автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Русский глагол в повествовательном жанре XVII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Русский глагол в повествовательном жанре XVII века"

На прав ахрукописи

Сабитова Регина Рифкатовна

Русский глагол в повествовательном жанре XVII века (семантическое образование форм времени)

10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Казань - 2004

й

Диссертация выполнена на кафедре истории русского языка и языкознания филологического факультета государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина»

доктор филологических наук, профессор Татьяна Михайловна Николаева доктор филологических наук, доцент Виктор Аркадьевич Баранов кандидат филологических наук, доцент Нина Дмитриевна Орлова государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Чувашский государственный университет им. И.Н.Ульянова».

Защита состоится » октября 2004 года в (О часов на заседании диссертационного совета Д 212.081.05 по присуждению ученой степени доктора филологических наук при государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина» по адресу: 420008, г. Казань, ул.Кремлевская, 18, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке имени Н.ИЛобачевского государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Казанский государственный университет им. В.И.Ульянова-Ленина».

Автореферат разослан сентября 2004 года.

Научный руководитель -Официальные оппоненты -

Ведущая организация -

Ученый секретарь диссертационного Совета, кандидат филологических наук, доцент

Т.Ю.Виноградова

В последние десятилетия в отечественной русистике доминирует функциональный подход к грамматическим явлениям, рассматривающий в единой системе средства, относящиеся к разным языковым уровням, но объединенные на основе общности их семантических функций. Вместе с тем в разработке теоретических оснований функциональной грамматики многое остается незавершенным: требуют уточнения и развития как принципы грамматического описания, так и система исходных понятий. Использование одной грамматической формы в функции другой до сих пор квалифицируется как транспозиция, иначе говоря, признается возможность появления нового грамматического значения без одновременного возникновения новой грамматической формы, омонимичной другим (работы А.В.Бондарко, С.С.Ермоленко, Е.Н.Прокопович и др.), что противоречит принципу единства значения и его выражения в системе грамматических форм как двусторонних языковых единиц. Одновременно утверждается необходимость изучения транспозиции в комплексе с другими типами грамматического варьирования (Е.Н.Ремчукова), несмотря на то, что варьироваться могут только единицы одного порядка, то есть грамматические формы. Идеи, высказанные А.А.Потебней, В.М.Марковым и ГЛА.Николаевым, позволяют нам рассматривать использование одной формы в функции другой как семантическую деривацию в морфологии, предусматривающую трансформацию только семантики формы без изменения ее морфологических показателей. Включение грамматической формы в иной грамматический разряд приводит к образованию грамматических омонимов, что позволяет говорить не только о создании результативной единицы, но и о возникновении деривационных отношений между исходной и производной грамматическими формами. Безморфемное формообразование относится к типовым явлениям и осуществляется по особым семантическим моделям, к которым применим

критерий продуктивности. Формы грмгнггп'ттгогп оАртппатп не входят в

?ОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ |

БИБЛИОТЕКА |

уяёйр!

парадигмы, сложившиеся из морфемных образований, составляя отдельные парадигмы вторичных форм. От своих производящих они отличаются стилистической маркированностью, так как функционируют главным образом в художественной речи и в разговорном языке. Специфические особенности реализации функций семантических дериватов касаются не только разных форм существования языка, но и типов высказывания (см. по этому вопросу исследования А.В.Бондарко, В.СХраковского и др.).

Актуальность исследования. Несмотря на то, что употребление темпоральных форм в «несобственных» функциях отмечается в русском языке XVII века с давних пор (работы Г.Н.Аверьяновой, ВАБондаревой, А.В.Бондарко, Т.ПЛомтева, С.ПЛопушанской, П.В.Петрухина, НАСабельфельд, Ю.В.Фоменко, П.Я.Черных и др.), семантические и стилистические особенности указанных форм не получили достаточного освещения. Неизученность на диахроническом уровне семантической деривации в морфологии, отсутствие специальных работ по истории безморфемного формообразования определяют необходимость исследования особенностей семантического производства глагольных форм в начальный период формирования русского национального языка, составной частью которого является изучение форм времени семантического образования в русской повести XVII века.

Цель настоящей работы - исследование особенностей функционирования темпоральных форм семантического образования в повествовательных произведениях XVII века. Для достижения поставленной цели предполагается решение следующих задач:

1. описание форм времени семантического образования в единстве их плана содержания и плана выражения, а следовательно — выявление основных закономерностей их функционирования;

2. установление регулярности моделей семантического образования форм времени, нашедших свое отражение в текстах повестей XVII века, путем

сопоставления с темпоральными формами, представленными в текстах литературных произведений старорусского периода;

3. построение парадигмы указанных форм, отражающей грамматические значения входящих в нее форм и характеризующейся однозначным соответствием позиции и связанного с ней формообразовательного средства, а также ее анализ;

4. выявление продуктивности моделей семантического образования темпоральных форм, представленных в повествовательном жанре XVII столетия, посредством сопоставления названных производных с соответствующими формами, функционирующими в литературных произведениях XIX и XX веков.

Цель и задачи диссертации обусловили комплексную методику исследования, однако ведущим является метод функционального анализа, предполагающий рассмотрение фактов языка в их системно-функциональных связях. Исследуя темпоральные формы семантического образования в языке XVII века, представляющем собой систему одновременно существующих, взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов, мы исходим из принципа неразрывности диахронного и синхронного подходов к изучению фактов истории языка.

Материалом исследования послужили 40 произведений, в числе которых — как типичные образцы повествовательного жанра, ориентированные на событийное воспроизведение действительности (воинские, житийные, исторические, повести-путешествия, сказочные и др.), так и сатирические повести, в которых элемент литературной пародии оттесняет изображение действий и событий на второй план. Из них были извлечены и классифицированы примеры функционирования форм времени семантического образования.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что проведенное исследование позволяет восполнить пробелы в понимании истории семантической деривации в морфологии, способствует расширению

теоретических основ исторической морфологии и уточнению таких понятий, как грамматическая форма, грамматическое значение, парадигма. Тем самым создается реальная основа для решения проблемы изучения эмоционально-экспрессивных и образных возможностей грамматических единиц. Исследование особенностей семантического образования темпоральных форм в его параллелизме и взаимодействии с морфологическим формообразованием, впервые осуществляемое на материале разножанровых повестей XVII века, обеспечивает возможность системно-парадигматической квалификации семантических дериватов, что позволяет говорить о научной новизне работы.

Теоретическая значимость работы и ее научная новизна определяют сферу ее практического использования. Данные, полученные в результате проведенного исследования, способны послужить базой для изучения ~ фнтического формообразования применительно к последующим периодам истории русского языка. Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке лекционных и специальных курсов, а также учебных пособий по исторической грамматике и истории русского литературного языка при характеристике письменных памятников XVII века.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на V международной научной конференции «Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект» (Владимир, 2003), международной научной конференции «Вторые Бодуэновские чтения. Казанская лингвистическая школа: традиции и современность» (Казань, 2003), а также итоговых научных конференциях преподавателей и сотрудников Казанского государственного университета 2001-2003 гг. Работа обсуждалась на кафедре истории русского языка и языкознания Казанского государственного университета.

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии, включающей перечень источников с указанием принятых в работе сокращений и списка использованной научной литературы.

Во введении обоснована актуальность темы исследования, определены методы, цели и задачи работы, отмечены ее новизна, теоретическая и практическая значимость, даны сведения об апробации диссертации.

В первой главе «Семантическое образование форм прошедшего времени» рассматриваются особенности образования и функционирования в повестях XVII столетия претеритов, мотивированных формами настоящего времени, формами будущего простого и инфинитива.

Претеритам, производным от форм настоящего времени, свойственно подчеркнутое выражение процессуальности, обусловленное категориальным значением несовершенного вида. В изолированном употреблении они позволяют выделить ключевые моменты в рассказе о прошедших событиях: Мне начесь спалось да много видилось: пришли ко мне два анъела и говорят: много-де, у тебя, поп, в мошне денег («Сказание о попе Савве»); В нощи же той возляже опочинути и в сон тонок введен бысть и видит на том месте аки поле чистое («Повесть о Тверском отроче монастыре»); И егда пришед юноша, жена его видев и диаволом подстрекаема, радостно сретает его и всяким ласканием приветствоваше его и лобызаше его («Повесть о Савве Грудцыне»). Использование в пределах одного контекста нескольких подобных форм дает возможность выделить в рассказе о прошедших событиях ту или иную существенную для дальнейшего развития действия сцену: Загаркал. напустил на них. Свищет падубок в руке богатырской, ломаются древа копейные, цепляются щиты татарские, валяются шоломы их з головами татарскими («Повесть о Сухане»); И не было у Кучка боярина круг его красных сел ограды каменныя, ни острогу деревянного, и немного возмогКучко боярин боем битися. Ине вдолге князь Андрей своей силою войскою емлет приступом

селы и слободы красныя и Кучка боярина и с его детми в полон емлет. И куют их в железа крепкие и казнят его («Сказание об убиении Даниила Суздальского»). Функционирование таких претеритов семантического образования на фоне форм настоящего времени морфологического образования усложняет перспективу: оно объединяет «субъективное» изображение прошедшего действия и «объективное» воспроизведение условий совершения • этого действия: В прежние времена, как мы не умели пива пиши, всяк зовет и на домходят, и мы неходим, и в том гнев живет от другое своих. А ныне где и не зовут, и мы идем своим напрасньством («Служба кабаку»); И столник Нардин Нащокин приехал в дом свои и пошел в покои, жестоко плачит и кричит: «Жена, жена! Что ты ведаешь, я нашел Аннушку!» («Повесть о Фроле Скобееве»).

Значение претеритов, производных от форм будущего простого, осложнено оттенками, связанными как с футуральной семантикой, так и с категориальной семантикой совершенного вида. В случае употребления с отрицанием они способны выражать модальные значения, указывая на невозможность или нежелание совершения действия в прошлом: И потом нача поп з богатым ужинати, убогова ж не позовут к себе ясти («Повесть о Шемякином суде»); А се в мале дружине своей остались, уж стало переменитца некем, - ни на единой час отдохнуть нам не дадут! («Поэтическая» повесть Азовского цикла). Формы без отрицания могут представлять прошедшие действия а) как повторявшиеся в течение определенного отрезка времени: Учал знатися с царем, дружбу любовну имети, ако же и побратися с царем и царя к собе звати на обед почасту. И царь приедет ко двору, идеже дом Василев, и Василей постелет сукна дорогые, скорлатные («Слово о купце») и б) как однократные результативные: Спамятует молодец спасенный путь - и оттоле молодец в монастырь пошел постригатися («Повесть о Горе и Злочастии»). Формы глагола быть, функционирующие в придаточной части сложноподчиненных предложений времени, называют разовое, не имевшее тенденции повторяться состояние в

прошлом: И егда будет среди торжища, встрете его того царства сенатор («Повесть о купце»).

