автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Сатирическая проза М. А. Булгакова 1920-х годов

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Петренко, Александр Филиппович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. САТИРА И ЮМОР В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1920-Х

ГОДОВ.

1.1. Комическое, его основные формы и функции.

1. 2. Сатира и теория жанров.

1.3. Отечественная сатирико-юмористическая литература 1920-х годов и творчество М.А. Булгакова.

Выводы.

ГЛАВА 2. КОМИЧЕСКОЕ В ПРОЗЕ М. БУЛГАКОВА 1920-Х ГОДОВ.

2. 1. Поэтика комического в рассказах и фельетонах М. Булгакова.

2. 2. Сатирические повестиМ. Булгакова.

2.2. 1. «Мистический» гротеск в повести «Дьяволиада».

2. 2. 2. Гротеск-предположение в «Роковых яйцах» и

Собачьем сердце».

1.3. Средства языкового комизма.

Выводы.

ГЛАВА 3. БУЛГАКОВ-САТИРИК И УРОКИ РУССКОЙ КЛАССИКИ.

3.1. Гоголевские мотивы в сатирической прозе Булгакова 20-х годов: преемственность и новаторство.

3.2. Связь сатиры М. Булгакова с традицией русской литературы

2-й половины XIX — начала XX века.

Выводы.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Петренко, Александр Филиппович

Из всех писателей 20 — 30-х годов XX века Михаил Афанасьевич Булгаков в наши дни, пожалуй, в наибольшей мере сохраняется в российском общественном сознании. Являясь продолжателем классической русской традиции, прежде всего А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Михаил Булгаков выработал собственный подход к вопросам философии и эстетики, а его творчество предстало перед нами как принципиально новое художественное явление.

Как писатель Булгаков развивался стремительно. Его творчество разнообразно по жанрам (фельетоны и рассказы, повести и романы, пьесы и киносценарии), по направленности и эмоциональной окраске (трагедия и комедия, лирика и юмор, фантастика и философские размышления). Но в восприятии отечественного читателя Булгаков прежде всего является сатириком, чье отточенное мастерство достигло непревзойденной высоты в условиях расцвета сатирико-юмористической литературы 20-х годов нашего столетия.

Итоговый роман «Мастер и Маргарита», по праву считающийся вершиной творчества писателя, некоторое время приковывал к себе внимание читателей и критиков практически полностью, как бы заслоняя собой предыдущую прозу Булгакова. Однако в последнее десятилетие все более активно проявляется интерес к ранней сатире писателя. Именно сатирическая проза М.А. Булгакова 1920-х годов и является объектом настоящего исследования.

Михаил Афанасьевич Булгаков в полной мере разделил горечь столкновения художника с авторитарной властью. Первое, что выпало на долю писателя после яркого, но кратковременного успеха в середине 20-х годов, было недоверие, хула, политические наветы, а в последние, наиболее плодотворные, десять лет его жизни — замалчивание и забвение.

Творческий путь писателя был не просто нелегок, но трагичен. Преследуемый критикой-травлей ревнителей кастового «пролетарского» искусства, Булгаков был практически отлучен от своего читателя. Писатель квалифицировался как «внутренний эмигрант», и тогда же родилось и вышло в общественный обиход слово «булгаковщина». Полемика 20-х годов вокруг «Дней Турбиных», «Зойкиной квартиры», «Багрового острова», «Роковых яиц» и «Бега» являлась фактом скорее политической, чем литературной борьбы.

Определенные черты личности и творчества Булгакова исключали возможность его добровольного сотрудничества с властью, а власти — с ним, профессиональным литератором. Булгаков — «горячий поклонник» свободы, и прежде всего — свободы слова, свободы печати (что является проблематичным в послеоктябрьской России). Писатель проникнут «глубоким скептицизмом» в отношении революционного процесса в России и остается приверженным спасительным идеям эволюционного развития. Будучи учеником и последователем Щедрина, Булгаков испытывает «глубочайшие страдания» от «страшных черт» своего народа, а потому не может не изображать жизнь в ее важнейших проявлениях сатирически (отметим, что в советском обществе сатира всегда была мешающим, беспокоящим фактором, функция искусства в основном ограничивалась социально-педагогическими задачами и сводилась к показу положительных примеров).

Наконец, Булгаков в принципе отрицает внешне привлекательные перспективы политического компромисса с властью, приспособления к политической конъюнктуре; он отвергает возможность сочинения заказной «коммунистической» пьесы («такая пьеса у меня не выйдет»); исключает возможность и лживого покаяния — с «отказом от прежних взглядов» и заверениями о будущей работе в качестве «преданного идее коммунизма» писателя-попутчика.

В июле 1929 года, когда литературная травля достигла в печати особенного накала, Булгаков обратился с письмом к Правительству. А письмо Булгакова Правительству СССР 1930 года является одним из самых выразительных документов свободной мысли и демократической альтернативы развития советского искусства в то время.

Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой власти не существовала, мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы .» — утверждал Булгаков [22, с. 446]. Сам писатель сообщал о своем положении: «. вся пресса СССР, а с нею вместе все учреждения, которым поручен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать. И я заявляю, что пресса СССР совершенно права»[22, с. 445].

В середине 1920-х годов, когда споры вокруг писательского имени еще были возможны, мнения критиков разделились. И здесь прослеживается закономерность: идеологические противники писателя были точнее и в выявлении смысла произведений Булгакова, и в определении его «корней» (в частности, такие непримиримые враги сатирика, как Л. Авербах, П. Нусинов, И. Гроссман-Рощин и другие, уже тогда поняли в основных чертах политический смысл булгаковской сатиры). Те же, кто относился к нему с симпатией, либо не видели истинного и важнейшего плана его творчества, либо осознанно стремились этот план смягчить, чтобы тем самым вывести писателя из-под удара.

Следующий всплеск интереса к булгаковскому наследию возник в 1960-е годы, чему немало способствовала публикация в 1966-67 гг. на страницах журнала «Москва» сокращенного варианта романа «Мастер и Маргарита», а также издание в 1965-67 гг. сборников пьес и прозы писателя.

Однако процесс осмысления и объективной оценки этого наследия шел трудно. Если при жизни Булгакова критики в большинстве случаев подчеркивали его «чуждость» и враждебность новому строю, что приводило к трагическим для писателя последствиям, то в последующую эпоху, напротив, желание донести творчество Булгакова до читателя влекло за собой попытки «вписать» опального автора в рамки официальной идеологии. Все это сопровождалось оговорками насчет «ограниченности взгляда» Булгакова, «спорности» его произведений.

Отголоски идеологизированного подхода можно увидеть и в таких известных работах, как «Творческий путь Михаила Булгакова» Л. Яновской[229], «Михаил Булгаков. Жизнь. Личность. Творчество» В. Петелина [153], «Михаил Булгаков — художник» В. Новикова [147].

Однако большинство современных булгаковедов «корректировке» личности и творчества писателя в угоду интересам момента предпочли путь выяснения истины. Эта линия представлена, в частности, в работах И. Виноградова, В. Гудковой, И. Галинской, Я. Лурье, А. Смелянского и др. Отметим также, что резко возросло количество научных публикаций о Булгакове со 2-й половины 1980-х годов. Всплеск исследовательского интереса стимулируется обильным введением в научный оборот последнего времени разнообразного, по тем или иным причинам недоступного ранее, мемуарно-биографического, архивного и собственно художественного материала.

