Русские постмодернисты и В.В. Набоков

Десятов, Вячеслав Владимирович

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Русские постмодернисты и В.В. Набоков

Год: 2004
Автор научной работы: Десятов, Вячеслав Владимирович
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Барнаул
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

Диссертация по филологии на тему 'Русские постмодернисты и В.В. Набоков'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русские постмодернисты и В.В. Набоков"

На правах рукописи

ДЕСЯТОЕ Вячеслав Владимирович

РУССКИЕ ПОСТМОДЕРНИСТЫ И В.В. НАБОКОВ: ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ СВЯЗИ

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Тамбов 2004

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Козлова Светлана Михайловна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Аверин Борис Валентинович

доктор филологических наук, профессор Агеносов Владимир Вениаминович

доктор филологических наук, профессор Попова Ирина Михайловна

Ведущая организация: Новосибирский государственный

педагогический университет

Защита состоится 16 ноября 2004 года в 12 часов на заседании диссертационного совета Д.212.261.03 в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина по адресу: 392622, г. Тамбов, ул. Советская, 93, Институт филологии ТГУ им. Г.Р. Державина.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина (ул. Советская, 6).

Автореферат разослан 15 октября 2004 года

Ученый секретарь диссертационного совета ' Пискунова С В.

0о

Актуальность исследования определяется уже самим его материалом - современной литературой, которая, будучи широко читаемой, редко становится объектом научного изучения. Адекватное понимание литературы русского постмодернизма невозможно без учета творчества тех писателей, которые его предвосхитили и во многом предопределили. Одна из важнейших фигур в этом ряду - В.В. Набоков (1899-1977).

До конца 1980-х гг. сочинения Набокова были, как известно, искусственно исключены из официального советского литературного процесса, имя писателя почти не упоминалось в критических, литературоведческих трудах. Но Набоков выпадал из эволюционного процесса русской литературы и согласно оценкам многих критиков русской диаспоры. В эмиграции (и, позднее, в «перестроечной» метрополии) Набокову была создана репутация писателя, порвавшего с традициями отечественной литературы. Сегодня же Набоков (если довериться критике и литературоведению) существует как автор, с которым ведут диалог российские литераторы новых поколений, скорее на «птичьих», чем на Сирийских правах.

Работа по выявлению претекстов Набокова началась. Однако каков позднейший контекст его сочинений? Тот контекст, который можно назвать набоковским посттекстом? Удовлетворительного ответа на этот вопрос до сих пор не дано. Между тем трудно не согласиться с мнением, что «[о]дин из критериев при аксиологическом взгляде на литературу - ее значимость в качестве источника дальнейшей культуротворной работы»1. Следовательно, ценность сочинений какого-либо автора тем выше, чем интенсивнее, обширнее и продолжительнее реакция на них.

Важность художественного опыта Набокова для российской альтернативной (по отношению к соцреализму) литературы не была проигнорирована критиками и литературоведами. Виктор Ерофеев отмечает, что В. Аксенову и А. Битову Набоков импонировал уже в 1970-е гг.2 Ерофеев полагает, что «Лолита» оказала несомненное воздействие на творчество постмодернистов: «Сцена убийства Куильти в безвкусных декорациях его американского дома взбесившимся от

Смирнов И.П. Рождение жанра из кризиса институции («Отчаяние» в «литературном поле» романов о ЧК) // Die Welt der Slaven. Sammelbande. Сборники. Band 9. Hypertext Отчаяние. Сверхтекст Despair. Studien zu Vladimir Nabokovs Roman-Ratsel. Munchen, 2000. C. 113.

2 Ерофеев Вик. Эротический рай отчаяния // Ерофеев Вик. Бог X. М, 2001. С. 154.

ревности Г.Г. стала источником и каноном всех последующих постмодернистских сцен ужасов, где кровь перемешана с юмором, смерть - с пьяными соплями и сентенциями о смысле жизни»3. Правда, ни одного примера «последующей сцены» Ерофеев не приводит. Бесспорным, но довольно абстрактным выглядит и суждение хорватского набоковеда Магдалены Медарич: «Модель русского романа, формирующаяся у Сирина в течение 20-30-х гг., именно и есть та модель, которая предзнаменует одно из явлений в так называемой постмо-

и и 4

дернистской литературе - в частности, "нарциссистский роман"» .

Подавляющая часть высказываний критиков, литературоведов на тему «Набоков и...» (Андрей Синявский, Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Дмитрий Галковский, Татьяна Толстая, Александр Жолковский) отличается удивительной лаконичностью. Единственное исключение из этого ряда писателей - Саша Соколов, воспринимающийся как полноправный наследник Набокова, благословленный самим мэтром5. Если же речь заходит, например, об А. Синявском, то в соотношение с Набоковым ставится лишь творчество Синявского 70-х гг., да и то мимоходом6. По поводу рассказов А. Жолковского И.С. Скоропанова вслед за

B. Аксеновым отмечает, что «образ профессора 3. травестирован, юмористически окрашен, в нем просвечивает профессор Пнин из одноименного романа Набокова»8. Сам А.К. Жолковский, уже в качестве литературоведа, убедительно проанализировал интертекстуальные связи между модернистским рассказом В. Аксенова «Победа» (1965) и романами Набокова «Защита Лужина», «Приглашение на казнь»9.

Андрей Битов в автокомментарии к «Пушкинскому дому» посвятил несколько абзацев Набокову, что позволило ряду литературоведов, ощутив твердую почву под ногами, высказаться - впрочем, как

3 Ерофеев Вик. Эротический рай отчаяния // Ерофеев Вик. Бог X. М., 2001. С. 341.

4 Медарич М. Владимир Набоков и роман XX столетия // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. С. 456.

5 См., например, статью: Белова Т.Н. «Палисандрия» С. Соколова - «Лолита» наоборот. К проблеме постмодернистской пародии // Набоковский вестник. Петербургские чтения. СПб., 1998. Вып. 1. С. 157-167.

6 Эпштейн М.Н. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000.

C. 2272-223.

7 Аксенов В. Профессор Зет среди Иксов и Игреков // Жолковский А. НРЗБ. Рассказы. М, 1990. С. 3.

8 Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. М., 2000. С. 486.

9 Жолковский А. К. Победа Лужина, или Аксенов в 1965 году // Жолковский А.К., по поэтике вьфазительности. М., 1996. С. 189-206.

правило, не слишком развернуто - на данную тему (см. раздел 1.2.1). В.П. Рудневым было отмечено нескрываемое «набоковианство» Д. Гал-ковского10. А. Жолковский, Б. Парамонов, М. Липовецкий обнаружили набоковские аллюзии в прозе Татьяны Толстой (см. раздел 3.1.1).

Редко упоминается Набоков в работах о русском постмодернизме обобщающего характера11. М.Н. Липовецкий анализирует набоковское творчество, считая его «предысторией русского постмодернизма», но почти не уделяет внимания конкретным, текстуальным связям этой «предыстории» с «историей», т.е. с самим постмодернизмом. В основном соглашаясь с приведенной выше мыслью Магдалены Медарич о «нарцис-систском» или «метапрозаическом» романе, Марк Липовецкий задается вопросом: «Не потому ли, что поэтика Набокова, начиная с ранних романов и чем дальше, тем активнее, была насыщена метапрозаическими элементами - он и сыграл роль писателя, совершившего не только в своем творчестве, но и в русской, как, впрочем, и в американской, литературе волшебное превращение модернизма в постмодернизм?»12. Первое постмодернистское произведение Набокова, по мнению многих теоретиков и критиков, поддерживаемому Марком Липовецким, - это «Лолита»: «Набоков в «Лолите» приходит именно к постмодернистскому образу культуры, разрушающему антиномию высокой, элитарной и низкой, массовой культур. <...> только в 1968 г. американский писатель и критик Лесли Фидлер в своем известном манифесте «Пересекайте границы, засыпайте рвы» провозгласит синтез массового и элитарно-

го искусств как программу постмодернистского развития» .

Более объективно роль Набокова в формировании русского постмодернизма оценивается учебным пособием по современной русской

10 Руднев В. П. Словарь культуры XX века. М, 1997. С. 33.

11 Генис А. Иван Петрович умер: Статьи и расследования. М., 1999; указанные выше и ниже сочинения И.С. Скоропановой, М.Н. Эпштейна, Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого.

12 Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. С. 53.

13 Там же. С. 98.

литературе для студентов-филологов, которое написано Н.Л. Лейдерма-ном и М.Н. Липовецким. Соавторы выделяют в русском постмодернизме два основных течения: концептуализм и необарокко. «Необарокко восходит к эстетике Набокова»14. Действительно, большинство авторов, о которых идет речь в реферируемой работе, имеет, согласно классификации Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого, отношение к необарокко: А. Битов, С. Соколов, Вик. Ерофеев, Т. Толстая, В. Пелевин, Т. Кибиров, В. Аксенов, Д. Галковский. Внутри необарокко НЛ. Лейдерман и М.Н. Липовецкий выделяют еще одно течение - «квазиисторизм»15. На наш взгляд, рамки его шире (хронологически и персонально), чем объявленные соавторами, и оно непосредственно, генетически связано с романом Набокова «Ada».

Предмет исследования - набоковские подтексты произведений русских постмодернистов. Цель работы - определить значение набо-ковского художественного опыта для отечественного постмодернизма. Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач:

1. Выявить наиболее актуальные произведения, роды и жанры в творчестве Набокова.

2. Представить динамическую картину восприятия творческого наследия Набокова младшими авторами (по десятилетиям).

3. Определить круг тем, которые воспринимаются русскими писателями как «набоковские».

4. Выявить произведения Набокова, которые вызвали наибольшее количество полемических и пародийных откликов.

5. Рассмотреть особенности поэтик и художественных философий современных писателей, восходящие к творчеству Набокова.

6. Обозначить роль Набокова в формировании новых жанров и тенденций развития постмодернистской литературы.

14 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. 1950 - 1990-е годы. М, 2003. Т. 2. С. 425.

15 Там же. С. 478-487.

7. С помощью индуктивного метода создать классификацию типов цитат, используемых русскими постмодернистами.

Решение этих конкретных задач будет способствовать и углублению работы над более общими проблемами:

1. Уменьшение в восприятии читателя разрыва между литературами:

а) 20-30-х тт. и второй половины XX в.;

б) русской эмиграции и метрополии;

в) России и США.

2. Продолжение историзации16 русского постмодернизма, который был реакцией на два основных направления искусства: соцреализм и модернизм (в том числе творчество Набокова). Соцартовские элементы в русском постмодернизме многочисленны и очевидны, литературоведы! уделяют им постоянное внимание. Если эта тенденция сохранится, отечественную литературу последних десятилетий могут переименовать в «постсоцреализм». С нашей точки зрения, модернистские пре-тексты (гораздо реже привлекающие внимание исследователей) для русского постмодернизма не менее важны, чем соцреалистические.

Основная гипотеза диссертации: В.В. Набоков оказал решающее воздействие на все этапы формирования русского постмодернизма.

Положения, выносимые на защиту:

1. Точкой отсчета в истории русского постмодернизма служит 1955-й г., когда А. Синявский написал рассказ «В цирке», тесно связанный с рассказом В. Сирина «Картофельный Эльф».

2. Самыми актуальными произведениями Набокова для русского постмодернизма оказались (в порядке убывания актуальности): «Приглашение на казнь», «Лолита», «Дар», «Другие берега», «Защита Лужина», «Ada», «Подвиг», «Отчаяние», «Look at the Harlequins!», «Ultima Thule», «Лилит».

3. Освоение художественного наследия Набокова началось в 1950-1960-е гг. в основном с малых прозаических форм (рассказов «Картофельный Эльф», «Совершенство», «Ужас», «Весна в Фиальте», повести «Соглядатай»). В 1970-е гг. возникли интертекстуальные связи между произведениями русских постмодернистов и англоязычной частью творчества Набокова. В 1980-1990-е гг. актуализируется не только набоковская проза, но и поэзия.

4. Почти два десятка тем воспринимаются отечественными писателями в качестве «набоковских»: театрализованная смерть, бабочка,

16 В гройсовском смысле этого слова (см.: Гройс Б. Стиль Сталин // Гройс Б. Утопия и обмен. М, 1993. С. 11-112).

нимфетка, инцест, шахматы, велосипед, открытие ужасной тайны мира, тело как одежда души, самоубийственное возвращение на Родину, превосходство искусства, воображения, памяти над реальностью и др.

5. Максимальное число пародийных и полемических откликов вызвали романы Набокова «Лолита» и «Дар».

6. К прозе Набокова восходят такие популярные в постмодернисткой художественной литературе жанры как (авто)комментарий, историческая фантастика, анти(авто)биография.

7. Писатели второй половины XX века воспроизводят и развивают многие особенности набоковской поэтики и художественной философии.

8. Опыт Набокова учитывался представителями не только «классического» постмодернизма, но и его позднего, популярного варианта (В. Пелевиным, Б. Акуниным) при выработке стратегий успеха.

Методы исследования. В качестве основного метода использовался интертекстуальный анализ, в качестве вспомогательных -структурно-семиотический, историко-функциональный, статистический и мотивный анализ (разработанный Б.М. Гаспаровым).

При анализе каждого литературного произведения его подтексты делились на основные и вероятные (возможные). Принципы этого деления были обусловлены в каждом конкретном случае множеством факторов: наличием/отсутствием дословных цитат; совпадениями на уровне структур больших фрагментов или структур целых произведений; функциональными и телеологическими сближениями элементов текстов; сличением актуального смысла произведений; (невероятностью типологических совпадений в художественной практике двух авторов - при обращении, например, к одному жанру или одной «дескриптивной системе» (М. Риффатерр); цитированием того же претекста в других текстах данного автора и т.д.

В целом наше понимание интертекстуальности отличается от исходного значения этого термина - значения, сформированного в трудах Юлии Кристевой и Ролана Барта. Говоря об интертекстуальности, мы, вслед за Ю.К. Щегловым17, не отказываемся полностью от представле-

17 См.: Щеглов Ю.К. О романах И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» // Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М.,

1Ш С.*7Ш

ния об авторских интенциях. Когда подтекст относится к разряду основных, это означает, что мы предполагаем по меньшей мере текстуальное знакомство автора произведения с претекстом.

Научная новизна. Впервые выявлены сотни набоковских подтекстов и определены их функции в десятках произведений русских постмодернистов. Творчество нескольких современных писателей (Андрея Синявского, Виктора Пелевина, Бориса Акунина, Людмилы Пет-рушевской) практически впервые анализируется в набоковском контексте. Все многообразие цитации представлено в надлежащей статистической обработке, что позволило увидеть целостную картину актуализации тех или иных сочинений Набокова, динамику их рецепции. Статус творческого наследия Набокова как одного из важнейших истоков отечественного постмодернизма впервые системно аргументирован.

Теоретическая значимость. Разработана новая типология цитат, используемых в постмодернистской литературе. Расширены и уточнены представления о жанровых особенностях произведений русских постмодернистов. Результаты диссертационного исследования могут найти применение в развитии теории интертекстуальности, теоретическом осмыслении жанровой системы современной литературы, описании ее семиосферы.

Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования результатов исследования в практике преподавания в ВУЗах при чтении курсов лекций по русской литературе XX века, теории литературы, спецкурсов, проведении практических занятий и спецсеминаров, при разработке учебных и методических пособий, при написании курсовых и дипломных работ.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в 25 публикациях общим объемом 38 п.л., в том числе в одной авторской монографии, научных статьях, тезисах к докладам. Диссертация обсуждалась на кафедре русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета. По теме диссертации был сделан ряд докладов на международных, всероссийских и региональных научных конференциях: «Культура и текст» (Барнаул, 1996), «Экфрасис в русской литературе» (Лозанна, 1998), «Пушкинские чтения» (Барнаул, 1999), «Творческое наследие Е. Замятина: взгляд из сегодня» (Тамбов, 2000), «Русская литература XX века: итоги и перспективы» (Москва, 2000), «Рецензия и литературный портрет» (Санкт-Петербург, 2001), «Естественная письменная речь» (Барнаул, 2003), «Поэтика имени» (Барнаул, 2004). Результаты исследования использовались автором при чтении курсов по истории русской лите-

ратуры XX века, спецкурса «Проза В. Сирина», руководстве спецсеминаром на филологическом факультете Алтайского государственного университета (1996-2004), повышении квалификации преподавателей Бийского педагогического государственного университета (2004).

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, пяти глав, Заключения и Библиографического списка использованной литературы, включающего 403 наименования. Общий объем - 439 машинописных страниц.

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновывается научная актуальность темы, новизна, определяется материал, предмет и методология исследования, формулируются его цели и задачи, выдвигается основная гипотеза.

Глава 1. Роль Набокова в период возникновения русского постмодернизма (1950-1970-е гг.)

1.1. А. Синявский-Терц: жизнь и смерть в экспериментальных оптиках

1.1.1. «В цирке». Смерть как фокус

В диалог с Набоковым Андрей Донатович Синявский (1925— 1997), тогда еще не придумавший себе псевдоним «Абрам Терц», вступил своим первым и программным рассказом «В цирке» (1955). В прозе Набокова и Синявского близки образы, метафорически представляющие писателя, близки концепции художественного творчества. Писатель, с точки зрения Синявского, рискует не меньше, чем цирковой акробат или преступник. Рассказ «В цирке» отождествляет фокусника с вором, а вора с канатоходцем, Богом и писателем. В рассказе «Картофельный Эльф» фокусник сравнивается с поэтом. По мнению Набокова, в искусство писателя, поэта входит тот же восхитительный обман, что и в искусство фокусника.

Герой Синявского Костя чувствует, что должен показать зрителям «сальто-мортале какое-нибудь». Именно таким смертельным сальто закончится рассказ. Как в «Картофельном Эльфе», так и в рассказе Синявского смерть соотносится с трюком, фокусом трижды. Выстрел Кости в Манипулятора оказался роковым: «Он больше не кричал, он булькал губами и дудел, и клокотал в горловину <...> видно, этот артист давал гастроли навынос и, вдохновленный выстрелом Кости, разыгрывал коронную роль, превращаясь чудесным образом в мертвого человека, сознающего свое превосходство над оставшимися в живых» (курсив мой. - В.Д.). Не вызывает сомнений, что самого Си-

нявского на этот фрагмент вдохновила сцена смерти-фокуса в «Картофельном Эльфе». Фокусник Шок исключительно правдоподобно имитирует агонию вследствие отравления. «Жила вздулась у него на лбу. Он еще больше скорчился, заклокотал, потряхивая потной прядью волос, - и платок, который он судорожно придавил ко рту, набух бурой кровью» (курсив мой. - В.Д.). Его жена Нора долгое время не верит в его агонию, а читатель не знает, что и думать. «Умирающий» Шок уверяет, что если это фокус, то последний в его жизни. Фокусом названа и смерть Манипулятора у Синявского: «Он умер незаметно, даже не подмигнув на прощание и оставляя Костю в растерянности перед содеянным фокусом, который в равной мере принадлежал им обоим». Называя фокусом не мнимую, а настоящую смерть, Синявский выявляет то отношение к смерти, которое в рассказе Набокова присутствует в завуалированном виде. Согласно Набокову, страх смерти можно и нужно победить: смерть - лишь переход к иной форме существования. Переход в иной мир тематизируется и рассказом «Картофельный Эльф». Другой возможный подтекст рассказа «В цирке» - роман «Приглашение на казнь».

1.1.2. «Ты и я». Паноптизм

Основные подтексты рассказа Синявского «Ты и я»: рассказ «Совершенство», повесть «Соглядатай» и роман «Отчаяние» Набокова. Проблема паноптизма интересовала русских писателей задолго до Мишеля Фуко18. Из пяти чувств человека для Набокова и Синявского важнее всего зрение. Рассказ «Ты и я» посвящен теме идеальной оптической проницаемости пространства. Повествователь одновременно видит все, что происходит в городе, где он живет. Герой набоковского рассказа «Совершенство» Иванов становится всевидящим после своей смерти. Посмертное превращение человека во всевидящее око не раз с энтузиазмом описывалось Набоковым: в романе «Дар», в стихотворении «Око» (сб. «Poems and Problems»), в романе «Transparent Things» («Прозрачные вещи»). Синявский с Набоковым полемизирует. Мир, который видит повествователь Синявского, резко отличается от тех, что видят набоковские герои. Мир Синявского наполнен нелицеприятными деяниями и вообще абсурден. Герои Набокова становятся (или мечтают стать) трансцендентными созерцателями. Паноптическая мечта Набокова не ставит вопрос, а хотят ли земные люди быть наблюдаемыми. Для автора рассказа «Ты и я» это вопрос принципиальный.

Герой повести Набокова «Соглядатай» Смуров наблюдает со стороны за самим собой после своей (мнимой, скорее всего) смерти.

18 Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 285-334.

Вслед за автором «Соглядатая» Синявский проблематизирует допустимость присвоения человеком при жизни божественных/ангельских прерогатив. Но под вопросом оказывается и допустимость самого божественного всевидения. Многие черты «Ты» заимствуются Синявским у главного героя набоковского романа «Отчаяние» Германа Карловича. Набоков, едли воспользоваться формулировкой из «Ады», -«genius of total recall»19. Беспамятство - большой грех в набоковском мире. Герой Синявского стремится забыть. Для него память - часть гнетущего мира навязанной коммуникации, «паноптизма», «всепод-надзорности» (Мишель Фуко). Григорий Хасин убедительно показал, что Набоков в «Приглашении на казнь» не только предвосхитил идеи книги Фуко «Надзирать и наказывать» (1975), но и в некоторых смыслах пошел дальше20. Синявский двигался в этом же направлении мысли XX в., накладывая на художественно-философский опыт Набокова собственный социальный (тоталитарный) опыт. Синявский даже ближе к Фуко: для Набокова всевидение - это, главным образом, «вещие зеницы» пушкинского пророка, для Лермонтова («Прощай, немытая Россия. ..»), Синявского или Фуко - «всевидящий глаз» властных «пашей».

