автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Сакральный и поэтический текст как предмет филологической герменевтики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сакральный и поэтический текст как предмет филологической герменевтики"

На правах рукописи УДК 800,01-1+803.0-02

АБРАМОВ Сергей Рудольфович

Сакральный и поэтический текст

как предмет филологической герменевтики (на материале германских языков)

Специальность 10.01,08 — «Теория литературы. Текстология»

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена на кафедре германской филологии Государственного образовательного учреждения Высшего профессионального образования «Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Нина Олеговна Гучинская |

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Анатолий Викторович Лашкевич

доктор филологических наук, профессор Арам Айкович Асоян

доктор филологических наук, профессор Андрей Валентинович Ачкасов

Ведущая организация: Институт русской литературы РАН

(«Пушкинский Дом»)

Зашита состоится 14 декабря 2006 г. в 16 часов на заседании диссертационного совета Д 212.199.07 по присуждению учёной степени доктора филологических наук при Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена по адресу: 199053, Санкт-Петербург, В.О., 1-я линия, д. 52, аудитория 48.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке РГПУ им. А.И. Герцена по адресу: 199186, Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д. 48, корп. 5.

Автореферат разослан ^» 2006 г.

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент /¿¿-с-е Н.Н. Кякшто

Общая характеристика работы

Актуальность темы и направленность исследования определяется рассмотрением герменевтики как организующего начала интерпретации сакральных и поэтических текстов и выделением аспектов герменевтического процесса, Актуальность диссертации определяется и тем, что в ней впервые проведено исследование природы сакральности в филологическом аспекте, актов понимания (и непонимания) и техник понимания, предложена новейшая модель толкования таких предельно сложно организованных текстов с духовной смысловой структурой, как поэтические и/или сакральные. Если феномен поэтического (и мифопоэтического) исследован в филологии широко и с различных позиций (теоретические труды и интерпретации А, Белого, J1.B, Щербы, ОПОЯЗа, В.В. Виноградова, В.М. Жирмунского, P.O. Якобсона, О.М. Фрейденберг, Ю.М. Лот-мана и Московско-Тартуской семиотической школы, Т.И, Сильман, С.С. Апе-ринцева, М.Л. Гаспарова; постмодернистский анализ Б.М, Гаспарова; работы К. Фосслера, Л. Шпитнера, Т.С, Элиота и мн. др.), то семиотика сакрального остается для филологии лакуной, поскольку детальному рассмотрению семиотический аспект сакральности не подвергался вовсе, Некоторые наброски теории и подходы к практическому анализу намечены у Э. Кассирера, С.Н. Булгакова, П,А. Флоренского, А.Ф. Лосева, В.М. Жирмунского, В.Г. Адмони и Н.О, Гучин-ской. Анализ условий, методов и мотивов перевода Библии актуален для критического исследования текста Писания, особенно представленного в многочисленных национальных версиях, имеющих свою самостоятельную историческую значимость и культурную ценность в качестве религиозных и литературных памятников и исторических документов.

Методология исследования представляет собой результат дальнейшей разработки теоретических принципов, выдвинутых как в отечественной, так и зарубежной науке. Важнейшими из них являются принцип историзма, принцип междисциплинарного (интердискурсивного) анализа, принципы герменевтического круга и рецептивной эстетики. Методы анализа, предпринятые в данной работе, — герменевтическая рефлексия и авторефлексия: осмысление частных проблем и толкование и понимание конкретных текстов возможны лишь в контексте историко-диахронического анализа герменевтической мысли. В работе используются разные частные методы исследования текста — описание, анализ, интерпретация в той мере, в которой они кажутся автору уместными и необходимыми для решения поставленных задач. Анализ затрагивает различные уровни функционирования языковых единиц — фонетический, морфемный, грамматика-морфологический, лексический, синтаксический, однако полное исследование текстов на каждом из уровней в задачу автора не входит. Все уровневые аспекты анализа подчинены семантической интерпретации элементов текста и внутритекстовых связей в соответствии с семантикой произведения.

Объектом исследования служит филологическая герменевтика во всем се диахроническом объеме, ее культурно-исторический контекст, становление категориального аппарата, оппозиция идей и экзегетических практик и их роль в

развитии герменевтического метода в литературоведении, современной германистике и англистике; предметом анализа служат ключевые философские, богословские, риторические и поэтические тексты, текст Священного Писания и его национальные версии: готская, немецкие, английские, а также латинская (Вульгата), славянская и русские.

Целью анализа, предпринятого в данной работе, является типологическое изучение герменевтических идей и экзегетических методов, исследование природы, структуры и семиотики сакрального текста и его связи с текстом поэтическим. Цель определила методологию, задачи, содержание и структуру исследования.

Задачи исследования заключаются в том, чтобы

1. дать определение и обоснование объективно наблюдаемым этапам становления и развития филологической герменевтики;

2. провести анализ герменевтических идей (от античных, древнееврейских и раннехристианских до новейших), дать их системное описание;

3. показать их взаимозависимость и взаимовлияние; определить национальные, конфессиональные, культурно-исторические особенности и универсальные структурные характеристики различных герменевтических традиций, а также воздействие этнокультурных, конфессиональных и прагматических установок интерпретаторов, с одной стороны, и организованности самого текста (канона), с другой стороны, на методы и результат толкования текста; описать категориальный аппарат современной филологической герменевтики;

4. представить типологию актов и техник понимания и его фиксаций в текстовой форме;

5. создать модель герменевтического процесса и дать толкование текстов по этой модели;

6. провести анализ английских версий Священного Писания как единой художественно-коммуникативной системы.

Научная новнзна исследования заключается: 1)в разработке концептуально-теоретического аппарата герменевтической теории и методов толкования сакральных и поэтических текстов в целом; 2) в обобщении теоретических проблем, касающихся лингвистического феномена понимания и интерпретации текста; 3) в комплексном исследовании языковых особенностей сакральных и поэтических текстов; 4) в разрешении следующих теоретических и практических вопросов, связанных с частными герменевтическими проблемами: а) соотношение субъективности (антропоцентрического фактора) и объективности в истории толкования сакральных текстов; б) связь стилистических и поэтических особенностей текста как внутри одного текста, так и в их историческом развитии. Само по себе обобщающее исследование такого рода и в таком объеме предпринимается впервые. Исторический анализ герменевтической теории впервые проводится с филологических позиций. Новой является и попытка рассмотреть составляющие герменевтического процесса, а также классификация речемыслительных действий, соответствующих разным уровням понимания.

Теоретическая значимость работы заключается в рассмотрении сакрального текста как ядерной части единой словесно-художественной системы на-

1

циональной культуры, а самих компонентов ее— национальных версий Писания — как иерархически организованных членов художественно-языкового ряда произведений национальной словесности. Теоретическое значение имеет и герменевтический подход к анализу текстов в историко-диахроническом и синхроническом аспектах, и экспликация герменевтических установок, и создание модели герменевтического процесса. Теоретически значимым является анализ важнейших категорий герменевтики, в частности теоретическое осмысление проблемы аллегорезы и ее отношения к символическому характеру текста, В работе интерпретируется процесс возникновения англоязычных версий Нового Завета, их динамика в социокультурной интеракции и эволюции; предложена методика толкования текста, которая может быть взята за основу интерпретации любой национальной версии Библии, а также иных литературных и исторических памятников.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в суммирующем представлении всей истории герменевтической мысли, в представленном анализе сакральных и поэтических текстов, взятых из разных эпох, и в возможности использования материала анализа и теоретических выводов на лекциях, спецкурсах и семинарах по филологической герменевтике, методам лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста, интерпретации текста, стилистике художественной речи, теории художественного перевода и по истории лингвистических и литературоведческих учений. Герменевтическая концепция, представленная в работе, может служить интегрирующим культурфилософским основанием для теории и практики коммуникации, культурологии и философской антропологии, которые, в свою очередь, и формируют сущность современного гуманитарного образовательного пространства. Герменевтическая рефлексия развивает критическое и самокритическое сознание интерпретатора, а также стимулирует критический научный подход к изучению текстов.

На защиту выносятся следующие положения:

1, Герменевтика — это учение об истолковании текста, которое строится на основе социальных актов понимания и взаимопонимания. Понимание (как и непонимание) есть результат толкования и рефлексии, осуществляемых посредством языка и в рамках доминирующих пресуппозиций (канонических в случае сакрального текста, эстетических в случае поэтического), В связи с этим проблема понимания есть проблема толкования.

2, Сакральный текст и поэтический текст — генетически и типологически родственные феномены, наиболее адекватно толкуемые герменевтическим методом; сакральный и поэтический текст взаимообратимы: генетически поэтическое есть десакрализованное средствами искусства сакральное, т.е. текст в его преимущественно эстетической функции, но и поэтический текст может превратиться в сакральный в результате религиозно-этической конверсии,

3, Герменевтический метод наиболее полно реализуется в единстве традиции (историко-диахронически) и современности: адекватность толкования определяется как инвариантом (каноном), так и подвижным и преходящим контек-

3

стом («горизонтом сошания» интерпретатора, социальными, культурными и ценностными установками).

4. Сакральный дискурс представляет собой качественно иную по сравнению с общеречевыми функциональными стилями систему, включающую в себя не только синхронические, но и историко-диахронические характеристики, которые объединяются в единую систему.

5. Поэтический текст функционирует как цельная метафора, включающая в себя все остальные виды тропов: как слепок внутреннего, душевного мира, как образ и подобие «Я» поэта; тогда как сакральный текст претендует на адекватность мирозданию и функционирует как символ бытия.

6. Процесс герменевтической интерпретации текста характеризуется четырьмя аспектами: историко-филологическим, экзистенциальным (субъективно значимым, ценностным), лингвистическим и прагматическим (семиотическим).

7. Все герменевтические категории, сосредоточенные в сакральном и поэтическом тексте как рече-языковом единстве, функционируют в реальном историческом развитии, выступая, с одной стороны, как вариации в разных художественных контекстах, с другой — как вариации соответствующих этических и эстетических категорий.

8. Текст в герменевтическом процессе — в толковании, понимании, переводе на иной язык —- есть непосредственная актуализация движущегося, активного сознания (рефлексии), точка пересечения двух контекстов: индивидуального, стремящегося к объективированию, к выражению; и общекультурного, стремящегося к впечатлению, творчески преображаемого в процессе усвоения его субъектом.

Апробация теоретических положений и результатов исследования. Основные положения и результаты диссертационного исследования изложены в докладах на международных, всероссийских и межвузовских конференциях в Санкт-Петербурге, Твери, Перми, Ростове-на-Дону, Ставрополе, Майкопе, на заседаниях кафедры германской филологии и кафедры перевода в Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена, в двух монографиях по филологической герменевтике, а также в 29 публикациях в печатных и электронных изданиях. Материал диссертации использовался в лекторской и переводческой практике автора в Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена, в Адыгейском государственном университете, в Санкт-Петербургском гуманитарном университете профсоюзов и в Санкт-Петербургском институте богословия и философии.

Структура и объем работы. Структура и объем диссертации отражают логику и порядок исследования поставленных задач. Диссертация состоит из введения, трёх глав и заключения, библиографического списка и приложения и занимает 514 страниц машинописного текста. Библиографический список использованной литературы состоит из 522 наименований на русском и иностранных языках, а также 18 справочно-энциклопедических изданий, 50 анализируемых библейских версий и 16 источников поэтических текстов.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, определяется степень се разработанности, проводится обзор использованных источников и научной литературы, определяются исходные положения герменевтического метода, объект и метод исследования, его цели и задачи, теоретическая и практическая значимость и научная новизна, а также содержатся основные положения, выносимые на защиту,

В Первой главе «Герменевтический метод в историческом аспекте» рассматриваются общие вопросы герменевтической теории, как структурно-синхронические, так и историко-диахронические (генетическая связь и взаимозависимость сакрального и поэтического дискурса); семиотический аспект са-кральности и поэтичности; звуковой иконизм сакрального и поэтического текста и его связь с символическим мышлением; в хронологической последовательности проводится анализ важнейших герменевтических традиций (античной, иудейской, христианской — от новозаветной до ранней протестантской и просвещенческой).

В первом разделе «О предмете исследования. Текст сакральный и текст поэтический» рассматриваются следующие проблемы: место герменевтики в современной филологии; смысл и понимание, техники усмотрения и построения смыслов и техники понимания; герменевтическая типология актов понимания; семиотический аспект сакральности и поэтичности; звуковой иконизм сакрального и поэтического текста и символическое мышление; иконизм, метафора и символ; генетическое родство сакрального и поэтического; их типологическая близость; типология звукового иконизма и процессы семантизации фонологических единиц; звуковая метафора.

Филологическая герменевтика в ее современном состоянии претендует на роль методологии филологических (и шире — гуманитарных) наук. Будучи наукой о понимании, толковании, осмыслении текста в соответствии с научно обоснованными и логически сформулированными принципами и методами, она тесно связана как с общей герменевтической теорией, которую Ф. Шлсйермахер определял как «теорию искусства понимания», так и собственно литературоведением и лингвистикой, выступая в них в качестве одного из методов, И поэтому филологическая герменевтика включает в себя изучение: языка как онтологической категории (т.е. языкового бытия); истории, социального и культурного контекста интерпретаций; авторских намерений и установок; понимания, его техник и экспликации смысла (в особенности приращенного, комплементарного); интерпретационных методов,

Герменевтическая традиция особенно трудна для осмысления из-за своего богатства и разнообразия. Выделение предмета герменевтики как науки, по-видимому, произошло еще в глубокой древности, по крайней мере в виде противопоставления двух видов употребления языка, прямого и непрямого, ясного и темного, в виде противопоставления логоса и мифа и, следовательно, двух способов восприятия речи — понимания и толкования. Об этом свидетельствует

приписываемый Гераклиту знаменитый фрагмент, в котором характеризуются изречения Дельфийского оракула: «владыка, чье прорицалище существует в Дельфах, не говорит и не скрывает, но означает». Очень рано, уже с конца VI в. до н.э., начинается и собственно «ученая» экзегеза национальных поэм, искавшая некоторого скрытого— аллегорического, морального и физического — смысла в мифах и текстах Гомера. Сфера герменевтики очерчена, таким образом, экзегезой в широком смысле этого слова. Но от экзегетики герменевтику отличает то. что она занята не просто искусством истолкования, но прежде всего правилами такого искусства.

Филологическая герменевтика в своей горизонтальной проекции охватывает весь спектр гуманитарных наук, в первую очередь — общую теорию текста, феноменологию понимания и поэтику; но будучи наукой о Логосе (Э. Бетти, А.Ф. Лосев, Г.И. Богин), в своей вертикальной проекции она придает этим наукам новое измерение, новый методологический объем: превращает их в антропоцентрические, логоцентрические, поскольку изучает свой предмет в аспекте смыслопорождения и смысловосприятия. Поскольку в конечном счете все науки о Духе (В. Дильтей) связаны с интерпретацией, они всё в большей мере осознают необходимость герменевтической рефлексии. Мысль о том, что интерпретация и понимание лежат в основе всех наук, основанных на истолковании текстов, привела В. Дильтея к предположению о том, что герменевтика может служить всеобщей методологией гуманитарного знания. Герменевтика также отличается междисциплинарным характером, что делает это направление филологии актуальным, поскольку современная интеллектуальная эпоха определяется прежде всего тотальной междисциплинарностыо. Хотя герменевтика выделилась в самостоятельную область исследований под влиянием идеологии немецкого протестантизма и обрела собственно научный статус в Германии (И. Землер, И. Эрнести, Ф. Аст, Ф. Шлейермахер), в трудах преимущественно немецких же ученых получила свой современный облик европейской науки (В. Дильтей, М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер), она сделалась универсальной методологией филологической науки, а ее синтезирующий характер оказался сродни духу русской филологической науки, где сама филология не была расщеплена на многочисленные частные дисциплины.

Во многих областях культуры к середине XX века наметился сопоставимый переход от классического инструментария к неклассическому. Для наук о природе это — принципы относительности и дополнительности, оставляющие свободу избирать ту или иную систему изначальных аксиом, а для социальных и гуманитарных наук — герменевтика, оставляющая свободу избирать точку зрения «наблюдателя», сохраняющая субъективность толкователя не как недостаток анализа, но как нередуцируемую духовную ценность. Близким отечественной традиции оказалось неожиданно современное стремление герменевтики снять антиномию субъектно-объектных отношений (каковые, начиная от «Логики» Аристотеля, до недавнего времени считались обязательной и характерной чертой европейского научного мышления). Ценность герменевтической методологии в ее не-позитивистском характере, в отказе от попыток подчинить филологию инструментарию естествознания (причем в понимании XIX века).

Поэтическая, как и сакральная, информация измеряется степенью ее противопоставленности иной информации (исходной, прямо означенной, служащей фоном), содержащейся в тексте, Этим теоретически и определяется своеобразие поэтического и/или сакрального текста в ряду жанров, его специфика как «языка в языке» (Поль Валери). Практически, однако, в конкретной общественно-исторической ситуации поэтическая и сакральная информация измеряется не этой «онтологической» мерой. При восприятии отдельных сообщений она учитывается только как фон. На первом плане выступает другая, социально и исторически обусловленная величина. Это уровень оппозиции данного сообщения запасу уже известной поэтической и сакральной информации, то есть степень его выразительности в контексте, на фоне «нулевой степени письма» (Р. Барт): для поэтического текста таким контекстом выступает — по убывающей — национальная традиция, литературный жанр, индивидуальный авторский стиль. Для сакрального текста контекст определяется— от центра к периферии — библейским каноном (т.е. совокупным, специфически организованным текстом Священного Писания), Св. Преданием (творениями христианских апологетов и отцов Церкви), богословской традицией конкретной эпохи и места, всем богословским дискурсом. Профанный, т.о. поэтический эквивалент сакрального канона— поэтический жанр, конвенция (или несколько сосуществующих конвенций), которая содержит «приемы» (стилистические, композиционные, образные и т.п.), уже опробованные, отработанные, освященные в ее рамках. Всеми принятая конвенция — это своего рода установление, систематизирующее и регулирующее обязанности поэзии по отношению к читателям, Это образец, по которому читатель проверяет «правильность» сообщения. Как всякое установление, конвенция создает область взаимопонимания между общающимися партнерами. Однако, всякое понимание, достигнутое на почве соглашения, сопряжено с постоянной опасностью непонимания. Вопросы эти до сих пор не исследованы, что и позволяет считать, что специальная работа по герменевтике сакрального и поэтического текста является актуальной и в известной степени новой, однако продолжающей традиции, представленные филологическими трудами Ф, Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера Р. Барта, Г.Г. Шпета, П.А, Флоренского, ПИ. Богина, Н.О. Гучинской и др.

Как наука, герменевтика имеет свой самостоятельный объект, непересекающийся с областью (традиционной) стилистики: это сфера толкования текста и понимания его смыслов. Это признавали и ученые, выступавшие оппонентами герменевтической методологии; предмет герменевтики отличается от предмета смежных наук, изначально ориентированных на исследование лингвистической ткани, «плоти текста» — в первую очередь лингвистической прагматики и лингвистики текста, «Герменевтика является единственным методом, ограждающим стилистику от „примесей" и гарантирующим сохранение ей сущности как науки поэтической» (Н.О, Гучинская). Герменевтику следует понимать но только как отдельную научную дисциплину, но и как методологию науки (в первую очередь филологической): параллельные истории герменевтики, методологии науки и философии часто имеют подспудные точки пересечения. Как метод герменевтика может быть положена в основание как стилистического, так и по-

.ггологичеекого анализа Именно герменевтика может быть признана методом, гарантирующим полноту понимания текста, особенно текста со сложной смысловой организацией, каковым является всякий художественный текст вообще, а сакральный и поэтический — в особенности. Чтобы сделать герменевтику методом изучения не только сакрального, но и всякого поэтического (и шире — художественного) текста вообще и отграничить эту область филологии от общей стилистики, которая занимается в том числе и использованием языка в литературе, недостаточно начать с субъективной оценки элементов стиля сакрального или поэтического текста. Совершенно очевидно, что эвристическая стадия должна предшествовать любой попытке научного описания. Отсюда и необходимость размышлений над семиотической природой сакрального и анализ >во-люцин герменевтических концепций, с которых начинается первая глава диссертации.

Есть две противоположные точки зрения на герменевтику в ее отношении к науке. Один взгляд сводится к тому, что может существовать герменевтика как методология филологической и богословской науки, искусства и юриспруденции, т.е. как культурно-исторический феномен, в пределе своем ограниченный семиотической областью (в первую очередь предметами духа: сакральными, поэтическими, литературными текстами, произведениями искусства и т.д.). Это предельная жспликация традиционного взгляда. Сам этот традиционный взгляд эволюционировал, и весьма решительно. В пост-античной Европе, когда христианская наука порвала с античной философией, герменевтика была по преимуществу экзегетической дисциплиной, применяемой к тексту Священного Писания. И хотя эта текстуально ориентированная герменевтика была далека от наивной — поскольку включала изощренные теории символа, аллегории и се-миозиса, — она все же оставалась привязанной к экзегетической практике. Так было до эпохи Нового времени, которое наступило для герменевтики относительно поздно, с появлением трудов таких мыслителей, как Ф. Шлейермахер и В. Дильтей; именно они придали герменевтике современный вид; о революции, осуществленной этими учеными, говорится во второй главе. Поворот герменевтики в сторону методологии происходит в XX в. Хотя первые намеки на такой поворот можно найти уже в «философии жизни» позднего Дильтея и у Ницше, заявившего, что «нет фактов, есть только интерпретации», герменевтику как философскую дисциплину в этом ключе развивает М. Хайдеггер и его ученик Х.-Г. Гадамер. Если у Хайдеггера герменевтика нацелена на самопонимание фактически существующего человека, то Гадамера интересует сфера гуманитарного знания, он стремится осмыслить «историчность» и «языковость» человеческого опыта. В постмодернистскую эпоху возникает и «расширенное» понимание герменевтики, когда не только «слова», но и «вещи» (М. Фуко) становятся предметом герменевтического анализа, а герменевтика как метод признается универсальным методом всех гуманитарных и социальных наук. Такая «расширенная» герменевтика стала возможной лишь тогда, когда размылись границы между классическими научными направлениями, что и является характерной особенностью постмодернистского дискурса.

Что касается практической значимости герменевтики сегодня, то о ней вер-

но говорил Г.И, Богин, полагавший, что «гигантский когнитивный и методологический аппарат филологической герменевтики станет в XXI в. питательной средой для коренного улучшения педагогики, школы, равно как и всех других источников формирования человека»,

Развитие категории понимании связано с зарождением античной герменевтики, Проблема понимания многократно упоминается в «Риторике» Аристотеля: в связи с переводом, толкованием и как общий принцип формирования суждений, Проблема понимания (и непонимания), его отношение к знанию и языку анализируется Платоном в «Теэтете», В «Богословско-политическом трактате» Спинозы содержится тезис о том, что понимание (Библии) должно основываться на разделении двух разнородных составляющих: того, что можно почерпнуть из самого текста, и того, что привносится в него как религиозный канон. Хотя техниками понимания фактически занимались многие мыслители (начиная с учения Св. Ансельма Кентерберийского об интендировании, XI век), никто техник понимания не систематизировал и даже никто не называл их техниками понимания до работ Г.И. Богина, Поэтому в настоящее время еще нет исчерпывающей типологии понимания. Понимание является исходным феноменом мышления. Способность понимать окружающий мир, других людей и самого себя составляет необходимую когнитивную особенность человека как деятельного существа. И тем не менее, этот общепризнанно важный объект изучен слабее многих других, а определения категории «понимание» неоднозначны и разноречивы. Хотя понимание предстает как лингвистический феномен, эта проблема претендует на междисциплинарность и многоплановость. «Понимание» задается в герменевтике как комплексная методологическая проблема, которая должна анализироваться с семиотической, теоретико-системной и гносеологической точек зрения,

В своем непосредственном выражении процесс понимания столь же древен, как и другие существенно важные аспекты человеческой жизнедеятельности (например, труд и язык), В качестве теоретической доктрины герменевтика издревле рассматривала словесный или, точнее, письменный аспект понимания как искусство поиска смысла, скрытого в тексте. Тем самым герменевтика нащупала в анализе текста верный путь решения проблемы понимания в целом как раскрытие смысла любых проявлений человеческой жизнедеятельности и культуры. В традиции формулирования понятия «понимания» в герменевтике есть свое непреходящее рациональное содержание. Оно связано с самой идеей понимания как работы сознания, направленной на постижение смысла. Таким образом, понятия «смысла» и «понимания» являются соотносительными и не могут рассматриваться в отрыве друг от друга: нет смысла вне понимания, а понимание есть всегда усвоение некоторого смысла.

Трудности оперирования термином «смысл» объясняются его неоднозначностью в логике, психологии и семиотике, В диссертации принято следующее: смысл возникает в акте понимания, как результат толкования. Таким образом, всякое явление, всякий элемент действительности, преобразованный и освоенный в интерпретации, становясь ценностью определенной культуры, приобретает смысл для социальной общности и отдельной личности, с ней связанной.

Смысл и осмысление приобретают социокультурный статус. Смысл указывает уже не на предмет, а на ситуацию, в которой данный знак имеет данное шаче-ние. Смысл как «идеальная форма веши» (Гегель) не имеет решительно ничего общего с реальной телесно осязаемой формой этого тела, в котором она представлена и посредством которой она только и «существует», обладая «наличным бытием» или, в переводе Н.О. Гучинской, «сиюбытностыо» (Омет Хайдегге-ра). Из предмета рассудочного анализа внеположенное субъекту бытие (данное как подлежащий истолкованию текст) в процессе понимания его переживается как «смысл», т.е. органично входит в духовную структуру личности, в его духовную жизнедеятельность. Действительно, при переживании смысла главным для субъекта является понимание, позволяющее ему включиться в конечном счете непосредственно в бытие, усвоить его, соединиться с миром в процессе языковой интеракции, вступить в коммуникативный акт с некоторыми важными для субъекта сущностями (ценностями), понимаемыми либо как природные и социальные феномены, либо как мистические и духовные, но в обоих случаях активные и значимые для осмысленного существования человеческого «Я» в неразрывной связи со смыслополагающим Целым. Понимание есть работа сознания, его определенное состояние, его возможности. Реальное существование человека всегда наталкивается на неосуществимость планов и на непонимание смыслов, на неустранимый дуализм рационального субъект-объектного мировосприятия.

Всякий акт понимания оперирует осознанными или неосознанными пресуппозициями, т.к. «понимание есть освоение разумом того, что присутствует или дается неявно» (Г.И. Богин). В понимании как предмете исследования следует выделить процессную и результативную стороны. Результат понимания — это представление смысла. Сам же процесс понимания (осмысления) — это интерпретация, или толкование. Интерпретация — базисная операция герменевтики, которая направлена на истолкование значений (слов, знаков, жестов). Она не ограничивается лингвистической сферой, а охватывает значительно более широкую область коммуникации и связана с представлением значений тех или иных систем и выражений (Ю. Хабермас).

В. Дильтей показал, что следует различать не только понимание и толкование, но и объяснение и понимание — две универсальные интеллектуальные операции, взаимоопределяющие и взаимодополняющие друг друга. Часто познавательную роль понимания соотносят с объяснением: понять— значит уметь объяснить. Понимание, однако, не просто связано с объяснением, но предопределяет его. Нет никакого абсолютного «понимания» вне элементов объяснения, как и нет «объяснения», внутри которого не было бы понимания. Если объяснение всегда строится на основе отдельного принципа, закона и т.д., то понимание есть постижение сущности явлений во всей их целостности. Понимание выступает характеристикой целостности знания, предлагающего различные объяснения единства его осмысленности. Понимание, в общем плане, — фундаментальная синтезирующая функция ума, это реальное движение в смыслах, практическое овладение этими смыслами. Предметом понимания выступают не объекты природы (они — предмет объяснения), а предметы культуры,

тексты к воплощенные в них смыслы, одним словом, гуманитарность, которая относится и к естественному знанию.

Метод герменевтической авторефлексии учитывает тот факт, что всякий акт понимания текста характеризуется двойным «герменевтическим кругом»: целое может быть понято только посредством понимания частей, тогда как часть может быть понята лишь в контексте понимания целого; а всякий читатель воспринимает текст, руководствуясь некоторым пред-знанием, «пред-пониманием, пред-постижением» (М, Хайдеггер) этого текста, что должно быть подтверждено или опровергнуто в дальнейшем процессе интерпретации текста.

Сегодня известно, что непонимание, или недопонимание — проблема универсальная, затрагивающая все виды коммуникативных процессов, и потому требует общей теории для своего описания и исследования. Понимание может быть только там, где возможно непонимание. Выход к пониманию через рефлексию (в том числе и через интерпретацию — высказанную рефлексию) начинается с того, что человек в своей деятельности на какое-то время отрывается от практического действования в качестве понимающего субъекта и начинает видеть себя со стороны, причем видеть «себя понимающего». При интерпретации рефлексия обращена на понимание, она позволяет задействовать вей большее число онтологических картин, хранящихся в опыте, в рефлективной реальности, что и приводит к углублению понимания благодаря интерпретации. Движение между пониманием и интерпретацией все больше и больше обогащает освоенность содержательности текста — единства содержаний и смыслов. Содержания — это предикации в рамках пропозициональных структур, смыслы же — конфигурации связей и отношений в ситуации деятельности и коммуникации, Эти связи охватывают множество компонентов ситуации, При понимании текста человек создает или восстанавливает эти конфигурации связей и отношений в ситуации, Смыслы, как и понимание, выступают в качестве инобытия рефлексии, и, если они не обозначены в тексте средствами прямой номинации (что в поэтическом и сакральном дискурсе не часто), их невозможно усмотреть иначе, как через рефлективные акты.