Большой вклад в булгаковедение внесла М. Чудакова — автор фундаментального труда «Жизнеописание Михаила Булгакова» [209] и ряда интересных статей, посвященных творчеству писателя. Очень важна роль в исследовании булга-ковского творчества В. Лакшина, еще в 1968 г. откликнувшегося на публикацию главного романа Булгакова большой статьей [105] и неоднократно возвращавшегося к этой теме в последующие десятилетия. Анализу проблематики и поэтики романа «Мастер и Маргарита», особенностей хронотопа в этом и других произведениях Булгакова посвятили свои исследования А. Кораблев и М. Гаврилова.

Статьи Б. Соколова, бесспорно, обогащают наши представления о творчестве писателя, особенно о прототипах персонажей, истории создания произведений, о том, как отражалась в них современная Булгакову эпоха. Наиболее ярко это представлено в книге ученого «Роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита"» [176]. А написанная Б. Соколовым и опубликованная в 1996 г. «Булгаковская энциклопедия» [173] распространяет данный подход и на ряд других произведений.

С позиций мифопоэтики анализирует произведения Булгакова Е. Яблоков: таковы его статьи о повести «Роковые яйца» [226], о романе «Белая гвардия» и повести «Собачье сердце» [228].

Существует также ряд работ, посвященных драматургии М. Булгакова. Наиболее важные их них опубликованы в сборнике «М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени» [119].

Значительный вклад в разработку булгаковской темы внесли и зарубежные авторы: Э. Проффер, Р. Джулиани, Б. Май, Е. Миллиор, М. Йованович, Л. Милн, Д. Кертис и др.

Сатира М.А. Булгакова интересовала отечественных и зарубежных исследователей прежде всего с точки зрения подробного рассмотрения объекта смехового обличения (при этом, как уже отмечалось, нередко преследовались не литературные, а политические цели). Отклики на «возвращенную прозу» писателя 1920-х годов зачастую носили иллюстративно-фрагментарный характер, сводясь порой к пересказу сюжета. Некоторые грани поэтики комического в повестях Булгакова были рассмотрены в ряде интересных работ (следует отметить статьи В. Гудковой [56], А. Жолковского [70], Л. Менглиновой [128; 129], Ю. Пиотровского [157], С. Фуссо [193], а также исследования Ким Су Чан [85] и О. Павловой [151]). Однако это был анализ лишь отдельных аспектов булгаковской поэтики комического (в соответствии со спецификой задач, которые ставили перед собой авторы). Что касается фельетонов сатирика, то из нескольких публикаций на эту тему § качестве наиболее содержательных можно выделить, пожалуй, лишь статьи Е. Кухты [101] и Л. Кройчик [97]. Таким образом, данная тема, на наш взгляд, раскрыта лишь частично и потому нуждается в дальнейшей разработке.

В целом усилиями многих отечественных и зарубежных ученых создан основательный фундамент для постановки проблем, связанных с осознанием своеобразия художественной системы Булгакова. Просматривается характерная логика в направленности изучения творчества писателя — от освоения внешнего ряда биографических и реально-исторических пластов к пристальному прочтению отдельных произведений и затем, наконец, к стремлению воспринять целостно своеобразие булгаковского пересоздания реальности. Именно такой системно-целостный подход лежит в основе монографии В. Химич «"Странный реализм" М. Булгакова» [197], главной целью которой является анализ особенностей творческого метода писателя. На изучение художественного мира Булгакова направлено и диссертационное исследование Е. Яблокова [227].

В то же время, несмотря на активное освоение литературоведами булгаковского наследия, интерес ученых по отношению к различным аспектам творчества писателя распределился неравномерно. Исследование биографического материала, этико-философской проблематики произведений явно превалирует над изучением поэтики (в частности, поэтики комического) Булгакова. Притягательная сила романа «Мастер и Маргарита» привела к тому, что на периферии внимания булгакове-дов оказались сатирические повести писателя, а его фельетоны фактически остались без серьезного литературоведческого анализа. Вместе с тем логика внутреннего развития и движения творчества Булгакова к неповторимому единству и целостности художественного мира, то место, которое занимает в его творчестве сати-рико-юмористическая проза 1920-х годов, ее значение в контексте смеховой культуры XX века — все это диктует нам необходимость обратиться к системному исследованию поэтики комического в сатирических повестях и фельетонах писателя. Данные обстоятельства делают настоящее исследование актуальным.

В литературоведении наметились два подхода к изучению творчества М. Булгакова: социополитический и философско-эстетический. Сторонники первого подхода основное внимание уделяют поискам прототипов, порой проводят прямые аналогии между событиями, изображенными в произведениях, и реальными эпизодами политической жизни страны. Однако такие политические трактовки приводят, как правило, к весьма упрощенным, прямолинейным взглядам на произведение.

Другой, философско-эстетический подход дает более глубокое, многомерное представление о художественном произведении. Здесь можно опереться на высказывание М. Бахтина, который писал, что овеществление, то есть освещение текста не другими текстами, а внетекстовой внешней действительностью, неизбежно приводит к исчезновению бесконечности и бездонности значения. Раскрыть же, прокомментировать и углубить смысл можно лишь при помощи других смыслов (то есть посредством философско-художественной интерпретации), отчего истолкование символических структур уходит в бесконечность символических значений [7, с. 204-209].

Вместе с тем необходимо отличать актуально возможные интерпретации булгаковских текстов от исторически вероятных авторских намерений. Нельзя игнорировать специфику сатиры, ее функций и возможностей. Обязательное условие для сатиры вообще — ее злободневность, погруженность в «быт», вмешательство в современные события и процессы. Таким образом, наиболее полное представление о произведении можно получить путем анализа, учитывающего как социополити-ческий, так и философско-эстетический аспекты.

Предметом настоящего исследования является поэтика комического в сатирической прозе М. Булгакова 1920-х годов.

В данной работе мы разделяем мнение тех литературоведов, которые считают, что исследование поэтики не должно ограничиваться описанием тех или иных приемов и средств, использованных автором. «Индивидуальная поэтика» писателя очень редко являет собой совокупность таких приемов и форм, которых ранее вообще не было в литературе, которые впервые введены данным автором. Как правило, она строится на основе «общего фонда» литературы, из ее типологических компонентов и поэтических средств. В то же время она представляет собой нечто новое, неповторимое.

Как пишет в связи с этим Д. Николаев, своеобразие индивидуальной поэтики писателя состоит, «во-первых, не только в новых формах и приемах, но и в новом, особом преломлении творческих принципов и типологических структурных элементов, в их индивидуальной окраске; во-вторых, в специфике их сочетания, их взаимосвязи и взаимодействии; и, в-третьих, в том, что в результате возникает совершенно оригинальная художественная система.» [139, с. 18].

