автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему:
Романы Александра Лернета-Холениа 1930-1940-х гг.: литература и история

  • Год: 2010
  • Автор научной работы: Балаева, Светлана Владимировна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.03
Диссертация по филологии на тему 'Романы Александра Лернета-Холениа 1930-1940-х гг.: литература и история'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Романы Александра Лернета-Холениа 1930-1940-х гг.: литература и история"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

БАДАЕВА СВЕТЛАНА ВЛАДИМИРОВНА

РОМАНЫ АЛЕКСАНДРА ЛЕРНЕТА-ХОЛЕНИА 1930-1940-Х ГГ.: ЛИТЕРАТУРА И ИСТОРИЯ

10.01.03. - Литература народов стран зарубежья (литература народов Европы, Америки, Австралии)

АВТОРЕФЕРАТ на соискание ученой степени кандидата филологических наук

004&8вЗвЭ

Санкт-Петербург 2010

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

кандидат филологических наук, доцент Александр Васильевич Белобратов

доктор филологических наук, профессор Алексей Иосифович Жеребин

кандидат филологических наук, доцент Вера Николаевна Ахтырская

Ведущая организация:

Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова

Защита состоится

2010 года в

Ш

часов на заседании совета

Д212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, ауд. 25.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9.

Автореферат разослан « /-/» МЯлЦ 2010

года

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

С.Д. Титаренко

Общая характеристика работы

Данная работа посвящена изучению творчества австрийского прозаика, поэта и драматурга Александра Лернета-Холениа (1897-1976), романная проза которого относится к важным явлениям в немецкоязычной литературе 1930-х — начала 1940-х годов.

Александр Лернет-Холениа «составил себе репутацию прежде всего как романист»1, причем к романному творчеству он обратился в 1930-е годы, ставшие для него весьма плодотворными. Именно в этот период (в 1930-е и в начале 1940-х гг.) в свет вышли его книги «Штандарт» (1934), «Барон Багге» (1936), «Красный сон» (1938), «Марс в созвездии Овна» (1941) и «Две Сицилии» (1942) — они и составляют предмет исследования, посвященного анализу взаимосвязи литературы и истории в творчестве австрийского писателя. Кроме этого, в качестве материала исследования привлекается его обширное эпистолярное наследие.

Непосредственной целью работы является систематическое филологическое изучение своеобразной творческой стратегии Лернета-Холениа, который в прозе 1930-х — начала 1940-х годов вписывает историческую проблематику в беллетристический контекст. Достижение исследовательской цели осуществляется в ходе решения конкретных филологических задач, в частности:

— исследование проблемы взаимодействия творческих взглядов Лернета-Холениа с эстетическими программами писателей-современников (Г. Бара, Г. Бенна, Г. фон Гофмансталя), выявление результатов этого взаимодействия, нашедших отражение в художественной прозе австрийского автора 1930-х -1940-х годов;

— анализ истоков исторической проблематики в творчестве Лернета-Холениа, выявление решающих факторов в формировании образа истории у писателя, что позволит объяснить особенности изображения истории в его литературных произведениях;

Архипов Ю. Предисловие // Австрийская новелла XX века. М., 1"°1 п

— рассмотрение интертекстуальной специфики в анализируемой прозе 1930-х — 1940-х годов, а также исследование примыкающей к этому специфической особенности повествования — использования беллетристических приемов для представления «серьезных» исторических тем.

Актуальность рассматриваемой в данной работе проблемы обусловлена прежде всего тем, что до сих пор в отечественном и зарубежном литературоведении не существовало работ, рассматривающих соотношение литературы и истории в творчестве Лернета-Холениа в контексте социокультурной ситуации в Австрии до 1938 года, в то время как современное литературоведение пересматривает отношение к роли Лернета-Холениа в истории австрийской литературы.

К творчеству Лернета-Холениа критики и литературоведы обращались довольно часто. Литературная критика 1930-х гг. отличалась поразительным единообразием, заключавшимся в лояльном и даже восторженном отношении к личности автора и его книгам. И послевоенное творчество австрийского писателя находило самого широкого читателя и положительное восприятие в литературной критике. После его смерти в 1976 г. литературоведение длительное время не проявляло интереса к его произведениям, и за двадцать лет появилось только две значительные монографии, посвященные его прозе2. С приближением юбилейного, 1997, года ученое сообщество вспомнило о Лернете-Холениа, по-новому взглянуло на его книги, которые и после 1945 года продолжали переиздаваться, и признало его значительный вклад в австрийскую литературу и культуру. Накануне юбилея, в 1996 году, американский литературовед Р. Дассановский опубликовал монографию «Призрачные империи: романы Александра Лернета-Холениа и проблема постимперской австрийской идентичности»3. В 1997 году австрийский исследователь Р. Рочек издал

2 Müller-Widmer F. Alexander Lernet-Holenia. Grundzüge seines Prosa-Werkes dargestellt am Roman "Mars im Widmer". Ein Beitrag zur neuen österreichischen Literaturgeschichte. Bonn, 1980; Lüth R. Drommetenrot und Azurblau: Studien zur Affinität von Erzähltechnik und Phantastik in Romanen von Leo Perutz und Alexander Lernet-Holenia. Meitingen, 1988.

3 Dassanowsky R. Phantom Empires. The Novels of Alexander Lernet-Holenia and the

4

обширную биографию писателя4. В том же году в Германии и в Австрии прошли симпозиумы, посвященные Лернету-Холениа5. Будучи популярен на родине и переведен на многие европейские языки, в России Александр Лернет-Холениа известен мало. На русский язык переведены три его прозаических произведения: новелла «Марези», повесть «Барон Багге» и роман «Пилат». Статья о творчестве австрийского писателя вошла в Краткую литературную энциклопедию6. Что касается литературоведческих публикаций, то Лернету-Холениа посвящено послесловие А. В. Белобратова к русскому переводу «Барона Багге»7 и глава в монографии Д. В. Затонского8.

Научную новизну данной работы можно оценить лишь в контексте предшествующей научной традиции исследования произведений Лернета-Холениа. Замысел диссертации возник вследствие неудовлетворенности тем, как рассматривалась проблема отношения литературы и истории в творчестве Лернета-Холениа 1930-1940-х гг.. В существующих на данный момент исследованиях не учитываются философские взгляды писателя, изложенные в его письмах и эссе. В данной работе в научный оборот вводятся обширные материалы из эссеистики и эпистолярного наследия Лернета-Холениа, содержащего очень важные автохарактеристики его взглядов и творчества.

Положения, выносимые на защиту:

— творчество Лернета-Холениа 1930-х — начала 1940-х годов составляет важную и неотъемлемую часть австрийской литературы, вобравшую в себя ряд существенных особенностей;

— представление исторических тем и образа истории в книгах австрийского автора связано с проблемой «австрийской идентичности» и

Question of Postimperial Austrian Identity. Riverside,1996.

4 Roiek R. Die neun Leben des Alexander Lemet-Holenia. Wien, 1997.

5 Материалы симпозиумов были опубликованы в 1999 (Alexander Lernet-Holenia. Poesie auf dem Boulevard. Köln, Weimar, Wien, 1999.) и в 2005 (Alexander Lemet-Holenia. Resignation und Rebellion. Riverside, 2005.) годах.

6 Веселовская H. Б. Лернет-Холения // Краткая литературная энциклопедия. М., 1967. Т. 4. Столбец 156.

7 Белобратов A.B. Случай на мосту через Ондаву. Александр Лернет-Холения в царстве «мнимого небытия» // Лернет-Холения А. Барон Багге. СПб., 2002. С. 72-80.

8 Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм. М., 2000.

5

занимает важное место в ряду литературных произведений с исторической проблематикой;

— проза А. Лернета-Холениа является убедительным примером удачного соединения в литературе размышлений об истории с беллетристической формой изложения, что делает произведения австрийского автора, с одной стороны, успешными у массового читателя и, с другой стороны, интересным материалом для литературоведческого исследования.

Методологические принципы, применяемые в диссертации, включают использование приемов сравнительно-исторического, типологического, интертекстуального анализа, а также анализа структуры художественного текста. В работе использованы некоторые положения из трудов М.М. Бахтина, Ю.Н. Тынянова, Ю. М. Лотмана, Р. Барта, У. Эко, Э. Ауэрбаха, Ц. Тодорова, Ж. Женетта.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в курсе истории немецкоязычной литературы XX века.

Апробация работы прошла в 2007 году на семинарах «Школы аспирантов» (ВоЙогапскпзсЬиЬ) на базе Российского государственного гуманитарного университета (Москва), на Международных филологических конференциях в 2008 и 2009 годах (Санкт-Петербург), на «Дне науки» филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (2008).

По своей структуре работа состоит из введения, трех глав и заключения. К работе приложена библиография научных работ и изданий оригинальных текстов (включая переводы А. Лернета-Холениа на русский язык), а также список неопубликованных писем австрийского писателя, цитируемых в диссертации.

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность, а также формулируются цель и задачи работы, дается обзор и анализ литературы вопроса.

Осознание новых условий жизни, осмысление нового миропорядка, подведение итогов Первой мировой войны произошло в австрийской словесности не сразу. В то время как в европейской литературе появилось несколько крупных произведений, таких, как, например, «Огонь» (1916) Анри Барбюса, немецкоязычная литература молчала о войне, исключением был, пожалуй, только роман Эрнста Юнгера «В стальных грозах» (1918). Лишь в конце 1920-х гг. - начале 1930-х гг. немецкоязычные писатели обратились к проблематике недавнего прошлого (в их числе Эрнст Глэзер с романом «Год рождения 1902» (1928) и Арнольд Цвейг с романом «Спор об унтере Грише» (1928)). Самым же ярким явлением «литературы о войне» стал роман Эриха Марии Ремарка «На западном фронте без перемен» (1929). Для австрийского писателя Лернета-Холениа — как и для Роберта Музиля с его «Человеком без свойств» (1930/1938), Германа Броха с его «Лунатиками» (1931/1932), Йозефа Рота с его «Маршем Радецкого» (1932) и многих других его соотечественников — события Первой мировой войны, поражение в ней и совпавший с ним распад Австро-Венгерской империи послужили поводом для обращения к осмыслению исторических процессов недавнего прошлого, столь резко отделенного от настоящих событий, разрушивших «вчерашний мир», и связанных с ними проблем. Именно так — «Вчерашний мир» (1942) — озаглавил свою книгу мемуаров австрийский писатель Стефан Цвейг, в которой попытался создать портрет Австро-Венгерской империи, — на фоне событий, связанных с фашизмом и Второй мировой войной, отнявшей у Цвейга и сотен тысяч его соотечественников и ту Австрию, что «осталась» после 1918 года.

Одной из особенно острых в послевоенной Австрии оказалась проблема национальной идентичности в условиях постимперской австрийской действительности. Однако корни проблемы таились не только в трагических

событиях Первой мировой войны, они были скрыты в далеком прошлом, и писатели разных направлений в австрийской литературе обращались к оценке и осмыслению истории, выбирая разнообразные формы художественного воплощения занимавшей их проблематики. «Исторический роман» в том его обличье, которое придал ему еще Вальтер Скотт, уже не мог удовлетворить замыслы современных авторов. Стефан Цвейг называл исторический роман в скоттовском понимании «грубой фальсификацией истории», «карикатурой на историю», поскольку его авторы забывали о логике истории — «Мировом духе», делая ее понятной современникам, опуская своих героев на уровень романиста: «такие авторы умаляют Историю, чтобы сделать ее удобоваримой для публики, и тем самым проявляют неуважение и к Истории, и к своим современникам»9.

В тридцатые годы и в самом начале сороковых историческая тематика оказалась едва ли не самой востребованной в немецкоязычной литературе. К ней обращались Генрих Манн, Йозеф Рот и Герман Брох, создавшие новый, «модернизированный» жанр исторического романа.

Альфред Дёблин в эссе «Исторический роман и мы» (1936) писал: «Каждый хороший роман — это исторический роман»10. Деблин говорил о «глубинной истории» (Tiefengeschichte), не о той, которая изображает только бросающиеся в таза исторические факты, а о той, которая размышляет об отдельных людях и социальных событиях прошлого. В межвоенный период исторический роман стали «по праву считать независимым от копирования истории (Historismus) и работающим с новыми изобразительными средствами»11.

Скоттовские принципы изображения истории были подвергнуты сомнению не только в XX веке. Среди авторов исторического романа следует упомянуть имя французского писателя Жюля Амеде Барбе д'Орвийи, который заслужил прозвище «нормандского Вальтера Скотта», романиста, еще до

9 Цвейг С. История — поэт // Цвейг С. Звездные часы человечества. СПб., 2001. С.

222.

10 Döblin А. Der historische Roman und wir (1936) // Döblin A. Ausgewählte Werke in Einzelbänden. Aufsätze zur Literatur. Olten/Freiburg i.B., 1963. S.174.

11 Aust H. Der historische Roman. Stuttgart, Weimar, 1994. S. 138.

8

Марселя Пруста одержимого «поисками утраченного времени». В произведениях д'Орвийи существует две истории — реальная и возможная: «Первая — это память о фактах, имевших место в действительности, а вторая служит дополнением реальных фактов другими событиями, отвечавшими духу времени, а потому вполне вероятными»12. Если для Вальтера Скотта обращение к исторической тематике должно было послужить совершенствованию общества и обоснованию веры в лучшее будущее, то для Барбе д'Орвийи история — выражение тоски об ушедших временах и неудовлетворенности современностью. Существенное отличие д'Орвийи от Скотта состоит в том, что в центре его произведений не исторические события, а человеческие судьбы, при этом французский писатель обращается к событиям не далекой, а близкой истории, «очерченной временными рамками одной человеческой жизни и горизонтом индивидуального сознания»13. Этот тип исторического романа отличается от скоттовского тем, что представляет исторические события глазами одного из героев, обращаясь к его памяти, для него прошлое — время участия в важных исторических событиях, молодость, а значит, прошлое окрашивается в положительные тона. Таким образом, к началу двадцатого века в художественной литературе сложилось две традиции, базирующиеся на разных основаниях: одна — на стремлении к соответствию духу исторической эпохи и фактам, другая — обращающаяся к субъективному переживанию истории.

В австрийском историческом романе межвоенного времени лейтмотивом при изображении событий истории предстает стремление авторов исследовать причины, приведшие к трагедии недавнего прошлого (краху габсбургской империи). По мысли Роберта Музиля, «война проявилась как болезнь этого общественного организма (...). Войну породили тысячи причин, но, конечно, нельзя отрицать, что каждая из этих причин — национализм, патриотизм, образ мышления генералов и дипломатов, как и многое другое, — связана с определенными духовными предпосылками, которые характеризуют и,

12 Соколова Т.В. Загадка Барбе д'Орвийи // Барбе д'Орвийи Ж. Дьявольские повести. СПб., 1993. С. 496.

13 Там же. С. 499.

следовательно, тоже определяют ситуацию»14.

В межвоенный период роман на историческую тему оказывается едва ли не ведущим жанром литературы. Как известно, цель исторического повествования состоит в том, чтобы «рассказывать истории, которые заставляют заново узнать историю», чтобы вспомнить, «с одной стороны, о значительных событиях, а с другой стороны, о забытых или скрытых происшествиях»15. Интерес к исторической теме обусловлен у авторов временем: «Чем явственнее эпоха ощущает свою зависимость от общего хода истории (и ощущение это всегда усиливается под воздействием разрушительных, а не созидательных сил), тем настоятельнее интерес к историческим личностям и событиям»16.

В австрийской литературе того времени тема истории приобретает особое значение в отношении к положению человека, к его месту и роли в обществе. Проблема человека в истории в романах Лернета-Холениа, Роберта Музиля и Йозефа Рота связана с проблематикой «габсбургского мифа», или «краха империи», а также с проблемой австрийской идентичности.

Как пишет М. Грубер, «Лернет-Холениа всю свою жизнь искал ответы на два вопроса: первый — о своей идентичности, второй — об идентичности Австрии в контексте распадающейся Европы»17. Проблеме идентичности, как личностной, так и национальной, посвящены произведения писателя 1930-х -начала 1940-х годов. В своих романах той поры Лернет-Холениа под разными ушами зрения моделирует картину прошлого, причем делает это на основании собственного представления об истории, сформировавшегося у него в предыдущее десятилетие, в 1920-е годы, в начале его литературной работы. Поэтому в первой главе «Становление исторической темы в творчестве А. Лернета-Холениа» представлены факторы, способствовавшие становлению его как писателя с индивидуальной творческой программой. Это представляется

14 Цит. по: Белобратов A.B. Роберт Музиль. Метод и роман. Л., 1990. С. 87.

15 Aust Н. Op. cit. S. 17.

16 Kieser Н. Über den historischen Roman // Die Literatur 32. 1929-1930. S. 681-682. Цит. по: Затонский Д. Стефан Цвейг — вчерашний и сегодняшний // Цвейг С. Вчерашний мир. М., 1991. С.14.

17 Gruber М. Vorwort // Alexander Lernet-Holenia: Resignation und Rebeilion. S. 9.

10

важным, потому что Лернет-Холениа начинал свой творческий путь как лирик — его учителями были Гуго фон Гофмансталь и Райнер Мария Рильке — и ценил, прежде всего, свою поэзию, считая прозу и драму скорее средством достижения литературного успеха, но именно благодаря прозаическим книгам и пьесам он приобрел широкую известность. И историки литературы больше внимания уделяют как раз прозе и драматургии писателя, отводя лирике место сравнительно незначительное. В этой связи один из германистов, исследователей творчества Лернета-Холениа, сравнивает австрийского писателя с Оскаром Уайльдом, который «хотел признания как поэт, чья поэзия до сих пор вызывает множество споров, в то время как «легкая» продукция — «Дориан Грей», сказки и комедии — заслужили признание и относятся к мировому литературному канону. И Лернет-Холениа, вероятно, ошибся в оценке своего творчества. Его поэзия, созданная с оглядкой на Рильке, не так хороша, как он думал, зато многие его романы, повести и драмы не так плохи, как он постоянно это подчеркивал»18.

Первый параграф первой главы посвящен проблеме австрийской идентичности после 1918 года. А. Лернет-Холениа после возвращения с фронта оказался в новой, послевоенной Австрии, потерявшей свой имперский статус и лишившейся львиной доли своей территории. Будучи офицером и представителем культурной элиты общества, Лернет-Холениа воспринял падение империи весьма остро, ведь более не существовало того «великого среднеевропейского народа»19, который он защищал на фронте, и потому, как и другие представители элиты, он «переживал крушение и послевоенный кризис острее и тяжелее, чем рабочие и крестьяне»20. О. Бауэр описал роль австрийской элиты следующим образом: «Это были старовенские патриции, ведущие слои

18 Funk G. Alexander Lernet-Holenia. Anmerkungen zur Rezeption und Poetik seines Werks // Zeitschrift fuer Literaturwissenschaft und Linguistik. 2002. №128. S. 154.

19 Сироткина E.B. Национальная идея и австро-немецкая интеллигенция в XIX -начале XX вв. // Российско-австрийский альманах: исторические и культурные параллели. Ставрополь, 2007. С. 55.

20 Bruckmueller Е. Kleinstaat Oesterreich — Ablehnung und (langsame) Akzeptanz // Oesterreich. 90 Jahre Republik. Beitragsband der Ausstellung im Parlament. Innsbruck, Wien, 2008. S. 600.

