автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Русская фольклористика начала ХХ века (Основные направления, школы, имена)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русская фольклористика начала ХХ века (Основные направления, школы, имена)"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ)

На правах рукописи

ИВАНОВА Татьяна Григорьевна

РУССКАЯ ФОЛЬКЛОРИСТИКА НАЧАЛА XX ВЕКА (Основные направления, школы, имена)

СПЕЦИАЛЬНОСТЬ «ФОЛЬКЛОРИСТИКА» (10.01.09)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 1994

Работа выполнена в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук.

Официальные оппоненты: член-корреспондент Российской Академии наук К- В. ЧИСТОВ доктор филологических наук Е. И. АННЕНКОВА доктор исторических наук В. Е. ГУСЕВ

Ведущее научное учреждение — Петербургский государственный университет.

на заседании специали , . . 002.43.01 по присуждению

степени доктора филологических наук при Институте русской литературы РАН.

Адрес: 199034, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4.

Защита состоится

1994 г. в «

» часов

Автореферат разослан « »

Ученый секретарь специализированного совета кандидат филологических наук В. К. ПЕТУХОВ

Актуальность темы

Русской фольклористике всегда был свойственен интерес к ее собственной истории. Уже в конце девятнадцатого века А.Н.Пыпин подводит итоги развития науки о народной поэзии в своей знаменитой "Истории русской этнографии"(Т.1-4.СПб.,1890-1892). В советское время аналогичную цель преследовала "История русской 1>ольклористики" М. К. Азадовского (Т.1-2.М.,1958-1963). Итоговый характер носят работы А.М.Лободы и А.М.Астаховой по былиноведе-яию и С.В.Савченко по сказке. Заслуженным авторитетом пользуются тродолжающиеся сборники "Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии". Библиографический указатель 'Русский фольклор" из тома в том демонстрирует устойчивый интерес ученых к прошлому нашей науки.

Но тем не менее отдельные периоды в развитии отечественной фольклористики все еще остаются слабо изученными. К таковым относится и самый конец XIX-начало XX вв. Труд А.Н.Пыпина этого »тала естественно не касается - по хронологическим причинам. (. К. Азадовский же, писавший свою работу в условиях господства деологии тоталитарного режима, смещает многие акценты, искажая сальную картину русской фольклористики начала века.

Вся "История русской фольклористики" М.К.Азадовского покроена так, что в ней четко прочитывается концепция понимания 860-х годов как подъема науки, а эпохи конца Х1Х-начала XX века ак времени ее упадка и измельчания (см., например, высказывание .К.Азадовского на с.261-262 его монографии). Характеризуя згляды А.Н.Веселовского и его ученика Е.В.Аничкова, М.К.Аза-овский называет позицию последнего "ревизией" научной концепции воего учителя. Говоря об "исторической школе", исследователь зкже склонен резко противопоставлять В.Ф.Миллера как главу это-э направления и его учеников, причем в работах последних он ви-

- г -

дит измельчание научной мысли.

Идеологическая заданность такой позиции очевидна. Конец Х1> века с его "теорией малых дел", осужденной в статьях В.И.Ленина, и академическая фольклористика начала XX столетия, абсолютно н* связанная с большевистским движением, естественно, в конце 1930-х годов, когда писалась книга М.К.Азадовского, могли рассматриваться только негативно: в предреволюционной России ничтс - ни экономика, ни культура, ни наука, - согласно сталинским догмам не могло находиться в стадии расцвета. К счастью, в настоящее время отказ от подобной концепции развития науки уже не требует ни специальных аргументов, ни гражданской смелости.

В реферируемом исследовании эволюция науки об устной словесности на протяжении ХУ111-Х1Х вв. и в начале XX в. рассматривается как единый поступательный процесс, характеризующийся неизменным движением по восходящей. Предоктябрьская эпоха в фольклористике, на взгляд автора, - это высшая точка в развитии все! дореволюционной науки, а в ряде отношений - и всего XX столетия, Объекты исследования, его цели и источники В исследовании ставится цель на основании совокупности все) имеющихся в распоряжении автора материалов создать научные биографии фольклористов, определивших новизну научной мысли начал; XX века: Е.В.Аничкова, В.Н.Андерсона, А.Д.Григорьева, Д.К.Зеленина, А.В.Маркова, О.Э.Озаровской, Н.Е.Ончукова, Б.М. и Ю.М.Соколовых. За рамками реферируемой работы остаются такие корифе] фольклористики, как А.Н.Веселовский и В.Ф.Миллер (каждый из ню заслуживает самостоятельного монографического исследования), ; также многие другие имена, вошедшие в первый ряд истории науга

4

(Е.Н.Елеонская, В.Н.Харузина, Е.Г.Катаров, С.К.Шамбинаго

лЭ.Линева, Н.Н.Виноградов, Н.Ф.Познанский и др.). Предложенное с защите исследование отнюдь не претендует на то, чтобы стать )бобщением итогов развития всей фольклористики начала XX в. Од-[ако главным критерием в выборе имен для автора явился вклад то-•о или иного ученого в одно из типичных научных направлений, ко-•орые составляли основное содержание отечественной фольклористи-м в начале столетия. Поэтому, помимо создания научной биографии ■.аждого из фольклористов, диссертант ставил себе вторую ( и бо-:ее важную) задачу: через фигуры перечисленных собирателей и юследователей народной поэзии осмыслить многозвучность фолькло-|истики предоктябрьской эпохи. Каждый исследователь автору рабо-ы интересен не только ( и даже не столько) сам по себе, но лавным образом, как выразитель одного из течений в науке XX в.

Научная новизна работы

В монографии доказывается тезис, что нормальное развитие ой или иной зрелой научной дисциплины возможно только в~услови-х полифонии течений, направлений, школ, ее составляющих. Фоль-лористика начала XX в. представляла собой развитую, многона-равленную систему. К этому времени сложилась уже ее организаци-нная структура; определились пути профессиональной подготовки ольклористов; наукой были осмыслены все основные жанры русского ольклора; сформировались различные течения и направления, при-авшие фольклористике ту многоликость, которой ей явно не хвата-о в предшествующие эпохи.

Исследование предлагает по сути дела первые в истории оте-ественной фольклористики опыты научных биографий таких видных ченых и собирателей начала XX в., как Е.В.Аничков, А.Д.Григорь-в, Н.Е.Ончуков. Глава о В.Н.Андерсоне, о котором существует це-

лая литература в зарубежной печати, - первый на русском языке биографический очерк, посвященный этому ученому. Значительно дополняются научные биографии Д.К.Зеленина, А.В.Маркова, Б.М. и Ю.М.Соколовых, О.Э.Озаровской.

Работа во многом основана на архивных материалах, не введенных до сих пор в научный оборот. В монографии приводятся письма ученых, отрывки из дневников, другие документы, почерпнутые из рукописных хранилищ Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук. Российской государственной библиотеки, Российской национальной библиотеки. Петербургского отделения архива Академии наук, Центрального государственного архива литературы и искусства, Российского этнографическогс музея.

В исследовании оспориваются многие устоявшиеся точки зренж на научные позиции отдельных ученых. Так, например, взглядь Б.М.Соколова, по мнению диссертанта, характеризуют его как безусловного сторонника идей позднего В.Ф.Миллера. Автор не видит никаких оснований относить этого ученого к так называемому "левому" крылу "исторической школы". Не усматривается каких-либс политических мотивов и в возникновении теории аристократическогс происхождения русских былин. В работе опровергается также мнени< о том, что А.Д.Григорьев якобы входил в число представителе] "исторической школы". Отвергнуто положение о "ревизии" взгляди А.Н.Веселовского со стороны его ученика Е.В.Аничкова. Деятельность Н.Е.Ончукова, имя которого пользуется заслуженным уважением в фольклористике, в монографии рассматривается в русле "любительской" линии изучения народной поэзии.

Помимо неизвестных фактов, касающихся выдающихся фолькло-

шстов начала нашего столетия, в книге приводятся новые данные о :вязях писателей, составлявших цвет эпохи "серебряного века", с юльклорной культурой. В монографии есть экскурсы на темы 'А.А.Блок и Е.В.Аничков", "Б.В.Шергин и Ю.М.Соколов", "А.М.Реми-юв и Д.К.Зеленин", "А.М.Ремизов и Н.Е.Ончуков", "М.М.Пришвин и 1.Е.0нчуков".

Апробация работы

Содержание исследования изложено в книге "Русская фолькло-истика начала XX века в биографических очерках" (СПб., 1993), твержденной к печати Ученым Советом Института русской литерату-ы (Пушкинский Дом) Российской Академии наук. Основные положения результаты исследования были опубликованы также в ряде статей.

Практическое использование результатов работы

Полученные в ходе исследования конкретные выводы могут быть спользованы в обобщающих трудах по истории русской фольклорис-ики, в учебных курсах по русскому фольклору, в трудах, посвя-енных "серебряному веку" русской культуры. Материалы работы мо-ут быть полезны также при создании биобиблиографического слова-я русских фольклористов, насущная необходимость которого все олее остро осознается нашей наукой.

Содержание и структура работы

Монография, представленная в качестве диссертации, состоит з введения, восьми глав и заключения.

Во Введении содержится общая постановка центральной пробле-формулируются цели и задачи исследования.

Глава первая - "Е.В.Аничков (Ученик А.Н.Веселовского)" -эсвящена блестящему филологу начала нынешнего столетия, литера-арному критику и фольклористу, Е.В.Аничкову. Материалом для

воссоздания биографии Е.В.Аничкова послужили мемуары (А.Амфитеатров, В.Пяст, Вяч.Иванов, известный адвокат М.Л.Мандельштам), собственные воспоминания ученого, опубликованные в эмигрантской печати, его письма, хранящиеся в различных архивах страны. Введение этого материала в научный оборот позволило полнее обрисовать общественно-политические взгляды этого фольклориста. Е.В.Аничков (1866- -1937), родившийся в культурной дворянской семье и получивший прекрасное образование, был убежденным демократом, поклонником Н.Г.Чернышевского и Глеба Успенского, и, как свидетельствуют его современники, марксистом. Ярко выраженный общественный темперамент неоднократно ставил этого ученого в конфликтные отношения с властями (арест 2 марта 1887 г. по подозрению в участии в покушении на Александра III, исключение из университета осенью 1887 г. за участие в студенческих сходках, годичное 1903/1904 гг. заключение в Петропавловской крепости за провоз в Россию эмигрантского журнала легальных марксистов "Освобождение", арест 1907 г. за участие в работе одного из съездов Крестьянского союза). Первая мировая война пробудила в Е.В.Аничкове подъем патриотических чувств. Он отправляется добровольцев на фронт. Хаос революции и горькое разочарование в тех путях, которыми реализовывлись общественно-политические идеалы его молодости, заставили ученого покинуть родину. Он обосновался г Югославии, был профессором в университетах Белграда и Скопье, принимал деятельное участие в общественной эмигрантской жизни, писал в газетах, активно работал на съездах русских ученых, печатал свои труды в различных научных изданиях.

