автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Системные отношения в семантике художественного текста

Полный текст автореферата диссертации по теме "Системные отношения в семантике художественного текста"

На правах рукописи

Павлова Ануш Хачиковна

СИСТЕМНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОЗЫ В.Г. ГАЛАКТИОНОВОЙ)

10.02.01 - Русский язык

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Краснодар 2009

Работа выполнена на кафедре русского языка Армавирского государственного педагогического университета

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

A.JI. Факторович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, доцент

O.E. Павловская

кандидат филологических наук, доцент И.В. Шельдешова

Ведущая организация Педагогический институт Южного

федерального университета

Защита диссертации состоится « 30 » апреля 2009 г. в 9 часов на заседании диссертационного совета Д 212.101.08 при Кубанском государственном университете по адресу: 350051, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149, ауд. 231.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета.

Автореферат разослан «_» марта 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Н.М. Новоставская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность настоящего исследования определяется взаимодействием трех основных научных тенденций. Во-первых, в науке о русском языке и, шире, в филологии возрастает интерес к взаимосвязи между семантикой и системностью. Он проявляется в различных направлениях. В анализе фактического материала наиболее разносторонне реализуются два вектора. Один - опора на системность, в том числе общеязыковую, при определении эстетических феноменов. Так, И.А. Щирова в серии трудов о художественной детали (2003, 11 и др.) раскрывает такую концептуальную связь: «Образность возникает на пересечении двух систем: эстетической (надъязыко-вой) и лингвистической, художественного вымысла и его языкового оформления». Другой показательный вектор растущего интереса к взаимосвязи между семантикой художественного текста и системными отношениями -многомерное соотнесение целого и частей, развиваемое в научной школе J1.A. Исаевой. Оно приводит к пониманию того, что именно в тексте все единицы языка становятся коммуникативно значимыми. Для систематики открывается новая точка отсчета - функциональный потенциал, которым обладает текст как «суперструктурная единица для составляющих его единиц более низких этажей языковой системы» (см.: Исаева 2007, 7). Причем внимание к семантике объединяет весьма различные теории художественной речи и «стили лингвистических теорий» (Золян 2009, 3-4).

Во-вторых, в современной лингвистике активность новых концепций (прагмалингвистических, антропоцентрических, когнитивных и других) приводит к укреплению позиций традиционных подходов, например, системного, в тех областях, где велика их объяснительная сила. Например, чем более становится известно о значении - тем больше оснований представлять его феномен строже, в ряду единиц системы. Примером действия указанной тенденции служит следующая разносторонне обоснованная дефиниция, развивающая теорию A.A. Потебни: «Значение - это единица языка» (Болотов 2008, 83). К отмеченной тенденции принадлежит также выявление новых признаков текстообразующих единиц и компонентов текста (Байкова 2007, 204-206; Грушевская 2009, 98-102; Сребрянская 2005, 48 и след.). Этой же тенденцией объяснимы плодотворные интерпретации слова в единстве с истолкованием концепта и понятия (Буянова 2007, 50), новые результаты в типологии слов (Кондрашова, Шуйская 2007, 292), в характеристике общего и особенного в текстовой структуре и семантике (Григоренко 2008, 209-212; Трофимова 2008, 339-345 и др.).

Третья тенденция, определяющая в единстве с двумя названными научную актуальность исследуемой проблемы, - рост полифонии, неоднозначности в лингвистическом истолковании природы художественного текста. Это объектное пространство, как показано в некоторых недавних исследованиях (Заика 2007; 59-64), определяется на пересечении контрастных позиций. С одной стороны, ученые всё активнее декларируют неповторимость каждого художественного целого, неприменимость к его анализу об-

щеязыковых системных отношений - а с другой, ряд авторов продолжают в исследовательской практике их использовать. С одной стороны, исследователи эстетического дискурса заявляют о малой объяснительной силе традиционной характеристики синонимии и т.п. - с другой же, филологи посвящают всё новые труды, например, синонимии в определенных текстах. Причем установке на целостность неизбежно сопутствует её раскрытие в определенных фрагментах.

Такие разноречия представляются закономерными. Они объективно нацелены на разрешение парадокса художественного текста - на попытку обобщить два разноплановых аспекта: и его эстетико-смысловую целостность (отличную от целостности нехудожественных текстов), и соотнесенность эстетического целого, его частей с общеязыковыми закономерностями, включая такие системные отношения, как лексическая синонимия, многозначность и т.п. Пути разрешения отмеченных разноречий многообразны. Отсюда, например, выросли убедительные представления о квантовании смысла (см.: Заика 2007, 17-32), о мотивном комплексе и его движении (Крючков 2008, 203-210) и особенно - о специфике семантических полей в художественном тексте (Абрамов, Бревнова 2008,432-436 - на примере дискурса И.А. Бунина). В последнем случае системные отношения определяются и для семантики художественного текста, с учетом его образности. Данный подход органично обобщает анализ общеязыковой и индивидуально-художественной систем. Он может последовательно применяться к рассмотрению различных системных отношений. Объяснить единство трех отмеченных тенденций можно с учетом особой роли знака. «Знак языка гносеологичен, он познаваем, передается из поколения в поколение... Знак в образе слова, предложения, текста также гносеологичен. Знак, репрезентирующий понятие, которое обозначается текстом, тоже гносеологичен и т.д.» (Немец 2007,194).

Избранный подход далеко не исчерпывает систематику семантики текста, включающую множество аспектов (от лингвистического осмысления мотивов до характеристики таких категорий, как когерентность и др.). Но именно он заостряет внимание на связи между общеязыковыми системными семантическими отношениями и художественной образностью.