австрийской интеллигенции. (...) Они были носителями австрийского патриотизма, староавстрийских традиций, они поставляли габсбургской монархии ее служащих, ее офицеров»21. Именно в этом слое общества возникла дискуссия об австрийском самосознании (ИегЛкае^, появилось понятие «австрийской идеи». В этой дискуссии, помимо А. Лернета-Холениа, приняли участие его старшие современники — Г. фон Гофмансталь, Ф.Т. Чокор, Ст. Цвейг, А. Вильдганс. По мнению многих авторов, австрийская идентичность самостоятельна, хотя и восходит ко многим культурным традициям. Понятие австрийской идентичности тесно связано также с определением самобытности и самодостаточности австрийской литературы, которую очень долго вписывали в «великогерманский» контекст. Проблема идентичности после окончания Первой мировой войны оказалась одной из центральных проблем, поскольку в центре общего внимания был вопрос о будущем страны. Австрийцы колебались между стремлением к германским корням, космополитизмом и собственно австрийскостью22, и, возможно, именно эта неопределенность и определяет австрийское самосознание в первой трети XX века. Р. Музиль иронически размышлял о представившемся австрийскому народу нелегком выборе в эссе «Буриданов австриец» (1919): «Добропорядочный австриец задумчиво стоит между двумя вязанками сена — между Дунайской Федерацией и объединенной Германией»23. Определение идентичности было напрямую связано и с историографией, поскольку историческое повествование связано с возможностью создания предпосылок для определения коллективной идентичности людей, живущих в одном государстве, может направлять их мысли и действия, создавать из множества разрозненных индивидов единый народ и связывать его системой общих обязательств.

Второй параграф первой главы посвящен проблеме отношений «поэта и власти», рассматриваемой на примере дискуссии А. Лернета-Холениа и

21 Цит.по: Вгисктие11ег Е. Ор.сй.

22 Сироткина Е.В. Указ. соч. С. 62.

23 Музиль Р. Буриданов австриец // Музиль Р. Малая проза. Избранные произведения в двух томах. Роман. Повести. Драмы. Эссе. М., 1999. Т. 2. С. 311.

12

немецкого поэта Г. Бенна. В 1933 году Лернет-Холениа принял участие в обсуждении открытого письма Готфрида Бенна «Ответ литературным эмигрантам»24, в котором поэт рассуждал о национальных проблемах и задачах художника во взаимоотношениях с государством, властью и читателями в современном мире. Это открытое письмо стало ответом на личное послание (от 09.05.1933 г.), обращенное к нему немецким писателем-эмигрантом Клаусом Манном, который обвинил Бенна в «пособничестве» новому нацистскому режиму. Ответное письмо Бенна звучало как упрек, обращенный ко всем эмигрировавшим писателям. Бенн утверждал решающую роль государства, власти, назвав величественное, монументальное искусство «заслугой всей расы». Лернет-Холениа, будучи лично знаком с Г. Бенном, вступил с ним в полемику и направил немецкому поэту письмо, в котором выразил отношение к проблеме эмиграции и впервые развернуто представил свой взгляд на историю. Лернет-Холениа выступил против подавления индивидуальности в пользу коллективной полезности: «Художник должен служить своему народу, но по-своему. Это значит, что не художник должен следовать за нацией, а нация должна следовать за художником»25. Творческий путь Лернета-Холениа в большой степени определялся его общественной позицией, в соответствии с которой ему удавалось оставаться в стороне от политических споров и отстаивать ценность искусства вне идеологических рамок.

Тема истории в немецкоязычной литературе 1930-х — 1940-х гг. тесно связана с явлением «внутренней эмиграции», и этой проблеме посвящен третий параграф первой главы. Среди авторов «внутренней эмиграции», обращавшихся к исторической тематике, — немец Вернер Бергенгрюн и австрийка Эрика Миттерер. Книги Лернета-Холениа, написанные в 1930-е — начале. 1940-х гг., исследователи также относят к литературе «внутренней эмиграции». Термин «внутренняя эмиграция» до сих пор не получил четкой дефиниции. По мнению В. Берендсона, жившие на территории Третьего Рейха

24 Benn G. Antwort an die literarischen Emigranten // Benn G. Lyrik und Prosa. Briefe und Dokumente. Eine Auswahl. Wiesbaden, 1962. S. 109-117.

25 Lernet-Holenia A. Die Lust an der Ungleichzeitigkeit. Wien, 1997. S. 57-58.

13

авторы, которые назвали себя представителями «внутренней эмиграции», стремились таким образом противостоять «внешним» эмигрантам, считавшим себя «лучшими немцами»26. С одной стороны спектра писателей «внутренней эмиграции» оказались те, кто открыто протестовал на страницах своих произведений, а с другой стороны — те, кто использовал стилистику «потаенного письма» («verdeckte Schreibweise»)27. При этом всех писателей «внутренней эмиграции» отличало несогласие с государственной политикой либо в области культуры, в литературе, либо шире — в общественной жизни Германии и Австрии/До сих пор научное исследование «внутренней эмиграции» основывалось на литературе Третьего Рейха, созданной между 1933 и 1945 годами. Что касается австрийской литературы, то серьезные исследования здесь немногочисленны. Первой крупной работой, посвященной этой проблеме, стал сборник научных статей, изданный только в 1998 году28. Исторический роман «внутренней эмиграции» представляет собой сложный случай в литературной и жанровой истории. Речь идет о произведениях, которые были созданы в ситуации несвободы от нацистской диктатуры. Самыми яркими представителями здесь являются В. Бергенгрюн, Э. Миттерер и Р. Шнайдер29. Исследователи указывают на наличие в историческом романе «внутренней эмиграции» ряда особенностей — иррационализма, религиозности, метафизичности, идеализма, веры в предопределение, исторического пессимизма, циклического (органического) понимания исторического процесса, отсутствия веры в прогресс30. Но главная особенность произведений, созданных авторами «внутренней эмиграции», по мнению исследователей, — сосуществование в одном пространстве с тоталитарным режимом, определившее такую особенность исторической прозы «внутренней эмиграции», как хорошо скрытая игра со смыслами.

Вторая глава диссертации «Образы истории в романном творчестве А.

26 Berendsohn W.A. Innere Emigration. 1971. S. 4.

27 См.: Schnell R. Literarische Innere Emigration 1933-1945. Stuttgart, 1976.

28 Literatur der "Inneren Emigration" aus Oesterreich. Wien, 1998.

29 Aust H. Op.cit. S. 134.

30 Ibid. S. 135.

Лернета-Холениа 1930-1940-х гг.» посвящена исторической проблематике в рассматриваемых произведениях. Р. Рочек в книге «Девять жизней Лернета-Холениа» пишет о влиянии античной философии и средневековой теологии на понимание писателем исторического процесса, а также об интересе Лернета-Холениа к предвидению и предсказаниям событий и связанному с этим понятию судьбы (рока, ананке), в связи с чем австрийский автор обращался к «Центуриям» Нострадамуса и с интересом читал «Закат Европы» Освальда Шпенглера31. В этой части исследования сделана попытка представить формирование у писателя образа истории в контексте воздействия на мировоззрение Лернета-Холениа различных исторических концепций и подходов к историографии. Свой тип исторического повествования писатель воплотил в прозе 1930-х — начала 1940-х годов.

В анализируемых произведениях основным мотивом предстает мотив гибели старого мира: в романе «Штандарт» — это распад Австро-Венгрии, утрата былых культурных ценностей, испытание человека историей; в «Бароне Багге» — потеря человеком смысла жизни, обращение к корням (роковое возращение на родину), стремление оживить иллюзию счастья; в «Красном сне»

— смешение времен (прошлого, настоящего и будущего) в эпоху исторических катаклизмов, восприятие человеком истории как цепочки роковых данностей и неизбежности, осознание собственного бессилия в создавшемся хаосе и как итог

— гибель героя; в «Марсе в созвездии Овна» — столкновение с необратимым ходом истории и ее мистическими совпадениями, ощущение пугающего одиночества и бессилия в противостоянии с историей, порождающей двойников; в «Двух Сицилиях» — попытка примирения со всемогущим маховиком истории, для которой тоска по прошлому равносильна смерти, утрата героями индивидуальных особенностей в тот миг, когда они решают жить прошлым и не обращать внимания на современность, что делает их безличными, так что история в итоге их уничтожает.

31 A. Lernet-Holenias Brief an Hugo von Hofmannsthal, 02.07.1926 // Sammlung von Herrn Roman Roöek, Wien.

Наряду с проблемой заката европейской культуры, важной для исследования представляется проблема отражения в литературе культурных и социально-исторических особенностей Австрии первой половины XX века, о которых Клаудио Магрис пишет в книге «Габсбургский миф в современной австрийской литературе» (1963). Первый параграф второй главы данной работы посвящен изучению соотношения явления, названного «габсбургским мифом», с произведениями Лернета-Холениа в частности и с австрийской литературой 1930-х гг. в целом. Точка зрения, сформулированная К. Магрисом, оказывается продуктивной, поскольку ученый в своей монографии показывает реакцию австрийской литературы и культуры на распад Австро-Венгрии. Как пишет Магрис, «габсбургский миф» — не простой процесс отражения реальности, естественный для поэтической деятельности, а полное замещение историко-социальной действительности вымышленной, иллюзорной реальностью, «превращающей конкретный социум в картинный, прочный и упорядоченный сказочный мир»32. Для понимания прозы Лернета-Холениа необходимо говорить о важнейших проблемах австрийского общества того времени. На протяжении всей истории габсбургская монархия стремилась создать прочное, сильное государство и породила миф о себе не только в социальной политике империи, но и в литературе, причем этот миф продолжал существовать и после распада Австро-Венгерской империи в виде тоски по «золотому веку». В романах Лернета-Холениа герои похожи на рыцарей этого «золотого века», для них основой личности оказываются честь, воля, верность клятве и вера в империю и императора. По весьма спорному мнению Магриса, Лернет-Холениа слишком погружен в прошлое, чтобы анализировать причины конца империи, а потому писателю не удается до конца «выйти за пределы сентиментального романа с историческим фоном»33. Подобный взгаяд на творчество австрийского автора был преодолен в литературоведении в 1980-е гг., когда произведения Лернета-Холениа стали рассматриваться в сопоставлении с

32 Magris С. Der habsburgische Mythos in der modernen österreichischen Literatur.

Wien, 2000. S. 22.

33 Ibid. S. 296.

книгами Л. Перуца, Й. Рота, Ст. Цвейга и других значительных авторов, внесших важный вклад в развитие австрийской литературы в XX веке.

Второй параграф второй главы посвящен изображению исторических событий в указанных произведениях Лернета-Холениа. Историческое событие, которое так или иначе упомянуто в межвоенной прозе автора, — это Первая мировая война, но ее изображение имеет мало общего с тем, как она представлена в романах писателей-современников Лернета-Холениа. Несомненно, героев австрийского автора можно назвать представителями так называемого «потерянного поколения», только с той оговоркой, что таковыми их сделала не война, а ее последствия — исчезновение Австро-Венгерской империи и утрата культурных ориентиров, так что герой Лернета-Холениа больше внимания уделяет не столько осмыслению военного опыта, сколько размышлениям о необратимом ходе истории. Романы Лернета-Холениа хотя и представляют истории героев на фоне знаковых исторических событий, все же не дают читателю почувствовать «душу эпохи в действии», как, например, в романе Йозефа Рота «Марш Радецкого». Повествуемая действительность в романах Лернета-Холениа имеет мало общего с окружавшей человека во втором десятилетии XX века реальностью. В произведениях А. Барбюса, Э. Юнгера, Э.М. Ремарка вокруг героев разрываются снаряды, а смерть косит многих, поражая читателя своей безликостью и неизбежностью. На примере романа «Красный сон» в данном параграфе рассматривается вопрос о том, что Лернет-Холениа сознательно стилизует действие в русле приключенческого романа и рассчитывает на то, что читатель, который немногим более двадцати лет назад принимал участие в указанных боях, втянется в эту игру с историей.

Третья глава диссертации «Поэтика романов А. Лернета-Холениа 19301940-х годов» посвящена особенностям повествовательной структуры и явлениям интертекстуальности в художественной прозе Лернета-Холениа указанного периода, так как этот круг вопросов примыкает к проблеме изображения истории в книгах австрийского автора. В технике австрийского писателя существенную роль играет парафрастическое начало — умелое и легко

завоевывающее читателя использование системы уже этаблированных композиционных приемов и сюжетных ходов. Первый параграф третьей главы посвящен исследованию парафраза в прозе межвоенного периода А. Лернета-Холениа. Обращаясь к парафрастичности в романах Лернета-Холениа, можно говорить о намеренной игре автора с читателем. Очень часто читательские ожидания не совпадают с реальным развертыванием повествования. Книги Лернета-Холениа построены как повествование, в которое во фрагментарном виде попеременно вводятся и другие тексты — цитаты, отсылки и т.п. Каждая цитата в тексте создает определенное смысловое поле, исходя из которого, следует понимать произведение — будь это литературный топос, аллюзия или прямая цитата из чужого текста. В романах Лернета-Холениа множество таких маркеров, характеризующих авторскую повествовательную стратегию. Среди самых известных претекстов — «Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке» (1906) P.M. Рильке, «Случай на мосту через Совиный ручей» (1891) А. Бирса и «Прыжок в неизвестное» (1918) Л. Перуца, а также многие другие произведения, знакомые читателю той поры.

Во втором параграфе третьей главы речь идет о значении сновидения в повествовательной структуре прозы А. Лернета-Холениа. Во многих своих произведениях писатель использует сюжет о смене состояний сознания, ставший популярным в начале XX столетия. Так, в «Бароне Багге» Лернет-Холениа опирается на традицию, заложенную А. Бирсом и Л. Перуцем, но смещает акценты — основное действие истории переходит из «реального» пространства и времени в мир, живущий по совсем другим законам, даже напоминающий некое преддверие рая, поскольку герой оказывается в безопасном, полном радости месте. Головокружение, потеря сознания тесно связаны с создаваемым автором особенным временем — временем сновидения. Даже столь определенное историческое явление, как нападение Германии на Польшу в 1939 году, не мешает автору создавать это «сновидческое время» самыми разнообразными средствами в романе «Марс в созвездии Овна». Герой на всем протяжении романа сомневается в истинности своих ощущений, он словно

остается наедине с самим собой и должен принять решение, каким путем идти дальше. Однако ответа герой не находит, поскольку уже не может отличить сон от реальности. Для понимания произведений Лернета-Холениа очень важно понятие «промежуточного царства» (Zwischenreich). В соответствии с замыслом Лернета-Холениа в его произведениях сон буквально проникает в жизнь.

Приему «удвоения» посвящен третий параграф третьей главы. В произведениях Лернета-Холениа очень часто используется прием рамочного введения в основное повествование: в настоящем происходит нечто, что побуждает одного из героев рассказать историю из прошлого. Повествование в рамке включается в роман с соблюдением минимального уровня достоверности (нет никаких перерывов, повествование никак иначе не оформлено, практически нет явлений анахронии (возвращения в рассказывании вспять или предвосхищения предстоящих событий), естественных для любого (как фикционального, так и фактуального) повествования34). В подобном способе повествования читателю легче погрузиться в созданный автором художественный мир. Рамка и вставные новеллы как элементы композиции используются автором чаще всего для создания эффекта достоверности происходящего. Австрийский писатель, используя известные сюжеты, играет с догадками читателя, который, будучи знаком с подобными историями, предполагает определенное развитие действия. Зная, что такая композиция используется в фантастических и мистических произведениях, читатель будет воспринимать повествование как нереальное. Художественный текст предполагает определенную компетенцию читателя, а перед беллетристическим текстом стоит задача заинтересовать определенную категорию читателей, а не экспериментировать с формой. Действие построено таким образом, что эти вставные тексты не только предопределяют развитие сюжета и обращают на себя внимание читателя, но и создают ощущение неизбежности судьбы, ее предопределенности, что является основной характеристикой «промежуточного царства». «Текст в тексте» — построение, основанное на удвоении фабулы, так

34 Женегг Ж. Фигуры. В 2 т. М., 1997. Т.2. С. 389.

19

что становятся более выпуклыми различия в «закодированное™ разных частей текста»35. Этот прием, в основе которого лежит принцип удвоения, позволяет читателю выявить смысл произведения в целом. Феномен удвоения, отражения наблюдается не только в композиционном строе, но и в структуре персонажей — как тема двойника. Художественность в романах Лернета-Холениа не позволяет переживать сон как реальность, поскольку воплощает нечто среднее между ними — сновидческую реальность или сновидческое переживание реальности. Это обусловливает видения героя, чувство потери земли под ногами, что так часто происходит с персонажами Лернета-Холениа. Утрата общей для всех реальности и обращенность персонажей в прошлое — отличительные признаки художественности писателя, который помещает своих героев в «промежуточное царство». История в этих романах — это образ истории у Лернета-Холениа, который он стремился донести до читателя. Действие в романах Лернета-Холениа при всей их кажущейся беллетристичности не является самоцелью, напротив, создается впечатление, что его герои только создают видимость деятельности, хотя и попадают в самые, на первый взгаяд, фантастические ситуации. Лернет-Холениа не стремится создать подлинно приключенческое (детективное, фантастическое и т.п.) повествование, характерное для тривиальной литературы, но и не подражает действительности.

Романы Лернета-Холениа таят в себе нечто большее, чем обычное тривиальное повествование на фоне исторических событий, они являются своеобразной пародией на историографическое повествование вообще. Но это пародийное начало у Лернета-Холениа коренным образом отличается от литературной пародии в тыняновском понимании этого слова, т.е. от пародийного разрушения элементов старого текста и создания из них нового художественного единства. Как представляется, романы Лернета-Холениа можно рассматривать в сопоставлении с тыняновским же понятием «пародичности», т.е. «применения пародических форм в непародийной функции», «использования какого-либо произведения как макета для нового

35 Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001. С. 66.

20

произведения»36.

Диссертация завершается заключением, в котором подводятся основные итоги работы. Они заключаются в следующем:

— Лернет-Холениа внешне использует форму исторического романа, но ставит под сомнение его идеологию, так что иногда повествование в произведениях австрийского писателя приобретает пародийное звучание. Пародия у Лернета-Холениа — нечто большее, чем прием, это форма существования его героев, выражение отношения к традиционному пониманию истории и повествованию о ней. Пародийный модус в прозе Лернета-Холениа отличается от пародии в общепринятом понимании и приближается к постмодернистской пародии (пастишу), так как не предполагает какую-либо стилистическую норму повествования, а выступает одновременно как «изнашивание стилистической маски» (как и традиционная пародия) и как нейтральное повествование37.

— Особенность произведений Лернета-Холениа состоит в том, что герои его произведений существуют в пространстве, сотканном из аллюзий, цитат, парафрастического использования произведений других авторов. Лернет-Холениа не стремится в своей прозе передавать «дух эпохи» или дух истории, его герои — порождение литературы и существуют в обусловленном законами литературы пространстве.

— Писатель обращается к истории своей страны, с одной стороны, как к «развлекательному» материалу, с другой стороны, его очевидная приверженность к расхожим, укоренившимся в литературе повествовательным схемам соединяется в прозе с особым отношением к ценности прошлого и традициям своей - более не существующей на карте — страны. «Творческое намерение» (КипБ^оИеп) писателя тесно связано с экзистенциальной проблематикой, с отношением к современности, к эпохе кризиса.

36 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 190.

37 Jameson F. Postmodernism and consumer society // The antiaeshetic: Essays on postmodern culture. Port Townsend, 1984. P. 114.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

а) Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1. Балаева C.B. Военная тема в прозе Александра Лернета-Холениа 1930-х годов // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология, востоковедение, журналистика. 2009. Выпуск 1. — СПб.: СПбГУ, 2009. — С. 3-8 (0,5 п.л.).

