автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект

Полный текст автореферата диссертации по теме "Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ИЛЬИНА Юлия Николаевна

Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект

Специальность 10 02 01 - русский язык

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

2 3 ОПТ 2008

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ 2008

003450407

Работа выполнена на кафедре русского языка факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Черепанова Ольга Александровна

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор

Власов Андрей Николаевич

кандидат филологических наук, доцент Смирнова Галина Юрьевна

Ведущая организация Вологодский государственный педагоги-

ческий университет

Защита состоится « » кЛХЯ-Зрз- 2008 г в часов на за-

седании совета Д 212 232 18 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу 199034, г Санкт-Петербург, Университетская наб, д 11, ауд 195

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им М Горького Санкт-Петербургского государственного университета (199034, г Санкт-Петербург, Университетская наб , д 7/9)

Автореферат разослан « •$ » 2008 i

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

РудневД В

Общая характеристика работы

Последовательное проведение антропологической программы изучения языка выдвигает на первый план его исследование в аспекте соотношения с рядом феноменов, определяющих его бытие мышлением, сознанием и психикой человека, этносом, социумом, культурой, ментальностью К настоящему времени в рамках антропологической лингвистики сформировались и успешно развиваются отдельные научные дисциплины, сосредоточившиеся на рассмотрении тех или иных коррелятивных связей языка К их числу относится этнолингвистика (язык этнос), нацеленная на семантическую реконструкцию в области традиционной духовной культуры этноса

Общей конечной целью разных дисциплин антропологической лингвистики является рассмотрение языка как системы, которая, во-первых, репрезентирует заключенные в сознании человека ментальные структуры, определяющие его мировосприятие и деятельность, и, во-вторых, является ключом к такого рода структурам Для обозначения таким образом нацеленных лингвистических исследований используется термин "когнитивный анализ" В соответствии с этим этнолингвистика определяется как лингвистика когнитивно-антропологическая

Когнитивная лингвистика в мировом языкознании активно развивается в последней трети XX века (Р Лангакер, Дж Лакофф, Л Талми, Ч Филлмор и др) и получает все более широкое распространение в России (Г И Берестенев, В 3 Демьянков, А Е Кибрик, Е С Кубрякова и др ) Когнитивная лингвистика, в рамках которой в том числе описываются особенности концептуализации действительности, свойственные тому или иному языку, а также отдельным его разновидностям, стилям, жанрам, идиолектам, восходит к сформулированной еще в начале XIX века мысли В Гумбольдта о том, что мышление человека и его представления о мире определяются его родным языком

Отечественная этнолингвистика также продолжает традиции В Гумбольдта и является "прародительницей" когнитивного направления в языкознании С этой областью научного поиска в той или иной степени связана деятельность таких исследователей, как Е Л Березо-вич, Л Н Виноградова, А С Герд, А В Гура, А Ф Журавлев, Вяч Вс Иванов, С Е Никитина, С М Толстая, Н И Толстой, В Н Топоров, Б А Успенский, А Т Хроленко, Т В Цивьян, О А Черепанова и др

Составной частью этнолингвистики является лингвофольклористи-ка, сложившаяся в отечественной филологии во 2-й пол XX века на базе основополагающих работ А А Потебни, А Н Веселовского, П Г Богатырева, А П Евгеньевой, И А Оссовецкого К настоящему времени сложилось несколько центров лингвофольклористических исследований воронежский (возглавляемый Е Б Артеменко), московский (С Е Никитина, Е Ю Кукушкина), курский (А Т Хроленко, М А Бобунова, О А Петренко), петрозаводский (во главе с 3 К Тарла-новым)

Фольклор в своих конкретных выражениях существует только как региональный, в системе местных традиций Повышенное внимание исследователей привлекают прежде всего так называемые архаические зоны - локальные традиции, являющиеся хранителями уникальных или малораспространенных в других местах фактов фольклорной культуры К славянским архаическим зонам наряду с Полесьем, западной частью Болгарии, центральной и северо-восточной Сербией, Кашубией относят также и Русский Север

В работах, посвященных этнической истории и народной культуре этого края, понятие "Русский Север" имеет разное территориальное наполнение В одних исследованиях севернорусская зона представлена максимально объемно под Русским Севером в них понимают территорию, по своей географической конфигурации сходную с зоной севернорусских диалектов Другое определение Русского Севера, основанное не столько на лингвистическом критерии, сколько на отличительных признаках традиционной культуры этой территории, которая выражается именно в составе функционирующих здесь фольклорных форм, южную границу данной территории корректирует Русский Север находится выше 60-й параллели, его границы на юге охватывают только Вологодскую область Последний подход к ландшафтному обозначению территории Русского Севера принимается в настоящей работе

Русский Север является зоной широкого распространения и наиболее активного (на фоне традиций других регионов) бытования причитаний (причетов, плачей) - вербальных текстов, которые являются неотъемлемыми элементами некоторых обрядов (семейных, главным образом), связанных с переломными моментами жизни человека

Объектом изучения в диссертационном исследовании стали тексты одной из разновидностей севернорусских причитаний - причитания похоронно-поминальные

Именно стадиально более ранние, архаические формы фольклора, к которым относится и обрядовый семейный фольклор, для изучения соотношения вербальных текстов с традиционными народными представлениями считаются наиболее информативными Выбор для анализа похоронно-поминальных причитаний, кроме того, обусловлен тем положением, которое занимает похоронно-поминальный комплекс в обрядности жизненного цикла С одной стороны, при несомненной генетической близости переходных обрядов именно похоронный признается наиболее древним в историческом плане, базисным для всех остальных, с другой - данный комплекс характеризуется как обладающий наибольшей степенью сохранности в современных условиях

В область исследовательского внимания похоронно-поминальные причитания попали начиная уже с 60-70-х годов XIX века, когда причеть включается в число активно собираемых жанров народной поэзии Начиная с 80-х годов XX века появился целый ряд трудов - материалы научных конференций, сборники статей, диссертации и монографии, посвященные изучению всех компонентов погребального обряда (как

важнейшего пласта традиционной культуры) в структурном, семантическом, прагматическом аспектах

Внимание ученых чаще других привлекал к себе язык причитаний И А Федосовой - уникальной заонежской вопленицы (Л А Воронова, Ф С Шапиро, С Н Пономарева, Н М Горошкова, Н Д Гусарова Н Ю Федоренко, А С Герд и др ) Монография Б Б Ефименковой представляет собой опыт публикации и структурно-типологического системного описания восточновологодской причетной традиции С Б Адоньева2 на материале белозерской традиции рассматривает причитания наряду с фольклорными текстами других жанровых групп как стратегии, разработанные традиционным обществом для решения социальных задач Л Г Невская3 реконструирует внутренний смысл похоронно-поминальных причитаний в балто-славянской культурной традиции на основе литовских, белорусских, украинских и русских текстов с презумпцией о ранее едином тексте Материалом для исследования О А Седаковой4 послужили описания погребальных обрядов восточных и южных славян, из вербального кода обряда исследователь анализирует обрядовые термины и связанную с обрядом лексику и фразеологию, тексты причитаний используются только в качестве сопоставительного материала Севернорусские похоронно-поминальные причитания находятся в центре внимания М Д Алексеевского5 исследователь осуществляет комплексное рассмотрение вербальных и невербальных кодов похоронно-поминального обряда, концентрируя внимание на одном этнокультурном феномене - обрядовом застолье, сравнивая мотивы причитаний, связанные с едой и застольем, и сами трапезы, сопровождающие ритуал

Вычленение из фольклорных текстов мотивов и их интерпретация -основной исследовательский путь, посредством которого могут быть выявлены и охарактеризованы отдельные фрагменты традиционной народной картины мира Представление мотивной структуры похоронно-поминальных причитаний той или иной традиции является неотъемлемым элементом, пожалуй, любого исследования, посвященного им Вместе с тем не менее значимым для реконструкции традиционных представлений о мире является анализ семантики и мотивации лексических единиц, которые закреплены за тем или иным мотивом фольклорного текста, реализуют его Этот аспект в изучении языка похорон-

' Ефименкова Б Б Севернорусская причеть Междуречье Сухоны и Юга и верховья Кокшенги (Вологодская область) М , 1980

2 Адоньева С Б Прагматика фольклора СПб , 2004

3 Невская Л Г Балто-славянское причитание Реконструкция семантической структуры М, 1993

4 Седакова О А Поэтика обряда Погребальная обрядность восточных и южных славян М,2004

5 Алексеевский М Д Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре Русского Севера XIX - XX вв (на материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний) Автореф дис канд филол наук М , 2005

но-поминальных причитаний представляется в настоящее время недостаточно изученным

Предметом изучения в диссертации стала лексико-прагматическая сторона похоронно-поминальных причитаний семантика и мотивация лексем (именно слово как основной инструмент, с помощью которого человек осваивает мир, является наиболее чувствительным показателем культуры народа), составляющих базовые для причитаний макрополя 'смерть' и 'сиротство', а также семантика и мотивация народных обозначений похоронно-поминального причитывания (они представляют взгляд на традиционную культуру изнутри - с позиций ее носителей и, следовательно, позволяют выстроить внутреннюю логику, лежащую в основе народного мировоззрения) Севернорусские причитания в таком аспекте могут рассматриваться как тексты, наиболее ярко репрезентирующие общерусскую традицию причитывания в целом

В работе на материале севернорусской традиции предпринимается попытка рассмотреть похоронно-поминальные причитания в аспекте их семантической организации, в которой различаются два плана 1) прагматический, отражающий прагматику данных текстов, их функцию в соответствующем обрядовом комплексе, и 2) концептуальный, отражающий способность фольклорного текста передавать архаические представления об устройстве мироздания Таким образом, целью диссертационного исследования является изучение языковых (прежде всего лексико-семантических) средств похоронно-поминальных причитаний в когнитивном аспекте (как одной из форм фиксации, сохранения и передачи представлений человека о мире)

Для достижения обозначенной цели были поставлены следующие задачи

- определить содержание понятия 'фольклорная языковая картина мира' в кругу базовых понятий 'модель мира', 'картина мира', 'концептуальная картина мира', 'языковая картина мира',

- выявить особенности содержания и формы архаического фольклорного текста как своеобразного канала трансляции культурной информации,

- охарактеризовать особенности семантической структуры слова в фольклорном тексте, определить понятие 'ключевое слово фольклорного текста',

- охарактеризовав прагматико-смысловые установки похоронно-поминальных причитаний, выявить структурно-семантические элементы, выражающие их,

- рассмотреть народные термины похоронно-поминального причитывания в аспекте выражения ими разностадиальной функциональной направленности данных текстов в русской традиционной культуре,

- определить лексический состав семантических полей 'смерть' и 'сиротство', отражающих базовые для похоронно-поминальных причитаний понятия,

- охарактеризовать объем и "глубину" семантической структуры ключевых лексем похоронно-поминальных причитаний в контексте представления ими архаической концепции смерти человека

Актуальность предпринятого исследования обусловлена все возрастающим интересом к разработке проблем, связанных с различными видами текстов, а также значимостью реконструкции традиционных представлений о мире по данным фольклорных текстов Актуальной является методика прочтения фольклорного текста, учитывающая значимость, семантическую нагрузку ключевых лексических компонентов, что позволяет вскрыть глубинную мифопоэтическую схему, лежащую в основе его организации

Научная новизна работы состоит в применении современных методик анализа языкового материала к архаическим фольклорным текстам, что позволило выявить концепт похоронно-поминальных причитаний, обусловивший их структурно-семантическую организацию, определить роль ключевых лексем в прагматико-смысловой организации данных текстов

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть полезны для дальнейшего углубления теории концепта и разработки методики концептуального анализа фольклорного текста Результаты исследования могут быть использованы в курсах по лексикологии, фразеологии, спецкурсах по проблемам представления языковой картины мира, лингвистического и мифопоэтического анализа фольклорного текста

В центре внимания в работе находятся языковые явления, наиболее информативные в плане выявления комплекса глубинных народных представлений о мире семантика и мотивация лексических единиц В соответствии с этим была сформирована методологическая база исследования Определяющее значение в работе имеют факты, полученные посредством этимологического анализа слов Этимология как составляющая входит в герменевтический анализ, методами которого путем реконструкции утерянных связей, понятий, ощущений в настоящее время "можно проникнуть в глубины мифологических пластов -будь то слово, речение или протяженный текст"

Для раскрытия культурно значимого смысла образа, лежащего в основе номинации, для собственно концептуальной интерпретации применяется интегрально-контрастивный метод, предполагающий обнаружение фольклорных, языковых и этнографических пересечений и различий Исследование опирается также на использование методики компонентного анализа, с помощью которого лексическое значение моделируется как иерархически организованная структура семантических компонентов Анализ причитаний как вербального кода обряда произ-

6 Черепанова О А Культурная память в древнем и новом слове Исследования и очерки СПб , 2005 С 68

водится с помощью структурно-семиотического метода, разработанного в трудах Ю М Лотмана, Н И Толстого, А К Байбурина и др

Материалом для исследования послужили записи похоронно-поминальных причитаний следующих районов Русского Севера русские причитания Карелии, причитания Вологодской области, Лузского района Кировской области, Архангельской области (Каргопольского, Лешуконского, Мезенского, Пинежского районов), Усть-Цилемского района Республики Коми Источниками являются как опубликованные тексты причитаний, так и архивные материалы (материалы Фольклорного архива Сыктывкарского государственного университета похоронно-поминальные причитания, записанные в 1991-1995 гг в Лузском районе Кировской области, в 1980-е-2000-е гг в Усть-Цилемском районе Республики Коми) Общее количество проанализированных севернорусских похоронно-поминальных причитаний составляет более 600 текстов

Апробация результатов исследования Основные положения и результаты исследования были представлены в виде докладов на научно-методическом семинаре кафедры русского и общего языкознания Сыктывкарского госуниверситета (2006 г), Ежегодных Февральских чтениях Сыктывкарского госуниверситета (2003, 2006, 2007, 2008 гг), Всероссийской научной конференции к 80-летию А К Микушева "Духовная культура финно-угорских народов России" (Сыктывкар, ноябрь 2006 г), XXXVI и XXXVII Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, март 2007 и 2008 гг) и отражены в семи публикациях (общим объемом 2,7 п л ), в том числе одна - в рецензируемом научном журнале

На защиту выносятся следующие положения, представляющие собой основные итоги исследования

1) Фольклорные тексты представляют собой своеобразный по природе и организации канал трансляции культурной информации о традиционном народном сознании, его прагматико-смысловых установках и архаических представлениях об устройстве мироздания Они выполняют консервирующую функцию сохраняют архаические факты - мифологические, магические представления, во-первых, в своей структурной и ритмической организации, во-вторых, в значениях отдельных (ключевых) слов, их внутренней форме, текстовых связях, в-третьих, в народных обрядовых терминах (в частности, в глагольных лексемах, называющих процесс воспроизведения текстов)

2) Концептуальная идея похоронно-поминальных причитаний (совпадающая с основным содержанием любого обряда) может быть представлена следующим образом восстановление нарушенного в результате смерти миропорядка, равновесия между своим и чужим мирами посредством повторения первопоступка творения действительности, ключевым действием при котором является счет, перечисление частей света, разных временных отрезков, членов рода, частей тела и т п и в результате их собирание в единое целое

3) Лексическая организация похоронно-поминальных причитаний включает два типа единиц лексемы "прагматико-ключевые", глубинные значений которых, высвечиваясь в фольклорных текстах, выявляют исконное прагматико-смысловое ядро обрядовых вербальных текстов, суть соответствующего обрядового комплекса, и "понятийно-ключевые", значимые для реконструкции архаических мифологических представлений о смерти и сиротстве

Структура работы Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и исследований

Основное содержание работы

Во введении обоснована актуальность выбранной темы, обозначен объект и предмет исследования, сформулированы цели и задачи работы, определена методологическая база исследования, дана характеристика работы с точки зрения возможности ее теоретического и практического применения

В первой главе "Фольклорный текст как объект научного описания" изложены основные теоретические положения текст-лингвистики фольклора и фольклорной лексикологии, ставшие базой для выработки угла зрения, под которым в диссертационном исследовании рассматриваются севернорусские похоронно-поминальные причитания и семантическая структура их слов

В первом параграфе определены понятия модель мира, картина мира, концептуальная и языковая картина мира, фольклорная языковая картина мира, "жанровые проекции общефольклорной картины мира" (термин С Е Никитиной)

Каждый национальный язык играет универсальную роль он скрепляет данное национально-лингво-культурное сообщество как в данный момент времени, так и на протяжении его истории С одной стороны, он является хранителем целостности общества в синхронии отражая коллективный опыт, язык в пределах определенной национальной культуры обслуживает общекультурную и частнокультурные картины мира, с другой стороны, язык - это память народа, "гарант" преемственной связи между архаической и современной культурами консервируя и конденсируя в себе огромную культурную информацию, он представляет собой основной источник воссоздания древней славянской духовной культуры, традиционной картины мира и мифопо-этической модели мира

Последний тезис, предполагающий возможность проводить по данным языка "археологические" исследования миросозерцания человека, тем более справедлив относительно языка фольклора - особой формы общенародного языка, одной из реализованных его возможностей

Фольклорные тексты наряду с другими языковыми источниками информации о традиционной духовной культуре народа (метафорика,

идиоматика и фразеология языка, народная этимология, специальная "культурная" терминология, топонимия и др) отражает народное мировосприятие и миропонимание - традиционную картину мира Вместе с тем в силу того, что фольклорные тексты, с одной стороны, образуют значительный по объему корпус разножанровых групп текстов, с другой - представляют своеобразный по природе и организации канал трансляции культурной информации, в науке вводится понятие фольклорной языковой картины мира, которая относительно традиционной мыслится как ее составляющая

Степень разработанности содержания понятия фольклорная языковая картина мира позволяет выделить ряд ее релевантных признаков В частности, сетка координат, которой в фольклорных текстах "улавливается" мир, задается мифопоэтической моделью мира, сложившейся в опыте архаического общества Применительно к поздним проявлениям фольклорной традиции этот тезис требует уточнений Резкое изменение культурной истории всех славянских народов, связанное с принятием христианства, обусловило слияние языческого и христианского, точнее - органическое включение в мифопоэтическую модель мира народно-православной, их "креолизацию"

В силу того, что фольклор - явление неоднородное и фольклорные тексты организуются по правилам не только целостной фольклорной макросистемы, но и микросистем (жанров), можно выделить локальные "картинки" мира Эта возможность обусловлена тем, что референтная специфика текстов каждого жанра определяет ту культурную информацию, которая является для них базовой Наконец, несмотря на то, что фольклорный текст являет собой комплексную реализацию фольклорной языковой картины мира (она реализуется на разных уровнях его организации), средства именно лексико-семантической его системы напрямую соотносятся с отражаемой в тексте картиной мира

Во втором параграфе определены характерологические особенности обрядового фольклорного текста, в соответствии с его филологической (текст как линейная последовательность языковых элементов) и антропологической (текст как коммуникативный акт, осуществляющийся в заданных обстоятельствах) трактовками

Исходным в представлении текстов того или иного типа является признание их одинаковой ситуативной и функциональной специфики Специфической ситуацией, в рамках которой создается и репродуцируется обрядовый фольклорный текст, является ритуал - специальная жесткая программа поведения, обеспечивающая успешное прохождение наиболее напряженных точек в жизни традиционного коллектива Непосредственным воплощением реакции на сложившуюся экстремальную ситуацию является замысел (глубинный смысл, прагматико-смысловое ядро) текста, который наделен нетекстовой природой, но имеет избыточные многокодовые выражения При этом в иерархии обрядовых кодов, аналогичной иерархии кодов культуры, словесный код

как универсальный интерпретатор других семиотических систем оказывается ключевым

В таком свете фольклорный текст (как одна из возможных реализаций замысла) предстает как инструмент целенаправленной деятельности его отправителей по достижению важных космогонических целей обрядовому преобразованию действительности для обеспечения космического и социального миропорядка Адресатом текста-действия мыслится не столько человек, сколько вся окружающая действительность, тот природный хаос, из которого возникает человеческий мир

