автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Символика огня и меча в адыгском фольклоре

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Братов, Хасин Сагидович

Введение.

Глава первая. Мифоэпические и материальные корни архетипа символики - суперсимвола Сосруково - Прометеева огня

1.1. Отражение добычи огня и его освоения в героическом эпосе. Солярные и астральные представления в Нартиаде

1.2. Культ Солнца и огня в мифологии адыгов и других народов

1.3. Материальные корни, историческая подоснова символов огня в мифах и сказаниях. Символы - атрибуты древних курганов

1.4. Солярная символика в сказаниях об Адиюх и других героинях нартского эпоса.

1.5. Отражение культа огня в сказочном эпосе и афористической поэзии адыгов. Гром и молния в мифе, культуре и быте

1.6. Проявления позитивных и негативных свойств огня в ходе его освоения. Проблемы, поставленные суперсимволом огня перед человечеством.

Глава вторая. Символика меча в эпосе и традиционной культуре

2.1. Меч как оружие эпических героев, его материальные и исторические корни.

2.2. Мифоэпическое происхождение меча - основного оружия героев эпоса. Генезис меча Сосруко. Символ слепо-сти, коварности, грубой силы, заключенный в мече

2.3. Символы, указывающие на связь меча с огнем. Достигший степени обожествления. Бог - меч хеттов.

2.4. Становление и смыкание мифоэпической Силы меча с реальным вооружением армий и развитием техники. Модификации меча /холодных оружий/ в эпосе и реальной жизни.

2.5. Символика меча в фольклоре, быте и культуре адыгов

2.6. Символика статуи - девиза «Перекуем мечи на орала!» (Опыт интерпретации).

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Братов, Хасин Сагидович

Несмотря на многотысячелетний возраст нартского эпоса, /112, с. 374-375, ИЗ, с. 28-29/, уникального памятника культуры, находящегося у истоков возникновения северокавказских цивилизаций, публикация его текстов, их научное осмысление, т.е., исследовательская работа по ним, началась сравнительно недавно - в середине XIX - начале XX вв. К примеру, греческие мифы, легшие в основу эпических поэм «Илиада» и «Одиссея» Гомера, начали записывать еще в первом тысячелетии до н. э. Объективных причин, почему кавказский эпос не получал так долго письменного оформления, немало, но на них мы не будем останавливаться. Более интенсивно собиранием, изучением и публикацией текстов этого замечательного памятника устно-поэтического творчества многих народов Кавказа занялись силами национальных научно-исследовательских институтов республик Северного Кавказа и Абхазии в конце 40-х годов прошлого столетия, когда были опубликованы основные версии Нартиады на адыгском, абхазском, абазинском, карачаево-балкарском, осетинском языках, (см. список литературы)

Последняя библиография работ по нартам, составленная А. Алиевой /23/, охватила публикации за период с 1812 по 1968 год на национальных языках, а также на русском, немецком, французском языках. Судя по ней, количество опубликованных текстов эпоса превышает 160, а исследований - 500. Среди последних - целый ряд интересных работ по проблемам генезиса, поэтики, мифологических основ, сюжетосложения, отношения эпоса к исторической действительности, национальной первоосновы, историко-сравнительных, типологических обобщений, сопоставлений эпоса с эпоса-ми других народов. Это позволяет говорить о конкретных достижениях в нартоведении и завершении определенного этапа. «В советском эпосове-дении сложилась самостоятельная отрасль - нартоведение, которое на материале разных национальных версий «Нартиады» решает такие важнейшие проблемы, как хронологические рамки формирования эпоса, отражение в нем исторической жизни его создателей, народное мировоззрение в эпосе, своеобразие поэтики различных национальных версий и др.» /39, с.32-33/. Своеобразным итогом этого этапа явился сборник трудов исследователей «Сказание о нартах - эпос народов Кавказа» /190/, частично опирающийся на материалы Сухумской конференции, где во вступительной статье А. Петросян была поставлена задача: «подытожив немалые достижения нартоведения, идти дальше и главным образом по пути эстетического анализа художественных особенностей эпоса». /199, с. 12/. Основополагающее значение для дальнейшего научного освоения Нартиады имели ряд научных конференций в городах Орджоникидзе /1956 г./, Сухуми /1963 г./, Тбилиси /1972 г./, Майкопе /1992 г./ и др., материалы которых опубликованы. /152, 153, 190/ На последней научной конференции «Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики», прошедшей в г. Сухум в мае 1999 года /193/, сделаны несколько докладов и по эпосу. В одном из них - «О некоторых современных проблемах общекавказской Нартиады» - Т.М. Хаджиева высказала такую мысль: «.в нарто-ведении назрела необходимость перевода этих изданий /академические национальные версии нартов - Б.Х./ на английский, немецкий и французский языки, чтобы сделать их достоянием мирового читателя. Ввод основных национальных версий общекавказской Нартиады в мировой эпический контекст не только обогатит мировую культуру, но и привлечет к себе внимание многих зарубежных исследователей». /193, с. 86-87/

Наиболее важными, на наш взгляд, публикациями текстов эпоса на адыгских языках, на которые в основном мы будем опираться в настоящей работе, являются: «Адыгэ 1уэры1уатэхэр» /«Адыгский фольклор» /14/; «Добывший огонь» /77/, Нартхэр. Къэбэрдей эпос /Нарты. Кабардинский эпос/, на адыгском и русском языках (15-У, 15$, 16Q); первый сводный текст нартских сказаний на адыгских языках в семи томах, осуществленный

А. Гадагатлем, стал значительным событием в культурной жизни не только адыгов, но и всего нартоведе^ния /156/; Нарты. Адыгский героический эпос /158/, первое академическое издание адыгских нартов /на языке оригинала и русском/, вышедшее в издательстве «Наука»; Нарт пшыналъэхэр /Нартские пшинатли/ /164/, на основе которых Всесоюзной фирмой грампластинок в 1987 г. выпущен комплект стереопластинок, тоже заметное событие в культурной жизни. Наиболее значительными из исследований по нартскому эпосу адыгов являются труды А.И. Алиевой /21/, A.M. Гада-гатля /57, 55, 56/, A.M. Гутова /63/, А.Т. Шортанова /239, 240, 241/, М.А. Кумахова и З.Ю. Кумаховой /115, 116/, М.А. Шенкао /237/, Г.Х.М. Шенкао /236/. Большинство из них получило достаточный резонанс в нартоведении. В свете избранной темы представляют для нас интерес следующие исследования. Монографии A.M. Гадагатля 156, 55/, особенно последняя - «Память наций. Генезис эпоса Нарты» /57/, методологической основой исследования которой явился исторический подход к изучению эпоса как общекавказского и специфического явления, где впервые указаны многие общие символы, например, «наличие круга символических женских имен, не известных другим народам /Дахэнагьуэ, 1адииху, 1эзэнэк1э Курэ /Мальчыпхъу/, Щхьэц-ф1ыц1э, Лащынэ, Дзэгуащ, Сусай-Даха, Псэтын-гуащэ, Лъэтэнае-дахэ, Исп-гуащэ, Мыгьэ-зэщда-хэ, Ахумы-дэ-дахэ, Бэдэф, Дадыхъу-дахэ» и где исследователь приходит к выводу о том, что, «как дар предков, 2424 книжные страницы эпоса адыгских /черкесских/ народов «Нартхэр» в семи томах /156 - Б.Х./ донесут на языках оригинала до новых поколений XXI и последующих веков просуществовавшие тысячелетия в народной памяти уникальные произведения абадзе-хов, бесленейцев, бжедугов, кабардинцев, хатукайцев, шапсугов и других этнических групп меото-зихо-адыгов. Они избавят от исчезновения, надежно сохранят все оттенки и богатства языка и культуры нации, послужат благотворным материалом для дальнейшего изучения». /57, с. 372, 373-374/

Поэтика и типология адыгского нартского эпоса» А. Гутова, без преувеличения, новейшее фундаментальное исследование художественных особенностей эпического памятника, вносящее значительный вклад в нар-товедение в целом. Во введении автором сделан обстоятельный критический обзор основных работ, посвященных кавказскому эпосу. Ученый пришел к следующим выводам: «. адыгское нартоведение и в настоящее время значительно отстает от осетинского, абхазского и вайнахского., для изучения кавказского героико-эпического фольклора весьма важно выдерживать синхронное научное освоение всех национальных версий. Вполне очевидно, что верные выводы и обобщения по ряду общенартских проблем, в том числе и по проблеме происхождения эпоса, могут быть сделаны только тогда, когда эпические сказания о нартах Кавказа будут изучены досконально. » /68, с. 12/. М. Шенкао в своей работе, посвященной теории мифоэпического сознания адыгов, тоже, в основном, опирается на материалы нартского эпоса. Монография как бы знаменует начало второго этапа научного освоения кавказского эпоса, его философское осмысление. Анализируя концептуальную структуру мифоэпического сознания, автор останавливается на таких важных вопросах ее составляющих, как мифологическое, эпическое пространство и время в «Нартах», богоборчество в мифоэпическом сознании адыгов, вводит новое, более полисемантическое понятие - «гибрис над богами», чтобы охватить все формы проявления богоборчества. Исходя из злободневности исследования мифа и эпоса в наше время, во введении обновляется проблема о необходимости общей теории мифа, поставленная еще в 60-х годах рядом исследователей: «Общая философская теория мифа нужна филологам, лингвистам, чтобы найти новые пласты, новые срезы, новые подходы к исследованию этих же духовных образований и также для разрешения внутренних проблем филологии, лингвистики». /237, с. б/

Более целостный подход к теории мифа дается в работе Г. Шенкао «Миф и мудрость», первая глава которой - пропедевтика историко-философской теории мифа с оригинальными критическими суждениями автора. Например, по А.Ф. Лосеву, миф - это сознание родового общества, а Ф.Х. Кессиди считает, что «миф - это чувственный образ и представление, своеобразное мироощущение, а не миропонимание», не подвластное разуму сознание, скорее даже доразумное сознание. Грезы, волны фантазии - вот что такое миф. /226, с.7/ На взгляд исследовательницы, «миф по форме - действительно фантазия, но по содержанию - это мировидение, единственный способ самовыражения родового строя. Разумное, чувственное, рациональное - в нем слиты воедино». /236, с. 7-8/ Во второй части монографии на материале кавказского эпоса, фольклора, традиций, прежде всего абхазо-абазинского и адыгского, автор выявляет историко-культурные предпосылки становления мифоэпической мудрости, включая и элементы предфилософии в эпосе, и в заключении делает ряд важных выводов, в том числе и этот: «Мудрость как знание первых начал бытия есть система воззрений на миф. Мифоэпическая мудрость - это первые философемы раннеклассового общества. Мудрость - свойство чувственно-рефлектирующего человека, выходящего из-под власти рода и ставящего разум выше обезличивающего мнения рода. Мудрецы в эпосе выступают как культурные герои, законодатели традиций и обычаев». /256, с. 104-105/

Среди исследователей по абхазской версии нартов выделяются своей значительностью монографии: Ш. Салакая о сюжетах, образах и поэтике сказаний /187/, 3. Джапуа о сюжетно-тематической и поэтико-стилевой системе эпоса ПШ, С. Зухбы о памятниках абхазского фольклора IWI. В первой отдельная глава посвящена проблемам генезиса древнейшего ядра нартского эпоса. К исследованию приложены подстрочные переводы из основных образцов раннее не публиковавшихся сюжетов. В работе 3. Джапуа, состоящей из двух глав, проведена систематизация текстов и определены поэтико-стилевые особенности абхазского эпоса, «аналитически рассмотрены важнейшие категории поэтики и стиля эпоса: эпико-фантастические и собственно гиперболические описания, художественно-определительные сочетания». /741, с. 2/ В монографии C.JI. Зухбы, кроме прочих жанровых разновидностей фольклора, проанализирован и героический эпос абхазов с использованием сравнительных параллелей из фольклора адыгов и других кавказских народов, которые охватывают и вопросы генезиса памятников фольклора.