В функционировании претеритов, мотивированных инфинитивом (в основном несовершенного вида), отражается свойственное ему обозначение действия безотносительно к деятелю. Субъект такого действия назван именем или местоимением в дательном падеже, что свидетельствует об осложнении субъектной семантики оттенками объектной грамматической интерпретации. Именно с обусловленностью прошедшего действия чужой волей связаны характерные для подобных форм модальные оттенки непредвиденности, вынужденности и т.д.: Во едино же время зима бе студена зело, яко земли разседатися от мраза («Повесть об Улиянии Осорьиной»); И толико множество Полских людей и мятежников и клятвопреступников Русских собрашася, яко и земли покрыватися щиты и воздуху блещатися копии, брани же и крови разливатися всюду («Повесть о Тушинском воре»). Поскольку модель семантического образования претеритов на базе инфинитива к XVII веку стала непродуктивной, указанные производные являются устаревшим средством интерпретации прошедшего действия, еще не внешним жанровой системе, но уже чуждым языковой (В.В.Колесов) и в нашем материале функционируют в повествовательных произведениях, созданных в традициях старой книжности.

Во второй главе «Семантическое образование форм настоящего времени» рассматриваются особенности образования и функционирования в повестях XVII столетия форм презенса, мотивированных формами будущего простого (другие не зафиксированы). Их производство (равно как и образование синтетической формы будущего времени на базе настоящего) стало возможным после распада семантического синретизма, исключавшего противопоставление производящего производному, а следовательно — возникновение деривационных отношений. Они характерны преимущественно для близких к разговорному языку эпохи повестей новой книжной традиции. Значение настоящего времени осложнено в них оттенками, связанными как с

футуральной семантикой, так и с категориальной семантикой совершенного вида. В случае употребления с отрицанием они способны выражать модальные значения, указывая на обобщенную невозможность совершения действия: Тому и бог не поможет, кто хлеба и соли не помнит («Сказание о куре и лисице»); За нагим-то Горе не погонитца, да никто к нагому не привяжетца, а нагому босому — шумитъ разбой («Повесть о Горе и Злочастии»). Только в мнимоотрицательных конструкциях типа «кто не + форма 3-го лица единственного числа», имеющих характер риторического вопроса, такие формы лишены модальных оттенков и указывают на закономерность и даже целесообразность названного глаголом действия: Кто ли, пропився до нага, не помянет тебя, кабане непотребне? («Служба кабаку»). Формы без отрицания осложнены модальными оттенками готовности к осуществлению действия, возможности или неизбежности его осуществления: Разумной человек не одну душу свою спасет, но и людцкия многия («Повесть о разуме человеческом»); И кому какая птица годна, тот ту себе, избрав, взмет, а остаточных прочь отгоняет («Сказание о роскошном житии и веселии»).

В третьей главе «Семантическое образование форм будущего времени» рассматриваются особенности образования и функционирования в повестях XVII столетия форм футурума, мотивированных формами настоящего времени и инфинитива. И те, и другие отмечаются в повестях новой книжной традиции, отражающих близость к разговорному языку эпохи.

Формы футурума, производные от форм настоящего времени, отражают значение процессуальности, свойственное их производящим и обусловленное категориальной семантикой несовершенного вида. Они способны представить будущие действия как протекающие в момент речи: Аще нас господь бог от сия смерти избавит, то мы не будем в Азове городе жить и идем на тихой Дон Иванович и построим мы, казаки, монастырь («Сказочная» повесть Азовского цикла); А есть ли толко вы из Азова города сея нощи вон не выдете, не можете завтра от нас живы быти («Поэтическая» повесть Азовского цикла).

В формах футурума, мотивированных инфинитивом, своеобразно трансформируется способность инфинитива обозначать действия безотносительно к деятелю. Субъект будущего действия, обусловленного чужой волей, назван именем или местоимением в дательном падеже. Футуральная семантика указанной формы осложняется модальными оттенками необходимости, вынужденности, возможности/невозможности, недопустимости и т.д.: Отиюд ево воли не бывати и самому ему у нас не живати, да не токмо ему, но и рожденному от него, аще не освятится тако, яко же мы, божиею благодатию («Новая повесть о преславном Российском царстве»); Царю Василей! Аще ево ныне не докотаеш. утре тобе тою ж самому смертью умереть («Повесть о византийском царе Михаиле»). В вопросительных предложениях модальные оттенки оказываются нейтрализованными, действие лишь относится к плану будущего времени: Да како могу тебя пустити, понеже нас запрут двоих. Да како же ей, девичье дело, како ей раздетца при тебе? («Повесть о купце»).

Регулярность образования в русском языке XVII века всех описываемых форм (за исключением мотивированных инфинитивом претеритов, ставших к этому периоду непродуктивными), их общеязыковой статус подтверждается работами В.А.Бондаревой, А.В.Бондарко, СПЛопушанской, СД.Никифорова, П.В.Петрухина и др. Что же касается их функционирования в нашем материале, то оно определяется степенью «демократизации» той или иной повести. В произведениях старой книжной традиции («Повесть о некоей брани» Евстратия, «Предание об основании Москвы Олегом») указанные формы не отмечены; крайне ограничено их использование в повестях с явным преобладанием традиционно-книжных элементов над народно-поэтическими («Повесть об Улиянии Осорьиной», «историческая» повесть Азовского цикла); наибольшее их разнообразие характерно для текстов, сочетающих традиционную книжную риторику с живой разговорной речью («Повесть о Савве Грудцыне», «Новая повесть о преславном Российском царстве» и др.). В сатирических и сказочных повестях, основу которых составляет народно-

речевая стихия, функционируют только производные, созданные по регулярным для XVII века моделям семантического образования темпоральных форм.

В четвертой главе «Парадигма темпоральных форм семантического образования» названная парадигма подвергается многостороннему анализу, учитывающему, что: а) тождество глагольной лексемы в ее грамматических видоизменениях, выражаемое наличием у всех членов парадигмы инвариантной части, сохраняется постольку, поскольку его сохраняют формы исходной парадигмы морфологического образования и инфинитив; б) позиция (темпоральное значение производного - предшествование, одновременность или следование действия по отношению к точке отсчета) однозначно соответствует связанному с ней формообразовательному средству (той или иной модели взаимодействия производящего с темпоральным значением контекста, которое выражается грамматическими, лексическими или комбинированными средствами); в) контекстуальное окружение дает только дейктическую основу темпоральной функции, остальные характеристики определяет сама форма; г) семантическая неоднородность производящих детерминирует формальную неоднородность структуры производных и различия в их функционировании: производным форм настоящего и будущего времени свойственно выражение субъекта подлежащим в форме именительного падежа, производным инфинитива — приинфинитивной формой дательного падежа имени/местоимения. Поскольку темпоральные формы семантического образования омонимичны своим производящим, в парадигму должны быть включены и омонимы лично-числовых форм (настоящего времени и будущего простого), и формы, омонимичные сочетаниям инфинитива глаголов совершенного и несовершенного видов с местоимениями различных классов или существительными всех трех родов в форме дательного падежа обоих чисел - в зависимости от способа указания на косвенный субъект действия. Однако в повестях XVII века реально представлены не все теоретически возможные формы семантического образования: так, из трех частных парадигм

только в одной (форм презенса) все позиции оказываются занятыми: зафиксированы омонимы форм будущего простого 1-го, 2-го и 3-го лица обоих чисел. В двух других набор словоформ неполон. Среди претеритов отмечены омонимы форм настоящего времени и будущего простого 1-го и 3-го лица обоих чисел, омонимы форм будущего простого 2-го лица единственного числа, при инфинитиве — личное местоимение он и определительное местоимение все, а также существительные всех трех родов единственного числа (в форме дательного падежа); среди форм футурума - омонимы форм настоящего времени 1-го и 3-го лица единственного числа и 1-го и 2-го лица множественного числа, при инфинитиве — личные местоимения я, ты, он, она, мы, вы, указательные тот, то, вопросительное кто, а также существительные мужского и женского родов единственного числа (в форме дательного падежа). Разумеется, оценка дистрибуции лично-числовых форм имеет относительную ценность, поскольку выбор конкретного средства обозначения прошедшего действия того или иного лица, а значит - наличие в тексте соответствующей формы, зависит от автора. По этой же причине ни одна из изученных повестей не содержит все формы времени одного и того же глагольного слова, созданные безморфемно.

Исследование показывает, что модели семантического производства темпоральных форм, функционирующих в повестях XVII столетия, являются продуктивными и для современного русского языка, в котором отличается регулярностью образование претеритов и форм презенса на базе форм будущего простого {Денег даже давал, когда под пьяную руку приедет и Право, позавидуешь иногда чиновникам соответственно), образование претеритов и форм футурума на базе форм настоящего времени {Весной 1812 г. Евгения отправляют в Петербург и Я будущей зимой уезжаю за границу соответственно), а также образование форм футурума на базе инфинитива с дательным падежом косвенного субъекта действия {Мы любим друг друга, но свадьбе нашей не быть!', подобные конструкции легко отграничить от сходных предложений без контекстуальных показателей следования действия за

моментом речи, «в чистом виде» выражающих ирреальную модальность: Не плакать же мужчине от боли). Исключение составляет модель создания претеритов на базе инфинитива с дательным падежом косвенного субъекта действия, непродуктивная уже в XVII столетии. Кроме того, регулярными для современного русского языка являются некоторые модели образования темпоральных форм, не отмеченные в нашем материале. Отсутствие претеритов и форм презенса, мотивированных формами будущего сложного {Об арифметике и помину не было: вряд ли и считать-то умел, но зато лакомиться, франтить — мастер! Целое утро будет сидеть и не пошевелится, только завей ему волосы и Целый день марабу будет дежурить у бойни, чтобы получить кусок мяса. Поедает и отбросы у хижин соответственно), объясняется, по-видимому, поздним закреплением последних, лишь в XVIII столетии закрепившихся в языковой системе. Отсутствие претеритов, соотнесенных с императивной формой 2-го лица единственного числа глаголов совершенного вида (Титка, когда мы раскулачивали, он и напади на товарища Давыдова), форм презенса и футурума, производных от л-форм глаголов обоих видов (Из чужого табачка всегда такие крутят: утром закурил — к вечеру вынул; А то, вишь ты, — обратился он к сыну, — в одном месте не начинал сеять — теряешь половину урожая, а в другом — взад-вперед, вдоль-поперек и Если он не вернется, мы пропали соответственно), а также форм презенса, омонимичных формам будущего времени глагола быть (Ага, самка, ангорская. Погляди, какая она жирная, полпуда будет), относится целиком на счет авторского выбора, определяющего способы решения художественных задач повествовательного текста, так как грамматическая система русского языка XVII века допускает образование перечисленных форм.

В заключении обобщаются результаты проведенного исследования: • Формирование особенностей семантического образования темпоральных форм на всем протяжении исторического развития русского языка шло параллельно со становлением видо-временной системы и определялось неравномерностью ее эволюции. Языковая интерпретация темпоральных форм безморфемного образования исторически обусловлена постольку,

поскольку исторически обусловлена языковая интерпретация семантики их производящих.

• Четкая зависимость функционирования указанных форм от литературной традиции, в которой создана та или иная повесть XVII века, позволяет квалифицировать их как один из жанрообразующих факторов.

