носит вторичный характер к проистекает из факта относительной дискретности мелодической структуры синтагак. Мы можем утверждать, что дискретность мелодических составляющих непрерывной речи в первую очередь обусловлена их совпадением с организующими или ритмическими составляющими. Мелодия накладывается на ритм в речи, как и в музыке. Существуют ритмы вальса, польки, мазурки и бесконечное множество вальсовых и других мелодий.

Ритмическая модель как таковая лежит в основе фонации; речевой ритм — это та канва, на которую мы" наносим причудливый узор облеченных в звуки мыслей.

Итак, противопоставим множеству звукотипов множество ритмических структур, присущих данному языку. Это взаимодействующие сто-

"ронк. Ритмическая структура устанавливает длительность звуков и их качество (при длительности, меньшей пороговых значений, тембр звука либо модифицируется, либо утрачивает свою определенность), но и характеристики звука или звуковой последовательности, в свою очередь, модифицируют ритм, точнее, нарушают его стройность. Совершенно очевидно, что английский слог, [streindj} никогда не будет равен по длительности слогу а белорусский слог ■ ■ •

[pstry] слогу try], если они находятся в одинаковых позициях. Физиологические возможности речепроизводства не позволяют бесконечно компрессировать звуки, т.е. длительность слога зависит и от числа артикуляционных движений в его пределах, что не может не сказаться на ритмической канве. Кроме автоматического удлинения слога за счет естественных факторов речеобразования, возможно нарушение ритмической основы вследствие волюнтативной растяжки звуков. Такого рода явление можно почти исключительно отнести к области экспрессивной речи. В русском язшсэ это случаи типа "Ну-у вк скажете !", б английском "Were you r-realy absent?", в белорусском "Дзе-е ж гзта прауда в украинской — "Гарне-е-сенький такий хлопець " и т.д.

Итак, сегментно-супраселгентные отношения в значительной степени сводятся к взаимоотношениям звукотипов и типов звуковых последовательностей с ритмическими типами. Ритмический тип, о котором в данном случае идет речь, уже модифицирован наложенной на него мелодической структурой. Сложный характер тона модифицирует структуру организующих просодических средств, т.е. ритмическую модель, которая теперь уже обладает смещенными временными соотношениями, что не может не сказаться на количественных характеристиках звуков.

В нашей монографии в качестве основного объекта исследования фигурирует речевой ритм в его взаимодействии с просодическими и сегментными элементами фонетической подсистемы в синхронии и диахронии. Предметом исследования послужили образцы нейтральной, экспрессивной, спонтанной, подготовленной, детской, иноязычной, стилистически дифференцированной речи носителей русского, белорусского, английского, французского, испанского, итальянского, арабского, шведского, китайского, японского языков. Главной задачей работы является разработка и экспериментальное обоснование единой теории речевого ритма как первичной базы фонации, доказательство отдельных ее положений и систематизация ритмических закономерностей.

Актуальность и практическая значимость работы

Изыскания в области сегментной фонетики начались задолго до того, как языковеда обратили внимание на объект исследования супрасегментной фонетики. Это вполне естественно. То, что слова состоят из чего-то более'мелкого, чем они и различаются, довольно-таки очевидно. А вот для того, чтобы заметить существование просодии и сделать некоторые выводы о ее лингвистическом статусе, потребовалось гораздо больше времени. Это привело к тому, что сегментная фонетика оказалась к настоящему времени более развитой и накопила солидный теоретический материал. Супрасешентная же фонетика по сути дела начала интенсивно развиваться лишь после второй мировой войны. Такда образом, этой молодой лингвистической дисциплине .пришлось догонять своих старших сестер и решать параллельно те задачи, подобные которым решались в других отраслях лингвистики (и фонетики, в частности) последовательно. Кроме того, массовый интерес к супрасегментной фонетике и появление некоторых сведений и теорий в ее рамках дали толчок формированию таких фонетических и парафонетических направлений как речвведение, теория речевых актов и т.д. Все это привело к тому, что, во-первых, сегментная и супрасешентная область фонетической системы рассматривались отдельно, в отрыве друг от друга; во-вторых, большая часть работ по супрасегментной фонетике носит чисто дескриптивный характер и, наконец, в-третьих, в них заметно явное прикладное направление в ущерб лингвистической теории. Попытка системного описания фонетической подсистемы с определенных теоретических позиций представляется нам вполне своевременной. Тем более, что на современное этапе развития лингвистической науки окончательно утвердился Системный подход к исследованию языка. Несмотря на некоторые различия в понимании системности как таковой, большинством ученых лингвистический объект рассматривается в первую очередь не с позиций элементного анализа, а в плане установления совокупности отношений между его единицами, т.е. структурной схемы языка. Достижения в общей.теории систем, с одной стороны, и прикладная ориентация изысканий в области языкознания, а следовательно, и необхо-. дамость.автоматизации научного поиска, с другой, обусловили ряд требований, которыми должны удовлетворять лингвистические исследования языка как единства н его подсистем как составляющих этого единства. ,

Фонетическая подсистема, естественно, относится к языку как

------------л^тктл-у к.

что особенно важно, является не просто "участком" языка, а определенной областью общей сети отношений, что не всегда осознается исследователями. Какие же требования предъявляет к фонологическим изысканиям новый этап развития лингвистики? Анализ на основе функции, £ не формы элементов, применение точных методов и квантитативных критериев, изучение явлений путем их сравнения, а не идентификации, использование общей теории универсалий — все это предполагает системный подход к фонетическому объекту. Особенно важным представляется в этой связи адекватное определение самой фонетической системы и выбор способов ее описания, гарантирующих не только теоретическую ценность результатов исследований, но и их непосредственную практическую применимость.

Системный подход к исследованию фонетической подсистемы предполагает ее рассмотрение как определенной совокупности элементов и определенной совокупности отношений между этими элементами. Для адекватного описания фонетического объекта необходимо учитывать тот факт, что, во-первых, языковая система динамична, а, во-вторых, как всякий атрибут человеческого сознания — адаптивна, т.е. постоянно претерпевает разного рода изменения, мотивированные внутрклингвистическши и социальными факторами. Чисто синхроническое описание фонетической системы не является достаточным для описания статуса некоторых ее звеньев, характеризующимися различными степенями включения в систему (терминология А.Мартине) на различных стадиях ее развития. В этой связи плодотворным для описания фонологической системы представляется понятие ядра системы ъ. ее периферии Ш. Бахек), позволяющее адегзатно интерпретировать зестандартную вариативность элементов как в теоретических,.так и э прикладных целях.

Существенным условием адекватного описания фонетической, как : любой другой языковой подсистемы, является осознание совместимо->ти структурных характеристик всех подсистем языка и необходимости грименения единых метаязыковых схем. Только те принципы и методы 1Нализа оказываются продуктивными, которые так или иначе приложи-ш за пределами подсистемы, для описания которой они создавались.

И, наконец, системный подход к изучению и описанию "фонети-:еской системы предполагает не только функциональный анализ ее лементов (о чем мы.говорили выше), но и функциональный анализ под-истемы в целом, т.е. описание системы "извне" как функционирующей овместно с другими языковыми подсистемами и даже системами внеязы-.овыми.

Таким образом, системные исследования фонетического объекта со

строгих теоретических позиций важны не только сами по себе. 'Они закладывают'основу для параллельного изучения плана выражения и плана содержания в языке.

Б более лрагаатичесхом плане теория ритма как первоосновы фонетической подсистемы представляет интерес для частных фонетик к практической фонетики. Б последние годы результаты работы использовались автором и его коллегами в лекционных и практических курсах фонетики, введения в языкознание, а также в читаемых автором специальных курсах "Ритмическая организация устной речи на английском, русском и белорусском языках", "Типология устной речи", "Порождение к восприятие речи". Концепция автора была реализована в подготовленных им разделах научных отчетов по темам: "Особенности речи при искусственном двуязычии", "Сегментные и просодические признаки речи на родном и иностранном языках", "Иноязычная интерференция в русской речи", "Вариативность фонетических средств языка", "Внутриязыковое варьирование и языковое взаимодействие", а также в учебниках и учебных пособиях по курсу языкознания, теоретической фонетики и сравнительной типологии. Б русле данной концепции были выполнены и выполняются ряд кандидатских диссертаций, дипломных и курсовых работ.

■ Результаты работы могут также найти применение при автоматическом синтезе и распознавании речи.

Методика исследования

•Проблема доказательства в супрасегментной фонетике по-разному решается в рамках трех основных направлений, привлекающих наибольший интерес исследователей и предполагающих наиболее существенные результаты разработок. Это исследования ъ области теории коммуникации, исследования просодии устного текста и типологические исследования просодических субсистем (или того, что называется воспринимаемыми. .качествами просодии) и их элементов.