1.1.3. «Гололедица». Измененные состояния сознания

Основные подтексты повести Синявского «Гололедица»: рассказы «Ужас», «Весна в Фиальте», роман «Bend Sinister» («Под знаком незаконнорожденных»). Например, в рассказе Набокова «Ужас» и в «Гололедице» главный герой неожиданно начинает воспринимать мир совершенно иначе. Эта перемена вселяет в него чувство ужаса Исчезает необычное восприятие мира у героя либо в момент, когда он узнает, что его возлюбленная при смерти («Ужас»), либо в момент ее смерти («Гололедица»). Другие возможные подтексты повести: «Другие берега», «Terra incognita», «Solus Rex», «Картофельный Эльф», «Рождество».

Набоков вряд ли бы согласился с мнением Синявского, что писатель - по определению преступник. Но не исключено, что концепция Синявского сформировалась и под воздействием примера Набокова. Рассказ «В цирке» датирован 1955 г. В этом году самым известным в мире русским писателем стал Vladimir Nabokov, опубликовавший в парижском порнографическом издательстве «Олимпия пресс» роман «Lolita». Книга почти сразу подверглась запрету на распространение в англоязычных странах. Профессиональный критик и литературовед

19 См. об этом: Аверин Б. Гений тотального воспоминания. О прозе На-бокова//Звезда. 1999. №4. С. 15S-163.

20 Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова. М.; СПб., 2001. С95-97.

Синявский мог что-то слышать об этом громком скандале и криминальном сюжете книги.

Общепризнанно, что «Лолита» - яркий образец постмодернистского романа, разрушающего «антиномию высокой, элитарной и низкой, массовой культур» (М.Н. Липовецкий). Творчество Синявского также рассматривается современными литературоведами как постмодернистское. Таковым оно было изначально, с первых произведений писателя. Рассказом «В цирке» Синявский сплавляет воедино высокое и низкое, элитарную культуру с самой демократичной - цирковой. Художник-маг, теург изображается в рассказе под видом вора-карманника. Сплетение интертекстов (Евангелие, Ницше, Набоков, Куприн) делает невозможным однозначную интерпретацию - еще один признак постмодернистского произведения. С другой стороны, проза Набокова, как только она делается оригинальной, соответствует основным параметрам препостмодернистской литературы (рассказы 1924 и 1925-го гг. «Месть», «Картофельный Эльф», «Сказка»). Делая «Картофельного Эльфа» претекстом своего первого рассказа, Синявский безошибочно обращается к одному из тех произведений, в которых прорастали новые литературные тенденции. Смертельный фокус оказался фокусом и в другом смысле слова - точкой пересечения векторов развития двух писателей, точкой, порождающей новую оптику. 1955-й год - если не год рождения русского постмодернизма, то, по крайней мере, год его «зачатия»: набоковская бабочка опылила синий цветок.

1.2. Андрей Битов: эллипсис и мистификация в (автокомментарии

1.2.1. Освещение вопроса «Битов и Набоков» в критике и литературоведении. Ряд особенностей самого известного произведения Андрея Георгиевича Битова (р. в 1937) - романа «Пушкинский дом» (1971), впервые опубликованного в 1978 г., - заставил рецензентов и исследователей21 вспомнить Набокова.

1.2.2. Эссе Битова о Набокове. Андрей Битов высказывался о русско-американском классике неоднократно. В битовских эссе Набо-

21 Апдайк Дж. Размышления о двух романах // Литературная газета. 1989. 5 июля (№27); Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. М, 1999. С. 129; Липовецкий М.Н. Разгром музея: Поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом» // Новое литературное обозрение. 1995. №11. С. 231; Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. Екатеринбург, 1997. С. 152154; Рыбальченко Т.Л. Судьба русской литературы в романах В. Набокова «Дар» и А. Битова «Пушкинский дом» // Русская литература в XX веке: Имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 2: В. Набоков в контексте русской литературы XX века. Томск, 2000. С. 64-83.

ков подвергается сакрализации. К общеизвестным лейтмотивным образам и темам Набокова (бабочка, нимфетка) Битов добавляет еще одну - невстреча. Тема невстречи близка Битову-художнику. Она занимает важное место в романе «Пушкинский дом». Самым любимым своим романом Набокова Битов постоянно называет «Подвиг». В «Подвиге» автор «Пушкинского дома» мог обнаружить комплекс очень близких ему идей.

1.2.3. «Пушкинский дом». Музейная Россия

Основные подтексты: «Look at the Harlequins!» («Смотри на арлекинов!»), «Приглашение на казнь», предисловие к «Invitation to a Beheading», «Дар», «Pale Fire» («Бледное пламя»), «Камера обскура». В автокомментарии к «Пушкинскому дому» Битов почти полностью отрицает набоковское влияние, утверждая: «Единственный писатель, оказавший на автора прямое влияние, был Пьер Бенуа (1886-1962)». Битов ссылается на вымышленного Пьера Бенуа по примеру Набокова, заявившего в предисловии к «Invitation to a Beheading», что на него повлиял единственный автор - Пьер Делаланд, которого он выдумал. Пьер Бенуа тоже выдуман Набоковым (автором романа «Look at the Harlequins!»).

Глухо говоря о набоковском влиянии, Битов воспроизводит жест самого Набокова, который, как известно, все влияния на себя отрицал или преуменьшал. Однако в позиции Битова больше иронии и лукавства. Решительно отвергнув все влияния, он тут же указывает читателю на комментарии к страницам 180, 343. Искать их бесполезно, комментариев к этим страницам в битовском тексте нет. В действительности отсылка направляет читателя по иному пути - в сторону набоковского романа 1962 г. «Pale Fire». Роман состоит из поэмы, комментария к поэме и указателя. В указателе есть перекрестные ссылки, апеллирующие исключительно друг к другу.

Другие возможные подтексты «Пушкинского дома»: «Подвиг», «Посещение музея», «Облако, озеро, башня», «Истребление тиранов», «Сказка». Параллели между набоковским романом «Подвиг», который нравится Битову больше всего, и «Пушкинским домом» возникают в тексте регулярно. Бросается в глаза, например, что Модест Платоно-вич Одоевцев высказывает идеи набоковского Арчибальда Муна. «Пушкинский дом»: «Вот вы считаете, что семнадцатый год разрушил, разорил прежнюю культуру, а он как раз не разрушил, а законсервировал ее и сохранил». Эта мысль очень важна для автора, ею определяется сама концепция «романа-музея», и Битов еще раз акцентирует эту идею в финальных заметках Модеста Одоевцева «Сфинкс».

Английский профессор-русист Арчибальд Мун («Подвиг») «усматривал в октябрьском перевороте некий отчетливый конец. <.. .> он <.. .> утверждал, что Россия завершена и неповторима, - что ее можно взять, как прекрасную амфору, и поставить под стекло» .

Амбивалентное (не)признание набоковского влияния, сформулированное Битовым по набоковской же модели, будет воспроизводиться на новом этапе развития русского постмодернизма С. Соколовым, Вик. Ерофеевым, Т. Толстой, А. Жолковским.

Глава 2. Статус классика и первые крупные пародии (1980-е годы)

2.1. Саша Соколов: поэтика интертекстуального контраста

2.1.1. Тема «Соколов и Набоков» в критике и литературоведении. Высокий статус «проэзии» Саши Соколова в иерархии литературных ценностей и отзыв Набокова о «Школе для дураков» привели к тому, что тема «Соколов и Набоков» оказалась наиболее разработанным сектором в круге проблем «Русская литература второй половины XX века и В.В. Набоков»22. Правда, литературоведы предпочитают говорить в основном о набоковских цитатах лишь в третьей книге Соколова - «Палисандрии» (после того, как сам автор пояснил, что ге-ронтофилия Палисандра пародирует нимфолепсию Гумберта Гумберта).

2.1.2. Набоков в малой прозе Соколова. В произведениях Соколова «Тревожная куколка», «В доме повешенного», «Портрет русского художника в Америке: в ожидании Нобеля», «Общая тетрадь, или же Групповой портрет СМОГа», «Знак озаренья» цитируются романы Набокова «Приглашение на казнь» и «Защита Лужина».

2.1.3. «Между собакой и волком». Смерть как скорость

Основные подтексты: «Look at the Harlequins!» («Смотри на арлекинов!»), «Лолита», «Другие берега». Связанная с названием книги ситуация, в которой пса принимают в темноте за волка, заимствуется Соколовым из последнего романа Набокова «Look at the Harlequins!» (1974). Смерть художника по прозвищу Запойный Охотник (реальная

22 Дарк О. Мир может быть любой // Дружба народов. 1990. №6. С. 229; Вайль П., Генис А. Уроки школы для дураков // Литературное обозрение.

1993. №1/2. С. 16; Зорин А. Насылающий ветер // Новый мир. 1989. №12. С. 253; Воробьева Е.П. Рождение языка в романе С. Соколова «Между собакой и волком» // Диалог культур. 5. Литературоведение, лингвистика. Барнаул, 2003. С. 153; Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.,

1994. С. 15-16; Джонсон Д.Б. Саша Соколов. Литературная биография // Соколов С. Палисандрия. М., 1992. (Глагол. 1992. №6). С. 281; Белова Т.Н. «Па-лисандрия» С. Соколова - «Лолита» наоборот. К проблеме постмодернистской пародии // Набоковский вестник. Вып. 1: Петербургские чтения. СПб., 1998. С. 157-167.

или воображаемая) соотнесена Соколовым с временной «смертью» главного героя «Look at the Harlequins!»: обе смерти представлены как стремительное движение на спине ногами вперед. История отношений Ильи Петрикеича с «малолетней» контрастна по отношению к сюжету «Лолиты». Другие возможные подтексты: «Приглашение на казнь», «Машенька», «Отчаяние», «Pale Fire», «Transparent Things».

2.1.4. «Палисандрия». Арлекины в олакрезе

Основные подтексты: «Защита Лужина», «Лолита», «Отчаяние», «Ada», «Другие берега», «Лилит», «Приглашение на казнь», «Подвиг», «Look at the Harlequins!». Некоторые персонажи «Палисандрии» -двойники-антиподы набоковских героев. Лаврентий Берия, не желающий в «эндшпиле» своего жизненного пути упасть и разбиться, - антипод Лужина, Мажорет - антипод Лолиты/Долорес (их имена антони-мичны), Палисандр Дальберг - антипод Гумберта Гумберта, Цинцинна-та и автора «Других берегов». Набоковское творчество в зеркале/«ола-крезе» «Палисандрии» отражается с точностью до наоборот. Фамилию Дальберг Соколов позаимствовал из текста «Look at the Harlequins!». Последний роман Набокова и третья книга Соколова написаны в особом жанре псевдоавтобиографии (которая в значительной своей части представляет собой антиавтобиографию). Ее главный герой - «непохожий близнец» («nonidentical twin») своего создателя, отчасти его автопародия. Одно из лучших англоязычных творений Набокова, роман «Look at the Harlequins!», проникнутый юмором и самоиронией, не был по достоинству оценен западными критиками, но зато дал новый импульс развитию отечественной словесности.

2.2. Виктор Ерофеев: страх влияния

2.2.1. Освещение вопроса «Вик. Ерофеев и Набоков» в российской критике. Имя Набокова то и дело всплывало в текстах (или маячило в подтекстах) отзывов российских критиков на творчество Вик. Ерофеева23. Но в трех текстах ерофеевского «канона» («Жизнь с идиотом», «Попугайчик», «Русская красавица») набоковские подтексты никогда не выявлялись. Что касается романа «Русская красавица», критики склонны были скорее противопоставлять его текстам Набо-кова24. Лишь В. Балду ев намекнул (несколько иронически) на преем-

23 См., напр.: Липовецкий М.Н. Мир как текст // Литературное обозрение. 1990. №6. С. 63; Соколов Б. Русский бог // Дружба народов. 1996. №12. С. 18-4-185.

24 Марченко А. Унесенные ветром // Согласие. 1991. №3. С. 223; Тихомирова Е. Эрос из подполья. Секс-бестселлеры 90-х и русская литературная традиция // Знамя. 1992. №6. С. 226.

ственность автора «Русской красавицы» от Набокова , а С. Чекалова

обвинила Ерофеева в том, что он «преспокойно одолжил» у Набокова

название для своего романа .

2.2.2. Эссе Вик. Ерофеева о Набокове. Ерофеев — автор множества эссе, рецензий, интервью о русско-американском писателе. Естественно, что Ерофеев подчеркивает в Набокове то, что близко ему самому: «эстетический нонконформизм», «бунт», «эстетику шока»27, сочетающую страшное и комическое. «Набоковский герой, - подытоживает Ерофеев свои наблюдения над сирийским метароманом, - хорош прежде всего <...> в мучительный момент выживания, в противоборстве. Тогда в нем проявляется завидный стоицизм, сопротивление всем подлостям тоталитаризма <...>. Именно потому русский ме-тароман Набокова читается лучше всего тогда, когда общественная ситуация выглядит безвыходной»28. Именно потому же набоковский подтекст занимает центральное положение в произведениях Ерофеева, посвященных теме государственного насилия - в рассказах «Жизнь с идиотом» и «Попугайчик».

2.2.3-5. Художественная проза Вик. Ерофеева. В данных разделах рассматривается диалог с Набоковым автора «Жизни с идиотом», «Попугайчика», «Русской красавицы». Основные подтексты романа «Русская красавица»: «Красавица», «Камера обскура», «Защита Лужина», «Подвиг», «Отчаяние», «Весна в Фиальте», «Ultima Thule», «Solus Rex», «Приглашение на казнь», «Дар», «Лолита». Один из англоязычных сборников набоковских рассказов озаглавлен «A Russian Beauty and Other Stories» (New York; Toronto, 1973). «A Russian Beauty» - перевод на английский сирийского рассказа «Красавица». Давая роману двуязычное название «Русская KpacaBH4a»/«Russian Beauty», Виктор Ерофеев подчеркивает связь своей книги с творчеством Набокова. Автор «Русской красавицы» начинает повествование почти там, где автор «Красавицы» ставит точку.

Смерть «русской красавицы» Ирины Таракановой - в некотором смысле ее последний стриптиз (ср. общие мотивы в эпизоде фотографирования для откровенного журнала и сцене самоубийства). Душа героини сбрасывает тело, как одежду. Впервые мысль сбросить

25 Бадпуев В. Любит-не любит?//Дружба народов. 1996. №12. С. 180,182,184.

2 Чекалова С. Набоков на кафедре, или рецензия на рецензию // Новый мир. 1999. №11. С. 234.

27 Лолита, или Заповедный оазис любви // Набоков В. Лолита. М, 1989. С. 9-10, 15.

28 Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова // Набоков В. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1990. Т. 1. С. 28.

тело приходит к ней на следующее утро после изнасилования призраком, когда она понимает мечту своей некрасивой школьной подружки, «чтобы у нее на боку была молния и чтобы однажды она расстегнула ее и вышла из себя, и все стало бы совсем по-иному» (курсив мой. -В.Д.). Снимать свое тело способен набоковский Цинциннат.

Отец Ирины, одноглазый уголовник, подвергший ее сексуальному насилию, когда она была пионеркой - пародийная контаминация образов Бориса Ивановича Щеголева («Дар»), Гумберта Гумберта и самого Набокова. Набоков, безусловно, - один из духовных отцов Виктора Ерофеева. Это видно по большому количеству набоковских реминисценций в его прозе. Много раз называл Ерофеев Набокова в числе своих любимых писателей. Поэтому «Набоков» и оказывается отцом автобиографической героини романа. В «Жизни с идиотом» Во-ва-«Ленин» насилует рассказчика и становится его «отцом». Рассказчица в романе более адекватно отражает психологию автора. Для внутренней свободы Ерофеева авторитарная угроза исходит не столько от Ленина или Сталина, сколько от Набокова, и в «Русской красавице» рассказчицу насилует отец-«Набоков», занявший место Ленина/Сталина. В отношении к Владимиру Набокову Виктор Владимирович Ерофеев - полу-Электра, полу-Эдип. Он влюблен в своего «отца»-Набокова как Электра, но как фрейдовский Эдип он старается властного «отца» ниспровергнуть, охваченный «страхом влияния» (Г. Блум), стремится утвердить собственную индивидуальность. Другой возможный подтекст романа «Русская красавица»: рассказ «Случай из жизни».

Эмоциональный градус в диалоге Виктора Ерофеева с Владимиром Набоковым неуклонно повышался. Младший автор становился все более самостоятельной и активной стороной. Первой фазой диалога («Жизнь с идиотом») была экспликация набоковских взглядов на российскую историю. Затем диалог вступил в фазу соревнования («Попугайчик»). Третья фаза («Русская красавица») стала метадиало-гичной: отношения с Набоковым сделались предметом ерофеевской авторефлексии, которая сопровождалась эдипальными эксцессами, преодоленными в финальном - на том витке любовно-враждебных отношений одного писателя к другому- катарсисе.

Глава 3. Культ Набокова - прозаика и поэта (1980-1990-е гг.)

3.1. Татьяна Толстая: ретроспективы судьбы и истории

3.1.1. Тема «Толстая и Набоков» в освещении Толстой и критиков. В начале своего творческого пути Толстая влияние на нее Набокова отрицала29, но позже намекнула на собственную от него преемст-

29Толстая Т. Тень на закате [Интервью, данное С. Тарощиной] // Литературная газета. 1986. №30 (23 июля).

венность30. Критики и литературоведы отметили набоковские аллюзии в рассказах «Река Оккервиль», «Петере», романе «Кысь»31.

3.1.2-11. Художественная проза Т. Толстой. В этих разделах выявляются и анализируются набоковские подтексты девяти рассказов («Соня», «Любишь - не любишь», «Самая любимая», «Милая Шура», «Круг», «Петере», «Сюжет», «Лимпопо», «Река Оккервиль») и романа Толстой «Кысь». Например, основным подтекстом рассказа «Милая Шура» является набоковский рассказ «Пильграм». Пильграм и героиня Толстой - нечуткие, черствые люди. В жизни того и другой есть лишь одно действительно светлое пятно. Для Пильграма это -увлечение бабочками. Для милой Шуры-любовь Ивана Николаевича. Всю жизнь Пильграм мечтал отправиться в далекое путешествие, во время которого он мог бы сам ловить редких бабочек. Александра Эр-нестовна в 1913 г. (последнем году «золотого века» России) собиралась уехать из Москвы, от своего мужа в Крым (откуда во время гражданской войны многие уезжали из большевистской России), к Ивану Николаевичу, страстно в нее влюбленному. И всю последующую жизнь она, по мысли рассказчицы, мечтает попасть в эту точку времени и пространства - Крым 1913 г.

Когда Пильграму наконец-то предоставилась возможность воплотить мечту в жизнь, он, уже собравший чемодан и одевшийся, умер от сердечного приступа. Но согласно последнему абзацу набо-ковского рассказа Пильграм несмотря на свою смерть все же совершил лепидоптерологические путешествия, о которых мечтал. Бабочки -душа Пильграма. Душа постаревшей Александры Эрнестовны - письма Ивана Николаевича. Когда она умирает, письма оказываются на мусорной свалке. «А одно письмо, подсохшее, желтой разлинованной бабочкой вертится под пыльным тополем, не зная, где присесть». В финале «Милой Шуры» призрак героини отправляется в Крым. Автор-Бог в рассказах Набокова и Толстой прощает героя/героиню, потому что герой (Пильграм) наделен чувством прекрасного, а героиня (милая Шура) сумела пробудить в другом человеке любовь и всю жизнь сожалела, что не ответила ему взаимностью.

В рассказе Толстой «Сюжет» вновь манифестируется желание изменить прошлое - прошлое конкретных людей (Пушкина, Ленина) и

30 Толстая Т. День. Личное. М., 2001. С. 320-321.

31 Жолковский А. К. В минус первом и минус втором зеркале. Татьяна Толстая, Виктор Ерофеев — ахматовиана и архетипы // Литературное обозрение. 1995. №6. С. 26; Парамонов Б. Застой как культурная форма (О Татьяне Толстой) // Звезда. 2000. №4. С. 235,238; Липовецкий М. След Кыси // Искусство кино. 2001. №2. С. 80.

всей страны. Дуэль Пушкина с Дантесом заканчивается смертью Дантеса и ранением Пушкина. Почти полторы страницы занимает бред раненого Пушкина, строящийся из фрагментов русской литературы (в основном поэзии) XDC-XX вв. Две цитаты из поэзии Набокова композиционно маркированы - ими заканчивается весь бредово-центонный абзац: «Р, О, С, - нет, я букв не различаю... И понял вдруг, что я в аду». Стихами Набокова завершается русская классическая поэзия. Каждая из этих строк - последняя в двух набоковских стихотворениях («Есть сон. Он повторяется, как томный...» из цикла «Семь стихотворений» и «Лилит»). Выясняется, что миссия последуэльного Пушкина состоит не в поэтическом творчестве. Старик Пушкин изменит ход истории, избив палкой маленького Володю Ульянова, которого встретит в Поволжье, где надеялся увидеть документы, имеющие отношения к истории пугачевского бунта: «открывают запретные прежде архивы, и там, в архивах, завораживающая новизна, словно не прошлое приоткрылось, а будущее, что-то смутно брезжившее и проступавшее неясными контурами в горячечном мозгу <...> Как будто неопределенность приотворилась в темноте».

Последнее предложение этого фрагмента — перефразированное окончание стихотворения «Влюбленность», написанного по-русски Вадимом Вадимовичем, персонажем романа «Look at the Harlequins!»: «потусторонность // Приотворилась в темноте». Пушкин уже очень близок к «потусторонности», к своей смерти на Волге от руки Ульянова, хотя не знает об этом. Думая о Пугачеве, Пушкин смутно видит будущее, смуту 1917 г. Сама цитата из Набокова является «эхом» будущего. Но для Толстой важно слово «неопределенность». Будущее не фатально, не предопределено, и Пушкин его меняет. После взбучки, полученной от Пушкина, взгляды Володи Ульянова сменились на полностью противоположные. Революционер стал реакционером, консерватором, охранителем. Этот новый Ульянов - «nonidentical twin» (выражение из «Look at the Harlequins!») В.И. Ленина. Вымышленный Ульянов так же соотносится с реальным Лениным, как вымышленный Вадим Вадимович из «Смотри на арлекинов!» с реальным Владимиром Владимировичем Набоковым.

