автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Сакральные архаические жанры и их актуализация в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сакральные архаические жанры и их актуализация в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг."

На правах рукописи

ТРЕТЬЯКОВ АРТЕМ ВЯЧЕСЛАВОВИЧ

САКРАЛЬНЫЕ АРХАИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ

И ИХ АКТУАЛИЗАЦИЯ В РАССКАЗАХ Е.И. ЗАМЯТИНА 1910-Х гг.

10 01 01 - Русская литература

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

АВТОРЕФЕРАТ

Екатеринбург - 2010

003491825

Работа выполнена в ГОУ ВПО "Уральский государственный педагогический университет"

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Лейдерман Наум Лазаревич

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор

Евсеев Валерий Николаевич

кандидат филологических наук, доцент Кайгородова Вера Евгеньевна

Ведущая организация ГОУ ВПО

"Южно-Уральский государственный университет"

Защита состоится 3 марта 2010 г в И часов на заседании диссертационного совета Д 212 283 01 при ГОУ ВПО "Уральский государственный педагогический университет", 620017, г. Екатеринбург, пр Космонавтов, 26, комн 316

С диссертацией можно ознакомиться в диссертационном зале научной библиотеки Уральского государственного педагогического университета

Автореферат разослан 2 февраля 2010 г

Ученый секретарь диссертационного совета

Кубасов А В

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования.

Несмотря на большую степень изученности творчества ЕИ. Замятина 1910-х гг., до сих пор нет целостного представления о жанровом репертуаре и специфике литературных экспериментов писателя в области жанрового синтеза. В частности, недостаточно изучена проблема диалога Е. Замятина с сакральными жанрами библейской и древнерусской словесности. Открытым остается вопрос о значимости этих поисков Замятина для историко-литературного процесса 1910-х гг. и дальнейшего развития русской литературы.

Для творческой манеры Е. Замятина характерно активное экспериментирование в области жанра. В 1910-е годы писатель осваивает поэтику жанрового синтеза: в своих произведениях он объединяет такие жанры, как фельетон, повесть, литературная баллада, анекдот, исторические мемуары и др Важная составляющая экспериментов писателя - поиск путей художественного синтеза жанров светских и сакрально-архаических В 1910-е гг. наиболее плодотворно подобные опьггы Замятин проводит на материале современного ему рассказа. Наряду с этим, в литературоведении недостаточно разработаны как общая теория жанрового синтеза, так и механизмы взаимодействия типологических разновидностей жанра в новеллистике Е. Замятина 1910-х гг.1. Кроме того, хотя поэтика сакральных жанров библейской и древнерусской словесности основательно изучена, в научной литературе представлен только их жанровый состав (совокупность устойчивых компонентов жанра), системная же организация этих жанров не рассмотрена.

Степень изученности проблемы:

Поэтика жанрового синтеза в рассказах Е. Замятина изучена Т.Т Давыдовой, В.Н. Евсеевым, А. Гилднер, Н Н Комлик, Н.Ю. Желговой, С Ю. Николаевой, С.И Красовская, О Н. Кудрявцева. Поэтика сакральных архаических жанров видения и жития изучена в работах таких исследователей как В О. Ключевский, А Н. Веселовский, Н.И. Прокофьев, Д.С. Лихачев, А.Я. Гуревич, С.С. Аверинцев, А.Н. Робинсон, МЛ. Гаспаров, Е.К. Ромодановская, H.A. Криничная, Р. Пиккио, У.А. Элуэлл и Ф.В. Камфорт и др.

Объект исследования - рассказы Е. Замятина, в которых писатель осовременивает жанры библейской и древнерусской литературы: библейская притча, христианское видение, наваждение, молитва, топонимическое предание старообрядцев, древнерусское житие, акафист и религиозная проповедь Наиболее активно Е. Замятин обращается к христианскому

1 Мы придерживаемся мнения о единой струггуряой основе рассказа и новеллы - как двух разновидностей одного жанра. Данную точку зрения разделяют такие исследователи как В П. Скобелев, Г К Поспелов, Б В Томашевский, X Шоу, Г фон Уилперт, А.Н Николюпгаидр

видению и древнерусскому житию, поэтому анализу этих жанров мы уделяем особое внимание

Предмет исследования - новеллистика Замятина 1910-х годов в аспекте жанрового синтеза с произведениями библейской и древнерусской христианской литературы

Цель работы - путем анализа произведений, в которых писатель обращается к сакральным архаическим жанрам библейской и древнерусской литературы, выяснить, какой вклад ЕИ. Замятин внес в развитие жанра рассказа.

Для достижения указанной цели необходимо решить следующие задачи*

- составить типологию рассказов Е. Замятина 1910-х гг., в которых актуализируются сакральные жанры библейской и древнерусской словесности,

- разработать жанровые модели христианского видения и древнерусского жития,

- изучить механизмы взаимодействия сакральных архаических жанров и жанра рассказа у Е Замятина и определить семантику такого жанрового синтеза (выяснить, какое смысловое приращение при этом происходит);

- охарактеризовать значение жанровых экспериментов и открытий Е.И Замятина для развития русского рассказа 1920-1930-х гг.

Методологические принципы исследования.

Исследование опирается на системно-структурный, историко-генетический и сравнительно-исторический подходы. Методика исследования новеллистика Замятина рассматривается в свете генезиса жанров; разрабатываются их теоретические модели и изучаются конкретные способы взаимодействия жанров жития, видения с жанровой структурой рассказа при создании художественного целого.

Методологическую и теоретическую базу исследования составили работы А Н Веселовского, A.A. Потебни, Б.В. Казанского, О.М. Фрейденберг, В Я. Проппа, Н. Фрая, М.М. Бахтина, Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого

Жанровая поэтика новеллы рассматривается с опорой на работы МА Петровского, В.П. Скобелева, В.В. Кожинова, Г.Н. Поспелова, Б.В. Томашевского, С.И Кормилова, A.B. Михайлова, М Н Эпштейна, В И Тюпы, М И Бента, Е.В Пономаревой

Теоретическая значимость работы состоит в том, что мы углубляем представление о такой категории как жанр через проблему синтеза, диалога жанровых структур в художественном произведении.

Научная новизна исследования определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении жанры христианского видения и древнерусского жития мы рассматриваем как миромоделирующие системы. Проблема жанрового синтеза новеллистики Замятина с данными жанрами также впервые становятся объектом специального исследования

Научная значимость работы состоит в том, что мы определили механизмы создания Замятиным художественного произведения как

индивидуальной жанровой формы, образуемой взаимодействием миромоделирующей структуры рассказа со структурами видения и жития.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в преподавании вузовских курсов "История древнерусской литературы", "История русской литературы XX века", а также на спецкурсах по жанровой поэтике литературного произведения.

Основные положения, выносимые на защиту

1 Через диалог с сакральным архаическим каноном Е.И Замятин выявляет семантическую первооснову христианского видения и древнерусского жития, которая сохраняется в их жанровой "памяти"

2 Актуализируя в новеллистике 1910-х гг жанровую "память" видения и древнерусского жития, Е. Замятин частично или полностью релятивизирует воплощенные в них этико-эстетические мифологемы. Частичная релятивизация таких мифологем нетождественна поэтике пародии в рассказах Б. Замятина.

3 Писатель разрабатывает следующие механизмы взаимодействия (взаимопроникновения) жанровой структуры рассказа со структурами архаических сакральных жанров (видения, жития):

- Обращаясь в рамках одного произведения к религиозным жанрам, писатель объединяет их с беллетристическими жанрами; все эти структуры могут дополнять друг друга или же находиться в полемических отношениях

- Монологическую субъектную организацию, характерную для сакральных жанров, писатель усложняет, используя возможности субъектной организации новеллы начала XX века (сказовое слово, рассеянное разноречие и др.)

- Базовую для хронотопа библейских (христианских) жанров оппозицию "горнее" - "дольнее" писатель интерпретирует как в пародийном, серьезно-смеховом, так и непародийном аспектах.

- Ключевой для сакральной литературы, ее эмоционального тона, мотив религиозного умиления автор десакрализует иронией, серьезно-смеховой интонацией или же, наоборот, сохраняет его священный смысл

- Проповеднический пафос, свойственный сакрально-архаической литературе, Замятин "прячет" в подтексте своей новеллы Лишаясь открытого, дидактического звучания, этот пафос не только релятивизируется писателем, но и демонстрирует жизнестойкость в условиях самых активных трансформаций.

4. Жанровые эксперименты Замятина, рассмотренные в данной работе, соответствуют тенденции онтологизации поэтики русской литературы конца XIX - начала XX вв, при этом все свои рассказы с актуализированной «памятью» сакральных жанров Замятин ориентирует на современный ему социально-исторический контекст

Апробация работы.

Содержание диссертации отражено в пяти печатных работах, одна из которых опубликована в рецензируемом научном издании, включенном в

реестр ВАК МОиН РФ. Результаты исследования докладывались на всероссийских научных конференциях в Екатеринбурге (2007-2009 гг.) и в Тамбове (2009 г), на заседаниях кафедры современной русской литературы УрГПУ и аспирантских семинарах

Структура работы.

Исследование состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка, включающего 164 наименования

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность исследования, его предмет, цель и задачи, характеризуются методологические основы и методика работы. Здесь дается характеристика культурной атмосферы серебряного века, акцентируется внимание на характерной тенденции того времени -активной рефлексии идей художественного синтеза Глобальный культурный кризис конца XIX - начала XX вв стимулировал развитие новых художественных тенденций Анти-традиционалистской поэтике сопутствовал художественный синтез "модернистского типа культуры" с предшествующим ему "классическим" (Н. Л. Лейдерман) Рубежный характер эпохи способствовал онтологизации литературы, эта тенденция внесла коррективы в осмысление художественного времени, пространства и преломилась через поиски писателями "образов героев [в которых] запечатлены типические, общечеловеческие свойства"2 В связи с этим приобрела актуальность тенденция осовременивания архаических (в том числе сакральных) пластов национальной, мировой литературы и соответствующих им жанров. К сакральным жанрам Священного Писания и древнерусской литературы (притча, житие, видение, наваждение, проповедь, чудо, акафист, молитва и др) обращались писатели, принадлежавшие к самым разным литературным направлениям- В. Соловьев, Ф Сологуб, А. Блок, А. Белый, А Ремизов, О Мандельштам, Н Гумилев, И Бунин, Н Клюев, С. Есенин, В. Маяковский, В.Т Кириллов и др. Идеи художественного синтеза занимали многих выдающихся художников и критиков того времени (В. Брюсов, А Блок, Вяч. Иванов, Р В Иванов-Разумник, С А Венгеров, М. Горький и др), однако теоретическое осмысление проблемы началось значительно позднее.

Одно из значительных явлений в литературе тех лет - проза неореализма, возникшая на основе взаимодействия между реализмом и символизмом Писатели-неореалисты (Б. Зайцев, Е. Замятин Б Пильняк, С. Сергеев-Ценский и др.) ориентировались на художественный принцип мифологизации единство типического, конкретно-исторического начала и плана сакрального вечного, архетипического в художественном образе. Неореализм не оформился в 1910-20-е гг. в самостоятельный творческий метод, однако

2 Давыдова Т Т Творческая эволюция Е Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М, МГУЦ 2000 117

показал себя как перспективная художественная интенция, а также оказал серьезное влияние на дальнейшее развитие историко-литературного процесса Далее определяются теоретические основы исследования Мы опираемся на функциональную теорию жанра, разработанную НЛ. Лейдерманом. По мнению исследователя, "вековечные" тенденции развития литературы связаны с ее способностью в любой момент своего исторического развития осовременивать эти архаические модели, сверять жизнь современного человека с идеей Космоса, окаменевшей в жанровой модели мира В соответствии с этим Н. Лейдерман интерпретирует научную метафору М. Бахтина "память жанра" как "художественный закон, который обязывает писателя при создании произведения вводить свой опыт, свой замысел.. в связь с целой жизнью и структурно закреплять эту связь в своем, новом жанре"3. Ученый связывает идею "памяти жанра" с общим представлением о жанре, как исторически развивающейся структуре, "тематическая завершенность" (М. Бахтин) которой представляет "воплощение определенной концепции действительности" (Н. Лейдерман) Каждая жанровая структура формируется на основе того или иного принципа миромоделирования ("непосредственное запечатление", "иллюзия всемирности", метафорический, метонимический, ассоциативный принцип) Жанру рассказа наиболее близок метонимический принцип, который предполагает "конкретный предметно-образный план произведения . как часть большого мира' узловой фрагмент"4. Характеризуя особенности поэтики жанрового синтеза в творчестве писателя, В Н Евсеев также отмечает, что Замятин объединяет жанры "путем вхождения в их миромоделирующие возможности В этом случае Замятин, осуществляя переакцентуацию жанров с целью реализации собственных задач синтеза, нередко < .> пародирует жанры, однако приобщая смысл жанровой формы своему произведению"5. Указанные подходы к изучению данного жанра мы будем применять при конкретном анализе произведений Е Замятина

Первая глава диссертации* Жанровая "память" христианского видения в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг.