В данном исследовании нам представляется важным рассмотреть булгаков-скую поэтику комического не в изолированном виде, а с позиций биологичности литературы, в тесных связях с творчеством предшественников и современников Булгакова. «Каждое слово текста. — отмечал М. Бахтин, — выводит за его пределы. Всякое понимание есть соотнесение данного текста с другими текстами» [11, с. 364]. «.Литературоведческие интерпретации обретают емкость и глубину, — развивает мысль В Хализев, — когда имманентное изучение. сопровождается и подкрепляется контекстуальным рассмотрением произведения.» [194, с. 291]. Следовательно, появляется необходимость включить сатиру Булгакова в историко-литературный контекст эпохи 1920-х годов, провести параллели с авторами-современниками, уточнить влияние на Булгакова русской классической сатиры.

Таким образом, анализ форм и приемов комического в прозе М. Булгакова должен сопровождаться осмыслением их идейно-художественной функции в произведении, изучением механизма их организации в определенную сюжетно-образную и стилевую структуру, выявлением интертекстуальных связей как внутри булгаковской сатиры, так и за ее пределами.

Цель исследования: на основе системного многоаспектного анализа сати-рико-юмористической прозы М.А. Булгакова 20-х годов рассмотреть поэтику комического в его произведениях, уточнить характер интертекстуальных связей с сатирой ХГХ — первой трети XX века.

Для достижения поставленной цели нам необходимо решить следующие задачи: показать своеобразие сатиры писателя в контексте отечественной смехо-вой литературы 1920-х годов; рассмотреть приемы и средства создания комического; уяснить место различных форм и средств комического в структуре произведения, их внутреннюю взаимосвязь и функциональное значение; выделить основные типы комических персонажей; установить особенности воздействия на булгаковскую сатиру традиций русской литературы XIX — начала XX века; обозначить связи между отдельными приемами комического и общей картиной художественного мира Булгакова.

Методы исследования представляют собой сочетание историко-литературного и системно-типологического подходов.

В процессе работы использовались методологические труды М. Бахтина, Ю. Борева, Д. Николаева, Д. Лихачева, В. Проппа, Ю. Манна, Л. Карасева.

Научная новизна диссертации определяется тем, что работы, посвященные сатирическим повестям писателя, затрагивали лишь отдельные стороны поэтики комического, а жанр фельетона в творчестве Булгакова до настоящего момента практически не был исследован. Специфика смеха в булгаковских произведениях была изучена недостаточно.

В диссертации впервые осуществлен системно-целостный анализ комического в творческом наследии Булгакова эпохи становления его как художника, сатира которого рассмотрена как глубинное жанрово-тематическое единство. Новым является детальное исследование поэтики комического в фельетонах писателя; предпринята попытка классификации сатирических персонажей, проанализированы языковые средства комизма. Автор работы видит новизну полученных результатов и в том, что на материале булгаковской сатиры 1920-х годов показана организация многообразных форм и средств комического в определенную структуру, прослежена взаимосвязь формы и содержания произведений, а уточнение характера интертекстуальных связей проясняет особенности включенности Булгакова-художника в отечественный литературный контекст.

Научно-практическая значимость работы заключается в возможности применения данного материала для дальнейшего осмысления творчества М.А. Булгакова, исследования его поэтики, природы и характера смехового аспекта писательского таланта, а также для изучения отечественной сатирикоюмористической литературы 1920-х годов. Данное исследование вносит определенный вклад и в разработку проблемы комического в литературе.

Материалы и результаты диссертации могут быть использованы в вузовском лекционном курсе по истории русской литературы XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по творчеству М. Булгакова, при изучении сатиры и юмора в отечественной литературе, а также при написании курсовых и дипломных работ по соответствующим темам.

Апробация работы. Основные положения диссертации были отражены в выступлениях на региональных научно-практических конференциях (Пятигорск, 1997 — 1998), университетских научно-методических чтениях (ПГЛУ, 1999). Кроме того, диссертантом написан и опубликован ряд работ по теме и проблематике исследования:

1. О гротеске в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Культура и литература. Сб. науч. тр. ПГПИИЯ. Пятигорск, 1994. - С. 95-100.

2. Принципы комического сюжетосложен ия в фельетонах и рассказах М.А. Булгакова // Новое в теории и практике преподавания русского языка и литературы — 2. Сб. науч. тр. ПГЛУ. Пятигорск, 1999. - С. 33-41.

3. Комические персонажи «малой прозы» Булгакова // Новое в теории и практике преподавания русского языка и литературы — 2. Сб. науч. тр. ПГЛУ. Пятигорск, 1999. - С. 26-33.

4. Языковые средства комизма в сатирической прозе М.А. Булгакова 1920-х годов // Научный вестник АИТОНК. Пятигорск. 1999, - № 3.

5. Раблезианские мотивы и карнавальные традиции в повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» (принято к печати).

В структурном отношении диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Во введении обосновывается тема диссертации, ее актуальность и новизна, научно-практическая значимость, формулируются цель и задачи исследования, а также содержится краткий обзор научной литературы по творчеству М.А. Булгакова и его сатире 20-х годов.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сатирическая проза М. А. Булгакова 1920-х годов"

Выводы

Осознавая себя неразрывно связанным с классическими традициями, Булгаков в области сатиры и юмора своими учителями считал прежде всего Гоголя и Салпыкова-Щедрина.

С Гоголем Булгакова объединяет такое важное свойство сатирической поэтики, как обращение к фантастике, гиперболе, «странно-необычному» (Ю. Манн) в комических целях. Рассмотрев включение Гоголем и Булгаковым в повествование различных форм «нефантастической фантастики», «странно-необычного», случайного, слухов и сплетен, путаницы и неразберихи, мы можем прийти к выводу о взаимодействии «правильного» и «неправильного», логичного и нелогичного в произведениях обоих авторов. Все это является важным компонентом их творчества, усиливает впечатление «кутерьмы, сутолоки, сбивчивости» жизни, создает необходимый комедийный эффект и, несомненно, указывает на преемственность и развитие гоголевских традиций Булгаковым.

Различные модификации гоголевских сюжетов можно встретить во многих булгаковских сатирических произведениях 20-х годов (фельетоны «Ревизор с вы-шибанием», «Приключения покойника», эпизоды из «Дьяволиады» и т.д.). А фельетон «Похождения Чичикова» (1922) целиком построен на остроумном использовании фабулы и персонажей «Мертвых душ», переселенных Булгаковым в «диковинном сне» в Москву начала 20-х годов.

Булгаков по-своему развил одну из центральных тем творчества Гоголя — тему «маленького человека», введя в нее «тему самоутверждения автора» (М. Чудакова). Однако в новых исторических условиях, когда люди из «низов» стали обретать большие права, критическому анализу Булгакова подверглись такие черты «маленького человека», как необразованность, бескультурье в сочетании с агрессивным хамством.

Наиболее наглядно это проявляется в случае с Шариковым, где Булгаков не столько отклоняется от традиции Гоголя в изображении «маленького человека» (Шариков, по убеждению писателя, не заслуживает того, чтобы называться человеком), сколько следует другой линии автора «Мертвых душ», состоящей в том, чтобы показать конфликт между ощущением избранности, принадлежности к человеческой элите и реальным обликом персонажа, утратившего подлинные человеческие качества.

