автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Рыболовство населения Обь-Иртышья эпохи камня-средневековья: история изучения

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Плахута, Денис Олегович

Введение.

Глава 1. Зарождение научно-исследовательского интереса к изучению рыболовства.

Глава 2. Включение материальных свидетельств рыболовства в источник археологии: середина

XIX—конец 50-х гг. XX в.

2.1 .Теоретическое обоснование проблемы изучения древнего рыболовства и накопление археологического материала в середине XIX—20-х гг. XX в. 56 2.2. Археологические источники изучения рыболовства в трудах

30-х—конца 50-х гг. XX в.

Глава 3. Тенденции в изучении рыболовства в 60—90-е гг. XX в.

Введение диссертации2002 год, автореферат по истории, Плахута, Денис Олегович

Актуальность темы. Современному, осознающему самое себя, человеческому знанию присущ глобализм в подходах к проблемам развития культуры, сравнительному изучению разнообразных взаимодействующих между собой её типов и ареалов. В развитии России прослеживается множество видимых и невидимых связей и параллелей с судьбами Европы и Азии. Страна изначально находилась в сфере стойких интересов двух частей света. Поражает синхронность и взаимосвязь многих явлений экономической, политической и духовной жизни. Походы Эрика Рыжего на Запад, к побережью Гренландии и Северной Америки, и военные экспедиции новгородцев на северо-восток. Попытки англичан, шведов, датчан прорваться сквозь морские льды в поисках северного торгового пути, оставившие после себя удивительно точные карты и сведения о Сибири, и, увы, нигде не зафиксированные, отважные плавания "за Камень" на кочах архангельских поморов. Великие географические открытия западноевропейских мореплавателей, распахнувшие двери всего мира для Европы, и завоевание Сибири казаками-первопроходцами, позволившие восточноевропейскому государству, каковым тогда являлась Россия, сомкнуть свои восточные границы с Китаем и Японией. Европейские научно-исследовательские экспедиции в открытых странах и континентах (Америго Веспуччи в Америке, Ливингстона в Африке и др.) и академические путешествия в Сибирь, вплоть до полного «смыкания» обширной географии исследований на одном учёном. Так, А. Гумбольдт побывал и в Америке, и в Сибири. Брэм совершил кругосветное путешествие, включая Сибирь. Наконец, развёртывание национально-освободительного движения в колониях земного шара и зарождение областничества в Сибири. Совпадающие по времени, эти события имели сходные цели и задачи, методы и средства их решения, рождали похожих друг на друга "героев-исполнителей". Синхронность и схожесть подобных явлений, имевших, безусловно, свои социально-экономические предпосылки, тем не менее, глобальностью и внешней эффектностью напоминает "культурно-исторические всплески-витки вокруг оси времени" Карла Ясперса "Осевое время" немецкого философа, теория пассионарности историко-географа Л. Н. Гумилёва, учение о ноосфере естественника В. В. Вернадского подтверждают следующее: человеческие сообщества никогда не развивались в абсолютной изоляции. Любой культурно-исторический сдвиг предполагает чрезвычайно широкую сферу своего воздействия. Народы, страны и государства, имеющие, несомненно, каждые свою собственную историю, свой путь развития, независимую политическую волю, могут, способны развиваться и развиваются исключительно в широком взаимодействии, постепенно достигая уровня глобализации культур всего мира. И сегодня многие явления социально-экономической, общественно-политической, духовной жизни «вырастают» из «внутренних дел отдельных государств» в проблемы общемирового уровня. Вопросы экономической политики, экологии, науки, военные столкновения, межнациональные конфликты становятся значимыми для всего мира. Так, террористический акт в Нью-Йорке не только определил политику многих государств земного шара, но и повлиял на судьбы всего человечества.

Развитие археологической науки также отражает указанные закономерности. Сбор "антиквариата" на Западе и «бугрование» в Сибири, Причерноморье. Обращение к национальной археологии на Западе и славянской в России. Более того, европейская наука стимулировала развитие российской. Так, открытие свайных поселений в Швейцарии и других странах повлекло за собой обращение русских археологов к поселенческим памятникам. Расширение применения методов естественных наук в Европе, США, Канаде повлекло за собой аналогичные подходы в СССР. Хотя нельзя не учитывать, что данные процессы протекали в рамках более глобального явления—научно-технической революции. Небывалый размах археологических исследований в Западной Сибири и важнейшие открытия существенно обогатили науку фактическим материалом. Для современного развития археологии характерен большой разрыв между накопленным и освоенным объёмом источников. Эта тенденция, пожалуй, ярче всего проявляется в сфере палеоэкономики. Проблемы древнего хозяйства сегодня приобретают особую остроту в связи с экологией.

Важнейшими для мировой общественности сегодня являются проблемы мониторинга природных ресурсов, обеспечивающих пищевой и промышленной продукцией человечество, и экологии, обуславливающей, в конечном итоге, само физическое существование людей на планете. Рыболовство—один из древнейших промыслов человечества. В отличие от охоты и собирательства, давно утративших глобальную пищевую роль, рыболовство, единственное из триады добывающего хозяйства, сохраняет важнейшее значение в мировой экономике1.

1 Данная отрасль обеспечивает существование не менее 15 млн. человек. Мировая добыча рыбы и морепродуктов уже достигла 100 млн. т. в год (Максаковский В. П., 1998, С. 118). Рыбные ресурсы являются источником животных белков, которые богаче говядины, яиц и мяса птицы в два-три раза (Копылов В. А., 1999, С. 40).

Примерно 9/10 рыбы обеспечивают моря и океаны, воды которых бороздят 20-25 тыс. водных судов, 1/10— рыболовство в пресных водах. Значение рыбы и других "даров моря" обусловлено, прежде всего, тем, что по содержанию животного белка они не уступают мясу скота и птицы, удовлетворяя до 1/4 всех потребностей

Уже в 80-х гг. из-за чрезмерного вылова запасы морской рыбы истощились. Нарастает опасность катастрофического истощения морепродуктов. Подрыв природно-ресурсной базы мирового океана может произойти в очень короткие сроки (Копылов В. А., 1999, С. 40).

Улов рыбы и добыча морепродуктов в России снизились с 1990 г. по 1996 г. в два раза Причиной этого является потеря значительной части портов в Западном, Азово-Черноморском и Каспийском рыболовных бассейнах, а также деление рыболовного флота и предприятий рыбоперерабатывающей промышленности между бывшими союзными республиками. Основными рыболовными бассейнами сейчас является Дальневосточный и Северный, включающий в себя Обь-Иртышскую гидросеть Западной Сибири (Копылов В. А., 1999, С. 148).

Для организации морского лова требуется средств в четыре раза больше, чем для прудового и озёрного рыболовства. Но выращивание рыбы в России развивается медленно. Отсюда, при медицинской норме потребления живой рыбы 3 кг в год на каждого россиянина фактически приходится 1 кг (Ром В. Я., Дронов В. П., 1995, С. 171-172).

Поэтому перед Россией сегодня стоит большая задача: обратить внимание на развитие пресноводного рыболовства путём проведения рыбоохранных мероприятий, зарыбления многочисленных водоёмов и совершенствования рыболовного промысла во внутренних водоёмах и речных бассейнах.

На территории Западно-Сибирской низменности на протяжении полутора десятков тысячелетий человек активно эксплуатировал рыбные ресурсы. Плотность и численность населения основных водных магистралей—Оби и Иртыша—всегда была достаточно высока. Численность "естественных человечества в таком белке. В развивающихся странах Азии небольшая порция вяленой рыбы в блюде из риса нередко служит единственным источником животного белка. Хотя рыболовство распространено почти повсеместно, более 1/2 всех мировых уловов приходится на шесть стран: Японию, США, Китай, Чили, Перу, Россию. При этом почти вся рыба добывается в "ближайших водах"—акваториях континентального шельфа как главных рыбных пастбищах и нерестилищах. До второй мировой войны основной район морского рыболовства находился в Северной Атлантике, затем его опередил район, расположенный в северной части Тихого океана. Но после оскудения популяций таких ценных рыб, как атлантическая сельдь и треска, или королевских крабов Аляски, мировое рыболовство начало перемещаться из северной в тропическую и южную зоны мирового океана (Максаковский В. П., 1998, С. 118). 7 врагов"—животных и птиц, питающихся рыбой и её икрой,—также была гораздо выше, чем в наши дни. Рыбная ловля производилась, в основном, орудиями, которые ныне считаются браконьерскими (!), но, несмотря на это, ихтиоматериал всех известных археологических памятников Обь-Иртышья говорит о том, что рыбные запасы не были подорваны, средние и максимальные размеры рыб были на порядок выше современных. Только в XIX в. учёные начали бить тревогу о некотором истощении рыбных запасов ценных видов рыб (Ядринцев Н. М., 1880, С. 11-12; Кузнецов И., 1890, С. 305; Мельников И. И., 1890, С. 63, 64; Он же, 1897, С. 126,162-163; Дунин-Горкавич А. А., 1897, С. 153-155; Инфантьев П. П., 1910, С. 194; Дунин-Горкавич А. А., 1897, С. 125-126). Но, судя по описаниям того времени, эти "истощённые запасы" можно считать богатством по сравнению с современными ресурсами.

Таким образом, Сибирь имеет огромный опыт, уходящий своими корнями глубокое прошлое и сохраняющий большое пищевое значение рыбных ресурсов, в том числе ценных пород рыб вплоть до современности.

Изучение хозяйства, в частности рыболовства, имеет давнюю историю. Находки орудий рыбной ловли, костных остатков и изображений рыб, рыбообразных существ, этнографические сведения о занятии сибирских племён рыболовством составляют фактическую основу многих исследований. К настоящему времени накоплен огромный материал, опубликован ряд исследований, рассматривающих рыболовство в региональном масштабе. Расширяется круг источников, используются методы естественных наук.

В последние десятилетия исследователями была осознана необходимость изучения одной из важнейших отраслей древнего хозяйства, сохраняющей своё значение вплоть до настоящего времени. В связи с этим возникла потребность обобщения и осмысления накопленного опыта изучения рыболовства, необходимость проанализировать тенденции и обозначить белые пятна", незатронутые исследованиями. Всё это делает задачу историографического изучения научно-значимой и актуальной.

Таким образом, история изучения древнего и средневекового рыболовства Западной Сибири—это составляющая общего процесса самосознания археологической науки, актуализированная эколого-экономическими аспектами и имеющая выход на глобальные проблемы современности.

Степень научной разработанности темы. В отечественных историографических трудах (см. напр.: Формозов А. А., 1961, 1983, 1986; Генинг В. Ф., 1982; Генинг В. Ф., Левченко В. Н., 1992; Мартынов А. И., 1983; Лебедев Г. С., 1992; Матющенко В. И., Плетнёва Л М., 1969; Матющенко В. И., 1992, 1994, 1995, 2001; Пряхин А. Д., 1982, 1983; Белокобыльский Ю. Г., 1986; Аникович М. В., 1990, 1992; Шилов С. Н., 1997 и др.), рассматривающих, в основном, проблемы культурогенеза, хронологии, изучения отдельных исторических эпох2, мало внимания уделяется проблемам палеоэкономики, чрезвычайно редко встречаются факты, связанные с изучением археологами вопросов древнего рыболовства, а тем более система таковых. Рассматриваемая как отдельная рубрика, в составе общих вопросов или хозяйства в целом (напр.: Эрлих В. А., 1995, С. 9) проблема истории изучения данной отрасли не имеет самостоятельного значения. Характеризуя научную деятельность археологов, отечественная историография практически не отмечает их вклад в исследование древнего и средневекового рыболовства. Исключение составляет работа В. А. Эрлих

2 Разработки в сфере частной историографии уже давно, в конце 50-х—60-е гг., были признаны перспективным направлением в исторической науке, а в 60—70-е гг. получили освещение в методико-методологическом и теоретическом аспектах (см, напр. Шмидт С. О., 1962, 1965; Сахаров А. М., 1977). На этом фоне отечественная археология существенно «запаздывает», переживая состояние, характеризующее историю 50-х гг. Несмотря на наличие давней практики специальных историографических исследований, ведущей своё начало из XIX века, данная сфера отечественной археологии признаётся до сих пор недостаточно разработанной (см.: Формозов А. А., 1961; Генинг В. Ф., 1982; Лебедев Г.С., 1992; Матющенко В. И., 1992, 2001). Те не менее, сибирская археология имеет ряд работ в русле проблемной историографии: исследования по изучению отдельных хронологических периодов на широкой территории (Матющенко В. И., 1985; Белокобыльский Ю. Г., 1986; Коников Б. А., 1992), отдельных регионов Западной Сибири (Шилов С. Н., 1997), конкретной эпохи на небольшой территории (Эрлих В. А., 19926; Скопинцева Г. В., 1996; Боброва А. И., 1999), определённой культуры (Эрлих В. А., 1995), взглядов отдельного исследователя на определённую археологическую проблему (Эрлих В. А., 1992а). 9

1992а), где затрагиваются воззрения М. П. Грязнова на роль рыболовства в бронзовом веке юга Западной Сибири (С. 24).

В специальных трудах, посвящённых археологическому рыболовству Обь-Иртышья, исследователями отмечается, как правило, лишь неизученность вопроса (см.: Цепкин Е. А., Могильников В. А., 1968, С. 54; Косарев М. Ф., 1979, С. 15; Визгалов Г. П., Фильчаков Е. Г., 1988, С. 20).

В монографии С. И. Эверстова, посвящённой рыболовству Сибири в каменном веке (1988) история изучения проблемы, в том числе и на материале Обь-Иртышья, заменена, по сути, сводкой мнений учёных по вопросам происхождения рыболовства, оформления его в отдельную отрасль хозяйства в указанную эпоху. Тем не менее, значение работы С. И. Эверстова высоко. Имеющиеся в ней сведения по истории изучения рыболовства Обь-Иртышья стали первой историографической подборкой материала по проблеме.

Историографическое освещение различных этапов изучения древнего и средневекового рыболовства нашло место в специальных публикациях автора настоящей работы (Плахута Д. О., 1997, 2000, 2002а, 20026), материалы которых вошли в диссертацию.

В работах, посвящённых рыболовству европейской части России, капитальных монографиях (Бэр К. М., 1854; Лебедев В. Д., 1960) и защищенных диссертациях (Куза А, В., 1970; Салмина Е. В., 1997) имеются историографические обзоры, связанные с нашей темой. «Такие обзоры позволяют в большей или меньшей степени определить степень изученности поставленного вопроса в существующей литературе, выяснить пробелы и недостатки в состоянии его изучения, определить задачи предпринимаемого исследования и его место в общем ходе разработки данной проблемы. Даже если исследователь не выделяет историографического материала в особую главу, то обязательно вводит его в той или иной степени при рассмотрении конкретных проблем. Чаще всего мы наблюдаем сочетание и вводной

10 историографической главы, и разбора мнений других авторов при освещении отдельных вопросов» (Сахаров А. М., 1977, С, 5).

В нашей стране вопрос истории изучения рыболовства в древности и средневековье впервые был затронут К. М. Бэром (1854). Им же была дана первая периодизация изучения рыболовства в европейской России.

В классической древности «в изображении нравов и в описании способов народного продовольствия, особенно у древних, о рыболовстве встречаются лишь скудные упоминания. .Тогда рыболовство, за исключением ловли удочкой, считалось занятием, неприличным свободному человеку. Образованные люди того времени не знали других способов рыбной ловли, и потому мы имеем об них весьма скудныя сведения. Позднее, гастрономическая роскошь Рима потребовала некоторых, по преимуществу любимых родов рыбы, и снабжение этого огромнаго, всемирнаго города жизненными припасами, и потом продовольствие восточнаго Рима, не уступавшего заподному ни в гастрономии, ни в обширности, по необходимости сделались предметом всеобщаго внимания: без этих обстоятельств мы слишком мало знали бы о состоянии нашего предмета в древности» (Бэр К. М., 1854, С. 466).

В эпоху средневековья господство клерикализма в обществе и науке тоже препятствовало изучению рыболовства. «После религии всего больше обращали внимание на богатства стран, разумея под этим именем собственно то, что путешественники, или силою вторгавшиеся чужеземцы, могли приобресть и увезти с собою, например золото, драгоценные камни, жемчуг, дорогие меха и т. п.; а истинныя богатства стран, доставлявшия продовольствие народонаселению, оставались в пренебрежении или по крайней мере считались недостойными занять место в кратких записках тогдашних путешественников» (там же, С. 467).

