автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Романы Андрея Белого "Серебряный голубь" и "Петербург"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Романы Андрея Белого "Серебряный голубь" и "Петербург""

На правах рукописи

Шис.

НОВИК Анастасия Александровна

РОМАНЫ АНДРЕЯ ЫЕЛОГО «СЕРЕБРЯНЫЙ ГОЛУБЬ» И «ПЕТЕРБУРГ»: НЕРЕАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО И ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ СИМВОЛЫ

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Смоленск - 2006

Работа выполнена на кафедре истории и теории литературы ГОУ ВПО «Смоленский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук

профессор ЛЛ. Горелик

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

профессор А.П. Авраменко

кандидат филологических наук С.М. Мисочник

Везущая организация: ГОУ ВПО «Московский педагогический

государственный университет»

Защита состоится <Д8> СЬчЖА^Д 2006 г. в 14 часов 00 минут в зале Ученого соврта на заседании диссертационного совета Д212.254.01 ГОУ ВПО «Смоленский государственный университет» по адресу: 214000, Смоленск, ул. Пржевальского, 4. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке СмолГУ.

Автореферат разослан <4£» а&ъ^СМв 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета \ доктор филологических наук, профессор 1 у V . Н.А. Максимчук

Общая характеристика работы.

Актуальность проведенного исследования. Романы Андрея Белого «Серебряный голубь» и «Петербург», сразу же замеченные критикой и оказавшие значительное влияние на развитие прозы XX века, в течение нескольких десятилетий были практически закрыты для исследований в России. В 1980-е годы, когда вновь активизировалось изучение прозы А. Белого, в числе других важнейших проблем (философская основа, мифологизм, стилевое своеобразие и др.) обратила на себя внимание и проблема художественного пространства. При этом имеющиеся в работах, посвященных данной теме, немногочисленные указания на наличие в прозе А. Белого нереального пространства — «корабль» в «Серебряном голубе» (термин Ваканы Коно), «второе пространство» в «Петербурге» (термин А. Белого, подхваченный В.М. Пискуновым) и «криволинейное пространство» в «Петербурге» (термин С.П. Ильева) - разрознены и нередко противоречивы.

Среди филологов нет единого понимания термина «второе пространство А. Белого». Для С.П. Ипьева нереальное пространство, существующее за пределами непосредственно данного - это проявление бытия души субъекта сознания, запредельный мир, размещающийся в астральном пространстве. Для Н.А. Нагорной «второе пространство» прежде всего психологическое, т.е. сны, галлюцинации, бред, а также другое измерение Петербурга (без заметных разграничений). Вакана Коно фактически выделяет «второе пространство», не пользуясь этим термином, в романе «Серебряный голубь» как часть сакрального пространства. В большинстве случаев о нереальном пространстве А. Белого делаются лишь отдельные замечания, которые зачастую противоречат одно другому. Некоторые признаки этого пространства приводит лишь В.М. Пискунов (и то для того, чтобы разграничить понятия «второе пространство» и «мозговая игра»).

Проблема нереального пространства не исследована во многих аспектах. Не определены его признаки, не изучено, с какими областями «реального» (аналогичного бытовому) пространства и с какими персонажами оно связано. Не проанализировано взаимодействие нереального пространства и персонажей, их взаимовлияние. Не было попыток исследования поэтики нереального пространства - в частности, связи нереального пространства с образами-символами. И, наконец, никто еще не рассматривал эволюцию нереального пространства в творчестве А. Белого.

Предмет и материал исследования. Объектом исследования являются романы А. Белого «Серебряный голубь» (1910) и «Петербург» (1913-1914). Эти романы написаны один за другим и по первоначальному замыслу автора должны были составить две первые части трилогии «Восток или Запад». Замысел не был осуществлен, однако на многих уровнях текста, в том числе и на пространственном, первоначальные связи между романами сохранились. При обосновании диссертационных концепций и положений берутся во внимание некоторые другие художественные и публицистические произведения А. Белого: стихотворения книги «Пепел», «Симфония. 2-ая, драматическая», статьи «Магия слов», «Эмблематика смысла», «Священные цвета», «Луг зеленый», и некоторые другие.

Предмет исследования - особенности поэтики нереального пространства романов «Серебряный голубь» и «Петербург» и его функционирование в художественной системе произведения, его связь с образами-символами. Мы проследили также эволюцию нереального пространства и пространственных образов-символов от романа «Серебряный голубь» к «Петербургу».

Изучив прижизненные издания романа «Серебряный голубь» (1910, 1917 и 1922 года) и имеющиеся современные издания, мы сочли возможным опираться на издание 1989 года как наиболее близкое к первоисточнику 1910 года1. При исследовании романа «Петербург»

1 Далее роман «Серебряный голубь» с указанием страницы в крутых скобках цитируется по изданию: Белый А. Серебряный голубь // Белый А. Избранная проза / Сост., вступ. ст., примеч. Л.А. Смирновой. М.: Сов. Россия, 1989. С. 19-280.

мы опирались на издания в серии «Литературные памятники» (1981; 2004): отраженная в этих изданиях редакция 1916 года содержит полный текст романа.

Целью нашей работы является определение основополагающих свойств нереального пространства романов «Серебряный голубь» и «Петербург» в его соотношении с наиболее важными пространственными символами этих произведений. Итогом диссертации должно стать определение поэтики нереального пространства в романах Андрея Белого и выявление эволюции нереального пространства и пространственных символов от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург».

В соответствии с целями мы ставим перед собой следующие задачи:

— рассмотреть все случаи проявления нереального пространства в исследуемых романах, выявить признаки нереального пространства и разграничить его разновидности;

— точнее определить генезис нереального пространства в романах «Серебряный голубь» и «Петербург»;

— проследить взаимосвязь нереального пространства с персонажами, пейзажем и другими образами романа;

— выявить и рассмотреть важнейшие пространственные образы-символы обоих исследуемых романов;

— проследить эволюцию свойств и функций нереального пространства и пространственных образов-символов от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург».

Методологическая основа. Работа базируется на принципах анализа литературного произведения, разработанных в русле культурно-исторического, формального и структурно-семиотического методов. Основой диссертации стала теория художественного пространства, разработанная в трудах Ю.М. Лотмана, З.Г. Минц, В.Н. Топорова, B.C. Баевского и др. Кроме того, исследование основывалось на работах тех авторов, которые занимались различными аспектами творчества А. Белого: Л.К. Долгополова, С.П. Ильева, A.B. Лаврова, В.М. Паперного, В.М. Пискунова; а также тех, кто изучал фантастическое художественное пространство Гоголя: А.И. Иваницкого, В.Ш. Кривоноса, Л.Я. Паклиной. Привлекались отдельные работы H.A. Кожевниковой, Е. Кулешовой, Е.М. Мелетинского, К.В. Мочульского, Л.А. Новикова, И.С. Приходько, и других исследователей русской литературы конца XIX — начала XX века.

Методика исследования. Традиционные и сравнительно недавно проявившие себя в литературоведении методики применялись в комплексе. С помощью текстологического анализа рассматривалось художественное пространство произведения, реализованное в образах, в сюжетном движении. Поскольку А. Белый во многих случаях значительно расширяет словарное значение слова, мы опирались на контекстуальный анализ слов, создающих образ пространства. При исследовании пространственных образов-символов обращалось внимание на их мифопоэтическую традицию. Наблюдения дополнялись анализом литературно-мировоззренческих идей автора.

Научная новизна обуславливается как темой, так й методикой исследования. Наша работа особенно сложна потому, что исследуется нереальное художественное пространство, которое изучено значительно меньше, чем пространство, являющееся аналогом бытового, географического пространства в художественных произведениях. Методика анализа нереального пространства очень мало разработана. До сих пор были лишь отдельные попытки коснуться нереального пространства и не было полного исследования. Мы рассмотрели функции нереального пространства романов «Серебряный голубь» и «Петербург» в связи с функционированием некоторых пространственных образов-символов, что позволило нам сделать выводы об изменении нереального пространства и пространственных образов-символов от «Серебряного голубя» к «Петербургу».

Теоретическая ценность работы заключается в том, что было четко определено понятие нереального пространства в прозе Андрея Белого, выделены признаки нереального про-

' Далее роман «Петербург» с указанием страницы а круглых скобках цитируется по изданию: Белый А. Петербург / Отв. ред. Д.С. Лихачев. М.; Наука, 1981.

странства, изучены его свойства и направления его взаимодействия с персонажами. Нами было предложено свое понимание пространственных образов-символов: их определение, их свойства, их функции. Мы сумели понять и объяснить, как из двух топосов нереального пространства романа «Серебряный голубь» развилось эфирное пространство «Петербурга» с его специфическими свойствами и неоднозначным восприятием его персонажами.

Практическая значимость. Материалы и выводы диссертации вносят новые штрихи в понимание творчества А. Белого, его новаторства как прозаика. Диссертация содержит методику анализа пространственных символов и художественного пространства, которую можно применять при анализе произведений других авторов. Материалы диссертации могут бьгть привлечены в спецкурсы, лекции по теории и истории русской литературы, школьное преподавание.

Положения, выносимые на защиту:

1. В романах А. Белого существует нереальное художественное пространство. В нем нарушаются законы природы, действующие в реальном художественном пространстве, появляются нематериальные тела, у персонажей возникает измененное состояние сознания.

2. Нереальное пространство романов А. Белого способно характеризовать образы-персонажи, их отношения, особенности мышления, жизненные позиции. С помощью нереального пространства А. Белый изучает подсознание, влияние подсознательных импульсов на мотивы поведения людей, на их поступки.

3. Нереальное пространство строится на основе пространственных образов-символов: функции и свойства пространственных образов-символов соотнесены с функциями и свойствами нереального пространства. С изменением поэтики нереального пространства от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург» меняются и особенности пространственных образов-символов.

4. В «Серебряном голубе» присутствуют две разновидности нереального пространства: топос «голубей» (инфернальный) и фольклорно-философский топос (сакральный). В «Петербурге» только одна разновидность - эфирное пространство, которое совмещает противоречивые функции сакрального и инфернального.

5. Нереальное пространство А. Белого, как и пространственные символы, изменяется, эволюционирует от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург» в сторону большей абстрактности и сложности.

Апробация работы. По теме диссертации опубликовано восемь статей. По материалам диссертации делались доклады на ежегодной научной конференции аспирантов кафедры истории и теории литературы Смоленского государственного педагогического университета (2003, 2004, 2005 гг.). Доклад был сделан также на международной научной конференции «Современные пути изучения художественного произведения и истории литературы» в Смоленске в 2004 г.

Структура и обьем диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения, примечаний, списка источников и списка литературы. Работа занимает 223 страницы компьютерной распечатки, из них 159 страниц - основная часть, 33 страницы занимают примечания; список источников состоит из 35 наименований, список литературы -из 264 наименований.

Основное содержание работы.

Введение. Во введении обозначена проблематика работы, показана актуальность темы, сделан обзор литературы по вопросу, описана методологическая основа, охарактеризован материал исследования.

В Главе Г, «Эволюция нереального пространства в романах А. Белого "Серебряный голубь" и "Петербург"» (с. 20-83), формулируются основные признаки нереального пространства и обнаруживаются его разновидности, присутствующие в рассматриваемых романах А. Белого. Уточняется генезис нереального пространства в прозе А. Белого. На основании подробного анализа топоса «голубей» в «Серебряном голубе» и эфирного

пространства в «Петербурге» определяются свойства и функции нереального пространства в этих романах. Глава состоит из 6 параграфов.

В § 1, «Проблема нереального художественного пространства. Топос «голубей»; фольклорно-философский топос. Эфирное пространство» (с. 20-24), даются базовые определения важнейших для нашей диссертации понятий: нереальное пространство и его разновидности - топос «голубей» и фольклорно-философский топос в «Серебряном голубе», эфирное пространство в «Петербурге».

В работах, появившихся в последние десятилетия XX века, имеются указания на наличие в литературных произведениях особой, сравнительно редко встречающейся разновидности художественного пространства. Оно не может быть представлено как эквивалент географического (или топографического) пространства, в нем не действуют законы природы, сохраняющиеся в реальном художественном пространстве. Такое пространство мы называем нереальным. Оно обладает специфическими признаками, воплощающими, в первую очередь, его нереальность. Это: нарушение законов природы, действующих в реальном пространстве; измененное состояние сознания персонажей; наличие нематериальных тел; обнажение истинных побуждений и намерений персонажей.

Нереальное пространство появляется в прозаическом творчестве Белого уже в романе «Серебряный голубь». Оно представлено в виде двух топосов. Один из них мы назвали топо-сом «голубей», поскольку он является порождением секты «голубей», которые создают его с помощью мистической силы. Второй нереальный топос в романе «Серебряный голубь» мы назвали «фольклорно-философским», поскольку он тесно связан с русским фольклорным, соборным началом и отражает взгляды автора на судьбу России, на ее дальнейший путь развития. Нереальное пространство в прозе А. Белого, не остается неизменным, а меняет свои признаки от романа к роману. Нереальное пространство следующего романа А. Белого, «Петербург», мы назвали эфирным пространством, так как признаком его проявления становятся эфирные тела (термин Р. Штейнера).

В § 2, «Влияние пространственных представлений Н.В. Гоголя на художественное пространство романов А. Белого» (с. 24-31), мы уточняем имеющиеся в исследовательской литературе представления о влиянии творчества Н.В. Гоголя и Р. Штейнера на особенности художественного пространства прозы А. Белого.

Уже неоднократно отмечалось влияние Гоголя на творчество А. Белого'. Определяя происхождение нереального пространства романов А. Белого «Серебряный голубь» и «Петербург», мы опирались на особенности фантастического пространства прозы Н.В. Гоголя, которые выделили в своих исследованиях Ю.М. Лотман, А.И. Иваницкий, В.Ш. Кривонос, Л .Я. Паклина. Топос «голубей» в «Серебряном голубе» обладает некоторыми свойствами фантастического пространства Гоголя, хотя его граница с обыденным пространством гораздо более зыбкая и проницаемая, чем в творчестве Гоголя: свойства фантастического топоса приобретает бытовой, и наоборот. Можно с полной уверенностью утверждать, что А. Белый в значительной степени опирается на пространственные представления Гоголя в своем первом романе, «Серебряный голубь». Однако в романе «Петербург» влияние Гоголя менее заметно: из всех особенностей фантастического пространства сохраняется лишь бесплотность жителей, обилие зеркальных отражений и волшебное освещение, призванное ослепить героя. В период работы над «Петербургом» А. Белый познакомился с учением Р. Штейнера и серьезно им увлекся. Многие идеи и понятия этого учения отразились в нереальном пространстве «Петербурга». Эфирные тела, выход сознания из тела, распространение функций одной части тела на все другие - все эти состояния берут начало в лекциях Р. Штейнера.

' Лавров A.B. Андрей Белый а 1900-е гг. М.: Новое Литературное обозрение, 1995; Долгополое Л.К. Творческая история и историко-литературное значение романа А. Белого «Петербург» И Белый А. Петербург / Отв. ред. Д.С. Лихачев. М.: Наука, 1981. С. 525-623; Паперный В.М. Андрей Белый и Гоголь. Статья первая // Ученые записки Тартуского государственного университета. Единство и изменчивость историко-литературного процесса / Отв. ред. П. Рейфман. Вып. 604. Тарту, 1982. С. 112-126.

Мы обнаружили, что генезис нереального пространства в этих двух романах различен. В «Серебряном голубе» А. Белый находится под сильным влиянием Гоголя. Но позже у Белого появляется новый кумир, Р. Штейнер, и это накладывает сильный отпечаток в том числе и на художественное пространство «Петербурга».

§ 3. «Топос "голубей" романа "Серебряный голубь"» (с. 31-43).

Топос «голубей» обладает свойствами, проистекающими из искажения силой «голубей» устройства мироздания, миропорядка. В процессе анализа «голубиного» пространства мы выявили следующие его свойства.

Прежде всего, это искажение пространства. Оно проявляется в таких явлениях: непонятное исчезновение во время радений сектантов; внезапное изменение обстановки; тела людей становятся прозрачными, так, что можно увидеть бьющееся сердце и текущую кровь. Во-вторых, на переход в топос «голубей» указывает наличие сияющих золотых нитей. В тексте они прямо называются паутиной, что характеризует силу Кудеярова как отрицательную и даже инфернальную. Третье свойство топоса «голубей» — полярная перемена традиционной мифопоэтической принадлежности существа, предмета или явления к Добру или Злу. Так, спасающий от нечисти петух оказывается словом Кудеярова, из света столяр ткет сети и ловит ими людей для секты. Четвертое свойство - измененное состояние сознания. В топосе «голубей» персонажи приходят в блаженное состояние духа, будто «голубиное царство» уже настало и они перенеслись в рай. Ничто во внешнем мире их не интересует. Пятое свойство состоит в том, что для обитателей бытового пространства, не затянутых в сети «голубей», топос «голубей» невидим.

Все случаи проявления топоса «голубей» делятся на две группы: когда его распространяет человек и когда он привязан к определенному месту. Распространять вокруг себя это пространство может только Кудеяров - сам или через Дарьяльского, Матрену и Феклу Еро-пегину. Места появления топоса «голубей»: пруд в Целебеево, изба Кудеярова, дупло дуба, дом и баня Еропегиных.

В первый раз переход Дарьяльского из бытового пространства в мистическое происходит в доме Кудеярова во время работы — столярничания. Петр с благоговением относится к этому, как он думает, святому таинству, хотя самостоятельные передвижения предметов в доме могут скорее иметь прямо противоположное значение - действия нечистой силы.

В следующий раз Дарьяльский оказывается в топосе «голубей» вместе с Матреной, переход происходит в дупле во время попытки создания «голубиного дити» (которое может существовать лишь в топосе «голубей»). Этот процесс создания, являющийся, по сути, прелюбодеянием, происходит с разрешения Кудеярова, и более того — по его прямому приказу.

Перед третьим переходом Дарьяльского в топос «голубей» он начинает подозревать, что душа Матрены только наполовину ее, что возникшее между ним и Матреной чувство спровоцировано силой Кудеярова. Но, несмотря на это, в Дарьяльском еще остается влияние Кудеярова. Петр сам начинает испускать сверкающие нити и даже запутывает дьячка, неосознанно пытаясь завлечь его в секту.

В последний раз Дарьяльский попадает в топос «голубей» во время «делания» в избе Кудеярова, и неудача в создании «голубиного дити» обрекает Петра на смерть. Неудача же произошла из-за того, что Дарьяльский начал сомневаться в выбранном им пути, начал высвобождаться из-под наваждения «голубей».

Чаще всего топос «голубей» проявляется в избе Кудеярова, но он привязан не столько к месту, сколько к человеку — самому столяру. Сила Кудеярова пропитала все предметы в доме, пугающе преображая их: «...кочерга — и та уставится тебе в душу...» (133). Воздействует эта сила и на Дарьяльского, в доме Кудеярова он получает лучшие условия для «заражения» этой силой, проявления этой силы в себе. Кудеяров опутывает Дарьяльского наваждением, заставляя его принимать участие в создании «голубиного дити».