б) Публикации в сборниках научных трудов:

2. Образ «моста» в произведениях А. Лернета-Холениа 1930-х годов // Вопросы филологии. Вып. 13: Сборник статей / Под ред. Е.А. Зачевского и A.B. Хохлова. — СПб.: Изд-во Политехи, ун-та, 2007. — С. 34-42 (0,6 п.л.).

3. «Ex oriente tenebris»: русская революция в романах А. Лернета-Холениа «Красный сон» и Л. Перуца «Куда катишься, яблочко?» // Материалы XXXVII Международной филологической конференции 11-15 марта 2008 г. История зарубежных литератур: имагологические аспекты литературы / Под. ред. И.В. Лукьянец, А.Ю. Миролюбовой — СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. — С. 21-24 (0,15 пл.).

4. Поэтика парафраза в прозе Александра Лернета-Холениа 1930-х годов // Проблемы поэтики и истории зарубежной литературы: Сборник статей молодых ученых / Отв.ред. А.Ю. Зиновьева; Сост. H.A. Мороз. Выпуск 2. — М.: МАКС Пресс, 2008. — С. 78-88 (0,6 пл.).

ОНУТ филологического факультета СПбГУ 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. Подписано в печать 23.04.2010 Тираж 100 экз.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Балаева, Светлана Владимировна

Введение.

I. Становление исторической темы в творчестве

А. Лернета-Холениа.

1.1. Понятие национальной идентичности в немецкоязычном культурном пространстве Австрии до и после 1918 года.

1.2. А. Лернет-Холениа и Г. Бенн: об отношениях писателя и государства после 1933 года.

1.3. Феномен «внутренней эмиграции».

II. Образы истории в романном творчестве А. Лернета-Холениа 1930-1940-х годов.

2.1. «Габсбургский» миф и литературная историография.

2.2. Изображение исторических событий в романах А. Лернета-Холениа.

III. Поэтика романов А. Лернета-Холениа 1930-1940-х годов.

3.1. Парафраз в прозе межвоенного периода.

3.2. Значение сновидения в повествовательной структуре.

3.3. «Удвоение» как прием.

 

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Балаева, Светлана Владимировна

Проза 1930-х - начала 1940-х гг. австрийского прозаика, поэта и драматурга Александра Лернета-Холениа (Alexander Lernet-Holenia, 1897-1976) относится к значительным явлениям в немецкоязычной литературе межвоенного периода. В 1941 году Лернет-Холениа писал Альфреду Кубину (Alfred Kubin, 1877-1959), известному художнику, графику и литератору: «(.) промежуток времени между двумя большими войнами подошел к концу, а вместе с ним и вся странно нереальная, возможно, надреальная жизнь этих лет, которая все больше кажется мне похожей на сон. Ведь и вправду: я думаю сейчас продолжить жизнь с того момента, когда в 1917 году время скользнуло в ирреальное пространство»1. Время между двумя мировыми войнами оказалось, по мысли писателя, словно бы «выброшенным» из истории, представало как время сновидческое, призрачное, в котором ход истории словно остановился, а прошлое, настоящее и даже будущее оказались соединенными в едином историческом пространстве, стали одним целым, не причастившись вечности, а обратившись во время безвременья. Именно такое восприятие времени и истории определяет проблематику и строй прозаических произведений Лернета-Холениа 1930-х — начала 1940-х годов. Исследователи -отмечают своеобразный подход к проблеме отношения литературы и истории в прозе австрийского автора, называя этот период его творчества интересной и важной страницей в истории австрийской литературы2.

Осознание новых условий жизни, осмысление нового миропорядка, подведение итогов Первой мировой войны произошло в австрийской словесности не сразу. В то время как в европейской литературе появилось несколько крупных произведений, таких, как, например, «Огонь» (1916) Анри

1 A. Lernet-Holenias Brief an Alfred Kubin, 07.04.1941 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

2 Harenbergs Lexikon der Weltliteratur. Autoren - Werke - Begriffe / Hrsg.v. F. Bondy u.a. In 5 Bdn. Bd. 3. Dortmund, 1989. S. 1777.

Барбюса (Henri Barbusse, 1873-1935), немецкоязычная'литература молчала о войне, исключением, был, пожалуй, только военный дневник Эрнста Юнгера (Ernst Jiinger, 1895-1998) «В стальных грозах» (1918). Лишь в конце 1920-х гг. -начале 1930-х гг. немецкоязычные писатели обратились к проблематике недавнего прошлого (в их числе Эрнст Глэзер (Ernst Glaeser, 1902-1963) с романом «Год рождения; 1902» (1928) и Арнольд Цвейг (Arnold Zweig, 1887: 1968) с. романом- «Спор об унтере Грише» (1928)), а самым ярким явлением «литературы о войне» стал роман Эриха Марии Ремарка (Erich Maria Remarque, 1898-1970) «На западном фронте без; перемен» (1929). Для австрийского писателя Лернета-Холениа — как и для Роберта Музиля (Robert Musil, 1880-1942) с его «Человеком без свойств» (1930/1938), Германа Броха (Hermann Broch, 1886-1951) с его «Лунатиками» (1931/1932), Йозефа, Рота (Joseph Roth, 1894-1939) с его «Маршем Радецкого» П 932), и многих других его соотечественников — события Первой мировой войны^ поражение в ней и^ совпавший с ним распад Австро-Венгерской империи послужили- поводом для обращения к осмыслению исторических процессов прошлого^ разрушивших, «вчерашний мир»^ и связанных с ними проблем. Именно так — «Вчерашний мир» (1942)— озаглавил свою книгу мемуаров австрийский писатель Стефан Цвейг (Stefan Zweig, 1881-1942);, в которой попытался создать портрет Австро-Венгерской империи, — на фоне событий, связанных с фашизмом и Второй мировой; войной, отнявшей у Цвейга и сотен тысяч его соотечественников и ту Австрию, что «осталась» после 1918 года.

Одной из особенно острых в послевоенной-Австрии/оказалась проблема национальной идентичности в. условиях постимперской австрийской действительности. Однако; корни проблемы таились не только в трагических событиях Первой, мировой' войны, они были скрыты в далеком прошлом, и писатели разных направлений в австрийской литературе обращались к оценке и осмыслению истории, выбирая разнообразные формы художественного воплощения занимавшей их проблематики. «Исторический роман» в том: его обличье, которое: придал ему еще Вальтер Скотт (Walter Scott, 1771-1832), уже не мог удовлетворить замыслы современных авторов. Стефан Цвейг называл исторический роман в скоттовском понимании «грубой фальсификацией истории», «карикатурой на историю», поскольку его авторы забывали о логике истории — «Мировом духе», делая ее понятной современникам, опуская своих героев на уровень романиста: «такие авторы умаляют Историю, чтобы сделать ее удобоваримой для публики, и тем самым проявляют неуважение и к Истории, и к своим современникам»3.

В тридцатые годы и в самом начале сороковых историческая тематика оказалась едва ли не самой востребованной в немецкоязычной литературе. К ней обращались Генрих Манн (Heinrich Mann, 1871-1950), Йозеф Рот и Герман Брох, создавшие новую, «модернизированную» жанровую разновидность исторического романа.

Альфред Дёблин (Alfred Doblin, 1878-1957) в эссе «Исторический роман и мы» (1936) писал: «Каждый хороший роман — это исторический роман»4. Деблин говорит о «глубинной истории» (Tiefengeschichte), не о той, которая «изображает только бросающиеся в глаза исторические факты», а о той, которая «размышляет об отдельных людях и социальных событиях»5. В межвоенный период исторический роман стали «по праву считать независимым от историзма (Historismus) и работающим с новыми изобразительными средствами»6.

У. Штайервальд пишет о том, что, например, австрийские писатели-эмигранты в тридцатые годы прошлого века главным образом обращались к историческому роману, стремясь «убежать от реальности»7 в имперское

3 Цвейг С. История - поэт// Цвейг С. Звездные часы человечества. СПб., 2001. С. 222.

4 Doblin A. Der historische Roman und wir (1936) // Doblin A. Ausgewahlte Werke in Einzelbanden. Aufsatze zur Literatur. Olten/Freiburg i.B., 1963. S.174.

5 Ibid. S. 175.

6 Aust H. Der historische Roman. Stuttgart, Weimar, 1994. S. 138.

7 Steierwald U. Leiden an der Geschichte. Zur Geschichtsauffassung der Modeme in den Texten Joseph Roths. Wiirzburg, 1994. S. 149. прошлое, часто изображая его в «розовых» тонах, превращая его в подобие «утопии». Именно это бегство от реальности критиковал в 1933 году Герман Брох: «Исторический роман следует рассматривать как проявление вечно живого консервативного духа, как проявление все оправдывающей романтики, которая хочет закрепить вечные ценности и видит в происходящих событиях отражение вечности. Однако (.) этот консервативный дух теряет свою силу во времена все ломающей иррациональности, во времена революций. Тогда исторический роман используется для бегства от иррационального, для побега в историческую идиллию, где существуют только устоявшиеся истины. Тоска о лучшем и устойчивом мире очевидна, ведь сегодня исторический роман расцвел новым цветом. (.) этот как бы исторический мир «прекрасен», (.) для него достаточно того, что любой исторический образ из недавнего прошлого, вроде императора Франца Иосифа, скачущего на опереточной сцене, разряжает напряженную атмосферу страха, что так необходимо современному . человеку»8. Таким образом, целью некоторых авторов исторических произведений было спасительное бегство в прошлое, что явно контрастировало с принципами исторического повествования, сформулированными еще Вальтером Скоттом в девятнадцатом столетии, согласно которым художнику надлежит изображать историю как путь совершенствования человечества, как историю прогресса9.

Впрочем, скоттовские принципы изображения истории были подвергнуты сомнению не только в XX веке. Среди авторов исторического романа следует упомянуть имя французского писателя Жюля Амеде Барбе д'Орвийи (Jules Amede Barbey d'Aurevilly, 1808-1889), который заслужил прозвище «нормандского Вальтера Скотта», романиста, еще до Марселя Пруста одержимого «поисками утраченного времени». В произведениях д'Орвийи существует две истории — реальная и возможная: «Первая — это

8 Broch Н. Das Bose im Wertsystem der Kunst // Broch H. Schriften zur Literatur 2, Frankfurt a.M., 1986. S. 151-152.

9 Реизов В.Г. Творчество Вальтера Скотта. M.-JL, 1965. С. 251. память о фактах, имевших место в действительности, а вторая служит дополнением реальных фактов другими событиями, отвечавшими духу времени, а потому вполне вероятными»10. Если для Вальтера Скотта обращение к исторической тематике должно было послужить совершенствованию общества и обоснованию веры в лучшее будущее, то для Барбе д'Орвийи история — выражение тоски об ушедших временах, современность же не приносит героям удовлетворения. Существенное отличие д'Орвийи от Скотта состоит в том, что в центре его произведений не исторические события, а человеческие судьбы, при этом французский писатель обращается к событиям не далекой, а близкой истории, «очерченной временными рамками одной человеческой жизни и горизонтом индивидуального сознания»11. Этот тип исторического романа отличается от скоттовского тем, что представляет исторические события глазами одного из героев, обращаясь к его памяти, для него прошлое — время участия в важных исторических событиях, молодость, а ' значит, прошлое окрашивается в положительные тона. Таким образом, к началу двадцатого века в художественной литературе сложилось две традиции, базирующиеся на разных основаниях: одна — на стремлении к соответствию духу эпохи и фактам, другая — обращающаяся к субъективному переживанию истории.

В австрийском историческом романе межвоенного времени лейтмотивом при изображении событий истории предстает стремление их авторов исследовать причины, приведшие к трагедии (краху габсбургской империи). По мысли Роберта Музиля, «война проявилась как болезнь этого общественного организма (.). Войну породили тысячи причин, но, конечно, нельзя отрицать, что каждая из этих причин — национализм, патриотизм, образ мышления генералов и дипломатов, как и многое другое, — связана с определенными духовными предпосылками, которые характеризуют и, следовательно, тоже

10 Соколова Т.В. Загадка Барбе д'Орвийи // Барбе д'Орвийи Ж. Дьявольские повести. СПб., 1993. С. 496.

11 Там же. С. 499. определяют ситуацию»12.

В межвоенный период исторический роман оказывается едва ли не центральным жанром литературы. Как известно, цель исторического повествования состоит в том, чтобы «рассказывать истории, которые заставляют заново узнать историю», чтобы вспомнить, «с одной стороны, о значительных событиях, а с другой стороны, о забытых или скрытых происшествиях»13. Интерес к исторической теме обусловлен у авторов временем: «Чем явственнее эпоха ощущает свою зависимость от общего хода истории (и ощущение это всегда усиливается под воздействием разрушительных, а не созидательных сил), тем настоятельнее интерес к историческим личностям и событиям»14.

В австрийской литературе данного времени тема истории приобретает особое значение в отношении к положению человека, к его месту и роли в обществе. Проблема человека в истории в' романах Лернета-Холениа, Роберта v W

Музиля и Иозефа Рота связана с проблематикой «габсбургского мифа» или «краха империи», а также с проблемой австрийской идентичности15.

1 9

Цит. по: Белобратов А.В. Роберт Музиль. Метод и роман. JL, 1990. С. 87.

13 AustH. Op. cit. S. 17.

14 Kieser H. Uber den historischen Roman // Die Literatur 32. 1929-1930. S. 681-682. Цит. по: Затонский Д. Стефан Цвейг — вчерашний и сегодняшний // Цвейг С. Вчерашний мир. М., 1991. С. 14.

15 Проблематика «габсбургского мифа» у Р. Музиля исследовалась в работах: Казначеев С.В. Австрийская идея в романе Р. Музиля «Человек без свойств». Автореф. канд. филолог, наук. М., 1997; Kummerling В. "Marchenreize". Zur Marchenthematik in Musils "Mann ohne Eigenschaften" // Robert Musils "Kakanien" — Subjekt und Geschichte. Miinchen, 1987. S. 95-115; Trommler F. Roman und Wirklichkeit. Eine Ortbestimmung am Beispiel von Musil, Broch, Dodcrer und Guetersloh. Stuttgart, Berlin, Koeln, Mainz, 1966. Проблематика «габсбургского мифа» в творчестве Йозефа Рота исследовалась в следующих работах: Niirnberger Е. Die Welt des Joseph Roth // "Die Schwere des Gliicks und die Grosse der Wunder": Joseph Roth und seine Welt. Karlsruhe, 1994. S. 9-53; Scheible H. Joseph Roths Flucht aus der Geschichte // Text und Kritik. Sonderband Joseph Roth. Miinchen, 1982. S. 56-66; Lipiriski K. Seine Apostolisehe Majestat. Zum Bild des Kaisers bei Joseph Roth // "Die Schwere des Gliicks

С другой стороны, тема истории в немецкоязычной литературе 1930-х — 1940-х гг. тесно связана с явлением «внутренней эмиграции». Среди авторов «внутренней эмиграции», которые обращались к исторической тематике, немец Вернер Бергенгрюн (Werner Bergengruen, 1892-1964) и австрийка Эрика Миттерер (Erika Mitterer, 1906-2001). Книги Лернета-Холениа, написанные в 1930-е — начале 1940-х гг., некоторые исследователи также относят к литературе «внутренней эмиграции». Все упомянутые авторы существовали в пространстве, в котором правил национал-социалистический режим, и с этим было связано формирование отдельных черт и особенностей исторических романов. В исследовательской литературе16 отмечается ряд особенностей исторического романа «внутренней эмиграции»: иррационализм, религиозность («возврат к христианским и гуманистическим вечным ценностям»17), метафизика, идеализм, вера в судьбу, исторический пессимизм и органическое (циклическое) восприятие истории. Многое1 из этого исследователи обнаруживают и в произведениях Лернета-Холениа. Как утверждает Г. Функ, в произведениях австрийского писателя (романы «Штандарт», «Красный сон» и «Марс в созвездии Овна») под иррациональной тематикой скрыто идеологическое содержание, своеобразное послание к читателю: «Разве вы не видите, что однажды народ уже пережил поражение? Разве вы не видите, что ваше помешательство из-за восточного дьявола уничтожит вас самих? Разве вы не понимаете, что нападение на Польшу — это инициация апокалипсиса?»18 und die Grosse der Wunder". S. 92-108.

16 Schroter K. Der historische Roman. Zur Kritik seiner spaetbuergerlichen Erscheinung 11 Exil und innere Emigration. Frankfurt a. M., 1972; Werner R. Transparente Kommentare. Uberlegungen zu historischen Romanen deutscher Exilautoren // Poetica 1977. №9. S. 324-351; Vallery H. Fiihrer, Volk und Charisma. Der nationalsozialistische historische Roman. Koln, 1980; Westenfelder F. Genese, Problematik und Wirkung nationalsozialistischer Literatur am Beispiel des historischen Romans zwischen 1890 und 1945. Frankfurt a.M., 1989.

17 Westenfelder F. Op. cit. S. 292.

18 , , Funk G. Alexander Lernet-Holenia. Anmerkungen zur Rezeption und Poetik seines

К творчеству Лернета-Холениа критики и литературоведы обращались довольно часто. Современная ему литературная критика отличалась поразительным единообразием, которое заключалось в лояльном и даже восторженном отношении к творчеству автора. После смерти писателя в 1976 году литературоведение длительное вррмя не проявляло интереса к его произведениям, за двадцать лет появилось только две значительные монографии — работы Ф. Мюллер-Видмер19 (1980) и Р. Люта20 (1988). С приближением юбилейного, 1997 года ученое сообщество вспомнило о Лернете-Холениа, по-новому взглянуло на его книги, которые и после 1945 года продолжали переиздаваться, и признало его значительный вклад в австрийскую литературу и культуру. Накануне юбилея, в 1996 году, американский литературовед Р. Дассановский опубликовал монографию «Призрачные империи: романы Александра Лернета-Холениа и проблема постимперской австрийской идентичности»21. В 1997 году австрийский исследователь Р. Рочек издал обширную биографию писателя22. В том же году в Германии и в Австрии прошли симпозиумы, посвященные Лернету-Холениа23.

Будучи популярным на родине и переведенным на многие европейские языки, в России Александр Лернет-Холениа известен мало. На русский язык переведены три его прозаических произведения: новелла «Марези», повесть

Werks // Zeitschrift fur Literaturwissenschaft und Linguistik. 2002. № 128. S. 163.

19 Mtiller-Widmer F. Alexander Lernet-Holenia. Grundzuge seines Prosa-Werkes dargestellt am Roman "Mars im Widmer". Ein Beitrag zur neuen osterreichischen Literaturgeschichte. Bonn, 1980.

20 Liith R. Drommetenrot und Azurblau: Studien zur Affmitat von Erzahltechnik und Phantastik in Romanen von Leo Perutz und Alexander Lernet-Holenia. Meitingen, 1988.

21 Dassanowsky R. Phantom Empires. The Novels of Alexander Lernet-Holenia and the

Question of Postimperial Austrian Identity. Riverside, 1996.

22 •

Rocek R. Die neun Leben des Alexander Lernet-Holenia. Wien, 1997.

23 Материалы симпозиумов были опубликованы в 1999 (Alexander Lernet-Holenia. Poesie auf dem Boulevard. Koln, Weimar, Wien, 1999.) и в 2005 (Alexander Lernet-Holenia. Resignation und Rebellion. Riverside, 2005.) годах.