В первом параграфе разрабатывается теоретическая модель жанра видения Прежде всего, мы рассматриваем общие черты поэтики библейских жанров и их древнерусских литературных рецепций. Священное Писание -это единое художественное и концептуальное целое, поэтому под терминами "христианский", "новозаветный" мы подразумеваем и библейский космос в целом. Следует, однако, разграничивать произведения библейской и христианской словесности Об актуализации "библейских жанров" в мировой и отечественной литературе уместно говорить, когда автор обращается к тому или иному сюжету Писания; в остальных случаях предпочтительней термин

'Лейдерман Н Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск, 1987 С 18

4 Лейдерман Н Л. Там же С 15,17-18

' Евсеев В Н Художественная проза Е Замятина, проблемы метода, жанровые процессы, стилевое своеобразие М,2003 С 216

"христианские жанры" (христианская агиография, видение, наваждение, проповедь и др) Для нас также важно, что русская литература рубежа XIX-XX вв., как и творчество Е Замятина, связаны с текстами Священного Писания именно через древнерусскую словесность.

Далее мы определяем основные структурные принципы жанра видения Библейский космос теоцентричен - в его центре стоит не верующий человек, а тот, в кого он верует, не "дольний" мир, где живет человек, а "горний" - где душа человека пребудет с Богом вечно. Тем самым, эстетический вариант приобщения к Божественному предполагает внимание художника не к земной жизни, а к началам трансцендентным; открытый же дидактизм делает религиозную проповедь метажанром этой литературы Библия (как и всякая архаико-религиозная литература) не описывает земной и "горний" мир в развернутых, "реалистически" целостных образах, компенсируя это языком сакральных символов (тропы, связанные с природно-космическими универсалиями)6 Для библейского видения такая поэтика весьма характерна.

Видение это канонический жанр сакральной литературы, который обращается к теме Откровения - мистической встречи человека и Господа, в результате чего тайнозрителю открывается Богом данная истина и волеизъявление7. Жанр видения преломляет библейскую теоцентристскую концепцию мира, акцентируя внимание на пространственно-временной соотнесенности "дольнего" и "горнего" миров, где первый есть малая и незначительная часть последнего. Такой разновидности хронотопа наиболее соответствует метонимический принцип миромоделирования Библейская концепция личности (идея ответственности человека перед Богом за свою душу) фокусируется здесь на образе тайнозрителя Главное его назначение -узреть "горний" мир через приоткрывшееся "окно" в мире "дольнем"

Сакрально-онтологическая проблематика видения (человек перед Господом в ситуации Откровения) преломляется в особом типе эпического конфликта• спасение или погибель человеческой души; конфликт связан не только с адресатом откровения, но с адресатом пророчества Для системы персонажей здесь наиболее характерна пророческая (медиативная) модель: Божий вестник или сам Господь (носитель Откровения) - Пророк (адресат и медиатор Откровения) - люди на земле (второй адресат Откровения, адресат пророчества) Субъектная организация представлена двумя формами повествования Личная форма связана с образом героя-рассказчика, который делится с читателем пережитым опытом, безличное же повествование делает сюжет видения эпически "объективным". Независимо от выбора типа повествования, библейские авторы подчеркивают значимость Откровения через мотив душевного потрясения тайнозрителя (как правило, в начале видения и последнего). "И дух прошел надо мною, дыбом стали волосы на

® См Лихачев Д. С Поэтика древнерусской литературы АН СССР Институт русской литературы, Л, 1967 С 254-261,281-282.

7 См Прокофьев Н И Видения как жанр в древнерусской литературе // Вопросы стиля художественной литературы М., 1964 С 37-55

мне" (Книга Иова 4 14-15); "Захария, увидев его [ангела], смутился, и страх напал на него" (Евангелие от Луки 1.12)8.

Библейское видение ориентируется на исторические координаты времени и пространства, в целом характерные для Писания, но их-то и покидает визионер, обращаясь к миру "горнего". Время фабулы (описываемых событий) видения может менять скорость, поскольку жанр эстетически осваивает две параллельных друг другу реальности. Краткий миг Откровения может быть равен продолжительному времени в мире "дольнем" - и наоборот (Лк М1-22)9 Трансцендентный и исключительный характер Откровения определяет кратковременность видения; нередко этому соответствуют малые объемы текста, а использование видений как вставных жанров наиболее характерно для библейского литературного канона. Противоположный тому пример - развернутые, экстенсивные жанры, близкие видениям-хождениям (Книги пророков Иезекииля, Даниила, Откровение Иоанна Богослова)

Топосы видения выполняют медиативную функцию Образ пустыни связан с Ветхозаветной темой Исхода ради земли обетованной (Исх 13*20) и наказания за нарушение человеком союза, который заключил с ним Бог (Лев 26 18-20). В открытом, почти ничем не заполненном пространстве, постоянно угрожающем гибелью, человек встает лицом к лицу перед вечностью В пустыне Яхве призывает к себе Моисея (Исх 3 4-5, Лев 1-7), избирает свой народ (Вт 32*10-12), здесь искушает "взалкавшего" дьявол (Мф 4 1-11; Лк 411-13), в пустыне же испытывает веру человека Господь (Ос. 2:12-14) Библейское понимание пустыни неразрывно связано и с водой, символом веры и Божьей благодати (Пс 142*6, Мк 1 4-5) У водоема переживают Откровение ветхозаветные пророки (Иез. 1 1, Дан 8 2, 3 Езд 6 17) Падая с небес на землю, вода объединяет эти начала, она же дарует грядущее преображение "дольнего" (Иоиль 3-18) Мир "горний" описывается как наполненный водой. "И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца" (Отк. 22.1). Гора, как возвышенность, тоже связывает землю и небо. "И сказал Господь Моисею <. > в третий день сойдет Господь пред глазами всего народа на гору Синай" (Исх 19*10-12) На горе же Петр, Иоанн и Иаков видят преображение Христа (Лк 9 28-29) Всеохватность и непознаваемость Господа (2 Пар 6.18) определяют опосредованность его изображения второй медиум (Ангел, Херувим) или природное явление, огонь, ветер, облако, свет, молния и гром Для видения важен также образ Гласа Божьего (или Ангельского) - иногда визионер воспринимает Откровение только на слух. "Сон напал на Авраама И сказал Господь Аврааму" (Быт. 15:12-16). "Горние" гости всегда напоминают читателю о мире "дольнем" (антропо-зооморфные признаки) Иногда этот каталог сакральных символов включает образ "крепкого мужа"

* Далее названия библейских текстов мы приводим в соответствии с традицией их сокращения в Писании Иов, Лк, Опер и т п

' Опираясь на работу Карла Дюпреля "Философия мистики" (1895), об особой скорости, «мгновенном времени» сновидения говорит П Флоренский (Флоренский П. А. Иконостас М, 2005 С 5-6)

(3 Езд. 13 3), "Сына человеческого" и "Ветхого днями" (Дан 7.9-14). Божьими вестниками могут бьггь также кони и некоторые птицы, это существа, способные к быстрому передвижению (Еккл 10 20, Песн 5 2, Отк 6 2-8)

Во втором параграфе характеризуются фазы дальнейшего развития жанра христианское видение в древнерусской традиции и отечественной литературе XVIII - начала XX веков

Третий параграф первой главы посвящен рассказам Е И Замятина, в которых писатель актуализирует жанр христианского видения

1. Пародийная актуализация сакрального жанра представлена в рассказе-притче "Херувимы" (1917) Из христианского видения Замятин вычитает Божье Откровение, но сохраняет сюжетно-композиционную "оболочку" сакрального жанра Встреча визионера с херувимами абсурдна и анекдотична - это видно уже по их карикатурному облику " . .А херувим сверху ей, жа-алостно И рад бы, бабушка, посидеть, да нечем" Сакральная синекдоха в портрете херувимов (лик окрыленный) интерпретируется именно в буквальном смысле - контексте телесности херувимы "об лампочку стукаются", словно насекомые Парадоксально соответствует этому и гротескная внешность визионера- если херувимам сесть "нечем", то на земле сидеть "не на чем" - "бабушка" (символизирующая Россию) вся состоит из одних штыков В речевом портрете визионера религиозно-умиленное слово и брань, выкрики-угрозы сменяют друг друга ("бабушка" разговаривает двумя голосами). "- Упразднить законы вопче... Рубить головы гильотиной... Пытать на дыбе Сечь кнутом Рвать ноздри < > Ой, батюшка херувим, отдохнул бы присел. " Для библейского и христианского видений подобный коллаж недопустим даже на ритмико-интонационном уровне - возможна только религиозно-эпическая возвышенность (трепет или умиление) Эти эпические интонации наиболее характерны для начала и финала видения -при переходе визионера из "дольнего" в "горнее" и обратно Такие изменения передаются неожиданным ускорением, ударностью или, напротив, замедлением, плавностью ритма, который отмечен разного рода повторами -например, через синтаксический параллелизм "Я сказал Ей Ангел не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога " (Лк 1 30) В финале же видения "Тогда Мария сказала се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему И отошел от Нее Ангел" (Лк 1.38, Иез 5'5-47 13, 2 Езд. 1 3-57) Однако интонации религиозного умиления, заданные в увертюре "Херувимов" ("Я приснился бабушке сон херувимы у ней в комнате летают Я летают, и летают, крыльями полощут по-ласточьи"), сменяются в финале усмешкой повествователя: "Такая их судьба несчастная трепыхаться без отдыху., покуда не отмотают себе крылышки, не загремят вниз торчмя головой А внизу - штыки" Сарказм подобной оценки дискредитирует священный смысл христианского видения "В нелепом сне над старой бабкой Россией трепыхаются херувимы . "

Сюжет и хронотоп видения содержит в "Херувимах" также притчевое иносказание, но если библейская притча повествует о жизни "дольнего" мира,

ради иносказания о "горней" истине, то Замятин наоборот - травестирует ситуацию Откровения в целях интерпретации исторической современности. "Херувимы" это притча о неизбежной смерти любого культурного мифа (в том чисче, традиционной религиозной культуры) и рождении новой жизни -во всей ее органичности, трагической, фарсовой и катастрофической противоречивости "Горний" мир в рассказе Замятина предстает как меньшая и производная часть от целого, этот мир оказался настолько далек от новой российской жизни, что над его существованием писатель ставит знак вопроса.

2 Пародийный вариант актуализации христианского наваждения представлен в рассказе "О том, как исцелен был инок Еразм" (1920) Наваждение восходит к Евангелиям (Мф. 4 1-11, Мк. 1 12-13, Лк 4-1-13) и выполняет ту же художественную задачу, что его жанровая первооснова (видение), но испытание данное человеку от Бога, заменяет на дьявольское искушение В наваждении, христианском антижанре, трансформируется тематико-мотивный комплекс и система характеров видения, а его содержание (концептуальный уровень) остается неизменным Одна из важных особенностей жанровой поэтики "Инока Еразма" состоит в том, что христианское наваждение Замятин использует в качестве "вставного жанра" Библейские и древнерусские авторы почти всегда обогащают свои произведения такими "вставньши жанрами" (чудо, проповедь, молитва, пророчество и др.)10 Видение в христианской литературе наиболее распространено как "вставной" (а не самостоятельный) жанр и часто выступает смысловым центром всего произведения

Шесть наваждений соответствуют основным линиям развития сюжета в рассказе Е. Замятина Инока Еразма, который собрался писать страстное житие Святой Марии Египетской, начинает поучать бес, именующий себя Марией, которая, якобы, послана Богом - дабы инок, познав ее тело, смог написать икону После долгих сомнений, сам старец Памва, праведник и духовный наставник Еразма, берет беса за руку, приводит к иконописцу и проповедует ученику грех сладострастья "Возьми же ее и уведай четвертую, последнюю тайну Ибо вижу я ныне изображающему творение - надлежит ведать все тайны творца" Пародируя наваждение, Е. Замятин деэпизирует образы инока Еразма, игумена Памвы и авторитетный образ повествователя через мотив "краткой непрозорливости" именно в момент искушения Еразма (третье и шестое наваждения) никто из них не может узнать в Божьем вестнике дьявола - несмотря на характерный для христианского наваждения облик искусителя Сакрально-патетическая стилистика "Инока Еразма" укрупняет гротескно-пародийный парадокс жанрового синтеза в рассказе. Важно, что Е. Замятин травестирует не столько "горнюю", или инфернальную реальность, сколько "дольний" мир. Пародируемый писателем сакральный интертекст "Еразма" демонстративно не совпадает с первоисточниками (византийская переводная, древнерусская литературы и иконописный канон)

10 Лихачев Д С Поэтика древнерусской литературы С 260, Ромодановская Е К, Сибирь и литература XVII век Новосибирск, 2002 С 296

Такая "непропорциональная" актуализация "памяти" видения характеризует диалог Замятина с сакральным жанром как достаточно условный В последнем наваждении (финал рассказа) Замятин пародирует христианское Чудо - искушаемый "исцеляется" от беса через грехопадение. "В то же мгновение опали цветы с деревьев и трав < . > истаяли бесы, как воск, и, устыженная <.. >разошлась братия по келиям".

