автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Ключевые образы плача

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ключевые образы плача"

На правах рукописи

ЮГАЙ Елена Фёдоровна

КЛЮЧЕВЫЕ ОБРАЗЫ ПЛАЧА (НА МАТЕРИАЛЕ ПОХОРОННЫХ И ПОМИНАЛЬНЫХ ПРИЧИТАНИЙ ВОЛОГОДСКОЙ ОБЛАСТИ)

Специальность: 10.01.09 —- фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 1 А В Г 2011

Москва —2011

4852079

Работа выполнена на кафедре русской литературы филологического факультета Московского педагогического государственного университета

научный руководитель — доктор филологических наук, профессор

Зуева Татьяна Васильевна

официальные оппоненты — доктор филологических наук, профессор

Абашева Диана Владимировна

кандидат филологических наук Алексеевский Михаил Дмитриевич

ввдущаяорганизация— Вологодский государственный

педагогический университет

Защита состоится 19 сентября 2011 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.02 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119992, г. Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1,ауд. _.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119992, Москва, ул. Малая Пироговская, д. 1.

Автореферат разослан Л Ж

Ученый секретарь

диссертационного совета ( [«Ур ' ВолковаЕ.В.

2011 г.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Причитание - художественно разработанный жанр обрядового фольклора, обладающий богатой образностью и локальной вариативностью. Основная идея причитаний передаётся через ключевые образы (образы-символы), созданные с помощью жанрово-обусловленных средств художественной выразительности, лексики, грамматики. Символ в народной поэзии многозначен, но в обряде в плане употребления закреплён за реальными лицами и состояниями (в причитаниях - за умершим, сиротами, либо за персонифицированной смертью). Система образов этого жанра позволяет судить о коллективных представлениях народа, о его отношении к жизни и смерти. Личные чувства причитывающей женщины по отношению к умершему в классическом обрядовом тексте не важны. Когда мы говорим о человеческих образах в причитании, то речь идёт об обрядовых ролях. Можно сказать, что эти роли определяются самой художественной системой причитаний.

Причитания были объектом текстологических исследований (см. статью М. К. Азадовского «Ленские причитания»1 и др.). Подробно разработан вопрос о месте причитаний в обряде и значении их в культуре2; лексика причитаний рассмотрена в работах, посвящённых погребальной обрядности, например, в диссертации О. А. Седаковой и других языковедческих работах3; образность причитаний затрагивалась в исследованиях, посвящённых образности народной поэзии в целом4, но не была предметом монографического рассмотрения.

Известны два основных подхода к исследованию фольклора: общенациональный и региональный. Причитания всегда привлекали

1 Азадовский М. К. Ленские причитания// Азадовский М.К. Статьи о литературе и фольклоре. - Л., 1959,- С. 114— 174. Впервые вышла в 1922 г.

2 Бердяев О. С. Приметь: бытование и судьба жанра // Исчезающая красота: проблемы сохранения ценностей культуры в современной России. - Вел. Новгород, 2002. - С.77-86; Ларионова М. Т. Синонимия обрядового текста: свадьба и похороны // Речь. Речевая деятельность. Текст. - Таганрог, 2004. - С. 237- 244; Толстая С. М. Обрядовое голошение: лексика, семантика, прагматика // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и голоса в традиционной культуре славян. - М., 1999. - С.135 - 148; Филлтова В. В, Причитание в контексте обрядовой поэзии// Труды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО АН СССР. - Сыктывкар, 2002. - Вып. 63. - С.61-72.

3 Седакова О. А. Обрядовая терминология и структура обрядового текста. Дисс. ... канд. филол. наук. М., 1983; Седакова О. А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. - М., 2004; Гусарова Н. Д. Вариативный лексический повтор в языке севернорусских былин и причитаний: Дисс.... канд. филол. наук. - Л., 1986; Киселева А. А. Народная причеть как поэтический жанр // Русская литература - 1989. - №2. - С.3-21; Краснопольская Т. Аллотерация в поэтических текстах карельский причитаний: аксиомы и проблемы // Текст художественный: в поисках утраченного. - Петрозаводск, 2002. - Вып.1. - С.190-195; Черепанова О. А. Мифологическая лексика русского севера. - Л,,1983.

4 Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. - М., 1997.

внимание исследователей и собирателей, однако территория страны изучалась неравномерно и обобщения часто делались на материале русских причитаний Карелии и близких к ней областей, тогда как, на наш взгляд, севернорусская традиция неоднородна и есть основания для более дробного её деления.

Объектом изучения становилась восточнославянская причеть в целом, реконструкция семантической и ритмической структуры архаического причитания5. В конце XX — начале XXI вв. появились исследования, посвященные белорусским голошениям, украинским похоронным причитаниям6. В настоящий момент исследования отдельных регионов русской причети немногочисленны7. Причитания рассмотрены в книге М. А. Вавиловой «Фольклор в контексте культуры: похоронно-поминальные обряды»8. В последние годы на материале севернорусских причитаний написан ряд диссертационных работ различной проблематики: «Прагматика фольклора: частушка, заговор, причет (Белозерская традиция XX в.)» С. Б. Адоньевой, «Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре русского севера Х1Х-ХХ вв. (на материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний)» М. Д. Алексеевскою, лингвистическое исследование Ю. Н. Ильиной «Севернорусские похоронно-поминальные причитания:

лингвокогнитивный аспект»9. О причитаниях защищены диссертации по специальностям «музыкальное искусство», «теория и история культуры»10.

s Арустамова А. А. Плач как элемент похоронного обряда: к проблеме ритма архаической культуры: (На материале полевых исследований фольклора Прикамья) // Международная коммуникация. -Пермь, 2004. - С. 102 - 108; Невская J1. Г. Балто-славянские причитания: реконструкция семантической структуры. - М., 1993; Харитонова В. И. Восточнославянская причеть (проблемы поэтики, типологии и генезиса жанра): дисс.... канд. филол. наук. -М., 1983.

6 Малахова Е. П. Похоронные причитания в контексте семейных отношений // Фольклор сибирско-белорусской семьи в смене её поколений: конец XIX-начало XXI вв. Дисс. ... канд.филол. наук. -Челябинск, 2008; Сысоев В. М. Белорусские голошения в структуре погребальной обрядности. Дисс. ... канд. филол. Наук. - Минск, 1993; Коваль-Фучило И. М. Украинские похоронные причитания: генеза и поэтика: Дисс.... канд. филол. наук. * Львов, 2000.

7 Енговатова М. А. Смоленские похоронные плачи: ритуал и музыка // Живая старина - 2000. - №1. - С. 2 - 6; Ясинская М. В. Похоронные обряды в Уржумском районе Кировской области // Живая старина. - 2000. - № 1. - С. 16 - 17.

8 Вавилова М. А. Фольклор в контексте культуры: похоронно-поминальные обряды. - Вологда, 2010.

9 Адоньева С. Б. Прагматика фольклора: частушка, заговор, причет (Белозерская традиция XX в.): дисс. ... докт. филол. наук. - СПб., 2004; Алексеевский М. Д. Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре Русского Севера XIX - XX вв. (на материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний): дисс. ... канд. филол. наук. - M., 2005; Ильина Ю. Н. Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект: дисс.... канд. филол. наук. - СПб., 2008.

10 Конырева И. В. Плач как феномен русской культуры: дисс.... канд. культурол. наук. - Комсомольск-на-Амуре, 2003; Альтилулер М. С. Русские похоронные причитания. Виды, формы, генезис, бытование: дисс. ... канд. искусствоведения. - М., 2007.

В данной диссертации исследуется образная система Вологодских причетов". К ним мы относим тексты, записанные на территории современной Вологодской области, которая включает в себя часть территорий бывших Вологодской, Новгородской и Олонецкой (Вытегра) губерний. На данной территории к настоящему времени собран обширный материал, достаточный для подробного анализа, который позволяет прийти к объективным выводам.

Современную Вологодскую область можно разделить на следующие зоны в соответствии с локальными фольклорными традициями: западную, центральную и восточную. К западной относятся земли, лежащие вдоль дороги Вологда-Новгород: Бабаевский, Белозерский, Вашкинский, Вытегорский, Кадуйский, Кирилловский, Устюженский, Чагодощенский, Череповецкий и Шекснинский районы. Территория входила в состав Новгородских земель, затем - Ленинградской области. В настоящее время центром её является Череповец. Причёты запада Вологодской области фиксировались и изучались петербургскими и вологодскими учёными (Е. Э. Линёва, С. Б. Адоньева, А. М. Мехнецов, Г. В. Лобкова, А. В. Кулёв и др.). Здесь же ведёт активную работу по собиранию фольклора Межпоселенческий центр традиционной народной культуры Череповецкого муниципального района.

Центральная часть включает в себя Вологодский, Усть-Кубинский, Сямженский, Грязовецкий, Вожегодский, Верховажский, Сокольский и Харовский районы. Эти районы расположены вдоль дороги Москва - Архангельск, имеющей большое значение с XIV в. (Холмогорский тракт) по сей день. Сейчас причётная традиция центральной части области ослаблена или отсутствует, но были сделаны некоторые записи в начале XX в. (бывший Кадниковский и Грязовецкий уезды).

Наиболее богата и лучше других исследована традиция востока Вологодской области: Бабушкинский, Великоустюгский, Кичменгско-Городецкий, Междуреченский, Никольский, Нюксенский, Тарногский, Тотемский районы (территория бывшего Тотемского и Никольского уездов Вологодской губернии). Районы расположены вдоль реки Сухоны. Эти земли входят в состав Вологодской области со времени её образования, хотя границы области неоднократно менялись. Связанные речными путями (Сухона и её притоки), они образуют единую

11 В Вологодской области зафиксированы разные названия жанра: причет, примётка, причитание (Словарь вологодских говоров: Учебное пособие по русской диалектологии /под. Ред. Т. Г. Паникаровской - Вологда, 1983 - 2007. - Вып. 8. - С. 71). Чаще всего встречается наименование причет. В данной работе слова «причитание» и «причет» употребляются как синонимы.

культурную общность. В XIX - 1 половине XX вв. в этих местах работали известные фольклористы и этнографы М. Б. Едемский, Н. А. Иваницкий, П. А. Дилакторский. Основным источником для изучения причитаний на данной территории служит книга музыковеда Б. Б. Ефименковой «Севернорусская причеть» (1980), включающая 60 текстов плачей по умершим с напевами, записанных в междуречье Сухоны, Юга и верховьев Кокшенги. Б. Б. Ефименкова показала, что в данном регионе присутствовала богатая культура плача, выделила локальные традиции в соответствии с различиями напева. Современные записи Вологодского областного детско-юношеского центра традиционной народной культуры подтверждают продолжение традиции.

Вопрос о соотношении синхронии и диахронии решается в работе исходя из того положения, что причитания как жанр достигли высочайшего уровня художественного развития, а впоследствии их основное изменение заключалось в постепенном угасании традиции. Похоронные и поминальные причеты продолжают существовать в отдельных районах области. В нашем исследовании мы строим синхроническое описание и опираемся в основном на данные середины XX - начала XXI в. Вместе с тем, источники XIX - начала XX в. учитываются нами как чрезвычайно ценное дополнение. На картах, приложенных к исследованию, данные последних лет и данные XIX -начала XX в. показаны раздельно: чёрным цветом показаны образы, встречающиеся в записях середины XX - начала XXI в., контуром (в диссертации - серым цветом) - в более ранних записях. Например:

Карта к главе 1.

Мир человека. Образы тела и души в причитаниях Вологодской области

Образы:

^ -тело

- ангелы Ф ■ слезы

Г -голос С - слово, ласково словечко

-сердечко ф -очи, брови ^й -руки белые, и ножки резвые V ■ костыль

Новизна исследования заключается в выявлении и рассмотрении образной системы причитаний, бытующих на территории современной Вологодской области. Впервые исследование осуществляется на основании образности причитаний данного региона, которая рассматривается в своей целостности и системности. Суммируются данные как земель Вологодской области, принадлежавших прежде Санкт-Петербургу и Новгороду, так и территории бывшей Вологодской губернии.

На актуальность обращения к исследованию региональных традиций, в том числе Вологодской области, указывают ведущие учёные-фольклористы (Н. И. Толстой, В. П. Аникин, К. В. Чистов). Причитания ещё сохраняются в памяти пожилых людей, образную систему плача можно исследовать с точки зрения синхронии, привлекая немногие доступные ранние источники. Плач, наряду со смехом, является одним из важнейших полюсов русской национальной духовности. Выявление констант фольклорного сознания, присутствующих в причитаниях, важно для понимания культуры в целом. А для этого необходимо подробное рассмотрение частных вопросов, в том числе, связанных с конкретной образностью текстов причетов, со средствами создания художественного образа и сохранностью образов в памяти причитальщиц.

Цель работы - выявление и характеристика образной системы вологодских причётов. Цель обуславливает наличие следующих задач:

1. Рассмотреть сохранность и региональную специфику причётной традиции на территории Вологодской области. Выявить, какие образы присутствуют в похоронных причитаниях исследуемого региона, наблюдаются ли локальные отличия в художественной структуре причитаний, бытующих в районах, исторически принадлежавших к разным волостям, а ныне объединённых границами Вологодской области.

2. Выделить ключевые образы вологодских причитаний, учитывая как частотность их употребления, так и художественную значимость в тексте.

3. Систематизировать образы вологодских причитаний по тематическим группам и рассмотреть ключевые образы как сами по себе, так и в их взаимосвязи.

4. Раскрыть мифопоэтическое значение ключевых образов плача, привлекая данные этнографии, сравнение образов причитаний с аналогичными образами в других жанрах фольклора и в других культурных традициях. Вьиснить, почему именно эти, а не иные

образы становятся ключевыми для исследуемых текстов и как они вписываются в цельную мифологическую картину.

Материалом исследовании стали публикации причитаний Вологодской области (сборники Е. В. Барсова, Б. Б. Ефименковой, Ю. М. и Б. М. Соколовых и др.12), а также архивы. В научный оборот вводятся записи Вологодского областного детско-юношеского центра традиционной народной культуры, не использовавшиеся прежде. Наибольшее количество причетов записано в Бабушкинском, Тарногском, Никольском районах. Часть записей сделана автором диссертации совместно с педагогами центра. Фонд фольклорно-этнографических материалов Вологодского центра традиционной культуры также включает в себя копии записей причитаний из фонда Бабаевского межпоселенческого центра традиционной культуры (совместная экспедиция, 2001 г.). Современные записи причетов запада Вологодской области предоставлены Межпоселенческим центром традиционной народной культуры Череповецкого муниципального района, архивом Средней общеобразовательной школой №1 г. Вытегры (фольклорно-этнографическая группа «Олония»). Всего в диссертации используется около четырёхсот (7 тыс.строк) текстов, записанных в середине XX - начале XXI в., из них 189 опубликованных и более двухсот архивных записей, и 35 текстов рубежа XIX - ХХвв. (более 1,5 тыс.строк).

Архаическое значение фольклорных образов отчасти раскрывается в словарях, в первую очередь - в этнолингвистическом словаре «Славянские древности»13. Словари, закрепляющие языковое значение слов (в том числе диалектологические) и общефольклорное значение образов, вынесены нами в отдельный вид источников. Можно говорить о специфике символического значения того или иного образа в каждом конкретном жанре. В причетах на древние языческие представления накладывается христианская символика, многозначная и неисчерпаемая

12 Барсов Е. В. Причитанья Северного края. - 4.1. - М., 1872; Белозерье. — Вологда, 1994; Ефименкова Б. Б. Севернорусская приметь. - М., 1980; Истомин Ф. М., Ляпунов С. М. Песни русского народа, собраны в губерниях Вологодской, Вятской и Костромской в 1893 году. - СПб., 1899; Малевинский Ф. Народные песни Тсггемского уезда Вологодской губернии. - Вологда, 1912; Никольские песни, записанные в Никольском районе Вологодской области. - М.—Л., 1975; Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 5. Вологодская губерния. 4. 1 - 4. — СПб., 2007 - 2008; Сказки и песни Белозерского края. Сборник Б. и Ю. Соколовых: В 2 кн. - СПб., 1999; Сказки и песни Вологодской области / Сост. С. И. Минц и Н. И. Савушкина - Вологда, 1955; Шейн П. В. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах. - СПб., 1900. Т. I. Вып. 2. - С. 781 -782.

13 Славянские древности. Этнолингвистический словарь: в 5 т. / Под общ. ред. Н. И. Толстого. - М., 1995 - 2009. - Т. 1-4. - Издание продолжается.

по своей сути. Литература духовного содержания привлекается нами как объясняющая мировоззрение народа. Создателям причитаний было знакомо Священное Писание, хотя порой и в искажённом виде. Христианство во многом определяло миропонимание жителей деревни во время формирования жанра таким, каким он дошёл до нас.

В работе применены следующие методы и подходы: 1) сравнительно-текстологический метод, 2) статистический (выявление частотности образов), 3) мифо-поэтический (семиотический), 4) комплексный метод: привлекаются данные смежных дисциплин, в первую очередь, диалектологии, этнографии, культурологи, 5) географический (картографический) метод. Картографирование является необходимой частью рассмотрения локальной традиции причитания.

Теоретическую основу диссертационного исследования составляют труды по теории фольклора В. П. Аникина, А. Н. Веселовского, И. А. Голованова, Е. М. Мелетинского, В. Я. Проппа, Б. Н. Путилова, Т. В. Цивьян; исследования обрядового фольклора и этнографии Т. А. Агапкиной, А. К. Байбурина, О. В. Беловой, Л. Н. Виноградовой, Е. Е. Левкиевской, С. М. Толстой, Н. И. Толстого и др. Центральной для нас являлась словесная составляющая фольклора, что определило филологический характер диссертации.

Тема исследования - ключевые образы, в которых сосредоточен мифологический смысл причитаний. Они - этнопоэтические константы жанра, его содержание, переходящее из века в век. Такие образы всегда символичны и содержат в себе неисчерпаемый смысл: работу человеческой мысли, постигающей проблему смерти.

Объект исследования - тексты причитаний похоронно-поминального цикла, записанные на территории Вологодской области за весь период собирания. Предметом исследования стала образная система причитаний. Для определения значимости образа в художественной системе причитаний важна его частотность в имеющихся записях, контекст употребления, варьирование образа. Редко встречающиеся образы могут быть результатом «порчи» текста, а могут, напротив, хранить информацию о важных, но утраченных (утрачиваемых) смыслах. В каждом конкретном случае мы делаем вывод исходя из структуры образа и из сравнения с причитаниями других местностей и с другими жанрами.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его выводы и материалы могут быть использованы для последующих фольклористических работ разной проблематики (теория фольклора,

народная обрядовая поэзия, региональная специфика фольклора и др.), а также для подготовки учебных курсов устного народного творчества, поэтики, филологического анализа текста.

Апробация исследования. Основные положения и материалы диссертации нашли своё отражение в докладах на всероссийских и международных научных конференциях. Результаты работы были представлены в докладах на II Всероссийском конгрессе фольклористов (Москва, 2010), XV и XVI Международных научных конференций «Славянская традиционная культура и современный мир» (Москва, 2010, 2011), международных научных конференциях «Язык и мир», «Межкультурные коммуникации: стратегии обучения языкам» (Украина, 2007), межрегиональной научно-практической конференции «Этнокультурное образование как средство духовно-нравственного развития и воспитания личности гражданина России» (Вологда, 2010), международной научно-практической конференции «Фольклор и современная культура» (Минск, 2011).

По результатам исследования опубликовано 6 работ общим объемом 1,93 усл. п. л.. Три статьи представлены в реферируемых изданиях.

Положения, выносимые на защиту:

1. Основная идея причитаний похоронно-поминального цикла -стремление установить связь между миром живых и миром мёртвых и констатация невозможности возвращения с того света.

2. Главные образы причитания укладываются в следующие тематические уровни: мир человека (тело, дом и ближайшее окружение), мир природы (растительные, орнитоморфные и метеорологические образы), мир абстрактных представлений и состояний (время, пространство, сон, смерть).

3. Образы всех трёх тематических уровней взаимосвязаны и представляют собой цельную систему, имеющую самостоятельную художественную ценность. Она базируется на символических (архитепических) значениях и служит выражению основной идеи причитания.

4. На каждом тематическом уровне образной системы выражается идея перехода, приближения состояния живого человека, пережившего утрату, к состоянию покойника, а также невозможность полноценной коммуникации между миром живых и миром мёртвых.

5. На основании образной системы причитаний на территории современной Вологодской области можно выделить две локальные традиции: восточную (с выраженной значимостью природных образов) и западную (с выраженной значимостью образов, связанных с

человеком). В основном причёты восточной группы локализованы в Никольском, Бабушкинском, Тотемском и Тарногском районах. В западной традиции можно отметить Кадуйский, Белозерский и Бабаевский районы.

Структура работы. Диссертация (общий объём - 10 а.л., включая приложения) состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографического списка (всего 272 наименования) и приложений, в которых представлены схемы, поясняющие основные положения глав, карты ключевых образов (соответственно их делению по тематическим уровням) и 26 образцов текстов причитаний из архивного фонда фольклорных материалов Вологодского областного детско-юношеского центра традиционной культуры.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении даётся краткая историческая справка о границах Вологодской области, раскрываются теоретические положения исследования: понятия художественного образа и образности, средства создания словесного образа и специфика образности фольклорного обрядового текста. В историографическом разделе введения сделан обзор записей похоронных и поминальных причитаний, а также исследований, посвящённых их изучению.

Понятие художественного образа имеет ключевое значение для понимания природы художественного творчества в целом. Не случайно образность рассматривается учёными в связи с понятиями стиля (В. П. Аникин) и поэтического языка (Г. О. Винокур, А. Н. Веселовский)14. Литературоведение базируется на понятиях образа и образности, в лингвистике они появляются, когда заходит речь об особой художественной функции речи. В фольклористике работ, посвящённых этой проблеме, немного. В первую очередь, глава в учебном пособии «Теория фольклора» В. П. Аникина, кроме того, отдельные замечания А. Н. Веселовского, В. Я. Проппа и др. Виднейшие учёные-филологи стремились «поддержать филологический характер языкознания и литературоведения, обращаясь к изучению языка как орудия литературы и культуры»15.

В работе с текстами под образами понимают конкретные составляющие художественного целого, которые в свою очередь также

14 Аникин В. 17. К зависимости стиля от образности (общетеоретический аспект) // Фольклор. Поэтическая система. - М., 1977.-С. 144-161; Винокур Г. О. О языке художественной литературы. -М., 1991; Веселовский А. Н. Историческая поэтика. -М., 2006.

15 Горшков А. И. Лекции по русской стилистике. - М., 2000. — С.11.

обладают внутренней целостностью. Единство и осмысленность всех отдельных частей образа производит впечатление красоты. Этому способствует и «выключенность» образа из фактического ряда, его особое существование в координатах истинности и ложности. Художественный образ преображает реальность, он включает в себя личностно-авторское начало, если речь идёт о литературе, или коллективно-субъективное - в фольклоре.