Данные коммуникативно-прагматические особенности фольклорного текста определяют отбор и комбинирование языковых средств, из которых самыми значимыми на лексическом уровне являются формулы -заданные фольклорной традицией элементы, не предполагающие буквального прочтения, но выражающие смысл косвенно

Своеобразная инвентаризация устойчивых словесных элементов фольклорного текста была дополнена в конце 80-х годов XX века оригинальной концепцией традиционных формул Г И Мальцева Первичной в паре формула - текст, по мнению исследователя, является именно формула, которая выполняет свою главную функцию - проективную формула как устойчивое образование, несущее в себе кванты традиционной культурной информации, проецирует традицию на фольклорный текст, подключает его к традиции Эта особенность обусловливает специфику двух универсальных текстовых свойств связности и цельности Поскольку движение в фольклорном тексте осуществляется не от слова к слову, а от формулы к формуле, его связность и цельность осуществляется не только на уровне взаимосвязи языковых элементов (за счет грамматических, лексических и интонационных средств), но и на уровне традиции

Таким образом, конститутивными особенностями фольклорного текста, представляющимися существенными при его определении как специфической разновидности текстов, представляются следующие текст ритуален, обладает утилитарностью (практически направлен), сакраль-ностью, специфической адресацией, перформативностью (текст выступает как категория поведения), принципиальной синонимичностью другим формам ритуального поведения, вариативностью, формульностью, осуществляемыми по линии смысла связностью и цельностью

В третьем параграфе дается характеристика ключевых мотивных слов фольклорного текста (на основе психолингвистического и когнитивного подходов), особенностей семантической структуры слов, употребляемых в фольклорном тексте, и семантических полей, образуемых ими

Базовым для рассуждений о мотивных словах фольклорного текста является положение о целесообразности отграничивать три феномена память / знание исполнителя, текста, традиции (С Ю Неклюдов) Каждый из этих видов памяти, отличающийся друг от друга уровнем глубины, обладает запасом разных элементов, которые могут быть экспли-

цированы вербально, в том числе лексическими средствами Мотивные слова фольклорных текстов в соответствии с видом памяти / знания, реализуемым ими, могут интерпретироваться как опорные для исполнителя слова (психолингвистический подход), ключевые слова фольклорного текста (когнитивный текстовый подход) и традиционной народной культуры (когнитивный культурологический подход)

Мотивные слова фольклорного текста, рассматриваемые в когнитивном аспекте как средства доступа в ментальную область, неоднородны Среди них можно выделить, с одной стороны, "прагматико-ключевые" слова текста, с другой - слова "понятийно-ключевые"

Под "прагматико-ключевыми" понимаются такие слова фольклорного текста, которые выражают особенности его прагматики и определяемой ей структурно-семантической организации, они аккумулируют в своей семантике важнейшие прагматико-смысловые координаты текста - его концепт, который и является предметом памяти фольклорного текста Вторую группу мотивных слов фольклорного текста - "понятийно-ключевые" слова - составляют лексемы, на основе анализа семантики которых реконструируются традиционные представления о понятиях, базовых для данного конкретного текста, идеях, соответствующих его референтной специфике

Основным теоретическим положением относительно семантики фольклорного слова является следующее слово, входя в фольклорный текст и попадая в иную, связанную с фольклорной картиной мира систему, трансформирует собственное лексическое значение и приобретает новые семантические связи и возможности сочетаемости, в силу чего обнаруживается различие семантических объемов одной и той же лексемы в литературном языке и в языке фольклора С одной стороны, слово в фольклорном тексте принадлежит языку, являясь единицей его лексической системы, и квалифицируется в соответствии со свойственными ему способами номинации, закономерностями формальной организации и т д Однако с другой - слово фольклорного текста является носителем дополнительной, культурной семантики, которая обусловлена общефольклорной и жанровой картинами мира, реализуемыми в том или ином тексте В итоге делается вывод о диффузном характере семантики фольклорного слова, который делает его семантический объем предельно насыщенным

В результате всестороннего изучения системных связей фольклорного слова установлено, что его значение образует иерархическую структуру, включающую в себя, помимо собственно лексического значения, "парадигматический", семиотический, оценочный, этимологический и символический (знаковый) компоненты, которые иногда могут преобладать и вытеснять денотативную (предметную) его часть

Вместе с тем информация о восприятии мира традиционным сознанием не только концентрируется в отдельном ключевом слове фольклорного текста, она рассеивается по его разным лексическим микросистемам, в том числе семантическим полям Один из принципов при-

менения полевого подхода к фольклорному тексту предполагает объединение слов по тематической смежности, в тезаурус функциональный

Во второй главе "Место похоронно-поминальных причитаний в традиционной народной культуре" предпринята попытка выявить концепт (исходный замысел) этих текстов, который обусловливает их семантику и структуру

В первом параграфе представлена типология причитаний, охарактеризованы две точки зрения по вопросу о функциональной направленности и смысле похоронно-поминальных причитаний как средства или ритуального оформления человеческого горя, или магического воздействия на сакральные (потусторонние и природные) силы

Противостояние указанных точек зрения связано с различным осмыслением причитаний как объекта изучения В процессе эволюции обряда, как правило, возникает противопоставление исконной прагматики и семантики с одной стороны, и новой - с другой Вторичное осмысление похоронно-поминальных причитаний становится предметом исследования в работах первой группы В работах же, посвященных анализу магической функции причитаний, осуществляется реконструкция первоначального, более или менее гипотетического состояния обряда Именно такая реконструкция дает возможность объяснить особенности обряда и его вербальных компонентов

Вероятно, в генезисе причитаний - обрядовых фольклорных текстов, изначально полифункциональных, определяющую роль играла магическая функция, согласно которой текст (обряд и вербальные средства) предназначен для сохранения традиционного миропорядка и обеспечения благополучного существования социума Со временем она уступает ведущее место функции эмоционально-трагической, которая уже в сознании современного человека мыслится как первичная и основная Однако сами фольклорные тексты выполняют консервирующую функцию они сохраняют архаические факты в своей структурной и ритмической организации, а также в народных обрядовых терминах

Итак, экспликацией исходной прагматики и семантики похоронно-поминальных причитаний является прежде всего ведущий структурно-семантический принцип их организации - разного рода ритмические, лексические и грамматические повторы

Как показало исследование организации севернорусских похоронно-поминальных причитаний, представленное во втором параграфе, в пределах одной строки повтор может осуществляться за счет использования тавтологических словосочетаний (прогремела грома гремучие, навстречу не встретишься), сопряжения лексем, соотносимых друг с другом фонетически (Свирь-река свирепая, приложить жалость неложную), пар синонимических (В Божий храм да в Божью иеркву. Уж пойдем мы мнококручинны да многопечальны, Нонче да и теперече / Закатилось уж) и пар репрезентативных (Всем были да виноватые /

Пришлому и горе приезжему. Куда приклоним буйну голову /Ко листу ли мы ко дереву)

Лексический повтор проявляет себя также в принципе идентичного контактного дублирования слов внутри стиха (Уж как пешом пойдем, пешом пойдём, / Уж как конём пойдем, конём пойдём) или следующих друг за другом строк (На слуху да нету праздничка, / На слуху да нет Господнева), в такой частотной для фольклорного текста фигуре, как подхват, стык (Во легкой-то они во лодочке. / Во лодочке да во елово-ей, / Во еловоей да во строевоей) и анафоре (Ой, тошнешенько, Ух и ти мине)

Передача тождественного значения может осуществляться также за счет тавтологического лексического наполнения синтаксически не идентичных, но соотносимых конструкций (На словах была обидная-бросливая, / Обиждала тя обидныма словечушкам1, Была ли у душевного расставаньица, / Как душа с белым телом расставалася?) Другим способом организации причитаний является использование синонимических средств, которое в большинстве случаев подкрепляется грамматическим параллелизмом Простую конструкцию представляют два смежных стиха, одинаковых по грамматической структуре, в каждом из которых реализуется один из членов синонимической пары (Уж ты чего да у нас да убоялся?/ Уж ты чего да у нас да устрашился?) Другой тип подобных построений основан на сквозном использовании нескольких пар синонимов, заключенных в параллельные конструкции (Ой, уж ты стань-ко по-стаоому. / Ой, подымися по-прежному. Уж всей обидушки не высказать. /Да-й всей кручинушки не выбаять)

В отношения синонимии в текстах причитаний вступают также слова, которые принадлежат одной тематической группе, не являясь словарными синонимами, но, следуя друг за другом в смежных грамматически идентичных стихах, образуют своеобразный синонимический ряд Например, во фрагменте Жить церкви без священника, / Часовне жить без старосты, / Деревне без десятника, / Стоять дому без хозяина, / Угоды без крестьянина' синонимичными оказываются два ряда существительных объединенные общим значением локуса, с одной стороны, и значением субъекта, непосредственно связанного с ним, с другой

В организации текстовых фрагментов севернорусских причитаний лежит также принцип антонимического (Отдали стоит палата бело-каменна, / Облиз стоит тюрьма да заключевная) и образного (Будут ветрышки нас обвевати. / Добры людушки ведь будут обижати) параллелизма

Повторы применительно к любому тексту интерпретируются прежде всего как средства, обеспечивающие его связность Однако специфика связности фольклорного текста данную структурную особенность позволяет истолковать иначе Повтор, создающий "ритм", дискретизацию, упорядоченность, есть структурная экспликация исходной прагматики и семантики причитаний, это прагматически обусловленный прием, свя-

занный с реализуемой в текстах целью воздействия на положение вещей в мире, восстановления нарушенного вследствие смерти члена рода баланса

Полифункциональность лохоронно-поминальных причитаний и релевантность для них магической функции обнаруживается также в семантических мотивировках народных глагольных обозначений исполнения обрядовых плачей, анализу которых посвящен третий параграф второй главы Севернорусский терминологический словарь названий похоронного-поминального причитывания складывается из нескольких семантических групп глаголов, в каждой из которых может быть выявлен свой признак, воспринимающийся как наиболее существенный для обозначаемого ими действия

Многочисленную группу обозначений похоронно-поминального причитывания составляют глаголы с общим значением 'издавать голосовые звуки' Ядро данной группы составляют глаголы говорить, петь, вопить, лексические значения которых отражают три способа спецификации голосовых звуков 'произносить слова - смысловые единства членораздельных звуков', 'издавать голосом музыкальные звуки' и 'издавать громкий, сильный, резкий звук голоса' соответственно К этой лексической парадигме относятся также лексемы, семантический объем которых в общенародном языке включает несколько модификаций звуков человеческого голоса голосить 'громко петь, кричать' и др

Употребление в народной речи для номинации обрядового причитывания глагола голосить в первую очередь актуализирует общее представление о голосе человека как особом объекте в ряду звуковых знаков традиционной культуры В ситуации похоронного обряда человеческий голос является, с одной стороны, универсальным атрибутом сферы жизни в противоположность молчанию, тишине как маркерам сферы смерти, с другой - своего рода "орудием связи" между земным миром и потусторонним миром предков (С М Толстая)

Особую группу народных терминов, обозначающих процесс причитывания, образуют глаголы говорения - говорить, приговаривать и др Контекст высказываний исполнительниц дает представление о содержательном признаке "похоронно-поминального говорения" причитывающая выговаривает горе (обнаруживает его в определенном материальном проявлении - в словах, т е, говоря, перемещает горе наружу. удаляя от / из себя, тем самым избывая его) Таким образом, глаголы говорения, регулярно сопрягаемые в народной речи с существительным горе, с одной стороны, четко обозначают современное понимание всего похоронно-поминального обрядового комплекса и новую прагматику причитаний, с другой - понимание говорения как способа избыть горе обнаруживает одно из самых принципиальных для мифо-поэтического сознания представление об особой магической, сакральной силе человеческого слова, которое функционирует как инструмент воздействия на мир, его преобразования и равно действию по уничтожению чего-либо разрушительного для личности и всего коллектива

В качестве номинации процесса причитывания исполнительницы употребляют также глаголы петь, припевать Такое использование данного глагола актуализирует прежде всего различие между обыденной речью и обрядовыми текстами, имеющими заданную структурно-семантическую организацию, ритм и напев Однако употребление в народной речи глагола петь как обозначения обрядового причитывания может иметь и другие объяснения Значительное влияние на позднюю похоронно-поминальную обрядность оказала православная традиция церковных и внецерковных молений за усопших Таким образом, названное глаголом петь обрядовое причитывание вступало в ассоциативную связь с христианским обычаем отпевать умершего (ср зафиксированное в диалектах употребление петь в значении 'отпевать (мертвых)') Наконец, обратим внимание на возможную мотивированность употребления глагола петь в значении 'исполнять похоронно-поминальное причитание' представлением о необходимости задобрить покойника, вызвать его благосклонность, в том числе словами восхваления Значение 'воспевать, прославлять', конкретнее - 'прославлять в стихах' фиксируется у глагола петь в словарях, отражающих разные этапы эволюции слова и его отдельных значений (ср также значение однокоренных глаголов опевать и припевать в контексте свадьбы -'петь величальные песни', в контексте посидок - 'петь песни в честь кого-л')

Особую подгруппу в рамках первой группы обозначений похоронно-поминального причитывания со значением 'издавать голосовые звуки' образуют глаголы, объединенные общим компонентом семантической структуры, который характеризует процесс причитывания по степени его интенсивности как предельно напряженный ('кричать, громко, неистовым голосом') вопить, реветь, единично встречающиеся орать и рычать, а также выть, выступающий в некоторых контекстах как синоним вышеназванных Общий для данных глаголов семантический признак играет существенную роль при их использовании в качестве мотивирующей базы для номинации похоронно-поминального причитывания Особая интенсивность, напряженность звучания причитаний напрямую связана с их специфической адресацией похоронный обряд и его вербальные компоненты направлены на адресата, находящегося за пределами этого, своего мира

Семантический объем некоторых из рассмотренных глаголов первой группы (голосить, реветь, выть) включает также значение 'плакать (громко, сильно, навзрыд)' В этом смысле они образуют одну лексическую парадигму со следующим народным термином обрядового причитывания - глаголом плакать и его производными (по)приплакивать, оплакивать Значение 'исполнять обрядовые плачи' формируется у них на основе исходного 'лить слезы от боли или душевного потрясения' в результате метонимического переноса уточняется ситуация, сопровождаемая повышенной эмоциональной напряженностью, и различается способ проявления плача (слезами или голосом) Данное значение гла-

гола плакать реализует себя в специфических контекстах, не характерных для значения исходного его лексическое окружение составляют модальные глаголы, обозначающие способность делать что-либо (уметь плакать, знать плакать, научиться плакать), и выражаемые наречиями обстоятельства образа действия, определяющие способ его совершения (хорошо плакать) Глагол плакать наиболее ярко репрезентируют эмоционально-трагическую функцию причитаний Произнесение вербальных текстов мыслится как действие, которое сопутствует другим способам проявления скорби (слезы, жалобные нечленораздельные звуки), являющимся основными

Наконец, внутренняя форма глагола причитать /причитывать позволяет реконструировать исходную, первоначальную прагматику и семантику похоронно-поминального обрядового комплекса в частности и любого ритуала вообще Признаком, который лежит в основе наименования разных явлений словами с корнем *cbt- / *cet- (считать, читать, почитать), является перечисление Причитание при этом соотносится со счетом, перечислением двояким образом

Первая линия развития этимона корня *cbt- / *cet-, реализующаяся в общеупотребительных глаголах чтить, почитать, в текстах причитаний обнаруживает себя именно в форме перечисления - последовательного называния достоинств покойного Была умная семья твоя любимая, / Обходимая со добрыма со людушкам, / Как уцпива со породой именитой, / Была на слово она да не спесивая, / На ричах она была да не бромливая и тд Своей составляющей 'почитать, уважать' синкретичный этимологический корень *cbt- / *cet- включается в аналогичную интерпретацию употребления в значении 'исполнять причитание' глагола петь

Перечисление, счет проявляет себя в текстах причитаний другим непосредственным образом отдельные их фрагменты имеют числовую структуру композиции, регулируемую последовательным использованием порядковых числительных Севернорусские причитания основываются также на последовательном перечислении объектов При этом выявленные в текстах причитаний считаемые предметы представляют пространственно-временную структуру космоса (Уж как перва ноченька да будет тёмною, / Втора ноченька будет холодною, / А третья ноченька да будет длинною, Мне с коей зайти сторонушки / С лодвос-точной аль с подзападной. / С полуденной аль с подсиверной9). схему социального мира (Вось придет да мое милоё / Ён к кормильцю-то ко батюшку, / ён ко мне, горюхе-матушке /К соколам да братьиям миленьким, /Ко голубушкам милым сестрам, /Ко дружьям-братьям, то-варишшам). организацию сакрального для человека центра мира - дома (Уж(и) будё в том ды уг(ы)лу пустёшенько, / Уж как и в другом(ы) холоднешен(и)ко, / Уж как в третьем-то - снежки белый, / Уж как в четвер(ы)том - пець кирьпицьная, / Уж(и) пець кирьпицьная, холодная), наконец, состав самого человека (Первой-то поклон - во резвы

ему ноженьки. / А второй - что супротив ретливого сеодечушка. / Третий ли - во буйную ему головушку)

В результате счетные, перечислительные ряды вместе с разного рода звуковыми, содержательными, грамматическими дублированиями творят, репродуцируют универсум, перестраивают качественно изменившуюся действительность путем собирания, упорядочивания мира, восстанавливают границы своего организованного целого Таким образом, причитать - значит произносить тексты особенным способом подчинять их ритму, организовывать как счетный ряд, члены которого не противопоставляются друг другу, а собираются и предстают как части единого мерного целого

Анализ этимона корня *cbt- / *cet- вместе с исследованием структурно-семантических особенностей причитаний позволяют сделать наблюдения, касающиеся особой значимости причитаний для понимания сути архаичной традиционной культуры в целом Обращает на себя внимание типологическое совпадение внутренней формы корня *cbt- / *cet- с представлением о сути и назначении в традиционной культуре любого обряда, которое формируется в результате анализа внутренней формы корня *r§d- / *rad— корня, который играет значительную роль в обряйовой лексике (слова этого корня составляют огромный пласт славянской ритуальной терминологии, вообще "есть основания полагать, что ряд и рядить были основными техническими терминами для обозначения ритуала и основного ритуального действия в славянской традиции"7)

Уже в индоевропейском языке корень *-rçd- / *-rQd- означал действие по устроению мира через создание определенных соединений, связей, введению определенного порядка, установление закономерной последовательности, которая, в частности, контролируется числом, счетом Именно этот семантический признак лег в основу славянского обозначения самого обряда, который в мифопоэтическую эпоху мыслился как основное средство, инструмент в борьбе космического начала с деструктивной стихией хаоса, актуализирующейся каждой кризисной ситуацией в жизни традиционного социума В этом отношении, как кажется, любой обрядовый вербальный текст является причитанием

В третьей главе "Лексико-семантические средства экспликации базовых понятий севернорусских похоронно-поминальных причитаний" предпринята попытка представить семантическое пространство и лексическую организацию данных текстов

Семантическое пространство причитаний складывается из двух базовых семантических макрополей, представляющих тексты, связанные со смертью и умершим - макрополе 'смерть' - и с живыми участниками обряда - макрополе 'жизнь', или точнее макрополе 'сиротство' (поскольку родственники умершего, оставаясь в области жизни, переходят

'Топоров В Н О ритуале Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках М , 1988 С 50

в новую социальную группу, меняют "качество жизни" - становятся сиротами)

Наиболее проработанным в текстах похоронно-поминальных причитаний является макрополе 'смерть' Об этом свидетельствует как количество лексических единиц, представляющих его, так и использование разных способов реализации одного и того же значения В рамках макрополя 'смерть' выделяются следующие микрополя 1) микрополе 'умерший', 2) микрополе 'локусы смерти', 3) микрополе 'смерть как агент (прерывающий жизнь человека)' В свою очередь микрополе 'умерший' складывается из трех лексических групп первая группа включает лексемы, с помощью которых умерший именуется, вторая -слова с общим значением действий умершего, которые представляют интерпретацию самого смертельного исхода и его причин, третья - лексемы, входящие в состав сочетаний со значением признаков, по которым судят о произошедшем умирании В микрополе 'локусы смерти' номинативное оформление получают основные пространственные точки похоронно-поминального обрядового комплекса (дорога, чужая сторона ("тот" свет), фоб, могила, кладбище) Микрополе 'смерть как агент' включает лексемы, номинирующие смерть, ее атрибуты и характерные действия

