автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Символ лествицы в русской литературе 1810-х - 1850-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Символ лествицы в русской литературе 1810-х - 1850-х гг."

На правах рукописи

003480847

КОЗДРИНЬ Ярослав Романович

Символ лествицы в русской литературе 1810-х - 1850-х гг.

Специальность 10 01 01 Русская литература

2 2 ОКТ 2ССЭ

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Омск - 2009

003480847

Работа выполнена на кафедре литературы филологического факультета ГОУ ВПО «Омский государственный педагогический университет»

Научный руководитель доктор филологических наук, доцент,

профессор кафедры литературы ГОУ ВПО «Омский государственный педагогический университет» Г В Косяков

Официальные оппоненты

доктор фшюло1 ических наук, профессор кафедры русской и зарубежной литературы НОУ ВПО «Омская гуманитарная академия» А Э Еремеев

кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Омский государственный университет им Ф М Достоевского С А Демченков

Ведущая организация

ГОУ ВПО «Сургутский государственный педагогический университет»

Защита диссертации состоится 11 ноября 2009 г в 13 00 на заседании объединенного диссертационного совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212 179 02 при Омском государственном университете им Ф М Достоевского по адресу 644077, г Омск, ул Нефтезаводская, 11

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Омского государственного университета им Ф М Достоевского

Автореферат разослан « 0» октября 2009 г

Ученый секретарь /у диссертационного совета ^

кандидат филологических наук, доцент (У1^ Е А Никитина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Постановка проблемы. Современное отечественное литературоведение, опираясь на интегративную методологию, обращено к осмыслению художественной онтологии и антропологии, религиозных, мифопоэтических и философских основ литературного процесса Актуальным в современной филологической науке является исследование ключевых мирообразов, мотивных комплексов и символов русской литературы в их историческом развитии На рубеже ХХ-ХХ1 вв изданы не только многочисленные отечественные и зарубежные справочники, словари и энциклопедии, но и монографические исследования, систематизирующие современные научные представления о сюжетах и символах В русской литературе многогранный комплекс поэтических представлений сосредоточен в символе лествицы, имеющем архаические мифологические и религиозные источники Особенностью этого символа является то, что он, во-первых, сохранил архаическую функцию коммуникации миров, во-вторых, приобрел в русской культуре семантическую полифонию, что позволило ему укорениться в различных сферах духовной жизни, получить многогранное образное развитие в искусстве, философскую рефлексию в онтологии, гносеологии, эстетике и этике Символ лествицы в русской литературе стал одним из пара-дигмальных, воплощая комплекс образных представлений о человеке и мироздании Он придает образной картине мира черты иерархичности как в микрокосмическом, так и в макрокосмическом измерении, позволяет совершить восхождение от бытового и исторического к бытийному и метафизическому

Аетуальность исследования. В отечественной науке изучению символики лествицы на материале творчества отдельных русских классиков посвящены работы Д С Лихачева, М М. Бахтина, Ю В Манна, В А Воропаева, С С Аверинцева, В А Котельникова, Е М Мелетинско-го, Ф 3 Кануновой, А С Янушкевича, И А. Есаулова, В П Океанского, В И Сахарова, Б Н Тарасова, А Э Еремеева, А В Моторина, И А Виноградова, В М Гуминского, В В Кашириной, Г В Косякова и др Однако системные работы, посвященные рассмотрению символики лествицы в контексте святоотеческой, философской и художественной традиций в синхроническом и диахроническом ключе, все еще отсутствуют, что делает данное диссертационное исследование актуальным Постановка проблемы также значима в связи с тем, что она позволяет рассмотреть магистральные образные представления русских писателей и поэтов 1810-х — 1850-х гг о диалектике горнего и дольнего миров, о молитвенном вознесении, богопознании и самопознании В рамках

поставленной проблемы актуальным представляется системное рассмотрение художественной онтологии и антропологии через призму символа лествицы

Предметом диссертационного исследования является русская литература 1810-х - 1850-х гг. в работе рассматривается философская проза П Я Чаадаева, В Ф Одоевского, И В Киреевского, духовная проза Н. В Гоголя, лирические и лироэпические произведения В А Жуковского и Ф. Н Глинки. В диссертации привлечены такие источники, как дневники и письма русских поэтов и писателей Наряду с этим, для понимания преемственности русской классической литературы святоотеческой традиции необходимым было обращение к текстам Священного Писания, к трудам Отцов Церкви, к древнерусским памятникам, к духовной прозе Тихона Задонского, И Брянчанинова, митрополита Филарета (В. М. Дроздова), оптинского старца Амвросия Выбор данных значимых для развития отечественной духовной словесности фигур позволяет создать целостное представление о символике лествицы в русской классической культуре Отбор источников для изучения позволил соединить в работе два принципа - обзорный (в освещении религиозной символики лествицы в текстах Священного Писания, в трудах Отцов Церкви, в изучении романтической эстетики и философской прозы) и персональный (в изучении художественного наследия Н В Гоголя, В А Жуковского и Ф Н. Глинки) Н. В Гоголь придал магистральным для русской философской прозы проблемам самопознания личности, обретения духовной универсальности религиозный смысл поиска форм богопознания, приобщения к полноте Царствия Божиего, а также дидактическую направленность Позднее творчество Н В Гоголя, В А Жуковского и Ф Н Глинки стало формой эстетической и поэтической рефлексии и ценностного завершения магистральных духовных исканий русского романтизма Лирика В А Жуковского и Ф Н Глинки по-разному отражает общую мировоззренческую систему, в основе которой лежат представления об иерархичности мироустройства и внутреннего мира личности, о восхождении человека к идеалу. Если для творчества В А Жуковского в большей степени характерно внеконфес-сиональное, идеалистическое воплощение этих мировоззренческих принципов, то для Ф. Н Глинки - «библейское», укорененное в православии

Объектом исследования выступает многогранный комплекс мотивов, сюжетов и образов, входящих в полифоническое семантическое поле символа лествицы В литературных произведениях анализируются как контекстуально маркированные ценностные смыслы данного символа, так и близкие ему образные концепты, характерные для русского

национального сознания (благодать, странничество, «невыразимый» идеал соборной истины, полноты бытия в Боге, пасхальная радость и др)

Цели н задачи исследования. Целью диссертационного исследования является осмысление ключевых образных представлений, раскрывающих религиозные, гносеологические, эстетические и этические взгляды русских поэтов и писателей 1810-х - 1850-х лг, которые воплощены в символе лествицы и близких ему образах и мотивах Для достижения данной цели были поставлены следующие задачи.

1 Осветить мифопоэтические и религиозные источники формирования символики лествицы в русской классической литературе

2 Рассмотреть развитие ключевых образов и мотивов в русской философской, духовной прозе и поэзии 1810-х - 1850-х гг, фокусирующих поэтическое представление об иерархичности духовного мира человека и вселенной

3 Раскрыть образные представления русских поэтов и писателей о благодати, молитвенном воспарении, духовном преображении, человеческой жизни как восхождении и подвиге, отображающие ключевые религиозные смыслы символа лествицы

4 Выявить значимость символа лествицы в формировании этического, эстетического и гносеологического идеала соборности в русской классической литературе

5 Проанализировать роль символа лествицы в поэтическом мире индивидуального художественного произведения

Методологическая база исследования. Определяющая роль в работе отводится культурно-историческому и историко-генетическому методам, которые позволяют выявить истоки образных представлений о лествице, связь авторской позиции с философским и эстетическим контекстом эпохи, поэтому в диссертации проводятся параллели между русской философской прозой и западноевропейской философией В работе также применяются феноменологический, сравнительно-исторический и типологический методы В отдельных случаях используются приемы герменевтического, культурологического и лингвистического анализа Изучение поэтического мира лирического текста в диссертации опирается на традиционный для отечественного литературоведения метод целостного анализа, в основе которого лежит отношение к тексту как к уникальному эстетическому явлению со своей внутренней онтологией, универсуму, где органично взаимосвязаны формальные и содержательные компоненты Методология целостного анализа нацеливает на выявление органической связи различных поэтических средств, формально находящихся в иерархических отношениях, в этой связи определяющим в диссертационном исследовании является раскрытие символики лествицы в контексте образов и художественных приемов конкретного текста

Научная новизна диссертационного исследования заключается в рассмотрении широкого историко-литературного контекста, включающего тексты Священного Писания, труды Отцов Церкви и православных мыслителей, русскую философскую прозу и поэзию 1810-х - 1850-х гг через призму символики лествицы На материале различных дискурсов впервые проанализированы этические, эстетические, онтологические и гносеологические идеи, сфокусированные в символе лествицы В силу того что русская классическая литература явилась образной формой национальной философии, и возможно выделение в символике лествицы тех мировоззренческих пластов, которые традиционно изучаются онтологией, гносеологией, эстетикой, этикой и другими отраслями философии с учетом образной природы искусства слова

Впервые символ лествицы в русской классической литературе рассмотрен в единстве с другими богородичными символами, ключевыми для православной гимнографии и иконографии В хронотопах, в композиции, в образной системе лирических и лироэпических текстов В А Жуковского и Ф Н Глинки анализируются поэтические средства, раскрывающие религиозные представления об иерархичности мироздания и внутреннего мира человека, о жизни как странничестве, о духовном и молитвенном восхождении Впервые предметом литературоведческого анализа стали малоизученные лирические произведения Ф Н Глинки, которые помогают проследить эволюцию русского романтизма, его метафизические искания Качественно новым в работе является изучение принципа иерархичности в русских эстетических трактатах эпохи романтизма

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в разработке методологии анализа символа в диахроническом и синхроническом срезах, что позволяет раскрыть национальное своеобразие русской культуры Опора на труды русских религиозных философов В С Соловьева, Н А Бердяева, П А Флоренского, В В Зеньковского, Е Н Трубецкого, Н О Лосского, на фундаментальные работы А Ф. Лосева, Д С Лихачева, С С Аверинцева, Е М Мелетин-ского, В Н. Топорова, Ю М Лотмана, М Мамардашвили позволяет представить символ в качестве образа с универсальным, диалектическим содержанием, актуализирующего архаические, мифопоэтические слои культурного сознания или его религиозные концепты, нацеленные на воссоединение имманентного и трансцендентного, временного и вечного, индивидуального и вселенского Работа вносит определенный вклад в осмысление символа лествицы как ключевого структурообразующего компонента в хронотопе художественного текста, благодаря которому оформляется и разрешается антитеза горнего и дольнего миров, возни-

кает мирообраз природы как храма. Анализ эпических, лироэпических и лирических произведений в диссертации нацелен на то, чтобы раскрыть процесс претворения религиозного символа в символ художественный, чья смысловая полифония проявляется в индивидуальном поэтическом контексте Основные результаты диссертационного исследования расширяют представления о русской духовной и философской прозе, метафизической поэзии, формах проявления религиозности в художественном произведении

На защиту выносятся следующие положения

1 Символ лествицы в русской литературе 1810-х - 1850-х гг. сохраняет преемственность православным представлениям о благодатной связи дольнего и горнего миров, о Христе, о Богогродице, о Царствии Небесном, о молитвенном воспарении души, о спасении, о преображении и воскресении

2 Символ лествицы в русской классической литературе фокусирует в себе идею иерархичности микро- и макрокосма, восхождения от чувственных и рационалистических форм познания и самопознания к соборной форме миросозерцания.

3 Символ лествицы и близкие ему мотивные комплексы оформляют в русской классической литературе хронотоп вселенной как храма, где все живое славит Творца

4 Символ лествицы в русской романтической эстетике воплощает концепцию поэтического творчества как диалога души художника с трансцендентной сферой

5 Символ лествицы в русской историософской мысли XIX в утверждает идею поступательного развития в историческом процессе и божественного откровения

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее выводы могут быть использованы в чтении общих курсов истории русской литературы и в разработке специальных курсов по истории русского романтизма, русской философской и духовной прозы Результаты работы развивают современные методики анализа лирического и эпического текстов

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах и выступлениях на конференциях, в том числе и меж-дународных «Народная культура Сибири» (Омск, 2008), «Русская филология язык - литература - культура» (Омск, 2008), «Славянские чтения - 3» (Тара, 2008), «Духовная традиция в русской литературе» (Ижевск, 2008), «Славянские чтения - 4» (Тара, 2009), «Вопросы фольклора и литературы» (Омск, 2009), «Проблемы художественной антропологии» (Тара, 2009)

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 200 источников Расположение глав и разделов подчинено историческому принципу изучения литературного процесса

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность проблемы, излагается история вопроса, формулируются методология, цели и задачи, предмет и объект исследования, определяются теоретическая, практическая значимость и новизна работы

В первой главе «Символ лествицы в православной культуре» раскрываются истоки символики лествицы и ее ключевые религиозные смыслы в текстах Священного Писания, в святоотеческой традиции, в древнерусской литературе, в трудах русских святителей, повлиявших на становление и развитие русской классической литературы.

В первом разделе первой главы «Религиозная символика лествицы в текстах Священного Писания и в православной гимнографии» выявляются религиозные смыслы символа лествицы через обращение к широкому контексту православной словесности Символ лествицы распространен в текстах Священного Писания, в православной гимнографии, в трудах Отцов Церкви, где он выражает ключевые для христианства религиозные представления, связанные с богочеловеческой природой Христа, с Богородицей, с Софией, с Царствием Небесным Христианская символика лествицы восходит к ветхозаветному преданию о видении Иакова Сон на земле с положением в изголовье камня сближает Иакова с Адамом и придает видению историософский смысл Видение Иакова -один из ключевых этапов Священной истории, предвосхищающий благодатное спасение человечества во Христе Лествица, увиденная Иаковом, -историософская и религиозная антитеза вавилонской башне Видение лествицы служит обетованием богоизбранности народа Иакова Также лествица Иакова является пророческим указанием на эсхатологический Новый Иерусалим

Символ лествицы подчеркивает диалог Нового Завета с Ветхим Заветом, оттеняя религиозные представления о благодати, духовном преображении человека и спасении души Данный символ тесно связан с символами креста, покрова, Фаворского света, скинии, Царских врат Лествица в христианской культуре проявляет основополагающую черту религиозного символа, связывая земной и небесный миры, человеческое и божественное Данный символ проясняет сакральный смысл многих религиозных таинств, в частности таинства евхаристии

Православное богословие соотносит с символом лествицы Церковь как Невесту Христову, а также заповеди Христа, благодаря которым человек восходит от чувственного и конечного к духовному и бессмертному Символ лествицы подчеркивает динамизм, конфликтность индивидуальной и вселенской жизни и раскрывает ключевую для православной аскетики идею возведения в душе храма, лествицы, ведущей к святости Высшие ступени духовного совершенства в христианской этике предполагают подвижнический подвиг смирения, любви к ближнему, обретение полноты миросозерцания и покоя в Боге

Образ души, возносящейся к Богу, является ключевым в псалмах, где возникает антитеза всемогущего, всеведающего Бога и бренного человека, метафорически соотнесенного с травой, тенью Данная религиозная идея контрастна упованию на обретение спасения праведника в Боге Диалектическое единство указанных ветхозаветных концептов широко представлено в русской поэзии ХУШ-Х1Х вв

В евангельских текстах многие проповеди и притчи, раскрывающие пути обретения человеком Царствия Небесного, в своей образности обращают к символу лествицы, примером чего служит Нагорная проповедь Христа Св Иоанн Златоуст и другие Отцы Церкви находили в Нагорной проповеди девять последовательных степеней победы над злом Описание духовного роста в виде отдельных ступеней содержится и в апостольских посланиях, где магистральным становится мотив духовного пути-восхождения христианина В апостольских посланиях раскрывается христианская вера в восхождение человека к Царствию Небесному через смиренномудрие, духовное делание