Исследуя образы души, смерти и бессмертия в причетах, мы обращаемся к народному сознанию, преображающему действительность, а не к денотату. В системе образов отразилась духовная работа многих поколений по осмыслению феномена смерти. И. А. Голованов исследует «константы традиционной культуры, воплощённые в русском фольклоре как результат постоянного духовного поиска людей», разрабатывает категорию «фольклорного сознания» - «осмысление человеком мира в формах фольклора: через фольклорные мотивы, образы и сюжеты»16. Образность причитаний -одно из проявлений фольклорного сознания, на основании которого можно выделить особенности репрезентации онтологических и аксиологических констант в обрядовой поэзии.

В семиотическом аспекте художественный образ - это знак, для его существования необходим адресат, владеющий культурным «кодом». Художественное слово не сообщает информацию в готовом виде, а будит в адресате его собственную фантазию, индивидуальную и родовую память17. Для более полного понимания образа, а значит, идеи, которую он несёт, необходим «перевод», комментарий, которым служит, в том числе, филологический анализ художественного текста. Образ словесно выражен и отчасти соотносится с реальной действительностью, но не тождественен ей. Образы существуют в тексте причитания, влияют друг на друга, связаны между собой, могут быть объединены в группы по содержательному признаку (например, растительные, архитектурные и др.). Кроме того, они связаны со всей системой русского фольклора и со сходными обрядовыми текстами других народов. Значение художественного образа раскрывается двояко: по отношению к другим образам в тексте причитаний и по отношению к мифопоэтической картине мира в целом.

В исследовании образы представлены в соответствии с их тематической классификацией. В художественной системе текста

16 Голованов И. А. Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (XX - XXI вв.). -Челябинск, 2009.

17 См. об этом, например: Потебня А. А. Эстетика и поэтика. - М.,1976.

причитания они присутствуют в своей целостности и взаимодействуют друг с другом, поэтому не всегда возможно отделить образы разных уровней один от другого. И всё-таки разделение образов по темам уместно не только для удобства рассмотрения - на каждом тематическом уровне в полной мере воплощается идея, мысль, заложенная в причитании.

Исходя из индуктивного анализа текстов причитаний, мы разделили их ключевые образы на три тематические группы (что соответствует трём главам исследования).

В первой главе «Мир человека» рассмотрены образы, связанные с телом человека и творениями его рук. Миру человека в причитаниях присуща диалогичность, строгая бинарность. Образы делятся на две группы: принадлежащие причитальщице с сиротами и умершему. К важным образам мира человека в вологодских причетах относятся части тела: сердечко ретивое, очи ясные, правая рученька, ноженьки резвые', платье, строения (дом — высокий терем, церковь, новый дом -гроб), части дома (сутки, печь, окно и другие), действия (хождение, махание), звуковые проявления чувств человека (голос, благословение, слово, плач). Для создания образа используется приём метонимии: части дома могут заменять дом в целом; след, походка, головушка служит для обозначения человека как такового.

В разделе «Образ дома» рассматривается дом как важнейший пространственный ориентир и смысловой центр в народной обрядности, воплощение порядка, модель космоса и человека. Мир мёртвых во многом подобен миру живых, подобен и - противоположен. Поэтому и образ дома предстаёт в двух проявлениях: дом как жилище человека и дом антимира, «жилище умершего». Дом антропоморфен, через него представлены изменения, происходящие с человеком. Образ дома создаётся с помощью олицетворения: терем горюет, обливается слезами, сиротеет. Как человек живёт в доме и покидает его, так душа живёт в теле человека. Разрушение жилища при утрате жильца имеет не только конкретно-бытовой аспект, но и бытийный (смерть). Картина разрушения реалистична, изобразительна, а на символическом уровне пустой дом - образ тела, оставленного душой.

В разделе «Образ человека» показано, как в художественной системе причитаний отражены изменения, происходящие с телом умершего (неподвижность, разъединённость частей тела). Характеристики тела причитальщицы и сирот приближаются к описанию умершего, что служит доказательством их горя и промежуточного положения между миром живых и миром мёртвых.

Для создания образа человека важны такие проявления телесности, как слёзы, голос, образ письма-грамотки на тот свет, написанной слезами и словами. Они служат мостом и дорогой между миром живых и миром мёртвых. Душа приравнивается к дыханию и движению. Отглагольными существительными выражены действия, которые невозможны для тела умершего. Причитальщица просит душу вернуться в тело, а действия — в соответствующие его части: хоженьице в ноги, держаньице-маханьице в руки, говореньще в уста и т.д. Речь идёт о возвращении жизни на время поминального «гостевания» умершего в доме родных. В причетах описывается, как сироте видится покойник, возвращающийся с кладбища домой: его движение затруднено, иногда возникает образ костыля, на который опирается умерший - свидетельство его принадлежности тому свету. В следующих за фрагментом строках причитальщица указывает на обманность, невозможность такого видения (глупая я, неразумная: с того свету белого не выходит выхожденьицё). Обращение гостья милая-невидимая относится к душе, приглашённой на поминки. Вне тела она невидима. Образно связаны тело и одежда: душа оставляет тело, как изношенное платье, в поминальных плачах душа вновь «одевается» в тело (держаныще в руки, как руки в рукава и т.д.).

Вторая глава «Мир природы» посвящена анализу природных образов причитаний. Символизм народной поэзии оформился в результате развития приёма психологического параллелизма. Тексты причитаний вписывают участников обряда в мир природы, закономерности которого лучше поддаются наблюдению и осознанию. Аналогии между внутренним космосом человека и макрокосмом природы подверглись типизации, превратились в постоянные иносказания. За явлениями действительности закрепились словесные обозначения. К важнейшим природным образам в фольклоре можно отнести растительные, зооморфные и образы стихий. Каждая из этих групп представляет собой подсистему, в которой образы соотносятся друг с другом внутри текста и с более широким системным контекстом.

Образ птицы част в обращении к умершему (что связано с символическим уподоблением души птице), а также для обозначения сирот и причитальщицы. Особенно значим образ кукушки. При обращении к стихиям появляется образ серых гусей. Гуси (образное воплощение ветра, носящего души предков) служат связующим звеном между двумя мирами.

В разделе «Образы растений» рассмотрены растительные образы, служащие для обозначения людей, предметы быта, сделанные из

дерева, образ леса как преграды, значение травы и кустарников в причитаниях. С растениями связано и образование границы между тем светом и этим. Если растения символизируют жизнь, естественную смену поколений и возрастов, то и забвение умершего предка происходит по причине безостановочности жизни, её продолжения, несмотря на утрату одного из членов социума.

Названия растений и птиц часто используются для обозначения человека (в формах метафоры, параллелизма, образного обращения). В целом, эти образы можно разделить на имеющие однозначно положительную символику (лебедь, голубь, цветок) и соотносящиеся с отчуждением, горем (кукушка, крапива, сухая трава). Первые связаны с умершим, который идеален, но погублен (цветок сорван, птица должна улететь), а вторые - с причитальщицей и покинутыми близкими, которых она представляет. Причитальщица, как кукушка, выговаривает горе, и тем самым несёт его (озвучивает - закрепляет невозвращение ушедшего), поэтому в образной системе причитаний ей принадлежит особое место. Название сирот сближается то с умершим (голубушка, лебедь белая), то с причитальщицей (кукушечки, подкошенная травинка). Особо называются (жалеются) дети, оставшиеся без родительской заботы: пташки безгнёздые и недозрелые ягодки, недоцвелые цветики. Это часть развёрнутой метафоры семьи (рода) -дерева, у которого отец - корень, члены семьи - ветви, а дети, будущее рода - цветы и плоды. При отрубании (засыхании) корня гибнет весь дом. Если плоды оторваны от корня преждевременно, существование растения оказывается напрасным.

Раздел «Образы стихий» посвящён образам земли и воды как границы миров, образу грозы, сер-горюч камня, небесных светил в обращениях к умершему, образам огня и воды в жизни человека. В окружении действующих лиц обряда присутствуют растения и стихии, выражающие идею неподвластности обстоятельств воле человека. Мир природы - мир чужой, враждебный. Граница, образуемая всей совокупностью стихий, непреодолима для человека прежде или после срока смерти, но преодолевается в этот срок.

В третьей главе рассмотрен «Мир абстрактных представлений». Абстракции чужды мифологическому сознанию. Понятия времени, пространства, тоски, смерти мыслятся через их конкретное наполнение или материализуются в природных и антропоморфных образах.

В разделе «Образы времени и пространства» показаны особенности хронотопа в причитаниях. Время и пространство в них

структурированы, детализованы. Ключевой образ «праздника»18 - точка отчёта времени и пространства, начало пути (дороги на тот свет, являющейся сверхобразом причитаний, объединяющим все тематические уровни). Праздник - это проявление сакрального времени, в пространственной организации он представляет собой центр, к которому сходятся дороги гостюющих (поминающих, провожающих, поминаемых) родственников и предков, чьи души приглашаются за поминальный стол.

Пространственные центры: дом (в доме - красный утоп-суточки) и могила (гроб) - имеют ключевое значение как организующие два противопоставленных друг другу мира: мир живых и мир мёртвых. Другие пространственные образы (деревня, улица, крыльцо, погост, кладбище) выстраиваются вокруг этих центров. На уровне поэтики текста это находит отражение в приёмах ступенчатого сужения образов, аналогии, антитезы.

Схема к главе 3.

Пространственная организация причитаний

Погост, буево Кладбище широкое Ограда

Этот свет

Деревня Улочка широкая

Двор-город Высокий терем Светлая светлица Суточки

Н-Н^ °6<

Душа умершего перемещается из красного угла (суточек) в могилу, переход происходит мгновенно (что передаётся глаголом улететь) и из центра в центр. Родственница, пытающаяся догнать и

18В традиционной культуре «праздником» называют нерабочее (праздное) время, связанное с выполнением каких-либо обрядов (сакральное время). Поэтому в текстах причитаний появляется образ похорон - «праздника»: «собрались мы, лада милая, на последний твой праздничек». Оппозиция «сакральный — профанный» нейтрализует оппозицию «хороший — плохой».

удержать умершего, ходит по периферии - ищет оплакиваемого в деревне, на улице, по всему дому, по всему миру живых. Не найдя, она отправляется на кладбище, ходит по кладбищу, заглядывает в могилу (но место нахождения умершего - гроб - ей не доступен). Связь мира живых с миром мёртвых затруднена (образ заросшей дорожки), обратная связь невозможна (через лес и море только иногда может пройти благословение умершего). Объединяет пространства кладбища и деревни, мир живых и мир мёртвых, третий пространственный центр: образ церкви. Через неё проходят дороги и оплакиваемого, и причитальщицы, туда приходят горюющие родственники, там находится оплакиваемый. Располагаясь на пути от дома к кладбищу, церковь служит центральным пространственным образом причитаний. На важность образа указывает постоянство его появления в текстах причётов, в утвердительной или отрицательной конструкции, в зависимости от внетекстовых факторов (стоит церковь соборная — нету церкви соборной).

Похороны — это обряд перехода. Его сущностью является перемещение из одного пространства в другое для восстановления равновесия. Гармония нарушена тем, что в социуме есть субъект, не принадлежащий миру живых, но сохраняющий прежние связи с хозяйством и другими людьми. Причитания помогают перевести его через границу между мирами, географически — между деревней и кладбищем. Всё художественное время причитаний негативно окрашено, при этом часто подчёркивается сакральность времени, что закономерно для обрядового текста. Время похоронного и поминального обрядов -плохое время. Хорошее время отнесено в прошлое и будущее. Прежние (досельные) времена до смерти оплакиваемого - вариант мифологического времени до первой смерти, золотого века, также как и рай, куда должна отправиться душа умершего предка. Происходит временная инверсия и смыкание прошлого и будущего в наречиях по-старому, по-прежнему в обращениях к душе с призывом встать. Это время цельно и бесконечно. Время поминальных дней и гостевания умершего, напротив, структурировано, разделено на часы-минуточки, течет неравномерно. Это неправильное время: смерть и разлука преждевременны. Убыстрение (замедление) течения времени как будто компенсирует преждевременность смерти и приближает переход душеньки на тот свет.

Разделение времени по частям суток, а пространства - по сторонам света служит для более зримого выражения идеи «никогда» и «нигде» («всегда», «везде»). Наиболее значимым временем суток является утро,

стороной света - восток. Причёты сопровождают похороны и поминки, которые чаще всего приурочены к первой половине дня. Кроме того, утро - это время перехода от ночи ко дню, то есть, начало нового состояния, как и похороны. В образе вечерней зари также акцентируется её соединительная функция. Образ утра связан с началом дороги, соединяющей тот свет и этот.

Структурирование времени и пространства причитаний связано с образом дороги. Это дорога причитальщицы к кладбищу, идущая через пространство дома, двора, деревни. Это сорокадневный путь души умершего на тот свет. Причёты служат своеобразной картой этого пути.

Важнейший элемент пространственно-временной организации -граница, пространственно показанная через природные образы леса, болот, реки. Временная компонента выражается в приуроченности причетов, наиболее ярко раскрывающих эти образы, к сороковому дню. В тексте граница представлена в первую очередь природными образами преграды. Пространство за границей, напротив, имеет временное выражение: веки вечные, житьё вековишное.

В соответствии с христианскими представлениями сорок дней поминального цикла соответствуют сорока дням пути души из мира живых в своё новое вечное пристанище. Народное сознание помещает весь этот путь в зависимость и близость от дома (душа приходит домой питаться и мыться, как будто делает стоянки на пути). Но длительность этой дороги измерена, и как не изменить метров и километров длины реальной дороги, так сосчитаны часы-минуточки этого пути. Причитальщица подбадривает душеньку: впереди её ждёт жйрушка бесконечная, жизнь хорошая. Дело причитальщицы — проводить оплакиваемого, наделить необходимым («новым домом», яствами, платьем, ласковым словом) и запереть двери (закрыть обрядом обратный ход), дело души - пройти тяжёлый путь, от прежней жизни до жизни вечной.

В разделе «Образы состояний» рассмотрен образ смерти. В широком смысле, все образы причитаний являются иносказательным образом смерти. В данном параграфе рассмотрены употребления собственно слова «смерть», а также антропоморфный образ смёртушки скорой, от которой родственники пытаются откупиться. Категориями, приближающимися к смерти, являются на телесном уровне - старость и болезнь, на душевном - тоска, с точки зрения внешнего облика - сон. Все они присутствуют в причитаниях, иногда материализуясь в предметные образы (полотенце, камень), иногда оставаясь описанием состояний. Важнейшими оппозициями здесь являются тяжесть -

лёгкость, движение - неподвижность; как вариант: лёгкое движение — затруднённое. Подобно тому, как причитальщица в поисках умершего постепенно подходит к дому, замечая улицу, деревню, ограду, порог, или к могиле мимо церкви и погоста, она постепенно подходит и к определению состояния смерти. В причёте присутствуют образы промежуточных состояний, близких к ней по внешнему виду (болезнь, старость, сон). Но смерть отличается от них - прежде всего своей скоростью и непоправимостью.

В Заключении перечислены наиболее значимые для вологодских причитаний образы, выделены важнейшие приёмы их создания. В числе последних - приём исключения единичного из множества, подчёркивающий одиночество и беззащитность сироты; психологический параллелизм человека с растением: детей с ягодками, отца с корнем, смерти с засыханием; семантическая нагруженность приставок и суффиксов (например, недозрелую ягодку и недоспелую яблоньку мы относим к одному типу образа: плод, не успевший дать жизнь новому растению). Важнейшим способом связи участников обряда с различными тематическими уровнями художественного иносказания служит метафора. Как показало исследование, традиционная система метафорических замен в причитаниях сохраняется, хотя её стройность утрачивается. С метафорическим обращением соседствуют прямые наименования, что свидетельствует о забвении сакрального смысла. Взамен появляется ритмический повтор и присутствие образа одновременно в двух ролях: обыденной и сакральной (например, сестры и лебеди). Формула невозможного выражает идею невозможности противления смерти и возвращения умершего к жизни, объединяет образы всех тематических групп и является важнейшей художественной особенностью причётов.

На каждом тематическом уровне есть образы, соотносящиеся с адресатом (сухое дерево, голубь, гроб, крепкий сон), с причитальщицей (травинка, кукушка, пошатнувшийся дом, тоска), с изменившимся миром (засыхание, разрушение дома) и с контактом между причитальщицей и умершим (говорение-плач, церковь, гуси, ветер, ангелы). Новый мир предстаёт как изменение умершего и сироты (разрушение тела, дома). Выделенные нами уровни образов существуют не изолировано. Например, лес, будучи растительным образом, входит в состав устойчивого сочетания «огонь - вода - лес» и тем самым уподобляется стихиям. Обращение к ветру-грому в поминальных причетах включает в себя орнитоморфный образ гусей. Уподобление человека птице ведёт за собой образ дома-гнёздышка.

Камень, будучи образом стихийным (земля, гром) часто тождественен остывшему сердцу покойника или тоске на сердце сироты. Образ заросшей дороги является ключевым для причитаний. Дорога - это сверхобраз, раскрывающийся на всех уровнях образности. Фактически вся художественная система причитаний подчинена идее перехода, поэтому образ дороги частично рассмотрен нами во всех параграфах практической части.

Особенность художественной образности причитаний состоит в сочетании утилитарного обрядового смысла и поэтической красоты образа. Первое таит в себе сакральное значение, мифологический и духовный смысл, второе - влияет на эмоциональное восприятие причетов и позволяет им жить даже в условиях, когда исполнительницы сами не помнят исконного смысла текста. Специфика образности причитаний связана со стилем этого жанра. Элемент представления в образах причитаний ослаблен, хотя и присутствует. Так, например, для передвижения по воздуху душа имеет крылья, но часто она летит при этом под землю, и, приобретая орнитоморфный облик, не утрачивает антропоморфного. Причитания имеют много общего с колыбельными песнями и по ряду признаков их можно отнести к эмоционально-экспрессивному стилю. Как показало исследование, основные образы причитаний несут в себе сильный понятийный элемент. Образы служат для осознания явления смерти, сиротства, их значение выходит за пределы конкретно-бытового предмета, а «стремление поднять все образные действия до уровня передачи общего смысла»19 служит чертой иносказательного стиля.

В диссертационном исследовании выявлены образы, различающие восточную и западную локальные традиции внутри Вологодской области. Для восточно-вологодских причетов ключевыми следует признать природные образы: недозрелая (недоспелая) ягода / недорослая травонька, сухое корение, птица (голубушка, кукушка, сокол-лебедь-ласточка, гуси). Можно сказать, что за каждым участником обряда закреплена его «птичья» ипостась. Умерший, сироты, причитальщица и сама смерть в виде душ умерших ранее предков представлены на орнитоморфном уровне как голубь, ласточки-соколы, кукушка и гуси соответственно.

На западе Вологодской области значение растительных и орнитоморфных образов меньше. Хотя метафорическая замена

" Аникин В. П. Теория фольклора. Курс лекций. - М., 2004. - С.216.

голубушка сохраняется и там, основным обращением к умершему служит гостья милая, невидимая. Образ кукушки тоже встречается реже.

В обращении к стихиям в поминальных причитаниях (мотив оживления покойника) наблюдаются различия в разных локусах Вологодской области. Кроме ветров буйных, тучи грозной, мелких дождиков (что является общим для всей территории), в обращении присутствуют персонифицированные образы. На востоке области это гуси серые, на западе - ангелы (в записи начала XX в. - даже Христос истинный). В причетах западных районов можно отметить большую важность таких понятий, как «душа» и «тело». Само слово «тело» встречается здесь в двух контекстах — в обращении к стихиям {вы вложите в тело душеньку) и в приглашении в баню (платьице позамаралося, телушко поистрепалося). Образ бани является ключевым для запада Вологодской области.

Можно говорить о большей значимости природного уровня в восточно-вологодских причетах и образов, связанных с человеком, на западе области. В этом проявляется избирательность народной памяти - актуальными становятся не просто те или иные образы, а разные уровни иносказания.

Специфическими являются образы Забыть-реки в Кадуйском районе (запад Вологодской области) и Реки с заросшими берегши - в Никольском (восток). Первый относится к миру умершего (окончательный переход границы жизни и смерти), второй - к миру горюющих, потерянных между двумя берегами. В обоих случаях актуализируется символика берегов как разных миров и водною пространства между ними как состояния промежутка. Образ реки отражает древнейшие представления похоронно-поминальной мифологии евразийцев и других народов мира.

Образная система Вологодских причетов — региональное проявление общерусской образности данного жанра. Многое роднит исследуемые тексты с текстами других регионов, а также других славянских и неславянских традиций, но есть нюансы, характерные только для Вологодской области и отдельных локусов внутри неё. В разных районах по-разному проявляются общерусские черты причётов, в частности, варьируется актуальный набор образов. В целом же регион сохраняет общерусские образы плача, а жанр частично остаётся продуктивным на данной территории.

В диссертации выделены образы, наиболее значимые для вологодских причитаний похоронно-поминального цикла. На разных уровнях образности раскрывается основная идея причитаний: дорога с

этого на тот свет не имеет возврата. Этот путь невозможно отложить или пройти раньше положенного времени, он сложен и загадочен. Долг живых - помочь умершему родственнику пройти эту дорогу, направить его голосом, словом. Сам факт причитания смягчает трагичность его содержания: возможность поддерживающего участия в смерти другого через поэтический текст частично нейтрализует чувство бессилия перед ней. Вариативность способов выражения, множественность кодов (зоологический, растительный и т.д.) создаёт образное богатство и художественную неповторимость фольклорного плача.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Югай Е. Ф. Растительные образы в вологодских причитаниях: живое и мёртвое // Традиционная культура. - М., 2009. - № 3 (35). -С. 17 - 26. (0,62 п.л.)

2. Югай Е. Ф. «Гуси серые»: образы птиц и ветра в причитаниях на Вологодчине // Русская речь. - М., 2009. - № 3. - С. 110 - 114. (0,31 п. л.)

3. Югай Е. Ф. «Птичьи» обращения в причитаниях на Вологодчине // Русская речь. - М., 2009. - № 4. - С.110 -113. (0,25 п. л.)

4. Югай Е. Ф. «Ой, заросли уж у ладушки все пути да дороженьки...»: празднование Тихвинской иконе Божией Матери в Аргуновском сельсовете Никольского района // Вологодский Лад. -Вологда, 2010. - № 4 (20). - С. 216 - 219. (0,25 п. л.)

5. Югай Е. Ф. «По тому свету белому»: отражение языковой картины мира севернорусского крестьянина в текстах похоронных причитаний Вологодской области // Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Серия «Филология». - Т. 20 (59). -Симферополь, 2007. - № 3. - С. 370 - 373. (0,25 п. л.)

6. Югай Е. Ф. Вологодские похоронные причеты: к проблеме разграничения общерусского и локального в фольклорном тексте // Культура народов Причерноморья. - Симферополь, 2007. - №110. - Т.2. -С. 330-331. (0,25 п. л.)

Подп. к печ. 21.06.2011 Объем 1,25 п.л. Зак. № 68 Тир. 100 экз.

Типография МГТГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Югай, Елена Фёдоровна

Введение.

Вологодская область. Локальное и региональное в фольклоре.

Теория художественного образа.