Реабилитируя христианский миф подобным образом, писатель разрешает конфликт "Еразма" нарочито условно Такая поэтика условности связана с влиянием структуры антиутопии, жанровой доминанты в рассказе Замятин также пародирует наваждение через синтез этого жанра с авторским солярным мифом о совокуплении реки и солнца (женского и мужского начал) Писатель не только локализует, релятивизирует христианский миф, но и интерпретирует его в контексте антиутопийного иносказания Религиозному неантропоцентризму ("новому католицизму") Е. Замятин противопоставляет концепцию перманентной революции всякий культурный миф, любую форму жизни ждет катастрофическая гибель - когда они переходят из состояния "энергии" в состояние "энтропии" (по Замятину статики, а не хаоса") - в этом, по мысли писателя, главный закон органичного развития жизни

3 Серьезно-смеховая актуализация жанровой "памяти" видения представлена в рассказе-притче ЕИ Замятина "Дьячок" (1915) Авторитетный голос библейского повествователя Замятин подменяет в рассказе народно-сказовым, разговорным словом Повествователь в "Дьячке" это пошловатый разносчик слухов, и хотя рассказанная им история связана с ветхозаветным сюжетом (Исход и Синайское Откровение), она, скорее, напоминает анекдот. По сравнению с ветхозаветным Моисеем, "пророчество" Роман Яковлича Носика (которому явился Град Небесный) - лишь требование исполнить его каприз, сам же "пророк" так и остался косноязычен "Жа-жалаю, чтоб, значть, к-как Моисей На горе Синайской чтоб, значтъ, облака " В отличие от ветхозаветного Моисея, который только до Откровения был «человек . не речистый» (Исх.4 10), Роман Яковлич так и не преобразился - ни духом, ни плотью Пародируется и маршрут паломничества: вместо священной горы Синай Роман Яковлич едет на Кавказ, а вместо сорока лет путешествует сорок дней Образ новоиспеченного Моисея деэпизируется и через мотив беспомощности1 Роман Яковлич не может сам взойти на гору Носику и его спутнице дьячихе помогает проводник - солдат, который обманывает странников - приводит их на "пустую" вершину: "- Ты чего ж, кривой, брешешь, чертов сын ? Пре-е-хали' А облака-то где? - А это самые облака и есть, друг ты мой, Роман Яклич - да как загогочет - и пропал, и нет никого одна изморось, мга, туман".

Однако, несмотря на анекдотическую травестию, Замятин актуализирует христианское видение и в непародийном контексте Так, момент встречи

" Сч Геллер Л Колесо Хаоса. Замятин и постмодернизм К постановке вопроса // Творческое наследие Евгения Замятина взгляд из сегодня Кн. VII / Под ред проф Л В Поляковой Тамб Гос Ун-т им Г Р Державина Тамбов, 2000 С 77

Романа Носика и кривого солдата связан с нарушением ритуального поведения священнослужителя. "Только хотел дьячок на колени пасть -глядь .". В древнерусском наваждении такой мотив нередко знаменует победу дьявола над человеком Ситуации встречи героя с потусторонним миром сопутствует включение в сказовое повествование литературного слова Ритмика этих фрагментов упорядочена фонетическими, лексическими, синтаксическими повторами, интонация патетически возвышенна (например, утреннее "откровение" и последние мечтания Носика выражены фразой "нестерпимая синь синайская") Финальный пейзаж, несмотря на анекдотическую развязку "Дьячка", отсылает к моменту встречи Моисея с Яхве "И стоял народ вдали, а Моисей вступил во мрак, где Бог" (Исх 20 21) Все это окрашивает сюжет мистическим содержанием, но Откровения Божьего в рассказе так и не происходит Поэтика "завуалированной фантастики" (Ю Манн) формирует в рассказе гротескное единство серьезной (непародийной) и смеховой (пародийной) актуализации жанровой "памяти" видения. Замятин сохраняет в видении Роман Яковлича мистическое начало, но лишает "горнего" света, делает абсурдным - в пользу выморочной реальности, агрессивных игр хаоса и пустоты12

4. Непародийный вариант актуализации сакрального жанра представлен в рассказе "Сподручница грешных" (1918) Обращаясь в этом рассказе к христианскому видению как "вставному" жанру, Замятин объединяет безличное повествование с повествованием от лица визионера (используя форму прямой речи и рассеянное разноречие) "уходилась Нафанаила с гостями И как ушли < > только глаза завела - все девять дочерей [покойных] тут тоже - на именины, веселые такие

- А музыка-то у вас есть там, милые вы мои? - Ну как же, обязательно ". Библейское и архаическое христианское видение не знает такой двусторонней организации повествования Если библейский визионер передает "дольнему" миру Божье волеизъявление, то Замятин скрывает смысл Откровения в подтексте рассказа - мать Нафанаила просто не понимает, что с ней произошло Откровение Нафанаилы (заповедь любви к ближнему) опосредуется через мотив религиозного умиления и хозяйского радушия, когда, проснувшись, игуменья встречает своих гостей. "Родимые мои Уж вот спасибо-то! И вы попомнили - почтили меня, старуху А у меня и пирог именинный остался..."

Жанр жития, который является в рассказе "объединяющим", и "вставной" жанр видения Замятин синтезирует нетрадиционным для христианской литературы способом. Портреты Божьих вестников не просто связаны с антропоморфными образами - образы ангелов постепенно подменяются реалиями "дольнего" мира. " ..и пошли [дочери] притопывать, и все громче, сапоги-то у них там носят какие здоровые, вот не думала' Раскрыла

12

Схожие черты поэтики Н В Барковская находит в творчестве Ф Сологуба и Д Хармса (Барковская Н В "Сказочки" Ф Сологуба и "Случаи" Д Хармса // ' Странная" поэзия" и "Странная" проза Филологический сборник, посвященный 100-лстию со дня рождения Н А Заболоцкого М, 2003 С 218-229

Нафанаила глаза • у притолки мужиков трое топчутся". Такой коллаж не связан с пародированием сакрального жанра- за Божьими вестниками игуменья смогла разглядеть живых людей из мира "дольнего". По Замятину, праведность игуменьи состоит не столько ради для загробной вечной, Новой жизни во Христе, сколько в служении Богу на земле, среди людей Трансформируется и система характеров видения: антитезу "Божий посланник - Сатана" сменяет агиографическая антитеза "праведник -грешник". Адресатами пережитого визионером Откровения оказались пришедшие в монастырь грабители и убийцы Важно, что с таким поворотом связано нетрагическое разрешение конфликта в рассказе - спасение душ и жизней всех героев (христианский сверхтекст). Тем самым, "вставной" жанр видения в "Сподручнице грешных" это тот смысловой центр, который катализирует кульминацию сюжета и непосредственным образом подготавливает новеллистический пуангг Важно также, что видение Нафанаилы писатель делает не поли- , а монохромным акцентирует только одну краску - золотую Благодаря такой символической условности, цветопись в рассказе получает сакральную семантику, восходящую к христианской традиции.

В конце первой главы мы обобщаем наблюдения над структурой видения и тем, как актуализирует Е. Замятин "память" этого жанра в своей новеллистике Обращаясь к сакрально-онтологической семантике христианского видения, Замятин вводит содержание своих рассказов в координаты Вечности Между тем, вторая составляющая видения -сакральная - пародируется писателем через жанровый синтез с принципиально полемичными по отношению друг к другу структурами, видение - анекдот ("Херувимы"), наваждение - анекдот и антиутопия ("Еразм"), видение - наваждение - анекдот ("Дьячок"). С этим же связано и полное исчезновение проповеднического пафоса в рассказах "Дьячок" и "Херувимы", а также создание пародии на религиозную проповедь ("Еразм"). Тем самым, писатель десакрализует этот жанр, поскольку хронотоп видения (по сравнению с другими религиозными жанрами) наиболее отдален от земных, исторических координат Обратившись в своих рассказах к жанру видения, Замятин показал, что свет мира "горнего" слишком далек от земной жизни Онтологизм видения предоставил писателю хорошие возможности для иносказательного осмысления исторической современности - этим обусловлено и тяготение анекдотических видений к притче ("Херувимы", "Дьячок"), а также к жанру антиутопии ("Еразм"). Через христианское видение Замятин обрамляет катастрофический хаос 1910-х гг. масштабами вечности, однако не пытается его упорядочивать С другой стороны, писатель не всегда пародирует этот религиозный жанр мистический онтологизм видения Замятин объединяет с жанром жития, который более прочно связан с "дольним" миром ("Сподручница грешных")

Вторая глава диссертации Жанровая "память" древнерусского жития в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг.

Первый параграф посвящен разработке теоретической модели агиографического жанра Житие (агиография) это жанр христианской церковной словесности, который обращается к жизнеописанию праведника, святого. Непосредственное влияние на формирование жанра оказали книги Евангелий и Деяния Апостолов В последующие эпохи агиография активно развивалась в мировой литературе сакрального и светского характера Древнерусское житие представлено тремя основными разновидностями мартирий, житие-биос и патериковая новелла По сравнению с видением, древнерусское житие преломляет, "иллюстрирует" христианский миф через биографию праведника

Содержательный план агиографии определяет особенности ее субъектной организации с одной стороны, слово повествователя (данное от третьего лица) в высшей степени авторитетно, тенденциозно, с другой стороны, автор жития умаляет свой образ, соизмеряя себя с той задачей, которую должен выполнить - поведать о жизни святого человека13 Опираясь на общий для христианской литературы концептуальный уровень, житие особым образом преломляет его в своем хронотопе. Житийный персонаж это непосредственный объект агиографической литературы, поэтому внимание уделяется описанию его внешности. Но христианский жанр настаивает на приоритете реалий "горнего" мира, поэтому портрет праведника это устойчивый набор "идеальных", с религиозной точки зрения, характеристик Например, внешность мученика отличают скорбь и смирение

"Святый Борись, начать т ¿лъмь утьрпывати и лице его вьсе сльзъ испълнися" ("Сказание о Борисе и Глебе"). Древнерусские жития наследуют литургическую направленность новозаветных Евангелий - обладают напевным ритмом (С.С. Аверинцев). Телеология христианского мученичества (идея «великой скорби»), не лишает его драматизма, поэтому религиозному умилению в мартирии часто сопутствуют патетические, скорбные интонации, а плавному, протяжному ритму - краткие, ударные восклицания Ритмика мартирия формируется под влиянием фольклорного жанра плача (причети). Агиографическая система персонажей сложней, чем в христианском видении, поскольку житие повествует и о непростых отношениях праведника с "дольним" миром, в свою очередь, дидактизм жития определяет здесь строгую этическую полярность. Служение человека Господу деятельно по своей природе - как в сакрально-онтологическом, так и историко-политическом и даже бытовом (патериковая новелла) аспектах. Патериковая новелла также вводит в агиографическую литературу житийный антижанр (непародийного характера) - биографию грешника (Киево-печерский патерик. Слово 23, Волоколамский патерик Лист 358 оборотный и др.).

13 Еремин И П Лекции и статьи по истории древней русской литературы Л, 1987 С 16

Во втором параграфе второй главы кратко характеризуются судьбы жанра древнерусского жития в русской литературе XVIII - начала XX веков.

Третий параграф посвящен анализу новелл Е Замятина, в которых актуализируется жанровая "память" древнерусской агиографии

1. Поэтика рассказа "Чрево" (1913) ориентирована на диалог двух жанров• житие-биос и народная балладная песня. Фольклорная баллада, с характерным для нее бытовым конфликтом, "допускает поэтизацию запретных для морали жизненных ситуаций <...> прославляя тайную любовь" (В П. Аникин) Замятин обращается к подобному сюжету: неверная жена, которая несет от ревнивого мужа наказание, а затем убивает его Житийный повествователь опосредуется в рассказе через сказовое народнопоэтическое и разговорное слово. Ключевой в рассказе образ - портрет Афимьи - на протяжении всего произведения связан с пейзажной поэтикой и реалиями крестьянского быта, все это наделяет образ героини архетипической семантикой (материнство) Писатель создает гротескный образ народного сознания, в котором христианский космос един не только с вековым патриархальным укладом, но и языческой сакрализацией плоти Грех Афимьи получает своеобразное оправдание "Господи, да может, и Петру-то самого Афимъя за то не взлюбила, что младенчика он с ней не прилет7". Когда же Афимья понесла от Иванюши, "бухнула земной поклон Богородиг)е <. .> Матушка Ты милая Ведь и Ты вот ждала же младенчика, радовалась, знаешь ведь".

Семейно-бытовой конфликт народной баллады обрамляется бытийными координатами Важную роль в раскрытии образа Афимьи играет подтекст соотнесение психофизиологического состояния героини с солярным циклом (по сходству или же по контрасту) характеризует равновесие между природным, стихийным началом и человеческим, христианским самосознанием Афимьи Покаяние в убийстве мужа наделяет образ героини сакрально-бытийной семантикой жития. В сознании односельчан Афимья, отомстившая смертью за смерть, покаявшаяся и теперь идущая по этапу, выстрадала табель своего ребенка и тем самым повторяет судьбу Богоматери "Не Афимья это, нет. Но уж так то всем знато и ведано это лицо уж не там ли, не в церкви ли видели на стене тот женский скорбящий лик?". Иконописной внешностью обладает и соседка-исповедница, которая помогла Афимье покаяться "Покачала Петровна темным ликом <...> Эх ты, неразумная!.. Людей-то, чего их бояться, себя страшно".

