автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Семантика и семиотика в культуре тоталитарных обществ: миф, символ, ритуал

Полный текст автореферата диссертации по теме "Семантика и семиотика в культуре тоталитарных обществ: миф, символ, ритуал"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Лебедев Игорь Александрович

СЕМАНТИКА И СЕМИОТИКА В КУЛЬТУРЕ ТОТАЛИТАРНЫХ ОБЩЕСТВ: МИФ, СИМВОЛ, РИТУАЛ

Специальность: 24.00.01 —Теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена на кафедре философии и культурологии Санкт-Петербургского государственного университета водных коммуникаций.

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор

Лариса Константиновна Круглова

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Валерий Владимирович Савчук кандидат философских наук, профессор Елена Михайловна Прошина

Ведущая организация: Санкт-Петербургский Государственный

инженерно-экономический университет

Защита состоится «12» октября 2006 года в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д.212.232.11 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д.5, философский факультет, ауд._.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М.Горького Санкт-петербургского государственного университет.

Автореферат разослан «_»_2006 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета,

Доктор философских наук, профессор

Е.Г. Соколов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования

Относительно тоталитарного опыта XX века сложилось огромное количество стереотипов, которые упрощают и делают феномен одномерным и, следовательно, неистинным. С одной стороны, действия по укреплению государственности одними сразу квалифицируются как «предтоталитарные», с другой стороны, прошлое зачастую идеализируется. (Это касается не только России, но и Германии, где в результате опроса 1992 года, выяснилось, что каждый третий (!) немец находит нацизм положительным явлением).

Появление в России целого спектра групп и движений, основанных на ценностях тоталитаризма (от «Вервольфа» до национал-большевиков) делает анализ тоталитаризма необходимым. Современная Россия ищет свою идею, и в этот вакуум врывается то, что ранее никогда не было здесь широко популярным — расовые идеи (от примитивных до «гиперборейских истоков русского народа»), теории неоязычества и т.д.

Теоретический интерес к проблеме тоталитаризма характерен и для Германии (с 1974 года, например, там выходит аналитический журнал «3 рейх»). Но, чтобы видеть будущее, необходимо понять прошлое, которое при стечении обстоятельств может превратиться в «воспоминание о будущем». Одного морального осуждения здесь недостаточно, необходимо найти не только общее в тоталитарном опыте, но и глубоко специфическое, а это возможно только при анализе явления через призму мировой культуры. Прежние мифы умерли, но архетипы их живы и продолжают существовать в подсознании людей. Поэтому актуальность исследования тоталитаризма не уменьшается, но возрастает и не только для молодой демократии в России, но и для всего мира. Информационный взрыв последних десятилетий создает у людей разных культур ощущение постоянной изменчивости. Это способствует мифологизации сознания современного человека, так как миф упорядочивает хаотическую картину мира. Сила мифа, в частности тоталитарного мифа — в его способности возвращаться к жизни в другом обличии.

Следовательно, беспристрастное исследование тоталитаризма является востребованной и неотложной задачей.

Состояние научной разработанности проблемы

Проблема феномена тоталитаризма занимает особое место в философской мысли XX века. Социальный катаклизм в России не мог не вызывать мучительных вопросов о сути и причинах невиданного феномена — Н. Бердяев, Е. Трубецкой, В. Розанов, Л. Шестов и др. еще до появления термина «тоталитаризм» пытались понять природу нарождающейся новой культуры. С возникновением режима Муссолини и нацистского движения интерес к проблеме затрагивает все уровни европейской интеллектуальной элиты. В творчестве Р. Генона, X. Ортега-и-Гассета, М. Элиаде появляются попытки осмысления общекультурных тенденций, лежащих в основе возможности появления этого феномена. С середины 30-х г. XX века начинается анализ собственно тоталитаризма, но исследования ведутся в основном в политологической плоскости (Ф. Боркенау, К. Гей-ден, К. Дейч), а с 40-50-х гг. в полит-социологическом ключе (3. Бжезин-ский, К. Поппер, К. Фридрих, Ф. Хайек). Культурным основанием такого подхода была абсолютизация ценностей «веберовской» цивилизации, где главное — это борьба самодостаточных индивидов и групп, что и получило свое выражение в «игре политических сил», в парламентаризме. Другие уровни, срезы и пласты мировой культуры или просто игнорировались или считались априори аномальными.

Исключением здесь являлось творчество В. Райха, который рассматривал тоталитаризм с позиций психоанализа (позже, значительно модернизированная, эта линия будет разрабатываться Э. Фроммом).

В 60-70-х гг. XX века появилось несколько новых направлений анализа тоталитаризма, что обогатило инструментарий исследования феномена, он становится объемным и многомерным объектом изучения. «Инициатическая школа» (Л. Бержье, М. Равенскрофт, М. Серрано) открыла связь (особенно национал-социализма) с особой субкультурой мировой традиции — эзотеризмом, герметизмом. X. Арендт в тоталитаризме видит не социальные структуры и социальные интересы, а «психокосмос одиночки в бездушной государственной машине» — происходит «сократический» перелом в проблеме поиска сути тоталитаризма. Л. Шапиро, разграничивая инструменты власти (идеология, террор и т.д.) от сути феномена, практически преодолевает тупик социологического подхода.

Франкфрутская школа (Г. Маркузе) ставит новые вопросы, связанные с данным феноменом. Нельзя также не отметить работы Э.О. Морена, С. Московичи, Ж. Пурвулеско, связанные с проблемой тоталитаризма.

Обширный блок литературы составляют исследования, посвященные отдельным сферам и аспектам тоталитарной культуры — языку, быту, ритуалу. Среди основных имен можно назвать В. Андреевского,

Р. Багдасарова, Р. Герцштейна, В. Глебкина, X. Гюнтера, В. Клемперера, Ж. Марабини, О. Пленкова, Ш. Фицпатрик, X. Хене.

Нельзя не отметить того факта, что для понимания такого не одномерного явления как тоталитаризм большое значение имеют работы отечественных философов и культурологов, которые занимались проблемой мифа, символа, знака, общими проблемами символики культуры: Э.Ф. Голосовкера, Ф.Х. Кессиди, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, М.И. Мамардашвили.

А работа Ю.Н. Солонина о Э. Юнгере, в принципе, не только явилась началом философского изучения его творчества в России, но и открыла новое направление в изучении тоталитаризма — внутреннее преодоление мифа.

Осмыслению эстетических аспектов культуры тоталитарных обществ способствуют выводы, содержащиеся в работах по эстетике М.С. Кагана, В.В. Прозерского, E.H. Устюговой. Общетеоретической базой исследования феномена тоталитаризма явились концептуальные идеи, обоснованные в работах по философской антропологии, философии культуры и культурологии A.A. Грякалова, С.Н. Иконниковой, М.С. Кагана, Л.К. Кругловой, Б.В. Маркова, В.В. Савчука, Ю.Н. Солонина.

Вместе с тем, проблемой при анализе тоталитаризма была и осталась, с одной стороны, фрагментация феномена как целого, а с другой, его схематизация, рассуждения о «тоталитаризме вообще». Среди большого количества работ фактически нет таких, которые исходили бы из понимания тоталитаризма как культурного феномена, своеобразного синтеза разных пластов мировой культуры. После распада Советского Союза в новой России к перечисленным проблемам присоединилось и то, что можно назвать «идеологическим преодолением», и не только по отношению к своей прошлой истории, но и к опыту и реалиям национал-социалистической Германии. В частности, большой акцент получило рассмотрение формы, а не сути тоталитаризма в этих странах.

«Постсоциалистическим синдромом» страдает и литература, посвященная проблеме тоталитаризма (особенно 90-е г. XX века) исследователей из Восточной Европы — Ж. Желев, С. Жижека, А. Мирека.

А в это время в Западной Европе, наоборот, появилась так называемая «ревизионистская» школа, представители которой вообще отрицают существование такого явления, как тоталитаризм. (Т. Лоэ считает, что национал-социализм, фашизм, маоизм, советский коммунизм были разновидностями протеста против вестернизации в XX веке — сейчас этот процесс именуется глобализацией).

Часть «ревизионистов» (П. Расинье, М.Рид, Р. Форрисон) отрицают, например, геноцид и холокост в истории Германии Гитлера.

Изучение проблемы тоталитаризма в последние годы выявило и новую опасность, которая заключается в вульгаризации части аспек-

тов жизни таких государств. «Сверхэзотеризм» определенных материалов искажает восприятие «инициатического» пласта тоталитарной культуры и низводит все до уровня «желтой прессы». Немало материалов носит чисто информативный, а не аналитический характер. Ритуально-церемониальная сторона тоталитаризма освещена еще недостаточно, а проблема парадигмальных жестов в тоталитарной культуре фактически и не ставилась. Все это определило характер целей и задач диссертационного исследования.

Цель и задачи исследования

В основе любой социальной системы лежит некое исходное начало, которое определяет, иногда незаметно для людей, всю жизнь этой системы. Если говорить о тоталитарном (государстве, сознании, искусстве), то в его основе лежит универсальный миф. Именно этот миф в разных своих исторических явлениях и служит ключом к пониманию всех сторон жизни тоталитарного общества. Анализ разных культурных :типов такого мифа и реализация его в символике, ритуалах, искусстве и является целью диссертационного исследования. Конкретные задачи, решение которых обеспечивает достижение поставленной цели, заключаются в том, чтобы:

1. Рассмотреть миф — и именно универсальный миф — как системообразующее начало культуры тоталитарных обществ и определить его основные исторические типы.

2. Проанализировать семантику и эволюцию (актуализацию разных уровней) основных символов в культуре тоталитарных обществ. Указать на нетождественность символа и эмблемы и исследовать их взаимоотношения в конкретных случаях тоталитаризма.

3. определить роль праздника в культуре тоталитарных обществ XX века, значение парадигмальных жестов в связи с конкретным типом тоталитарного мифа.

4. Вскрыть специфику феномена «спорта как пропаганды», а также соотношение церемонии и ритуала в обыденной жизни рассматриваемых государств и обществ.

5. Показать сходство и различие в самой сути исторических типов феномена тоталитаризма в XX веке.

Теоретическую и методологическую базу диссертационной работы составляют исследования отечественных и зарубежных философов и культурологов.

Цель и задачи исследования обусловили выбор его методов, среди них:

— феноменологический метод, который используется на первичной стадии изучения и описания предмета исследования;

— историко-генетический метод, который является необходимым, поскольку предмет исследования глубоко укоренен в истории мировой культуры;

—-системный метод, необходимость которого обусловлена многоаспектным и в то же время целостным характером предмета исследования;

— метод компаративистики, который используется для сопоставления и сравнения различных аспектов изучаемого объекта;

— герменевтический метод, который является безусловно необходимым в культурологическом исследовании вообще и в изучении столь сложного феномена как тоталитаризм.

Научная новизна результатов исследования

1. Феномен тоталитаризма проанализирован не как искусственная конструкция, поддерживаемая только насилием и всеконтролем, а как определенное состояние общества, фундированное культурой, в основе которой лежит сплав архетипов из разных уровней культуры (языческой, христианской, инициатической).

2. Показано, что, в противоположность общепринятым взглядам, при большой схожести по форме, тоталитарные общества по своей архети-пической основе, были гораздо дальше друг от друга, чем считается до сих пор (и это касается не только СССР и Германии Гитлера, итальянского фашизма и национал-социализма, но и СССР и Китая Мао).

3. Символика в культуре тоталитарных обществ проанализирована не эмблематически и знаково, а через рассмотрение актуализации различных уровней самих универсальных символов.

4. Рассмотрен семантико-семиотический аспект парадигмальных жестов в структуре разных типов тоталитарного мифа как онтологического момента в культуре тоталитарных обществ.

5. Показано значение ряда феноменов культуры, ранее подававшихся лишь информативно (спорт и тоталитаризм, «новояз»).

Положения, выносимые на защиту:

1. Тоталитаризм — это явление социально-политическое, т.е. это определенная форма социальной организации. Содержание, «упакованное» в эту форму, определяется целью, достижению' которой подчиняется вся жизнь тоталитарного общества. Ее специфика заключается в глобальном и универсальном характере — мировая революция, новый мировой порядок и т.д. Стремление подчинить всю жизнь общества единой и притом сверхреальной цели, что и порождает феномен тоталитаризма, с необходимостью требует особым образом организованной культуры. Ее системообразующим началом является миф.