Степень изученности проблемы, новизна и актуальность исследования

Глава 1. Мир человека.

1.1. Образ дома.

1.1.1. Дом живых.

1.1.2. «Новая горенка».

1.1.3. Антропоморфность дома.

1.2. Образ человека.

1.2.1. Изменения, происходящие с телом умершего.

1.2.2. Тело и одежда.

1.2.3. Изменения, происходящие с человеком, переживающим утрату.

1.2.4. Голос, слёзы, письмо-грамотка.

Выводы.

Глава 2. Мир природы.

2.1. Образ птицы.

2.1.1. Обращение к умершему.

2.1.2. Сироты и причитальщица.•.

2.1.3. Образ птицы и обращение к ветру.

2.2. Растительные образы: живое и мёртвое.

2.2.1. Растительные образы, служащие для обозначения людей.

2.2.2. Предметы быта, сделанные из дерева.

2.2.3. Лес как преграда.

2.2.4. Значение травы и кустарников в причитаниях.

2.3. Образы стихий.

2.3.1. Земля и вода как граница миров.

2.3.2. Гроза. Сер горюч камень.

2.3.3. Небесные светила.

2.3.4. Огонь и вода в жизни человека.

Выводы.

Глава 3. Мир абстрактных представлений.

3.1. Образы времени и пространства.

3.1.1. «Праздник» как временной и пространственный центр.

3.1.2. Время суток. Времена года. Стороны света.

3.1.3 Пространственная организация причетов. Образ дороги.

3.1.4. Поминальное время в причётах. Путь на тот свет.

3.2. Образы состояний.

3.2.1. Употребление слова «смерть» в причётах.

3.2.2. Сон, тоска, старость и нездоровье.

Выводы.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Югай, Елена Фёдоровна

Причитание - художественно разработанный жанр обрядового фольклора, обладающий богатой образностью и локальной вариативностью. Причитания сопровождают обряды инициации: свадьбу, похороны, проводы в рекруты. Похоронно-поминальные обряды - древнейшие в этом ряду. Основная идея причитаний передаётся через ключевые образы, созданные с помощью жанрово-обусловленных средств художественной выразительности, лексики, грамматики. В Вологодской области зафиксированы разные названия жанра: причет, причётка, причитание [СВГ, вып. 8, с. 71]. Чаще всего встречается наименование причёт. В данной работе слова «причитание» и «причёт» употребляются как синонимы. В составе похоронно-поминальных обрядов можно выделить причитания, которые сопровождают похороны на разных этапах (обнаружение смерти, вынос гроба, дорога на кладбище, сами похороны), причёты до сорокового дня (девятый, иногда двадцатый, тридцатый), обладающие особой значимостью причёты сорокового дня, и причёты, приуроченные к календарным поминальным дням (прежде всего, Троицкие). Причитания, исполняемые в день похорон, относят к похоронным, остальные - к поминальным. Исполнительница причётов может называться причёталъница, причётальщица, причётанница, причетанщица, причётница, причетница, причиталка, причитальница, причитателъница, плаче]а [СВГ, вып.7, с.66, вып. 8, с.71 — 72]. Личные чувства причитывающей женщины по отношению к умершему в классическом обрядовом тексте не важны. Когда мы говорим о человеческих образах в причитании, то речь идёт об обрядовых ролях. Можно сказать, что эти роли определяются самой художественной системой причитаний.

Вологодскими» причётами мы называем тексты, записанные на территории современной Вологодской области. Она включает в себя часть территорий бывших Вологодской, Новгородской и Олонецкой губерний.

Вологодская область. Локальное и региональное в фольклоре

Формирование территории и населения Вологодской области имеет богатую историю. В задачи нашего исследования не входит подробное рассмотрение вопросов истории и этнографии, отметим лишь, что существует две теории заселения Русского Севера. Согласно первой, славянское освоение этой территории приходится на ХП-ХУН вв. Исконное население было финно-угорским. Новгородские словене и кривичи проникли с верхней Волги и со стороны Белого Озера в бассейн Верхней и Средней Двины, верхней Ваги и Сухоны. Одновременно совершалось движение из Ростово-Суздальской земли по средней Сухоне, севернее на Вагу и Кокшеньгу и восточнее по Сухоне к Устюгу [Власова, 1997, с.48]. Соперничество новгородских и ростово-суздальских («низовских») феодалов на землях бывших чудских племен происходило сначала на крупных речных путях, а с XIV в. и в глубинных районах севера. В 1478 г. Москва положила конец соперничеству, включив земли в состав Московского государства. По источникам XV - XVI вв. жители севернорусских районов известны под своими территориальными наименованиями: «двиняне — жители Двины, устюжане - жители Устюжского края, важане - жители Ваги, сухонцы -жители Сухоны» [там же, с.49]. Население разных районов было неоднородно по происхождению: новгородцы (предки важан) и ростово-суздальцы (с ними связаны по происхождению кокшары, сухонцы, южане1) развивались в различных природных и исторических условиях. К XVII в. этнокультурные различия сглаживаются, что характерно и для Руси в целом.

В последнее время приобретает сторонников рассмотрение истории заселения Вологодского края с точки зрения «полярной гипотезы», согласно которой русское население было исконным на рассматриваемой территории [см. об этом Жарникова, 2003; Гусева, 2007].

1 Жители районов рек Кокшеньги, Сухоны и Юг соотвественно

До XV в. западные районы нынешней Вологодской области входили в Новгородскую землю, центральные и восточные — в Ростовскую. Позднее они влились в состав Московского государства. С 1708 г. территория принадлежала Архангелогородской и Ингерманландской губерниям, с 1727 г. западная часть вошла в Новгородскую губернию, а в 1780 г. из Архангелогородской губернии было выделено Вологодское наместничество, которое включило в себя Вологодскую, Великоустюгскую и Архангельскую провинции. В 1796 г. в юго-восточной части территории была образована Вологодская губерния.

Череповецкая губерния (Тихвинский, Устюженский, Череповецкий, Кирилловский и Белозерский уезды) выделилась из Новгородской только в XX в. Тогда же часть уездов Вологодской губернии были объединены в Северо-Двинскую губернию с центром в Великом Устюге. В 1927 г. Череповецкая губерния вошла в состав Ленинградской области. В 1929 г. был образован Вологодский округ, в состав которого вошли Вожегодский, Вологодский, Грязовецкий, Кокшенгский, Кубено-Озерский, Леденгский, Сокольский, Сямженский, Толшменский, Тотемский, Усть-Кубинский, Харовский, Чебсарский и Шуйский районы. В 1937 г. произошло разделение Северной области на Вологодскую и Архангельскую, к Вологодской области были присоединены земли Ленинградской области, в том числе Череповецкий, Мяксинский, Пришекснинский, Петриневский, Кирилловский, Чарозерский, Вашкинский, Белозерский, Бабаевский, Кадуйский, Чагодощенский, Устюженский и Вытегорский районы.

В настоящее время Вологодская область входит в Северо-Западный федеральный округ, граничит на севере с Архангельской, на востоке - с Кировской, на юге - с Костромской и Ярославской, на юго-западе - с Тверской и Новгородской, на западе - с Ленинградской областями, на северо-западе с Республикой Карелия и включает в себя 26 районов (см. npiui., карта 1). Вологодским краем называют территорию Вологодской губернии второй полововины XIX - начала XX в. или (с некоторыми изменениями) современной Вологодской области {см. прил., карта 3).

Вопрос о соотношении регионального, локального и общерусского в фольклоре решается неоднозначно. В. П. Аникин отмечает, что если речь идёт о регионах, «то их следует прежде всего выявить, установить границы, создать карты, к чему обязывают требования академической науки» [Аникин, 2004, с.386]. Можно признать бассейн реки Сухоны (см. карты напр. Ефименкова, 1980 и Русская свадьба, 1985) отдельным локусом, тогда как восточные земли и Вытегорский район предположительно будут примыкать к Ленинградской области и Карелии. В нашем исследовании все эти земли рассмотрены в единстве, т.к. они уже на протяжении века объединены общей границей, а мы опираемся на тексты, собранные во второй половине XX в.

В фольклористике в термины «региональный» (от лат. Regionis — обширный регион, соответствующий нескольким областям) и «локальный» (от лат. Localis - местный) вкладывается разное значение. «Фольклорная традиционная культура в своем конкретном наполнении всегда региональна и локальна» - считает Б. Н. Путилов [Путилов, 1994, с. 144]. Учёный связывает определение региональности с этническим коллективом, занимающим определённое географическое пространство. Понятия «региональный» и «локальный» находятся в иерархической связи. Локусами, определяющими специфику фольклорных произведений, могут считаться единицы разного уровня: деревня, «микролокальные традиции» родовых коллективов, семей. При более крупном делении общерусской традиции - выделении регионов -фольклористы опираются на данные истории и этнографии, учитывают совокупность особенностей, присущих фольклору территории. Региональное соотносится с общенациональным, но отношения между различными местными традициями должны рассматриваться как несоподчинённые: развитие различных традиций шло «параллельно» (равноправно), а не «пучкообразно» (т.е. из общего центра). Из этого следует, что «региональные/локальные традиции невозводимы к единой, «центральной», «изначальной» традиции, все они связаны с другими аналогичными традициями». «В его функциональной плоти» фольклор существует только как локальный, тогда как понятие «общенародный» обретает свою реальность на уровне отношений между различными локальными традициями, на уровне обобщений и универсалий. Методологическое следствие положения в том, что «любая местная фольклорная культура <.> представляет нечто самостоятельное и самоценное, заслуживающее специального, если угодно, монографического рассмотрения» [там же, с.147].

С другой стороны, В. П. Аникин в курсе лекций «Теория фольклора» предупреждает об опасности превращения «общерусского» в «призрачный и неуловимый» фантом, в случае если всё, записанное в той или иной области будет рассматриваться только с позиции регионального: ведь все записи сделаны в той или иной местности. «Соотношение общерусской традиции и её местных проявлений идентично соотношению общего и единичного, <.> конкретное неотделимо от общего, которое составляет суть единичного и конкретного» [Аникин, 2004, с.372]. Вместе с тем, он указывает, что недопустимо делать выводы об общерусских свойствах того или иного жанра на основании одной отдельно взятой локальной традиции.

Стремление отделить в локальных записях общерусское от специфического приводит В. П. Аникина к необходимости по-иному определить термины «локальный» и «региональный»: как выражающий общерусское и противопоставленный ему. «Традиционный фольклор не может не носить общенародного общерусского характера», - замечает учёный, но происходят локальные модификации традиции, а в условиях автономного развития устного творчества возникают факты, позволяющие говорить о его «региональной неповторимости» [там же, с. 366 - 367]. При этом Аникин употребляет термин «локальное» для обозначения любых фольклорных явлений определённого региона, конкретной реализации общерусского («Локальное - это общерусское в местном проявлении» [там же, с.368]), а «региональное» для обозначения самостоятельных черт этих явлений, не свойственных «общерусской» традиции. «Всё региональное локально, но не всё локальное регионально» [там же].

Анализируя современные ему исследования в области особенностей фолькора той или иной местности, Путилов указывал, что «трудность региональных исследований не в отыскании некоей доминанты, чего-то необычного, выпадающего из привычного набора признаков <.>, а в анализе специфики «общеизвестного» и широко распространенного» [Путилов, 1994, с. 152]. В. П. Аникин пишет, что компоненты фольклорных жанров (сюжеты, мотивы, образы) принадлежат общему для русского фольклора фонду, но на долю местной традиции остаётся избирательность и композиционные особенности. Локальность может сказываться и «отрицательными» проявлениями: отсутствием жанров, образов, мотивов.

Специфика общего может быть рассмотрена на разных уровнях. Произведения могут принадлежать, допустим, общерусской, северорусской, вологодской и тотемской традициям. При этом могут быть применены термины «региональный», «локальный» и «микролокальный» в трактовке Б. Н. Путилова. В предисловии к сборнику статей, посвящённых культуре Гороховецкого края, А. С. Каргин отмечает, что «локальность не является самодовлеющей чертой. Она диалектически соподчинена с общенациональной - то есть русской, с субареальной - то есть мещерско-поволжской региональной фольклорной традицией» [Каргин, Смолицкий, 2004, с. 10]. Интересна для рассмотрения иерархическая взаимосвязь уровней традиции. Соотношение особенностей различных локусов внутри региона исследовано В. А. Лапиным касательно Ленинградской области. Сопоставив три локальные традиции, он пришёл к выводу, что на уровне «исторически наиболее поздних песенных слоев» «традиции почти не отличаются друг от друга», однако на уровне глубинных слоев фольклора обнаруживаются различия, которые «могли возникнуть только вследствие разных исторических и этнокультурных судеб исследуемых районов» [Музыкально-песенный фольклор, 1987, с.7-17]. Под «локальным» здесь понимается присущее более частным единицам, локусам Верхнего Подужья, Киришского района и др., а под «региональным» - специфическое для региона Ленинградской области.

При изучении региональных традиций нужно учитывать фон культуры других регионов и такое явление как «вторичная региональность»: влияние миграции, обмена культурными материалами. Социальные контакты внутри административно закреплённой области теснее, чем с пограничными областями, что способствует формированию локальных традиций, совпадающих с официальным территориальным делением. Вопрос о возникновении региональной специфики представляет значительный интерес, хотя он не входит в задачи нашего исследования. Обычно фольклорная региональная специфика объясняется «внешними» (внефольклорными) факторами: различием природного окружения, исторических обстоятельств, хозяйственного и бытового уклада. Но существуют и другие важные факторы: историческая этническая преемственность (поддержание и продолжение традиции), отражение более ранних состояний: пережитков племенных различий и т.д. Чёткие границы локальных традиций можно установить далеко не всегда.

Локальное деление Вологодской области и изученность причётной традиции (см. прш., карта 2). Исследователи решают проблему изменчивости административных границ Вологодской области по-разному. И. А. Морозов и И. С. Слепцова указывают, что книга «Круг игры» в основном написана «на материале центральной части Европейского Севера России», в скобках уточняется: «Вологодский край» [Морозов, Слепцова, 2004, с. 10-11]. Обращается внимание на то, что исследование старых этнографических источников по Вологодской области осложняется изменением её границ: «западные границы проходили по бывшим Новгородской и Олонецкой губерниям, восточные границы бывшей Вологодской губернии простирались значительно дальше на восток и север», в результате рассматриваются материалы прилегающих областей как отражающие культурные «традиции, имеющие своё продолжение на территории современной Вологодской области» [там же, с.26-27]. Поскольку в задачи книги входит максимально полное описание игрового фольклора центральной части Европейского

Севера России, привлечение данных смежных территорий оправдано - это значимо для построения целостной картины русского фольклора.

Исследования, посвященные свадьбе, напротив, ограничиваются каким-либо одним локусом: чаще всего, это Тотемский и Тарногский районы, реже - западная часть Вологодской области, что связано с маршрутами экспедиций, материалы которых ложатся в основу исследований.

Во введении к монографии «Русский Север» указывается, что Вологодский край включает в себя «три природно-экономические зоны, отличающиеся разной степенью заселённости, разными условиями для сельского хозяйства и промышленности» и т.д. [Русский Север, 2001, с.5]: во-первых, центральная зона — вдоль Сухонодвинского пути; во-вторых, СевероЗападная зона - Каргопольский край, юго-восточная часть Онежского озера (Вытегра) и Устюжено-Белозерский край, и, третье, Усть-Сысольский уезд. Вследствие того, что многие территории не принадлежат современной Вологодской области, деление в нашей работе будет отличаться, граница между первой и второй зоной принимается нами как граница современной восточной и центральной частей области. Нам представляется целесообразным разделять локусы юго-восточной (восточной), центральной и северо-западной (западной) частей, оставаясь внутри административных границ современной Вологодской области. Область включает в себя несколько локальных традиций и соответственно несколько традиций изучения.

К западной относятся земли, лежащие на дороге Вологда - Новгород: Бабаевский, Белозерский, Вашкинский, Вытегорский, Кадуйский, Кирилловский, Устюженский, Чагодощенский, Череповецкий и Шекснинский районы. Территория входила в состав Новгородских земель, потом - Ленинградской области, в настоящее время центром её является Череповец. Причётная традиция запада Вологодской области фиксировалась и изучалась петербургскими и вологодскими учёными . Пограничная с

2 См. напр.: По следам Линйвой, 2002. Статьи, посвященные проблемам изучения и собирания фольклора, а также плачевой культуре западного региона Вологоской области. Мехенцов, Лобкова, 1993, Календарные праздники и обряды 2000.

Карелией Олонецкая область (современная Вытегра) исследовалась вместе с карельскими причитаниями. К этим местам относятся записи, сделанные Н. С. Шайжиным [Шайжин, 1911]. Заметки по обрядам и верованиям крестьян Череповецкого уезда можно найти в «Этнографическом обозрении» (1895, №4 и 1900, №3). Несколько плачей этих мест вошли в сборники фольклора, сформированные по территориальному (например, «Сказки и песни Белозерского края» братьев Соколовых) или жанровому признаку (трёхтомник Е. Барсова3). В XX в. в этих местах работали Санкт-Петербургские музыковеды. Здесь же ведёт активную работу по собиранию фольклора МУ «Межпоселенческий центр традиционной народной культуры Череповецкого муниципального района» (МЦТНК Череповецкого района).

Центральная часть включает в себя Вологодский, Усть-Кубинский, Сямженский, Грязовецкий, Вожегодский, Верховажский, Сокольский и Харовский районы. Эти районы расположены вдоль дороги Москва -Архангельск, имеющей большое значение с XIV в. (Холмогорский тракт) по сей день. Вожегодский район делился между Кирилловским и Вельским уездами соответственно Новгородской и Вологодской губерний, исторически принадлежит как западной, так и центральной частям Вологодской области. Связь Верховажского и Сямженского района с центром сильнее, чем с востоком области, в силу природных и транспортных факторов. Сейчас причётная традиция центральной части области ослаблена или отсутствует, но некоторые записи были сделаны в начале XX в. (бывший Кадниковский и Грязовецкий уезды): два текста в «Великорусе» П. В. Шейна (запись Н. А. Иваницкого) [Шейн, 1900], несколько записей из архива кн. Тенишева. Причитания, представленные в «Народных песнях Тотемского уезда Вологодской губернии» [Малевинский, 1912] записаны на границе центральной и восточной частей области (бывший Тотемский уезд, современный Сокольский район).

3 В собрание включены записи, сделанные Е.В. Барсовым в Череповецком уезде Новгородской губеринн, современный запад Вологодской области, от Анны Лазорихи в 1870 г. [Барсов 1872, №3, №5].

Наиболее богата и исследована традиция востока Вологодской области: Бабушкинский, Великоустюгский, Кичменгско-Городецкий, Междуреченский, Никольский, Нюксенский, Тарногский, Тотемский районы (территория бывшего Тотемского и Никольского уездов). Районы расположены вдоль реки Сухоны. Эти земли входили в состав Вологодской области со времени её образования и по сей день, хотя границы области неоднократно менялись. Связанные речными путями (Сухона и её притоки), они образуют единую культурную общность4. В этих местах работали фольклористы и этнографы М.Б. Едемский, Н. А. Иваницкий. В конце XIX в. П. А. Дилакторский публиковал материалы по свадебному обычаю в Тотемском уезде (напр., «Этнографическое обозрение», 1899, кн. 42, №3). Однако публикаций похоронных и поминальных плачей за это время мало: один текст в книге песен, собранных Ф. М. Истоминым и С. М. Ляпуновым [Истомин, Ляпунов, 1899]. Ценным фиксированием состояния причётной традиции конца XIX в. по всей территории Вологодчины служат материалы «Этнографического бюро» В.Н. Тенишева. Том 5 издания «Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы» посвящён Вологодской области, в том числе матераилы Никольского и Тотемского уездов. В 1975 пять текстов было напечатано в сборнике «Никольские песни, записанные в Никольском районе Вологодской области» [Никольские песни, 1975]. Основным и ценным источником служит книга музыковеда Б. Б. Ефименковой «Севернорусская причеть», включающая 60 текстов плачей по умершим с напевами, записанных в междуречье Сухоны, Юга и верховьев Кокшенги. Б.Б. Ефименкова показала, что в данном регионе присутствовала богатая плачевая культура, выделила локальные традиции в соответствии с различиями напева. Современные записи ГОУ ДОД «Вологодский областной детско-юношеский центр традиционной народной культуры» подтверждают наличие традиции.

Причитания Вологодской области относятся к севернорусской традиции.

4 Материал, собранный на данной территории лежит в основе, например, следующих книг: Балашов Д.М. и др. Русская свадьба: Свадебный обычай на Верхней и Средней Кокшеньги и на Уфтюге (Тарногский район Вологодской области). М.: Современник, 1985. Едемский М.Б. Свадьба в Кокшеньге Тотеского уезда. Вологда: Лелия, 2002.

Территория распространения севернорусской традиции граничит с уральской и волго-вятской. Регион Русский Север (республика Коми, Архангельская, Вологодская и Кировская области) обладает фольклорным (например, хоровая свадебная причеть), этническим (соседство во многих областях с иноязычным населением, в частности, финно-угорским), конфессиональным своеобразием. Мы в своём исследовании не касаемся культуры старообрядческих поселений и вепсской культуры, а сосредотачиваемся исключительно на художественных особенностях русских похоронных и поминальных причитаний Вологодской области, в которой предполагаем выделение трёх локусов. На данной территории собран материал, достаточный для подробного анализа, который позволит придти к объективным выводам по нашей проблеме.

Теория художественного образа

Образность и образ в литературе и фольклоре - самостоятельная область исследования, и мы не претендуем на новизну в этом вопросе. Однако для нашего исследования необходимо оговорить некоторые стороны этой проблемы, чтобы определить, что мы будем понимать под художественным образом. По словам В.П. Аникина, понятия «образ» и «образность» «причислены к аксиомам» и «редко кто задумывается над тем, что же это такое» [Аникин, 2004, с.204], при этом, определение художественного образа, остаётся существенным, во многом, ключевым для понимания природы художественного творчества в целом. Не случайно образность рассматривается виднейшими учёными в связи с понятиями стиля [Аникин, 1977] и поэтического языка [Винокур, 1991; Веселовский, 2006].

Литературоведение базируется на понятиях образа и образности, в лингвистике они появляются, когда заходит речь об особой художественной функции речи [Виноградов, 1959]. В фольклористике работ, посвященных этой проблеме, немного. В первую очередь, глава в «Теории фольклора» В. П. Аникина, кроме того, отдельные замечания А. Н. Веселовского,

В. Я. Проппа и др. Вопросами образности занимается стилистика. В «Лекциях по русской стилистике» А. И. Горшков отстаивает необходимость совмещать внимание к анализу текста, свойственное языкознанию, и интерес к тексту как к художественному целому. Виднейшие учёные-филологи стремились «поддержать филологический характер языкознания и литературоведения, обращаясь к изучению языка как орудия литературы и культуры» [Горшков, 2000, с. 11]. Предваряя рассмотрение образности и стиля фольклорных произведений, В. П. Аникин замечает: «столкновение и взаимное отстранение литературоведческой стилистики и так называемой лингвостилистики не основано на коренной несовместимости» [Аникин, 2004, с.204]. Оба учёных указывают на необходимость совмещать литературоведческий и лингвистический подходы к определению образа.

