автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Роман В.К. Кюхельбекера "Последний Колонна" в контексте литературных традиций

Полный текст автореферата диссертации по теме "Роман В.К. Кюхельбекера "Последний Колонна" в контексте литературных традиций"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ)

ЩЕГЛОВ АЛЕКСЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ

РОМАН В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕРА «ПОСЛЕДНИЙ КОЛОННА» В КОНТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ

Специальность 10.01.01-10 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

На правах рукописи

Санкт-Петербург — 2011

4857379

Работа выполнена в Отделе пушкиноведения Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

Научный руководитель: Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук Мария Наумовна Виролайнен

доктор филологических наук Александр Юрьевич Сорочан, кандидат философских наук Елена Анатольевна Овчинникова

Новгородский государственный . университет им. Ярослава Мудрого

Защита диссертации состоится «^^октября 2011 г. в-/^ас. на заседании Диссертационного совета № Д.002.208.01 Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН по адресу: 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН

Автореферат разослан ^7011 г.

Ученый секретарь Специализированного совета Д.002.208.01 кандидат филологических наук__, , С. А. Семячко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Роман «Последний Колонна», создававшийся В. К. Кюхельбекером с 1832 по 1845 г. и увидевший свет лишь в XX столетии1, — одно из ключевых для позднего русского романтизма произведений об искусстве и художнике. В романе отразились важные для последекабрьского творчества Кюхельбекера темы, идеи и мотивы, проявился богатейший литературный фон. «Последний Колонна» дает возможность ставить саму проблему прозы Кюхельбекера, ее эволюции и места в развитии русской романтической прозы 1820-х— 1830-х гг.

Единственный роман Кюхельбекера не раз привлекал внимание таких исследователей, как И. Ю. Виницкий, С. Л. Константинова, Н. В. Королева, Е. П. Курдина, П. Н. Медведев, Е. М. Пульхритудова, В. Д. Рак, Ю. Н. Тынянов, Е. Ю. Шер и др. В их трудах содержится целый ряд отдельных наблюдений, позволяющих подойти к комплексному решению проблемы, связанной с литературным контекстом позднего творчества Кюхельбекера. Так, «ближайшими литературными соседями» Кюхельбекера П. Н. Медведев считал Гофмана на Западе, В. Одоевского и Бестужева-Марлинского в России. Ю. Н. Тынянов подтвердил определенную эстетическую близость Гофмана и Кюхельбекера и дополнил перечень авторов, чье творчество было воспринято Кюхельбекером, именами Гердера и Бальзака. Е. М. Пульхритудова видела в заглавном герое романа типичного для русской литературы 1830-х гг. «лишнего человека» и отмечала, что «Последний Колонна» необычайно близок романтическому творчеству Лермонтова. Н. В. Королева и В. Д. Рак писали о непосредственном источнике сюжета романа — сентиментальной повести Арно «Адельсон и Сальвини» — и отмечали, что с Гофманом Кюхельбекер не только соприкасается, но и спорит, а у Ирвинга заимствует отдельные детали и общий романтический колорит. Касаясь проблематики «Последнего Колонны», исследователи подчеркивали, что в недрах роман' Впервые изданный в 1937 г., роман неоднократно переиздавался.

тизма происходит переоценка романтического героя. И. Ю. Ви-ницкий считал, что фигура сапожника Грауманна («серый человек», в котором некоторые персонажи романа предполагают Агасфера) восходит к мистическим романам немецкого теософа и спиритуалиста Юнга-Штиллинга, а «Каинова тема» — к незаконченной повести Шиллера «Духовидец». По мнению Е. П. Мстиславской, в романе изображена судьба и психология «маленького человека» — разночинца-художника, испытавшего социальное унижение. В результате неудачной любви он пережил борьбу с самим собой, которая окончилась крахом его нравственных устоев и трагической гибелью. Е. Ю. Шер признавала влияние лермонтовского «Героя нашего времени» на замысел «Последнего Колонны» первостепенным. Колонна, полагала исследовательница, типичный герой времени, рефлектирующая личность, порождение эпохи идейных и философских исканий.

В диссертации «Последний Колонна» рассмотрен как роман, в котором выражены главнейшие этические, эстетические и религиозные взгляды Кюхельбекера в период тюрьмы и ссылки. Речь идет о целом комплексе идей, связанных с проблемой нравственного очищения души, где гнездятся мирские страсти, мизантропия и эгоизм, с проблемой предопределенности человеческой судьбы Божьим промыслом и давним философским вопросом о «свободе воли», наконец, с проблемой религиозного искусства.

Научная новизна и актуальность работы определяется тем, что в литературоведческих трудах, посвященных роману, отмеченный комплекс идей был лишь обозначен, но сколько-нибудь развернутого освещения не получил. Между тем без его обстоятельного анализа невозможно объяснить ни логику развития авторской мысли, ни смысл финала (гениальный художник Джиованни Колонна приведен к безумию и преступлению), ни место произведения в контексте творчества Кюхельбекера и русского романтизма в целом. Одним из аспектов диссертации и стало детальное изучение проблематики романа, погруженной в контекст тех литературных традиций, которые были актуальны для Кюхельбекера. Вопрос об источниках «Колонны» впервые подвергнут комплексному рассмотрению.

Трагическая участь героя предопределена всем ходом повествования, построенного на скрещении (в духе немецкого романтизма) традиции бытописательства и иррациональной стихии — предсказаний, предчувствий, вещих снов. Изучению традиций литературы немецкого Просвещения и романтизма — И.-Г. Гердеру и его книге «Идеи к философии истории человечества», семантике и источникам образа Агасфера, книге В.-Г. Вакенродера «Размышления об искусстве монаха, любящего искусство», произведениям Тика и Гофмана — применительно к «Последнему Колонне» в диссертации уделено первостепенное внимание. Помимо них описаны английские (Шекспир, его историческая хроника «Ричард III», трагедии «Макбет» и «Гамлет») и итальянские литературные влияния, существенные для понимания проблематики романа и авторского замысла. «Последний Колонна» охарактеризован как самое «европейское» произведение Кюхельбекера.

В трудах исследователей не получил подробного освещения русский литературный контекст романа. В диссертации этот аспект подробно проанализирован. Посвященный другу поэта-декабриста, бывшему соредактору альманаха «Мнемо-зина» и автору книги «Русские ночи» В. Ф. Одоевскому роман рассматривается как произведение позднего русского романтизма 1830-х — начала 1840-х гг. Как и сочинение Одоевского, оно по определению становится итоговым.

Искусство, утверждает Кюхельбекер, не способно нести в мир гармонию, если создается художником, подверженным и слабостям, и пороку, художником, не находящим в себе сил противиться роковым испытаниям. Кюхельбекер ставит крест на романтической канонизации темы безумия, явно обнаружившей свою исчерпанность. Колонна — герой «ультраромантический»: он и художник, и гений, и итальянец, и представитель знаменитого рода, и последний его представитель. Такой герой по определению не может стать органичной частью разумно упорядоченного мира, и в этом главная причина его крушения, вначале социального, а затем и человеческого. Страсти, не обузданные религиозной верой и смирением, несут в мир зло и не могут быть оправданы гениальностью и романтической исключительностью Колонны.

Объект и предмет диссертации. Объект исследования — роман Кюхельбекера «Последний Колонна». Предмет исследования — проблематика романа в контексте отразившихся в нем литературных традиций. Материалом диссертации стал корпус произведений самого Кюхельбекера (с привлечением декабристской поэзии и критики), а также произведений, присутствовавших в творческом сознании поэта при создании романа. Сюда относятся избранные сочинения Шекспира, Байрона, немецких просветителей и романтиков, роман Ж. де Сталь «Ко-ринна, или Италия», «Русские ночи» В. Одоевского, русские повести о художнике, ряд критико-публицистических статей.

Цель диссертации — всесторонний идейно-художественный анализ романа как итогового произведения Кюхельбекера, отразившего литературные ориентиры и основные тенденции его позднего творчества.

Задачи диссертации.

1. Осмысление романа «Последний Колонна» в контексте творчества Кюхельбекера, выявление логики развития авторской мысли в романе и смысла его финала, жанровая дефиниция (повесть или роман?).

2. Анализ западноевропейских литературных источников «Последнего Колонны».

3. Рассмотрение русского литературного контекста «Последнего Колонны».

4. Определение того, как взаимодействуют и преломляются в идейно-художественной структуре романа актуальные для позднего Кюхельбекера литературные традиции.

Теоретико-методологическую основу диссертации составляют следующие виды анализа, объединенные в исследовательский комплекс: историко-генетический и историко-функциональный, системно-типологический и структурный, а также герменевтический (проблемы интерпретации авторского слова).

Научно-практическая значимость диссертации. Результаты исследования могут быть использованы в практике школьного и вузовского преподавания истории русской литературы первой половины XIX в., при разработке факультативных и семинарских занятий, практикумов, спецкурсов,

связанных с вопросами идейно-художественного анализа литературного произведения, теорией и историей литературы, источниковедческими вопросами.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на заседаниях Отдела пушкиноведения Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. Ключевые положения диссертации отражены в опубликованных статьях.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Объем диссертации составляет 229 машинописных страниц. Библиография насчитывает 161 наименование.

Положения, выносимые на защиту.

1. В «Последнем Колонне» Кюхельбекер вновь поднимает ключевой вопрос, волновавший его как человека и поэта начиная с лицейских лет, — вопрос о соотношении свободной воли художника, творца высокого искусства, с тем, что предначертано Провидением.

2. Джиованни Колонна проходит двойное испытание — провиденциальное и земное — и не выдерживает его. Нелюбимый Кюхельбекером байронический герой (Ижорский в одноименной мистерии, Колонна) решительно сведен «с небес на землю». По Кюхельбекеру, время исключительных по своим личностным качествам, «пламенных» героев, обуреваемых великими страстями, прошло.

3. Создавая роман, Кюхельбекер ориентировался на развитую европейскую традицию изображения сильных героев-одиночек, внутренне противоречивых, склонных противопоставлять себя окружающему миру (как правило, недостойному сожаления) и потому находящихся с ним в постоянной вражде. В исследуемом романе эта традиция претерпевает определенные изменения, связанные с позднеромантическим сближением героя-индивидуалиста и его окружения (Гофман, Пушкин («Египетские ночи»), В. Одоевский, Н. Полевой).

4. Преклоняясь перед романтически воспринятым Шекспиром, в чьих драмах такие герои являются доминантными («Ричард III», «Макбет», «Гамлет»), держа в творческом сознании тип «бурного гения» штюрмеров, многочисленных гениев и безумцев немецкого романтизма, восхищаясь образами

Италии и итальянскими характерами (что отнюдь не исключало критическую оценку последних), Кюхельбекер творит собственного героя-итальянца, наделенного всеми необходимыми для авторского замысла романтическими свойствами и атрибуциями.

5. С русскими повестями о художнике (отдельные новеллы «Русских ночей» В. Одоевского, «Живописец» Н. Полевого, «Египетские ночи» Пушкина, «Портрет» Гоголя (вторая редакция) и др.) «Последний Колонна» сближается в ряде моментов философско-эстетического характера. Как правило, это проблемы, не имеющие однозначного решения.

6. К числу подобных проблем относятся, в частности, следующие:

- Способно ли подлинное искусство нести в мир гармонию (по Одоевскому, непременное условие приближения к истине)? Искусство духовно возвышает его создателя — так происходит с великими Бетховеном и Бахом у Одоевского, с Аркадием в «Живописце» Н. А. Полевого; однако оно может стать и отправной точкой на пути к нравственной гибели (Колонна у Кюхельбекера, Чартков у Гоголя).

- Благотворно ли приближение художника к Богу, происходящее в минуты творчества? Немецкие романтики положительно отвечали на этот вопрос, и с ними во многом (но с важными оговорками) соглашались упомянутые русские писатели. Однако приближение это таит опасность «невозвращения» творческой личности в реальный, объективно существующий мир (Берглингер у Вакенродера, Бах в книге Одоевского, Аркадий из «Живописца» Полевого). Таким же «невозвращенцем» становится и Колонна: его искусство, изначально трагичное, обрекает героя на неизбежный разрыв с окружающими.

- Под какой знак должна быть поставлена каноническая для романтиков тема безумия творческой личности? Тик, Ва-кенродер и Гофман писали о «светлом» и «темном» вариантах безумия, подчас находившихся в сложном взаимодействии (особенно отметим гофмановских Натанаэля из «Песочного человека» и Крейслера). Для русской повести о художнике этот вопрос является одним из ключевых. Одоевский разрабатывал «светлый» его вариант, предлагая читателю таких геро-

ев, как Пиранези, Бетховен, Киприяно, рассказчик из «Города без имени». Кюхельбекер полагал, что сумасшествие не имеет вариантов — оно в любом случае губительно для человека.

7. Не выходя из романтических рамок, идейно-художественная структура романа содержит своеобразное самоотрицание романтического метода.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении характеризуется степень изученности творчества Кюхельбекера в отечественном литературоведении, формулируются задачи и методы исследования, приводится обзор научной литературы по теме диссертации.

В 1-й главе диссертации («В. К. Кюхельбекер после 14 декабря») подробно прослеживаются изменения, произошедшие в мировоззрении и творчестве Кюхельбекера периода заключения и ссылки, дается подробный идейно-художественный анализ произведений Кюхельбекера, представляющих интерес для проблематики исследования, связанной с романом «Последний Колонна». Глава состоит из четырех разделов.

Раздел 1. Идейно-эстетические основы декабризма. Политические убеждения Кюхельбекера — активного участника декабрьского восстания—отчетливо прослеживаются начиная с юношеской лирики, со знаменитого «Словаря» (1815-1817), пронизанного вольнолюбивыми и антикрепостническими идеями; те же взгляды совершенно недвусмысленно выражены в парижской «Лекции о русской литературе и русском языке» (1821). В действие трагедии «Аргивяне» (1821-1823) в духе декабристской эстетики введен герой-тираноборец, пламенный трибун, обладающий исключительными личностными качествами и способный повести за собой народ.

В сочинениях декабристов национально-историческая тематика и иносказательно выраженные, ассоциативно связанные с ней злободневные политические идеи — свержение тирании и освобождение народа от рабства—соседствуют с тематикой религиозной. Произведения декабристов, как художественные, так и критико-публицистические, пронизаны идеей нравственного совершенствования личности в соответствии с божественным

Промыслом. Будучи неотъемлемой частью общеромантической эстетики в целом и эстетики декабристской в частности, эта идея (точнее, комплекс идей) представляет особый интерес.

Для первой четверти XIX века характерно было представление о Боге, божественном Промысле как о движущей силе исторического процесса. Человечество — совокупность отдельных народов, соизмеряющих свою волю с волею Промысла, — движется к конечной цели своего исторического развития: «высшей степени человечности» (Кюхельбекер), «усовершению» (Рылеев), «усовершаемости» согласно «общему закону» (Фонвизин). Однако путь к «усовершаемости» тернист, полон потерь и тяжких испытаний, ибо воля Провидения «изъявляется в духе времени»1. Время сопряжено с роковыми, противными свободной воле человека и объяснимыми лишь метафизической волей Промысла явлениями национальной (и общемировой) истории. Это те бедствия и невзгоды, которые Бог ниспосылает на человека, испытывая его нравственную и духовную природу. Подлинным, соответствующим воле Бога земным воплощением сверхъестественной воли становится «дух времени», с необходимостью возводимый в ранг общечеловеческого нравственного закона: «Поступай так, чтобы твои поступки не противоречили воле промысла» (Рылеев)3. Бог — «верховная истина»4 — избирает проповедника истины на земле. Этот проповедник — поэт-пророк — и становится главным героем декабристской поэзии.

Два центральных персонажа, созданных декабристами, — борец с несправедливостью и поэт-пророк — предвидят для себя «страдальческий венец» (Кюхельбекер), ибо в социальной действительности, где царит беззаконие, они оказываются «между молотом и наковальней». В стихотворениях Кюхельбекера, Рылеева, А. Одоевского звучит лейтмотив роковой предопределенности собственной участи.

