автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Русско-прибалтийско-финские языковые контакты и их отражение в области диалектного синтаксиса

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Калинова, Янина Валерьевна

ВВЕДЕНИЕ

ЧАСТЬ I. ИЗУЧЕНИЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ РУССКОГО И ПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКИХ ЯЗЫКОВ

Глава 1. Языковые контакты как одна из сторон этнокультурного взаимодействия

§ 1. Сущность языковых контактов.

§ 2. Исторический фон русско-прибалтийско-финских языковых контактов

Глава 2. Воздействие русского языка на прибалтийско-финские

Глава 3. Прибалтийско-финский субстрат в русском языке

ЧАСТЬ II. ОПЫТ СОПОСТАВИТЕЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ КОНСТРУКЦИЙ С ПРЕДИКАТИВНЫМИ СТРАДАТЕЛЬНЫМИ ПРИЧАСТИЯМИ В РУССКИХ ГОВОРАХ И ПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКИХ ЯЗЫКАХ

Глава 1. Типологическое сопоставление русских и прибалтийско-финских пассивнопричастных конструкций

§1.0 некоторых особенностях употребления предикативных страдательных причастий в русских говорах и восточных прибалтийско-финских языках.

§ 2. Классификация конструкций с предикативными страдательными причастиями в русских говорах и прибалтийско-финских языках.

§ 3. Сопоставление различных типов пассивнопричастных конструкций в русских говорах и прибалтийско-финских языках.

Глава 2. Предикативные страдательные причастия по данным фольклорных записей XIX века

Введение диссертации1999 год, автореферат по филологии, Калинова, Янина Валерьевна

Проблемы контактирования языков постоянно привлекают внимание как зарубежных, так и отечественных лингвистов. Взаимодействие языков является одним из стимулов языковых изменений. По словам Б.Гавранка, «влияние чужого языка - не только внешний фактор, но также и нечто, связанное с внутренним, имманентным развитием языка, который избирает то, что требуется соответственно его структуре» (Гавранек 1972, 107).

Взаимодействие русского и прибалтийско-финских языков длится уже более тысячелетия. Интерес к русско-прибалтийско-финским языковым контактам проявляли такие известные учёные, как И.А.Бодуэн де Куртенэ, А.А.Шахматов, Б.А.Ларин. Основательные исследования в этой области начинаются с конца XIX века. Значительный вклад в изучение контактов между русским и прибалтийско-финскими языками внесли труды Я.Микколы, М.Веске, Я.Калимы, П.Аристэ, В.Кипарского, И.Вахроса, А.И.Попова, А.К.Матвеева и других языковедов. В наибольшей степени изучено взаимодействие лексических сфер этих языков.

Чем продолжительнее контакты, тем глубже они затрагивают всю структуру взаимодействующих языков. Морфологическая система, как правило, менее поддаётся влиянию, самые податливые - лексика и синтаксис. Безусловно, наиболее проницаема лексическая система, через которую проникают в язык и фонетические и морфологические явления. Но в ситуации двуязычия, которая как раз имела место в процессе русско-прибалтийско-финских языковых контактов, происходит интенсивное взаимодействие и синтаксических сфер языков. Ведь языковое мышление основывается, в первую очередь, на законах родного языка. При смене кода во второй язык часто переносятся синтаксические модели первого.

Однако взаимодействие языков в области синтаксиса не всегда легко как зафиксировать, так и однозначно определить его направленность. Поэтому вопрос об особенностях контактирования синтаксических сфер языков вообще и, в частности, русского и прибалтийско-финских языков разработан в наименьшей степени. В последние десятилетия стали появляться исследования отдельных фактов синтаксического влияния русского языка на прибалтийско-финские (см.: Муллонен М. 1967; Злобина 1971; С^апеп 1985).

Вопрос о синтаксическом влиянии прибалтийско-финских языков на русский обычно решают в рамках более широкой проблемы прибалтийско-финского субстрата в русском языке. Здесь исследователи часто ограничиваются тем, что приводят отдельные факты сходства синтаксических структур языков и, в лучшем случае, сведения сравнительного и исторического плана (см.: Уеепкег 1967; Клрагэку 1969а), не анализируя конкретный языковой материал. Существуют и более основательные исследования предположительно субстратных черт русского синтаксиса, принимающие во внимание возможность одновременного обратного влияния русского языка на прибалтийско-финские, т.е. исследования взаимодействия синтаксических сфер этих языков (см.: Ларин 1963; УаИгоБ 1984; 1986).

Большинство исследований синтаксического взаимодействия посвящены формам выражения субъекта и объекта в русском и прибалтийско-финских языках, вопросам глагольного и предложного управления, синтаксическим калькам.

В работах по языковым контактам, по русскому диалектному синтаксису, синтаксису прибалтийско-финских языков не раз указывалось на сходство русских и прибалтийско-финских конструкций с предикативными пассивными причастиями (Уеепкег 1967, 137-139; Муллонен М. 1967, 41-42; Маркова 1987, 173). Наибольший интерес исследователей вызывает севернорусский посессивный перфект, в котором В.Фенкер видит прибалтийско-финское субстратное влияние, М.Муллонен - напротив, русскую диалектную черту в прибалтийско-финских языках. Как нам представляется, сделать достаточно обоснованные выводы о направлении языкового влияния в этой сфере можно, лишь изучив на конкретном материале взаимодействие русских и прибалтийско-финских пассивнопричастных конструкций. При этом мы привлекаем для исследования не только современные диалектные данные, но и материалы фольклорных записей XIX века, что, на наш взгляд, проясняет некоторые вопросы развития и взаимодействия пассивнопричастных оборотов в этих языках.

Результаты языковых контактов зависят не только от внутренних потребностей структур контактирующих языков, но также от многих внешних факторов социально-культурного характера. При исследовании результатов взаимодействия синтаксических сфер русского и прибалтийско-финских языков, необходимо учитывать общую направленность, специфику их контактирования, которая, в свою очередь, обусловлена определённым внешним фоном. Вопросы синтаксического взаимодействия представляется целесообразным решать на более широком фоне, учитывая результаты взаимодействия других сфер языков, опираясь при этом на факты обществоведческих наук, в первую очередь таких, как история, археология и этнография.

Итак, основной целью данной работы является выявление специфики взаимодействия синтаксических сфер русского и прибалтийско-финских языков на материале севернорусских и прибалтийско-финских конструкций с предикативными страдательными причастиями.

В связи с поставленной целью в работе выдвигаются следующие задачи:

1. Проанализировав накопленный исследователями материал, выявить специфику и направленность русско-прибалтийско-финских языковых контактов, обусловленную общим культурно-историческим фоном их развития.

2. Сопоставить русские диалектные и прибалтийско-финские конструкции с предикативными страдательными причастиями, выявить черты их типологического сходства и ареалы распространения однотипных русских и прибалтийско-финских причастных конструкций.

3. Выяснить, как типологически сходные черты пассивнопричастных конструкций отразились в севернорусских и прибалтийско-финских фольклорных материалах XIX века.

Для выполнения поставленных задач в первой главе работы анализируются внешние условия, повлиявшие на формирование типов русско-прибалтийско-финского языкового взаимодействия, на его общую направленность и результаты. Далее в работе даётся обзор тех данных по русско-прибалтийско-финским языковым контактам, которые накоплены в трудах других исследователей. Всё это позволяет наметить целостную картину взаимодействия данных языков, которая не может не учитываться при интерпретации синтаксического материала.

Актуальность работы заключается в том, что особенности диалектного синтаксиса в ней анализируются в рамках изучения этноязыкового взаимодействия, что даёт возможность по-новому рассмотреть ряд синтаксических черт русских говоров Северо-Запада и контактирующих с ними прибалтийско-финских языков.