Герменевтическая рефлексия как общий метод понимания и толкования предполагает использование приемов, направленных на постижение и выстраивание смыслов и метасмыслов. Эти техники разрабатывались различными научными школами в разное время. В работе предпринята попытка обобщить и проиллюстрировать техники, используемые интрепретирующим субъектом при восприятии сакральных и поэтических текстов. Собственно герменевтическая типология понимания не предполагает иерархического расположения типов понимания, т.е. типы понимания рядоположены. Из работ Г.И. Богина, И.О. Гу-чинской и их учеников следует, что русская школа филологической герменевтики выделяет по меньшей мере три уровня понимания: семантизирующее понимание, то есть «декодирование» единиц текста, выступающих в знаковой функции; когнитивное понимание, возникающее при преодолении трудностей в освоении содержания, то есть тех предикаций, которые лежат в основе составляющих текст пропозициональных структур, данных интерпретатору в форме тех же самых единиц текста, с которыми сталкивается семантизирующее пони-

мание: распредмечивающее понимание, постоянно имеющее место при дейст-вовании с идеальными реальностями (частными смыслами — реальностями сознания, воли и чувствования), презентируемыми при этом помимо средств прямой номинации, но опредмеченными именно в средствах текста. Доля собственно понимания возрастает по мере увеличения возможности непонимания, то есть при переходе от семантизирующего понимания к когнитивному. Что же касается распредмечивающего понимания, особенно при обращении его на художественный текст высокого качества, то здесь наблюдается заметное преобладание собственно понимания над нерефлективным смысловым восприятием текста, что, впрочем, вовсе не значит, что реципиент во всех случаях отдает себе отчет в том, что он совершает рефлективные акты.

Поскольку «местонахождением смысла» является деятельность, а не текст как таковой, анализ сущности смысла выводит проблему смысла за пределы текста — в интерпретационную деятельность, которая считается традиционной координатой понимания и которая имеет свои логические формы. Для того чтобы исследовать сакральный текст, необходимо иметь в виду свойство сакрального как некоторой ценности, возникающей в специфическом акте религиозной деятельности. Проблема сакрального до сих пор не нашла в науке однозначного разрешения. В ходе своего анализа Дюркгейм приходит к отождествлению сакрального и социального, с чем трудно согласиться, т.к. такое отождествление вынуждает вводить некую гипотезу, и, как бы ни было велико значение этого отождествления, оно не обладает ценностью определения, означающего что-то непосредственно (с другой стороны, в нем отразилась тенденция науки давать однородную картину, чтобы уклониться от рассмотрения элементов, явственно присутствующих, но глубоко инородных). На наш взгляд, можно допустить, что сакральное есть нечто позитивно известное — по крайней мере, имплицитно известное. Очевидно, что сакральное можно определить как инородное. Инородный мир шире той области, общей для религии и магии, которую образуют собственно сакральные вещи. Иначе говоря, он включает в себя все, что однородное общество отвергает либо как отходы, либо как трансцендентную ему высшую ценность. Стало быть, в инородной реальности символы, заряженные аффективным значением, не менее важны, чем ее основополагающие элементы, и часть может обладать тем же значением, что и целое.

Все сакральные произведения как явления языковой культуры связаны с определенной нормой их создания, а следовательно, толкования и понимания. Деятельность, направленная на извлечение смысла этих текстов, иерархически организована. Сакральность текста не определяется каждым его элементом — будь то стилистически окрашенное слово, грамматическая категория или фра-¡еологическая единица. Скорее, некоторые элементы, которые можно было бы назвать маркерами сакральности, задают всему коммуникативному пространству текста это качество.

Понимание природы сакральности должно способствовать и пониманию феномена поэтичности. По мнению И.О. Гучинской, опиравшейся на философию языка И.Г. Гамана и И.Г. Гердера, поэзия проистекает из первоначального сакрально-поэтического единства. Несомненна также «близость религиозного

мышления мышлению'художественному (что отличает их как от обыденного сознания, „здравого смысла", с одной стороны, так и от научного, логического мышления, с другой)» (Р. Бультман), Исследователи отмечают множество общих черт в природе, организации, функциях и бытовании обоих типов текста — сакрального и поэтического: обоим типам свойственна образность, метафоричность, трансцендентность по отношению к миру привычных вещей и явлений; сакральный и поэтический текст единородны и соприродны. Существенная общность сакрального и поэтического текста заключается в тождественной организации смыслов, а также в техниках понимания, к которым прибегает интерпретирующий субъект. Как сакральный, так и поэтический язык (искусство в языке) противопоставляется в акте интерпретации профанному и непоэтическому языку множественностью и одновременной реализацией смыслов, хотя это изобилие и не обладает четкостью и эксплицитностмо логических атрибутов и понятий. Или же, как говорит Кант, такой язык «возбуждает массу невыразимых словами ощущений и побочных представлений».

Положение о том, что выраженное искусством не может быть передано словами повседневного языка и потому открывает перспективу для бесконечных толкований и требует особых техник понимания, характерно и для взглядов немецких романтиков. Утверждение о непереводимости поэзии согласуется у них с утверждением о неисчерпаемости поэтического смысла, о природе поэзии, постоянно находящейся в становлении. Ф. Шлегель старался описать оба элемента этого отношения — искусство и его содержание — и пришел к мысли, высказанной еще Оригеном и Климентом Александрийским: о сакральном можно высказываться только косвенным образом. Поскольку поэтический и сакральный текст оба выражают «несказуемое и неисчерпаемое», их толкование в принципе бесконечно. Здесь уместно вспомнить Шеллинга, говорившего о «бесконечности бессознательности», которой живут и подлинное произведение искусства и подлинный миф. Для A.B. Шлегеля «непоэтический взгляд на вещи — это такой взгляд, когда считается, что они упорядочиваются при их восприятии органами чувств и установлениями разума; поэтический взгляд — это такой взгляд, когда вещи постоянно истолковываются и в них видят неисчерпаемую фигуральность», Итак, суть поэзии заключается во множественности смыслов, Но в том же и суть сакрального текста. Практическая цель герменевтического анализа — отобрать один или несколько смыслов и объявить их приоритетными.

Но есть и существенное различие между сакральным и поэтическим текстом: образность поэтического текста индивидуалистична и антропоцентрична, его символический ряд распадается на множество эгоцентрических символов, иерархию которых венчает лирическое «Я»; образность сакрального текста ло-гоцентрична (-пневматоцентрична), т.е. подчинена единому Символу (архетипу, образу божества, Логосу). Поэтический текст (особенно квинтэссенция его — лирическое стихотворение) в восприятии читателя центростремителен (антро-поцентричен), сакральный— центробежек (теоцентричен), В поэтическом тексте все подчинено единому (сколь угодно сложному) чувству, даже религиозное переживание опосредуется в эстетическое; в сакральном же тексте, наоборот,

эстетическое подчинено духовно-религиозному.

И сакральному, и по пическому тексту свойственны повторяемость и суггестивность (В.Г. Адмони) и высокая степень метафоричности. Метафорико-символическое взаимодействие всех элементов текста открывает конгломерат смыслов, глубина которых не поддается мгновенной опенке: требуется напряженная рефлексивная работа сознания со стороны читателя такого текста. Это множество смыслов можно условно именовать поэтическим качеством текста. Поэтическое качество можно определить как способность текста порождать различные прочтения, не исчерпываясь до дна. Э. Сепир говорит, что «всякий символизм подразумевает смыслы, которые не могут быть непосредственно выведены из контекстов опыта... символ выражает концентрацию энергии, так что его подлинный смысл многократно превосходит очевидную тривиальность значения, заключенную в его форме». Символ не только делает Мир «открытым», но и осуществляет познание универсальных ценностей, соединяя в себе две сущности: человеческое личностное «индивидуальное бытие с вневременным и надличностным бытием Логоса» (П.А. Флоренский). Именно благодаря символам человек поднимается над частной ситуацией и «открывает» для себя общее и универсальное. Символы пробуждают индивидуальный опыт и переводят его в ранг духовных актов, в область метафизического познания мира. И текст здесь выполняет роль моста, посредством которого эта связь осуществляется.

Так как в сакральном и поэтическом тексте встречается много необычных словосочетаний без всяких поясняющих комментариев, он может быть истолкован либо как метафорическое описание реального мира, либо как реалистическое описание необычного, сказочно-поэтического, виртуального мира. «Поэтичности» описания в первом случае соответствует «поэтичность» описываемого мира во втором. Образное символическое мышление с необходимостью выражается в поэтическом или сакральном дискурсе — разница здесь лишь в работе сознательного «Я», тогда как ритмизирующая сфера бессознательного остается идентичной в обоих случаях. Мы полагаем, что если бы можно было совершенно исключить работу логического мышления (или свести ее удельный вес к минимуму), то в результате оба типа дискурса — поэтический и сакральный — в равной степени бы приблизились к чистой глоссолалии. Но нет нужды ставить такой умственный эксперимент, ибо реальная поэтическая практика, с одной стороны, и история религий, — с другой, дают нам множество примеров глоссолалии: отметим хотя бы известные опыты русского футуризма и немецкого экспрессионизма и упоминаемое в Новом Завете «говорение языками». И поэтическая глоссолалия, и евангельское «говорение языками» рассматривались как проявление высшей сущности — поэтической в первом случае и священной во втором; как осуществление всей полноты художественного или религиозного сознания. Такое типологическое родство сакрального и поэтического дискурса, затрагивающее не только сферу сознательного символического языкотворчества, но и глубинные подсознательные психолингвистические особенности обоих этих типов речи, сближающие сакральную речь со стихом, подтверждают и гипотезу, что поэзия появилась раньше прозы. Об этом же пишет В. Анри: «Склонность к версификации очень явственно проявляется у лиц, практикую-

щих глоссолалию, как и вообще у пророков и ясновидящих. Это еще один регрессивный признак, если верно, что во всех литературах мира поэзия появилась раньше прозы».

Связь сакрального текста с поэтическим можно проследить по ряду онтологических, субстанциальных параметров: так, религиозное и эстетическое чувство родственны, поскольку эстетическое есть результат эволюции и трансформации религиозного в дссакрализованном контексте; метафоры и аллегории поэтического текста, как и персонификации, сравнения и уподобления текста сакрального типичны как для художественного, так и для религиозного восприятия мира.

Сакральный текст по своей изначальной природе своей обладает характерными признаками обоих типов художественной речи (стиха и прозы), при этом звуковая организация его поддерживается психолингвистическим и эстетическим фактором: он должен быть суггестивным (повторы всех уровней и звукопись здесь неизбежны) и образным (отсюда метафоричность и обязательная образность, гарантирующие свободу толкования); но сакральный текст, будучи логосом, а не только мифом, должен быть так организован семантически, чтобы предельно точно выполнять когнитивную функцию, т.е. продуцировать смыслы посредством значений, заданных языковыми единицами и специфическим сакральным контекстом их функционирования. Понимание сакрального и поэтического текста никогда не имеет исчерпывающего, окончательного характера, оно всегда углубляется и возрастает, сохраняя для нас в этом смысле новые возможности понимания.

Итак, поэзия исторически рождается из сакрального текста, когда религиозное переживание эволюционирует в эстетическое. Художественная проза — явление позднейшее и потому более сложное: она возникает как оппозиция стиху в ходе литературной эволюции жанров (Ю.М. Лотман). Разумеется, художественная проза оказывается тем самым противопоставленной и сакральному тексту. Такова диахроническая картина:

сакральный текст —* поэтический текст —» стих —»художественная проза

С синхронической же точки зрения оказывается, что оппозиция сакральный текст — поэтический текст (стих) — художественная проза основана на соотношении языковой семантики и организованных звуковых явлений. Поэтому сакральный текст и представляется нерасчлененным единством стиха и прозы. Крупный и неоднородный сакральный текст, как, к примеру, библейский, в силу чисто языковой и генетической гетерогенности, демонстрирует местами яркие признаки стиха или художественной прозы, но это впечатление он производит только в современном контексте восприятия, ибо в изначальной герменевтической ситуации, где не было оппозиции стих— проза, он понимался как сакральный во всей полноте его признаков.

Мистический и профетический текст— это прототипический символический текст, который функционирует как в первоначальном сакральном контексте (в качестве сакрального), так и во вторичном, индивидуальном, «авторском» (в качестве поэтического). Поздний мистико-поэтический текст есть предель-

ный вид сакрального, переходящий в иное, поэтическое качество, его развитие, его продолжение в виде поэзии или прозы. Выход за пределы первоначального сакрального контекста приводит к неизбежному превращению в стихотворную (Ангел Силезский, Блейк, Рильке) или, чаще, прозаическую речь (Мастер Эк-харт, Э. Сведенборг, Я. Бёме). Можно утверждать, что сакральный текст заключает в себе потенциально стих и прозу, и десакрализация его при одновременной десакрализации текстогюрождаюшего контекста или приводит к тому, что он превращается в мифопоэтический стихотворный текст (Гесиод, Гомер, светский перевод Библии); или, при наличии в данной культуре семиотической системы литературных жанров, приводит к появлению художественной прозы, равным образом противопоставленной тексту поэтическому (стиху) и сакральному. Короче говоря, проза и стих, как мы их понимаем, возможны лишь в десакрали-зоваинст контексте, возникновение их совпадает с секуляризацией, и наличие трех парадигматически противопоставленных типов текста (сакральный, поэтический, прозаический) есть продукт разложения изначального религиозного (сакрального) контекста, социальной секуляризации и эволюции религиозного чувства в эстетическое.

Иными словами, сакральный текст — это нерасчлененное единство стиха и прозы, точнее — их потенция. Поэтому формально сакральный текст — это единство семантических (прозаических) и звуковых (поэтических) элементов. Он сочетает в себе семантическую организацию художественной прозы с звуковой организацией стихотворной речи. Но одного лишь единства стиховых и прозаических элементов мало, чтобы текст стал сакральным. Мы не смогли бы тогда отличить пограничные между стихом, прозой и собственно сакральным текстом явления. Важнейшим здесь оказывается функциональный критерий: чтобы быть сакральным, текст должен функционировать в специфическом социокультурном контексте — в контексте религиозного культа. Он — единство мифа и логоса в сакральном контексте. Поэтому нельзя относиться к семантическим элементам в сакральном тексте так, как мы относимся к ним в прозе; нельзя относиться к звуковым элементам так, как мы относимся к ним в стихе. В сакральном тексте деформированы, функционально переоформлены как прозаические, так и стиховые элементы. Будучи изъятым из контекста ритуального действия (т.е. из Церковного Предания и литургической практики), сакральный текст трансформируется функционально и содержательно, он превращается в стих, прозу или пограничную между ними форму художественной (т.е. основанной на хтетическом принципе) литературы. На деле это означает, что поэт творит свой текст по образу и подобию Бога, признаваемого религиозным чувством за подлинного автора всякого сакрального текста (непосредственно его создающего, как, например, библейские скрижали откровения; или же путем инспирации избранных для этой цели людей — например, ветхозаветных пророков); при этом поэт уподобляется Божеству, и соперничество между ними — одно из закономерных следствий возникновения искусства. Ещё один критерий, определяющий различие сакрального и поэтического текста, связан с его прагматикой: поэтическим или сакральным текст становится в контексте рецепции, в акте толкования: адресат сакрального текста — всегда некоторый коллектив

(Церковь, община, умма и т.п.). адресат поэтического текста — отдельная личность.

Однако, сакральный текст может не только десакрализоваться в светском контексте (тогда он приобретает статус мифопоэтического или художественно-прозаического, в зависимости от преобладания объективных или субъективных признаков, характеризующих эти типы текста), но и переживать иную трансформацию: редуцироваться в заговор, оберег и т.п. магическое действо (древнейшее по происхождению и манифестирующее природу дорефлективного мышления). Процесс этот, хотя и происходит в сакральном контексте, имеет специфическую психологическую и лингвистическую природу. Психологически он находит основание в феномене так называемого «первобытного мышления» (точнее— в символическом мышлении), Лингвистически это реализуется так, что в самом тексте семантика подчиняется звуку, вырождается во внешний ритуал — церемониал или магию. Ритуальный магический текст — это, по существу своему, уже поэтический текст в еще сакральном контексте. Пример такового — гадательная практика. Плутарх прозорливо уподобляет язык оракулов темному языку поэтов, изобилующему переносными выражениями.

Поэтический текст сохраняет существенные признаки сакрального: лирическое стихотворение создает новый мир, аналог сакрального — мир индивидуально-мифологический, индивидуальный сакральный космос, И поэтому аллегория и метафора, столь органично присущие сакральному тексту, в той же степени присущи тексту поэтическому,

Важно и то, что и в сакральном, и в поэтическом тексте происходят специфические процессы семантизации лингвистических единиц, обычно не наделенных значением в системе языка. Так, в сакральном тексте и поэтическом (в первую очередь лирическом) произведении преодолевается «различие между теми фактами, которые входят в самую систему языка, и теми фактами, которые остаются достоянием <,..> речи» (Винокур). В поэтической речи, как и в сакральном дискурсе, звук может быть непосредственно (не через систему лексических и грамматических значений) связан со смыслом. Эту мысль высказал Ю.М. Лотман: «Отношение слова и звука в стихе отлично от подобного отношения в разговорном языке. <...> (В стихе) лексическое значение переносится на отдельный звук. Фонемы, составляющие слово, приобретают семантику этого слова, <...> Каждый звук, получающий лексическое значение, приобретает независимость, самостоятельность». Ссмантизация звука в поэтическом тексте может рассматриваться как рефлекс магической функции языка, наиболее полно осуществляемой в тексте сакральном; она охватывает сегменты различной длины — от фонем до так называемых фонестем и сложных звуковых комплексов, расположенных контактно или дистантно,— в соответствии с музыкальным принципом гармонии и полифонии; самый простой случай тут — звукоподражание, один из самых сложных видов звукового иконизма— «звуковая метафора».

Очевидно, следует различать по меньшей мере четыре вида звукового иконизма (называемого также звуковым символизмом или фонестезией): телесный, или органический, синестетический, имитативный и фонестетический. Орга-

нический звуковой символшм. известный также под названием жспрессивпого иконизма, заключается в использовании некоторых фонологически нечленимых звуков для выражения внутреннего состояния говорящего. С инестетический туковой сшнюлизлt состоит в том, что посредством звука обозначаются феномены, обычно воздействующие на другие органы чувств помимо слуха (к примеру, глубокий низкий тон голоса свидетельствует о грандиозных размерах описываемого предмета). Имипштивный звуковой символизм, или ономатопея, изображает средствами языка звуки внешнего мира — обычно крики животных и птиц, шум ветра и воды и т.п.: рус. бормотать, англ. murmur, нем. murmeln и т.д. Ономатопы (слова-имитативы) разнятся от языка к языку и лишь отдаленно и условно (иконически) отражают реальные звуки внеязыковой действительности. Фонестетический звуковой символизм (называемый также фонетическим символизмом или конвенциональным звуковым символизмом) заключается в преднамеренном использовании символических звуковых элементов (простых и сложных), именуемых фоиестемами. Фонестема — это одна фонема или сочетание фонем, определенным образом ассоциативно связанных со смыслом. Фо-нестезия — культурно обусловленный феномен восприятия и понимания фо-нестем. Парономазия, возникающая в поэтическом или сакральном тексте, может рассматриваться как окказиональный, контекстуально связанный случай фонестезии.

Во втором разделе «Основные герменевтические традиции» рассматриваются следующие теоретические аспекты: текстопорождение и рецепция сакрального и поэтического текста в контексте традиции; экзегеза и традиция; традиция как контекст смыслопорождения; периодизация истории герменевтики; античная герменевтика; история иудейской герменевтики (от ранней раввинской традиции до средневековых учений, а именно: древнееврейская апока-липтика; Септуагинта; труды Филона Александрийского и Кумранские тексты; таргумы и мидраши; рационализм и мистика в Средние века); проводится сравнение античной традиции с древнееврейской; дан анализ ранней христианской герменевтики (от новозаветной в Евангелии от Иоанна к учениям Отцов Церкви и концепциям богословских школ Александрии и Антиохии, Оригена, Климента и от них к Иерониму и Августину до схоластики Гуго Сен-Викторского, Николая Лиры, Иоахима Флорского, Бонавентуры и Фомы Аквинского и Данте; завершается раздел анализом герменевтической теории Реформации.

Смыслообразование сакрального и, как производного от него, поэтического текста осуществляется на фоне тридиции. Традиция, как система принципов и норм, существующих в сознании писателей и читателей, выступает в роли набора ограничений, накладываемых на данное поэтическое сообщение, в роли системы координат, системы эталонов. По-видимому, эта роль посредника в диалоге читателя и поэта может быть понята тогда, когда полагаем, что традиция не прошлое, а компонент настоящего, что ее нельзя рассматривать в категориях причинно-генетических, поскольку это такое «прежде», которое существует и «теперь» и находится с ним в функциональной связи. Явление традиции обнаруживается в форме превращения диахронической смены (сначала— потом) в синхроническую упорядоченность, в закон сосуществования слагаемых

определенной культурной ситуации.

Поскольку европейская научная герменевтика явилась продуктом развития христианской мысли, а значит, имела в числе предшествующих по меньшей мере две традиции — античную и иудейскую, с которыми вступила п весьма сложные отношения (усвоив себе некоторые методы и приёмы и отвергнув идеологию, поставив себе иные задачи), в диссертации анализ христианской герменевтической традиции предваряется двумя разделами, посвященными соответственно древнегреческой и иудейской герменевтике.

Античная традиция никогда не была изолированной, а интенсивные сношения с Востоком создавали большой простор для критики и толкования сакральных текстов. Во всяком случае, уже в III в. ясно намечаются три определенных течения в истолковании мифов: моралистически-психологическое, аллегорическое (стоики) и эвге.иеризм (историческое).

Эллинистическая образованность со своим ярко выраженным «филологическим» характером, своими двумя главными центрами — Александрией и Пер-гамом — представляет два разных герменевтических направления ■— аналогией) в и аномалистов, которые если и не закладывают основания специальной науки об истолковании, то во всяком случае ищут общих и принципиальных оснований в свое оправдание. Это была «противоположность герменевтических направлений, — отмечает Дильтей, — которая имеет, однако, всемирно-историческое значение». Та же тенденция к поляризации герменевтики по двум направлениям проявилась и впоследствии, в раннехристианскую эпоху, когда филологическая герменевтика была представлена в «грамматической» анти-охийской школе и «аллегорической» (т.е., собственно говоря, символической) александрийской.

В истории иудейской мысли также необходимо различать две традиции толкования сакрального текста: раввинскую и мистическую. Их ни в коем случае не следует смешивать; хотя и среди раввинов были мистики, сами эти традиции развивались автономно. Развитие иудейской герменевтики в обоих её изводах шло по пути интеллектуализма — в направлении к изощренной практике юридических рассуждений и казуистике, с одной стороны (у раввинов), и утончённой рефлексии и мистике, — с другой. Вообще разделение традиции на два направления свидетельствует, по-видимому, о степени ее зрелости: в эпоху позднего средневековья в христианской богословской мысли столь же явственно обозначился раздел на схоластику и мистику (при том, что первоначально схоластика была уделом избранных интеллектуалов и лишь впоследствии была внедрена в учебные программы школ и университетов, т.е. функционально стала эквивалентом иудейской раввинской герменевтики). Особенностью мистической традиции евреев был ее институциональный характер: несмотря на свой физиогномический индивидуализм, эта традиция не находилась в оппозиции к раввинской, а скорее дополняла последнюю, в отличие от ситуации с дословно-грамматическим и аллегорическим толкованием в раннехристианской герменевтике.

Иудейская герменевтика — это и философия истории, и ее семиотика: само историческое бытие — жизнь народов, их бедствия и гибель, стихийные бед-

19

ствия и войны — bcö это суть деяния Божественного промысла; в этой историософской концепции Бог — главный субъект исторического движения, Но иудейская герменевтика в каждом событии ищет смысл, в любой случайности ищет знаменья, всем упомянутым в сакральном тексте единичным фактам первоначальной истории приписывает символическое, архетипическое значение, Событие должно быть обязательно пережито, а затем и зафиксировано, засвидетельствовано и описано его наблюдателем; таким образом, всякое событие необходимо имеет временнбе измерение'. оно влечет изменение внутреннего мира посредством перемен во внешнем пространстве. Событие всегда имеет смысл — такова его феноменология.

Противопоставление иудейского и античного мира П.А, Флоренский видел в приоритете познавательных способностей: слуховых (а следовательно — словесно-поэтических) у евреев, зрительных (а значит, пластических, художественных) у греков. Греческий космос статичен, размерен и исчислен — это мир «аполлоновской» пластичности: он ориентирован эстетически, в нем главенствует принцип прекрасного. Меняющийся, нестабильный, трагически асимметричный, древнееврейский мир ориентирован этически, доминирующая парадигма здесь — противостояние добра и зла, главный принцип — историзм и эс-хатологизм.

Дальнейшее развитие иудейской герменевтики происходило в эллинистическую эпоху, а вершиной eö явились Септуагинта и Филонов синтез, Септуа-гинта подчеркнуто стремится к универсализации иудаизма и добивается этого различными приемами организации текста. Тропы уступили место менее образным перифрастическим выражениям, К универсализму стремится и мысль Филона, Очень интересной и для теории герменевтики, несомненно, важнейшей следует признать теорию Логоса, развиваемую Филоном. Концепция Логоса играла важнейшую роль в написанном Филоном толковании на Пятикнижие; здесь Филон следовал традиции Септуагинты, сближавшей Логос с Премудростью Божией (Sophia), что открывало перспективу для последующего развития гностических теорий, пытавшихся соединить язычество с христианством, и пользовался древнейшей традицией античной философии, использовавшей термин «логос» еще в эпоху досократиков. Но в отличие от всей традиции греческой философии (за исключением эпикурейцев, которые верили в ограниченную свободу воли), Филон полагал, что человек совершенно свободен в выборе своих действий и может идти наперекор своей природе.

Новозаветная и раннехристианская герменевтика творчески усвоила достижения греческой и иудейской традиций, отвергнув их методологическую ограниченность: новозаветная герменевтика «не была греческою, но она не хотела быть и еврейскою; ее содержание было универсально» (С.Н. Трубецкой). Своеобразие христианской герменевтики определялось новаторской теорией Логоса, а также изощренной типологией и аллегорией, играющими в новозаветной герменевтике конституирующую роль. Апостол и евангелист Иоанн оформил свой радикальный разрыв с ветхозаветной иудейской традицией смелым использованием «языческого» философского термина Хбуод, которому он придал совершенно иное значение, отличное и от Гераклитова понимания Логоса, и от Фи-

лонова, и от гностического. Терминологически Логос Евангелия от Иоанна — вовсе не языческий термин с расширенным содержанием и отнюдь не только лишь греческий эквивалент ветхозаветного еврейского термина: )то шак новой герменевтической (и шире — духовной) традиции, решительно отделившей себя как от античной, так и от ветхозаветной или гностической традиции. Значение новой герменевтической традиции было столь велико, что она сыграла конституирующую роль в истории становления новозаветного канона, отстаивая теоретические принципы научной интерпретации и основания христианского богословия как в борьбе с внешними по отношению к ней идеями, так и в рефлексии над собственными антиномиями. Эта внутренняя антиномичность ранней христианской герменевтики оформилась в теоретическом диспуте двух ведущих школ — александрийской и антиохийской.

По Оригену, основателю аллегорической школы в Александрии, почти всякое библейское повествование имеет три значения: буквальное — плотское, телесное, моральное — душевное и, наконец, мистическое —- духовное (что соответствует христианскому пониманию человека как состоящего из тела, души и духа). Телесный, или буквальный, смысл — для простых людей. Душевный смысл — для тех, кто более усерден в вере. Духовный же смысл открывается лишь избранным. В сочинениях Оригена христианская мысль впервые достигает высшего философского уровня языческой культуры того времени. Философия Оригена при этом — стоически окрашенный платонизм, т.е. мистико-сим-волический и аллегорический метод богословского мышления ему имманентен: у стоиков Ориген перенял семиотическую теорию, которой суждена была блестящая будущность в истории европейской филологии; у неоплатоников — теорию эонов. Чтобы согласовать неоплатонизм с верой в авторитет Библии, Ориген вслед за Филоном Александрийским и разработал доктрину о трех смыслах библейского текста.

Пресуппозиция троичности, прочно утвердившаяся во всем ортодоксальном христианском богословии после многовековых диспутов и споров с еретиками (с чем связан, по-видимому, и отказ от первоначальной новозаветной идеи дихотомического членения человека на плоть и дух), а также идущая из Ветхого Завета доктрина сакральности не только смыслов, но и прямых лингвистических значений («духа и буквы») стимулировали антиномичную оригенизму тенденцию в развитии общей герменевтической теории, а именно— собственно филологическую герменевтику, породившую в дальнейшем новую научную дисциплину — критическую текстологию. Первыми из оппонентов Оригена были представители антиохийской богословской школы. Вершинные достижения антиохийской школы связаны с вдохновенным гением Иоанна Златоуста. Влияние его трудов особенно заметно сказалось на восточно-христианской традиции.

В комментариях к спорным местам Библии (порождавшим неясности и споры, а значит и ереси) проявилось полемическое и художественное мастерство бл. Августина. В тексте Священного Писания Августин усматривает четыре смысла: исторический, аллегорический, тропологический и апагогический, что впоследствии было положено в основу схоластического анализа. В этом сочинении «О христианской науке» герменевтическая мысль Августина достигает

своих вершин, Из этих выводов и определений Августина видно, что значительную часть вопросов, связанных с проблемами знака, значения, смысла, и их понимания и истолкования, он ясно видел перед собою и продумал их. Очевидно, что именно здесь, в книге III — «О знаках», заложен краеугольный камень в основание знаменитой семиотики Августина. По сравнению с Оригеном Августин обогащает и расширяет содержание герменевтики, прибавив к проблеме: однозначно или многозначно слово, еще проблему знака и значения вообще и проблему понимания, как перехода от значения к смыслу, т.е. включив в проблематику герменевтики все аспекты семиозиса,

В период раннего средневековья (У1-УШ вв.) в экзегетической практике доминирует аллегорический метод. Григорий Великий (Двоеслов) был мастером аллегорической интерпретации и одним из главных иллюстраторов преимущества аллегорезы, Стиль христианского богословия этого периода не отторгает теоретико-филологической рефлексии, поскольку сам определяется нуждой в рефлексии, прежде всего экзегетической рефлексии над исходным текстом Писания, Наследие аллегорической школы было развито в средние века в учении о наличии в Св, Писании четырех смыслов (Кассиан, Августин Дакий-ский и др.): буквального, аллегорического, морального и апагогического (мистического). Первый относится к тому, что произошло, второй — к тому, во что следует веровать, третий — к тому, как следует поступать, а четвертый — к тому, к чему устремлен всякий истинно верующий.

Основанная в 1100 г., школа Сен-Виктор славилась двумя учеными-— Гуго и Андреем. Их научные интересы лежали и в сфере филологии и истории текста. Мы обнаруживаем их нежелание интерпретировать пророчества в смысле грядущего пришествия мессии, если на то нет прямого указания в тексте Нового Завета. Переведенный в школе Сен-Виктора трактат еврейского ученого Май-монида «Путеводитель растерянных» сыграл значительную роль в распространении филологических методов интерпретации в среде образованных толкователей-христиан.