Во втором разделе первой главы «Духовная лествица в трудах Отцов Церкви и русских религиозных мыслителей» прослеживается этико-религиозная рефлексия символа лествицы в патристическом и аскетическом наследии. Символ лествицы в трудах Отцов Церкви, русских святителей и религиозных мыслителей утверждает религиозное представление об онтологической связи человека и Бога В святоотеческой аскетике символ лествицы раскрывает внутреннюю иерархию человеческой личности, форм самопознания и богопознания Преподобный Иоанн (Синайский) Лествичник утверждал духовную иерархию степеней (ступеней), знаменующих преображение земного человека. Если начальные степени духовного преображения нацелены на «уклонение от мира», страстей, суеты и соблазнов, то верхние - знаменуют обретение сверхзнания, «обожение твари» Ефрем Сирин, Иоанн Лествичник раскрывали глубинную связь добродетелей и взаимообусловленность пороков Среди грехов Отцы Церкви особо подчеркивали пагубность гордыни В святоотеческой традиции укоренено представление о том,

что и на верхних ступенях лествицы сохраняется возможность духовного падения

В древнерусской культуре религиозная идея лествицы в литературе и в иконографии также была теснейшим образом связана с представлениями о странничестве, духовном преображении, молитвенном горении, что мы видим в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона, в «Хождении игумена Даниила», в «Киево-Печерском патерике» Ключевая идея «Слова о Законе и Благодати», связанная с контрастным аллегорическим и символическим сопоставлением ветхозаветной и евангельской духовности, обусловлена религиозным принципом иерархичности, лествицы Митрополит Иларион видел путь человечества в восхождении от ветхозаветной праведности к духовной свободе, к истине, к преображению по благодати Спасителя

Позднее исихастская традиция способствовала духовному становлению и самоопределению русской культуры Показательно, что символ лествицы в православной гимнографии связывается с духовным подвигом и заветами Сергия Радонежского В «Уставе» Нила Сорского четко проявляется иерархический принцип в рассмотрении добродетелей и пороков Сама композиция «Устава» отражает идею лествицы, раскрывая пути борьбы с пороками, значимость памятования о смерти и Страшном суде, формы обретения спасения, духовного преображения В композиции «Устава» отражен духовный путь от ветхозаветных представлений о праведности к евангельским, от Страха Божиего к утверждению благодатного единства праведника со Спасителем

Позднее религиозное представление о духовной лествице мудрого делания и онтологической лествице восхождения в Царствие Небесное мы видим в трудах Тихона Задонского, воспринимавшего человека в качестве странника, перед которым открываются два направления «пространный» путь искушений и страстей и «тесный» путь Христа Целью странствия христианина становятся вечные радость и покой в Боге

Последовательное обращение к святоотеческой эгике, гносеологии и антропологии мы видим в трудах религиозных деятелей XIX в , в проповедях митрополита Московского и Коломенского Филарета, в трудах И Брянчанинова, в духовной прозе и письмах оптинских старцев Цель христианской жизни митрополит Филарет видел в постижении таинств Фавора и Голгофы Каждый христианин должен быть духовно сопричастен крестным мукам Христа и нести свой внутренний крест страдания и смирения В проповедях святителя происходит сближение символов креста и лествицы В словах митрополита последовательно утверждается мысль об иерархичности внутреннего мира человека истинную мудрость святитель видел в уме, просветленном верой Символ

лествицы в трудах митрополита Филарета оформляет религиозные представления о Богородице, земной истории, о мудром духовном делании личности, о богопознании, о смысле христианских таинств, о бессмертии души и покаянии

В трудах Брянчанинова развиваются онтологические, историософские, гносеологические, эсхатологические проблемы в контексте святоотеческой традиции Брянчанинов перевел на русский язык «Лест-вицу» в 1845 г Проблему духовного восхождения и преображения религиозный философ рассматривал, во-первых, в контексте метафизики воскресения, во-вторых, раскрывая религиозный смысл таинств крещения и покаяния Воспринимая земную жизнь человека в качестве борьбы и выбора между духовной смертью и полнотой жизни в Боге, Брянчанинов подчеркивал, что по благодати Христа каждой личности даровано предощущение метафизического воскресения, преображения еще в земной жизни

Во второй главе «Символика лествицы в русской прозе 1810-х — 1850-х гг.» рассматривается семантическая полифония символа лествицы в эстетических трактатах русских литературных деятелей, в философской прозе, особое внимание в главе уделяется символике лествицы в духовной прозе Н В Гоголя, где нашли мировоззренческое завершение ключевые для русского романтизма философские и религиозные идеи, воплощенные в символе лествицы

В первом разделе второй главы «Онтологическая и гносеологическая иерархия в русских эстетических трактатах и философской прозе 1810-х - 1850-х гг » рассматривается общий для романтического мировидения комплекс представлений об универсуме, о роли человека в мироздании, о познании и творчестве

В русской философской прозе второй половины XVIII - начала XIX вв внутренний мир человека и мироздание воспринимались иерархически, с выделением степеней восхождения Русская философская проза в этот период отразила многие идеи масонства, где символ лествицы восхождения был одним из ключевых. Масонские системы и ордена были иерархическими структурами, где четко различались ученические, товарищеские и .мастерские степени Символ лествицы был одной из ключевых деталей интерьера масонской ложи. Данный символ указывал на преодоление смерти, на восхождение души к Богу и духовное преображение уже в земной жизни

Многочисленные подтверждения иерархического представления о человеке и мире мы находим в философских трудах Н И Новикова, М М Щербатова, И М Кандорского Н И Новиков в своих работах «О высоком человеческом достоянии» (1777) и «О достоинстве

человека в отношениях к Богу и миру» (1777) последовательно раскрывал иерархию тела, души и духа в человеке

Символ лествицы был органично воспринят русскими мыслителями первой половины XIX в (П Я Чаадаевым, И. В Киреевским, В Ф. Одоевским и др ) благодаря и православным источникам, и западноевропейской культуре, где этот символ также глубоко укоренен Идея духовного всеединства становится ключевой в русской романтической эстетике, где гениальность мыслится максимальной формой приобщения души к Богу Русские романтики видели в природе и в истории искусства систему восходящих эстетических форм и прилагали принцип иерархичности в изучении литературных родов и жанров Русские романтики придали романтической модели постепенного восхождения к Абсолюту и принципу потенцирования глубоко религиозный смысл, созвучный православному вероучению о лествице

В русской эстетике и философской прозе эпохи романтизма символ лествицы, утверждающий идеи духовной иерархии, восхождения, становится ключевым в системе метафизических координат Именно этот символ позволял преодолеть концепцию романтического двоеми-рия, достичь органичного единства имманентного и трансцендентного Признавая духовный мир человека в качестве малой вселенной, находящейся в диалектическом становлении, русские романтики отмечали в нем иерархию восходящих форм интеллектуальной активности, ведущих к синтезу различных сфер внутреннего мира человека

В трудах В Ф Одоевского символ лествицы раскрывает представление о поступательном развитии человечества Русский романтик подчеркивал наличие иерархических ступеней самопознания человеческого духа через категорию красоты Высшая степень совершенства духа человеческого, по мысли любомудра, заключается в его максимальном погружении во «всеобъемлемость» Бога

Наиболее последовательно идея соборного познания отражена в трудах П. Я Чаадаева и И. В Киреевского. В работах этих русских мыслителей постулируется идея диалектического единства познания и самопознания, разума и веры, представление о религиозном преображении внутреннего мира человека С точки зрения П Я Чаадаева, в человеческом инстинкте и в разуме заложено стремление к преображению и к единству. В антропологии и гносеологии П Я Чаадаева идеалистическая диалектика приобретает религиозный смысл основой мировой и личностной истории является Откровение В «Философических письмах» утверждается взгляд на историю как поступательное развитие, движение к Царствию Божиему. В историософии П Я Чаадаева ключевой является мысль о духовном развитии и восхождении человечества,

воспринимаемого в качестве целостности, к Царствию Божиему Мыслитель применяет общие принципы в изучении духовности личности и нации, которые в равной степени являются «существами нравственными» и раскрывают чудо Откровения, Спасения Благодаря христианству, по мнению П Я Чаадаева, происходит преображение материальных потребностей человека в нравственные, духовные В нем осуществляется восхождение от «смутного инстинкта нравственного блага» к идейному развитию, к духовному самопознанию Высшей формой духовности философ считал религиозное миросозерцание

В философской прозе И. В Киреевского мы видим естественное развитие и метафизическое углубление романтических представлений об иерархичности мироздания и внутреннего мира человека Уже в ранних критических статьях русского романтика отражено стремление к гносеологической и эстетической универсальности В статьях И В. Киреевского «Обозрение Русской словесности за 1829 год», «Обозрение русской словесности за 1831 год» (1832), «Русские альманахи на 1832 год» (1832), «Девятнадцатый век» (1832) и др принцип диалектичности раскрывает представления автора о поступательном развитии человеческой и русской культуры, о смысле исторического процесса Эстетический идеал И В Киреевского предполагает, что целью искусства является достижение духовной полноты и целостности, синтеза различных сфер личностной активности

В своих письмах, философских работах и художественных произведениях русский романтик оттенял значимость целостного развития «духовной личности», ощущающей свое органическое единство с ближними, бьггием и Творцом Свой идеал соборной «духовной личности» мыслитель противопоставлял западному рационализму, индивидуализму и эгоцентризму В программной статье «В ответ А С Хомякову» (1838) И. В Киреевский дал глубокий анализ западноевропейской культуры Духовную антитезу западному индивидуализму русский философ видел в общинном укладе русского народа, в религиозном просвещении, которое просветляло верой силу познания, обращенного к постижению бытийного Центром гносеологии И В Киреевского выступает человеческая душа, которая обращена к обретению «соборной целостности» Принцип соборности органично сочетается в трудах И В Киреевского с принципом духовной иерархичности и восхождения, что мы видим в его статье «О необходимости и возможности новых начал для философии (1856) В этом труде ключевым является последовательное противопоставление Запада и Востока, позволяющее оттенить духовное своеобразие православной культуры, ее гносеологии Стремясь к «цельному мышлению», православный человек осознает иерархичность и взаимосвязанность познавательных способностей

Идея лествицы познания отражена в «Отрывках» И В Киреевского, фрагментарная форма которых позволяет раскрыть как диалектику философской мысли, так и стремление к целостной форме познания, в которой объединяются чувство, воля, мысль и вера Представления об универсальной форме познания в «Отрывках» И В Киреевского, во-первых, предполагают синтез в «верующем мышлении» этической, эстетической, философской, религиозной сфер человеческой духовности, во-вторых, предощущают обретение эсхатологической полноты миросозерцания, единства человека и Бога

В поздних трудах И В. Киреевского мы видим связь с традицией исихазма, смиренномудрия. Русский мыслитель утверждал значимость «духовного зрения», которое неизмеримо выше в сравнении с «обыкновенным разумом» В гносеологии И В. Киреевского истина, обретаемая «верующим мышлением», сверхрациональна, но в то же время предполагает органичное соединение разума с созерцанием и интуицией

Во втором разделе второй главы «Символ лествицы в духовной прозе Н В Гоголя» раскрывается значимость символа лествицы в миросозерцании и творчестве Н В Гоголя Его духовная проза явилась итоговой для эпохи русского романтизма, где романтические воззрения на генезис вдохновения, природу гения, иерархичность внутреннего мира человека представлены в религиозном ключе Венцом гносеологической лествицы Н В Гоголь считал соборную мудрость, имеющую свой благодатный исток во Христе, в Логосе

В «Выбранных местах из переписки с друзьями» принцип иерархичности является ключевым в этических, гносеологических, онтологических и эстетических взглядах писателя Одним из наиболее частотных определений в книге является «высший» Принцип иерархичности проявляется в названии писем (XXIX «Чей удел на земле выше»), в их хронотопах, где земной мир и общество соотносятся с Царствием Небесным, в композиции всей книги, так как последнее письмо ХХХИ «Светлое Воскресенье» выступает по отношению к другим письмам в качестве восхождения от реально существующего к идеальному, должному

Н В Гоголь призывает читателя к самостоятельному развитию своей интеллектуальной сферы В письме XXVII «Близорукому приятелю» автор использует экспрессивную образность, раскрывая зависимость человека от чуждых для русского национального склада идей Гносеологические воззрения Н В Гоголя смыкаются с его эстетической концепцией Высшей формой поэтического творчества русский классик считает «библейский лиризм», в характеристике которого перечисляются не столько эстетические категории, сколько понятия, органичные для святоотеческой этики Видя в Боге «верховный источник лиризма»,

русский классик намечает два пути приобщения к Нему - сознательный и бессознательный Вершины «святого бесстрастия», к которому должен стремиться художник-христианин, Н В Гоголь открывает в православной гимнографии, в произведениях Отцов Церкви, в православных проповедях Именно в духовном преображении личности, в ее обращении к Творцу он видит истинную цель искусства в целом и поэзии в частности

Н В Гоголь продолжает традиции эстетики романтизма, утверждающей универсальный характер творческой активности и подвижническое служение поэта Абсолюту, что мы видим в письме XXIII «Исторический живописец Иванов» Творчество художника Иванова, в понимании автора, представляет собой подвиг самоотверженного служения искусству, сопровождаемый страданием и духовным преображением В композиции картины «Явление Христа народу» Н В Гоголь находит подобие лествицы, где происходит сошествие божественного в человеческий мир В образе Христа русский писатель подчеркивает откровение божественного мира «в небесном спокойствии и чудном отдалении», «тихой и твердой стопой» Н В Гоголь акцентирует внимание на том, что Иванов преодолел рамки условной академической школы и отразил на картине собственный духовный опыт В данном письме в религиозно-этическом ключе предстает романтическое представление о глубоком единстве творчества и жизни художника, душа которого становится главным объектом жизнетворчества Лейтмотивной мыслью данного письма, которая связывает образы художника и автора, служит мысль о невыразимости и таинственности «переходного состояния душевного» Н В Гоголь избирает традиционный для святоотеческих трудов принцип ценностного контраста порока и добродетели, выстраивает лествицу этических ценностей и добродетелей

Духовный замысел «Выбранных мест из переписки с друзьями» помогает понять «Авторская исповедь», которую многие современники Н В Гоголя восприняли его апологией Лейтмотивной мыслью исповеди является убеждение в том, что один и тот же человек в разные периоды своей жизни может достигать разных степеней «душевного состояния», возвышаться или падать

«Правило жития в мире» (1844) Н В Гоголя в жанровом отношении продолжает многовековые традиции поучения, которое было одним из ключевых жанров древнерусской литературы Произведение, имеющее четкую дидактическую направленность, созвучно православной проповеди, нравственно-подвижническому слову, а также руководствам к духовной жизни Вместе с тем, в поучении русского писателя четко прослеживается философское начало автор раскрывает движение мысли и ее оформление при помощи различных логических и риторических

приемов Духовному развитию личности, по мысли Н В Гоголя, способствуют не только книжные источники, но и личный духовный опыт Автор возносит свой духовный взор к Богу как источнику жизни, а затем обращается к бездне, благодаря чему в хронотопе, в композиции и в образной системе данного текста моделируется мирообраз вселенной Традиционное для христианства уподобление человека страннику и воину в поучении Н В Гоголя смыкается с символическим сближением жизни и лествицы, где препятствия служат «ступенями восхождения» к эсхатологическому «вечному блаженству» в Боге

В «Размышлениях о Божественной литургии» мы видим стремление автора постичь метафизический смысл церковной службы, христианских таинств и символов Н В Гоголь постоянно подчеркивал, что в таинстве евхаристии не только символически, но онтологически осуществляется сошествие Духа Святого В самом ходе литургии (проскомидия, литургия оглашенных, литургия верных) Н В Гоголь видит лествицу восхождения ко Христу, осуществление единства земного и небесного миров Символ лествицы в данном произведении Н В Гоголя предстает в нескольких религиозных смыслах, которые ориентируют на сам ход литургии и на духовное преображение человека В литургии он усматривает символическое откровение всего хода Священной истории, отраженного в текстах Ветхого и Нового Заветов, их пророчеств и обетова-ний Подобно Иоанну Златоусту, Н В Гоголь прозревает в евангельских заповедях блаженств лествицу восхождения и степени совершенства.