• Модели семантического образования темпоральных форм, представленных в нашем материале (исключая модель производства претеритов на базе инфинитива), являются регулярными в начальный период формирования русского национального языка и остаются продуктивными на современном этапе его развития.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1.Сабитова Р.Р. Семантическое образование форм настоящего и будущего времени в русских повестях XVII века / Р.Р.Сабитова // II Международные Бодуэновские чтения: Казанская лингвистическая школа: традиции и современность: Труды и материалы: В 2 т. - Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003.-Т.2.-С. 108-110.

2.Сабитова P.P. Актуальные вопросы семантической деривации в морфологии (на примере темпоральных форм) / Р.Р.Сабитова // Opera Slavica: Slavisticke rozhledy. - 2003. - Вып. XIII. - № 4. - С. 1-6.

3.Сабитова P.P. Семантическое образование форм прошедшего времени в разножанровых русских повестях XVII в. / Р.Р.Сабитова // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект: Материалы пятой международной конференции. - Владимир: Изд-во Владимирск. гос. пед. ун-та, 2003.-С. 190-191.

4. Сабитова P.P. Семантическое образование временных глагольных форм в воинских повестях XVII века / Р.Р.Сабитова // Русская и сопоставительная филология: взгляд молодых. - Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003. - С. 65-67.

5.Сабитова P.P. Парадигма форм прошедшего времени, образованных семантическим способом, в русских повестях XVII века / Р.Р.Сабитова // Русская и сопоставительная филология: системно-функциональный аспект. — Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003. - С. 107-112.

6.Сабитова P.P. Семантическое образование форм прошедшего времени в севернорусских житийных повестях XVI и XVII веков / Р.Р.Сабитова // Православный собеседник: Издание Казанской духовной семинарии. - 2003. -№1.-С. 73-80.

•17979

РНБ Русский фонд

2005-4 14790

Отпечатано с готового оригинал-макета в типографии Издательского центра КГУ Тираж 100 экз. Заказ № 9/66

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Сабитова, Регина Рифкатовна

Введение.

Глава 1. Семантическое образование форм прошедшего времени.

1.1 .Формы прошедшего времени, образованные семантическим способом на базе форм настоящего.

1.2.Формы прошедшего времени, образованные семантическим способом на базе форм будущего простого.

1.3.Формы прошедшего времени, образованные семантическим способом на базе инфинитива.

Глава 2. Семантическое образование форм настоящего времени.

2.1 .Формы настоящего времени, образованные семантическим способом на базе форм будущего простого.

Глава 3. Семантическое образование форм будущего времени.

3.1.Формы будущего времени, образованные семантическим способом на базе форм настоящего.

3.2.Формы будущего времени, образованные семантическим способом на базе форм инфинитива.

Глава 4. Парадигма темпоральных форм семантического образования.

4.1 .Парадигма форм прошедшего времени.

4.2.Парадигма форм настоящего времени.

4.3.Парадигма форм будущего времени.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Сабитова, Регина Рифкатовна

В последние десятилетия в отечественной русистике доминирует функциональный подход к грамматическим явлениям, рассматривающий в единой системе средства, относящиеся к разным языковым уровням, но объединенные на основе общности их семантических функций. Однако семантическая деривация в морфологии, особенности которой исторически изменчивы, а степень изученности в диахронии неудовлетворительна, до сих пор остается на периферии научных изысканий функциональной ориентации. Это определяет необходимость исследования особенностей семантического образования глагольных форм в начальный период формирования русского национального языка, в значительной степени обусловивших характер последующего развития семантического формообразования.

Как указывает В.М.Марков, «грамматическая и лексическая системы обнаруживают в своем развитии многие точки соприкосновения, многие черты исторически обусловленного сходства, что в процессе осмысления языкового материала допускает установление целого ряда показательных аналогий» [Марков 20016: 117], поэтому, пишет Г.А.Николаев, семантическая деривация «в морфологии, как и в лексике, происходит за счет изменения только семантики формы без изменения ее формальной стороны. Как и в сфере семантического словообразования, при котором слово включается в иной лексический разряд, что ведет к образованию лексических омонимов, в сфере семантического формообразования грамматическая форма включается в иной грамматический разряд, что приводит к образованию грамматических омонимов» [Николаев 1987: 14]. Процесс семантической деривации в морфологии завершается не только созданием результативной единицы, но и возникновением деривационных отношений между исходной и производной грамматическими формами; он может быть описан путем реконструкции деривационной истории, т.е. восстановления процесса образования одной грамматической формы на базе другой.

Первым из отечественных лингвистов признал возможность появления нового грамматического значения на базе существующих без изменения структуры исходной грамматической формы А.А.Потебня, указавший на параллелизм семантических процессов в лексике и морфологии. Ученый писал, что «многозначность форм» как явление «вполне аналогично с тем, когда слово, понимаемое в смысле звуковой единицы (т.е. отвлекаясь от значения), имеет много реальных значений.Омоним есть фикция, основанная на том, что за имя (в смысле слова) принято не действительное слово, а только звук. Действительное слово живет не в словаре или грамматике, где оно хранится только в виде препарата, а в речи, как оно каждый раз произносится, причем оно каждый раз состоит из звуков единственного и одного значения. Рассуждая таким же образом, мы приходим к заключению, что омонимия форм есть тоже грамматическая фикция. Каждая форма первоначально имеет одно значение. Когда это значение может стать представлением другого, то вместе с тем создается новая форма. Если при этом первое значение не потеряно, то мы имеем в языке две формы с различными значениями» [Потебня 1941: 96].

Однако русская грамматическая традиция знает и другие трактовки омонимии грамматических форм. Так, К.С.Аксаков на основании того, что формы времени от собственно времени не зависят, поскольку морфологически не выражены и выявляются только в контексте, пришел к выводу об отсутствии форм времени в русском языке [Аксаков 18756: 412-413]. Вслед за К.С.Аксаковым отрицал наличие постоянных форм времени в русском глаголе Н.П.Некрасов - также на основании способности любой русской глагольной формы выражать самые разные временные значения. Критика исследовательского подхода, согласно которому «между языковой формой и ее содержанием существуют взаимооднозначные отношения, что каждой единице плана выражения всегда соответствует одна, и только одна, единица плана содержания» [Кацнельсон 19866: 146], представляется совершенно справедливой. Вместе с тем мысль П.Н.Некрасова о субъективности категории времени, о том, что «русский язык осмыслил время как нечто постороннее для действия, как внешнее (по отношению к действию) условие, под влиянием которого скорее находится лицо говорящее и лицо слушающее, чем само действие» [Некрасов 1865: 133], вполне согласуется с принятым в современной теории функциональной грамматики различением реального (внеязыкового) и системно-языкового цен-ров временного дейксиса, т.е. внеязыковой точкой отсчета временных соотношений и ее репрезентацией в системе временных форм [Бондарко 1990а: 9].

В исследованиях XX века использование одной грамматической формы в функции другой - ее противочлена в парадигматическом ряду - чаще всего квалифицируется как транспозиция и изучается посредством функционально-семантического сопоставления исходной грамматической формы (транспонируемого) и результата транспозиции (транспозита). Примечательно, что понимание транспозиции как синтаксического использования формы, связанное, на наш взгляд, с тем, что в роли средства транспозиции (транспозитора) выступает контекстуальное окружение транспонируемой формы [Виноградов 1986: 26], в последние десятилетия сменяется трактовкой транспозиции как явления морфологического порядка. Так, по мнению А.В.Бондарко, «при транспозиции грамматическое значение формы не исчезает. Однако столкновение с противоречащим ему значением контекста приводит к тому, что грамматическое значение формы выступает в условиях транспозиции как значение переносное, метафорическое (т.е. общее значение выступает в переносном частном варианте). Так, при переносном употреблении времен и контекст, и временная форма соотносят глагольное действие во времени с действительностью, однако одно из временных отношений (то, которое передается контекстом) является реальным, а другое (обозначаемое глагольной формой) - образным, метафорическим» [Бондарко 1971: 96].

Е.Н.Ремчукова утверждает, что «явление морфологической транспозиции необходимо рассматривать не изолированно, а в комплексе с другими типами грамматического варьирования (конкуренцией и нейтрализацией) в рамках общей проблемы изучения эмоционально-экспрессивных и образных возможностей грамматических единиц» [Ремчукова 2000: 79]. Однако варьироваться^ значит - вступать в синонимические отношения могут только единицы одного порядка, то есть грамматические формы. Следовательно, так называемые транспозиты (в принятой нами терминологии - семантические дериваты) невозможно трактовать иначе как новые грамматические формы. Признание же возможности появления нового грамматического значения без одновременного возникновения новой грамматической формы (хотя бы и омонимичной другим формам) противоречило бы принципу единства значения и его выражения в системе грамматических форм как двусторонних языковых единиц, являющегося необходимым признаком любой грамматической категории.

Основной причиной того, что лингвисты считают формы семантического образования несамостоятельными, внепарадигматичными, является отсутствие их системно-парадигматической оценки. Однако, как отмечает Г.А.Николаев, подобные формы и не должны входить в парадигмы, сложившиеся из морфемных образований, они должны составлять отдельные парадигмы форм, состоящие из семантических дериватов [Николаев 1987: 17].

Семантическое формообразование осуществляется по особым семантическим моделям и относится к типовым явлениям. Грамматическая аналогия при семантическом производстве форм, как и при морфологическом, «представляет собою процесс уподобления, создающий новую форму по образцу старой. Она является грамматическим новотворчеством, но . новотворчеством ретроспективного характера» [Жирмунский 1954: 75]. К семантическим средствам формообразования, как и к морфологическим, вполне применим критерий продуктивности. Сопоставим темпоральные формы, образованные морфологическим и семантическим способами.

Темпоральность, согласно теории функциональной грамматики, - это «семантическая категория, отражающая восприятие и осмысление человеком времени обозначаемых ситуаций и их элементов по отношению к моменту речи говорящего или иной точке отсчета. Вместе с тем темпоральность - это базирующееся на данной семантической категории функционально-семантическое поле, охватывающее группировку грамматических (морфологических и синтаксических), лексических, а также комбинированных (лексико-грамматических, грамматико-контекстуальных и т.п.) средств того или иного языка, используемых для выражения различных вариантов данной семантической категории. Если аспектуальность представляет собой «внутреннее время» действия (имеется в виду действие в широком смысле, охватывающем все разновидности предикатов), т.е. внутреннюю характеристику протекания и распределения действия во времени, то темпоральность - это «внешнее время» с явной дейктической характеристикой» [Бондарко 1990а: 5]. Примечательно, что признаки, определяемые характером временного дейксиса, представляют вершину иерархии типов темпоральных отношений [там же: 10-20] и с давних пор привлекают внимание исследователей (см., в частности, различные трактовки вопроса о функционировании форм времени в ситуативно актуализированной и неактуализированной речи [БелиЬ 1928: 47-55; Бенвенист 1974: 270284; Золотова 1982: 320-336; Маслов 1984: 22-42; Падучева 1986: 413-424; Поспелов 1966: 17-29; Reichenbach 1947: 289 и сл.]).

