автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.08
диссертация на тему: Роль воображения в истории и историографии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Роль воображения в истории и историографии"

КОБЕЛЕВА Лидия Сергеевна

РОЛЬ ВООБРАЖЕНИЯ В ИСТОРИИ И ИСТОРИОГРАФИИ

Специальность 09.00.08 - философия науки и техники

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степей кандидата философских наук

Санкт-Петербург 2000

На правах рукописи

РГБ 0Л

Г :

Работа выполнена на кафедре философии науки и техники философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета Научный руководитель доктор философских наук, профессор Караваев Э.Ф.

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор Кобзарь В.И. кандидат философских наук Миронова Т.М. Ведущая организация Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники Российской Академии Наук

Защита состоится BOflGffi 2000 г. в на заседании диссертационного совета К 063.57.19 по защите диссертаций на соискание ученой степени

кандидата философских наук в Санкт-Петербургском государственном университете по адресу:

199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, д.5, философский факультет, ауд._

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А.М.Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан _2000 г.

Ученый секретарь диссертационного совета.

кандидат философских наук, доцент

Соколова Л.Ю.

ОБЩАЯХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования.

Вплоть до относительно недавнего времени вопросу о роли воображения в историческом познании, - как, впрочем, и вопросу о роли воображения в научном познании вообще, - должного внимания в философии науки не уделялось.

У такого положения дел были причины достаточно разного характера. С одной стороны, значимость роли воображения в познании, по-видимому, большинству философов науки представлялось настолько само собой разумеющейся, что об этом как бы и не стоило размышлять и много говорить. С другой стороны, понятие «воображение», - в рамках сложившейся в середине XX в. парадигме, - оказывалось очень многозначным и как бы образовывало некоторое множество омонимов, каждый из которых образовывал собственное семейство родственных понятий.

Если говорить об отечественной философии науки и историографии, то нужно указать и на то, что у невнимания к проблеме воображения была еще и причина, так сказать, «внешнего свойства», - так называемая «политизация общественных наук». Она отразилась на всей отечественной философии вообще, на (общей) философии науки и философии исторической науки и на историографии, в частности. В 1991 г. один из ведущих отечественных историографов А.Я. Гуревич, характеризуя предшествующие десятилетия, писал:

«Немало трудов было затрачено на огульное поношение «реакционной буржуазной историографии периода общего кризиса капитализма», но как мало было сделано для изучения реального историографического опыта!... Образовался огромный и трудновосполнимый пробел, в особенности если говорить не о «белых» или «черных пятнах» в истории, а о чем-то куда более сложном и важном - о методологии и гносеологии исторического исследования, которые отвечали бы современной духовной и научной ситуации и картине мира».

Воображение исследователя (историка) играет фундаментальную роль в его работе, начиная со сбора опытных «данных». Исследовательская, творческая, активность историка не есть просто «отражение», регистрация этих «данных»: проблема, которую он поставил перед собой, нуждается в установлении контакта с прошлым и подразумевает, в определенном смысле, «создание» и источника и «данных». Вооб-

ражение играет фундаментальную роль в процедурах последующей обработки «данных» и в процедурах объяснения и предсказания. В самом деле, отбор подходящих (релевантных в отношении рассматриваемых вопросов и событий) законов, используемых для объяснения множества событий и закономерности их последовательности, требует воображения. Равным образом, отбор условий, в которых названные законы действуют, требует усилий воображения тоже. Без воображения нельзя поставить себя (мысленно) на место участников анализируемых совершившихся событий и дать им оценку. Таким образом, выяснение роли воображения в историческом познании является актуальной проблемой современной философии науки.

Степень разработанности проблемы.

Анализу роли воображения в познании вообще посвящены в отечественной литературе немногочисленные работы (Ю.М.Бородая, Л. С.Выготского Р.Г.Натад-зе). Во многих работах по истории философии рассматриваются,концепция воображения у Аристотеля и у философов-представителей немецкого романтизма Фр.Шле-геля и Новалиса (Фр. фон Гарденберга). Но только А.В.Гулыга, М.А.Кисселъ и И.С.Тимофеев рассмотрели некоторые вопросы, касающиеся роли воображения собственно в историческом познании. Двое последних из названных ученых отталкивались от концепции американского историка и философаX Уайта, которая и является предметом анализа настоящего диссертационного исследования.

Тимофеев указывает на то, что Уайт ограничивается поэтико - лингвистической стороной оснований исторического знания. Это - правильно. Но, на наш взгляд, не вполне корректным является утверждение Тимофеева об «общей ограниченности» концепции Уайта. В самом деле, слово «ограниченность» звучит двусмысленно: то ли это -недостаток, погрешность, то ли - сознательное решение исследователя (Уайта), сосредоточиться на изучении определенных вопросов, оставляя в стороне все остальные. В данном случае имеет место вторая ситуация: Уайт недвусмысленно избирает в качестве основного объекта своего исследования поэтико - лингвистический уровень работы историка. Вместе стем, нельзя не согласиться с Тимофеевым, - и мы, и, вполне очевидно, Уайт, - согласны стем, что поэтико - лингвистические «квазитропы» сами испытывают на себе воздействие мышления. Ктому же, объяснение как «квазитропов», воплощающих одну из сторон воображения, так и дискурсивного мышления историка, требует выхода к более общим причинам развития исторического Познани^.

Отметим еще концепцию В.П. Бранского, касающуюся четырехстадийной зако-мерности развития научного исследования (эмпирический уровень, нефундамен-1ьный теоретический, умозрительный и фундаментальный теоретический). В этой яцепции подчеркивается значение воображения исследователя при переходе от эм-рического уровня через нефундаментальный теоретический и умозрительный к ндаментальному теоретическому. При этом принципы новой фундаментальной зрии не просто выводятся, а отбираются из множества умозрительных конструктов, горые создаются воображением. Таким образом, сама идея значимости участия ображения на доконцептуальном уровне научного исследования у Бранского уже [елась, причем на материале естествознания, а не социогуманитарного знания.

В начале 90-х гг. вышла книга К.Г. Исупова «Русская эстетика истории». Ее гор, идя со стороны художественной литературы с исторической тематикой, ис-льзовал термин «эстетика истории» («историческая эстетика»), ранее использо-иный А.И Герценом и H.A. Бердяевым, где слово «история», заметим, понимается в смысле названия науки о прошлом, а для обозначения самого прошлого. Ису-в показывает, что восприятие прошлого как «художественного произведения» яв-ется органичным для русской культуры, притом не только романтического толка, к, Герцен, комментируя итоги австро - прусской войны 1866 года, пишет: «Я не рю, что судьбы мира оставались надолго в руках немцев и Гогенцоллернов. Это... отивно исторической эстетике». Исупов справедливо подчеркивает, что взгляд на торию как на «эстетический артефакт» далеко не всегда означает «эстетизм». В мом деле, видение прошлого как «второй природы», построенной самим челове-м, - наряду с прочими соображениями, «по законам красоты», - придает истории чество несомненного структурированного единства. Прошлое перестает воспри-[маться как нечто отдельное от текущего исторического дня. Кроме того, оно ме-ется, - подобно тому, как меняется от поколения к поколению давно написанный и юге раз читанный литературный текст.

В современной зарубежной (западной) философии понятию «воображение» вопросу о роли воображения в познании повезло больше. Начиная с книг .П. Сартра «Воображение: психологический анализ» (1936 г.) и «Психология во-ражения» (1940 г.) и по настоящее время, вышло большое количество работ пси-логического и философского характера.

Специфика механизма воображения в словесном творчестве была очень по робно рассмотрена Г.Лукачем в его фундаментальном труде «Своеобразие эстет ческого» (1963). Он попытался обнаружить психофизиологическую основу возде ствия художественных средств языка, к которым, в частности, относятся тропы п этики. И воссоздающее и творческое воображение пользуется языком. Речь, к; известно, принадлежит второй сигнальной системе; собственно она и составляет I отличие от первой сигнальной системы - системы таких условных рефлексов, в кот рых раздражителями являются только сами материальные характеристики объекте но никак не слова, которые их обозначают. Благодаря второй сигнальной систек происходит воздействие на материальные процессы в организме языковыми; сш волическими средствами: воздействует символ, то есть только сигнал материальна го раздражителя настоящего сигнала.

Лукач выдвинул оригинальную и плодотворную гипотезу о существованг промежуточной сигнальной системы. Он отмечает, что есть такие особые резул: таты генерализации условных рефлексов, которые вырабатываются у человека трудовом процессе и, «хотя они в отличие от языка не возвышаются как абстракт над непосредственной чувственностью, они, подобно языку, становятся сигналам сигналов». Эти рефлексы он назвал «сигнальной системой Г», чтобы отразить г промежуточное положение между условными рефлексами и языком. Действие эта сигнальной системы в жизни проявляется в тех случаях, когда требуется быстр« ориентация в сложных положениях посредством воображения. И из самой прир( ды этой сигнальной системы следует, что ее понимание предполагает обращение I к абстракциям, а к «поэтическому», - в некотором очень общем смысле этого слов; о тражающим связь с непосредственными чувственными впечатлениями. Эта черт; - в той или иной мере, - присутствует в психике всех людей, хотя, разумеется, наибе лее ярко она выражена в «художественном типе» (по И.П.Павлову) высшей ш рвной деятельности.

Лукач подчеркивает взаимосвязь поэтического языка и сигнальной сиспи мы Г. Причем именно в искусстве слова (в отличие от других видов искусства) си) нальная система Г и вторая сигнальная система взаимодействуют наиболее оргс ничным образом: ведь материал этого вида искусства и его инструментарий, ос они, являются языком. Лукач, далее, считает, что объект отражения сигнальной сис

2мой I"- это люди в их отношении к человеческому роду. Так что именно механизм ромежуточной сигнальной системы позволяет воображению вводить прошлое в астоящее, а настоящее - в будущее, и наоборот, а, следовательно, реконструиро-ать историю, весь человеческий опыт, делать его достоянием современного чело-ека, а самого современного человека делать активным участником прошлого и удущего.

Впервые вопрос о роли воображения в историческом познании был тщатель-о исследован только в последней трети XX века в работах Уайта. Наиболее полно го концепция изложена им в книге «Метаистория: историческое воображение в Европе девятнадцатого столетия» (1973 г.). Основная идея концепции истории Уай-•га состоит в том, что в исследовательской работе историка и философа, размышляющего над проблемами исторической науки, концептуальному анализу и процеду->т объяснения и повествования предшествуют образы и предположения, касающиеся содержания и смысла изучаемых и описываемых исторических событий, поучаемые посредством своего рода поэтического прозрения и воображения. Уай-у удалось значительно продвинуться в решении вопроса о роли воображения в [сторическом познании.

Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является ю возможности полное и систематическое рассмотрение концепции Уайта и оцен-:а ее значения для развития философии науки, выявление ее некоторых непрояснен-1ых аспектов и изучение возможностей применения названной концепции и оснО-1анной на ней методики для анализа работ историков и философов исторической туки.

Достижение цели связано с решением следующих основных задач:

- определить место воображения в структуре процедур объяснения и предскажи ия;

- рассмотреть концепцию природы воображения и его роли в историческом юзнании, предложенную Уайтом;

- сформулировать вопросы, которые не получили должного отражения в кондиции Уайта;

- прояснить отдельные неотраженные в концепции Уайта вопросы теории ис-■орической науки, основываясь на системе понятий концепции Уайта.