Однако христианскую модель "дольнее" - "горнее" Е Замятин поворачивает в рассказе в пользу мира земного. Такой поворот связан, в первую очередь, с ценностными представлениями Афимьи как человека из народа. Любовь к погибшему ребенку и космос крестьянского быта оказались для героини важнее божественного начала, поскольку именно они вернули Афимье человеческий облик и подвигли к покаянию Афимья спасает свою душу не столько для грядущей Новой жизни во Христе, сколько ради рождения новой жизни в мире "дольнем" - всякий раз уподобленной

рождению Христа С таким переосмыслением христианского мифа связано и разрушение писателем сюжетной схемы жития - в пользу незавершенности судьбы героини

2. Далее в диссертации рассматривается иной вариант жанрового синтеза, осуществленный Замятиным в рассказе "Знамение" (1918) - синтез патериковой новеллы, легенды об исчезнувшем граде и христианского чуда.

Отец Селиверст ради укрепления своей веры истово взыскует Чуда, Знамения - и не знает смирения духа Осквернивший себя затворничеством и, наконец, самоубийством, Селиверст предстает в рассказе как антижитийный герой Очевиден и инфернальный подтекст портретных характеристик Селиверста (образ бесовского огня и лейтмотив духовного горения, «опаленности» персонажа). Героя открыто осуждает игумен монастыря, который показал Селиверсту икону с изображением адских страданий. "увидал Селиверст грешника тощего Змий ввергал в рот ему огненную реку<...> и была подпись-"алчба" . - Так, отче, алчу я"

Однако антижитийной трактовке образа Селиверста противоречит в рассказе старообрядческая легенда об исчезнувшем граде Жизнь монахов Ларивоновой пустыни уподоблена жизни в подводном царстве1 "а в воде опрокинулся другой, сказочный городок, бело-золотой на изумрудном подносе Ларивонова пустынь" Вертикальная пространственная ось Ларивоновой пустыни представляет собой два полюса, верхний, христианский мир "горнего" (небо) и нижний, "сказочный" мир скрытого под водой городка В свою очередь, водная гладь, отражающая небо, оттеняет, смыкает на себе христианские полюса "горнее" - "дольнее", и на первый план выдвигается хронотоп сокровенного града - принципиально локальный по своей семантике. С легендарно-утопической локализацией хронотопа связан и лейтмотив изолированности братии от внешнего мира - затворничество, часто осуждаемое в древнерусской агиографической традиции.

Замятин полемизирует с житийным каноном и в том, что агиографический принцип генерализации вытесняется изображением диалектики души персонажа. Тем самым, писатель оправдывает бунт Селиверста, переводя образ антижитийного героя в иную эстетическую систему. Благодаря этому, характер Селиверста раскрывается в своей парадоксальной динамике: затворник стал подвижником, "лжепророк" -"пророком", который сотворил чудо - но так и не отказался от греха духовной "алчбы". Тем самым, Замятин вступает в полемику с каноном древнерусской агиографии и с христианским мифом в целом.

Кульминационное место в рассказе занимает "вставной" жанр -христианское чудо, представленный в форме пародийной стилизации. Поскольку древнерусское чудо не вербализирует Откровение, а опирается на авторитетного с религиозной точки зрения повествователя, Е Замятин удаляет в рассказе именно этот образ Чудо (знамение), которое совершил Селиверст, не имеет мистического начала - это выражение духовной энергии человека и людей, которых он объединил1 "Оглянулся Селиверст < >

Зачерпнул оттуда - из глаз, неистовая волна хлестнула снизу, от сердца - к рукам <.. > Селиверст медленно поднял икону над огнем <.. > качнулся красный язык . и затрещал, закурился". В своем последнем сне Селиверст переживает мировоззренческий кризис - видит вселенную как соотнесенность энергии и энтропии, где нет места для Бога: "Совершилось для него первое в жизни, величайшее чудо и сразу же потухло, пусто .. Заря прогорела И выметенное ветром - такое было синее, пустое и страшное небо" Христианский грех самоубийства в "Знамении" "оправдывает" легенда старообрядцев о Китеж-граде14. Самоубийство отца Селиверста и старца Арсюши (оба инока ушли в воды озера) сводит к одному знаменателю два духовных полюса Ларивоновой пустыни - крайнюю истовость и высокое смирение Через эсхатологическую семантику мифа об исчезнувшем граде (Н.А. Криничная) писатель осмысляет гибель русской религиозной культуры в тот исторический период, когда Россия вступила в полосу революционных потрясений. Замятин поднимает тему прощания Руси со своей религиозной культурной традицией, тему "эмиграции" этой культуры в жанр легенды.

3 Затем мы возвращаемся к рассказу "Сподручница грешных" (1918), который, в данном случае, интересует нас в аспекте жанрового синтеза древнерусского жития и жанра анекдота. Е Замятин трансформирует в рассказе агиографическую систему характеров, выявляя амбивалентную природу всех персонажей (праведник-грешник) Через внедрение Замятиным форм несобственно-прямой речи, рассеянного разноречия, а также благодаря орнаментальному сказу, голос житийного повествователя теряет в произведении свой непререкаемый авторитет Слово безличного повествователя в рассказе почти не отделено от речевых зон персонажей позиция каждого из них претендует на самоценное значение (не осуждаются даже убийцы, пришедшие грабить монастырь "согласно постановлению") Космос христианского мифа в монастыре почти полностью разрушен игуменья Нафанаила поощряет среди монахинь блуд Однако такое поведение не связано с духовным падением монахинь, поскольку их жизнь вписана в языческую телеологию аграрно-космического цикла Грех сладострастья парадоксальным образом оправдан в рассказе: "Много из манаенского монастыря замуж выходило И так рожали ребят немало, старушечьи корытцем губы корили, а ясные глаза смеялись"

Амбивалентная интерпретация Замятиным житийной системы характеров (праведник-грешник) подразумевает не столько литературный эпатаж, сколько мысль об изначальной двойственности духовного облика человека В свою очередь, иконописная цветопись в рассказе иллюстрирует христианскую идею изначального братства всех людей и необходимости их примирения (лишь сочетание красок на портретах всех персонажей соответствует одной из основных цветовых гамм древнерусской монументальной живописи). "У стены [монастырской] костерок красный, у

14 О суицидальных мотивах в творчестве старообрядцев см Надсждина Н Мистицизм в русской народной среде // Живописная Россия СПб, №81, Воскресение, 21 июля 1902 С 349-354

костра — красная собака и красный мужик.. в коленях ружье ", "на бочок желтая головка зиновей-лукичева торопятся желтые ручки, вокруг сторожа паутину плетут", "Исподлобья желтым глазом проводила [Сикидшт собака].. и исподлобья — Зиновей Лукич ", "Игуменья свечкой так и затеплилась . а глаза прежние большие, синие, ясные".

Сквозь эпатаж и гротеск в рассказе проступает идея продолжения человеческой жизни — вопреки хаосу революции и гражданской войны. Е Замятин сохраняет в рассказе библейскую оппозицию "дольнее" - "горнее", но "горний" мир теперь лишь малая часть от мира земного, а не наоборот. Писатель также лишает житие традиционной установки на "сюжетную завершенность" (Д С. Лихачев). Жанровый синтез двух разновидностей агиографии несет в себе два варианта сюжетной развязки: праведник совершил духовный подвиг и сохранил свою жизнь (патериковая новелла), но его мученическая смерть предполагается в ближайшем будущем (мартирий) Несмотря на анекдотическую развязку, сюжет "Сподручницы" сохраняет острейший драматизм - как в онтологических координатах жития, так и в контексте современной писателю исторической эпохи

В конце второй главы мы обобщаем наблюдения над структурой жития и проблемой диалога Е. Замятина с этим жанром Непародийная актуализация писателем "памяти" жития обусловлена тем, что, по сравнению с видением, в этом жанре центральное место занимает образ праведника, живого человека, в судьбе которого пересекаются "дольний" и "горний" миры, план сакрального вечного и историческая современность Игнорируя христианский мистицизм, Замятин стремится найти в житии ту основу традиционной культуры нации, которая позволила бы современному человеку сопротивляться хаосу российской действительности.

В Заключении подводятся итоги исследования Рассказы 1910-х гг, в которых Е И Замятин осовременивает сакральные архаические жанры, можно представить в виде следующей типологии.

1. Традиции христианского видения

1 1. Пародийная актуализация "Херувимы" "О том, как исцелен был

инок Еразм".

1 2 Серьезно-смеховая актуализация- "Дьячок"

1.3 Непародийная актуализация. "Сподручница грешных"

2 Традиции древнерусской агиографии (непародийная актуализация)-

"Чрево", "Знамение", "Сподручница грешных".

В результате художественного синтеза новеллы с видением и древнерусским житием, Е. Замятин добился существенного приращения ее эстетического смысла. Опираясь на общий для этих жанров метонимический принцип миромоделирования, писатель обогащает жанр рассказа сакрально-онтологической семантикой христианского видения и древнерусского жития Специфическая особенность таких экспериментов состоит в том, что Замятин ориентирует свои произведения на современный социально-исторический контекст Актуализируя в своих рассказах 1910-х гг. жанровую "память"

видения и жития, Замятин переводит революционный хаос российской действительности в координаты Вечности, а также ищет культурные константы, на которые мог бы опереться человек, сопротивляясь этому хаосу.

Вступая в художественный диалог с христианским видением и древнерусским житием, писатель обогатил русскую литературу XX века опытом глубокой и разносторонней интерпретации архаико-религиозного жанра. Обращаясь к жанрам жития и видения, Замятин ориентируется на два основных варианта семантики жанрового синтеза полная ("Херувимы", "О том, как исцелен был инок Еразм", "Дьячок") или частичная релятивизация этико-эстетических мифологем архаического жанра В последнем случае "горний" мир представляет собой уже меньшую часть от мира "дольнего", а не наоборот. Свет "горнего" озаряет жизнь человека, но для Замятина это феномен не мистического плана, а культурной традиции ("Чрево", "Знамение", "Сподручница грешных")

Жанровый синтез рассказа, видения и агиографии писатель осуществляет следующим образом:

- В субъектную организацию архаико-дидактических жанров Е Замятин вводит диалог и полилог. Речевые зоны героев, данные в форме несобственно-прямой, косвенной речи, рассеянного разноречия, уже не тождественны авторитетному слову безличного повествователя, а дополняют его ("Чрево", "Знамение", "Сподручница") или дискредитируют иронией (все остальные произведения).

- Жанровую семантику видения и жития писатель обогащает использованием подтекста - художественного приема, который получил развитие в рассказе середины XIX - начала XX вв Такой синтез особенно плодотворен при непародийной актуализации1 видение и житие утрачивают дидактико-проповеднический пафос, но сохраняют сакральный сверхтекст, как свою ценностную меру.

- В рамках одного произведения писатель обращается к нескольким религиозным жанрам, эти структуры могут дополнять друг друга или же находиться в полемических отношениях. В первом случае, это житие и видение (как "объединяющий" и "вставной" сакральные жанры) в рассказах "Инок Еразм" и "Сподручница". Во втором случае, это гротескное единство религиозных жанров, план содержания или поэтика которых сопоставимы только по контрасту: древнерусское житие и легенда старообрядцев ("Знамение"), патериковая новелла и мартирий ("Сподручница"). В обоих случаях писатель объединяет сакральные жанры с беллетристическими (анекдот, народная баллада, литературная притча, авторский миф и антиутопия) На стилевом уровне такой жанровый синтез осуществляется, во многом благодаря орнаментальному сказу (который учитывает единство литературного и фольклорного типов повествования) Благодаря этому, Замятин не только расшатывает жанровые каноны, но и обогащает семантику видения и жития, независимо от пародийного или непародийного вариантов их актуализации

- Христианский теоцентризм жития и видения сохраняет свою значимость именно через полемическое сосуществование с другими мифами -культура старообрядцев ("Знамение") и архаико-языческая сакрализация плоти ("Чрево", "Еразм", "Сподручница грешных") Сталкивая эти мифы, Е Замятин релятивизирует их в соответствии со своими философско-этическими представлениями о полноценном, естественном и духовно наполненном бытии, в котором органичному развитию жизни сопутствуют катастрофические срывы (концепция перманентной революции в рассказах "Херувимы", "Знамение", "Инок Еразм")

- В зависимости от функциональной нагрузки, ключевой для сакральных жанров мотив религиозного умиления десакрализуется через прямо ("Херувимы", "Дьячок") и косвенно ("Еразм") выраженную иронию безличного повествователя, либо, отчасти, сохраняет свою семантику ("Чрево"), парадоксально проявляясь в бытовом контексте сюжета и народно-сказовой окрашенности стиля ("Сподручница грешных").

Актуализируя «память» сакральных жанров, Замятин выступил одним из инициаторов весьма плодотворной тенденции - как для развития жанра рассказа, так и русской художественной прозы в целом. В 1920-30-х гг. к жанру жития обращается А. Платонов (рассказы "Бучило", "Родина электричества", "Юшка"). В художественный диалог с жанром агиографии и христианским видением вступили писатели русской эмиграции - И. Бунин (рассказы "Ночь отречения", "Святитель" и "Прекраснейшая солнца"), Б Зайцев (рассказы "Алексей Божий человек", "Преподобный Сергий Радонежский", "Авдотья-смерть") и др Художественные открытия, которые Замятин осуществил в диалоге с жанром видения, нашли также отклик в творчестве обэриутов — в игровом смешении границ между реальностью и сверхъестественным: "Один монах стоял в пустыне.. " Д. Хармса; "Зеркало и музыкант" А. Введенского; "Потусторонний разговор" И Бахтерева и др В литературе соцреализма серьезно-смеховой синтез светских и сакральных жанров сменила литургическая патетика "высоких жанров": поэма В. Маяковского "Владимир Ильич Ленин"; очерк М. Горького "В И Ленин", роман Н Островского "Как закалялась сталь" и др.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях.