Аничков был учеником А.Н.Веселовского, о чем неоднократнс говорилось в отечественных работах по истории русской фолькло-

ристики. Однако в советской науке при соотношении позиций А.Н.Веселовского и Е.В.Аничкова неоднократно звучало слово "ревизия". Об этом писал М.К.Лзадовский; то же повторено и в биобиблиографическом справочнике "Славяноведение в дореволюционной России", где утверждается, что его понимание сущности устной культуры "по существу является ревизией школы Веселовского, означая переход на позиции компаративизма или миграционной школы" (М., 1979.С.52). В монографии рассматриваются две статьи Е.В.Аничкова, непосредственно посвященные А.Н.Веселовскому: ""Историческая поэтика" Александра Ник.Веселовского"(1907) и "Александр Веселовский"(1922). Их анализ не позволяет говорить о том, что Е.В.Аничков в начале или в конце своей научной карьеры сознательно отступал от теоретических взглядов создателя "исторической поэтики". Напротив, на протяжении всей своей жизни ученый относился к трудам своего учителя с величайшим уважением и восхищением. В отличие от А.В.Маркова, любимого ученика В.Ф.Миллера, постоянно вступавшего в полемику со своим учителем, Е.В.Аничков никогда не представал открытым оппонентом А.Н.Веселовского. Внимательное прочтение основных фольклористических трудов Е.В.Аничкова, в том числе его знаменитой монографии "Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян", на которую как на пример "ревизии" ссылаются советские ученые не обнаруживает, и скрытого, неосознанного отступления Е.В.Аничкова от основных теоретических положений его великого учителя.

В своей первой же работе "Микола угодник и св.Николай"(1892 г.) исследователь решительно отмежевывается от "мифологической школы" и заявляет себя сторонником теории заимствования в той ее форме, как она сложилась у А.Н.Веселовского. Подобно А.Н.Весе-

ловскому, Е.В.Аничков не признавал отвлеченных построений Бенфег или В.В.Стасова. Всякое заимствование он стремился объяснит! конкретно-историческими условиями (торгово-караванные пути, крестовые походы, распространение религиозных ересей и т.д.). Вторым краеугольным камнем научных представлений фольклориста, которые явно восприняты им от А.Н.Веселовского, было пониманш письменной и устно-поэтической культур как некоего нерасчленимого целого. Одни и те же сюжеты и идеи бродят и в письменном и ] устном репертуаре, и' понять литературные явления можно тольт посредством фольклорных фактов, и наоборот, многие устно-поэтические мотивы объясняются влиянием книжных источников - таков; мысль автора. В "Миколе и св.Николае" во всю мощь звучит ещ( один тезис, одинаково важный и в его научных взглядах, и в концепции А.Н.Веселовского,- христианство и народная поэзия. Исследователь был убежден, что легенды и сказания, пришедшие в Европ; (и в том числе и в Древнюю Русь) вместе с христианской книж ностью, оказали самое непосредственное и глубокое влияние н, фольклорную традицию. В случае со святым Николаем это сказалос: не только в духовных песнопениях, но и в обрядах и сказках. Ве дущей для Е.В.Аничкова была и мысль о византийском влиянии н русскую народную культуру. Византия, откуда проникло на Рус христианство, была для наших предков более культурной средой воздействовавшей на менее цивилизованное славянство. В киевски период именно через Византию реализовывалось то заимствование на котором как на важнейшем факторе развития человечества наста ивал всю жизнь Е.В.Аничков. Это фундаментальное положение такж целиком базируется на трудах А.Н.Веселовского. Таким образом "ревизия" взглядов учителя со стороны его ученика в первой науч

ной работе Е.В.Аничкова не просматривается.

Исследования ученого о св.Николае (всего этой теме ученый посвятил три работы) оказались весьма плодотворными и актуальными для фольклористики второй половины XX в. На Е.В.Аничкова во многом опирается в своей известной монографии "Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского)" Б.А.Успенский (М., 1982). Для него , как и для Е.В.Аничкова, в понимании культа Миколы оказываются важными контаминации образа этого святого с Георгием и Михаилом, осмысление Николая как покровителя земледелия, как народного святого-труженика и т.д. И даже главный вывод Б.А.Успенского типологически оказывается-отчасти сходным с разысканиями Е.В.Аничкова. Согласно Е.В.Аничкову,. на греческой почве Николай наследует определенные функции языческой Артемиды Эфесской. Б.А.Успенский же утверждает, что в русской традиции Микола угодник стал одной из манифестаций языческого Велеса.

Во втором фольклористическом труде Ё.В.Аничкова - двухтомной монографии "Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян" (1903-1905) - как ни в какой другой его работе' чувствуется та школа, которую он прошел у А.Н.Веселовского. Весенняя обрядность европейских народов исследователя интересует не в сравнении разных этнических традиций, а как единый для всей цивилизации "старого мира" комплекс. Для него, как и для А.Н.Веселовского, исследование выбранного им культурного явления с самого начала международно. Первая часть книги названа "От обряда к песне"; вторая - "От песни к поэзии". Весенняя песня в концепции Е.В.Аничкова получила свое место в историческом развитии поэзии как таковой: она рождалась из утилитарных целей обряда и, в свою

очередь, становилась предтечей, причиной происхождения авторской поэзии. Подобный взгляд на устную поэзию - не только с позиций узко фольклористических, этнографических или филологических, а ислодя иэ общих положений эстетики - свидетельствует о том, что равно как и его великий учитель, Е.В.Аничков способен был генерировать масштабные идеи. Автор широко опирается на разыскания зарубежных филологов и этнографов ( и прежде всего, Тайлора и Леббока), рассматривавших обычаи и обряды как явления быта, имеющие важный практический смысл. Весенние обряды были вызваны реальными сельскохозяйственными потребностями и имели строго утилитарные цели: они должны были способствовать будущему урожаю. Всякого рода гипотезы мифологов о существовавшей якобы когда-то богине весны ученым решительно отвергались. По сути дела Е.В.Аничков положением об утилитарных целях обрядов предвосхитил то направление, в котором будет позднее вести свои поиски советская фольклористика. Та же самая идея пронизывает, например, и книгу В.Я.Проппа "Русские аграрные праздники"(Л., 1963). Между тем В.Я.Пропп в своей монографии рассматривает Е.В.Аничкова только как представителя теории заимствования в ее упрощенной трактовке и не признает того факта, что сам он следует по пути, проложенному Е.В.Аничковым (С.9).

В своей второй большой книге, посвященной духовной культуре,- "Язычество и Древняя Русь"(1914),- ученый сосредоточивается на проблеме, которая его давно волновала: взаимные отношения христианства и язычества. Е.В.Аничков приходит к выводу, что реформа языческой религии, предпринятая в начале княжения Владимира Святого, носила чисто политический характер и являла собок попытку связать исконно славянские верования с запросами крепну-

щего государства. Согласно концепции фольклориста, в X в. на Руси сосуществовало две религиозных системы: одна обслуживала интересы княжеско-дружинной среды ( пантеон Владимира с Перуном во главе); другая была подлинно народной религией сельскохозяйственного культа. Теория Е.В.Аничкова была "своего рода классовая теория", по определению одного из его рецензентов (Ф.Батюшков), что впрочем, логично для человека, исповедовавшего марксистские убеждения. Низведение Перуна из ранга общеславянского бога в положение княжеско-дружинного идола, чуждого народным низам, вызвало несогласие в ученом мире. Например, известный чешский' славист Л.Нидерле продолжал, по давней филологической традиции, рассматривать Перуна как верховное божество славян. В советской фольклористике в последние десятилетия по этой проблеме определились две точки зрения. В.В.Иванов, В.Н.Топоров и их последователи, исходя из гипотезы о существовании универсального индоевропейского мифа о борьбе Громовержца с его противником, на славянской почве видят реализацию данного мифа в паре Перун-Волос. З.А.Рыбаков же склонен поддержать теорию Е.В.Аничкова.

В названном исследовании Е.В.Аничков пытается доказать еще следующее положение: древним языческим "нечестивым" песнопениям византийская религия на Руси сумела противопоставить свою поэзию. Те песенно-эпические темы, которые дошли до нас, - это наследие не языческого прошлого, а привнесение христианской эпохи. Современным русским фольклористам, на протяжении многих десяти-ютий оказавшимся оторванными от таких жанров, как духовные сти-;и и христианские легенды, приученным рассматривать всякое хрис-:ианское влияние на фольклор как нечто наносное, чуждое народной юэзии, данный тезис Е.В.Аничкова может показаться абсолютно

неприемлемым. В сознание нескольких поколений отечественных ученых жестко внедрялась мысль, что только языческое начало является в фольклорной поэзии истинно народным, христианские же мотивы привнесены сверху, навязаны народу. Расцвет устного творчества связывали с языческой стихией, полагая, что христианство было лишь гонителем древней поэзии и не предлагало народу взамен осуждаемых песен никаких иных форм. Е.В.Аничков же выдвигал идею "христианской эпопеи". И хотя эта мысль современным ученым может показаться довольно парадоксальной, сама проблема "народная поэзия и христианство", конечно, заслуживает серьезного внимания сс стороны фольклористов, а те подходы к этой проблеме, которые демонстрируют труды Е.В.Аничкова, могут подтолкнуть исследователей к решении ряда ее сложных вопросов.