Проблематика первых двух направлений в каждом конкретном случае изначально задает характер экспериментального материала, по-скольку'имекко текст или речевой акт являются непосредственными объек?ами"анализа. Выводы, к которым приходит исследователь, в основном'детерминированы некоторыми количественными итогами обработки эксперимента.

"Но 'несмотря на кадщуюся несомненность данных, получерных на основе фонетического эксперимента, их результаты часто уступают з доказательности чисто эвристическим изысканиям. Происходит это

по ряду причин, начиная от постановки задачи и кончая возможностями аппаратуры, которой располагает исследователь. Кроме того, объем экспериментального материала, как правило, не позволяет в полной мере использовать вероятностные закономерности. Скажем, для того, чтобы составить более или менее объективную картину временной организации слога в белорусской спонтанной речи, необходимо исследовать 568 подмножеств. Далее, если в каждой из этих подгрупп будет всего лишь по 5 примеров, тс количество экспериментальных слогов возрастет до 2840. Теперь попробуем себе представить, сколько часов звучания спонтанной речи позволит набрать это 'минимальное количество необходимого материала.

Каждому фонетисту, имеющему достаточный опыт экспериментальной работы, ясно, что в принципе любые два массива данных отличаются друг от друга по ряду параметров. По словам Ю.М. Схфебнева, всегда можно установить, чем отличается множество людей, сидящих в пятом ряду от множества ладей, сидящих в шестом. При недостаточно корректной постановке эксперимента, а иногда и просто при неадекватной интерпретации его результатов случайные различия могут быть зозведены в ранг существенных характеристик. Об этом свидетельству-гт тот факт, что иногда исследователи (особенно при изучении уст-гой речи) приходят к прямо противоположным выводам.

Проблематика третьего направления, которая сводится к резуль-'ативному описанию просодических субсистем и,в конечном счете,к писанию просодической системы как таковой и фонетической подсис-емы в целом позволяет подходить с иных позиций к постановке фоне-ического эксперимента. Очевидно, одним из способов доказательст-а, выдвигаемого тем или иным автором тезиса, обоснования той или ной концепции является то, что можно назвать параллель-ым поиском закономерностей на достаточно разнородных эчевых массивах. Такой поиск своего рода промежуточных доказа-гльств в достаточной степени обеспечивает надежность конечных ре-гльтатов.

При использовании метода параллельного поиска материал иссле-тания из цели превращается в средство, в своего рода методиче-жй инструмент, тип анализа. Выдвигая ряд постулатов, касающихся 'едмета его интереса, исследователь должен обеспечить каждый шэ-с, каждый поворот в своих рас суждениях некоторым элементом в се-и научных разработок. Именно с таких методических позиций в ре-рируемой работе проводилось исследование речевого ритма и дока-гельство его ведущей роли в формировании к функционировании фо-

нетических подсистем. В течение ряда лет автор поставил серию экспериментов в делах изучения различных аспектов ритмики и ее взаимодействия с остальными элементами фонетической подсистемы. В работе теоретические изыскания, такие как поиск универсалий и исторических закономерностей формирования звукового строя языка, сочетаются с обследованием словарей методом сплошной выборки, аппаратными исследованиями (анализ и синтез), опытами по восприятию речи. На всех этапах исследования параллельно использовались дескриптивный и сравнительно-типологический методы. Значительное внимание в работе уделено интерферированной речи. По нашему глубокому убеждению возможно не только использование сопоставительных изысканий в качестве определенного этапа в исследовании интерференции, ко к наоборот, целесообразно исследовать интерференцию для создания типологических описаний функционального аспекта языковых единиц. Изучение характера отклонений в реализации этих единиц как иноязычных углубляет наши представления об их месте в системе языка. Одним из доказательств глубинных корней речевого ритма мы считаем устойчивость ритмических моделей при двуязычии. Особенности же восприятия ритмических нарушений, регистрируемых почти .исключительно как отклонения в реализации гласных, еще раз свидетельствуют о том, что ритмика управляет вокализмом л составляет основу сегментно-супрасегментных отношений в языке. С интерферированной речью в известной степени соотносима детская речь, которая, в свою очередь, является своеобразны;/, аналогом исторического развития ритмики и фонетической подсистемы в целом. Эксперименты, послужившие целям написания данной работы, проводились в Минском государственном лингвистическом университете, С.-Петербургском государственном университете, ШО "Дальняя связь" г.С.Петербург, Рижском государственном университете им. П.Стучки, Институте нейрохирургии и невропатологии Минздрава Республики Беларусь. .

Апробация работы

Материалы монографии докладывались на заседаниях кафедры теоретической и экспериментальной фонетики и фонетического объединения МГЛУ, кафедры фонетики С.-Петербургского государственного университета, научных конференциях профессорско-преподавательского состава .МГЛУ, таких республиканских и международных конференциях, симпозиумах как "Просодия текста" (Москва, 1932), "Автоматическое распознавание слуховых образов" (Каунас, 1986), "Бариаткв-

ность б германских языках" (Калинин, 1988), "Фонетика: Теория и практика преподавания" (Мевдународный симпозиум МАПРЯЛ, Москва, 1989), "Проблем доказательства и типологизации в фонетике к фонологии" (Москва, АН СССР, 1989), "Интенсивные методы обучения иностранным языкам" (Минск, 1993), "Речь, культура, язык" (Минск, 1995) к других.

Научная новизна к достоверность резу.-тьтатов

В реферируемой монографии впервые представлен системный подход к фонетическому объекту з целом без разделения на сферы изучения сегментной и супрасегаантной фонетики. Речевой ритм, постулируемый б качестве основы формирования и функционирования просодии к фонетической подсистемы з целом, рассматривается как антро-пофонетическое свойство, синхроническая л диахроническая база фонации, тогда как ранее он трактовался в качестве воспринимаемой просодической характеристики среди себе подобных.

Полученные в монографии нозые результаты монно подытожить зледувдим образок.

I. Теоретические результаты

1) синхронического характера:

Уточнены понятия ритмики речи, интеллективных и организующих ¡лементов в просодии, слога, структурных и функциональных речевых дкшщ; уточнено понятие синтагмы как гочки соединения граммати-е, семантики и фонетики; сформулированы и црокллюстрврованы об-из закономерности функционирования сегментной и супрасегментной астей фонетической подсистемы; установлены некоторые просодаче-кие универсалии; введены понятия созидательных и модифицирующих ктмообразуэдгос факторов; дано новое определение понятия просо-як слова, проанализирована роль ритмики лексического слова в армировании ритмического облика языка; дано определение речево-э ритма как фактора формирования вокализма.

2) диахронического характера:

Намечены пути диахронического изучения просодии, в связи с ?гол проанализированы возможности исторического формирования рит-[ки; расширено понятие порождающей фонетики как части языковой ¡намика; отождествлены синхронный к исторический метаморфизм в ютроенки супрасегментных систем.

П. Практические результаты

Получены и систематизированы сравнительные данные по ритмике различных типов и видов устной речи в ряде языков; установлены особенности восприятия интерферированной речи; создана программа автоматического диагностирования языковой принадлежности диктора.

т. Методические новшества

Введена методика параллельного поиска для решения единой лингвистической задачи на разнородных речевых массивах к сформулированы общие требования к. параллельному поиску; предложена к испытана методика исследования интерференции длн создания типологического описания функционального аспекта языковых единиц.

Структура работы

Диссертационная монография состоит из двух частей: "Сегментная фонетика и просодия устной речи" (Минск, 1993) и "Речевой ритм в синхронии и диахронии" (Минск, 1995). Первая часть содержит тринадцать разделов, посвященных различным аспектам ссстносенкя сегментов и супрасегиентов в фонетической подсистеме языка к речевого ритма как основного фактора ее формирования. Во второй части три раздела: I) Об универсальном характере исторического форм1фо-зания ритмики; 2) Ритмическая структура слова; 3) Модифицирующие закономерности в речевом ритме.

Содержание работы

Основной, первой, функцией языка, необходимой для реализации всех последующих, является функция различения и выделения языковых знаков. Эту функцию осуществляют фонетические подсистемы, которые во всех языках имеют много общих черт. Всюду различение языковых знаксЕ совершается через - разницу акустических свойств, которые, противостоя друг дру1у, образуют оппозицию. Эти оппозиции отчасти независимы от контекста, т.е. носят парадигматический характер, отчасти опираются на отношения одних акустических элементов к другим в пределах текста, т.е. являются синтагматическими. Первые можно определить как признаки фонем, вторые как признаки слогов, слов, высказываний (Т.Мклевокий). Общие черты фонетических систем базируются ка естественном единообразии работы речевого аппарата, на единых цринпипах фонации,в основе которых лежит ее ак-

тропофоничность. Общий для всех языков антропофонический материал' становится функциональным в ходе возникновения и развития языков. Различные сосуществующие в языках мира способы его фонологизации мотут рассматриваться как стадии универсального процесса в порождающей фонетике.