О множественном характере культурно-исторических, этнических истоков и корней Нартиады убедительно пишут исследователи К. Мерету-кова /1357, Ш. Инал-Ипа /90, 87, 88/, А. Хакуашев, М. Хакуашева /225/, Е. Рубцов /133/. Последнее в ряду таких исследований - основополагающая статья X. Тхагапсоева «Нартский эпос как логос кавказского культурогене-за (экзистенциальная реконструкция)» с наивысшим обобщающим уровнем базового значения культурообразующих факторов в жизни северокавказского региона, со многими положениями которой солидарны и мы, прежде всего в вопросе «о социокультурных и коммуникативных механизмах диалога и взаимовлияния кавказских культур (как главнейший аспект исследования эпоса). Речь идет о трактовке нартского эпоса как общего логоса диалога кавказских культур, как важнейшего фактора кавказского культурогенеза, истока всего спектра этнических культур Кавказа, а также единого культурно-смыслового пространства соотнесения их с внешним культурным миром». /216;- с. 160/ Для проблем данного исследования важной представляется и статья Р. Бетрозова. /41/ •

На наличие отдельных символов в нартском эпосе упоминали в своих работах исследователи фольклора JI.A. Бекизова. А.Т. Шортанов, A.M. Гадагатль, С.А. Андреев-Кривич, М.И.Мижаев и др. К примеру, А.М.Гадагатль пишет: «.наличие гениальных, величественных образов-символов, высоких идеалов, выражение идей, чувств, взглядов народов, обилие сюжетов и мотивов, совершенство поэтических форм и богатство языка позволяют поставить адыгский народный эпос «Нарты» в один ряд таких шедевров, как греческие «Илиада» и «Одиссея», русские былины, киргизский «Манас», армянский «Давид Сасуно-кий», карело-финский «Калевала», грузинский «Амираниани», якутский «Олон^хо». Вряд ли будет преувеличением сравнение величественных образов адыгского героического народного эпоса «Нартхэр» Сатанай, Тлепш, Саусырыко, Ащамез, Патарез и Шабатыныко с гениальными символами мировой культуры». /55, с. 144/ Он же приводит слова A.M. Горького, подтверждающие эту мысль, что «гениальные символы, каковы Прометей, Сатана, Геракл, Свя-тогор, Илья, Микула и сотни других являются «гигантскими обобщениями жизненного опыта народа». Числовой, цветовой, латеральной символике посвящена отдельная глава во второй книге монографии М.А. Кумахова и З.Ю. Кумаховой по исследованию стилистики, поэтики и языка фольклора адыгских /черкесских/ народов. /116, с. 175-190/ Выявление, осмысление, дешифровка символики наших мифов в целом исследователям еще предстоит. Таким образом, можно сказать, что кавказский эпос как выдающееся произведение фольклора привлекает за последнее время более пристальное внимание исследователей с охватом все большего круга проблем.

Велико значение роли солнца и его земного проявления - огня — в духовной жизни человека. Как нам представляется, необходимо показать их глубокую роль в нашей материальной жизни, неразрывную связь этих явлений между собой. Без этого не будет понятно рождение этой невидимой связи, союза обширной символики огня и образование на ее почве, мы бы сказали, генерального символа огня, суперсимвола. Сказанное в какой-то мере относится и к другому обобщенному символу - суперсимволу меча.

Вот почему в настоящем исследовании, при анализе текстов эпоса, опорой служат не только фундаментальные труды по мифологии и эпосове-дению, но и материальная культура, прежде всего археологические памятники. Наука, как известно, твердо установила историчность нартского эпоса. Она, по словам А. Шортанова, «заключается прежде всего в том, что их эпические образы с достаточной полнотой и убедительностью выражают эпический дух и характер определенной исторической эпохи в жизни адыгских и других северокавказских народов, в том, что эти эпические герои создавались на реальном субстрате определенного времени и они, проходя о о Л о сквозь призму народных представлении, понятии и обобщении, отражают типическое в жизни абхазо-адыгских, осетинского, балкаро-карачаевского и других народов». !2Ч\, с. 200/ По мнению М. Косвена, с которым согласен и Е. Крупнов, различные легенды и сказания, составляющие древний эпос народов, часто имея мифологический и фантастический характер, все же содержат реальную историческую подоснову. /106, с. 164-165/ В. Власов в своем исследовании раннеземледельческой культуры, из-за недостатка материалов полевой этнографии, обращается к памятникам истории духовной культуры, дающим, по его мнению, возможность, «увидеть историческую действительность изнутри, глазами рядового его участника». 154, с. 20/ Д. Лихачев при характеристике древнерусской литературы пользуется понятием «монументальный историзм» и приводит его особенности, многие из которых можно отнести и к нартам. /11$, с. 9/ В. Пропп считал историчность даже одним из признаков эпоса. /1$0, с. 26/ Памятники духовной культуры, каковыми являются не только Нартиада, но вообще мифы, легенды, сказания, лишь убедительно свидетельствуют о тех или иных фактах определенного этапа истории, а не обладают исторической истинностью. Историческим корням древней культурной общности народов Кавказа уделяется большое внимание и в других работах ученых. Я, 87, 112/ Как нам кажется, историческая практика, материальная культура и мифотворчество, рассматриваемые в единстве, подчеркивают эстетическую силу их продукта - символики. Отсюда - попытка рассмотреть миф и эпос сквозь призму истории и исторического сознания современного общества на рубеже эпох. I I i

Мы опираемся также и на факты взаимовлияния культур в ходе исторической практики, потому что нартский эпос, как никакой другой, интернационален по сущности. Он возник у народов Северного Кавказа, поддерживавших торговые и культурные контакты еще с доисторических времен с народами Малой Азии, Средиземноморья, а позже - и с Киевской Русью. Поэтому невозможно не согласиться с мнением А. Налоева: «Средство преодоления трудностей, возникающих при изучении нартского эпоса, - это его исследование методом исторического сравнения. Следуя этому методу, мы хотим выйти за рамки границ Северного Кавказа, преодолев естественный барьер - стену времени, истоки эпоса искать в древней мифологии, древней Малой Азии и Древнем Египте. Почему мы выбрали именно эти регионы? Потому что современная наука установила: носители нартского эпоса абхазо-адыги - это потомки хаттов (хеттов), живших в древней Малой Азии, и нам кажется глубоко правомерным в поиске наших потерянных культурных корней обращение к нашим предкам». /148,149/

Для обозначения важной темы взаимовлияния культур приведем в качестве постулата мнение известного литературоведа И. Трескова по межнациональным фольклорным отношениям. Он пишет: «Самобытность греческого мифа о богоборце Прометее не вызывает сомнений, но мифа, уже вполне сложившегося и «литературно» отшлифованного, «домысленного» и художественно дорисованного Гесиодом, Эсхилом и другими писателями. А каким этот миф был у своих истоков? В каком месте земного шара пробились к солнцу и вечности эти чудесные родниковые струи?

Многонациональный Кавказ, один из наиболее благоприятных для жизни, изобильных и благодатных в природно-климатическом отношении мест земного шара, и стал, пожалуй, одной из наиболее ранних устно-поэтических родин богоборца Прометея». /2/3, с. 163-164/

Кавказская Нартиада, полученная прямо из рук ее творцов-сказителей и не тронутая рукой профессионального литератора, находится, как нам представляется, в более предпочтительном положении для исследователей, чем греческий эпос. И разноязычные ее культурные герои совершают деяния, достойные общечеловеческих устремлений. И в этом отношении следующие слова известного исследователя являются для нас ключевыми: «Адыгский Сосруко, абхазский Сасрыква, осетинский Сослан, балкаро-карачаевский Сосрук и другие родственные им кавказские эпические богатыри-нарты добывают, например, огонь и в его конкретном значении и в переносном - поэтическом, символизирующем наиболее значимые завоевания человеческих рук и мысли на самых древних стадиях истории». /212, с. 164/ Кавказ, по признанию историков, являлся в историческом прошлом одним из центров мировой цивилизации, чему есть немало археологических и других доказательств. Так по утверждению А. Формозова, древнейшие «каменные бабы» - антроморфные стелы эпохи бронзы из Северного Причерноморья, самые ранние изображения человека в монументальном искусстве на территории нашей страны, первые скульптурные памятники человеку, являются важным источником для изучения культурных связей эпохи бронзы, поскольку близкие их аналоги можно найти и в Средиземноморье и во всей Европеец, с. 177-181/.

Живые связи населения Северного Кавказа как с Закавказьем, а через него - со всем Древним Востоком, и с районами юго-восточной Европы показал на целой серии археологических примеров профессор Е. Крупнов в специальной статье в 1958 г. /114/

Свидетельства культурного взаимовлияния народов периодически находят археологи. Наиболее крупные, на наш взгляд, следующие: уникальный памятник античной эпохи в г. Анапе - склеп с многочисленными фресками, повествующими о подвигах легендарного героя древнего мира Геракла, раскопанный в 1975 г. экспедицией Института археологии АН СССР. Изображения Геракла и его подвигов до сих пор были известны лишь на сосудах, монетах и в скульптуре. В монументальной живописи этот образ встречен впервые /2(1/. Другое интересное открытие археологов, сделанное в районе г. Астрахань, близ села Косика в 1984г., - богатейшее захоронение сарматского вождя. Из его материалов явствует, что «сарматские племена способствовали проникновению полихромного стиля /инкрустация цветными камнями золотых изделий - Б.Х./ далеко на запад -в Причерноморье и античное Средиземноморье, впоследствии он стал определяющим в искусстве эпохи Великого переселения народов. .Здесь соединялись влияния разных культурных зон - Причерноморья и Средиземноморья, Средней Азии и Ирана. И анализ инвентаря мужского богатого погребения у села Косика еще раз в этом убеждает». /72, с. 37-38/

Свежие факты, подтверждающие выводы Е. Крупнова и других ученых, опубликовала в 1999 г. «Российская газета». В статье В. Орлова «О чем молчат гробницы» (о крупных находках ушедшего века в археологии) говорится: «Экспедиция в Краснодарский край еще раз наглядно показала, что наш Северный Кавказ - это один из немногих центров мирового значения. И возможно, именно он станет ключом к пониманию самых ранних ступеней того, что мы сейчас называем европейской цивилизацией». /169, с. 45-46,137/ Таким образом, Кавказ - это «живой этнологический музей, где сохранились отдельные образцы и целые пласты различных народов и культур ушедших эпох». /97, с. 24/ Все это не может не иметь прямого отношения к предмету нашего исследования - нартскому эпосу, возникшему в отдаленном историческом прошлом в результате прямого взаимодействия многих народов, детищу активного взаимовлияния их культур. «По представлениям современной философии культуры, встреча и диалог культур различных типов, пересечение и взаимодействие культурных смыслов и культурных пространств - вот что движет историей, историческими процессами развития человечества. Если подходить с этих позиций, нартский эпос представляет собой уникальный итог длительного диалога, многократного пересечения, активного взаимодействия и реального взаимовлияния самых различных культур». /2J5/ Так написал ученый-философ X. Тхагапсоев в связи с возникшей идеей объявить в программах ЮНЕСКО всемирный год нартского эпоса и активизации исследовательского внимания к уникальному жанру устного народного творчества кавказских народов. Он же был докладчиком по данному вопросу на втором Международном конгрессе «Мир на Северном Кавказе через языки, образование и культуру» под эгидой ЮНЕСКО, прошедшем в Пятигорске в сентябре 1998 г. и ставшем крупным событием в общественно-политической жизни кавказского региона, о чем свидетельствует участие в нем делегаций из многих зарубежных стран, государств СНГ и различных регионов России. Одним из характерных примеров, подтверждающим мысль X. Тхагапсоева, является полиэтническое население боспорских городов и сельской территории, представлявшее к рубежу П-1вв. до н. э. особую греко-варварскую этнокультурную и территориальную общность -боспорян и где «греческая аристократия еще в IV веке до н.э. срослась с синдско-меотской и отчасти скифской знатью и имела свою особую, эллинскую в основе, но варваризованную культуру, свой облик, традиции, черты погребального обряда и т.п.»/129, с. 88/

На этнокультурное взаимовлияние народов соседних регионов Кавказа /причем для настоящего исследования неважно его направления и доминирующая сторона, которые, может быть, и менялись в различные эпохи/ и этнически разностороннем характере происхождения кавказского эпоса мы обращаем более пристальное внимание, потому что для некоторых наших выводов они будут иметь принципиально определяющее значение.