Рассказы Толстой «Любишь - не любишь» и «Самая любимая» своим основным подтекстом имеют пятую главу «Других берегов» (посвященную образу набоковской гувернантки).

Основные подтексты романа «Кысь»: «Приглашение на казнь», «Истребление тиранов», «Дар», «Другие берега», «Слава».

3.2. Тимур Кибиров: лирическое «я» на фоне высокого образца

В разделе рассматриваются стихотворения и поэмы Кибирова, содержащие упоминания фамилии Набокова, названий его произведе-

ний или прозрачных аллюзий на его тексты («Ничего не пила со вчерашнего дня», «Стихи о любви. От автора», «Послание Ленке», «Сортиры», «Игорю Померанцеву. Летние размышления о судьбах изящной словесности», «Солнцедар», «Видимо, можно и так...», «Двадцать сонетов к Саше Запоевой», «Как Набоков и Байрон скитаться...», «Только детские книжки читать!», «Зэка старого завет...», «От Феллини - до Тарантино...», «Циническое»).

Пушкин и Набоков выступают в художественном мире Кибиро-ва основными идеальными, эталонными фигурами. Если Пушкин -это русский человек через двести лет, то Набоков, по словам Кибиро-ва, будет восприниматься как новатор даже через сто лет: «Кто больший новатор - Набоков или Пильняк? Набоков, хотя он писал на первый взгляд абсолютно классические романы. В 20-е годы множество людей писали романы лесенками, звездочками... Ну и где же сейчас все они? Их вещи кажутся сейчас безумно наивными и архаичными, а романы Набокова и через сто лет будут обжигающе новы»32. Важно для Кибирова и поэтическое наследие Набокова (его стихи цитируются в семи кибировских произведениях).

В поэме «Сортиры» появляются цитаты из романов «Лолита», «Приглашение на казнь», «Дар». Стихотворный финал «Дара» обыгры-вается в финале «Сортиров» (как само окончание «Дара» цитирует финал «Евгения Онегина»): «Вода смывает жалкие листочки. // И для видений тоже нет отсрочки // - лирический герой встает с толчка, // но автор удаляется. Ни строчки // уже не выжмешь». Последний абзац «Дара» начинается так: «Прощай же, книга! Для видений - отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, - но удаляется поэт.» А самая последняя строка романа утверждает: «и не кончается строка». Автором «Сортиров» владеет противоположное ощущение.

Одиноков, лирический герой Дмитрия Галковского, писал: «Кто я по сравнению с Набоковым, с Годуновым-Чердынцевым? - Тадунов-Чадинцев"». С той или иной интенсивностью подобное чувство, вероятно, посещало многих выросших в СССР литераторов постнабоков-ских поколений. «Лирический герой встает с толчка, но автор удаляется», - яркий образец самоироничной лирики этого собирательного «Га-дунова-Чадинцева». Впрочем, у Кибирова были и другие основания переиначить финал набоковского романа. Набоков весьма физиологичен и не боится вводить низкие реалии в самые возвышенные контексты. Например, «уборная» упоминается в стихотворении В. Шишкова «Поэты», представляющем собой отклик Набокова на смерть Влади-

32 Кибиров Т. Правила игры (Беседу вела Инга Кузнецова) // Вопросы литературы. 1996. №4. С. 221.

слава Ходасевича. Поэт, по мнению Набокова, отличается от прочих «добрых людей» в первую очередь своей свободой: «И не потому, что боимся обидеть // своею свободою добрых людей <...>». Кибиров унаследовал от Пушкина и Набокова это чувство полной поэтической свободы. Комически снижая в «Сортирах» пафосный финал «Дара», Кибиров пользуется приемом из «Парижской поэмы» Набокова, где автор юмористически снижает патетический гоголевский претекст: «Чуден ночью Париж сухопарый... //Чу! Под сводами черных аркад, // где стена как скала, писсуары // за щитами своими журчат». Да и в самом «Даре» романтическая любовная линия начинается со звуков, производимых Зиной Мерц в туалете (первые фразы третьей главы).

Тимура Кибирова в творчестве, мировоззрении и биографии Набокова привлекают следующие темы: 1) горькая любовь к России; 2) неприятие социального; 3) неприятие «достоевщинки»; 4) неприятие фрейдизма; 5) сортиры; 6) неистребимая пошлость мира (м-сье Пьер); 7) соблазн обогащения; 8) пушкинианство, противопоставляемое серебряному веку; 9) честь и презрение к бесчестным; 10) детство.

Пример Набокова помог раннему Кибирову расширить тематику своего творчества, которая вначале ограничивалась социально-политическими мотивами. Набоков - союзник Кибирова в борьбе с мировой пошлостью и «мировой немотой». Поэту вообще хотелось бы всегда иметь Набокова на своей стороне: воспевая мещан, он и Набокова противопоставляет «романтикам» («Послание Ленке»). Однако позже приходит к выводу, что Набоков все же ближе к романтизму («Как Набоков и Байрон скитаться...»). Кибиров отдает предпочтение то набоковско-романтическому идеалу, то христианскому. Последнее стихотворение большого сборника «Кто куда, а я - в Россию...» (2001) называется «Большое спасибо, Создатель...». В нем Кибиров пытается примирить два идеала и благодарит Бога, в частности, за свою способность смеяться над важными пошляками, за то «что средь сериозных и пышных, // и важных, и тяжких, как грех, // еще, никудышный и лишний, // не в силах я сдерживать смех». Такой смех - одна из главных добродетелей в набоковском мире (см. финал рассказа «Истребление тиранов» или финал стихотворения «Ульдаборг»).

Глава 4. Стратегии коммерческого успеха и Набоков (19902000-е гг.)

4.1. Виктор Пелевин: формирование элитарного самообраза читателя

В разделе вскрываются набоковские подтексты рассказов «Ника», «Девятый сон Веры Павловны», «Ухряб», «Вести из Непала» и романов «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота».

Основные подтексты романа «Чапаев и Пустота»'. «Лолита», «Ultima Thule», «Дар», «Соглядатай», «Отчаяние». Главный герой пе-левинского романа Петр содержится в психиатрической лечебнице. Его лечащий врач Тимур Тимурович полагает, что у Петра, как у Набокова, ретроориентированное мироощущение. Но Набокову, по мысли Тимура Тимуровича, удалось справиться со своими психическими проблемами: «классический пример выздоровления, переориентации сознания на реальный мир - это та, я бы сказал, контрсублимация, которую он мастерски осуществил, трансформировав свою тоску по недостижимому и, может быть, никогда не существовавшему раю я простую, земную и немного грешную страсть к девочке-ребенку». Тимур Тимурович создает термин, антонимичный фрейдовскому понятию «сублимация»: Набоков контрсублимирует свои духовные запросы (ностальгия) в сексуальные. И делает это как бы вопреки учению Фрейда. Антифрейдизм Набокова в эту схему, казалось бы, вписывается. Однако неприязнь Набокова к Фрейду основывалась на пан-сексуализме последнего. Согласно же воззрениям Тимура Тимуровича настоящим пансексуалистом оказывается Набоков, сводящий духовное к эротическому.

«Лолита» импонирует пелевинскому психиатру, видимо, еще и потому, что эта книга позволила автору решить свои материальные проблемы. Психическая энергия должна быть направлена вовне, на объекты материального мира, - учит Петра Тимур Тимурович. Иное, интровертивное развитие психических процессов крайне опасно: «Представьте себе быка, запертого в музейном зале...». В восприятии Петра Пустоты «быки» - это, совсем наоборот, новые русские, западники. Убитые представители одной из новорусских фирм рассказывают барону Юнгерну об обстоятельствах своей гибели: «приезжают два быка из «Ультима Туле»...». Барон Юнгерн полагает, что в новом воплощении погибшие станут «быками на мясокомбинате». Фирма «Ультима Туле» представлена тремя сотрудниками: Володиным (руководитель фирмы), Коляном и Шуриком («быки», «крыша» Володина). Между тремя этими персонажами распределены черты набоков-ского Адама Фальтера («Ultima Thule»).

Сумев выжить под обрушившейся на него Истиной, Фальтер называет себя быком: «Взрослый человек, если только он не такой бык, как я, не выдерживает <...>». Володинский «бык» Шурик в момент прорыва к Истине становится всевидящим и всеведущим - подобно ряду набоковских героев. Фальтеров ужас овладевает Шуриком, когда он видит самого себя: «Слышь, Володин, и правда страшно. Очень страшно». Прорыв Володина и Шурика к Истине стал воз-

можен благодаря второму «быку» Коляну, поверхностному ницшеанцу. Фальтеру доступно «сверхчеловеческое знание сути», и он ассоциируется с Ницше. О прочих людях Фальтер говорит свысока: «Ведь как же получается в рассуждении человечинки <...>» (ср. название книги Ницше «Человеческое, слишком человеческое»). «Ultima Thule» - один из редких текстов Набокова, где Ницше вспоминается без враждебности. Пелевин относится к ницшеанству скептически. Ницше для Пелевина - выразитель духа западного волюнтаризма и индивидуализма. Если Шурик в момент прозрения устрашился самого себя, то ницшеанец Колян «сидел на земле, обхватив себя руками так, словно собственное тело вызывало в нем непристойную страсть, и не переставая вопил: «- Я\ Я\ ЯЪ> Пелевин пародирует ницшевскую мегаломанию и нарциссизм.

По-набоковски развивается и достигает кульминации любовная линия романа «Чапаев и Пустота». Кульминацией здесь становится осуществление мечты Петра в его сне. Спящий Федор в «Даре» встречается со своим отцом, переживая глубокое ощущение настоящего счастья. В своем воображении Федор дважды вступает в пространную беседу с гениальным поэтом Кончеевым. Все три события описываются Набоковым как реальные, и лишь затем выясняется, что это был сон либо фантазия. К этому же приему прибегает Пелевин. Петр Пустота во сне удостаивается любовной близости с Анной.

Сердца Анны и Зины Мерц покорены поэтическим дарованием Петра и Федора. Постучавшись в комнату Петра, Анна говорит: «сегодня я всю ночь читала ваши стихи. <...> мне ужасно понравилась ваша книга». «Дар»: «У меня к вам просьба, - сказала она быстро и сухо. — Сделайте мне тут надпись». Развивая успех, Федор и Петр уверяют девушек, что на самом деле они могут писать гораздо лучше. Петр: «Что касается этой книги - кстати, у меня это одна из самых слабых, я вам как-нибудь другие дам <...>». Федор: «Я только хотел вам насчет моей книжки: это не то, это плохие стихи, т.е. не все плохо, но в общем. То, что я за эти два года печатал в «Газете», значительно лучше», Федор призывает Зину любить «лишь то, что редкостно и мнимо, что крадется окраинами сна», и сама Зина для Федора - «полувиденье». Анна отдается Петру лишь в его сне. Однако в финале романа выясняется, что Анна помнит события этого сна Петра. Следовательно, Анна - тоже «полувиденье», общение с ней происходит в некоем «полусне». Финал романа «Чапаев и Пустота» делает сон и явь в принципе неразличимыми. Другой возможный подтекст романа: «Другие берега».

Виктор Пелевин расширяет круг наиболее актуальных набоков-ских текстов, настойчиво вводя в него рассказ «Ultima Thule» («Девя-

тый сон Веры Павловны», «Ухряб», «Вести из Непала», «Чапаев и Пустота») - действительно один из интереснейших в художественно-философском наследии Набокова. Подобно ряду других писателей, Пелевин пародирует «Лолиту». Но он - единственный русский автор, который делает это вовсе не из сочувствия «бедной девочке». Гумберт Гумберт осуждается Пелевиным не за то, за что осуждает себя сам на-боковский герой. Пелевин издевается над гумбертовой страстью к ничтожному, пошлому объекту. Героини, эквивалентные Лолите в пеле-винских сочинениях, - это муха Наташа («Жизнь насекомых»), кошка Ника («Ника»), похожая на кошку покемон Мюс, злая и жадная (роман «Числа»). Пародируя несколько любовных сюжетов Набокова («Катастрофа», «Лолита», «Другие берега», «Камера обскура», «Машенька»), Пелевин сочувственно цитирует философские, метафизические произведения («Приглашение на казнь», «Ужас», «Ultima Thule»).

4.2. Борис Акунин: редукция к популярным жанрам

Предмет исследования в разделе - набоковские слои аллюзий в романах Б. Акунина «Азазель», «Турецкий гамбит», «Коронация», «Алтын-толобас», «Внеклассное чтение». «Турецкий гамбит» представляет собой набоковианский детектив, «Коронация» - набоковиан-ский триллер.

«Турецкий гамбит» базируется на сюжетных поворотах и идеях «Защиты Лужина», «Других берегов», рассказа «Пассажир». Этот рассказ - одно из немногих произведений Набокова, где содержится высказывание о детективном жанре. «Критик» в рассказе говорит «писателю»: «Если бы вы писали детективный рассказ, вы бы сделали искомым злодеем не того, кого никто из героев не подозревает, а того, кого с самого начала подозревают все, и тем самым провели бы опытного читателя, привыкшего к тому, что ларчик открывается непросто». Детективный сюжет «Турецкого гамбита» строится именно таким образом. Фигура таинственного противника появляется в третьей главе романа, а уже в пятой все, в том числе Фандорин, начинают подозревать Д'Эвре. В финале подозрения оправдываются.

В «Других берегах» автор подчеркивает глубокое сходство между шахматными задачами и литературными произведениями. Затем Набоков объясняет, что шахматная задача, составляющая предмет его особой авторской гордости, сразу была бы решена простаком-новичком, который не заметил бы ложных ходов и ловушек. То есть любимая шахматная задача Набокова решается по тому же принципу, что и гипотетический детективный сюжет Писателя в рассказе «Пассажир». Отсюда следует несколько неожиданный вывод: сюжеты на-

боковских сочинений нередко строятся так же, как сюжеты презираемых писателем детективов.

Внимание Бориса Акунина (в ипостаси Григория Чхартишвили опубликовавшего книгу о самоубийстве) довольно часто привлекают образы набоковских «суицидентов»: Лужина, Морна («Трагедия господина Морна»), Мартына («Подвиг»), стрелявшего в себя Смурова («Соглядатай»). Вопреки высказывавшимся мнениям Акунин принадлежит к числу авторов с наиболее продуманной интертекстуальной стратегией. Она строится таким образом, что набоковские подтексты не просто участвуют в создании фабулы, идеологии сочинений Акунина. Выбор подтекстов, их соотношение друг с другом и с акунин-скими текстами помогают по новому взглянуть на произведения самого Набокова. Так, «Турецкий гамбит» выявляет близость между набо-ковскими принципами построения повествования и детективными. «Коронация» вскрывает тесную связь между сюжетами рассказа «Круг» и 10-й главы «Других берегов» (разделов 4-6, посвященных образу Поленьки).

«Внеклассное чтение» апеллирует к различным видам смежности набоковских текстов. Имеется в виду, во-первых, смежность произведений по их расположению в книге (рассказы «Лик», «Истребление тиранов», «Василий Шишков», идущие друг за другом в сборнике «Весна в Фиальте»). Название главы «Внеклассного чтения» - «Истребление тиранов» - представляет собой метонимическую цитату. Во-вторых, читатель Акунина обращает внимание на смежность текстов Набокова, возникающую благодаря наличию общих мотивов (рассказ «Лик» и роман «Bend Sinisten)). С помощью этих приемов Акунин структурирует набоковский метатекст. Третий вид смежности выводит читателя за пределы авторского метатекста. В романах «Ал-тын-толобас» и «Коронация» Акунин цитирует такие фрагменты, композиционные, идейные и иные особенности сочинений Набокова, которые уже цитировались Андреем Битовым, автором «Пушкинского дома». Это означает, что книги Акунина не только обладают набоко-ведческим потенциалом, но и демонстрируют «литературное поле», созданное Набоковым, т.е. способствуют определению зоны воздействия Набокова на последующую литературу.

В 1980-е гг. постмодернистские стратегии коммерческого успеха строились с учетом эротического дискурса Набокова. Саша Соколов, пытаясь решить «Палисандрией» свои материальные проблемы, сделал эту книгу анти-«Лолитой». Но бестселлером «Палисандрия» не стала: ни ее стиль, ни характер сексуальной девиации ее главного героя не могли прийтись по вкусу массовому читателю. Заметнее был

коммерческий успех «Русской красавицы» Виктора Ерофеева, стилистически и сексуально более приближенной к мэйнстриму. Ерофеев позаимствовал у Набокова название, которое могло привлечь интерес самых широких кругов западной публики, наслышанной о красоте русских женщин. Однако и ерофеевской пародии на автора «Лолиты» не удалось сделаться брэндом, сравнимым по уровню дивидендов с пародируемым объектом.

В 1990 и 2000-е гг., после сексуальной революции в России, отечественные авторы оставили попытки соблазнить читателей запретными плодами. Лишь Тимур Кибиров на заре новой эпохи (1992) в послании «Игорю Померанцеву» мечтал написать эротический роман «В постели с отчимом», да и то в шутку.

Виктор Пелевин (промежуточная фигура между высоким и массовым искусством) своим первым большим произведением «Омон Ра» (1992) развивал идеи одного из самых сложных, элитарных текстов Набокова - романа «Приглашение на казнь»: начало девяностых годов -период, когда жанр антиутопии еще не утратил актуальности для достаточно широких кругов российских читателей. Пелевин льстит самооценке среднеинтеллектуального потребителя литературы, регулярно браня массовую культуру и, следовательно, приобщая своего читателя к иной - серьезной, высокой, одухотворенной. Постоянно подвергается нападкам Пелевина «Лолита» - в качестве одного из феноменов масскульта. В бестселлере «Чапаев и Пустота» Пелевин обращается к проблематике сложнейшего сочинения Набокова «Ultima Thule». Благодаря Пелевину те, кому никогда не доводилось читать (или, лучше сказать, понимать) Набокова, приобретают какое-то представление о его эстетических, метафизических, социально-философских взглядах.

Татьяна Толстая в романе «Кысь» (2000), разошедшемся огромными тиражами, достигает комического эффекта тем, что «переводит» Набокова с его аутентичного языка на язык примитивного, инфантильного, почти дебильного сознания (это выглядит как пародия на «популяризаторство» Пелевина и других авторов). Толстая в очередной раз актуализирует набоковские тексты социального, антиутопического звучания - «Приглашение на казнь», «Истребление тиранов». В обстановке меняющейся социально-политической парадигмы России художественные произведения данной традиции вновь оказались востребованными.

Борис Акунин, позиционирующий себя как автора развлекательной литературы, чаще всего ссылается (в романах «Азазель», «Коронация», «Алтын-толобас», «Внеклассное чтение») на менее известную, чем упомянутые выше, антиутопию Набокова - «Bend Sims-

ter». Правда, Акунина это произведение интересует не столько в качестве антиутопии, сколько в качестве триллера. Как бы желая упрочить за Набоковым статус одного из первых в мировой литературе постмодернистов (в фидлеровско-эковском понимании постмодернизма), Акунин выявляет близость сочинений Набокова к популярным жанрам - триллеру и детективу.

Глава 5. Другие авторы (обзор)

В пятой главе намечаются перспективы дальнейшей работы над темой - определяется круг авторов, для которых художественный опыт Набокова также имел определенное значение.

L Василий Аксенов («Остров Крым»): самопожертвование альтернативной утопии

В одном из самых известных произведений Василия Аксенова -постмодернистском романе «Остров Крым», написанном до крушения Советского Союза, пересоздается история России. Согласно Аксенову Крым не был завоеван Красной армией и стал свободным демократическим государством, изображенным идеализированно. Спустя десятилетия Крым добровольно присоединился к Советскому Союзу, хотя энтузиасты воссоединения прекрасно понимали, что этот поступок для многих равнозначен самоубийству.

Набоков переписал российскую (и мировую) историю в «Аде», сохранив свободной от красного диктата огромную Амероссию. Сражение за Крым в «Аде» (начало второй части) заканчивается победой демократической коалиции. «Остров Крым» Аксенова - это вариант «Ады» с поправкой на сюжет «Подвига». Самоубийственное воссоединение Острова Крым с Советским Союзом аналогично возвращению Мартына на Родину.

2. Дмитрий Галковский («Бесконечный тупик»): литературные спутники Одинокова

Набоков входит в число главных героев «Бесконечного тупика». Согласно именному указателю, его фамилия присутствует на 98 страницах книги Галковского. Alter ego писателя Одиноков не только называет себя «Гадуновым-Чадинцевым», но и говорит о «Даре»: «Я в «Даре» люблю свою несбывшуюся жизнь, прекрасную удивительную сказку-быль. Но извне все дешифруется как огромная карикатура на «Дар». Один из слоев пародийного пространства «Бесконечного тупика» ориентирован именно на это произведение Набокова». В финале «Бесконечного тупика» приводится несколько воображаемых рецензий на сочинение Одинокова/Галковского - прием, заимствованный из «Дара», где Набоков предвосхищает реакцию рецензентов на «Жизнь Чернышевского».

Из других произведений Набокова Одинокое упоминает и обсуждает «Другие берега», «Машеньку», «Лолиту», «Приглашение на казнь», «Аду», «Бледное пламя», «Камеру обскуру», «Николая Гоголя», «Защиту Лужина». «Я - Лужин <...>», - пишет Одиноков. По его определению, Набоков - «наиболее совершенный русский писатель» и «гениальный философ». Интересно, что последнее утверждение Оди-ноков обосновывает на материале, главным образом, романа «Камера обскура» - произведения, которое многие склонны недооценивать.