Грамматикализация темпоральных отношений наиболее полно проявляется в системе форм времени, представляющих собой регулярные видоизменения глагольного слова, которые выражают временные значения. Большая темпоральная парадигма объединяет частные парадигмы форм прошедшего, настоящего и будущего времени. Ее можно изобразить как таблицу форм, устанавливающую однозначное соответствие значений времени средствам их выражения (формативам). Тождество лексемы во всех ее грамматических видоизменениях выражается глагольной основой. Темпоральная парадигма является закрытым классом форм, характеризуясь точно определенным числом позиций.

Вышесказанное справедливо как для морфологического, так и для семантического способов формообразования. Однако формы семантического образования выступают по отношению к формам морфологического как вторичные. Поскольку семантическая деривация в морфологии исключает изменение морфемного состава производящей формы, производная форма омонимична производящей. При построении парадигмы темпоральных форм семантического образования необходимо учитывать, что формальной неоднородности строения производных форм соответствует семантическая неоднородность производящих. В качестве последних в современном русском языке могут выступать темпоральные формы морфологического образования, императивная форма 2-го лица единственного числа глаголов совершенного вида, а также инфинитив. Производные форм настоящего и будущего времени (имеется в виду как будущее простое, так и будущее сложное) противопоставлены по лицу и числу, а прошедшего (л-форма) - по роду и числу. Семантика субъекта действия, названного императивом и инфинитивом, выражается соответственно приимперативной формой именительного и приинфинитивной формой дательного падежа имени/местоимения. От своих производящих формы семантического образования отличаются стилистической маркированностью, так как функционируют главным образом в художественной речи и в разговорном языке. Отметим, что избирательность, ограничения и дополнительные специфические особенности реализации функций темпоральных форм касаются не только разных форм существования языка и типов речи, но и типов высказывания. Если относительно законченная реализация темпоральной функции формы морфологического образования как правило осуществляется в пределах высказывания, равного речевой репрезентации предложения (см. [Гак 1973: 352]), то функции темпоральной формы семантического образования могут выявляться и в сверхфразовом единстве, и в комплексе таких единств. Очевидно, что функции темпоральных форм (вне зависимости от способа их образования) соотносятся «с функциональными признаками фрагментов текста и текста в целом, т.е., с одной стороны, обусловливаются функциональными признаками текста, а с другой - конституируют их» [Бондарко 1987: 20].

Согласно традиционной модели функциональной грамматики, «форма времени дает дейктическую основу темпоральной функции - все остальное определяется взаимодействием с другими категориями (прежде всего аспектуаль-ными и модальными), с лексическими показателями типа вчера, только что, сейчас, вот-вот и т.п., с речевой ситуацией» [там же: 20]. Однако это справедливо лишь для форм морфологического производства. Дейктическую основу темпоральных форм, созданных семантическим путем, дает их контекстуальное окружение, а «все остальное» определяют как раз они сами.

Еще одно отличие форм морфологического образования от форм семантического заключается в том, что последние не могут функционировать в качестве сказуемого придаточной части сложноподчиненных изъяснительных предложений, то есть исключается возможность их относительного употребления.

Различие абсолютного и относительного времени в русском языке не является морфологическим, поскольку временные формы используются в функции и того, и другого, однако оно получает определенное выражение в сфере синтаксического времени, реализуясь в определенных типах сложноподчиненных предложений [Бондарко 1990а: 12]. Соотношение «абсолютное/относительное время - прямой/переносный тип представления времени действия» обращает на себя внимание потому, что абсолютное и относительное употребление времен выступают как варианты общего грамматического значения формы, при определении которого «важно учитывать ее переносное употребление, так как и при переносном употреблении (в нашей терминологии: при семантическом образовании одной формы на базе другой - Р.С.) общее значение формы сохраняется и проявляется в том или ином варианте» [Бондарко -Буланин 1967: 9].

Особенности семантической деривации таковы, что трансформация исходной формы времени осуществляется исключительно в контекстных условиях, обнаруживая абсолютную зависимость от временной отнесенности изображаемой ситуации. Грамматическая метафоризация темпоральной формы несовместима с теми смысловыми отношениями, которые получают формальное выражение в структуре сложноподчиненного изъяснительного предложения и дифференцируются посредством той или иной комбинации глаголов-сказуемых в главной и придаточной частях. Необходимость однозначного выражения предшествования, одновременности или следования действия, названного в придаточной части, по отношению к действию в главной, обусловливает использование для этих целей темпоральных форм морфологического образования. Именно они характеризуются максимальной концентрацией базисных темпорально-дейктических признаков и наибольшей специализированностью в выражении временных отношений. Ограниченные функционально и стилистически темпоральные формы семантического образования оказываются неспособными к функционированию в качестве придаточной части сложноподчиненного изъяснительного предложения.

Опыт разработки теоретических оснований семантического формообразования, предпринятый в настоящем исследовании, имеет поисковый характер, так как взятые на вооружение принципы грамматического описания и система исходных понятий рассчитаны на уточнение и развитие в ходе последующих исследований функциональной ориентации (на материале как современного русского языка, так и более ранних этапов его развития). Вместе с тем реализация теории семантического формообразования в анализе фактического материала представляется невозможной без обращения а) к отечественной языковедческой традиции и к сохраняющим свою значимость трудам зарубежных лингвистов (см. работы [Есперсен 1958; Кацнельсон 1986а; 1986в; Курилович 1962; Мещанинов 1978; Пешковский 1938; Потебня 1941; 1958; Фортунатов 1957; Шахматов 1927] и др.) с одной стороны, и б) к разрабатывающим частные проблемы грамматики исследованиям, результаты которых могут способствовать решению целого ряда вопросов семантической деривации.

Следует заметить, что темпоральные формы семантического образования - разумеется, как случаи переносного употребления - изучаются с давних пор преимущественно на материале современного русского языка (целенаправленно или при разработке других грамматических явлений: [Бондарко 1965; 1971; Ермоленко 1987; Прокопович 1982; Шмелев 1960] и др.). Специальных же работ по истории безморфемного формообразования нами не зафиксировано.

Все вышесказанное определяет актуальность исследования семантического образования в историческом плане, составной частью которого является изучение темпоральных форм, созданных семантическим способом, в русской повести XVII столетия.

Отметим, что в работах, исследующих морфологию глагола интересующей нас эпохи (специально или в числе других языковых явлений), с давних пор отмечалось употребление темпоральных форм в «несобственных» функциях [Аверьянова 1955; Агафонова 1981; Бондарева 1973; Бондарко 1958; Даневич 1961; Жульева 1973; Лопушанская 1967; Черных 1953]. К сожалению, фиксируя случаи так называемого переносного употребления форм, исследователи чаще всего ограничиваются простой констатацией фактов. Упоминания о стилистических и семантических особенностях интересующих нас форм единичны.

Так, например, в своем исследовании «Особенности синтаксиса сатирических произведений и повестей XVII в. Способы выражения сказуемого» Г.Н.Аверьянова, обращаясь к форме praesentis historici, пишет, что о ее стилевом значении можно говорить только там, где есть четкое противопоставление единой формы прошедшего времени формам настоящего и будущего, так как в текстах, где функционируют аорист и имперфект, praesens historicum - это «элемент нового качества на месте исчезающих простых прошедших времен -элементов старого качества» [Аверьянова 1955: 60]. Однако исследователь не развивает свою мысль, ограничившись указанием на связь использования таких форм с проблемой выражения семантики характера протекания действия. Вместе с тем в тексте XVII века формы времени, созданные морфологическим и семантическим способами, образуют единство, далекое от отношений равновесия и равномерного распределения его компонентов: доминирующими оказываются либо первые, либо вторые - и факторы, определяющие выбор темпоральной формы того или иного способа образования, заслуживают самого пристального внимания.

В статье «Настоящее историческое глаголов несовершенного и совершенного видов в языке русских памятников XV-XVII вв.» А.В.Бондарко, изучив особенности функционирования форм «настоящего исторического», делает вывод, что употребление «настоящего исторического» глаголов совершенного вида в XV-XVII вв. уже, чем употребление «настоящего исторического» глаголов несовершенного. В современном русском языке его вообще нет, однако это обстоятельство - не следствие постепенного исчезновения совершенного вида в настоящем историческом, а результат обобщения существующей с давних пор тенденции преимущественного употребления в настоящем историческом глаголов несовершенного вида [Бондарко 1958: 70]. На наш взгляд, проблема употребления форм praesentis historici (в художественной литературе старорусского периода вообще и XVII столетия в частности) заслуживает рассмотрения не только в плане видовой соотносительности глаголов, функционирующих в указанной форме. Не вызывает сомнений необходимость их изучения в качестве результатов семантической деривации, которое обеспечит объективное исследование роли указанных форм в организации текстового пространства повествовательных произведений интересующей нас эпохи.

При изучении семантического образования форм времени в повести XVII века необходимо, среди прочего, учитывать такие особенности использования глагольных форм, которых, с одной стороны, нет в современном русском языке, а с другой - не было и не могло быть в древнерусских текстах. По мнению С.П.Лопушанской, «история формирования категории времени русского глагола до некоторой степени отражает сохранение следов древнего конкретно-пространственного восприятия протекания действия во времени как начала и развития цепи событий» [Лопушанская 1961: 10]. Д.С.Лихачев отмечает, что в древнерусской литературе «художественное время не только имеет свой конец и начало, но и известного рода замкнутость на всем своем протяжении» [Лихачев 1967: 258].

С.Матхаузерова на материале произведений протопопа Аввакума показывает, что Аввакумову концепцию глагольных форм можно рассматривать как придуманную итальянскими художниками Возрождения проекционную сетку: время субъективно, оно проецируется на временную ось самого рассказчика, что было совершенно невозможно в ранний период истории русской литературы, когда «изображаемый отрезок времени надо было воспроизвести не в опосредованной авторским субъектом форме, а в аутентическом, т.е. абсолютном или «наивно объективном» виде» [Матхаузерова 1972: 232]. В произведениях Аввакума эта древняя концепция входит составной частью в усложненную перспективу: действия, обозримые с позиции рассказчика, преходящие, «человеческие», выражены л-формой (называемой С.Матхаузеровой «прошедшим сложным»), а действия, которые нельзя обозреть с того места, откуда рассказчик наблюдает, так как речь идет о времени «вечности», относящемся к трансцендентному наблюдателю, выражены формами аориста и имперфекта.

П.В.Петрухин, исследовавший функционирование глагольных форм в «Пискаревском летописце», отмечает: «Вместо прежнего фрагментарного ан-налистического принципа изложения, имевшего лишь условную начальную «точку отсчета» - сотворение мира - летописец обретает реальную, «фиксированную» точку отсчета (без кавычек), исходя из которой он может рассматривать исторический материал, и этой точкой отсчета является его же, летописца, настоящее, его сегодняшний день. Прошлое для него интересно прежде всего тем, чем оно отличается от настоящего и чем настоящее ему обязано» [Петру-хин 1996: 82].