В связи с актуальностью рассматриваемой проблемы целесообразно дать рабочие дефиниции четырех взаимосвязанных используемых понятий, опираясь на труды указанных исследователей. Семантика художественного текста - это его неповторимое целостное содержание, в котором в то же время определяются общеязыковые элементы и связи. Системное отношение в семантике текста - это комплекс взаимных связей между элементами, принадлежащими содержательному целому. Таковы, например, отношения ассоциативного и контрастного углубления. Ассоциативное углубление - это такое системное отношение в семантике художественного текста, которое основано на различных общеязыковых системных отношениях, кроме антонимии (прежде всего на ассоциативной лексической связи); включает образные особенности данного текста и углубленно представляет неконтрастные связи между элементами его содержания. Контрастное углубление - это та-

кое системное отношение в семантике художественного текста, которое основано на лексической антонимии или антонимических семах; включает образные особенности данного текста и углубленно представляет контрастные связи между элементами его содержания.

Отметим, что ассоциативное и контрастное углубление выявляются с учетом специфики семантических единств, которая доказана, например, на материале заглавия: «заданная в заголовке семантика слов «пронизывает» весь текст, обеспечивая его семантическое и концептуальное единство, в том числе и имплицитное...» (Серебрякова 2008, 381). Причем эта особенность закономерно связана с характерным для современной науки стремлением «преодолеть практику «атомарного» изучения текстового пространства...» (там же, 378).

Характеристику системности художественного текста и системную характеристику мы не отождествляем, но не разрываем, причем используем второе наименование ввиду его стилистической простоты. Таким образом, системность семантики и парадоксальная упорядоченность художественного текста остаются неиссякаемым источником актуальной проблематики в науке о русском языке.

Исходный объект диссертационного исследования — единицы, выступающие как носители общеязыковых системных отношений: лексической многозначности, омонимии, синонимии, антонимии, ассоциативно-деривационных отношений (с учетом новейших обобщений системной производнос-ти - см.: Рябов 2007, 90), гипо-гиперонимии, лексической конверсии, семантического поля как комплексного системного отношения.

Предмет анализа - основные виды системных отношений в семантике художественных целых. Уточним, что системные отношения в семантике текста характеризуются отчасти условно. Форма, синтактика, прагматика при этом не игнорируются. Но в операциональном плане выделение семантики как особого объектного пространства оправданно.

Привлечение в качестве источника творчества В.Г. Галактионовой обусловлено единством двух причин. Во-первых, её художественное мастерство, в том числе языковое, талантливое развитие ею сказовых традиций М. Пришвина, П. Бажова, Б. Шергина и в то же время оригинальность слога признаны специалистами, читателями. (Это подтверждается и литературными наградами, например, премией имени А. Платонова). Причем единичными примерами из её текстов иллюстрируются в отдельных лингвистических трудах важные закономерности. Однако, во-вторых, специальных работ о её языке нет. Эмпирический материал извлечен из основных прозаических произведений писательницы: «На острове Буяне», «Накануне тишины», «Трескуча трава» (цикл, объединяющий следующие тексты: «Гейша», «Золотые нумера», «Крылатый дом», «Опять счастье», «Планида»,. «Ремешок да лычка», «Тятька пошутил»), а также из публицистики В.Г. Галактионовой («Новый литературный герой» и нек. др.). Общее число анализируемых контекстов - 4500. При воспроизведении текста сохраняется графическая специфика передачи просторечных и диалектных особенностей устной

речи персонажей, которые могут быть стилизованно представлены также в речи повествователя — как стяженная форма имени прилагательного в названии «Трескуча трава» и тексте этого цикла. Толкования и системные отношения анализируемых единиц определялись с опорой на комплекс лексикографических источников, в т.ч.: Большой толковый словарь русского языка. СПб.: РАН, 2004 / Под ред. С.А.Кузнецова/; Русский ассоциативный словарь. Тт. 1-2. М.: РАН, 2002 / Ю.Н.Караулов и др.; Саяхова Л.Г., Хасанова Д.М., Морковкин В.В. Тематический словарь русского языка. М.: Рус.яз., 2000 (при ссылках даются общепринятые сокращенные обозначения: БТС, РАС, ТС - и номер страницы).

Цель исследования - выполнить комплексный анализ системных отношений, определяемых в семантическом пространстве художественного текста.

Поставленная цель предполагает решение пяти основных задач:

- обосновать категориальный аппарат, отражающий системные отношения в семантике художественного текста;

- выявить подсистемы, элементы и связи в исследуемой сфере;

- установить общее и особенное в ассоциативном углублении как системном отношении;

- соотнести общее и специфическое в контрастном углублении как системном отношении;

- проанализировать связь между, с одной стороны, системными отношениями в семантике, а с другой, синтактическим и прагматическим аспектами системности, с учетом таких продуктивных явлений, как синтаксическая неполнота и расширенная адресация.

Методологическую основу труда составляют две взаимодополнимых сферы обобщений: системный подход и лингвистическая теория знака. В новых версиях системного подхода акцентируется два принципа. Первый - многообразие системных интерпретаций одного сложного объекта, в том числе в языке (Автономова 2008, 57, 211). Второй принцип, подчеркиваемый в методологии, - многовекгорное, а не уровневое представление системы языка: «Нужно, отказавшись от попыток выстроить все подсистемы языковой системы в один ряд, установить основные структурные плоскости этой системы, из пересечения которых складывается ее целостная структура, а затем в пределах каждой плоскости выявить структуру соответствующей ей подсистемы языковых фактов» (Чесноков 2008, 112). Для современной лингвистической теории знака методологически существенно взаимопроникновение семантики, синтактики и прагматики (Баранов 2008, 16 и след.). Соответственно, теоретической базой исследования избраны преломляющие эту методологию положения о видах мотивированности значений (Апресян 2008, 3-33), принцип интеллектуализма в осмыслении языковых сущностей (Немец 2006), обобщение условий многомерной ценности текста (Брусенская, Куликова 2008, 200; Тхорик, Фанян 2008,24-32; Успенский 2004,13).