3. Александр Жолковский («Змей Горыныч», «В сторону Пруста»): Набоков как пирожное мадлена

В рассказе «Посвящается С», открывающем книгу А.К. Жолковского «НРЗБ», неоднократно упоминается Набоков. Вместе с Борхесом он обозначает ту литературную традицию, которую развивает Жолковский-новеллист. Рассказ «Змей Горыныч» выглядит вариацией на тему рассказа Набокова «Адмиралтейская игла». Отвечая на наши вопросы по поводу набоковского подтекста рассказа «В сторону Пруста», Жолковский сообщил: «Что касается «Пруста», то там Набоков упомянут прямо, а потом проходит на переломе страниц 27-28 в виде игры слов «Нина / ни на что», при том что Нина -героиня «Фиальты», а каламбур и фраза в целом построены по-набоковски. Но это, думаю, и все»33.

Фамилия Набокова называется в зачине рассказа: «Начать издалека. Скажем, пусть профессор 3. и его приятель (приятельница?) из интеллигентных эмигрантов едут на велосипедах вдоль океана. <...> Происходит рассказывание истории из прошлого, любовной. <...> в общем, все та же исповедь попутчику, изливаемая на транспорте, а то и пешком, и вот теперь с велосипеда. Последний немного отдает Набоковым, и его ничего не стоит заменить роликовыми коньками, но оставим пока велосипеды <...>».

Имя Нины О. Жолковский нагружает отрицательной семантикой: «Тут вполне в духе профессора будет задуматься о роли в этой сети (сети ассоциаций. - В.Д.) самого имени Нина, с его двойным нажимом на отрицательное «н», т.е. как бы имени отрицательного par excellence, отрицательного и, значит, нарицательного, а не собственного, и таким образом являющего идеальную эмблему негативного обладания, собственности ни на что». Это как раз те каламбур и фраза, которые, согласно оценке самого Жолковского, «в целом построены по-набоковски». Примечательно, что воскрешая в памяти образ

33 Письмо А.К. Жолковского В.В. Десятову и А.И. Куляпину от 14 февраля 2001 г.

Нины О., профессор 3. припоминает еще двух Нин из своего прошлого, которые ему тоже нравились, но с которыми он вел себя столь же нерешительно и непоследовательно. Флиртуя с каждой из трех Нин, ни одною он так и не овладел. Фрагмент эссе Жолковского о «Весне в Фиальте»: «вспоминаемым прошлым должна быть, конечно, жизнь, т.е. любовь, история любовных побед, вернее, полупобед-полупоражений, в общем, встреч с разными женщинами, а лучше с одной и той же <...>».

С Ниной-2 профессор 3. совершил совместный морской заплыв: «Она оказалась прекрасной пловчихой, и они долго плыли на боку <...>». Каламбур «Нина / ни на что» аналогичен многочисленным фрагментам набоковских сочинений, где фамилия автора вписывается в текст: «повар ваш Илья на боку», «сирень в набокой вазе» и т.п. Но Жолковский обращает последовательность набоковского приема вспять. Возможно, именно Набоков, звучание его фамилии вытягивает из памяти профессора морской эпизод с Ниной-2, долгий заплыв «на боку»: «забракованную велосипедную мизансцену можно, если уж на то пошло, считать поблекшей копией того разговора наплаву». Профессор вроде бы собирался поведать о своей встрече с Ниной-3, он понимал, что Набоков для этой цели ему не нужен, но далее оказалось, что история Нины-3 для него только повод вспомнить других, гораздо более важных Нин. Если Набоков ведет своего читателя от текста к фамилии его автора, то герою Жолковского фамилия Набокова помогла припомнить лучшие моменты своей жизни.

Когда появляется Нина-1, становится окончательно ясно, почему профессор все-таки оставил в своем повествовании ненужные, казалось бы, («забракованные») набоковские велосипеды: юношеская дачная любовь, велосипед, сравнение возлюбленной с русалкой - не вспомнить «Другие берега» (гл. 11, разделы 1, 2) тут просто невозможно. Отталкиваясь от Набокова, профессор 3. благодаря ему (и Прусту) глубоко погружается в собственное прошлое. Интертекстуальная динамика рассказа (в ее набоковском измерении) создается за счет чередования и переплетения двух подтекстов: имплицитно автобиографической «Весны в Фиальте» и открыто автобиографических «Других берегов».

4. Людмила Петрушевская («Свой круг»): симметричные трансформации микро- и макросюжетики

В рассказе Людмилы Петрушевской «Свой круг» смертельно больная героиня повествует о том, как она, жестоко обращаясь со своим маленьким сыном, спровоцировала ушедшего от нее мужа взять

сына к себе. Основу этого сюжета Петрушевская позаимствовала из романа «Лолита». Гумберт Гумберт интересуется книгой, которую читала Лолита: «Угрюмая маленькая Мара не ожидала, что ее мачеха окажется веселой, понятливой, рыжеволосой молодой женщиной, которая объяснила Маре, что покойная мать Мары совершила героический подвиг тем, что умышленно не выказывала никакой любви к обожаемой на самом деле дочери. Героическая мать умирала от неизлечимой болезни и не желала, чтобы девочка потом грустила по ней». Петрушевская указывает на источник сюжетного цитирования, используя в тексте рассказа слово «нимфетка».

В другом эпизоде «Своего круга» вновь варьируется сюжетная коллизия «Лолиты». Шарлота Гейз погибает под машиной, когда узнает, что Гумберт любит не ее, а ее дочь. В рассказе Петрушевской Серж уходит от Мариши (что приводит к гибели под машиной ее отца), еще не осознавая, что любит ее дочь. Гумберт совершает юридический инцест, Серж - фактический, ведь Сонечка - дочь не только Мариши, но и его собственная. Центральным сюжетом своего рассказа писательница делает эпизодический микросюжет из «Лолиты», а основной сюжет набоковского романа расщепляет на два микросюжета, используя их в качестве обрамления. В «Других берегах» Набоков дал определение искусства, как нельзя лучше объясняющее интертекстуальную стратегию Петрушевской: «Мне думается, что в гамме мировых мер есть такая точка, <...> которая достигается уменьшением крупных вещей и увеличением малых: точка искусства».

5. Владимир Сорокин («Дорожное происшествие»): постмодернистская нонселекция и децентрация

В одном из интервью Сорокин сказал: «Концептуализм дал мне возможность отстраненно взглянуть на литературу. Для меня нет принципиальной разницы между Джойсом и Шевцовым, между Набоковым и каким-нибудь жэковским объявлением». Иллюстрацией к этому утверждению писателя может служить рассказ «Дорожное происшествие», где прямо цитируется третий абзац «Приглашения на казнь». В начале рассказа Сорокин, реализуя постмодернистский принцип нонселекции и упраздняя всяческие оппозиции, синтезирует набоковские утопию и антиутопию («Аду» и «Приглашение на казнь»). Действие начинается в воображаемой несоветской, американизированной и англизированной России, т.е. почти в набоковской «Амероссии». Главный герой рассказа эстет Алексис взирает на окружающую его социальную действительность с набоковской брезгливостью. Затем на смену Набокову приходит соцреалистический герой

«Наримбеков», и в целом весь псевдонабоковский дискурс вытесняется псевдосоцреалистическим (перемежающимся разными иными «псевдо»). Позже Сорокин имитировал стиль Набокова (наряду со стилями многих других писателей и поэтов) в романе «Голубое сало».

Заключение. В результате рассмотрения 64 произведений 13 постмодернистов («набоковской дюжины») была получена возможность представить общую картину восприятия Набокова русскими литераторами за последние полвека (поскольку в художественных произведениях представителей других российских литературных направлений тексты Набокова почти не отражались). Какова же динамика формирования постнабоковского «литературного поля»?

Середина пятидесятых годов - время появления первых ростков постмодернизма, в том числе русского. Актуализация Синявским малых прозаических форм Сирина была, вероятно, реакцией на мону-ментализм социалистического реализма (приоритет жанра романа). В шестидесятые годы Сирина цитируют Синявский («Гололедица», 1961) и Аксенов («Победа», 1965), тогда еще модернист. На рубеже 1950-1960-х актуальны уже и большие формы сирийской прозы, и, по-прежнему, малые. Продолжают оставаться «набоковианцами» Синявский («Голос из хора», «В тени Гоголя»), Аксенов («Остров Крым») и в семидесятые годы. Редкие пока ряды «птенцов гнезда Си-ринова» пополняет автор «Пушкинского дома». Семидесятые годы становятся началом художественной рецепции русскими писателями англоязычной части набоковского наследия. С восьмидесятых годов начинается период наибольшей востребованности сочинений Набокова отечественной литературой. Кроме упоминавшихся писателей активно цитируют русско-американского классика С. Соколов, Вик. Ерофеев, Т. Толстая, А. Жолковский, Т. Кибиров, Д. Галковский и др. В девяностые годы к ним присоединяются В. Пелевин, Б. Акунин...

Лидером среди сочинений Набокова по их цитируемости русскими авторами стал роман «Приглашение на казнь». В рассмотренном нами и нашими предшественниками массиве литературы этот роман цитируется в 21-м произведении (плюс 7 неочевидных, но возможных случаев цитации в других произведениях). Далее идут: «Лолита», «Дар», «Другие берега», «Защита Лужина», «Ada», «Подвиг». Среди англоязычных романов Набокова третье место по цитируемости (после «Лолиты» и «Ады») занимает не понятый на Западе «Look at the Harlequins!». Все четыре раза («Пушкинский дом», «Между собакой и волком», «Палисандрия», «Сюжет») он цитируется сочувственно. Писатели, опирающиеся на последний роман Набокова, сознательно или бессознательно претендуют на роль его наследников.

Самыми актуальными рассказами Набокова оказались: «Ultima Thule», «Королек», «Весна в Фиальте», «Лик», «Ужас», «Круг», «Истребление тиранов», «Пассажир», «Картофельный Эльф», «Адмиралтейская игла». Очевидно, что чаще всего привлекал внимание русских постмодернистов сборник наиболее зрелых рассказов Сирина - «Весна в Фиаль-те». К набоковским рассказам апеллировали как минимум шесть авторов (Синявский, Ерофеев, Толстая, Жолковский, Пелевин, Акунин).

До Набокова-поэта очередь дошла только в восьмидесятые годы. Постмодернисты, заявившие о себе в это десятилетие, не поддержали миф о Набокове, который хотелось создать части критиков русской эмиграции и, позднее, метрополии. Критики пытались представить Набокова выдающимся романистом, но малоинтересным новеллистом и поэтом. Пять авторов-постмодернистов (Толстая, Пелевин, Соколов, Кибиров, Акунин - три прозаика, один создатель «проэзии» и один поэт) точно или близко к тексту процитировали тринадцать стихотворений Набокова: «Лилит», «Слава», «Люби лишь то, что редкостно и мнимо...», «К России» и др. Чаще всего цитировались стихотворения из итогового прижизненного сборника Набокова «Poems and Problems» (1970) - 6 из 13-ти, а также стихотворения из романов («Дар», «Look at the Harlequins!», «Лолита»). Среди литературоведческих работ Набокова особым вниманием постмодернистов отмечена книга «Nikolai Gogol», которая прямо цитируется А. Синявским и Д. Галковским.

Произведение Набокова, вызвавшее максимальное количество полемических откликов и пародий, — это «Лолита». Если вначале русская литература встретила «Лолиту» молчанием (за исключением, быть может, А. Синявского), то затем - полемикой и пародиями. На самый популярный роман Набокова отреагировали по меньшей мере восемь авторов (Соколов, Ерофеев, Галковский, Кибиров, Петрушев-ская, Пелевин, Гандлевский, Акунин), почти все - полемически (Петрушевская, Акунин) или пародийно (Соколов, Ерофеев, Пелевин, Кибиров). Ерофеев («Русская красавица») и Пелевин («Ника») контаминировали образы набоковских нимфолептов и самого Набокова, пользуясь, очевидно, тем, что Гумберта Гумберта автор сознательно сделал некоторыми чертами похожим на себя. Ерофеев и Петрушевская предложили взглянуть на сюжет «Лолиты» глазами женщины. Судьба «бедной девочки» сильнее взволновала представителей второй волны русского постмодернизма (80-90-е гг.), чем первой (50-70-е гг.). «Я родился в год смерти Лолиты», - констатировал Сергей Гандлевский в стихотворении 1992 г. «Неудачник. Поляк и истерик...». М. Поздняев в том же году опубликовал стихотворный цикл «На смерть Лолиты».

Целый ряд тем (их совокупность можно обозначить как «Набоков-комплекс») почти автоматически вызывают у русских писателей и поэтов набоковские реминисценции: 1. Театрализованная смерть («В цирке», «Пушкинский дом», «Палисандрия», «Омон Ра» и др.). 2. Бабочка («Гололедица», «Тревожная куколка», «Между собакой и волком», «Соня», «Милая Шура», «Сортиры»). 3. Нимфетка ( «Свой круг», «Неудачник. Поляк и истерик...», «Палисандрия», «Жизнь насекомых», «Ника», «Числа», «Алтын-толобас», «Внеклассное чтение»). 4. Инцест между отцом и дочерью, братом и сестрой («Свой круг», «Неудачник. Поляк и истерик...», «Русская красавица», «Палисандрия», «Внеклассное чтение»). 5. Райское детство («Любишь - не любишь», «Самая любимая», «Двадцать сонетов к Саше Запоевой», «Чапаев и Пустота» и др.). 6. Шахматы («Победа», «Знак озаренья», «Турецкий гамбит», «Внеклассное чтение»). 7. Велосипед («Омон Ра», «В сторону Пруста»). 8. Превосходство искусства, воображения, памяти над реальностью («Знак озаренья», «Соня», «Кысь», «Чапаев и Пустота»...).

9. Открытие ужасной тайны мира («Ухряб», «Девятый сон Веры Павловны», «Вести из Непала», «Чапаев и Пустота», «Алтын-толобас»).

10. Антифрейдизм («Двадцать сонетов к Саше Запоевой», «Сортиры», «Девятый сон Веры Павловны», «Чапаев и Пустота»). 11. Тело как одежда души («Русская красавица», «Соня»), 12. Упущенная избранница / упущенный избранник («Пушкинский дом», «Круг», «Милая Шура», «Коронация»). 13. Аполитичность («Стихи о любви. От автора», «Русская красавица», «Чапаев и Пустота» и др.). 14. Техническая деградация тоталитарного общества («Омон Ра», «Кысь»). 15. Самоубийственное возвращение на Родину («Алтын-толобас», «Остров Крым»), 16. Мужской вальс («Жизнь с идиотом», «Внеклассное чтение»). 17. Всевидение / всеведение («Ты и я», «Чапаев и Пустота»).

Наконец, восемнадцатая, но далеко не последняя по значимости тема: смерть как не смерть, как продолжение жизни или переход на новую стадию бытия. Русскими постмодернистами была усвоена почти вся парадигма набоковской танатологической метафорики. Вслед за Набоковым они изображают смерть как: а) разрушение декораций; б) фокус; в) скорость; г) стриптиз; д) путешествие; е) «реализация» мечты. Это отношение к смерти составляет одно из отличий русского постмодернизма от западного. Чаще других к «набоковским» темам обращаются В. Пелевин, Т. Толстая, С. Соколов, Б. Акунин, Вик. Ерофеев, Т. Кибиров.

Писатели второй половины XX века воспроизводят и развивают ряд особенностей набоковской поэтики и художественной философии: 1. Интенсивное использование в прозе аллитераций; комбинации

аллитераций с ассонансами, превращающие сближаемые слова в полупаронимы (С. Соколов); игра - иногда интерлингвальная - с паронимами, анаграммами, параграммами, палиндромами, каламбурами (С. Соколов, Вик. Ерофеев, Т. Толстая, В. Пелевин). 2. Кольцевая или спиральная композиция («В тени Гоголя» А. Синявского, «Пушкинский дом», «Милая Шура», «Девятый сон Веры Павловны», «Коронация»). 3. Наличие неожиданной, но тщательно подготовленной развязки, многократно имплицитно предсказанной в тексте, что напоминает о принципах построения шахматной задачи или детектива (романы Б. Акунина, «Русская красавица», «Омон Ра», «Вести из Непала», «Соня», «В сторону Пруста», «Свой круг»). 4. Сложное нарративное устройство текста, базирующееся на отождествлении/различении героя, рассказчика и автора («Ты и я», «Между собакой и волком», «Па-лисандрия», «Русская красавица», «Чапаев и Пустота», «Коронация»), 5. Точность деталей при общей неопределенности, оставляющей знак вопроса, во-первых, над понятием внутритекстовой и внешней «реальности», во-вторых, над возможными объяснениями описанных событий (так сказать, полиинтерпретабелъностъ произведения): «Ты и я», «Пушкинский дом», «Между собакой и волком», «Палисандрия», «Жизнь с идиотом», «Русская красавица», «Соня», «Милая Шура», «Сюжет», «Девятый сон Веры Павловны», «Чапаев и Пустота». 6. Работа с кинообразами и элементами кинопоэтики («Пушкинский дом», «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота», «Азазель», «Алтьш-толобас»). Очевидно, что некоторые авторы апроприируют любимые Набоковым приемы комплексно (причем вместе с его темами: С. Соколов, В. Пелевин, Т. Толстая, Вик. Ерофеев), в результате чего их поэтики и в целом художественные миры значительно приближаются к набоковскому.

Многочисленные и многообразные способы цитирования Набокова постмодернистами позволяют выделить не менее десяти типов цитат (типы выделяются по разным основаниям в зависимости от того, что выходит в процессе заимствования на первый план): 1. Сочувственная цитата. 2. Контрастная (интертекстуальная камера обскура, любимая самим Набоковым). Особенно часто такой цитатой пользуется Саша Соколов. 3. Метонимическая. Подразумевается не только (или даже не столько) тот текст, который цитируется прямо, но и смежные по отношению к нему тексты. Метонимическими цитатами пользуется Борис Акунин в романе «Внеклассное чтение» и других произведениях. 4. Жанровая цитата. Романами «Pale Fire», «Ada» и «Look at the Harle-quins!» Набоков дал импульс развитию трех жанров постмодернистской литературы, в которых позже успешно работали русские писатели 7090-х гг.: а) жанр комментария как художественного текста («Pale Fire») заинтересовал Андрея Битова и Дмитрия Галковского; б) жанр истори-

ческой фантастики, по-новому изображающей прошлое России («Ada»), привлек таких авторов, как Василий Аксенов («Остров Крым»), Саша Соколов («Палисандрия»), Татьяна Толстая («Сюжет»), Виктор Пелевин («Омон Ра, «Чапаев и Пустота»); в) к жанру анти(авто)биографии («Look at the Harlequins!») обращались только Соколов («Палисанд-рия») и Толстая («Сюжет»). 5. Композиционная цитата (кольцевая или спиральная композиция произведений русских постмодернистов, как уже отмечалось, нередко подразумевает набоковскую аллюзию). 6. Цитата-усугубление приема. Набоковскую литоту («Лолита») Пелевин превращает в металитоту (рассказ «Ника»). 7. Цитата-«продолжение». «Азазель» Акунина как бы продолжает сюжет неоконченного романа Набокова «Solus Rex»; «Алтьш-толобас» - варианты продолжения в иных исторических реалиях сюжета «Подвига». 8. Интерпретирующая цитата. Строго говоря, большинство цитат являются интерпретирующими, но в соответствии с интертекстуальной стратегией некоторых авторов цитаты образуют систему, предлагая развернутые, аргументированные, логически обоснованные интерпретации претекстов. «Турецкий гамбит» Б. Акунина - имплицитно набоковедческое сочинение. В «Чапаеве и Пустоте» Пелевина «Лолита» рассматривается одним из персонажей как продукт «контрсублимации» Набокова. 9. Пародийная цитата, которая может быть или не быть подтипом контрастной цитаты и вне зависимости от этого имеет разные функции: а) пародия направляется собственно на объект пародирования, на определенные тексты Набокова или на самого Набокова как автора этих текстов («Русская красавица», «Ника», «Жизнь насекомых»); б) пародия создает иронический эффект, направленный автором на своего персонажа или на самого себя (самоироничная пародия): «Сортиры», «Палисандрия», «Бесконечный тупик»; в) объектами пародийной иронии становятся и Набоков, и собственные персонажи автора («Кысь»). В случае а) пародируется чаще всего «Лолита» (или другие любовные сочинения Набокова). В случаях б) и в) фоном, создающим комический эффект, становятся русские шедевры Сирина - «Приглашение на казнь» и «Дар». 10. Нумерологическая цитата. В романах «Приглашение на казнь», «Bend Sinister», «Азазель» сюжетно маркированы семнадцатые главы.

Русская постмодернистская литература - очень часто литература постнабоковская. С большими, чем любой иной автор, основаниями Набоков может считаться отцом отечественного постмодернизма. На это звание есть и другие претенденты: Розанов, М. Булгаков, Достоевский, а также вечное «наше все» Пушкин. Но именно Набоков более, чем кто-либо другой, изменил во второй половине XX в. русскую литературу, накрыв ее сеткой из стилистических, метафизических и тематических узоров.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Десятое, В.В. Набоков и русские постмодернисты : монография / Де-сятов, В.В. - Барнаул, 2004. - 360 с.

2. Десятое, В.В. Сальваторы и Вальтосары: автобиографический подтекст темы короля и самозванца в творчестве В. Набокова / Десятое, В.В. // Культура и текст : материалы междунар. науч. конф. - Вып. 1: Литературоведение. - СПб.; Барнаул, 1997. - Ч. 1. - С. 77-78.

3. Десятое, В.В. Символическая психодрама Максима Горького «Воскресший сын» / Десятое, В.В. // Wiener Slawistischer Almanach. Band 40. 1997.-С. 51-57.