После неудавшегося делания Кудеяров пытается своей силой убить Петра, но в топосе «голубей» это не удается, поскольку Дарьяльский еще обладает некоторой силой (отчасти своей, отчасти кудеяровской) и топос «голубей» для него еще является своим.

Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод о следующих функциях, выполняемых в романе топосом «голубей». Этот топос: показывает истинную сущность секты, демонстрирует власть, которую секта имеет над своими членами; выявляет ложность этого пути развития России. ,

Топос «голубей» представляет собой особый мир, обладающий иными свойствами, что всячески подчеркивается автором. В этом пространстве становятся очевидными другая нравственность, другие (перевернутые) представления о Добре и Зле. Это мир наваждения, выраженный через традиционные мифопоэтические образы, очевидный читателю, но не персонажам.

§ 4. «"Все пространства растрескались": употребление лексемы "пространство" в романе Андрея Белого "Петербург"» (с. 43-65).

И в теоретических работах, и в художественных произведениях Андрея Белого значение слова «пространство» не сводится к словарному. В статье «Магия слова» (1910) А. Белый утверждает, что пространство и время как сущности соединяются в слове, объективируются в звуке, поэтому словом и звуком человек может их заговорить. Поэзия слов — единственное, что способно удержать безумие и хаос пространства и времени; человеческим терминам (непоэтическим словам, обладающим лишь одним значением) это недоступно1.

В романе «Петербург» лексема «пространство» употребляется 153 раза, как в форме единственного, так и в форме множественного числа. Нами было выделено 6 основных значений лексемы «пространство».

1. Неограниченная протяженность (во всех измерениях, направлениях); одна из основных всеобщих объективных форм существования материи, характеризующаяся протяженностью и объемом. Это значение языковое, зафиксированное в словаре.

2. Еще одно значение лексемы «пространство», совпадающее со словарным, — пространство в географическом смысле: большая площадь чего-либо на земной поверхности. У А. Белого это значение переносится и на более мелкие ее участки, такие, как топографические объекты (части города, например, Петергоф, Летний Сад, Марсово Поле), и даже на квартиру и ее части (комната, зал, коридор).

3. Употребление лексемы «пространство» в «Петербурге» может являться метафорой психологического состояния персонажа, его рассуждений, мотивов, переживаний, или используется в аналогичных сравнениях.

4. В романе есть топос, далекий от реальности, обладающий специфическими свойствами, - эфирное пространство (пространство, признаком проявления которого становятся эфирные тела). Существование этого пространства отмечает сам А. Белый в романе «Петербург», называя «второе пространство». Внутри него мы выделяем локус «мировое пространство», вариант эфирного.

Эфирное пространство для Аблеухова-старшего принципиально не отличается от обычного, бытового пространства; он отправляется туда каждую ночь перед сном - когда сознание освобождается от мелких проблем и сосредотачивается на самых важных событиях. Для Дудкина эфирное пространство определенно инфернально: там все протекает в обратном порядке; оно соприкасается с обычным пространством лишь в одной точке, да и то математической. Петербургские пространства, по словам посетившей Дудкина галлюцинации Шишнарфнэ, также принадлежат этому инфернальному пространству.

Мировое пространство связано в основном с Дудкиным и отчасти через него с Николаем Агюллоновичем. Дудкин боится эфирного пространства, которое пытается помочь ему найти выход из замкнутого круга терроризма и провокации, поскольку воспринимает только одну его часть, один локус - мировое пространство, инфернальное и пугающее, не указывающее на возможность возрождения. И этот локус Дудкин пытается навязать Николаю Аполлоновичу. Поэтому для Аблеухова-младшего мировое пространство двойственно (как и все идеи, которые он воспринимает, все отношения, в которые он вступает). Это и бездна, не-

1 Белый А. Магия слов // Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х т. I Вступ. ст., сост. АЛ. Казин, коммент. АЛ. Казин, Н.В. Кудряшева. Т. 1. М.: Искусство, 1994. С. 232.

что очень глубокое и страшное — в этом проявляется точка зрения Дудкина; это и небесная высь с летящими журавлями, с которой автор сравнивает голос детства - по светлому, очищающему воздействию на душу человека.

5. Еще одно значение лексемы «пространство», не совпадающее со словарными — пространство как часть предмета (луны, кареты) или человеческого тела. У Андрея Белого такое пространство уже содержит предмет и целиком заполняется им. При этом меняется плотность предмета, телесность становится эфирностью.

6. Пространство в значении «расстояние». Относится исключительно к расстоянию между Аполлоном Аполлоновичем и Дудкиным, включает стенку кареты и само расстояние. Но это расстояние скорее не физическое, а социальное и даже духовное: оба персонажа неприятно потрясены встречей и видят друг друга в неприятных обличьях.

В романе присутствуют и такие случаи (всего 15), в которых невозможно однозначное отнесение этой лексемы к той или иной группе: два или даже три разных значения, определяемые из контекста, сосуществуют в одном словоупотреблении.

Как видим, пространство А. Белый понимает очень широко. Он использует лишь два общеязыковых значения этой лексемы, все остальные значения А. Белый создает сам. Фактически пространство для А. Белого - все сферы существования человека; они могут на него воздействовать: направлять, угрожать и карать в случае неповиновения. Пространство А. Белого составляет всю действительность, и, заговаривая, покоряя пространство, человек заговаривает и покоряет саму действительность.

§ 5. «Эфирное пространство романа "Петербург"» (с. 65-80).

Уже отмечалось, что пространство романа «Петербург» тесно связано с сознанием человека, а в некоторых случаях даже порождается им. У каждого из трех главных персонажей (Аполлона Аполлоновича, Николая Аполлоновича, Дудкина) свое восприятие пространства и свое отражение пространства в сознании.

Опираясь на замечания JI.K. Долгополова и на собственное сопоставление идей Штей-нера и художественного пространства романа «Петербург», мы вычленили признаки, по которым выделяем «эфирное пространство». А именно: выход человека за пределы своего физического, тела; расширение тела до размеров вселенной; необычность состояния сна -одновременность сна и бодрствования, сон во сне; перенос функций частей физического тела на все части эфирного тела, так что «мыслят руки», и ощущения становятся частями тела; возможность выхода в неизмеримость, в бездну.

В эфирном пространстве Аблеухов-старший отражается в зеркале в виде рыцаря в синей броне и видит монгола, который присвоил себе лицо Николая Аполлоновича и подкрадывается к нему самому. К этому моменту действия сенатор еще не знаег, что на него готовится покушение. Происходящее в эфирном пространстве проясняет то, что происходит в настоящем, и даже предсказывает то, что случится в будущем: опасность для Аблеуховых со стороны Липпанченко и его воздействие на Николая Аполлоновича.

Три случая проявления эфирного пространства в романе связаны с Николаем Аполлоновичем. Повернув ключ в сардиннице-бомбе, Аблеухов-младщий впадает в странное полусонное состояние и видит открытую дверь коридора, ведущего в космическую безмерность. Свою древнюю секретную миссию разрушителя, назначенную монгольским предком Аб-Лаем, Аблеухов-младший пытается представить в виде пунктов и параграфов. Однако оказывается, что «монгольское дело» (237) Николай Аполлонович понял превратно: Запад и Восток оказываются не противниками, а союзниками. Эфирное пространство в сне Николая Аполлоновича предостерегает от неправильного понимания идей, которыми он увлекся. '

Кроме Аблеуховых, эфирное пространство связано еще и с Александром Ивановичем Дудкиным. Эфирное пространство Дудкина привязано к Петербургу, возникает через галлюцинацию Щишнарфнэ и ассоциируется для Дудкина с Липпанченко. Бездна, неизмеримость эфирного пространства видится Дудкину концом всего, тогда как для Аблеуховых падение в бездну приводит к полету в звезды и, в конечном счете, — к духовному возрождению за пределами Петербурга.

Мы можем сделать следующие выводы. С эфирным пространством связаны не все персонажи, а только отец и сын Аблеуховы и Дудкин. Второстепенным персонажам эфирное пространство не открывается. У каждого персонажа свое восприятие эфирного пространства. В связи с образами отца и сына Аблеуховых эфирное пространство отражает их сознание, в связи с образом Дудкина в эфирном пространстве проецируется не столько внутренняя суть персонажа, сколько внутренняя суть Петербурга, - города, играющего особую роль в романе.

Для Аполлона Аполлоновича эфирное пространство служит своего рода магическим зеркалом, позволяющим лучше понять происходящее и предвидеть будущее. Оно обнажает истинные побуждения человека, помогая ему глубже понять себя. Вместе с тем эфирное пространство поддерживает тему смерти и старения.

Эфирное пространство Аблеухова-младшего также обладает специфическими функциями. Отделением мыслей Николая Аполлоновича от него самого эфирное пространство подчеркивает двойственность этого персонажа.

Кроме того, эфирное пространство в связи с образами паука и паутины обостряет тему единой сети, включающей бюрократию, терроризм и провокацию.

§ 6. «Эволюция нереального пространства в романах Андрея Белого» (с. 80-83).

Рассмотрев нереальное пространство в романах «Серебряный голубь» и «Петербург», мы обнаружили, что пространство «голубей» (в «Серебряном голубе») и эфирное пространство (в «Петербурге») обладают общими свойствами. Это:

— нарушение законов природы, действующих в реальном пространстве; — измененное состояние сознания персонажей; — обнажение истинных побуждений и намерений персонажей (понятое или не понятое персонажами); - присутствие нематериальных тел.

В то же время наше исследование показало, что нереальные топосы в «Серебряном голубе» и «Петербурге» значительно разнятся. Между топосом «голубей» и эфирным пространством имеются существенные различия, отражающие специфику художественного мира каждого из романов. Перечислим эти особенности.

Во-первых, топос «голубей» часто «привязан» к определенному месту (баня Еропеги-ных в Лихове, дом Кудеярова в Целебееве, дупло дуба в лесу). Туда попадают не поодиночке, а как минимум вдвоем (Дарьяльский и Матрена; Фекла Еропегина и Кудеяров; Дарьяль-ский и дьячок), чаще вчетвером и более. Эфирное пространство, напротив, «привязано» к эмоциональному состоянию отдельного человека, туда попадают поодиночке, поскольку оно во многом зависит от состояния человека, его прошлого и его духовных запросов.

Второе отличие заключается в том, что топос «голубей» резко выделяется из всех остальных топосов романа «Серебряный голубь» - прежде всего своей нереальностью, изменением существующих в бытовом мире законов природы. В «Петербурге» же все топосы в какой-то мере нереальны - как нереален сам Петербург.

Топос «голубей» целиком и полностью подчинен персонажам - немногим стоящим в секте на высшей ступени (вначале Кудеярову, потом Дарьяльскому). Эфирное пространство персонажами не управляется, наоборот, само влияет на персонажей, подталкивая их к изменению их взаимоотношений и даже выполняя функцию предупреждения о грозящей опасности.

Различны эти типы нереального пространства и по эмоциональной оценке их персонажами. Топос «голубей» первоначально воспринимается Дарьяльским как нечто заманчивое, сладостное, как ответ на все духовные вопросы, потом приобретает полностью отрицательную коннотацию — переживается как гибельное наваждение. Эфирное пространство оценивается отрицательно только Дудкиным — поскольку напоминает о его прошлом одобрении сатанизма и раскрывает истинные последствия его ухода в терроризм. Аполлон Аполлонович страну своих «каждоночных» путешествий никак не оценивает. Николая Аполлоновича пугает не пространство, а то, что оно открывает в его душе.

Нереальное пространство все дальше уходит от бытового пространства. Если в «Серебряном голубе» автору для тоноса «голубей» еще необходимы какие-то пространственные зацепки, то в «Петербурге» эфирное пространство совершенно отрывается от реального пространства, становится более абстрактным. Место географических и топографических

ориентиров «Серебряного голубя» в «Петербурге» окончательно занимают признаки, свойственные только нереальному пространству и подчеркивающие его нереальность. Вместе с тем границы между нереальным и бытовым пространством становятся более проницаемыми. В «Петербурге» эти два типа пространства уже трудно различимы.

В «Серебряном голубе» присутствует норма - если не на уровне прямой авторской оценки, то все равно она достаточно прозрачно явствует из текста: ее маркерами становятся традиционные мифопоэтические образы и представления; ее отсутствие (чувствительное и в бытовом пространстве) наиболее заметно в топосе «голубей». В «Петербурге» нет эталона развития даже в эфирном пространстве: развитие души каждого человека индивидуально, нет общего для всех людей рецепта самосовершенствования.

В «Серебряном голубе» наваждение присутствует и в реальном пространстве, и в нереальном, но в нереальном оно становится особо заметным. В «Петербурге» эфирное пространство раскрывает для персонажей все наваждения реального пространства, бытовой жизни, хотя и через странных посредников (монгола для Аблеуховых, Шишнарфнэ для Дуд-кина).

Если в «Серебряном голубе» в основе - гоголевские и устремленные к мифу представления о контрастности мира нереального и реального, то в «Петербурге» основной смысл приобретают штейнеровские образы, штейнеровская концепция самосовершенствования человека.

Глава II. «Эволюция пространственных символов в романах А. Белого "Серебряный голубь" н "Петербург"» (с. 84-151), посвящена исследованию пространственных образов-символов обоих романов, определению их свойств и функций. Также делаются некоторые выводы о природе фольклорно-философского пространства и его влиянии на персонажей. Глава состоит из 4 параграфов.

§ 1. «Проблема символа и символ А. Белого» (с. 84-89).

Исследование творчества любого символиста невозможно без осмысления вопроса о символе. Понятие символа выросло из романтической идеи двоемирия, одним из источников которой была философия Платона. Земной мир при этом рассматривается как несовершенное отражение мира небесного (трансцендентного). Символ — сложный образ, который охватывает оба мира. Ни одна вещь не воспринимается символистом «просто», — сквозь нее проступает что-то другое, символом чего она является1. Сложность вопроса о символе не только в специфике самого понятия, но и в том, что у каждого из символистов было свое представление о символе. Наиболее емким и удобным в применении определением символа А. Белого мы сочли определение Э.Я. Кравченко, данное в диссертации, которая посвящена системе символов в языке ранней поэзии А. Белого. Символ, по ЭЛ. Кравченко, - особый образ художественного текста, «мост» между миром внешним (феноменальным) и сокровенным (ноуменальным). Он построен на любых соответствиях2.

А. Белый в статье «Символизм» выделяет в своем творчестве два типа символических образов. Эти типы соответствуют двум мифам и двум путям: пути Гелиоса и пути Орфея. В первом случае больше внимания обращается на этот, земной мир, во втором случае акцент делается на вечном мире, откуда вызывается новый образ. Однако в статьях А. Белого «Эмблематика смысла» и «Магия слов» обнаруживается уже три значения символа: 1) символ как художественный образ; 2) символ как категория мира реального; 3) символ как окно в мистический мир. Мы рассмотрим эти значения подробнее, основываясь на статьях самого А. Белого.

1. Символ как художественный образ, вид тропа, - в этом значении символ сближается с метафорой: «создание словесной метафоры (символа, т. е. соединения двух предметов в од-

1 Минц З.Г. Эпоха модернизма: «серебряный век» русской поэзии // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 376.

2 Кравченко Э.Я. Система символов в языке ранней поэзии А. Белого. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ, канд. филол. наук. М., 1994. С. 6-7.

ном) есть цель творческого процесса»1. Такой символ соединяет черты природы (в широком смысле) и переживания художника, вызванные этими чертами. В этом смысле всякое произведение искусства символично, так как соединяет черты природы и переживания художника.

2. Символ как способ познания, предел всех познаний и творчеств. Символизм прежде всего познает культуру и человека. Спектр интересов символистов в этом вопросе очень широк: они изучают восточные культуры (такие, как культура Индии, Персии, Египта), Грецию, средневековье... В творчестве А. Белого очень сильна идея Ницше о вечном возвращении: история есть система возвратов, мир никогда не новость для человека - он не впервые живет в этом мире.

3. Символ как окно в мистический мир. В этом смысле все символы - лишь отражения, облеченные в слова слабые копии единого Символа, явления масштаба самого Бога. В этом значении символ приближен к символу-образу, и эта концепция воспринята у Вл. Соловьева. Ее следы без труда обнаруживаются и в теоретических статьях А. Белого. Этот высший Символ непознаваем, несотворим, всякое определение его условно. Мы можем довольствоваться лишь слабыми копиями — словами, т. е. объективациями в звуках времени и пространства.

Нас интересует главным образом третье значение термина «символ», т. е. символ как копия, отражение Символа, и его функционирование в художественных текстах А. Белого.

§ 2. «Пространственные образы-символы в романе "Серебряный голубь"» (с. 89120).

Художественным пространством романа «Серебряный голубь» занимались меньше, чем художественным пространством следующего романа А. Белого, «Петербург». Исследователи (A.B. Лавров, Вакана Коно) концентрировали свое внимание в основном на усадьбе Гуголево. В этом параграфе мы рассмотрим другие важные области пространства, связанные с духовными исканиями Дарьяльского и требующие своего анализа.

2.1. Образы-символы поля и леса в романе «Серебряный голубь».

Случаи появления образа-символа поля в романе могут быть разделены на две группы. В первой группе этот образ-символ связан с образом автора; в лирических отступлениях автор разъясняет, что поле несет смысл одного из путей воздействия России, Родины на душу человека. Поле может предупредить человека об опасности, а может само наслать ее - в случае, если человек пренебрегает предназначенным ему путем или не может правильно понять молчаливое слово, указывающее этот путь. Во второй группе образ-символ поля выступает в связи с одним из образов-персонажей: Дарьяльским, Матреной, столяром Кудеяровым, нищим Абрамом, Феклой Еропегиной, Катей Гуголевой, ее бабкой баронессой Тодрабе-Граабен, Александром Павловичем Тодрабе-Граабеном.

Самое ясное и определенное значение образ-символ поля приобретает в связи с образом Кати Гуголевой, невесты Дарьяльского, хотя и встречается в связи с этим образом всего один раз. Данные автором характеристики Кати указывают на то, что Катя и есть одно из воплощений той полевой тайны, души России, той зари, которую ищет Дарьяльский. Между тем Дарьяльский не ждет от Кати духовной глубины. Катя представляет собой воплощение России и ее полевой тайны, в общении с ней Дарьяльский достиг бы своей цели — зари и духовного совершенствования. Но Дарьяльский не хочет видеть в Кате зарю, а гонится за тайной рябой бабы Матрены, которая оказывается ловушкой Кудеярова.

Концепция поля, которую основывает и проповедует «голубям» Кудеяров, кардинально отличается от того светлого пути совместного совершенствования в любви, который предлагает Дарьяльскому Катя. Для Кудеярова поле — место обитания духа, по поводу которого он читает нищему Абраму целую лекцию. Перед разговором Кудеярова и Абрама идет авторский пассаж о прелести странствования. Но в авторских разъяснениях прелесть эта оказывается весьма сомнительной: она заключается в отсутствии семейных связей (жены, детей) и имущества (дома). Само странствование названо «безделье святое», о странниках

' Белый А. Магия слов // Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х т. / Вступ. ст., сост. АЛ. Казин. коммент. АЛ. Казин, Н.В. Кудряшева. Т. 1. М.: Искусство, 1994. С. 242.

говорят, что они «шатались», - такими выражениями автор показывает, что Кудеяров искаженно воспринимает образ «полевого духа».