Новизна работы состоит в следующем: проведён сопоставительный анализ русских диалектных и прибалтийско-финских конструкций с предикативными страдательными причастиями, который заключался не в сравнении отдельных языковых фактов, а в сопоставлении особенностей этих конструкций на широком диалектном и фольклорном материале с учётом ареальных и статистических данных. В работе впервые анализируется вся система пассивнопри-частных конструкций взаимодействующих языков на фоне других явлений русско-прибалтийско-финских языковых контактов.

Основным предметом исследования являются общие типологические особенности севернорусских и прибалтийско-финских конструкций с предикативными страдательными причастиями, прежде всего, те особенности, которые сконцентрированы в севернорусском посессивном перфекте (у него уехано). Вопрос о субстратном происхождении этого оборота поднимался неоднократно (Кт^еип 1953, 445-447; Уеепкег 1967, 139). Однако изучение его изолированно от целого ряда пассивнопричастных конструкций, широко распространённых в русских и прибалтийско-финских говорах Северо-Запада, не может дать заслуживающих внимания результатов. В данной работе исследуется вся совокупность конструкций с предикативными страдательными причастиями в русских и прибалтийско-финских говорах. При этом рассматриваются особенности этих конструкций, типологически сопоставимые в языках разных систем (русском и прибалтийско-финских).

Русские и прибалтийско-финские пассивнопричастные конструкции сопоставляются с точки зрения их структуры (при этом учитывается тип глагольной основы (переходный/непереходный), формы причастия и имени, если оно входит в конструкцию), значения, форм выражения субъекта, состава глагольных лексем, использования глагола-связки.

В работе не рассматриваются вопросы образования пассивнопричастных форм в русском и прибалтийско-финских языках, особенности полных и кратких причастий в русском языке и другие моменты, не являющиеся актуальными для типологического сопоставления русских и финских причастных конструкций.

Русские диалектные конструкции с предикативными страдательными причастиями не раз подвергались подробному анализу (см.: Кузьмина, Немчен-ко 1971; Трубинский 1984). В прибалтийско-финских языках причастные формы участвуют в образовании всех аналитических прошедших времён (утвердительного перфекта и плюсквамперфекта и отрицательного имперфекта). Поэтому основные функции причастий отражаются в грамматиках этих языков и в работах по глагольному словоизменению.

В первую очередь нас интересовали конструкции с предикативными страдательными причастиями восточных прибалтийско-финских языков (карельского, вепсского, ижорского и водского), находившихся на протяжении многих веков в условиях внутрирегионального контактирования с русскими говорами Северо-Запада. Вследствие синтаксического взаимодействия с русскими говорами, пассивнопричастные обороты в этих языках достаточно разнообразны. Столь всестороннему и обобщающему исследованию, как русские диалектные причастные конструкции, они не подвергались.

Для получения общей картины употребления предикативных пассивно-причастных форм в восточных прибалтийско-финских языках мы отобрали материал из опубликованных образцов речи вепсского, водского, ижорского языков и основных диалектов карельского языка (описание источников см. на с. 188). В XVII веке произошло массовое переселение карел в Тверской уезд. Часть их осела под Тихвином. Язык этих отделившихся групп (тихвинских и калининских карел) анализировался отдельно, так как имеет синтаксические отличия от северных говоров собственно карельского языка. Отдельные этнолингвистические группы представляют собой людики и ливвики. Синтаксис ливвиковского и людиковского диалектов также обладает своими особенностями. В ходе сбора материала по прибалтийско-финским языкам было выписано около 1600 предложений с предикативными пассивными причастиями из образцов речи водского, ижорского, вепсского языков, из диалектов карельского языка (северного, людиковского, ливвиковского, калининского, тихвинского).

Материалы по причастным оборотам в русских говорах и сведения об употреблении предикативных страдательных причастий приводятся по трудам П.С.Кузнецова, С.П.Обнорского, Ф.П.Филина, И.Б.Кузьминой, Е.В.Немченко, В.И.Трубинского, В.А.Матвеенко, З.М.Петровой, Л.И.Макаровой, Т.Г.Доли, Н.В.Марковой и других.

При сопоставлении русских и прибалтийско-финских причастных конструкций были использованы и материалы автора, собранные во время экспедиции в ряд соседних русских и вепсских деревень Бабаевского района Вологодской области.

Для получения исторических сведений об употреблении предикативных страдательных причастий в русских говорах были использованы фольклорные источники XIX века. В первую очередь привлекались севернорусские фольклорные записи, сделанные в зонах продолжительных контактов русских говоров с прибалтийско-финскими языками. Было отобрано более 1700 причастных конструкций из записей онежских былин А.Ф.Гильфердинга и П.Н.Рыбникова, северных сказок, собранных Н.Е.Ончуковым на Печоре и в карельском Поморье, А.А.Шахматовым и М.М.Пришвиным в Прионежье, братьями Соколовыми в Белозерском крае. При этом, помимо пассивнопричастных форм, особое внимание уделялось употреблению сочетания у + род. п. имени в роли субъекта. Это сочетание, характерное для причастных конструкций русских говоров Северо-Запада, мы зафиксировали в функции деятеля в северных фольклорных материалах не только в предложениях с причастными формами.

В качестве материалов для сопоставления мы привлекли причастные конструкции из народных песен Московской, Тульской, Орловской, Калужской и Рязанской губерний из собраний П.В.Киреевского (147 предложений).

Наконец, мы использовали и прибалтийско-финские фольклорные записи XIX века. Это, в первую очередь, карело-финский народный эпос «Калевала», большая часть рун которого была собрана в 30-40-х годах XIX века в карельском Беломорье, а также записи эпической поэзии Ингерманландии XIX века. Из этих источников было отобрано 269 конструкций с пассивнопричастными формами.

Такой тип источников исторических сведений по употреблению причастных конструкций был выбран прежде всего в связи с тем, что мы старались привлечь сопоставимые русские и прибалтийско-финские материалы, отражающие диалектные синтаксические черты определённого периода. Мы стремились к тому, чтобы русские и прибалтийско-финские материалы были однородны с точек зрения территориальной, жанровой, а также по времени записи. Источники должны обладать достаточно большим объёмом для анализа определённых типов синтаксических конструкций. Поэтому ими послужили народные эпические и лирические песни XIX века. Для восточных прибалтийско-финских языков они являются наиболее ранним в достаточной степени достоверным отражением народной речи. В качестве источника материала по русским говорам мы привлекли также сказки, так как в них наиболее адекватно переданы синтаксические черты речи сказителей.

Таким образом, основным материалом для данной работы послужили конструкции с предикативными страдательными причастиями, отобранные из нескольких источников:

1) около 1600 конструкций, извлечённых из образцов карельской, вепсской, ижорской и водской речи (описание источников см. на с. 188);

2) 1734 предложения с предикативными страдательными причастиями из севернорусских фольклорных памятников;

3) в качестве материала для сопоставления рассмотрено 147 причастных оборотов из средне- и южнорусских фольклорных записей, а также 269 конструкций из рун «Калевалы» и записей ингерманландской эпической поэзии XIX века;

4) были использованы записи, сделанные самим автором в нескольких русских и вепсских деревнях.

Сведения об употреблении причастных форм в финском и эстонском литературных языках почерпнуты из работ Куусинена (1954), Хакулинена (1955), грамматических описаний этих языков. Примеры причастных конструкций этих языков извлечены из научных работ и учебных пособий, изданных в Финляндии и Эстонии (источник приводится в сноске). В работе не исследуется употребление причастных конструкций в диалектах финского и эстонского языков. В них картина использования пассивнопричастных форм также может быть неоднородной, так как некоторые из этих диалектов находятся (или находились) в контакте с русскими и карельскими говорами. Тем не менее, мы в нашей работе ограничиваемся исследованием русских и прибалтийско-финских причастных конструкций на территории русского Северо-Запада.