С Гоголем Булгакова сближает и приверженность определенному кругу комических приемов, стилистических фигур. Сюда относятся такие характерные для поэтики обоих писателей признаки, как перемещение персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов, гротескная подмена человека или какой-то части его тела механизмом. Причем гротеск может проявляться при организации сюжета в целом, создании отдельных образов или на уровне стиля.

Роднит Булгакова с Гоголем и пристрастие к карнавалшации, широкое обращение к народно-смеховой культуре. Драки и потасовки, погони и падения, скандалы, площадная брань, обжорство, ряжение и многое другое — проявление мощной мениппейной жанровой традиции, яркими проводниками которой в русской литературе являются Гоголь и Булгаков, Бахтинское определение гоголевского смеха как «амбивалентного и стихийно-материалистического» с известными уточнениями (в сторону усложнения амбивалентности, усиления трагического звучания и т.д.) может быть применено и к смеху Михаила Булгакова.

Несомненное влияние на художественно-образную структуру произведений М. Булгакова оказал М.Е, Салтыков-Щедрин. С Салтыковым-Щедриным Булгакова сближает в первую очередь политическая злободневность произведений, приверженность к фантастическим ситуациям, гротеску, а также правдивое изображение «страшных черт» народа.

Предметом сатирического исследования Щедрина является уже не «пошлость пошлого человека», а обесчеловеченность людей, находящихся во власти призраков, Булгаков, продолжая традиции Щедрина, стремился высмеять прежде всего социальные пороки, показать кроме «мертвых душ» «мертвящие формы э/сизни» (наиболее острой в этом плане является повесть «Собачье сердце»), При этом «карнавал призраков», свойственный сатире Щедрина, находит свое продолжение в творчестве его гениального ученика.

Развивает Булгаков в своем творчестве и такую черту гротескной поэтики Щедрина, как механичность, кукольность. Технический прогресс, быстро развивающееся машинное производство XX века, совместившись со свойственным сатире Щедрина мотивом примитива, наложили свой отпечаток на характер булга-ковского гротеска.

Зоологизация, с предельной силой выраженная Щедриным в «Сказках», находит отклик и в булгаковском гротеске. Черты «вяленой воблы» с высушенными мозгами, «дикого помещика», совмещающего признаки человека и зверя, преломляются прежде всего в образе Шарика-Шарикова с его комичным и одновременно страшным сочетанием собачьего и человеческого. Кроме того, прием зоологизации широко использован в повести «Роковые яйца» и в ряде других произведений Булгакова.

Групповым портретам щедринских помпадуров и ташкентцев в сатире Булгакова соответствуют собирательные образы новой бюрократии, представителей управленческих структур и идеологических работников. Так же, как и щедринский помпадур, булгаковский председатель — это ничтожество, наделенное властью, это полнейшая внутренняя пустота, претендующая на содержание и реальное значение.

Сближает писателей и правдивое изображение теневых сторон характера, нравов, обычаев «человека из толпы». Сапфическое изображение народа, данное Щедриным в собирательных образах «головотяпов», «глуповцев», «пошехонцев» и т.д., является ориентиром и для Булгакова, делающего акцент на обличение неграмотности, темноты, ограниченности представителей «масс».

Среди писателей XIX века, повлиявших на отдельные стороны сатирической поэтики повестей М. Булгакова, необходимо назвать Ф.М. Достоевского. Прежде всего реминисценции из Достоевского прочитываются в сатирическом образе Ша-рикова из повести «Собачье сердце» (параллели между Шариковым и Смердяко-вым). Также обращает на себя внимание сходство между профессором Персиковым (повесть «Роковые яйца») и князем Мышкиным — главным героем романа Достоевского «Идиот» (эти образы объединяет наличие комических черт, связанных с юродивыми и юродством).

Нельзя не отметить влияние на творчество Булгакова и особенно на его «малую прозу» юмористики АЛ I. Чехова. Это проявилось, во-первых, в «театрализации» булгаковской прозы, в стремлении создать на месте фельетона мини-сценку с динамичным действием, острым диалогом, краткой и сжатой фразой; во-вторых, в злободневности, в стремлении Булгакова (как и Чехова) максимально насытить текст современными реалиями, узнаваемыми читателем, намеками, ему понятными, словами из модных шлягеров, газетных передовиц, заглавиями имеющих успех романов, пьес, фильмов и т.д.

Кроме того, общим для писателей было внимание к случайному, казусному, анекдотичному и, на первый взгляд, мелкому, незначительному. Их персонажи — обычные люди, рядовые граждане, погруженные в «быт», в предметный, вещный мир.

Темы, мотивы, художественные средства комического, разработанные писателями XIX века, оказывали на Булгакова влияние не только непосредственное, но и опосредованное — через сатирическую и модернистскую литературу начала XX века. Здесь прежде всего нужно выделить писателей «Сатирикона».

Вообще важнейшая задача М.А. Булгакова в эпоху разрыва культурных связей состояла в том, чтобы «продолжить собою ряд, не давая образоваться тому пробелу, который казался очевидным. Это было самосознание не ученика, а наследника, продолжателя рода» [208, с. 362]. Писатель не только был тесно связан с классическими традициями, но и творчески перерабатывал их, выступив одновременно в роли классика и новатора, создав оригинальный художественный мир.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Сатира Булгакова сочетает в себе злободневность, глубину постановки социально-политических проблем с высоким уровнем их художественного воплощения, богатством поэтики. Возникшая на волне расцвета сатирико-юмористической литературы 1920-х годов, сатирическая проза Булгакова коррелирует с творчеством других писателей той эпохи, В то же время со всей очевидностью проявились и дифференциальные признаки, проистекающие из особой точки зрения Булгакова на сущность и перспективы общественных процессов в стране, на корни пороков, а также из своеобразия художественного видения мира писателем.

В то время как многие литераторы утверждали, что революция целительна для человека, несет полноту и радость бытия, а пороки представляют собой «остаточные явления» дореволюционной жизни, Булгаков имел по этому поводу свое, отличное от других мнение. Уродливые явления действительности, являющиеся объектом осмеяния в творчестве Булгакова, рассматриваются им прежде всего как закономерный результат социальных преобразований в России.

Сатирические повести и фельетоны М. Булгакова органично связаны методу собой, они как бы продолжают и дополняют друг друга и логично вписываются в общую художественную картину мира писателя.

Действительность, окружающая Булгакова, воспринимается им как абсурд, нелепость, хаос. Вполне закономерным поэтому видится очевидный крен булга-ковского реализма в сторону гротескного типа и способа трансформации «странного» материала действительной жизни в гиперболизированно-безумный, деформированный художественный мир.

Абсурд как художественный принцип приводит, с одной стороны, к разрушению реальности, к мистике, фантастике в изображении, а с другой — к коме-дийности. Сплетение фантастического и комического и порождает булгаковский гротеск, базирующийся на алогизме жизненных сшуаций. Явления, которые взгляду нормального, здравомыслящего человека представляются не только несправедливыми, порочными, но и странными, абсурдными, противоречащими своим исходным началам, писатель охотно избирает в качестве объекта художественного анализа.