Идея порождения фонологических систем на основе последовательного сочетания сонантов с гласным среднего ряда (В.В.Мартынов) как основного моделирующего процесса в сегментной части фонетической системы соответствует нашему представлению о слоге как доязыковой формации и речевом ритме как базе фонации, т.е. начальном этапе организации первичного антропофонкческого материала. Кал-дому типу развертывания супрасегментно-сегментной систеш соответствует реальный этап в развитии фонетической подсистемы языка. Отохдест-вление метаморфизма синхронного- и метаморфизма исторического в их' построении приводит к пониманию речевого ритма как первотолчка в порождающей фонетике, исторического способа формирования просодических и фонемных составляющих фонетической подсистемы языка.

Вряд ли будет преувеличением сказать, что просодическая подсистема наименее изучена в языковой системе в целом. Факт остается фактом, независимо от того, относить ли его на счет специфики этой части языка или на счет того, что к ее изучению приступили относительно недавно по сравнению с другими подсистема!.®. В большей части работ по просодике ставятся задачи, относящиеся к области описательной лингвистики, и весьма редко исследователи возводят осмысление эмпирически полученных данных к области объяснительной лингвистики. Это ни в коем случае не является следствием узости взглядов работающих в этой области ученых, а проистекает из сложившейся традиции. Вторжение фонетического эксперимента в область "чистой науки", возмошость получить точные, статистически достоверные данные весьма увлекательна сама по себе и отодви-^ гает на задний план элемент "кабинетной работы".

Одним из таких "участков отставания" является проблема просодических универсалий. На этот счет существует два типа мнений. Первый состоит в том, что просодические универсалии не установлены вовсе, и предстоят еще долгие кропотливые исследования для их выявления. Суть второго типа сводится к тому, что само понятие универсалии, попадая в область просодики, лишается строгости и конкретности, в результате чего универсалиями начинают называться практически любые устойчивые закономерности.

Тем не менее, в просодической подсистеме существуют элементы,

'универсальный характер которых трудно оспорить. Установлено, например, что в нетональных языках резкое изменение движения тоц$ выполняет интонационную, т.е. смыслоразличительную функцию, являясь средством дифференциации фразовых значений. В то же время в тональных, где слоговые методические контуры дифференцируют лексические значения, слоговой ток не монет быть использован для интонационных противопоставлений. Например, в китайском языке интонационную функцию выполняет регистр, высотный уровень слога, а интонационный контур фразы формируется путем последовательного изменения высотных уровней слогов. Совершенно ясно, что разграничение тональных и нетональных языков по средствам, непользуе-мым для интонационной дифференциации, зиждется на том, что невозможно использовать одни и те же средства для смыслоразличения в различных языковых подсистемах, т.е. одни к те же механизмы не г,юцут работать на уровне слова и на уровне предложения. Очевидность подобной интерпретации одновременно свидетельствует и о возможности установления такой закономерности средствами объяснительной лингвистики. В самом деле, нет необходимости, накапливая опыт, изучать просодические системы сотен языков и десятков языковых групп для обоснования указанной зависимости. Ее надежность доказуема.

Трудность выделения просодических универсалий связана еще и с тем, что для этой цели необходимо предварительно построить (а, точнее, описать или, еще точнее, вскрыть) базирующуюся на основе универсальных дифференциальных признаков динамическую систему просодии. Однако такого рода требование не выполнено и в отношении других языковых подсистем. Список лингвистических универсалий, которыми языкознание располагает в настоящее время (список ЕЛУспенсюго), активно пополняется, но он остается списком: .входящие в него универсалии лшль в некоторых случаях связаны между собой, их ранг ж системная существенность различны, а увеличение их числа скорее затемняет, нежели проясняет общую картину. Универсалии не мо1ут добываться исключительно эмпирически. Необходим некоторый общий подход.

Лингвистические универсалии целесообразно делить на абсолютные к импликативные (импликационные), определяя первые по формуле "Во всех языках есть А", а вторые — "Во всех языках, в которых есть А, есть В". Абсолютные унизерсалии вообще невозможно установить эмпирически. Их обнаружению должна предшествовать акско-. матизация лингвистического объекта, к можно утверждать, что уни-

'версалии такого рода характерны лишь для семантики и синтаксиса как сфер реализации мыслительных значений, присущих' языкам мира, независимо от их строя. Что касается импликативных универсалий, то и здесь чисто эмпирический дуть их поиска может завести в тупик.

Возможность установления и верификаций возможных универсалий в просодии связана с еще одной существенной проблемой — проблемой диахронических универсалий, т.е. универсалий в сфере исторической фонетики.

Установление условий реализации некоторых изменений в фонологической системе языка ведет к определению их происхождения. В свое время еще Бодуэн де Куртенэ выдвинул типологический принцип последовательной ретроспекции при реконструкции различных временных срезов языкового состояния. Такой подход предполагает движение от хорошо известного к плохо известному, а от него — к неизвестному вообще. В своей работе, посвященной установлению ряда импликативных связей и их индикаторов,Б.А. Сфебренников писал: "3 различных языках мира нередко обнаруживаются так называемые имшш-кативные связи, иди связи параллельного существования взаимозависимых черт. Отличительная особенность этого типа связей состоит в том, что одно здесь предполагает другое, выступает в роли индикатора сосуществующего явления. Если исследователю известно пока только одно явление, то, зная его потенциально возможные имллика-тивные связи, он может предполагать наличие другого явления".

Изучение взаимосвязи и взаимодействия сегментных и суцрасег-ментных единиц языка с необходимостью приводит нас к проблеме статуса речевого ритма, структура которого соотносится со структурой звукотипов. Количественная вариативность гласных часто рассматривается как функция многих составляющих. Логично, однако, предположить, что среди них есть один определяющий фактор, необходимый и достаточный для интерпретации всего явления в целом. Таким фактором мы считаем речевой ритм. Проблема вариативности гласных в самом общем виде сводится к различению или неразличению ударного и безударного вокализма по ряду показателей. Их соотношение с точки зрения линейной протяженности элементов непосредственно соотносится с типом речевого ритма. Связь вариативности гласных с собственно звуковыми характеристиками явно вторична.

Существующие в современных языках оегментно-супрасешентные отношения указывают на предельно ранний, практически доязыковой характер речевых ритмических систем. Подобно тому как сопоставде-

'ние фонологических систем приводит к обнаружению ядерного вокализма и консонантизма, свойственного всем известным науке языкам мира и построенного на базе первичных дифференциальных признаков, соотносимых с доязыковыми, физиологическими характеристиками речевого тракта, так сравнительное изучение сегыентно-супрасегмэнт-ннх отношений ведет к восстановлению лекащах б их основе доязыковых физиологических характеристик, связанных с закономерностями дыхательного процесса. Такой подход отнюдь не физиологизирует закономерности звуковой речи, основные из которых определяются фонологически. Это, однако, относится к периоду становления человеческого языка как такового и процессу глоттогенеза.

Первичный ритм, связанный с работой дыхательных органов, га-рантщэовал членораздельность звуковой речи, а она, в свою очередь, обеспечивала в значительной степени эффективность языковой коммуникации в человеческом обществе.

Двигаясь ретроспективно от современной ситуации, можно попытаться определить ритмико-речевой субстрат, леяашй в основе наблюдаемых нами слогосчитающих и тактосчитающкх речевых систем, а, поскольку речь идет о некоторой диахронической универсалии, выбор иллюстрирующего ее языкового материала практически свободен.

Практическое отсутствие в белорусском языке редукции в общепринятом понимании слова восходит к слогосчитающей базовой ритмической структуре белорусского языка, в то время как динамика безударного вокализма в русском соотносится с выраженным тактосчита-вдим ритмом. Б то же время белорусская ритмика адекватна ритмике литовского языка, и мы модем, учитывая доказанность восточно-балтийского субстрата для основного ареала белорусского языка (В.Н. Топоров, О.Н.Трубачев), рассматривать ее как. его наследие. Следует учитывать и тот факт, что литовский язык принадлежит к числу тональных, каковым был и праславянский. Среди современных славянских языков тоновые характеристики сохранили сербско-хорватский и словенский. Остальные же в той или иной мере их утратили. Белорусский язык, однако, утратив тоновые характеристики, сохранил связанную с ними ритмическую структуру, что могло быть обусловлено в известной степени вторичным балтийским субстратом, закрепившим древнюю ритмическую тенеденцию. Яркая слогосчитшзщая ритмика со-юемекного чешского может быть также объяснена влиянием балтов, поскольку есть доказательство•их проникновения в область польско-чешского погранкчья и южную часть Чехии(Топоров).Мы наблюдаем аналогичную картину на других языковых уровнях (например,лексико-сло-

'вообразоватальную близость белорусского и балтийских языков).