Методы и приемы исследования представляют собой комплекс взаимосвязанных способов решения поставленных задач. Основным является сис-

темный анализ, частными проявлениями которого выступают приемы лексикографического, компонентного (семного) и контекстуального (контекстного) анализа. Как известно, «развитая система метода включает три части: 1) вопрос о способах выявления нового материала и его внедрения в научную теорию («методика» в советском языкознании, «предлингвистика» в американском); 2) вопрос о способах систематизации и объяснения этого материала («метод» в советском языкознании, «микролингвистика» в американском); 3) вопрос о соотнесении и способах соотнесения уже систематизированного и объясненного материала с данными смежных наук и прежде всего с философией («методология» в отечественном языкознании, «металингвистика» в американском)» (Степанов 2002, 50). Такое соотнесение методов и методологии соответствует одной из актуальных традиций: «в согласии с лингвофилософ-ской традицией, восходящей к Восточной патристике, метод - до различных специальных и терминологических уточнений - следует понимать просто в соответствии с этимологией этого слова.., как движение сообразно Правильному Пути. Но Правильный Путь опять-таки указан самим Языком» (Степанов 1998, 15). Главным способом выявления нового материала в работе является «контекстный анализ - анализ части через целое» (Жеребило 2005,136).

На защиту выносятся пять основных положений.

1. Семантика текста, как условно выделяемая целостность, обладает особой системностью; системные отношения в семантике художественного текста определяются с учетом взаимодействия общеязыковых системных отношений и образной специфики. Соответственно для семантики художественного текста показательно единство двух подсистем: общеязыковой и специфически-образной.

2. В исследуемой сфере определяются два основных системных отношения. Для обоих характерно единство общеязыковых и образных начал, в частности, ассоциативно-деривационных отношений и образа-мотива святости земных чувств. Однако у двух основных рассматриваемых отношений: ассоциативного углубления и контрастного углубления - не полностью совпадает использование в семантико-тематических областях, чем подкрепляется их системная значимость.

3. Ассоциативное углубление как системное отношение характеризует в материале две основные семантико-тематические области: сферу сердечных привязанностей и сферу отношения к вере. Контрасты, априорно возможные в языковом раскрытии данных областей, в пространстве исследуемых текстов практически отсутствуют. В этом аспекте материала определяется своеобразие языковой личности автора.

4. Контрастное углубление как системное отношение представляет преимущественно иную семантико-тематическую область: отношение «свой-чужой». Здесь в исследуемом материале подтверждаются свойства, вообще присущие художественному дискурсу.

В целом же избирательность использования рассматриваемых отношений свидетельствует о взаимно-неоднозначном соответствии (которым охвачены и отношения, и области) как системной характеристике материала.

5. Системные отношения в семантике специфически связаны со смежными явлениями синтактического и прагматического характера. Неожиданным семантическим ассоциациям способствует использование такого явления синтаксиса, как неполные предложения. Как ассоциативному, так и контрастному углублению сопутствует также прагматически значимое расширение адресации речи. При этом в художественном творчестве и в публицистике исследуемого автора выявлены элементы единой системности. Это преимущественно средства представления ассоциативного начала в организации текста.

Научная новизна работы заключается в двух основных аспектах. Во-первых, выделены и охарактеризованы два вида системных отношений в семантике текста: ассоциативное углубление и контрастное углубление. Во-вторых, обосновано представление о семантико-образном единстве как особом комплексе языковых средств, являющемся носителем сложной семантики в составе текста как целого.

Теоретическая значимость исследования состоит в определенном развитии представлений о системности в языке. Семантика текста рассмотрена как носитель комплексных системных отношений, интегрирующих общеязыковую системность и специфическую образность художественного целого. Соответственно охарактеризованы подсистемы и элементы семантики как системы. Системные отношения в семантике текста освещены с учетом их тесной связи с синтактикой и прагматикой.

Практическую значимость результатов определяет возможность их применения для разработки и освоения филологических дисциплин в различных условиях обучения, включая вузовский курс лексикологии современного русского языка, школьный курс русского языка, а также для создания лексикографических источников, в частности, словарей языка писателя.

Апробация материалов и положений исследования заключается в представлении докладов на научные конференции и семинары, в т.ч. на Международной научно-практической конференции «Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа ХХ-ХХ1 веков» (АГПУ, 2006), на Первой международной научной конференции «Континуальность и дискретность в языке и речи» (КубГУ, 2007), на Первой международной научной конференции «Язык профессиональной коммуникации: функции, среды, технологии» (Ростовский филиал Российской академии правосудия, 2008).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении характеризуются квалификационные параметры исследования, обосновывается его актуальность, методология и методы работы, формулируются положения, выносимые на защиту, определяется практическая востребованность результатов.

В первой главе - «ОСНОВЫ ХАРАКТЕРИСТИКИ СИСТЕМНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА» - рассматривается категориальная база анализа объекта. Основное внимание уде-

лено проблемам ассоциативных и контрастных связей в системных отношениях. Причем как контрасты, так и ассоциативность отмечает в писательской рефлексии, со ссылкой на критиков, автор исследуемых текстов: «Считается, что моя проза многоуровневая, в кадр не укладывается. Некоторые критики называют ее ассоциативной прозой. Есть некий поверхностный план, в котором происходит сюжетная игра. А где-то, условно говоря, «за кадром» замыкаются ассоциативные связи, возникшие в воображении читателя. Там и происходит основное действие, совершается «квантовый бросок» (Галактионова 2004,4). С этим аспектом соотносится и рефлектирова-ние по поводу «квантового характера» текста (там же).