Методологическая основа исследования - инструментарий современной ф! лософии науки (схема объяснения и предсказания Гемпеля - Оппенгейма, принци системности и концепция множественности и взаимодополнительности различны подходов, логическая реконструкция и др.) в соединении с историко-философским и лингвистическими средствами анализа текстов и с «выходом» на применения м£ тодики Уайта к анализу текстов историков России и отечественных философов истс рической науки.

Научная новизна исследования. В работе впервые в отечественной филосо фии науки сделана попытка подробного критического рассмотрения фундаменталь ной концепции роли воображения в историческом познании, предложенной Х.Уай том, и подкрепляется ее перспективность как важного инструмента философскоп анализа процесса роста социогуманитарного знания. Диссертантом выносятся н защиту следующие положения:

- понятие «воображение» является одним из базисных понятий современно! философии науки, служащим для анализа науки как процесса получения новоп знания, особенно социогуманитарного знания;

- концепция роли воображения в историческом познании, предложенная Уай том, является адекватной запросам современного исторического познания к фило софии науки; . -

- концепция Уайта позволяет предложить исторической науке содержатель ную и значимую, с метагеоретической точки зрения, структуру понятий, на основ! которой может осуществляться классификация историографических стилей и мо жет быть уточнена предсказательная функция философии науки применительно I историческому познанию;

- к значимым и, вместе с тем, недостаточно проясненным идейным компонентам концепции Уайта относятся (среди прочих): проблема «водораздела» межд) историческим повествованием и художественной прозой на исторические темы: проблема соотношения исторического повествования и исследований, проводимых философами исторической науки.

Практическая значимость работы состоит в следующем. Проведенное в диссертации рассмотрение концепции роли воображения в историческом познании, предложенной Уайтом, выявление не вполне проясненных вопросов и подкрепле-

ие утверждения об эффективности методики Уайта на примере анализа ряда работ о философии исторического знания подтверждает значимость рассматриваемой энцепции для современной философии науки, занимающейся проблемами социо-уманитарного познания.

Полученные результаты можно использовать для дальнейшей разработки про-лем философии науки, в частности, для уточнения схемы объяснения и предсказа-ия, особенно применительно к гуманитарным и социальным дисциплинам.

Материалы, содержащиеся в работе, могут быть полезными в практике препо-авания курса «Философия и методология науки».

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационной ра-оты были представлены на V Общероссийской конференции «Современная логи-а: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, 1998г.), VI Международной научной конференции «Современная логика: проблемы теории, [стории и применения в науке» (Санкт-Петербург, 2000г.) и на заседании семинара 1роблемного совета по философии науки и техники (Санкт-Петербург, 1999 г.). По сзультатам работы вышли три публикации.

Структура и объем диссертации. Диссертация объемом страниц состоит из ¡ведения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы, показана степень ее разработан-юсти, обозначена научная новизна и практическое значение работы, определены >бласть, основные задачи и цель исследования.

Первая глава посвящена общей характеристике роли воображения в истори-[еском познании. В ней рассматривается развитие исторической рефлексии от отельных взглядов на тот или иной аспект исторической науки до философии истории. Этот процесс проходил на основе анализа как собственно методов исторического юзнания, так и форм взаимодействия исторической науки с теорией литературы, юэтикой, этикой, эстетикой, риторикой. Существенный вклад в становление рефлек-ирующего исторического познания внесли Вико, Гегель, Маркс, Ницше, Кроче. Зсе они так или иначе касались и вопросов о роли воображения и тех форм, в

которых оно себя реализует. Значительное место, естественно, отводилось изу нию взаимодействия истории (часто называвшейся «жизнью») и искусства. Фак чески, все крупнейшие истории! второй половины Х1Хв. - начала XX в. (и среди г Мишле, Ранке, Токвиль а Буркхардт) интересовались, если выразиться соврем! ным языком, не только «синтаксисом исторического повествования», но и «сем; такой истории» и «грамматикой исторического анализа». Признавая наличие сю/ та в историческом сочинении, они подчеркивали существенность роли вообрая ния как поэтического творческого начала во всем процессе воссоздания историч« кош прошлого.

Только такими видными философами XX в., как Поппер, Дрей, Гемпелъ, С пенгейм, был сформулирован ответ на вопрос о различии и сходстве между сс ственно историей и философией исторической науки. Фундаментальное значен для теории исторической науки имет схема научных процедур объяснения и прс сказания Гемпеля-Оппенгейма. Ее создатели уделяли специальное внимание анал зу социально-культурных процессов и субъетивного («человеческого») факто{ Названная схема позволяет четко определить роль воображения на всех этапах ист рического объяснения.

Исключительно важное значение для упрочения научной историографии, пр вильного понимания природы исторической науки и особенностей используем! ею методов имели работы Р.Дж.Коллингвуда, особенно его «Идея истории» (19' г.). Коллингвуд подчеркивает, что всякая внешняя по отношению к субъекту реал ность, тем более прошлая реальность, «по определению», является воображаем< и, следовательно, содержит неосознаваемый и неопределенный интуитивный м мент. И когда историк опирается на авторитет и намять свидетеля и когда он адресу« свое повествование читателю, ему приходится употреблять силу своего воображ ния. Миф, художественный образ, религиозный символ, картина природы ученоп естествоиспытателя и, наконец, картина воссозданного прошлого, рисуемая истор] ком - это этапы прогрессирующего освобождения исторического сознания от «и: держек» воображения. Коллингвуд особенно подчеркивает значение революции исторической науке, имевшей место в конце XIX в., в ходе которой, благодарая арх< ологии, историк освободился от «плена» письменных источноков. Историк получи возможность, - по-прежнему, опираясь на свое априорное воображение, - самссгс

ггельно ставить и решать проблемы посредством систематического, логического, мышления, проверяющего свои гипотезы фактическими данными.

В идущих сегодня дискуссиях об особенностях методологии исторических ис-:ледований заметное место вот уже более двух с половиной дестилетий занимает концепция^. Уайта. Согласно ей, в историческое повествование, основывающееся на «данных», наряду с необходимыми для их объяснения теоретическими понятиями, его создатель включает определенный сюжет. Выбор этого сюжета, как и характер используемой аргументации, а также и та идеоологическая позиция, с которой повествователь оценивает идеологический же подтекст описываемых им событий, обуславливаются особым «глубинным механизмом» воображения историка, действующим уже на доконцептуалыюм уровне его когнитивной деятельности. Механизм этот имеет поэтическую, в самом общем смысле этого слова, природу и может бьггь описан посредством «квазитропов» - аналогов тропов поэтики. Уайт квалифицирует «квазитропы» как «мегаисторический элемент», подчеркивая, что именно этот фактор является определяющим всего того, что историк использует на концептуальном уровне, включая и «метаисторическое» в обычном, традиционном, смысле этого слова.

Вопрос о роли воображения в историческом познании обсуждается в современной историогрфии и философии науки в рамках схемы объяснения и предсказания Гемпеля-Оппенгейма. Поиск историком «охватывающих законов» и выбор, на основе имеющихся данных, «предельных условий» невозможны без деятельности воображения. Это в равной степени верно для объяснения как дедуктивно-номоло-гического, так и индуктивно-номологического типа.

Далее, как известно, принципиальной особенностью социогуманитарного познания является го, что в нем субъект и объект познания в значительной мере совпадают друг с другом и в обоих присутствует отчетливо выраженный и существенно значимый идеальный компонент, связанный с волей, разумом и целеполаганием. Это обуславливает и многие другие особенности социогуманитарного познания; в нем, например, не только эмпирический, но также и теоретический уровень исследования, фактически, связан с непосредственным взаимодействием субъекта и объекта. Вследствие этого, свои собственные мысли об изучаемых явлениях, порождаемые с непременным участием воображения, и чувства, вызываемые ими у него, субъект вполне может принять за содержание изучаемых явлений. Так, напри-

мер, в исторической науке достаточно распространенна погрешность, которую фрав цузский историк Л.Февр называет «психологическим анахронизмом», - склонност к проецированию в прошлое самих себя, со всеми своими чувствами, мыслям* интеллектуальными и моральными предрассудками. Однако это вовсе не означае непременно погрешность познания: ведь изучаемые явления и были рассчитаны н определенный «отклик» в сознании и чувствах людей; собственно они потому ] есть, что есть этот «отклик».

Важное значение, далее, имеет относительная самостоятельность духовиох жизни общества, по отношению к достаточно хорошо фиксируемым на точном количественном языке, многим характеристикам его материальной жизни. Эта са мостоятельность вызывается многими причинами: воздействием географически среды; сложностью, дифференцированностью и неоднородностью структур духов ной жизни; которые ведут к явлениям и процессам духовной жизни, вызываемы?, именно взаимодействием различных ее областей и уровней, а не чем-либо еще взаимодействием существующих явлений духовной культуры с остатками старых взаимодействием друг с другом сосуществующих обществ на уровне духовной культуры и др.

Отмеченные обстоятельства обуславливают™, что в процедуре истторическогс объяснения используется, как правило, несколько законов. Описывая и пытаясь объяснить определенные процессы в жизни некоторого общества историку приходится привлекать установленные закономерности и материальных и духовных процессов, а также факторы географической среды, преемственность внутри данного общества и взаимосвязь его жизни с жизнью других обществ и др. Соответственно, в объяснении нередко не удается выделить единственную причину. И, - это в нашем рассмотрении является наиболее важным, - историку никак не обойтись без воображения. Его объяснение описываемых им событий нередко оформляется в виде совокупности различных версий, или «сценариев», которые, наряду с варьированием условий, учитывают взаимодействие законов, влияющих на предсказываемое явление.

С учетом сказанного выше о существенном совпадении и взаимодействии субъекта и объекта, немалую роль в историческом объяснении играют ссылки на психологические факты, относящиеся как к коллективной психологии, так и к индивидуальной, поскольку, как отмечаетМ.Блок, даже и «социальная однородность не

ак уж всесильна, чтобы некие индивидуумы или небольшие группы не могли ус-ользнуть от ее власти». Кроме того, заметим, что даже если нам удалось показать еобычность действий некоторого человека, это не означает, что мы показали их ессмысленность.

Наконец, в историческом объяснении непременно присутствует генетичес-ий компонент, связанный с происхождением (истоками) и условиями происхожде-ия и генезиса того или иного явления. Здесь, опять-таки, таится определенная опас-ость - опасность принять описание истоков за собственно объяснение. Например, 1кого рода ошибка встречается у неискушенных этимологов: им кажется, что они зсе» объяснили, если, толкуя современное значение слова, они привели самое древне из всех значений, которые им известны, - как будто суть проблемы состоит не в »м, чтобы выяснить, как и почему произошел «сдвиг» значения.

Итак, без воображения историку не обойтись в принципе, но именно это налает на него особую ответственность. А без исследования природы историческо-воображения у нас нет возможности понять существо исторического объяснения :го когнитивной состоятельности.

Вторая глава посвящена рассмотрению того, как современной философией .уки понимается и оценивается роль воображения в историческом познании.