Св. Бонавентура насчитывает, помимо буквального, три духовных смысла: апагогический, аллегорический и тропологический (моральный); обоснование этим смыслам он видит в трех лицах Св. Троицы (первый смысл соотносится у него с Отцом, второй — с Сыном, третий — с Духом Святым), Важнейшей фигурой позднего Средневековья следует признать современника Бонавентуры св. Фому Аквинского (1225-1274), масштабы гения которого сопоставимы лишь с гением Аристотеля, Платона и Августина. Вслед за Бонавентурой Фома Аквин-ский различает четыре смысла: смысл буквальный или исторический, состоящий в том, что обозначают сами слова, и три духовных смысла, составляющих значение самих предметов, названных в словах,— аллегорический и вытекающий из него же — моральный, указывающий, как мы должны вести себя, и апагогический, относящийся к «предметам вечной славы».

Великий популяризатор Фомы, Данте (которого Т.С. Элиот справедливо назвал «величайшим религиозным поэтом») — подлинный певец аллегории: вся «Божественная Комедия» — огромная аллегория христианского мировоззрения, Священного Писания и мироздания. Но он же и теоретик. Данте различает в по-

этическом произведении те же классические четыре смысла: буквальный, аллегорический, моральный, анагогический или сверхсмысл. Смысл буквальный составляет предмет и материю других, особенно атегорического, и без него нельзя проникнуть к их познанию; в свою очередь, моральный и анагогический смысл выводятся из аллегорического.

Вклад деятелей Реформации в библейскую герменевтику часто оценивается вне связи с общим движением герменевтической мысли и потому представляется порой более оригинальным, чем он был на самом деле. Особую роль сыграли комментарии к Псалтири Жака Лефевра (Фабера Стапуленского), в которых он отказался от традиционной средневековой четырехчленной схемы интерпретации смыслов текста и заменил ее двучленной (но отличной от двучленной редукции прежней схемы). Он выделял два смысла в тексте: буквальный исторический (филологический) и буквальный пророческий (анагогический), рассматривая текст тем самым в двух перспективах — прямой и обратной. Все реформаторы сходились на точке зрения, ставшей впоследствии догматом протестантской ортодоксии, что один лишь текст Библии, sola scriptum, является необходимым и достаточным основанием христианской веры, и содержащиеся в св. Писании смыслы представлялись им совершенно ясными, понятными и очевидными, и — главное — одинаковыми для всех, т.е. не требующими долгой истории толкования и не знающими проблем: scriptum sui ipsius interpret (Писание само себя толкует). Однако при этом впервые было осознано и показано, что субъективизма в толковании принципиально нельзя избежать, его можно лишь ограничить, поскольку субъективизм присущ самой природе интерпретации. Опираясь на известный тезис Лютера о том, что в процессе толкования идет созидание языка, Маттиас Флаций предпринял попытку сводного изложения филологической герменевтики, зародившейся в эпоху Реформации. Флаций связывает свою герменевтику с риторикой Меланхтона, который, в свою очередь, самые задачи риторики понимал в духе задач герменевтики — она «помогает в чтении хороших авторов». Флаций ясно различает два вида толкования, намечавшихся уже у бл. Августина,— грамматическое и реальное, устанавливает, кроме того, внутреннюю последовательность их и внутренние переходы от самого начального и до завершающего момента во всем процессе толкования. Онтологического анализа знака, предчувствие необходимости которого мы видели у Августина, у Флация нет; нет также анализа и акта понимания как перехода от знака к тому, что он обозначает.

Во Второй главе «Развитие научной парадигмы филологической герменевтики» анализируется становление категориального аппарата, выработка принципов методологии и понятийного инструментария филологической герменевтики (начиная от классической немецкой, библейской и философской традиций).

В третьем разделе «Герменевтическая теория Нового времени» и четвёртом «Новейшая герменевтика» проведен анализ важнейших герменевтических теорий зарубежных мыслителей от эпохи романтизма до современности (Иоганна Землера и его школы, Иоганна Эрнести и его последователей, Дю Марсэ и Фонтанье, Ф. Аста, Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера,

Г.-Г, Гадамера, М. Мерло-Понти, П, Рикёра, К. Барта, Р, Бультмана и др.) и русских учёных (ПЛ. Флоренского, Г.Г, Шпета, Г.И, Богина, Н.О, Гучинской и др.),

И. Эрнести ставит, по аналогии с риторикой, две задачи: понимания и изъяснения, т.е. нахождения и изъяснения смысла, как в виде простого перевода, так и в виде парафразы, схолии, комментария. Проходя мимо вопроса о понимании как об основе толкования, Эрнести ограничивается обычной в таких случаях ссылкой на привычную связь первоначально произвольного соединения слова со смыслом как идеей и понятием вещи. Следуя идеям А.В. Шлегеля об органической критике, Ф. Лет и Ф. Шлейермахер в своей теории истолкования допускали, что все произведения когерентны; если когерентность не замечается и не выявляется, то это свидетельствует лишь об ущербности толкования. Аст первым формулирует герменевтический канон: «Основоположение всякого понимания и познания — найти из единичного дух целого, и через целое проникнуть в единичное, первое — аналитический, второе — синтетический метод познания».

Теорию Ф. Шлейермахера можно понимать как завершение и одновременно преодоление всей предшествующей герменевтики. С его работ начинается качественно новый этап в развитии герменевтики. Особое место Шлейермахера в истории герменевтики обусловлено тем, что он превратил герменевтику в учение об искусстве понимания как такового, Задача такого искусства — разработка правил интерпретации, гарантирующих правильное понимание, т.е. позволяющих обезопасить последнее от ошибок. Шлейермахер проводит методологически важное различие между нестрогой и строгой практикой интерпретации. Для мысли Шлейермахера важна общая постановка вопроса об интерпретируемом как о чем-то всегда относительно чуждом. Он видит два метода толкования, которые сами собою сопоставляются с двумя названными моментами интерпретации,— это методы реконструкции формы, исторический и дивина-торпый (пророческий), причем каждый дан в двух формах: объективной и субъективной. Шлейермахер отдавал себе отчет в круговом характере процесса интерпретации. Герменевтический круг означает у него следующее: всякий отдельный предмет предполагает знание целого, которое, однако, состоит из тех же отдельных предметов; предлагаемое им решение заключается в том, чтобы сначала бегло ознакомиться с целым, а затем углубиться в познание его частей. То же самое советовал делать и Ф. Шлегель, используя в своих записях слово циклический. Герменевтический круг у Шлейермахера— неустранимое, нере-дуцируемое свойство понимания.

В, Дильтей разработал методологию, предполагавшую изучение человека в меняющихся исторических обстоятельствах. Он правомерно полагал, что внешнюю связь природы нельзя перенести в область душевной жизни, Именно Дильтей указывает герменевтике ее современное «каноническое» направление. Герменевтика предстает у него в качестве универсальной «гуманитарной науки», служащей методом различных дисциплин, составляющих Сй/.мели'/.меш'сАя/?, «науку о духе», науку «понимания». Герменевтика тем самым получает статус всеобщей методологии гуманитарного знания, ставится в основание гуманитарных и социальных наук. Герменевтика (универсальный ме-

тод) уже превосходит экзегетику (теорию толкования) как наука о понимании.

М. Хайдеггер предпринял феноменологическое исследование бытия; оно имело огромное влияние на богословие, библейскую и филологическую экзегезу и герменевтику. Мысль Хайдеггера лингвонентрична: бытие он понимает как существование в категориях языка, ибо «язык и есть обитель бытия». Теория Хайдеггера раздвинула горизонт привычных представлений о научной теории и философской концепции и вышла за их пределы. Многие профессиональные интерпретаторы Библии и богословы (например, Карл Барт) отвергли претензии такого рода философского мышления на ведущую роль в геологии и истолковании Писания, тогда как другие (Рудольф Бультман, Герхард Эбелинг, Эрнст Фукс) приветствовали герменевтическую теорию Хайдеггера и охотно использовали ее в толковании библейского текста. Необычность >той новой герменевтической методологии заключается в том, что герменевтика бытия Мартина Хайдеггера не относится ни к моделям интерпретации связного текста, ни к методологии для всех наук о Духе, но к феноменологической экспликации самого человеческого существования, его экзистенциальной сущности.

XX в. выдвинул на передний план вопрос об универсальности герменевтического метода. Вокруг этой проблемы развернулась дискуссия, в центре которой оказались два теоретика — Ю. Хабермас и Г.-Г. Гадамер. Герменевтика Га-дамера философски осмысляла ситуацию разрыва, разлома истории, культуры. Определение бытия как времени, данное Хайдеггером и воспринятое Гадаме-ром, снимает противопоставление традиции и истории, истории и шания о ней. Тем самым восстанавливаются в правах понятия «традиции», «авторитета», «предрассудка» или «пред-понимания» как условий или предпосылок всякого понимания. Язык, по Гадамеру, — средство передачи традиции и включения ее в наши интерпретации. Гадамер развивает коммуникативную модель диалога посредством языка между традицией и человеком. В отличие от Гадамера, Хабермас настаивает на возможности сохранения критического дистанцирования как от языка, так и от традиции. С позиций Хабермаса диалогическая модель, предложенная Гадамером, слишком наивна, ибо не принимает во внимание экс-трапингвистические факторы и гегемонию традиций. Хотя Хабермас и подвергает критике ту универсализацию герменевтики, которую мы встречаем у Гадамера, что и породило широко известную дискуссию, его критичность по отношению к философской герменевтике Гадамера не помешала, однако, сближению позиций обоих мыслителей: развивая свою «теорию коммуникативного действия» и вытекающую из нее этику дискурса, Хабермас активно пользуется герменевтическим понятийным инструментарием (прежде всего такими категориями, как «понимание» и «диалог»).

Мысли М. Мерло-Понти о языке могут оказаться весьма полезными для прояснения широкого понимания концепта «язык», введенного Хайдеггером, и для перевода этого понятия в терминологический контекст теории Пиаже. Мерло-Понти, профессионально занимавшийся и философией, и психологией, пытался встроить хайдеггеровский подход к языку в возрастную психологию. Он полагает, что в опыте ребенка голос матери не символизирует мать, а является тождественным ей. Но именно в этом отношении язык и не может быть отдель-

ным объектом опыта ребенка, на чем настаивал Пиаже, Кажется очевидным, что язык в широком герменевтическом смысле играет роль в развитии ребенка задолго до того момента, как он начинает говорить. Сознание может быть первичным по отношению к языку, только если язык понимается уже: функционально и как объект. Таким образом, нет нужды считать взаимоисключающими два рассмотренных выше подхода к языку, несмотря на их очевидную антино-мичность. Узкое определение языка по Пиаже входит в широкое определение Хайдеггера и вносит в последнее специфические характеристики.

П. Рикёр критикует Гадамера за отрицание методологии в интерпретации текста и предлагает двустороннюю программу интерпретации, которая включает в себя акты понимания и объяснения. Так, он объединяет методы текстовой экспликации, свойственные русской «формальной школе» и структурализму, не впадая при этом ни в формалистскую, ни в структуралистскую идеологию. Рикёр полагает, что объектом толкования, т.е. текстом в широком смысле слова, могут быть символы сновидений, мифы и общественные предрассудки, любые феномены культуры, литературные произведения, обряды, ритуалы, поведенческие стереотипы. В исследовании Рикёра подчеркивается, что герменевтика имеет дело прежде всего с многозначными символами, с символическими текстами, наполненными множеством смыслов. Тексты эти могут образовывать семантическое единство, в котором, как в мифе, вполне связное «внешнее» значение сочетается с глубинными смыслами, требующими специальных операций для их извлечения, Э. Бетти далек от мысли, что понимание — дело пассивной восприимчивости; скорее это процесс реконструкции, использующий материал собственного опыта интерпретатора, Можно даже сказать, что Бетги тем самым даст иное обоснование концепции пред-понимания, выдвинутой Бультманом. Существо же его спора с Гадамером касается проблемы соотношения объективного смысла и приращений к нему со стороны интерпретирующего субъекта.

Отечественная герменевтическая мысль развивалась в русле общих историко-филологических, богословских и философских исканий. Зачатки интерпретационной теории наблюдаем уже у всех русских богословов, но там она носит специальный характер православной экзегезы и не поднимается до уровня теоретических обобщений самостоятельной научной дисциплины. Говорить об эксплицитной теории можно лишь у мыслителей русского Серебряного века, в первую очередь П,А, Флоренского и Г.Г. Шпета, Русская герменевтика развивает аллегорезу и поднимает ее до символического толкования. Ключевое значение здесь имеет концепция П.А. Флоренского о природе символа; она базируется на специфическом у Флоренского понятии синергии (или синергийности): «Бытие, которое больше самого себя, — таково основное определение символа». Необходимость толкования символа для его понимания и неизбежность символа в качестве средства выражения предельных смыслов укоренены в самой природе речемыслительной деятельности познающего субъекта; символ— важнейшее лингвистическое средство реализации понимания, раздвигающее языковой универсум, а вместе с ним и пределы нашего понимания. Новым у П.А. Флоренского предстает понимание художественных образов как имен в развернутом виде. «Полное развертывание этих свитых в себя духовных центров осуществ-

ляется целым произведением, каковое есть пространство силового поля соответственных имен. Художественные же образы - промежуточные ступени такого самораскрытия имён в пространство произведения». Имя - тончайшая плоть, посредством которой объявляется духовная сущность. Имя некое словесное первоявление. Ономатология Флоренского— это и гносеология, в которой вместо классического логического анализа на первый план выходит художественно-поэтический синтез. Имена — это ещё и важнейшие категории познания, но как познавательное орудие высшего порядка, если говорить о сознательном пользовании ими, усвояются сравнительно трудно, и лишь великим поэтам дано совершенное владение ими.

Современная русская герменевтическая мысль развивается в филологической парадигме, синкретически сочетая наследие русской формальной школы, шлейермахеровско-дильтеевской программы, русской философии и общего языкознания (Г.И. Богин и Тверская школа герменевтики, И.О. Гучинская и Петербургская школа филологической герменевтики). Образцом этого направления филологической герменевтики является поздняя концепция Ю.М. Лотмана о семиосфере. В этой теории категории библейской герменевтики расширены до общеметодологических. С этих позиций яснее видится и процесс практического применения герменевтики, к примеру -— в переводах и толкованиях Библии на национальных языках.

В Третьей главе «Герменевтика и поэтика сакрального текста» рассматриваются категории и методы герменевтики; вопросы поэтики сакрального текста; виды толкования и составляющие герменевтического процесса. Эта глава, как и другие разделы работы, содержит историко-стилистический анализ текстов, в целом не проводившийся в научной литературе. Здесь же проведено исследование национальных версий Священного Писания (преимущественно на материале англоязычных версий, представляющих собою единую коммуникативную систему Английской Библии), показано влияние канона на исторически подвижный процесс толкования, сделаны обобщения, касающиеся понимания смыслов толкуемых текстов.

В пятом разделе «Текст в герменевтическом анализе» определены методы герменевтического анализа и рассматривается аллегория как герменевтическая категория (ее эволюция в истории литературы, сравнение аллегории и символа); типологическое толкование; этимология и синкризис как категории герменевтического анализа сакрального текста.

Предметом дальнейшего анализа в шестом разделе «Национальные версии Священного Писания в свете герменевтической теории» послужил процесс толкования и понимания смысла текста Нового Завета, как он объективирован в феноменах национальных версий этого текста (английских в их совокупности и отчасти немецких), и лингвистические особенности этих версий, свидетельствующие о различии результатов интерпретации и понимания текста. Здесь же определяется канон как регулятор адекватной интерпретации библейского текста; вычленяются аспекты герменевтического процесса; предлагается модель герменевтического анализа на материале «Молитвы Господней» и «Послания к евреям святого апостола Павла».

Сам объект исследования требует исторического подхода, поскольку он представлен непрерывной последовательностью переводов Нового Завета, находящихся в определенном функциональном иерархическом отношении друг к другу, т.е. представляющих Библию как историческую коммуникативную систему. Поскольку библейские тексты представляют собой часть коммуникативного процесса, транслирующего важнейшие культурные ценности, их герменевтическая природа несомненна: толкование существенно необходимо для понимания евангельской керигмы. Многочисленные примеры, касающиеся происхождения, отбора и сохранения для будущих поколений этих документов, перевод их на множество языков, — все это подтверждает необходимость интерпретации этих текстов, составляющих ядро европейского культурного процесса.

Современная эпоха характеризуется по меньшей мере четырьмя последствиями, касающимися литературно-исторического, экзистенциального, лингвистического и прагматического аспектов процесса толкования сакрального и поэтического текста. Интересным кажется в библейских версиях то, что, если рассматривать их не диахронически, в процессе возникновения, а в синхроническом единстве в составе Английской Библии, можно заметить следующее. Сегодня библейские версии функционируют в виде многообразия неких ритуальных формул, организованных по принципу синонимии. Смысл библейской вести более или менее знаком читателю, повествование уже было многократно повторено, Адекватность выбора библейской версии диктуется уместностью, подобно тому как выбор подобающего слова из синонимического ряда зависит от контекста.

После захвата Британии в 1066 г. Вильгельмом Завоевателем в обществе сложилась необычная лингвистическая ситуация. Норманнский диалект правящего сословия и англосаксонские диалекты простолюдинов вступили в отношения двуязычия; но с каждым из этих языков ситуацию диглоссии образовал латинский язык, бывший в то время официальным языком Церкви, а следовательно и науки, культуры, образования, причем в диглоссию погружены оба языковых коллектива— норманнский и англосаксонский. Отличие диглоссии от двуязычия заключается в том, что она может существовать неопределенно долгий срок, образуя устойчивую систему, тогда как двуязычие весьма скоро заканчивается победой одного языка и вытеснением другого. Уникальность лингвистической ситуации на Британских островах состоит в том, что там устанавливается двуязычие на фоне диглоссии. В этот период не возникает ни одной англоязычной версии НЗ и лишь одна французская (на норманнском диалекте) — прозаический перевод Библии (ок. 1260), В этот период Библия представляет собой ядро зарождающейся новой культуры Британии, будучи текстом «закрытым» для понимания большинства населения. Смысл Писания раскрывается многочисленными художественными, литературными и театральными интерпретациями. Для того чтобы оформиться в органичный центр национальной культуры, Писание должно было обрести национальную языковую форму. С этого момента и начинается история национальной Библии, Дж. Виклеф выпускает две версии своего перевода. Виклефская версия способствовала унификации английского языка и заложила основу для последующей практики библейских пе-

реводов. Первым печатным английским НЗ стала версия В. Гиндала, жемчужина английской литературы. В ней, вместо уже ставших традиционными в церковной культуре Англии слов church, charily, grace, confession. penance и priest Тиндал употреблял congregation, love, favour, witnessing, repentance и senior (в последующих изданиях заменено на elder), т.е. слова, лишенные жклезиологи-ческих коннотаций, прервав тем самым связь с католической церковной традицией. И хотя формально слова эти безупречно передают значения слов оригинала, прагматический смысл текста радикально меняется.

В 1557 г. В. Виттингем, английский эмигрант-кальвинист, выпускает в Женеве англоязычную версию Библии с предисловием Кальвина. Основой НЗ послужил вновь отредактированный «Тиндал»; «церковь» вновь стала называться «church», а не «congregation». Эта версия вошла в историю под названием «Женевской Библии»; судьба ее сложилась чрезвычайно удачно: она стала самой популярной версией и выдержала не менее 140 изданий. Текст был снабжен обильными кальвинистскими комментариями, НЗ очень гебраизирован: интерпретаторы были уверены, что тем самым воссоздают атмосферу «иудейских древностей», на фоне которых разворачивается евангельское повествование.

Самая знаменитая англоязычная версия Библии возникла благодаря тому, что король Иаков I создал комитет из 54 лингвистов, богословов и литераторов; работа над новой версией началась в 1604 г. Новая версия 1611 г. вернулась к привычному облику имен, но не выдержала единообразия между ВЗ и НЗ. Так, имя, которое в ВЗ появляется в виде Elijah, в НЗ оказывается ЕИаы\ особенные неудобства представляет еврейское имя Joshua, которое в НЗ дважды употреблено в форме Jesus' (Деян. 7: 45); (Евр. 4: 8); ранние версии всюду проводили форму Joshua. Новая версия, в честь короля именуемая King James Version (KJV), сохраняет традиционный слой церковной лексики (church, а не congregation, и т.д.); маргиналии очень скупые, употреблены лишь для пояснения реалий и труднопереводимых слов оригинала; сохранено существовавшее деление на главы и стихи, но заголовки написаны новые: слова, отсутствующие в оригинале, но необходимые для связности изложения, напечатаны курсивом. KJV великолепно звучит, ее мелодичность и богатство ритмического рисунка, поэтическая выразительность и суггестивность в актах декламации остаются непревзойденными. Дактилический ритм: «Who hath believed our report, and to whom is the arm of the Lord revealed?» (Isa. 53:1) сменяется переходом в прерывистый ямб и вновь в медлительный дактиль: «The sun to rule by day; for his mercy en-Jureth forever» (Ps. 136:8). Характерен пример амфибрахия (размер этот, как известно, один из самых популярных в английской лирике): «My doctrine shall drop as the rain, my speech shall distil as the dew» (Deu 32:2). Отметим также параллелизм конструкции в последнем примере и аллитерацию. Сочетание дактилей со спондеем производит впечатление размеренных гекзаметров античной эпической поэзии: «Bind their kings with chains, and their nobles with fetters of iron»; «How art thou fallen from heaven, О Lucifer, son of the morning!»; «Husbands, love your wives, and be not bitter against them». Экспрессивен и афористичен прерывистый ритм стоп: «Swift to hear, slow to speak, slow to wrath» (Иак. I: 19). Здесь эффект усилен тройным параллелизмом адъективно-инфинитивной

конструкции и аллитерацией,

В среде английских католиков имела хождение так называемая Реймсская Библия (XVI в,) и версия Рональда Нокса (XX в,), Обе версии основаны на Вульгате, греческий оригинал признан второстепенным, В этом отношении обе католические английские версии продолжают прерванную традицию Виклефа, тогда как все протестантские версии следуют традиции Тиндала, Таким образом, в истории Английской Библии к XVII в, четко оформляются две тенденции: доминирующая протестантская представлена КЛУ и ее редакциями; католическая -— Реймсской Библией и ее производными, Несмотря на антагонизм породивших эти тенденции конфессиональных контекстов, нашедших специфическое языковое выражение в тексте версий, обо тенденции активно взаимодействуют и потому могут быть признаны элементами единой системы: Английская Библия немыслима без католических версий, как немыслима без католической традиции и английская культура,

Характерной особенностью XX века является «американизация» развития Английской Библии. Тому есть ряд причин общего свойства: интернационализация науки, с одной стороны, и ускоренный процесс конфессионального и социального дробления церкви в США (в отличие от Великобритании, где англиканская церковь по-прежнему удерживает лидерство), а также ускоренное развитие библейской герменевтики в США, с другой стороны, привели к тому, что большинство новых версий НЗ выходят в Америке. Еще одна важная особенность — процесс распада некогда единой протестантской традиции на бесчисленное множество церквей, общин и т.д., каждая из которых стремится обладать собственной «канонической» версией Писания,

В Заключении обобщается весь материал исследования, делаются выводы и намечены перспективы исследования,

В диссертации представлена теория филологической герменевтики в исто-рико-генетическом аспекте, доказана ее актуальность для современной филологии, раскрыт категориальный аппарат и концепции филологической герменевтики и ее методами проанализированы сакральные и поэтические тексты, Удалось высветить и связать воедино многие факты, представляющие несомненный интерес для филологической герменевтики, истории лингвистических учений, теории литературы и общей лингвистики, Эти факты, принадлежащие разным эпохам, разным культурным традициям, бывшие ранее объектами изучения различных наук, впервые проанализированы в рамках единой концепции. Их изучение в рамках филологической герменевтики позволило определить единые теоретические основания для толкования сакральных и поэтических текстов, многие пресуппозиции современной интерпретационной теории, а также наметить перспективу дальнейшего теоретического развития филологической герменевтики,

Исследование возникновения и развития герменевтических теорий и традиций начато с истоков герменевтической мысли; в диссертации рассмотрены три важнейшие герменевтические традиции древности: античная, еврейская и раннехристианская. Изучение европейской герменевтической мысли после Реформации, от романтической эпохи (В. Гумбольдта и Ф. Шлейермахера) до на-

ших дней, составило теоретическую базу данного исследования. Удалось показать, что филологическая герменевтика как наука имеет свой особый метод (герменевтическую авторефлексию) и предмет исследования (все произведения духа, в первую очередь художественно-поэтические и сакральные тексты, процесс их толкования и результат их понимания как явления языка): а также определить роль библейских текстов в семиотике культуры.

Хотя филологическая герменевтика пересекается с рядом наук о дуче и выступает в то же время их методом, она отлична и от философии, и от литературоведения (и традиционной риторики), и от лингвистики, где анализ направлен на выявление формально-всеобщего (риторических фигур, жанровых категорий, стилевых архетипов школы и эпохи) в частном; в герменевтике процесс идет в обратном направлении: от данных наблюдению внешних лингвистических фактов к индивидуальному смыслу. «Герменевтический анализ начинается с конкретных, видимых и формально ограниченных языковых структур и бесконечными вариациями ведёт к разнообразию скрытых, неограниченных, теряющих форму смыслов духовных» (Н.О. Гучинская).

Сакральный (и производный от него поэтический) текст, рассматриваемый с позиций современного опыта, т.е. с учётом многовековой литературной поэтической традиции, распада мифа и эволюции логоса, демонстрирует черты так называемой «верлибризации»— явления, пограничного между стихом и прозой, т.е. в этом типе текста наиболее ясно явлен архаический «первобытный синкретизм» — нерасчлененность речи на стиховую и прозаическую. Согласно гипотезе, идущей от И.Г. Гердера, В. Гумбольдта, немецких романтиков и A.A. Потебни, языку в его истоках была присуща и выразительность, и изобразительность, которые сливались в едином выразительном образе. А.Н. Веселов-ский утверждал, что в начале всякого поэтического развития лежит синкретизм поэтических жанров, т.е. такое состояние поэзии, когда эпос, лирика и драма еще не выделились из первоначального сакрального единства и сама поэзия не обособилась от музыки и мимической пляски. Содержание первобытной поэзии дает магический обряд, воспроизводящий в символической форме различные стороны жизни первобытного коллектива, в соответствии с верой первобытного человека. Первобытная синкретическая народная поэзия представляет песню хора, сопровождаемую пляской и мимическим действием (игрой). На самой ранней стадии развития главенствует элемент ритмический, музыкальный, слово имеет второстепенную роль, текст импровизируется на случай и потом забывается. Здесь присутствуют все способы организации поэтического дискурса — метр (который в архаическом обществе был частью синкретического ритуального действа, где нет разделения на авторов и зрителей, в котором все — участники, все в равной степени вовлечены в ритуал), рифма, аллитерация и ассонанс, парономазия — но нерегулярно, спорадически, так что не приходится вести речь об их необходимости (обязательности), однако присутствие всех этих структурных элементов стиха доказывает соприродность, гомогенность сакрального текста и поэтического. Очень важно, что не только формальная организация, но и система образов, риторических фигур и тропов, а также ритм сакрального текста столь же показательны и для поэтических текстов. Не удиви-

тельно, что культовые, сакральные тексты и явились той питательной средой, из которой выкристаллизовались исторические поэтические формы: язык поэтической культуры — это язык культа, утративший в той или иной степени теоцен-тризм в пользу антропоцентризма и секуляризации. Дальнейшее развитие поэзии приводит к выделению песни из обрядовой связи и к дифференциации поэтических жанров, Предпосылкой этих процессов является начало выделения личности из первобытного коллектива, за которым стоят «групповые выделения», связанные с разложением патриархально-родового строя и социальной дифференциацией первобытного общества.

Сакральный текст изначален — в нем не проявлено еще противопоставление стиха и прозы, противопоставление, которое становится в процессе литературной эволюции парадигматическим и дифференциальным признаком двух типов художественной речи. Языковой космос сакрального текста организован, однако, таким образом, что равное значение в нем отведено и звуку, и семантике. Не так в прозе и стихе: смысл реализуется в прозе преимущественно через семантику слова, в стихе — через звучание (отмеченная Ю.Н. Тыняновым парадигма), Рифма, аллитерация и членение на строфы,— все эти явления суть не что иное, как явления звуковые, Противопоставление двух указанных типов организации смысла не абсолютно, как не абсолютно и противопоставление стихотворной и прозаической речи: художественная проза с самого начала организуется в звуковом отношении не менее заботливо, чем стих; стих вовсе не безразличен к семантике слова. Но очевидно, что звуковые особенности прозы вторичны по сравнению с ее семантикой, тогда как в стихе звуку отведена главенствующая роль. Эти утверждения тем нагляднее иллюстрируются, чем выше качество прозаического или стихотворного текста. Так, в стихе звук способен инициировать сложные семантические сдвиги, как, например, в явлениях парономазии, В поэзии вербальные уравнения стали конструктивным принципом построения текста. Синтаксические и морфологические категории, корни, аффиксы, фонемы и их компоненты (различительные признаки), т.е. любые элементы вербального кода противопоставляются, сопоставляются, помещаются рядом по принципу сходства или контраста и получают свое собственное автономное значение. Фонетическое сходство воспринимается как определенная семантическая связь, В поэтическом искусстве парономазия становится важным источником смыслообразования. Наконец, последнее утверждение о доминирующем значении звука получает свое подтверждение в таких текстах, как популярные в экспериментальном стихотворном словотворчестве заумные стихи,

Мы показали, что начиная с эпохи Просвещения, иудейские и христианские герменевты работают над превращением библейской интерпретации в научно обоснованную теорию, учитывая при этом постоянно расширяющийся горизонт филологической герменевтики, Несмотря на особенности различный течений в иудаизме и на конфессиональное многообразие христианства, можно признать, что герменевтическая дискуссия последнего времени перешагнула за пределы религиозно-догматической ограниченности и стала всеобщей. Подобное универсальное развитие герменевтики, ее прорыв в общемировой континуум культуры в огромной степени были предопределены герменевтической про-

граммой Ф. Шлейермахера.

