автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.08
диссертация на тему: Синтаксические отношения в осетинском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Синтаксические отношения в осетинском языке"

Р Г Б ОД

г: V С] V! П

Я Ну Ш

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

На правах рукописи

КАРАЖАЕВ ЮРИЙ ДЕУЛЕТОВИЧ

СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ОСЕТИНСКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10.02.08. - Иранские языки.

АВТОРЕФЕРАТ

ДИССЕРТАЦИИ НА СОИСКАНИЕ УЧЕНОЙ СТЕПЕНИ ДОКТОРА ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК

Москва -1996

Работа выполнена на кафедре осетинского и общего языкознания Северо-Осетинского Государственного университета им.К.Л.Хетагурова и Северо-Осетинском институте гуманитарных исследований при Совете Министров РСО-Алания

Официальные оппоненты - доктор филологических наук, профессор Рубинчик Ю.А.

- доктор филологических наук, профессор Гуриев Т.А.

- доктор филологических наук, профессор Тетя В.Н.

Ведущая организация Юго-Осетинский НИИ

Защита диссертации состоится " ¿У 1997 г.

в_часов на заседании диссертационного совета

Д. 002.17.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте Языкознания РАН по адресу:

103009, Москва, К - 9, Большой Кисловский пер., 1/12. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института Языкознания РАН. .

Автореферат разослан " -¿J" <f<?{?co¿ Q1996 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

Б.П.Нарумов

Актуальность темы заключается в том, что существующие описания осетинского синтаксиса в русле грамматики членов предложения затемняют его истинную природу, полный и подлинный репертуар синтаксических отношений, связей членов предложения, синонимику выражений, что затрудняет и научное осмысление фактов языка, и методику их преподавания. Только системное описание, выделяющее не одну, а несколько синтаксических структур с составляющими их единицами и с присущими им внутренними и внешними иерархически-репрезентирующими отношениями и учитывающее также этносоциотерриториальные, коммуникативные, прагматические и др. вариации способно раскрыть и представить синтаксис осетинского языка в действительности.

Цель исследования состоит в раскрытии истории как общей, так и осетинской синтаксической науки, в выявлении вопросов проблемы и в выработке принципов такого системного описания, которое бы объединяло в себе разноаспектные подходы и представляло бы синтаксис как целостную систему по схеме:" значение -выражение - функции".

Задачи исследования заключаются в: 1. На основе обобщения существующих синтаксических точек зрения, а также анализа собранного языкового материала доказать необходимость выделения не одной, а нескольких синтаксических структур с составляющими их единицами. 2. Обосновать взаимосвязь и взаимодействие структур, проявляющихся в их взаимоиерархизованности и взаиморепрезентативности. 3. Построить парадигму переходов из одних структур и единиц в другие, используя формулу "содержание - выражение - функции (значение)". 4. Выявить структуры и единицы, материализующие в синтаксисе содержание, выражение и значение (функции). 5. Проследить путь перехода "слово - морфологическая форма слова - синтаксическая форма слова". 6. Выявить различные типы синтаксических форм слов и членов предложения. 7. Определить глубинную структуру, ее сегментации и вариации (аранжировки), уточнить репертуар ее составляющих, сделать вывод о выражении их непредикативными и предикативными синтаксическими отношениями. 8. Осуществить попытку системного описания синтаксиса через словосочетания, предложения, через коммуникативные, прагматические, этносоциолокальные вариации.

Объект иссследования диссертации составляет осетин-

ский синтаксис во всех его аспектах и этносоциолокальных пр явлениях (изменениях).

Предметом исследования и описания являются си таксические отношения и их выражения - словосочетания, дете минантные конструкции, предложения, высказывания.

Материалом исследования диссертации послужш произведения художественной литературы, научная проза, фол клорные жанры, язык газет, теле-радиопередач, разговорная реч

Научная новизна диссертации в том, что здесь: I. Осуш ствляется системное описание осетинского синтаксиса. II. В си таксисе выделяется вместо одной, девять структур (причем кажд; со своими единицами), обладающие внутриструктурными горизо; тальными рекуррентными структурообразующими отношениям между первичными и производными единицами, а также внешне межструктурными вертикальными репрезентирующими отнош ниями означаемого и означающего (указанные горизонтальные вертикальные отношения, переходящие друг в друга и обр азу к щие целостную структуру языковой системы, передаются форм1 лой: А/А:А=В - В/В:В=С - С/С:С=Д - Д/Д:Д=Е и т.д." III. Исходя из (II) синтаксическая форма слова выдвигается на рол универсальной конструирующей синтаксической единицы, выстч пающей через отдельные свои типы в выражении всех синта1 сических структур. IV. Учитывая (III), выделяются различнь; типы словоформ: 1) На субстанциальной основе - лексически» лексико-грамматические, деривационные; 2) На функционально основе - словосочетательные, членопредложенческие, дискурснь: (текстовые), эмоционально-экспрессивные, прагматические, icón муникативные, V. За основу системного описания синтаксиса и: бирается схема: "значение - выражение - функции", в которо в роли значений выступают синтаксические отношения (непреди кативные и предикативные), в роли выражения - словосочетанш предложения, в роли функций - коммуникативные аспекты синтак сиса. VI. Уточняются и эксплицируются такие понятия, как кок структы синтаксических форм слов/членов предложения, синтак сические формы слов/члены предложения; уточняется репертуа; синтаксических единиц, выделяются новые синтаксические форм! слов, члены предложения (ср. обстоятельственные определения] из подчинительных типов связей выключается согласование, вы является синтаксический тип связи координация и т.п. VII. Вы

являются и описываются все типы и оттенки непредикативных и предикативных отношений, а также их выражений - словосочетаний, предложений, детерминантных конструкций. VIII. В основу классификации предложений кладется типология субъектов и предикатов.

Теоретическое значение исследования в том, что выделенные синтаксические структуры с составляющими их единицами могут: 1) стимулировать дальнейшие синтаксические поиски, 2) быть положенными в основу сравнительно-генетических и сопоставительно-типологических исследований.

Практическое значение диссертации в том, что основные ее положения, используемый в ней материал могут быть применены при разработке и составлении лекционных и практических курсов, а также учебников и учебных пособий по введению в языкознание, общему языкознанию, сравнительным и сопоставительным курсам, по современному осетинскому языку, при написании курсовых, дипломных работ, при составлении вузовских и школьных программ по осетинскому языку. •

Апробация и практическое внедрение работы. Теоретические и практические положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедр русского и общего языкознания Куляб-ского госпединститута Таджик. ССР и Казанского госуниверситета, отдела языка Северо-Осетинского НИИ, кафедры осетинского и общего языкознания Северо-Осетинского госуниверситета. Работа рецензировалась в 1985 г. гл. научн. сотр. Института Языкознания РАН, академиком РАН М. И. Исаевым. Основные положения диссертации обсуждались на ежегодных научных; конференциях по итогам научно-исследовательской работы Кулябского госпединститута (1976-1979 гг.), Северо-Осетинского НИИ (19791985 гг.), Северо-Осетинского госуниверситета (1986-1996 гг.). По материалам диссертации автор выступал с докладами на Международных, Всесоюзных, Региональных, Всероссийских, республиканских научных конгрессах, конференциях, симпозиумах, совещаниях, семинарах в г.г. Абакан (1980), Ашхабад (1979, 1985), Барнаул (1989), Белгород (1988), Владикавказ (1983, 1984, 1985, 1988,1991,1994,1995), Владимир (1987), Воронеж (1994), Грозный (1982, 1989), Душанбе (1987), Екатеринбург (1986, 1994), Ижевск (1993), Казань (1985, 1989), Кемерово (1986), Киев (1994), Краснодар (1996), Красноярск (1986, 1989), Куляб (1976), Махачкала

1981), Москва (1990, 1993, II 1994, V 1994, 1995, 1996), Нальчи 1996), Нижний Новгород (1991), Новосибирск (1990), Омск (1988' Пенза (1989, 1990), Пермь (1984, 1988), Ростов-на-Дону (II 198< IX 1984, 1986, 1987, 1988, 1990, 1993, 1994, 1995, 1996), Санкт Петербург (1984), Телави (1983), Уфа (1984, 1988, 1991), Фрунз (IX 1986, X 1986), Харьков (1989) и др.

Результаты исследования использовались и используютс в курсах лекций по введению в языкознание, общему языкозна нию, русскому языку, осетинскому языку, которые читались сту дентам филологического факультета Кулябского госпединститут (см. об этом нашу статью "Чтобы стимулировать самостоятель ную работу" в "Вестнике Высшей школы" 1981, N 6, с. 34] Северо-Осетинского госуниверситета, школьным преподавателя! русского языка., литературы в Кулябском ИУУ, осетинского языкг лит. Северо-Осетинского ИУУ, на уроках по осетинскому язык; в Северо-Осетинском национальном гуманитарном акмеологиче ском колледже. Автором разработаны также спецкурсы и спецсе минары (которые утверждены на Совете факультета и читаются студентам СОГУ с 1986 г.): "История осетинского языкознания" "Актуальные проблемы синтаксиса осетинских словосочетаний" "Части речи и члены предложения", "Трудные и спорные вопрось синтаксического анализа", "Грамматика текста", "Лингвистиче ские термины в школьных учебниках по осетинскому языку": Ре зультаты исследования использованы автором также в практик руководства курсовыми, дипломными работами, УИРС-ом, в ву зовской программе по осетинскому языку. Содержание диссерта ции отражено в 75 публикациях автора.

Структура диссертации. Работа состоит из введения 4-х разделов, заключения, списка сокращений и источников, би блиографии. Каждый раздел состоит из отдельных глав, главы и частей, части - из параграфов.

Содержание работы. Во введении представляется тема раскрывается ее актуальность, говорится об объекте и предмете а также методе и материале исследования, о научной новизне, те оретической и практической значимости, об апробациях основны: положений работы.

■ Первый раздел "Из истории изучения синтаксиса и про блемы его системного описания" содержит в качестве первой главь "Краткий очерк истории изучения синтаксиса", первая часть ко

торой называется "Синтаксис*в лингвистике". Здесь проводится мысль о том, что, рассматривай историю лингвистики, следует исходить из того, что характер объекта предопределяет и характер его восприятия и интерпретации, и что методологической основой здесь может быть только парадигматический подход - одноуровневое рассмотрение фактов на всем протяжении их изучения (ср. в этом плане работы Ю. С. Степанова, в которых язык рассматривается как объект семиологической грамматики, последовательно проходящий этапы имени (нерасчлененность объекта), предиката (семантика), предложения (синтактика), вследствие чего история языкознания "прочитывается" по такой парадигме семиотики, как "предсемантика - семантика - синтактика - прагматика").

Действительно, изучение языка проходит ряд этапов - от семантических теорий (ср. теорию именования в античности) до синтактических-(структуралистические школы, т. зр. Фреге, Рассела, "раннего" Витгенштейна и др.) и прагматических (концепции Хомского, психолингвистов, "позднего" Витгенштейна). В такой парадигме истории языкознания отражается эволюция языка, а также модель этой эволюции.

Далее, если язык "встраивается" в свой фон через свои значения, выражения, функции, то ясно, что языкознание в своей истории изучает язык в его отношениях с действительностью, мышлением (античный период, средние века), логикой (средние века, эпоха Возрождения, Просвещения), другими языками и временем (компаративизм), обществом (социологический этап), сознанием (психологический период), языком в самом себе (структуралистский и генеративистский этапы), человеком и деятельностью (коммуникативно-прагматический период).

Все отмеченные этапы прошла и синтаксическая наука, возникшая в античный период, когда единственным ее объектом было предложение - суждение. Это же древнее логическое направление составило фундамент всех современных пропозициональных, семантических, ролевых, падежных и т.п. грамматик, подчиняющихся принципам классической и/или пропозициональной логики.

В компаративистский период, когда обнаруживается невозможность объяснения сходств и различий в языках применением только логических структур, рождаются психологическое и формалистическое направления, выявившие в языке эмоционально-экспрессивные коннотации и обратившие внимание на языковые

формы. При этом психологическое направление породило совре менный коммуникативно-прагматический синтаксис, теорию ак туального членения, высказывания, а формалистическое направле ние, выделявшее грамматическую форму, словосочетание и пред ложение - современный конструктивный синтаксис.

В структуралистский период же понятие синтагмы вытес нило понятие предложения и словосочетания. Однако уже по еле работ Хомского и синтагматических структуралистов проис ходит расщепление синтаксиса на формальный и содержательных' аспекты и появляется семантический синтаксис, в котором логические значения выделялись как глубинные (семантические, ролевые, падежные и т.п.) структуры, переводом которых в поверхностные структуры занимался конструктивный синтаксис. Е отечественном языкознании, однако, не всеми (ср. у В. М. Солнцева, Н. А. Слюсаревой) признается противопоставление, г дубинных и поверхностных структур. Здесь, как отмечается в литературе, можно выделять: 1) синтактикоцентрические, 2) онто-логоцентрические, 3) концептоцентрические, 4) антропоцентрические, 5) концептоантропрцентрические и т.п. концепции семантики. Все эти концепции не выходят за рамки семиотических аспектов знака, и семантика здесь понимается как взаимодействие положения дел в мире и его отражения в мышлении (соотношение субъектно-предикатной и предикатно-аргументной логики, структурно-ролевой схемы и типизированных лексических значений) (ср. объектную и ролевую семантику в когитологии).

В языкознании также выделяется теория актуального членения (иногда вместо" актуального" употребляются слова "коммуникативный", "прагматический" и "функциональный"). В. 3. Панфилов, выделяя два уровня структуры суждения - сообщения - пропозициональную и субъектно-предикатную (ср. у Фреге: 1) формулирование мысли, 2) констатация истины - суждения, 3) выражение этого суждения - утверждение; у Дж. Мура: 1) констатация момента знания и 2) констатация достоверности этого ментального состояния; у "позднего" Витгенштейна: прагматизация факта достоверности знаний), соотносит первую с синтаксическим, вторую - с логико-грамматическим (актуальным) членением предложения. Н. А. Слюсарева же в синтаксисе выделяет структурный, логический, актуальный (информативный), аналоговый (соотносящий элементы высказывания с элементами внеязыкового мира -

- >

', 8

ср. и кктантную грамматику Л. Тенъера, падежно ролевую грамматику Ч. Филлмора) аспекты.

Несмотря на то, что иногда аспекты " семантический"," праги]) )1 V)]

матическии , коммуникативным сливаются в один с названием либо "семантический", либо "коммуникативный", либо "функциональный", "прагматический", "актуальный" и т.п., все же выявлены соответствующие структуры названных сторон синтаксиса, хотя и здесь термины - понятия пока варьируются (ср. актанты - аргументы - партиципанты - релятемы или словоформа - синтаксеМа — семантема - тагмема и т.д., ср. также высказывание как синоним текста, единица речи, единица языка и речи, фонетико- интонационная сущность), что объясняется использованием схем разных логик.

В лингвистике конца XX в. происходит переключение внимания с онтологии языка на его функционирование, с когнитивного аспекта на коммуникативный. Это и понятно, ибо язык (пропозиция) пронизан логическими, а речь - логико-прагматическими отношениями и реально стилистическая экспрессия проявляется только на синтаксическом уровне, поскольку синтаксис (по Р. Ван-Валину и У. Фолли) есть взаимодействие семантики и прагматики.

Однако, в самом синтаксисе много проблем с выделением синтаксических структур, единиц. Так, Н. Ю. Шведова выделяет форму слова, словосочетание, простое предложение, сложное предложение, текст; В. Г. Гак - член предложения, словосочетание, предложение, сложное предложение, сфе, текст; "Русская грамматика" - словосочетание, простое предложение, сложное предложение, слово, форму слова, текст, высказывание и т.д. Не лучше и с определением отдельных синтаксических единиц. Так, текст определяется как высказывание, речевой акт, речевая деятельность, цикл речевого общения и т.д., причем этим понятием покрывается любой языковой продукт от фразы до романа и все это считается объектом-.либо текстолингвистики, либо коммуникативной лингвистики. То же самое и со сложным предложением, синтаксической формой слова, словосочетанием, высказыванием, которые получают разноречивые толкования.

Кроме того, в синтаксисе предложения изучаются такие не-предложенческие единицы, как обращение, вводные единицы, обособленные члены, предложения по цели высказывания, эллипсис, стилистико-экспрессивные, анафоро/катафорические средства, ло-

гическое ударение, интонация и т.д. Это мешает эксплицироват! природу синтаксиса и заставляет обращаться к изучению текста хотя и здесь недостаточно учитывается связь языка и мышления в результате чего отдельные явления мышления выдаются за категории текста (ср. проблему пресуппозиции и энтимем).

