автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Семантическое поле "нечестное поведение" в истории русского языка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Семантическое поле "нечестное поведение" в истории русского языка"

На правах рукописи

Симонова Елена Владимировна

Семантическое поле «нечестное поведение» в истории русского языка

Специальность 10.02.01. — русский язык

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Уфа-2006

Работа выполнена на кафедре философии Башкирского государственного университета.

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор

Поздяева Светлана Михайловна

Официальные оппоненты: - доктор философских наук, профессор

Беленкова Оксана Архиповна;

- кандидат философских наук, доцент Столетов Анатолий Игоревич.

Ведущая организация: Башкирский государственный

медицинский университет.

Защита состоится «17» ноября 2006 года в 16.00 час. на заседании диссертационного совета Д.212.013.03 в Башкирском государственном университете по адресу: 450074, г. Уфа, ул. Фрунзе, 32, гл. корпус, ауд. 01.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Башкирского государственного университета.

Автореферат разослан «17» октября 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного' совета, доктор философских наук, профессор /

С.М. Поздяева

Актуальность исследования. Система ценностных суждений о различных предметах и действиях, осуществляемых человеком, создает этическую картину мира - особый способ восприятия действительности,., определяющими понятиями которого являются добро и зло, долг,. совесть, свобода, ответственность.

Относительный характер этических норм не подразумевает, тем не менее, отсутствия базовых этических понятий. Задача современных исследователей — определить инвариантную, константную составляющую этих понятий, а также выявить вариативные, продиктованные эпохой черты.

Этические представления о мире тесно взаимодействуют с религиозными и правовыми. В отличие от, права и религии, для морали нет соответствующего общественного института, она пронизывает все сферы человеческой жизни, однако моральные нормы во многом детерминированы религиозными, а правовые нормы, в свою очередь, являются отражением общественной морали.

Любая система иерархична, и все ее элементы могут» в свою очередь, рассматриваться как система. На наш взгляд, целесообразно обозначить подсистемы этической картины мира как понятийные поля, под которыми.мы понимаем сферу понятийного содержания» детерминированную .логикой предметного мира и логикой человеческого мышления.

В исследованиях, выполненных только на базе философских работ, без привлечения данных других наук, часто проявляется и третий мотивирующий компонент понятийного поля — логика мышления отдельного индивида-ученого. Таким образом, на одном и том же историческом срезе мы можем обнаружить принципиально различные подходы к проблеме: и признание общечеловеческой морали, и отрицание устойчивости моральных норм, подчеркивание их релятивности, что, безусловно, мешает воссозданию этической картины мира всего народа. В данном случае на помощь философии может прийти языкознание.

Язык - это способ представления действительности и, следовательно, часть любой картины мира, поэтому необходимо рассматривать историю конкретного понятийного поля и его языкового соответствия - семантического поля.

Объектом исследования мы выбрали одну из частных систем этического представления действительности — понятийное поле «нечестное поведение» и его языковое отражение — семантическое поле «нечестное г поведение», включающее лексику и фразеологию русского языка Х1-ХХ вв. г ?

Предмет исследования — структура, семантического поля «нечестное поведение» и его история в отношении к соответствующему понятийному полю.

Краткий обзор литературы. В русистике есть опыт представления этической картины мира в целом на отдельных исторических срезах [Степанян, 1984; Бастриков, 1989] или в обобщенном виде [Жданова, 2004], Отдельные компоненты семантического поля «нечестное поведение» рассматривались в

ности с понятием «истина» [Арутюнова 1991, 1995; Вендина 2002; 1993 и др.]. В ряде работ представлен зтимолого-словообразовательный изучения поля [Вялкина 1980; Улуханов 1974; Цейтлин 1996 и др.]. В ие десятилетия появились этнолингвистические и логические лення семантического поля «нечестное поведение» [Толстая 1995; вский 1991 и др.]. ш новизне работы заключается в следующем:

история семантического поля «нечестное поведение» в русском языке X—XX вв. представлена в полном объеме впервые; семантические отношения в составе поля истолковываются в связи с изменениями в этическом сознании носителей языка; на материале произведений древнерусской литературы с нравственной тематикой реконструируется система оценок нечестного поведения в русском этическом сознании XI—XVII вв. к данной работы — изучение истории семантического поля «нечестное ие» в связи с историей этических понятий, определяющих нечестное ие, в русском языке и, соответственно, в русском этическом сознании, задачи исследования входит:

проследить изменения в оценке нечестного поведения на материале памятников русской этической мысли;

выявить с максимальной полнотой состав семантического поля «нечестное поведение» для разных исторических периодов; ) систематизировать языковой материал по микрополям; ) определить типовые процессы образования слов и значений для каждого исторического периода;

установить системные соответствия между изменениями в структуре и объеме СП «нечестное поведение» и этическими установками носителей языка;

рассмотреть представленность СП «нечестное поведение» в творчестве Ю.О. Домбровского. сточннкамн фактического материала послужили толковые и еские словари русского языка, а также тексты древнерусских памятников ых жанров, произведения А.П. Сумарокова, М.В. Ломоносова, осгоевского, М.А. Булгакова, Ю.О. Домбровского, А. и Б. Стругацких, сходы исследования. При определении состава и структуры полей, входящих в семантическое поле «нечестное поведение», уются методы компонентного и оппозитивного анализа. В частности, с толковыми и историческими словарями проводится с опорой на метод словарных дефиниций.

я оценки динамики объема и состава поля применяется статистический

Исторические изменения в составе семантического поля выявляются посредством сравнительно-исторического метода.

Элементы дистрибутивного анализа применяются при рассмотрении функционирования изучаемого семантического поля в текстах.

Фактический материал из текстов извлекается методом сплошной выборки.

Теоретическая значимость исследования состоит в выделении лексики и фразеологии, характеризующей нечестное поведение« в относительно самостоятельную микросистему языка.

Практическая ценность заключается в богатом иллюстративном материале, который может быть использован при изучении этимологии, истории лексики и словообразования русского языка в школе и в вузе. Некоторые методические разработки опубликованы нами в статье - «О преподавании исторической лексикологии в школе». -

Положения, выносимые на защиту:

1) За тысячелетнюю письменную историю семантического поля. «нечестное поведение» [далее — СП «нечестное поведение»] в его состав входило 1394 слова. Важнейшая особенность СП «нечестное поведение» в древнерусский период — семантическая нерасчлененность преднамеренного и непреднамеренного обмана, что обусловлено неструктурированностью сознания средневекового человека. С утратой всеохватывающей религиозной картины мира понятия обмана и ошибки четко противопоставляются. В то же время «обмирщение» проявляется и в появлении значений, содержащих положительную оценку у слов, ранее ее не имевших (лукавый и под.).

2) Структура семантического поля «нечестное поведение» в целом определилась уже к началу древнерусского периода истории языка. 8 микрополей («обман», «ложь», «клевета», «лесть», «лицемерие», «коварство», «измена», к XV в. — «мошенничество») связаны сложными системными отношениями (ложь выступает как разновидность обмана, клевета — вариант лжи и т.д.). Количественное соотношение в объеме поля в основном сохраняется на протяжении ХЬХУШ вв. и меняется к Х1Х-ХХ вв. Так, лексика микрополя «обман» занимает 22% общего объема поля в Х1-Х1У вв. и 13% в XX в. («ложь» 10% и 16%, соответственно, «коварство» 27% и 3%, «мошенничество» 0% и 19%, «лицемерие» 5% и 20%, «измена» 10% и б%, «клевета» 18% и 13%, «лесть» 8% и 10%).

3) С точки зрения лексического наполнения относительно стабильными оказываются микрополя «измена», «лицемерие» - микрополя небольшого объема со слабо выраженной периферией. Микрополя «клевета», «коварство», «ложь» в основном не утрачивают ядерной лексики, дополняя ее новыми включениями. Периферийные слова при этом значительно варьируются, но переносные значения новой лексики, как правило, строятся по семантическим;

характерным для этих микрополей на протяжении всех исследуемых

Наиболее принципиальные изменения претерпевает микрополе "обман". *ные сгг лесть к XIX веку окончательно переходят в микрополе "лесть" выходит за пределы поля, приобретая положительную окраску очарование'). В XV 1-ХVII вв. в центр микрополя выдвигается обман югочислеиные корреляты. В результате стилистических изменений в шом русском языке остается ограниченное количество слов с корнем

однако они составляют основу всего микрополя. Среда! типовых семантических переходов можно назвать следующие: «еская кривизна' > 'ложь; лукавство*; 2) 'быть мудрым* > 'хитрить, 1ть'; 3) 4нести, перемещать' > 'доносить* > 'клеветать'; 4) 'говорить' > 1вать, клеветать*; 5) 'отдавать, передавать' > 'предавать, изменять*. Анализ употребления лексики СП «нечестное поведение» в гениях Ю.О. Домбровского показывает, что ядерным микрополем для является микрополе «измена». Общеупотребительная лексика часто ^дартную сочетаемость.

работы. Основные положения работы отражены в 7 IX. Результаты исследования излагались на межвузовской конференции ьные проблемы лингвистики» (Уфа, 2001), международной конференции 1Ы преподавания и изучения русского языка в школе и вузе на 1ном этапе» (Нежин, 2003). Диссертация была обсуждена на заседании ; общего и сравнительно-исторического языкознания (июнь 2006 г.).

гкгуря работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, *ия, списка цитируемой и упоминаемой литературы, перечня мафических источников и источников фактического материала, трех

введении обосновываются актуальность и научная новизна работы, ноте я объект и предмет, основная цель, задачи, теоретическая и веская значимость исследования, называются основные методы и

:я структура диссертационного исследования. | В первой главе «История этических понятий, связанных с полем нечестного поведения» нечестное поведение швается как форма выражения морального зла, представляются <е этические концепции взаимосвязи добра и зла, в которых эти понятия жваются как равноправные (манихейство), как находящиеся на разных «ческнх ступенях (неоплатонизм и классическая христианская теология) ; вторичные по отношению к Божественному Абсолюту (Л. Шестов). ¡.Русское этическое сознание сформировалось на основе народно-5нных представлений, нашедших отражение в мифологии и фольклоре, [ определяющем влиянии христианских моральных норм. На христианство,

в свою очередь, оказали серьезное воздействие античная философия и восточная, в частности, иранская, этика. Кроме того, моральные нормы находили свое отражение в юридических нормах, и изменение категорий права отражает историю развития общественного этического сознания.

В «Словаре по этике» под редакцией А.А. Гусейнова и И.С. Кона представлено 8 негативных характеристик честности человека: вероломство, измена, предательство, коварство, лицемерие, фарисейство, ханжество, клевета [СЭ, 1989].

Все эти разновидности характеризуют определенный тип поведения непосредственно, а лицемерие дает оценку не самому поступку, а его соответствию общепризнанным моральным нормам.

Прежде всего, следует различать тип поведения или предрасположенность к нему. Так, коварство определяется как «нравственная установка замышляющего злодеяние индивида на лицемерие и обман. Коварству родственны лукавство, хитроумие и двуличие» [там же, 132], поэтому в коварстве прежде всего важна общая направленность на зло, обман в данном случае используется как способ совершения злого поступка. Лжесвидетельство с этой точки зрения может рассматриваться как форма коварства [там же, 132].

Общую группу образуют предательство, измена и вероломство. Вероломство — качество, наиболее близкое коварству, оно характеризует «злоумышленные коварные действия, сознательный обман чужого доверия или вопиющее нарушение принятых обязательств» [СЭ, 1989,38].

Если предательство рассматривается как «нарушение верности общему делу, национальным интересам, переход на сторону врага, выдача ему соратников или тайны, умышленное совершение действий, враждебных общему делу и выгодных его противникам» [там же, 268-269], то в процессе измены нарушаются нормы частных отношений между людьми (ср. измена «нарушение верности общему делу, узам солидарности, товарищества, любви» [там же, 105-106]).

Среди других разновидностей нечестного поведения отмечаем клевету -«ложное обвинение отдельного человека, группы, организации, совершаемые из чувства злобы, корыстных побуждений, зависти, лести или с целью ущемления их чести, социального статуса и нравственного достоинства» [там же, 132],

Среди других моральных свойств, связанных с обманом, мы* наблюдаем лицемерие, которое представлено как «отрицательное моральное качество, состоящее в том, что заведомо безнравственным поступкам <...> приписывается моральный смысл, возвышенные мотивы и человеколюбивые цели» [там же, 159-160]. Выделяет это качество из ряда других именно тот факт, что обман состоит в попытке изменения этической оценки действия с отрицательной на положительную.