Сакральный и поэтический текст в герменевтическом процессе предстают как непосредственная актуализация движущегося, активного сознания, точка пересечения двух контекстов (индивидуального, стремящегося к объективированию, к выражению, и общекультурного, стремящегося к впечатлению, творчески преображаемого в процессе усвоения его субъектом). Первый из этих двух контекстов определяется движением от элементарной способности восприятия (простейшей «интертекстуапизации») через осознанное понимание к активному творчеству; вектор второго контекста действует в направлении от пневматосферы (Логоса) к конкретной семиотической форме бытия, доступной для схватывания, усвоения и переоформления в человеческом сознании. Гак, точка пересечения двух этих векторов и есть момент актуализированного бытия человеческой индивидуальности в его высшей, «синергийной» (П.А. Флоренский) форме; бытия, представленного в акте со-творения текста; бытия, разворачивающегося (в пределе) в структуру мифа. А субъективное проживание-переживание этого акта синергизма представляется в виде вдохновения, и результат его осознается как откровение. И потому наибольший интерес для интерпретатора представляет сакральный и поэтический текст, как образец наиболее «чистого» воплощения результатов синергетического творчества: первый — как Слово Божие, ставшее доступным нам благодаря своей актуализации в человеческом языке посредством творчества богодухновенных авторов; второй — как индивидуальный мир, развернутый в структуру мифа.

Рассмотрев процесс толкования библейского текста и динамику формирования национальных (англоязычных) версий с позиций филологической герменевтики, нам удалось обнаружить две основные тенденции, взаимовлияющие и взаимозависимые, несмотря на свою антиномичность, и действующие в едином культурно-языковом континууме. Обе эти традиции текстового воплощения библейского материала на английском языке составляют ядро, сердцевину всего многовекового процесса толкования Библии в англоязычном мире, но, как и всякое живое явление, сопровождаются периферийными феноменами англоязычных версий. Конфессиональная принадлежность версий, прагматические цели их авторов и уровень развития общей герменевтической теории всякий раз отражаются в текстовом материале. Помимо общих проблем интерпретации и понимания смысла текста, анализу в работе подверглись лексические и грамматические, жанрово-композиционные и стилистические расхождения между версиями, при этом внимание было обращено прежде всего на смысловую адекватность текстов и отмечены общие лингвистические механизмы неверной интерпретации и передачи значений лексем, грамматических категорий и стилистических приемов и фигур. Рассмотрена была семантика грамматических категорий и синтаксической организации текстов англоязычных версий в их сравнительно-сопоставительном анализе. В работе предложена рабочая герменевтическая модель интерпретации текста, апробированная в толковании двух важных перикоп новозаветного текста. В работе также затронуты проблемы двуязычия, отразившиеся в практике создания англоязычных версий Нового Завета, выявлены лингвостилистические особенности этих версий, коренящиеся в их са-

кральном характере и специфике их функционирования в языковом сообшестве.

Таким образом, можно заключить, что успешная интерпретация и адекватная трансляция смысла сакрального текста возможна лишь тогда, когда лингвистические средства служат передаче общекультурных и специфических конфессиональных и психологических установок авторов версий и их читателей; все эти средства объединяются органически в герменевтическом процессе интерпретации, а именно в четырех его важнейших аспектах: историко-филологическом (учитывающем общий контекст культуры,— породившей текст и этот текст усваивающей, — а также генезис самого текста и его функционирование в семиозисе культуры); экзистенциальном (личностно-значимом, учитывающем специфические смысловые характеристики сакрального — и любого иного — текста и процесс его понимания субъектом, вступающим в процессе понимания в особую диалогическую связь с этим текстом); собственно лингвистическом (исследующем имманентные тексту языковые феномены и свойства) и прагматическом (учитывающем суггестивность и эмоциональность текста в его воздействии на реципиента, а также положение текста в континууме культуры и отношение субъекта к тексту как семиотическому явлению, т.е. функционирование этого текста и его элементов как универсальных символов определенной культурной традиции).

Работа имеет Приложение, которое посвящено иллюстрированию и толкованию используемого в диссертации категориально-терминологического аппарата общей философской, филологической и специальной богословской герменевтики.

Основные положения диссертации опубликованы в 29 работах общим объёмом 61,05 печатных листов.

Монографии

1, Абрамов C.P, Герменевтика: история и теория метода. Краткий очерк. Майкоп: Адыгейский гос. ун^г, 2001. — 21,9 п.л,

2, Абрамов С.Р. История филологической герменевтики и толкование сакрального и поэтического текста. СПб: DBM., 2006 (май), — 22,15 п,л,

Статьи

3, Абрамов С.Р, Интертекстуальность как конституирующий признак и условие сосуществования семиотических систем. Интертекстуальные связи в художественном тексте, // Межвузовский сб, науч, тр, СПб,: Образование, 1993, — 0,7 п.л,

4, Абрамов С.Р. Герменевтика, интерпретация, текст, // Studia Lingüistica, / Язык и обшество. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 1996,-0,5 п.л.

5, Абрамов С.Р, Сакральная герменевтика: новозаветная и раннехристианская традиция. // Hermeneutics in Russia, vol.,2, 1999 / Ed.-in-Chief G. I. Bogín, publ, by Tver State University Internet Center, (Международный Интернет-журнал «Герменевтика в России», т. 2. / Гл. рсд, ПИ, Богин). — Режим доступа:

6. Абрамов С Р Античная филологическая герменевтика // Филологический вестник: Научный и образовательный журнал. № 3 Майкоп: Адыгейский roc ун-т, 2001. —0,6 п.л.

7. Абрамов С,Р. Герменевтика сакрального и поэтического текста и символическое мышление. // Ученые mil. Мурманского гос. пед ин-та Язык - речь -коммуникация: Межвузовский сб. науч. статей. Мурманск: МГГ1И, 2002. (Филологические науки, вып. 5), —0,9 п.л.

8. Абрамов С.Р. О сущности филологической герменевтики и ее предмете — толковании сакрального и поэтического текста. // Электронный вестник Центра переподготовки и повышения квалификации по филологии и лингвостра-новедению филфака СПбГУ. — 2006. — Вып. 2 (август). - - Электрон, жури.(номер регистрации электронного издания 0420600030; свидетельство 009 от 21 апреля 2006 года; статья № 0420600030\0028) — Режим доступа: httpV/evcppk ru/t"iles/abramov2.pdf— 1,9 п.л.

9. Абрамов С.Р. О началах филологической герменевтики: текстология и толкование в раннем иудаизме и Новом Завете. // Электронный вестник Центра переподготовки и повышения квалификации по филологии и лингвострановеде-нию филфака СПбГУ. — 2006. — Вып. 2 (август). — Электрон, журн. (номер регистрации электронного издания 0420600030; свидетельство 009 от 21 апреля 2006 года; статья № 0420600030X0027) — Режим доступа: http:// evcppk.ru/files/abramovl.pdf— 1,7 п.л.

10. Абрамов СР. Филологическая герменевтика эпохи Реформации. // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного технического университета СПб, 2006.—У° 4 (46) (сентябрь) — 0,7 пл

11. Абрамов С Р Герменевтические воззрения Мартина Лютера // Ниучно-тех-нические ведомости Санкт-Петербургского государственного технического университета СПб, 2006.—Me 4 (46) (сентябрь) —0,6 пл.

12. Абрамов С.Р. Аллегория и символ в истории герменевтики. // Вестник Тобольского ун-та. Тобольск, 2006 (сентябрь). — 0,9 п.л.

Материалы международных, всероссийских, межвузовских на\>чных

конференций

13. Абрамов С.Р. 5 глава Евангелия по Матфею: интерпретация Ветхого Завета. // Герценовскне чтения. Материалы конференции СПб.: Образование, 1993. — 0,1 пл.

14. Абрамов С.Р. Соотношение целого и части как проблема понимания смысла текста. // Лингвистические чтения Материалы конференции. Пермь: ПГПИ, 1993, —0,2 п.л.

15. Абрамов С.Р. Понимание и смысл как предмет филологической герменевтики (исторический аспект). // Интегративная антропология. Материалы международной научно-практической конференции. Майкоп: Адыгейский гос. ун-т, 1995. — 0,5 п.л.

16. Абрамов С.Р., Хлынина Т.П. Герменевтика исторического процесса. // Материалы 1-й конференции Адыгейского регионального психологического общества. Майкоп: Адыгейский roc ун-т, 1996. — 0,2 п.л.

17, Абрамов С.Р, Сакральный текст как предмет герменевтического анализа, // Проблемы теории и практики интегративной антропологии. Материалы международной научно-практической конференции, Майкоп: Адыгейский гос. ун-т, 1996,-0,2 п.л.

18, Абрамов С.Р. Воздействие текста на читателя как герменевтическая проблема, // Речевое воздействие в разных формах речи. Материалы Всероссийской научной конференции, Ростов-на-Дону: РГУ, 1996, — 0,2 п.л,

19, Абрамов С.Р, Контекстуальная обусловленность интерпретации библейского текста, // Философские и религиозные проблемы истории и современности, Тезисы докладов на 11 межрегиональной конференции. Ставрополь: Став, roc, тех. ун-т, 1996. — 0,2 п.л,

20, Абрамов С.Р. Понимание и смысл как предмет филологической герменевтики (онтологический аспект), Н Интегративная антропология. Материалы межвузовской научно-практической конференции. Майкоп: Адыгейский гос, ун-т, 1997.-0,3 п.л,

21, Абрамов С.Р, Ориген и ранняя христианская герменевтика, // Материалы межвузовской научно-практической конференции, Майкоп: Майкопский гос, технологический ин-т, 1997, — 0,6 п,л,

22, Абрамов С.Р, Фома Аквинский и средневековая герменевтика, // Материалы межвузовской научно-практической конференции, Майкоп: Майкопский гос, технологический ин-т, 1997,-0,5 п.л,

23, Абрамов С.Р, Христианская библейская герменевтика и богословские школы Александрии и Антиохии. II Понимание как усмотрение смыслов, Третья международная герменевтическая конференция: Статьи и выступления. Тверь: ТГУ, 1997,-1,0 п.л,

24, Абрамов С.Р, Сравнительный анализ герменевтических методов у бл, Августина и св, Иеронима. // Понимание как усмотрение смыслов. Четвертая международная герменевтическая конференция: Статьи и выступления, — Тверь: ТГУ, 1998,-1,0 п,л.

25, Абрамов С,Р, Герменевтика имени о, Павла Флоренского, // Проблемы региональной ономастики: Материалы межвузовской научно-практической конференции, Майкоп: Адыгейский гос. ун-т, 1998, — 0,2 п.л,

26, Абрамов С.Р, Рец, на кн.: Гучинская Н.О, Hermeneutica ín nuce; Очерк филологической герменевтики, 2002, // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов, — М.: Языки славянской культуры, 2004, — 0,2 п.л,

27, Абрамов С.Р. Слово и Логос: сакральная герменевтика и переводы Евангелия, // Материалы XXXV Международной филологической конференции 13-18 марта 2006 г. Вып. 3: Современное переводоведение, СПб: Филологический ф-т СПбГУ, 2006 (май), — 0,5 п.л.

28, Абрамов С.Р. Процессы семантизации фонологических единиц и звуковая метафора. // Язык и межкультуриая коммуникация. Материалы 3-й Межвузовской научно-практической конференции 26-27 апреля 2006 г, — СПб: Санкт-Петербургский Гуманитарный ун-т профсоюзов, 2006 (июль). — 1,0 п.л.

29, Абрамов С.Р, Сакральный текст в герменевтическом процессе, И Лихачёвские чтения: Материалы международной научной конференции, СПб.: Сашсг-Пе-тербургский Гуманитарный ун-т профсоюзов, 2006 (сентябрь), — 0,6 п,л.

Подписано в печать 25.10.2006. Формат бумаги 60 х 84 1/16. Бумага офсетная. Печать ризографическая. Усл. печ. л. 2,0. Тираж 100 'жз. Заказ 3868.

Отпечатано в отделе оперативной полиграфии НИИХ СПбГУ. 198504, Санкт-Петербург, Старый Петергоф, Университетский пр.26

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Абрамов, Сергей Рудольфович

Введение.

Глава Первая: Герменевтический метод в историческом аспекте.

1. О предмете исследования. Текст сакральный и текст поэтический.

1.1. Концептуальный аппарат филологической герменевтики.

1.1.1. Вводные замечания.

1.1.2. Смысл и понимание.

1.1.3. Техники усмотрения и построения смыслов и техники понимания.

1.1.4. Герменевтическая типология актов понимания.

1.1.5. Краткие выводы.

1.2. Семиотический аспект сакральности и поэтичности.

1.3. Звуковой иконизм сакрального и поэтического текста и символическое мышление.

1.3.1. Иконизм, метафора и символ.

1.3.2. Генетическое родство сакрального и поэтического; их типологическая близость.

1.4. Типология звукового иконизма и процессы семантизации фонологических единиц; звуковая метафора.

2. Основные герменевтические традиции.

2.1. Предварительные замечания: текстопорождение и рецепция сакрального и поэтического текста в контексте традиции.

2.1.1. Экзегеза и традиция.

2.1.2. Традиция как контекст смыслопорождения.

2.2. Периодизация истории герменевтики.

2.3. Античная герменевтика: онтология Логоса.

2.4. Иудейская герменевтика: сакральность Логоса.

2.4.1. О началах иудейской герменевтики.

2.4.1.1. Вводные замечания.

2.4.1.2. Раввинская традиция (ранний этап).

2.4.1.3. Иудейская герменевтика в сравнении с античной.

2.4.1.4. Древнееврейская апокапиптика.

2.4.2. Эллинистический период в иудейской традиции.

2.4.2.1. Септуагинта (LXX).

2.4.2.2. Филон Александрийский.

2.4.2.3. Кумранские тексты.

2.4.2.4. Раввин Гиллель Старший: система правил и принципов толкования.

2.4.2.5. Таргумы и мидраши.

2.4.2.6. Окончательное оформление раввинской теории толкования.

2.4.3. Иудейская герменевтика в эпоху христианства.

2.4.3.1. Средневековая иудейская герменевтика: рационализм и мистика.

2.4.3.2. Новое время и современная эпоха.

2.5. Ранняя христианская герменевтика.

2.5.1. Новозаветная и раннехристианская герменевтика.

2.5.1.1. Новый Завет — концептуальный источник христианской герменевтической традиции.

2.5.1.2. Концепция Логоса в Евангелии от Иоанна.

2.5.1.3. Ранние памятники христианской герменевтики.

2.5.2. Герменевтика богословских школ Александрии и

Антиохии.

2.5.2.1. Общие замечания.

2.5.2.2. Александрийская школа.

2.5.2.3. Климент Александрийский.

2.5.2.4. Ориген.

2.5.2.5. Антиохийская школа.

2.5.2.6. Контроверзы аллегоризма.

2.5.3. Иероним и Августин.

2.5.3.1. Иероним.

2.5.3.2. Августин.

2.5.4. Эволюция герменевтической теории в средние века: характерные особенности.

2.5.4.1. Общий обзор.

2.5.4.2. Гуго Сен-Викторский и Николай Лира.

2.5.4.3. Иоахим Флорский и апокалиптика.

2.5.4.4. Предпосылки схоластической герменевтики.

2.5.4.5. Схоластика: Бонавентура и Фома Аквинский.

2.5.4.6. Данте: возрождение аллегории в художественном дискурсе.

2.5.5. Итоги развития средневековой христианской герменевтики.

2.6. Герменевтика Реформации.

2.6.1. Общие замечания о сущности теоретического переворота.

2.6.2. Лютер, его герменевтические воззрения.

2.6.3. Кальвин и его последователи.

2.6.4. Меланхтон и Флаций.

2.6.5. Заключительные замечания.

Глава Вторая: Развитие научной парадигмы филологической герменевтики.

3. Герменевтическая теория Нового времени.

3.1. Исторические предпосылки новой герменевтики.

3.1.1. Вводные замечания.

3.1.2. Историко-критический метод толкования сакрального текста в Европе.

3.1.3. Иоганн Землер и его школа.

3.1.4. Иоганн Эрнести и его последователи.

3.1.5. Дю Марсэ и Фонтанье.

3.2. Немецкая классическая герменевтика.

3.2.1. Фридрих Act: когерентность текста и герменевтический круг

3.2.2. Фридрих Шлейермахер: проект общей герменевтики.

3.2.2.1. Универсальность герменевтики.

3.2.2.2. Понимание как работа толкования и его методы.

3.2.2.3. Роль языка в процессе понимания.

3.2.2.4. Герменевтический круг как имманентное свойство понимания и методологический принцип толкования.

3.2.2.5. Заключительные замечания: наследие Шлейермахера.

3.2.3. Вильгельм Дильтей: филологическая герменевтика как основополагающий метод всех наук о Духе.

3.2.3.1. Универсальность герменевтики как методологии гуманитарного знания.

3.2.3.2. Заключительные замечания: значение идей

Дильтея.

Новейшая герменевтика.

4.1. Общая герменевтика в XX веке.

4.1.1. Мартин Хайдеггер: онтологическая герменевтика и язык как «обитель бытия».

4.1.2. Современная герменевтическая мысль в Европе.

4.1.2.1. Спор Ганса-Георга Гадамера и Юргена Хабермаса об универсальности герменевтики: апория филологической герменевтики.

4.1.2.2. Анализ теоретических пресуппозиций.

4.1.2.3. Морис Мерло-Понти: ценность его идей для разрешения указанной апории.

4.1.2.4. Поль Рикёр: движение к консенсусу.

4.1.2.5. Краткие выводы.

4.1.3. Герменевтические воззрения Эмилио Бетти.

4.1.4. Выводы.

4.2. Теория толкования сакрального текста в XX веке.

4.2.1. «Диалектическая теология».

4.2.1.1. Карл Барт.

4.2.1.2. Рудольф Бультман.

4.2.2. «Новая герменевтика».

4.3. Русская герменевтическая теория: синтез философии, богословия и филологии.

4.3.1. Концепция филологической герменевтики

П.А. Флоренского.

4.3.2. Современная русская герменевтика.

Глава Третья: Герменевтика и поэтика сакрального текста.

5. Текст в герменевтическом анализе.

5.1. Методы герменевтического анализа.

5.2. Аллегория как герменевтическая категория, ее эволюция.

5.3. Аллегория и символ.

5.4. О типологическом толковании.

5.5. Этимология и синкризис как категории герменевтического анализа сакрального текста.

5 6 Заключительные замечания.

6. Национальные версии Священного Писания в свете герменевтической теории.

6.1. Теоретические основы исследования.

6.1.1. Общие замечания.

6.1.2. Отбор материала: Молитва Господня и Пролог послания к евреям святого апостола Павла.

Молитва Господня.

Послание к евреям святого апостола Павла.

6.1.3. Канон как регулятор адекватной интерпретации библейского текста.

6.2. Аспекты герменевтического процесса.

6.2.1. Общие замечания.

6.2.2. Историко-филологический аспект процесса толкования сакрального текста.

6.2.3. Экзистенциальный аспект процесса толкования сакрального текста.

6.2.4. Лингвистический аспект процесса толкования сакрального текста.

6.2.5. Прагматический аспект процесса толкования сакрального текста.

6.2.6. Рабочая герменевтическая модель толкования сакрального текста.

6.2.7. Герменевтический процесс.

7. Англоязычные версии Священного Писания.

7.1. Общие замечания.

7.2. Первые поэтические и сакральные тексты на национальном языке.

7.2.1. Гимн Кэдмона и англосаксонские глоссы.

7.2.2. Лингвистическая ситуация в Британии после норманнов.

7.2.3. Допечатный период.

7.2.4. Две версии Джона Виклефа.

7.2.5. Печатный период: версия Вильяма Тиндала.

7.2.6. Версия Ковердейла; Большая Библия; версия Чика; Женевская и Епископская Библии.

7.2.7. «Официальный вариант» — Библия короля Иакова 1.

7.2.8. Англоязычная католическая версия Библии.

7.3. Интерпретации библейского текста в XVII—XIX вв.

7.3.1. Общие замечания.

7.3.2. Исправленная версия и ее редакции.

7.4. Общие тенденции сакральной герменевтики в новейших англоязычных версиях.

7.4.1. Версия Моффата.

7.4.2. Версии, воссозданные ограниченными языковыми средствами.

7.4.3. Современная католическая версия.

7.4.4. «Новая международная версия».

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Абрамов, Сергей Рудольфович

Филологическая герменевтика в ее современном состоянии претендует на роль методологии филологических (и шире — гуманитарных) наук. Будучи наукой о понимании, толковании, осмыслении текста в соответствии с научно обоснованными и логически сформулированными принципами и методами, она тесно связана как с общей герменевтической теорией, которую Фридрих Шлейермахер определял как «теорию искусства понимания» [Schleiermacher 1977: 119], так и собственно литературоведением и лингвистикой, выступая в них в качестве одного из методов. И поэтому филологическая герменевтика включает в себя изучение: языка как онтологической категории (т.е. языкового бытия); истории, социального и культурного контекста интерпретаций; авторских намерений и установок; понимания и экспликации смысла (в особенности приращенного, комплементарного); интерпретационных методов.

Первоначально герменевтика относилась к интерпретации религиозных текстов и смыслов. Таковы интерпретации оракулов и Гомера в Древней Греции, истолкования Библии в иудаизме (Филоном) и христианстве (Оригеном, Августином и герменевтами раннего протестантизма — Лютером, Меланхтоном, Флацием). Сфера герменевтики очерчена, таким образом, экзегезой в широком смысле этого слова. Но от экзегетики герменевтику отличает то, что она занята не просто искусством истолкования, но прежде всего правилами такого искусства. В качестве вспомогательной науки она выступает на первый план там, где необходима интерпретация темных мест сакральных текстов. В более поздний период свою собственную герменевтику будут развивать и другие науки, связанные с интерпретацией текстов. Начиная с Ренессанса существует своя герменевтика в юриспруденции и филологии, а с XIX в. герменевтика занимает место в ряду исторических дисциплин.

Филологическая герменевтика в своей горизонтальной проекции охватывает весь спектр гуманитарных наук, в первую очередь — общую теорию текста, феноменологию понимания и поэтику; но будучи наукой о Логосе (Э. Бетти, А.Ф. Лосев, Г.И. Богин), в своей вертикальной проекции она придает этим наукам новое измерение, новый методологический объем: превращает их в антропоцентрические, логоцентрические, поскольку изучает свой предмет в аспекте смыслопорождения и смысловосприятия. И поэтому эти науки в свете филологической герменевтики предстают науками о Духе, Geisteswissenschaften (В. Дильтей). Поскольку в конечном счете все науки о Духе связаны с интерпретацией, они всё в большей мере осознают необходимость герменевтической рефлексии. Мысль о том, что интерпретация и понимание лежат в основе всех наук, основанных на истолковании текстов, привела В. Дильтея к предположению о том, что герменевтика может служить всеобщей методологией гуманитарного знания. Дильтей полагал, что герменевтическая методология способна придать гуманитарному знанию статус научного.

Это не недостаток, поскольку «как бы, однако, ни казалась нам естественной тенденция позитивной науки уклониться от принципиального обсуждения философских основ своей науки, она влечет за собою далеко не благоприятные для науки последствия. Обойтись вовсе без этих основ наука не может, потому, совершенно того не сознавая и, может быть, даже не желая, она под видом собственных эмпирических обобщений повторяет старые, в философии отжитые и потерявшие свое значение общие воззрения и мнения» [Шпет 1989: 254]. Герменевтика также отличается междисциплинарным характером, что делает это направление филологии актуальным, поскольку современная интеллектуальная эпоха определяется прежде всего тотальной междисциплинарностью. Хотя герменевтика выделилась в самостоятельную область исследований под влиянием идеологии немецкого протестантизма и обрела собственно научный статус в Германии (И. Зем-лер, И. Эрнести, Ф. Аст, Ф. Шлейермахер), в трудах преимущественно немецких же ученых получила свой современный облик европейской науки (В. Дильтей, М. Хайдеггер, Г.-Г. Гадамер), она сделалась универсальной методологией филологической науки, а ее синтезирующий характер оказался сродни духу русской филологической науки, где сама филология не была расщеплена на многочисленные частные дисциплины.

Во многих областях культуры к середине XX века наметился сопоставимый переход от классического инструментария к неклассическому. Для прозы такое нетрадиционное орудие — «прустовско-джойсовские» приемы повествования, подчеркивающие неполноту рассказываемого, субъективность в восприятии одного или нескольких повествователей, из которых полным (условно: «бальзаковским») знанием о происходящем не обладает никто. Для живописи это — замена пространственной перспективы, исходящей из одной идеальной точки, передачей становления мира во времени, плоскостной декоративностью или развернутым на полотне круговым обзором предмета. Для музыки — отказ от лада и тональности и признание всех ступеней звукоряда равноправными. Для наук о природе — принципы относительности и дополнительности, оставляющие свободу избирать ту или иную систему изначальных аксиом, а для социальных и гуманитарных наук — герменевтика, оставляющая свободу избирать точку зрения «наблюдателя», сохраняющая субъективность толкователя не как недостаток анализа, но как нередуцируемую духовную ценность. Близким отечественной традиции оказалось неожиданно современное стремление герменевтики снять антиномию субъектно-объектных отношений (каковые, начиная от «Логики» Аристотеля, до недавнего времени считались обязательной и характерной чертой европейского научного мышления). Герменевтика в науках о духе сделала то, что и квантовая механика в науках физических: наличие субъекта в ней считается не досадным недостатком (которым, вследствие его неустранимости, приходилось пренебрегать), но существенным и необходимым компонентом. Субъективность для герменевтического анализа признается столь же решающим фактором, что и объективность интерпретируемого текста: смысл возникает на пересечении субъективности толкователя и объективности духовного феномена, подлежащего интерпретации. Ценность герменевтической методологии в ее не-позитивистском характере, в отказе от попыток подчинить филологию инструментарию естествознания (причем в понимании XIX века). Эти свойства герменевтической методологии в России получили признание и нашли развитие в трудах Г.Г. Шпета, ПЛ. Флоренского, С.Н. Булгакова и других ученых-энциклопедистов русского Серебряного века, а также в работах Ю.Н. Тынянова, В.М Жирмунского, Б.В. Томашевского, Б. М. Эйхенбаума, Г.О. Винокура, P.O. Якобсона, В.Г. Адмони, Ю.М. Лотмана, Г.И. Богина, Н.О. Гучинской, С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова и др.

Поэтическая, как и сакральная, информация измеряется степенью ее противопоставленности иной информации (исходной, прямо означенной, служащей фоном), содержащейся в тексте. Этим теоретически и определяется своеобразие поэтического и/или сакрального текста в ряду жанров, его специфика как «языка в языке» (Поль Валери). Практически, однако, в конкретной общественно-исторической ситуации поэтическая и сакральная информация измеряется не этой «онтологической» мерой. При восприятии отдельных сообщений она учитывается только как фон. На первом плане выступает другая, социально и исторически обусловленная величина. Это уровень оппозиции данного сообщения запасу уже известной поэтической и сакральной информации, то есть степень его выразительности в контексте, на фоне «нулевой степени письма» (Р. Барт): для поэтического текста таким контекстом выступает — по убывающей — национальная традиция, литературный жанр, индивидуальный авторский стиль. Для сакрального текста контекст определяется— от центра к периферии— библейским каноном (т.е. совокупным, специфически организованным текстом Священного Писания), Св. Преданием (творениями христианских апологетов и отцов

Церкви), богословской традицией конкретной эпохи и места, всем богословским дискурсом. Профанный, т.е. поэтический эквивалент сакрального канона — поэтический жанр, конвенция (или несколько сосуществующих конвенций), которая содержит «приемы» (стилистические, композиционные, образные и т.п.), уже опробованные, отработанные, освященные в ее рамках. Всеми принятая конвенция — это своего рода установление, систематизирующее и регулирующее обязанности поэзии по отношению к читателям. Это образец, по которому читатель проверяет «правильность» сообщения. Как всякое установление, конвенция создает область взаимопонимания между общающимися партнерами. Однако, всякое понимание, достигнутое на почве соглашения, сопряжено с постоянной опасностью непонимания. Вопросы эти до сих пор не исследованы, что и позволяет считать, что специальная работа по герменевтике сакрального и поэтического текста является актуальной и в известной степени новой, однако продолжающей традиции, представленные филологическими трудами Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера Р. Барта, Г.Г. Шпета, П.А. Флоренского, Г.И. Богина, Н.О. Гучинской и др.

Таким образом, актуальность темы и направления исследования обусловлена необходимостью доказать, что герменевтика выступает как организующее начало интерпретации сакральных и поэтических текстов, показать ее системный характер и определить аспекты герменевтического процесса. Актуальным является исследование природы сакральности в филологическом аспекте. Если феномен поэтического (и мифопоэтического) исследован в филологии широко и с различных позиций (теоретические труды и интерпретации А. Белого, Л.В. Щербы, ОПОЯЗа, В.В. Виноградова, В.М. Жирмунского, P.O. Якобсона, О.М. Фрейденберг, Ю.М. Лотмана и Московско-Тартуской семиотической школы, Т.И. Сильман, С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова; постмодернистский анализ Б.М. Гаспарова; работы К. Фосслера, Л. Шпитцера, Т.С. Элиота и мн. др., см. №№ И, 28,47,48, 54, 56, 68, 73, 80,

114, 135, 150, 162, 163, 164, 169, 184, 200, 201, 211, 292, 369, 373, 481, 482, 483, 488, 489, 508, 509, 510, 516, 520 Библиографического списка), то семиотика сакрального остается для филологии лакуной как в общей теории, так и в практическом анализе экземплярных текстов. Некоторые наброски теории и подходы к практическому анализу намечены у Э. Кассирера, С.Н. Булгакова, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, В.М. Жирмунского, В.Г. Адмони и Н.О. Гучинской (№№ 14, 40, 41, 71, 72, 80, 109,110, 111, 178, 179 Библиографического списка), однако детальному рассмотрению семиотический аспект сакральности не подвергался вовсе. Актуальность обращения современной научной филологической мысли к герменевтике объясняется и тем, что иные методы толкования показали свою неадекватность в толковании текста, тем более если речь идет о таких предельно сложно организованных текстах с духовной смысловой структурой, как поэтические и/или сакральные.