В новое время положение почти не меняется. «Считая с открытия Америки, известия о чужих краях долго хранили этот характер: открытие морскаго пути в Ост-Индию и открытие Америки послужили даже к его поддержанию" (Бэр К. М., 1854, С.467). Только в XVIII в. экспедиции получили мало по малу чисто учёный характер, особенно после того, как система Линнея приучила отчётливо описывать, сортировать и различать друг от друга естественные предметы. Только в исходе . столетия стала обширнее распространяться мысль приводить в известность все животныя каждаго посещаемаго края; но всего позднее удостаивались такого внимания рыбы и притом всё же больше в водах по берегам небольших островов, чем внутри стран материковых" (там же, С. 469).

Характеризуя источниковую базу, К. М. Бэр отмечает: «Эти сведения так разсеяны по источникам и источники так разнородны, что лишь мало по малу и весьма медленно могут выходить на свет нужныя нам данныя. отыскивать в необозримой массе в исторической и географической литературе известия о рыболовстве всё то же, что на россыпях собирать песчинки золота. В сочинениях собственно исторических обыкновенно вовсе не упоминают о рыболовстве: предмет кажется слишком маловажным. . Даже в изображении нравов и в описании способов народнаго продовольствия, особенно у древних, о рыболовстве встречаются лишь скудныя упоминания. Причины скудости различны. Такими изображениями мы обязаны почти только путешественникам-иностранцам, которые не находили для себя болыпаго интереса в рыболовных местностях» (Бэр К. М., 1854, С. 466-469).

Краткий историографический обзор изучения костных остатков рыб (ихтиоматериала) с археологических памятников европейской части России дал в своей капитальной монографии В. Д. Лебедев (1960). Исследователь выделяет два этапа:

I этап (вторая половина XIX в.) связан с исследованием в 70-х—начале 80-х гг. археологических памятников на берегу Ладожского озера проф. А. А. Иностранцевым (1882). Зафиксированные в ходе сборов подъёмного материала и раскопок остатки ихтиофауны получили первое полное научное определение, выполненное К. Ф. Кесслером. После работ А. А. Иностранцева происходит падение уровня подобных исследований, что связывается с переживанием археологией «вещеведческого периода», когда костные остатки рыб не привлекали внимания археологов (Лебедев В. Д., 1960, С. 7-8).

Начало II этапа (начиная с 1917 г.) связано с краткими сообщениями (с определением ихтиофауны на памятниках каменного века) Г. В. Никольского и М. И. Тихого. Для данного этапа В. Д. Лебедев выделяет особо проблемы определения чешуи рыб с четвертичных слоев и археологических памятников, установления корреляции между ростом рыб и размерами костей скелета (там же, С. 9).

К истории изучения рыбного промысла в древней Руси (в основном, по остаткам орудий рыбной ловли и предметам, связанным с рыболовством) обращается в своей кандидатской диссертации, посвящённой средневековому рыболовству северо-западной Руси А. В. Куза (1970а). В работе « подведены итоги изучения древнерусских промыслов в нашей историографии и дан краткий обзор источников, содержащих материалы и сведения по истории рыболовства» (Куза А. В., 1970а, С. 3). Исследователь, на основе изучения, в основном, остатков рыбной ловли и предметов, связанных с рыболовством, выделяет два этапа (там же, С. 3-6).

I—дореволюционный—этап. Учёные XIX—начала XX вв. «никогда, впрочем, не пытались исследовать промыслы в их развитии, они лишь подбирали (главным образом, из письменных источников) факты, подчёркивавшие выдающуюся роль промыслов и принижавшие значение земледелия» (там же, С. 4).

II—послереволюционный—этап. Перед советскими исследователями остро встала «потребность в расширении круга источников с одной стороны, и пересмотра с марксистских позиций всех имевшихся фактов—с другой» (там же).

Отметим, что А. В. Куза даёт краткую и содержательную характеристику состояния проблемы, вполне «пригодную» для Западной Сибири, поэтому приведём её, за небольшими купюрами, полностью: «Проблемы истории народного хозяйства прочно вошли в круг интересов советской науки, в частности археологии. Определились два направления в изучении древнерусской экономики. Усилилось внимание к истории земледелия и скотоводства, а также начались изыскания по отдельным видам ремесла. . Правда, и рыболовство, и бортничество, и охота часто упоминаются в работах. Но авторы ограничиваются обычно несколькими фразами, констатирующими наличие промыслов, как второстепенных средств пополнения продовольственных запасов и источников получения пушнины и воска. . Самый существенный, на наш взгляд, недостаток, свойственный абсолютному большинству работ: ничем не оправданный подход к истории рыбного промысла, как к статичному явлению. Получилось, что рядом с постоянно развивающимся земледелием и ремеслом существовало в качестве добавочной отрасли хозяйства—рыболовство, почти не претерпевшее никаких изменений. По-видимому, избежать указанных просчётов можно в специальном исследовании, охватывающем всю территорию Руси в широком хронологическом диапазоне» (там же, С. 4-6).

В 1998 г. в Москве, при ИА РАН Е. В. Салмина защищает кандидатскую диссертацию «Рыболовство средневекового Пскова и Псковской земли (VIII—XVII вв.) по данным археологии» (Салмина Е. В., 1997). Первая глава исследования посвящена историографии вопросов средневекового рыболовства (там же, С. 6-8). Автор учла методико-методологические выводы своего предшественника, А. В. Кузы. В работе Е. В. Салминой «подводятся итоги изучения рыболовства в масштабах Древней Руси, характеризуются методики, применявшиеся при рассмотрении тех или иных вопросов рыболовного промысла (не только средневекового периода). Привлечены как работы, связанные со средневековым рыболовством в общерусских масштабах, так и в отдельных регионах и населённых пунктах, в том числе и за пределами Руси». Из литературы по рыболовству других исторических эпох «рассматривались лишь работы, где постановка проблем была сходной и актуальной и для изучения средневекового периода истории рыболовного промысла Помимо историко-археологической, привлечена и этнографическая литература, и отдельные труды филолого-лингвистического круга». Второй параграф первой главы посвящен изучению средневекового рыболовного промысла в зарубежной исторической науке. Здесь исследователь ограничилась работами, «где тематика, постановка проблем или методический аппарат были схожи, актуальны и применимы при изучении древнерусского рыболовного промысла». Е. В. Салмина указывает на отличие зарубежной литературы от отечественной в гораздо большим вниманием, уделяемым «вопросам экологии, этноэкологии, природопользования и др.» (там же, С. 7-8). К сожалению, из используемого нами автореферата диссертации Е. В. Салминой неясно, какой периодизации историографического материала придерживается исследователь. По всей главе исследователем сделан вывод о том, что «в отечественной и зарубежной археологии, истории и этнографии накоплен богатейший и всё ещё не полностью обработанный и осмысленный материал по истории рыболовства Известны примеры синтеза данных различных исторических дисциплин по этой теме, но далеко не всегда используются все возможности комплексного подхода к ним, то же самое можно отнести и к данным естественных наук—возможности междисциплинарных связей в этой области пока не исчерпаны» (там же, С. 8).

Таким образом, степень разработанности темы представляется крайне слабой. Рассмотренные историографические обзоры позволяют сделать некоторые общие выводы. В течение длительного времени накоплен обширный и разнообразный материал по истории рыболовства в различных регионах нашей страны. Анализ данного материала, в том числе историографический, затруднён по причине сильной разрозненности,

15 разнородности и неразработанности источниковой базы. На данном этапе развития проблемы наиболее значимым представляется историографически обобщить всё ещё не полностью обработанный и осмысленный материал, систематизировать обширный и разнообразный по средствам методический аппарат, применяемый исследователями для решения проблем истории рыболовства Указанные задачи предпочтительнее решать в широких хронологических и территориальных рамках.

В отечественной археологии едва ли можно найти тему, о неизученности которой и необходимости исправить положение заявлялось столь длительное время, начиная с середины прошлого столетия (К. М. Бэр). И наша работа призвана в историографическом плане заполнить этот пробел.

Объект и предмет. Внутри историографии—отрасли исторической науки, изучающей её собственную историю, выделяется ряд направлений: работы по истории археологических открытий и развитию археологии в отдельных регионах страны, историко-историографические работы по отдельным эпохам и проблемам археологии и работы по методологии науки, очерки о жизни и творчестве видных археологов (Мартынов А. И., 1983, С. 8-9; Пряхин А. Д., 1986, С. 4-5, Лебедев Г. С., 1992, С. 9, Матющенко В. И., 2001, С. 5).

Объектом исследования избрано древнее и средневековое рыболовство как содержание проблемной (частной) историографии археологии. Соответственно предметом настоящей работы стали выводы, положения, фактический материал, концепции и методический аппарат исследователей.

Цель и задачи исследования, с одной стороны, обусловлены насущной необходимостью в обобщении накопленного материала, а с другой— исходят из состояния проблемы. Целью является историографический анализ публикаций по проблеме и разработка периодизации истории изучения древнего и средневекового рыболовства Обь-Иртышья. В связи с этим перед автором встала необходимость решить следующие задачи:

1.Выявить особенности выделения комплекса сведений о древнем и средневековом рыболовстве в XVIII—первой половине XIX вв.

2. Охарактеризовать процесс включения материальных свидетельств рыболовства в археологический источник (середины XIX-середины XX вв.).

3. Обозначить общие тенденции истории изучения древнего и средневекового рыболовства Обь-Иртышья в 60-е—начале 90-х гг. XX в.

Территориальные границы исследования охватывают единую гидросистему Западной Сибири—Обь-Иртышский бассейн, связующий своими реками Восточное Зауралье, Среднее и Нижнее Прииртышье, Барабу, Верхнее, Среднее и Нижнее Приобье. В административном отношении эта территория включает Омскую, Томскую, Новосибирскую, Свердловскую, Тюменскую области и Ханты-Мансийский национальный округ. Указанному региону свойственно хозяйственно-историческое, культурно-этническое и научно-исследовательское единство (см. об этом: Жук А. В., 1995, С.3-4). В качестве сравнительного вспомогательного материала привлекаются данные по изучению древнего рыболовства в европейской России и Восточной Сибири.

Хронологические рамки. Историографически работа охватывает весь период изучения древнего и средневекового рыболовства Обь-Иртышья, начиная с XVIII в., времени фиксации первых сведений о рыболовстве древнего населения данного региона, и заканчивая археологическими исследованиями 90-х гг. XX в. В конкретно-историческом смысле хронологические рамки работы очерчивают рыболовство эпохи камня— позднего средневековья (вплоть до конца XVIII в.).

Методология и методы исследования. Общей методологической основой работы стали принципы историзма и объективности, а также общепризнанные положения источниковедческо-историографического анализа.

Источниковедение археологической науки, базирующееся на анализе вещественных источников, отличается от источниковедения истории, использующем, главным образом, письменные данные. Однако, теоретические основы источниковедения двух наук схожи. Во-первых, методология отечественного источниковедения является составной частью методологии истории и основывается на диалектико-материалистическом подходе (см. напр.: БСЭ, Т. 10, С. 581-582). Источниковедческое исследование неразрывно связано с исследованием собственно историческим, которое и предшествует изучению источников, и сопровождает его, и становится его завершением. Обязательным условием исследования источников является знание исторической обстановки, своеобразия мышления и особенностей передачи информации в изучаемую эпоху. Во-вторых, совпадают основные этапы источниковедческого исследования: эвристический (определение круга источников), источниковедческий анализ (историческая критика, выясняющая время, место и условия возникновения источника) и источниковедческий синтез (обобщение полученных данных, установление различного рода связей между ними, определение недостающих звеньев путём реконструкции с помощью научной гипотезы) (там же).

В ходе работы использовались общеисторические методы исследования: проблемно-хронологический, системный, приёмы эмпирического обобщения материала и сравнительно-исторического анализа.

Наконец, историография, являясь специальной отраслью исторического знания и, имея свой предмет изучения, располагает собственными методами исследования. В частности, метод соотношения общего и особенного, применяемый для анализа совокупности историографических фактов, позволяет оценивать реальное приращение знаний по изучаемой проблеме (Морозов Н. И., 1999, С. 14).

Общей методологической закономерностью для работ в сфере частной историографии является тесная связь с историей исторической науки (в нашем случае, с историей отечественной археологии). «Если последняя,— отмечает А. М. Сахаров,—обогащается результатами историографической разработки отдельных проблем, то в свою очередь успех историографического анализа обуславливается степенью изученности истории исторической науки в целом. Историография проблемы, взятая в отрыве от истории исторической науки, нередко сбивается на аннотацию литературы по исследуемой теме. Поэтому для успешной разработанности так называемой проблемной историографии (точнее историографии отдельных проблем), . нужна ясная ориентация в общем ходе развития исторической науки» (Сахаров А. М., 1977, С. 6). В работе была сделана попытка соотнесения основных этапов периодизации с развитием сибирской археологии и ключевыми моментами изучения древнего рыболовства в европейской России, Восточной Сибири и Западной Европе. Надо отметить, что исследование на данной стадии изучения проблемы во многом сохраняет эмпирический уровень.

Историография археологии нашей страны является недостаточно разработанной, в первую очередь, методологически, областью науки (см.: Формозов А. А., 1961; Генинг В. Ф., 1982; Лебедев Г.С., 1992; Матющенко В. И., 1992, 2001). Именно с подобным состоянием науки связано преобладание эмпирического уровня историографических работ, предполагающего, в первую очередь, накопление и изучение историографических фактов (Матющенко В. И., 1992, С. 3).

Всё вышесказанное во многом, на наш взгляд, объясняется таким характерным отличием археологии от других исторических дисциплин, как неограниченность на данное время источниковой базы, её ежегодное пополнение, что затрудняет осмысление фактического материала и тем более—разработку теоретических проблем. Тем не менее, существует единый стержень, определённая закономерность, по которой развивается археология. Это объективный процесс постепенного роста информационно-научных требований к источнику. Данное явление закономерно при количественной неограниченности, видовом сравнительном единообразии и жёстких информационных рамках источниковой базы. Вышеуказанный критерий положен в основу анализа некоторых вопросов истории изучения древнего рыболовства Обь-Иртышья.

Выделение хронологических этапов в истории также является вопросом методологии. С другой стороны, это (особенно проблема рубежа 1917 года), несомненно, вопрос идеологии, политических пристрастий исследователя3.

На наш взгляд, «рубеж 1917 года» имеет место. Возникновение и развитие нового советского государства не могло не сказаться на судьбах исторической науки, в том числе археологии. Первоначально влияние было в большей степени политическим: смена исследовательского состава, наименований и руководителей научных учреждений, декреты советской власти, связанные с археологией, постановка новых целей и задач—всё это фиксируется, начиная с конкретного хронологического рубежа—1917 года. Изменение методических подходов, освоение марксистско-ленинской методологии как основы советской науки, формирование новой системы организации исследований, смена акцентов и подходов в изучении результатов исследований, напротив, продвигалось гораздо медленнее, во многом сохраняя пережитки старого. Здесь невозможно проложить единую хронологическую границу; её следует определять в каждом конкретном исследовании. Специфика нашей темы, тесно связанной с методико-методологическим аспектом, позволяет определить как начало переходного

3 Обратимся к вехам развития периодизации в отечественной науке. В одном из первых обобщающих трудов по истории российской археологии (М. П. Погодин, 1869) выделяется два этапа: допетровский и петровский. Последний, в свою очередь, дробится на периоды царствований: петровский, екатерининский, александровский и николаевский. Таким образом, данная периодизация нес&г в себе согласный времени «дух просвещённого абсолютизма». Последующая историография (в т. ч. и советская) сохранила деление на допетровскую и послепетровскую эпохи. Советские исследователи, наряду с сохранением допетровского и послепетровского периодов как своего рода пережитка, внесли очередную идеологическую новацию: так называемый «рубеж 1917 года». Обязательное для истории всех наук СССР деление на дореволюционный и послереволюционный «мегаэтапы» сохраняется уже как уходящая традиция до сегодняшних дней. Учёные 90-х гг. XX в. под влиянием политического плюрализма и демократических преобразований в нашей стране, по-разному подходили к «рубежу 1917 г.», выделяя 20-е, 20—30-е, 30-е гг. как более объективную хронологическую границу, комментируя, либо обходя молчанием «остроту политических углов» в данном вопросе. Впрочем, время такого подхода продолжалось недолго.

В конце 90-х гг., в связи с началом «возвращения на круги своя» к новой идеологии, новой государственной национальной идее, «рубеж 1917 года» безоглядно отрицается, что весьма напоминает неприятие советскими учёными научного наследия своих «буржуазных» коллег.

Предпринятый экскурс в историю отечественной периодизации подтверждает силу влияния на исследователя политических реалий. «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя», как совершенно верно заметил В. И. Ленин. периода рубеж 20—30-х гг. XX в., а окончанием утверждение марксистско-ленинской методологии—конец 50-х гг. XX в.

В отечественной историографии стала традиционной проблемно-хронологическая периодизация, основные этапы которой развиваются в следующей последовательности: I этап—накопление материала; П этап— постановка проблемы; III этап—исследования в русле поставленной проблемы, обобщение материала, формулировка новых вопросов4.