Разновидности лицемерия ханжество — «отрицательное моральное качество, характеризующее личность и ее поступки с точки зрения способа

выполнения ею нравственных требований» [там же, 380] — н фарисейство — «отрицательное моральное качество, характеризующее личность с точки зрения способа выполнения ею нравственных требований» [там же, 364-365] — различаются между собой, исходя из данных определений, только объемом употребления. На наш взгляд, для выявления сущности этих понятий необходим анализ их употребления в современном русском языке.

В «Новой философской энциклопедии» среди форм нечестного поведения называется и ложь, не выделяемая отдельно в «Словаре по этике».

На уровне оппозиций формы нечестного поведения не симметричны честному: вероломство, измена, предательство противополагаются верности, клевета - правде, коварство, лукавство, хитрость - простодушию, лицемерие, ханжество, фарисейство - искренности, лживость - правдивости.

В русском фольклоре представления о правде и лжи варьируются в зависимости от жанра. Далеко не всегда нечестное поведение оценивается отрицательно. Так, обрядовый обман призван отпугивать нечистую силу [Толстая, 1995; Афанасьев, 2001],

В русских былинах герой, подобно обыкновенным людям, подвержен порокам. Так, Алеша Попович - «хвастлив, кичлив, излишне лукав и увертлив; шутки его иногда не только веселы, но и коварны, даже злы» [Мифология, 1998].

В «Пословицах русского народа» В.И. Даль выделяет 7 тематических групп, связанных с нечестным поведением: неправда — обман (111 пословиц), мошенничество - воровство (70), клевета — напраслина (50), правда — кривда (405), правда ~~ неправда - ложь (52), неправда — ложь (239), изуверство -ханжество (74). Всего зафиксирована 1001 пословица на рассматриваемую тему.

Склонность ко лжи — природное свойство каждого -человека, и с этим приходится смириться: «Всяк человек ложь — и мы тож». Однако в целом люди признают приоритет правды: «Все минется, одна правда останется». Способов обмануть множество, однако истина всегда одна: «Лжей много, а правда одна».

. Правда и ложь неотделимы друг от друга: «Не будь лжи, не стало бы и правды». Хотя правдивость высоко оценивается в качестве одного из ведущих моральных качеств («Правда светлее солнца»), также подчеркивается, что это определение актуально скорее для будущей загробной жизни, нежели для повседневности: «Хороша правда-матка, да не перед людьми, а перед богом». Жить по правде невыгодно: «Говорить правду - терять дружбу». Показательна народная оценка: «С кривдою жить больно, с правдою тошно». Моральная нестойкость объясняется непосильностью груза правды для простого человека: «Правда свята, а мы люди грешные» — или отсутствием правды на земле: «Была когда-то правда, да в лес ушла».

Правдивость человека зависит от ситуации: «Умная ложь лучше глупой правды»''или «Сладкая ложь лучше горькой правды» [там же, 171].

Ложь можно использовать в качестве риторического украшения, тогда это не вызовет осуждения: «Красное словцо не ложь»;1 «Красно поле рожыд) а речь ложью».

Большое количество пословиц посвящено мошенническому поведению: «Он из плута скроен, мошенником подбит». Оценку мошенничества нельзя назвать сугубо отрицательной. Встреча двух плутов вызывает' боязливое восхищение: «Напоролся плут на мошенника». Пословицы об отношениях нечестных людей могут быть прямо противоположны по содержащимся в них оценкам. Так, мошенники покрывают дурные поступки друг друга: «Рука руку моет, а плут плута покроет» — или наоборот: «Мошенники повздорили — а правда наружу».

Особое внимание в русских пословицах уделяется клевете. Вопрос о наказании после смерти за нее решается в русле апокрифических традиций; «Ябедника на том свете за язык вешают»; «Клеветники на том свете раскаленные сковородки лижут».

Лицемерие часто упоминается в связи с религией. Глубоко осуждается ханжество и неискренность: «Добрый вор без молитвы не украдет»; «Мы, кого обидим, того зла не помним». Однако жизнь человеческая такова, что без лицемерия иногда не обойтись: «Хоть долбилом, хоть кадилом, а хлеба добудь». В лицемерии требуется определенный артистизм, неудачное притворство высмеивается: «Свят, свят, да не искусен».

Отдельно необходимо выделить вопрос о еретиках. В целом пословицы представляют ересь не как сознательное отступление от норм, обман, но как неразумное своеволие: «Расползлись, как слепые щенята от матери». Тем не менее еретичество или переход в другую веру считаются недопустимыми: «Менять веру — менять и совесть». При этом к другим религиям отношение достаточно терпимое: «Все под одним богом ходим, хоть и не в одного веруем».

Среди источников, повлиявших на развитие русской этической мысли, мы выделяем греческую философию, в частности, воззрения Платона и неоплатоников.

Платон отошел от просвещенческого идеала Сократа и попытался представить добро (благо) как часть нематериального мира. Этический идеал для него не есть поведенческая модель. Платоновское благо — исходный принцип для разграничения достижимых относительных благ. Таким образом, для Платона добро и зло — категории разного порядка.

В «Государстве» Платон приводит оправдание лжи и обмана, если они совершаются в политических интересах.

Плотин развивает и совершенствует концепцию Платона, утверждая абсолютность добра и материальность, а следовательно, подчиненность ему

Аь. Отрешение от материи, земного мира - путь освобождения от порока и ■реход к иному миру — божественному [Гусейнов, Иррлитц, 1984].

■ В основе христианской теологии - представление Платона и неоплатоников

■ примате Добра. Однако еще в Ветхом завете Сатана, персонифицированное йю, - это антипод не Бога, но его архангелов, в частности Михаила. Там же ■роявляется образ Сатаны как «клеветника на человека перед Яхве» и ■клеветника на Яхве перед человеком» [Мифология, 1998].

К , Среди мифологических образов носителей лжи бесы - духи зла, шггагонисты ангелов. Происхождение бесов соответствует их основному ввойству: они отпали от Бога в акте измены.

В Новом Завете антипод не Бога-отца, но Христа - Антихрист -ккосмический узурпатор и самозванец, носящий маску Христа, которого отрицает, он стремится занять место Христа, быть за него принятым. Роль Днтихриста как «лжеца» реализуется в его лицемерии, имитирующем добродетель Христа, и в его ложном чудотворстве, имитирующем чудеса триста» [Мифология, 1998]. В богомильской ереси Антихрист выступает как Хатанаил - сын Бога н брат Иисуса Христа. Таким образом, мы наблюдаем дуализм в духе манихеев: добро и зло произошли от одного Бога, но этически противополагаются друг другу.

Один из центральных образов Нового Завета — образ предателя Иуды Искариота. Необходимость предательства для осуществления жертвы Иисуса, по мнению богословов, нисколько не снимает личной ответственности с Иуды, Наказание за нечестное поведение в загробной жизни, по христианским представлениям, весьма сурово. В аду «в соответствии с духом архаического судопроизводства виновный терпит кару в погрешившем члене своего тела, вообще род наказания наглядно отвечает роду преступления: клеветники, грешившие языком, за язык и подвешены; лжесвидетели, таившие в устах ложь, мучимы огнем, наполнившим их рот» [Мифология, 1998]. В других вариантах клеветники лижут горячие сковородки [Афанасьев, 2002].

В христианской богословской мысли развивается понятие греха« неотъемлемой частью которого является нечестное поведение.

Среди смертных грехов, названных Тертуллианом, обман и вероотступничество, которое рассматривается как особо тяжкая форма обмана. Для Тертуллиана греховно не только нечестное действие, но уже сам его замысел.

Папа Григорий Великий в основу своей классификации грехов положил не столько действие, сколько свойство. Из семи главных грехов он выделяет по семь производных. Предательство, обман у коварство^ клятвопреступление — все это следствие жадности.

На развитие русской культуры, несомненно, большее влияние, чем западное, оказало византийское богословие. Среди восточных отцов Церкви,

разрабатывавших вопросы греха и обмана в том числе, необходимо выделить Григория Нисского, Иоанна Дамаскина и Марка Пустынника.

В работе Г. Флоровского «Восточные отцы Церкви» подробно характеризуются этические взгляды названных богословов. Согласно учению Григория Нисского, человек обладает врожденным стремлением к добру, но не всегда умеет узнавать, что есть добро. Проблема грехопадения человека именно в незнании истинного добра, неумении отделить его от зла. Древо познания добра и зла на самом деле символ смешения этих двух направлений, то есть греха. Вкушение запретного плода не просто ошибка первых людей, но преднамеренный обман со стороны злых сил.

Марк Пустынник определяет проблему греха в том, что человек заинтересовался искушением, то есть поддался соблазну. Богослов подчеркивает значимость «прельщения» в обманном действии, его ценность для обманутого.

Переводная греко-византийской литература оказала серьезное влияние на формирование этического мировоззрения русских книжников. Этические вопросы в древнерусской философии в основном заимствованы из «Диалектики, или Источника знания» Иоанна Дамаскина, опиравшегося в своем творчестве на работы Аристотеля, но не свободного и от влияния идей Платона. В основе греха, по Иоанну Дамасктгу, — свободное поведение человека, но не божественное предопределение. Порок есть не что иное, как «удаление от добра, подобно тому, как и тьма есть удаление от света» [Православие, 2001]. ;

В русских апокрифах (иногда так же, как и переводная литература, восходящих к византийскому источнику), наряду с- .традиционным представлением обмана в качестве одного из грехов, наблюдается дуализм правды и лжи, тогда как в официальной религиозной литературе правда стоит на более высокой иерархической ступени. т

Через византийскую культура Русь приобщилась к христианству. Этика как наука в Древней Руси также заимствована из Византии, но этические вопросы поднимаются во всех произведениях русской словесности, в том числе и оригинальных. < ; ■ <= •

Так, в «Поучении Владимира Мономаха», отличающегося в целом светским содержанием, автор широко цитирует библейские тексты, в частности, Псалтырь: «Не ревнуй лукавнующимъ, ни завиди творящимъ безаконье, зане лукавнующии потребятся, терпящие же Господа, - ти обладають землею». В качестве завещания потомкам он советует избегать лжи: «Лже блюдися и пьяньства и блуда, в томъ бо душа погыбаеть и тело».

«Изборник Святослава» 1076 года содержит руководства по нравственному поведению, в нем рассматривается моральная практика, автор

предостерегает читателя от клеветы и лести. За отступление от норм грозит божья кара.

Тот, кто слушает клеветника, заслуживает такого же наказания: «Въздьржи клевештуштааго въ ушию своею, да не купно съ нимь погынеши». Большое благо спасти оклеветанного. На клевету ни в коем случае нельзя отвечать: «Не дьржяти гнева ни на кого же, не въздати зъла на зло, клеветы за клевету».

Лучше говорить правду и жить в стороне от общества, чем наоборот: «Блажени възненавидении правьды ради». Но говорящему правду все же должно воздаться добром: «Сыне, не сей на браздахъ неправьды - и не пожнеши ихь седмерицею».

Один из ведущих религиозных деятелей Киевской Руси Феодосии Печерский в своих трудах наибольшее внимание уделял вопросу ереси: «Аще ли умолчиши то яко отемь у Христоса, предаеши ихъ сотоне, то бо есть кривоверныя кривей вере научилъ». Источник ереси, как и обмана вообще, -дьявол. Неприязнь к ересям Феодосий объясняет тем, что у Бога нескольких истин не бывает.

В «Житии Феодосия Печерского» прямо противопоставляется мирская жизнь как зло - монастырской жизни, причастной Богу. Автор жития уравнивает понятия лжеца и отступника.

В «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона обман и ересь смешиваются. Религиозное заблуждение рассматривается как ошибка, но ошибка преднамеренная: «заблуждениа идольскыа льсти».

Таким образом, в переводной литературе и оригинальных книжных памятниках древнерусского периода преобладает понимание обмана как греха. Часто неправда выступает в значении несправедливости. Особо необходимо отметить отношение к ереси как к обману, а не как к заблуждению.

В то же время среди народа бытуют апокрифы, такие как Голубиная книга, Вопросы Иоанна, в которых добро и зло, правда и ложь выступают как величины одного порядка.