Отношения контраста в филологии исследуются длительно и разносторонне. При этом закономерно выявляются новые аспекты контрастов - в т.ч. связь с проблемой правды/истины и лжи, в контексте мнимой необходимости лжи: «коммуникация при всеобщей искренности, правдивости была бы просто невозможна» (Ленец 2007, 52. Ср. убедительные объяснения незакономерного характера лжи в аспекте амбивалентности: Котова 2005, 80-81). В этой связи мотивирована задача настоящей работы - выявить специфику контраста в актуальном художественном пространстве. Материал привлечен с учетом эстетических достоинств источника: роман В.Г. Галактионовой «На острове Буяне» заслужил литературные награды, причем неповторимо-значительная языковая картина мира текста дополняется рефлексией художника, в т.ч. в связи с проблемой контраста устремлений (Галактионова 2006). Ср. показательный фрагмент современной языковой картины мира в составе художественного целого - беседу ярких жителей села Буян, страдающих за свой народ и землю: Макара Макарова и его землячки, главной героини романа Агафьи-Брониславы Кочкиной:

«Мы теперь, в гражданской обороне, народное ополчение укрепляем!

- От этих, что ль? Забываю...

- От заграничников. Город которые захватили. Цены только на всё повышают, как кожу с людей живьём сдирают. Слой за слоем. И свет, и тепло у городских поотключали, чтоб денег побольше из них выжать. Они, заграничники, по-культурному называются - олигархи. Бизнесмены. А по-старому - аспиды. Вон, в Ключах да в Шерстобитове всю власть они скупили и абрекам за деньги перепродали. И наши теперь у абреков - в батраках все».

Контрастируют в контексте номинации следующего ряда: с одной стороны, аспид - с другой, олигарх / заграничник. Они отнесены к одной и той же группе лиц, но носят различный характер. Первая дает негативную характеристику: «Аспид... о злобном, коварном человеке» (БТС 2004, 49), а ее старинный характер укрепляет внутрисистемную смысловую ясность.

Контрастную группу образуют изосемичные именования олигарх, заграиичник (причем второе близко к окказионализму, его смысловая структура определяется внутренней формой: связанный с заграницей, с ее антироссийскими интересами). В их значении негатив затушеван, см.: «Олигарх... Книжн. Представитель крупного капитала» (БТС 2004, 712).

Фальшивый, маскирующий характер этих двух номинаций помечен характеристикой по-культурному называются.

В силу контраста номинированный негатив определяется как еще более опасный (для говорящих - для читателей - для всего российского сообщества), поскольку лживая маскировка его истинной сути усложняет распознавание.

Остановимся на понятийных координатах исследования контраста в отмеченном русле. Обобщая отечественное наследие в этой области, современные ученые отмечали взаимообусловленность между контрастным смыслом, с одной стороны, и обобщенными значениями предложенческих, текстовых структур, с другой, в свете идей A.A. Шахматова, В.В. Виноградова (Санников 1989, 22-24 и др.). С опорой на русские лингвистические традиции выводятся и наиболее обобщенные характеристики контраста зарубежными филологами: «...значение существует только благодаря контрастам. ... Таким образом, выразительность зависит от контрастов и сходств, но знаки получают свое значение только благодаря их отличию от других» (Nida 1991,15).

Однако языковое представление многомерно обострившихся контрастов требует учета такой трактовки, объяснительная сила которой интегрирует несколько актуальных составляющих: общегуманитарную, филологическую, нравственную, социально-психологическую. Показательна в этом плане книга В.В. Кожинова «Правда против кривды» - междисциплинарный источник, где, при основной исторической проблематике, разные аспекты, включая нравственно-религиозный с доминантой бессмертия души, взаимно «подтверждают выверенность и глубокую достоверность его исторического и социального видения...» (Ямщиков 2007, 235). Из приведенных системно мотивированных положений может неосновательно выводиться деструкция истины. Вымышленность референтов, по мнению некоторых, якобы делает нерелевантной по отношению к ним дихотомию истины и лжи. В созданной «интернациональным коллективом» «Общей риторике» отмечено: «к искусству как таковому неприменимы понятия Истины и Лжи - факт давно всем известный, но периодически предаваемый забвению. Существует названная вещь на самом деле или нет, для писателя несущественно» (Общая риторика 1986,46). Эта установка может опровергаться комплексно, причем в достаточно дифференцированных плоскостях. Наиболее существенны логико-гносеологическое и эмпирическое возражения. Во-первых, (мнимое) отсутствие названной дихотомии в объекте филологического познания приводит к её отрицанию в сфере познания. А следовательно, - к общепознавательной редукции и к утрате телеологичности духовной деятельности. Во-вторых, в приведенной «борьбе с истиной» теряется богатство эмпирического пространства, для которого эта дихотомия может быть определяющей. Между тем соответствующая сфера крайне многообразна, «например, стратегия введения в заблуждение может принимать форму лицемерия, инсценировки, обмана, блефования, провокации, лести и т.д.» (Сидорков, Сидоркова 2008, 330), что и служит новой предпосылкой системного анализа семантики.

Язык художественного произведения познается с опорой на специфическую референтность. Показателем теоретически сложного осмысления художественности является представление эстетического кода в иерархической системе уровней информации модели как самого верхнего «слоя» (Болотова 2002, 139). Высота эстетического, которое оказывается наиболее удаленным от собственно языкового уровня, коррелирует с наличием в тексте множества «тайн и загадок», разгадывание которых понимается как поиск ключей к эстетическому коду и составляет суть интерпретационной деятельности. Традиция определения специфики поэтического с помощью уровней, идущая от Б.И. Ярхо, Р. Ингардена, живет в самых различных модификациях (М.И. Го-реликова, З.Я. Тураева, Л.Г. Бабенко, Д.М. Поцепня, Ю.В. Казарин и др.). Согласно этому подходу В.И. Тюпа выделяет уровни художественной реальности при установлении границ адекватности понимания художественного текста. На той же концептуальной основе с эстетической стороны осмысляется не только собственно-художественная речь, что важно для исследуемого материала В.Г. Галактионовой. Как специфическая сфера художественного самовыражения говорящего рассматривается просторечие; здесь поэзия видится, как писал Б.А. Ларин, не только в великих произведениях, но «везде, ежечасно и ежеминутно, где говорят и думают люди» (Ларин 1974, 40. См. также концептуальные положения в трудах В.И. Заики).