В этом исследовании предпринимается попытка выявить, как схемы образов мифологем огня, их психологические предпосылки и возможности получили с течением тысячелетий содержательную характеристику, наполняясь материалом сознательного опыта в процессе освоения огня, как его первообраз, архетип, постепенно трансформировался в многочисленные символы, а из последних, с течением длительного времени, выделился Главный символ, суперсимвол, получивший бесконечную временную перспективу. Мы намерены также проследить глубинные истоки мифоэпиче-ской символики, связанной с главным оружием нартов - мечом, и обозначить многовековые корни двух суперсимволов в культурах цивилизаций, ставших сверхактуальными в наше время. Цель эта в некоторой степени созвучна с пожеланием, высказанном на VI Международном коллоквиуме Европейского Общества кавказологов в г. Майкопе: « .весьма было бы интересно выявить в «Нартах» те глубинные образы-архетипы, символы эпической памяти народа, его представление о красоте человека и мира и через них - то общее в мировосприятии и самосознании, что сближает адыгскую культуру с культурами народов мира.» /135", с. 117/ К выполнению такой задачи привлекаются, в первую очередь, адыгский нартский эпос, где «содержатся гуманистические, этические, философские, эстетические идеи различных уровней осмысления и обобщения, являющиеся частью глубинного ядра человеческой культуры, человеческого прогресса. Нартский эпос свидетельствует о том, что адыги не стояли в стороне от столбовой дороги мировой культуры, а принимали самое деятельное участие в ее создании и философском осмыслении и обобщении» /133, с. 183/, а также фольклорные материалы народов Кавказа, Ближнего Востока и других регионов мира, исторические, археологические материалы, т.е. доступная нам фактическая база.

Этнокультурное взаимовлияние не могло не наложить свой отпечаток и на художественные особенности «Нартов», включая и его символический слой, из которого вышли символы, приобретшие общечеловеческое значение. При более пристальном рассмотрении, изучении оказывается, что эпос наш имеет большой символический слой, так сказать, его специфический смысл, обладающий большой эстетической значимостью. Поэтому важными являются выявление и интерпретация аллегории символов, скрываемых фантастической, мифологической оболочкой, так как эта грань духовного богатства нашего фольклора остается вне поля зрения не только молодого поколения, впервые знакомящегося с важнейшим, если не первостепенным, жанром устного народного творчества, но и исследователей. «То, что во многих мифах кажется наивным и примитивным объяснением, отнюдь не является таковым на деле, ибо миф не первоначальная форма науки или философии, а особый вид мироощущения, специфическое образное, чувственное, синкретическое представление о явлениях природы и общественной жизни, самая древняя форма общественного сознания». /99, с. 41/ То, что за кажущейся примитивностью и наивностью мифа скрывается нечто большое, загадочное, что мифы обладают подтекстом и иносказательностью отмечали многие исследователи прошлых веков. В XVII в., например, английский философ Френсис Бекон в сочинении «О мудрости древних» доказывал, что «мифы в поэтической форме хранят древнейшую философию, моральные сентенции или научные истины, смысл которых скрыт под покровом символов и аллегорий». /233, с. 15/ Поэтому, чтобы в полной мере понять эпос и мифологию народов Кавказа, надо понять душу их творцов, их способ чувствования, менталитет, бережное, терпеливое, не терпящее торопливости и суеты, изучение текстов устно-поэтического творчества с высоты результатов, достигнутых мировой мифологией и фольклористикой. В Особенности это относится к выявлению и изучению символов, трудность обнаружения которых общепризнанна, поскольку это требует от исследователя не только специальной подготовки, обширных знаний в области духовной культуры, смежных наук, но и «вчувствования» в текст, пребывания в плену его содержания, самоотдачи и любви к избранному делу, к взрастившей его родной культуре. В этом отношении данная, в некоторой степени обобщающая, работа может представлять интерес не только для занимающихся вопросами фольклористики, но и для историков культуры, преподавателей. Ибо, как нам представляется, эта работа подтверждает следующий тезис: «Все традиции, помогающие сегодня духовному развитию человека и доносящие до нас знание древних, говорят на языке символов. Символ имеет природные корни, он хранит культуру и помогает проникать в незнакомую культурную традицию. Именно знание культуры дает возможность расшифровать символ. Поняв символ, мы приходим к пониманию культуры, и это дает колоссальную информацию сознанию. Таким образом, символ предстает как микрокосм в сжатом виде, он дает возможность через частное понять целое. Культурные символы используются для выражения вечных истин и для самовыражения, для выражения культурных идей и идеалов, высших ценностей и смыслов, которыми живет человек и которыми обуславливается развитие и функционирование культуры» /5, с. 6-7/

Причинами, почему до сих пор не исследована символика Нартиады, на мой взгляд, являются, во-первых, относительная молодость науки о ней -нартоведения, во-вторых, как отмечено выше, в свойствах символов скрываться в тексте. Нелегко обнаружить и расшифровать символ, для этого нужно вжиться, вчитаться в текст, быть в плену его содержания, образов, вчувствование, войти в менталитет его творцов и носителей. Символы сохраняют требование глубины, ассоциативного богатства и некоторой загадочности, и не могут быть так просто поняты. Смысл символа нельзя дешифровать простым усилием рассудка, для этого требуются «чрезвычайно кропотливые исследования». И, в-третьих, отсутствие в недавнем времени в литературе и других видах искусства исследования этого термина и понятия, «в последние полвека у большинства исследователей и критиков не возникло никакой потребности заниматься понятием символа». /121,с. 247/

Богат символами и близкими им такими категориями и понятиями как аллегория, знак, олицетворение, метафора и другими, прежде всего, самый древний пласт нартских сказаний - цикл о центральном герое эпоса Сосруко /Саусырыко/. В нем мы встречаем все стороны взаимоотношений нартов с окружающим миром - предметной, социальной, природной и другими объектами эстетического мировосприятия и оценки как прекрасных, возвышенных, так трагических и героических. А. Лосев пишет: «Центральное содержание мифа есть всегда как бы фокус, или точка пересечения самых разнообразных социальных сил. Уже по одному такому мифическому ядру можно видеть предшествующую ему часто огромную историческую перспективу. Центральное содержание ядра мифа есть узел, порой весьма сложных разнообразных социальных отношений, и распутывать его часто бывает нелегко. Всякий миф есть такое построение, в котором сконденсировано и дано в виде одной напряженной равнодействующей силы целое множество самых разнообразных исторических продуктов и образований. Мы понимаем миф как результат целого ряда эпох и орудия развития и борьбы»./119, с. 18/ Такому определению мифа, на наш взгляд, вполне соответствуют сказания о Сосруко /Саусырыко/, где много символов, свидетельствующих об этом.

Специалисты считают символику мифа ровесником человеческого сознания, первокирпичиками архитектуры. Однако его философское, эстети4 ческое осмысление началось сравнительно поздно. В настоящее время понятие «символ» разграничивают на два основных смысловых значения: как знак в науке /логике, математике, химии/, где, например, логические исчисления - это система символов /знаков/, и универсальная эстетическая категория в искусстве, раскрывающаяся в художественном образе, знаке, аллегории. Эти два значения не тождественны по масштабу применения. Если символ как знак в науке применяется сравнительно недавно и более узко, то как эстетическая категория он по возрасту равняется человеческому сознанию, как было сказано выше, и диапазон его применения чрезвычайно широк. Для достижения цели данного исследования мы обращаемся к символике мифа, эпоса, фольклора. Поэтому мы не будем затрагивать вопросы, связанные с символизмом - литературно-художественным направлением в Европе конца XIX нач. XX вв., с его течениями в изобразительном и театральном искусстве; семиотикой (семиологией) - исследующей свойства знаков и знаковых систем (естественных и искусственных языков); с герменевтикой /древнегреческой философией/, искусством и теорией истолкования текстов, иносказаний, многозначных символов, интерпретаций произведений древних поэтов; геральдикой /гербоведением/, сфрагристикой /изучающей печати/ и другими вспомогательными историческими дисциплинами, где символы, как знаки, также играют немаловажную смыслонесущую роль.*

Следует отметить: проведенный нами обобщенный анализ накопленных знаний о символах и знаках показывает, что не может быть использован в полной мере их гносеологический потенциал из-за их отношения к смежным наукам (где они играют вспомогательную роль) и разделены междисциплинарными границами. Поэтому в выводах (8) исследования предлагается эти узкие круги знаний в смежных дисциплинах (философии, логике, психологии, морали, математике, химии и т.д.), опираясь на ряд аргументов, выдела лить в самостоятельную науку - символотию, т.е. науку о символе с единои системой. По нашему мнению, это усилило бы роль символов и знаков как незаменимых инструментов в познании окружающего мира, основных форм духовной культуры таких, как миф, религия, искусство, философия, наука и других с вытекающими отсюда последствиями, и явилось бы эффективным инструментарием молодой комплексной науки культурологии.