Статьи, опубликованные в рецензируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК МОиН РФ

1. Третьяков, А. В. Рассказ Е. И. Замятина "Дьячок" (1915): диалог с жанром библейского видения / А. В. Третьяков // Мир науки, культуры, образования - Горно-Алтайск: Университет. - 2008. №4 (Философия).

- С. 43-45.

Публикации в сборниках научных трудов и материалах научных конференций

2. Третьяков, А. В. Патериковая новелла и миф об исчезнувшем граде в рассказе Е Замятина "Знамение" / А. В. Третьяков // Литературоведение на современном этапе Теория. История литературы. Творческие индивидуальности. материалы Междунар. конгресса литературоведов.

К 125-летию Е И Замятина. 5-8 окг. 2009 г. / отв ред. Л. В Полякова. Тамбов ТГУ имени Г Р. Державина. 2009. - С. 611-617.

3. Третьяков, А. В. Трансформация сакрального жанра рассказе Е. И. Замятина "Сподручница грешных" (1918) / А. В Третьяков // Русская литература ХХ-ХХ1 веков: направления и течения - Екатеринбург: ИФИОС "Словесник". - 2007. - Вып. 10. - С. 79-88

4 Третьяков, А. В Диалог с сакральным сверхтекстом древнееврейской и древнерусской литературы в рассказах Е. И. Замятина / А. В Третьяков // Взаимодействие национальных художественных культур, литература и лингвистика (проблемы изучения и обучения): материалы XIII научно-практической конференции словесников. Секционные доклады.

- Екатеринбург: ИФИОС "Словесник"; УрМИОН УрГУ. - 2007. - С. 112-116

5. Третьяков, А В Рассказ ЕИ. Замятина 'Знамение" (1918) поэтика древнерусского жития / А. В. Третьяков И Классика и современность: проблемы изучения и обучения1 материалы XIV научно-практической конференции словесников Екатеринбург, 26 - 28 февраля 2009 г. / ГОУ ВПО "Урал гос. пед ун-т", ИФИОС "Словесник" - Екатеринбург, 2009. -С. 172-175

Подписано в печать 22.01.2010. Формат 60x84 1/16. Бумага для множ. ап. Печать на ризографе. Уч.-изд. л. 1,0. Тираж 100 экз Заказ №.... Бесплатно Копицентр Копирус. Екатеринбург 620142, ул 8 Марта, 127. Тел (343) 257-92-84 E-mail, copyrus@el.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Третьяков, Артем Вячеславович

Введение

1. Новеллистика Е. Замятина в аспекте жанрового синтеза (Постановка проблемы).

2. Рефлексия идей художественного синтеза в начале XX века.

3. Теоретические основы исследования.

Глава I

Жанровая «память» христианского видения в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг.

§ I. Модель жанра христианского видения.

§ II. Жанровые трансформации видения в русской литературе.

§ III. Актуализация жанровой «памяти» христианского видения в новеллистике Е.И. Замятина.

1. «Сказки» (1914-1920) Е. Замятина.

1.1. Рассказ-притча «Херувимы» (1917).

1.2. Рассказ-притча «Дьячок» (1915).

2. Видение как «вставной» жанр в новеллистике Е. Замятина.

3. Анекдот и христианское видение: «Сподручница грешных» (1918).

4. Авторский солярный миф, антиутопия и христианское наваждение:

О том, как исцелен был инок Еразм» (1920).

Выводы.

Глава II

Жанровая «память» древнерусского жития в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг.

§ I. Модель жанра древнерусского жития.

§ II. Жанровые трансформации жития в русской литературе.

§ III. Актуализация жанровой «памяти» древнерусского жития в новеллистике Е.И. Замятина.

1. Народная баллада и житие-биос в рассказе «Чрево» (1913).

2. Житие, легенда об исчезнувшем граде и христианское чудо: «Знамение» (1918).

3. Патериковая новелла, анекдот и житие-мартирий:

Сподручница грешных» (1918).

Выводы.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Третьяков, Артем Вячеславович

1. Новеллистика Е. Замятина в аспекте жанрового синтеза (Постановка проблемы).

Несмотря на внимание исследователей и большую степень изученности творчества Е.И. Замятина 1910-х гг., отечественное и зарубежное литературоведение до сих пор не имеет целостного представления о жанровом репертуаре и специфике литературных экспериментов писателя в области жанрового синтеза. В частности, недостаточно изучена проблема диалога Е. Замятина с сакральными жанрами библейской и древнерусской словесности. Открытым также остается вопрос о значимости этих поисков Замятина для историко-литературного процесса 1910-х гг. и дальнейшего развития русской литературы. Мировоззрение Замятина формировалось в крайне непростой и важный период жизни русского общества и представляет собой сложное и неустойчивое единство концепции перманентной революции и гуманизма, идей эстетического бунтарства и стремления сохранить национально-культурные традиции.

Для творческой манеры Е. Замятина характерно активное экспериментирование в области жанра. В 1910-е годы писатель осваивает поэтику жанрового синтеза: в своих произведениях он объединяет такие жанры, как фельетон, повесть, литературная баллада, анекдот, исторические мемуары и др. Важная составляющая экспериментов писателя - поиск путей художественного синтеза жанров светских и сакрально-архаических1. В 1910-е гг. наиболее активно и плодотворно подобные опыты Замятин проводит на материале современного ему рассказа.

1 Определяя смысловые границы понятия «сакральный текст», Н.И. Коновалова говорит о возможности «рассматривать сакральный текст в качестве компонента традиционной духовной культуры народа и источника этнокультурной информации. [Однако] в соответствии с традиционным - узким - пониманием сакрального, сакральными текстами считались только такие, которые получили статус священных в какой-либо конфессии или религиозно-мистическом учении. Они противопоставлялись всем остальным текстам, считавшимся профанными, мирскими, обыденными» (Коновалова Н. И. Сакральный текст как лингвокультурный феномен / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2007. С. 25). Говоря об архаико-религиозной словесности, мы опираемся на «традиционную, узкую» трактовку понятия «сакральный текст», разграничивая такую литературу на каноническую и неканоническую. Здесь и далее в цитатах, кроме особо оговариваемых случаев, курсив мой- А.В.Т.

На базе того или иного светского жанра у писателя появляются произведения, объединяющие в себе целую гроздь самых разных жанровых образований. Так, например, в повестях 1910-х гг. Замятин актуализирует библейскую притчу, житие, народный заговор на покаяние («Уездное», 1912), топонимическое предание, христианское наваждение и религиозно-социальную утопию («Алатырь», 1914), библейский апокриф, романтическую балладу и социальную утопию («Север», 1918). В новеллистике писатель обращается к таким светским жанрам, как исторические мемуары: «Три дня» (1912), анекдот: произведения из сборника «Сказки» (1914-1920), «Непутевый» (1913), «Надежное место» (1918), «Сподручница грешных» (1918), фельетон: «Сказки», «Непутевый», «Старшина» (1914-15), «Правда истинная» (1917), «Тулумбас» (1920), романтическая баллада: «Африка» (1916); литературная притча: «Сказки»; эпистолярный жанр: «Правда истинная», «Тулумбас» и лирический рассказ-миниатюра: «Верешки» (1918), «Глаза» (1918), «Дракон» (1918), «Австралиец» (1918). Принципиально значима для Замятина проблема синтеза современной литературы с сакральными архаическими жанрами.

Объект исследования — рассказы Е. Замятина, в которых писатель осовременивает жанры библейской и древнерусской литературы. В новеллистике 1910-х гг. писатель обращается к топонимическому преданию старообрядцев: «Знамение» (1918); христианскому видению: «Дьячок» (1915), «Ангел Дормидон» (1916), «Херувимы» (1917), «Сподручница» (1918); и молитве: «Чрево» (1913), «Еразм»; к древнерусскому патериковому наваждению: «Дьячок», «О том, как исцелен был инок Еразм» (1920); к библейской притче: «Глаза» (1918) и библейскому мифу в целом: «Четверг», «Ловец человеков» (1917-18) и др.; к древнерусскому житию: «Чрево», «Сподручница грешных», «Знамение», «О святом грехе Зеницы-девы слово похвальное» (1917), «Еразм»; к акафисту: «О святом грехе Зеницы-девы»; а также к христианской проповеди: «Ловец человеков» (1918), «Арапы» (1920), «Тулумбас» (1920). Наиболее активно Е. Замятин обращается к христианскому видению и древнерусскому житию, поэтому анализу этих жанров мы уделяем особое внимание.

Предмет исследования — новеллистика Замятина 1910-х годов в аспекте жанрового синтеза с произведениями библейской и древнерусской христианской литературы.

Степень изученности проблемы: Новеллистика Е. Замятина 1910-х гг. привлекает внимание многих филологов. В ряде работ рассказы писателя изучены в аспектах, близких проблеме нашего исследования. Здесь следует говорить о трудах таких литературоведов, как JI.B. Полякова («Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи», 2000), Т.Т. Давыдова («Творческая эволюция Е. Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века», 2000), В.Н. Евсеев («Художественная проза Е. Замятина: проблемы метода, жанровые процессы, стилевое своеобразие», 2003), Н.Ю. Желтова («Иконописная поэтика рассказа Е. Замятина "Сподручница грешных"», 2000), А. Гилднер («Sacrum или profanum? Несколько замечаний о "святом" у Замятина», 2004), С.Ю. Николаева («Жанровая парадигма в цикле Е. Замятина "Чудеса"», 2004), С.И. Красовская («"Приключения" жития в творчестве Е. Замятина и А. Платонова», 2004), О.Н. Кудрявцева («Мотивно-религиозная парадигма современного замятиноведения», 2004), Н.Н. Комлик («Русский эрос в народной эстетике и творчестве Е. Замятина (На материале рассказа "О том, как исцелен был инок Еразм")», 1999; «Тема веры, интеллигенции и народа в рассказе Е. Замятина "Знамение"», 2004) и др. Поэтика сакральных архаических жанров видения и жития изучена в работах таких исследователей как В.О. Ключевский, А.Н. Веселовский, Н.И. Прокофьев, Д.С. Лихачев, А .Я. Гуревич, С.С. Аверинцев, А.Н. Робинсон, M.JI. Гаспаров, Е.К. Ромодановская, Н.А. Криничная, Р. Пиккио, У .А. Элуэлл и Ф.В.

2 Мы придерживаемся мнения о единой структурной основе рассказа и новеллы - как двух разновидностей одного жанра. Данную точку зрения разделяют такие исследователи как В.П. Скобелев, Г.Н. Поспелов, Б.В. Томашевский, X. Шоу, Г. фон Уилперт, А.Н. Николюкин и др.

Камфорт и др. Наряду с этим, в литературоведении недостаточно разработаны как общая теория жанрового синтеза, так и механизмы взаимодействия типологических разновидностей жанра в новеллистике Е. Замятина 1910-х гг. Кроме того, хотя поэтике сакральных жанров библейской и древнерусской словесности посвящено немало основательных исследований, главным объектом изучения здесь является их жанровый состав (совокупность устойчивых компонентов жанра), системная же организация этих жанров до сих пор не рассмотрена. Вышеуказанными причинами обусловлена актуальность исследования.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что мы углубляем представление о такой категории как жанр через проблему синтеза, диалога жанровых структур в художественном произведении.

Научная новизна исследования определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении жанры христианского видения и древнерусского жития мы рассматриваем как миромоделирующие системы. Проблема жанрового синтеза новеллистики Замятина с данными жанрами также впервые становятся объектом специального исследования.

Научная значимость работы состоит в том, что мы определили механизмы создания Замятиным художественного произведения как индивидуальной жанровой формы, образуемой взаимодействием миромоделирующей структуры рассказа со структурами видения и жития.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в преподавании вузовских курсов "История древнерусской литературы", "История русской литературы XX века", а также на спецкурсах по жанровой поэтике литературного произведения.

Обозначим цель нашей работы: путем анализа произведений, в которых писатель обращается к сакральным архаическим жанрам древнееврейской и древнерусской литературы выяснить, какой вклад Е.И. Замятин внес в развитие жанра рассказа.

Для достижения указанной цели необходимо решить следующие задачи: составить типологию рассказов Замятина 1910-х гг., в которых актуализируются сакральные жанры библейской и древнерусской словесности; разработать жанровые модели христианского видения и древнерусского жития; изучить механизмы и наиболее характерные варианты взаимодействия сакральных архаических жанров и беллетристического жанра рассказа у Е. Замятина, определить семантику такого жанрового синтеза (выяснить, какое смысловое приращение при этом происходит); охарактеризовать значение жанровых экспериментов и открытий Е.И. Замятина для развития русского рассказа 1920-30-х гг.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сакральные архаические жанры и их актуализация в рассказах Е.И. Замятина 1910-х гг."

