автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Российская и Британская империи на Среднем Востоке в XIX-начале XX вв.: Идеология и практика

Полный текст автореферата диссертации по теме "Российская и Британская империи на Среднем Востоке в XIX-начале XX вв.: Идеология и практика"

ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

¡3 ф д На правах рукописи

«'-.«.к

Лурье Светлана Владимировна

РОССИЙСКАЯ И БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИИ НА СРЕДНЕМ ВОСТОКЕ В XIX—НАЧАЛЕ XX вв.: ИДЕОЛОГИЯ И ПРАКТИКА

Специальность 07.00.03 - Всемирная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва 1996

Работа выполнена в Институте востоковедения РАН

Научный руководитель - доктор философских наук,

ЕРАСОВ Б.С.

кандидат исторических наук

ЖИГАЛИНА О.И.

Ведущая организация - Институт Этнологии и Антропологии им. Н.Н.Миклухо- Маклая РАН

света по

соискание ученой степени кандидата исторических наук при Институте востоковедения Российской Академии Наук.

Адрес: 105017, Москва, ул. Рождественка, д. 12

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института Востоковедения РАН и в библиотеке Санкт-Петербургского филиала Института социологии РАН.

Автореферат разослан 1995 г.

Ученый секретарь Специализированного совета доктор исторических наук

СЕЙРАНЯН Б.Г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Отдельные подразделы исследования выполнены при поддержке Московского отделения Российского научного фонда (фонд Форда), Центрально-европейского университета (фонд Сороса) и Российского Гуманитарного научного фонда.

Предметом изучения в диссертационной работе является политика Российской и Британской империй в XIX - начале XX века на Востоке, рассматриваемая с точки зрения культурологии. При этом исследовательская задача предстает в двойном ракурсе: во-первых, в теоретико-методологическом, поскольку в диссертации предпринимается попытка разработать адекватную концептуальную базу, позволяющую описывать государственные образования имперского типа через их этнокультурных особенностей; во-вторых, в собственно историческом, поскольку сформулированные концептуальные положения применяются к анализу фактологического материала. В исследовании анализируются социокультурные и этнопсихологические факторы, влияющие на характер имперской практики как в ее внутриполитических, так и во внешнеполитических аспектах.

актуальность работы. Проблема империи вновь входит в круг научно значимых тем. Важное значение в анализе имперских составляющих имеют факторы, относящиеся зачастую в современной литературе к разряду "цивилизационных". Поэтому необходимо строго различать "объективные" составляющие имперского строительства - которые диктовались необходимостью защитить зависимые территории от посягательств конкурентов и "субъективные" - которые были следствием культурных и этнопсихологических особенностей народа, создающего данную империю. Причем если вопрос об "объективной" составляющей имперского действия представляет именно исторический интерес, поскольку геостратегическая реальность XIX века сильно отличается от современной, то проблема культурологической и этнопсихологической составляющих имперского действия имеет непосредственное отношение к современности, помогает лучше понять характер геополитических и цивилизационных процессов на территории бывшего СССР.

Кроме того актуальной представляется и разработка понятийного аппарата, позволяющего, проводить сравнительный анализ различных империй с точки зрения их культурологических характеристик: ценностных доминант, давших толчок имперскому строительству, моделей народной колонизации, характера соотношения культурной и экономической экспансии, и т.д.

Значение слова "империя" в научной литературе (а тем более, в публицистике) представляется чересчур расплывчатым, в результате чего происходит неоправданный перенос закономерностей, свойственных одним феноменам, на другие, имеющие лишь определенные черты внешнего сходства. Поэтому насущно необходимо не только определение понятий "империя", "имперское действие", но и проведение различия между разными типами экспансии, которые все ведут к расширению зависимых территорий, но имеют разные внутренние механизмы, в частности, между культурно-детерминированным и прагматически (экономически и т.п.) детерминированным типами экспансии. В последние годы "империя из сложного, имеющего большую историю политического понятия превратилась в бранное слово <...>. Настала, видимо, пора освободить это достойное слово от чисто ругательного определения, восстановить в отечественной традиции политическое понятие империи"'. Вероятно, империя будет вновь подвергнута острой критике, но на этот раз не огульной, а конструктивной и заинтересованной, с тем чтобы "выявить позитивный смысл империи как объединяющего, регулирующего и развивающего начала"^. Поэтому, подобные исторические исследования имеют и идеологическую значимость.

целью диссертационного исследования является выработка такого подхода к анализу процесса имперского строительства, который позволял бы учитывать влияющие на него этнопсихологические и социокультурные факторы. Для этого мы должны проанализировать:

- общие закономерности организации внутриимперского и межимперского геополитического пространства;

- этнопсихологические составляющие имперского действия, те способы освоения пространства экспансии, которые соответствуют бессознательным представлениям народа о мире, о характере освоения народом новой территории.