Анализ составляющих макрополя 'смерть' представлен в первом параграфе

Слова, которые называют в севернорусских причитаниях непосредственного адресата похоронно-поминального обряда - умершего, в соответствии с принципом называния представляют собой номинации прямые и заместительные, вторичные (в текстах они могут использоваться и комплексно) В роли обращений выступают, с одной стороны, собственные имена и/или термины родства, с другой - или отвлеченные существительные, обозначающие тем не менее не абстрактное понятие, а называющие конкретное лицо (жалость, доброта, сухота, желаньице), или лексемы, представляющие умершего символически Применительно к последней группе существительных отмечена своеобразная дистрибуция кодовых средств средства орнито-морфного (голубка, лебедь, утица, ласточка, сокол, голубок) и вегетативного (деревиночка, верба, яблонька, ягодка) кодов маркируют в текстах причитаний младших (относительно причитывающей) членов рода, астрономического (солнце), предметного и природно-ландшафтного - членов мужской части рода (свеча, жемчужинка), в некоторых случаях - старшего (по возрасту и социальному статусу) поколения мужчин (стена, гора)

Возможна другая группировка обозначений покойного - в зависимости от того, какой признак положен в основу его номинации Первая группа обозначений умершего основана на его характеристике через прежние связи с членами рода он для них "защищающий" - стена, гора, "главный, старший" - державушка, головушка, дума, семеюшка, кормилец, "сопереживающий" - доброта, жалость Вторая группа оп-

ределяет умершего через соотношение с образами, которые в традиционном сознании сопряжены со смертью или непосредственно (птица), или вследствие типичных для них действий или признаков проходят все этапы "жизни" (роста / падения (дерево, ягодка), восхождения / заката (солнце)), являются источником тепла в противовес холоду как атрибуту смерти

Важной в последнем случае оказывается возможность применить к предметам действительности, именами которых в причитаниях замещается имя умершего, признак пространственного перемещения Это напрямую связано с определяющей в контексте всей похоронно-поминальной обрядности ролью именно пространственного кода, который предполагает две взаимодополняющие идеи пространственное перемещение ('смерть - дорога') и расположение в пространстве ('смерть - сон')

Реализующие семантическую модель 'смерть - дорога' глагольные обозначения смертельного исхода используются в текстах причитаний наиболее активно по сравнению с прямой (умереть, погибнуть, утонуть), предельно отвлеченной (Да чего с тобой случилося">) или нулевой (А тебя че эдак, горе, заставило?) его номинациями К ним относятся глаголы, которые обозначают разные этапы пути умершего по направлению к иному миру сборы в дорогу (наладиться, снарядиться, собраться, сокручаться, сподобиться, справиться), собственно перемещение в пространстве (направиться, отправиться, удаляться, сойти, уйти / пойти, уехать / поехать, отлететь / улететь, убраться, укатиться / покатиться), сопутствующее перемещению действие удаляющегося относительно родственников (оставить, бросить, покинуть)

Данные глаголы формируют представление об отдаленности области живых от области мертвых, разделяет и связывает которые дорога -базовый концепт похоронно-поминального обрядового комплекса Функционирование лексемы дорога в текстах причитаний при этом являет яркий образец диффузного характера семантики слова в фольклорном тексте (его лексическое значение включает семиотический компонент, синкретически соединяет в одних контекстах значение пространственное и "жизнепредставляющее", пространственное и метонимически соотносимое с ним значение 'путешествие', значения 'путь в тот мир' и сам 'тот мир')

В ряду именно указанных глагольных лексем выявлены прагматико-ключевые слова похоронно-поминальных причитаний Исходная семантика и прагматика погребального обряда обеспечить правильный переход человека из мира живых в мир мертвых, восстановить однородность миров - реализуется как в самой базовой для причитаний модели 'смерть - дорога' (движение, дорога (при известной ее амбивалентности) изначально воспринимается человеком как нечто организованное, лишенное беспорядка), так и во внутренней форме глаголов, обозначающих сборы в дорогу (внутренняя форма глаголов наладиться, сна-

рядиться, сподобиться, справиться, обусловливающая их глубинную семантико-семиотическую характеристику, объединена общей идеей соответствие установленному порядку или его создание)

Кроме того, немногочисленные примеры словоупотреблений, которые выражают семантику веселья и положительной оценки, немотивированную и в современном понимании даже противоестественную для такого события, как смерть человека (веселое, прекрасное кладбище, прекрасная смерть) (ср также диминутивы типа смертонька), соответствуют прагматике причитаний как средства обрядовой коммуникации с миром мертвых С одной стороны, силы, находящиеся за пределами земной жизни, потенциально опасны, и, следовательно, необходимы средства (в том числе лексические) обережной магии, с другой, они выступают в качестве подателей благ, с которыми нужно выходить на регламентированный, контролируемый контакт

Концептуальная идея о том, что обрядовое преобразование кризисной для социума ситуации осуществляется только посредством взаимодействия двух миров (своего и чужого), заключается также еще в одном ряду лексем севернорусских причитаний К ним относится глагол убраться, обозначающий смертельный исход, глаголы (при/у)брать, взять и т п, называющие действия смерти как агента (реже - Бога, Богородицы и земли), а также существительное займище в значении 'могила, кладбище' Данные образования с корнем »Мег- вписываются в словообразовательный и семантический ряд, элементы которого соответствуют важнейшим точкам "синтагмы" человеческой жизни бремя, беременная (рождение) - брак (свадьба) - брать, убраться (смерть) Таким образом, семантическая структура глагола убраться оказывается сложно организованной помимо семы 'перемещение в пространстве', в фольклорном тексте реализуется сема, которая отражает обрядовую концептуальную семантику и прагматику, представляемую в категориях 'давать - брать' В итоге данные лексемы выражают идею о том, что участвующий в обряде человек вступает в отношения диалога и обмена с высшими силами, которые могут воплощаться в народном сознании в разных образах божественных персонажей, душ умерших предков, персонифицированных сил природы

Другая, более многочисленная группа понятийно-ключевых лексем, эвфемистически обозначающих смерть как пространственное перемещение, моделирует представление об особом способе преодоления дороги по направлению к "тому" миру - вращаясь, что предполагает и обеспечивает "выход" субъекта из обычной его сущности и переход в другую (по/укатиться), его локализации - внизу (по/укатиться, отпасть), а также о расположении умершего относительно живых (в зависимости от наблюдателя) - сзади (от(о)стать) или впереди (оставить значение данного глагола совпадает с его реконструированным протозначением 'остановить')

Среди лексических средств, реализующих семантическую модель 'смерть - сон', важнейшую роль для представления концепции смерти

человека играет пара глаголов стоять - лежать и соответствующие первой кинеме существительные стояньице, хожденьице, шаханьице горизонтальное положение тела соотносится со смертью-сном При этом горизонтальная ориентация умершего в пространстве, представление о которой заключается также в значении одного из локусов смерти (кладбище), выражает не просто идею расположения в пространстве, но такого расположения, которое не соответствует функции человека, свидетельствует о его инактивности В этом случае именно глаголы, означающие исчерпанность человеком пешего перемещения по дороге-жизни (находиться, натоптаться, отходить), закономерно формируют представление о смерти как истощении жизненной энергии, которое в свою очередь совпадает с семантическим признаком, положенным в основу номинации смерти индоевропейским корнем »тег-

Указанный семантический признак получает в текстах причитаний ряд других воплощений, прежде всего в визуальном коде, согласно которому смерть интерпретируется как потемнение Об этом свидетельствует восстанавливаемая логика развития семантической структуры глаголов потерять / потеряться (как обозначения смертельного исхода), анализ глагольных лексем по(у)страшиться, по(у)бояться, называющих одну из причин наступления смерти, который выявил сопряженность страха и смерти, в равной степени связанных с мраком, выявление этимона лексемы дуб, называющей дерево, которое в народном сознании со смертью связано теснейшим образом (гроб - дубовая колодушка)

Кроме того, об изменении призмы взгляда умершего на мир свидетельствует анализ внутренней формы глагола обидеться, также номинирующего причину смерти в приставке *ob- реализуется значение возникшего у субъекта нового качества, которое переводит его в другой класс (ср онеметь, ожеребиться, опозориться), корень *—vid— актуализирует ту физиологическую способность человека (видение, зрение), изменение которой в том числе сопровождает его перемещение в иной мир, мир мертвых

Еще одна группа глаголов, называющих причины смерти человека (разгневаться, рассердиться), формирует представление о ней как результате внутреннего деструктивного процесса горения, жжения в определенной части организма - в сердце, который способен привести к последствиям физиологического характера (отсутствие способности видеть, слышать и т п) Другим внутренним процессом, который, согласно первоначальному значению корня -гнев-, обусловливает возникновение и сопровождает протекание соответствующего чувства, является затруднение (остановка) дыхания

Последнее представление включается в закономерный для традиционной культуры ряд душа - дыхание - ветер, который получает в причитаниях разные реализации Так, например, при реализации мо-

тивного блока заклинательных обращений причитывающей к стихиям с просьбой раскрыть могилу и оживить умершего ряд контекстов этимологически верно определяет место дыхания в человеческом теле - в его душе Обязательной стихией, призванной участвовать в оживлении умершего, закономерно является ветер, который в системе мифологических соответствий между частями человеческого тела и элементами природного окружения соотносится именно с дыханием-дуновением Кроме того, один звуковой комплекс гора, холм, буевка объединяет значения 'возвышенное место' (вариант мирового древа), 'кладбище' (узаконенное пространство смерти на территории "этого" мира, место регламентированных контактов с "тем") и 'ветер' (дыхание мира, местонахождение душ, которые отождествляются с дыханием)

На актуализации пространственной вертикали основываются также номинации локусов смерти (могила - погреб(а), яма / бугор, могила высокая / глубокая, горбатая, крутая) Тексты севернорусских причитаний, кроме того, реализуют представление о связи потустороннего мира с лесом (кладбище - бор, дуброва, роща), в меньшей степени с водой (гроб - колодушка), а также представление о его зеркальном устройстве относительно мира живых (гроб - домик, хоромина, комнатка и др , кладбище - улушка)

Во втором параграфе представлен анализ составляющих макрополя 'сиротство' Семантическое макрополе 'сиротство' представляет собой смысловую зону, которая репрезентирует родственников умершего, в том числе саму причитывающую Данное макрополе складывается из следующих лексических групп 1) номинации причитывающей, 2) лексемы, реализующие традиционные представления о пространственном расположении людей, переходящих в группу сирот, 3) слова, включаемые в конструкции, которые дают описание действий и состояний сирот

К личным местоимениям, указывающим на причитывающую жену, мать, дочь (гораздо реже - на других родственников умершего), в текстах причитаний, как правило, относятся приложения, призванные утвердить наличие у данного субъекта дополнительного признака, обозначить новое состояние понесших утрату родственников

Самую многочисленную группу номинаций причитывающей составляют лексемы, определяющие ее субъективно, через испытываемые чувства они заключают в своей семантике общую идею 'тот, кто пережил горестное событие, изведал страдание, боль' (беднушка, (мно-го)бедная, победная, горюшица, горюха, горемышница, а также существительное среднего рода горе и женского - горя, в котором формальный признак рода соответствует полу называемого лица, горька, тавтологические словосочетания горя горькая, горе-горькая горюшица) Горе вообще является основным модусом переживания смерти родного человека Лексическая сочетаемость отвлеченного существи-

тельного, номинирующего данную эмоцию, представляет ее как проявляющуюся в объективном, физическом мире немногочисленные глаголы реализуют отношения 'субъект - действие' (горе - придти, привязаться, надорвать), большая группа глаголов - отношения 'объект -действие' (горе - познаться, изживать, избывать, при/убавить и др ) Для представления горя в причитаниях характерно соотнесение душевного состояния горюющей и "физиологических" процессов, происходящих в ее организме (разжигается, закипляется сердечко, разгорается утроба, запеклось, заварилось, высохло сердечко и т п) При этом характер описываемых в причитаниях состояний причитывающей может быть объяснен проявлением смысловой памяти слов-обозначений горестного состояния, он построен на актуализации ее смысловых интенций Внутренняя форма слов, выражающих идею горести (горе, печаль, кручина, тоска), манифестирует один и тот же признак - 'порожденный внутренним горением, жжением, жаром, которые выжигают человека изнутри, делают его пустым' Коррелируемым с ним оказывается испытываемое сиротами температурное состояние, противоположно направленное, - холод (сердце вызябло, зябель на сердечушко и т п ), результаты действия которого близки к ощущениям, вызываемым огнем Таким образом, решение в "огненном" ключе является общим для представления в причитаниях состояний умершего и сирот

Образования с корнем -гор- являются лексическими манифестантами эмоционально-трагической функции причитаний Вместе с тем несколько лексем микрополя 'сиротство' развивают в причитаниях значение, которое работает на представление этих текстов как магических, имеющих установку на реконструкцию мира К ним относится существительное ку(о)кушица, номинирующее причитывающую, и глагол ку(о)ковать, синонимичный лексемам, обозначающим процесс причи-тывания Эти лексемы заключают идею установления связи с силами потустороннего мира, диалог с которым необходим для преодоления сложившейся кризисной ситуации Еще одна лексема (камень) входит в состав лексической группы, составляющие которой фиксируют особое расположение сирот в пространстве фольклорного мира

Местоположение сирот обозначается в причитаниях тремя лексемами море, поле и камень Преобладающим компонентом семантической структуры данных существительных является компонент семиотический - 'пограничная зона' в структуре первых двух лексем и 'центр мира, из которого возможно его восстановление, место выхода на связь с потусторонним миром' в структуре последней "Содержательное наполнение" ведущего в фольклорных текстах семиотического компонента во многом определяют этимоны данных лексем (например, внутренняя форма слова поле, родственным образованием которого является лексема полый, а также его тавтологический постоянный эпитет чис-

тое, объясняют употребление в причитаниях номинации этого пространственного элемента в значении "ничьей", нейтральной зоны)

Внутренняя форма существительного море (согласно одной из гипотез, 'мерцающее, сверкающее, нарушающее равновесие между светом и тьмой'), кроме того, ставит его в один ряд с лексемами, актуализирующими общее для текста живых и текста мертвых описание состояния человека через характеристики его зрения на мир Данное представление реализует и внутренняя форма образований с корнем -обид-, которые обозначают не только одну из возможных причин смерти человека, но и модус переживания сиротами личной потери Посвящение в сиротство, предполагающее опыт переживания чужой смерти, открывает в человеке специфическую возможность - видеть смертную черту, это особое зрение становится постоянной способностью сироты8

Наконец, помимо "душевно-физиологического" разлада, мыслимого как результат переживаемых сиротами горя и обиды, актуальной для текстов севернорусских причитаний является констатация собственно физического ("телесно-функционального") разлада сирот, который аналогичен изменениям, происходящим с умершим Так, например, лексемы, реализующие кинему лежание умершего, находят соответствие в представляющих причитывающую конструкциях, которые включают существительное ноги и глагольные лексемы с общим значением 'перестать быть опорой' (подкоситься, подломиться, не держать)

В заключении диссертации подводятся итоги концептуального анализа текстов севернорусских похоронно-поминальных причитаний, семантической структуры "прагматико-ключевых" и "понятийно-ключевых " слов этих фольклорных текстов

Основные положения диссертационного исследования опубликованы в следующих работах

1 Концептуализация смерти в севернорусских похоронно-поминальных причитаниях (глаголы с общим значением 'умереть') // Вестник Челябинского государственного университета Филология Искусствоведение Вып 16 №20(98) Челябинск, 2007 С 63-69 (0,4 п л)

2 К проблеме лингвофольклористического описания севернорусских причитаний // Молодежный вестник Вып 2 Сыктывкар, 2004 С 84-87 (0,3 п л )

3 Семантика глагольных образований с корнем -ряд- в севернорусских причитаниях // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии Межвуз сб науч статей Вып 1 Тамбов, 2006 С 197-199 (0,4 п л )

8 Адоньева С Б Прагматика фольклора СПб , 2004 С 227

4 Средства экспликации ключевого понятия 'смерть' в севернорусских похоронных причитаниях // Духовная культура финно-угорских народов России Материалы Всероссийской научной конференции к 80-летию А К Микушева (1-3 ноября 2006 г г Сыктывкар) Сыктывкар, 2007 С 49-52 (0,3 п л )

5 Лексические особенности севернорусских похоронно-поминаль-ных причитаний // Материалы XXXVI Международной филологической конференции 12-17 марта 2007 г Санкт-Петербург Вып 12 Русская диалектология СПб , 2007 С 22-31 (0,5 п л )

6 Этимологическая семантика ключевых слов фольклорного текста как отражение архаических представлений о мире // Материалы докладов I Всероссийской молодежной научной конференции "Молодежь и наука на Севере" ВЗт Т 2 Сыктывкар, 2008 С 122-123 (0,2 п л )

7 Фольклорный текст основные проблемы изучения // Вестник Сыктывкарского университета Серия 6 Филология Искусство Вып 7 Сыктывкар, 2008 С 64-75 (0,7 п л )

ИПО СыктГУ Тираж 100 экз Заказ №292

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ильина, Юлия Николаевна

Введение.

Глава I. Фольклорный текст как объект научного описания

§ 1. Фольклорная картина мира: понятие, специфика.

§ 2, Фольклорный текст: основные проблемы изучения и определения.

§ 3. Слово в фольклорном тексте.

Глава II. Место похоронно-поминальных причитаний в традиционной народной культуре

§ 1. Жанр причитания: генезис, прагматика, семантика.

§ 2. Роль повтора в структурно-семантической организации похороннопоминальных причитаний.

§ 3. Народная терминология как выражение функциональных особенностей жанра.

Глава III. Лексико-семантические средства экспликации базовых понятий севернорусских похоронно-поминальных причитаний

§ 1. Макрополе 'смерть'.

1.1. Микрополе ' умерший'.

1.2. Микрополе 'локусы смерти'.

1.3. Микрополе 'смерть как агент'.

§ 2. Макрополе 'сиротство'.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Ильина, Юлия Николаевна

В настоящее время общепризнанным является произошедший в лингвистике конца XX века методологический сдвиг, в результате которого на смену системно-структурной парадигме языкознания, рассматривавшей язык "в самом себе и для себя", приходит парадигма антропологическая, возвращающая статус меры всех вещей человеку. Последовательное проведение антропологической программы изучения языка, получившей образное обозначение "человеческий фактор в языке", выдвигает на первый план его исследование в аспекте соотношения с рядом феноменов, определяющих его бытие: мышлением, сознанием и психикой человека, этносом, социумом, культурой, ментальностью. Обширность круга фундаментальных феноменов, находящихся в компетенции антропологической лингвистики, обусловила ее внутреннюю дифференциацию: к настоящему времени сформировались и успешно развиваются отдельные научные дисциплины, сосредоточившиеся на рассмотрении тех или иных коррелятивных связей языка - психолингвистика (язык : психика человека), этнолингвистика (язык : этнос), социолингвистика (язык : человеческое общество), лингвокультурология (язык : культура) и т.д.

В силу теснейших связей между объектами дисциплин антропологического языкознания четкое их разграничение в реальной исследовательской практике не всегда имеет место. Так, Н.И. Толстой указывал, что "этнолингвистика и социолингвистика могут расцениваться как два основных компонента (раздела) одной более обширной дисциплины", с той разницей, что первая, оперируя преимущественно исторически значимыми данными, обращаясь к "живой старине", учитывает прежде всего специфические особенности этноса, а вторая — особенности социальной структуры конкретного этноса и этноса вообще на поздней стадии его развития применительно к языковым процессам, явлениям и структурам [Толстой 1995: 27-28]. Это мнение поддержал A.C. Герд: для единой дисциплины он предложил название 'этносоциолингвистика', но затем отказался от него в пользу термина 'этнолингвистика' — менее тяжеловесного и имеющего сложившуюся традицию употребления [Герд 2001: 7]. E.J1. Березович считает несущественным популярное в последние годы разграничение этнолингвистики и лингвокультурологии по отношению к диахронии / синхронии (и "диалектности" / "литературности"), ссылаясь на польскую традицию, в которой "такое разграничение не производится - и анализ языкового воплощения концептов современной культуры тоже считается задачей этнолингвистики" [Березович 2004: 3]. Таким образом, этнолингвистика в научной литературе может определяться и восприниматься достаточно широко.