В современной науке интенсивно ведутся исследования пс семантике и грамматике синтаксических единиц, но в их установлении нет единого мнения. Не ясна, например, суть членов предложения (ср. у В. М. Солнцева: материальная единица или только схема, синтаксическая позиция или словоформа). Особую остроту приобретают отдельные вопросы тогда, когда считается, что "язык в реальности не существует - это абстракция" (В. И. Зве-гинцев). Не менее остры и вопросы соотношения синтаксических единиц и значения, например, что составляет суть предложения -"образ мира в языке" ("ранний" Витгенштейн, Рассел) или "употребление в речи" ("поздний" Витгенштейн)? Да и что такое значение - "положение дел" в мире или выражение эмоций, воли, совершение актов действия (перформативы, праксемы)?

Далее заметим, что в "Хомскианской революции" основополагающей является мысль о "врожденных знаниях", представляющих собой ядерные структуры универсальной грамматики, порождающие путем различных трансформаций те или иные лингвистические структуры (ср. у Фреге "объективный и постоянный набор мыслей человечества, который передается от одного поколения к другому"; ср. также с Кантовскими "трансцендентальными категориями", архетипами К. Юнга, Г. Башляра, "логическими структурами, предшествующими миру, языку" "раннего" Витгенштейна, с "трансцендентальным субъектом" Гуссерля, с "универсально-предметным кодом" Н. И. Жинкина; ср. также у Дж. Серля понятие интенсиональности - особого ментального состояния, в свете которого язык есть разновидность интенсионального (и, вероятно, интенционального) состояния, ср. также в теории речевых актов модель "локуция - иллокуция - перлокуция", соответствующая модели же "интенсиональное - интенцио-нальное", а также, возможно, "пресуппозиция - пропозиция"). В контексте изложенного актуальной становится проблема системного единообразного описания синтаксиса (ср. в этом плане работы А. М. Мухина, Г. А. Золотовой, О. И. Москальской и др.).

Во-второй части 1 - главы "Осетинская синтаксическая

наука и ее проблемы (исторический экскурс и современность)" (с. 39-71) излагается история осетинской синтаксической науки, в которой автор опирается на работу акад. М. И. Исаева "Очерки по истории изучения осетинского языка" и на анализ синтаксических работ. Здесь рассказывается о том, что в "Осетинской грамматике" А. М. Шегрена (С.-Пб. 1844) синтаксис соотносится со словосочетанием, которое понимается не как продукт, а как процесс. Здесь выделяются: 1) средства: морфология и лексика; 2) правила сочетания средств; 3) единицы - продукты сочетания: а) предложения, б) предложение + предложение = период. Предложение есть "суждение, выраженное разными частями речи или словами" (с.ЗЮ). Ясно, что подлежащее тоже есть "отдельное понятие, о котором что-нибудь утверждается" (с.ЗЮ), а "сказуемое или глагол, т.е. самое утверждение или то, что утверждается о подлежащем" (с.ЗЮ). Одним из главных признаков членов предложения называется их синтагматичность, проявляющаяся в "согласии грамматических форм" (с.311), т.е. в таком типе связи, при котором "части равны" (с.311-313). Здесь имеются в виду приложения и другие виды определений, что же касается определений - прилагательных, местоимений, числительных и т.п., то они "согласуются с существительным, к которым придаются в одном им.п. ед. ч., а во всех прочих падежах обоего числа остаются неизменяемыми" (с.314-315). Таким образом, осетинский синтаксис в указанной работе получает логико-грамматическое описание с элементами психологической, коммуникативной грамматик. И тут, несмотря на отдельные неточности, можно сказать, что " Осетинская грамматика" А. М. Шегрена закладывает основы осетинской синтаксической науки.

Следующей по времени синтаксической работой является труд Р. Штакельберга (Страссбург, 1886), в котором в основном излагаются синтаксические функции осетинских падежей. Другая же, более или менее значительная работа по осетинскому синтаксису, восходит к 50-гг. XX в. Это "Синтаксис осетинского языка" К. Е. Гагкаева. Здесь дается краткая история осетинской синтаксической науки, говорится об отношении осетинского синтаксиса к синтаксисам других иранских языков, рассматриваются вопросы синтаксической связи (кстати, согласование при этом усматривается только между подлежащим и сказуемым), синтаксических средств (в т.ч. об инкорпорировании членов предложения

в структуру слова), предлагается называть логическое ударен синтаксическим. В книге впервые выделяются (хотя и не опис: ваются) словосочетания. Здесь же подмечается, что "в осетине!« языке границы ритмических групп совпадают с границами си тагм" (с.27). Любопытно, что в данной книге классификация пре ложений по цели высказывания перекликается с номенклатур! иллокутивных (коммуникативных) значений современной прагм лингвистики. Здесь же пишется, что "в осетинском языке суб ект любого признака оформляется им. п." (с.39), хотя реально языке выделяются самые различные типы субъектов (ср. детерм нативные дополнения, выраженные косвенными падежами; кстат и сам автор, разбирая предложения типа Мэен хуыссын фгенд "Мне спать хочется", пишет, что хотя "в этом предложении отсу ствует им. п. подлежащего, но речь опять-таки о лице" - с.40). книге также пишется, что в предложении типа Нартхор тынд фае! "Ломкакукурузы закончилась", субъект Нартхор "кукуруза" явл ется пассивным носителем некоего состояния. Понятно, что зде< субъект смешивается с объектом, ибо перед нами тип предложени который восходит к тому периоду индоевропейских языков, когх "субъект не является главной компонентой предложения, особеш в языках ОУ-типа" ("Новое в зарубежной лингвистике", вып. XX с.354). Отдельные неточности встречаются и в трактовке частнь: случаев связи. Так, здесь читаем, что "некоторые собирательнь имена существительные не имеют показателя множественност] Кэгсазг мамайзен йае уаелвэзд фазцыдысты "Кабардинцы пресл довали по пятам Мамая" - здесь согласование по смыслу" (с.50 Однако понятно, что согласование предполагает повторение фор главного слова зависимым компонентом. Автор далее описывае структурные типы, схемы, модели предложений, но и здесь встр( чаются выражения типа "слова - предложения", "предложения, ь развитые по форме и по содержанию" (с. 157), хотя понятно, что у предложений, и у слов свои структуры. Несмотря, однако, на эт и другие неточности, работа К. Е. Гагкаева все же есть некоторы шаг вперед, ибо описание осетинского синтаксиса здесь предстае более полным и современным.

Следующей крупной работой является "Грамматика осетин ского языка", (т.Н. Синтаксис. Орджоникидзе, 1969), в которо впервые весьма полно, квалифицированно излагается не тольк теория, но и почти вся система осетинских словосочетаний (ап

торы М. И. Исаев, Т. А. Гуриев). Менее оригинальным получилось в книге описание предложения. Так, в определении согласования, как связи "между членами словосочетания и предложения" (с.79) смешиваются номинативный и функциональный уровни. Ср. также вопрос "порядка слов в словосочетании и предложении". (О порядке следования элементов можно говорить отдельно в словосочетании, предложении, сложном предложении, тексте, причем учитывая разные уровни - аспекты: конструктивный, семантический, функциональный, коммуникативный, прагматический и т.д.). Все погрешности здесь провоцируются теоретическими установками грамматики членов предложения, в которой реальные синтаксические структуры и составляющие их единицы совершенно не выделяются, вследствие чего такие признаки, как предикативность (функционально-логический аспект), интонация (аспект актуального членения высказывания), модальность (интенционально-прагматический аспект) и т.д. в книге подаются просто как признаки предложения, т.е. без их аспектуальной отнесенности. Любопытно, что здесь в определении подлежащего, как "независимого члена предложения, получающего свое выражение в независимой форме слова - им. п. существительного и др. частей речи" (с.89), "обозначающего производителя действия или носителя качества" (с. 94) выделяются синтаксический, номинативный и семантический аспекты, но ввиду неосознанности их дифференциации, здесь описываются только такие подлежащие, которые рефлексируют формулу УО с транзитивным глаголом, в результате чего значением подлежащего оказывается имя лица, а случаи пас-сивизации модели УО выпадают из орбиты внимания. Здесь же налицо гиперболизация объектного подхода, при котором подлежащее определяется как предмет высказывания ("О ком или о чем говорится в предложении"). Сомнительно и то, что приложение есть "разновидность определения, согласующаяся с определяемым словом в падеже." (с. 147), ибо приложение и определяемое соотносятся как однородные члены предложения, и приложение есть также интенсионал к номинанту экстенсионала и предицируется тому слову, с которым оно употребляется и с которым образует пресуппозитивную пропозицию.

И, наконец, следующей крупной работой является учебное пособие Н. К. Багаева "Современный осетинский язык" (ч. II, Синтаксис. Орджоникидзе, 1983). Здесь также выделяется только

один синтаксис - синтаксис предложения, а уже из него выплещется синтаксис словосочетания, в котором подробно описывают типы и модели словосочетаний. Но здесь вслед за А. М. Шегрешж-К. Е. Гагкаевым (ср. и в русистике у Е. И. Скобликовой) связь жду неизменяемым словом и определением неверно называется с гласованием по смыслу. Неразличение же разных синтаксическ! уровней и их взаимодействие приводит автора к неверным утве ждениям о том, что в словосочетаниях типа Хъасболатыл цазуы азы "Касполату 15 лет" словоформа Хъасболатыл выражает кс венный объект (с. 18), хотя это не словосочетание, а детерминан ная конструкция, в которой Хъасболатыл есть субъект. "Разм] . тым" представлением понятия объекта в лингвистике (в отлич от философии, психологии, логики) объясняются и неточные кв лификации таких словосочетаний, как дон ис ведрайы ;'вода в г дре", ахуыр кгены йе 'мбалимае "учится с другом" и т.п. (с. 19) к; объектных, а в баехы хуыррыт "храп лошади", сынты цъаехах "крик вороны", Михелы зерцахст "арест Михела" и т.п. (с.31 31) не выделяются субъектные и объектные оттенки отношени Смешение же уровней синтаксиса приводит к мысли, что члек предложения есть "слова, имеющие в предложении самостоятел ное значение и отвечающие на какие-нибудь вопросы" . с.55), т здесь члены предложения, как функции, роли (ср. и у В. М. Сол цева, и у Л. Теньера) отождествляются со словами, выполняющт эти функции.

Таким образом, осетинский синтаксис, достаточно полно оп санный в рамках грамматики членов предложения, ждет своего с стемного единообразного описания, так как в традиционных си таксических работах выделяемые единицы не соотносятся друг другом, что мешает видеть целостность - системность и иера хизованность всей синтаксической структуры. Для рсшенйя а этой задачи необходимо наличие единой методологии п сдинь методов исследования и описания. Очевидно, в синтаксисе выд ляются только синтаксические средства и функции. В качест] синтаксических средств выступают 1) синтаксическая форма ело] - словоформа (ретроспективно-морфологическая форма слова) I своими функциональными разновидностями, 2) сочетания ело 3) словосочетания (=(1):(1);(1):(2)). В качестве же синтаксич ских функций выступают: 1) информативная, 2) отражательш семантическая: а) денотативная, б) сигнификативная (логическая

3) эмоционально-экспрессивная, 4) прагматическая, 5) коммуникативная, 6) праксеологическая. При этом каждая функция имеет свою структуру с составляющими ее элементами - функтивами. Все функции выражаются синтаксическими средствами, приобретающими соответствующие функциональные разновидности. В результате соединения средств с функциональными структурами, последние предстают качественно новыми образованиями. Так, семантико-сигнификативная структура с понятиями и суждением превращается в функционально-синтаксическую структуру с членами предложения и предложением. Отсюда ясно, что предложение есть выражение суждения языковыми синтаксическими средствами. Но если предложение здесь выступает как отражение пропозиции - следствия логического познания, то понятно, что должны существовать и выражения следствий чувственного восприятия -познания, т.е. эмоций, которые и предстают недискретными, не-предложенческими единицами - экспрессивами в виде фонационных монолитов. Несомненно, что языковые выражения и логического, и чувственного познания, т.е. предложения и экспрессивы служат для выполнения (выражения) таких речевых функций, как информативная, коммуникативная, прагматическая, праксеологическая. Проходя через эти функции, предложения и экспрессивы приобретают их оттенки, вследствие чего они могут менять свои внутриструктурные дискретизации и отношения. В процессе же реализации речевых функций в высказываниях получаются тексты

- как материализации дискурсов. Ясно, что тут тексты есть целенаправленная (т.е. с определенной целью) материализация (вербализация ) фрагментов действительности и положений дел в мире. Отсюда понятно и то, что текст не относится к языковым средствам, а есть продукт реализации этих средств.

Глава 1.2. "Проблемы системного описания синтаксиса и синтаксические отношения" начинается с уточнения определения языка как системы, представленной материальной (звуковой) и идеальной (семантической) сторонами, из которых последняя, учитывая наличие мира действительности, мира понятий и мира знаний, соответствует концептуализации мира, а не самому миру, (А. Виежбичка, Г. А. Брутян, Р. И. Павиленис), т.е. язык предстает особой, интегративной, эмерджентной системой, третьим видом бытия (наряду с логическим и материальным)

- интерпретацией бытия, а не самим бытием, т.е. язык - это мир,

лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром ч ловека (А. Ф. Лосев), это - "посредник между фактом и идеей это - мир, содержащий в себе взаимодействие мира человека с М1 ром природы, т.е. субъекта с объектом. Именно поэтому слог

- не изображение и не обозначение вещи, заменяющее саму вен (В. Гумбольдт). Человек в действительности создает при помош языка мир собственный (Э. Стоуне), а этносы, общества передаю себя, свою непрерывность прерывностей (связь поколений), сво) память (обесконеченное овремененное познание) через отчужде! ный слепок самосознания - язык, выступающий в отчужденном о индивида и общества виде как нечто отличное и от материи, и о идеи. При этом язык состоит из субстанции, которая" существуе само по себе и представляется само через себя" (Б. Спиноза), т.< является самоорганизующейся материей, которая, однако, предстг вляет не только (не столько) себя, но и то, что от нее зависит значение, поскольку "существует не только то, что не зависит о сознания, но и то, что от него зависит - идеальное", "реальност бытия (которого) не зависит от того, дано ли оно в прямом вое приятии или нет" (Л. А. Абрамян). Тем не менее очень важн подчеркнуть, что отмеченное идеальное, представленное в таки: разновидностях, как гностическое, действенное, коммуникативно мышления (О. К. Тихомиров), объективируется только через зна!

- язык, который в этом случай передает либо мысли, либо эмо ции. При этом языковые знаки диахронически, т.е. эволюционю сменяют друг друга: иконические - индексовыми/индексовые -символическими (по Ч. Пирсу), а синхронически - "различие тре основных классов знаков - это лишь различие в относительной ие рархии" (Р. Якобсон). Кроме того, развитие знака по линии "мо тивированный - полумотивированный - немотивированный" соот ветствует парадигме - "предэтническое - этническое - надэтниче ское", и причем в основе и появления, и эволюции языка лежалг и лежат деривационные отношения, которые и явились движуще! силой в процессе эволюционной дискретизации фонационного монолита, выражавшего Э как предложение, в формулу Э - V - О, е результате чего некогда целая протоязыковая единица делится сначала на функциональные поверхностные структуры - члены предложения, затем - части речи и их категории - носители второго слоя поверхностных структур языка.

Деривационными (прямыми и обратными) отношениями

охвачены не только единицы уровней, но и сами уровни. Так, межу-ровневые деривационные отношения хорошо иллюстрируются взаимоотношениями между лексикой и таксономическим синтаксисом (ср. отношения между словами и словосочетаниями), между таксономическим и функциональным синтаксисом (ср. отношения между словосочетаниями и предложениями), между функциональным и глубинным синтаксисом (ср. отношения членов предложения и элементов глубинной - пропозициональной структуры), между синтаксисом языка и коммуникативным синтаксисом (ср. отношения продуктов синтаксического и актуального членения). Движущей силой же деривационных отношений являлись актуальное членение и прагматизация языковой системы в виде актов приведения языкового значения в соответствие со значением намерения говорящего.