- центральные принципы империи, т.е. ценностные доминанты, в соответствии с которыми имперский народ организует пространство своей экспансии, и которые он навязывает покоренным народам.

- способы, которыми центральные принципы империи проводились в

жизнь.

1 Илънн М.В. Слова и смыслы. Деспотия. Империя. Держава. // Полис, 1994, N 2, С. 128.

^ Ерасов Б.С. Геополитические перспективы России на Востоке. В сб.: Россия и Восток: Проблемы взаимодействия. М., 1992, с. 28.

Хронологические рамки исследования относятся к XIX -

началу XX века, то есть к том)' оремени, когда интересы Российской и Британской империй на Востоке находились в непосредственном столкновении и действия этих двух держав в их внешней, а частично и в их внутренней политике в значительной мере определялись логакой соперничества между ними. В этот же период выявился в полной мере и характерные особенности народной колонизации русских и англичан.

Географические рамки исследования определяются единой

"сюжетной" линией русско-английского соперничества на громадном пространстве от Балкан до Индии. В геополитическом плане это был единый регион, о чем свидетельствует и тот факт, что проблемы Персии, Аравии, Средней Азии находились в ведении британской администрации в Индии. С тех пор в англоязычной традиции термин "Средний Восток" часто, относится к районам, простирающимся от Средиземноморья до Индии и от Африканского Рога до Казахстана3. Такое определение Среднего Востока, указывающее на геополитическое единство данной территории, представляется нам предпочтительным по отношению к принятому в отечественной научной литературе, где данный обширный регион делится на Ближний Восток, Средний Восток (включающий Иран, Афганистан и Пакистан), Южную Азию - т.е. целостное геополитическое поле дробится на фрагменты, незначимые с точки зрения русско-английского соперничества по поводу Восточного вопроса.

В качестве теоретической базы исследования выдвигается разработанная автором этнопсихологическая концепция, описывающая структуру этнической картины мира, способы ее трансформации в ответ на изменение социокультурных условий существования этноса, а также процессы спонтанного самоструктурирования этноса и функциональный внутриэтниче-ский конфликт, как основной механизм активности этноса''. Эта концепция применяется к сравнительному анализу исторических процессов имперской экспансии Англии и России.

В данной теоретической концепции мы отталкиваемся от следующих положений:

^ Васильев А. Россия на Блилшем н Среднем Востоке: от мессианизма к прагматизму. М„ 1993, С. 5.

^ Лурье C.B. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала.

СПб., 1994.

1. Способ действия народа в мире сопряжен со сложной схемой взаимодействия внутриэтнических групп, которые могут иметь различную ценностную ориентацию.

2. Основой этого взаимодействия служит функциональный внутриэт-нический конфликт, 'когда разные группы внутри этноса, даже находящиеся в состоянии вражды друг с другом, совершают некое синхронное действие, ведущее к процветанию целого. Так, согласно наблюдениям Л.Пая, наиболее устойчивой чертой той или иной культуры является "чувство ассоциации", которое проявляется. в том, что члены определенного общества каждый своим особенным образом и без эксплицитного согласования, вырабатывают способ отношения между собой, который будет способствовать эффективности целого. (...) Оно делает возможным эффективную организационную жизнь, направленную к процветанию даже среди людей, которые не принимают друг друга и могут выражать значительное чувство агрессивности друг по отношению к другу"'.

3. Этническая культура содержит внутри себя определенные парадигмы, которые задают имплицитную согласованность действий членов этноса и ритмичность функционирования конфликта. В результате акт за актом как бы разыгрывается драма, каждое их действий которой кажется изолированным, но которые все вместе приводят к созданию новых значительных институций, каковыми, в частности, являются империи.

источниковедческой базой исследования являются: работы авторов XIX - начала XX в. по вопросам внешней, туземной, колониальной политики, в особенности те из них, в которых анализировалась целесообразность тех или иных политических действий; мемуарная литература; записки путешественников и бытописателей; статьи и отчеты русских авторов о Британской Индии и, соответственно, английских о Средней Азии, и тех и других - об Афганистане, Персии, Османской империи; записи народных объяснении событии; полицейские источники и т.п.

библиография вопроса. В ходе библиографического обзора обнаруживается существенное различие в подходах к проблеме империи в зарубежной научной литературе и литературе отечественной, хотя и там, и там культурологическое направление изучения империй находится в стадии становления. Культурологический подход в западной научной традиции в целом может быть охарактеризован как ответ на вопрос, сформулированный в не-

* Pye L.W. Politics, Personality and National Building. Burma's Search for Identity. New Haven, London, 1962, p. 51.