Основанием для объединения нескольких дисциплин антропологической лингвистики под одним названием, кроме того, может служить тот факт, что их общей конечной целью в известном смысле является рассмотрение языка как системы, которая, во-первых, репрезентирует заключенные в сознании человека ментальные структуры, определяющие его мировосприятие и деятельность, и, во-вторых, является ключом к такого рода структурам. Для обозначения таким образом нацеленных лингвистических исследований в последнее время используется термин "когнитивный анализ". В соответствии с этим Е. Бартминьский определяет этнолингвистику как лингвистику когнитивно-антропологическую [Бартминьский 2006: 107], а в этнолингвистических работах активно употребляются основные для когнитивной лингвистики понятия "концепт", "концептосфера", "концептуализация".

Когнитивная лингвистика в мировом языкознании активно развивается в последней трети XX века (Р. Лангакер, Дж. Лакофф, Л. Талми, Ч. Филлмор и др.) и получает все более широкое распространение в России (Г.И. Берестенев, В.З. Демьянков, А.Е. Кибрик, Е.С. Кубрякова и др.). В ее рамках, с одной стороны, исследуются свойственные homo loquens когнитивные процессы и механизмы усвоения языка, продуцирования и восприятия речи, с другой -описываются особенности концептуализации действительности, свойственные тому или иному языку, а также отдельным его разновидностям, стилям, жанрам, идиолектам.

Очевидно, что когнитивная лингвистика как достаточно широкая область исследований во втором направлении восходит к сформулированной еще в начале XIX века мысли В.Гумбольдта о том, что мышление человека и его представления о мире определяются его родным языком. Впоследствии взгляды В. Гумбольдта оказали серьезное влияние на развитие ряда лингвистических школ, например немецкой "Wörter und Sachen" (Г. Шухардт, Ф. Мерингер и др.); в XX веке его идеи были развиты в рамках гипотезы лингвистической относительности (Э. Сэпир, Б. Уорф). В отечественной науке когнитивной лингвистике предшествовала и в настоящее время сопутствует работа Московской семантической школы и школы "концептуального анализа" по исследованию отражения картины мира на разных языковых уровнях и в разных аспектах: в словообразовании (Т.И. Вендина, Е.А. Земская), в лексической семантике и прагматике (Ю.Д. Апресян, В.Г. Гак, А.Б. Пеньковский, Е.С. Яковлева), в грамматике (Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев), в зеркале тропов (В.Н. Телия), в аксиологии (Н.Д. Арутюнова).

Отечественная этнолингвистика также продолжает традиции В.Гумбольдта и является "прародительницей" когнитивного направления языкознания в России [Березович 2000: 8]. С этой областью научного поиска в. той или иной степени связана деятельность таких исследователей, как E.JI. Березович, JI.H. Виноградова, A.C. Герд, A.B. Гура, А.Ф. Журавлев, Вяч. Вс. Иванов, В.В. Колесов, С.Е. Никитина, З.К. Тарланов, С.М. Толстая, Н.И. Толстой, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский, А.Т. Хроленко, Т.В. Цивьян, O.A. Черепанова и др.

Представления о предмете и задачах этнолингвистики нельзя назвать окончательно сложившимися. E.JI. Березович выстраивает "градационную лестницу", которая иллюстрирует постоянное сужение предмета этнолингвистики в представлениях разных исследователей: от соотношения язык : этнос до основной координаты большинства сегодняшних этнолингвистических работ - язык : традиционная духовная культура народа архаическая народная культура) [Березович 2000: 3-6]. В рамках последнего подхода выполняется данное исследование.

Итак, этнолингвистика нацелена на семантическую реконструкцию в области традиционной духовной культуры этноса, которая понимается как способ воссоздания на основе реально засвидетельствованных текстов (не только в филологическом, но и в семиотическом смысле слова) "плана содержания" культуры - картины мира, лежащей в их основе. При этом положением, исходным для этнолингвистики, является признание того, что благодаря традиции - инструменту сохранения и передачи культурной информации во времени - тексты, принадлежащие более поздним эпохам, могут служить источником сведений о древнейших состояниях.

В соответствии с этим составной частью этнолингвистики представляется лингвофольклористика1, сложившаяся в отечественной филологии во 2-й пол. XX века на базе основополагающих работ A.A. Потебни, А.Н. Веселовского, П.Г. Богатырева, А.П. Евгеньевой, И.А. Оссовецкого. Объектом лингвофольклористики является язык фольклора, который, по словам A.C. Герда, особо отмечен среди других форм языковых состояний, так как именно фольклор во многом "позволяет глубже других источников проникнуть в духовный мир народа, в мир его образов и представлений" [Герд 2001: 30].

Язык фольклора в истории русистики вызывал неизменный интерес на всем протяжении ее становления и развития. В методологии научного исследования XX века "постепенное, но неуклонное усиление исследовательского интереса к языку фольклора как целостной и самобытной системе языка" стало, по словам З.К. Тарланова, одним из важнейших ее достижений [Тарланов 1999: 17]. К настоящему времени сложилось несколько центров лингвофольклористических исследований: воронежский (возглавляемый Е.Б. Артеменко), московский (С.Е. Никитина, Е.Ю. Кукушкина), курский (А.Т. Хроленко, М.А. Бобунова, O.A. Петренко),

1 Ср. Н.И. Толстой о целесообразности и плодотворности введения фольклора в круг этногенетических исследований [Толстой 1995: 42]. петрозаводский (во главе с З.К. Тарлановым). Показательно, что в исследованиях различных периодов (начиная со 2-й пол. XVIII века, когда фольклорные тексты привлекались почти исключительно в качестве иллюстративного материала для диахронического языкознания, и до настоящего времени) язык фольклора по своей природе считается архаичным и мыслится как необходимое средство реконструкции славянских древностей и восстановления богатого фонда славянской традиционной духовной культуры.

Фольклор - это явление культуры, которое существует на всем протяжении истории человеческого общества, от первобытности до современности. Поэтому он имеет стадиальный характер, на каждой стадии обладая своими специфическими качествами, своим составом, своими функциями. Вместе с тем жизнь фольклора определяется глубокой преемственностью, действием традиционных универсалий, сохранением на последующих этапах предшествующих ценностей [Путилов 2003: 56], в результате чего фольклорный текст содержит культурные слои различной хронологической глубины, включая самые архаичные. Это обусловлено особым принципом наслоения, действующим в сфере духовной культуры, по сравнению с принципом сменяемости — в культуре материальной. По словам Н.И. Толстого, если "предметы материальной культуры сменяются с течением времени: одна культура возникает и занимает место другой, вытесняет ее.", то "элементы новой (духовной - Ю.И.) культуры не сметают и не сменяют элементов старой, а проникают в нее, уживаются в ней, вступают в различного рода соотношения (синонимии, дополнительного распределения, вариантности и диалектности в географическом плане), тем самым усложняя прежнюю систему, видоизменяя ее в значительной или меньшей степени." [Толстой 1995:45-46].

Наиболее чувствительным и потому "многослойным" показателем культуры народа является слово как основной инструмент, с помощью которого человек осваивает мир. Вследствие этого ближе всего с задачей реконструкции духовной культуры соприкасаются лексико-семантические исследования. Именно поэтому, несмотря на то, что лингвофольклористы проявляют интерес к определенному уровню или аспекту изучения языка и поэтики фольклора , общим объектом их внимания является слово (прежде всего слово поэтического фольклора) и его глубинная семантика. Через анализ фольклорного слова: его семантической структуры, грамматических особенностей, функционирования в тексте - лингвофольклористика движется к описанию традиционно-фольклорных смыслов, фольклорной картины мира и в итоге - к выявлению базовых констант народной культуры. Такой анализ должен осуществляться в первую очередь применительно к наиболее значимым, так называемым ключевым словам фольклорных текстов. Вместе с тем необходимо учитывать, что работа на уровне микросемантики - уровне отдельных слов текста и их значений - предполагает выход в макросемантику, оперирующую большими пространствами смыслов - семантическими полями текста. Кроме того, наряду с лексическим составом фольклорного текста надежным источником при изучении традиционного народного сознания, архаических представлений о человеке и окружающем его космосе является еще одна группа лексики. Речь идет о народных обозначениях (терминах) тех или иных фольклорных текстов (способов их исполнения и т.п.), которые представляют взгляд на традиционную культуру изнутри — с позиций ее носителей, и, следовательно, позволяют исследователю выстроить внутреннюю логику, лежащую в основе народного мировоззрения.

Конечно, для изучения соотношения вербальных текстов с традиционными народными представлениями разные жанровые группы фольклора характеризуются неодинаковой степенью информативности, вследствие чего внутри фольклорного материала требуется проведение

2 Воронежские лингвофольклористы разрабатывают проблемы генезиса и специфики изобразительно-выразительных средств языка фольклора, а также вопросы синтаксиса предложения и текста. Курские и московские исследователи сосредоточили свое внимание на теории фольклорного слова и разрабатывают проблематику фольклорной лексикологии, фразеологии и лексикографии. Петрозаводские лингвофольклористы предмет своего изучения определяют так: 1) синтаксический строй отдельных жанров фольклора; 2) состав и функционирование словообразовательных, лексико-семантических, морфологических и синтаксических категорий и явлений в языке разных жанров фольклора (полипрефиксальные глаголы, глаголы движения, частицы, обращения, однородные члены предложения и др.); 3) роль и художественные функции фольклорных мотивов в литературе. соответствующего жанрового отбора. Наиболее информативными с этой точки зрения традиционно считаются стадиально более ранние, архаические формы фольклора, для которых, однако, на этапе более позднего эволюционного развития характерно усиление черт исторической и бытовой конкретики. Вместе с этим они, как правило, в целом характеризуются невосприимчивостью, закрытостью по отношению к чужому фольклорному или нефольклорному фонду, внутренней и внешней стабильностью. К таким архаическим жанровым группам относится прежде всего обрядовый семейный и календарный фольклор, устойчивость которого объясняется, в частности, его ритмической организацией3, а также тесными внетекстовыми связями с обрядом.

Фольклор в своих конкретных выражениях, в реальных текстах существует только как региональный, в системе местных (локальных) традиций. В соответствии с этим одним из двух направлений, вокруг которых, как указывает А.Ф. Журавлев, группируются отечественные работы, затрагивающие этнолингвистическую проблематику, является направление "диалектологическое", связанное с исследовательской деятельностью Н.И. Толстого и его последователей [Журавлев 1993: 108]. Оно ориентировано не на типологические исследования, которые осуществляются в рамках "этимологического" направления, представленного именами Вяч. Вс. Иванова и В.Н. Топорова, а на выявление максимально полного инвентаря форм культуры, причем в аспекте их ареального, локального описания и изучения. В результате собирательской и исследовательской деятельности выявлены локальные очаги фольклорной культуры, самоценные и равные относительно друг друга. Их региональная специфика при этом выражается в наличии / отсутствии тех или иных жанров и жанровых разновидностей, сюжетных циклов и сюжетов и т.д. Повышенное внимание привлекают локальные традиции, являющиеся хранителями уникальных или малораспространенных в

3 Ср. З.К. Тарланов: ".под "прикрытием" ритма архаика дольше сохраняется не только в тех жанрах, которые заведомо тяготеют к древности (например, в былине), но и в тех, которые всегда ориентированы на нормы живой разговорной речи той или иной эпохи" [Тарланов 1977: 7]. других местах фактов фольклорной культуры, так называемые архаические зоны. К славянским архаическим зонам наряду с Полесьем, западной частью Болгарии, центральной и северо-восточной Сербией, Кашубией, Карпатами относится также Русский Север [Толстой 1995: 50].

Историко-географические, этнографические и антропологические исследования на Русском Севере обнаружили сложную историко-этнографическую картину этой территории: здесь выделяются две культурные зоны - западная и восточная, связанные с различными потоками русских переселенцев в XII - XVII веках, выходцами из Новгородской и Ростово-Суздальской земель соответственно [Дмитриева 1988: 4]. Немаловажное значение для формирования культуры Русского Севера имели и контакты с финно-угорским населением.

В работах, посвященных этнической истории и народной культуре этого края, понятие "Русский Север" имеет разное территориальное наполнение. В одних исследованиях севернорусская зона представлена максимально объемно: под Русским Севером понимают территорию, по своей географической конфигурации сходную с зоной севернорусских диалектов [Фольклор. 1973: 3-4; Алексеевский 2005: 7]. В соответствии с этим в административном отношении на Русском Севере располагаются Архангельская, Вологодская, Мурманская область, юго-восточная часть республики Карелии, Республика Коми, а также часть прилегающих к северу территорий Кировской, Костромской, Ярославской, Тверской, Новгородской и Ленинградской областей.

Согласно другому определению территории Русского Севера, южная граница данной зоны должна быть скорректирована: на юге границы Русского Севера охватывают Вологодскую область [Кузнецова 1993: 3] (ср. также "у самой границы территории, называемой Русским Севером, лежат междуречье Сухоны и Юга и верховья Кокшенги [Ефименкова 1980: 7] или "интересующая нас область находится к северу от 60 параллели" [Дмитриева 1975: 34]). В соответствии с этим зона Русского Севера находится в бассейнах рек Северной

Двины, Сухоны, Онеги, Мезени, Печоры, а также в районе Онежского озера. В этом случае выделение территории Русского Севера основывается не столько на лингвистическом критерии, сколько на отличительных признаках традиционной культуры этой территории, которая выражается именно в составе функционирующих здесь фольклорных форм. Так, например, развитой былинной традицией характеризуется бывшая Архангельская и Олонецкая губернии, в то время как в Ярославской, Костромской, Тверской, Псковской губерниях былины не фиксировались совсем [Дмитриева 1975: 20-21]. Последний подход к ландшафтному обозначению территории Русского Севера принимается в настоящей работе.

Важнейшей особенностью процессов сложения и развития традиционной севернорусской культуры является длительная продуктивность "поздней архаики" [Чистов 1974: 13]. Так, народная культура Русского Севера характеризуется прежде всего развитой былинной традицией. Русский Север, кроме того, является зоной широкого распространения и наиболее активного (на фоне фольклорных традиций других регионов) бытования причитаний (причетов, плачей) - вербальных текстов, которые являются традиционными элементами некоторых обрядов (семейных, главным образом), преимущественно связанных с трагическими, точнее — переломными моментами жизни человека. Традиция причети4 на Русском Севере достигла наибольшей разработанности, масштабности.

Одной из разновидностей севернорусских причитаний (наряду со свадебными, рекрутскими, окказиональными) являются причитания похоронно-поминальные - тексты, которые сопровождают погребальный обряд и исполняются в доме или на могиле в установленные традицией дни

4 При определении главных очагов распространения причети на Русском Севере мнения исследователей XIX и XX веков расходятся. Так, собиратель позапрошлого века Ф.М. Истомин указывал, что черты этого жанра "нигде, кажется, не проявляются с такой отчетливостью и постоянством, как в Олонецкой губернии" (цит. по [Кузнецова 1993: 6]). По словам же Ю.И. Марченко, распространение причети на Русском Севере было повсеместным, но "зона наиболее активного бытования охватывала, по-видимому, районы Восточновологодского края" [Марченко 1998: 305]. поминовения усопших. Севернорусские5 похоронно-поминальные причитания стали объектом изучения в диссертации.

В область исследовательского внимания похоронно-поминальные причитания попали начиная уже с 60-70-х годов XIX века, когда причеть включается в число активно собираемых жанров народной поэзии. Первым исследованием причитаний считается опубликованная в 1873 году статья-рецензия А.Н. Веселовского на первый том "Причитаний Северного края, собранных Е.В. Барсовым". Примерно в это же время выходит в свет книга A.A. Котляревского "О погребальных обычаях языческих славян" (1868), которая положила начало научному изучению в русской этнографии похоронного обряда. Уже в этих работах задаются основные аспекты изучения похоронно-поминальных причитаний: структурный, семантический, прагматический. Однако полную реализацию эта программа получает только спустя сто лет. На рубеже XIX - XX веков и в первой половине XX века определяющим при интерпретации причитаний является отвечающее духу эпохи их понимание как ценнейших памятников разных эпох и способа выражения гражданской позиции: "историческое свидетельство невыносимой тяжести жизни трудового народа в дореволюционной России" [Чистов 1960: 7], "поэтические и исторические документы, отразившие трагизм и величие военных лет" [Базанов 1962: 43] и т.п.

Начиная с 80-х годов XX века появился целый ряд трудов — материалы научных конференций, сборники статей [Балто-славянские этнокультурные и археологические древности. Погребальный обряд: Тезисы докладов. 1985; первый раздел сборника Балто-славянские исследования. 1985. 1987;

5 Очевидно, что на Русском Севере исторически сложились определенные локальные зоны, однородные по культурно-хозяйственному укладу и диалектным особенностям (исследователями выделяется Терский берег Белого моря, Пинега, Заонежье, Пудожье, Белозерье и т.д.). Кроме того, по отдельным районам можно дифференцировать и конкретизировать изучение текстов разных фольклорных жанров в соответствии с особенностями их поэтики, организации, в том числе в сопоставительном аспекте. Так, например, В.И. Харитонова в зависимости от метрических особенностей стиха причитаний выделяет на территории севернорусской зоны 6 регионов: Вологодско-Ленинградский, Пинежско-Онежский, Заонежский, Беломорский, Мезенский и Печорский [Харитонова 1985]. Изучение отдельных локальных групп Русского Севера представляется чрезвычайно существенным. Вместе с тем решение проблемы семантической реконструкции архаических пластов традиционной культуры (в частности, народных представлений о смерти), как кажется, позволяет рассматривать Русский Север как еднную культурную зону.

Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (Погребальный обряд). 1990; Похоронно-поминальные обычаи и обряды 1993; раздел "Смерть в традиционной культуре": Славянская традиционная культура и современный мир. 2007], диссертации и монографии [Ефименкова 1980; Байбурин 1993; Невская 1993; Седакова 1984, 2004; Адоньева 2004; Алексеевский 2005 и др.], посвященные изучению всех (в том числе вербальных) компонентов погребального обряда как важнейшего пласта традиционной культуры.

Работы фольклористов- и лингвистов, посвященные причитаниям, выполнялись на разном материале, они отличаются методиками и подходами, которые были выбраны исследователями.

Внимание ученых чаще других привлекал к себе язык причитаний И.А. Федосовой - уникальной заонежской вопленицы, записи которой составили большую часть первого в мировой практике специального собрания причитаний. Так, JI.A. Воронова и Ф.С. Шапиро детально изучали особенности употребления в причитаниях И.А. Федосовой имен существительных и прилагательных [Воронова, Шапиро 1989], С.Н. Пономарева - функции полипрефиксальных глаголов [Пономарева 1992]. Синтаксису данных причитаний посвящен ряд работ Н.М. Горошковой [Горошкова, 1965, 1966]. Н.Д, Гусарова и Н.Ю. Федоренко в серии публикаций исследуют функции риторических фигур в организации текста причети Федосовой [Гусарова, Федоренко 2000а, 20006]. A.C. Герд рассматривает язык ее причитаний на фоне системы диалекта Заонежья, носителем которого исполнительница являлась [Герд 1997].

В ряде работ, вышедших за последние десятилетия, освещение и интерпретацию получили также причитания других локальных культурных зон. Монография Б.Б. Ефименковой представляет собой опыт публикации и исследования восточновологодской причетной традиции, который включает картографирование материала и его структурно-типологическое системное описание. С.Б. Адоньева на материале белозерской традиции (северо-запад Вологодской области) рассматривает причитания наряду с фольклорными текстами других жанровых групп как стратегии, разработанные традиционным обществом для решения конкретных социальных задач.