Поскольку герменевтика исследует по преимуществу «субстанциальную сторону понимания текста» [Богин 1993], отсюда следует, что как метод герменевтика может быть положена в основание как стилистического, так и поэтологического анализа; тем самым предмет герменевтики отличается от предмета смежных наук, изначально ориентированных на исследование лингвистической ткани, «плоти текста» — в первую очередь лингвистической прагматики и лингвистики текста. «При наличии дисциплин, соперничающих со стилистикой при анализе художественного текста, но имеющих отличные от неё основания, — таких, как лингвистика текста или даже прагматика, — герменевтика является единственным методом, ограждающим стилистику от „примесей" и гарантирующим сохранение её сущности как науки поэтической» [Гучинская 2001: 64]. Именно герменевтика может быть признана методом, гарантирующим полноту понимания текста, особенно текста со сложной смысловой организацией, каковым является всякий художественный текст вообще, а сакральный и поэтический — в особенности. Чтобы сделать герменевтику методом изучения не только сакрального, но и всякого поэтического (и шире — художественного) текста вообще и отграничить эту область филологии от общей стилистики, которая занимается в том числе и использованием языка в литературе, недостаточно начать с субъективной оценки элементов стиля сакрального или поэтического текста. Совершенно очевидно, что эвристическая стадия должна предшествовать любой попытке научного описания. Отсюда и необходимость размышлений над семиотической природой сакрального и анализ эволюции герменевтических концепций, с которых начинается первая глава диссертации.

Важно подчеркнуть, что герменевтика как наука имеет свой самостоятельный объект, непересекающийся и с областью (традиционной) стилистики: это сфера толкования текста и понимания его смыслов. Это признавали и ученые, выступавшие оппонентами герменевтической методологии: «Подобно тому как данное сообщение имеет множество реализаций, оно также имеет и множество интерпретаций. И то, и другое лежит за пределами стилистики. <.> Исключение из стилистики вопросов <.> интерпретации аналогично разделению между собственно лингвистикой и фонетикой, с одной стороны, и семантикой — с другой» [Сапорта 1980: 107]. Герменевтику следует понимать не только как отдельную научную дисциплину, но и как методологию науки (в первую очередь филологической): параллельные истории герменевтики, методологии науки и философии часто имеют подспудные точки пересечения.

Есть две противоположные точки зрения на герменевтику в ее отношении к науке. Один взгляд сводится к тому, что может существовать герменевтика как методология филологической и богословской науки, искусства и юриспруденции, т.е. как культурно-исторический феномен, в пределе своем ограниченный семиотической областью (в первую очередь предметами духа: сакральными, поэтическими, литературными текстами, произведениями искусства и т.д.). Это предельная экспликация традиционного взгляда. Сам этот традиционный взгляд эволюционировал, и весьма решительно. В пост-античной Европе, когда христианская наука порвала с античной философией, герменевтика была по преимуществу экзегетической дисциплиной, применяемой к тексту Священного Писания. И хотя эта текстуально ориентированная герменевтика была далека от наивной — поскольку включала изощренные теории символа, аллегории и семиозиса, — она все же оставалась привязанной к экзегетической практике. Так было до эпохи Нового времени, которое наступило для герменевтики относительно поздно, с появлением трудов таких мыслителей, как Фридрих Шлейермахер и Вильгельм Дильтей; именно они придали герменевтике современный вид; о революции, осуществленной этими учеными, говорится во второй главе. Поворот герменевтики в сторону методологии происходит в XX в. Хотя первые намеки на такой поворот можно найти уже в «философии жизни» позднего Дильтея и у Ницше, заявившего, что «нет фактов, есть только интерпретации», герменевтику как философскую дисциплину в этом ключе развивает М. Хайдеггер и его ученик Х.-Г. Гадамер. Если у Хайдеггера герменевтика нацелена на самопонимание фактически существующего человека, то Гада-мера интересует сфера гуманитарного знания, он стремится осмыслить «историчность» и «языковость» человеческого опыта. В постмодернистскую эпоху возникает и «расширенное» понимание герменевтики, когда не только «слова», но и «вещи» [Foucault 1971: 24-47] становятся предметом герменевтического анализа, а герменевтика как метод признается универсальным методом всех гуманитарных и социальных наук. Такая «расширенная» герменевтика стала возможной лишь тогда, когда размылись границы между классическими научными направлениями, что и является характерной особенностью постмодернистского дискурса.1

1 Постмодернистские надежды на всеобщую науку отнюдь не новы; в свое время Чарльз Моррис возлагал не меньшие надежды на семиотику: «Классическая логика продолжение сноски на след. стр.]

Исходя из внутренней посылки об универсальности метода, герменевтика неизбежно рассматривает всякий текст как слепок мира, как часть, равную целому, и стремится при этом истолковывать не столько часть, сколько само целое, т.е. мир; специфическим при этом является тот факт, что, в отличие от классической философии (также стремящейся к истолкованию мира) и тем более «физических» наук, герменевтика исследует всякий объект истолкования в неразрывной связи с рефлектирующим сознанием, с субъективностью интерпретатора, в единстве осознающего и осознаваемого, в слиянии субъективного и объективного — стремится к живой нерасчлененности, целостности субъекта и объекта. Очевидно, что такой подход имеет основание как в самих механизмах психомыслительной деятельности, так и в общих принципах текстопорождения [Piaget 1977: 226]. Как справедливо отмечает Э. Бетти, «первичный феномен понимания — это не понимание речи, а понимание посредством речи. Эбелинг видит в герменевтике учение о Логосе. Равным образом присутствующий в вещах и в самом познающем Логос — условие возможности понимания» [Betti 1962: 36].

Отсюда и парадоксальность герменевтики как науки: если всякое классическое научное знание стремится к анализу, к «объективному знанию», т.е. к отделению субъекта познания от его результатов посредством рационализации, то герменевтика стремится к пониманию субъектно-объектному, т.е. к ценностно-субъективному знанию — к «переживанию» (В. Дильтей) смысла текста в процессе его истолкования. Всякое истолкование основывасчитала себя органоном наук, но в действительности она была неспособна осуществить эту задачу; современная семиотика, соединив в себе новые веяния в логике и широкое многообразие подходов к знаковым явлениям, возможно, попытается взять на себя эту роль» [Семиотика 1983: 87]. Следует признать, что герменевтике, как и семиотике, удастся стать лишь отчасти и лишь на время органоном наук. Отчасти — поскольку лишь о науках о духе может здесь идти речь; на время — оттого что человеческому знанию суждено, по-видимому, переживать революционные скачки, так называемые смены парадигм.

2 Здесь и далее переводы иноязычных текстов всюду наши, если иное не оговорено специально. ется на понимании, и лишь «то, что как таковое почленено в истолковании и что вообще в понимании предусмотрено как членимое, есть смысл» [Хай-деггер 1993: 16]. Для классической науки «отношения между субъектом и воспринимаемым им объектом аналогичны отношениям между двумя физическими предметами, один из которых при соприкосновении с другим оставляет на нем свой отпечаток. Метафора печати, оставляющей на восковой поверхности свой деликатный оттиск, укоренилась в сознании эллинов и определила на многие века развитие философских идей. Уже в „Теэтете" Платона говорится о eKjiayeiov [ekmageion], то есть восковой дощечке, на которой писец воспроизводит стилом начертания букв. И этот образ, повторенный Аристотелем в трактате „О душе" (кн. III, гл. IV), дает о себе знать на протяжении всех средних веков. Мы сталкиваемся с ним и в Париже и в Оксфорде, в Саламанке и в Падуе; на протяжении многих веков учителя запечатлевают его в юношеских умах» [Ortega-y-Gasset 1966: 391]. Согласно изложенному учению, отношения между субъектом и объектом суть факт реальности, они столь же реальны, как, например, столкновение двух физических тел. Поэтому его принято называть реализмом. Оба термина отношений одинаково реальны — объект и сознание, столь же реально и само отношение. На первый взгляд, в этом учении нет никакой предвзятости в определении статуса субъекта и объекта. Но при ближайшем рассмотрении мы замечаем, что роль субъекта ущемлена. Согласиться с тем, что материальный объект может оставлять свой отпечаток на нематериальном, — значит уравнять их природу, то есть принять всерьез аналогию с воском и печатью. Квантовая механика в качестве методологии современной физики утвердила равенство экспериментатора и объекта исследования (парадоксальное как для обыденного сознания, так и для классической теории утверждение: присутствие экспериментатора влияет на результат эксперимента). Герменевтика всегда настаивала на нераздельности субъекта и объекта в процессе толкования и понимания смысла, на неизбежно диалогическом их отношении (П.А. Флоренский называл это свойство познания «синергийно-стыо» [Флоренский 1999: 44-60, 322, 410 и др.]), на их слиянии в акте познания. Ю.М. Лотман, сам себя герменевтом не называвший, фактически разработал этот аспект филологической герменевтики в своей работе «Культура и взрыв» ([Лотман 1992а]), где обобщил мысли Канта о диалогичности отношения субъекта и объекта, теорию интертекстуальности М.М. Бахтина, а также ввел в собственно филологический анализ феноменологическую категорию Другого.

Объектом исследования служит филологическая герменевтика во всем ее диахроническом объеме, ее культурно-исторический контекст, становление категориального аппарата, оппозиция идей и экзегетических практик и их роль в становлении герменевтического метода в литературоведении; предметам анализа служат ключевые философские, богословские, риторические и поэтические (преимущественно лирические) тексты, текст Священного Писания и его национальные версии: готская (еп. Вульфилы), немецкие — от Лютера до современных, английские — от Виклефа до современных, а также латинская (Вульгата), славянская и русские (Синодальный перевод и современные). Подробное обоснование отбора материала для исследования приводится на с. 345.

Целью герменевтического анализа, предпринятого в данной работе, является определение и обоснование объективно наблюдаемых этапов становления и развития филологической герменевтики, анализ герменевтических идей (от античных, древнееврейских и раннехристианских до новейших), их системное описание, создание модели герменевтического процесса и толкование экземплярных текстов по этой модели. Цель определила задачи, методологию, содержание и структуру исследования.

Задачи исследования заключаются в том, чтобы:

1. дать определение и обоснование объективно наблюдаемым этапам становления и развития филологической герменевтики;

2. провести анализ герменевтических идей (от античных, древнееврейских и раннехристианских до новейших), дать их системное описание;

3. показать их взаимозависимость и взаимовлияние; определить национальные, конфессиональные, культурно-исторические особенности и универсальные структурные характеристики различных герменевтических традиций, а также воздействие этнокультурных, конфессиональных и прагматических установок интерпретаторов, с одной стороны, и организованности самого текста (канона), с другой стороны, на методы и результат толкования текста; описать категориальный аппарат современной филологической герменевтики;

4. представить типологию актов и техник понимания и его фиксаций в текстовой форме;

5. создать модель герменевтического процесса и дать толкование эк-земплярных текстов по этой модели;

6. провести анализ английских версий Священного Писания как единой художественно-коммуникативной системы.

Методология исследования представляет собой результат дальнейшей разработки теоретических принципов, выдвинутых как в отечественной, так и зарубежной науке. Важнейшими из них являются принцип историзма, принцип междисциплинарного (интердискурсивного) анализа, принципы герменевтического круга и рецептивной эстетики.

Методы анализа, предпринятые в данной работе, — герменевтическая рефлексия и авторефлексия: осмысление частных проблем и толкование и понимание конкретных текстов возможны лишь в контексте историко-диахронического анализа герменевтической мысли. В работе используются разные частные методы исследования сакрального текста — описание, анализ, интерпретация [см.: Лотман 1972: 13-17] в той мере, в которой они кажутся автору уместными и необходимыми для решения поставленных задач. Анализ затрагивает различные уровни функционирования языковых единиц — фонетический, морфемный, грамматико-морфологический, лексический, синтаксический, однако полное исследование текстов на каждом из уровней в задачу автора не входит. Все уровневые аспекты анализа подчинены семантической интерпретации элементов текста и внутритекстовых связей в соответствии с семантикой произведения.

Научная новизна исследования заключается: 1) в анализе концептуально-теоретического аппарата герменевтической теории и методов толкования сакральных и поэтических текстов в целом; 2) в обобщении теоретических проблем, касающихся лингвистического феномена понимания и интерпретации текста; 3) в анализе языковых особенностей сакральных текстов; 4) в разрешении следующих теоретических и практических вопросов, связанных с частными герменевтическими проблемами: а) соотношение субъективности (антропоцентрического фактора) и объективности в истории толкования сакральных текстов; б) связь стилистических и поэтических особенностей текста как внутри одного текста, так и в их историческом развитии . Само по себе обобщающее исследование такого рода и в таком объеме предпринимается впервые. Исторический анализ герменевтической теории впервые проводится с филологических позиций. Новой является и попытка рассмотреть составляющие герменевтического процесса, а также классификация речемыслительных действий, соответствующих разным уровням понимания.

Теоретическая значимость работы заключается в типологическом рассмотрении ее положений и выводов, представляющих сакральный текст как ядерную часть единой словесно-художественной системы национальной культуры, а самые компоненты ее — национальные версии Писания — как иерархически организованные члены художественно-языкового ряда произведений национальной словесности. Теоретическое значение имеет и герменевтический подход к анализу текстов в историко-диахроническом и синхроническом аспектах, и экспликация герменевтических установок, и создание модели герменевтического процесса. Новым и теоретически значимым является анализ важнейших категорий герменевтики, в частности теоретическое осмысление проблемы аллегорезы и ее отношение к символическому характеру текста. В работе интерпретируется процесс возникновения англоязычных версий Нового Завета, их динамика в социокультурной интеракции и эволюции: предложена методика толкования текста, которая может быть взята за основу интерпретации любой национальной версии Библии, а также иных литературных и исторических памятников.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в суммирующем представлении всей истории герменевтической мысли, в представленном анализе сакральных и поэтических текстов, взятых из разных эпох, и в возможности использования материала анализа и теоретических выводов на лекциях, спецкурсах и семинарах по филологической герменевтике, методам лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста, интерпретации текста, стилистике художественной речи и по истории лингвистических и литературоведческих учений. Герменевтическая теория может служить интегрирующим кулыурфилософским основанием для теории и практики коммуникации, культурологии и философской антропологии, которые, в свою очередь, и формируют сущность современного гуманитарного образовательного пространства.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Герменевтика — это учение об истолковании текста, которое строится на основе социальных актов понимания и взаимопонимания. Понимание (как и непонимание) есть результат толкования и рефлексии, осуществляемых посредством языка и в рамках доминирующих пресуппозиций (канонических в случае сакрального текста, эстетических в случае поэтического). В связи с этим проблема понимания есть проблема толкования.

2. Сакральный текст и поэтический текст— генетически и типологически родственные феномены, наиболее адекватно толкуемые герменевтическим методом; сакральный и поэтический текст взаимообратимы: генетически поэтическое есть десакрализованное средствами искусства сакральное, т.е. текст в его преимущественно эстетической функции, но и поэтический текст может превратиться в сакральный в результате религиозно-этической конверсии.

3. Герменевтический метод наиболее полно реализуется в единстве традиции (историко-диахронически) и современности: адекватность толкования определяется как инвариантом (каноном), так и подвижным и преходящим контекстом («горизонтом сознания» интерпретатора, социальными, культурными и ценностными установками).

4. Сакральный дискурс представляет собой качественно иную по сравнению с общеречевыми функциональными стилями систему, включающую в себя не только синхронические, но и историко-диахронические характеристики, которые объединяются в единую систему.

5. Поэтический текст функционирует как цельная метафора, включающая в себя все остальные виды тропов: как слепок внутреннего, душевного мира, как образ и подобие «Я» поэта; тогда как сакральный текст претендует на адекватность мирозданию и функционирует как символ бытия.

6. Процесс герменевтической интерпретации текста характеризуется четырьмя аспектами: историко-филологическим, экзистенциальным (субъективно значимым, ценностным), лингвистическим и прагматическим (семиотическим).

7. Все герменевтические категории, сосредоточенные в сакральном и поэтическом тексте как рече-языковом единстве, функционируют в реальном историческом развитии, выступая, с одной стороны, как вариации в разных художественных контекстах, с другой— как вариации соответствующих этических и эстетических категорий.

8. Текст в герменевтическом процессе— в толковании, понимании, переводе на иной язык — есть непосредственная актуализация движущегося, активного сознания (рефлексии), точка пересечения двух контекстов: индивидуального, стремящегося к объективированию, к выражению; и общекультурного, стремящегося к впечатлению, творчески преображаемого в процессе усвоения его субъектом.

Структура работы: диссертация состоит из введения, трёх глав и заключения, библиографического списка и приложения и занимает 514 страниц машинописного текста. Библиографический список использованной литературы состоит из 522 наименований на русском и иностранных языках, а также 18 справочно-энциклопедических изданий, 50 анализируемых библейских версий и 16 источников.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сакральный и поэтический текст как предмет филологической герменевтики"

Заключение

В диссертации представлена теория филологической герменевтики в историко-генетическом аспекте, доказана ее актуальность для современной филологии, раскрыт категориальный аппарат и концепции филологической герменевтики и ее методами проанализированы сакральные и поэтические тексты. Удалось высветить и связать воедино многие факты, представляющие несомненный интерес для филологической герменевтики, истории лингвистических учений, теории литературы и общей лингвистики. Эти факты, принадлежащие разным эпохам, разным культурным традициям, бывшие ранее объектами изучения различных наук, впервые проанализированы в рамках единой концепции. Их изучение в рамках филологической герменевтики позволило определить единые теоретические основания для толкования сакральных и поэтических текстов, многие пресуппозиции современной интерпретационной теории, а также наметить перспективу дальнейшего теоретического развития филологической герменевтики.

Исследование возникновения и развития герменевтических теорий и традиций начато с истоков герменевтической мысли; в диссертации рассмотрены две важнейшие герменевтические традиции древности: античная и еврейская, а затем и начала христианской библейской (новозаветной) и порожденной ею позднее филологической герменевтики. Изучение европейской герменевтической мысли после Реформации, от романтической эпохи (Вильгельма Гумбольдта и Фридриха Шлейермахера) до наших дней, составило теоретическую базу данного исследования. Удалось показать, что филологическая герменевтика как наука имеет свой особый метод (герменевтическую авторефлексию) и предмет исследования (все произведения духа, в первую очередь художественно-поэтические и сакральные тексты, процесс их толкования и результат их понимания как явления языка); а также определить роль библейских текстов в семиотике культуры.

Хотя филологическая герменевтика пересекается с рядом наук о духе и выступает в то же время их методом, она отлична и от философии, и от литературоведения (и традиционной риторики), где анализ направлен на выявление формально-всеобщего (риторических фигур, жанровых категорий, стилевых архетипов школы и эпохи) в частном; в герменевтике процесс идет в обратном направлении: от данных наблюдению внешних лингвистических фактов к индивидуальному смыслу, «Герменевтический анализ начинается с конкретных, видимых и формально ограниченных языковых структур и бесконечными вариациями ведёт к разнообразию скрытых, неограниченных, теряющих форму смыслов духовных» [Гучинская 2001:63]. Н.О. Гучинская в своем фундаментальном исследовании герменевтики также признает предметное разделение наук, занимающихся высшей смысловой организацией текста: «И стилистика, и поэтика суть науки предметно-результативные, целью которых является форма некоего смысла, в то время как герменевтика представляет собой науку функциональных отношений, метаморфоз и вечного движения» [там же]. Но герменевтика в то же время вместе с поэтикой, риторикой и стилистикой образует своего рода ква-дривиум филологических наук, исследующих смысловую организацию текста, воплощенный в нем смысл: герменевтика тем самым отделяет себя и родственные ей науки от наук социальных, опирающихся в конечном итоге на логику и философию позитивизма. Вся современная лингвистика так или иначе ориентирована на эти два методологических полюса: с одной стороны — герменевтика, с другой — прагматика.

Сакральный (и производный от него поэтический) текст, рассматриваемый с позиций современного опыта, т.е. с учётом многовековой литературной поэтической традиции, распада мифа и эволюции логоса, демонстрирует черты так называемой «верлибризации» — явления, пограничного между стихом и прозой [Руднев 1999: 51], т.е. в этом типе текста наиболее ясно явлен архаический «первобытный синкретизм»— нерасчлененность речи на стиховую и прозаическую. Согласно гипотезе, идущей от И.Г. Гердера, В. Гумбольдта, немецких романтиков и АЛ. Потебни, языку в его истоках была присуща и выразительность, и изобразительность, которые сливались в едином выразительном образе. Идея мистико-религиозного и поэтического первобытного синкретизма наиболее последовательно представлена у А.Н. Веселовского [Веселовский 1940: 200-203]. См. об этом также: [Овсянико-Куликовский 1923: 82; Жирмунский 1975: 6]. А.Н. Веселовский утверждал, что в начале всякого поэтического развития лежит синкретизм поэтических жанров, т.е. такое состояние поэзии, когда эпос, лирика и драма еще не выделились из первоначального сакрального единства и сама поэзия не обособилась от музыки и мимической пляски. Содержание первобытной поэзии дает магический обряд, воспроизводящий в символической форме различные стороны жизни первобытного коллектива, в соответствии с верой первобытного человека. Первобытная синкретическая народная поэзия представляет песню хора, сопровождаемую пляской и мимическим действием (игрой). На самой ранней стадии развития главенствует элемент ритмический, музыкальный, слово имеет второстепенную роль, текст импровизируется на случай и потом забывается. Здесь присутствуют все способы организации поэтического дискурса — метр (который в архаическом обществе был частью синкретического ритуального действа, где нет разделения на авторов и зрителей, в котором все — участники, все в равной степени вовлечены в ритуал), рифма, аллитерация и ассонанс, парономазия — но нерегулярно, спорадически, так что не приходится вести речь об их необходимости (обязательности), однако присутствие всех этих структурных элементов стиха доказывает соприродность, гомогенность сакрального текста и поэтического. Очень важно, что не только формальная организация, но и система образов, риторических фигур и тропов, а также ритм сакрального текста (например, Ветхого Завета) — словом, «внутренняя форма», дух текста столь же показательны и для поэтических текстов. Не удивительно, что культовые, сакральные тексты и явились той питательной средой, из шторой выкристаллизовались исторические поэтические формы: язык поэтической культуры — это язык культа, утративший в той или иной степени теоцентризм в пользу антропоцентризма и секуляризации. Дальнейшее развитие поэзии приводит к выделению песни из обрядовой связи и к дифференциации поэтических жанров. Предпосылкой этих ппопессов является начало выделения личности из пеовобытного коллектих х ва, за которым стоят «групповые выделения», связанные с разложением патриархально-родового строя и социальной дифференциацией первобытного общества.

Сакральный текст изначален — в нем не проявлено еще противопоставление стиха и прозы, противопоставление, которое становится в процессе литературной эволюции парадигматическим и дифференциальным признаком двух типов художественной речи. Языковой космос сакрального текста организован, однако, таким образом, что равное значение в нем отведено и звуку, и семантике. Не так в прозе и стихе: смысл реализуется в прозе преимущественно через семантику слова, в стихе — через звучание (отмеченная Ю.Н. Тыняновым парадигма) [Тынянов 1965: 52-54]. Рифма, аллитерация и членение на строфы, — все эти явления суть не что иное, как явления звуковые. Противопоставление двух указанных типов организации смысла не абсолютно, как не абсолютно и противопоставление стихотворной и прозаической речи: художественная проза с самого начала организуется в звуковом отношении не менее заботливо, чем стих; стих вовсе не безразличен к семантике слова. Но очевидно, что звуковые особенности прозы вторичны по сравнению с ее семантикой, тогда как в стихе звуку отведена главенствующая роль. Эти утверждения тем нагляднее иллюстрируются, чем выше качество прозаического или стихотворного текста. Так, в стихе звук способен инициировать сложные семантические сдвиги, как, например, в явлениях парономазии: «Минута—минущая—.минешь; гора горевала; рас-сюя-емся— одна из cmal; и Мир, и Рим» [Цветаева 1992]; звукописи: «у гробового входа» [Пушкин] — ступени и т.д. В поэзии вербальные уравнения стали конструктивным принципом построения текста. Синтаксические и морфологические категории, корни, аффиксы, фонемы и их компоненты (различительные признаки), т.е. любые элементы вербального кода противопоставляются, сопоставляются, помещаются рядом по принципу сходства или контгаста и получают свое собственное автономное значение д ^ - - - --------

Фонетическое сходство воспринимается как определенная семантическая связь. В поэтическом искусстве парономазия становится важным источником смыслообразования. Наконец, последнее утверждение о доминирующем значении звука получает свое подтверждение в таких текстах, как популярные в экспериментальном стихотворном словотворчестве заумные стихи.

Итак, смысл прозы (художественной) реализуется посредством заданной, относительно жесткой семантики языковых единиц. Смыл стиха реализуется посредством звуковых явлений, поверх семантики, которая, в свою очередь, утрачивает жесткость, метафоризуется, т.е. меняется.

Мы показали, что начиная с эпохи Просвещения, иудейские и христианские герменевты работают над превращением библейской интерпретации в научно обоснованную теорию, учитывая при этом постоянно расширяющийся горизонт филологической герменевтики. Несмотря на особенности различный течений в иудаизме и на конфессиональное многообразие христианства, можно признать, что герменевтическая дискуссия последнего времени перешагнула за пределы религиозно-догматической ограниченности и стала всеобщей. Подобное универсальное развитие герменевтики, ее прорыв в общемировой континуум культуры в огромной степени были предопределены герменевтической программой Шлейермахера. Сегодня глобальность и всеобщая заинтересованность в единой теории интерпретации и в общей теории текста стимулируется как широким распространением библейских исследований в академических кругах, так и крахом прежних доктрин, претендовавших на компетентное и адекватное истолкование социальной, культурной и психологической природы человека и действительности. Отсюда повышенный интерес к герменевтике. Подходы и концепции как общей, так и специальной герменевтики стали достоянием научного сообщества. Скажем, влияние еврейского мыслителя М. Бубера на христианскую гепменевтическую мысль весьма значительно. Многовековая нетепт/ Л * " " " "Г пимость Рима к переводам Библии на национальные языки тоже, по-видимому, угасает. Наконец, и русская герменевтическая мысль, опирающаяся на традиции русской филологии и религиозной философии и святоотеческое наследие, включается в глобальный герменевтический контекст.

Сакральный и поэтический текст в герменевтическом процессе предстают как непосредственная актуализация движущегося, активного сознания, точка пересечения двух контекстов (индивидуального, стремящегося к объективированию, к выражению, и общекультурного, стремящегося к впечатлению, творчески преображаемого в процессе усвоения его субъектом). Первый из этих двух контекстов определяется движением от элементарной способности восприятия (простейшей «интертекстуализации») через осознанное понимание к активному творчеству; вектор второго контекста действует в направлении от пневматосферы (Логоса) к конкретной семиотической форме бытия, доступной для охватывания, усвоения и переоформления в человеческом сознании. Так, точка пересечения двух этих векторов и есть момент актуализированного бытия человеческой индивидуальности в его высшей, «синергийной» (П.А. Флоренский) форме; бытия, представленного в акте со-творения текста; бытия, разворачивающегося (в пределе) в структуру мифа. А субъективное проживание-переживание этого акта синергизма представляется в виде вдохновения, и результат его осознается как откровение.

И потому наибольший интерес для интерпретатора представляет сакральный и поэтический текст, как образец наиболее «чистого» воплощения результатов синергетического творчества: первый— как Слово Божие, ставшее доступным нам благодаря своей актуализации в человеческом языке посредством творчества богодухновенных авторов; второй — как индивидуальный мир, развернутый в структуру мифа.

Рассмотрев в третьей главе процесс толкования библейского текста и динамику формирования национальных (англоязычных) версий с позиций филологической герменевтики, нам удалось обнаружить две основные тенденции, взаимовлияющие и взаимозависимые, несмотря на свою антино-мичность, и действующие в едином культурно-языковом континууме. Доминирующая протестантская восходит к Тиндалу и вершиной своей имеет «Библию короля Иакова I» (KJV); католическая традиция, текстологически представленная версией Виклефа (основанной на латинской Вульгате) и Реймсской Библией, завершается версией Р. Нокса. Обе эти традиции текстового воплощения библейского материала на английском языке составляют ядро, сердцевину всего многовекового процесса толкования Библии в англоязычном мире, но, как и всякое живое явление, сопровождаются периферийными феноменами англоязычных версий. Конфессиональная принадлежность версий, прагматические цели их авторов и уровень развития общей герменевтической теории всякий раз отражаются в текстовом материале. Так, гебраизация синтаксических структур и заметная архаизация лексики на раннем этапе и напротив, стремление к использованию лексико-синтаксических средств разговорного стиля характерны для всей протестантской традиции, тогда как католическая традиция отличается последовательным стремлением к использованию латинских синтаксических калек и лексем.

Помимо общих проблем интерпретации и понимания смысла текста, анализу в работе подверглись лексические и грамматические, жанрово-композиционные и стилистические расхождения между версиями, при этом внимание было обращено прежде всего на смысловую адекватность текстов и отмечены общие лингвистические механизмы неверной интерпретации и передачи значений лексем, грамматических категорий и стилистических приемов и фигур, а также специфические для отдельных версий лингвости-листические, поэтические, композиционные и фонетические явления. Рассмотрена была семантика грамматических категорий и синтаксической организации текстов англоязычных версий в их сравнительно-сопоставительном анализе. В диссертации предложена герменевтическая модель интерпретации текста, использованная в толковании двух важных перикоп новозаветного текста. В работе также затронуты проблемы двуязычия, отразившиеся в практике создания англоязычных версий Нового Завета, выявлены лингвостилистические особенности этих версий, коренящиеся в их сакральном характере и специфике их функционирования в языковом сообществе. Мысль В.Г. Адмони, что «известная доля особой сакральности, известной дистанции от утилитарного языка, представляется верующим важным признаком священного текста» [Адмони 1994: 97], получила подтверждение на материале англоязычных версий библейского текста. В работе была также исследована ритмико-интонационная организация самой популярной англоязычной версии — KJV.

Таким образом, материал текстов Св. Писания позволяет заключить, что успешная интерпретация и адекватная трансляция смысла сакрального текста возможна лишь тогда, когда лингвистические средства служат передаче общекультурных и специфических конфессиональных и психологических установок авторов версий и их читателей; все эти средства объединяются органически в герменевтическом процессе интерпретации, а именно в четырех его важнейших аспектах: историко-филологическом (учитывающем общий контекст культуры,— породившей текст и этот текст усваивающей, — а также генезис самого текста и его функционирование в семи-озисе культуры); экзистенциальном (личностно-значимом, учитывающем специфические смысловые характеристики сакрального— и любого иного — текста и процесс его понимания субъектом, вступающим в процессе понимания в особую диалогическую связь с этим текстом); собственно лингвистическом (исследующем имманентные тексту языковые феномены и свойства) и прагматическом (учитывающем суггестивность и эмоциональность текста в его воздействии на реципиента, а также положение текста в континууме культуры и отношение субъекта к тексту как семиотическому явлению, т.е. функционирование этого текста и его элементов как универсальных символов определенной культурной традиции).