2. Наряду с общими чертами, тоталитарные мифы имели и свою специфику. Так, немецкий фашизм опирался на миф, обращенный в прошлое, итальянский мифологизировал государство. Общим для них было обращение к идеологии расизма, что предполагает гальванизацию наиболее архаичных пластов человеческого сознания. Для совет-

ского мифа характерна ориентация на светлое будущее, отвержение расизма и национализма. Роль носителя зла отводилась в нем классовому врагу. Констатация этих отличий, разумеется, нужна не для того, чтобы ответить на вопрос, какой тоталитаризм лучше, а для внесения ясности в сложную, запутанную, болезненно решаемую проблему.

3. Символика тоталитарных культур является очень часто ключом к пониманию сути таких обществ, а не знаковой констатацией идеологических схем. Кроме того, символические ряды тоталитарных государств отражают не только «душу» соответствующего мифа, но нередко и эволюцию тоталитарных систем.

4. Если символ несет в себе потенциальную связь с определенной реальностью, то ритуал обладает возможностью реализации этой потенции. Ритуал в символических действиях воспроизводит тоталитарный миф. И если задача церемонии — обязать человека действовать так, а не иначе, то важнейшая цель ритуала в тоталитарном обществе — освободить человека от собственного выбора и наполнить его сознание определенным содержанием. Внутренний смысл в тоталитарной культуре может быть понят адекватно только изнутри, человеком, находящимся в «силовом поле» этого мифа — иначе увидят лишь набор действий. Это очень важный момент всех тоталитарных культур. Ритуал тесно связан с праздником. Суть праздника в тоталитарных обществах тесно связана с культурной задачей воспроизводства картины мира, поэтому праздник — это воспроизводство мифа через ритуал, церемонии, парадигмальные жесты.

. 5. Спорт, в пространстве культуры тоталитарного общества, так же воспроизводил системообразующий миф, но на эмоциональном уровне игры, являющейся здесь «сакральным противоборством».

6. Миф преобразовал и лингвистику, создав «новояз», в котором отражалась суть соответствующего видения мира в тоталитарных обществах.

7. Мифы, символы, ритуалы — необходимые инструменты культуры. Все дело в том, как и в какой мере они используются. Высокая степень мифологизации, символизации и ритуализации культуры свидетельствует о различного рода негативных процессах. Главные из них — это сознательное стремление власти затушевать истинную картину происходящего в обществе или вызвать энтузиазм широких масс по поводу достижения целей, имеющих иррациональную природу. Все это возможно лишь в тоталитарном обществе и поэтому чрезмерную мифологизацию, символизацию и ритуализацию культуры можно рассматривать в качестве одного из индикаторов сползания общества в сторону тоталитаризма. В то же время нигилизм и пренебрежение по отношению к мифологическим, символическим и ритуалистическим аспектам культуры недопустим. Его реализация на практике свидетельствует о потере внутренних духовных связей, скрепляющих общество в единое целое.

Теоретическое и практическое значение диссертации заключается в том, что ее положения могут быть использованы:

— в практической сфере — для анализа символического поведения политических групп и движений;

— в общекультурологическом смысле — для более точного определения специфики и места тоталитарного феномена в мировой культуре;

— в педагогической практике — для подготовки учебных материалов и различных курсов по теории и истории культуры, в лекционной работе.

Апробация работы:

Основные идеи и положения диссертационной работы представлены в 6-ти научных публикациях, в докладах на Днях Петербургской философии — круглый стол «Запреты в культуре и культура запретов» в СПбГУ (ноябрь 2004 г.) и конференции «Философия культуры и культурология: вызовы и ответы» (ноябрь 2005 г.), а также на конференции СПГУВК (декабрь 2004 г.).

Структура диссертации

Диссертация состоит из введения, 3-х глав, заключения и списка литературы.

Основное содержание диссертационного исследования

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, рассматривается степень её научной разработанности, формулируются цели и задачи исследования, определяется теоретико-методологическая база, излагается научная новизна, практическая значимость работы и основные положения, выносимые на защиту.

В Главе первой «Миф и тоталитарное общество» анализируется содержание мифов, являющихся системообразующим началом культуры тоталитарных обществ.

В первом параграфе «Авторитаризм, тоталитаризм, фашизм» дается определение исходных понятий, анализируется их содержание и соотношение.

Первый по времени и оставшийся одним из ведущих подходов к проблеме феномена тоталитаризма— социополитологический— привел к созданию схемы (контроль единственной партии над армией, СМИ, экономикой, идеология нового мира и т.д.), которая не отражает многообразие и во многом несхожесть тоталитарных государств. Такой подход содержит в себе серьезную методологическую ошибку — смешение разных вещей — инструментов власти (партия, идеология, террор) и характерных черт (сути феномена). Второй распространенной ошибкой является отождествление тоталитаризма с авторитарным режимом. Но авторитаризм есть форма организации власти,

заключающаяся в элиминировании демократии из системы политической власти и замене ее разными формами диктатуры. При авторитарной форме — целью власти — остается все же сама власть. В тоталитарном государстве институт власти служит инструментом для достижения глобальной и универсальной сверхцели. Тоталитарное государство всегда авторитарно, т.е. антидемократично, но далеко не каждое авторитарное государство тоталитарно. Тоталитаризм можно определить как форму социальной организации, заключающуюся в стремлении к контролю авторитарного государства над всеми сферами жизни общества для достижения глобальной сверхцели. В самом тоталитаризме необходимо выделить его своеобразную форму — фашизм, основанную на принципе расизма (нацистская Германия и в более мягкой форме Италия Муссолини). Стремление подчинить жизнь общества единой, сверхреальной цели с необходимостью требует особым образом организованной культуры, системообразующим началом которой является — миф (авторитарные государства остаются в рамках своих традиционных культур). В мифическом сознании всегда присутствует акт веры, миф начинает жить, когда его разделяет большинство. Миф не иллюзия, а реальность верящего в него. Миф не стереотип, который только создает формы, поступающие в распоряжение мифа. Он отличен и от идеологии, здесь нет конкретной программы действий, но миф может быть использован в идеологии. В мифе переплетена фантазия и реальность, надежда и возможность. В XX веке исторически возникли на базе архетипов, укорененных в менталитете народов — четыре универсальных мифа, которые и легли в основу нацистского, собственно, фашистского (Италия Муссолини), советского и маоистского тоталитаризма. Остальные страны (Венгрия, Польша, Хорватия, Албания и т.д.) были модификациями разной степени авторитарности в зоне влияния соответствующих тоталитарных систем, т.к. обладали лишь инструментом власти (партия, идеология, контроль), но не имели своего универсального мифа.

Во втором параграфе «Советский тоталитарный миф» предпринята попытка показать природу и эволюцию советского мифа Спасения.

Название «советский» не отражает сути этого мифа, т.к. в основе российского тоталитаризма лежат не «советы». Они не есть подлинный символ феномена, а лишь знак, даже не самой власти, а инструмента ее достижения. Термин «советский тоталитаризм» возможен для обозначения только географического, а не сущностного момента. В основе здесь лежит миф Спасения, земного преображения. Цель — глобальное царство правды (слово одновременно означает истину — справедливость). Образовался феномен культуры, который не был просто симбиозом христианского ожидания и земной основательности язычества с марксистской терминологией, а явился чем-то новым.

Если в Европе марксизм выступал как своеобразная светская религия освобождения, и именно — социального, то в России эсхатологическая его сторона вошла органично в миф, а другая — научная осталась в рамках идеологии. Новое государство буквально выросло из этого мифа, им подпитывалось и одновременно его воспроизводило. В клятве Сталина на смерть Ленина миф получает своеобразное оформление в словах о том, что царство труда нужно создать на земле, а не на небе. В 50-е годы миф получает новый импульс. Будущее вновь активно начинает творить настоящее. Миф Спасения наполняется массовой верой в науку, мифом науки. Она избавит человечество от болезней,.нетворческой работы, быта. Полеты в космос раздвигают границы мифа до пределов Солнечной системы. Возродившийся миф возвращает на арену прометеевский образ человека, думающего, ироничного, романтика. Но инфляция ожиданий стала началом и инфляции мифа. До 60-х годов миф внутренне перестраивался, в нем еще было немало жизненных сил. Но в 70-е он начинает стремительно разрушаться, миф как целое распадается — остается лишь идеология и частная жизнь людей, объединенных только пространством церемоний и традиций.

В третьем параграфе «Мифология германского национал — социализма» раскрывается основа этого типа тоталитаризма — мифологизированный расизм.

В основе идеологии гитлеровского государства лежит расизм, новым здесь было стремление практически решить расовую проблему. В идеологии нацизма действительно декларировались неравенство рас и национализм, что на практике реализовалось в расовых законах. Но в основе мифа лежал особый расизм — господство будущей расы, т.к. немцы, по Гитлеру, сами нуждались в руководстве последней. Эту сторону мифа формировали верхи 3 рейха (Гитлер, Гиммлер, Дарре, Ро-зенберг), и она уходила корнями не только в архетипы нордической традиции, но и в инициатическую субкультуру с ее особым видением законов развития мира. Она дополнялась «дотехнологическим» мифом масс, травмированных крахом либеральной экономики. «Силовое поле мифа» объединялось личностью Гитлера, в то время как в конкретной жизни государства царила «борьба компетенций». Миф нацизма можно определить как Миф Возвращения, а сверхцель — создание новой расы, которая построит мир «здоровой иерархии» (А. Розенберг), мир «динамичного средневековья», где хозяин гарантирован государством от риска рыночных отношений, но не от них самих. И эти гарантии зависели от степени «чистоты крови». Но этот миф уже родился со своей «тенью» — мифом еврея, т.к. Гитлер главным врагом еще не родившейся расы считал не имеющее своей территории универсальное и интернациональное еврейское государство. В нацистском мифе — богов еще надо было создать, но дьявол уже был. Точнее он был сотворен первым как миф. Компромисс в мифе (в отли-

чие от политики) невозможен, результат — реальный холокост. Именно в нацистском мифе ярко и трагично для человечества проявилась такая черта мифологического сознания, как отсутствие личной вины и личной ответственности.

В четвертом параграфе «Мифология итальянского фашизма» рассмотрена специфическая форма тоталитаризма — Италия Муссолини.

Если в нацистской Германии и СССР государство рассматривалось как инструмент реализации мифа, то для итальянского фашизма оно и было целью. В основе не доктрины (как системы ее и не было), а самой сути режима Муссолини лежал миф Государства. Это не было обожествление государства как такового (бюрократия). С момента образования единой Италии в ней сосуществовали в неустойчивом равновесии конституционная Савойская династия, Ватикан, парламентские партии и общественные движения. В силу этого интегративную роль на себя взял национализм. Но если везде традиционный национализм исходил из положения, что государство — инструмент нации, то фашизм перевернул основы национализма вверх ногами. Целью стало Государство — «лаборатория духа и воли» (Муссолини) — в процессе создания которого и образуется новая итальянская нация «созидателей и воителей». «Душой» мифа был корпоративизм, который определялся как снятие противоречия между либерализмом и централизованным коллективизмом, в нем мыслилось преодоление противоречия западной культуры между личным и общественным. И такое Государство понималось только в форме Империи (идеалом был взят Рим цезарей), т.к. «экспансия нации есть проявление ее жизненной силы» (Муссолини). Поэтому в самой сути мифа итальянского фашизма была заложена агрессия. И внутренняя логика этого мифа приводит к появлению расовых законов.

В пятом параграфе выявляются «Мифология маоистского тоталитаризма» выявляет причины возникновения и характерные черты маоистского мифа.