Сведения, приводимые в памятниках первой половины старорусского периода в основном соответствуют древнерусской норме. Так, бытовые нормы, представленные в «Домострое», подчиняются церковным нормам, которые регламентируют быт человека.

С развитием собственно русской философской мысли представление о феномене обмана усложняется. Человек зачастую оказывается склоненным к обману злыми силами, дьяволом. Соблазн — неотъемлемая часть обмана, как гласит «Нила Сорского предание и устав». Человек подвергается активному воздействию чего-либо, вожделеет, впадает в грех, а затем это влечение перерастает в страсть. Ложь возникает на стадии греха, но не страсти. Страсти к обману быть не может, ложь — только способ достичь желаемого.

В полемике между сторонниками Нила Сорского и Иосифа Волоцкого мы сталкиваемся с вопросом ереси. В «Волоколамском патерике» ересь осуждается в крайне . резких формах. Последователи Нила Сорского же рассматривали ересь, как заблуждение, исправляемое путем бесед и вразумления, в то время как Иосиф Волоцкий настаивал на рассмотрении ереси как злостного заблуждения, повинного смертной казни.

К концу старорусского периода в памятниках встречается одобрительное отношение к обману, особенно если его объект — военный противник, что прямо противоречит мнениям, представленным еще в «Изборнике» Святослава: «ТЬм же луче бЬ солгавшу живот получить, нежели исгинствовавшу погибнути» [Послание на Угру Вассиана Рыло].

Двойная мораль отражена и в «Сказании о Дракуле». Все безнравственные поступки Дракулы в принципе оправдываются до того момента, когда он переходит в католичество: «И отпаде православия, и отступи от истины... и приатъ латыньскую прелесть». .

В XVIII в. тенденция к отказу от строгой религиозности находит свое продолжение — ^ расхождение этического и религиозного - становится принципиальным. Преобладает уже не платоновский подход к правде как высшему^ а сократовский и аристотелевский, воплотившиеся в идеале человека просвещенного - гармоничного, созданного путем воспитания.

Первые российские просветители, такие, как Симеон Полоцкий, еще в XVII веке рассматривают зло и порок как результат невежества, понимаемого как необразованность. Феофан Прокопович возвращается к аристотелевским началам: его этическая концепция ориентирована на земную жизнь человека. Человек нарушает законы, „ потому что. не знает их, из этого вытекает необходимость просвещения. Только просвещенный человек стремится к самопознанию и избавлению от грехов.

Идеи Прокоповича во многом продолжает Иван Новиков. Людскими страстями должен управлять рассудок. Ложь невыгодна для человека.

XIX век - начало процесса, который Ю.М. Лотман называет ответом на влияние Запада. Религиозность во многом приобретает нарочитый, притворный характер [Тарасов, 2001]. Это отмечал Ф.И. Тютчев, восставая против господствующего лицемерия.

Подъем философских исследований в области нравственности наблюдается к началу XX века. Работа И.А. Ильина «Аксиомы религиозного опыта» построена на этической проблематике. Ильин ищет причину склонности к нечестному поведению в современном ему безбожии, проводит границу между неправдой и ложью. У неправды невинно-нейтральный характер, она не задевает Главного, она может быть опасна только как прелюдия ко лжи, но ложь — это ложь о «главном, о центральном, о божественном, о вере, об очевидности, о добре и зле, о совести, о чести, о совершенном». - .

Уникальная концепция обмана представлена в работе Л. Шестова «На весах Иова»: «Если бы люди 'рождались свободными, они так же мало нуждались бы в различении истины от лжи, как добра от зла» [Шестов, 1993, 2, 226]. Коренная ошибка человека — вкушение от древа познания добра и зла и, таким образом, отступление от древа жизни. Человек должен оказаться выше этих частных категорий на пути к Абсолюту.

Правд много. «Нередко один человек сразу принимает несколько противоположных истин» [Шестов, 1993]. Шестов опровергает Сократа, утверждавшего, что добро предпочтительнее для человека: «Обман и иллюзия умеют служить людям не хуже, чем истина». Переосмысливая притчу о блудном сыне, Шестов говорит, что тот, кто признает правоту отца, предпочитавшего негодного сына тому, кто был много лет ему предан, по сути, отказывается от добра. Христианская, да и любая другая этика непостижимы и иррациональны. Не нужно пытаться их объяснить — нужно помнить о Боге.

Итак, понятийное поле «нечестное поведение» в русском этическом сознании складывается из разных составляющих: фольклорных представлений, христианских, собственно философских. В древнерусский период, когда все сферы человеческой жизни были подчинены религиозным нормам, любое отклонение от догмы рассматривалось как ложь: так, только к XVIII-XIX вв. понятие «ересь» выходит за рамки поля «нечестное поведение».

Вторую глашу «История семантического поля «нечестное поведение» в русском языке» мы предваряем некоторыми теоретическими замечаниями. Так, мы приводим историю формирования и различные подходы к определению термина «семантическое поле» [Ипсен, Трир, Уфимцева, Ахмаиова, Щур, Васильев], принимая за основное определение совокупность лексических единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное сходство обозначаемых явлений.

При выделении дифференцирующих значений микрополей внутри семантического поля, мы опираемся на классификацию дополнительных значений предикатов Н.Д. Арутюновой. По ее мнению, значение предиката формируется путем членения потока событий на отдельные динамические фрагменты разного фазисиого охвата [Арутюнова, 1980]. Согласно ее классификации, значение предиката может содержать характеристику ситуации до действия, последующей ситуации, признаки субъекта и объекта, указание на цель, способ, мотив, цель, интенсивность, количество и оценку,

С этой точки зрения 'намеренное отклонение от правды* можно рассматривать как основное действие. Дополнительные значения в фазах, предшествующих основному действию, составляющих основное действие и следующих за ним, определяют структуру поля, объединяя слова в частные микрополя.

В момент протекания действие может осложняться семами, обозначающими способ совершения действия. Так, дополнительная сема 'речь'

позволяет выделить микрополе «ложь». Только поведенческая лексика образует микрополе «лицемерие».

В предшествующей ситуации может содержаться указание на нарушаемые нормы. Это может быть договор, узы дружбы, любви и т.д. Такое микрополе мы назовем «измена».

В понятие последующей ситуации входит цель действия. Обман может совершаться с целью опорочить человека (сюда относится лексика со значением 'лгать', осложненная семой 'с целью опорочить', образуя микрополе «клевета»), с целью войти в доверие (микрополе «лесть»), с корыстными целями (микрополе «мошенничество»). На периферии семантического поля «обман» располагается микрополе «коварство» - использование обмана с целью совершить зло.

Итак, в семантическое поле «нечестное поведение» включаются следующие микрополя:

1. Микрополе «обман» - поведение, направленное на введение объекта в заблуждение.

2. Микрополе «ложь» — обман, выраженный в речевой форме.

3. Микрополе «клевета»-ложь, направленная на очернение человека.

4. Микрополе «лесть» — ложь, призванная помочь субъекту обмана войти в доверие к его объекту.

5. Микрополе «мошенничество» — обман, совершенный с корыстными целями.

6. Микрополе «коварство» — отрицательное моральное действие, в том числе обман, направленный на достижение цели, оцениваемой как зло.

7. Микрополе «лицемерие» - обман, выраженный в форме притворно искреннего поведения.

8. Микрополе «измена» - обман, нарушающий ранее заключенные соглашения.

Все названные микрополя неравноценны по отношению друг к другу. Так, микрополе «ложь» гиперонимично по отношению к микрополям «клевета» и «лесть». Микрополе «коварство», располагаясь на периферии семантического поля «нечестное поведение», включает его в более крупное микрополе «зло».

Необходимо отметить, что семы, положенные в основу классификации, конечно, могут присутствовать в составе значения компонентов других микрополей, но в качестве скрытых, актуализирующихся в контексте. Поэтому мы считаем необходимым широко привлекать данные памятников письменности, не забывая о взаимообусловленности семантики предикатов в составе микрополей. Вообще, для древнерусских текстов этического содержания характерно нагнетение множества синонимов, что позволяет более точно определять значение слова.

При выделении ядра и периферии внутри микрополей на первый план выходит прагматический компонент значения. Стилистическая маркированность сужает употребительность слов и соответственно, значимость компонентов микрополя. В этом случае также необходимо осуществление синтагматического подхода.

Внутри второй главы выделяются части в соответствии с традиционной периодизацией истории русского языка: Х1-Х1У вв., ХУ-ХУИ вв., ХУШ-Х1Х и XX в. ." '

б первой части рассматривается функционирование СП «нечестное поведение» в Х1-ХГУ вв. Уже древнейшие памятники русского языка позволяют представить семантическое, поле «нечестное поведение» во всем объеме: микрополе «обман» — 64 единицы, «ложь» - 28, «клевета» — 51, «лесть» - 23, «лицемерие» - 16, «коварство» - 83, «предательство» - 31 (итого 296). При этом наиболее актуально обобщенное наименование обмана (образования с корнем льет-), в контекстах реализующие потенциальные семы 'способ*, 'цель', и т.д. Следует отметить, что фактически не выделяется микрополе «мошенничество». На наш взгляд,, это объясняется жанровой спецификой текстов. Однако данные юридические памятников позволяют предположить, что, возможно, понятия «обман» и «мошенничество» вообще не дифференцировались в этот период.

По происхождению лексика поля «обман» в древнерусском языке в силу своего отвлеченно-книжного характера представлена в основном церковнославянизмами, а также заимствованиями из других славянских и германских языков, ставшими .общеславянскими.

. Для большинства ядерной лексики всех микрополей значение, связанное с нечестным поведением, является основным (льет-, лицемеркяевет-, ковар-, льг- и т.д). Другие слова с производными значениями образуют стилистическую и семантическую периферию своих микрополей.

Изменения в значении в основном возникают за счет сужения значения или путем метафорического переноса. Метафоры либо самого древнего происхождения, выявляемые путем этимологического анализа, либо, напротив, возникают как разговорные, не основные значения слова.

В результате анализа формирования производных значений слов можно выделить основные цепочки семантических изменений:

- 'физическая кривизна1 > 'моральные отклонения* (лукавый);

- _ 'быть мудрым* > 'хитрить, обманывать* (премудритщ преумнити)',

- 'быть ловким* > 'быть искусным* > 'хитрить, обманывать' (хитрый < . хытити);

- 'наносить оскорбление (словами или делом)' > 'обманывать* (преобидети);

- 'нести, перемещать' > 'клеветать' (привести)',

- 'говорить* > 'клеветать* (глаголати); 'отдавать, передавать' > 'изменять' (выдавати).

В XV-XVII вв. состав семантического поля «нечестное поведение» пополняется новым микрополем «мошенничество». Микрополе «мошенничества» в старорусский период только формируется, однако уже можно выделить ведущую лексику: производные от плутати и ворь. Последние обладают очень широким объемом значения, их восприятие зависит от контекста. Как и в других микрополях, главный мотивирующий компонент значения — 'кривой'.

Существенные изменения в составе микрополя «обман» наблюдаются во второй половине старорусского периода — к XVI-XVU вв. Прежде всего это связано с появлением значительного количества образований с корнем ман Следствием образования нового словообразовательного гнезда обман- можно считать стилистическое размежевание двух гнезд — обман- и льет-. В памятнике века «Тайная тайных», тяготеющего к народно-разговорному типу литературного языка, употребляется оманывати 'обманывать', наряду с * многочисленными русизмами с корнем крив- в значении 'ложь', но в то же время в том же тексте встречается и славянизм прелестникь 'обманщик*.

Анализ употребления слов, производных от ересь позволяет утверждать, что они по-прежнему имеют значение 'намеренное искажение религиозной истины*: Елико слыщахъ отъ мудрствующихъ еретическая [Волоколамский патерик, 26]; И в небытную ересь прелщен ecu [Курбский, 14]; А иже глаголетъ: «Не точию тЬло губят, но и душу губятъ», се глаголетъ о еретицехъ и о отступницехь: сии бо с тЬломъ душу губят, еретическими учении прельщающе. православный [Слово об осуждении еретиков Иосифа Волоцкого, 336].

Для обозначения понятия «ересь» используются и другие слова ЛСП «обман»: Помилуй, господь, веры християнския тоя от неправды [Сочинения Ивана Пересветова, 612]; И отпаде православия, и отступи от истины... и приатъ латыньскую прелесть [Сказание о Дракуле, 468].