Итак, язык как знаковая система состоит из знаков, которые в языке-сознании есть сугубо идеальные, а в речи - идеально-материальные. При этом знаки языка соотнесены с действительностью через общественное сознание. Поскольку же это так, то понятно, что в речи происходит соотнесение не с действительностью, а с индивидумом, точнее с его намерением - интенцией. В коммуникативно^ акте мысль говорящего рождает себе свое звучание, при рецепции же звук рождает (будит, выбирает) мысль. Мысль и звук в своей связанности находятся в памяти человека и языка. Вместе с тем система языка в целом бинарна и дихото-мична, т.е. в языке ничего нет и не должно быть такого, что бы не было знаком вообще или его конституентом. В языке также не должно быть значения, которое бы не соотносилось с материальным знаком прямо или через посредство других единиц, что можно передать формулой: X = А/В = В/С = С/В = Б/Е, в которой предложение (X) есть отношение значения Х(А) к словосочетанию (В); словосочетание (В) есть отношение значения словосочетания (В) к слову (С); слово (С) есть отношение значения слова (С) к морфеме (Б); Морфема (Ш есть отношение значения морфемы (Б) к звуковому комплексу (Е). Данная формула раскрывает уровне-вую организацию языковой системы, внутри которой действуют внутриуровневые (парадигматические и синтагматические) и ме-журовневые (иерархические) отношения.

При этом парадигматика есть система инвариантов, которая прогнозирует синтагматику - систему вариантов. Здесь выделя-

ются отношения между 1) вариантами одного инварианта, 2) инв риантами. Парадигматические и синтагматические отношения о относятся с известной дихотомией "язык - речь", в которой, кстат; язык связан с сознанием - моделью внешнего мира, а речь - с мь шлением - мыслью - моделью выбора из сознания тех или ины конкретных субстанций и актуализации между ними тех или ины отношений. Именно поэтому и язык, и речь имеют свои функци - функцией языка является речь, а все остальные функции, пр1 писываемые языку, принадлежат речи, т.е. в конечном счете, языку.

Заметим, однако, что функции связываются также с плано: выражения и с планом содержания языка, а также с формами субстанциями последних (ср. у Л. Ельмслева). Отсюда, обща формула языка может предстать как: "внешний мир — [(сознани —♦ язык)(1) —. (мышление —. речь)(2)]", т.е. внешний мир запи сывается в сознании посредством языка (блок (1)) и проявляете в мышлении посредством речи (2). Здесь отношения таковы, чт сознание порождает акт мышления, а язык - акт речи. Язык ко дирует мир через сознание, а речь - декодирует его через мышле ние. Блоки (1) и (2) соотносятся как статическое и динамическое парадигматика и синтагматика, инвариант и вариант, абстракт ное и конкретное, идеальное и материальное, модель и симптол (импульс, рефлекс). Сознание есть концептуально-субъективна: модель внешнего мира (опыт, память; ср. позицию "памяти" в си стеме У. Чейфа), записанная в правом полушарии мозга человек; посредством языка и представляющая собой глубинную структур} же языка. Мышление - это извлечение из памяти (сознания) прок него опыта, сверка поступивших извне фактов действительности ( данными памяти (опыта, сознания) с целью узнавания. Мышление и речь находятся в левом полушарии мозга и представляют собог поверхностные структуры языка (ср. утверждения о том, что левое полушарие создает однозначно понимаемый контекст, в отличие от правого полушария, в котором явление всегда многозначно).

В уровневой же организации языка непосредственно-активное участие принимают языковые единицы - экспоненты уровней. Известно, что разными учеными выделяются разные количества разных же основных единиц языка. Нам же думается, что каждый уровень языка имеет свою основную единицу, принимающую участие в формировании не только собственного, но и других

уровней. Исходя из сказанного и опираясь на известное уровневог представление языка Ю. С. Степанова, можно сказать, что единицами морфемного уровня являются морфы (алломорфы) (в речи) и морфемы (в языке). Морфемный уровень, следующий в плане выражения - за фонемным, в плане содержания же - за семным, является первым уровнем, на котором происходит сочетание нелингвистических сущностей - акустики и значения. Именно поэтому морфемный уровень и его экспонент - морфема могут и должны считаться первыми лингвистическим единицами - знаками, обладающими планом выражения и планом содержания, на основе которых уже строятся другие языковые знаковые уровни и их единицы. Именно морфемы, нанизывалсь на языковой стержень, последовательно образуют все вышестоящие билатеральные единицы, что, очевидно, и сыграло свою роль в построении структуралистами своих морфемных грамматик. При этом реально следует выделять четыре типа морфем: 1) корневые (лексические); 2) словообразовательные; 3) грамматические; 4) лексико-грамматические: а) онтологические (напр., род имен существительных в русском языке), б) релятивные (=грамматические) (напр., род в имен.прилагат.). Все типы морфем имеют как общие, так и отличительные черты.

Различия между разными типами морфем следует видеть в их онтологии, а частотность, как функция является рефлексом онтологии, ибо бесспорно, что "онтология языка включает в себя его функцию" (Р. Г. Колшанский). Онтология же названных типов морфем такова, что (1) тип выражает внутренние, (2) тип - внутренне - внешние, (3) тип - внешние отношения. Корневые (лексические) морфемы обозначают отношения плана выражения (в любой субстанции) к плану содержания, т.е. к лексическому значению, куда входят: 1) значение объективного характера (ср.и у Е. Косериу), 2) значение эмотивного типа; 3) стилистико-прагматическое значение; 4) лингвистическое (системное: парадигматическое - синтагматическое) значение или значимость (ср. у Соссюра, Матезиуса). Ведущим здесь является (1) тип значения, все остальные выводятся из него, зависят от него (ср. у Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова), хотя и здесь объективность носит концептуальный характер, ибо "человек непосредственно сознает не объекты, а образы" (Г. А. Смирнов), а "ребенок каким-то образом располагает концептами еще до приобретения языкового опыта" (Н. Хомский) и именно поэтому язык уже "непосредственно

отражает нашу концептуализацию мира" (А. Виежбичка). Лекеи ческое значение (1) типа состоит из понятийного и предметное видов, выполняющих соответственно коммуникативную и номина тивную функции (ср. у Н. Д. Арутюновой). Понятийное значе ние есть обобщение множества гомогенных предметных значений а предметное значение есть конкретное частное проявление - функ ция понятийного значения (ср. у И. Р. Гальперина). Понятийно значение - в морфеме (языке), а предметное - в морфе (речи)(ср и у Е. М. Зайцевой). В языке есть корневые морфемы, состояли* либо только из понятийного, либо только из предметного значения

Грамматические морфемы, тесно связанные с лексическими также обозначают объективную действительность, "не предопре деляюхцую того, какой ее элемент должен быть отражен лекси ческими средствами, какой - грамматическими, а какой - слово образовательными" (И. Г. Милославский) (ср. у Г. А. Климов* мысль о том, что морфологические средства есть транспозицш лексических и синтаксических средств, или у Е. И. Шендельс, 3 которой грамматической семе соответствует одноименная лексиче екая сема). Грамматические морфемы обозначают внешний ми[ через лексические значения и репрезентируют в грамматике значения лексических (корневых) морфем. Так, понятийные значения выражаются в грамматических морфемах языка, а предметные значения - в грамматических морфах языка (речи). Точно так же как лексические морфемы (понятия) есть обобщения однородны:-морфов (предметных значений), и грамматические морфемы есть обобщение однородных грамматических морфов. Грамматическук морфему речи (морф) мы называем грамматической формой, а грамматическую морфему языка (собственно морфему) - грамматической категорией. (В лингвистической литературе нашему противопоставлению "морфема - морф" соответствуют "морфека -граммема" (Е. М. Зайцева), "Грамматическая категория - грамматическая форма" и т.д.). Число морфов в одной морфеме больше двух или равно двум, морфы одной морфемы однородны, обязательны и противопоставлены друг другу, каждая словоформа определенной части речи обязательно выражает один и только один морф данной морфемы (ср. и у А. А. Шахматова, Л. В. Щербы, М. М. Гухман, В. Г. Адмони, О. И. Москальской, Е. И. Шендельс и мн. др.). Грамматическое значение как стандартное, константное (И. Г. Милославский), экспонирует- не индивидуального

лексические, а абстрактные, постоянные значения - значения слов как частей речи, т.е. общеграмматические значения (О. П. Суник) или категориально-семантические значения (Г. А. Золотова) типа "предметности","призначности" и т.п. Значение грамматической категории может репрезентировать только часть указанного значения лексической морфемы. Целиком же значение этой морфемы в грамматике передается только совокупностью значений гетерогенных грамматических категорий (морфем) (хотя есть случаи, когда названное значение экспонируется одной или даже нулевой грамматической морфемой). Впрочем, в языке много слов, представляющих собой безморфемные образования (И. Б. Хлебникова). Так, значение предметности в русском языке передается двумя грамматическими категориями (числа, падежа) и одной лексико-грамматической категорией (рода), в то время, как в осетинском языке это же значение передается только грамматическими категориями (числа,падежа), причем в русском языке три эти значения передаются одной морфемой (т.е. здесь планы выражений трех морфем совпадает), а в осетинском - двумя морфемами, что объясняется флектинативностью первого, и агглютинативностью второго.

Среди грамматических категорий следует выделять онто-логичекие грамматические категории (ОГК) - имманентно присущие слову - части речи и релятивные грамматические категории (РГК), представляющие собой отражение зависимым (согласующимся) словом ОГК главного слова. В репрезентации категориально-семантического значения лексической морфемы принимают участие не только морфемы типа ОГК и РГК, но и лексико-грамматические морфемы (ЛГМ) (ср. в русском языке категорию рода, а также в ряде языков - морфемы (превербы), обозначающие в составе глагола аспектуальные категориальные значения (А. В. Бондарко)).

В силу отмеченной выше системно-структурной (иерархической) организации языка, все названные типы морфем проявляют себя (т.е. свои значения) только во взаимодействии, которое происходит уже на следующем - вышестоящем - уровне - уровне слов. В самом деле, лексические морфемы, сочетаясь с грамматическими морфемами, образуют с ними лексико-грамматический уровень или уровень слов языка. В этом смысле слово можно определять как сочетание (взаимодействие) лексической и грам-

матической морфем, и значением слова здесь является лексика-грамматическое содержание. Именно благодаря такому положе нию вещей становится возможным сочетание (отношение) внутри одной и той же языковой единицы слова - лексемы и слова - морфологической единицы (части речи), т.е. регулярное соединенш индивидуального лексического значения слова с категориальным*, значениями различных частей речи. Однако, в языке есть и слова которые состоят из одного только лексического или грамматического значения, но они являются такими аномалиями, которые для образования значения словоформы должны сочетаться друг с другом, в результате чего и появляются аналитические конструкции.

В этом смысле ясно, что слово - лексема есть свернутое состояние слова - части речи, а слово - часть речи - есть развернутое состояние слова - лексемы, ибо, если лексическая морфема отображает кусочек внешнего мира, а грамматическая морфема экспонирует в грамматике значение лексической морфемы, то ясно, что объем грамматических значений зависит от объема репрезентируемого лексического значения слова - лексемы, т.е. от количества семем категориальной семантики лексемы.

Таким образом, единство грамматического значения и способа его выражения есть грамматическая форма, единство однородных, но противопоставленных друг другу грамматических форм есть грамматическая категория, единство же разнородных грамматических категорий, выражающих вместе одно общеграмматическое значение, есть часть речи, совокупность же частей речи есть морфология языка. Отсюда ясно, что слово есть отношение лексического значения не просто к грамматическому, а к общеграмматическому (частеречному) значению. При этом не только лексический компонент регулирует сочетаемость с определенной грамматической морфемой (И. Б. Хлебникова), но и грамматические формы избирательны в отношении лексики. Только тогда, когда грамматическое значение совместимо с лексическим, может возникнуть словоформа (Е. И. Шендельс). И чем выше абстрагиро-ванность самой категории, тем в меньшей степени на форму накладываются лексические ограничения (И. В. Хлебникова).

Итак, лексико-морфологический уровень состоит из слов -лексем и слов - частей речи, именно поэтому "слово - носитель валентности и вакантные позиции его окружения образуют в глубинной структуре как бы "каркас" из синтаксических.отношений"

(Н. И. Филичева), а любая морфологическая форма - "застывшая реализованная синтаксическая категория, а каждая синтаксическая категория, значение - это потенциальная, заключенная в значении слова, морфологическая форма" (Г. Я. Солганик), функции которой - проекция синтаксических функций в систему языка, т.е. морфологическая функция единицы - это ее роль в синтагме, обусловленная наличием парадигмы слова в данном языке (Н. А. Слю-сарева). Да и "синтаксическое значение - это синтагматический аспект морфологического значения, взаимодействующего с лексическим" (Г. Я. Солганик), иначе, "в грамматической структуре слов морфологические своеобразия сочетаются с синтаксическими в органическое целое", и можно сказать, что "морфологические формы - это отстоявшиеся синтаксические формы" (В. В. Виноградов), или "синтаксис - морфология в динамике, морфология -синтаксис в статике" (Г. Я. Солганик).

Далее следует заметить, что лексико-грамматическое единство слова-лексемы и слова - части речи находится в языковой части блока "(сознание - язык) - (мышление - речь)" в виде парадигматико-синтагматического объединения. В акте коммуникации названное единство "перетряхивается" и перестраивается в синтагматико-парадигматическое состояние, что происходит с целью выбора единицы из парадигматической совокупности словоформ. Этот выбор и есть акт синтагматизации, в процессе которого словоформа коммутируется в речевой сегмент названного блока. Отсюда ясно, что словоформы находятся в мозгу говорящих в готовом виде, и тогда несостоятельна мысль о том, что они строятся в момент речи из основ (с лексическим значением) и флексии с грамматическим значением (ср. каЛ и + э = у У. Чейфа). О готовых словоформах, существующих в мозгу говорящего-(мы бы добавили - и. воспринимающего, что еще более усиливает данный тезис) в виде готовых блоков пишет и В. М. Алпатов. Кстати, трудно представить себе, чтобы человек воспринимал субстанции внешнего мира отдельно от их качества, признаков и отношений, и тем более, благодаря языку, моделировал бы их в сознании в отрыве друг от друга. Существование словоформы в голове (языке) и возможность ее перевода в речь связано с самой природой словоформы, которая в языке выступает как лексико-грамматичеекая (морфологическая) единица, а в речи - как звено синтаксической цепи, т.е. именно как словоформа (Ср. и у Г. А. Золотовой мысль об об-

услозленности синтаксических моделей единством лексического и категориал ьно-семантических-частеречных значений).

О синтаксической интенциональности лексического значения слова, связанной с тем, что часть значения слова находится в другом слове, писали А. Добиаш, Е. й. Шендельс, Г. Я. Солганик. При этом одни ученые силу притяжения видят в лексическом, другие - в морфологическом, третьи - в лексико-морфологическом значении слов. Г. Я. Солганик эту силу притяжения в слове называет потенциальной семой, которая, являясь глубинной, наиболее обобщенной, неизменяемой, находится в морфологическом значении слова, но носит синтагматический характер, т.е. является синтаксическим значением, не имеет материального выражения в слове и актуализируется только в связях с другими словами. И тут верно, что каждое слово имеет набор потенциальных сем -свернутых прообразов частей речи, с которыми сочетается данное слово, и именно поэтому, синтаксическое значение имеет не над-словный, а внутрисловный характер. По мнению же В. Г. Адмони, синтаксическая семантика есть семантика синтаксических структур, бытующая в формах значений, наслаивающихся на лексические и морфологические значения форм, сочетающихся в синтаксических структурах. Большинство ученых силу тяготения слов называют валентностью, сочетаемостью, интенцией, дистрибуцией. Очевидно, в значении каждого слова есть сема, выражающая его валентностные свойства, ибо грамматическое значение есть отражение лексического содержания. Отсюда ясно, что слово должно в себе содержать указание не только на самую субстанцию (напр., слово - имя), но и на ее всевозможные потенциальные отношения в обобщенном виде (предикаты), не только на самые отношения (напр., слово - глагол), но и на субстанции этих отношений (атрибуты, актанты, аргументы, партиципанты). Иными словами,'1 способность словоформы к сочетанию с другими словами заключается в ней как в отражательной категории. Отсюда и ясно, почему в роли словоформы - единицы синтаксического уровня выступает морфологическая форма слова как отношение лексического значения к общеграмматическому значению или как отношение одного лексического значения к другому (другим) лексическому значению. Вот почему одни ученые, признавая словоформу объектом синтаксиса, считают ее все же не синтаксической, а высшей морфологической единицей (В. А. Белошапкова), другие же (В. В. Бабайцева,

Л. Ю. Максимов) рассматривают ее как строевой элемент синтаксических конструкций, но не включают в ряд основных синтаксических единиц, третьи (Г. А. Золотова) последовательно проводят мысль о первичной синтаксической единице - синтаксической форме слова (синтаксемы).