В своей последней фольклористической работе - статье "Единство цивилизации и задачи фольклора" ( Записки русского научного института в Белграде. Белград, 1938) -Е.В.Аничков еще раг подтверждает свою приверженность предмету исследования, проблематике и методике, унаследованным от А.Н.Веселовского ( теории заимствования, византийское влияние на русскую народную духовну» культуру, христианство и язычество и т.д.). Таким образом, анализ фольклористических работ Е.В.Аничкова позволяет говорить < нем как о последовательном стороннике взглядов А.Н.Веселовског< и опровергает устоявшееся в науке мнение о имевшейся якобы какого-то рода "ревизии" со стороны Е.В.Аничкова.

Глава вторая реферируемого исследования - "А.В.Марков ("Постоянный оппонент" В.Ф.Миллера)"- посвящена одному из ярки; сторонников "исторической школы". Биография А.В.Марков; (1877-1917) и его научные взгляды уже привлекали внимание совре

менных ученых (П.Д.Ухов, В.П.Аникин, Ю.И.Смирнов). Однако обращение к архивным материалам позволило уточнить некоторые вехи жизненного пути этого ученого. А.В.Марков родился в Москве в семье священника. Высшее образование получил в Московском университете (1896-1900) , где юноша стал любимым учеником В.Ф.Миллера и последователем его взглядов. Первая фольклорная экспедиция ученого состоялась в 1898 г., когда он в Зимней Золотице на Зимнем берегу Белого моря открыл мощный очаг былинной традиции. Поездка 1899 г. позволила А.В.Маркову собрать материал для книги "Беломорские былины"(М., 1901), что сразу же принесло начинающему ученому имя в науке. Затем были экспедиции 1901, 1903, 1904 и. 1909 годов, записи которых опубликованы лишь частично. Все свои поездки фольклорист рассматривал исключительно как эпосоведчес-кие. Другие жанры устной народной традиции им почти не записывались или же во всяком случае запись их велась не целенаправленно. В 1909 г. А.В.Марков отправляется в Вятско-Пермский край с целью собирания песенного эпоса, но первые же дни экспедиции его /беждают в том, что былин и исторических песен здесь нет. Тогда В.Марков круто меняет маршрут и выезжает в Поморье, где надежд ia запись эпоса было гораздо больше. Задача всестороннего обследования фольклорной традиции одного региона ученым не ставилась. )н остался в науке исключительно как собиратель песенного эпоса. I 1911 г. А.В.Маркова пригласили в Тифлис преподавателем на Выс-ше женские курсы, с которыми он и был связан вплоть до своей [реждевременной кончины 31 августа 1917 г.

Если бы научная деятельность А.В.Маркова была ограничена включительно экспедициями, то уже по результатам его поездок на усский Север этого ученого можно было бы назвать выдающимся

фольклористом XX в. Ему принадлежит честь открытия былинной традиции на Зимнем, Терском, Поморском и Карельском берегах Белого моря. Однако не менее ярким и весомым был вклад фольклориста и в исследование русского устного народного творчества. По сути дела А.В.Марков был первым крупным ученым, в научной деятельности которого одинаково важную роль играли собирательская и исследовательская работа. Из современников А.В.Маркова фольклористами, которые были одинаково квалифицированными и ' в сфере собирания народной поэзии, и в области ее исследования, можно назвать Л.К.Зеленина, Е.Н.Елеонскую, Б.М. и Ю.М.Соколовых и др. Позднее этот тип ученых воплотился в М.К.Азадовском, В.И.Чичерове, А.М.Астаховой, Г.С.Виноградове, А.И.Никифорове, П.Г.Богатыреве, Э.В.Померанцевой и т.д. В лице А.В.Маркова, таким образом, сформировался новый тип фольклориста первой половины XX столетия.

Первое серьезное самостоятельное исследование А.В.Маркова относится к 1900 г. - статья "Беломорская былина о походе новгородцев в Югру в XIV веке("Камское побоище")". Эта работа полностью укладывается в рамки "исторической школы", причем методологические установки В.Ф.Миллера здесь поняты еще в достаточной степени упрощенно и поверхностно. На основании одного антропонима (Самсон Колыванович) и одного топонима (Камское) ученый решается утверждать, что в этой былине сохранилась память о неудачном походе новгородцев на Югру. При этом в анализе произведения по сути дела за бортом исследования остаются и идейный пафос старины, и сам сюжет - бродячие мотивы, из которых соткана эпическая песня. Эта работа может служить примером крайностей "исторической школы", за которые ее столь часто упрекали в нашей фольклористике.

Однако в последующих трудах ученого его понимание предмета исследования и методологии, взятой на вооружение "исторической школой", углубляется. А.В.Марков вступил в науку прямым учеником В.Ф.Миллера. Но это отнюдь не означает, что он не осмеливался спорить со своим маститым коллегой. Напротив, уже в ранних своих статьях А.В.Марков подвергает сомнению многие выводы своего учителя. Научная полемика между двумя представителями одного направления в фольклористике, длившаяся на протяжении нескольких лет вплоть до смерти В.Ф.Миллера, стала весьма заметным и интересным явлением в отечественной науке. В.Ф.Миллер и А.В.Марков вели дискуссии по поводу сюжетов "Илья Муромец и Сокольник", "Глеб Володьевич", вокруг имени былинной княгини Апраксин и по другим вопросам. Анализ их дискуссий показывает, что расхождения носили частный характер, в методологическом же плане оба исследователя стояли на одной платформе. Тем не менее это не означает, что спор фольклористов не носил принципиального характера. Известно, что В.Ф.Миллер как былиновед проделал, заметную эволюцию на протяжении двух десятилетий. В своих "Экскурсах"(1892 г.) эн начал сторонником теории заимствования, утверждая мысль об иранском (через половцев) влиянии на русский эпос. В первом томе •Очерков"(189? г.), не отказавшись в целом от идеи о бродячих ;южетах, формирующих фольклорные традиции всех индоевропейских !ародов, ученый полностью посвятил себя изучению вопроса о том, сакое историческое событие отразила русская версия того или ино-"0 сюжета. Принципиально важное место в первом томе "Очерков" ¡анимала глава, посвященная географическому распространению бы-[ин, где проводилась мысль о новгородском очаге былинного твор-[ества. Во втором томе "Очерков"(1910 г.) происходит заметное

смещение акцентов. Теперь исследователь сосредоточивается на роли ХУ1-ХУ11 вв. в развитии русской эпической традиции. Эпоху Ивана Грозного и Смутного времени В.Ф.Миллер стал рассматривать как время интенсивного былинного творчества, когда подвергались коренной переработке многие древние сюжеты. Эта же идея проводится и в последних работах ученого, составивших посмертный третий том "Очерков" (1924 г.). А.В.Марков, вошедший в фольклористику в конце XIX в., когда только что появился первый том "Очерков" В.Ф.Миллера, до конца жизни остался верен идеям, высказанным именно в этом труде. Второй том он считал слабее по методу работы. Положение о большой роли Московской Руси в развитии эпической традиции, оказалось чуждым А.В.Маркову. Он остался приверженцем первоначальной мысли В.Ф.Миллера о значимости Новгорода в сложении русских былин.

В советской фольклористике (В.И.Чичеров, В.П.Аникин) данное разногласие в позициях обоих фольклористов обычно трактуется как отражение демократических взглядов А.В.Маркова, с одной стороны, и умеренно-консервативных идеалов В.Ф.Миллера, с другой. Диссертанту представляется вряд ли правомочным переводить рассмотрение научных расхождений А.В.Маркова и В.Ф.Миллера в политическую плоскости. С точки зрения самого А.В.Маркова, суть его разногласий с главой "исторической школы" - в том, что изучение былин должно носить не только исторический характер, но и историко-со-циологический, требуется выяснять не только факты, легшие в основу былины, но и среду, которая создала тот или иной сюжет (статья "К вопросу о методе исследования былин"). Тенденция и усилению социологической мысли в фольклористических исследованиях очень характерна для науки начала XX века. Она объясняется

общими философскими исканиями, в которых не последнюю роль играло и марксистское направление. Весьма знаменательна в этом плане терминология, которой пользуется А.В.Марков - "классовая психология", "классовые интересы". Названная статья была написана А.В.Марковым для утверждения нового историко-социологического направления в их изучении. Эта идея - самая дорогая для него в данной работе, и он считает ее принципиально важной, открывающей новый этап в отечественном былиноведении. Однако методологические проблемы для А.В.Маркова не исчерпываются этим аспектом. Здесь же он заявляет себя решительным сторонником А.Н.Веселовс-кого, считавшего, что эпос международен по своей сути. А.В.Марков признавал, что А.Н.Веселовскому принадлежит заслуга в раскрытии конкретных обстоятельств, обеспечивающих условия для влияния культуры одного народа на другой. Необходимо стремиться проследить, как на бродячий сюжет, проникший в устную традицию из фольклора другого народа или же из книжного источника, накладывалось воспоминание о том или ином событии русской истории. Литературная традиция столь же важна для понимания эпического мира русского народа, как и исторические факты,- такова ведущая мысль А.В.Маркова. Практической реализацией названных методологических положений стал цикл статей ученого под названием "Из истории русского былевого эпоса", опубликованный в "Этнографическом обозрении". Былинный сюжет здесь анализируется со всех точек зрения: версии и редакции, литературный прототип, исторические основы, место формирования старины, возможная социальная среда и т.д.

Рассмотрение научного пути А.В.Маркова показало, что с конца 1910-х годов былиноведческая тематика в его трудах все более

отходит на второй план. В кругу научных интересов фольклориста появляются духовные стихи, Чулковский песенник, древнерусские летописи и проблема возникновения великорусской народности. Последние письма ученого к А.А.Шахматову, написанные в августе 1917 года, посвящены вопросу прародины славян, роли скифов и финно-угорских племен в их формировании. Талантливый ученый, он чутко улавливал поворот фольклористики к этнографии, но тем не менее в его работах не произошло той интеграции этих двух наук, которая столь характерна для Д.К.Зеленина. А.В.Марков до конца жизни остался фольклористом-филологом, так и не успев стать фольклористом-этнографом.