В современной науке художественный образ принято определять через категории более крупные и более мелкие. С одной стороны, образность рассматривают как черту, отличающую художественный текст от нехудожественного, с другой - как цель использования поэтических приёмов, которые выступают как средства создания художественного образа: образ как «элемент или часть художественного целого», обладающий «самостоятельной жизнью и содержанием. <.> Но в более общем смысле Х.о. — самый способ существования произведения» [Роднянская, 2001, стлб.699], образ - «категория эстетики, характеризующая особый, присущий только искусству способ освоения и преобразования действительности» и «любое явление, творчески воссозданное в художественном произведении» [Эпштейн, 1987, с. 252]. В словаре Квятковского предлагаются два значения термина «Образ поэтический» - образ как явление и образ как принцип, причём художественность приравнивается к металогии5 [Квятковский, с. 178]. То есть, в науке различаются два значения - образ как явление

5 Последнее не точно. Существуют автологические образы; А. И. Горшков пишет о «безобразной» образности, секрет которой в представлении, в «безошибочном соотнесении с явлениями жизни» [Горшков, 2000, с.249]. действительности, ставшее частью художественного целого, и образ как способ существования этого целого.

В работе с текстами под образами понимают конкретные составляющие художественного произведения, которые в свою очередь также обладают внутренней целостностью: образ — «целесообразный жизнеподобный организм» [Роднянская, 2001, стлб.670]. Образы в художественном тексте существуют в системе. Система включает в себя совокупность элементов, связей между ними и способы существования, присущие системе в целом. В. Н. Топоров определяет систему как «совокупность элементов, организованных таким образом, что изменения, исключения или введение нового элемента закономерно отражаются на остальных элементах» [Топоров, 1962, с. ]. Единство и осмысленность всех образов внутри системы, а также отдельных частей (средств создания) образа производит впечатление красоты. Этому способствует и «выключенность» образа из фактического ряда, его особое существование в координатах истинности и ложности.

Искусство оперирует идеальными объектами, отличающимися от понятия и числа тем, что связаны с художественным переосмыслением мира: «Образ не просто отражает, но обобщает действительность, раскрывает в единичном, преходящем, случайном - сущностное, неизменно-пребывающее, вечное» [Эпштейн, 1987, с. 252]. В отличие от науки, в искусстве происходит «прямое усмотрение истины, не опирающейся на доказательство» [Кривцун, 2000, с. 157]. Художественный образ наделён особым онтологическим статусом - он существует в пространстве произведения, вне которого вопрос об его реальности/нереальности не имеет смысла. Художественный образ преображает реальность, он включает в себя личностно-авторское начало, если речь идёт о литературе, или коллективно-субъективное - в фольклоре.

Исследуя образы души, смерти в причётах мы обращаемся к народному сознанию, преображающему действительность, а не к денотату. В системе образов отразилась духовная работа многих поколений по осмыслению темы смерти. И. А. Голованов исследует «константы традиционной культуры, воплощённые в русском фольклоре как результат постоянного духовного поиска людей». Исследователь разрабатывает категорию «фольклорного сознания» - «осмысление человеком мира в формах фольклора: через фольклорные мотивы, образы и сюжеты», «идеальный объект как совокупность (система) представлений, образов, идей, получающих свою репрезентацию в произведениях фольклора» [Голованов, 2010, с.23; с.5]. Учёный указывает на то, что способы и формы художественного выражения содержания зависят от эпохи, региональных и жанровых особенностей, но «в основе своей они реализуют единые для фольклора смыслообразующие принципы» [там же, с.З]. Образность причитаний - одно из проявлений (воплощений) фольклорного сознания, на основании которого можно выделить особенности репрезентации онтологических и аксиологических констант в обрядовой поэзии.

Иногда трудно сразу воспринять образы фольклора во всей полноте и глубине. В семиотическом аспекте художественный образ — это «знак, т. е. средство смысловой коммуникации в рамках данной культуры или родственных культур» [Роднянская, 2001, стлб. 670], для его существования необходим адресат, владеющий культурным «кодом». Образ диалогичен: адресат во многом является сотворцом автору. Художественное слово не сообщает информацию в готовом виде, а будит в адресате его собственную фантазию, индивидуальную и родовую память. Об этом пишет

А. А. Потебня: «дело не в соответствии образа слова какой-либо идее, а в возможности будить, рождать и вызывать новые и новые мысли» [Потебня,

1976, с. 112]. Художественный образ не исчерпывается значением - он обладает также возможностью суггестивного воздействия (внушения). Но диалог между художником-исполнителем и читателем-слушателем может полноценно состояться только при условии принадлежности их к одной культуре, одному языку, времени, эстетике. В ином случае для осуществления диалога — в большей или меньшей степени — требуется перевод или комментарий.

В работе «К методологии гуманитарных наук» М. М. Бахтин задаётся вопросом, «в какой мере можно раскрыть и прокомментировать смысл (образа или символа)» [Бахтин, 1979, с. 362]. Учёный приходит к выводу, что «растворить его в понятиях невозможно», что раскрыть смысл образа можно «только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа)». Путь комментирования при этом может быть двояким: «либо относительная рационализация смысла (обычный научный анализ), либо углубление его с помощью других смыслов (философско-художественная интерпретация)» [там же]. Во втором случае образ вписывается в далёкий и близкий контекст: «произведение как бы окутано музыкой интонационно-ценностного контекста, в котором оно понимается и оценивается» [там же, с. 369]. Забытые смыслы, не осознаваемые творцами и носителями культуры, становятся важными и актуальными. Когда речь идёт о классическом фольклоре в современных (и относительно современных) записях, то «далёким контекстом» прошлого для него будет время зарождения жанра и время зарождения основных образов. Место ключевых образов причитаний в мифологической картине мира можно выявить на основе данных языка и всей системы русского фольклора. Особенно интересно сравнение с другими жанрами обрядового фольклора и со сказкой, сохраняющей в себе много мифологического. Лирические песни заимствуют некоторые образы причитаний, сохраняя и по-новому раскрывая их смысл.

Образ словесно выражен, он соотносится с реальной действительностью, но не тождественен ей. Образы существуют в тексте причитания, влияют друг на друга, связаны между собой, могут быть объединены в группы по содержательному признаку (например, растительные, архитектурные и др.). Кроме того, они связаны со всей системой русского фольклора и со сходными обрядовыми текстами других народов. Значение художественного образа раскрывается двояко: по отношению к другим образам в тексте причитаний и по отношению к мифопоэтической картине мира в целом.

Рассмотрим средства создания словесного образа. Мы будем употреблять словосочетание «словесный образ», чтобы отличить образность литературы и вербального фольклора от других искусств. Образ не совпадает с вещественной основой, хотя и узнаётся через неё: материал, в котором образ воплощён, служит его важной составляющей, влияет на него своими качествами, скрытыми возможностями - «статуя "безразлична" к химическому составу мрамора, но не к его фактуре и оттенку» [Роднянская, 2001, стлб.671]. Когда мы имеем дело со словесным искусством, материалом будет язык, во всём многообразии его скрытых и явных возможностей. Словесный образ менее нагляден, чем пластический, но он динамичен: речевые знаки сменяются во времени, и образы, в них воплощённые, «раскрывают не только статическое подобие вещей, но и динамику их превращения» [Эпштейн, 1987, с.253]. Это особенно важно, когда речь идёт об обрядовом фольклоре, сопровождающем изменения в жизни человека. Динамическая, словесно-музыкальная природа этих произведений отвечает их содержанию и функции в системе искусства.

Художественный образ обладает содержанием, внешней и внутренней формой. Внешней формой произведения искусства служит «чувственная оболочка образа, непосредственно обращенная к восприятию», например, тембр звука, фонетические особенности языка, диалектная фонетика. Внутренняя художественная форма - «способы разработки, организации и претворения языковых средств» [Кривцун, 2000, с. 168], в том числе, поэтические приёмы. Взаимное соотношение, баланс формальной и содержательной сторон образа интересовал Г. О. Винокура: «язык как произведение искусства прежде всего характеризуется тем, что он представляет собой внутреннюю форму, то есть нечто, само по себе, внутри себя обладающее некоторой содержательной ценностью» [Винокур, 1991, с.52]. Форма существует не сама по себе, а как единственно верное средство для хранения и передачи содержания, и только работая с формой можно верно разгадать смысл. В этом похожи язык, слово и образ. «Образ также есть форма. Поэтическое слово в целом есть некая форма, которая обладает содержанием, имеет смысл» [там же, с.70]. Этот смысл не может быть «пересказан», изъят из формы, потому что она сама обладает и ценностью и значимостью. Поэтические приёмы и тропы служат внутренней формой образу, подобно тому, как этимология служит внутренней формой слова.

В литературоведении «троп — поэтический оборот, употребление слов, фраз и выражений в переносном, образном смысле» [Квятковский, с.312]. Способность языка к образованию тропов — одна из интереснейших для искусства слова. Выделяют языковые и художественные тропы.

A. А. Потебня считал, что «в языке нет собственных выражений», «поскольку всякое развитие и изменение значения слов основано на перенесении значения с одних предметов мысли на другие и поскольку почти все слова живого языка имеют несколько значений» [цит. по Петровский, 1925]. В силу того, что забыто первоначальное значение слов, языковые метафоры стёрты и не осознаются как метафоры. Существование тропа как приёма художественной словесности возможно только тогда, когда оба значения - прямое и переносное узнаются и сопоставляются друг с другом.

Представление одного предмета через другой имеет мифологические корни. Художественные приёмы позднего фольклора образовались из мировоззренческих законов древних. То, что когда-то было обусловлено запретом, обладало магической функцией, со временем стало средством художественной выразительности, и именно в фольклоре можно проследить, как замена в речи одного предмета другим из магически-охранительной или познавательной становится художественной, поэтической надобностью.

B. Я. Пропп замечал: «основной закон: образность, выражение одного через другое», согласно ему действительность «никогда не изображается прямо» [Пропп, 1998-2, с. 143], и в этом одна из возможных причин возникновения искусства как такового — непрямое словесное переложение действительности. Исторически художественность вторична по отношению к обрядовой функции текста, и средства создания образа обусловлены нехудожественными целями. Но в классическом фольклоре художественность (складность) текста тоже становится значимой. В работах А. Н. Веселовского вопрос об образности текста также связан с вопросом о представлении одного предмета через другой. «Каждое слово было когда-то метафорой», - замечает А. Н. Веселовский. Одна из причин образности языка - её способность помогать процессу познания. Незнакомое вписывалось в систему знаний субъекта за счёт знакомых ассоциаций. О познавательных свойствах языка писал и А. Ф. Лосев: «Имя вещи есть выраженная вещь. Слово вещи есть понятая вещь», «образ есть сознательная направленность на иное» [Лосев, 1990, с.59; с.81]. Сопоставление предмета с другими вело к обогащению знаний о нём и шло «по категориям образности и предполагаемой жизнедеятельности» - языку поэзии принадлежит особая роль возвращать слово «к той работе, которую когда-то проделал язык, образно усваивая явления внешнего мира» [Веселовский, 2006, с.385].

А. П. Квятковский относит к тропам метафору, метонимию, синекдоху, симфору, гиперболу, иронию, литоту, эпитет, аллегорию, перифраз. «Литературная энциклопедия» выделяет три тропа - метафору, метонимию и синекдоху. Неоднозначно решается вопрос о включении в число тропов гиперболы, эпитета. Споры об эпитете вызваны тем, что эпитет не всегда служит металогии (соотносит предмет с его частью, либо другим предметом).

Мы будем понимать метафору как «оборот речи, заключающий скрытое уподобление двух объектов; их образное сближение на основе переносного значения» [Зуева, 2002, с. 94]. Иносказание может заключаться в одном речевом обороте или в целой веренице образов, подчинённых уподоблению более высокого порядка {развёрнутая метафора). В. И. Ерёмина в книге «Поэтический строй русской народной лирики» пишет о развитии метафоры из мифа путём утраты тождества между разными значениями. В основе метафоры лежит не только сходство, которое на современном этапе может быть далёким и затемнённым, но и отвлечение.

В фольклорных текстах часто встречается олицетворение — особый вид метафоры, при котором неодушевлённые предметы или абстрактные понятия наделяются свойствами живых существ. К специфически фольклорным можно отнести вид метафоры формула невозможного (поэтический способ для выражения понятия «этого никогда не будет»). Для причитаний особенно важно понятие метафорическая замена — частный случай лирического обращения, художественное иносказание, исторически связанное с запретом произносить вслух настоящее имя человека, животного, вещи.

Для создания образа используются поэтические речевые стереотипы {этнопоэтическая константа, фольклорная формула, клише). Речевая стереотипия в фольклоре проявляется на разных уровнях: композиции, словесных формул, типических образов. На уровне средств художественной выразительности - постоянный (окаменевший) эпитет.

Веселовский придаёт особое значение эпитету (традиционное художественное определение), считая историю эпитета историей развития поэтического сознания в целом. Постоянный эпитет - одна из ступеней этого развития, он возникает как попытка подновить смысл слова, оживить его внутреннюю форму. Наличие постоянных эпитетов приводит к неразрывности многих предметов с их постоянными признаками. В. Н. Топоров выделяет сочетание существительного с определением в фольклорном тексте в особую единицу - «элементарный образ» [Невская, 1993, с.25]. «Эпитет - одностороннее определение слова, либо подновляющее его нарицательное значение, либо усиливающее, подчёркивающее какое-нибудь характерное, выдающееся качество предмета» [Веселовкий, 2006, с.509]. Соответственно А. Н. Веселовский выделяет тавтологический и пояснительный эпитеты, среди последних он останавливает внимание на эпитете-метафоре и синкретическом эпитете. Метафорический эпитет развивается вследствие утраты части смыслов и расподобления определяемого слова и тавтологического определения.

Основой фольклорной образности является психологический параллелизм (сопоставление человеческого образа и образа из мира природы по признаку действия или состояния). А. Н. Веселовский выделяет следующие виды: двучленный параллелизм (картина природы дана рядом с картиной человеческой жизни, их сходство очевидно), формальный параллелизм (умолчание приводит к закреплению за природными образами определённых значений), многочленный параллелизм (развившийся из двучленного путём накопления параллелей из мира природы, причём с несколькими сходными объектами), а также отрицательный параллелизм [там же, с.417-495].

Другое средство художественной выразительности фольклорного текста: сравнение - вид тропа, в котором одно явление или понятие проясняется через сопоставление с другим. Образное сравнение не всегда имеет метафорическую основу. А. Н. Веселовский пишет о сравнении как о позднем акте сознания, следствии утраты древнего синкретизма [там же, с.423]. А. А. Потебня выделяет три главных отношения символа к предмету: сравнение, противоположение и отношение причинное [Потебня, 2004, с.6]. То есть, под сравнением он понимает любое соответствие символа предмету, независимо от грамматической формы (приложение, обстоятельство, развитое предложение). Важно то, что в отличие от метафоры, в сравнении явно выражен и предметный, и символический план. По мнению В. И. Ерёминой, «лирика экономит средства выражения, а потому такая описательная, «прозаическая», категория стиля, какой является сравнение, не характерна для неё. В плане эстетического воздействия сравнение чаще всего уступает метафоре» [Ерёмина, 1978, с.84]. Бессоюзное сравнение («лицо -белый снег», «брови колесом») смыкается с метафорой. Также средствами создания образа являются гипербола - художественное преувеличение, ретардация (художественный приём замедления сюжетного действия), композиционные приёмы исключение единичного из множества, ступенчатое сужение образов и некоторые другие.

Классификации образов, выработанные литературоведением, не могут быть применены к фольклорным образам без учёта некоторых нюансов. Однако их рассмотрение помогает выявить специфику фольклорного образа.

Литературный энциклопедический словарь» [Эпштейн, 1987] выделяет следующие классификации литературных (словесных) образов: предметная (о.-деталь, о.-события и поступки, о.-характеры и обстоятельства, о.-бытия), смысловая (индивидуальные, характерные, типические, архетипы), структурная (автологические, металогические и аллегорические). В книге Н. С. Валгиной «Теория текста» предлагается похожая структурная систематизация [Валгина, 2003]. Предметная классификация актуальна для прозы, но невозможно говорить о присутствующих в причетах реалиях быта как о деталях, ролях как характерах, смерти как бытийном образе — слишком сильна связь текстов с обрядом, чтобы рассматривать их с позиции реалистического повествования. Что касается смысловой классификации, то и здесь принципиально отличие литературы от устного народного творчества: «сублимирующий» метод фольклора предполагает непосредственный переход от индивидуального к самому широкому обобщению. На наш взгляд, все образы народной поэзии тяготеют к архетипическим, восходят к мифологическому первообразу. Обрядовый текст в каждом конкретном случае (каждой записи) одновременно связан с уникальным событием и действием человеческой жизни, и многовековым опытом художественного обобщения. В причитании плачея и умерший — это всегда конкретные лица, и вместе с тем - традиционные роли. Такова специфика художественного образа в фольклоре.

Структурная классификация предлагает различать образы прямого и переносного наименования, а также образы широкого обобщения. Они имеют разное строение, разнятся по количеству реалий внутри образа: один предмет (называние), два (перенос значения с одного на другое; способы этого переноса - тропы), множество («сворачивание» множества в символ). Выделяют три ступени восхождения от конкретного смысла к отвлечённому: образ-индикатор (использование буквального, прямого значения слова); образ-троп (переносное значение); образ-символ (обобщенное значение на базе частных переносных)» [Валгина, 2003, с. 125]. На первой ступени слово несёт информацию, на второй - переосмысливается, на третьей - выходит за пределы одного произведения, использует смыслы, закреплённые традицией употребления в искусстве в целом.

В фольклоре все образы тяготеют к символам, и переносные значения (тропы) не произвольны, закреплены традицией. Даже те образы, которые можно отнести к автологическим, появляются в текстах не случайно, а согласно с обрядом, который сопровождает причитания. С. С. Аверинцев определяет понятие символ через смежные понятия образа и знака: «символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и что он есть знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа» [Аверинцев, 1987, стлб.976]. Если образ предметно равен сам себе, то символ акцентирует выхождение за границы изображаемого явления, спаянность конкретно-предметного смысла с множеством более широких смыслов и иных предметов. «Переходя в символ, образ становится «прозрачным»; смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива» [там же]. Смысл именно «просвечивает», «мерцает» - символ нельзя расшифровать до конца (в чём состоит его отличие от аллегории); его значение формируется веками, накапливается и корректируется с самых ранних времён словесного творчества до наших дней. Поэтому Аверинцев считает науку о символе самой гуманитарной наукой, далёкой от однозначности точных наук «вопрошанием о humanum, о человеческой сущности, не овеществляемой, но символически реализуемой в вещном» [Там же]. Относительно народной поэзии символ определяется как «многозначный художественный образ, воплощающий какую-либо идею» [Зуева, 2002, с.213]. Под образом-символом понимаются традиционные иносказания («окаменевшие» метафоры). М. М. Бахтин пишет о диалектическом соотношении тождества и нетождества в символе: «образ должен быть понят как то, что он есть, и как то, что он обозначает» [Бахтин, 1979, с.361], прекрасен «сам собой. И бесконечностью за ним лежащей дали» (А.Н.Майков, 1869). «Переход образа в символ придает ему смысловую глубину и смысловую перспективу, - пишет М. М. Бахтин. - Содержание подлинного символа через опосредствованные смысловые сцепления соотнесено с идеей мировой целокупности, с полнотой космического и человеческого универсума» [Бахтин, 1979, с.361]. Некоторые особенности позднего фольклора восходят к древнему психологическому закону «партиципации» (от лат.раг11С1ра1:ю - сопричастие), согласно которому человек ощущал своё мистическое единство с миром и природой, [Зуева, 2002, с. 131]. Все ключевые образы причитания символичны.

В «Теории фольклора» В. П. Аникин определяет образ как «соединение результатов познания реальности на всех ступенях» [Аникин, 2004, с.208], т.е. как соединение цельности понятия, конкретики ощущения и зримости представления. Порой признаки, отбрасываемые понятием как несущественные, становятся наиважнейшими для образа, который конкретен и индивидуален. Порой реальные ощущения приводят к созданию фантастического образа (например, былинное «у коня изо рта-то пламя машё»). Обращение к психологии восприятия позволяет учёному выделить структуру образа в фольклоре. Это синтез трёх компонентов: ощущение, представление, понятие. В зависимости от «перевеса» одного из компонентов в структуре образа выделяются стили. К эмоционально-экспрессивному (преобладание ощущения) учёный относит трудовые песни и колыбельные. Картинно-изобразительный (представление) стиль наиболее ярко проявляен в загадках. Стиль с перевесом понятийных элементов в структуре образа характеризуется иносказательностью, он присущ «притчевым аллегориям, легендам, заговорам, песням всех типов с их разнообразной системой символов, иносказаний и олицетворений» [тамже, с.204; с.216]. В сказках и былинах присутствует «гармонический» (или «полиэкспрессивный») стиль. Причитания относятся к обрядовой поэзии, многие образы роднят их с лирическими песнями, стиль причитаний иносказателен. Важен эмоционально-экспрессивный элемент: весь строй причитаний подчинён выражению одного чувства — горя утраты. Но основные образы причитаний несут в себе сильный понятийный элемент, следовательно, их значение в определённой мере поддаётся расшифровке и толкованию. Приближение к значению возможно только через анализ формы, каковой для словесного образа являются приёмы его построения, слова, через которые он выражен, средства художественной выразительности, их смысл и использование.

Степень изученности проблемы, новизна и актуальность исследования

Причитания всегда привлекали внимание исследователей и собирателей, однако территория страны изучалась неравномерно, и обобщения часто делались на материале русских причитаний Карелии и близких к ней областей, тогда как, на наш взгляд, севернорусская традиция неоднородна и есть основания для более дробного деления. О карельских плачах писал ещё Святослав Раевский в газете «Олонецкие губернские ведомости» за 1838. В. А. Дашков обращает внимание на плачи в «Описании Олонецкой губернии» (СПб, 1842) и заметке «Похоронные обряды олончан» («Олонецкие губернские ведомости», 1844 - №5). Десять «заплачек» опубликовано в «Песнях, собранных П. Н. Рыбниковым», ч. III (стр. 410-424). Кроме того, эта местность представлена в книге Е. В. Барсова «Причитания Северного края», здесь записаны знаменитые причитания И. А. Федосовой и Н. С. Богдановой. Причеть была предметом пристального внимания во время экспедиций В. Г. Базанова 1942-1945 гг.: в силу военного времени она обрела новое рождение [Базанов, 1962]. К концу 30-х гг. уже были известны труды Е. В. Барсова (работы 1872-1882 лет) и М. К. Азадовского (1922), но не существовало единого источника, по которому читатель мог бы ознакомиться с текстами причитаний. Выход в свет сборника причитаний в серии «Библиотека поэта»

Русские плачи, 1937] был продиктован необходимостью заполнить этот пробел. Часть материалов перепечатывалась из «Причитаний Северного края» Е. В. Барсова, публикаций Н. С. Шайжина и О. X. Агреневой-Славянской. Записи В. И. Чернышёва и П. К. Симони, а также тексты из архива академика А. Н. Веселовского публиковалась впервые. Через три года вышла книга «Русские плачи Карелии» под редакцией М. К. Азадовского [Русские плачи Карелии, 1940] с вступительными статьями Г. С. Виноградова и М. М. Михайлова. Таким образом, в рамках общерусской традиции записывались и исследовались в основном сибирские и карельские плачи как более сохранные, бережно воспроизводимые исполнительницами.