Барон Багге» и роман «Пилат». Статья о творчестве австрийского писателя вошла в Краткую литературную энциклопедию24. Что касается литературоведческих публикаций, то Лернету-Холениа посвящено послесловие А. В. Белобратова к русскому переводу «Барона Багге»25 и глава в монографии Д. В. Затонского26.

Следует отметить, что исследовательская литература по творчеству австрийского писателя неоднородна. Так, Р. Лют считает, что творчество Лернета-Холениа недооценено, причиной чего отчасти можно считать тот факт, что при жизни автора его книги пользовались шумным успехом у читателей и литературных-критиков, и это позволило некоторым исследователям1 записать произведения Лернета-Холениа в разряд легковесной беллетристики и даже не упоминать о его творчестве в историях австрийской-и< немецкой литературы. В монографии, посвященной сопоставительному анализу прозы Лернета-Холениа и Лео Перуца (Leo Prutz, 1882-1957), Р. Лют характеризует Лернета «как одну из блестящих, неоднозначно оцениваемых фигур австрийской литературы нашего столетия»27. Среди противников подобной оценки творчества писателя оказался американский исследователь Д. Давно28, который полемизировал с Р. Лютом по поводу роли Лернета-Холениа в истории австрийской литературы, причисляя все созданное Лернетом к произведениям и 00 массовой литературы, оцениваемым несправедливо высоко .

24 Веселовская Н. Б. Лернет-Холения // Краткая литературная энциклопедия. М., 1967. Т. 4. Столбец 156.

25

Белобратов. А. Случай на мосту через Ондаву. Александр Лернет-Холения в царстве «мнимого небытия» // Лернет-Холения А. Барон Багге. СПб., 2002. С. 72-80.

26 Затонский Д.В. Модернизм и постмодернизм. М., 2000.

27 Luth R. Op.cit S. 32.

28 Daviau D. G. Alexander Lemet-Holenia in der Kritik // Alexander Lernet-Holenia: Resignation und Rebellion. S. 69-94.

29 Карл Цукмайер называет Лернета-Холениа одним из значительнейших австрийских писателей (см. об этом: Zuckmayer С. Die Siegel des Dichters // Alexander Lernet-Holenia. Festschrift zum 70. Geburtstag. S. 7-13.) Некоторые исследователи причисляют его

Александр Лернет-Холениа «составил себе репутацию прежде всего как романист»30, причем к романному творчеству он обратился в 1930-е годы, которые стали для него весьма плодотворными. Именно в этот период (в 1930-е и в начале 1940-х гг.) в свет вышли его произведения «Штандарт» (Die Standarte, 1934), «Барон Багге» (Der Baron Bagge, 1936), «Красный сон» (Ein Traum in Rot, 1938), «Марс в созвездии Овна» (Mars im Widder, 1941) и «Две Сицилии» (Beide Sizilien, 1942) — они составляют предмет данного исследования, посвященного анализу взаимосвязи литературы и истории в творчестве австрийского писателя. Кроме того, в качестве объекта исследования привлекаются другие сочинения автора, а также его эпистолярное и эссеистическое наследие.

Непосредственной целью данной работы является систематическое филологическое исследование своеобразной творческой стратегии Лернета-Холениа, который в прозе 1930-х — начала 1940-х годов вписывает историческую проблематику в беллетристический контекст. Достижение исследовательской цели осуществляется в ходе решения конкретных филологических задач, в частности: исследование проблемы взаимодействия творческих взглядов Лернета-Холениа с эстетическими программами писателей-современников (Г. Бара, Г. Бенна, Г. фон Гофмансталя), выявление результатов этого взаимодействия в художественной прозе австрийского автора 1930-х - 1940-х годов; анализ истоков исторической проблематики в творчестве Лернета-Холениа, выявление решающих факторов в формировании образов истории у писателя, что позволит объяснить особенности представления хода истории в его произведениях; работы к лучшему, написанному в фантастическом жанре (см. Zondergeld R.A. Alexander Lernet-Holenia // Zondergeld R.A., Wiedenstried H.E. Lexikon der phantastischen Literatur, Stuttgart, Wien, Bern, 1998. S. 215.)

OA

Архипов Ю. Предисловие // Австрийская новелла XX века . М., 1981. С. 21. рассмотрение интертекстуальной специфики в анализируемой прозе 1930-х - 1940-х годов, а также исследование примыкающей к этому вопросу специфической особенности повествования — использования беллетристических приемов для представления «серьезных» исторических тем.

Как пишет М. Грубер, «Лернет-Холениа всю свою жизнь искал ответы на два вопроса: первый — о своей идентичности, второй — об идентичности Австрии в контексте распадающейся Европы»31. Проблеме идентичности, как личностной, так и национальной, посвящены произведения писателя 1930-х -начала 1940-х годов. В романах этой поры австрийский писатель под разными углами зрения моделирует картину современности, причем делает это на основании собственного представления об истории, уже сформировавшегося у него в предыдущее десятилетие, в 1920-е годы, в начале его литературной работы. Поэтому в первой главе «Становление исторической темы в творчестве А. Лернета-Холениа» представлены факторы, способствовавшие становлению его как писателя с индивидуальной творческой программой. Это представляется важным, потому что Лернет-Холениа начинал свой творческий путь как лирик — его учителями были Гуго фон Гофмансталь (Hugo von Hofmannsthal, 1874-1929) и Райнер Мария Рильке (Rainer Maria Rilke, 18751926) — и ценил, прежде всего, свою поэзию, считая прозу и драму скорее средством достижеиия литературного успеха, но именно благодаря прозаическим книгам и пьесам он приобрел широкую известность. И историки литературы больше внимания уделяют как раз прозе и драматургии писателя, отводя лирике место сравнительно незначительное. В этой связи один из германистов, исследователей творчества Лернета-Холениа, сравнивает австрийского писателя с Оскаром Уайльдом (Oscar Wilde, 1854-1900), который «хотел признания как поэт, чья поэзия до сих пор вызывает множество споров, в то время как «легкая» продукция -— «Дориан Грей», сказки и комедии — заслужили признание и относятся к мировому литературному канону. И

31 Gruber М. Vorwort // Alexander Lernet-Holenia: Resignation und Rebellion. S. 9.

Лернет-Холениа, вероятно, ошибся в оценке своего творчества. Его поэзия, созданная с оглядкой на Рильке, не так хороша, как он думал, зато многие его романы, повести и драмы не так плохи, как он постоянно это подчеркивал»32.

Вторая глава диссертации «Образы истории в романном творчестве А. Лернета-Холениа 1930-1940-х годов» посвящена исторической проблематике в рассматриваемых произведениях. Р. Рочек в книге «Девять жизней Лернета-Холениа» пишет о влиянии античной философии и средневековой теологии на понимание писателем исторического процесса, а также об интересе Лернета-Холениа к предвидению и предсказаниям событий и связанному с этим понятию судьбы (рока, ананю), в связи с чем австрийский автор обращался к «Центуриям» Нострадамуса (Nostradamus, 1503-1566) и с интересом читал «Закат Европы» Освальда Шпенглера (Oswald Spengler, 1880-1936)33. В этой части данного исследования будет сделана попытка представить формирование исторической концепции писателя в контексте воздействия на мировоззрение Лернета-Холениа различных взглядов на историю и подходов к историографии. Свой тип повествования об истории писатель воплотил в прозе 1930-х — начала 1940-х годов. Так как в произведениях Лернета-Холениа рассказывается о событиях недавного прошлого (войнах и революциях), его прозу нельзя именовать «исторической» в традиционном смысле слова, однако в его книгах присутствует историчность34, чувство истории, ее ощущение, ее представление не как совокупности событий прошлого, но как непрекращающегося

Funic G. Alexander Lernet-Holenia. Anmerkungen zur Rezeption und Poetik seines Werks. S. 154.

33 A. Lernet-Holenias Brief an Hugo von Hofmannsthal, 02.07.1926 // Sammlung von Roman Rocek, Wien.

34 Историчность (Geschichtlichkeit) - ощущение истории как целого, включающего в себя так же и настоящее. О ценности подобного понимания истории пишет Э. Ауэрбах: «.если мы хотим, чтобы история открылась нам в своей подлинной значительности, мы должны охватить и осмыслить ее как целое, исходя из понятий и ситуации именно нашего времени». (Цит. по: Махлин В. «Сами вещи должны заговорить»: Эрих Ауэрбах и дело филологии (подступы к тексту) // Вопросы литературы. 2004. №5. С. 156.) движения, связывающего прошлое и настоящее, частью которого А. Лернет-Холениа делает своих героев.

В анализируемых произведениях основным мотивом предстает мотив гибели старого мира: в романе «Штандарт» — это распад Австро-Венгрии, утрата былых культурных ценностей, испытание человека историей; в «Бароне Багге» — потеря человеком смысла жизни, обращение к корням (роковое возращение на родину), стремление оживить иллюзию счастья; в «Красном сне» — смешение времен (прошлого, настоящего и будущего) в эпоху исторических катаклизмов, восприятие человеком истории как цепочки роковых данностей и неизбежности, осознание собственного бессилия в создавшемся хаосе и как итог — гибель героя; в «Марсе в созвездии Овна» — столкновение с необратимым ходом истории и ее мистическими совпадениями, ощущение пугающего одиночества1 и бессилия в противостоянии с историей, порождающей двойников; в «Двух Сицилиях» — попытка примирения со всемогущим маховиком истории, для которой тоска по прошлому равносильна смерти, утрата героем индивидуальных особенностей в тот миг, когда он решает жить прошлым и не обращать внимания на современность, что делает героев безличными, равнозначными, так что история в итоге их уничтожает.

Наряду с проблемой заката европейской культуры, важной для исследования представляется проблема отражения в литературе культурных и социально-исторических особенностей Австрии первой половины XX века, о которых Клаудио Магрис пишет в книге «Габсбургский миф в современной австрийской литературе» (1963). Значительная часть второй главы данной работы посвящена соотношению явления, названного «габсбургским мифом», с произведениями Лернета-Холениа в частности и с австрийской литературой 1930-х гг. в целом.

Точка зрения, сформулированная Клаудио Магрисом, оказывается продуктивной, поскольку ученый в своей монографии показывает реакцию австрийской литературы и культуры на распад Австро-Венгрии. Как считает Магрис, «габсбургский миф» — не простой процесс отражения реальности, естественный для поэтической деятельности, а полное замещение историко-социальной действительности вымышленной, иллюзорной реальностью, «превращающей конкретный социум в картинный, прочный и упорядоченный сказочный мир»35.

Для понимания прозы Лернета-Холениа необходимо говорить о важнейших проблемах австрийского общества того времени. На протяжении всей истории Габсбургская монархия стремилась создать прочное, сильное государство и породила миф о себе не только в социальной политике империи, но и в литературе, причем этот миф продолжал существовать и после распада Австро-Венгерской империи в виде тоски по «золотому веку». В романах Лернета-Холениа герои похожи на рыцарей этого «золотого века», для них основой личности оказываются' честь, воля, верность клятве и вера в империю и императора. Лернет показывает в романе «Штандарт», как вера в империю приходит к концу: «Возможно, мы сами не верили в империю так, как должны-были. (.) Иногда люди сами разрушают то, что строили былые поколения, и разрушают его, словно оно ничто»36. По мнению Магриса, Лернет-Холениа слишком погружен в прошлое, чтобы анализировать причины конца империи, а потому писателю не удается до конца «выйти за пределы сентиментального романа с историческим фоном»37. Достаточно долгое время в академических кругах преобладало отношение к произведениям австрийского писателя как к образцам развлекательной литературы. Этот взгляд преобладал не в последнюю очередь из-за характера и тематики повествования в выше названных произведениях. В истории литературы нередки случаи пересмотра места и ценности того или иного автора38, так произошло и с творчеством

35 Magris С. Der habsburgische Mythos in der modernen osterreichischen Literatur. Wien, 2000. S. 22.

36 Lernet-Holenia A. Die Standarte. Wien, 1977. S. 100.

37 Magris C. Op.cit. S. 296.

38 Holter A. Richard Billinger "Rauhnacht" (1931). Historisches Interpretieren oder Gattungsgeschichte? // Interferenzen: Studien zum Verhaeltnis von Literatur und Geschichte.

Лернета-Холениа, произведения которого теперь рассматриваются в сопоставлении с книгами Л. Перуца, Й. Рота, Ст. Цвейга и других значительных австрийских авторов XX века, творчество которых не лишено беллетристической ориентации.

В свете описанного в первой главе диссертации становления Лернета-Холениа как литератора, как состоявшегося поэта и драматурга, в литературной технике которого преобладает парафрастичность, в третьей главе данной работы «Поэтика романов А. Лернета-Холениа 1930-1940-х годов» предпринята попытка рассмотреть поэтику его художественной прозы указанного периода, интертекстуальных связей в ней, так как этот круг вопросов примыкает к проблеме изображения истории в книгах австрийского автора. В произведениях писателя соединились черты исторического романа и романа о современности (Zeitroman). «Творческое намерение» Лернета-Холениа связано, прежде всего, с его отношением к ушедшей эпохе, к гибели габсбургской империи, с экзистенциальной проблематикой, представленной в перспективе «вспоминающего» героя. Можно предположить, что именно поэтому писатель осознанно стремился к тому, чтобы читатель узнавал в его произведениях старые литературные формы, словно намеренно законсервированные, воплощая в этой технике свое мировосприятие, свою концепцию истории: «нам следует смотреть не вперед, а назад. (.) мы, в лучшем и ценнейшем смысле, наше прошлое» .

Актуальность рассматриваемой в данной работе проблемы обусловлена прежде всего тем, что до сих пор в отечественном и зарубежном литературоведении не существовало работ, рассматривающих соотношение литературы и истории в творчестве Лернета-Холениа в контексте социокультурной ситуации в Австрии до 1941 года, в то время как современное литературоведение пересматривает отношение к роли Лернета-Холениа в

Heidelberg, 1992. S. 85.

39 Lernet-Holenia A. Grup des Dichters // Der Turm. 1945. № 4/5. S. 109. истории австрийской литературы.

Что касается научной новизны данной работы, то оценить ее можно лишь в контексте предшествующей научной традиции исследования произведений Лернета-Холениа. Выше были представлены три этапа исследования произведений австрийского писателя в зарубежном и отечественном литературоведении. Замысел данной работы возник вследствие неудовлетворенности рассмотрения проблемы отношения литературы и истории в творчестве Лернета-Холениа 1930-1940-х гг. в существующих на данный момент исследованиях. В работе в научный оборот отечественного литературоведения вводятся материалы из эпистолярного наследия Лернета-Холениа, содержащие очень важные автохарактеристики его взглядов и творчества.

Методологические принципы, применяемые в данной работе, включают использование методов сравнительно-исторического, типологического, интертекстуального анализа, а также анализа структуры художественного текста. В работе использованы некоторые положения из трудов М.М. Бахтина, Ю.Н. Тынянова, Ю. М. Лотмана, Р. Барта, У. Эко, Э. Ауэрбаха, Ц. Тодорова, Ж. Женетта.

Что касается практической значимости исследования, то его результаты могут быть использованы в курсе истории немецкоязычной литературы XX века.

Апробация работы прошла в 2007 году на семинарах «Школы аспирантов» (Doktorandenschule) на базе Российского государственного гуманитарного университета (Москва, грант Германской службы академических обменов (DAAD)), на Международных филологических конференциях в 2008 и 2009 годах (Санкт-Петербург), на «Дне науки» филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (2008). По материалам диссертации опубликовано пять статей.

I. Становление исторической темы в творчестве А. Лернета-Холениа

Лернет-Холениа происходил из австрийской семьи с давними традициями. Отец писателя, Александр Лернет, был лейтенантом линейного корабля, дед, Норберт Лернет, — прапорщиком кирасирского полка «Ауэрсперг». Для Лернета-Холениа вопрос о семье и происхождении был весьма важным, о чем свидетельствуют сюжеты многих его прозаических произведений. Одна из исследовательниц творчества писателя отмечает, что Лернет-Холениа выстраивает «генеалогическую линию и рассказывает историю семьи героя» во многих романах (в «Штандарте», «Марсе в созвездии Овна», «Красном сне», «Двух Сицилиях», в повести «Барон Багге» и др.) 40. В романе «Штандарт» главный герой, Герберт Менис, родители которого рано умерли, был взят под опеку своим дядей, тот помог ему сделать карьеру в кавалерии, хотя отец Герберта был военным моряком, однако связь с военной профессией не прерывается. В шестнадцать лет герой романа оказывается на фронтах Первой мировой войны. Выбор жизненного пути героя, зависит, таким образом, от его происхождения. Жизненный путь Лернета-Холениа также поначалу зависел от его происхождения.

Когда началась Первая мировая война, Лернет-Холениа был гимназистом: «Во время войны было очень приятно ходить в школу. Тогда старались соединить классическую чистоту с остатками идеализма, которые еще существовали в новом столетии. Я с удовольствием думаю о зиме 1914-1915 гг., когда я еще ходил в школу и пропитался этим добрым духом»41. Начало войны (а покушение на Франца Фердинанда в Сараево произошло во время школьных каникул) произвело на будущего писателя сильное впечатление, которое он не забыл и через много лет. Лернет писал своему другу Эмилю

40 Mayer F. Wunscherfullungen. Erziihlstrategien im Prosawerk Alexander Lernet-Holenias. Koln, Weimar, Wien, 2005. S. 34.

41 A. Lernet-Holenias Brief an Emil Lorenz, 14.10.1939 // Sammlung von Roman Rocek,

Лоренцу об этом так: «Я помню, как бродил 4 или 5 августа 1914 года по Санкт-Вольфгангу. Это был теплый, солнечный день, все куда-то уехали, нигде не было ни души; на двери книжного магазина висел газетный листок с заголовком «Мировой пожар». Мне было шестнадцать, почти семнадцать лет, и события произвели на меня тогда сильное впечатление; эти слова остались в моей памяти»42.

Лернет-Холениа окончил школу с так называемым «военным аттестатом» (Kriegsmatura) и поступил на юридические курсы Венского университета. Однако он не успел побывать ни на одной лекции, потому что уже в сентябре 1915 г. записался добровольцем на фронт и приступил к службе в драгунском полку №9 эрцгерцога Альбрехта. Лернет-Холениа получил звание драгунского прапорщика и продолжил военные традиции своей семьи, он принимал участие в сражениях до самого конца войны. В 1916 году Лернет-Холениа был прапорщиком, а в 1917 году — лейтенантом: «Я воевал с 1916 года до разгрома русских, большей частью в боях после прорыва под Луцком и при Кринице. Потом наступил 1917 год, произошел прорыв под Сасовой. В 1918 году я со своим полком участвовал в оккупации Украины. Во время гибели нашей армии я находился в Турн-Северине, оттуда мы (.) отправились обратно в Венгрию, где нас распустили»43.

Когда Лернет-Холениа вернулся домой, то оказалось, что его семья разорилась44, и молодому человеку пришлось думать о том, как заработать на жизнь в мирное время. В послевоенное время, после поражения в войне, профессия военного утратила романтический ореол, существовавший в Австро-Венгерской империи. Именно по возвращении с фронта Лернет

42 A. Lernet-Holenias Brief an Emil Lorenz, 11.06.1940 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

43 A. Lernet-Holenias Brief an einen Herm J., 18.01.1970. Цит no: Alexander Lernet-Holenia 1897-1976. Katalog einer Ausstellung, veranstaltet vom Bundesministerium fur Auswartige Angelegenheiten / Zusammengestellt v. P. Blaser u. M. Muller. Wien, 1998. S. 10.