Одно из главнейших достижений декабристской эстетики — мысль о необходимости нравственно-религиозного очи-

2 Рылеев К. Ф. О Промысле // Рылеев К. Ф. Сочинения / Сост. С. А. Фомичев. Л., 1987. С. 255. Курсив наш. —А. Щ.

3 Там же.

4 Из стихотворения К. Ф. Рылеева «Князю Е. П. Оболенскому».

щения и возвышения частного человека — в переосмысленном и модифицированном виде будет использовано Кюхельбекером в последекабрьский период его творчества. Существенной корректировке подвергнутся, в частности, принципы художественного изображения трагически возвышенных, монументальных героев.

Раздел 2. «Глагол господень был ко мне...» Творчество Кюхельбекера периода заключения и ссылки является одним из наиболее ярких образцов идейно-эстетических открытий позднего романтизма. В диссертации оно рассматривается в динамическом аспекте — как движение от лирической поэзии 1827-1835 гг. и поэмы «Давид» с их стоическим, исполненным веры в благость Бога мироощущением, к поздней лирике, поэме «Агасвер» и роману «Последний Колонна» с «героем измученной души и горестной судьбы»5.

Основные мировоззренческие изменения, произошедшие в творчестве Кюхельбекера после разгрома восстания, прослежены на примере анализа «Тени Рылеева» (1827, увидело свет лишь в 1907 г.) — первого дошедшего до нас стихотворения этого периода. Здесь впервые в поэзии Кюхельбекера возникает тема несбывшейся мечты, а также выражены традиционные для поэта-узника идейно-тематические доминанты —религиозная и дружеская. Темы, связанные с религиозно-мистическими переживаниями, у позднего Кюхельбекера получают огромное смысловое наполнение.

В период с 1817 (время окончания лицея) до восстания 14 декабря представление Кюхельбекера о Боге (Провидении, «божественной силе») становится заметно идеологизированным. Бог, чья воля изъявлена в «духе времени», по определению «становится на сторону» справедливости и общественного прогресса, целью которого Кюхельбекер провозглашает достижение всеобщей гуманности. Однако людям, обладающим свободной волей, присущи, среди прочего, пороки и злодеяния. Поэтому Провидение должно воспитывать человека и весь человеческий род («Европейские письма»). Вопрос о том, как распознать божественную волю («открыть истину») занимал

5 Королева И. В., Рак В. Д. Личность и литературная позиция Кюхельбекера // Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 628.

Кюхельбекера всегда. Напряженные поиски ответа прослеживаются во всем корпусе его произведений, начиная от юношеской лирики и заканчивая романом «Последний Колонна».

После разгрома восстания на первый план в мировоззрении и творчестве Кюхельбекера выходит звучавшая ранее весьма сдержанно мысль о «роке», «испытаниях», «карах», насылаемых Провидением. В сибирской ссылке трагизм мироощущения поэта заметно усилится, главенствующими темами лирики станут темы измены вдохновения, тяжкой и горестной судьбы, исполненные скорби воспоминания об умерших родных и друзьях.

Одной из ключевых в последекабрьском творчестве Кюхельбекера станет антитеза страсти и совести (тьмы — света). Она проявится в главнейших произведениях этого периода — поэмах «Давид» и «Агасвер», мистерии «Ижорский», романе «Последний Колонна».

Раздел 3. От «Тени Рылеева» к «Последнему Колонне». Поэзия и драмы позднего Кюхельбекера содержат мощный массив идей, тем и образов, которые по-своему отразятся в романе об итальянском живописце с «черной судьбой». В творческом методе автора до известной степени проявятся черты, присущие реализму, что выразится прежде всего в стремлении к объективной оценке героя — его мотиваций, поступков, общественной роли.

Фундаментальной для Кюхельбекера — узника и ссыльного была идея борьбы свободного человеческого духа с суровыми испытаниями, ниспосланными Богом. Провидение дарует творческие силы — но Оно же назначает испытания. В стихотворениях периода сибирской ссылки, написанных после 1836 г., рок уже не воспринимается как «спасительный» («Моей матери», 1832), он душит и убивает.

Многое из того, что мучило Кюхельбекера в Сибири: мысли о тягостной судьбе отвергнутого родиной изгнанника, о враждебном человеку предопределении, о невозможности быть рядом с любимой женщиной — обретет своеобразный отзвук в его романе о Джиованни Колонне, чья неординарная и трагическая жизнь в ряде моментов биографического, философского и психологического свойства напоминает путь поэта-декабриста.

В ходе дальнейшего анализа крупных художественных произведений Кюхельбекера, созданных после 1825 г., особое внимание сосредоточено на проблеме построения характера их центральных персонажей и выявлении того, как проявляются в этих образах мировоззренческие и литературные взгляды Кюхельбекера. Это создает предпосылки для всестороннего анализа авторской позиции в «Последнем Колонне».

В поэме «Давид» (1В26—1829) присутствует ключевая для лирики Кюхельбекера разных периодов тема творчества, на которое поэта вдохновляет Бог, и творчества во имя Бога. Она отчетливо прозвучит в «Последнем Колонне» и станет одной из центральных тем романа.

Особое место в художественном наследии Кюхельбекера занимает мистерия «Ижорский» (1826—1841). Образ исключительного и возвышенно-страстного героя, вобравший в себя весь спектр представлений поэта о том, каким должен быть герой романтического произведения, подвергся здесь существенной переоценке. Создание образа Ижорского было связано с резко критическим отношением Кюхельбекера к байро-новскому типу героя. Согласно авторскому замыслу, Ижорский не что иное, как пародия на «терзания» и «страсти» такого героя. Однако образ этим не исчерпывается. Главные монологи героя, исполненные покаяния за греховную одержимость, — это, по собственному его признанию, голос «Немезиды, совести»6. Кюхельбекер добивается известной психологизации образа, изображает процесс обретения Ижорским своего истинного «я». Мучительные размышления героя о своем предназначении перекликаются с похожими размышлениями живописца Колонны. В романе заметно возрастет роль внутренних монологов, размышлений центрального персонажа, его «возвращений к себе», темы покаяния за греховную одержимость.

В своем позднем творчестве Кюхельбекер рисует мощных героев, одержимых греховными страстями, однако внутренне свободных, не утративших способность к трезвой самооценке, искренней вере, покаянию, готовых принести себя в жертву во

6 Кюхельбекер В. К. Ижорский // Кюхельбекер В. К. Избр. произв.: В 2 т. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н. В. Королевой. M.: JI., 1967. Т. 2. С. 431.

имя высокой цели. Варианты таких характеров представлены в фигурах Давида, Агасвера, Колонны. Образ последнего, ставший одним из открытий позднего русского романтизма, свидетельствует об усложнившемся понимании автором «Ижорско-го» личности романтического героя, на которого Кюхельбекер смотрит рационально-скептически.

Печатью декабристской эстетики по-прежнему отмечен взгляд Кюхельбекера на «маленького человека»: в III части «Ижорского» народ становится носителем религиозно-подвижнического и патриотического начала; в «Последнем Колонне» слуги окажутся причастны стихии высокого искусства.

В трагедии «Прокофий Ляпунов» (1834) Кюхельбекер стремится к созданию мощного и глубоко трагического характера заглавного героя — организатора первого земского ополчения против поляков в 1611 г. Появление такого рода характера в исторически переломную для России эпоху стало результатом напряженного поиска ответа на мучивший Кюхельбекера вопрос о трагедии 14 декабря. Разгром восстания стал для свеаборгского узника важнейшим поводом для религиозно-философских раздумий, наложивших печать трагической раздвоенности на духовно-нравственный облик многих его героев. В «Прокофии Ляпунове» огромную роль играет такой романтический элемент, как предначертанность судьбы, определяющая внутрисюжетный рисунок драмы. Этот элемент присутствует и в «Последнем Колонне». Кюхельбекер остался приверженцем обязательной психологической доминанты (страсти) своего главного героя — в данном случае это «бурное сердце»7 — и связанной с ней темы роковых предчувствий и предсказаний.

В поэме « Агасвер» Кюхельбекера привлекаетуже всемирно-историческая панорама: события «бесконечной цепи, которую можно протянуть через всю область Римской империи, средних веков и новых до наших дней»8. Для осуществления столь грандиозной задачи автору поэмы был необходим легендарный странник, оттолкнувший от своего порога Христа, когда

7 Кюхельбекер В. К. Прокофий Ляпунов // Кюхельбекер В. К. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. С. 448.

s См. предисловие Кюхельбекера к поэме «Агасвер» — там же, с. 74. 14

Он следовал к Голгофе, и осужденный на мучительное бессмертие. Героя Кюхельбекера подстерегают многочисленные испытания — типичный для романтического произведения мотив, ставший сюжетным «нервом» поэмы. Испытывается вечный странник крепостью веры в мессианскую сущность Христа. Испытаний он не выдерживает. В этой пессимистической картине отчасти отразились настроения, владевшие ссыльным Кюхельбекером и отчетливо проявившиеся в его лирике 1840-х гг. Вечный Жид для него — амбивалентный образ, связанный с идеями рока и кары за грехи. Кюхельбекер введет этот образ и в роман «Последний Колона», сводящий воедино узловые идеи, темы и мотивы его последекабрьского творчества.

Раздел 4. «Перед тобою два пути...» Основная работа Кюхельбекера над «Последним Колонной» приходится на период с 1840 по 1845 г., когда поэт переселился в сибирский городок Акша, а затем в Курган. Вначале роман назывался «Итальянец», затем — «Предчувствие», однако в литературном завещании, продиктованном Н. И. Пущину 3 марта 1846 г., Кюхельбекер остановился на варианте «Последний Колонна»: ему необходимо было подчеркнуть, что итальянский художник — последний представитель рода.

Замысел романа возник у Кюхельбекера в ходе работы над мистерией «Ижорский» — вследствие размышлений о том, что в судьбе героя-одиночки заложен объективный трагизм. Религиозно-этическая проблематика «Ижорского» и «Колонны» имеет много общего: размышления центральных персонажей в критические, переломные моменты их жизни не что иное, как переданные в художественной форме духовные искания самого Кюхельбекера, наиболее полно представленные в его дневнике. Мистерия и роман органично сопоставимы и с точки зрения художественно-поэтической организации. Это моноцентричные произведения (большинство персонажей не несут заметной сюжетной нагрузки, их функция сводится главным образом к обсуждению поступков главного действующего лица, на котором сосредоточено все внимание автора) со схожим типом конфликта и с участием фантастических персонажей, чье присутствие отсылает к немецкой литератур-

ной традиции (Агасфер, Мефистофель, гофмановские колдуны, злодеи и безумцы). Внешнее, фабульное действие в обоих случаях сведено к минимуму, что позволяет Кюхельбекеру целиком сконцентрироваться на происходящей в главных героях внутренней, духовно-нравственной борьбе, определяющей само их существование и — в плане поэтики — структуру их образа. Идейно-структурной доминантой построения образа для Кюхельбекера остается бушующая в герое страсть, которую тот должен обуздать.

Далее начинаются различия. Если Ижорский — обычный дворянин, наделенный в духе романтической поэтики сильными страстями, то Колонна — талантливейший живописец, художник по состоянию души; кроме того, он живописец итальянский, представляющий классическую землю искусства, и потомок старинного рода. Колонна — крайний максималист, и этому его качеству будет суждено сыграть роковую роль как в его собственной жизни, так и в жизни его друга Юрия Пронского. Следствием максимализма героя становится неизбежный разлад в его душе, осмысленный Кюхельбекером как противоборство двух начал: высокой христианской духовности и земной порочности. Характер противоборства этих начал и определяет развитие страсти Колонны. Кюхельбекер убедительно показывает, что даже высокая страсть героя к искусству становится одной из причин постигшей его духовной катастрофы. Автор романа делает акцент на двойственной природе поэтического дара. Колонна иллюстрирует идею роковой предначертанности судьбы творческой личности (эта идея в различных вариациях постоянно присутствует в лирике Кюхельбекера). Центральный персонаж романа ис-пытывается не только страстью к искусству, но и вполне земной страстью — любовью к невесте Пронского Надиньке.

Роль спасителя души Колонны отведена персонажу «с авторским голосом» — францисканскому монаху фра Паоло. Чтобы избежать духовной гибели, Колонна по его совету должен посвятить свое искусство Богу. Авторские симпатии Кюхельбекера — на стороне фра Паоло, что не мешает ему относиться к главному герою романа глубоко сочувственно, вкладывая в его уста некоторые собственные размышления.

В назидательных целях фра Паоло рассказывает Колонне легенду о Вечном Жиде, который, как предполагает Джиованни, повстречался ему в Дрездене и нарек итальянского художника братоубийственным именем: «Каин!» Если фра Паоло указывает Колонне путь избавления от страстей, то Агасфер (названный у Кюхельбекера также сапожником Грауманном) предрекает ему противоположный путь, ведущий к страшному преступлению. Вечный Жид в трактовке Кюхельбекера наделен физиогномической способностью угадывать характер и судьбу человека. Судьбу Колонны может разгадать только фантастический персонаж — легендарный скиталец, обладающий полнотой знаний о людях. Образ Агасфера имеет зримое пересечение с одноименной поэмой: судьбу последнего представителя знаменитого итальянского рода предсказывает последний человек, оставшийся на земле в преддверии Страшного Суда.

Печальная участь Колонны предугадывается и по многочисленным «знакам» иррационального свойства — страшному сну Пронского в начале романа, песенке сумасшедшей девушки Насти, наконец, по картине самого итальянца, на которой изображен Каин, убивающий Авеля. Иррациональная стихия «Последнего Колонны» «по-гофмановски» включена как в мир искусства, которому причастны сам художник и его друг Пронский, так и в мир народно-бытовой, «филистерский» (малороссийское окружение Пронского).

«Последний Колонна» — произведение отчетливо моно-ценгричное. Его сюжет определяется развитием страсти центрального персонажа, остальные же участники действия невольно вовлекаются в орбиту этой страсти, оказываясь в роли статистов. Действие романа призвано раскрыть двойственную природу натуры героя. Колонна понимает и признает роковую неизбежность своей судьбы, однако силою разума и веры пытается противиться року. Это своеобразное сражение он проигрывает. Кюхельбекер отказывает своему исключительному, страстному, возвышенному герою, чей поступок несет зло, в свободе воли, в возможности выбора истинного пути. Гениальность не оправдывает чудовищное преступление, даже совершенное в безумии.

Согласно замыслу Кюхельбекера, христианский Бог испытывает личности избранные, выпадающие из житейского круга (Агасвер, Колонна), ниспосылая в мир и благодать, и «грозящий» рок. Кюхельбекер дает типично романтическое, преисполненное трагизма, решение вопроса о судьбе художника, основанное на собственном метафизическом представлении о ней. Это вновь говорит о том, что автор романа не выходит за пределы романтически-религиозного видения мира.

«Последний Колонна» — психологический роман в письмах с включенными в него дневниковыми записями центрального персонажа и «примечаниями издателя». К этому жанру Кюхельбекер прибег, чтобы изобразить последствия отпадения «байронического героя» от Бога. Эпистолярная форма давала возможность максимального психологического раскрытия героя. Рассуждения Колонны о нравах различных народов, о природе климатической, влияющей на нравы и обычаи народов, и человеческой, в которой происходит постоянная борьба разнообразных начал, неотъемлемы от сюжетной линии романа; они дают дополнительные и весьма существенные штрихи к психологическому портрету персонажа. Такого рода рассуждения постоянно встречаются в дневнике самого Кюхельбекера, и их присутствие в романе, имеющим выраженный авторский подтекст, вполне оправданно. Схож и язык рассуждений: книжный и высокий в сценах психологического самораскрытия героя, он становится стилистически нейтральным, «бытовым» в тех случаях, когда Колонна и другие персонажи повествуют о событиях фабульных, таких, как женитьба Пронского.

«Замечания издателя» в романе Кюхельбекера появляются ближе к трагической развязке, когда возникает необходимость во взвешенном, объективном, соотносимым с авторской оценкой комментарии поступков персонажей. С помощью таких «замечаний» подлинный автор произведения дистанцируется от своего персонажа, который потерял над собой всякую власть, и дает читателю возможность «домыслить» финальный этап его пути.