История переводов Библии запечатлела множество трудов, блестящих находок и лингвистических экспериментов. История эта не окончена; неисчерпаемость самого Логоса и меняющиеся, текучие, преходящие исторические формы его реализации в языке, вечная неудовлетворенность культуры неполнотой его словесного отражения, поиск «последних смыслов» и «окончательных ответов» и неизбежная, по-видимому, неполнота понимания читателем экзистенциального смысла Писания гарантируют дальнейшее появление все новых и новых англоязычных версий библейского текста. Секуляризация, а ныне и дегуманизация, культуры привели к дроблению некогда единого текстового потока национальных версий, связанных единством традиции и цели. Но и сегодня в разноголосице версий можно уловить солирующие голоса. Библия сегодня — это совокупный плод множества традиций.

Список научной литературыАбрамов, Сергей Рудольфович, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Ангел Силезский 1999. — Ангелус Силезиус. Херувимский странник.

2. Остроумные речения и вирши) // Вступ. ст., пер. и комм. Н.О. Гучинской. — СПб., 1999. — 506 с.

3. Брентано 1985. — Брентано К. Избранное. Сб. // Сост. и вступ. ст.

4. С.С. Аверинцева. — М.: Радуга, 1985. — на нем. яз. — 576 с.

5. Бродский 1997. — Бродский И.А. О Цветаевой. — М., 1997. — 208 с.

6. Цветаева 1992. — Цветаева М. И. Собр. соч. в 3 тг. — М.: ПТО «Центр»,1992.

7. Экхарг 2000. — Мастер Экхарт. Избранные проповеди и трактаты // Пер.со средневерхненемецкого, вступ. ст. и комментарии Н.О. Гучинской. — СПб.: Санкт-Петербургский ин-т богословия и философии, 2000. — 293 с.

8. Bede 1990-94. — Bede Historical Works, 2 vol. — L„ 1990-94. — 487+411pp.

9. Blake 1986. — The Complete Works of William Blake. — L., 1986. — 598 p.

10. Donne 1989. — The Complete Poetical Works of John Donne. — L., 1989. —412 p.

11. Hindu Myths 1975. — Hindu Myths: A Sourcebook / Ed. and trans, by Wendy

12. Doniger О'Flaherty. — L„ 1975. — 232 p.

13. Murdoch 1970. — Murdoch, Iris. A Fairly Honourable Defeat. — L.: Penguin1. Books, 1970. —420 p.

14. Novalis 1960-65. — Novalis. Schriften in 3 Banden / Herausgegeben von Paul

15. Kluckhohn u. Richard Samuel. — Stuttgart. — Bd. 1, 1960. — 480S.;Bd. 2, 1965, —568 S.

16. Рое 1978. — The Collected Works of Edgar Allan Рое, 3 vol. / Thomas Ollive1. Mabbott (ed.). —L., 1978.

17. Rilke 1987. — Rilke, Rainer Maria. Samtliche Werke, hrsg. von Ruth Sieber

18. Rilke. — In 6 Banden. — Miinchen, 1987.

19. Swedenboig 1875-77. — Documents Concerning the Life and Character of

20. Emanuel Swedenborg, 2 vol. — Collected, translated, and annotated by R.L. Tafel. — L., 1875-77.

21. Vedic Hymns 1891-97. — Vedic Hymns, 2 vol. / trans, by F. Max Muller and

22. Hermann Oldenberg. — Oxford, 1891-97. — 486+497 p.

23. Wir vergehn. 1985. — Wir vergehn wie Rauch von starken Winden: Deutsche Gedichte des 17. Jahrhunderts / Herausgegeben von Eberhard Haufe. — Berlin: Riitten & Loening, 1985. — In zwei Banden. — 1. Band: 563 S.; 2. Band: 594 S.1. Библейские версии *

24. Апокрифы 1989. — Апокрифы древних христиан / Исследования, тексты,комментарии. — М.: Мысль, 1989. — 336 с.

25. Ветхий Завет 1998. — Ветхий Завет: Плач Иеремии, Экклесиаст, Песнь

26. Песней / Пер. и ком. И.М. Дьяконова, JI.E. Когана при участии Л.В. Маневича. — М., 1988. — 402 с.

27. Канонические Евангелия. — Канонические Евангелия. — М.: Наука, 1992.346 с.

28. РСП. — Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового

29. Завета. Русский синодальный перевод.

30. Anglo-Saxon. — The Gospels: Gothic, Anglo-Saxon, Wycliffe and Tyndaleversions arranged in parallel columns. 4th ed. — London: Gibbings, 1907.

31. The Bible in Aramaic / Ed. A. Sperber. — Leiden; New York; Koln, 1992.

32. American Standard Version. 1900-1901.

33. The Book of Common Prayer. — London: Eyre and Spottis-woode, 1928. — IV, 507 pp.

34. The Basic English Bible. — Oxford, 1949. 1941.

35. Biblia Hebraica Stuttgartensia / Ed. K. Elliger, W. Rudolph.1. Stuttgart, 1967-1977.the Contemporary English Version, © 1995 by American Bible Society. Режим доступа: http://jove.prohosting.com/ ~ggz/.6. Aram.7. ASV.8. BCP.9. BEB.10. BHS.11. CEV.

36. Названия книг Ветхого и Нового Завета даются в общепринятых сокращениях, а также: ВЗ — Ветхий Завет, НЗ — Новый Завет; ОТ — Old Testament, NT — New Testament.

37. Challoner. — Layman's New Testament / Published by Father Hugh Pope.

38. London, 1927. Richard Challoner's revision of the Douai-Reims version, 1749-1750.

39. Cheek. — Sir John Cheek's Translations of the New Testament. — 2nded. —Oxford, 1927.

40. Coverdale. — The Holy Bible / By Miles Coverdale. — London, 1975.

41. TDarbvl — Darbv Translation. 1889}1.«/J J LJ

42. Douai. — Douai-Reims Version. [NT, 1582, at Rheims; ОТ,1609-1610, in Douai.

43. Elberfelder. — Die deutsche Elberfelder Ubersetzung von 1871. Der Textdieses Modules wurde aus dem Online Bible Module extra-hiert. Режим доступа: http://jove.prohosting.com/~ggz/.

44. God'sWord. — GOD'S WORD® to the Nations Translation. — Copyright1995 by God's Word to the Nations. Режим доступа: http:// jove.prohosting.com/~ggz/.

45. Gothic A. — Gothic Codex Ambrosianus A & Assorted Manuscripts.

46. Courtesy Project Wulfila (www.wulfila.be) and the Unbound Bible Режим доступа: http://jove.prohosting.com/~ggz/.

47. Gothic В. — Gothic Codex Ambrosianus A & Assorted Manuscripts.

48. Courtesy Project Wulfila (www.wulfila.be) and the Unbound Bible Режим доступа: http://jove.prohosting.com/~ggz/.

49. Good News. — The Good News Bible: BrE translation. [1976]

50. Green. — Green's Literal Translation. Copyright 1993 by Jay P. Green

51. Sr. Scripture quoted by permission. 1993.

52. Hexapla. — Гексапла Оригена: Origenis Hexaplorum quae supersuntsive veterum interpretum graecorum in totum Vetus Testa-mentum fragmenta. — Oxford, 1875. — 648 p.

53. JPS. — Jewish Publication Society Old Testament.

54. KJV.; [AV] — The Holy Bible. King James' Version (The Authorized Version). 1611.

55. Lorimer. — William L. Lorimer, The New Testament in Scots. — Edinburgh, 1983.

56. New American Standard Bible. — La Habra (California), 1977.

57. The New English Bible. NT, 1961, 2nded. 1970; ОТ, 1970. The Holy Bible: New Evangelical Translation. — Cleveland: NET Publishing, 1993.

58. The Holy Bible: New International Version. — Colorado Springs, 1984.

59. The Old Testament in Syriac according to the Pesitta. —1.iden, 1979.1. Phillips'Version. 1958.

60. Reader's Digest Bible. 1982.

61. The Revised English Bible. 1989.1. Rotherham Bible. 1902.

62. The Revised Standard Version. NT, 1946, 1952; ОТ, 1957.

63. The Revised Version. NT, 1881; ОТ, 1885.

64. Die Heilige Schrift des Alten und Neuen Testaments nachdem Urtext Ubersetzt von F. E. Schlachter; Neue Uberarbeitung, 1951. — Genfer Bibelgesellschaft.1. Tyndale's Version. 1526.

65. Biblia Sacra, Iuxta Vulgatem Versionem / Ed. Robert Weber. — Stuttgart: Deutsche Bibelgesellschaft, 1969.47. Weymouth.48. Wulfila.

66. Webster. — The Holy Bible, containing the Old and New Testaments, inthe common version. With amendments of the language, by Noah Webster, LL. D. 1833.

67. Weymouth New Testament. 1912.

68. Die gotische Bibel: Herausgegeben von Wilhelm Streitberg. (Germanische Bibliothek, 2. Abt., 3. Band) 1. Teil: Der gotische Text imd seine griechischc Vorlage. Heidelberg: Winters, 1919.

69. Wycliffe's Translation of the Bible. / Reproduced ed. — Portland (Oregon): The International Bible Publications, 1986. 1382.

70. Young's Literal Translation. 1898.49. Wycliffe I.50. YLT.1. БППБ. —2. КЛЭ. —3. ЛитЭС. —4. ЛЭС. —5. ППБЭС. —6. Талмуд. —7. ФЛЯ. —8. ФЭС. —9. Христианство.10. ABD. —1. Справочные издания

71. Большой путеводитель по Библии: пер. с нем. — М.: Республика, 1993. — 479 с.

72. Краткая литературная энциклопедия / Под ред. А. А. Суркова: В 9 т. М., 1962-1978.

73. Литературный энциклопедический словарь. — М., 1991. Лингвистический энциклопедический словарь. — Гл. ред. В. Н. Ярцева. — М., 1990.

74. Полный православный богословский энциклопедический словарь. В 2-х частях / Репринтное издание. — М., 1992.

75. Encyclopaedia Britannica online. Режим доступа: www. britannica.com.

76. Encyclopedia Judaica. — In 17 vols. — Jerusalem, 1972— 1981.

77. Harper's Bible Dictionary. — San Francisco, 1985. — XXII, 1178 pp.

78. The Lion Encyclopacdia of the Bible. — New rev. ed. — Oxford, 1989. — 352 p.

79. The Oxford English Dictionary. — 2nd ed. / Prep, by J.A. Simpson and E.S.C. Weiner. — 20 vols. — Oxford: Clarendon Press, 1989.

80. Roget's Thesaurus of English Words and Phrases. — New ed., compl. rev. and modernized / By Robert A. Dutch. — London: Longman, 1973. — LXX, 1309 pp.1. Цитированная литературана русском языке:

81. Абрагам 1989. — Абрагам П.Р. Роман «Мастер и Маргарита» М. Булгакова (Проблемы интерпретации): Автореф. . канд. филол. наук. — М., 1989. — 24 с.

82. Абрамов 1995. — Абрамов С.Р. Англоязычные версии Нового Завета какпредмет филологической герменевтики, дисс. . канд. фил. наук. — СПб., 1995.11. Britannica. —12. Enc. Jud. —13. Harper. —14 П irml —1. L-----j15. NIDNTT. —16. ODEE. —17. OED. —18. Roget. —

83. Абрамов 19976. — Абрамов С.Р. Фома Аквинский и средневековая герменевтика .// Материалы межвузовской научно-практической конференции. — Майкоп, 1997. — С. 22-28.

84. Абрамов 1998а. — Абрамов С.Р Герменевтика имени о. Павла Флоренского// Проблемы ономастики. Материалы межвузовской конференции. — Майкоп, 1998. — С. 8-36.

85. Абрамов 19986. — Абрамов С.Р. Сравнительный анализ герменевтических методов у бл. Августина и св. Иеронима // Понимание как усмотрение смыслов. Четвертая международная герменевтическая конференция: Статьи и выступления. — Тверь, ТГУ, 1998. — С. 102-138.

86. Абрамов 2001. — Абрамов С.Р. Герменевтика: история и теория метода /

87. Краткий очерк. — Майкоп: Изд. Адыгейского гос. ун-та, 2001. — 318 с.

88. Аверинцев 1964. — Аверинцев С.С. Античный риторический идеал икультура Возрождения // Античное наследие в культуре Возрождения. — М., 1964. — С. 142-154.

89. Аверинцев 1971. — Аверинцев С.С. Греческая «литература» и ближневосточная «словесность» // Типология и взаимосвязи литератур древнего мира. — М., 1971. — с. 206-266.

90. Аверинцев 1975. — Аверинцев С.С. Порядок космоса и порядок историив мировоззрении раннего средневековья // Античность и Византия. — М., 1975,— С. 266-285.

91. Аверинцев 1977. — Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М„ 1977. — 320 с.

92. Аверинцев 1986. — Аверинцев С.С. Византийская риторика. Школьнаянорма литературного творчества в составе византийской культуры // Проблемы литературной теории в Византии и латинском Средневековье. — М., 1986. — С. 19-90.

93. Аверинцев 1992. — Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура // М. М. Бахтин как философ. — М.: Наука, 1992. — С. 7-19.

94. Адмони 1994. — Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. —1. СПб., 1994. — 152 с.

95. Амусин 1983. — Амусин И.Д. Кумранская община. — М., 1983. — 328 с.

96. Аристотель 1983. — Аристотель. Соч. в 4-х тт., т. IV. М., 1983. — 586 с.

97. Арнольд 1981. — Арнольд И.В. Стилистика современною английскогоязыка (стилистика декодирования). — Л.: Просвещение, 1981. — 295 с.

98. Арнольд 1993. — Арнольд И.В. Читательское восприятие интергекстуальности и герменевтика// Интертекстуальные связи в художественном тексте. — СПб., 1993. — С. 4-12.

99. Арнольд 1997. — Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (в интерпретации художественного текста). Лекции к спецкурсу. — СПб: Образование, 1997. — 60 с.

100. Артюшков 1923. — Арпошков А.В. Звук и стих: Современные исследования фонетики русского языка. — Пг.: Сеятель, 1923. — 72 с.

101. Арутюнова 1999. — Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. — 2-е изд.,испр. — М., 1999. — XV, 896 с.

102. Ауэрбах 1976. — Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действительности взападноевропейской литературе. — М., 1976. — 556 с.

103. Барт 1983. — Барт Р. Нулевая степень письма // Семиотика: Сб. пер. подред. Ю.С. Степанова. — М„ 1983. — С. 306-349.

104. Барт 1994. — Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.,1994. —616 с.

105. Бахтин 1982. — Бахтин М.М. Формальный метод в литературоведении.

106. Нью-Йорк: Серебряный век, 1982. — 231, /5/ с.

107. Бахтин 1986. — Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.,1986.-444 с.

108. Белый 1911. — Белый А. Арабески: Книга статей. — М., 1911. — 418 с.

109. Белый 1994. — Белый А. Символизм как миропонимание: Сб. статей. —1. М., 1994,—449 с.

110. Бенвенист 1974. — БенвенистЭ. Общая лингвистика. — М., 1974. —402 с.

111. Богин 1982. — Богин Г.И. Филологическая герменевтика. — Калинин,1982. — 86 с.

112. Богин 1986. — Богин Г.И. Типология понимания текста. — Калинин,1986. — 86 с.

113. Богин 1993. — Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста.1. Тверь, 1993, — 137 с.

114. Богин 1994. — Богин Г.И. Интенциопальность как средство выведения ксмысловым мирам // Понимание и интерпретация текста: Сб. статей. — Тверь, 1994. — С. 8-17.

115. Богин 1998а. — Богин Г.И. Интерпретация как средство выведения к более совершенному пониманию// Hermeneutics in Russia, vol. 1, 1998 / Ed.-in-Chief G. I. Bogin, publ. by Tver State University Internet Center. Режим доступа: http://university.tversu.ru.

116. Богин 19986. — Богин Г.И. Явное и неявное смыслообразование прикультурной рецепции текста// Hermeneutics in Russia, vol. 2, 1998/ Ed.-in-Chief G. I. Bogin, publ. by Tver State University Internet Center.

117. Режим доступа: http://university.tversu.ru.

118. Болотов 1918. — Болотов В.В. Собрание церковно-исторических трудовв 8 тт. — Т. 1. Учение Оригена о Святой Троице. — М., 1999. — 583 с. (1-е изд. Пг., 1918).

119. Брандес 1988. — Брандес М.П. Стиль и перевод (на материале немецкого языка). — М.: Высш. шк., 1988. — 127 с.

120. Бубер 1995. — Бубер М. Путь человека по хасидскому учению / Пер. снем. Н.О. Гучинской. — СПб., Высшая религиозно-философская школа, 1995. — 250 с.

121. Булгаков 1917. — Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1917. — 486 с.

122. Булгаков 1953. — Булгаков С.Н. Философия имени. — Париж: YMCA1. Press, 1953. —279 с.

123. Булгаков 1991. — Булгаков С.Н. Православие: Очерки учения православной церкви. — М.: Терра, 1991. — 416 с.

124. Вартофский 1988. — Вартофский М. Модели: репрезентация и научноепонимание. — М., 1988. — 397 с.

125. Васильев 1991. — Васильев Л.Г. Текст и его понимание. — Тверь, 1991.67 с.

126. Вежбицкая 1997. — Вежбицкая А. Личные имена и экспрессивное словообразование. — В её кн.: Язык. Культура. Познание. М., 1997, с. 90-201.

127. Великовский 1995. — Великовский С. О сущности перелома во французской лирике на рубеже XIX-XX веков. — «Новое литературное обозрение», № 13, 1995. — С. 354-364.

128. Веселовский 1940. — Веселовсккй А.Н. Историческая поэтика. — Л.:1. Худ. лит., 1940. — 647 с.

129. Виноградов 1963. — Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтическойречи. Поэтика. — М., 1963. — 256 с.

130. Винокур 1923. — Винокур Г.О. Поэтика. Лингвистика. Социология. —

131. Леф, 1923, №3, —С. 104-113.

132. Витгенштейн 1993. — Витгенштейн Л. Лекции: Кембридж 1930-1932.

133. По записям Дж. Кинга и Д. Ли. // Людвиг Витгенштейн: Человек и мыслитель. — М., 1993. — С. 273-309. (См. также № 519 Библиографического списка)

134. Выготский 1968. — Выготский Л.С. Психология искусства. (Изд. 2-е,испр. и доп.) — М., 1968. — 576 с.

135. Гадамер 1988. — Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философскойгерменевтики. — М., 1988. — 704 с.

136. Гадамер 1991. — Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. — М., 1991.367 с.

137. Гаспаров 1979. — Гаспаров М.Л. Семантический ореол метра (к семантике русского трёхстопного ямба). — В кн.: Лингвистика и поэтика / Под. ред. В.П. Григорьева. — М.: Наука, 1979, с. 282-368.

138. Гаспаров 1986. — Гаспаров М.Л. «Средневековые латинские поэтики всистеме средневековой грамматики и риторики» // Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. — М., 1986, —С. 91-169.

139. Гаспаров 1999. — Гаспаров М. Л. Лотман и марксизм // Лотман Ю.М.

140. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. — М.: «Языки русской культуры», 1999. — сс. 415-426.

141. Гаспаров Б.М. 1996. — Гаспаров Б.М. Язык. Память. Образ: Лингвистика языкового существования. — М., 1996. — 351 с.

142. Гегель 1937. — Гегель Г.-Ф.-В. Сочинения. Т. IV. — М., 1937. — 543 с.

143. Гераклит 1910. — Гераклит Ефесский. Фрагменты. Пер. В. Нилендера.

144. М., «Мусагет», 1910. — 98 с.

145. Герменевтика 1985. — Герменевтика: история и современность. — М.:1. Мысль, 1985. — 304 с.

146. Герменевтика 1999. — Герменевтика и деконструкция / Под ред.

147. B. Штегмайера, X. Франка, Б.В. Маркова. — СПб., 1999. — 256 с.

148. ГГинцбург 1896. — Гкнцбург Д.Г. Каббала, мистическая философия евреев / Пред. B.C. Соловьева // Вопросы философии и психологии. М., 1896, кн. 3 (33). — С. 277-301.

149. Глубоковский 1890. — Глубоковский Н.Н. Бл. Феодорит, епископ Киррский. Его жизнь и литературная деятельность. — Т. 2. — М., 1890.318 с.

150. Гончаров 2005. — Гончаров С.А. Актуальные вопросы современногоуниверситетского образования: Материалы VIII Российско-Американской научно-практической конференции, 17-19 мая 2005 г. — СПб: Изд-во РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. — С. 30-36.

151. Гумбольдт 1984. — Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию.—М., 1984. —400 с.

152. Гусев, Тульчинский 1985. — Гусев С.С., Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. М., 1985. — 206 с.

153. Гучинская 1984. — Гучинская И.О. Стихотворная речь в стилевой системе художественной речи: дисс. докг. филол. наук. — JI., 1984. — 440 с.

154. Гучинская 1993а. — Гучинская И.О. Герменевтика и стилистика в современной филологии// Лингвистические чтения: Материалы конференции (апрель 1993). — Пермь, 1993. — С. 3-4.

155. Гучинская 19936. — Гучинская И.О. Шпильманский эпос и проблемытекстопорождения // Интертекстуальные связи в художественном тексте. — СПб., 1993. — С. 46-57.

156. Гучинская 1994. — Гучинская И.О. Универсалии филологической герменевтики// Понимание и рефлексия. Материалы Третьей Тверской герменевтической конференции. Часть 1. — Тверь, 1994. —1. C. 17-24.

157. Гучинская 1995. — Гучинская Н.О. Границы стилистики, поэтики и герменевтики при интерпретации художественного текста// Междисциплинарная интерпретация художественного текста: Межвузовский сб. науч. тр. — СПб., 1995. — С. 42-64.

158. Гучинская 1997. — Гучинская Н.О. К построению поэтической теорииязыка // Языковая система и социокультурный контекст / Studia linguist^. — СПб., 1997. — с. 109-119.

159. Гучинская 1999. — Гучинская Н.О. Ангел Силезский и немецкая мистика // Ангелус Силезиус. Херувимский странник. (Остроумные речения и вирши). — СПб., 1999. — С. 5-51. (См. № Библиографического списка).

160. Гучинская 2001. — Гучинская Н.О. Hermeneutica in nuce. — СПб., 2001.312 с.

161. Дильтей 1924. — Дильтей В. Описательная психология / Пер. с нем. подред. Г.Г. Шпета. — М., 1924. — 160 с.

162. Дубровский 1982. — Дубровский Д.И. Понимание как расшифровка кодаинформационный подход к проблемам герменевтики) // Философские основы н^ки. Вильнюс, 1982. — С. 103-152.

163. Дридзе 1984. — ДридзеТ.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. — М., 1984. — 240 с.

164. Жеребина 2002. — Жеребина Е.А. Филологическая герменевтика и традиции немецкой романтической школы в языкознании/ Дисс. . канд. филол. наук. — СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2002. — 189 с.

165. Жирмунский 1975. — Жирмунский В.М. Теория стиха. — Л.: Сов. пис.,1975.—663 с.

166. Жирмунский 1977. — Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика.

167. Стилистика — Л.: Наука, 1977. — 400 с.

168. Жирмунский 1996. — Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика: 2-е изд. (1-е изд. — СПб., 1914). — СПб., 1996. — XL, 232 с.

169. Зольгер 1978. — Зольгер К.-В.-Ф. Четыре диалога о прекрасном и об искусстве. Пер. Н.М. Берновской. М.: «Искусство», 1978. —485 с.

170. Иванов 1909. — Иванов Вяч. Ив. О «Цыганах» Пушкина // Иванов Вяч.

171. Ив. По звездам. — СПб., 1909. — С. 143-188.

172. Иванов 1986. — Иванов Вяч. Be. О лингвистических исследованиях

173. П.А. Флоренского // Вопросы языкознания. 1986. № 6. — С. 69-87.

174. Ивии 1986. — Ивин А.А. Понимание и ценности — логическая структура понимания / Вопр. философии. 1986. № 9. — С. 46-57.

175. Изенберг 1978. — Изенберг X. О предмете лингвистической теории текста // НЗЛ, вып. VIII. — М., 1978. — С. 43-56.

176. Ильенков 1979. — Ильенков Э.В. Проблема идеального Н Вопросы философии. 1979. № 7. — С. 140-168.

177. Ингарден 1962. — ИнгарденР. Исследования по эстетике. М., 1962. —572 с.

178. Исаев 1991. — Исаев С.А. Теология смерти (Очерки протестантскогомодернизма). — М., 1991. — 236 с.

179. Как возникла Библия. 1993. — Как возникла Библия. 2-е изд. / Пер. снем. — Bielefeld, 1993. — 223 с.

180. Канонические Евангелия 1992. — Канонические Евангелия / Под ред.

181. С.В. Лёзова и С.В. Тищенко. — М., 1992. — 350 с.

182. Кант 1966. — Кант И. Соч. в 6-ти т. Т. 5. Перев. Н.М.Соколова. М.,1. Мысль», 1966. — 580 с.

183. Карсавин 1915. — Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозностив XII-XIII веках. Петроград, 1915. — 374 с.

184. Карсавин 1994а. — Карсавин Л.П. Мистика и ее значение в религиозности Средневековья // Малые Сочинения. СПб., 1994. — С. 9-23.

185. Карсавин 19946. — Карсавин Л.П. Святые Отцы и Учители Церкви:

186. Раскрытие Православия в их творениях). — М., 1994. — 176 с.

187. Кассирер 1993. — Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Феномен человека: Антология. — М., 1993. — С. 108-122.

188. Кассирер 1995. — Кассирер Э. Философия символических форм: Введение и постановка проблемы // Культурология: XX век. Антология. — М., 1995, —С. 163-212.

189. Лайонз 1978. — Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. —1. М., 1978. — 543 с.

190. Лакан 1995. — Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе.1. М., 1995. —312 с.

191. Лакан 1998. — Лакан Ж. Семинары. Кн. 1. Работы Фрейда по техникепсихоанализа (1953/54). — М., 1998. — 354 с.

192. Ларин 1974. — Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественнойречи: (Семантические этюды) // Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974.

193. Лёзов 1992. — ЛёзовС.В. Введение// Канонические Евангелия. — М.,1992,—С. 5-78.

194. Леонтьев 1973. — Леонтьев А.А. Поэтический язык как способ общенияискусством // Вопросы литературы, 1973, № 6. — С. 93-115.

195. Леонтьев 1975. — Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. —1. М., 1975. —356 с.

196. Лихачев 1997. — Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. — СПб., 1997. — 508, LXXIII, /3/ с.

197. Лосев 1976. — Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — Москва, 1976. — 312 с.

198. Лосев 1980. — Лосев А.Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. — М., 1980. —

199. Лосев 1982. — Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию.1. М., 1982, —479 с.

200. Лосев 1983. — Лосев А.Ф. Языковая структура. — М., 1983. — 374 с.

201. Лосев 1990. — Лосев А.Ф. Философия имени. — М., 1990. — 270 с.

202. Лосев 1993. — Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии.1. М., 1993. —959 с.

203. Лосев 1994. — Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. — М., 1994. — 919 с.

204. Лосский 1991. — ЛосскийН.О. Идея конкретности в русской философии // Вопр. философии, 1991, № 2. — С. 127-135.

205. Лосский 1992. — Лосский В.Н. Очерк мистического богословия восточной Церкви. — Киев, 1992. — 342 с.

206. Лотман 1972. — ЛотманЮ.М. Анализ поэтического текста. — Л., 1972.272 с.

207. Лотман 1992а. — Лотман Ю.М. Культура и взрыв. — М., 1992. — 272 с.

208. Лотман 19926. — Лотман Ю.М. Избр. статьи. В 3 тг.— Таллинн, 1992.

209. Лотман 1994. — ЛотманЮ.М. Лекции по структуральной поэтике//

210. Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. — М., 1994. —С. 17-263.

211. Лотман 1999. — Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек —текст — семиосфера — история. — М.: «Языки русской культуры», 1999,—464 с.

212. Лотман 2000. — Лотман Ю.М. Семиосфера.— СПб.: «Искусство—1. СПБ», 2000. — 704 с.

213. Люббе 1994. — Люббе Г. В ногу со временем. Историческая идентичность // Вопросы философии. Лг2 4. 1994. — С. 94-113.

214. Машкова 1989. — Машкова Л.А. Литературная аллюзия как предмет филологической герменевтики: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — М., 1989. —24 с.

215. Мукаржовский 1967. — Мукаржовский Я. Литературный язык и поэтический язык// Пражский лингвистический кружок: Сб. ст. — М., 1967.

216. Никитин 1988. — Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. М., 1988. — 165 с.

217. Овсянико-Куликовский 1923. — Овсянико-Куликовский Д.Н. Теория поэзии и прозы (теория словесности). — Изд. 5-е. — М.; Пг.: Гос. изд-во, 1923. —96 с.

218. Ориген 1936. — Ориген. О началах / Пер. Н. Петрова. — Рига, 1936. —384 с.

219. Панов 1979. — Панов М.В. Современный русский язык. Фонетика. —

220. М.: Высшая школа, 1979. — 256 с.

221. Пановский 1992. — ПановскийЭ. Готическая архитектура и схоластика// Богословие в культуре Средневековья. — Киев, 1992. — С. 49-78.

222. Петров 1990. — Петров В.В. Идеи современной феноменологии и герменевтики в лингвистическом представлении знаний// ВЯ. 1990. №6.

223. Пиотровский 1975. — Пиотровский Р.Г. Текст, машина, человек. Л., 1975.328 с.

224. Платон 1993. — Платон. Федр// Собр. соч. Т. 2. — М„ 1993. —1. С. 135-192.

225. Платон 1994. — Платон. Тимей// Собр. соч. Т. 3. — М., 1994. —1. С. 421-501.

226. Потебня 1976. — ПотебняА.А. Эстетика и поэтика. — М., 1976. —624 с.

227. Потебня 1989. — Потебня А.А. Слово и миф. — М., 1989. — 622 с.

228. Потебня 1990. — ПотебняА.А. Теоретическая поэтика. — М., 1990. —342 с.

229. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1986. — 366 с.

230. Рикёр 1993. — Рикёр П. Существование и герменевтика// Феномен человека: Антология. — М., 1993. — С. 307-328.

231. Рикёр 1995. — Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки по герменевтике. — М., 1995. —411 с.

232. Рикёр 1993. — Рикёр П. Живая метафора// Теория метафоры: Сб. переводов / Под ред. Н.Д. Арутюновой — М., 1993. — С. 307-328.