Причитания как жанр классического фольклора рассматриваются- во всех работах общего характера, учебниках и пособиях по фольклору, тексты причитаний входят в хрестоматии. До второй половины XX в. тексты анализировались преимущественно самими собирателями, во вступительных статьях к сборникам причитаний (Е. В. Барсова, В. Г. Базанова, сборник серии «Библиотека поэта» и др.). Большое место в этих статьях отведено ценным наблюдениям над исполнением, бытованием причитаний и их местом в жизни людей, иногда делается краткий пообразный анализ. Статья М. К. Азадовского «Ленские причитания» [Азадовский, 1959] (впервые - 1922 г.) положила начало филологическому изучению плачей. В конце XX - начале XXI в. объектом изучения становилась восточнославянская причеть [Харитонова, 1989], белорусские голошения [Сысов, 1993; Малахова, 2008], украинские похоронные причитания [Коваль-Фучило2000]. Реконструкции семантической и ритмической структуры архаического причитания посвящены монография Л. Г. Невской, статья А. А. Арустамовой [Невская, 1993; Арустамова, 2004]. Подробно разработан вопрос о месте причитаний в обряде и значении их в культуре [Толстая, 1999; Филлипова, 2002; Ларионова, 2004; Бердяев, 2002]. Отдельные вопросы лексики причитаний рассмотрены в работах, посвящённых погребальной обрядности в целом, например, в диссертации и публикациях О. А. Седаковой [Седакова, 2004; Седакова!983-1; Седакова,

1983-2]. Язык причитаний рассматривался также в некоторых других работах [Краснопольская, 2002; Черепанова, 1983; Гусарова, 1986; Киселёва, 1989]. Образность причитаний затрагивалась в исследованиях, посвящённых образности народной поэзии в целом, например, в книге А. В. Гуры «Символика животных в славянской народной традиции» [Гура, 1997]. Исследования отдельных регионов немногочисленны [Енговатова, 2000; Ясинская, 2000]. Причитания рассмотрены в книге М. А. Вавиловой «Фольклор в контексте культуры: похоронно-поминальные обряды» [Вавилова, 2010]. В последние годы написан ряд диссертационных работ по русским причитаниям. В фольклористике это «Прагматика фольклора: частушка, заговор, причет (Белозерская традиция XX в.)» С. Б. Адоньевой, «Застолье в обрядах и обрядовом фольклоре русского севера Х1Х-ХХ вв. (на материале похоронно-поминальных обрядов и причитаний)» М. Д. Алексеевского [Алексеевский, 2006; Адоньева, 2004-1], кроме того, лингвистическое исследование Ю. Н. Ильиной «Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект» [Ильина, 2008], исследование по специальности «музыкальное искусство» М. С. Альтшулер «Русские похоронные причитания. Виды, формы, генезис, бытование» [Альтшулер, 2007], по специальности «теория и история культуры» работа И. В. Коныревой «Плач как феномен русской культуры» [Конырева, 2003].

Новизна исследования заключается в выявлении и рассмотрении образной системы причитаний, бытующих на территории современной Вологодской области. Впервые исследование осуществляется на основании образности причитаний данного региона, которая рассматривается в своей целостности и системности. Суммируются данные как земель Вологодской области, принадлежавших прежде Санкт-Петербургу и Новгороду, так и территории бывшей Вологодской губернии.

На актуальность обращения к исследованию региональных традиций, в том числе Вологодской области, указывают ведущие учёные-фольклористы (Н. И. Толстой, В. П. Аникин, К. В. Чистов и др.). Причитания ещё сохраняются в памяти пожилых людей, образную систему плача можно исследовать с точки зрения синхронии, привлекая немногие доступные ранние источники. Плач, наряду со смехом, является одним из важнейших полюсов русской национальной духовности. Выявление констант фольклорного сознания, присутствующих в причитаниях, важно для понимания культуры в целом. А для этого необходимо подробное рассмотрение частных вопросов, в том числе, связанных с конкретной образностью текстов причетов, со средствами создания художественного образа и сохранностью образов в памяти причитальщиц.

Материалом нашего исследовании служат публикации причитаний Вологодской области, а также архивы {см. прил., диагр. 1, 2). В научный оборот вводятся записи ГОУ ДОД «Вологодского областного детско-юношеского центра традиционной народной культуры», не использовавшиеся прежде. Наибольшее количество причетов записано в Бабушкинском, Тарногском, Никольском районах. Часть записей сделаны автором диссертации совместно с педагогами центра. Фонд фольклорно-этнографических материалов ВОДЮЦТНК также включает в себя копии записей причитаний из фонда МУ «Бабаевский межпоселенческий центр традиционной культуры» (совместная экспедиция, 2001 г.). Современные записи причетов запада Вологодской области предоставлены МЦТНК Череповецкого района, архивом МОУ «Средняя общеобразовательная школа №1 г.Вытегры» (фольклорно-этнографическая группа «Олония»). Автор диссертации выражает глубокую благодарность всем, кто предоставил материал для данной работы. Всего в диссертации используется около четырёхсот (7 тыс.строк) фрагментов текстов середины XX - начала XXI в., из них 189 опубликованных и более двухсот архивных записей, и 35 тесктов рубежа XIX - XX вв. (более 1,5 тыс.строк).

Отчасти архаическое значение фольклорных образов раскрывается в словарях, в первую очередь — в этнолингвистическом словаре «Славянские древности», а также в некоторых других. Словари, закрепляющие языковое значение слов (в том числе, диалектологические) и общефольклорное значение образов вынесены нами в отдельный вид источников. Можно говорить о специфике символического значения того или иного образа в каждом конкретном жанре. В причетах на древнеязыческие представления накладывается христианская символика, многозначная и неисчерпаемая по сути. Литература духовного содержания привлекается нами как объясняющая мировоззрение народа. Создателям причитаний было знакомо Священное Писание, хотя порой и в искажённом виде (пересказе), христианство во многом определяло миропонимание жителей деревни во время формирования жанра таким, каким он дошёл до нас.

В работе применены следующие методы и подходы: 1) сравнительно-текстологический метод, 2) статистический (выявление частотности образов), 3) мифо-поэтический (семиотический), 4) комплексный метод: привлекаются данные смежных дисциплин, в первую очередь, диалектологии, этнографии, культурологи, 5) географический (картографический) метод. Картографирование является необходимой частью рассмотрения локальной традиции причитания.

Вопрос о соотношении синхронии и диахронии решается в работе исходя из положения, что причитания как жанр достигли высочайшего уровня художественного развития, а впоследствии их основное изменение заключалось в постепенном угасании традиции. Похоронные и поминальные причёты продолжают существовать в отдельных районах области. В нашем исследовании мы строим синхроническое описание и опираемся в основном на данные середины XX - начала XXI в. Вместе с тем, источники рубежа XIX - XX вв. учитываются нами как чрезвычайно ценное дополнение. На картах данные последних лет и XIX - начала XX в. показаны раздельно.

Теоретическую основу диссертационного исследования составляют труды по теории фольклора В. П. Аникина, А. Н. Веселовского, И. А. Голованова, Е. М. Мелетинского, В. Я. Проппа, Б. Н. Путилова, Т. В. Цивьян, исследования обрядового фольклора и этнографии

Т. А. Агапкиной, А. К. Байбурина, О. В. Беловой, Л. Н. Виноградовой, Е. Е. Левкиевской, С. М. Толстой, Н. И. Толстого и др. Центральной для нас являлась словесная составляющая фольклора, что определило филологический характер диссертации.

Тема исследования — ключевые образы плача, в которых сосредоточен мифологический смысл причитаний. Они - этнопоэтические константы жанра, его содержание, переходящее из века в век. Такие образы всегда символичны и содержат в себе неисчерпаемый смысл: работу человеческой мысли, постигающей проблему смерти.

Объект исследования — тексты причитаний похоронно-поминального цикла, записанные на территории Вологодской области за весь- период собирания. Предметом исследования стала образная система причитаний. Для определения значимости образа в художественной системе причитаний важна его частотность в имеющихся записях, контекст употребления, варьирование образа. Редко встречающиеся образы могут быть результатом «порчи» текста, а могут, напротив, хранить информацию о важных, но утраченных (утрачиваемых) смыслах. В каждом конкретном случае мы делаем вывод исходя из структуры образа и из сравнения с причитаниями других местностей и с другими жанрами.

Цель работы - выявление и характеристика образной системы вологодских причетов. Цель обуславливает наличие следующих задач:

1. Рассмотреть сохранность и региональную специфику причётной традиции на территории Вологодской области. Выявить, какие образы присутствуют в похоронных причитаниях исследуемого региона, наблюдаются ли локальные отличия в художественной структуре причитаний, бытующих в районах, исторически принадлежавших к разным волостям, а ныне объединённых границами Вологодской области.

2. Выделить ключевые образы вологодских причитаний, учитывая как частотность их употребления, так и художественную значимость в тексте.

3. Систематизировать образы вологодских причитаний по тематическим группам и рассмотреть ключевые образы как сами по себе, так и в их взаимосвязи.

4. Раскрыть мифопоэтическое значение ключевых образов плача, привлекая данные этнографии, сравнение образов причитаний с аналогичными образами в других жанрах фольклора и в других культурных традициях. Выяснить, почему именно эти, а не иные образы становятся ключевыми для исследуемых текстов и как они вписываются в цельную мифологическую картину.

Структура работы подчинена логике решения задач. Во введении приводится краткая историческая справка о границах Вологодской области, рассматриваются теоретические положения исследования, в частности, понятия художественного образа и образности, средства создания словесного образа и специфика образности фольклорного обрядового текста. В историографическом разделе введения сделан обзор записей похоронных и поминальных причитаний, а также исследований, посвященных их изучению.

В исследовании образы представлены в соответствии с их тематической классификацией. В художественной системе текста причитания они присутствуют в своей целостности и взаимодействуют друг с другом, поэтому не всегда возможно отделить образы разных уровней один от другого. И всё-таки разделение образов по темам уместно не только для удобства рассмотрения, но и потому, что на каждом тематическом уровне в полной мере воплощается идея, мысль, заложенная в причитании.

Исходя из индуктивного анализа текстов причитаний, мы разделили их главные образы на три тематические группы (что соответствует трём главам исследования): образы из «мира человека», природные образы и образы абстрактных представлений (материализованные в персонажей и предметные образы, соответственно художественному методу фольклора). Этому соответсвуют главы диссертации.

В приложении присутствуют схемы, поясняющие основные положение глав, карты образов (соответсвенно делению по тематическим уровням и подуровням) и некоторые тексты причитаний из Фонда фольклорных материалов Вологодского ДЮЦТНК, не публиковавшиеся прежде.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его выводы и материалы могут быть использованы для последующих фольклористических работ разной проблематики (теория фольклора, народная обрядовая поэзия, региональная специфика фольклора и др.), а также для подготовки учебных курсов устного народного творчества, поэтики, филологического анализа текста.

Апробация исследования. Основные положения и материалы диссертации нашли отражение в докладах на научных конференциях. Результаты работы были представлены на II Всероссийском конгрессе фольклористов (Москва, 2010), XV и XVI Международных научных конференций «Славянская традиционная культура и современный мир» (Москва, 2010, 2011), международных научных конференциях «Язык и мир», «Межкультурные коммуникации: стратегии-обучения языкам» (Ялта, Алушта, 2007), межрегиональной научно-практической конференции «Этнокультурное образование как средство духовно-нравственного развития и воспитания личности гражданина России» (Вологда, 2010), международной научно-практической конференции «Фольклор и современная культура» (Минск, 2011).

По результатам исследования опубликовано 6 работ общим объемом 1,93 усл. п. л. Три статьи представлены в реферируемых изданиях.

Положения, выносимые на защиту:

1. Основная идея причитаний похоронно-поминального цикла -стремление установить связь между миром живых и миром мёртвых и констатация невозможности возвращения с того света.

2. Главные образы причитания укладываются в следующие тематические уровни: мир человека (тело, дом и ближайшее окружение), мир природы растительные, орнитоморфные и метеорологические образы), мир абстрактных представлений и состояний (время, пространство, сон, смерть).

3. Образы всех трёх тематических уровней взаимосвязаны и представляют собой цельную систему, имеющую самостоятельную художественную ценность. Она базируется на символических (архитепических) значениях и служит выражению основной идеи причитания.

4. На каждом тематическом уровне образной системы выражается идея перехода, приближения состояния живого человека, пережившего утрату, к состоянию покойника, а также невозможность полноценной коммуникации между миром живых и миром мёртвых.

5. На основании образной системы причитаний на территории современной Вологодской области можно выделить две локальные традиции: восточную (с выраженной значимостью природных образов) и западную (с выраженной значимостью образов, связанных с человеком). В основном причеты западной группы локализованы в Кадуйском, Белозерском и Бабаевском районах. В восточной традиции можно отметить Никольский, Бабушкинский, Тотемский и Тарногский районы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ключевые образы плача"

Выводы

Подобно тому, как сирота в поисках умершего постепенно подходит к дому, замечая улицу, деревню, ограду, порог, или к могиле мимо церкви и погоста, причитальщица постепенно подходит к определению состояния смерти. В причёте присутствуют образы промежуточных состояний, близких к ней по внешнему виду (болезнь, старость, сон). Но смерть отличается от них — прежде всего своей скоростью и непоправимостью. Эти качества связаны с категорией времени, его быстротой и однонаправленностью. Время причётов - это время перехода границы. Границей между старым временем и временем разлуки, между временем и вечностью и является смерть. Путь воплощён в конкретных образах дороги-тропинки, с образом пути косвенно связан и мотив разрушения-порчи дома, тела, платья (преодоление трудности пути). На уровне абстрактных представлений путь — это переход из одного состояния в другое, и он имеет начало (представление оплакиваемого спящим, разлуки - недолгой) и конец (констатация смерти). В соответствии с христианскими представлениями сорок дней поминального цикла соответствуют сорока дням пути души из мира живых в своё новое вечное пристанище. Народное сознание помещает весь этот путь в зависимость и близость от дома (душа приходит домой питаться и мыться, как будто делает стоянки на пути). Но длительность этой дороги измерена, и как не изменить метров и километров длины реальной дороги, так сосчитаны часы-минуточки этого пути. Причитальщица подбадривает душеньку: впереди её ждёт «жирушка бесконечная», «жизнь хорошая». Дело причитальщицы проводить оплакиваемого, наделить необходимым («домом», яствами, платьем, ласковым словом) и запереть двери (закрыть обрядом обратный ход), дело души - пройти тяжёлый путь, от прежней жизни до жизни вечной.

Заключение

1. Основная идея причитаний похоронно-поминального цикла -стремление установить связь между миром живых и миром мёртвых и констатация невозможности возвращения умершего из мира мёртвых. Задача похоронно-поминального обряда — проводить душу умершего на тот свет. Дорогой душе служит голос живых: сам факт голошения и образы, присутствующие в текстах причётов. Похороны - это обряд инициации: при правильном исполнении обряда, умерший родственник переходит в категорию предков-покровителей. Чтобы замилостивить умершего и получить его покровительство, необходимо обеспечить связь, найти каналы коммуникации с миром мёртвых. Однако граница между мирами должна оставаться непроходимой, чтобы обезопасить мир живых от негативного влияния того света, что отражается в образной системе причитаний.

2. Главные образы причитания укладываются в следующие тематические уровни: мир человека (тело, дом и ближайшее окружение), мир природы (растительные, орнитоморфные и метеорологические образы) и мир абстрактных представлений и состояний (время, пространство, сон, смерть). К миру человека (глава 1) относятся его душа, тело и творения его рук. Общеупотребительны в Вологодских причётах образы частей тела (сердце, очи, правая рука, ноги), платья, строений (терем-дом, церковь, «новый дом» - гроб), частей дома (красный угол, печь, окно и другие), действий (хожденьице, владенъице), звуковых проявлений чувств человека (голос, благословение, слово, плач). Для создания образа используется приём метонимии: части дома (суточки, светлица) могут заменять дом в целом; следик, походка, головушка служат для обозначения человека как такового.

Символизм народной поэзии оформился в результате развития приёма психологического параллелизма. Тексты причитаний вписывают участников обряда в мир природы (глава 2), закономерности которого лучше поддаются наблюдению и осознанию. Аналогии между внутренним космосом человека и макрокосмом природы подверглись типизации, превратились в постоянные иносказания. За явлениями действительности закрепились словесные обозначения. К важнейшим природным образам в фольклоре можно отнести растительные, зооморфные, образы стихий. Каждая из этих групп представляет собой подсистему, в которой образы соотносятся друг с другом внутри текста и с более широким системным контекстом.

Абстрактные представления, рассмотренные в главе 3, выражены через конкретное наполнение пространства и времени, признаки состояний (действие — неподвижность), предметные образы из мира природы (например, камень - тоска).

3. На каждом тематическом уровне образной системы выражается идея перехода, приближения состояния живого человека, пережившего утрату, к состоянию покойника, а также невозможность полноценной коммуникации между миром живых и миром мёртвых.

В мире человека с жизнью, одушевленностью связаны действия (выраженные в причётах отглагольными существительными), которые вкладываются в соответствующие члены тела: хоженъице в ноги, держаньице (.маханьице) в руки, говоренъице в уста и т.д. Образно связаны тело и одежда: душа оставляет тело, как изношенное платье, и наряжается птицей, чтобы улететь на тот свет, однако причитальщица зовёт душу вернуться в оставленное тело, чтобы погостить в поминальные дни. При этом душа «одевается» в тело (держаньице в руки, как руки в рукава и т.д.). Образ дома создаётся с помощью олицетворения: терем горюет, обливается слезами, сиротеет. Как человек живёт в доме и покидает его, так душа живёт в теле человека. Разрушение жилища при утрате жильца имеет не только конкретно-бытовой аспект, но и бытийный (смерть). Картина разрушения реалистична, изобразительна, а на символическом уровне пустой дом - это образ тела, оставленного душой.

Символ в народной поэзии многозначен, но в плане употребления закреплён за реальными лицами и действиями в обряде (в причётах - за умершим, сиротами, либо за самой смертью). То, как именно представлена реальность в образах-символах, позволяет судить о коллективных представлениях народа, о его отношении к людям и событиям. Среди растительных образов важен параллелизм человека с растением: детей с ягодками, отца с коренъицем, смерти с засыханием. Растительные образы входят в композиционный приём исключения единичного из множества, подчёркивающий одиночество и беззащитность сироты. С растениями связано и образование преграды между тем светом и этим. Если рост травы и деревьев символизирует жизнь, естественную смену поколений и возрастов, то и забвение умершего предка происходит по причине безостановочности жизни, её продолжения, несмотря на утрату одного из членов социума. Среди зооморфных образов значим образ птицы, который появляется в форме сравнения, параллелизма, метафорических обращений к умершему. За каждым участником обряда закреплена его «птичья» ипостась.

Пространство и время причитаний похоронно-поминального цикла структурировано. Мир живых и мир мёртвых выстроен с помощью ступенчатого сужения образов, аналогии, антитезы в виде двух сужающихся кругов: постройки мира живых с центром в красном углу, и кладбище с центром-гробом. Причитания помогают перевести душу через границу между мирами, пространственно выраженную как путь между деревней и кладбищем. Причём, душа умершего перемещается из красного угла в могилу, из центра в центр, а провожающие её ходят по периферии, перечисляя постройки деревни, улицы, дома (мир живых), кладбище. Объединяющим топосом служит церковь. Время также детализировано (часы часуются, денёчки-суточки, часы-минуточки), его течение нарушено. Художественно это выражается в тропах гиперболы и литоты. Путь души на тот свет имеет чётко выраженную временную организацию: это срок общей продолжительностью сорок дней, с вехами - поминальными днями (3, 9, 20). Для родных это время сакральное, негативно окрашенное и текущее неравномерно (слишком медленно - за год, за век - или, наоборот, слишком быстро). Хорошее время отнесено в прошлое и будущее: идеализированное по-старому, по-прежнему до смерти и жирушка бесконечная после. Разное течение времени для оплакиваемого и сирот не позволяет состояться полноценной коммуникации. Для умершего наступает время вечности, тогда как живые остаются в бытовом времени жизни. Ключевой пространственно-временной образ назван в причитаниях «праздник». Хотя имеются в виду похороны (поминки) - это день сакрального времени, лишённый работы (временной центр), день, сводящий родственников из дальних деревень в дом оплакиваемого (пространственный центр). Образ «последнего праздничка» -точка отчёта пути на тот свет, начало расставания.

Если смерть — центральное состояние в причёте, то «периферией» являются сон, тоска, старость, приближающиеся к смерти, но не тождественные ей. Именно через эти состояния причитальщица пытается постепенно осмыслить изменения, постигшие оплакиваемого и её саму.

4. Образы всех трёх тематических уровней взаимосвязаны и представляют собой цельную систему, имеющую самостоятельную художественную значимость. Она построена на символических (архитепических) значениях и служит выражению основной идеи причитания.

На каждом тематическом уровне есть образы, соотносящиеся с адресатом (сухое дерево, голубь, гроб, крепкий сон), с говорящей (травинка, кукушка, пошатнувшийся дом, тоска), с изменившимся миром (засыхание, разрушение дома) и с контактом между причитальщицей и умершим (говорение-плач, церковь, гуси, ветер, ангелы). Новый мир предстаёт как изменение умершего и сироты (разрушение тела, дома). Выделенные нами уровни образов существуют не изолировано (см. прип., схема 1). Например, лес, будучи растительным образом, входит в состав устойчивого сочетания «огонь - вода - лес» и тем самым уподобляется стихиям. Обращение к ветру-грому в поминальных причётах включает в себя орнитоморфный образ гусей серых. Уподобление человека птице ведёт за собой образ дома-гнёздышка. Камень, будучи образом стихийным (земля, гром) часто тождественен остывшему сердцу покойника или тоске на сердце сироты. Образ заросшей дороженьки является ключевым для причитаний. Дорога — это сверхобраз, раскрывающийся на всех уровнях образности. Вся художественная система причитаний подчинена идее перехода, поэтому образ дороги частично рассмотрен нами во всех параграфах практической части.