Гротеск является доминирующим элементом бул таковской поэтики комического. Развиваясь в русле реалистического направления, булгаковский гротеск включал в себя черты романтизма и модернизма. Реалистическая основа оказывается органично соединенной с достижениями романтиков и символистов, московская гнетущая действительность — со свободной инфернальной фантазией, злободневная сатира — с философией, пространство обыденности — с мистическим пространством. Совмещая две разнонаправленные силы — мистику (уводящую от реальности) и комедийность (приземляющую нас на твердую жизненную почву), — Булгаков создает парадоксальную жанрово-стилевую модель «трагического гротеска».

Изображаемое и обличаемое Булгаковым общество противоречиво соединяет в себе черты беспорядка, хаоса первых послереволюционных лет и застывшей, косной государственно-бюрократической системы в ее новейшей модификации. Именно гротеск с его стремлением сближать противоположное как нельзя лучше подошел для совмещения и разоблачения таких, казалось бы, разнородных явлений, как хаос и незыблемость, образовавших причудливый сплав в новом российском государстве.

С помощью комического Булгаков «снижает» мистику, переводит ее из фантастического плана в реальный; с помощью «мистического» писатель углубляет сатиру, делает ее более емкой и многозначной, выходит к философским обобщениям. Булгаков-сатирик стремится исследовать общественные конфликты не только в социально-историческом, но и морально-этическом плане, в контексте человеческого бытия.

В сатирической прозе Булгакова с большой силой воплотились характерные для гротеска мотивы «механичности», «кукольности», мертвенности. В «Дьяволиаде», например, механична, безжизненна вся окружающая героя действительность. Автоматизм по своей функции связан здесь с материалом социальнополитических явлений. Мир вокруг героя бездушен и мертв, автоматизирован и обезличен.

Широко использует Булгаков прием зоологизации (особенно в «Роковых яйцах» и «Собачьем сердце») — как при построении сюжета, так и на уровне стиля. Такие характерные для поэтики Булгакова признаки, как перемещение персонажей в ряд животных и неодушевлеиных предметов, гротескная подмена человека или какой-то части его тела механизмом, роднят творчество сатирика с произведениями Гоголя и Щедрина. Вместе с тем, использование элементов научной фантастики дает нам право считать Булгакова одним из основателей жанра сатирической научно-фантастической повести.

Одним из ведущих в сатире Булгакова является мотив «внешнего знака» (приоритет формального аспекта человеческой деятельности перед сущностным). В поэтике комического это воплощается в виде противоречия между формой и содержанием. Форма, оболочка, «внешний знак» не просто опережают содержание, но нередко и замещают, подменяют его собой. Знаковая функция отдельных «внешних» черт человека (одежда, документы, должность, имя и т.д.) доминирует в современном Булгакову обществе, умаляя ценность личностных качеств индивидуума.

Персонажи булгаковской прозы отличаются большим разнообразием, пестротой комической окраски. Но сквозь эту пестроту можно увидеть определенные типологические черты, позволяющие проводить параллели между героями различных рассказов и фельетонов, сопоставлять этих героев с персонажами других произведений Булгакова, а также обнаруживать влияние русской и мировой культурной традиции.

Отображая окружавшую его действительность, писатель нередко использует прием театральной маски. При всей бесконечной вариативности этих масок в современных Булгакову условиях, создающую мозаичную картину «случайностного реализма» в духе чеховской юмористики, сатирик явно стремится в кажущихся новыми лицах прочесть родословную, установить их связь с прежними социально-нравственными типами человеческой природы и общественного быта.

Революция перевернула всю страну, сломала многие общественные перегородки, по-иному стала трактовать значимость различных социальных слоев. Булгаков в своей сатире делает акцент на отсутствии у человека культуры, знаний и необходимых профессиональных качеств. Писатель рассматривает проблему «человека не на своем месте».

В большой группе комических персонажей, вызывающих смех от несоответствия личностных качеств и занимаемой должности, можно выделить разряд героев, объединенных маской «шарлатанства». Гротескный образ лекаря-шарлатана (традиционный для карнавальной культуры и комедии дель арте) привлекал писателя прежде всего своей емкостью, богатыми возможностями для совмещения противоположностей. Маска ученого-шарлатана воплощена в фигурах бойкого лектора, которого никто не может понять, многословного начальника-докладчика и т.д. Тип лектора-докладчика, скрывающего внутреннюю пустоту за частоколом псевдонаучных фраз, идеологических штампов или бюрократического канцелярита, — характерная примета эпохи, достоверно переданная писателем.

Субъектом и объектом сатирического разоблачения выступают у Булгакова авантюристы и мошенники. Наличие в произведениях писателя подобных персонажей создавало благоприятную основу для всевозможных трансформаций и мистификаций. Несомненна генетическая связь этой модели с плутами и авантюристами различных эпох (от испанского плутовского романа XVI века до новелл О. Генри). Общее условие для широкого распространения подобного типа — «смутное время», ломка прежних устоев, дестабилизирующие процессы в обществе.

Подхалимы и карьеристы, нэпманы и приспособленцы всех мастей образуют еще одну группу комических персонажей Булгакова, Неоднозначное отношение к ним со стороны сатирика обусловлено резко критической оценкой тех социальных факторов, которые стимулировали рост данной группы людей в современном писателю обществе.

Важную группу составляют комические персонажи — выходцы из «низов», олицетворяющие простой народ. Это тип «маленького человека», хорошо знакомый нам по литературной традиции. Отношение сатирика к этому типу также неоднозначно, Люди, которые терпят притеснения со стороны вышестоящих начальников, безуспешно пытаются преодолеть бюрократические препоны, испытывают иные трудности в социальной жизни, вызывают у Булгакова сочувственное к себе отношение. Но при этом писатель далек от идеализации «масс». Он высмеивает неразвитость, бескультурье, отсталость людей, подчеркивая особую опасность агрессивного невежества, когда оно обретает хотя бы минимальную власть.

Отдельную группу образуют бюрократы и начальники, чиновники всех мастей, угнетающие слабого, «маленького человека». К сатирическим персонажам, олицетворяющим власть, писатель был особенно беспощаден. В образах руководителей различного уровня писатель наиболее резко обличает агрессивность, хамство, склонность к насилию, к авторитарным методам руководства. Общее количество подобных персонажей в произведениях Булгакова является значительным и создает эффект единой враждебной силы. Комический характер здесь зачастую обусловлен коллизией социальной полноправности и личной ущербности.

Сатира уступает место юмору, когда речь идет о героях-интеллигентах, терпящих притеснения со стороны «активистов». Так, например, применительно к образу Персикова есть основания говорить об использовании форм комического, которые связаны с юродивыми и юродством. Улыбку в этом случае вызывают явления достойные и в нравственном смысле значительные. Действия героя механистичны в смысле отступления от ситуации, но они в высшей степени одухотворены и оправданны в смысле соответствия его внутреннему строю и убеждениям, а через них и внеличным моральным, онтологическим ценностям.

Такое переключение на внутренний мир персонажа неизбежно приводит к обращению комики в трагизм. Смех над подобным персонажем вскоре переходит в сочувствие и сострадание. Причем само осознание того, что мы смеялись над достойным, заставляет нас раскаиваться в своем смехе и с еще большей силой любить этого героя.