233. Руднев 1996а. — Руднев В.П. Теоретико-лингвистический анализ художественного дискурса: Автореф. докт. дис. — М., 1996. — 38 с.

234. Руднев 19966. — Руднев В.П. Морфология реальности: Исследования пофилософии текста. — М., 1996. —

235. Руднев 1999. — Руднев В.П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. — М., 1999. — 384 с.

236. Руднев 2002. — Руднев В.П. Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология. М.: Независимая фирма «Класс», 2002. — 272 с. — (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 102).

237. Рузавин 1983. — РузавинГ.И. Проблема интерпретации и понимания вгерменевтике / Объяснение и понимание в научном познании. М., 1983. — 342 с.

238. Сапорта 1980. — С апорта С. Применение лингвистики в изучении поэтического языка / НЗЛ, вып. IX. Лингвостилистика / Составление и вступительная статья И.Р. Гальперина. — М., 1980. — С. 98-115.

239. Семиотика 1983. — Семиотика: Сб. пер. // Сост., вступ. ст. и общ. ред.

240. Ю.С. Степанова. — М., 1983. — 636 с.

241. Сепир 1993. — Сепир Э. Символизм// Избр. труды по языкознанию икультурологии. — М., 1993. — С. 204-208.

242. Сигал 1997. — Сигал К.Я. Проблема иконичности в языке (обзор литературы). — «Вопросы языкознания», 1997, № 6.

243. Сильман 1977. — Сильман Т.Н. Заметки о лирике. — JI., 1977. — 223 с.

244. Символ 1987. — Символ в системе культуры// Сб. статей под ред.

245. Ю.М. Лотмана. — Тарту, 1987. — 145 с.

246. Славиньский 1975. — Славиньский Я. К теории поэтического языка //

247. Структурализм: «за» и «против» / Сборник статей под ред. Е.Я. Васина и М.Я. Полякова. — М., 1975. — С. 256-276.

248. Соболевский 1908. — Соболевский С.И. «Koivr|»// «Богословская энциклопедия», т. IX, СПб., 1908, стб. 644.

249. Соссюр 1977. —Соссюр Фердинанд де. Курс общей лингвистики. — Вкн.: Труды по языкознанию. М., 1977. — С. 31-285.

250. Спиноза 1935. — Спиноза Б. Бошсловско-политический трактат. — М.,1935. — CXXVIII, 415 с.

251. Тексты Кумрана 1971. — Тексты Кумрана. Вып. 1 / Пер. с древнееврейского и арамейского, введение и комментарий И.Д. Амусина. — М., 1971, —490 с.

252. Теория метафоры 1990. — Теория метафоры: Сборник пер. / Вступ. ст.,сост. и общ. ред. Н.Д. Арутюновой. — М.: Прогресс, 1990. — 512 с.

253. Тимофеев 1958. — Тимофеев Л.И. Очерки теории и истории русскогостиха. — М., 1958. —416 с.

254. Тодоров 1983. — ТодоровЦ. Семиотика литературы// Семиотика:

255. Сб. пер. — М., 1983. — С. 350-354.

256. Толстой, Толстая 1998. — Толстой Н.И., Толстая С.М. Народная этимология и структура славянского ритуального текста// Славянское языкознание. X Международный съезд славистов: София, сент. 1988 г. Доклады сов. делегации. — М.: Наука, 1988. — С. 250-264.

257. Томашевский 1923. — Томашевский Б.В. Русское стихосложение. Метрика. — Петербург: Academia, 1923. — 157 с.

258. Томашевский 1929. — Томашевский Б.В. О стихе: Сб. статей. — Л.:1. Прибой, 1929. —327 с.

259. Томашевский 1930. — Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика.1. М.-Л., 1930.—240 с.

260. Томашевский 1959. — Томашевский Б.В. Стих и язык. Филологическиеочерки. — М.; J1.: Гослитиздат, Ленингр. отделение, 1959. — 470 с.

261. Топоров 1987. — Топоров В.Н. К исследованию анаграмматическихструктур (анализы)// Исследования по структуре текста. — М.: Наука, 1987. — С. 193-238.

262. Топоров 1994. — Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифояозтичсского. — М., 1994. — 621 с.

263. Топоров 1996. — Топоров В.Н. Имена // Мифы народов мира, т. 1. — М.,1996. —С. 208-210.

264. Трубецкой 1994. — Трубецкой С.Н. Учение о Логосе в его истории // Сочинения. — М., 1994. — С. 43-483.

265. Тынянов 1965. — Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка: Статьи.1. М., 1965. —301 с.

266. Тынянов 1977. — Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. —1. М.: Наука, 1977. — 574 с.

267. Ульман 1970. — Ульман С. Семантические универсалии// НЗЛ, вып. V.

268. Языковые универсалии / Пер. с англ. под ред. Б.А. Успенского. — М., 1970. — С. 250-299.

269. Ульман 1980. — Ульман С. Стилистика и семантика// НЗЛ, выпуск IX.

270. Лингвостилистика / Составление и вступительная статья И.Р. Гальперина. — М., 1980. — С. 227-253.

271. Успенский 1994. — Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв.) — М., 1994. — 240 с.

272. Успенский 1996. — Успенский Б. А. Мена имен в России в историческойи семиотической перспективе// Избр. труды, т. II. — М., 1996. — С. 187-203.

273. Филатов 1983. — Филатов В.П. К типологии ситуаций понимания // Вопросы философии. 1983. № 10. — С. 68-84.

274. ФГ 1992. — Филологическая герменевтика и общая стилистика// Сб.статей / Гл. ред. Г.И. Богин. — Тверь, 1992. — 158 с.

275. Флоренский 1922. — Флоренский П.А. Имеславие как философскаяпредпосылка. — СПб., 1922. — 158 с.

276. Флоренский 1993а. — Флоренский П. А. Иконостас: Избр. труды по искусствознанию. — СПб., 1993. — X, 365 с.

277. Флоренский 19936. — Флоренский П.А. Имена// Малое собр. соч.

278. Вып. I. — Кострома, 1993 — 319 с.

279. Флоренский 1999. — Флоренский П. А. Собр. соч. в 4-х тг. Т. 3. 4.1. —1. М., 1999. —621 с.

280. Фреге 1977. — Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика,вып. 8. —М., 1977.

281. Фрейд 1990. — Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1990. —432 с.

282. Фрейд 1991. — Фрейд 3. Толкование сновидений. — Ереван, 1991. —386 с.

283. Фрейденберг 1936. — Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. —

284. Л.: Худ. лит., 1936. — 454 с.

285. Фрейденберг 1998. — Фрейденберг О.М. Миф и литература древности.

286. Второе изд., исправленное и дополненное / Составление, подготовка текста, комментарий и послесловия Н.В. Брагинской. Отв. ред. Е.М. Мелетинский. — М., 1998. — 800 с.

287. Фрейзер 1985. — Фрейзер Дж. Дж. Золотая ветвь: Исследование магии ирелигии. — М„ 1985. — 689 с.

288. Хайдеггер 1991. — Хайдегтер М. Язык / Перев. Б.В. Маркова. — СПб.,1991.—22 с.

289. Хайдеггер 1993. — Хайдегтер М. Время и бытие: Статьи и выступления.1. М., 1993.—447 с.

290. Хайдеггер 1995. — Хайдеггер М. Исследовательская работа Вильгельма

291. Дильтея и борьба за историческое мировоззрение в наши дни: Десять докладов, прочитанных в Касселе (1925): 2 текста о Вильгельме Дильтее. — М„ 1995. — С. 137-185.

292. Хайдеггер 1997. — Хайдегтер М. Введение в метафизику / Пер. Н. О. Гучинской. — СПб., 1997. — 301 с.

293. Хэллидей 1980. — Хэллидей М.А.К. Лингвистическая функция и литературный стиль / НЗЛ, выпуск IX. Лингвостилистика / Составление и вступительная статья И.Р. Гальперина. — М., 1980. — С. 116-147.

294. Шенгели 1960. — Шенгели Г. Техника стиха. — М.: Гослитиздат, 1960.312 с.

295. Шеллинг 1966. — Шеллинг Ф.В.И. Философия искусства, М., 1966. —342 с.

296. Шеллинг 1989. — Шеллинг Ф.В.Й. Соч. в 2-х т. Т. 2. Пер. М.И. Левинойи А.В. Михайлова. М., «Мысль», 1989. — 597 с.

297. Шкловский 1919. — Шкловский В.Б. Искусство как приём. // В сб.: Поэтика: Сборники по теории поэт, яз., вып. 3. — Пг.: 18-я Гос. тип., 1919, с. 101-104.

298. Шмидт 1978. — Шмидт Зигфрид И. «Текст» и «история» как базовые категории // НЗЛ, вып. VIII. — С. 89-108.

299. Шпет 1995. — Шпет Г.Г. История как проблема логики, ч. II, гл. VII:

300. Вильгельм Дильтей// 2текста о Вильгельме Дильтее. М., 1995. — С. 7-136.

301. Шпет 1989-1992. — Шпет Г.Г. Герменевтика и ее проблемы// Контекст.

302. Литературно-теоретические исследования. — М., 1989; 1990; 1991; 1992 1989: С. 229-268; 1990: С. 219-259; 1991: С. 215-255; 1992: С. 251-284.

303. Щедровицкий 1995. — Щедровицкий Г.П. Категориальный аппарат итеоретические схемы: Проблемы методологии системного исследования // Избранные труды, М., 1995. — С. 155-196.

304. Щерба 1929. — Щерба Л.В. Опыт лингвистического толкования стихотворений, I: «Воспоминание» Пушкина // Русская речь: Сб. статей под ред. Л.В. Щербы. — Пг.: Фон. ин-т пракгич. изуч. яз., 1929. — с. 13-56.

305. Щерба 1936. — Щерба Л.В. Опыт лингвистического толкования стихотворений, II: «Сосна» Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом // Советское языкознание, Т. И. — Л.: Ленингр. науч.-иссл. ин-т языкозн., 1936. — с. 129-142.

306. Эйхенбаум 1969. — Эйхенбаум Б.М. О поэзии. — Л.: Сов. пис., 1969. —541с.

307. Эйхенбаум 1975. — Эйхенбаум Б.М. Теория стиха. — Л.: Сов. пис., 1975.302 с.

308. Элиаде 1998. — Элиаде, Мирча. Мефистофель и андрогин. — СПб.:1. Алетейя», 1998. — 375 с.

309. Эткинд 1999. — Эткинд Е.Г. Русская переводная поэзия XX века // Мастера поэтического перевода XX века. (Библиотека поэта, БС). — СПб., 1999. —С. 4-49.

310. Юнг 1990. — ЮнгК.Г. Приближаясь к бессознательному// Глобальныепроблемы и общечеловеческие ценности. — М., 1990. — С. 351-436.

311. Юнг 1991. — Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991. — 312 с.

312. Юнг 1992. — Юнг К.Г. Феномен духа в искусстве и науке // Собр. соч.1. Т. 15. —М., 1992. —320 с.

313. Юнг 1996. — Юнг К.Г. Дух и жизнь // Проблемы души нашего времени.1. М„ 1996. —С. 187-297.

314. Якобсон 1985. —Якобсон P.O. Избранные работы. —М., 1985. — 455 с.

315. Якобсон 1987. — Якобсон P.O. Работы по поэтике. — М., 1987. — 460 с.

316. Якубинский 1916. — Якубинский Л.П. О звуках стихотворного языка//

317. Сборники по теории поэтического языка. — Вып. 1. — Пг., 1916. — С. 16-30.на иностранных языках:

318. Allegorie 1978. — Formen und Funktionen der Allegorie: Symposium. —

319. Wolfenbuttel, 1978 / Hrsg. von W. Haug. Stuttgart, 1979. — 387 S.

320. Anselm 1998. —Anselm of Canterbury. Monologium. Chapter XXII. — The

321. Christian Classics Ethereal Library at Wheaton College, Illinois Режим доступа: http://ccel.wheaton.edu/.

322. Apel 1971. — Karl-Otto Apel. Szientistik, Hermeneutik, Ideologiekritik:

323. Entwurf einer Wissenschaftslehre in erkenntnisanthropologischer Sicht // Hermeneutik und Ideologiekritik, hrsg. K.-O. Apel et al. — Frankfurt: Suhrkamp, 1971. — S. 4-48.

324. Aquinas 1640. — Sancti Thomae Aqvinatis Summa toivs theologiae. Editionouissima Coloniae Agrippinae, Arnoldi Hierati, Anno M.DC.XL. — (1640).

325. Aquinas 1986. — Thomas Aquinas. Von der Wahrheit = De veritate: (Quaestio I). — Hamburg, 1986. — XLII, 97 S.

326. Aristotle 1976. — Aristotle. Rhetoric / translated by W. Rhys Roberts. — Oxford UP, 1976. — 106 p.

327. Assmann 1980. —AssmannA. Die Legitimitat der Fiktion: Ein Beitrag zur

328. Geschichte der literarischen Kommunikation. — Munchen, 1980. — 316 S. (Theorie und Geschichte der Literatur und der schonen Ktinste. Bd. 55).

329. Ast 1808. — Ast F. Grundlinien der Grammatik, Hermeneutik und Kritik. —1.ndshut: Hampe, 1808. — 196 S.

330. Auerbach 1938. — AuerbachE. Figura// Arcliivum Romanicum. Bd. 22. —

331. Berlin, 1938. — S. 436-489.

332. Augustin 1838. — Augustini S. Aurelii. De doctrina Christiana/ Ed.

333. C.H. Binder. — Lipsiae, 1838. — XXIV, 318, /XXVIII/.

334. Bach, Harnish 1980. — Bach K. and Harnish R.M. Linguistic Communication and Speech Acts. — Cambridge (Mass.), 1980. — XVII, 327 p.

335. Barr 1966. — Barr J. Old and New in Interpretation. — L., 1966. — 326 p.

336. Barret 1993. — BaiTetM. (1993) "Althusser's Marx, Althusser's Lacan" /

337. E. Ann Kaplan and Michael Sprinker (eds.) The Althusserian Legacy. — London: Verso, 1993. — p. 27-198.

338. Barth 1956. — Barth K. Die Kirchliche Dogmatik. — Bd. 1/2. — Edinburgh,1956. — 907 p.

339. Barth 1968. — Barth K. The Epistle to the Romans. — London, 1968. —1. XXI, 547 p.

340. Barth et al. 1967. — Barth K. et al. World Come of Age. — London, 1967. —347 p.

341. Barthes 1953. — Barthes R. Le degre zero de l'ecriture. — In: Barthes R.

342. Suivi de elements de semiologie. — Paris. Sine datae 1953. . — P. 9-76.

343. Bartsch 1953. — Bartsch H.-W. Keiygma and Myth. Vol. I. — London, 1953.470 p.

344. Bartsch 1962. — Bartsch H.-W. Keiygma and Myth. Vol. II. — London,1962, —512 p.

345. Bataille 1933. — Bataille G. La notion de depense // La critique sociale, № 7,январь 1933.

346. Bauer 1972. — Bauer W. Texte und Rezeption. Wirkungsanalyse zeitgenossischer Lyrik am Beispiel des Gedichtes „Fadensonnen" von Paul Celan.

347. Frankfurt a. M., 1972. —315 S.

348. Benichou 1977. — Benichou P. Le temps des prophetes. Paris, 1977.

349. Betti 1962. — Betti E. Die Hermeneutik als allgemeine Methodik der Geisteswissenschaften. — Tubingen, 1962. — 64 S.

350. Betti 1967. — Betti E. Allgemeine Auslegungslehre als Methodik der Geisteswissenschaften. — Tubingen, 1967. — 741 S.

351. Bishop 1975. — Bishop D. H. (ed.), Indian Thought: An Introduction. — L.,1975. —360 p.

352. Blackman 1957. — Blackman E. C. Biblical Interpretation. — Oxford, 1957.285 p.

353. Bodin 1964. — Bodin L. Les intellectuels. — Paris, 1964. — 284 p.

354. Boeckh 1886. — Boeckh, August. Enzyklopadie und Methodologie der philologischen Wissenschaften / Hrsg. von E. Bratuscheck. — Leipzig, 1877. (2. Aufl. besorgt von R. Klussmann. — Leipzig, 1886).

355. Bohme 1955. — Bohme J. Samdiche Schriften / Herausgegeben von

356. W.-E. Peuckert, Stuttgart. — Bd. 2,1955. — 340 S.

357. Bohme 1974. — Bohme J. Aurora oder Moigenrote im Aufgang. Leipzig,1974,—216 S.

358. Bonaventure 1960. — The Works of Bonaventure. — London, 1960. — Vol. 1632 p.; vol. 2 — 687 p.

359. Borch-Jacobsen 1993. — Borch-Jacobsen, Mikkel. The Emotional Tie: Psychoanalysis, Mimesis and Affect. — Stanford, 1993. — 71 p.

360. Bradbury 2001. — Bradbury, Malcolm. The Modern British Novel (Revisededition). — London: Penguin Books, 2001. — 622 p.

361. Brinkmann 1980. — Brinkmann H. Mittelalterliche Hermeneutik. — Darmstadt, 1980. — 340 S.

362. Bruce 1961. — Bruce F. F. The English Bible: (A History of Translations). —1.ndon, 1961. —235 p.

363. Buber 1909. — BuberM. Ekstatische Konfessionen. — Bonn, 1909. —504 S.

364. Buhler 1934. —BiihlerK. Sprachtheorie: Die Darstellungsfunktion der Sprache. — Jena: Fischer, 1934. — 612 S.

365. Buhner 1975. — Rudiger Buhner. Theoiy and Practice in the Light of the

366. Hermeneutic-Criticist Controversy// Cultural Hermeneutics 2 (1975), pp. 337-352.

367. Bultmann 1954. — Bultmann R. Histoiy and Eschatology in the New Testament. — "New Testament Studies", 1,1954, p. 5-16.

368. Bultmann 1956. — Bultmann R. Primitive Christianity in Its Contemporary

369. Setting. — London; New York, 1956. — 240 p.

370. Bultmann 1957. — Bultmann R. History and Eschatology. — Edinburgh,1957. —238 p.

371. Bultmann 1958. — BultmannR. Jesus Christ and Mythology. — New York,1958.—412 p.

372. Bultmann 1961. — BultmannR. Glauben und Verstehen: Gesammelte Aufsatze. Bd. I. — Tubingen, 1961. — 336 S.

373. Bultmann 1962. — BultmannR. History and Eschatology. The Presence of

374. Eternity: The Gifford Lectures 1955. — New York, 1962. — XII, 171 p.

375. Cambridge Bible. — The Cambridge History of the Bible, 3 vol. — Cambridge, 1963-70.

376. Campbell 1850. — Campbell G. The Philosophy of Rhetoric. — London,1776 (новое изд. 1850 — XIX, 402 p.)

377. Cassirer 1923. — Cassirer E. Philosophie der symbolischen Formen, Bd. 1-3.1. Berlin, 1923-1929.

378. Cassirer 1973. — Cassirer E. Das mythische Denken. — Mtinchen, 1973. —303 S.

379. Cicero. — Cicero. Orator // The Online Latin Library. [Режим доступа:http://www.patriot.net/~lillard/cp/cic.html.

380. Claudel 1963. — Claudel P. R<;flexions sur la po<>sie. — Paris, 1963. —236 p.

381. Clavier 1961. — Clavier H. Esquisse de Typologie comparee, dans le Nouveau Testament et chez quelques ecrivains patristiques. — "Studia Patri-stica", IV. Berlin, 1961. — S. 28-49.

382. Cognitive Linguistics 1990. — Cognitive Linguistics. — Berlin; New York:1. Mouton, 1990.—218 p.

383. Cohen 1966. — Cohen J. Structure du langage poetique. — Paris, 1966. —233 p.

384. Cohen 1979. — Cohen J. Le haute langage: Theorie de la poeticite. — Paris,1979. — 291 p.

385. Cope 1867. — Cope E. M. An Introduction to Aristotle's Rhetoric / Book III,

386. Appendix B, Ch. 2 "On Metaphor". — London, 1867. — P. xi-xlvi.

387. Curtius 1978. — Curtius E. R. Europaische Literatur und lateinisches Mittelalter. 4. Aufl. Bern; Mtinchen, 1978. — (1. Aufl. Bern, 1948) — 608 S.

388. Оашё1ои 1950. — Danielou J. Sacramentum futuri. Etude sur les origines dela typologie biblique. — Paris, 1950. — 385 p.

389. Dante 1900. — Opere minori di Dante Alighieri / Con ill. e note di P. Fraticelli. 8 ed. — Firenze, 1900; vol. 3. — p. 106-220.

390. Davidson 1984. — Davidson D. Inquiries into Truth and Interpretation. —1. Oxford, 1984. —292 p.

391. DB-2.70. — Schlusselwerke der Philosophie: Digitale Bibliothek, Version270. — Hermeneutik Режим доступа: http://www.digitale-Biblio-thek.de.

392. Deansley 1966. — DeansleyM. The Lollard Bible. 2nd ed. — Cambridge,1qaa ifan

393. Depew 1981. — David J. Depew. The Habermas—Gadamer Debate in Hegelian Perspective// Philosophy and Social Criticism 8 (1981), pp. 425-446.

394. Dijk 1972. — Dijk T. A. van. Some Aspects of Text Grammars: A Study in

395. Theoretical Linguistics and Poetics. — The Hague; Paris, 1972. — XIV, 375 p.

396. Dilthey 1900. — Dilthey W. Die Entstehung der Hermeneutik // Philosophische Abhandlungen Chr. Siegwart gewidmet. — Tubingen, 1900. — 283 S.

397. Dilthey 1914. — Dilthey W. Das naturliche System der Geisteswissenschaftenim 17. Jahrhunderte // Schriften. — Leipzig, 1914. Bd. 2. — 312 S.

398. Dilthey 1958. — Dilthey W. Gesammelte Schriften. Bd. VII. — Stuttgart,1958. — 340 S.

399. Dilthey 1966. — Dilthey W. Literaturhistorische Arbeiten uber das klassische

400. Zeltalter unserer Dichtung// Ges. Schriften. — Stuttgart; Gottingen, 1966. Bd. 11. — 402 S.

401. Dilthey 1979. — Dilthey W. Leben Schleiermachers; 2. Band: Schleiermachers System als Philosophie und Theologie // Gesammelte Schriften. Bd. XIV. — Gottingen: Sachse & Pohl, 1979. — 235 S.

402. Dilthey 1988. — Dilthey W. Das Erlebnis und die Dichtung. — Leipzig,1988.—436 S.

403. Doedes 1867. — DoedesE. Manual of hermeneutics / Translated from the

404. Dutch by Stegmann. — Edinburgh, 1867. — 183 p.

405. Donegan, Stampe 1983. — Donegan P. J., Stampe D. Rhythm and the holisticorganisation of language structure // Papers from the parasession on the interplay of phonology, morphology and syntax / Ed. by J. F. Richardson et al. — Chicago, 1983. — 186 p.

406. Durkheim 1915. — Durkheim, Emile. Formes elementaires de la vie religieuse. — P., 1915. — 364 p.

407. Ebeling 1962. — EbelingG. Evangelische Evangelienauslegung: Eine Untersuchung zu Luthers Hermeneutik. — Darmstadt, 1962. — 384 S.

408. Ebeling 1967. — Ebeling G. Wort und Glaube. Bd. I. — Tubingen, 1967. —318 S.

409. Ebeling 1969. — Ebeling G. Wort und Glaube. Bu. II. — Tubingen, 1969. —413 S.

410. Eco 1984. — Eco U. Semiotics and the Philosophy of Language. Bloomington, 1984. —X, 242 p.

411. Eiken 1887. —Eiken H.V. Geschichte und System der mittelalterlichen Weltanschauung. Stuttgart, 1887. — 424 S.

412. Eisler 1870. —Eisler B. Vorlesungen iiber die judischen Philosophen des Mittelalters. — Berlin, 1870-76. — 487 S.

413. Eliot 1967. — Eliot T.S. The poetry and poets. — London: Faber and Faber,1967. — 382 p.

414. Ernesti 1809. — Ioannis Augusti Ernesti. Institutio Interprets Novi Testamenti (изд. 1761 1765, 1774, 1792. 1809). — Lipsiae, с примечаниями Аммона (Chr. Fr. Ammon). — /18/, 494 S.

415. Farquhar 1920. — J.N. Farquhar. An Outline of the Religious Literature of1.dia. — Calcutta—London, 1920. — 186 p.

416. Farrar 1961. — Farrar F. W. History of Interpretation. — L., 1961 (reprinted,1st ed. 1886). — XLVIII, 434 p.

417. Flacius. — Flacius Illyricus. Clavis scripturae sacrae / Annotated ed. — Oxford, 1892. — 327 p.

418. Focke 1913. — Focke F. Forschungen zur Religion und Literatur des AT und

419. NT. Bd. 5. — Gottingen, 1913. — 274 S.

420. Focke 1923. — Focke F. Synkrisis // Hermes. 1923. Bd. 58. — S. 327-368.

421. Foucault 1971. — Foucault M. L'ordre du discours. — Paris, 1971. — 109 p.

422. Fromm 1951. — FrommE. The Forgotten Language: An introduction to the

423. Understanding of Dreams, Fairy Tails, and Myths. New York and Toronto: Rinehart, 1951. — VII, /5/, 263 p.

424. Fuchs 1963. — Fuchs E. Hermeneutik. — Stuttgart, 1963. — 106 S.

425. Gadamer 1960. — Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode — Grundziige einer philosophischen Hermeneutik. — Tubingen, 1960. — 673 S.

426. Gadamer 1967. — Gadamer H.-G. Rhetoric, Hermeneutics, and the Critiqueof Ideology: Metacritical Comments on Truth and Method II The Hermeneutics Reader, trans. Jerry Dibble, ed. Kurt Mueller-Vollmer. — New York: Continuum, 1988. — P. 274-292.

427. Gadamer 1968. — Gadamer H.-G. Idee und Zahl: Studien zur platonischen

428. Philosophie. — Heidelberg, 1968. — 173 S.

429. Gadamer 1970a. — Gadamer H.-G. On the Scope and Function of Hermeneutical Reflection // Continuum 8, pp. 70-105.

430. Gadamer 1970b. — Gadamer H.-G. The Problem of Language in Schleiermacher's Hermeneutic // Journal for Theology and the Church 7 (1970), p. 57-92.

431. Gadamer 1971. — Gadamer H.-G. Replik // Hermeneutik und Ideologiekritik! K.-O. Apel, et al„ (eds.) — Frankfurt: Suhrkamp, 1971. — S. 280-296.

432. Gadamer 1973. — Gadamer H.-G. Wer bin Ich und wer bist Du? Kommentarzu Celans „Atemkristall". — Frankfurt a. M., 1973. — 128 S.

433. Gadamer 1974. — Gadamer H.-G. Hermeneutik // Historisches Worterbuchder Philosophie, Bd. 3 / Hrsg. J. Ritter u.a. — Basel—Stuttgart: Metzle-rische Verl.-Buchh., 1974. — 370 S.

434. Gadamer 1975. — Gadamer H.-G. Hermeneutics and Social Science// Cultural Hermeneutics 2 (1975), pp. 307-316.

435. Gadamer 1976. — Gadamer H.-G. The Universality of the Hermeneutical

436. Problem I I Philosophical Hermeneutics. — Berkeley: University of California Press, 1976. — 418 p.

437. Gadamer, Koselleck 1987. — Gadamer H.-G und KoselleckR. Hermeneutikund Historie. — Heidelberg, 1987. — 36 S.

438. Gadamer 1988. — Gadamer H.-G. Dekonstruktion und Hermeneutik (1988).

439. Gesammelte Werke. Bd. 10. — Tubingen, 1995. — S. 138-147.

440. Ganoszy, Schild 1983. — GanoszyA. und SchildS. Die Hermeneutik Calvins. — Wiesbaden, 1983. —214 S.

441. Giraud 1954. — GiraudP. Stylistique. In: «Neophilologus», XXXVIII, 1954.1. P. 1-12.

442. Goodenough 1969. — Goodenough E.R. The Mystic Gospel of Hellenistic

443. Judaism. — L., 1969.— 408 p.

444. Goppelt 1966a. — Goppelt L. Apokalyptik und Typologie bei Paulus // Theologische Literaturzeitung. 1964. Bd. 89. — S. 321-344. Nachdruck: Darmstadt, 1966.

445. Goppelt 1966b. — Goppelt L. Typos: Die typologische Deutung des Alten Testaments im Neuen. — Gtitersloh, 1939. Nachdruck: Darmstadt, 1966.

446. Gordon 1889. — Gordon, Judah Leib. Kol Kithbe Yehuda. — Berlin, 1889.312 p.

447. Grant 1963. — Grant R.M. A Short History of the Interpretation of the Bible,rev. ed. — L., 1963. — XXVII, 264 p.

448. Grant, Tracy 1984. — Grant R. and Tracy D. A Short Histoiy of the Interpretation of the Bible. 2nd ed. — Philadelphia, 1984. — 476 p.

449. Green 1989. — Green C. Karl Barth: Theologian of Freedom. — London,1989. — 328 p.

450. Greimas 1970. — Sign, Language, Culture / Ed board: A.J. Greimas et al. —

451. The Hague; Paris, 1970. — XX, 723 p.

452. Habermas 1967. — Habermas J. Zur Logik der Sozialwissenschaften // Philosophische Rundschau 14 (1967). — S. 149-180.

453. Habermas 1970. — Habermas J. Summation and Response// Continuum 81970), pp. 123-133.

454. Habermas 1971. — Habermas J. Die Universalitatsanspruch der Hermeneutik// Hermeneutik und Ideologiekritik. — Frankfurt a. M., 1971. — S. 120-159.

455. Habermas 1972. — Habermas J. Knowledge and Human Interests. — London, 1972. — IX, 356 p.

456. Habermas 1973. — Habermas J. Theory and Practice. — Boston, 1973. —1., 310 p.

457. Habermas 1977. — Habermas J. Understanding and Social Inquiry. — Notre

458. Dame: University of Notre Dame Press, 1977. — 602 p.

459. Habermas 1980. — Habermas J. The Hermeneuiic Claim to Universality//

460. Contemporary Hermeneutics, ed. Josef Bleicher. — London: Routledge and Kegan Paul, 1980. — P. 168-234.

461. Habermas 1983. — Habermas J. MoralbewuBtsein und kommunikatives Handeln. — Frankfurt a. M., 1983. — 208 S.

462. Habermas 1984. — Habermas J. The Theory of Communicative Action, Vol.

463. Reason and the Rationalization of Society / trans. Thomas McCarthy. — Boston: Beacon Press, 1984. — 789 p.

464. Hafferland 1989. — Hafferland H. Mystische Theorie der Sprache bei Jakob

465. Bohme // Theorien vom Ursprung der Sprache. Bd. 1. — В.; N. Y. 1989. —194 S.

466. Hanson 1959. — Hanson C. Allegory and event. A Study of the Sources and

467. Significance of Origines' Interpretation of Scripture. — London, 1959. —165 p.

468. Harrelson 1991. — Harrelson W. J. The origin of language according to the

469. Bible // Studies in language origins. V. 2. — Amsterdam; Philadelphia, 1991. —P. 124-176.

470. Hatzfeld 1955. — HatzfeldH. Methods of Stylistic Investigation// Literatureand Science: Proceedings of the 6th Congress of the International Federation for Modern Languages and Literatures. — Oxford, 1955. — P. 44-51.