Как указывает В.М.Марков, без должного внимания к формам проявления сознательного отношения к языку «невозможны ни полноценная разработка вопросов исторической грамматики, ни, тем более, разработка вопросов истории литературно-письменной нормы» [Марков 2001а: 149]. Действительно, исследование семантического формообразования невозможно без учета, с одной стороны, таких общих особенностей текстов XVII века, как сосуществование старых и новых грамматических форм, находившихся в отношениях свободного варьирования, широкое развитие грамматической синонимии, активизация различных переходных явлений в грамматических категориях, а с другой - индивидуальных особенностей конкретной повести (личность автора, уровень его начитанности в древней и современной ему русской литературе и его критерии правильного и допустимого, художественные задачи повести и способы их решения).

Целью настоящей работы является исследование специфики семантического образования темпоральных форм в повествовательных произведениях XVII столетия, предполагающее решение следующих задач:

1. описание форм времени семантического образования в единстве их плана содержания и плана выражения, а следовательно - выявление основных закономерностей их функционирования;

2. установление регулярности моделей семантического образования форм времени, нашедших свое отражение в текстах повестей XVII века, путем сопоставления с темпоральными формами, представленными в текстах литературных произведений старорусского периода;

3. построение парадигмы указанных форм, отражающей перечень грамматических значений входящих в нее форм и характеризующейся однозначным соответствием позиции и связанного с ней формообразовательного средства, а также ее анализ;

4. выявление продуктивности моделей семантического образования темпоральных форм, представленных в повествовательном жанре XVII столетия, посредством сопоставления названных производных с соответствующими формами, функционирующими в литературных произведениях XIX и XX веков.

Цель и задачи диссертации обусловили комплексную методику анализа, направленную на достижение всестороннего охвата предмета исследования, однако ведущим можно считать метод функционального анализа, предполагающий рассмотрение языковых фактов в их системно-функциональных связях. Обращаясь к исследованию семантического образования форм времени в языке XVII века как в системе одновременно существующих взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов, мы исходим из принципа неразрывности синхронного и диахронного подходов к изучению языковых фактов: синхронное рассмотрение языка предшествует диахроническому (всегда связанному с сопоставлением по крайней мере двух последовательных стадий в языковой системе), диахронические объяснения способствуют познанию особенностей функционирования языка в синхронии.

Материалом исследования послужили 40 произведений, в числе которых - и типичные образцы повествовательного жанра, ориентированные на событийное воспроизведение действительности, и сатирические повести, построенные на нарочитом несоответствии стилистического и тематического планов художественной формы, в которых элемент литературной пародии оттесняет изображение действий и событий на второй план. Анализируются, с одной стороны, воинские повести, в XVII столетии активно использующие народно-поэтические мотивы («историческая», «поэтическая» и «сказочная» повести об Азовском взятии и осадном сидении, «Повесть о Сухане»); житийные повести, отражающие деформацию агиографического канона («Повесть о житии Варлаама Керетского», житийно-биографические повести о подвижничестве в семье и домашней жизни «Повесть о Марфе и Марии», «Повесть об Улиянии Осорьиной»); исторические повести, демонстрирующие нарративную стратегию разного типа (насыщенные публицистическими мотивами «Новая повесть о преславном Российском царстве», «Повесть о смерти воеводы М.В.Скопина-Шуйского», «О новоявлыпемся развратнице Тишине, его же имя нарицашеся дикой вор тушинской», «Повесть о розстриге Григории» и беллет-ризованные «Сказание о зачатии Москвы и Крутицкой епископии», «Повесть о зачале Москвы», «Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы», «Повесть о Тверском отроче монастыре»); повести-путешествия («Челобитная Василия Полозова», имеющая, несмотря на избранную форму послания, все черты древнерусских хождений, и «Отписка Степана Тарбеева и Ивана Басова», созданная в жанре паломнических чудес, однако со ссылкой на реального очевидца); бытовые (нравоучительные «Повесть о Савве Грудцыне» и «Повесть о Горе и Злочастии», плутовские «Повесть о Шемякином суде», «Повесть о Карпе Сутулове», «Повесть о бражнике», «Повесть о крестьянском сыне», «Повесть о Фроле Скобееве») и сказочные повести («Повесть о византийском царе Михаиле», «Повесть о некоем купце Григории, како хоте его жена с чародеем уморити», «Повесть о купце», «Повесть о разуме человеческом», «Слово о купцы и сыне его и жене сынов-не»); с другой стороны - сатирические повести, либо прямо пародирующие самые разные текстовые формы - лечебники («Лечебник на иноземцев»), азбуковники («Азбука о голом и небогатом человеке»), дорожники («Сказание о роскошном житии и веселии»), послания («Калязинская челобитная»), письмовники («Послание дворителное недругу»), судные списки («Повесть о Ерше Ершовиче»), наконец, Священное писание и литургию («Сказание о куре и лисице» и «Служба кабаку» соответственно), либо отсылающие читателя к различным жанрам устной словесности, вообще широко используемой в нашем материале («Слово о мужах ревнивых», «Повесть о Фоме и Ереме»,

Сказание о попе Савве»). Из перечисленных произведений были извлечены и классифицированы примеры функционирования форм времени как семантического образования, так и морфологического (с которыми рассматриваемые семантические дериваты варьируются). В работе в качестве иллюстративного материала и те, и другие приводятся выборочно, хотя анализировались исчерпывающе. К исследованию по возможности привлекались наиболее ранние редакции повестей в списках XVII века. Сопоставление различных списков того или иного произведения позволило во многих случаях уточнить значение глагольных форм, следовательно - повысить уровень объективности исследования. Сразу же отметим, что орфография всех приводимых в работе примеров из древнерусских и старорусских текстов приведена к единому образцу, ориентированному на правила, принятые издателями большинства использованных нами источников XVII века: ять заменен Е, i - И, диграф оу - У, юсы - У и Я, омега - О, фита - Ф, кси - КС, пси — ПС, ижица - У; ъ сохранен только в середине слова, титла раскрыты, в текст внесены надстрочные буквы, введена современная пунктуация.

Выбор материала определяется следующими обстоятельствами. Как известно, в XVII веке писатели демократических кругов «начали создавать свою литературную традицию, принимая за основу отвечающие тому или иному случаю формы канцелярской письменности и широко используя элементы живой речи, народной поэзии, а наряду с ними - и элементы старой книжности» [Робинсон 1949: 195]. Разрыв с традицией жанров, а именно - превращение жития в житийную повесть, движение исторической повести к художественной беллетристике на историческую тему и т.д. (см. об этом применительно к нашему материалу: [Адрианова-Перетц 1977: 129; Дмитриев 1972: 191; Малышев 1956: 121; Скрипиль 1954а: 415; 19546: 359; Тотубалин 1954: 336] и др.), давал свободу художественному домыслу, побуждал автора вдумываться в психологию, с одной стороны, своих героев, следовательно - искать точного выражения нюансов их языка, а с другой - своих читателей, и, соответственно, широко использовать выразительные средства разговорного языка эпохи. Темпоральные формы семантического образования представлены в повествовательных произведениях тем шире, чем ближе язык конкретной повести к разговорному языку эпохи. Вероятно, первоначально они характеризовали разговорную речь и уже оттуда проникали в письменные тексты вообще и художественные произведения в частности. К сожалению, мы не располагаем точными данными о динамике форм времени безморфемного образования в диахронии. Однако в повестях XVII века, написанных в традициях старой книжности, таких форм либо нет совсем (о чем свидетельствует проведенный нами анализ текстов «Повести о некоей брани» Евстратия1 и «Предания об основании Москвы Олегом» ), либо они единичны и при этом однотипны: таковы, например, претери-ты, образованные на базе форм настоящего времени в «исторической» повести Азовского цикла, или на базе инфинитива в «Повести об Улиянии Осорьиной». А.А.Потебня отмечает широкое использование форм семантического образования в языке былин [Потебня 1941: 108-116], который, по мнению исследователей, в XVII веке представлял собой разговорный, «живой язык эпохи» [Евгень-ева 1944: 176]. Извечная проблема невозможности опереться в исторических исследованиях на разговорную практику при изучении семантического формообразования если и не снимается полностью, то во всяком случае трансформируется. На наш взгляд, сопоставление форм семантического образования в художественных произведениях и в памятниках бытовой и деловой письменности (которое представляется необходимым для всестороннего изучения семантиче

Повестъ о некоей брани / Подготовила к печати О.А.Белоброва // АН СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом).

Труды отдела древнерусской литературы. - 1970. - Т. XXV. - С. 155-159. 2

Предание об основании Москвы Олегом / Подготовила к печати М.А.Салмина // Повести о начале Москвы. -М.-Л.: Наука, 1964. - С. 259. ского формообразования в XVII веке) может способствовать ее окончательному решению.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что проведенное исследование позволяет восполнить пробелы в понимании истории семантической деривации в морфологии и тем самым способствует расширению теоретических основ исторической морфологии и уточнению таких понятий, как грамматическая форма, грамматическое значение, парадигма, следовательно - создает реальную основу для решения проблемы изучения эмоционально-экспрессивных и образных возможностей грамматических единиц. Изучение основных особенностей семантического образования темпоральных форм в его параллелизме с морфологическим формообразованием, которое впервые осуществляется на материале разножанровых повестей XVII века, обеспечивает возможность системно-парадигматической квалификации семантических дериватов, что позволяет говорить о научной новизне работы.

Теоретическая значимость работы и ее научная новизна определяют сферу ее практического использования. Данные, полученные в результате проведенного исследования, могут служить базой для изучения семантического формообразования применительно к последующим периодам истории русского языка. Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке лекционных и специальных курсов по исторической грамматике и истории русского литературного языка при характеристике письменных памятников XVII столетия.

Апробация работы проводилась на следующих научных конференциях:

1. Итоговая научная конференция преподавателей и сотрудников Казанского государственного университета 2001 г. - Казань, КГУ, 5 февраля 2002 г.

2. Итоговая научная конференция преподавателей и сотрудников Казанского государственного университета 2002 г. - Казань, КГУ, 6 февраля 2003 г.

3. Международная научная конференция «Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект» - Владимир, ВГПУ, 24-26 сентября 2003 г.

4. Международная научная конференция «Вторые Бодуэновские чтения. Казанская лингвистическая школа: традиции и современность» - Казань, КГУ, 1113 декабря 2003 г.

5. Итоговая научная конференция преподавателей и сотрудников Казанского государственного университета 2003 г. - Казань, КГУ, 5 февраля 2004 г.