Важной чертой поэтики комического является «театрализация» прозы Булгакова. Драматурги чность не просто вносит в текст фельетонов и повестей соответствующие приемы комедийного сюжетосложения, но и способствует остране-нию материала действительности с одновременным повышением зрительной выразительности. С этой устойчивой ориентацией писателя на театрализацию связано и весьма плодотворное восприятие Булгаковым мощной карнавальной традиции мировой культуры.

Учет специфики карнавадизованного мышления дает возможность по-новому, гораздо глубже и ближе к собственно будгаковскому языку, прочесть произведения сатирика. Булгаков использует фарсовые элементы для создания карнавальной атмосферы «веселой вольности», временного освобождения от господствующей правды и существующего строя, отмены всех иерархических отношений, норм и запретов. Карнавализация в творчестве Булгакова приводит к развенчанию самодовольной серьезности общепринятых истин, к «веселой относительности» и бесстрашности, что исключает всякую однозначность, метафизическую статичность и догматическую скованность. Смех Булгакова, направленный на тра-вестирование всего торжественно-высокопарного, позволяет взглянуть на мир по-новому, почувствовать относительность существующего миропорядка.

Можно сделать вывод о проявлении восприимчивости писателя к ренессанс-ному типу мышления, способному выразить мироощущение, «враждебное всему готовому и завершенному, всяким претензиям на незыблемость и вечность» [10, с. 16]. Булгаков творчески воспринял по-карнавальному раскованный тип игрового поведения и вольного обращения со всем миром, облаченный в разнообразные формы амбивалентного карнавального смеха.

Вместе с тем Булгаков как писатель нового времени не только следует карнавальной традиции, но и отступает от нее. Поэтому фарсовые мотивы, образы, сцены переосмысливаются, усложняются. Усиливается трагизм, который просвечивает сквозь фарс. Все это зачастую наполняется социальным звучанием и ведет, к постановке философских проблем. Трагифарсовое восприятие и отображение жизни — одно из специфических качеств Булгакова-художника.

В соответствии с тенденциями, присущими литературе нового времени, традиции карнавала у Булгакова подвергаются корректировке в сторону усиления отрицающего, критикующего, т.е. собственно сатирического начала. Карнавальный утверждающий момент «смены и обновления» (М. Бахтин) отходит на второй план, уступая место сатирическому обличению бездуховного — как в человеке, так и в обществе в целом. Так, например, в «Собачьем сердце» карнавальный сюжет «увенчания-развенчания» шутовского короля кладется в основу сатирического осмеяния укоренившегося в общественном сознании мифа о возникновении в результате революции улучшенной человеческой породы. Традиционное карнавальное противопоставление сил порядка (правительства) и беспорядка (бунта) в повести также усложнено. Профессор Преображенский выступает одновременно и как противник правящей идеологии, и как консервативный страж порядка, в то время как Шариков, бунтуя против своего «благодетеля», оказывается востребованным властными структурами.

Еще одна важная черта булгаковского таланта — склонность к иронии и самоиронии. Ирония делает насмешку писателя более тонкой, уводя повествование от схематичного и прямолинейного бичевания порока. Избрав ее своим оружием, Булгаков тем самым отказался от роли учителя и проповедника. Иронию писателя питало критическое отношение к уродствам жизни, поэтому сквозь ироническое повествование просвечивает трагическое неприятие действительности. В то же время ирония окрашивает повествование в более мягкие тона, переводя его в лирический план, приоткрывая искреннюю любовь автора к людям и тревогу за судьбу страны.

Важным средством выражения комического в сатирико-юмористической прозе Булгакова 1920-х годов являются языковые формы комизма. Писатель мастерски использует сочетание стилистически разнородной лексики («совмещение планов»), несоответствие стиля речи и обстановки, в которой она произносится, несоответствие содержания и формы выражения.

Часто герои Булгакова не к месту употребляют газетный стиль, комически перенасыщая свою речь политической и экономической лексикой, смысл которой зачастую неясен слушателям либо самому говорящему. Сатирик фактически создает пародию на стиль доклада как формы «идеологической работы среди населения». Пародируется также стиль лозунгов, документов, газетных заметок. При этом бросается в глаза обилие канцеляризмов, используются громоздкие грамматические конструкции, создающие эффект комического абсурда.

Широко использует Булгаков в комических целях метонимию и гротескные сравнения, В них снижение происходит за счет передвижения персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов. Параллельно с фантастическими метаморфозами сюжета (или помимо этого) происходит «комическое сдвижение лексических планов» (Ю. Манн), развитие гротескных мотивов на уровне стиля.

Нередко Булгаков прибегает к комическому переосмыслению слова или фразы, Порой комическое изменение семантики приводит к сатирически заостренной двусмысленности, Близким к переосмыслению является прием комического уточнения слова и реализация (буквализация) метафоры.

Разнообразные приемы комического в языке булгаковских произведений способствуют созданию гротескной картины действительности, помогают передать ироничное отношение автора к изображаемому, а также являются средством характеристики распространенного после революции неразвитого типа мышления.

Осознавая себя неразрывно связанным с классическими традициями, писатель ориентировался прежде всего на таких замечательных мастеров XIX века, как Пушкин, Достоевский, Толстой, а в области сатиры и юмора своими учителями считал Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Булгаков творчески перерабатывал традиции, выступив одновременно в роли классика и новатора, создав оригинальный художественный мир.

188

Ироничный, совмещающий в себе обличение и сострадание булгаковский смех, который звучал в условиях предельно неблагоприятных, осознается нами сегодня как историко-культурный феномен. Критический смех Булгакова не является мизантропическим, отчуждающе-разрушительным, так как имеет весомые идейно-нравственные основания и в этом смысле оправдан и положительно значим. Этот смех, будучи сопряжен с недогматическим, вольным философствованием, диктовался гражданским миросозерцанием, защищал достоинство человека и помогал писателю отстоять собственную духовную независимость.

Список научной литературыПетренко, Александр Филиппович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Авериицев С.С. Плутарх и античная биография, М. 1973,

2. Аверченко А.Т. Чертово колесо / Вступ. ст., сост. и дадгот. текста С .С, Никоненко. М., 1994.

3. Акимов ВМ. Свет художника, или Михаил Булгаков против Дьяволиады. М., 1995.

4. Аннинский Л. Булгаков времен «Гудка» и «Бузотера» // Знамя, 1986, № 5.

5. Бабичева Ю.В. Театральная проза Михаила Булгакова // Поэтика жанров русской и советской литературы. Вологда, 1988, С. 103-120.

6. Бахтин ММ Вопросы литературы к эстетики. Исследования разных лет. М., 1975.

7. БахптнМ.М. К методологии литературоведения//Контекст, 1974. М,5 1975,

8. Бахтин ММ Литературно-критические статьи, М., 1986.

9. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского, М,« 197210Бахтин ММ. Творчество Франсуа Рабле и народ ная культура средневековья и Ренессанса, М, 1990.

10. Булгакова Е.С, Дневник Елены Булгаковой. М., 1990.

11. П.Вайскопф. М. Сюжет Гоголя, Морфология, Идеология. Контекст, М,5 1993.

12. Виноградов В.В. Натуральный гротеск // Поэтика русской литературы. М,, 1976,

13. Виноградов НИ. Завещание мастера // Вопросы литературы, 1968, № 6,

14. Воздвиженский В. Две судьбы Михаила Булгакова // Октябрь, М., 1998, № 7. - С. 179-181.