Начало существенных изменений в составе микрополя «ложь» мы наблюдаем в конце периода. Роль разговорной лексики начинают выполнять производные от глагола врати: наврати 'наговорить вздор или неправду, наврать' (XVII в.); вракати 'говорить вздор; врать' (XVII в.); приврати 'приврать' (XVII в.); враковато 'с примесью лжи, привирая* (XVII в.); враки 'ложь, выдумки, вранье' (XVII в.); враканье 'вранье, нелепица, вздор' (XVII в.).

В старорусский период состав микрополя «клевета» существенно пополняется разговорной лексикой (говорити, нанести и т.д.). Славянизм вадити и подобные ему утрачивают актуальность. Среди слов, в основном

значении принадлежащих ЛСП 'речь', наряду со старославянизмами корневой группы глагол- значимыми становятся образования с общеславянским корнем говор-. В то же время задействуются новые семантические дериваты глаголов речи молвити, вещати, огласити, речи. Значительно расширяется состав имен деятеля (ср. разговорные потварца и брехъ). Имена с корнем клевет-получают новый суффикс тель

Ядро микрополя «лесть» сохраняется на протяжении древне- и старорусского периода. Новая лексика только подтверждает актуальность корневой группы ласк- для микрополя.

В основу производного значения кладутся как поведенческие признаки (подпадатпи, лизати), так и представления об особой привлекательности лести (беседа медь каплющий).

Существенных изменений в составе микрополей «лицемерие» и «измена» не происходит. ,

В мнкрополе "коварство" действие обозначается при помощи образований с корнем козн-. Родственная ему группа ковар-у обозначающая скорее свойство, только формируется. В основе всего микрополя слова с корнем лукав-, передающие и действие, и свойство, и максимально стилистически Нейтральные.

В XVUI-XTX вв. происходят принципиальные изменения в составе микрополей: формируются новые ядра («обман» — обман, «лесть» - лесть, «мошенничество» — плутовство).

Все процессы в лексике поля ведут к уменьшению количества слов, исчезновению дублетов, как и в целом в русском языке этого периода. Поток заимствований первой половины XVIII века семантического поля «нечестное поведение» почти не коснулся, что объясняется непредметностью лексики.

В XV1I1 веке в составе микрополя «обман» происходят коренные изменения. Прежде всего это касается семантических сдвигов в словах с корнем лест-. В значении появляется новая сема 'с целью войти в доверие*. Следствием этого является переход части лексики в микрополе «лесть» (льстить, лесть, льстивый).

Слова с корнем лест-: Отмененны силы оплошного недруга надежду прельстили [Кантемир, 81] - постепенно вытесняются словами с корнем обман-. В оставшейся в употреблении части слов сема 'привлекательность, соблазнительность1 приобретает главенствующее значение и отрицательная оценка меняется на положительную (прелесть, прелестный), переводя слово в состав СП «красота». В начале периода мы находим первую стадию этого перехода — значение 'соблазнительный' без положительной оценки; Мышь некогда, любя святыню, оставила прелестной мир [Ломоносов, 157]. Здесь же можно отметить слова этой группы в значении 'привлекательный* с очень широкий кругом сочетаемости, не характерным для XX века: Лъсшивный на

пуху покой [Кантемир, 78]; Песнь ваша не прелестна, когда музыка вам прямая не известна [Сумароков, 164]; Моему, мой свет, ты взору, что ни делаешь, прелестна [Сумароков, 163]. Появление положительной оценки можно объяснить формированием светское сознания, позволявшим такую двойственность (ср. появившееся в то же время лукавый 'игривый*).

В результате этих изменений окончательно закрепляется обман- как опорный корень микрополя.

Процесс кодификации лексических и словообразовательных норм привел к утрате ряда дублетных форм, таких как оман.

Слова с корнем блазн- оказываются вовсе утраченными, сохраняясь только в пределах языка церковной службы, за исключением образований от соблазн-, построенных на значении 'привлекать, приближать*.

Глагол красть отныне мотивирует только слова, характеризующие преступление против собственности, сохраняя, однако, в своем значении сему 'тайно* (ср. совр.украдкой). '

Слова с первоначальной семантикой кривизны частично уходят в разряд инвективной лексики, утрачивая значение 'обман* (ср. блядь), либо, сохраняя изначальное значение 'кривой', теряют сему 'намеренность* и закрепляются в СП «ошибка» (заблуждение). .

Вся лексика микрополя «ложь» восходит, в основном, к двум корням -древнему лъг* и относительно новому (для литературного языка) -вр-1-вир-. Основные перемены в структуре микрополя «ложь» в XVIII веке сводятся к определению стилистического ядра и периферии. Производные от лгать 'лгать* употребляются в высоком и среднем стиле, в то время как врать и его производные — только в низком. Слово ложный все чаще используется в значении 'ошибочный, неправильный*. Уменьшается количество сложений (исключение - лжесвидетельство и соотносимые с ним лжесвидетель / лжесвидетельница, закрепившиеся как юридические термины).

В ХУШ-Х1Х веке в состав микрополя «лицемерие» входят слова, в основном значении являющиеся театральными терминами: актер, комедия, актриса. В них сохранилась первоначальная негативная оценка нового для русской культуры явления. Ядро поля образуют две лексико-семантические группы: «лицемерие» и «притворство».

Глагольная лексика микрополя «клевета» обнаруживает все более разговорный характер. Так, на книжные слова клеветать 'сообщать порочащие кого-, что-л. сведения, ложно обвинять кого-л.' (с XVII в.), вадити кн.-слав. 'наговаривать, клеветать' и лгать на кого 'клеветать, возводить напраслину* (с XIV в.) приходится 6 разговорных и просторечных: клепать, прост, 'оговаривать, клеветать на кого-л.* // клепывать 'многократно клеветать* // вклепать, прост, 'возвести поклеп на кого-л., наговорить*; взвести 'несправедливо обвинить в чём-л., оговорить, оклеветать* — "ты его обманул,

ты на него взвел" И взвести ложь, небылицу, клевету — «.много на него и напраслины возводят»; взнести, прост, 'сообщить о ком-л. (что-л. порочащее, недостойное); сообщить ложно, оклеветать* - "привыкнув клеветать, чево уж не взнесетГ; кляузничать, прост, 'заниматься кляузами, быть кляузником* И кляузить, прост, 'заниматься кляузами, быть кляузником*. Последние два, а также кляузничество, кляузник, прост, 'тот, кто занимается кляузами*, кляузница 'та, что занимается кляузами', восходят к кляуза, прост, 'наговор, лживая жалоба* — иронически переосмысленный юридический термин, заимствование из латинского языка.

Нужно отметить, что, в отличие от других микрополей, здесь сложения в принципе сохраняются, хотя и стилистически маркированные как книжные: лжесоставник, лжесоставщик 'тот, кто измышляет ложь, клеветник*; лжесплетатель 'лжец, клеветник', лжесплетательница; лжесшиватель 'лжец, клеветник*; лжетворец 'клеветник*; лжесоставление 'клевета'; лжесплетение 'измышление лжи, клеветы'.

В XVIII веке объем микрополя «коварство» значительно сокращается, остаются производные от лукавый и коварный.

Главным словом микрополя «лесть» становится лесть. Слово ласкатель употребляется и отмечено еще в языке Пушкина, откуда и перешло в словари современного русского языка, что, конечно, не отражает действительного употребления.

В XVIII веке центр микрополя «мошенничество» формируют образования с корнем плут-, с XIX в. — жулик- и мошенник-.

Семантическую периферию микрополя образует лексика, обозначающая изготовление с целью обмана чего-то поддельного: И как стали его осматривать, то нашли у него несколько воровских пашпортов [Комаров, 363]; Сыскал живущих подле Ивановского монастыря мастеров, которые делали воровские деньги [там же, 379]; Взяв у них несколько наделанных ими фальшивых денег и все инструменты, привез в Сыскной приказ [там же, 363].

К XX веку дополняется список схем появления производных значений. Если в древнерусский период в основе семантического сдвига лежала либо сема кривизны, либо нанесенный урон, то к XX веку возникают экспрессивные модели, характерные для просторечной лексики (обдуть) и т.д., свернутые образы — околпачить. Вообще, интересны модели со сниженной характеристикой обманутого: одурачить, т.е. сделать дураком, околпачить и т.д. На первый план выходит резко отрицательная оценка объекта обмана. Если в древнерусский период можно было говорить о вине объекта обманных действий в том, что он поддается обману, то в современном русском языке объект виноват в недостатке ума.

Как и в " древне-, и в старорусский период стилистическую и семантическую периферию поля образуют слова, употребляющиеся в

переносных значениях. Существенно меняется их стилистическая характеристика, связанная, по-видимому, не только с лексикографическими особенностями описываемых периодов. Так, если в древнерусском языке большая часть лексики носила книжный характер, то к XVII веку в составе поля зафиксировано большое количество разговорной лексики. Если для этого времени появление новых слов можно связать с жанрово-стилистическнмн особенностями памятников, то к XX веку процесс расширения состава поля за счет просторечной лексики становится очевиден: в целом около 41% слов маркирован как просторечные, 12% как разговорные, 8% - книжные, оставшиеся 39% - стилистически нейтральны.

Третья глава «Отражение семантического пол« нечестного поведения в произведениях Ю.О. Домбровского» является своеобразной иллюстрацией к последней части главы второй, посвященной составу семантического поля «нечестное поведение» в XX веке.

Этическая доминанта творчества писателя несомненна: главная тема его романов - проблема свободы, проблема выбора между правдой и ложью, предательством и верностью.

Всего в работах, включенных в шеститомное собрание сочинений писателя (издательство «ТЕРРА», 1993 г.), отмечено 157 слов и устойчивых словосочетаний, входящих в СП «обман». Все они зафиксированы в толковых словарях современного русского языка.

Центральное по значимости микрополе — «измена, предательство». В представлении Домбровского предательство — основной вид обмана. Необходимо отметить взаимопроникновение микрополей «предательство» и «ложь»: предательство обычно предстает в форме лжесвидетельства.

Слово предатель содержит моральную оценку даже на фонетическом уровне. В романе «Обезьяна приходит за своим черепом» образ предателя автор передает через восприятие ребенка — Жана Мезонье. Мальчик считает, что такой человек должен и выглядеть как-то по-особому: ...впервые проползло по почти опустевшим комнатам таинственное и скользкое, как змея, слово «предатель». Но на предателя он не походил никак, - этакий толстый, добродушно-унылый человек, молчаливо скитающийся по комнатам нашего почти опустевшего дома [Обезьяна приходит за своим черепом, 31].

Традиционная параллель предатель - Иуда расширяется за счет нового компонента - мученик. Иуда предает, но сам при этом гибнет: Ведь таким судам нужны иногда свидетели, которые публично предают других, только губя себя, - то есть через свой собственный труп [Факультет ненужных вещей, 320]. Однако, наряду с публичными предателями, остаются тайные — более страшные. Их имена неизвестны, как и имя второго лжесвидетеля против Христа.

Домбровский проводит границу между предательством и отречением. Отречение — это пассивная форма предательства, в то время как предательство требует сознательного действия: Петр отрекся, Фома усомнился, а Иуда предал [Факультет ненужных вещей, 286].

Непременный спутник предательства - фальшивка, подделка, подлог и фальсификация. Слова лжесвидетеля фиксируются — и вот уже готов подложный документ. Следственные органы сравниваются с инквизицией, считавшей, что цель оправдывает средства: Что это за смесь великого инквизитора с чиновником гестапо? [Обезьяна приходит за своим черепом, 324]. В публицистике Домбровский приводит подробную классификацию способов фальсификации политических дел - всего 6 видов подлогов, в числе которых прямые оговоры и самооговоры [Письмо Аристову, 318-321].

Микрополе «обман» представлено весьма ограниченно: обмануть (18 словоупотреблений) // обманывать (5) // обман (4) // обманчивый (2) // обманом (1). Композиция большинства произведений скрепляется диалогами. Этим объясняется преимущественное использование слов микрополя «ложь», включающих в состав значения сему 'говорить.': производные от врать (40 словоупотреблений): соврать (7), вранье (8), враль (1) - и лгать (21): солгать (3), лживый (3), ложь (21), лжец (1). Стилистически нейтральные производные от лгать используются при передаче чужих слов для создания эффекта отстраненности: "Вы лжете". А он ответит: "Нет, я не лгу" — или для указания на дистанцию между собеседниками, как в новелле шекспировского цикла «Смуглая леди»: Но голос у нее уже был легок и певуч, как всегда, когда она лгала [Смуглая леди, 151].