Третья глава монографии - "Б.М. и Ю.М.Соколовы (Миллеров-ское крыло "исторической школы")" - посвящена фольклористам, ставшим ведущими учеными в России 1920-1930-х годов. Положение, которое они заняли в советской науке, определило те оценки, которые сопровождают имена этих ученых в отечественных работах по истории фольклористики. Братьев Соколовых относят к "левому" крылу "исторической школы", противопоставляя их научные взгляды "антидемократическим" воззрениям В.Ф.Миллера. По мнению же диссертанта, Б.М. и Ю.М.Соколовы в дореволюционный период являются наиболее последовательными сторонниками главы "исторической школы". Эта мысль и доказывается в данном разделе.

В отличие от Е.В.Аничкова и А.В.Маркова, братьям Соколовым посвящена обширная литература. Однако обращение к архивным материалам ( фонд ученых в ЦГАЛИ) позволило уточнить некоторые факты их биографии, прояснить общественно-политические взгляды их юности. Семья Соколовых отнюдь не принадлежала к революционно-демократической' прослойке русской интеллигенции. Судя по

дневнику Юрия Соколова, революционное движение 1905-1907 годов, с его кровью, террористическими актами, вынужденной "конституцией" 17 октября, не вызывало у Соколовых сочувствия. Однако приверженность монархической идее не помешала будущим ученым сделать мысль о русском мужике одной из центральных в их нравственном самоопределении.

Б.М. и Ю.М. Соколовы очень рано, еще в университетские годы, приобщаются к собирательской работе (новгородские экспедиции 1908 и 1909 годов, материалы которых легли в основу сборника "Сказки и песни Белозерского края" (М., 1915)). Начинающие собиратели ставили себе в своих поездках две. задачи: поиски следов эпической традиции в Новгородских землях и запись всего репертуара устной традиции данного региона. Первая задача, как говорится, витала в воздухе, и, без сомнения, формировалась под влиянием успехов северных поездок А.В.Маркова, А.Д.Григорьева, Н.Е.Он-чукова и эпосоведческих исследований В.Ф.Миллера, который в своих работах поставил вопрос о географическом распространении былин. Им была выдвинута гипотеза об особой роли новгородского колонизационного потока, занесшего песенную эпическую традицию в разные регионы Русского Севера. Ростовская же (низовская) колонизация, по мысли Во.Миллера, былин в Олонецко-Архангельский край не несла. Эта гипотеза была весьма уязвима в одном из ее моментов: записи эпоса на территории собственно Новгородской губернии исчислялись единицами. Требовались экспедиционные разыскания, чтобы доказать, что .былевые песни в здешних землях бытуют (или бытовали в недавнем прошлом). Вторая задача - запись всех фольклорных произведений региона - родилась, по-видимому, у самих братьев Соколовых в ходе подготовки к поездке, а возможно,

- 2U -

уже и во время самой экспедиции. Подобное понимание целей экспедиционной работы - это принципиально новая тенденция в развитии отечественной фольклористики. До братьев Соколовых все снаряжаемые различными организациями экспедиции ставили перед собой узкие задачи: запись былин (А.Ф.Гильфердинг, А.Д.Григорьев, А.В.Марков); собирание песенно-музыкального фольклора (Ф.М.Истомин, Г.О.Дютш, С.М.Ляпунов, Е.Э.Линева); фиксация сказочной традиции (Д.К.Зеленин). Б.М. и Ю.М.Соколовых, в отличие от А.В.Маркова в его поездку 1909 г., не смутили их весьма скромные результаты в собирании песенного эпоса в Белозерском крае. Малочисленность текстов одного жанра вполне, с их точки зрения, компенсировалась обилием другого материала. Понимание необходимости выявления всего фольклорного репертуара региона приносило экспе-диционерам то удовлетворение от своих трудов, которого был лишен А.В.Марков в Пермской губернии. Братья Соколовы записывали былины, баллады, исторические песни, свадебный фольклор и похоронные причитания, хороводные и лирические песни. Молодые ученые с самого начала были внимательны и к "неклассическим" жанрам русского фольклора. В Белозерском крае они записали великолепную коллекцию частушек, которые-лишь незадолго до их экспедиции получили "права гражданства" в науке. Не обходили стороной они и "жестокого романса" и песен литературного происхождения. Этот слой народной лирики до того игнорировался профессиональными собирателями. Соколовы же, желая дать объективную картину кирилло-во-белозерского репертуара, привезли, пожалуй, первую в отечественной науке коллекцию песен этого типа. Таким образом, уже в самом начале научной деятельности этих фольклористов подспудно вызревал знаменитый тезис, сформулированный позднее Ю.М.Соколо-

вым, о том, что фольклор - не только отзвук далекого прошлого, но и громкий голос современности. От былины до песни литературного происхождения'- вот диапазон интересов братьев Соколовых в области собирания фольклора. Древнее в современном и современное в древней традиции - таково их понимание народной словесности.

В науке хорошо известно, что сборник "Сказки и песни Белозерского края" сразу же по выходе в свет был подвергнут цензурному запрету со стороны Отделения русского языка и словесности Академии наук. В фольклористике прочно утвердилась мысль, что причиной этого была острая социальная направленность отдельных сказочных текстов этого собрания ( Е.И.Коротин, Г.И.Хромов). Но никаких конкретных данных, подтверждающих такой взгляд на причину запрещения сборника, в литературе не приводится. В архивах мы также не обнаружили материалов в обоснование этой точки зрения. Напротив, наши данные неоспоримо свидетельствуют, что неприятности цензурного характера были вызваны "непристойностью", по мнению ряда членов Академии, некоторых сказок.

В монографии дореволюционный период научных биографий Б.М. и Ю.М.Соколовых рассматривается дифференцированно. Анализ ранних трудов Б.М.Соколова привел к выводу, что он был последовательным сторонником взглядов В.Ф.Миллера, высказанных им во втором томе "Очерков". В своих статьях "Исторический элемент в былинах о Даниле Ловчанине", "История старин о 40 каликах", "Шурин Грозного, удалой борец Мамстрюк Темгрюкович" Б.М.Соколов настойчиво сопрягает былинные сюжеты с эпохой Ивана Грозного. Его работы могут считаться типичными образцами трудов "исторической школы". Здесь наличествуют все основные элементы, характеризующие исследования этого направления: в центре внимания стоит эпический сюжет; да-

ется его характеристика с точки зрения географического распространения; определяется эпоха, отраженная в песне; былинным героям подбираются исторические прототипы. В 1911 г. Б.М.Соколов начинает большое исследование эпических сказаний о женитьбе князя Владимира, которое, по-видимому, должно было стать его магистерской диссертацией. Опубликованная уже в 1922 г.(Эпические сказания о женитьбе князя Владимира (Германо-русские отношения в области эпоса)), эта работа демонстрирует устойчивость представлений ученого о коренной перестройке былевых сюжетов в XVI в. Одновременно это исследование чрезвычайно показательно как пример того, что идея заимствования в трудах представителей "исторической школы" была весьма популярна. Заимствование играло важную роль в построениях многих ученых - сторонников "исторической школы". Два основных течения в русской фольклористике - теория заимствования в ее интерпретации, предложенной А.Н.Веселовским, и "историческая школа" - не существовали изолированно. Они переплетались, взаимно обогащаясь. Противопоставлять эти два течения в отечественной науке начала XX в. бессмысленно и нецелесообразно.

Близость научных позиций Б.М.Соколова и В.Ф.Миллера сказывается и в том, что первый был полностью солидарен с так называемой теорией "аристократического происхождения" русских былевых песен( см. статью "О житийных и апокрифических мотивах в былинах"). Б.М. и Ю.М.Соколовых в советской фольклористике часто называли представителями демократического, левого крыла исторической школы (Э.В.Померанцева, В.И.Чичеров), при этом к "левому крылу" принято относить еще А.В.Маркова и Н.В.Васильева, а к "правому" соответственно - В.А.Келтуялу и С.К.Шамбинаго. Соглас-

ю В.П.Аникину, граница между двумя направлениями внутри "исторической школы" проходит по оси решения вопроса о месте и времени сложения русских былин. А.В.Марков относит окончательное сложение былин к XII-XIV вв. и защищает идею решающего значения вольного Новгорода в процессе создания эпической традиции. Поздний В.Ф.Миллер, с его идеей о роли Московии ХУ1-ХУ11 вв. в данном процессе и с теорией "аристократического происхождения" народного эпоса, неизбежно становится консерватором и знаменует собой "правое" крыло "исторической школы". Если исходить из изложенного выше понимания "левого" и "правого" течений этого научного направления, то Б.М.Соколова надо отнести к консервативному крылу. Впрочем вряд ли вообще целесообразно оценивать "историческую школу" в политических терминах, - как и искать идеологический смысл в представлении о переделке былин в XVI в. Дореволюционная "историческая школа", действительно, не была монолитным течением в фольклористике, но политизированные термины "правый" и "левый" - это не та лексика, которая может характеризовать данное научное направление.

Для Ю.М.Соколова, в отличие от его брата, в дореволюционный период его биографии фольклор был не единственным предметом научных интересов. Темой его магистерской диссертации должна была стать литературная деятельность С.П.Шёвырева. Однако фольклорная тематика постоянно присутствует в его работах. Архивные материалы свидетельствуют о том, что им была задумана так и неосуществленная статья о балладе "Василий и Снафида", причем он собирался рассматривать этот сюжет в духе "исторической школы" ( прототипами главных героев являются царевна Софья и Василий Голицын). О.М.Соколов сыграл также значительную роль в организации концер-

tob M. Д.Кривололеновой и задумал издание былин этой выдающейся старинщицы- Ему же принадлежит заслуга в открытии как былинщика Б.В.Шергина, старины которого он также собирался опубликовать. Знакомство с братьями Соколовыми стало решающим в становлении Б.В.Шергина- писателя.

Реферируемое исследование не ставило себе целью освещение всей научной биографии братьев Соколовых, поэтому послеоктябрьский период их деятельности остался за пределами монографии.