Особенность художественной образности причитаний состоит в сочетании утилитарного обрядового смысла и поэтической красоты образа. Первое таит в себе сакральное значение, мифологический и духовный смысл, второе - влияет на эмоциональное восприятие причетов и позволяет им жить даже в условиях, когда исполнительницы сами не помнят исконного смысла текста. Специфика образности причитаний связана со стилем этого жанра. Элемент представления в образах причитаний ослаблен, хотя и присутствует. Так, например, для передвижения по воздуху душа имеет крылья; но часто она летит при этом под землю, и, приобретая орнитоморфный облик, не утрачивает антропоморфного. Причитания имеют много общего с колыбельными песнями и по ряду признаков их можно отнести к эмоционально-экспрессивному стилю. Как показало исследование, основные образы причитаний несут в себе сильный понятийный элемент. Образы служат для осознания явления смерти, сиротства, их значение выходит за пределы конкретно-бытового предмета, а «стремление поднять все образные действия до уровня передачи общего смысла» [Аникин, 2004, с.216] служит чертой иносказательного стиля.

Многие природные образы и образы мира человека связаны с предметами и реалиями внешнего мира, некоторые из них объясняются обрядом, его невербальными составляющими. При этом значение ключевых образов архетипично. Для выделения единицы причёта в образ существенны как содержательные моменты, так и формальные. Средства художественной выразительности, лексика и грамматика в причитаниях жанрово обусловлены. Например, в соотнесении сироты с растительным миром важным становится сходное звучание и семантическая нагруженность приставки и суффикса: «недозрелую ягодку» и «недоспелую яблоньку» мы относим к одному типу образа (плод, не успевший дать жизнь новому растению). Важнейшим способом связи участников обряда с различными тематическими уровнями художественного иносказания служит метафора. Как показало исследование, система метафорических замен в причитаниях сохраняется, хотя её стройность утрачивается. С метафорическим обращением соседствует прямые наименования, что свидетельствует о забвении сакрального смысла. Взамен появляется ритмический повтор и присутствие образа одновременно в двух ролях: обыденной и сакральной, (например, сестры и лебеди). Формула невозможного, выражающая идею невозможности противления смерти и возвращения умершего к жизни, объединяет образы всех тематических групп и является важнейшей художественной особенностью причётов.

5. В диссертационном исследовании выявлены образы, различающие восточную и западную локальные традиции внутри Вологодской области. Для восточно-вологодских причётов ключевыми следует признать природные образы: недозрелая (недоспелая) ягода/недорослая • траеонька, сухое корение, птица (голубушка, кукушка, сокол-лебедь-ласточка, гуси) (см. прил., карта 5). Рассматривая причеты востока области, можно сказать, что за каждым участником обряда закреплена его «птичья» ипостась. Умерший, сироты, причитальщица и сама смерть в виде душ умерших ранее предков представлены на орнитоморфном уровне как голубь, ласточки-соколы, кукушка и гуси соответственно.

На западе Вологодской области значение растительных и орнитоморфных образов меньше. Хотя метафорическая замена голубушка сохраняется и там, основным обращением к умершему служит гостья милая, невидимая. Образ кукушки тоже встречается реже.

В обращении к стихиям в поминальных причитаниях (мотив оживления покойника) наблюдаются отличия в разных локусах Вологодской области. Кроме ветров буйных, тучи грозной, мелких дождиков (что является общим для всей территории), в обращении присутствуют персонифицированные образы. На востоке области это гуси серые, на западе — ангелы (в записи начала XX в. — даже Христос истинный [Соколовы 1999, с.323]). Образ ангелов встречается и в восточных районах, но значительно реже (см. прил., карта 4). Их количество может быть разным - просто ангелы, два (что соответствует христианским представлениям о смерти), три (в народном сознании с этим числом связано всё «божественное»). В причётах западных районов можно отметить большую важность таких понятий, как «душа» и «тело». Само слово «тело» встречается здесь в двух контекстах - в обращении к стихиям (вы вложите в тело дугиеньку) и в приглашении в баню (платьице позамаралося, телушко поистрепалося). Образ бани является ключевым для запада Вологодской области.

Можно говорить о большей значимости природного уровня в восточно-вологодских причётах и образов, связанных с человеком, на западе области. В этом проявляется избирательность народной памяти - актуальными становятся не просто те или иные образы, а разные уровни иносказания.

Специфическими являются образы Забытъ-реки в Кадуйском районе (запад Вологодской области) и Реки с заросшими берегами — в Никольском (восток). Первый относится к миру умершего (окончательный переход границы жизни и смерти), второй - к миру горюющих, потерянных между двумя берегами. В обоих случаях актуализируется символика берегов как разных миров и водного пространства между ними как состояния промежутка. Образ реки отражает древнейшие представления похоронно-поминальной мифологии евразийцев и других народов мира.

Образная система Вологодских причётов — региональное проявление общерусской образности данного жанра. Многое роднит исследуемые тексты с текстами других регионов, а также других славянских и неславянских традиций, но есть нюансы, характерные только для Вологодской области и отдельных локусов внутри неё. В разных районах по-разному проявляются общерусские черты причётов, в частности, варьируется актуальный набор образов. В целом же регион сохраняет общерусские образы плача, а жанр частично остаётся продуктивным на данной территории.

В диссертации выделены образы, наиболее значимые для вологодских причитаний похоронно-поминального цикла. Уровни художественной образности причитаний взяты из реальности: мир природы - тот макрокосм, в котором существует традиционный человек, мир человека — его ближайшее окружение и самоощущение. На разных уровнях образности раскрывается основная идея причитаний: дорога с этого на тот свет не имеет возврата. Этот путь невозможно отложить или пройти раньше положенного времени, он сложен и загадочен. И долг живых - помочь умершему родственнику пройти эту дорогу, направить его голосом, словом. Сам факт причитания смягчает трагичность его содержания: возможность поддерживающего участия в смерти другого через поэтический текст частично нейтрализует чувство бессилия перед ней. Вариативность способов выражения, множественность кодов (зоологический, растительный и т.д.) создаёт образное богатство и художественную неповторимость фольклорного плача.

Список научной литературыЮгай, Елена Фёдоровна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Барсов, 1872 Барсов Е. В. Причитанья Северного края. - 4.1. Плачи похоронные, надгробные и надмогильные. - М.: Типография Современных Известий, 1872.

2. Древо жизни, 2004-1 Древо жизни: сборник материалов по традиционной культуре Верховажского района. - Вып. 1. - Вологда: Легия, 2004.-С. 61-71.

3. Древо жизни, 2004-2 Древо жизни: сборник материалов по традиционной культуре Тарногского района. - Вып.2. - Вологда: Легия, 2004.-С. 34-59, 117-122.

4. Древо жизни, 2006 Древо жизни: сборник материалов по традиционной культуре Вожегодского района. - Вып. 5. - Ч. 2. - Вологда: Легия, 2006. -С. 74.

5. Ефименкова, 1980 Ефименкова Б. Б. Севернорусская причеть. - М.: Советский композитор, 1980.

6. Истомин, Ляпунов, 1899 Истомин Ф. М., Ляпунов С. М. Песни русского народа, собраны в губерниях Вологодской, Вятской и Костромской в 1893 году.-СПб., 1899.

7. Малеевинский, 1912 Малевинский Ф. Народные песни Тотемского уезда Вологодской губернии. - Вологда: Типография П.А. Цветова, 1912.

8. Никольские песни, 1975 Никольские песни, записанные в Никольском районе Вологодской области / Сост. М.Л. Мазо. - М.-Л.: Советский композитор, 1975.

9. Песни, сказки, пословицы, поговорки и загадки, собранные Н. А. Иваницким в Вологодской губернии. Вологда: Вологодское книжное издательство, 1960.

10. Разова, 1994 Розова И. О. Похоронный обряд Белозерского района Вологодской области // Белозерье: Ист.-лит. альм. / Белозер. ист.-худож. музей, Вологод. гос. пед. ин-т. — Вологда: Русь, 1994. - С. 168- 189.

11. Сказки и песни, 1955 Сказки и песни Вологодской области / Сост. С. И. Минц и Н. И. Савушкина. - Вологда: Областная.книжная редакция, 1955.

12. Соколовы, 1999 Сказки и песни Белозерского края. Сборник Б. и Ю. Соколовых: В 2 кн. - СПб.: Тропа Троянова, 1999. - Кн.2. (Полное собрание русских сказок. Предреволюционные собрания. - Т.2)

13. Тенишев, 2007-1 Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 5. Вологодская губерния. Ч. 1. Вельский и Вологодский уезды. — СПб.: Деловая полиграфия, 2007.

14. Тенишев, 2007-2 Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 5. Вологодская губерния. Ч. 2. Грязовецкий и Кадниковский уезды. — СПб.: Дел овая полиграфия, 2007.

15. Тенишев, 2007-3 Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 5. Вологодская губерния. Ч. 3. Никольский и Сольвычегодский уезды. — СПб.: Деловая полиграфия, 2007.

16. Тенишев, 2007-4 Русские крестьяне. Жизнь, быт, нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В. Н. Тенишева. Т. 5. Вологодская губерния. Ч. 4. Тотемский, Устьсысольский, Устюгский и Яренский уезды. — СПб.: Деловая полиграфия, 2008.

17. Шайжин, 1911 — Шайжин Н. С. Олонецкий фольклор. Похоронные причитания Олонецкого края (новая запись). II. Петрозаводск: Олонец.Губ.Тип., 1911.

18. Шейн, 1900 Шейн П. В. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах. - СПб.: Издание императорской академии наук, 1900.-Т. 1. - Вып. 2.-С. 781 -782.1.. Архивы

19. Вологодский ДЮЦТНК Фонд фольклорно-этнографических материалов при ГОУ ДОД «Вологодский областной детско-юношеский центр традиционной народной культуры». — 1998 - 2010.

20. JIHMT ВГПУ Архив «Лаборатории народного музыкального творчества» «Вологодского государственного педагогического университета».

21. МЦНТК Бабаевского района фонд МУ «Бабаевский межпоселенческий центр традиционной культуры».

22. МЦНТК Череповецкого района Фонд МУ «Межпоселенческий центр традиционной народной культуры Череповецкого муниципального района».

23. Олония архив МОУ «Средняя общеобразовательная школа №1 г.Вытегры» (фольклорно-этнографическая группа «Олония»).1.I. Исследования

24. Аверинцев, 2001 Аверинцее С. С. Символ // Литературная энциклопедия терминов и понятий/ Под ред. А. Н. Николюкина. Институт научной информации по общественным наукам РАН. - М.: Интелвак, 2001.-Стб. 669-674.

25. Агапкина, 1999 Агапкина Т. А. Лестница // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.2: Д - К / Под ред. Н.И. Толстого. -М.: Международные отношения, 1999. - С. 100- 101.

26. Агапкина, 2002-1 Агапкина Т. А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл: автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. Специальность 10.01.09. - М., 2002.

27. Агапкина, 2002-2 Агапкина Т. А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. - М.: Индрик, 2002.

28. Агапкина, Виноградова, 2004 Агапкина Т. А., Виноградова Л. И. Нога // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.З: К - П / Под общей ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 2004. -С. 422-427.

29. Агапкина, Левкиевская, 1995 Агапкина Т. А. Левкиевская Е. Е. Голос // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г / Под ред. Н.И. Толстого. -М.: Международные отношения, 1995. - С. 510-513.

30. Адоньева, 2003 Адонъева С. Б. О природе риторического вопроса в фольклоре // Риторическая традиция и русская литература. СПб., 2003. -С. 27-37.

31. Адоньева, 2004-1 Адонъева С. Б. Прагматика фольклора. Прагматика фольклора: частушка, заговор, причет (Белозерская традиция XX века): диссертация на соискание учёной степени доктора филологических наук. Специальность - 10.01.09. - СПб., 2004.

32. Адоньева, 2004-2 Адонъева С. Б. Причитание: ритуальный текст и посвятительная процедура // Русский фольклор: материалы и исследования. - СПб.: Наука, 2004 - Т. XXXII. - С. 130 - 145.

33. Азадоский, 1959 Азадовский М. К. Ленские причитания// Азадовский М.К. Статьи о литературе и фольклоре. - Л.: Гослитиздат, 1959. -С.114- 174.

34. Алексеевский, 2007 — Алексеевский, М. Д. Мотив оживления покойника в севернорусских поминальных причитаниях: текст и обрядовый контекст // Антропологический форум. 2007. - № 6. - С. 227-262.

35. Аникин, 1977 Аникин В. П. К зависимости стиля от образности (общетеоретический аспект) // Фольклор. Поэтическая система. - М.: Наука, 1977.-С. 144-161.

36. Аникин, 1987 Аникин В. П. Фольклористика как филологическая дисциплина// Методологические проблемы филологических наук. Литературоведение и фольклористика. - М.: Издатальство Моск. Ун-та, 1987.-С. 107-135.

37. Аникин, 2004 Аникин В. П. Теория фольклора. Курс лекций. - М.: КДУ, 2004.

38. Артеменко, 2006 Артеменко Е. Б. О некоторых направлениях междисциплинарных исследований на оси миф-фольклор-язык // Традиционная культура. - 2006. - №2. - С. 11 -21.

39. Арустамова, 2004 Арустамова А. А. Плач как элемент похоронного обряда: к проблеме ритма архаической культуры: (На материале полевых исследований фольклора Прикамья) // Международная коммуникация. -Пермь, 2004.-С. 102-108.

40. Афанасьев, 1984, т.1 — Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. / Издание подготовили Л. Г. Бараг и Н. В. Новиков. — М.: Наука, 1984. (Литературные памятники). — Т. 1.

41. Афанасьев, 1984, т.2 Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. / Издание подготовили Л. Г. Бараг и Н. В. Новиков. — М.: Наука, 1984. (Литературные памятники). - Т. 2.

42. Афанасьев, 2002- 3 — Афанасьев А. Н. Мифы, поверья и суеверья славян: поэтические воззрения славян на природу. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2002.-т.З.

43. Афанасьев, 2002-1 Афанасьев А. Н. Мифы, поверья и суеверья славян: поэтические воззрения славян на природу. — М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2002. — т. 1.

44. Афанасьев, 2002-2 Афанасьев А. Н. Мифы, поверья и суеверья славян: поэтические воззрения славян на природу. - М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2002. - т.2.

45. Афанасьева, Плотникова, 1995-1 — Афанасьева Н. Е., Плотникова А. А. Воздух // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т. 1: А Г / Под общей ред. Н. И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995.-С. 402-403.

46. Афанасьева, Плотникова, 1995-2 Афанасьева Н.Е., Плотникова А. А. Гроб // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г / Под общей ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995.- С. 553-558.

47. Базанов, 1962 Русская народно-бытовая лирика. Причитания Севера в записях В.Г.Базанова и А.П.Разумовой 1912-1945гг. - М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1962.

48. Байбурин, 1990 Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян / 2-е изд., испр. - М.: Языки славянской культуры, 2005.

49. Байбурин, 1993 — Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семант. анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993.

50. Байбурин, 2005 Байбурин А. К. Заметки к теме «Слово и тело» // Тело в русской культуре: сборник статей / Сост. Г. Кабакова и Ф. Конт. - М.: Новое литературное обозрение, 2005. — С. 102 — 111.

51. Байбурин, Левинтон, 1990 Байбурин А. К., Левинтон Г. А. Похороны и свадьба // Исследования в области балто-славянкой духовной культуры: Погребальный обряд. -М.: Наука, 1990. - С. 64-98.

52. Бахтин, 1976 Бахтин М. М. Проблемы текста // Вопросы литературы. -1976. -№10. - С. 122-151.

53. Бахтин, 1979 Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук / Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979.

54. Белова, 2009 Белова О. В. Песок // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. - Т. 4: П - С. — М.: Международныеотношения, 2009. — С. 20 22.

55. Бердяев, 2002 —Бердяев О. С. Причеть: бытование и судьба жанра // Исчезающая красота: проблемы сохранения ценностей культуры в современной России. Вел.Новгород: НовГУ имени Ярослава Мудрого, 2002. - С. 77-86.

56. Богатырёв, 1964 Богатырёв П. Г. Художественные методы фольклора и творческая индивидуальность носителей и творцов народной поэзии // Художественный метод и творческая индивидуальность писателя. - М.: Наука, 1964.-С. 59-66.

57. Боженкова, 2003 Боженкова Н. А. Стилистические фигуры как категориальные единицы фольклорных текстов// Текст как единица

58. Вавилова, 2005 — Вавилова М. А. Устное народное творчество в контексте культуры: Сборник статей: К 75-летию автора. Вологда: Книжное наследие, 2005.

59. Вавилова, 2010 — Вавилова М. А. Фольклор в контексте культуры: похоронно-поминальные обряды. Вологда: Граффити, 2010.

60. Валгина, 2003 — Волгина Н. С. Теория текста. М.: Логос, 2003.

61. Валенцова, 2000 — Валенцова М. М. Семантика и символика «верха» дома в обрядности славян // Живая старина. 2000 - № 2 (26). - С. 11- 14.

62. Валенцова, 2004 — Валенцова М. М. Крыша // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.З: К П. / Под общей ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 2004. - С. 72 - 74.

63. Валенцова, Узёнова, 2009 Валенцова М. М., Узёнова Е. С. Полотенце // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т.- Т.4: П - С .- М.: Международные отношения, 2009. С.147 — 150.

64. Веселовский, 2006 Веселовский А. Н. Историческая поэтика / Автор вступ. статьи и коммент., сост. И. О. Шайтанов. — М.: РОССПЭН, 2006.

65. Виноградов, 1959 Виноградов В. В. О языке художественной литературы. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959.

66. Виноградова, 1995 Виноградова Л. Н. Бросать // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г. / Под общей ред. Н.И. Толстого. -М.: Международные отношения, 1995. - С. 264-266.

67. Виноградова, 1997 Виноградова Л. Н. «Хорошая» и «плохая» смерть в славянской мифологии // Природа. - 1997. - №6. - С.88-91.

68. Виноградова, Левкиевская, 1999 Виноградова Л. Н, Левкиевская Е. Е. Окно // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.З: К- П / Под ред. Н.И. Толстого.- М.: Международные отношения, 1999. -С 534-539.

69. Винокур, 1990 Винокур Г. О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика. - М.: Наука, 1990.

70. Винокур, 1991 Винокур Г. О. О языке художественной литературы. -М.: Высшая школа, 1991.

71. Власова, 1997 — Власова И. В. Вологодская земля и её население: этническая история ХП-ХХ веков// Вологда: краеведческий альманах. -Вып.2. Вологда: Русь, 1997. - С. 47-62.

72. Гаспаров, 1984 — Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха: метрика, ритмика, рифма, строфика. -М.: Наука, 1984.

73. Голованов, 2009 Голованов И. А. Константы фольклорного сознания вустной народной прозе Урала (XX XXI вв.): монография / И. А.

74. Голованов. Челябинск: Энциклопедия, 2009.

75. Голованов, 2010 Голованов И. А. Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (XX - XXI вв.): автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук. - М., 2010.

76. Горшков, 2000 Горшков А. И. Лекции по русской стилистике. -М.: Изд-во Литературного ин-та им. А.М.Горького, 2000.

77. Гура, 1997 Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. -М.: Индрик, 1997.

78. Гура, 2009 Гура А. В. Птицы // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.4: П - С. - М.: Международные отношения, 2009. - С. 345 - 347.

79. Гурьянова, 2004 Гурьянова Г. И. Фольклор в контексте философской проблемы бытия и небытия: (на материале русских и татарских пословиц) // Фольклор и художественная культура. - М.: ГРЦРФ, 2004. - С. 257-263.

80. Гусарова, 1986 —Гусарова Н. Д. Вариативный лексический повтор в языке севернорусских былин и причитаний: диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук / ЛГУ им. А. А. Жданова. -Л., 1986.

81. Гусева 2007 — Гусева Н. Р. Русские сквозь тысячелетия. Арктическая теория. — М.: Белые альвы, 2007.

82. Гусева, 2003 Гусева Е. В. Архетип дороги в мифопоэтическом творчестве восточных славян // Уваровские чтения — IV - Муром: ИПЦ МИВлГ, 2003. - С.73-75.

83. Данилов, 1906 Данилов В. Символика птиц и растений в украинских похоронных причитаниях // Киевская старина, 1906. - Т. ХС1У - № 11-12. — С. 611 -628.

84. Добровольская, 2006 Добровольская В. Е. «Умереть сегодня - страшно, а когда-нибудь - ничего.»: знаки, предвестия и предчувствия смерти в традиционной культуре Центральной России // Живая старина. - 2006. - N 2. - С. 30-33

85. Енговатова, 2000 Енговатова М. А. Смоленские похоронные плачи: ритуал и музыка // Живая старина - 2000. - № 1. - С. 2-6.

86. Ерёмина, 1978 Ерёмина В. И. Поэтический строй русской народной лирики. — Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. - 1978.

87. Ерёмина, 1981 — Ерёмина В. И. Историко-этнографические истоки общих мест причитаний // Русский фольклор: Поэтика фольклора. Л., 1981. — Т.21.-С. 70- 86.

88. Ерёмина, 1991 Ерёмина В. И. Ритуал и фольклор. - Л.: Наука, 1991.

89. Ершова, 2006 — Ершова Д. Ю. Русские заимствования в языке вепсских причитаний // XXI в. на пути к Клюеву. Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2006.-С.251-255.

90. Ефименкова, 1980 Ефименкова Б. Б. Основные сюжетные мотивы причитаний исследуемого региона / Севернорусская причеть. - М.: Советский композитор, 1980 - С. 13- 29.

91. Ефименкова, 2001 Ефименкова Б. Б. Ритм в произведениях русского вокального фольклора. -М.: Композитор, 2001.

92. Жарникова, 1994 Жарникоеа С. В. Образы водоплавающей птицы в русской народной традиции (истоки и генезис) // Культура Русского Севера: межвузовский сборник научных трудов. - Вологда: Русь, 1994. — С. 108- 119.

93. Жарникова, 2003 Жарникова С. В. Золотая нить. - Вологда: ОНМЦК и ПК, 2003

94. Жукова, 2005 — Жукова О. Ю. Образ дома в вепсских обрядовых плачах // Межкультурные взаимодействия в полиэтническом пространстве пограничного региона. Петрозаводск: Изд-во Карельского научного центра РАН, 2005. - С. 394 -397.

95. Завалишина, 2005 Завалишина К. Г. Концептосфера- «человек телесный» в языке русского, немецкого и английского песенного фольклора: диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук: 10.02.01, 10.02.19. - Курск, 2005.

96. Злыднева, 2002 Злыднева Н. В. Белый цвет в русской культуре XX века // Признаковое пространство культуры / Отв. ред. С. М. Толстая. — М.: Индрик, 2002. - С. 424 - 431.

97. Иваницкий, 1980 Иваницкий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской губернии // Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России. - М., 1890. - Вып. 2.

98. Иванов, Топоров, 1990 Иванов В. В., Топоров В. Н. Дунай // Мифологический словарь/ гл. ред. Е.М. Мелетинский. - М.: Советская энциклопедия, 1990. - С. 197 - 198.

99. Ильина, 2008 Ильина Ю. Н. Севернорусские похоронно-поминальные причитания: лингвокогнитивный аспект: диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук: 10.02.01. - Санкт-Петербург, 2008.

100. Имяреков, 1995 — Имяреков М. Г. Лирика душевной печали: Мордовская обрядовая поэзия. Причитания. Саранск: Изд. Морд, ун-та, 1995.