Объектом изучения в монографиях Л.Г. Невской и O.A. Седаковой стал похоронный ритуал и причитания как его неотъемлемая составляющая. Л.Г. Невская реконструирует внутренний смысл похоронно-поминальных причитаний в балто-славянской культурной традиции на основе литовских, белорусских, украинских и русских текстов с презумпцией о ранее едином тексте. Материалом для исследования O.A. Седаковой послужили прежде всего описания погребальных обрядов восточных и южных славян, входящих в мир Slavica orthodoxa. Признавая содержательное единство ментального, ритуального и вербального планов обрядового комплекса и неизбежность внимания при семантическом анализе обряда к лингвистическим данным, в своей монографии O.A. Седакова из вербального кода похоронно-поминального обрядового комплекса анализирует главным образом обрядовые термины и связанную с обрядом лексику и фразеологию, а именно словесные обозначения действий, принадлежащих сфере обряда, исполнителей обрядовых актов, а также предметов, которыми они оперируют. Тексты причитаний используются в работе только в качестве сопоставительного материала.

Севернорусские похоронно-поминальные причитания находятся в центре внимания М.Д. Алексеевского. В своей диссертации исследователь осуществляет комплексное рассмотрение вербальных и невербальных кодов похоронно-поминального обряда, характера связей между ними, при этом концентрируя внимание на одном этнокультурном феномене - обрядовом застолье, сравнивая мотивы причитаний, связанные с едой и застольем, и сами трапезы, сопровождающие ритуал.

Вычленение из фольклорных текстов мотивов и их интерпретация — основной исследовательский путь, посредством которого могут быть выявлены и охарактеризованы отдельные фрагменты традиционной народной картины мира, архаические представления человека о себе и окружающем космосе. Представление мотивной структуры похоронно-поминальных причитаний той или иной традиции является обязательным элементом, пожалуй, любого исследования, посвященного этим текстам. Вместе с тем не менее значимым для реконструкции традиционных представлений о мире является анализ семантики и мотивации лексических единиц, которые закреплены за тем или иным мотивом фольклорного текста, реализуют его. Этот аспект в изучении языка похоронно-поминальных причитаний представляется в настоящее время недостаточно изученным. Вообще работы о лексическом уровне фольклорных текстов разных жанров стали появляться только в к. XX века, при этом объектом исследования уже стала лексика былин (А.Т. Хроленко, М.А. Бобунова), лирических песен (Е.Б. Артеменко, И.С. Климас, Н.И. Моргунова), исторических песен (И.А. Степанова), духовных стихов и свадебных причитаний (С.Е. Никитина, Е.Ю. Кукушкина), баллад (О.Н. Зимнева).

Наблюдения за лексическим составом севернорусских похоронно-поминальных причитаний позволили выделить в нем два базовых для этих текстов смысловых объединения слов. Основу погребального обряда составляет дуальный принцип: разделение его участников на "партию живых" и "партию мертвых", пространства - на "пространство жизни" и "пространство смерти" и моделирование встречи этих двух сфер с последующим переходом умершего в-сферу смерти и закреплением (новым закреплением) живых в сфере жизни [Седакова 2004: 100]. В соответствии с этим противопоставлением сфер жизни и смерти словарь причитаний организуется в два семантических макрополя -макрополе 'смерть' и макрополе 'жизнь', или (что представляется нам более точным) - макрополе 'сиротство' (последнее обозначение акцентирует внимание на особом, новом статусе, качестве родственников умершего).

Итак, предметом изучения в диссертации стала лексико-прагматическая сторона похоронно-поминальных причитаний, в частности, семантика и мотивация лексем, составляющих макрополя 'смерть' и 'сиротство', а также народных обозначений похоронно-поминального причитывания. Представляется, что севернорусские причитания в таком аспекте могут рассматриваться как тексты, наиболее ярко репрезентирующие общерусскую традицию причитывания в целом.

В работе на материале севернорусской традиции предпринимается попытка рассмотреть похоронно-поминальные причитания в аспекте их семантической организации, в которой различаются два плана: 1) прагматический, отражающий прагматику данных текстов, их функцию в соответствующем обрядовом комплексе, и 2) концептуальный, отражающий способность фольклорного текста передавать архаические представления об устройстве мироздания. Таким образом, целью диссертационного исследования является изучение языковых (прежде всего лексико-семантических) средств похоронно-поминальных причитаний в когнитивном аспекте (как одной из форм фиксации, сохранения и передачи представлений человека о мире).

Для достижения обозначенной цели были поставлены следующие задачи:

- определить содержание понятия 'фольклорная языковая картина мира' в кругу базовых понятий 'модель мира', 'картина мира', 'концептуальная картина мира', 'языковая картина мира';

- выявить особенности содержания и формы архаического фольклорного текста как своеобразного канала трансляции культурной информации;

- охарактеризовать особенности семантической структуры слова в фольклорном тексте, определить понятие 'ключевое слово фольклорного текста';

- охарактеризовав прагматико-смысловые установки похоронно-поминальных причитаний, выявить структурно-семантические элементы, выражающие их;

- рассмотреть народные термины похоронно-поминального причитывания в аспекте выражения ими разностадиальной функциональной направленности данных текстов в русской традиционной культуре;

- определить лексический состав семантических полей 'смерть' и 'сиротство', отражающих базовые для похоронно-поминальных причитаний понятия;

- охарактеризовать объем и "глубину" семантической структуры ключевых лексем похоронно-поминальных причитаний в контексте представления ими архаической концепции смерти человека.

Актуальность предпринятого исследования обусловлена все возрастающим интересом к разработке проблем, связанных с различными видами текстов, а также значимостью реконструкции традиционных представлений о мире по данным фольклорных текстов. Актуальной является методика прочтения фольклорного текста, учитывающего значимость, семантическую нагрузку ключевых лексических компонентов, что позволяет вскрыть глубинную мифопоэтическую схему, лежащую в основе его организации. Хотя избранный для изучения материал - фольклорный текст - не может проявить всего того, что "знает" русская языковая традиция об устройстве космического и социального мира, тем не менее в фольклорной языковой картине мира обнаруживаются важные, узловые точки этого знания.

Научная новизна работы состоит в применении современных методик анализа языкового материала к архаическим фольклорным текстам, что позволило выявить концепт похоронно-поминальных причитаний, обусловивший их структурно-семантическую организацию, определить роль ключевых лексем в прагматико-смысловой организации данных текстов.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть полезны для дальнейшего углубления теории концепта и разработки методики концептуального анализа фольклорного текста. Результаты исследования могут быть использованы в курсах по лексикологии, фразеологии, спецкурсах по проблемам представления языковой картины мира, лингвистического и мифопоэтического анализа фольклорного текста.

В центре исследовательского внимания в данной работе находятся языковые явления, наиболее информативные в плане выявления комплекса глубинных народных представлений о мире (описания фольклорной языковой картины мира): семантика и мотивация лексических единиц. В соответствии с этим была сформирована методологическая база исследования. Определяющее значение в работе имеют факты, полученные посредством этимологического6 анализа слов. Механизм называния, образ, лежащий в основе внутренней формы соответствующего слова, закрепляется в языке и, раскрываясь при этимологическом анализе, может помочь в восстановлении исходных воззрений человека на мир. Этимология как составляющая входит в герменевтический анализ, методами которого путем реконструкции утерянных связей, понятий, ощущений в настоящее время "можно проникнуть в глубины мифологических пластов — будь то слово, речение или протяженный текст" [Черепанова 2005: 68].

Для раскрытия культурно значимого смысла образа, лежащего в основе номинации, для собственно концептуальной интерпретации применяется интегрально-контрастивный метод, предполагающий обнаружение фольклорных, языковых и этнографических пересечений и различий. Исследование опирается также на использование методики компонентного анализа, с помощью которого лексическое значение моделируется как иерархически организованная структура семантических компонентов. Анализ причитаний как вербального кода обряда производится с помощью структурно-семиотического метода, разработанного в трудах Ю.М. Лотмана, Н.И. Толстого, А.К. Байбурина и др.

Таким образом, важными теоретико-методологическими основаниями предпринятого исследования являются, во-первых, совмещение в практике семантических исследований методик синхронного и диахронного анализа, поскольку слово, тем более слово в фольклорном тексте, - это комплекс

6 Заметим, что этимологический анализ при реконструкции картины мира направлен не столько на восстановление внешней формы, сколько на реконструкцию архетипической семантики (глубинных смыслов и символических представлений). Об основных этапах в истории этимологических исследований, последние из которых определяются как "центро-семантический" и "транс-семантический" см. [Топоров 1994]. различных исторических напластований; во-вторых, положение об условности границ между собственно языковой и неязыковой семантикой, обусловленности семантики слова прагматическими условиями его реализации и значимости выявления компонентов глубинного уровня, элементов культурного фонда.

Материалом для исследования послужили записи похоронно-поминальных причитаний следующих районов Русского Севера: русские причитания Карелии, причитания Вологодской области, Лузского района Кировской области, Архангельской области (Каргопольского, Лешуконского, Мезенского, Пинежского районов), Усть-Цилемского района Республики Коми. Источниками являются как опубликованные тексты причитаний, так и архивные материалы (материалы Фольклорного архива Сыктывкарского государственного университета: похоронно-поминальные причитания, записанные в 1991-1995 гг. в Лузском районе Кировской области, в 1980-е-2000-е гг. в Усть-Цилемском районе Республики Коми) . Общее количество проанализированных севернорусских похоронно-поминальных причитаний составляет более 600 текстов.

Материал, представленный во II главе, извлечен методом сплошной выборки из особых метатекстов — высказываний самих исполнителей о похоронно-поминальных причитаниях, текстов-квалификаций в определении С.Е. Никитиной (отличающихся от текстов-интерпретаций, которые отражают понимание исполнителем содержания текста [Никитина 1993: 26]). Такие сведения сопровождают некоторые публикации похоронно-поминальных причитаний (Алексеевский, Ефименкова, РНБЛ, СОВК), а также находятся в неопубликованных материалах (ФА СыктГУ Луз., УЦ). Анализируемый материал насчитывает около 300 словоупотреблений.

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты исследования были представлены в виде докладов на научно-методическом семинаре кафедры русского и общего языкознания

7 Подробнее см. раздел "Источники".

Сыктывкарского госуниверситета (2006 г.), Ежегодных Февральских чтениях Сыктывкарского госуниверситета (2003, 2006, 2007, 2008 гг.), Всероссийской научной конференции к 80-летию А.К. Микушева "Духовная культура финно-угорских народов России" (Сыктывкар, ноябрь 2006 г.), XXXVI и XXXVII Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, март 2007 и 2008 гг.) и отражены в шести публикациях (общим объемом 2 п.л.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и исследований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект"

Заключение

Архаические (обрядовые) фольклорные тексты, в том числе похоронно-поминальные причитания, являются важнейшим компонентом традиционной народной культуры, в основе которой лежит мифологическая модель мира. Конечно, мифологические представления о мироустройстве, лежащие в основе похоронно-поминальных причитаний и обряда, в состав которого эти вербальные тексты входят, постепенно претерпевали изменения: вбирали в себя мысли и образы, отвечающие новому, более позднему порядку вещей (в том числе христианским верованиям). Однако сами фольклорные тексты выполняют консервирующую функцию: они сохраняют архаические факты -мифологические, магические представления, во-первых, в своей структурной и ритмической организации, во-вторых, в значениях отдельных (ключевых) слов, их внутренней форме, текстовых связях, в-третьих, в народных обрядовых терминах (в частности, в глагольных лексемах, называющих процесс воспроизведения текстов). Вследствие этого обрядовые фольклорные тексты и их словарь могут изучаться как носители знания, которое транслируется посредством воспроизведения вербальных форм, репродуцируемых традицией. Они представляют собой своеобразный по природе и организации канал трансляции культурной информации о традиционном народном сознании, его прагматико-смысловых установках и архаических представлениях об устройстве мироздания.

Как показало исследование, севернорусский терминологический словарь названий похоронного-поминального причитывания складывается из нескольких семантических групп глаголов, в каждой из которых может быть выявлен свой признак, воспринимающийся как наиболее существенный для обозначаемого ими действия. Значения выявленных глаголов из возможного ряда функций причитаний актуализируют, с одной стороны, функцию эмоционально-трагическую (плакать, приплакиватъ, оплакивать), с другой — тесно связанные друг с другом коммуникативную {голосить, приголашивать; говорить, приговаривать, присказывать; петь, припевать; вопить и др.) и магическую {причитать / причитывать).

Как нам представляется, роль именно последней, магической функции является базовой, определяющей для исходной направленности похоронно-поминального обрядового комплекса, как и любого ритуала в целом. Об этом свидетельствует, в частности, выявленное в работе совпадение семантических мотивировок двух корней — *cbt- / *cet— {причитать) и / *—rQd— (ряд, обряд). Данные корни, продуктивные в ритуальной терминологии (называющие и сам ритуал, и ритуальные вербальные тексты), как показал анализ их внутренней формы, означали действие по введению определенного порядка, установлению закономерной последовательности, которая, в частности, воплощается числом, счетом. В этой связи очевидна принципиальная значимость изучения причитаний для осмысления глубинных прагматических установок любого обрядового текста. Именно оппозиция хаос (характеризующийся разъединением, расторжением целостности) / порядок (отождествляемый с соединением, установлением связи между разрозненными частями) формирует концепт обрядовых текстов, определяет, мотивирует инвариант смысла всех сакрально-магических текстов, который при этом может иметь разные формы воплощения.

Релевантность магической функции похоронно-поминальных причитаний подтверждается, на наш взгляд, особой структурно-семантической организацией данных текстов, ведущим принципом которой является повтор и перечисление в различных вариантах. В результате концептуально тексты похоронно-поминальных причитаний как пер формативные высказывания представляют собой космологические и антропологические описания, в которых посредством лексических элементов, определяющих пространственные и временные координаты универсума, моделируется космос; посредством именования членов рода — социальный мир и т.д.

Таким образом, концептуальная идея похоронно-поминальных причитаний (совпадающая с основным содержанием любого обряда), по

222 нашему мнению, может быть представлена следующим образом: восстановление нарушенного в результате смерти миропорядка, равновесия между своим и чужим мирами посредством повторения первопоступка творения действительности, ключевым действием при котором является счет, перечисление частей света, разных временных отрезков, членов рода, частей тела и т.п. и в результате их собирание в единое целое.

Прагматическая установка похоронно-поминальных причитаний как текстов сакрально-магических, необходимых для преодоления кризисной ситуации, по нашему мнению, реализуется также на лексическом уровне.

Лексическая организация похоронно-поминальных причитаний включает два типа единиц: лексемы "прагматико-ключевые", глубинные значений которых, высвечиваясь в фольклорных текстах, выявляют исконное прагматико-смысловое ядро обрядовых вербальных текстов, и "понятийно-ключевые", значимые для реконструкции архаических мифологических представлений о смерти и сиротстве. Семантическая структура именно "прагматико-ключевых" слов похоронно-поминальных причитаний отражает представление о сути соответствующего обрядового комплекса.

Концептуальная обрядовая прагматика проявляется в лексемах, представляющих (хотя и в разной степени) оба макрополя причитаний. К ним прежде всего относятся глагольные лексемы со значением 'сборы в дорогу', отправление в которую в текстах причитаний эвфемистически обозначает смертельный исход: наладиться, снарядиться, сподобиться, справиться. Внутренняя форма данных глаголов, обусловливающая их глубинную семантико-семиотическую характеристику, объединена общей идеей: соответствие установленному порядку или его создание. Не только семантика отдельной группы слов, но в целом семантическая модель 'смерть — дорога', базовая для глагольных наименований, использующихся в текстах причитаний для представления смерти человека, является экспликацией общей прагматики текстов причитаний, определяемой как упорядочение хаоса в ситуации, когда человеческий мир в результате смерти теряет свою привычную конфигурацию.

223

Номинирующие причитывающую и ее действия лексемы ку(о)кушка и ку(о)коватъ заключают идею установления связи с силами потустороннего мира. Эпитеты веселый и прекрасный, применимые в текстах причитаний к лексемам кладбище и смерть, интерпретируются как одновременно выполняющие охранительную функцию и обеспечивающие связь с умершими предками, необходимую для благополучного существования социума.

Концептуальная идея о том, что обрядовое преобразование кризисной для социума ситуации осуществляется только посредством контакта, взаимодействия двух миров (своего и чужого), заключается также еще в одном ряду лексем севернорусских причитаний. К ним относится глагол убраться, обозначающий смертельный исход, глаголы (при/у)брать, взять и т.п., называющие действия смерти как агента (реже - Бога, Богородицы и земли), а также существительное займище со значением 'могила, кладбище'. Данные образования с корнями *ЬЬег- и *ет- оказываются четко вписываемыми в словообразовательный и семантический ряд, элементы которого соответствуют важнейшим точкам "синтагмы" человеческой жизни: бремя, беременная (рождение) — брак (свадьба) - брать, убраться (смерть). В итоге данные лексемы выражают идею о том, что участвующий в обряде человек вступает в отношения диалога и обмена с высшими силами, которые могут воплощаться в народном сознании в разных образах: божественных персонажей, душ умерших предков, персонифицированных сил природы.

Однако смысл и коммуникативное содержание похоронно-поминальных причитаний не ограничивается только магической прагматикой - эти тексты выражают также состояние горя родственников умершего, естественного при прощании с близким человеком. Лексическими манифестантами этой прагматики причитаний являются многочисленные образования с корнем —гор-{горе, горюшица, горемышница и т.п.) и другие выражающие идею горести слова {кручина, печаль, тоска, грусть).

Второй тип лексических единиц похоронно-поминальных причитаний лексемы "понятийно-ключевые" — позволяет восстановить архаические

224 представления о двух базовых понятиях данных текстов - смерти и сиротстве. В результате анализа лексем, репрезентирующих в севернорусских причитаниях соответствующие макрополя, были выявлены различия и типологические совпадения в представлениях, связанных с текстами умершего и его родных, оставшихся жить, но соприкоснувшихся со смертью.

Одним из ведущих кодов похоронно-поминальных причитаний является код пространственный. В его реализации участвуют прежде всего глаголы со значением пространственного перемещения: при(под)ходит смерть и удаляется, уходит /уезжает и т.п. умерший, теперь воплощающий ее. Данные глаголы формируют представление об отдаленности области живых от области мертвых, этого мира от того, разделяет и связывает которые дорога — базовый концепт похоронно-поминального обрядового комплекса. Функционирование лексемы дорога в текстах причитаний при этом являет собой яркий образец диффузного характера семантики слова в фольклорном тексте, который делает его семантический объем предельно насыщенным. Лексическое значение этого существительного включает семиотический компонент, а также синкретически соединяет в одних контекстах ряд значений: значение собственно пространственное и "жизнепредставляющее", значение пространственное и метонимически соотносимое с ним значение 'путешествие', значения 'путь в тот мир' и 'сам тот мир'.

Глаголы пространственного перемещения, употребляющиеся в севернорусских причитаниях в конструкциях, которые эвфемистически обозначают смертный исход, акцентируют в своем лексическом значении разные его аспекты. Так, например, семантическим признаком, общим для глаголов укатиться и отпасть, является указание на вектор движения и соответственно локализацию потустороннего мира - внизу. Пространственная вертикаль, оппозиция верх / низ вообще является одним из ведущих принципов, лежащих, в частности, в основе номинации могилы и кладбища как узаконенного пространства смерти (погреб, яма / бугор, гора, холм, буевка).

Глагольные лексемы укатиться и отпасть, кроме того, являются также средствами других значимых для севернорусских причитаний кодовых систем, которые реализуются прежде всего в номинациях умершего: астрономической (укатилось солнышко) и вегетативной (отпала ягодка). Отметим еще, что применительно к вторичным номинациям умершего в текстах севернорусских причитаний нам удалось установить своеобразную дистрибуцию кодовых средств: средства вегетативного кода, наряду со средствами кода орнитоморфного (голубка, лебедь, сокол и т.п.), маркируют младших (относительно причитывающей) членов рода, средства астрономического (солнце), а также предметного (стена, свеча, жемчужинка) и природно-ландшафтного (гора) - членов мужской части рода.