44 Ein Interview mit Alexander Lernet-Holenia // Die Furche, 14.9.1974.

Холениа обращается к литературному творчеству, лейтмотивом которого становится историческая, в частности, военная и автобиографическая проблематика. И эта историческая проблематика находит особенное повествовательное — композиционное, стилевое и жанровое — решение. Например, с одной стороны, очевиден автобиографизм произведений писателя: главный герой повести «Барона Багге» упоминает родовое имение семьи Холениа, биография Герберта Мениса из романа «Штандарт» во многом похожа на биографию самого Лернета-Холениа, как, впрочем, и события, происходящие с Вальмоденом, героем романа «Марс в созвездии Овна», попавшим на фронт в первые дни Второй мировой войны. В 1925 году Лернет-Холениа писал Герману Бару, что использует факты истории своих предков при написании рассказа «Разведка в Коморне»: «Содержание рассказа основано на биографии моего дедушки по отцовской линии. Он вместе со своим эскадроном кирасир разбил несколько гусарских отрядов, позднее дал пощечину графу Кальноки и бился с ним на дуэли»45. С другой стороны, Лернет-Холениа как рассказчик игнорирует атрибуты современной войны, например, приказы, отдаваемые по телефону, и какие-либо технические военные новшества вроде «моторизованных отрядов». Первая мировая война в действительности была намного более технически оснащенной и современной, чем позволяют думать книги Лернета-Холениа'16. Автор сознательно стилизует действие в русле приключенческого романа и принимает во внимание, что читатель, который немногим более двадцати лет назад принимал участие в указанных боях, окажется в атмосфере игры в историю.

Упоминание и использование исторических фактов играет важную роль в работе писателя над своими произведениями, но это использование происходит по непривычному сценарию. Автором не движет желание передать «дух

45 A. Lemet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 17.08.1925 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

46 Lipinski K. Apologie des Untergangs // Der Schriftsteller und der Staat. Apologie und Kritik in der osterreichischen Literatur. Lublin, 1999. S. 127. эпохи», он стремится передать свое личное переживание, вписать исторические факты в неожиданный и часто не соответствующий истории контекст: так, в упомянутом выше рассказе «Разведка в Коморне» действие происходит во время Первой мировой войны, а сам текст содержит аллюзию на новеллу Гофмансталя «Кавалерийская история» (написанную задолго до рассказа Лернета-Холениа, еще в 1898 году), в которой герой также оскорбил командира и был им убит. Очевидно, что Лернет-Холениа в большей степени обращается не к истории в широком смысле слова, а к истории литературы, насыщая свои произведения аллюзиями на работы предшественников и конструируя новую, выделяющуюся на современном ему литературном фоне, картину истории.

В 1920-е годы Лернет-Холениа пытается работать в разных жанрах, но предпочтение он отдает драме и поэзии. В то же время он начинает ощущать кризис современного языка, кризис образности слова. Однако он подходит к этой проблеме в особенной манере, утверждая, что однозначность и точность словоупотребления свидетельствует о человеческой слабости и неспособности широко мыслить. В одном из писем 1921 года Лернет-Холениа утверждал: «В практической речи необходимы предельная ясность и краткость. Такая речь очаровывает, тем более что мы слишком неуверены в себе, чтобы не предпочесть ее художественному стилю. И почти всегда, когда необходимо, мы предпочитаем Клаузевица47 господину Гёльдерлину»'18. Только поэзия, по мысли Лернета-Холениа, оказывается в силах в изысканной форме передать всю полноту и многогранность человеческих переживаний.

47 Отличительные черты военно-исторических трудов Клаузевица — ясность изложения, меткая критическая оценка военных событий, он — автор множества афоризмов («война есть продолжение политики иными средствами»).

48 A. Lernet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 24.12.1921 // Sammlung von Roman Rocek,

Первые произведения молодого автора — произведения лирические, которые сам Лернет-Холениа ценил весьма высоко. Как он утверждал, еще в детстве он прочел произведения итальянских и провансальских поэтов (канцоны), а особое впечатление на него произвел стиль поэзии миннезингеров (куртуазная лирика)49. Влияние старинной европейской поэтической традиции можно увидеть в сборниках Лернета-Холениа «Канцоны» (Kanzonnair, 1923) и «Германия» (Germanien, 1946). Из современников Лернет-Холениа весьма почтительно относился к Райнеру Марии Рилысе, о чем свидетельствует тот факт, что свои первые произведения молодой поэт подписывал как Александр Мария Лернет. Именно Рильке Лернет-Холениа отважился послать свои первые стихотворные произведения.

Поэт высоко оценил творчество молодого человека и в одном из писем, относящихся к 1919 году, просил его: «Пошлите мне все рукописи, какие бы хотели мне доверить»50. Рильке сыграл важную роль в становлении Лернета-Холениа как поэта, в частности, известный соотечественник помог начинающему автору с публикацией лирических стихотворений, что помогло Лернету приобрести некоторую известность в литературных кругах51. В начале 1920-х годов в творчестве Лернета-Холениа влияние Рильке очевидно, по этой причине начинающий поэт часто оказывался объектом критики, что, впрочем, свидетельствовало и о его определенной популярности у читателя. Так, влиятельный австрийский критик и писатель Карл Краус (Karl Kraus, 18741936), не проходивший мимо сколько-нибудь значимых литературных событий, иронизировал над Лернетом-Холениа, называя его «своего рода Стерильке»

49 A. Lernet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 23.01.1921 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

50 Цит. no: Rocek R. Op. cit. S.74.

51 Первый лирический сборник Лернета-Холениа назывался «Пастораль» и был опубликован в 1921 году: Lernet-Holenia A. Pastorale. Wien: Wiener Literarische Anstalt, 1921. Рильке оказал Лернету-Xo лени а помощь в публикации второго лирического сборника «Канцоны» в издательстве «Insel»: Lernet-Holenia A. Kanzonnair. Leipzig, 1923. eine Art Sterilke") и «мальчиком-Рилысе» ("Puerilke")52. Говоря о поэзии Лернета-Холениа, Карл Краус высказался при этом весьма резко: «Подобно образцу, господин Мария Лернет рифмует все: префиксы, предлоги, слоги, артикли, (.) его предложения распадаются на несколько строф, (.) короче говоря, он лишь тень Марии»53.

Однако критика Карла Крауса могла быть связана не только с эпигонским, как он считал, характером лирики Лернета-Холениа. Возможно, такой отклик Крауса был вызван напряженными отношениями между Краусом и Германом Баром (Hermann Bahr, 1863-1934). В начале 1920-х гг. Бар весьма положительно откликнулся на творчество начинающего австрийского автора, приветствовав стихотворение Лернета-Холениа «Просыпающаяся девочка» (Erwachendes Madchen) из поэтического сборника «Пастораль» (Pastorale, 1921) и назвав его автора «многообещающим поэтом»54. В Лернете-Холениа Бар увидел создателя блестящей литературной формы: «Высказывать невыразимое — вот задание для поэта: кто может говорить, но не имеет ничего невыразимого, так же мало является поэтом, как и тот, кто знает невыразимое, но не может ничего сказать. Здесь перед нами экспрессионист, который заново открыл тайну формы! И как странно тихо уходит его слово от родного языка, становясь совсем незнакомым, становясь мировым языком великой поэзии!»55 В Лернете-Холениа Герман Бар видел нечто большее, чем просто начинающего

52 Kraus К. Die Fackel. 12.1925. Nr. 706. Jg. 27. S. 54.

53 Kraus K. Die Fackel. 12.1926. Nr. 743. Jg. 28. S. 82.

54 Daviau D. Alexander Lernet-Holenia in der Kritik. S. 76.

55 Bahr H. Liebe der Lebenden. In 2 Bdn. В. 1. Hildesheim, 1922. S. 49. Следует отметить, что в Лернете-Холениа Бара подкупила именно обращенность к европейской традиции. Сам Герман Бар пытался в конце XIX века расширить литературный горизонт в Австрии, издавая с 1894 по 1899 год влиятельный еженедельник «Die Zeit», в котором публиковались произведения Жюля Барбе д'Орвийи, Оскара Уайльда, Льва Толстого и Бернарда Шоу. (См. об этом: Zettl W. Literatur in Osterreich von der Ersten zur Zweiten Republik // Geschichte der Literatur in Osterreich von den Anfangen bis zur Gegenwart. Bd. 7. Graz, 1999. S. 53-54.) поэта: «Сегодня я хочу оживить для себя слабый огонек медленно пробуждающейся последней надежды, рожденной юным поэтом — Александром Лернетом-Холениа, чьи «Канцоны», согревавшие меня несколько лет, теперь вышли в издательстве «Insel». (.) В высшем смысле это возвращение в прошлое»56.

Тема прошлого в послевоенном творчестве Германа Бара становится важной темой, именно к прошлому он ностальгически обратился после Первой мировой войны, что, впрочем, было «явлением характерным и типическим, общей судьбой европейского декаданса»57. В 1918 году Герман Бар принял католичество, что подчеркивало его «австрийскость», и пересмотрел свои политические взгляды. О том, что сохранение связи с прошлым, преемственности было важно для Бара, свидетельствует его роман «Австрия навек» (Osterreich in Ewigkeit), написанный в 1929 году. В этом автобиографическом романе австрийский литератор создает утопическую картину прошлого, "Utopia Austriae", где Австро-Венгрия предстает великим и сильным государством, в котором правят искусство и дух прекрасной формы. И именно преемственность с предшествующей традицией Герман Бар ценит в творчестве молодого Лернета-Холениа.

В отношении вопросов преемственности Карл Краус был идейным противником Бара и в своей известной драме «Последние дни человечества» (Die letzten Tage der Menschheit), опубликованной в 1918-1919 гг. в журнале «Факел», он в сатирической форме показал Австро-Венгрию во время Первой мировой войны, финал которой закономерно трагичен и комичен одновременно. В противоположность Бару, Карл Краус не видел в прошлом Австрии ничего положительного и достойного восхищения. Критически относясь к Бару, Краус, возможно, обратил внимание на его молодого протеже

56 Ibidem.

57 Жеребин А.И. Петербургская фантазия на тему австрийского модернизма (О книге Германа Бара «Русское путешествие») // Диалектика модернизма: сб. статей. СПб., 2006. С. 206.

Лернета-Холениа, обвинив того в идейной несамостоятельности. Лернет-Холениа отмечал это и однажды в письме Г. Бару посетовал: «Я с огорчением слышу, что нас удостоил своим вниманием Краус. То, что снова появляется такой Терсит, в то время как Патрокл лежит в могиле, заставляет меня сильно тосковать об инквизиции и полицейском государстве Меттерниха»58. Критические замечания К. Крауса при этом использовались позднейшими историками австрийской литературы, на долгие годы отнесшими произведения Лернета-Холениа в разряд легковесной, подражательной литературы, не достойной тщательного анализа.59

Между тем, общение с Германом Баром в значительной степени повлияло на более позднее творчество Лернета-Холениа, в особенности на его прозу 1930-х годов. В частности, Бар был сторонником имеющей довольно давнюю историю идеи, в соответствии с которой художественные произведения диктуются высшими силами, когда их авторы становятся, по мнению Бара и по выражению Гете, «секретарями своего вдохновения» ("Sekretare ihrer Eingebungen")60.

О том, что Лернет-Холениа вполне серьезно относился к подобной мысли, свидетельствует его высказывание (1936 г.) по поводу повести «Барон Багге»: «В «Багге» почти все удалось и совсем ничего не «сказано». Но, возможно, (произведение) говорит само за себя. Ведь сердце автора привязано к незавершенному и неудавшемуся, а об удавшемся он совсем не думает. Так дело обстоит и с «Багге». Я был бесконечно удивлен, услышав похвалу со всех сторон. (.) В случае с «Багге» я действительно не знал, что пишу. Если взглянуть поверхностно, то это миф о девятидневном пути в смерть. Но смысл в книге, как мне кажется, состоит в чем-то другом, а я, написавший ее, его все еще не улавливаю. Это действительно грустно: человек духовного труда

58 A. Lernet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 02.06.1922 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

59 См. об этом: Daviau D. Alexander Lernet-Holenia in der Kritik. S. 69-71.

60 Ibid. S. 76. словно бы выключается из своей работы все больше и больше; словно существует кто-то иной, управляющий всем, — тот, кто пишет наши книги. Вовсе не мы сами. Нужно быть очень, очень скромным, когда осознаешь это. (.) Зачем же мы тогда существуем здесь? Или нами жонглирует иная сила? (.) Мне кажется, что мы не авторы, а лишь секретари»61. А еще раньше, в письме к Герману Бару, молодой поэт отмечал: «я учусь сознавать, что творит только один Бог, а не я»62. Интересно, что, обращаясь к историческим темам, которые требуют из-за своей специфики существенной проработки фактического материала, Лернет-Холениа заявляет о своей «выключенное™» из этой работы, постулирует свою авторскую несамостоятельность, но не в том смысле, что Вальтер Скотт, который «называл себя секретарем общества, писавшим под диктовку исторических и современных событий»63.

Лернет-Холениа называл себя секретарем некой высшей силы, Бога, тем самым подчеркивая свою связь со всеобщим в мире. В двадцатые годы Лернет-Холениа совершил путешествие в Италию (1924), он с восхищением описывал произведения Леонардо да Винчи, Макеланджело, памятники, античной архитектуры. Ранее, в 1922 году, Лернет-Холениа заявлял Герману Бару, что «каждое великое произведение искусства окружено ощущением невыразимого, божественного»64. После поездки Лернет-Холениа находит объяснение этому ощущению, размышляя о совершенных работах Микеланджело (статуи «Победитель» и «Ночь»): «Ясно, в них найдено не просто самое прекрасное воплощение для всеобщего, а его необходимое представление. Оно являет себя так: не только простота — суть красоты. Тогда бы она стала повседневной.

61 A. Lernet-Holenias Brief an Stefan Zweig, 23. 6.1936 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

62 A. Lernet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 21.06.1924 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

63 См.: Реизов В.Г. Указ. соч. С. 486.

64 A. Lernet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 02.06.1922 // Sammlung von Roman Rocek,

Красота) — это соединение мельчайших деталей во имя простоты»65.

Поиск нового миропонимания и новых изобразительных возможностей определяют специфику австрийского романа первой трети двадцатого столетия. Особенности романа этого периода можно объяснить тем фактом, что привычная реальность была поставлена под вопрос. Разложение общечеловеческих ценностей в эти годы становится новой реальностью, так как действительность больше не воспринималась как ценностно значимая, а «индивидуальность, которая была в центре классического романа, в позднебуржуазную эру оказалась редуцированной до минимума, почти уничтоженной»66. Необходимо упомянуть, что самодостаточность индивидуума, «Я», была поставлена под вопрос не в двадцатом столетии. На основании рассуждений Канта и Фихте эта проблема была основной в немецком романтизме (в частности, она отразилась в творчестве романтиков Новалиса67 (Novalis, 1772-1801) и Э.Т.А. Гофмана (Е.Т.А. Hoffmann, 17761822)). Таким образом, утрата четких ориентиров в реальности — не неизвестная страница в истории мировой литературы.

В столь очевидном, сознательном самоустранении от проблем окружающего мира Лернета-Холениа, подхватившего мотив «Письма» (1902) Гофмансталя и признававшего свою творческую «несамостоятельность», можно увидеть черты более поздней литературной эпохи. Как отмечает Т. Айхер, частью творческой программы Лернета-Холениа является отчуждение автора от своих произведений, что позволило исследователю провести параллель с постструктуралистским понятием «смерти автора» (Ролан Барт)68,

65 A. Lemet-I-Iolenias Brief an Hermann Bahr, 13.04.1924 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

66 Szell Z. Ichverlust und Scheingemeinschaft. Gesellschaftsbild in den Romanen von Franz Kafka, Robert Musil, Hermann Broch, Elisa Canetti und George Saiko. Budapest, 1979. S. 29.

67 Например, заявление Новалиса: «Человек — это Не-Я, как и Я». Цит. по: Novalis. Werke und Briefe. Leipzig, 1917. S. 406.

Eicher Th. Im Zwischenreich des Alexander Lernet-Holenia // Im Zwischenreich des которое означает, что автор на всех уровнях текста «устраняется», что он может «лишь вечно подражать тому, что написано прежде и само писалось не впервые; в его власти только смешивать разные виды письма»69.

Т. Айхер отмечает и другую особенность манеры австрийского писателя, состоящую в стремлении к предельной простоте, доступности широкому читателю70. При этом Лернет-Холениа стремился к простоте, но не к однозначности. В 1920-е годы в его письмах (в большинстве случаев адресованных Г. Бару) часто упоминается имя католического святого Франциска Ассизского (ок. 1181-1226) и его умение говорить без изысков: «Я хочу лишь выписывать детали настолько естественно, так нестилизованно, словно я их создаю в первый раз»71. Лернет-Холениа стремился, подобно этому католическому святому, сказать как можно больше в доступной читателям форме, а непринужденная манера повествования, свойственная Франциску Ассизскому «непосредственность выражения, совершенно необычная для литературы, родственная устной речи», должна была стать также и вместилищем «весьма радикального содержания»72.

Простоту, непринужденный стиль рассказывания у Лернета-Холениа часто воспринимают как эпигонство и беллетристику. Но очевидная незамысловатость повествования, схематичность героев и ситуаций необходимы ему для того, чтобы «построить из банальных, известных средств удивительные, новые структуры»73. По мнению польского исследователя, в этом состоит неожиданная современность произведений Лернета-Холениа, поскольку под их узнаваемой поверхностью скрывается еще один смысл,

Alexander Lernet-Holenia: Lesebuch und "Nachgeholte Kritik". Oberhausen, 2000. S. 197-198.

69 Барт P. Смерть автора // Барт P. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 387, 388.

70 Eicher Th. Op. cit. S. 197-198.

71 A. Lernet-Holenias Brief an Hermann Bahr, 21.06.1924 // Sammlung von Roman Rocek,

72 Ауэрбах Э. Мимесис. M., Л., 2000. С. 143.

73 Lipinski К. Apologie des Untergangs. S. 126. бессознательно улавливаемый читателем, рождающийся из взаимодействия различных мифологий и мистики74.

Здесь же следует отметить еще одну, примыкающую к проблеме авторства, проблему стиля: Лернет-Холениа писал о кризисе современного поэтического слова и невозможности появления нового стиля. В письме Йозефу Фридриху Перконигу (Josef Friedrich Perkonig, 1890-1959) Лернет-Холениа утверждал: «Мы другие, у нас нет стиля. Мы с трудом описываем ритм времени и иногда вплетаем несколько архаизмов. Настоящий стиль совмещает в себе поверхностность и глубину; настоящий стиль, если и подвластен времени, все же объединяет не одно, а несколько столетий, в нем есть глубина многих эпох, пространств и людей, он — выражение великого»75. Кризис слова, по мысли Лернета-Холениа, намного глубже, чем можно себе представить, и он наступает в литературе сразу же после крушения Австро-Венгерской империи. Об этой временной вехе можно говорить со ссылкой на, другие слова австрийского писателя, написанные им сразу после окончания Второй мировой войны: «Слово осталось по другую сторону старого мира, это при том, что слово остается при своих правах, оно свободно в своих правах, но оно больше не оказывает влияния, которого мы ожидаем и которому мы, новый мир, завидуем — потому что у нас его (слова - С.Б.) нет»76. «Старый мир», о котором упоминает автор, это реальность Австро-Венгрии до 1918 года, и в поисках «слова» Лернет-Холениа обращается к австрийской истории первых двух десятилетий XX века, при этом писатель использует стилистику художественных произведений, созданных задолго до 1914 года.