Наиболее сложные отношения с полем у Дарьяльского. В связи с этим персонажем образ поля в романе появляется чаше всего (в трети случаев). У Дарьяльского нет сложившейся концепции поля: на протяжении романа он находится в поисках своего пути. Пережив увлечение идеями Кудеярова и отвергнув их, Дарьяльский приближается к пути, который с самого начала воплощался в Кате и которого Дарьяльский не смог тогда разглядеть.

«Голуби» используют поле (как и лес) в основном для рождения «голубиного дити» и всего, что с этим связано. Для попавшего под власть секты Дарьяльского поле не теряет прежнего значения, поскольку он уверен, что «голуби» приведут его к той полевой тайне, к тем бессловесным песням, к которым он стремится. Перед Дарьяльским смутно брезжит понимание того, что ему грозит опасность. Но это предостережение остается им незамеченным: он все еще уверен, что «голуби» помогут ему найти разгадку полевой тайны. В пустых полях Дарьяльского нагоняет набат: Кудеяров поджег лавку Ивана Степанова. Поле предупреждает Дарьяльского, открывая ближайшее будущее, но оно пустое, поскольку оно - лишь преддверие тайны. А Дарьяльский считает, что поле и есть сама тайна; он подменяет зарю — полем\ первоначально его поиски направлены на зарю — нечто высокое и недоступное обычному познанию, некое прозрение. Секта не может убить Дарьяльского в топосе «голубей», так как для него это пространство - пройденный этап: Дарьяльский понял, что представляют собой «голуби», и отказался от использования их силы. Но Дарьяльский беззащитен перед подчиненной секте ущербной частью мироздания, изображенной в виде дуба с дуплом. Дарьяльский не может противостоять этой силе, поскольку он не увидел за полем зарю - не сделал выводов из своего «позорного поведения», не определил своего дальнейшего пути. Перед смертью он понимает, что виноват перед Катей.

Таким образом, поле для Дарьяльского является незримым духовным руководителем, пытающимся помочь Петру в его поисках пути России. Но Дарьяльский вначале пытается уклониться от тяжелого труда исканий, прячась за легкие отношения с Катей, а потом принимает способ (поле) за окончательный результат поисков (зарю), потому и погибает в тот самый момент, когда уже уверен, что все опасности позади.

Подводя итог, мы можем сказать, что для автора поле обладает особым смыслом, являясь воплощением души России, ее дальнейшего пути развития. Ближе всего к авторской точке зрения Дарьяльский. Для него поле также обладает особым смыслом, он ищет разгадки полевой тайны, пути России.

2.2. «Луг зеленый»: образ-символ луга в романе «Серебряный голубь».

Образ-символ луга также давно интересовал А. Белого. В августе 1905 г. он написал статью «Луг зеленый», в 1910 г. вышла книга статей под тем же названием. В статье Россия сравнивается с Катериной из «Страшной мести» Н.В. Гоголя, и о будущей счастливой жизни человечества говорится как о тихих плясках на зеленых лугах. При этом луг описывается как «дышащий» и посвященный в «жизнь несказанную», как пространство духовной жизни России. В романе А. Белого «Серебряный голубь» луг - второй по частотности пространственный образ (после образа поля).

В лирических отступлениях луг выступает как воплощение русского фольклорного начала, как место сближения с природой и как отражение патриархальности, жизни на лоне природы.

Для Дарьяльского луг является частью русской природы, то есть той частью мироздания, которая пытается предостеречь его от сектантов. Дарьяльский стремится приблизиться к этому фольклорному, коллективному началу, но не раскрывает для себя «полевой тайны» и не замечает предупреждений луга. Он поддается наваждению и позволяет увести себя в секту, отделившуюся от народа: радения проводятся ночью, в закрытых помещениях; куда допускаются лишь избранные - в отличие от хоровода днем на лугу, к которому могут присоединиться все желающие. Луг, связанный с Катей, пытается нейтрализовать влияние пруда, связанного с Матреной, старается пробудить Дарьяльского от наваждения, - но безуспешно.

В эпизодах, в которых действуют Кудеяров и отец Вукол, луг воплощает связь с Россией, с русским фольклорным, хоровым началом, объединяющим людей. Луг также разоблачает дьявольскую сущность Кудеярова, поскольку является, как и лес, частью природы, шире - мироздания, которое секта разрушает своими ритуалами. Луг выявляет противостояние секты и традиционной религии через противостояние Кудеярова и отца Ву-кола. Если в начале перевес на стороне столяра, то к концу романа он оказывается побежденным как религией (отец Вукол), так и в топосе «голубей».

Зеленый луг становится аллегорией возможной счастливой жизни Дарьяльского и Кати: любовь Кати и Дарьяльского неизменно показана на лугу, - но луг все больше краснеет, и Дарьяльский все дальше от Кати. Катя как одно из воплощений «полевой тайны», души России, тесно связана с русской природой. Только с Катей Дарьяльский может достичь своей цели, найти путь дальнейшего развития России. И, связавшись с Матреной, Дарьяльский сворачивает с правильного пути.

Еще один персонаж, появляющийся на лугу - Фекла Еропегина, одна из «голубей». Фекла идет с отпом Вуколом осматривать окрестности, и автор называет ее Помоной, древнеримской богиней плодородия, шествующей «среди даров лета благоприятных» (182). Однако в первых же строчках главки, повествующей об этом, упоминается сухой луг; по крайней мере, один из «даров лета» уже не назовешь «благоприятным». Воздействие Феклы на луг обратно тому, которое должна бы оказывать настоящая богиня Помона. Связавшись с сектой, Фекла Еропегина теряет связь с русской природой и собственной душой. Она замыкается в себе, и выход находит лишь в секту, все остальное для нее неважно.

Мы можем сказать, что луг является частью природы, разоблачающей «голубей» и пытающейся предупредить запутавшихся людей о наваждении секты. Но луг бессилен по-настоящему спасти хотя бы одного человека — наваждение пересиливает. Луг противопоставлен пруду, как Катя противопоставлена Матрене. Луг становится местом, где сталкивается православие (в лице отца Вукола) и секта (в лице Кудеярова и Феклы Еропегиной), причем побеждает православие. Луг в романе выступает как общинное, народное, фольклорное начало, пытающееся объединить людей, в отличие от секты. Подпадая под наваждение «голубей», Дарьяльский теряет связь с этим началом, и не успевает вновь его обрести.

2.3. «Роль пространственных образов-символов романа "Серебряный голубь". Фольклорно-философский топос».

Подводя итоги нашему исследованию пространственных образов-символов романа «Серебряный голубь», мы можем утверждать, что каждый из них обладает множеством значений. Поле, лес передают разные состояния человеческой души. Поле (и заря) показывают ту высшую цель, к которой стремится Дарьяльский, ту мистическую силу, которую может и должен познать человек. Дуб с дуплом и луг отражают фольклорную основу, природу как часть мироздания, ее попытки предостеречь человека.

Отношение персонажа к той или иной области пространства, являющейся символом, становится своего рода индикатором, проясняющим мировоззрение и намерения персонажа, разоблачающим ложь и лицемерие. Tax, поле делает видимым для обычного человека наваждения Кудеярова, а луг выявляет инфернальность этого персонажа. Пространственные образы-символы отражают природу, которая пытается предостеречь персонажей от связи с сектой, разрушающей основы мироздания. Русская природа призывает выбрать для России особый путь развития, не «восточный» и не «западный». Оба самых частотных пространственных образа-символа (поле и луг) связаны с образом Кати, ее восприятием жизни и чувствами. Они также поддерживают тему противостояния религии и секты, в котором побеждает религия.

Когда персонаж находится на лугу или в поле, эти области художественного пространства могут восприниматься как вполне реальные. Но когда о поле говорится, что оно «знает тайны» и «сжигает мечты», а луг выступает объединяющим началом, эти образы приобретают символический смысл. Реальные локусы поля, луга содержат в себе возможность преображения, иную сущность, - способность выходить за пределы действительности, опираясь

на действительность. Так появляется фольклорно-философское пространство, в качестве ло-кусов которого выступают поле и луг.

Как показывает наш анализ, фольклорно-философский топос разоблачает топос «голубей» и пытается противостоять его влиянию. Главная его функция — рассеять наваждение секты, вывести персонажей из тупика на правильный путь, чтобы обеспечить России развитие и процветание. Этот топос отражает русское фольклорное, соборное начало, способы его влияния связаны с русской природой и мифопоэтикой: на Дарьяльского воздействует запах луга, вид поля на закате; засохшая трава предупреждает о вторжении инфернальных сил. По сути, фольклорно-философский топос - это персонификация судьбы России: ее духовных, фольклорно-исторических основ (луг) и ее возможного будущего; призывающего людей к себе (поле), — будущего, неясного и самому автору. Он знает только, что правильный ответ, правильный путь России существует, и его можно найти, пользуясь подсказками фольклорно-философского пространства. По крайней мере, Дарьяльскому доступен этот путь, связанный в том числе и с образом Кати.

Фольклорно-философский топос не зависит от воли и сознания отдельного персонажа, как топос «голубей». Он связан с народной душой и отражает сознание многих поколений русских людей. С одной стороны, он существует в русской природе объективно и проявляется через природные локусы. В то же время он обладает таинственными свойствами, непонятными персонажам и даже автору.

§ 3. «Пространственные образы-символы романа "Петербург"» (с. 120-149).

Хорошо исследована соотнесенность «Петербурга» А. Белого с Петербургом Пушкина, Гоголя, Достоевского, изучено вкрапление «петербургских» текстов литературы XIX в. в творчество А. Белого. Мы сосредоточились на иной проблеме: на рассмотрении образов-символов, связь которых с пространством заметна не сразу. Причем нас интересовали в первую очередь нереальное пространство и те образы-символы, которые его проясняют, характеризуют его связи с персонажами.

3.1. «В лабиринте зеркал»: зеркала, витрнны, стекла в романе «Петербург». Целью этого раздела нашей работы является определение роли образа-символа зеркала (а также образов, его заменяющих) в романе А. Белого «Петербург», исследование своеобразия и функций этого образа-символа в романе.

Мы объединяем в одну группу образы зеркал и витрин, поскольку в романе «Петербург» особо подчеркивается их способность отражать, в первую очередь людей; поэтому для удобства назовем их «отражающими» образами. Образ оконного стекла относится к этой группе условно, поскольку оконное стекло может отражать лишь при определенных условиях. Тем не менее мы рассмотрим оконное стекло в ряду отражающих образов-символов, поскольку в романе «Петербург» оконное стекло _ обладает некоторыми из мифопоэтических функций зеркала. Оно способствует раскрытию истинной сущности предмета, существа или явления, а также обладает значением «нечистого», опасного входа в дом, в противоположность двери как чистому входу. Заменители зеркала, витрина и оконное стекло, используются только при характеристике отца и сына Аблеуховых; итак, они связаны с наиболее сложными персонажами романа. На важность «отражающих» образов в романе «Петербург» указывает тот факт, что рядом с ними происходят важные разговоры персонажей романа, в зеркало смотрятся персонажи в кризисные моменты своей жизни.

Из авторских отступлений следует, что в изображение Петербурга зеркало вносит мотив расширения пространства Петербурга за пределы реальности, а также мотив изначальной обреченности этого инфернального города. Кроме того, «отражающие» образы-символы показывают непрочность границ между предзеркальным и зазеркальным мирами, причем в этом косвенно обвиняется Петр I как строитель Петербурга.

Наш анализ позволяет утверждать, что в связи с Николаем Аполлоновичем «отражающие» образы-символы появляются в кризисные для этого персонажа моменты. Мир непонятен Николаю Аполлоновичу. Зеркало для него не фиксирует ценности, которых следует придерживаться, оно указывает на двойную сущность Николая Аполлоновича и мира.

«Отражающие» образы-символы поддерживают мотив призрачности Петербурга и его жителей, подчеркивают непрочность границ между миром предзеркальным и зазеркальным.

В связи с Аполлоном Аполлоновичем «отражающие» образы-символы возникают в той же функции, что и в связи с его сыном: выявление истинной сущности человека, демонстрация непрочности границ между мирами. Но, в отличие от образа Аблеухова-младшего, в образе сенатора на первый план выступает последняя из этих функций, поскольку Аблеухов-старший близок к смерти - и из-за планируемого покушения, и из-за своего возраста, а смерть - это и есть переход в иной мир.

В связи с образами мужа и жены Лихутиных в романе не используются заменители зеркала, что согласуется с умственной и нравственной ограниченностью этих персонажей. В связи с образом Софьи Петровны зеркало показывает непрочность границ между предзеркальным и зазеркальным мирами, при которой происходит замещение этого персонажа инфернальным существом, что связано также с карнавальным переодеванием. Кроме тога, зеркало проясняет мотивы ее поступков. Сергею Сергеевичу зазеркальем представляются непонятные ему явления, - например, поведение жены и Николая Аполлоновича; это иной мир, . но не в пространственном, а в морально-этическом смысле.

3.2. «Тысячелапый тарантул»: образ-символ паука в романе «Петербург». Паук часто появляется в литературе в качестве образа сопоставления. Этот образ достаточно обычен при изображении коварного человека, который добивается своих целей с помощью хорошо продуманной сети интриг, оставаясь в стороне от событий. Сопоставление с пауком проходит через весь роман «Петербург», оно встречается неоднократно и в связи с различными персонажами. Поэтому естественно предположить, что этот образ играет в «Петербурге» важную роль. В данном параграфе мы попытались определить функции, выполняемые сопоставлением с пауком, и значение этого образа-символа в каждом конкретном случае, а также его роль в романе.

Множественность сопоставлений Аблеуховых с пауками (б раз) указывает на неслучайность этого художественного приема. Проведенный нами анализ позволяет говорить о том, что образ паука несет глубокий смысл и связан с важнейшими для романа темами: с темой всеобщей провокации, от которой ни один чиновник (какое бы высокое положение он ни занимал) не застрахован, и с темой разрушения пространства и присутствия других миров (пусть и не в космическом, а в комически-бытовом смысле - для прямолинейного Лихутина). Дудкин прямо называет Липпанченко тарантулом. Автор использует такой образ, чтобы подчеркнуть хитрость и коварство провокатора, несправедливым обвинением заставившего Дудкина забыть про сотрудничество Липпанченко с охранкой. Своим сопоставлением Дудкин парадоксальным образом приравнивает провокатора Липпанченко к сенатору Абле-ухову, который в своей деятельности не гнушается как провокаторов, так и их методов работы.

В ситуации обыска Николая Аполлоновича паук связан с бумагой, причем и сам обыск является своего рода провокацией, злой шуткой. В данном случае сопоставление сыщика с пауком подчеркивает беспомощность Николая Аполлоновича, увязшего в сети провокаторов, и вместе с тем упоминание бумаги связывает провокаторов, низший, всеми презираемый слой общества, с такими почтенными и уважаемыми людьми, как сенатор Аблеухов, который «проводил часы за просмотром бумажного производства» (50).

В романе «Петербург» образ-символ паука играет важную роль, характеризуя определенную группу персонажей. Он объединяет высших чиновников, террористов и провокаторов в единую смертоносную сеть, угрожающую существованию России взрывом и приходом хаоса; он превращает Петербург в пространство бюрократии, терроризма и провокации.

Тарантул (как вид паука) появляется в тех эпизодах романа, которые актуализируют миф об Афине (которую воплощает Дудкин) и Арахне (в роли которой выступают сначала Аблеуховы, потом Липпанченко). Сопоставление с тарантулом является знаком, своего рода маркером, указывающим на этот миф: тарантул маркирует эпизоды, в которых образ-символ «паук» имеет особые функции.

3.3. Особенности пространственных образов-символов романа «Петербург». Рассмотренные нами пространственные образы-символы романа «Петербург» (паук, зеркало, витрина, оконное стекло) раскрывают двойственность человека и объясняют ее причину. Подавляемые в подсознании отрицательные побуждения и не одобряемые обществом желания представлены как вторжение в душу хаоса иных миров. Пространственные образы-символы «Петербурга» демонстрируют близость иных миров и непрочность границы между мирами. Существа из других миров легко проникают через эту границу и даже замещают на время существ мира этого: так из зазеркалья являются демон и распутница, а паук прямо назван прибежавшим из иных миров. Пространственные образы-символы демонстрируют разнообразие методов, которыми хаос иных миров влияет на земной мир: бюрократия, терроризм и провокация имеют одну основу, один корень. И зеркало, и паук имеют единую природу - разбитое зеркало сравнивается с паутиной. Значения обоих этих образов-символов в существенной степени основываются на мифопоэтической традиции. Петербург предстает не только нереальным пространством, но и пространством бюрократии, терроризма, провокации, которые опутали город подобно паутине.

§ 4. «Эволюция образов-символов А. Белого» (с. 149-151).

В романах Андрея Белого существуют два типа пространственных образов-символов. Один тип — образы-символы, смысл которых связан с картинами действительности, они обозначают какую-либо область пространства. Эти образы-символы встречаются в «Серебряном голубе» — поле, луг. Эти локусы, имеющие эквивалент в реальном мире, содержат в себе возможность преображения, выхода за пределы действительности. Они создают фольклорно-философское пространство.

Второй тип - образы-символы, которые не имеют никакой пространственной основы и связаны с пространством лишь опосредованно, через воплощение авторских идей. Предвестниками таких символов, в полную силу проявившихся в романе «Петербург», являются в романе «Серебряный голубь» образы петуха и голубя с ястребиным клювом. Названные образы, хотя и связаны с пространством (они являются маркерами топоса «голубей»), не могут быть названы символами, поскольку эти образы вполне однозначны и не развернуты в произведении, встречаются всего один-два раза. Петух, созданный Кудеяровым и следящий за Матреной и Дарьяльским в одном из эпизодов, всего лишь форма, которую принимает сила Кудеярова. Эта форма не самостоятельна и выполняет ту же функцию, что и топос «голубей»: выявляет разрушающее влияние «голубей» на основы мироздания. То же с голубем с ястребиным клювом, возникающим во время радений сектантов как побочный, неудачный результат материализации «голубиного дити». Ястребиный клюв этого создания метафорически передает коварство «голубей», скрываемое под маской благочестия.

В романе «Петербург» однозначные образы, слабо связанные с пространством, вырастают в многозначные образы-символы, такие, как зеркало и паук. Они способны передать все те оттенки и выполнять все те функции, которые в «Серебряном голубе» распределялись по двум типам образов (образы-символы «поле», «луг» и образы «петух», «голубь с ястребиным клювом»).

Пространственные образы-символы «Петербурга» представляют собой конкретные предметы (зеркало) или конкретные существа (паук). В отличие от пространственных образов-символов романа «Серебряный голубь», они не имеют пространственного аналога. Так, аналогом образа-символа «паук» является существо паук. В реальности паук не обозначает область пространства, как, например, аналоги образов-символов «поле» и «луг».

В романе «Петербург» для воплощения своих идей А. Белый уже меньше, чем в «Серебряном голубе», использует образы, традиционно возникавшие в его лирике и в критических статьях.