Первооснова речевого ритма подтверждается его поведением при двуязычии. При появлении третьей системы как результата билингвизма в ней чаще всего сохраняются первичные ритмические модели.

Соотношение базозого ритма языка и его просодической подсистемы в делом можно представить следующим образом:

Слогосчитающие _^ Тональный характер

модели языка

Эта схема предполагает следующую интерпретацию. Слогоделение — еще доязыковое средство, связанное с ритмом дыхания. Первичные фонемы Оыли силлабемаш и совпадали с морфемами. Такого рода единицы выделялись при помощи тонов. Тактоделение является исторически вторичным. Первичные силлабемы распались, и тоны стали использоваться для выделения предложений. Эта постулируемая наш закономерность косвенно подтверждается по крайней мере двумя не связанными между собой частными иыпликативными универсалиями из списка Е.А.Успенского. Первая (соссылкой на П.Кречмера) устанавливает условную связь между отсутствием музыкального ударения и наличием вопросительной интонации. Легко заметить, что это лишь частный случай взаимоисключения музыкального ударения (тона в слове) и фразовой интонации (в ее наиболее общепринятом понимании) как

Вторая (со ссылкой на Н.С.Трубецкого) устанавливает условную связь между наличием свободного ударения и отсутствием смысло-разлячительного движения тона в пределах одной моры.' Свободное ударение, в свою очередь, предполагает морфологическую оформленное ть языка, т.е. разрушение первичной силлабемы, а, следовательно, и ликвидацию в ее пределах смыслоразличительного движения тона. При этом можно было бы сослаться и на третью универсалию в списке Б.А.Успенского ico ссылкой на Вяч.Вс.Иванова). Она сформулирована следующим образом: вероятность односложности слова предполагает вероятность одноморфемносги слова и наличие музыкального ударения.

Итак, основу просодии речи на любом этапе развития языка составляет речевой ритм. Его свойства моделируют как супрасегмент-ную, так и сегментную область фонетической подсистемы в синхронии

i

Í

Тактосчитающие модели

Нетональкый характер языка

таковой

и являются определяющим факторбм их взаимоотношений. Особенно красноречива в этом смысле динамика вокализма. Пределы количественного и качественного варьирования гласных задаются для каждой конкретной.языковой системы. Само понятие ударности /безударности слога и, соответственно, его опорного элемента (гласного)имеет различную материальную основу. Для каждого языка существуют своего рода правила относительной протяженности линейных элементов. Это составляющая языкового кода. Пределы вариативности гласных детерминированы типом речевого ритма и лишь во вторую очередь связаны с внутренними характеристиками сегментной системы.

Ритмический закон имеет бинарный характер: либо единицей измерения временных последовательностей является слог (тут мы наблюдаем тенденцию к унификации длительности слога), либо группа слогов, объединенная одним ударением (и тогда наблюдается тенденция к выравниванию длительности такого рода групп). В црннципе основу синтагматических отношений в системе гласных составляет именно речевой ритм. Языки, обладающие сходными звуковыми типами, но различающиеся генеральной ритмической тенденцией, не могут обладать симметричными структура?® безударного вокализма. И наоборот: в языках с одинаковой степенью изохронности формообразующих элементов вариативность гласных обладает существенным подобием. ■Именно подобием, а не идентичностью. Очевидно, при речепроизводстве один из двух альтернативных способов организации речевого 'потока сообщается органам артикуляции как рабочий режим источника (это своего рода метроном), а затем заданная пульсация модифицируется в резонансных полостях. Отсюда— связь временных характеристик речи со свойствами конкретных сегментов. Несмотря на бинарный характер ритмического закона, механическое деление языков на тактосчитающие и слогосчитающие вряд ли оправдано. Мы наблюдаем здесь своего рода скользящую шкалу, где усиление "тактосчита-емости" связано с ослаблением " ело госчитаемости" и наоборот. Чистый тактовый или слоговой ритм возможен лишь как ритм физиологический , дофонационный. Строго говоря, язык с абсолютным равенством длительностей слогов или групп слогов не должен обладать звуковой системой вообще.

' Данные миографического анализа подтверждают указанные теоретические посылки: длительности слогов и тактов, заданные на источнике, не совпадают с соответствующими длительностями на выходе-речевого тракта, но соотносятся с ниш строго закономерно. Существующие для каждого языка системы правил относительной про-

тяженности линейных последовательностей как элементы языкового кода определяют первичный ритм и регламентируют его модификации. При речепроизводстве на языках первого типа такого рода модификации ослабляют нетактовую ритмичность, в случаях языков второго типа ослабляется тактовая ритмичность, что приводит к сближению обеих тенденций. В языках различных типов первичный ритм (ритм источника) дифференцирован гораздо существеннее, чем ритм сигнала на выходе.

Такого рода сегмектно-супрасетаентные отношения, лежащие в основе фонации, указывают на чрезвычайно ранний характер сложившихся ритмических систем. Ритмика является наименее изменчивым языковым элементом вследствие своей биологической и физической релевантности. Первичный ритм связан с особенностями дыхания как свойства живого организма и с нецрерывностью/дисвретноетью как атрибутом действительности. Обеспечивая членораздельность речи и, следовательно, ее коммуникативную ценность, ритм сам по себе коммуникативного значения не имеет. Определенную семантику имеют лишь нарушения ритмической канвы акцентными и мелодическими средствами. Наблюдаемый наш звуковой строй языков во всем его' многообразии развился на своеобразной ритмической платформе, которая задает ему определенные параметры.

Косвенным подтверждением древнего характера ритмики по сравнению с другими языковыми средствами, кроме миографических данных, может служить устойчивость музыкальных ареалов (а это устойчивость, как известно, в первую очередь, ритмическая) и устойчивость ритмических моделей родного языка при многоязычии, провоцирующая нарушения в реализации гласных вторичного языка, особенно безударных.

Независимо от степени владения вторичным языком, ритмические модели родного языка часто переходят в третью систему практически нетронутыми. Это, в свою очередь, создает специфику реализации вокализма, особенно безударного, где мы наблюдаем прямой перенос признаков чаще, чем любой другой тип интерференции. Разумеется, в конкретных случаях ритмика говорения на вторичном языке и соответственно реализация гласных зависят от того, к каким ритмическим типам относятся оба языка и какую позицию на ритмической шкале они занимают. Интересно отметить, что ритмические нарушения иноязычной речи больше, чем любые другие, привлекают внимание аудиторов при тестировании, однако в 80% случаев заключение делается не о ритмических сдвигах как таковых, а об отклонениях в реализации гласных (чрезмерная редукция, недостаточная редукция и т.д.).

■Во всех случаях для двуязычных дикторов сложнее переход от ело- -гового ритма к тактовому, чем наоборот. Сравнительный анализ звуковых систем ряда языков приводит к выводам о детерминированности различий между ниш типом речевого ритма. Обнаруживаемые же различия в акцентно-ритмической структуре речи на различных языках соотносятся с описанными ранее особенностями сетаентикк, особенно безударного вокализма. В этом смысле особый интерес представляет белорусское аканье. Особенности белорусского аканья в отличие от русского, словенского и юго-западноболгар-ского заключаются в том, что безударное [а] здесь в ряде случаев трудно рассматривать как в акустическом, так и в артикулитерном и перцептивном плане в качестве редуцированного варианта. Во всех славянских языках, для которых характерны существенные тембровые корреляции безударных гласных, мы наблюдаем ущербность количества (з меньшей степени при уканье к^канье), а при собственна аканье, кроме того, приобретение более или менее неопределенного тембра в результате слабого напряжения речевых органов, приводящего к своеобразному "соскальзыванию" артикуляционного уклада.

Белорусский устный текст имеет черты, свойственные и русскому устному тексту (кстати сказать, и болгарскому, к словенскому), которые, казалось бы, формируют ситуацию, благоприятную для возникновения качественной редукции. Это, в первую очередь, наличие многослойных слов и, соогвтетственно, значительная протяженность ритмогрудпы. В этих условиях есть слоге как в энклитинах, так и в проклитиках, существенно удаленные от акцента, что предполагает (если ориентироваться на русский язык) высокую степень редуцированности гласного вплоть до полного исчезновения его тембра и количества. На самом же деле мы наблюдаем полновесность качества безударного, айв ряде случаев почти полное отсутствие сокращения. Более того, в редких случаях приходится наблюдать незначительное удлинение безударного [&] относительно некоторых ударных в пределах ритмогрушш по типу квантитативной выделенноети в словацком и, особенно, чешском языках. Однако впечатление дополнительной выделенноети в этих случаях не достигается вследствие I) несущественности увеличения количества и 2) общей тенденции к ненапряженной артикуляции звуков в белорусском языке, в том числе и гласных.