Культурный фундамент, на котором образовались коммунистические СССР и Китай были разными. Не стремление прорыва из действительности в иной, лучший мир (небесный или земной), а нахождение в этой реальности и поддержание порядка вещей в нем были вектором китайской культуры. И в этом смысле она была не динамичной, а самодостаточной. В ней большое место занимали рубежи стремлений — Датун (Великое Единение) и Тайпин (Великий мир равенства). Если лозунгом революции в Европе была «свобода», то в Китае, по Сунь Ян Сену, цель — ограничить свободу индивида и добиться свободы для государства, в котором еще предстояло образоваться будущей нации (с XVII в. Китай находился под манчжурским господством). И эта нация будет способствовать установлению всемирного Датун, который понимался как нравственный идеал. Мао Дзе Дун, уравнительно понятый

Тайпин, буквально применил в гражданской войне 1946-49гг.. Архаический океан крестьянства вознес Мао и КПК к власти. К середине 50-х г. XX века Мао делает из положения доктрины о неизбежности войн при империализме догмат и решает, что Датун в условиях всемирной ядерной войны может совершить только гигантский Китай. Количество переходит в качество нового мифа. «Центральность» китайской традиции сливается с динамикой догматически воспринятой теории. Не как копирование СССР, а как практика мифа происходит коллективизация в форме коммун и попытка рывком достичь экономической самодостаточности («Большой скачок»), В начале 60-х Китай объявляется центром мировой революции. Складывается тоталитарная модель, где бедность выступает как добродетель, а уравнительность как принцип. Культурная функция этого мифа создает простую схему мира — он делится на «богатый город» — плохое и на «мировую деревню» — хорошее. «Плохое» состоит из 2-х частей — «империалистов» и «ревизионистов» (предателей). Попытка полной реализации маоистского мифа Пол Потом в 70-е гг. XX века в Камбодже показали ее суть. Но после смерти Мао и изменившихся мировых реалий это тоталитарное общество все более стало возвращаться к одной из своих составляющих — самодостаточности. И тогда Китай уже трансформировался в авторитарное государство, где сосуществуют национально — культурные и революционные мифы.

В шестом параграфе «Мифологизация отношений «верхи-низы» в обществах тоталитарного типа» выявляется специфика и разнотипность таких отношений в рассматриваемых системах.

В традиции европейской христианской культуры правители не претендовали на магические способности царей — жрецов древности. Светская власть освящалась сакральной — церковной. Но борьба со светской властью в Европе неизбежно подрывала и сакральную. В вакууме веры — возникшие мифы XX века — искали своей персонификации. Появляются совершенно новые — мифологические — отношения вождей и масс. Архаичные формы мышления вступают в свои права. Еще Д. Фрезер различал два типа «человекобога», то есть личности, претендующей на этот статус, или рассматриваемой в таком качестве: это религиозный и магический типы. В тоталитарном мифе происходит соединение этих ипостасей: вождь становится одновременно и главным жрецом. Сакральное и светское совмещаются. Так, Гитлер, сознательно и подсознательно, стремился к тому, чтобы соединить в себе и религиозный и магический тип. С одной стороны, он представлял себя в качестве «сосуда» для мощных сил, которыми якобы ведом. С другой, используя специальные приемы, черпал огромную энергию от масс, и возвращал вновь в массы, используя те же приемы, и исполнял тем самым роль вождя, обладающего магической силой. Личность Сталина вписывается в секуляризованный вариант арианства, где че-

рез Сталина «дело Ленина живет и побеждает». Магический тип (по Фрэзеру) — может быть отнесен и к Мао Дзе Дуну, который в сознании китайцев «пребывал» в мире и исправлял нарушенную гармонию мира людей. Но если в Италии и Германии тоталитарный миф и вождь во времени были тождественны, то в СССР и Китае дело было иначе. В 50-60 гг. XX века в СССР произошло временное возрождение мифа, но за это было заплачено «десакрализацией» вождя как принципа: один был низвергнут, другой человекобог очеловечен («Ленин — самый человечный человек»). В Китае же именно умерший человекобог стал символом преемственности эпох.

Общие выводы из содержания первой главы заключаются в том, что, наряду с общими чертами, тоталитарные мифы имели и свою специфику. Так, немецкий фашизм опирался на миф, обращенный в прошлое, итальянский мифологизировал государство. Общим для них было обращение к идеологии расизма, что, предполагает гальванизацию наиболее архаичных пластов человеческого сознания. Для советского мифа характерна ориентация на светлое будущее, отвержение расизма и национализма. Роль зла отводилась в нем классовому врагу.

Глава вторая «Семантика основных символов тоталитарных государств» состоит из 5 параграфов.

В первом параграфе «Эмблема — знак — символ» определяется содержание и соотношение понятий «эмблема», «знак», «символ».

«Душой» мифа является символ, он же выступает и в роли «языка мифа». В связи с этим становится понятной та огромная роль, которую играли символы в тоталитарных обществах, основанных на мифах. Понятие «символ» осмысляется и определяется в связи с понятиями «знак», «эмблема». Символ не есть знак (иконический и конвенциональный), но выражается в знаке. Он не обозначает только конкретное или договорное. Связь, в которую, по Ю. Лотману, вступает символ с помощью своего выражения с разным семиотическим окружением, не исчерпывает всей его смысловой валентности, его смысловая потенция шире. С помощью смыслового резерва символ может вступать в неожиданные связи, меняя свою прежнюю сущность. Нередко знак — индекс указывает на определенный уровень символа. Символ не есть и эмблема, однако может проявлять себя в ней. Но он может трансформироваться в «мертвую эмблему», которая потеряла связь с собственно с символом. Например, «Андреевский крест» является одним из символов христианства, выражаясь через иконический знак (распятие), позже он выразился через конвенциальный знак как символ ВМФ России, а в сухопутной армии Власова (РОА) уже выступил псевдосимволом российской государственности, эмблемой без символического содержания. Важный момент отметил А.Лосев, когда определял, что символ есть не просто порождающая модель, а сама реальность, несущая в себе энергию ее. Особенно широко использовались особенности воз-

действия символики на психику, энергетику и поведение человека в нацистской Германии. И в первую очередь это касается свастики. Там она официально называлась «крест с крючьями».

Второй параграф «Украденный священный символ или четыре стороны свастики» посвящен анализу места и роли свастики в символи-ко-ритуальной практике реализации нацистского мифа.

Известно, что свастика является одним из древнейших символов человечества. Она присутствует практически во всех мировых культурах (индуизм, буддизм, культуры майя и ацтеков, у семитов, в Китае). В русской народной культуре — Ярга — встречается повсеместно. Этот символ являлся основным для первых христиан (крест им стал только в III в. н.э.). Его использовали Карл Великий и Владимир Красно Солнышко. Использование символа в мировых религиях указывает на его первичный уровень — космологический. Здесь это символ мирового становления (Создатель мира в индуизме Брахма часто изображен в танце «рождение вселенной», где руки и ноги изображают свастику). Следующий уровень — солярный, который тесно связан со следующим — «полярным». По Р. Генону, свастика по своей сути — «знак полюса», концентрированное выражение идеи динамического центра. Именно на этом уровне обнаруживается копия нацистского символа — «катящаяся» под углом 45 градусов черная свастика. Но Гитлер не изобретал и такую свастику. Она хорошо известна и занимает особое место в инициатической субкультуре — «памяти» мировой культуры (в 1917 г. академик Ольденбург даже предложил сделать ее символом Новой России). Наклон на 45 градусов и есть своеобразный «знак-индекс», указывающий на определенный уровень универсального символа. В этой субкультуре, где мировая культура понималась как деградация человечества через космические катастрофы, особо выделялся рубеж, когда катаклизм приводит к радикальному изменению эволюции человека, полюс меняет свое место, условия жизни резко изменяются и оставшиеся, мутируя вследствие потери более высокой психико — телесной организации, с трудом выживают. Поэтому «полярная свастика» — символ «потерянного рая», а в широком смысле — просто земного счастья и огромных возможностей (смысл свастики у Ольденбурга, на первых советских деньгах, в частях Красной армии в 1918-19 гг.).

Принципиально новым в использовании символа у Гитлера было то, что свастика рассматривалась как практический инструмент изменения сознания и даже природы человека и самой реальности. По М. Серрано, путь преодоления современного человека направлен против течения инволюции, назад — к точке «порчи Вселенной». Этот обратный путь и символизирует левосторонняя свастика, вращающаяся в противоположную земле сторону. Но свастика понималась и как символ энергоцентров человека, на базе которых и происходит

преображение. Все уровни символа — реальности свернуты в целое и человек — часть его. По Гитлеру, необходимо актуализировать и развернуть энергетику символа в нужном направлении. Свастика дополнялась системой рун. Гитлер прямо заявил, что руны — двери и ключи одновременно к высшим энергиям (не «арийцам» использование свастики и рун запрещалось). В результате мировой символ стал олицетворением террористического изменения мира, времени и человека.

В третьем параграфе «Фашио — это Империя» раскрывается семантика символики итальянского фашизма.

Фашио (ликторский пучок — связка ивовых прутьев) является символом, а не иконическим знаком, хотя и отображает конкретный предмет определенной эпохи. И это является примером использования символа в разных культурах с противоположным смыслом. Фашио появились в символике революционной Франции в конце XVIII века и остались в ней до сих пор. Здесь символ выражал идею народного суверенитета (и в этом смысле так же использовался в Советской России с 1917 по 1923 гг.). Но как раз эту идею в принципе отвергал фашизм Муссолини. Смысловой потенциал символа шире — фашио актуализировал иной уровень —■ иерархическую власть государства в форме Империи. Символ орла, используемый разными культурами, в связи с этим претерпел своеобразную трансформацию. В 1929 г. Муссолини заменяет орла Савойской династии на «птицу Юлия Цезаря». Цвет орла был черный. И если в начале движения черный цвет не нес серьезной смысловой нагрузки, то с появлением идеи Нового Рима, он стал трактоваться как «сакральный цвет имперской традиции». Черный цвет был цветом культа Изиды, «бессмертных» персидских царей, жрецов даков, и Муссолини хотел подчеркнуть якобы преемственность созидаемой империи с величием прошлого. Имперская тема в символике фашизма в конце войны даже усилилась. Отличительной чертой «Итальянской социалистической республики» — марионеточного образования на севере Италии в 1943-45 гг. — стал ликторский топорик. Но это уже была только эмблема, а сама «республика» — знаком конца фашизма.

В четвертом параграфе «Красная звезда «освещает» серп и молот» анализируется внутренняя эволюция советской символики.

Проблема советской символики может решаться только в связи с вопросом о соотношении символа и эмблемы. Эмблема логична по своей сути, отношение же символа к его значению имеет часто «парадоксальный характер» (Ю. Лотман). Серп и молот понимались массами и официально трактовались эмблематически. Но о том, что власть их понимала именно как символы, говорит факт сознательного отвержения заведомо «иконических знаков» (лопата, грабли, шестерня, коса и т.д.) для выражения нового государства. Серп и молот были взяты не

как олицетворение труда. В символике четко различают молот и молоток — символ и знак. Рабочее движение в Европе отказалось от употребления символа молота, чтобы не дать повод к узкофабричной трактовке. В РСФСР молот с весны 1918 г. определен как непременный советский символ. Как символ — молот означает власть, так он представлен в мировой культуре (Индия, Китай, Европа). Серп внедрялся в сознание масс в виде однозначной эмблемы как «символ трудового крестьянства». Государству, особенно тоталитарному, удобно оперировать именно знаками, знающими свое место. Серп — как символ — в мировой культурной традиции связан с «лунной темой», а также олицетворяет «отсечение земного от небесного», разрыв, отделение. Материалистическая власть взяла своими символами то, что эмблематически означало власть земного, разрыв и борьбу с «небом». Этот ряд дополнялся красной пятиконечной звездой. До 1918 г. она никогда не была символом рабочего или крестьянского движения. Официально она считалась символом солидарности трудящихся пяти континентов. Звезда — символ наидревнейший. В античности число 5 олицетворяло преобразование неодушевленной природы в одушевленную (Пифагор). В древнем Египте это число Изиды, из мертвого создавшей живое. Первосмысл символа связан с фундаментальным понятием «жизнь» (вторым уровнем является солярный). В принципе ряд звезды с серпом и молотом представляет собой символический дуализм, который может непротиворечиво трактоваться и как «власть, создающая «земную» жизнь и отрицающая «небесное», и как «господство богоборческого лунного культа»». До середины 30-х гг. XX века советская символика явно отражала акцент на богоборчество, которое с конца 20-х гг. достигает максимума. Но потом идеи «штурма небес» сменяются политическим прагматизмом. Начинается актуализация иного уровня символического дуализма (а с 40-х годов все более подчеркивается связь с русской символической традицией). Но с конца 50-х гг. советская символика все более превращается в чистую эмблематику с потерей внутреннего смысла.