Третья глава «Метафизика символа лествицы в русской романтической поэзии» на материале поэзии В А Жуковского и Ф Н Глинки, творчество которых хронологически укладывается в историю развития русского романтизма, раскрывает магистральные для русского романтизма поэтические представления об иерархичности мироздания, о диалектике конечного и бесконечного, об онтологической и духовной лествице, о диалогическом характере вдохновения, молитвенного горения.

В первом разделе третьей главы «Символическое единство дольнего и горнего миров в поэзии В А Жуковского» анализируются образные представления о странничестве и духовном восхождении в творчестве русского романтика

Религиозная идея иерархичности бытия стала близка русским романтикам, прежде всего В А Жуковскому, в чьей поэзии земной мир является преддверием горнего мира Духовная иерархия, выстраиваемая В. А Жуковским, представляет собой восхождение от чувственных и интеллектуальных форм активности к универсальным, духовным, которые ориентированы в сферу бессмертного, вечного Душа устремлена к максимальным формам реализации своих устремлений, кото-

рые соотносятся с горней сферой Данное религиозное устремление приобретает характер духовного восхождения, что мы видим в программном для лирики В А Жуковского отрывке «Невыразимое» (1819) Именно духовное восхождение к горним сферам придает внутреннему миру лирического субъекта универсализм, который в своей неизмеримости может быть отражен только молчанием В отрывке поэтизируется такая форма духовной активности, как воспоминание, которое не только воскрешает прошлое, но и обращает в сферу горнего мира Воспоминание приобретает характер платонического анамнесиса. «Святая молодость» служит метафорическим обозначением горней родины бессмертной души В композиции и образной системе антитеза горнего и дольнего миров разрешается в миросозерцании души, постигающей онтологическое единство макро- и микрокосма, конечного и бесконечного

В большей степени данный религиозный синтез, составляющий смысловое ядро символики лествицы, проявляется в послании В А Жуковского «К Воейкову» (1814), где раскрывается сошествие пасхальной благодати во время церковной службы В послании подчеркивается, как в сакральном топосе храма происходит соборное воссоединение людей с Богом благодаря «мольбе хвалебной»

В лирике В А Жуковского одним из ключевых выступает мотив странничества, глубоко укорененный в христианской культуре В его поэзии человек постоянно отождествляется со странником «Певец» (1811), «Путешествие жизни» (1813) Странник в творчестве русского романтика утверждает духовное восхождение, потенцирование духовных интенций к максимальным формам их проявления

Иерархичность мироздания отражена в романсе «Мина» (1817), в песне «Горная дорога» (1818), в элегии «Взошла заря Дыханием приятным » (1819), в балладе «Вадим» (1814—1817) В А Жуковского В данных произведениях значимую роль играет горний пейзаж, часто соотнесенный с горным миром Сближение горней сферы с горным миром укоренено в христианской культуре В романсе «Мина» гармоничность земной природы подчеркивают ее значимость как преддверия горнего мира Таким же гармоничным в романсе предстает образ дома «светлый дом», «чертог горит в лучах» Мотив диалога миров усиливается образом «ликов», чье молчание становится формой откровения «невыразимых» духовных смыслов Традиционная для романтизма образная модель восхождения на вершину горы в лирике В А Жуковского приобрела глубокий религиозный смысл, проясняя смысл человеческой жизни, заключающийся в странничестве, самопознании и богопознании

В финале баллады «Вадим» («Двенадцать спящих дев Старинная повесть в двух балладах») небесный, горний пейзаж характеризуется меньшей условностью и большим религиозным звучанием В балладе ключевым становится не фантастическое как «предельный» случай, а метафизическое, религиозное прозрение в земном мире откровений горнего и божественного Рассвет метафорически соотносится с преображением мироздания Пейзаж создается за счет ключевых для христианства образов и символов «с звездою пробужденья», «Востока ангел в тишине» Образ летящего ангела созвучен мотивному комплексу лествицы, осуществляя благодатную связь дольнего и горнего миров В лирическом пейзаже возникает характерное для лирики В А Жуковского символическое представление о природе как храме Лирический пейзаж раскрывает религиозное преображение, акт богопознания, происходящий в душе лирического субъекта В финальных строках баллады за счет ярких колористических деталей, созвучных традициям христианской религиозной живописи, девы сближаются с Царицей Небесной «яркими венчаны звездами», «серафимов тьмы кипят» Блистающий крест и звездные венцы - символы сопричастности божественной всеполноте и любви Символическую близость «дев» Богородице подчеркивает сонм серафимов Данная символическая деталь входит в мотивный комплекс лествицы

В итоговой для творчества художника поэме «Агасфер Странствующий жид» символ Голгофы соединяет в себе ключевые христианские представления о спасительной жертве Христа, о благодати, преображении и духовном воскресении Главный герой данной поэмы проходит путь от духовной смерти к жажде богосыновства

Во втором разделе третьей главы «Мотив духовного воспарения и символ лествицы в поэзии Ф Н Глинки» рассматривается развитие символики лествицы в духовной и пейзажной лирике русского романтика

В лирике Ф. Н. Глинки ключевым выступает стремление раскрыть таинство сошествия благодати, которое представляег собой лествицу, связующую дольний и горний миры, человека и Бога Уже в ранних элегиях Ф Н Глинки традиционные для романтической поэзии образы и мотивы раскрывают сокровенные сферы религиозной жизни христианина духовное воспарение, молитвенное предстояние, созерцательность и умиление души В «опытах священной поэзии», где в диалог вступают ветхозаветная и евангельская религиозность, обличение социальных и духовных форм зла соединяется со стремлением праведника обрести благодатное спасение в Боге Формой откровения иерархичности мироздания и таинств духовного преображения, спасения и воскресения в лирике Ф Н Глинки, как и в творчестве Тютчева, является природный

мир, его весеннее пробуждение Ключевыми в поэзии Ф Н Глинки, как и в лирике В А Жуковского, А С Хомякова, Н М Языкова, выступают символические детали, связанные с религиозными представлениями о брачном пире Бога и праведных душ, о таинстве евхаристии

На протяжении всего творчества русского поэта ключевыми в нем являются лирические ситуации предстояния человека Творцу и духовного воспарения В лирике Ф Н Глинки данные лирические ситуации воплощают смысловой комплекс, характерный для символа лестви-цы, что мы видим в таких произведениях, как «Ночная беседа и мечты» (1818), «Сон» (1820), «Музыка миров» (1830-1840-е), «Тайны души» (1841-1845) Элегия «Ночная беседа и мечты» органична для «ночных» элегий русского романтизма, проникнутых рефлексией относительно смысла бытия и человеческой жизни В данном произведении отражена динамичность внутренней жизни личности, где философская мысль соседствует с чувствительностью и религиозной верой

Глинка создал многочисленные «опыты священной поэзии», продолжая традиции русских духовных од XVIII в М В Ломоносова и Г Р Державина' «Плач плененных иудеев» (1822), «Вопль раскаяния» (1823), «Молитва души» (1823), «К Богу великому, защитнику правды» (1823), «Созерцание» (1823), «Псалом 62» (1826), «Из псалма 43-го» (1826 или 1827) и др Данные лирические произведения имеют эпиграфы, указывающие на конкретный библейский источник Жанровое определение «переложения псалмов» собирательно лирические тексты тяготеют к жанрам элегии, литературной молитвы и оды, которые получили широкое распространение в лирике декабристов. Для Ф Н Глинки важно не нахождение точных образных соответствий библейскому источнику, а отражение пафоса пророческого обличения зла Данные образцы русской духовной поэзии представляют интерес, во-первых, тем, что их символика отражает образный мир не одного псалма, а большой тематической группы, во-вторых, тем, что они синтезируют парадиг-мальные ветхозаветные и евангельские религиозные представления

В лирике Ф Н Глинки 1840-х - 1870-х гг религиозные мотивы и образы воплощаются в качественно новом стилистическом и жанровом воплощении В ранней лирике поэта религиозные искания выражались в жанровых традициях элегии, оды, «переложения псалма», часто с торжественностью и аффектацией В поздней лирике романтика духовное воспарение лирического субъекта, молитвенные интенции воплощаются в контексте лирической медитации, исповеди, естественно соединяющих в себе религиозность и философичность Освобождение от жанровой и стилистической заданности мы видим в таких произведениях поэта, как «Заветное мгновение» (1841), «Буква и дух» (1860), «Слезы умиления» (1869), «Ты наградил» (кон 1860-х)

В элегии Ф Н Глинки «Заветное мгновение» заметна инерция поэтического стиля, магистральных романтических образов и мотивов, которая особенно проявляется во второй композиционной части, представляющей собой моральное поучение «младому поэту» и сближающей сошествие небесной благодати с вдохновением, что было характерно для раннего русского романтизма Дидактический финал, в котором акцентирована антитеза горнего и дольнего миров, контрастирует с лирическим зачином и основной частью, где раскрывается динамика мысли и религиозного преображения Лирический зачин элегии передает прозрение во временном вечного, субстанционального создается эффект замедления, остановки времени Градация, проявленная в образном ряде времени, переносится и на образный ряд познания мира «слышим», «чуем» Обобщенно-личная форма выражения авторского сознания позволяет ему раскрыть родовую природу человека Образный контекст выражает один из ключевых религиозных смыслов символа лествицы - прозрение «незримых», ангельских сил, сходящих в земной мир «кругом летая», «чьих-то крыл» В элегии утверждается благодатное воссоединение горнего и дольнего, которое приобретает почти физические проявления («чувствуем прикосновенье»)

Поэма Ф Н Глинки «Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой» насыщена образами и мотивами, восходящими к текстам Священного Писания Символика лествицы проявляется здесь как в эпизодах, повествующих о религиозном опыте монаха, так и в пейзажах поэмы Горний пейзаж создается за счет колористической образности, которая созвучна традиционным цветам православной иконографии В рамках видения героя возникает контраст горнего и дольнего миров, раскрывается лествица восхождения от земного к горнему, от чувственного к сверхчувственному Образность видения восходит к «Откровению святого Иоанна Богослова» В другом видении анализируемой поэмы символ лествицы соотнесен с Царицей Небесной, сходящей в земной мир Герой сначала слышит, а затем прозревает явление «иного мира» Сошествие Царицы Небесной предваряется образом звезд, который традиционен как для изображения Мадонны в звездном венце на католических религиозных картинах, так и для православной иконографии, где звезда является символической деталью ризы Богородицы Метафорическими образами, раскрывающими идею лествицы в данном видении, служат «путь зыбучий» и «полоса» Одновременно символическим атрибутом Царицы Небесной выступает благоухание горней сферы «И ароматом заструилась Небесность»

В поэме «Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Романовой» символ лествицы раскрывает путь богопознания Благодатное озарение

позволило герою поэмы осознать его сопричастность горней сфере уже в земной жизни Образный ряд рая слагается из метафорических образов цветов, «высших кладезей», которые имеют иконографические истоки

В лирике В А Жуковского и Ф Н Глинки символ лествицы предстает как непосредственно, так и опосредованно через близкие символы, образы и мотивы, создающие особый тип пейзажа - пейзаж соборного Божиего мира Достаточно частотным в русской прозе и поэзии этого периода символ лествицы включается в образный контекст, выражающий рождественское и пасхальное преображение человеческой души и мироздания

В заключении подводятся общие выводы исследования на уровне концептуального обобщения

Основные положения и результаты исследования отражены в следующих работах:

Статьи в центральных изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1 Коздринь, Я Р Метафизика символа лествицы в русской философской прозе 1820-1830-х годов [Текст] /ЯР Коздринь // Вестник Университета Российской академии образования -2008 -№5 -С. 35-38

2 Коздринь Я Р Символ лествицы в поздней лирике Ф Н Глинки [Текст] /ЯР Коздринь // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета - Киров Изд-во ВятГГУ, 2009 № 3(2) -С 155-160

Статьи по теме исследования

3 Коздринь, Я Р Символ лествицы в русских духовных стихах [Текст] /ЯР Коздринь // Народная культура Сибири материалы XVII Научного семинара-симпозиума Сибирского регионального вузовского центра по фольклору - Омск Изд-во Амфора, 2008 - С 152-156

4 Коздринь, Я Р Символ лествицы в православной культуре [Текст] /ЯР Коздринь // Русская филология язык - литература - культура . материалы науч -практ конф - Омск Изд-во ОмГПУ, 2008 -С 40-42

5 Коздринь, Я Р Символ лествицы в литературном наследии преподобного Нила Сорского [Текст] /ЯР Коздринь // Славянские чтения - 3 сб статей Междунар научно-практической конф «Славянские чтения-3» - Омск Полиграфический центр КАН, 2008 - С 78-83.

6 Коздринь, Я Р Человек, мир и Бог в «Опытах священной поэзии» Ф Н Глинки [Текст] /ЯР Коздринь // Славянские чтения - 4 сб статей Межрегиональной научно-практической конференции с международным участием -Тара Изд-во А А Аскаленко, 2009 - С 29-32

7 Коздринь, Я Р Символ лествицы в русской духовной литературе ХУШ-ХГХ вв [Текст] /ЯР Коздринь // Духовная традиция в русской литературе сб науч статей - Ижевск Издательский дом «Удмуртский университет», 2009 -С 213-218

8 Коздринь, Я Р Символ лествицы в «Размышлениях о Божественной Литургии» Н "В Гоголя [Текст] /ЯР Коздринь // Вопросы фольклора и литературы сб статей - Омск Амфора, 2009 - С 73-77

9 Коздринь, Я Р «Правило жития в мире» Н В Гоголя в контексте святоотеческой традиции [Текст] /ЯР Коздринь // Проблемы художественной антропологии материалы III межвуз науч-практич конференции с международным участием - Тара Изд-во А А Аска-ленко, 2009 - С 57-60

о г~<

Подписано в печать 07 10 2009 Формат 60x84/16 Бумага офсетная Ризография Уел печ л 1,5 Уч-изд л 1,4 Тираж 100 экз

Отпечатано в типографии ОмГПУ, Омск, наб Тухачевского, 14, тел /факс (3812) 23-57-93

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Коздринь, Ярослав Романович

Введение.

Глава 1. Символ лествицы в православной культуре.

1.1. Религиозная символика лествицы в текстах Священного Писания и в православной гимнографии.

1.2. Духовная лествица в трудах Отцов Церкви и русских религиозных мыслителей.

Глава 2. Символика лсствицы в русской прозе 1810-х- 1850-х гг.

2.1. Онтологическая и гносеологическая иерархия в эстетических трактатах и философской прозе 1810-х - 1850-х гг.

2.2. Символ лествицы в духовной прозе Н.В. Гоголя.

Глава 3. Метафизика символа лествицы в русской романтической поэзии.

3.1. Символическое единство дольнего и горнего миров в поэзии

В.Л. Жуковского.

3.2. Мотив духовного воспарения и символ лествицы в поэзии

Ф.Н. Глинки.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Коздринь, Ярослав Романович

Современное отечественное литературоведение, опираясь на интегративную методологию, обращено к осмыслению художественной онтологии и антропологии, мифопоэтических, религиозных и философских основ литературного процесса1. Актуальным в современной филологической пауке является также исследование ключевых мирообразов, мотивных комплексов и символов русской литературы в их историческом развитии. Символ как культурный феномен является объектом изучения таких наук, как философия, филология, семиотика, культурология, психология. На рубеже XX - XXI вв. изданы не только многочисленные отечественные и зарубежные справочники, словари и энциклопедии, но и монографические исследования, систематизирующие современные научные представления о сюжетах и символах2.