Указанная схема «не срабатывает» при наложении на неё материала нашего исследования5. Выходит, что этап накопления материала (именно, первичной фиксации) продолжается по сей день. Теоретический уровень этапа постановки проблемы (середина XIX в.) оказался выше последующих исследований. Создается видимость, что изучение проблемы развивается по нисходящей (в теоретическом отношении—до наших дней; в методическом—до 60-х гг. XX в., далее заметен некоторый прогресс). Таким образом, предмет настоящего исследования требует иного подхода.

Особенности развития проблемы определились и получили научное обоснование при использовании в настоящей работе источниковедческо-хронологической классификации6. Её суть составляет поэтапное развитие изучения материальных свидетельств рыболовства как этнографического, археологического и исторического источника.

4 Традиционно, в историографических обзорах исследователи выделяют три этапа: "описательный" (иначе—период накопления материала), "описательно-исследовательский" (период постановки проблемы) и "исследовательско-аналитический" (см. напр.: Соболев В. И., 1994, С. 7). При всей условности выделения подобных этапов изучение древнего рыболовства допускает лишь самую схематическую периодизацию в русле становления отечественной археологии.

5 Видимо, в силу данных обстоятельств, в работах С. И. Эверстова, посвящённых рыболовству каменного века Восточной Сибири (1988а) и Сибири в целом (19886) история изучения проблемы (обязательная для подобных исследований) заменена сводкой взглядов учёных на отдельные вопросы древнего рыболовства.

6 Отечественная история исторической науки уже в 50-е гг. пришла к выводу о необходимости разработки источниковедческого аспекта в историографическом исследовании. Так, Л. В. Черепнин отчётливо указал на связь историографии с проблемами исторического источниковедения. При этом, «самую главную задачу» историографии учёный видит в изучении методологии исследования, взятой в её историческом развитии (Черепнин Л. В., 1957, С. 5). Применительно к истории советской исторической науки, С. О. Шмидт предложил рад вопросов, подлежащих анализу. Среди них—источниковедческо-методологические приёмы работы историков, взаимовлияние методики и методологии (Шмидт С. О., 1965, С, 50).

Источниковая база диссертации характеризуется, с одной стороны, обширностью и разнообразием, а с другой—неразработанностью, разрозненностью и разнородностью. Об этом говорил ещё в середине XIX в. К. М. Бэр (1854, С. 466, 469). Его образное высказывание, остающееся актуальным и сегодня день, вынесено в эпиграф нашей работы. Подобное состояние источников существенно затрудняло как сбор материала по теме, так и его обобщение, что коренным образом повлияло на развитие проблемы в течение всего периода её изучения. «При этом,—отмечает А. В. Жук,—Западная Сибирь относится к числу регионов, которым особенно не повезло в этом отношении. Нет полевых хроник, нет исчерпывающих, строго документированных справочников по деятельности научно-исследовательских учреждений, нет научных биографий, биобиблиографических словарей, сводов законодательных актов—то есть, всего того, что должно образовать фундамент историографии, стартовый корпус источниковедческих трудов» (Жук А. В., 1995а, С. 1).

В специальной, посвящённой рыболовству каменного века Сибири (в т. ч. Обь-Итрышья) работе С. И. Эверстова характеристике источников (на уровне перечисления) уделяется всего один небольшой абзац текста (Эверстов С. И., 19886, С. 4), являющийся перепечаткой раздела «Источники» из автореферата кандидатской диссертации учёного (см.: Эверстов С. И., 1988а, С. 4).

В диссертации, в качестве источников, используются труды, опубликованные как в европейской России, так и вышедшие непосредственно в Западной Сибири в XVIII—90-е гг. XX в. К ним принадлежат коллективные исследования, работы монографического характера, диссертации и авторефераты диссертаций, научные и научно-популярные статьи в научных сборниках и периодических изданиях, тезисы выступлений, историко-экономические и хозяйственные описания, справочно-энциклопедические материалы, а также устные сообщения, зафиксированные с указанием времени и места таковых.

Автор использовал корпус разнообразных письменных источников: переводы из записок и трудов западноевропейских путешественников XIII— xvn вв. (Алексеев М. П., 1932, 1936, 1941), работы исследователей Западной Сибири XVIII—XIX вв., результаты полевых исследований XIX в., содержащие данные о древнем рыболовстве, археологические публикации XX в. В них с той или иной степенью полноты представлена практически вся история рыболовства Обь-Иртышья (эпоха камня—средневековье).

Следует особо отметить, что главными источниками при написании диссертации послужили опубликованные работы, оказывающие, в силу своей доступности для учёных, наибольшее воздействие на развитие исследовательской мысли, в том числе и по нашему вопросу. В разнообразных работах (тезисах, статьях, монографиях), освещающих вопросы древнего рыболовства, чрезвычайно редко можно встретить ссылки на неопубликованные материалы (отчётно-полевую документацию и другие архивные материалы, диссертации, авторефераты диссертаций).

Научная новизна работы состоит в том, что впервые предлагается как предмет самостоятельного исследования история изучения древнего и средневекового рыболовства Обь-Иртышья на фоне единичных работ, содержащих подобный материал, в нашей стране (Бэр К. М., 1854; Лебедев В. Д., 1960; Куза А. В., 1970а; Эверстов С. И., 1988; СалминаЕ. В., 1997).

В работе дана периодизация, охватывающая весь период изучения проблемы, проанализирован методический аппарат исследователей древнего и средневекового рыболовства на протяжении длительного времени, освещено развитие воззрений и отношения учёных к данной отрасли хозяйства.

Таким образом, заявленная тема представляет собой сюжет так называемой частной (иначе—проблемной) историографии, что также можно считать новаторством для отечественной историографии.

Практическая значимость. Настоящая работа, будучи одним из первых исследований в этой области, отличается перспективностью. Она является

частью будущих обобщающих теоретических трудов, освещающих во всех аспектах отрасли древнего хозяйства, поскольку любое исследование в данной сфере требует тематического историографического обзора. Некоторые положения могут быть использованы для заполнения пробелов в «общей» историографии сибирской археологии.

Положения диссертации могут быть использованы при разработке цикла лекций по применению естественнонаучных методов в археологии, при чтении общего и специального курсов по археологии, историографии, проблемам палеоэкономики, а также дисциплин экологической направленности. Работа содержит материалы, характеризующие с ранее малоизвестной стороны научную деятельность крупных археологов, исследователей древней истории края, освещает их роль в изучении вопросов рыболовства и древнего хозяйства в целом.

Исследование может иметь и сугубо практическую значимость. В настоящее время в сибирском регионе начинается восстановление местной рыбопромышленности. В Омской области с 1996 г. разрабатывается подобная программа. На этом пути важно не повторить старых ошибок. Необходимо исторически осмыслить тысячелетний опыт эксплуатации человеком рыбных богатств края как в экономическом, так и в экологическом аспектах,, в разнообразных и периодически меняющихся природно-климатических условиях, при изучении и таких глобальных проблем.

Апробация результатов исследования. Основные положения и вопросы, связанные с настоящим исследованием, нашли своё отражение в научных статьях (Омск, 1997, 1998, 1999, 2000, 2001), докладах на внутри- и межвузовских (Омск, 1995—1999)7, региональных (Тара, 1994; Новосибирск, 20008; Омск, 2001, 2002), всероссийских (Омск, 1995, 2000,

7 Без публикации.

8 Плахута Д. О. К итогам изучения древнего рыболовства Обь-Иртышья. Доклад, прочитанный на Региональной археолого-этнографической конференции (Сибирь и Дальний Восток)-40 «Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии» (Новосибирск, 1-6 февраля 2000 г.).—3 с. Без публикации.

24

2002) и международных (Омск, 1997; Москва, 1999; Одесса, 2002; Ханты-Мансийск, 2002) конференциях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, освещающих последовательно основные этапы становления и развития проблемы, заключения и списка источников и литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Рыболовство населения Обь-Иртышья эпохи камня-средневековья: история изучения"

Выводы, сделанные в работе, имели тем большее значение, что комплекс орудий рыболовства с памятника оказался малочисленным и непредставительным (Матющенко В. И., 1974, С. 96). Материалами исследования А. Н. Гундризера пользовались впоследствии В. И. Матющенко (1974), В. А. Посредников (1975) и многие другие археологи.

В 1968 г. выходит статья £. А. Цепкииа и В. А. Могильникова "Рыболовство у населения лесного Прииртышья в эпоху железа", ставшая ценной обобщающей работой по данной отрасли хозяйства Обь-Иртышья.

В исследовании гармонично сочетаются методы ихтиологии и археологии, привлекается этнографический материал и данные палеогеографии. На этой основе строится реконструкция рыболовства населения лесного Прииртышья в эпоху железа. Учёные приходят к выводу, что комплексное хозяйство Прииртышья и значительный удельный вес в нём рыболовства существовали без серьёзных изменений длительное время. "Усиленное проникновение тюрок в лесное Прииртышье в XIII в., видимо, несколько повысило роль скотоводства, но не привело к коренному изменению хозяйственных занятий" (С. 55). "Войдя в тесный контакт с уграми и ассимилировав их значительную часть, тюрки восприняли от них вековые традиции и навыки ведения хозяйства в лесной полосе, особенно относящиеся к добыче зверя и рыбы. Более того, многие древние способы лова дожили в Приобье до конца XIX в." (там же, С. 55).

На основе анализа ихтиоматериала в работе делается вывод о параллельном существовании двух различных типов рыболовства у древнего населения Прииртышья. Такое явление, по мнению авторов, обуславливается эксплуатацией различных рыболовных угодий. Так, население городища Качесова производило лов рыбы в самом Иртыше, что обусловило использование определённых орудий рыболовства и отразилось в видовом составе рыб. Жители городища Лежанки практиковали лов рыбы в придаточной системе Иртыша, что также серьёзно влияло на характер этого промысла и его роль в системе хозяйства (там же, С. 59). Именно этот факт привёл к бытованию весьма разнообразных способов и орудий рыбной ловли. Исследователи полагают, что в это время использовались сети (ставные и калыданные), острога, крючковые снасти, а также различного рода запоры, морды, верши и др. ловушки. Наиболее эффективными

174 орудиями рыбной ловли, по мнению авторов, являлись забойки (запоры), что обусловило их дальнейшее развитие уже в историческое время (С. 60).

К обстоятельствам, снижающим научную ценность работы, следует отнести тот факт, что ихтиоматериал происходит с многослойных памятников и из ограниченных по масштабам раскопок. В исследовании делается методически неверный вывод об "отсутствии значительных изменений количества вылавливаемой рыбы" за длительный период времени (С. 55). Авторы не приняли во внимание хорошо известные по этнографическому материалу посылки: 1) постоянное, иногда весьма значительное колебание доли рыболовства (как и других отраслей) в комплексном хозяйстве; 2) постоянный рост товарности экономики коренных народов Западной Сибири в связи с усиливающимся влиянием более развитой российской капиталистической системы производства. Использование подобного рода этнографических данных опосредованно, путём создания промежуточных моделей, методически оформится позже (в 90-е гг.).

Работа Е. А. Цепкина и В. А. Могильникова существенно продвинула изучение проблемы древнего рыболовства Обь-Иртышья. Принципиально новым для Западной Сибири представляется вывод о сосуществовании различных типов внутри рыболовческого уклада на сравнительно небольшой территории (лесное Прииртышье). Таким образом, мы наблюдаем переход от констатации общепринятой схемы к первичной конкретизации, выявлению особенностей развития и динамики рыболовческого уклада.

В конце 60-х гг. выходит каритальный труд "История Сибири с древнейших времён до наших дней. В 5-ти тт." (196S), ставший важной вехой в развитии сибирской археологии. В исследовании подобного рода может быть дана лишь очень краткая и поверхностная схема развития рыболовства. Но нас интересует в данном случае взгляд на проблему крупнейших учёных, писавших и редактировавших "Историю Сибири", ведь именно их исследования во многом определяли направления развития сибирской археологии.

Первое упоминание о рыболовстве Западной Сибири в этом труде относится к эпохе неолита, причём отмечается большое значение и развитость данной отрасли хозяйства: "В неолите жители Приобья жили не столько охотой, сколько рыболовством. Огромная река с её многочисленными старицами, протоками и озёрами доставляла людям значительно более верный источник существования, чем охота. Рыболовство определило не только относительную оседлость, тип жилищ-землянок, но и другие черты быта, в том числе и одежду из рыбьих шкур, характерную для приобских племён как в глубоком прошлом, так и вплоть до самого недавнего времени" (История Сибири, Т. 1,1968, С. 97).

В бронзовую эпоху рыболовство упоминается в качестве составной хозяйства окуневской культуры. Основой хозяйственной деятельности данной культуры являлось скотоводство. Но "живя по берегам больших и малых рек, окуневцы, естественно не могли пройти мимо природных богатств" (там же, С. 166). На основании археологических находок делается вывод об орудиях и приёмах рыболовства: ".окуневцы ловили рыбу несколькими способами: с помощью остроги, удили и ставили сети" (там же, С. 166).

Среди различных культур лесной и лесостепной полосы Западной Сибири I тыс. до н. э. Отмечается занятие рыболовством усть-полуйцев (С. 234) и потчевашцев (С. 237), у которых оно играло значительную роль. Для данных культур отмечается обилие находок костей и чешуи рыб.

При общей характеристике культур лесостепи Западной Сибири указывается на "немаловажное значение охоты и рыболовства" в северной части и "незначительную роль в хозяйстве" данных отраслей в южных районах (С. 238). В качестве "серьёзного подспорья хозяйства", наряду с охотой, признаётся рыболовство южной группы болыиереченских племён (С. 240).

В I тыс. н. э. у племён лесов Западной Сибири, лесного Прииртышья и Нижнего Приобья сохраняются "старые присваивающие формы хозяйства" (С. 303).

Хозяйство "древних манси и хантов в IX - X3II в. на юге лесной полосы базировалось на сочетании скотоводства, земледелия, охоты и рыболовства. На севере ведущими была охота и рыболовство. .Во всей лесной зоне была велика роль рыболовства. Рыбу ловили как в реках, так и в озёрах. Основными промысловыми видами рыбы являлись язь, стерлядь, окунь, щука» (там же, С. 305).

Таким образом, авторы "Истории Сибири" признают значительную роль рыболовства на протяжении всей истории Западной Сибири, особенно для лесной зоны. Однако рыболовство представляется "старой присваивающей формой", практически не поддающейся развитию, в отличие "от "прогрессивных производящих отраслей" хозяйства. Вероятно, поэтому в работе не прослеживается эволюция орудий рыбной ловли и не проясняются причины колебания роли этого занятия в комплексном хозяйстве. Такой подход к изучению рыболовства весьма показателен. По существу, он преобладал в археологии XIX в. и в советской науке. Некоторые изменения наметились, на наш взгляд, лишь в конце 80-х гг. XX в.

В 1973—1974 гг. выходит "Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья" Владимира Ивановича Матющенко. В главе, посвященной хозяйству, даётся краткая (на 2-3 стр.) характеристика рыболовства эпох неолита и бронзы. Для неолитического времени В. И. Матющенко считает рыболовство лесного и лесостепного Приобья основным занятием древнего населения (С. 77-79). В хозяйстве населения самусьской культуры рыболовство сохранило большое значение. На основании многочисленных находок грузил и якорей В. И. Матющенко делает вывод о широком развитии сетевого рыболовства, использовании лодок различных конструкций и применении, несохранившихся на памятнике, крючковых снастей. Обращая внимание на малочисленный ихтиоматериал, исследователь делает вывод о речном характере рыбной ловли (С. 66-67).

В. И. Матющенко придерживается точки зрения М. П. Грязнова о комплексном скотоводческо-земледельческом хозяйстве андроновцев (Матющенко В. И., 1974, С. 51). "Но существование охоты и рыболовства у андроновского населения можно предполагать, учитывая материалы предшествовавшего и последующего времени" (С. 52). "У населения еловско-ирменской культуры на первом этапе их истории в хозяйственной жизни заметное место принадлежало традиционным, древним приёмам добывания средств к жизни: охоте и рыболовству" (Матющенко В. И., Ч. 4, 1974, С. 94). В своих выводах учёный использует результаты исследования

A. Н. Гундризера.

В работе В. И. Матющенко, обобщающей и систематизирующей накопленные археологические материалы по Обь-Иртышью, подведены краткие итоги изучению древнего рыболовства. Исследователь использует весь доступный ему комплекс источников (остатки орудий рыбной ловли, ихтиоматериал, обработанный А. Н. Гундризером, данные этнографии). Основные выводы работы, связанные с рыболовством, до сих пор сохраняют своё значение.