Начиная с К.Н. Юнга, впервые введшего понятие «архетип», до современных исследователей, все вкладывают в этот термин значение аморфное, расплывчатое, прообраз, «устойчивые фигуры бессознательного, в своей последней сущности неразложимые». /5/ В. Топоров, исследуя мифоэпи-ческий слой в русской литературе, толкует проблемы мифологического, По этим и другим ветвям знаний за последние годы вышли довольно добротные популярные издания энциклопедического характера /25, 82, 2Ц5 и др./ Из них выделяется по разностороннему охвату проблемы «Энциклопедия символов, знаков, эмблем» с богатым иллюстративным материалом, где помимо традиционного подхода к толкованию и описанию символов, вл. мифологических, авторами-составителями предпринята попытка представить символ как мост, соединяющий разные планы бытия, показать архетипический символизм на практике. символического, архетииического как высшего класса универсальных модусов бытия в знаке. «Отношение художественно-литературных текстов /особенно великих текстов литературных/ к этим модусам, по меньшей мере, двоякое: тексты выступают в «пассивной» функции источников, по которым можно судить о присутствии в них этих модусов, но эти же тексты способны выступать и в «активной» функции, и тогда они сами формируют и «разыгрывают» мифологическое и символическое и открывают архетипи-ческому путь из темных глубин подсознания к свету сознания./230, с.4/. Но, пожалуй, суть древних символов более определенно выразил Р. Антее: «Нет сомнения, что в самом начале их истории, около 3000 г. до н.э., египтяне понимали, что идею неба нельзя постичь непосредственно разумом и чувственным опытом. Они сознательно пользовались символами для того, чтобы объяснить ее в категориях, понятных людям их времени. Но поскольку никакой символ не может охватить всю суть того, что он выражает, увеличение числа символов скорее способствует лучшему пониманию, чем вводит в заблуждение. Кроме того, разнообразие придавало изображению и описанию небес известную картинность и живость». /26, с. 59-60/

Из такого набора символов, как мы можем убедиться дальше, в течение длительнейшего пути во времени «из темных глубин подсознания к свету сознания» может образоваться целая серия символов и, следуя одному из основных диалектических законов, из большего количества выделиться качественно новый символ, по степени смысловой насыщенности несравненно богаче своих предшественников. Здесь могут образоваться довольно запутанные ситуации. А. Лосев, желая разобраться в существующем разнобое и противоречивости этой категории, а затем и в систематизированной форме показать разную степень смысловой насыщенности категории, каковую степень смысловой насыщенности знака и символа он обозначает термином «вариативность», пишет: «.Таким образом, по крайней мере три ступени смысловой насыщенности языка, а именно знак вообще, символ и миф сами собой явились вполне естественным результатом. живой стихии человеческого, т.е. осмысленно-жизненного общения» /12.0, с. 4/. В другой своей работе он приходит к выводу, что «миф, рассматриваемый с точки зрения своей символической природы, может оказаться сразу и символом и аллегорией. Мало того, он может оказаться двойным символом. Апокалиптическая «Жена, облеченная в солнце», конечно, прежде всего символ первой степени, ибо для автора этого мифа это живая непосредственная реальность, и понимать надо ее совершенно буквально. Но, во-вторых, это есть символ второй степени, потому что, кроме непосредственного образного значения, этот символ указывает на другое значение, которое тоже символ.

Эти два /или больше/ символических слоя могут быть связаны между собою опять-таки символически; могут быть они также связаны и аллегорически, и схематически». /124, с. 51-52/ В «Логике символа» А. Лосев утверждает /и в этом с ним нельзя не согласиться/, что «если символ вещи не есть обобщение, зовущее за пределы этой вещи и намечающее огромный ряд ее разнородных перевоплощений, словом, если в символе нет обобщения, создающего бесконечную смысловую перспективу, тогда не стоит говорить специально о символе». /124, с. 258/

Этим основополагающим принципам теории «трудного понятия» символа следуем и мы при определении концепции нового понятия «суперсимвол». Почему возникла необходимость его введения? Как можно характеризовать его как категорию? Дело в том, что в культурных пластах цивилизации встречаются символы, параметры которых не могут вместиться в рамки существующей теории, иначе говоря, они могут быть и «двойным», «тройным» и т. д. символами, их степени из одного-двух могут вырасти на неопределенно большее количество с чрезвычайно большой «вариативностью». Такие символы и знаки можно отнести к категории «вечных», имеющих непреходящее общечеловеческое глобальное значение. К их числу не следует относить национальные и классические символы, как бы они ни были велики, поскольку по своей вариативности, степени смысловой обобщенности не «дотягивают» до уровня даже международного. Такими являются, например, чисто российские, символы, рожденные гениальными талантами писателей, являющиеся не только литературными: птица-тройка Гоголя /«Мертвые души»/, от которой отскакивают прочь с дороги другие народы и государства. Другой символ, тоже связанный с тройкой, метод, подмеченный зорким взглядом Ф. Достоевского: на переменной тройке приподнявшийся фельдъегерь, молча опускающий свой здоровенный кулак в самый затылок ямщика.

Популярный символ связан с «Медным Всадником» А. Пушкина, с которым происходит нечто мифическое - оживающая бронзовая статуя, бросающаяся в погоню. «При всей эпической многозначительности символ этот выступает из самой исторической жизни русского народа в конкретных действующих лицах: Петр I - как абсолютная административная власть - в образе неподвижного Медного Всадника «с простертою рукой»; и некий петербургский житель Евгений, который «где-то служит», как всякий обыкновенный человек. они бегут друг за другом по всей русской истории и по всей Великой равнине. И одному уже негде укрыться, а у другого гнев в медном сердце никак не иссякнет. И все бегут и бегут - Евгений со стиснутыми зубами и сжатыми в кулак пальцами, обуянные силой черной ненависти, а за ними по пятам по всем городам и поселкам, по всем деревням и селам, по всей российской нищете и бездорожью - бронзовые кумиры со своими великими думами и простертыми руками.» /59, с. 38-39/. Новейшая российская история не только не умаляет и не уменьшает величину этих великих символов, но, наоборот, дополняет и обогащает их новым обобщающим смыслом и прибавляет очередную ступень к их знаковости. Но тем не менее, они остаются чисто национальными, и их смысловое значение за рамки российской действительности не выходит.

К символам общечеловеческого значения не отнесешь также широко известные специалистам или определенному кругу образованных людей многих стран знаменитые символические знаки, поскольку их понятий-ность ограничена национальными рамками. Так, «не дотягивает» до общемирового уровня «Золотая соёмба» - сложная идеограмма, имеющая древнее происхождение, национальный символ монгольского народа, хотя она хорошо известна соседним народам Китая, Кореи, Японии и включает в себя такой древнейший космический символ, абсолютно известный всем народам земного шара, как солнце. То же самое можно сказать и о чакре -древнеиндийском солнечном символе.

Так называемые «классические символы» - это архаические символы, представляющие собой «простейшие геометрические знаки или фигуры, система которых сложилась в античное время, была дополнена и канонизирована в эпоху средневековья и стала применяться с тех пор для обозначения в науке и политике в качестве универсальных и фундаментальных понятий. К классическим символам относятся как архаические символы, утратившие значение после средних веков, так и универсальные классические символы, используемые до настоящего времени и послужившие основой для создания части современных прикладных или технических символов». /177, с. 198/ Их нельзя также причислить к общечеловеческим символам, хотя в основном они нашли относительно широкое применение в новое время, ввиду того, что не вошли в основные культурные слои современной цивилизации.

Речь идет о символах, имеющих общечеловеческое, мировое значение. Для их идентификации из широко известных многих символов, на наш взгляд, они должны соответствовать следующим критериям:

1. Наличие широкого круга родственных символов - «пращуров» или «предков», из которых начался их генезис, при длительной эволюции вобравших в себя их главные, определяющие смысловые значения. Причем один из них может быть архетипом - «бессознательным прообразом», или просто мифом, образовавшим впоследствии своего рода «питательную» среду - символический слой. Возраст выросшего из них такого символа может измеряться тысячелетиями и поэтому относится к категории «вечных».

2. Образовавшийся таким образом символ при дальнейшем эволюционном развитии увеличивает свою вариативность в культурных слоях общества.

3. Такой необычный символ должен присутствовать не пассивным балластом, а активно проявлять себя во всех основных культурных слоях современной цивилизации. Границы такого присутствия не ограничены -от мифоэпического до современной традиционной культуры, включая также и научно-техническую сферу.

4. Являясь детищем культурогенеза, он должен обозначать актуальнейшие проблемы не одного народа, нации или страны, а населения большинства регионов мира, являясь тем не менее, широко популярным, легко узнаваемым /понятийным/, т.е. достаточно интегрированным в национальных культурных пластах.

5. Символ этот должна отличать от других символов также все усиливающаяся устойчивая функциональность - способность выполнять свое предназначение и в сфере высшей, духовной культуры. Им широко пользуются во всех сферах духовной жизни: в мифоэпической, гуманитарных науках, политике, быту, религиозной сфере, включая и священные писания и др. И по всем этим причинам он должен оставлять заметный след во всемирной истории культуры.* Эти критерии относятся, прежде всего, к архаичным (мифологическим) символам и не являются жесткими рамками. К другим категориям символов они могут быть несколько иными. Например, по отношению к живописи. Картину Рембрандта «Возвращение блудного сына», созданную в 1636 г., римская католическая церковь назвала в декабре 2000 г. символом уходящего тысячелетия. Это произведение, действительно отличающееся глубиной замысла и психологизмом, степенью обобщения, а также по оценке духовного, социального содержания эпохи, популярностью, которой оно пользуется во всем культурном мире, нужно признать суперсимволом среди живописи всех времен. По названным критериям из знаковых изображений к суперсимволу, безусловно, нужно отнести и крест - знак знаков, один из трех наидревнейших космических символов человечества с его типами, разновидностями и вкладываемыми в них понятиями в религиях и культурных пластах.

Этим критериям, на наш взгляд, отвечают два символа, которым в основном посвящено настоящее исследование, поэтому получающие в теории символа новое понятие /термин/ — суперсимвол. Его можно истолковать как универсальную эстетическую категорию, структура которой вобрала символический пласт мифов огромного временного пространства.

Итак, предлагается диссертационное исследование о символике огня и меча, состоящее из двух глав, каждая из которых разделена на шесть параграфов, заключения, списка использованных источников и литературы.

Актуальность темы исследования обусловлена ее неразработанностью не только в нартоведении, но и в адыгской фольклористике и традиционной культуре, а также, насколько нам известно, в эпосах народов бывшего СССР. Символ в эпосе, фольклоре и вообще в любой культуре является как бы микрокосмосом, смыслонесущим аккумулятором и первостепенным орудием познания. А символическая система Нартиады является ее важнейшим гносеологическим потенциалом, эстетическим и художественным достоинствами. Эта символическая система эпоса обширна, глубокими, прочными корнями связана с другими жанрами фольклора, с историей, культурой, традициями народов и представляет интерес для изучения истории художественного творчества народа.

Научная новизна диссертации. Впервые в нартоведении на основе большого количества материала ставится вопрос о наличии обширной символической системы (пласта) у эпоса как важный его гносеологический потенциал и необходимость его комплексного исследования. В данной работе предпринята попытка выявления из этой системы символик огня и меча как составная кавказского культурогенеза и показать ее органические связи с мировой мифологией и культурой. Исходя из характера использованного материала, логики его анализа и итогов исследования, предлагается на основе определенных критериев ввести в научный оборот новый термин - «суперсимвол», а также образовать из узких кругов знаний о симсимволе, разобщенных междисциплинарными границами, новую отрасль науки - символс^гию в составе культурологии.

Цель и задачи работы исходят из ее темы и определяются необходимостью научного осмысления важнейших проблем нартского эпоса, роли его символики в кавказском культурогенезе.

Главная цель диссертации - монографическое исследование генезиса символик огня и меча как части символической системы героического эпоса адыгов, с привлечением других национальных версий Нартиады, иных эпических произведений, выявление их материальных корней и исторической подосновы, а значит, их постоянной связи с реальной действительностью, символических проявлений амбивалентных свойств огня, проследить за становлением понятия Силы, связанного с символикой меча.

Для достижения цели исследования возникает необходимость решения ряда конкретных задач, а именно, анализ текстов национальных версий Нартиады, других жанров фольклора и :

- выявить отражение добычи огня и его освоение в героическом эпосе;

- солярные и астральные представления в Нартиаде;

- исследовать культ солнца и огня в мифологии адыгов;

- изучить мифоэпическое происхождение - генезис меча центрального героя эпоса Сосруко; выявление символики меча в быте и традиционной культуре адыгов;

- проследить в ходе анализа текстов становление суперсимволов огня и меча и др.