Примечательно стилистическое смешение в одном контексте официозного языка и бытового: Значит, брешет наш Потапов как сивый мерим, — ответил мой собеседник ласково, — вводит, как говорится, в заблуждение общественное мнение и советскую печать [Хранитель древностей, 249]. Вообще, для Домбровского характерно обыгрывание речевых штампов: Злодеями-убийцами! Предателями Родины! Иудами!,. Не просто, скажем, Троцкий, а непременно — "враг народа, иудушка Троцкий! "

Чрезвычайно интересна эволюция понятия «клевета» в творчестве Домбровского. В раннем романе «Обезьяна приходит за своим черепом» слова клевета, клеветать относятся к действиям как отрицательных, так и положительных персонажей. В более поздних произведениях резко меняется сфера употребления этого слова. Слово клевета встречается только в следственных документах и при допросах для характеристики действий подследственных, направленных на «искажение советской действительности»: ... С одной стороны, восхваление врага и вражеской литературы, с другой

стороны - клевета на советское партийное искусство [Факультет ненужных вещей, 147].

Иная лексика используется для указания на поведение людей вне рамок системы: Но я метал, и меня пытали — я ничего и никого не оговорил, и меня, как неисправимого («он никогда не сознается!»), засунули в самые дальние и черные углы,., [Письмо Аристову, 323]. Объяснение этому разграничению мы можем найти в докладной записке, посвященной процессу реабилитации политических заключенных, где Домбровский размышляет о небогатом словарном запасе следственных органов, которого, впрочем, хватало для фальсификации множества дел: Обвиняемый уличается в: "опошлении советской действительности", "охаивании мероприятий партии", "восхвалении капиталистических порядков", в том, что он "пытался доказать (доказывал) преимущества капиталистического строя тред советским", "распространял антисоветские измышления", "вел антисоветские разговоры", "клеветал на,:.", "хулил вождя" [Письмо Аристову, 318]. Именно эти словесные ряды мы находим в текстах: Она даже не стала ничего выдумывать... Ведь от нее уже ничего не требовалось, кроме этих безличных и железных формул — «восхвалял», «опошлял», «дискредитировал», «клеветал». [Письмо Сергею Антонову, 333]; он, оказывается, «восхвалял», «клеветал», «дискредитировал», «сравнивал» [Хранитель древностей, 285]: В отдельных случаях можно отметить градацию этих штампов по тяжести преступления: Получилось, как тогда говорили, опошление подвига советского прос овода или и того хуже — клевета на советскую действительность [там же, 54].

Мотив обмана часто перемежается с мотивом игры. Это проявляется и на лексическом уровне - в употреблении слов и устойчивых сочетаний, в основном значении принадлежащих полю «игра»: К чему эта актерская игра?... Эти хитросплетения и интриги? [Обезьяна приходит за своим черепом, 314]; Вы знаете, я не играю краплеными картами и всякое шулерство мне органически противно [там же, 198].

Ядро микрополя «лицемерие» в произведениях Домбровского составляют глагол притворяться (14) и существительное притворство (5): Нет, она сейчас уже не хитрила: то огромное, тяжелое, хотя и до сих пор не понятое ею до конца, горе, которое придавило ее плечи, не оставляло места притворству [Обезьяна приходит за своим черепом, 221]. Состояние притворства настолько всеобъемлюще, что даже про девушку-утопленницу трудно сказать, действительно заснула или притворилась [Факультет ненужных вещей, 600].

Значение 'лицемерный* может быть передано при помощи прилагательных фальшивый, неискренний.

Своеобразно представлены антонимические отношения между истиной и ложью. Общечеловеческая мораль искажена — и слово правда звучит из уст следователей. Стандартная речевая характеристика добросовестного, с нормальной человеческой точки зрения, свидетеля, - хитрый, изворотливый, ловкий, неискренний, выкручивается.

Наиболее четко перевернутость мира лексически проявляется в сценах допроса. Следователи требуют от свидетелей и обвиняемых правды, а те в ответ лгут и изворачиваются: Тот типус! Очень себе на уме. Скользкий, увертливый... Вам, наверное, придется ее вызывать, хотя глубоко уверен, что это бесполезно; хитрейшая баба! [Факультет ненужных вещей, 513]. В самом начале романа .из уст одного из второстепенных героев, директора музея, мы слышим такую, характеристику думающей, понимающей части общества, носителей гуманизма: А мы, интеллигенция, хитрая да лукавая,., [там же, 27].

Сопротивляться этой лжи можно было только парадоксальным способом - тоже обманом: Этот свидетель повторник, наглый, хитрый тип, в карцере у нас сцдел два раза, можно было предвидеть, как он ответит [Факультет ненужных вещей, 578]. Но не у всех хватает сил для сопротивления. Особенно податливы официальной лжи самые слабые - молодые. Те, кто в семье что-то слышал о дружбе, о том, что друзей предавать нехорошо, могли еще увернуться от ответа или просто соврать [там же, 165], но младшие, те, кто уже родился при советской власти и не знали другого мира, легко поддавались на провокации.

Не следует думать, что двойственность мира, отсутствие в нем выверенных веками моральных норм никем не осознается. И свидетелей, и следователей объединяет знание о мире: Все это знают и все притворяются, исследователи и подследственные, все они играют в одну и ту же игру [факультет ненужных вещей, 173]. Однако временами мы встречаем и прямо противоположную точку зрения: правду никто не видит, потому что человек не притворяется, а действительно иммунен к правде [там же, 478]. Все, что противоречит с детства усвоенным правилам - наветы клеветников и паникеров [там же]. «Лукавый и хитренький» мозг среднего советского человека разделен «демаркационной линией», наглухо перекрывающей доступ правды.

Таким образом, в произведениях Домбровского широко представлена лексика поля «нечестное поведение». По сравнению с общеязыковой структурой поля, можно говорить о смещении ядра и периферии. Центральным микрополем является «измена, предательство». При этом лексика других микрополей подчиняется главному. Так, лжесвидетельство — это основная форма предательства, подлог и фальсификация — следствия из предательства.

, Отношения между антонимичными полями «обман» и «истина» достаточно сложны, В некоторых случаях, как мы отметили, происходит смена знака оценки на прямо противоположный: правда сменяется ложью и наоборот.

Так Домбровскому при помощи лексических средств удается передать эпоху «черного провала» - тотальной аморальности.

6 заключении подводятся основные итоги и намечаются перспективы исследования, связанные, прежде всего, с подключением диалектного материала и данных других языков.

Далее приводится список литературы, в том числе 87 текстовых источников фактического материала.

В приложениях указывается качественный и количественный состав семантического поля «нечестное поведение» в Х1-ХХ вв. и отражение этого поля в произведениях Ю.О. Домбровского.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Об одной семантической модели формирования значения «лживый» в русском языке // Актуальные проблемы психологии и лингвистики: Материалы 4-ой Всероссийской Школы молодых лингвистов (Пенза, 22-25 марта 2000 г.)- — М.; Пенза; Институт психологии РАН; Институт языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г. Белинского, 2000. - С.82-84.

2. К истории формирования значения «хитрый» в русском языке // Проблемы филологии: Сборник научных работ аспирантов, соискателей и молодых ученых. Часть II. — Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 2001. — С. 3-8.

3. О формировании значения «ложь» в русском языке // Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты: Материалы Всероссийской научной конференции (Пенза, 15-19 мая 2001 г.). — М.; Пенза: Институт психологии и Институт языкознания РАН; ПГПУ имени В.Г. Белинского; Пензенский ИПКиПРО, 2001. - С. 68-69.

4. Стилистическая дифференциация лексики семантического поля «намеренное искажение истины (обман)» на материале памятников XVII века // Актуальные проблемы лингвистики: Юбилейный сборник. — Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2002. - С.218-221.

5. Лексико-семантическое поле «намеренное искажение истины (обман)» в древнерусском языке // Проблемы филологии: Сборник научных работ аспирантов, соискателей и молодых ученых. Вып. 2. - Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2003, — С. 184-193.

6. История лексико-семантического микрополя «клевета» в русском языке // Кафедра русского языка и литературы в инновационной школе: опыт Уфимского лицея «Содружество». - Уфа: БИРО, 2003. - С. 41-47.

7. О преподавании исторической лексикологии в школе И Проблемы преподавания и изучения русского языка в школе и вузе на современном этапе: Материалы международной научно-практической конференции 20-22 октября 2003 г. - Нежин: Издательство НГПУ им. М.В. Гоголя. - С. 157-161.

Симонова Елена Владимировна

Семантическое поле «нечестное поведение» в истории русского языка

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Подписано в печать с оригинал-макета 14.06.2006 г.

Формат бумаги 60x90 1Л 6. Бумага офсетная. Гарнитура Times. Усл. печ. л. 1,56. Уч.-изд. л. 1,45. Отпечатано на ризографе. Тираж 100 экз. Заказ № 140,

Отпечатано: ИЦ Уфимского филиала МГОПУ имени М.А. Шолохова 450039, г. Уфа, ул. Сельская Богородская, 37 тел.: (3472) 74-32-75,38-05-68, факс: (3472) 38-45-97

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Симонова, Елена Владимировна

Введение

Глава 1. История этических понятий, связанных с семантичим полем нечного поведения

Выводы

Глава 2. История семантического поля 'нечестное поведение' в рком языке

Часть 1. Структура семантического поля 'нечестное поведение'

Часть 2. Семантического поле 'нечестное поведение' в рком языке Х1-Х1У вв

Часть 3. Семантического поле 'нечестное поведение' в рком языке ХУ-ХУП вв

Часть 4. Семантического поля 'нечестное поведение' в рком языке ХУШ-Х1Х вв

Часть 5. Семантическое поле 'нечестное поведение' в XX

Выводы

Глава 3. Отражение семантического поля нечестного поведения в произведениях Ю.О. Домбровского.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Симонова, Елена Владимировна

Постичь феномен человека - конечная цель всех гуманитарных наук. В наиболее обобщенной форме этот вопрос представлен в философской антропологии. В рамках этой дисциплины среди важнейших специфических признаков человеческого существа выделяют способность к различению добра и зла - к моральной оценке.

Мораль предполагает в человеке необходимость формирования «ценностных суждений о различных предметах или действиях, которые он должен осуществить и среди которых ему нужно выбирать» [Вальверде, 2000, 168]. Система ценностных суждений создает этическую картину мира - особый способ восприятия действительности, определяющими понятиями которого являются добро и зло, долг, совесть, свобода, ответственность.

Картина мира - результат определенного мировоззрения, который «всегда имеет системный характер» [Роль человеческого фактора в языке, 1988, 53] и, соответственно, этическая картина мира обладает всеми свойствами системы. На нее оказывает определенное влияние среда - в данном случае социально-исторические условия, поэтому содержание этических понятий меняется не только при сопоставлении одной нации с другой, но и на разных этапах истории одного народа.

Относительный характер этических норм не подразумевает, тем не менее, отсутствия базовых этических понятий. Задача современных исследователей - определить инвариантную, константную составляющую этих понятий, а также выявить вариативные, продиктованные эпохой черты.

Этические представления о мире тесно взаимодействуют с религиозными и правовыми. В отличие от права и религии, для морали нет соответствующего общественного института, она всеобъемлюща, пронизывает все сферы человеческой жизни [Аполлонов, 1991], однако моральные нормы во многом детерминированы религиозными, а правовые нормы, в свою очередь, являются отражением общественной морали. Характер их изменений также весьма значим в вопросе о динамике этической картины мира.

Любая система иерархична, и все ее элементы могут рассматриваться как система. На наш взгляд, целесообразно обозначить подсистемы этической картины мира как понятийные поля, под которыми мы, вслед за авторами коллективного исследования «Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира», понимаем «сферу понятийного содержания, детерминированную логикой предметного мира и логикой человеческого мышления» [Роль человеческого фактора в языке, 138].

В исследованиях, выполненных только на базе философских работ, без привлечения данных других наук, часто проявляется и третий компонент понятийного поля - логика мышления отдельного индивида-ученого. Таким образом, на одном и том же историческом срезе мы можем обнаружить принципиально различные подходы: и признание общечеловеческой морали, и отрицание устойчивости моральных норм, подчеркивание их релятивности, что, безусловно, мешает воссозданию этической картины мира всего народа. В данном случае на помощь философии может прийти языкознание.