В параграфе пятом «Традиция и доктрина» рассматривается влияние культурных традиций на символику «Красного Китая».

В Китае с древности отводилось огромное место символике. Особую роль в символике играли красный и золотой цвета. Если в Европе красный цвет стал символом борьбы угнетенных только с XIX века, изменив противоположно первосмысл, то в Китае он являлся с древности символом преданности и справедливости — основных характеристик конфуциански понимаемого государства. Возрождение единого национального государства руками интернациональной партии наложило свой отпечаток и на символику Нового Китая. На красном знамени, а это и доктринальный, и национальный цвет, расположены 5желтых звезд, которые олицетворяют пять основных народов Китая:

ханьцев, манчжур, тибетцев, уйгуров и монгол. Желтый цвет всегда считался цветом императора, то есть высшей власти. В этом смысле золотой цвет олицетворяет национальную власть в лице основных этносов страны. Уже в символике флага происходит взаимное проникновение двух начал — доктринального и национального. Одним из основных символов «красного Китая» также стало схематизированное изображение (в гербе) Ворот Небесного Спокойствия, которые давно стали в сознании китайцев символом самой китайской государственности. В отличие от других тоталитарных государств, Китай в области основной символики остался в рамках национальной традиции. Маоистский миф «равенства в бедности» породил символы иного склада. Символом этого мира стала простая синяя куртка, которую носили все, а с Культурной революции — цитатник изречений Мао и значок с портретом Председателя. И они выступили тогда не как знаки, а именно как символы, выраженные в знаках. Когда Китай перешел к авторитарной фазе, эти символы уже превратились в эмблемы в пространстве церемоний.

В третьей главе «Ритуальная культура тоталитарных государств» рассматривается роль ритуала в тоталитарной культуре, его типы, а также составляющие ритуала (парадигмальные жесты, «новояз»).

В первом параграфе «Церемония — ритуал — архетип» анализируется соотношение ритуала, церемонии, обычая и их значение в тоталитарном обществе.

Подход (Дюркгейм), когда ритуал понимается как любое знаковое поведение, где существует канон, делает неразличимой границу между ритуалом, церемонией и обычаем. Если разделить их по сути, — церемония является стереотипизированным поведением, а обряд выступает как носитель первоначальной (возможно уже забытой) информации. Ритуал же, который связан с символами, есть средство изменения человека, и до тоталитарной культуры подлинный ритуал был всегда связан только с сакральной, религиозной сферой. Ритуал всегда связан с церемонией как своей формой, т.е. нет ритуала без своего «тела», но может быть церемония без «души», вне ритуального содержания, а обряд (обычай) распространяют свою тенденцию нормативности на ритуал— он как — бы говорит: «Этот ритуал надо проводить вот так — то». Если, например, в СССР акт сопричастности с Демиургом — Лениным (т.е. сам ритуал) вначале не сопровождался церемонией выхода вождей по строгой иерархии, то позже эта форма ритуала стала обычаем. Но не ритуал, а именно церемония выполняет функцию воспроизводства и стабилизации системных отношений. Ритуал же необъясним лишь как функция социального механизма, он обращен к чему-то важнейшему в человеке. Характерная черта ритуала в тоталитарной культуре состоит в том, что он связан с мифом, а не с миром религиозного. Здесь ритуал стремится не только заменить собой дей-

ствительность, но и преодолеть эту «плохую» реальность. Особенно ярко это проявилось в практике нацизма. Гитлер использовал ритуалы нордической традиции — сейт, трот — где адепт стремится слить свое «я» с душой масс и непосредственно влиять на ход событий. В его выступлениях часто использовался ритуал гальдор, посредством которого он стремится изменить психику слушателей. И если задача церемонии — обязать человека действовать так, а не иначе, то цель тоталитарного ритуала — освободить участника от бремени решений й наполнить его сознание определенным содержанием. С ослаблением мифа, веры в него — ритуал имеет тенденцию превратиться в простую церемонию.

В параграфе втором «Типы ритуалов в тоталитарном обществе» показаны разновидности ритуалов и их связь с культурными традициями данных стран.

В тоталитарной культуре можно выделить два типа ритуалов:

1. Ритуалы «витализации» (термин В. Глебкина), целью которых является не просто подпитка элементов мифа, а воспроизводство мифа как целого.

2. Ритуалы перехода, где можно выделить ритуалы отделения, перемещения и воссоединения.

Первый тип ярко проявлялся, когда главы тоталитарных государств сами являлись частью мифа (речи Гитлера, явления Мао народу и т.д.). Сюда следует отнести и демонстрации, факельные шествия, митинги. Факельные шествия имели прочную традицию в Германии Италии, но форма была наполнена новым, мифологическим содержанием. Демонстрации же были там, по сути, заменены парадами (военных, рабочих, студентов) и народными карнавалами. В СССР же демонстрация вначале фактически воспроизводила «синтаксис» крестного хода, т.е. миф земного преображения еще искал свои формы ритуала. С образованием главного ритуального центра — Мавзолея — демонстрация включает повсеместно в свою структуру «принимающего субъекта» — трибуну. Как разновидность ритуала перехода, ритуал отделения в тоталитарной культуре выразился в различных отречениях (от родителей, фамилии, супругов и т.д.). Ритуалом смешанного типа явился такой феномен как «чистка» в СССР в 20-30 гг. (позже в Китае Мао). «Чистка» как бы соединяла в себе два ритуала — изгнание из партии (тогда это было отделение) или, после удачного исхода, — вновь воссоединение с «орденом». В этих ритуалах было много от исповеди. Но «исповедь» действительна только в контексте веры, иначе ритуал лишается смысла. В 60-70 гг. в СССР «исповедь» мутирует в самоотчет, ритуал в церемонию. Определенную парадоксальность можно отметить в ритуалах перемещения. Если «перемещение» в пионеры отражалось в четко разработанном и запоминающемся ритуале, то принятие в комсомол ритуально оформлено было сдержанно, а ритуал вступления в партию с самого начала был скорее похож на церемонию.

Третий параграф «Праздник как система и инструмент тоталитарной индокринации» посвящен анализу значения праздника в жизни тоталитарного государства.

Ритуал также связан с праздником, в котором творится культурное пространство мифа. Как в религиозном сознании мирскому времени противоположно «сакральное», так и в мире тоталитарной культуры праздник понимался как разрыв с «плохим» временем и началом подлинной истории. Разрыв с испорченным «хроносом» в нацистской Германии выразился сразу в 2-х праздниках — 9 ноября, по мифологии нацизма, «начало национального пробуждения» (путч 1923 г.) и 30 января — приход Гитлера к власти. Именно в Германии сложилась наиболее четкая система праздников — в центре которой находился системообразующий — день рождения Гитлера (20 апреля). В фашистской Италии конгломеративность режима обусловила и специфику праздников, которые так и не сложились в нечто стройное и внутренне связанное (существовали династийные, партийные, с 1929 г. 10 государственных церковных праздников. А в 1932 г. миф государства получил свой — 1 мая заменили на 21 апреля — основание Рима). Праздник объединяет, но в тоталитарной культуре он не только объединял, но и противополагал. И это противостояние было универсальным и постоянным. В СССР система новых праздников стала оформляться с конца 20-х.г. Но российская культурная традиция сакральности власти неуловимо проникала и в революционные праздники. Характерная для сакральных лиц — поза сидения — все больше стала использоваться художниками, скульпторами. В советской системе праздников большое место заняли торжественные заседания, посвященные особым датам. С 70-х гг. из советских праздников исчезает ритуальная магия. Она превращается в традиции, церемониальный отдых.

В четвертом параграфе «Праздник спорта как пропаганда» рассматривается проблема спорта как инструмента воспроизводства мифа в обществах тоталитарного типа.

Праздник в древности всегда был связан с Играми, он именно «разыгрывался» через ритуальные противоборства. В христианскую эпоху понимание праздника было иным. Но с возникновением «новой архаики» спорт сразу занимает особое место в тоталитарной культуре. Во-первых, в этих обществах был вновь создан «сакральный» мир, где все мыслилось в масштабах планетарной битвы «демонов» и «богов». Во-вторых, само зарождение этих систем сопровождалось максимальным освобождением архаичного в человеке. Если вне этой культуры спорт, как считал Й. Хейзинга, удалялся из игровой сферы и становился уже «не игрой, но и не серьезным», то именно в тоталитарных страйах произошла контаминация игры и серьезного. Игра вновь стала «серьезным» через связь с новой сакральностью и стала пропагандой. Ее пионером здесь выступил Муссолини. Именно в фашистской

Италии родился прием использования спорта как пропаганды — «рекорд за рекордом». Олимпийские игры (1936 г.) как инструмент практической политики впервые использовала нацистская Германия. Был найден эффективный и эффектный механизм внедрения в сознание через эмоции игры, если не идей идеологии, то духа мифа, который живет чувством. СССР, выйдя в начале 50-х гг. на международную спортивную арену, сразу открыл «спортгонку» с США, которая перешла в 80 годы в «олимпийские войны». Спорт не просто создавал новые мифы в своей сфере, но и воспроизводил Большой миф, нередко незаметно, но «серьезно».

В пятом параграфе «Тоталитарный миф и новояз» выявляются основные особенности «новоречи» в тоталитарных обществах.

Общим для всех тоталитарных систем было такое понимание языка, при котором он не просто описывал реальность, а сам участвовал в построении ее. Э. Кассирер считал, что в сфере языка в нацистской Германии семантические формы уступили место магическим. Цель нацистского «новояза», по филологу В. Клемпереру, держать человека в напряжении, маскируя всепроникающее обезличивание. Миф иерархического государства отразился и в итальянском языке — равные члены партии должны были говорить друг другу «ты», а старшим — «Вы» (женщины всем мужчинам обязаны были говорить «Вы»).

В СССР «новояз» сначала представлял смесь 3-х стилистических пластов: агитационного, бюрократического и ритуального. Со временем последние усилились за счет первого, исчезли заклинания типа «Долой!». Происходит деэмоционализация и деметафоризация советского «новояза». Для времен «застоя» характерна тенденция к анони-мизации противника, представленного расплывчато, везде царствует всеобщее «да здравствует!». Но «новоречь» имела и свою «тень» — эзопов язык, который создал метамир и достиг расцвета в 70 гг. XX века.

В шестом параграфе «Семантика парадигмальных жестов» показана связь таких жестов с тоталитарными мифами и их место в симво-лико-ритуальной структуре тоталитарных государств.

Если жест — сигнал — это конкретная информация в плоскости «я — ты», то парадигмальный жест мыслится как реальное участие в соотношении «высших — низших». В тоталитарной культуре особую роль играла парадигмальная кинесика. Вообще важнейшим инструментом парадигмальной кинесики является правая рука как соответствие активному началу, будущему, поднятая правая рука здесь означает «творение» (жест «Медного всадника» не жест — сигнал «указание на врага», а именно парадигмальный). «Римский салют» в фашистской Италии и «немецкое приветствие» в нацистской Германии были схожи, но несли разную внутреннюю нагрузку. Муссолини взял этот жест уже как вторичный в русле строительства Нового Рима. В

Германии он понимался ближе к первосмыслу жреческого приветствия, который связывался с сакральной династией гипербореев Юлов (Юлиев), предков основателей Рима, т.е. с творением полярной расы сверхлюдей, («немецкое приветствие» официально осуществлялось под углом 45 градусов, как и у свастики).

В СССР вначале использовались «изломанные» жесты (рот-фронт, салют), которые в парадигмальной кинетике означают «разрыв, борьбу, отрицание чего-либо», что имело связь тогда с определенным уровнем основной советской символики. С середины 30-х жест «рот-фронт» уходит из ритуального пространства, а жест «творение» становится подчеркнуто парадигмальным для образа двух творцов земного преображения — учителя (Ленина) и ученика (Сталина). В 50-60 гг. получает распространение жест «саморукопожатие» как знак солидарности, но это был только жест — сигнал в системе ритуалов, превращающихся в церемонии.

