автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Мифопоэтика и художественный образ мира в современном адыгском романе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифопоэтика и художественный образ мира в современном адыгском романе"

На правах рукописи

Елисеева Светлана Валерьевна

Синтез, строение и фотофизические свойства ароматических карбоксилатов и р-дикетонатов

РЗЭ(Ш)

02.00.01 — неорганическая химия

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата химических наук

Москва - 2006

Работа выполнена на кафедре неорганической химии химического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

Научный руководитель: доктор химических наук, профессор

Кузьмина Наталия Петровна

Официальные оппоненты: доктор химических наук, профессор

Нефёдов Сергей Евгеньевич

доктор химических наук, профессор Зоров Никита Борисович

Ведущая организация: Московская государственная академия

тонкой химической технологии им. М.В. Ломоносова

Защита состоится "22" декабря 2006 года в 11 часов 30 мин. в 446 аудитории химического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова на заседании диссертационного совета Д 501.001.51 по химическим наукам при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119992, Москва, ГСП-2, Ленинские горы, дом 1, строение 3, МГУ, химический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке химического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Автореферат разослан "22" ноября 2006 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета Д 501.001.51 кандидат химических наук ,

Решетова Людмила Николаевна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы

Металл-органические координационные соединения можно считать одним из наиболее перспективных классов химических соединений, на основе которых могут быть созданы молекулярные материалы. Сочетание в одной молекуле ионов металлов и органических лигандов позволяет целенаправленно изменять состав, строение координационных соединений и открывает возможности создания на их основе молекулярных материалов с широким диапазоном функциональных свойств — оптических, магнитных, электрических и т.д. В последние годы заметный прогресс был достигнут в области создания органических электролюминесцентных устройств (ЭЛУ). Однако проблема получения материалов эмиссионных слоев, характеризующихся высокой монохромностью свечения, высоким квантовым выходом и стабильностью рабочих характеристик, до сих пор не решена. Одним из путей совершенствования технологии производства ЭЛУ является использование в качестве эмиссионных слоев координационных соединений РЗЭ(Ш) (в частности Ей'" и ТЬШ), что позволяет решить проблему монохроматичности излучения и увеличить квантовую эффективность электролюминесценции. Координационные соединения РЗЭ(Ш) как электролюминесцентные материалы должны обладать высокой эффективностью фотолюминесценции, термической устойчивостью и способностью к образованию тонких пленок. Люминесценция координационных соединений РЗЭ(Ш) является структурно-чувствительным свойством, на примере проявления которого можно установить корреляции между составом, строением координационных соединений и их люминесцентными свойствами; Знание таких закономерностей позволит целенаправленно варьировать состав соединения для ' получения материалов1 с требуемыми свойствами. Цель работы

Выявление зависимости функциональных свойств ароматических карбоксилатов и Р-дикетонатов РЗЭ(Ш) от их состава и строения для создания новых материалов, обладающих люминесценцией в видимом диапазоне спектра. Конкретные задачи работы

1. Синтез, определение строения и изучение физико-химических свойств:

• новых о-замещенных бензоатов РЗЭ(Ш) и разнолигандных комплексов на их основе с нейтральными О-донорными лигандами;

• 2-пиразинкарбоксилатов РЗЭ(Ш);

• новых разнолигандных комплексов на основе р-дикетонатов РЗЭ(Ш).

2. Выявление закономерностей влияния природы заместителя в о-положении бензойной кислоты и разнолигандного комплексообразования на строение, термическую устойчивость и фотофизические свойства комплексов РЗЭ(Ш).

3. Выбор потенциальных люминесцентных материалов и их тестирование. Объекты исследования

В качестве объектов исследования в работе выбраны комплексы РЗЭ(1П) с о-замещенными бензойными кислотами состава Ьп(сагЬ)3-хН20, 1.п(сагЬ)з(0)т где НсагЬ = салициловая (Ша1), 2-феноксибензойная (НроЬг), антраниловая (НаЬг), 1Я-фенилантрапиловая (1П>А) кислоты, х = 0—4, = трифенил- (ТРРО) или три(н-октил)фосфиноксид (ТОРО), п = 1, 2; а также комплексы РЗЭ(Ш) с 2-пиразинкарбоновой

кислотой (Нруса) и разнолигандные р-дикетонаты РЗЭ(Ш) с 4-цианопиридин-//-оксидом (4-cpyNO) и Лу^-диметиламиноэтанолом. Среди РЗЭ(Ш) выбраны ионы, обладающие люминесценцией в видимом диапазоне спектра (Sm'!I, Еиш, ТЬ1", DyIU, Tmln); соединения Gd1" включены в круг объектов исследования для оценки по их спектральным характеристикам энергий триплетных уровней органических лигандов. Научная новизна работы состоит в тех новых результатах, которые выносятся на защиту:

1. впервые синтезированы и охарактеризованы различными физико-химическими методами комплексы РЗЭ(Ш) с 2-феноксибензойной кислотой. Решены кристаллические структуры [ТЬ2(роЬг)6(Н20)4]„ и [Tb2(Sal)6(H20)4HH20;

2. синтезированы 32 новых разнолигандных комплекса о-замещенных бензоагов РЗЭ(Ш) с ТРРО и TOPO, для доказательства образования которых впервые использован метод прямой лазерной десорбции/ионизации (ЛДИ);

3. впервые синтезированы и охарактеризованы различными физико-химическими методами комплексы Ln(pyca)3 и Ln(pyca)3-xH20, обладающие высокой растворимостью в воде. Решена кристаллическая структура [Еи(руса)3(Н20)2]-6Н20;

4. впервые синтезированы димерные разнолигандные гексафторацетилацетонаты РЗЭ(Ш) с различным числом мостиковых молекул 4-цианопиридин-Лг-оксида состава [Ln(hfa)3(4-cpyNO)]2 и [Ln2(hfa)6(4-cpyNO)3]. Решены кристаллические структуры [Ln(hfa)3(4-cpyNO)]2 (Ln = ТЬ1", Но1") и [Tb2(hfa)6(4-cpyNO)3] CHC¡3. Определены состав пара и термодинамические параметры процесса парообразования [Eu(hfa)3] и [Eu(hfa)3(4-cpyNO)]2;

5. впервые синтезированы димерные разнолигандые гексафторацетилацетонаты [Ln2(hfa)6(0(CH2)2NHMc2)2] и дипивалоилметанаты [Ln(thd)2(0(CH2)2NMe2)]2 с NJÍ-диметиламиноэтанолом, решены кристаллические структуры комплексов ТЬ11'. Показано, что в зависимости от природы р-дикетонатного лиганда NJV-днметиламиноэтанол входит в состав комплексов в цвиттер-ионной или анионной формах;

6. по спектрам фотолюминесценции твердых образцов координационных соединений Gd1" определены энергии триплетных уровней анионов о-замещенных бензойных кислот, 2-пиразиикарбоной кислоты, гексафторацетилацетона, дипивалоилметана и нейтральных лигандов: ТРРО, TOPO, 4-cpyNO, N,N-диметиламиноэтанола;

7. на примере о-замещенных бензоатов гадолиния(Ш) продемонстрировано, что последовательности изменения энергий триплетных уровней лигандов от природы заместителей в о-положении зависят от агрегатного состояния и природы растворителя;

8. сопоставление значений энергий триплетных уровней изученных органических лигандов и резонансных уровней ионов РЗЭ(Ш) позволило выявить наиболее подходящие для сенсибилизации люминесценции сочетания РЗЭ(Ш) и лигандов;

9. определены фотофизические характеристики (относительный, абсолютный квантовые выходы, времена жизни возбужденных уровней) синтезированных в работе ароматических карбоксилатов и р-дикетонагов Ей"1 и ТЬ111, установлено, что последовательности изменения относительных квантовых выходов от природы лигандов и состава комплексов аналогичны для твердых образцов и тонких пленок;

10. подобрана оптимальная структура и впервые созданы электролюминесцентпыс устройства на основе Tb(carb)3(TPPO)2 (Hcarb = IlSal, Hpobz, НРА). Впервые показано,

что разнолш-андный комплекс ТЬ(8а1)3(ТРРО>2 может быть использован в излучающей части усилителей/преобразователей света. Практическая значимость работы

Синтезированные в работе новые разнолигандные комплексы РЗЭ(Ш) на основе о-замещенных бензоатов и Р-дикетонатов могут быть рекомендованы как материалы эмиссионных слоев при создании электролюминесцентных устройств. Результаты исследования вносят фундаментальный вклад в неорганическую и координационную химию РЗЭ(Ш). Полученные величины фотофизических характеристик комплексов, а также термодинамические параметры процесса парообразования [Еи(ЪГа)3] и [Еи(ЬГа)3(4-сруЫО)]2 могут быть использованы в качестве справочных данных. Кристаллические структуры депонированы в ССЭО (Кембриджскую Структурную Базу Данных) в виде файлов.

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского Фонда Фундаментальных Исследований (гранты 02-03-33204, 05-03-33090, 04-02-17040, 06-02-08120-офи), государственного контракта № 02.445.11.7349 в рамках ФЦНТП "Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития науки и техники на 2002-2006 годы" (ведущая научная школа "Перенос и трансформация электронных возбуждений в конденсированных средах и наноструктурах"). Апробация работы

Материалы диссертации были представлены на Международных конференциях студентов и аспирантов по фундаментальным наукам "Ломоносов" в 2003, 2004, 2005, 2006 годах (Москва), на III, IV и V школах-семинарах "Актуальные проблемы современной неорганической химии и материаловедения" (Дубна, 2003 г.; Звенигород, 2004, 2005 г. г.), на XXI и XXII Международных Чугаевских конференциях по координационной химии (Киев, 2003 г.; Кишинев, 2005 г.), на' 5-ой и 6-ой Международных конференциях по химии Г-элементов (ГСГе) (Швейцария, 2003 г.; Польша, 2006 г.), на 7-ой Международной конференции по высокотемпературным сверхпроводникам и созданию новых неорганических материалов (Мви-НТБС) (Москва, 2004 г.), а также на Международной школе "Новые люминесцентные материалы на основе органических/неорганических комплексов лантанидов" (Польша, 2005 г.). Публикации

Результаты работы опубликованы в 7 статьях в реферируемых российских и зарубежных журналах, а также в тезисах 18 докладов на российских и международных конференциях.

Объем и структура диссертации

Диссертация изложена на страницах, в число которых не включено

оглавление, и содержит 59 рисунков, 45 таблиц и 224 литературные ссылки. Диссертация состоит из введения, обзора литературы, экспериментальной части, включающей четыре раздела, заключения, выводов, списка литературы и приложения.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Обзор литературы .

Обзор литературы состоит из трех разделов, первый из которых содержит рассмотрение особенностей люминесценции ионов лаитанидов(Ш), механизма люминесценции координационных соединений РЗЭ(Ш), а также обзор основных классов лигандов и принципов дизайна термодинамически устойчивых комплексов РЗЭ(Ш),

обладающих люминесцентными свойствами. Во втором разделе рассмотрен принцип работы электролюминесцентных устройств, приведены требования, предъявляемые к материалам эмиссионных слоев, и описаны особенности строения и свойств ароматических карбоксилатов и ß-дикетонатов РЗЭ(Ш); обсуждена эффективность влияния природы лигандов и разнолигандного комплексообразования на растворимость, термическую устойчивость, фото- и электролюминесцентные свойства. В третьем разделе обоснован выбор объектов исследования и представлена структура работы.

Экспериментальная часть

Реактивы, методы анализа и исследования

В качестве исходных препаратов без дополнительной очистки использовали нитраты РЗЭ(Ш) (х.ч.), оксиды РЗЭ(Ш) (99.998%), карбоновые кислоты, за исключением антраниловой (ч.) и jV-фенилантранилоиой (ч.), очищенных перекристаллизацией из этилового спирта, ß-дикетоны и нейтральные лиганды (Merk, Fluka, Aldrich), а также NaOH (ч.д.а.), HN03 (ч.д.а.), NaHC03 (ч.д.а.), водный раствор аммиака. Органические растворители очищали и абсолютировали по стандартным методикам.

Описан синтез комплексов Gd"1 состава Gd(N03)3(Q)xH20 (Q = 4-cpyNO, HO(CH2)2NMe2, х = 0; Q = ТРРО, x = 1; Q = TOPO, x = 2) и исходных гексафторацетилацетонатов и дипивалоилметанатов РЗЭ(Ш).

Содержание РЗЭ(Ш) определяли методом комплексопометрического титрования с индикатором ксиленоловым оранжевым или сочетанием методов гравиметрии (щавелевая кислота, отжиг при 850-900°С) и комплексонометрического титрования.

Содержание углерода, водорода и азота определяли методом элементного микроанализа на С,////-анализаторе ' кафедры ' органической химии химического факультета МГУ и ЦХЛС-ВНИХФИ.

ИК спектры комплексов записывали на спектрометре 1600 FT-IR (Perkin-Elmer) в области 400-4000 см"1, образцы суспензировали в вазелиновом масле и гексахлорбутадиене.

Термический анализ выполняли на дериватографе Q-1500 в атмосфере азота и совместно с д.х.н. В.А. Кецко (ИОНХ РАН, Москва) на термоанализаторе ТА-700 (Sinku Riko, Япония) в атмосфере аргона.

Вакуумную сублимацию проводили в стеклянной ампуле, помещенной в трубчатую электропечь без градиента температур, при давлении 10~2 мм рт.ст. в течение 30-60 минут. Сублимат осаждался в холодной зоне ампулы.

Масс-спектрометрическое исследование [Eu(hfa)3] и [Eu(hfa)3(4-cpyNO)]2 эффузионным методом Кнудсена с масс-спекгральным анализом состава газовой фазы проводили на приборе MC 1301 совместно с к.х.н. И.П. Малкеровой, д.х.н. A.C. Алиханяном (ИОНХ РАН, Москва).

Масс-спектрометрию матричной лазерной десорбционной ионизации (МАЛДИ) и прямой лазерной десорбционной ионизации (ЛДИ) проводили на приборе Autoflex II (Bruker Daltonics, Германия) с времяпролетным детектором на кафедре органической химии химического факультета МГУ совместно с к.х.н. В.В. Лободиным и проф. А.Т. Лебедевым.

Рентгеноструктурный анализ (РСА).

Рентгеноструктурное исследование [Tb2(Sal)6(H20)4]-4H20 (1), [Tb2(pobz)6(H20)4]„ (2), [Eu(pyca)3(H20)2]'6H20 (3), [Tb(hfa)3(4-cpyNO)]2 (4) проводили на дифрактометре

IPDS (Stoe, Германия), [Ho(hfa)3(4-cpyNO)]2 (5) - на CCD STADI4 (Stoe, Германия) (МоЛГа-излучение (Л = 0.71073 А), графитовый монохроматор) совместао с д.х.н. С.И. Трояновым (кафедра физической химии, химический факультет МГУ). Рентгеноструктурное исследование [ТЬ2(Ма)6(4-сруМО)3] ■ СИСЬ (6),

[Tb2(hfa)6(0(CH2)2NIIMe2)2]C7H8 (7), [Tb(thd)2(0(CH2)2NMe2)]2 (8) выполняли на дифрахтометре SMART CCD (Bruker) (MoÄ^-излучение (Я = 0.71073 А), графитовый монохроматор) совместно с проф. В.Г. Кесслером (Сельскохозяйственный университет, Упсала, Швеция). Структуры 1-8 решены прямыми методами с последующими разностными синтезами Фурье и уточнены методом наименьших квадратов в полноматричном приближении. Утешение положения неводородных атомов в структурах проведено в анизотропном- приближении. Атомы водорода, положение которых рассчитано, включены в расчет с фиксированными изотропными параметрами. Положение атомов водорода восьми молекул воды в структуре 3 и положение атомов водорода HIN и H2N в структуре 7 найдено из разностных синтезов Фурье и уточнено изотропно. При решении структуры 6 введен комплекс стандартных ограничений (команды DFIX, SADI, SIMU, DELU) из-за разупорядочения CF3-rpynn.

Рентгенофазовый анализ проводили на автоматическом дифрактометре ДРОН-3 (СиА'а-излучепие, никелевый фильтр) и в камере-монохроматоре Гинье (Nonus) (СоКа-излучение).

Исследование среднеквадратичной шероховатости поверхности пленок проводили совместно с асп. .О.В. Котовой (факультет наук о материалах МГУ) на сканирующем оптическом микроскопе ближнего поля в режиме атомно-силовой микроскопии (CDP Systems). Обработку изображений производили с использованием программного пакета FemtoScan.

Растровую электронную микроскопию пленок проводили совместно с асп. О.В. Котовой и к.х.н. A.B. Гаршевым (факультет наук о материалах МГУ) на микроскопе Supra 50 VP (разрешение ±1 нм). . •.,,

Спектры поглощения растворов комплексов записывали на спектрофотометре UV-VIS SPECORD М40 (Carlzeiss Jena).

Диффузные спектры отражения твердых образцов комплексов измеряли на спектрофотометре Lambda 35 (Perkin-Elmer).

Измерение показателя преломления и толщины тонких пленок проводили на приборе Filmetric F20 Thin Film Analyzer совместно с Ф. Гуми, проф. Ж.-К. Бюнзли (Технологический ииститут, Лозанна, Швейцария).

Измерение спектров люминесценции, возбуждения, кривых затухания люминесценции проводили на люминесцентного спектрометре LS-55 (Perkin-Elmer), спектрофлуориметре Fluorolog FL3-22 (Horiba-Jobin-Yvon-Spex) совместно с Ф. Гуми, проф. Ж.-К. Бюнзли (Технологический институт, Лозанна, Швейцария), а также на многоканальном спектрометре S2000 (Ocean Optics) совместно с проф. Л.С. Лепневым (ФИАН им. П.Н. Лебедева, Москва) при комнатной температуре (295-300 К); спектры люминесценции комплексов Ттш и Gdln были измерены при температуре жидкого азота (77 К). Во все спектры возбуждения и люминесценции введена поправка па инструментальные функции. Совместно с д.х.н. В.А. Смирновым (физический факультет МГУ) проводили регистрацию кривых затухания люминесценции на установке,

содержащей импульсный Nd:YAG лазер (ширина импульса -20 нм), ФЭУ и осциллограф (С9-8).

Измерение абсолютного квантового выхода (Q'lп) проводили для твердых образцов при возбуждении ионов РЗЭ(Ш) через органические лиганды (~300—360 нм) по абсолютному методу Райтона [1] с использованием спектрофлуориметра Fluorolog FL3-22 (Horiba-Jobin-Yvon-Spex) совместно с Ф. Гуми, проф. Ж.-К. Бюнзли (Технологический институт, Лозанна, Швейцария).

Расчет относительных квантовых выходов (Q¡Z'„L) для растворов комплексов при одинаковой длине волны возбуждения и использовании одного растворителя проводили

Q, Е, AW г

по формуле: = — = — х , где индекс г относится к образцу сравнения, ai- к

Qr Е,

исследуемому образцу, Е - проинтегрированная область под спектром фотолюминесценции, А - поглощение при длине волны возбуждения

Расчет относительных квантовых выходов (для твердых образцов

проводили по формуле: = О- = j^j ' где ^ ~ количество отраженного

возбуждающего излучения, ф — проинтегрированная область под спектром фотолюминесценции. Точность определения Q'ljt и составляет ±10%.

Определение энергии триплетных уровней (3Т*, Зял*) анионных (L~) и нейтральных (Q) лигандов проводили на основании анализа спектров люминесценции комплексов гадолиния(Ш) состава GdL3 или Gd(N03)3(Q)xH20 (х = 0-2), за положение 3Т* принимали энергию 0-0 перехода.

Спектры электролюминесценции измеряли с использованием многоканального спектрометра S2000 (Ocean Optics) и спектрофлуориметра с компьютерным управлением, включающего в свой состав монохроматор ScienceTech 9030, ФЭУ Н5783 (Hamamatsu) и компьютерную плату TimeHarp 100 (PicoQuant), совместно с проф. Л.С. Лепневым, асп. А.А. Ващенко (ФИА11 им. П.Н. Лебедева, Москва).

В данном разделе детально описана технология изготовления опытных электролгаминесцентных устройств.

Ароматические карбоксилаты РЗЭ(Ш)

О-замешенные бензоаты РЗЭ(Ш) и разполигандные комплексы на их основе Гидраты трис(карбоксилатов) РЗЭ(Ш) состава Ln(carb)3-xH20 (Ln = Tbm, Gd"1, Tm1") были получены по стандартной методике при взаимодействии натриевой соли соответствующей карбоиовой кислоты с нитратом РЗЭ(Ш) в водно-спиртовой среде. Безводные Ln(carb)3 получены при выдерживании гидратов в течение 30 минут в вакууме (10~2 мм рт. ст.) при 80-100°С. При синтезе разнолигандных комплексов взаимодействием Ln(carb)3-xH20 (Ln - Tbm, Gd'n) с TPPO или TOPO (мольное соотношение 1:1 или 1:2) в бензоле (Hcarb = Habz, НРА) или смеси этанол-бензол (1:1) (Hcarb = USal, Hpobz) возникали трудности при выделении, связанные с очень высокой растворимостью продуктов в большинстве органических растворителей (хлороформ, хлорбензол, этанол, бензол). В твердом виде удалось выделить только Ln(carb)3(TPPO)r„ а Ln(carb)3(TOPO) п представляли собой маслообразные продукты. Поэтому для получения

дополнительных доказательств образования разнолигандных комплексов был использован метод масс-спектрометрии лазерной десорбции/ионизации и показано, что в масс-спектрах всех РЛК присутствуют ионы, содержащие лантанид, анионный и нейтральный лиганды, или их фрагменты, общей формулы [Ln„(carb)y(Q)J+.

По результатам термического анализа в атмосфере азота показано, что термическая устойчивость Ln(carb)3 увеличивается в ряду: Tb(Sal)3 (180°С) < ТЬ(РА)3 (240°С) < Tb(abz)3 (290°С) < Tb(pobz)3 (400°С). Для разнолигандных комплексов Ln(carb)3(Q)„ температура начала потери массы определяется устойчивостью к отщеплению нейтрального лиганда Q и термической устойчивостью последнего (180-220°С для Q = ТРРО и 140°С для Q = TOPO).

Из всех изученных о-замещенных бензоатов РЗЭ(Ш) и их разнолигандных комплексов монокристаллы удалось получить только для салицилата и 2-феноксибензоата тербия(Ш) методом гидротермального синтеза. Рентгсноструктурный анализ показал, что кристаллическая структура [Tb2(Sal)6(1I20)4]-4Н20 (1) состоит из димерных молекул (рис. 1а), в которых ионы тербия(Ш) с КЧ = 9 расположены на расстоянии ТЫ—ТЬ2, равном 4.056(1) А, длины связей Tb-О лежат в интервале 2.3512.716 А. Кристаллическая структура [ТЬ2(роЬг)б(Н20)4]а1 (2) имеет полимерное строение (рис. 16) и состоит из двух типов кристаллографически независимых зеркально-симметричных линейных цепей (рис. 16), в которых чередуются ионы тербия(Ш) с КЧ = 8 и расстояниями ТЫ-ТЬ2 = 4.785(1) А и ТЬЗ-ТЬ4 = 4.880(1) А, при этом разброс в длинах связей Tb-О менее значительный (2.254-2.491 А), чем в структуре 1.

(") (б)

Рис. 1. Димерные молекулы в кристаллической структуре [ТЬ2($а1)6(1120)4]4Н20 (а) и фрагменты полимерных цепей в [ТЬ2(роЬг)ь(Н20)4]«, (б). На основании анализа спектров фосфоресценции о-замещенных бензоатов Ос!1" в твердом состоянии, растворах в ДМ ФА и смеси этанол-бензол (1:1) определены энергии триплстных уровней анионов карболовых кислот (табл. 1). Показано, что агрегатное

Таблица 1.

Энергии триплетных' уровней в спектрах люминесценции твердых образцов и растворов

Соединение Растворитель А'(37171*) Гсм"'1 Д£(5лл*-504) Гсм'1

23910 3410

С{1(5а1)3 ДМФА 23100 2600

ЕЮН-бензол 24510 4010

а 24510 4010

С(1(роЬг)3 ДМФА 23600 3100

ЕЮН-бензол 22850 2350

" 21450 950

С<1(аЬ2)з ДМФА 23245 2745

ЕЮН-бензол 23420 2920

а 19655 -845

Са(1'А)э ДМФА 22460 1960

ЕЮ11-бснзол 22190 1690

" для твердых образцов

475

525

575 Я, нм

675

Рис. 2. Спектры фотолюминесценции твердых образцов ТЬфа!)} и ТЬ(роЬ$3

(Козб. - 337нм, Т = 298К).

состояние вещества и природа растворителя оказывают влияние на энергию 37сл*, причем степень и характер влияния зависят также и от природы заместителя в о-поло-жении бензойных кислот. В ДМФА, который является достаточно сильным донором, происходит практически полное нивелирование энергий триплетных уровней сагЬ", что обусловлено, по-видимому, координацией молекул растворителя.

Сопоставление спектров люминесценции о-замещенных бензоатов тербия(Ш) в твердом состоянии, растворах в ДМФА или этанол-бензол и в тонких пленках показало, что все ТЬ(сагЬ)3 (НсагЬ = Ша1, НроЬг, НаЪг, НРА) вне зависимости от агрегатного состояния проявляют зеленую люминесценцию, обусловленную М переходами иона ТЬШ: (7= 6-0)• с максимумом при 542-545 нм (5В4-»7Р5) (рис. 2). Испускание в коротковолновой области отсутствует, доказывая существование эффективного переноса энергии с органических лигандов на металл.

твердые образцы

растворы в ДМФА

растворы в ЕЮН-бензол (1:1)

-1000 200 1400 2600 3800

3200

2000

3000

4000

2000 2400 2800 ЛЕС*см '

Рис. 3. Диаграммы зависимости квантового выхода люминесценции от ЛЕ(' лл*—0/) для карбоксилатов ТЬ'" в твердом состоянии и растворах в ДМФА и смеси ЕЮН-бензол.

Величины разницы между триплетными уровнями сагЬ" и резонансным уровнем ТЬШ (Д£(3П7[*-504)) (рис. 3) находятся в соответствии с изменением относительных квантовых выходов для твердых образцов, однако в растворах в ДМФА и этанол-бензол (1:1) определенной корреляции между этими величинами не обнаружено.

Изучение фотолюминесцентных свойств тонких пленок ТЬ(сагЬ)3, полученных методом центрифугирования из раствора в смеси этанол-бензол (1:1), показало, что наибольшим квантовым выходом обладают комплексы ТЬ(5а1)3 (1.0) и ТЬ(роЬг)3 (0.9), квантовый выход ТЬ(аЬг)3 и ТЪ(РА)3 в =15 раз меньше. Таким образом, характер изменения квантового выхода люминесценции для тонких пленок о-замещенных бензоатов тербия(1П) совпадает с таковым для твердых образцов комплексов (рис. 3). Все дальнейшие исследования проводили для твердых образцов, наиболее подробно были изучены фотофизические свойства ТЬ(За1)3 и ТЬ(роЬг)3.

Таблица 2.

Интегральные интенсивности 5В4—»7Р/переходов" карбоксилатов ТЬШ и некоторые _фотофизические характеристики._

Соединение

Í4-6 Í4—5 JV-4 J4-3

(V/ [см-'/нм]6

гма6л [МС]

2L,Ln • отн.

iQÍ'VM)

Tb(Sal)3 Tb(SaI)3, тонкая пленка [Tb2(Sal)6(H20)4]4H20 Tb(SaI)3(TPPO) Tb(Sal)3(TPPO)2 Tb(Sal)3(TOPO) Tb(Sal)3(TOPO)2

0.33

0.26

0.28 0.29 0.28 0.30 0.34

1.00

1.00

1.00 1.00 1.00 1.00 1.00

0.21

0.21

0.20 0.17 0.17 0.19 0.18

0.12

0.13

0.13 0.11 0.10 0.13 0.12

0.05

0.16

0.05 0.04 0.04 0.06 0.05

18450/542.0

18392/543.7

18372/544.3 18450/542.0 18450/542.0 18369/544.4 18379/544.1

1.08±0.06 1.00(63.4)

0.84±0.02 1.23±0.06 1.16±0.05 1.08±0.04 1.00±0.06

-(30.0) 1.1 (61.2) 1.1 (61.3) 0.11 0.07

. Tb(pobz)3 Tb(pobz)3, тонкая пленка [Tb2(pobz)6(H20)4]„ Tb(pobz)3(TPPO) Tb(pobz)3(TPPO)2 Tb(pobz)3(TOPO) Tb(pobz)3(TOPO)2

0.26 1.00 0.15 0.11 0.04 18399/543.5 1.01±0.01' 1.00(58.2) 0.30 1.00 0.21 0.14 0.12 18379/544.1 d й

0.26 0.26 0.24 0.27 0.28

1.00 1.00 1.00 1.00 1.00

0.16 0.16 0.16 0.18 0.16

0.12 0.11 0.11 0.13 0.11

0.04 0.04 0.04 0.06 0.05

18382/544.0 18450/542.0 18450/542.0 18379/544.1 18392/543.7

0.93±0,04 1.32±0.02 1.28±0.01 1.26±0.07 1.21±0.05

-(34.6) 1.1 (51.5) 1.1 (50.0) 0.09 0.10

Tb(abz)3 Tb(abz)3(TPPO) Tb(abz)3(TPPO)2 Tb(abz)3(TOPO) Tb(abz)3(TOPO)2

0.26 1.00 0.22

0.25 1.00 0.18

0.24 1.00 0.17

0.31 1.00 0.21

0.30 1.00 0.17

0.15 0.08 18369/544.4 0.74±0.06 1.00

0.12 0.04 18355/544.8 0.69±0.01 1.3

0.12 0.04 18369/544.4 0.73±0.01 1.3

0.14 0.07 18379/544.1 0.65±0.03 0.26

0.13 0.07 18392/543.7 0.69Í0.05 0.10

Tb(PA)3 0.31 1.00 0.16 0.11 0.05 18369/544.4 0.29±0.01 1.00

Tb(PA)3(TPPO) 0.27 1.00 0.17 0.11 0.05 18379/544.1 0.17±0.01 0.30

Tb(PA)3(TPPO)2 0.26 1.00 0.16 0.12 0.06 18379/544.1 0.62±0.02 2.6

Tb(PA)3(TOPO) 0.30 1.00 0.17 0.12 0.06 18379/544.1 0.73±0.03 0.36

Tb(PA)3(TOPO)2 0.28 1.00 0.16 0.11 0.05 18379/544.1 0.70+0.06 0.45

a интегральные интенсивности рассчитаны относительно 5D4—>7Fs перехода; 6 максимум полосы люминесценции; * за образец сравнения были выбраны соответствующие ТЬ(сагЬ)э; ' абсолютный

квантовый выход; " не определяли; ' биэкспоненциальной зависимостью.