Таким образом, из парадигмы "(лексема) - (часть речи) -(синтаксема)" следует, что словоформа есть и лексико-морфологичес и лексико-синтаксическая единица. И если слово - значение в свернутом состоянии есть лексическое значение, то из лексического значения можно вывести общеграмматическое значение. При этом отношения лексического значения к общеграмматическому есть выражение части речи, а из общеграмматического значения можно вывести частнограмматические - парадигматические - значения, т.е. грамматические категории, из этих последних же - грамматические формы.

И тут понятно, что синтагматическая совокупность грамматических форм, выведенных из частнограмматических значений одного и того же общеграмматического значения есть синтаксическое значение - словоформа. И если грамматическая форма есть (в своем значении) синтаксема, то словоформа есть совокупность син-таксем. И опять, если значения частнограмматических категорий есть парадигмосемы, т.е. совокупность однородных, но противопоставленных друг другу синтаксем, то синтагматическая совокупность гетерогенных синтаксем, т.е. синтаксем различных па-радигмосем есть также словоформа. Из всего же этого ясно, что словоформа имеет статическую (лексико-морфологическое состояние слова) и динамическую (лексико-синтаксическое состояние слова, т.е. позиция слова в линейной цепи) стороны, т.е. словоформа одной стороной обращена к лексико-морфологическому уровню, другой стороной - к лексико-синтаксическому уровню, что и делает ее переходной (транзитивной) единицей языка. Данное обстоятельство и дает возможность, во-первых, выступать словоформе в качестве конститутивной синтаксической единицы, во-вторых, единообразно описывать план выражения синтаксического строя языка в терминах классов слов - частей речи и их категорий (форм).

Для решения же задач системного описания, очевидно, следует принять такие предварительные установки, как: 1) Гносеологически (лингвистически) в языке можно выделить ровно столько

структур, единиц, сколько их реально (онтологически) в само\ языке; 2) Выделяться могут только такие единицы, которые имеют самостоятельный статус - уровень как на горизонтальной (синтагматической), так и на вертикальной (парадигматической) оси 3) При выделении синтаксических единиц языка строго следует различать систему языка и структуру языка, и в связи с этим - системные синтаксические единицы и структурные синтаксические единицы; 4) В языковой гетерогенно-гомогенной системе следу« выделять две релевантные, противопоставленные друг другу иерархии, идущие по вертикальной и горизонтальной осям, т.е. пс ярусам и уровням, взаимодействие которых таково, что вертикальная совокупность горизонтальных линий (уровней) тождественна совокупности вертикальных линий (ярусов), а горизонтальная совокупность вертикальных линий (ярусов) в свою очередь тождественна совокупности горизонтальных линий (уровней); 5) На каждой вертикальной или горизонтальной линии действует закон трансцендентности (транзитивности), по которому верхние (левые) феномены имманентно рассыпаются (переходят) на нижние (с правые) качества, и, наоборот, нижние (правые) феномены составляют (переходят) верхние (в левые) единицы; 6) Лингвистически выделяемые единицы не могут полностью повторять или взаимо-заменять друг друга и должны противопоставляться друг друг}' хотя бы в плоскости одной (вертикальной или горизонтальной) иерархии.

Итак, в суть языка входят и его субстанции, и его функции, которые справляются со своим статусом только взаимодействуя друг с другом. При этом язык состоит из субстанции трех типов - материальной (звучание), идеальной (значение) и материальной (структура), из которых эволюционно-этимологически только третья являлась лингвистической сутью, т.е. языкоформирующец инстанцией, поскольку именно она, накладываясь на звучание и значение, сначала структурирует, а затем соотносит их друг с другом и делает из них сугубо языковые феномены.

Исходя из приведенного, можно представить такую парадигму языковой сути, как "Знак (имя, предложение) - референт (объект как ощущение - восприятие, или объект, как объект интенциональности мысли (ср. у Мейнонга, Гуссерля) - представление об объекте, или представление объекта (субъективно-индивидуальный образ объекта) - понятие об объекте (объектив-

га

ный образ объекта)". Данная парадигма синтезирует не только частные логико-семантические типологии, напр., такие, как рефе-рентативную, образную и поведенческую, но и отдельные логико-философские концепции значения, причем, необязательно в рамках какого-то одного философского направления. Здесь показательны такие наиболее известные парадигмы, как концепции значения у Фреге, Гуссерля, Мейнонга, Брентано, Рассела, Куайна, Доннелана, Серля, Остина, Грайса, Витгенштейна, Сантаяны и др. (Ср. хотя бы парадигмы: 1) Фреге: "Имя - референция -смысл - идея"; 2). Мейнонг: "Имя - идея (суждение) - объект (референт) - содержание"; 3) Гуссерль: "Имя - ноэма (интенци-ональный смысл) - референция"; 4) Сантаяна: "Имя - сущность -референт (образ сущности)",). Здесь из различий наиболее кардинальным является то, что, если у Фреге имя выражает объект, имеющий разные смыслы, то у Гуссерля имя именует интен-циональность (направленность мысли на что-то), т.е. ноэму, приобретающую очертания любого объекта (в том числе существующего /несуществующего; возможного/невозможного; бессмысленного). При этом у Сантаяны сущность в своем начале, также, как у Брентано, Мейнонга и Гуссерля, имеет интенциональный характер, так как она под давлением духа стремится и превращается в образ реальной вещи.

Здесь важно подчеркнуть, что данные концепции отражают только значения имени (предложения) в языке. Однако понятно, что язык предназначен не только для номинации, но и для коммуникации и потому языковым выражениям (семантике) должны предшествовать коммуникативные цели (установки), т.е. опять же интенциональности, но уже другого плана. Серль, Остин, Грайс, Витгенштейн и др. справедливо считают, что значения языковых выражений (локутивных актов) корректируются (формируются) при участии семантики коммуникативно-иллокутивной установки говорящего. (Кстати, в этом плане весьма показательна полная парадигма значения у Витгенштейна, складывающаяся из "образа мира" его" Логико-философского трактата" и "употребления, игры его" Философских исследований"). С учетом сказанного наша парадигма примет вид: " Имя - иллокутивное значение - пропозициональное значение (= референт - представление - понятие)." Отсюда понятно, что синтаксис языка должен отразить каждый компонент данной парадигмы, т.е. мы должны иметь синтаксис

имени (предложения) = синтаксис выражения, затем синтаксис интенции, синтаксис пропозиции (= синтаксис референта - ситуации, синтаксис представления, синтаксис понятий).

Заметим также, что те или иные языки могут отличаться друг от друга тем, что они могут находиться в своем онтогенезе на том или ином этапе филогенеза. Сказанное означает, что если выделять в глоттогенезе филогенез и онтогенез, то первый будет относиться к языку вообще, а второй - к этническим. Во-втором случае понятно, что каждый этнический язык есть онтогенез, повторяющий филогенез, т.е. глоттогенез языка вообще. Данная закономерность проявляется в том, что каждый язык в своем развитии должен пройти три эволюционных этапа- - про-точувственный, чувственный и надчувственный (логический), соотносимых нами соответственно с тремя этапами этногенеза -протоэтническим, этническим и надэтническим. При этом указанная выше парадигма языковой сути в своем значении отпечатывает названные выше этапы таким образом, что проточув-ственному - протоэтническому этапу соответствует референт как ощущение (восприятие), чувственно-этническому этапу - представление, как трансцендентно-субъективный образ референта, и наконец, надчувственно-логическому-надэтническому соответствует смысл как идея, как понятие. Отсюда же ясно, что в нашей парадигме языковой сути второй слой (этап) и есть то, что единственно составляет смысл понятия "родного языка". Исходя же из всего изложенного, можно полагать, что полное описание синтаксиса любого языка должно включать в себя дескрипции имени (выражения), референта, представления, смысла (понятия), тема - рематического членения (коммуникативной установки) и интенцио-нальности (прагматической установки). Иначе говоря, мы должны различать синтаксические структуры языка - знака, т.е. выр'аже-ния (конструктивный синтаксис), референта (синтаксис ситуации), представления (этно-семантический синтаксис), смысла (логико-семантический синтаксис), актуального членения (коммуникативный синтаксис), иллокуций - интенций (прагматический, иллокутивный синтаксис). Необходимость изложенного подтверждается тем, что язык предназначен выполнять номинативную, когнитивную, коммуникативную, прагматическую, праксеологическую и др. функции, которые могут выражаться соответствующими типами значений. С другой стороны, ясно, что исходной единицей

речи является именно акт речи, языковым выражением которого предстает высказывание, материализующееся в соответствии с ситуацией в " геле" любой языковой структуры (а не только, как это принято думать, в синтаксической единице языка). Так, в качестве автономных единиц речи - высказываний могут выступать не только предложения, но и языковые единицы любого другого уровня языковой структуры, что связано с характером речевого акта - высказывания, точнее, с функцией последнего, которая по своей природе может быть либо номинативной, либо когнитивной, либо эмотинной, либо коммуникативной и т.п.

Именно исходя из всего изложенного, мы и предлагаем здесь выделять такие синтаксические структуры и единицы, как (цифры - структуры, буквы: первые - первичные единицы, вторые и дальше - производные единицы): I. Номинативно (таксономиче-ски) - знаковая: а) синтаксическая форма слова; б) словосочетание = (а):(а); II. Номинативно-семантическая: а) синтаксема (логическая, эмоциональная, праксеологическая, коммуникативная); б) отношение сиатаксем = (а):(а); III. Поверхностно-синтаксическая: а) член предложения; б) предложение = (а):(а); в) детерминант-ная конструкция = (IIa):(IIIa); г) сложное предложение = (б):(б); (б):(в); д) текст = (б):(г):(г); IV. Денотативно-семантическая:

а) различные типы семантических ролей (агенс, пациенс и т.п.);

б) ситуация = (а):(а); V. Сигнификативно-логическая: а) различные типы логических отношений (субъект, объект и т.п., или предикат, актанты и т.п.); б) пропозиция = (а):(а); VI. Эмоционально (экспрессивно) - семантическая: а) различные типы эмоций и выражающие их экспрессивы; б) сочетание - отношения (а):(а); VII. Коммуникативно-семантическая: а) тема/рема; б) высказывание = (а):(а); VIII. Прагматическая: а) различные типы иллокутивных значений - актов; б) сочетание - отношение (а):(а); IX. Праксеологическая: а) различные типы праксем (перформати-вов); б) сочетание - отношение (а):(а).

Отмеченные структуры обладают внутриструктурными рекуррентными отношениями, т.е. отношениями между первичными и производными единицами. Они же кроме структурообразующих отношений имеют и внешние - межструктурные вертикальные репрезентирующие отношения, т.е. отношения означаемого и означающего. Характер названных отношений зависит каждый раз от конкретного языка, а внутри последнего - от различных типов

синтаксиса - этносинтаксиса, синтаксиса экстремальных условий, синтаксиса патологий, экспрессивного синтаксиса, синтаксиса бессознательного (подсознательного), сознательного уровня психики человека и т.д.

В первой синтаксической структуре выделяются синтаксическая форма слова и ее разновидность - словоформа, которые предстают конструирующими (конституирующими) синтаксическими единицами. При этом словоформа есть самостоятельная переходная морфолого-синтаксическая единица - в отличие от нее синтаксическая форма слова может быть представлена и сочетанием слов. В роли названных единиц может выступать чистое лексическое значение слова без грамматической формы слова. Так, в осетинском языке личное местоимение в роли подлежащего, находясь в им.п., и являясь сугубо денотативным словом, не обладает категорией падежа в данном случае и грамматической категорией числа вообще, поскольку последняя связана только с выражением концептуальной (сигнификативной) семы в словах, а им.п. не входит в общую систему падежных средств выражения субордина-тивных отношений (ср. еще имена существительные собственные в роли подлежащего). В роли синтаксической формы слова могут выступать также словоформы с одной грамматической формой (личные местоимения и онома в косвенных падежах), с двумя (и более) грамматическими формами (имена существительные в функции детерминанта - дополнения), сочетания двух (или более) слов, одно из которых является носителем лексического, а другое -грамматического значения, сочетание двух (или более) словоформ (при транспозиции темпоральных форм глагола, когда глагольная словоформа, напр. наст.вр. вместе со словоформой - наречием времени передает синтаксическое будущее время (ср.: ЛЗз цгеуын райсом - "Я еду завтра"); финитные глаголы с комплементными дополнениями.

Значение морфологической формы слова (словоформы) не всегда способно выразить соответствующее синтаксическое значение, т.е. словоформа и синтаксическая позиция не адекватны - синтаксическая позиция (форма) может равняться/не равняться значению словоформы и их отождествление/различение может приводить к разночтениям синтаксических структур. Так, в сочетании райсом цазуын "завтра еду" в одном случае словоформы райсом и цаеуын будут считаться самостоятельными формами (в предло-

жении - -обстоятельством времени и сказуемым), в другом случае же будут считаться одной синтаксической формой слова (в предложении - сказуемым). В первом случае между райсом и цззуын -синтаксические отношения, во-втором же - присловная связь. При актуальном членении также в одном случае райсом будет самой ремой, в др. же - компонентом ремы.

Итак, словоформа и синтаксическая форма слова могут передаваться лексическим, лексико-морфологическим и лексико-синтаксическими (синтагматическими) средствами. Они же могут быть следующих типов: 1) конструктивный - формы, образующие словосочетания и реализующиеся в них; 2) коммуникативно - экспрессивный - квазислова - фонационные монолиты: эмоционально-аффективные выкрики, возгласы, бормотания и т.п., выступающие в качестве эквивалентов высказываний - заполнителей речевых актов; 3) предложенческий - формы, выступающие в роли членов предложения; 4) дискурсный - формы (обращения, модальные слова, союзы, частицы и т.п.), выступающие в качестве механизмов сцепления сегментов Текста, т.е. выполняющие роль катафоры и анафоры; 5) детерминантный - формы, выступающие в качестве детерминантных конструкций или их составляющих; б) фразеоло-гизированный - формы, содержащие фразеологические сочетания; 7) праксеологические - перформатйвы как эквиваленты действий.

Таким образом, то обстоятельство, что словоформа связана с морфологической формой слова, и то, что она является, благодаря отмеченному выше характеру отношений (на горизонтальной оси - оси единиц - взаимодействие словоформ дает словосочетание, затем это взаимодействие переходит на вертикальную ось -ось структур), конституирующей синтаксической единицей, пронизывающей всю синтаксическую систему, позволяет описывать весь синтаксический строй в терминах классов слов (частей речи), если, конечно, этому не противоречит семантика синтаксических единиц.

Вообще все синтаксические единицы с точки зрения структуры можно разбить на 1) конструирующие (напр., словоформа, член предложения) и 2) конструируемые (словосочетания, предложения, текст), противопоставленные друг другу, кроме прочего еще, и семантически. Так значение конструируемых единиц (напр., словосочетание) есть (1) значения составляющих (напр., словоформ) + (2) значение, которое есть отношение значений типа (1)

и при этом ведущим здесь являются значения (2) типа, поскольку эти единицы суть составные. В состав же конструирующих единиц входит наряду с парадигматическим значением еще и потенциальная сема, дающая морфологической форме слова возможность переходить в разряд (ранг) словоформы. Потенциальная сема есть ва-лентностное значение, диагностирующее парадигматическое (полевое) значение слова и эксплицирующее синтаксическое начало (синтаксическую программу) в слове и потому прогностирующее и синтагматические (линейные) отношения слова. Поскольку же парадигматическое значение представляет в синтагматике вещественное (лексическое) значение слова, то ясно, что синтаксическое значение (валентность) зависит от парадигматического (лексического) значения слова, и, следовательно, в конструирующих единицах синтагматическое значение присутствует в виде потенции -валентности. Отсюда также ясно, что в конструируемых единицах значение есть отношения 1) парадигматических и 2) синтагматических значений составляющих, которые уже.здесь из потенциальных переводятся в реальные, в результате чего между конструирующими элементами конструируемых единиц устанавливаются онтологические для них синтаксические отношения (ср. сходные мысли И. П. Тарасовой и Г. Я. Солганик). Поскольку же это так, то понятно, что именно синтаксические значения - отношения высших синтаксических единиц должны быть положены в основу системного описания синтаксиса, ибо только они включают в себя не только собственные значения, но и значения конструирующих их единиц, и, описывая таким образом высшие синтаксические единицы (словосочетание и предложение), мы тем самым описываем и все другие синтаксические единицы.