В седьмом параграфе «тоталитарное государство как «синтез искусств» анализируется составляющие тоталитарной эстетики.

Искусство в тоталитарных системах превратилось в инструмент определенной эстетизации реальности. Можно выделить наиболее важные составляющие тоталитарной эстетики.

Во-первых, это сверхреализм, т.е. та же мифология в реалистических одеждах. Если в 30-е гг. в СССР реализм понимался больше как прагматизм (конструктивизм дизайн 20-х), то потом сверхреализм обязан был не только отображать, но и одновременно создавать новую реальность с задачей «перековки» человека. В нацистской Германии он исходил из расового мифа, где «высшее» понималось как нечто заложенное в «народе», расе. >

Во-вторых, это монументализм. И эта составляющая выражала разную суть мифов. Роскошь советского монументализма отражала коллективное богатство, плодородие, счастье всех (сбор урожая — частый мотив советской стенной живописи). Это проявление мифа спасения в будущем раю, который уже начинается. Холодный, мрачный монументализм нацистского мифа (и частично итальянского) указывает на борьбу и иерархию.

Классицизм — третья составляющая тоталитарной эстетики, — с одной стороны, продолжает традиции, а с другой он есть утопия предвосхищения будущего совершенства (следующая составляющая — «народность», под которой понималось противоположное элитарному, вычурному, упадническому, чужому — здоровое восприятие жизни). В силу различных мифов, лежавших в основании систем, и эта составляющая понимались часто прямо противоположно.

В «Заключении» сформулированы основные выводы по результатам проведенного диссертационного исследования.

Главные из них заключаются в следующем. Мифы, символы, ритуалы — необходимые инструменты культуры. Все дело в том, как и в какой

мере, они используются. Высокая степень мифологизации, символизации и ритуализации культуры свидетельствует о различного рода негативных процессах. Главные из них это — сознательное стремление власти затушевать истинную картину происходящего в обществе или вызвать энтузиазм широких масс по поводу достижения целей, имеющих иррациональную природу. Все это возможно лишь в тоталитарном обществе и потому чрезмерную мифологизацию, символизацию и ритуа-лизацию культуры можно рассматривать в качества одного из индикаторов процессов сползания общества в сторону тоталитаризма. В то же время нигилизм и пренебрежение по отношению к мифологическим, символическим и ритуалистическим аспектам культуры недопустим. Его реализация на практике свидетельствует о потере внутренних духовных связей, скрепляющих общество в единое целое.

В «Заключении» намечены также перспективы дальнейшей разработки диссертационной проблемы.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Лебедев И.А. Бытовая культура тоталитарных государств: ритуал повседневности в национал —- социалистической Германии 30-40 гг. XX в. // Россия и мир. Гуманитарные проблемы (межвузовский сборник научных трудов) СПГУВК, — 2003 г. С 78-81 (0,15 п.л.)

2. Лебедев И.А. «Календарное время» в культуре тоталитарных государств // Материалы конференции. СПГУВК, — 2004 г. С 55-58 (0,15 п.л.)

3. Лебедев И.А. Праздник как система и инструмент тоталитарной индокринации // Россия и мир. Гуманитарные проблемы (межвузовский сборник научных трудов) СПГУВК, — 2005 г. С 81-86 (0,25 п.л.)

4. Лебедев И.А. «Территория запрета» — спецхран (к церемониям советской культуры)» // Материалы круглого стола «Запреты в культуре и культура запретов». СПб. Санкт-Петербургское философское общество, — 2004. С 103-106 (0,15 п.л.)

5. Лебедев И.А. I сексуальная революция и тоталитарные режимы // Дни Петербургской философии. Материалы круглого стола «Запреты в культуре и культура запретов». СПб. Санкт-Петербургское философское общество, -2006. С 193-199 (0,3 п.л.)

6. Лебедев И.А. Символика парадигмальных жестов и тоталитарные системы // Россия и мир. Гуманитарные проблемы (межвузовский сборник научных трудов) СПГУВК, — 2006 г. С 90-96 (0,3 п.л.)

Лаборатория оперативной печати факультета журналистики СПбГУ Заказ 209. Объем 1'/„ п. л. Тираж 100 экз.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Лебедев, Игорь Александрович

Введение.

Глава I. Миф и тоталитарное общество.

1.1. Авторитаризм, тоталитаризм, фашизм: определение понятий.

1.2. Советский тоталитарный миф.

1.3. Мифология германского национал-социализма.

1.4. Мифология итальянского фашизма.

1.5. Мифология маоистского тоталитаризма.

1.6. Мифологизация отношений «верхи - низы» в обществах тоталитарного типа.

Глава 2. Семантика основных символов тоталитарных государств.

2.1. Знак - эмблема - символ.

2.2. Украденный священный символ или четыре стороны свастики.

2.3. Фашио - это Империя (символика Италии Муссолини).

2.4. Красная звезда «освещает» серп и молот (символ и эмблема).

2.5. Традиция и доктрина.

Глава 3. Ритуальная культура тоталитарных государств.

3.1. Церемония - ритуал - архетип.

3.2. Типы ритуалов в тоталитарных обществах.

3.3. Праздник как система и инструмент тоталитарной индокринации.

3.4. «Праздник спорта» как пропаганда.

3.5. Тоталитарный миф и «новояз».

3.6. Семантика парадигмальных жестов.

3.7. Тоталитарное государство как «синтез искусств».

Введение диссертации2006 год, автореферат по культурологии, Лебедев, Игорь Александрович

Актуальность темы.

Относительно тоталитарного опыта XX века сложилось огромное количество стереотипов, которые упрощают и делают феномен одномерным и, следовательно, неистинным. С одной стороны, действия по укреплению государственности одними сразу квалифицируются как «предтоталитарные», с другой стороны, прошлое зачастую идеализируется. (Это касается не только РФ, но и Германии, где в результате опроса 1992 года, выяснилось, что каждый третий (!) немец находит нацизм положительным явлением).

Появление в РФ целого спектра групп и движений, основанных на ценностях тоталитаризма (от «Вервольфа» до национал-большевиков) делает анализ тоталитаризма необходимым. Современная Россия ищет свою идею, и в этот вакуум врывается то, что ранее никогда не было здесь широко популярным -расовые идеи (от примитивных до «гиперборейских истоков русского народа»), теории неоязычества и т. д.

Теоретический интерес к проблеме тоталитаризма характерен и для Германии (с 1974 года, например, там выходит серьезный аналитический журнал «3 рейх»). Но, чтобы видеть будущее, необходимо понять прошлое, которое при стечении обстоятельств может превратиться в «воспоминание о будущем». Одного морального осуждения здесь недостаточно, необходимо найти не только общее в тоталитарном опыте, но и глубоко специфическое, а это возможно только при анализе явления через призму мировой культуры. Прежние мифы умерли, но архетипы их живы и продолжают существовать в подсознании людей. Поэтому актуальность исследования тоталитаризма не уменьшается, но возрастает и не только для молодой демократии в России, но и для всего мира. Информационный взрыв последних десятилетий создает у человека разных культур ощущение постоянной изменчивости. Это способствует мифологизации сознания современного человека, так как миф упорядочивает хаотическую картину мира. Сила мифа, в частности тоталитарного мифа - в его способности возвращаться к жизни в другом обличьи.

Следовательно, беспристрастное исследование тоталитаризма является востребованной и неотложной задачей.

Степень научной разработанности проблемы.

Проблема феномена тоталитаризма занимает особое место в философской мысли XX века. Социальный катаклизм в России не мог не вызвать мучительных вопросов о сути и причинах невиданного феномена - Н. Бердяев, В. Розанов, Е.Трубецкой, Л.Шестов, и другие еще до появления термина «тоталитаризм» пытались понять природу нарождающейся новой культуры. С возникновением режима Муссолини и нацистского движения интерес к проблеме затрагивает все уровни европейской интеллектуальной элиты. В творчестве Р. Генона, Т. Манна, Х.Ортега-и-Гассета, М.Элиаде, появляются попытки осмысления общекультурных тенденций, лежащих в основе возможности появления этого феномена. С середины 30х г. XX века начинается анализ собственно тоталитаризма, но исследования ведутся в основном в политологической плоскости (Ф. Боркенау, К. Дейч, К. Гейден), а с 40-50" г.г. в полит-социологическом ключе (3. Бжезинский, К.Поппер, К. Фридрих, Ф.Хайек). Культурным основанием такого подхода была абсолютизация ценностей «веберовской» цивилизации, где главное - это борьба самодостаточных индивидов и групп, что и получило свое выражение в «игре политических сил», в парламентаризме. Другие уровни, срезы и пласты мировой культуры или просто игнорировались или считались априори аномальными.

Исключением здесь являлось творчество В. Райха, который рассматривал тоталитаризм с позиций психоанализа (позже, значительно модернизированная, эта линия будет разрабатываться Э. Фроммом).

В 60-70 г.г. XX века появилось несколько новых направлений анализа тоталитаризма, что обогатило инструментарий исследования феномена, он становится объемным и многомерным объектом изучения. «Инициатическая школа» (Л. Бержье, М. Равенскрофт, М. Серрано) открыла связь (особенно национал-социализма) с особой субкультурой мировой традиции - эзотеризмом, герметизмом. X. Арендт в тоталитаризме видит не социальные структуры и социальные интересы, а «психокосмос одиночки в бездушной государственной машине» - происходит «сократический» перелом в проблеме поиска сути тоталитаризма. JI. Шапиро - разграничивая инструменты власти (идеология, террор и т.д.) от сути феномена - практически преодолевает тупик социологического подхода.

Франкфуртская школа (Г. Маркузе) ставит новые вопросы, связанные с данным феноменом. Нельзя также не отметить работы Э.О.Морена, С.Московичи, Ж. Пурвулеско, связанные с проблемой тоталитаризма. Обширный блок литературы составляют исследования, посвященные отдельным сферам и аспектам тоталитарной культуры - языку, быту, ритуалу.

Среди основных имен- можно назвать В. Андреевского, Р. Багдасарова, Р.Герцштейна, X. Гюнтера, В. Глебкина, В. Клемперера, Ж. Марабини, О.Пленкова, Ш. Фицпатрик, Х.Хене.

Нельзя не отметить того факта, что для понимания такого неодномёрного явления, как тоталитаризм, большое значение имеют работы отечественных философов культурологов, которые занималисьпроблемой мифа, символа, знака, общими проблемами семиотики культуры - Э.Ф. Голосовкера, Ф.Х. Кессиди, А.Ф.Лосева, М.И. Мамардашвили.

А работа Ю.Н. Солонина о Э. Юнгере, в принципе, не только начала в России философского изучения его творчества, но и открыла новое направление в изучении тоталитаризма - проблему внутреннего преодоления мифа.

Осмыслению эстетических аспектов культуры тоталитарных обществ способствуют положения и выводы, содержащиеся в работах по эстетике М.С.Кагана, В.В. Прозерского, Е.Н. Устюговой. Общетеоретической базой исследования феномена тоталитаризма явились концептуальные идеи, обоснованные в работах по философской антропологии, философии культуры и культурологии А.А. Грякалова, С.И. Иконниковой, М.С. Кагана, JI.K. Кругловой, Б.В. Маркова, В.В. Савчука, Ю.Н. Солонина.

Вместе с тем, проблемой при анализе тоталитаризма была и осталась, с одной стороны, фрагментация феномена как целого, а с другой, его схематизация, рассуждения о «тоталитаризме вообще». Среди большого количества работ фактически нет таких, которые исходили бы из понимания тоталитаризма как культурного феномена, своеобразного синтеза разных пластов мировой культуры. После распада Советского Союза в новой России к перечисленным проблемам присоединилось и то, что можно назвать «идеологическим преодолением», и не только к своей прошлой истории, но и к опыту и реалиям национал-социалистической Германии. В частности, большой акцент получило рассмотрение формы, а не сути тоталитаризма в этих странах.

Постсоциалистическим синдромом» страдает и литература, посвященная проблеме тоталитаризма, (особенно в 90е г. XX века) исследователей из Восточной Европы - А. Мирека, Ж. Желева, С. Жижека и других.