По-видимому, наиболее значительным вкладом в соответствующий комплекс просов был сделан Хайденом Уайтом. Историческое сочинение рассматривается 1Йтом как некоторый текст в форме повествовательного прозаического дискурса, ю сочетает в себе определенное количество «данных», теоретические понятия для бъяснения» этих данных и повествовательную структуру для их представления в зестве изображения тех множеств событий, которые, как предполагается, произош-в описываемом прошлом. Заметим, что это - вполне естественное и, по-видимо-, вполне общепринятое представление об историческом сочинении. Одна из ос-зных оригинальных идей Уайта состоит в том, что историческое сочинение содер-т в себе еще и некоторое «глубинное структурное начало», которое, по своей фоде, является поэтическим в самом общем смысле этого слова, а более конк-но - лингвистическим. Это - докритически принимаемая парадигма того, каким шно быть сугубо «историческое» объяснение. Она функционирует в качестве гтаисторического» элемента особого рода..

Уайт выделяет три вида стратегий, которые могут использоваться истор] ками для того чтобы добиться «объяснительного воздействия»: (1) «объяснен! посредством формальной аргументации», (2) «объяснение посредством выстра вания сюжета» и (3) «объяснение посредством выявления идеологической под плеки».

Хроника преобразуется в рассказ посредством дополнительного упорядоч ния событий и превращения их в компоненты «спектакля», или процесса происш ствия, который, как предполагается, обладает четко выраженным началом, серед ной и концом. Это преобразование хроники в рассказ осуществляется посредств< характеристики некоторых событий в хронике на языке вводных понятий, других -языке завершающих тем, третьих - на языке каких-то переходных сюжетов. Ког данное множество событий видоизменено и «перекодировано», появляется связи повествование. Хроника событий оказывается преобразованной в описание дис ронического процесса, по поводу которого можно затем задавать вопросы так, к если бы мы имели дело с синхронической структурой взаимосвязей.

Основными типами сюжетов, которые используются историками, являют! согласно Уайту, следующие: рыцарский роман, трагедия, комедия и сатира. Вне< ние сюжета в повествование, или выстраивание описываемых событий в соотв< ствии с определенным сюжетом, является художественным приемом, позволяющ связать события в последовательную, целостную и осмысленную историю.

Сюжетное выстраивание событий по образцу рыцарского романа приводи варианту «драмы самопознания», в которой герой вырывается за пределы М1 своей повседневности, побеждает «темные силы». Это - драма триумфа добра г злом, добродетели над пороком, света над тьмой.

Архетипическая тема сатиры - это прямая противоположность романтич кой драмы; это, фактически, - драма ужасающего опустошения, драма, в котор преобладает представление, согласно которому в конечном счете человек являс пленником этого мира, а не хозяином его, и преобладает признание того, что согл но окончательному анализу человеческое сознание и воля всегда являются неад ватными по отношению к задаче успешного преодоления темных сил смерти, ко рая является неслабеющим врагом человека.

Комедия и трагедия предполагают возможность по крайней мере частичт

освобождения от состояния грехопадения и возможность временного освобождения от того раздвоенного состояния, в котором люди обнаруживают самих себя в этом мире. При этом в комедии надежда поддерживается временным триумфом человека над его миром в виду перспективы случающихся время от времени примирений между силами, участвующими в действии в социальном и природном мирах. Эти примирения получают символическое выражение в праздничных происшесгви-IX, которые традиционно использует автор-комедиограф. В трагедии праздничных троисшествий нет, если не считать фальшивых или кажущихся; здесь, скорее, имеют-:я страх, вызванный состоянием разделенности между людьми более ужасного ха-ткгера, чем тот, который возбуждает трагический агон в начале драмы.

Другим приемом концептуализации повествования является объяснение по-редством построения формально-логического (дискурсивного) аргумента. Пользу-сь им, историк объясняет события, о которых говорится в повествовании (или ту >орму событий, которую он налагает на них посредством внесения сюжета в опре-еленном виде), с помощью построения дедуктивно-номологическогого аргумен-а. Этот аргумент может быть представлен в виде силлогизма, большая посылка оторого состоит из некоторого, - как это предполагается, - всеобщего закона при-инных взиамосвязей, меньшая посылка - из тех граничных условий, внутри которых гот закон применяется, и заключения, в котором события, которые произошли в ействительности, дедуцируются из посылок на основаниии логической необходи-ости. Уайт выделяет в исторической работе формистский, органицистский, меха-нцистский и контекстуалистский виды аргументации.

Формистский подход нацелен на выделение уникальных характеристик объек->в, населяющих историческое поле: объяснение считается завершенным, когдаточ-лм образом выделено заданное множество объектов, определены его признаки пшадлежности к определенному классу, признаки его происхождения и специфи-:ские атрибуты. Таким образом, законы и условия, входящие в объяснительную ють дедуктивно-номологнческого аргумента, устанавливаются в этом случае на нове формальных определений и классификаций,-основанных на специфических ртах объясняемых событий.

Органицистский вид аргументации связан с представлением частностей разве уровней (индивидов, групп и их действий, отдельных событий) в качестве компо-

]|

ненгов единого, органического целого, которое всегда «больше», чем просто сумм; частей. Здесь важнейшим методологическим принципом является взаимодействие «микро-» и «макро-уровней». Законы и условия, входящие в аргумент, формулиру ются на основе толкования событий как актов функционирования специфическоп органического целого, каким является историческое поле.

Аргументация мехатщистского вида ориентирована на поиск законов истс рии, подобных законам природы. Действия участников исторических событий npei стают как проявления «надисторических сил», которые берут свое начало в той «об становке», внутри которой развертываются изображаемые в повестовании событш Законы и условия, входящие в аргумент, мыслятся как раз и навсегда данные.

Контекстуалистский вид аргументации связан с идеей о том, что те или ины события можно объяснить посредством помещения их в соответствующий «koi текст», образуемый ими и другими событиями. Содержание множества событи объясняется посредством выявления функциональных взаимосвязей (это и есть ну» ные для объяснения законы и условия), имеющих место между деятелями и действ) ями в историческом поле, взятом в целом, в такое-то и такое-то время.

Объяснение описываемых событий связано также с привнесением историка в его повествование той или иной идеологической подоплеки. Она включает в себ отношение к самой возможности научного изучения общества и желательности :т го; то или иное понимании тех «уроков», которые можно извлечь из результато полученных при изучении прошлого; концепцию содержания социальных измен ний и их темпов и предпочтение, отдаваемое либо этим изменениям, либо, напр' тив, сохранению status quo; толкование средств, требующихся для изменений или i недопущения; характер временной ориентации (на прошлое, на настоящее или i будущее, - как хранилище парадигмы «идеальной» формы общественного устро ства). В качестве основных идеологических позиций Уайт выделяет: консерватиз радикализм, либерализм и анархизм.

Консерватизм относится крайне критически к возможности программиру мых преобразований социального порядка, предполагает постепенное, - наподоб: роста растений, - развитие общества и настаивает на «естественном» ритме соц альных процессов, а состояние общества в данное время оценивает как наилучш из возможных при существующих условиях.

Радикализм, в своих представлениях и аргументах, касающихся возможности шальных изменений, апеллирует к науке и считает не только возможными, но и дательными резкие качественные изменения, основанные на разработанных про-[ммах и планах.

Либерализм тоже апеллирует к науке и приветствует социальные изменения, нако и «научность» и «рациональность» в этой концепции понимается не так, как в шкализме. Так что в то время как радикализм нацеливает на поиск и обнаружение онов, управляющих социальными структурами и процессами, либерализм толкует общих тенденциях и реализации предрасиоложенностей развития общества.

Анархизм, подобно радикализму, приветствует резкие структурные преобра-ания в обществе, но, в отличие от него, видит их цель не в перестройке общества новых основаниях, а в «упразднении» организованного общества и замене его яциной», состоящей из индивидов, которые сосуществуют благодаря одинаково-пошшанию «человечности». Анархизм склонен идеализировать отдаленное >шлое человечества с его естественной наивностью.

Все типы идеологической подоплеки, как нетрудно видеть, воплощают, - так I иначе и в каждом случае по-своему, - связь социально-этической позиции исто-:а с эстетической стороной его повествования, представленной способом выс-ивания сюжета, и с его когнитивными действиями, опирающимися на конкрет-1 вид используемой им аргументации.

Историографический стиль Уайт определяет как то или иное сочетание спо-а внесения сюжета в повествование, вида аргументации и типа идеологической ;оплеки. Очевидно, формально возможны 64 таких сочетания. Однако, например, гграивание сюжета по образцу комедии и аргументация механицистского вида д ли совместимы друг с другом; несовместным представляется сочетание ради-истского типа идеологической подоплеки и сатирический способ выстраивания кета и т.д. Уайт говорит о существовании определенного рода «избирательного детва» между различными потенциальными компонентами историографичес-) стиля.

Уайт выдвигает предположение о том, что индивидуальный стиль мышления иого-историка определяется «глубинной структурой» его воображения и что на знценптуальном уровне историк осуществляет сугубо поэтический акт, в кото-

ром он предварительно представляет себе историческое поле и конституирует ег качестве той области, которая предназначается для определения на ней тех конкр ных теорий, которые он будет использовать для того, чтобы объяснять, «что же в I происходило на самом деле». Уайт выделяет четыре основных «квазитропа» (ти] этого воображения.

Метафора характеризует такой тип воображения, в котором различные яв. ния сближаются либо по сходству, либо, - в более усложненной, так сказать, «от женной», построенной в духе доказательства «от противного», форме, - по конг сту. Структурно метафорическое воображение ориентировано на отноше!: «объект-объект».

Метонимия присуща воображению, которое сближает явления по ачежн ти того или иного рода, представленной в отношении имени предмета и его само истории развития явления и его настоящего состояния, признака предмета и сам< предмета. Структурно метонимическое воображение ориентировано на отнот ние «часть-часть». Поэтому на уровне языка, метонимию, в отличие от метафо] нельзя преобразовать в сравнение посредством оборотов «как бы» или «подобн Воображение в форме синекдохи ориетировано на отношения «часгь-целс «меньшее-большее» и «род-вид». В отличие от метонимии, здесь имеет место « правленность внутрь» явлений и, как правило, присутствует количественный асгк Иронический тип воображения отличается от трех других тем, что использ мые им формы являются, по меньшей мере, «двухуровневыми»: ведь суть иро! состоит в том, чтобы неявно выразить несогласие с тем, что в явной формеутвер дается, или, наоборот, выразить согласие и одобрение того, что в явной фо{ отрицается. И достаточно часто метафора, метонимия или синекдоха располг ются на уровне явного «прочтения», а, вместе с тем, благодаря тому или инс приему повествователя (интонация, неправильность или необычность словес] конструкции, поддержание определенного контекста и т.д. и т.п.), их содержание и принимается «с точностью до наоборот». Ирония нередко обращается на созна) самого повествователя и является распространенной формой выражения самок тичности повествователя.

Уайт показывает, как предлагаемая им концепция позволяет различить ф; развития исторического познания в Европе в XIX столетии, в том числе и с уче'

юцессов, происходивших, как он считает и в «глубинной структуре» воображения, ервая фаза оформлялась в контексте кризиса исторического мышления позднего росвещения, и историческое мышление было на этой фазе ироническим. Гегель сазался тем философом истории, который верно выявил неустранимые различия гжду ироническим и метафорическим типами осмысления исторического поля, ш он предложил вполне убедительное обоснование для осмысления истории в гхе синекдохи. Конт соединял механицистские теории объяснения и органицистс-гю концепцию исторического процесса, что давало ему возможность выстраивать эжет в повествовании по образцу комедии.