кривая затухания люминесценции не описывается моно- или

Из сравнения данных табл. 2 следует, что в ряду Tb(Sal)3 - Tb(pobz)3 - Tb(abz)3 -Tb(PA)3 наблюдается небольшое смещение максимума полосы испускания в длинноволновую область (от 542.0 до 544.4 нм). Вариации в значениях интегральных интенсивностей свидетельствуют об изменении координационного окружения иона тербия(Ш). Небольшие изменения в величинах 5D4->7Fy5D4—>7F3, отмеченные для Tb(SaI)3 и Tb(pobz)3 (табл. 2) при переходе от твердого образца к тонкой пленке, обусловлены различной упаковкой молекул.

Времена жизни возбужденного 5D4 уровня уменьшаются в ряду Tb(Sal)3 -Tb(pobz)3 - Tb(abz)3 - Tb(PA)3 (табл. 2), проявляя хорошее соответствие с изменением относительного квантового выхода (рис. 3) и рассчитанными величинами AE^mt*—3D4) (табл. 1).

Влияние процессов безызлучательной дезактивации через О-Н колебания молекул воды на эффективность люминесценции продемонстрировано на примере комплексов тербия(ГП) с салициловой и 2-феноксибензойной кислотами: при переходе от [Tb2(Sal)6(H20)4]-4H20 к Tb(Sal)3 и от [Tb2(pobz)6(H20)4]„ к Tb(pobz)3 происходит увеличение rHa6ll в 1.3 и 1.1 раза, а абсолютного квантового выхода в 2.1 и 1.7 раз, соответственно (табл. 2).

Уменьшение вероятности безызлучательных процессов происходит и при образовании разно-лигандных комплексов с ТРРО и TOPO. Так, при переходе от Tb(carb)3 (Hcarb = HSal, Habz, Hpobz) к Tb(carb)3(TPPO)„ (n = 1, 2) происходит уменьшение вероятности безызлучательных процессов, о чем свидетельствует увеличение времен жизни возбужденного состояния (табл. 2). В изученных рядах особое место занимают комплексы с ТУ-фенилаитраниловой кислотой, для которых наблюдается уменьшение тна5л и относительного квантового выхода при переходе от ТЬ(РА)3 к ТЬ(РА)3(ТРРО) в 1.7 и 3.3 раза, соответственно, а при введении второго лиганда ТРРО -увеличение в 2.1 и 2.6 раза. Полученные результаты согласуются с взаимным расположением уровней анионов карбоновых кислот, ТРРО и 5D4 уровня тербия(Ш) (рис. 4). Комплексообразование с TOPO для всех о-замещенных бензоатов тербия(ГО) приводит к понижению в 2-10 раз относительного квантового выхода, при этом времена жизни 5D4 уровня тербия(Ш) либо не изменяются (для салицилатов и антранилатов), либо увеличиваются (для 2-феноксибензоатов и iV-фенилантранилатов). Это объясняется минимизацией процессов безызлучательной -дезактивации SD4 уровня ТЬШ в разнолигандных комплексах Tb(carb)3(TOPO)„ и увеличением роли безызлучательных и излучательных процессов в органических лигандах.

5

ть

30-1 --Изо

о

2

25-| <д а 'н Dj §: Q ■] 25

СВ ^ I-

20-1 ir— ;; J20.,

5 16-| 15

Ц|

10Л -МО

о] := ]о

Рис. 4. Энергетическая диаграмма триплетных уровней анионов о-замещенных карбоновых кислот, нейтральных лигандов и уровней иона ТЬШ.

2-Пиразинкарбоксьигаты РЗЭ(Ш)

Комплексы Ьп(руса)3-хН20 (Ьп = Уш, Ьаш, Еиш, Сё111, ТЪШ, ТтП1, Ы"; х = 2-5) из-за высокой растворимости в воде удалось выделить только при взаимодействии Пруса со свежеосажденными гидроксидами РЗЭ(Ш). Безводные Ьп(руса)3 были получены при выдерживании гидратов в течение 30 минут в вакууме (10~2 мм рт. ст.) при 80-100°С.

Рентгеноструктурный анализ показал, что кристаллическая структура [Еи(руса)3(Н20)2]бН20 (3) представляет собой трехмерный каркас за счет межмолекулярных %■%

взаимодействий пиразино-вых колец зигзагообразных цепей [Еи(руса)3(1120)2](() (¿Еи'-Еи-Еи") = 132.7°) (рис. 5). Атом азота в о-положении 2-пиразинкарбо-новой

руется ионом Ей' выступает как 0,Ы-донорный хелатный лиганд. ' Длины связей Еи-О лежат в интервале 2.39-2.45 ' А, а

кислоты координи-111 и руса"

Рис. 5. Фрагмент упаковки молекул в кристаллической структуре [Еи(руса)з(Н20)г]-6Н20.

значения Еи-М составляют 2.63-2.72 А.

Комплексы Ей'" и ТЬШ с Нруса проявляют интенсивную красную и зеленую люминесценцию, обусловленную энергетическими переходами 5О0—>7Р/(./ = 0-4) и 504->7Ру (./ = 6-0) с максимумами при 615.1 и 543.7 нм, соответственно (рис. 6). Для комплексов европия(Ш) при переходе от Еи(руса)3-5Н20 к Еи(руса)3 происходит увеличение относительной интенсивности сверхчувствительных 51)0^7Р2 и, в меньшей степени, 5О0->7Р4 переходов, что свидетельствует об изменении координационного окружения иона Ей"1, в то время как для ТЬ!" соотношения интегральных интенсивностей не изменяются (табл. 3).

Обнаружено, что дегидратация 1л1(руса)зхН20 приводит к уменьшению относительного квантового выхода (табл. 3), что, по-видимому, обусловлено увеличением вероятности миграции энергии между близкорасположенными ионами, перепоглощением возбуждающей энергии и т.д. Таким образом, обнаруженные фотолюминесцентные свойства гидратов трис(пиразинкарбоксилатов) РЗЭ(Ш)

450

Рис. 6. Спектры фотолюминесценции Ьп(руса), и 1п(руса)3-5И30 (Ьп = Ей"', ТЬ"')

(Х„,6. = 337 нм, Т = 298 К).

открывают возможности использования их водных растворов при легировании фотонных кристаллов и в качестве люминесцентных меток в биологических объектах.

Таблица 3.

Интегральные интенсивности 5Дг-»7Р,/ и 504—»'^переходов" пиразинкарбоксилатов Ей"1 _и ТЬ1", соответственно, и фотофизические характеристики._

Соединение /о-о.| 1(1-2 1о-з /|>-4 (Р7Я)ЭМ [см-'/нм]" ^набл. [мс]

Еи(руса)3-5Н20 1.00 4.36 0.15 1.96 16257.5/615.1 0.50±0.02 1.00

Еи(руса)з 1.00 4.65 0.16 2.00 16257.5/615.1 0.45±0.01 0.64

/4-6 1+-5 ^ Ь /4-2,1,0

. ТЬ(руса)3-5Н20 0.34 1.00 0.27 0.19 0.09 18392.5/543.7 0.90±0.05 1.00

ТЬ(руса)з 0.34 1.00 5„ .7, 0.27 0.19 7 т- 0.09 18392.5/543.7 0.86*0.02 0.67

" интегральные интенсивности 5Оо~»7Р/ и 5О^рассчитаны относительно 5Г>о-»7Ро.1 и >7Р5 для комплексов Еи'п и ТЬ"1, соответственно;" максимум полосы люминесценции.

Р-Дикетопаты РЗЭ(Ш)

Разнолигандные гексснЬтораиетилаиетонаты РЗЭ(1Ш с 4-иианопиридин-М-оксидом М-сруЫО)

Взаимодействие [Ьп(ЬГа)3(НдО)2] с 4-сруМО в мольном соотношении 1:1 и 1:2 приводит к образованию димерных комплексов с различным числом мостиковых молекул 4-цианопиридин-АГ-оксида, связывающих два иона РЗЭ(Ш), состава [1л(Ма)3(4-сруМО)]2 и [Ьп2(ЬГа)6(4-сру>Ю)3] (Ьп = Эт^-Но111, Тт,п), соответственно. Следует отметить, что увеличение мольной доли 4-циан0пиридин-Лг-01ссида в реакционной смеси до соотношения 1:4 не приводило к образованию комплексов другого состава.

Рентгеноструктурный анализ [ТЬ(ЬГа)з(4-сруЫО)]2 (4) и [Но(Ма)з(4-сруКО)]2 (5) показал, что соединения 4 и 5 изоструктурны. Их кристаллические структуры состоят из двух типов кристаллографически независимых центросимметричных димерных молекул [Ьп(ЬГа)3(4-сруЖ))]2, которые, главным образом, отличаются симметрией координационного окружения ионов лантанидов (рис. 7). КЧ равно 8, координационный полиэдр описывается как двухшапочная тригональная призма (для ТЫ) и квадратная антипризма (для ТЬ2).

Рис. 8. Кристаллическая структура [ТЬ2(1,/а)6(4-срут)31-СНа3.

30 2520-

и

5 15 ■"10. ■ 5 0

Ру Тт

Кристаллическая структура [ТЬ2(ЬГа)6(4-сруМО)3]-СНС13 (6) состоит из нецентро-симметричных димерных молекул [ТЬ2(ЬГа)б(4-сру>ГО)з] (рис. 8), в которых два иона тербия(Ш) связаны тремя мостиковыми лигапдами 4-сруЫО, КЧ равно 9. Сопоставление длин связей и валентных углов в комплексах тербия(Ш) с двумя (4) и тремя (6) мостиковыми молекулами 4-сру>ТО показало, что: 1) средние расстояния ТЬ~0|,й (2.358 А для 4 и 2.379 А для 6) и валентные углы с атомами кислорода анионных лигандов сходны; 2) средние длины связей ТЬ-Од-сруно больше в структуре 6 (2.474 А), чем в 4 (2.428 А); 3) валентные углы с атомами кислорода мостиковых лигандов 4-сруКО уменьшаются при переходе от ГТЬ(11Га)з(4-сру1ЧО)]2 к [ТЬ2(ЬГа)6(4-сруНО)з]СИС1з, что приводит к уменьшению расстояния между атомами тербия(Ш) внутри димерных молекул от 4.065(3) (4.129(3)) до 3.919(2) А.

Анализ взаимного расположения триплетных уровней органических лигандов и энергетических уровней некоторых ионов лантанидов (рис. 9) с учетом эмпирических правил [2] оптимального внутримолекулярного переноса энергии показал, что как так и 4-сруИО больше подходят для сенсибилизации люминесценции Ей"1 и, вероятно, Бт1". Резонансные уровни других изученных ионов лантанидов (ТЪШ, Бу1", Тт"1) лежат близко или даже ниже по отношению к триплетным уровням органических лигандов, что увеличивает вероятность обратного переноса энергии с металла па лиганд.

При возбуждении светом с длиной волны, лежащей в области поглощения органических лигандов, исходные [Ьп(ЬГа)3(Н20)2] и их разнолигандные комплексы [1.п(11Га)3(4-сруМО)]2 и [Ьп2(Ь{а)6(4-сру>ТО)з] (Ьп = Ей"1 и ТЬШ) проявляют красную и зеленую люминесценцию, обусловленную 5О0->7Р, (У ■= 0-4) и 304~+7Р/ (У = 6-0) переходами, соответственно (рис. 10). Сравнение интегральных интенсивностей (У = 0-4, Ей111) (табл. 4) и 3П4-Л\/ (7 = 6-0, ТЬ"') (табл. 5) переходов показало, что интенсивность сверчувствительных переходов 5О0—>7Р2.4 для комплексов европия(Ш) увеличивается в ряду [Еи(ЬГа)3(Н20)2] - [Еи(Ма)3(4-сру;КО)]2 - [Еи2(ЬГа)6(4-сруЫО)3], что свидетельствует о возрастании нефелоксетического эффекта при замене воды на 4-цианопиридин-Лг-оксид. Кроме того, в этом ряду происходит небольшое смещение максимума полосы испускания: 610.7 — 611.3 - 614.0 (табл. 6, рис. 10). Во всех спектрах

Эт Ей

•о

'я 'р

Ч.

Ч

Рис. 9. Энергетическая диаграмма триплетных уровней Л/а", 4-cpyNO и уровней РЗЭ(111).

люминесценции комплексов европия(1П) наблюдается только один пик, соответствующий энергетическому переходу 5С0->7Ро, что подтверждает чистоту и однофазНость полученных соединений. •

17

v, 10 см

16 15

14

'Do^'Fj [eulhfay^oy

\ = 331 нм

J* 0 J 1 j»3 j*4

475

525

575 X, нм

675

570 590 610 630 650 670 690 710 • j" Л ( нм

Рис. 10. Спектры люминесценции гексафторацетилацетонатов Ей"', Tb'" и разнолигандных комплексов на их основе с 4-cpyNO и NJV-диметиламшюэтанолом (Т = 298 К).

Таблица 4.

Интегральные интенсивности 3D3—>7Fj переходов по отношению к sD0->7Fi для

Соединение ío-o k. ío—2 fo-3 jo-4

[Eu(hfa)3(H20)2] ' 0.17 1.00 14.30 0.38 1.72

[Eu(hfa))(4-cpyNO)]j 0.24 1.00 17.00 0.54 2.16

[Eu(hfa)3(4-cpyNO)]2, тонкая пленка 0.23 1.00 17.95 0.42 2.42

[Eu2(hfa)6(4-cpyNO)31 0.30 1.00 18.01 0.31 3.44

[Eu2(hfa)6(0(CH2)2NHMe2)2J 0.01 1.00 10.83 0.39 1.92

[Eu2(hfa)6(0(CIl2)2Nl 1Ме2)2], тонкая пленка 0.04 1.00 11.17 0.37 2.14

[Eu(thd)3] 1.11 1.00 23.27 1.07 2.41

[Eu(thd)2(0(CH2)2NMe2)]2 0.22 1.00 17.52 0.31 2.10

Для комплексов тербия(Ш) при переходе от [ТЬ(ЬГа)3(Н30)2] к [ТЬ(ЬГа)3(4-сруКО)]2 положение максимумов полос испускания и относительные интегральные интенсивности (табл. 5, 7) не изменяются. Однако в спектре [ТЬ2(Ыа)6(4-сруЫО)3], то есть при варьировании не только симметрии координационного окружения, но и координационного числа (от 8 до 9), наблюдается небольшое уменьшение интегральной

интенсивности 51)4->7Р6 и увеличение интенсивностей 504—>71гз 2 ] □ переходов. Полученные результаты подтверждают меньшую чувствительность энергетических переходов тербия(Ш), чем европия(Ш), к изменению координационного окружения.

Таблица 5.

Интегральные интенсивности 5Б4—>7Р, переходов по отношению к 504—>7Р5 для

Соединение и 1« /<—4 ^ /4-2,1,0

[ТЬСМаЫНгОЬ] 0.22 1.00 0.11 0.08 0.04

[ТЬ(Ма)3(4-сруЫО)]2 0.23 1.00 0.11 0.08 0.04

[7Ь2(Ыа)й(4-сруКО)з] 0.19 1.00 0.11 0.09 0.06

[ТЬ2(Ма)6(0(СН2)2ЫНМе2)2] 0.24 1.00 0.13 0.10 0.06

[ТЬ(Л(М 0.20 1.00 0.11 0.07 0.04

[ТЬ(М)2(0(СН1)2ЫМе2)]2 0.22 1.00 0.14 0.08 0.04

Таблица 6.

Фотофизические характеристики р-дикетонатов Ей"' и разнолигандных комплексов на их основе,"

Соединение [см*'/нм] ^набл. [мс] го [мс] в!" [%] <&» [%] 1ссм. [%]

[Еи(ЬГа)з(Н20)2] 16375/610.7 0.22±0.01 1.13 19 2.6 13±2

[Еи(ЬГа)3(4-сруМО)]2 16359/611.3 0.6110.01 0.95 65 25.7 4016

[Еи(Ма)з(4-сруМО)]2, тонкая пленка 16359/611.3 0.74±0.03 0.90 82 б 31 ±5"

[Еи2(ЬГа)б(4-сруЫО)з] 16287/614.0 0.5110.0Г 0.86 59 19.2 3215

[Еи2(ЬГа)6(0(СН2)2КНМе2)2] 16367/611.0 0.64±0.02 1.39 46 48.5 100115

[Еи2(ЬГа)6(0(С112)^НМе2)2], .тонкая пленка 16367/611.0 0.85+0.05 1.39 61 б 80112'

[Еи(ЙкМ 16407/609.5 е б 6 0.05 б

[Еи(ии1)2(0(СП2)2КМе2)]2 16391/610.1 0.47±0.01 1.58 30 0.41 1.410.2

° г;,»5п! 0е" и ?7„„е были рассчитаны исходя из предположения, что показатели преломления одинаковы для тонких пленок и твердых образцов комплексов, и равны 1.511 для [Еи(ЬГа)3(4-сруЖЭХЬ, 1.5127 для [Еи(ЬГа)з(0(СН2)2МНМе2)]2 и 1.51 для всех остальных комплексов; 6 значения в работе не определялись; * рассчитаны в предположении, что общий квантовый выход такой же, как для твердых образцов комплексов;' значения слишком малы (< 0.5 мкс).

Таблица 7.

Фотофизические характеристики Р-дикетонатов ТЬШ и

Соединение (Р7Л)ш[см '/нм] *иабл. [МС] <¿1 [%1

[ТЬ(Ыа)з(НгО)2] 18349/544.0 0.53±0.04 26.7

[ТЬ(Ма)-|(4-сру1чО)]2 18349/544.0 0.44±0.05 49.3

[ТЬ2(Ыа)й(4-сруМО)з] 18379/544.1 0.391-0.01 (67%) 0.026±0.002 (33%)" 0.47

[ТЬ20^а)б(О(СН2)2ЫНМе2)2] 18450/542.0 б 0.04

[ТЬ(Ш<ЗД 18430/542.6 0.46±0.04 40.2

[ТЬ(Ж<1)2(0(СН2)2ЫМе2)]2 18278/547.1 0.68±0.02 32.0

" кривая затухания люминесценции описывается биэкспоненциальной зависимостью; значения малы (< 0.5 мкс).

Для [Еи(ЪГа)з(4-сруНО)]2 время жизни возбужденного 5Э0 уровня Ей™ больше в ~3 раза, чем для [Еи(1>Га)3(Н20)2] (табл. 6). Это объясняется удалением процесса безызлучательной дезактивации через О Н колебания молекул воды, что характерно для многих гидратов трис(Р-дикетонатов) лантанидов(Ш). Образование [Ьп(ЬГа)3(4-сруМО)]2 различным образом сказывается на фотофизичсских характеристиках соединений европия(Ш) и тербия(Ш). Абсолютный квантовый выход для комплексов Ей111 увеличивается в ~10 раз, кроме того, возрастает в 3.4 раза и в 3.1 раз ?7СС11С (табл. 6). Для комплексов тербия(Ш) увеличивается только в два раза, а время жизни возбужденного 5С4 уровня практически не изменяется (в пределах ошибки измерения) (табл. 7). Полученные данные свидетельствуют о том, что введение 4-сруЫО увеличивает эффективность сенсибилизации ионов Ей111 и ТЬШ и уменьшает вероятность безызлучательных процессов.

Введение третьей молекулы 4-цианопиридин-Аг-оксида при переходе от [1л(ЬГа)3(4-сруТчЮ)]2 к [Ьп2(ЬГа)6(4-сруЫО)3] приводит к еще ббльшим различиям в изменении фотофизических характеристик комплексов европия(Ш) и тербия(Ш). Время жизни возбужденного 5Б0 уровня Ей1", а также абсолютный квантовый выход, Qf<t и уменьшаются (табл. 6), что связано с увеличением вероятности безызлучательной дезактивации через N-0 колебания 4-сру]ЧО, а также увеличением длин связей Ъп-О в [Еп2(КГа)6(4-сруЫО)3] по сравнению с [Ьп(Ыа)/4-сруМО)]2. Для комплексов тербия(Ш) образование [ТЬ2(ЬГа)6(4-сру>ГО)3] приводит к практически полному тушению люминесценции (табл. 7). В [Еп2(ЬГа)6(4-сруЫО)3] увеличивается вероятность переноса энергии с уровня 4-сруТ\ГО, что, в свою очередь, влечет увеличение вероятности обратного переноса энергии из-за небольшой разницы (Д£Г= 330 см"1) между 3яя*4^р),мо и уровнем ТЬ1". Кривая затухания люминесценции [ТЬ2(Ь£а)(,(4-сру>Ю)3] описывается биэкспоненциальной зависимостью: одна величина тнабл. приблизительно равна времени жизни [ТЬ(1^а)3(4-сруМО)]2, а вторая - в -15 раз меньше и, вероятно, обусловлена существованием переноса энергии между соседними ионами ТЪ111 (табл. 7).

При возбуждении светом с Хв,„в = 337 нм гексафторацетилацетонаты Эт1" и Оу"1 и их разнолигандные комплексы с 4-сруЫО проявляют розовую и желтую люминесценцию, обусловленную 405/2-»6Н/ Ц= 5/2, 7/2, 9/2, 11/2) и 4Р9/2 6Нг (/= 13/2, 11/2, 9/2) переходами с максимумами при -647 нм (4С,5Л,->6Ивд) и -573 пм (4р9/2^6Н|1д), соответственно (рис. 11). Комплексы [Тш(Ыа)з(Н20)2] и [Тш(Ыа)3(4-сруЫО)]2 при возбуждении светом с длиной волны 337 нм при 77 К проявляют синюю люминесценцию с максимумом при 480 нм, обусловленную, главным образом, переходом 104—>3Н6 (рис. 11). В спектре фотолюминесценции [Тт2(ЬГа)б(4-сруНО)з] наблюдается широкая полоса с максимумом при 392 нм, обусловленная люминесценцией

•• л л» -1

к,10 см

22 21 20 19 18 17 16 15

X, нм

Рис. 11. Спектры фотолюминесценции ¡1п(Ь/а)3(4-срут)и

органических лигандов, и только плечо при 486 им может быть отнесено к переходу иона Ттш.

Таблица 8.

Относительные квантовые выходы ( Т для разнолигаядных гексафторацетилацетонатов Бт'", Бу"1 и Тт"! с 4-цианопиридин-/У-оксидом.

3Н6

Соединение

отн.

[8т(КГа)з(4-сруМО)]2 0.55±0.06 [5т2(Ыа)6(4-сруМО)з] 0.94±0.09 [Оу(Ыа)з(4-сруЫО)]2 0.500.05 [Оу2(Ма)6(4-сруМО)3] 0.25±0.03 [Тт(ЪГа)з(4-сру>Ю)]2 0.19±0.02 . [Тт;(Ь}'а)с.(4-сруКО)з1 30±3а ° за образец сравнения выбраны исходные гексафтроацетилацетонаты [Ьп(ЬГа)з(Н20)2] соответствующих РЗЭ(Ш); 6 обусловлен люминесценцией органических лигандов.

В целом, замещение воды на 4-цианоииридин-Лг-оксид в гексафторацетил-ацетонатах Бш111, Оу111 и Ттш при переходе от [Ъп(Ыа)3(Н20)2] к [ШМа)з(4-сруМО)]2 приводит к уменьшению относительного квантового выхода фотолюминесценции (табл. 8), что, вероятно, обусловлено многофононной безызлучательной дезактивацией возбужденных состояний соответствующих ионов лантанидов N-0 колебаниями 4-сруМО. При введении третьей мостиковой молекулы 4-сруМО, то есть при переходе от [Ьп(ЬГа)3(4-сруКО)]2 к [Ьп2(13Га)6(4-сру>ТО)3], происходит уменьшение люминесценции, обусловленной М переходами, для комплексов Г)у"' и Тт1", и

увеличение люминесценции производных Бт1". По-видимому, для [Ьп2(ЬГа)6(4-сруКО)3] (Ьп = йт"1, Оу1", Тт"1) решающим фактором, определяющим интенсивность люминесценции, становится соответствие энергий триплетного уровня 4-сруИ0 и резонансных уровней ионов лантанидов (рис. 9).

/З-Цикетонаты РЗЭ(Ш) с М.М-диметиламиноэтанолом

Взаимодействие ЛУУ-диметиламиноэтанола с. гексафторацетилацетонатами или дипивалоилметанатами РЗЭ(Ш) приводит к образованию двух типов разполигандных комплексов в зависимости от природы р-дикетона.

В димерной молекуле [ТЬ2(ЬГа)6 (0(СН2)2>ШМе2)2] (рис. 12) два иона ТЬШ связаны двумя атомами кислорода двух лигандов ЛУУ-диметиламиноэтанола

(+НМ(Ме)2(СН2)20~) в цвиттер-ионной форме. Расстояние ТЫ—ТЬ2 внутри димера составляет 3.684(1) А. Каждый ион тербия(Ш) внутри нецентросимметричного димера координирует также шесть атомов кислорода трех бидентатных лигандов ЬГа". Таким образом, КЧ иона ТЬШ равно восьми, координационный полиэдр - искаженная квадратная шгошризма. Расстояния ТЪ-Оыа изменяются в пределах от 2.358(6) до 2.493(6) А для ТЫ и от 2.364(6) до 2.430(6) А для ТЬ2. Средняя длина связи ТЬ-О в мостиковом "ядре" ТЬ2(ц-0)2 (2.30 А) короче, чем средние расстояния для анионных гсксафторацетилацетонатных. лигандов, что нехарактерно для димерных структур с

Рис. 12. Кристаллическая структура 1ТЬ2^а)(,(0(СИ2)2тте!)21С,Н,.

нейтральными мостиковыми лигандами. Подобные изменения длин связей Ьп-О были обнаружены для алкоксо-Р-дикетонатов [Ег(Ь£а)2(ц-ОСПз)(Р)]2 (0 = 2,2'-дипиридил или 1,10-фенантролин) [3] и [Рг2(ЬГа)4(Ьатар)2(1120)2(Т11Г)2] (Ьс1тар = 1,3' бис(диметиламино)-2-пропоксид, ТНР = тетрагидрофуран) [4]. Цвиттер-ионный характер мостиковых лигандов (+НК(Ме)2(СН2)20~) подтверждается образованием внутримолекулярной водородной связи между атомом водорода при атоме азота и мостиковым атомом кислорода того же лиганда.

Кристаллическая структура [ТЪ(Й1<1)2(0(СН2)2ММе)2]2 (рис. 13) состоит из центросимметричных димерных молекул, в которых ионы ТЪШ связаны двумя атомами кислорода двух анионных лигандов ЛуУ-диметиламиноэтанола с расстоянием ТЫ—ТЫ А, равным 3.735(2) А. Кроме того, каждый ион ТЬт координирует четыре атома кислорода двух бидентатных лигандов ЙкГ и атом азота ЛУУ-диметиламиноэтоксида. Таким образом, аминоспирт действует как анионный бидентатный мостиковый и хелатный лиганд. Средняя длина связи ТЬ-О^ (2.30 А) типична для трис(дипивалоилметанатов) тербия(Ш) с нейтральными дополнительными лигандами. Расстояния ТЬ-О внутри мостикового "ядра" ТЬ2(ц-0)2 изменяются в пределах от 2.256(3) до 2.268(3) А, что согласуется с данными для алкоксо-р-дикетонатов [3,4]. Расстояние 'ГЬ-Ы (2.655(4) А) значительно длиннее связей ТЬ-О.

Анализ взаимного расположения энергетических уровней органических лигандов и ионов Ей"' и ТЬШ (рис. 14), проведенный с учетом эмпирических правил [2] для оптимального процесса внутримолекулярного переноса энергии позволяет предположить, что: 1) разно лигандное комплексообразование с ЛУУ-диметиламиноэтанолом для гекса-фторацетилацетонатов Ей"'

должно приводить к увеличению эффективности люминесценции; 2) для [ТЬ2(ЬГаМО(СН2ЬМ1Ме2)2] будет наблюдаться увеличение вероятности обратного переноса энергии и, как следствие, уменьшение эффективности люминесценции; 3) дипивалоилмстанат-ион по положению триплетного уровня больше подходит для сенсибилизации люминесценции иона ТЬШ, :ДЛЯ Ей1" разница Д£(3лл*,ь11-

1ТЪ(ШЫО(С11№МеЫь

30- ^^^^ - 30

25- Г^Ш .......... ^ - 25

'г20" ШШ! " з" —Нго

О -0 «и аГ 4

О 15- I 1 -1 15

Ш

10-1 д о -|ю

ь а

5-1 ---г ===== -15

-- | £--

0-1 ==== £ 3 -|о

■ '—■

Рис. 14. Энергетическая диаграмма триплетных уровней в [С(12(к/а)6(0(СИ2)2^1Шел)2] и 1С<1(И,{1)2(0(С112)2тГе2)]2 и уровней ионов Ей"' и ТЬт.

5Б0) слишком велика, а образование [1л1(&<1)2(0(СН2)2ЫМе2)]2 приведет к еще ббльшему повышению энергии системы.