А в это время в Западной Европе, наоборот, появилась так называемая «ревизионистская» школа, представители которой вообще отрицают существование такого явления, как тоталитаризм. (Т. Лоэ считает, что национал-социализм, фашизм, маоизм, советский коммунизм были разновидностями протеста против вестернизации в XX веке - сейчас этот процесс именуется глобализацией).

Часть «ревизионистов» (П.Расинье, М.Рид, Р.Форрисон, Ю.Граф) отрицают, например, геноцид и холокост в истории Германии Гитлера.

Изучение проблемы тоталитаризма в последние годы выявило и новую опасность, которая заключается в вульгаризации части аспектов жизни тоталитарных государств. Немало материалов носит чисто информативный, а не аналитический характер.

Цель и задачи исследования.

В основе любой социальной системы лежит некое исходное начало, которое определяет, иногда незаметно для людей, всю жизнь этой системы. Если говорить о тоталитарном (государстве, сознании, искусстве), то в его основе лежит универсальный миф. Именно этот миф в разных своих исторических явлениях и служит ключом к пониманию всех сторон жизни тоталитарного общества. Анализ разных культурных типов такого мифа и реализация его в символике, ритуалах, искусстве и является основной целью диссертации. Конкретные задачи, решение которых обеспечивает достижение поставленной задачи, заключается в том, чтобы:

1. Рассмотреть миф - и именно универсальный миф - как системообразующее начало тоталитаризма и определить его основные исторические типы.

• 2. Проанализировать семантику и эволюцию (актуализацию разных уровней) основных символов тоталитарных обществ. Указать на нетождественность символа и эмблемы и их взаимоотношения в конкретных случаях тоталитаризма.

3. Определить роль праздника в культуре тоталитарных обществ XX века, значение парадигмальных жестов в связи с конкретным типом тоталитарного мифа.

4. Вскрыть специфику феномена «спорта как пропаганды», а также соотношение церемонии и ритуала в обыденной жизни рассматриваемых государств и обществ.

5. Показать сходство и различие в самой сути исторических типов феномена тоталитаризма в XX веке.

Научная новизна результатов исследования.

1. Феномен тоталитаризма проанализирован не как искусственная конструкция, поддерживаемая только насилием и всеконтролем, а как определенное состояние общества, фундированное культурой, в основе которой лежит сплав архетипов из разных уровней культуры (языческой, христианской, инициатической).

2. Показано, что в противоположность общепринятым взглядам, при большой схожести по форме тоталитарные общества в своей архетипической основе, были гораздо дальше друг от друга, чем считается до сих пор (и это касается не только СССР и Германии Гитлера, итальянского фашизма и национал-социализма, но и СССР и Китая Мао).

3. Символика в культуре тоталитарных обществ проанализирована не эмблематически и знаково, а через рассмотрение актуализации различных уровней самих универсальных символов.

4. Рассмотрен семантико-семиотический аспект парадигмальных жестов в структуре разных типов тоталитарного мифа как онтологического момента в культуре тоталитарных обществ.

5. Показано значение ряда феноменов культуры, ранее подававшихся лишь информативно (спорт и тоталитаризм, «новояз»).

Положения, выносимые на защиту:

1. Тоталитаризм - это явление социально-политическое, т.е. это определенная форма социальной организации. Содержание, «упакованное» в эту форму, определяется целью, достижению которой подчиняется вся жизнь тоталитарного общества. Ее специфика заключается в глобальном и универсальном характере - мировая революция, новый мировой порядок и т.д. Стремление подчинить всю жизнь общества единой и притом сверхреальной цели, что и порождает феномен тоталитаризма, с необходимостью требует особым образом организованной культуры. Ее системообразующим началом является миф.

2. Наряду с общими чертами, тоталитарные мифы имели и свою специфику. Так немецкий фашизм опирался на миф, обращенный в прошлое, итальянский мифологизировал государство. Общим для них было обращение к идеологии расизма, что предполагает гальванизацию наиболее архаичных пластов человеческого сознания. Для Советского мифа характерна ориентация на светлое будущее, отвержение расизма и национализма. Роль носителя зла отводилась в нем классовому врагу. Констатация этих отличий, разумеется, нужна не для того, чтобы ответить на вопрос, какой тоталитаризм лучше, а для внесения ясности в сложную, запутанную, болезненно решаемую проблему.

3. Символика тоталитарных культур является очень часто ключом к пониманию сути таких обществ, а не знаковой констатацией идеологических схем. Кроме того, символические ряды тоталитарных государств отражают не только «душу» соответствующего мифа, но нередко и эволюцию тоталитарных систем.

4. Если символ несет в себе потенциальную связь с определенной реальностью, то ритуал обладает возможностью реализации этой потенции. Ритуал в символических действиях воспроизводит тоталитарный миф. И если задача церемонии - обязать человека действовать так, а не иначе, то важнейшая цель ритуала в тоталитарном обществе - освободить человека от собственного выбора и наполнить его сознание определенным содержанием. Внутренний смысл в тоталитарной культуре может быть понят адекватно только изнутри человеком, находящимся в «сильном поле» этого мифа - иначе увидят лишь набор действий. Это очень важный момент всех тоталитарных культур. Ритуал тесно связан с праздником. Суть праздника в тоталитарных обществах тесно связана с культурной задачей в воспроизводстве картины мира, поэтому праздник - это воспроизводство мифа через ритуал, церемонии, парадигмальные жесты.

5. Спорт, в пространстве культуры тоталитарного общества, так же воспроизводил системообразующий миф, но на эмоциональном уровне игры, являющейся здесь «сакральным противоборством».

6. Миф преобразовал и лингвистику, создав «новояз», в котором отражалась суть соответствующего видения мира в тоталитарных обществах.

7. Мифы, символы, ритуалы - необходимые инструменты культуры. Все дело в том, как и в какой мере они используются. Высокая степень мифологизации, символизации и ритуализации культуры свидетельствует о различного рода негативных процессах. Главные из них это сознательное стремление власти затушевать истинную картину происходящего в обществе или вызвать энтузиазм широких масс по поводу достижения целей, имеющих иррациональную природу. Все это возможно лишь в тоталитарном обществе и поэтому чрезмерную мифологизацию, символизацию и ритуализацию культуры можно рассматривать в качестве одного из индикаторов сползания общества в сторону тоталитаризма. В то же время нигилизм и пренебрежение по отношению к мифологическим, символическим и ритуалистическим аспектам культуры недопустим. Его реализация на практике свидетельствует о потере внутренних духовных связей, скрепляющих общество в единое целое.

Теоретическую и методическую базу диссертационной работы составляют исследования отечественных и зарубежных философов и культурологов. Цель и задачи исследования обусловили выбор методов. Среди них:

- феноменологический метод, который используется на первичной стадии изучения и описания предмета исследования

- историко-генетический, который необходим, поскольку предмет -исследования глубоко укоренен в истории мировой культуры

- системный метод анализа культурных феноменов, необходимость которого обусловлена многоаспектным и в то же время целостным характером предмета исследования

- метод компаративистики, который используется для сопоставления и сравнения различных аспектов изучаемого объекта

- герменевтический метод, который является необходимым в культурологическом исследовании вообще и в изучении столь сложного феномена как тоталитаризм

Теоретическое и практическое значение диссертации заключается в том, что ее положения могут быть использованы:

- в практической сфере для анализа символического поведения политических групп и движений

- в общекультурологическом смысле - для более точного определения специфики и места тоталитарного феномена в мировой культуре

- в педагогической практике - для подготовки учебных материалов и различных курсов по теории и истории культуры, в лекционной работе.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Семантика и семиотика в культуре тоталитарных обществ: миф, символ, ритуал"

Заключение.

1. Тоталитаризм - это явление социально-политическое, т.е. это определенная политическая форма социальной организации. Содержание, облаченное в эту форму, определяется сверхцелью, достижению которой подчинены все сферы тоталитарного общества. Ее специфика заключается в глобальном и универсальном характере. Стремление подчинить всю жизнь такого общества единой и сверхреальной цели, что и порождает феномен тоталитаризма, с необходимостью требует особым образом организованной культуры. Ее системообразующим началом и является миф. Миф в культуре тоталитарных обществ имеет основополагающее, системообразующее значение. Объяснение этому можно найти в особенностях мифа как продукта духовной деятельности людей. Поскольку в мифе нет различия реального и фантастического, личности и коллектива, он снимает проблему веры и безверия, веры и знания. Культурная функция мифа в том, что он дает человеку готовую форму мировосприятия. Главная же функция мифа - социально-практическая - направлена на обеспечение единства и целостности коллектива. Все перечисленные выше особенности мифа сполна использовались во всех тоталитарных государствах. Однако, наряду с общими чертами, тоталитарные имели и свою значительную специфику. Так немецкий фашизм опирался на миф, обращенный в прошлое, итальянский мифологизировал корпоративное Государство. Общим для них было обращение к идеологии расизма, что предполагает гальванизацию наиболее архаичных пластов человеческого сознания. Для советского мифа характерна ориентация на светлое будущее и отвержение расизма и национализма.

2. Но «душой» мифа является символ. Он же выступал и в роли «языка мифа». В связи с этим, становится понятной та огромная роль, которую играл символ в культуре тоталитарных обществ. Одновременно символика играла разную роль в этих обществах. В Германии Гитлера она понималась как один из практических инструментов реализации сверхзадач нацистского мифа. В фашистской Италии основной символ актуализировал одну - имперскую, государственную сторону своей потенции в течение всей жизни режима. В СССР же символика меняла свою смысловую нагрузку до времени распадения соответствующего мифа, когда символ окончательно превратился в эмблему, потеряв всякую связь с своей сущностью.

3. Если символ несет в себе потенциальную связь с определенной реальностью, то ритуал обладает возможностью реализации этой потенции. Ритуал в символических действиях воспроизводит миф. Ритуал тесно связан с церемонией как своей формой. И если задача церемонии - обязать человека действовать так, а не иначе, то одна из целей ритуала - принудительно освободить участников от собственного решения и наполнить определенным содержанием. Подлинный ритуал связан с символом, в то время как церемония -со знаками. Отличие ритуала в тоталитарной культуре от ритуала в иных системах в том, что он связан с соответствующим мифом. Внутренний смысл ритуала может быть понят только изнутри человеком, находящимся в «силовом ритуала может быть понят только изнутри человеком, находящимся в «силовом поле» этого мифа; смотрящий на ритуал в тоталитарной системе извне, увидит лишь набор действий. Ритуал тесно связан с праздником. Суть праздника в тоталитарных системах тесно связана с культурной задачей мифа в воспроизводстве социальной картины мира. Политический миф выстраивает некую идею - истину, лежащую в основе картины мира. Поэтому праздник - это воспроизводство мифа через ритуал, церемонии, парадигмальные жесты. Этому служил и спорт, он не просто создавал новые мифы в своей сфере, но также воспроизводил Большой миф на эмоциональном уровне, нередко незаметно, но эффективно. Миф создал и свой язык - «новояз», - который отражал не только суть советского мифа, но и его эволюцию. Мифы, символы, ритуалы -необходимые инструменты культуры. Все дело в том, как и в какой мере они используются. Высокая степень мифологизации, символизации и ритуализации культуры свидетельствуют о различного рода негативных процессах. Главные из них - это сознательное стремление власти затушевать истинную картину "4 происходящего в обществе или вызвать энтузиазм широких масс по поводу достижения целей, имеющих иррациональную природу. Все это возможно лишь в тоталитарном обществе и потому чрезмерную мифологизацию, символизацию и ритуализацию культуры - можно рассматривать в качестве одного из индикаторов процессов сползания общества в сторону тоталитаризма. В то же время нигилизм и пренебрежительное отношение к мифологическим, символическим и ритуалистическим аспектам культуры недопустим. Его реализация на практике свидетельствует о потере внутренних духовных связей, скрепляющих общество как целое.

Список научной литературыЛебедев, Игорь Александрович, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Авдеев В.Б. Метафизическая антропология. М.: Белые Альвы, 2002 - 256 с.

2. Агапов А.Б. Дневники Йозефа Гоббельса. М.: «Дашков и К0», 2005 - 504 с.

3. Альтернативность исторического развития Китая во второй половине XX века.-М.: ИСАА, 1999-172 с.