15. Волков И.Ф. М,А. Булгаков (1891 — 1940) // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. 1995. № 5.

16. Воспоминания о Михаиле Булгакове / Сост, Е,С, Булгакова, С,А. Лящцрес, М,5 1988,

17. В тисках идеологии; Антология литературно-политических документов. 1917-1927. М„ 1992.

18. ВулисА. Метаморфозы комического. М., 1976.

19. ВулнсА. Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». М., 1991.38 .ВулисА. Советский сапфический роман. Эволюция жанра в 20-30-е годы. Ташкент, 1965.

20. Гавршова М.В. Пространство и время в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»; Автореф, дисс, „,к,ф,н, СПб., 1996,

21. АОГалинскаяИЖ Загадки известных книг, М., 1986.

22. Гапонеиков А.А. Поэтика сатирического в «Дьяволиаде» М.А, Булгакова // Филологические этюды. Саратов, 1998. Вып. 1. - С. 98-101.42Гаспаров Б.М. Из наблюдений над мотавной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Даугава, 1988. -№11,

23. АЗ.Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века. М., 1994.

24. Гиппиус В. От Пушкина до Блока. М.-Л., 1966,45Гоголь Н.В. Собрание сочинений в 4-х томах. Т.Т, 1-4. М., 1968.

25. Головко В.А£ Русская реалистическая повесть: герменевтика и типология жанра. Моей« ва—Ставрополь, 1995.

26. AI Голубков СЛ. Поэтика комического в русской прозе первой трети XX века; Автореф. дисс. .д.ф.н, Воронеж, 1994.

27. Гудкова В. Повести Михаила Булгакова // Булгаков М,А, Собрание сочинений в 5 т. / Под ред. Г.С. Года, A.B. Карачадава, В.Я. Лакшина и др. Т.2. М., 1990.

28. Дарьячоеа Л. Э.Т.А, Гофман и М, Булгаков; Некоторые аспекты художественного мышления // В мире Э.Т.А, Гофмана, Калининград, 1994, -Вып. 1,

29. Джулиани Р. Жанры русского народного театра и роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» // М.А, Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сб, статей / Под ред. В.В. Гудковой. Сост. A.A. Нинова. М., 1988,

30. Дземидок Б. О комическом. М., 1974.

31. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. В 30 томах. Художественные произведения, ТТ. 1-17. Т. 14. Братья Карамазовы. JL, 1976.

32. Евстигнеева Л. Журнал «Сатирикон» и даэты-сатириконцы, М ., 1968.

33. Егоров Б.Ф. Булгаков и Гоголь, (Темаборьбы со злом) // Исследования по древней и новой литературе. JIT1987.

34. Елистратов B.C. О языке Булгакова и стилистических поисках русской литературы XX века // Русский язык за рубежом, 1994, № 4,

35. Ермолинский С А. Из записок разных лет. М., 1990.

36. Ершов Л.Ф. Сатира и современность. М., 1978.

37. Ершов Л. Ф. Сатирические жанры русской советской литературы. Л., 1977.70Жолковский А. К. О Смердякове: (К проблеме «Булгаков и Достоевский») // Лотмановский сборник, М,, 1995, Т. 1.

38. Замятин Е.И, О сегодняшнем и современном // Русский современник, 1924, -№2, С, 264266.72Замятин ЕЖ Уездное. Мы. Платонов АЛ. Котлован, Ювенильное море. М., 1996.

39. ПЗтценкоМ. Рассказы/Сост, иподгот, текстаЮ,В, Томашевского, М,5 1974.1%МльфН, Петров Е. Двенадцать стульев. Краснодар, 1992,

40. Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. Краснодар, 1992,80МлъфНг Петров Е. Рассказы, фельетоны, статьи. М, 1985,8\Иоффе С Тайнопись в «Собачьем сердце» М, Булгакова// Слово, 1991, №1,82,.Каверин В. Собр. соч, в 6 т, Т. 6, М,, 1966.

41. S3 .Казак В, Михаил Булгаков. Мастер многообразия // Булгаков М.А. Морфий. М,, 1990, ЫКарасевЛ.В, Философия смеха, М,, 1996,85Ким Су Чан. Комическое и фантастическое в прозе М. Булгакова: (От «Дьяволиады» к

42. Жораблев A.A. Ученичество как принцип читательского восприятия; (На материале романа МА, Булгакова «Мастер и Маргарита»): Автореф, дис, . к.ф,н. Киев, 1989.92Жорттова Е. Новое лицо российского театрального Сатирикона // Дон. 1982. -№ 9.

43. Костюков В.М. Гибридные слова — средство комического // Русская речь. 1987, № 6.

44. Краткая литературная эпцнк'ютдия / Под ред. A.A. Суркова, Т.2. М,5 1964,

45. Кривонос В.Ш. М.А. Булгаков и Н.В, Гоголь. Мотив «заколдованного места» в «Мастере и Маргарите» // Изв, АН, Сер. лиг. и яз., т. 53, -№ 1,1994,

46. КройчикЛ. Любя человека// Советская сатирическая повесть 20-х годов, Воронеж, 1989, -С. 3-30.

47. Кройчик Л. М, Булгаков — фельетонист «Гудка» // Вопр. журналистики. Воронеж, 1969, Вью. 1.

48. КройчикЛ. Поэтика комического в произведениях А.П. Чехова. Воронеж. 1986.

49. Крынецтй Н. О красном смехе // Красная печать, 1923, № 20, - С, 9-10.

50. ЮОКубареваА. Михаил Булгаков и его критики // Молодая гвардия. 1988, № 5,

51. Куша Е. Сатирический театр фельетонов М. Булгакова в «Гудае» // М,А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сб. статей / Под ред. В.В. Гудковой. Сост. A.A. Нинова. М., 1988.

52. XQl.Kyumuna О. Смирнов Ю. Некоторые вопросы поэтики романа «Мастер и Маргарита» // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. Сб. статей / Под ред. В.В. Гудковой. Сост. A.A. Нинова, М., 1988.

53. Лазарева М.А. «Смех» Михаила Булгакова; (Критерии художественности «Мастера и Маргариты») // Филологические науки, 1999, № 2, - С, 26-35,

54. Лапшш В.Я. Мир Михаила Булгакова // Булгаков М.А. Собрание сочинений в 5 т. / Под ред. Г.С. Года, A.B. Карачадава, В.Я. Лакшина и др. Т. 1. М., 1989.

55. В.В. Гудковой. Сост. A.A. Нинова, М., 1988. ИОМаксудов С. Покровская Н. «Плохой человек» профессор Преображенский, Взгдящ из

56. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХХП1. М., 1988.

57. Михаил Булгаков: Современные толкования. К 100-детшо со дня рождения 1891-1991; Сб. обзоров / Под ред. и сост. Т.Н. Красавченко. АН СССР, ИНИОН. М„ 1991.

58. ЪЪМуравьева И.А. О приемах построения сатирического образа в газетном фельетоне, (На материале творчества М, Кольцова, И, Ильфа и Е. Петрова) // Ученые записки Ленинградского университета, -№ 245, Серия филологических наук. Вып. 43, Л., 1957,

59. А МустанговаЕ. О Михаиле Булгакове // Жизнь искусства. 1926. №45, -С.13.