4. Десятое, В.В. Виктор Пелевин между Ухрябом и УРАЛом / Десятое, В.В. // Образование, язык, культура на рубеже XX-XXI вв. : материалы междунар. науч. конф. - Уфа, 1998. - Ч. 3. - С. 127-128.

5. Десятое, В.В. Клон Пушкина, или Русский человек через двести лет. (По страницам современной прозы) / Десятое, В.В. // Звезда. - 2000. -№2. - С. 198-202.

6. Десятое, В.В. Танец с автоматом: «Мы» Замятина и «Приглашение на казнь» Набокова / Десятое В.В. // Творческое наследие Е. Замятина: взгляд из сегодня. - Тамбов, 2000. - Вып. 9. - С. 89-92.

7. Десятое, В.В. Паразит в парадизе («Клоп» В. Маяковского под лупой В. Набокова) / Десятое, В.В. // Культура и текст-99 : Пушкинский сборник. - СПб.; Самара; Барнаул, 2000. - С. 213-221.

8. Десятое, В.В. Набоков и Горький: репутации и мистификации / Десятое, В.В. // Русская литература XX века: итоги и перспективы : материалы междунар. науч. конф. - М., 2000. - С. 27-28.

9. Десятое, В.В., Куляпин, АИ. Умножение на кол, или Поэт и чернь (О романе Набокова «Отчаяние») / Десятое, В.В., Куляпин, А.И. // Hypertext Отчаяние. Сверхтекст D espair. S tudien z u Vladimir N abokov R oman-Ratsel (Die Welt der Slaven. Band 9). -Munchen, 2000. - С 215-221.

10. Десятое, В.В., Куляпин, А.И. Автопортрет в два хода: Poem of Problem Владимира Набокова / Десятое, В.В., Куляпин, А.И. // Набоков-ский вестник. - СПб., 2000. - Вып. 5. Юбилейный. - С. 122-127.

11. Десятов В.В. Куколка «Лолиты» в «Даре» как лекция по русской литературе / Десятов, В.В. // Культура и текст. Славянский мир: прошлое и современность : сб. науч. тр. - СПб.; Самара; Барнаул, 2001. - С. 107-112.

12. Десятов, В.В., Куляпин, А.И. Прозрачные вещи: Очерки по истории литературы и культуры XX века / Десятов, В.В., Куляпин, А.И. - Барнаул, 2001.-91 с.

13. Десятов, В.В. Виктор Ерофеев и Владимир Набоков: три свидания / Десятов, В.В. // Пародия в русской литературе XX века : сб. науч. тр. - Барнаул, 2002. - С. 79-134.

14. Десятов, В.В. Прерывность бытия (набоковский слой в «Омоне Ра» и «Онтологии детства» В. Пелевина) / Десятов, В.В. // Философские де-скрипты. - Барнаул, 2002. - Вып. 3. - С. 54-57.

15. Десятое, В.В. Жизнь на(боко)секомых / Десятое, В.В. // Постмодернизм: Pro etcontra : материалы междунар. конф. «Постмодернизм и судьбы художественной словесности на рубеже тысячелетий». - Тюмень, 2002. - С. 110-114.

16. Десятое, В.В. Арнольд Шварценеггер - последний герой русской литературы / Десятов, В.В. // Экфрасис в русской литературе : сб. тр. Лозаннского симпозиума. - М., 2002. - С. 190-198.

17. Десятов, В.В. Что такое «Хорошо-с»? (Набоков, Маяковский и нимфетки) / Десятов, В.В. // Десятов, В.В., Куляпин, А.И. Прозрачные вещи: Очерки по истории литературы и культуры XX века. - 2-е изд., испр. и доп. - Барнаул, 2003. - С. 80-93.

18. Десятов, В.В. Портрет тезки: набоковский Маяковский / Десятов, В.В. // Десятов, В.В., Куляпин, А.И. Прозрачные вещи: Очерки по истории литературы и культуры XX века. - 2-е изд., испр. и доп. - Барнаул, 2003. - С. 94-100.

19. Десятов, В.В. Занятой человек в футляре (Набоков и Чехов) / Десятов, В.В. // Десятов, В.В., Куляпин, А.И. Прозрачные вещи: Очерки по истории литературы и культуры XX века. - 2-е изд., испр. и доп. -Барнаул, 2003. - С. 101-102.

20. Десятов, В.В. Металитота «кошачьего очерка» (Набоков в рассказе В. Пелевина «Ника») / Десятов, В.В. // Десятов, В.В., Куляпин, А.И. Прозрачные вещи: Очерки по истории литературы и культуры XX века. - 2-е изд., испр. и доп. - Барнаул, 2003. - С. 121-126.

21. Десятов, В.В. Сирин и «Кысь». Татьяна Толстая пародирует Набокова / Десятов, ВВ.// Сибирский филологический журнал. 2003. -№1.—С. 40-51.

22. Десятов, В.В. Каламбуры Владимира Набокова и Саши Соколова / Десятов, В.В. // Диалог культур. - Барнаул, 2003. - Вып. 5. - С. 143-149.

23. Десятов, В.В. У истоков русского постмодернизма («В цирке» А. Синявского-Терца и «Картофельный Эльф» В. Набокова) / Деся-тов, В.В. // Вестник Новосибирского государственного университета. Сер.: История, филология. - Т. 2. Вып. 1: Филология. - Новосибирск, 2003.-С. 49-55.

24. Десятов, В.В. Ленин наоборот (набоковские цитаты и приемы в рассказе Татьяны Толстой «Сюжет») / Десятов, В.В. // Культура и текст. Миф и мифопоэтика. - СПб.; Самара; Барнаул, 2004. - С. 236-240.

25. Десятов, В.В. Кокон: «фамильная» мифология В.В. Набокова / Деся-тов, В.В. // Поэтика имени: сб. науч. тр. - Барнаул, 2004. - С. 22-24.

Подписано в печать 3009.2004. Формат60x84/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 2,4. Тираж 100 экз. Заказ .326"

Типография Алтайского государственного университета: 656049 Барнаул, ул. Димитрова, 66

#19812

РНБ Русский фонд

2005-4 17904

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Десятов, Вячеслав Владимирович

Введение

Глава 1. Роль Набокова в период возникновения русского постмодернизма (1950 - 1970-е гг.)

1.1. А. Синявский-Терц: жизнь и смерть в экспериментальных оптиках

1.1.1. «В цирке». Смерть как фокус

1.1.2. «Ты и я». Паноптизм

1.1.3. «Гололедица». Измененные состояния сознания

1.2. Андрей Битов: эллипсис и мистификация в (авто)-комментарии

1.2.1. Освещение вопроса «Битов и Набоков» в критике и литературоведении

1.2.2. Эссе Битова о Набокове

1.2.3. «Пушкинский дом». Музейная Россия

Глава 2. Статус классика и первые крупные пародии

1980-е гг.)

2.1. Саша Соколов: поэтика интертекстуального контраста

2.1.1. Тема «Соколов и Набоков» в критике и литературоведении

2.1.2. Набоков в малой прозе Соколова

2.1.3. «Между собакой и волком». Смерть как скорость

2.1.4. «Палисандрия». Арлекины в олакрезе

2.2. Виктор Ерофеев: страх влияния

2.2.1. Освещение вопроса «Вик. Ерофеев и Набоков» в российской критике

2.2.2. Эссе Виктора Ерофеева о Набокове

2.2.3. «Жизнь с идиотом» и непрочитанные страницы ленинианы

2.2.4. «Попугайчик». Глазами зла

2.2.5. «Русская красавица». Смерть как стриптиз

Глава 3. Культ Набокова - прозаика и поэта (1980 - 1990-е гг.)

3.1. Татьяна Толстая: ретроспективы судьбы и истории

3.1.1. Тема «Толстая и Набоков» в освещении Толстой и критиков

3.1.2. «Соня». Звезда над Пулковым

3.1.3. «Любишь - не любишь». (Не)любимая гувернантка

3.1.4. «Самая любимая». Вторая вариация темы

3.1.5. «Милая Шура». Смерть как путешествие

3.1.6. «Круг». Фортуна и слепец

3.1.7. «Петере». Обидная судьба

3.1.8. «Сюжет». Ленин наоборот

3.1.9. «Лимпопо». Из жизни ныне диких

3.1.10. «Река Оккервиль». Рассказы о бане Ахматовой

3.1.11. «Кысь». Лубочный портрет Набокова

3.2. Тимур Кибиров: лирическое «я» на фоне высокого образца

Глава 4. Стратегии коммерческого успеха и Набоков (19902000-е гг.) 289 4.1. Виктор Пелевин: формирование элитарного самообраза читателя

4.1.1. «Омон Ра». Прерывность бытия

4.1.2. «Жизнь насекомых». Москит и мотылек отряда nabokovi

4.1.3. «Ника». Металитота «кошачьего очерка»

4.1.4. «Девятый сон Веры Павловны». Хрустальный сортир

4.1.5. «Ухряб». Воющий ужас

4.1.6. «Вести из Непала». Смерть как «реализация» мечты

4.1.7. «Чапаев и Пустота». По ту сторону Фулы 321 4.2. Борис Акунин: редукция к популярным жанрам

4.2.1. «Азазель». Под знаком осиротевших

4.2.2. «Турецкий гамбит». Набоковианский детектив

4.2.3. «Коронация, или ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОМАНОВ». Набоковианский триллер

4.2.4. «Алтын-толобас». Невероятные приключения колобков в Зоорландии

4.2.5. «Внеклассное чтение». Одноклассники-враги

Глава 5. Другие авторы (обзор)

5.1. Василий Аксенов («Остров Крым»): самопожертвование альтернативной утопии

5.2. Дмитрий Галковский («Бесконечный тупик»): литературные спутники Одинокова

5.3. Александр Жолковский («Змей Горыныч», «В сторону Пруста»): Набоков как пирожное мадлена

5.4. Людмила Петрушевская («Свой круг»): симметричные трансформации микро- и макросюжетики

5.5. Владимир Сорокин («Дорожное происшествие»): постмодернистская нонселекция и децентрация

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Десятов, Вячеслав Владимирович

Как известно, до конца 1980-х гг. сочинения Набокова были искусственно исключены из официального советского литературного процесса, имя писателя почти не упоминалось в критических, литературоведческих трудах. Но Набоков выпадал из эволюционного процесса русской литературы и согласно оценкам многих критиков русской диаспоры. В эмиграции (и, позднее, в «перестроечной» метрополии) Набокову была создана репутация писателя, порвавшего с традициями отечественной литературы. Сегодня же Набоков (если довериться критике и литературоведению) в качестве автора, с которым ведут диалог российские литераторы новых поколений, существует скорее на «птичьих», чем на Сиринских правах.

Во множестве отечественных и западных литературоведческих работ двух последних десятилетий вскрыты набоковские цитаты из сочинений как русских классиков, так и современников писателя. Если раньше Набоков представал «Одиноким Королем», то ныне вырвать его книги из контекста русской литературы XIX - первой половины XX в. уже невозможно.

Работа по выявлению претекстов Набокова началась. Однако каков позднейший контекст его сочинений? Тот контекст, который можно назвать посттекстом? Удовлетворительного ответа на этот вопрос до сих пор не дано. Между тем трудно не согласиться с мнением, что «[о]дин из критериев при аксиологическом взгляде на литературу - ее значимость в качестве источника дальнейшей культуротворной работы» [1, 113]. Следовательно, ценность сочинений какого-либо автора тем выше, чем интенсивнее, обширнее и продолжительнее реакция на них.

Нельзя сказать, что важность художественного опыта Набокова для российской альтернативной (по отношению к соцреализму) литературы была совсем проигнорирована критиками и литературоведами. Виктор Ерофеев в известной статье 1989 г. «Поминки по советской литературе» написал: «Новой будущей литературе, которая придет на смену умершей, поможет опыт Набокова, Джойса, Замятина, Платонова, Добычина, обэриутов, создателей «русского абсурда», возрождение которых происходи сейчас» [2, 77]. В другой статье Ерофеев называет писателей, которым Набоков импонировал уже в 1970-е гг.: «Набоковская аксиология была воспринята наиболее эстетически продвинутыми шестидесятниками. Как Аксенов, так и Битов, в каком-то смысле антагонисты по вкусу, были совершенно очарованы Набоковым в глухие 1970-е гг. У Битова он, кажется, даже висел на стене» [2, 154]. Ерофеев полагает, что «Лолита» оказала несомненное воздействие на творчество постмодернистов: «Сцена убийства Куильти в безвкусных декорациях его американского дома взбесившимся от ревности Г.Г. стала источником и каноном всех последующих постмодернистских сцен ужасов, где кровь перемешана с юмором, смерть — с пьяными соплями и сентенциями о смысле жизни» [3, 341]. Правда, ни одного примера «последующей сцены» Ерофеев не приводит.

Бесспорным, но довольно абстрактным выглядит и суждение хорватского набоковеда Магдалены Медарич: «Модель русского романа, формирующаяся у Сирина в течение 20-30-х гг., именно и есть та модель, которая предзнаменует одно из явлений в так называемой постмодернистской литературе - в частности, "нарциссистский роман"» [4, 456].

Подавляющая часть высказываний критиков, литературоведов на тему «Набоков и.» (Андрей Синявский, Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Дмитрий Галковский, Татьяна Толстая, Александр Жолковский) отличается удивительной лаконичностью. Единственное исключение из этого ряда писателей - Саша Соколов, воспринимающийся как полноправный наследник Набокова, благословленный самим мэтром [5]. Если же речь заходит, например, об А. Синявском, то в соотношение с Набоковым ставится лишь творчество Синявского 70-х гг., да и то мимоходом [6, 222-223].

По поводу рассказов А. Жолковского И.С. Скоропанова вслед за В. Аксеновым [7, 3] отмечает, что «образ профессора 3. травестирован, юмористически окрашен, в нем просвечивает профессор Пнин из одноименного романа Набокова» [8, 486]. Другое наблюдение И.С. Скоропановой касается рассказа «Посвящается С.»: «у вышедшего из символизма Набокова, цитируемого в "прозе", смерть - пробуждение от сна-реальности, связанное с переходом в мир иной» [8, 495].

Сам А.К. Жолковский, уже в качестве литературоведа убедительно проанализировал интертекстуальные связи между модернистским рассказом В. Аксенова «Победа» (1965) и романами Набокова «Защита Лужина», «Приглашение на казнь» [9, 44; 10].

В.П. Рудневым было отмечено нескрываемое «набоковианство» Д. Галковского [11, 33]. А. Жолковский, Б. Парамонов, М. Липовецкий обнаружили набоковские аллюзии в прозе Татьяны Толстой (см. раздел 3.1.1).

Редко упоминается Набоков в работах о русском постмодернизме обобщающего характера [12]. Марк Липовецкий анализирует набоковское творчество, считая его «предысторией русского постмодернизма», но почти не уделяет внимания конкретным, текстуальным связям этой «предыстории» с «историей», т.е. с самим постмодернизмом. В основном соглашаясь с приведенной выше мыслью Магдалены Медарич о «нарциссистском» или «метапрозаическом» романе, Марк Липовецкий задается вопросом: «Не потому ли, что поэтика Набокова, начиная с ранних романов и чем дальше, тем активнее, была насыщена метапрозаическими элементами — он и сыграл роль писателя, совершившего не только в своем творчестве, но и в русской, как, впрочем, и в американской, литературе волшебное превращение модернизма в постмодернизм?» [13, 53]. Первое постмодернистское произведение Набокова, по мнению многих теоретиков и критиков, поддерживаемому Марком Липовецким, - это «Лолита»: «Набоков в «Лолите» приходит именно к постмодернистскому образу культуры, разрушающему антиномию высокой, элитарной и низкой, массовой культур. <.> только в 1968 г. американский писатель и критик Лесли Фидлер в своем известном манифесте «Пересекайте границы, засыпайте рвы» провозгласит синтез массового и элитарного искусств как программу постмодернистского развития» [13, 98].

Насколько слабо пока разработана проблема «Набоков и русский постмодернизм» хорошо видно из большого учебного пособия для российских вузов И.С. Скоропановой («Русская постмодернистская литература»), имеющего обобщающий, подытоживающий характер. В этой книге фамилия Набокова возникает, как правило, в перечислительных рядах или в цитатах из чужих текстов. (Самостоятельные же наблюдения исследовательницы могут создать впечатление, что едва ли не главным наследником Набокова стал второстепенный писатель Михаил Берг, автор романа «Рос и я».) Но в книге М. Эпштейна «Постмодерн в России» Набоков упоминается еще реже.

Более объективно роль Набокова в формировании русского постмодернизма оценивается новейшим (и лучшим) учебным пособием по современной русской литературе для студентов высших учебных заведений, которое написано H.JI. Лейдерманом и М.Н. Липовецким. Соавторы выделяют в русском постмодернизме два основных течения: концептуализм (который почему-то отождествляется с соц-артом [14, 423], хотя соц-арт -хронологически первая, но не единственная составляющая концептуализма) и необарокко. «Необарокко восходит к эстетике Набокова» [14, 425]. Действительно, большинство авторов, о которых пойдет речь в нашей работе, имеет, согласно классификации Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого, отношение к необарокко: А. Битов, С. Соколов, Вик. Ерофеев, Т. Толстая, В. Пелевин, Т. Кибиров, В. Аксенов, Д. Галковский. Внутри необарокко Н.Л. Лейдерман и М.Н. Липовецкий выделяют еще одно течение - «квазиисторизм» [14, 478-487]. На наш взгляд, рамки его шире (хронологически и персонально), чем объявленные соавторами, и оно непосредственно, генетически связано с романом Набокова «Ada».

Материалом для исследования послужили наиболее заметные тексты самых известных авторов-постмодернистов, либо уже вошедших в историю русской литературы, либо добившихся в последнее десятилетие большой популярности, признания читателей и критиков. В случае Андрея Синявского были выбраны не политически заостренные повести «Любимов» и «Суд идет», а наиболее, с нашей точки зрения, интересные в художественном отношении рассказы «В цирке» (1955), «Ты и я» (1959), повесть «Гололедица» (1961). Проанализированы были также: наиболее известное произведение Андрея Битова - роман «Пушкинский дом», «Между собакой и волком», «Палисандрия» и малая проза С. Соколова, рассказы «Жизнь с идиотом», «Попугайчик» и роман «Русская красавица» Виктора Ерофеева, девять рассказов и роман «Кысь» Татьяны Толстой, романы «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота» и рассказы «Ника», «Девятый сон Веры Павловны», «Ухряб», «Вести из Непала» Виктора Пелевина, 13 поэтических произведений (стихотворений и поэм) Тимура Кибирова, романы Бориса Акунина «Азазель», «Турецкий гамбит», «Коронация», «Алтын-толобас», «Внеклассное чтение», роман Василия Аксенова «Остров Крым», «Бесконечный тупик» Дмитрия Галковского, рассказы Александра Жолковского «Змей Горыныч» и «В сторону Пруста», рассказ Людмилы Петрушевской «Свой круг», рассказ Владимира Сорокина «Дорожное происшествие». Во внимание принималось лишь творчество оригинальных писателей. Так, за пределами рассмотрения остались сочинения Дмитрия Савицкого [15], слишком зависящего от Набокова даже на уровне интонации.

Предмет исследования - набоковские подтексты произведений русских постмодернистов.

Цель работы - определить значение набоковского художественного опыта для отечественного постмодернизма.

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач:

1. Выявить наиболее актуальные произведения, роды и жанры в творчестве Набокова.

3. Определить круг тем, которые воспринимаются русскими писателями как «набоковские».

4. Выявить произведения Набокова, которые вызвали наибольшее количество полемических и пародийных откликов.

6. Обозначить роль Набокова в формировании новых жанров и тенденций развития постмодернистской литературы.

7. С помощью индуктивного метода создать классификацию типов цитат, используемых русскими постмодернистами.

Решение этих конкретных задач будет способствовать и углублению работы над более общими проблемами:

1. Уменьшение в восприятии читателя разрыва между литературами: а) 20-30-х гг. и второй половины XX в.; б) русской эмиграции и метрополии; в) России и США.

2. Продолжение историзации [16] русского постмодернизма, который был реакцией на два основных направления искусства: соцреализм и модернизм (в том числе творчество Набокова). Соцартовские элементы в русском постмодернизме многочисленны и очевидны, литературоведы уделяют им постоянное внимание. Если эта тенденция сохранится, отечественную литературу последних десятилетий могут переименовать в «постсоцреализм». С нашей точки зрения, модернистские претексты (гораздо реже привлекающие внимание исследователей) для русского постмодернизма не менее важны, чем соцреалистические.

Основная гипотеза дисертации: В.В. Набоков оказал решающее воздействие на все этапы формирования русского постмодернизма.

Положения, выносимые на защиту:

1. Точкой отсчета в истории русского постмодернизма служит 1955-й г., когда А. Синявский пишет рассказ «В цирке», тесно связанный с расказом В. Сирина «Картофельный Эльф».

2. Самыми актуальными произведениями Набокова для русского постмодернизма оказались: «Приглашение на казнь», «Лолита», «Дар», «Другие берега», «Защита Лужина», «Ada», «Подвиг», «Отчаяние», «Look at the Harlequins!», «Ultima Thule», «Лилит». Наиболее востребованные жанры набоковского творчества (в порядке убывания): роман, рассказ, стихотворение, драматические жанры.

3. Освоение художественного наследия Набокова началось в 19501960-е гг. в основном с малых прозаических форм (рассказы «Картофельный Эльф», «Совершенство», «Ужас», «Весна в Фиальте», повесть «Соглядатай»). В 1970-е гг. возникли интертекстуальные связи между текстами русских постмодернистов и англоязычной частью творчества Набокова. В 1980 — 1990-е гг. актуализируется и Набоков-поэт.

4. Более полутора десятка тем воспринимаются отечественными постмодернистами в качестве «набоковских»: театрализованная смерть, бабочка, нимфетка, инцест, шахматы, велосипед, открытие ужасной тайны мира, тело как одежда души, самоубийственное возвращение на Родину, превосходство искусства, воображения, памяти над реальностью и др.