Четвертая глава монографии названа "А.Д.Григорьев (Применение методов изучения древнерусской литературы в фольклористике)". Биография этого ученого до сих пор оставалась неизученной. Основным материалом для воссоздания научного пути А.Д.Григорьева послужили письма ученого* к А.А.Шахматову, хранящиеся в Петербургском отделении архива Академии наук. А.Д.Григорьев (1874-1945) родился в семье фельдшера города Бела Седлецкой губернии, где и получил с большим трудом (семья была бедной) гимназическое образование. В 1895 г. он поступил на историко-филологический факультет Московского университета. После его окончания в 1899 г. А.Д.Григорьев был оставлен при кафедре для подготовки диссертации. Летом этого же года он совершает свою первую экспедицию на Русский Север - в Поморье. В 1900 г. А.Д.Григорьев побывал на Пинеге, а следующим летом - на Кулое и Мезени. Все его экспедиции носили былиноведческий характер. Помимо этого, он занимался собиранием древнерусских рукописей и сбором диалектологического материала. Результатом северных поездок начинающего ученого стало знаменитое собрание "Архангельские былины и исторические песни" (T.l. М., 1904; Т.2.Прага, 1939; Т.З. СПб.,

1910). С октября 1903 г. А.Л.Григорьев становится приват-доцентом Московского университета. В течение 1905-1907 гг. он находится в заграничной командировке для подготовки своей магистерской диссертации. Осенью 1912 г. ученый переезжает в Варшаву,, куда его пригласили читать лекции в местном университете и на Высших женских курсах. В октябре 1913 г. защищает диссертацию. Во время Первой мировой войны А.Л.Григорьев вместе с Варшавским университетом оказался в эвакуации в Ростове-на-Дону (1915-1917 гг.). Осенью 1917 г. фольклорист был назначен деканом вновь открытого историко-филологического факультета Томского университета. Социальные потрясения, охватившие всю страну, заставили ученого покинуть родину (1922 г., обосновался в Чехословакии). Скончался он 4 мая 1945 г.

А.Д.Григорьев, как и многие другие филологи его времени, не замыкался на одной научной дисциплине. В сферу его интересов входили древнерусская литература, диалектология и фольклористика. Перечисление этих филологических дисциплин именно в таком порядке принципиально важно для понимания А.Д.Григорьева как ученого. Сам ученый в первую очередь ощущал себя специалистом по средневековой русской письменности. Именно этой сфере филологии он отдал первые два десятилетия своей научной деятельности. После революции обозначился резкий перелом в его интересах: А.Д.Григорьев полностью сосредоточился на истории русского языка. Фольклористика же, как это ни покажется странным, была лишь эпизодом в научной биографии А.Д.Григорьева.

В монографии подробно анализируются работы ученого, связанные с проблематикой древнерусской литературы и диалектологией. Изучение древнерусской литературы к концу XIX в. имело в оте-

чественной филологии уже большие, устойчивые традиции. В частности, наукой того времени был хорошо осознан текстологический аспект в исследовании старинных рукописных произведений. В филологии сложилось представление о таких понятиях, как редакция, извод; были выработаны методы выделения из совокупности рукописных вариантов отдельных редакций. Широкое распространение получила практика построения генетических взаимоотношений редакций того или иного произведения. Непреложным стало требование сопоставлять все рукописные варианты целиком, последовательно, слово в слово. Только после такого рода черновой работы достигались достоверные выводы о месте и времени появления изучаемого письменного памятника. Как филолог А.Д.Григорьев складывался, овладевая опытом, накопленным наукой при изучении старорусской письменности. Магистерской диссертацией ученого стала книга "Повесть об Акире Премудром: Исследование и тексты" (М., 1913).

Архивные материалы позволяют также утверждать, что А.Д.Григорьев сыграл решающую роль в организации знаменитой Московской диалектологической комиссии.

На основании переписки А.Д.Григорьева с А.А.Шахматовым в монографии подробно описываются северные экспедиции собирателя, в работе прослеживается также сорокалетняя история, печатания собрания, которое включает в себя четверть всех записанных к началу XX в. эпических произведений русского народа. Научная деятельность А.Д.Григорьева разворачивалась в тот период, когда в былиноведении господствовала "историческая школа". Видимо, поэтому во всех работах по истории отечественной фольклористики этот ученый всегда включается в список сторонников этого направления в изучении русского эпоса. В реферируемой монографии дан-

ный взгляд оспоривается. Собственно говоря в фольклористике А.Д.Григорьев остался автором одной книги, теоретических работ по былиноведению он не оставил. Однако архивные материалы и внимательное прочтение научного аппарата к "Архангельским былинам и историческим песням" позволяет утверждать, что у А.Д.Григорьева было свое видение зпосоведческих проблем. В одном из своих писем к А.А.Шахматову он прямо говорит о том, что еще во время учебы в университете он осмеливался вступать в спор с В.Ф.Миллером. В сжатой форме его позиция была высказана в предисловии к первому тому "Архангельских былин и исторических песен". Для понимания каждого сюжета, считал ученый, прежде всего необходимо исследовать все его варианты и установить "редакции и типы, и их отношения друг к другу (т.е. их генетическое древо) и приурочить их к определенным местностям, указать источники старины ( и отдельных ее редакций) и ее отношения к другим старинам и памятникам устной и письменной словесности и приурочить на основании этого редакции ее к определенному времени" (Т.1. С.XX-XXI). За приведенным высказыванием нетрудно увидеть филолога, прошедшего строгую школу исследования памятников старинной русской литературы. В самом приближенном виде новый метод изучения былин был реализован исследователем в разделе "Обзор вариантов", который есть в каждом из томов собрания. Здесь все тексты каждого сюжета разделены на определенные редакции, типы и разновидности. Обращает на себя внимание попытка ученого упорядочить употребление терминов, этносящихся к разным градациям группировки фольклорных текстов. Зариантом А.Д.Григорьев последовательно называет каждую отдель-1ую запись на тот или иной сюжет. В одну редакцию он объединяет зарианты, имеющие "существенные особенности". Понятие "тип''

фольклористом употребляется для обозначения группировки вариантов по "менее существенным особенностям". Термин же "разновидность" звучит тогда, когда ученому надо объединить ряд вариантов, имеющих "незначительные особенности". Данная иерархическая система текстологических терминов не привилась в отечественной фольклористике. Однако сама попытка дисциплинировать терминологический хаос, царивший в филологии начала XX в., без сомнения, достойна внимания. В своем стремлении упорядочить научный лексикон А.Д.Григорьев оказался впереди отечественной науки чуть ли не на шесть десятков лет. В советской фольклористике зтот вопрос получил свое теоретическое осмысление лишь в 1960-е годы. Тогда в результате дискуссии по проблемам текстологии фольклора вы-кристализовались такие понятия, как "версия", "редакция", "вариант"; было заявлено право на существование терминов "извод", "вид", "разновидность". А.Д.Григорьев, практически не оставивший после себя ни одной статьи о былинах, сумел определить одно из важнейших направлений в развитии отечественного былиноведения. В современной фольклористике изучение произведений с предварительным выделением во всей совокупности его вариантов отдельных версий и редакций стало уже обязательным правилом. Тагам образом, сам ход развития науки подтвердил правильность той позиции, которую А.Д.Григорьев занял в самом начале нашего столетия.

Пятая глава монографии - "В.Н.Андерсон ("Финская школа" в истории русской фольклористики)"- посвящена ученому, который начал научную карьеру в России, внес значительный вклад в развитие эстонской фольклористики, а закончил свой жизненный путь в Западной Германии. В.Н.Андерсон (1885-1962) - фольклорист с мировым именем. Ему и его вкладу в науку посвящено немало статей не-

- га -

мецких и эстонских филологов. В 1920-1930-е гг. советские ученые пристально следили за его трудами, откликаясь на них в отечественных обзорах исследований западноевропейских фольклористов. Однако в последующие десятилетия имя В.Н.Андерсона постепенно стало исчезать из отечественного фольклористического сознания. Личные обстоятельства жизни В.Н.Андерсона - его двойная эмиграция из Советской России в 1920 и 1939 г.- в условиях идеологического прессинга тоталитарного режима не могли не сказаться на восприятии образа этого фольклориста советской наукой. Пятая глава реферируемого исследования призвана определить место В.Н.Андерсона и "финской школы", которую он представлял, в ряду других научных течений фольклористики начала XX столетия.

Высшее образование В.Н.Андерсон получил в Казанском университете, где он специализировался по классической филологии (1904-1909). После окончания университета В.Н.Андерсона оставляют при историко-филологическом факультете для подготовки к профессорскому званию. Командировка в Берлин (1911 г.) помогает молодому, ученому расширить его знания. После сдачи магистерских экзаменов В.Н.Андерсон становится приват-доцентом Казанского университета. В феврале 1918 г. он блестяще защищает докторскую диссертацию по сказочному сюжету "Император и аббат". В том же. году ученый переезжает в Минск и здесь в течение двух лет в качестве профессора работает в Белорусском педагогическом институте. В 1920 г. В.Н.Андерсон покидает Советскую Россию и поселяется в Дерпте (Тарту), где вплоть до 1939 г. читает лекции по фольклору. Установление в Эстонии советской власти заставляет В.Н.Андерсона переехать далее на запад. С 1940 по 1945 г. он работает в Кенигсбергском университете, затем в университете г.Кй-

ля в Западной Германии (до 1953 г.). В 1962 г. В.Н.Андерсон погиб в дорожно-транспортном происшествии. .