При возбуждении светом с длиной волны 330—380 нм все изученные разнолигандные комплексы с ЛУУ-димстиламиноэтанолом проявляют зеленую или красную люминесценцию, обусловленную 504—(./ = 6-0) или 5Оо—>7Р_/ (./ = 0—4) электронными переходами для ионов ТЬШ или Ей"1, соответственно (рис. 10, 15). Во всех спектрах люминесценции комплексов европия(Ш) наблюдается только один пик, соответствующий энергетическому переходу 5В0—>7Г;0> следовательно, каждый ион Ей"1 в изученных комплексах находится в одном и том же координационном окружении, что подтверждает чистоту и однофазность полученных соединений. В [Ки2(ЬГа)6(0(СН2)2КНМе2)2] и [Еи(Лс1)2(0(С1 12)^Мс2)]2 интегральные интенсивности 5В0-»7Р2 перехода уменьшаются в ~1.3 раза по сравнению с соответствующими исходными р-дикетонатами (табл. 4). Кроме того, интенсивность строго запрещенног о ^о—»7Р0 перехода уменьшается в димерных комплексах по сравнению с [Еи(Ы"а)зЩ20)2] и [Еи(Л(1)3], что отражает понижение симметрии координационного окружения иона Ей1".

у,103см"1 Г, ю'см '

17 16 15 14 21 20 19 18 17 16 15

Я.нм ¿,нм

Рис. 15. Спектры фотолюминесценции дипивалоилметанатов Ей1" и ТЬт и разполигандных комплексов па их основе с N,N-дuмemшlaмunoэmallOЛOM (Т = 298 К).

Замещение молекул воды на ЛУУ-димстиламиноэтанол в [Еи(Ма)з(Н20)2] приводит к увеличению времени жизни возбужденного 5О0 уровня европия(Ш) в 2.9 раз, а абсолютного квантового выхода — в -19 раз (табл. 6). Такой эффект объясняется удалением процессов безызлучательной дезактивации через О-Н колебания молекул воды, а также увеличением числа лигандов, способных участвовать в процессах переноса энергии на ион европия(Ш). Оценки внутреннего квантового выхода иона Ей"1 (<2,с„") и эффективности сенсибилизации люминесценции ( ) подтвердили значительный вклад Д'//-диметиламиноэтанола в процесс сенсибилизации люминесценции европия(Ш) в [Еи2(ЬГа)6(0(СН2)2ЫНМе2)2]: 1) увеличился в 2.4 раза и 2) значительно повысилась

77сснс. от 13 до =100% по сравнению с [Еи(ЬГа)3(Н20)2]. Значительное улучшение фотолюминесцентных характеристик было обнаружено и при замене одного из 1ЬсГ

лигандов на ЛУУ-диметиламиноэтапол при переходе . от [Еи(1М)з]. к [Еи(Лс1)2(0(СН2)2ММе2)]2: абсолютный квантовый выход увеличился в ~8 раз, гна6л повысилось до значений 0.47 мс, а - до -30%. Однако, несмотря на это,

эффективность процесса переноса энергии с органических лигандов на ион европия(Ш) и, как следствие, значение ^«„с в [Еи(ШсГ)2(0(С112)2КМе2)]2 остается довольно низким (1.4%), что согласуется с большими величинами разницы между энергетическими уровнями лигандов и 5В0 уровня европия(Ш) (рис. 14).

Замещение молекул воды в [ТЬ(ЬГа)3(Н20)2] на ЛуУ-диметиламиноэтанол приводит к практически полному тушению люминесценции тербия(Ш) и значительному падению величины гна6л (табл. 7). Это объясняется понижением энергии системы в [Ьп2(ЬГа)6(0(СН2)2№1Ме2)2] (рис. 14) и, таким образом, увеличением вклада обратного переноса энергии в процесс сенсибилизации люминесценции. Для комплексов, содержащих Л<Г, при переходе от [ТЬ0М)3] к [ТЬ(Лс1)2(0(С112)2ММе2)]2 наблюдается увеличение времени жизни в -1.5 раза, в то время как абсолютный квантовый выход уменьшается в ~1.3 раза. Это свидетельствует о том, что, как и в случае комплексов европия(Ш), замещение одного из ЛсГ лигандов на ЛуУ-диметиламиноэтанол, уменьшает вероятность безызлучательных процессов (по-видимому, дезактивации через С-Н колебания). Однако повышение энергетического состояния системы в [Еп(Й1с1)2(0(С1 12)2КМс2)]2 (рис. 14) понижает эффективность внутримолекулярного переноса энергии с лигандов на металл, что приводит к уменьшению квантового выхода.

Термический анализ в атмосфере азота показал, что изученные в работе разнолигандные р-дикетонаты РЗЭ(Ш) с 4-сруЫО и ЛуУ-диметиламиноэтанолом устойчивы до температур 180-190°С. Эксперименты по вакуумной сублимации, наряду с масс-спектрометрическим исследованием процессов парообразования на примере [Еи(ЬГа)3] и [Еи(ЬГа)3(4-сру>Ю)]2, подтвердили возможность конгруэнтной, количественной сублимации при 200-240°С. Таким образом, тонкие пленки разнолигапдных комплексов могут быть получены методом газофазного осаждения. Кроме того, продемонстрирована высокая эффективность сенсибилизации люминесценции тонких пленок комплексов [Еи(ЬГа)3(4-сруЫО)]2 и [Еи2(ЬГа)6(0(СН2)2>Л1Ме2)2] (табл. 6), следовательно, эти комплексы могут быть рекомендованы в качестве эмиссионных слоев при создании электролюминесцентных устройств.

Тестирование изученных соединений в качестве люминесцентных материалов

Электролюминесиентные устройства (ЭЛУ)

Подобрана оптимальная структура ЭЛУ для ароматических карбоксилатов тербия(Ш): ГГО/РЕООТгРвЯ/РУК/эмиссионный слой/Са:А1М^ (РЕООТ:Р83 = поли(3,4-этилендиокситиофен):поли (4-стирен)сульфонат, РУК = поли(випилкарбазол)) (рис. 16) и впервые созданы электролюминесиентные устройства на основе ТЬ(сагЬ)3(ТРРО)2 (НсагЬ =. Ша1, НроЬг, НРА). Б спектрах электролюминесценции ЭЛУ на основе выбранных разнолигандных комплексов наблюдаются только полосы, соответствующие энергетическим переходам иона тербия(Ш): 5Б4->7Г7 (У = 6-3), испускание в коротковолновой области спектра отсутствует.

Для определения влияния природы заместителя в о-положении бензойной кислоты проведена качественная оценка эффективности ЭЛ устройств на основе разнолигандных комплексов с ТРРО. Результаты показали, что относительный квантовый выход электролюминесценции уменьшается в ряду

Tb(Sal)3(TPPO)2 > Tb(pobz)3(TPPO)2 > Tb(PA)3(TPPO)2 в соответствии с уменьшением относительного квантового выхода фотолюминесценции для твердых образцов. Таким образом, для комплексов одного типа при одинаковой структуре ЭЛ устройства его эффективность будет определяться фотолюминссцснтными характеристиками материала эмиссионного слоя. В совместной работе с ФИАН им. II.H. Лебедева было также показано, что разнолигандный комплекс Tb(Sal)3(TPPO)2 может быть использован в излучающей части усилителей/преобразователей света.

В работе к.х.н. О.С. Климонского (химический факультет МГУ) и асп. А.С. Синицкого (факультет наук о материалах МГ"У) показана простота и эффективность использования водно-спиртовых растворов 2-пиразинкарбоксилатов европия(Ш) для легирования фотонных кристаллов.

В работе д.х.н. В.А. Смирнова (физический факультет МГУ) 2-пиразинкарбоксилаты европия(Ш) были успешно применены как люминесцентные метки для исследования процессов кристаллизации белка лизоцима.

ВЫВОДЫ

1. Синтезированы и охарактеризованы различными физико-химическими методами: .

• о-замещенные бензоаты РЗЭ(Ш) состава Ln(carb)3-xH20 (Ln = Gdm, Tb"1, Tm1"; Hcarb = HSal, Hpobz, Habz, HPA; x = 0-4) и разиолигаидные комплексы состава Ln(carb)3(Q)„ (Ln = Gd111, Tb'u; Q = TPPO, TOPO; n = 1, 2), для доказательства образования которых впервые использован метод масс-спектрометрии ЛДИ. На примере рентген оструктурного исследования салицилата и 2-фепоксибензоата тербия(Ш) показано, что введение заместителей, содержащих ароматические группы, способствует образованию полимерных структур;

• комплексы РЗЭ(Ш) с 2-пиразинкарбоновой кислотой состава Ln(pyca)3xH20 (Ln = LaKI, Eu1", Gd"', Tb"1, Tm™, Lu'"; x = 0-5), обладающие высокой растворимостью в воде. Методом РСА на примере [Еи(руса)3(Н20)2]-6Н20 доказана [О, NJ-координация анионов руса";

• димерные разнолигандные гсксафторацетилацетопаты РЗЭ(Ш) с различным числом мостиковых молекул 4-cpyNO [Ln(hfa)3(4-cpyNO)]2 и [Ln2(hfa)6(4-cpyNO)3], состав и строение которых подтверждены данными РСА для [Ln(hfa)3(4-cpyNO)]2 (Ln = Tb"1, Но111) и [Tb2(hfa)6(4-cpyNO)3] CHCI3;

• димерные разнолигандые гсксафторацстилацетонагы [Ln2(hfa)<,(0(CH2)2 NHMe-b] и дипивалоилметанаты [Ln(thd)2(0(CH2)2NMe2)]2 с N,N-диметиламиноэтанолом. Показано, что в зависимости от природы р-дикетонатного лиганда Л^-диметиламиноэтанол входит в состав комплексов в цвиттер-ионной или анионной форме, что подтверждено методом РСА на примере комплексов тербия(Ш).

ТЪ|сагЬЩРРО^

PVK

1

OT:PSS

Рис. 16. Структура ЗЛУ на основе Tb(carb)¡(TPPO)>

2. По результатам термического анализа в атмосфере азота ароматических карбоксилатов, их разнолигандных комплексов и разнолигандных р-дикетонатов РЗЭ(П1) установлены ряды изменения термической устойчивости в зависимости от природы лигандов и состава разнолигандных комплексов. Эксперименты по вакуумной сублимации разнолигандных р-дикетонатов РЗЭ(Ш) и результаты масс-спектрометрического исследования продемонстрировали возможность их количественной сублимации при 200-240°С и, следовательно, получения тонких пленок методом газофазного осаждения.

3. Из анализа спектров фосфоресценции комплексов Gd111 определены энергии триплетных уровней (3Т*) всех исследованных в работе органических лигандов. На примере комплексов с о-замещснными бензойными кислотами показано, что агрегатное состояние вещества и природа растворителя влияют на энергию 3Т* уровня.

4. На основании анализа фотофизических характеристик (относительный, абсолютный квантовые выходы, времена жизни возбужденных уровней) установлено, что:

• последовательность изменения относительных квантовых выходов от природы заместителя в о-замещенных бепзоатах тербия(Ш) зависит от агрегатного состояния и природы растворителя. Обнаружено соответствие этих последовательностей для твердых образцов и тонких пленок; .

• для о-замещенных бензоатов ТЬШ разнолигандное комплексообразование с ТРРО и TOPO уменьшает вероятность безызлучательных переходов, при этом последовательности изменения величин квантовых выходов коррелируют с взаимным расположением триплетных уровней анионных, нейтральных, лигандов и резонансным уровнем тербия(Ш);

• сочетание hfa и 4-cpyNO в [Ln(hfa)3(4-cpyNO)]2 вызывает сенсибилизацию люминесценции ионов Smnl, Ей"1, ТЬШ, Dy™, Ттш;

• разнолигандное комплексообразование р-дикетонатов РЗЭ(Ш) с 4-cpyNO и WV-диметиламиноэтанолом оказывает наибольшее влияние на эффективность сенсибилизации люминесценции европия(Ш).

5. Разнолигандные комплексы о-замещенных бензоатов тербия(Ш) с ТРРО, р-дикетонатов европия(Ш) с 4-cpyNO и iV^V-диметиламиноэтанолом, а также 2-пиразинкарбоксилаты Ей'" и ТЬ1" могут быть рекомендованы для использования в качестве люминесцентных материалов:

• получены опытные образцы электролюминесцентных устройств на основе Tb(carb)3(TPPO)2 (Hcarb - HSal, Hpobz, НРЛ);

• продемонстрирована эффективность использования водных растворов 2-пиразинкарбоксилатов европия(Ш) для легирования фотонных кристаллов на основе опалов и люминесцентных меток при изучении процессов кристаллизации белков;

• высокая эффективность сенсибилизации люминесценции иона европия(ТП) наблюдается в тонких пленках разнолигандных комплексов [Eu(hfa)3(4-cpyNO)]2 и [Eu2(hfa)6(0(CH2)2NHMe2)2].

СПИСОК ЦИТИРОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

[1] M.S. Wrighton, D.S. Ginley, D.L. Morse, J. Phys. Chem. 1974, 78, 2229.

[2] J.-C. G. Bunzli, in: Spectroscopic properties of Rare-Earths in Optical Materials (Eds.: G. Liu, B. Jacquier), Springer-Verlag, Berlin, 2005, chapter 11.

[3] D.R. van Staveren, J.G. Haasnoot, A. Maire Manotti Lanfredi, S. Menzer, P.J. Nieuwenhuizen, A.L. Spek, F. Ugozzoli, J. Reesijk, Inorg. Chim. Acta. 2000, 307, 20.

[4] S. Wang, Z. Pang, K.D.L. Smith, Y.-S. Ilua, C. Deslippe, M.J. Wagner, Inorg. Chem. 1995, 34, 908.

ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИ ССЕРТАЦИИ

1. Svetlana Eliseeva, Oksana Kotova, Natalia Kuzmina, Oleg Mirzov, Kirill Anikin, Leonid Lepnev, Elena Perevedentseva, Alexei Vitukhnovsky "Electroluminescent properties of the mixed ligand complex of terbium salicylate with triphenylphosphine oxide" Synth. Metals. 2004. V. 141. P. 225-230.

2. Svetlana V. Eliseeva, Oleg V. Mirzov, Sergei I. Troyanov, Alexei G. Vitukhnovsky, Natalia P. Kuzmina "Synthesis, characterization and luminescence properties of europium(III) and terbium(III) complexes with 2-pyrazinccarboxylic acid. Crystal structure of [Eu(pyca)3(H20)2] 6НгО" J. Alloys and Сотр. 2004. V. 374. P. 293-297.

3. Oksana V. Kotova, Svetlana V. Eliseeva, Elena V. Perevedentseva, Tatyana F. Limonova, Raida A. Baigeldieva, Alexei G. Vitukhnovsky and Natalia P. Kuzmina "The topography of OLED-component functional thin film layers studied by NSOM/AFM" Mend. Commun. 2004. V. 14. P. 155-157.

4. C.B. Елисеева, O.B. Мирзов, P.A. Иванов, P.B. Ничипорук, C.A. Иванов, M. Вестлинг, Н.П. Кузьмина "Синтез и характеристика разнолигандных комплексов на основе фенилантранилата тербия(Ш) (ТЬ(РА)3) с трифенилфосфиноксидом (ТРРО). Электролюминесцентное устройство на основе ТЬ(РЛ)з(ТРРО)2" Ж. Неорг. Химии. 2005. Т. 50. С. 596-603.

5. Н.П. Кузьмина, С.В. Елисеева "Координационные соединения РЗЭ(Ш) как электролюминесцентные материалы" Ж. Неорг. Химии. 2006. Т. 51. С. 80-96.

6. Leonid Lepnev, Andrei Vaschenko, Alexei Vitukhnovsky, Svetlana Eliseeva, Oksana Kotova, Sofia Torgova, Natalia Kuzmina "Two-diode organic light amplifiers/converters and peculiarities of photocurrent multiplication" Synth. Met. 2006. V. 156. P. 624-632.

7. JJ.C. Лепнев, A.A. Ващенко, А.Г. Витухновский, C.B. Елисеева, О.В.Котова, Н.П. Кузьмина "Усилитель-преобразователь света на основе салицилата тербия" Краткие сообщения по физике ФИАН. 2006. Вып. 6. С. 48-54.

БЛАГОДАРНОСТИ

Автор выражает огромную благодарность научному руководителю и своему первому "проводнику" в сложный мир науки Наталии Петровне Кузьминой за помощь во всем, внимательное отношение и моральную поддержку. Неоценимую помощь в выполнении этой работы оказали сотрудники отдела люминесценции ФИАН - Леонид Сергеевич Лепнев, Алексей Григорьевич Витухновский, Анатолий Сергеевич Аверюшкин, Андрей Ващенко и Олег Мирзов. Автор выражает огромную благодарность Жан-Клоду Г. Бюнзли (Технологический институт, Лозанна, Швейцария) за измерение фотофизических характеристик, полезные советы и неоценимую помощь в осмыслении результатов. Автор благодарит Сергея Игоревича Троянова (химический факультет МГУ) и Вадима Германовича Кесслера (Сельскохозяйственный университет, Упсала, Швеция) за выполнение рентгеноструктурного анализа, полезные советы и обсуждения, а также сотрудников кафедры органической химии химического факультета МГУ Альберта Тарасовича Лебедева, Влада Лободина, сотрудников ИОНХ РАН Ирину Петровну Малкерову, Андрея Сосовича Алиханяна за проведение масс-спектрометрического исследования; Татьяну Борисовну Шаталову (факультет наук о материалах МГУ) и Валерия Александровича Кецко (ИОНХ РАН) за проведение термического анализа; Валерия Алексеевича Смирнова (физический факультет МГУ) за съемку кривых затухания люминесценции. Автор благодарит всех сотрудников; аспирантов и студентов лаборатории химии координационных соединений химического факультета МГУ за внимательное отношение к работе и полезные советы. Огромную, неоценимую и просто человеческую благодарность за постоянную моральную поддержку автор выражает'своим родным, а также друзьям, которые всегда помогали в трудные моменты жизни, в особенности, Оксане Котовой, Людмиле Вайнонен, Сергею Семенову, Андрею Рогачеву, Евгению Катаеву.

Отпечатано в копицентре «СТ ПРИНТ» Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 Гуманитарный корпус. www.stprint.ru e-mail: zakaz@slprint.ru тел.: 939-33-38 Тираж 120 экз. Подписано в печать 20.11.2006 г.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Паранук, Кутас Нуховна

Введение.

Глава первая. Влияние мифопоэтики на духовно-нравственные основы современного адыгского романа, сюжетостроение и жанрообразование

1.1. Мифоэпическая традиция и адыгский роман, этапы развития и уровни мифо-фольклорной ориентации.

1.2. Неомифологизм современного адыгского романа (сер. 80-х - 2005г.). Мифопоэтика и духовно-нравственные основы романа; Осмысление глобальных проблем современности: человек и история, человек и природа, человек и космос - через обращение к онтологическим основам мифа.

1.3. Традиционные мотивы и способы их реализации в художественном контексте романов Н. Куека, Ю. Чуяко, X. Бештокова, Д. Кошубаева.

Глава вторая. Мифопоэтика и образостроение в романах Ю. Чуяко, Н.

Куека, X. Бештокова, Д. Кошубаева.

Глава третья. Мифопоэтика и структура художественного текста в современном адыгском романе. Особенности мифопоэтического миромоделирования в романах Ю. Чуяко, Н. Куека, X. Бештокова, Д. Кошубаева.

3.1. Миромоделирование в современном адыгском романе. Особенности пространственно-временного континуума.

3.2. Ритуально-обрядовые элементы мифа в современном адыгском романе и их роль в формировании художественного образа мира.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Паранук, Кутас Нуховна

Неомифологизм XX века, синтезирующий в своей системе разновременные традиции (миф, ритуал, фольклор), стал явлением ярким и значимым и для зарубежной, и отечественной литератур, в том числе как развитых, так и сравнительно молодых национальных литератур. Завораживающая притягательность мифа в XX веке имеет свои причины. За многие века своего существования миф превратился в чрезвычайно многозначную категорию, «способную выражать, иллюстрировать, обозначать и символизировать чрезвычайно широкую палитру смыслов. Миф, воспринимаемый и как образ мира, и как понятийная система, может видеться тотальным и всеобъемлющим или фрагментарным и тавтологичным. Даже структурная основа мифа выделяется по-разному: миф - это слово, миф - это повествование, наконец, природа мифа ритуальна, слово вторично, а мифологическое повествование комментарий к ритуальному действу. И каждая из намеченных выше трактовок порождает дополнительные градации» [488; 305.].

Миф онтологичен по своей сути и соотносится со всем миром и привлекает литературу и философскую мысль благодаря своей многозначности. В качестве «идеи» миф удивительно «пластичен и гибок», в смысловом поле мифа уживаются диаметрально противоположные его интерпретации. Неудивительно, что и определения мифу давались в разные времена самые разнообразные. Еще в античные времена свое толкование мифа давали Платон, Аристотель, Эвгемер, о мифе говорили христианские теологи в средние века и ученые-философы в эпоху Возрождения (Ф. Бэкон), просветители XVIII в. Итальянский ученый Вико создает первую серьезную философию мифа, которая в зародыше содержит почти все основные направления в изучении мифа.

В XIX в. появляется лингвистическая концепция М. Мюллера, антропологическая школа (Э. Тайлор, Э. Лэнг и др.), представители «философии жизни» (Ф. Ницше, А. Бергсон и др.) вносят новые «оттенки» и коррективы в толкование мифа.

С самого начала XX в. начинается бурный процесс «ремифологизации» мифа, наблюдающийся в различных сторонах европейской культуры. Возникает еще большее количество школ, направлений и теорий, сводящихся в общей сложности к: «структурализму» (К. Леви-Стросс, Р. Барт); «ритуализму и функционализму» (Дж. Фрезер, Б. Малиновский); французской социологической школе (Дюркгейм, Л. Леви-Брюль); символическим теориям (Э. Кассирер); аналитической психологии (3. Фрейд, К. Юнг, Дж. Кэмпбелл, М. Элиаде); русской и советской науке о мифотворчестве (А. Потебня, А. Н. Веселовский, В.Г. Богораз, Л.Я. Штернберг, С. А. Токарев, А. Ф. Анисимов, М. И. Шахнович, Ю. П. Францев,

A.Ф. Лосев, В. Я. Пропп, О. М. Фрейденберг, Я. Э. Голосовкер, М.М. Бахтин,

B.Н. Топоров, Е.М. Мелетинский).

Приведем ряд наиболее характерных определений мифа, данных исследователями мифа более поздних времен.

Ф.В. Шеллинг пишет: «Мифология есть необходимое условие и первичный материал для всякого искусства. Мифология есть не что иное, как универсум в более торжественном одеянии, в своем абсолютном облике, истинный универсум в себе, образ жизни и полного чудес хаоса в божественном образотворчестве, который уже сам по себе поэзия и все - таки сам для себя в то же время материал и стихия поэзии» [371].

По Шеллингу эволюция первобытного сознания связана с эволюцией осознания Бога. Он утверждает: «Осознание и начало порождающего мифологического процесса заключено уже в первом действительном сознании человека». И это - «полагающее Бога сознание». Это есть по сути первая фаза в развитии теистического сознания. Вторая фаза - политеизм -«путь к освобождению от односторонней мощи Единого». Третья фаза -истинный монотеизм. «Это теперь монотеизм действительный, возникший и одновременно постигнутый - предметный для самого сознания. Первоначальным импульсом для возникновения мифологии явилось «отчуждение от божественной самости», ее развитие - действительное становление Бога в сознании.» и в последнем мифологическом сознании восстанавливается образ истинного Бога» [369; 319, 326,339].

Р. Барт связывает миф с языком и информацией, рассматривает мифологию как часть семиотики, изучающей значения независимо от их содержания. Миф, по Р. Барту, своего рода «способ значения», некая форма, имеющая историческое основание, но совершенно независимая от природы вещей». Р. Барт пытается уточнить соотношение мифа как вторичной семиотической системы или как «метаязыка» с языком [645].

В концепции К.Юнга миф связан с психикой на уровне «коллективного бессознательного» и является «одним из наиболее ранних и наиболее универсальных видов деятельности человеческого ума».». Мифология обращена к глубинам коллективной психологии как к источнику первосоздания человеческого космоса [386; 138].

Труды Дж. Фрезера представляют собой аргументированное доказательство существования субстрата мифологического сознания. Принцип систематизации разноплановых и полиэтнических культов и обрядов на основе единого магического обряда («Золотая ветвь») или текста священного писания («Фольклор в Ветхом завете») близок к принципам обращения с мифом авторов ритуально-мифологического романа, что открывает для исследователей литературного мифологизма новые пути анализа, в том числе вскрытие механизмов структурирования текста посредством систематизации мифологических лейтмотивов [313; 153].

Н. Фрай использует как фрейзеровский, так и юнгианский подходы и представляет миф тем ядром, первичной клеточкой, из которой развивается вся последующая литература, возвращаясь на определенном витке к своим первоистокам [516].

М. Элиаде, в теории которого миф и ритуал неразрывно связаны между собой, предлагает весьма подробную структуру мифа: 1) составляет историю подвигов сверхъестественных существ; 2) это сказание представляется как абсолютное истинное (так как оно относится к реальному миру) и как сакральное (ибо является результатом творческой деятельности сверхъестественных существ); 3) миф всегда имеет отношение к «созданию», он рассказывает, как что-то явилось в мир или каким образом возникли определенные формы поведения, установления и трудовые навыки; именно поэтому миф составляет парадигму всем значительным актам человеческого поведения; 4) познавая миф, человек познает «происхождение» вещей, что позволяет овладеть и манипулировать ими по своей воле; речь идет не о «внешнем», абстрактном познании, но о познании, которое «переживается» ритуально, во время ритуального воспроизведения мифа или в ходе проведения обряда (которому он служит основанием); 5) так или иначе миф «проживается» аудиторией, которая захвачена священной и вдохновляющей мощью воссозданных в памяти реактуализированных событий» [379].

Ц. Я. Пропп развил и углубил основные идеи Дж. Фрезера в своей книге «Исторические корни волшебной сказки», где, опираясь на отечественный материал, показал, что в основе сказки и мифа лежит обряд инициации, фрагменты которого в той или иной мере сохранили сказка и миф [248].

С позиций структурализма обосновывает теорию мифа французский этнолог К. Леви-Стросс, он выявляет своеобразные механизмы мифологического мышления, а также бинарные оппозиции ( верх - низ, левый-правый, свой - чужой, добрый - злой, высокий - низкий, черный -белый) [463].

Э. Кассирер в своих исследованиях особое внимание уделяет мифологическим категориям пространства, времени и числа, разведению мифа и аллегории по принципу различения / неразличения знака и присущего ему содержания. Они стали наиболее прототипом современных семиотических исследований в области мифа [649].

А. Ф. Лосев дает следующее определение мифа: «Миф есть в словах данная чудесная личностная история», «миф есть развернутое магическое имя» [179; 91-99].

Я. Э. Голосовкер является посредником между взглядом на миф как на универсум и как на инструмент классификации и анализа. Как интуитивист, он постоянно демонстрирует случаи предвосхищения имагинативным мышлением научных теорий [94].

А.А. Потебня, концепция которого восходит к солярно-мифологической школе, отталкивается от понятия «внутренний образ слова». Он считает, что миф есть сознательный акт мысли и знания, зачастую рождаемый внешней и внутренней формой слова, а язык является основным орудием мифотворчества [241; 192].

М.И. Стеблин-Каменский считает, что «миф - это не жанр, неопределенная форма, а содержание, как бы независимое от формы, в которой оно выражено. Миф - это произведение, исконная форма которого никогда не может быть установлена» [269;87].

Приведем еще два определения, которые кажутся нам наиболее удачными, ибо в них подчеркивается верная, по нашему мнению, мысль: миф - не жанр словесности. По Е.М. Мелетинскому, «миф - это повествование, совокупность фантастически выражающих действительность рассказов, но это не жанр словесности, а определенное представление о мире, которое лишь чаще всего принимает формы повествования.»- считают Е. М. Мелетинский и С. А.Токарев [511;14]. И. Дьяконов дает следующее определение мифу: «Миф- это осмысление мира и эмоциональное вживание в его явления, но никоим образом не жанр словесности. Миф - это факт мироощущения, которому можно придать разную форму - песни, действа, сказки, повести, запевки». «миф принадлежит к сфере словесности не как жанр, а лишь в том смысле, что он не только выражает взаимоотношения человека с внешним явлением, но и - в отличие от обряда - выражает их в словесной форме. Т. е. в известном высказывании или даже в сюжетном повествовании» [449; 17].

Приведенные определения явствуют о многозначности толкования мифа за последние несколько веков. И все же, обобщая приведенные определения и высказывания, можно обозначить ряд основных свойств мифологии, как формы общественного сознания: во-первых, ее универсальность, общезначимость, охватывающая фундаментальные начала бытия: природу, жизнь племени, народа, человечества, вселенной. В мифах особенно важна бинарная оппозиция «хаос-порядок (космос)» и опора на классическую картину мира, предпочтение космоса хаосу; во-вторых, смысл мифа переживается теми, для кого он существует, как нечто непререкаемое, истинное, не подлежащее сомнению и аналитическому рассмотрению. Мифологические представления разумеются, по Шеллингу, как «абсолютная реальность». Мифология по сути иррациональна (хотя и может иметь логически упорядоченную форму). Миф «гносеологически парадоксален: он опознается в качестве мифа лишь со стороны, извне причастного ему сознания. Для тех же, кто приемлет миф, он существует в качестве полной и самодостаточной истины, не как миф»[329;245]; в-третьих, гибкая, податливая, свободно меняющаяся и варьирующаяся форма мифа, обусловливающая широкий диапазон форм мифотворчества и бытования мифов (особенно за последние два столетия).

В XX веке миф стал мыслиться как категория надэпохальная, трансисторическая, бытующая в жизни народов на протяжении всей их истории, форма общественного сознания, которая связана с особым родом мышления. Мифология в таком ее понимании - это одна из констант в жизни человечества, феномен, наличествующий всегда и везде.