Основным методом исследования является сопоставительный. В работе главным образом используется типологическое сопоставление русских и прибалтийско-финских конструкций с предикативными страдательными причастиями для выявления типологически сходных и различных черт. Помимо сопоставительного анализа в исследовании используются элементы статистической обработки языковых данных, а также ареального описания материала.

Положения, выносимые на защиту:

1. Севернорусские и прибалтийско-финские обороты с предикативными страдательными причастиями обнаруживают ряд типологически сходных черт, которые являются результатом взаимодействия синтаксических сфер этих языков.

2. Некоторые из черт сходства, видимо, являются результатом прямого воздействия одного языка на другой.

3. Севернорусский посессивный перфект и особая форма выражения субъекта в пассивнопричастных конструкциях (у + род. п.) не являются субстратными чертами в говорах русского Северо-Запада, но могут быть квалифицированы как типологические конвергенции в русских говорах и прибалтийско-финских языках.

4. Косвенное воздействие (однонаправленное или взаимное) является наиболее продуктивным при контактировании синтаксических сфер языков.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что исследование выявляет некоторые общие закономерности контактирования синтаксических сфер языков, в частности, внутрирегионального контактирования. Работа предоставляет дополнительный материал для объяснения отдельных явлений русского и прибалтийско-финского диалектного синтаксиса.

Практическая значимость заключается в том, что материалы работы могут быть использованы при подготовке спецкурсов и учебных пособий по языковым контактам, для составления сопоставительных грамматик русского и прибалтийско-финских языков.

Работа состоит из Введения, двух частей, Заключения и списка использованной литературы. В первой части даётся общий обзор тех явлений, которые попадают в рамки вопроса о прибалтийско-финских языковых контактах. В первой главе этой части указываются некоторые значимые для нас положения теории языковых контактов и описывается культурно-исторический фон русско-прибалтийско-финского языкового взаимодействия. Выявляются предпосылки складывания определённых типов контактирования различных языков этой группы.

Во второй и третьей главах первой части приводится обзор языковых явлений, которые, по мнению различных исследователей, могли возникнуть в русском и прибалтийско-финских языках в результате их взаимодействия. В конце первой части делаются выводы о специфике русско-прибалтийско-финских языковых контактов, обусловленной внешними культурными и социальными факторами.

Во второй части проводится сопоставительное исследование русских и прибалтийско-финских конструкций с предикативными страдательными причастиями, выявляются их общие типологические особенности, сопоставляются ареалы их распространения. С учётом данных фольклорных материалов XIX века делается попытка объяснить типологически сходные черты русских и прибалтийско-финских причастных оборотов различными видами влияния (в ту или иную сторону) или самостоятельным развитием языков.

В Заключении подводятся итоги сопоставительного исследования, делаются выводы о результатах взаимодействия пассивнопричастных конструкций в севернорусских говорах и прибалтийско-финских языках, выявляется специфика взаимодействия синтаксических сфер языков в условиях их внутрирегионального контактирования.

Основные положения и результаты исследования получили отражение в докладах на заседаниях аспирантского семинара по истории русского языка на кафедре русского языка СПбГУ под руководством проф. В.В.Колесова и проф. О.А.Черепановой (1997-1999), на Третьем научном совещании «Русская диалектная этимология» (октябрь 1999 г., г. Екатеринбург).

Материал диссертации отражён в следующих публикациях:

1) Об одной общей особенности восточных прибалтийско-финских языков и говоров русского Севера // Проблемные аспекты языка и литературы. - Луга, 1998. - С. 18-23.

2) Северный посессивный перфект в свете русско-прибалтийско-финских языковых контактов // Русская диалектная этимология. Третье научное совещание 21-23 октября 1999 г. Тезисы докладов и сообщений. - Екатеринбург, 1999. - С.29-31.

3) К вопросу о прибалтийско-финском субстрате в русском языке // Вестник СПбГУ, 1999. Серия 2 /История, языкознание, литературове

13 дение/. - № 3. - С.53-60. 4) Взаимодействие русских и прибалтийско-финских предикативных страдательных причастий по данным говоров этих языков // Филологические науки. - М., 1999. - № 6. - С.93-102. К печати принята работа: «О некоторых синтаксических схождениях в сфере русских и прибалтийско-финских причастных конструкций».

Часть I. Изучение взаимодействия русского и прибалтийско-финских языков

Гпава 1. Языковые контакты как одна из сторон этнокультурного взаимодействия

Заключение научной работыдиссертация на тему "Русско-прибалтийско-финские языковые контакты и их отражение в области диалектного синтаксиса"

Заключение

Многовековое соседство восточных славян и прибалтийских финнов не могло не отразиться на языках этих народов. Ряд учёных (среди которых Б.А.Ларин, И.Вахрос, А.И.Попов, В.Н.Топоров и О.Н.Трубачёв, В.Таули, Л.Беднарчук) указывали на общие черты фонетической системы, грамматики и лексики русского и прибалтийско-финских языков. Среди таких черт называют палатальную корреляцию, процессы фонетической аккомодации и ассимиляции («фонотактическую конфлуэнтность»), конструкцию у меня есть (дом), тенденцию к именному выражению, особенности употребления некоторых падежей (прежде всего объектных и субъектных), общие структурные типы безличных предложений и некоторые другие типологические конвергенции, а также схождения в области лексики.

На северо-западе России, где на протяжении нескольких веков шёл процесс ассимиляции отдельных прибалтийско-финских народов (води, ижоры, вепсов, карел), взаимодействие языков было более интенсивным и оставило в них более ощутимый след. Влияние русского языка отразилось на всех уровнях карельского, вепсского, ижорского и водского языков, от фонетики до лексики (где число заимствований исчисляется сотнями и тысячами) и синтаксиса. В то же время прибалтийско-финские субстратные черты нашли выражение в русских говорах Северо-Запада.

На уровне диалектной речи прибалтийско-финское влияние в наибольшей степени проявилось в лексической сфере. В настоящее время зафиксировано уже свыше 2000 лексем прибалтийско-финского происхождения в севернорусских говорах. Однако субстратное воздействие прибалтийско-финских языков на русские говоры Северо-Запада отразилось не только в области лексики, но во всех ярусах языка. В некоторых случаях субстратное влияние могло проявиться не в коренных структурных преобразованиях, а лишь в «консервации» архаичных явлений (оборот надо земля пахать, т.е. номинативное дополнение, оканье) или в актуализации и закреплении потенциальных возможностей системы (цоканье, парциальный субъект).

В зонах наиболее продолжительных языковых контактов, граничащих с современными территориями проживания прибалтийских финнов (вепсов, карел) фиксируются непосредственно перенесённые в русскую речь финские черты (смещение ударения к началу слова, заимствованные словообразовательные форманты, субстратная и адстратная лексика).

Синтаксическая сфера является, наряду с лексикой, в достаточной степени проницаемой для иноязычного (и, в частности, субстратного) воздействия. Здесь языковые контакты проявились в различных видах взаимного влияния, от стимулирующего определённые черты до прямого перенесения. С проявлением прибалтийско-финского субстрата связывают обычно такие особенности севернорусских говоров как употребление прямого объекта в номинативе (земля пахать), парциальные объект и субъект (да всяких в старину там было), управление некоторых глаголов и предлогов (пахнет на рыбу, рядом дома), частое использование глагола-связки есть, севернорусский посессивный перфект у него уехано.