«Последний Колонна», являющийся одной из повестей о художнике, назван так лишь дважды — в дневниковых за-

писях Кюхельбекера от В и 12 марта 1832 г., в самом начале работы над текстом. В дальнейшем свой труд Кюхельбекер неизменно называет романом. Разграничить роман и повесть русская критика пыталась уже в 1820-е — 1830-е гг.; этому вопросу посвящены многие журнальные публикации (Сенков-ский, Шевырев, Надеждин, Греч, К. Полевой, Белинский). Сочинение Кюхельбекера повествует о целой жизни духовного скитальца, талантливейшего живописца, не нашедшего себя. Такого рода сюжет, без сомнений, показался Кюхельбекеру достойным именно романной формы.

В заключении первой главы подводятся ее итоги, характеризующие проблему творческого метода позднего Кюхельбекера. Принципиальная моноцентричность, интерес к вершинным, выходящим за бытовые рамки проявлениям мощной натуры героя, к его душевной раздвоенности, использование иррационального элемента (введение легендарных и мифологических персонажей, вещих снов, пророчеств, предчувствий), наконец, высокий, патетический стиль сцен психологического самораскрытия персонажа, его внутренних монологов — таковы достижения Кюхельбекера 1826—1846 гг. в крупных жанровых формах.

Глава 2 («„Последний Колонна" в литературном ряду») посвящена изучению зарубежных источников романа Кюхельбекера и его связей с русскими повестями о художнике. Большое количество и разнообразие источников, философско-эстетические, сюжетно-тематические и прочие переклички «Последнего Колонны» с произведениями западноевропейских писателей, соприкосновения романа с книгой В. Одоевского «Русские ночи» и повестями других русских авторов — все эти факторы обусловили создание усложненной композиции главы.

В разделе 1 («Источник сюжета») рассматривается связь «Последнего Колонны» с французской сентиментальной повестью Ф.-М. Арно «Адельсон и Сальвини» (1778) — непосредственным источником сюжета романа. Эту повесть свеаборг-ский узник прочитал в 1832 г. и в дневниковой записи назвал ее «глупейшей». Однако в воображении писателя, по его собственному признанию, работа над романом началась именно

во время чтения повести Арно. Речь в этом весьма незамысловатом сочинении идет о преступной страсти римского художника Сальвини к юной Нелли, невесте его лондонского друга и покровителя Адельсона. В финале повести Сальвини, убившего Нелли, казнят, умирают Адельсон и мать Нелли. Взяв сентиментальный сюжет Арно как своеобразную «заготовку» для задуманного романа, Кюхельбекер пишет произведение о героях со схожими судьбами.

Раздел 2. Роман Кюхельбекера и драматургия Шекспира. Произведения Шекспира, с которыми Кюхельбекер начал знакомиться в 1821—1822 гг. благодаря своему другу А. С. Грибоедову, привлекали автора «Последнего Колонны» своим философским универсализмом. Интерес к творчеству английского драматурга возрастал по мере успехов Кюхельбекера в английском языке. «Гомер и Шекспир — хлеб мой насущный», — записывает в дневнике свеаборгский узник (1832). Шекспир для Кюхельбекера — знаток души с ее «страстями», историк и трагик.

Знакомство с творениями Шекспира отразилось на многих произведениях Кюхельбекера (фарс «Нашла коса на камень», мистерия «Ижорский», трагедия «Прокофий Ляпунов»). Заметным влиянием Шекспира отмечен и роман «Последний Колонна». Оно выразилось как прямо — в открытом цитировании Колонной хроники «Ричард III», так и косвенно. Кюхельбекер обращается к Шекспиру, чтобы по мере приближения действия к развязке усилить атмосферу тревожного ожидания (зшрепсе), пронизывающую роман. Выписанные Колонной в дневник реплики персонажей «Ричарда III» — Кларенса («О, я провел мучительную ночь...») и Ричарда («Святой мне Павел! Нынче ночью / Сразили тени ужасом мой дух...») — содержат, по мнению «издателя» романа, «намек на страшный сон самого страдальца»9 (т. е. Колонны) и являются важной смысловой «вехой» в идейно-художественной структуре текста. Кюхельбекер соотносит душевные состояния двух совершенно различных героев. Из хроники Шекспира он отбирает то, что созвучно его (типично романтической) идее послед-

9 Кюхельбекер В. К. Последний Колонна // Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. С. 554.

него представителя рода, личности внутренне разорванной, несущей бремя рокового проклятия. Нарекший Колонну Каиновым именем Грауманн-Агасфер функционально схож с одним из персонажей «Ричарда III» — королевой Маргаритой, чьи предсказания не оставляют сомнений в бесславном конце правления Ричарда.

Кюхельбекеровский роман имеет также ряд пересечений с трагедиями «Макбет» и «Гамлет». Колонна и Макбет — максималисты, мощные натуры, испытывающие душевные муки из-за овладевшей каждым из них разрушительной страсти. В обоих произведениях судьба героев предсказана сверхъестественными силами (при совершенном различии этих сил). Насколько закономерна полная и беспросветная гибель Макбета, настолько логична и нравственная смерть Колонны — смерть без примирения с собой и с Богом. Песня сумасшедшей Насти о горестной судьбине своего возлюбленного напоминает песенки героини «Гамлета» — помешавшейся Офелии. Для обеих безумиц жизнь теряет смысл после трагического расставания с любимыми, совершившими преступление. Записанные в дневник слова обезумевшего Колонны «Послезавтра они венчаются... То Ье, Гуильельмо Шекспир, — to be ог not to be?», отсылающие к знаменитому монологу Гамлета «Быть иль не быть...» (действие 3, сцена 1), в романе Кюхельбекера звучат как пророчество чудовищного действа.

Кюхельбекер, как и Шекспир (в «Макбете» и «Ричарде III»), изображает порочного в глубине души героя, потенциально готового к преступлению, совершающего его и гибнущего без раскаяния.

Раздел 3 («„Последний Колонна" и немецкая литература») является смысловым ядром диссертации, поскольку немецкие влияния нашли в «Последнем Колонне» наиболее полное выражение. Сложная структура раздела потребовала оформления его в виде пяти параграфов.

В § 1 («Кюхельбекер и эстетика немецкого Просвещения и романтизма») речь идет об общем влиянии на Кюхельбекера литературы немецкого Просвещения и романтизма. В этой связи особо отмечены имена Гердера, Гете и Гофмана, а также фундаментальная просветительски-романтическая идея синте-

за религиозно-этического и эстетического начал — идея, проходящая сквозь все творчество Кюхельбекера и питающая его.

§ 2. «Последний Колонна» и учение И.-Г. Гердера. Во многом под влиянием историософской и культурологической книги Гердера «Идеи к философии истории человечества» (1784-1791) Кюхельбекер обратился к истории различных народов и, в частности, к истории и культуре Италии. Разделял Кюхельбекер и центральную идею книги Гердера — идею человечества как биологической и духовной общности, творца поступательного движения исторического процесса. К неологизму «Zeitgeist» («дух времени»), введенному Гердером для обозначения неповторимости исторической эпохи, декабристы неоднократно прибегали в своих критических статьях.

В центре внимания автора «Последнего Колонны» была культурологическая сторона сочинения Гердера. Так, Колонна — не без доли иронии — сравнивает итальянцев с летом, немцев — с осенью, русских — с зимою. Его рассуждение выглядит как своего рода логическое продолжение мысли Гердера о климатах, «распределяющих склонности и жребии народов»10. К Гердеру зримо восходит и характеристика, данная Колонной итальянцам: «...старинные питомцы искусства, соотечественники красоты и вдохновения»11. В своей книге Гердер уделил огромное внимание итальянскому (римскому) характеру. Говоря об античных римлянах, немецкий просветитель не жалеет высоких и пышных эпитетов. Характер художника Джиованни Колонны в исследуемом романе соотносим с характеристиками Гердера и рассмотрен в диссертации как квинтэссенция качеств истинного римлянина: он максималист, личность возвышенная, не мыслящая своей жизни вне искусства, готовая к самопожертвованию ради друга.

В то же время этот характер создан Кюхельбекером с явной «оглядкой» на культивировавшийся в эстетике и художественной практике штюрмеров (ранний Гете, Ф.-Г. Якоби, Ф.-М. Клингер и др.) образ «бурного гения» — мятежного индивидуалиста, личности сильной и страстной, способной

Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 458.

" Кюхельбекер В. К. Последний Колонна. С. 527.

к мощным эмоциональным порывам. Вместе с тем Колонна — бунтарь не позднепросветительского, а позднеромантического толка.

§ 3. Образ Агасфера: его литературные источники и интерпретация Кюхельбекера. Согласно немецкой народной книге «Краткая повесть о еврее по имени Агасфер» (1602), ее заглавный герой вместе с другими евреями считал Христа лжепророком и возмутителем спокойствия, которого следовало казнить. После своего немилосердного поступка он был оставлен Богом в живых до Страшного Суда с тем, чтобы неустанно свидетельствовать перед верующими обо всем случившемся. Вечный Жид резко воспринимает любую хулу на Христа, всегда заставляя обидчика замолчать и покаяться. Просветители, а позднее и романтики широко и многосторонне трактовали образ вечного скитальца. Так, у Гете он стал религиозным противником Христа, у Шубарта — отверженным грешником, воплощением желания смерти, у Потоцкого — жестоким всевед-цем, равнодушным к человеческим страданиям.

В 15-й книге «Поэзии и правды» (1810-1831) Гете рассказал о замысле написать эпическую поэму, одной из частей которой должна была стать история Агасфера. Однако этот замысел осуществлен не был. Дневниковые записи Кюхельбекера (от 27 мая и 31 октября 1834 г.) косвенно указывают на то, что ему была известна книга мемуаров Гете. Рассказ фра Паоло в 5-м письме «Последнего Колонны» соответствует сюжетной канве легенды, как она приведена у Гете; концептуальная общность заключается в убеждении Агасфера в том, что Иисус, который должен был стать земным царем Израиля, — лжемессия.

Человек, о котором фра Паоло рассказывает Колонне и в существование которого не верит, выведен у Кюхельбекера под именем Грауманна (серого). Изображая его, Кюхельбекер, с точки зрения И. Ю. Виницкого, ориентировался на выходивший в конце XVIII — начале XIX вв. журнал И. Юнга-Штиллинга «Der Graue Mann» (в русском переводе А. Ф. Лаб-зина — «Угроз Световостоков»), Угроз родствен Агасферу: одна из функций Вечного Жида — наставлять отошедших от Бога людей на путь истинный.

Образ «человека в сером» встречается также в ряде немецких романтических новелл — в «Любовных чарах» Л. Тика, «Удивительной истории Петера Шлемиля» А. Шамиссо, «Песочном человеке» Э. Т. А. Гофмана, «Флорентийских ночах» Г. Гейне. По мнению этих писателей, личность художника в наибольшей степени зависит от вмешательства в его судьбу «серой» силы, обозначающей некое темное, неподвластное разуму начало жизни. И у отмеченных авторов, и у Кюхельбекера «серые» в человеческом обличье появляются на втором плане повествования и не кажутся чем-то исключительным.

Грауманн-Агасфер также соотносим с «красным человеком» (l'homme rouge) Наполеона Бонапарта. Согласно легенде, он покровительствовал Наполеону, однако в сражении при Ватерлоо покинул и предал его; таким образом, «красный» символизировал то, что непременно должно свершиться.

Одним из впечатлений, определивших обращение Кюхельбекера к образу Грауманна-Агасфера в «Последнем Колонне», стала незаконченная повесть Ф. Шиллера «Духовидец». В творческом сознании Кюхельбекера во время работы над романом присутствовали отдельные сюжетные элементы «Духовидца» — ими навеяна, например, увиденная Пронским во сне сцена в церкви, завершающаяся страшным видением его возлюбленной, охваченной огнем. Автору романа была близка и суггестивная — содержащая атмосферу тревожного ожидания — поэтика шиллеровской повести, связанная с присутствием в ней таинственного армянина, известного под именем Непостижимого. Фантастические качества Непостижимого — всеведение, якобы добытое им при посещении одной из египетских пирамид, вечная молодость, неуязвимость и проч. — дают основание предположить в нем Агасфера, как тот описан в различных вариантах легенды. Сходными сверхъестественными свойствами обладает и Грауманн. Этот человек «живет <.. .> тысячелетия», «проник в сокровеннейшие изгибы науки» и «испытал все страсти»12. Ориентируясь на немецкую традицию изображения фантастических персонажей, Кюхельбекер

12 Там же. С. 529.

конструирует образ Грауманна-Агасфера, олицетворяющий в его романе темную, «роковую» сторону жизни.

§ 4. «Последний Колонна» н книга В.-Г. Вакенродера.

В «Последнем Колонне» неоднократно возникает тема искусства, во многом определяющая проблематику романа. Способны ли великие творения «омыть скверны больной души»13 Колонны и умерить его страсти?

Фра Паоло предлагает Джиованни посвятить свой художнический дар религии, очистив таким образом душу от земной гордыни и избавившись от бремени предсказания Грауманна-Агасфера. Необходимость этого пути он обосновывает тем, что искусство — проводник божественного Промысла, «истолкователь небесного», следовательно, оно несет в мир «гармонию надзвездную»14. Однако, будучи наделен высокой миссией создателя искусства, художник не должен возноситься над миром, ибо убежденность в собственной избранности чревата крахом его личности.

Отмеченным комплексом идей Кюхельбекер был обязан раннему немецкому романтизму и прежде всего книге В.-Г. Вакенродера «Фантазии об искусстве монаха, любящего искусство» (1814). Йенские романтики провозгласили искусство силой, способной открыть человеку путь к высшей истине. Личность художника, полагали они, исключительна, истинный поэт всеведущ, ему подвластен целый мир, и воля его не терпит над собой никакого закона.

Уже в творчестве йенцев закономерно возникал вопрос: каким же образом «избранный» небом художник уживается с «не-избранными», т. е. с обществом тех, к кому обращено его вдохновенное слово? Герой новеллы Вакенродера «Примечательная музыкальная жизнь композитора Йозефа Берглин-гера», включенной в упомянутую книгу, не может творить для бездуховной толпы и, создав великое произведение, умирает в расцвете сил. Однако если музыка Берглингера не несет в самой себе трагических противоречий, то искусство Колонны

13 Там же.

» Там же. С. 534.

изначально трагично. Так, исполнение им «Реквиема» Моцарта Пронский уподобляет и молитве, и безднам мрака.

Приверженность высокому искусству, утверждает Кюхельбекер, отнюдь не сулит разрешения любых жизненных противоречий; напротив, в крайнем, болезненном своем проявлении она способна стать источником трагедии. К такому выводу пришел в новелле о Берглингере Вакенродер, и в этом автор «Последнего Колонны» соглашается с ним. Присутствие же на страницах романа такого героя, как фра Паоло, говорит о том, что на первом месте для Кюхельбекера остается религиозно-этический, а не символико-мистический аспект искусства.

§ 5. Пророчество о безумии. Тема безумия экстраординарной личности — героя, чувствующего себя изгоем в разумно-материальном мире, — возникает в творчестве йенских романтиков и обретает вторую жизнь у Гофмана («Ночные рассказы», произведения о Крейслере). Ф. Шеллинг и И. Гер-рес считали, что безумие делает возможным прорыв личности в неподконтрольные разуму сферы. С одной стороны, это светлый мир искусства, понимаемого как выражение Божественного Абсолюта, с другой — первозданный хаос мировой жизни, погружение в который чревато для личности губительными последствиями. В художественном творчестве романтиков разрабатывались соответственно «светлый» и «темный» варианты безумия, отнюдь не исключавшие взаимодействия.

Центральные персонажи немецкой романтической новеллы — это персонажи, тонко чувствующие биение мировой жизни, личности возвышенные, экзальтированные и потому особенно подверженные действию роковых сил бытия. Так, в ранней новеллистике Тика намечены перспективы романтического изображения человеческой страсти, доведенной до вершинной точки одержимости идеей или чувством, как важнейшей структурной доминанты характера. Традицию продолжил Гофман с его интересом к «ночной» стороне души, к болезненным страстям, подчиняющим себе всего человека.