В русской литературе многогранный комплекс поэтических представлений сосредоточен в символе лествицы, имеющем архаические мифологические и религиозные источники. Особенностью этого символа является то, что он, во-первых, сохраняет архаическую функцию коммуникации миров, во-вторых, приобретает в христианской культуре семантическую полифонию, что позволило ему укорениться в различных сферах духовной жизни, получив многогранное образное развитие в искусстве, философскую рефлексию в онтологии, гносеологии, эстетике и этике.

См., например, следующие работы: Океанский В.П. Метафизика культуры: Проблемы теории и истории. - Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998. — 60 е.; Шехтер Т.Е. Искусство как реальность: Очерки метафизики художественного. - СПб.: Астерион, 2005. - 258 с. 'См., например: Мурья нов М.Ф. Из символов и аллегорий Пушкина. — М.: Наследие, 1996. -280 с.

В.Н. Захаров, подчеркивая христианский смысл русской литературы, .указывает: «Идеи преображения, страдания, искупления и спасения стали о характерными идеями русского религиозного менталитета» . Данные религиозные представления сфокусированы и в символе лествицы. Архаическая функция коммуникации миров, которая выделяется в этом символе, в православной культуре уступила место религиозной идее благодатной связи божественного и человеческого, земного и горнего миров, комплексу символических представлений о Христе и Богородице.

В отечественной науке изучению символики лествицы на материале творчества отдельных русских классиков посвящены работы Д.С. Лихачева, М.М. Бахтина, IO.B. Манна, В.А. Воропаева, С.С. Аверинцева, В.А. Котельпикова, Е.М. Мслетинского, Ф.З. Кануновой, A.C. Янушкевича, I LA. Есаулова, В.П. Океанского, В.И. Сахарова, Б.Н. Тарасова, А.Э. Еремеева, A.B. Моторина, И.А. Виноградова, В.М. Гуминского, В.В. Кашириной, Г.В. Косякова и др. Однако системные работы, посвященные рассмотрению символики лесгвицы в контекстах святоотеческой, философской и художественной традиций в синхроническом и диахроническом ключе, все еще отсутствуют, что делает данное диссертационное исследование актуальным. Постановка проблемы также значима в связи с тем, что она позволяет рассмотреть магистральные образные представления русских писателей и поэтов 1810-х - 1850-х гг. о диалектике горнего и дольнего миров, о молитвенном вознесении, богопознании и самопознании. В рамках поставленной проблемы актуальным представляется системное рассмотрение художественной онтологии и антропологии через призму символа лествицы.

Приоритетное внимание в работе уделяется изучению философского, эстетического и художественного наследия русских романтиков, для которых, по замечанию И.В. Карташовой и JI.E. Семенова, был характерен

3Захаров В.Н. Русская литература и христианство // Евангельский текст в русской литературе XVIII — XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. -Петрозаводск: Изд-во I Гетрозаводского ун-та, 1994. - С. 9. романтический космизм»4. Именно символ лествицы придает романтической картине мира черты иерархичности как в микрокосмическом, так и в макрокосмическом измерении, позволяет совершить восхождение от бытового и исторического к бытийному и метафизическому. Ю.М. Лотман подчеркивал, что символы служат залогом культурной преемственности и памяти: «Структура символов той или иной культуры образует систему, изоморфную и изофункциопальпую генетической памяти индивида»3. Символ осмыслялся Лотманом в качестве завершающего, интегрирующего «текста» для индивидуального сознания и для семиосферы, благодаря которому преодолевается знаковая дискретность. В этой связи символ лествицы позволяет раскрыть основополагающие, концептуальные характеристики русского национального самосознания в историческом развитии.

В силу того, что каждый из историко-литературных разделов, посвященных Н.В. Гоголю, В.А. Жуковскому и Ф.Н. Глинке, начинается с истории изучения их творчества в рамках означенной проблемы, нам бы хотелось подробнее остановиться на истории изучения символа и тех работах, которые имеют для настоящего исследования определяющее методологическое значение.

История изучения символа восходит к философии Платона и Аристотеля, в дальнейшем религиозная природа символа осмыслялась Отцами Церкви (Иоанн Лссгвичник, Ефрем Сирин), византийскими мыслителями (Григорий Палама). Системное изучение символа началось в немецкой пауке и в философии нач. XIX в. В частности, Ф. Крейцер в книге «Символика и мифология древних народов, в особенности греков» (1810) впервые предложил классификацию символов. На формирование и развитие романтической эстетики оказали влияние труды Ф.-В. Шеллинга, в которых разграничивались символ, абстрактное понятие, аллегория. Немецкий

Карташова И.В. Семенов Л.Е. Романтизм и христианство // Русская литература XIX века и христианство. - М.: МГУ, 1997. - С. 9.

Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст — семиосфера — история. — М.: Языки русской культуры, 1999.-С. 160. философ считал, что символизм - это основополагающая характеристика мироздания и поэтического творчества: <«.> и потому мы можем в материи как бы в символическом образе разглядеть все внутренние движущие силы универсума»6. А.Ф. Лосев, изучая эстетическую позицию Шеллинга, указывал на то, что символ в его- натурфилософии — это «неразличимое тождество общего и особого, идеального и реального, бесконечного и конечного»1. Диалектическая природа символа осмыслялась Г.-В. Гегелем с позиции панлогизма. Позднее Ф. Ницше в трактате «Рождение трагедии из духа музыки» (1872) благодаря принципу «символического подобия»8 раскрыл истоки аполлонического и дионисийского начал в древнегреческом искусстве. Немецкий мыслитель усматривал генезис символа в «чудесных иллюзиях мира сновидений», в свободной стихии мифопоэтического.

Новый вектор в изучении символа проложили труды по психоанализу 3. Фрейда и К.-Г. Юнга. Юнг раскрыл природу архетипа как проявление коллективного бессознательного. Опираясь на анализ сновидений, Юнг выделил архетипы и символы, которые выполняют трансцендентную функцию, т.е. раскрывают глубинные слои человеческой психики; дают представление об изначальной, потенциальной целостности. Юнг определял символы как «образы, которые издавна употребляло человечество для выражения целостности, полноты и совершенства»9. В XX в. изучение символа с различных методологических позиций было магистральной проблемой в I рудах Р. Барта, М. Фуко, У. Эко, Х.-Г. Гадамера, М. Элиаде. А. а

Ханзен-Лёве исследует мифопоэтику символа лествицы в русской культуре10.

1'

6Шеллинг Ф.-В. Об отношении реального к идеальному в природе // Шеллинг Ф.-В. Сочинения: В 2 к - М. Мысль, 1989. - Т. 2. - С. 35.

7Лосев А.Ф. Очерки ан I ичного символизма и мифологии. - М: Мысль, 1993. - С. 20.

8См.: Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Стихотворения.

Философская проза. - СПб: Художественная литература, 1993. - С. 131. уЮнг К.-Г. Психология бессознательного. - М.: ООО «Издательство АСТ»; «Канон+»,

2001.-С. 115-116. пХанзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мнфопоэтический символизм. Космическая символика / Пер. с нем. М.Ю. Некрасова. - СПб.: Академический проект, 2003.-С. 21.

Изучению символа в отечественной науке положили начало ярчайшие представители русской академической школы сравнительной мифологии (А.Н. Афанасьев), культурно-исторической школы (А.Н. Пыпин, I I.C. Тихонравов), психологической школы (A.A. Потебня), которые осмысляли историческое развитие образных форм мышления, включая символ. В дореволюционном литературоведении были заложены основы для изучения своеобразия ключевых символов русского романтизма как поэтической формы утверждения идеи единства бытия, отражения бесконечного и универсального в конечном и индивидуальном11.

Качественно в новом философском ключе к осмыслению символа подошел B.C. Соловьев, считавший целью искусства воплощение «духовной полноты в пашей действительности, осуществление в ней абсолютной красоты.»12. Соловьев объяснял природу символа в соответствии с этим теургическим и софийным смыслом искусства. Эстетика Соловьева основывается на классических принципах объективного идеализма, на априорном утверждении того, что сила красоты субстанциональна и проявляет себя онтологически в различных формах и на разных ступенях в неживой и живой природе, венцом которых является человек. Русский философ видел в символе «предварение совершенной красоты», откровение идеи всеединства: «В человеческой жизни художественная красота есть только символ лучшей надежды, минутная радуга на темном фоне нашего хаотического существования»1"'. Мыслитель предложил классификацию символов, взяв за основу форму и степень приобщения художника к «совершенной красоте». Философия символа Соловьева стала определяющим источником культуры русского символизма.

Философские положения Соловьева были творчески развиты в работах

См.: Веселовекнй А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения». — М.: INTRADA, 1998. - 448 с.

12Соловьев B.C. Общий смысл искусства // Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. - М.: Мысль, 1990.-Т. 2.-С. 398.

Соловьев B.C. Kpacoia в природе // Соловьев B.C. Указ. собр. соч. - Т. 2. - С. 352. русских символистов: А. Блока, А. Белого, Вяч. Иванова. В частности, Белый четко противопоставлял рационалистическое познание и творческий процесс символизации, который обращен к постижению «нераскрываемого единства». Русский символист, раскрывая природу познания и творчества как восхождения к теургическому, преображающему творчеству, обращался к символам лестницы и пирамиды: «<.> самое творчество, поднимая нас по лестнице творчеств к теургии, должно было нас зажечь тройственным огнем любви, надежды и веры.»". Белый считал ключевой характеристикой символа, раскрывающего ссбя в эмблематических рядах, единство формы и содержания, единство «ряда познаний в ряде творчеств», софийное единство имманентного и трансцендентного, обретаемое в триаде «Есть, Слово, Плоть». Белый разграничивал непознаваемый и несотворимый Символ от образа Символа (Лика), от центральных Символов религий, от символических образов наших переживаний и художественных символов.

Символ был в центре внимания таких русских религиозных философов XX в., как С. Булгаков, H.A. Бердяев, П.А. Флоренский, В.В. Зеньковский, H.H. Трубецкой, И.О. Лосский, па символологию которых повлияли труды

B. Соловьева и каноническое православное богословие. С. Булгаков, в частности, сближал символ с церковным таинством: «"Символ", по точному значению, есть нечто, принадлежащее этому миру и, однако, вмещающее связанное с ним премирпое содержание, единство трансцендентного и имманентного.»1". Как и другие русские религиозные философы,

C. Булгаков считал ключевыми символами христианства Крест и Логос, проявляющими богочеловеческуго природу Христа, смысл Его благодатной жертвы.

Трубецкой на материале православной иконографии показал софийную и диалогическую природу символа, нацеленного на созерцание человеком метафизической глубины Бога, на восприятие земной природы как откровения 'Белый А. Символизм как миропонимание. — М.: Республика, 1994. - С. 45.

1'Булгаков С. Православие: Очерки учения православной церкви. - М.: Терра, 1991. - С. 39. потустороннего мира, всеединого смысла16. В трудах Флоренского достаточно традиционное для идеалистической философии толкование символа как «бытия, которое дольше самого себя» включено в контекст его изысканий в области теургической энергетики Имени, Логоса. Флоренский, подобно Булгакову, подчеркивал религиозную, диалогическую природу символа как «сущности, энергия которой, сращенная или, точнее, срастворенная с энергией некоторой другой, более ценной в данном отношении сущности,

17 несег таким образом в себе эту последнюю» .

Бердяев счшал символизм ключевой характеристикой культуры. Философ определял символ как «мост, переброшенный между двумя

1S мирами» подчеркивая недостижимость в земном мире абсолютного идеала. Труды русских религиозных философов XX в. особенно важны для нас в методологическом отношении, во-первых, потому что в них осмысляются ключевые метафизические смыслы символа лествицы, во-вторых, в силу того, что в их философских построениях последовательно утверждается принцип иерархичности в изучении природы и человека, который восходит к святоотеческой традиции.

Философская система имени и мифа разрабатывалась А.Ф. Лосевым, который был приверженцем диалектического метода, нацеленного на целостное постижение бытия19. Философ в своих трудах «Философия имени», «Диалектика художественной формы», «Очерки античного символизма и мифологии» раскрыл онтологическую природу, диалектику рождения внутреннего и внешнего слова, указав на то, что слово — это субстанциональная характеристика космоса, имеющая иерархию форм «взаимоопределения смысла». Лосев интерпретировал символ как проявление

16См.: Трубецкой E.H. Умозрение в красках // Трубецкой E.H. Смысл жизни. - М.: ООО «Издательство ACT», 2000. - С. 338-370.

7Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Флоренский П.А. Христианство и культура. —

М.: ООО «Издательство ACT», 2001. - С. 279.

18Бердяев H.A. Смысл истории. - М.: Мысль, 1990. - С. 106.

9См.: Лосский 11.0. История русской философии. - М.: Издательская группа «Прогресс», 1994.-С. 310-311. эйдоса, бытийной сущности. По определению ученого, «тождество идеи и материн, неразличимо и единично данное, есть символ»20. Чертами символа являются его смысловая всеобщность, неполнота явленности смысла, «семантическая текучесть». Символ проявляет демиургическую энергию имени, превращая сущность в живое существо, в миф. Русский мыслитель охарактеризовал историческое своеобразие символизма различных культур: античной, католической, византийской и древнерусской. Реальный символ может быть проявлен в различных формах: идеально-личностно (Византия), символически-вещественно (католический Запад), материально-вещественно (протестантский Запад).

В отечественной науке большой вклад в изучение символа сделали В.В. Виноградов, Д.С. Лихачев, Л.Я. Гинзбург, С.С. Аверинцев, Б.А. Успенский, В.Е. Хализев и др. В советском литературоведении символ определялся в широком и узком смыслах. В частности, Л.Я. Гинзбург отмечала, что «художественный образ всегда символичеп, репрезентативен.»21. Такой подход отражен и в статье Аверинцева «Символ» в «Краткой литературной энциклопедии», где при этом методологически четко разграничиваются символ, знак, образ, аллегория. Определяя символ как «универсальную категорию эстетики», Аверинцев в изучении его знаковой природы синтезировал литературоведческий, философский, семиотический подходы. По определению ученого, многогранная смысловая структура символа «направлена на то, чтобы погрузить каждое частное явление в стихию «первоначал» бытия и дать через это явление целостный образ мира»". Символ генетически связан с мифом и служит ключевой формой мифотворчества. Аверинцев подчеркивал, что символ, требующий от реципиеита активного к себе отношения, интерпретации, представляет собой диалогическую форму знания.

20Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М: Мысль, 1993. - С. 901.

2,Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. — Л.: Художественная литература, 1977. - С. 11. ""Аверинцев С.С. Символ // Краткая ли 1 ературиая энциклопедия. — М.: Советская Энциклопедия, 1971. - Т. 6. — Стлб. 827.

Д.С. Лихачев выявил символический характер древнерусского искусства, хронотопов древнерусских текстов и икон, где любое явление воспринималось в его сопричастности небесному и земному, телесному и духовному: «Весь мир полон символов, и каждое явление имеет двойной смысл»23. По мысли ученого, в древнерусском искусстве органично соединились две контрастные тенденции в отношении к символу: отвлеченность и конкретизация.

В трудах Б.А. Успенского символ осмыслялся прежде всего как семиотическая единица, ценностное наполнение и отношение к которой менялось в различные периоды человеческой истории: «С одной стороны, под символом, в отличие о г обычных знаков, могут пониматься такие (минимальные) элементы изображения, значение которых не зависит от окружающего их контекста»24. Ученый раскрыл семиотическое своеобразие иконографической символики.

В российской науке развивается сравнительно-историческая методология изучения символа, нацеленная на выявление архаических, мпфопоэтических истоков (Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров). Литературный символ, его нерасторжимая связь с мифом изучаются на материале широкого эстетического контекста эпохи, с учетом творческой эволюции художника, что мы видим в работах Ф.З. Кануповой, A.C. Янушкевича, А.Э. Еремеева, Л.А. Ходапеи. Труды A.C. Янушкевича позволяют выявить эстетическое своеобразие символики В.А. Жуковского и других русских романтиков: «Само слово «символ» активно входит в поэзию Жуковского, отражая процесс расширения реального смысла вещей, философского обобщения»" . А.Э. Еремеев в ряде своих работ раскрыл истоки символического и мифопоэтического в русской философской прозе" .