Материальной базой для исследования явились опубликованные фольклорные источники: тексты эпоса национальных версий Нартиады -адыгских, абхазских, карачаево-балкарских, осетинских; сказочный эпос, пословицы и поговорки адыгов; привлечена также материальная и духовная культура адыгов.

Историографию диссертации составляют исследования по истории материальной и духовной культуры народов Кавказа. Это прежде всего труды отечественных ученых Е.П. Крупнова /132, ПЗ, 114/, Б.В. Техова /206/, В.И. Марковина /127, 120/ и др. Из зарубежных ученых следует выделить Ж. Дюмезиля (Франция), специалиста в области мифологии, филологии, истории культур, занимавшегося не только нартским эпосом и мифологией Г >/, но и кавказскими языками. При изложении своей теории по анимизму, известный английский этнограф Э.Б. Тайлор в своем основном труде /19<£/ использовал и материалы по черкесской мифологии. Мы опираемся также и на книгу другого английского ученого, востоковеда - хеттолога О.Р. Герни /61/ и др.

Методологической основой исследования послужили труды адыгских, других кавказских, а также российских и зарубежных фольклористов и литературоведов; труды археологов, историков, философов; языковые источники; издания энциклопедического характера по символам, знакам, эмблемам.

При работе с источниками и литературой использованы теоретические и эмпирические методы исследования: конкретно-исторический; сравнительно-исторический; ретроспективный; а также принципы историзма, объективности, системности, преемственности, междисциплинарного исследования. Для анализа избранный культурологический подход обусловлен этнокультурным взаимовлиянием, наложившим свой отпечаток на художественные особенности исследуемого эпоса.

По нашему мнению, исследование может иметь как практическое, так и теоретическое значение. Оно может быть использовано как дополнительное пособие на филологических факультетах университетов, средних школах и лицеях при изучении произведений фольклора, при прохождении курса по фольклористике; культурологами - при проведении анализа фактов культурного взаимовлияния (культурогенеза) как ключ для понимания единого смыслового поля культуры кавказского региона; этнографами - для воссоздания менталитета народов - творцов общекавказской Нартиады.

Научная апробация исследования. Настоящая диссертационная работа обсуждалась в Карачаево-Черкесском институте гуманитарных исследований на заседании сектора фольклора и на заседании ученого совета института, принявших рекомендацию о представлении ее к защите. Основные выводы монографического исследования опробованы на международной научно-теоретической конференции, состоявшейся 28-31 октября 1997 г. в Черкесске - Архызе, и опубликованы. Реферат «Символика меча нартов» был представлен на семинаре по эстетике во Всесоюзном институте по повышению квалификации работников телевидения и радио в Москве в декабре 1987 г.

Проблематика диссертации изложена в следующих публикациях автора:

1. Нартхэм я джатэр. - Жьэгу хуабэ. Черкес тхак1уэхэм я тхыгьэ зэхуэхьэ^сахэр. - Меч нартов. - Теплый очаг. - Сбор, произведений черкесских писателей. Сост. М.И. Мижаев. - Карачаево-Черкеское отделение Ставропольского книжного изд-ва, Черкесск, 1973. С. 230-243 (0,7 п.л.)

2. Хэкур ф1ыуэ лъагъуныр «Нарт» хъыбархэм къазэрыхэщыр. - Патриотические мотивы в эпосе «Нарты». - Труды Карачаево-Черкесского НИИ экономики, истории, языка и литературы. Вып. VII, серия филолог., Черкесск, 1973. С. 94- 106 (0,6 п.л.)

3. О символике адыгского эпоса «Нартхэр» (этнонациональные аспекты). - Сбор. Культурно-историческая общность народов Северного Кавказа и проблемы гуманизации межнациональных отношений на современном этапе. (Материалы международной научной конференции 28-31 октября 1997 г. в Черкесске -Архызе, часть II, Черкесск, 1999. С. 14-31 (0,7 п.л.)

Заключение научной работыдиссертация на тему "Символика огня и меча в адыгском фольклоре"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проследив символическую нить вхождения огня в жизнь и культуру человека, формирование меча как олицетворения Силы в мифе, эпосе, фольклоре, материальной и духовной культуре через призму истории /археологии/, мы пришли к следующим выводам.

1. В Нартиаде, сказочном эпосе, афористической поэзии адыгов нашли отражение основные вехи вхождения огня в жизнь человека, бытовое и производственное освоение его жизнеустроительной энергии, одновременное «укрощение» его негативной (разрушительной) силы. Огонь сыграл авангардную роль в овладении силами природы в общем историческом процессе, а также в развитии самого человека. В эпосе «Нарты», сказаниях, легендах, афористической поэзии, в понятиях древней религии языком мифа - символами, а также языком художественных образов - аллегорией, метафорой, олицетворением, гиперболой и др. - отражены архаические формы первобытного общества - матриархата и патриархата, «век камня» (Сосруко рожден из камня) и следующий за ним «век металла», где последовательно сменились «век меди», «век бронзы», «век железа». На базе активной производственной деятельности на Кавказе (тому свидетельство археологическая материальная культура) возникли и развивались первые формы духовной культуры народов Кавказа - мифы, эпосы, легенды, сказки, первые формы религии. Самая архаичная (конкретная и абстрактная) символика в мифах и эпосе «Нарты» связана с солярными представлениями адыгов, с их ранней религией (обрядовый танец с идолом для великих божеств Псатха и Солнца -Сандрак).

В образах героинь нартского эпоса Адиюх, Ахумиды, Сатаней, Шхацфицы и других особенно четко нашли символическое отражение представления о двух противостоящих началах, направлявших бытие древних и покоящихся на первых наблюдениях в жизни: полезного и вредного, хорошего и плохого для человека и природы, что выражено образами противоположностей - света и тьмы, тепла и холода, мужчины и женщины и т.д. Природные катаклизмы, которые могут вызвать сами героини или с помощью космического верховного бога Уашхо символически выражают негативную, разрушительную энергию огня. Она отождествляется в настоящее время с разрушительной силой ядерных бомб и других орудий, связанных с использованием энергии огня. Эта негативная сторона энергии огня стала оппонентом разрушительной хозяйственной деятельности человека, что привело мир на грань самоуничтожения и породило необходимость создания новой модели цивилизации. Все это выражено в суперсимволе огня, сила которого осваивалась человеком постепенно и в течение тысячелетий.

2. Ни один вид оружия не получил столь насыщенное символическое значение, как меч, генезис которого начался в бронзовом веке, а развитие проходило в «веке железном», где человечество пребывает до сих пор. Становление амбивалентной сущности суперсимвола меча в быте и культуре отражено в эпосе, других жанрах фольклора адыгов и соседних с ними народов. Основными моментами здесь можно выделить Бог-меч хеттов, разнообразные мечи, изготовленные богом кузнечного ремесла Тлепшем (особенно меч главного героя нартского эпоса Сосруко), перевоплощение меча в штык и его примыкание к огнестрельному оружию. Символика меча начинает складываться с первых примитивных видов холодного оружия (бронзовых кинжалов) и постепенно обогащается с их совершенствованием, особенно при железных (стальных) его модификациях. Он как основное оружие эпических героев становится символом военного верховенства и военоначалия и насильственной, подавляющей Силы. С античных времен идет также традиция рассматривать меч как один из атрибутов правосудия («карающий меч»), как эмблему возмездия, наряду с щитом и весами. Во второй половине XX века с развитием военно-технического производства вооружений армий возникают понятия «ракетный меч», «ракетный щит», практически уравнявшие по значению термины «меч» и «щит». Таким образом, меч превращается в топохрон культуры большой таксономической мощности, а его суперсимвол в своем развитии достигает наивысшей смысловой насыщенности и степени.

Добиблейский призыв «Перекуем мечи на орало!» вобрал в себя противоречивую сущность символа меча и его роль в жизни человечества. В новейшее время он получил яркое воплощение и в статуе Е. Вучетича с таким же названием, которая установлена у здания штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке.

3. С открытием и освоением энергии огня, «полпреда» нашего Светила на земле, неразрывно связаны все этапы становления человека, процесс роста его разума, возникновения первоначального вида духовной жизни - мифа, «питательной среды» символов. Мы еще должным образом не осознали и не осмыслили социально-психологических последствий, глобального значения вхождения огня в жизнь предков современного человека, следы которых можно найти в символах. Символика прометеева огня в мифе и фольклоре показывает, что корни этих последствий скрыты глубоко и за обыденностью, привычностью разнообразных видов трудно увидеть их неразрывную связь с историей нашей культуры. Очаг обеспечил становление человека и был движителем, «толкателем» его дальнейших открытий, сыгравших первостепенную роль в развитии цивилизаций. Огонь незримой нитью связывает и обеспечивает преемственность культуры и цивилизаций.

Данное исследование, на наш взгляд, позволяет уточнить и расширить значение кавказского эпоса и мифологии, а через них - определить вклад кавказских народов, во взаимодействии с народами Евразии, во всемирную «копилку» культуры. Творческий поиск в устном народном творчестве сулит еще немало открытий в духовной сфере человека.

4. Символика огня в мифе, эпосе, фольклоре и материальной культуре, сложившаяся как результат постоянного его воздействия на жизнь человека, отражает следы материальной и духовной культуры, как национальной, так и общечеловеческой. Стилизованное изображение пламени стало как бы натуральной эмблемой, символом нашего бытового комфорта и нашей скорбной памяти. Очаг занял особое место в жизни человека как священный и сакральный символ, объединяющий живущих в одном доме «как людей одного огня». В символике огня явственно проявляется не только его позитивная - жизнеустроительная сторона, но и негативная -разрушительная Сила.

5. Символика огня и меча подтверждает большую роль фольклора как носителя традиционной культуры, языка, и выполняет функции истории. В этом смысле подтверждаются и выводы Е.И. Крупнова и других ученых об историчности мифа, эпоса - как одного из главных способов исторического отражения действительности. В символике устного народного творчества можно проследить процесс постижения нашими далекими предками собственной природы, обретения ими дара самопознания, в полной мере до конца не реализованного и по настоящее время. Символикой огня и меча подтверждается также тезис теоретиков о том, что, если на уровне сознания первобытного мышления миф это реальность, то для просвещенного современного человека он только символ, архаическое понятие, прздверие философии, с помощью которого он делает дальнейшие необходимые логические анализы.

Выявленные суперсимволы - результат благотворного взаимовлияния национальных культур, что подтверждает тезис А. Гадагатля о том, что «в конечном счете частное становится общим для всей культуры планеты как проявление творческого гения человека». /57, с,374/

6. Символика огня и меча свидетельствует, что кавказская цивилизация на своем пути впитала культурные традиции соседних народов включая и мифы/ -греков, хеттов, скифов, сарматов и др., в свою очередь оказывая на них свое влияние. Находясь в «водовороте» исторических событий, испытывая влияние других могущественных племен, кавказские народы, в частности, адыги, достигли вершин своей оригинальной культуры, что, несомненно, подтверждается их материальной культурой прошедших эпох и своеобразным, но по существу интернациональным памятником устного поэтического творчества - нартским эпосом. В нем мы наблюдаем много общемировых мотивов, в частности, через противоречивую контрастную сущность огня и меча, явлений природы, добра и зла, их постоянную борьбу и непременную победу первого над вторым.