101. Кабакова, 1995 Кабакова Г. И. Возраст // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1:А-Г / Под ред. Н. И. Толстого.-М.: Международные отношения, 1995. — С. 405- 407

102. Кабакова, 2001 — Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской традиции. М.: Ладомир, 2001.

103. Кабакова, 2005 Кабакова Г. И. О сладких поцелуях и горьких слезах: Заметки о гастрономии тела // Тело в русской культуре: сборник статей/ Сост. Г. Кабакова и Ф.Конт. - М.: Новое литературное обозрение, 2005. -С.67-77.

104. Календарные обряды, 2004 Календарные обряды и фольклор Устюженского района / Сост. А. В. Кулев, С. Р. Кулева. - Вологда: Областной научно-методический центр культуры, 2004.

105. Ю9.Каргин, Смолицкий, 2004 Каргин А. С., Смолицкий В. Г. Проблемы изучения локальных фольклорных традиций // Традиционная культура Гороховецкого края: В 2 т. - Т. 1: Экспедиционные, архивные, аналитические материалы. - М.: ГРЦРФ, 2004. - С. 7-18.

106. Киселёва, 1989 Киселёва А. А. Народная причеть как поэтический жанр // Русская литература - 1989 - №2 - С.3-21.

107. Климас, 2004 Климас И. С. Матушка в фольклорной картине мира // Образ и текст. - Курск: Изд-во Курск, гос. ун-та, 2004 - С. 163-171.

108. Клюеский сборник, 1999 Клюевский сборник. - Вып. 1. - Вологда: Легия, 1999.

109. ПЗ.Кобзева, 2004 Кобзева Р. М. Фольклор как универсальная художественно-философская система // Русская литература и философия: постижение человека. - Липецк: ЛГПУ, 2004. - 4.1. - С.15-18.

110. Коваль-Фучило, 2000 Ковалъ-Фучило И. М. Украинские похоронные причитания: генеза и поэтика: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Специальность: 10.01.07. - Львов, 2000.

111. Колесов, 1986 — Колесое В. В. Мир человека в слове Древней Руси. JL: Изд-во Ленинградского университета,1986.

112. Колосова, 2003 — Колосова В. Б. Лексика и символика народной ботаники восточных славян (на общеславянском фоне). Этнолингвистический аспект: Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук специальность 10.02.03 — Москва, 2003.

113. Костяев, 2004 Костяев А. И. Ритуал - тело - культура. - М.: МГУКИ, 2004.

114. Кравцов, 1973 Кравцов Н. И. Проблемы теории фольклора // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - Вып. 2. - Т. XXXII. - М.: Наука, 1973.-С. 105-110.

115. Красильников, 2010 Красилъников Р. Л. Танатологические мотивы в художественном творчестве: эстетический аспект. - М.; Вологда: Граффити, 2010.

116. Красильников, 2011 Красилъников Р. Л. Танатологические мотивы в художественной литературе: автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. Специальность 10.01.08 -Теория литературы. Текстология. - Москва, 2011.

117. Краснова, 1999 Краснова М. Ехал солдат лесом.// Русский фольклор: книга для ученика и учителя. — М.: Олимп, ACT, 1999. - С.520-526.

118. Кривцун, 2000 Кривцун О. А. Эстетика: Учебник. - М.: Аспект Пресс, 2000.

119. Кукушкина, 2002 Кукушкина Е. Ю. Первое и последнее в причитаниях // Логический анализ языка : семантика начала и конца. - М.: Индрик, 2002. - С. 564-572.

120. Кукушкина, Никитина, 2000 Кукушкина Е. Ю., Никитина С. Е. Жанровые «портреты» фольклорного дома // Живая старина. - 2000.- № 2 (26).-С. 5-8.

121. Кулёв, Балакшина, 2000 Кулев А. В., Балакшина С. Р. Состояние народно-песенных традиций западной части Вологодской области на протяжении XX века // Культура Русского Севера в преддверии третьего тысячелетия. - Вологда: Легия, 2000. - С. 113 -124.

122. Кургузова, 2007 Кургузоеа Н. В. Мифопоэтический аспект пространственно-временной системы русской свадебной лирики (песни и причитания): автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. - Петрозаводск, 2007.

123. Лазутин, 1982 Лазутин С. Г. К вопросу об эволюции поэтического стиля // Поэтическая стилистика. - Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1982. -С. 48-59.

124. Ларионова, 2004 Ларионова М. Т. Синонимия обрядового текста: свадьба и похороны // Речь. Речевая деятельность. Текст. - Таганрог: ТГПИ, 2004. - С. 237- 244.

125. Левкиевская, 1995-2 Левкиевская Е. Е. Гора // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В5т. Т.1:А-Г / Под ред. Н.И. Толстого. -М.: Международные отношения, 1995. - С.520 - 521.

126. Левкиевская, 1999-2 Левкиевская Е. Е. Замок // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.2: Д - К / Под ред. Н.И. Толстого. -М.: Международные отношения, 1999. - С. 263 — 266.

127. Левкиевская, 1999-3 Левкиевская Е. Е. Колючий // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.2: Д - К / Под ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1999. - С.566 - 568.

128. Левкиевская, 2004 Левкиевская Е. Е. Лицо // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. Т.З: К - П / Под ред. Н.И. Толстого. -М.: Международные отношения, 2004. - С. 124 - 128.

129. Левкиевская, 2009 — Левкиевская Е. Е. Предки // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5 т. Т.4: П - С.- М.: Международные отношения, 2009. - С. 249 - 252.

130. Левскиевская, 1995-1 — Левкиевская Е. Е. Вихрь // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1:А-Г / Под ред. Н.И. Толстого.- М.: Международные отношения, 1995. С. 379 - 382.

131. Левскиевская, 1999-1 Левкиевская Е. Е. Демонология народная // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.2: Д - К / Под ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1999. - С. 51 - 56.

132. Лихачёв, 1997 Лихачев Д. С. Обрядовое время причитаний/ Поэтика древнерусской литературы. - Л., 1971. - С. 266 - 274.

133. Лобкова, 2003 Лобкова Г. В. Духовные стихи в народных традициях Володской области // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. — Петрозаводск: Музей-заповедник «Кижи», 2003. — С.80-88.

134. Лосев, 1990-ЛосевА. Ф. Философия имени. -М.: МГУ, 1990.

135. Марианна, 2006 Марианна М. Обрядовые причитания. Общее представление // Проблемы русской и зарубежной литературы. - М.: РУДН, 2006. - С. 75-79.

136. Мелетинский, 1994 Мелетинский Е. М., Неклюдов С. Ю., Новик С. Е. Статус слова и понятие жанра в фольклоре // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. - М.: Наследие, 1994.-С. 39-104.

137. Мехнецов, 2002 Мехнецов А. М. Народная традиционная культура

138. Псковской области: Обзор экспедиционных материалов. СПб.; Псков: Изд-во Псковск. обл. центра народного творчества, 2002. — Т.1.

139. Мифы и религии, 2004 Мифы и религии мира / Сост. и ред. С. Ю. Неклюдов. -М.: РГГУ, 2004.

140. Михайлов, 1940 Михайлов М. М. Русские плачи Карелии // Русские плачи Карелии. - Петрозаводск: Гос. изд-во Карело-финской ССР, 1940. -С. 4-20.

141. Морозов, Слепцоы, 2004 Морозов И. А., Слепцова И. С. Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX - XX). - М.: Индрик, 2004.

142. Музыкально-песенный фольклор, 1987 Музыкально-песенный фольклор Ленинградской области в записях 1970-1980 гг. / Ред.-сост. В. А. Лапин. — Л.: Советский композитор, 1987. - Вып. 1. - С.7- 17.

143. Народная культура, 2006 — Народная культура Европейского Севера России: региональные аспекты изучения: сб. науч. Трудов к 10-летию кафедры фольклора и ист. / Сыктыфкарский гос. Ун-т; ред. Гудырева Л. В. Сыктыфкар, 2006.

144. Народные духовные стихи, 2004 Народные духовные стихи / Сост., вступ.ст., подгот. текстов и коммент. Ф. М. Селиванова; Прилож. и послесл. А. В. Кулагиной. - М.: Русская книга, 2004. - (Библиотека русского фольклора; Т. 14)

145. Невская, 1993 — Невская Л. Г. Балто-славянские причитания: реконструкция семантической структуры. -М.: Наука, 1993.

146. Неклюдов, 1998 Неклюдов С. Ю. Образы потустороннего мира в народных верованиях и традиционной словесности // Восточная демонология. От народных верований к литературе. - М.: Наследие, 1998. -С. 6-43.

147. Неклюдов, 2002 — Неклюдов С. Ю. Вариант и импровизация в фольклоре // Петр Григорьевич Богатырев. Воспоминания. Документы. Статьи. -СПб.: Алетейя, 2002. С. 230-243.

148. Неклюдов, 2002 — Неклюдов С. Ю. Вещественные объекты и их свойства в фольклорной картине мира // Признаковое пространство культуры/ Отв. ред. С.М.Толстая. М.: Индрик, 2002. - С.21- 31.

149. Неклюдов, 2003 — Неклюдов С. Ю. Специфика слова и текста в устной традиции // Евсразийское пространство: Звук, слово, образ. М.: Языки славянской культуры,2003. - С. 108- 119.

150. Никитина, 2002-1 Никитина А. «Сестрица моя, покукуй по мне.» // Язык - тендер - традиция: материалы конференции Пропповского центра СПбГУ. - СПб.: СПбГУ, 2002.

151. Никитина, 2002-2 Никитина А. В. Кукушка в славянском фольклоре. -СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2002.

152. От бытия к инобытию, 2010 От бытия к инобытию: Фольклор и погребальный ритуал в традиционных культурах Сибири и Америки: Сборник / Ред. Ю. Е. Березкин, Л. Р. Павлинская. - СПб.: МАЭ РАН, 2010.

153. Парадовская, 1993 Парадовская Г. П. Современное состояние фольклорных традиций Вологодской области // Информационнопрактическая конференция по проблемам традиционной культуры СевероЗападного региона России. Вологда, 1993. — С. 1—2.

154. Песни Северного Кавказа, 1976 Песни народов Северного Кавказа. - Л: Советский писатель, 1976. - (Библиотека поэта).

155. Петрова, 1999 Петрова М. Образ дома в фольклоре и мифе // Эстетика сегодня: состояние, перспективы. Материалы научной конференции. 20-21 октября 1999 г. Тезисы докладов и выступлений. - СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 1999. — С. 59- 61

156. Петровский, 1925 — Петровский М. Троп // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского,

157. A. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова,

158. B. Чешихина-Ветринского. —М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925. Т. 2.

159. Плотникова, 1995 Плотникова А. А. Ветер // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г. / Под общей ред. Н. И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995. - С. 357 - 360.

160. Плотникова, 2009 Плотникова А. А. Порог // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.4: П - С. - М.: Международные отношения, 2009. - С. 173 - 178.

161. По следам Линёвой, 2002 По следам Е. Э. Линевой: сборник научных статей. — Вологда: Областной научно-методический центр культуры и повышения квалификации, 2002.

162. Потебня, 1976 Потебня А. А. Эстетика и поэтика. - М.: Искусство, 1976.

163. Потебня, 1990 — Потебня А. А. Теоретическая поэтика / Сост., авт. вступ. ст. и коммент. А. Б. Муратов. М.: Высшая школа, 1990.

164. Потебня, 2000 Потебня А. А. Символ и миф в народной культуре/ Сост., подг.текстов, ст.и коммент. А. Л. Топоркова. -М.: Лабиринт, 2000.

165. Поэтика фольклора, 2005 Поэтика фольклора: сборник статей: К 80-летнему юбилею пр. В. П. Аникина. — М.: Изд-во Моск. Ун-та; Макс-Пресс, 2005.

166. Праздники и обряды, 2000 — Праздники и обряды Череповецкого района в записях 1999 г.: Календарные праздники и обряды. Похоронно-поминальная обрядность / Сост. А. В. Кулев, С. Р. Балакшина. Вологда: Областной научно-методический центр культуры, 2000.

167. Пропп, 1963 — Пропп В. Я. Фольклор и действительность // Русская литература. 1963. -№3 - С.62 - 84.

168. Пропп, 1998-1 — Пропп В. Я. Морфология Волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998.

169. Пропп, 1998-2 — Пропп В. Я. Поэтика фольклора. — М.: Лабиринт, 1998.

170. Путилов, 1994 — Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура. СПб.: Наука, 1994.

171. Путилов, 2003 — Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура; In memorian. СПб.: Петербургское востоковедение, 2003.

172. Разова, 1994 Розова, И. О. Похороный обряд Белозерского района Вологодской области // Живая старина. - 1994. - №3 - С. 48- 49.

173. Разумовская, 1984 Разумовская Е. Н. Плач с "кукушкой". Традиционное необрядовое голошение русско-белорусского пограничья // Славянский и балканский фольклор. Этногенетическая общность и типологические параллели. -М.: Наука, 1984.

174. Рахимова, 2007 Рахимова Э. Г. Безмолвие покойного в русских и карельских плачах // Славянская традиционная культура и современный мир. - М.: ГРЦРФ, 2007. - Вып. 10. - С. 209- 233.

175. Роднянская, 2001 Роднянская И. Б. Образ// Литературная энциклопедия терминов и понятий/ Под ред. А. Н. Николюкина. Институт научной информации по общественным наукам РАН. — М.: Интелвак, 2001.-Стб. 669-674.

176. Руденко, 1982 — Руденко М. Б. Курдская обрядовая поэзия: похоронные причитания. -М.: Наука, 1982.

177. Русская свадьба, 1985 Балашов Д. М., Марченко Ю. И., Калмыкова Н. И. Русская свадьба: Свадебный обряд на Верхней к Средней Кокшеньге и на Уфтюге (Тарногский район Вологодской области). - М.: Современник, 1985.

178. Русские плачи Карелии, 1940 Русские плачи Карелии. - Петрозаводск: Государственное издательство Карело-финской ССР, 1940.

179. Русские плачи, 1937 Русские плачи (причитания) / вст. статья Андреева Н. П. и Виноградова Г. С. - М: Советский писатель, 1937.

180. Русский Север, 2001 Русский Север: этническая история и народная культура. XII - XX века. - М.: Наука, 2001.

181. Сафронов, 2006 Сафронов Е. В. Умершие как персонажи современных рассказов о снах //Живая старина — 2006- N2— С. 29- 30

182. Седакова, 1983-1 Седакова О. А. Материалы к описанию полесского погребального обряда// Полесский этнолингвистический сборник. - М., 1983.

183. Седакова, 1983-2 Седакова О. А. Обрядовая терминология и структура обрядового текста. Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. Специальность 10.02.03. М., 1983.

184. Седакова, 1990 Седакова О. А. Тема «доли» в погребальном обряде (восточно- и южнославянский материал) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Погребальный обряд. - М.: Наука, 1990. -С. 54-63.

185. Седакова, 2004 Седакова О. А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. - М.: Индрик, 2004.

186. Слово, 2004 Слово о полку Игореве // Библиотека литературы Древней Руси/ под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриевой, А. А. Алексеевой, Н. В. Понырко. - СПб.: Наука, 2004. - Т. 4: XII век. - С. 254 - 267.

187. Соловьёва, 2006 — Соловьева А. А. Загробный мир в представлениях пудожских детей // Живая старина 2006 - N 2 - С. 34- 37.

188. Сысоев, 1993 Сысоев В. М. Белорусские голошения в структуре погребальной обрядности. Дисс. . канд. филол. Наук. — Минск, 1993

189. Танатология, 2008 Танатология как гуманитарная дисциплина: история и свременность // Вуз культуры и искусств в образовательной системе региона. - Самара: СГАКИ, 2008.

190. Тело в русской культуре, 2005 Тело в русской культуре. Сборник статей / Сост. Г.Кабакова и Ф.Конт. — М.: Новое литературное обозрение, 2005.

191. Толстая, 1995 Толстая С. М. Время // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г. / Под общей ред. Н. И. Толстого. -М.: Международные отношения, 1995. — С.

192. Толстая, 1999 Толстая С. М. Обрядовое голошение: лексика, семантика, прагматика // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и голоса в традиционной культуре славян. -М.: Индрик, 1999. - С. 135-148.

193. Толстая, 2004 Толстая С. М. Лавка // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.З / Под общей ред. Н.И. Толстого. — М.: Международные отношения, 2004. - С. 72 - 74.

194. Толстая, 2005 Толстая С. М. Тело как обитель души: славянские народные представления// Тело в русской культуре: сборник статей/ Сост. Г. Кабакова и Ф.Конт. -М.: Новое литературное обозрение, 2005. - С.51 - 66.

195. Толстая, 2006 Толстая С. М. Мотив посмертного хождения в верованиях и ритуале // Славянский и балканский фольклор. Семантика и прагматика. - Вып. 10. - М.: Индрик, 2006. - С. 236 - 267.

196. Толстая, 2009-1 — Толстая С. М. Плодородие // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.4: П - С. - М.: Международные отношения, 2009. - С. 73 - 77.

197. Толстая, 2009-2 Толстая С. М. Покойник // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.4: П - С. - М.: Международные отношения, 2009. - С. 112 - 118.

198. Толстой, 1976 — Толстой Н. И. «Плакать на цветы». Этнолингвистическая заметка // Русская речь 1976 - № 4 - С. 27 - 30.

199. Толстой, 1991 Толстой Н. И. Глаза и зрение покойников // Толстой Н. И. Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. -М.: Индрик, 1991. - С. 185- 205.

200. Толстой, 1995-1 Толстой Н. И. Болота // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г / Под ред. Н. И. Толстого.-М.: Международные отношения, 1995. - С. 228- 229.

201. Толстой, 1995-2 Толстой Н. И. Глаза // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А - Г / Под ред. Н.И. Толстого.-М.: Международные отношения, 1995. - С.500- 502.

202. Толстой, 1995-3 Толстой Н. И. Гром // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1:А-Г / Под ред. Н. И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995. - С. 558 - 560.

203. Толстой, 1995-4 Толстой Н. И. Громовая стрела // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.1: А-Г/ Под ред. Н. И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995. - С. 561 - 562.

204. Толстой, 1995-5- Толстой Н. И. Язык и народная культура: очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. - М.: Индрик, 1995.

205. Топорков, 2005 Топорков А. Символика тела в русских заговорах XVII - XVIII вв. // Тело в русской культуре: сборник статей / Сост. Г. Кабакова и Ф.Конт. -М.: Новое литературное обозрение, 2005. - С. 131 - 146.

206. Топорков, 2009 — Топорков А. Л. Печь// Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.4: П С. - М.: Международные отношения, 2009. - С. 39 - 44.

207. Топоров, 1962 — Топоров В. Н. Из области теоретической топономастики // Вопросы языкознания. 1962. - № 6. - С. 3-12.

208. Топоров, 1985 Топоров В. Н. Заметки о похоронной обрядности // Балто-славянские исследования. 1985.-М.: Наука, 1987.

209. Тубалова, Эммер, 2004 Тубалова И. В., Эммер Ю. А. Специфика жанровой интерпретации фольклорного текста // Интерпретатор и текст: проблема ограничений в интерпретационной деятельности. -Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2004.

210. Тульцева, 1982 Тулъцева Л. А. Символика воробья в обрядах и обрядовом фольклоре (в связи с вопросом о культе птиц в аграрном календаре) // Обряды и обрядовый фольклор. - М.: Наука, 1982. - С. 163-178.

211. Тульцева, 1999 Тулъцева Л. А. «Умильно на пучок зари.» (К реконструкции одного из пушкинских образов милой старины)// II Этнографическое обозрение - 1999 -№3-С. 5-15.

212. Усачева, 1999 Усачева В. В. Крапива // Славянские древности: этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.2: Д - К / Под ред. Н. И. Толстого.-М.: Международные отношения, 1999. - С. 643 - 647.

213. Усачева, 2009 Усачева В. В. Растения // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т.4: П - С. - М.: Международные отношения, 2009. - С. 406 - 412.

214. Федорова, 2006 Федорова С. В. Заимствования и контаминации в севернорусских духовных стихах // 1-й всероссийский конгресс фольклористов. - М.: ГЦРФ, 2006. - Т.З. - С.123-130.

215. Филиппова, 2002 — Филлипова В. В. Причитание в контексте обрядовой поэзии// Труды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО АН СССР. Сыктывкар, 2002. - Вып. 63. - С.61-72.

216. Фомина, 2006 — Фомина Т. Г. Национально-культурная символика русских фольклорных зоонимов // Язык. Культура. Коммуникация. -Волгоград: Волгоградское научное издательство, 2006. 4.2. - С.500-506.

217. Харитонова, 1983 Харитонова В. И. Восточнославянская причеть (проблемы поэтики, типологии и генезиса жанра): диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. - М., 1983.

218. Хроленко, 1981 —Хроленко А. Т. Ассоциативные ряды в народной лирике // Русский фольклор. Т.ХХХ1. - Л., 1981. - С. 3 -12.

219. Хроленко, 1992 Хроленко А. Т. Семантика фольклорного слова. -Воронеж: ВГУ, 1992.

220. Цивьян, 1978 — Цивъян Т. В. Дом в фольклорной модели мира (на материале балканских загадок) // Труды по знаковым системам. X. -Тарту, 1978.

221. Цивьян, 1999 Цивъян Т. В. Движение и путь в балканской модели мира. -М.:Индрик, 1999.

222. Цивьян, 2000 Цивъян Т. В. Архитипический образ дома в народном сознании // Живая старина. - 2000- № 2 (26) - С. 2- 5.

223. Цивьян, 2005 Цивъян Т. В. Отношение к себе и своему телу в русской модели мира // Тело в русской культуре: сборник статей/Сост. Г. Кабакова и Ф.Конт. — М.: Новое литературное обозрение, 2005. - С.38 - 50.

224. Черванева, Артеменко, 2004 Черванева В. А., Артеменко Е. Б. Пространство и время в фольклорно-языковой картине мира (на материале эпических жанров). - Воронеж: ВГПУ, 2004.

225. Черепанова, 1983 Черепанова О. А. Мифологическая лексика русского севера. — Л.: Наука, 1983.

226. Черепанова, 2005 — Черепанова О. А. Мифологические функции птиц в русских быличках и других материалах / Культурная память в древнем иновом слове: Исследования и очерки. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. -С.156- 168.

227. Чистов, 1960 — Чистов К. В. Русская причеть. Вступительная статья // Причитания. Л.: Советский писатель, 1960. — С. 5 - 48.

228. Чистов, 1982 — Чистов К. В. Причитания у славянских и финно-угорских народов (некоторые итоги и проблемы) // Обряды и обрядовый фольклор: Сборник статей. М.: Наука, 1982. - С. 101 - 113.

229. Чистов, 1994 Чистов К. В. К вопросу о магической функции похоронных причитаний // Историко-этнографические исследования по фольклору: Сборник статей памяти Сергея Александровича Токарева. — М.: «Восточная литература» РАН, 1994.

230. Чистяков, 1982 Чистяков В. А. Представление о дороге в загробный мир в русских похоронных причитаниях XIX - XX вв. // Обряды и обрядовый фольклор: Сборник статей. - М.: Наука, 1982. - С. 114 - 126.