Поскольку, как было отмечено выше, язык есть отражение сознания, а сознание в свою очередь представляет модель мира, то ясно, что в языке отображаются не только сами вещи, но и их связи - отношения. Отсюда также понятно, что отношения выделяются не только в природе, обществе, мышлении, но и в языке, и не только внутри названных пространств, но и между ними, напр., отношения общества к природе, мышлению, языку. Следует, очевидно, говорить и о направленных и ненаправленных отношениях. При этом все эти и др. типы отношений обозначаются в языке как целостным значением языковых единиц, так и специальными семами соответствующих квалификаций. Так, на лексическом уровне от-

ношения выражаются глаголом, на синтаксическом уровне же -отношениями между словами, между членами предложения, между предложениями и т.д.

Очевидно также, что разнообразие отношений реального мира создает и разнообразие синтаксических отношений. Так, отношения могут устанавливаться между (1) равноправными субстанциями (предметами, явлениями, признаками и т.п.) и (2) неравноправными субстанциями. При этом, отношения (1) в языке порождают сочинительные и координационные отношения, а отношения (2) - подчинительные отношения, или иначе, предикативные и непредикативные синтаксические отношения.

Здесь же заметим дальше, что, если по свойствам предмета можно "прочитать" его отношения, то и по отношениям можно узнать адресанта и адресата интенций, ибо вещи "хранят в памяти" "воспоминания" о всех своих связях с другими субстанциями, а также с пространством и временем точно также, как отношения сохраняют в себе (даже в отрыве от самих субстанций) "память" о тех вещах, которых они связывают. "Способность" помнить о связях и субстанциях в языке передается в виде валентности сочетающихся единиц, благодаря которой слова сочетаются не с любыми другими словами, а только с теми, память о которых у них заложена в "генах". Это означает, что сочетающиеся слова

о >1

в соответствие со своей памятью выдвигают такие свои стыковочные формы, которые необходимы только в данном конкретном случае. Несмотря однако на то, что набор грамматических категорий слов предстает хранителем "памяти" о других словах и связях с ними, регулятором сочетаемости слов, все же именно лексическое значение слов предопределяет валентностный статус грамматической категории, ибо в нем содержится информация и о предмете, и о том, с какими словами и в каких своих формах может сочетаться слово.

Именно в русле приведенного можно выделять не только лексико-грамматическую категорию - часть речи, но и такие суперкатегории, которые представляют собой генетические объединения частей речи (в частном случае словоформ) (ср.: "имя + глагол", "глагол + имя", "имя + имя" с различными вариациями). При этом здесь лексические значения слов - имен, отображая реальную действительность, несут в себе информацию о сочетаемости с другими словами и тем самым передают запрограммированную ге-

нетически "память" предметов и явлений о тех или иных своих свя зях. Глаголы, также призванные обозначать в языке динамически« и статические отношения субстанций, в своем лексическом значе нии эксплицируют "память" отношений о самых разнообразны:; субстанциях и об их различных ролях в тех или иных сетях отно шений. Глагол в этом смысле есть аккумулятор и хранитель пропо зиционной глубинной субъектно-предикатно-объектной синтаксической структуры, держатель собственных и актантных валентностей и интенций. Недаром Л. Теньер называл глагол "режиссерог*. всей вербальной фразы" (ср. и у А. Мартине и Ш. Балли). Именнс поэтому по отношению к внешнему миру "глагол является как бь: конденсированным выражением целой ситуации" (Д. Н. Шмелев) а внутри языка - "конденсированным предложением" (А. Ф. Лосев). То же самое отмечается и на функционально-синтаксической уровне, где обычно сказуемое и предложение есть соотносительные понятия, т.е. сказуемое не член предложения, а минимальное предложение, репрезентант всего предложения (В. С. Панфилов), синтаксическая доминанта предложения, минимальная модель предложения (Г. К. Вернер).

Из сказанного ясно, что в языке реальность передается в трансформированном виде: если во внешнем мире вещи упра.-вляют отношениями, то в языке, как мы видели, наоборот, отношения (глагол, сказуемое) управляют вещами (дополнениями, обстоятельствами, а у Есперсена, да и в актантных, структуралистских, генеративистских грамматиках - и подлежащим). Суть в том, что в грамматиках глубинная структура "субъект - предикат - объект" разбивается на сегменты: "субъект - предикат" и "предикат - объект", и когда анализируется второй сегмент, "забывается" , что он входит составным элементом в цельную структуру, где объектом управляет не глагол (предикат), а имя (субъект). "Забывается" же потому, что субъект управляет объектом посредством предиката (глагола), и глагол в этом случае обозначает зависимость объекта от субъекта, отношения субъекта к объекту.

Исходя из изложенного, в диссертации также выделяются непредикативные и предикативные синтаксические отношения, т.е. две последовательные части субъектно-предикатно-объектной структуры. Первые отношения выражаются словосочетанием, и они только денотативны, таксономичны и имеют только номи-

нативную функцию, вторые же отношения выражаются предложением или детерминантной конструкцией, и они не только называют, но и соотносят называемое с действительностью, с называемым (настоящее соотношение с действительностью происходит, однако, в тексте, в речи). В непредикативных отношениях выражение - одноглавое, образуется сочетанием главного и подчиненного компонентов (внешней и внутренней - конститутивной форм), связываемых друг с другом только подчинительным типом связи (в осетинском языке - примыканием и управлением), название отношений образуется только значением зависимого компонента. В предикативных отношениях же выражение -двуглавое, представленное сочетанием взаимозависимых компонентов, связываемых друг с другом координацией. Здесь оба компонента являются конститутивными (распространение как влево, так и вправо) и потому значение здесь носит двусторонний характер. Непредикативные отношения в своих выражениях не имеют повторов, текстовых элементов, передаются только грамматическими категориями имени - внутренней формы и имеют одну глубинную (предикатно-объектную/обстоятельственную/атрибутивную) и одну поверхностную (морфологическую) структуру. Предикативные отношения же есть взаимодействие членов предложения. Они могут иметь повторы, текстовые элементы и т.д., передаваться грамматическими категориями как имени, так и глагола. Эти отношения имеют одну глубинную (субъектно-предикатную) и две поверхностные (морфологическую, синтаксическую) структуры. Выражение непредикативных отношений - словосочетание, как репрезентант предложения, имеет две стороны - формальную (типы синтаксических связей - управление, примыкание и их экспоненты - синтаксические формы слов - части речи) и содержательную (типы синтаксических отношений - атрибутивные, объектные, обстоятельственные). При этом вторая сторона есть пер вая формальная - сторона предложения. Анализируемые отношения связаны между собой отношениями развертки и свертки, т.е. словосочетание есть конденсированное состояние предложения (ср. Лаеджы куыст "работа человека" - Лаег кусы :: человек работает").

Итак, словосочетание не стройматериал предложения, так как оно выражает непредикативные, а предложение - предикативные отношения. Названная же выше глубинная структура полностью передается взаимодействием словосочетания и простого пред-

ложения.

Заметим далее, что изучение синтаксиса должно идти от морфемы к уровню предложения. Соотношение же понятийной и языковой картины мира лучше изучать так, чтобы раскрыть и описать различные способы объективации в языке одного и того же значения, т.е. раскрыть панораму стилистико-синонимических средств языка. Этот путь описания повторяет естественный процесс выражения значения, ибо ясно, что не значение было создано для языка, а язык - для значения. Далее в диссертации анализируются (сопоставляются) различные точки зрения на значения -глубинные структуры и выражения - поверхностные структуры. При этом под "глубинной структурой" понимается психолингвистическая реальность, находящаяся в сознании в виде способности "оживлять" соответствующую предикатно-актантную структуру (систему глубинных падежей) - продуктов процесса "самослежения" и "самоперехвата мысли" (Г. Гийом). Под поверхностными же понимаются 1) члены предложения, 2) части речи и их категории. Заметим далее, что именно синтаксические отношения как "каркас" дистрибутивных позиций словоформ, как отношения между предикатами и актантами, и отдельно между актантами в словосочетаниях и предложениях есть глубинные структуры.

Итак, обозначения вещей в языке передаются лексическими значениями, а взаимоотношения вещей - синтаксическими отношениями - глубинными структурами, т.е. результатами линейного (синтагматического) взаимодействия двух (или более) лексических значений. Характер синтаксических отношений зависит от типа и содержания соотносящихся лексических значений. В заключении раздела делаются выводы.

Второй раздел "Непредикативные синтаксические отношения в осетинском языке" начинается с введения, где излагается история изучения и современная проблематика словосочетания как материализации непредикативных отношений. Здесь говорится о том, что в языкознании одна точка зрения признает суверенность словосочетания, а другая нет. Последняя представлена тремя разновидностями. Одна из них синтаксис рассматривает как учение о словосочетаниях, отказывая тем самым этим единицам в реальном существовании, поскольку они, оказываются не противопоставленными предложениям. Вторая разновидность же рассматривает синтаксис только как учение о предло-

жении. Так, И.П.Распопов, представлял словосочетание репрезентантом синтаксиса, а предложение - функциональным экспонентом словосочетания в функционально-коммуникативном синтаксисе, а предложение - функциональным экспонентом словосочетания в функционгшьно-коммуникативном синтаксисе. А.Н.Печников также отличает словосочетания и предложения друг от друга лишь фактом присутствия/отсутствия в них модальности и предлагает через словосочетание передавать структуру предложения. Третья же разновидность сводится к утверждению о сугубо речевой принадлежности словосочетания (Ю.В.Фоменко). Кстати, Р.М.Гайсина глагольные словосочетания относит к речи, как результат препарирования валентностной схемы глагола (ср. и у Ю.В.Фоменко), а именные - к языку (ср. и у В.С.Юрчеико и И.П.Распопова), однако некоторые (ср. и у Е.В.Кротевича) находят в языке модели глагольных словосочетаний.

В диссертации словосочетания предстают и языковыми (модели, схемы) и речевыми единицами (реализация моделей, схем). Словосочетание считается репрезентирующей, материализирую-щей стороной синтаксиса. При этом понятие словосочетания связано с понятием валентности (ср. мысль, что словосочетание есть валентность частей речи (М.Д.Степанова, Г.Хельбиг, Ю.В.Фоменко)). Это понятие, первоначально связывавшееся только с глаголом (Л.Теньер), означает парадигматические и синтагматические связи знака в языке, которые проявляются в сочетаемости и дистрибуции в речи (ср. у Е.И.Шендельс и др.). Действительно, глагол держит в себе взаимоотношения субъекта и внешнего мира и является выражением всех этих отношений. Валентность выделяется либо как смысловая, либо как и смысловая и синтаксическая категория. При этом смысловые валентности лексемы остаются неизменными, а синтаксические могут меняться. Итак, парадигматические и синтагматические связи слов образуют взаимодействие словоформ. Взаимодействие же словоформ передает те или иные типы непредикативных отношений, различие в которых сигнализирует о лексико-морфологических особенностях словоформ. Поскольку же здесь значения бывают самых различных типов, то и словоформы в словосочетаниях могут передавать различные виды предикатов, объектов, атрибутов и могут выражаться двумя поверхностными структурами (членами предложения, частями речи). Элементы же глубинных и поверх-

ностных структур могут/не могут соответствовать друг другу (ср. синонимию, полисемию). В качестве вариаций непредикативной структуры выделяются соотношения: 1) атрибут-субъект (объект), 2) объект-предикат, 3) атрибут-предикат, или атрибутивные, объектные, обстоятельственные отношения (словосочетания). В функциональной и таксономической структурах им соответствуют: 1) определение - подлежащее (дополнение); дополнение (прямое/косвенное) - сказуемое; обстоятельство - сказуемое; 2) Имя - имя; Имя - Глагол; Наречие - глагол. В роли зависимого компонента выступает имя (наречие) и связь между названными выше суперкатегориями осуществляется через ГК имени. В этом смысле согласование есть связь, при которой РГК зависимого слова отражают ОГК главного слова; управление же - когда ОГК зависимого слова выводятся по выбору ОГК главного слова; примыкание же - когда зависимое слово свою подчиненность главному слову не может выразить в ГК из-за отсутствия у него последних. Из этих типов связей, в осетинском языке можно выделять управление и примыкание. В соответствии с изложенным в диссертации описание синтаксических отношений осуществляется по схеме: "Синтаксические отношения (значения) и их оттенки —- Словосочетания и их общие и частные частеречные (морфологические) формулы и типы связей".

Первая глава второго раздела "Атрибутивные и атрибутивно-субъектные синтаксические отношения" начинается с определения типа отношений. Здесь говорится, что к определению атрибутивных отношений одни авторы подходят с семантической стороны, другие - с чисто языковой-грамматической стороны. Внутри логико-семантического подхода выделяются аспекты: денотативный (признак-предмет), сигнификативный (признак-понятие), глубинно-семантический (атри'бут-субстанция) или глубинные падежи-роли. В грамматическом подходе также выделяются аспекты: синтаксический (отношения между членами предложения), морфологический (отношения между частями речи). Однако, атрибутивные отношения есть семантическая сторона словосочетаний, а грамматические аспекты предстают их выражением. Отсюда, атрибутивные отношения есть собственно синтаксические и семантико-синтаксические. Атрибутивные отношения перекрещиваются с предикативными отношениями (ср. и у В. С. Юрченко, О. В. Долговой). Если предикатив-

ные отношения отображают глубинную структуру типа "субъект-предикат-объект и/или обстоятельство", то при изъятии из указанной структуры "предиката", мы получим формулу атрибутивных отношений.

Атрибутивные словосочетания выражают различные определительные отношения, что связано с разнообразием синтаксических (морфологических) форм слов. Это же разнообразие связано с несовпадением числа глубинных (семантических) падежей с числом традиционных (поверхностных) падежей и разбиением последних на грамматические и конкретные падежи (ср. у Е. Кури-ловича). Далее в диссертации на основе изложенного описываются атрибутивные отношения осетинского языка: "2.1.1. Атрибутивные (определительные) синтаксические отношения. Материализация;: Именные словосочетания типа" Имя-Имя". Грамматический тип связи: 1. Управление" 2.1.1.1. Атрибутивные (чистые) отношения. 1) Существит. в род.п. -I- Существит.: Азау уыдонмае Дсер заенэеджы цаестаей нэе касти (Секъа. Азау) - "Азау и в них не видела родных детей". 2) Существит. в отправит.п. + Существит.: Махмаэ эегъдауэей хай сисын даеуыл ээмбаелы (Осетинские тексты акад. Шифнера) - "У нас эту долю по обычаю тебе следует брать". 2.1.1.2. Определительно-родственные отношения. 3) Существит. в род.п. + Существит.: Уый уыди Мэзхаамзеты хо (Таетаери) - "Это была сестра Магомета" и т.д. Всего оттенков атрибутивных отношений в диссертации приводится 104, которые реализуются в 270-моделях - вариациях исходной суперкатегории Имя-Имя (Предлог-Имя-Имя; Имя-Послелог-Имя и т.д.). Здесь же делаются наблюдения над видами связей, над вариациями синтагматизаций, обсуждаются проблемы парадигматики, синонимии, оговаривается синтаксический, морфологический статуе тех или иных слов, говорится о том, что атрибутивные отношения тесно взаимодействуют с объектными отношениями, так как главный компонент первых словосочетаний выступает в качестве зависимого компонента объектных словосочетаний, т.е. является результатом реализации правонаправленной валентности глагола.

Вторая глава второго раздела "Объектно—синтаксические отношения" также начинается с определения названного типа отношений. Они в литературе определяются как отношения между: 1) словами (лексика), 2) именем и глаголом (морфология), 3) членами предложения (синтаксис), 4) объектом

и главным членом (логика), 5) действием и предметом (денотативный аспект), т.е. названные отношения определяются в языковом, логическом и денотативном аспектах. Иначе говоря, объектные отношения есть отношения действия и предмета, пропущенные через сознание (мышление), и вышедшие оттуда как отношения между объектом и предикатом и уже обозначенные в языке в трех указанных выше параметрах. К этим аспектам следует еще добавить номинативно-синтаксический (отношение между синтаксическими формами слов) и коммуникативно-синтаксический (отношения между конституентами ремы высказывания). Важно подчеркнуть, что объектные отношения есть значения словосочетаний, предложений, высказываний, и из названных аспектов только денотативный и сигнификативный составляют суть объектных отношений, а остальные (языковые) аспекты есть выражение этих отношений. Иначе говоря, объектные отношения есть сегмент глубинной структуры типа "Предикат - объект". При этом атрибутивные отношения связаны не только с субъектными (атрибут-субъект-предикат), но и с объектными (предикат-объект-атрибут). В объектном отношении объектом управляет не предикат, а субъект, предикат же есть только форма выражения этого управления. Объектные отношения связаны не только с атрибутивными отношениями, но и с субъектно-предикатными (ср.: атрибут-субъект-предикат-объект-атрибут) (субъект управляет объектом посредством предиката).