Включив оборот у него уехано в ряд смежных синтаксических явлений (обороты с предикативными страдательными причастиями, способы выражения субъекта в пассивнопричастных конструкциях) в севернорусских говорах, мы попытались сопоставить севернорусские и прибалтийско-финские конструкции с предикативными пассивнопричастными формами, выявить пути и результаты их взаимодействия.

Как показывает проведённое нами исследование, употребление предикативных страдательных причастий в русском и прибалтийско-финских языках обладает целым рядом общих черт. Сходные типы причастных конструкций обнаруживаются в литературных русском, финском и эстонском языках (одно-компонентные безличные обороты и двухкомпонентные с парциальным объектом). Общерусский двухкомпонентный согласованный пассив (изба поставлена) в прибалтийско-финских языках употребляется ограниченно. Личный пассив встречается в восточных прибалтийско-финских языках, видимо, как результат взаимодействия этих языков с русскими говорами.

Ещё больше типологически сходных черт в употреблении предикативных причастий присутствует в русских и восточных прибалтийско-финских говорах на северо-западе России, где наблюдается наибольшее разнообразие пассивно-причастных конструкций. К специфическим северо-западным чертам, отражающим взаимодействие причастных оборотов в русских говорах и восточных прибалтийско-финских языках, можно отнести следующие:

1) Употребление двухкомпонентных оборотов без координации имени и причастия, что в одних русских говорах может быть обусловлено превращением причастия в неизменяемую форму (староста был выбрано), в других -«стиранием» пассивных свойств конструкций, превращением их в безличные, где имя становится дополнением (дом построено, избу поставлено). Обе эти особенности (застывшая форма причастия и имя-объект в роли дополнения) характерны и для причастных оборотов восточных прибалтийско-финских языков.

2) Расширенная лексическая база конструкций, которая включает и непереходные (даже возвратные) глагольные основы. Особенностью безличных по форме оборотов с причастиями от непереходных глаголов является их способность передавать неопределённо-личное и даже определённо-личное значение. Эти же черты свойственны и восточным прибалтийско-финским языкам.

Несмотря на более широкую, по сравнению с русским и финским литературными языками, лексическую базу северо-западных причастных оборотов, они всё же тяготеют к определённому кругу лексем. Так, среди непереходных основ важное место занимают глаголы движения. В целом состав непереходных глагольных основ во многом схож по значению в русских говорах Северо-Запада и восточных прибалтийско-финских языках.

В некоторых русских говорах, особенно соседствующих с карельскими диалектами, встречаются двухкомпонентные обороты непереходного типа с именем-субъектом в именительном падеже (молодые уехано). Подобные личные обороты с активным значением употребляются в говорах, особенно северных, карельского языка (кар. от ро^а! каиШ букв, 'мальчики хожено' (№СК, с. 106, №28)).

3) Наиболее распространённый способ выражения субъекта в русских говорах - это сочетание предлога у с род. п. существительного или местоимения. В прибалтийско-финских языках этому сочетанию соответствует (и по форме, и по значению) адессив. Особенностью Северо-Запада является возможность употребления этого сочетания в значении «чистого деятеля», которое не осложняется значением обладателя. В конструкциях с причастиями от непереходных глаголов этот оборот квалифицируется как часть предикативной основы, образуя вместе с причастием форму посессивного перфекта (у него уеха-но).

Схожими особенностями обладает адессив в роли субъекта в прибалтийско-финских языках. В карельском, вепсском, ижорском и водском языках адессив может обозначать «чистого деятеля». С причастиями от непереходных глаголов адессив в этих языках образует формы, которые можно квалифицировать, аналогично русским, как посессивный перфект: вепс. ргШегёий от .рквийй 'у паренька побегано' (МА).

4) В русском и в прибалтийско-финских языках разнообразные конструкции с предикативными страдательными причастиями участвуют, наряду с действительными причастиями, в формировании категории перфекта, причём не только пассивно-перфектных, но и активных форм.

Общей тенденцией, характеризующей безличные пассивнопричастные конструкции в русских говорах Северо-Запада и прибалтийско-финских языках, является «стирание» пассивного элемента в значении неизменяемых пассивно-причастных форм и развитие на их базе различных способов выражения лица. Так, в русских говорах безличные по форме обороты могут выступать как личные по значению (у меня похожено (МА)); определённо-личные (сколько горя видено; есть поработано - о себе (МА)); неопределённо-личные (воды налито туды, капля маргарина положено (МА)); безличные (строено, дано - и ключи и всё есть (МА)).

Прибалтийско-финские пассивнопричастные обороты традиционно рассматриваются как неопределённо-личные (или имперсональные). Однако в языках интересующей нас контактной зоны (карельском, вепсском, водском, ижорском) также выявляются личные конструкции (вепс, priheizim от joksutut 'у паренька побегано' (МА); sina lähtud ka mina istun 'ты ушёл, а я сижу' (МА)), определённо-личные (вепс, oli ratut, oli 'было поработано, было' (МА)), неопределённо-личные (вепс, edu Ilend kanavad t'ehtut 'раньше каналы не делали' (МА)), безличные (кар. ñiig kuumassa orj külvetettü 'так жарко натоплено' (NKK, с.60, №8)).

5) Взаимодействие языков проявляется и в употреблении связки настоящего времени, в роли которой в русском и прибалтийско-финских языках выступает бытийный глагол. Если в некоторых русских говорах Северо-Запада наблюдается спорадическое употребление связки есть под влиянием прибалтийско-финских языков, то в некоторых прибалтийско-финских диалектах (особенно вепсского языка), напротив, связка в перфекте употребляется редко, видимо, под влиянием соседних русских говоров.

Таким образом, наблюдается множество сходных особенностей в употреблении конструкций с предикативными страдательными причастиями в русских говорах Северо-Запада и восточных прибалтийско-финских языках. Некоторые из этих особенностей могут быть обусловлены непосредственным влиянием одного языка на другой. Так, использование форм согласованного пассива и опущение связки в настоящем времени в карельском и особенно в вепсском языках могло утвердиться под влиянием соседних русских говоров. С другой стороны, двухкомпонентные обороты непереходного типа (молодые уехано), фиксируемые, главным образом, в Заонежье и на западе Вологодской области, возможно, испытали воздействие аналогичных карельских и вепсских конструкций (кар. Kokoran külässä on eíettü joo miun d'eeduskad 'в деревне Кокора жили (букв, жито) ещё мои деды' (NKK, с. 125, №37)).

Сложнее сделать определённые выводы о происхождении посессивного перфекта (у него уехано, у них пожененосъ). Подобные конструкции характерны для онежских, лачских, белозерских, северной части вологодских говоров, а также новгородских, псковских и ладого-тихвинских. В прибалтийско-финских языках аналогичные конструкции (ср. кар. тихв. kellá buit on potsut'ittu 'у кого-нибудь подшучено' (NKK, с.208, №111)) встречаются, главным образом, в говорах вепсского языка, в людиковском диалекте карельского, у тихвинских карел.

Русский посессивный перфект охватывает сравнительно обширную территорию. По данным И.Б.Кузьминой, среди однокомпонентных конструкций в севернорусских и западных среднерусских говорах доля предложений с субъектом действия, выраженным сочетанием у + род. п. имени, приближается к половине. Ещё чаще субъект действия присутствует в предложениях с причастиями от возвратных глаголов: примерно в 68% случаев. Субъект, выраженный именительным падежом, встречается в единичных предложениях с причастными формами от непереходных глагольных основ.