Усиливается связь образов-символов А. Белого с мифопоэтической традицией. В «Серебряном голубе» встречаются образы-символы с устойчивой мифопоэтической традицией — например, дуб с дуплом, являющийся персонификацией мирового древа. В «Петербурге» пространственных образов с мифопоэтической традицией больше: зеркало, паук, мост. Они возникают на всем протяжении романа и имеют множество значений. Обращение к

мифопоэтической традиции позволяет А. Белому расширить значение символов, придавая им подчас противоречащие друг другу смыслы.

Основываясь на мифопоэтической традиции, А. Белый связывает с пространством образ практически любого плана и перестает нуждаться в частом повторении значимого для него образа-символа. Так, пространственные образы-символы «Серебряного голубя» употребляются в романе по несколько десятков раз: поле - 51 раз, луг - 33 раза. А самый употребительный образ-символ «Петербурга», паук, встречается в романе 11 раз, зеркало - 10 раз.

В Заключении (с. 152-161) делаются выводы об эволюции нереального пространства и пространственных символов Андрея Белого от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург».

Мы рассмотрели проблемы художественного пространства и символики А. Белого с новой точки зрения - сопоставляя пространство и символику романов «Серебряный голубь» и «Петербург». Сама лексема «пространство» у А. Белого имеет множество значений, не зафиксированных в словаре, в том числе и совсем не пространственных (таких, как руки, лунный свет, стенка кареты). Рассмотрение художественного пространства романов А. Белого в их взаимосвязи с пространственными образами-символами позволило нам выйти на новый, более глубокий уровень понимания творчества Андрея Белого.

Развитие нереального пространства и пространственных образов-символов однона-правлено: движение происходит в сторону большей абстракции, более определенного ухода от реальных ориентиров. В «Серебряном голубе» для возникновения топоса «голубей» необходима пространственная опора: какое-либо помещение (дом, баня) или природная область пространства (пруд, дупло). В «Петербурге» переход в эфирное пространство происходит в большей степени в сознании персонажей. Пространственные образы-символы также становятся более абстрактными: имея пространственный аналог в «Серебряном голубе» (поле, луг, лес), в «Петербурге» они могут быть его лишены (паук, зеркало).

В «Серебряном голубе» нереальное пространство и пространственные образы-символы принадлежат этому миру, пусть и искаженному сектой, подвластному ей. В «Петербурге» эфирное пространство и пространственные образы-символы выходят на принципиально иной уровень - утверждают многомирность вселенной, существование многих миров.

Вторая тенденция — в сторону усложнения: нереальное пространство и пространственные символы становятся амбивалентными. В «Серебряном голубе» топос «голубей» порожден волей Кудеярова и нарушает нормы, установленные фолыслорно-философским то-посом, который воле отдельного человека не подчиняется. Положительное и отрицательное пространственные начала четко разделены по двум топосам нереального пространства, разграничены. В «Петербурге» как эфирное пространство, так и пространственные образы-символы уже не столь однозначны и прозрачны для понимания; функции топоса «голубей» и фольклорно-философского пространства объединяются в одном виде пространства, из которого каждый человек берет то, что отвечает запросам его души в данный момент, то, что больше подходит именно ему.

От романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург» увеличивается субъективность нереального пространства. В «Серебряном голубе» один из нереальных топосов - фольк-лорно-философский - составляется из элементов природной действительности. Над этим пространством человек не властен, оно таит сакральное значение, которое может быть открыто сведущим людям, - если они решатся последовать его зову. В «Петербурге» нереальное пространство открывается персонажу в моменты сильного волнения или в наиболее сложных обстоятельствах. Пространственные образы-символы направляют персонажей, помогают сориентироваться. В то же время они носят субъективный характер: они связаны с подсознанием и сильно зависят от ситуации, в которой оказался персонаж, его политических взглядов и эмоционального настроя.

В более позднем романе «Петербург» меняются свойства нереального пространства, его поэтика. Один топос, эфирное пространство «Петербурга», совмещает те противоречивые функции сакрального и инфернального, которые были поделены между двумя нереальными топосами «Серебряного голубя».

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Новик A.A. Мистическое пространство в романе А Белого «Серебряный голубь» // Культура как текст. Сборник научных статей. Вып. 3. Смоленск: СГУ, 2003. С. 146-150.

2. Новик A.A. «Коридор, убегающий в неизмеримость»: функции эфирного пространства в романе А. Белого «Петербург» // Смоленский филологический сборник. Смоленск: СГПУ, 2004. С. 109-122.

3. Новик A.A. «Тысячелапый тарантул»: сопоставление с пауком в романе Андрея Белого «Петербург»// Русская филология. Ученые записки. Т. 8. Смоленск: СГПУ, 2004. С. 328236.

4. Новик A.A. «Полевая тайна»: образ поля в романе Андрея Белого «Серебряный голубь» // Русская филология. Ученые записки. Т. 9. Смоленск: СГПУ, 2004. С. 246-260.

5. Новик A.A. «В лабиринте зеркал»: зеркала, витрины, стекла в романе Андрея Белого «Петербург» // Филологические записки. Вып. 22. Воронеж, 2004. С. 210-219.

6. Новик A.A. «Все пространства растрескались» (употребление лексемы «пространство» в романе Андрея Белого «Петербург») // Scripta manent XII. Сборник научных работ студентов и аспирантов-филологов. Смоленск. 2005. С. 11-26.

7. Новик A.A. К теме «А. Белый и Гоголь» // Гоголевский сборник. (Вып. 2 (4)). СПб -Самара, 2005. С. 269-271.

8. Новик A.A. Образ луга в романе А. Белого «Серебряный голубь» // Русская филология. Ученые записки. Т. 10. Смоленск: СмолГУ, 2006. С. 280-287.

Дета сдач» в печать 30.06.2006

Формат 60x84/16 Тир^120 Змс: 3520/1. Печ. листов 1.0 Отпечатано втипоГрафии ООО "Принт-Экспресс" Лиц. ПЛДЛ»71-38 от 07.09.99 г. г. Смоленск, проспект-Гагарина, 21, т.: (4812) 32-80-70

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Новик, Анастасия Александровна

Введение

Глава 1. Эволюция нереального пространства в романах А. Белого «Серебряный голубь» и «Петербург»-------------------------------------------20

1. Проблема нереального художественного пространства. Топос «голубей»; фольклорно-философский топос. Эфирное пространство

2. Влияние пространственных представлений Н.В. Гоголя на художественное пространство романов А. Белого

3. Топос «голубей» в романе «Серебряный голубь»

4. «Все пространства растрескались»: употребление лексемы «пространство» в романе Андрея Белого «Петербург»

5. Эфирное пространство в романе «Петербург»

6. Эволюция нереального пространства в романах Андрея Белого

Глава 2. Эволюция пространственных символов в романах

А. Белого «Серебряный голубь» и «Петербург»---------------------------84

1. Проблема символа и символ А. Белого

2. Пространственные образы-символы в романе «Серебряный голубь»

2.1. Образы-символы поля и леса в романе «Серебряный голубь»

2.2. Образ-символ луга в романе «Серебряный голубь»

2.3. Роль пространственных образов-символов в романе «Серебряный голубь». Фольклорно-философский топос

3. Пространственные образы-символы романа «Петербург»

3.1. «В лабиринте зеркал»: зеркала, витрины, стекла в романе Андрея Белого «Петербург»

3.2. «Тысячелапый тарантул»: образ-символ паука в романе Андрея Белого «Петербург»

3.3. Особенности пространственных образов-символов в романе «Петербург»

4. Эволюция образов-символов А. Белого

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Новик, Анастасия Александровна

Основные этапы изучения. С конца 80-х гг. XX века в литературоведении отмечается значительное увеличение количества работ, обращенных к творчеству писателей «серебряного века» - как из-за неизменного интереса к этой теме, так и из-за снятия цензурных запретов на многие неофициально прославленные имена. С этого времени начинается и более активное изучение творческого наследия Андрея Белого. При жизни цензура мешала этому своеобразному представителю «младших» символистов (его даже присоединили к Замятину и Пильняку в разгар их травли [1]), и вскоре после смерти его имя занесли в негласный список запрещенных к изучению и печати авторов. Исследование творчества А. Белого вплоть до конца 80-х гг. XX века проводилось преимущественно за границей, где проживали такие крупные ученые, как К.В. Мочульский, JI. Силард и др. У нас в стране единственной защищенной в это время диссертацией, в которой исследовалось творчество А. Белого, была диссертация, посвященная поэзии [2]. Воспоминания многих людей, лично знавших его (3. Гиппиус, Г. Адамовича и др.), опубликованные за границей, в России не пропускала к печати цензура. В 90-е гг. XX века эти помехи отпали.

Если раньше в нашей стране изучались в основном стихотворения Андрея Белого, то в последние годы большее значение придается прозе, особенно роману «Петербург». Множество исследований посвящено романам А. Белого в контексте русского символизма. Таковы работы Е.В. Ермило-вой [3], С.П. Ильева [4], JI.A. Колобаевой [5], А.В. Лаврова [6], С.В. Ломте-ва [7], А. Паймана [8], Л. Силард [9], Ханзен-Леве [10] и др. На материале прозы А. Белого изучаются признаки и особенности русского символизма. Все названные выше исследователи отмечали установку символизма на театральность, игру с быстрой сменой масок, а также особое внимание символистов к мифу - тесное взаимодействие его с символом, постоянные попытки его создания в тексте и в жизни. Почти все эти ученые дают свою периодизацию символизма, более (А. Ханзен-Леве) или менее (J1.A. Коло-баева) развернутую, выделяя «старших» и «младших» символистов. Исследователи подчеркивают отличие образа от образа-символа и особую важность образа Вечности (JI. Силард, JI.A. Колобаева). Для нас очень ценны все эти работы, поскольку они проясняют природу символизма и содержат определения символа.

Немалое внимание уделяется в последние 15 лет роману «Петербург». Этот роман был замечен критиками сразу же, как только был издан. Одним из первых откликнулся на это событие современник и друг А. Белого Ф.А.Степун. В своих воспоминаниях он сделал несколько замечаний по поводу произведений А. Белого, называя основными темами романа «Петербург» тему восстания против отцов и отечества, а также тему развоплоще-ния русской истории [11]. Позднее этому роману уделялось внимание в работах выдающегося исследователя Д.Е. Максимова. В одной из глав своей книги «Русские поэты начала века» он рассматривал «Петербург» А. Белого с точки зрения возникновения катарсиса, столкновения хаоса и гармонии на разных уровнях романа, начиная со звукового [12]. В 80-е годы появились работы J1.K. Долгополова, в 90-е - книга Н.В. Барковской. В монографии JI.K. Долгополова всесторонне изучается «Петербург», уделяется внимание биографическим аллюзиям в произведении. Ученый обращает особое внимание на традиции и новаторство А. Белого, объясняя новые приемы творчества требованиями эпохи: появлением нового типа сознания, которое должно быть отражено в новых формах. Исходя из биографии А. Белого и его творчества, JI.K. Долгополов обнаруживает, что центральная тема романа «Петербург» - глубинные связи, которые А. Белый жаждал найти в жизни и истории [13]. Н.В. Барковская, посвятившая одну из глав своей книги романам А. Белого, сосредотачивается на их поэтике, считая ключевым для них понятие «мистерия», а предметом изображения - процесс эволюции духа [14].

Все вышеупомянутые исследователи обращаются к разным аспектам романа «Петербург», находя в нем благодатный материал для работы по различным проблемам - что лишь подтверждает многогранность этого романа и необходимость его всестороннего изучения. Однако все они сходятся в том, что история России и история человеческого духа вызывала у Андрея Белого постоянный интерес.

Философия А. Белого привлекала внимание уже его современников, начиная с В. Ф. Ходасевича [15]. Он отмечал проявление в творчестве Андрея Белого влияния теургии Вл. Соловьева, его же Софии, а также идеи жизнетворчества. Позднее вопросами философии А. Белого занимались Л.Силард [16], В.М. Пискунов и С.И. Пискунова [17], В.М. Паперный [18], Е. Кулешова [19], 3.0. Юрьева [20], Л.А. Трубина [21], Л.К. Чурсина [22] и др.

Л. Силард в своей основательной статье и Н.Л. Быстров в своей диссертации [23] всесторонне изучали эту тему, учитывая множество компонентов и влияний различных философских и мистических течений. В русле философии символизма творчество А. Белого анализировали В.М. Пискунов и С.И. Пискунова [24], В.М. Паперный [25], Е. Кулешова [26], 3.0. Юрьева [27], Л.К. Чурсина [28]. Они отмечали проявление многих философских особенностей символизма (таких, как теургия Вл. Соловьева, жиз-нетворчество, распространенное понятие Софии) в различных произведениях А. Белого. Влияние антропософии прослеживали Л.К. Долгополов [29], М.А. Самарина [30], Н.К. Бонецкая [31], Н.К. Гаврюшин [32], 0.0. Карпухина [33]. Они исследовали применение А. Белым некоторых идей и понятий Штейнера, таких, как «эфирное тело» (Л.К. Долгополов, М.А. Самарина), «страж порога» (М.А. Самарина), «мистерия Изиды» (Н.К. Бонецкая, М.А. Самарина). Для нас эти работы особенно важны, так как одним из объектов нашего исследования является эфирное пространство (генетически связанное с философией Р. Штейнера).

Философские проблемы, отразившиеся в творчестве А. Белого, также привлекали внимание исследователей. В частности, этим проблемам посвящена кандидатская диссертация О.М. Преснякова «Проблема времени в творчестве А. Белого» [34], которая непосредственно касается нашей темы. JI.A. Трубина в статье поднимает вопрос об историософских символах Андрея Белого в его поэме «Христос воскрес» [35]. Для нас имеет особенно большое значение работа О.М. Преснякова, так как время тесно связано с пространством, а образ Вечности появляется во многих произведениях Андрея Белого. Наше исследование невозможно без учета философских идей А. Белого, как собственных, так и воспринятых от других философов разных эпох.

Очень важны для нас работы З.Г. Минц [36], Хотя они посвящены символу у Блока, но Блок и А. Белый родились в один год, принадлежали к одному поколению и литературному направлению; общеизвестны их близкие отношения. З.Г. Минц в одной из статей рассматривает все аспекты символа А. Блока. Она выделяет два пути символообразования, идущих от Вл. Соловьева: 1) земной только план выражения, значение мистическое; 2) образ, имеющий самостоятельный «земной» ряд значений. З.Г. Минц высказывает также существенную для нас мысль о том, что символисты встраивали в произведение впечатления жизни и отзвуки других текстов на равных правах [37].

Для осмысления поэтики романов А. Белого стало общим местом обращение к мифологизму. Наша работа также невозможна без обращения и к этому аспекту творчества писателя. Мы не можем не признать заслуги в области изучения мифа и мифологизма в поэтике символизма таких выдающихся ученых, как Ю.М. Лотман и Б. Успенский [38], З.Г. Минц [39], В.Н. Топоров [40]. Все они, каждый по-своему, изучали мифологическое сознание и его отличия от ориентации на миф символистов. По мнению этих ученых, существует два рода символов: символ-отсылка к мифу как тексту (мифологическое сознание) и символ-отсылка к мифу как жанру (субъективная ориентация на миф). Причем миф символисты понимали очень широко - в качестве мифов воспринимали и разнообразные произведения искусства [41]. Тексты искусства и мифы в узком смысле становятся своего рода шифром, ключом, проясняющим тайный смысл происходящего [42]. В.Н. Топоров прослеживает реализацию универсальных мифопоэтических схем, наиболее полно представленных в архаических текстах космологического содержания (в которых хаос угрожает космосу), в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Исследователь отмечает, что в языке, описывающем подобную кризисную ситуацию, слово актуализирует свои внеязыковые потенции [43]. В дальнейшем мифологизм символизма изучали А.В. Лавров [44], И.С. Приходько [45],, A.JI. Григорьев [46], Д.М. Магомедова.

Все положения, проясняющие отношения мифа и символа, а также особенности ориентации символистов на миф, чрезвычайно важны для нас, поскольку, исследуя произведения А. Белого, мы постоянно сталкивались с отсылками к мифологии.

Собственная мифология А. Белого привлекла внимание А.В. Лаврова [47], Е.М. Мелетинского [48], Е. Кулешовой [49]. В своих работах они занимаются частными мифологическими проблемами творчества А. Белого: миф «аргонавтов» о золотом руне (А.В. Лавров), миф как составная часть «потока сознания» в «Серебряном голубе» (Е. Кулешова), архетипы Хаос и Космос, Герой и Антигерой (Е.М. Мелетинский). Наблюдениям над мифо-поэтикой романа А. Белого «Крещеный китаец» посвящена одна из глав диссертации С.Ю. Толоконниковой [50]. Особое внимание в этом аспекте исследовательница уделяет образу отца Котика Летаева. Все эти работы показывают, что А. Белый принимал самое активное участие в создании мифов и постоянно инкорпорировал их в свои произведения.

Многие исследователи занимались проблемой влияния жизненного и творческого пути Н.В. Гоголя на творчество А. Белого. А.В. Лавров рассматривает эту проблему в связи с романом А. Белого «Серебряный голубь» [51], JI.K. Долгополов - в исследовании романа «Петербург» [52]. В.М. Паперный анализирует гоголевские мотивы и приемы стилизации в творчестве Белого, а также заимствование и переосмысление гоголевской идеологии [53]. Влияние повести Н.В. Гоголя «Нос» на прозу А. Белого подробно рассматривает С.В. Полякова [54]. Н.Г. Пустыгина обращает внимание на цитирование Гоголя в романе «Петербург», осуществленное Белым через призму работ Д.С. Мережковского [55]. Нам необходимо учитывать особенности влияния Н.В. Гоголя на А. Белого, поскольку оно отразилось и на том аспекте творчества А. Белого, который нас особенно интересует.

Поэтическое наследие А. Белого в соотношении его с прозаическими произведениями изучали в разное время К.В. Мочульский [56], А.В. Лавров [57], Ц. Вольпе [58]. К.В. Мочульский отрицательно оценивал новый стиль А. Белого, в частности, его эксперименты с графическими средствами. А.В. Лавров прослеживал в стихах основные особенности творчества А. Белого 1900-х гг.: в сборнике «Золото в лазури» он находил влияние «аргонавтиз-ма», в сборнике «Пепел» - распад и разложение материи, пространства и времени (что позже проявится в полную силу в романе «Петербург»). Ц.Вольпе определил общее настроение отдельных сборников, рассматривая более подробно их поэтику. Эти исследователи отмечали, что в поэзии Андрея Белого присутствуют все те особенности, которые отличают его прозаические произведения.

Роль стихотворений других авторов, включенных полностью или частично А. Белым в его романы, исследовали У. Комер [59] и Д.Е. Максимов

60]. У. Комер проследил, как А. Белый использует народные духовные стихи в романе «Серебряный голубь», как изменяет их и с какой целью. Д.Е. Максимов изучал роль эпиграфов из А.С. Пушкина к главам «Петербурга», а также роль стихов, включенных в текст этого романа.

Язык и стиль произведений А. Белого рассматривали Л.А. Аннинский

61], А.Н. Донецкий [62], Н.А. Кожевникова [63], Л.А. Новиков [64], Ю.Б.