Находясь в акшинской ссылке, Кюхельбекер перечитывал Тика и Гофмана. Мрачная тематика немецких новелл, таких как «Белокурый Экберт» Тика или «Песочный человек» Гофмана, была созвучна тематике «Последнего Колонны». Гофман с его

вниманием как к высокой духовности героя-«эшузиаста», так и к тайникам его души, приводящим личность к саморазрушению, представлял для Кюхельбекера в свете его замысла особый интерес. Судя по тексту «Последнего Колонны», «светлый» вариант безумия (воплощенный у Гофмана в образе его любимого героя капельмейстера Иоганнеса Крейслсра) автора романа не привлекал. Проблема безумия гения решена Кюхельбекером «с оглядкой» на других гофмановских героев — Натанаэля, Бертольда, Эттлингера.

Из творческого наследия раннего Тика и Гофмана русский писатель отбирает то, что необходимо для решения его творческой задачи. Прежде всего это бушующие в герое страсти и связанная с ними атмосфера тревожных предчувствий, предсказаний и зловещих снов. Присутствует у Кюхельбекера и гофмановская тема «любви художника» (Кип$11егПеЬе): именно так зарождается в душе Колонны любовь к невесте Пронского. С Гофманом — романтиком «второго призыва» — Кюхельбекер сходится и в концептуальном плане: оба писателя решительно расправляются с раннеромантической верой во всесилие искусства и творческого гения, что закономерно влечет усложненное отображение в их творчестве весьма разнородных сфер жизни главного героя и его окружения. К «филистерам» невозможно причислить ни общество, окружающее Крейслера, ни малороссийское окружение Колонны, хотя создатели этих героев и обращаются к теме филистерства. Так, в новелле Гофмана «Иезуитская церковь» изображен типичный филистер от искусства профессор Вальтер, считающий гениального художника Бертольда «маляром». Главный герой «Последнего Колонны» покидает мирок римской Академии, не принявший его шедевр — картину «Риензи перед смертью».

Органично сплавляя немецкие влияния, Кюхельбекер создает позднеромантическое произведение о художнике. Колонна решительно сброшен с высокого пьедестала творца истинного искусства, несущего в мир гармонию, и обречен на сумасшествие, несущее в мир зло.

Раздел 4. Итальянская тема в романе Кюхельбекера. В своем романе Кюхельбекер представляет читателю образ страстного, пламенного, влюбленного в прекрасное и свято

почитающего свой род итальянца, каким он складывался в его представлении начиная с «Путешествия» и «Европейских писем» (1820-1821).

Итальянские художники (в широком понимании слова) присутствуют в «Сердечных излияниях» Вакенродера, прозе Гофмана, «Египетских ночах» Пушкина и «Русских ночах» Одоевского. Герои Ф. Шлегеля, Тика, Гете, Гофмана совершают путешествие в «обетованную землю искусства» (Л. Тик), чтобы приобщиться к высоким образцам живописи и усовершенствоваться в своем мастерстве. Кюхельбекер инвертирует романтическую традицию: Колонна вынужден покинуть Италию, ибо его художническое самолюбие глубоко уязвлено, и вместе с другом отправиться в неизвестную ему Россию.

Само появление картины «Риензи перед смертью», вызвавшей нелестную оценку профессоров римской Академии, свидетельствовало о живом интересе Кюхельбекера и его героя к теме свободы и национального единства Италии. Изображенный на ней трибун Кола ди Риенцо русским и европейским культурным сознанием воспринимался как национальный герой Италии, предпринявший в далеком XIV веке тщетную попытку объединить итальянские области и возродить античное

величие своей родины.

Знал Кюхельбекер и то, что Риенцо был заклятым врагом рода Колонна. Это одна из причин, по которой картина Джиованни, упоминающего о «священных гробах своих предков», появилась на свет. В ней отразилось желание Колонны по-художнически «отомстить» римскому трибуну за унижение и смерть своего далекого предка. С учетом проблематики романа картину целесообразно рассматривать как начальную «веху» на пути итальянца к преступлению. Так, слуга Прон-ского замечает, что в картинах Колонны «везде резня». Искусство Колонны изначально трагично, как трагичен и внутренне противоречив сам итальянский художник.

Раздел 5 («„Последний Колонна" и русская литература») посвящен анализу общеромантических сближений книги В. Ф. Одоевского «Русские ночи» и романа Кюхельбекера, а также интерпретации личности художника и темы искусства другими русскими писателями 1830-х гг.

§ 1. Роман Кюхельбекера и «Русские ночи» В. Ф. Одоевского. Книга Одоевского, жанр которой не поддается однозначному определению, вышла отдельным изданием в 1844 г. и получила чрезвычайно высокую оценку Кюхельбекера: «В твоих Русских ночах, — писал он другу, задолго до этого посвятив ему свой роман, — мыслей множество, много глубины, много отрадного и великого, много совершенно истинного и нового...»15

«Русские ночи» — это книга о возможности полноты знания, своего рода философская энциклопедия. Претендовать на такого рода полноту могут, по Одоевскому, творцы искусства — великие художники и музыканты. Они и становятся главными героями книги. Одоевский задается вопросом, волновавшим еще йенских романтиков, — возможно ли гармонично соединить вершинные проявления творческой способности с реальной, вполне земной жизнью. Утвердительного ответа на него Одоевский не дает, и с этим связана другая узловая проблема «Русских ночей» — проблема безумия, получившая в книге глубокую и обширную разработку.

Кюхельбекер оценил глубинную философскую сущность сочинения Одоевского и в дневниковой записи от 9 апреля 1845 г. обобщенно назвал ее «таинством и святыней».

Мы не можем утверждать, что «Последний Колонна» создавался «с оглядкой» на «Русские ночи», поскольку на момент знакомства Кюхельбекера с сочинением Одоевского его собственный роман был уже почти переписан набело. Эти произведения совершенно различны — и по замыслу, и по охвату материала, и по типу героя. Вместе с тем в них есть типологическое родство. Они принадлежат позднему русскому романтизму, его последнему этапу, пришедшемуся на 1830-е — начало 1840-х гг., и в своей идейно-художественной структуре несут своеобразное самоотрицание романтического метода. Канонический для немецкого и русского романтизма круг тем, идей и образов обретает здесь свой окончательно оформленный, итоговый вид.

15 Отчет Императорской Публичной библиотеки за 1893 год. Приложения. СПб., 1896. С. 69.

В «Русских ночах» не может быть разрешен конфликт гениального безумца Пиранези и ненавидимого им мира; невозможно поставить точку в коренном романтическом противоречии между неземной, неизреченной сущностью музыки Бетховена и ее земным, чувственным восприятием; недостижима гармония в жизни Баха, чья музыка проникнута глубочайшим религиозным чувством. На первом месте для Одоевского остается энергия неустанных раздумий и исканий. Кюхельбекер не ставил столь масштабных и трудноразрешимых задач. Автор «Ижорского» и «Последнего Колонны» показывает несоответствие личности, чрезмерно возвысившейся над миром и бросающей ему вызов, метафизическому духовно-нравственному, религиозному идеалу. Ни один из центральных персонажей обоих писателей не выдерживает романтического испытания, ему данного, — при заметном различии этих испытаний.

В обоих произведениях присутствуют персонажи «с авторским голосом» (рассказчик Фауст и духовник фра Паоло), что становится следствием философской и эстетической позиции писателей-«монологистов». Однако если Одоевский разрабатывает философию искусства, призванную открыть различные грани духовной жизни художника, то для Кюхельбекера особенно важным оказывается религиозный аспект искусства, способного очистить душу «избранного» героя.

Главным средством психологического самораскрытия героя и в том и в другом случае становится его монолог-исповедь. Чуждые земной, материальной действительности персонажи выражают себя посредством внутреннего слова-откровения, зачастую звучащего в их устах как предвестие собственной трагической участи, как роковое предзнаменование. Это еще раз свидетельствует о том, что вознесенный над миром романтический герой изживает себя, его гениальность не находит признания и обрекает героя на тяжкие душевные муки.

§ 2. «Он имел несчастие писать и печатать стихи...» «Последний Колонна» типологически соприкасается с русскими повестями о художнике, отмеченными переосмыслением традиционных романтических мотивов и пристальным интересом их авторов к социальному бытию художника.

Небольшая повесть Одоевского «Живописец» показала, что создателя «Русских ночей» интересует не только природа художественного творчества и философия искусства, но и сугубо земные, материальные вопросы. В случае с героем повести Шумским они не находят положительного разрешения. В расцвете лет несостоявшийся художник умирает от болезни и беспросветной нищеты.

Полевой в повести «Живописец» размышляет о причинах разлада своего героя Аркадия с окружающими его людьми, отнюдь не враждебно к нему настроенными. Кроются эти причины в том, что Аркадию не удается обрести свое подлинное «я» ни в любви, ни в творчестве, ни в отношениях с окружающими, ни в религии, ибо этот экзальтированный и беспрерывно рассуждающий об искусстве герой живет в мире, где правят внеэстетические законы. Сюжетно финал повести напоминает финал новеллы Вакенродера о несчастном Йозефе Берглинге-ре, который, создав шедевр, покинул сей мир в расцвете лет.

В повести Гоголя «Портрет» романтическая традиция претерпевает качественные изменения. Искусство, утверждает Гоголь, способно нести в мир зло, способно пагубным образом воздействовать на человеческую душу. Поэтому непременная предпосылка творчества — предварительное религиозное очищение художника. Искусство мыслится Гоголю как арена борьбы божественного и дьявольского, в орбиту которой могут оказаться втянутыми и талантливые живописцы, такие как герой повести Чартков, и самые обычные люди.

Традиционные романтические темы и мотивы получают новое смысловое наполнение в незаконченной повести Пушкина «Египетские ночи». В ней соотнесены две творческие личности, не чуждые мирской суеты, — богатый поэт Чар-ский и бедный неаполитанский импровизатор, способный сочинять великолепные стихи по заказу. Подлинное творчество, оказывается, возможно без душевных терзаний, без «пропасти между мыслью и выражением», ставшей причиной светлого, философского безумия Бетховена из «Русских ночей». «Земное» и «небесное», решительно разграниченные в романтической эстетике, способны плодотворно сосуществовать, отнюдь

не раздирая надвое существо поэта, — таким стало открытие Пушкина в «Египетских ночах».

Высокое искусство, утверждают авторы русских новелл о художнике, гармонирует с лучшими началами человеческой души, однако оно может стать и источником жестоких страданий. Это неизбежно отражается на социальной жизни художника: будучи личностью возвышенной и экстраординарной, он обречен на неизбежный конфликт с той частью общества, которая чужда подлинному искусству, — а она всегда в большинстве.

В Заключении диссертации подводятся основные итоги исследования. Концентрация романтических качеств героя и масштаб его испытаний, как провиденциальных, так и мирских, достигают в образе Джиованни Колонны критической точки, что приводит к закономерному результату: последний представитель знаменитого итальянского рода становится и последним романтическим героем русской литературы. Содержание романа «Последний Колонна» полностью оправдывает его заглавие.

ОПУБЛИКОВАННЫЕ РАБОТЫ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

1. «Голос» Шекспира в романе В. К. Кюхельбекера // Русская литература. 2004. № 2. С. 151-158.

2. Итальянская тема в романе В. К. Кюхельбекера «Последний Колонна» // Русская литература. 2009. № 4. С. 90-95.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Щеглов, Алексей Валерьевич

Введение.

Глава 1. В. К. Кюхельбекер после 14 декабря.

Раздел 1. Идейно-эстетические основы декабризма.

Раздел 2. «Глагол Господень был ко мне.».

Раздел 3. От «Тени Рылеева» к «Последнему Колонне».

Раздел 4. «Перед тобою два пути.».

Глава 2. «Последний Колонна» в литературном ряду.

Раздел 1. Источник сюжета.

Раздел 2. Роман Кюхельбекера и драматургия Шекспира.

Раздел 3. «Последний Колонна» и немецкая литература.

§ 1. Кюхельбекер и эстетика немецкого Просвещения и романтизма.

§ 2. «Последний Колонна» и учение И.-Г. Гердера.

§ 3. Образ Агасфера: его литературные источники и интерпретация Кюхельбекера.

§ 4. «Последний Колонна» и книга В.-Г. Вакенродера.

§ 5. Пророчество о безумии.

Раздел 4. Итальянская тема в романе Кюхельбекера.

Раздел 5. «Последний Колонна» и русская литература.

§ 1. Роман Кюхельбекера и «Русские ночи» В. Ф. Одоевского.

§ 2. «Он имел несчастие писать и печатать стихи.».

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Щеглов, Алексей Валерьевич

Трагические события на Сенатской площади, на три десятка лет перечеркнувшие любые попытки хотя бы частичной реализации либеральных идей, благодаря усилиям отечественных историков хорошо известны. Изучена роль каждого из основных участников восстания, опубликованы их сочинения, в свет вышли многочисленные историографические и литературоведческие исследования, посвященные декабристам.

И тем не менее определенные лакуны здесь существуют. Как правило, они носят частный характер и не касаются принципиальных моментов политической и художественной деятельности декабристов. Однако их обнаружение (а заполнение — тем более!) представляется делом весьма существенным, ибо касается оно неповторимой индивидуальности — общественно активной, творческой — главных участников того исторического события, которое вошло в историю России славной и трагической строкой. Иногда — как, например, в интересующем нас случае — эстетическая деятельность по своей масштабности явно превосходит деятельность общественно-историческую.

Вильгельм Карлович Кюхельбекер — поэт, драматург, литературный критик, переводчик — был одним из наиболее заметных декабристов-литераторов. Свои лучшие литературные труды ему было суждено создать в условиях одиночного заключения и ссылки1. Многое из созданного им не могло быть, по

1 С 25.01.1826 (после ареста в пригороде Варшавы) — в Петропавловской крепости; с 27. 07. 1826 — в Кексгольме; с 30. 04. 1827 — в Шлиссельбурге; с 12. 10. 1827 — в Динабурге (здесь у Кюхельбекера, по его собственному признанию, были наиболее благоприятные условия заключения); с 10. 04. 1831 — в Ревеле; с 14. 10. 1831 по 14. 12. 1835 — в Свеаборге. Уточненные данные приведены по изданию: Кунин В В. Кюхельбекер: Биографический вполне понятным причинам, опубликовано при жизни и увидело свет лишь столетие спустя — по жестокой, но закономерной логике исторического развития России, в далеко не лучшие 1930-е годы.

Хотя до настоящего времени творчество этого крупнейшего поэта пушкинского круга так и не удостоилось монографического изучения, различные аспекты его творческой деятельности исследованы весьма обстоятельно.

Дореволюционное литературоведение располагало более чем скромной частью художественного наследия Кюхельбекера: обширный архив созданного им постигла драматическая судьба2.

В 1912 г. С. С. Розанов издал небольшую брошюру «В. К. Кюхельбекер». Исследователь опирался на то, что печаталось до 14 декабря (и на то немногое, что было опубликовано в 1830-е гг. (646)), на два стихотворных сборника Кюхельбекера, где его лирика была представлена весьма тенденциозно3, и на некоторые дополнительные материалы, главным образом письма к родным и знакомым, напечатанные в «Русском архиве» и «Русской старине»4. Несмотря на то очерк // Дельвиг А. А., Кюхельбекер В. К. Избранное. М., 1987. С. 267, 268. С 20. 01. 1836 Кюхельбекер находился в ссылке: Баргузин — до середины января 1840, Акша — до июня 1844, Курган — до февраля 1846, с 7 марта 1846 до кончины 11. 08. 1846 — в Тобольске. Данные приведены по изданию: Литературное наследство. Т. 59. Ч. 1: Декабристы-литераторы / Гл. ред. А. М. Еголин. М., 1954. С. 398, 399.