давней работе Э.Саида: "Как сложились те понятия и особенности в восприятии мира, которые позволили порядочным мужчинам и женщинам принимать идею, что удаленные территории и населяющие их народы должны быть покорены"^. В своем конкретном приложении этот подход преломляется на два основных направления: исследование колониальных ситуаций (Б.Малиновский, О.Маннони, А.Мемми, М.Хадарковский и др.) и изучение корреляции культурной традиции народа и его имперской программы (Е..Саид, Д.Миллер, Р.Хьюджи, Дж.Рескин, Ф.Джеимсон и др.). Большинство из этих авторов так или иначе склонялись к мысли, что центральная идея британского владычества была выработана и отрефлексирована в английском романе. В целом западные авторы концентрируют свое внимание на субъективно-психологических моментах имперского строительства, как то: проблемы восприятия иной культуры, межэтнические контакты, мотивация и т.п. В противоположность такому взгляду большинство отечественных авторов отталкивается от представления о некой ценностно обоснованной общеимперской норме, которая оказывается как бы "предэаданной", имеющей определенную онтологическую базу - вне зависимости от того, каким образом различные исследователи понимают эту норму и как к ней относятся (Б.С.Ерасов, В.П.Булдаков, Г.С.Померанц, В.Л.Цымбурскин и др.).

Конечно, эти подходы не исключают друг друга, напротив, они вза-имодополнительны. Однако создается впечатление, что эти подходы описывают разные стороны реальности колониальной ситуации. Предпосылкой научных исследований в какой-то мере является и собственный имперский опыт (или память о нем), а он у разных народов не одинаков. Так, в поле зрения русских исследователей попадает прежде всего культурно-детерминированный тип экспансии, а поле зрения западных - прагматически-детерминированный тип, где культурная экспансия имеет лишь побочное значение.

Выбирая объектом своею исследования механизм культурной экспансии и определяя операциональным образом имперское действие как культурно-детерминированное* (в отличии от прагматически детерминированного империалистического действия) мы выделяем две несводимые одна к другой составляющие культурной экспансии.

Первая из них - механизм освоения народом территории своей экспансии, который выражается прежде всего в специфической для каждого этноса

' Said Е. Culture and Imperialism. London, 1994. Это действие с некоторым основанием можно отнести к механизмам шшилнзаци-онного влияния.

модели народной колонизации. Этот механизм связан, в частности, с восприятием народом заселяемого им пространства, его "интериоризации", и получает, если вообще получает, идеологически-ценностное обоснование постфактум. Он вытекает из "этнопсихологической конституции народа, приемлемости для народа !того или иного способа действия.

Вторая - центральный принцип империи, то идеальное основание, которое лежит в основании данной государственной общности и может быть истолковано как комплекс ценностных представлений о должном состоянии мира. Центральный принцип империи имеет религиозное происхождение, и, каким бы образом он ни проявлялся внешне. В соответствии с этим мы в нашем исследовании под словом "империя" будем понимать государственно-политическое образование (вне зависимости от степени его централизации), сложившееся под влиянием религиозной идеи, провоцировавшей территориальную и культурную экспансию.

Для того, чтобы понять ценностное основание той или иной империи, мы должны обращаться к ее зарождению, к той ценностной доминанте, которая дала ей первоначальный импульс. Конечно первоначальный импульс, впоследствии слабеет и размывается. Возникали новые государственные формы и методы управления, идеологии, популярные в то или иное время, все, что можно было бы назвать "культурными доминантами эпохи", которое могли бы нарушить логику имперского строительства, заданную центральным принципом империи. И эта логика сохранялась порой уже не в силу личной ценностной ориентации конкретных государственных деятелей, а благодаря их государственному чутью, ощущению целостности и последовательности политического процесса.

Поскольку мы полагаем, что ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ нашего исследования состоит в анализе конфликтогенных факторов имперской практики, ТО и ЛОГИКА ИЗЛОЖЕНИЯ МАТЕРИАЛА в диссертации будет нацелена на то, чтобы показать конкретные истоки противоречий имперского строительства (российского и британского) и, в некоторых случаях, меры, позволявшего смягчать конфликты, дававшие возможность и колонистам, и местному населению адаптироваться к преисполненной противоречий реальности и использовать те позитивные возможности, которые предоставляет имперская форма организации обществе/шой жизни.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА РАБОТЫ состоит в следующем: 1. Предлагается концептуальный аппарат, применяемый к анализу феномена империй с культурологической точки зрения: в частности, проводится

разграничение между культурно-детерминированным и прагматически-детер.миниропаннымп типами экспансий;

2. Разграничиваются субъективные (определяемые этнопсихологическими и социокультурными характеристиками) и объективные (определяемые военно-стратегическими параметрами и логикой соперничества между державами) факторы, детерминирующие характер освоения и организации пространства;

3. Определяется ряд не сводимых друг к другу этнокультурных составляющих имперского действия (модели народной колонизации, центральных принцип империи, культурные доминанты эпохи).

4. Раскрывается историческая динамика нескольких колониальных ситуаций: 1) Русские в Закавказье (русско-армянские отношения в рамках Российской империи), 2) Русские в Средней Азии, 3) Англичане в Индии (британо-гарвальская контактная ситуация).