Пространственный код универсален для обозначения состояния, в котором пребывает как сам умерший, так и его живые родственники, становящиеся сиротами. Однако значение основного глагола, который называет сопутствующее перемещению действие умершего (удаляющегося) относительно родственников, — глагола оставить — противопоставляет их по признаку динамики / статики. Как нам представляется, значение данного глагола, доминирующее в причитаниях, совпадает с его реконструированным протозначением 'остановить'. В результате этой остановки живых умерший выходит за пределы своего мира, направляясь в чужой, а его родственники остаются в пределах первого. При этом субстантивные лексемы обозначают место их пребывания, которое наиболее соответствует неизбежно наступающим их изменениям.

Местоположение сирот обозначается в севернорусских причитаниях тремя лексемами: море, поле и камень. Преобладающим компонентом семантической структуры данных существительных, функционирующих в фольклорных текстах, является компонент не денотативный ('географический объект'), но семиотический - 'пограничная зона' в структуре первых двух лексем и 'центр мира, из которого возможно его восстановление' в структуре последней. "Содержательное наполнение" ведущего в фольклорных текстах

226 семиотического компонента во многом определяют этимоны данных лексем. Внутренняя форма существительного море ('мерцающее, сверкающее, нарушающее равновесие между светом и тьмой')', кроме того, ставит его в один ряд с лексемами, которые так или иначе актуализируют общее для текста живых и текста мертвых описание состояния человека через характеристики его зрения, видения мира. Данное представление реализует, например, внутренняя форма образований с корнем -обид-, которые, с одной стороны, обозначают одну из возможных причин смерти человека, с другой — модус переживания сиротами личной потери. Переход к новому социальному статусу (статусу родителя, предка или сироты) мыслится в традиционном сознании в том числе как изменение способа зрения на мир, призмы взгляда на жизнь.

Значения некоторых лексем определяют состояние умершего и сирот через более определенные визуальные характеристики, соответствующие их новому положению, - тьму. Представление об умирании как потемнении, помрачнении, выпадении из взгляда лежит в основе глубинной мотивировки внутренней формы самого корня *тег--главного элемента для обозначения умирания во многих индоевропейских языках. Идея зрительных изменений, происходящих в результате смерти (реальной или символической), реализуется в текстах причитаний посредством разных носителей этнокультурной информации, выявленных в лексемах потерять / потеряться, по(у)страшитъся, по(у)боятъся, дубовый.

Общим для представления в причитаниях состояний умершего и сирот является его решение в "огненном" ключе. Внутренняя форма лексемы раз (про) гневаться, называющей одну из причин наступления смерти, с одной стороны, и лексем, выражающих идею постигшего сирот горя (горе, печаль, кручнна, тоска), — с другой, манифестируют один и тот же признак: 'порожденный внутренним горением, жжением, жаром'.

Таким образом, изменения, происходящие с умершим и его родственниками, представляют аналогичную схему, которая обусловлена самим посвящением их в новый статус. В рамках этой схемы находится также,

227 например, соответствие между лексемами, реализующими кинему лежание, которая, обозначая горизонтальное ориентированное, а значит, не отвечающее функциям расположение человека, и представляющими причитывающую конструкциями, которые включают существительное ноги и глагольные лексемы с общим значением 'перестать быть опорой' (подкоситься, подломиться, не держать).

Итак, похоронно-поминальные причитания, которые с точки зрения логики современного человека обращены к сфере коммуникации внутри человеческого сообщества и являются средством выражения горя, генетически представляют собой орудие обрядового знакового преобразования действительности, творения космоса посредством слов разной категориальной значимости ("прагматико-ключевых" и "понятийно-ключевых").

Список научной литературыИльина, Юлия Николаевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Алексеевскнй Алексеевскнй М.Д. Похоронно-помннальные причитания Русского Севера в современных записях // Актуальные проблемы полевой фольклористики: Сб. науч. трудов. Вып. 4. М., 2008. С. 113-139.

2. Барсов Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым: В 2-х тт. Т. 1: Похоронные причитания. СПб., 1997.

3. БФФ Приложение № 7 к Бюллетеню фонетического фонда русского языка: Обрядовая поэзия Русского Севера: плачи. СПб., 1998. С. 97-121 (№ 1-22).

4. Ефименкова — Причитания по умершим // Ефименкова Б.Б. Севернорусская причеть: Междуречье Сухоны и Юга и верховья Кокшенги (Вологодская область). М., 1980. С. 89-171 (№ 1- 60).

5. Кастров 1996 Кастров А.Ю. Напевы пудожских причитаний тирадно-строфической композиции // Русский фольклор. Т. XXIX. СПб., 1996. С. 192-240 (№ 1-15).

6. Кастров 1999 Кастров А.Ю. Лальские погребально-поминальные причитания (Публикации и комментарии) // Русский фольклор. Т. XXX. СПб., 1999. С. 376-413 (№ 1-15).

7. Леонтьев Похоронные песни // Печорские былины и песни / Записал и составил Н.П. Леонтьев. Архангельск, 1979. С. 122-127 (№ 34-38).

8. Малиновский Похоронные причеты в Перской волости Устюженского уезда Новгородской губернии (Сообщ. А. Малиновский) // Живая старина. 1909. Вып. 1. С. 70-79.

9. НОТУ Похоронные причитания // Народные песни Тотемского уезда Вологодской области. Вологда, 1912. С. 31-35.

10. Пр. Причитания / Вступ. статья и примечания К.В. Чистова. Л., 1960

11. ПФМ-Песенный фольклор Мезени. Л., 1967. С. 248-251.

12. РНБЛ Русская народно-бытовая лирика: Причитания Севера в записях В.Г. Базанова и А.П. Разумовой. М.-Л., 1962.

13. РП-Русские плачи. Л., 1937.

14. РПК Русские плачи Карелии / Подготовка текстов и примечания М.М. Михайлова. Петрозаводск, 1940.

15. П.Рыбников Похоронные заплачки // Песни, собранные П.Н. Рыбниковым: В 3-х тт. / Под ред. Б.Н. Путилова. Т. 3. Петрозаводск, 1991. С. 108-118 (№ 1-8).

16. СОВК Похороны // Семейные обряды Вятского края / Под ред. A.A. Ивановой. М.-Котельнич, 2003. С. 225-261 (№ 16, 20-21, 24-25, 27-49, 60, 63-64).

17. Соколовы Похоронные причеты // Сказки и песни Белозерского края: Сборник Б. и Ю. Соколовых: В 2-х кн. Кн. 2. СПб., 1999. С. 308-326 (№ 328-343).

18. Шейн — Обряды погребальные и поминальные // Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.: Материалы, собранные и приведенные в порядок П.В. Шейном. T.I. Вып. 2. СПб., 1900. С. 777-795 (№ 2502-2537).

19. Неопубликованные тексты причитаний:

20. ФА СыктГУ Луз. Фольклорный архив СыктГУ, Лузское собрание (2003-20125)

21. ФА СыктГУ УЦ Фольклорный архив СыктГУ, Усть-Цилемское собрание (0301-03232)1. Словари

22. АОС Архангельский областной словарь / Под ред. О.Г. Гецовой. Вып. 1-12. М., 1980-2004.

23. БАС Словарь современного русского литературного языка: В 17 тт. М.; Л., 1948-1965.

24. Даль Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х тт. М., 1994.

25. MAC Словарь русского языка: В 4-х тт. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1984-1986.

26. ОСВГ Областной словарь вятских говоров / Под ред. В.Г. Долгушева и З.В. Сметаниной. Вып. 1-3. Киров, 1996-2004.

27. Преображенский Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: В 2-х тт. М., 1959.

28. СД Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 тт. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. М., 1995-2004.

29. СВГ — Словарь вологодских говоров / Ред. Т.Г. Паникаровская, Л.Ю. Зорина. Вып. 1-10. Вологда, 1983-2005.

30. СГРС Словарь говоров Русского Севера / Под ред. А.К. Матвеева. Т. 13. Екатеринбург, 2001-2005.

31. Ю.СлДРЯ XI XIV - Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.): В 10 тт. / Гл. ред. Р.И. Аванесов. М., 1988-2002.

32. СлРЯ Х1-ХУП- Словарь русского языка Х1-ХУН вв. Вып. 1-27. М., 19752006.

33. СРГК — Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. Вып. 1-6. СПб., 1994-2005.

34. СРГНП — Словарь русских говоров Низовой Печоры: В 2-х тт. / Под ред. Л.А. Ивашко. СПб., 2003-2005.

35. СРГС Словарь русских говоров Сибири: В 5 тт. / Под ред. А.И. Федорова. Новосибирск, 1999-2006.

36. Срезневский Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка: В 3 гг. СПб., 1893-1912. Репринта, изд. М., 1989.

37. СРНГ Словарь русских народных говоров / Под ред. Ф.П. Филина. Вып. 1-23. М.-Л., 1965-1989; Словарь русских народных говоров / Под ред. Ф.П. Сороколетова. Вып. 24-40. Л. (СПб.), 1990-2006.

38. Фасмер — Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х тт. / Под ред. О.Н. Трубачева. СПб., 1996.

39. Абрамов В.П. Семантические поля русского языка. М., 2003.

40. Адоньева С.Б. Прагматика фольклора. СПб., 2004а.

41. Адоньева С.Б. Прагматика фольклора: частушка, заговор, причет (Белозерская традиция XX века). Автореф. дис. . докт. филол. наук. СПб., 20046.

42. Адоньева С.Б. Традиционная лирика: К проблеме целостности фольклорного текста // Кунсткамера. Этнографические тетради. 1995. Вып. 7. С. 137-144.

43. Адоньева С.Б. Этнография севернорусских причитаний // Приложение № 7 к Бюллетеню Фонетического Фонда русского языка: Обрядовая поэзия Русского Севера: Плачи. / Сост. А.Ю. Кастров, Ю.И. Марченко. СПб., 1998. С. 63-85.

44. Адрианова-Перетц В.П. Древнерусская литература и фольклор. JL, 1973.

45. Азадовский М.К. Ленские причитания. Чита, 1922.

46. Алексеева Е.В. Структурно-семантические особенности некоторых поэтических произведений фольклорного жанра: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1999.

47. Алексеевский М.Д. Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре Русского Севера XIX XX вв. (на материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2005.

48. Алексеевский М.Д. Похоронно-поминальные причитания Русского Севера: проблемы собирания и современное состояние традиции // Актуальные проблемы полевой фольклористики: Сб. науч. трудов. Вып. 4. М., 2008. С. 36-45.

49. Алексеевский М.Д. Севернорусские похоронно-поминальные причитания как акт коммуникации: к вопросу о прагматике жанра // Рябининские чтения. Петрозаводск, 2007. С. 267-270.

50. Андреев Н.П., Виноградов Г.С. Происхождение и характер причитаний // Русские плачи. М., 1937. С. VI VIII.

51. З.Аникин В.П. Этнолингвистика в ее отношении к фольклористике и другим смежным наукам: (По поводу опорных идей книги Н.И. Толстого) // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 2. М., 1998. С. 219-228.

52. Аншакова С.Ю. Языковая картина мира в русских былинных текстах. Борисоглебск, 2005.

53. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика: Сборник научных статей. Вып. 28. М., 1986. С. 5-33.

54. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1974.

55. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-67.

56. Аркадьева Т.Г., Проничев В.П. Этимон как концептуализирующий признак номинации // Слово. Семантика. Текст: Сб. научных трудов. СПб., 2002. С. 72-75.

57. Артеменко Е.Б. Изобразительно-выразительные средства языка фольклора: проблема специфики // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. материалов научно-практической конференции. Вып. 1.М., 1997а. С. 51-62.

58. Артеменко Е.Б. К вопросу о специфике и типологии экспрессивно-языковых средств русского фольклора // Фольклор и литература: проблемы изучения: Сб. статей. Воронеж, 2001. С. 87-98.

59. Артеменко Е.Б. "Образ автора" как структурообразующий фактор фольклорного текста // Исследования по лингвофольклористике. Курск, 1994.

60. Артеменко Е.Б. О генетических основах явлений фольклорной поэтики // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 8. Воронеж, 19976. С. 151-163.

61. Артеменко Е.Б. О художественно обусловленном употреблении местоимений в стихотворном фольклоре // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 5. Воронеж, 1995. С. 178-187.

62. Артеменко Е.Б. Принципы народно-песенного текстообразования. Воронеж, 1988.

63. Артеменко Е.Б. Традиция в мифологической и фольклорной репрезентации: Опыт структурно-когнитивного анализа // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.2. С. 623.

64. Арутюнова Н.Д, Аксиология в механизмах жизни и языка // Проблемы структурной лингвистики. 1982. / Отв. ред. В.П. Григорьев. М., 1984. С. 523.

65. Арутюнова Н.Д. Путь по дороге и бездорожью // Логический анализ языка: Языки динамического мира. Дубна, 1999.

66. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М., 1988.

67. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998.

68. Аспекты исследования картины мира / Под. общ. ред. проф. В.А. Пищальниковой и проф. A.A. Стриженко, Барнаул, 2003.

69. Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. М., 1982.

70. Ахундов М.Д. Развитие представлений о пространстве и времени на ранних этапах человеческой культуры // Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: Истоки, эволюция, перспективы. М., 1982. С. 4376.

71. Бабикова Т.И. Погребально-поминальный обряд "устьцилёмов". Сыктывкар, 1998.

72. Базанов В.Г. Вопленицы // Поэзия Печоры. Сыктывкар, 1943. С. 25-40.

73. Базанов В. Г. Причитания Русского Севера в записях 1942-1945 годов // Русская народно-бытовая лирика: Причитания Севера в записях В.Г. Базанова и А.П. Разумовой. М., 1962. С. 3-44.

74. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983.

75. Байбурин А.К. Коды обряда и их взаимодействие // Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды: всесоюзная научно-практическая конференция: Тезисы в 2 ч. Ч. 1. М., 1988. С. 139-145.

76. Байбурин А.К. Некоторые представления о памяти в традиционной культуре // Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура: In memoriam. СПб., 2003. С. 252-258.

77. Байбурин А.К. Причитания: текст и контекст // Artes populares. 14. Budapest, 1985. С. 59-77.

78. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.

79. Байбурин А.К. Русская былина. Заметки о синтаксисе // Русская филология. Тарту, 1971. С. 3-15.

80. Байбурин А.К. Тоска и страх в контексте похоронной обрядности (к ритуально-мифологическому подтексту одного сюжета) /А.К. Байбурин // Труды факультета этнологии Европейского Университета в Санкт-Петербурге. СПб., 2001. Вып. 1. С. 96 115.

81. Балто-славянские этнокультурные и археологические древности: Погребальный обряд: Тезисы докладов. М., 1985.

82. Балясникова Л.А. Слова одного этимологического корня в современном русском языке // Слово как предмет изучения: Сб. научных трудов. Л., 1977. С. 117-124.

83. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики // Известия АН. Серия литературы и языка. 1997. Т. 56. № 1. С. 11-21.

84. Барт Р. Лингвистика текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978.

85. Бартминьский Е. Фольклористика, этнонаука, этнолингвистика — ситуация в Польше // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.1. С. 106-117.

86. Бартминьский Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. М., 2005.

87. Батурина E.H. Роль ключевых слов в семантической структуре художественного текста (на материале текста романа "Преступление и наказание" Ф.М. Достоевского): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Владивосток, 2005.

88. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986а. С. 250-296.

89. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 19866. С. 297-325.

90. Беляевская В.Г. Когнитивные основания изучения семантики слова // Структуры представления знаний в языке: Сб. научно-аналитических обзоров. М., 1994. С. 87-110.

91. Березович E.JI. К этнолингвистической интерпретации семантических полей // Вопросы языкознания. 2004. № 6. С. 3-24.

92. Березович Е.Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте. Екатеринбург, 2000.

93. Березович Е.Л. Язык и традиционная культура: Этнолингвистические исследования. М., 2007.

94. Берестенев Г.И. Образы множественности и образ множественности в русском языковом сознании // Вопросы языкознания. 1996. № 6. С. 83-99.

95. Бернштам Т.А. Русская народная культура: действительность и феномен // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т. 1.С. 244-257.

96. Бернштам Т.А. Свадебный плач в обрядовой культуре восточных славян (XIX н. XX вв.) // Русский Север: Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С. 82-100.

97. Богданов К.А. Повседневность и мифология. Исследования по семиотике фольклорной традиции. СПб., 2001.

98. Богословская О.И. О тавтологическом эпитете (к вопросу о соотношении народно-поэтической и народно-разговорной речи) // Проблемы функционирования языка в его разновидностях: Межвуз. сборник научных трудов. Пермь, 1981. С. 123-127.

99. Брагина Н.Г. "Во власти чувств": мифологические мотивы в языке // Славянские этюды: Сб. к юбилею С.М. Толстой. М., 1999. С.

100. Брицына А.Ю. Фиксации повторных исполнений и некоторые аспекты теории традиции // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.2. С. 42-51.

101. Брянцева Л.И. Роль повторов в поэтической структуре русских народных песен // Фольклор народов РСФСР. Фольклор и этнография: Общее и особенное в фольклоре разных народов. Уфа, 1990. С. 81-90.

102. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

103. Бунчук Т.Н. Концептуальный анализ текстов традиционной культуры (тексты Vita herbae / rei и кумулятивные сказки; актуальные слова-концепты): Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 2003.

104. Бунчук Т.Н. Прагматико-функциональные метаморфозы фольклорного жанра причитания // Русский язык: исторические судьбы и современность: II Международный конгресс исследователей русского языка: Тезисы и материалы. М., 2004а. С. 569-570.

105. Бунчук Т.Н. Семантика слова "причитать" в русских говорах (этнолингвистический аспект исследования) // Проблемы современной русской диалектологии: Тезисы докладов Международной конференции 22-25 марта 2004 г. М., 20046. С. 23-24.

106. Буркхарт Д, Текстуальные, контекстуальные и интертекстуальные аспекты причитаний на Руси // Фольклор в современном мире: Аспекты и пути исследования. М., 1991. С. 78-93.

107. Буров A.A. Когниолингвистические вариации на тему русской языковой картины мира. Пятигорск, 2003.

108. Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. М., 1961.

109. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.

110. Вендина Т.И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). М., 1998.

111. Вертелова И.Ю. Концептуализация внутреннего мира человека в русском языке: психические состояния печали: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Калининград, 2001.

112. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Ред., вступ. ст. и примеч. В.М. Жирмунского. Л., 1940.

113. Виноградов В.В. Русский язык. М., 1974.

114. Виноградов В.В. Слово и значение как предмет историко-лексикологического изучения // Виноградов В.В. История слов / Отв. ред. Н.Ю. Шведова. М., 1999. С. 5-38.

115. Виноградова Л.Н. Оппозиция "живой мертвый" в фольклоре и народной культуре славян // Славянская традиционная культура и современный мир. Вып. 8. М., 2005. С. 95-106.

116. Виноградова Л.Н. Ритуальный символ в обряде и в фольклорном тексте // Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды: всесоюзная научно-практическая конференция: Тезисы в 2 ч. Ч. 1. М., 1988. С. 174176.

117. Виноградова Л.Н. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской духовной культуры // Славянский и балканский фольклор: Реконструкция древней славянской духовной культуры: Источники и методы / Отв. ред. Н.И. Толстой. М., 1989. С. 101-121.

118. Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.

119. Витов М.В. Этнография Русского Севера. М., 1997.

120. Власов А.Н. "Пляска смерти" в усть-цилемской культурной традиции // Традиционные модели в фольклоре, литературе, искусстве. СПб., 2002. С. 129-139.

121. Власов А.Н., Бунчук Т.Н. Фольклорный текст и методы его интерпретации // Традиционная культура. 2004. № 2. С. 3-10.

122. Войтыла-Свежовска М. Терминология аграрной обрядности как источник изучения древней славянской культуры (на польском материале) // Славянское и балканское языкознание. М., 1989. С. 207-215.

123. Волоцкая З.М., Головачева A.B. Языковая картина мира и картина мира в текстах загадок // Малые формы фольклора. Исследования по фольклористике и мифологии. М., 1992,

124. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-72.