Творческий подход к «образам» прометеева огня и бронзового, затем железного /стального/ меча в фольклоре, в частности, в мифе и эпосе, не только адыгов и соседних с ними народов, но и древних народов позволяет обосновать и ввести в научный оборот предлагаемое нами новое понятие «суперсимвол». Его следует отличать от национальных символов, символов первоначальных степеней и вариативностей, так называемых «классических», являющихся архаическими и применяющихся для обозначения в науке, политике универсальных, фундаментальных понятий, тем не менее не достигших уровня общечеловеческого, общекультурного. Суперсимвол, не полным синонимом которого может быть «генеральный символ», - это результат напластования на первоначальный, затем на образовавшиеся от него параллельные, «родственные» символы культурных слоев тысячелетий.

Выявленные нами два суперсимвола - огня и меча - обладают громадной обобщающей силой и смысловой насыщенностью, выражают вечные истины, указывают на животрепещущие неотложные проблемы современного человечества. Они - составные многих культурных понятий, связанные с огнем и его производными, а также с мечом, символом всех видов вооружения, понятий современной цивилизации и ушедших эпох, составляя в культурном пласте человечества значительный слой, являясь даже одними из главных его составляющих. Это новое понятие - еще одно подтверждение исследовательской практики, что именно на стыке смежных наук делаются значительные открытия.

Последние выводы носят факультативный характер, хотя и частично, но, непосредственно связаны с проведенным исследованием и поэтому не должны казаться громкими.

8. К настоящему времени накоплено достаточно знаний о символе, одних только специальных работ универсального характера, изданных за последние годы более десяти (см., 25, 52, 82, 120, 173, 177, 214, 219, 235, 245). По нашему убеждению, это дает достаточное основание для их выделения из целого ряда наук (философии, логики, психологии, морали, математики, химии и т.д.), в науку о символе, которую мы называем символо-логией. Полагаем, такое название, образованное по известной схеме от греческих слов и обозначающее учение о символе, правомерно. Новое понятие - символология - должно обозначать еще не только систематизацию символов, символик, символизмов, знаков и знаковых систем, но и выявление их сущности, закономерностей их образования, развития и функционирования, т.е. учение о символе.

Архитектонику символологии может составить такой узкий круг знаний, как:

- символика мифа, эпоса, других жанров архаического фольклора, как ровесница человеческого сознания и первые кирпичики культуры с ее архетипическим символизмом, сыгравшем огромную роль в развитии человеческой психики и интеллекта;

- символизм в литературе, искусстве;

- символический интеракционизм - теоретико-методологическое направление в социологии и социальной психологии;

- геральдика (гербоведение), вспомогательная историческая дисциплина, изучающая гербы;

- герменевтика (экзегетика) - учение или искусство об истолковании текстов, преимущественно древних, а также иносказаний, многозначных символов и т.д., которую следует рассматривать не только как философскую категорию. В настоящее время герменевтика вытесняется более широким понятием «интерпретация», интенсивно применяемым в науке и логике как инструмент научного моделирования; близкая к герменевтике символология, изучающая и интерпретирующая символы;

- семиотика (семиология) - общая теория о свойствах знаковых систем с ее разделами - синтактикой, семантикой и прагматикой;

- эмблемы (эмблематика) - конкретное эталонное интернациональное изображение фигур с определенными идеями и с достаточно широким охватом их понимания в масштабе региона или всего мира:

- универсальные знаки;

- язык жестов и др.

Образование самостоятельной науки символологии и придание ей стройной системы усилило бы роль символов как самого надежного инструмента в познании окружающего мира, основных форм духовной культуры как миф, религия, искусство, философия, наука и др., дало бы толчок к новым теоретическим мыслям, способствовало бы более быстрому овладению молодежью искусством эффективного постижения реальности и ее лучшему интеллектуальному развитию, так как действительность познается и на языке символов, понятий, образов. Таким образом, символология явилась бы мощным и эффективным инструментарием молодой комплексной науки культурологии, одновременно решая и свои собственные исследовательские задачи.

Необходимость образования символологии как самостоятельной науки возникла еще и потому, что в наше перестроечное и рыночное время, когда в «контакты с зарубежными странами втягиваются десятки и сотни тысяч людей, не обладающих гуманитарной, исторической и общественно-политической профессиональной подготовкой, обнаруживается поразительный дефицит простейших и вместе с тем фундаментальных знаний наших людей об окружающем мире и, главное, о месте своей Родины в культурно-историческом всемирном процессе». /171, с. 4/Более быстрому преодолению этого негативного положения помогли бы не только целенаправленная широкая пропаганда комплексных знаний о символе, но и, по нашему убеждению, введение обязательного изучения начальной символологии в старших классах средних школ, колледжей, лицеев, техникумов, затем, как универсальный предмет, наряду с культурологией, и во все высшие учебные заведения, предварительно издав учебник по ней, возможно, и хрестоматию. Примем во внимание в качестве дополнительного убеждающего аргумента в пользу символологии эпиграф к одной из указанных энциклопедий: «Знаки и символы управляют миром, а не слово и не закон». /219/

9. Современное поколение человечества должно отдать моральный долг огню - воздвигнуть ему Всемирный памятник /Дом-музей/ от благодарного Хомо сапиенс как символический итог своей разумной деятельности за прошедшие тысячелетия, что должно являться одновременно и памятником всемирной истории культуры, своего рода гимном огню и солнцу, ибо все созданное, сотворенное, сооруженное произошло с непосредственным или опосредственным участием огня, а в становлении человечества, развитии цивилизаций играл и играет непосредственно роль универсального инструмента, являясь одновременно его главным жизнеустрои-тельным условием и грозным оппонентом его хозяйственной /и не только/ деятельности. Этот проект хорошо бы осуществить на рубеже эпох и тысячелетий как результат осознания человечеством /по В. Вернадскому/ своей единой Всемирной истории.

Этот памятник явился бы актом духовного прозрения человеческого общества, актом благодарности не только огню, но и родной природной среде обитания, нашей общей колыбели по имени планета Земля, актом свидетельства осознания человечеством своей вины перед ней за причиненный невосполнимый ущерб. Данный памятник должен отразить все эпохальные этапы становления человечества, от первых знакомств с огнем, процесса освоения его /первые опыты обжига, гончарства, изобретения пороха и дальнейших его производных, запряжения пара, изобретения радио, создания автомобиля, самолета, ракет и т. д./ до настоящего времени /расщепления атомного ядра и освоения чудовищной силы, заложенной в него/ и вобрать в себя значительные вехи деятельности человечества. Памятник огню явился бы и одновременно символическим актом благодарности нынешнего поколения человечества ушедшим поколениям, явился бы символическим памятником, своего рода «древом человечества».

Данное сооружение, на мой взгляд, целесообразнее будет возвести в одной из европейских столиц, например, в Афинах, Греции, колыбели европейской цивилизации, или в Париже, городе, где находится отделение ООН по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), или ином подходящем месте. К участию в создании этого проекта должны будут привлекаться известные ученые по истории культуры, а также видные архитекторы, скульпторы и другие специалисты разных стран. Уменьшенные копии или филиалы этого памятника огню впоследствии, по мере возможности, можно будет возвести во всех столицах государств мира или сначала по одному филиалу на каждом континенте Земли. Экспонаты этого Всемирного дома музея /памятника/ в первую очередь должны демонстрировать позитивную, жизнеустроительную роль огня в истории человечества, затем негативную, разрушительную. Здесь огонь выступает как строгий оппонент и экзаменатор человечеству, его умению хозяйствовать на земле, умению предвидеть и строить свое Будущее.

Список научной литературыБратов, Хасин Сагидович, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Абаев В.И. Историческое в нартском эпосе. // Нартский эпос. Дзауд-жикау, 1949.-42-47 с.

2. Абаева З.В. Характер и обстоятельства в нартском эпосе. // Известия Юго-Осетинского НИИ АН ГССР. Вып. XVI. Цхинвали, 1969. - 72-94 с.

3. Абазинские народные сказки. М.: Наука, 1995. - 411 с.

4. Абрамин Ю.А., Демин В.Н. 100 великих книг. М., 1999.

5. Аверинцев С.С. Символ. Философский энциклопедический словарь. -М., 1983. (ФЭС)

6. Агрба Л.А. Культура символ - архетип. Современные проблемы Кавказского языкознания и фольклористики. // Тезисы докладов международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения К.С. Шакрыл. - Сухум, 1999.

7. Адыгэ гушыЬжъхэр (Адыгейские пословицы). Зэхэзыгъэуцуагъэхэр. Хъуажь М., Хъут Ш. Мыекъуапэ, 1972.

8. Адыгэ бзэ псалъалъэ (Толковый словарь кабардино-черкесского языка). -М.: Дигора, 1999.

9. Адыгэбзэм изэхэф гущы1алъ (Толковый словарь адыгейского языка). -Мыекъуапэ, 1960.

10. Адыгэ псалъэжьхэр (каб. поел.), в 2-х т. Нальчик, 1965-1967.

11. Адыгэ псалъэжьхэр (кабард. поел.). Нальчик, 1982. - 148 с.

12. Адыгэ псалъэжьхэр. Адыгские (кабардинские) пословицы и поговорки. / Сост. М.И. Мижаев. // Пословицы и поговорки народов Карачаево-Черкесии. - Черкесск, 1990.

13. Адыгэ хъыбархэр. Адыгские (черкесские) народные новеллы. Сост., вступит, статья, комментарий М.И.Мижаева. - Черкесск, 1986. - 360с.

14. Адыгэ 1уэры1уатэхэр (адыгский фольклор), в 2-х т., тт. 1-2. Нальчик, 1963-1970.

15. Акаба JI.X. Из мифологии абхазов. Сухуми, 1977. - 103 с.

16. Алексеев В.Н. Возникновение человека и общества. // Первобытное общество. Основные проблемы развития. М., 1975.

17. Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. -М.: Наука, 1971.

18. Алексеева Е.П. Материальная культура черкесов в средние века (по данным археологии) // Труды Черк. НИИ истории, языка, литературы. Вып. 4. Ставропольское кн. изд-во, 1954.

19. Алексеева Е.П. О чем рассказывают археологические памятники Карачаево-Черкесии.-Черкесск, 1960.

20. Алексеева Е.П. Сокровища анапской земли // Наука и жизнь. 1976. № 1. -120-123 с.

21. Адыгский нарский эпос. М.-Нальчик, 1969. - 168 с.

22. Алиева А.И. Библиография изданий, посвященных нартскому эпосу. СНЭНК. С. 503-540.

23. Алиева А.И. Сосруко в адыгейском героическом эпосе о партах. УЗКБНИИ. Т. XX, серия филологическая. Нальчик, 1964. 178-203 с.

24. Андреева В. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М.: Локид-Миф, 1999.-576 с.

25. Антее Р. Мифология в древнем Египте. МДМ, 55. 121 с.

26. Анучкин Д.А. Открытие огня и способы его добывания. М.-Л., 1926.

27. Ардзинба В.Г. Послесловие к книге О.Р. Герни «Хетты». М., 1987.

28. Аставацатурян Э.Г. Оружие народов Кавказа. М.-Нальчик, 1995.

29. Аутлев И.У. Охотники и собиратели нижнего и среднего палеолита Кубанского Западного Кавказа. / В кн.: Вопросы археологии Адыгеи. -Майкоп, 1981.

30. Афанасьев А.Н. Древо жизни. М., 1982. - 464 с.

31. Афанасьев С.Г. Кислород. БСЭ, т. 12.

32. Афанасьев В.К., Иванов В.В. Хеттское царство. БСЭ, т. 28.

33. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. М., 1960. - 467 с.