Названные синтаксические отношения в языке передаются субстантивно-именными и глагольно-именными суперкатегориями-словосочетаниями. Ср. фрагмент (начало) из диссертации: 2.2.1. Объектные отношения - материализация: Именные словосочетания типа " Имя-Имя". Грамматический тип связи: I. Управление. 2.2.1.0. Объектные (чистые); 270) Существит. в род.п. 4- Субстантив: Адаемы цзеф байгаси (Аксо) - "Рана людская зажила"; 271) Существит. в род.п. + послелог + существит.: Знаджы ныхмае тохы Тъохэен бахсысти йае тых (Хъазбег) - "В битве с врагом закалилось мужество Тоха"... 2.2.1.1. С оттенком значения орудие действия. 281) Существит. в род.п. + Субстантив: Мэенае мыл хъилы цаеф ззруайдзззн (Арсен) - "Вот настигнет меня удар кола"... 2.2.1.2. С оттенком субъектных отношений. 283) Существит. в род.п. + Существит.: Хэесты хабэерттае радзырдта Биаслан (Къоста) - "Про битву поведал

Б наслан"... 2.2.2. Глагольные словосочетания типа "Глагол-Имя" с управлением. 2.2.2.1. Объектные (чистые). 316) Г-Имя в им.п.: Нге Бамбаерста Сатана Сосланы ныхас (Нарты кадджытге) -"Не поняла Шатана слов Сослана" и т.п. Всего основных оттенков в диссертации приводится 38, а с подвидами до 80, которые реализуются в более чем 100 моделях. Здесь же приводятся многочисленные наблюдения над различными синтагматизациями, транспозициями, коммутациями, конверсивами, эллипсисами, диалектно-наречными трансформациями, а также над синкретичными значениями, вопросами связей компонентов.

В третьей главе второго раздела рассматриваются обстоятельственные синтаксические отношения, которые в лингвистической литературе определяются как отношения между: 1) действием и условиями его протекания; 2) господствующим и зависимым членами; 3) членами предложения, 4) частями речи, т.е., как внеязыковых (1) и языковых (2-4) явлений, что, очевидно, соответствует истине, так как здесь говорится о выражении языковыми средствами внеязыковых явлений. Здесь же отмечается, что отдельные языковеды (Е. В. Кротевич, В. И. Дегтярев, Н. Ю. Шведова) связывают типы отношений с типами связей (атрибутивные - согласование, объектные - управление, обстоятельственные - примыкание), другие же (ср. у О. Б. Сиротининой) не видят прямой зависимости отношений и связей.

Однако истина может выводиться из компромисса - есть языки (некоторые славянские), в которых такая зависимость может наблюдаться, и есть языки (русский, осетинский и др.) в которых такой зависимости нет. Здесь же отмечается нелогичность отнесения обстоятельства образа действия к обстоятельствам в виду того, что они не на обстоятельство действия указывают, а обозначают его качество, а потому более корректными были бы термины "обстоятельственные определения", "определительно-обстоятельственные отношения" (Ср. и у О. Б. Сиротининой). В. Г. Адмони выделяет здесь предикативное определение, которое соотносится и с подлежащим и со сказуемым, а также и дополнением (ср. с "полупредикативными отношениями" Е. В. Кротевича., с "членами предложения с двойными функциями" у А. Я. Обертын-ского, с определением к подлежащему, имеющему одновременно и обстоятельственное значение у Т. С. Волобрынской, ср. также и у Л. Н. Синичкиной, А. А. Диброва дополнительно-предикативный

член, второстепенное сказуемое). Заметим здесь, что и в осетг ском так называемое обстоятельство образа действия может оп ситься или к действию (состоянию) или к сказуемному отношени или к объектному отношению, или к субъектно-объектному о'п шению.

Обстоятельственные отношения есть отношения типа "щ дикат - атрибут предиката", представляющие собой свернутое ( стояние полной глубинной структуры, что связано с тем, что с стоятельства относятся не только к предикату, но и к субъект поскольку предикат и его атрибуты принадлежат субъекту как е импульсы. Поскольку же действие субъекта застает своего об екта в каких-то состояниях-ситуациях, которые для восприял направленного на объект действия весьма важны, то ясно, ч-атрибуты предиката (ретросп. субъекта), также относятся и объекту. Отсюда ясно, что сирконстантные атрибуты субъекта объекта имплицитно хранят в себе в свернутом состоянии неакт альные субъектно-предикатные пропозиции, а атрибут предика' - дополнительный (неактуальный) предикат. Вот почему в одн< предикативной единице могут выражаться две (или более) пред: кативные структуры.

Среди пространственных отношений, обозначающих нах< ждение и перемещения субъекта и объекта действия в прострш стве - "субституте других систем отношений" (Ф. Айв'арес Перейра) выделяются 1) пространственно-статические (циркук стантивные), обозначающие место действия/состояния и 2) прост] динамические, выражающие направленность действия или его № ходный пункт. (1) тип выражается глаголами местонахожд( ния, (2) тип - глаголами с идеей движения, в т.ч. векто[: ного/невекторного (по Ф. Сиверсу). Векторное движение перед; ется векторными глаголами, выражающими направленностьуда-жения или его исходный пункт, невекторное движение же обозж чается невекторными глаголами, которые могут быть объединен! с глаголами состояния (ср. здесь с глубинными падежами Ч. Фш л мор а).

Все типы обстоятельственных отношений на таксоном!: ческом уровне выражаются словосочетаниями, на функциональ ном - предложениями, на коммуникативном - высказываниями Зависимый компонент в первом случае выражается словофор мой/синтаксической формой, синтаксическим комплексом, во

втором случае - членом предложения, в третьем - элементом высказывания.

Заметим, что не всякая словоформа способна замешать в синтаксической цепи ту или иную позицию без помощи других слов, напр., при транспозиции временных форм глагола, когда та или иная темпоральная форма глагола употребляется не в своей функции. Так, у глагола наст.вр. в позиции глагола буд.вр. грамматическое значение нивелируется ввиду замещения им несобственной позиции - функции, вследствие чего эта словоформа вынуждена бывает присоединить словоформу с временным значением с тем, чтобы образовать с нею синтаксическую форму будущего времени. Отсюда ясно, что обстоятельство времени при прямом/непрямом употреблении глагольной словоформы предстает самостоятельным/несамостоятельным (конституентным) компонентом словосочетания, предложения, высказывания.

Говоря о. типах связи, заметим, что там, где п роли зависимых словоформ употребляются неизменямые слова, функционирует примыкание. Эта же связь, однако, функционирует и в тех случаях, когда в роли зависимых слов выступают изменяемые слова и послеложные конструкции, так как эти последние в этих функциях выступают только в этих своих (застывших) формах (ср. в этом смысле интересную мысль Скобликовой о возможности включения примыкания в сферу понятия управления).

Далее в диссертации описываются все обстоятельственные словосочетания осетинского языка: 2.3.1. Обстоятельственные отношения, реализующиеся в глагольно-наречных словосочетаниях типа "Глагол - Наречие", "Глагол - Имя (=Наречие)", "Глагол -(Имя-Послелог)". 2.3.1.1. Пространственно-динамические отношения: 370) Глагол - Наречие: Уырызмэгг нге рарвыста ардаем (Нарты кадджытээ) - "Урузмаг нас послал сюда"... 371) Глагол - (Имя в род.п. - Послеслог): Хур мигъты аехсаенэей радардта йаз цэгет (ЯЗхсар) - "Солнце выглянуло из-за туч"... 2.3.1.2. Пространственно-статические (циркумстативные) отношения. 385) Глагол - Наречие: Зарынц та каэмдзэр (Къоста) -"Где-то опять поют". Всего в диссертации приводятся свыше 40 оттенков обстоятельственных отношений и 170 моделей их выражений.

При этом в диссертации ко всем оттенкам и моделям даются их диалектно-территориальные, а также стилистические, синтаг-

матические трансформации, разновидности, переходы и т.п. Здес же выделяются случаи типа: /Емж Дзерассазйы эенкъардэеь бустаегонджй бадгае куы федта ЛЗхсаертэзг, уаед йге згерд фехсайдта (Нарты кадджытае) - " Как только Ахсартаг застал Дз< рассу в печальной, обиженной позе, его охватило сомнение"; Б; бызы иунэегаей баййэзфта Дазхци (Цомахъ) - "Дома Дахци з< стал только Бабыз", в которых формальные обстоятельства обра; действия на самом деле определяют не действие, а объект действие вследствие чего случаи данного типа предлагается называть обстс ятельственными определениями. (Здесь же выдвигаются надел ные критерии разграничения обстоятельственных определений о обстоятельств образа действия).

Третий раздел "Предикативные синтаксически отношения" состоит из главы 3.1. "Простые (нераспрострс ненные) предикативные синтаксические отношения в осетинско: языке", которая начинается с изложения разных точек зрения н проблему предикативных отношений. Эти последние определ; ются как отношения между 1) субъектом и предикатом, 2) вырг зителем субъекта - подлежащим и выразителем предиката - скг зуемым, 3) знаками, 4) подлежащим и сказуемым, 5) подлежащи: и второстепенным членом через глагольное сказуемое, 6) содержг нием предложения и действительностью, 7) номинативным соде! жанием предложения и актом речи через комплекс грамматически значений модальности и времени, 8) компонентами предложение 9) данным и новым, 10) темой и ремой, 11) подлежащим и дс полнением, субъектом и объектом, 12) признаком и его носителей 13) мыслью и действительностью, 14) содержанием высказывав мого и действительностью, 15) структурой предложения и стру* турой внеязыковой ситуации через мышление, 16) сообщаемым временным планом действительности, 17) предикативной единкце и текстом, 18) денотатом имени и понятием, 19) элементом мира нашего мышления о мире, 20) данным содержанием, данным пре; метом мысли и действительностью, 21) материальным, языковые номинативным содержанием речи и действительностью, и т.д. Ка видим, здесь предикативные отношения, предикативность, пред*: кадия раскрыты с самих различных сторон, и, очевидно, полно определение указанных терминов должно включать в себе весь это набор признаков, аспектов. Заметим, далее, что термин "предикг тивность" предстает как: 1) означаемое, 2) означающее, 3) отнонк

ние (1) и (2). В качестве означающего называются синтаксические категории модальности, времени, лица (категория лица не всеми принимается). Продуктивной кажется мысль Н. Ю. Шведовой о разграничении объективной (отношение сообщаемого к действительности) и субъективной (отношение говорящего к сообщаемому) модальностей (ср. кстати, с мыслью Г. Фреге о том, что в предложении выделяется 1) утверждение о чем-то и 2) утверждение (1). т.е. утверждения). Иногда модальность включается и в означаемое как отношение сообщения предложения к действительности с точки зрения говорящего лица. В этом случае предикативность сама предстает как утверждение/отрицание чего-либо по отношению к явлениям действительности, т.е. здесь объективная модальность называется предикативностью, а субъективная - собственно модальностью. В одних случаях предикативность включает в себя модальность, в других же - модальность вбирает в себя предикативность. Предикативность иногда отождествляется с предикативными отношениями, хотя она есть не грамматическое, а логическое свойство предложения. В диссертации в понятии предикативность выделяются две - логическая и языковая - стороны, т.е. предикативность как означаемое есть вневременное и внемодаль-ное явление, предикативность же как означающее имеет и время, и модальность. Иначе говоря, предикация есть коммутация парадигматического блока " Сознание - язык" в синтагматический блок " мышление - речь", т.е. в акт мышления в акте речи. Устанавливаемые отношения при этом есть репрезентанты взаимодействия субъекта и объекта. Итак, предикативность находится в основе предикативных отношений - простых (обозначающих только отношения субъекта и объекта) и сложных и бывает потенциальной (языковой) и актуализованной (речевой), первую из которых обычно соотносят с конструктивной стороной предложения, а вторую - с коммуникативной. Однако, коммуникативная сторона есть реализация конструктивной и семантической сторон структурной схемы предложения. Носителем предикативности являются предикативные отношения, выражающиеся в языке предикативными конструкциями и предложениями, а в речи - высказываниями. Первые в языке предстают таксономическими, а не функциональными единицами, ибо здесь они находятся с денотативными значениями. При этом, если подлежащее (экспонент Имя) имеет денотативную, а сказуемое (экспонент Глагол) - сигнификативную роль (ср. у

Н.Д.Арутюновой), то ясно, что материальный субстант предика тивных конструкций и предложений Именной стороной находите; в языке - в таксономической системе, а Глагольной стороной - i речи, т.е. в функционирующей системе, что и дает возможности коммутировать (соотносить сигнификат с денотатом) предикатив ные конструкции и предложения в те или иные высказывания.

Ясно, что предметом рассмотрения здесь предстают предикативные и простые нераспространенные предложения, выражающие субъектно-предикатные отношения, т.е. обобщенное- отражение отношений человека к окружающей его действительности: предметам - объектам, пространству, времени, что можне изобразить в виде круга, символизирующего пространственно-временную всеохватность, в середине которого находится трансцендентный субъект (S), от которого во все стороны (на все 36С градусов) расходятся лучики (векторы, радиусы) - предикаты (Р) как своеобразные перпендикуляры к объектам (О). Круг этот состоит из: субъекта S, объектов Оь 02, 03,, 04, 05,..., 0„, предикатов Рь Р2, Р3, Р<, Р5, ...,Р„. Отсюда ясно, что S = Р„ : On; Р„ = S:On; On = S:P„, и если Р„ / 0„, S/On, S/P„ есть предикатно-объектные, субъектно-объектные и субъектно-предикатные отношения, то они сохраняют "воспоминания" о субъекте, предикате, объекте (ср. с понятием " следа" объекта, переместившегося в другую позицию у Н. Хомского), хотя, несмотря на такие реминисценции, могут функционировать самостоятельно. Эти отношения объективируются языком, где они конституируют глубинные структуры - формы, в которые облекается мысль (ср. с "самоперехватом мысли" Г. Гий-ома). Глубинные структуры же материализуются в поверхностных структурах - именно поэтому в любом предложении есть то, о чем говорится (мысль), и то, что говорится, и затем - для чего - как говорится. !

Итак, предикативные отношения выражают субъектно-объектные отношения и составляют значения 1) функциональных и 2) номинативно-таксономических поверхностных структур. Поскольку же характер этих отношений зависит не только от предиката, но и от субъекта и объекта, то понятно, что гомогенные глубинные структуры могут передаваться различными поверхностными структурами. Так, если субъект выполняет функцию агенса, то он выражается подлежащим, если же субъект выступает в неактивной функции, то он выражается уже детерми-

нантом, а отношения - субъектно-предшсатными конструкциями. Дальше все они объективируются в парадигматических (инвариантных) субстантивно-вербальных суперкатегориях, которые реализуются в синтагматических (вариантных) суперкатегориях, т.е. в соотнесенных друг с другом наборах гетерогенных сем. Отсюда ясно, что акт речи есть способ выбора из суперкатегории - инварианта - суперкатегории - варианта.

Итак, предложения выражаются супсркатсгорией "Имя в им.п. + Глагол финитн,", а детерминантные конструкции - "Имя в косв.п. + Глагол - сказуемный субституент". Между ними же находятся односоставные предложения (тип редуцированных суперкатегорий), слитные конструкции и предложения - слитки (тип слитной репрезентации позиций имени и глагола в суперкатегории). Простое нераспространенное предложение состоит из означаемого (глубинная структура) и означающего (поверхностные структуры: подлежащее - сказуемое; имя в им.п. - глагол финит.) На уровне глубинных структур классификация предложений исключает анализ по типу субъектов, так как их характер и типы (ср. субъект действия, субъект состояния и т.д.) эксплицируются в типах, предикатов, но эта же классификация на уровне поверхностных структур предполагает анализ по типу означающего субъекта (напр., Иь И, -г И) и т.п.). В диссертации в этой связи вскрываются случаи неправильного толкования осетинских словосочетаний типа " ^ -Ь И в отложит.п.", " И1 + И в совмести.п." как репрезентантов подлежащих.

Дальше здесь анализируются различные типы классификаций простых предложений по видам предикатов (ср. у У. Чейфа, Ю. С. Степанова, О. Б. Сиротининой и мн. др.), затем выделяется два типа предикатов: (1) Предикат как отношение субъекта к объектам ("Б-Р - (О)" или "Б — (О) = усечен. "Б-Р - О" или "Б - О"); (2) Предикат как отношение субъекта ко времени и пространству, как к способам существования материи (" Б - Р" или " Б —. "). (1) тип сохраняет реминисценции об объектах, и отношения здесь не направленные, а потому обозначают действие субъекта, во (2) типе отношения не направленные и обозначают сущность и состояние субъекта, т.е. здесь сохраняются реминисценции о пространстве и времени. В соответствии со сказанным выделяются три классификационных типа предикатов: сущности А, состояния В, действия С, а также четыре переходных: "В! — В2", "В —.