И все же родственный своим устремлениям литературный жанр Лернет-Холениа находит не сразу, а после долгих поисков. Еще в начале двадцатых годов Лернет-Холениа создал для себя литературную программу, которой

74 Ibid. S. 126.

75 A. Lernet-Holenias Brief an Josef Friedrich Perkonig, 06.01.1936 // Sammlung von Roman Rocek, Wien.

76 Lernet-Holenia A. Amerika und die Europaer // Der Turm. 1946/47. № 2. S.302. следовал длительное время. Так, в возрасте двадцати пяти лет Лернет-Холениа сформулировал принципы собственного отношения к литературному творчеству. Писатели, которые пытались с помощью эксперимента создать нечто «новое», не удостоились его похвалы и «были названы шарлатанами»77. У Лернета-Холениа формируется своеобразная литературная «табель о рангах», в которой наиболее ценным родом литературы предстает лирика, за ней следует проза. Драма была для таланта Лернета-Холениа лишь игрушкой, к которой не стоило серьезно относиться78. Несерьезное отношение к драме Лернет-Холениа связывал с необыкновенной легкостью, с которой ему удавалось писать драматические произведения.

Автор вспоминал: «После войны я несколько зим провел в Каринтии и должен признаться, что там было довольно скучно. Не моя задача выяснять, что сподвигло меня — скука, призвание или нужда, — может, все это вместе заставило меня попробовать себя в драматургии. Я уехал из Каринтии. (но пребывание там породило) несметное число пьес, романов и новелл. Я не хочу иронизировать, хотя максимум девяносто процентов моих произведений этой иронии заслуживают. Но десять процентов моей литературной продукции имеют право на существование, по крайней мере, на сегодняшний день. Что будут говорить о ней позднее, я не знаю. Возможно, мало хорошего»79.

В 1920-е годы Лернет-Холениа пишет несколько очень успешных пьес. Например, комедия «Ольяпотрида» („Ollapotrida") с 1926-го по 1940-й год шла на подмостках сорока театров во всех крупных немецких и австрийских городах, а также в Польше (Вроцлав), Чехии (Прага), Швейцарии (Базель), а в 1927 даже в Аргентине (Буэнос-Айрес). Эта пьеса стала событием в

77 Miiller М. Alexander Lernet-IIolenia— "Wirkliches Dichten" oder "schlicht Schreiben"? // Personalbibliographie Alexander Lernet-Holenia / Hrsg.v. H. Barriere u.a. Oberhausen, 2001. S. 19.

78 Ibid. S. 22.

7Q

Александр Лернет-Холениа по поводу премьеры своей пьесы «Оптимист» в Иозефштадте, в июне 1937 г. театральной жизни и сделала Лернета знаменитым. За создание «Ольяпотриды», а также другой, не менее успешной драмы «Австрийская комедия» („Osterreichische Komodie") Лернет-Холениа был удостоен премии им. Клейста (1926).

В 1926 году Лернет-Холениа сформулировал «Театральные тезисы» ("Theatralische Thesen"), в которых представил свое видение драмы и значения театра. Лернет-Холениа признавал, что при создании своих произведений ' ориентируется на аудиторию. Театральные принципы, сформулированные Лернетом-Холениа и положенные в основу написания столь успешных драматических произведений, состоят в следующем: «Кому есть что сказать, тот не пишет драм! Потому что драмы говорят не более того, что в них есть. Театр не есть выражение гениального, он — срез мира. (.) Театр для публики, а не публика для театра. Публика приходит сюда, чтобы воображать, что театр что-то самостоятельно диктует, публика приходит не для того, чтобы узнать, чего театр хочет или что происходит в действительности. (.) Театр — практическое и, в противоположность публике, пассивное учреждение, а вовсе не теоретическое, дидактическое и суверенное. (.) Театр зависит от своего зрителя, а не от авторов. Когда зритель ведет себя плохо, то театры уверены, что он ничего не стоит. Это неверно: зритель играет свою роль даже тогда, когда не нравится театру»80. Так Лернет-Холениа объявляет зрителя практически соавтором любого драматического произведения, созданного для театра. И именно на зрителя, а в позднейшем творчестве — на читателя автор ориентировался при создании своих драматических произведений.

В драмах Лернета-Холениа нет длинных монологов, автор делает акцент на самой театральной составляющей — зрелищной, требующей живого отклика от публики в зале: «В споре о том, в чем ценность театральных постановок, большее значение имеет не литературная сторона, а

80 Lernet-Holenia A. Theater, Publikum und Dichter. Theatralische Thesen // Neues Wiener Journal. 3.10.1926. театральная»81. М. Эсслин отмечает, что драма в том смысле, о котором говорит Лернет-Холениа, и его драматическое творчество в целом имеет много общего с commedia dell'arte, традицией афористических диалогов театра Бернарда Шоу и Оскара Уайльда в том смысле, что драматургия Лернета-Холениа «основывается на актерском умении, а именно, на чистои театральности» . Пьесы Лернета-Холениа в этом отношении в исследовательской литературе сравниваются и с произведениями Гофмансталя, особенно с его драмой "Трудный характер" (1921). Р. Рочек, например, констатирует, что, «как для Гофмансталя, (.) так и для Лернета-Холениа (.) атмосфера литературного small talk становится важной составляющей (произведений)»83.

В 1930-м году появляется первый роман Лернета-Холениа — «Ночная свадьба» ("Die nachtliche Hochzeit"), созданный на основе одноименной пьесы автора (1929). Затем последовали другие романы, причем необходимо отметить легкость, с которой Лернет-Холениа в 1930-е годы создавал прозаические произведения. Между 1931 и 1939 гг. он написал десять романов, не считая сочинений, созданных в то же время в других жанрах, — повестей и новелл («Господин из Парижа», «Барон Багге», «Мона Лиза», «Сияющий дом», сборник рассказов «Новая Атлантида», поэтический сборник «Золотая орда»), восьми пьес, а также многочисленных статей в различных периодических изданиях. Слова Лернета-Холениа: «Для создания пьесы достаточно одного дождливого воскресенья»84, однажды произнесенные им в разговоре с немецким драматургом Карлом Цукмайером (Carl Zuckmayer, 1896-1977), относятся именно к этому периоду творчества.

Лернет-Холениа был ориентирован на успех у читателя, его романы пользовались популярностью, а роман «Штандарт» называли не иначе, как

81 Ibidem. оо ,

Esslin М. Der Theatermacher Lernet-Holenia // Alexander Lernet-Holenia: Resignation und Rebellion. S. 59.

83 Rocek R. Op. cit. S. 189.

84 Daviau D. Op.cit. S. 75. шедевром своего времени. Очень лестно отозвался об этом романе Альфред Кубин, и Лернет-Холениа ответил на похвалу письмом: «Я ценю Ваше признание очень высоко, потому что из нас двоих Вы — настоящий художник, я же намного более рассеян, ленив и суетлив, чтобы заслужить это звание, предполагающее предельную концентрацию. Все-таки мне думается, и Вы это констатировали, что в «Штандарте» удалось все, что необходимо в художественном произведении, чтобы заинтересовать читателя. Этим я счастлив, потому что влияние искусства сродни волшебству. (.) Между прочим, на меня уже давно напала сильнейшая непродуктивная лень, но я завершил работу над маленьким лирическим сборником и сборником новелл, оба должны выйти в свет в следующие месяцы. Потом я хочу сделать перерыв, который поможет мне забыть о том, как много и часто я писал»85.

Создавая свои прозаические произведения, Лернет-Холениа придерживался тех же правил, которые сформулировал для себя в отношении драмы. Для него на первом месте всегда был массовый читатель, успех у современника, поэтому Лернет-Холениа искренне удивлялся, когда в его произведениях видели содержание, которого он в них не вкладывал (ср. слова писателя по поводу «Барона Багге»). С другой стороны, Лернет-Холениа, похоже, иногда сам уставал от некоторой легкости своей работы: «Я очень несчастлив в моей профессии, она мне так противна, что я вовсе не рассматриваю ее как свое призвание, хотя и занимаюсь этим. (.) Я намереваюсь обратиться к кино. Я даже хочу один рассказ, который лежит на моей совести, издать не как книгу, а только как оттиск. Вы не подозреваете, сколько смысла я вижу в (сохранении) анонимности и инкогнито! Как я был бы счастлив, если бы все созданное мной исчезло с лица земли по воле небес!»86 Через несколько лет в письме Эмилю Лоренцу Лернет-Холениа говорит: «Мой

85 A. Lernet-Holenias Brief an Alfred Kubin, 30.10.1934 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

О (L

A. Lemet-Holenias Brief an Emil Lorenz, 26.5.1936 // Sammlung von Roman Rocek, идеал вообще-то таков: выдавать в год по три фильма и каждые пять лет издавать книгу стихотворений»87. Обращение Лернета-Холениа к кино, к массовому искусству, предполагало охват наибольшей аудитории. Правда, сам писатель полагал, что подобная ориентированность на массовость не позволяет вкладывать ему в свои произведения больше смысла, чем может увидеть читатель. И автор старается совместить несовместимое — «литературность» и «доступность»: «Может показаться, что я остался поверхностным. Действительно, я хорошо пишу ту или иную поверхность. (.) Я верю, что я сегодня более поэт, чем прежде»88.

В конце двадцатых годов Лернет-Холениа стал довольно известным драматургом и приобрел репутацию профессионального литератора, успешно работающего в различных литературных жанрах и сотрудничающего с современниками, которые либо могли чем-то обогатить его литературный опыт, либо придерживались аналогичных взглядов на творчество. Так, в конце двадцатых годов Лернет-Холениа знакомится с Лео Перуцем, сотрудничает со Стефаном Цвейгом, переписывается с Готфридом Бенном (Gottfried Benn, 18861956), Альфредом Кубином и другими известными авторами. Тогда же Лернет-Холениа начинает целенаправленно работать над прозаическими произведениями, которые становятся не менее успешными, чем его драмы.

Успех его прозаических произведений и востребованность драм составили Лернету-Холениа славу как в положительном, так и в отрицательном смысле слова. Так, например, многие современники стали называть его беллетристом, автором «массовой» литературы. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Стефана Цвейга Рихарду Штраусу, написанное после того, как композитор отказался от услуг Лернета-Холениа в написании либретто к одной из его опер. Цвейг писал: «Мне жаль, что Лернет-Холениа Вам не

87 A. Lernet-Holenias Brief an Emil Lorenz, 04.06.1940 // Sammlung von Roman Rocek,

Wien.

88 A. Lernet-Holenias Brief an Emil Lorenz, 20.09.1938 // Sammlung von Roman Rocek, нравится, он таинственный человек, выдающийся поэт и успешный драматург, невероятно небрежный, когда левой рукой и ради заработка пишет комедии или легкие романы, в которых нет глубины, но есть подлинная грация. Я предполагал, что работа с Вами пробудит в нем сильнейшее вдохновение, потому что в тех случаях, когда в нем просыпается огонь, он становится великолепным»89. Из этого письма можно сделать вывод о том, что Лернет-Холениа не только не старался прослыть «серьезным» писателем, но и всячески подчеркивал некую легкомысленность по отношению к своему творчеству. Создается впечатление, что австрийский писатель успешно конструировал не только художественные произведения, но и тщательно продумывал свой образ литератора, обращенного в прошлое, ведь Лернет-Холениа представлял себя современникам как отставного австрийского офицера, вынужденного заниматься писательством90.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Романы Александра Лернета-Холениа 1930-1940-х гг.: литература и история"

Заключение

Межвоенный период в творчестве Лернета-Холениа предстает наиболее значительным, поскольку именно в эту пору писатель формулирует для себя философские и эстетические вопросы, к которым будет обращаться на протяжении всего последующего творчества.

В 1920-е годы австрийский автор старался преодолеть кризис художественного слова, выступая за образность и поэтичность литературного языка. Обращение к историческим темам требовало обращения и к историческим реалиям, к фактам. Однако даже в обращении к определенным страницам истории Лернет-Холениа находил возможность «выражать невыразимое», за что его так высоко ценил в свое время Герман Бар. Свою эстетическую задачу «быть секретарем некой высшей силы» Лернет-Холениа обозначил в письме Г. Бенну в 1933 году, когда, полемизируя с немецким поэтом, австрийский автор поставил истинного художника выше целой нации, поскольку ему открыты большие горизонты, чем пропагандистам какой-либо политической идеи. Позиция стороннего наблюдателя, не участвующего в политических спорах, обусловила и нежелание Лернета-Холениа эмигрировать из Третьего Рейха в 1930-е годы по примеру многих знаменитых современников, что дало литературоведам основания для причисления его к «внутренним эмигрантам», не принимавшим эстетику официальной культуры и одновременно часто не поддерживавшим писателей-эмигрантов.

Как удалось установить, эстетические взгляды Лернета-Холениа позволили ему вольно обходиться с историческими фактами и отдавать предпочтение фактам из истории литературы. Творческие принципы австрийского автора оказались близки концепции историографии, согласно которой история творится каждым человеком в отдельности и не имеет рационального и объективно существующего смысла (Т. Лессинг). Возможно, поэтому позднейшие исследователи творчества Лернета-Холениа увидели в его произведениях черты, присущие более позднему явлению в истории литературы — постмодернизму .

Картина истории формировалась у Лернета-Холениа постепенно, под влиянием многих факторов. Ощущавшаяся в годы после 1918 года в австрийском обществе безысходность как следствие поражения в войне и развала Австро-Венгерской империи в сознании Лернета-Холениа соединилась с пессимистическими взглядами Освальда Шпенглера, античным понятием рока и христианским эсхатологическим мифом. Творчество Лернета-Холениа пронизано ощущением упадка, безысходности, «конца света», и центральным понятием в нем оказывается понятие фатума, судьбы, трагической пред определенно сти.

Трагический финал габсбургской империи был предопределен, а автору осталось лишь показать ее постепенный упадок. Первый признак «конца света» состоял для Лернета-Холениа в утрате веры в символы прошлого. В романе «Штандарт» это утверждение находило очевидное обоснование через дегероизацию материального воплощения славного прошлого — штандарта австро-венгерского полка «Мария Изабелла». Лернету-Холениа в межвоенной прозе удалось показать, как вместе с утратой веры в символы прошлого исчезают и материальные признаки старого мира — доблестная австрийская кавалерия («Марези»), знамена героических полков («Штандарт»), семья («Барон Багге»), живые свидетели прошлого («Две Сицилии»).

В прозаических произведениях Лернет-Холениа подводит символический итог истории563, и, обращаясь к событиям прошлого, он вовсе не пытается приукрасить их. Несмотря на серьезность рассматриваемой проблемы, Лернет-Холениа пишет свои прозаические произведения легко, в беллетристической манере. Мало того, в его «исторической» прозе таится хорошо скрытая ирония. Австрийский автор в ироническом ключе работает с персонажами и сюжетами, и его романы и новеллы только на первый взгляд походят на легко узнаваемые читателем произведения, повествующие об

562 Eicher Th. Op. cit. S. 197-198.

563 Barriere H. Op. cit. S. 39. исторических событиях.

Изображая якобы реальные исторические события, Лернет-Холениа намеренно игнорирует объективные причинно-следственные связи, выдвигая на первый план необъяснимые совпадения, требования фатума, веру в предначертанность событий и прочую мистику. Так, например, в романе «Красный сон» история представляет собой «совпадение случайностей и недоразумений»564.

Практически во всех прозаических произведениях Лернета-Холениа центральный герой изображен схематически, он словно существует вне того исторического времени, в которое формально помещен повествователем, что снова является художественным выражением философских взглядов автора.

Главное в произведениях Лернета-Холениа — конструирование умозрительных миров, которые и представляют собой настоящее рассказывания, «реальность». Очень часто в своих прозаических произведениях Лернет-Холениа использует прием рамочного введения в основное, «внутреннее», повествование. И, как правило, точка зрения внутреннего рассказчика остается неоспоренной, так что «внутренняя реальность» доминирует над реальностью, в которой существует рамочный рассказчик. В этом его существенное отличие, например, от повествования, выстраиваемого Лео Перуцем, у которого рамочный рассказчик поясняет лакуны, оставшиеся после рассказа «внутреннего повествователя» (например, в романах «Мастер Страшного суда» (1923) и «Снег Святого Петра» (1933)).

Хотя иногда австрийский автор упоминает в своих художественных текстах некоторые исторические реалии, в целом действие в них все же выключено из конкретных исторических событий (на уровнях композиции, проблематики и сюжета). Во многих текстах этот эффект достигается с помощью помещения героя в пространство сновидения, так называемое пространство «порога» («промежуточное царство»).

В своей межвоенной прозе Лернету-Холениа удалось создать

564 Lernet-Holenia A. Ein Traum in Rot. S. 162. альтернативную историю», помещенную в декорации авантюрного романа. При этом автор отказал ей в романтическом ореоле, лишил героев индивидуальных черт и превратил историю в «квазимифическое» представление565. Материалом для создания «альтернативной истории» стали фрагменты разных текстов (аллюзии, прямые и непрямые цитаты из произведений литературных предшественников), так что герои романов Лернета-Холениа оказались в пространстве, сотканном не из исторических реалий, а из реалий, заимствованных из истории художественной литературы.

Таким образом, Лернету-Холениа удается создать такой тип обращения с историческим материалом, что в нем появляется «всеобщее» время, которое невозможно разделить на прошлое, настоящее и будущее. История в произведениях австрийского писателя словно останавливается, что делает невозможным представление «духа эпохи» и критику каких-либо конкретных исторических коллизий.

Творчество Лернета-Холениа черпает свои силы из фундаментального сомнения автора в окружающем мире и в самом себе. И более всего суть творчества писателя воплощается именно там, где таятся эти сомнения, а не там, где рассказчик повествует о волшебстве униформы или силе военных символов. Нельзя согласиться с мнением тех исследователей, которые записывают Лернета-Холениа в ряды сентиментальных, страдающих ностальгией по прошлому писателей. Он был консервативен в формальных вещах, и следование принципам традиционализма в повествовании о мире было для него, современника Р. Музиля, Г. Броха и X. Додерера, неоспоримо. Он не был терпим по отношению к тем литераторам, которые не разделяли его эстетических принципов и обращались к эксперименту в области литературной формы и поэтического языка. И поэтому его творчество представляет ценность, ведь его нельзя отделить от этой сознательно высказываемой эстетической позиции. Интерес к Лернету-Холениа не ослабевал в Австрии долгие годы, причем именно проза межвоенного периода в целом признана

565 Nickel G. Op.cit. S. 10-12. вершиной его творчества, заложившей основу для создания более поздних произведений.

 

Список научной литературыБалаева, Светлана Владимировна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Лернет-Холения А. Барон Багге: Новелла. — СПб.: Лимбус Пресс, 2002. -84 с.

2. Лернет-Холения А. Марези // Австрийская новелла XX века. — М.: Художественная литература, 1981. — С. 391-406.

3. Лернет-Холения А. Пилат. Роман. — М.: ACT; Харьков: Фолио, 2001. — 192 с.

4. Lernet-Holenia A. Amerika und die Europaer // Der Turm. 1946/47. № 2. S. 302.

5. Lernet-Holenia A. Beide Sizilien. — Berlin, 1942. — 351 S.

6. Lernet-Holenia A. Der Baron Bagge. — Wien: Zsolnay, 1998. — 110 S.

7. Lernet-Holenia A. Der Graf Luna. — Wien: Zsolnay, 1955. 239 S.

8. Lernet-Holenia A. Der Graf von Saint Germain. — Zurich: Morgarten-Verl., 1948.-301 S.

9. Lernet-Holenia A. Der Mann im Hut. Phantastischer Roman. — Berlin: S. Fischer, 1937.-362 S.

10. Lernet-Holenia A. Der wahre Werther. — Wien, Hamburg: Zsolnay, 1959. -215 S.11 .Lernet-Holenia A. Die Geheimnisse des Hauses Osterreich. Roman einer Dynastie. —Zurich: Flamberg, 1971. -275 S.