Выводы

1. Структурная доминанта жанровой модели жития — метонимическая соотнесенность «дольнего» и «горнего» начал (части и целого), которые соприкасаются друг с другом в образе праведника и в его жизнеописании. Жанровая семантика агиографии — сакрально-онтологическая. Специфика ее эстетического освоения проявляется в более подробном (по сравнению с видением) изображении мира «дольнего»: здесь проходит жизненный путь праведника, с этим же связан и принципиальный историзм древнерусского жития. Религиозная проповедь (метажанр сакрально-архаической литературы) принадлежит здесь авторитетному голосу безличного повествователя или самому праведнику.

2. Характерная особенность диалога Е.И. Замятина с древнерусской агиографией — сложное, неоднозначное отношение писателя к сакральной семантике этого жанра. Осовременивая в новеллистике 1910-х годов древнерусское житие, Е. Замятин учитывает следующий вариант семантики жанрового синтеза: частичная релятивизация этико-эстетических мифологем агиографии. Важно при этом, что диалог писателя с древнерусским житием (по сравнению с христианским видением) не предполагает пародирование этого жанра.

3. В результате такого художественного синтеза жанр рассказа получает следующее приращение эстетического смысла.

- Семантическая емкость рассказа обогащается через синтез с сакрально-онтологической семантикой жития, благодаря общему для них метонимическому принципу миромоделирования. Такое художественное единство демонстрирует свою актуальность в контексте процессов онтологизации поэтики русской литературы конца XIX — начала XX вв.

- Рассказ как жанр малой прозы, наиболее приспособленный к рефлексии социально-исторических катаклизмов, нашел в жанровой «памяти» древнерусского жития ту авторитетную идеологию, которая во многом определила духовный облик русского человека 1910-х годов («Чрево»), в том числе, в период гражданской войны 1917-1922 гг. («Знамение», «Сподручница грешных»).

- Несмотря на существенную релятивизацию, житийный жанр сохраняет в творчестве Е. Замятина этико-эстетическую значимость своей поэтики. По сравнению с христианским видением, древнерусская агиография в новеллистике писателя почти исключает пародийную рефлексию. Даже в случае гротескной интерпретации и откровенного глумления писателя, жанр сохраняет свою сакральную семантику - прежде всего, как феномен традиционной национальной культуры, являющейся важнейшим началом, регулирующим человеческое поведение. Неоднозначное отношение

Замятина к агиографии связано с большим (по сравнению с видением) вниманием к «дольнему» миру и самому человеку.

- Е. Замятин отразил момент смерти христианского мифа в сознании русского человека 1910-х гг. («Знамение») Такая смерть органично вписывается в замятинскую концепцию перманентной революции (идея насильственного и неизбежного вторжения будущего в настоящее, а настоящего - в ближайшее прошлое).

Заключение

В результате проведенного исследования, в соответствии с обозначенной целью (показать, какой вклад Е. Замятин внес в развитие жанра рассказа, актуализируя сакральные архаические жанры библейской и древнерусской сакральной литературы), мы добились выполнения следующих задач:

I. Рассказы, в которых писатель осовременивает сакральные архаические жанры видения и жития можно представить в виде следующей типологии:

1. Традиции христианского видения.

1.1. Пародийная актуализация: «Херувимы» (1917),

О том, как исцелен был инок Еразм» (1920).

1.2. Серьезно-смеховая актуализация: «Дьячок» (1915).

1.3. Непародийная актуализация: «Сподручница грешных» (1918).

2. Традиции древнерусской агиографии (непародийная актуализация):

Чрево» (1913), «Знамение» (1918), «Сподручница грешных» (1918).

II. В соответствии с идеей «памяти» жанра по М.М. Бахтину, а также с концепцией жанрового миромоделирования, предложенной H.JI. Лейдерманом, мы изучили поэтику христианского видения, древнерусского жития и разработали теоретические модели этих жанров. Видение и житие осваивают общий для них метонимический принцип миромоделирования: соотношение «дольнего» и «горнего» начал, где первое - меньшая часть от целого. Если художественная стратегия библейского видения - попытка узреть, разглядеть «горний» мир через приоткрывшееся окно в мире «дольнем», то древнерусское житие преломляет библейский космос через сакральную биографию.

III. Актуализируя сакральную «память» христианского видения и древнерусского жития, писатель обогатил русскую литературу XX века опытом глубокой и разносторонней интерпретации архаико-религиозного жанра. Обращаясь к жанрам жития и видения, Замятин ориентируется на два основных варианта семантики жанрового синтеза: полная («Херувимы»,

Еразм», «Дьячок») или частичная релятивизация этико-эстетических мифологем архаического жанра. В последнем случае «горний» мир представляет собой уже меньшую часть от мира «дольнего», а не наоборот. Свет «горнего» озаряет жизнь человека, но для Замятина это феномен не мистического плана, а культурной традиции («Чрево», «Знамение», «Сподручница грешных»). Писателя интересует спасение человеческой души - но не для загробной «вечной жизни» (Дан. 12:2), а ради жизни на земле, в том числе для зачатия и рождения новой жизни. Важно, что Е. Замятин сохраняет в своих произведениях христианскую идею милосердия и высокой этической ответственности человека за жизнь ближнего. Заявленный в рассказе «Чрево» конфликт («зачатие новой жизни - насильственная смерть -необходимость покаяния») будет заново осмыслен в «Наводнении» (1928)482, проходя тем самым почти через все творчество писателя. Это еще раз доказывает, что Замятин не пародирует древнерусское житие, но вступает с ним в идейно-эстетическую полемику. Такое неоднозначное отношение писателя к сакральной литературе связано с большим (по сравнению с видением) вниманием агиографии к человеку - который живет на земле и в жизни которого нужна опора на традиционную культуру и сакрально-онтологические константы.

Вступая в диалог с сакральным каноном видения и жития, Е.И. Замятин выявляет ту жанровую первооснову, которая сохраняется в «памяти», определяет семантику, модели этих жанров. Обращаясь к христианскому видению и древнерусскому житию, Е. Замятин разрабатывает следующие основные механизмы взаимодействия сакральных архаических и современных жанров:

1. В рамках одного произведения писатель обращается к нескольким религиозным жанрам; эти структуры могут дополнять друг друга или же находиться в полемических отношениях. В первом случае, это житие и

482 См. об этом также: Лейдерман Н. Л. Постреализм: Хаос и «воля к смыслу» // Русская литература XX века: закономерности исторического развития. Кн. 1. С. 408-419. видение («объединяющий» и «вставной» сакральные жанры) в рассказах «Инок Еразм» и «Сподручница». Во втором случае, это гротескное единство религиозных жанров, план содержания или поэтика которых сопоставимы только по контрасту: древнерусское житие и легенда старообрядцев («Знамение»), патериковая новелла и мартирий («Сподручница»). В обоих случаях писатель объединяет сакральные жанры с беллетристическими (анекдот, народная баллада, литературная притча, авторский миф и антиутопия). На стилевом уровне такой жанровый синтез осуществляется, во многом благодаря орнаментальному сказу (который учитывает единство литературного и фольклорного типов повествования). В условиях такого диалога Замятин не только расшатывает жанровые каноны, но и обогащает семантику видения и жития, независимо от пародийного или непародийного вариантов их актуализации.

2. Жанровую семантику видения и жития писатель обогащает использованием подтекста — художественного приема, который получил развитие в рассказе середины XIX - начала XX вв. Такой приём особенно эффективен при непародийной актуализации - когда видение и житие в рассказах Е. Замятина утрачивают воспитательно-проповеднический пафос, но сохраняют свой сакральный сверхтекст как ценностную меру.

3. В субъектную организацию архаико-дидактических жанров Е. Замятин вводит диалог и полилог. Речевые зоны героев, данные в форме несобственно-прямой речи и рассеянного разноречия, уже не тождественны авторитетному слову безличного повествователя, а дополняют его («Чрево», «Знамение», «Сподручница») или дискредитируют иронией (все остальные произведения). Особый случай представляет рассказ «Знамение»: образ житийного повествователя здесь сохраняет сакральную семантику, хотя подается, как нарочито условный, декоративный - это не пародия, а игровая стилизация сакрального жанра, распространенная в литературе модернизма.

4. Замятин обращается к ключевому для христианской архаической литературы мотиву религиозного умиления, который восходит к идее великой скорби». В зависимости от функциональной нагрузки, такой мотив может быть представлен как стилевая условность, десакрализуемая через прямо («Херувимы», «Дьячок») или косвенно («Еразм») выраженную иронию безличного повествователя. И напротив, мотив религиозного умиления сохраняет свою сакральную семантику («Чрево»), несмотря на бытовой контекст и народно-сказовую (а не литературную) окрашенность стиля («Сподручница грешных»). Литературная стилизация этого мотива, лишенная авторской иронии, представлена в рассказе «Знамение».

5. Пространственно-временная организация замятинского рассказа также заимствует поэтику видения и жития: сакрально-онтологический хронотоп этих жанров соотносится с современным писателю социально-историческим контекстом. В результате, Замятин предлагает следующие варианты интерпретации оппозиции «горнее» - «дольнее»: пародийное отрицание мира божественного («Херувимы», «Еразм»), гротескное взаимоотрицание («Дьячок»), а также сложный диалог этих начал и противоположный Священному Писанию акцент на мире «дольнем» («Чрево», «Знамение», «Сподручница грешных»).

В результате художественного синтеза новеллы с видением и древнерусским житием, Е. Замятин добился существенного приращения ее эстетического смысла.

1. Опираясь на общий для этих жанров метонимический принцип миромоделирования, писатель обогащает жанр рассказа сакрально-онтологической семантикой христианского видения и древнерусского жития. Специфическая особенность экспериментов писателя состоит в том, что Замятин ориентирует свои произведения на современный социально-исторический контекст.

2. Через жанр рассказа Е. Замятин обратился к глубокой рефлексии социально-исторической конкретики в жизни российского общества, а также нашел в жанровой «памяти» библейского видения и древнерусского жития ту авторитетную идеологию, которая давала возможность сопротивляться катастрофическому хаосу российской жизни 1910-х гг. или же измерять, вписывать эти хаос и катастрофу в онтологические масштабы времени и пространства.

Опыт актуализации Е.И. Замятиным жанровой «памяти» библейского видения и древнерусского жития в рассказе показал высокую функциональность современного писателю жанра, обнаружившего способность легко и многосторонне осуществлять художественный синтез с архаическими жанровыми структурами.

Актуализируя «память» сакральных жанров, Е. Замятин выступил одним из инициаторов весьма плодотворной тенденции - как для развития жанра рассказа, так и русской художественной прозы в целом. В 1920-30-х гг. к жанру жития обращается А. Платонов: это рассказы «Бучило» (1922-24), «Родина электричества» (1926), «Песчаная учительница» (1926), повесть «Сокровенный человек» (1926) и рассказ «Юшка» (к. 1930-х гг.). В художественный диалог с жанром агиографии и христианским видением вступили писатели русской эмиграции — И. Бунин (рассказы «Ночь отречения», 1921; «Преображение», 1921; «Святитель», 1924; «Прекраснейшая солнца», 1932; «Баллада», 1938). Жанр видения-хождения писатель ассимилирует в романтической балладе и лирическом трагифарсе («Поздний час», 1938). Б. Зайцев подчиняет жанровой семантике романтической баллады христианское видение и древнерусское житие в рассказе «Авдотья-смерть» (1927). К агиографической литературе стоит отнести и такие произведения писателя, как «Алексей Божий человек», «Преподобный Сергий Радонежский» (оба 1925). Художественные открытия, которые Замятин осуществил в диалоге с жанром видения (рассказ «Дьячок»), нашли также отклик в творчестве обэриутов - в игровом смешении границ между реальностью и сверхъестественным: «Макаров и Петерсен №3», «Когда сон бежит от человека.», «Басня», «Один монах стоял в пустыне.» Д. Хармса; «Зеркало и музыкант» А. Введенского,

Потусторонний разговор» И. Бахтерева и др. В литературе соцреализма серьезно-смеховой синтез светских и сакральных жанров сменяет литургическая патетика «высоких жанров»: это поэма В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» (1924), очерк М. Горького «В.И. Ленин» (1930), роман Н. Островского «Как закалялась сталь» (1930-1934), «Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово» (1933) А. Гайдара и другие произведения . В целом, по сравнению с литературой первой волны эмиграции, внимание писателей советской России к жанровой «памяти» христианского видения и агиографии ослабевает и возобновляется лишь в 1960-х гг. (рассказ «Поморка» Ю. Казакова, «Матренин двор» А. Солженицина, «Деревянные кони» Ф. Абрамова и др.).

483 См. об этом: Шатин Ю. В. Эстетика агиографического дискусра в поэме В. В.Маяковского «Владимир Ильич Ленин» // Дискурс. 1996. № 2; Подлубнова Ю. С. Метажанры в русской литературе 1920- начала 1940-х годов (коммунистическая агиография и «европейская» сказка-аллегория) : дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2005. С. 26-103; Колосова С. Н. «Ночь отречения», «Святитель» И. А.Бунина: образ главного героя и особенности сюжета // Гуманитарные науки и православная культура : II Пасхал. чтения. М., 2004. С. 155-164.