В 1975 г. появляется, впоследствии известная и часто цитируемая, статья

B. А. Посредникова, посвящённая хозяйству еловского населения Приобья. Автор не соглашается с выводами, что основу хозяйства еловцев составляли скотоводство и земледелие (Косарев, 1964, 1965). В. А. Посредников полагает, что в хозяйственной деятельности еловцев главную роль играет рыболовство (Посредников В. А., 1975, С. 14). Применение наряду с гарпунами и сетными орудиями запорный заграждений (верш, морд, котцов) играло большую роль (там же, С. 15). В своей статье автор использует результаты исследований В. И. Матющенко и А. Н. Гундризера (С. 14-15). В числе препятствий, осложняющих формирование представлений о хозяйстве еловцев, учёный называет отсутствие на данном этапе исследований поселений еловского типа с чётко выраженной стратиграфией. Этот факт усугубляется суммарным определением остеологического материала из жилищных комплексов Еловки с остальными костными остатками (там же, С. 5).

В 70-е гт. попытку обобщения нового накопленного материала в лесном и лесостепном Обь-Иртышье предпринял Вячеслав Иванович Молодин (1977). Собранный материал, характеризующий эпоху неолита и бронзы (собранный с более чем 70 археологических памятников), несмотря на присутствие остатков различных орудий рыболовства (костяные и роговые гарпуны, каменные стерженьки рыболовных крючков, различные типы каменных и глиняных грузил, обломки пешней) не рассматриваются автором в данном аспекте. Методически представляется интересным определение на основе каменного инвентаря рыболовческой направленности северобарабинской стоянки Козловка-2, датированной автором концом развитого—началом среднего неолита. «.Характер каменной индустрии . оправдывает предположение, что на данной стадии было развито, прежде всего, рыболовство. Об этом свидетельствует и крайне малое количество наконечников стрел, которые, к примеру, в неолите лесостепного Приобья—одна из самых обычных находок» (Молодин В. И., 1977, С. 31-32).

Другой пример определения рыболовческой направленности древнего хозяйства по косвенным данным является открытая автором стоянка энеолитической эпохи Кыпгговка-1 на берегу р. Тара. Наземный характер, «слабость эксплуатации очага и лёгкость перекрытия заставляют предположить, что данные жилища представляли не что иное, как летние балаганы для рыбалки.». Своё предположение В. И. Молодин подкрепляет данными этнографии (там же, С. 43-44).

Наконец, третий диагностирующий признак выявления рыболовства в древнем хозяйстве, применяемый В. И. Молодиным, традиционен. Это обильные остатки ихтиофауны, зафиксированные на стоянке эпохи раннего металла Преображенка-3. Традиционным является и тот момент, что кости и чешуя рыб остались неопределёнными, и заключение проводится на основе визуально-количественного аспекта (С. 64-65).

В описании инвентаря раннеметаллического (окуневского?) поселения Крохалевка-4 приводится деление каменных грузил, зафиксированных на памятнике, на два типа по технологическому признаку (характеру технического оформления крепления) на сверлёные и с двухсторонней оббивкой. Реконструкция использования грузил древним человеком не проведена (С. 71).

В заключительной части, анализируя процессы культурогенеза в лесостепном Обь-Иртышье в эпоху неолита и бронзы, В. И. Молодин отмечает присваивающий характер хозяйства самусьской и кротовской культур и, в противовес им «более мощный экономический потенциал» андроновцев, вытеснивших или ассимилировавших указанные культуры (С. 79).

Позже, в монографии, посвящённой эпохе бронзы Барабы (1985) В. И. Молодин даёт краткую схематичную характеристику хозяйства, в том числе, упоминает рыболовство каждого этапа рассматриваемой эпохи. Основная часть предваряется физико-географическим очерком. Указьюая на особо благодатные условия Барабы для развития скотоводства, исследователь отмечает существующее как подспорье «в определённые климатические циклы» рыболовство (С. 10).

На рубеже 70-80-х гт. в археологии складывается наиболее существенное направление—история развития производительных сил. Конечно, в первую очередь исследовались проблемы земледелия, животноводства, промышленности или ремесла. Постепенно формируется и другое направление: человек и биосфера, связь человека с окружающей средой и их взаимное влияние (Щапова Ю. Л., 1988, С. 5).

В 1970 г. начали работу Западносибирские археологические совещания (ЗАС), деятельность которых, по оценке Л. А. Чиндиной, «во многом предопределила общее направление западносибирской археологии и её контактов со смежными науками» (Чиндина JI А., 1995, С. 5).

Идея совещания возникла в 1969 г. Только прошла очередная конференция „Происхождение аборигенов Сибири", замечательного детища А. П. Дульзона и его учеников. Именно здесь остро обозначились проблемы археологического направления в регионе. В 50—60-е гг. резко расширилась источниковая база, что обусловило многообразие и неожиданность историко-культурных решений. В то же время археологам не хватало специализированного общения, обмена информацией, опытом, идеями, координации и целенаправленности научных поисков. Поэтому предложение В. И. Матющенко о проведении ЗАС в Томском университете сразу получило поддержку (Чиндина JI. А., 1995, С. 5).

Осуществляя многоплановую, многолетнюю программу исследований, совещания особое место уделяли методологии и методике. В основу исследований был заложен комплексный междисциплинарный подход с использованием широкого спектра смежных (антропологии, археологии, лингвистики, этнографии), естественных и точных наук.

Западносибирские совещания, возникнув как археологические, очень скоро превращаются в комплексные. В работу III ЗАС (1975 г.) при обсуждении социально-экономических проблем включались этнографы и антропологи, а IV совещание (1978 г.) уже стало археолого-этнографическим. Это предопределило развитие этнического направления, которое стало доминировать в последующих совещаниях. Исследовались этногенез и этническая история народов Западной Сибири, специфика этнических процессов (там же, С. 7).

В русле последнего направления выходит сборник "Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири" (ТГУ, 1979). В данном сборнике помещена статья А. Н. Гундризера и В. К. Вершинина "Особенности ихтиофауны на различных этапах обитания человека в Приобье". В этой, очень небольшой по объёму, работе авторы намечают основные тенденции развития рыболовства в Приобье за длительный период поздней бронзы— раннего железного века.

В конце 70-х гг. к проблеме древнего рыболовства Обь-Иртышья обращается Михаил Фёдорович Косарев. Характерной чертой работ М. Ф. Косарева является его внимание к палеогеографии. "Лицо" хозяйственного уклада и изменения, происходящие в нем, исследователь тесно связывает с колебаниями климата М. Ф. Косарев рассматривает древнюю историю племен Западной Сибири в кулыурно-ареальном аспекте (см.: Косарев М. Ф., 1964,1971, 1979,1980,1984,1991).

В своей статье "Древнейшие грузила Нижнего Притоболья"(1979) автор даёт типолого-хронологическую классификацию данным типам рыболовного инвентаря. Отмечая значительную консервативность орудий рыболовства, М. Ф. Косарев акцентирует внимание на глиняных грузилах. Исключительно для них, по мнению автора, характерно динамичное развитие и значительное типологическое разнообразие (С. 15). "Это обстоятельство, учитывая, что многие из них были найдены в связи с определёнными разновидностями глиняной посуды, позволяет установить, хотя бы приблизительно, время появления того или иного типа глиняных грузил и уловить характер и направление их развития» (Косарев М. Ф., 1979, С. 15).

В своем труде "Древняя история Сибири: человек и природная среда"(1991) автор уделяет место древнему рыболовству Западной Сибири в целом, причем рассматривает развитие этой отрасли, начиная с каменного века. Исследователь полагает, что уже в позднепалеолитическую эпоху "возрастает роль рыболовческих занятий" (Косарев М. Ф., 1991, С.31). Для эпохи мезолита характерно повышение значимости рыболовства (там же, С. 32). Для добычи рыбы используются преимущественно охотничьи приемы (там же), но возможно уже появление сетевого рыболовства. С эпохой неолита исследователь связывает дифференциацию древней экономики, причем на севере внедряется оседло-рыболовческий уклад (С. 32-33). В дифференцированных хозяйственных укладах Западной Сибири последующих эпох также рыболовство находит свое место; причем роль этого занятия постепенно снижается с севера на юг.

Как мы видим, схема развития рыболовства М. Ф. Косарева, за исключением публикации отсутствовавших ранее материалов по рыболовству в палеолите и мезолите, достаточно традиционна. Она, в сущности, повторяет вехи, намеченные в "Истории Сибири" (T.I, 1968). Но по сравнению с вышеуказанным трудом, у М. Ф. Косарева существуют принципиальные отличия. Так, исследователь не считает рыболовство "консервативной" и "примитивной" отраслью. Напротив, данная отрасль достаточно динамична, подвержена серьезным изменениям. Ученый проводит анализ между присваивающей и производящей хозяйственными системами, причем по своей значимости и по развитию сопоставимы оседлорыболовческий уклад и развитие земледелия.

По нашему мнению, работы М. Ф. Косарева явились своего рода "революцией" в изучении древнего рыболовства. Многие исследователи в своих реконструкция древнего хозяйства используют достижения этого ученого.

В 1988 г. появляется труд Семёна Ильича Эверстова "Рыболовство в Сибири. Каменный век", вышедший на основе расширенной диссертации по рыболовству Восточной Сибири (1988). Работа С. И. Эверстова представляет собой первую капитальную монографию, в которой данная проблема является самостоятельным предметом исследования.

В своём труде исследователь историографически (см. введение) обобщает причины, вызвавшие появлениеи развитие древнего рыболовства, а также места и роли данной отрасли хозяйства в экономике человека каменного века. Основной причиной возникновения рыболовства исследователь считает глобальное изменение климата на рубеже плейстоцена—голоцена (С. 117). В качестве отдельной отрасли хозяйства рыболовство формируется в неолите (С. 118). В новокаменном веке существует значительное разнообразие в данной отрасли, основанное на различных климатических условиях, изменениях в хозяйственных циклах, характере рыболовства и скорости усовершенствования орудий рыбной ловли (С. 18-120).

В источниковедческом плане автором проведён сбор, учёт и картирование археологических находок, касающихся рыбной ловли с целью определения ареала распространения рыболовных орудий. Учёный проводит сравнительно-исторический анализ для выяснения места рыболовства в древнем хозяйстве Сибири. В работе применяются методы палеоэкологического подхода к характеристике гидросистем Сибири, ресурсной базы и локальных особенностей рыболовства. Однако, основным «методологическим содержанием» исследования стала первая, общая для всего сибирского региона, типология рыболовных орудий каменного века— ранней бронзы (остатков рыболовных крючков, гарпунов, острог и сетевых грузил), разработаннаяна основе предварительных публикаций учёного (Эверстов С. И., 1980а, 19806). Таким образом, С. И. Эверстов ввёл в методический аппарат исследователей древнего рыболовства формально-типологический метод в его строгом применении. Первичные, локальные классификации рыболовного инвентаря в Западной Сибири имели место задолго до С. И. Эверстова (см. предыдущую главу), но попыток развёрнутой типологии не предпринималось. Исследователь взял за основу технологический критерий, ввёл четырёхуровневую градацию (вид, тип, подтип, вариант) и провёл наложение полученных данных на семь выделенных территориальных дефиниций Сибири (Зауралье, бассейн Оби, басейн Енисея, Прибалькалье, Забайкалье, Якутия).

На наш взгляд, типология С. И. Эверстова не доработана в двух отношениях: а) отсутствует чёткая корреляция с этапами эволюции рыболовного инвентаря; пояснения учёного относительно возникновения и бытования отдельных типов, подтипов, вариантов орудий лова не создают целостной картины; б) типология «работает», в первую очередь, для выделенных регионов Восточной Сибири; относительно территориальных дефиниций Западной Сибири (Зауралья и бассейна Оби) чёткая приуроченность типологических единиц не прослеживается. Очевидно, в данной сфере требуются дальнейшие разработки.

Значение труда С. И. Эверстова велико69. Он применяет, как основной, новый подход к изучению проблемы, определяя тем самым начало процесса формализации источников древнего рыболовства.

С конца 1980-х гг. возрастает количество работ, посвящённых реконструкции отдельных сторон социальной структуры с привлечением фаунистических остатков. В связи с этим разворачивается дискуссия в отношении методических аспектов использования остеологического материала в социальных реконструкциях.

Определённый итог по данному вопросу был подведён Л И. Погодиным, отметившим, что исследовательские выводы «делаются в основном на уровне обыденного сознания и зачастую между источником и выводами отсутствует такое необходимое звено, как специальный научный анализ источниковой базы». Исследователь определяет две проблемы использования фаунистических остатков для социальных и хозяйственных реконструкций: 1. Отсутствие сформулированной проблематики изучения остеологических материалов в археологическом аспекте. 2. Отсутствие методики археологического анализа костных остатков (Погодин Л. И., 1992, С. 60).

В конце 80-х гг. проблемы палеоэкономики (в том числе, вопросы рыболовства) рассматриваемые на примере конкретных археологических памятников определённой территории составляют значимую составную часть в публикациях (Абрамова М. Б., Стефанов В. И., 1985; Молодин В. И., 1985; Стефанова Н. К.,1985; Молодин В. И., Глушков И. Г., 1989), либо становятся самостоятельным предметом исследования (Елагин В. С., 1989;

69 Тем не менее, работа С. И. Эверстова редко используется в ссылочном аппарате археологов. Специфика и уровень теоретизации материала делают её «ненужной» в поверхностном эмпирическом описании рыболовства, а интерпретационно-аналитического типа, к сожалению, ещё очень мало.

Коников Б. А., 1989; Сидоров Е. А., 1989). Выходят в свет тематические сборники научных трудов, посящённые вопросам хозяйства (напр., „Социально-экономические проблемы древней истории Западной Сибири", 1988; „Экономика и общественный строй древних и средневековых племён Западной Сибири", 1989). Представляется важным выход публикаций, посвящённых присваивающим видам хозяйства (Сидоров Е. А., 1989) и специально—древнему рыболовству (Визгалов Г. П., Фильчаков Е. Г., 1988). Общим для указанных работ является новый подход (заявленный в советской археологии С. Н. Замятниным, см. выше), характеризующий древнее и средневековое рыболовство как динамично развивающуюся отрасль хозяйства, имеющую свои локальные особенности в рамках даже сравнительно небольшой территории.

Восточное Зауралье. Продолжая традиции 50—60-х гг. (Дмитриев П. А., 1951; Сальников К. В., 1951; Тихонов Б. Г., Гришин Ю. С., 1960), в монографии «Мезолит и неолит лесного Зауралья» (1980) В. Ф. Старков даёт краткую сводную характеристику древнему рыболовству (С. 185, 186, 188-189). Вопреки заявленным хронологическим рамкам, анализу подвергается рыболовство более поздней эпохи: неолита—энеолита. Исследователь акцентирует внимание на прямых материальных свидетельствах рыбной ловли (остатках рыболовческого инвентаря). Таким образом, основное отличие, выделяемого В. Ф. Старковым, неолитического рыболовческого уклада состоит в использовании каменных плоских сетевых грузил. В энеолитическое время преобладают различные виды керамических грузил (С. 188-189). Соотношение между охотой и рыболовством «на территории восточноуральской неолитической культуры», по мнению учёного, «установить невозможно, так как предметы, связанные с рыболовством, изготовлялись по преимуществу из материалов органического происхождения., которые в обычных условиях не сохраняются» (С. 185). Однако, повышение роли рыболовства, отмечает исследователь, фиксируется увеличением количества сетевых грузил и фаунистических остатков (там же). Отметим излишнюю прямолинейность и противоречивость последнего вывода Так, костные остатки рыб не могут являться, в данном случае, показателем, поскольку сохраняются лишь в благоприятных условиях, что отмечал и сам В. Ф. Старков.

В конце 70-х—90-е гг., наряду с традиционным освещением древнего и средневекового рыболовства (собирательный и в целом поверхностный анализ отрасли на материале памятников большой территории) (см., напр.: Ковалёва В. Т., 1977; Петрин В. Т., Смирнов Н. Г., 1977; Старков В. Ф., 1980; Борзунов В. А., 1992) и публикациями нового материала (напр.: Варанкин Н. В., 1982, С. 16-17; Ковалёва В. Т., 1984, С. 39-40; Корякова Л. Н., Стефанова Н. К., 1984, С. 111 и др.), зарождается новая тенденция. Как отмечает С. Н. Шилов (1997, С. 4), «уделяется внимание комплексной работе над отдельным памятником археологии (курсив мой—П. Д.) для получения результатов по освещению идеологических, хозяйственных, культурных и прочих аспектов жизни древнего общества». Примером такого исследования по нашей теме является работа Н. А. Алексашенко и В. Ф. Кернер «Реконструкция хозяйственной деятельности неолитического населения Среднего Зауралья (но материалам поселения Исетского Правобережного) (1990); в ней выделен специальный параграф, посвященный древнему рыболовству (С. 25-29). Недостаток материальных свидетельств рыбной ловли (наряду с обилием косвенных: топография памятника, особенности каменного инвентаря, материалы соседних торфяниковых стоянок, широкое привлечение этнографического материала) обуславливает дедуктивный путь заключений авторов. Рыболовство прзнаётся «основным источником продуктов питания жителей поселения Исетского Правобережного» в неолитическую эпоху (С. 25) и делится на два типа, связанных с ранним и поздним периодами существования памятника. На первом этапе преобладали способы индивидуального лова рыбы (гарпуны, остроги, крючковые снасти и др.), на позднем—рыболовство приобретает коллективный характер (размеры и количество грузил свидетельствует о лове большими сетями и неводами), становится круглогодичным и строго организованным видом хозяйственной деятельности (С. 26-27).