СТРУКТУРА ДИССЕРТАЦИИ. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во ВВЕДЕНИИ определяется предмет и цели исследования, обосновывается его актуальность, уточняется его методологическая база, хронологические и географические рамки, источниковедческая база, указывается научная новизна работы, а также приводится библиографический анализ культурологического подхода к проблеме империй, в краткой форме излагаются авторские представления о той концептуальной базе, которая давала бы возможность наиболее адекватно описывать империи как этнокультурные феномены и излагается теоретическая база исследования.

ПЕРВАЯ ГЛАВА диссертации "ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ФАКТОРЫ ИМПЕРСКОГО ДЕЙСТВИЯ" состоит из двух параграфов. В ПЕРВОМ из них излагаются идеалыю-типнческне модели русской и английской народной колонизации.

Колонизационное движение в России практически во всех случаях (даже включая санкционированные властями крестьянские переселения начала XX в.) имело характер бегства от государства. "Бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России. <...> Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь засе-

ленные области и обращая беглых вновь в свое владычество Крестьянская колонизация практически во всех ее формах - может быть представлена как выражение конфликта крестьянского "мира" с централизованным государством. Однако этот конфликт, повторяясь бессчетное количество раз, оказывается как бы "святым". Россия в народном восприятии, вне зависимости от реального положения вещей, была конфедерацией таких ' миров", миром" в более широком смысле. Крестьяне были связаны психологически именно с этой Россией-'миром", а не с Российским государством. Но Россия как "мир" не знает границ, она везде, где поселятся русские. Поскольку русские живут в том или ином месте, оно само по себе уже воспринимается как территория России и включается в ее "сакральные границы". Этот своеобразный русский народный этатизм и обеспечивал силу русской экспансии.

Модель русской колонизации может быть представлена следующим образом. Русские, присоединяя к своей державе очередной участок территории, словно бы вновь и вновь разыгрывай; на нем историческую драму: бегство народа от государства - возвращение беглых вновь под государственную юрисдикцию - государственная колонизация иовоприобретенных земель. Следует отметить, что характер крестьянских толков, сопутствовавших колонизации, свидетельствует о том, что крестьяне в каком-то смысле понимали, что служат государству, от которого бегут: в этих случаях отчетлив был мотив "государственных льгот' переселенцам на новых местах.

Модель английской народной колонизации XVIII - XIX вв. может быть представлена следующим образом: выселение английских общин на новые территории с целью (эксплицитно или имплицитно выражаемой) организации там некоего представляющееся им идеальным общества (безразлично, идет ли речь о социально-религиозной утопии или центре торговли) - психологический разрыв колонистов с Англией - обустройство английской колонии при фактическом абстрагировании от туземного населения. В колониях, где такое психологическое абстрагарование было невозможно ввиду их густонасе-ленности, английская народная иммиграция была затруднена. Известно, сколь сильны и многолюдны были британские колонии, основанные когда-то на слабозаселенных землях. Но заселение и освоение земель, имеющих сколько-нибудь значительную плотность местного населения, было для англичан всегда трудным делом. Особенно следует отметить психологическую невозможность для британцев устанавливать с местным населением нормальные ров-

^ Сокольский Л. Рост среднего сословия в России. Одесса, 1907, с. 1.

ные отношения, вступать с ним в непосредственные человеческие контакты, сохранение субординации не только, на официальном, но и на личном уровне.

Следует отметить, что хотя в теоретическом плане идея английской империи сформировалась еще в XVI веке, осознание самого факта наличия "английского мира" - Рах Britannica произошло только как результат длительной колонизаторской деятельности в разных частях света и только ко второй половине XIX века

второй параграф посвящен анализу центральных принципов Российской и Британской империй.

Знаменитое письмо монаха Филофея Василию III было скорее апокалипсическим, чем политическим - и по тону, и по контексту: Москва не только Третий Рим, но и последний. Однако постепенно превращаясь в основание государственной идеологии, учение о Москве - Третьем Риме лишалось своего эсхатологического акцента, приобретало привязку к имевшимся государственным формам и разворачивалось в политическую программу, подразумевающую расширение пределов Третьего Рима и сакрализацию процесса территориальной экспансии. В то же время в народном сознании укоренилась идея, параллельная учению о Москве - Третьем Риме, но отличающаяся от него в ряде существенных черт. Идея Святой Руси в народных легендах, подобно официальной идеологии Третьего Рима, подразумевала единственное в целом мире царство истинного благочестия. Однако локализация Святой Руси народных легенд была подвижной: то град Китеж, то Беловодье... Поэтому любое место, где селились русские, уже в силу самого этого факта, начинало восприниматься как Россия, вне зависимости от того, было ли оно включено в состав Российской государственной территории. При этом исконное эсхатологическое понимание Третьего Рима (Святой Руси) сохранялось в церковной традиции.