Орлицкий [65], С.В. Полякова [66]. Н.А. Кожевникова исследует проявления в романе системы противопоставленных тем (таких, как восток-запад, свет-тьма), каждая из которых, в свою очередь, может распадаться на те же противопоставленные темы, выраженные во многих образах (вещей, природы, звуков, имен) [67]. J1.A. Новиков анализирует особенности орнаментального сказа А. Белого, подробно останавливаясь на тропах и синтаксических фигурах прозы А. Белого, ее графическом оформлении [68]. Исследователь находит у А. Белого новый тип повествования, деструктивный язык [69], выделяет «образы-переживания» [70]. С.В. Полякова в статье описывает все языковые приемы А. Белого, связанные с лексемой «нос», признавая влияние одноименной повести Гоголя [71]. А.Н. Донецкий в кандидатской диссертации рассматривает как ключевой мотив романа А. Белого «Петербург» «мозговую игру»; по его мнению, «мозговая игра» распространяется на дом Аблеуховых и на весь город. А.Н. Донецкий анализирует проявление хаоса и всеобщей связи на разных уровнях романа [72]. JI.A. Аннинский в статье, написанной в жанре эссе, передает свои впечатления от романа А. Белого «Петербург»; он считает ключевым словом этого романа слово «пятно» (и близкие к нему слова «призрак», «тень», «очертание»). По-своему объясняет J1.A. Аннинский главную особенность романа «Петербург»: «Суть "Петербурга" - не в том, как Дудкин с бомбой гоняется за Аблеуховым, а как "пятна" вытесняют реальность» [73]. Для него главное в романе - не сюжетный план, а взаимодействие символов. Ю.Б. Орлицкий изучает развитие символистской прозы с точки зрения стиховедения. Он выделил пять основных направлений реформы русской прозы (такие, как метризация, строфизация и др.) и проследил их проявления в произведениях А. Белого («Симфонии», «Серебряный голубь», «Петербург» [74]). Все эти работы помогают нам лучше разобраться в очень непростых романах Андрея Белого.

Романы А. Белого изучают даже с точки зрения описания террористической деятельности (М.П. Одесский, Д.М. Фельдман [75]) и с точки зрения кинематографичное™ (Я.А. Шулова, [76]). М.П. Одесский и Д.М. Фельдман анализируют понятие «террор», его объект, цели и атрибутику, отраженные в произведениях А.С. Пушкина, Ф.М. Достоевского, Андрея Белого и Б. Савинкова. Говоря о романе А. Белого «Петербург», исследователи обращают особое внимание на явление провокации и особенности поведения двойного агента (Липпанченко) [77]. Я.А. Шулова выделяет в романе «Петербург» приемы, близкие к кинематографическим, к поэтике немого кино - такие, как гротесковый язык жестов, монтажное сцепление ассоциаций, повышенная роль цвета и звука [78].

На фоне характерного для последних десятилетий повышенного интереса к проблеме художественного пространства этот аспект в творчестве Андрея Белого изучен недостаточно. Хотя этой проблемы касаются во многих работах, в большинстве случаев это не специальные исследования. Между тем очевидно даже из сделанных в различное время замечаний, что эта проблема в творчестве А. Белого необычайно важна. Решить эту проблему вполне возможно, поскольку есть труды таких замечательных ученых, как Ю.М. Лотман [79], З.Г. Минц [80], В.Н. Топоров [81]. Поскольку мы ставим целью исследовать художественное пространство, наша работа основывается прежде всего на идеях Ю.М. Лотмана. Он высказал мысль о том, что художественное пространство далеко не всегда является эквивалентом реального пространства и только фоном действия. Эту мысль он доказывает на материале цикла повестей Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Ю.М. Лотман также обнаруживает фантастическое пространство в прозе Гоголя и рассматривает отличия фантастического пространства от бытового; кроме того, выделяет несколько пар признаков пространства художественного текста, находящихся в бинарной оппозиции [82]. В какой-то степени эта идея о наличии нереального пространства в связи с символизмом появляется в работах З.Г. Минц, посвященных структуре художественного пространства в лирике Блока. В частности, исследовательница выделяет два типа функционирования пространства в литературных произведениях: 1) субъективное (метафорическое) пространство души (свойство субъекта текста, постоянно сопровождающее его), и 2) реальное (художественно реальное в данном тексте), постоянное для перемещающихся относительно него персонажей [83].

Немаловажное значение для нас имеют работы B.C. Баевского. В статье, посвященной художественному пространству романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» (позже вошедшей в книгу «Сквозь магический кристалл»), B.C. Баевский формулирует четыре постулата как основу для изучения образа времени и пространства и дает определения понятиям, без которых невозможно никакое исследование в этой области - «топос» и «ло-кус» [84]. В той же работе он отмечает черты нереальности в топосе сна Татьяны в романе «Евгений Онегин»[85].

В последнее время выходят целые сборники, посвященные изучению художественного пространства и художественного времени, отличающиеся необычайной широтой охвата и глубиной исследований [86].

Непосредственно к нашей теме относятся работы таких ученых, как С.П. Ильев [87], J1.JI. Правоверова [88], JI.JI. Фиалкова [89], Н.А. Нагорная [90], Н.А. Макаричева [91]; защищена диссертация Ваканы Коно по художественному пространству «Серебряного голубя» [92]. Отдельные вопросы рассматривались в диссертации H.JL Быстрова «Проблемы времени в творчестве А. Белого» [93].

Далеко не все эти исследователи выделяют «второе» (нереальное) пространство. Так, Н.А. Макаричева занимается смеховой культурой, а не пространством как таковым. H.JL Быстров посвятил диссертацию проблемам времени в творчестве А. Белого и пространство специально не рассматривает. J1.JI. Правоверова признает, что некоторые образы творчества А. Белого говорят о существовании иных миров, но никак эту мысль не развивает.

Большинство исследователей этого вопроса считают, что пространство романов А. Белого (речь идет прежде всего о «Петербурге») тесно связано с сознанием: сознание проявляется в пространственных формах (С.П. Ильев), «мозговое пространство» - это «пространство человеческого сознания» (В.М. Пискунов), сознание порождает пространственные формы, и они имеют соответствия в окружающем мире (JI.JI. Фиалкова), сознание актуализирует пространство (H.JL Быстров), во «втором пространстве» проявляется подсознание (Н.А. Нагорная).

Те исследователи, которые признают существование «второго пространства», вкладывают в этот термин разные значения. Для С.П. Ильева нереальное пространство, существующее за пределами непосредственно данного - это проявление бытия души субъекта сознания, запредельный мир, размещающийся в астральном пространстве. Для В.М. Пискунова -мозговое пространство, пространство сознания человека, органически соединившееся со стихиями. Для Н.А. Нагорной «второе пространство» прежде всего психологическое, т.е. сны, галлюцинации, бред, а также другое измерение Петербурга (без заметных разграничений). Вакана Коно фактически выделяет «второе пространство», не пользуясь этим термином, в романе «Серебряный голубь» как часть сакрального пространства, называя эту часть «сектантским пространством», или «кораблем».

Постановка проблемы. Среди филологов нет единого понимания термина «второе пространство А. Белого». В большинстве случаев о нем делаются лишь отдельные замечания, которые зачастую противоречат одно другому. Только у В.М. Пискунова и С.П. Ильева имеются попытки определения нереального («второго») пространства, причем отдельные признаки этого пространства приводит лишь В.М. Пискунов (и то для того, чтобы разграничить понятия «второе пространство» и «мозговая игра»).

Проблема нереального пространства не исследована во многих аспектах. Не определены его признаки, не изучено, с какими областями «реального» (аналогичного бытовому) пространства и с какими персонажами оно связано. Не проанализировано взаимодействие нереального пространства и персонажей, их взаимовлияние. Не было попыток исследования поэтики нереального пространства - в частности, связь нереального пространства с образами-символами. И, наконец, никто еще не рассматривал эволюцию нереального пространства в творчестве А. Белого.

Цели и задачи исследования естественно вытекают из тех пробелов, которые существуют в изучении нереального пространства романов А. Белого «Серебряный голубь» и «Петербург». Поскольку эти романы тесно связаны между собой, мы поставили себе целью не просто определить, каковы особенности художественного пространства и пространственных образов-символов «Петербурга», но и понять, каким образом складывались эти особенности, с чего началось нереальное пространство прозы А. Белого. Как мы предполагаем, в художественной системе романа «Серебряный голубь» уже начинает складываться образ нереального пространства, возникают его элементы, позднее развившиеся во «второе пространство» романа «Петербург». Рассмотрев с этой точки зрения и роман «Серебряный голубь», и роман «Петербург», мы сможем проследить изменения художественного пространства и пространственных образов-символов от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург», и выявить те закономерности, по которым происходят эти изменения.

Цель нашей работы - изучить нереальное пространство романов Андрея Белого, а также исследовать некоторые наиболее важные пространственные символы этих романов. Чтобы достигнуть данной цели, нам необходимо решение ряда конкретных задач. В наши задачи входит:

- рассмотреть все случаи проявления нереального пространства в этих романах и выявить его признаки;

- определить, какие персонажи связаны с нереальным пространством, как происходит их взаимовлияние;

- рассмотреть пространственные образы-символы этих романов;

- выяснить, как изменяются пространственные образы-символы от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург»;

- выяснить, как изменяется нереальное пространство от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург».

Методы исследования. Основные термины. В методологическую основу диссертации были положены труды по теории художественного пространства Ю.М. Лотмана [94], З.Г. Минц [95], В.Н. Топорова [96], B.C. Баевского [97]. Кроме того, исследование основывалось на работах тех авторов, которые непосредственно занимались фантастическим художественным пространством Гоголя: это А.И. Иваницкий [98], В.Ш. Кривонос [99], Л.Я. Паклина [100]. Наряду с пространственным анализом был проведен интертекстуальный и мифопоэтический. Разрешая некоторые вопросы о символе, мы опирались на теоретические работы самого Андрея Белого.

Для обозначения отдельных областей художественного пространства использовались термины «топос» и «локус» - в том значении, которое им придает B.C. Баевский: топос - самая крупная область художественного пространства, границы которой трудно проницаемы для персонажей; локус - дальнейшее подразделение топоса [101].

Из определений символа было выбрано определение, данное Э.Я. Кравченко, которая рассматривала раннюю поэзию А. Белого. Символ, по Э.Я. Кравченко, - особый образ художественного текста, «мост» между миром внешним (феноменальным) и сокровенным (ноуменальным). Он построен на любых соответствиях [102]. В этом значении мы использовали термин «образ-символ». Пространственными мы называем образы-символы, смысл которых связан с картинами действительности, которые обозначают какую-либо область пространства (поле, луг в «Серебряном голубе»), или те, основной функцией которых является характеристика пространства (зеркало, паук в «Петербурге»).

Методика исследования. Вышеназванными и другими исследователями были определены отличия художественного пространства от реального географического, обнаружено фантастическое пространство. Однако сложность в том, что нереальное пространство исследовано в основном применительно к прозе Гоголя и в значительно меньшей степени применительно к прозе символизма. Было сделано много интересных и важных замечаний [103], но не было систематического исследования, специально посвященного этому вопросу. Анализ символического нереального пространства требует глубокого проникновения в образность произведения. Поэтому наш пространственный анализ сочетается с исследованием художественного образа. Мы знакомы с хорошо себя зарекомендовавшей методикой Н.В. Павлович по исследованию художественных образов [104], однако для нашего исследования она не подходит, так как нас интересуют образы не сами по себе, а в их взаимодействии с художественным пространством, прежде всего нереальным.

Во многих случаях А. Белый значительно расширяет словарное значение слов. Учитывая это, мы опирались на контекстуальный анализ слов, создающих интересующий нас образ пространства, то есть анализировали каждое словоупотребление лексемы, создающей пространственный образ. Основываясь на контекстуальных значениях, мы определяли семантическое поле [105] интересующего нас пространственного образа и воссоздавали философское значение, вложенное в этот образ Андреем Белым. Поскольку пространственные образы проявляют различные оттенки смысла в зависимости от того, в зону действия какого персонажа они попадают [106], семантическое поле формировалось с учетом следующих показателей:

- какие персонажи связаны с художественным пространством или пространственными символами;

- как изменялось в этой связи эмоциональное состояние персонажей;

- как изменялись взаимоотношения персонажей;

- как изменялось мировоззрение персонажей.

Исходя из контекста, мы выясняли, каким образом персонажи взаимодействуют с пространственными образами.

При исследовании пространственных образов-символов обращалось пристальное внимание на их мифопоэтическую традицию. При этом учитывалось, что для младших символистов, хорошо знавших мифологию, мифологические предметы и персонажи зачастую не более чем отправная точка для создания своих мифов, для переосмысления традиционных представлений, их развития и спора с ними [107]. Андрей Белый в своем творчестве во многих случаях переосмысливает мифопоэтическую традицию, создавая такие образы-символы, которые были бы невозможны в иное время, поскольку они тесно связаны с современной автору действительностью, политической и общественной жизнью (например, паук - символ провокации). Во всех рассмотренных нами пространственных образах обнаружилось и символическое значение.

Несхожестью двух избранных нами романов продиктовано различие методики их исследования. В романе «Серебряный голубь» нереальное пространство отчетливо выделяется на фоне более традиционных топосов; мы проанализировали все случаи проявления нереального пространства в этом романе, выделили его признаки и определили его особенности. В романе «Петербург» топос нереального пространства аморфен, его ориентиры размыты и лишены черт реального пространства; он проявляется, реализуя подсознательные стремления персонажей, и сильно зависит от их восприятия. Чтобы изучить все случаи проявления нереального пространства в романе «Петербург», мы определили его признаки, опираясь в значительной степени на образы и термины, которые определены J1.K. Долгополовым как заимствованные А. Белым из учения Р. Штейнера [108]. Это мотивы одновременности сна и бодрствования, мотив одиночества и «закинутости в пространство» (при котором человек теряет почву под ногами, теряет точку опоры), мотив мыслящих частей тела, и другие. Наличие этих признаков в романе указывает на проявление «второго пространства».

Материал исследования. Для исследования нами были выбраны два романа Андрея Белого: «Серебряный голубь» и «Петербург». JI.K. Долго-полов и А.В. Лавров - ученые, которые специально занимались текстологией А. Белого, - признают эти романы двумя частями трилогии «Восток или

Запад». Пусть этот замысел и не был осуществлен, его отголоски сохранились в художественной системе романов «Серебряный голубь» и «Петербург», поэтому мы считаем необходимым исследование обоих этих романов.

Поскольку в настоящее время не имеется достаточно авторитетного издания романа «Серебряный голубь», мы изучили все прижизненные издания этого романа: 1910 г., вышедшее в издательстве «Скорпион»; 1917 г., вышедшее в издательстве В.В. Пашуканиса; 1922 г., вышедшее в Берлине в издательстве «Эпоха». Нами были обнаружены лишь небольшие разночтения. Так, в издании 1910 г. есть несколько вариантов написания фамилии баронессы, бабки Кати, которых нет в последующих изданиях: Тоодрабе-Граабен, Тодрабе Грабен, Тодрабе-Граабен, и даже Тообраде-Граабен. Незначительные различия мы нашли между современными изданиями 1989 и 1990 гг. и прижизненными изданиями. Прежде всего, в современных изданиях изменена устаревшая орфография (буквы 6, i, у; ъ на конце слова; современное Каббала вместо Кабалла, иероглиф вместо гиероглиф, и др.), в издании 1990 г. устранены все попытки А. Белого передать звучание просторечий и диалектизмов. Убраны кавычки, поставленные А. Белым в начале каждой строки песни Абрама «Девицы-красавицы». Других разночтений нами не найдено. Сохранена авторская пунктуация, в том числе ряды точек, разделяющих текст в пределах одной главки, сохранены авторские примечания и авторская разрядка. Сохраняется даже опечатка издания 1917 г.: «ценным псам» вместо «цепным». Поэтому мы сочли возможным опираться на издание 1989 г. как на наиболее близкое к первоисточнику 1910 г.

Мы изучили также издания романа «Петербург» 1913 и 1916 г. [109], и сравнили их с изданием 1981 г. из серии «Литературные памятники». Поскольку эта работа была уже проделана до нас Л.К. Долгополовым, подготовившим издание 1981 г., мы в значительной степени опирались на проведенные им исследования [110].

Нами выбрана редакция 1916 г. (отраженная в серии «Литературные памятники»), поскольку она содержит полный текст романа, тогда как берлинская редакция 1922 г. и «некрасовская» редакция 1928 года значительно (и зачастую без учета изменения смысла) сокращены автором. Некоторые исследователи в связи с этим даже ставят вопрос о том, один ли это роман [111].

Кроме текстов этих двух романов, мы использовали также тексты некоторых стихотворений А. Белого разных периодов и его «симфонии». В качестве материала для сравнения были привлечены отдельные издания художественных текстов писателей более раннего периода, М.Е. Салтыкова-Щедрина и Ф.М. Достоевского, и мемуарно-автобиографическая проза М.И. Цветаевой, З.Н. Гиппиус, Ф.А. Степу на, В.Ф. Ходасевича и некоторых других.

Научная новизна работы определяется как темой, так и методикой исследования. Сложность нашей работы обуславливается тем, что исследуется нереальное художественное пространство, которое изучено меньше, чем пространство, являющееся аналогом бытового, географического пространства в художественных произведениях. Методика анализа нереального пространства очень мало разработана. До сих пор были лишь отдельные попытки коснуться нереального пространства и не было полного исследования. Мы рассмотрели функции нереального пространства романов «Серебряный голубь» и «Петербург» в связи с функционированием некоторых пространственных образов-символов, что позволило нам сделать выводы об изменении нереального пространства и пространственных образов-символов от «Серебряного голубя» к «Петербургу».

Практическая ценность работы. Материалы и выводы диссертации вносят новые штрихи в понимание творчества А. Белого, его новаторства как прозаика. Диссертация содержит методику анализа пространственных символов и художественного пространства, которую можно применять при анализе произведений других авторов. Материалы диссертации могут быть привлечены в спецкурсы, лекции по теории и истории русской литературы, школьное преподавание.

Апробация работы. По материалам диссертации были сделаны доклады на ежегодных научных конференциях аспирантов кафедры истории и теории литературы Смоленского государственного педагогического университета (2003, 2005 гг.) и на межкафедральной научной аспирантской конференции, посвященной 75-летию заслуженного деятеля науки Российской Федерации, доктора филологических наук, профессора В. С. Баевского (2004 г.). Доклад делался также на международной научной конференции «Современные пути изучения художественного произведения и истории литературы» в Смоленске в 2004 г. По теме диссертации опубликовано восемь статей.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения (159 страниц компьютерной распечатки), примечаний (33 страницы), списка источников и списка литературы (включающего 264 наименования).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Романы Андрея Белого "Серебряный голубь" и "Петербург""

Заключение

В исследованиях творчества А. Белого среди наиболее важных называются проблемы художественного пространства и символики. Сама лексема «пространство» у А. Белого имеет множество значений, не зафиксированных в словаре, в том числе и совсем не пространственных (таких, как руки, лунный свет, стенка кареты). Исследуя эту проблему, мы впервые четко определили признаки нереального пространства романов Андрея Белого «Серебряный голубь» и «Петербург», рассмотрели все случаи проявления нереального пространства в этих романах, выяснили функции нереального пространства и проследили изменения нереального пространства от «Серебряного голубя» к «Петербургу». Мы разграничили топос «голубей» и фольклорно-философский топос, имеющий иную природу. Мы также рассмотрели функции некоторых пространственных образов-символов этих романов в связи с функционированием нереального пространства и проследили изменения этих пространственных образов-символов от «Серебряного голубя» к «Петербургу»». Рассмотрение художественного пространства романов А. Белого в их взаимосвязи с пространственными образами-символами позволило нам выйти на новый, более глубокий уровень понимания творчества Андрея Белого.