Принципиальное отличие данной культурно-хозяйственной реконструкции составляет проведение её при небольшом количестве прямых свидетельств рыбной ловли. Вывод о значительной роли рыболовства на основании таких материалов вряд ли бы сделали прежние исследователи.

Прииртышье. Во 2-ой половине 70-х—первой половине 80-х гг. выходит ряд статей, рассматривающих проблемы хозяйства (Шемякина А. С., 1976; Могильников В. А., 1976; Косарев М. Ф., 1971,1979,1980 и др.).

Среди таких публикаций упомянем статью А. С. Шемякиной (1976), посвящённую хозяйству населения в лесном Прииртышье в I тыс. н. э. (на примере Мурлинского городища). Исследователь отводит важное место рыболовству в системе хозяйства мурлинцев (С. 188). В статье описаны орудия рыболовства (гарпунные наконечники, железные крючки), включено определение ихтиоматериала А. Н. Гундризером (С. 189). Характеризуя ихтиологическую коллекцию, А. С. Шемякина предполагает, что «добывали, главным образом, крупную рыбу—возможно, жители городища вели выборочный лов (курсив мой—П. Д.)» (там же). Между тем, данное обстоятельство может объясняться преобладанием гарпунных способов лова, особенно весной, во время нереста, на что указывает сама исследователь (там же). Возникшее противоречие (предположение о выборочном лове и, в то же время, зависимость размеров рыб от способов и сезона лова) А. С. Шемякина оставляет без объяснения. Тем не менее, работа А. С. Шемякиной оказала значительное влияние на оценку хозяйства, в том числе, рыболовства, лесного Прииртышья в эпоху железа, став объектом частого цитирования.

В конце 70-х—начале 80-х гг. XX в. в Омском краеведческом музее была проведена паспортизация археологических коллекций, которая в значительной степени выполнялась при участии и под руководством омского археолога Александра Ивановича Петрова (1953—2000). Им были заново пересмотрены материалы памятника, дано описание и уточнена датировка. Наблюдения над частью коллекции, в том числе материалов Омской стоянки, были включены молодым учёным в диссертацию, посвящённую медно-каменному веку Среднего Прииртышья (Коников Б. А., 1998, С. 11).

А. И. Петров в своей диссертации небольшой раздел посвятил рыболовству в Среднем Прииртышье эпохи позднего неолита—ранней бронзы (см.: Петров А. И., 1985, С. 84-89), охватывавшем суммарно ряд памятников, в том числе и Омскую стоянку. Ссылаясь на работу В. И. Матющенко (1966, С. 92), учёный отмечает: «Кости щуки и других рыб встречены на Омской стоянке» (Петров А. И., 1985, С. 85), что является, своего рода, исключением. Поскольку «в Среднем Прииртышье поселения и могильники переходного времени от неолита к бронзовому веку приурочены к песчаным террасам, где почти не сохраняется остеологический материал, дающий основную информацию о видах хозяйства и их удельном весе в экономике» (там же, С. 82). Тем не менее, «топографическое положение памятников, производственный инвентарь и единичные находки костей животных позволяют предположить наличие многоотраслевого хозяйства, основанного на сочетании охоты, рыболовства, собирательства и возможного зарождения производящей экономики» (там же, С. 82-83).

А. И. Петров обратил внимание на топографию древних поселений в Среднем Прииртышье. Разделяя их на озёрные и речные, учёный отметил, что последние, «особенно те, на которых были найдены орудия рыболовства или ихтиофауна, находятся в 100—300 м вниз от устья притока Иртыша». К данному типу исследователь отнёс и Омскую стоянку у р. Замарайка. Намеченная топографическая особенность, по мнению А. И. Петрова, характерна для поселений рыболовов и может быть связана с зимним подлёдным способом ловли рыбы (там же, С. 87-88). Высказанные соображения учёный опубликовал семь лет спустя в виде тезисов выступления на конференции (см.: Петров А. И., 1992)70.

Видимо, интерес А. И. Петрова к древней экономике, в частности, к рыболовству, был в определённой степени «спровоцирован» развитием, начиная с 60-х гг., палеоэкологических, экономических и этнографических исследований. В конце 70-х гг. разворачивается активная научная деятельность М. Ф. Косарева, который обращается к присваивающим отраслям хозяйства Выходит его широко известная монография, акцентирующая внимание на проблемах палеоэкологии и палеоэкономики, а также, статья, посвященная типологии и хронологии рыболовных грузил (1979). Несколько ранее вышла специальная статья по рыболовству Среднего Прииртышья в эпоху железа (Могильников В. И., Цепкин Е. А., 1968). Рыболовству Западной Сибири уделял внимание В. И. Матющенко, посвящая данной отрасли хозяйства разделы в своей «Древней истории Приобья» (см. выше).

В 80—90-е гг. внимание вопросам древнего и средневекового хозяйства среднего Прииртышья, в частности, рыболовства, уделяет Борис Александрович Коников (1989, 1993, 1998)

В 1989 г. выходит статья учёного «О хозяйстве населения таёжного Прииртышья начала II тыс. и. э.», содержащая характеристику рыболовства (С. 91-92). Указывая на комплексный в целом характер средневекового хозяйства, автор отмечает в числе основных составляющих рыболовство (С. 86). Исследователь признаёт, что «в таёжном Прииртышье, как и других районах таёжной полосы, бывали моменты, когда рыболовство выходило на первый план» (С. 91). Средневковое население данного района, сочетало индивидуальные виды лова с сетевым и запорным рыболовством. «На Кипо-Куларовском и Верхнеаксёновском-П поселениях собрано множество каменных грузил, одно грузило найдено в насыпи Усть

70 По словам А. И. Петрова (в беседе с автором, состоявшейся весной 1997 г.), своими предположениями он поделился с М. Ф. Косаревым. Последний поначалу выразил сомнения по поводу существования в эпоху

Ишимского кургана» (там же). Исследователь отмечает «мощные скопления рыбьих костей и чешуи» в заполнении жилищ. Однако обильные остатки пл ихтиофауны определены не были . Описание рыболовного инвентаря в работе отсутствует. Методически неверным является посылка учёного, согласно которой данная отрасль хозяйства «технически не уступала (курсив мой—П. Д.) рыболовству XVIII—начала XX вв.». Впрочем, в дальнейшем исследователь отказывается от этого положения (см.: Коников Б. А., 1993, С. 160). Положительным является взгляд на рыболовство как динамичную отрасль хозяйства, меняющую свою роль в зависимости от конкретных условий.

В монографии, посвящённой разносторонней характеристике усть-ишимской культуры X—ХП1 вв.н. э. в таёжном Прииртышье (1993), Б. А. Коников даёт характеристику ведущих отраслей хозяйства, выделяя как отдельную рубрику рыболовство (С. 158-160). В основу раздела легли переработанные материалы рассмотренной выше статьи (Коников Б. А., 1989). Исследователь подчёркивает преемственность данной отрасли хозяйства, начиная с эпохи неолита, и ставит её на второе (после скотоводства) по значимости место (Коников Б. А., 1993, С. 155,158).

С конца 80-х тт. исследования Б. А. Коникова связаны с изучением археологического комплекса «Омская стоянка». Научная деятельность учёного охватывает самые различные аспекты изучения памятника (полевое обследование и публикация материалов, историографические исследования, популяризация научных сведений о памятнике), среди которых находит своё отражение и рыболовство.

В опубликованной в 1992 г. заметке Б. А. Коников уделяет внимание

ТУ рыболовству на «Омской стоянке» , относя данное занятие к эпохе неолита. неолита подлёдного лова рыбы, однако, позже всё же согласился с А. И. Петровым.

71 К сожалению, столь ценный материал безвозратно потерян для науки. Автором были просмотрены материалы указанных памягаиков в археологическом хранилище Омского педунив ерситета, но ихшоматериал обнаружил» не удалось.

72

В 1988 г. на месте комплекса памягаиков «Омская стоянка» началось строительство здания профилактория; при рытье котлована были разрушены значительные площади памятника. Параллельно строительству археологи Омского педагогического университета Б. А. Коников и Омского государственного

Материальные свидетельства рыболовства оказались представлены лишь

73 костными остатками рыб . Сборы костей животных, в том числе и рыб на памятнике осуществлялись в разные годы учёными-краеведами: А. Ф. Палашенковым, П. Л. Дравертом, В. Н. Чернецовым (Коников Б. А., 1992, С. 4). «Основные средства пропитания,—отмечает учёный,—добывались рыболовством и охотой. Прямым указанием на занятие рыбной ловлей служит местоположение стоянки возле устья речки, где дальше всего не замерзала вода и где имелись богатые рыбой угодья. Для лова рыбы, скорее всего, применялись сети, сплетённые из крапивы или конопли, а в качестве грузил—речная галька. . Таким образом, в IV тыс. до н. э. происходит прочное освоение территории будущего города охотниками и рыболовами». В эпоху энеолита «при господстве охотничье-рыболовецкого хозяйства в экономике начинается и зарождение скотоводства» (там же, С. 7).

Позже, в 1996 г. в публикации материалов «Омской стоянки», хранящихся в ОГИК музее, Б. А. Коников упоминает одно каменное грузило и три костяных гарпуна (Коников Б. А, 19966, С. 110), а также «прямоугольную мерную (?) пластину» для плетения сетей (там же, С. 111; рис. 1, 24). Характеризуя музейную коллекцию костяных изделий памятника, исследователь отмечает среди находок «односторонние одно- и двузубые гарпуны с плоскими насадами» (там же, С. 117-118). Описания и датировки указанных предметов не было. Описывая местоположение стоянки, учёный отмечает: «для рыболоведческого промысла, который являлся стержнем экономики эпохи камня и раннего металла (V—1П тыс. до н. э.), это было идеальное место. На Иртыше и Оми можно было заниматься сетевым ловом рыбы и удочкой; Камышловка же пригодна для устройства различных запоров-ловушек стационарного типа. Добавим, что в устьях рек вода университета Б. В. Мельников вели охранные раскопки. Впервые удалось открыть часть полуназемного неолитического жилища и неолитический могильник-один из древнейших некрополей на омской земле (Титов В. М., 1989, С. 29; Коников Б. А., 1998, С. 11).

73 Однако, при изучении автором материалов памятника в археологической коллекции Омского государственного педагогического университета последние обнаружены не были.

192 насыщалась кислородом, особенно в зимнее время; сюда река своим течением выносила корма для рыбы. Всё это приводило к скоплению огромного количества рыбы. В зимнее время пласт рыбы в таких местах в историческое время достигал подо льдом толщины 5-6 м» (там же, С. 107).

В 1998 г. под авторством Б. А. Коникова выходит в свет научно-популярная брошюра «Комплекс памятников «Омская стоянка»: археологические открытия и находки». В ней учёный даёт самую обширную за всю историю изучения памятника характеристику рыболовства74. Б. А. Коников характеризует данную отрасль хозяйства периода мезолита—энеолита, широко привлекая этнографический материал. „. В мезолите лидирующее положение охоты стало ослабевать, а рыболовство постепенно превращалось в главное хозяйственное занятие местного населения". Широко используемые микролитические орудия были приспособлены к выполнению различных операций, в том числе и, чистки рыбы" (там же, С. 14-15). „В конце неолитической поры оно качественно преобразилось: в его арсенале появилось множество новых орудий лова— сети, сплетённые из конопляных или крапивных ниток, костяные и деревянные крючки, костяные гарпуны, а также лодки. . Добыча рыбы велась круглогодично, хотя в разные сезоны её результативность была различной. О характере добычи сведений немного (любители во время сборов не обращали внимание на мелкие кости рыб." (Коников Б. А., 1998, С. 17-19). „Представители эпохи энеолита унаследовали многие технологические и культурные традиции и навыки века предыдущего. .Ведущими отраслями экономики оставались рыболовство и охота И в то же время. в лесостепном Прииртышье начинается переход от традиционных присваивающих отраслей: рыболовства и охоты, к хозяйству воспроизводящему: скотоводству и земледелию" (Коников Б. А., 1998, С. 27).

К сожалению, данный очерк рыболовства представляет собой, по существу, зарисовку хозяйства эпохи в общих чертах, а не конкретную характеристику рыболовческого быта на „Омской стоянке". Среди многочисленных иллюстраций брошюры отсутствуют изображения остатков орудий рыбной ловли с данного памятника, также как и их описание. Не проведено определение ихтиоматериала. Поэтому рыболовческий уклад выглядит обеднённым по сравнению с более наглядным образом представленными другими отраслями хозяйства.

В целом, во всех рассмотренных публикациях, исследователя отличает внимание к вопросам хозяйства, стремление дать возможно более полную, целостную картину древнего и средневекового рыболовства, независимо от состояния и количества археологического материала. Недостаток последнего восполняется археологическими данными соседних территорий и широко используемым этнографическим материалом.

В 1998 г. выходит специально посвещённая древнему рыболовству статья Б. А. Коникова и Д. О. Плахута «К характеристике рыболовства населения городища Большого Лога у г. Омска». Фактическую основу работы составили материалы проводившихся в 1991-1995 гг. раскопок на памятнике под руководством Б. А. Коникова. В результате был получен обильный материал по рыболовству. Специфика последнего заключалась в следующем: а) в большом количестве ихтиоматериала при отсутствии находок орудий рыбной ловли; б) сложной стратиграфической ситуации на многослойном памятнике, значительном перемесе слоёв, принадлежащих культурам эпохи бронзы—позднего средневековья. Исходя из данной ситуации, авторами был сделан акцент на методику исследования. Во-первых, был выделен ряд закрытых, датируемых комплексов, связанных с рыболовством, что было методически обосновано ранее одним из авторов (см: Плахута Д. О., 1994, 1995). Во-вторых, подвергнуты тщательной

74 В настоящее время самая большая коллекция с памятника находится в археологическом фонде Омского историко-краеведческого музея; в её составе около 6500 предметов. Небольшая коллекция хранится также в

Is обработке остатки аквофауны, определённой зоологами С. Ф. Лихачёвым и

A. И. Цыро. В итоге были выделены специфические черты рыболовческого уклада ирменского и кулайского этапов существования городища.

В 90-е гг. исследователи Прииртышья начинают обращаться к отдельным (оригинальным) находкам, связанным с древним рыболовством (Куликова Р.

B., 1994, С. 30; Коников Б. А., 1996а, 19966, 1997а, 19976, 1998; Плахута Д. О., 1999а, 19996). В указанных работах материальные свидетельства древнего рыболовства становятся либо важной составной частью, либо самостоятельным объектом исследования .

Приобье. В 1988 г. выходит статья Г. П. Визгалова и Е. Г. Фильчакова „О рыболовстве древнего населения бассейна Конды эпохи раннего металла", рассматривающая данную отрасль хозяйства в ещё недавно неизученном регионе—Нижнем Приобье. В последние годы памятники в бассейне реки Конды активно исследовались археологами: Ленинграда (раскопки Л. П. Хлобыстина, Л. Я. Крижевской); Свердловска (раскопки Е. М. Беспрозванного, С. Ф. Кошкарова, Ю. Б. Серикова, Н. Ф. Стефановой); Тобольска (раскопки Г. П. Визгалова, В. Т. Галкина, А. В. Расторова, С. И. Шумайлова) (Визгалов Г. П., Фильчаков Е. Г., 1988, С. 21). Указывая на возрастающую роль рыболовства у населения лесной зоны Западной Сибири

Музее археологии Омского педагогического университета (Коников Б. А, 1998, С. 11-12).