Первой книгой В.Н.Андерсона, ставшей явлением в русской фольклористике, стало исследование "Роман Апулея и народная сказка" (Казань, 1914). Однако печатание этого труда до конца никогда не было завершено. Та книга, которую имеет русская филология, - это всего лишь первая часть работы. "Роман Апулея и народная сказка" - исследование двупланового характера. Оно относится одновременно и к изучению античной литературы, и к фольклористике. В первой части своего труда автор анализирует произведения мирового фольклора с сюжетом о насильственном превращении героя в какое-либо животное. В монографии ученого привлекают главы, посвященные былине о Добрыне и Маринке и сказке о царской собаке. Они имеют самое непосредственное отношение к русскому фольклору. Однако не они определяют историко-фольклористическое значение этого труда. Гораздо важнее те методологические положения, которые исследователь пытался внедрить в русскую фольклористику. Поставив вопрос о причинах поразительного сходства сказочных сюжетов у индоевропейских народов, В.Н.Андерсон склонен объяснять этот факт полигенезом. Сказки переходят от одного народа к другому устным и литературным путем, и это является одним из факторов, формирующих единство индоевропейского сказочного репертуара, с другой стороны, В.Н.Андерсон утверждает, что один и тот же сказочный мотив мог самостоятельно развиться в разных пунктах земного шара. И, наконец, автор не исключают возможности, что какие-то из сказок могли оказаться наследием далекого

I

праиндоевропейского этноса. Таким образом, В.Н.Андерсон синтезирует, в своих взглядах миграционную, антропологическую и мифоло-

гическую теории. Но при этом идее заимствования отдается явное предпочтение. Где бы ни зародилась данная конкретная сказка - в Индии, в другой ли стране, одновременно в нескольких странах или разновременно,- совершенно очевидно, что сюжет склонен путешествовать из одной местности в другую, от одного этноса к другому. Многие западные ученые полагали, что путем сравнения сказок в разных национальных традициях невозможно установить ни места, ни времени возникновения каждого отдельного сюжета. В.Н.Андерсон же настаивал на том, что инструментарий для решения такой проблемы в науке имеется. И в этом пункте своих теоретических суждений он обращается к "финской школе" фольклористов. Исследователь заявляет себя сторонником "образцовых трудов финляндских ученых Ка-аг1е КгоИп'а, (Маг'а Наскшап'а и АпШ Аагпе", и надо признаться, в полной мере следует их методике. Как известно, истори-ко-географический метод "финской школы" впервые был применен Юлиусом Кроном при изучении рун. Ю. Крон исходил из мысли о географических закономерностях в развитии карело-финского эпоса. При странствовании сюжета отклонения от первоначальной редакции усиливаются по мере удаления произведения от места его возникновения. В каждой местности складывается своя новая редакция руны. Подметив закономерности распространения вариантов и сняв позднейшие напластования, исследователь может установить первоначальную форму сюжета и даже место и время его возникновения, -так считал Ю.Крон. Идеи Ю.Крона получили широкое распространение в финской фольклористике.

Надо отметить, что с самого начала научной деятельности З.Н.Андерсона ощущается его ориентированность не на русскую отечественную мысль, а на западноевропейскую. Блестяще образован-

ный, владевший несколькими языками, казалось бы, он имел все предпосылки стать последователем идей А.Н.Веселовского. Однако имя этого корифея русской филологии для В.Н.Андерсона, по-видимому, не было приоритетным. Неоднократно ссылаясь на труды А.Н.Веселовского в связи с обзором исследовательской литературы по античному роману и необходимостью опереться на конкретные факты, В.Н.Андерсон полностью игнорирует методологическое значение работ этого выдающегося русского филолога. Для В.Н.Андерсона А.Н.Веселовский был всего лишь одним из представителей миграционной теории, исследователем, ничем не выделяющимся на фоне других сторонников этой идеи. Говоря об В.Н.Андерсоне, мы вынуждены отметить определенную "чужеродность" его в русской фольклористике. Характерна следующая деталь. Ко времени вступления его в науку казанская фольклористика внесла уже достаточно весомый вклад в отечественное сказковедение - известную монографию Л.З.Колма-чевского "Животный эпос на Западе и у славян" (Казань, 1882). Здесь, как и у В.Н.Андерсона, наличествует стремление полного учета всех вариантов того или иного сюжета. Сопоставляя русские и иноязычные тексты, Л.З.Колмачевский выделяет наиболее типичные элементы сказочного мотива. Степень распространенности различных деталей сюжета в традициях разных народов служит для исследователя основанием для решения вопроса о древнем или, напротйв,; позднем происхождении данного элемента сказки. Нетрудно заметить, что методика исследования у Л.З.Колмачевского во многом совпадает с постулатами "финской школы". Однако, как это ни покажется странным, В.Н.Андерсон проходит мимо книги своего предшественника и не называет ее среди трудов, которые послужили для него методологической базой. Книга ученого "Роман Апулея и на-

родная'сказка" стала первой научной работой, в которой на русской почве русским фольклористом с использованием русского материала был применен историко-географический метод, который, таким' образом, получил права гражданства в фольклористике России.

В 1916 г. В.Н.Андерсон выпускает первый том своего второго труда по сказке - книгу "Император и аббат". Эта часть монографии посвящена анализу литературных вариантов сюжета. Исследование представляет собой, как всегда у сторонников "финской школы", тщательную сводку разноязычного материала и тончайший, ювелирный анализ каждого из вариантов. Обзор устных текстов, их сравнительный анализ и обобщающие выводы ученый намеревался дать во втором томе своей монографии. Но, к сожалению, это исследование В.Н.Андерсона постигла та же судьба, что и книгу о романе Апулея: печатание работы в России завершено не было. В законченном виде этот труд стал фактом не русской, а западноевропейской науки ( "Kalzer und Abt". Helsinki, 1923). Это исследование примечательно не столько своими конкретными выводами по поводу данного известного сказочного сюжета, сколько целым рядом крупных методологических положений, сформулированных автором в одиннадцатой главе. Исследователь вводит здесь важное для него понятие "самоисправления" народных рассказов. Поразительную устойчивость произведений устной словесности в разных уголках земли ученый объясняет следующими причинами. Рассказчик слышит сказку от своего предшественника не один, а много раз, к тому же и самих предшественников, как правило, несколько. Исполнитель из множества слышанных им вариантов, каждый из которых имеет в себе некие искажения, творит вариант, близкий к праформе, освобожденный от названных искажений. Сюжет является организмом, который

обладает определенным логическим и художественным единством. Поэтому каждый последующий сказитель, руководимый здравой логикой, выбрасывает из своего повествования неорганические вставки, слышанные им от своих "учителей". Таким,образом происходит упорядочение,- самоисправление сказочного сюжета на протяжении всей его жизни в народной традиции. Вторым важным теоретическим положением В.Андерсона стало введение понятия "нормальная форма". В народном рассказе, согласно догматам "финской школы", всякое отклонение от праформы является ошибкой, искажением, порчей сюжета. В некоторых случаях ошибка закрепляется в традиции и становится уже не исключением, а правилом. Так возникает особая редакция, отличная от праформы. Эту особую редакцию, получающую популярность в одной из национальных традиций, В.Н.Андерсон и называет "нормальной формой". Исследователя, предупреждает ученый, всегда подстерегает опасность при отсутствии достаточного материала спутать "праформу" и "нормальную форму". Но сколь бы широко "нормальная форма" (или несколько "нормальных форм") ни распространилась в фольклоре, первоначальная форма все равно где-то, может быть, на периферии традиции, но сохранилась, - так считает автор книги "Kaizer und Abt". В этом исследовании В.Н.Андерсон выступает уже не как ученик, образцово следующий указаниям своих учителей, а как ученый, способный генерировать идеи, определяющие дальнейшее развитие науки, что и было признано Каарле Кроном в книге "Die folkloristische Arbeitsmetho-de"(0slo, 1926).

Однако это влияние фактически не распространялось на русскую фольрористику. Внешняя причина того, что книга В.Н.Андерсона "Kaiser und Abt" не оказала/ большого воздействия на нашу

науку, понятна. Незавершенность русского издания "Императора и аббата", языковой барьер, стоящий между "Kaiser und Abt" и русской фольклористикой, эмиграция автора из Советской России - все это не могло не сказаться на восприятии идей В.Н.Андерсона российской учеными того времени. Однако существовали и глубинные причины относительно малой популярности "финской школы" в отечественной науке об устной словесности. В реферируемом исследовании подчеркивается, что место "финской школы" в русской фольклористике начала XX века определяется рядом противоречий, внешних и внутренних. С одной стороны, чисто формально историко-ге-ографическии метод зародился в лоне российской науки (Великое княжество Финляндское входило в состав Российской империи). Но в то же время русские ученые и в начале столетия, и позднее ощущали "чужеродность" этого фольклористического направления. "Финская школа", в отличие, например, от мифологической теории, пришедшей к нам из немецкой филологии, в русской фольклористике так и не нашла себе органичной точки опоры. Противоречие заключается и в том, что по крайней мере два крупных представителя "финской школы"- Антти Аарне и Вальтер Андерсон - начинали как русские ученые: писали на русском языке, публиковались в русских изданиях. Масштаб названных фигур таков, что сложись их научная судьба по-иному, они могли бы стать ведущими фольклористами в российской науке своего времени. Однако зрелый период их научной деятельности выпадает из рамок нашей фольклористики. Случилось так, что Н.П.Андреев, ученик В.Н.Андерсона, два своих главных исследования, написанных в русле "финской школы"- "Легенда о двух великих грешниках" и "Легенда о разбойнике Мадее"- сумел опубликовать только на немецком языке. Языковой барьер, возникший между

трудами А.Аарне, В.Н.Андерсона, Н.П.Андреева и отечественной фольклористикой, определялся уже действием закона "перехода количества в качество". Не один ученый, а сразу несколько фольклористов большого масштаба'в силу разных обстоятельств оказались вне рамок русской науки. Воздействие их фундаментальных трудов на развитие отечественной фольклористики тем самым было ограничено. Пристально следя за развитием "финской школы", русская фольклористика на своей почве по сути дела только в ранних трудах В.Н.Андерсона реализовала этот метод в самостоятельных исследованиях. Других равномасштабных примеров отечественная наука не знает. Начиная с 1920-х гг. внимание русской науки к "финской школе" начинает приобретать все более критический оттенок. Безусловно, нельзя отрицать, что критика "буржуазной" "финской школы" в Советском Союзе во многом была вызвана идеологическими догмами. Однако сомнения в плодотворности историко-географичес-кого метода тогда же возникли и в западной науке ( доклад Карла Сидова на Международной конференции сказковедов в Швеции в 1932 г.). Глубокая внутренняя причина того, что историко-географический метод не нашел себе на русской почве много приверженцев, заключается в том, что "финская школа" абстрагировалась и от социального смысла произведений народной словесности, и от их эстетического содержания. Механистичность исследовательского инструментария здесь была доведена до абсолюта. Русская же фольклористика всегда, и в частности в начале XX столетия, чувствовала свою связь с социальными проблемами. Это отчетливо прослеживается и в экспедиционной деятельности Б.М. и Ю.М.Соколовых, и в трудах Е.В.Аничкова по народным обрядам и верованиям, и в работах А.В.Маркова и т.д. Именно поэтому в полифонии научных на-

правлений, существовавших в дореволюционной русской фольклористике, "финская школа" заняла довольно скромное, периферийное место.