2 Об истории этого архива см.: Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи / Изд. под-гот. <М. Г. Альтшуллер>, Н. В. Королева, В. Д. Рак. Л., 1979. С. 646—650 (на раннем этапе подготовки книги над ней работали Н. В. Королева и М. Г. Альтшуллер, имя которого не могло быть упомянуто по условиям советской печати). В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте, с указанием страницы.

3 Кюхельбекер В. К. Избранные стихотворения. Веймар, 1880; Кюхельбекер В. К. Полн. собр. стих.//Библиотека декабристов. Вып. 11. М., 1908.

4 Библиографию писем Кюхельбекера, опубликованных до 1917 г., см.: Орлов В. Н. В. К. Кюхельбекер в крепостях и ссылке // Декабристы и их время / Под ред. М. П. Алексеева и Б. С. Мейлаха. М.; Л., 1951. С. 27. что С. С. Розанов верно уловил некоторые религиозные мотивы последекабрь-ской лирики Кюхельбекера, работа получилась односторонней. Исследователь считал, что «религиозность Кюхельбекера коренится в сокровенной глубине его души», поэтому «ничто так не характерно для поэзии Кюхельбекера, как ее религиозные мотивы. Мысль о Боге, вернее, чувство Бога было пафосом его жизни, вдохновляло, ободряло его, составляло душу его лирики»5. При этом Розанов ни слова не говорил, например, о свободолюбивом пафосе лирики Кюхельбекера — ничуть не менее существенном для целостного понимания его творчества.

Систематическую работу по собиранию, изучению и подготовке к печати творческого наследия Кюхельбекера начал в середине 1910-х гг. Ю. Н. Тынянов. К 100-летию восстания декабристов Тынянов, еще не располагавший обширным кюхельбекеровским архивом, издал биографический роман «Кюхля» (1925), а через год выпустил монографическую статью «Архаисты и Пушкин». Кюхельбекера, наряду с Грибоедовым и Катениным, Тынянов в своей статье относит к разряду «младших архаистов» (в отличие от архаистов «старших» — А. С. Шишкова и других членов «Беседы любителей русского слова»). Эта точка зрения с тех пор неоднократно и весьма аргументировано оспаривалась6. Исследователь анализирует преимущественно первый, додекабръский период творчества Кюхельбекера и лишь в общих чертах касается второго его периода, наступившего после 14 декабря. Так, дневниковые записи Кюхельбекера ученый цитирует по единственно доступным на тот момент публикациям в «Русской старине».

5 Розанов С. С. В. К. Кюхельбекер. М„ 1912. С. 8.

6 О полемике вокруг тыняновской статьи см.: Гришунип А. Л., Чудаков А. П. Комментарий // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968. С. 384.

В начале 1930-х гг. в руки Тынянова попадает значительная часть кюхель-бекеровского архива из коллекции А. Е. Бурцева7. В печати начинают появляться никогда ранее не публиковавшиеся сочинения Кюхельбекера: его «центральо ное прозаическое произведение» — роман «Последний Колонна» (1832— 1845), трагедия «Прокофий Ляпунов» (1834)9 и — в составе двухтомника10 (куда не вошел опубликованный в 1929 г. с большими сокращениями дневник11) — мистерия «Ижорский» (1827—1841), поэмы «Юрий и Ксения» (1832—1835), «Сирота» (1833—1834), «Кассандра» (1822—1828), «Семь спящих отроков» (1833—1835) и «Зоровавель» (1835—1836, по изданию 1836 г.), драматическая сказка «Иван, купецкий сын» (1832—1842), упомянутая трагедия «Прокофий Ляпунов», драма «Архилох» (1845) и лирические стихотворения. В свет выходят также статьи Тынянова, освещающие различные аспекты творчества Кю

1 ^ хельбекера (включая период 1826—1846 гг.)

Огромная заслуга Ю. Н. Тынянова перед отечественной наукой о литературе состоит в том, что он предпринял первую серьезную попытку дать комплексный анализ творчества Кюхельбекера. В поле зрения исследователя оказались не только художественные произведения автора «Прокофия Ляпунова», но и его критические статьи и ранее не известные переводы из Шекспира.

7 Подробнее об этом см.: Мстиславская Е. П Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1975. Вып. 36. С. 7. В указанной статье наиболее полно описан корпус произведений Кюхельбекера и подробно проанализирован его сборник «Песни отшельника».

8 Медведев П. В. К. Кюхельбекер и его роман // Кюхельбекер В. К. Последний Колонна. Л., 1937. С. 107.

9 Кюхельбекер В. К. Прокофий Ляпунов. Л., 1938 (предисловие Ю. Н. Тынянова).

10 Кюхельбекер В. К. [Соч.] Т. 1: Лирика и поэмы. Т. 2: Драматические произведения / Сост. и вступ. ст. Ю. Н. Тынянова. Л., 1939.

11 Дневник В. К. Кюхельбекера / Под ред. В. Н. Орлова и С. И. Хмельницкого. Л., 1929.

12 Перечень этих статей см.: Мстиславская Е. П. Творческие рукописи Кюхельбекера. С. 7, 8.

Наследие Кюхельбекера становится объектом пристального внимания ученых. О степени его изученности на сегодняшний день можно судить по публикациям, освещающим те или иные аспекты творчества поэта13.

Из относительно ранних работ, акцентирующих внимание на наиболее плодотворном периоде творчества Кюхельбекера — времени тюрьмы и ссылки, отметим монографию В. Г. Базанова «Очерки декабристской литературы. Поэзия» (М.; JL, 1961, см. раздел «В. К. Кюхельбекер»; первое издание озаглавлено «Поэты-декабристы». М.; Л., 1950), где автор подробно анализирует многие стихотворения из «Песен отшельника» — незаконченного сборника лирики Кюхельбекера, создававшегося на протяжении двух десятков лет (1826—1846) и имеющего сложную и разветвленную структуру14.

Вслед за Ю. Н. Тыняновым Базанов дает развернутый очерк творчества Кюхельбекера. Декабрьская катастрофа не сломила его, отмечает исследователь; о трагедии «общественного героя» — поэта-трибуна — как о варианте его судьбы Кюхельбекер писал еще задолго до восстания. В заключении он про

13 Во «Введении» к диссертации мы дадим только обзор статей, посвященных интересующему нас роману Кюхельбекера «Последний Колонна». Полный перечень статей о жизни и творчестве Кюхельбекера см.: Восстание декабристов: (Библиография) / Сост. Н. М. Ченцов. М.; Л., 1929; Движение декабристов: (Указатель литературы): 1928—1959 / Под ред. акад. М. В. Нечкиной. М., 1960; Движение декабристов: (Указатель литературы): 1960—1976 / Отв. ред. акад. М. В. Нечкина. М., 1977; Движение декабристов: (Указатель литературы): 1977—1992 / Ред.-сост. Р. Г. Эймонтова. М., 1994 (в вышеназванных указателях см. оглавление и указагель имен). Мстиславская Е. П. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера. С. 5— 33. Очерк творчества Кюхельбекера и список основных публикаций см.: Пулъхритудова Е. М. Кюхельбекер // Русские писатели. 1800—1917: Биограф, словарь / Гл. ред. П. А. Николаев. М., 1994. Т. 3: (К — М). С. 258. С 1993 г. по настоящее время см.: Новая литература по социальным и гуманитарным наукам. Литературоведение: Библиогр. указ. М., 1993 (рубрика «Personalia»).

14 Подробно о структуре и содержании «Песен отшельника» см.: Мстиславская Е. П. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера. С. 32—37. должает начатое на воле: «.памятники старины, народные предания и песни — все это становится предметом тщательного обдумывания и претворения в собственную поэзию»15. Вместе с тем В. Г. Базанов не говорит ни об усилении в лирике Кюхельбекера религиозных настроений (одном из важнейших аспектов его последекабрьского творчества), ни о постоянном его обращении к типично романтическим темам и мотивам, связанным с пограничными состояниями человеческой души: сна (в том числе вещего, или, напротив, сна-воспоминания), молитвы, предчувствий и предзнаменований. Лишь в заключении своей статьи ученый отмечает, что настоящее врачевание духа, по Кюхельбекеру, состоит в нравственном созерцании и в религиозном подвиге16.

В 1951 г. вышел в свет сборник избранной поэзии и прозы декабристов17. Помимо лирических стихотворений Кюхельбекера, здесь были опубликованы его прозаические произведения, не вошедшие в составленный Ю. Н. Тыняновым двухтомник: «Европейские письма» (1820), «Адо» (1824) и «Земля без-главцев» (1824). В сборник также были включены статьи Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) и «Разбор фон-дер-Борговых переводов русских стихотворений» (1825), не переиздававшиеся со времени публикаций в «Мнемозине» и «Сыне отечества». Значительный интерес для нас представляют «Европейские письма» и «О направлении.» — произведения, ярко характеризующие эстетическую позицию Кюхельбекера додекабрьского периода.

15 Базанов В. Г. Очерки декабристской литературы. Поэзия. М.; Л., 1961. С. 304.

16 Там же. С. 332.

17 См.: Декабристы: Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. Литературная критика / Сост. Вл. Орлов. М.; Л., 1951.

Появление двух изданий, включивших в себя основной массив переписки Кюхельбекера18, значительно облегчило труд исследователей. В первом из них содержится 28, во втором — 51 письмо. Письма проливают свет на литературные предпочтения Кюхельбекера — узника и ссыльного, раскрывают замыслы произведений и живописуют условия жизни и творчества их автора. Кроме того, в 59-м томе «Литературного наследства» были впервые опубликованы, во-первых, парижская лекция Кюхельбекера о русской литературе и языке (1821) — своего рода манифест радикального (республиканского) декабризма, и во-вторых, его статья «Поэзия и проза» (1835—1836), содержащая завуалированную, но ожесточенную полемику с издателем «Библиотеки для чтения» О. И. Сенковским, автором статьи «Барон Брамбеус (псевдоним Сенковского. — А. Щ.) и юная словесность», яростно нападавшим на новейших французских писателей: Гюго, Бальзака, де Виньи и др.

Несмотря на то что к середине 1960-х гг. многое из написанного Кюхельбекером увидело свет, огромная часть его творческого наследия оставалась неопубликованной.

Не была напечатана по авторизованной копии трагедия «Аргивяне» (I редакция — 1822—1823), Ю. Н. Тынянов включил в упоминавшийся нами двухтомник лишь несколько отрывков из нее; дневник (1831—1845) в издании 1929 г. был приведен с большими сокращениями и цензурными искажениями, имевшими место в публикациях «Русской старины»; поэма «Агасвер» не печаталась с 1908 г.19; многие лирические стихотворения 1820—1830-х гг., в том числе включенные Кюхельбекером в сборник «Песни отшельника», оставались неизвестными читателю, ибо отсутствовали в тыняновском двухтомнике 1939 г.;

18 См.: Декабристы и их время. С. 28—87; Литературное наследство. Т. 59. Ч. 1: Декабристы-литераторы. С. 402—478.

19 См.: Кюхельбекер В. К. Полн. собр. стих. М., 1908. «Агасвер» здесь публиковался с цензурными сокращениями. текст «Путешествия» (1820—1821, отрывки были напечатаны в 1824 и 1826 г. (см.: 651 — 660)) никогда полностью не публиковался; из поэмы «Давид» в 1-м томе издания 1939 г. появилось несколько небольших отрывков; не увидели своего читателя и более двух десятков статей Кюхельбекера конца 1810— 1830-х гг. (в их число входят и статьи, посвященные Шекспиру); наконец, все еще хранились в архивах переводы некоторых произведений английского драматурга и комедия «Шекспировы духи».

Эти и некоторые другие лакуны (касающиеся по преимуществу неизученных аспектов творчества Кюхельбекера) были заполнены благодаря появлению двух изданий, по которым на сегодняшний день принято цитировать его произведения.

В 1967 г. в «Большой серии „Библиотеки поэта"» печатается наиболее полное из существующих двухтомное собрание избранных произведений Кю-20 хельбекера . В двухтомник были включены не вошедшие в издание 1939 г. наиболее художественно ценные его произведения (их перечень см.: I, 605).

Во вступительной статье, написанной Н. В. Королевой, дан развернутый очерк творчества Кюхельбекера. Отправным пунктом рассуждений литературоведа является тезис о том, что изобразительные средства высокой поэзии XVIII века применялись Кюхельбекером для создания романтического, героического образа поэта-борца, поэта гонимого, поэта-страдальца. Творческая индивидуальность Кюхельбекера периода 1815—1825 гг. определяется прежде всего лирической поэзией, создающей романтический образ борца с трагической судьбой. Заметное внимание Н. В. Королева уделяет анализу связующих звеньев его до- и последекабрьского творчества (о них мы неоднократно будем говорить в 1-й главе диссертации) — это темы гонимого поэта и поэтического вдохнове

20 Кюхельбекер В. К. Избр. произв.: В 2 т. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н. В. Королевой. В дальнейшем при ссылках на это издание римской цифрой указывается том, арабской — страница. ния, в котором Кюхельбекер-узник черпал душевные силы, тема рока, «черной судьбы» (одна из доминирующих в поздней лирике узника и ссыльного). Психологическая надломленность Кюхельбекера после трагедии 14 декабря своеобразно преломилась в центральных произведениях этого периода — поэмах «Давид», «Агасвер», трагедии «Прокофий Ляпунов».

Заполнить последние из главных лакун, связанных с трудностями поиска произведений Кюхельбекера и их подготовкой к печати, был призван выход в 1 свет академического «литпамятниковского» издания Кюхельбекера (Л., 1979)" . В это издание вошли: дневник, текст которого был исправлен и дополнен по автографам и спискам Государственного литературного музея, Отдела рукописей ИР ЛИ, а также статьям Ю. Н. Тынянова, в чьем распоряжении длительное время находился архив Кюхельбекера (660—661); избранные статьи 1817—1825 гг., большинство из которых ранее не публиковались; беловой автограф прозаической части («обрамления») «Русского Декамерона 1831-го года»; роман «Последний Колонна» (текст воспроизведен по беловому автографу Отдела рукописей ИР ЛИ (765)).

Послесловие к указанной книге («Личность и литературная позиция Кюхельбекера») дает ранее не известные и уточненные по материалам дневника, архивным источникам и библиографическим разысканиям Е. П. Мстиславской сведения о биографии Кюхельбекера, его литературных пристрастиях и фило-софско-эстетических воззрениях. Авторами предпринята одна из первых в отечественном литературоведении попыток (не считая нескольких публикаций по частным вопросам) проследить историю соприкосновений Кюхельбекера с европейской литературой: романтически воспринятым Шекспиром, Байроном, Вальтером Скоттом (с их творчеством он знакомится главным образом по под

21 О подробностях подготовки этой книги к печати рассказал М. Г. Альтшуллер в заметке «Неопубликованная редакция повести В. К. Кюхельбекера „Адо"» // Russian Literature Journal. 1992. Vol. 46. № 153—155. P. 192—196. линникам, некоторые произведения читает во французском либо немецком переводе); Гердером, Гете, Шиллером, Тиком, Гофманом, Гейне (по переводам в русских журналах); с Жанлис, А. Лафонтеном, Констаном, и с новейшими французскими писателями — Бальзаком, Гюго, Мериме, Виньи (о последних Кюхельбекер судит по журнальным рецензиям и приводимым в них цитатам). Также в статье впервые освещается ряд аспектов творчества Кюхельбекера разных лет: тема «маленького человека» в литературе 1810—1840-х гг., отклики на произведения русских авторов: Пушкина, Бестужева-Марлинского, В. Одоевского, Лермонтова, Даля и др.; дается анализ эстетического своеобразия дневника. Авторы статьи прослеживают изменения творческого метода Кюхельбекера на протяжении трех с лишним десятков лет: его метод «обретает черты подлинного историзма и все более опирается на реальные причинно-следственные связи личности человека, его судьбы и социально-общественных обстоятельств» (625).

Творческий путь Кюхельбекера — это путь от подражательной, незрелой юношеской лирики начала 1810-х гг. к созданным в 1830—1840-е «Прокофию Ляпунову» и «Последнему Колонне».