75 В числе материалов, относимых к археологическому комплексу „Омская стоянка", имеется зооморфное скульптурное изображение—навершие, сделанное из лосиного рога (Куликова Р. В., 1994, С. 30). В период 1996—1998 гг. к данной фигурке в публикациях неоднократно обращался Б. А Коников (1996а, 19966, 1997а, 19976, 1998), в результате чего скульптурное изображение стало известным среди научной общественности города; оно также нашло отражение в вузовском учебном пособии по археологии Западной Сибири (см.: Коников Б. А, 19976, С. 34; рис. 9) и в научйо-популярной брошюре, посвященной археологическому комплексу „Омская стоянка" (см.: Коников Б. А., 1998, С. 24-25). Учёный датировал произведение косторезного искусства эпохой неолита—ранним металлом, интерпретировал скульптуру как изображение рыбы (?), по стилю, техническим деталям и сюжету сопоставив его со „знаменитыми каменными вишапами Закавказья, воспроизводящими рыб, но отличающимися гигантскими размерами" (Коников Б. А, 19966, С. 118; 19976, С. 34; 1998, С. 24-25) (Плахута Д. О., 1999а, С. 5). В статье, посвящённой данному изделию, Д. О. Плахута (1999а), привлекая широкие археологические аналогии европейского северо-востока и Восточной Сибири, интерпретирует скульптуру как вставное янусовидное навершие посоха (?), сочетающее в себе черты водоплавающей птицы и рыбы, и связанное с рыбопромысловым культом. Находка датируется эпохой конца неолита—ранним металлом (Плахута Д. О., 1999а, С. 13-14). В 1999 г. при просмотре Д. О. Плахута коллекции с „Омской стоянки" в ОГИК музее был обнаружен ранее не определённый и не опубликованный фрагмент зубца костяной остроги вильчатого типа (из сборов 1923 г. П. Л. Драверта). Уникальная для Западной Сибири находка нашла близкие аналогии с материалами раннегалоценового времени стоянки Усть-Белой (Приангарье) и была датирована концом мезолита—ранним неолитом (Плахута Д. О., 19996, С. 195), что уточнило культурные связи и особенности рыболовческого быта населения на ранних этапах освоения Среднего Прииртышья. 4 в переходный от неолита к эпохе бронзы период, исследователи отмечают, что „этот процесс был связан с кризисом присваивающего хозяйства и развитием специализированных способов промысла. Большое значение рыболовства подтверждается концентрацией поселений по берегам проточных озёр, устьях рек, протоках, удобных для сооружения запоров и установления сетей. . Топография поселений, массовые находки глиняных грузил свидетельствуют о большой роли рыболовства в хозяйстве древнего населения этого региона" (Визгалов Г. П., Фильчаков Е. Г., 1988, С. 20). Исследователи используют ряд методических приёмов для реконструкции древнего рыболовческого быта. Так, отсутствие жилищных впадин на некоторых археологических памятниках, расположенных на берегу проточных озёр, „может свидетельствовать о том, что это были сезонные стоянки, использовавшиеся в летнее время в период спада воды, когда рыба из рек уходила в озеро" (там же, С. 21). Используя этнографический материал, учёные предполагают широкое распространение запорных орудий лова в данном регионе. Анализируя топографо-климатические условия на месте древних стоянок, исследователи реконструируют наличие, в зависимости от направления преобладающих на озере ветров, существование не только летних, но и зимних поселений.

В статье В. С. Елагина (1989), посвящённой вопросам хозяйства населения Барабы в I тыс. н. э., дана краткая, но содержательная характеристика рыболовства. Автор отмечает благоприятную для рыбной ловли топографию памятников (приуроченность к малым рекам) и выделяет характерные черты данной отрасли на археологических памятниках региона: скопления костных остатков рыб при отсутствии находок орудий рыбной ловли (особо отмечается отсутствие находок грузил для сетей). Исследователь обращает внимание на особенности залегания материальных свидетельств рыболовства в культурном слое на разных памятниках. Так, на поселении Туруновка ихтиоматериал концентрируется в хозяйственных ямах, на городище Сопка-1 «особенно большие зоны чешуи рыб обнаружены на крышах жилищ. Создаётся впечатление, что рыбьей чешуёй специально покрывали крыши построек, возможно, для большей водонепроницаемости» (Елагин В. С., 1989, С. 81). Учёный фиксирует находки предметов, связанных с рыболовством—костяных ножей для чистки рыбы, среди которых особый интерес представляют ножи из бивня мамонта. Реконструируемый тип рыболовства на памятниках Барабинской лесостепи I тыс. н. э.—стационарно-запорный (там же, С. 81).

Рубеж 1980—90-х гг. характеризуется общим для археологии процессом расширения источниковой базы, происходит расширение проблематики изучения древнего рыболовства. В исследованиях ставятся задачи привлечения «полузабытых» материалов: лингвистических, этнографических, данных географии, геологии, зоологии и т. д. (см. напр.: Щапова Ю. JL, 1988; Тихонов С. С., 1992, 1995). Появляются исследования, рассматривающие влияние рыболовства на духовную, религиозную жизнь древнего населения Западной Сибири, а также отражения подобного мировоззрения в искусстве (Полосьмак Н. В., Шумакова Е. В., 1991; Молодин В. И., 1992).

Со второй половины 1980-х гг. материальные остатки древнего рыболовства входят в сферу интересов экспериментальной археологии.

В 1986 г. путём трасологического анализа устанавливается назначение знаменитого и загадочного «топора с ушками». Это орудие, распространённое в древности по всей Сибири и долгое время волновавшее многих отечественных учёных (среди которых И. С. Поляков, В. М. Флоринский, В. Н. Чернецов, В. И. Матющенко и др.), по заключению П. В. Волкова, использовалось как пешня, что позволяет связать его с зимним рыболовным промыслом (см.: Волков П. В., 1986).

Результаты данного трасологического анализа активно используются исследователями Западной и Восточной Сибири (Толпеко И. В., 2001, С. 2124 и др.). Позже П. В. Волков публикует материалы, посвящённые трасологическому анализу ножей для чистки рыбы (1992).

197

Появляются исследования, раскрывающие варианты применения однотипового гарпунного наконечника (см. напр.: МандрыкаП. В., 1994).

С начала 1990-х гг. воросы средневекового рыболовства Обь-Иртьппья затрагиваются в русле этноархеологии, научного направления, сложившегося во второй половине XX в. в результате интеграции археологических и этнографических исследований. В последнее время под руководством Н. А. Томилова активно работает омская школа этноархеологии (см.: Селезнёва И. А., Селезнёв А. Г., 1995; Корусенко М. А., Татауров С. Ф., 1997; Назаров И. И, 2001).

Таким образом, в настоящее время идёт процесс включения археологических свидетельств рыболовства (в первую очередь, остатков орудий рыбной ловли и ихтиоматериала) в исторический источник. Расширяется тематика и проблематика исследований, меняется подход к проблеме, методы естественных наук, лингвистики, этнографии тесно связываются с собственно археологическими. Рыболовство начинает рассматриваться как эффективная и динамичная отрасль народного хозяйства.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящей работе было проведено первоначальное обобщение и осмысление истории изучения древнего и средневекового рыболовства Западной Сибири. Парадоксально то, что многие археологи, признавая значимость рыболовства (особенно в присваивающем хозяйстве) в древности и средневековье, уходили от изучения этого вопроса

Длительное время исследование по вопросу могло состояться, как правило, при трёх следующих условиях:

1.Яркость, представительность, новизна или наоборот, давняя известность, научная значимость археологического памятника (например, уникальные торфяниковые стоянки, знаменитый, овеянный легендами, Искер, получивший широкую известность еловский археологический комплекс и т.д.).

2. Обилие свидетельств рыболовства на археологическом памятнике (значительное количество рыбацких грузил, гарпунные наконечники, уникальная находка деревянной остроги на зауральских памятниках, или огромные залежи чешуи рыб на еловском поселении).

3.Научная добросовестность, компетентность, а может быть, где-то и "добрая воля" самого исследователя.

Поэтому не случайно, что проблема изучения древнего рыболовства была поставлена и долгое время находилась в ведении учёных-естественников (К. М. Бэр, А. А. Иностранцев, И. С. Поляков и др.), а много позже, уже во второй половине XX в. Она была вновь поднята на высокий научный уровень их коллегами (А. Н. Гундризер, В. Д. Лебедев, Е. А. Цепкин).

Однако история изучения древнего рыболовства знает и других своих служителей в лице археологов, а именно: достойных представителей первой плеяды советских учёных—П. А. Дмитриева, А. П. Окладникова, В. М.

199

Раушенбах, их продолжателей (М. Ф. Косарев, В. И. Матющенко, В. А. Посредников, Е. А. Сидоров).

Характерной особенностью, препятствующей представлению целостного взгляда на проблему, является дуализм источниковой базы. Исследователи при изучении древнего рыболовства производили искусственное разделение двух видов источников: остеологический материал (костные остатки рыб) и артефакты (орудия рыболовства), которые в итоге представлялись как две изолированные и неравномерно изученные.

Для первичной систематизации материала, на наш взгляд, наиболее приемлема классификационная схема, по степени обращения к теме, предложенная В. А. Эрлих (1995, С. 5). Среди источников, с определённой долей условности, можно выделить три группы. Охарактеризуем их, внеся некоторые изменения применительно к нашей теме:

1) Источники информационного характера (описание результатов полевых исследований, ввод в научный оборот нового материала); для малоисследованной темы объём публикаций данной группы будет исключительно высок (по нашей теме он составляет приблизительно 90%; для изучения афанасьевской культуры, анализируемой В. А. Эрлих,—49, 62% от общего количества).

Массив опубликованных работ, содержащих сведения о древнем и средневековом рыболовстве Обь-Иртышья, чрезвычайно широк и не поддаётся какому-либо учёту. Упоминание находок орудий рыбной ловли, костей рыб, рыболовства как отрасли хозяйства, то есть фактографического материала, встречается чуть ли не в каждой пятой работе по археологии Западной Сибири, независимо от её характера (тезисы, статья, монография и т. д.) и тематики публикации. Хронологически работы этой группы охватывают всю историю изучения рыболовства, а территориально представлены в той или иной степени для каждого географического подразделения Обь-Иртышья.

Для данной группы характерно подавляющее большинство письменных сведений о рыболовстве XVII—XVIII вв., используемых в диссертации. Они важны для нас как свидетельство начала сбора сведений и зарождения научного интереса к проблеме. В дальнейшем публикации информационного характера практически не используются, за исключением тех случаев, когда необходимо показать моменты территориального расширения проблемы (напр., начало изучения древнего и средневекового рыболовства в новых районах: Среднем (Омском) Прииртышье и Северной Барабе в 20-е гг. XX в.).

Таким образом, ограничивая функциональное использование таких работ в нашем исследовании, мы не ограничиваем их перспективу. Материалы публикаций информационного характера необходимы, например, для составления в будущем базы данных учёта материальных свидетельств рыболовства (орудий, ихтиоматериала и др.), картографирования в различных целях и т. д.

2) Публикации информационно-интерпретационного характера (в них, наряду с вводом нового материала, автором проведена попытка первоначального обобщения, осмысления, соотнесение с ранее известным материалом, привлечение дополнительных источников) составляют «источниковый фундамент» привлекаемых для анализа работ, что также характеризует степень изученности древнего и средневекового рыболовства Обь-Иртышья. Хронологически публикации информационно-интерпретационного характера охватывают период с XVIII по 90-е гг. XX в. и тематически связаны с работами, посвящёнными, в первую очередь, хозяйству (в регионе, культуре и на конкретном памятнике), а также вопросам палеоэкологии, палеогеографии и описанию археологической культуры в целом, начиная с характеристики её памятников и завершая вопросами палеоэкономики. К данной группе мы относим капитальные монографии 40—50-х гг., обобщающих культурно-исторический материал в социокультурные схемы развития человеческой культуры на широких территориях на протяжении длительного времени (Дмитриев П. А., 1951; Чернецов В. Н., 1946, 1953; Грязнов М. П., 1956; Раушенбах В. М., 1956; История Сибири, 1968).

При обилии источников более позднего времени (70—80-х гт. XX в.), в основном, тезисов и статей в научных сборниках, использовалась выборка, акцентирующая внимание на характеристиках качественного (методико-методологического аспекта) и количественного (в первую очередь, в территориально-хронологическом отношении) развития проблемы.

3) Публикации интерпретационного характера (в них даётся анализ различных вопросов рыболовства, ввод нового материала носит подчинённый характер, в зависимости от рассматриваемых вопросов).

В данную группу включены публикации, специально посвящённые древнему и средневековому рыболовству Обь-Иртышья (Васильев В. И., 1962; Визгалов Г. П., Фильчаков Е. Г., 1988; Косарев М. Ф., 1979; Цепкин Е. А., Могильников В. А., 1968; Эверстов С. И., 19886), статьи, рассматривающие вопросы хозяйства, среди которых имеются разделы по рыболовству (Коников Б. А., 1989, 1993; Молодин В. И., Глушков И. Г., 1989; Сидоров Е. А., 1989).

Подобное состояние проблемы осложняет построение чёткой периодизации и выделение принципиально отличающихся друг от друга этапов, эволюционно вытекающих один из другого. Поэтому, на наш взгляд, самым целесообразным может быть признано рассмотрение лишь двух групп работ как наиболее ценных и показательных в осмыслении проблемы. За основу следует принять динамику комплекса источников, используемых в исследовании, отражающую процесс формирования и развития научно-информационных требований к источнику, что свидетельствует об углублении научно-исследовательского интереса Сам факт обращения учёного к источнику (в данном случае, материальным свидетельствам рыболовства) может лишь говорить о наличии такового на археологическом памятнике, но степень обработки последнего, привлечение дополнительных

202 материалов (например, этнографических данных, топографии поселения, анализа производств, связанных с рыболовством и т.д.), правомерность реконструкции и её соответствие с выводами и обобщениями, наконец, место, отводимое в работе данной проблеме,—всё это отражает глубину научно-исследовательского подхода. В ходе анализа выясняются колебания, именно динамика, т.к. мы не можем однозначно говорить о росте научно-исследовательского интереса.

В основе выделения этапов и периодов лежат методологические принципы изучения древнего и средневекового рыболовства в Западной Сибири, включающие в себя набор и приёмы привлечения источников, степень информационных требований к ним.

I ЭТАП—рубеж XVII-XVin—ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВВ.— зарождение научно-исследовательского интереса к изучению рыболовства.

Конец XVII вв.—период первичной фиксации устных сведений о жизни, обычаях, быте, в том числе рыболовстве средневековых народов Западной Сибири, фиксируемые в записках иностранцев о России и различных русских документах. Отсутствовала какая-либо критика и система в сборе материала, поступающего из различных источников. Подобные сведения безадресны, далеко не всегда сопоставимы с территорией и народом. Сбор их случаен и поверхностен. Происходит тиражирование данных о «рыбоядности» западносибирских народов и об ихтиофауне протекающих там рек. Орудия рыбной ловли упоминаются очень редко. Основные источники: устные и письменные (мемуары, путевые записки, комментарии к географическим картам). В связи с составлением последних С. У, Ремезов отменил анкетный метод сбора информации. Характерные черты сбора сведений, в том числе о рыболовстве: случайность сбора, анонимность, краткость, фрагментарность, компилятивность и, зачастую, фантастичность. Среди наиболее интересных отметим сочинения неизвестных авторов «О человецах незнаемых.» и «Описания новыя земли.», работы Ю.

Крижанича (1680), С. Коллинза (1671), Н. М. Спафария (1678), Г. Новицкого (1715).

Сочинение Н. Витсена «Северная и Восточная Татария» (1692), имеет отличные черты от предыдущих. Для методики Н. Витсена характерны элементы критики источников, стремление собрать более полный и точный, хотя и бессистемный, материал, наличие постоянных корреспондентов в России и Сибири. Сведения, поступающие от них, заставляли учёного вносить дополнения и изменения в свой труд. В числе источников—устные расспросы в Москве, материалы столичных архивов, переписка Н. Витсен обратил внимание и на археологический материал («могильное золото»). Рыболовство описывается более целостно, указываются орудия рыбной ловли, сопровождаемые иллюстрациями.

Начало XVIII—п. п. XIX вв.—зарождение научно-исследовательского интереса к изучению рыболовства. Начало периода связано с возникновением археологии в России, законодательно оформленной указами и распоряжениями Петра I. Указ 1718 г. предписывал собирать «находимыя в земле» с вещественным материалом «кости рыбьи». Для данного периода, кроме традиционных заметок Дж. Белла, Курта фон Вреха и др., использующих устные источники, характерна деятельность М. В. Ломоносова и В. Н. Татищева, а, позднее, исследователей академических экспедиций (Д. Г. Мессершмидта, П. С. Палласа, В. Ф. Зуева, И. И. Лепёхина, Н. П. Соколова). Названные учёные осуществляли естественноисторический подход к изучению Сибири, жизни, быта, хозяйства (в частности рыболовства) её аборигенного населения. Применяемый ими вопросно-анкетный способ сбора информации сопровождался методическими инструкциями.

Фиксируются первые археологические находки, отражающие влияние рыболовства на духовную культуру: изображение рыбы среди рисунков Томской писаницы, находка каменной рыбы-приманки (в ходе экспедиции Д. Г. Мессершмидта в 1719 г.), металлические фигурки рыб в уральском собрании В. И. Геннина и сибирской коллекции Петра I. Для данного периода характерны некоторые методы научного исследования: документирование, попытки интерпретации, поиска и хранения, вопросно-анкетные методы сбора материала в сочетании с инструкциями и наличием сети корреспондентов.