Как известно, в праславянском одубленность исторически вторич--на," она принта на смену существовавшему ранее фонемному противопоставлению по долготе. Краткое ударное [а] перепло в [о], .а дол-

roe [Щ в безударной позиции сохранилось, утратив свою долгот- ' ность. Именно таким образом постулируется происхождение .аканья. В.Георгиевда. Можно было бы предположить, что недостаточная редуцированность белорусского безударного [aj представляет собой остаточные проявления фонетической долготы праславянского долгого [ай , если бы не совершенно иной характер аканья в русском языке.

В.НЛекман постулирует балтийское происхождение аканья в восточнославянских языках. Это в известной степени соотносится сраз-лкчиями в характере аканья в белорусском и русском языках, поскольку белорусский язык практически является славянским языком на балтийском субстрате. Балтийское безударное [а] таким же образом развилось из [а:] долгого при появлении лабилизованных гласных, как и в праславянском, однако в балтийских языках процесс перехода [а] краткого в [о! под ударением не завершился в период замены долготы тембровыми различиями, например, литовское Адомас (Адам), понас (соотв. бел. пак). Аналогичное явление, правда спорадически, наблюдается к в белорусском: штаны — штон'ки. В русском языке подобный процесс не наблюдается.

Очевидно, истоки нестандартности белорусского аканья лежат за пределами фонематической системы как праславянского источника, так и балтийского субстрата. Когда одна генетическая линия накладывается, на два близкородственных языка, должны существовать каше-то различия между этими языками, по-разному модифицирующие развитие зтой линии. Эти различия лежат в области ритма. Меньшая ритмичность белорусской речи в сравнении с русской, выражающаяся в меньшей степени изохронности межударных интервалов и слабой компрессии безударных слогов, предполагает принципиальную невозможность редукции белорусского [а] по типу редукции в русском языке. Ритм белорусского языка перцептивно чрезвычайно схож с ритмом литовского языка.

Наши наблюдения позволяют предположить, что ритм белорусского языка своей структурой обязан балтийскому субстрату, что объясняет его отличия от русского ритма. Специфическим ритмом белорусского языка с выраженной с логосчитающей тенденцией, предполагающей нереализуемость редукции (в привычном понимания), можно объяснить своеобразие белорусского аканья .

Реализация комглуникагивнкх единиц любой энстенсивности в значительной степени определяется ритмической структурой текста в целом и отдельных его частей. В процессе восприятия речи декодирую-

щая система настраивается на получение информации, передаваемой квантами определенного строения. При нарушении свойственной данному языку периодизации речевого потока или изменении заданной степени изохронности формообразующих элементов восприятие оказк-. вается существенно затрудленным. Ориентированность слушающего на восприятие речи с той иле иной ритмической структурой определяет перцептивные характеристики аудируемой речи.

Б языках с различной генеральной ритмической тенденцией длительность гласного не одинаково существенна для восприятия ударности, а ее изменение по-разному воздействует на процесс декодирования. Чем меньше различия по длительности между ударными и безударными слогоносителями, тем большую вариативность длительности гласного допускает слог, оставаясь перцептивно безударным. Это подтверждается экспериментами методом анализа через синтез.

Результаты дросдутвания синтезированных фраз с нарушенной ритмической структурой позволили установить абсолютные и относительные значения прироста длительности, при которых она (ритмическая структура) становится перпептивно анормальной для каждого языка, и своего рода временные пороги восприятия ударности в языке.

пороговой считалась длительность слогоносителя Р, при которой не менее 80;« аудиторов отмечали, ударность второго [а] или неестественность звучания первого и третьего. В белорусской фразе пороговая длительность достигалась при увеличении сегмента до 130-145 мсек (3-4 шага), в русском — до 100-115 мсек (2-3 шага). При этом в белорусской фразе наблюдалась тенденция к стандартизации абсолютных значений пороговой длительности, а в русской — к унификации относительных значений пороговой длительности, т.е., еслш для русского языка возможно постулировать существование своего рода коэффициента пороговой длительности, то длн белорусского языка это вряд ли возможно. В условиях слогосчитающего ритма существуют, по всей видимости, лшшь абсолютные пределы восприятия безударности дли тех или иных условий. Интересно отметить, что в белорусской фразе наибольшая абсолютная пороговая длительность достигалась в равной мере на первом и третьем [а.} (в обоих случаях наблюдалось возникновение неестественности звучания), в то врет® как в русском — лишь ка третьем. Это еще раз свидетельствует о различии ритмических тенденций и об аморфном характере белорусского ритма.

Результаты эксперимента показали, что в основе восприятия удар-носиу'безударности через квантитативный фактор, в частности, в пла-

не восприятия безударного [а] б русском и белорусском языках лежит ориентированность декодирующего механизма на восприятие различных ритмических моделей. Полученные данные свидетельствуют также о том, что ориентированность декодирующей системы на слого-считающий ритм (каковым является белорусский), допускает большую вариативность длительности безударных слогов в пределах нормы, нежели ориентированность на тактосчитающий ритм. Множества значений параметра длительности, соответствующие воспринимаемому качеству безударности, очевидно, различны для тактосчитающих и сло-госчитающих языков. В последних область указанных значений заметно шире. Кроме того, распределение абсолютных и относительных пороговых длительностей в зависимости от позиции гласного сегмента, различение ех значений в языках подтверждают гипотезу о том, что нестандартность белорусского .аканья мотивирована елогосчитающим ритмом.

Изучая просодическую сэдктуру устной речи, мы часто в явном или неявном виде пренебрегаем тем, что связная речь продуцируется человеком как состоящая из слов, что слово — центральная единица языка и что без осуществления номинативной функции лет речевой деятельности. Иерархическая структура речевых единиц "слог — ритмо1руппа — синтагма — фраза (которую иногда довольно арудно отыскать в некоторых видах речи) — сверхфразовое единство — текст", наполняется смыслом, начиная с той ступени, когда различные номинации, соединяясь и реализуя коммуникативную функцию, воплощаются в синтагме. Синтагма есть первичная, основная и наиболее существенная структурная единица смысла. В ней соединяется номинативная функция составляющих ее слов (лексический компонент синтагмы) с синтаксической (грамматический компонент синтагмы) и интенциональной (просодический компонент синтагмы), формируя, таким образом, ее коммуникативный портрет. Форма синтагмы структурирована ритмогруппами, состоящими из слогов, а содержание — слова!®, состоящими из фонем, и соединенными синтаксически. В большинстве языков синтетического строя ритмическая модель лексического слова, представляющего единицы вокабуляра, вполне соотносима с ритмической моделью фонетического слова, иначе, акцентной или ритмической группы. В этих языках неделимое слово обладает, как правило, значительной протяженностью за счет формообразующих аффиксов и не отличается просодически от ритмогрупп с отделяемыми про-клитиками и энклитиками.

В плане формы ж говорим слогами/рктмогруппамк, а в плане со-

■держания — словами/синтагмами. Подсознательно осуществляемый процесс фонации, т.е. процесс непрерывной смены артикуляторных движений разной силы во времени, создающий некоторый акустический континуум, никак не опирается на слово как центральную единицу языка. Для него слово иррелевантно, значение же имеют лишь формообразующие элементы. Осуществляемый же сознательно процесс планирования речевой деятельности и выбора единиц высказывания самым непосредственным образом связан с лексическим словом и озирается на него. Хотя и существуют разногласия по поводу того, что является единицей кодирования при составлении речевой программы ( У.н.Rochester), слово или единица, большая по объему, мы знаем из собственного опыта, что слово так или иначе оказывается предметом выбора. Выбор слов для заполнения синтаксической структуры в соответствии с общим семантическим планом и есть лексическое планирование. Особенно ярко проявляются особенности текущего планирования в спонтанной речи, где паузы хезитадки для того и существуют, чтобы подобрать следующее слово (P.Goldman-Eiaier).