Единственный роман Кюхельбекера, небезосновательно считающийся одним из наиболее высокохудожественных его произведений периода тюрьмы и ссылки, не раз привлекал внимание исследователей. Так, П. Н. Медведев считал «Последнего Колонну» центральным прозаическим произведением Кюхельбекера22, а в издании «Литературные памятники» оно охарактеризовано как его лучшее произведение (615). В публикациях как непосредственно посвященных роману, так и затрагивающих особенности его поэтики в общих чертах, явственно прослеживается мысль о том, что «Колонна» стал своего рода контра

22 Медведев П. Н. В. К. Кюхельбекер и его роман. С. 107. пунктом последекабрьских настроений Кюхельбекера. Прежде всего это настроения религиозные, связанные с целым комплексом идей: идеей нравственного очищения души, где гнездятся мирские страсти, мизантропия и эгоизм; идеей предопределенности человеческой судьбы Божьим промыслом, сопряженной с давним философским вопросом о «свободе воли»; идеей религиозного искусства. В литературоведческих трудах, обзор которых будет приведен ниже, отмеченный комплекс идей был лишь обозначен, но полного освещения не получил. Между тем он лежит в основании проблематики «Последнего Колонны», и без его обстоятельного анализа невозможно объяснить ни логику развития авторской мысли, ни смысл финала (художник Джиованни Колонна приведен к безумию и преступлению). Восполнить этот пробел — одна из целей данной диссертации.

Другая ее цель — дать всесторонний идейно-художественный анализ романа в контексте творчества Кюхельбекера и выявить литературные источники «Последнего Колонны». До сих пор эта задача была выполнена едва ли наполовину. В частности, вопрос об источниках «Колонны» ни разу комплексно не рассматривался, хотя отдельные (и небезуспешные) попытки такого рода анализа предпринимались.

Наконец, последняя из главных целей диссертации — рассмотрение русского литературного контекста романа «Последний Колонна». Роман Кюхельбекера представляет интерес как одно из многочисленных в западноевропейских (главным образом немецкой) и русской литературах произведений об искусстве и художнике. Данные произведения составляют особую тематическую группу романтических повестей, основой которых является «представление о художнике как о личности, способной проникать в сложные идеальные сущности мира и человеческой души и передавать эти сущности в художественно совершенных образах»23.

Поскольку, во-первых, интересующий нас роман увидел свет лишь столетие спустя после его создания, и во-вторых, В. К. Кюхельбекер, оторванный, начиная с января 1826 г. (он был арестован в пригороде Варшавы и под конвоем доставлен в Петербург), от живого литературного процесса эпохи, не знал большинства произведений русских писателей 1830—1840-х гг., мы можем говорить лишь о типологических схождениях «Последнего Колонны» и русских повестей указанного периода — схождениях не столько историко-культурного, сколько литературно-эстетического порядка. Исключением являются известные Кюхельбекеру повести В. Одоевского, вошедшие в состав книги «Русские ночи», и «Живописец» Н. Полевого. В'диссертации идет речь о литературных связях «Русских ночей» и «Последнего Колонны», выявляются точки соприкосновения романа Кюхельбекера с повестями о художниках, принадлежащими перу Н. Полевого, Гоголя, Пушкина (для анализа были отобраны наиболее заметные в идейно-художественном отношении произведения, тексты явно второстепенных литераторов не рассматривались):

Композиция диссертации выстроена в соответствии' с изложенными задачами.

В Главе 1 («В. К. Кюхельбекер после 14 декабря») подробно прослеживаются изменения, произошедшие в мировоззрении и творчестве Кюхельбекера периода заключения и ссылки. Глава состоит из четырех разделов. Подготовительный Раздел 1 — «Идейно-эстетические основы декабризма» — предваряет три основных: Раздел 2 — «Глагол Господень был ко мне.» (исследуется изменение роли концептов 'Бог', 'предопределение', 'судьба' в творчестве Кюхельбекера разных периодов); Раздел 3 — «От „Тени Рылеева" к „Последнему

23 Иезуитова Р. В. Пути развития романтической повести // Русская повесть XIX века: История и проблематика жанра / Под ред. Б. С. Мейлаха. Л., 1973. С. 104.

Колонне"» (здесь говорится о своеобразии творческого метода Кюхельбекера 1826—1846 гг., анализируются основные произведения указанного периода, на фоне которых исследуется роман); Раздел 4 — «Перед тобою два пути.» — посвящен комплексному идейно-художественному анализу романа «Последний Колонна», вопросам о его месте в творчестве Кюхельбекера и о его жанровой дефиниции (повесть или роман?).

Глава 2 («„Последний Колонна" в литера!урном ряду») посвящена изучению зарубежных источников романа Кюхельбекера и его связей с русскими повестями о художнике. Большое количество и разнообразие источников, фи-лософско-эстетические, сюжетно-тематические и пр. переклички «Последнего Колонны» с произведениями западноевропейских писателей, соприкосновения романа с упомянутой книгой В. Одоевского и повестями других русских авторов — все эти факторы обусловили композицию главы.

В Разделе 1 («Источник сюжета») рассматривается связь «Последнего Колонны» с французской сентиментальной повестью Ф.-М. Арно «Адельсон и Сальвини» — по признанию Кюхельбекера, непосредственным источником сюжета романа.

Раздел 2 — «Роман Кюхельбекера и драматургия Шекспира».

Раздел 3 — «„Последний Колонна" и немецкая литература» — является смысловыму ядром диссертации. Помимо § 1 («Кюхельбекер и эстетика немецкого Просвещения и романтизма»), он содержит еще четыре параграфа. § 2 — «Рассуждения Джиованни Колонны и „Идеи к философии истории человечества" И!-Г. Гердера»; § 3 — «Образ Агасфера: его литературные источники и интерпретация Кюхельбекера»; § 4 — «„Последний Колонна" и книга В.-Г. Ва-кенродера»; в § 5-м («Пророчество о безумии»), главном по значению, но последнем по хронологии, раскрывается влияние на Кюхельбекера одной из популярнейших в немецкой романтической новеллистике темы безумия творческой личности.

Раздел 4 — «Итальянская тема в романе Кюхельбекера».

В разделе 5-м — «„Последний Колонна" и русская литература» — речь идет как о точках соприкосновения кюхельбекеровского романа с книгой В. Ф. Одоевского (§ 1, «Роман Кюхельбекера и „Русские ночи" В. Ф. Одоевского»), так и о неизученных типологических связях произведения Кюхельбекера с традицией изображения личности художника в русской новелле 1830-х гг. (§ 2, заглавие которого отсылает к «Египетским ночам» Пушкина, — «Он имел несчастие писать и печатать стихи.»). ^ ^

Обзор статей, посвященных «Последнему Колонне», позволит детально выявить лакуны в изучении единственного романа Кюхельбекера — романа, который было бы неправомерно помещать на периферию его творческого наследия.

Первая публикация «Колонны» в 1937 г. сопровождалась послесловием П. Н. Медведева. По мнению литературоведа, этот роман дает возможность ставить саму проблему прозы Кюхельбекера, ее эволюции и места в развитии русской романтической прозы 20—30-х гг. XIX в. «Ближайшими литературными соседями» Кюхельбекера были названы Гофман на Западе, В. Одоевский и Бес1 тужев-Марлинский в России. Главный герой романа — «„роковой" человек, обуреваемый большими страстями» — и сюжет, насыщенный драматическим действием, в сочетании с глубокой эмоциональностью справедливо охарактеризованы как типичные для русской романтической повести. Затрагивает Медве-; дев и тему религиозно-мистических настроений Кюхельбекера, которая присутствует в его дневнике и неизбежно сказывается в романе. Сомнительным представляется утверждение исследователя, что роман «убеждает <.> в величии человеческого сознания, преодолевающего мистико-религиозные предрассудки»24.

24 Медведев П. Н. В. К. Кюхельбекер и его роман. С. 117.

Через год после публикации романа Ю. Н. Тынянов отметил, что произведение Кюхельбекера свидетельствует об «увлечении (его автора. — А. Щ.) Бальзаком, а также о возобновлении интереса к Гофману»" .

Е. М. Пульхритудова в статье «„Лермонтовский элемент" в романе В. К.

I'У/г

Кюхельбекера „Последний Колонна"»" рассматривает кюхельбекеровского героя как типичного для русской литературы 1830-х гг. «лишнего человека». Появление «лишнего человека» стало следствием «политического и духовного одиночества лучшей части дворянской интеллигенции, своего рода „болезнью века"». Роман Кюхельбекера был задуман как «очередная инвектива против „байронического героя"» и «вылился в произведение, по своему характеру необычайно близкое романтическому творчеству Лермонтова»" . По ходу действия романа характер Колонны приобретает все большее сходство с лермонтовскими романтическими «героями своего времени». Е. М. Пульхритудова заостряет внимание на социальной мотивировке безумия и нравственной гибели Колонны: это, в известной степени, результат состояния той среды, в которой приходится существовать герою романа. Более того, Кюхельбекер создает атмосферу всеобщего неблагополучия самой жизни. Он изображает противоречивый внутренний мир «лишнего человека». Противопоставление характеров Колонны и «доброго малого» Пронского, по мнению исследователя, приобретает черты специфически лермонтовской антитезы страдающего героя, зараженного «болезнью века», и здоровой посредственности, которую не мучает «боренье дум». Верно отмечен «зачастую наивно-прямолинейный» характер психологического анализа в «Последнем Колонне». Он связан с тем, что Кюхельбекер не

25 Тынянов Ю В. Кюхельбекер: (По новым материалам) // Литературный современник. 1938. № 10. С. 215.

26 См.: Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1960. № 2. С. 126—138.

27 Там же. С. 127, 128. понимал и не принимал реалистической объективности в трактовке характера (см. его дневниковые замечания о Лермонтове и его герое Печорине)" .

Уточняя и существенно дополняя точку зрения Пульхритудовой, увидевшей в «Последнем Колонне» отголоски чтения Кюхельбекером Лермонтова и зафиксировавшей известную идейную и тематическую близость произведений двух авторов, авторы послесловия к «литпамятниковскому» изданию Кюхельбекера" (раздел «„Последний Колонна" и проблема романтического героя», с. 615—619) анализируют влияние, оказанное на замысел Кюхельбекера повестью Ф. Арно «Адельсон и Сальвини». Говорят исследователи и о значении для Кюхельбекера творчества Э. Т. А. Гофмана и В. Ирвинга. «Если у Ирвинга Кюхельбекер заимствует отдельные детали и общий романтический колорит, то с Гофманом он соприкасается и спорит самой проблематикой своего романа» . В романе Кюхельбекера нет пресловутого гофмановского «двоемирия» (мир филистеров и мир художника). Окружение Колонны не враждебно ему. Показ героя и его окружения у Кюхельбекера ближе пушкинским «Повестям Белкина». Страсти, по Кюхельбекеру, губительны, враждебны людям и не могут быть оправданы, поэтому он несколько снижает даже внешний облик героя. В недрах романтического произведения происходит переоценка романтического героя. Что же касается «напряженного катастрофизма и ожидания трагической развязки» как отличительной черты поэтики кюхельбекеровского романа, то она, повидимому, соотносится с творчеством Бальзака, произведения которого тот чи-1 тал в тюрьме . «Сплавляя разнообразные влияния крупнейших мастеров, Кюхельбекер создает оригинальное и значительное художественное произведение,

28 Там же. С. 135.

29 Королева Н. В., Рак В. Д. Личность и литературная позиция Кюхельбекера (571—645).

30 Там же. С. 618.

31 Там же. С. 619. очень нужное для русской литературы 1840-х гг., с которым читателям, однако, удалось ознакомиться лишь сто лет спустя», — заключают авторы32.

Соглашаясь с изложенными положениями, отметим, что в приведенном разделе статьи происходит постановка проблемы «Кюхельбекер и Гофман», которую мы в настоящей диссертации будем подробно анализировать.

Е. П. Мстиславская, перу которой принадлежит обстоятельная библиографическая статья «Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера», в своей кандидат

33 ской диссертации выступила с крайне спорным утверждением: «Роман („Последний Колонна". —А. Щ.) завершает цикл произведений („Сирота", „Юрий и Ксения", „Иван, купецкий сын"), в которых, как это было характерно для писателей „натуральной школы", с демократических позиций оценивается проблема сословного неравенства и пороки современного поэту общества»34. По мнению автора, в романе изображается судьба и психология «маленького человека» — разночинца-художника, испытавшего социальное унижение. В результате неудачной любви он пережил борьбу с самим собой, которая окончилась крахом его нравственных устоев и трагической гибелью.

Это пример чисто социологической интерпретации образа литературного героя. Е. П. Мстиславская не учла того, что Кюхельбекер в первую очередь — романтик, и центральные персонажи его произведений 1826—1846 гг.: и Давид, и Ижорский, и Ляпунов, и Колонна — отмечены типично романтической «возвышенностью» над миром; это неординарные, сильные, страстные натуры, надломленные ощущением роковой предопределенности собственной судьбы. Вместе с тем исследователь верно отмечает возросший у Кюхельбекера-узника

32 Там же.

33 Мстиславская-Е П. Творческая биография В. К. Кюхельбекера- 1826—1846: (Авгореф. дис. . кандидата филолог, наук). М., 1978.

34 Там же. С. 5. интерес к жизни простых людей с их житейскими радостями и бедами (см., например, поэму «Сирота»).

Н. Н. Курдина, автор еще одной статьи о «Последнем Колонне»35, полагает, что две части романа отличны друг от друга: во второй части автор «приходит к новому этапу творческого мировоззрения. Между частями лежит целая эпоха, целый путь от романтизма к натуральной школе»36. Далее Курдина вполне справедливо утверждает, что в статье «Поэзия и проза» Кюхельбекер защищает романтическое искусство от наступившей натуралистической, нравоописательной прозы, которую он называл «дельной», или «деловой» прозой.

Учитывая, что Кюхельбекер перерабатывал роман с 1843 по 1845 гг. (в это время был создан его окончательный текст37), непонятно, каким же образом в рамках одного произведения могли совмещаться эпохи романтизма и натуральной школы (сведений о знакомстве Кюхельбекера с произведениями этой школы в статье нет — видимо, по причине отсутствия таковых).

Зададимся вопросом: если Кюхельбекер не принимал «натуралистическую» (т. е. реалистическую) прозу ни в 1835 г., когда была написана статья «Поэзия и проза», ни почти десять лет спустя, то как же он — за год-полтора! — прошел «путь от романтизма к натуральной школе»? Кроме того, бытописательство, к которому часто прибегал Кюхельбекер (см., например, его поэму «Сирота»), еще не означает его принадлежности к натурализму.

Из достоинств статьи Курдиной отметим присутствующие в ней замечания, касающиеся особенностей кюхельбекеровского романтизма: таковы, например, тезисы об «инерционности» его романтического мышления и об элементах бытописательной прозы в его произведениях.

35 Курдина Н. II. Пути создания романа в творчестве Кюхельбекера // Развитие повествовательных жанров в литературе Сибири. Новосибирск, 1980. С. 5—-17.

36 Там же. С. 9.

37 Мстиславская Е. П. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера. С. 30 (сноска 137).

И. Ю. Виницкий в монографической статье «Нечто о привидениях: Истории о русской литературной мифологии XIX века» (раздел «Предчувствие. Господин Грауманн и Последний Колонна»38) исследует один из источников образа сапожника Грауманна у Кюхельбекера. Как считает Виницкий, этот образ восходит к мистическим романам немецкого теософа и спиритуалиста XVIII—XIX вв. И. Г. Юнга-Штиллинга — «Победная повесть» и «Тоска по Отчизне», а также к журналу для народно-наставительного чтения «Der Graue Mann» (в русском переводе А. Ф. Лабзина — «Угроз Световостоков», 1806— 1815). Под именем Угроза Световостокова был выведен «серый человек» (graue Mann) Юнга-Штиллинга Эрнст Остенгейм — «суровый старец, могущественный эмиссар Бога, воплощение Совести или Карающей Благодати, проповедник истины и грозный наблюдатель, от взора которого не уйдет ни один человеческий поступок. От имени этого „седо-сурово-грозного мужа" Штиллинг учил, пророчествовал и увещевал в своих сочинениях»39.