183

Список научной литературыТретьяков, Артем Вячеславович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Библиотека литературы Древней Руси Текст. : в 10 т. / под ред. Д. С. Лихачева [и др.]. - СПб. : Наука, 1997-2000.

2. Библия Текст. : кн. свящ. Писания Ветхого и Нового завета. М. : Рос. Библейс. о-во, 2005. — 1328 с.

3. Гиппиус, 3. Н. Святая кровь Текст. / 3. Н. Гиппиус // Собр. соч. : в 5 т. / 3. Н. Гиппиус. М., 2001. - Т. 4 : Лунные муравьи : рассказы, пьесы. -С. 336-368.

4. Гончаров, И. А. Сочинения Текст. : в 4 т. / И. А. Гончаров ; общ. ред. И. Т. Тюнькина. М. : Правда, 1981. - Т. 4. - 447 с.

5. Горький, М. Исповедь Текст. / М. Горький // Собр. соч. : в 16 т. / М. Горький ; сост. Н. Н. Жегалова. М., 1979. - Т. 5. - С. 5-165.

6. Древнерусские патерики. Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик Текст. / сост. Л. А. Ольшевская, С. Н. Травников. М. : Наука, 1999.-496 с.

7. Замятин, Е. И. Сочинения Текст. : в 4 т. / Е. И. Замятин ; под ред. Е. Жиглевича, Б. Филиппова. Munchen : A. Neimanis Buchvertrieb und Verlag, 1986-1988.

8. Замятин, E. И. Собрание сочинений Текст. : в 4 т. / Е. И. Замятин. М. : Федерация, 1929.

9. Изборник Текст. : сб. произведений лит. Древней Руси / сост. Л. А. Дмитриев, Д. С. Лихачев. М. : Худож. лит., 1969. - 800 с.

10. Ю.Исторические песни. Баллады Текст. / сост. С. Н. Азбелев. М. :

11. Современник, 1986. 622 с. 11 .Каллист I, (патриарх Константинополя). Житие и деятельность иже во святых отца нашего Григория Синаита I Текст. / Каллист I ; пер. подгот. Х.-Ф. Байер. - Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2006. - 374 с.

12. Мельников-Печерский, П. И. Бабушкины россказни Текст. : повести ирассказы / П. И. Мельников-Печерский. М.,: Правда, 1989. - 492 с. 1 З.Пильняк, Б. Повесть непогашенной луны Текст. : избранное / Б. Пильняк. - Екатеринбург : У-Фактория, 2005. — 928 с.

13. H.Причитанья северного края, собранные Е. В. Барсовым Текст. : в 2 т. / сост. Б. Е. Чистова, К. В. Чистов. СПб. : Наука, 1997.

14. Сказки. Библиотека русского фольклора Текст. : в 3 т. / Сост. Ю. Г. Круглова. -М. : Советская Россия, 1988. Кн. 1. 544 с.

15. Хармс, Д. Собрание сочинений Текст. : в 3 т. / Д. Хармс. СПб. : Азбука, 2000. - Т. 2 : Новая анатомия. - 416 с.

16. Научная и критическая литература

17. Абрамова, М. А. Видение Текст. / М. А. Абрамова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.-С. 123-124.

18. Абрамова, М. А. Пример, экземплум Текст. / М. А. Абрамова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001. - С. 806-807.

19. Абрамова, М. А. Средневековье Текст. / М. А. Абрамова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина.-М., 2001.-С. 1025-1031.

20. Аверинцев, С. С. Древнееврейская литература Текст. / С. С. Аверинцев // История всемирной литературы : в 9 т. / гл. ред. Г. П. Бердников. М., 1983. - Т. 1. - С. 271-302.

21. Аверинцев, С. С. Иудаистическая мифология Текст. / С. С. Аверинцев // Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. -М., 2000.-Т. 1.-С. 581-591.

22. Аверинцев, С. С. Истоки и развитие раннехристианской литературы / С. С. Аверинцев Текст. / С. С. Аверинцев // История всемирной литературы : в 9 т. / гл. ред. Г. П. Бердников. М., 1983. - Т. 1. - С. 501-516.

23. Азбелев, С. Н. Русские исторические песни и баллады Текст. / С. Н. Азбелев // Исторические песни. Баллады /' сост. С. Н. Азбелев. М., 1986.-С. 5-22.

24. Аникин, В. П. Русское устное народное творчество Текст. : учеб. для вузов / В. П. Аникин. М. : Высш. шк., 2004. - 735 с.

25. Барабанов, Е. Комментарий Текст. / Е. Барабанов // Сочинения / Е. И. Замятин ; сост. Т. В. Громова, М. О. Чудакова. М., 1988. - С. 554-571.

26. И.Бахтин, М. М. Риторика в меру своей лживости Текст. / М. М. Бахтин // Собр. соч. : в 5 т. / М. М. Бахтин. М., 1996. - Т. 5. - С. 63-70.

27. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества Текст. / М. М. Бахтин.- М. : Искусство, 1979. 445 с.

28. Бент, М. И. Немецкая романтическая новелла: генезис, эволюция, типология Текст. / М. И. Бент. — Иркутск : Изд-во Иркут. ун-та, 1987. -120 с.

29. Бенчев, И. Иконы ангелов: образы небесных посланников Текст. / И. Бенчев ; пер. с нем. С. К. Дмитриев. — М. : Интербук-Бизнес, 2005. — 254 с.

30. Блок, А. О реалистах 1907. [Текст] / А. Блок // Собр. соч. : в 6 т. / А. Блок. — М., 1971.-Т. 5.-С. 88-116.

31. Блок, А. О современной критике 1907. [Текст] / А. Блок // Собр. соч. : в 6 т./А. Блок. М., 1971.-Т. 5.-С. 179-184.

32. Большой библейский словарь Текст. / под ред. У. А. Элуэлла, Ф. В. Камфорта ; пер. О. А. Рыбакова. СПб. : Библия для всех, 2005. - 1503 с.

33. Веселовский, А. Н. Видение Василия Нового о походе русских на Византию в 941 г. Текст. / А. Н. Веселовский // Журнал Министерства народного просвещения. 1889. - № 26. - С. 80-92.

34. Веселовский, А. Н. Из истории романа и повести Текст. : материалы и исслед. / А. Н. Веселовский. СПб. : тип. Имп. Акад. Наук, 1886. -Вып. 1.-80 с.

35. Воронский, А. Искусство видеть мир Текст. : портр., ст. / А. Воронский. М. : Совет, писатель, 1987. — 700 с.

36. Гаспаров, М. JI. Клерикальные жанры Текст. / М. JI. Гаспаров // История всемирной литературы : в 9 т. / гл. ред. Г. П. Бердников. М., 1984.-Т. 2.-С. 505-507.

37. Гаспаров, М. JI. Колон Текст. / М. JI. Гаспаров // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.-С. 370-372.

38. Гаспаров, М. JI. Народный стих Текст. / М. JI. Гаспаров // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001. - С. 608-609.

39. Гладкова, О. В. Житие, агиография Текст. / О. В. Гладкова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001. - С. 267-268.

40. Гладкова, О. В. Минеи Чети Текст. / О. В. Гладкова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.-С. 378-379.

41. Гладкова, О. В. Притча Текст. / О. В. Гладкова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.- С. 808-809.

42. Гринцер, П. А. Мировая литература на рубеже новой эры Текст. / П. А. Гринцер // История всемирной литературы : в 9 т. / гл. ред. Г. П. Бердников. -М., 1983.-Т. 1. С. 516-529.

43. Грицанов, А. А. Фрейд Зигмунд Текст. / А. А. Грицанов, В. И. Овчаренко // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001. - С. 1161 -1162.

44. Грушко, Е. А. Энциклопедия русских преданий Текст. / Е. А. Грушко, Ю. М. Медведев. М. : Эксмо, 2002. - 672 с.

45. Гуревич, А. Я. Exempla: Литературный жанр и стиль мышления Текст. / А. Я. Гуревич // Культура и общество Средневековой Европы глазами современников: Exempla, XIII в. М., 1989. — С. 56-62.

46. Давыдова, Т. Т. Антижанры в творчестве Е. Замятина Текст. / Т. Т. Давыдова // Новое о Замятине : сб. материалов / под ред. Л. Геллера. — М., 1997.-С. 36-55.

47. Давыдова, Т. Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция (Е. Замятин, И. Шмелев, М. Пришвин, А. Платонов, М. Булгаков и др.) Текст. : учеб. пособие для вузов / Т. Т. Давыдова. М. : Флинта : Наука, 2005. - 336 с.

48. Давыдова, Т. Т. Творческая эволюция Е. Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века Текст. / Т. Т. Давыдова ; Моск. гос. ун-т печати. М. : МГУП, 2000. - 362 с.

49. Евгений Замятин и культура XX века. Исследования и публикации. -СПб : Российская национальная библиотека, 2002. 480 с.

50. Евсеев, В. Н. Художественна проза Е. Замятина: проблемы метода, жанровые процессы, стилевое своеобразие Текст. : учеб. пособие / В. Н. Евсеев ; Моск. гос. пед. ун-т. М. : Прометей, 2003. - 224 с.

51. Еремин, И. П. Жанры древнерусского литературного творчества Текст. / И. П. Еремин // Древнерусская литература : кн. для чтения / сост. Е. Рогачевская. М., 1996. - С. 522-545.

52. Еремин, И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы Текст. / И. П. Еремин. Л. : Изд-во ЛГУ, 1987. - 326 с.

53. Калинина, Л. И. Литературная сказка в творчестве Е. Замятина Текст. / Л. И. Калинина // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня : науч. докл., ст., очерки, заметки, тез. / Тамбов, гос. ун-т им. Г.

54. Д. Державина ; отв. ред. JI. В. Полякова. Тамбов, 1994. - Кн. 1. - С. 64-78.

55. Келдыш, В. А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность Текст. / В. А. Келдыш // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов) : в 2 кн. / отв. ред. В. А. Келдыш. - М., 2000.-Кн. 1.-С. 13-68.

56. Кербелите, Б. Литовские предания об исчезнувших городах Текст. / Б. Кербелите // Советская этнография. 1963. — № 5. - С. 99-108.

57. Колосова, С. Н. «Ночь отречения», «Святитель» И. А. Бунина: образ главного героя и особенности сюжета Текст. / С. Н. Колосова // Гуманитарные науки и православная культура : II Пасхал. чтения / отв. ред. И. Г. Минералова. М., 2004. - С. 155-164.

58. Комарович, В. Л. Китежская легенда: опыт изучения местных легенд Текст. / В. Л. Комарович. М. : Изд-во АН СССР, 1936. - 256 с.

59. Коновалова, Н. И. Сакральный текст как лингвокультурный феномен Текст. : монография / Н. И. Коновалова ; Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург : [б. и.], 2007. 298 с.

60. Короленко, В. Г. Избранные письма Текст. : в 3 т. / В. Г. Короленко. -М. : Гослитиздат, 1936. Т. 3. - 345 с.

61. Краснов, П. Новое произведение Максима Горького Текст. / П. Краснов // Вестник литературы. 1905. - № 1. - С. 13-18.

62. Красовская, С. И. Художественная проза А. П. Платонова: жанры и жанровые процессы Текст. / С. И. Красовская ; Благовещ. гос. пед. унт. Благовещенск : БГПУ, 2005. - 392 с.

63. Криничная, Н. А. Русская мифология: Мир образов фольклора Текст. / Н. А. Криничная. -М. : Акад. Проект : Гаудеамус, 2004. 1008 с.

64. Кусков, В. В. Жанровое своеобразие Киево-Печерского патерика Текст. / В. В. Кусков // Методология литературоведческих исследований : ст. о рус. Литературе. Прага, 1982. - С. 33-47.

65. Лейдерман, Н. Л. Движение времени и законы жанра Текст. : жанровые закономерности развития совет, прозы в 60-70-е гг. / Н. Л. Лейдерман. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1987. — 255 с.

66. Лейдерман, Н. Л. Жанр и проблема художественной целостности Текст. / Н. Л. Лейдерман // Проблемы жанра в англо-американской литературе (XIX-XX вв.) / Свердл. гос. пед. ин-т ; отв. ред. И. Конторович. Свердловск, 1976. — Вып. 2. — С. 3-27.

67. Лейдерман, Н. Л. Постреализм: Хаос и «воля к смыслу» Текст. / Н. Л. Лейдерман // Русская литература XX века: закономерности исторического развития / отв. ред. Н. Л. Лейдерман. Екатеринбург, 2005. - Кн. 1 : Новые художественные стратегии. - С. 394-453.

68. Лейдерман, Н. Л. Проблема жанра в модернизме и авангарде Текст. / Н. Л. Лейдерман // Русская литература XX-XXI веков: направления и течения / Урал. гос. пед. ун-т ; под ред. Н. В. Барковской [и др.]. -Екатеринбург, 2007. Вып. 9. - С. 5-22.

69. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература Текст. : в 3 кн. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. М. : Эдиториал УРСС, 2001. - Кн. 1 : Литература «Оттепели» (1953-1968). - 288 с.