Вторая фаза, занявшая период 1830-1870 -х гг., была отмечена непрерывным юром по поводу того, какой должна быть историческая теория. Этой фазе в разви-и исторического познания присущи высокая степень самосознания и заострение тмания на трудностях, связанных с осмыслением содержания самого понятия юализм». Уайт выделяет здесь особо Маркса, который, как он считает, осуществил иболее последовательную попытку преобразования истории в подлинную науку, г же был наиболее чутким в поисках идеологической подоплеки у всякой концеп-[и истории.

Уайт считает, что третья фаза, имевшая форму кризиса так называемого «ис-рицизма», снова привела историческое мышление - и самое историческую науку философию истории - в ироническое состояние.

Анализ содержания концепции Уайта и дискуссии, ведущейся вокруг нее, по-оляет выделить ряд непроясненных вопросов. Заимствованные им из трансфор-ционной грамматики понятия «глубинной структуры» и «глубинного механиз-» нуждаются в уточнении. Представляется, что здесь, при объяснении происхож-ния личностных «тропологических» характеристик мышления историков и, соот-гственно, соотношения концептуальных уровней и доконцептуального уровня оцесса исторического познания, может быть полезной гипотеза Лукача о «проме-точной сигнальной системе».

Далее, как уже говорилось, Уайт предупреждает, что различные сюжеты, виды гументации и типы выявления идеологической подоплеки не могут сочетаться ж угодно». И, вместе с тем, он говорит, что выдающиеся мастера могли, - и не без геха, - нарушать это правило, добиваясь посредством «диалектического напряже-

ния» нужного объяснительного воздействия. Таким образом, понятие «избирател! ного сродства» гоже требует уточнения. Это позволило бы, как нам кажется, пр< двинуться в построении типологии историографических стилей, возможность кот< poro так хорошо просматривается в преложенном Уайтом понятийном аппарате.

Такие формы исторического мышления, как создание исторического пон' ствования и философский анализ этого повествования, хотя и имеют черты сходен и общности, все-таки, очевидно, не совпадают друг с другом. А это, конечно ж влияет на характер используемого и в той и в другой деятельности поэтическо! воображения. Так что, возможно, каждый «квазитроп» или какие-то из «квазитр! пов» могут иметь разновидности.

Требует уточнения и критерий тождественности/нетождественности исторз ческого сочинения и художественного произведения на историческую тему. Есть другие не вполне проясненные вопросы.

В Заключении подводятся итоги диссертационной работы. Здесь отмечаете что концепция Уайта является существенным продвижением философии науки осмыслении природы и роли воображения в социогуманитарном познании. Oí предлагает исторической науке содержательную и значимую, с метатеоретическс точки зрения, структуру понятий. На ее основе может быть разработана классиф) кация историографических статей, уточнено понятие исторического объяснения, также и предсказательная функция философии науки применительно к историче кому познанию.

Основные положения диссертации отражены в публикациях автора:

1. Логика и риторика в инструментарии историографии. (Концепция Tcopi истории Х.Уайта) // Современная логика: проблемы теории, истории и применен! в науке: Материалы VI Общероссийской научной конференции 18-20 июня 1998 СПб.:Изд-воСПбГУ, 1998. С. 143-146.

2. Методология исторических исследований и концепция Х.Уайта //Вестш Санкг - Петербургского университета. Сер.6.1999. Вып.З (№ 20). С. 40-42.

3 Логический анализ критерия нетождественнности исторического повеств вания и художественной прозы Н Современная логика: проблемы теории, истории применения в науке / Материалы VI Международной научной конференции 22-1 июня 2000г. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. С.47-50.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Кобелева, Лидия Сергеевна

Введение.

Глава I Общая характеристика роли воображения в историческом познании.29

1.1. Особенности воображения в историческом познании.

1.1.1. От «взглядов» на историю до философии исторической науки.

1.1.2. О структуре методологии истории.

1.1.3. О роли исторического воображения и его соотношении с положительным мышлением.

1.2. Логико - методологическое обоснование значимости воображения в историческом познании.

1.2.1. Схема исторического объяснения и редсказания.

1.2.2. Особенности объекта, процесса и процедур исторического познания.

Глава 2 Современная философия науки о роли воображения в историческом познании.74

2.1. Концепция X. Уайта.

2.1.1. Основные теоретические составляющие концепции Уайта.

2.1.2. Дискуссии вокруг концепции Уайта и не проясненные вопросы теории исторической работы.

2.2 Анализ непроясненных вопросов теории исторической работы.

2.2.1. Проблема «водораздела» между историческим повествованием и художественной прозой.

2.2.2. Проблема соотношения исторического повествования с исследованиями философа истории.

Введение диссертации2000 год, автореферат по философии, Кобелева, Лидия Сергеевна

Актуальность исследования. Вплоть до относительно недавнего времени вопросу о роли воображения в историческом познании, - как, впрочем, и вопросу о роли воображения в научном познании вообще, - должного внимания в философии науки не уделялось.

У такого положения дел были причины достаточно разного характера. С одной стороны, значимость роли воображения в познании, по-видимому, большинству философов науки представлялась настолько само собой разумеющейся, что об этом как бы и не стоило размышлять и много говорить. С другой стороны, понятие «воображение», - в рамках сложившейся в середине XX века парадигме, - оказывалось очень многозначным и как бы образовывало некоторое множество омонимов, каждый из которых образовывал собственное семейство родственных понятий.

Если говорить об отечественной философии науки и историографии, то нужно указать и на то, что у невнимания к проблеме воображения была также причина, так сказать, «внешнего свойства», -так называемая «политизация общественных наук». Она отразилась на всей отечественной философии вообще, на (общей) философии науки и философии исторической науки и на историографии, в частности. В 1991 г. один из ведущих отечественных историографов А.Я. Гуревич, характеризуя предшествующие десятилетия, писал: «Немало трудов было затрачено на огульное поношение «реакционной буржуазной историографии периода общего кризиса капитализма», но как мало было сделано для изучения реального историографического опыта!. Образовался огромный и трудновосполнимый пробел, в особенности если говорить не о «белых» или «черных пятнах» в истории, а о чем-то куда более сложном и важном - о методологии и гносеологии исторического исследования, которые отвечали бы современной духовной и научной ситуации и картине мира»1.

Воображение исследователя (историка) играет фундаментальную роль в его работе, начиная со сбора опытных «данных». Исследовательская, творческая, активность историка не есть просто «отражение», регистрация этих «данных»: проблема, которую он поставил перед собой, нуждается в установлении контакта с прошлым и подразумевает, в определенном смысле, «создание» и источника и «данных». Ведь без вопрошающего историка (и его вопросника) нет и исторического источника. Собственно выражение «данные источника» следует понимать должным образом, - иначе оно дезориентирует, создавая впечатление, будто источник предлагает историку какие-то готовые сообщения о фактах. На самом деле, источник сам по себе ничего не «дает», а «данные» - это результат активной и целенаправленной работы историка, обязательно наделенного воображением.

Воображение также играет фундаментальную роль в процедурах последующей обработки «данных» и в процедурах объяснения и предсказания. В самом деле, отбор подходящих (релевантных в отношении рассматриваемых вопросов и событий) «законов», используемых в исторической науке для объяснения множества событий и закономерности их последовательности, требует воображения. Равным образом, отбор условий, в которых названные законы действуют, тоже требует воображения; к тому же, без воображения, очевидно, нельзя было бы, пусть что ни есть предположительно, восполнить «белые» или «черные пятна». Без воображения нельзя поставить себя (мысленно) на место участников анализируемых совершившихся событий и дать им оценку.

Таким образом, выяснение роли воображения в историческом познании является актуальной проблемой современной философии науки.

Степень разработанности проблемы. Как уже было сказано, должного внимания той фундаментальной роли, которую воображение играет в исторической науке, исследователи в области философии науки до относительно недавнего времени не уделяли.

Анализу роли воображения в познании вообще посвящены в отечественной литературе немногочисленные работы (Ю.М.Бородая , Л.С.Выготского,3 Р.Г.Натадзе4). Во многих работах по истории философии рассматривается концепция воображения у Аристотеля5 и у философов-представителей немецкого романтизма Фр. Шлегеля и

6 7

Новалиса (Фр. фон Гарденберга) . Но только М.А. Киссель и И.С. Тимофеев8 рассмотрели некоторые вопросы, касающиеся роли воображения в историческом познании; при этом они отталкивались от концепции американского историка и философа X. Уайта, которая и является предметом анализа настоящего диссертационного исследования.

Тимофеев указывает на то, что Уайт ограничивается поэтико -лингвистической стороной оснований исторического знания. Это правильно. Но, на наш взгляд, не вполне корректным является утверждение Тимофеева об «общей ограниченности» концепции Уайта. В самом деле, слово «ограниченность» звучит двусмысленно: то ли это

2 См.: Бородай Ю.М. Воображение и теория познания. М., 1966.

3 См.: Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968.

4 См.: Натадзе Р.Г. Воображение как фактор поведения. Тбилиси, 1972.

5 См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М.: Искусство, 1975; Античные теории стиля в их историко-эстетической значимости // Античные риторикиь / Под ред. A.A. Тахо-Годи. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. С.5-12.

6 См.: Габитова P.M. Философия немецкого романтизма (Фр. Шлегель, Новалис). М.: Наука, 1978.

7См.: Киссель М.А. К изучению структуры исторического повествования // Проблемы методологии социального познания, Л.: Изд-во ЛГУ, 1985, С. 91-110.

8См.: Тимофеев И.С. Проблема концептуализации историко-научного знания // Методология развития научного знания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. С.45-54.

- недостаток, погрешность, то ли - сознательное решение исследователя (Уайта) сосредоточиться на изучении определенных вопросов, оставляя в стороне все остальные. В данном случае имеет место вторая ситуация: Уайт недвусмысленно избирает в качестве исходного уровня своего исследования поэтико - лингвистический уровень работы историка. Тимофеев же ошибочно приписывает Уайту абсолютизацию этого уровня. Вместе с тем, нельзя не согласиться с Тимофеевым, - и мы, и, вполне очевидно, Уайт, - согласны с тем, что поэтико - лингвистические «квазитропы» сами испытывают на себе воздействие мышления (не говоря уже о том, что они им, в конечном счете, и сконструированы), и объяснение как «квазитропов», воплощенных в одну из сторон воображения, так и дискурсивного мышления историка, требует выхода к более общим причинам развития исторического познания.

Отметим, наконец, концепцию В.П. Бранского четырехстадийной закономерности развития научного исследования: эмпирический уровень, нефундаментальный теоретический, умозрительный и фундаментальный теоретический.9 В этой концепции подчеркивается значение воображения исследователя при переходе от эмпирического уровня через нефундаментальный теоретический и умозрительный к фундаментальному теоретическому. При этом принципы новой фундаментальной теории не просто выводятся, а выбираются из множества умозрительных конструктов, которые создаются воображением. Таким образом, сама идея значимости участия воображения на доконцептуальном уровне научного исследования в работе В.П. Бранского уже имелась, причем на материале естествознания, а не социогуманитарного знания. В последнее время философы, анализирующие особенности социогуманитарного познания, обращаются к идеям, принципам и методам синергетики. В частности, В.П. Бранский, продолжая разработку проблем философии науки, показывает, что процесс отбора (синергетического механизма развития) в социальных системах связан с борьбой идеалов. Носители различных идеалов посредством своего мышления и воображения в конкретных исторических условиях очерчивают «тезаурус», то есть определенное множество реально возможных вариантов для отбора. При этом, результат отбора может оказаться вполне неожиданным для носителей всех идеалов, поскольку он, в общем случае, определяется равнодействующей всех социальных сил, которые участвуют во взаимодействии. Этот результат, вообще говоря, может даже не соответствовать ни одному из идеалов. В этом состоит одна из загадок истории («ирония истории»), которую Гегель метко охарактеризовал как «хитрость мирового разума». По - видимому, историк, и историограф, и философ истории могут лучше определить статику исторического поля и динамику исторического процесса, который в нем развивается, если они смогут использовать инструментарий синергетики.