Во второй главе «ВИДЫ СИСТЕМНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА» характеризуются основы классификации исследуемого пространства. В главе освещаются два основных вида системных отношений: ассоциативное и контрастное углубление. Подчеркнем, что понятие отношения - весьма широкое, но всё же видовое. Родовым понятием для него может считаться аспект. Эту гипо-гиперони-мическую логическую связь показывает дефиниционный анализ: слово отношение толкуется через «аспект», через «характеристика». (Последнее исключаем в силу семантико-стилистической неоднозначности, которая возникает в случае употребления этой номинации).

При анализе учитываются понятия творимости, вымысла. Для характеристики референтов художественного текста принципиально важным является такой признак, как творимость. К.А. Долинин отмечает, что референтная ситуация описывается в высказывании не как зеркальное отражение: «высказывание истолковывает, интерпретирует референтную ситуацию, приписывает ей определенную структуру, вычленяя и квалифицируя элементы ситуации и их отношения, а также определяя ту роль, которую каждый элемент играет в этих отношениях». Он подчеркивает: «человек не только и не столько выбирает референтные ситуации своих высказываний, сколько конструирует» (Долин™ 1985, 18,22. Выделено автором. -А.П.). Заметим, что это сказано не о художественной речи (где творимость референтов очевидна), а применительно ко всякой ситуации практической речи. Понятие творимости, как видно из рассуждения К.А. Долинина, является своего рода коррекцией довольно устойчивого понимания референта как результата отражения. Н.И. Жинкин, говоря о значении и смысле в поэтическом языке, по поводу строк П. Ершова

Не на небе, на земле / Жил старик в своей семье отметил: «Дело совсем не в том, был такой старик или не был, есть или нет, может быть или нет, а в том, что именно о нем сказано или будет сказано» (Жинкин 1998,30).

Обратимся к показательному фрагменту исследуемого текста. В них отражен поиск персонажем («свободным художником» с извилистой судьбой, тропой на грани и порой за гранью греха, зла, смерти) Викентием-Ке-шей самого себя, личностной идентичности - поиск себя в чувстве к светлой, искренней Агафье-Брониславе, в ощущении и осмыслении прожитого. От первой встречи героев II/ до духовного потрясения Кеши /2/ этому поиску сопутствуют контрасты, усложняемые специфичной, «вторичной» ситуативной атмосферой.

В контексте /1/ слова мужчины отзываются добрыми, позитивными смыслами в мире Агафьи, не случайно сразу ставшей ему женой, - см. выделенные единицы:

«Холодно. Грейся... - сказала Бронислава.

Он важно выпрямился - и шагнул к ней, вытянув руку с плотно сжатыми пальцами:

- Кеша.

Рука была ледяная и невзрослая. Бронислава пожала её осторожно, словно неживую:

- Броня. Кочкина. Вот, топлю.

Лицо его ещё не отошло с мороза, и улыбнулся он поэтому криво.

- Поэт, широко известный в узком кругу. Частично - актёр. Художник из города. И тому подобное! - со значением сказал он, круговым движением дорисовывая над своей головой всё остальное.

И Бронислава поняла: это он из скромности не договаривает про себя самое главное и самое хорошее.

-И откуда я знал, что моя половина в такой глуши живёт? Моя - и в глуши? Парадокс!.. Я сразу, между прочим, понял, по глазам: она, думаю, топит... И ведь когда нашёл? Когда полностью отчаялся! Я, знающий законы жизни и сцены, презирающий людей и женщин, вхожу в кочегарку - темно. И вижу: сидит, в пальто! И - ореол, гадство! В триста ватт. На полкочегарки - вот такой ореол!..

Он собирался сказать ещё что-то, особенно важное и хорошее, но неожиданно вскакивал, торопливо совал босые ноги в калоши и выбегал снова. За окном проносился стремительный скрип его шагов.

Прикрыв глаза ладонью, Бронислава изумлённо и недоверчиво перебирала в уме только что услышанное, и душа её там, под ложечкой, тревожно томилась и будто летела. В свои сорок пять она и не знала, что есть на свете такие удивительные слова, и все - только про неё. Все - про одну...»

И этому комплексу в первом контексте сопутствует в другом, хроно-топически близком, эпизоде отрицание героем зла в себе - см. выделенные средства контраста:

/2/«Вдруг, в последней запоздалой надежде, душа Кеши резко рванулась из темноты. "Брошу! Всю дурь! Честно, брошу! Я всё устрою, только

пусть я останусь жить! Жить буду - чисто! Чисто! Чисто!!! Я стану другим человеком, другим!"»

Контрастами охвачены и иные, низкие ощущенья Кеши. Ср. в других эпизодах его суждения о жене: «пресловутая», «старая», а также его внутреннюю речь: «Ты что же думаешь? Захоботала интеллигента? Купила?! Вам всем нужно одно: денег мне дать как можно меньше - чтобы как можно дешевле меня купить... Как же, меня легко купить! У меня нет ни-че-го. Если мне не изменяет память, у меня нет даже коровы. Нет сарая и дома. А потому меня может купить всякая...». Низкие ощущенья нужны, чтобы их преодоление укрепило силу доброго начала.

Контрастное пробуждение добрых смыслов (о котором пишет в своей публицистической работе сам автор) не ограничивается личной жизнью Кеши и Агафьи. Оно сопутствует роковому эпизоду попытки его убийства как предателя: двое неслучайно-случайных его знакомцев, носители высоких и жестоких устремлений, дабы не были поруганы их жизни и дело, обрекают грешника на смерть... Но столь же случайно-неслучайно им попадается листок со стихами, написанными, очевидно, Кешей, ассоциирующимися с вышеприведенной светлой ночной беседой: «Сияли от любви хрусталики твои» - и сомнения в подлости автора таких строк контрастируют с исходным смертоносным намерением. (Быть может, оттого сила ножевого удара недостаточна, чтоб отправить грешника, к праотцам, и душа и тело Кеши получают в финале надежду на спасение. Этот сложный образный мотив раскрывается именно языковыми ассоциациями, представленными во фрагменте: «Мы встретились тайком ... - повторял он /Зуй, ранивший Кешу/ с чувством. — Тем дивным вечерком. Смеялись от любви... Хрусталики твои». Может, зря мы его...).