Шестая глава монографии названа "Л.К.Зеленин (Этнологическое направление в фольклористике)". Д.К.Зеленину (1878 - 1954), выдающемуся русскому диалектологу, этнографу и фольклористу, посвящена довольно обширная литература. Тем не менее обращение к личному архивному фонду ученого, хранящемуся в Петербургском отделении Архива Академии наук, позволило уточнить некоторые моменты дореволюционного периода биографии Д.К.Зеленина и полнее осознать духовный облик этого человека.

У многих дореволюционных исследователей интерес к устной поэзии сочетался с увлечениями другими филологическими дисциплинами. Однако в сознании Е.В.Аничкова или, например, А.Д.Григорьева разные сферы гуманитарных знаний сосуществуют как бы раздельно, не соприкасаясь и почти не пересекаясь друг с другом. У Д.К.Зеленина же диалектология, фольклористика и этнография завязаны в один тугой узел. Интегрированность фольклористики, этнографии и диалектологии - вот что самое главное в исследованиях Д.К.Зеленина. Место этого ученого в фольклористике XX в. определяется тем, что в отличие от Е.В.Аничкова, А.В.Маркова, А.Д.Григорьева, В.Н.Андерсона, Б.М. и Ю.М.Соколовых, он был не фольклористом-филологом, а фольклористом-этнографом, давшим принципиально новый поворот в понимании самого предмета фольклористики.

Д.К.Зеленин был питомцем Юрьевского университета, где в то время не было своей школы по изучению народной культуры. В университете не читался курс ни по этнографии, ни по народной словесности. Таким образом, Д.К.Зеленин вынужден был работать со-

вершенно самостоятельно и нащупывать свой собственный путь в науке. В фольклористику он пришел не через лекции достойных учителей, а черкез самостоятельную полевую собирательскую работу.

После окончания университета Д.К.Зеленин пишет целую серию статей, которые формируют новое, этнологическое, направление в русской фольклористике ("Троецыплятница", "Народный обычай греть покойников", "Обыденные полотенца и обыденные храмы", "К вопросу о русалках" и др.). В окончательном виде это течение в науке заявило себя в докторской диссертации ученого "Очерки русской мифологии. Вып.1. Умершие неестественной смертью и русалки" (Пг., 1916). В этом труде исследователь настойчиво подчеркивает, что всякому сравнительному изучению явлений народной культуры должно предшествовать всестороннее освещение проблемы на почве одного народа. Во-вторых, предметом исследования для него является не поэтический текст, не песня, не мифологическое сказание как таковое, а обрядовое действо. Не только слово, не только вербальный аспект ( а может быть, не столько слово), но и действо, обряд должны стать предметом "мифологии" (читай: фольклористики и этнографии). Ученый предлагает даже новый термин -"обрядоло-гия"-возможно, не очень удачный, но точно.отвечающий сути предмета, который он исследует. И, наконец, третье фундаментальное теоретическое положение, утверждаемое фольклористом, связано с той оценкой, которую он давал современным данным ( то "есть сведениям Х1Х-начала XX вв.) для понимания языческих корней народной культуры. В отличие от большинства своих предшественников, он идет не от старого к новому ( то есть не от данных средневековой письменности к современным фактам), а от нового к старому. Отправной точкой для него являются современные верования и обря-

ды. Позднее метод Д.К.Зеленина называли ретроспективным (Н.И.Га-ген- Торн, А.И.Васина); К.В.Чистов определяет его как синхронный и системный.

Монография Д.К.Зеленина "Очерки русской мифологии" получила высокую оценку в многочисленных рецензиях и отзывах. Однако хаос, начавшийся в России в 1917 г., не позволил выйти в свет двум принципиально важным откликам на труд ученого: рецензии А.В.Маркова и заметке, написанной по поводу данной рецензии, принадлежащей В.В.Богданову. Текст рецензии А.В.Маркова, к сожалению, нам остается неизвестным. Гранки же "Заметки" В.В.Богданова сохранились в архиве Д.К.Зеленина. Судя по содержанию "Заметки", А.В.Марков в своей рецензии предъявлял к книге Д.К.Зеленина ряд серьезных претензий. Главный упрек А.В.Маркова к автору "Очерков русской мифологии" состоял в том, что тот "уклонился от пути истории", то есть в том, что он построил свое исследование исключительно на этнографических данных XIX-начала XX вв. Предельный объективизм Д.К.Зеленина, тщательно систематизировавшего сведе-1ия по той или иной стороне народной культуры и не спешившего юдводить собранные данные под какую-либо теорию, был расценен I.В,Марковым как "невыработка принципов научной критики" и "ме-■одологическая беспомощность". Совершенно очевидно, что столь >езкая оценка труда Д.К.Зеленина несправедлива и неверна по су-;еству. В.В.Богданов, стараясь осмыслить причину негативного от-ошения А.В.Маркова к "Очеркам русской мифологии", указывал на ринципиальное различие А.В.Маркова и Д.К.Зеленина как ученых: ервый из них - это филолог, второй - этнолог. Рецензия А.В.Мар-ова на "Очерки русской мифологии" была, по словам В.В.Богдано-а, "филологическим походом на этнолога". Филологическое направ-

ление в изучении фольклора В.В.Богданов рассматривал как старую, давно сложившуюся школу. Этнологический же подход в начале XX столетия еще только складывался, и Д.К.Зеленин был первопроходцем, определяющим новое течение в фольклористике. Дальнейшее поступательное развитие науки доказало, .что Д.К.Зеленин был прав в своем видении фольклорно-этнографических проблем.

В реферируемом исследовании приводятся также новые данные, связанные с классическими собраниями Д.К.Зеленина "Великорусские сказки Пермской губернии" и "Великорусские сказки Вятской губернии". Историко-литературный экскурс о "Сказке о Наполеоне" из пермского сборника раскрывает одну из фольклористических страниц творческой биографии А.А.Блока.

Седьмая глава названа "Н.Е.Ончуков (Любительская линия в фольклористике)". Вклад Н.Е.Ончукова в отечественную науку о народной словесности столь весом, что этого ученого никогда не рассматривали как талантливого любителя; его всегда включали в когорту выдающихся профессионалов начала XX в. Тем не менее мы настаиваем на том, что Н.Е.Ончуков относится к любительской линии в русской фольклористике. В начале XX столетия отечественная наука о народной поэзии была уже зрелой, сложившейся дисциплиной, и следовательно, в основном создавалась профессионалами -людьми, закончившими историко-филологический факультет и специализировавшимися на изучении народной словесности. Таковыми бьш все те, о ком речь шла в предыдущих главах. Но и в начале XX в.', как и в XIX в.(кружок П.В.Киреевского, провинциальные корреспонденты Русского географического общества, и даже П.Н.Рыбников 1 А.Ф.Гильфердинг), "любительская" линия продолжала играть важну1 роль в фольклористике, внося в нее непосредственность и свежест]

наблюдений. А.В.Балов, П.А.Дилакторский, Д.И.Успенский, А.Ф.Мо-жаровский, Г.Цейтлин - эти и другие фольклористы-непрофессионалы занимали заметное, хотя и несравнимое с А.В.Марковым или Д.К.Зелениным, место в науке начала века. Тем не менее "любительская" фольклористика все еще была способна выдвинуть из своей среды людей, чей вклад в науку может быть определен как выдающийся. К таковым относится Н.Е.Ончуков.

Предложенное к защите исследование является по сути дела первой попыткой воссоздания биографии этого видного собирателя народной поэзии, что сделано на основании архивных материалов ЦГАЛИ и Российской государственной библиотеки. Н.Е.Ончуков (1872-1942) родился в семье мелкого торговца в городе Сарапуле. По образованию он был фельдшером, некоторое время работал в Пермской губернии, одновременно сотрудничая в местных газетах. В конце XIX в. Н.Е.Ончуков переезжает в Петербург, где у него завязываются связи с Русским географическим обществом. В 1900 г. он совершает первую экспедицию в Чердынский уезд Пермской губернии. Затем были две поездки на низовую Печору (1901-1902), экспедиции в Поморье (1903), в Олонецкую губернию (1904), поездка в Архангельский и Онежский уезды Архангельской губернии (1907). Собранные материалы позволили Н.Е.Ончукову издать три фольклорных сборника, создавших ему имя в науке:"Печорские былины" (СПб., 1904), "Северные сказки" (СПб., 1908), "Северные народные драмы" (СПб., 1911). В 1908 г. собиратель возвращается в родной Сарапул, где основывает газету "Лрикамская жизнь", участвует в создании местного музея и организации Общества изучения Прикамс-кого края. В 1918 г. ученый покидает Сарапул, по-видимому, с Белой армией. Окончание гражданской войны застает его в Иркутске.

Здесь он поступает учиться на историческое отделение только что созданного университета, где вскоре узнают о его дореволюционных трудах по фольклористике и назначают профессорским стипендиатом. Некоторое время Н.Е.Ончуков работает в Пермском университете (1922-1924), затем перебирается в Петербург, где на протяжении 1924-1930 гг.читает 1;урсы по фольклору и ведет семинарские занятия в университете, сотрудничает с секцией "Живой старины" Научно-исследовательского института сравнительного изучения литератур и языков Запада и Востока, поддерживает связи с Русским географическим обществом. В 1926-1928 гг. он совершает три экспедиции (Тавдинский край и Верхотурье Тобольской губернии, Лодей-нопольский уезд под Ленинградом), целью которых была запись сказок. Судьба Н.Е.Ончукова в Советской России складывалась драматически (арест и ссылка 1931 г.), а под конец жизни - трагически. В конце 1939 или в начале 1940 г. он был опять арестован, осужден на десять лет. Скончался Н.Е.Ончуков на торфоразработках под Пензой.