Таким образом, тема "Москва - Третий Рим - Святая Русь" становилась основой для русской территориальной культурной экспансии и, затем, культурной регуляции всей государственной территории. Базой для регуляции была, с одной стороны, государственно-административная структура, которая шла вслед за русскими переселенцами и православными монастырями, а с другой - эсхатологическая идея Православного царства, единственного в мире оплота истинного благочестия, которая распространялась через церкви и монастыри и которую следует рассматривать в качестве центрального принципа Российской империи.

В свете этого религиозного принципа, включение в государство новых земель означало расширение пределов Православного мира и увеличение чис-

ленности православного народа. Парадигмы религиозные и государственные сливались: государственная мощь империи связывалась с могуществом Православия, а последнее в данном случае выражалось посредством государственного могущества: происходила сакрализация государства. Таким образом центральный принцип Российской империи включал в себя две составляющие: религиозную и этатистскую, которые находились в противоборстве, порождая значительные противоречия в российском имперском строительстве.

Что касается Великобритании, то принято считать, что "мысль о всеобъемлющей христианской империи никогда не пускала корней на британских островах"®, как писал известный германский геополитик Э.Обст. Причина такого взгляда состоит в том, что вплоть до XIX века миссионерское движение не было значимым фактором британской имперской экспансии, хотя "необходимость обращения язычников в протестантизм была постоянной темой английских дискуссий о колонизации"^1. Причина этого - в специфике религиозной идеи, лежавшей в основе британского имперского строительства.

На заре Британской империи ряд важнейших общественных концепций изменили свой смысл, в частности, концепций "notion", "country", "empire", "commonwealth" и стали обозначать "суверенный народ Англии". Соответственно изменилось и значение слова "народ"'0. Что касается понятия "империя , то в западной средневековой политической мысли понятие "империя" (imperium) означало королевскую суверенную власть в светских вопросах. С начала XVI века понятие "империя" было распространено и на религиозные вопросы и использовано в значении "политическое единство", "самоуправляющееся государство, свободное от каких бы то ни было чужеземных властителей", "суверенное национальное государство". Англиканская церковь также стала синонимом "нации". В "Законах церковной политики" Ричарда Хюкера писал, что каждый кто является членом общества (commonwealth), является членом англиканской церкви. Все более глубокие корни пускает мысль о богоизбранности английского народа. В 1559 году будущий епископ Лондонский Джин Эйомер провозгласил, что Бог - англичанин. Джон Фокс (основатель секты квакеров) писал в "Книге мучеников", что англичане - народ особо выделенный Богом среди других народов.

8 Обет Э. Англия, Европа и мир. М.-Л. 1931, с. 43.

9 Wright L.B. Religion and Empire. New York, 1968, p.5-6

Greenfeld L. Nationalism: Five Roads to Modernity. Cambridge, Mass., London, 1992, p.31.

Однако бытие Англии в качестве "нации" было непосредственным образом связано с понятием "представительского управления". Представительство английского народа, являющегося ' нацией" символическим образом возвышало его положение в качестве элиты, которая имела право и была призвана стать избраным народом. Но ' национализм того времени не определялся в этнических категориях. Он определялся в терминах религиозно-политических"" и был связан с идеями самоуправления и протестантизма. Эти два последних понятия также были непосредственным образом соотнесены с понятием "империя , понимаемой как самоуправление в религиозных вопросах. Однако соответствующие идеи в миссионерской мысли возникли только в XIX веке. Английские миссионеры Г.Венн и Р.Андерсон разработали концепцию самоуправляющейся церкви. Идея состояла в необходимости отдельной автономной структуры для каждой туземной церковной организации.^ "Одна из основных целей миссионерской активности должна быть

« « „„ 13

определена в терминах взращиваемой церкви .

Эта стратегия подразумевала по сути "выращивание" скорее нации, чем церкви, что создавало, в свою очередь, новые проблемы, поскольку центральная идеологема английской империи безусловно связывала самоуправление и суверенитет с английской нацией как "богоизбранной". Поэтому в XIX веке параллельно с выработкой викторианской миссионерской стратегии произошла секуляризация центрального принципа британской империи, который выразился теперь в идеологии "бремени белого человека". С последней была связана, с одной стороны, доктрина о цивилизаторской миссии англичан их призвании насаждать по всему миру искусство свободного управления (и в этом своем срезе данная идеология приближается к имперскому принципу), а с другой - верой в генетическое превосходство британской расы, что вело к национализму и к империалистической, а не имперской, политике. Причем эти две составляющие были порой так тесно переплетены, что между ними не было как бы никакой грани, они плавно переливались одна в другую.

"Greenfeld L„ p.65.

^ Willians C. P. The Ideal of the Self-Governing Church. A Study in Victorian Missionary Strategy. Leiden, New York, Köln, 1990.

" Boel J. Christian Mission in India. A Sociological Analysis. Amsterdam, 1987,

p.137.