Термин «мифологизм» уже обрел статус общенаучного, хотя его употребление намного опережает теоретическую разработанность данного понятия. Давно употребимы и термины «мифологемы», «мифемы» как содержательные, структурные единицы текста, понимаемые как некий древний и изначально сущий образ, структура, мотив, на материале которого затем и конструируется как мифологический сюжет, так и сюжет художественного произведения.

Термином «мифопоэтика» мы пользуемся с известной оговоркой, учитывая, что мифотворчество содержит в себе лишь бессознательно-поэтическое начало, а значит, применительно к мифу нельзя говорить о собственно художественных приемах, средствах выразительности, стиле, как объектах поэтики. Однако известно, что мифам свойственно претворение общих представлений в чувственно-конкретной форме и что литература, художественная форма, унаследовала от мифа и конкретно-чувственный способ обобщения, и самый синкретизм. Термины «мифопоэтика», «поэтика мифологизирования», поэтика «мифотворчества» приобретают особый смысл и в связи с тем, что в XX в. многие писатели обращаются сознательно к мифологии и мифотворчеству (Джойс, Кафка, Элиот, Т. Манн, Г. Маркес и ДР-)

При самом приблизительном описании того, как мы представляем себе миф, невозможно обойтись без таких слов, как «первоэлементы», «первообразы», «схемы», «типы» и их синонимов», - пишет С.С. Аверинцев [390; 118].

Понятие «архетип» впервые было введено К. Юнгом, который считал, что глубокие коллективные недра подсознания являются вместилищем не комплексов, а архетипов. Суть же архетипов он возводил к тому, что это -«мифообразующие структурные элементы бессознательной психе»-, «некие структуры первичных образов коллективной бессознательной фантазии, категории символической мысли, организующие исходящие извне представления» [472 ; 110-111]. Позже последователями К. Юнга (М. Элиаде, Дж. Кэмпбелл, Г. Хессе, Т. Манн, И. Бергман и др.) были внесены определенные корректировки в трактование понятия архетипа. Т. Манн, к примеру, считал, что «в типичном всегда есть много мифического, мифического в том смысле, что типичное, как и всякий миф, - это изначальный образец, изначальная форма жизни, вневременная схема, издревле заданная формула, в которую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести некогда предначертанные ей приметы» [579; 175].

В позднейшей литературе термин архетип применяется «для обозначения наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем представлений, лежащих в основе любых художественных, и в том числе мифологических структур (например, древо мировое) уже без обязательной связи с юнгианством как таковым [ 472; 111]. Несмотря на довольно широкую трактовку архетипа, мы придерживаемся традиции психоаналитической школы, которая принципиально различает архетип и мифологический образ. В ее трактовке миф есть символ, который реализует архетип, всецело принадлежащий бессознательному. Архетипы, в отличие от символа, являются не образами, а лишь схемами образов. Мифологический символ, который представляет собой имя (по А.Ф. Лосеву), есть посредник между бессознательным и сознанием, в этом как раз и заключается его функция. Говоря иначе, миф воплощает архетип посредством символа, который и есть имя -мифологический образ, взятый в аспекте своей знаковости.

Исследователи выделяют два пути проникновения архетипа в художественный текст: непосредственный, когда речь идет о подсознательно воплощенных элементах мифосознания, и второй путь - сознательное воспроизведение мифологических образов и структур. Динамику движения от архетипа к художественному образу можно выразить следующим образом: архетип воплощается в мифологическом образе путем символизации; последний, в свою очередь, становится архетипом (в широком литературоведческом смысле слова) для образа художественного. При отсутствии авторской установки архетипы напрямую проявляются в тексте.

Механизм такого проявления аналогичен функционированию психологического механизма в сновидениях, мифе, детских фантазиях, в силу общей укорененности в бессознательном. Для определения характера различения мифотворчества писателя становится принципиально важным различение способа воплощения архетипа в авторском тексте. В русле обозначенных задач данного исследования подчеркнем еще такой фактор теории архетипов, как ее значимость в исследовании сюжетно-образной системы фольклорно-мифологического текста.

Разработанными с научной точки зрения являются и такие литературоведческие понятия, как «поэтический космос», «модель мира». К примеру, мифопоэтическая модель мира в самом общем виде определяется как «сокращенное и упрощенное отображение всей суммы представлений о мире в данной традиции, взятых в их системном и операционном аспекте»[633;161]. Модель мира не относится к числу понятий эмпирического уровня. Понятие «мир» понимается как человек и среда в их взаимодействии, в этом смысле мир есть результат переработки информации о среде и о самом человеке, причем, человеческие структуры часто экстраполируются на среду, которая описывается на языке антропоцентрических понятий» [636 ; 161].

Модель мира .реализуется.как сочетание разных семиотических воплощений, ни одно из которых не является независимым: все они скоординированы между собой и образуют единую универсальную систему, которой и подчиняются» [354; 5-24].

Многозначную трактовку имеет и понятие символа у разных авторов. Символы по Ю. Лотману - это наиболее устойчивые элементы континуума культуры. «Будучи механизмом памяти, они переносят различные семиотические образования (тексты, сюжетные схемы и т.д.) из одного пласта культуры в другой. Константные наборы символов берут на себя основную функцию осуществления единства культуры в диахронном срезе» [183 ;241].

М. Элиаде делает акцент на то, что символ является способом обобщения: «Символ - это выход за ограниченные рамки того фрагмента, каким является человек или любая из его частей, и интеграция этого фрагмента, в сущности, широкого охвата» [379].

Символ есть знак, содержание которого используется в качестве формы другого, более общего содержания; это знак, порождаемый связью означающего и означаемого по условному соглашению, наличие внутренней связи между обозначающим и обозначаемым.Символ есть созерцание, определенность которого является тем содержанием, которое оно как символ, выражает. Символ связан с образом» [146 ; 81].

Метод «бинарных оппозиций», получивший широкое распространение в мифологии, фольклористике, этнографии, лингвистике, семиотике, культурологии, был разработан Леви-Строссом. Суть данного метода состоит в восприятии рассматриваемых предметов, явлений под углом зрения бинарности, дихотомии, дуализма.

Понятие обряда (ритуала) также тесно связано с мифом. Обряд составляет своеобразную инсценировку мифа, а миф выступает как объяснение, истолкование совершаемого обряда.

Как пишет В. Н. Топоров: «ритуал напоминал о структуре акта творения и последовательности его частей, как бы переживал их заново, но с усилением, и тем самым верифицировал вхождение человека в тот же самый космологический универсум, который был создан «в начале». Это воспроизведение акта творения в ритуале (подобно повторениям в сказке) актуализировало самое структуру бытия, придавая ей в целом и ее отдельным частям необыкновенно подчеркнутый символический характер, обнажая знаковость этой структуры, и служило гарантией безопасности и процветания коллектива» [513 ;15].

Архаический ритуал рассматривается Ю.М. Тхагазитовым в русле синтеза архаического мифа и этикета, «так как ритуал не только «запечатлевает» миф, но и в нем, несомненно, воплощены первоначальные свойства этикета, и в частности адыгского». Он совершенно справедливо отмечает «фактор несомненной органической связи мифа, ритуала, эпоса, этикета, их взаимодействие и взаимопроникновение» [302; 13]. Для нас кажется существенным вывод автора о том, что именно в этом он видит «истоки адыгского этикета, его преемственность и многовековую устойчивость».

Следует отметить, что для первой половины XX в. ритуальная концепция мифа оказывается особенно соблазнительной. С точки зрения этой теории мир отражается в мифе в категориях деяния - события, и слово может стать частью мифа только в той мере, в которой оно способно само стать деянием. Понятый таким образом миф как будто позволяет вырваться из пут текстуальности к реальному и безусловному, хоть и открытому для различных интерпретаций, действий. «. Поставленный в такой контекст миф, в первую очередь, привлекает внимание авангардистов, по преимуществу воспринимающих современное им состояние литературы не как качественно новое, а как кризисное, а, значит, требующее разрешения, и склонных искать путей этого разрешения в новых методах видения мира и отображения реальности» [488;306].

Как верно отмечает А. Можаева, «для авангардистов .особенно привлекательной оказывается принципиальная иррациональность мифа, предотвращающая полное его раскрытие в слове, сулящая некий иной, высший смысл. Благодаря ей миф может использоваться в качестве искомой оппозиции условности рационалистического, логического слова, приобретая при этом, в силу парадоксальной «обратной логики» статус «Безусловности» - по меньшей мере, прикосновенности к самой сути бытия» [488 ; 306-307].

В общей сложности все эти понятия: миф, символ, архетип, мифологизм, мифотворчество, ритуал - в совокупности и врозь оказывают бесспорно влияние на содержание и структуру современного романа, в том числе и адыгского.

Мифологизм (по С.С. Аверинцеву) в литературе явление типологическое. Одним из важных аспектов исследуемой проблемы является выявление типов мифологизма в художественном контексте современного романа. В современной литературе (по «Литературному энциклопедическому словарю / под ред. В.М. Кожевникова и П.Н. Николаева». - М., 1987) традиционно выделяются следующие более или менее «радикальные» типы художественного мифологизма: 1 .Создание художником своей оригинальной системы мифологем («Поминки по Финнегану» Джойса, пьесы и романы С.

Беккета, поэзия У. Иитса). 2.Воссоздание глубинных мифо-синкретических структур мышления (нарушение причинно-следственных связей, причудливое совмещение разных времен и пространств, двойничество и оборотничество персонажей), долженствующее обнаружить до- или сверхлогическую основу бытия (романы и новеллы Кафки, X. Борхеса, X.

Кортасара, Акутагавы Рюноске, Кобо Абэ). 3. Реконструкция древних мифологических сюжетов, интерпретированных с большей (пьесы Ж.

Жироду, Ж. Ануя, Ж.П. Сартра) или меньшей («Моисей» Т. Манна, «Варавва» и «Сивилла» П. Лагерквиста) долей осовременивания. 4. Введение отдельных мифологических мотивов или персонажей в ткань реалистического повествования, обогащение конкретно-исторических образов универсальными смыслами и аналогиями («Доктор Фаустус» Т. Манна, «Кентавр» Дж. Апдайка). 5.Воспроизведение таких фольклорных и этнически самобытных пластов национального бытия и сознания, где еще живы элементы мифологического миросозерцания (А. Карпентьер, Ж. Амаду, М. Астуриас, Ф. Камон, отчасти В. Распутин). 6. Притчеобразность, лирико-философская медитация (часто в рамках жизнеподобия), ориентированная на изначальные архетипические константы человеческого и природного бытия: дом, хлеб, очаг, дорога, вода, гора, детство, старость, любовь, болезнь, смерть и т.п. (проза А. Платонова, Я. Кавабаты, поэзия Р.-М. Рильке, Сен-Жон Перса, Д. Томаса). Прообраз объединения разных типов художественного мифологизма дан в «Фаусте» И.В. Гете; В современной литературе к такого рода синтезу приближаются, например, «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, «Сто лет одиночества» Гарсии Маркеса. Для жизненных направлений современной литературы характерно свободное, непатетическое отношение к мифологизму, в котором интуитивное вникание дополняется иронией, пародией и интеллектуалистическим анализом и которое осуществляется через прощупывание мифических первооснов часто в самых простых и обыденных вещах и представлениях.

В советской литературе неомифологические тенденции проявляются с конца 60-х - начала 70-х гг., в основном, у писателей Востока, в том числе русскоязычных; при этом преобладает мифологизм национально-фольклорного или лирико-медитативного характера (Ч. Айтматов, О. Сулеменов, А. Ким, Т. Зульфикаров, Т. Пулатов, Г. Матевосян), наряду с чем встречается воссоздание мифологических образов древности (аргонавты у О. Чиладзе) и опыты оригинальной мифологизации (в поэзии Ю. Марцинкявичюса, А.А. Вознесенского, Ю.П. Кузнецова» [634 ; 224-225].

Дополнительно к данной классификации мы намерены в анализе художественного контекста учитывать также следующие критерии:

1.Способ использования автором мифа в романе: как текст-первоисточник или как специфическое мироощущение, совокупность приемов постижения окружающей действительности, превращающихся впоследствии в композиционные приемы структурирования текста.

2. При обращении автора к мифу, как первоисточнику - выявление степени трансформации подобного текста (пародирование или травестирование, создание антимифа и т. п.).

3. Функциональная значимость мифа в содержании (идейно-художественная проблематика, образостроение, сюжетостроение) и структуре (сюжетно-композиционные особенности, пространство и время) романа.

4. Уровень поэтики, основные приемы и методы мифологизации, ведущие мифологемы, основные мифоструктуры, архетипы и их роль в создании, мифопоэтическом моделировании национальной картины мира, ее сходство и отличие от мифоэпической модели мира. JI. Арутюнов выделяет два типа мифологизирования: «эпическое мифологизирование» и «индивидуальное мифологизирование» [25]. Данная концепция положена в основу исследования Ю. Тхагазитова «Эволюция художественного сознания адыгов»( 1996г.). Ю. Тхагазитов правомерно отмечает, что «миф творимый - явление самой действительности, и возникает он тогда, когда первобытный миф, т. е. миф, созданный коллективом, утрачивает свою мировоззренческую «регулятивно-нравственную функцию. В отличие от мифа творимого первобытный миф дает литературе и искусству возможность использования этого мифа для утверждения гуманизма и человеческой общности, для воплощения в жизнь высоких общечеловеческих идеалов, которые вырабатывались на протяжении тысячелетий, дает литературе опору, основу веры в человека, в победу добра над злом, в победу жизни над смертью» [302;242].

Следует отметить, что взаимодействие двух типов мифов, живущих в авторском сознании современного писателя, приводит к выраженной трансформации произведения как художественного целого. «Миф литературный понимается нами как интуитивно-сознательное воспроизведение народной мифологии с целью создания целостной картины национального мира, целостной картины бытия, в котором органически соединяются в некую целостность национальная действительность и национальная история», - пишет Ю. Тхагазитов [302 ; 242].

По нашим представлениям, здесь необходимо уточнить и конкретизировать методику исследования проблемы мифотворчества и разграничивать два явления в авторской мифологизирующей прозе: в первом случае мифологизм представляет собой интерпретацию и трансформацию исходного мифосюжета в авторском тексте; во втором случае речь идет о создании в тексте собственного мифа или моделировании текста как миф.

Понятие «неомифологизм» применительно к адыгским литературам требует уточнения, ибо, по М. Шенкао, вместо мифологизма следует иметь в виду мифоэпическое сознание. Мы вполне согласны с утверждением М. Шенкао, что «миф - порождение рода, а мифоэпическое сознание есть порождение разлагающегося патриархального рода.Мифоэпическое сознание имеет уже представление о народе» [630]. Если учесть, что мифоэпическое сознание, ориентирующееся на народ, реализуется во всех жанрах, и адыгский роман изначально восходит к героическому эпосу «Нарты», то вполне закономерно говорить о значении и влиянии мифоэпического сознания на адыгский роман на всех этапах его развития [302; 189].

Ю. Тхагазитов вполне логично отмечает, что «возвращение развитых литератур к «истоковым» структурам может происходить по-разному: этот процесс может быть связан с обращением литературы к мифоэпическому сознанию и, следовательно, к различным жанрам (эпопея А. Твардовского «Василий Теркин» ) или к собственно-мифологическому, коллективному сознанию (современная «деревенская проза»).в молодых литературах уровень ориентации определяется тем, из чего вырастает литература (фольклор или мифология). Если для Северо-Кавказского региона характерна ориентация на мифоэпическое сознание, то для литератур Сибири и Дальнего Востока - на мифологическое сознание» [302 ; 188].

Таким образом, применительно к адыгским или северокавказским литературам мы будем пользоваться термином: «мифоэпическое сознание», что в основе своей содержит понятие и мифа, и эпоса и ориентировано на народ, в то время как понятие «мифологическое» подразумевает только лишь миф, ориентированный на род. В то же время, говоря об адыгской мифоэпической традиции, мы также учитываем тот фактор, что данное понятие синкретично по сути и объединяет в себе такие самостоятельные эстетические категории, как миф и эпос. Роль мифологии в генезисе архаического фольклора велика, элементы древних мифов ярко прослеживаются в нартском эпосе адыгов и других народов Кавказа. Известно, что традиционные мифологические схемы лежат в основе сюжетостроения и образостроения преданий и легенд, что архаическая сказка произошла из мифа и унаследовала от него такое качество, как вера в рассказываемое (в отличие от жанров несказочной прозы). И лишь «в процессе стихийно-материалистического освоения мира архаические жанры подвергаются демифологизации» [355 ; 9].

У.Б. Далгат вполне правомерно предлагает разграничивать «фольклорные мифы», «которые имели на Кавказе самостоятельное существование» еще до того, как вошли в систему нартского эпоса, и «эпические мифы», вошедшие в идейно-эстетическую систему нартского эпоса, в которой они получили свои широкие структурно-композиционные и сюжетообразующие функции» [111; 7, 74].

Памятуя о таких закономерных процессах, как «эпизация мифа» и «мифологизация эпоса» (по У.Б. Далгат), мы, по возможности, учитываем их в анализе художественного контекста и пытаемся выявлять «пульсацию» мифа сквозь эпические и фольклорные элементы и, с другой стороны, рассматриваем миф во всевозможных органических «сцеплениях» с другими элементами поэтики там, где речь идет о слиянности форм и не представляется возможным их механическое расщепление.

Исследуя мифологизм современного адыгского романа, мы рассматриваем его в общем контексте фольклорно-литературных взаимосвязей. По справедливому замечанию У. Б. Далгат, «фольклор продолжает оставаться творчески продуктивным средством художественного изображения. За этнопоэтикой остаются такие функции, как эстетическая, эмоционально-выразительная, сюжетообразующая, информативная, экспликативная, социальная, этнопсихологическая, национальная и другие» [114; 4].

Представляется важным и такой аспект проблемы при анализе мифо-фольклорного контекста романа, как необходимость разграничения явлений мифопоэтики с фольклорными элементами.

Как справедливо отмечает А. Минакова: «У нас и за рубежом понятие мифологизма традиционно входит в инструментарий изучения прозы, поэзии и драмы нереалистических направлений - «неомифологизма», текста-мифа в символизме, мифологизма футуристов (В. Хлебников и др.), русского экзистенциализма (М. Булгаков и др.) и других направлений в литературе и искусстве XX века, в том числе литературного мифа, мифологизма реалистической европейской и американской литератур, прежде всего философской прозы, особенно философского (интеллектуального) романа. Однако ни одна из уже имеющихся концепций или парадигм не захватывает сущностного содержания мифологизма и закономерностей его бытования в эпике и ее традиционных жанровых разновидностей двух последних столетий»[615 ; 9]. Для нас представляется продуктивной и методология А. Минаковой, позволяющая разграничивать понятия художественный мифологизм и миф в философской прозе, и выявлять сущность и закономерности функционирования мифоструктур в эпическом произведении. Методология А. Минаковой выработана для изучения эпических текстов, которые, в отличие от философской прозы, «свертывающей содержание до мифа», «развертывает миф в содержании».

Современная литература (и, в особенности, последних десятилетий XX в.) демонстрирует примеры удивительного сочетания, переосмысления народных мифов с сложными модификациями художественного времени, внутренним монологом и другими приметами повествования XX века. Таково творчество латиноамериканских писателей Г. Маркеса, А. Карпентьера, Астуриаса, киргизского писателя Ч. Айтматова, узбекского писателя Т. Пулатова, грузинского писателя О. Чиладзе, армянского писателя Г. Матевосяна российских писателей JL Костомарова, А. Кима, адыгейского писателя Н. Куека и др.

О парадоксе стыковки самых высокоразвитых литератур - от латиноамериканского «магического реализма» до философской и историко-философской прозы и литератур, только обретавших себя в 60-80-е годы (от адыгских литератур до литератур Крайнего Севера и Дальнего Востока)», -говорят и адыгские литературоведы [302 ; 227].

То есть многочисленные исследования убеждают в том, что национальные литературы не стоят в стороне, а все активнее вовлекаются в мировые литературные процессы, взаимодействуя и взаимообогащая друг друга. Весьма притягательным для национальных литератур становится ритуально-мифологический роман, популярный в западной литературе.

В XX в. литература вышла на такой уровень модернизации классической мифологии, который говорил о ре-мифологизации, о мифопоэтическом «пере-создании древних историй» и, наконец, о мифотворчестве, сотворении новых мифов, что «отвечало жизнестроительным устремлениям изменявшейся литературы».[502 ; 285].

Как совершенно правомерно отмечает Е.М. Мелетинский в монументальном исследовании «Поэтика мифа»: «Мифологизм не противостоит собственно критическому началу, он даже предложил дополнительные средства для заостренного выражения наблюдаемых процессов нивелировки человеческой личности, уродливых форм отчуждения, пошлости буржуазной «прозы», кризисного состояния духовной культуры. Мифологические параллели сами по себе не могли не подчеркивать кричащего несоответствия этой буржуазной «прозы» и высоких образцов мифа и эпоса». Он далее отмечает: «.Однако пафос мифологизма XX в. не только и не столько в обнажении измельчания и уродливости современного мира с этих поэтических высот, сколько в выявлении неких неизменных, вечных начал, позитивных или негативных, просвечивающих сквозь поток эмпирического быта и исторических изменений. Мифологизм повлек за собой выход за социально-исторические и пространственно-временные рамки[200 ; 295-296].

Выбор нами жанра романа в качестве объекта для исследования влияния мифопоэтики объясняется двумя причинами: во-первых, роман - самый молодой и быстро развивающийся жанр. По словам М. Бахтина, «роман единственно становящийся жанр, поэтому он более глубоко, существенно, чутко и быстро отражает становление самой действительности. Только становящийся сам может понять становление» [33; 451]; во-вторых, как это ни парадоксально, но именно роман, исконно противопоставляемый эпосу и мифу, в XX веке оказался в наиболее тесном взаимодействии с ними. Углубленный психологизм, множественность сюжетных линий, «стилистическая трехмерность», свободное обращение с временными планами и координатами, ценностное уравнивание автора и героя - все эти важнейшие жанроопределяющие факторы романа способствуют органичному вплетению в его содержание и структуру отдельных мифологем, архетипов, мифологических персонажей, а также структурированию на основе универсальных мифологических схем и сюжетов.

Жанр романа рассматривается нами как системно-структурное образование, и наша задача заключается в выявлении влияния мифопоэтики на его содержательную и структурную основу, на обеспечение целостности художественного произведения как единого целого.

Исследователи указывают, что именно «в романе наиболее отчетливо выражена специфика новейшего мифологизма, в силу того, что в прошлом столетии роман в отличие от драмы и лирики почти никогда не становился полем мифологизирования. Этот феномен несомненно расцвел на путях преобразования классической формы романа и известного отхода от традиционного критического реализма XIX в.[ 33 ].

О возможностях нового мифологизма размышлял Элиот в статье «Улисс, порядок и миф»(1922), как раз в тот момент, когда особенно разгорелись «страсти» вокруг романа Дж. Джойса. Статья эта практически заявляла «о смерти романа, кончившегося с Флобером: «Романная форма больше не работает, ибо роман не был формой, он был просто выражением века, не утратившего еще собственных форм». Статья была примечательна еще тем, что автор обосновывает понятие «мифологический метод» и заменяет им «метод повествовательный». Для Элиота мифологический метод означает - «способ взять под контроль, упорядочить, придать форму и значение необозримой панораме пустоты и анархии, каковой является современная история [454 ; 228].

Томас Манн, который использовал «мифологический метод» в романе «Иосиф и его братья» и шел от анализа к синтезу, был солидарен с Элиотом, высказывая свое мнение по этому поводу следующим образом: «В области романа теперь примечательны только те произведения, которые по сути уже не являются романами»[451 ; 34]. Бесспорно, «повествовательный роман» на этом не завершил свое существование и «мифологический метод» не стал универсальным в последующей литературе, но то, что он стал для нее характерным и плодотворным - весьма однозначно. В качестве примера сошлемся на латиноамериканский роман, в частности, творчество Гарсиа Маркес, которое можно причислить к высшим достижениям литературы XX века, устремленной к синтезу, и в плане понимания времени, и концепции человека и вообще описываемой картины мира.

Е. Мелетинский подчеркивает такую «важнейшую особенность неомифологизма в романе XX в., как его теснейшую, хотя и парадоксальную, связь с неопсихологизмом, т. е. универсальной психологией подсознания, оттеснившей социальную характерологию романа XIX в.» [200 ; 296]. Позже именно сочетание мифологизма с психологизмом ставилось в заслугу мифологизирующим авторам, использовавшим язык психоанализа Фрейда, К. Юнга или обратившимся к подсознанию, к «потоку сознания», к внутреннему монологу (начало которому положил Лев Толстой). При этом болезненная психология одинокого или угнетаемого человека часто скрашивалась присутствием иронии или самоиронии. Указанные самые общие черты мифологизма, «казалось бы, прямо ведут нас к эстетике модернизма в том его конкретном понимании, которое выработано советской литературной критикой», - отмечает Е. М. Мелетинский. - У целого ряда авторов мифологизм довольно тесно сопряжен с их разочарованием в «историзме», со страхом исторических потрясений и неверием, что социальные сдвиги изменят метафизическую основу человеческого бытия и сознания»[200; 297].

Но при этом ученый совершенно правомерно указывает на то, что «мифологизм в романе XX в. функционирует в весьма широком ареале, несводимом к западно-европейскому модернизму 20-30-х годов в узком смысле этого термина». Мы считаем очень важным это замечание Е.М. Мелетинского, призывающего «при исследовании корней феномена мифологизирования в XX в. признать их сложность и комплексность и особо учесть такие моменты, как стремление по той или иной причине связать настоящее с прошлым в единый поток ради ли обнаружения их единой метафизической природы (Джойс), или ради опоры на традиции европейской гуманистической мысли и классической морали (Т. Манн), или во имя сохранения и возрождения национальных форм мысли и творчества (латиноамериканские и афро-американские писатели)» [200 ; 370-371].

При исследовании моделей национальной картины мира можно идти двумя путями: начиная с архаики идти через классику к современности или же наоборот: от современности восходить к глубинам мифоэпического сознания. Что касается методологии исследования новописьменных литератур, нам кажется верной мысль JL Арутюнова: «К пониманию соотношения: миф - литература - художественный текст мы должны двигаться не со стороны понятия «миф», а со стороны самих художественных структур, качеств художественного мышления и прозаического повествования. В этом случае мы будем находиться в привычной среде национально-традиционной терминологии, что само по себе уже есть некоторое преимущество, поскольку оно предлагает адекватность между означаемым и означающим»[ 25 ; 26].

Возвращаясь к адыгским литературам, отметим, что динамика взаимодействия мифоэпического сознания и литературы на разных этапах ее развития была сложной и неоднозначной. Критика отмечала, что на ранних этапах развития романа речь шла о несколько «прямолинейном», «поверхностном» его использовании.

Современный адыгский роман успешно преодолел «зависимость от схем героического эпоса», что, с одной стороны, освободило его от «прямолинейного противопоставления прошлого и настоящего» а с другой -от притяжения «абсолютной эпической дистанции»(М. Бахтин). М. М. Бахтин, отмечая, что «изучение романа как жанра отличается особыми трудностями», указывает на причины: «Это обусловлено своеобразием самого объекта - роман единственный становящийся и еще неготовый жанр. Жанровый костяк романа еще далеко не затвердел. И мы еще не можем предугадать всех его пластических возможностей» [35 ; 194].

Ю. Тхагазитов справедливо отмечает: «Диалектика национального и общечеловеческого определяет тяготение современного романа к мифу и фольклору как к своей первооснове, как к извечным темам, которые, являясь своеобразным нравственным ориентиром, в трансформированном виде остаются жить в современной культуре»[302; 222]. Особенности ускоренного развития новописьменных литератур, вобравших в своем развитии совершенно разновременные и разнохарактерные традиции русской классической и мировой литератур, обусловливают сложные, многозначные, порой противоречивые литературные процессы. Произведения современных адыгских авторов, тяготеющих к мифологизму и мифотворчеству, порой являют собой самое причудливое переплетение разнохарактерных и разновременных традиций, и их мифологический подтекст имеет самую широкую парадигматику, включающую и свои мифоэпические истоки, и мифологию других народов, и авторские мифы современных отечественных и западных писателей.

И суть этого этапа выражается в неомифологизме, в том, что роман настойчиво и уверенно обращается к мифу, как к истоку, для нового переосмысления глубин этого первоначала. При этом авторы обнаруживают совершенно разные позиции, позволяющие говорить о таких явлениях, как традиционализм, постмодернизм, неомифологизм и т. д. Следует дифференцировать эти понятия и не смешивать, к примеру, мифологизм (который есть тип сознания), с постмодернизмом (который представляет творческий метод), понятия и концепции которых оказались в XX в. сложными, многозначными и изменчивыми, в силу осознания сложности самой переломной эпохи. Особенно это касается концепции традиции, и мы, наверное, не ошибемся, утверждая, что понятие традиции - одно из самых подвижных, относительных и переменчивых. И лучшим доказательством того явились всевозможные трансформации, которым подверглись традиции в прошлом веке. Известно, что степень традиционности литературного произведения принадлежит к его важнейшим чертам, но «оценка традиционности и новизны не может быть абсолютной, будучи зависимой от различного наполнения и понимания традиции в разные культурно-исторические эпохи» [504; 4]

В прошедшем столетии произошел грандиозный слом всех предшествующих традиций, и одновременно сложились новые отношения между разными традициями, выразившиеся в причудливом переплетении многих из них друг с другом. О том, что в этот период шел активный процесс переосмысления и преобразования существовавших прежде традиций, говорит появление неореализма, необарокко, неоклассицизма, неоромантизма. Таким образом, в XX в. утвердилась идея историчности традиции, которая привлекается в измененном виде, а не в первоначальном, неизменном. Ю. Н. Тынянов писал: «Произведение, вырванное из контекста данной литературной системы и перенесенное в другую, окрашивается иначе, обрастает другими признаками, входит в другой жанр, иными словами, функция его перемещается» [303 ; 227].

Но параллельно с исторической появилась мифологическая концепция, основывающаяся «на отказе от теории линейного прогресса в искусстве, на вере в неизменность человеческой природы и цикличность развития».