Когда мы говорим о просодической модели слова, мы имеем в виду модель ритмическую, поскольку говорить о мелодике-слова как единицы словаря бессмысленно. Просодическая структура слова вряд ли представляла бы интерес сама по себе, если бы она радикально менялась в синтагме. В принципе она модифицируется в пределах более крупной речевой единицы так же, как звук модифицируется в пределах слога. 3 отличие от звука, однако, слово, вернее его просодическая структура в синтагме, никогда ке разрушается, она сохраняется, несмотря на модификации, тогда как ингерент-ная структура звука может раствориться в слоге.

Б белорусском языке, который мы на основании ряда исследований относим к слогосчитающим, обилие аффиксов сочетается с существенной протяженностью слова в целом и разноместныи характером ударения. Ударение падает практически на любой слог слова,независимо от его семантики, происхождения, состава к того, к какой части речи оно принадлежит. Некоторые обнаруживаемые тенденции отнюдь не носят характера строгих правил (Л.Ц.Выгонная; Я.М. 1ва-щуц!ч; А.И.Поддужный; З.Г. Якушев и др.).

В таких условиях интерес представляет статистика распределения ударения по слогам и акцентным структурам. В соответствии с этим мы отобрали около 50000 словарных единиц, представляющих, собой самостоятельные неделимые слова, состоящие из открытых слогов преимущественно с fa'] в качестве слогового гласного, и обяза-

тельно с [а] под ударением, считая такую структуру наиболее типичной для белорусского языка. Приоритетный список возможных размеров олова в слогах выглядит следующим образом: I) 3 слога; 2) 4 слога; 3) 2 слога; 4) 5 слогов; 5) б слогов; 6} 7 слогов;

7) I слог; 8) 8 слогов; 5) 9 слогов; 10) 10 слогов. Что касается приоритетности позиции ударения, то — без учета односложных слов — можно отметить, что чаще всего ударным оказывается

I) второй слог, затем — 2) третий слог; 3) четвертый слог; 4) первый слог; 5) пятый слог; 6) шестой слог; 7) седьмой слог;

8) восьмой слог; 9) девятый слог. Ударения на десятом слоге не бывает. Разумеется, в связном тексте частотность иная (Л.Ц.Выгонная). Треть слов состоит из трех слогов и чуть более четверти — из четырех. В языке с выраженной слогосчктакщек тенденцией, где только 13% слов насчитывают менее трех слогов, а половина — четыре и более, весьма маловероятно стремление ударения к началу слова. При любой позиции ударения начало слова нельзя назвать слабым, оно выделяется интенционально: говорящий открывает им некоторый очередной этап совершения речевого акта, а сфшающий фиксирует на нем внимание для того, чтобы правильно декодировать слово. Начало слова выделяется диэремой. Для тактосчитающих языков

в принципе безразлично, какой слог группирует вокруг себя такт; в слогосчитающем же, очевидно, усиленная вторая половина должна компенсировать зачин, т.е. иначе говоря, можно предположить, что для сохранения слогосчиташей тенденции удобнее располагать ударение не в начале слова, зернее, к предпоследнему слогу для определенной сбалансированности заметно в обследованных ншйи единицах белорусского вокабуляра. Когда мы рассматриваем позицию ударения, соотнося номера ударных слогов по порядку, то видим, что число ударений на том или ином слоге в значительной степени связано с количеством слогов в слове. Если же обратить внимание на позицию ударения относительно конца слова,, то оказывается, что она гораздо более красноречива. Более половины обследованных слов имеют ударение на предпоследнем слоге, независимо от сзоеё длины: четверть — ка последнем слоге и менее двадцати процентов — во всех остальных позициях. Причем, семнадцать с половиной приходится на третий от конца слог. В длинных словах ударение практически никогда не приходится на первую их половину. Чем длиннее слово, тем отчетливее доминирует акцентуация его окончания. В словах протяженностью от двух до восьми слогов не менее половкнк приходится на структуры с ударением на предпоследнем слоге. И только сверхдлинные слова, содержащие 9-10 слогов, имеют до поло-

вины ударений на третьем от конца слоге.

Для того, чтобы проверить предположение о связи позиции ударения в слове как единице словаря с генеральной ритмической тенденцией языка, наш было извлечено из соответствующих словарей методом сплошной выборки приблизительно одинаковое колич°ство (порядка трех тысяч для каждого языка) белорусских, русских и английских слов. Русский и белорусский — близкородственные языки, языки синтетического строя, имеют сходную морфологическую структуру, чрезвычайно большое количество общих корней, почти идентичный фонемный инвентарь, но различаются ритмически и, соответстваг-но, характером безударного вокализма. Английский и русский — родственные языки, противопоставленные друг другу как язык синтетического и язык аналитического строя, различаются морфологической структурой, длиной слов, составом фонем, но имеют известное ритмическое сходство и вследствие этого сходство в редукции безударных гласных. Английский и белорусский языки различаются как морфологически и фонематически, так и ритмически. Эти особенности нашли отражение и в акцентно-ритыической структуре слова. Двух-, трех- и четырехсложные ритмострукгуры слов наиболее характерны для всех тр?х языков, однако внутри этой группы приоритеты распределяются в каждом языке индивидуально. В английском языке ударение тяготеет к началу счова, в белорусском располагается ближе к его концу. В русском языке в принципе существует эта же тенденция, но здесь она проявляется слабее.

Некоторые особенности акцентуации, связанные с морфологической структурой слова, ысжно принять за характеристики, модифицирующие так или иначе общую акцентно-рктмкческуш тенденцию. Однако, как правило, именно эти особенности наиболее полно ее отражают. Например, ударение на префиксе весьма частотное в русском языке, практически не встречается в белорусском: прибранный — прыбрань-; призванный — призваны.

В отличие от английского, в белорусском языке частотно ударение на флексиях и суффиксах: фарм]шв^не, хварэць, дз!каваты, даутаня — или части основы, по форме и положению напоминающей аффикс: indicative — аст]эанш1чны; apoiogisa — адэкалон.

Если вести речь о ритмике языка вТ^елом, то количество отрицательных (модифицирующих) закономерностей значительно превышает число созидательных. К числу последних относится главна образом генеральная ритмическая тенденция. Второй основной, постоянной положительной закономерностью является ритмика слова. Она также

асегда участвует в созидании речевого ритма и не зависит от ситуативных условий и тша речи. Все остальные закономерности можно считать отрицательными в общеязыковом плане. Однако, когда мы рассматриваем не язык в целом, а какой-то отдельный тип или вид речи или даже вариант речевой деятельности, то рамки нормы сужаются, и ряд факторов переходят из разряда модифицирующих в созидательные. Существуют модифицирующие или отрицательные закономерности, которые не могут быть формообразующими ни при каких условиях. Наиболее ярких факторов такого рода два. Это, во-первых, громоздкая структура слога, содержащего несколько согласных, компрессия которого поэтому естественным образом затруднена (впрочем, этот отрицательный фактор по вполне понятным причинам является активным только в гактосчигающих языках). И, во-вторых, различного рода несинтаксические паузы. Пока ритмика высказывания на том или ином языке не подвергается разрушающему воздействию модифицирующих факторов, она семантически нейтральна. Но по мере того, как нарушается стройность базового ритма, возникают некоторые интел-лективные значения. Организующая сила в ритмике обратно пропорциональна семантике. ^модифицированный ритм никак не связан со смыслом, однако его нарушения обладают семантикой. И чем глубже воздействие отрицательных закономерностей, тем ярче возникающие на их основе смысловые элементы.

Особый интерес в атом смысле представляет ритмика спонтанной речи. Спонтанная речь одновременно является наиболее естественным и наименее естественным продуктом речевой деятельности. Наиболее естественным — потому что в данном случае поток речи реализует поток созна?!ия, и речевое волеизъявление является мгновенным. С другой стороны, естественные закономерности фонации модифицируются психо-физиологическими характеристиками личности и сопио-пси-хическими факторами ситуации. Одновременно протекающие процессы планирования речевого общения ж физической реализации последнего создают эффект своеобразного "нащупывания пути" в реализации ком-адгникативяой интенции. Отсюда — хезитации, отсутствие плавности, неравномерность фонации, нарушающие привычную картину стандартной речи. Совершенно очевидно, что интеллективнке, мелодические модели оказываются менее подверженными разрушающей силе потока сознания. Ритмические же — наоборот — в полной мере воплощают в себе особенности текущего планирования. По нашим данным, в спонтанной речи абсолютное число пауз превышает число пауз в чтении, по крайней мере, в 1,2 раза. Это число, однако, не является абсолютным, поскольку без специального исследования длительности пауз в спон-

тайной речи невозможно сделать вывод о характере стыковых пауз. ■ Учитывая тот факт, что основной единицей членения спонтанной речи является межпаузальная груша, изоморфная, либо неизоморфная синтагме, указанную цишру можно увеличить, по крайней маре, в полтора раза.