34. Байбурин А.К. Семиотический статус вещей и мифология. // Сб. музея антропологии и этнографии, т. XXXVII. «Материальная культура и мифология». Л.: Наука, 1981. - 215-226 с.

35. Вахта В.М. Огонь. БСЭ. Т. 18.

36. Бгажноков Б.Х. Адыгский этикет. Нальчик, 1978.

37. Бгажноков Б.Х. Черкесское игрище. Нальчик, 1991.

38. Бекизова Л.А. От богатырского эпоса к роману. Черкесск, 1974.

39. Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире, статьи, письма. // Новый мир. 1990. № 1.

40. Бетрозов Р.Ж. Этнокультурные процессы на Северном Кавказе в древности. ИРКР. - 16-33 с.

41. Блистательный Гильгамеш. Древнешумерский и аккадский эпос. М.: Тепа, 1997.-384 с.

42. Блок А. Стихотворения и поэмы. -М., 1980.

43. Бойко С.П. Загадки древних страниц. Ставрополь, 1974.

44. Бойко С. У истоков великих открытий. Ставрополь, 1984.

45. Большая Советская Энциклопедия в 30 тт. М., 1970-1978.

46. Борев Ю.Б. Эстетика. М.: Госполитиздат, 1969.

47. Борисковский П.И. Освоение огня. // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Ин-та истории материальной культуры. М., 1940.

48. Вейль С. «Илиада», или поэма о Силе. / Пер. с франц. // Новый мир. 1990. №6.

49. Вейман Роберт. История литературы и мифология. М.: Прогресс, 1975.-344 с.

50. Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М., 1981. - 359 с.

51. Вилсон Г., Макклафлин К. Язык жестов путь к успеху. - СПб: Питер, 2000.-217 с.

52. Виноградов Н.Г. Тип оболочки. Жизнь животных, в 6-ти тт., т. 2. М., 1968,

53. Власов В.Г. Становление раннеземледельческой культуры. Механизм перехода к производящему хозяйству // Этнографическое обозрение. 1999. № 1.

54. Гадагатль A.M. Героический эпос «Нарты» адыгских (черкесских) народов. Майкоп, 1987. - 407 с.

55. Гадагатль A.M. Героический эпос «Нарты» и его генезис. Краснодар, книж. изд-во, 1967. - 422 с.

56. Гадагатль A.M. Память нации. Генезис эпоса «Нарты». Майкоп: мео-ты, 1997.-400 с.

57. Галкин М.И., Трифоненков П.И. Война. БСЭ. Т. 5.

58. Галкин Ю. Три символа. // Жизнь национальностей. 1999. №№ 2-3.

59. Гегель Г. Символическая форма искусства. // В кн.: Эстетика, в 4-х тт., т. 2. М.: Искусство, 1969.

60. Герни О.Г. Хетты. -М., 1987. 234 с.

61. Гомер, в 2-х тт., т. 1, Илиада, пер. с древнегреч. П.Гнедича. М.: Терра - «Книжный клуб», 1998.

62. Гордон С. Ханаананейская мифология / Пер. И.М. Дунаевской. МДМ.

63. Григорнян Т.Г. Природа и общество. М.: изд-во МГУ, 1977.

64. Гримак Л.П. Резервы человеческой психики. М., 1989. - 319 с.

65. Грузинское народное поэтическое творчество. Тбилиси, 1972. - 551 с.

66. Гуревич А.Я. Сигурд. МС. 488 с.

67. Гутов А.Н. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса. М., 1993. -207 с.

68. Гютербок Г.Г. Хеттская мифология. МДМ.

69. Далгат У.Б. К вопросу идеализации эпического героя (на материале кавказского эпоса). / В кн.: Специфика фольклорных жанров. М.: Наука, 1973.- 146-171 с.

70. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка, в 4-х тт., Т.2.-М., 1979.

71. Дворниченко В. Сокровища сарматского царя. // Наука и жизнь. 1965. №3.

72. День мира. М.: изд-во «Известия», 1961. - 800 е., иллюстр.

73. Джаныуа Зураб. Нартский эпос абхазов: сюжетно-тематическая и по-этико-стилевая система: Монография. Сухум, 1995. - 184 с.

74. Дзидзигури Ш. Грузинские варианты нартского эпоса. Тбилиси, 1971. -108 с.

75. Дитлер И.А. Могильник в районе Колосовка на р.Фарс. // Материалы по археологии Адыгеи. Труды Адыгейского НИИ. Т. 2, серия археологии.-Майкоп, 1961.- 127-187 с.

76. Добывший огонь. Краснодарское книж. изд-во, адыг. отд., 1969.

77. Домбровский Ю.О. Хранитель древностей. М., 1991.

78. Дрезден М. Мифология древнего Ирана. МДМ.

79. Дугин А. Граф Дракула солнечный вампир? // Наука и религия. 1997. №2.

80. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. — М., 1976. — 276 с.

81. Жюлен Н. Словарь символов. / пер. с франц., 2-е изд. — Челябинск: Урал, 2000.-498 с.

82. Золотая крупинка, кабардинские сказки. Нальчик, 1961. - 159 с.

83. Зухба C.JI. Типология абхазской несказочной прозы. Майкоп, 1995. -336 с.

84. Иванов В.В., Топоров В.Н. Индоевропейская мифология. МНМ. Т. 1.

85. Инал-Ипа Ш.Д. Абхазы (историко-этнографические очерки). Сухуми, 1965.-532 с.

86. Инал-Ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми, 1976.-463 с.

87. Инал-Ипа Ш.Д. Героический нартский эпос. / В кн.: Абхазы. Историко-этнографические очерки. Сухуми, 1965.

88. Инал-Ипа Ш.Д. Исторические корни древней культурной общности кавказских народов опыт сравнительного изучения нартского эпоса. СНЭНК. 30-68 с.

89. Инал-Ипа Ш.Д. Памятники абхазского фольклора: Нарты. Ацаны. -Сухум, 1977.- 199 с.

90. Истоки региональных культур России / Сборник научных статей. СПб: изд-во РГПУ им. А.И.Герцена, 2000. - 173 с. (ИРКР)

91. История древнего мира (кн. 3). Упадок древних обществ. М.: Наука, 1989.-407 с.

92. Итс Рудольф Ф. Шепот Земли и молчание Неба. Этногр. Этюды о тра-дицион. народных верованиях. М.: Политиздат, 1990. - 318 с.

93. Кабардинский фольклор. Вступ. статья, коммент. и словарь М.Е.Талпа. М.-Л.: Academia, 1936. - 669 с.

94. Кавказское оружие. Государственный исторический музей. Внешторг-издат.

95. Калмыков И.Х. Почитание огня (маф1э) и домашнего очага (жьэгу) у адыгов. / Проблемы археологии и этнографии Карачаево-Черкесии. — Черкесск, 1982.

96. Кандур М.К. Мюридизм. История кавказских войн 1819-1859 гг. Нальчик, 1996.-310 с.

97. Карданов Б.И. Кабардино-русский фразеологический словарь. Нальчик, 1963.

98. Кесиди Ф.Х. От мифа к логосу. М.: Мысль, 1972. - 312 с.

99. Кирпичников А.Н. Меч. БСЭ. Т. 16.

100. Кирпичников А. Рассказы древних мечей // Неделя. 1970. ноябрь. № 47.

101. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. 1. М., 1980.

102. Ковда В.А., Тюрюканов А.Н. Биосфера. БСЭ. Т. 3.

103. Кожич П.П., Фролов Б.А. Симпозиум по проблеме «Становление человеческого общества». // Вестник древней истории. 1968. № 4.

104. Кондриков Б.Н. Дымный порох. БСЭ. Т. 8.

105. Косвен М.О. очерки истории первобытной культуры. 2-е изд. -М., 1957.107. Крис. БСЭ. Т. 13.

106. Коков Дж.Н. Адыгская (черкесская) топонимия. Нальчик, 1974.

107. Коков Дж.Н. Вопросы адыгской (черкесской) антропонимии. Нальчик, 1973.

108. Коков Дж.Н., Кокова Л.Дж. Кабардино-черкесские фамилии. Нальчик, 1993.

109. Конрад Н.И. Запад и Восток. М.: Наука, 1972. - 496 с.

110. Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960. - 520 с. ПЗ.Крупнов Е.И. О времени формирования основного ядра нартскогоэпоса у народов Кавказа. СНЭНК, 15-29 с.

111. Крупнов Е.И. О древних связях Юга СССР и Кавказа со странами Ближнего Востока // Вестник истории мировой культуры. 1958. № 1. -72-83 с.

112. Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора. Нартский эпос. М., 1985.

113. Кумахов М.И., Кумахова З.Ю. Нартский эпос: язык и культура. М.: Наследие, 1998.-С. 312.

114. ЛъэпцЬрышэ Хъалид. ГушыЬр макЬу, гупшысэр баеу (Мало слов, богата мысль. Адыгейские пословицы) // Адыгэ макъ (Голос адыга). От 29 августа 1995 г.

115. Лихачев Д.С. Величие древней литературы. // Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы XI начало XII века. - М.: Художественная лит., 1978. - 413 с. + 40 с. комментарий с иллюстр.

116. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957.

117. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. -М., 1982. 479 с.

118. Лосев А.Ф. Прометей. МНМ. Т. 2.

119. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

120. Лосев А.Ф. Самое само. -М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 1999. 1022 с.

121. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. - 525 с.

122. Люлье Л.Я. Черкесия. Историко-этнографические статьи. Краснодар, 1922.

123. Мамбетов Г.М. Культ железа. Общинные кузнецы в Кабарде и Балка-рии. Ученые записки Кабардино-Балкарского НИИ. Т. XXIII. Нальчик, 1965. 111-124 с.

124. Марковин В.И. Дольменная культура и вопросы раннего этногенеза абхазо-адыгов. Нальчик, 1974.

125. Марковин В.И. Дольмены Западного Кавказа. М., 1978. 215 с.

126. Масленников А.А. Население боспорского государства в VI-II вв. до н.э. -М., 1981.- 126 с.

127. Мелетинский Е.М. Миф и историческая поэтика фольклора. / В кн.: Фольклор поэтическая система. М.: Наука, 1977. - 341 с.

128. Мелетинский Е.М., Токарев С.А. Мифология. МНМ. Т. 1.132. Мелетинский Е.М. Тор, МС.

129. Меретуков A.M. Отражение древних форм социальных отношений в адыгском нартском эпосе /НЭ и КЯ/.

130. Меретукова К. Нартский эпос: красота в человеке. // Нарт. 1993. декабрь. № 32.

131. Меретукова-Хагурова К.Х. Представление о красоте в адыгском эпосе «Нартхэр». НЭ и КЯ.

132. Мижаев М. Адыгэхэм я тхьэшхуэм и 1уэхук1э (О великом Тха адыгов). -Напевы жизни. Сбор, произведений черкесских авторов. Ставропольское кн. изд-во, Кар.-Черк. отд. Черкесск, 1982 (на черк. яз.). - С. 197-207.137. Мижаев М.И. Адиюх. МС.

133. Мижаев М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов. Черкесск, 1973.-208 с.

134. Микулинский С.Р. Энциклопедист XX в. / В кн.: Вернадский. Избранные труды по истории науки. М., 1981.

135. Мифологический словарь. -М.: Советская энциклопедия, 1990 /МС/.

136. Мифы народов мира. Энциклопедия, в 2-х тт. -М., 1980-1982. /МНМ/.