70. Лейдерман, Н. Л. Траектории «экспериментирующей эпохи» Текст. / Н. Л. Лейдерман // Русская литература XX века: закономерности исторического развития / отв. ред. Н. Л. Лейдерман. Екатеринбург, 2005. - Кн. 1 : Новые художественные стратегии. — С. 7-49.

71. Липовецкий, М. Н. Сказка в прозе двадцатых годов Текст. / М. Н. Липовецкий // Липовецкий М. Н. Поэтика литературной сказки: (на материале рус. лит. 1920-1980-х гг.) / М. Н. Липовецкий. Свердловск, 1992.-С. 60-79.

72. Лихачев, Д. С. Жанровые различия в изображении людей Текст. / Д. С. Лихачев // Человек в литературе Древней Руси. М., 1958. - С. 141150.

73. Лихачев, Д. С. Зарождение и развитие жанров древнерусской литературы Текст. / Д. С. Лихачев // Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе / Д. С. Лихачев ; отв. ред. О. В. Творогов. -Л., 1986.-С. 79-95.

74. Лихачев, Д. С. Литература эпохи «Слова о полку Игореве» Текст. / Д. С. Лихачев // Библиотека литературы Древней Руси : в Ют. / под ред. Д. С. Лихачева [и др.]. СПб. 1997. - Т. 4. - С. 5-25.

75. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы Текст. / Д. С. Лихачев. Л. : Наука, 1967. - 372 с.

76. Лихачева О. П. Комментарий / «Сказание об Евстафии Плакиде». Т. 3, XI-XII века // Библиотека литературы Древней Руси Текст. : в Ют./ под ред. Д. С. Лихачева [и др.]. СПб. : Наука, 1997-2000. - С. 361.

77. Ложкова Т. А. Система жанров в лирике декабристов Текст.: монография / Т. А. Ложкова; Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург : 2005.-415 с.

78. Лурье, М. Л. Странствия души по тому свету в русских обмираниях Текст. / М. Л. Лурье, А. В. Тарабукина // Живая старина. 1994. - № 2. -С. 21-26.

79. Маковский, С. К. На Парнасе Серебряного века Текст. / С. К. Маковский. М. : Наш дом - L'age d'Home ; Екатеринбург : У-Фактория, 2000. - 400 с.

80. Манн, Ю. В. Поэтика Гоголя: вариации к теме Текст. / Ю. В. Манн. -М. :Coda, 1996.-474 с.

81. Маркелов, Г. В. Книга иконных образцов Текст. : в 2 т. / Г. В. Маркелов. СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2006. — Т. 2. - 616 с.

82. Маркович, В. М. От анекдота к мифу Текст. / В. М. Маркович // Маркович В. М. Петербургские повести Н. В. Гоголя / В. М. Маркович. -Л., 1989.-С. 112-134.

83. Медведев, П. Н Бахтин, М. М.. Формальный метод в метод в литературоведении [Текст] : крит. введ. в социол. поэтику / П. Н. Медведев. Л. : Прибой, 1929. - 191 с.

84. Можейко, М. А. Идеализм Текст. / М. А. Можейко // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001.-С. 380-381.

85. Можейко, М. А. Мистика Текст. / М. А. Можейко // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001. - С. 639-640.

86. Можейко, М. А. Откровение Текст. / М. А. Можейко // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001.-С. 750.

87. Можейко, М. А. Язычество Текст. / М. А. Можейко // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. — М. ; Минск, 2001.-С. 1293-1294.

88. Надеждина Н. Мистицизм в русской народной среде Текст. / Н. Надеждина // Живописная Россия. 1902. - № 81. - С. 343-350.

89. Неведомский, М. О современном художестве Текст. / М. Неведомский // Мир божий. 1904. - № 8. - С. 18-25.

90. Нечаева, Т. В. Два малоизвестных видения в нижегородской литературе XVII века Текст. / Т. В. Нечаева // Герменевтика древнерусской литературы : сб. ст. / отв. ред. А. С. Демин. М., 1992. -Сб. 4. - С. 65-78.

91. Никола, М. И. Сюжетно-композиционные особенности средневековых видений Текст. / М. И. Никола // Проблемы литературных жанров : материалы четвертой науч. межвуз. конф., 28 сент. 10 окт. 1982 г. / отв. ред. Ф. 3. Канунова. — Томск, 1983. - С. 8-9.

92. Ничипоров, И. «Поэзия темна, в словах не выразима»: творчество И. Бунина и модернизм Текст. : монография / И. Ничипоров. М. : Метафора, 2005. - 256 с.

93. Овчаренко, В. И. Амбивалентность Текст. / В. И. Овчаренко // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. -М.; Минск, 2001.-С. 37.

94. Ольшевская, JI. А. «Простота и прелесть вымысла.» Текст. / JI. А. Ольшевская // Древнерусские патерики. Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик / сост. JI. А. Ольшевская, С. Н. Травников. -М., 1999.-С. 233-252.

95. Перверзев, В. Ф. Литература Древней Руси Текст. / В. Ф. Перверзев ; отв. ред. Д. Н. Робинсон. М. : Наука, 1971. - 302 с.

96. Петрова, Н. А. Литература в неантропоцентрическую эпоху. Опыт О. Мандельштама Текст. : монография / Н. А. Петрова ; Перм. гос. пед. ун-т. Пермь : [б. и.], 2001. - 311 с.

97. Пиккио P. Slavia Orthodoxa: Литература и язык Текст. / Р. Пиккио ; отв. ред. Н. Н. Запольская, В. В. Калугин. — М. : Знак, 2003. 750 с.

98. Пономарева, Е. В. Стратегия художественного синтеза в русской новеллистике 1920-х годов Текст. : монография / Е. В. Пономарева. — Челябинск : Б-ка А. Миллера, 2006. 452 с.

99. Ш.Попова, И. Л. Сатира Текст. / И. Л. Попова // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкина. М., 2001.-С. 950.

100. Прокофьев, Н. И. Видения как жанр в древнерусской литературе Текст. / Н. И. Прокофьев // Вопросы стиля художественной литературы / под общ. ред. А. И. Ревякина. М., 1964. - С. 33-56.

101. Прокофьев, Н. И. Образ повествователя в жанре «видений» литературы Древней Руси Текст. / Н. И. Прокофьев // Ученые Записки Московского государственного педагогического института. М., 1967. -Т. 256, ч. 1.-С. 36-39.

102. Робинсон, А. Н. Литература Древней Руси Текст. / А. И. Робинсон // История всемирной литературы : в 9 т. / гл. ред. Г. П. Бердников. — М., 1984.-Т. 2.-С. 408-437.

103. Рогачевская, Е. Жанровая система древнерусской литературы Текст. / Е. Рогачевская // Древнерусская литература : кн. для чтения / сост. Е. Рогачевская. М., 1996. - С. 546-551.

104. Пб.Роднянская, И. Б. Художественное время и художественное пространство Текст. / И. Б. Роднянская // Краткая литературная энциклопедия : в 9 т. М., 1978. - Т. 9. - С. 771-774.

105. Ромодановская, Е. К. Рассказы сибирских крестьян о видениях (к вопросу о специфике жанра видений) Текст. / Е. К. Ромодановская // Труды Отдела древнерусской литературы. СПб., 1996. - Т. XLIX. - С. 141-156.

106. Ромодановская, Е. К. Сибирь и литература. XVII век Текст. / Е. К. Ромодановская. Новосибирск : Наука, 2002. — 390 с.

107. Савушкина, Н. И. Легенда о граде Китеже в старых и новых записях Текст. / Н. И. Савушкина // Русский фольклор: Русская народная проза. Л., 1972. - Т. 13. - С. 58-76.

108. Семенов, Н. С. Средневековая философия Текст. / Н. С. Семенов // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. -М.; Минск, 2001. С. 987-991.

109. Стеклов, Ю. Социально-политические условия литературного распада Текст. / Ю. Стеклов // Литературный распад : крит. сб. СПб., 1908. -С. 5-58.

110. Тамарченко, Н. Д. Жанр Текст. / Н. Д. Тамарченко // Теория литературы : учеб. пособие для студентов вузов : в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. — М. : Академия, 2004. Т. 1 : Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. — С. 361-443.

111. Токарев, С. А. Иезекииля видение Текст. / С. А. Токарев // Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. — М., 2000. -Т. 1.-С. 481-482.

112. Усманова, А. Р. Модернизм Текст. / А. Р. Усманова // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001.-С. 651-652.

113. Федотов, Г. П. Святые древней Руси Текст. / Г. П. Федотов. М. : Терра, 1990.-220 с.

114. Флоренский, П. А. Иконостас Текст. / П. А. Флоренский. М. : Искусство, 2005. - 254 с.

115. Хализев, В. Е. Теория литературы Текст. : учеб. для студентов вузов / В. Е. Хализев. М. : Высш. шк., 2000. - 398 с.

116. Химич, В. В. О художественной системе А. П. Чехова Текст. / В. В. Химич // Русская литература XX века: закономерности исторического развития / отв. ред. Н. JI. Лейдерман. Екатеринбург, 2005. - Кн. 1 : Новые художественные стратегии. - С. 50-70.

117. Шайтанов, И. О. Мастер Текст. / И. О. Шайтанов // Вопросы литературы. 1988. -№ 12. - С. 32-65.

118. Шайтанов, И. О. Мыслящая муза: «Открытие природы» в поэзии XVIII века Текст. / И. О. Шайтанов. М. : Прометей, 1989. - 257 с.

119. Шайтанов, И. О. «Но Русь была одна. » Текст. / И. О. Шайтанов // Замятин Е. И. Мы : романы, повести, рассказы, сказки / Е. И. Замятин. -М., 1989.-С. 3-21.

120. Шалыгин, А. Г. Учение о периодах Текст. / А. Г. Шалыгин // Шалыгин А. Г. Теория словесности и хрестоматия : учеб. пособие для училища глухонемых / А. Г. Шалыгин. СПб., 1909. - С. 101-109.

121. Шатин, Ю. В. Эстетика агиографического дискурса в поэме В. В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» Текст. / Ю. В. Шатин // Дискурс. 1996. - № 2. - С. 24-30.

122. Шифман, И. Ш. Западносемитская мифология Текст. / И. Ш. Шифман // Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. М., 2000. - Т. 1. - С. 457-460.

123. Шмидт, В. Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Е. И. Замятина «Наводнение» Текст. / В. Шмидт // Русская литература. 1992. - № 2. - С. 56-67.

124. Шуман, А. Н. Библия Текст. / А. Н. Шуман // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001.-С. 109-111.

125. Шуман, А. Н. Эсхатология Текст. / А. Н. Шуман // Всемирная энциклопедия: Философия / гл. науч. ред. А. А. Грицанов. М. ; Минск, 2001. - С. 1273-1274.

126. Эйхенбаум, Б. Лесков и современная проза Текст. / Б. Эйхенбаум // Эйхенбаум Б. О литературе : работы разных лет / Б. Эйхенбаум. Л., 1987.-С. 409-423.

127. Эйхенбаум, Б. Как сделана «Шинель» Гоголя Текст. / Б. Эйхенбаум // Эйхенбаум Б. О прозе / Б. Эйхенбаум. Л., 1969. - С. 306-326.

128. Яковлев, М. В. Мистика Текст. / М. В. Яковлев // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. А. Н. Николюкин. М., 2001.-С. 555-556.

129. Ярхо, Б. И. Из книги «Средневековые латинские видения» Текст. / Б. И. Ярхо // Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации / отв. ред. А. Б. Алаев.-М., 1989.-Вып. 4.-С. 18-55.

130. Sierotwienskiy, S. Slownik tervinow literackich Текст. / S. Sierotwienskiy // Тамарченко H. Д. Теоретическая поэтика: понятия и определения : хрестоматия-практикум для студентов вузов / Н. Д. Тамарченко. М., 2001. - С. 158-172.

131. Лазарева, К. В. Традиции жанра видений в повести И. С. Тургенева «Клара Милич (После смерти)» Электронный ресурс. / К. В. Лазарева // Спасский вестник. 2005. - № 12. - Режим доступа : http://www.turgenev.org.ru/e-book/vestnik-12-2005/lazareva.htm.

132. Лепахин, В. Воинство в древнерусской литературе и иконописи Электронный ресурс. / В. Лепахин. Режим доступа : http://pravoslavye.org.ua/index.php?action=fullinfo&r type=article&id=691

133. Полонский, В. Агиография Электронный ресурс. / А. Полонский. -Режим доступа : http://www.krugosvet.ru/articles/104/1010498/print.htm.

134. Тюпа, В. И. Очерк современной нарратологии Электронный ресурс. / В. И. Тюпа // Критика и семиотика. М., 2002. - Вып. 5. - Режим доступа : http://www.nsu.ru/education/virtual/cs5tiupa.htm

135. Шатохина, Р. Д. София Премудрость Божия в русской иконописи Электронный ресурс. / Р. Д. Шатохина. — Режим доступа : http://www.prokimen.ru/article 1974.html

136. Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

137. Статьи, опубликованные в рецензируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК МОиН РФ

138. Третьяков, А. В. Рассказ Е. И. Замятина "Дьячок" (1915): диалог с жанром библейского видения / А. В. Третьяков // Мир науки, культуры, образования. 2008. - № 4. - С. 43-45.

139. Публикации в сборниках научных трудов и материалах научных конференций