В 1974 году вышла книга A.B. Гулыги «Эстетика истории»10. Ее центральной темой является близость исторической науки и искусства (литературы). Гулыга справедливо подчеркивает, что в историческом знании важно и обобщение, и индивидуализация, которые только вместе и позволяют создать целостную картину прошлого. Он отмечает, что типическое принадлежит не только искусству, но и самой действительности. Историк в своем повествовании, отображая типическое, закономерно начинает обращаться и к средствам искусства слова. Историческое обобщение - это своеобразный синтез теоретического и эстетического освоения объекта. На этой основе вырастает образ, который выполняет роль катализатора понятийного мышления. Таким образом, образное мышление в исторической науке служит импульсом к рождению и освоению понятия, как у самого автора повествования, так и у читателя.

В начале 90-х гг. вышла книга К.Г. Исупова «Русская эстетика истории»11. Ее автор, идя со стороны художественной литературы с исторической тематикой, использовал термин «эстетика истории» («историческая эстетика»), ранее использованный

А.И. Герценом и H.A. Бердяевым, где слово «история», при этом, понимается не в смысле названия науки о прошлом, а для обозначения самого прошлого. Исупов показывает, что восприятие прошлого как «художественного произведения» является органическим для русской культуры, притом не только романтического толка. Герцен, коментируя итоги австро - прусской войны 1866 года, пишет: «Я не верю, что судьбы мира оставались надолго в руках немцев и гогенцоллернов.

12

Это. противно исторической эстетике» . Бердяев в «Самопознании» следующим образом говорит о красоте прошлого: «Память о прошлом есть творческая, преображающая память, она делает отбор, она не воспроизводит пассивно прошлого. Красота прошлого не есть красота эмпирического бывшего, это есть красота настоящего, преображенного прошлого, вошедшего в настоящее. Прошлое, вероятно, этой красоты не знало. Красота развалин не есть красота прошлого, это - красота настоящего: в прошлом развалин не было, это были недавно построенные замки, дворцы, храмы и акведуки со всеми свойствами новизны. И так все. Все старинное, прекрасное в своей старинности, есть настоящее, в прошлом не было этой старинности. Прошлое совсем было не старо, а молодо, это настоящее старо в одном своем аспекте. .Вспоминая прошлое, я сознательно совершаю творческий взгляд осмысливания и преображения. . Красота же прошлого, которую я очень чувствую, не в моей памяти и совсем не есть моя пассивность, а есть тоже моя творческая активность»13.

Исупов справедливо подчеркивает, что взгляд на историю как на «эстетический артефакт» далеко не всегда означает эстетизм. В самом деле, видение прошлого как «второй природы», построенное самим человеком, - наряду с прочими соображениями, «по законам красоты», - придает истории качество несомненного структурированного единства. Прошлое перестает восприниматься как нечто отдельное от текущего исторического дня. Кроме того, оно меняется, - подобно тому, как меняется от поколения к поколению давно написанный и много раз читанный литературный текст. В этой форме появляется место для свободного диалога настоящего с прошлым, в котором, в частности, постоянно решается проблема смысла истории.

Таким образом, с точки зрения проблемы роли воображения в историческом познании работа Исупова должна быть отмечена как имеющая несомненную ценность в заострении внимания исследователей на эстетической стороне исторического процесса, как она отражена в отечественной художественной литературе. Проведенный анализ, дает также возможность отчетливее представить себе, как эстетика истории (самой, первичной, объективной) отражается в историко - научной литературе и философско -исторической литературе.

Вообще говоря, в современной зарубежной (западной) философии понятию «воображение» и вопросу о роли воображения в познании повезло больше. Начиная с книг Ж.-П. Сартра «Воображение: психологический анализ» (1936 г.) и «Психология воображения» (1940 г.) и по настоящее время вышло большое количество работ психологического и философского характера.

Однако впервые вопрос о роли воображения в историческом познании, рассматриваемого, прежде всего, с поэтико -лингвистической стороны, был тщательно исследован только в последней трети XX века в работах Уайта. Наиболее полно его концепция изложена им в книге «Метаистория: историческое воображение в Европе девятнадцатого столетия» (1973 г.)14.

Предваряя изложение концепции Уайта и оценку его вклада в философию и методологию истории, кратко очертим понятие «воображение» и общее содержание обозначаемого им явления.

Слово «воображение» в русском языке является отглагольным существительным, происходящим от глагола «воображать», который, в свою очередь, происходит от существительного «образ».

Слово «образ» имеет следующие основные значения:

1) облик того или другого предмета (человека, животного, неживого объекта, явления и т.д.);

2) то, что рисуется, представляется внутреннему взору, воображению кого-либо;

3)результат отражательной (познавательной) деятельности субъекта, отражение в сознании предметов и явлений (объективной) действительности;

4)обобщенное, художественное отражение . действительности, облеченное в форму конкретного индивидуального явления;

5)тип, характер, созданный писателем, художником, артистом;

6)то же, что поэтический образ;

7)характер, склад, направление чего-либо;

8) способ, средство;

9)икона.15

Слово «образ» - общеславянское и образовано от «образити», то есть «изобразить, нарисовать». В древнерусском языке оно существует с XI века.16

Обратимся к (языковой) парадигме слова «воображение».17

Воображаемый»

1) страдательное причастие настоящего времени от «воображать»;

2) несуществующий в действительности; мнимый (например, «воображаемые трудности», «воображаемая линия»).

Воображать»

1) несовершенный вид к «вообразить»;

2) быть чрезмерно высокого мнения о себе.

Воображаться» - несовершенный вид к «вообразиться».

Воображение»

1) мысленное представление, воспроизведение кого-либо или чего-либо в уме;

2) психический процесс, заключающийся в создании новых представлений на основе уже имеющихся путем их преобразования;

3) фантазия;

4) мнение, представление, ни на чем не основанное; домысел; плод фантазии.

Вообразить»

1) мысленно представить себе, воспроизвести в уме что-либо, кого-либо;

2) предположить, счесть;

15 Словарь русского языка: В 4-х Т.Т.2.К - О.М.: Русский язык, 1984. С. 559-560.

16 Черняк П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т.1-2. Т.1. а - пантомима. М.: Русский язык, 1993. С. 588.

17 Словарь русского языка: В 4-х т.Т1. .М.: Русский язык, 1981. С. 210.

3) в повелительной форме, «вообрази, вообразите», употребляется как введение в речь в значении: «представь (те)», «подумай (те)».

Вообразиться» - мысленно представиться кому-либо.

Воображение, - как об этом говорит и множество значений соответствующего слова, - представляет собой сложный и далеко еще не проясненный в деталях психический процесс, который приводит к появлению в сознании новых образов на основе переработки материала прошлых «восприятий». Так, например, образ того или другого героя повествования, - сугубо литературного или научного, исторического, - является результатом соединения многих черт различных людей или же черт одного и того же человека, представленного в различных описаниях, в единый образ.

Воображение присутствует во всякой человеческой деятельности, поскольку она всегда предваряется представлением о той цели, которая должна быть посредством ее достигнута.

Конечным источником образов воображения всегда являются образы восприятия предметов и явлений действительности. Однако, говоря о «действительности», следует сразу же подчеркнуть, что субъект восприятия и воображения сам представляет собой «часть» этой «действительности». Воображение всегда означает некоторый «отлет» мысли от того, что было воспринято; именно так и появляются кентавры, русалки, лешие, барабашки, неопознанные летающие объекты (НЛО) и т.п.

С теоретико-познавательной и логико-методологической точки зрения в переработке представлений в воображении можно различить две стороны:

1) анализ - выделение в целостном образе восприятия отдельных элементов, признаков или свойств предметов или явлений и отдельных отношений (сторон отношений и взаимосвязей) между предметами и/или явлениями;

2) синтез - объединение каких-то из выделенных ранее элементов, признаков или свойств предметов или явлений и отношений между предметами и/или явлениями.

Активность воображения проявляется в усмотрении существенного сходства между более или менее существенно отличающимися друг от друга предметами или явлениями. При этом воображение, очевидно, опирается на уже имеющееся знание. Вместе с тем, все присущие тому или другому человеку биологические и психические, равно как и социокультурные, особенности, - как положительные, так и отрицательные, с точки зрения продуктивности образов и их адекватности действительности, - тоже участвуют в воображении. Воображение - необходимая часть мышления, но оно, очевидно, требует критической проверки со стороны логического «компонента» мышления, а в конечном счете, вместе с результатами положительного мышления, оно проверяется практикой.

В ходе видоизменения и перестройки образов в процессе воображения можно выделить следующие формы:

1) слияние одного образа с другим, дополнение одного образа чертами другого;

2) уподобление одного образа другому;

3) усиление или ослабление тех или других деталей образа или даже всего образа в целом;

4) качественное изменение образа, вплоть до появления того, что «прямо противоположно» первоначальному образу.

Согласно современному естествознанию нейро физиологической основой воображения являются новые сочетания нервных связей тех групп клеток (нейронов) коры головного мозга, в которых при восприятии имело место возбуждение. Повторное возбуждение этих клеток, которое может возникать на основе образовавшихся ранее временных связей, вызывает течение представлений. Характер этого процесса является личностно своеобразным.

Воображение бывает непроизвольным (непреднамеренным) и произвольным (преднамеренным), причем эти виды являются и генетическими ступенями воображения: развитие воображения каждого человека идет от случайного, непроизвольного, течения представлений у детей младшего возраста к более или менее целенаправленному воображению у взрослых. Вместе с тем, в силу тех или других причин, способность воображения может и ослабевать. Возникновение, развитие и сама деятельность, характер и особенности воображения связаны как с психофизиологическими (в том числе генетическими) особенностями конкретного человека, так и с социокультурными обстоятельствами формирования его личности.

Непроизвольное воображение проявляется в непреднамеренном возникновении образов. Оно наблюдается при ослаблении сознательного контроля - в сновидениях, грезах, в полудремотном состоянии, в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, в виде навязчивых представлений. Произвольное воображение возникает из потребности предвидеть результат совершаемых действий, физических или умственных. Оно не идет просто по пути случайных ассоциаций, а направлено на достижение определенной цели, на решение определенной задачи. Нейрофизиологическим основанием его является доминирование какой-то определенной системы нервных связей, вызываемое поставленной целью.

В зависимости от пути возникновения, новизны и оригинальности образов различают воспроизводящее и творческое воображение. Картины воспроизводящего воображения вызываются, согласно современной психологической науке, преимущественно словесными раздражителями, находящимися в связи с образами из прошлого опыта данного человека. Примерно ту же роль могут играть, - в зависимости от осведомленности человека и его личностных и профессиональных навыков, - рисунки, чертежи, всякого рода схемы, диаграммы, нотные знаки и т.п. знаковые конструкции, которые могут вызывать к жизни связанные с ними зрительные, слуховые, вкусовые, тактильные, кинестетические и другие образы.