Текущее планирование приводит к тому, что смысловые блоки или единицы кодирования, т.е. своеобразные коммуникативные порции, образуемые единым интеллектуальным усилием, оказываются значительно короче, чем в подготовленной речи. Следствием этого является высокая плотность ударений и, соответственно, меньшая длина ритмогрупп и большая их изолированность друг от друга.

Ограниченная слоговая длина ритмогрухшы служит еще одним фактором снижения тактовости, поскольку возможности компрессии сужаются при уменьшении числа слогов в речевой единице. Разумеется, совсем не обязательна корреляция слоговой и физической длины рит-могруппы. Совершенно естественно, что при общем '"рваном" темпе, отмечаемом рядом исследователей (Е.Д.Светсзарова, Г.П.Скорикова) — который есть не что иное как проявление смоделированной значительным числом отрицательных ритмообразующих факторов ритмики спонтанной речи — общая, вернее, средняя скорость фонации здесь ниже. Б качестве одного из явлении, дестабилизирующих базовый ритм, выступает то, что мчгло назвать внутрислоговой паузой или перебивкой. Она бывает двух типов: ускоряющая реализацию слога ("съедание" звука) и замедляющая реализацию слога (волюнтативная растяжка). Ритмогрудду в спонтанной речи отличает перераспределение временных показателей ее частей. В подготовленной речи длительность проклитики больше длительности энклитики, а в спонтанной — наоборот. Любопытно также, что энклитика в английской спонтанной речи имеет такую же длительность относительно длительности ритмогрудпы в целом, что и ударный слог, чего никак нельзя сказать, о подготовленной речи.

В известной степени параллельным ритмическому противопоставлению подготовленной и спонтанной, речи можно считать ритмическое противопоставление стилистически полной и неполной речи. "Непол-ность" неполного стиля отличается от "неполности" спонтанной речи тем, что в первом случае она сознательно закладывается в программу продуцирования речи и является исходной посылкой ее формирования; во втором же — представляет собой последствие трудностей текущего планирования. Наши данные свидетельствуют о том, что каждый диктор при установке на неполный стиль или при утрате ус-

•тановки на полный стиль неизбежно увеличивает скорость фонации -независимо от других особенностей речевой ситуации. Параллельно в речи увеличивается количество модифицированных словоформ в целом приблизительно вдвое. Максимальное количество модифицированных форм наблюдается среди минимально информационно нагруженных слов — и наоборот. Наибольшим изменениям оказываются подверженными местоимения и служебные глаголы.- Практически не модифицируются существительные и числительные. Полный и неполный стили различаются частотностью звуковых модификаций различного характера.

Ритмические модификации эксцрессивной вообще и эмоциональной речи носят неосознанный характер. Отрицательные ритмообразующие факторы возникают без волевого вмешательства в речепроизводство. Они отражают психическое состояние говорящего и несут известную информацию о его реакции на окружающую действительность и особенности речевой ситуации. При сильном эмоциональном возбуждении отрицательные ритмообразующие факторы могут иметь и чисто физиологическую основу. Все модифицирующие факторы экспрессивной ритмики могут быть сведены к трем типам:

1) изменения временных характеристик ударного слога, связанные с увеличением силы фонации;

2) изменения временных характеристик ударных слогов, связанные с физиологической корректировкой заданной пульсации;

3) изменения в дифференциации и интеграции элементов речевого потока за счет несинтаксических пауз.

Интерферирующая модификация ритмики приводит к радикальному изменению облика речи в целом. Это совершенно особый случай модифицированной ритмики. В ней отрицательные ритмообразующие факторы реализуют свое воздействие, начиная с заданной пульсации, которая может характеризоваться разной степенью приближения/отклонения от эталонной. То есть практически отрицательные ритмообразующие Факторы оказывают свое дестабилизирующее действие на изначально модифицированную ритмику. При определенной степени владения неродным языком продуцирование интерферированной речи приближается по своим психофизиологическим свойствам к продуцированию спонтанной речи. Здесь мы наблюдаем то же отсутствие стабильности, нереализованность некоторых-существенных закономерностей, увеличение числа нефункциональных пауз и их-длительности и т.д.

Иноязычная речь, однако, радикально отличается от спонтанной чрезвычайно интересным с точки зрения психолингвистики явлением гиперкоррекции, которое связано с желанием говорить "сверхправильно", т.е. углублять в своей речи тенденции, дифференцирующие оод-

■ной и неродной языки-и игнорировать совпадение признаков. Однако, последнее свойство интерферированной речи в большей степени проявляется в реализации ингеллективных моделей, нежели организующих. Вторым отличием интерферированной от любой другой модифицированной ритмики является тот факт, что здесь модификации не связаны напрямую с семантизацией ритма, и часто интерферирующее воздействие ритмики родного языка как раз вызывает десемантизацию ритмических .моделей, некоторые сдвиги в значении или затрудняет понимание той части суммарного смысла синтагмы и более крупных речевых единиц, которая реализуется за счет действия отрицательных ритмообразующкх факторов.

Красноречивым показателем модификации ритмики при переходе от родной речи к неродной является коэффициент вариации длительности слога и ритмогруппы. Как известно, в тактовом языке минимально варьирует длительность ритмогруппы и максимально — слога, а в слоговом — наоборот.

Неродная, английская, речь белорусскоязычных дикторов свидетельствует о том, что интерферирующая модификация тактовой ритмики приводит к радикальному изменению облика речи в целом. Коэффициент вариации длительности ритмогруппы в их речи (44$) не только выше, чем в английской речи англичан (13$), но и в их собственной белорусской речи (37$). Длительность слога варьирует в более узких рамках: 40$ : 68$ : 46$.

Программа автоматического диагностирования испанской, шведской, арабской, китайской, японской языковой принадлежности диктора на основе анализа фонетических признаков его русской речи показала, что большая часть просодических интерферирующих признаков связана с внесением в русскую речь диктора элементов слогового ритма его родного языка.

Существование созидательных (положительных) и модифицирующих (отрицательных) ритмообразующих факторов связано с глубинными свойствами человека, его языка и звуковой формы речевого выражения и в конечном счете — с едиными законами материального мира.

Выводы

I. Речевой ритм есть первичная база фонации, физическая, психическая, физиологическая и функциональная основа говорения. Подо'-бно тому как цикличность, иначе чередование событий во времени, присуща всем протекающим в материальном мире процессам, являясь, таким образом, одним из глубинных его свойств и необходимым уело-

..вием самого его существования, ритмика есть необходимое условие не только ззуковой речи, но и любого другого теоретически воз-модного ее типа.

2. Речевой ритм носит доязыковой характер и является исторической базой фонации.

3. Речевой ритм составляет основу порождающей фонетики. Исходный антропофонический материал до его последующей фонологизации представлял собой ритмизированную последовательность первичных слогов.

4. Ритмика является историческим способом формирования просодической системы.

5. Ритм есть первичное просодическое свойство и составляет • основу сегментно-супрасегментных отношений в языке.

6. Являясь базой фонации, ритм служит определенной матрицей для мелодических тонов.

7. Просодия языка как таковая есть ритмическая матрица, заполненная мелодическими тонами. Этим исчерпывается ее структура.

8. Б любом языке не только фонетическая, но и фонологическая синтагматика восходят к типу ритма.

3. В тональных языках и фонологическая парадигматика восходит к ритмическому типу.

10. Ритмика является единственным структурирующим элементом фонации, выполняя, такт/, образом, организующую функцию.

11. Ритмический закон имеет бинарный характер: единицей измерения временных последовательностей является либо слог (I тип), либо группа слогов, объединенных одним ударением — такт (П тип).

12. Речевой ритм лежит в основе вариативности гласных в синхроническом и историческом плане.

13. Тип речевого ритма определяет структуру безударного вокализма в языке.

14. Изначально речевой ритм полностью десемантизирован. Определенной семантикой обладают различного рода нарушения базового ритма.

15. Ритмическая структура речи формируется комплексом положительных (созидательных) и отрицательных (модифицирующих) ритмооб-разующих факторов.

16. Определенным сочетанием положительных и отрицательных ритообразующих закономерностей создается основа просодии различных типор и видов устной речи.

17. Существенную роль в формировании ритмики любого языка играет структура лексического слова (в терминологии Н. 1Ькки — не-

расторжимого) как единицы вокабуляра. При этом ритмика лексического слова есть правило, а ритмика фонетического слова есть деятельность ■ и ее результат.

18. Основной ритмической единицей, т.е. основной единицей членения речи, является группа слогов с одним пиком энергетической выделенности, именуемая в различных традициях ритмогруппой, ритмофразой, фонетическим словом, нечленимой акцентной единицей и т.д. В ее пределах реализуется основная интеллектквная единица просодии — мелодический тон.