2'Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. - М.: Наука, 1979. - С. 162. 2,Усленскш1 Б.А. Семиотика искусства. — М.: Языки русской культуры, 1995. - С. 237. 2:>Янушкевич A.C. Этапы и проблемы творческой эволюции В.А. Жуковского. - Томск: 11зд-во Томского ун-та, 1985. — С. 147.

2Г'См: Еремеев А.Э. Роль мифа в становлении философской прозы раннего И.В. Киреевского // Вестник Московского ун-та. - Сер. 9. - Филология. — 1993. — № 1. — С. 42-51.

В современном литературоведении символ осмысляется в контексте изучения художественной онтологии и антропологии, мифопоэтики. Так, В. Савельева подчеркивает: «Сотворяя художественный мир, художник как бы заново повторяет процесс сотворения человека»" . В работах A.A. Звозникова, A.B. Моторина, В.Н. Аношкиной, В.Н. Сузи, Т.А. Кошемчук, Г.В. Косякова, В.И. Сахарова выясняется поэтическое освоение русской классикой христианских символов, в частности, богородичной и софийной символики, символики, восходящей к таинству евхаристии и православной гимнографии, символов ковчега и Небесного Иерусалима" . В работах И.А. Есаулова магистральные литературные символы изучаются в контексте осмысления пасхальности п соборности

29 русской словесности .

В.А. Котельников, проясняя святоотеческие истоки русской классической литературы, считае т символ лествицы одним из центральных для понимания онтологических и гносеологических оснований православия: «Ветхозаветный Бытоппсатель дал нам прообразующий символ такого движения:

ЧП распростершийся на земле перстный Иаков во сне видит лествицу.» . По мысли ученого, символика лествицы оформляет православные воззрения, связанные с иерархической природой бытия, где сосуществуют физическое, 1еокосмическое и мистическое пространство, с тремя степенями вёдения, с формами предстояпия человека Богу, с аскетическим мудрым деланием и системой этических ценностей.

Всестороннее изучение символа лествицы на материале творчества Гоголя мы видим в работах В.А. Воропаева, который раскрыл художественную эволюцию данного символа от ранних произведений русского классика, где проявлено его фольклорное, народнопоэтическое

27Савельева В. Художественная ан фонология. - Алматы: АГУ им. Абая, 1999. - С. 7. '8См., например: Моторин A.B. Образ I Герусалнма в русском романтизме // Христианство п русская литера1ура. - СПб: Наука, 1996. — С. 61-89.

1,Есаулов H.A. 11асхальность русской словесности. — М.: Кругъ, 2004. — 560 с.

10Котельников В.А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. -М.: Прогресс-Плеяда, 2002. - С. 14. воплощение, к поздним творениям, раскрывающим преемственность русского писателя святоотеческой традиции. Литературовед систематизировал многочислен ные свидетельства изучения Гоголем «Лествицы» Иоанна о 1

Синайского . В работах В.М. Гуминского и И.А. Виноградова исследуются ключевые черты миросозерцания и художественного творчества Гоголя в контексте православной традиции, аскетического опыта «святых молчальников», духовных заветов «Добротолюбия». Гуминский указывает: «Гоголь уловил особое отношение исихастов к творчеству, одному из основных элементов их антропологии, соединявшей учение о Боге с учением о человеке»32.

В современных философских справочных изданиях символ определяется чаще всего как знак со сложным, многогранным смыслом — «этот смысл является, как правило, намеком на то, что находится сверх или за чувственно воспринимаемой внешностью образования»33. В современной герменевтике М. Мамардашвили и А. Пятигорский сформулировали концепцию символа, в основе которой лежит синтез научных подходов философии, культурологии, психологии, лингвистики. Современная герменевтика подчеркивает, что в символе проявлен путь «не к атомарным фактам и событиям сознания, а к содержательным образованиям сознания»34. Герменевтика и семиотика осмысляют диалогическую природу символа через проблему множественности его интерпретаций. При всем разнообразии подходов в изучении символа в качестве интегрирующей мсюдологической основы можно признать определение символа как эстетической категории, обозначающей образ с универсальным, диалектическим содержанием,

31 См.: Воропаев В.А. Гоголь и церковное слово // Духовная традиция в русской литературе: Сб. науч. тр. — Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2009. -С. 50-51.

32Гуминский В.М. Жизнь и творчество Гоголя в контексте православной традиции // Гоголевский весгник. - М.: Наука, 2007. - Вып. 1. - С. 24.

33Философский энциклопедический словарь. - М.: ИНФРА-М, 2001. — С. 413. "'^Мамардашвили М.К., Пятигорский A.M. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. - М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 144. актуализирующим архаические, мифопоэтические слои культурного сознания или его религиозные концепты, нацеленные на воссоединение имманентного и трансцендентного.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в рассмотрении широкого историко-литературного контекста, включающего тексты Священного Писания, труды Отцов Церкви и православных мыслителей, русскую философскую прозу и поэзию 1810-х — 1850-х гг. через призму символики лествицы. Впервые проанализированы ключевые этические, эстетические, онтологические и гносеологические идеи, сфокусированные в символе лествицы, на материале различных дискурсов. Еще дореволюционные исследователи чувствовали, что русская классическая литература в силу присущей ей полноты и целостности, по словам С.А. Венгерова, «никогда не замыкалась в сфере чисто художественных интересов»37*. В силу того, что русская классическая литература явилась образной формой национальной философии, и возможно выделение в символике лествицы тех мировоззренческих пластов, которые традиционно изучаются онтологией, гносеологией, эстетикой, этикой и другими отраслями философии, с учетом образной природы искусства слова.

Впервые символ лествицы в русской классической литературе рассмотрен в единстве с другими богородичными символами, ключевыми для православной гимнографии и иконографии. В хронотопах, в композиции, в образной системе лирических и лироэпических текстов Жуковского и Глинки анализируются поэтические средства, раскрывающие религиозные представления об иерархичности мироздания и внутреннего мира человека, о жизни как странничестве, о духовном и молитвенном восхождении. Впервые предметом литературоведческого анализа стали малоизученные лирические произведения Глинки, которые помогают проследить эволюцию русского романтизма, его метафизические искания. Качественно новым в работе

3:,Венгеров С.А. Очерки по истории русской литературы. — СПб., 1907. - С. 5. является изучение принципа иерархичности в эстетических трактатах русских мыслителей, литературных деятелей 1810-х— 1850-х гг.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в разработке методологии анализа символа в диахроническом и синхроническом срезах, что позволяет раскрыть национальное своеобразие русской культуры. Работа вносит определенный вклад в осмысление символа лествицы как ключевого структурообразующего компонента в хронотопе художественного текста, благодаря которому оформляется и разрешается антитеза горнего и дольнего миров, возникает мирообраз природы как храма. Анализ эпических, лироэпических и лирических произведений в диссертации нацелен на то, чтобы раскрыть процесс претворения религиозного символа в символ художественный, чья смысловая полифония проявляется в индивидуальном поэтическом контексте. Основные результаты диссертационного исследования расширяют представления о русской духовной и философской прозе, метфизпческой поэзии, формах проявления религиозности в художественном произведении. Основные положения работы вносят определенный вклад в изучение ведущих для русской классической литературы жанров, сюжетов, мотивов, композиционных приемов. При изучении эстетических трактатов, философской прозы акцент ставится на раскрытие значимости иерархического принципа и символа лествицы в мировоззренческой системе автора, а при анализе лирических и лироэпических текстов приоритетным выступает изучение поэтики, образного воплощения символики лествицы.

Практическое значение диссертации заключается в том, что ее выводы могут быть использованы в чтении общих курсов истории русской литературы и в разработке специальных курсов по истории русского романтизма, русской философской и духовной прозы. Обоснованность выводам диссертации придают предпринятые различные виды анализа эпического, лироэпического и лирического текстов.

Целью диссертационного исследования является осмысление ключевых образных представлений, раскрывающих религиозные, гносеологические, эстетические и этические взгляды русских поэтов и писателей 1810-х- 1850-х гг., которые воплощены в символе лествицы и близких ему образах и мотивах. Поставленная цель обусловила следующие задачи:

1. Осветить мифопоэтические и религиозные источники формирования символики лествицы в русской классической литературе.

2. Рассмотреть развитие ключевых образов и мотивов в русской философской, духовной прозе и поэзии 1810-х - 1850-х гг., фокусирующих поэтическое представление об иерархичности духовного мира человека и вселенной.

3. Раскрыть образные представления русских поэтов и писателей о благодати, молитвенном воспарении, духовном преображении, человеческой жизни как восхождении и подвиге, отображающие ключевые религиозные смыслы символа лествицы.

4. Выявить значимость символа лествицы в формировании этического, эстетического и гносеологического идеала соборности в русской классической литературе.

5. Проанализировать роль символа лествицы в поэтическом мире индивидуального художественного произведения.

Предметом диссертационного исследования является русская литература 1810-х - 1850-х гг.: в диссертации рассматриваются работы по истории и теории искусства А.И. Галича, H.A. Полевого, Н.И. Надеждина, философская проза П.Я. Чаадаева, В.Ф. Одоевского, И.В. Киреевского, духовная проза Н.В. Гоголя, лирические и лироэпические произведения В.А. Жуковского и Ф.Н. Глинки. В диссертации привлечены такие источники, как дневники и письма русских поэтов и писателей. Наряду с этим, для понимания преемственности русской классической литературы святоотеческой традиции необходимым было обращение к текстам Священного Писания, к трудам Отцов Церкви, к древнерусским памятникам, к духовной прозе Тихона Задонского, И. Брянчанинова, митрополита Филарета (В.М. Дроздова), оптинского старца Амвросия. Выбор данных значимых для развития отечественной духовной словесности фигур позволяет создать целостное представление о символике лествицы в русской классической культуре, выделить его парадигмальные ценностные смыслы.

Отбор источников для изучения позволил соединить в работе два ирипципа - обзорный (в освещении религиозной символики лествицы в текстах Священного Писания, в трудах Отцов Церкви, в изучении романтической эстетики и философской прозы) и персональный (в изучении художественного наследия Гоголя, Жуковского и Глинки). В романтической поэзии Жуковского и в поздней прозе Гоголя, которая, по замечанию о С.

К.С. Мочульского, проникнута «^мистическим реализмом» (данное терминологическое обозначение в современной филологии использует и В.А. Когелышков37), наиболее универсально нашел образное отражение комплекс религиозных, онтологических, гносеологических, историософских, этических и эстетических представлений, связанных в христианской культуре с символом лествицы. Гоголь придал магистральным для русской философской прозы проблемам самопознания личности, обретения духовной универсальности религиозный смысл поиска форм богопознания, приобщения к полноте Царствия Божиего, а также дидактическую направленность. Позднее творчество Гоголя, Жуковского и Глинки стало формой эстетической и поэтической рефлексии и ценностного завершения магистральных духовных исканий русского романтизма. Лирика Жуковского и Глинки по-разному отражает общую мировоззренческую систему, в основе которой лежат представления об иерархичности мироустройства и внутреннего мира личности, о восхождении человека к идеалу. Если для творчества Жуковского в большей степени характерно внеконфессиональное, идеалистическое

6Мочульский К.С. Гоголь. Соловьев. Достоевский. - М.: Республика, 1995. - С. 37.

37Котельников В.А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной. -М.: Прогресс-Плеяда, 2002. - С. 32. воплощение этих мировоззренческих принципов, то для Глинки -«библейское», укорененное в православии.

Объектом исследования выступает многогранный комплекс мотивов, сюжетов и образов, входящих в полифоническое семантическое поле символа лествицы. В литературных произведениях анализируются как контекстуально маркированные ценностные смыслы данного символа, так и близкие ему образные концепты, харак!ерные для русского национального сознания (благодать, странничество, богородичный покров, «невыразимый» идеал соборной истины, полноты бытия в Боге, пасхальная радость и др.).

Специфика поставленных цели, задач, предмета п объекта определили круг методов и приемов. Определяющая роль в работе отводится культурно-историческому и историко-генетическому методам, которые позволяют выявить истоки образных представлений о лествице, связь авторской позиции с философским и эстетическим контекстом эпохи, поэтому в диссертации проводятся параллели между русской философской прозой и западноевропейской философией. В работе также применяются феноменологический, сравнительно-исторический и типологический методы, приемы герменевтического, культурологического и лингвистического анализа. Изучение поэтического мира лирического текста в диссертации опирается на традиционный для отечественного литературоведения метод целостного анализа, в основе которого лежит отношение к тексту как к индивидуальному эстетическому явлению со своей внутренней онтологией, как к универсуму, где органично взаимосвязаны формальные и

3 8 содержатель! 1ые компоненты'. Основы для такого эстетического видения текста заложили немецкая классическая философия, русское академическое литературоведение. Г.-В. Гегель подчеркивал, что «произведение искусства должно быть развию и завершено в качестве органической целостности»39.

8См.: Гиршман М.М. Литературное произведение и его автор как живое противоречие целостности мира и цельности текста // Проблема автора в художественной лтературе. -Ижевск, 1990. - С. 5-6.

19Гегель Г.-В. Эстетика: В 4 I. - М.: Искусство, 1971. - Т. 3. - С. 362.

Методология целостного анализа нацеливает на выявление органической связи различных поэтических средств, формально находящихся в иерархических отношениях, в этой связи определяющим в диссертационном исследовании является имманентное раскрытие символики лествицы в контексте образов и художественных приемов конкретного текста.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Символ лествицы в русской литературе 1810-х — 1850-х гг. сохраняет преемственность православ?1ым представлениям о благодатной связи дольнего и горнего миров, о Христе, о Богогродице, о Царствии Небесном, о молитвенном воспарении души, о спасении, о преображении и воскресении.

2. Символ лесгвицы в русской классической литературе фокусирует в себе идею иерархичности микро- и макрокосма, восхождения от чувственных и рационалистических форм познания и самопознания« к соборной форме миросозерцания.

3. Символ лествицы и близкие ему мотивные комплексы оформляют в русской классической литературе хронотоп вселенной как храма, где все живое славит Творца.

4. Символ лествицы в русской романтической эстетике воплощает концепцию поэтического творчества как диалога души художника с трансцендентной сферой.

5. Символ лествицы в русской историософской мысли XIX в. утверждает идею поступательного развития в историческом процессе и божественного откровения.

Диссертация состоит из Введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 200 источников. Расположение глав и разделов подчинено историческому принципу изучения литературного процесса. Глава 1 «Символ лес I вицы в православной культуре» раскрывает истоки символики лествицы и ее ключевые религиозные смыслы в текстах Священного Писания, в святоотеческой традиции, в древнерусской

Заключение научной работыдиссертация на тему "Символ лествицы в русской литературе 1810-х - 1850-х гг."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Символ лествицы, имеющий архаические мифопоэтические источники, является одним из магистральных в христианской культуре. Данный символ широко представлен в текстах Священного Писания, в православной гимнографии, в трудах Отцов Церкви, где он выражает ключевые для христианства религиозные представления, связанные с богочеловеческой природой Христа, с Богородицей, с Софией, с Царствием Небесным. Символ лествицы подчеркивает диалог Нового Завета с Ветхим Заветом, оттеняя религиозные представления о благодати, духовном преображении человека п спасении- души. Данный символ тесно связан с символами креста, охранительного покрова Богородицы, Фаворского света, скинии, Царских врат. ЛесIвица в христианской культуре проявляет основополагающую черту религиозного символа, связывая земной и небесный миры, человеческое и божественное. Данный символ проясняет религиозный смысл многих религиозных таинств, в частное 1 и, таинства евхаристии, молитвенного предстояния.