Структура работы: диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографии, включающей перечень источников с указанием принятых в работе сокращений и списка использованной научной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русский глагол в повествовательном жанре XVII века"

Заключение

Диссертационное сочинение представляет собой опыт изучения темпоральных форм семантического образования в языке художественной русской литературы XVII столетия. Материалом исследования являются оригинальные произведения повествовательного жанра указанной эпохи. Проведен детальный анализ образования и функционирования темпоральных форм, созданных семантическим способом, в текстах повестей: в соответствующих главах рассмотрены формы прошедшего, настоящего и будущего времени. В ходе решения поставленных исследовательских задач получены следующие результаты: 1. Складывание особенностей семантического образования темпоральных форм на всем протяжении исторического развития русского языка шло параллельно и взаимосвязанно со становлением видо-временной системы и во многом определялось неравномерностью ее эволюции. Как указывает В.Б.Силина, в те периоды истории языка, когда он не был связан кодифицированной нормой, развитие морфологической системы представляло собой вероятностный процесс. Шел выбор одного из возможных путей развития, испытывались различные формы выражения одного и того же значения; сначала эти формы сосуществовали в качестве вариантов, но затем вступали в конкурентную борьбу. Обобщение и выравнивание шло, как правило, по наиболее продуктивному образцу [Силина 1982: 160]. Сказанное, на наш взгляд, в полной мере относится ко всем средствам выражения категории темпоральности. Поэтому в повествовательном жанре XVII столетия, произведения которого соединяют черты живого языка эпохи и архаичные элементы, устаревающие и выходящие из употребления темпоральные формы семантического образования сосуществуют с образованиями, созданными по актуальным и продуктивным моделям. Так, претериты, созданные на базе инфинитива, являются в начальный период формирования русского национального языка архаичным средством выражения отнесенности действия к плану прошлого. Все остальные темпоральные формы семантического образования, отмеченные в нашем материале, созданы по моделям, актуальным для XVII века. Далее: функционирование в повествовательных произведениях указанной эпохи форм настоящего времени, мотивированных формами будущего простого, а также форм будущего времени, мотивированных формами настоящего, оказалось возможным не только в силу распада древнейшего синкретизма настоящего/будущего времени, исключавшего противопоставление производящего производному (а значит - само возникновение деривационных отношений), но и благодаря формированию видо-временной системы, в которой видовое значение становится составной частью семантики всякой глагольной лексемы. Следовательно, языковая интерпретация темпоральных форм семантического образования является исторически обусловленной постольку, поскольку исторически обусловлена языковая интерпретация смыслового содержания их производящих.

2. Функционирование темпоральных форм семантического образования в повествовательном тексте XVII столетия обнаруживает однозначную зависимость от литературной традиции, в которой создана повесть. В произведениях, следующих характерным особенностям старой книжности («Повесть о некоей брани» Евстратия, «Предание об основании Москвы Олегом»), указанные семантические дериваты отсутствуют полностью. Крайне ограниченное их использование демонстрируют повести, в которых традиционно-книжные элементы явно преобладают над народно-поэтическими: в «Повести об Улиянии Осорьиной» единичны случаи употребления претеритов, мотивированных инфинитивом, а в «исторической» повести Азовского цикла -претеритов, производных от форм настоящего времени. Наибольшее разнообразие темпоральных форм семантического образования отмечено в текстах, сочетающих традиционную книжную риторику с живой разговорной речью («Новая повесть о преславном Российском царстве», «поэтическая» повесть Азовского цикла, «Повесть о Савве Грудцыне» и нек. др.). Там, где последняя доминирует (например, в сатирических и сказочных произведениях повествовательного жанра), функционируют только те производные, которые созданы по актуальным в рассматриваемую эпоху моделям семантического образования темпоральных форм. Таким образом, семантические дериваты, выступающие в качестве средства выражения временных отношений, являются в художественном тексте XVII столетия одним из жанрообра-зующих факторов.

3. В повествовательных произведениях XVII столетия темпоральные формы, образованные морфологическим и семантическим способами, способны выступать как синонимичные. Однако говорить об их полном функциональном тождестве, а значит - взаимозаменяемости, представляется неправомерным. Анализ, основанный на принципе выделения первоначально общих значений и их последующей конкретизации, позволяет выявить такие особенности темпоральных форм семантического образования, которые отсутствуют у их грамматических синонимов морфологического образования. Специфика темпоральных форм, образованных безморфемным способом, определяется семантикой их производящих. Обязательным семантическим компонентом дериватов, мотивированных формами настоящего времени, становится значение процессуальности, обусловленное категориальным значением несовершенного вида. Значение образований, соотнесенных с формами будущего простого, осложняется оттенками, связанными с футуральной семантикой -модальность возможности/невозможности совершения действия, готовности к его осуществлению и т.д. - а также с категориальной семантикой совершенного вида. Обозначение инфинитивом действия безотносительно к деятелю отражается в функционировании его производных с дательным падежом косвенного субъекта; с обусловленностью деятельности чужой волей связаны и модальные оттенки долженствования, непредвиденности, вынужденности и т.д., осложняющие значение темпоральных форм, мотивированных инфинитивом.

4. В произведениях повествовательного жанра XVII века реально представлены не все теоретически возможные лично-числовые формы семантического образования, поскольку выбор конкретного средства обозначения темпоральной отнесенности действия того или иного лица, а значит - наличие в тексте соответствующей формы, зависит от автора. По этой же причине ни в одной из повестей нашего материала не отмечены все возможные формы одного и того же глагольного слова, созданные безморфемным способом. Однако парадигма темпоральных форм семантического образования сохраняет тождество глагольной лексемы в ее грамматических видоизменениях, выражаемое наличием у всех членов парадигмы инвариантной части - постольку, поскольку его сохраняют формы исходной парадигмы (морфологического образования) и инфинитив.

5. Говоря о характеризующем любую словоизменительную парадигму однозначном соответствии позиции и связанного с ней формообразовательного средства, необходимо отметить, что в качестве последнего при семантическом формообразовании выступает та или иная модель взаимодействия единиц, принятых за исходные, и их среды. Следовательно, для парадигмы темпоральных форм, функционирующих в повествовательных произведениях XVII столетия, однозначным является соответствие темпорального значения производного (предшествование, одновременность или следование действия по отношению к точке отсчета) и определенной модели взаимодействия производящего (в качестве которого в нашем материале могут выступать формы настоящего времени, формы будущего простого и сочетание инфинитива с дательным падежом имени/местоимения) с темпоральным значением контекста, которое выражается грамматическими, лексическими или комбинированными средствами. Специфика безморфемной деривации в морфологии находит свое отражение в составе и строении темпоральной парадигмы, обусловливая функционально-семантическую неоднородность входящих в нее форм.

6. Модели семантического производства темпоральных форм, нашедшие свое отражение в повестях XVII столетия, являются (за исключением модели создания претеритов на базе инфинитива с дательным падежом косвенного субъекта действия) продуктивными и для современного русского языка, о чем свидетельствует сопоставление соответствующих парадигм. Кроме того, оно показывает, что в художественной прозе XIX и XX веков представлены образования, не отмеченные в нашем материале. Отсутствие в повествовательном жанре XVII века претеритов и форм презенса, мотивированных формами будущего сложного, вероятно, объясняется поздним закреплением последних, лишь в XVIII столетии получивших статус общерусских. Отсутствие претеритов, соотнесенных с императивной формой 2-го лица единственного числа глаголов совершенного вида, форм презенса и футурума, производных от л-форм глаголов обоих видов, а также форм презенса, омонимичных формам будущего времени глагола быть, относится целиком на счет автора, определяющего критерии допустимого и недопустимого в повествовательном тексте и выбирающего способы решения художественных задач последнего, так как грамматическая система русского языка XVII века допускает образование перечисленных форм.

7. Анализ основных особенностей семантического образования темпоральных форм в его параллелизме морфологическому формообразованию сделал возможной системно-парадигматическую квалификацию семантических дериватов, что и позволяет говорить о принципиальной новизне проведенного исследования. Разумеется, взятые на вооружение принципы грамматического описания и система исходных понятий рассчитаны на уточнение и развитие в ходе последующих исследований функциональной ориентации. Тем не менее предпринятый нами опыт разработки теоретических оснований семантического формообразования создает реальную основу для решения проблемы изучения эмоционально-экспрессивных и образных возможностей грамматических единиц.

Список научной литературыСабитова, Регина Рифкатовна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Азб. гол. Азбука о голом и небогатом человеке (по Трондхеймскому списку 1663 г.) / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - М.: Наука, 1977. - С.229-231.

2. Жит. Авв. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное / Подготовил к печати И.Назимов // Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. - М: ТЕРРА - Книжный клуб, 2001. - С. 5-69.

3. Зач. Моск. Сказание о зачатии Москвы и Крутицкой епископии / Подготовила к печати М.А.Салмина // Повести о начале Москвы. - M.-JL: Наука, 1964.-С. 245-247.

4. Ист. Азов. «Историческая» повесть Азовского цикла / Подготовил к печати А.Н.Робинсон // Воинские повести Древней Руси. - M.-JL: Изд-во АН СССР, 1949.-С.47-56.

5. Каляз. Чел. Калязинская челобитная / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - M.-JL: Изд-во АН СССР, 1954. - С.65-69.

6. Котош. Г.К.Котошшин. О России в царствование Алексея Михайловича / Подготовили к печати С.П.Обнорский и С.Г.Бархударов // Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. Часть первая. - М.: Аспект Пресс, 1999. - С. 308-316.

7. Леч. инозем. Лечебник на иноземцев / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - М.: Наука, 1977.-С. 95-96.

8. Нов. пов. Рос. царств. Новая повесть о преславном российском царстве / Подготовил к печати Н.И.Тотубалин // Русская повесть XVII века. - JL: ГИХЛ, 1954.-С. 9-28.

9. Отп. Тарб. Бас. Отписка Степана Тарбеева и Ивана Басова / Подготовила к печати О.А.Белоброва // АН СССР. Ин-т рус. лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1972. - Т. XXVII. - С. 269-272.

10. Пов. бражн. Повесть о бражнике / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 107-109.

11. Пов. воев. Шуйск. Повесть о смерти воеводы М.В. Скопина-Шуйского / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954.-С. 29-38.

12. Пов. Горе Зл. Повесть о Горе и Злочастии / Подготовил к печати В.В.Сиповский // Сиповский В.В. Русские повести XVII-XVIII вв. - СПб, 1905. -С. 1-13.

13. Пов. Григ. — Повесть о некоем купце Григории, како хоте его жена с чародеем уморити / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // АН СССР. Ин-т литры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. 1948. -T.VI. - С. 329-332.

14. Пов. Груд. Повесть о Савве Грудцыне / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // АН СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1947. - Т. V. - С. 234-293.

15. Пов. Ерш. Повесть о Ерше Ершовиче / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954.-С. 7-13.

16. Пов. жит. Кер. Повесть о житии Варлаама Керетского / Подготовил к печати Л.А.Дмитриев // АН СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1970. - Т. XXV. - С. 191-196.

17. Пов. зач. Моск. Повесть о зачале Москвы / Подготовила к печати М.А.Салмина // Повести о начале Москвы. - М.-Л.: Наука, 1964. - С. 173-187. Пов. крест. - Повесть о крестьянском сыне / Подготовила к печати

18. B.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века.- М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. -С.110-113.

19. Пов. куп. Повесть о купце / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954. - С. 126-135.

20. Пов. Map. Повесть о Марфе и Марии / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954. - С. 48-53.

21. Пов. Мих. Повесть о византийском царе Михаиле / Подготовили к печати С.П.Обнорский и С.Г.Бархударов // Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. Часть первая. - М.: Аспект Пресс, 1999.1. C. 360-362.

22. Пов. раз. Повесть о разуме человеческом / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // АН СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1948. - Т. VI. - С. 324-327.