Воспроизводящее воображение имеет важное значение в процессе обучения, в профессиональной деятельности, в восприятии художественного произведения, литературного и научного текстов. Благодаря уже воспроизводящему воображению происходит развитие личности человека, - через подражание и притворство происходят, при участии творческого воображения, превращения человека18.

Высшей ступенью воображения является творческое воображение- создание образов, которые отражают новые, еще неизвестные связи и свойства предметов и явлений мира.

Иногда новые, удачные с точки зрения цели мышления связи и преобразования образов в творческом воображении возникают внезапно, как готовый результат19. Такое решение поставленной задачи называют «интуитивным». Естественно - научное, нейрофизиологическое, объяснение этого феномена состоит в том, что «синтезирование может совершаться и в частях полушарий, находящихся в известной степени торможения под влиянием преобладающего в коре в данный момент сильного раздражения.

18 См.: Исключительно интересное, подробное, строгое и образное одновременно, описание феномена превращения см.: Канетти Э. Масса и власть.М.: Ас1 Ма^тет, 1997. С. 358-412 (глава «Превращение»).

19 См.: Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. М.: Советское радио, 1970; Бунге М. Интуиция и наука. М.: Прогресс, 1967. С. 100-116 (параграф «Интуиция как воображение»).

Пусть этот акт тогда не сознается, но он произошел - и при благоприятных условиях может обнаружиться в сознании человека

20 готовым и представляться как возникший неизвестно как.» . Этим объясняется, что иногда решение приходит не в момент наиболее напряженной работы мысли (сознательной) над проблемой, а некоторое время спустя. Действительной причиной возникновения новой связи, приводящей к решению задачи или научному открытию или изобретению, является напряженная и непрерывная работа над проблемой.

Историк, работая над «данными» с целью получения картины событий и последующего повествования о них, среди средств своего воображения использует художественный язык, выработанный деятелями того вида искусства, который называют «словесным творчеством», - писателями и поэтами. Специфика механизма воображения в словесном творчестве была очень подробно рассмотрена выдающимся венгерским философом Георгом (Дьердем) Лукачем в его фундаментальном труде «Своеобразие эстетического» (1963). Он попытался обнаружить психофизиологическую основу воздействия художественных средств языка, к которым, в частности, относятся тропы.

И воссоздающее и творческое воображение пользуется языком. Речь, как известно, принадлежит второй сигнальной системе; собственно она и составляет ее отличие от первой сигнальной системы - системы таких условных рефлексов, в которых раздражителями являются только сами материальные характеристики объектов, но никак не слова, которые их обозначают. Благодаря второй сигнальной системе происходит воздействие на материальные процессы в организме языковыми, символическими средствами: воздействует символ, то есть только сигнал материального раздражителя настоящего сигнала.

Лукач подошел к проблеме взаимосвязи двух сигнальных систем, опираясь, в основном, на теорию Павлова. Вместе с тем, он выдвинул оригинальную и плодотворную гипотезу о существовании промежуточной сигнальной системы. Он отмечает, что есть такие особые результаты генерализации условных рефлексов, которые вырабатываются у человека в трудовом процессе и, «хотя они в отличие от языка не возвышаются как абстракции над непосредственной чувственностью; они, подобно языку, становятся сигналами сигналов»21.

Свое подробное рассмотрение описанного явления Лукач заключает так: «Эти рефлексы мы предлагаем обозначать как «сигнальную систему Г», чтобы отразить их промежуточное положение между условными рефлексами и языком». Действие этой сигнальной системы в жизни проявляется в тех случаях, когда требуется быстрая ориентация в сложных положениях посредством воображения.

Всякий, диктуемый чувством такта, поступок вполне можно описать и пранализировать как словесно, так и рационально -логически. По своему содержанию этот поступок совершенно разумен, но лежащий в его основе психофизиологический механизм -это не вторая сигнальная система, а сигнальная система Г. И из самой природы этой сигнальной системы следует, что ее понимание предполагает обращение не к абстракциям, а к «поэтическому», - в некотором очень общем смысле этого слова, отражающим связь с непосредственными чувственными впечатлениями и присущим, «художественному типу» высшей нервной деятельности.

Лукач использует понятие «моторного воображения», взятое им из работ немецкого философа и социолога, одного из основателей современной философской антропологии Арнольда Гелена [1904-1976].22 Моторное, - то есть присущее чувственной, доконцептуальной ступени познания вообще, - воображение связано с трудом, чем и определяется его общественный характер. Гелен справедливо ставит его в один ряд с воображением в наиболее принятом смысле этого слова (связанном, заметим, со второй сигнальной системой): в обоих случаях человек настроен на что-то новое, что связано с его установкой на конкретную цель действия, движения; та же самая интенция определяет возможность адекватной реакции на неожиданности в пределах определенного операционального поля. Гелен описывает психологическую сущность моторного воображения как тот факт, что воображение становится действенным раньше, чем само действие, и новая ситуация не может не учитываться в целостности функций или в их составных частях.

Развивая с помощью понятия моторного воображения свою гипотезу, Лукач подчеркивает, что речь идет о сигналах сигналов, которые, по своим проявлениям, не являются относящимися ко второй сигнальной системе, хотя эта последняя может играть важную роль в разработке, обобщении, осознании этой специфической системы сигналов23.

Практическая польза названной системы сигналов для процесса труда заключается в том, чтобы превращать данные моторного воображения в условные рефлексы. Повторим, в данном случае речь идет о рефлексах, которые близки к первой сигнальной системе своей чувственной непосредственностью и ко второй сигнальной системе своим сущностным характером, - тем, что они являются сигналами сигналов.

Лукач отмечает, что пониманию сущности вообще всякого воображения очень сильно мешает то, что его широко принято относить почти исключительно к области эстетического, а не рассматривать в качестве необходимого компонента всех видов человеческой деятельности. Для субъективных процессов в психической активности субъекта условные рефлексы, воображение и мышление постоянно накладываются друг на друга. Очень часто даже самый осознанно творящий мыслитель или художник, или изобретатель, - вообще творец, - не знает, что достигнуто им в познании мира, благодаря воображению, творческой фантазии, а что -благодаря размышлениям. Характер всякого воображения как сигнала от сигнала имеет в своей основе память человека. «Все прошлое вовсе не уничтожается новыми впечатлениями, а новые раздражения складываются, суммируются с прошлым, образуя настоящее». Своеобразие сигнальной системы Г, согласно Лукачу, заключается в том, что «она является более высокой, чем первая сигнальная система (обычных условных рефлексов), выходит за границы условных рефлексов; но при этом для системы сигналов от сигналов не создается последующей особой системы, подобной языку. Своеобразие сигнальной системы Г становится гораздо более явным, если обратиться к проблеме эвокации»24.

Термин «эвокация» [от латинского «evoco» - вызывать, возбуждать; извлекать, вытягивать] обозначает специфический элемент общения людей друг с другом. Далее, как отмечает Лукач, характерным и важным моментом является то, что повсюду, где эвокация играет решающую роль в мире словесного выражения, возникает тенденция сознательно заменять чувства на интуитивное понимание.

Таким образом, сокращение, опущение многих предпосылок и промежуточных звеньев, сведение прямых и открытых высказываний к тому, что является самым необходимым для понимания смысла, используется с целью отделить само по себе рациональное содержание от его чисто мыслительного вывода, придать ему форму, которая вызовет у слушателя или читателя в первую очередь не только мысли, но и переживания, чувства, ощущения и т.д. Очевидно, это имеет огромное значение, в частности, и для восприятия содержания исторического повествования.

Сигнальная система Г, отмечает Лукач, играет важную, фактически незаменимую, роль в человеческом познании и практической деятельности» и работает как система контроля и коррекции, препятствующая окостенению в виде условных рефлексов тех принципов, которые изначально были выработаны в ходе рациональных рассуждений. Она сохраняет и интенсифицирует связь с непосредственными чувственными впечатлениями и имеет общественно - исторический характер и отличается динамизмом, то есть постоянно переходит в другие сигнальные системы.

Лукач подчеркивает, что средством объективации сигнальной системы Г является искусство. Разумеется, по самой своей природе, оно не может иметь такого универсального характера, которым обладает язык. Наука, в частности, история, обращаясь к возможностям искусства, особенно, искусства слова, литературы, тоже может приобрести и средства эвокативного воздействия. Нет особой нужды в аргументации значимости этого обстоятельства для историка в отношении расширения его возможностей помочь читателю «вжиться» в реконструируемые события прошлого.

Лукач считает, что объект отражения сигнальной системой Г-это люди в их отношении к человеческому роду. Это позволяет вводить прошлое в настоящее, а настоящее - в будущее, и наоборот, а, следовательно, реконструировать историю, весь человеческий опыт, сделать его достоянием современного века, а самого современного человека делать активным участником прошлого и будущего. Лукач рассматривает взаимосвязь поэтического языка и сигнальной системы Г . Он отмечает, что эта система оказывается в состоянии использовать для выполнения своих специфических задач другую высшую сигнальную систему - язык. Поскольку, именно в искусстве слова (в отличие от других видов искусства) сигнальная система Г и вторая сигнальная система взаимодействуют наиболее органичным образом: ведь материал этого вида искусства и его инструментарий, оба они, являются языком.

Воображение в историческом познании, очевидно, опирается именно на отмеченную взаимосвязь поэтического языка и сигнальной системы Г, предложенной Лукачем. Таким образом, его гипотеза позволяет лучше представить те глубинные механизмы, которые предшествуют в деятельности историка механизмам концептуального уровня, а также и взаимодействуют с последними. Равным образом, эта гипотеза применима и к пониманию объяснительного воздействия исторического сочинения на читателя. С учетом образования, индивидуального опыта и личностных особенностей мышления того или иного читателя, средства, используемые историком (в частности, тип сюжетного выстраивания, вид аргументации, средства выявления идеологической подоплеки, описываемых в его сочинении событий) и, наконец, поэтические средства (в частности, тропы), - воздействуют на читателя в той или иной мере в рамках взаимодействия сигнальной системы Г и второй сигнальной системы. Ясно, что мера этого воздействия зависит от сходства и различия психофизических профилей автора и читателя.

Наиболее серьезное продвижение в исследовании роли воображения в историческом познании было осуществлено X. Уайтом. Основная идея концепции которого состоит в том, что работе историка и философа, их концептуальному анализу и процедурам объяснения и повествования, а также последующей работе философа, размышляющего над проблемами исторической науки, - предшествуют образы и предположения, касающиеся содержания и смысла изучаемых и описываемых исторических событий, получаемые посредством своего рода поэтического прозрения и воображения.

В концепции Уайта разработана система понятий, относящаяся: к структуре исторического мышления с глубинной структурой исторического воображения, к процессу осмысления существенной связи событий с точки зрения единой истории, к процессу представления повествовательной структуры и формирования с ее помощью исторического повествования как «рассказа особого рода».

На основе предложенной системы понятий в концепции Уайтом разработан историографический метод, который успешно им применен к анализу трудов историков и философов истории XIX века. Подчеркнем, что предложенная концепция обоснована Уайтом теоретическими историографическими исследованиями концептуальных (понятийных) и доконцептуальных действий уровня работы историка по осмыслению и связыванию событий в историю, осуществляемых, согласно Уайту, на основе глубинных поэтико -лингвистических механизмов «квазитропов» исторического воображения как метаоснования понятийного уровня работы историка.