125. Воронова Л.А., Шапиро Ф.С. Некоторые особенности употребления имен существительных в языке севернорусского фольклора // Севернорусские говоры. Вып. 5. Л., 1989. С. 23-29.

126. Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. М., 1956.

127. Габышева Л.Л. Семантические особенности слова в фольклорном тексте (на материале якутского эпоса олонхо): Автореф. дисс.канд. филолог, наук. М., 1986.

128. Габышева Л.Л. Слово в контексте мифопоэтической картины мира (на материале языка и культуры). М., 2003.

129. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

130. Гаспаров М.Л. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный (М. Кузмин, "Сети", ч. III) // Проблемы структурной лингвистики. 1984. М., 1988. С. 125-137.

131. Гацак В.М. Текстологическое постижение многомерности фольклора // Современная текстология: теория и практика. М., 1997. С. 103-112.

132. Геннеп А., ван Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М., 1999.

133. Герасимова Н.М. Поэтика плача в севернорусских причитаниях // Приложение № 7 к Бюллетеню Фонетического Фонда русского языка: . Обрядовая поэзия Русского Севера: Плачи. / Сост. А.Ю. Кастров, Ю.И. Марченко. СПб., 1998. С. 13-37.

134. Герд A.C. Введение в этнолингвистику. СПб., 2001.

135. Герд A.C. Язык "Причитаний Северного края" // Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым: В 2 т. Т. 2: Рекрутские и солдатские причитания. Свадебные причитания. СПб., 1997. С. 603-618.

136. Герд A.C., Лутовинова И.С., Михайлова Л.П., Рождественская Т.В. Этническая история Русского Севера в трудах языковедов и некоторые вопросы теории этногенеза // Советская этнография. 1985. № 6. С. 28-37.

137. Гердер И.Г. Идея и философия истории человечества. М., 1977.

138. Гилярова H.H. Материалы к словарю народных терминов, связанных с категорией "звук" в традиционной музыкальной культуре // Звук в традиционной народной культуре: Сб. научных статей. М., 2004. С. 238-251.

139. Головачева A.B. Картина мира и модель мира в прагматике заговора // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. С. 196-211.

140. Горошкова Н.М. К вопросу о безличных и инфинитивных предложениях в языке русского фольклора // Уч. записки Карельского пед. института. Т. 12. 1962. С. 116-129.

141. Горошкова Н.М. О лексическом многообразии языка русского фольклора (на материале "Причитаний И.А. Федосовой") // Уч. зап. Новгородского пед. института. Т. XI: Вопросы диалектологии и истории русского языка. 1966. С. 58-75.

142. Горошкова Н.М. О некоторых особенностях управления в языке русского фольклора // Уч. записки ЛГПИ им. А.И. Герцена. Т. 257. 1965. С. 162-173.

143. Грица С.И. Механизмы словесно-музыкальной парадигматики в фольклоре // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.2. С. 52-65.

144. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

145. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985.

146. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

147. Гура A.B. Поэтическая терминология севернорусского свадебного обряда // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 171-180.

148. Гура A.B. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.

149. Гусарова Н.Д. Вариативный лексический повтор в языке севернорусских былин: Автореф. дисс.канд. филол. н. JI., 1986.

150. Гусарова Н.Д. Однокорневые слова как средство межстиховой связи (на материале былин и причитаний) // Язык русского фольклора: Межвузовский сб. Петрозаводск, 1988. С. 83-87.

151. Гусарова Н.Д., Федоренко Н.Ю. Функции разнопадежного повтора в фольклорных и литературных текстах // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2: История, языкознание, литературоведение. Вып. 3. СПб., 2000а. С. 113-117.

152. Гусарова Н.Д., Федоренко Н.Ю. Функции риторических фигур в организации текста свадебной причети (на материале записей от И.А. Федосовой) // Фольклорные традиции Русского севера. М., 20006. С. 6068.

153. Дейк ван Т.А. Язык, познание, коммуникация. М., 1989.

154. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистикак как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 1733.

155. Джумманова Д.Т. История слов с этимологическим корнем *cbt- в культурно-историческом контексте (на материале памятников русского языкаXI-XVII вв.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1993.

156. Дианова Т.Б. Жанровое пространство фольклора: изменение научной парадигмы // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.1. С. 372-384.

157. Дианова Т.Б. Текст и контекст в фольклоре // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. материалов научной конференции. Вып. 8. М., 2005. С. 12-21.

158. Дианова Т.Б. Текстовое пространство фольклора: методологические заметки к проблеме // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 3. М., 2004. С. 5-17.

159. Дмитриева С.И. Географическое распространение русских былин (по материалам к. XIX н. XX вв.). М., 1975.

160. Дмитриева С.И. Фольклор и народное искусство русских Европейского Севера. М., 1988.

161. Добровольская В.Е. Нормативный контекст фольклорного текста и его роль в бытовании фольклорной традиции // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т. 1. С. 428-449.

162. Дроздова Т.Ю. Ключевые слова текста и их просодические признаки: Автореф. дис. . канд. филол. наук. JL, 1988.

163. Дубровский Д.В. Пространственно-семиотический аспект в погребальном обряде (на примере погребального обряда казахов конца XIX начала XX века) // Антропология. Фольклористика. Лингвистика: Сб. статей. Вып. 1. СПб., 2001. С. 4-13.

164. Евгеньева А.П. Очерки по языку русской устной поэзии в записях XVII-XX вв. М.; Л., 1963.

165. Еремина В.И. Историко-этнографические истоки "общих мест" похоронных причитаний // Русский фольклор. Т. XXI: Поэтика русского фольклора. Л., 1981. С. 70-86.

166. Еремина В.И. Повтор как основа построения лирической песни // Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972.

167. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л., 1991.

168. Ерохин В.Н. Ключевое слово в художественном тексте. Тверь, 2004.

169. Ефименкова Б.Б. Текстологическое исследование // Ефименкова Б.Б. Севернорусская причеть: Междуречье Сухоны и Юга и верховья Кокшенги (Вологодская область). М., 1980. С. 7-86.

170. Журавлев А.Ф. Vir doctus, vir docens: К семидесятилетию академика Н.И. Толстого // Вопросы языкознания. 1993. № 3. С. 107-112.

171. Журавлев А.Ф. Язык и миф. Лингвистический комментарий к труду А.Н. Афанасьева "Поэтические воззрения славян на природу". М., 2005.

172. Загоровская О.В. Семантическое своеобразие диалектного слова (на материале русских говоров Коми АССР) // Русские говоры Коми ССР и сопредельных областей: Межвуз. сб. научных трудов. Сыктывкар, 1990. С. 51-69.

173. Зализняк A.A., Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. О возможности структурно-типологического изучения некоторых моделирующих семиотических систем // Структурно-типологические исследования. М. 1962.

174. Зализняк Анна А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. статей. М., 2005.

175. Звегинцев В.А. О цельнооформленности единиц текста // Известия АН СССР. Серия лит. и яз. 1980. Т. 31. № 1.

176. Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1901-1913. М., 1994.

177. Зеленин Д.К. Магическая функция слов и словесных произведений // Сборник к Марру. М.-Л., 1935. С. 507-517.

178. Земцовский И.И. Славяно-финно-угорский причетный мелос: теоретические аспекты проблемы // Земцовский И.И. Из мира устных традиций: Заметки впрок. СПб., 2006. С. 147-160.

179. Земцовский И.И. Похоронная причеть как этномузыковедческая проблема // Земцовский И.И. Из мира устных традиций: Заметки впрок. СПб., 2006. С. 132-146.

180. Иванов Вяч. Вс. Лингвистические материалы к реконструкции погребальных текстов в балтийской традиции // Балто-славянские исследования. 1985. М., 1987. С. 3-10.

181. Иванов Вяч. Вс. Происхождение семантического поля славянских слов, обозначающих дар и обмен // Славянский и балканский фольклор: Проблемы интерференции и языковых контактов. М., 1975а. С. 50-78.

182. Иванов Вяч. Вс. О взаимоотношении динамического исследования эволюции языка, текста и культуры // Исследования по структуре текста / Отв. ред. Т.В. Цивьян. М., 1987а. С. 5-26.

183. Иванов Вяч. Вс. Память языка и память фольклора // Слово в нашей речи: Сборник статей. Вып. 6. Рига, 19876. С. 66-82.

184. Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Инвариант и трансформации в мифологических и фольклорных текстах // Типологические исследования-по фольклору: Сб. ст. памяти В .Я. Проппа. М., 19756. С. 44-76.

185. Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. К истокам славянской социальной терминологии // Славянское и балканское языкознание: Язык в этнокультурном аспекте. М., 1984. С. 87-98.

186. Иванов В.В., Топоров В.Н. О языке древнего славянского права (к анализу нескольких ключевых терминов) // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. М., 1978. С. 221-240.

187. Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: Древний период. М., 1965.

188. Иванова Т.Г. Специфика фольклористической текстологии // Русский фольклор. T. XXVI: Проблемы текстологии фольклора. Л., 1991. С. 5-21.

189. Иванова Т.Г. Становление понятия "вариант" в отечественной фольклористике // Русский фольклор. T. XXX: . Материалы и исследования. СПб., 1999. С. 15-19.

190. Ивлева Л.М. Ряженье в традиционной культуре. СПб., 1994.

191. Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (Погребальный обряд). М., 1990.

192. Касавин И.Т. Познание в мире традиции. М., 1990.

193. Кастров А.Ю., Марченко Ю.И. О музыкальных формах одиночных причитаний Русского Севера // Приложение № 7 к Бюллетеню

194. Фонетического Фонда русского языка: Обрядовая поэзия Русского Севера: Плачи. / Сост. А.Ю. Кастров, Ю.И. Марченко. СПб., 1998. С. 712.

195. Климас И.С. Жанровое своеобразие русской устнопоэтической речи (на материале лексико-тематической группы "растительный мир"): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1989.

196. Климас И.С. Своеобразие лексикологических категорий в языке фольклора. Курск, 2004.

197. Климас И.С. Суженый-ряженый // Лингвофольклористшса. Вып. 3. Курск, 2000. С. 22-28.

198. Колесов В.В. "Жизнь происходит от слова.". СПб., 1999.

199. Колесов В.В. Семантический синкретизм как категория языка // Вестник Ленинградского университета. Сер. 2. Вып. 2 (№ 9). 1991. С. 4049.

200. Колесов В.В. Философия русского слова. СПб., 2002.

201. Колесов В.В. Язык и ментальность. СПб., 2004.

202. Коломиец Т.В. Названия дорог в индоевропейских языках // Этимология. 1984. М. 1986. С. 95-102.

203. Колпакова Н.П. Некоторые вопросы сравнительной поэтики (причет и песня) // Советская этнография. 1967. № 1. С. 42.

204. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и в языке. М., 1990.

205. Конка У.С. Поэзия печали. Карельские обрядовые плачи. Петрозаводск, 1992.

206. Концептосфера "Небо": Опыт кластерного анализа. Курск, 2003.

207. Корнилов O.A. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. М., 1999.

208. Костюхин Е.А. О границах фольклорного текста // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. материалов научной конференции. Вып. 8. М., 2005. С. 7-11.

209. Кошарная С.А. Миф и язык: Опыт лингвокультурологической реконструкции русской мифологической картины мира. Белгород, 2002.

210. Кошелев А.Д. О концептуальных значениях приставки о-/об- // Вопросы языкознания. 2004. № 4. С. 68 -101.

211. Красных В.В. От концепта к тексту и обратно (к вопросу о психолингвистике текста) // Вестник Московского университета. Сер. 9, Филология. 1998. № 1. С. 53-70.

212. Красных В.В. Структура коммуникации в свете лингво-когнитивного подхода (коммуникативный акт, дискурс, текст): Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1999.

213. Красс H.A. Концепт дерева в лексико-фразеологической семантике русского языка (на материале мифологии, фольклора и поэзии): Автореф. дисс.к.филол.н. М., 2000.

214. Кретов A.A. О вторичности значения 'дерево' в и.-е. праязыке // Этимология. 1997-1999. М., 2000. С. 70-76.

215. Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения,знания о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004. С. 505518.

216. Кудашова О.И. Ключевые слова в лирике М.И. Цветаевой: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Нижний Новгород, 2000.

217. Кузнецова В.П. Причитания в северно-русском свадебном обряде. Петрозаводск, 1993.

218. Кукушкина Е.Ю. Первое и последнее в причитаниях // Логический анализ языка. Семантика начала и конца / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2002. С. 564-572.

219. Лапин В.А. Материалы для словаря фольклорно-этнографической лексики вепсов // Лексический атлас русских народных говоров: Материалы и исследования. 2001-2004. / Отв. ред. A.C. Герд. СПб., 2004. С. 350-367.

220. Лапин В.А. Словарь фольклорно-этнографической лексики как инструмент изучения традиционной культуры // Духовная культура финно-угорских народов России: Материалы Всероссийской научной конференции. Сыктывкар, 2007. С. 72-74.

221. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление // Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994. С. 27-372.

222. Левинтон Г.А. Из лингвистических комментариев к славянскому обрядовому тексту // Славянское и балканское языкознание: Карпато-восточнославянские параллели. Структура балканского текста. М. 1977. С. 325-348.

223. Левинтон Г.А. К вопросу о функциях словесных компонентов обряда // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 162-170.

224. Левинтон Г.А. К описанию, интерпретации и реконструкции славянского текста со специализированной грамматикой: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1975.

225. Левинтон Г.А. Понятие "кода" в исследовании обряда // Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды: всесоюзная научно-практическая конференция: Тезисы в 2 ч. Ч. 1. М., 1988. С. 136-138.

226. Леви-Строс К. Первобытное мышление. М,, 1994.

227. Леонтьев A.A. Понятие текста в современной лингвистике и психологии // Проблемы социологии и психологии чтения. М., 1979.

228. Леонтьев A.A. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М., 1969.

229. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия АН. Серия литературы и языка. 1993. Т. 52. № 1. С. 3-9.

230. Логический анализ языка: Культурные концепты. М., 1991.

231. Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3-х тт. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн, 1992.

232. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф имя - культура // Труды по знаковым системам. VI. Вып. 308. Тарту, 1973. С. 282-303.

233. Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1979.

234. Мазалова Н.Е. Народная медицина локальных групп Русского Севера // Русский Север: К проблеме локальных групп. СПб., 1995. С. 63109.

235. Мазалова Н.Е. Состав человеческий: Человек в традиционных представлениях русских. СПб., 2001.

236. Макеева И.И. Семантика глаголов беспорядочного движения // Логический анализ языка. Космос и хаос: Концептуальные поля порядка и беспорядка. М., 2003. С. 395-404.

237. Маковский М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М., 1996.

238. Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской народной необрядовой лирики (Исследования по эстетике устно-поэтического канона). Л., 1989.

239. Мартинович Г.А. Семантическая структура глагола пасть в современном русском национальном языке. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1979.

240. Марченко Ю.И. Исторический ракурс изучения севернорусской песенной культуры и современное состояние местных фольклорных традиций // Из истории русской фольклористики. СПб., 1998. С. 298-337.

241. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX нач. XX вв. М., 1984.

242. Махрачева Т.В. Лексика и структура погребально-поминального обрядового текста в говорах Тамбовской области: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 1997.

243. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000.

244. Мелетинский Е.М. Поэтическое слово в архаике // Историко-этнографические исследования по фольклору: Сб. ст. памяти А.С. Токарева. М., 1994. С. 86-109.

245. Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик С.Е. Статус слова и понятие жанра в фольклоре // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 39-104.

246. Меркулов В.А. Русские этимологии. VI // Этимология. 1981. М., 1983. С. 58-65.

247. Михаил Э. Этнолингвистические методы изучения народной духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. М., 1989. С. 174-191.

248. Моргунова Н.И. Фольклорные имена существительные в народно-песенном тексте // Текст как единица анализа и единица обучения: Сб. научн. статей. Курск, 1999. С. 58-61.

249. Москальская О.И. Грамматика текста. М., 1981.

250. Моспанова Н.Ю. Концептуальная оппозиция "Добро Зло" в фольклорной языковой картине мира: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Калининград, 2005.

251. Набатчикова Т.П. Модель словообразования наречий и фольклорная картина мира // Текст как единица анализа и единица обучения: Сб. науч. статей. Курск, 1999. С. 52-56.

252. Назаретян А.П. Архетип восставшего покойника как фактор социальной самоорганизации // Вопросы философии. 2002. № 11. С. 7384.

253. Невская Л.Г. Балто-славянское причитание: Реконструкция семантической структуры. М., 1993.

254. Невская Л.Г. Материалы к реконструкции балто-славянской причети. Атрибутивные словосочетания // Балто-славянские исследования. 1985. / Отв. ред. д.ф.н. Вяч. Вс. Иванов. М., 1987. С. 53-60.

255. Невская Л.Г. Молчание как атрибут сферы смерти // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян / Отв. ред. С.М. Толстая. М., 1999. С. 123-134.

256. Невская Л.Г. Об одном случае клиширования в фольклорном тексте // Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии: Тезисы конференции. М., 1995. С. 75-76.

257. Невская Л.Г. Повтор как имманентное свойство фольклорного текста // Славянский стих: Стиховедение, лингвистика, поэтика: Материалы международной конференции / Под ред. М.Л. Гаспарова, Т.В. Скулачевой. М, 1996. С. 210-215.

258. Невская Л.Г. Семантика дороги и смежных представлений в погребальном обряде // структура текста. М., 1980. С. 228-239.

259. Невская Л.Г. Синонимия как один из способов организации фольклорного текста // Славянское и балканское языкознание: Проблемы лексикологии. М., 1983а. С. 221-234.

260. Невская Л.Г. Тавтология как один из способов организации фольклорного текста // Текст: семантика и структура. М., 19836. С. 192197.

261. Невская Л.Г., Николаева Т.М., Седакова И.А., Цивьян Т.В. Концепт пути в фольклорной модели мира // Славянское языкознание. XII Междунар. съезд славистов. Краков; М., 1998.

262. Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984.

263. Неклюдов С.Ю. Отношение "текст денотат" и проблема истинности в повествовательных традициях // Лотмановский сборник, 1. М., 1995. С. 667-675.

264. Неклюдов С.Ю. Семантика фольклорного текста и "знание традиции" // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. материалов научной конференции. Вып. 8. М., 2005. С. 22-41.

265. Никитина A.B. Образ кукушки в славянском фольклоре. СПб., 2002.

266. Никитин М.В. Основания когнитивной семантики. СПб., 2003.

267. Никитина С.Е. К проблеме составления словарей языка фольклора // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.2. С. 66-82.

268. Никитина С.Е. Культурно-языковая картина мира в тезаурусном описании (на материале фольклорных и научных текстов): Дисс. в виде научного доклада на соиск. уч. степени доктора филолог, наук. М., 1999.

269. Никитина С.Е. О концептуальном анализе в народной культуре // Логический анализ языка: Культурные концепты. М., 1991.

270. Никитина С.Е. О многозначности, диффузии значений и синонимии в тезаурусе языка фольклора // Облик слова: Сборник статей памяти Д.Н. Шмелева. М., 1997.

271. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993.

272. Никитина С.Е. Устная традиция в народной культуре русского населения Верхокамья // Русские письменные и устные традиции и духовная культура. М., 1982.

273. Никитина С.Е. Фольклорные и научные тексты: точки соприкосновения и отталкивания // Референция и проблемы текстообразования: Сб. науч. трудов. М., 1988. С. 82-94.

274. Никитина С.Е., Кукушкина Е.Ю. Дом в свадебных причитаниях и духовных стихах (опыт тезаурусного описания). М., 2000.

275. Николаев О.Р. Фольклорная символика дороги и поэзия A.C. Пушкина // Традиционные модели в фольклоре, литературе, искусстве. СПб., 2002. С. 60-77.

276. Николаева Т.М. Единицы языка и теория текста // Исследования по структуре текста / Отв. ред. Т.В. Цивьян. М., 1987. С. 27-57.

277. Николаева Т.М. Текст // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. М., 1990. С. 507-508.

278. Никулина Т.Е. Цветовые прилагательные в языке различных жанров русского фольклора: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1989.

279. Новик Е.С. Прагматический аспект магических обрядов // Лотмановский сборник, 1. М., 1995. С. 655-665.