вторая глава диссертации, называющаяся "колониальная ситуация как функция этнокультурного взаимодействия народов", посвящена анализу того, каким образом описанные выше составляющие имперского действия - модели народной колонизации и центральные принципы империи - ¡сказывались в процессе имперского строительства. Ан»-лизируются две колониальные контактные ситуации - русско-армянская и британо-гарвальская - и демонстрируется, с одной стороны, сложность и многоуровневость межэтнических контактных ситуаций, а с другой - конкретные причины, которые в каждом из изучаемых случаев привели к срыву народной (соответстбенно, русской и британской) колонизации регионов.

В первом параграфе "Российское имперское строительство и динамика русско-армянской контактной ситуации в Закавказье" описывается специфика русской колонизации Закавказья. Отмечается, что Закавказье было для русских конфликтогенной территорией. Здесь под русскую юрисдикцию попадали народы, обладающие определенными правами на византийское наследство. Поскольку византийский комплекс был тесно сопряжен с центральным принципом Российской империи, то эти народы должны были получить в империи особый статус, что подорвало бы доминирующую роль русской элиты. В острое противоречие вступали религиозная и этатистская составляющие русского имперского комплекса. На практике большую часть времени верх брала религиозная составляющая (исключением является конец XIX - первые годы XX века) и центральные власти закрывали глаза на то, что в крае де-факто складывалось самоуправление.

Испытываемые в Закавказье затруднения с русской народной колонизацией, были связаны, во-первых, со сложившимся де-факто в крае самоуправлением, что в свою очередь являлось следствием преобладания в данном случае религиозной составляющей русского имперского комплекса над этатистской. В качестве второй причины выступал конфликт, возникавший между русскими и армянами (последние были в то время доминирующей в Закавказье силой) в результате различного понимания тем и другим народами имперского действия, при том, что в целом армяне воспринимали Российскую империю как свою собственную и большая часть чиновников-армян идентифицировала себя с ней. Образ действия армян и русских по освоению территории был по своей структуре таков, что, при близком соприкосновении этих двух народов, фатальным образом вел к нарушению модели русской народной колонизации.

Конфликтность между русскими и армянами, обострившаяся на рубеже веков, была снята тем, что Кавказская администрация (возглавляемая гр.

И.И.Воронцовым-Дашковым), одной стороны, ослабила давление на армянскую крестьянскую общину, а с другой, сделала соприкосновение русских и армян менее тесным, пожертвовав частью русского влияния на текущие, не имеющие стратегического значения, дела в Закавказье.

Во втором параграфе "Британское имперское строительство и динамика британо-гарвальской контактной ситуации" описываются особенности британской колонизации одного из северных горных регионов Индии и взаимоотношения британцев с местными крестьянами-земледельцами. Отмечается, что после мятежа середины XIX века в Британской Индии возникла активная установка на поощрение британской народной колонизации северозападной части субконтинента. Были найдены районы по климатическим и природным условиям, пригодные для европейской колонизации (в том числе, регион Уттаракханд, включающий в себя район Гарваля). Политическая необходимость этой колонизации обосновывалась как возможностью русской угрозы, так и бунтом внутри Индии. Однако колонизационные проекты замерли на своей начальной стадии.

Между поселившимися в Гималаях британскими колонистами (занимавшимися в Гарва\е лесохозяйственным промыслом) и индийскими крестьянами провинции Гарваль отсутствовали почти всякие непосредственные связи. Британцы романтизировали жителей Гималаев, заменяя их реальный образ красивой фантазией, а в то же время избегали с ними контактов, разрушали их традиционный уклад, даже не вполне отдавая себе отчет в том, что они делают. Подобным же образом англичане одновременно и воспевали чудесную природу края, и абстрагаровались от нее, признавали практически только хозяйственное ее использование. Психологическая затрудненность контактов англичан с туземным населением была характерна не только для Британской Индии, но и свойственна англичанам во всех других их колониях. Индия была главной Британской колонией с плотным туземным населением и обычное для англичан избегание сближения с неевропейцами вело к затруднению народной английской колонизации. Осознавая и возможность, и желательность крестьянской колонизации района Гарваля, британцы не решались к ней приступить.

Ана логичным образом и для крестьян Гарваля британцы (вплоть до эпохи гандизма) оставались абсолютно внешним фактором и практически игнорировались ими. Когда британцы нарушали права крестьянской общины, община посредством бунта апеллировала к своему монарх)', владетелю про-текторатного княжества Тери Гарваль.

В третьей главе, называющейся "российская и британская империи: ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ имперских доминант", демонстрируется характер взаимодействия центральных принципов империи и культурных доминант эпохи, этнокультурного (субъективного) и геостратегического (объективного) факторов экспансии.