Следуя, в основном, канадскому теоретику литературы Н. Фраю26, он выделяет четыре основных типа (формы) в стратегии осмысления и связывания событий в историю посредством сюжетного выстраивания:

1) рыцарско-романтический;

2)трагедийный;

3) комедийный;

4) сатирический.

27

Следуя концепции «мировых гипотез» Ст. Пеппера , Уайт определяет четыре метода в стратегии осмысления и связывания событий в историю посредством формальной аргументации:

1) «формизм» - некоторого рода идеализм платонистского типа, согласно которому события представляются как конкретные воплощения определенных (идеальных) форм и норм;

2) «механицизм» - поиск причинных законов, которые детерминируют процессы, обнаруживаемые в историческом поле;

3) «органицизм» - апеллирование к образу исторического процесса как некоторого органического целого;

4) «контекстуализм», то есть способ объяснения, при котором предполагается, что события можно понять и объяснить, поместив их в «контекст» их происшествия.

Исходя из некоторого преднамеренного упрощения типологии идеологических концепций К. Мангейма28, Уайт определяет четыре

26 См.: Фрай Н. Анатомия критики. Очерк первый // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX -XX веков. М.: Изд-во МГУ, 1987.С. 232-263.

27 См.: Pepper S.C. World hypotheses: A study in evidence. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1966. Part 2.

28 См.: Мангейм К. Идеология и утопия // Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юристъ, 1994. С. 7-276. способа в стратегии осмысления и связывания событий в историю посредством идеологической подоплеки:

1)анархизм;

2) радикализм;

3)консерватизм и

4)либерализм.

Проявляемая в тексте комбинация (сочетание) одного из типов объяснения посредством сюжетного выстраивания событий в истории с одним из методов объяснения посредством формальной аргументации событий в истории и с одним из типов идеологической подоплеки, определяется Уайтом как стиль историка.

А одним из важнейших факторов, влияющих на реализуемость стиля как вышеупомянутой комбинации типов и методов осмысления и связывания событий в историю, является воздействие на концептуальный уровень исторического мышления его доконцептуального уровня. Он воплощает предрасположенность данного историка, исследователя и повествователя, к тому или иному стилю. Этот уровень, - очевидно, в своей основе во многом психофизиологического свойства, - описывается Уайтом, - на феноменологическом уровне, - по образцу поэтических тропов. Четырьмя основными «квазитропами» являются:

1)«метафора»;

2) «метонимия»;

3) «синекдоха»;

4) «ирония».

Это - виды специфических «глубинных структур» мышления, которые предопределяют то, как данный ученый будет действовать на доконцептуальном и концептуальном уровнях. В них представлены психофизиологические и социокультурные особенности его творческого воображения.

Таким образом, Уайту удалось значительно продвинуться в изучении вопроса о роли воображения в историческом познании, в том числе и в отношении роли воображения в объяснении. Последняя проблема, проблема объяснения, как известно, является одной из центральных проблем, если только не «самой центральной проблемой» философии науки.

В настоящее время, когда со времени опубликования книги Уайта прошло почти тридцать лет, многие специалисты в области философии исторической науки, историографы и некоторые работающие историки, оценивают концепцию Уайта и предложенную им методику анализа исторических и историографических текстов как значительные достижения, - вплоть до утверждения, что им было совершено решительное преобразование в философских размышлениях об истории как науке. Вместе с тем, высказываются и достаточно резкие критические замечания29.

Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является по возможности полное и систематическое рассмотрение концепции Уайта и оценка ее для развития философии науки, выявление ее некоторых непроясненных аспектов и изучение возможностей применения названной концепции и основанной на ней методики для анализа работ историков и философов исторической науки.

Достижение цели связано с решением следующих основных задач: определить место воображения в структуре процедур объяснения и предсказания; рассмотреть концепцию природы воображения и его роли в историческом познании, предложенную Уайтом; сформулировать вопросы, которые не получили должного отражения в концепции Уайта; прояснить отдельные неотраженные в концепции Уайта вопросы теории исторической науки, основываясь на системе понятий концепции Уайта.

Методологическая основа исследования - инструментарий современной философии науки (схема объяснения и предсказания Гемпеля - Оппенгейма30, принцип системности и концепция множественности и взаимодополнительности различных подходов, логическая реконструкция и др.) в соединении с историко -философскими и лингвистическими средствами анализа текстов и с «выходом» на применение методики Уайта к анализу текстов историков России и отечественных философов исторической науки.

Научная новизна исследования. В работе впервые в отечественной философии науки сделана попытка подробного критического рассмотрения фундаментальной концепции роли воображения в историческом познании, предложенной Уайтом, и подкрепляется ее перспективность как важного инструмента философского анализа процесса роста социогуманитарного знания. Диссертантом выносятся на защиту следующие положения:

- понятие «воображение» является одним из базисных понятий современной философии науки, служащим для анализа науки как процесса получения нового знания, особенно социогуманитарного знания;

- концепция роли воображения в историческом познании, предложенная Уайтом, является адекватной запросам современного исторического познания к философии науки;

- концепция Уайта позволяет предложить исторической науке содержательную и значимую, с метатеоретической точки зрения, структуру понятий, на основе которой может осуществляться классификация историографических стилей и может быть уточнена предсказательная функция философии науки применительно к историческому познанию;

- к значимым и, вместе с тем, недостаточно проясненным компонентам концепции Уайта относятся (среди прочих): проблема «водораздела» между историческим повествованием и художественной прозой на исторические темы; проблема соотношения создания исторического повествования и исследований, проводимых философами исторической науки.

Практическая значимость работы состоит в следующем. Проведенное в диссертации рассмотрение концепции роли воображения в историческом познании, предложенной Уайтом, выявление не вполне проясненных вопросов и подкрепление утверждения об эффективности методики Уайта на примере анализа работ отечественных ученых в области исторического знания подтверждает значимость рассматриваемой концепции для современной философии науки, занимающейся проблемами социогуманитарного познания.

Полученные результаты можно использовать для дальнейшей разработки проблем философии науки, - для уточнения схемы

28 объяснения и предсказания, особенно применительно к гуманитарным и социальным дисциплинам.

Материалы, содержащиеся в работе, могут быть полезными в практике преподавания курса «Философия и методология науки».

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационной работы были представлены на V Общероссийской конференции «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, 1998г.), VI Международной научной конференции «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке» (Санкт-Петербург, 2000г.) и на заседании семинара Проблемного совета по философии науки и техники (Санкт-Петербург, 1999 г.). По результатам работы вышли три публикации.

Структура и объем диссертации.

Диссертация объемом в страниц состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Роль воображения в истории и историографии"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Осмысление наиболее значительных результатов, полученных историками, историографами и философами исторической науки Х1Х-ХХ вв., явившихся существенными вкладами в развитие исторического познания, и расмотрение понимания этими мыслителями роли воображения в истории и историографии, очевидно, позволяет нам утверждать, что концепция Уайта является весьма существенным продвижением философии науки в понимании природы и роли воображения в социогуманитарном познании. Причем становится ясным то, что понятие «воображение» является одним из базисных понятий современной философии науки и что концепция Уайта дает нам важный инструмент для философского анализа науки как процесса получения нового научного знания, особенно в области социогуманитарных дисциплин. Действительно, как показывает проведенное исследование концепции Уайта, им разработана система понятий, пригодная для характеристики: исторического мышления с глубинным механизмом воображения (преимущественно поэтического рода), процесса работы историка по осмыслению и связыванию событий в повествование и содержания историографических исследований с критериями определения стиля работы и особенностей сознания историка. Кроме того, в результате его теоретических и историографических исследований Уайтом обоснованы фундаментальные положения, касающиеся поэтико-лингвистического механизма «квазитропов» исторического воображения, который он считает метаоснованием концептуального уровня работы историка.

Система понятий, предложенная Уайтом, включающая положения о структуре и механизме исторического воображения, представляется важной для логико-методологического анализа исторического познания и для выявлеения гносеологических предпосылок деятельности историка и философа истории. При этом предпринятая в данной диссертационной работе попытка подробного критического рассмотрения концепции Уайта, в результате которой им выявлены стили работы многих конкретных представителей исторической науки, в том числе крупнейших историков Мишле, Ранке, Токвиля и Буркхардта и философов истории Маркса, Гегеля, Ницше и Кроче, и определены фазы развития исторического сознания в Европе XIX столетия, указывает на эффективность системы понятий, предложенных Уайтом, и перспективность ее для построения классификации историографических стилей.

Роль воображения в историческом познании рассматривается в работе в рамках схемы объяснения и предсказания Гемпеля-Оппенгейма, с учетом особенностей социогуманитарного познания. Как следует из анализа процедур объяснения в историческом познании, достижение цели объяснения с помощью «охватывающих законов» в предметной области, где объект есть прошлое, а вернее, его реконструкция, в значительной мере зависит от субъекта познания и в принципе невозможно без деятельности воображения.

Особая значимость концепции роли воображения в историческом познании, представленной Уайтом, подкрепляется в диссертационной работе анализом содержания дискуссии вокруг нее и выявлением непроясненных вопросов теории исторической работы. Так, проделанный в работе анализ различных систем понятий, в том числе концепции Уайта, дал возможность утверждать, что причиной существования противоположных мнений по вопросу тождественности или нетождественности исторического повествования и художественной прозы является недостаточная разработанность необходимого критерия. А проведенное специальное рассмотрение конкретных исторических повествований и исследований философов истории, с учетом результатов исследований, выполненных несколькими видными зарубежными и . отечественными философами, дало примеры для подкрепления сделанных утверждений, - и в отношении перспективности рассматриваемой концепции и в отношении недостаточно проясненных вопросов.

Определение стиля мышления историка, согласно концепции Уайта, осуществляется по выбранному историком для исторического повествования и объяснения того, о чем он говорит, сочетанию способа сюжетного выстраивания, метода аргументации и типа идеологической подоплеки, которое не может быть произвольным. Например, как он полагает «в общем случае» комедийное выстраивание сюжета несовместимо с механицистской аргументацией, а радикалистская идеологическая позиция - с сатирическим выстраиванием сюжета. Спрашивается, как же совместить это утверждение о неудачных сочетаниях описанного рода с реальными фактами сознательного, и притом успешного прибегания к ним некоторых выдающихся историков? Ведь сам же Уайт определяет, например, стиль Ранке как «историю, воплощенную в комедии» с позиций органицизма и консервативной подоплеки.

Непроясненность вопроса определения стиля работы историка, по-видимому, требует внесения в критерий определения стиля дополнительного признака.

Далее, имеет место и непроясненность вопроса соотношения доконцептуального уровня («квазитропов») и концептуального уровня (способов аргументации). Видимо, именно она не позволила Уайту в его суммарной таблице понятий представить «квазитропы». В самом деле, если рассматривать «квазитропы» как личностные формы воображения историка и средства убеждения им самого себя и других в правдивости или, по крайней мере, правдоподобности повествования, а не как художественные средства, то они, в таком случае, оказываются еще одной формой аргументации.