Исследования западноевропейских путешественников, иностранных и русских учёных показали значительную роль рыболовства у коренных народов Обь-Иртышья в эпоху средневековья, традиционность и древность этого занятия; были описаны орудия рыбной ловли, ведущие своё начало из археологической древности, положено начало накоплению археологического материала, связанного с рыболовством. В широкой панораме сибирской истории П. А. Словцова и в историко-лингвистических изысканиях М. А. Кастрена обобщение черт материальной (в том числе рыболовческого быта) и духовной культуры коренных народов Западной Сибири (хантов и манси) приближается к современному понятию культурно-исторической общности в археологии. В трудах М. А. Кастрена прослеживаются элементы будущих социально-экономических схем развития рыболовства в Западной Сибири.

П ЭТАП—СЕРЕДИНА XIX—50-Е ГГ. XX ВВ.—включение материальных свидетельств рыболовства (остатков рыболовных орудий и костей рыб, находимых на археологических памятниках) в источник археологии и активное внедрение такового в изучение вопросов рыболовства в его историческом развитии.

Начало периода знаменует деятельность К. М. Бэра, теоретически обосновавшего проблему (1854 г.). Завершение связано с утверждением советской археологией социально-экономической схемы развития рыболовства на западносибирском археологическом материале.

Первый период—середина XIX-—20-е гг. XX вв.—постановка проблемы для России в целом и накопление археологического материала по древнему и средневековому рыболовству Обь-Иртышья.

Распространение идей Ч. Дарвина, эволюционизма как общей закономерности биологического и исторического развития, становление первобытной археологии, открытие свайных поселений, содержащих богатейший материал по древнему рыболовству, повлекло за собой включение материальных свидетельств рыбной ловли в источник археологии. Уже изначально намечается разделение последнего на две составные части: остатки орудий рыбной ловли и связанных с ней предметов и костные остатки рыб—кости и чешуя (ихтиоматериал).

Для России (в частности, Сибири) проблема изучения рыболовства была поставлена и теоретически обоснована К. М. Бэром (1854 г.). Оформление материальных свидетельств рыболовства как археологического источника завершено А. С. Уваровым (1881 г.). Конкретно-методические подходы работы с археологическими остатками рыболовства (ихтиоматериалом и остатками орудий рыбной ловли) были разработаны К. Ф. Кесслером (1881), А. С. Уваровым (1881), А, А. Иностранцевым (1882), на материале Обь-Иртышья—И. Я. Словцовым (1885), на восточносибирском материале—Ф. К. Афанасьевым (1898). Большую роль в формировании источниковой базы сыграл И. С. Поляков. Учёный в течение длительного времени (1860—1880-е гг.) фиксировал, определял, проводил первичную реконструкцию археологического материала по рыболовству (остатков орудий рыболовства и ихтиоматериала) на огромной территории (от Прибалтики до Прибайкалья), в том числе в Обь-Иртышье (1876). В 80-е гг. XIX—20-е гг. XX вв. шло накопление западносибирского археологического материала по рыболовству (В. В. Радлов, Н. М. Ядринцев, Г. Н. Потанин, И. Я. Словцов, Д. Н. Анучин, Ф. А. Уваров, М. С. Знаменский, С. К. Кузнецов, В. М. Флоринский, А. А. Спицын, У.-Т. Сирелиус, В. Н. Пигнатти и др.).

В указанных работах фиксируются топографическое положение памятника, благоприятное для рыболовства, залегание материальных свидетельств рыболовства в культурном слое, выделение на поселенческих памятниках функциональных участков, связанных с рыболовством, особенности (видовые, возрастные) ихтиоматериала, интерпретация остатков орудий рыбной ловли и проведение аналогий с уже известным отечественным и зарубежным материалом, реконструкция рыболовческого быта. Начиная с середины 1880-х гг., происходит постепенное падение научно-информационного интереса к ихтиоматериалу. Остатки орудий рыбной ловли и изображения рыб, напротив, сближаются с остальным вещевым материалом. В их изучении (к концу XIX в.) выделяется исследование рыбообразных изображений—древних (Анучин Д. Н., 1886) и средневековых (Анучин Д. Н., 1889; Спицын А. А.).

Продолжаются разработки в сфере реконструкции рыболовства на основе лингвистических данных (Сирелиус У. Т., 1903) и фольклора хантов и манси (Патканов С. К., 1891).

Древнее и средневековое рыболовство, наряду с другими отраслями хозяйства, отмечается в инструкциях по полевой археологии конца XIX— 20-х гг. XX вв. (Спицын А. А., 1895, 1910; Сбор., 1924; Левашёва В. П., 1928), в различных путеводителях экскурсий (Бломквист Е., Ибах В., 1925; Левашёва В. П., 1928).

Подобные работы, характеризующиеся схематизмом, прямолинейным эволюционизмом, широким необоснованным применением этнографических материалов, использующие (за отсутствием отечественных материалов) данные зарубежной науки (до 1928 г.), тем не менее, отражали начало процесса историзма в археологии.

В 20-е гг. XX в. происходит краткое «возвращение» к интерпретации ихтиологического материала как «полноправного» археологического источника (см.: Сбор., 1924; Б. Штылько; М. И. Тихий), но к 1935 г. методические разработки в этой сфере прекращаются.

Второй период—30-е—конец 50-х гг. XX в.—заполнение социально-экономических схем развития общества региональным материалом. Начало периода отмечено началом обобщения накопленного материала на базе марксистской методологии (Дмитриев П. А., 1935; Фёдоров В. В., 1937).

В 40—50-е гг. публикуются сводные труды, охватывающие древнюю историю основных районов Западной Сибири: Нижнего и Среднего Приобья (Чернецов В. Н., 1942, 1953), Зауралья (Сальников К. В., 1951; Раушенбах В. М., 1956), Верхнего Приобья (Грязнов М. П., 1956).

Общие методологические принципы работ: «тотальный» материализм, эволюционизм, отрицательное отношение к дореволюционному историографическому наследию, критическое и обоснованное использование этнографического материала. Рыболовство рассматривается исключительно как отрасль присваивающего хозяйства, имеющее определённое (для Нижнего Приобья—большое) значение в неолите и уступающее свои позиции производящему хозяйству в эпоху бронзы. Как пережиток, консервативная, лишённая динамики отрасль хозяйства, рыболовство сохраняется у народов лесной полосы Западной Сибири длительное время.

Источниками изучения рыболовства формально заявлены орудия рыбной ловли и костные остатки рыб, но фактически рассматривается лишь первый источник. В отношении реконструкции хозяйства, методологический подход к рыболовству как консервативному явлению, обусловил широкое, недостаточно обоснованное привлечение этнографических данных, иногда заменяющее собственно анализ археологического материала. Методические достижения дореволюционной науки либо не используются, либо используются без ссылок.

Разработка проблемы древнего рыболовства приобретает концептуальный характер. В исследованиях разработаны и использованы методические приёмы работы с материальными свидетельствованиями рыбной ловли.

III ЭТАП—60-Е—90-Е ГГ. XX В.—включение археологических свидетельств рыболовства (остатков орудий рыбной ловли и ихтиоматериала) в исторический источник. Расширяется тематика и проблематика исследований, меняется подход к проблеме, методы естественных наук тесно связываются с собственно археологическими.

Рыболовство начинает рассматриваться как эффективная и динамичная отрасль народного хозяйства. Начало этапа связано с развитием процесса активного обращения археологии (как зарубежной, так и отечественной) к методам естественных и точных наук, обусловленного, в свою очередь, влиянием НТР на все сферы жизни общества.

В 60-е—конец 80-х гг. разрабатываются методологические принципы включения источников по изучению рыболовства в работы культурно-исторического характера. Начало указанному процессу было положено в работах, изучающих проблемы исторической интерпретации ихтиологического материала (Замятнин С. Н., 1960; Лебедев В. Д., 1960). Оформляются методические основы работы с ихтиоматериалом. Разрабатываются пути привлечения данного источника для реконструкции хозяйства на археологических памятниках. На западносибирском материале эти вопросы затрагиваются в работах А. Н. Гундризера (1966), В. А. Могильникова и Е. А. Цепкина (1968) и др. Появляются биологи (ихтиологи), специализирующиеся на обработке остатков аквофауны с археологических памятников: В. Д. Лебедев и Е. А. Цепкин в Москве, А. Н. Гундризер в Томске, позже (в 80-е гг.)—И. А. Цыро и С. Ф. Лихачёв в Омске.

В 80—90-е гг. XX в. намечаются признаки процесса формализации источников изучения древнего и средневекового рыболовства. Появляются первые специальные обобщающие работы по древнему рыболовству, синтезирующие на методологическом уровне комплекс источников (данные археологии, этнографии, палеогеографии, ихтиологии и т. д.) (Эверстов С. И., 1988; Рыболовство., 1991). Процесс формализации проявляется на начальном уровне (создание типологий и классификаций орудий рыбной ловли, выработка «алгоритмов» обработки ихтиоматериала, ихтиоморфных изображений).

Надо полагать, что серьёзную негативную роль сыграл фактор идеологии. Буржуазных учёных в первую очередь интересовали "цивилизованные народы", имеющие "свою собственную политическую историю" (П. А. Словцов, В. В. Радлов). Советские исследователи, ограниченные классовым подходом, стремились показать прогресс человеческого общества, обязательную смену одного строя другим. Не последнее место занимали задачи "изучения древностей как орудия марксистского контроля исторической науки" и "поднятия национального самосознания народов", освобождённых советской властью. Рыболовство как отрасль "примитивного" присваивающего хозяйства в силу этих причин не могло стать объектом пристального внимания.

На протяжении XIX—XX вв. исследование проблемы продвигалось вперёд усилиями учёных-естественников. В течение длительного времени этот вопрос оставался в тени. В 60—80-е гг. XX в. обращение к проблеме во многом было связано с развитием методов и данных естественных наук в археологии. В реконструкции древнего и средневекового рыболовства участвуют специалисты ихтиологи (в Обь-Иртышье—А. Н. Гундризер, Е. А. Цепкин и др.). К концу 80-х интерес к изучению древнего и средневекового рыболовства возрастает в связи с демографическими исследованиями— выяснением роли различных систем хозяйства в экономике древнего человека, их эффективности и эволюции. Однако на протяжении всей истории изучения рыболовства очень большую роль играла личная заинтересованность исследователя в проблеме. В качестве примера можно упомянуть В. И. Васильева, М. Ф. Косарева, А. П. Окладникова, Е. А. Сидорова, С.И. Эверстова В своих работах вопросы древнего и средневекового рыболовства считают нужным затронуть Б. А. Коников, В. И. Матющенко и др. Рыболовство начинает рассматриваться как эффективная и динамичная отрасль хозяйства, проводятся аналогии с производящим укладом (Косарев М. Ф., Сидоров Е. А.). Углубление научного подхода к изучению рыболовства протекает в русле постепенного роста информационных требований к источнику. Исследования последних лет показали, какие широкие возможности открывает изучение древнего и средневекового рыболовства. Нет большое будущее. Она сыграет исследованиях.

210 сомнения, что данная проблема имеет не последнюю роль в дальнейших

Список научной литературыПлахута, Денис Олегович, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Аникович М. В. Проблема определения археологии как науки в советской археологической литературе 30—60-х гг. // История археологических исследований Сибири: Межвед. тематическ. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Матющенко—Омск: ОмГУ, 1990—С 5-32.

2. Археологические исследования в Сибири // Сибирская советская энциклопедия.—Новосибирск: Сиб. краевое изд-во, 1929.—Т. 1.—С. 138142.

3. Белокобыльский Ю. Г. Бронзовый и ранний железный век Южной Сибири. История идей и исследований (XVIII—первая треть XX в.).— Новосибирск: Наука, 1986.—168 с.

4. Борисов П. Г. Из истории научно-промысловых ихтиологических исследований на морских и пресных водоёмах СССР.—М.: Высшая школа, I960,—197 с.

5. Генинг В. Ф. Очерки по истории советской археологии (У истоков формирования марксистских теоретических основ советской археологии. 20-е—первая половина 30-х годов).—Киев: Наукова Думка, 1982.—225 с.213

6. Генинг В. Ф., Левченко В. Н. Археология древностей—период зарождения науки (конец XVIII—70-е годы XIX в.) /Отв. ред. В. И. Бидзиля.—Киев: АН Украины. Ин-т археологи, 1992.—64 с.

7. Глушков И. Г. Очерк историографии первой половины бронзового века Западной Сибири (советский период) // Вопросы истории исследований и историографии археологии Западной Сибири: Межвуз. тематическ. сб. науч. тр.—Омск: Изд-во ОГПИ, 1992.—С. 40-53.

8. Жук А. В. Омские бумаги В. Н. Чернецова (предварительное сообщение) // Методика комплексных исследований культур и народов Западной Сибири,—Томск, 1995а—С. 70-71.

9. Жук А. В. Организация археологических исследований в Западной Сибири. 1860—1920-е годы. Автореф. дис. на соиск. уч. степ. к. и. н.— Барнаул, 19956.—29 с.

10. Кирюшин Ю. Ф. Вклад М. П. Грязнова в изучение древней истории Алтая // Вторые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова: Докл. респ. науч. конф. / ОИИФФ СО РАН, ОмГУ / Отв. ред. д. и. н. В. И. Матющенко.—Омск: ОмГУ, 1992.—С. 6-9.

11. Киселёв С. В. Археологические экспедиции ИИМК АН СССР в 1945 году // Вестник древней истории.—1946.—№ 2 (16).—С. 156-159.

12. Коников Б. А. Варвара Павловна Левашова—археолог Омского краеведческого музея // Известия Омского государственного историко-краеведческого музея.—Омск.—№ 3.—1994.—С. 21-29.214

13. Коников Б. А. Томское совещание 1970 г. и его место в истории сибирской археологии // Проблемы археологии, истории и методики преподавания: Сб. ст.: Посвящается 60-летию ист. фак. Ом. пед. ун-та.— Омск: ОмГПУ, 1996.—С. 3-20.

14. Копылов В. А. География промышленности России и стран СНГ.—М.: Информационно-внедренческий центр "Маркетинг", 1999.—160 с.

15. Крещик В. А. Опальный историк или путь к радуге: Вступ. статья // Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири. Стихотворения. Проповеди,—Новосибирск: Изд-во «Вен—Мер», 1995.—С. 3-71.

16. Кулемзин В. М., Лукина Н. В. Васюганско-ваховские ханты в конце XIX—начале XX вв. Этнографические очерки.—Томск: ТГУ, 1977.

17. Лебедев Г. С. История отечественной археологии. 1700—1917 гг.— СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1992.—464 с.

18. Мартынов А. И. Историография археологии Сибири: Учеб. пособие— Кемерово: КемГУ, 1983.—76 с.

19. Матющенко В. И. Современное состояние исследования бронзового века Сибири // Известия СО АН СССР. Серия истории, филологии, философии —1985.—№ 9 —Вып. 2.

20. Матющенко В. И История археологических исследований Сибири (до конца 1930-х годов): Учеб. пособие.—Омск: ОмГУ, 1992.—138 с.

21. Матющенко В.И. Археология Омского Прииртышья // ОМИКС.— 1994.—С. 14-18.

22. Матющенко В.И Сибирская археология в 1940—1950-е гг.: Учебное пособие.—Омск. ОмГУ, 1994.—101 с.

23. Матющенко В.И Археология Сибири 1960—1990-х гг.: Процессы развития: Учеб. пособие.—Омск: ОмГУ, 1995.—95 с.215

24. Матющенко В. И. Триста лет сибирской археологии: В 2-х тт.—Омск: ОмГУ, 2001.—Т. 1.—179 с.

25. Матющенко В. И., Плетнёва Л. М. Сибирская археология за 50 лет советской власти // Вопросы истории Сибири.—Томск: ТГУ, !969.—Вып. 4.

26. Монгайт А. Л. История и методика археологических исследований в Европе // Археология Западной Европы. Каменный век.—М.: Наука, 1973,—С. 9-100.

27. Морозов Н. И. Отечественная историография становления и развития молодёжного движения и молодёжных организаций в России (февраль 1917 г.—начало 1930-х гг.): Автореф. дис. на соиск. учён. степ, д-ра ист. наук.—Екатеринбург, 1999.—53 с.

28. Новлянская М. Г. Даниил Готлиб Мессершмидт.—Л.: Наука. Ленинградское отд-ние, 1970.—184 с.

29. Очерки по истории философской и общественно-политической мысли народов СССР. В 2-х тт.—М.: АН СССР, 1955.—Т. 1.—591 с.