11. Lernet-Holenia A. Die Inseln unter dem Winde. — Frankfurt a.M.: S. Fischer, 1952.-271 S.

12. Lernet-Holenia A. Die Kurgane // Literarische Monatshefte. Eine Zeitschrift junger Menschen. 1930. №2. S. 8-10.

13. Lernet-Holenia A. Die Lust an der Ungleichzeitigkeit / Hrsg.v. Th. Hubel u. M. Muller. — Wien: Paul Zsolnay Verlag, 1997. — 72 S.

14. Lernet-Holenia A. Die Standarte. Roman. — Wien: Paul Zsolnay Verlag, 1977. —288 S.

15. Lernet-Holenia A. Die wahre Manon. — Wien, Hamburg: Zsolnay, 1959. -206 S.

16. Lernet-Holenia A. Ein Traum in Rot. — Koln: DuMont, 1990. — 181 S.

17. Lemet-Holenia A. Germanien. — Berlin: Suhrkamp, 1946. 10 Bl.

18. Lernet-Holenia A. Gruf3 des Dichters // Der Turm. 1945. № 4/5. S. 109.

19. Lernet-Holenia A. Kanzonnair. — Leipzig: Insel Verlag, 1923. 149 S.

20. Lernet-Holenia A. Notiz aus Sehweiz // Der Turm. 1946. Heft 10. — S. 281.

21. Lernet-Holenia A. Mars im Widder. Roman. — Wien: Zsolnay, 1976. — 2681. S.

22. Lernet-Holenia A. Pilatus. Ein Komplex. — Wien, Hamburg: Zsolnay, 1967.221 S.

23. Lernet-Holenia A. Prinz Eugen. — Wien, Hamburg: Zsolnay, 1986. — 317 S.

24. Lernet-Holenia A. Theater, Publikum und Dichter. Theatralische Thesen // Neues Wiener Journal. 3.10.1926.

25. Lernet-Holenia A. Zweite Olymlische Hymne // Der Turm. 1948. №3. — S.13.

26. Архипов Ю. Предисловие // Австрийская новелла XX века . — М., 1981.1. С. 3-24.

27. Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности в западноевропейской литературе. — М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. —511 с.

28. Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика.1. М, 1994. —С. 384-391.

29. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Эпос и роман. — СПб., 2000. — С. 11-193.

30. Белобратов А. Случай на мосту через Ондаву. Александр Лернет-Холения в царстве «мнимого небытия» // Лернет-Холения А. Барон Багге: Новелла: Пер. с нем. В. Летучего. — СПб., 2002. — С. 72-80.

31. Белобратов А.В. Роберт Музиль. Метод и роман. —- Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1990. — 160 с.

32. Бенн Г. Двойная жизнь. Проза. Эссе. Избранные стихи. — Москва: Lagus Press; Аугсбург: Waldemar Weber Verlag, 2008. — 599 с.

33. Бофре Ж. Диалог с Хайдеггером. В 4-х книгах. Кн.1. Греческая философия. — СПб.: Владимир Даль, 2007. — 252 с.

34. Веселовская Н. Б. Лернет-Холения // Краткая литературная энциклопедия. / Глав. ред. А.А. Сурков. Т. 4. — М.: Советская энциклопедия, 1967. —Столбец 156.

35. Выготский Л.С. Психология искусства. — М.: Лабиринт, 1997. — 413 с.

36. Гофмансталь Г. фон. Письмо // Гофмансталь Г.фон. Сказка 672 ночи. — СПб., 1908. —С. 91-111.

37. Грейвз Р. Я, Клавдий. — Л.: Худож. лит., 1990. — 512 с.

38. Дьяконова Н. Роберт Грейвз и его роман «Я, Клавдий» // Грейвз Р. Я, Клавдий. — Л., 1990. — С. 5-16.

39. Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике. В 2 т. Т.2. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. — 471 с.

40. Кабакова Г. Свечкоед. Образ казака во французской культуре XIX века // Новое литературное обозрение. 1998. № 34 (6). — С. 55-77.

41. Казначеев С.В. Австрийская идея в романе Р. Музиля «Человек без свойств». Автореф. дис. . канд. филол. наук. — М.: Институт мировой литературы, 1997. — 29 с.

42. Лаврентьев В. Попытка Србика с помощью исторических понятий обосновать австрийскую идентичность как часть имперской // Российско-австрийский альманах: исторические и культурные параллели. Выпуск 1. — Москва; Ставрополь, 2004. — С. 233-246.

43. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Лотман Ю.М. Семиосфера. — СПб., 2001. —С. 150-390.

44. Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Лотман Ю.М. Семиосфера. — СПб., 2001. —С. 12-148.

45. Махлин В. «Сами вещи должны заговорить»: Эрих Ауэрбах и дело филологии (подступы к тексту) // Вопросы литературы. 2004. №5. — С. 152169.

46. Музиль Р. Буриданов австриец // Музиль Р. Малая проза. Избранные произведения в двух томах. Роман. Повести. Драмы. Эссе. Т. 2. — М., 1999. — С. 311-314.

47. Павлова Н.С. О характере австрийской литературы // Русско-австрийский альманах. Выпуск 1. — Москва; Ставрополь, 2004. — С. 191-217.

48. Плотин. Третья Эннеада. — СПб.: Олег Абышко, 2004. — 478 с.

49. Райс-Джонстон У.М. Австрийский Ренессанс: Интеллектуальная и социальная история Австро-Венгрии 1848-1938 гг. — М.: Московская школа политических исследований, 2004. — 634 с.

50. Реизов Б.Г. Творчество Вальтера Скотта. — М.-Л.: «Художественная литература», 1965. — 498 с.

51. Рильке Р. М. Избранные сочинения. — М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. — 702 с.

52. Рот Й. Марш Радецкого. — М.: Художественная литература, 1978. — 342с.

53. Рымарь Н.Т. Порог и язык порога // Поэтика рамы и порога: функциональные формы границы в художественных языках. — Самара, 2006. — С. 108-124.

54. Сироткина Е.В. Национальная идея и австро-немецкая интеллигенция в

55. XIX начале XX вв. // Российско-австрийский альманах: исторические и культурные параллели. Вып. 3. — Ставрополь, 2007. — С. 51-62.

56. Соколова Т.В. Загадка Барбе д'Орвийи // Барбе д'Орвийи Ж. Дьявольские повести. — СПб., 1993. — С. 488-508.

57. Тавризян Г.М. О. Шпенглер, Й. Хейзинга: две концепции кризиса культуры. — М.: Искусство, 1989. 269 с.

58. Теперик Т.Ф. Поэтика сновидения в античном эпосе: на материале поэм Гомера, Аполлония Родосского, Вергилия, Лукиана: Автореф. дис. . докт. филол. наук. — М. Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, 2008. — 46 с.

59. Тодоров Ц. Типология детективной прозы // Современная литературная теория. — Саратов, 2000. — С. 3-14.

60. Туполев Б.М. Австро-Венгрия в планах пангерманцев в конце XIX — начале XX в. // Славяно-германские отношения. — М., 1964. — С. 95-134.

61. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977. — 574 с.

62. Успенский Б. Поэтика композиции. — СПб.: Азбука, 2000. — 352 с.

63. Фейхтвангер Л. Собрание сочинений. В 12 тт. Т. 12. — М.: Худож. лит., 1968.-767 с.

64. Фома Аквинский. Сумма против язычников. Книга первая. — Долгопрудный: Вестком, 2000. — 463 с.

65. Фома Аквинский. Сумма теологии. Часть первая. Вопросы 65-119. — М.: Изд-ль Савин С.А., 2007. — 648 с.

66. Цвейг С. Вчерашний мир. Воспоминания европейца: Пер. с нем. ■— М.: Радуга, 1991. —542 с.

67. Цвейг С. История — поэт // Цвейг С. Звездные часы человечества. — СПб., 2001. —С. 211-228.

68. Цвейг С. Права ли история? // Цвейг С. Звездные часы человечества. — СПб., 2001. —С. 229-231.

69. Шекспир В. Собрание избранных произведений в 5-и томах. Т.З. —

70. СПб.: Terra Fantastica МПГ «Корвус», 1992. — 704 с.

71. Шимов Я. Австро-Венгерская империя. — М.: Эксмо: Алгоритм, 2003.606 с.

72. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Образ и действительность. — Мн.: Попурри, 1998. — 688 с.

73. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Всемирно-исторические перспективы. — Мн.: Попурри, 1999. — 720 с.

74. Эко У. Роль читателя: Исследования по семиотике текста. — СПб.: Simposium; Москва: Изд-во РГГУ, 2005. — 501 с.

75. Alewyn R. Das Ratsel des Detektivromans // Definitionen. Essays zur Literatur / Hrsg.v. A. Frise. —Frankfurt a.M., 1963. — S. 117-136.

76. Alexander Lernet-Holenia 1897-1976. Katalog einer Ausstellung, veranstaltet vom Bundesministerium fur Auswartige Angelegenheiten / Zusammengestellt v. P. Blaser u. M. Miiller. — Wien: Remaprint, 1998. — 48 S.

77. Alexander Lernet-Holenia: Poesie auf dem Boulevard / Hrsg.v. Th. Eicher u. B. Gruber. — Koln, Weimar, Wien: Bohlau, 1999. — 253 S.

78. Amann K. Die Dichter und die Politik. Essays zur osterreichischeen Literatur nach 1918. — Wien: Edition Falter/Deuticke, 1992. — 319 S.

79. Andics H. Das osterreichische Jahrhundert. Die Donaumonarchie 1804-1918.

80. Wien, Muenchen, Zurich: Molden, 1974. — 399 S.

81. Andrian L. Osterreich im Prisma der Idee. Katechismus der Fiihrenden. — Graz, 1937. —423 S.

82. Appelt E. Osterreichische Geschichtswahrnehmungen. Geschichtswahrnehmungen und Geschichtswissenschaft // Blitzlichter. Osterreich am Ende des Jahrhunderts. — Innsbruck, Wien, 1999. —S. 99-116.

83. Aspetsberger F. >arnolt bronnen<. Biographie. — Wien, Koln, Weimar: Bohlau, 1995. —839 S.

84. Aspetstberger F. Literarisches Leben im Austrofaschismus. Der Staatpreis. — Konigstein: Hain, 1980. — 222 S.

85. Aufforderung zum Miptrauen. Literatur, bildende Kunst, Musik in Osterreich / Hrsg.v. O. Breicha, G. Fritsch. — Salzburg: Residenz-Verlag, 1967. — 672 S.

86. Aust H. Der historische Roman. — Stuttgart, Weimar: Metzler, 1994. — 1761. S.

87. Bahr H. Liebe der Lebenden. Tagebiicher. In 2 Bdn. В. 1. — Hildesheim: Borgmeyer, 1922. —408 S.

88. Balibar E., Wallenstein J. Rasse, Klasse, Nation. Ambivalente Identitaten. — Hamburg: Argument-Verlag, 1988. — 279 S.

89. Barriere H. "Schichten von Bedeutung": Auf der Suche nach der Grundschicht eines vielschichtigen Werks // Personalbibliographie Alexander Lernet-Holenia / Hrsg.v. Helene Barriere u.a. — Oberhausen, 2001. — S. 29-48.

90. Bekenntnisbuch Osterreichischen Dichter / Hrsg.v. Bund Deutschen Schriftsteller Osterreichs — Wien: Krystall-Verlag, 1938. — 124 S.

91. Belobratow A. W. Russische Themen, Motive und Sprache in der osterreichischen Literatur nach dem Ersten Weltkrieg // Kunst und internationale Verstandigung / Hrsg.v. H. Arlt. — St. Ingbert, 1995. — S. 161-171.

92. Belobratow A. W. Traum und Trauma. Literarische Russlandreisen der 1920er Jahre bei Joseph Roth, Leo Perutz und Stefan Zweig // Russland Osterreich: literarische und kulturelle Wechselwirkungen / Hrsg.v. J. Holzner. — Bern, 2000. — S. 221-234.

93. Benn G. Antwort an die literarischen Emigranten // Benn G. Lyrik und Prosa. Briefe und Dokumente. Eine Auswahl. — Wiesbaden, 1962. — S. 109-117.

94. Benn G., Schneider R. Soli die Dichtung das Leben bessern? // Benn G.

95. Essays und Reden in der Fassung der Erstdrucke. — Frankfurt a.M., 1989. — S. 593-613.

96. Berendsohn W.A. Emigrantenliteratur // Reallexikon der deutschen Literaturgeschichte. In 5 Bdn. Bd.l. —Berlin, 1958. — S. 336.

97. Berendsohn W.A. Innere Emigration. — Stockholm: Stockholmer Koordinationsstelle zur Erforschung der deutschsprachigen Exil-Literatur, 1971. 4 Bl.

98. Berglund G. Der Kampf um den Leser im Dritten Reich. — Worms: Heintz, 1980. —258 S.

99. Bischof R. "Entzauberte Geschichte", Nachwort // Lessing Th. Geschichte als Sinngebung des Sinnlosen. —Mtinchen, 1983. — S. 265-291.

100. Bormann A. Vom Traum zur Tat. Uber volkische Literatur // Die deutsche Literatur in der Weimarer Republik / Hrsg.v. W. Rothe. — Stuttgart, 1974. — S. 305-333.

101. Broch H. Das Bose im Wertsystem der Kunst // Broch H. Schriften zur Literatur: in 2 Bdn. Bd. 2. — Frankfurt a.M., 1986. — S. 119-158.

102. Brown B. Erika Mitterers Roman "Der Fiirst der Welt" // Der Literarische Zaunkonig. 2003. №2. — S. 9-11.

103. Bruckmueller E. Kleinstaat Osterreich — Ablehnung und (langsame) Akzeptanz // Osterreich. 90 Jahre Republik. Beitragsband der Ausstellung im Parlament / Hrsg.v. St. Korner u. L. Mikoletzky. — Innsbruck, Wien, Bozen, 2008. — S. 599-607.

104. Burger R. Die nachtragliche Nation. Gedanken zu einer unvollstaendigen Gegenwart // Weltstadt Wien. Plattform fur urbane An- und Aufregung http:// www.weltstadtwien.org/site/fileadmin/userupload/VortragRudolfBurger.pdf

105. Csokor F.T. Auch heute noch nicht an Land. Briefe und Gedichte aus dem Exil. — Wien: Ephelant, 1993. — 360 S.

106. Das Buch, ein Schwert des Geistes. Grundliste fur den deutschen Leihbuchhandel / Hrsg.v. vom Reichsmin. f. Volksaufklahrung u. Propaganda. — Leipzig: Borsenverein d. Deutschen Buchhandler, 1941. — 190 Sp.

107. Dassanowsky R. Phantom Empires. The Novels of Alexander Lernet-Holenia and the Question of Postimperial Austrian Identity. — Riverside CA: Ariadne Press, 1996. — 223 p.

108. Dassanowsky R. v. Habsburgischer Meta-Mythos: Alexander Lernet-Holenias "Die Hexen" als postmoderner Roman // Alexander Lernet-Holenia: Poesie auf dem Boulevard / Hrsg.v. Th. Eicher u. B. Gruber. — Koln, Weimar, Wien, 1999. — S. 131-144.

109. Daviau D. Alexander Lernet-Holenia in seinen Briefen // Alexander Lernet-Holenia: Poesie auf dem Boulevard / Hrsg.v. Th. Eicher u. B. Gruber. — Koln, Weimar, Wien, 1999. — S. 39-64.

110. Deak I. Der К. (u.) K. Offizier: 1848-1918. — Wien, Koln, Weimar: Bohlau, 1991. — 333 S.

111. Dichtung aus Osterreich. Drama. / Hrsg.v. H. Kindermann. — Wien, Miinchen: Bundesverlag fur Wiss. und Kunst, 1966. — 1252 S.

112. Die grosse Kontroverse. Ein Briefwechsel um Deutschland / Hrsg.v. J.F.G. Grosser. — Hamburg: Nadel, 1963. — 155 S.

113. Doblin A. Der historische Roman und wir (1936) // Doblin A. Ausgewahlte Werke in Einzelbanden. Aufsatze zur Literatur. — Freiburg i.B., 1963. — S. 163186.

114. Drewniak B. Der deutsche Film 1938-1945. Ein Gesamtiiberblick. — Dusseldorf: Droste, 1987. — 990 S.

115. Dusing W. Erinnerung und Identitaet. Untersuchungen zu einem Erzaehlproblem bei Musil, Doeblin und Doderer. — Miinchen: Fink, 1982. — 261 S.

116. Eicher Th. Im Zwischenreich des Alexander Lernet-Holenia // Im Zwischenreich des Alexander Lernet-Holenia: Lesebuch und "Nachgeholte Kritik" / Hrsg.v. Th. Eicher. — Oberhausen, 2000. — S. 181-201.

117. Eicher Th., Gruber B. Zwischen Poesie und Boulevard // Alexander Lernet-Holenia: Poesie auf dem Boulevard / Hrsg.v. Th. Eicher u. B. Gruber. — Koln, Weimar, Wien, 1999. — S. 9-16.

118. Exil und Innere Emigration / Hrsg.v. R. Grimm. — Frankfurt a.M.: Athenaum Verl., 1972. — 210 S.

119. Frankel H.F. Dichtung und Philosophie des fruhen Griechentums; eine Geschichte der griechischen Literatur von Homer bis Pindar. — New York: American Philological Assoc., 1951. — 680 S.

120. Freyer H. Oswald Spengler // Die Grossen Deutschen / Hrsg.v. H. Heimpel, Th. Heuss u. B. Reifenberg. — Berlin, 1968. — S. 455-456.

121. Fuchs A. Geistige Stromungen in Osterreich 1867-1918. — Wien: Locker-Verlag, 1996. —320 S.

122. Funic G. Alexander Lernet-Holenia. Anmerkungen zur Rezeption und Poetik seines Werks // Zeitschrift ftir Literaturwissenschaft und Linguistik. 2002. № 128. — S. 152-163.

123. Funk G. Artistische Untergange. Alexander Lernet-Holenias Prosawerk im Dritten Reich. — Wetzlar: Forderkreis Phantastik in Wetzlar e.V., 2002. — 43 S.

124. Geistes Osterreich deutscher Nation // Heute. 09.01.1960.

125. Goebel E. Konstellation und Existenz: Kritik der Geschichte um 1930: Studien zu Heidegger, Benjamin, Jahnn und Musil. — Tubingen: Stauffenburg-Verlag, 1996. —263 S.

126. Gottwald H. "Der Fiirst der Welt" — ein Werk des geistigen Widerstands // Der Literarische Zaunkonig. 2005. №1. — S. 6-16.

127. Gradwohl-Schlacher K. Ein ostmarkisches Sittenbild: die Causa Max Stebich // Macht Literatur Krieg. Aspekte osterreichischer Literatur im National-Sozialismus. — Wien, Koln, Weimar, 1998. — S. 124-144.

128. Gradwohl-Schlachter K. Innere Emigration in der "Ostmark"? Versuch einer Standortbestimmung // Literatur der «Inneren Emigration» aus Osterreich / Hrsg.v. J. Holzner, K. Muller. — Wien, 1998. — S. 73-88.