В первом параграфе "Русские в Средней Азии и британцы в Индии: взаимовлияние принципов внутренней политики" исследуется взаимовлияние имперских доминант России и Великобритании. Эти две империи самым пристальным образом наблюдали за действиями друг друга, тщательно анализируя каждое нововведение в политике соседей, и все, что казалось разумным, перенималось, иногда даже бессознательно. Так, в русскую администрацию Туркестана проникла идея подчеркнутого уважения чужих национальных и религиозных проявлений, понятая как залог стабильности империи, идея того, что русское присутствие в регионе не должно быть слишком заметно местному населению, но в случае недоразумений позволительно принимать любые самые крутые карательные меры (аналог политики канонерок). Таким образом, несмотря на привычные декларации, формальное предоставление прав гражданства, население новоприобретенных мест уже не рассматривалось как вполне "свое", приближалось по своему статусу к населению колоний.

Сюда же относится и идея жесткого государственного покровительства русским, поселившимся в новозавоеванном крае. До этого русским по существу предоставлялось самим справляться со своими проблемами - они справлялись, ценой больших трудностей и потерь, но зато вступая в прямой непосредственный контакт с местным населением, самостоятельно учась находить с ним общий язык, в результате постепенно ассимилируя его, обучая своей вере и исподволь внедряя "центральный принцип" Российской империи. В Средней Азии дистанция между русским и местным населением все время сохранялась более значительная, чем на большинстве других окраин империи, и реального взаимодействия между народами почти не происходило; между ними словно бы стояла невидимая стена, контакты во многих случаях осуществлялись лишь через посредство властей. Практически не происходила и ассимиляция. Мощная государственная защита, действительно, казалась мерой разумной, но она значительно снижала глубину интеграции и интерио-ризации нового "забранного" края.

Русская администрация не предпринимала каких-либо усилий для обращения местного населения в Православие, однако заботилось о насаждении секулярной "русской христианской цивилизации", фактически подменявшей

Православие. Такая практика приводила к тому, что религиозная составляющая русского имперского комплекса фактически выпадала из имперской практики. Следствием потери собственного смысла имперского действия было заимствование элементов имперской программы у англичан (борьба с "дикостью", цивилизаторская миссия и т.п.). Выпадение религиозной составляющей вело к потере осмысленности имперского действия и превращало его в некое "роковое движение", которое, по всей логике вещей, должно было со временем выродиться в банальный империализм.

В свою очередь, влияние Российской империи на Британскую Индию выражалось в том, что англичане улавливали и непроизвольно заимствовали взгляд на свои владения как на единую страну, причем страну континентальную - внутренне связанную и целостную. Происходила, с одной стороны, все большая централизация Индии, а с другой ее самоизоляция (более всего психологическая) от прочих частей Британской империи. Она превращалась в государство в государстве, построенное по своим собственным принципам. Это было "могущественное государство, которое, как отдельная империя, является присоединенной к английскому королевству, но колония эта все-таки

„ и

остается для своей метрополии посторонним телом .

Заимствовать способ отношения русских к инородцам англичане не могли. Империалистическая составляющая их действиях преобладала. Тем не менее, именно в Индии ценностные обоснования колониального владычества были сформулированы в терминах XIX века. Британская Индия не была империей в классическом смысле этого слова, но некоторые тенденции к этому она имела.

Русские имперские доминанты в Средней Азии тем легче могли быть усвоены англичанами, чем меньше в них оставалось собственно русской характерности, чем более испарялась религиозная составляющая русского имперского комплекса. В Британской Индии заимствовались значительные элементы русской имперской практики и если бы не бурный рост Африканской Британской империи, усиливавший империалистические установки в сознании англичан, влияние русских имперских доминант могло со временем возрости. Российская Средняя Азия и Британская Индия имели тенденцию к превращению в зеркальное отражение друг друга (если не принимать во внимание характера народной колонизации регионов - в этом отношении никакого взаимовлияния не наблюдалось). Поэтому неудивительно, что у русских и ан-

Грулев М. Соперничество России и Англии в Средней Азии. СПб., 1909, с.2

гличан с какого-то момента начинает возникать ощущение общих трудностей и общих задач.

Во ВТОРОМ параграфе "Россия и Великобритания на Ближнем и Среднем Востоке: взаимовлияние принципов внешней политики" мы обращаемся к вопросу о'закономерностях организации зависимых территорий, что необходимо нам для того, чтобы различать те черты организации геополитического пространства, которые могут быть названы объективными, диктуемыми логикой соперничества между державами, ее военно-стратегическими факторами, и те, которые порождались субъективностью имперского народа, его культурными и этнопсихологическими особенностями.

Ту форму соперничества, которая на протяжении XIX века (особенно второй его половины) наблюдалась между Россией и Англией, можно назвать фронтальной. По существу складывались две огромные фронтовые линии, которые как волны накатывались навстречу друг другу и постепенно захлестывали полосу, все еще разделявшую их. Под напором этих встречных волн, вся промежуточная полоса - "межимперское пространство" - начинала казаться некой равномерной средой; естественные преграды на ней на удивление игнорировались: наступление русских войск шло прямо по высоким горам Памира.