Общие положения. Нереальное художественное пространство А. Белого, как и в существовавшей до него традиции, в корне отличается от так называемого реального, обычного художественного пространства, эквивалента географического (или топографического). Оно становится заметным в момент высокого эмоционального напряжения персонажей, в кризисной ситуации. В нереальном пространстве происходит изменение обычных свойств бытового пространства, приобщение к инфернальному (топос «голубей» в «Серебряном голубе», в романе «Петербург» - эфирное пространство в основном в связи с террористом Дудкиным) или сакральному миру фольклорно-философское пространство «Серебряного голубя», в «Петербурге» - эфирное пространство Аблеухова-отца и иногда Аблеухова-сына).

Нереальное пространство романа «Серебряный голубь» включает в себя два топоса. Первый из них, в нашей терминологии топос «голубей», создается силами «голубей» - секты, воздействующей на действительность с помощью мистических ритуалов. Это пространство однозначно инфернальное, оно заманивает людей сладким наваждением, которое оборачивается преступлениями и даже смертью. Оно создается усилиями Кудеярова и передается зависящим от него людям.

Образы-символы «поле» и «луг» отражают другой топос, также нереальный, однако качественно иной, кардинально отличающийся от топоса «голубей». Это пространство не зависит от персонажей, а наоборот, выступает по отношению к ним активным началом. Его главная функция - предупредить обманутых показным благочестием персонажей об истинной сущности «голубей». Оно тесно связано с русским фольклорным, соборным началом, и потому способы влияния этого пространства связаны с традиционной русской природой и мифопоэтикой. Условно мы называем это пространство фольклорно-философским. По сути, это персонификация судьбы России: ее духовных, фольклорно-исторических основ (луг) и ее возможного будущего, призывающего людей к себе (поле), - будущего, неясного и самому автору.

Нереальное пространство романа «Петербург» (в нашей терминологии эфирное пространство) включает в себя эфирные тела. Но в той или иной степени оно проникает собой всю действительность и душу человека. В зависимости от внутренних свойств человека оно приобретает смысл вселенского хаоса, дьявольского наваждения (в этом случае оно близко к топосу «голубей» романа «Серебряный голубь»), или смысл сакрального, организующего мир начала, которое позволяет человеку открыть его собственные побуждения, его сущность, выйти за пределы ограниченного человеческого разума (как фольклорно-философское пространство «Серебряного голубя»).

В романе «Серебряный голубь» пространственные образы-символы называют определенную область пространства (поле, луг). В романе «Петербург» они основываются на имеющих мифопоэтическую традицию, но не связанных напрямую с пространством символах (паук, зеркало).

Литературные и философские традиции, отразившиеся в «Серебряном голубе» и «Петербурге». Сопоставляя нереальное пространство романа «Серебряный голубь» и романа «Петербург», мы пришли к следующим выводам. В первом своем романе А. Белый в значительной степени опирается на гоголевскую традицию изображения фантастического пространства; наше исследование позволило проследить, как практически все особенности гоголевского фантастического пространства проявляются в «Серебряном голубе». Топос «голубей» этого романа воспринимается как инфернальный, он неизменен на протяжении всего романа (меняется лишь отношение к нему Дарьяльского).

Во время написания своего следующего романа А. Белый подпадает под влияние личности Р. Штейнера и его антропософских идей, что не могло не сказаться на всех уровнях романа «Петербург», в том числе и на уровне художественного пространства. В романе «Петербург» А. Белый использует всю богатейшую традицию «петербургского текста» русской литературы, включающего и произведения Гоголя (однако их удельный вес заметно уменьшается). Влияние Р. Штейнера проявилось в возникновении в «Петербурге» эфирного пространства, которое каждый персонаж воспринимает по-своему. Более того: на протяжении романа восприятие персонажем эфирного пространства может меняться (в отличие от нереальных то-посов «Серебряного голубя»). Эфирное пространство всегда инфернально только для Дудкина - в силу особенностей его личности.

Свойства нереального пространства. Основополагающим свойством всякого нереального пространства является систематическое нарушение законов природы, действующих в реальном пространстве: - нож говорит (топос «голубей» в «Серебряном голубе»);

- поле и луг приобретают разум, обращаются к человеку; луг сохнет, предупреждая об инфернальности секты (фольклорно-философский топос «Серебряного голубя»);

- перс Шишнарфнэ превращается в двумерный контур (эфирное пространство «Петербурге»).

Важным свойством нереального пространства является его способность изменять состояние сознания персонажей. Это наваждение, или гипноз, во время радений сектантов (топос «голубей»); необычность состояния сна, сон во сне, или одновременность сна и бодрствования (эфирное пространство). В фольклорно-философском топосе изменение состояния сознания заключается в возвращении персонажа к сознанию, не затуманенному сектой, к попытке некоего «раскодирования», снятия наваждения, гипноза.

Еще одно свойство нереального пространства романов А. Белого - обнажение истинных побуждений и намерений персонажей. В топосе «голубей» становится очевидным кощунство и лицемерие сектантов; в фольклорно-философском пространстве Дарьяльский осознает недопустимость своего поведения; в эфирном пространстве Николай Аполлонович понимает, что хочет убить своего отца.

Наличие нематериальных тел является общим свойством для топоса «голубей» и эфирного пространства. В «Серебряном голубе» сектанты создают нематериальное «голубиное дитя», в «Петербурге» некоторые персонажи (отец и сын Аблеуховы) имеют эфирные тела, выходящие за пределы их физического тела. Природа же фольклорно-философского топоса такова, что в нем ослабевает наваждение секты (становятся видны золотистые нити - ловчая сеть Кудеярова). Фольклорно-философское пространство действует без нематериальных посредников, выражая свою волю через материальные, природные объекты: траву, цветы, деревья, - поскольку оно борется с наваждениями.

Функции нереального пространства. В процессе анализа мы определили и функции нереального пространства романов «Серебряный голубь» и «Петербург».

1. Нереальное пространство отражает авторские представления об исторической судьбе России, об ее прошлом и будущем. Дарьяльский бросается в топос «голубей» в поисках дальнейшего пути развития России, и отвергает топос «голубей» вместе с «восточным» путем, проходя мимо призыва фольклорно-философского пространства. Появляющийся в эфирном пространстве «Петербурга» монгол актуализирует тему «восточной угрозы»; из слов монгола следует вывод, что «западный» путь для России не менее гибелен, чем «восточный».

2. В обоих романах важной функцией нереального пространства является прояснение жизненных позиций персонажей, эволюции их взглядов. Так, в «Серебряном голубе» переход Дарьяльского и Матрены в топос «голубей» становится возможным, когда они следуют замыслу Кудеярова, то есть вступают в любовные отношения. Таким образом особенно наглядно демонстрируется сближение их жизненных позиций с жизненной позицией Кудеярова. Воспринимая взгляды Кудеярова, Дарьяльский получает способность распространять вокруг себя топос «голубей». В «Петербурге» сближение отца и сына Аблеуховых, возвращение их взаимопонимания сопровождается появлением в эфирном пространстве каждого из них сходных признаков - вспышек, искр, сверкающих нитей.

3. С помощью нереального пространства А. Белый открывает читателю подсознание персонажей, его влияние на их поведение и поступки. Нереальное пространство фиксирует это влияние как проникновение хаоса из иных миров в повседневную жизнь персонажей, в их родственные отношения и чувства. Так, в «Серебряном голубе» подсознательное сопротивление Дарьяльского учению «голубей» приводит к неудаче в создании «голубиного дити». В «Петербурге» подсознательное желание Николая Аполлоновича убить отца отчетливо проявляется в эфирном пространстве, где видны все глобальные последствия такого решения.

4. Введя в свои произведения нереальное пространство, А. Белый выступает не только как художник, но и как философ. Литературными средствами он изучает воздействие нереального пространства на персонажей, различных по возрасту, взглядам, социальному положению. А. Белый моделирует в своих романах разнообразные ситуации, чтобы прояснить все свойства нереального пространства (в большей степени это касается романа «Петербург»),

Функции пространственных образов-символов. В нереальном пространстве обоих романов имеются особые, проясняющие нереальное пространство, образы-символы. Их мы также рассмотрели в нашей работе. Пространственные образы-символы романа «Серебряный голубь» отличаются от образов-символов романа «Петербург» по своим свойствам и функциям. Разница свойств этих образов-символов очевидна: в «Серебряном голубе» они опираются на имеющиеся в действительности пространственные картины, а в «Петербурге» воплощаются предметами, имеющими мифопо-этические традиции, но не отображающими напрямую пространственные представления. Функциональные роли пространственных образов-символов проявляются более разнообразно.

Пространственные образы-символы романа «Серебряный голубь» передают разные состояния человеческой души. Так, поле символизирует новую ступень духовного развития, очистительную, просветляющую, к которой стремится Дарьяльский. Поле несет мысль о будущем России, опирается на накопленные народом в процессе исторического развития духовные ценности. Лес символизирует растерянность Дарьяльского, увидевшего бездны своей души, разрывающейся между Матреной и Катей.

Пространственные образы-символы «Серебряного голубя» проясняют мировоззрение и намерения персонажей. На лугу отец Вукол и Кудеяров спорят о Священном Писании, каждый с позиции своего учения. Пространственные образы-символы «Серебряного голубя» разоблачают ложь и лицемерие персонажей, вскрывает инфернальность секты «голубей». Дуб с дуплом демонстрирует разрушающее воздействие секты на основы мироздания.

Пространственные образы-символы романа «Петербург» выполняют несколько другие функции. Они раскрывают двойственность человека и объясняют ее причины вторжением хаотических сил из иных миров. Ярким образом этого вторжения является зеркало: отражения в зеркале Николая Аполлоновича и Софьи Петровны способны на время замещать самих персонажей и действовать вместо них.

Пространственные образы-символы «Петербурга» утверждают инфернальную природу бюрократии, терроризма и провокации. Образ-символ паука (в том числе «из иных миров») связывает Аполлона Аполлоновича (бюрократию), Дудкина (терроризм) и Липпанченко (провокацию).

У пространственных образов-символов «Серебряного голубя» и «Петербурга» есть и общие функции. Это характеристика персонажей и прояснение их взглядов на жизнь, их мировоззрения; разоблачение лжи и лицемерия персонажей; разоблачение негативных общественных тенденций, распространенных в России описываемого периода - сектантства и бюрократии. Пространственные образы-символы несут функцию предостережения персонажей от неверных действий - они выявляют пагубное воздействие негативных общественных тенденций.

Связь нереального пространства и пространственных образов-символов. Пространственные образы-символы романов «Серебряный голубь» и «Петербург» проясняют свойства отображаемого пространства. Одна и та же тенденция прослеживается на уровне нереального пространства и на уровне пространственных образов-символов. Меняются функции нереального пространства - меняется его поэтика, появляются пространственные образы-символы другого рода. Пространственные образы-символы выполняют разные роли в романах «Серебряный голубь» и «Петербург».

В «Серебряном голубе» символический смысл пространственных образов связан с картинами действительности. Поле, луг, лес становятся проявлениями высших сакральных сил и стремятся воздействовать на персонажей в обоих пространствах. Образы петуха и голубя с ястребиным клювом, в которые воплощается мистическая сила Кудеярова (основа топоса «голубей»), несут скорее эмблематический смысл, являясь знаком, передающим одно понятие, - в данном случае, знаком возникновения топоса «голубей».

В «Петербурге» образы-символы, имеющие пространственный эквивалент («поле» и «луг» «Серебряного голубя»), исчезают: эту перемену в поэтике произведения диктуют и переменившееся мировоззрение автора, и сам материал. С одной стороны, нет нужды в такой опоре на фольклор, как в «Серебряном голубе», с другой стороны, любой топос Петербурга, как призрачного города, наделен отдельными нереальными чертами.

В «Петербурге» на первое место выходят пространственные образы-символы, имеющие богатую мифопоэтическую традицию, но не отражающие непосредственно пространство (лишь слегка намеченные в «Серебряном голубе», например, петух и голубь). Однако в романе они получают статус представителей иных миров: происходят из иных миров (паук), или открывают вход в них (зеркало). В отличие от петуха и голубя, их роль в сюжете и образной системе значительна. Они выполняют множество разнообразных функций, не ограничиваясь ролью безмолвных посланников; они моделируют пространство. Зеркало демонстрирует раздвоение, появление пространства-двойника; паук показывает превращение всего Петербурга в пространство бюрократии, терроризма и провокации. Символический смысл этих образов-символов зачастую расходится с тем значением, которым наделяет их мифопоэтическая традиция.

Наше исследование позволяет проследить развитие нереального пространства и пространственных образов-символов от романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург».

Развитие нереального пространства и пространственных образов-символов однонаправлено: движение происходит в сторону большей абстракции, более определенного ухода от реальных ориентиров. В «Серебряном голубе» для возникновения топоса «голубей» необходима пространственная опора: какое-либо помещение (дом, баня) или природная область пространства (пруд, дупло). В «Петербурге» переход в эфирное пространство происходит в большей степени в сознании персонажей. Пространственные образы-символы также становятся более абстрактными: имея пространственный аналог в «Серебряном голубе» (поле, луг, лес), в «Петербурге» они могут быть его лишены (паук, зеркало).

В «Серебряном голубе» нереальное пространство и пространственные образы-символы принадлежат этому миру, пусть и искаженному сектой, подвластному ей. В «Петербурге» эфирное пространство и пространственные образы-символы выходят на принципиально иной уровень - утверждают многомирность вселенной, существование многих миров.

Вторая тенденция - в сторону усложнения: нереальное пространство и пространственные символы становятся более многозначными, даже амбивалентными. В «Серебряном голубе» топос «голубей» порожден волей Кудеярова и нарушает нормы, установленные фольклорно-философским топо-сом, который воле отдельного человека не подчиняется. Положительное и отрицательное пространственные начала четко разделены по двум топосам нереального пространства, разграничены. В «Петербурге» как эфирное пространство, так и пространственные образы-символы уже не столь однозначны и прозрачны для понимания; функции топоса «голубей» и фольк-лорно-философского пространства объединяются в одном виде пространства, из которого каждый человек берет то, что отвечает запросам его души в данный момент, то, что больше подходит именно ему.

От романа «Серебряный голубь» к роману «Петербург» увеличивается субъективность нереального пространства. В «Серебряном голубе» одна разновидность нереального пространства - фольклорно-философское - составляется из элементов природной действительности. Над этим пространством человек не властен, оно таит сакральное значение, которое может быть открыто сведущими людьми - если они решатся последовать его зову. В «Петербурге» нереальное пространство открывается персонажу в моменты сильного волнения или в наиболее сложных обстоятельствах. Пространственные образы-символы направляют персонажей, помогают сориентироваться. В то же время они носят субъективный характер: они связаны с подсознанием и сильно зависят от ситуации, в которой оказался персонаж, его политических взглядов и эмоционального настроя.

В более позднем романе «Петербург» меняются свойства нереального пространства, его поэтика. Один топос, эфирное пространство «Петербурга», совмещает те противоречивые функции сакрального и инфернального, которые были поделены между двумя топосами «Серебряного голубя».

Список научной литературыНовик, Анастасия Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Авраменко А.П. Поэзия Андрея Белого. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 1970. 18 с.

2. Адамович Г. Андрей Белый и его воспоминания // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 219-222.

3. Адрианов С.А. Критические наброски // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 251-258.

4. Александр Блок, Андрей Белый. Диалог поэтов о России и революции / Сост., вступ. ст. и коммент. М.Ф. Пьяных. М.: Высшая школа, 1990. 687с.

5. Александров Н.Д. Лабиринт Минотавра // Литературное обозрение, 1995, №4/5. С. 158-160.

6. Амфитеатров А.В. Андрей Белый // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 279-309.

7. Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. 1048 с.

8. Аннинский Л.А. На кровях. Андрей Белый: Путешествие из «Петербурга» в «Москву» полтора века спустя после Радищева и полтора десятилетия спустя после Ленина // Вопросы литературы, 1990, № 11/12. С. 3-17.

9. Анциферов Н.П. Душа Петербурга. 1922. Петербург Достоевского. 1923. Быль и миф Петербурга. 1924 / Репринтное воспроизведение изданий 1922,1923,1924 гг. М.: Книга, 1991. 422 с.

10. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энциклопедия, 1966. 608 с.

11. Баевский B.C. Образ пространства // Баевский B.C. Сквозь магический кристалл: Поэтика «Евгения Онегина», романа в стихах А. Пушкина. М.: Прометей, 1990. С. 98-113.

12. Баевский B.C. Сквозь магический кристалл: Поэтика «Евгения Онегина», романа в стихах А. Пушкина. М.: Прометей, 1990. 158 с.

13. Барковская Н.В. Романы-мистерии Андрея Белого // Барковская Н.В. Поэтика символистского романа. Екатеринбург, 1996. С. 196-278.

14. Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 72130.

15. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худ. лит., 1986. 541с.

16. Белоус В.Г. Андрей Белый председатель Вольной философской ассоциации (Вольфилы) // Вопросы философии, 1996, № 10. С. 113-122.

17. Берберова Н.Н. Курсив мой: Автобиография / Вступ. ст. Е.В. Витков-ского, коммент. В.П. Кочетова, Г.И. Мосешвили. М.: Согласие, 1999. 736с.

18. Бердяев Н. Астральный роман. Размышление по поводу романа А. Белого «Петербург» // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства / Вступ. ст., сост., прим. Р.А. Гальцевой. В 2-х т. Т. 2. М.: Искусство, Лига, 1994. С. 438-446.

19. Бердяев Н. Мутные лики // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства / Вступ. ст., сост., примеч. Р.А. Гальцевой. В 2-х т. Т. 2. М.: Искусство, Лига, 1994. С. 447-455.

20. Бердяев Н. Русский соблазн. По поводу «Серебряного голубя» А. Белого // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства / Вступ. ст., сост., прим. Р.А. Гальцевой. В 2-х т. Т. 2. М.: Искусство, Лига, 1994. С. 425-438.

21. Библия. Книги Священного Писания, Ветхого и Нового Завета. Перепечатано с Синодального издания. Б. м.: Б. И. 1991. 1371 с.

22. Бойчук А.Г. «Святая плоть земного» в «Кубке метелей» // Литературное обозрение, 1995, №4/5. С. 144-153.

23. Большая Советская энциклопедия. 2-е изд. / Гл. ред. Б.А. Введенский. М.:БСЭ, 1956. Т. 41. 670 с.

24. Бонецкая Н.К. Русская софиология и антропософия // Вопросы философии, 1995, №7. С. 79-97.

25. Бройтман С.Н. Стихотворение А. Белого «Мне грустно. Подожди. Рояль.» и русская поэтическая традиция (к вопросу о «неклассическом» типе художественной целостности) // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 228-235.