5. Максимальное число пародийных и полемических откликов вызвали романы Набокова «Лолита» и «Дар».

6. К прозе Набокова восходят такие более или менее распространенные в постмодернисткой художественной литературе жанры как (авто)комментарий, историческая фантастика, анти(авто)биография.

Методы исследования. В качестве основного метода используется интертекстуальный анализ, в качестве вспомогательных - структурно-семиотический, историко-функциональный, статистический и мотивный анализ (разработанный Б.М. Гаспаровым).

Теоретико-методологическая база диссертации. В работе был учтен опыт таких теоретиков и практиков интертекстуальности, как Р. Барт, X. Блум, Б.М. Гаспаров, А.К. Жолковский, М. Риффатерр, И.П. Смирнов, П. Тамми, Ю.К. Щеглов, У. Эко, М.Б. Ямпольский [17]. При анализе каждого литературного произведения его подтексты делились на основные и вероятные (возможные). Принципы этого деления были обусловлены в каждом конкретном случае множеством факторов: наличием/отсутствием дословных цитат; совпадениями на уровне структур больших фрагментов или структур целых произведений; функциональными и телеологическими сближениями элементов текстов; сличением актуального смысла произведений; (не)вероятностью типологических совпадений в художественной практике двух авторов - при обращении, например, к одному жанру или одной «дескриптивной системе» (М. Риффатерр); цитированием того же претекста в других текстах данного автора и т.д. В целом наше понимание интертекстуальности отличается от исходного значения этого термина - значения, сформированного в трудах Юлии Кристевой и Ролана Барта. Говоря об интертекстуальности, мы, вслед за Ю.К. Щегловым, не отказываемся полностью от представления об авторских интенциях. Когда подтекст относится к разряду основных, это означает, что мы предполагаем по меньшей мере текстуальное знакомство автора произведения с претекстом. Другие возможные подтексты указываются не всегда.

Научная новизна. Впервые выявлены сотни набоковских подтекстов и определены их функции в десятках произведений русских постмодернистов. Творчество нескольких современных писателей - Андрея Синявского, Виктора Пелевина, Бориса Акунина, Людмилы Петрушевской - практически впервые анализируется в набоковском контексте. Все многообразие цитаций представлено в надлежащей статистической обработке, что позволило представить целостную картину актуализации, востребованности тех или иных сочинений Набокова, динамику их рецепции. Статус творческого наследия Набокова как одного из важнейших истоков отечественного постмодернизма впервые системно аргументирован.

Теоретическая значимость. Разработана новая типология цитат, используемых в постмодернистской литературе. Раширены и уточнены представления о жанровых особенностях произведений русских постмодернистов. Результаты диссертационного исследования могут найти применение в развитии теории интертекстуальности, теоретическом осмыслении жанровой системы современной литературы, описании ее семиосферы.

Практическая значимость диссертации состоит в возможности использования результатов исследования в практике преподавания в ВУЗах при чтении курсов лекций по русской литературе XX века, теории литературы, спецкурсов, проведении практических занятий и спецсеминаров, при разработке учебных и методических пособий, при написании курсовых и дипломных работ.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в 25 публикациях общим объемом 38 п.л., в том числе в одной авторской монографии, научных статьях, тезисах к докладам. Диссертация обсуждалась на кафедре истории русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета. По теме диссертации был сделан ряд докладов на международных, всероссийских и региональных научных конференциях: «Культура и текст» (Барнаул, 1996), «Экфрасис в русской литературе» (Лозанна, 1998), «Пушкинские чтения» (Барнаул, 1999), «Творческое наследие Е. Замятина: взгляд из сегодня» (Тамбов, 2000), «Русская литература XX века: итоги и перспективы» (Москва, 2000), «Рецензия и литературный портрет» (Санкт-Петербург, 2001), «Естественная письменная речь» (Барнаул, 2003), «Поэтика имени» (Барнаул, 2004).

Результаты исследования использовались автором при чтении курсов по истории русской и зарубежной литературы XX века, спецкурса «Проза В. Сирина», руководстве спецсеминаром на филологическом факультете Алтайского государственного университета (1996-2004), повышении квалификации преподавателей Бийского педагогического государственного университета (2004).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русские постмодернисты и В.В. Набоков"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрев 64 произведения 13 постмодернистов («набоковской дюжины»), мы получили возможность представить общую картину восприятия Набокова русскими литераторами за последние полвека (поскольку в художественных произведениях представителей других российских литературных направлений тексты Набокова почти не отражались [1]).

Какова же динамика формирования постнабоковского «литературного поля»?

В двадцатые годы В. Сирин считался начинающим писателем, поэтому неудивительно, что его тексты в этот период еще отнюдь не расходились на цитаты.

В тридцатые и сороковые годы он уже был зрелым мастером, гордостью эмиграции, однако до сих пор литературоведы обнаружили лишь одну набоковскую аллюзию в произведениях его выдающихся современников. Как отметили сразу несколько исследователей (Омри и Ирена Ронен, Вяч. Вс. Иванов), начало рассказа «Сказка» из сборника «Возвращение Чорба» цитируется в зачине романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» [2, 718— 719].

Середина пятидесятых годов - время появления первых ростков постмодернизма, в том числе русского. В 1955 г. публикуется роман «Lolita» и пишется рассказ А.- Синявского «В цирке». Основной претекст этого рассказа - «Картофельный Эльф» В. Сирина. Любопытно, что освоение ~Набокова~русской-литературой началось в почти полном соответствии с хронологией его творчества - с первых значительных прозаических произведений молодого писателя: рассказ «Сказка» написан в 1926 г., рассказ «Картофельный Эльф» - в 1924-м. Актуализация Синявским малых прозаических форм Сирина была, вероятно, реакцией на монументализм приоритет жанра романа) социалистического реализма. «Лолита» имеет к раннему отечественному постмодернизму, скорее всего, лишь опосредованное отношение. В 1967 г. Набоков лично перевел на русский свой знаменитый роман (единственный из англоязычных романов), но до самой смерти писателя (1977) «Лолиты» для русской литературы как бы не существовало. Поздний модернист Валентин Катаев в беллетризованных мемуарах «Алмазный мой венец» (1977) написал о Юрии Олеше: «Однажды, когда ключик сидел на подоконнике, к нему подошли две девочки из нашего переулка — уже не девочки, но еще и не девушки, то, что покойный Набоков назвал «нимфетки» <.>» [3, 251].

В шестидесятые годы Набокова цитируют Андрей Синявский («Гололедица», 1961) и Василий Аксенов («Победа», 1965), тогда еще модернист. На рубеже 1950-1960-х актуальны уже и большие формы сиринской прозы, и, по-прежнему, малые. Синявский в «Ты и я» (1959) цитирует рассказ «Совершенство», повесть «Соглядатай» и роман «Отчаяние», а в «Гололедице» - рассказы «Ужас» и «Весна в Фиальте». Текст «Победы» Аксенова перекликается, как показал А.К. Жолковский, с «Защитой Лужина» и «Приглашением на казнь».

Продолжают оставаться «набоковианцами» Синявский («Голос из хора», «В тени Гоголя»), Аксенов («Остров Крым») и в семидесятые годы. Редкие ряды «птенцов гнезда Сиринова» пополняет автор «Пушкинского дома». Семидесятые становятся началом художественной рецепции русскими писателями англоязычной части набоковского наследия. Автокомментарий Битова к «Пушкинскому дому» отражает знакомство—комментатора с романами «Look at the Harlequins!», «Pale Fire», предисловием к «Invitation to a Beheading». Аксенов в романе «Остров Крым» развивает мотивы «Ады», корректируя Nabokov'а Сириным («Подвигом»). Автор «В тени Гоголя» цитирует книгу Набокова «Nikolai Gogol».

С восьмидесятых годов начинается период наибольшей востребованности сочинений Набокова отечественной литературой. Кроме упоминавшихся писателей активно цитируют русско-американского классика Саша Соколов, Виктор Ерофеев, Татьяна Толстая, Александр Жолковский, Тимур Кибиров, Дмитрий Галковский и др. В девяностые годы к ним присоединяются Виктор Пелевин, Борис Акунин.

Лидером среди сочинений Набокова по их цитируемости русскими авторами стал роман «Приглашение на казнь». (При подобного рода подсчетах можно ошибиться в точных цифрах, но не в общих тенденциях.) В рассмотренном нами и нашими предшественниками массиве литературы этот роман цитируется в 21-ом произведении (плюс 7 неочевидных, но возможных случаев цитации в других произведениях). Далее идут: «Лолита» -15, «Дар» - 11 (+ 3?), «Другие берега» - 10 (+ 8?), «Защита Лужина» — 8 (+ 3?), «Ada» - 5 (+ 1?), «Подвиг» - 4 (+ 4?), «Отчаяние» - 4 (+ 3?). Интересно, что интенсивность цитирования «Приглашения на казнь» мало зависит от социально-политического контекста времени: роман актуален начиная с 1965 г. («Победа» В. Аксенова, где, впрочем, набоковский конфликт сглаживается) и по наши дни («Кысь», 2000; «Внекласное чтение», 2002).

Среди англоязычных романов Набокова третье место по цитируемости (после «Лолиты» и «Ады») занимает не понятый на Западе «Look at the Harlequins!» - 4. Все четыре раза («Пушкинский дом», «Между собакой и волком», «Палисандрия», «Сюжет») он цитируется сочувственно. Писатели, опирающиеся на последний роман Набокова, сознательно или бессознательно претендуют на роль его наследников.

Самыми актуальными рассказами Набокова оказались: «Ultima Thule» — 4 (+ 3?), «Королек» - 2 (+ 2?), «Весна в Фиальте» - 2 (+ 1?), «Лик» - 2 (+ 1?), «Ужас» — 2, «Круг» - 2, «Истребление тиранов» — 2, «Пассажир» — 2, «Картофельный Эльф» - 1 (+ 1?), «Адмиралтейская игла» - 1 (+ 1?). По одному разу цитируются рассказы «Красавица», «Василий Шишков», «Обида», «Пильграм», «Катастрофа», «Совершенство» (+ 1?), «Solus Rex» (+ 1?). Очевидно, что чаще всего привлекал внимание русских постмодернистов сборник наиболее зрелых рассказов Сирина - «Весна в Фиальте» (в него входят восемь из семнадцати перечисленных рассказов). К набоковским рассказам апеллировали как минимум шесть авторов (Синявский, Виктор Ерофеев, Толстая, Жолковский, Пелевин, Акунин).

До Набокова-поэта очередь дошла только в восьмидесятые годы. Постмодернисты, заявившие о себе в это десятилетие, не поддержали миф о Набокове, который хотелось создать части критиков русской эмиграции и, позднее, метрополии. Критики пытались представить Набокова выдающимся романистом, но малоинтересным новеллистом и поэтом. Пять авторов-постмодернистов (Толстая, Пелевин, Соколов, Кибиров, Акунин - три прозаика, один создатель «проэзии» и один поэт) точно или близко к тексту процитировали тринадцать стихотворений Набокова: «Лилит» - 4 (+ 1?), «Слава» — 2 (+ 1?), «Люби лишь то, что редкостно и мнимо.» — 2 (+ 1?), «К России» — 2, «Влюбленность» - 1, «Прощай же, книга! Для видений.» - 1, «Полюбил я Лолиту, как Вирджинию По.» - 1, «Есть сон. Он повторяется, как томный.» - 1, «Номер в гостинице» - 1, «Мы с тобою так верили в связь бытия.» - 1, «Ульдаборг» - 1, «Как любил я стихи Гумилева.» — 1, «Неоконченный черновик» - 1. Чаще всего цитировались стихотворения из итогового прижизненного сборника Набокова «Poems and Problems» (1970) - 6 из названных 13-ти, а также стихотворения из романов («Дар», «Look at the Harlequins!», «Лолита») - 4.

Наименее востребованной частью набоковского наследия выглядит драматургия (по одному разу цитируются две пьесы - «Изобретение Вальса» и «Трагедия господина Морна»), однако здесь наши результаты не могут считаться сколько-либо достоверными, потому что постмодернистская драматургия нами не рассматривалась.

Из литературоведческих работ Набокова особым вниманием постмодернистов отмечена книга «Nikolai Gogol», которая прямо цитируется А. Синявским и Д. Галковским.

Произведение Набокова, вызвавшее максимальное количество полемических откликов и пародий, - это, конечно, «Лолита». Если вначале русская литература встретила «Лолиту» молчанием (за исключением, быть может, А. Синявского), то затем - полемикой и пародиями. На самый популярный роман Набокова отреагировали по меньшей мере восемь авторов (Соколов, Ерофеев, Галковский, Кибиров, Петрушевская, Пелевин, Гандлевский, Акунин), почти все - полемически (Петрушевская, Акунин) или пародийно (Соколов, Ерофеев, Пелевин и Кибиров - в послании «Игорю Померанцеву»). При этом Соколов и Пелевин как полемизировали с «Лолитой» («Между собакой и волком», «Чапаев и Пустота»), так и пародировали ее («Палисандрия», «Жизнь насекомых», «Ника», «Числа»). Ерофеев («Русская красавица») и Пелевин («Ника») контаминировали образы набоковских нимфолептов и самого Набокова, пользуясь, очевидно, тем, что Гумберта Гумберта автор сознательно сделал некоторыми чертами похожим на себя (удвоенное имя, эстетство, приезд в США после начала Второй мировой войны и т.д.). Ерофеев и Петрушевская предложили взглянуть на сюжет «Лолиты» глазами женщины. Судьба «бедной девочки» сильнее взволновала представителей второй волны русского постмодернизма (80-90-е гг.), чем первой (50-70-е гг.). «Я родился в год смерти Лолиты» [4, 111],-констатировал сорокалетний Сергей Гандлевский некрасовско-набоковским анапестом в стихотворении 1992 г. «Неудачник. Поляк и истерик.». М. Поздняев в том же году опубликовал стихотворный цикл «На смерть Лолиты» [5, 67-70].

Целый ряд тем (их совокупность можно обозначить как «Набоков-комплекс») почти автоматически вызывают у русских писателей и поэтов набоковские реминисценции:

1) театрализованная смерть («В цирке», «Пушкинский дом», «Палисандрия», «Омон Ра» и др.);

2) бабочка («Гололедица», «Тревожная куколка», «Между собакой и волком», «Соня», «Милая Шура», «Сортиры»);

3) нимфетка («Алмазный мой венец», «Свой круг», «Неудачник. Поляк и истерик.», «Палисандрия», «Жизнь насекомых», «Ника», «Числа», «Алтын-толобас», «Внеклассное чтение»);

4) инцест между отцом и дочерью, братом и сестрой («Свой круг», «Неудачник. Поляк и истерик.», «Русская красавица», «Палисандрия», «Внеклассное чтение»);

5) райское детство («Любишь - не любишь», «Самая любимая», «Двадцать сонетов к Саше Запоевой», «Чапаев и Пустота» и др.);

6) шахматы («Победа», «Знак озаренья», «Турецкий гамбит», «Внеклассное чтение»);

7) велосипед («Омон Ра», «В сторону Пруста»);

8) превосходство искусства, воображения, памяти над реальностью («Знак озаренья», «Соня», «Кысь», «Чапаев и Пустота».);

9) открытие ужасной тайны мира («Ухряб», «Девятый сон Веры Павловны», «Вести из Непала», «Чапаев и Пустота», «Алтын-толобас»);

10) антифрейдизм («Двадцать сонетов к Саше Запоевой», «Сортиры», «Девятый сон Веры Павловны», «Чапаев и Пустота»);

11) тело как одежда души («Русская красавица», «Соня»);

12) упущенная избранница/упущенный избранник («Пушкинский дом», «Круг», «Милая Шура», «Коронация»);

13) аполитичность («Стихи о любви. От автора», «Русская красавица», «Чапаев и Пустота» и др.);

14) техническая деградация тоталитарного общества («Омон Ра», «Кысь»);

15) самоубийственное возвращение на Родину («Алтын-толобас», «Остров Крым»).

16) мужской вальс («Жизнь с идиотом», «Внеклассное чтение»).

17) всевидение / всеведение («Ты и я», «Чапаев и Пустота»)

Наконец, восемнадцатая, но далеко не последняя по значимости тема: смерть как не смерть, как продолжение жизни или переход на новую стадию бытия. Русскими постмодернистами была усвоена почти вся парадигма набоковской танатологической метафорики. Вслед за Набоковым они изображают смерть как: а) разрушение декораций; б) фокус; в) скорость; г) стриптиз; д) путешествие; е^феализация» мечты. Это отношение к смерти составляет одно из отличий русского постмодернизма от западного.

Чаще других к «набоковским» темам обращаются В. Пелевин, Т. Толстая, С. Соколов, Б. Акунин, Вик. Ерофеев, Т. Кибиров.

Писатели второй половины XX века воспроизводят и развивают ряд особенностей набоковской поэтики и художественной философии:

1) Интенсивное использование в прозе аллитераций; комбинации аллитераций с ассонансами, превращающие сближаемые слова в полупаронимы (С. Соколов); игра - иногда интерлингвальная - с паронимами, анаграммами, параграммами, палиндромами, каламбурами (С. Соколов, Вик. Ерофеев, Т. Толстая, В. Пелевин).

2) Кольцевая или «спиральная» композиция («В тени Гоголя» А. Синявского, «Пушкинский дом» А. Битова, «Милая Шура» Т. Толстой, «Девятый сон Веры Павловны» В. Пелевина, «Коронация» Б. Акунина).

3) Наличие неожиданной, но тщательно подготовленной развязки, многократно имплицитно предсказанной в тексте, что напоминает о принципах построения шахматной задачи или детектива (романы Б. Акунина, «Русская красавица» Вик. Ерофеева, «Омон Ра», «Вести из Непала» В. Пелевина, «Соня» Т. Толстой, «В сторону Пруста» А. Жолковского, «Свой круг» Л. Петрушевской).

4) Сложное нарративное устройство текста, базирующееся на отождествлении / различении героя, рассказчика и автора («Ты и я» А. Синявского, «Между собакой и волком», «Палисандрия» С. Соколова, «Русская красавица» Ерофеева, «Чапаев и Пустота» В. Пелевина, «Коронация» Б. Акунина).

5) Точность деталей при общей неопределенности, оставляющей знак вопроса, во-первых, над понятием внутритекстовой и внешней «реальности», во-вторых, над возможными объяснениями описанных событий (так сказать, полиинтерпретабелъностъ произведения): «Ты и я» А. Синявского, «Пушкинский дом» А. Битова, «Между собакой и волком», «Палисандрия» С. Соколова, «Жизнь с идиотом», «Русская красавица» Вик. Ерофеева, «Соня», «Милая Шура», «Сюжет» Т. Толстой, «Девятый сон Веры Павловны», «Чапаев и Пустота» В. Пелевина.

6) Работа с кинообразами и элементами кинопоэтики («Пушкинский дом», «Омон Ра», «Жизнь насекомых», «Чапаев и Пустота», «Азазель», «Алтын-толобас»).

Очевидно, что некоторые авторы апроприируют любимые Набоковым приемы комплексно (причем вместе с темами: С. Соколов, В. Пелевин, Т. Толстая, Вик. Ерофеев), в результате чего их поэтики и в целом художественные миры значительно приближаются к набоковскому.

Литературными соседями Набокова в художественных произведениях чаще всего оказывались те авторы, к которым сам он был неравнодушен:

- Пушкин («Пушкинский дом», «Петере», «Сюжет», «Сортиры», «Солнцедар», «Видимо, можно и так».);

- Пруст («Алмазный мой венец», «В сторону Пруста», «Жизнь насекомых», «Пушкинский дом»);

- Чернышевский («Пушкинский дом», «Ника», «Девятый сон Веры Павловны», «Коронация»);

- Достоевский («Ты и я», «Пушкинский дом», «Русская красавица», «Жизнь с идиотом», «Турецкий гамбит»);

- Олеша («Алмазный мой венец», «Петере»);

- Маяковский («Палисандрия», «Гололедица», «Пушкинский дом»).

1) сочувственная цитата;

2) контрастная (интертекстуальная камера обскура, любимая самим Набоковым). Особенно часто такой цитатой пользуется Саша Соколов;

3) метонимическая. Подразумевается не только (или даже не столько) тот текст, который цитируется прямо, но и смежные по отношению к нему тексты. При этом смежность может быть пространственной (расположение текстов в книге Набокова) либо тематической (общие мотивы в далеких друг друга текстах). Метонимическими цитатами пользуется Борис Акунин в романе «Внеклассное чтение» и других произведениях;

4) жанровая цитата. Романами «Бледное пламя», «Ада» и «Смотри на арлекинов!» Набоков дал импульс развитию трех жанров постмодернистской литературы, в которых позже успешно работали русские постмодернисты 70-90-х гг.:

- жанр комментария как художественного текста («Pale Fire») заинтересовал Андрея Битова и Дмитрия Галковского;

- жанр исторической фантастики, по-новому изображающей прошлое России (эмбрион этого жанра содержит «Ada»), привлек таких авторов, как Василий Аксенов («Остров Крым»), Саша Соколов («Палисандрия»), Татьяна Толстая («Сюжет»), Виктор Пелевин («Омон Ра, «Чапаев и Пустота»);

- к жанру анти(авто)биографии («Look at the Harlequins!») обращались только Соколов («Палисандрия») и Толстая («Сюжет»);

5) композиционная цитата. Кольцевая или спиральная композиция произведений русских постмодернистов, как уже отмечалось, нередко подразумевает набоковскую аллюзию;

6) цитата-усугубление приема. Набоковскую литоту («Лолита») Пелевин превращает в металитоту (рассказ «Ника»);

7) цитата-«продолжение». «Азазель» Акунина как бы продолжает сюжет неоконченного романа Набокова «Solus Rex»; «Алтын-толобас» — варианты продолжения в иных исторических реалиях сюжета «Подвига»;

8) интерпретирующая цитата. Строго говоря, большинство цитат являются интерпретирующими, но в соответствии с интертекстуальной стратегией некоторых авторов, цитаты образуют систему, предлагая развернутые, аргументированные, логически обоснованные интерпретации претекстов. «Турецкий гамбит» Б. Акунина - имплицитно набоковедческое сочинение. В «Чапаеве и Пустоте» Пелевина «Лолита» рассматривается одним из персонажей как продукт «контрсублимации» Набокова;

9) пародийная цитата, которая может быть или не быть подтипом контрастной цитаты и вне зависимости от этого имеет разные функции: а) пародия направляется собственно на объект пародирования, на определенные тексты Набокова или на самого Набокова как автора этих текстов («Русская красавица» Ерофеева, «Ника», «Жизнь насекомых» Пелевина); б) пародия создает иронический эффект, направленный автором на своего персонажа или на самого себя (самоироничная пародия): «Сортиры» Т. Кибирова, «Палисандрия» С. Соколова, «Бесконечный тупик» Д. Галковского; в) объектами пародийной иронии становятся и Набоков, и собственные персонажи автора («Кысь» Т. Толстой).