129. Grunter R. Ein Ritter des Absurden // Romane von gestern — heute lesen. In 3 Bdn. Bd.3 (1933-1945). — Frankfurt a.M., 1990. — S. 45-54.

130. Harenbergs Lexikon der Weltliteratur: Autoren, Werke, Begriffe. In 5 Bdn. / Hrsg.v. F. Bondy u.a. Bd. 3. — Dortmund: Harenberg Lexikon Verlag, 1989. — 640 S.

131. Heger R. Der osterreichische Roman des 20. Jahrhunderts. In 2 Bdn. Bd. 2. — Wien, Stuttgart: Braumtiller, 1971. — 288 S.

132. Heizmann J. Joseph Roth und die Asthetik der Neuen Sachlichkeit. —

133. Heidelberg: Mattes, 1990. — 165 S.

134. Hl.Hofmannsthal H. v. Grillparzers politisches Vermachtnis I I Hofmannsthal H. v. Reden und Aufsatze II. 1914-1924. — Frankfurt a.M., 1979. — S. 405-410.

135. Hofmannsthal H.v. Preusse und Osterreicher // Hofmannsthal H.v. Reden und Aufsatze II. 1914-1924. — Frankfurt a.M., 1979. — S. 459-461.

136. Hofmannsthal H.v. Wir Osterreicher und Deutschland // Hofmannsthal H.v. Reden und Aufsatze II. 1914-1924. — Frankfurt a.M., 1979. — S. 390-396.

137. H6lter A. Richard Billinger "Rauhnacht" (1931). Historisches Interpretieren oder Gattungsgeschichte? // Interferenzen: Studien zum Verhaeltnis von Literatur und Geschichte / Hrsg.v. L. Bluhm. — Heidelberg, 1992. — S. 85-110.

138. Hiippauf B. Der Erste Weltkrieg und die Dcstruktion von Zeit // Geschichte als Literatur: Formen und Grenzen der Repraesentation von Vergangenheit / Hrsg.v. E. Hartmut. — Stuttagart, 1990. — S. 207-225.

139. Jameson F. Postmodernism and consumer society // The antiaeshetic: Essays on postmodern culture. — Port Townsend, 1983. — P. 111-125.

140. Konstantinovic Z. Franz Theodor Csokors Stuck "Der 3. November 19.18" // Immer ist Anfang: der Dichter Franz Theodor Csokor / Hrsg.v. J.P. Strelka. — Bern, Frankfurt a.M., New York, Paris, 1990. — S. 65-74.

141. Kraus K. Die Fackel. 12.1925. Nr. 706. Jg. 27. S. 54.

142. Kraus K. Die Fackel. 12.1926. Nr. 743. Jg. 28. S. 82.

143. Kreuzer H. Trivialliteratur als Forschungsproblem II Deutsche Vierteljahrschrift, 1967. Jg. 41. H. 2. — S. 173-191.

144. Kummerling B. "Marchenreize". Zur Marchenthematik in Musils "Mann ohne Eigenschaften" // Robert Musils "Kakanien" — Subjekt und Geschichte / Hrsg.v. J. Strutz. — Miinchen, 1987. — S. 95-115.

145. Lessing T. Die verfluchte Kultur. — Miinchen: C.H. Beck'sche Verlh., 1921. — 110 S.

146. Lipinski K. Apologie des Untergangs. Zu Alexander Lernet-Holenias Roman „Die Standarte" // Der Schriftsteller und der Staat. Apologie und Kritik in der osterreichischen Literatur / FIrsg.v. J. Golec. — Lublin, 1999. — S. 125-135.

147. Lipinski К. Seine Apostolische Majestaet. Zum Bild des Kaisers bei Joseph Roth // "Die Schwere des Gliicks und die Gro(3e der Wunder": Joseph Roth und seine Welt / Hrsg.v. M. Nuchtern u.a. — Karlsruhe, 1994. — S. 92-108.

148. Literarischer Kitsch: Texte zu seiner Theorie, Geschichte und Einzelinterpretation / Hrsg.v. J. Schulte-Sasse. — Tubingen: Miemeyer, 1979. — 206 S.

149. Literatur aus Osterreich, Osterreichische Literatur: ein Bonner Symposion / Hrsg.v. K.K. Polheim. —Bonn: Bouvier, 1981. — 241 S.

150. Literatur der "Inneren Emigration" aus Osterreich / Hrsg.v. J. Holzner, K. Mtiller. — Wien: Docker, 1998. — 473 S.

151. Liith R. Drommetenrot und Azurblau: Studien zur Affmitat von Erzahltechnik und Phantastik in Romanen von Leo Perutz und Alexander Lernet-Holenia. — Meitingen: Corian Verl. Wimmer, 1988. — 437 S.

152. Macho Th. Schwellen in Mythen und rituellen Praktiken // Uber die Schwelle / Hrsg. v. H. Lachmayer, P. Plica. — Wien, 2003. — S. 23-37.

153. Magris C. Der habsburgische Mythos in der modernen osterreichischen Literatur. — Wien: Zsolnay, 2000. — 414 S.

154. Mann K. Prufungen. Schriften zur Literatur / Hrsg.v. M. Gregor-Dellin. — Mtinchen: Nymphenberger Verlagshandlung, 1968. — 381 S.

155. Mann Th. Werke. Das essayistische Werk. — Frankfurt a. M.: Fischer, 1980. —339 S.

156. Marek F. Der theoretische Begrunder der «osterreichischen Nation», Dr. Alfred Klahr, 1904-1944 // http://www.antifa.co.at/antifa/KLAHR.PDF

157. Mayer F. Wunscherfullungen. Erzahlstrategien im Prosawerk Alexander Lernet-Holenias. — Koln, Weimar, Wien: Bohlau, 2005. — 322 S.

158. Megill A. Prophets of extremity: Nietzsche, Heidegger, Foucault, Derrida. — Berkeley: Calif. Univ. of California Pr., 1985. — 399 P.

159. Menasse R. Uberbau und Underground. Die sozialpartnerschafliche Asthetik. Essays zum osterreichischen Geist. — Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1997. — 201 S.

160. Moser M. Alois von Arabien ".ohne dabei in einseitigen Nationalismus zu verfallen." // Kakanien revisited: das Eigene und das Fremde (in) der osterreichisch-ungarischen Monarchic / Hrsg.v. W. Muller-Funk u.a. — Tubingen, Basel, 2002. —S. 121-133.

161. Miiller H.-H. Nachwort // Perutz L. Wohin rollst du, Apfelchen? — Munchen, 1994. — S. 247-268.

162. Miiller M. Alexander Lernet-Holenia — "Wirkliches Dichten" oder "schlicht Schreiben"? // Personalbibliographie Alexander Lernet-Holenia / Hrsg.v. H. Barriere u.a. — Oberhausen, 2001. — S. 15-28.

163. Muller-Funk W. Kakanien revisited. Uber das Verhaltnis von Flerrschaft und Kultur // Kakanien revisited: das Eigene und das Fremde (in) der osterreichisch-ungarischen Monarchie / Hrsg.v. W. Muller-Funk u.a. — Tubingen, Basel, 2002. — S. 14-32.

164. Miiller-Widmer F. Alexander Lernet-Holenia. Grundziige seines Prosa-Werkes, dargestellt am Roman "Mars im Widder". Ein Beitrag zur neueren osterreichischen Literaturgeschichte. — Bonn: Bouvier, 1980. — 206 S.

165. Musil R. Der Anschluss an Deutschland (1919) // Musil R. Gesammelte Werke: In 9 Bdn. Bd. 8. — Hamburg, 1978. — S. 1030-1042.

166. Nickel G. Einleitung // Carl Zuckmayer — Alexander Lernet-PIolenia Briefwechsel und andere Beitrage zur Zuckmayer-Forschung / Hrsg.v. G. Nickel. — Gottingen, 2006. — S. 9-26.

167. Novalis. Werke und Briefe. — Leipzig: Insel-Verlag, 1917. — 767 S.

168. Niirnberger E. Die Welt des Joseph Roth. // "Die Schwere des Gliicks und die Groesse der Wunder": Joseph Roth und seine Welt / Hrsg.v. M. Ntichtern u.a. — Karlsruhe, 1994, —S. 9-53.

169. Nutz W. Der Krieg als Abenteuer und Idylle. Landserhefte und triviale Kriegsromane // Gegenwartsliteratur und Drittes Reich. Deutsche Autoren in der Auseinandersetzung mit der Vergangenheit / Hrsg.v. H. Wagener. — Stuttgart, 1977. —S. 265-283.

170. Osterreichische Literatur der dreipiger Jahre: ideologische Verhaltnisse, institutionelle Voraussetzungen, Fallstudien / Hrsg.v. K. Amann. — Wien, Koln, Graz: Bohlau, 1990. — 372 S.

171. Osterreichische Nation: Pro und Contra (Forum des Lesers) // Forum. 1956. Heft 33. —S. 315-318.

172. Ossendowski F. Tiere, Menschen und Gotter. — Frankfurt a.M.: Frankfurter Societats-Dr., 1923. — 368 S.

173. Personalbibliographie Alexander Lernet-Holenia / Hrsg.v. H. Barriere u.a. — Oberhausen: Athena, 2001. —209 S.

174. Perutz L. Wohin rollst du, Apfelchen? — Miinchen: Knaur, 1994. — 269 S.

175. Philipp M. Distanz und Anpassung. Sozialgeschichtliche Aspekte der Inneren Emigration. // Aspekte der ktinstlerischen inneren Emigration 1933-1945 / Hrsg.v. C.-D. Krohn. — Miinchen, 1994. — S. 11-30.

176. Plener P. Waltzing Mnemosyne. Zur Konstruktion von Erinnerung im der k.u.k. Monarchie // Kakanien revisited: das Eigene und das Fremde (in) der osterreichisch-ungarischen Monarchie / Hrsg.v. W. Miiller-Funk u.a. — Tubingen, Basel, 2002. —S. 81-92.

177. Raddatz F.J. Gottfried Benn. Leben — niederer Wahn: eine Biographie. — Berlin, Miinchen: Propylaen-Verl., 2001. — 320 S.

178. Rasky B. Erinnern und Vergessen der Habsburger in Oesterreich und Ungarn nach 1918 // Osterreich 1918 und die Folgen. Geschichte, Literatur und Film / Hrsg.v. K. Muller u. H. Wagener. — Wien, Koln, Weimar, 2009. — S. 25-58.

179. Rauchenbacher M. Wege der Narration: Subjekt und Welt in Texten von Leo Perutz und Alexander Lernet-Holenia. — Wien: Praesens Verlag, 2006. — 157 S.

180. Rauchensteiner M. Osterreich im Ersten Weltkrieg 1914-1918 // Osterreich im 20. Jahrhundert, Ein Studienbuch in zwei Banden. Bd. 1. Von der Monarchic bis zum Zweiten Weltkrieg / Hrsg.v. M. Gehler, R. Steininger. — Wien, Koln, Weimar, 1997. —S. 57-84.

181. Rocek R. Die neun Leben des Alexander Lernet-Holenia. — Wien: Bohlau, 1997. —414 S.

182. Rocek R. Neue Akzente. — Wien, Miinchen: Herold-Verlag, 1984. — 2001. S.

183. Roth J. Dichter im Dritten Reich // Roth J. Werke. Bd. 3. Das journalistische Werk 1929-1939 / Hrsg.v. K. Westermann. — IColn, 1991. — S. 481-487.

184. Roth J. Statt eines Artikels // Roth J. Werke. Bd. 3. Das journalistische Werk 1929-1939/Hrsg.v. K. Westermann. — Koln, 1991, —S. 687-690.

185. Scheible H. Joseph Roths Flucht aus der Geschichte // Text und Kritik. Sonderband Joseph Roth. — Miinchen, 1982. — S. 56-66.

186. Scheible H. Suche nach Identitat und Protest gegen Geschichte: Naturgeschichte des Snobs — Aufzeichnungen zu Alexander Lernet-Holenia // Frankfurter Hefte. 1972. № 4. — S. 275-283.

187. Scherpe K.R. Kulturwissenschaftliche Motivation fur die Literaturwissenschaft // Kakanien revisited: das Eigene und das Fremde (in) der osterreichisch-ungarischen Monarchie / Hrsg.v. W. Muller-Funk u.a. — Tubingen, Basel, 2002. —S. 3-13.

188. Schafer H.D. Das gespaltete Bewusstsein. Deutsche Kultur und Lebenswirklichkeit 1933-1945 — Frankfort a.M., Berlin, Wien: Ullstein, 1984. —254 S.

189. Schmidt-Dengler W. Ohne Nostalgie. Zur osterreichischen Literatur der Zwischenkriegszeit. — Wien, Koln, Weimar: Bohlau, 2002. — 202 S.

190. Schmitz O.H. Der osterreichische Mensch. Zum Anschuungsunterricht fur Europaeer, insbesondere fur Reichsdeutsche. — Wien: Wiener Literar. Anst., 1924. — 68 S.

191. Schnell R. Innere Emigration // Literaturlexikon. Begriffe, Realien, Methoden / Hrsg.v. V. Meid. B. 13. — Gutersloh, Munchen, 1992. — S. 436-438.

192. Schnell R. Literarische Innere Emigration 1933-1945. — Stuttgart: Metzler, 1976. —211 S.

193. Schroder J. Gottfried Benn. Poesie und Sozilisation. — Stuttgart, Berlin, Koln, Mainz: Kohlhammer, 1978. — 220 S.

194. Schroter K. Der historische Roman. Zur Kritik seiner spaetbuergerlichen Erscheinung // Exil und innere Emigration / Hrsg.v. R. Grimm. — Frankfurt a. M., 1972. —S. 111-151.

195. Sebestyen G. Wort mit Gelachter. Der Dramatiker Franz Theodor Csokor // Lebensbilder eines Humanisten. Ein Franz Theodor Csokors-Buch / Hrsg.v. U.H. Schulenburg, H.S. Milletich. — Wien, Munchen, 1992. — S. 28-32.

196. Skreb Z. Trivialliteratur // Erzahlgattungen der Trivialliteratur / Hrsg.v. Z. Skreb u. U. Baur. — Innsbruck, 1984. — S. 9-31.

197. Srbik H.v. Das osterreichische Kaisertum und das Ende des Heiligen

198. Roemischen Reiches. — Berlin: Dt. Verl. Ges. Fur Politik u. Geschichte, 1927. — 210 S.

199. Srbik H.v. Osterreich im Heiligen Romischen Reich und im Deutschen Bund 1521/22-1866 // Osterreich: Erbe und Sendung im deutschen Raum / Hrsg.v. J. Nadler. — Salzburg, Leipzig, 1936. — S. 121-140.

200. Staatgesetzblatt fur den Staat Deutschosterreich. 1918. № 45 // http://alex.onb.ac.at/cgi-content/anno-plus?aid=sgb&datum:::::l 9180004&seite= 00000054

201. Stefan Zweig Richard Strauss. Briefwechsel / Hrsg.v. W. Schuh. — Frankfurt a.M.: Fischer Verlag, 1957. — 179 S.

202. Steierwald U. Leiden an der Geschichte: zur Geschichtsauffassung der Moderne in den Texten Joseph Roths. — Wiirzburg: Konigshausen & Naumann, 1994. — 198 S.

203. Strelka J.P. Exil, Gegenexil und Pseudoexil in der Literatur. — Tubingen, Basel: Francke, 2003. — 172 S.

204. Strelka J.P. Exilliteratur: Grundprobleme der Theorie, Aspekte der Geschichte und Kritik. — Bern, Frankfurt a.M., New York: Lang, 1983. — 237 S.

205. Szell Z. Ichverlust und Scheingemeinschaft. Gesellschaftsbild in den Romanen von Franz Kafka, Robert Musil, Hermann Broch, Elisa Canetti und George Saiko. — Budapest: Akad. ICiado, 1979. — 139 S.

206. Thieberger R. Erlenis Wien als bleibender Besitz. Die emigrierten Schriftsteller // Literatur und Kritik. 1985. №191/192. — S. 49-59.

207. Trommler F. Der osterreichische Roman im 20. Jh. — eine Episode? // Literatur und Kritik. 1967. № 16-17. — S. 385-398.

208. Trommler F. Roman und Wirklichkeit. Eine Ortbestimmung am Beispiel von Musil, Broch, Doderer und Giitersloh. — Stuttgart, Berlin, Koeln, Mainz:

209. Kohlhammer, 1966. — 180 S.

210. Vallery H. Ftihrer, Voile und Charisma. Der nationalsozialistische historische Roman. — IColn: Pahl-Rugenstein, 1980. — 216 S.

211. Was ist osterreichisch? // Der Turm. 1947. H. 9/10. — S. 49-51.

212. Weiss W. Ausblick auf eine Geschichte osterreichischer Literatur // Was heisst Oesterreichisch? Inhalt und Umfang des Oesterreichbegriffs vom 10. Jahrhundert bis heute / Hrsg.v. R.G. Plaschlca, G. Stourzh u. J.P. Niederkorn. — Wien, 1995. —S. 313-324.

213. Weiss W. Osterreichische Literatur — eine Gefangene des habsburgischen Mythos? // Deutsche Vierteljahrschrift. 1969. № 2. — S. 333-345.

214. Welt am Sonntag, 15.10.1972 // Wiener Stadt- und Landesbibliothek, Druckschriftensammlung, Kasten №294274.

215. Werner R. Transparente Kommentare. Uberlegungen zu historischen Romanen deutscher Exilautoren // Poetica. 1977. №9. — S. 324-351.

216. Westenfelder F. Genese, Problematik und Wirkung nationalsozialistischer Literatur am Beispiel des historischen Romans zwischen 1890 und 1945. — Frankfurt a.M.: Lang, 1989. — 439 S.

217. Wildgans A. Rede iiber Osterreich // http://www.antonwildgans.at/page87.html

218. Wrede A.v. Geschichte der k. und lc. Wehrmacht. Die Regimenter, Corps, Branchen und Anstalten von 1618 bis Ende des XIX. Jahrhunderts. In 5 Bdn. Bd.3: Die Kavallerie. — Wien: L.W. Seidel & Sohn, 1901. — 964 S.

219. Zeman H. Die Literatur Osterreichs. Eigenart Literaturhistorischer Entfaltung und mitteleuropaisch-donaulandischer Standort // Geschichte der Literatur in Osterreich von den Anfangen bis zur Gegenwart. In 7 Bdn. Bd. 7. — Graz, 1999. —S. 639-684.

220. Zettl W. Literatur in Osterreich von der Ersten zur Zweiten Republik // Geschichte der Literatur in Osterreich von den Anfangen bis zur Gegenwart. In 7 Bdn. Bd. 7. — Graz, 1999. — S. 15-220.

221. Zimmermann H.D. Das Vorurteil ueber die Trivialliteratur, das ein Vorurteilueber die Literatur ist 11 Akzente. 1972. №19. — S. 386-408.

222. Zondergeld R.A., Wiedenstried H.E. Lexikon der phantastischen Literatur. — Stuttgart, Wien, Bern: Weitbrecht, 1998. 461 S.

223. Zuckmayer C. Die Siegel des Dichters // Alexander Lernet-Holenia. Festschrift zum 70. Geburtstag des Dichters. — Wien, Hamburg, 1967. — S. 7-13.1. Архивные материалы

224. Sammlung von Roman Rocek, Wien

225. Joseph Roths Brief an Gottfried Benn, 23.12.1929 // Mediennummer HS004678327.

226. Sammlung von Svetlana Balaeva, St. Petersburg

227. Roman Roceks Brief an Svetlana Balaeva, 09.06.2009.