23. Пов. расст. Повесть о розстриге Григории / Подготовили к печати С.П.Обнорский и С.Г.Бархударов // Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. Часть первая. - М.: Аспект Пресс, 1999. - С. 290-291.

24. Пов. Скоб. Повесть о Фроле Скобееве / Подготовил к печати И.П.Лапицкий // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954. - С. 155-166.

25. Пов. Сут. Повесть о Карпе Сутулове / Подготовила к печати

26. B.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 114-120.

27. Пов. Сух. Повесть о Сухане / Подготовил к печати В.И.Малышев // Малышев В.И. Повесть о Сухане. Из истории русской повести XVII века. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1956. - С. 139-143.

28. Пов. Тв. Мон. Повесть о Тверском отроче монастыре / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954. - С. 116125.

29. Пов. Туш. О новоявлыиемся развратнице Тишине, его же имя нарицаше-ся дикой вор тушинской / Подготовили к печати С.П.Обнорский и

30. C.Г.Бархударов // Обнорский С.П., Бархударов С.Г. Хрестоматия по истории русского языка. Часть первая. М.: Аспект Пресс, 1999. - С. 289-290.

31. Пов. Улиян. Повесть об Улиянии Осорьиной / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // АН СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1948. - Т.VI. - С. 276-284.

32. Пов. Ф. Е. Повесть о Фоме и Ереме / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 43-45.

33. Поел. недр. Послание дворителное недругу / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 37-38.

34. Пов. Шем. Повесть о Шемякином суде / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 20-23.

35. Поэт. Азов. «Поэтическая» повесть Азовского цикла / Подготовил к печати А.Н.Робинсон // Воинские повести Древней Руси. - M.-JL: Изд-во АН СССР, 1949. - С.57-81.

36. Сказ. Азов. «Сказочная» повесть Азовского цикла / Подготовил к печати

37. A.Н.Робинсон // Воинские повести Древней Руси. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1949.-С. 85-112.

38. Сказ. кур. Сказание о куре и лисице / Подготовила к печати

39. B.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 73-77.

40. Сказ. роек. жит. Сказание о роскошном житии и веселии / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. -М.: Наука, 1977.-С. 31-33.

41. Сказ. Сав. Сказание о попе Савве / Подготовила к печати

42. B.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1954. - С.70-72.

43. Сказ. уб. Дан. Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы / Подготовила к печати М.А.Салмина // Повести о начале Москвы. - М,-Л.: Наука, 1964. - С. 199-212.

44. Сл. каб. Служба кабаку / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - M.-JL: Изд-во АН СССР, 1954.1. C. 46-64.

45. Сл. куп. Слово о купцы и сыне его и жене сыновне / Подготовил к печати М.О.Скрипиль // АН СССР. Ин-т лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1948. - Т.VI. - С.327-328.

46. Сл. муж. Слово о мужах ревнивых / Подготовила к печати В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. - M.-JL: Изд-во АН СССР, 1954. - С. 132-133.

47. Чел. Вас. Пол. Челобитная Василия Полозова / Подготовила к печати О.А. Белоброва // АН СССР. Ин-т рус. лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1972. - Т. XXVII. - С. 266-269.1.. Исследования

48. Аверьянова 1955 Аверьянова Г.Н. Особенности синтаксиса сатирических произведений и повестей XVII в. Способы выражения сказуемого: Дис. . канд. филол. наук / Г.Н.Аверьянова; Ленингр. гос. пед. ин-т. им. А.И.Герцена. - Л., 1955. - 310 с.

49. Агафонова 1981 Агафонова Т.И Глагольные формы в сочинении Г.К.Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича» (1666 — 1667 гг.): Дис. . канд. филол. наук / Т.И.Агафонова; Моск. гос. ун-т. - М., 1981.-216с.

50. Адрианова-Перетц 1977 Адрианова-Перетц В.П. У истоков русской сатиры / В.П.Адрианова-Перетц // Русская демократическая сатира XVII века. -М.: Наука, 1977. - С. 107-142.

51. Аксаков 1875а Аксаков К.С. Критический разбор «Опыта исторической грамматики русского языка» Ф.И.Буслаева / К.С.Аксаков // К.С.Аксаков. Сочинения филологические. - М.: Катков и К*, 1875. - С. 439-644.

52. Аксаков 18756 Аксаков К.С. О русских глаголах / К.С.Аксаков // К.С.Аксаков. Сочинения филологические. - М.: Катков и К*, 1875. - С. 405438.

53. Бенвенист 1974 Бенвенист Э. Общая лингвистика / Э.Бенвенист. - М.: Прогресс, 1974. - 448 с.

54. Бондарева 1971 Бондарева В.А. К вопросу о функциях глагола буду в деловой письменности XVII в. / В.А.Бондарева // Русский язык. Материалы и исследования: Сб.ст. - Ставрополь: Ставропольская правда, 1971. - Вып. 5. - С. 115-121.

55. Бондарева 1973 Бондарева В.А. Система временных форм глагола в языке бытовой и деловой письменности XVII века: Дис. . канд. филол. наук / В.А.Бондарева; Моск. гос. ун-т. -М., 1973. - 170 с.

56. Бондарко 1958 Бондарко А.В. Настоящее историческое глаголов несовершенного и совершенного видов в языке русских памятников XV-XVII вв. / А.В.Бондарко // Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им А.И.Герцена. - 1958. - Т. 173.-С. 55-71.

57. Бондарко 1965 Бондарко А.В. Некоторые особенности переносного употребления времен глагола / А.В.Бондарко // Русский язык в школе. - 1965. -№5.-С. 79-83.

58. Бондарко 1971 Бондарко А.В. Грамматическая категория и контекст / А.В.Бондарко. - Л.: Наука, 1971. - 115 с.

59. Бондарко 1976 Бондарко А.В. Теория морфологических категорий / А.В.Бондарко. - Л.: Наука, 1976. - 255 с.

60. Бондарко Буланин 1967 - Бондарко А.В. Русский глагол / А.В.Бондарко, Л.Л.Буланин. - Л.: Просвещение, 1967. - 192 с.

61. Бондарко 1983 Бондарко А.В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии / А.В.Бондарко. - Л: Наука, 1983. - 208 с.

62. Бондарко 1984 Бондарко А.В. Функциональная грамматика / А.В.Бондарко. - Л.: Наука, 1984. - 136 с.

63. Бондарко 1987 Бондарко А.В. Основания функциональной грамматики / А.В.Бондарко // Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуаль-ность. Временная локализованность. Таксис. - Л.: Наука, 1987. - С. 5-39.

64. Бондарко 1990а Бондарко А.В. Темпоральность / А.В.Бондарко // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. - Л.: Наука, 1990. -С. 5-58.

65. Бондарко 19906 Бондарко А.В. К анализу категориальных ситуаций в сфере модальности: императивные ситуации / А.В .Бондарко // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. - Л.: Наука, 1990. -С.80-89.

66. Бондарко 1991 Бондарко А.В. Семантика лица / А.В.Бондарко // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. - СПб.: Наука, 1991.-С. 5-40.

67. Булаховский 1958 Булаховский Л.А. Исторический комментарий к русскому литературному языку / Л.А.Булаховский. - Киев: Радянська школа, 1958.- 488 с.

68. Виноградов 1986 Виноградов В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове / В.В.Виноградов. - М.:Высшая школа, 1986. - 640 с.

69. Гак 1973 Гак В.Г. Высказывание и ситуация / В.Г.Гак // Проблемы структурной лингвистики-1972: Сб.ст. - М.: Наука, 1973. - С. 349-372.

70. Георгиева 1978 Георгиева В.Л. Безличные предложения / В.Л.Георгиева // Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение.- М.: Наука, 1978. С. 230-295.

71. Грабье 1983 Грабье Вл. Семантика русского императива / Вл.Грабье // Сопоставительное изучение грамматики и лексики русского языка с чешским языком и другими славянскими языками: Сб.ст. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. -С. 105-128.

72. Грамматика I Русская грамматика: В 2 т. - М.: Наука, 1982. - Т.1. - 783с.

73. Грамматика II Русская грамматика: В 2 т. - М.: Наука, 1982. - Т.2. - 709с.

74. Гуляницкий 1976 Гуляницкий JI. Глаголы «обратимого» действия / Л.Гуляницкий // Russian language journal. - 1976. - Vol. XXX. - № 6. - P. 9-15.

75. Даневич 1961 Даневич A.B. Грамматические особенности русских повестей второй половины XVII века: Автореф. дис. . канд. филол. наук / А.В.Даневич; Ин-т языковедения им. А.А.Потебни АН УССР. - Киев, 1961. -17 с.

76. Дмитриев 1972 Дмитриев Л.А. Жанр севернорусских житий / Л.А.Дмитриев // АН СССР. Ин-т рус. лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - Т. XXVII. - Л.: Наука, 1972. - С. 181-202.

77. Дмитриев 1973 Дмитриев Л.А. Житийные повести Русского Севера как памятники литературы XIII-XVII вв.: Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний / Л.А.Дмитриев. - Л.: Наука, 1973. - 303 с.

78. Евгеньева 1944 Евгеньева А.П. Язык былин в записях XVII века / А.П.Евгеньева // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - 1944. -Т. З.-Вып. 4.-С. 165-176.

79. Ермоленко 1987 Ермоленко С.С. Образные средства морфологии / С.С.Ермоленко. - Киев: Наукова думка, 1987. - 121 с.

80. Есперсен 1958 Есперсен О. Философия грамматики / О.Есперсен. - М.: Изд-во иностр. лит., 1958. - 404 с.

81. Жирмунский 1954 Жирмунский В.М. Внутренние законы развития языка и проблема грамматической аналогии / В.М.Жирмунский // Труды ин-та языкознания АН СССР. - 1954. - Т. IV. - С. 74-110.

82. Жульева 1973 Жульева В.А. Формы глагола прошедшего времени в русских повестях XV-XVIII вв.: Автореф. дис. . канд. филол. наук / В.А.Жульева; Владимир, гос.пед. ин-т им. П.И.Лебедева-Полянского. - Казань, 1973. - 16 с.

83. Зализняк 1995 Зализняк А. А. Древненовгородский диалект / А.А.Зализняк. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. - 720 с.

84. Золотова 1982 Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса / Г.А.Золотова. - М.: Наука, 1982. - 368 с.

85. Иванов 1982 Иванов В.В. История временных форм глагола / В.В.Иванов // Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. - М.: Наука, 1982.-С. 25-131.

86. Исаченко 1960 Исаченко А.В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким. Ч. 2. / А.В.Исаченко. - Братислава: Изд-во Словацкой Академии наук, 1960. - 577 с.

87. Кацнельсон 1986а Кацнельсон С.Д. О грамматической категории / С.Д.Кацнельсон // С.Д.Кацнельсон. Общее и типологическое языкознание: Сб.ст. - Л.: Наука, 1986. - С. 107-129.

88. Кацнельсон 19866 Кацнельсон С.Д. О грамматической семантике / С.Д.Кацнельсон // С.Д.Кацнельсон. Общее и типологическое языкознание: Сб.ст. - Л.: Наука, 1986. - С. 145-152.