Православное богословие соотносит с символом лествицы Церковь как Невесту Христову, а также заповеди Христа, благодаря которым человек восходит от чувственного и конечного к духовному и бессмертному. Символ лествицы подчеркивает динамизм, конфликтность индивидуальной и вселенской жизни и раскрывает ключевую для православной аскетики идею возведения в душе храма, лествицы, ведущей к святости. Высшие ступени духовного совершенства в христианской этике предполагают подвижнический подвиг смирения, любви к ближнему, обретение полноты миросозерцания и покоя в Боге.

Образ души, возносящейся к Богу, является ключевым в псалмах, где достаточно часто возникает онтологическая антитеза- всемогущего, всеведающего Бога и бренного человека, метафорически соотнесенного с травой, тенью. Данная религиозная идея контрастна упованию на обретение спасения праведника в Боге. Диалектическое единство указанных ветхозаветных концептов широко представлено в русской поэзии XVIII — XIX вв.

В евангельских текстах многие проповеди и притчи, раскрывающие пути обретения человеком Царствия Небесного, в своей образности обращают к символу лествицы, примером чего служит Нагорная проповедь Христа, где в заповедях блаженств дается обетование полноты жизни в Боге не только в форме загробного воздаяния, но и в благодатном триединстве веры, надежды и любви. Описание духовного роста в виде отдельных ступеней содержится и во «Втором соборном послании апостола Петра», где утверждается иерархия взаимосвязанных духовных добродетелей. В творениях апостолов Петра и Павла магистральным становится мотив духовного пути-восхождения христианина, противопоставленного исканиям тленных благ язычников.

В' православной гимнографии символ лествицы является ключевым в мотивном комплексе, связанном со смертью, которая^ воспринимается в качестве успения и преставления души, возносящейся к Богу или повергаемой в ад. Согласно апокрифической фадиции, на «воздушных» заставах душа испытывается бесами, которые уличают ее в определенных страшных и смертных грехах. Добрые деяния, совершенные в земной жизни, помогают душе в преодолении бесовских застав.

Символ лествицы в трудах Отцов Церкви, русских святителей и религиозных мыслителей утверждает религиозное представление об онтологической связи человека и Бога. В трудах Отцов Церкви символ лествицы обращает в сферы соборной этики, гносеологии, историософии и эсхатологии. В святскмеческой аскетике символ лествицы раскрывает внутреннюю иерархию человеческой личности, форм самопознания и богопознаним. В частности, Преп. Иоанн (Синайский) Лествичпик утверждал духовную иерархию степеней (ступеней), знаменующих духовное преображение земного человека. Если начальные степени духовного преображения нацелены на «уклонение от мира», страстей, суеты и соблазнов, то верхние - знаменуют обретение сверхзнания, «обожение твари». Ефрем Сирин, Иоанн Лествичник раскрывали глубинную связь добродетелей и взаимообусловленность пороков. Среди грехов Отцы Церкви особо подчеркивали пагубность гордыни. В святоотеческой традиции укоренено представление о том, что и на верхних ступенях лествицы сохраняется возможность духовного падения.

В древнерусской культуре религиозная идея лествицы в литературе и в иконографии также была теснейшим образом связана представлениями о странничестве, духовном преображении, молитвенном горении, что мы видим в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона, в «Хождении игумена Даниила», в «Киево-ГГечерском патерике». Позднее исихастская традиция способе 1вовала духовному становлению и самоопределению русской кулыуры. Показательно, что символ лествицы в православной гимнографии связывается с духовным подвигом и заветами Сергия Радонежского. В «Уставе» Нила Сорского четко проявляется иерархический принцип в рассмотрении добродетелей и пороков. Сама композиция «Устава» отражает идею лествицы, раскрывая пути борьбы с пороками, значимость памятования о смерти и Страшном суде, формы обретения спасения, духовного преображения. В композиции «Устава» отражен духовный путь от ветхозаветных представлений о праведности* к евангельским, от Страха Божиего к утверждению благодатного единства праведника со Спасителем.

Позднее религиозное представление о духовной лествице мудрого делания и отологической лествице восхождения в Царствие Небесное мы видим в трудах Тихона Задонского, воспринимавшего человека в качестве странника, перед которым открываются два направления: «пространный» путь искушений и страстей и «тесный» путь Христа. Целью странствия христианина становятся вечные радость и* покой в Боге, брак бессмертной души со Спасителем.

Последовательное обращение к святоотеческой этике, гносеологии и антропологии мы видим в трудах религиозных деятелей XIX в., в проповедях митрополита Московского и Коломенского Филарета, в трудах И. Брянчанинова, в духовной прозе и письмах оптинских старцев. Для русских святителей целью. аскетического опыта служило мудрое-делание, обретение внутреннего покоя и полноты миросозерцания.

Символ лествпцы был органично воспринят русскими мыслителями первой половины XIX в. (П.Я. Чаадаевым, И.В. Киреевским, В.Ф. Одоевским и др.) благодаря и православным источникам, и западноевропейской культуре, философской мысли, где этот символ также глубоко укоренен. Идея духовного всеединства становится ключевой в русской романтической эстетике, где гениальность мыслится максимальной формой приобщения души к Богу. Русские романтики видели в природе и в истории искусства- систему восходящих эстетических форм и прилагали принцип иерархичности в изучении литературных родов и жанров. Русские романтики придали романтической модели постепенного восхождения' к Абсолюту и принципу потенцирования глубоко религиозный смысл, созвучный православному вероучению о лествице.

В русской эстетике и философской прозе эпохи романтизма символ лествицы, утверждающий идеи духовной иерархии, восхождения, становится ключевым в системе метафизических координат. Именно этот символ позволял преодолеть концепцию романтического двоемирия, достичь органичного единства имманентного и трансцендентного. Русские романтики отмечали в земном мире, природе и человеческой душе иерархию восходящих форм жизни. Признавая духовный мир человека в качестве малой вселенной, находящейся в диалектическом становлении, русские романтики оьмечали в нем иерархию восходящих форм интеллектуальной активности, ведущих к синтезу различных сфер внутреннего мира человека.

Наиболее последовательно идея соборного познания отражена в трудах Чаадаева и Киреевского. В работах этих русских мыслителей постулируется идея единства познания и самопознания, разума и веры, представление о религиозном преображении внутреннего мира человека. По мысли Чаадаева, в человеческом инстинкте и в разуме имманентно заложено стремление к преображению и к единству. В антропологии и гносеологии Чаадаева идеалистическая диалектика приобретает религиозный смысл: основой мировой и личностной истории являе1ся Откровение. В историософии Чаадаева ключевой является мысль о духовном развитии и восхождении человечества, воспринимаемого в качестве целостности, к Царствию Божиему.

В поздних трудах Киреевского мы видим связь с традицией исихазма, смиренномудрия. Русский мыслитель утверждал значимость «духовного зрения», которое неизмеримо выше в сравнении с «обыкновенным разумом». Установка православного мышления на целостность сопровождается с четким разграничением сфер разума и веры, смешение которых русский мыслитель видел в католицизме. В гносеологии Киреевского истина, обретаемая «верующим мышлением», сверхрациоиальна, но в то же время предполагает органичное соединение разума с созерцанием и интуицией.

Итоговой для эпохи русского роман шзма явилась духовная проза Гоголя, где романтические воззрения на генезис вдохновения, природу гения, иерархичноси> внутреннего мира человека представлены в религиозном аспекте. Венцом гносеологической лествицы Гоголь считал соборную мудрость, имеющую свой благодатный исток во Христе, в Логосе.

Символ лесIвицы, возникший в раннем творчестве Гоголя и ставший иарадигмальиым для нею, раскрывает святоотеческие представления о мудром жизпестрошельстве, религиозном преображении по благодати. Символ лес!вицы в духовной прозе Гоголя нацеливает на поиск совершенных форм духовной жизни. Символ лествицы в духовной прозе русского классика отражает иерархичность общества, бытия, Царствия Небесного. Идея лествицы проявляется в произведениях Гоголя в композиции, 15 хроноюпе, в ключевых мотивных комплексах. Ключевым в поздней прозе Г01 оля выступает мирообраз вселенной. В частности, в «Размышлениях о Божественной литургии» мы видим стремление автора постичь метафизический смысл церковной службы, христианских таинств и символов. Гоюль постоянно подчеркивал, что в таинстве евхаристии не только символически, но онтологически осуществляется сошествие Духа Святого. В лшургии Гоголь видел символическое откровение всего хода Священной исюрии, отраженного в текстах Ветхого и Нового Заветов, их пророчеств и обетований. Подобно Иоанну Златоусту, Гоголь прозревал в евангельских заповедях блаженств лествицу восхождения и степени совершенства.

Религиозная идея иерархичности бытия стала близка русским романтикам, прежде всего Жуковскому, в чьей поэзии земной мир является преддверием горнего мира. В творчестве русского поэта гармонично разрешаются проблемы двоемирия и физической смерти, которые у многих романтиков приобре!али духовную остроту и пессимистическую направленное!ь. Русский романтик исповедовал христианскую веру в то, что земная жизнь - это подвиг смирения, веры, надежды, любви и духовного самопознания. Духовная иерархия, выстраиваемая Жуковским, представляет собой восхождение от чувственных и интеллектуальных форм активности к универсальным, духовным, которые ориентированы в сферу бессмертного, вечного.

Традиционная для романтизма образная модель восхождения на вершину горы в лирике Жуковского приобрела глубокий религиозный смысл, проясняя смысл человеческой жизни, заключающийся в странничестве, самопознании и богопознании. В поэтическом мире русского романтика уже в земной жизни предощущаются абсолютные формы духовной жизни, любви, Царствия Небесного. В итоговой для творчества художника поэме «Агасфер. Странствующий жид» символ Голгофы соединяет в себе ключевые христианские представления о спасительной жертве Христа, о благодати, о преображении и духовном воскресении. Главный герой данной поэмы проходит путь от духовной смерти к жажде богосыновства. Поэтические представления В.А. Жуковского о благодати, вдохновении, духовном преображении, единстве мироздания близки духовным исканиям Н.В. Гоголя и И.В. Киреевского.

В лирике Ф.П. Глинки также ключевым выступает стремление раскрыть таинство сошествия благодати, которое представляет собой лествицу, связующую дольний и горний миры, человека и Бога. Уже в ранних элегиях Глинки традиционные для романтической поэзии образы и мотивы раскрывают сокровенные сферы религиозной жизни христианина: духовное воспарение, молитвенное иредстояпие, созерцательность и умиление души. В «опьпах священной поэзии», где в диалог вступают ветхозаветная и евангельская религиозность, обличение социальных и духовных форм зла соединяется со стремлением праведника обрести благодатное спасение в Боге. Формой откровения иерархичности мироздания и таинств духовного преображения, спасения и воскресения в лирике Ф.Н. Глинки, как и в творчестве Ф.И. Тютчева, является природный мир, его весеннее пробуждение Ключевыми в поэзии Глинки, как и в лирике Жуковского, Хомякова, .Языкова, выступают символические детали, связанные с религиозными представлениями о брачном пире Бога и праведных душ, о таинстве евхарисжи.

Лирические пейзажи Жуковского и Глинки создаются за счет яркого колористического и акустического рисунка, передающего динамику макро- и микрокосма, сопричастность конечного и временного бесконечному и вечному. В меди гативной лирике Глинки, как и в творчестве Жуковского, раскрывается иерархичность внутреннего мира человека, где вера и разум возвышаются над чувственной сферой. На высших ступенях религиозного познания мира лирический субъект Глинки прозревает «невыразимое». Романтическая концепция «невыразимого» религиозна по своим истокам и утверждает онтологическое единство духа как основы человеческой природы и Духа Святого. Высшей формой духовной активности в поэзии Глинки является религиозное, молитвенное озарение. Философская поэзия Глинки близка лирике Тютчева,своей метафизической направленностью, наличием лирического субъекта — рефлектирующего мыслителя, стремлением отобразить динамику, диалектику мысли и религиозного преображения.

В поэме Глинки «Карелия, или Заточение Марфы Иоанновпы Романовой» символ лествицы раскрывает не только иерархичность мироздания, по и охранительную силу Богородицы, образный ряд которой созвучен русской иконографической традиции XVIII - XIX вв. Символика лествицы в данной поэме позволяет выразить религиозное представление о сошествии благодати и духовном преображении человека.

В русской философской прозе и поэзии 1810-х — 1850-х гг. символ лествицы предстае т как непосредственно, так и опосредованно через близкие символы, образы и мотивы, создающие особый тип пейзажа — пейзаж соборного мира Божиего. Достаточно частотным в русской прозе и поэзии этого периода символ лествицы включается в образный контекст, выражающий рождественское и пасхальное преображение человеческой души и мироздания. Символ лествицы сохранит свою значимость в русской культуре и в дальнейшем, о чем свидетельствуют художественная проза Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова, философские труды В. Соловьева и других русских религиозных мыслителей, а также поэзия серебряного пека.

Список научной литературыКоздринь, Ярослав Романович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Веневитинов, Д.В. Стихотворения. Проза Текст. / Д. В. Веневитинов. — М. : Наука, 1980. - 608 с.

2. Глинка, Ф.Н. Сочинения Текст. / Ф. Н. Глинка. — М. : Сов. Россия, 1986. -352 с.

3. Гоголь, HB. Полн. собр. соч. : В 14 т. Текст. / Н. В. Гоголь. М.-Л. : Изд-во АН СССР; Ин-т русской литературы (Пушкинский Дом), 19371952.

4. Жуковский, В.Л. Полн. собр. соч. и писем : В 20 т. / Ред. коллегия: И.А. Айзикова, Э.М. Жилякова, Ф.З. Канунова, О.Б. Лебедева, И.А. Поплавская, Н.Е. Разумова, Н.Б. Реморова, Н.В. Серебренников,

5. A.C. Янушкевич (гл. редактор) Текст. / В. А. Жуковский. М. : Языки русской культуры, 1999. - Т. I. Стихотворения 1797-1814 гг. - 760 с.

6. Жуковский, В.А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. / Ред. коллегия: И.А. Айзикова, Н.Ж. Ветшева, Э.М. Жилякова, Ф.З. Канунова, О.Б. Лебедева, И.А. Поплавская, Н.Е. Разумова, Н.Б. Реморова, Н.В. Серебренников, A.C. Янушкевич (гл. редактор) Текст. /

7. B. А. Жуковский. М. : Языки русской культуры, 2000. - Т. II. Стихотворения 1815-1852 гг. - 840 с.

8. В.А. Жуковский в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текста, вступ. статья и коммент. О.Б. Лебедевой и A.C. Янушкевича. Текст.— М. : Наука; Школа «Языки русской культуры», 1999. 726 с.

9. Иларион Слово о Законе и Благодаш / Сост., вступ. ст., пер. В.Я. Дерягина. Реконстр. древнерус. текста Л.П. Жуковской. Коммент. В.Я. Дерягина. А.К. Светозарского. Текст. / Иларион М. : Столица, Скришорий, 1994. - 146 с.

10. Киреевский, И.В. Полн. собр. соч. : В 2 т. / Под ред. М. Гершензона Текст. / И. В. Киреевский. — М. : Типогр. Императорского Московского ун-та, 1911.

11. Ломоносов, М.В. Избранные произведения Текст. / М. В. Ломоносов. — Л. : Советский писатель, 1986. 560 с.

12. Н.В. Гоголь в русской критике и воспоминаниях современников Текст. М.-Л. : Просвещение, 1951. - 368 с.

13. Новиков, H.H. Избранные сочинения Текст. / 1Т. И. Новиков. — М.-Л. : Гос. изд-во худ. лит., 1951. 744 с.

14. Православный богослужебный сборник Текст. — М. : Православный Свято-Тихоновский Богословский инстшут, 2000. — 400 с.

15. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века : В 2 т. Текст. — М. : Искусство, 1974.

16. Херасков, М.М. Избранные произведения Текст. / М. М. Херасков. — Л. : Советский писатель, 1961. — 412 с.

17. Хомяков, A.C. Стихотворения и драмы Текст. / А. С. Хомяков. — Л. :

18. Советский писатель, 1969. — 594 с.

19. Чаадаев, П.Я. Избранные сочинения и письма Текст. / П. Я. Чаадаев. — М. : Правда, 1991,- 560 с.

20. Юнг, Э. Плач Эдуарда Юнга, или Нощныя размышления о жизни, смерти или безсмертии, в девяти нощах помещенные : В 2 ч. Текст. / Э. Юнг. М. : В губернской тип. А. Решетникова, 1799.1.. Справочная литература

21. Аверинуев, С.С. Символ Текст. / С. С. Аверницев // Краткая литературная энциклопедия. — М. : Советская Энциклопедия, 1971. — Т. б.-Стлб. 826-831.

22. Алексеев, C.B. Энциклопедия православной иконы. Основы богословия священных изображений Текст. / С. В. Алексеев. СПб. : Изд-во «САТИСЪ», 2002. - 336 с.

23. Библейская энциклопедия. Труд и издание Архимандрита Никифора Текст. М. : Терра, 1991.-902 с.

24. История русской литературы XIX в. : Библиографический указатель / Под ред. К.Д. Муратовой Текст. М. ; Л. : АН СССР, 1962. - 968 с.

25. Мифы народов мира : Энциклопедия в 2 т. / Главный ред. С. А. Токарев Текст. — М. : Советская энциклопедия, 1992.

26. Славянская мифология : Энциклопедический словарь Текст. М. : Эллис Лак, 1995.-504 с.

27. Словарь книжников и книжности Древней Руси / Отв. ред. Д.С. Лихачев Текст. — Л. : 11аука, 1989. Вып. 2. (вторая половина XIV - XVI в.). -Ч. 2. - Л -Я. - 264 с.

28. Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Вып. 5. Р С. / Сост. В.Л. Виноградова Текст.- Л. : Наука, 1978. - 264 с.

29. Философский энциклопедический словарь Текст. М. : ИНФРА-М, 2001.-576 с.

30. Христианство. Энциклопедический словарь : В 3 т. Текст. — М. : Научное изд-во «Большая Российская энциклопедия», 1993.

31. Христианство и новая русская литература XVIII — XX веков : Библиографический указатель / Сост. А.П. Дмитриев, Л.В. Дмитриева Текст. СПб. : Наука, 2002. - 892 с.

32. Холл, Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве Текст. / Дж. Холл. М. : КРОН-ПРЕСС, 1999. - 656 с.

33. I. Святоотеческая литература. Русская религиозная философия

34. Амвросий Оптияский. Умудряйся и смиряйся : Сб. писем Текст. / Амвросий Оптинский. М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2008. — 416 с.

35. Антоний (Храповицкий). О Пушкине Текст. / Антоний Храповицкий. — М. : Студия «ТРИТЭ» «Российский Архив», 1991. - 32 с.

36. Бердяев, H.A. Духовный кризис интеллигенции Текст. / Н. А. Бердяев. — М. : Канои+, 1998.-400 с.

37. Бердяев, H.A. Истоки и смысл русского коммунизма Текст. / Н. А. Бердяев. М. : Наука, 1990. - 224 с.

38. Бердяев, H.A. Смысл истории Текст. / Н. А. Бердяев М. : Мысль, 1990. - 176 с.

39. Брянчанинов, И. Слово о смерти Текст. / И. Брянчанинов. М. : «P.S.», 1991.-320 с.

40. Будущая загробная жизнь : На основании Священного Писания и учения Святых отцов Текст. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1996. - 125 с.

41. Булгаков, С.Н. Православие : Очерки учения православной церкви Текст. / С. Н. Булгаков. М.: Терра, 1991. - 416 с.

42. Булгаков, С Н. Свет невечерний : Созерцания и умозрения Текст. / С. Н. Булгаков. М. : Республика, 1994. - 415 с.

43. Дионисий Ареопагит. О божественных именах. О мистическом богословии Текст. СПб. : Глагол, 1994. - 370 с.

44. Добротолюбис / В русск. переводе святителя Феофана, Затворника Вышенского : В 5 т. Текст. М.: Паломник, 1998.

45. Зенъковский, В.В. История русской философии : В 2 т. Текст. / В. В. Зеиьковский — Л. : Эго, 1991.

46. Зенъковский, В.В. Русские мыслители и Европа Текст. /

47. В. В. Зеиьковский. — М. : Изд-во «Республика», 2005. — 368 с.

48. Иоанн Кронштадтский. Начало и конец нашего земного мира: Опыт раскрытия пророчеств Апокалипсиса Текст. / Иоанн Кронштадский. — М. : «Локид-Пресс», 2004. 416 с.

49. Ефрем Сирин. Духовные нас1авлепияТекст. / Ефрем Сирин. М. : Сретенский монастырь, 1998. -304 с.

50. Иоанн Лествичник. Лествица Текст. / Иоанн Лествичник. — М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2002. 368 с.

51. Al. Лосский, И.О. Бог и мировое зло Текст. / Н. О. Лосский. — М. : Республика, 1994.-432 с.

52. Лосский, И.О. История русской философии Текст. / Н. О. Лосский. -М.: Издательская группа «Прогресс», 1994. — 460 с.

53. Макарий, епископ Нижегородский. Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы Текст. / еписко Нижегородский Макарий // Странник. -1879. -Т. IV.-С. 10-15.

54. Нил Cojwkuü и Иннокентий Комелъский. Сочинения / Изд. подг. Г.М. Прохоров Текст. / Нил Сорский, Иннокентий Комельский. — СПб. : «Издательство Олега Абышко», 2005. — 422 с.

55. Православное учение о человеке : Изб. ст. Текст. — М. ; Клин : Синодальная Богословская Комиссия ; Изд-во «Христианская жизнь»,2002.-432 с.

56. Тихон Задонский. Собр. соч. : В 5 т. Текст. / Тихон Задонский — М.,2003.

57. Трубецкой, Е.П. Смысл жизни Текст. / Е. IT. Трубецкой. — М. : ООО «Издательство ACT», 2000. 656 с.

58. Феодосии, митрополит Омский и Тарский. Св. Ефрем Сирин как экзегет Священного Писания Ветхого Завета Текст. / митрополит Омский и Тарский Феодосий. — Таврическое : ООО «Газетный двор», 2005. 108 с.

59. Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Творения Текст. / митрополит Московский и Коломенский Филарет. — М. : Отчий дом, 1994.-478 с.

60. Симонов, Филипп (игумен). Училище покаяния: Схолии на полях Великого канона Текст. / игумен Филипп Симонов. — М. : Паломник, 2007. 864 с.

61. Флоренский, П.А. Имена Текст. / П. А. Флоренский. — Кострома : ООО «Купина», 1993.-320 с.

62. Флоренский, II А. Христианство и культура Текст. / П. А. Флоренский. -М. : ООО «И 5даi ельство ACT», 2001. 672 с.1.. Философия. Эстетика. Теория литературы

63. Алпатов, М.В. Древнерусская иконопись Текст. / М. В. Алпатов. — М. :1. Искусс L во, 1978. 332 с.

64. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу : В 3 т.

65. Текст. / А. И. Афанасьев. М. : Индрик, 1994.

66. Белый, А Символизм как миропонимание Текст. / А. Белый. — М. :1. Республика, 1994. 528 с.

67. Бычков, В.В. Русская теургическая эстетика Текст. / В. В. Бычков. — М. : Ладомир, 2007. 743 с.

68. Гердер, И.-Г. Идеи к философии истории человечества / Пер. и примеч. A.B. Михайлова Текст. / И. Г. Гердер. - М. : Наука, 1977. - 704 с.

69. Гегель, Г.-В. Эстетика : В 4 т. Текст. / Г. В. Гегель. — М. : Искусство,1971.

70. Гиршмаи, М.М. Литературное произведение и его автор как живое противоречие целостности мира и цельности текста Текст. / M. М. Гиршмаи // Проблема автора в художественной литературе. -Ижевск, 1990 С. 5-6.

71. Климова, С.М. Феноменология свяюсги и страстности в русской философии культуры Текст. / С. М. Климова. — СПб. : Алетейя, 2004. — 329 с.

72. Курганов, Е. Анекдот Символ - Миф : Э1юды по теории литературы Текст. / Е. Курганов. - СПб. : Изд-во журнала «Звезда», 2002. — 128 с.

73. Литературные манифесты западноевропейских романтиков Текст.

74. М. : Изд-во Московского ун-та, 1980. — 638 с.

75. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы Текст. / Д. С. Лихачев. М. : Наука, 1979. - 352 с.

76. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста Текст. / Ю. М. Лотман. -М. : Искусство, 1970.-384 с.

77. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — гекст семиосф»<5гр>о, - история Текст.' / Ю. М. Лотман. - М. : Языки русской культу^р»^^ 1999.-447 с.

78. Лосев, А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии Текст. / А. Ф. Лосев. М. : Мысль, 1993. - 959 с.

79. Мамардашвшш, М.К., Пятигорский, А.М. Символ и сознаниге Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке Текст. / М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский. — М. : Языки русской культуры, 1999. 216 с.

80. Манн, К) В. Русская философская эстетика (1820-1830-е годы) Текст. / Ю. В. Манн. М. : Искусство, 1969. - 304 с.

81. Медведев, И. П. Византийский гуманизм XIV XV вв. Текст. / И. П. Медведев - СПб. : Алетейя, 1997. - 362 с.

82. Мелетиискгш, Е.М. Поэтика мифа Текст. / Е. М. Мелетинский. — IV!. : Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. 407 с.

83. Мысли о душе : Русская метафизика XVIII века Текст. СПб. : Наз^гка., 1996.- 316 с.

84. Ницше, Ф. Рождение трагедии из духа музыки Текст. / Ф. Ницше// Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СП£> -Художественная литература, 1993. - 672 с.

85. Пропп, В.Я. Морфология сказки Текст. / В. Я. Пропп. М. : Наука, 1969.- 168 с.

86. Савельева, В. Художественная антропология Текст. / В. Савельева.

87. Алмагы : АГУ им. Абая, 1999.-281 с.

88. Соловьев, B.C. Сочинения : В 2 т. Текст. / В. С. Соловьев. — М. : Мысль, 1990.

89. Сипъман, Т. Заметки о лирике Текст. / Т. Сильман. — J1. : Советский писатель, 1977. 224 с.

90. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ : Исследования в области мифопо згического Текст. / В. Н. Топоров. М. : Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. - 624 с.

91. Успенский, Б.А. Семиотика искусства Текст. / Б. А. Успенский. — М. : Языки русской культуры, 1995. 360 с.

92. Ханзея-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика / Пер. с нем. М.Ю. Некрасова Текст. / А. Ханзен-Лёве. — СПб. : Академический проект, 2003.-816 с.

93. Шеллинг, Ф.-В. Сочинения : В 2 т. Текст. / Ф. — В. Шеллинг.— М. :1. Мысль, 1989.

94. Шехтер, Т.Е. Искусство как реальность : Очерки метафизики художественного Текст. / Т. Е. Шехтер. — СПб. : Астерион, 2005. — 258 с.

95. Юнг, К.-Г. Психология бессознательного Текст. / К. — Г. Юнг. — М. : ООО «Издательство ACT»; «Канон+», 2001. 400 с.1. V. Литературная критика

96. Аксаков, К.С., Аксаков, И.С. Литературная критика Текст. / К. С. Аксаков, И. С. Аксаков. М. : Современник, 1981. - 383 с.

97. Айхенвалъд, Ю. Силуэты русских писателей Текст. / Ю. Айхенвальд. -М. : Республика, 1994. 591 с.

98. Белинский, В.Г. Стихотворения Е. Баратынского Текст. / В. Г. Белинский // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. : В 13 т. — М. : Изд-во Академии наук СССР, 1955. Т. VI. - С. 456-488.

99. Белинский о Гоголе : Статьи, рецензии, письма Текст. М. : ОГИЗ1 Гос. изд-во худ. лит., 1949. - 512 с.

100. Бестужев-Марлинский, A.A. Взгляд на старую и новую словссеюсть в России (Текст. / А. А. Бестужев-Марлинский // Бестужев-Марлз^згЕэюкий A.A. Собрание стихотворений. JI. : Сов. писатель, 1948. - С. 1 rE» 1 — 170

101. В.А. Жуковский-критик / Сост., вступ. ст. и коммент. Ю.М. Пр<гг>зсз>рова Текст. М. : Советская Россия, 1985.

102. Григорьев, An. Гоголь и его последняя книга Текст. / Ап. Гризг-<1>р>ь,ев //

103. Гоголь и русской критике : Антология / Сост. С.Г. Бочаров.

104. Фортуна ЭЛ, 2008 С. 74-91.

105. Дружинин, A.B. Прекрасное и вечное Текст. / А. В. Дружинина:. jyj • Современник, 1988. 543 с.

106. Мережковский, Д.С. О мудром жале Текст. / Д. С. Мережкозвский // Мережковский Д.С. Акрополь : Избранные литературно-критг^игческие статьи. М. : Изд-во «Книжная палата», 1991. - С. 315-316.

107. Надеждин, Н.И. Литературная критика. Эстетика Текст. / Н. И. Надеждин. М. : Художественная литература, 1972. - 576» с.

108. Пушкин, A.C. Карелия, или Заточение Марфы Иоанновны Рси^^хановой Описательное стихотворение в четырех частях Федора Глинки ЦТекст. / А. С. Пушкин // Пушкин A.C. Собр. соч. : В 10 т. — jyj . Художественная литература, 1976. Т. 6. - С. 47-53.

109. VI. История русской ли i ературы

110. Аверинцев, С.С. Размышления над переводами Жуковского Текст. / С. С. Лверппцев // Аверинцев С.С. Поэты. М. : Школа «Языки русской культуры», 1996.-С. 137-164.

111. Aeepumiee, С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции Текст. / С. С. Аверинцев. М. : Языки русской культуры, 1996.-447 с.

112. Альми, И.Л. О поэзии и прозе Текст. / И. JI. Альми. СПб. : Издательство «Семантика-С» совместно с издательством «Скифия», 2002. - 528 с.

113. Антонов, К.М. Философия И.В. Киреевского : антропологический аспект |Текст. / К. М. Антонов. М. : Изд-во ПСТГУ, 2006. - 235 с.

114. Афанасьев, В. Жуковский Текст. / В. Афанасьев. — М. : Молодая гвардия, 1987.-399 с.

115. Базанов, В.Г. Карельские поэмы Федора Глинки Текст. / В. Г. Базанов. -Петрозаводск : Гос. изд-во Карело-Финской ССР, 1945. — 128 с.

116. Базанов, В.Г. Поэты-декабристы Текст. / В. Г. Базанов. M.-JI. : Изд-во Академии наук СССР, 1950. - 219 с.

117. Бакунина, ТА. Знаменитые русские масоны. Вольные каменщики Текст. / Т. А. Бакунина. М. : Интербук, 1991. - 142 с.

118. Балакшгма, Ю. Неопубликованные страницы «Выбранных мест из переписки с друзьями» Текст. / Ю. Балакшипа // Вопросы литературы. 2005. - № 6. - С. 204-209.

119. Барабаш, ЮЛ. Гоголь : страхи, ужасы и надежды России. Над страницами «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя

120. Текст| / Ю. А. Барабаш // Литература в школе. — 1990. № 4. — С. 20-3 1.

121. Берковский, Н.Я. Романтизм в Германии Текст. / Н. Я. Берковский. — Л. : Художественная литература, 1973. — 567 с.