280. Новик Е.С. Фольклор — обряд — верования: Опыт структурно-семиотического изучения текстов устной культуры: Дисс. в виде научного доклада на соиск. уч. степени доктора филолог, наук. М., 1996.

281. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978.

282. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI: Лингвистическая прагматика. М., 1985.

283. Ныпадымка A.C. Ключевые слова 'боль', 'любовь', 'юность' в идиолекте Ю.В. Друниной): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Ижевск, 2002.

284. Ондруш Ш. Семантическая мотивация основных терминов права и торговли у славян и индоевропейцев // Этимология, 1984. М., 1986. С. 176-181.

285. Орнатская Т.И. Современные записи традиционного обрядового фольклора // Русский фольклор. Т. IX: Проблемы современного народного творчества. М., Л., 1964. С. 294-306.

286. Оссовецкий И.А. Некоторые наблюдения над языком стихотворного фольклора // Очерки по стилистике художественной речи. М., 1979. С. 199-252.

287. Оссовецкий И.А. О языке русского традиционного фольклора // Вопросы языкознания. 1975. № 5. С. 66-77.

288. Откупщиков Ю.В. Диалектный материал и этимология // Этимология. 1984. М., 1986. С. 191 197.

289. Первый Всероссийский конгресс фольклористов: Сб. докладов. В 3 т. М., 2006.

290. Петенева З.М. Семантика и символика эпитетов белый и темный в фольклоре славян // Функционально-семантический и стилистический аспекты изучения лексики: Межвуз. сб. научных трудов. Куйбышев, 1989. С. 101-112.

291. Петлева И.П. Этимологические заметки по славянской лексике. XI. Континуанты *rod- (к *r$d-) // Этимология. 1980. М., 1982. С. 36-41.

292. Петренко O.A. Этнический менталитет и язык фольклора. Курск, 1996.

293. Петрова З.А. Ключевые слова в поэтическом идиолекте // Словоупотребление и стиль писателя. СПб., 1995. С. 127-141.

294. Петрухина Е.В. Вторичная глагольная номинация в русском и западнославянских языках // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 2. М. 1998. С. 3-18.

295. Пономарева С.Н. Функционирование полипрефиксальных глаголов в языке причитаний И.А. Федосовой // Язык русского фольклора: Сб. научных статей. Петрозаводск, 1992. С. 72-81.

296. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Отв. ред. акад. Б.А. Серебренников. М., 1988. С. 8-69.

297. Постовалова В.И. Существует ли языковая картина мира? // Язык как коммуникативная деятельность человека: Ученые записки МГПИИЯ. Вып. 284. М., 1987. С. 65-72.

298. Потебня A.A. Из записок по теории словесности // Потебня A.A. Теоретическая поэтика. М., 1989а.

299. Потебня A.A. Мысль и язык // Потебня A.A. Слово и миф. М., 19896.

300. Потебня A.A. О мифическом значении некоторых обрядов и поверий // Чтения в Московском обществе любителей истории и древностей российских. Кн. 3. М., 1865. С. 128-134.

301. Потебня A.A. О некоторых символах в славянской народной поэзии. Харьков, 1860.

302. Похоронно-поминальные обычаи и обряды. М., 1993.

303. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя. СПб., 1997.

304. Прокопьева H.H. "Путь домой": подготовка к смерти в русской традиционной культуре XIX XX вв. (По этнографическим материалам) // Пограничное сознание: Альманах "Канун". Вып 5. СПб., 1999. С. 176197.

305. Пропп В .Я. Поэтика фольклора: Собр. трудов. М., 1998.

306. Путилов Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. JI., 1976.

307. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура: In memoriam. СПб., 2003.

308. Пятаева Н.В. Опыт динамического описания синонимичных этимологических гнезд *еш- и *ber— 'брать, взять' в истории русского языка // Этимология. 1994-1996 / Отв. ред. О.Н. Трубачев. М., 1997. С. 140-147.

309. Рахилина Е.В. Когнитивная семантика: История. Персоналии. Идеи. Результаты. // Семиотика и информатика: Сб. научных статей. Вып. 36. М., 1998. С. 274-323.

310. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.

311. Рахимова Э.Г. Безмолвие покойного в русских и карельских плачах // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. материалов научной конференции. Вып. 10. М., 2007. С. 209-233.

312. Резанова З.И., Мишанкина H.A., Катунин Д.А. Метафорический фрагмент русской языковой картины мира: ключевые концепты. Воронеж, 2003.

313. Рудиченко Т.С. Словарь народной исполнительской лексики // Рудиченко Т.С. Донская казачья песня в историческом развитии. Ростов н/Д, 2005. С. 317-374.

314. Русский Север: Ареалы и культурные традиции / Ред.-сост. Т.А. Бернштам, К.В. Чистов. СПб., 1992.

315. Русский Север: К проблеме локальных групп / Ред.-сост. Т.А. Бернштам. СПб., 1995.

316. Русский Север: Этническая история и народная культура. XII — XX века / Отв. ред. И.В. Власова. М., 2001.

317. Рыбакова JI.В. К проблеме мифологических традиций в русской народной лирике // Фольклор народов РСФСР: Межвуз. научный сборник. Уфа, 1980. С. 16-27.

318. Садова Т.С. Народная примета как текст: Лингвистический аспект. СПб., 2003.

319. Сахарный Л.В. Введение в психолингвистику. Л., 1989.

320. Свешникова Т.Н., Цивьян Т.В. К исследованию семантики балканских фольклорных текстов // Структурно-типологические исследования в области грамматики славянских языков. М., 1973. С. 197241.

321. Седакова O.A. Поэтика обряда: Погребальная обрядность восточных и южных славян. М., 2004.

322. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М., 1993.

323. Смирницкая А. Слова культуры как предмет этимологического анализа // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып. 2. М., 1998.

324. Смирнов В.И. Народные похороны и причитания в Костромском крае. Кострома, 1920.

325. Смирнов Ю.И. Условия и факторы естественного бытования фольклора (по материалам традиции Русского Севера) // Сохранение и возрождение фольклорных традиций: Сб. научных трудов. Вып. 2. Ч. 1. М., 1993. С. 155-163.

326. Смольников С.Н. Фольклорный текст и дискурс // Текст. Культура. Социум: Сб. ст., посвященный 70-летию проф. М.А. Вавиловой. Вологда, 2000. С. 32-51.

327. Снитко Е.С. Внутренняя форма в процессах номинации (на материале русского языка): Автореф. дис. . д. филол. наук. Киев, 1990.

328. Соболев А.Н. Мифология славян. Загробный мир по древнерусским представлениям (Литературно-исторический опыт исследования древнерусского народного миросозерцания). СПб., 2000.

329. Соломатов С.И. Ключевые слова в журналистском портрете политика и предпринимателя: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2005.

330. Специфика семантической структуры и внутритекстовых связей фольклорного слова: Сб. науч. трудов. Курск, 1984.

331. Степанов Ю.С. Изменчивый "образ языка" в науке XX века // Язык и наука конца XX века. М., 1995.

332. Степанова A.C. Метафорический мир карельских причитаний. Л., 1985.

333. Степанова И.А. Жанровое своеобразие лексикона русской исторической песни: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Орел, 2004.

334. Стернин И.А. Проблемы анализа структуры значения слова. Воронеж, 1979.

335. Структура текста-81: Тезисы симпозиума. М., 1981.

336. Субботина М.В. Метафорические отношения между ключевыми словами публицистического текста (на материале публицистики А. Абрамова, В. Распутина, А. Солженицына) ): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2003.

337. Сулейманова Л.Р. Лексика и фразеология погребально-поминального обряда в башкирском языке (этнолингвистический анализ): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Уфа, 2006.

338. Тарланов З.К. Актуальные вопросы изучения языка русского фольклора//Филологические науки. 1988. № 2. С. 14-19.

339. Тарланов З.К. Русские пословицы: Синтаксис и поэтика. Петрозаводск, 1999.

340. Тарланов З.К. Сравнительный синтаксис жанров русского фольклора. Петрозаводск, 1981.

341. Тарланов З.К. Язык и поэтика фольклора: проблемы, итоги, перспективы // Язык и поэтика фольклора: Доклады Междунар. конференции (15-18 сентября 1999г.). Петрозаводск, 2001. С. 3-12.

342. Тарланов З.К. Язык русского фольклора как предмет лингвистического изучения // Язык жанров русского фольклора: Межвуз. научный сборник. Петрозаводск, 1977.

343. Текст: аспекты изучения: Поэтика. Прагматика. Семантика. М., 2001.

344. Текст как единица анализа и единица обучения: Сб. науч. ст. Курск, 1999.

345. Текст как отображение картины мира: Ученые записки МГПИИЯ. Вып. 341. М., 1989.

346. Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и ее прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. М., 1991. С. 77-90.

347. Тихонова В.В. Лексема сторона как средство выражения пространственных отношений // Проблемы современного синтаксиса: теория и практика: Межвуз. сб. научных трудов. М., 2002. С. 39-42.

348. Толстая С.М. Вербальные ритуалы в славянской народной культуре // Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994.

349. Толстая С.М. Звуковой код традиционной народной культуры // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян / Отв. ред. С.М. Толстая. М., 1999а. С. 9 16.

350. Толстая С.М. К прагматической интерпретации обряда и обрядового фольклора // Образ мира в слове и ритуале. Балканские чтения 1. М., 1992.

351. Толстая С.М. Обрядовое голошение: лексика, семантика, прагматика // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян / Отв. ред. С.М. Толстая. М., 19996. С. 135 148.

352. Толстая С.М. О семантическом единстве обряда // Фольклор: проблемы сохранения, изучения и пропаганды: всесоюзная научно-практическая конференция: Тезисы в 2 ч. Ч. 1. М., 1988. С. 146-148.

353. Толстая С.М. Ритм и инерция в структуре заговорного текста // Заговорный текст. Генезис и структура. М., 2005а. С. 292-308.

354. Толстая С.М. Славянские мифологические представления о душе // Славянский и балканский фольклор: Народная демонология. М., 2000. С. 52-95.

355. Толстая С.М. Славянские народные представления о смерти в зеркале фразеологии // Фразеология в контексте культуры. М,, 1999. С. 229-234.

356. Толстая С.М. Фольклор и этнолингвистика // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.1. С. 118-132.

357. Толстая С.М. Фольклорный текст как средство коммуникации (рецензия на кн. С.Б. Адоньевой "Прагматика фольклора". СПб., 2004) // Живая старина. 20056. № 2. С. 54-56.

358. Толстой Н.И. Глаза и зрение покойников в славянских народных представлениях // Балто-славянские этнокультурные и археологические древности. Погребальный обряд: Тезисы докладов. М., 1985. М. 83-87.

359. Толстой Н.И. Фрагмент славянского язычества: архаический ритуал-диалог // Славянский и балканский фольклор: Этногенетическая общность и типологические параллели. М., 1984. С. 5-72.

360. Толстой Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

361. Толстой Н.И., Толстая С.М. О вторичной функции обрядового символа (на материале славянской народной культуры) // Историко-этнографические исследования по фольклору: Сб. статей памяти С.А. Токарева. М., 1994. С. 238-255.

362. Топильская Е.Е. Модель и картина мира: методологический аспект их различений и взаимодействия // Язык и поэтика фольклора: Доклады Междунар. конференции (15-18 сентября 1999г.). Петрозаводск, 2001. С. 199-203.

363. Топорков А.Л. Этимология на службе магии // Язык культуры: Семантика и грамматика. / Отв. ред. С.М. Толстая. М., 2004.

364. Топоров В.Н. Ведийское ИТА-: к соотношению смысловой структуры и этимологии//Этимология. 1979. М., 1981. С. 139-156.

365. Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира: Энциклопедический словарь. Т. 1. М., 1991. С. 398-406.

366. Топоров В.Н. Заметка о двух индоевропейских глаголах умирания // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (Погребальный обряд). М., 1990. С. 47-53.

367. Топоров В.Н. Из индоевропейской этимологии. V. (1) // Этимология. 1991-1993. М., 1994. С. 126-154.

368. Топоров В.Н. К семье анатолийск. kat(a), др.-греч. ксшх // Этимология. 1971. М., 1973. С. 286-297.

369. Топоров В.Н. Об индоевропейской заговорной традиции (избранные главы) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. С. 3-103.

370. Топоров В.Н. Об одном из парадоксов движения. Несколько замечаний о сверх-эмпирическом смысле глагола стоять, преимущественно в специализированных текстах // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 3-88.

371. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С. 760.

372. Топоров В.Н. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией "мирового дерева" // Труды по знаковым системам. V. Тарту, 1971. С. 9-62.

373. Топоров В.Н. О числовых моделях в архаичных текстах // Структура текста / Отв. ред. Т.В. Цивьян. М., 1980. С. 3-58.

374. Топоров В.Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд) // Очерки истории естественно-научных знаний в древности. М., 1982. С. 840.

375. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура / Отв. ред. Т.В. Цивьян. М., 1983. С. 227-284.

376. Топоров В.Н. Прусск. gasto как ключевой термин социально-экономического устройства древних пруссов // Проблемы этнической истории балтов: Тезисы докладов. Рига, 1977. С. 117-121.

377. Трубачев О.Н. История славянских терминов родства. М., 1959а.

378. Трубачев О.Н. Следы язычества в славянской лексике. 1) Trizna; 2) Peti; 3) КоЬь // Вопросы славянского языкознания. 19596. Вып. 4. С. 1723.

379. Туровский Р.Ф. Культурные ландшафты России. М., 1998.

380. Урысон Е.В. Дух и душа: к реконструкции архаичных представлений о человеке // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999. С. 11-25.

381. Урысон Е.В. Проблемы исследования языковой картины мира: Аналогия в семантике. М., 2003.

382. Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная "анатомия" // Вопросы языкознания. 1995. Вып. 3. С. 3-16.

383. Успенский Б. А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 142148.

384. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). М., 1982.

385. Уфимцева A.A. Лексическое значение: Принцип семиологического описания лексики. М., 1986.

386. Уфимцева A.A. Роль лексики в познании человеком действительности и в формировании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / Отв. ред. акад. Б.А. Серебренников. М., 1988. С. 108-140.

387. Уфимцева A.A. Теории "семантического поля" и возможности их применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961.

388. Филиппова Е.В. "Дом" как фрагмент фольклорной картины мира (на материале английских и русских народных баллад): Автореф. дисс.канд. филолог, наук. Саратов, 2001.

389. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII: Когнитивные аспекты языка. М., 1988. С. 52-92.

390. Фольклор и этнография Русского Севера / Отв. ред. Б.Н. Путилов и К.В. Чистов. Л., 1973.

391. Фольклор как искусство слова. Вып. 4: Эпитет в русском народном творчестве. М., 1980.

392. Фрейденберг О.М. Метафора // Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 180-205.

393. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь: Исследования магии и религии. М., 1980.

394. Харитонова В.И. К вопросу о внутрижанровой классификации причитаний // Филология. Исследования по древним и новым языкам. Переводы с древних языков. М., 1981. С. 43-53.

395. Харитонова В.И. К вопросу о функциях причета в обрядах и вне их // Полифункциональность фольклора: Сб. научных трудов. Новосибирск, 1983. С. 20-32.

396. Харитонова В.И. Специфика вариативности причети // Традиции русского фольклора / Под ред. В.П. Аникина. М., 1986. С. 148-175.

397. Харитонова В.И. Типология восточнославянской причети // Балто-славянские этнокультурные и археологические древности: Погребальный обряд: Тезисы докладов. М., 1985. С. 125-128.

398. Харитонова В.И. Типы традиции причитания восточных славян // Фольклор народов РСФСР: Песенные жанры, их межэтнические отношения, фольклорно-литературные связи: Межвуз. научн. сб. Уфа, 1988. С. 42-51.

399. Харитончик З.А. Способы концептуальной организации знаний в лексике языка // Язык и структуры представления знаний: Сб. научно-аналитических обзоров. М., 1992. С. 98-123.

400. Хворостьянова Е.В. Стих причитаний Русского Севера и проблема описания народного стиха // Приложение № 7 к Бюллетеню Фонетического Фонда русского языка: Обрядовая поэзия Русского Севера: Плачи. / Сост. А.Ю. Кастров, Ю.И. Марченко. СПб., 1998. С. 3862.

401. Химик В.В. Поэтика низкого, или Просторечие как культурный феномен. СПб., 2000.

402. Христофорова О.Б. Логика толкований: Фольклор и моделирование поведения в архаических культурах. М., 1988.

403. Хроленко А.Т. Поэтическая фразеология русской народной лирической песни. Воронеж, 1981.

404. Хроленко А.Т. Семантика фольклорного слова. Воронеж, 1992а.

405. Хроленко А.Т. Современная отечественная лингвофольклористика: цели, проблемы и перспективы // Русистика сегодня: Функционирование языка: лексика и грамматика. М., 19926. С. 153-166.

406. Хроленко А.Т. Современное состояние и перспективы лингвофольклористики // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сб. докладов. М., 2006. Т.1. С. 442-447.

407. Цейтлин P.M. О значениях старославянских слов с корнем —прав- // Этимология. 1978. М., 1980. С. 59-64.

408. Цивьян Т.В. К семантике пространственных и временных показателей в фольклоре // Сборник статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1973. С. 13-17.

409. Цивьян Т.В. К семантике пространственных элементов в волшебной сказке (на материале албанской сказки) // Типологические исследования по фольклору: Сборник статей памяти В.Я. Проппа. М., 1975. С. 191-213.

410. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990.

411. Цивьян Т.В. Память слова // Цивьян Т.В. Движение и путь в балканской модели мира. Исследования в структуре текста / Под ред. В.Н. Топорова. М., 1999. С. 239-262.

412. Цивьян Т.В. Роковой путь Колобка // Язык культуры: Семантика и грамматика. / Отв. ред. С.М. Толстая. М., 2004. С. 309-321.

413. Червинский П.П. Семантический язык фольклорной традиции. Ростов-на-Дону, 1989.

414. Черепанова O.A. Культурная память в древнем и новом слове: Исследования и очерки. СПб., 2005.

415. Черепанова O.A. Мифологическая лексика русского Севера. Л., 1983.

416. Чистов К.В. Актуальные проблемы изучения традиционных обрядов Русского Севера // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 9-18.

417. Чистов К.В. Исполнитель фольклора и его текст // От мифа к литературе: Сб. в честь 75-летия Е.М. Мелетинского. М., 1993. С. 91-100.

418. Чистов К.В. К вопросу о магической функции похоронных причитаний // Историко-этнографические исследования по фольклору: Сб. ст. памяти A.C. Токарева. М., 1994. С. 267-274.

419. Чистов К.В. Народные традиции и фольклор: Очерки теории. Л., 1986.

420. Чистов К.В. "Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым" в истории русской культуры // Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым: В 2 т. Т. 1: Похоронные причитания. СПб., 1997. С. 400-495.

421. Чистов К.В. Причитания у славянских и финно-угорских народов (некоторые итоги и проблемы) // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 101-114.

422. Чистов К.В. Русская причеть // Причитания. Л., 1960. С.5-46.

423. Чистяков В.А. Представление о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях XIX XX вв. // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 114-127.

424. Шиндин С.Г. Пространственная организация русского заговорного универсума: образ центра мира // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: Заговор. М., 1993. С. 108-127.

425. Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.

426. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973.

427. Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-XX вв. М., 2003.

428. Элиаде М. Миф о вечном возвращении: архетипы и повторение // Элиаде М. Космос и история. М., 1987.

429. Языковая номинация: Виды наименований. М., 1977.

430. Якобсон Р. Грамматический параллелизм и его русские аспекты // Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987. С. 99-132.

431. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: "за" и "против": Сб. ст. М., 1975. С. 193-230.

432. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.

433. Якубович М. Физиологические мотивации в названиях эмоций // Этимология. 2000 2002. М., 2003. С. 187 - 193.

434. Veselovskij A.N. Die neueren Forschungen auf dem Gebiete der russischen Volkspoesie/ Erster Artikel/ Die russischen Totenklagen // Russische Revue. 1873 2 Jahrg. Bd. III. H. 12. P. 487-524.