Согласно Н. Фраю, в определенной мере мифологизм - реакция на рационалистическую, научную картину мира, оттесняющую человека своей объективностью, деперсоналистичностью [655].

Все эти процессы в определенной степени отразились и в адыгских литературах, и в частности, в таком мобильном и быстро развивающемся жанре, как роман, что диктует необходимость тщательного их анализа и осмысления.

Мифоэпическая традиция была особенно значимой для адыгских литератур с самого начала их зарождения, так как в силу отсутствия письменности до той поры основной базой развития были фольклор, эпические традиции параллельно с мировой классической и русской литературой. Обращение же конкретно к мифу стало характерным явлением лишь для литературы современного периода (особенно за последние несколько десятилетий XX века) в близкородственных адыгских (черкесских) литературах, имеющих общие этногенетические корни.

Миф решительно вторгся в семантическое и структурное поле современного адыгского романа последних двух десятилетий, обогатив его поэтику и обусловив определенные трансформации в стиле, сюжетике, образостроении, жанровых модификациях и т.д. Богатейший фолыслорно-мифологический контекст современного адыгского романа, наличие в нем архетипов, мифологем, бинарных оппозиций, мифоструктур диктует необходимость углубления системного исследования современного романа, подключения, помимо историко-литературоведческого анализа, еще и других подходов: психоаналитического, структурно-семиотического, ритуально-функционального, жанрового подходов.

Актуальность темы. В последнее время наблюдается тенденция рассматривать мифологизм и фольклоризм с позиции взаимодействия мифа, фольклора и литературы как частей единой метасистемы, базирующейся на общих законах словесного творчества и мифотворчества. При таком подходе генетический аспект проблемы становится составным элементом более глобального исследования мифо-фольклорно-литературных отражений и взаимосвязей. Неомифологизм XX века, для которого характерен синтез разновременных традиций (миф, ритуал, фольклор) и возрождение в авторском мифотворчестве глубинных структур и механизмов, требует от исследователя синтетического подхода к изучению проблемы генетической преемственности и типологических соответствий. Соответственно возникает потребность использовать в исследовании проблемы мифо-фольклорно-литературных взаимосвязей не только фольклористические и литературоведческие аспекты, но психоаналитический метод исследования для выявления философско-психологических сторон проблемы мифотворчества. Использование этого метода позволяет выявить имплицитный мифологизм отдельных авторских образов и мотивов, строго разграничить проявление мифологического и фольклорного, выявить процесс их взаимодействия в авторском тексте.

При анализе проблемы мифотворчества в современном адыгском романе мы опираемся на исследования отечественных, и зарубежных авторов, внесших весомый вклад в развитие как литературоведческой, культурологической, философской наук о мифологии, так и психоаналитической школы, подвергавшейся ранее критике со стороны советских авторов. Но конец XX века, продемонстрировавший интеграцию в самых различных сферах общественной жизни, коснулся и научной жизни, стремившейся к синтезу достижений в различных отраслях человеческого познания. Подобная интеграция оказывается весьма перспективной, обнажая на ее стыках глубинные, доселе неисследованные пласты. К примеру, современные теории мифа позволяют совершенно по-новому, в ином мифологическом ключе, прочесть тексты, обнажающие за архетипами, символами, мифоструктурами совершенно новый неисследованный мир онтологических основ мифа.

В настоящее время созрели все предпосылки для комплексного изучения фольклорно-мифологического контекста современного романа и особенностей его мифопоэтики, включая достижения психоаналитического, структурно-семиотического, ритуально-функционального и жанрового подходов. Такой комплексный подход к изучению фольклорно-мифологического контекста современного романа и составляющих его мифопоэтики позволяет дифференцировать уровни исследования и выявить глубинный слой мифологических структур и архетипов.

Теория архетипов способствует различению случаев подсознательного проявления мифологизма от сознательной установки автора на мифологизм. Систематизация образов на основе архетипов и установление путей их реализации в тексте дает возможность проследить во времени эволюцию авторского стиля и мышления, принципы трансформации традиционных элементов и закономерности творческого освоения фольклорно-мифологических образов, мотивов, сюжетов.

Вполне очевидна необходимость комплексного изучения проблемы мифоэпических и литературных взаимосвязей с включением достижений психоаналитического, структурно-семиотического, ритуальнофункционального, жанрового подходов. Такой подход позволит выявить не только очевидные, лежащие на поверхности связи мифа и художественного текста, но и обнаружить глубинный слой мифологических структур и архетипов, а также в каждом конкретном случае дифференцировать уровни мифопоэтики, выявить функциональную значимость мифа в содержании и структуре литературного произведения.

В этой связи исследование мифопоэтики современного романа и особенностей мифологизма и мифотворчества авторов, обусловливающих характер художественного образа мира, представляется нам особенно актуальным.

Об актуальности данной проблемы говорят и известные адыгские литературоведы. В частности, профессор JT.A. Бекизова отмечает: «В свете нашей проблемы выявление в тех или иных жанрах адыгских литератур общих для адыгов мифологических традиций поможет определить стилеебразующую роль мифа в литературе и то, как реализуются в них нравственные, философские и эпические представления адыгов» [610;53]. Профессор Ю. Тхагазитов констатирует, что «в связи с взаимодействием фольклора и литературы в современном литературоведении обсуждается также проблема становления жанровой системы в национальных литературах, причем как в развитых, так и в молодых» [302;223]. О непреходящей актуальности проблемы «фольклор и литература» говорят профессоры К.Г. Шаззо и Р.Г. Мамий в своих размышлениях об этапах развития адыгейской литературы [524; 10].

Соответственно определяются цель и задачи исследования, выявляющего как закономерности усвоения мифоэпической традиции в индивидуальной авторской системе, так и выявление законов авторского мифотворчества.

При исследовании особенностей художественного мифологизма современного адыгского романа (сер. 80-х гг. XX в.- 2005 г.) нами предполагается рассматривать адыгские литературы как некую литературную целостность, функционирующую в Северо-Кавказском регионе, одновременно не упуская из виду более широкий контекст, распространяющийся и на общероссийскую, и на мировую литературу. Необходимость такого подхода к исследуемым явлениям диктуется общностью исследуемых литературных процессов и явлений, обнаруживающих типологические схождения вне зависимости от места и времени их проявления.

Вполне очевидно, что для исследования подобной региональной литературы и выявления как общих закономерностей развития, так и их особенностей, необходимо сочетание синхронного и диахронного подходов.

Принцип отбора нами определенных авторов: Ю. Чуяко, Н. Куека, X. Бештокова, Д. Кошубаева обусловлен тем, что их произведения наиболее тесно сопряжены с мифопоэтикой и показательны для процессов мифологизации, характерных для современного адыгского романа. Цель исследования. Мы исходим из того, что миф существует в художественном тексте на трех уровнях: первый уровень - сам сюжет произведения; второй - составляющие его мотивы, образы, ключевые слова, мифологемы и их взаимоотношения (структура текста); третий - самый глубинный - заполняют непосредственно элементы мифосознания, образующие подтекст произведения. Обнаружение этих элементов при последовательном погружении вглубь текста и прочтения его в данном (мифологическом) ключе, вскрывая подлинный мифологический контекст, и позволит выявить законы мифотворчества каждого отдельно взятого автора, их индивидуальные приемы и способы мифотворчества. Задачи исследования.

1. Исследовать полифункциональность мифа, его содержательную и структурообразующую функции в романе;

2. Выявить роль мифопоэтики в сюжетостроении, жанрообразовании и формировании различных жанровых модификаций;

3. Рассмотреть роль мифопоэтики в образостроении;

4. Изучить наиболее часто встречающиеся образы и мотивы, мифоструктуры, архетипы, мифологемы, бинарные оппозиции - то есть, составляющие мифологизма;

5. Проанализировать различные способы мифологизирования в связи с такой литературоведческой категорией, как традиция, и в соответствии с этим дифференцировать творчество традиционалистов» и «неомифологизм» творчества современных романистов.

6. Обозначить различные способы мифологизации в художественном тексте каждого конкретного автора и характер мифологизма отдельных авторов в сочетании с творческим методом, используемым ими в каждом конкретном произведении.

7. Выявить роль мифа и эпоса в создании целостной национальной картины мира и выражении национального мировидения и мироощущения. Определить роль и функции в моделировании национальной картины мира;

В решении этих задач автор видит определенную теоретическую значимость и научную новизну работы.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что оно восполнит определенный пробел в изучении адыгского романа в плане его фольклорно-мифологического контекста и в аспекте именно мифологического прочтения структуры современного романа, в том числе -позднейшего его этапа.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее материалы могут быть использованы в общих курсах «Устное народное творчество», «История и теория новописьменных литератур», «Теория литературы», а также при чтении лекций по фольклору и литературе адыгов, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных вопросам взаимоотношений мифа, фольклора и литературы, вопросам особенностей развития адыгского романа на современном этапе, проблемам психологии творчества и мифотворчества.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые рассматривается мифопоэтика современного адыгского романа и целенаправленно и последовательно прослеживается влияние мифопоэтики на содержательную и структурную основу романа, характер и формирование в нем художественного образа мира.

Данная монография является первой попыткой синтезированного исследования современного адыгского романа одновременно по трем направлениям (аспектам): литературоведческому, фольклористическому и философско-психологическому.

В работе впервые выявлены, систематизированы и классифицированы базовые источники сквозных авторских образов и мотивов, -универсальные архетипы, а также архетипические структуры сюжетных схем отдельных авторских текстов, обнаружены и систематизированы принцип авторского моделирования и их соответствие с принципами моделирования в мифе.

Объект исследования - современный адыгский роман (сер. 80-х гг. XX в. -2005г.)

Предмет исследования - мифопоэтика современного адыгского романа, ее концептуальное значение и функции в создании художественного образа мира.

Степень научной разработанности. Для решения обозначенных в исследовании задач и выявления влияния мифопоэтики на содержание и структуру современного романа и формирование художественного образа мира необходимо было учесть данные исследований в различных областях знаний: мифологии, фольклора, литературы, лингвистики, истории, культурологии, этнографии, психологии, философии.

Генезис адыгского романа вообще и структурные его особенности являлись в той или иной степени предметом исследовательского внимания в монографических исследованиях ряда литературоведов: Е.М. Шабановой «Тембот Керашев» (Майкоп, 1959); Х.Х. Хапсирокова «Пути развития адыгских литератур» (Черкесск, 1968); J1.A. Бекизовой «От богатырского эпоса к роману. Художественные национальные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур» (Черкесск, 1974); А.Х. Хакуашева «Адыгские просветители» (Нальчик, 1978); М.Ш. Кунижева «Истоки нашей литературы» (Майкоп, 1978); Р.Г. Мамия «Пути адыгейского романа» (Майкоп, 1977) и «Вровень с веком» (Майкоп, 2001); К.Г. Шаззо «Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах» (Тбилиси, 1978); Т.Н. Чамокова «В ритме эпохи» (Нальчик, 1986) и «В защиту человека» (Майкоп, 1992); Ю.М. Тхагазитова «Адыгский роман» (Нальчик, 1986), «Духовно-культурные основы кабардинской литературы» (Нальчик, 1994) и «Эволюция художественного сознания адыгов»(Нальчик, 1996); А.А. Схаляхо «Идейно-художественное становление адыгейской литературы» (Майкоп, 1988) и «На путях творческого поиска» (Майкоп, 2002); У.М. Панеша «Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур» (Краснодар, 1990); А.Х. Мусукаевой «Северокавказский роман: Художественная и этнокультурная типология» (Нальчик, 1993); А. Камбачоковой «Адыгский исторический роман» (Нальчик, 1994).

Вопросы литературно-фольклорных взаимосвязей рассматривались глубоко в монографических исследованиях У.Б. Далгат «Литература и фольклор. Теоретические аспекты» (Москва, 1981), «Этнопоэтика в русской прозе 20-90-х гг. XX века (Экскурсы)- Москва, 2004, а также региональных литературоведов Л.А. Бекизовой, Ю.М. Тхагазитова, В.Б. Тугова. Исследователи адыгского романа справедливо отмечают, что «адыгский роман изначально восходит к эпосу «Нарты»[302;29]. Разные теоретические аспекты изучения фольклора стали предметом тщательнейшего исследовательского внимания в работах А.И. Алиевой, 3. и М. Кумаховых, А. Гутова, Ш. Хута, А. Ципинова.

Исследованию адыгской мифологии посвящены основательные труды А.Т. Шортанова «Адыгская мифология», М. И. Мижаева «Мифологическая обрядовая поэзия». В монографии А. А. Ципинова «Мифоэпическая традиция адыгов» подвергается системно-аналитическому исследованию адыгская мифоэпическая традиция, ее структурный состав, жанровые образования. В частности, автор выделяет следующий ряд разностадиальных жанров мифоэпической традиции: мифы, нартские сказания, предания, сказы, легенды, мифы -былинки, былинки и бывальщины [355;158].

Одной из первых работ, посвященных исследованию романа в соотношении с фольклором в означенном регионе, является работа JI. Бекизовой «От богатырского эпоса к роману»(1974), где автор исследует особенности и характер фольклорных истоков в романе.

В работе В. Тугова «Фольклор и литература абазин: динамика взаимодействия» (2003) прослеживаются особенности фольклорно-литературных взаимосвязей, включающих довольно обширный обзор мифо-фольклорного контекста абазинской литературы на протяжении всех этапов ее развития. В ней определяется жанровая система абазинского фольклора, особенности поэтики и эволюции каждого жанра, устанавливаются пути возникновения и формирования письменной литературы, исследуются характер и формы влияния фольклорных традиций на становление и развитие письменного художественного слова.

Проблема соотношения мифоэпического и литературного художественного сознания стала предметом исследования в монографии Ю. Тхагазитова «Эволюция художественного сознания адыгов»(1996), посвященной стадиальному изучению кабардинской литературы и адыгского романа, где миф - эпос - этикет рассматриваются как системообразующий фактор литературы на всех этапах ее развития. Ю. Тхагазитов впервые в адыгском литературоведении обозначил новую методологию, новые подходы в исследовании мифоэпических истоков современного адыгского романа, в частности - разграничение таких принципиально важных вопросов для исследования особенностей мифологизма, как мифологическое и мифоэпическое сознание. Однако анализ проведенного им исследования базируется, в основном, на кабардинском материале и заканчивается обзором литературы 80-х годов. Таким образом, современный адыгский роман последних двух десятилетий XX века ни разу еще не являлся предметом специального исследования в плане обозначенной нами проблемы, есть лишь частичные касания данной проблемы в общем контексте отдельных работ (в частности, докторская диссертация В. Бигуаа «Абхазский исторический роман. История. Типология. Поэтика», 2003 г., кандидатские диссертации Приймаковой Н. «Жанрово - стилевое богатство современного адыгского романа об историческом прошлом», 2000г., Аутлевой Ф.А.«Взаимосвязь фольклорно-эпического и литературного сознания в художественном осмыслении нравственно-философских проблем современного адыгского романа (дилогия «Баржа» и «Бычья кровь» А.Евтыха, «Сказание о Железном Волке» Ю. Чуяко).

Тем не менее именно в последние два десятилетия в адыгских литературах четко обозначилась тенденция тяготения к неомифологизму, очередному возвращению и более глубокому погружению в мифоэпические истоки, требующая пристального исследовательского внимания и толкования. Именно этим объясняется выбор темы данного исследования, посвященного мифопоэтике и ее концептуальному значению для миромоделирования в современном адыгском романе.

Методологической и теоретической основой диссертации являются: труды общефилософского, культурологического и общефилологического характера - М. Бахтина, В. Виноградова, Г. Гачева, И. Ильина, Ю. Лотмана, А. Потебни, Г. Федотова, П.Флоренского; работы из области теоретического и исторического литературоведения - В. Белинского, А. Веселовского, Л. Гинзбург, М. Голубкова, С. Кормилова, Д. Лихачева, Ю. Тынянова; труды ведущих исследователей мифологии и фольклора - С. С. Аверинцева, В. М. Гацака, У. Б. Далгат, К. Леви-Стросса, Дж. Кэмпбелла, А. Ф. Лосева, Ф. X. Кессиди, Е.М. Мелетинского, В. Я. Проппа, В.Н. Топорова, Э. Тейлор, М. Элиаде, К. Г. Юнга;

Исследования северокавказских ученых - А. Алиевой, Л. Бекизовой, А. Гадагатля, Г. Гамзатова, А. Гутова, 3. Джапуа, Л. Егоровой, Ш. Инал-Ипа, С. Зухбы, М. Кунижева, Р. Мамия, 3. Налоева, У. Панеша, Ш. Салакая, А. Схаляхо, 3. Толгурова, А. Хакуашева, Р. Хашхожевой, Ш. Хута,

Т. Чамокова, П. Чекалова, К. Шаззо, Е. Шибинской, А. Шортанова, Ю. Тхагазитова, X. Хапсирокова, М. Эфендиевой.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Мифологические референции на уровне отдельных образов, мотивов, сюжетов были присущи адыгскому роману на всех этапах его развития. Однако усвоение мифоэпической традиции на ранних этапах носило поверхностный характер.

2. Современный адыгский роман содержит в себе богатейший фольклорно-мифологический контекст. Характер его мифологизма позволяет говорить о неомифологизме, ставшем примечательным явлением для всего мирового литературного процесса XX века. Это проявляется в новом характере усвоения мифоэпической традиции, выражающемся как в ремифологизации, восторженно-романтическом отношении к традиции, так и демифологизации (травестии, пародировании, антимифе), а также в авторском мифотворчестве.

3. Мифопоэтика существенно повлияла на содержательную и структурную основу современного адыгского романа. Концептуальное значение мифа выразилось в образостроении, жанрообразующей, сюжетообразующей, моделирующей функциях.

4. Влияние мифопоэтики на жанрообразование выразилось в формировании новых жанровых модификаций: роман-миф, роман-притча, философско-мифологический роман, историко-мифологический роман.

5. Пространственно - временной континуум современного адыгского романа имеет сложную многоуровневую структуру. Мифопоэтика обусловила создание цельной картины мироздания, сформировала представление о материальном и духовном единстве мира. Мифологемы первоэлементов космоса: земли, воды, огня, воздуха цементируют воедино картину мироздания, символизируют целостность происходящих в нем процессов и формируют совокупный художественный образ мира.

6. В основе мифопоэтического миромоделирования в современном адыгском романе лежит мифоэпическая модель мира. Художественный образ мира, воспроизводимый в современном адыгском романе, имеет выраженный мифопоэтический характер и отражает все основные духовно-нравственные парадигмы и общественно-социальные характеристики национального бытия. Вместе с тем модель национального бытия обнаруживает тяготение к общечеловеческой модели - универсуму.

Апробация результатов исследования осуществлялась через публикацию его основных положений в научных работах. Основные положения диссертационного исследования докладывались на Первой Международной научно-практической конференции «Кавказ сквозь призму тысячелетий. Парадигмы культуры» (Нальчик, 2004), Международной научной конференции «Концептуальные проблемы литературы: Художественная когнитивность» (Ростов н/Д, 2004), Международной научно-практической конференции «Кавказский текст: Национальный образ мира как концептуальная поликультурная система», (Пятигорск, 2005), Международных Ломидзевских чтениях (Москва, 2005). Они опубликованы в монографиях: «Иду к Человеку: Размышления о творчестве Нальбия Куека» (Майкоп, 2004. - 7 п.л.), «Мифопоэтика и художественный образ мира в современном романе» (Майкоп, 2006. - 20 п.л.); в статьях и тезисах, опубликованных в сборниках и журналах, издаваемых в Майкопе, Краснодаре, Армавире, Ростове н/Д, Москве. Материалы и результаты исследования по главам и в целом обсуждались на расширенном заседании кафедры литературы и журналистики АГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из теоретического введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мифопоэтика и художественный образ мира в современном адыгском романе"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенный анализ современного адыгского романа свидетельствует о наличии в нем глубинного фольклорно-мифологического контекста.

Мифологические референции на уровне отдельных образов, мотивов, сюжетов были присущи адыгскому роману на всех этапах его развития. Однако усвоение мифоэпической традиции на ранних этапах носило поверхностный характер.

В конце XX века в адыгских литературах происходят бурные процессы, позволяющие говорить о начале третьего этапа - неомифологизма - в рамках взаимодействия романа с мифо-фольклорным началом. Обращение современного адыгского романа к мифу и его онтологическим основам явилось важным этапом в развитии адыгских литератур. Универсальный смысл мифа и возможности его поэтики позволили адыгским романистам не только вернуться в самые глубокие потаенные пласты народного сознания, своих национальных истоков, но и по-новому осмыслить современный этап и, выйдя за рамки национальной картины мира, создать широкие обобщения, соответствующие планетарным представлениям. Это вывело адыгские литературы на мировые ориентиры, способствовало созданию новой художественно-эстетической системы, отражающей в своих произведениях художественное исследование глобальных проблем современности: Человек и природа, Человек и война, Человек и мир. Само понятие -«Человек» стало толковаться, в отличие от сугубо реалистического видения, гораздо глубже, переместив акцент в сторону микрокосмоса, который есть внутренний мир человека, путь в который столь же далек, как и в макрокосмос. Что же касается макрокосмоса, в котором человек пребывает, то он предстал в творениях современных адыгских авторов как сложный многомерный мир, который еще предстоит познавать.

Обращение к мифопоэтике и ремифологизация способствовали в определенной степени возрождению и активизации «адыгэ хабзэ» - свода национальных законов, который в абсолютном большинстве соответствует древнейшим нравственно-этическим заповедям, выработанным всем человечеством на протяжении тысячелетий. Эти заповеди можно охарактеризовать как всеобщие космические законы, соблюдение или несоблюдение которых определяет единый метаконфликт, известный в мифологии, как борьба между добром и злом, светом и тьмой, гармонией и хаосом.

Истинным героем адыгского мифологизированного романа становится человек, который сообразует свою жизнедеятельность не только с жизнью народа, но и со всем окружающим миром. Он ощущает себя частью единого целостного организма, который есть космос, и живет по законам этого космоса. Этот герой непременно обладает планетарным мышлением и чувствует себя, в первую очередь, гражданином планеты Земля, а затем конкретно взятой страны или народа. Формирование такого мироощущения отражает суть универсализма мифологического мышления.

Можно заключить, что в основе мифопоэтического миромоделирования в современном адыгском романе лежит мифоэпическая традиция. В основе своей в качестве архетипа оно имеет адыгскую мифологию и нартский эпос. Мифоэпика Нартиады является тем неиссякаемым живительным источником, из которого черпаются образы, сюжеты, мотивы, вечные по своей актуальности метаконфликты (добро - зло, гармония - хаос, жизнь - смерть). Духовно-нравственные основы эпоса, его высокие нравственно-эстетические парадигмы продолжают оставаться критерием нравственности героев современного романа. Ярко выраженная «огненность» Нартиады, как символ высокого напряжения, аккумулирует высокую энергетику в виде нравственных устоев, неписаных (космических) законов, продолжает поставлять импульсы «огненности» в современную литературу, питая ее высоким эмоционально-нравственным, экспрессивным накалом, придавая яркую динамику и напряженность семантике произведений. Так в современном романе фигурируют герои: Мазаг, Нешар, девочка, Ляшин, культивирующие свет (огонь), архетипически восходящие к мифоэпическим персонажам. Неписаные (божественные законы), качества доброты, красоты, мужества, которыми руководствовались нарты, и которые позже трансформировались в свод законов «адыгэ хабзэ», продолжают оставаться критерием нравственности и для героев современного адыгского романа.

Мифопоэтический пространственно-временной континуум, воспроизводящий в современном адыгском романе национальный космос, носит универсальный, целостный характер. Пространственные параметры создаваемой модели мира ассоциируются не только с «адыгской землей», но часто выходят за пределы этих параметров, тяготея к универсуму. Мифопоэтически изображаемый авторами адыгский мир космологичен и является органичной частью всего Мироздания: события, происходящие в этом мире, отражаются, воспринимаются, отзываются эхом в далеких мирах.

Все стихии: огня, воды, земли, воздуха, задействованные в этом мире, символизируют целостность и взаимообусловленность процессов, происходящих в нем и формируют совокупный адыгский художественный образ мира.

Архитектоника этого мира и сложна по структуре, и одновременно проста в своей цельности. Мифологическое сознание сцементировало все разноплановые и разнохарактерные компоненты этого мира, все его уровни. Модель этого мира пронизана «светящимся звуком», «звенящим светом». В основе мифопоэтического миромоделирования в романах Ю. Чуяко, Н. Куека, Д. Кошубаева лежит мифоэпическая модель мира, состоящая из трех миров: верхнего (мир богов ), среднего (мир живых людей) и нижнего (мир умерших). Границы между этими мирами обозначаются условно, обусловливая архитектонику единого целостного мироздания. Это накладывает отпечаток и на обозначение таких параметров пространства, как границы и сакральные центры. Границы адыгского мира носят подвижный характер, а общее пространство адыгского мира выглядит как открытое, разомкнутое. Вместе с тем отдельные локусы этого пространства представляют собой модель замкнутого пространства, выражающего мини-модели адыгского сообщества. Общими характеристиками этого пространства могут служить также гармоничность, нормированность, целостность, противостоящие в оппозиции хаотичности, ненормированности, прерывистости пространства. Четко маркируются и сакральные центры этого пространства: курганы, символизирующие историческую память, горные вершины, образы-символы мирового древа.

Категория времени в современном адыгском романе выражена многозначно и имеет такие разновидности, как «мифологическое время», «цикличное время», «остановившееся время», «обратимое время», «необратимое время», «интегрирующее время», «историческое время», «линейное время». В мифопоэтической модели мира, создаваемой адыгскими авторами в современном романе, формируется единый образ времени, имеющий мифологический характер. Мифологичность времени обусловливается цикличностью и всеобщей повторяемостью событий в миромоделировании рассматриваемых романов, что позволяет говорить о спатиализации. Говоря иначе, в современном адыгском романе мифологическое время вытесняет объективное историческое время. Подобное толкование категорий пространства и времени способствует созданию космопространственных хронотопов, восходящих к вселенскому универсуму.

Таким образом, вполне очевидна смена национальной картины мира универсальной, обусловленной возрастанием мифологической составляющей в художественном контексте романа. Мифопоэтическая тенденция отражается в воспроизведении мифоструктур и законов архаического мышления: создание «целокупного образа» (по Голосовкеру), развивающего тему противостояния добра и зла, регулярное использование принципов бинарных оппозиций и геометрической символизации на всех уровнях текста, реактуализацию мифо-обрядовой семантики мифологемы пути, построение модели мира по мифопоэтическому образцу, создание авторского мифа.

Художественный образ мира, воспроизводимый в современном романе обозначенных авторов, имеет выраженный мифопоэтический характер (ритуальная картина мира). В этом образе нашли отражение все основные духовно-нравственные и социальные парадигмы национального бытия. Вместе с тем, под влиянием решительного вторжения мифопоэтики в семантическое и структурное поле романов, модель национального мира неизменно обнаруживает тяготение к общечеловеческой модели -универсуму.

Необходимо также отметить, что мифопоэтика романа, его структура, его художественные особенности не сводятся только к мифоэпической традиции. Характер мифологизма современного романа может быть определен как неомифологизм, ставший примечательным явлением для всего мирового литературного процесса XX века. Неомифологизм, новое мифотворчество современных авторов выражается как в ремифологизации -новом характере усвоения мифоэпической традиции, восторженно-романтическом отношении к ней, так и демифологизации - травестиии, пародировании классического мифа, создании антимифа.

В романах Н. Куека и Д.Кошубаева создается мир, в котором возможны любые перевоплощения-превращения вплоть до растворения личности в природе, а жизнь и смерть не разделены четкой гранью - это уже по существу мир мифологический, не только воспроизводящий механизм мифологического сознания, но и построенный по законам мифа.

Мифопоэтика обогатила образостроение современного романа новыми возможностями, пополнила эпические ресурсы авторов. Она наполнила светом духовное пространство современного адыгского романа, утвердила культ света, обозначила сердечность как основное качество героев, способ постижения жизни. Мифопоэтический герой приближен к земле, маркируется значимость погружения героя в свое пространство, взаимосвязь и взаимообусловленность человека и его пространства. Влияние мифопоэтики на образостроение выразилось и в восстановлении утраченных связей с истоком, обретении героем целостного сознания.

Примечательной особенностью образостроения в романах Н. Куека, Ю. Чуяко, X. Бештокова, Д. Кошубаева является тенденция к смене типического образа архетипическим.

Особенно примечательна мифопоэтическая модель мира, создаваемая в романах Н. Куека. Это мир, сотканный из чистейшего света и звука, сотворяемого по аналогии с высшим миром. Его герои: Нешар, Нарыч, Мазаг, Ляшин, Фэнэс- метафизические герои, обладающие трансцендентными способностями. Образы мудрых старцев-долгожителей -носители и выразители народной мудрости. Присутствие в контексте романов бессмертных героев: три-бабушки, Ляшина, Фэнэса также обусловлено влиянием мифопоэтики. Женщины - воплощение красоты и гармонии, носительницы света. В образах Сатаней, три-бабушки, Гощанды реализуется архетип Великой Матери, почти все культивируют лучшие качества великого женского начала, предстающего как прародительница рода человеческого, «вскормленного молоком единой матери». В этом мире царит идея вечности, цикличности истории, когда все повторяется, но на новом витке спирали, а значит, утверждается гуманистическая идея бесконечности жизни и беспредельности вселенной, идея богоподобности человека, который в своем эволюционном развитии может приобрести божественные качества: безусловную и бескорыстную любовь, милосердие, светоносность, душевность. Герои этого мира свободно перемещаются из одного мира в другой. (Нешар, Дэдэр, три-бабушки, Ляшин - Н. Куека, Барымбух, Прозектор и Экзекутор, Апологус - Д. Кошубаева). Утверждается идея единства и взаимопроникаемости трех миров, что весьма характерно для мифологического мышления.