Иная ситуация в прибалтийско-финских языках. Здесь в половине предложений с причастиями от непереходных глаголов присутствует субъект в номинативе. В большинстве говоров карельского это наиболее распространённый способ выражения субъекта в оборотах с причастными формами непереходного типа. Посессивный перфект встречается только в отдельных говорах прибалтийско-финских языков.

Для того чтобы получить дополнительные сведения о развитии пассивно-причастных конструкций (прежде всего посессивного перфекта) в говорах русского и прибалтийско-финских языков, мы привлекли данные русских и прибалтийско-финских фольклорных записей XIX века.

В севернорусском фольклорных материалах XIX века зафиксировано употребление пассивнопричастных форм от непереходных глаголов на основе более широкой, чем общерусская, лексической базы. Пассивнопричастные формы, образованные от возвратных глагольных основ, а также от глаголов типа уехано, угрязнуто, проехано, являются, видимо, чертой именно севернорусских образцов фольклора XIX века, отражая определённые особенности местной речи того времени.

Из 89 однокомпонентных оборотов непереходного типа 38 (т.е. 43%), помимо причастия, имеют в своём составе сочетание у + род. п. имени в значении субъекта действия, образуя формы посессивного перфекта (или плюсквамперфекта): Как наехал он на ступъ лошадиную: Проехано впереди его у богатыря, У лошади-то скакано (Р II, 155).

Данные фольклора показывают, что сочетание у + род. п. имени уже в XIX веке в северных говорах достаточно активно употребляется в роли субъекта, по крайней мере, в предложениях с предикативными страдательными причастиями. Интересно указать, что это сочетание используется в роли субъекта не только в пассивнопричастных оборотах, но и в других конструкциях, чаще всего безличных по форме.

В исследованных образцах прибалтийско-финского фольклора нам не удалось зафиксировать ни одного случая посессивного перфекта: при пассивных причастиях от непереходных глаголов ни разу не встретилось имя в адес-сиве со значением деятеля. Не выявилось также устойчивой тенденции выражать субъект в предложениях с причастными формами адессивом.

Надо отметить, что в прибалтийско-финских фольклорных материалах мы не обнаружили какого-либо одного продуктивного способа для обозначения «чистого» деятеля в пассивнопричастных конструкциях. Адессив, который выступает в этой роли в восточных прибалтийско-финских языках, в фольклорных записях имеет в своём значении явно выраженный посессивный компонент.

В целом прибалтийско-финские фольклорные материалы отражают такую ситуацию, когда форма выражения субъекта в пассивнопричастных конструкциях является лексически обусловленной, не устоявшейся грамматически. В то же время в системе заложены потенциальные возможности для развития конструкций, подобных посессивному перфекту. Об этом свидетельствует употребление в пассивнопричастных конструкциях имён в формах местных падежей, синкретично выражающих посессивное и субъектное значения, а также наличие причастных форм от непереходных глагольных основ.

Учитывая то, что не все руны и ингерманландские песни одинаково архаичны, некоторые из них лексически отражают синхронную времени записи языковую ситуацию, в них не могли совершенно не проявиться синтаксические особенности местных говоров. Можно предположить, что посессивный перфект и адессив в значении «чистого деятеля» в причастных конструкциях не представляли собой заметной особенности говоров прибалтийско-финских сказителей.

Принимая во внимание то, что в записях севернорусского фольклора XIX века встречаются формы посессивного перфекта, а сочетание у + род. п. имени активно используется для выражения субъекта действия в пассивнопричастных конструкциях (и не только в них), представляется маловероятным прямое влияние прибалтийско-финских языков на развитие всех этих явлений в севернорусских говорах. Равным образом могло иметь место и обратное воздействие русских говоров на восточные прибалтийско-финские языки.

С другой стороны, у неродственных, но длительное время контактировавших языков могли проявиться общие тенденции развития, которые отразились в типологических конвергенциях.

В синтаксической сфере наиболее продуктивным результатом контактирования языков является не прямое перенесение языковых моделей из одного языка (говора) в другой, а косвенное влияние, стимулирующее развитие тех явлений, предпосылки которых существуют уже в самой системе воспринимающего языка. Контактирование синтаксических сфер языков разных систем может привести к типологическим схождениям, которые нельзя интерпретировать как прямое воздействие одного языка на другой, но только как взаимностиму-лирующее развитие в одном направлении.

Так, прибалтийско-финские пассивные причастия от непереходных глаголов могли «оказать поддержку» активному употреблению аналогичных форм в русских говорах (через речь обрусевающих финнов). Такие формы (непереходного типа) зафиксированы уже в прибалтийско-финских фольклорных запи

174 сях XIX века в предикативной функции, а также в полупредикативной, где по значению они приближаются к русским деепричастиям от основ глаголов совершенного вида: Tupahan palattuansa Sanan virkoi. 'вернувшись в комнату, так промолвил.' (Kalevala, 214). Под влиянием прибалтийско-финских языков пассивнопричастные формы непереходного типа в контактных русских говорах могли активизироваться.

С другой стороны, русское сочетание у + род. п. имени (в функции «чистого деятеля») могло способствовать закреплению за прибалтийско-финским адессивом роли агенса в посессивноперфектных конструкциях. Значение деятеля под влиянием русских говоров могло выделиться из присущей ранее адесси-ву синкреты значений «место - обладатель чего-либо - обладатель результата действия - деятель».

На наш взгляд, некоторые общие русско-прибалтийско-финские особенности северо-западных пассивнопричастных конструкций (форма выражения субъекта, посессивный перфект) следует интерпретировать не как прибалтийско-финские субстратные черты в русских говорах, а именно как типологические конвергенции.

Однако, мы указали и на возможности прямого влияния со стороны русского языка (употребление личного пассива в прибалтийско-финских языках, отсутствие связки), а также со стороны прибалтийско-финских языков (двух-компонентные обороты непереходного типа: внук приехано).

Список научной литературыКалинова, Янина Валерьевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Абаев В.И. О языковом субстрате // Ин-т языкознания. Доклады и сообщения. IX. - М., 1956. /Дискуссия о субстрате/ - С.57-69.

2. Адель Е.Л. Система глагольного словоизменения паданского говора карельского языка. М., 1995.

3. Азарх Ю.С. О глаголах типа улайдатъ у лая дать в севернорусских говорах // Исследования по русской диалектологии. - М., 1973. - С.203-209.

4. Аристе П.А. Формирование прибалтийско-финских языков и древнейший период их развития // Вопросы этнической истории эстонского народа.-Таллинн , 1956. С.5-27.

5. Бабайцева В.В. Односоставные предложения в современном русском языке. -М., 1968.

6. Балто-славянские исследования 1988-1996. М., 1997.

7. Бодуэн де Куртенэ И. А. О смешанном характере всех языков // Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963. - С.362-372.

8. Беднарчук Л. Конвергенция балто-славянских и финно-угорских языков в структурном и ареальном аспекте // Балто-славянские исследования 1988-1996.-М., 1997.-С.91-108.

9. Бирнбаум X. Ещё раз о завоевании северо-восточной Европы славянами и о вопросе финно-угорского субстрата в русском языке // Балто-славянские исследования 1988-1996. -М., 1997. -С.23-29.

10. Ю.Богданов Н.И. К истории вепсов // Изв. Кар. Фин. фил. АН СССР. - 1951. - №2. - С.24-31.

11. П.Борковский В.И. О синтаксических явлениях новгородских грамот ХШ-Х1У века // Известия Крымского пед. ин-та. 1940. - Т.К. - С.78-151.

12. Бубрих Д.В. Происхождение карельского народа. Петрозаводск, 1947.

13. Бубрих Д.В. Историческая морфология финского языка. М.-Л., 1955.