231. Шукова, 2005 Шукова О. Ю. Система метафорических замен в вепсских причитаниях // Бубриховские чтения: Проблемы исследования и преподавания прибалт.-фин.филологии. - Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2005.-С. 93-98.

232. Щепанская, 2003 Щепанская Т. Б. Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX - XX вв. - М.: Индрик, 2003.

233. Элиаде, 1999 Элиаде М. Избранные сочинения. Очерки сравнительного религиоведения. -М.: Ладомир, 1999.

234. Эпштейн, 1987 Эпштейн М. Н. Образ // Литературный энциклопедический словарь/ под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А.Николаева. -М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 252 - 256.1.. Справочная литература

235. Даль-1 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. -М.: Русский язык, 1989. - Т. 1.

236. Даль-2 — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. -М.: Русский язык, 1989. Т. 2.

237. Даль-4 — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. — М.: Русский язык, 1991. Т. 4.

238. Ефремова Ефремова Т. Ф. Толковый словарь словообразовательных единиц. -М.: АСТ, 2005.

239. Зуева — Зуева Т. В. Русский фольклор: Словарь-справочник. М.: Просвещение, 2002.

240. Квятковский — Квятковский А. 77. Поэтический словарь / Науч. ред. И. Роднянская. — М.: Сов. Энцикл., 1966.

241. Маковский Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996.

242. Мифологический словарь Мифологический словарь / Под ред. Е.М. Мелетинского. -М.: Советская Энциклопедия, 1991.

243. МНМ Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 томах / Гл.ред. С. А. Токарев. - М.: Советская энциклопедия, 1987 - 1988. - Т. 2.

244. Новая абевега Власова М. Новая абевега русских суеверий. - СПб.: Северо-Запад, 1995.

245. Ожегов Ожегов С. И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. -М.: Русский язык,1978.

246. Ожегов — Шведова Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. -М: Азъ, 1992.

247. СВГ Словарь вологодских говоров: Учебное пособие по русской диалектологии /под. Ред. Т. Г. Паникаровской - Вологда: Русь, 1983 -2007. - Вып. 1 - 12273.

248. Ред. Т. Г. Паникаровская (вып. 1983, 1985, 1987, 1989, 1990, 1993, 1997), Л. Ю. Зорина, Т. Г. Паникаровская (вып. 1999).

249. СД Славянские древности. Этнолингвистический словарь: в 5 т. / Под общ. ред. Н. И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995 - 2009. — Т. 1-4.

250. Словарь символов — Жюлъен Н. Словарь символов: справочное издание.- Челябинск: Урал ltd, 1999.

251. CJIT Елисеев И. А., Полякова JI. Г. Словарь литературоведческих терминов. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2002.

252. СМ Славянская мифология. Энциклопедический словарь / науч. ред. В. Я. Петрухин. - М.: Эллис Лак, 1995.

253. СРНГ — Словарь русских народных говоров / Под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова. М.; Л.:Наука, 1965-2002. Вып. 1-42.

254. СРЯ XI XVII - Словарь русского языка XI - XVII вв. - М.: Наука, 1975. -Вып. 1.

255. Ушаков Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. - Т. 1. - М. 1935; Репринтное издание: М.: Астрель, ACT, 2000. -Т.1.

256. Фасмер-1 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т.- 2-изд. стер. М.: Прогресс, 1986. - Т. 1.

257. Фасмер-3 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. -2-изд. стер.-М.: Прогресс, 1987. -Т.З.

258. Фасмер-4 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. -2-изд. стер. -М.: Прогресс, 1987. - Т. 4.

259. V. Литература духовного содержания267. Библия.

260. Брянчанинов, 2008 Брянчанинов И. Слово о человеке: избранные творения. - СПб.: Приход святителя Игнатия Брянчанинова, 2008.

261. Молотков, 2003 Молотков С. Практическая энциклопедия: Основы православной духовной жизни. По творениям Святителя Игнатия (Брянчанинова). - Спб.: Сасисъ: Держава, 2003.

262. Погребение и поминовение, 1995 Погребение и поминовение православного христианина // Православный церковный календарь. 1995 год.-С. 69-112.

263. Роуз, 2007 Роуз С. Душа после смерти: современные «посмертные» опыты в свете учения Православной Церкви. - М.: Русский паломник, 2007.

264. Солунский, 2009 Солунский Симеон. Объяснение православных богослужений, обрядов и таинств. - М.: Оранта, 2009.

265. Карта 3. Соотношение территорий современной Вологодской области и губерний (на нач. XX в.)1. Олонецкая губерния

266. Новгородская губерния (Кирилловский, Белозерский, Череповецкий, Устюженский уезды)

267. Вологодская губерния (Вологодский, Кадниковский, Грязовецкий, Тотеский, Никоский, Устюгский, Вельский уезды)

268. Карта 5 Мир природы. Растительные образы, образ реки

269. Фиксация текстов похоронных и поминальных причетов на территории1. Вологодской области1

270. Диаграмма 1. Середина XX начало XXI вв.1. Количество текстов:1. Количество строк:

271. Сямженский 2 Вожегодский 8 / ^—Верховажский 4

272. Устюжеиский 3 Череповецкий1. Вытегорский 4—1. Кич -Городецкий . 101. Вашкинский 1

273. Верховажский. 29 череповецкий 90 Вытегорский. 01 кич -Городецкий 142' Тотемсшй 2891. Бабаевский. 37,

274. Устюжеиский 31 г-Вожегодский 35 "ямженский 30 Вашкинский 3

275. Диаграмма 2.Конец XIX начало ХХвв. Количество текстов: Количество строк:1. ТарногскиД 14

276. См. разделы «Источники» и «Архивы» в библиографии.

277. Схема 2. Пространственная организация причитаний

278. Моиё-то сухотушки (д. Подболотье).

279. Рекрутские причеты из фонда ВОДЮЦТНК1. Бабушкинский район

280. Зап. от: Поздеевой Ирины Григорьевна, 1914 г. р., род. д. Грозино Миньковского с/с, Вологодская обл., Бабушкинский р-н, Миньковский с/с, д. Грозино, 16.08.2002. Зап.: Осокин И. В., Левая O.A., Дурышев Д. Касс.745 - № 10- №11.

281. Комментарий к тексту 1: «причитает мать, когда гуси летят из стороны, где парень служит», к тексту 2: «причитает мать, когда гуси летят в сторону, где парень служит».1.

282. Дак от меня, горе горькёё,1. От меня молодёшенькой,1. Да понесите им весточку,

283. Да вы скажите сыну ясному соколу,

284. Дак я жду своево да рожёного,

285. Жду я каждый денёчек и ноченьку тёмную,1. И светлой денёчик.

286. Фрагменты текстов похоронных и поминальных причитанийиз фонда ВОДЮЦТНК

287. В приложении приводятся причёты центральной и восточной части Вологодской области. Тексты расположены по районам, в которых была следана запись.1. Сямжеский район

288. Похоронный причёт до выноса гроба1. Закатилосё солнышко

289. Во все пят(ь) да окошечек.

290. Этому солнышку болше не всхаживать,

291. Родимому (батюшке, матушке)1. Болше не прихаживать.1. Да будет ввек не видятця,1. Да будет встрицятця,1. Да уж как я, сиротиноцкя,1. Как воспитали, да1. Как своих детонёк,1. Как оставил.

292. Да буд-те умными да разумными, Осталась я одна, Одна-одинёхонькя.

293. Комментарий: первые слова причета всегда были такие: «Ой, да закатилось ясно солнышко во все пять да окошечек», а дальше сами сочиняли слова.

294. Похоронный причёт на вынос гроба

295. Ой, да пошла лебедь белая Не на своих резвых ноженьках, Из своево-то домику.

296. Да будет век не прихаживать, Да век не видатися.

297. Пошла лебедь белая Не на своих резвых ноженькях Из своево края белова, Из своево дома красивово.

298. Комментарий: «это уж вот понесли когда»; тот, кто причитает, вытирает слёзы платочком.1. Верховажский район

299. Исп.: Поша Ольга Васильевна. 1922 г. р., зд. Вологодская обл., Верховажский р-н, Нижнекулойский с/с, д. Дьяконовская, 13.07.2002 г. Зап.: Мельникова Е. Ю., Завьялова Лена, Монойлова Оля. Касс.644 № 28-29

300. Ой, закатилосе солнышко Да за леса дремучие, Да за горы высокие, Да не выкатица-то солнышко, Не обогреет больше Да никогда вовеки.

301. Комментарий: приглашали причитать бабушек если хозяйка сама не розумиет; разжалобит, и все заревят.

302. Зап. от Бахтиной Клавдии Николаевны, 1930 г.р., род.- д.Якунино Шелотского с/с. Зап: Шохина Н.Е., Смирнов В., Малышева А., Павлова Н.Вологодская обл., Верховажский р-н, Липецкая с/а, д. Плёсо.

303. Ты пойдём жо, матушка, Домой на родну-то сторону, Стоит дом по-старому, Всё житьё по-новому, Без тебя-то, матушка, Стало житьё постылоё, Стало житьё немилое, Разлетелись ласточки На все четыре стороны.

304. Комментарий: приснилось как умершая мать причитала, сестры велели сходить на могилу и попричитать. Запомнила слова причета из сна.1. Вожегодский район

305. Фонд фольклорно-этнографических материалов ВОДЮЦТНК. Зап. от Ванюшиной Манефы Михайловны, 1926 г.р., здешняя. Зап: Шохина Н.Е., Молхи М., Трыков Д., Рогачёва В. Вологодская обл., Вожегодский р-н, Огибаловское с/п, д. Нефёдовская. 18.06.2006. 1191 -№17.

306. Все-те люди насмехалисе, И вороны-те все накаркалисе.

307. Комментарий: женщина «отняла от бабы мужика», а он умер. Мать умершего причитала.

308. Зап. от Макушевой Марии Ивановны, 1925 г.р., род,- д. Савинская. Зап: Шохина Н.Е., Семёнов В., Перов М., Чуранова Ю. Вологодская обл., Вожегодский р-н, Тигинская с/а, д. Конёвка. 18.06.05. Касс. 1096 № 10 - 12.

309. Розвилось да тёпло гнёздышко, Розлитились малы пташечки, Да все по разным по сторонушкам.

310. Ты моё да ладо милоё, Уж ты куда да нарядилосе, Куда ты отправляессе, На все да веки долгие, Уходишь от нас.

311. Уж ты моё да ладо милоё, Уж ты куда да собралосе, Уж ты на все-то веки долгие, Уж ты меня да оставляёшь, Одну да одинёшеньку.

312. Кичменгско-городецкий район

313. Зап. от Смолиной Агнии Ивановны, 1939 г.р., род.- д. Брод. Зап.: Бакулина 3. К., Аникина А., Доможиров А., Маклакова О. Вологодская обл., Кичм. Городецкий р-н, Сараевская с/а, д. Овсяниково, 19. 08. 2004. Касс. 971 № 48-49.

314. Ой, да ты моя любимая мамочка1. Принесли тебе горенку,

315. Без дверей, да без окошечек,.Понесли тебя по крутым лесенкам

316. Закачался дом высок терем,1. Да остался без хозяюшки1. По крутым то по лесенкам

317. Повезли тебя на повое да в Сараево1. Жёлтые песочечки.1. Пресвята Богородица,1. Скажи-ко ты, моя мамочка,1. Да привет папочке,1. Что я всего навидалася,1. Да я всего насмотрелася

318. Да случилось у меня горе великое, (Комм, когда дом-то сгорел) Да расскажи ко ты папочке, Да о моём то о горюшке, Да я всего насмотрелася, Да я всего настрадалася.1. Тарногский район

319. Зап. от Худяковой Анны Павловны, 1920 г. р., род.-д. Шевелевская, Шубиной Евдокии Дмитриевны, 1936 г. р., род. д. Заречье. Зап.: Кулев А. В., Балакшина С. Р., Мельникова Е. Ю. Тарногский р-н, Илезский с/с, д. Заречье. 16.06.2000. Касс. 552 - №50.

320. Свои брови те цёр. .о. .ные

321. Исп.: Иевлева Иулиания Ивановна, 1907 г.р., род.-д. Игумновская. Вологодская обл., Тарногский р-н, Шебенгский с/с, д.Старый Двор. 23.06.98. Зап: Палысаева E.H., Мельникова Е.Ю. Касс. 150 №58.

322. Ой, так к нам придет-то росстаньюш.1. Ой, от Сухова то дерев.1. Ой, не живет отростельице1. Ой, со тово свету бело.

323. Ой, не живет выхождельице,

324. Ой, из-под серых то камушков,

325. Исп: Зайцева Аполинария Алексеевна, 1927 г. р., род. д. Давыдиха. Вологодская обл., Тотемский р-н, Великодворский с/с, д. Давыдиха Зап.: Недробова Т., Пеунов И., Палысаева Е. Н., Зимин О., Хоботова Н. 16.08.2001. Касс.521 №41.

326. Не взойдёт красно солнышко1. Во светлую свитлицу,

327. Да и залыотца все эти дорошки,

328. Да ишо заростут то шёлковой травой,1. Да и ледяной то водой,

329. Да и в кажном то переулочке

330. Да тебя нет да и не лучилосе,

331. С чужиё сторонушки не приезжают дак,

332. И тоскует-то сердечико у твоиё то дочки.

333. Исп.: Скамьина Антонина Васильевна 1914 г.р., зд. Вологодская обл., Тотемский р-н, Вожбальский с/с, д. Сродино. 12.08.2001. Зап.: Палысаева E.H., Гунбин В.В., Хоботова Н. Касс. 509 -№26 -27.

334. Ой, моё красное со. Ой, моя милая подруженькя, Да куда ты собралась, Да куда ты снаредилась-то. Ты на жирушку-ту вечную, Да бесконечную.

335. Исп.: Медведева Галина Михайловна, 1927 г.р., род. д. Гридинская Зап.: Громова А., Соловьёв В.Г., Канбаров Р. Вологодская обл., Тотемский р-н, Вожбальский с/с, д. Кудринская. 11.08.2001. Касс. 526 - №21. Моё красное солнышко,

336. Да мой родимый ты батюшка,1. Что оставил ты, батюшко

337. Да нас не в пору да не во время1. Твои молодые-ти годочики,

338. Да твоя жизь-то прекрасная.

339. Дак и повезут тебя, батюшка,1. Ко церкве божественной

340. Да и к звонку колокольному

341. Так и не видаться нам, батюшка,

342. С тобой на встриче не встричеваться1. И во сне не привидиссё.1. Моё красное солнышко,1. Да мои любые подруженьки,

343. Да вы возьмите, подруженьки,

344. Да моево родимова-то батюшка,

345. Понесём мы ево во светлую свитлицу,1. Да во столовую горенку,1. Посадим мы батюшка1. Да за столы-ти дубовые,1. За обеды-ти хорошие,1. За чаи-ти за сладкие.

346. Исп.: Куканова Манефа Алексеевна, 1921 г. р., род.-д. Сергеево. Вологодская обл., Тотемский р-н, Вожбальский с/с, д. Исаево. 11.08.01. Касс. 535 № 02, 35-38 Зап.: Сазон Ю., Гребелкина Т., Бурмагин В.

347. Дак и не встретит твоя лада-то1. Тебя добрым словечиком,1. И пойдет твоя лада-то1. На красное крылечико,1. Поглядит твоя лада-то1. На четыре сторонушки,

348. Так и идёт из которой сторонушки1. Твоя лада-то милая,1. Она не утром ранешёнько,

349. Она не вечером позднёшенько,

350. И услышишь ты, лада милая,1. Ты во сне темна ноченька,

351. Тебе навстречу не выйти да,1. Голосочку на слыхати.1. Никольский район

352. Фонд фольклорно-этнографических материалов ВОДЮЦТНК. Зап. от Евдокии Андреевны, д. Калинино, Теребаевского с/с, 1914 г.р. Вологодская обл., Никольский р-н, Осиновский с/с, П. Левобережный. 13. 07. 95. Зап.: Комягина О. Н.Касс. 281 №34-39. .

353. Расскажу ко я маменька, Получила горюшица, Да, не весёлую весточку, От родимого ладошки, Да стеновую картиночку,

354. Комментарий: Похоронная пришла от первого мужика. Свекровке хрястнулась из-за порога.

355. Ой, не приплыть, не пристанити.1. Ни к которому бережку

356. Исп.: Кокина Лидия Яковлевна, 1928 г.р. Вологодская область, Никольский район, Вахневский с/с, д. Малое Оксилово. 20.08.01. Зап.: Мельникова Ю., Подольская З.М., Глыбин П.Касс. 567 №9-10.

357. А ты роскрой-ко ты глазоньки, Да ты роскрой-ко ты серые Да погляди ты на детонёк, Да погляди на сердешных-то1. Ты, родименькёй брателко,

358. Не придёшь-то ты, брателко, да Ко мне ко горюшице, да На широкую улочкю, да Не скажешь ты, брателко, Ты со мной-то горшицей, да Ты словечико ласково.

359. Так собралися твои детоньки,1. Да собралися уж милые,1. Да к тебе на могилушку.1. Да оставил ты, зетюшка,1. Да оставил ты милая,

360. Да их малых-малёшенек, дак1. Глупых да глупёшенек,

361. Дак не пришлось тебе, зетюшка,

362. Да не пришлось-то те, милая,1. Да поучить своих детонек,1. Да к работке тяжёлые,1. Да к уму, да ко разуму1. Да оставил-то милая,

363. Да ты недорослых-то травонек,

364. Зап. от Басалаевой Марии Ивановны, 1937 г.р. В.о., Никольский р-н, Аргуновское с/п, д. Чернцово, 9.07.10 Зап.: Мельникова Е.Ю., Югай Е.Ф.1. Ой, да здорово, ладушка,

365. Ой, да здорово ты, милая, о-о-о

366. Ой, погляди-ка ты, ладушка,

367. Ой, на меня, да на горюшицю, о-о-о

368. Ой, на меня, да на злочестницю, о-о-о

369. Ой, уж я живу-то, да ладушка, о-о-о,

370. Ой, вся горюшком забитая, о-о-о,1. Ой, у меня, у горюшиц'и,

371. Ой, не заходили уж ноженьки, о-о-о,

372. Ой, не заработали руценыси, о-о-о,

373. Ой, без родимые да ладушки, о-о-о,

374. Ой, да не гриёт уж солнышко, о-о-о,

375. Ой, да не гриёт уж ясноё, о-о-о,

376. Ой, не придёт уж ты ладушка,

377. Да, да ко мне-то, к горюшице, о-о-о,1. Ой, заросли уж у ладушки,

378. Ой, все пути да дороженьки, о-о-о,

379. Ой, заросли уж у ладушки, о-о-о,

380. Ой, все лесные тропиночки, о-о-о.

381. Поминальный причёт на 9 день: Похоронный причёт:

382. Ох, уж накатись туда гро. Ох, да хорошо тебя вымыли,

383. Ох, и перевалушка си. Да баско тебя наредили

384. Ох, и витероцики бу. Што про што да наредился

385. Ох, уж вы розуйтё-ко юу. Ты ко Михайлу Архангелу

386. Ох, свою крутую моги. Ты на жирушку вечную,

387. Ох, ты розвернись туда гро. На питьё бесконечное.

388. Ох, свою гробницьку тесо. Погледи-ко ты, ладушка

389. Ох, уж вы розуйтё-ко бу. Тибе срубили-то ладушка

390. Ох, вы покрывальицё бе. Домовищё-то новоё.

391. Ох, ты подыми буйну го. Без шчилей, без промазочёк,

392. Ох, уж ты открой оци я. Без двирей, без окошечков.

393. Ох, ты отведи-ко ты ла. Повезут тебя, ладушка

394. Ох, от своего-то рети. Во крутую могилушку

395. Ох, ты свою правую ру. Завалят, тебя, ладушка

396. Ох, ты встань на резвые но. Жёлтыми да песоцикам.

397. Ох, ты погледи-ко рождё. Штоб они да приехали

398. Ох, ты на меня на горю. Не на пир, не на праздник,

399. Ох, как ты оставивь-то ла. Тибе на горюшко крутое,

400. Ох, уж как меня да без о. На педаль на великоё.

401. Ох, ты на великом обры. На росставаньё тяжёлое.1. Ох, ты на крутом берегу.

402. Ох, ты попроси-ко, ты ла. Комментарий: причитали, когда умоют и

403. Ох, уж ты у Гопсода Бо. повалят.1. Ох, ты бласловленья вели.

404. Ох, уж штё твоё благсловле.1. Ох, оно на огне не горя.1. Ох, и на воде не топя.1. Ох, да и в лесу не блудя.1. Ох, уж тибе жалько-то бо.1. Ох, уж тибе царствё небе.1. Ох, и лёгкого-то лежа.

405. Исп.: Власова Апполинария Анатольевна, 1923 г.р., род.- д. Доркин Починок Зап. Яблокова А., Литомина Н., Комичев М.Вологодская обл., Бабушкинский р-н Миньковский с/с, с. Миньково. 20.08.02. 743 04-07.1. Похоронный причёт:

406. Комментарий: запричитала по мужу, когда приехали дети, зашли в дверь. Комментарий: на следующий день, когда надо было хоронить, снова запричитала:

407. Ой, уж не одьялом пуховым,

408. Ой, твоёй любовью и нежностью,

409. Ой, уж я спала не на подушецьках,

410. Ой, я на твоёй правой руценьке,1. Ой, тибе спасибо великоё,

411. Ой, уж да за такоё обрашеньё,

412. Ой, уж ты со мною да горюшицей,

413. Ой, уж я ешшо попрошу тебя,

414. Ой, ты походи, лада милая,

415. Ой, уж по тому свету белому,

416. Ой, ты поисшы, ты, пожалуста,

417. Ой, уж там родимую мамушку,

418. Ой, да и родимова батюшка,

419. Ой, уж расскажи им , пожалуста,

420. Ой, про нашу жизь да совместную,

421. Ой, ешо прошу тебя, ладушка,

422. Ой, уж ты сойди- ко, пожалуста,

423. Ой, уж со одра- то смертельнова,

424. Ой, ты подойди- ко ко своим дитям,

425. Ой, уж ты к сыновьям- ясным соколам,1. И к доцере белой лебеде,1. И дай пожалуй.ста ты им

426. Ой, благословльеньё великоё,

427. Ой, блаословленьё родителя,

428. Ой, уж(й)им засшыта великая,ой, да на чужой на сторонушке,1. Ой, и на огне не горясшоё1. И на воде не топясшноё,

429. Исп.: Конева Фаина Константиновна, 1927 г.р.род.-д. Малиновка Кулибаровского с/с Вологодская обл., Бабушкинский р-н, Кулибаровский с/с, д. Горка. 16.08.2002 г.Зап.: Яблокова А., Литомина Н. Смирнова Н. Сигова Л. Касс.740 № 82-84.

430. Поминальный причёт на 9-й день

431. Комментарий: когда шли на кладбище.

432. Я завидяла горюшку, Я крутую могилушку, Я святую оградушку У родимые мамушки. Да я иду горе бедная, За щепочки запинаюсё, Слезам умываюсё. Горюшком утираюсё. Показалася мамушка Дак девять денёчиков