Заимствованные им из трансформационной грамматики понятия "глубинной структуры" и "глубинного механизма" нуждаются в уточнении. Представляется, что здесь, при объяснении происхождения личностных "тропологических" характеристик мышления историков и, соответственно, соотношения концептуальных уровней и доконцептуального уровня процесса исторического познания, может быть полезной гипотеза Г.Лукача о "промежуточной сигнальной системе".

Как отмечали Р. Ванн, Д. Островский и другие, Уайта можно назвать первым классическим академическим эссеистом в области исторического языка «в стиле Монтеня», что, по-видимому, подразумевает необязательность точности в определениях и, соответственно, может приводить к различным пониманиям и к различным взглядам на его концепцию. На наш взгляд, методологическим источником непроясненных и нерешенных вопросов, является то, что Уайт «вынес за скобки» отдельные теоретические положения, которые, соответственно, оказались невнесенными в содержание процедуры историографических исследований тех методологических приемов, которыми пользуются различные ученые-историки.

Список научной литературыКобелева, Лидия Сергеевна, диссертация по теме "Философия науки и техники"

1. Адамар Ж. Исследование психологии процесса изобретения в области математики. М.: Советское радио, 1970.

2. Анчел Е. Этос и история. М.: Мысль, 1983.

3. Аристотель. О душе // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т.1. М.: Мысль, 1975. С.369-448.

4. Аристотель. Поэтика //Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т.4: М.: Мысль, 1983. С. 645-680.

5. Аристотель. Риторика // Античные риторики. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. С. 15-164.

6. Арнхейм Р. Искусство и визуальное восприятие М.: Прогресс, 1974.

7. Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. М.: Прогресс, 1976.

8. Барг М.А. Эпохи и идеи: Становление историзма. М.: Мысль, 1987.

9. Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Рудомино, 1993.

10. Блок М. Апология историка, или Ремесло историка. М.: Наука, 1973.

11. Бородай Ю.М. Воображение и теория познания. М.: Высшая школа, 1966.

12. Бранский В.П. Философские основания проблемы синтеза релятивистских и квантовых принципов. Л.: Изд-во ЛГУ, 1973.

13. Бранский В.П. Искусство и философия. Калининград: Янтарный сказ, 1999.

14. Бунге М. Интуиция и наука. М.: Прогресс, 1967.

15. Буркхардт Я. Культура Возрождения в Италии. М.: Юристь, 1996.

16. Веккер JIM. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М.: Смысл, 1998.

17. Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М.: Прогресс, 1987.

18. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. M.-JL: Academia, 1937.

19. Вико Дж. Резюме «Новой науки», сделанное Вико в Автобиографии» // Киссель М.А. Джамбаттиста Вико. М.: Мысль, 1980. С. 187-191.

20. Витгенштейн JI. Философские исследования // Витгенштейн JI. Философские работы. Часть 1. М.: Гносис, 1994. С. 75-319.

21. Выготский JI.C. Психология искусства. М.: Педагогика, 1968.

22. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма (Фр.Шлегель, Новалис). М.: Наука, 1978.

23. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма: Гельдерлин, Шлейермахер. М.: Наука, 1989.

24. Гемпель Г.К. Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологич. об-во, 1998.

25. Гемпель К. Мотивы и «охватывающие законы» в историческом объяснении науке // Философия и методология истории М.: Прогресс, 1977 С. 72-94.

26. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977.

27. Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс-Академия, 1992.

28. Гулыга A.B. Эстетика и история. М.: Наука, 1974.

29. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989.

30. Гуревич А.Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. №1-2.С.21-36.

31. Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М.: Искусство, 1981.

32. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990.

33. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991 .

34. Дрей У. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке // Философия и методология истории М.: Прогресс, 1977 С. 39-72.

35. Дьяконов И.М. Пути истории. От древнейшего человека до наших дней. М.: Наука, 1994 .

36. Иванов В.В. Методологические основы исторического познания. М.: Изд-во Казанского ун-та, 1991.

37. Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб., Изд-во Высш. Гуманитарных курсов, 1992.

38. Канетти Э. Масса и власть. М.: Ад. Ма^тет, 1997.

39. Кант Э. Критика чистого разума. М. : Мысль, 1994.

40. Кассирер Э. Логика наук о культуре // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998.С.7-154.

41. Кассирер Э. Идея и образ // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998. С.252-439.

42. Киссель М.А. Джамбаттиста Вико. М.: Мысль, 1980.

43. Киссель М.А. К изучению структуры исторического исследования // Проблемы методологии социального познания Л.: Изд-во ЛГУ, 1985 С.89-99.

44. Киссель М.А. Р. Дж. Коллингвуд историк и философ // Р. Дж. Коллингвуд Идея истории. Автобиография. М.: Наука, 1980. С.418-459.

45. Кольридж С.-Т. Biographia literaria, или очерки моей литературной судьбы и размышления о литературе // Кольридж С.-Т. Избранные труды. М.: Искусство, 1987. С.38-185.

46. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М.: Наука, 1980.

47. Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М.: Гос. Изд-во соц.-экономич. лит-ры, 1936.

48. Кон И.С. История в системе общественных паук // Философия и методология истории М.: Прогресс, 1977 С. 5-33.

49. Кэндзюро Я. Философия истории. М.: Прогресс, 1969.

50. Лосев А.Ф. Античные теории стиля в их историко-эстетической значимости // Античные риторики. М.: Изд-во Моск. унта, 1978. С.5-12.

51. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М.: Искусство, 1975.

52. Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юристъ, 1994. С. 7-276.

53. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Избранные произведения T.l. М. : Изд-во Полит, лит ры, 1952. С. 208-302.

54. Мишле Ж. Народ. М.: Наука, 1965.

55. Миронов Б.Н. Историк и математика (Математические методы в историческом исследовании). М.: Наука. Ленинградское отд-е, 1975.

56. Миронов Б.Н. Историк и социология. М.: Наука, Ленинградское отд-е, 1984.

57. Могильницкий Б.Г. Введение в методологию истории. М.:Высш. школа, 1989.

58. Найссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981.

59. Натадзе Р.Г. Воображение как фактор поведения. Тбилиси, 1972.

60. Павлов И.П. Избранные произведения. М.: Гос. изд-во политич. лит-ры, 1951.

61. Райл Г. Понятие сознания. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999.

62. Разеев Д.Н. Какое значение имеет воображение для сознания? // Метафизические исследования. N 7. СПб., Алетейя, 1998 С.98-111.

63. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998.

64. Тарле Е.В. Очерк развития философии истории // Из литературного наследия академика Е.В. Тарле. М.: Наука, 1981.

65. Тимофеев И.С. Проблема концептуализации историко научного знания // Методология развития научного знания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982 С. 45 - 53.

66. Тойнби А.Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991.

67. Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992.

68. Топольски Е. Методология истории и исторический материализм // Вопросы истории.№5.1990 С.3-14.

69. Февр JI. Бои за историю. М.: Наука, 1991 .

70. Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX веков. Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987.С. 232-263.

71. Хейзинга Й. Осень Средневековья. М.: Наука, 1988.

72. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Прогресс, 1992.

73. Энгельс Ф. Диалектика природы. М.: Гос. изд-во политич. лит-ры, 1955.

74. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против» М. : Прогресс, 1975 С. 193-231.

75. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Изд-во политич. лит-ры, 1991.

76. Ando Т. Aristotle's theory of practical cognition. The Hague: Martinus Nijhoff, 1965.

77. Finke R.A. Principles of mental imagery. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1989.

78. Flew A. Images, supposing and imagining // Philosophy. 1953. Vol.28. No.2. 246-254.

79. Fodor J.A. The language of thought. New York: Thomas Crowell, 1975.

80. Ishiguro H. Imagination // Proceedings of the Aristotelian Society. Supplementery. Vol. 41. P.37-56.

81. Kansteiner W. Hayden White's critique of the writing of history// History and theory. 1993. Vol.32. No.2. P. 273-295.

82. Kellner H. A bedrock of order: Hayden White's linguistic humanism // History and theory: Studies in the philosophy of history. 1980. Beiheft 19. Part 1.

83. Kosslyn S.M. Image and brain: the resolution of the imagery debate. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1994.

84. Miller A.I. Imagery in scientific thought. Boston: Birkhauser,1984.

85. Ostrowski D. A metahistorical analysis: Hayden White and four narratives of "Russian" history // Clio. 1990. No.3. P.215-236.

86. Pavio A. Imagery and verbal processes. New York: Holt, Rinehart and Winston, 1971.

87. Pepper S.C. World hypotheses: A study in evidence. Berkeley: University of California Press, 1957.

88. Ricouer P. Narrative time// On narrative. Ed. by J.T. Mitchell. Chicago: University of Chicago Press, 1981. P. 165-186.

89. Thomas N.J.T. Imagery and the coherence of imagination // Journal of philosophical research. 1997. Vol.22. P.95-127.

90. Sartre J.- P. The psychology of imagination. New York: Philosophical library, 1948.

91. Vann R.T. The reception of Hayden White // History and theory. 1998. Vol.37. P. 143-161.

92. White A.R. The language of imagination. Oxford: Basil Blackwell, 1990.

93. White H. The burden of history // History and theory. 1966. Vol.5. No.l.P.l 11-134.

94. White H. The tasks of intellectual history // The Monist. 1969. Vol. 58. No. 4. P. 606-630.

95. White H. The structure of historical narrative // Clio. 1972. Vol. 1. No.l. P.5-20.

96. White H. The politics of contemporary philosophy of history // Clio. 1973. Vol. 3. No.l. P.35-53.

97. White H. Foucault decoded: Notes from underground // History and theory. 1973. Vol.12. No.l.P.23-54.

98. White H. Metahistory: The historical imagination in nineteenth-century Europe. London and Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1973.

99. White H. The problem of change in literary history // New literary history. 1975. Vol.7. No.l. P.97-111 .

100. White H. Tropics of discourse: Essays in cultural criticism. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1978.

101. White H. Rhetoric and history // Theories of history: Papers of the Clark library seminar / Ed. by Peter Reill. Los Angeles: University of California Press, 1978. P. 1-25.

102. White H. Foucault's discourse: The historiography of anti-humanism // Structuralism and since: From Levi Strauss to Derrida / Ed. by John Sturrock. Oxford: Oxford University Press, 1979. P.81-115.

103. White H. The problem of style in realistic representation: Marx and Flaubert // The concept of style/ Ed. by Berel Lang. Philadelphia. 1979. P.213-229.

104. White H. Historical pluralism // Critical inquiry. 1986. Vol.12. No.4. P.480-493.

105. White H. The content of form: Narrative discourse and historical representation. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1987.

106. White H. The rhetoric of interpretation // Poetics today. 1988. Vol.9. No.2. P.253-279.

107. White H. New historicism: A comment // The new historicism / Ed. by H. Aram Veeser. New York, 1989. P.293-302.

108. White H. Figuring the nature of the times deceased: Literary theory and historical writing // The future of literary theory / Ed. by Ralph Cohen. New York, 1989. P. 19-43.

109. White H. The metaphysics of narrativity: Time and symbol in Ricoeur's philosophy of history // On Paul Ricoeur / Ed. by David C. Wood. London, 1991.

110. White H. Historical emplotment and the problem of truth // Probing the limits of representation / Ed. by Saul Friedlander. Cambridge, Mass.: Cambridge University Press, 1992. P. 37-53.

111. White H. Writing in the middle voice // Schrift / Ed. by Hans Ulrich Gumbrecht and Karl Ludwig Pfeiffer. Munich, 1993.