В случае а) пародируется чаще всего «Лолита» (или другие любовные сочинения Набокова). В случаях б) и в) фоном, создающим комический эффект, становятся русские шедевры Сирина - «Приглашение на казнь» и «Дар»;

10) нумерологическая цитата. В романах «Приглашение на казнь», «Bend Sinister», «Азазель» сюжетно маркированы семнадцатые главы. Герою романа В. Пелевина «Числа» нравится число «34», поскольку сумма его цифр дает «7». На фоне многочисленных сюжетных и лексических цитат в «Числах» из «Лолиты» можно предположить, что нумерологическая символика тоже восходит к «Лолите». Гумберт Гумберт умер шестнадцатого ноября пятьдесят второго года, Лолита - двадцать пятого декабря пятьдесят второго года. Сумма цифр каждого из этих чисел — «16», «25», «52» — равняется семи [6]. Кроме того, число «34» образовано из первых цифр числа «342», которое повторяется в «Лолите». Пекка Тамми [7, 65] заметил, что «342» — это инверсированная официальная дата рождения Набокова: двадцать третье апреля (23.4). Для героя Пелевина счастливое число «34» в инверсированном виде «43» становится несчастливым. * *

Список научной литературыДесятов, Вячеслав Владимирович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверин Б. В. Гений тотального воспоминания. О прозе Набокова // Звезда. 1999. №4. С. 158-163.

2. Аверин Б. В. Дар Мнемозины. Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции. СПб., 2003.

3. Аверин Б. В. Набоков и набоковиана // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 851-867.

4. Аверин Б. В. О некоторых законах чтения романа «Лолита» // Набоков В. Лолита. СПб., 2001. С. 5-24.

5. Аверин Б. В. «.Пародия ли он?» (О соотношении автора и героя в романе «Смотри на арлекинов!») // Набоковский вестник. СПб., 2000. Вып. 5. Юбилейный. С. 94-100.

6. Аверин Б. В. Тема воспоминания у Набокова и в русской религиозной философии // Revue des Etudes slaves. Tire a part. LXXII / 3-4, 2000. P. 371381.

7. Адамович M. Соблазненные смертью: Мифотворчество в прозе 90-х (Юрий Мамлеев, Милорад Павич, Виктор Пелевин, Андрей Дмитриев) // Континент. №114. (М., Париж, 2002.) С. 405-419.

8. Адлер А. Влечение к превосходству // Знаменитые случаи из практики психоанализа. М., 1995. С. 196-210.

9. Аксенов В. Профессор Зет среди Иксов и Игреков // Жолковский А. НРЗБ. Рассказы. М., 1991. С. 3.

10. Аксенов В. Рандеву. М., 1991.

11. Акунин Б. Азазель. М., 2002.

12. Акунин Б. Алмазная колесница. М., 2003. Т. 1,2.

13. Акунин Б. Алтын-толобас. СПб., М., 2000.

14. Акунин Б. Внеклассное чтение. М., 2002. Т. 1,2.

15. Акунин Б. Коронация, Или Последний Из Романов. М., 2002.

16. Акунин Б. Турецкий гамбит. М., 2003.

17. Александров В.Е. Набоков и потусторонность. СПб., 1999.

18. Алексеевский М. Между Гамлетом и Буратино // Женские страсти. 2001. №8 (21 марта).

19. Анастасьев Н.А. Феномен Набокова. М., 1992.

20. Аннинский JL Песнь пепси в утробе поколения, которое смеясь рассталось со своим будущим // Свободная мысль. 2004. №4. С 103-113.

21. Апдайк Дж. Размышления о двух романах // Литературная газета. 1989. 5 июля (№27).

22. Арбитман Р. Предводитель серебристых шариков: Альтернатива Виктора Пелевина// Литературная газета. 1993. №28.

23. Арбитман Р. Рец. на роман В. Пелевина «Чапаев и Пустота». // Урал. 1996. №5-6. С. 197.

24. Архангельский А. «Был всесилен вот этот язык!»: Почти все Тимура Кибирова // Литературная газета. 1993. 7 июля.

25. Архангельский А. Обстоятельства места и времени: Связка рецензий // Дружба народов. 1997. №5. С. 190-199.

26. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. М., 1986.

27. Ащеулова И. В. Тема писания в романе В. Набокова «Приглашение на казнь» и в романах С. Соколова // Русская литература в XX веке. Имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 2: В. Набоков в контексте русской литературы XX века. Томск, 2000. С. 84-93.

28. Бабич Д. Каждый может выйти из зала Театрализация зла в произведениях В.В. Набокова // Вопросы литературы. 1999. Сентябрь — октябрь.

29. Багрецова О. Пространство и время в романах Виктора Пелевина // Актуальные проблемы современной литературы. Курган, 2002. С. 3-14.

30. Балду ев В. Любит не любит? // Дружба народов. 1996. №12. С. 180-184.

31. Баринов А. Пелевин, Чапаев и пустота // www.pelevin-nov.ru.

32. Барзах А. Обратный перевод: Несколько соображений о прозе В.В. Набокова. СПб., 1995.

33. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.

34. Барт Р. Мифологии. М., 1996.35. Барт P. S/Z. М., 1994.

35. Басилашвили К. Роман Набокова «Соглядатай» // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 806-814.

36. Басинский П. Авгиевы конюшни // Октябрь. 1999. №11. С. 189.

37. Басинский П. Писатель нашего времени // Нева. 2002. №2. С. 188202.

38. Баткин Л. Парапародия как способ выжить. Наблюдения над поэмой Иосифа Бродского «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» // Новое литературное обозрение. №19 (1996). С. 199-226.

39. Бахнов Л. Человек со стороны (Рец. на: Т. Толстая. «На золотом крыльце сидели.»)// Знамя. 1988. №7. С. 226-228.

40. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

41. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

42. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

43. Белова Т.Н. «Палисандрия» С. Соколова «Лолита» наоборот. К проблеме постмодернистской пародии // Набоковский вестник. Вып. 1. Петербургские чтения. СПб., 1998. С. 157-167.

44. Белокурова С.П.>Друговейко С.В. «Игра с историей». По детективуч

45. Б. Акунина «Азазель» // Белокурова С.П., Друговейко С.В. Русская литература. Конец XX века. Учебное пособие. СПб., 2001. С. 244-257.

46. Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. М., 2000.

47. Библейская энциклопедия. М., 1891—1990 (репринтное издание).

48. Бидерман Г. Энциклопедия символов. М., 1996.

49. Битов А. Музыка чтения // Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. М., 1998. С. 7-8.

50. Битов А. Пушкинский дом. М., 1990.

51. Битов А. Стоило жить / Беседу записала М. Токарева // Невское время. 1992. 1 янв.

52. Битов А. Ясность бессмертия-2. 21 апреля 1996 г. С.-Петербург // Звезда. 1996. №11. С. 134-139.

53. Битов А. Ясность бессмертия. Смерть как текст //В.В. Набоков: Pro et Contra. Т.1. СПб., 1997. С. 12-24.

54. Битов А.Г. Ясность бессмертия. (Воспоминания непредставленного) // Набоков В. Круг. Л., 1990. С. 3-20.

55. Бицилли П. Рец.: Приглашение на казнь. Париж: Дом книги, 1938 // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. М., 2000. С. 141-144.

56. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург, 1998.

57. Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург, 2000.

58. Бодрийар Ж. Забыть Фуко. СПб., 2000.

59. Бодрийар Ж. Прозрачность зла. М., 2000.

60. Бодрийар Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.

61. Бодрийар Ж. Соблазн. М., 2000.

62. Бойд Б. Владимир Набоков. Русские годы. М.; СПб., 2001.

63. Бугаева JI. Набоковский Фауст: между отчаянием и надеждой // Die Welt der Slaven. Sammelbande. Сборники. Band 9. Hypertext Отчаяние. Сверхтекст Despair. Munchen, 2000. C. 227-250.

64. Букс H. Двое игроков за одной доской: Вл. Набоков и Я. Кавабата// В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. С. 536.

65. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце: О русских романах В. Набокова. М., 1998.

66. Булатова Е. Эссе о встрече с писателем // www.pelevin-nov.ru.

67. Булгаков М., Маяковский В. Диалог сатириков. М., 1994.

68. Бурмистров Т. Роман В. Пелевина «Чапаев и Пустота» // www.pelevin-nov.ru.

69. Вайль П., Генис А. Городок в табакерке. Проза Татьяны Толстой // Звезда. 1990. №8. С. 147-150.

70. Вайль П., Генис А. Уроки школы для дураков // Литературное обозрение. 1993. №1/2. С. 13-16.

71. Вайль П., Генис А. Шестидесятые: мир советского человека. М., 1996.

72. Венера в мехах. Л. фон Захер-Мазох. Жиль Делез. Зигмунд Фрейд. М., 1992.

73. Волков А. Борис Акунин. «Алтын-толобас» // www.guelman.ru.

74. Володихин Д. Один из первых почтительных комментариев к мардонгу Пелевина// Книжное обозрение. 1999. 2 марта (№9).

75. Воробьева Е.П. Рождение языка в романе С. Соколова «Между собакой и волком» // Диалог культур. 5. Литературоведение, лингвистика. Барнаул, 2003. С. 149-154.

76. Всемирный биографический энциклопедический словарь. М., 1998.

77. Гаврилов А. Страшный суд как страшный сон. Виктор Пелевин написал свои «Мертвые души» // Независимая газета. 1999. 11 марта.

78. Галковский Д. Бесконечный тупик. М., 1998.

79. Гандлевский С. Порядок слов. Екатеринбург, 2000.

80. Гандлевский С. Сочинения Тимура Кибирова // Кибиров Т. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994. С. 5-10.

81. Гаспаров Б.М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Даугава. 1988. №10. С. 96-106; №11. С. 88-96; №12. С. 105-113; 1989. №1. С. 78-90.

82. Геллер JI. Художник в зоне мрака: «Bend Sinister» Набокова // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 578-589.

83. Генис А. Андрей Синявский эстетика архаического постмодернизма // Новое литературное обозрение. №7 (1994). С. 277-284.

84. Генис А. Виктор Пелевин: границы и метаморфозы // Знамя. 1995. №12. С. 210-214.

85. Генис А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования. М., 1999.

86. Гетманский И. Загадки и отгадки Виктора Пелевина // Литературная Россия. 2000. 7 июля.

87. Гинтс Ф. Ингредиенты страдания: Заметки о прозе В. Пелевина // www.pelevin-nov.ru.

88. Гоголь Н.В. Избранные сочинения. М., 1985.

89. Голлербах Е. Прогулки с Терцем // Звезда. 1993. №7. С. 184-191.

90. Гощило X. Ни одного луча в темном царстве: Художественная оптика Петрушевской // Русская литература XX века: Направления и течения. Вып. 3. С. 109-119.

91. Гройс Б. Утопия и обмен. М., 1993.

92. Гумилев Н. Соч.: В 3-х т. М., 199. Т. 1.

93. Давыдов С. Набоков: герой, автор, текст // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 2. СПб., 2001. С. 315-327.

94. Давыдов С. «Гносеологическая гнусность» Владимира Набокова: Метафизика и поэтика в романе «Приглашение на казнь» // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 476-490.

95. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1981.1. Т. 1.

96. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1981.1. Т. 2.

97. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1982.1. Т. 4.

98. Данилкин JI. Убит по собственному желанию. Послесловие // Акунин Б. Особые поручения. М., 2002. С. 313-318.

99. Даниэль С. Оптика Набокова // Набоковский вестник. Вып. 4: Петербургские чтения. СПб., 1999. С. 168-172.

100. Дарк О. В. В. Е., или крушение языков // Новое литературное обозрение. №25 (1997). С. 246-262.

101. Дарк О. Женские антиномии // Дружба народов. 1991. №4. С. 257-269.

102. Дарк О. Мир может быть любой // Дружба народов. 1990. №6. С. 223-235.

103. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов. 1998. №5-6. С. 219-232.

104. Дарк О. Примечания // Набоков В. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1990. Т. 2. С. 435-446.

105. Двинятин Ф. Пять пейзажей с набоковской сиренью // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 2. СПб., 2001. С. 291-314.

106. Делез Ж. Платон и симулякр // Новое литературное обозрение. №5 (1993). С. 45-56.

107. Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.

108. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М., СПб., 1998.

109. Деринг-Смирнова И.Р., Смирнов И.П. Очерки по исторической типологии культуры. Zalzburg, 1982.

110. Деррида Ж. Голос и феномен. СПб., 1999.

111. Десятов В. Клон Пушкина, или Русский человек через двести лет. (По страницам современной прозы) // Звезда. 2000. №2. С. 198-202.

112. Десятов В. Паразит в парадизе («Клоп» В. Маяковского под лупой В. Набокова) // Культура и текст-99. Пушкинский сборник. СПб., Самара; Барнаул, 2000. С. 213-221.

113. Десятов В. Портрет тезки: набоковский Маяковский // Десятов

114. B., Куляпин А. Прозрачные вещи: Очерки по истории литературы и культуры XX века. 2-е изд., испр. и доп. Барнаул, 2003. С. 94-100.

115. Десятов В. Что такое «Хорошо-с»? (Набоков, Маяковский и нимфетки) // Десятов В., Куляпин А. Прозрачные вещи. Барнаул, 2001. С. 1832.

116. Десятов В., Куляпин А. Автопортрет в два хода: Poem of Problem Владимира Набокова // Набоковский вестник. СПб., 2000. Вып. 5. Юбилейный. С. 122-127.

117. Десятов В., Куляпин А. Умножение на кол, или Поэт и чернь (О романе Набокова «Отчаяние») // Hypertext Отчаяние. Сверхтекст Despair. Studien zu Vladimir Nabokov Roman-Ratsel (Die Welt der Slaven. Band 9). Munchen, 2000. C. 215-221.

118. Джонсон Д.Б. Саша Соколов. Литературная биография // Соколов

119. C. Палисандрия. М., 1992. (Глагол. 1992. №6). С. 270-294.

120. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: от «Соглядатая» к «Отчаянию» // Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. Т. 3. С. 10-14.

121. Долинин А. Комментарии // Набоков В. Романы. М., 1991.

122. Долинин А. Три заметки о романе Владимира Набокова «Дар» // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 704-707.

123. Долинин А., Сконечная О. Примечания // Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. С. 755-778. Т. 3.

124. Долинин А., Утгоф В. Примечания // Набоков В. (В. Сиринъ). Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. Т. 3. С. 714-742.

125. Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15-ти т. Л., 1989. Т. 5.

126. Дьякова Е. Борис Акунин как успешная отрасль российской промышленности // www.guelman.ru.

127. Ермолин Е. Русский сад, или Виктор Ерофеев без алиби // Новый мир. 1996. №12. С. 227-231.

128. Ерофеев В. Собр. соч.: В 3-х т. Т. 1.: Русская красавица. Роман. Рассказы. М., 1999.

129. Ерофеев Вик. «My style is all I have» («Мой стиль это все, что у меня есть») // Иностранная литература. 1991. №8. С. 249-251.

130. Ерофеев Вик. «Бабочек Набоков любил больше, чем людей»: Беседа. J Записал В. Галантер // Вечерняя Москва. 1999. 22 апр. №75 (22652).С. 6.

131. Ерофеев Вик. В поисках потерянного рая: Русский метароман В. Набокова // Ерофеев Вик. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1990. С. 162204.

132. Ерофеев Вик. Лолита, или Заповедный оазис любви // Набоков В. Лолита. М., 1989. С. 5-15.

133. Ерофеев Вик. Любимый писатель и голый король // Общая газета. 1999. 11-17 фев. №6 (288). С. 10.

134. Ерофеев Вик. Набоков в поисках потерянного рая // Набоков В. Другие берега. М., 1989. С. 5-17.

135. Ерофеев Вик. Набоков: затмение частичное // Ерофеев Вик. Шаровая молния. Маленькие эссе. М., 2002. С. 144-157.

136. Ерофеев Вик. Образцово-показательный Набоков // Московские новости. 1992. 22 марта. №12. С. 22-23.

137. Ерофеев Вик. Памятник прошедшему времени. Андрей Битов. Пушкинский дом: Роман // Октябрь. 1988. №6. С. 203-204.

138. Ерофеев Вик. Предисловие // Набоков В.В. Король, дама, валет: Сб.. М.; Харьков, 1999. С. 5-37.

139. Ерофеев Вик. Русская проза Владимира Набокова // Набоков В. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1990. Т. 1. С. 3-32.

140. Ерофеев Вик. Русский метароман В.В. Набокова, или В поисках потерянного рая // Вопросы литературы. 1988. №10. С. 125-160.

141. Ерофеев Вик. Свой в доску Набоков // Ерофеев Вик. Шаровая молния. Маленькие эссе. М., 2002. С. 138-143.

142. Ерофеев Вик. Эротический рай отчаяния // Ерофеев Вик. Бог X. Рассказы о любви. М., 2001.

143. Жак Деррида в Москве. М., 1993.

144. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

145. Жолковский А.К. В минус первом и минус втором зеркале. Татьяна Толстая, Виктор Ерофеев ахматовиана и архетипы // Литературное обозрение. 1995. №6.С. 25—41.

146. Жолковский А.К. НРЗБ. М., 1991.

147. Жолковский А. Эросипед и другие виньетки. М., 2003.

148. Жолковский A. Philosophy of composition (К некоторым аспектам структуры одного литературного текста) // Readings in Russian Modernism. Культура русского модернизма. UCLA Slavic Studies. M., 1993. С. 390-399.

149. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. М., 1996.

150. Зайчев П. Герой нашего времени, или Критика чистого разума Виктора Пелевина // Гуманитарное знание. 2000. Вып. 4. С. 46-52.

151. Закуренко А. Искомая пустота // Литературное обозрение. 1998. №3. С. 93-96.

152. Закуренко А. Свобода: надтекст вместо подтекста // Литературное обозрение. 1998. №3. С. 92-93.

153. Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере // Вопросы литературы. 1996. Май июнь. С. 194-205.

154. Зверев А. Набоков. М., 2001. (Серия «ЖЗЛ»).

155. Золотоносов М.Логомахия: Знакомство с Тимуром Кибировым. (Маленькая диссертация) // Юность. 1991. №5. С. 78-81.

156. Золотоносов М. Мечты и фантомы // Литературное обозрение. 1987. №4. С. 58-61.

157. Золотоносов М. Татьянин день // Молодые о молодых. М., 1988. С. 105-118.

158. Зорин А. Насылающий ветер // Новый мир. 1989. №12. С. 250-253.

159. Иванова Н. Жизнь и смерть симулякра в России // Дружба народов. 2000. №8. С. 187-196.

160. ИвановаН. Жизнь прекрасна// Юность. 1991. №1. С. 60-63.

161. Иванова Н. И птицу паулин изрубить на каклеты (Рец. на: Т. Толстая. «Кысь»)//Знамя. 2001. №3. С. 219-221.

162. Иванов Вяч. Вс. Черт у Набокова и Булгакова // Звезда. 1996. №11. С. 146-149.

163. Иванов Вяч. И. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994.

164. Ильин С. Комментарии и перевод иностранных терминов // Набоков В. Bend Sinister. СПб., 1993.

165. Ильин С., Люксембург А. Комментарии // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. Т. 4. СПб., 1997. С. 614-666.

166. Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М., 1995.

167. Ишимбаева Г. «Чааев и Пустота»: Постмодернистские игры Виктора Пелевина // Вопросы литературы. 2001. Вып. 6. С. 314-323.

168. Камышова М. Эффект Виктора Пелевина // В поисках постмодернизма. 2000. С. 43-47.

169. Каневская М. История и миф в постмодернистском русском романе // Известия российской академии наук. Серия литературы и языка. 2000. Т. 59. №2. С. 37-47.

170. Карпович И.Е. Сборник рассказов В.В. Набокова «Весна в Фиальте»: поэтика целого и интертекстуальные связи: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2000.

171. Катаев В. Уже написан Вертер. М., 1992.

172. Кибиров Т. «Кто куда, а я-в Россию.». М., 2001.

173. Кибиров Т. Памяти Державина: Стихотворения 1984-1994. СПб.,1998.

174. Кибиров Т. Правила игры (Беседу вела Инга Кузнецова) // Вопросы литературы. 1996. №4. С. 214-225.

175. Кибиров Т. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994.

176. Кириллов И. Пролетая над курятником // Литературная Россия.1999. №17.

177. Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. М., 2000.

178. Козлова С.М. Загадка толстозадых венер: пародия в рассказе В. Пелевина «Ника» // Пародия в русской литературе XX века. Барнаул, 2002. С. 156-178.

179. Козлова С.М. Утопия истины в новелле В. Набокова «Ultima Thule» // Известия АТУ. 1996. №2. С. 21-25.

180. Козлова С.М. Утопия истины и гносеология отрезанной головы в «Приглашении на казнь» // Звезда. 1999. №4. С. 184-189.

181. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина // Новое литературное обозрение. №28. (1997). С. 244-259.

182. Костырко С. Чистое поле литературы // Новый мир. 1992. №12. С. 250-260.

183. Кукулин И. Побег свободного человека // Независимая газета. 1998. 23 июля.

184. Куллэ В. Красная магия, или Девять способов написания иероглифа «дерево» // Литературное обозрение. 1998. №2. С. 75-80.

185. Купер Дж. Энциклопедия символов. М., 1995.

186. Курганов Е. Лолита и Ада. СПб., 2001.

187. Курицын В. Абсолютно ничего, никого, никак // Литературная газета. 1998. 14 октября (№41).

188. Курицын В. Великие мифы и скромные деконструкции // Октябрь. 1996. №8. С. 171-187.

189. Курицын В. Книга о постмодернизме. Екатеринбург, 1992.

190. Курицын В. Отщепенец: Двадцать пять лет назад закончен роман «Пушкинский дом» // Литературная газета. 1996. 5 июня (№23).

191. Курицын В. Четверо из поколения дворников и сторожей // Урал. 1990. №5. С. 170-182.

192. Курицын В. Чьи тексты чтит всяк сущий здесь славист? // Литературная газета. 1995. 8 ноября (№45).

193. Кушнер А. Стихи // Звезда. 1996. №11. С. 133.

194. Кушнер А.С. Ночная музыка. Л., 1991.

195. Ланин Д. Сатира на интеллектуалов в романе Пелевина «Чапаев и Пустота» // www.pelevin-nov.ru.

196. Левинг Ю. Примечания // Набоков В. (В. Сиринъ). Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 1999. Т. 2. С. 717-745.

197. Левинг Ю. Примечания // Набоков В. (В. Сиринъ). Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. Т. 3. С. 778-826.

198. Лебедев В. История России еще длится (о романах Акунина) // www.guelman.ru

199. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. 1950 1990-е годы. М., 2003. Т. 1, 2.

200. Лекманов О. Саша vs. Маша: 20 сонетов Тимура Кибирова и Иосифа Бродского // Литературное обозрение. 1998. №1. С. 35-38.

201. Ленин В.И. ПСС. М., 1970. Т. 44.

202. Леонтьев К.М. Над могилой Пазухина // Антихрист: Антология. М., 1995. С. 92-103.

203. Линецкий В. Абрам Терц: лицо на мишени // Нева. 1991. №4. С. 175-180.

204. Линецкий В. Набоков и Горький // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 636-642.

205. Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // Ad Marginem-93. Ежегодник. М., 1994. С. 303-323.

206. Липовецкий М. Голубое сало покления, или Два мифа об одном кризисе // Знамя. 1999. №11. С. 207-215.

207. Липовецкий М. Мир как текст // Литературное обозрение. 1990. №6. С. 63-65.

208. Липовецкий М. «Причастный тайнам, плакал ребенок.». Образ детства в прозе «новой волны» // Детская литература. 1991. №7.

209. Липовецкий М." Разгром музея: Поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом» Н Новое литературное обозрение. №11. (1995). С. 230-244.

210. Липовецкий М. След Кыси // Искусство кино. 2001. №2. С. 77-80.

211. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997.

212. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллинн, 1992.

213. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М, 1970.

214. Люксембург A.M., Рахимкулова Г.Ф. Магистр игры Вивиан Ван Бок (Игра слов в прозе Владимира Набокова в свете теории каламбура). Ростов-на-Дону, 1996.

215. Люксембург А. Комментарии // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5-ти т. СПб., 1997. Т. 1. С. 551-605.

216. Люксембург А. Комментарии // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5-ти т. СПб., 1997. Т. 2. С. 601-670.

217. Люксембург А., Ильин С. Комментарии // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5-ти т. СПб., 1997. Т. 3. С. 622-700.

218. Люксембург А., Ильин С. Комментарии // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5-ти т. СПб., 1997. Т. 3.

219. М. К. Явление Вальса // Современные записки. 1939. №69. С. 55-363.

220. Маликова М. Примечания // Набоков В. (В. Сиринъ). Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. Т. 5. С. 668-723.

221. Маликова М. Примечания // Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. Т. 1. С. 755-815.

222. Мандельштам О. Стихотворения. М., 1992.

223. Маркова В.А., Филоненко А.С. Бабочка и зеркало: Сходство у Набокова. Харьков, 1999.

224. Мароши В.В. Имя автора (историко-типологические аспекты экспрессивности). Новосибирск, 2000.

225. Мартынов Г.Г. В.В. Набоков: Библиографический указатель. СПб., 2001.

226. Марченко А. Унесенные ветром // Согласие. 1991. №3. С. 222224.

227. Маяковский В.В. Избр. соч.: В 2-х т. М., 1982. Т. 2.

228. Медарич М. Владимир Набоков и роман XX столетия // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 454-473.

229. Меднис Н.Е. Сверчок, кузнечик, цикада в романе Саши Соколова «Между собакой и волком» // Сибирский филологический журнал. 2002. №1. С. 61-68.

230. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995.

231. Минкевич А. Поколение Пелевина // www.pelevin-nov.ru.

232. Мифологический словарь. М., 1991.

233. Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1994. Т. 2.

234. Мулярчик А.С. Русская проза Владимира Набокова. М., 1997.

235. Набоков В. Из переписки с Эдмундом Уилсоном // Звезда. 1996. №11. С. 112-132.

236. Набоков В. (В. Сиринъ). Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 1999 Т. 1, 2. СПб., 2000. Т. 3, 4, 5.

237. Набоков В. / Nabokov V. Избранное / Selected Prose and Verse. M., 1990.

238. Набоков В. Из интервью Бернару Пиво на французском телевидении. 1975 г. // Звезда. 1999. №4. С. 48-54.

239. Набоков В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». СПб., 1998.

240. Набоков В. Лекции по зарубежной литературе. М., 1998.

241. Набоков В. Лекции по русской литературе. М., 1998.

242. Набоков В. Первое стихотворение // Звезда. 1996. №11. С. 48-55.

243. Набоков В. Предисловие к автобиографии «Speak, Memory: An Autobiography Revisited» // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 96-102.

244. Набоков В. Предисловие к английскому переводу рассказа «Круг» («The Circle») // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 105-106.

245. Набоков В. Предисловие к английскому переводу рассказов «Ultima Thule» и «Solus Rex» // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 103-104.

246. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Дар» («The Gift») // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 49-51.

247. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Защита Лужина» («The Defense») // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 52-55.

248. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Подвиг» («Glory») // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 70-74.

249. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Приглашение на казнь» («Invitation to a Beheading») // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 1997. Т. 1. С. 46-48.

250. Набоков В. Предисловие к английскому переводу романа «Соглядатай» («The Eye») // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 56-58.

251. Набоков В. Расписное дерево // Звезда. 1996. №11. С. 44-45.

252. Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5-ти т. СПб., 1997 Т. 1, 2, 3, 4; СПб., 1999. Т. 5.

253. Набоков В. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1990.

254. Набоков В. Трагедия господина Морна // Звезда. 1997. №4. С. 998.

255. Набокова В. Предисловие к сборнику: В. Набоков. Стихи (1979) // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 348-349.

256. Нагорная Н.А. Сновидения и реальность в постмодернистской прозе В. Пелевина// Филологические науки. 2003. №2. С. 44-51.

257. Невзглядова Е. Эта прекрасная жизнь: О рассказах Татьяны Толстой // Аврора. 1986. №10. С. 111-120.

258. Немзер А. Азбука как азбука: Татьяна Толстая надеется обучить грамоте всех буратин // http://www.guelman.ru/slava/kis/nemzer.htm.

259. Немзер А. Тимур из пушкинской команды // Кибиров Т. «Кто куда, а я -в Россию.». М., 2001. С. 5-28.

260. Непомнящая К.Т. Синявский / Терц: эволюция писателя в эмиграции // Русская литература XX века: Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 500-525.

261. Нехорошев Г. Настоящий Пелевин. Отрывки из биографии культового писателя // Независимая газета. 2001. 29 августа.

262. Николотов Н.В. Татьяна Никитична громко плачет, а мячик плывет // Консерватор. 2003. №21. С. 13-15.

263. Ницше Ф. Соч.: В 2-х т. М., 1990.

264. Новиков В. Наедине с вечностью // Толстая Т. Любишь не любишь. Рассказы. М., 1997. С. 5-8.

265. Новиков В. Синявский и Терц // Терц А. (Синявский А.) Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1992. С. 3-12.

266. Останин Б. Равенство, зигзаг, трилистник, или О трех родах поэзии // Новое литературое обозрение. №23 (1997). С. 298-302.

267. Останин Б. Сирин: 22 + 2 // Новое литературное обозрение. №23 (1997). С. 305.

268. Пакеева К. Творчество В. Пелевина // www.pelevin-nov.ru.

269. Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский -человек эпохи реализма. М., 1996.

270. Парамонов Б. Застой как культурная форма (О Татьяне Толстой) // Звезда. 2000. №4. С. 234-238.

271. Парамонов Б. Набоков в Америке. По поводу одной переписки // Звезда. 1996. №11. С. 231-238.

272. Парамонов Б. Русская история наконец оправдала себя в литературе // http://www.guelman.ru/slava/kis/paramonov.htm.

273. Пастернак Б. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1990. Т. 3.

274. Пелевин В. ДПП (нн). М., 2003.

275. Пелевин В. Желтая стрела: Повести и рассказы. М., 1998.

276. Пелевин В. Жизнь насекомых: Романы. М., 1997.

277. Пелевин В. Чапаев и Пустота. М., 1996.

278. Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. М., 1996.

279. Петрушевская J1. По дороге бога Эроса. М., 1993.

280. Пирогов JI. Евангелие от Иуды // Литературная газета. 2000. №44.

281. Пирогов Л. Синдром Пелевина 2 II Литературная газета. 1999. №48.

282. Платонов А. Размышления читателя. М., 1980.

283. Поздняев М. На смерть Лолиты // Новый мир. 1992. №8. С. 67-70.

284. Православная энциклопедия снов. М., 1996.

285. Пригодич В. Один в трех или три в одном (о трех книгах Бориса Акунина) // www.guelman.ru.

286. Пропп В. Морфология сказки. Л., 1928.

287. Проффер К. Ключи к «Лолите». СПб., 2000.

288. Пушкин А.С. ПСС: В 10-ти т. Л., 1977. Т. 2.

289. Пушкин А.С. ПСС: В 10-ти т. Л., 1977. Т. 3.

290. Пушкин А.С. ПСС: В 10-ти т. Л., 1978. Т. 5.

291. Ревзин Е. Три круга пустоты. Попытка освобождения от власти бытия // Независимая газета. 1998. 30 июля.

292. Рейнгольд С. Русская литература и постмодернизм // Знамя. 1998. №9. С. 209-220.

293. Риффатерр М. Формальный анализ и история литературы // Новое литературное обозрение. 1992. №1. С. 20-41.

294. Роднянская И. Этот мир придуман не нами // Новый мир. 1999. №8. С. 207-217.

295. Руднев В. Принципы прозы XX века // www.philosophy.ru/edu/ret/rudnev/b237.htm.

296. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1997.

297. Рыбальченко Т.Л. Судьба русской литературы в романах В. Набокова «Дар» и А. Битова «Пушкинский дом» // Русская литература в XX веке: Имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 2: В. Набоков в контексте русской литературы XX века. Томск, 2000. С. 64-83.

298. Самойленко С. Ирония и жалость: три с половиной тома Т. Толстой // Новая Сибирь. 2001. №39.

299. Саша Соколов Виктор Ерофеев. «Время для частных бесед.» // Октябрь. 1989. №8. С. 195-202.

300. Сендерович С., Шварц Е. Вербная штучка: Набоков и популярная культура // Новое литературное обозрение. 1997. №24. С. 93-110.

301. Сендерович С .Я., Шварц Е.М. Закулисный гром: О замысле «Лолиты» и о Вячеславе Иванове // Wiener Slawistischer Almanach. 1999. №44. С. 23-47.

302. Сендерович С.Я., Шварц Е.М. Тропинка подвига (Комментарий к роману В.В. Набокова «Подвиг») // Набоковский вестник. Вып. 4. Петербургские чтения. Спб., 1999. С. 140-153.

303. Сергеева О. Пелевин Верников - Сорокин и Великая Русская Литература // Урал. 1999. №10. С. 148-156.

304. Сконечная О. Люди лунного света в русской прозе Набокова. К вопросу о набоковском пародировании мотивов Серебряного века // Звезда. 1996. №11. С. 207-214.

305. Сконечная О. Примечания // Набоков В. (В. Сиринъ). Собр. соч. русского периода: В 5-ти т. СПб., 2000. Т. 4. С. 603-634.

306. Сконечная О. Черно-белый каледоскоп. Андрей Белый в отражениях В.В. Набокова // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 667-696.

307. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. М., 2000.

308. Смирнов И.П. Бытие и творчество. СПб., 1996.

309. Смирнов И.П. Порождение интертекста. СПб., 1995.

310. Смирнов И.П. Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994.

311. Смирнов И.П. Роман тайн «Доктор Живаго». М., 1996.

312. Смирнов И.П. Философия на каждый день (текущее). М., 2003.

313. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977.

314. Смирнов И.П. Человек человеку философ. СПб., 1999.

315. Смирнов И.П. Art a lion // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 2001. Т. 2. С. 730-740.

316. Соколов Б. Русский бог // Дружба народов. 1996. №12. С. 184—188.

317. Соколов С. «Я вернулся, чтобы найти потерянное» (интервью с Сашей Соколовым) // Медведев Ф. После России. М., 1992. С. 28-62.

318. Соколов С. Американцы не могут понять о чем это можно говорить два часа // Юность. 1989. №2. С. 66-67.

319. Соколов С. В ожидании Нобеля, или Общая тетрадь. СПб., 1993.

320. Соколов С. Палисандрия. М., 1992. (Глагол. 1992. №6).

321. Соколов С. Школа для дураков. Между собакой и волком. М., 1990.

322. Соловьев В. Смысл любви. Избранные произведения. М., 1991.

323. Сологуб Ф. Мелкий бес. М., 1991.

324. Сорокин В. Сборник рассказов. М., 1992.

325. Сорокин В. Текст как наркотик. (Владимир Сорокин отвечает на вопросы журналиста Татьяны Рассказовой) // Сорокин В. Сборник рассказов. М., 1992. С. 119-126.

326. Спивак П. Во сне и наяву // Октябрь. 1988. №2. С. 201 -203.

327. Старк В.П. Знаменательные даты в хронографии Набокова // Набоковский вестник. Вып. 5. Юбилейный. Спб., 2000. С. 7-18.

328. Старк В.П. Пушкин в творчестве В.В. Набокова // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 772-782.

329. Стародомская К. Мир Т. Толстой в отсветах мировой катастрофы // Новое время. 2001. №52.

330. Старцева Н. Сто лет женского одиночества // Дон. 1989. №3. С.158.

331. Степанян К. Реализм как спасение от снов // Знамя. 1996. №11. С. 194-200.

332. Степанян К. Постмодернизм боль и забота наша // Вопросы литературы. 1988. №5. С. 32-54.

333. Тамми П. Заметки о полигенетичности в прозе Набокова // В.В. Набоков: Pro et Contra. Т. 1. СПб., 1997. С. 514-528.

334. Тамми П. Тени различий: «Бледный огонь» и «Маятник Фуко» // Новое литературное обозрение. №19 (1996). С. 62-70.

335. Терц А. (Синявский А.). Собр. соч.: В 2-х т. М., 1992.

336. Тихомирова Е. Эрос из подполья. Секс-бестселлеры 90-х и русская литературная традиция // Знамя. 1992. №6. С. 220-228.

337. Тоддес Е.А. «Энтропии вопреки»: Вокруг стихов Тимура Кибирова // Родник. (Рига). 1990. №4. С. 67-71.

338. Толмачев В.М. Саламандра в огне. О творчестве Вяч. Иванова // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 3-16.

339. Толстая Т. «В большевики бы не пошла.» Беседа с писательницей / Записала А. Ниточкина. // Столица. 1991. №33. С. 38-41.

340. Толстая Т. «Кого спасать — кошку или Рембрандта?»: Беседа с писательницей / Записала Е.Веселая. // Московские новости. 1991. №30 (28 июля). С. 14.

341. Толстая Т. «Маленький человек это человек нормальный»: Беседа с писательницей / Вела О. Мартыненко. // Московские новости. 1987. 22 февраля. С. 10.

342. Толстая Т. «Это было так легко не учиться»: Беседа с А. Мальгиным. // Неделя. 1988. №21. С. 10-11.

343. Толстая Т. День. Личное. М., 2001.

344. Толстая Т. Кысь. Роман. М., 2001.

345. Толстая Т. Любишь не любишь. Рассказы. М., 1997.

346. Толстая Т. Тень на закате Интервью, данное С. Тарощиной. // Литературная газета. 1986. №30 (23 июля).

347. Толстой И. Владимир Дмитриевич, Николай Степанович, Николай Гаврилович // Звезда. 1996. №11. С.181-191.

348. Толстой И. Комментарии // Набоков В. Пьесы. М., 1990.

349. Толстой И. Набоков и его театральное наследие // Набоков В. Пьесы. М., 1990. С. 5-42.

350. Тороп П.Х. Проблема интекста // Труды по знаковым системам. 14. Тарту, 1981. С. 33-44.

351. Троицкий А. Из ухряба в киркук // www.pelevin-nov.ru.

352. Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993.

353. Тынянов Ю.Н. О пародии // Русская литература XX века в зеркале пародии. М., 1993. С. 361-391.

354. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

355. Уиллис О.Ю. Виктор Пелевин: «Чапаев и Пустота» (Одна из возможных интерпретаций романа) // Голоса молодых ученых: сборник науч. публ. иностр. и рос. аспирантов-филологов. Вып. 6. М., 1999. С. 72-82.

356. Филиппов JI. Полеты с затворником: Вариации на заданную тему // Звезда. 1999. №5. С. 205-213.

357. Фомин А. Сирин: двадцать два плюс один // Новое литературное обозрение. №23 (1997). С. 302-304.

358. Фомичев С.А. Набоков соавтор Пушкина (Заключительная сцена «Русалки») // А.С. Пушкин и В.В. Набоков: Мат. междунар. науч. конф. СПб., 1999. С. 211-223.

359. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Русская литература XX века в зеркале пародии. М., 1993. С. 392-404.

360. Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992.

361. Фрейд 3. Психология бессознательного. М., 1990.

362. Фрейд 3. Художник и фантазирование. М., 1995.

363. Фридман Дж. Ветру нет указа. Размышления над текстами романов «Пушкинский дом» А. Битова и «Школа для дураков» С. Соколова // Литературное обозрение. 1989. №12. С. 14-16.

364. Фрумкин К. Эпоха Пелевина // www.pelevin-nov.ru.

365. Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

366. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999.

367. Фуко М. Рождение клиники. М., 1998.

368. Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова. М.; СПб., 2001.

369. Хейбер Э. «Подвиг» Набокова и волшебная сказка // В.В. Набоков: Pro et Contra. СПб., 2001. Т. 2. С. 716-729.

370. Ходасевич В. Стихотворения. Л., 1989.

371. Холмогорова О.В. Соц-арт. М., 1994.

372. Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. М., 1989.

373. Чекалова С. Набоков на кафедре, или рецензия на рецензию // Новый мир. 1999. №11. С. 234.

374. Черняк М.А. «Сцепление времен»: Пушкин, Набоков, Битов // А.С. Пушкин и В.В. Набоков: Мат. междунар. науч. конф. СПб., 1999. С. 365-372.

375. Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. М., 2001.

376. Шапиро Г. Поместив в своем тексте мириады собственных лиц. К вопросу об авторском присутствии в произведениях Набокова // Литературное обозрение. 1999. №2. С. 32-34.

377. Шаховская 3. В поисках Набокова. Отражения. М., 1991.

378. Шраер М.Д. Набоков: темы и вариации. СПб., 2000.

379. Шубинский В. Имя короля Земблы // Звезда. 1999. №4. С. 195197.

380. Шульман М. Набоков, писатель: Манифест. М., 1998.

381. Щеглов Ю.К. Комментарии к роману «Двенадцать стульев» // Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М., 1995.

382. Щеглов Ю.К. Комментарии к роману «Золотой теленок» // Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. М., 1995. С. 331-621.

383. Щеглов Ю.К. О романах И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» // Ильф И., Петров Е. Двенадцать стульев. М., 1995. С. 7-104.

384. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. М., 1989. С. 427^467.

385. Эко У. Инновация и повторение. Между эстетикой модерна и постмодерна. М., 1997.

386. Эко У. Отсутствующая структура. Ведение в семиологию. СПб., 1998.

387. Эпштейн М. Парадоксы новизны. М., 1988.

388. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000.

389. Юнг К.Г. Либидо, его метаморфозы и символы. СПб., 1994.

390. Юнг К.Г. Ответ Иову. М., 1995.

391. Юнг К.Г. Человек и его символы. М., 1997.

392. Яблоков Е.А. Литература «третьей волны» русской эмиграции // http: remington.samara.ru/rib/lit 3 nave/5.3.html.

393. Ямпольский М.Б. О близком (очерки немиметического зрения). М., 2001.

394. Ямпольский М.Б. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М, 1993.

395. Nabokov V. Ada, or Ardor: A Family Chronicle. New York, 1990.

396. Nabokov V. Bend Sinister. London., Penguin books, 2001.

397. Nabokov V. Look at the Harlequins! // www.nabokov.tk (Текст приводится по изданию: Nabokov V. Look at the Harlequins! New York, 1974).

398. Nabokov V. Pale Fire. New York, 1962.

399. Nabokov V. Pnin // Набоков В. Избранное / Nabokov V. Selected Prose and Verse. M., 1990. P. 373-503.

400. Nabokov V. Transparent Things. New York, 1972.