Мифопоэтика существенно повлияла на сюжетостроение романов, «повествовательный, последовательно раскрываемый сюжет стал тяготеть к большей обобщенности, к динамичной спрессованности самого рассказа, уступая место ассоциативной, свободно трансформируемой логике мифа или насыщенной скрещивающимися временными и пространственными обозначениями фабуле» [246; 72].

Влияние мифопоэтики сказалось также и на значительном расширении диапазона жанровых модификаций современного романа, представленного такими разновидностями, как роман-притча, роман-миф, философско-мифологический роман, историко-мифологический роман.

Таким образом, можно заключить, что мифопоэтика существенным образом повлияла на художественное состояние современного адыгского романа, его содержательную и структурную составляющие. Концептуальное значение мифа выразилось в содержательной, сюжетообразующей, жанрообразующей, моделирующей функциях.

Современный адыгский роман представляет собой сложную и многоуровневую художественно-эстетическую систему, с одной стороны, опирающуюся на собственные фольклорно-мифологические истоки, с другой стороны, она открыта для восприятия традиций мировой литературы и отражает на данном этапе сложнейшие процессы, происходящие в ней. Неомифологизм современного адыгского романа и варьирование различных способов мифологизирования позволяет говорить о типологических схождениях не только с литературой «ближнего зарубежья», но и с мировыми литературами, в частности, с западноевропейской, латиноамериканской.

Список научной литературыПаранук, Кутас Нуховна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Абаев, В.И. Нартовский эпос осетин / В.И. Абаев. - Цхинвали, 1982.

2. Абаев, В.И. Нартский эпос / В.И. Абаев // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Вып. 1,т. 10. Дзауджикау, 1945.

3. Абаев, В.И. Осетинский язык и фольклор / В.И. Абаев. М.; Л, 1959. - 564 с

4. Абазов, А.Ч. Кабардинские писатели на каб. яз. / А.Ч. Абазов. Нальчик, 1999.-487 с.

5. Аверинцев, С.С. Поэтика ранневизантийской литературы / С.С. Аверинцев. -М., 1977.-320 с.

6. Авидзба, В.Ш. Абхазский роман / В.Ш. Авидзба. Сухум, 1997. - 161 с.

7. Агаев, А.Г. Сулейман Стальский / А.Г. Агаев. Махачкала, 1975. - 184 с.

8. Агрба, Б.С. «Островная» цивилизация Черкесии / Б.С. Агрба, С.Х. Хотко. -Майкоп, 2004. 46 с .

9. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XII начала XIX вв. - Нальчик, 1974. - 635 с.

10. Адыгская и Карачаево-Балкарская зарубежная диаспора: история и культура. -Нальчик: Эль-Фа, 2000. 370 с.

11. Адыгский фольклор. Нальчик, 1979. - 268 с.

12. Акба, А.Х. Абхазские сказания / А.Х. Акба. Сухуми, 1961.

13. Акба, А.Х. Из мифологии абхазов / А.Х. Акба. Сухуми: Алашара, 1976.

14. Алиева, А.И. Адыгский нартский эпос / А.И. Алиева.-М., Нальчик, 1969.-168 с.

15. Алиева, А.И. Литературная критика в действии / А.И. Алиева.-М., 1984.- 64 с.

16. Алиева, А.И. Поэтика и стиль волшебных сказок адыгских народов / А.И. Алиева. М.: Наука, 1986. - 278 с.

17. Анализ литературного произведения. JI.: Наука, 1976. - 235 с.

18. Античные историки о Северном Кавказе. Нальчик: Эльбрус, 1990. - 308 с.

19. Антология литературы народов Северного Кавказа. Пятигорск, 2003. -120 с.

20. Антропологическая парадигма в филологии: материалы Междунар. науч. конф. Ч. 1. Литературоведение. Ставрополь, 2003. - 560 с.

21. Аншба, А.А. Абхазский фольклор и действительность / А.А. Аншба. -Тбилиси: Мецниереба, 1982. 280 с.

22. Аншба, А.А. Вопросы поэтики абхазского нартского эпоса / А.А. Аншба. -Тбилиси, 1970.- 112 с.

23. Ардзинба, В.Г. Ритуалы и мифы древней Анатолии / В.Г. Ардзинба. М., 1982.-214 с.

24. Аристотель. Поэтика: Об искусстве поэзии / Аристотель. М.: Гослитиздат, 1954.- 183 с

25. Арутюнов, J1.H. Национальный художественный опыт и мировой литературный процесс / J1.H. Арутюнов. М., 1972.

26. Атажукин, К. Избранное / К. Атажукин. Нальчик, 1991.- 256 с.

27. Аутлева, С.Ш. Адыгские историко-героические песни XVI-XIX вв. / С.Ш. Аутлева. Нальчик: Эльбрус, 1973. - 226 с.

28. Ахлаков, А.А. Исторические песни народов Дагестана и Северного Кавказа / А.А. Ахлаков.-М., 1981.- 120 с.

29. Ахундов, М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы / М.Д. Ахундов. М., 1982. - 222 с.

30. Баков, Х.И. Национальное своеобразие и творческая индивидуальность в адыгской поэзии / Х.И. Баков. Майкоп: Меоты, 1994. - 252 с.

31. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Р. Барг. М., 1994.

32. Барт, Р. Мифология / Р. Барг. М., 1996.

33. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики / М.М. Бахтин.-М., 1975.-504 с.

34. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1986.-542 с.

35. Бахтин, М.М. Эпос и роман / М.М. Бахтин. СПб: Азбука, 2000. - 304 с.

36. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1979.-240 с.

37. Бгажноков, Б.Х. Адыгская этика / Б.Х. Бгажноков. Нальчик: «Эль-Фа». -1999.-96 с.

38. Бгажноков, Б.Х. Адыгский этикет / Б.Х. Бгажноков. Нальчик: Эльбрус, 1978. -160 с.

39. Бгажноков, Б.Х. Очерки этнографии общения адыгов / Б.Х. Бгажноков. -Нальчик: Эльбрус, 1983. 230 с.

40. Бгажноков, Б.Х. Адыгская этика / Б.Х. Бгажноков. Нальчик: Эль-Фа, 1999.96 с.

41. Бгажноков, Б.Х. Основания гуманистической этнологии / Б.Х. Бгажноков. -М., 2003.-365 с.

42. Бгажноков, Б.Х. Очерки этнографии общения адыгов / Б.Х. Бгажноков. -Нальчик: Эльбрус, 1983.-232 с.

43. Бгажноков, Б.Х. Черкесское игрище / Б.Х. Бгажноков. Нальчик, 1991.-188 с.

44. Бебия, СЛ. Национальные художественные традиции и становление повествовательных жанров в абазинской и абхазской литературах (сравнительно-типологическое исследование) / C.JI. Бебия. Нальчик, 2002.

45. Бекизова, JI.A. Жизнь, герой, литература / JI.A. Бекизова, А.И. Караева, В.Б. Тугов. Черкесск, 1978.

46. Бекизова, J1.A. От богатырского эпоса к роману / J1.A. Бекизова. Черкесск, 1974.-288 с.

47. Бекизова, J1.A. Черкесская советская литература / JI.A. Бекизова. -Ставрополь, 1964.

48. Белинский, В.Г. Собр. соч. в 9 т. / В.Г. Белинский. М.: Худож. лит., 19761982.

49. Белякин, B.C. Психолингвистические аспекты художественного текста / B.C. Белякин. М., 1988. - 260 с.

50. Бердяев, Н.А. Русская идея (Основные проблемы русской мысли Х1Х-начала XX вв.) / Н.А. Бердяев. Париж, 1946.

51. Бердяев, Н.А. Смысл истории / Н.А. Бердяев. М., 1990.

52. Бердяев, Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности /Н.А. Бердяев.-М., 1990.

53. Бердяев, Н.А. Философия свободного духа / Н.А. Бердяев. М.: Наука, 1989. -224 с.

54. Бигуаа, В.А. Абхазская литература в историко-культурном контексте / В.А. Бигуаа. М., 1999.-299 с.

55. Бигуаа, В.А. Абхазский исторический роман. История. Типология. Поэтика / В .А. Бигуаа. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 598 с.

56. Бижева, З.Х. Адыгская языковая картина мира / З.Х. Бижева. Нальчик: Эльбрус, 2000.- 128 с.

57. Блаватская, Е.П. Тайная доктрина Т. 1 / Е.П. Блаватская. М., 1991.

58. Борев, Ю.Б. Эстетика / Ю.Б. Борев. М.: Политиздат. 1981.

59. Бромлей, Ю.В. Очерки теории этноса/Ю.В. Бромлей.-М., 1983.-412с.

60. Буало, Н. Поэтическое искусство / Н. Буало.- М.: Гослитизд, 1957. 230с.

61. Булатов, B.C. Методологические вопросы литературных исследований / B.C. Булатов. М., 2000. - 300 с.

62. Булгаков, С.Н. Героизм и подвижничество / С.Н. Булгаков. М., 1992.

63. Буслаев, Ф.И. О литературе: Исследования; Статьи / Ф.И. Буслаев. М.: Худож. лит., 1990.-510 с.

64. Бучис, А. Роман и современность. Становление и развитие литовского романа / А. Бучис. М.: Сов. писатель, 1977.

65. Вавилов, С.И. Глаз и солнце / С.И. Вавилов. М., 1976.

66. Вейман, Р. История литературы и мифология / Р. Вейман. М.: Прогресс,1975.-344 с.

67. Вернадский, В.И. Начало и вечность жизни / В.И. Вернадский. М., 1989.

68. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. JL, 1940.

69. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. Л.: ГИХЛ, 1962.

70. Виноградов, В.В. О языке художественной литературы / В.В. Виноградов. -М., 1964.-200 с.

71. Виноградов, В.В. Поэтика русской литературы / В.В. Виноградов. М.: Наука,1976.

72. Виноградов, В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика / В.В. Виноградов. М.: Поэтика, 1963. - 254 с.

73. Возжаева, М.И. Предания и мифы адыгов. Фольклор народов Карачаево-Черкесии. М.: Худож. лит., 1991. - 225 с.

74. Вундг, В. Проблема психологии народов /В. Вундт. -М.: Космос, 1912.

75. Вундг, В. Фантазия как основа искусства / В. Вундт. СПб., 1914.

76. Выготский, Л.С. Психология искусства / Л.С. Выготский. М., 1968.

77. Гадагатлъ, A.M. Героический эпос «Нарты» и его генезис / A.M. Гадагатль. -Краснодар, 1967.-422 с.

78. Гадагатлъ, A.M. Память нации. Генезис эпоса «Нарты» / A.M. Гадагатль. -Майкоп: Меоты, 1997. 400 с.

79. Гадагатль, A.M. Героический эпос «Нарты» адыгских (черкесских) народов / A.M. Гадагатль. Краснодар, 1987. - 405 с.

80. Гадамер, Г.Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

81. Гамзатов, Г. Дагестанский феномен возрождения / Г. Гамзатов. Махачкала, 2000.-322 с.

82. Гамзатов, Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти / Г. Гамзатов. -М.: Наследие, 1996.-451 с.

83. Гаспаров, МЛ. Жизнь художественного сознания / МЛ. Гаспаров. М.: Худож. лит., 1998.-432 с.

84. Гацак, В.М. Устная эпическая традиция во времени: историческое исследование поэтики / В.М. Гацак. М.: Наука, 1989. - 256 с.

85. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира. Космо Психо - Логос / Г.Д. Гачев. -М.: Прогресс, 1995.-480 с.

86. Гачев, Г.Д. Неминуемое: ускоренное развитие литературы / Г.Д. Гачев. М.: Худож. лит., 1989.-430 с.

87. Гачев, Г.Д. Образ в русской художественной культуре / Г.Д. Гачев. М.: Сов. писатель, 1981. - 310 с.

88. Гачев, Г.Д. Ускоренное развитие литературы / Г.Д. Гачев. М., 1964. -312 с

89. Гачев, Г.Д. Чингиз Айтматов (в свете мировой культуры) / Г.Д. Гачев. -Фрунзе: Адабият, 1989.

90. Гегель, Г.В.Ф. Эстетика: в 4 т. / Г.В.Ф. Гегель.-М., 1971.

91. Гей, Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль / Н.К. Гей. М.: Наука, 1975.-471 с.

92. Гердер, И.Г. Идеи к философии истории человечества / И.Г. Гердер. М.,1977.

93. Гинзбург, Л Л. О литературном герое / Л.Я. Гинзбург. Л.: Сов. писатель,1978.-206 с.

94. Голосовкер, Э.Я. Логика мифа / Э.Я. Голосовкер- М.: Наука, 1987. 218с.

95. Горан, В.П. Древнегреческая мифологема судьбы / В.П. Горан. Новосибирск, 1990.-334 с.

96. Горький, М. Собр. соч.: в 30 т. Т. 27 / М. Горький. М., 1953.

97. Гринцер, П.А. Древнеиндийский эпос / П.А. Гринцер. М., 1974. - 419 с.

98. Гулыга, А.В. Искусство в век науки / А.В. Гулыга. М., 1978. - 182 с.

99. Гулыга, А.В. Искусство истории / А.В. Гулыга. М., 1980. - 288 с.

100. Гуляев, Н.А. Теория литературы / Н.А. Гуляев. М.: Высш. шк., 1985. - 271 с.

101. Гумилев, JI.H. Этногенез и биосфера земли / JI.H. Гумилев. JL, 1990.

102. Гумилев, JI.H. Этносфера: история людей и история природы / JI.H. Гумилев. -М.: Экопрос, 1993.

103. ЮЗ.Гуревич, А .Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич. М.: Искусство, 1972.-318 с.

104. Гуревич, А.Я. Проблемы средневековой народной культуры / А.Я. Гуревич. -М., 1981.-360 с.

105. Гуревич, А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства / А.Я. Гуревич. М., 1990. - 397 с.

106. Гуртуева, Т.Б. Маленький человек с большой буквы. Поэзия Северного Кавказа в контексте постмодернизма / Т.Б. Гуртуева. Нальчик: Эльбрус, 1994. -210с.

107. Гусейнов, Ч.Г. Формы общности советской многонациональной литературы / Ч.Г. Гусейнов.-М.: Мысль, 1978.

108. Гутов, A.M. Поэтика и типология адыгского нартского эпоса / A.M. Гутов. -М.: Наука, 1993.-206 с.

109. Гутов, A.M. Слово и культура / A.M. Гутов. Нальчик, 2003. - 158 с.

110. Гутов, A.M. Художественно-стилевые традиции адыгского эпоса / A.M. Гутов. Нальчик: Эль-Фа, 2000. 218 с.

111. Далгат, У.Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. Исследования и тексты / У .Б. Далгат. М.: Наука, 1972. - 466 с.

112. И2. Далгат, У.Б. Литература и фольклор: теоретические аспекты / У.Б. Далгат. -М.: Сов. писатель, 1981. 190 с.

113. Далгат, У.Б. О роли фольклорных и этнографических элементов в литературе / У.Б. Далгат. Кишинев: Штиинца, 1971. - 340 с.

114. Далгат, У.Б. Этнопоэтика в русской прозе 20-90-х гг. XX века (Экскурсы) / У.Б. Далгат. М.:ИМЛИ РАН, 2004. - 212 с.

115. XX столетие и исторические судьбы национальных художественных культур: традиции, обретения, освоение: материалы Всерос. науч. конф. Махачкала,2003.-785 с.

116. Джандар, М.А. Песня в семейных обрядах адыгов / М.А. Джандар. Майкоп, 1991.-144 с.

117. Джапыуа, З.Д. Нартский эпос абхазов (сюжетно-тематическая и поэтико-стилевая система) / З.Д. Джапыуа. Сухум, 1995. - 180 с.

118. Джапыуа, З.Д. Абхазские архаические сказания о Сасрыкуа и Абрыскиле. (Систематика и интерпретация текстов в сопоставлении с кавказским эпическим творчеством. Тексты, переводы, комментарии) / З.Д. Джапыуа. Сухум: Алашара, 2003. - 374 с.

119. Дубровин, Н. Черкесы (адыге) / Н. Дубровин. Нальчик, 1991. - 416 с.

120. Душкова, З.В. Наставления Солнца / З.В. Душкова. М., 2005. - 145 с.

121. Дьяконов, И.М. Архаические мифы Востока и Запада / И.М. Дьяконов. М.: Наука, 1990.

122. Дюмезиль, Ж. Осетинский эпос и мифология / Ж. Дюмезиль. М.: Наука, 1976.-276 с.

123. Дюмезиль, Ж. Скифы и нарты / Ж. Дюмезиль. М., 1992. - 231 с.

124. Ергук, Ш.Е. Восхождение к памяти / Ш.Е. Ергук. Майкоп, 1994.

125. Жирмунский, В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад / В.М. Жирмунский.-J1.: Наука, 1979.

126. Жирмунский, В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В.М. Жирмунский. JL: Наука, 1977. - 405 с.

127. Зеленин, Д. Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов / Д. Зеленин. -M.;JI., 1937.

128. Земсков, В.Б. Габриэль Гарсиа Маркес. Очерк творчества / В.Б. Земсков. М., 1986.

129. Золотарев, A.M. Родовой строй и первобытная мифология / A.M. Золотарев. -М., 1964.

130. Зухба, С.Л. Типология абхазской несказочной прозы / С.Л. Зухба. Майкоп: Меоты, 1995.-335 с.

131. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Академия, 1994. - 407 с.

132. История адыгейской литературы. Т. 1. Майкоп: Меоты, 1999. - 520 с.

133. История адыгейской литературы. Т. II. Майкоп: Меоты, 2002. - 558 с.

134. История Кабардино-Балкарской АССР с древнейших времен до наших дней: в 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1967. - 484 с.

135. История литератур Латинской Америки. Очерки творчества писателей XX века / под ред. В.Б.Земскова, А.Ф. Кофмана. М.:ИМЛИ РАН, 2005. - 688 с.

136. История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII века / под ред. П.П. Суховеева. -М.: Просвещение, 1988. 500 с.

137. История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. Вып.1. -М.: АНРФ, 1995.-240 е.; Вып. II. -М.: АНРФ, 1997.-265 с.

138. История русского советского романа: в 2 т. Т. 1. М.; Л.: Наука, 1965.

139. История русского советского романа: в 2 т. Т. 2. М.; Л.: Наука, 1965.

140. История советской многонациональной литературы: в 6 т. М.: Наука, 19701974.

141. Камбачокова, Р.Х. Адыгский исторический роман / Р.Х. Камбачокова. -Нальчик, 1999.- 117 с.

142. Карпов, Ю.Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа / Ю.Ю. Карпов. СПб.: Петербургское востоковедение. 2001. - 421 с

143. НЗ.Кессиди, Ф.Х. От мифа к логосу (становление греческой философии) / Ф.Х. Кессиди. М., 1972.

144. Кожинов, В.В. Происхождение романа: теоретико-исторический очерк / В.В. Кожинов. М., 1963. - 56 с.

145. Кожинов, В.В. Статьи о современной литературе / В.В. Кожинов. М.: Сов. Россия, 1990.-544 с.

146. Колясников, И.Н. Нравственно-эстетические основы и базовые элементы культуры эпоса «Нарты» / И.Н. Колясников. Майкоп, 2005. - 448 с.

147. Косвен, М.О. Очерки истории первобытной культуры / М.О. Косвен. М.: Изд-во АН СССР, 1953. - 215 с.

148. Космос «Железного Волка» или Панцирь кузнечика / сост. Е.П. Шибинская. -Майкоп, 2001.- 184 с.

149. Кофман, А.Ф. Латиноамериканский художественный образ мира / А.Ф. Кофман.-М., 1997.-318 с.

150. Кофман, А.Ф. Проблема «магического реализма» в латиноамериканскомромане / А.Ф. Кофман // Современный роман. Опыт исследования. М., 1990.

151. Крупное, Е.И. Древняя история Северного Кавказа / Е.И. Крупное. М.: Изд-во АН СССР, 1960.-520 с.

152. Культура адыгов. (По свидетельствам европейских авторов) / сост. Х.М. Казанов. Нальчик, 1998. - 256 с.

153. Культура и быт адыгов. Вып. 8. Майкоп, 1991. - 430 с.

154. Кумахов, М. А. Язык адыгского фольклора: нартский эпос / М.А. Кумахов, З.Ю. Кумахова. М.: Наука, 1985. - 222 с.

155. Кумахов, М.А. Нартский эпос: язык и культура / М.А. Кумахов, З.Ю. Кумахова. М.: Наследие, 1998. - 312 с.

156. Кумахов, М.А. Очерки общего и кавказского языкознания / М.А. Кумахов. -Нальчик: Эльбрус, 1984.-325 с.

157. Кумыков, Т.Г. Казы-Гирей / Т.Г. Кумахов. Нальчик, 1978. - 135 с.

158. Кунижев, М.Ш. Истоки нашей литературы / М.Ш. Кунижев. Майкоп, 1978. -100 с.

159. Кунижев, М.Ш. Мысли об адыгейской литературе / М.Ш. Кунижев. Майкоп, 1968.- 120 с.

160. Кутейщикова, В.Н. Новый латиноамериканский роман 50-70-е годы / В.Н. Кутейщикова, J1.C. Осповат. 2-е изд., доп. - М., 1983.

161. Лавров, Л.И. Адыги в раннем средневековье / Л.И. Лавров // Сборник статей по истории Кабарды. Нальчик, 1955.

162. Лавров, Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа / Л.И. Лавров. М., 1978.- 187 с.

163. Лапинский, Т. Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских / Т. Лапинский. Нальчик, 1996.

164. Леви-Брюль, Л. Первобытное мышление / Л. Леви-Брюль. М.: Республика, 1994.

165. Лермонтов, М.Ю. Сочинения: в 2 т. / М.Ю. Лермонтов. Т. 1. - М., 1988. -720 с.;Т. 2.-М., 1990.-704 с.

166. Лихачев, Д.С. Заметки о русском / Д.С. Лихачев. -М.,1981.-71с.

167. Лихачев, Д.С. Литература реальность - литература / Д.С. Лихачев. - Л.: Наука, 1984.-209 с.

168. Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы / Д.С. Лихачев. Л.: Наука, 1967.-372 с.

169. Лихачев, Д.С. Раздумья / Д.С. Лихачев.-М., 1991.-316 с.

170. Лихачев, Д.С. Человек и литература древней Руси / Д.С. Лихачев. М.: Наука, 1970.- 180 с.

171. Ломидзе, Г.И. Проблемы взаимосвязи и взаимодействия литератур / Г.И. Ломидзе. М.: Сов. писатель, 1963. - 350 с.

172. Лонгворт, Дж.А. Год среди черкесов / Дж.А. Лонгворт // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Нальчик, 1974. - С. 531-584.

173. Лосев, А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии / А.Ф. Лосев. -М.: Учпедгиз, 1957.-620 с.

174. Лосев, А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф. Лосев. М., 1930. - 270 с.

175. Лосев, А.Ф. Диалектика художественной формы / А.Ф. Лосев. М.: Просвещение, 1967. - 248 с.

176. Лосев, А.Ф. Знак. Символ. Миф / А.Ф. Лосев. М.: Худож. лит., 1982. - 280 с.

177. Лосев, А.Ф. Миф Число - Сущность / А.Ф. Лосев; сост. А.А. Тахо-Годи; общ. ред. А.А. Тахо-Годи и И.И. Маханькова. - М: Мысль, 1994. - 919 с.

178. Лосев, А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство / А.Ф. Лосев. М.: Искусство, 1976.

179. Лосев, А.Ф. Философия. Мифология. Культура / А.Ф. Лосев. М.: Политиздат, 1991.

180. Лотман, Ю.М. Анализ поэтического текста / Ю.М. Лотман. М.: Просвещение, 1970.-271 с.

181. Лотман, Ю.М. Культура и взрыв / Ю.М. Логман. М., 1992. - 272 с.

182. Лотман, Ю.М. О поэтах и поэзии / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство, 2001. -848 с.

183. Лотман, Ю.М. Семиосфера / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство, 2000. - 704 с.

184. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман. М., 1970. -378 с.

185. Лотман, Ю.М. Текст в тексте. Труды по знаковым системам / Ю.М. Лотман; Тартусский гос. ун-т. Вып. XIV. Тарту, 1981. - 567 с.

186. Лукин, В.А. Художественный текст: основы лингвистической теории и элементы анализа / В.А. Лукин. М., 1999. - 220 с.

187. Лэнг, Э. Мифология / Э. Лэнг. М., 1901.

188. Люлье, Л.Я. Черкесия. Историко-этнографические статьи / ЛЛ. Люлье. -Майкоп, 1990.-48 с.

189. Ляушева, С.А. Эволюция религиозных верований адыгов: история и современность (философско-культурологический анализ) / С.А. Ляушева. -Майкоп: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. 184 с.

190. Маковский, М.М. Язык миф - культура: символы жизни и жизнь символов / М.М. Маковский. - М.: Просвещение, 1996. - 330 с.

191. Мамиева, Н. Сатана в осетинском нартском эпосе / Н. Мамиева. -Орджоникидзе, 1971.

192. Мамий, Р.Г. Вровень с веком / Р.Г. Мамий. Майкоп, 2001. - 338 с.

193. Мамий, Р.Г. Путь адыгейского романа / Р.Г. Мамий. Майкоп, 1977. - 123 с.

194. Мамонтов, С.П. Испаноязычная литература стран Латинской Америки XX века / С.П. Мамонтов. М., 1983.

195. Маслоу, А.Г. Мотивация и личность / А.Г. Маслоу. СПб, 1999.

196. Маслоу, А.Г. Новые рубежи человеческой природы / А.Г. Маслоу. М., 1999.

197. Мелетинский, Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа / Е.М. Мелетинский. М.: Наука, 1986. - 319 с.

198. Мелетинский, Е.М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа / Е.М. Мелетинский. М., 1958. - 274 с.

199. Мелетинский, Е.М. Полеазиатский мифологический эпос / Е.М. Мелетинский. -М., 1979.-358 с.

200. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Восточная литература, 2000. - 407 с.

201. Мелетинский, Е.М. Происхождение героического эпоса / Е.М. Мелетинский. -М., 1963.-462 с.

202. Мижаев, М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов / М.И. Мижаев. -Черкесск, 1973.-208 с.

203. Миллер, B.C. Кавказские предания о великанах, прикованных к горам / B.C. Миллер // ЖМНП. М., 1883. - № 225.

204. Минакова, А.М Поэтический космос М.А. Шолохова / A.M. Минакова. М., 1992.-79 с.

205. Мир культуры адыгов. Вып. 1. Нальчик: Эльбрус, 1990. - 203 с.

206. Михнюкевич, В.А. Русский фольклор в художественной системе Ф.М. Достоевского / В.А. Михнюкевич. Челябинск, 1994.

207. Мусукаев, А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев / А.И. Мусукаев. А.И. Першиц. Нальчик, 1992. - 240 с.

208. Мусукаева, А.Х. Северокавказский роман / А.Х. Мусукаева. Нальчик, 1993. -192 с.

209. Мюллер, М. Сравнительная мифология / М. Мюллер // Летописи русской литературы и древностей. Т. 5. М.: Изд. Н. Тихонравовым, 1863. - 148 с.

210. Надъярных, Н.С. Ритмы единения / Н.С. Надъярных. Киев, 1986. - 324с.

211. Надъярных, Н.С. Рожденная историей / Н.С. Надъярных. М., 1976. - 64с.

212. Надъярных, Н.С. Типологические особенности реализма. Годы первой русской революции / Н.С. Надъярных. М., 1972. - 246 с.

213. Налимов, В.В. В поисках иных смыслов / В.В. Налимов. М., 1993.

214. Налимов, В.В. Вероятностная модель языка / В.В. Налимов. М.: Наука, 1974.

215. Налимов, В.В. Разбрасываю мысли. В пути и на перепутье / В.В. Налимов. -М.: Прогресс, 2000.

216. Налимов, В.В. Спонтанность сознания / В.В. Налимов. М., 1989.

217. Налоев, З.М. Из истории культуры адыгов / З.М. Налоев. Нальчик, 1978. -192 с.

218. Налоев, 3.М. Корни и ветви / З.М. Налоев. Нальчик, 1991. - 278 с.

219. Налоев, З.М. Этюды по истории культуры адыгов / З.М. Налоев. Нальчик, 1985.-270 с.

220. Налоев, З.М. На стыке фольклора и литературы / З.М. Налоев // Развитие традиций в кабардинской и балкарской литературах. — Нальчик, 1980.

221. Налоев, З.М. Послевоенная кабардинская поэзия / З.М. Налоев. — Нальчик: Эльбрус, 1970.- 153 с.

222. Наука о Кавказе. Библиографический указатель. Ростов н/Д, 1999. - 175 с.

223. Национальное и интернациональное в советской литературе. М., 1971.-517 с.

224. Непсо, М. Адыгская художественная культура / М. Непсо. Майкоп, 1997.158 с.

225. Ногмов, Ш.Б. История адыгейского народа / Ш.Б. Ногмов. Нальчик, 1959. -240 с.

226. Ортега-и-Гассет, X. Эстетика. Философия культуры / X. Ортега-и-Гассет. М: Наука, 1990.-360 с.

227. Оскоцкий, В.Д. Роман и история: традиции и новаторство советского исторического романа / В.Д. Оскоцкий. М.: Худож. лит., 1980.

228. От мифа к литературе. М., 1993. - 352 с.

229. Очерки истории кабардинской литературы. Нальчик: Эльбрус, 1968. - 300 с.

230. Очерки истории черкесов. Этногенез. Античность. Средневековье. Новое время. Современность. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. - 431 с.

231. Панеш, У.М. О мастерстве Тембота Керашева / У.М. Панеш. Майкоп, 1971. -120 с.

232. Панеш, У.М. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур / У.М. Панеш. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1990.-203 с.

233. Паранук, К.Н. Иду к Человеку: Размышления о творчестве Нальбия Куека / К.Н. Паранук. Майкоп, 2004. - 98 с.

234. Пауткин, А. Советский исторический роман / А. Пауткин. М., 1970.

235. Петросян, А.А. История народа и его эпос / А.А. Петросян. М.: Наука, 1982. -500 с.

236. Пискунов, В. Советский роман-эпопея / В. Пискунов. М., 1976.