Для текста В. Галактионовой показательна художественно органичная интеграция смысловых сфер, стихий. См. выделенные единицы совершенно иной, чем рассмотрено выше, приземленной сферы:

«- Ну ты, Броньк, и нашла, - не выдержала и посочувствовала всё же Зайцева. - В мужья-то себе. Одет как стрекулист. А уж купоросный!.. У нас хоть мужики как мужики. И спокойные - и при силе. А этот... Судорга и су-дорга. Нет, на лицо он, конечно, ничего. На артиста какого-то похожий. А так... уж больно городской. Ручки-то - слабенькие, коротенькие. Брюшко-то - вислое... Прям кенгуру.

- Хватит вам! - вдруг решительно остановила её Бронислава. И, промахнувшись, вместо отжившего цветка оборвала хороший. - То барбос, то кешуру. Заладили!.. Пускай кенгуру, зато моё!!!».

Материал не ограничивается яркими контрастами как в высокой, так и в приземленной сферах. Показательно более затушеванное преодоление внутреннего непонимания между Агафьей и ее уравновешенной прямолинейной дочерью Ниной, не способной (по молодости?) понять сложные и спасительные душевные поиски матери, без которых невозможна художественная истина целого. См. репрезентативный фрагмент - реплики Нины к матери, якобы забывшей отца, покойного Кочкина:

«А если б не Кочкин, много бы ты сама наработала? Кто бы тебя учётчицей с твоим образованъем взял?!. Как после семилетки в доярки пошла, так до сих пор на ферме бы ты ломалась! ...Вон, бабуля наша всю жизнь под коровьим брюхом просидела - и ты бы оттуда до пенсии не вылезла. Не знала бы ночью, куда рученьки уложить, чтоб не ныли. Небось, не до гостей тогда было бы!.. Забыла она. Что-то больно скоро забыла!

Теперь, когда Нина злилась, то называла отца по фамилии -Кочкиным. Будто нарочно отгораживала его, умершего, от Брониславы. И тогда Бронислава становилась виноватой сразу перед всем миром. В том, что вот, осталась она на свете - живая, и не померла тоже, не замёрзла, как порядочная, вместе с мужем, а вместо этого одна, без него, сидит теперь барыней, и ходит везде, и дышит как ни в чём не бывало».

Итак, разнообразие контрастов, по-видимому, сопутствует органике таланта и выявляет внутреннюю взаимную необходимость самых отдаленных начал. Без неё отмеченная выше антиномия истины и лжи определяется неполно.

В связи с понятиями референции художественной речи для перехода к характеристике понятий план выражения, знак, план содержания текста, образ отметим существенную особенность вербального воплощения, а именно: всякий вербализуемый замысел представляется определенными частями, которые даются в определенной последовательности. Показательны два близких между собой и относительно новых вектора в познании этих «квантов»: гносеологический и когнитивный. Во-первых, филологическое обобщение этой вербализации в последнее время всё более отражает целочастную динамику, включая корреляции граней амбивалентной личности (Фотиадис 2007), в том числе языковой (Котова 2007; Котова 2008); корреляции Я-Другой (Тютело-ва 2006), в том числе явленные метафорой (Лазарева 2008; Папокова 2009). Этому гносеологическому вектору сопутствует когнитивный: сложные единства текстовых частей лингвистически освещаются в связи с глобальными проблемами когниции: например, представлением идеи патриотизма в лин-гвокультуре (Воркачев 2008), такой же лингвистической концептуализацией спасения России (Рядчикова, Кульчицкая 2008) и др.

В отмеченном единстве и проявляется особая системность художественной речи. Причем понятия целого, части, последовательности определяются с учетом сущности определенного текста. Так, дня целостности принципиально важно проявление в тексте «своеобразия русской словесности ... в тесной связи с особенностями русского национального характера и историей страны» (см.: Сидоренко 2006, 11). Отсюда вытекает соотнесённость семантических сущностей и явлений текста с «голосами автора» и иными феноменами, включая авторскую позицию, являющую «соответствие между текстом и миром», нравственную истину (см.: Бразговская 2007, 164; Мишура 2006, 219; Пепеляева, Егошина 2007,253-270; Соловьев 2007,30; Шустер 2005,266). А следовательно, системность художественного текста соотносится с такими измерениями, как внешнее восприятие национального начала, отражаемого языком, включая религиозное, православное (Седов 2007, 189 и след.). Обоб-

щающая сила этого аспекта системности чётко познается в понятийном аппарате новых направлений лингвистики (Рядчикова, Кульчицкая 2008, 11 и др.). В этом плане может определяться доминанта текста (Барминская 2007, 24). Она взаимосвязана со структурой поля адресованное™ (Бутова 2007, 59). Более того, особая цельность «голосов беседы» взаимообусловлена с жанровой определенностью текста (Кузнецова 2007, 131). Названные аспекты позволяют адекватно осмыслить ассоциативную системную семантическую связь между частями текста (см.: Безруков 2005, 18 и след.).

Проиллюстрируем их фрагментами романа В.Г. Галактионовой «На острове Буяне», который не был предметом лингвистического анализа, при том, что с момента появления (2005) стал событием отечественной словесности и показателен в контексте не только творчества прозаика, но и более общих тенденций (произведения классика Б.Г1. Екимова «Бык», Н.В. Ключаре-вой «Россия. Общий вагон» и др.). При этом используем также рефлексию: авторскую публицистическую, критическую (Кокшенева 2006), соотнесенную с семантическим наполнением художественного текста.