26. Буслакова Т.П. Владимир Соловьев и «эстетическое» декадентство // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы / Ред. Т.П. Буслакова, М. В. Михайлова. М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 12-23.

27. Быстров Н.Л. Проблема времени в творчестве А. Белого. Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. Екатеринбург, 1996. 164 с.

28. Бэлнеп Р. Структура «Братьев Карамазовых» / Пер. с англ. СПб: Академический проект, 1997. 144 с.

29. Вакана Коно. Художественное пространство романа Андрея Белого «Серебряный голубь» в контексте русской культурной традиции. Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филологических наук. М., 2002. 224 с.

30. Ведмецкая Н.В. Концепция художественного творчества русского символизма: философский анализ (А. Белый, В. Брюсов, Вяч. Иванов). Ав-тореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. М., 1987. 25с.

31. Виллих X.J1. Л. Кобылинский-Эллис и антропософское учение Рудольфа Штейнера: К постановке проблемы // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы / Ред. Т.П. Буслакова, М.В. Михайлова. М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 134-146.

32. Волошин М. Александр Блок. Константин Бальмонт. Андрей Белый. Валерий Брюсов. Вячеслав Иванов // Волошин М. Путник по вселенным/ Сост., вступ. ст., коммент. и подбор иллюстраций В.П. Купченко и З.Д. Давыдова. М.: Сов. Россия, 1990. С. 184-186.

33. Вольпе Ц. О поэзии Андрея Белого // Вольпе Ц. Искусство непохожести / Вступ. ст. А. Нинова. М.: Сов. писатель, 1991. С. 44-80.

34. Воронский А.К. Андрей Белый (Мраморный гром) // Воронский А.К. Искусство видеть мир / Сост. Г.А. Воронская, И.С. Исаев. М.: Сов. писатель, 1987. С. 73-98.

35. Воронский А.К. Глава заключительная // Воронский А.К. Искусство видеть мир / Сост. Г.А. Воронская, И.С. Исаев. М.: Сов. писатель, 1987. С. 665-693.

36. Воспоминания об Андрее Белом / Сост. и вступ. ст. В.М. Пискунова. М.: Республика, 1995. 589 с.

37. Гаврюшин Н.К. В спорах об антропософии // Вопросы философии, 1995, №7. С. 98-106.

38. Гаспаров М.Л. Слово между мелодией и ритмом. (Об одной литературной встрече М. Цветаевой и А. Белого)// Русская речь, 1989, №4. С. 3-10.

39. Гей Н.К. Время и пространство в структуре произведения // Контекст-1974. Литературно-теоретические исследования / Ред. коллегия Н.К. Гей и др. М.: Наука, 1975. С. 213-228.

40. Гервер Л.Л. Контрапунктическая техника Андрея Белого // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 192-196.

41. Гидони А.И. «Омраченный Петроград» // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 432-447.

42. Гиппиус 3. Мой лунный друг. О Блоке // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 145-151.

43. Голиков В.Г. Космический вихрь // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 419-431.

44. Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX веков / Сост., вступ. ст., примеч. Л.Ф. Солощенко, Ю.С. Прокошина. М.: Моск. рабочий, 1991. 351 с.

45. Горелик Л.Л. Ранняя проза Пастернака: Миф о творении. Смоленск, 2000. 168 с.

46. Городецкий С.М. Идолотворчество // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 131-139.

47. Гречишкин С.С., Лавров А.В. О стиховедческом наследии Андрея Белого // Ученые записки Тартуского государственного университета. Структура и семиотика художественного текста / Отв. ред. Ю.М. Лотман. Вып. 515. Тарту, 1981. С. 97-111.

48. Гречишкин С.С., Л.К. Долгополов, А.В. Лавров. Примечания / Белый А. Петербург / Отв. ред. Д.С. Лихачев. М.: Наука, 1981. С. 641-692.

49. Григорьев А.Л. Мифы в поэзии и прозе русских символистов // Литература и мифология. Л., 1975. С. 56-78.

50. Грушко Е., Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. Нижний Новгород: Русский купец, Братья славяне, 1996. 475 с.

51. Дегтярева Н.С. Пространственные отношения в лирике К.Д. Бальмонта 1894-1903 годов // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 3. Иваново, 1998. С. 32-40.

52. Долгополов Л.К. Андрей Белый и его роман «Петербург». JL: Сов. писатель, 1998.413 с.

53. Долгополов JI.K. «Неизведанный материк» // Вопросы литературы, 1982, №3. С. 100-138.

54. Долгополов JI.K. Творческая история и историко-литературное значение романа А. Белого «Петербург» // Белый А. Петербург / Отв. ред. Д.С. Лихачев. М.: Наука, 1981. С. 525-623.

55. Донецкий А.Н. «Мозговая игра» как гносеологический и эстетический феномен в теории символизма Андрея Белого // Вторые Майминские чтения / Отв. ред. А.Г. Разумовская. Псков, 1998. С. 37-45.

56. Донецкий А.Н. «Мозговая игра» как принцип поэтики романа Андрея Белого «Петербург». Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Новгород, 1998.120 с.

57. Дубова М.А. Историософская концепция А. Белого и ее воплощение в творчестве писателя // Проблемы эволюции русской литературы XX века. Третьи шешуковские чтения: Материалы межвузовской конференции. Вып. 5 / Под ред. В.А. Лазарева. М., 1998. С. 92-95.

58. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма / Отв. ред. С.Г. Бочаров. М.: Наука, 1989. 176 с.

59. Есенин С. Отчее слово // Есенин С. Собрание сочинений: В 5-ти тт. Т. 5. М, 1962. С. 63-66.

60. Жолковский А.К. Место окна в поэтическом мире Пастернака. // Russian Literature. Amsterdam, 1978. Vol. V. С. 1-38.

61. Зайцев Б. Андрей Белый // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 182-190.

62. Зайцев П.Н. А. Белый и «Никитинские субботники» // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 125-128.

63. Закржевский А.К. Религия. Психологические параллели // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 354-381.

64. Золян С.Т. «Свет мой, зеркальце, скажи.» (К семиотике волшебного зеркала) // Зеркало Семиотика зеркальности. Труды по знаковым системам XXII. Тарту, 1988. Вып. 831. С. 32-45.

65. Ибрагимов М. Мистериальность символистского романа в контексте «идеологической» направленности русского символизма // Вторые Май-минские чтения/Отв. ред. А.Г. Разумовская. Псков, 1998. С. 35-37.

66. Иваницкий А.И. Архетипы Гоголя // Литературные архетипы и универсалии. М., 2001. С. 248-292.

67. Иваницкий А.И. Гоголь. Морфология земли и власти / Под ред. М.А. Дзюбенко. М.: РГГУ, 2000. 188 с.

68. Иванов Вяч.В. О воздействии «эстетического эксперимента» Андрея Белого (В. Хлебников, В. Маяковский, М. Цветаева, Б. Пастернак) // Андрей Белый: Проблемы творчества. М.: Сов. писатель, 1988. С. 338-366.

69. Иванов В.И. Две стихии в современном символизме // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 143-169.

70. Иванов В.И. Заветы символизма // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 180190.

71. Иванов В.И. Мысли о символизме // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 191198.

72. Иванов В.И. Ницше и Дионис // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В. М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 2634.

73. Иванов В. И. О веселом ремесле и умном веселии // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 60-72.

74. Иванов В.И. Поэт и чернь // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 138-142.

75. Иванов В И. Предчувствия и предвестия // Иванов В.И. Родное и вселенское / Сост., вступ. ст. и прим. В.М. Толмачева. М.: Республика, 1994. С. 37-51.

76. Иванов-Разумник. Андрей Белый // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 545-598.

77. Иванов-Разумник. «Москва»: план ненаписанной статьи // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН. С. 133-144.

78. Иванов-Разумник. «Петербург» // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 610-668.

79. Ильев С.П. Куликовская битва как «символическое событие» (цикл «На поле Куликовом» А. Блока и роман «Петербург» Андрея Белого) // Александр Блок. Исследования и материалы / Отв. ред. Герасимов Ю.К. Л.: Наука, 1991. С. 22-40.

80. Ильев С.П. Русский символистский роман / Ред. В.В. Рогозинский. Киев: Лыбедь, 1991.172 с.

81. Ильев С.П. Символические значения собственных имен иноязычного происхождения в русской прозе начала XX века (на материале романов Андрея Белого) // Wiener slawistischer almanach. Band 27, 1991. С. 109117.

82. Ильев С.П. Структура художественного пространства романа «Петербург» А. Белого // Пространство и время в литературе и искусстве. Дау-гавпилс, 1984. С. 65-67.

83. Ильев С.П. Художественное пространство в романе «Петербург» Андрея Белого // Проблемы вечных ценностей в русской культуре и литературе XX века / Сост. и науч. ред. В.И. Хазан. Грозный, 1991. С. 8-30.

84. Искржицкая И.Ю. А. Белый и П. Флоренский: культурфилософия христианства // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1992, № 5. С. 3-13.

85. Казин A.JI. Андрей Белый: начало русского модернизма // Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х т. / Вступ. ст., сост. A.JI. Казин, коммент. A.JI. Казин, Н.В. Кудряшева. Т. 1. М.: Искусство, 1994. С. 6-41.

86. Карасев JI.B. Онтология и поэтика // Литературные архетипы и универсалии. М., 2001.С. 293-347.

87. Карпухина О.О. «Немецкий текст» в творчестве Андрея Белого (художественное освоение философем Рудольфа Штейнера в лирике и прозаических произведениях А. Белого). Дисс. на соискание уч. степ, канд. филол. наук. Самара, 2004. 24 с.

88. Кастеллано Ш. Синэстезия: язык чувств и время повествования в романе Андрея Белого «Петербург» // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 211-220.

89. Кац Б.А. О контрапунктической технике в «первом свидании» // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 189-191.

90. Кедров К.А. Антропная инверсия или альтернативный космос // Кедров К.А. Поэтический космос / Предисл. Вл.Гусева. Полемические заметки Г. Куницына. М.: Сов. писатель, 1989. С. 132-162.

91. Кедров К.А. «Многоочитая сфера» Андрея Белого // Кедров К.А. Поэтический космос / Предисл. Вл. Гусева, полемические заметки Г. Куницына. М.: Сов. писатель, 1989. С. 131-135.

92. Керлот Х.Э. Словарь символов / Отв. ред. С. В. Пролеев. М.: REFL-book, 1994. 601 с.

93. Ким Су Кван. Эволюция «пространственных» аспектов в творчестве Ю. М. Лотмана // Двадцатый век двадцать первому веку: Юрий Михайлович Лотман: материалы международного семинара. Смоленск: Универсум, 2003. С. 9-15.

94. Клинг О. Андрей Белый: место поэта в эволюции Б. Пастернака // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН. С. 279-295.

95. Клинг О. «Петербург»: один роман или два? // Вопросы литературы, 1993, №6. С. 45-71.

96. Кожевникова Н.А. Система образов в романе А. Белого «Петербург» // Русский язык в национальной школе, 1990, № 11. С. 34-41.

97. Кожевникова Н.А. Словообразовательные гнезда в романе А. Белого «Москва» // Текст. Интертекст. Культура / Ред. М.В. Рогова. М.: Азбуковник, 2001.С. 520-532.

98. Кожевникова Н.А. Тропы в стихах Андрея Белого // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН. С. 183-202.

99. Кожевникова Н.А. Язык Андрея Белого. М.: Институт русского языка РАН. 1992.

100. Колобаева Л.А. Парадоксы судьбы: «Москва» Андрея Белого как антиэпопея // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН. С. 264-279.

101. Колобаева Л.А. Русский символизм. М.: Изд-во Московского университета, 2000. 294 с.

102. Комер У. «В виде холубине» // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С.153-155.

103. Корецкая И.В. Андрей Белый: «корни» и «крылья» // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX-начала XX века / Отв. ред. В.А. Келдыш. М.: Наследие, 1992. С. 225-243.

104. Кошелева С.В. Новообразования в идиолекте Андрея Белого: На материале романов «Петербург» и «Москва». Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол наук. Орел, 2003. 181 с.

105. Кравченко Э.Я. Система символов в языке ранней поэзии А. Белого. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 1994. 18 с.

106. Кривонос В.Ш. Символическое пространство в «Риме» Н.В. Гоголя // Образ Рима в русской литературе. Международный сборник научных работ / Науч. ред. проф. Рита Джулиани, проф. В.И. Немцев. Рим-Самара, 2001. С. 132-149.

107. Крыщук Н.П. Перчатка, брошенная другу // Крыщук Н.П. Искусство как поведение. Книга о поэтах. Л.: Сов. писатель, 1989. С. 98-105.

108. Крыщук Н.П. Рок и тайна // Крыщук Н.П. Искусство как поведение. Книга о поэтах. JL: Сов. писатель, 1989. С. 91-94.

109. Крыщук Н.П. Странный помещик // Крыщук Н.П. Искусство как поведение. Книга о поэтах. Л.: Сов. писатель, 1989. С. 89-91.

110. Кук О. Летучий Дудкин: шаманство в «Петербурге» Андрея Белого // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 220-228.

111. Кулешова Е. О влиянии Вл. Соловьева на Блока и Белого // Кулешова Е. Полифония идей и символов / Под ред. и с предисл. А. Гидони. Торонто: Современник, 1981. С. 7-15.

112. Кулешова Е. О мистерии тайноведения // Кулешова Е. Полифония идей и символов / Под ред. и с предисл. А. Гидони. Торонто: Современник, 1981. С. 16-22.

113. Кулешова Е. Подполье в «Петербурге» Белого // Кулешова Е. Полифония идей и символов/ Под ред. и с предисл. А. Гидони. Торонто: Современник, 1981. С. 52-60.

114. Кулешова Е. Поток сознания и миф в «Серебряном голубе» // Кулешова Е. Полифония идей и символов / Под ред. и с предисл. А. Гидони. Торонто: Современник, 1981. С. 32-41.

115. Лавров А.В. Андрей Белый в критических отражениях // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 7-29.

116. Лавров А.В. Андрей Белый в 1900-е годы. М.: Новое Литературное обозрение, 1995. 336 с.

117. Лавров А.В. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого (1900е годы) // Андрей Белый: Проблемы творчества. М.: Сов. писатель, 1988.С. 131-150.

118. Лавров А.В. Материалы Андрея Белого в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома. На 1979 г. Ленинград: Наука, 1981. С. 29-79.

119. Лавров А.В. Мифотворчество «аргонавтов» // Миф фольклор - литература. Л.: Наука, 1978. С. 137-171.

120. Лазаренко Л.В. Образ человека в творческом сознании А. Белого: к проблеме романа «Петербург». Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 2002. 193 с.

121. Лекманов О.А. Андрей Белый писатель для писателей (три заметки к теме) // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН. С. 295-301.

122. Лекманов О.А. Белым по Белому (о стихотворении Мандельштама «Золотой») // Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы / Гл. ред. Е. Кольчужкин. Томск: Водолей, 2000. С. 480-484.

123. Лекманов О.А. Недотыкомка и Незнакомка (о двух подтекстах «Серебряного голубя» Андрея Белого) // Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы / Гл. ред. Е. Кольчужкин. Томск: Водолей, 2000. С. 247260.

124. Лекманов О.А. Порыв и взрыв: Ходасевич и Белый (к анализу стихотворения «Перешагни, перескочи.») // Лекманов О.А. Книга об акмеизме и другие работы / Гл. ред. Е. Кольчужкин. Томск: Водолей, 2000. С. 261-264.

125. Литературное наследство. Т. 92: Александр Блок: Новые материалы и исследования. Кн. 1-4 / Гл. ред. В.Р. Щербина. М.: Наука, 1980-1987.

126. Литературное наследство. Т. 92: Александр Блок: Новые материалы и исследования. Кн. 5 / Отв. ред. И.С. Зильберштейн, Л.М. Розенблюм. М.: Наука, 1993.912 с.

127. Ломтев С.В. Проза русских символистов. Пособие для учителей. М.: Интерпракс, 1994.112 с.

128. Лотман Ю.М., Успенский Б. А. Миф имя - культура // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Т. 1. Таллинн: Александра, 1992. С. 58-75.

129. Лотман Ю.М. Проблемы художественного пространства в прозе Гоголя цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки» // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Т. 1. Таллинн: Александра, 1992. С. 413-447.

130. Мазаев А.И. Идея «мистерии» в эстетике Андрея Белого и синтез искусств // Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма / Отв. ред. Е.С. Громов. М.: наука, 1992. С. 83-142.

131. Максимов Д.Е. О романе-поэме Андрея Белого «Петербург» // Русские поэты начала века. Б. Лившиц, А. Грин, А. Белый, Б. Житков, М. Зощенко. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 240-348.

132. Максимов Д.Е. О том, как я видел и слышал Андрея Белого // Русские поэты начала века. Б. Лившиц, А. Грин, А. Белый, Б. Житков, М. Зощенко. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 350-376.

133. Маркович В.М. Петербургские повести Н. В. Гоголя. Монография. Д.: Худ. лит., 1989. 208 с.

134. Марченко A.M. Поэтический мир Есенина. М.: Сов. писатель, 1989. 304 с.

135. Масленникова О.Н. О нарративной структуре романов А. Белого // Философские штудии. Сборник научных трудов. Вып. 3. Иваново, 1999. С. 66-72.

136. Мелетинский Е.М. О происхождении литературно-мифологических сюжетных архетипов // Литературные архетипы и универсалии. М., 2001. С. 73-149.

137. Мелетинский Е.М. Трансформация архетипов в русской классической литературе (Космос и Хаос, герой и антигерой) // Литературные архетипы и универсалии. М., 2001. С. 150-224.

138. Минц З.Г. Граф Генрих фон Оттергейм и «московский ренессанс». Символист Андрей Белый в «Огненном ангеле» В. Брюсова // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 242-262.

139. Минц З.Г. Зеркало у русских символистов // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 129-130.

140. Минц З.Г. Лирика «первого тома» (1989-1904) // Минц З.Г. Поэтика Александра Блока / Сост. Л.Л. Пильд. СПб: Искусство СПБ, 1999. С. 1245.

141. Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 59-96.

142. Минц З.Г. «Петербургский текст» и русский символизм // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 103-115.

143. Минц З.Г. Понятие текста и символистская эстетика // Материалы всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам I (5) / Отв. ред. Ю.М. Лотман. Тарту, 1974. С. 134-141.

144. Минц З.Г. Символ у Александра Блока // Минц 3. Г. Поэтика Александра Блока / Сост. Л.Л. Пильд. СПб: Искусство СПБ, 1999. С. 334-361.

145. Минц З.Г. Симметрия-асимметрия в композиции «III симфонии» Андрея Белого // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 131-138.

146. Минц З.Г. «Страшный мир» «Возмездие» // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 180-206.

147. Минц З.Г. Структура художественного пространства в лирике Александра Блока // Минц З.Г. Поэтика Александра Блока / Сост. Л.Л. Пильд. СПб: Искусство СПБ, 1999. С. 444-531.

148. Минц З.Г. Эпоха модернизма: «серебряный век» русской поэзии // Минц З.Г. Поэтика русского символизма. СПб: Искусство-СПБ, 2004. С. 342-389.