30. Паничкина М. 3. Сессия Археологической секции Института антропологии, археологии и этнографии Академии Наук СССР // СА.— 1937.—№ 3— С. 237-240.

31. Петров А. И., Столповская Н. М. Археологическая деятельность А. Ф. Палашенкова // История, археология и этнография Сибири.—Томск, 1979.—С.78-85.

32. Плахута Д. О. Отражение рыболовства в героическом эпосе хантов и манси // Гуманитарное знание: Серия Преемственность: Ежегодник: Сб. науч. тр. ОмГПУ.—Омск: ОмГПУ, 1997 б —Вып. 1.—С. 66-71.

33. Плахута Д. О. Зооморфная скульптура с археологического комплекса «Омская стоянка» г. Омска: проблема интерпретации // Гуманитарные исследования: Ежегодник ОмГПУ / Под ред. д-ра филолог, наук, проф. А. А. Асояна,—Омск: ОПТУ, 1999а—Вып. 4,—Кн. 1 —С. 5-16.

34. Плахута Д. О. К истории изучения рыболовства на археологическом комплексе «Омская стоянка» // Гуманитарное знание. Серия «Преемственность»: Ежегодник.—Омск: ОмГПУ, 2001 а—Вып. 5: Сб. науч. тр.—С. 72-76.

35. Плахута Д. О. Рыболовство в традиционной культуре средневековых народов Западной Сибири: история изучения // Народная культура Сибири: научные поиски молодых исследователей / Отв. ред. Т. Г. Леонова.—Омск: ОмГПУ, 2001 б.—С. 44-49.

36. Плахута Д. О. К истории изучения рыболовства на археологическом комплексе «Омская стоянка» // Гуманитарные исследования. Ежегодник ОмГПУ.— Омск: ОмГПУ, 20026—13 с. В печати.

37. Погодин М. П. Судьбы археологии в России // Труды I Археологического съезда в Москве в 1869г.—М., 1871.—С. 1-61.

38. Поппе Н. Н. Кастрен—исследователь самоедских языков // Академия Наук СССР. Очерки по истории знаний, II: Памяти М. А. Кастрена к 75-летию дня смерти.—JL, 1927.—С. 65-75.

39. Пряхин А. Д. Советская археология: Периоды и этапы развития (Программа спецкурса).—Воронеж: ВГУ, 1982.

40. Пряхин А. Д. Первый период развития светской археологии (1917— середина 30-х гг.): Программа спецкурса.—Воронеж: ВГУ, 1983.—38 с.

41. Пряхин А. Д. История советской археологии (1917—середина 30-х гг.)— Воронеж: ВГУ, 1986.—286 с.

42. Ремизов А. В. Омское краеведение 1930—1960-х гг. Очерк истории: Монография: В 2-х частях.—Омск: ОмГУ, 1998.--Ч.1,—180 е.—175 с.218

43. Ром В. Я, Дронов В. П. География России: Население и хозяйство.—М.: Дрофа, 1995.—400 е.: ил., карт.

44. Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху.—Л.: ЛГУ, 1984.—175 е.: ил.

45. Сагалаев А. М., Крюков В. М. Г. Н. Потанин: Опыт осмысления личности.—Новосибирск: Наука Сиб. отд-ние, 1991.—231 с.

46. Салмина Е. В. Рыболовство средневекового Пскова и Псковской земли (VIII—XVII вв.) по данным археологии. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. к. и. н,—Псков, 1997—22 с.

47. Сахаров А. М. Некоторые вопросы методологии историографических исследований // Вопросы методологии и истории исторической науки / Под ред. Ю. С. Кукушкина и др.—М.: МГУ, 1977.—С.5-59.

48. Соболев В. И. История сибирских ханств (по археологическим материалам). Автореф. дис. на соиск. уч. степ, д-ра ист. наук.— Новосибирск, 1994.—50 с.

49. Тихонов Б. Г., Гришин Ю. С. Очерки по истории производства в Приуралье и Южной Сибири в эпоху бронзы и раннего железа // МИА.— М.: АН СССР, I960,—№ 90.—206 с.

50. Тихонов С. С. Западно-Сибирский Отдел Русского Географического Общества (1877-1917 гг.) // История археологических исследований Сибири: Межвед. тем. сб. науч. тр. / Под ред В. И. Матющенко.—Омск: ОмГУ, 1990.—С. 64-67.219

51. Тихонов С. С. Неиспользованные возможности // Вопросы истории исследований и историографии археологии Западной Сибири.—Омск: ОГПИ, 1992,—С. 114-120.

52. Тихонов С. С. Томское общество естествоиспытателей и врачей и его археологическая деятельность // Археология Сибири: Историография: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Матющенко.—Омск: ОмГУ, 1995.— Часть И,—С. 29-34.

53. Тихонов С. С. Некоторые приёмы археологических работ И. Я. Словцова // Музей и общество на пороге XXI века: Материалы Всерос. науч. конф., посвящённой 120-летию Омского гос. ист.-краеведч. музея,—Омск, 1998— С. 35-36.

54. Формозов А. А. Очерки по истории археологии.—М.: АН СССР, 1961.— 128 с.

55. Формозов А. А. Начало изучения каменного века в России.—М.: Наука, 1983.—180 с.

56. Формозов А. А. Страницы истории русской археологии / Отв. ред. д-р ист. наук В. В. Кропоткин.—М.: Наука, 1986.—240 с.

57. Черепнин JI. В. Русская историография до XIX в.—М., 1957.

58. Шеллбах И. Введение // Сирелиус У. Т. Путешествие к хантам / Пер. с фин. и изд. И. Шеллбах / Перевод с нем. и публикация д-ра ист. наук Н. В. Лукиной,—Томск: ТГУ, 2001—С. 8-12.

59. Шилов С. Н. История археологического изучения Южного Зауралья (вторая половина XVIII—90-е гг. XX веков). Автореф. дис. на соиск. учён, степ. к. и. н.—Курган, 1997.—22 с.

60. Шмидт С. О. О предмете советской историографии и некоторых принципах её периодизации // История СССР.—1962.—№ 1.

61. Шмидт С. О. О методике выявления и изучения материалов по истории советской исторической науки // Труды Московского государственного историко-архивного института.—М., 1965.—Т. 22.—С. 4-5.

62. Штернберг Л. Я. Двухвековой юбилей русской этнографии и этнографических музеев // Природа.—1925.—№ 7-9.—С. 45-53.

63. Эрлих В. А. Периодизация бронзового века Зауралья: отечественные публикации второй половины 1930—середины 1970-х годов // Вторые исторические чтения памяти Михаила Петровича Грязнова: Докл. респ. науч. конф.—Омск: ОмГУ, 19926—Ч. 1.—С. 25-28.

64. Эрлих В. А. Из истории изучения афанасьевской культуры (по опубликованной литературе 1920—середины 1960-х годов) // Археология Сибири: историография: Межвед. Сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Матющенко,—Омск: ОмГУ, 1995.—Ч. 2.—С. 3-16.2211. ИСТОЧНИКИ

65. Абрамова М. Б., Стефанов В. И. Красноозёрская культура на Иртыше //Археологические исследования в р-нах новостроек Сибири.— Новосибирск: Наука, 1985,—С. 54-62.

66. Авдусин Д. А. Полевая археология СССР.—М.: Высшая школа, 1972.— 344 с.

67. Алексашенко Н. А., Кернер В. Ф. Реконструкция хозяйственной деятельности неолитического населения Среднего Зауралья (по материалам пос. Исетского Правобережного). Препринт.—Свердловск: УрО АН СССР, 1990.—63 с.

68. Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников.—Иркутск, 1932.—Т. I.—Ч. 1.

69. Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарии.— Иркутск: Крайгиз, 1936.— Т. 1.—Ч. 2: вторая половина ХУП в.—151 с.

70. Алексеев М. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. ХП1—XVII вв.—Иркутск: ОГИЗ, 1941.— 151 с.

71. Анучин Д. Н. О некоторых своеобразных древних каменных изделиях из Сибири // Труды V археологического съезда.—Т. 1.—СПб., 1886.

72. Арциховский А. В., Рыбаков Б. А. Раскопки на Славне в Новгороде Великом //СА.—М.—Л: АН СССР, 1937.—Вып. III.—С. 179-193.

73. Афанасьев Ф. К. К доисторической археологии Сибири (Об орудиях рыбной ловли у обитателей Иркутской губернии в неолитической эпохе) // Археологические известия и заметки.—Год VI.—№ 2.—М., 1898.—С. 5661.

74. Ашнин Ф. Д. Радлов Василий Васильевич // Большая советская энциклопедия.—М., 1975.—Т. 21,—С. 399.

75. Банников А. Г. Первые русские путешествия в Монголию и Северный Китай (Василий Тюменец, Иван Петлин, Фёдор Байков).—М.: Географиз., 1954.-54 с.

76. Берс А. А. Анкета по учёту памятников первобытной культуры на территории Уральской области.—Свердловск: Изд-ние Уральского областного бюро краеведения, 1928.—11 с.

77. Берс Е. М. Археологическая карта г. Свердловска и его окрестностей // МИА.—1951.—№ 21.—1Т. II,—М, 1951,—С. 182-243.223

78. Бломквист Е., Ибах В., Пескова Л. Первобытный человек, материальная культура и религия / Ред. и предисл. Н. Н. Андреева—Л.: Рабочее изд-во «Прибой», 1925.-88 е.: ил.

79. Борзунов В. А. Зауралье на рубеже бронзового и железного веков (гамаюнекая культура).—Екатеринбург: УрГУ, 1992.—188 с.

80. Бэр К. М. (статья о нём) // Энциклопедический словарь /Изд-ли: Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон.—СПб.: Типо-Литография И. А. Ефрона, 1891.—Т. V—С. 277-278.

81. Бэр К. М. (статья о нём) //Большая советская энциклопедия / Гл. ред. С. И. Вавилов,—Т. 6.—С. 446-447.

82. Бэр К. М. Материалы для истории рыболовства в России и в принадлежащих ей морях. 1. Общие замечания // Учёные записки Императорской Академии Наук по первому и третьему отделениям.—СПб., 1854.—Т. II.—№ 1-5.—С. 465-544.

83. Бэр К. М. О древнейших обитателях Европы // Шлейден М. И. Древность человеческого рода, происхождение видов и положение человека в природе.—СПб., 1865.—С. 84-104.

84. Варанкин Н. В. Стоянка Карьер-П—памятник эпохи неолита // Археологические исследования Севера Евразии: Межвуз. сб. науч. тр.— Свердловск: УрГУ, 1982.—С. 13-17.

85. Варпаховский Н. А. о нём. // Большая энциклопедия.—1903.—Т. IV.— С. 397.224

86. Варпаховский Н. А. Краткие данные по ихтиофауне Азиатской России // Записки Императорской Академии Наук.—1889.—Т. LIX.

87. Варпаховский Н. А. Рыболовство в бассейне Оби.—СПб., 1898.—143 с.

88. Васильев В.И. Проблема происхождения орудий запорного рыболовства обских угров // Сибирский этнографический сборник.—М.: АН СССР, 1962.—Выпуск IV: Очерки по истории, хозяйству и бьпу народов Севера.—С. 137-152.

89. Вибе П. П. Потанин Григорий Николаевич // ОМИКС.—1994.—С. 211213.

90. Вибе П. П. Словцов Иван Яковлевич// ОМИКС—1994.—С. 251-252.

91. Вибе П. П. Ядринцев Николай Михайлович //ОМИКС —1994 — С. 309310.

92. Вилков О. Н. Ремесло и торговля Западной Сибири в XVII веке.—М.: Наука, 1967.—324 с.

93. Второе прибавление к Каталогу Археологического Музея Томского университета.—Томск: Паровая Типо-Литография П. И. Макушина, 1898.—С. 338-378.

94. Волков П. В. Экспериментально-трасологическое исследование «топоров с ушками» //Изв. СО АН СССР. Серия: История, филология и философия.—Новосиб.: Наука, 1986.—Вып. 1.—С. 45-49.

95. Волков П. В. Орудия массовой обработки рыбы (экспериментально-трасологические исследования) // Экспериментальная археология:225

96. Известия лаборатории экспериментальной археологии Тобольского пединститута—Тобольск: ТГПИ, 1992—Вып. 2.—С. 42-45.

97. Генинг В. Ф., Совцова Н, И. О западносибирском компоненте в сложении ананьинской этнической общности // Учён. зап. ПГУ.—Пермь, 1967.—№ 148.—С. 62.

98. Грязнов М. П. История древних племён Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка// МИА.—1956.-№ 48.—163 с.

99. Гундризер А. Н. Рыбы из поселения Еловка на Оби // Вопросы археологии и этнографии Западной Сибири.—Томск: ТГУ, 1966.—С. 119123.

100. Гундризер А. Н., Вершинин В. К. Особенности ихтиофауны на различных этапах обитания человека в Приобье // Особенности естественно-географической среды и исторические процессы в Западной Сибири—Томск: ТГУ, 1979.—С. 27-28.

101. Гундризер А. Н., Иоганзен Б. Г., Кривощёков Г. М. Рыбы Западной Сибири: Учебное пособие / Ред. канд. биол. наук В. В. Кафанова.—Томск: ТГУ, 1984.—121 е.: ил.

102. Дмитриев П. А. Раскопки стоянки Калмацкий Брод на р. Исети.— Свердловск, 1934.

103. Дмитриев П. А. Охота и рыболовство в восточно-уральском родовом обществе // Из истории родового общества на территории СССР.—М.-Л.: ОГИЗ, 1935.—С. 181-205.226

104. Дмитриев П. А. Селище ананьинской эпохи на мысу Толстик // Археологическая сессия Учёного совета ГИМ: Тез. докл. 19-21 марта 1940 г.—М., 1941.

105. Дмитриев П. А. Кулыура населения Среднего Зауралья в эпоху бронзы // МИА,—1951а,—№ 21.—Т. II — М.: АН СССР, 1951.—С. 7-27.

106. Дмитриев П. А. Шигирская культура на восточном склоне // МИА.— 1951,—№ 21.—Т. II.—М.: АН СССР, 19516.—С. 28-93.

107. Дульзон А. П. Археологические памятники Томской области // Труды Томского областного краеведческого музея. Т. V.—Томск, 1956.—С. 8095.

108. Дунин-Горкавич А. А. Север Тобольской губернии. Опыт описания страны, ея естественных богатств и промышленной деятельности ея населения // ЕТГМ.—1897.—Вып. XVIII.—156 с.

109. Елагин В. С. Социально-экономическое развитие населения Барабинской лесостепи в I тыс. н. э. // Экономика и общественный строй древних и средневековых: племён Западной Сибири: Межвуз. сб. науч. тр.— Новосибирск: НГПИ, 1989.—С. 77-86.

110. Ермолов Л. Б. Средства пассивной охоты как индикатор осёдлости этноса // Этнокультурные процессы в Западной Сибири: Сб. ст. / Отв. ред. В. И. Матющенко—Томск: ТГУ, 1983.-С. 191-200.

111. Замятнин Сергей Николаевич о нём. // Советская историческая энциклопедия.—М., 1964.—Т. 5.—С. 611.227

112. Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и учёных XVIII века—Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, 1968.—247 с.

113. Знаменский М. С. о нём. // Сибирская советская энциклопедия.— Новосибирск: ОГИЗ, 1934.—Т. 2.—С.162.

114. Знаменский М. С. Исторические окрестности города Тобольска: Сочинения / Сост. тома Ю. JI. Мандрики, предисловие и примечания В. А. Рогачёва.—Тюмень: Софт Дизайн, 1997.—384 с.

115. Зуев В. Ф. Описание живущих в Сибирской губернии в Берёзовском уезде иноверческих народов остяков и самоедов // Труды Института этнографии.—М.-Л: АН СССР, 1947.—Т. 5: Материалы по этнографии Сибири XVII века (1771-1772).—95 с.

116. Изделия остяков Тобольской губернии. Этнографическая коллекция Тобольского Губернского Музея на первой Западно—Сибирской выставке в г. Омске. Объяснительный указатель к коллекциям // ЕТГМ.—1911.— Вып. XIX.—136 с.

117. Иностранцев А. А. Доисторический человек каменного века побережья Ладожского озера—СПб., 1882.—242 с.

118. Иностранцев А. А. о нём. // Большая советская энциклопедия.—1953.— Т. 18.—С. 212.

119. Иностранцев А. А. о нём. // Большая энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания—СПб.: Просвещение. 1902.—Т. 10.—С. 134.

120. Инфантьев П. П. Путешествие в страну вогулов.—Спб.: Изд-е Н. В. Ельманова, 1910.—199 с.

121. История о Сибири (перевод с лат.) // Титов А. Сибирь в XVII веке. Сборник старинных русских статей о Сибири и прилежащих к ней землях.228