Семантические ассоциации определенного характера являют духовную сущность. Так, глубина внутреннего мира главной героини, учетчицы, крестьянки, истопницы, отменной хозяйки Брониславы-Агафьи, раскрывается расширенной сочетаемостью, при которой субъект оказывается доступен самосозерцанию, самонаблюдению, самоощущению, самопознанию,-см. выделенный фрагмент:

«Бронислава вынула из кармана зеркальце, присела на табурет у заиндевевшего окна. В поцарапанном четырёхугольнике отражалось её лицо, красноватое в слабом свете сумерек. Небольшие серые глаза смотрели на Брониславу выжидательно и недоверчиво. "Нос, гляди-ка, синеет, чтоб его..." - без особой досады подумала она».

Недоверчивый взгляд, обращенный на самоё себя, - ассоциация двоякого характера: соответствующая тенденциям художественной семантики и в то же время не выявленная в языке ранее.

Это расширение сочетаемости характерологично в языковой картине мира автора: оно свойственно, например, и бизнесмену-меценату Цагилха-нову, протагонисту недавнего романа «Накануне тишины»:

«Обречённый на безделье, он, и в самом деле, перестал воспринимать границы зеркала всерьёз. И временами встречался с собою, словно с посторонним. Да, будто бы выходил на шаг из самого себя, как из захламлённой комнаты, - где - уже - не - закрывалась - разболтавшаяся - дверь - раскачиваемая - сквозняком - бесприютным - бесконечным - а потом наблюдал за собой, как за кем-то враждебным ему, в упор».

В данных контекстах выявляются семантико-образные единства -особый комплекс языковых средств, являющийся носителем сложной семантики в составе текста как целого. Семантико-образные единства, используемые в двух приведенных контекстах из разных произведений, обладают общностью. Первое единство составлено следующими компонентами, раскрывающими ассоциативное углубление:

Бронислава - лицо - глаза - смотрели выжидательно - зеркало - отражалось.

Второе единство включает соотносительные с первым компоненты, тоже являющие образ самопознания:

Он /Дагилханов/ - зеркало - выходил из себя - наблюдал за собой -встречался с собой - как с кем-то враждебным - словно с посторонним.

Такие соотношения в материале типичны. Они подчеркивают определенную цельность дискурса художественной прозы писательницы. Причем уже в её ранних текстах (1980-х годов) намечался этот оригинальный способ представления самопознания, который за прошедшие четверть века укрепился в определенных направлениях современной прозы и в то же время стал динамичной языковой приметой авторской индивидуальности.

Показательна в этом плане писательская рефлексия, например, в выступлении автора на международном семинаре творческой молодежи, где смысловое углубление представлено неконтрастными ассоциациями и контрастами: «Я разделяю большую тревогу выступавшего до меня американского писателя Гарри Шнейдера, привлекавшего внимание мирового сообщества к проблеме уменьшения численности морских птиц - бакланов. Но разделит ли когда-нибудь мировое сообщество нашу тревогу по поводу невиданного вымирания людей России?..

Мы ищем выход из тупика цивилизации. Потому моё выступление называется так: "Новый литературный герой: выразитель интересов своего народа или идей глобализации?". Противопоставление, обозначенное в этом вопросе, разрешимо. Православным философом VI века, преподобным Дорофеем из Аскалона, был изобретён некий философский круг. Начертательно он состоял из радиусов, стянутых к единому центру - Богу... Люди, идущие по радиальным линиям, к единому центру - Богу, сближаются постепенно все. С первых веков христианства человечеству был указан путь не конфронтации, но сближения, мирного сосуществования и взаимоуважения. Ибо заповедями Бога живёт каждый, выполняющий основные религиозные требования, запрещающие убивать, красть, впадать в половую распущенность, стяжательство, сребролюбие - во всё то, что разрушает природу человека, а значит, как следствие, и окружающую природу. Поклонение Золотому тельцу - деньгам - считается недопустимым злом для души живущего и для его ближних во всех гуманистических религиях Земли, угрозой миру» (Галактионова 2008; 2004).

В этой рефлексии активно взаимодействуют контрастные и ассоциативные связи: богатый - бедный, герой - антигерой, гонка - погоня, причина - следствие, мир - душа. См., например: «...Богатый человек превознесён над бедным. Умным считается не тот, кто посвящает свою жизнь познаншо высоких истин, но тот, кто умеет присваивать себе наибольший капитал, то есть человек-хищник. Со всем этим столкнулась современная Россия, пытающаяся "вписаться" в мировую рыночную экономику. ...Можно сегодня, приводя катастрофические цифры, много говорить об угрозе гибели Байкала. И о том, что великая русская река Волга превращается в грязный сток. Однако разговор этот будет малопродуктивным. Потому

как борьба со следствием, а не с причиной гибельных процессов ещё никогда не приводила к успеху. ...В войне смыслов давно одержал победу наглый перевертыш: мировая безграничная власть богатых именуется демократией - властью порабощенного народа. В нашем сегодняшнем государстве - государстве миллиардеров - Церковь просит милости для бедных людей. Она против дальнейшего их умерщвления в системе чудовищного социального неравенства... Мир есть отраженье человеческой души... В ходе романа /«Накануне тишины»/ идёт трудное превращение литературного антигероя в героя, готового жить иначе» (Галактионова 2004).

Как автор, так и критик-филолог отмечают взаимодействие образности с системными семантическими отношениями, например, со специфической омонимией нарицательного и личного собственного имени: любовь - Любовь. (Причем оно соотносится с таким же использованием этой корреляции в классических текстах, например, в повести «Из записок доктора Крупова» А.И. Герцена, в пьесе «Не сошлись характерами» А.Н. Островского).