Язык - это способ представления действительности и, следовательно, часть любой картины мира. В русистике есть опыт представления этической картины мира в целом на отдельных исторических срезах (Степанян А.Г. «Лексика русского языка XIV-XVII вв. для обозначения понятий этики», A.B. Бастриков «Изменение значений слов с морально-этической семантикой в русском литературном языке XVIII в.») [Степанян, 1984; Бастриков, 1989] или в обобщенном виде [Жданова, 2004], однако, на наш взгляд, целесообразнее рассматривать историю конкретного понятийного поля и его языкового соответствия - семантического поля.

Объектом исследования мы выбрали одну из частных подсистему этического представления действительности -понятийное поле «нечестное поведение» и его языковое отражение -семантическое поле «нечестное поведение», включающее лексику и фразеологию русского языка XI-XX вв.

Предмет исследования - структура семантического поля «нечестное поведение» и его история в отношении к соответствующему понятийному полю.

Цель данной работы - изучение истории семантического поля «нечестное поведение» в связи с историей этических понятий, определяющих нечестное поведение, в русском языке и соответственно в русском этическом сознании.

В задачи исследования входит:

1) проследить изменения в оценке нечестного поведения на материале на материале памятников русской этической мысли;

2) выявить с максимальной полнотой состав СП «нечестное поведение» для разных исторических периодов;

3) систематизировать языковой материал по микрополям;

4) определить типовые процессы образования слов и значений для каждого исторического периода;

5) установить системные соответствия между изменениями в структуре и объеме СП «нечестное поведение» и этическими установками носителей языка;

6) рассмотреть представленность СП «нечестное поведение» в творчестве Ю.О. Домбровского.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка цитируемой и упоминаемой литературы, перечня лексикографических источников и источников фактического материала, трех приложений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Семантическое поле "нечестное поведение" в истории русского языка"

Заключение

Итак, за тысячелетнюю письменную историю семантического поля «нечестное поведение» в его состав входило 1394 слова. Важнейшая особенность СП «нечестное поведение» в древнерусский период - семантическая нерасчлененность преднамеренного и непреднамеренного обмана, что обусловлено неструктурированностью сознания средневекового человека. С утратой всеохватывающей религиозной картины мира понятия обмана и ошибки четко противопоставляются. В то же время «обмирщение» проявляется и в появлении значений, содержащих положительную оценку у слов, ранее ее не имевших (лукавый и под.).

Структура семантического поля «нечестное поведение» в целом определилась уже к началу древнерусского периода истории языка. 8 микрополей («обман», «ложь», «клевета», «лесть», «лицемерие», «коварство», «измена», к XV в. - «мошенничество») связаны сложными системными отношениями (ложь выступает как разновидность обмана, клевета - вариант лжи). Количественное соотношение в объеме поля в основном сохраняется на протяжении 11-18 вв. и меняется к 19-20 вв. Так, лексика микрополя «обман» занимает 22% общего объема поля в Х1-Х1У вв. и 13% в XX в. («ложь» 10% и 16%, соответственно, «коварство» 27% и 3%, «мошенничество» 0% и 19%, «лицемерие» 5% и 20%, «измена» 10% и 6%, «клевета» 18% и 13%, «лесть» 8% и 10%).

С точки зрения лексического наполнения относительно стабильными оказываются микрополя «измена», «лицемерие» -микрополя небольшого объема со слабо выраженной периферией. Микрополя «клевета», «коварство», «ложь» в основном не утрачивают ядерной лексики, дополняя ее новыми включениями врать). Периферийные слова при этом значительно варьируются, но переносные значения новой лексики, как правило, строятся по семантическим схемам, характерным для этих микрополей на протяжении всех исследуемых периодов.

Наиболее принципиальные изменения претерпевает микрополе "обман". Опорная группа лесть к XIX веку окончательно переходит в микрополе "лесть" или вовсе выходит за пределы поля, приобретая положительную окраску ("прелесть, очарование"). В ХУ1-ХУП вв. в центр микрополя выдвигается обман и его многочисленные корреляты. В результате стилистических изменений в современном русском языке остается ограниченное количество слов с корнем обман (9), однако они составляют основу всего микрополя.

Среди типовых семантических переходов можно назвать следующие: 1) 'физическая кривизна' > 'ложь; лукавство'; 2) 'быть мудрым' > 'хитрить, обманывать'; 3) 'нести, перемещать' > 'доносить' > 'клеветать'; 4) 'говорить' > 'наговаривать, клеветать'; 5) 'отдавать, передавать' > 'предавать, изменять'.

Анализ употребления лексики СП «нечестное поведение» в произведениях Ю.О. Домбровского показывает, что ядерным микрополем для автора является микрополе «измена». Общеупотребительная лексика в контексте часто приобретает прямо противоположное значение.

Дальнейшие исследования, на наш взгляд, должны проходить в двух плоскостях: 1) сравнительный анализ СП «нечестное поведение» в славянских и других индоевропейских языках; 2) представленность СП «нечестное поведение» в русских диалектах. Деятельность в обоих направлениях позволит по-новому осветить историю семантического поля «нечестное поведение» в русском языке.

Список научной литературыСимонова, Елена Владимировна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Азарх, 1984. Азарх Ю.С. Словообразование и формообразование существительных в истории русского языка. М.: Наука, 1984.

2. Антология кинизма, 1996. Антология кинизма: Философия неприятия и протеста / Примеч. и коммент. И. Нахова. М.: ТЕРРА, 1996.

3. Антология мировой правовой мысли, 1, 1999. Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т 1. Античный мир и восточные цивилизации. М.: Мысль, 1999.

4. Антология мировой правовой мысли, 2, 1999. Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т. 2. Право Византии. М.: Мысль, 1999.

5. Антология мировой правовой мысли, 4, 1999. Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т. 4. М.: Мысль, 1999.

6. Аполлонов, 1991. Аполлонов В.А. Массовое сознание и гуманизм // Гуманитарное знание: Сущность и функции. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1991. - С. 69-80.

7. Апресян, 1974. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974.

8. Аристотель, 1984а. Аристотель. Большая этика // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. - С. 295-374.

9. Аристотель, 19846. Аристотель. Никомахова этика // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. - С. 53-294.

10. Арутюнова, 1991. Арутюнова Н.Д. Истина: фон и коннотации //Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. -С. 21-30.

11. Арутюнова, 1995. Арутюнова Н.Д. Истина и этика // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995.-С. 7-24.

12. Арутюнова, 1980. Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. М., 1980.

13. Арутюнова, 1999. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999.

14. Афанасьев, 2002. Афанасьев А.Н. Мифы, поверья и суеверия славян. В 3 гг. М.: Изд-во ЭКСМО; СПб.: Terra Fantastica, 2002.

15. Бабаева, 1998. Бабаева Е.Э. Кто живет в вертепе, или опыт построения семантической истории слова // Вопросы языкознания, 1998, №3.- С. 94-106.

16. Баранов, Добровольский, 1997. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики // ИАН. Сер. литература и язык. Том 56,1997, № 1.-С. 11-21.

17. Барсотти, 1999. Барсотти Д. Достоевский. Христос - страсть жизни. М.: Паолине, 1999.

18. Бастриков, 1989. Бастриков A.B. Изменение значений слов с морально-этической семантикой в русском литературном языке XVIII века. ДКФ. Л., 1989.

19. Бенвенист, 2002. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Пер. с фр.; общ. ред., вступ. ст. и коммент. Ю.С. Степанова. Изд. 2-е, стереотип. М.: Эдиториал УРСС, 2002.

20. Бердяев, 1996. Бердяев Н. Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. СПб.: РХГИ, 1996.

21. Бердяев, 1999. Бердяев Н. Русская идея. Харьков; Фолио; М.: ООО «Фирма Издательство ACT», 1999.

22. Биржакова, 1972. Биржакова Е.Э., Войнова JI.A., Кутина JI.JI. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и взаимодействия. JL: Наука, 1972.

23. Бланар, 1971. Бланар В. О внутренне обусловленных семантических изменениях // Вопросы языкознания, 1971, № 1. - С. 3-13.

24. Брагина, 1999. Брагина Н.Г. Фрагмент лингвокультурологического лексикона // Фразеология в контексте культуры. М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 131-138.

25. Бубер, 1995а. Бубер М. Образы добра и зла // Бубер М. Два образа веры: Пер. с нем. М.: Республика, 1995. - С. 125-156.

26. Бубер, 19956. Бубер М. Затмение Бога // Бубер М. Два образа веры: Пер. с нем. М.: Республика, 1995. - С. 341-420.

27. Валъверде, 2000. Вальверде К. Философская антропология. М.: Христианская Россия, 2000 г.

28. Варбот, 1969. Варбот Ж.Ж. Древнерусское именное словообразование. М.: Наука, 1969.

29. Варбот, 1997. Варбот Ж.Ж К этимологии славянских прилагательных со значением 'быстрый'. III // Этимология. 19941996. М.: Наука, 1997. - С. 35-45.

30. Васильев, 1971а. Васильев JIM. Теория значения в лингвистической литературе // Филол. науки, 1971, № 4. - С. 105112.

31. Васильев, 19716. Васильев JI.M. Теория семантических полей // Вопросы языкознания, 1971, № 5. - С. 86-94.

32. Васильев, 1981. Васильев JIM. Семантика русского глагола. Глаголы речи, звучания и поведения. Уфа: Изд-во Баш. ун-та, 1981.

33. Васильев, 1990а. Васильев JIM. Современная лингвистическая семантика. -М.: Высш. шк., 1990.

34. Васильев, 19906. Васильев JIM. Теория и методология современного языкознания. Принципы знаковости и формальности языка: Учебное пособие. Уфа: Изд-во БашГУ, 1990.

35. Васильев, 1992. Васильев JIM. О принципах описания предикатной лексики // Исследования по семантике. Семантические единицы и их парадигмы. Уфа: Изд-во БГУ, 1992. - С. 16-22.

36. Вендина, 1998. Вендина Т.И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования. М.: Индрик, 1998.-228 с.

37. Вендина, 2002. Вендина Т.И. Словообразование как источник реконструкции языкового сознания // Вопросы языкознания, 2002, №4.-С. 42-72.

38. Вендина, 2002а. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М.: Индрик, 2002. - 336 с.

39. Верещагин, 1997. Верещагин Е.М. История возникновения древнего общеславянского литературного языка. Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников. М.: Мартис, 1997.

40. Веселовский, 2001. Веселовский А.Н. Мерлин и Соломон.у

41. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. М.: ЭКСМО-ПРЕСС; СПБ.: Terra Fantastica, 2001.

42. Вундт, 2002. Вундт В. Психология народов. М.: Изд-во Эксмо; СПб.: Terra Fantastaca, 2002.

43. Вялкина, 1966. Вялкина JI.B. Греческие параллели сложных слов в древнерусском языке XI-XIV вв. // Лексикология и словообразование древнерусского языка. М.: Наука, 1966. - С. 154188.

44. Вялкина, 1974. Вялкина JT.B. Словообразовательная структура сложных слов в древнерусском языке XI-XIV вв. // Вопросы словообразования и лексикологии древнерусского языка. М.: Наука, 1974.-С. 156-195.

45. Вялкина, 1980. Вялкина JT.B. Лексикографическое оформление гнезда слов // Древнерусский язык. Лексикология и лексикография. М.: Наука, 1980.-С. 50-59.

46. Вялкина, Лукина, 1966. Вялкина Л.В., Лукина Г.Н. Материалы к частотному словарю древнерусских текстов // Лексикология и словообразование древнерусского языка. М.: Наука, 1966. - С. 263292.

47. Гак, 1995. Гак В.Г. Истина и люди // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995. -С. 24-31.

48. Генералова, 1998. Генералова Е.В. Лексическое выражение понятийной оппозиции «прямое - кривое» в истории русского языка. ДКФ. СПб., 1998.

49. Гесиод, 1999. Гесиод. Труды и дни // Антология мировой правовой мысли: В 5 т. Т. 1. Античный мир и восточные цивилизации. М.: Мысль, 1999.-С. 103-105.

50. Горшков, 1983. Горшков А.И. Теоретические основы истории русского литературного языка. М.: Наука, 1983.

51. Гусейнов, Иррлитц, 1987. Гусейнов A.A., Иррлитц Г. Краткая история этики. М.: Мысль, 1987.

52. Дигесты Юстиниана, 2002. Дигесты Юстиниана. М.: Статут, 2002.