14. Бубрих Д.В. Сопоставительная грамматика русского, финского и карельского языков. -Петрозаводск, 1958.

15. Булатова JI.H. Перфектные формы в одном русском говоре Карельской АССР // Русские говоры. М., 1975. - С.189-202.

16. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.

17. Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев, 1979.

18. Вахрос И. Происхождение приимперативной частицы -ка // Studia Slavica Finlandensia. Tomus 1. - Helsinki, 1984. - С. 190-198.

19. Веске М.П. Славяно-финские культурные отношения по данным языка// Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те. -Казань, 1890. Т.8. - Вып. 1.

20. Востриков О.В. Финно-угорский субстрат в русском языке. Свердловск, 1990.

21. Гавранек Б. К проблематике смешения языков // Новое в лингвистике. -Вып.6. Языковые контакты. - М., 1972. - С.94-111.

22. Генюшене Э.Ш. Диатезы и залоги в современном литовском языке // Типология пассивных конструкций: Диатезы и залоги. Л., 1974. - С.203-231.

23. Герд A.C. Русские говоры в бассейне реки Оять // Очерки по лексике севернорусских говоров. Вологда, 1975. - С. 188-194.

24. Герд A.C. К истории образования говоров Поволховья и южного Приладо-жья // Севернорусские говоры. Вып.5. - Л., 1989. - С.146-172.

25. Герд A.C., Муллонен И.И., Мамонтова H.H. К проблеме этнической истории прибалтийско-финских народов // Севернорусские говоры. СПб., 1995. -Вып.6.-С.3-13.

26. Гринкова Н.П. О говорах северо-восточной части Моложского уезда Ярославской губернии // Известия ОРЯС. Л., 1926. - Т.ХХХ. - С.247-255.

27. Гринкова Н.П. К изучению Олонецких диалектов // Академик А.А.Шахматов. Сборник статей и материалов Тр. Комиссии по истории АН СССР.-Вып. 3.-М.-Л., 1947. С.365-390.

28. Грот Я.К. Областные великорусские слова финского происхождения. Материалы для сравнительного объяснительного словаря и грамматики. 4.1. -СПб., 1854.

29. Дементьева В.И. Конструкции с глагольной формой «есть» (от «быть») в современных русских говорах на территории северо-запада. АКД. - М., 1973.

30. Десницкая A.B. Наддиалектные формы устной речи и их роль в истории языка.-Л., 1970.

31. Доля Т.Г. Синтаксические особенности говора Заонежья Карельской АССР // Лингвистический сборник. Вып. 1. - Петрозаводск, 1962. - С.54-65.

32. Доля Т.Г., Суханова B.C. Прибалтийско-финские заимствования в русских народных говорах Карелии // Вопросы финно-угорского языкознания. -М.,1965. Вып. 3. -С.194-201.

33. Доля Т.Г., Суханова B.C. Об усвоении прибалтийско-финских заимствований в русских народных говорах Карелии // Учён. зап. Петрозавод. ун-та. -1966. Том 14. - Вып. 7. - С.86-93.

34. Дубровина З.М. Из истории финского населения Ленинградской области // Вестник Ленинградского университета. 1962. - № 20. - Вып. 4. - С.111-120.

35. Елисеев Ю.С. Финский язык // Языки мира. Уральские языки. М., 1993. -С.90-115.

36. Зб.Зайков П.М. Глагольное словоизменение в карельском языке. Грамматические категории лица числа, времени и наклонения. - АДД. - Йошкар-Ола, 1997.

37. Зайцева М.И. Грамматика вепсского языка. Л., 1981.

38. Зайцева Н.Г. Вепсско-русские языковые связи // Прибалтийско-финское языкознание. Петрозаводск, 1994. - С.83-99.39.3лобина В.Е. Языковые контакты и изменения в грамматическом строе языков // Прибалтийско-финское языкознание. Л., 1971. - С. 33-37.

39. Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1942. - Кн.1. - Т.1.

40. Кауконен В. Создание эпоса «Калевала» // Учён. зап. ЛГУ. № 314. - Серия филологич. наук. - Вып.63 /Финно-угорская филология/. - 1962. - С. 101114.

41. Кипарский В. О хронологии славяно-финских лексических отношений // Scando-Slavica. T.IV. - Copenhagen, 1958. - С. 127-136.

42. Ключевский В.О. Курс русской истории. 4.1.// Сочинения в 9-ти томах. М., 1987.

43. Колесов В.В. К исторической фонетике новгородских говоров. АКД. - Л., 1962.

44. Колесов В.В. Северновеликорусские чередования согласных, парных по глухости-звонкости // Вестник Лен. ун-та. №2 /Серия истории, языка и литературы/. -Вып. 1. -Л., 1963. - С. 103-112.

45. Колесов В.В. Словесное ударение в пинежских говорах // Северорусские говоры.-Вып. 1.-Л., 1970.-С.5-25.

46. Колесов В.В. Фонетические условия заонежского «яканья» // Русские говоры. -М., 1975. С.53-58.

47. Крысько В.Б. Исторический синтаксис русского языка. Объект и переходность. -М., 1997.

48. Кузнецов П.С. К вопросу о сказуемостном употреблении причастий и деепричастий в русских говорах // Материалы и исследования по русской диалектологии. Т. 3. - М.-Л., 1949. - С.59-83.

49. Кузнецов П.С. К вопросу о сказуемостном употреблении страдательных причастий в русском литературном языке XVIII и начала XIX века // Труды Ин-та русского языка. Т.2. - М.-Л., 1950. - С.105-166.

50. Кузьмина И.Б. Синтаксис русских говоров в лингвогеографическом аспекте. -М., 1993.

51. Кузьмина И.Б., Немченко Е.В. О различительных явлениях русских говоров в области предложных словосочетаний // Изв. АН СССР. Сер. Литературы и языка. 1964. - T.XXIII. - Вып.4. - С.317-330.

52. Кузьмина И.Б., Немченко E.B. Синтаксис причастных форм в русских говорах. -М., 1971.

53. Кукконен А.И. О русско-финских межъязыковых контактах. Л., 1982.

54. Куликовский Т.И. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898.

55. Куусинен М.Э. Причастия в финском языке. АКД. - Петрозаводск, 1954.

56. Лаанест А.Х. Ижорские диалекты. Лингвогеографическое исследование. -Таллин, 1966.

57. Лаанест А. Эстонский язык // Языки мира. Уральские языки. М., 1993. -С.115-134.

58. Лаар М., Валк X., Вахтре Л. Очерки истории эстонского народа. Таллинн, 1992.

59. Ларин Б. А. Об одной славяно-балто-финской изоглоссе. Л., 1963.

60. Ломтев Т.П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1956.

61. Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. -М., 1909.

62. ЛЭС = Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

63. Майтинская К.Е. Историко-сопоставительная морфология финно-угорских языков. М., 1979.

64. Макарова Л.И. Некоторые особенности предикативного употребления краткой формы страдательных причастий прошедшего времени в русских народных говорах // Учён. зап. Балашов, пед. ин-та. 1956. - Т.1. - С. 165-202.

65. Мамонтова H.H., Муллонен И.И. Прибалтийско-финская географическая лексика Карелии. Петрозаводск, 1991.

66. Мансикка В. О говоре Шенкурского уезда Архангельской губернии // Изв. отд. русского языка и словесности. 1912. - Том17. - Кн.2. - С.86-144.

67. Мансикка В. О говоре северо-восточной части Пудожского уезда // Изв. отд. русского языка и словесности. 1914. - Том 19. - Кн.4. - Пгр., 1915а.1. С.143-173.

68. Мансикка В. Заметки о говоре Никольского уезда // Изв. отд. русского языка и словесности. 1914. - Том19. - Кн.4. - Пгр., 19156. - С. 201-216.