С", "С — В", "С[ —> С2" (ср. предложения с однородными сказу мыми). На основе изложенного выделяются синтаксические знач ния: 1) Субъект - сущность; 2) Субъект - состояние; 3) Субъег-

- Состояние А - Состояние В; 4) Субъект (агенс) - Состояние действие и т.д. Все эти соотношения есть исторически установи] шиеся и устоявшиеся - семантические каркасы языковой системь выступающие в качестве структурного ядра, предикативного пег тра предложений. Анализ этих соотношений может способствс вать решению проблемы обязательного структурного минимум предложения. Так, ситуации-действия, восходящие к типу пр( дикатов, обозначающих отношения субъекта к объектам, могу образовать схемы предложения: (1) агенс - действие, (2) агенс действие - пациенс. При этом (2) есть распространенный вариан

(1). Здесь наличие двух схем связано с характером лексическог выражения предиката - если глагол способен самостоятельно не минировать действие, то структурный минимум предложения обе значается формулой (1), т.е. "Имя + Глагол" или "подлежащее -сказуемое", если же глагол обладает обязательной валентностыс то структурный минимум предложения укладывается в формул

(2), т.е. "Имя + (Глагол + Имя)" или "подлежащее - (сказуемо-+ комплементное дополнение)", иначе, во (2) случае, в отличи от (1), действия - отношения являются объектно-направленными Ситуации же типа "сущность/состояние Б", восходящие к тищ предикатов, обозначающих отношения субъекта к пространству I времени, могут образовать также схемы предложения: (1) Агеш (пациенс) - сущность/состояние; (2) Агенс - (сущность/состоянш

- атрибут). Разница между (1) и (2) в наличии/отсутствии ре минисценций о локативных/темпоральных атрибутах, в способности/неспособности глагола самостоятельно номинировать ситуацию сущности/состояния объекта. \

«

Итак, глубинным и поверхностным структурам характерны изоморфизм, синкретизм и синонимия. Они могут разрываться дйскурсными элементами, распространяться однородными членами, выражающими гомогенные типизированные значения, которые, осложняя те или иные соотношения, не выходят за рамки этих последних. Так, однородные сказуемые могут выражать распространенное соотношение типа "агенс - состояние - состояние" или же - "агенс,- действие - действие", члены предложения же, выражающие случаи пересечения гетерогенных соотношений типа

"агенс - действие - состояние" не могут являться однородными. Однородными могут быть также члены предложения, выражающие субъекты одной и той же ситуации.

Далее в диссертации описываются: "3.1.2. Формулы субъек-тно-предикатных отношений. 3.1.2.1. Агенс - ситуация (сущность, качество, количество, положение, место, время)"/"субъект - предикат"/"подлежащее - сказуемое". 1) Имя - (Глагол финитн. + числительное кратное): Саедае -' сэгдаэ рацазуы фнергетджынтаз (Ирон адаемон зарджытге) - "Сто сотен с топорами выходят"... 3.1.2.2." Агенс - ситуация (состояние)"/" субъект

- предикат"/"подлежащее - сказуемое". 79) (Числительное - су-ществит. в род. п.) - (Существит. в отложит, п. (= Наречие) - Глагол финитн.): Дыууадззс аэмбалы мардазй лазууынц (Нарты кадджытае) - "Двенадцать друзей лежат мертвые" и т.п.

- всего в диссертации приводится свыше 10 формул субъектно-предикатных значений и 116 моделей их выражения.

Дальше дается: "3.1.3. Парадигма простого предложения осетинского языка". При этом здесь- считается, что парадигма предложения есть произведение форм подлежащего (имени) и сказуемого (глагола), так как подлежащее (имя) повторяется в парадигме предложения согласно количеству модификаций подлежащего (имени). Так, если у подлежащего (имени) - 3 ОГК, у сказуемого - 10 ОГК, то в соответствии со сказанным парадигма осетинского предложения = 3 ОГК х 10 ОГК = 30 модификаций.

В связи с изложенным встает вопрос: в каких отношениях -деривационных или трансформационных - находятся предложения с личными местоимениями в роли подлежащих? В диссертации считается, что между этими предложениями действуют деривационные отношения, ибо у личных местоимений нет ОГК числа, кроме того 1 и 2 лица есть дейксисы, а 3 лицо - местоимение и следовательно у всех б местоимений свои денотаты, парадигму же могут образовывать предложения с гомогенными подлежащими (денотатами). В работе рассматриваются парадигмы, выражающие различные трансформационные отношения, связанные а) с грамматическими категориями существит. и глагола, б) с меной наклонений, в) с видовыми оттенками глагола, г) с меной позиций имени и глагола, д) с коммуникативными типами предложений, е) с вариациями актуального членения. В диссертации также описываются аналитические конструктивно-синтаксические структуры, обозна-

чающие модели субъектно-предикатных смыслов, предикаты ко торых выражают направленность действий к объектам или же ха рактеризуют локативное и темпоральное положение субъекта, г потому и "вспоминают" о них во время их отсутствия в глубинно* структуре. Усложненность л<е конструкций объясняется неспособностью глагола самостоятельно выражать указанные реминисценции. Здесь приводится свыше 10 оттенков отношений, которые выражаются 30 моделями с различными трансформациями. Здесь ж< рассматриваются односоставные предложения (именные, с имплицированным сказуемым, глагольные, с имплицированным подлежащим) и детерминантные конструкции типа: Бирзейы фазфаендь: (Къоста) - "Многим хочется", Ферох уазаэгэгй хэедзар - "Забыл гость про свой дом" и т.д. (в работе приводится 7 моделей). Заканчивается третий раздел выводами.

Последний — четвертый раздел диссертации: "4. Коммуникативные аспекты осетинского синтаксиса" начинается с анализа понятия общения, которое интерпретируется как процесс передачи информации, т.е. передачи чего-то от кого-то кому-то (Т. В. Барчунова). По Дж. Серлю же цель коммуникации - осуществление говорящим своих намерений. По Н. Хомскому же, язык прежде всего есть система средств для выражения мыслей, а уж потом - инструмент коммуникаций, т.е. у Дж. Серля языковое значение обусловлено коммуникативной направленностью (ср. и у Л. Блумфилда понимание языка как стимула и реакции), у Н. Хомского же путь к коммуникации лежит через компетенцию, т.е. знания языка. При этом в понимании значения выделяются коммуникативный и референтативный подходы. В первом абсолютизируется взаимосвязь между значением выражения и его интерпретацией говорящим. Г. Грайс, Дж. Серль основным в анализе значения считают целенаправленный речевой акт с намерением говорящего, или с правилами, управляющими речевым актом. Так, Г. Грайс связывает друг с другом значение выражения и значение понимания. Он же выделяет натуральное (пропозиция + пропозиция), ненатуральное (пропозиция 4- интенция) и лингвистическое значение - когнитивное воздействие на слушающего. Высказывание здесь значит нечто потому, что оно есть преднамеренное действие, направленное на сообщение определенного убеждения слушающему, и потому изменение значения Р влечет за собой изменение И.

Дж. Серль решающим для значения считает иллокутивную силу высказывания и полагает необходимым в выявлении значения изучение условий для успешного выполнения речевого акта. Произнесение предложений есть деятельность, и если семантические правила являются ее составной частью, то они выражают сущность действия (напр., акт обещания дает значение слова "обещать"), т.е. здесь язык, его значение, речевой акт отождествляются с актом поведения, проявлением аффективного состояния субъекта (ср. и у Л. Блумфилда, Ф. Кликса, Дж. Остина).

Референтативный подход (Дж. Милль, Г. Фреге, Б. Рассел, Д. Дэвидсон) в интерпретации предложения исходит из внутренней структуры и условий истинности данного предложения (ср. и у "раннего" Витгенштейна, у Р. О. Якобсона). Указанные типы значения необходимо различать как компетенции языка и речи - в языке действуют логические, а в речи - экспрессивные (прагматические) отношения, ибо в языке значение когнитивно, а в речи -психологично.

В языке выделяются значения - сигнификативное, парадигматическое, стилистическое, в речи - денотативное, синтагматическое, прагматическое, субъектно-модальное, коммуникативное. Парадигматическая направленность коммуникативного акта заставляет говорящего сочетать синтаксические единицы констрз'к-тивного и семантического рядов для получения синтаксических единиц функционального ряда. При этом, коммуникативный акт есть психовербальное действие (локутивный акт) - реакция на стимул - социологизированную ситуацию. Реакция же может быть интеллектуальной и/или эмоциональной, т.е. выражать пропозицию и/или эмоционально-экспрессивное состояние субъекта речи в совокупности его локутивного, иллокутивного и перлокутивного (перформативного) актов. Отсюда ясно, что коммуникативный акт есть процесс выбора нужных значений, мыслей из арсенала языковых значений. Элементарной же единицей коммуникативного акта предстает высказывание - продукт локутивного акта, в котором пересекаются значение языка и значение говорящего (ср. у С. О. Карцевского). •

Высказывание как коммуникативный акт может выражаться вербальными, невербальными и вербально-невербальными средствами, а также темой, ремой, или нерасчлененным на тему и рему речевым актом. Высказывание может реализоваться как

плен предложения, простое предложение, детерминантная кс струкция, сложное предложение, текст, синтаксический дей сис и/или субституент предложения, словоформа, словосочеа ние. Предикативная единица - грамматическое выражение пр позиции - есть основа предложения, но не само предложение, и в последнем есть непропозициональные элементы, выражающ эмоционально-экспрессивное (прагматическое) значение, выполн ющие роль анафоры/катафоры текста. Есть высказывания и чис эмоционально-экспрессивные, т.е. непропозициональные, типа А "Неужели!", Гъеригъа! "Ну! Эх бы!", Жйдэзгъа! "Ну пошло!" т.п. Однако и пропозициональные структуры могут изменяться соответствии с теми или иными коммуникативными задачами.

Далее в диссертации первая глава четвертого ра: дела посвящена проблеме разрыва синтаксических отношений т дистантности частей синтаксических структур. Здесь рассматр; ваются случаи разрыва (дистантности компонентов): а) синтака ческой формы слова, б) синтаксической формы слова - аналитич ской конструкции, в) словосочетания. Первый тип: между отдел; емой приставкой и корнем глагола вставляются различные пре; ложенческие элементы (ср.: бамаэервзэзун казнаэ "проведи меня: ранинэейдавай- "принеси нам его", эгрбацагйтадыназй хаста "пр1 носил (он) опять тебе его" и т.п.). Второй тип: между констит; ентами аналитической синтаксической формы слова вставляютс падежные формы личных местоимений (ср.: сахуыр гей кодта "вв учил его (ее)", азрбахонын эгй кодта "заставил пригласить его" Иногда преверб присоединяется к грамматической (вместо номг нативной) части (Цыхтытэе хаэндыджы сысты хъуына (Мысост

- "Сыры в кадке заплесневели"). Преверб присоединяется к гра\ матическои части и тогда, когда эта последняя находится в пост позиции по отношению к лексическому компонент}', в этом случа как раз последний приобретает оттенок комплементного дополю ния (ср.: Нарт тынг маесты сысты Сырдонмаэ (Нарты кадджытэе

- "Нарты сильно разгневались на Сырдона"). Преверб может при соединяться к грамматической части и из-за дистантного располс жения компонентов сказуемого, так как присоединение к лексиче скому компоненту уже бывает невозможным (ср., /Ерталынгтэе и (Цомахъ) - "Наступили сумерки", но эзрцис хжрз талынг (Геор) ■ " Стало совсем темно" и еще Цин сыл фаекодтой са^ хаестаеджытг (Цомахъ) - "Обрадовались им родственники"). Разрыву подверга

ются и компоненты копулятивного подлежащего (ср. Зырнэег жма* дын рувас азраемысыдысты минас (Секъа) - "Куница и лиса надумали пировать", Жлдар азмаз Уырызмаг каесынц (Нарты кад-джытээ) - "Алдар и Урузмаг смотрят на них"). Разрыву подвергаются также почти все описанные синтаксические отношения

- словосочетания (ср. Туг фыцы ирайнагде уаенгты (Нигер)

- "Кровь кипит иранская в твоих венах". Дуаразн фащыдио йэе гуыпп (Фазрнион) - " Раздалось хлопанье дверей", Тынг на* хэгдзар у фзездаег (Алихан) - "Сильно задымлен дом наш").

Описанные типы дистантностей могут функционировать и по отдельности, и вместе. Вызванные к жизни коммуникативно-смысловыми заданиями текстов (речевых актов), они управляются законами конструктивного синтаксиса. Все типы программируются, задаются, ограничиваются потенциальной проективностью предложений, т.е. соответствием линейной структуры предложения синтаксической структуре последнего.

Вторая глава четвертого раздела "Лиалектно-нарсчш (говорные) особенности осетинских синтаксических структур" включает описания различий в использовании именных частей речи в роли словоформ в юго-осетинском варианте иронского литературного языка, где вместо одних падежных форм, частей речи употребляются другие. (Так, вместо именит, п. могут употребляться род., отложит., внешне-мест.; вместо дат.п. - им., род., отложит., направит., внутр.-местн., внешн. местн.п.; вместо на-правит.п. - им., род., дат., внутр. мест. внеш. местн., а также послелог с отложит.п. и т.д.) (Ср.: Раивгъуыдта цалджр бон -"Прошло несколько дней"; Дээхицаен бауырнын кэз - "Заставь себя поверить"; Телефоны аербадзырдта - "позвонила по телефону"; Урокыл наз уыдысты астэзй - "На уроке не было восьми учеников"; Районон милицаз - "районная милиция" и т.п.).

В юго-осетинских текстах также вместо одних глаголов (или др. слов), глагольных превербов, вспомогательных глаголов, глагольных форм употребляются другие. Чрезвычайно пестра и картина юго-осетинского порядка слов.

Здесь же описываются особенности использования морфологических, синтагматических средств в дигорском диалекте.

В третьей главе рассматриваются "Способы и сродства актуального членения осетинских выражений". Здесь раскрывается роль интонации в различном синтагматическом члене-

нии одного и того же фонетического потока речи (конструктивн синтаксического уровня) (ср. Дилижанс аэд бээхтге лазууы агъ ысты дуары размзз (Цомахь) - "1) Дилижанс с лошадьми, гот вый тронуться, стоял на станции, у ворот. 2) Дилижанс, готовь тронуться, стоял с лошадьми на станции у ворот. 3) Дилижаг готовый тронуться, стоял у ворот станционного здания" и т.п.).

Дальше описывается синтаксическое членение как способ в: ражения темы и ремы высказывания (Ср. автономное располож ние синтагм по строкам: Наргеджы/Сау бгехыл/ехсгей/агвзид1 тззры (Фззрнион) - "В теснине /черного коня своего/один вса ник/кнутом погоняет"). В следующей же части главы описыв ются различные типы повторов синтаксических структур (или I частей) как средств выделения ремы (ср. рацаейуадаей, ра , на!

- "выбегала, вы,- мама"). В качестве индикаторов ремы выст; пают также различные виды эллиптированных (редуцированны: синтаксических структур (в том числе и слитные нерасчлененнь выражения типа утвердительных реплик "агъа", "угъу"). Рел может выражаться и в теме высказывания (Ср.: Оля, Уасикъо! "Оля, Уасикъо азрбацыд. - "Оля, Васико пришел". Здесь редукщ сказуемого компенсируется восклицательной интонацией).

В разговорной (фольклорной) речи для выявления (усилени: ремы используется частица "и" (ср. Бирзггъ дын ракастаид,

- "Выглянул бы волк, да?" Уый даем баераег уыдзаени, и дге уыдзагни базрагг - "Это ты посмотришь, да - да!").

Для усиления стнлистико-прагматической потенции выр; жений обращение иногда вместо им.п. ставится в дат.п. (Ср. Уь рызмэзгэен, аеттэзмаг назм ракэгс - "Урузмаг, выйди-ка ты к нам' У ж ард дз2 кьонаны бацгеуа, Тъойоен - "Ах, чтобы огонь прс ник в твой очаг, Той"), употребляются избыточные словоформ] (Ср. Уе'зэер дам хорз уа - "Да будет, мол, ваш вечер добрым" для выявления ремы применяется нарушение порядка слов (с] Каецагй наем баелццон дге - "Откуда к нам путником ты явился"' Для усиления прагматического потенциала высказывания могу встречаться транспозиции глагольных форм (Ср. Радым, радыд Галзегой, Атай, атай, хъыртге тай - "Подуй, подуй, Галагой, за ставь, заставь ледники растаять" - Здесь повелит, накл. выражае' каузативные отношения). Часто используются средства и поэти ческого синтаксиса - чередования гомогенных звуков, внутренни рифмы, ассонансы, диссонансы, повторы структур и т.п.