137. Мифология древнего мира. Сб. очерков. М., 1977. - 355 с. /МДМ/

138. Морозов А.А. Из истории осмысления некоторых эмблем в эпоху ренессанса и барокко (Пеликан). // Миф фольклор литература. - Д.: Наука, 1978.-38-66 с.

139. Мосолова JI.M. Теоретические основания исследования истории культуры регионов России. ИРКР. - С. 4-15.

140. Мудрое слово Востока. М.: Рипол, 1996. - 608 с.

141. Мусукаев А.И. Символика в адыгском и болкарском этикете. // Адыги. -Нальчик. 1991. №3.-113-114 с.

142. Налбандян Зураб. Последняя из великих находок XX в. // Труд-7. № 230. 11 декабря 1998 г. «Предок тысячелетия». // Северный Кавказ. № 7. февраль 2001 г.

143. Надо Ахьмэдхъан. Нарт Сосрыкъуэрэ дыгъэм и тхьэмрэ / Нарт Сосруко и бог солнца. // «Ленин гъуэгу» («Ленинский путь»). №№ 96, 97. 19-20 мая 1988 г.

144. Налоев Ахмедхан. Нарт Сосруко бог солнца Ра. // Нарт. № 22, 23. август 1993.

145. Намитокова Р.Ю. В мире имен собственных. Майкоп, 1963.

146. Нарт Сасрыква и его 99 братьев. Сухуми, 1962.

147. Нартский эпос и кавказское языкознание. // Материалы (доклады и сообщения) VI международного коллоквиума Европейского Общества кавказологов. Майкоп, 1994. - 363 с. /НЭ и КЯ/

148. Нартский эпос. Материалы всесоюзного совещания 1956 г. Орджоникидзе, 1957.

149. Нартхэр. Къэбэрдей эпос. Нальчик, 1951. - 550 с.

150. Нартхэр. Къэбэрдей эпос. 2-е изд. Нальчик, 1995. - 560 с.

151. Нартхэр. Адыгэ эпос / Нарты. Адыгский эпос/, тт. 1-7. Мыекъуапэ, 1968-1971.

152. Нарты. Абазинский эпос. Черкесск, 1975. - 336 с.

153. Нарты. Адыгский героический эпос. М., 1974. - 416 с. /НАГЭ/

154. Нарты. Героический эпос болкарцев и карачаевцев. М., 1994. - 656 с.

155. Нарты. Кабардинский эпос. -М., 1957. 523 с.

156. Нарты. Эпос осетинского народа. М.: изд-во АН СССР, 1957. - 401 с.

157. Нарты. Осетинский героический эпос, в 3-х кн., комм, и глосс. Т.А.Хамицаевой. М.: Наука, 1969-1991. - 780 с.

158. Нартхэр. Пэсэрей л1ыхъужъхэм я хъыбархэр. Нальчик, 1995. - 286 с.

159. Нарт пщыналъэхэр. / Нартские пшнатли/, 2-й т. серии Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов. М., 1981. - 231 с.

160. Нечитайло АЛ. Верхнее Прикубанье в бронзовом веке. Киев, 1978.

161. Норман Браун У. Индийская мифология. / Пер. Я.В. Васильева. МДМ.

162. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. М., 1978.

163. Орлов Владимир. Археологические корни наций. // Жизнь национальностей. №№ 2-3, 1999. 45-46 с.

164. Орлов Владимир. О чем молчат гробницы. // Российская газета. 29 января 1999 г.

165. Осетинские народные сказки. М.: Наука, 1973. - 548 с.

166. Осетинские нартские сказания. / Пер. Ю.Лебединского. Дзауджикау, 1948.-503 с. /ОНС/

167. Очерки истории Ставропольского края. В 2-х тт., т. 1. С древнейших времен до 1917 г. - Ставропольское кн. изд-во, 1984.

168. Панов Е.А. Знаки. Символы. Языки. М., 1983. - 248 с.

169. Петросян А.А. Решенные и нерешенные вопросы нартоведения. СНЭНК.

170. Петросянц A.M. Ядерная энергетика. БСЭ. Т. 30. 437-439 с.

171. Президент во всемирной паутине. // Труд-7. № 87. 15 мая 1998.

172. Похлебкин В.В. Международная символика и эмблематика. Монография.-М., 1989.-304 с.

173. Приключения нарта Сосрыквы и его девяносто девяти братьев. Абхазский народный эпос. М., 1962.

174. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. - 365 с.

175. Пропп В.Я. Русский героический эпос. М., 1958.

176. Пушкин А.С. Кинжал. Соч. в 3-х тт., т. 1. -М., 1962. 125-126 с.

177. Пщыбий И.Хъ. Шэрджэсхэм зэрахьэ унэцЬхэмрэ зэрызэджэж цЪхэмрэ. / Фамилии и личные имена черкесов. Нальчик, 1996.

178. Рубцов Е. Драгоценный и желанный . Золото к скифам поступало с Кавказа. // Северный Кавказ. Июль 1998 г. № 2.

179. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения. М., 1998. -147 с.

180. Савельев Е.П. Древняя история казачества. М.: Вече, 2002. (1-е изд. Новочеркасск, 1915)

181. Савельев П.С. Пожары, катастрофы. -М.: Стройиздат, 1984.

182. Салакая Ш.Х. Абхазский нартский эпос. Тбилиси: Мецниереба, 1976. -235 с.

183. Сихарулидзе К. Пословицы. ГПНТ.

184. Сказание о нартах. Осетинский эпос. -М., 1978. 512 с.

185. Сказание о нартах эпос народов Кавказа. / Сб. - М., 1969. /СНЭНК/

186. Сказание о нартских богатырях. Осетинский эпос. -М., 1960.

187. Сказания и сказки адыгов. М.: Современник, 1987. - 320 с.

188. Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики. // Тезисы докладов Межд. научн. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения К.С. Шакрыл. Сухум, 1999. - 109 с.

189. Спирин А.Г. Человек. БСЭ. Т. 29.

190. Стеблин-Каменскй М.И. Миф. Л.: Наука, 1976. - 105 с.

191. Стомахин А.Я. Металлургия. БСЭ. Т. 16.

192. Суперанская А.В., Суслова А.З. Современные русские фамилии. М.: Наука, 1981.

193. Тайлор Э.Б. Первобытная культура. -М., 1989. 573 с.

194. Так сказали мудрецы. Пословицы и поговорки Кабардино-Болкарии. / Пер. Н.Гребнева. Нальчик, 1965.

195. Таранов П.С. Мудрость трех тысячелетий (звезды мировой философии). М., 1997. - 736 с.

196. Таурыхъищэ. Сто сказок. Собрал, подготовил к печати Заур Налоев. -Нальчик, 1992.

197. Таурыхъхэр. Сказки. Записал, подготовил к печати Лиан Бленаов. -Нальчик, 1986.

198. Тахо-Годи А.А. Мифологическое происхождение поэтического языка «Илиады» Гомера. // Античность и современность. М.: Наука, 1972. -196-215 с.

199. Тахо-Годи А.А. Немесида. МНМ. Т. 2.

200. Текстологическое изучение эпоса, сбор, статей. М.: Наука, 1971. -231 с.

201. Техов Б.В. Центральный Кавказ в XVI-X вв. до н.э. М.: Наука, 1977. -240 с.

202. Токарев С.А. Огонь. МНМ. Т. 2.

203. Токарев С.А. Символика огня в истории культуры // Этнографическое обозрение. 1999. № 5.-36-42 с.

204. Топоров В.Н. Геометрические символы. МНМ. Т. 1.

205. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. М., 1995.

206. Трессидер Дж. Словарь символов. / Пер. с англ. С.Палько. М.: Фаир-Пресс, 1999.-448 е., илл.

207. Тресков И.В. Взаимоотношения народных поэтических культур. -Нальчик, 1979.- 180 с.

208. Тресков И.В. Фольклорные связи Северного Кавказа. Нальчик, 1963.

209. Троянские сказания. Средневековые рыцарские романы о троянской войне по русским рукописям XVI-XVII веков. Л.: Наука, 1972. - 232 с.

210. Тхагапсоев X. В нартах культура Востока и Запада. // Северный Кавказ. Апрель 1998. № 14.

211. Тхагапсоев Х.Г. Нартский эпос как логос кавказского культурогенеза (экзистенциальная реконструкция). ИРКР. 143-173 с.

212. Федунов В.П. О прометеевских мотивах в адыгском героическом эпосе «Нэртхэр». НЭ и КЯ.

213. Философский энциклопедический словарь. -М., 1983. /ФЭС/е

214. Фоли Джон. Энциклопедия знаков и символов. М.: Вче, 1997. - 512 с.

215. Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX-начала XX века. Сост. иавтор вступит. Статьи А.И. Иванова. Нальчик, 1979. 404 с.

216. Формозов А.А. О древнейших антроморфных стелах Северного Причерноморья. // Советская этнография, №6, 1965.

217. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., «Наука», 1978.605 с.

218. Фрэзер Дж.Дж. Золотая Ветвь: исследование магии и религии. М., 1980.

219. Фрэзер Дж.Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М. Jl., 1931.

220. Хакуг1шев А., Хакуашев М. Древние греко-адыгские связи миф или реальность / на чер. яз. /.// Черкео хэку / Черкесия /, №73, 15 сентября 1998 г.

221. Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978.

222. ХутШ.Х. Сказочный эпос адыгов. Майкоп, 1981. 192 с.

223. Черкесы на рубеже эпох. // Жизнь национальностей, №№ 2-3, 1999 г.

224. Черненко М. «Локос» язык символов. // Наука и жизнь, № 10, 1976 г.

225. Чиковани М. Амирани. ГНПТ.

226. Чурсин Г.Ф. Материалы по этнографии Абхазии. Абхазское госуд-ноеизд-во, Сухуми, 1957. 256 с. 232 Шагиров А.К. Этимологический словарь адыгских /черкесских/ языков, в 2-х тт. М., 1977.

227. Шахнович М.И. Первобытная мифология и философия. Предисторияфилософии. Л., «Наука», 1971. 242 с.234. Шашка. БСЭ, т.29.

228. Шепина Е.Я. Энциклопедия символов. М., «Торсинг», 2001. 591 с.

229. Шенкао Г.Х-М. Миф и мудрость. М.,1997. 116 с.

230. Шенкао М.А. «Нарты»: миф, эпос, культура. М.1997. 156 с.

231. Шокарев Ю. О стрельбе огнистой. // Вокруг света, № 4, 1976.

232. Шорганов А.Т. Адыгская мифология. Нальчик, 1982. 194 с.

233. Шорганов А.Т. Адыгские культуры. Нальчик, 1992. 165 с.

234. Шор ганов А.Т. Героический эпос адыгов «Нарты». СНЭНК. 188-225 с.

235. Шортанов А.Т. Нартский эпос адыгов. НАГЭ.

236. Штаны из .камня. Сообщение Итар ТАСС. // «День республики», №172, 1 декабря 1994 г.244. Штык. БСЭ, т.29.

237. Энциклопедия символизма: живопись, графика и скульптура. Литература. Музыка. М., Республика, 1999 г.

238. Эстетика. Словарь. М., Политиздат, 1989.

239. Якимов В.П. Анторогенез. БСЭ, т. 2.

240. Якимов В.П. Синантроп. БСЭ, т. 23.

241. Ярошенко Алексей. Об огнях, пожарищах. // Труд-7, № 40, 5 мата 1999 г.

242. Яхтанигов Х.Х. Экспонаты повествуют. Нальчик, «Эльбрус», 1984,с. 48.о