237. Питана, С.А. Концепция мифологического мышления как составляющая концептосферы национальной картины мира / С.А. Питана. Челябинск, 2002. -270 с.

238. Платонов, А. Мир творчества / А. Платонов. М., 1994. - 245 с.

239. Поляков, М.А. Вопросы поэтики и художественной семантики / М.А. Поляков. М.: Сов. писатель, 1986. - 480 с.

240. Поспелов, Г.Н. Вопросы методологии и поэтики / Г.Н. Поспелов. М.: Изд-во МГУ, 1983.-336 с.

241. Потебня, А.А. Мысль и язык / А.А. Потебня. Киев: Синто, 1993.- 192с.

242. Потебня, А.А. Символ и миф в народной культуре / А.А. Потебня. М., 2002.-450 с.

243. Потебня, А.А. Теоретическая поэтика / А.А. Потебня. М.: Высш. шк., 1990. -343 с.

244. Потебня, А.А. Эстетика и поэтика / А.А. Потебня. -М.: Искусство, 1976.- 613с.

245. Пошатаева, А.В. Литература и фольклор / А.В. Пошатаева. М., 1981. - 60 с.

246. Приймакова, Н.А. Жанрово-стилевое богатство современного адыгского романа об историческом прошлом (поэтика сюжета) / Н.А. Приймакова. -Майкоп, 2003,- 116 с.

247. Проблемы психологизма в советской литературе. Л.: Наука, 1970. - 394с.

248. Пропп, В Я. Исторические корни волшебной сказки / В.Я. Пропп. Л., 1986.

249. Пропп, В.Я. Морфология сказки / В.Я. Пропп. М.: Наука, 1969. - 2-е изд. -168 с.

250. Пропп, В Я. Поэтика фольклора / В.Я. Пропп. М., 1998. - 357 с.

251. Пропп, В Я. Фольклор и действительность: избранные статьи / В.Я. Пропп. -М, 1976.-325 с.

252. Путилов, Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. / Б.Н. Путилов. Л.: Наука, 1969.

253. Путилов, Б.Н. Русский героический эпос: Сравнительно-типологическое исследование / Б.Н. Путилов. М., 1971. - 315 с.

254. Путилов, Б.Н. Русский историко-песенный фольклор XIII-XVI вв. / Б.Н. Путилов. М.; Л.: Наука, 1960.

255. Пушкин, А.С. Мысли о литературе / А.С. Пушкин. М.: Современник, 1988. -639 с.

256. Развитие традиций в кабардинской и балкарской литературах. Нальчик, 1980.- 123 с.

257. Рейхенбах, Г.П. Философия пространства и времени / Г.П. Рейхенбах. -М.: Прогресс, 1985.-408 с.

258. Риккерт, Г. Природа и культура / Г. Риккерт // Культурология. XX век. Антология. М., 1994.

259. Русская литература XX века. Школы, направления, методы творческой работы. М.: Логос, 2002.

260. Русское народное поэтическое творчество / под ред. Н.И. Кравцова. М.,

261. Салакая, Ш.Х. Абхазский нартский эпос / Ш.Х. Салакая. Тбилиси: Мецниереба, 1976. - 234 с.

262. Самозванцев, A.M. Мифология Востока / A.M. Самозванцев. М.: Алетейа, 2000.-384 с.

263. Семенов, Л.П. Избранное. Статьи о литературе Северного Кавказа / Л.П. Семенова. Орджоникидзе, 1962. - 290 с.

264. Смирнов, Ю.И. Славянские эпические традиции. Проблемы эволюции. М.: Наука, 1974.-264 с.

265. Современные проблемы кавказского языкознания и фольклористики: материалы Междунар. науч. конф. Сухум, 2000. - 385 с.

266. Соколова, В.К. Русские исторические предания / В.К. Соколова. М.: Наука, 1970.-288 с.

267. Спенсер, Э. Путешествия в Черкесию / Э. Спенсер. Майкоп, 1993. - 153с.

268. Стеблин-Каменский, М.И. Историческая поэтика / М.И. Стеблин-Каменский. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1978.- 173 с.

269. Стеблин-Каменский, М.И. Миф / М.И. Стеблин-Каменский. Л., 1976. - 104 с.

270. Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология / Т.Г. Стефаненко. М.: Ин-т психологии РАН, 1999.

271. Студенецкая, Е.Н. Одежда народов Северного Кавказа / Е.Н. Студенецкая. -М.: Наука, 1989.-287 с.

272. Султанов, К.К. Динамика жизни (Особенное и общее в опыте современного романа / К.К. Султанов. М., 1989. - 250 с.

273. Султанов, К.К. Динамика жанра: Особенное и общее в опыте современного романа / К.К. Султанов. М., 1989. - 153 с.

274. Султанов, К.К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы / К.К. Султанов. М.: ИМЛИ РАН. 2001.- 196 с.

275. Султанов, К.К. Преемственность и обновление (Современная проза Северного Кавказа и Дагестана) / К.К. Султанов. М., 1985.

276. Сумерки богов / сост и общ. ред. А.А. Яковлева.-М.: Политиздат, 1989.-398 с.

277. Схаляхо, А.А. Адыгейский фольклор / А.А. Схаляхо. Ростов н/Д, 1977.-187 с.

278. Схаляхо, А.А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы /

279. А.А. Схаляхо. Майкоп, 1988. - 285 с.

280. Схаляхо, А.А. На пути творческого поиска / А.А. Схаляхо. Майкоп, 2002. -397 с.

281. Тайлор, Э.Б. Первобытная культура / Э.Б. Тайлор. М.: Политиздат, 1989. -573 с.

282. Теория литературы. Т. 1. Литература.-М.: ИМЛИ РАН: Наследие, 2005.-336 с.

283. Теория литературы. Т. IV. Литературный процесс. М.: ИМЛИ РАН: Наследие, 2001. - 625 с.

284. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. Роды и жанры литературы: в 2 т. М.: Наука, 1962-1964.- 409 с.

285. Теория литературы. Т. III. Роды и жанры. М.:ИМЛИ РАН: Наследие, 2005. -592 с.

286. Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. - 511 с.

287. Теунов, Х.И. Литература и писатели Кабарды / Х.И. Теунов. М., 1958.

288. Тимофеев, Л.И. Основы теории литературы / Л.И. Тимофеев. М.: Просвещение, 1971.-368 с.

289. Тлепцерше, X. На пути к зрелости / X. Тлепцерше. Краснодар, 1991.

290. Тойнби, А.Дж. Постижение истории / А.Дж. Тойнби. М., 1991. - 732 с.

291. Токарев, С.А. Ранние формы религии / С.А. Токарев. М.: Изд-во полит, лит., 1990.-622 с.

292. Толгуров, З.Х. В контексте духовной общности / З.Х. Толгуров. Нальчик: Эльбрус, 1991.- 190 с.

293. Толгуров, З.Х. Время и литература / З.Х. Толгуров. Нальчик: Эльбрус, 1978. -206 с.

294. Томашевский, Б. Теория литературы. Поэтика / Б. Томашевский. М., 1996.

295. Тренчени-Вальдапфель, И. Мифология / И. Тренчени-Вальдапфель. М., 1959.

296. Трубецкой, Н.С. Избранные труды по филологии / Н.С. Трубецкой. М.: Прогресс, 1987. - 560 с.

297. Тугов, В.Б. Очерки истории абазинской литературы / В.Б. Тугов. Черкесск, 1970.-381 с.

298. Тугов, В.Б. Память и мудрость веков (фольклор абазин: жанры, темы, идеи,образы, поэтика) / В.Б. Тугов. Карачаевск, 2002. - 340 с.

299. Тураева, З.Я. Категория времени: время грамматическое и время художественное / 3Я. Тураева. М., 1979. - 210 с.

300. Тхагазитов, Ю.М. Адыгский роман (национально-эпическая традиция и современность) / Ю.М. Тхагазитов. Нальчик, 1987. - 120 с.

301. Тхагазитов, Ю.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы / Ю.М. Тхагазитов. Нальчик, 1994. - 248 с.

302. Тхагазитов, Ю.М. Художественный мир Али Шогенцукова / Ю.М. Тхагазитов. -Нальчик, 1994.- 130 с.

303. Тхагазитов, Ю.М. Эволюция художественного сознания адыгов: (Опыт теоретической истории: эпос, литература, роман) / Ю.М. Тхагазитов. Нальчик, 1996.-214 с.

304. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.М. Тхагазитов. М., 1977.

305. Унарокова, Р.Б. Народные песни адыгов в системе информационной культуры на адыгейском языке. / Р.Б. Унарокова. Майкоп, 1998. - 298 с.

306. Унарокова, Р.Б. Песенная культура адыгов. Эстетико-информационный аспект / Р.Б. Унарокова. Москва: ИМЛИ РАН, 2004. - 216 с.

307. Унарокова, Р.Б. Фольклор адыгов Турции на адыгейском языке. / Р.Б. Унарокова. Майкоп, 2004. - 580 с.

308. Унарокова, Р.Б. Формы общения адыгов / Р.Б. Унарокова. Майкоп, 1998. -127 с.

309. Урусбиева, Ф. А. Портреты и проблемы / Р.Б. Унарокова. Нальчик, 1990. -164 с.

310. Урусбиева, Ф.А Путь к жанру / Ф.А. Урусбиева. Нальчик, 1982.

311. Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX начала XX вв. Книга вторая. - Нальчик: Эльбрус, 1988. - 272 с.

312. Фольклор адыгов. Нальчик: Изд-во КБ НИИ, 1988. - 154 с.

313. Фольклор в современном мире: Аспекты и пути исследования. М.: Наука, 1991.

314. Фрезер, Д. Золотая ветвь / Д. Фрезер. М., 1928.

315. Фрезер, Д. Фольклор в Ветхом завете / Д. Фрезер. М.: Политиздат, 1988. -511 с.

316. Фрейденберг, О. Миф и литература древности / О. Фрейденберг. М., 1978. -605 с.

317. Фрейденберг, О. Поэтика сюжета и жанра / О. Фрейденберг. М., 1977.-190 с.

318. Фромм, Э. Душа человека / Э. Фромм. М.: Прогресс, 1992. - 288 с.

319. Фромм, Э. Ситуация человека ключ к гуманистическому психоанализу / Э. Фромм.-М., 1988.

320. Хабекирова, Х.А. Культ дерева в традиционной культуре адыгов / Х.А. Хабекирова, А.Х. Мусукаева. Нальчик: Эльбрус, 1999. - 136 с.

321. Хаджиева, Т.М. Нартский эпос карачаевцев и балкарцев / Т.М. Хаджиева // «Нарты». Героический эпос балкарцев и карачаевцев. М., 1994.

322. Хайдеггер, М. Бытие и время / М. Хайдеггер. М., 1997.

323. Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет / М. Хайдеггер. М., Гнозис, 1993.

324. Хайдеггер, М. Разговор на проселочной дороге / М. Хайдеггер. М., 1991.

325. Хакуашев, А.Х. Адыгские просветители / А.Х. Хакуашев. Нальчик, 1978. -260 с.

326. Хакуашев, А.Х. Али Шогенцуков / А.Х. Хакуашев. Нальчик, 1958. - 100 с.

327. Хакуашев, А.Х. Кабардинское стихосложение / А.Х. Хакуашев. Нальчик, 1998.-160 с.

328. Хакуашева, М.А. Метафизический герой адыгского эпоса (онтологический аспект) / А.Х. Хакуашев. Майкоп, 1996. - 60 с.

329. Халидова, М.Р. Устное народное творчество аварцев / М.Р. Халидова. -Махачкала, 2004. 332 с.

330. Хализев, В.Е. Теория литературы /В.Е. Хализев.-М.: Высшая школа, 1999.-398с.

331. Халилов, Х.М. Устное народное творчество лакцев / Х.М. Халилов. -Махачкала, 2004. 320 с.

332. Хан-Гирей, С. Избранные произведения / С. Хан-Гирей.- Нальчик, 1974.-335 с.

333. Хан-Гирей, С. Черкесские предания / С. Хан-Гирей // Русский вестник. 1841. -Т. 2, №5.

334. Хапсироков, Х.Х. Истоки черкесской литературы / Х.Х. Хапсироков. -Черкесск, 1973.- 176 с.

335. Хапсироков, Х.Х. Жизнь и литература / Х.Х. Хапсироков. М.: Олма-Пресс, 2002.-301 с.

336. Хапсироков, Х.Х. Некоторые вопросы развития адыгских литератур / Х.Х. Хапсироков. Черкесск, 1964. - 100 с.

337. Хапсироков, Х.Х. Пути развития адыгских литератур / Х.Х. Хапсироков. -Черкесск: Знание, 1968. 118 с.

338. Хапсироков, Х.Х. Черкесская советская литература / Х.Х. Хапсироков. -Черкесск, 1992.-290 с.

339. Хараев, Ф.А. Дух, душа и будущность / Ф.А. Харев. Нальчик: Эль-Фа, 1996. -432 с.

340. Хацукова, М.М. Духовная вселенная адыгов / М.М. Хацукова. Нальчик: Полиграфсервис, 2004. - 440 с.

341. Хачемизова, М.Н. Художественный мир Тембота Керашева / М.Н. Хачемизова. Майкоп, 2005. - 276 с.

342. Хашба, Р.А. Абхазский фольклор / Р.А. Хашба. Сухуми: Алашара, 1980.

343. Хашхожева, Р.Х. Адыгские просветители: XIX начала XX века / Р.Х. Хашхожева. - Нальчик: Эльбрус, 1993.- 179 с.

344. Холаев, А.З. Народное устно-поэтическое творчество / А.З. Холаев // Очерки истории балкарской литературы. Нальчик, 1981.

345. Хотко, С.Х. История Черкесии в средние века и Новое время / С.Х. Хотко. -СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001.-551 с.

346. Храпченко, М.Б. Горизонты художественного образа / М.Б. Храпченко. М., 1974.-338 с.

347. Храпченко, М.Б. Познание литературы и искусства / М.Б. Храпченко. М., 1987.-600 с.

348. Храпченко, М.Б. Художественное творчество, действительность, человек / М.Б. Храпченко. М.: Сов. писатель, 1982. - 415 с.

349. Хуако, Ф.Н. Жанр лирической повести в северокавказском литературном процессе (вторая половина XX в.: 40-90-е гг.) / Ф.Н. Хуако. Майкоп, 2003. -276 с.

350. Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.-568 с.

351. Хут, Ш.Х. Адыгское народное искусство слова / 1И.Х. Хут. Майкоп, 2003.300 с.

352. Хут, Ш.Х. Несказочная проза адыгов / Ш.Х. Хут. Майкоп, 1989. - 334с.

353. Хут, Ш.Х. Об адыгских сказаниях и сказках / Ш.Х. Хут // Сказания и сказки адыгов. М.: Современник, 1987. - С. 5-18.

354. Хут, Ш.Х. Сказочный эпос адыгов / Ш.Х. Хут. Майкоп, 1981. - 190 с.

355. Цивьян, Т.В. Лингвистические основы балкарской модели мира / Т.В. Цивьян. -М„ 1990.

356. Ципинов, А.А. Мифоэпическая традиция адыгов / А.А. Ципинов. Нальчик: Эль-Фа, 2004.- 179 с.

357. Чамоков, Т.Н. В ритме эпохи / Т.Н. Чамоков. Нальчик, 1986. - 183 с. 357.Чамоков, Т.Н. В созвездии сияющего братства / Т.Н. Чамоков. - М., 1976.251 с.

358. Чекалов, П.К. Абазинские писатели: библиографический справочник / П.К. Чекалов. М.: Агент, 1966. - 80 с.

359. Чекалов, П.К. Абазинское стихосложение: истоки и становление / П.К. Чекалов. Ставрополь, 2000. - 250 с.

360. Чекалов, П.К. Страницы истории абазинской литературы / П.К. Чекалов. -Черкесск, 1995.- 102 с.

361. Человек. Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии: в 2 т. М., 1991-1992.

362. Чичерин, А.И. Возникновение романа-эпопеи / А.И. Чичерин. М., 1975.

363. Чичерин, А.И. Ритм образа / А.И. Чичерин. М.: Наука, 1973. - 219 с.

364. Чичеров, В.И. Русское народное поэтическое творчество / В.И. Чичеров. М., 1959.-428 с

365. Шаззо, К.Г. Ступени. Исхак Машбаш: жизнь и творчество / К.Г. Шаззо. -Майкоп, 1991.-50 с.

366. Шаззо, К.Г. Художественная структура конфликтов эпохи и духовно-философские искания личности. Размышления о процессах в современной литературе (поэтика, жанр, стиль) / К.Г. Шаззо. Майкоп, 2005. - 278 с.

367. Шаззо, К.Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах / К.Г. Шаззо. Тбилиси: Мецниерба, 1979. - 238 с.

368. Шаззо, Ш.Е. Художественное своеобразие адыгейской поэзии (эволюция,поэтика, стилевые искания) / Ш.Е. Шаззо. Майкоп, 2003. - 379 с.

369. Шеллинг, Ф.В. Сочинения: в 2 т. Т. 2 / Ф.В. Шеллинг.-М.: Наука, 1987.- 617 с.

370. Шеллинг, Ф.В. Введение в философию мифологии // Шеллинг Ф.В. Соч. в 2 т. -М., 1989.-Т. 2.

371. Шеллинг, Ф.В. Философия искусства / Ф.В. Шеллинг. М., 1966.

372. Шкловский, В.Б. О теории прозы / В.Б. Шкловский. М.: Сов. писатель, 1983. -399 с.

373. Шлегель, Ф. История древней и новой литературы. Ч. 1-2 / Ф. Шлегель. СПб, 1824-1830.

374. Шлегель, Ф. Эстетика. Философия. Критика / Ф. Шлегель. М., 1983.

375. Шогенцукова, Н.А. Лабиринты текста / Н.А. Шогенцукова. Нальчик: Эльбрус, 2002. - 274 с.

376. Шортанов, А.Т. Адыгская мифология / А.Т. Шортанов. Нальчик: Эльбрус, 1982.-196 с.

377. Шортанов, А.Т. Адыгские культы / А.Т. Шортанов. Нальчик: Эльбрус, 1992.- 164 с.

378. Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки мифологии мировой истории / О. Шпенглер. М., 1993. - 500 с.

379. Элиаде, М. Аспекты мифа / М. Элиадэ. М.: Академический проспект, 2000.

380. Элиадэ, М. Священное и мирское / М. Элиадэ. М., 1994.

381. Элиадэ, М. Космос и история: избранные работы / М. Элиадэ. М., 1987.

382. Эпштейн, М.Н. Природа, мир, тайник вселенной / М.Н. Эпштейн. М., 1990. -304 с.

383. Эфендиев, Ф.С. Этнокультура и национальное самосознание / Ф.С. Эфендиев.- Нальчик: «Эль-Фа», 1999. 320 с.

384. Юнг, К.Г. Архетипы и символы / К.Г. Юнг. М., 1992. - 292 с.

385. Юнг, К.Г. Психология души современного человека / К.Г. Юнг. М.: Прогресс, 1993.-408 с.

386. Юнг, К.Г. Человек и его символы / К.Г. Юнг. СПб., 1996.

387. Яблоков, Е.В. Художественный мир Михаила Булгакова / Е.В. Яблоков. М., 2001.

388. Якобсон, Р. Работы по поэтике / Р. Якобсон. М. Прогресс, 1987. - 464с.

389. Абаев, В.И. Нартовский эпос / В.И. Абаев // Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института. Т. 10, вып. 1. Дзауджикау: СевероОсетинское гос. изд-во, 1945. - С. 5-120.

390. Аверинцев, С.С. «Аналитическая психология» К.Г. Юнга и закономерности творческой фантазии / С.С. Аверинцев // Вопросы литературы. 1970. - № 3. -С. 112-136.

391. Аверинцев, С.С. Архетипы / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира. Т. 1. М., 1980.-С. 110-111.

392. Айтматов, Ч. Кирпичное мироздание или энергия мифа? / Ч. Айтматов // Литературная газета. 1978. - 29 марта.

393. Айтматов, Ч. Мера жизни мера времени / Ч. Айтматов // Известия. - 1972. -29 декабря.

394. Айтматов, Ч. Писатели о языке / Ч. Айтматов // Литературное обозрение. -1978.

395. Актуальные проблемы общей и адыгской филологии: материалы Между нар. конф. памяти проф. З.И. Керашевой. Майкоп, 1998,1999,2001, 2003. - 230 с.

396. Алиева, А.И. Адыгский фольклор в записях и публикациях XIX начала XX вв. / А.И. Алиева // Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX - начала XX вв. Книга вторая. - Нальчик: Эльбрус, 1988. - С. 237-264.

397. Алиева, А.И. Антология эпоса близкородственных народов / А.И. Алиева // Фольклор: издание эпоса. М.: Наука, 1977. - С. 77-103.

398. Алиева, А.И. Возникновение адыгской фольклористики в XIX веке / А.И. Алиева // Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX начала XX вв. Книга первая. - Нальчик: Эльбрус, 1979. - С. 13-39.

399. Алиева, А.И. Жанрово-исторические разновидности героического эпоса адыгских народов / А.И. Алиева // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980. - С. 228-247.

400. Алиева, А.И. Историко-героический эпос адыгов и его стадиальная специфика / А.И. Алиева//Типология народного эпоса. -М.: Наука, 1975. С. 139-151.

401. Алиева, А.И. Опыт системно-аналитического исследования исторической поэтики народных песен / А.И. Алиева, Л.А. Астафьева, В.М. Гацак // Фольклор. Поэтическая система. М.: Наука, 1977. - С. 42-105.

402. Алиева, А.И. Народные истоки творчества А. Кешокова / А.И. Алиева // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. М., 1975.

403. Алиева, А.И. Поэтика нартского эпоса адыгов / А.И. Алиева // Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М.: Наука, 1969. - С. 303-350.

404. Алиева, А.И. Прозаические жанры в фольклоре адыгов / А.И. Алиева // Прозаические жанры фольклора народов СССР: тез. докл. на Всесоюзной науч. конф. (21-23 мая 1974,Минск).-Минск, 1974.-С. 137-139.

405. Алиева, А.И. Фольклорные традиции в младописьменном романе / А.И. Алиева // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. М., 1978.

406. Алиева, А.И. Эпитет в адыгском героическом эпосе / А.И. Алиева // УЗ КБНИИ. Т. 24. Нальчик, 1967. - С. 17-28.

407. Аникин, В.П. Традиции русского фольклора / В.П. Аникин // Традиции русского фольклора. М., 1986. - С. 4-24.

408. Аникин, В.П. Художественное творчество в жанрах несказочной прозы (К общей постановке проблемы) / В.П. Аникин // Русский фольклор. Т. 13. Русская народная проза. Л.: Наука, 1972. - С. 3-33.

409. Анкудинов, К. Из света и звука / К. Анкудинов // Мир культур России. -М., 2003.-№1.- С.И.

410. Ардзинба, В.Г. Нартский сюжет о рождении героя из камня / В.Г. Ардзинба // Древняя Анатолия. М.: Наука, 1985. - С. 128-168.

411. Арутюнов, Л. Н. Развитие эпических традиций в современной советской литературе / Л.Н. Арутюнов // Взаимодействие литератур и художественная культура развитого социализма. М., 1981. - С. 185-238.

412. Арутюнов, Л.Н. Национальный мир и человек / Л.Н. Арутюнов // Изображение человека. М., 1972.

413. Арутюнов, Л.Н. Национальный художественный опыт и мировой литературный процесс / Л.Н. Арутюнов // Советская литература и мировой литературный процесс. М.: Наука, 1975.

414. Арутюнов, С.Л. Обычай, ритуал, традиция / С.Л. Арутюнов // Советская этнография. 1981. - №2.

415. Аутлева, С.Ш. Сходное и различное в сказаниях о нартах и истории героических песнях адыгских народов / С.Ш. Аутлева // Сказания о нартах -эпос народов Кавказа. М., 1969.

416. Баков, Х.И Тембот Керашев и современная адыгская проза / Х.И. Баков // УЗ АГПИ. Т. XVIII. Майкоп, 1973. - С.56-103.

417. Баков, Х.И. Адыгский литературный процесс сегодня / Х.И. Баков // Проблемы адыгской литературы и фольклора. Вып. 9. Майкоп: Меоты, 1995. -С. 320-324.

418. Баков, Х.И. Современные аспекты исследования и преподавания северокавказских литератур / Х.И. Баков // Литература народов Северного Кавказа: художественные и методологические проблемы изучения. -Карачаевск, 1999. С. 27-29.

419. Баков, Х.И. Черкесское зарубежье и современный литературный процесс / Х.И. Баков // Актуальные вопросы абхазо-адыгской филологии. Карачаевск, 1997.

420. Баков, Х.И. Социалистический реализм и некоторые вопросы развития романа в адыгских младописьменных литературах / Х.И. Баков // Традиция и современность. Метод и жанр. Черкесск, 1986.

421. Бекизова, Л.А. Историзм как принцип художественного осмысления человека и действительности в адыгской прозе / Л.А. Бекизова // Современный литературный процесс. Проблемы историзма. Черкесск, 1989. - С. 8-43.

422. Бекизова, Л.А. По законам взаимодействия и художественной самобытности / Л.А. Бекизова // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. М.: Наука, 1978.

423. Бекизова, Л.А. Формирование повествовательных жанров в черкесской литературе 20-30-х гг. / Л.А. Бекизова // Литература Карачаево-Черкесии. Концепция художественного развития. Черкесск, 1990.

424. Бекизова, Л.А. Художественная трактовка нового героя в современной прозе Северного Кавказа / Л.А. Бекизова // Традиции и современность. Метод и жанр. -Черкесск, 1986.-С. 66.

425. Бромлей, Ю.В. Этнографические аспекты изучения человека / Ю.В. Бромлей // Человек в системе наук. М.: Наука, 1989. - С. 190-201.

426. Введенова, Е.Г. Архетипы коллективного бессознательного и проблемы становления культуры / Е.Г. Введенова // Эволюция. Язык. Познание. М.: Языки русской культуры, 2000. -С. 113 -133.

427. Веселовский, А.Н. Миф и символ // Русский фольклор. Вопросы теории фольклора.-Л., 1979.-С.189-190.

428. Взаимосвязи и взаимодействие национальных литератур: материалы дискуссии 11-15 января 1960.-М.: АН СССР, 1961.-С. 439-460.

429. Габриэль Гарсиа Маркес. Из беседы с Луисом Суаресом / Габриэль Гарсиа Маркес // Писатели латинской Америки о литературе. М., 1982.

430. Гавриляченко, С. Живо кузнечество! / С. Гавриляченко // Космос «Железного Волка» или Панцирь кузнечика. Майкоп, 2001. - С. 12-15.

431. Гамзатов, Г.Г. У истоков художественного сознания / Г.Г. Гамзатов // Жанр сказки в фольклоре народов Дагестана. Махачкала, 1987. - С. 154-160.

432. Гацак, В.М. Поэтика эпического историзма во времени / В.М. Гацак // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980.-С. 8-47.

433. Гацак, В.М. Роман и фольклор / В.М. Гацак // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. М., 1975. - С. 16-38.

434. Гацак, В.М. Текстологическое постижение многомерности фольклора / В.М. Гацак // Текстология: теория и практика. М., 1997. - С. 103-110.

435. Гей, Н. Время и пространство в структуре произведения / Н. Гей // Контекст -1974. Литературно-теоретические исследования. М.: АН СССР, 1975. - С. 213223.

436. Горький, М. Об искусстве / М. Горький // Наши достижения. М. 1935. - № 5-6.-С. 3.

437. Гринцер, П.А. Эпос древнего мира / П.А. Гринцер // Типология и взаимосвязи литератур древнего мира. М., 1972.

438. Гутов, A.M. Некоторые вопросы сюжетосложения адыгского нартского эпоса / А.М. Гутов // УЗ КЕНИИ. Т. 27. Нальчик, 1974.

439. Гутов, A.M. О нерешенных проблемах национальной литературы / A.M. Гутов // Нальчик: Эльбрус. 1988. - №2. - С. 16-20.

440. Далгат, Б.К. Страничка из Северо-Кавказского богатырского эпоса / Б.К. Далгат// Этнографическое обозрение. 1901. -№ 1. - С. 35-85.

441. Гулыга, А.В. Миф как философская проблема / А.В. Гулыга // Античная культура и современная наука. М.: Наука, 1985. - 358 с.

442. Далгат, У.Б. К проблеме историзма героико-исторических песен нардов Северного Кавказа и Дагестана / У.Б. Далгат // Героико-исторический эпос народов Северного Кавказа. Грозный, 1988. - С. 5-17.

443. Далгат, У.Б. О фольклорно-этнографическом контексте литературного произведения / У.Б. Далгат // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. М., 1975. - С. 239-247.

444. XX столетие и исторические судьбы национальных художественных культур: традиции, обретения, освоение: материалы Всерос. науч. конф. Махачкала, 2003.-785 с.

445. Дементьев, В. В час рассвета / В. Дементьев // Пламя поэзии: Советская литература 70-х годов: Новые имена. М., 1972. - С. 82.

446. Джусойты Нафи. Уходя от фольклора / Нафи Джусойты // Вопросы литературы. -1997. -№1.

447. Дорошевич, А. Миф в литературе XX века / А. Дорошевич // Вопросы литературы. -1970. №2.

448. Дьяконов, И.М. Введение / И.М. Дьякова // Мифология древнего мира: пер. с англ. / отв. ред. В. А. Якобсон. М.: Наука, 1977.

449. Егорова, Л.П. Литературы Северного Кавказа: современное состояние и перспективы / Л.П. Егорова, П.К. Чекалов // Мир на Северном Кавказе через языки, образование и культуру: материалы V симпозиума. Пятигорск, 1998.

450. Зверев, A.M. XX век как литературная эпоха / A.M. Зверев // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М., ИМЛИ РАН, 2002. - С. 6-46.

451. Иванов, В.В. Инвариант и трансформация в мифологическом и фольклорном текстах / В.В. Иванов. В.Н. Топоров // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. - С. 44-76.