4. Анатомия революции (сборник статей). СПб: Глаголъ, 1994 - 446 с.

5. Антонян Ю.М. Миф и вечность. М.: Логос, 1996 - 463 с.

6. Андреевский Т.В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 19201530-е годы. М: Молодая гвардия, 2003 - 575 с.

7. Андреевский Т.В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 19301940-е годы. М: Молодая гвардия, 2002 - 463 - М:

8. Арендт X. Истоки тоталитаризма. М: Центр Ком, 1996 - 672 с.

9. Арон Р. Мемуары. -М: Ладомир, 2002 871 с. Ю.Афанасьев А. Происхождение мифа. - М: Индрик, 1996 - 638 с.

10. Багдасаров Р., Дурасов Т. Свастика: священный символ. М: Белые Альвы,2001-428 с.

11. Барсов Е.В. Древнерусские памятники священного венчания царей на царство- М: изд-во Сабашникова, 1883 г. 348 с.

12. Барт Р. Избранные работы. М: изд. группа Прогресс, 1994 - 615 с.

13. Барт Р. Мифология. М: изд. Сабашникова, 1996 - 315 с.

14. Барт Р. Миф сегодня. М: изд. Сабашникова, 1996 - 283 с.

15. Белкин А. Вожди или призраки. М: Олма-Пресс, 1998 - 375 с.

16. Белоусов Л.С. Муссолини: диктатура и демагогия. М: Машиностроение,1993-303 с.

17. Белоусов Л.С. Режим Муссолини и массы. М: изд-во Московского1. Университета, 2000 368 с.

18. Бердяев Н.А. Духи русской революции. СПб: изд-во РХТИ, 1999 - 431 с.

19. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М: Наука, 1990 - 220с.

20. Бердяев Н.А. Новое Средневековье. М: ХДС-пресс, 1991 - 81 с.

21. Берлин И. Философия свободы: Европа. М: Новое литературное обозрение,2001 -439 с.

22. Бертольд В. 42 покушения на Гитлера. Смоленск: Русич, 2003 - 352 с.24. Библия

23. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М: Международные связи, 1998637 с.

24. Бидерман Т. Энциклопедия символов. М., Ладомир, 1996 - 685 с.

25. Блаватская Е.П. Тайная доктрина. Т. 1-М: Эксмо-пресс, 1999 877 с.

26. Богданов К.А. Повседневность и мифология. Спб: Искусство, 2001 - 437 с.

27. Богданов К.А. Homo Tacens. Очерки по антропологии молчания. СПб: изд-во РХТИ, 1998-349 с.

28. Буллок А. Гитлер и Сталин. Т 1-2. Смоленск: Русич, 1994, Т 1- 527 е., Т 2 -666 с.

29. Вайль П., Генис А. 60е Мир советского человека. М: Новое литературное обозрение, 1998 - 358 с.

30. Гаджиев К.С. Тоталитаризм как феномен XX века // Вопросы философии -1992, №2.

31. Галкин А.Л. О фашизме его сущности, корнях, признаках и формах проявления //Полис - 199 5, №2.

32. Галкин А.Л. Германский фашизм. М: Наука, 1989 - 350 с.

33. Гейден К. История германского фашизма. М-Л: Соц.-эк., 1935 - 394 с.

34. Геллер М., Некрич А. Утопия у власти Т. 1 М: МИК, 2000 - 858 с.

35. Геллер М. Машина и винтики. М: МИК, 1994 - 335 с.

36. Генон Р. Царство количества и знамение времени М: Беловодье, 1994 - 295 с.

37. Генон Р. Очерки о традиции и метафизике СПб: Азбука, 2000 - 317с.

38. Генон Р. Символы священной науки. М: Беловодье, 1995 - 284 с.

39. Генон Р. Царь мира. Коломна: (б.п.), 1993 - 69 с.

40. Герцштейн Р. Война, которую Гитлер выиграл. Смоленск: Русич, 1996 - 608с.

41. Гинзбург К. Германская мифология и нацизм // Новое литературное обозрение. -1998, №3.

42. Гитлер А. Моя борьба. М: Витязь, 2000 - 591 с.

43. Гитлер А. Демократия и большевизм. Berlin: Новое слово, 1938 - 76 с.

44. Генкин Д.М. Массовые праздники. М: Просвещение, 1975 - 140 с.

45. Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М: Янус-К, 1998 - 167 с.

46. Гоббино Ж.А. Опыт о неравенстве человеческих рас. М: Одиссей: Олмопресс, 2001 -761 с.

47. Голомшток И. Тоталитарное искусство. М.: Галарт, 1994 - 294 с.

48. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М: Наука, 1987 - 218 с.

49. Граф Ю. Великая ложь XX века. СПб: изд-во гр. «Сенеж», 1997 - 225 с.

50. Гройс Б. Утопия и обман. М: Знак, 1993 - 374 с.

51. Грюнберг К. Гитлер. М: Республика, 1995 - 364 с.

52. Гюнтер Г. Тоталитарная народность и ее истоки. // Русский текст 4,1996.

53. Данилевский П.Я. Россия и Европа. -М: Книга, 1991 573 с.

54. Девис П. Суперсила. М: Мир, 1989 - 272 с.

55. Джилас М. Лицо тоталитаризма. М: Новости, 1995 - 539 с.

56. Дугин А. Тамплиеры пролетариата. М: Артогея, 1992 - 326 с.

57. Дугин А. Мистерии Евразии. М: Артогея, 1996 - 191 с.

58. Дугин А. Консервативная революция. М: Артогея, 1994 - 343 с.

59. Дугин А. Конспирология. М: Артогея, 1993 - 144 с.

60. Дуглас М. Чистота и опасность. М: Кучково поле, 2000 - 286 с.

61. Дэвидсон Ю. Суд над нацистами. Смоленск: Русич, 2001 - 507 с.

62. Евзлин В.К. Космология и ритуал. М: Родина, 1993 - 337.

63. Егдров В.К. Философия культуры России: контуры и проблемы. М: изд-во РАТС, 2002 - 656 с.

64. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л.: Наука, 1991 - 206 с.

65. Желев Ж. Фашизм: Тоталитарное государство. М: Новости, 1991 - 334 с.

66. Жигульский К. Праздник и культура. -М: Прогресс, 1985 336 с.

67. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М: Архив XXI века, 1999 - 235с.

68. Жижек С. Добро пожаловать в пустыню Реального. М: Архив XXI века, 2003-278 е.

69. Жорж Жак. Знаки и символы. М: Rebe-book, 2002 - 275 с.

70. Жульен Н. Словарь символов. Ч., Урал, 1997 - 382 с.

71. Иконникова С.Н. Очерки по истории культурологии. СПб.: изд-во СПбГУП, 1998,-408 с.

72. Из истории традиционной китайской идеологии. М: Наука, 1984 - 296 с. 79!Каган М.С. Философия культуры. - СПб: Петрополис, 1996 - 415 с.

73. Камю А. Бунтующий человек. М: Политиздат, 1990 - 415 с.

74. Карпов В.В. Геополитика. СПб: изд-во Михайлова В.А., 2000 - 48 с.

75. Канетти Э. Человек нашего столетия. -М: Прогресс, 1990 473 с.

76. Канетти Э. Масса и власть. М: ad marginen 1997 - 527 с.

77. Кассирер Э. Опыт о человеке. М: Гардарики, 1998 - 779 с.

78. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. СПб: Амтейя, 1992 - 360 с.

79. Керлот Х.Э. Словарь символов. М: Repl-book 1994 - 601 с.

80. Кун Ц.И. Начало итальянского фашизма // Вопросы философии, 1988, №11.88.'Китайские социальные утопии. М: Наука, 1987 - 308 с.

81. Клемперер В. Язык Третьего Рейха. М: Прогресс-Традиция, 1998 - 381 с.

82. Козлова П.П. Горизонты повседневности советской эпохи: голоса из хора. -М: Алгоритм, 1996 294 с.

83. Кольев А. Миф масс и магия вождей. -М: Центрполиграф, 1996 615 с.

84. Колье Р. Дуче. М: Центрполиграф, 2001 -491 с.

85. Кормилицын С.В. III Рейх Гитлерюгенд. СПб: Изд. Дом «Нева», 2004 - 280с.

86. Кох-Халлебрехт Т.М. Homo Гитлер: Психограмма диктатора. М: 2003.

87. К проблеме категорий традиционной китайской культуры // Народы Азии и •Африки 1983, №3.

88. Кнопп Г. «Дети» Гитлера. М: Олма-Пресс, 2004 - 285 с.

89. Кравцова М.Е. История культуры Китая. СПб: Лань, 1999 - 415 с.

90. Круглова Л.К. Основы культурологии. СПб: СПГУВК, 2000 - 304 с.

91. Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой. К: София, 1997 - 336 с.

92. Лебедев Н. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М: изд-воМГУ, 1999-378 с.

93. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. -М: Республика, 1999 382 с.

94. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М: Эксмо-пресс, 2001- - 510 с.

95. Леви-Стросс К. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М: Педагогика-Пресс, 1999 - 603 с.

96. Леонтьев К. Цветущая сложность. Избранные статьи. М: Молодая Гвардия, 1992-318 с.

97. Липартелиани Г.Л. Сталин Великий. СПб: Роза мира, 2001 - 720 с.

98. Лихачев Д.С. Заметки о русском. -М: Сов. Россия, 1981 71 с.

99. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М: Мысль, 1993 - 958 с.

100. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М: Политиздат, 1991 -525 с.

101. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М: Искусство, 1976-308 с.

102. Лотман Ю.М. Семиосфера. Культура и взрыв. СПб: Искусство - СПб, 2001 - 703 с.

103. Лотман Ю.М. Символ в советской культуре. Тарту: ТГУ, 1987 - 145 с.

104. Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры. Тарту: ТГУ, 1973 - 642 с.

105. Лотмановский сборник 2. М: 1997.

106. Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М: Наука, 1978-392 с.

107. Малавин В.В. Китайская цивилизация. М: Астрелъ, 2000 - 627 с.

108. Мамардашвили М.И. Введение в философию. Мой опыт не типичен. СПб: Азбука, 2000 - 396 с.

109. Мамардашвили М.И., Пятигорский A.M. Символ и сознание. М: МК «Языки русской культуры», 1997 - 217 с.

110. Мамардашвили М.И. Как я понимаю философию. М: Прогресс-культура, 1992-414 с.

111. Марабини Ж. Повседневная жизнь Берлина при Гитлере. М: Молодая Гвардия, 2003 - 309 с.

112. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев: София, 1995 - 314 с.

113. Мельников Д., Черная JI. Империя смерти. М: Политиздат, 1988 - 443 с.

114. Милза П. Что такое фашизм? // Полис 1995, №2.

115. Миф и культура: человек не - человек (Тезисы конференции XI 1994 г.). -М: ИСБ, 1994 - 84 с.

116. Миф. Пастораль. Утопия. -М: МГОПУ, 1998 137 с.

117. Мифология и повседневность. Выпуск 2. Материалы научной конференции 24-26 февраля 1999. СПб: БИ, 1999 - 573 с.

118. Морен Э. О природе СССР (тоталитарный комплекс и новая империя). М: Научно-изд. центр «Национальное достояние общества», 1995 - 218 с.

119. Московичи С. Век толпы. М: Центр психологии и психотерапии, 1994 -478с.

120. Московичи С. Машина, творящая богов. М: из-ва «КСП+», 1998 - 558 с.

121. Моссе Д. Нацизм и культура. М: Крон-пресс, 2003 - 687 с.

122. Муссолини Б. Мемуары 1942-1943 г.г. М:Эксмо, 2004 - 448 с.

123. Муссолини Б. Доктрина фашизма. Paris: Возрождение, 1938 - 61 с.

124. Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. Т2. М: Прогресс, 1990 - 643 с.

125. Ноймер А. Диктаторы в зеркале медицины. Ростов-на-Дону: Феликс, 1997478 с.

126. Одайник В. Психология политики. -М: Ювента, 1996 381 с.

127. Паперный В. Культура «Два». М: Ан Арбор: Ardis, 1985 - 338 с. .

128. Пикер Т. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск: Русич, 1993 - 484 с.

129. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии. СПб: изд-во РХТИ, 1997-576 с.138; Пленков О.Ю. Третий Рейх. Социализм Гитлера. СПб: Издательский Дом «Нева».

130. Пленков О.Ю. Ill Рейх. Нацистское государство. СПб: Изд. Дом «Нева».

131. Пленков О.Ю. III Рейх. Арийская культура. СПб: Изд. Дом «Нева, 2005 -480с.»

132. Полосин В. Миф. Религия. Государство. М: Ладомир, 1999 - 440 с.

133. Поляков Л.Е. Арийский миф. СПб: Евразия - 1996 - 357 с.

134. Поппер К. Открытое общество и его враги. М: Феликс, 1992 - 952 с.

135. Поспеловский Д. Тоталитаризм и вероисповедание. М: Библейско-богословский инст-т св. апостола Андрея, 2003 - 659 с.

136. Похлебкин В.В. Словарь международной символики и эмблематики. М: Международные отношения, 1995 - 558 с.

137. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: изд. ЛГУ, 1986 -364с.

138. Равенскрофт М. Копье судьбы. М: Изд. Дом «Крон-пресс», 1998 - 351 с.

139. Райх В. Психология масс и фашизм. -М: Refl-book, 1997

140. Ранк О. Миф о рождении героя. М: Рефл-бук, 1997 - 245 с.

141. Раушнинг Т. Зверь из бездны. Говорит Гитлер. М: Миф, 1993 - 381 с.

142. Рассоха И.Н. Тезисы о тоталитаризме // Полис 1995, №2.

143. Рахшмир П. Фашизм: вера, сегодня, завтра // Мир экономик и международных отношений. 1996, № 10.

144. Ржевский Л. Язык и тоталитаризм. Мюнхен: б.п., 1951 - 65 с.

145. Ржевская Е. Геббельс. Портрет на фоне дневника. -М: Слово, 1994 381 с.

146. Ридли Д. Муссолини. М: ACT, 1999 - 448 с.

147. Ритуал и ритуальный предмет. СПб: ГМИР, 1995 - 159 с.

148. Ритуальное пространство культуры. СПб: Изд. СПб филос. общества, 2001440 с.

149. Робинсон Д. Масонство: забытые тайны. -М: Крон-пресс, 2000 475 с.

150. Розенберг А. Миф XX века. Tallin: Shildex, 1998 - 512 с.

151. Рошель П. Дрие ла. Фашистский социализм. СПб: Вл-р Даль, 2001 - 244 с.

152. Рубенштейн А. Случаи из языка. СПб Издательский Дом «Нева», 1998 -223с.

153. Руднев В.А. Праздник, обряды, ритуалы. М: Наука, 1985 - 284 с. •

154. Руднев В.А. Советские обычаи и обряды. Д.: Лениздат, 1974 - 151 с. ■

155. Рыбаков Б.А, Язычество древних славян. М: Наука, 1981 - 607 с.

156. Савчук В.В. Культура и кровь. СПб: изд-во СПбГУ, 1995, - 177 с.

157. Савчук В.В. Режим актуальности. СПб.: изд-во СПбГУ, 2004. 277 с.

158. Сарнов Б. Наш советский новояз. М: Эксмо, 2002 - 345 с.

159. Свенцицкий А.Л. Позитивное сознание как компонент советского менталитета // Российское сознание: психология, культура, политика. -Самара: изд-во Сам. ГПУ, 1997 436 с.

160. Серрано М. Воскрешение героя. М: Белые Альвы, 1997 - 127 с.

161. Ситчин 3. 12м планета. М: Новая планета, 2002 - 395 с.

162. Ситчин 3. Лестница в небеса. М: Новая планета, 1998 - 398 с.

163. Солонин Ю.Н. Эрнст Юнгер: образ жизни и духа // Э. Юнгер «Рабочий: Господство и гештальт. Тоталитарная мобилизация. О боли». СПб.: Наука, 2000, 539 с.

164. Смит Д. Муссолини. М: Интер Дайджест, 1995 - 384 с.

165. Смирнов И.П. Психодиахронология. М: Новое литературное обозрение, 1994- 351 с.

166. Советское богатство. Сборник статей о культуре. М: Аналитический проект, 2002 - 455 с.

167. Соцреалистический канон. Сборник статей о кино, литературе. СПб: Аналитический проект, 2000 - 1036 с.

168. Сталин И.В, Сочинения. Т.6. М: Политиздат, 1949 - 384 с.

169. Стейнбек Д. Русский дневник // Знамя 1990, № 2.

170. Судманис Р. Латышские узоры. Рига: Угунс, 1923 - 127 с.

171. Сумбатян Ю.Г. Авторитаризм как категория политической социологии // Кентавр- 1995, №5.

172. Тихвинский С.Л. Путь Китая к объединению и независимости. М: из. фирма «Восточная лдитература», 1996 - 574 с.

173. Тихвинский С.Л. История Китая и современность. М: Наука, 1976 - 359 с.

174. Тихвинский С.JI. Возвращение к Воротам небесного спокойствия. М:

175. Памятники исторической мысли», инст-т Дальнего Востока, 2002 387 с.

176. Толанд Д.А. Гитлер Т.1. М: Интер Дайджест, 1993 - 365 с.

177. Торсон Э. Рунические учения. М: София, Гелиос, 2002 - 175 с.

178. Тоталитаризм в Европе XX века: из истории идеологии, движений режимов и их преодоление. М: памятники исторической мысли, 1996 - 537 с.

179. Тоталитаризм и личность (тезисы докладов конференции. Пермь 12-14 -/VII 1994) Пермь: ПГПИ, 1994 - 168 с.

180. Тоталитаризм и социализм (сборник статей) -М: ИФАП, 1996 144 с.

181. Тоталитаризм и тоталитарное сознание (материалы III конференции IV 1998) - Томск: Водолей, 2000 - 190 с.

182. Тоталитаризм как исторический феномен (сборник статей) М: Фил. об-во СССР, 1989-395 с.

183. Тоталитаризм: что это такое?: сборник статей, обзоров, переводов. Часть1. -М: ОНИОН, 1993-438 с.

184. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М: Аст., 2001 - 669 с.

185. Тресидер Д. Словарь символов. М: Республика. 2001 - 491 с.

186. Уваров Л.В. Обряд, символ, знак. Минск: «наука и техника», 1967 - 119 с.

187. Уилсон Р.А. Квантовая психология. М: София. Киев-Янус, 2000.

188. Уильямсон Г. СС инструмент террора. - Смоленск: Русич, 1999 - 412 с.

189. Умланд А. Старый вопрос, поставленный заново: что такое «фашизм»? (теория фашизма Роджера Гриффина) // Полис 1995, №1.

190. Уолис Р. Дух шаманизма. М: изд-во Трансперсонал инст-та, 1986 - 237 с.

191. Уорнер У. Живые и мертвые. М-СПб: Университетская книга, 2000 - 671с.

192. Устюгова Е.Н. Стиль и культура: Опыт построения общей теории стиля. СПб.: изд-во СПбГУ, 2003, 257 с.

193. Хайдегер М. Разговор на проселочной дороге. М: Высшая школа, 1991 -190с.

194. Хайек Ф.А. .Дорогу к рабству. М: МН «Эконов», 1992 - 175 с.

195. Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность: ошибки социализма. М: Новости, 1992-302 с.

196. Хайек Ф.А. Познание, конкуренция, свобода. СПб: Пневма, 1995 - 287 с.

197. Хайек Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок. М: Изограф, начало-фонд, 2000 - 254 с.

198. Хайек Ф.А. Общество свободных. London: изд. Эмона Батлера, 1990 - 309с.

199. ХакингЯ. Представление и вмешательство. М: Логос, 1998 - 291 с.

200. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис 1994, №1 - 291 с.

201. Хейзинга Й. Homo Ludens/-M: Прогресс-Академия 1992 458 с.

202. Хене X. Черный орден СС. М: Миф 2003 - 671 с.

203. Хибберт К. Муссолини. -М: Тера, 2001 398 с.

204. Хэнкок Г. Зеркало небес. М: Вече, 2000 - 413 с.

205. Хюбнер К. Истина мифа. М: Республика, 1996 - 447 с.

206. Хюбнер К. Нация от забвения к возрождению. М: Канон+; Реставрация, 2001 -399 с.

207. Чесной Я.В. Лекции по истории этнологии. М: изд-во МГУ, 1998 - 375 с.

208. Шмидт П. Переводчик Гитлера. Смоленск: Русич, 2001 - 400 с.

209. Ширер У. Крах нацистской империи. Смоленск: Русич, 1995 - 736 с.

210. Шорт Ф. Мао Дзе Дун. -М: Логос, 2001 547 с.

211. Шпер А. Воспоминания. Смоленск: Русич, 1997 - 687 с.

212. Штрассер О. Гитлер и я. -Ростов-на-Дону: Феникс, 1999 384 с.

213. Фабр Д'Оливе. Космогония Моисея. Вязьма: изд-во Пирожкова, 1911 -187с.

214. Федоров Г. Судьба и грех России. СПб: София, 1991 - 700 с.

215. Фест Й. Гитлер Т1-3. Пермь: Алетейя, 1993 - 1т. - 365, 2т. - 476, Зт. - 540с.

216. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. М: Прогресс-традиция, 2001-332с.

217. Флад К. Политический миф. М: Прогресс-традиция, 2004 - 263 с.

218. Фоли Д. Энциклопедия знаков и символов. М: Просвещение, 1997 - 447с.

219. Фрейд 3. Введение в психоанализ. М: Наука, 1991 - 456 с.

220. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. М: Прогресс, 1992 - 568с.

221. Фрейд 3. Психология бессознательного. М: Просвещение, 1989 - 448 с.

222. Фромм Э. Адольф Гитлер. Классический случай некрофилии. М: прогресс, Via, 1994 - 244 с.

223. Фромм Э. Бегсто от свободы. М: Прогресс, 1990 - 269 с.

224. Церен Э. Лунный бог. М: Наука, 1966 - 289 с.

225. Цуладзе А. Политическая мифология. М: Практика, 2003 - 367 с.

226. Эвола Ю. Люди и руины. М: Русское стрелковое общество, 2002 - 215 с.

227. Эвола Ю. Языческий империализм. М: Артогея, 1994 - 141 с.

228. Элиаде М. Аспекты мифа. М: Академический проект, 2001 - 239 с.

229. Элиаде М. Тайные общества: обряды инициации и посвящения. М: София, Гелиос, 2002 - 200 с.

230. Элиаде М. Космос и история. М: Прогресс, 1987 - 311 с.

231. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М-СПб, София, Гелиос, 1998 -292с.

232. Элфорд Э. Боги нового тысячелетия. М: Вече, 1998 - 528 с.

233. Энциклопедия восточного символизма. М: изд-во ассоциации дух единения «Золотой век», 1996 - 424 с.

234. Энциклопедия глубинной психологии. М: MGM-interna. МГ Менеджмент, 1998-782 с.

235. Энциклопедия китайских символов. -М: Вп Царев, 2000 436 с.

236. Энциклопедия мирового футбола: Италия. СПб: Аллей, 1996 - 413 с.

237. Энциклопедия нового Китая. М:Прогресс, 1989 - 519 с.

238. Энциклопедия оккультизма. М: малое предприятие «Avers», 1992 - 206 с.

239. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М: Астрель и др., 2006 - 556 с.

240. Энциклопедия Третьего Рейха. М: Локид: миф, 1999 - 587 с.

241. Юнг К.Г. Душа и мир: шесть архетипов. М: Совершенство, 1997 - 383 с.

242. Юнг К.Г. Архетипы и символы. М: Renaissince, 1991 - 299 с.

243. Юнг К.Г. О современных мифах. М: Практика, 1994 - 251 с.

244. Юнг К.Г. Аналитическая психология. СПб: Практика, 1994 - 271 с.

245. Юнг К.Г. Избранное. Минск: Попурри, 1998 - 445 с.

246. Юнг К.Г. Психологические типы. Минск: Попурри, 1998 - 632 с.

247. Ямпольский Я.М. Ленин провозглашает Советскую власть // Новое литературное обозрение 1997, №261.