Преступление художника Джиованни Колонны напрямую связано с предсказанием Грауманна: «Каин!» Тема ветхозаветного братоубийцы, популярная в английской и немецкой литературе XVIII — начала XIX вв. (Гесснер, Радк-лиф, Шиллер, Гофман, Байрон) присутствует, по вполне обоснованному мнению Виницкого, и в романе Кюхельбекера. Исследователь возводит ее к незаконченному роману Ф. Шиллера «Духовидец», где есть функционально схожий с юохельбекеровским Грауманном персонаж —■ таинственный и страшный армянин, выступающий под разными масками.

Образ сапожника Грауманна и каинова тема в романе Кюхельбекера имеют и другие немаловажные источники, о которых пойдет речь во 2-й главе нашей диссертации.

38 Учен. зап. Московского культурологического лицея. 1998. № 3—4. С. 114—137

39 Там же. С. 106.

В заключительной части раздела И. Ю. Виницкий затрагивает неизученный вопрос о биографическом подтексте «Последнего Колонны». Этот роман он называет своеобразной литературной беседой автора с «тенями прошлого»

Грибоедовым, Дельвигом, Пушкиным. По мнению Виницкого, образ друга Колонны Юрия Пронского, мотив пламени и семантика января, в течение которого в романе происходят страшные события, связаны с именем вельможи и мецената А. Л. Нарышкина (под чьим патронажем Кюхельбекер отправился в заграничное путешествие 1820—1821 гг.).

Статья И. Ю. Виницкого приоткрывает некоторые ранее неизвестные аспекты поэтики кюхельбекеровского романа, восходящие к литературе немецкого Просвещения и романтизма.

В статье С. Л. Константиновой40 повторяется не раз высказанное исследователями мнение о том, что в традиции изображения личности художника Кюхельбекер наследует Гофману и Одоевскому. Как считает Константинова, «пространства „Италии" (Юг) и „России" (Север) зеркально отражают друг друга (знакомство Надиньки с Колонной почти полностью повторяет ситуацию итальянского знакомства с ним Пронского)»41. Утверждение весьма спорное, ибо Колонна, впервые повстречавшись с Пронским, спасает русского офицера от верной гибели и их знакомство впоследствии перерастает в крепкую дружбу. Всего этого не было и не могло быть при знакомстве Колонны с невестой Пронского Надинькой. В статье верно подмечена сюжетная динамика романа от сна к яви — и то, что Колонна осмысляет русское пространство как место, где исполняются страшные предчувствия и предсказания.

В 2007 г. «Последний Колонна» удостоился монографического изучения. Е. Ю. Шер, автор кандидатской диссертации «„Последний Колонна" В. К. Кю

10 Константинова С. Л. «Итальянский текст» в структуре романа В. К. Кюхельбекера «Последний Колонна» // Третьи Майминские чтения. Псков, 2000. С. 40—45.

11 Там же. С. 44. хельбекера: Реализация замысла романа в письмах», задалась целью «выявить, трансформируется ли замысел „Последнего Колонны" в процессе долгой работы <Кюхельбекера> над романом, происходят ли изменения в жанровой структуре произведения (во II части в сравнении с I) и если происходят, то под влиянием каких факторов и какие именно»42. На первые два вопроса ответ дается утвердительный. Роман изучается диссертантом не в контексте творчества Кюхельбекера (что, на наш взгляд, методологически ошибочно), а в контексте русского эпистолярного романа 1-й трети XIX в. (этому посвящен один из параграфов). Особое место занимает сопоставление «Последнего Колонны» с лермонтовским «Героем нашего времени», где центральный персонаж представлен через восприятия других персонажей и собственную исповедь («Журнал Печорина»). По мнению Е. Ю. Шер, Колонна «типичный „герой времени"»43, «рефлектирующая личность, порождение эпохи идейных и философских исканий»44. Влияние на Кюхельбекера «Героя нашего времени» в процессе работы над «Последним Колонной» диссертант признает «первостепенным»45, вопрос же о других, возможно, более существенных влияниях не поднимается.

По утверждению Е. Ю. Шер, «I часть <романа> была написана Кюхельбекером в 1832 г., II была начата им в 1843 г. <.> и-закончена (как целостный, художественно завершенный текст) после знакомства писателя с „Героем нашего времени" и, скорее всего, <.> уже с оглядкой на лермонтовский ро

42 Шер Е. Ю. «Последний Колонна» В. К. Кюхельбекера: Реализация замысла романа в письмах: (Автореф. дис. . кандидата филолог, наук). Екатеринбург, 2007. С. 5.

43 Там же. С. 16. Позволим себе не согласиться с Е. Ю. Шер: Колонна — герой как раз крайне нетипичный; «типичные» герои романтика Кюхельбекера не интересовали, Печорина он назвал «гадким», его создателя Лермонтова — «талантом эклектически-подражательным», а в «Ижорском» устами черта Кикиморы саркастически рассуждал о «герое сороковых годов». Подробнее об этом см. раздел 3 в главе 1 нашей диссертации.

44 Там же.

45 Там же. С. 18. ман»46. Заметим, что в 1832 г. «Последний Колонна» (тогда еще «Итальянец») находился на периферии творческих планов Кюхельбекера, в этом году им были написаны лишь два письма, не вошедшие в окончательный текст. Работа над 1-й частью шла в 1840 г. (см. дневниковую запись Кюхельбекера от 30 марта, с. 378), о работе над 2-й частью как таковой Кюхельбекер не писал вовсе47. «Художественно завершенным текстом» стал весь роман, переписанный Кюхельбекером набело в мае 1845 г., — см. запись от 6 мая, с. 426. ф * Ф

Подводя итог обзору научных публикаций, посвященных роману Кюхельбекера, отметим, что многие немаловажные для понимания его поэтики вопросы освещены в них лишь частично и зачастую поверхностно. В более пристальном рассмотрении прежде всего нуждается вопрос о характере изменений, произошедших в мировоззрении и творческом методе Кюхельбекера после 14 декабря, и о том, как эти изменения отразились в романе «Последний Колонна».

46 Там же. С. 4—5. Об «оглядке на лермонтовский роман» см. упоминавшуюся нами статью Е. М. Пульхритудовой «„Лермонтовский элемент" в романе В. К. Кюхельбекера „Последний Колонна"».

47 «Работа над романом в основном была закончена в Акше 3 дек. 1843 г.» (Мстиславская Е. П. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера. С. 30). Подробные сведения о работе Кюхельбекера над «Последним Колонной» см. в разделе 4 главы 1 нашей диссертации.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Роман В.К. Кюхельбекера "Последний Колонна" в контексте литературных традиций"

Заключение

В своем романе Кюхельбекер предпринял последнюю попытку ответить на вопрос, глубоко волновавший его на протяжении всего творческого пути: способен ли человек в целом и литературный герой в частности (включая лирического героя кюхельбекеровской поэзии) противостоять тому, что предопределено свыше?348

После разгрома декабрьского восстания этот вопрос стал для Кюхельбекера особенно актуальным. Помимо романа, он послужил идейно-философской основой поэм'«Давид» и «Агасвер», мистерии «Ижорский». В центре их сюжетов находится личность исключительная, мощная, вознесенная над обыденным миром. По замыслу Кюхельбекера, такая личность, словно пребывающая «между небом и землей», должна пройти сквозь горнило испытаний, как провиденциальных, так и мирских. На долю художника Колонны выпало стать жертвой испытаний и того, и другого рода, и он не выдерживает их. Итальянский живописец не сумел приблизиться к Богу, не сумел посвятить Ему свое искусство, не сумел отречься от порочной страсти — и мир повернулся к нему своей темной, не осененной Божественной« благодатью стороной.

Обе стороны мира в романе олицетворяют персонажи-антагонисты — вечный странник Агасфер и монах-францисканец фра Паоло. Первый воплощает идею роковой предначертанности человеческой судьбы, второй — идею отречения от земных благ и преклонения пред Богом. Эти два персонажа выполняют не только сюжетную функцию; они символически обозначают борьбу из

348 Первая часть вопроса напрямую относится к религиозно-философской проблеме свободы человеческой воли, занимавшей еще средневековых мыслителей. Она по определению не может быть разрешена ввиду своей метафизической природы: ограниченный земными, материальными пределами человеческий разум не в силах распознать сверхразумное. вечных начал в душе Колонны, который, предчувствуя собственную страшную участь, всеми силами пытается избавиться от нее.

На этой антитезе строится не только сюжет романа, но и логика авторского раскрытия психологии героя. «Последний Колонна» — роман в письмах. Кюхельбекер широко использует возможности письма как речевого автопортрета персонажа, а также обращается к другим формам такого автопортрета — дневнику, внутреннему монологу-исповеди. Но, несмотря > на привлечение этих художественных средств, романтику-Кюхельбекеру не удается создать всесторонне развернутый, многогранный образ Колонны: слишком прямолинейный характер носит борьба двух начал в душе художника, слишком в этой борьбе он вознесен над миром. Поэты-декабристы не были мастерами психологического портрета, перед ними стояли совсем иные, связанные с общественной миссией поэта творческие задачи, и Кюхельбекера не стал исключением., Психологическая разработка образа в его творчестве периода тюрьмы и ссылки связана прежде всего с усилившейся религиозностью мировоззрения поэта-узника и несет на себе ее явный след, что отчетливо проявилось в романе.

Герой Кюхельбекера «ультраромантичен»: он и художник, и гений, и итальянец, и представитель, знаменитого рода, и последний его представитель. Такой герой по определению не может стать органичной частью разумно-материального мира, и в этом главная причина его крушения, вначале социального, а затем и человеческого. Кюхельбекер ставит точку в развенчании байронического героя, который, говоря словами Пушкина, «для себя лишь хочет воли»: страсть, не обузданная религиозной верой и. смирением, несет в мир зло и не может быть оправдана гениальностью и романтической исключительностью Колонны.

Точка поставлена и в трактовке темы безумия, восходящей к немецкому романтизму, где она получила масштабную разработку, и дополненной В. Ф. Одоевским. «Светлое» безумие многих персонажей «Русских ночей» носит символико-философский характер. Мимо понятого таким образом безумия не мог пройти Кюхельбекер, полемизирующий и с немецкой традицией, и с идеями своего друга Одоевского: безумие не может нести свет, оно — предельное выражение разрушительных начал души, оно означает всесторонний крах личности.

В отличие от своего создателя Кюхельбекера, Джиованни Колонна не находит в себе сил противостоять трагическому жребию, предначертанному судьбой. Тема испытаний человеческого и творческого духа героя для Кюхельбекера ключевая, сквозь различные испытания (и с различными итогами) проходят все его центральные персонажи. Душа художника — согласно романтической традиции, личности, избранной самим Небом, — особенно уязвима перед внешним миром. Колонна создан в русле этой традиции и в то же время в самой структуре образа несет неизбежное отталкивание от нее. Концентрация романтических качеств героя и глубина его испытаний достигают в этом образе критической точки, что приводит к закономерному результату: последний представитель знаменитого рода становится и последним романтическим героем русской литературы. Содержание романа полностью оправдывает его заглавие.

Список научной литературыЩеглов, Алексей Валерьевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Августин. О Граде Божьем // Антология мировой философии: В 4 т. М., 1969. Т. 1.4. 2. С. 581—605.

2. Аверинцев С. С. Агасфер // Мифологический словарь / Гл. ред. Е. М. Меле-тинский. М., 1990. С. 18.

3. Алътшуллер М. Г. Неопубликованная редакция повести В. К. Кюхельбекера «Адо» // Russian Literature Journal. 1992. Vol. 46. № 153—155. P. 192—196.

4. АникстА. А. Творчество Шекспира. M., 1965.

5. Арно Ф. Адельсон и Сальвини // Городская и деревенская библиотека / Изд. Н. Новиков. 1782. Ч. 3. С. 81—192.

6. Архипова А. В. Литературное дело декабристов. Л., 1987.

7. Архипова А. В. Экспериментальные жанры романтической драматургии и поздние драмы В. К. Кюхельбекера // Русская драматургия и литературный процесс / Отв. ред. В. А. Бочкарев. СПб.; Самара, 1991. С. 149—158.

8. Базанов В. Г. Очерки декабристской литературы: Поэзия. М.; JI., 1961.

9. Базанов В. Г. Ученая республика. М.; Л., 1964.

10. Ю.Байрон Дэ/с. Паломничество Чайльд-Гарольда // Байрон Дж. Собр. соч.: В 4 т. М., 1981. Т. 2. С. 133—184.

11. Бахтин М. М. Эпос и роман: (О методологии исследования романа) // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 447—483.

12. Белинский В. Г. О русской повести и повестях г. Гоголя // Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1953. Т. 1. С. 259—307.

13. Белинский В. Г. Сочинения князя В. Ф. Одоевского // Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 8. С. 297—323.

14. Беранже П. Ж. Сочинения. М., 1957.

15. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л., 1973.

16. Бестужев-Марлинский А. А. Об историческом ходе свободомыслия в России (письмо Николаю I) // Избранные социально-политические и философские произведения декабристов: В 3 т. / Под общ. ред. И. Я. Щипанова. Л., 1951. Т. 1.С. 491—496.

17. Ботникова А. Б. О формах выражения авторского сознания в романтических произведениях (Гофман, «Песочный человек») // Формы раскрытия авторского сознания / Отв. ред. А. Б. Ботникова. Воронеж, 1986. С. 36—45.

18. Ботникова А. Б. Э. Т. А. Гофман и русская литература (первая половина XIX в.). Воронеж, 1977.

19. Бурюсардт Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. М., 1996.чу

20. Вакенродер В.-Г. Примечательная музыкальная жизнь композитора Иозефа Берглингера <Отрывок> // Московский телеграф. 1826. Ч. 9. № 9. С. 25—56.

21. Вакенродер В.-Г. Фантазии об искусстве. М., 1977.

22. Винщкий И. Ю. Нечто о привидениях: Истории о русской литературной мифологии XIX века // Учен. зап. Московского культурологического лицея. 1998. № 3—4. С. 8—276.

23. Волконский А. Рим и Италия средних и новейших времен в историческом, нравственном и художественном отношениях. М., 1843.

24. Вольтер. Мемуары и памфлеты. Л., 1924.

25. Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма. М., 1978.

26. Гейне Г. Флорентийские ночи // Московский наблюдатель. 1836. Ч. 6. С. 587—615; Ч. 7. С. 3—21.

27. Георгиевский 77. Е. Руководство к изучению русской словесности. СПб., 1842.

28. Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.

29. Геррес Й. Афоризмы об искусстве // Эстетика немецких романтиков / Сост. А. В. Михайлов. М., 1987. С. 58—202.

30. Гершензон М. О. Грибоедовская Москва // Гершензон М. О. Грибоедовская Москва. Чаадаев П. Я. Очерки прошлого / Сост. В. Ю. Проскуриной. М., 1989. С. 27—106.

31. Гете И. В. Из моей жизни. Поэзия и правда // Гете И. В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1976. Т. 3. С. 12—662.

32. Гете И. В. Итальянское путешествие // Гете И. В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1980. Т. 9. С. 5—242.

33. Гинзбург Л. Я. О лирике. Д., 1974.

34. Гоголь Н. В. Портрет // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1938. Т. 3. С. 77—137.

35. Гофман Э. Т. А. Кот Мурр: В 4-х ч. / Пер. Н. X. Кетчера. СПб., 1840.

36. Гофман Э. Т. А. Песочный человек // Сорок одна повесть лучших иностранных писателей: В 12 т. / Изд. Н. Надеждин. М., 1836. Т. 3. С. 105—202.

37. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.

38. Гуковский М. А. Итальянское Возрождение. Л., 1990.

39. Гулыга А. В. Гердер // Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 612—648.

40. Данилевский Р. Ю. Заметки о темах западноевропейской живописи в русской литературе // Русская литература и зарубежное искусство / Отв. ред. М. П. Алексеев и Р. Ю. Данилевский. Л., 1986. С. 268—298.

41. Декабристы: Биографический справочник / Под ред. С. В. Мироненко и М. В. Нечкиной. М., 1988.