53. Ермолаев, Кашафутдинов, 1985. Ермолаев И.П., Кашафутдинов Р.Г. Свод законов Киевской Руси. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1985.

54. Зализняк, 2001. Зализняк A.A. Семантическая деривация в синхронии и диахронии: проект «каталога семантических переходов» // Вопросы языкознания, 2001, № 2. - С. 13-25.

55. Замалеев, Овчинникова, 1991. Замалеев А.Ф., Овчинникова Е.А. Еретики и ортодоксы: Очерки древнерусской духовности. JL: Лениздат, 1991.

56. Золотухина, 1985. Золотухина Н.М. Развитие русской средневековой политико-правовой мысли. М.: Юрид. лит., 1985.

57. Иванов, 1997. Иванов В.Г. История этики Древнего мира. СПб.: Лань, 1997.

58. Ильин, 2004. Ильин И.А. Аксиомы религиозного опыта. М.: ООО «Издательство ACT», 2004.

59. История религий в России, 2002. История религий в России / Под общ. ред. H.A. Трофимчука. М.: Изд-во РАГС, 2002.

60. Караулов, 1976. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М., 1976.

61. Караулов, 1987. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.

62. Касымова, 2002. Касымова О.П. Язык в свете основных понятий системологии. Уфа: Изд-во БГУ, 2002.

63. Кессиди, 1982. -Кессиди Ф.Х. Гераклит. М.: Мысль, 1982.

64. Кессиди, 1984. Кессиди Ф.Х. Этические сочинения Аристотеля // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1984.-С.8-37.

65. Ковтун, 1977. Ковтун Л.С. Древние словари как источник русской исторической лексикологии. Л.: Наука, 1977.

66. Конявская, 2000. Конявская Е.Л. Авторское самосознание древнерусского книжника (XI - середина XV в.). М.: Языки русской культуры, 2000.

67. Котков, 1980. Котков С.И. Лингвистическое источниковедение и история русского языка. М.: Наука, 1980.

68. Котков, 1991. Котков С.И. Старинная русская деловая письменность в ее отношении к литературному языку // Источники по истории русского языка XI-XVII вв. М.: Наука, 1991. - С. 122144.

69. Кубрякова, 1968. Кубрякова Е.С. О понятиях синхронии и диахронии // Вопросы языкознания, 1968, № 3. - С. 112-123.

70. Кубрякова, 1980. Кубрякова Е.С. Семантика производного слова // Аспекты семантических исследований. М: Наука, 1980. - С. 81-155.

71. Лексика и фразеология «Моления» Даниша Заточника, 1981. -Лексика и фразеология «Моления» Даниила Заточника. Л.: Изд-во ЛГУ, 1981.

72. Лексика, 1981. Лексика русского литературного языка XIX -начала XX в. М.: Наука, 1981.

73. Лихачев, 1997. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. М.: Academia, 1997. - С. 280-287.

74. Лосев, 1999. Лосев А.Ф. Самое само: Сочинения. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999.

75. Лотман, 1989. Лотман Ю.М. Проблема византийского влияния на русскую культуру в типологическом освещении // Византия и Русь (памяти В.Д. Лихачевой. 1937-1981 гг.). М.: Наука, 1989.-С. 227-236.

76. Лукин, 1993. Лукин В.А. Концепт истины и слово истина в русском языке (Опыт концептуального анализа рационального и иррационального в языке) // Вопросы языкознания, 1993, № 4. - С. 63-86.

77. Львов, 1975. Львов A.C. Лексика «Повести временных лет». М.: Наука, 1975.

78. Майоров, 1989. Майоров Г.Г. Цицерон и античная философия религии. М.: Знание, 1989.

79. Мак-Кормак, 1990. Мак-Кормак Э. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. - С. 358-386.

80. Маковский, 1971. Маковский М.М. Теория лексической аттракции. (Опыт функциональной типологии лексико-семантических систем). М.: Наука, 1971.

81. Маковский, 1996. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образ мира и миры образов. М.: Гум. изд. Центр «ВЛАДОС», 1996.

82. Маркс, Энгельс, 1989. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М.: Политиздат, 1989.

83. Материалисты Древней Греции, 1955. Материалисты Древней Греции. Собрание текстов Гераклита, Демокрита и Эпикура. М.: Политиздат, 1955.

84. Мессадье, 1996. Мессадье Ж. История дьявола. М.: ТЕРРА, 1996.

85. Мечковская, 1998. Мечковская Н.Б. Язык и религия. М.: Агентство «ФАИР», 1998.

86. Мильков, 1999. -Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. СПб.: Изд-во РХГИ, 1999.

87. Михайловская, 1972. Михайловская Н.Г. Заменяемость слов как признак синонимичности (на материале древнерусских памятников) // Лексикология и лексикография. М.: Наука, 1972. - С. 127-148.

88. Михайловская, 1975. Михайловская Н.Г. Синонимия как выражение лексико-семантической вариантности (по древнерусскимспискам Хроники Георгия Амартола) // Древнерусский язык. Лексикология и словообразование. М.: Наука, 1975. С. 3-24.

89. Михайловская, 1980. Михайловская Н.Г. Системные связи в лексике древнерусского книжно-письменного языка XI-XIV вв. Нормативный аспект. М.: Наука, 1980.

90. Мокиенко, 1995. Мокиенко В.М. Идеография и историко-этимологический анализ фразеологии // Вопросы языкознания, 1995, №4.-С. 3-13.

91. Морковкин, 1977. Морковкин В.В. Опыт идеографического описания лексики (анализ слов со значением времени в русском языке). М.:Изд-во МГУ, 1977.

92. Ничик, 1977. Ничик В.М. Феофан Прокопович. М.: Мысль, 1977.

93. Новиков, 1973. Новиков Л.А. Антонимия в русском языке. (Семантический анализ противоположности в лексике). М.: Изд-во МГУ, 1973.

94. Новиков, 1982. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., 1982.

95. Новиков, 1954. Новиков Н.И. Истины // Новиков Н.И. Избранные сочинения. М.-Л.: Худож. лит., 1954. - С.393-395.

96. Обнорский, 1946. Обнорский С.П. Очерки по истории русского литературного языка. М.-Л.: Наука, 1946.

97. Панченко, 1999. Панченко H.H. Средства объективации концепта «обман»: (на материале английского и русского языков»). ДКФ. Волгоград, 1999.

98. Петров, 1990. Петров В.В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу // Вопросы языкознания, 1990, №3.-С. 135-146.

99. Пеунова, 1976. Пеунова М.Н. Формирование и развитие этических идей X-XVII вв. // Очерки истории русской этической мысли. М.: Наука, 1976. - С. 23-48.

100. Платон, 1999а. Платон. Апология Сократа // Платон. Диалоги. Харьков: Фолио, 1999. - С. 7-34.

101. Платон, 19996. Платон. Государство // Платон. Диалоги. Харьков: Фолио, 1999.-С. 35-382.

102. Покровский, 1959. Покровский М.М. Соображения по поводу изменения значений слов // Покровский М.М. Избранные работы по языкознанию. М.: Изд-во АН СССР, 1959. - С. 36-62.

103. Потебня, 1993. Потебня А. А. Мысль и язык. К.: СИНТО, 1993.

104. Православие, 2001. Православие: pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви. СПб.: Изд-во РХГИ, 2001.

105. Ранние отцы церкви, 1988. Ранние отцы церкви: Антология. Брюссель: Жизнь с Богом, 1988.

106. Рассел, 1999. Рассел Б. История западной философии. В 3 кн.: 2-е изд., испр. Новосибирск: изд-во Новосиб. ун-та, 1999.

107. Рожков, 1998. Рожков В. Очерки по истории римско-католической церкви. М.: Духовная библиотека, 1998.

108. Розина, 2002. Розина Р.И. Категориальный сдвиг актантов в семантической деривации // Вопросы языкознания, 2002, № 2. - С. 315.

109. Роль человеческого фактора в языке, 1988. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира / Б.А. Серебренников, Е.С. Кубрякова, В.И. Постовалова и др. М.: Наука, 1988.

110. Рыбаков, 1987. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987.

111. Секацкий, 1993. Секацкий А.К. Онтология лжи. КФсД. СПб., 1993.

112. Селиверстова, 2002. Селиверстова О.Н. Когнитивная семантика на фоне общего развития лингвистической науки // Вопросы языкознания, 2002, № 6. - С. 12-26.

113. Селищев, 2001. Селищев A.M. Старославянский язык. 2-е изд. М.: Эдиториал УРСС, 2001.

114. Сепир, 2003. Сепир Э. Статус лингвистики как науки // Языки как образ мира. М.: Изд-во «ACT»; СПб.: Terra Fantastica, 2003. - С. 127-138.

115. Силецкий, 1991. Силецкий В.И. Терминология смертных грехов в культуре позднего средневековья и возрождения // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. -С. 130-137.

116. Скрипник, 1992. Скрипник А.П. Моральное зло в истории этики и культуры. М.: Политиздат, 1992.

117. Смолина, 1972. Смолина К.П. Синонимические отношения как объект типологического изучения (на материале русского литературного языка второй половины XVIII в.) // Лексикология и лексикография. М.: Наука, 1972.-С. 181-199.

118. Смолина, 1977. Смолина К.П. Типы синонимических отношений в русском литературном языке второй половины XVIII в. М.: Наука, 1977.

119. Соловьев, 1982. Соловьев В. Духовные основы жизни. 18821884. Брюссель: Жизнь с Богом, 1982.

120. Степанян, 1984. Степанян А.Г. Лексика русского языка XIV-XVII веков для обозначения понятий этики. ДКФ. Одесса, 1984.

121. Стернин, 1985. Стернин И.А. Описание лексического значения и «принцип айсберга» // Принципы и методы исследования единиц языка. Воронеж: Изд-во Вор. ун-та, 1985. - С. 43-50.

122. Тарасов, 2001. Тарасов Б.Н. Куда движется империя? (Метаморфозы идей и людей в свете христианской традиции). СПб.: Алетейя, 2001.

123. Тертуллиан, 1994а. Тертуллиан. О покаянии // Тертуллиан. Избранные сочинения. М.: Наука, 1994. - С. 307-319.

124. Тертуллиан, 1994 б. Тертуллиан. О прескрипции против. еретиков // Тертуллиан. Избранные сочинения. М.: Прогресс, 1994. -С. 106-129.

125. Толстая, 1995. Толстая С.М. Магия обмана и чуда в народной культуре // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995. - С. 109-115.

126. Толстой, 1997. Толстой Н.И. Избранные труды. Т. 1. Славянская лексикология и семасиология. М.: Языки русской культуры, 1997.

127. Трубецкой, 1997. Трубецкой E.H. Смысл жизни // Трубецкой E.H. Избранное. М.: Канон, 1997. - С. 5-296.

128. Улуханов, 1992а. Улуханов И.С. Мотивация и производность (о возможностях синхронно-диахронического описания языка) // Вопросы языкознания, 1992, № 2. - С. 5-20.

129. Улуханов, 19926. Улуханов И.С. О степенях словообразовательной мотивированности // Вопросы языкознания, 1992, №5.-С. 74-89.

130. Уорф, 2003а. Уорф Б.Л. Наука и языкознание // Языки как образ мира. М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Fantastica, 2003.-С. 202-219.

131. Уорф, 20036. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Языки как образ мира. М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Fantastica, 2003. - С. 157-201.

132. Успенский, 1994. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв.). М.: «Гнозис», 1994.

133. Успенский, 1996а. Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт XVII века // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - С. 477-519.

134. Успенский, 19966. Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванство в России как культурно-исторический феномен // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. -С. 142-183.

135. Успенский, 2002. Успенский Б.А. История русского литературного языка (XI-XVII вв.). 3-е изд., испр. и доп. М.: Аспект Пресс, 2002.

136. Уфимцева, 1980. Уфимцева A.A. Семантика слова // Аспекты семантических исследований. М., 1980. - С. 5-80.

137. Уфимцева, 1961. Уфимцева A.A. Теории «семантического поля» и возможности их применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М.: Изд-во АН СССР, 1961. - С. 30-63.

138. Филин, 1972. Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Л.: Наука, 1972.

139. Филин, 1982. Филин Ф.П. О лексико-семантических группах слов // Филин Ф.П. Очерки по теории языкознания. М.: Наука, 1982. -С. 227-238.

140. Флоровский, 2003. Флоровский Г. Восточные отцы Церкви. М.: ООО «Издательство ACT», 2003.