69. Маркианова E.JI. О влиянии русского языка на синтаксис и семантику падежей ливвиковского диалекта карельского языка // Прибалтийско-финское языкознание. Петрозаводск, 1991. - С.29-32.

70. Маркова Н.В. К вопросу о конструкциях с причастными формами, образованными от основы непереходных глаголов с помощью суффиксов -н-, -т-, в онежских говорах // Русские диалекты: Лингвогеографический аспект. М., 1987. - С.167-173.

71. Маркова Н.В. К изучению синтаксических особенностей говоров северного побережья Онежского озера // Рябининские чтения 95. - Петрозаводск, 1997. - С.217-220.

72. Маслов Ю.С. К вопросу о происхождении посессивного перфекта // Учён, зап. ЛГУ. 1949. - Вып. 14. - С.76-104.

73. Матвеев А.К. Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала. Учён. зап. Уральского ун-та. - Вып.32. - Свердловск, 1959.

74. Матвеев А.К. Из истории изучения субстратной топонимики Русского Севера // Вопросы топономастики. Свердловск, 1971. - Вып.5. - С.7-34.

75. Матвеев А.К. К лингвоэтнической идентификации финно-угорской субстратной топонимии // Балто-славянские исследования 1988-1996. М., 1997. - С.30-39.

76. Матвеенко В. А. Некоторые особенности структуры страдательно-безличного оборота в русских говорах // Материалы и исследования по русской диалектологии. Новая серия. М., 1961. - Вып.2. - С.103 - 139.

77. Мещерский Н.А. Новгородские грамоты на бересте как источник для исторического изучения прибалтийско-финских языков // Вопросы финно-угорского языкознания. М.-Л., 1964. - С.193-204.

78. Моора Х.А. О результатах исследования городищ в Эстонской ССР // Древние поселения и городища. Таллин, 1955. - С.88-95.

79. Муллонен М. О влиянии синтаксического строя русского языка на вепсский язык // Прибалтийско-финское языкознание. Л., 1967. - С.39-43.

80. Муст М. Отражение русско-эстонских отношений в лексике южноэстонских диалектов. АКД. - Таллинн, 1954.

81. Мызников С.А. Лексика прибалтийско-финского происхождения в севернорусских говорах (лингвогеографический аспект) // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов: Доклады российской делегации. М., 1998 - С.430-441.

82. Мызников С.А. Прибалтийско-финский лексический субстрат в русских говорах Северо-Запада и методы его изучения // Материалы XXVIII межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. -Вып.4. -СПб., 1999.-С.5-7.

83. Некрасов Н. О значении форм русского глагола. СПб., 1865.

84. Немченко В.Н. Наблюдения над синтаксисом говора русского населения Ионавского района Литовской ССР // УНшаш ишуета^аБ МокэЬ БагЬа1-1960. Т.ХХХ. - С.59-83.

85. Обнорский С.П. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953.87.0пельбаум Е.В. Восточнославянские лексические элементы в немецкой лексике. Киев, 1971.

86. Орлова В.Г. О возникновении иноязычных элементов в структуре языка // Ин-т языкознания. Доклады и сообщения. IX. - М., 1956. /Дискуссия о субстрате/ - С.78-84.

87. Основы финно-угорского языкознания: Прибалтийско-финские, саамский и мордовские языки. М., 1975.

88. ПВЛ = Повесть временных лет. М., 1950.

89. Петрова З.М. О синтаксических и морфологических особенностях причастий в псковских говорах // Учён. зап. Ленингр. пед. ин-та. 1962. - Т.225. -С.171-192.

90. Петрова З.М. Посессивный перфект в псковских говорах // Псковские говоры. II. - Псков, 1968. -С.118-126.

91. Петрова З.М. Страдательно-возвратные причастные формы в русском языке XVIII в. // Вопросы языкознания. 1974. - № 2. - С. 103-111.

92. Пименов В.В. Вепсы. М., 1965.

93. Погодин A.A. Севернорусские словарные заимствования из финского языка // Варшавские универс. Известия. Варшава, 1904. - Вып.4. - С. 1-72.

94. Подвысоцкий А.О. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885.

95. Попов А.И. Из истории лексики языков Восточной Европы. Л., 1957.

96. Попов А.И. Географические названия (Введение в топонимику). М.-Л., 1965.

97. Попов А.И. К вопросу о древнейших лексических связях между прибалтийскими финнами и славянами // Советское финно-угроведение. Таллин, 1972. -№2. -С.85-89.

98. Попов А.И. Следы времён минувших: Из истории географических названий Ленинградской, Псковской и Новгородской областей. Л., 1981.

99. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М.-Л., 1941. - Т.4.

100. Розенцвейг В.Ю. Языковые контакты. Л., 1972.

101. Русская грамматика. Т.2. Синтаксис. - М., 1982.

102. Русская диалектология. М., 1965.

103. Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Древней Руси. СПб., 1997.

104. Рягоев В.Д. Карельский язык // Языки мира. Уральские языки. М., 1993. - С.63-76.

105. Рягоев В.Д. Тихвинский говор карельского языка. Л., 1977.

106. Сабо Л. Очерки по синтаксису водского языка. АКД - Л., 1963.

107. Сало И.В. Влияние прибалтийско-финских языков на севернорусские говоры поморов Карелии. АКД - М., 1966.

108. Сало У. Прабалтийские заимствования прибалтийско-финских языков с точки зрения археологии // Балто-славянские исследования 1988-1996. -М.Д997. С.81-90.

109. Седов В.В. Расселение славян в V-VII веках // Очерки истории культуры славян. М., 1996. -С.56-115.

110. Сенкевич-Гудкова В.В. прибалтийско-финские заимствования-синонимы в русских говорах Карелии // Учён. зап. Ленингр. пед. ин-та. 1965. - Т.257.- С.153-161.

111. Серебренников Б.А. О взаимодействии языков // Вопросы языкознания. -1955. №1. - С.7-25.

112. Серебренников Б.А. Проблема субстрата // Ин-т языкознания. Доклады и сообщения. IX. - М., 1956. /Дискуссия о субстрате/ - С.33-56.

113. Смирнова A.M. Безличные предложения в памятниках литературы и деловой письменности XVI века. АКД - М., 1955.

114. Собинникова В.И. Родительный принадлежности с предлогом у в восточнославянских языках // Славянский сборник. Вып.2. - Воронеж, 1958. -С.33-46.

115. Суханова B.C., Муллонен И.И. О Г' протетическом в русских говорах Карелии // Севернорусские говоры в иноязычном окружении. Сыктывкар, 1986.-С.38-45.

116. Тарланов З.К. Становление типологии русского предложения в её отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999.

117. Таули В. О внешних контактах уральских языков // Новое в лингвистике.- М., 1972. Вып.6. - С.419-446.

118. Топоров В.Н., Трубачёв О Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М.,1962.

119. Третьяков П.Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.-Л., 1966.

120. Троицкий В.И. О группировке русских говоров на Верхней Каме // Очерки по русскому языку. Киров, 1962. - С.54-67.

121. Трубинский В.И. Очерки русского диалектного синтаксиса. Л., 1984.

122. Трубинский В.И. О новом русском трёхчленном пассиве // Севернорусские говоры. Вып.6. - СПб., 1995. - С.78-84.

123. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986.

124. Федотова В.П. Очерк синтаксиса карельского языка. Петрозаводск, 1990.

125. Филин Ф.П. Заметки о записях материалов по синтаксису // Бюллетень диалектологического сектора ин-та русского языка АН СССР. М.-Л., 1948. - Вып.4. - С.26-60.

126. Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М.-Л., 1962.

127. Хабургаев Г.А. Этнонимия «Повести временных лет». М., 1979.

128. Хайду П. Уральские языки и народы. М., 1985.

129. Хакулинен Л. Развитие и структура финского языка. 4.2. - М., 1955.

130. Хауген Э. Процесс заимствования // Новое в лингвистике. М., 1972. -Вып.6. - С.344-382.

131. Храковский B.C. Пассивные конструкции // Типология пассивных конструкций: Диатезы и залоги. Л., 1974. - С.5-45.

132. Храковский B.C. Трёхчленные пассивные конструкции с субъектным дополнением // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залого-вость.-Л., 1991. С.164-166.

133. Чайкина Ю.И. Вопросы истории лексики Белозерья // Очерки по лексике севернорусских говоров. Вологда, 1975. - С.3-187.

134. Шапиро А.Б. Очерки по синтаксису русских народных говоров. М., 1953.

135. Шафранов С. О видах русских глаголов в синтаксическом отношении. -М., 1852.

136. Шахматов A.A. Введение в курс истории русского языка. 4.1. Петроград, 1916.

137. Шахматов A.A. Отчёт о поездке в Олонецкую губернию летом 1886 г. // Академик А.А.Шахматов. Сборник статей и материалов Тр. Комиссии по истории АН СССР. Вып. 3. - М.-Л., 1947. - С.453-455.

138. Языки мира: Уральские языки. М., 1993.

139. Якобсон P.O. К характеристике евразийского языкового союза. Париж, 1931.

140. Якубинский Л.П. Несколько замечаний о словарном заимствовании // Язык и литература. 1926. - Т.1. - С.1-19.

141. Ariste Р. Keelekontaktid. Eesti keele kontakte teiste keeltega. Tallinn, 1981.

142. Dingley J. Imeti in the Laurentian Redaction of the Primary Chronicle // UCLA Slavic Studies, New Series. Vol.11. The Language and Verse of Russia. -Moscow, 1995. -P.80-87.

143. Hakulinen L. Itä-karjalan murreopas. Helsinki, 1942.

144. Heikkinen R.-L., Ojanen M., Savijärvi I., Siilin L. Rusistica II. Tutkielmia venäjän kielen ja itämerensuomalaisten kielten kontakteista. Joensuu, 1986. -№6.

145. Kalima J. Slaavilaisperäinen sanastomme. Helsinki, 1952.

146. Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen // Mémoires de la Société Finno-ougrienne. 44. - Helsinki, 1919.

147. Kettunen L. Vepsän murteiden lauseopillinen tutkimus. Helsinki, 1943.

148. Kiparsky V. The Earliest Contacts of the Russians with the Finns & Baits // Oxford Slavonic Papers. T.III. - 1952. - P. 67-79.

149. Kiparsky V. Gibt es ein finnougrisches Substrat im Slavischen? // Annales Academiae Scientiarum Fennicae. Ser. B. - 153:4. - Helsinki, 1969a.

150. Kiparsky V. Onko venäjän kielessä suomalais-ugrilaista substraattia? // Suomalainen Tiedeakatemia. Esitelmät ja Pöytäkiijat, 1968. Helsinki, 1969b. -S.137-151.

151. Leinonen M. Impersonal sentences in Finnish and Russian. Helsinki, 1985.

152. Lewy E. Zur Frage der Sprachmischung (1913) // Kleine Schriften. Berlin, 1961.-S.1-9.

153. L'Hermitte R. La phrase nominale en russe. Paris, 1978. - P.302-310.

154. Mikkola J.J. Berührungen zwischen den westfinnischen und slavischen Sprachen. Helsinki, 1894.

155. Oinas F.J. Russian and eastern Balto-Finnic linguistic contacts. Gravenhage, 1958.

156. Ojanen M. Adjektiivikategoria venäläis-lyydiläisissä kontakteissa. Lingvistinen interferenssitutkimus. Helsinki, 1985.

157. Palmeos P. Karjala valdai murrak. Tallinn, 1962.

158. Plöger A. Die russischen Lehnwörter der finnischen Schriftsprache // Veröffentlichungen der Societas Uralo-Altaica. Band 8. - Wiesbaden, 1973.

159. Pyöli R. Venäläistyvä aunuksenkaijala. Kielenulkoiset ja -sisäiset indikaattorit kielenvaihtotilanteessa. Joensuu, 1996.

160. Raun A. Eesti keele etümoloogiline teatmik. Rooma: Toronto, 1982.

161. Ringheim A. Notules a la dialectologie russe. -1. Orbis 2.- 1953.

162. Seliscev A.M. Zum Studium der finnisch-ugrisch-russischen Beziehungen // Suomalais-ugrilaisen seuran toimituksia. 67. - Helsinki, 1933. - S.369-376.

163. Seppet A. Vene laenud tänapäeva eesti kirjakeeles // Sönasöel. 6. - Tartu, 1983. -L.75-92.

164. Stipa G. Fonetische Wechselwirkungen zwischen Mokscha-Mordwinisch und Russisch // Ural-Altaische Jahrbücher. 25. - Wiesbaden, 1953. - S.28-51.

165. Timberlake A. The Nominative Object in Slavic, Baltic and West Finnic. -München, 1974.

166. Timberlake A. Subject properties in the North Russian passive // Subject and topic. Symposium on subject and topic at the Univ. of California, 1975. New York, 1976. -P.545-570.

167. Toivonen J. Suomen kielen etymologinen sanakirja. -1. Helsinki, 1955.

168. Vahros I. Venäjän genitiivi ja suomen partitiivi eritoten objektin ja subjektin kaasuksina // Docendo discimus. Helsinki, 1986. - S.39-55.187

169. Vahros I. Venäjän ja suomen kielen kosketuksista jalkaverhojen nimitysten alalla// Virittäjä. 1. -Helsinki, 1960. - S.5-11.

170. Veenker W. Die Frage des finnougrischen Substrats in der russischen Sprache. Bloomington, 1967.1. Источники материала

171. Г = Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом 1871г., в 3-х томах. -М.-Л., 1949-1951.

172. О = Ончуков Н.Е. Северные сказки. СПб., 1909.

173. Р = Песни, собранные П.Н.Рыбниковым. В 3-х томах. Петрозаводск 1989-1991.

174. К = Собрание народных песен П.В.Киреевского. Тула, 1986.

175. С = Соколовы Б. и Ю. Сказки и песни Белозерского края. М., 1915.

176. ОЛР = Баранцев А.П. Образцы людиковской речи. Петрозаводск, 1978.

177. ОВР = Зайцева М., Муллонен М. Образцы вепсской речи. М., 1969.

178. ОКР-63 = Макаров Г.Н. Образцы карельской речи. М.-Л., 1963.

179. ОКР-69 = Макаров Г.Н., Рягоев В.Д. Образцы карельской речи. Говоры ливвиковского диалекта карельского языка. Л., 1969.

180. ОКР-80 = Рягоев В.Д. Образцы карельской речи: Тихвинский говор. Л., 1980.1ER = Inkerin eepisiä runoja. Ингерманландская эпическая поэзия. АН СССР.

181. Карельский филиал. Петрозаводск, 1990.1. = Inkeriläiskertomuksia. Joensuu, 1994.

182. Kalevala. koonnut ja laatinut Elias Lönnrot. - Petroskoi, 1984.

183. MN = Murrenäytteitä sadan vuoden takaa. Helsinki, 1978.

184. NKK = Näytteitä karjalan kielestä. -1. Петрозаводск-Йоэнсуу, 1994.

185. NVK = Näytteitä vatjan kielestä. Helsinki, 1932.1. MA = Материалы автора.