42. Дмитриев А. С. Проблемы йенского романтизма. М., 1975.

43. Дневник В. К. Кюхельбекера / Под ред. В. Н. Орлова и С. И. Хмельницкого. Л., 1929.

44. Дурылин С. Н. Русские писатели у Гете в Веймаре // Литературное наследство. Т. 4—6. М., 1932. С. 376—380.

45. Жирмунская Н. А. Историко-философская концепция И. Г. Гердера и историзм Просвещения // XVIII век. Сб. 13: (Проблемы историзма в русской литературе: Конец XVIII — начало XIX вв.). Л., 1981. С. 91—101.

46. Жирмунский В. М. Гете в русской литературе. Л., 1981.

47. Иезуитова Р. В. Пути развития романтической повести // Русская повесть XIX века: История и проблематика жанра / Под ред. Б. С. Мейлаха. Л., 1973. С. 77—107.

48. Из неизданной переписки В. К. Кюхельбекера // Литературное наследство. Т. 59. Ч. 1: Декабристы-литераторы. М., 1954. С. 395—498.

49. Кайданов И. К. Учебная книга всеобщей истории. История средних веков. СПб, 1837.

50. Карельский А. В. Э. Т. А. Гофман // Гофман Э. Т. А. Собр. соч.: В 6 т. М, 1991. Т. 1.С. 5—26.

51. Карушева М. Ю. Своеобразие публицистики В". К. Кюхельбекера и традиции декабристской мысли // Литературный процесс: Традиции и новаторство / Под ред. Е. Ш. Галимовой. Архангельск, 1992. С. 44—52.

52. Колейное В. В. Роман — эпос нового времени // Теория литературы: В 3 т. М, 1964. Т. 2. С. 97—172.

53. Константинова С. Л. «Итальянский текст» в структуре романа В. К. Кюхельбекера «Последний Колонна» // Третьи Майминские чтения. Псков, 2000. С. 40—45.

54. Королева Н. В. В. К. Кюхельбекер // Кюхельбекер В. К. Избр. произв.: В 2 т. М.; Л, 1967. Т. 1. С. 5—61.

55. Королева Н. В., Рак В. Д. Личность и литературная позиция Кюхельбекера // Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л, 1979. С. 571—645.

56. Кулишкина О. Н. Романтическая философия искусства и русская проза первой половины XIX века. Кемерово, 1995.

57. Кунин В. В. Кюхельбекер. Биографический очерк // Дельвиг А. А., Кюхельбекер В. К. Избранное. М., 1987. С. 10—76.

58. Курдина Н. Н. Пути создания романа в творчестве Кюхельбекера // Развитие повествовательных жанров в литературе Сибири. Новосибирск, 1980. С. 5—17.

59. Курилов А. С. Теория романтизма в русской критике второй половины 20-х — начала 30-х гг. XIX в. // История романтизма в русской литературе: В 2 т. / Отв. ред. С. Е. Шаталов. М., 1979. Т. 2. С. 224—257.

60. Кюхельбекер В. К. Европейские письма // Декабристы: Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. Литературная критика / Сост. Вл. Орлов. М.; Л., 1951. С. 353—361.

61. Кюхельбекер В. К. Из показаний Следственному комитету // Восстание декабристов: Материалы: В 2 т. М.; Л., 1926. Т. 2. С. 133—199.

62. Кюхельбекер В. К. Избр. произв.: В 2 т. / Вступ. ст., подг. текста и примеч. Н. В. Королевой. М.; Л., 1967 (большая серия «Библиотеки поэта»).

63. Кюхельбекер В. К Исповедь перед причастием // Радуга: Альманах Пушкинского Дома. Пб., 1922. С. 92—97.

64. Кюхельбекер В. К. <Лекция о русской литературе и языке, прочитанная в Париже в 1821 г.> // Литературное наследство. Т. 59. Ч. 1: Декабристы-литераторы. М., 1954. С. 345—354.

65. Кюхельбекер В. К. Последний Колонна. Л., 1937.

66. Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи / Изд. подг. <М. Г. Альт-шуллер>, Н. В. Королева, В. Д. Рак. Л., 1979 (серия «Литературные памятники»).

67. Ланда С. С. Ян Потоцкий и его роман «Рукопись, найденная в Сарагосе» // Потоцкий Я. Рукопись, найденная в Сарагосе. М., 1971. С. 5—34.

68. Левин Ю. Д. Кюхельбекер — переводчик Шекспира // Шекспировский сборник. 1967. М., 1968. С. 44—59.

69. Левин Ю. Д. Литература декабристского направления. В. К. Кюхельбекер // Шекспир и русская культура / Под ред. акад. М. П: Алексеева. М.; Л., 1965. С. 129—162.

70. Левин Ю. Д. «Макбет» Шекспира в переводе В. К. Кюхельбекера // Памятники культуры: Новые открытия: Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 30—58.

71. Левин Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX в. Л., 1988.

72. Летописи Государственного литературного музея. Кн. 3: Декабристы. М., 1938.

73. Мазъя М. Г. Раннее стихотворение В. К. Кюхельбекера «Песнь лапландца» // Русская литература. 1982. № 3. С. 161—168.

74. Маймин Е. А. Владимир Одоевский и его роман «Русские ночи» // Одоевский В. Ф. Русские ночи. М., 1975. С. 247—276 (серия «Литературные памятники»).

75. Макашовский В. Н. Кола ди Риенцо. М., 1936.

76. Манн Ю. В. В. Ф. Одоевский и его «Русские ночи» // Манн Ю. В. Русская философская эстетика. М., 1969. С. 104—148.

77. Манн Ю. В. Русская литература XIX века: Эпоха романтизма. М., 2001.

78. Маркович В. М. Тема искусства в русской прозе эпохи романтизма // Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX в. / Сост. А. А. Карпов. Л, 1989. С. 5—42.

79. Медведев П. Н. В. К. Кюхельбекер и его роман // Кюхельбекер В. К. Последний Колонна. Л., 1937. С. 98—119.

80. Михайлов А. В. О Людвиге Тике // Тик Л. Странствия Франца Штернбальда. М., 1987. С. 279—340 (серия «Литературные памятники»).

81. Мкалаева Т. Шиллер в оценке Кюхельбекера // Учен. зап. Московского обл. пед. ун-та. 1964. Т. 152. Вып. 9—10. С. 137—149.

82. Мстиславская Е. 77. Творческая биография В. К. Кюхельбекера: 1826— 1846: (Автореф. дис. . канд. филолог, наук). М., 1978.

83. Мстиславская Е. П. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера // Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 36. М., 1975. С. 5—37.

84. Немецкие поэты в биографиях и образцах / Под ред. Н. В. Гербеля. СПб., 1877.

85. Николюкин А. Н. К типологии романтической повести // К истории русского романтизма. М., 1973. С. 259—282.

86. Новалис. Фрагменты // Новалис. Гейнрих фон Оффтердинген. Фрагменты. Ученики в Саисе. СПб., 1995. С. 143—160.

87. Нусинов И. Пушкин и мировая литература. М., 1941.

88. Одоевский А. И. Полн. собр. стих. Л., 1958 (большая серия «Библиотеки поэта»).

89. Одоевский В. Ф. Музыкально-литературное наследие. М., 1956.

90. Одоевский В. Ф. Русские ночи / Изд. подг. Б. Ф. Егоров, Е. А. Маймин, М. И. Медовой. Л., 1975 (серия «Литературные памятники»).

91. Орлов В. Н. В. К. Кюхельбекер в крепостях и ссылке // Декабристы и их время / Под ред. М. П. Алексеева и Б. С. Мейлаха. М.; Л., 1951. С. 27—88.

92. Петрункевич А. М. Кола ди Риенцо. СПб., 1909.

93. Пинский Л. Е. Шекспир. Основные начала драматургии. М., 1971.

94. Полевой К. А. О повестях и романах русских // Московский телеграф. 1829. Ч. 28, № 15. С. 312—338.

95. Полевой Н. А. Абадцонна. СПб., 1899.

96. Полевой Н. А. Блаженство безумия // Полевой Н. А. Избранные произведения и письма / Сост. А. Карпов. Д., 1986. С. 89—133.

97. Полевой Н. А. Живописец // Полевой Н. А. Избранные произведения и письма / Сост. А. Карпов. Д., 1986. С. 164—276.

98. Потоцкий Я. Рукопись, найденная в Сарагосе. М., 1971.

99. Пугачев В. В. Испанский «гражданский катехизис» и В. К. Кюхельбекер в 1812 году // Русско-европейские литературные связи / Ред. колл.: П. Н. Бер-ков и др. М.; Д., 1966. С. 109—114.

100. Пульхритудова Е. М. Кюхельбекер // Русские писатели: 1800—1917: Биографический словарь / Гл. ред. П. А. Николаев. М., 1994. Т. 3: (К—М). С. 253—258.

101. Пульхритудова Е. М. «Лермонтовский элемент» в романе В. К. Кюхельбекера «Последний Колонна» // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1960. № 2. С. 126—138.

102. Пушкин А. С. Дельвиг // Пушкин А. С. Поли. собр. соч. Изд. АН СССР. М.; Д., 1948. Т. 11. С. 273—274.

103. Пушкин А. С. Египетские ночи // Полн. собр. соч. Изд. АН СССР. М.; Л., 1948. Т. 8. С. 261—276.

104. Пыпин А. Н. Исторические очерки. Общественное движение при Александре I. СПб., 1871.

105. Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I. Пг., 1916.

106. ИЗ. Реизов Б. Г. Пушкин и Наполеон // Реизов Б. Г. Из истории европейских литератур. Л., 1970. С. 51—65.

107. Розанов С. С. В. К. Кюхельбекер. М., 1912.

108. Рылеев К. Ф. Сочинения / Сост. С. А. Фомичев. Л., 1987.

109. Самарин Р. М. Реализм Шекспира. М., 1964.

110. Сахаров В. И. От цикла романтических повестей к роману («Русские ночи» В. Ф. Одоевского) // Динамическая поэтика. М., 1990. С. 39—54.

111. Селезнев И. Я. Исторический очерк императорского Александровского лицея. СПб, 1861.

112. Семенко И. М. Поэты пушкинской поры. М., 1970.

113. Скуратовский В. Агасфер — Вечный Жид // Чайка (Seagull magazine). 2001. № 2 (16 мая) (http://www.chayka.org).

114. Смирнов А. А. «Ричард III» <Комментарий> // Шекспир У. Полн. собр. соч.: В 8 т. М, 1957. Т. 1. С. 607—612.

115. Смирнов А. А. Уильям Шекспир // Шекспир У. Полн. собр. соч.: В 8 т. М., 1957. Т. 1. С. 7—83.

116. Смирнова 3. В. Эстетика русских революционеров-декабристов // Овсянников М. Ф., Смирнова 3. В. Очерки истории эстетических учений. М., 1963.-;1. С. 308—318.'

117. Соколовская Т. Русское масонство и его значение в истории общественного движения. СПб., 1907.

118. Сомов О. М. О романтической поэзии // Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: В 2 т. / Сост. 3. А. Каменский. М., 1974. Т. 2. С. 545—562.

119. Сталь Ж. де. Коринна, или Италия. М., 1969 (серия «Литературные памятники»).

120. Стендаль. Пармский монастырь // Стендаль. Собр. соч.: В 12 т. М., 1978. Т. 4.

121. Тик JI. Белокурый Экберт // Сорок одна повесть лучших иностранных писателей. М., 1836. Т. 11. С. 123—165.

122. Тик JI. Любовные чары // Немецкая романтическая повесть: В 2 т. / Комм. Н. Берковского. М.; Л., 1935. Т. 1. С. 229—258.

123. Тик Л. Руненберг // Сорок одна повесть лучших иностранных писателей. М., 1836. Т. 5. С. 227—275.

124. Тик Л. Чары любви // Сорок одна повесть лучших иностранных писателей. М., 1836. Т. 8. С. 111—173.

125. Троицкий В. Ю. Художественные открытия русской романтической прозы. М., 1985.

126. Тынянов Ю. В. К. Кюхельбекер // Кюхельбекер В. К. Прокофий Ляпунов. Л., 1938. С. 3—23.

127. Тынянов Ю. В. Кюхельбекер: (По новым материалам) // Литературный современник. 1938. № 10. С. 167—222.

128. Тынянов Ю. Н. Французские отношения Кюхельбекера // Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968. С. 295—246.

129. Федоров Ф. 77. Романтический художественный мир: Пространство и время. Рига, 1988.

130. Федоров Ф. 77. Эстетические взгляды Э. Т. А. Гофмана. Рига, 1972.

131. Фонвизин М. А. Дневник 1826 г. // Фонвизин М. А. Сочинения и письма: В 2 т. // Изд. подг. С. В. Житомирской и С. В. Мироненко. Иркутск, 1979. Т. 1. С. 85—96.

132. Фонвизин М. А. Обозрение проявлений политической жизни в России // Фонвизин М. А. Сочинения и письма: В 2 т. Иркутск, 1979. Т. 2. С. 105—198.

133. Хализев В. Е. Теория литературы. М., 2000.

134. ЧавчанидзеД. Л. «Итальянский» сюжет Э. Т. А. Гофмана // Учен. зап. Рязанского гос. пед. ин-та. 1970. Т. 61. С. 261—275.

135. Черневич М. Н. Жермена де Сталь: Жизнь и творчество // Сталь Ж. де. Коринна, или Италия. М., 1969. С. 387—410 (серия «Литературные памятники»).

136. Шамиссо А. Удивительная история Петера Шлемиля // Избранная проза немецких романтиков: В 2 т. / Сост. А. Дмитриев. М., 1979. Т. 2. С. 113— 167.

137. Шевырев С. П. Словесность и торговля // Московский наблюдатель. 1835. Ч. 1.С. 9—17.

138. Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966.

139. Шер Е. Ю. «Последний Колонна» В. К. Кюхельбекера: Реализация замысла романа в письмах: (Автореф. дис. . канд. филолог, наук). Екатеринбург, 2007.

140. Шиллер Ф. Духовидец // Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1956. Т. 3. С. 533—648.

141. Шлегелъ А. Чтения о драматической литературе и искусстве // Литературная теория немецкого романтизма / Под ред. Н. Я. Берковского. Л., 1934. С. 213—268.

142. Шлегель Ф. Фрагменты // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. / Под ред. 3. А. Каменского. М., 1983. Т. 1. С. 290—316.

143. Эйдельман Н. Я. Грань веков. Изд. 2-е, доп. М., 2004.

144. Юнг-Штиллииг И. Г. Угроз Световостоков. СПб., 1806. Кн. 1—8.

145. The Arden Shakespeare. Hamlet / Ed. by A. Thompson, N. Taylor. London, 2006. P. 139—464.

146. Burman E. The Colonna // Burman E. Italian dynasties. The Great Families of Italy. Wellingborough, 1989. P. 63—81.

147. Gregorovius F. Cola diRienzo // Gregorovius F. Geschichte der Stadt Rom im Mittelalter. Stuttgart, 1893. S. 105—145.

148. Hudges D. E. The «Worm of Conscience» in «Richard III» and «Macbeth» // English Journal. 1966. Vol. 55, № 7. P. 845—852.

149. Knights L. W. Shakespeare. The Histories // Writers and Their Work. 1962. № 151. P. 16—26.

150. Leopoldseder H. Groteske Welt: Ein Beitrag zur Entwicklungsgeschichte des Nachtstücks in der Romantic. Bonn, 1973.

151. Railo E. The Wandering Jew and the problem of never-ending life // Railo E. The Haunted Castle. London; New York, 1927. P. 191—207.

152. Tertre D. du. Cola di Rienzo // Tertre D. du. Histoire générale des conjurations, conspirations et révolutions célebres tant anciennes que modernes. Paris, 1764. T. 3.P. 142—218.1. CL9

153. The Wandering Jew 11 Percy Th. Reliques of ancient English poetry / Ed. by E. Walford. London, 1880. P. 252—254.

154. Shakespeare W. King Richard III 11 The Works of Shakespeare: In 8 vol. / By Theobald. Vol. 5. London, S. a.. P. 171—343.