89. Кацнельсон 1986в Кацнельсон С.Д. Грамматическая семантика и синтаксические формализмы / С.Д.Кацнельсон // С.Д.Кацнельсон. Общее и типологическое языкознание: Сб.ст. - JL: Наука, 1986. - С. 152-159.

90. Колесов 1989 Колесов В.В. Древнерусский литературный язык /

91. B.В.Колесов. JI.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. - 295 с.

92. Кошмидер 1962 Кошмидер Э. Очерк науки о видах польского глагола. Опыт синтеза / Э.Кошмидер // Вопросы глагольного вида: Сб.ст. - М.: Изд-во иностр. лит., 1962. - С. 105-167.

93. Курилович 1962 Курилович Е. Деривация лексическая и деривация синтаксическая / Е.Курилович // Е.Курилович. Очерки по лингвистике: Сб.ст. - М.: Изд-во иностр. лит., 1962. - С. 57-70.

94. Лайонз 1978 Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику / Дж.Лайонз. - М.: Прогресс, 1978. - 543 с.

95. Лихачев 1967 Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С.Лихачев. - Л.: Наука, 1967. - 372 с.

96. Ломтев 1952 Ломтев Т.П. Об употреблении глагола относительно категории времени в древнерусском языке / Т.П.Ломтев // Ученые записки Моск. гос. ун-та. - 1952. - Вып. 150. - С. 219-253.

97. Лопушанская 1961 Лопушанская С.П. Глагольные формы по памятнику XVII века «Слово и дело государевы»: Автореф. дис. . канд. филол. наук /

98. C.П.Лопушанская; Ленигр. гос. пед. ин-т им. А.И.Герцена. Л., 1961.-22 с. Лопушанская 1967 - Лопушанская С.П. Очерки по истории глагольногоформообразования / С.П.Лопушанская. Казань: Татарское книжное изд-во, 1967.- 174 с.

99. Малышев 1956 Малышев В.И. Повесть о Сухане: Из истории русской повести XVII века / В.И.Малышев. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1956. - 224 с.

100. Марков 2001а Марков В.М. Заметки по исторической стилистике русского языка / В.М.Марков // В.М.Марков. Избранные работы по русскому языку: Сб.ст. - Казань: ДАС, 2001. - С. 149-155.

101. Марков 1997 Марков В.М. К истории форм прошедшего времени в русском языке / В.М.Марков // Beitraege zur Slavistik. - 1997. - Bd. XXXIII. - С. 295-304.

102. Марков 20016 Марков В.М. О семантическом способе словообразования в русском языке / В.М.Марков // В.М.Марков. Избранные работы по русскому языку: Сб.ст. - Казань: ДАС, 2001. - С. 117-135.

103. Маслов 1984 Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии / Ю.С.Маслов. - JL: Изд-во Ленингр. ун-та, 1984. - 263с.

104. Маслов 1987 Маслов Ю.С. Перфектность / Ю.С.Маслов // Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализован-ность. Таксис. - Л.: Наука, 1987. - С. 195-209.

105. Матхаузерова 1972 Матхаузерова С. Функция времени в древнерусских жанрах / С.Матхаузерова // АН СССР. Ин-т. рус. лит-ры (Пушкинский дом). Труды отдела древнерусской литературы. - 1972. - Т. XXVII. - С. 227-235.

106. Мещанинов 1978 Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи / И.И.Мещанинов. - Л.: Наука, 1978. - 387 с.

107. Морозова Е.С. 1997 Морозова Е.С. Об особенностях функционирования претеритарной системы древнерусского и старорусского языков в разностильных письменных памятниках XI-XVII вв. / Е.С.Морозова // Вестник Мордовского ун-та. - 1997. - № 1. - С. 33-39.

108. Морозова С.Е. 1979 Морозова С. Е. Сложноподчиненные предложения условия / С.Е.Морозова // Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Сложное предложение. - М.: Наука, 1979. - С. 233-261.

109. Некрасов 1865 Некрасов Н.П. О значении форм русского глагола / Н.П.Некрасов. - Спб.: Изд-во тип. и лит. И.Паульсона и К*, 1865. - 314 с.

110. Никифоров 1952 Никифоров С.Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI века / С.Д.Никифоров. - М: Изд-во АН СССР, 1952.-344 с.

111. Николаев 1987 Николаев Г.А. Русское историческое словообразование. Теоретические проблемы / Г.А.Николаев. - Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 1987.- 152 с.

112. Овсянико-Куликовский 1902 Овсянико-Куликовский Д.Н. Синтаксис русского языка / Д.Н.Овсянико-Куликовский. - СПб.: Изд-во Д.Е.Жуковского, 1902.-312 с.

113. Павлов 1992 Павлов В.М. Субъект в безличных предложениях / В.М.Павлов // Теория функциональной грамматики. Субъектность. Объект-ность. Коммуникативная перспектива высказывания. Определенность/неопределенность. - СПб.: Наука, 1992. - С. 71-100.

114. Падучева 1986 Падучева Е.В. Семантика вида и точка отсчета (в поисках инварианта видового значения) / Е.В.Падучева // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1986. - Т. 45. - № 5. - С. 413-424.

115. Петрухин 1996 Петрухин П.В. Нарративная стратегия и употребление глагольных времен в русской летописи XVII века / П.В.Петрухин // Вопросы языкознания. - 1996. - № 4. - С. 62-84.

116. Пешковский 1938 Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении / А.М.Пешковский. - М.: ОГИЗ, 1938. - 452 с.

117. Поспелов 1966 Поспелов Н.С. О двух рядах грамматических значений глагольных форм в современном русском языке / Н.С.Поспелов // Вопросы языкознания. - 1966. - № 2. - С. 17-29.

118. Потебня 1941 Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т.4. Глагол. Местоимение. Числительное. Предлог / А.А.Потебня. - M.-JL: Изд-во АН СССР, 1941.-320 с.

119. Потебня 1958 Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. 1-2. / А.А.Потебня. - М.: Учпедгиз, 1958. - 536 с.

120. Прокопович 1982 Прокопович Е.Н. Глагол в предложении: семантика и стилистика видо-временных форм / Е.Н.Прокопович. - М.: Наука, 1982. - 286 с.

121. Размусен 1891 Размусен Л.П. О глагольных временах и об отношении их к видам в русском, немецком и французском языках / Л.П.Размусен // Журнал министерства народного просвещения. - 1891. - Вып. 275. - С. 376-417.

122. Робинсон 1949 Робинсон А.Н. Повести об Азовском взятии и осадном сидении / А.Н.Робинсон // Воинские повести Древней Руси. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949.-С. 166-243.

123. Рюмина Крепких 1990 - Рюмина О.Л. Семантика глагольных форм прошедшего времени в языке переводной новеллы XVII в. (формы аориста и имперфекта) / О.Л.Рюмина, Т.А.Крепких // Языковые единицы в семантическом аспекте: Сб.ст. - Таганрог, 1990. - С. 139-146.

124. Сабельфельд 1985 Сабельфельд Н.М. Система глагольных форм в Сибирских летописях XVII века: Дис. . канд. филол. наук / Н.М.Сабельфельд; Томск, гос. ун-т. - Новосибирск, 1985. - 188 с.

125. Силина 1982 Силина В.Б. История категории глагольного вида /

126. B.Б.Силина // Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. -М.:Наука, 1982. С. 158-279.

127. Сильницкий 1990 Сильницкий Г.Г. Функционально-коммуникативные типы наклонений и их темпоральные характеристики / Г.Г.Сильницкий // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. - JL: Наука, 1990.-С. 90-109.

128. Скрипиль 1954а Скрипиль М.О. Повесть о Горе-Злочастии / М.О.Скрипиль // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954. - С. 400-417.

129. Скрипиль 19546 Скрипиль М.О. Повесть о Марфе и Марии / М.О.Скрипиль // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954. - С. 359-365.

130. Тимофеев 1959 Тимофеев К.А. Об основных типах инфинитивных предложений в древнерусском языке / К.А.Тимофеев // Уч. зап. Ленингр. ун-та. -1959. - № 277. - Вып. 55. - С. 3-27.

131. Тотубалин 1954 Тотубалин Н.И. Новая повесть о преславном Российском царстве / Н.И.Тотубалин // Русская повесть XVII века. - Л.: ГИХЛ, 1954.1. C. 329-343.

132. Ульянов 1895 Ульянов Г.К. Значения глагольных основ в литовско-славянском языке. Ч II. Основы, обозначающие различия по видам / Г.К.Ульянов. - Варшава, 1895. - 341 с.

133. Фоменко 1963 Фоменко Ю.В. Язык Сибирских летописей 17 века (наблюдения над морфологическим строем): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ю.В.Фоменко; Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К.Крупской. - М., 1963. - 16 с.

134. Фортунатов 1956 Фортунатов Ф.Ф. Сравнительное языковедение / Ф.Ф.Фортунатов // Ф.Ф.Фортунатов. Избранные труды: В 2 т. - М.: Учпедгиз, 1956. -Т.1. - С. 23-197.

135. Хлебникова 1961 Хлебникова И.Б. О релятивном характере временных форм глагола / И.Б.Хлебникова // Уч. зап. Моск. ин-та международных отношений. - 1961.- №7. -С. 146-160.

136. Храковский 1987 Храковский B.C. Семантика фазовости и средства ее выражения / В.С.Храковский // Теория функциональной грамматики. Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис. - Л.: Наука, 1987. - С. 153-180.

137. Храковский Володин 1986 - Храковский B.C. Семантика и типология императива. Русский императив / В.С.Храковский, А.П.Володин. - Л.: Наука, 1986.-272 с.

138. Цейтлин 1990 Цейтлин С.Н. Необходимость / С.Н.Цейтлин // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. - Л.: Наука, 1990. -С. 142-156.

139. Черных 1953 Черных П.Я. Язык Уложения 1649 года. Вопросы орфографии, фонетики и морфологии в связи с историей Уложенной книги / П.Я.Черных. - М.: Изд-во АН СССР, 1953.-375 с.

140. Шахматов 1927 Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Вып. 2. Учение о частях речи. Дополнения / А.А.Шахматов. - Л.: Изд-во АН СССР, 1927. -212 с.

141. Шмелев 1960 Шмелев Д.Н. Абсолютное и относительное употребление форм времени русского глагола / Д.Н.Шмелев // Русский язык в национальной школе. - 1960. - №6. - С. 3-10.

142. Якобсон 1985 Якобсон 1985 - Якобсон P.O. О структуре русского глагола / Р.О.Якобсон // Роман Якобсон. Избранные работы: Сб.ст. - М.: Прогресс, 1985.-С. 210-221.

143. БелиЬ 1928 Бели11 А. О синтаксичком индикативу и «релативу» / А.БелиЬ // Symbolae grammaticae in honorem Joannis Rozwadowski. - Cracoviae, 1928. -Vol.II.-C. 47-55.

144. Reichenbach 1947 Reichenbach H. Elements of symbolic logic / H. Reichen-bach. - N.Y.: The MacMillan Co., 1947. - 437 p.