471. Heidegger 1930. — Heidegger M. Was ist Metaphysik? — Bonn: Cohen,1930. —29 S.

472. Heidegger 1947. — Heidegger M. Platons Lehre von der Wahrheit; Mit einem

473. Brief liber den „Humanismus". —Bern, 1947. — 120 S.

474. Heidegger 1975. — Heidegger M. Poetry, Language, Thought. — New York,1975. —XXV, 229 p.

475. Heidegger 1977a. — HeideggerM. Building, Dwelling, Thinking// Basic

476. Writings, ed. David Krell. — New York: Harper and Row, 1977. — P. 304-347.

477. Heidegger 1977b. — HeideggerM. What Calls for Thinking// Basic Writings, ed. David Krell. — New York: Harper and Row, 1977. — P. 348-372.

478. Heidegger 1993. — Heidegger M. Scin und Zeit. — Tiibingen, 1993. —1. XII, 445 S.

479. Herbert 1968. — Herbert A.S., ed. Historical Catalogue of the Printed Editions of the English Bible 1525-1961. — London; New York, 1968. — 1897, /LVI/pp.

480. Hernadi 1976. — Hernadi P. Literary Theory: A Compass for Critics // Critical Enquiry 3. 1976. — P. 369-386.

481. Heusler 1956. — Heusler A. Deutsche Versgeschichte in 3 Banden. Bd. 3. —1. Berlin, 1956. — S. 480.

482. Hinduism 1988. — Textual Sources for the Study of Hinduism / Ed. and trans.by Wendy Doniger O'Flaherty. — L., 1988. — 402 p.

483. Hirsch 1967. — Hirsch E.D. Validity in Interpretation. — New Haven, 1967.254 p.

484. Hoefer 1971. — Hoefer H. Typologie im Mittelalter: Zur Ubertragbarkeit typologischer Interpretation auf weltliche Dichtung. — Gottingen, 1971.242 S.

485. Hopkins 1971. — Thomas J. Hopkins. The Hindu Religious Tradition. — L.,1971, —254 p.

486. Hornig 1961. — Hornig G. Die Anfange der historisch-kritischen Theologie.1. Gottingen, 1961. — 356 S.

487. How 1985. — Alan R. How. A Case of Creative Misreading: Habermas's

488. Evaluation of Gadamer's Hermeneutics // Journal of the British Society for Phenomenology 16 (1985), pp. 132-144.

489. Hubener 1985. — Hubener W. Schleiermacher und die hermeneutische Tradition// Internationaler Schleiermacher Kongrefi Berlin, 1984 / hrsg. K.V. Selge — Berlin—New York: De Gruyter & Co., 1985. — S. 36-59.

490. Humboldt 1936. — Humboldt W. Uber die Verschiedenheit des menschlichen

491. Sprachbaues und ihren EinfluB auf die geistige Entwicklung des Men-schengeschlechts. — Berlin, 1936. — 640 S.

492. Humboldt 1960. — Humboldt W. von. Uber die Aufgabe des Geschichtsschreibers.— In: Werke in fiinf Banden, hrsg. A. Flitner, K. Giel. Bd. 1.1. Darmstadt, 1960. — 294 S.

493. Husserl 1928. — Husserl E. Logische Untersuchungen. В. II. — Halle, 1928.316S.

494. Immisch 1909. — Immisch 0. Wie studiert man die klassische Philologie? —1. Ch.ft^ ЮЛО сuiuugm i, к j \j j. X J.

495. Ingarden 1968. — Ingarden R. Das literarische Kunstwerk: Ein Untersuchungaus dem Grenzgebiet der Ontologie, Logik und Literaturwissenschaft. 2. Aufl. (l.Aufl. — Halle (Saale), 1931) — Tubingen, 1968. —XIV, 389 S.

496. Ingram 1987. — Ingram D. Habermas and the Dialectic of Reason. — New

497. Haven: Yale University Press, 1987. — 309 p.

498. Interpretazione 1980. — Interpretazione e contesto: Atti del 1 Colloquio sullainterpretazione. —Torino, 1980. — 123 p.

499. Interpretazione 1981. — Interpretazione e strutture: Le strutture del discorsodi Paolo a Mileto. — Torino, 1981. — 189 p.

500. Irenaeus 1639. — Sancti Irenaei, Lugdunensis episcopi. Adversus Valentinisimilium gnosticorum haereses. — Paris: S.n., 1639. —/36/, 569, /58/p.

501. Isaacs 1940. — Isaacs J. The Sixteenth-Century English Versions // The Biblein Its Ancient and English Versions / Ed. by H.W. Robinson. — New York, 1940, —P. 96-154.

502. Isenberg 1974. — Isenberg H. Texttheorie und Gegenstand der Grammatik //1.nguistische Studien, II, Reihe A. Arbeitsberichte. — Berlin, 1974. — S. 22-35.

503. Iser 1972. — IserW. Der implizite Leser: Kommunikationsformen des Romans von Bunyan bis Beckett. Miinchen, 1972. — 420 S.

504. Iser 1976. — IserW. Der Akt des Lesens: Theorie der asthetischen Wirkung.1. Miinchen, 1976. —405 S.

505. Jakobson 1960. — JakobsonR.O. Closing Statement: Linguistics and Poetics // Style in Language / Edited by Thomas A. Sebeok. — New York; London, 1960. — P. 350-377.

506. Jakobson 1979. — Jakobson R. My metrical sketches, a retrospect. —1.nguistics", Mouton, 1979, vol. 17, № 3/4.

507. Jakobson 1985. — Jakobson R.O. Verbal communication. — "Scientific

508. American", 1972, vol. 227, №3, p. 73-80. (Русский перевод в: Избранные работы. — М., 1985. — С. 239-269; см. № 210 Библиографического списка).

509. Jakobson 1987. — Jakobson R.O. Language in Literature. — Cambridge1. Mass.), 1987. — 548 p.

510. Jakobson 1963. — Jakobson R.O. Parts and Wholes. — New York; London:

511. Macmillan, 1963. — XII, 180 p.

512. Jaspers 1947. — Jaspers К. Von der Wahrheit (die Sprache). — Miinchen,1947. —114 S.

513. Jaspers 1964. — Jaspers K. Die Sprache. — Miinchen, 1964. — 196 S.

514. Jauss 1970. — Jauss H.R. Literaturgeschichte als Provokation. — Frankfurta. M., 1970. — 387 S.

515. Jauss 1977. — Jauss H.R. Asthetische Erfahrung und literarische Hermeneutik. Bd. 1. Versuche im Feld der asthetischen Erfahrung. — Miinchen, 1977. — 286 S.

516. Jauss 1981. — Jauss H.R Zur Abgrenzung und Bestimmung einer literarischen Hermeneutik // Texte und Applikation. Poetik und Hermeneutik, IX. — Miinchen, 1981. — S. 457-481.

517. Jauss 1982. — Jauss H.R. Toward an Aesthetics of Reception / Introductionby P. de Man. — Brighton, 1982. — 308 p.

518. Kehl 1970. — Kehl D.G., ed. Literary Style of the Old Bible and New. —1. New York, 1970,— 316 p.

519. Kerenyi 1997. — Kerenyi К. Die Papyri und das Wesen der alexandrinischen

520. Kultur. — Munchen, 1997. — 284 S.

521. Kimmerle 1962. — Kimmerle H. Hermeneutische Theorie oder ontologische

522. Hermeneutik // Zeitschriftfur Theologie und Kirche 59. — Berlin, 1962.1. S. 93-131.

523. Kinsley 1982. — David R. Kinsley. Hinduism: A Cultural Perspective. — L.,1982. — 321 p.

524. Knox 1958. — Knox R.A. Literary distractions. — London; New York, 1958.1. VIII, 232 p.

525. Koller 1975. — KollerW. Semiotik und Metapher: Untersuchungen zurgrammatischen Struktur und kommunikativen Funktion von Metaphern.1. Stuttgart, 1975. — 388 S.

526. Kristeva 1977. — Kristeva J. Polylogue. Paris, 1977. — 541 p.

527. Kuno 1987. — Kuno S. Functional syntax: Anaphora, discourse, and empathy. Chicago, 1987. — 205 p.

528. Lacan 1977a. — Lacan J. Ecrits: A Selection, trans. Alan Sheridan. London:1. Tavistock, 1977. — 348 p.

529. Lacan 1977b. — Lacan J. The Four Fundamental Concepts of Psychoanalysis,trans. Alan Sheridan. London: The Hogarth Press and the Institute of Psychoanalysis, 1977. — 209 p.

530. Lacan 1979a. — Lacan J. Le Mythe individuel du nevrose, ou Poesie et veritedans la nevrose // Ornicar? 17/18. — P. 289-307.

531. Lacan 1979b. — Lacan J. The neurotic's myth// Psychoanalytic Quarterly,1979,48.—P. 386-425.

532. Lakoff 1993. — Lakoff G. The contemporary theory of metaphor // Metaphorand thought / Ed. by A. Ortony. — Cambridge, 1993. — P. 126-179.

533. Langacker 1990. —Langacker R. Concept, image, and symbol: The cognitivebasis of grammar. — Berlin; New York, 1990. — X, 395 p.

534. Langan 1959. — Langan T. The Meaning of Heidegger: A Critical study of an

535. Existentialist Phenomenology. — New York, 1959. — X, 247 p.

536. Leech 1970. — Leech G.N. "This Bread I Break" — Language and Interpretation. — In: Linguistics and Literary Style. / Ed. by D.C. Freeman. — N.Y., 1970. —P. 112-179.

537. Leech 1976. — Leech G.N. A Linguistic Guide to English Poetry. — London,1976.—XVI, 240 p.

538. Leech 1979. — Leech G.N. Essays on Style and Language: Linguistic and

539. Critical Approaches to Literary Style. — London, 1979. — IX, 188 p.

540. Leon 1971. — LeonP.R. Essais de phonostylistique. // Studia a Phonetica,

541. Montreal; Paris, 1971. — P. 24-67.

542. Levin 1969. — Levin S.R. Linguistic Structures in Poetry. — The Hague,1969. —286 p.

543. Levinas 1996. — Lcvinas E. Martin Heidegger and Ontology. In: Diacritics

544. The Johns Hopkins University Press, 1996. — P. 11-32.

545. Levy-Bruhl 1984. — Levy-Bruhl, Lucien. La mentalite primitive. — P., 1984.443 p.

546. Lewis 1964. — Lewis C.S. The Discarded Image: An Introduction to Medieval and Renaissance Literature. — Cambridge, 1964. — 408 p.

547. Liebermann 1950. — Liebermann S. Rabbinic Interpretation of Scripture. —

548. New York, 1950. — XXIV, 376 p.

549. Lindgren 1991. — Lindgren L. CI. On Metaphoric Communication as the

550. Original Protolanguage // Studies in language origins. V. 2. — Amsterdam; Philadelphia, 1991. — P. 145-189.

551. Lohmann 1949. — Lohmann J. Sein und Zeit, Sein und Wahrheit in der Formder Sprache // Lexis. № 2. 1949. S. 37-69.

552. Lukacs 1968. — Lukacs G. Wider den miBverstandenen Realismus. — Hamburg, 1968. —438 S.

553. Luther 1870. — Luthers Philosophie von Theophilos. Т. 1. Die Logik. —1. Hannover, 1870.

554. Luther 1939. — Luther M. Die Hauptschriften. — Berlin, 1939. — 608 S.

555. Magoun 1955. — Francis P. Magoun, Jr. "The Case History of an Anglo

556. Saxon Oral Singer" — Speculum 30 (1955). — pp. 49-63.

557. Maimonides 1843. — Maimonides Diatetisches Sendschreiben an den Sultan

558. Saladin // Mit Noten hrsg. von Winternitz. — Wien, 1843. — 345 S.

559. Malevez 1958. — Malevez L. The Christian Message and Myth. — London,1958. — 274 p.

560. Mannheim 1958. — Mannheim K. Mensch und Gesellschaft im Zeitalter des

561. Umbaus. — Darmstadt, 1958. — 387 S.

562. Margolis 1922. — Max L. Margolis. The Hebrew Scriptures in the Making.1. New York, 1922, —298 p.

563. Marouzeau 1945. — MarouzeauJ. Langue et Style. In: «Conferences del'lnstitut de Linguistique de Paris». — Paris, 1945. — P. 32-64.

564. McCarthy 1981. — McCarthy T. The Critical Theory of Jurgen Habermas. —

565. Cambridge (Mass.), 1981. — XV, 484 p.

566. Meier 1758. — Meier G.F. Auszug aus dem Anfangsgriinden aller schonen

567. Kunste und Wissenschaften. — Halle, 1758. — 176 S.

568. J 1 q r\ Ж '1 lit /""1 T7T7 .fill А Л й П тт 11 <

569. Meier 1762J — Meier G.r. vcmuuiucmc: /\uszug. z. /\un. — mile, i /02. —259 S.

570. Merleau-Ponty 1962. — Merleau-Ponty M. Phenomenology of Perception. —1.: Routledge and Kegan Paul, 1962. — 412 p.

571. Merleau-Ponty 1964a. —Merleau-Ponty M. The Primacy of Perception / Ed.

572. J.M. Edie. — Evanston: Northwestern UP, 1964. — 292 p.

573. Merleau-Ponty 1964b. — Merleau-Ponty M. La Conscience et l'acquisitiondu langage// Bulletin de Psychologie, no. 236, XVIII, 3-6 (1964), pp. 8-289.

574. Merleau-Ponty 1975. — Merleau-Ponty M. Phenomenology, Language, and

575. Sociology / Ed. and trans. John O'Neill. — London: Heinemann, 1975. — xviii, 308 p.

576. Meyendorff 1974. — Meyendorff J. Historical trends and doctrinal themes. —1. N. Y„ 1974. — 198 p.

577. Michelis 1886. — Michelis Fr. Aristotelis Peri hermeneias. — Heidelbergae,1886. — 74 S.

578. Minnis 1975. — Minnis A.J. "Authorial Intention" and "Literal Sense" in the

579. Exegetical Theories of Richard Fitzralph and John Wyclif. — Dublin, 1975,—IX, 343 p.

580. Misgeld 1977. — Dieter Misgeld. Discourse and Conversation: The Theory of

581. Communicative Competence and Hermeneutics in the Light of the Debate between Habermas and Gadamer// Cultural Hermeneutics 4 (1977), pp. 321-344.

582. Mounin 1968. — Mounin G. Clefs pour la linguistique. — P., 1968. — 208 p.

583. Mukafovsky 1955. — MukarovskyJ. Standard Language and Poetic Language. In: "A Prague School Reader", ed. PL. Garvin. — Washington, 1955. — P. 19-35.

584. Mukarovsky 1970. — Mukarovsky J. Asthetische Funktion, Norm und asthetischer Wert als soziale Fakten // Mukarovsky J. Kapitel aus der Asthe-tik. — Frankfurt a. M., 1970. — S. 100-143.

585. Meaning: A Study of the Influence of Language upon Thought and of the Science of Symbolism. — London, 1946. — XXIV, 363 p.

586. Ortega-y-Gasset 1966. — Jose Ortega-y-Gasset. Las dos grandes metaforas //

587. Obras Completas. Tomo II. — Madrid, 1966. — p. 387-400.

588. Palmer 1969. — Palmer R.O. Hermeneutics: Interpretation Theory in Schleiermacher, Dilthey, Heidegger, and Gadamer. — Evanston, 1969. — 283 p.

589. Patsch 1966. — Patsch H. Friedrich Schlegels „Philosophie der Philologie"und Schleiermachers frtihe Entwurfe zur Hermeneutik // Zeitschrift fur Theologie undKirvhe 63. — Berlin, 1966. — S. 109-142.

590. Paues 1904. — Paues A.E. A Fourteenth Century English Biblical Version. —1. Cambridge, 1904. — 273 p.

591. Peirce 1938-1952. — Collected papers of Ch.S. Peirce. — I—VIII. Cambridge1. Mass.), 1938-1952.

592. Piaget 1977. — Jean Piaget and Barbel Inhelder. The Psychology of the

593. Child // The Essential Piaget, eds. Howard E. Gruber and J. Jacques Vo-neche. — New York: Basic Books, 1977. — 684 p.

594. Picon 1953. — Picon G. Introduction a une esthetique de la litterature. — Paris. 1953. —253 p.

595. Philo 2002. — The Online Collection of Philo's Works. © The Jesus Archive,2002. Режим доступа: http://209.123.32.29/researchhowto.html.

596. Plato 1901. — Plato. The Republic / Tr. by Benjamin Jowett, M.A. — New

597. York, P. F. Collier & Son, 1901. — XLVII, 346 p.

598. Plett 1975. — Plett H.F. Textwissenschaft und Textanalyse: Semiotik, Linguistik, Rhetorik. — Heidelberg, 1975. — 354 S.

599. Pope 1952. — Pope H. English Versions of the Bible. Rev. S. Bullough. —1. New York, 1952. —212 p.

600. Quinn 1991. — Quinn N. The cultural basis of metaphor // Beyond metaphor:the theory of tropes in anthropology / Ed. by J. W. Fernandez. Stanford, 1991 —P. 136-189.

601. Ransom 1956. — Ransom I. The Strange Music of English Verse. In: "Kenyon Review", 18,1956. — P. 460-477.

602. Renou 1953. — Louis Renou. Religions of Ancient India. — Oxford, 1953.343 p.

603. Ricceur 1965. — RicoeurP. De l'interpretation: Essai sur Freud. — Paris,1965. — 534 p.

604. Ricceur 1973. — Ricceur P. Ethics and Culture: Habermas and Gadamer in

605. Dialogue / Philosophy Today 17 (1973). — p. 153-194.

606. Ricceur 1980. — Ricoeur P. Essays on Biblical Interpretation / ed. L.S. Mudge.

607. Philadelphia, 1980. — 446 p.

608. Ricceur 1981. — Ricoeur P. Hermeneutics and the Human Sciences / trans.

609. John B. Thompson. — Cambridge: Cambridge University Press, 1981.406 p.

610. Ricceur 1986. — Ricoeur P. Lectures on Ideology and Utopia. — New York,1986.—XXXVII, 353p.

611. Riffaterre 1958. — Riffaterre M. Reponse a M. Leo Spitzer sur la methodestylistique. In: "Modern Languages Notes", LXXIII, 1958. — P. 474-480.

612. Riffaterre 1983. — Riffaterre M. Text Production. — New York: Columbia

613. Univ. Press, 1983. —/4/, 341 p.

614. Robbe-Grillet 1963. — Robbe-Grillet A. Pour un nouveau roman. — Paris,1963. — 186 p.

615. Robel 1973. — Robel L. Pour une theorie de la traduction poetique.— Cahiers internationaux du Symbolisme, n 24-25, Mons, 1973. — P. 34-71.

616. Roberts 1951. — Bleddyn J. Roberts. The Old Testament Text and Versions.1. Cambridge, 1951. — 342 p.

617. Robinson and Cobb 1964. — Robinson J. M. and Cobb J. В., eds. The New

618. Hermeneutic. — New York, 1964. — 227, XXXIV p.

619. Robinson, Cobb 1964. — Robinson J. M. and Cobb J. B. (eds.), The New

620. Hermeneutic. — Oxford, 1964. — 386 p.

621. Roessler 1983. — Roessler B. Die Theorie des Verstehens in Sprachanalyseund Hermeneutik. — Berlin: Drunker & Humboldt, 1983. — 438 S.

622. Rolfe 1993. — Rolfe L. Phonesthemes as primary word forms // Language

623. Origins Society. 9th Meeting. — Oranienburg, 1993. — P. 26-34.

624. Roudincsco 1992. — Roudmesco E. Jacques Lacan: Esqiusse d'un sysieme deрепвёе. — Paris, 1992. — 368 p.

625. Sanders 1984. — Sanders J.P. Canonical Criticism. — London, 1984. —386 p.

626. Sapir 1929. — Sapir E. A study in phonetic symbolism // Journal of Experimental Psychology, 1929. — Vol. 12. — P. 225-239.

627. Sapir 1968. — Sapir E. Selected writings in language, culture and personality / Ed. by David G. Mandelbaum. — Berkeley; Los Angeles, 1968. — XV, 617 p.

628. Saran 1934. — Saran F. Deutsche Verskunst. — Miinchen, 1934. — 134 S.

629. Sayce 1957. — Sayce R. Literature and Language. In: "Essays in Criticism",1. VII, 1957. —P. 119-133.

630. Schlegel 1980. — Schlegel F. Werke: in zwei Banden. — Erster Band. —

631. Berlin und Weimar: Aufbauverlag, 1980. — 353 S.

632. Schleiermacher 1838. — Schleiermacher F. D. E. „Hermeneutik und Kritik"

633. Aus Schleiermachers handschriftlichem Nachlasse und nachgeschriebe-nen Vorlesungen / Hrsg. von Fr. Lticke // Samtliche Werke. Bd. 7 Abt. 1). — В., 1838. —S. 59-128.

634. Schleiermacher 1959. — Schleiermacher F.D.E. Hermeneutik / Nach den

635. Handschriften neu hrsg. und eingeleitet von H. Kimmerle. — Heidel-beig, 1959. —175 S.

636. Schleiermacher 1977. — Schleiermacher F.D.E. Hermeneutik und Kritik: Miteinem Anhang sprachphilosophischer Texte Schleiermachers / Hrsg. und eingeleitet von M. Frank. — Frankfurt am Mein, 1977. — 318 S.

637. Schleiermacher 1981. — Schleiermacher F.D.E. Ethik. — Hamburg: KloB,1981. —212 S.

638. Schmidtke 1968. — SchmidtkeD. Geistliche Tierinterpretation in derdeutschsprachigen Literatur des Mittelalters: Diss. — Stuttgart 1968. — 386 S.

639. Scholem 1993. — Scholem G. Die judische Mystik in ihren Hauptstromungen. — Frankfurt a. M., 1993. — 490 S.

640. Schweitzer 1966. — Schweitzer A. Geschichte der Leben-Jesu-Forschung. —1. Munchen, 1966. — 306 S.

641. Searle 1979. — Searle J. Expression and Meaning: Studies in the Theory of

642. Speech Acts. — Cambridge: Cambridge University Press, 1979. — — r,

643. Sebeok 1966. — Style in Language / ed. Thomas A. Sebeok. — Cambridge

644. Massachusetts), 1966. — 336 p.

645. Semler 1765. — Semler J.S. Sammlung von Erlauterungsschriften und Zusatzen zur allgemeinen Welthistorie / Hrsg. von S.J. Baumgarten. — Halle: Bey Johann Justinus Gebauer, 1747-1765. — /43/, 567, /87/ S.

646. Shisler 1997. — Shisler, Benjamin K. The Dictionary of English Phonesthemes. Режим доступа: http://www.geocities.com/SoHo/Studios/ 9783/words.html.

647. Shoshany 1986. — Shoshany R. Prosodic structures in Jeremiah's poetry //

648. Folia linguistica historica. V. 7. 1986. — P. 164-198.

649. Silesius 1895. — Angelus Silesius. Cherubinischer Wandersmann. (Geistreiche Sinn- und SchluBreime). / Hrsg. von Georg Ellinger. — Halle a. S., 1895. —312 S.

650. Smalley 1952. — Smalley B. The Study of the Bible in the Middle Ages, 2ndrev. ed. — L„ 1952. — XVI, 375 p.

651. Spitzer 1928. — Spitzer L. Stilstudien. Bd. 1-2. — Munchen, 1928. — Bd. 1294 S.,Bd. 2 — 592 S.

652. Spitzer 1948. — Spitzer L. Linguistics and Literary History: Essays in Stylistics. — Princeton (N.J.), 1948. — VI, 111, 236 p.

653. Spitzer 1951. — Spitzer L. Explication de Texte. In: "Archivum linguisticum", III, 1951. —P. 1-19.

654. Spitzer 1962. — Spitzer L. Essays on English and American Literature. —

655. Princeton (N. J.), 1962. — XVIII, 290 p.

656. Sprache 1981. — Sprache: Verstehen und Handeln/ Hrsg. von Gotz Hindelang und Werner Zillig. — Tubingen, 1981. — XII, 370 S.

657. Staiger 1939. — Staiger E. Die Zeit als Einbildungskraft des Dichters. Untersuchungen zu Gedichten von Brentano, Goethe und Keller. — Ztirich: Atlantis-Verlag, 1939. — 317 S.

658. Staiger 1943. — Staiger E. Meisterwerke deutscher Sprache im XIX Jh. —

659. Zurich: Atlantis-Verlag, 1943. — 230s.

660. Staiger 1946. — Staiger E. Grundbegriffe der Poetik. — Zurich: Atlantis1. Verlag, 1946. — 256 S.

661. Steinthal 1863. — SteinthalH. Geschichte der Sprachwissenschaft bei den

662. Griechen und Romem. — В., 1863. — 186 S.

663. Strich 1947. — Strich F. Der Dichter und die Zeit. — Bern: Franke, 1947. —598 S.

664. Szlagowski 1908. — Szlagowski A. Wst?p ogolny historyczno-krytyczny dor

665. Pisma Swi^tego. — T. 3/4: Hermeneutyka. — W-wa; Krakow, 1908. — S. 250-278.

666. Szondi 1967. — Szondi P. Uber philologische Erkenntnis. — In: Holderlin

667. Studien. — Frankfurt, 1967. — 184 S.

668. Szondi 1975. — Szondi P. Einfuhrung in die literarische Hermeneutik / hg.

669. J. Bollak und H. Stierlin. — Frankfurt a. M.: Lang, 1975. — 465 S.

670. Szondi 1976. — Szondi P. Schleiermachers Hermeneutik heute // Sprache imtechnischen Zeitalter 16. — Frankfurt a. M., 1976. — S. 95-111.

671. Szondi 1986. — Szondi P. On Textual Understanding and Other Essays. —

672. Manchester, 1986. — XXI, 224 p.

673. Szyrocki 1968. — Szyrocki M. Die deutsche Literatur des Barock. — Reinbek, 1968. —412 S.

674. Taylor 1965. — TaylorI.K. Phonetic symbolism reexamined// Psychol.

675. Bull., 1965. — Vol. 60, № 2.

676. Thompson 1981. — John B. Thompson. Critical Hermeneutics: A Study in the

677. Thought of Paul Ricceur and Jiirgen Habermas. — Cambridge: Cambridge University Press, 1981. — 234 p.

678. Todorov 1975. — Todorov T. La notion de litterature // Langue. Discours. Societe. Pour Emile Benveniste. — Paris, 1975. — P. 352-364.

679. Todorov 1999. — Todorov T. Theories of Symbolism. — Cambridge, 1999.386 p.

680. Torr 1998. — Torr G.R. The Semantic Effect of the Bible in its 'New' English

681. Versions // Czlowiek—dzielo—sacrum. — Opole, 1998. — R 267-274.

682. Tracy 1981. — Tracy D. The Analogical Imagination: Christian Theology andthe Culture of Pluralism. — New York, 1981. — 356 p.

683. Tugendhat 1967. — Tugendhat E. Der Wahrheitsbegriff bei Husserl und Heidegger. — Berlin: De Gruyter, 1967. — XII, 415 S.

684. Vermes 1961. — Vermes G. Scripturc and Tradition in Judaism. — L., 1961.342 p.

685. Vernant 1966. — Vemant J.-P. Figuration de l'invisible et categorie psychiquedu double le colossos И J.-P. Vemant. Mythe et pensee chez les Grecs: Etudes de psychologie historique. — Paris, 1966. — P. 251-264.

686. Vossler 1905. — Vossler K. Sprache als Schopfung und Entwicklung. — Heidelberg: Stiehm, 1905. — 236 S.

687. Vossler 1925. — Vossler K. Geist und Kultur in der Sprache. — Heidelberg,1925,—XI,398 S.

688. Vossler 1932. — Vossler K. The spirit of language in civilization. — London,1932. — VIII, 247 p.

689. Wach 1966. — Wach J. Das Verstehen. Grundziige einer Geschichte der hermeneutischen Theorie im XIX Jh. Bd. 2. — Hildesheim: Georg Olms Verlagsbuchhandlung, 1966. — 404 S.

690. Waismann 1945. — WaismannF. Verifiability / Proceedings of the Aristotelian Society, Supplementary Vol. XIX. — London, 1945. — P. 119-150.

691. Weber 1965. — Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism.1.ndon, 1965. — XV, 292 p.

692. Weihnachtslieder 1982. — Weihnachtslieder mit Noten. — Miinchen: Franz

693. Schneider Verlag, 1982. — 32 S.

694. Weissenborn 1847. — WeissenbomG. Darstellung und Kritik der Schleiermacherschen Dialektik. — Leipzig, 1847. — 149 S.

695. Wellek, Warren 1956. — WellekR. and Warren A. Theory of Literature. —1. N.Y., 1956. —442 p.

696. Whitehall 1956. — Whitehall H. From Linguistics to Criticism. In: "Kenyon

697. Review", 18, 1956. — P. 411-421.

698. Wierzbicka 1991. — Wierzbicka A. Cross-cultural pragmatics: the semanticsof human interaction. — В., 1991. — 284 p.

699. Wittgenstein 1953. — Wittgenstein L. Philosophical investigations. — N.Y.,1953.—418 p.

700. Wolfilin 1976. — WolfflinH. Kunstgeschichtliche Grundbegriffe. Das Problem der Stilentwicklung in der neueren Kunst. — Basel-Stuttgart: Schwabe & Co., 1976. — 287 S.

701. Wolfson 1947. — Wolfson H.A., Philo. — 2 vol. — Oxford, 1947. — Vol. 1412 p.; vol. 2 — 465 p.

702. Wood 1958. — Wood J. D. The Interpretation of the Bible. — L., 1958. —287 p.