452. Инал-Ипа, Ш.Д. Исторические корни древней культурной общности кавказских народов (опыт сравнительного изучения нартского эпоса) / Ш.Д. Инал-Ипа // Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М., 1969.

453. Иностранная литература. 1988. - № 12.

454. Кожинов, В. Сюжет, фабула, композиция / В. Кожинов // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М., 1964.

455. Кожинов, В. Эпос и роман / В. Кожинов // Вопросы литературы. 1957. -№ 6. -С. 87-88.

456. Козаев, П.К. Нартский эпос как исторический источник / П.К. Козаев // Проблемы хронологии археологических памятников Северного Кавказа. -Орджоникидзе, 1985.

457. Корниенко, Н.В. Расстояние до истины в целую жизнь / Н.В. Корниенко // Литературное обозрение. 1995. - №6. - С. 42-48.

458. Кофман, А.Ф. Проблема «магического реализма» в латиноамериканском романе / А.Ф. Кофман // Современный роман. Опыт исследования. М., 1990. -С. 183-201.

459. Крупнов, Е.И. О времени формирования основного ядра нартского эпоса у народов Кавказа / Е.И. Крупнов // Сказания о нартах эпос народов Кавказа. -М.: Наука, 1969.-С. 15-29.

460. Кучукова, З.А. Нартский эпос: Вертикаль как метакод бытия / З.А. Кучукова // Культурная жизнь Юга России. 2005. - №4 (14). - С. 44-48.

461. Левинтон, Г.А. Предания и мифы / Г.А. Левинтон // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 2. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 332-333.

462. Леви-Стросс, К. Структура мифа / К. Леви-Стросс // Вопросы философии. -1979.-№7.

463. Лихачев, Д.С. Без тумана ложных обобщений ( вместо предисловия) // СПб., 1996.- 547-548.

464. Ломидзе, Г.И. Главный критерий / Г.И. Ломидзе // Дорогой правды, дорогой гуманизма. М., 1978. - С. 5-24.

465. Лонгворт, К. Год среди черкесов / К. Лонгворт // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Нальчик: Эльбрус, 1974.-С. 531-585.

466. Лотман, Ю.М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах / Ю.М. Лотман // Труды по знаковым системам. Вып. 2. -Тарту, 1965.-С. 210-216.

467. Максимов, Д. О мифологическом начале в лирике Блока / Д. Максимов // Творчество А.Л. Блока и русская культура XX в. Тарту, 1979. - С. 3-33.

468. Максимов, П.Х. Народ оптимист (Об адыгейском народе и его сказках) / П.Х. Максимов // Горские сказки. - Ростов н/Д., 1937. - С. 26.

469. Мамий, Р.Г. Аскер Евтых / Р.Г. Мамий // История адыгейской литературы: в 3 т. Т. 2.-Майкоп, 2002.-С. 165-218.

470. Матяш, Т. Культура XX века: пост-модерн / Т. Матяш // Инновационные подходы в науке. Ростов н /Д, 1995.

471. Мелетинский, Е.М. Архетипы / Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 1. М.: Сов. энциклопедия, 1998. - С.110-111.

472. Мелетинский, Е.М. Время мифическое / Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира. Т. 1.-М., 1998.-С. 252-253.

473. Мелетинский, Е.М. Древнеэпические сказания народов Кавказа и Закавказья / Е.М. Мелетинский // История всемирной литературы. М., 1984.

474. Мелетинский, Е.М. Из выступления на конференции по историзму фольклора в 1964 г. / Е.М. Мелетинский; публикация А.И. Алиевой // Фольклор. Проблемы историзма. М., 1988. - С. 244-272.

475. Мелетинский, Е.М. Классификация народной прозы / Е.М. Мелетинский // VII Международный конгресс антропологических наук: труды. Т. 6. М.: Наука, 1969.-С. 407-408.

476. Мелетинский, Е.М. Место нартских сказаний в истории эпоса / Е.М. Мелетинский // Нартский эпос. Орджоникидзе, 1957. - С.75-81.

477. Мелетинский, Е.М. Миф и сказка / Е.М. Мелетинский // Фольклор и этнография.-Л.: Наука, 1970.-С. 139-148.

478. Мелетинский, Е.М. О генезисе и путях дифференциации эпических жанров / Е.М. Мелетинский // Русский фольклор: материалы и исследования. Т. 5. М.; Л., 1960.-С. 81-101.

479. Мелетинский, Е.М. Сказки и мифы / Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 2. М.: Сов. энциклопедия, 1998. - С. 441-444.

480. Меньшиков, Л.А. Мифология и искусство в едином семиотическом комплексе традиционной культуры / Л.А. Меньшиков // Российская культура глазами молодых ученых: сб. тр. Вып. 10. СПб., 2001.

481. Мижаев, М.И. Жанровые особенности адыгских устных рассказов о мифологических существах / М.И. Мижаев // Традиции и современность. Метод и жанр. Черкесск, 1986.-С. 133-144.

482. Мижаев, М.И. Космогонические мифы адыгов / М.И. Мижаев // Мир культуры адыгов (Проблемы эволюции и целостности). Майкоп, 2002. -С. 62-79.

483. Мижаев, М.И. Магические функции в обрядовых жанрах адыгского фольклора / М.И. Мижаев // Магическая поэзия народов Дагестана. Махачкала, 1989. - С. 5-24.

484. Мижаев, М.И. Мифологическая и обрядовая поэзия адыгов / М.И. Мижаев // Адыгский фольклор. Кн. 1. Майкоп, 1980. - С. 34-70.

485. Миллер, В.Ф. Всемирная сказка в культурно-историческом освещении / В.Ф. Миллер // Русская мысль. 1893. -№11. - С. 207-229.

486. Миллер, В.Ф. Отголоски кавказских верований на могильных памятниках В.Ф. Миллер // Материалы по археологии Кавказа. Вып. II. М., 1893. С. 126.

487. Можаева, А.Б. Миф в литературе XX века: структура и смыслы / А.Б. Можаева // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002.-С. 305-331.

488. Надъярных, Н.С. Время перечтений / Н.С. Надъярных // Способность к диалогу. Ч. 1.-М., 1993.

489. Найдыш, В.М. Мифотворчество и фольклорное сознание / В.М. Найдыш // Вопросы философии. -№ 2. 1994. - С. 45-47.

490. Налоев, З.М. К биографии джегуако / З.М. Налоев // Вопросы кавказской филологии и истории. Вып. 3. Нальчик: Эль-Фа, 1978. - С. 5-18.

491. Налоев, З.М. На стыке фольклора и литературы / З.М. Налоев // Развитие традиций в кабардинской и балкарской литературах. Нальчик, 1980.

492. Налоев, З.М. Следы мифологии в адыгском нартском эпосе. Общее или сходное? / З.М. Налоев // Национальное и интернациональное в фольклоре и литературе. Нальчик, 1983.

493. Новикова, М. Хронотоп как отстраненное единство художественного времени и пространства в языке литературного произведения / М. Новикова // Филологические науки. 2003. - №2. - С. 60-69.

494. Ортега-и-Гассет, X. Восстание масс / X. Ортега-и-Гассет // Вопросы философии. 1989. -№3.

495. Очиаури, Г.А. Кавказско-иберийских народов мифология / Г.А. Очиаури, И.К. Сургуладзе // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 2. М.: Сов. энциклопедия, 1998. - С. 603-606.

496. Панеш, У.М. Адыгейская литература 50-80-х годов XX века / У.М. Панеш // История адыгейской литературы: в 3 т. Т. 2. Майкоп: Меоты, 2002. - С. 4-75.

497. Пропп, В.Я. Принципы классификации фольклорных жанров // Пропп В Л. Фольклор и действительность. Избранные статьи / В.Я. Пропп; сост. Б.Н. Путилов. М.: Наука, 1976. - С. 34-45.

498. Путилов, Б.И. Мотив как сюжетообразующий элемент / Б.Н. Путилов // Типологические исследования по фольклору: сб. ст. в память Бальбурова Э.А. -М., 1975.

499. Распутин, В. Как должно в наше время любить свой народ / В. Распутин // Сказание о Железном Волке. Майкоп, 1993. - С. 5-7.

500. Салакая, Ш.Х. Абхазский народный героический эпос / Ш.Х. Салакая. -Тбилиси, 1976.-С. 167-169.

501. Саруханян, А.П. Новое мифотворчество: У.Б. Йейтс и Дж. Джойс / А.П. Саруханян // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. -М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 284-305.

502. Солоду, Б.Ю. Текстообразующая функция символа в художественном произведении / Б.Ю. Солоду // Филологические науки. 2002. - №2. - С. 48-59.

503. Стеценко, Е.А. Концепция традиции в литературе XX века / Е.А. Стеценко // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН. 2002.

504. Султанов, К.К. Гуманизм горской поэзии / К.К. Султанов // Литература Дагестана и жизнь: сб. ст. / сост. К Абуков. Махачкала, 1992.

505. Султанов, К.К. Национальная идея и национальная литература / К.К. Султанов // Нация. Личность. Литература. Вып. 1. М., 1996.

506. Султанов, К.К. От схемы к характеру: Заметки о прозе Северного Кавказа / К.К. Султанов // Дружба народов. 1980. -№1.

507. Султанов, К.К. Сложность и многообразие связей / К.К. Султанов // Вопросы литературы. -1978. —№11.

508. Сучков, Б.Л. Роман-миф / Б.Л. Сучков // Манн Т. Иосиф и его братья. Т. 1 / Т. Манн. М., 1968.-С. 3-32.

509. Тетуев, Б.И. Гора как этнопоэтическая константа в произведениях К. Кулиева / Б.И. Тетуев // Антропоцентрическая парадигма в филологии. Ч. 1. Ставрополь, 2003.-С. 520.

510. Токарев, С.А. Мифология / С.А. Токарев, Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 1. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 11-20.

511. Топоров, В.Н. История и мифы / В.Н. Топоров // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 1. М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 572-574.

512. Топоров, В.Н. О ритуале: введение в проблематику / В.Н. Топоров // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988.-С. 7-44.

513. Топоров, В.Н. Пространство и текст / В.Н. Топоров // Текст: семантика и структура. М., 1983. - С. 227-284.

514. Тугов, В.Б. Формирование исторического романа (на материале северокавказских литератур) / В.Б. Тугов // Традиции и современность: метод и жанр. Черкесск, 1986. - С. 18.

515. Фрай, Н. Анатомия критики / Н. Фрай // Зарубежная эстетика и история литературы XIX-XX вв.- М.,1987. С. 27-28.

516. Халипов, В. Постмодернизм в системе мировой культуры / В. Халипов // Иностранная литература. 1994. -№1.

517. Ханаху, Р.А. Мудрость эпоса как философская проблема / Р.А. Ханаху // Культурная диаспора народов Кавказа: генезис, проблемы изучения: материалы Междунар. науч. конф. 14-19 октября 1991 г., Черкесск. Черкесск, 1993.

518. Хут, Ш.Х. Адыгские писатели-просветители XIX века / Ш.Х. Хут // Шаги к рассвету. Адыгские писатели-просветители XIX века Краснодар: Краснодар, кн. изд-во, 1986.-С. 5-20.

519. Хут, Ш.Х. Национальные художественные истоки адыгейской литературы / Ш.Х. Хут // История адыгейской литературы: в 3 т. Т. 1. Майкоп: Меоты, 1991. -С. 47-126.

520. Цицишвили, Г.Ш. Художественное взаимообогащение братских литератур на современном этапе/ Г.Ш. Цицишвили // Вопросы литературы.-1981.-№2. -С. 90.

521. Чагин, А.И. Историзм как движущаяся категория / А.И. Чагин // Актуальные проблемы методологии литературной критики. М., 1980. - С. 270-277.

522. Чамоков, Т.Н. Проблемы развития адыгейской прозы / Т.Н. Чамоков // Дон. -1972.-№6.

523. Шаззо, К.Г. Введение / К.Г. Шаззо, Р.Г. Мамий // История адыгейской литературы: в 3 т. Т. 1. Майкоп: Меоты, 1999. - С. 9-46.

524. Шаззо, К.Г. Живое слово правды. К 60-летию со дня рождения Н. Куека / К.Г. Шаззо // Литературная Адыгея .- 1998.-№3.- С.123 129.

525. Шаззо, К.Г. Современная адыгейская новелла / К.Г. Шаззо // Сборник статей по адыгейской литературе и фольклору. Майкоп, 1975.

526. Шенкао, А.А. Представления о пространстве и времени в адыгском эпосе «Нарты» / А.А. Шенкао, А.А. Ципинов // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. Вып. 2. Майкоп, 1979. - С. 86-98.

527. Шибинская, Е.П. Новаторство формы и высокая традиция / Е.П. Шибинская // Космос «Железного Волка» или Панцирь кузнечика. Майкоп, 2001. - С. 16-31.

528. Шибинская, Е.П. Традиции Т. Керашева и современный адыгейский роман / Е.П. Шибинская // История адыгейской литературы. Т. 2. Майкоп, 2002. - С. 76-105.

529. Шортанов, А.Т. Героический эпос адыгов «Нарты» / А.Т. Шортанов // Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М.: Наука, 1969. - С. 188-225.

530. Шортанов, А.Т. Нартский эпос адыгов / А.Т. Шортанов // Нарты. Адыгский героический эпос. М.: Главная редакция восточной литературы. 1974. - С. 17.

531. Шортанов, А.Т. Фольклор / А.Т. Шортанов // Очерки истории кабардинской литературы. Нальчик: Эльбрус, 1968. - С. 11-64.

532. Шульгин, Н.Н. Альтернативная герменевтика в диалоге культур / Н.Н. Шульгин // Вопросы философии. 2002. - №2.

533. Яблоков, Е.В. Художественный мир Михаила Булгакова / Е. В. Яблоков. М., 2001.

534. Якимович, А. // Иностранная литература. 1994. - №1.1.I

535. Адыгейские сказания и сказки. Ростов н /Д: Азчериздат, 1937. - 250 с.

536. Адыгов, Т. Щит Тибарда / Т. Адыгов. М.: Современник, 1982. - 192 с.

537. Адыгский фольклор (Адыгэ 1оры1уатэхэр): в 2 т. Т. 2. Сказки / сост., вступ. ст. и примеч. Ш.Х. Хута. Майкоп: Качество. 2003. - 754 с.

538. Адыгский фольклор. Нальчик, 1979. - 268 с.

539. Айтматов, Ч. Собр. Соч.: в 3 т. / Ч. Ай тматов. М.: Молодая гвардия, 19821984.

540. Алексеев, С. Доля / С. Алексеев // Роман-газета. 1991. -№ 19,20.

541. Алексеев, С. Крамола. Кн. 1. / С. Алексеев // Роман газета. - 1990. - №9, 10.

542. Антология литературы народов Северного Кавказа. Пятигорск, 2003. - 120 с

543. Аполлодор. Мифологическая библиотека / пер. с древнегреч. В.Г. Боруховича. М.: ACT: Астрель, 2004. - 352 с.

544. Астафьев, В. Пастух и пастушка: современная пастораль / В. Астафьев. М.: Сов. Россия, 1989.-678 с.

545. Базоркин, И. Из тьмы веков: роман / И. Базоркин. Грозный: Чечено-Ингушское изд-во, 1982.

546. Белов, В.И. Избранные произведения: в 3 т. / В.И. Белов. М.: Современник, 1983.

547. Белов, В.И. Кануны / В.И. Белов // Роман газета. - 1989. - № 15,16.

548. Бештоков, Х.К. Земля отцов / Х.К. Бештоков. Нальчик, 1978. - 88 с.

549. Бештоков, Х.К. Мелодия нартов / Х.К. Бештоков. Нальчик, 1981. - 92с.

550. Бештоков, Х.К. Совесть / Х.К. Бештоков. Нальчик, 1985. - 107 с.

551. Бештоков, Х.К. Каменный век: роман-миф / Х.К. Бештоков // Литературная Кабардино-Балкария. 2005. - №5. - С. 58-116.

552. Булгаков, М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Избранное / М.А. Булгаков. М.: Худож. лит., 1980. - 400 с.

553. Булкаты, М. Седьмой поход Сослана. Нарты / М. Булкаты. М., 1989.

554. Гамзатов, Р. Стихотворения и поэмы / Р. Гамзатов. М.: Молодая гвардия, 1992.- 189 с.

555. Гомер. Илиада / пер. с древнегреч. Н. Гнедича. М.: Московский рабочий, 1982.-450 с.

556. Греческая трагедия. Ростов н/Д: Феникс, 1997. 576 с.

557. Гулиа, Д. Стихотворения / Д. Гулиа. М., 1986. - 156 с.

558. Данте, А. Божественная комедия / А. Данте. М.: Правда, 1982. - 575 с.

559. Дышеков, М. Заря: роман / М. Дышеков. Черкесск: Карачаево-Черкесское кн. изд-во, 1960.-292 с.

560. Евтых, А.К. Глоток родниковой воды / А.К. Евтых. М., 1977. - 320 с.

561. Избранные произведения адыгских просветителей / вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Р.Х. Хашхожевой. Нальчик, 1980. - 302 с.

562. Карачаево-балкарский фольклор в дореволюционных записях и публикациях. -Нальчик: Эльбрус, 1983.-432 с.

563. Керашев, Т.М. Избранные произведения: в 3 т. / Т.М. Керашев. Майкоп,1981-1983.

564. Кешоков, А. Вершины не спят / А. Кешоков. М., 1970.

565. Кешоков, А. Вид с белой горы / А. Кешоков. М.: Современник, 1974.

566. Кешоков, А. Собр. соч.: в 4 т. / А. Кешоков. М., 1981. - Т. 1. - 845 е.; Т. 2. -607.; Т. 3.-711с.; Т. 4.-494 с.

567. Ким, А. Отец Лес: роман - притча / А. Ким // Новый мир. - 1989. - № 4, 5, 6.

568. Кондратьев, А. Сны / А. Кондратьев. СПб.: Северо-Запад, 1993.

569. Кошубаев, Д.П. Абраг / Д.П. Кошубаев // Литературная Кабардино-Балкария. 1999.-№1.-С. 156.

570. Кошубаев, Д.П. Логос без имени / Д.П. Кошубаев. Нальчик: Эльбрус, 2002.-160с.

571. Куек, Н.Ю. Вино мертвых / Н.Ю. Куек. Майкоп, 2002. - 296 с.

572. Куек, Н.Ю. Курган жизни / Н.Ю. Куек. Майкоп, 1991. - 272 с.

573. Куек, Н.Ю. (Нальби). Светлый круг / Н.Ю. Куек. -М.: Современник, 1982.

574. Куек, Н.Ю. Стихотворения и поэмы, повести и рассказы / Н.Ю. Куек. -Майкоп, 1998.-520 с.

575. Куек, Н.Ю. Черная гора / Н.Ю. Куек. Майкоп, 1997. - 114 с.

576. Кулиев, К. Прислушайся к словам: избранная лирика / К. Кулиев. Нальчик: Эльбрус, 2002.-535 с.

577. Леонов, Л.М. Пирамида / Л.М. Леонов // Наш современник. 1994. - Вып. 1.

578. Манн, Т. Собр. соч.: в 10 т. / Т. Манн. М., 1960.

579. Маркес, Г. Сто лет одиночества / Г. Маркес. М.: Худож. лит., 1989. - 430 с.

580. Машбаш, И.Ш. Рэдэд: роман (на адыгейском языке) / И.Ш. Машбаш. 832 с.

581. Машбаш, И.Ш. Сто первый перевал / И.Ш. Машбаш. М., 1972. - 238 с.

582. Налоев, А. Всадники рассвета: роман / А. Налоевы. Нальчик: Эльбрус, 1981. -365 с.

583. Нарты. Адыгский героический эпос / сост. А.И. Алиева, A.M. Гутов, A.M. Гадагатль, З.П. Кардангушев; вступ. ст. А.Т. Шортанова.-М.: Наука, 1974.- 416 с.

584. Нарты. Героический эпос балкарцев и карачаевцев / сост. Р.А. Ортабаева, Т.М. Хаджиева, А.З. Холаев; вступ. ст. Т.М. Хаджиевой. М.: Наука. 1994. - 655 с.

585. Нарты: адыгский эпос: в 7 т. на адыг. яз.. Майкоп: Изд-во АНИИ, 19681973. - Т. 1. - 319 е.; Т. 2. - 344 е.; Т. 3. - 354 е.: Т. 4. - 309 е.; Т. 5. - 335 е.; Т. 6.-329 е.; Т. 7.-427 с.

586. Нарты: кабардинский эпос на каб. яз.. Нальчик: Эль-Фа, 1995. - 525с.

587. Нарты: осетинский героический эпос. М., 1991. - 170 с.

588. Песни народов Северного Кавказа. JL: Сов. писатель, 1976. - 460 с.

589. Пословицы и поговорки народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1990.-368 с.

590. Пулатов, Т. Второе путешествие Каипа. Романтические повести / Т. Пулатов.- М.: Молодая гвардия, 1970. 224 с.

591. Пушкин, А.С. Собр. соч.: в 10 т. Т. 5 / А.С. Пушкин. М., 1960. - 664 с.

592. Распутин, В. Последний срок; Прощание с Матерой; Пожар / В. Распутин. -М.: Сов. Россия, 1986. 382 с.

593. Рассказы абхазских старцев. Мифы. Легенды. Предания. Сочи, 2003. - 66 с.

594. Сказки народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1992. - 325 с.

595. Толстой, Л.Н. Полн. собр. соч. Юбилейное издание.- М., 1928-1959. Т.62.

596. Теунов, Х.И. Избранное / Х.И. Теунов. М.: Гослитиздат, 1957. - 224 с.

597. Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX начала XX вв. Книга вторая.- Нальчик: Эльбрус, 1988. 272 с.

598. Хан-Гирей. Избранные произведения / Хан-Гирей. Нальчик, 1974. - 120 с.

599. Чиладзе, О. Избранные романы: И всякий, кто встретится со мной . Железный театр / О. Чиладзе; предисл. С. Семеновой. М.: Худож. лит., 1988. -830 с.

600. Чуяко, Ю.Г. Сказание о Железном Волке / Ю.Г. Чуяко. Майкоп, 1993.-384 с.

601. Шинкуба, Б.В. Рассеченный камень / Б.В. Шинкуба. М.: Сов. писатель. -1986.-320 с.

602. Шогенцуков, А.О. Камбот и Ляца: роман в стихах / А.О. Шогенцуков. -Нальчик: Эльбрус, 1975. 106 с.

603. Шогенцуков, А.О. Нескончаемая песня: Мемуары, отрывки из повести, стихи / А.О. Шогенцуков. Нальчик: Эльбрус, 2001. - 240 с.

604. Шортанов, А. Всегда в седле / А. Шортанов. М.: Сов. Россия, 1983. - 271 с.

605. Шортанов, А. Горцы: роман / А. Шортанов. М., 1978. - 320 с.

606. Эльберд, М. Страшен путь на Ошхомахо: роман / М. Эльберд. М.: Сов. писатель, 1987. - 384 с.

607. Абуков, К.И. Национальные литературы Дагестана и Северного Кавказа в системе взаимосвязей: автореф. дис. . д-ра филол. наук / К.И. Абуков; Дагестанский науч. центр Рос. Акад. наук, Ин-т языка, лит-ры и искусства. -Махачкала, 1993. 53 с.

608. Бекизова, JI.A. Национальные художественные традиции в развитии повествовательных жанров адыгских литератур: автореф. дис. . д-ра филол. наук / JI.A. Бекизова. М., 1972. - 53 с.

609. Братов, Х.С. Символика огня и меча в адыгском фольклоре (национальное и общечеловеческое в мифе, эпосе и традиционной культуре): автореф. дис. . канд. филол. наук / Х.С. Братов. Майкоп: Изд-во МГТИ, 2003.

610. Гуртуева, Т.Б. Постмодернизм в системе национальной культуры (Типологические связи русской литературы и русскоязычной поэзии Северного Кавказа): автореф. дис. д-ра филол. наук / Т.Б. Гуртуева. Махачкала, 1997. -35 с.

611. Дахужева, Н.А. Национальное своеобразие исторического романа в адыгейской прозе: автореф. дис. . канд. филол. наук / Н.А. Дахужева. -Майкоп: Аякс, 2000.

612. Колясников, И.Н. Нравственно эстетическая организация базовых элементов культуры кавказского эпоса «Нарты»: автореф. дис. . д-ра филол. наук / И.Н. Колясников; Адыгейский гос. ун-т. - Майкоп, 2005. - 41 с.

613. Минакова, А.М Художественный мифологизм эпики М.А. Шолохова: Сущность и функционирование: автореф. дисд-ра филол. наук. М., 1992.

614. Мироненко, Е.А. Фольклорно-мифологический контекст художественной прозы Чингиза Айтматова: автореф. дис. . канд. филол. наук / Е.А. Мироненко. -Алматы, 2002.-26 с.

615. Мусукаева, А.Х. Северокавказский роман. Художественная и этнокультурная типология: автореф. дисд-ра филол. наук / А.Х. Мусукаева. М., 1993.

616. Низамидцинов, Д.Н. Философско-мифологический роман XX века (На материале русской, узбекской и грузинской литератур): автореф. дис. . канд. филол. наук / Д.Н. Низамидцинов. М., 1994. - 25 с.

617. Сарбашева, A.M. Формирование историзма мышления и балкарский роман: автореф. дисканд. филол. наук / A.M. Сарбашева. Нальчик, 1998.

618. Телегин, С.М. Жизнь мифа в произведениях Достоевского и Лескова: дис. . д-ра филол. наук / С.М. Телегин. М., 1995.

619. Тибилова, Л.А. Тенденции развития осетинского исторического романа: автореф. дисканд. филол. наук / Л.А. Тибилова. Владикавказ, 2002.

620. Толгуров, З.Х. Формирование социалистического реализма как эстетической системы в литературах народов Северного Кавказа: автореф. дис. . д-ра филол. наук / З.Х. Толгуров. М., 1986.

621. Тугов, В.Б. Фольклор и литература абазин: динамика взаимодействия: автореф. дис. . д-ра филол. наук / В.Б. Тугов; Адыгейский гос. ун-т. Майкоп, 2003.-47 с.

622. Фидарова, Р.Я. Современный осетинский роман-миф. Генезис. Структура. Жанровые особенности: автореф. дис. . д-ра филол. наук / Р.Я. Фидарова. -Махачкала, 1997. 48 с.

623. Хакуашева, М.А. Онтологические основы адыгской мифологии: автореф. дис. . канд. филол. наук / М.А. Хакуашева. Майкоп, 1997. - 18с.

624. Халидова, М.Р. Мифологический и исторический эпос народов Дагестана: автореф. дисд-ра филол. наук / М.Р. Халидова. Махачкала: Гамма. 1996.

625. Хуажева, Н.Х. Художественная концепция личности в прозе Аскера Евтыха: автореф. дис. канд. филол. наук / И.Х. Хуажева. Майкоп: Аякс, 1999.

626. Шенкао, М.А. Специфика мифоэпического сознания (на материале эпоса «Нарты»): дисканд. филос. наук / М.А. Шенкао. Ростов н/Д, 1982. - 195 с.V

627. Квятковский, А.П. Поэтический словарь / А.П. Квятковский. М.: Сов. энциклопедия, 1966. - 375 с.

628. Краткая литературная энциклопедия. Т. 4. М.: Сов. энциклопедия, 1967. -560 с.

629. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н. Николюкина; Ин-т науч. информации по общественным наукам РАН. М.: Интелвак, 2003. -1600 с.

630. Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. Энциклопедия, 1987. -752 с.

631. Маковский, М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: образ мира и миры образов.-М.: Владос, 1996. 416 с.

632. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 1. М., 1991.-671 с.

633. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. Т. 2. М., 1992. - 719 с.

634. Писатели Кабардино-Балкарии: XIX конец 80-х гг. XX в.: библиографический словарь. - Нальчик, 2003. - 441 с.

635. Русские писатели XX века: биографический словарь. М., 2000.

636. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974. - 500 с.

637. Современное кавказоведение: справочник персоналий. Ростов н/Д, 1999. -199 с.

638. Толковый словарь иноязычных слов / под ред. Л.П. Крысина. М.: Русский язык, 2000.- 856 с.

639. Трессидер, Д. Словарь символов / Д. Трессидер. М.: Прогресс, 2001. - 280 с.

640. Энциклопедия символов, знаков, эмблем / сост. В. Андреева. М., 1999.1. VI

641. Barthes, R. Le mythe d' aujourdhui / R. Barthes // Mythologies. Paris, 1957.

642. Wheelwrhite, P. The Burning Fountain. A Study in the Language and Symbolism / P. Wheelwrhite. Bloomington, 1954.

643. Weimann, R. Literaturwissenschaft und Mythologie / R. Weimann. Berlin, 1967. -Heft 2. - S. 260-302.

644. White, J.I. Mythology in the Modern Novel. A Study of Prefigurative Techniques / J.I. White. Princeton, 1971.

645. Cassirer, E. An essay о man / E. Cassirer. New Haven, 1947.

646. Douglas, W. The Meanings of "Myth" in Modern Criticism / W. Douglas // Modern Philology. 1953. - P. 232-242./ Modern Philology. - 1953. - P. 232-242.

647. Levi Strauss. Antropologie structurale / Strauss Levi. Plon, 1958. - 306 p.

648. Levi Strauss. Le cru et le cuit / Strauss Levi // Mythologiques/ Paris, 1964.

649. Magic realism. An Anthology / Ed. and with Introduction by G. Hancock. -Toronto, 1980.

650. Frank. Spatial Form in Modern Literature / Frank // The Widening Cyre New Brunswick. New York, 1963. - P. 3-62;

651. Frye N. The Sekular Scripture. A Study of the Structure of Romance. Cambridge (Mass), L., 1976.

652. Hassan, I. The Postmodern Turn. Essays on Postmodern Theory and Culture / I. Hassan. Ohio State: Univ. Press, 1987. - P. 17-39.

653. Hutcheon, L. Poetics of Postmodernism. History, Theory, Fiction / Hutcheon. -New York, 1988.