141. Хазимуллина, 2000. Хазимуллина Е.Е. Типы мотивированности языковых единиц (на материале русского и некоторых других языков). АКД. Уфа, 2000.

142. Цейтлин, 1996. Цейтлин P.M. Сравнительная лексикология славянских языков. X/XI-XIV/XV вв. Проблемы и методы. М.: Наука, 1996.

143. Чанышев, 1981. Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии. М.: Высшая школа, 1981.

144. Чанышев, 1991. Чанышев А.Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. М.: Высшая школа, 1991.

145. Челъцов-Бебутов, 1995. Чельцов-Бебутов М.А. Курс уголовно-процессуального права. СПб.:Равена, 1995.

146. Чичерин, 1999. Чичерин Б.Н. Наука и религия. М.: Республика, 1999.

147. Чичуров, 1989. Чичуров И.С. Литература VIII-X вв. // Культура Византии: Вторая половина VII-XII в. М.: Наука, 1989. -С. 129-152.

148. Шаховский, Панченко, 1999. Шаховский В.П., Панченко H.H. Национально-культурная специфика концепта «обман» во фразеологическом аспекте // Фразеология в контексте культуры. М.: Языки русской культуры, 1999.-С. 131-138.

149. Шафиков, 1998. Шафиков С.Г. Теория семантического поля и компонентная семантика его единиц. Уфа: Изд-во БГУ, 1999.

150. Шестов, 1993а. Шестов Л. Сочинения в 2-х т. Т. 1: Власть ключей. М.: Наука, 1993.

151. Шестов, 19936. Шестов Л. Сочинения в 2-х т. Т. 2: На весах Иова. (Странствования по душам). М.: Наука, 1993.

152. Шмелев, 1995. Шмелев А.Д. Правда vs. истина в диахроническом аспекте. (Краткая заметка) // Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М.: Наука, 1995. -С. 55-57.

153. Шмелев, 2003. Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. Изд. 2-е, стереотип. М.: Эдиториал УРСС, 2003.

154. Шрадер, 2003. Шрадер О. Сравнительное языковедение и первобытная история / Пер. с нем. Изд. 2-е, стереотип. М.: Эдиториал УРСС, 2003.

155. Щур, 1974. Щур Г.С. Теория поля в лингвистике. М., 1974.

156. Ягич, 2003. Ягич И.В. История славянской филологии. М.: «Индрик», 2003.

157. Языковые универсалии, 1969. Языковые универсалии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969.1. Словари, энциклопедии

158. Ахманова, 1969. Ахматова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. энц., 1969.

159. БАС. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. М.; Л.: 1950-1965.

160. Горбачевич. Горбачевич К.С. Словарь эпитетов русского литературного языка. СПб.: «Норинт», 2001.

161. Грузберг, 1974. Грузберг A.A. Частотный словарь русского языка второй половины XVI - начала XVII века. Пермь: Изд-во Перм. гос. пед. ин-та, 1974.

162. Даль, 1995. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М.: ТЕРРА, 1995.

163. Католицизм. Католицизм: Словарь атеиста. М.: Политиздат, 1991.

164. М, 1998. Мифология: Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998.

165. НФЭ, 2001. Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль, 2001.

166. САнт. Львов М.Р. Словарь антонимов русского языка / Под ред. Л. А. Новикова. 6-е изд., испр. и доп. М.: ТЕРРА, 1997.

167. СлДРЯ. Словарь древнерусского языка XI-XIV вв. Т. 1 - . М.: 1988 -.

168. СлРЯ XI-XVII вв. Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 1 -. М. 1975 -.

169. СлРЯXVIII в. Словарь русского языка XVIII в. Вып. 1 -. М., 1984-.

170. Срезневский. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: В 3 тт.

171. ССин. Словарь синонимов. М.: ТОМ, 1997.

172. СЭ, 1989. Словарь по этике / Под ред. A.A. Гусейнова и И.С. Кона. 6-е изд. М.: Политиздат, 1989.

173. Степанов, 2001. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М.: Школа «Языки русской культуры», 2001.

174. Фасмер. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. 3-е изд., стер. СПб.: Терра- Азбука, 1996.

175. ФС, 1986. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 5-е изд. М.: Политиздат, 1986.

176. Христианство. Христианство: Энциклопедический словарь. В 3 т. М.: Большая Российская энциклопедия, 1995.

177. ЭССЯ. Этимологический словарь славянских языков. М., 1974 -.

178. Языкознание. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. 2-е изд. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998.1. Тексты

179. Берестяные грамоты XI-XIII вв. // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1997. С. 517-527.

180. Булгаков М. Мастер и Маргарита. Мн.: Юнацтва, 1988.

181. Волоколамский патерик // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 9. СПб.: Наука, 1999. С. 20-69.

182. Галицко-Волынская летопись // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб.: Наука, 1999. С. 184-357.

183. Губерман И. Избранное. Смоленск: Русич, 2004.

184. Даль В.И. Пословицы русского народа: В 2 т. М.: ТЕРРА; «Книжная лавка РТР», 1996.

185. Домбровский Ю. Собрание сочинений: В 6 т. М.: ТЕРРА, 1993.

186. Домострой // Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М.: Худ. лит., 1985. С. 70-173.

187. Евангелие от Матфея на греческом, церковнославянском, латинском и русском языках с историко-текстологическими приложениями. М.: Гнозис, 1993.

188. Житие Авраамия Смоленского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб.: Наука, 1999. С. 30-65.

189. Житие Константина-Кирилла // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 26-65.

190. Житие Марии Египетской // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 190-197.

191. Житие Мефодия // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999.-С. 66-79.

192. Житие Михаила Ярославича Тверского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб.: Наука, 1999. С. 64-91.

193. Житие пророка Моисея // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3 . СПб.: Наука, 1997. С. 120-149.

194. Житие Феодосия Печерского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб.: Наука, 1997. С. 352-433.

195. Из «Диоптры» Филиппа Пустынника. Разговор души и плоти // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984.-С. 68-151.

196. Из «Измарагда» // Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М.: Худ. лит., 1985. С. 54-69.

197. Из «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия // Библиотека Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 254-293.

198. Из «Толкового Апостола» // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 82-125.

199. Из «Троянской истории» // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. -С. 222-287.

200. Из «Хроники Константина Манассии» // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984.-С. 268-317.

201. Из Хронографа 1512 года // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. -С. 376-415.

202. Изборник Святослава 1076 г. // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 406-479.

203. Казанская история // Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М.: Худ. лит., 1985. С. 300-568.

204. Кантемир А. Сатиры // Русская поэзия XVIII века. М.: Изд-во «Худ. лит.», 1972.-С. 65-97.

205. Киево-Печерский патерик // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 296-417.

206. Комаров М. Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора, разбойника и бывшего московского сыщика Васьки Каина // Повести разумные и замысловатые: Популярная проза XVIII века. М.: Современник, 1989.-С. 329-396.

207. Курбский А. Сочинения и письма // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 11. СПб.: Наука, 1999. С. 14-123.

208. Курганов Н. Краткие замысловатые повести из «Письмовника» // Повести разумные и замысловатые: Популярная проза XVIII века. М.: Современник, 1989.-С. 139-250.

209. Ломоносов М.В. Оды духовные // Русская поэзия XVIII века. М.: Изд-во «Худ. лит.», 1972. С. 137-145.

210. Московская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: Наука, 1999.-С. 286-311.

211. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: В 3 т. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1957.

212. Независимый летописный свод 80-х годов XV века // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: Наука, 1999. С. 440-443.

213. Новгородская повесть о походе Ивана III Васильевича на Новгород // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: Наука, 1999.-С. 312-317.

214. Об умствованиях Косого. (Из «Многословного послания» Зиновия Отенского) // Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М.: Худ. лит., 1985. С. 234-247.

215. Ответ кирилловских старцев на Послание Иосифа Волоцкого об осуждении еретиков // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. - С. 358-363.

216. Память и похвала князю русскому Владимиру // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб.: Наука, 1997. С. 318-322?.

217. Повесть о Варлааме и Иоасафе // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 360-387.

218. Повесть о Горе-Злосчастии // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988. С. 28-38.

219. Повесть о купце Григории // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988. С. 95-97.

220. Повесть о купце, заложившемся о добродетели жены своей // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988.-С. 79-94.

221. Повесть о нашествии Тохтамыша // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб.: Наука, 1999. С. 190-205.

222. Повесть о Петре, царевиче Ордынском // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. - С. 20-37.

223. Повесть о Псковском взятии // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. -С. 364-375.

224. Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб.: Наука, 1999. С. 450-459.

225. Повесть о Савве Грудцыне // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988. С. 39-54.

226. Повесть о Тимофее Владимирском // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984.-С. 59-67.

227. Повесть о Фроле Скобееве // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988. С. 55-64.

228. Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988.-С. 139-154.

229. Повесть об Акире Премудром // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. СПб.: Наука, 1999. С. 28-57.

230. Повесть об осаде Соловецкого монастыря // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988.-С. 155-191.

231. Повесть об ослеплении Василия II // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб.: Наука, 1999. С. 498-508.

232. Послание Геннадия Иоасафу // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: Наука, 1999. С. 446-459.

233. Послание Климента Смолятича // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. СПб.: Наука, 1997. С. 118-141.

234. Послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Феодору // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. СПб.: Наука, 1999. -С. 416-419.

235. Послание на Угру Вассиана Рыло // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: Наука, 1999. С. 386-399.

236. Послания старца Филофея // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. -С. 436-456.

237. Поучение Владимира Мономаха // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб.: Наука, 1997. С. 456-475.

238. Поучение Даниила, митрополита всея Руси // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит, 1984. - С. 520-533.

239. Поучения и молитва Феодосия Печерского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб.: Наука, 1997. С. 434-455.

240. Пчела // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 5. СПб.: Наука, 1999.-С. 414-447.

241. Рассказ о смерти Пафнутия Боровского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: Наука, 254-285.

242. Севернорусский летописный свод 1472 года // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПб.: 1999. С. 318-347.

243. Сказание Афродитиана // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. СПб.: Наука, 1997. С. 248-255.

244. Сказание о Борисе и Глебе // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб.: Наука, 1997. С. 321-351.

245. Сказание о Дракуле // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 7. СПБ.: Наука, 1999.-С. 460-471.

246. Сказание об Евстафии Плакиде // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. СПб.: Наука, 1997. С ?

247. Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы // Памятники литературы Древней Руси: XVII век. М.: Худож. лит., 1988.-С. 123-127.

248. Слово блаженного Зоровавеля // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. СПб.: Наука, 1997. С. 150-159.

249. Слово о благочестивом царе Михаиле // Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М.: Худ. лит., 1988. С. 448450.

250. Слово о законе и благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. СПб.: Наука. С. 2661.

251. Слово о сошествии Иоанна Крестителя во ад // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 3. СПб.: Наука, 1999. С. 262-275.

252. Слово об осуждении еретиков Иосифа Волоцкого // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. - С. 324-349.

253. Сочинения Ермолая Еразма // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. -С. 626-664.

254. Сочинения Максима Грека // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. -С. 456-493.

255. Сочинения Федора Ивановича Карпова // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. - С. 494-519.

256. Стефанит и Ихнилат // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. - С. 152-221.

257. Стругацкий А., Стругацкий Б. Понедельник начинается в субботу; Сказка о тройке. СПб.: Terra Fantastica, 1992.

258. Сумароков А.П. Оды анакреонтические // Русская поэзия XVIII века. М.: Изд-во «Худ. лит.», 1972.

259. Сумароков А.П. Эпистола о стихотворстве // Русская поэзия XVIII века. М.: Изд-во «Худ. лит.», 1972. С. 164-178.

260. Тайная Тайных // Памятники литературы Древней Руси. Конец XV первая половина XVI века. М.: Худ. лит., 1984. - С. 534-591.

261. Тынянов Ю. Кюхля // Тынянов Ю. Сочинения: В 3 т. Т. 1. М.: ТЕРРА, 1994. С.13-326.

262. Хождение за три моря Афанасия Никитина // Библиотека литературы Древней Руси. Т.7. СПб.: Наука, 1999. С. 348-379.

263. Хождение игумена Даниила // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 4. СПб.: Наука, 1999. С. 26-117.

264. Чудеса Николы Мирликийского // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 356-363.

265. Эмин Ф. Нравоучительные басни // Повести разумные и замысловатые: Популярная проза XVIII века. М.: Современник, 1989.-С. 29-138.