149. Миронова М.Г. Урбанистическая концепция в романе Андрея Белого «Петербург» // Литературные произведения XVIII-XX веков в историческом и культурном контексте / Отв. ред. С.И. Кормилов. М.: Изд-во МГУ, 1985. С. 106-115.

150. Мифология: Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. Е.М. Ме-летинский. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. 736 с.

151. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2-х т. / Под ред. С.А. Токарева. М.: Сов. энциклопедия, 1987, 1988. Т. 1. 671 с. Т. 2. 719 с.

152. Мочульский К.В. Андрей Белый // Мочульский К.В. А. Блок. А. Белый. В. Брюсов / Сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.: Республика, 1997. С. 257-371.

153. Мочульский К.В. Литературные беседы (А. Белый. О. Миртов) // Мочульский К.В. Кризис воображения: Статьи. Эссе. Портреты / Сост., вступ. ст., прим. С.Р. Федякина. Томск: Водолей, 1999. С. 266-268.

154. Мочульский К.В. Новое учение Андрея Белого // Мочульский К.В. Кризис воображения: Статьи. Эссе. Портреты / Сост., вступ. ст., прим. С.Р. Федякина. Томск: Водолей, 1999. С. 207-210.

155. Нагорная Н.А. «Второе пространство» и сновидения в романе Андрея Белого «Петербург» // Вестник МГУ, Серия 9. Филология, 2003, № 3. С. 85-94.

156. Нерлер П. Собиратель пространства // Москва, 1988, № 3. С. 200-202.

157. Нижеборский А.К. Проблема символа в гносеологии русского символизма: В. Брюсов и А. Белый. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. М., 1982. 17 с.

158. Николеску Т. Андрей Белый: «Петербург» от романа к фильму // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 253-263.

159. Новиков Л.А. Андрей Белый как теоретик поэтического языка // Русская речь, 1990, № 5. С. 35-42.

160. Новиков Л.А. Андрей Белый художник слова (о языке прозы писателя) // Русская речь, 1980, № 5. С. 27-35.

161. Новиков Л.А. Стилистика орнаментальной прозы А. Белого / Отв. ред. Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1990. 180 с.

162. Одесский М.П., Фельдман Д.М. Поэтика террора (А. Пушкин, Ф. Достоевский, Андрей Белый, Б. Савинков) // Общественные науки и современность, 1992, №2. С. 81-93.

163. Орлицкий Ю.Б. Русская проза XX века: реформа Андрея Белого // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 169-183.

164. Павлович Н.В. Словарь поэтических образов. На материале русской художественной литературы XVIII-XX веков. В 2-х т. М.: Эдиториал УРСС, 1999. Т. 1. 795 с. Т. 2. 872 с.

165. Пайман А. История русского символизма / Авториз. пер.; пер. с англ. В.В. Исаакович. М.: Республика, 2000. 415 с.

166. Паклина Л.Я. Образы искусства в повести Н. В. Гоголя «Рим» // Образ Рима в русской литературе. Международный сборник научных работ / Науч. ред. проф. Рита Джулиани, проф. В.И. Немцев. Рим-Самара,2001. С. 150-162.

167. Паперный В.М. Андрей Белый и Гоголь. Статья первая // Ученые записки Тартуского государственного университета. Единство и изменчивость историко-литературного процесса / Отв. ред. П. Рейфман. Вып. 604. Тарту, 1982. С. 112-126.

168. Паперный В.М. В поисках нового Гоголя // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX-начала XX века / Отв. ред. В.А. Келдыш. М.: Наследие, 1992. С. 21-47.

169. Паперный В.М. Поэтика русского символизма: персонологический аспект // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН,2002. С. 152-169.

170. Пискунов В.М. «Второе пространство» романа А. Белого «Петербург» //Андрей Белый. Проблемы творчества. М.: Сов. пис., 1988. С. 193-214.

171. Пискунов В.М. Далекое-близкое // Литературное обозрение, 1987, № 5. С. 63-65.

172. Пискунов В.М. «Летающие пятна пути» // литературное обозрение, 1987, № 1.С. 72-74.

173. Пискунов В.М. Тема о России: Россия и революция в литературе начала XX века. М.: Сов. писатель, 1983. 376 с.

174. Пискунов В.М., Пискунова С.И. Realiora (А. Белый интерпретатор русского реализма) // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 202-210.

175. Пискунова С.И., Пискунов В.М. Культурологическая утопия Андрея Белого // Вопросы литературы, 1995, № 3. С. 217-246.

176. Поливанов К.М. Борис Пастернак и Андрей Белый: «Сестра моя жизнь и «Серебряный голубь» // Литературное Обозрение, 1995, № 4/5. С.156-157.

177. Полякова С.В. «Нос» Гоголя и ринологические фантазии Андрея Белого // Блоковский сборник XI: Ученые записки Тартуского университета / Отв. ред. В.И. Беззубов. Тарту, 1990. С. 82-89.

178. Постников С.В. Андрей Белый, писатель и человек // Андрей Белый. Публикации. Исследования. М.: ИМЛИ РАН. С. 144-152.

179. Правоверова Л.Л. Движение сквозь пространство и время. Миры А. Белого и В. Кандинского // Человек, 2000, № 3. С. 93-104.

180. Пресняков О.М. Стиль А. Белого (роман «Петербург»). Дисс. на со-иск. уч. степ. канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997. 243 с.

181. Приходько И.С. Александр Блоки русский символизм: мифопоэти-ческий аспект. Владимир, 1999. 80 с.

182. Приходько И.С. Ответ оппоненту // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 8 / Гл. ред. В.А. Свитель-ский. Воронеж, 1997.

183. Робакидзе Г. Андрей Белый // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 456-468.

184. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный русский язык. М.: АЙРИС-пресс, 1997. 448 с.

185. Самарина М.А. Воплощение религиозно-философских и эстетических исканий А. Белого в его романах начала века («Серебряный голубь», «Петербург», «Котик Летаев»). Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 2000. 166 с.

186. Северцева-Габичевская Н.А. Андрей Белый «террорист» // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 112-117.

187. Седакова О.А. Шкатулка с зеркалом: Об одном глубинном мотиве А. Ахматовой // Ученые записки Тартуского университета. Труды по знаковым системам. Т. XVII. Тарту, 1984. С. 93-108.

188. Силард JI. Встреча Пушкина с Мицкевичем в «Петербурге» Андрея Белого // Estratto da contributi italiani al XIII congresso internazionale degli slavisti (Libljane 15-21 agosto 2003). Pisa, 2003. C. 573-590.

189. Силард JI. И снова введение в проблематику Андрея Белого // Annali della Facolta di Lingue e Letterature Straniere dell'Universita di Sassari. Sas-sari, 2000.

190. Силард JI. Поэтика символистского романа конца XIX-начала XX века (В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Белый) // Проблемы поэтики русского реализма XIX века / Отв. ред. Г. П. Макогоненко. JI., 1984. С. 265-282.

191. Скатов Н.Н. «Некрасовская» книга Андрея Белого // Андрей Белый: Проблемы творчества. М.: Сов. писатель, 1988. С. 151-192.

192. Славянские древности: В 5-ти т. / Под ред. Н.И. Толстого. М.: Международные отношения, 1995. Т. 1. А-Г. 577 с. Т. 2. Д-К (крошки). 697 с.

193. Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. Т. 11.М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 1406-1407.

194. Смирнова Л.А. Народ и революция (русская проза 1908-1914 гг.) // Проблемы реализма русской литературы начала XX века / Отв. ред. Л.А. Смирнова. М., 1976. С. 3-37.

195. Созина Е.К. Мотив зеркала в прозе И. Бунина // Литературный текст: Проблемы и методы исследования IV / Отв. ред.И. В. Фоменко. Тверь, 1998. С. 59-74.

196. Солженицын А.И. «Петербург» А. Белого // Новый мир, 1997, № 7. С. 191-196.

197. Соловьев B.C. Смысл любви // Соловьев B.C. Избранные произведения / Сост. Ерыгин А.Н., Липовой С.П., предисл. Липовой С.П. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. С. 426-503.

198. Спивак M.JI. Андрей Белый Рудольф Штейнер - Мария Сивере // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 44-68.

199. Станевич В.О. О «Серебряном голубе» // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. СПб: РХГИ, 2004. С. 310-318.

200. Степун Ф.А. Памяти Андрея Белого // Русская литература, 1989, № 3. С.133-147.

201. Столович Л.Н. Зеркало как семиотическая, гносеологическая и аксиологическая модель // Зеркало. Семиотика зеркальности. Труды по знаковым системам. Вып. 831. Тарту, 1988. С. 45-51.

202. Сугай Л.А. «.и блещущие чертит арабески» // Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступ. ст. и прим. Л.А. Сугай. М.: Республика, 1994. С. 3-16.

203. Сухих И. Прыжок над историей (1911-1913). «Петербург» А. Белого // Звезда, 1998, № 12. С. 225-234.

204. Тарумова Н.Т., Шумарина И. В. Неологизмы в творчестве Андрея Белого как объект лингвистического исследования // Текст. Интертекст. Культура / Под ред. М.В. Рогова. М.: Азбуковник, 2001. С. 509-519.

205. Тилкес О. Православные реминисценции в Четвертой симфонии // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 135-143.

206. Ткачева Р.А. Пространство рассказа А.П. Чехова «Дом с мезонином» // Литературный текст: Проблемы и методы исследования IV / Отв. ред. И.В. Фоменко. Тверь, 1998. С. 142-149.

207. Ткачева Р.А. Художественное пространство как основа интерпретации художественного мира. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Тверь, 2002. 19 с.

208. Толоконникова С.Ю. Роман Андрея Белого «Крещеный китаец» в контексте русской литературы XX века. Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Смоленск, 1999. 260 с.

209. Толстая С.М. Зеркало в традиционных славянских верованиях и обрядах // Славянский и балканский фольклор: верования, текст, ритуал. М., 1994. С. 111-129.

210. Топоров В.Н. О «блоковском» слое в романе Андрея Белого «Серебряный голубь» // Москва и «Москва» Андрея Белого. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1999. С. 212-316.

211. Топоров В.Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления («Преступление и наказание») // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М.: «Прогресс» «Культура», 1995. С. 193-258.

212. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст» русской литературы (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М.: «Прогресс» «Культура», 1995. С. 259-367.

213. Топоров В.Н. Петербургские тексты и Петербургские мифы (Заметки из серии) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М.: «Прогресс» -«Культура», 1995. С. 368-399.

214. Треногина Е.В. Элементы поэтики Н.В. Гоголя у А. Белого: «Серебряный голубь» // Поэтический текст и текст культуры. Международный сборник научных трудов. Владимир, 2000. С. 152-156.

215. Трубина Л.А. «Верю в Россию»: историософские символы А. Блока и А. Белого // Литература в школе, 2001, №5. С. 19-26.

216. Тургенева А. Андрей Белый и Рудольф Штейнер // Воспоминания о серебряном веке. М.: Республика, 1993. С. 203-218.

217. Фатеева Н.А. «Петербург»: кто автор плана? // Русская речь, 1995, №6. С. 33-42.

218. Фельдман Д.М. Послесловие // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 128-135.

219. Фиалкова Л.Л. Гоголевская традиция в русской фантастической прозе начала XX века. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Тарту, 1985. 18 с.

220. Фиалкова JI.J1. Художественное пространство и время в романе А. Белого «Петербург» // Творчество писателя и литературный процесс: Жанрово-стилевые проблемы. Иваново, 1987. С. 135-142.

221. Форш О.Д. «Пропетый гербарий» // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 697-709.

222. Хазан В.И. «Это вроде оратории» (попытка комментария лирического цикла, посвященного памяти А. Белого, и «Стихов о неизвестном солдате» О. Мандельштама) // Проблемы вечных ценностей в русской культуре и литературе XX века. Грозный, 1991. С. 268-313.

223. Ханзен-Леве А. Русский символизм / Науч. ред. А.В. Лавров. С-Пб: Академический проект, 1999.415 с.

224. Ходасевич В.Ф. Аблеуховы Коробкины - Летаевы // Русская литература, 1989, № 1. С. 109-118.

225. Ходасевич В.Ф. Андрей Белый // Русская литература, № 1. С. 118-133.

226. Ходасевич В.Ф. О символизме // Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник / Сост., подг. текста В.Г. Перельмутера, коммент. Е.М. Беня, под общ. ред. Н.А. Богомолова. М.: Сов. писатель, 1991. С. 544-546.

227. Цветаева М.И. Пленный дух (Моя встреча с Андреем Белым) // Цветаева М.И. Проза/Сост., авт. предисл. и коммент. А.А. Саакянц. М.: Современник, 1989. С. 455-512.

228. Цивьян Т.В. К семантике и поэтике вещи: Концепт вещи в романе Белого «Петербург» // Цивьян Т.В. Семиотические путешествия. С-Пг: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001. С. 138-145.

229. Цуркан В.В. Андрей Белый о Гоголе // Проблемы эволюции русской литературы XX века. Третьи шешуковские чтения. Выпуск 5 / Под ред. В.А. Лазарева. М., 1998. С. 316-319.

230. Черкасова А.В. Мотив зеркальности в критической прозе И. Ф. Ан-ненского // Взаимодействие литератур в мировом литературном процессе: В 2-х ч. Ч. 1 / Под ред. Т.Е. Автухович. Гродно, 1998. С. 174-180.

231. Чернейко JI.O. Сознание как объект художественного осмысления в повести А. Белого «Котик Летаев» // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы / Ред. Т.П. Буслакова, М.В. Михайлова. М.: Изд-во МГУ, 1996. С. 44-53.

232. Чистякова Э.И. «Эстетическое христианство» Андрея Белого // Вопросы философии, 1990, № 11. с. 85-94.

233. Чурсина Л.К. К проблеме «жизнетворчества» в литературно-эстетических исканиях начала XX века (Белый и Пришвин) // Русская литература, 1988, №4. С. 186-199.

234. Шабалина Н.Н. Жанрово-композиционное своеобразие романа А. Белого «Петербург» // Жанр и композиция литературного произведения. Межвузовский сборник / Отв. ред. Мальчукова Т.Г. Петрозаводск, 1986. С. 147-151.

235. Шалыгина О.В. Время в художественных системах А.П. Чехова и А.Белого. Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. М., 1997. 166 с.

236. Шалыгина О.В. Время и вечность в поэтической прозе А. Белого («Третья симфония», «Возврат») // Поэтический текст и текст культуры. Международный сборник научных трудов. Владимир, 2000. С. 141-151.

237. Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии. М.: Изд-во ACT: Изд-во Астрель, Русские словари, 2001. 623 с.

238. Шаповалов М.А. «Думой века измерил.» // Литература в школе, 1998, №6. С. 35-46.

239. Шелогурова Г. Об интерпретации мифа в литературе русского символизма // Из истории русского реализма конца XIX-начала XX века / Под ред. А.Г. Соколова. М.: Изд-во МГУ, 1986. С. 122-135.

240. Шталь-Швэцер X. О понятии действительности. (Повесть А. Белого «Котик Летаев») // Литературное обозрение, 1995, № 4/5. С. 161-167.

241. Штейнер Р. Воспитание ребенка с эзотерической точки зрения // Штейнер Р. Из области духовного знания, или антропософии / Сост., ред., коммент. С.В. Казачкова, T.JT. Стрижак. М.: ЭНИГМА, 1997. С. 257-283.

242. Штейнер Р. Геккель, мировые загадки и теософия // Штейнер Р. Из области духовного знания, или антропософии / Сост., ред., коммент. С.В. Казачкова, Т.Д. Стрижак. М.: ЭНИГМА, 1997. С. 118-137.

243. Штейнер Р. Девятая лекция. Астральный мир // Штейнер Р. Из области духовного знания, или антропософии / Сост., ред., коммент. С.В. Казачкова, Т.Л. Стрижак. М.: ЭНИГМА, 1997. С. 190-195.

244. Штейнер Р. Общее учение о человеке как основа педагогики / Пер. с нем. Д.М. Виноградова. М.: Парсифаль, 1996. 176 с.

245. Штейнер Р. Одиннадцатая лекция. Небесный мир, или девахан // Штейнер Р. Из области духовного знания, или антропософии / Сост., ред., коммент. С.В. Казачкова, Т.Л. Стрижак. М.: ЭНИГМА, 1997. С. 201-205.

246. Шубникова-Гусева Н.И. Поэмы Есенина: от «Пророка» до «Черного человека». М.: ИМЛИ РАН, 2001. 684 с.

247. Шулова Я.А. «Петербург» А. Белого (некоторые проблемы поэтики). Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Горький, 1987. 18 с.

248. Эйнштейн А. Основы общей теории относительности // Эйнштейн А. Собрание научных трудов: В 4-х тт. Т. 1. Работы по теории относительности. 1905-1920. М.: Наука, 1965. С. 452-504.

249. Эллис. Андрей Белый. Из книги «Русские символисты» // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 165-250.

250. Эльсберг Ж. Творчество Андрея Белого-прозаика // Андрей Белый: Pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников. Антология / Подг. А.В. Лавров, отв. ред. тома Д.К. Бурлака. С-Пб: РХГИ, 2004. С. 824-831.

251. Эткинд А. Белый // Эткинд А. Хлыст: секты, литература и революция. Каф. славистики Университета Хельсинки. М.: Новое литературное обозрение, 1998. С. 389-453.

252. Эткинд А. Введение в тему // Эткинд А. Хлыст: секты, литература и революция. Каф. славистики Университета Хельсинки. М.: Новое литературное обозрение, 1998. С. 8-166.

253. Эткинд А. Соловьев // Эткинд А. Хлыст: секты, литература и революция. Каф. славистики Университета Хельсинки. М.: Новое литературное обозрение, 1998. С. 167-179.

254. Эткинд Е.Г. Двоемирие Блока // Эткинд Е.Г. Там, внутри. О русской поэзии XX века. С-Пг: Максима, 1995. С. 51-59.

255. Юрьева 3.0. Андрей Белый: преображение жизни и теургия // Русская литература, 1992, № 1. С. 58-68.

256. Ярхо Б.И. Методология точного литературоведения // Контекст-1983: Литературно-теоретические исследования / Отв. ред. П.В. Палиевский. М.: Наука, 1984. С. 197-236.

257. Ivan Ildiko. Заметки о статусе видимого в художественном миропонимании Андрея Белого (На основе статьи Священные цвета) // Studia rus-sica XXI / Отв. ред. А. Золтан, Л. Ясаи. Будапешт, 2004. С. 389-396.

258. Jozsa Gyorgy Zoltan. Трансформации мотива паука. Визуальное как трансмиттер: Достоевский Добужинский - Набоков // Studia russica XXI / Отв. ред. А. Золтан, Л. Ясаи. Будапешт, 2004. С. 276-291.

259. Lanchmann Renate. Город-фантазм. Образы Петербурга и Рима в творчестве Гоголя // Studia russica XXI / Отв. ред. А. Золтан, Л. Ясаи. Будапешт, 2004. С. 397-415.

260. Szoke Katalin. «Рисунки писателя» и визуальность в орнаментальной прозе. Андрей Белый и Алексей Ремизов / Studia russica XXI / Отв. ред. А. Золтан, Л. Ясаи. Будапешт, 2004. С. 334-339.

261. Visnja Rister. Имя персонажа у А. Белого // Russian Literature. 1987. Vol. XXI, № l.C. 99-114.