Фольклорные собрания Н.Е.Ончукова давно стали классикой русской фольклористики. Однако критический взгляд может заметить в них множество отдельных просчетов и недостатков. Из трех крупнейших собраний эпоса начала XX в. - А.Д.Григорьева, А.В.Маркове и Н.Е.Ончукова - сборник "Печорские былины" с текстологическо£ точки зрения наиболее уязвим. На его качестве, без сомнения, сказалось отсутствие филологического образования у собирателя. "Социальное происхождение" создателя - принадлежность Н.Е.Ончукова к "любительской" линии фольклористики - отразилось и нг "Северных сказках". Помимо некоторой хаотичности расположеню материала, можно отметить относительную бедность научного аппа-

рата этого издания: здесь нет комментариев к текстам. Во вступительной статье сказка блестяще осмыслена Н.Е.Ончуковым лишь как произведение отдельного сказителя. Принадлежность же текста к традиции, причастность его к другим текстам на этот же сюжет не голучила должной оценки. Сопоставление своего материала с вариантами других собраний Н.Е.Ончукову было, по-видимому, не по сипам. Отсутствие необходимой профессиональной подготовки неизбеж-ю сказалось и на этом издании.

В связи с "Северными сказками" в исследовании делаются два экскурса в историю литературы: рассматриваются отношения Н.Е.Он-1укова с М.М.Пришвиным и А.М.Ремизовым. В судьбе первого из наз-занных писателей фольклорист сыграл решающую роль, способствуя гаждению М.М.Пришвина как писателя. А.М.Ремизова же, заимство-завшего сюжетно-текстовой материал сказок Н.Е.Ончукова, пресса и ;обиратель обвиняли чуть ли не в плагиате.

Научная деятельность Н.Е.Ончукова в дореволюционный период 1еликом посвящена собирательской работе. Говорить о Н.Е.Ончукове ак об исследователе, имеющем собственный предмет для изучения и тол зрения в отношении этого предмета, невозможно. Он не пишет ¡татей, трактующих былинные сюжеты, не пытается осмыслить обря-(овую жизнь народа, не осмеливается вести исследований в духе 'исторической поэтики". В этом смысле ученый находится вне школ [ основных течений, характеризующих фольклористику начала XX в. : 1920-е гг. Н.Е.Ончуков наряду с экспедиционной работой делает :ервые шаги в чисто исследовательской сфере. В статьях "Запре-.енные песни о Константине и Анне" и "Песни и легенды о декаб-истах" он проявляет себя как исследователь, которого интересует ема "история и фольклор". Историческая тема так или иначе про-

сматривается и в неопубликованных работах ученого. В методологическом плане труды этого периода довольно просты: приводятся все известные автору варианты того или иного произведения и текст его соотносится с историческими фактами. Значение названных статей не следует преувеличивать. Описательное начало здесь явно превалирует над аналитикой. Таким образом, и в послеоктябрьскую эпоху Н.Е.Ончуков оставался выдающимся представителем "любительской" линии фольклористики, - диссертант настаивает на этом выводе.

Последняя глава монографии посвящена О.Э.Озаровской и имеет подзаголовок "От эстрады к большой фольклористике". О.Э.Озаров-ская (1874-1933), таким образом, рассматривается также как представительница "любительской" линии в науке о народной словесности. Путь ее в фольклористику был довольно длительным: физико-математический факультет Высших женских курсов в Петербурге (1897), работа в Главной палате мер и весов у Д.И.Менделеева (1898-1907), выступления на эстраде и в театре "Кривое зеркало" (1907-1910), переезд в Москву и создание там Студии живого слова (1911). Как у артистки и педагога у О.Э.Озаровской в репертуаре очень скоро появились произведения народной поэзии: баллады, песни, сказки. Однако в работе подчеркивается, что "фольклорностью" своего репертуара О.Э.Озаровская не выделялась на фоне других артистов своего времени. Журнал "Граммофонный мир", отражавший своими перечнями пластинок рейтинг эстрадных певцов предреволюционной России, свидетельствует, что публика в 1910-е гг. отдавала предпочтение артистам с народным репертуаром (Н.В.Пле-вицкая, Е.И.Баширина, Н.В.Дулькевич, М.П.Комарова, М.А.Лидарс-кая, Ю.Морфесси и др.). Таким образом, О.Э.Озаровская в своем

стремлении привнести фольклор на эстраду была нимало не оригинальна, она оказалась лишь одной из многих. Но, по-видимому, совсем не случайно именно О.Э.Озаровской, одной из немногих эстрадных артисток, выпало на долю перерасти из артиста в ученого. Образованность, культура, опыт научного отношения к явлениям жизни, почерпнутый из общения с Д.И.Менделеевым, природная любознательность и неутомимая жизненная энергия заставляют сорокалетнюю О.Э.Озаровскую в 1914 г. отправиться в ее первую фоль-клорно-этнографическую поездку на русский Север. В 1915 г., во время своей второй частной экспедиции, артистка встретила М.Д.Кривополенову, знакомство с которой и привело О.Э.Озаровскую в фольклористику. В монографии приводятся многочисленные газетные свидетельства о гастролях 1915-1916 гг. пинежской былинщицы л О.Э.Озаровской в Москве, Твери, Саратове, Харькове, Росто-зе-на-Дону, Новочеркасске, Екатеринодаре, Вологде, Архангельске. Обращение к материалам периодики, впервые введенным в научный эборот, позволило уточнить многие моменты биографии М.Д.Кривопо-1еновой, самой О.Э.Озаровской, атрибутировать две статьи из га-5еты "Ростовская речь" М.Ф.Гнесину, выявить отношение образован-юй публики к народному певцу.

В 1916 г. О.Э.Озаровская выпускает в свет книгу "Бабушкины ¡тарины" - второе после брошюры Е.А.Ляцкого о И.Т.Рябинине изда-1ие, посвященное творчеству одного сказителя. Объективности ради :тоит сказать, что "Бабушкины старины" уязвимы по многим пара-ютрам и имеют многочисленные текстологические просчеты. Но тем [е менее обаяние личности М.Д.Кривополеновой и понимание того, но именно О.Э.Озаровской российская публика должна быть благо-;арна за свое знакомство с искусством пинежской Махони, наложили

свой отпечаток на восприятие "Бабушкиных старин" отечественной наукой. Этот небольшой по объему чисто любительский сборник, созданный тогда, когда отечественная фольклористика уже давно стала зрелой наукой, занял в сознании ученых следующих поколений почетное место рядом с образцовыми трудами А.В.Маркова и А.Д.Григорьева.

В Заключении реферируемой монографии нет традиционного подведения итогов сказанному. В этом разделе делается попытка осмыслить следующий этап в развитии русской фольклористики -1920-е гг. и, таким образом, как бы определить перспективы дальнейшего исследования. Предреволюционная фольклористика сумела аккумулировать в себе такой огромный потенциал исследовательской мысли, что даже хаос гражданской войны не смог его разрушить. Российская смута, естественно, не прошла для фольклористики бесследно (прекратили свое существование многие научные общества, эмигрировали некоторые ведущие ученые). Однако фольклористика не оказалась в кризисном положении. Напротив, первое послеоктябрьское десятилетие может считаться одним из самых плодотворных периодов в развитии русской науки о народной поэзии. Фольклористика сумела не только сохранить тот положительный импульс, который был заложен в науке 1900-1910-х гг., но и развить его

дальше. Полифония школ, течений, направлений, форм работы, кото-

г

рая была свойственна предреволюционной науке, получила дополнительные оттенки в фольклористике 1920-х гг. На смену старым научным обществам пришли новые учреждения. Фольклористические центры возникли в Саратове, Иркутске, Перми и других городах. Вместо журналов "Живая старина" и "Этнографическое обозрение" появились "Художественный фольклор", "Этнография", "Краеведе-

ние", "Сибирская живая старина". Возникли новые аспекты в собирательской работе. В послереволюционной фольклористике дальнейшее развитие получили все те направления, о которых говорилось в монографии, и, что гораздо важнее, возникли новые течения, раскрывающие дотоле неизвестные аспекты в изучении народной словесности. В рамках "формальной школы" пишутся труды В.М.Жирмунского, В.М.Соколова, М.О.Габель. Тогда же рождается структурно-типологическое направление (В.Я.Пропп, отчасти Р.М.Волков, А.И.Никифоров). Одновременно наблюдалось и прямо противоположное явление - внимание к социальной сущности народной поэзии (Ю.М.Соколов) .

В монографии проводится мысль о том, что кризис в науке наступает в 1930-е гг.- во времена окончательного утверждения тоталитарного режима. В фольклористике появились тенденции к упрощению принципов изучения народной культуры. В состоянии кризиса отечественная наука об устной поэзии по сути дела находилась на протяжении трех десятилетий. И лишь с конца 1950-х гг. началось медленное возвращение науки к полифоническому звучанию. Обраще-яие современных, ученых к опыту науки начала XX в. может помочь з обретении новых ориентиров для дальнейшего поступательного деижения исследовательской мысли в области изучения народной су ль туры.

Представленная к защите книга "Русская фольклористика нача-1а XX века в биографических очерках" основана на работах автора, ¡ыполненных в 1980-1990-х гг.:

1., Я.Е.Ончуков и судьба его научного наследия // Русская штература. 1982. N 4. С.126-137.

2.Письма Б.В.Шергина к Ю.М.Соколову //Русская литература.

1984. N 4. С.159-166.

3.М.М.Пришвин и Н.Е.Ончуков //Русская литература. 1984. N 1. С.230-235.

4.Роль А.Д.Григорьева в создании Московской диалектологической комиссии //Научные доклады высшей школы: Филологические науки. 1989. N 2. С.77-81.

5.Новые материалы к биографии М.Д.Кривополеновой (К 65-летию со дня смерти сказительницы) //Советская этнография. 1989. N 4. С.84-89.

6.Неизвестные статьи М.Ф.Гнесина о М.Д.Кривополеновой //Из истории русской фольклористики. Л.:Наука, 1990. Вып.3.С.257-262.

7.А.Д.Григорьев и его собрание "Архангельские былины и исторические песни" // Из истории русской фольклористики. Л.:Наука, 1990. Вып.З. С.43-60.

8.Е.В.Аничков //Наследие Александра Веселовского: Исследования и материалы. СПб.:Наука, 1992. С.312-328.

9.Из архива Н.Е.Ончукова //Живая старина. 1994. N 1.С.46-47