Основные положения работы нашли отражение б следующих публикациях автора:

Сравнительная типология английского и белорусского языкое.

- !;1к.: Вышэйшак школа, 1983 (в соавторстве с О.А.Нехай). - 250 с.

Просодическая интерференция в иноязычной речи. - Мв.: ШНИЙЯ, 1985 (б соавторстве с В.Б.Карневской, А.А.Метлюк к др.). - 94 с. Сегментная фонетика и просодия устной речи. - Мн.: МГЛУ, 1993.

- 160 с.

Агульная фанетыка: праблемк ' метады. - Мн.: ЫГЛУ, 1Э94. -

- 19 с.

Речевой ритм в синхронии и диахронии. - Мн.: 1.1ГЛУ, 1995.

- 50 с.

К вопросу об интерференции в области ритмической организации английских восклицаний^Ромаяское и германское языкознание.

- Вып. 2. - Мн., 1978. - С. 75-62.

Опыт построения типологии просодических интерферирующих признаков /Романское и германское языкознание. - Вып. 10. - Мн.: Вышэйшая школа, 1980. - С. 109-113.

Вопыт кантрасты?нага даследвання рытмЛчнай арган!зацы! ма?-лення/'Веларуская л!ягв1стыка. - 1961, Л I. - С. 32-40.

Некоторые аспекты контрастивного исследования фонетических систем/Конференция молодых ученых. Тез. докл. конф. -№.: ИГНИИй, 1981. - С. 80-81.

К проблеме а-канья в белорусском языке / Лингвистическое моделирование коммуникативных единиц. - 1лк., 1983. - С. 85-69.

Опыты до восприятию ударности "а" в русском и белорусском языках/Всесоюзная школа-семинар "Автоматическое распознавание слуховых образов (АРСО-13)". Тез. докл. и сообщ. - Новосибирск, 1984. - С. 24-25.

Длительность гласного как фактор восприятия ударности/ Системные характеристики устной к письменной речи. - Мн., 1985. - С.74-

от ui

Подсистема ритма. Вариативность фонетических средств языка. Внутриязыковое варьирование и языковое взаимодействие: Отчет о НИР. Госрегистр, в ИНИОН АН СССР В 2860030049. - Мн., 1986.

Некоторые аспекты исследования фонологических систем^Романское и германское языкознание. - Вып. 16. - Мн., 1986. С. 124126.

Гласные и речевой ритмСистемный анализ и вопросы функционирования языковых единиц. - Таллинн, 1988. - С. 78-94:.

Иноязычная интерференция как результат взаимодействия идиолектов/Фонетика: Теория и практика цреподавания. Материалы I Международного симпозиума МАПРЯЛ. - ¡¿.: Изд-во УДН, 1989.

- С. 74-75.

Ритмообразующие факторы экспрессивной речи / Системный анализ и вопросы фушшионирования языковых единиц. - Таллинн, 1989.

- С. »6-106.

Опыт исследования иноязычной интерференции в русской речи /Системный анализ к вопросы функционирования языковых единиц.

- Таллинн, 1989. - С. 85-96.

Параллельный поиск в исследовании речевого ритма/Проблемы доказательства и типологизадии в фонетике к фонологии. Материалы Всесоюзного совещания. - М.: АН СССР, 1989. - С. 78-82.

Об универсалиях в суцрасегментнок фонетике/ Описательная и сравнительная фонетика: теоретические и прикладные проблемы. Материалы Республиканской конференции. - Мн.: МГЛУ, 1995. С. 2634.

СУЗМЕСЦЕ Таццяна В 1ктара?на ПАПЛАУСКАЯ РЖ 1ЧНАЯ СТРУКТУРА ШЛЕгШЯ I ФАНЕТЫЧКАЯ ПАДС 1СТЭМА КОШ Ключавыя словы: фанетыка, падсТстэма, рытм, параджэнне, дыяхран!я, с!нхран!я, стварэнне, мадыф'кацыя, вакал!зм, прыкме-та, !нтэрферэнцыя, экспрэс1я, спантаннасць, рытмагрупа, склад.

У манаграф!! распрацаваны прыкцыпова новы погляд на фанетыч-ную падс!стэму I ?заемааднос!ны ке элемента?. Цэнтрам гукавяга ладу з'я^ляецца ма^ленчы рытм, як! ?я?ляе сабой яшчэ дамоунк сродак ! аснову генераты^най фанетык!.Эксперыментальнае даследа-ванне нейтральнага экспрэсЗ^нага, спантаннага, падрыхтаванага, дзЩячага, 'ншамо^нага, стыл!стычна дыферэкцыраванага ма?лення носьб?та? рускай, беларускай, англ!йекай, французскай, !спанскай,

•1тальянскай, арабская, шведскай, к!тайскай, японский мор мета-дам! адаратнага, ардытырнага анал!зу. ! анал!зу праз с!нтэз па-служкла к эта'/, распрацорк! ' абгруктавання адз!най тэоры! мар-ленчага рктму, доказу асобных яго палажэнняр ' с!стэматызацы! рытм'чных заканаыернасцей. Атрыманыя у ходзе правд новые даныя

дазваляюць удаЕладн!ць шэраг паняцця? сегментнай ! супрасег-менткак факетык! ! могуць выкарыстоувацца як у тэарэтычным, так ! у практичным плане.

РЕЗШЗ

Татьяна Викторовна ПОПЖЗСКАЯ

РИТМИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА РЕЧИ И ФОНЕТИЧЕСКАЯ ПОДСИСТЕМА ЯЗЫКА

Ключевые слова: фонетика, подсистема, ритм, порождение, диахрония, синхрония, созидание, модификация, вокализм, признак, интерференция, экспрессия, спонтанность, ритмогруппа, слог.

Стержнем звукового строя является речевой ритм, который, будучи еще доязыковым явлением, составляет основу порождающей фо-'нетики. Экспериментальное изучение нейтральной, экспрессивной, спонтанной, подготовленной, детской, иноязычной, стилистически дифференцированной речи носителей русского, белорусского, английского, французского, испанского, итальянского, арабского, шведского, китайского, японского языков методами аппаратного, слухового анализа и анализа через синтез послужило целят«; разработки и обоснования единой теории речевого ритма, доказательству отдельных ее положений и систематизации ритмических закономерностей. Подученные в ходе работы новые данные позволяют уточнить ряд понятий хз области сегментной к супрасегменткой фонетики к могут быть использованы как в теоретическом, так и в практическом плане. Б целом б работе содержится новый взгляд на фонетическую подсистему языка и взаимоотношения эе элементов.

subaiAHi

iatyanu Victcrovria r-OFLAVStCi-ii.

rhz?h:.:ic згшстеаь о? ¿кзсн ¿¡х ehoestic зикзхясгк

О? THi L^ITGUAGb

Key v-ords: phonetics, subsystem.; ray-ton;, engender, diacorouy. syncbroriy, crection, rociiicEtion, Tocclict. feature, inter;srenoc, «тт-мН-г . rhvth."sic r.roup, syllable.

The essence of the systen;atic character of the sound structure of a leuguaye lies in the interdepeadence of tan units and their syncnronical cjad diachronical iiiterreie.tionsn.ip. Its core is speecb га^тлт, a prelinguistic phenomenon ana trie basis of generative phonetics. Experimental studies of the netral, expressive, spontaneous, prepared, child, foreign and stylistically differentiated speech of Russian, Selarusian, English, Prench, Spanish, Italian, Arab, Sv/ecish, Chinese and Japanese speakers with the application of Instrumental and auditory analyses as well as analysis by synthesis has made it possible tc develop an integrated theory of speech rytiun and provide new, objective argumentation for certain theses and description of rhythmic regularities and rules. The пек data obtained in the course cf experiments have led to the possibility of defining more adequately the notions of segmental and suprasegmental phonetics and have both a theoretical value and a practical application. The paper suggeste a new approach to the phonemic subsystem and interrelations of its elements.

ПОПЛАЗСКАЯ Татьяна Викторовна

Ритмическая структура речи и фонетическая подсистема языка

Автореферат монографии, представленной на соискание ученой степек: доктора филологических наук

Ответственный за выпуск . .. Т.В.Поплавская

Подписано к печати 6-05 95. Формат бумаги 60 х 64 -/16. Бумага офсетная. Офсет, печать. Усл. печ. л. 1,9. Уч.-изд. л.2,05. Тираж экз. Заказ

Минский государственный лингвистический университет. 223662, г. 1Ликск, ул.Захарова, 21.

Полиграфический участок Минского лингвистического университета. 220662, г.!.!инск, ул.Захарова, 21.