122. Бессараб, М. Жуковский Текст. / М. Бессараб. — М. : Современник,1983.-272 с.

123. Вагтиипейн, О. Язык романтической мысли. О философском стиле Новалиса и Фридриха Шлегеля Текст. / О. Вайнштейн // Чтения по истории и теории культуры. — Вып. 6. — М. : Российский гос. гум. ун-т, 1994:- 80 с.

124. Венгеров, С.А. Очерки по истории русской литературы Текст. / С. А. Вепгеров. СПб., 1907. - 492 с.

125. Веселовскии, А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения» Текст. / А. Н. Веселовский. М. : INTRADA, 1999. -448 с.

126. Видмарович, Н.П. Священнобезмолвие в древнерусской литературе Текст. / Н. П. Видмарович. Zagreb : FF press, 2003. - 114 с.

127. Воропаев, В.А. Благодатная обитель. Гоголь в Оптиной Пустыни Текст. / В. А. Воропаев // Оптипский альманах : Оптина Пустынь и русская культура. — Введенский ставропигиальный мужской монастырь; Оптина Пустынь, 2008. С. 36-44.

128. Воропаев, В.А. Гоголь и церковное слово Текст. / В. А. Воропаев // Духовная традиция в русской ли гературе : Сб. пауч. ст. Ижевск : Изд. дом «Удмуртский университет», 2009. — С. 48-62.

129. Воропаев, В., Виноградов, И. «Лествица, возводящая на небо». Неизвестный автограф Н.В. Гоголя Текст. /В. Воропаев, И. Виноградов // Литературная учеба. 1992. - № 1-3.

130. Гаспаров, МЛ. Избранные труды : В 2 т. Текст. / М. Л. Гаспаров -М. : Языки русской культуры, 1997.

131. Гергиензон, М. Исторические записки Текст. / М. Гершензон. М. : Типография Т-ва И. Кушнерев и К°, 1910. - 190 с.

132. Гинзбург, Л.Я. О психологической прозе Текст. / Л. Я. Гинзбург. — Л. : Художественная литература, 1977.-441 с.

133. Гончаров, С. А. Гоголевский текст и «духовное око» Текст. / С. А. Гончаров // Гоголь в русской критике: Антология / Сост. С.Г. Бочаров. М. : Фортуна ЭЛ, 2008 - С. 663-679.

134. Гуковский, Г.А. Пушкин и русские романтики Текст. / Г. А. Гуковский. М. : Художественная литература, 1965. - 356 с.

135. Гуковский, Г.А. Русская литература XVIII века Текст. / Г. А. Гуковский. — М. : Аспект Пресс, 1999. — 453с.

136. Гуминский, В.М. Жизнь и творчество Гоголя в контексте православной традиции Текст. / В. М. Гуминский // Гоголевский вестник. — М. : Наука, 2007. Вып. 1. - С. 3-44.

137. Данилевский, Р.Ю. Русский образ Фридриха Шиллера. К двухсотлетию со дня смерти поэта Текст. / Р. Ю. Данилевский // Русская литература. 2005. - № 4. - С. 3-20.

138. Дианова, Т.Е. «Стрела» и «Три ласточки» : песенный текст в поле традиционной культуры Текст. / Т. Б. Дианова // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 2004. - № 4. - С. 9-24.

139. Дунаев, М.М. Православие и русская литература : В 5 ч. Текст. / М. М. Дунаев. — М. : Христианская литература, 1996.

140. Зайцев, Константин (архимандрит). Гоголь как учитель жизни Текст. / архимандрит Константин Зайцев // Н.В. Гоголь и Православие. — М. : Отчий дом, 2004. С. 340-357.

141. Егоров, Б.Ф. От Хомякова до Лотмана Текст. / Б. Ф. Егоров. — М. : Языки славянской культуры, 2003. — 368 с.

142. Еремеев, А.Э. И.В. Киреевский : Литературные и философско-эстетические искания (1820 1830) Текст. / А. Э. Еремеев. — Омск : Изд-во ОмГПУ, 1996.- 171 с.

143. Еремеев, А.Э Роль мифа в становлении философской прозы раннего И.В. Киреевского Текст. / А. Э. Еремеева // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. - 1993. -№ 1. - С. 42-51.

144. Еремеев, А.Э. Русская философская проза (1820 1830-е годы) Текст. / А. Э. Нремеев. - Томск : Изд-во Томского ун-та, 1989. - 192 с.

145. Есаулов, И.А. Пасхальность русской словесности Текст. / И. А. Есаулов. М. : Кругь, 2004. - 560 с.

146. Жизневский, А.К. Федор Николаевич Глинка Текст. /

147. A. К. Жизневский. — Тверь : Типография Губернского правления, 1890. -31 с.

148. Жукова, ЕЛ. Гердер и философско-культурологическая мысль в России |Текст. / Е. Г1. Жукова. — М. : Университетская книга, 2007. — 220 с.141". Захаров, В.Н. Русская литература и христианство Текст. /

149. B. Н. Захаров // Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков : 1 {итата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. — Петрозаводск : Изд-во Петрозаводского ун-та, 1994. - С. 5-11.

150. Зверев, В.П. Жанр религиозной поэмы в творчестве Ф.Н. Глинки Текст. / В. Г1. Зверев // Русское литературоведение в новом тысячелетии. М. : РИД «Альфа» МГОПУ, 2002. - С. 127-140.

151. Звозников, A.A. Гуманизм и христианство в русской литературе XIX века Текст. / А. А. Звозников. Минск : Европейский гуманитарный университет, 2001. — 212 с.

152. Иезуитова, Р.В. Жуковский и его время Текст. / Р. В. Иезуитова. Л. : Наука, 1989. - 289 с.

153. Иезуитова, Р.В. К истории ссылки Ф.Н. Глинки (1826-1834) (По архивным материалам) Текст. / Р. В. Иезуитова // Литературное наследие декабрисюв / Отв. ред. В.Г. Базапов, В.Э. Вацуро. — Л. : Наука, 1975.- С. 323-346.

154. Канунова, Ф.З. Вопросы мировоззрения и эстетики В.А. Жуковского (на материале библиотеки поэта) Текст. / Ф. 3. Канунова. — Томск : Изд-во Томского ун-та, 1990. — 286 с.

155. Канунова, Ф.З. Некоторые проблемы поэтики и эстетики Н.В. Гоголя в переписке с В.А. Жуковским Текст. / Ф. 3. Канунова // Поэтика русской литературы : Сборник статей к 75-летию профессора Ю.В. Манна. М. : Рос. гос. гуманит. ун-г, 2006. -С. 181-192.

156. Канунова, Ф.З., АгЪикова, И.А. Нравственно-эстетические искания русскою романтизма и религия (1820-1840-е гг.) Текст. / Ф. 3. Канунова, И. А. Айзикова. Новосибирск : Сибирский хронограф, 2001. -302 с.

157. Кантор, В. Русский европеец как явление культуры Текст. / В. Кап юр. М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001.-704 с.

158. Карташова, И.В., Семенов, JT.E. Романтизм и христианство Текст. / И. В. Карташова, Л. Е. Семенова // Русская литература XIX века и христианство. М. : МГУ, 1997. -С. 103-110.

159. Карпец, В. Федор Глинка Текст. / В. Карпец. М. : Молодая гвардия, 1983.- 1 Юс.

160. Касаткина, В.Н. Поэзия В.А. Жуковского Текст. / В. Н. Касаткина. -М. : Изл-во МГУ, 2002. 112 с.

161. Каширина, В.В. Литературное наследие Оптиной Пустыни Текст. /

162. B. В. Каширина. М., 2006. - 512 с.

163. Колейное, В. О тютчевской плеяде поэтов Текст. / В. Кожиыов // Поэты тютчевской плеяды. — М. : Изд. дом «Синергия», 1999.1. C. 5-24.

164. Косяков, Г.В. Метафизика бессмертной души в русской романтической лирике |Текст. / Г. В. Косяков. Омск : Изд-во НОУ ВПО «Омский гумани тарный институт», 2006. - 180 с.

165. Косяков, Г.В. Мифопоэтика образа крылатой души в русской романтической поэзии Текст. / Г. В. Косяков // Вестник Томского государственного университета. № 294. — Январь 2007. - С. 24-27.

166. Косяков, Г.В. Метафизика бессмертия в поэме В.А. Жуковского «Агасфер. Странствующий жид» Текст. / Г. В. Косяков // Духовная традиция в русской литературе : Сб. науч. тр. Ижевск : Издательский дом «Удмуртский университет», 2009. - С. 246-252.

167. Котельников, В.А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах Текст. / В. А. Котельников // Русская литература. 1994. - № 1. - С. 3-41.

168. Котельииков, В.А. Православные подвижники и русская литература. На пути к Оптиной Текст. / В. А. Котельников. — М. : Прогресс-Плеяда, 2002.-384 с.

169. Кошелев, В. А. «Рассуждение о необходимости деятельной жизни.» Федор Глинка Текст. / В. А. Кошелев // Литература в школе. — 1997. — №4.-С. 4-17.

170. Кошемчук, Т.А. Русская поэзия в контексте православной культуры Текст. / Т. А. Кошемчук. СПб. : Наука, 2006. - 639 с.

171. Купреянова, E.H., Макогонеико, Г.П. Национальное своеобразие русской литературы Текст. / Е. Н. Купреянова, Г. П. Макогоненко. — Л. : Наука, 1976.- 416 с.

172. Ларковкч, Д.В. История русской литературы XIX века Текст. / Д. В. Ларкович. Сургут : РИО СурГПИ, 2004. - 109 с.

173. Лебедева, О.Б. История русской литературы XVIII века Текст. / О. Б. Лебедева. — М. : Высшая школа; Изд. центр «Академия», 2000. — 415 с.

174. Лотмаи, Ю.М. О «реализме» Гоголя Текст. / Ю. М. Лотман // Гоголь в русской критике : Антология / Сост. С.Г. Бочаров. — М. : Фортуна ЭЛ, 2008-С. 630-651.

175. Лудшова, Е.В. Концепция развития поэзии в эстетике раннего И.В. Киреевского Текст. / Е. В. Лудилова // Русская литература. — 2003.-№2.-С. 19-30.'

176. Магмин, Е.А. О русском романтизме Текст. / Е. А. Маймин. М. : Просвещение, 1975. — 240 с.

177. Майн, Ю.В. Поэтика Гоголя Текст. / Ю. В. Манн. М. : Художественная литература, 1988. —413 с.

178. Маркович, В.М. Балладный мир Жуковского и русская фантастическая повесть эпохи романтизма Текст. / В. М. Маркович // Жуковский и русская культура : Сб. науч. тр. JI. : Наука, 1987. - С. 138-166.

179. Масонство в его прошлом и настоящем : В 2 т. Текст. М. : «ИКПА», 1990.

180. Машинский, С.И. Художественный мир Гоголя Текст. / С. И. Машинский М. : Просвещение, 1971. — 512 с.

181. Моторин, A.B. Духовные направления в русской словесности первой половины XIX века Текст. / А. В. Моторин. — Новгород : «Новгород», 1998.-212 с.

182. Моторин, A.B. Образ Иерусалима в русском романтизме Текст. / А. В. Могорин // Христианство и русская литература. СПб : Наука, 1996.-С. 61-89.

183. Мочульский, КС. Гоголь. Соловьев. Достоевский Текст. / К. С. Мочульский. М. : Республика, 1995. — 607 с.

184. Муръянов, М.Ф. Из символов и аллегорий Пушкина Текст. / М. Ф. Мурьянов. М. : Наследие, 1996. - 280 с.

185. Мустафин, В. Православие в духовной жизни России пушкинского времени Текст. / В. Мустафпн // Пушкинская эпоха и Христианская культура : Сб. — СПб. : Санкт-Петербургский центр православной культуры, 1993. С. 2-8.

186. Океанский, В.П. Метафизика культуры : Проблемы теории и истории Текст. / В. Г1. Океанский. Иваново : Ивановский гос. ун-т, 1998. -60 с.

187. Романов, Б. Псалмопевец Давид и русская поэзия Текст. / Б. Романов // Псалтирь в русской поэзии XVII XX вв. - М. : Ключ; Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1995. - С. 5-58.

188. Сакулгш, П.И. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мысли 1 ель. Писатель : В 2 т. Текст. / П. Н. Сакулин. М. : Издание М. и С. Сабашниковых, 1913.

189. Сахаров, B.II. Романтизм в России: эпоха, школа, стили : Очерки ТекстI / В. И. Сахаров. М. : ИМЛИ РАН, 2004. - 256 с.

190. Семенова, С.Г. Метафизика русской литературы : В 2 т. Текст. / С. Г. Семенова. М. : Изд. дом «ПоРог», 2004.

191. Скатов, H.H. По высям творенья Текст. / IT. H. Скатов // Русская литература. 2003. - № 4. - С. 3-28.

192. Смирнов, A.A. Романтический принцип «самовыражения» в лирике В.А. Жуковского Текст. / А. А. Смирнов // Жуковский и литература конца XVIII XIX века. - М. : Наука, 1988. - С. 11-28.

193. Соливетти, К. Автор и его зеркала Текст. / К. Соливетти. — СПб. : Алетейя, 2005.-248 с.

194. Спивак, P.C. Русская философская лирика: Проблемы типологии жанров Текст. / Р. С. Спивак. Красноярск : Изд-во Красноярского ун-та, 1985.- 140 с.

195. Степун, Ф. Немецкий романтизм и русское славянофильство Текст. / Ф. CreíiyH // Русская мысль. 1910. - Кн. III. - С. 65-91.

196. Талъберs, II. Гоголь глашатай Святой Руси Текст. / Н. Тальберг// Н.В. Гоголь и Православие. - М. : Отчий дом, 2004. - С. 421-425.

197. Тарасов. Б. II. Н.В. Гоголь и П.Я. Чаадаев. (Тема единства в сознании писателя и мыслителя) Текст. / Б. Н. Тарасов // Гоголевский вестник. -М. : Паука, 2007. Вып. 1.- С. 45-57.

198. Третьяков, Н.Ф., Плещеева, Н.Г. Человек и Россия в русской философии XVIII XX веков Текст. / Н. Ф. Третьяков, Н. Г. Плещеева. — Омск : Изд-во «Наследие. Диалог-Сибирь», 1998. - 402 с.

199. Трофимов, Е.А. Иконография «Невыразимого» Текст. / " Е. А. Трофимов // Вопросы онтологической поэтики. Потаеннаялитература. Исследования и материалы. — Иваново : Ивановский гос. ун-т, 1998.-С. 7-19.

200. Трофимов, И.В. Искушение литературой. Николай Гоголь и эстетика духовной прозы первой половины XIX века Текст. / И. В. Трофимов. Ульяновск : УлГТУ, 2006. - 122 с.

201. Цуркаи, А. Роль мотива воспоминаний в «Мертвых душах». К проблеме гоголевского психологизма Текст. / А. Цуркан // Поэтика русской литературы: Сборник статей к 75-летию профессора Ю.В. Манна. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2006. - С. 207-219.

202. Штерн, М.С. Философско-художественное своеобразие русской прозы XIX века Текст. / М. С. Штерн. Омск : ОГПИ, 1987. - 86 с.

203. Шубин, В.Ф. Федор Глинка и его петербургский салон в 1850-е годы Текст. / В. Ф. Шубин // Русская литература. 1980. - № 2. - С. 159163.

204. Янушкевич, A.C. В мире Жуковского Текст. / А. С. Янушкевич. М. : Наука, 2006. - 524 с.

205. Янушкевич, A.C. Этапы и проблемы творческой эволюции В.А. Жуковского Текст. / А. С. Янушкевич. — Томск : Изд-во Томского ун-та, 1985. 286 с.

206. Brio, V. Поэтические псалмы Федора Глинки Текст. / V. Brio // Jews and Slavs. Jerusalem, 1995. - Vol. 4. - P. 101-110.