Однако в процессе конфронтации эта как бы сплошная среда получает свою организацию: игнорируется ее естественная структурированность, но создается искусственная. Она заполняется специфическими буферными образованиями. При все разнообразии последних, их значение было связано со снижением скорости распространения влияния соперничающих сил в "сплошной" среде; они выполняли функцию "волнорезов" для одной, а иногда и для обеих сторон.

Организация пространства Среднего Востока в качестве арены соперничества между Россией и Великобританией вела к тому, что территории, уже вошедшие в состав одной или другой из этих империй, превращались в приграничные "крепости". Несмотря на то, что для Российской империи в целом было характерно прямое управление "забранными" землями и тенденция к гомогенизация по отношению к прочей государственной территории, а для Британии - протекторатная форма правления и децентрализация, тем не менее русским в Средней Азии и англичанам в Индии не удавалось реализовать типичные для них модели. В характере управления Русским Туркестаном и Британской Индией имелось множество черт, которые были следствием объективных закономерностей организации геополитического пространства

и не вытекали из прямо из сложившихся политических культур ни русских, ни англичан.

Однако, и в Туркестане, и в Индии можно было наблюдать обычно для русских и англичан модели колонизационной деятельности. В обоих этих случаях определяемая логикой соперничества организация зависимых территорий не очень значительно влияла на характер их заселения. Структура организации территории соперничества лежала вне того восприятия пространства, которое было характерно для колонизирующих и осваивающих его народных масс.

В заключении диссертации обобщающие результаты исследования. Подводятся итоги концептуально-теоретическим рассуждениям, перечисляются основные особенности рассмотренных колониальных ситуаций и приводится их краткий сравнительный анализ. Намечаются направления дальнейшей работы в русле сравнительного империоведения.

По теме диссертаиии автором были опубликованы следующие работы:

1. Метаморфозы традиционного сознания (Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994, 15 пл.

2. Русские и армяне в Закавказье: динамика контактной ситуации (этнопсихологический подход). СПб., 1994, 1,5 п.л.

3. Zum Problem der Entwicklung des ethischen Bewusstsein. / / Dynamische Psychiatrie, 1989, 1/2 Heft, 114/115, 0,5 п.л.

4. Этическое сознание человека. Опыт типологизации. // Ступени,

1991, N 3, 0,8 п.л.

5. Феномен Еревана: формирование традиционного сознания в современном столичном городе. // Восток/Oriens, 1991, N 5, 1,3 п.л.

6. Беседы о геополитике. // Республика Армения, 1992, 28.02, 03.03, 06.03, 11.03. 1,3 п.л. (в соавторстве с Л.Казаряном).

7. Ереван: воплощение героического мифа. // Республика Армения,

1992, 25.04, 1 п.л.

8. Пятиморье. Геополитический портрет. / / Республика Армения, 1992, 04.09, 1,5 п.л. (в соавторстве с Л.Казаряном).

9. Российская государственность и русская община. // Знание-Сила,

1992, N10, 0,8 п.л.

10. Русское колониальное сознание и этн©политическая реальность Закавказья. // Восток/Oriens, 1993, N 3, 1,1 п.л.

11. Российская империя как этнокультурный феномен и ее геополитические доминанты. В сб.: Россия и Восток: проблемы взаимодействия / Под ред. С.Панарина. MJ; 1993, 0,5 п.л.

12. The Phenomena of Yerevan. In: State, Religion and Society in Central Asia./ Ed. by V.Naumkin, Thaca Press, 1993, 2 п.л.

13. Российская империя как этнокультурный феномен. // Общественные науки и современность, 1994, N 1, 1 п.л.

14. Антропологи ищут национальный характер... // Знание-Сила,

1994, N 3, 1 п.л.

15. Как трава сквозь асфальт. // Знание-Сила, 1994, N 4, 1 п.л.

16. Принципы организации геополитического пространства (введение в проблему на примере Восточного вопроса). // Общественные науки и современность, 1994, N 4, 1,1 п.л. (в соавторстве с Л.Казаряном).

17. Российская империя как этнокультурный феномен. В сб.: Цивилизации и культуры / Под ред. Б.С.Ерасова. Вып. I, М., 1994, 1,3 п.л.

18. Россия: государственность и община. В сб.: Цивилизации и культуры / Под ред. Б.С.Ерасова. Вып. II, М., 1995, 1,2 п.л.

19. Русские в Средней Азии и англичане в Индии: доминанты имперского сознания и способы их реализации. В сб.: Цивилизации и культуры / Под ред. Б.С.Ерасова. Вып. II, 1,7 п.л.

20. К вопросу об изучении имперских доминант. В сб.: На перепутьях истории и культуры / Под ред. В.Б.Голофаста, Спб., 1995.

21. Феномен империи: культурологаческий подход. //Общественные науки и современность, 1996, N 3, 1,1 п.л. (в печати).