Четвертая глава посвящается описанию синонимии, деривации и экспресии. Здесь рассматриваются различные типы синтаксической синонимии, связанные с языком, речью, социально-коммуникативными и когнитивными установками. Это синонимия выражения глубинных структур в терминах а) членов предложения, б) частей речи, в) актуального членения. В работе рассматриваются и различные виды и модели синтаксической деривации (как прямой, так и обратной) (ср. 1) Прилаг. + Сущест. —. 2) Сущест. род.п. + Прилаг.: рэесугъд чызг — чызджы ргесугъд "Красивая девушка - красота девушки" и т.д.). В деривации принимают участие и пресуппозиция и пропозиция, вот почему и различные актуальные членения предложения генерируют различные высказывания. При этом на уровне словосочетания между элементами действуют деривационные отношения, а на уровне предложения -синонимические отношения, что выясняется на уровне высказываний. Благодаря синтаксической деривации происходит развитие языковых средств, ибо она связывает в синтаксической парадигматике друг с другом различные синтаксические уровни и единицы. Благодаря деривации становятся возможными и конденсация, и компрессия, и аккумуляция, и эллипсис синтаксических структур, находящихся на службе у синтаксической экспрессии. В синтаксической экспрессии же немаловажную роль играют и сугубо праг-матизированные непропозициональные языковые единицы коммуникативного характера (Ср.: А-гьа! "Вот как!" "Ну вот попался!" "Ау?!" "Ой ли!" Ама уэздаэ! "А ну давай" и мн. др.). В работе также описываются различные виды других типов экспрессии. Четвертый раздел заканчивается краткими выводами.

В заключении диссертации кратко резюмируется ее содержание. Приложение - список источников и сокращений, используемых в диссертации состоит из 108 единиц, библиография же диссертации включает 565 наименований.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

1. Именные словосочетания с зависимым словом в именительном падеже в осетинском языке// Сб. трудов молодых ученых ин-та, вып. III. СО НИИ, Орджоникидзе, 1974, с.287-299.

2. Словосочетания с местоимением в роли главного слова в. осетинском языке// Там же/ с.255-265.

3. Квантитативон дзырдбастытае ирон агвзаджы//Ж. Мах дуг,

1974, N 6.

4. Дихотомическая модель речевой деятельности при изучении рус ского языка в национальных вузах// Тезисы докл. Н-зонально научно-методической конференции/. Душанбе, 1977, с.74-75.

5. Опыт построения эвристической модели фонемы// Сб. Русски: язык. Теория и методика преподавания. Душанбе, 1979, с. 103—111

6. Эвристическая модель языка и ее использование в процессе об учения русскому языку// Лингвистические основы обучения рус скому* языку студентов национальных групп неязыковых вузов . факультетов, Ашхабад, 1979, с.89-90.

7. Дзырдты нысаниуаэг// Ж. Мах дуг, 1980, N 2, с.93-94.

8. К вопросу- об осетинской лингвистической терминологии// Те зисы докл. научной конфер. по итогам работы за 1979. СО НИН Орджоникидзе, 1980, с.27-29.

9. О некоторых особенностях употребления имен собственны: В. И. Лениным// Ж. Русский язык и литература в таджикско: школе, 1980, N 3, с.39-41.

10. Онтология эвристической функции языка и моделирование е экспликации.// Тезисы докл. конф. молодых ученых ин-та, С( НИИ, Орджоникидзе, 1980, с.78-79.

11. Уаэдаз цал сты домгэебастдзинады хуызтае ирон гевзаджы?/ Ж. Мах дуг, 1980, N 2.

12. Ирон эевзаджы цазсгомон номивджытае семиотикон геркастэе] //Сб. "Осетинская филология", вып.2, Орджоникидзе, 1981, с.45-50.

13. Предикативные синтаксические отношения в осетином» языке//Тезисы докл. научн. конф. по итогам работы за 1981 СО НИИ, Орджоникидзе, 1982, с.24-26.

14. Влияние русского языка на осетинский синтаксис// Тезись докл. регион, научн. конф. "Роль русского языка в жизни народо] Северного Кавказа и развитие их литературных языков", Грозный 1982, с.37.

15. Проблема системного описания синтаксиса и непредикатив ные синтаксические отношения в осетинском языке//Тезисы докл научн.конф. по итогам работы за 1982 г. Орджоникидзе, 1983 с.39-41.

16. Стилистические приемы актуального членения синтаксически структур и проблема системного описания синтаксиса/ / Кратко« содержание докл. и сообщений на Всесоюзном совещании "Стил!

языка и стили речи как явление функционально-речевой дифференциации", Орджоникидзе, 1983, с. 133-134.

17. Ирон гевзаджы иу цымыдисаг фарстайы тыххаей// Ж. Мах дуг, 1984, N 2, с.77-79.

18. Некоторые особенности функционирования синтаксической системы в языке массовой коммуникации/на материале осетинского языка/// Язык и массовая коммуникация. Социолингвистическ. исслед., М., 1984, с.106-110.

19. Обстоятельство времени или структурный компонент сказуемого? (синтаксическая форма или конституент синтаксической формы?)// Осетинск. филология. Вып.З. СОГУ, Орджоникидзе,

1984, с.86-93.

20. О языковом и речевом статусе слова// Ж. Известия Северо-Кавказск. научного центра высшей школы, Ростов-на-Дону, 1985, N 2, с.61-64.

21. Тернарный принцип изучения синтаксиса тюркских языков// Вопросы советской тюркологии. Ашхабад, 1985, с. 138-140.

22. Рецензия на книгу: Н. К. Багаев. Современный осетинский язык, ч.2, Синтаксис, Орджоникидзе, 1985 (в соавторстве)// Ж. Мах дуг, 1985, N 11, с.102-103.

23. Деривационные отношения в синтаксисе осетинского языка (в соавторстве)// Межвузовская научн. конф. "Деривация и история языка." Тезисы докл., Пермь, 1985, с.61-62.

24. Вокруг понятия "лингвостилистика" (в соавторстве)// Теоретические проблемы стилистики текста. //Тезисы докл., Казань,

1985, с.130.

25. Типология текстов и незамещенные синтаксические позиции /в соавторстве/// Проблемы семантики предложения: выраженный и невыраженный смысл. //Тезисы краевой научной конф., Красноярск, 1986, с.137-139.

26. Семантические поля в синтаксисе// Краткое содержание докл. научн. конф. по итогам работы за 1985 г. СО НИИ,Орджоникидзе,

1986, с.40-43.

27. Лингво-методические принципы описания русского синтаксиса// Совершенствование подготовки учителей русского языка и литературы для национальной школы. Тезисы докл. республ. научно-методическ. конф., Фрунзе, 1986, с.19-21.

28. Синтаксические структуры и синтаксическая парадигма// Типы языковых парадигм. Тезисы докл. и сообщений конф. ка-

федр русск. языка вузов Урала. Свердловск, 1987, с.86-87.

29. Об онтологии грамматической категории и о винительном па деже в осетинском// Падежный состав и система склонения в кав казских языках, Махачкала, 1987, с.83-85.

30. Разрыв синтаксических отношений или дистантность чаете] синтаксических структур в осетинском языке// Известия Юго Осетинского НИИ, вып. XXXI, "Мецниереба", 1987, с.113-120.

31. Сопоставление русского и родного языков как средство ин тернационального воспитания и методический прием (к пробле мам лингводидактического использования эволюционной модел] языка)// Русский язык как средство интернационального воспи тания, Орджоникидзе, 1987, с.135-140.

32. Синтаксические отношения в методике атласной картогра фии// Вопросы ареальной лингвистики и этнографии. Уфа, 1967 с.27-32.

33. Прагматическая направленность синтаксической экспрес сии (в соавторстве)//Проблемы экспрессивной стилистики, вып.1 Ростов-на-Дону, 1987, с. 18-23.

34. Онтология семантики и структурно-парадигматические ха рактеристики языковых единиц(в соавторстве) // Единство систем ного и функционального анализа языковых единиц (из опыта изуче ния и преподавания иностранных языков). Материалы межвузов ской конференции, Белгород, 1988, с.79-81.

35. Об одной модели языка в семантико-синтаксических сопоста влениях в условиях билингвизма//Взаимовлияние и взаимообога щение языков народов СССР, Орджоникидзе, 1988, с.24-32.

36. Прагматика, семантика и деривационные отношения в синтак сисе языка (в соавторстве) // Синтаксические структуры в номина тивном и деривационном аспектах. Областная научн. конф. "Про блемы деривации и номинации в русском языке", Тезисы докл. Омск, 1988, с.7-10.

37. Прагматика и семантика в порождении текста (деривацион ный аспект)// Деривация в речевой деятельности. Общие вопросы текст, семантика. Пермь, 1988, с.57-59.

38. Текст: проблемы лингвистического и нелингвистического ста туса// Закономерности развития и взаимодействия национальны языков и литератур.( Текст. Коммуникация. Перевод). 4.1. Ка зань, 1989, с.39-41.

39. Эвристическая модель грамматики и ее лингвометодическо

значение// Семантика в преподавании русского языка как иностранного. Вып.З, ч.1. Харьков, 1989, с.99-100.

40. Не 'взаг-наз зонд, нае царды фэетк, не'гъдау// Ирон ныхасы культурзз, Орджоникидзе, 1989, с.92-95.

41. Модель многоаспектного синтаксиса в типологических исследованиях //Тезисы докл. Всесоюзн. научн. конф. "Историко-лингвистические связи народов Кавказа и проблемы языковых контактов", Грозный, 1989, с. 100.

42. Фоносемантика и мотивированность языка (в соавторстве)// Проблемы фоносемантики/(Тезисы выступлений на совещании). М., 1989, с. 12-14.

43. Инвективы как архетипические и прагматико-праксеологичес-кие формы (перформативы) языка в произведениях В. Шукшина// В. М. Шукшин. Жизнь и творчество. Тезисы докл. Всесоюзной научно-практической, конф., Барнаул, 1989, с.117-120.

44. Формы и аспекты языка в построении лингвометодических моделей// Русск. язык и литература в общении народов мира: проблемы функционирования и преподавания. Тезисы докл. и сообщений VII Международного конгресса преподавателей русского яз. и лит., т.1, М., 1990, с. 161-162.

45. Философское, психологическое и лингвистическое обеспечение учебного курса риторики// Научн. конф. "Риторика и перспективы ее изучения в школе и вузе" (Тезисы докл.), Ростов-на-Дону, 1990, с.3-5.

46. Парадигмы модульной ориентации в учебном процессе (на примере лингвистических дисциплин)// Педагогические технологии активного обучения и воспитания. Тезисы докл. Всесоюзной научно-практической конференции, Уфа, 1991, с.58-60.

47. Осетинский менталитет: аспекты структуры и содержания// I-Международнал научная конф. "Осетиноведение: история и современность", Владикавказ, 1991, с.62-65.

48. Стилистика обращений в "Донских рассказах" М, А. Шолохова// Экспрессивность текста и перевод, Казань, 1991, с.25-31.

49. Фоносемантический аспект происхождения языка// Фоносе-мантические исследования, Пенза, 1990, с.36-44.

50. Эвристические модели в преподавании лингвистических дисциплин в вузе и школе// Лингвистические этюды, СОГУ, Владикавказ, 1991, с.174-181.

51. Возникновение и становление языковой экспрессии/в соавтор-

стве/// Проблемы экспрессивной стилистики, вып.2, Ростов-ш Дону, 1992, с. 14-18.

52. Проблема онтологии и смысла высказывания (лингвофилосос ский и лингвометодический аспекты)// Лингвистические этюд! СОГУ, Владикавказ, 1993, с.104-113.

53. Экспрессивность: связь с языком и менталитетом// Выраз] тельность художественного и публицистического текста. Тезис научн. конф., ч.1, Ростов-на-Дону, 1993, с.21-24.

54. Этапы, уровни и типы мышления в менталитетах и языках/ Историческое познание: традиции и новации. Тезисы Междуш родной теоретической конференции, ч.П, Ижевск, 1993, с. 179-182

55. Эволюционные и функциональные типы языка в воспитании образовании детей// Язык как учебный предмет. Обучение язык и формирование личности дошкольника. (Сб. тезисов), М., 199; с.71-73.

56. Категория определенности как тематический маркер в осетин ском языке//Проблема осетинского языкознания. Вып.З. Владь кавказ, 1993, с. 155-162.

57. Типы синтаксических структур и их иерархизация в контекст функционального описания языка. Тезисы Всероссийской научь конф., ч.1, Екатеринбург, 1994, с.73-74.

58. А. М. Шегрен и рождение осетинской синтаксической наук: //Тезисы докл. на Международной научн. конф. по осетинове дению, посвященной 200-летию со дня рождения А. М. Шегрена Владикавказ,1994, с.20-23.

59. Место учения А. М. Шегрена о порядке слов в общей парадигм истории лингвистики (в соавторстве) // Там же, с.17-20.

60. Протоэтническое, этническое, надэтническое в языках, мента литетах и фольклоре// Язык. Сознание. Этнос. Культура. Те зисы Х1-Всероссийского симпозиума по психолингвистике и теорш коммуникации "Язык, сознание, культура, этнос: Теория и праг матика", М., 1994, с. 129-131.

61. Эволюционные срезы менталитета в осетинском языке мае совой коммуникации (проблема анализа прагматического аспектг фразеологизмов)// "Журналистика и развитие общественной мы ели XX века: История, теория, практика", вып.1, СОГУ, Влади кавказ, 1994, с.18-28.

62. Философско-онтологическая и философско-герменевтическа5 направленность парадигмы лингвистических дисциплин в вузе/у

Фундаментальные и специальные дисциплины в системе университетской многоуровневой образовательно-профессиональной подготовки филологов и журналистов. Тезисы межвузовской научно -методической конф., вып.1, Ростов-на-Дону Дону, 1994, с.27-31.

63. Этнография языка в контексте парадигмы "протоэтническое -этническое - надэтническое" // Тезисы регион, научно-теоретической

конф. "Фольклорно-литературные и языковые связи как фактор развития культур народов Северного Кавказа", ч.1., Черкесск, 1994, с.40-41.

64. Чувственное и рациональное в парадигме "история - культура -

- язык" // Цивилизованный подход к истории: проблемы и перспективы развития. Тезисы конф., Воронеж, 1994, с.46-48.

65. Типология фольклорных жанров как выражение парадигмы вербально-ментальных архетипов И Язык и культура: Третья международная конф. Доклады. Киев, 1994,4.1, с.282-285.

66. Современная синтаксическая наука и осетинский синтаксис (проблемы системного описания) // Лингвистика на исходе XX в.: итоги и перспективы. Тезисы Международной научн. конф., т.1, М., 1995, с.207-208.

67. Формы (типы) развития языков и воспитательный процесс // Лингвистические этюды. Сб. научных трудов. СОГУ, вып. III, Владикавказ, 1995, с.253-261.

68. Философия экспрессивности // Проблемы экспрессивной стилистики. Материалы Всероссийской научной конф. вып.1, часть 1, Ростов-на-Дону, 1995, с.5-7.

69. Культура и творение (от реализма к модернизму и постмодернизму, или триумф освобождающегося духа?) // Философия культуры. СОГУ, вып.1, Владикавказ, 1996, с.3-8.

70. Логико-философская интерпретация описательных языковых выражений (проблема реальности объекта / смысла в интен-сионально-интенциональных экспрессивно-прагматизированных дескрипциях) II Речевое воздействие в текстах разной функциональной направленности. Материалы Всероссийской научной конф. Вып.З. Ростов-на-Дону Дону, 1996, с.27-29.

71. "Насильственная" предикация как способ инвектирования (прагматизирования) речи. // Там же, вып. 1, с.25-27 (в соавторстве).

72. Онтология взаимодействия семантики и прагматики в экспрессивном синтаксисе II Проблемы экспрессивной стилистики. Вып.З, Ростов-на-Дону, 1996,с.10-16.

73. Эволюционные парадигмы естественных языков в информационной культуре полиэтнического общества II Информационная культура личности. Тезисы IV. Международная конф., Краснодар, 1996, с.102-104.

74. Парадигмы языковых знаний и способностей в моно- и полиэтническом обществах // Материалы Международной научной конф. "Социолингвистические проблемы в разных регионах мира", М., 1996.