60. НедоишвинГ. Очерки теории искусства. М., 1953,

61. Немцев В.И. О художественности прозы Михаила Булгакова // Возвращенные имена русской литературы. Самара, 1994. С. 98-104.

62. Николаев Д.П. Сатира Н. В. Гоголя и M, Е, Салтыкова-Щедрина (Способы художественного обобщения); Автореф. дисс.,., д.ф.н, М,5 1987,138ЛжолаевДЛ. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М., 1977,

63. Николаев Д. П. Смех Щедрина. Очерки сатирической поэтики. М.Д988.

64. Ликолаенко О.Л. Языком сатиры о проблемах человека и общества; (М, Булгаков, «Дьяволиада») // Язык и культура; Третья междунар. конф. Доклады, Киев, 1994, Ч, L-C, 256-260.

65. Новиков В.В. Михаил Булгаков — художник. М., 1996.148Лусинов И, Вопросы жанра в пролетарской литературе // Литература и искусство. 1931. -№2-3.149Лусинов И. Путь М. Булгакова// Печать и революция. 1929. Кн.4. С. 47.

66. Орлова Е.И. Фельетон 20-х годов; Проблемы критики и поэтики // Актуальные проблемы журналистики. М., 1983. Вып. 2. - С. 107-114.15ХЛавлава OA. Н.В. Гоголь и М.А, Булгаков; проблема жанрового мышления, Автореф. дисс. .кф.н, Волгоград, 1998,

67. Пермякова НА. Булгаковская дьяволиада в интертекстуальном изучении; Автореф, дисс, ,,,к,ф,н, М„ 1997.153 .Петелин В.В. Михаил Булгаков. Жизнь. Личность. Творчество. М., 1989.

68. Петровский М. Михаил Булгаков и Владимир Маяковский // М.А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени, Сб, статей / Под ред. В.В, Гудковой. Сост. А.А. Нинова. М., 1988.

69. Петровский М. Смех под знаком апокалипсиса; М, Булгаков и «Сатирикон» // Вопросы литературы. 1991. -№ 5.

70. Платонов А. Размышления читателя // «Литературная Россия». 1964,3 июля,

71. Романов П. Повести и рассказы / Сост, и вступ. статья С, Никоненко, М,, 1990,

72. Русские писатели. Биобиблиогр. словарь, В 2 ч, / Ред,-сост, П.А Николаев, М,, 1990,

73. Скорино Л. Лица без карнавальных масок // Вопросы литературы. 1968, 6,

74. ПО.Словарь литературоведческих терминов / Под ред, Л.И. Тимофеева и С,В, Тураева, М,, 1974.171 .Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник / Под ред. И.П, Ильина и Е. А, Цургадавой. М., 19%.

75. Соколов Б.В. Андрей Белый и Михаил Булгаков // Русская литература, 1992, № 2,173 .Соколов БЖ Булгаковская энциклопедия, М,, 1996,

76. Соколов Б.В. Михаил Булгаков: жизнеописание и судьба // Знамя. 1989, Яа 7,

77. Соколов Б.В. На пути к истине; К 100-летию со дня рождения М,А, Булгакова // Молодая гвардая. 1991. № 5.

78. Соколов Б.В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»; Очерки творческой истории. М, 1991.

79. Творчество Михаила Булгакова / Под ред, Бабичевой Ю.А,, Киселева Н,Н, Томск, 1991,

80. Творчество Михаила Булгакова: Исследования Материалы. Библиография, Кн.1 / Под ред. Н.А. Грозновой и А.И. Павловского. Л., 1991.

81. ТыняновЮ. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

82. Ш1.Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Красноярск, 1987.

83. Фишкова Л. Москва в произведениях М. Булгакова и А. Белого // М.А. Булгаков-драматург и художественная ^лыура его времени. Сб. статей / Под ред. В,В. Гудковой. Сост. А.А. Нинова. М., 1988.

84. Филатова А.И. «Багровый остров» М. Булгакова: от памфлета к комедии-гротеску // Творчество М. Булгакова: Исследования. Материалы. Библиография. СПб., 1995. Кн. 3,

85. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. М., 1991,

86. Фоменко Л.П. Советские сатирики 1920-1930-х годов и творчество Салтыкова-Щедрина // Творчество М,Е, Салтыкова-Щедрина в историко-литературном контексте, Калинин, 1989. С. 84-93.

87. Хализев В.К Теория литературы. 1999.

88. Хализев В.Е., Шикин В.Н. Смех как предмет изображения в русской литературе XIX века //Контекст 1985. М, 1986.

89. Чудаков А. П. Мир Чехова. М., 1986.

90. Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М., 1971.205.11уОаков А. П. Юмористика 1880-х годов и поэтика Чехова// Вопросы литературы. 1986. 8.-0.153-169.

91. ЧуОакова М. О. Архив М.А. Булгакова. Материалы для творческой биографии писателя // Записки Отдела рукописей ГБЛ СССР им. В.И. Ленина. Вып. 37. М., 1976.

92. ЧудаковаМ.0. Библиотека М. Булгакова и крут его чтения // Встречи с книгой. М., 1979.

93. Чудакова М.О. Гоголь и Булгаков // Гоголь. История и современность (к 175-летию со дня рождения). М. 1985.

94. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. 2-е изд. М., 1988.

95. ЧудаковаМ.О. М. Булгаков и опоязовская критика: (-Заметки к проблеме построения истории отечественной литературы XX века) // Тыняновский сборник; Третьи Тыняновские чтения. Рига, 1988. С. 231-235.

96. Чудакова М.О. Поэтика Михаила Зощенко. М., 1979.

97. Шлегелъ. Ф. Эстетика, Философия. Критика. В 2 т, М,, 1983. 1.1,218Шнейберг Л.Я., Кондаков И.В. От Горького до Солженицына. М., 1994,

98. Dictionnaire des Genres et notions littéraires. — Encyclopaedia Universalis, Albin Michel, P., 1997,-p. 348-349.

99. Kqyser W. Das Groteske in Malerei und Dichtung, 1960. S,45.

100. Latour M. Le problème du rire et du reel, -P. 1956,

101. Leblank R.D. Feeding a poor dog a bone; The quest for nourishment in Bulgakov's «Sobach'e serdtse» // Rus. rev. Cyracuse. 1993, - Vol, 52. - №1.236Mai B. Michail Bulgakov's «Sobac'e serdee» oder Vom Umgeng mit Satire // Michail Bulgakov;

102. Materialien su Leben und Werk. Leipsig, 1990, 237Mikhail Bulgakov.; Classique et novateur // Rev. des etudes slaves. - P., 1993. - T, 75, 238Milne L Michail Bulgakov: A crit. Biography, — Cambridge; N,Y.; Cambridge university press,1990, —XIV, 342 p.

103. NatovN. Mikhail Bulgakov, — Boston, 1985, УП,

104. Proffer E. Bulgakov: Life & work, — Arm Arbor, 1984, XYI,241 .Rosen E. Sur le grotesque; L'ancien et le nouveau dims la reflexion esthetique, —Saint-Denis,1991.