См.: «Они встретились в реанимации. Возле постели умирающей жены главного героя. Имя больной жены - Любовь. Роман начинается со слов: "Любовь теперь пребывала далеко — над жизнью. Она покоилась в своём беспамятстве, будто в зыбке, зависшей меж небом и землёй...". Личность главного героя дробится - чтобы спасти Любовь, он должен собрать себя воедино» (Галактионова 2004,4). В том же направлении обобщает языковую и «надъязыковую» системность критик-филолог: «С первой фразы, как если бы симфония началась с главной темы, писательница будет говорить о Любви. «Любовь теперь пребывала далеко - над жизнью». Тут сразу в тугой узел будут стянуты все стихии - Любовь начинает звучать всеми своими смыслами.... Любовь у Галактионовой - это еще и имя главной героини, «зависшей между небом и землей» в своей предсмертной, обезболенной лекарствами, муке насильственного «реанимационного» продления жизни. Женщину звали Любовь. И в сущности своей, - это имя любой русской женщины. В том, что писательница выбрала его не случайно, вообще не может быть сомнений (как не случайны в романе и все другие имена). Ведь что иное есть женская сущность, если не любовь? Так имя становится большой внутренней темой романа» (Кокшенева 2004, 88).

Такая соотнесенность рефлексии с художественным текстом подтверждает и семантическую системность последнего.

Специфически проявляется она в соотношении «вид отношения - се-мантико-тематическая область». Для исследуемого пространства характерны три основных области (выделяемые, отчасти условно, с опорой на ряд традиций, преимущественно - на специальный словарь ТС). Это сфера отношения к вере, сердечных привязанностей и область «свой - чужой».

В целом ассоциативное углубление характерно для двух основных се-мантиш-тематических областей (сердечных привязанностей и отношения к вере). Контрасты же, в принципе возможные для языкового представления данных областей, в исследуемом материале представляют не их, а преимущественно иную семантико-тематическую область - отношение «свой /родной/-чужой».

В третьей главе - «ВЗАИМОСВЯЗЬ МЕЖДУ СИСТЕМНЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА И СМЕЖНЫМИ ЯВЛЕНИЯМИ» - объект характеризуется в аспекте более сложного пространства. Наиболее показательны два смежных явления, разноплановых и при этом соотносимых между собой. Во-первых, это те системные отношения, в которых семантика особенно тесно переплетается с синтак-тикой и прагматикой (см.: Баранов 2008, 16 и след.). Во-вторых, это феномены публицистического дискурса В.Г. Галактионовой, которые близки рассмотренным системным отношениям в семантике её художественного дискурса и представляют, таким образом, единство её языковой личности. Охарактеризуем их последовательно, но с учетом взаимной соотнесенности.

Системные отношения исследуемых художественных текстов, в которых семантика выступает в тесном единстве с другими сторонами знака (син-тактикой, прагматикой), ярко проявляются в синтаксической неполноте и в специфике языковой адресации. Обратимся к ним поочередно.

При этом, характеризуя синтаксическую неполноту, мы пользуемся наименованиями «неполнота» - «эллипсис» - «незамещение синтаксических позиций» как близкими (учитывая одну из научных тенденций, выраженную, например, в недавних трудах Г.Г. Инфантовой, а также стилистическую необходимость избегать неоправданного повтора при употреблении терминов).

Проанализируем связь между незамещенными позициями и семантической системностью, опираясь на новейшие интерпретации эллипсиса в связи с текстовыми категориями (Инфантова 2008), а также на представление о разнообразии его семантических возможностей (Факторович 1991). При этом, с опорой на понятийно-терминологический аппарат в недавней работе Г.Г. Инфантовой, избираем широкое понимание эллипсиса, обобщающее собственно-неполные и собственно-эллиптические построения. Обратимся к характерному для современной прозы, а также для ряда классических традиций контексту из повествования В.Г. Галактионовой «Опять счастье» (в составе цикла «Трескуча трава»). Сквозным в дискурсе является почти двадцатикратно повторяемое высказывание «Убил» персонажа - Дарьи. Интригующая неполнота этого высказывания акцентируется специальным обозначением незамещенных позиций (субъекта и объекта названного «смертоносного предиката») в другом повествовательном плане, не случайно обобщающем признаки собеседника и автора:

«Да кто - убил? Кого - убил?..»

См. соответствующий контекст:

«Вдруг из улицы-то крик - ненормальнай какой-то. И мы - прям ди-вимси: что за такое? Убийство что ль где стряслось? Страх-от какой...- Уби-и-и-ил!!! Убил!! Убил! Убил. Убил... Бандит! Убил.

- Уби-и-ил! Убил-убил!! Детей - убил!!!

Да кто - убил? Кого - убил?»

Неназванные значения субъекта и объекта проясняются лишь в достаточно отдаленном последующем контексте: оказывается, речь идет о коте,

сожравшем новорожденных котят (мотив перекликается с фабулой чеховского рассказа «Событие», где котят, любимцев семьи, сожрал пес пришедшего гостя, ср. у Чехова: «Барыня, Нера котят съела»). Прояснение сопровождается эмоциональным усилением:

«А она, Дарья, по двору бегат, да сё руками-то махат, как мельница ветряная:

- Де-е-етей! Уби-и-ил!!! Убил-убил. Детей своех - пе-ре-ду-шил! Ваш Тишка щас токо всех - передушил! Моя кошка-то, к которой он сё к разъе-диной ходил, утром, чуть свет, от нёво - разродилась. А он - и всходит, как барин! Увидал их в углу - котятков слепеньких, да и передушил. Своех род-нэх детей. Ваш кот».

Указанный аспект приводимых конструкций подтверждает значимую взаимосвязь между семантической системностью и грамматической сущностью. Как известно, изучение неполноты имеет долгую и плодотворную историю, каждый этап которой является шагом вперед по пути раскрытия «тайн» этого явления. Первый шаг был сделан теми учеными (А.Х. Восто-ков, А. А. Шахматов, Ш. Балли и другие исследователи), которые пытались систематизировать структуру эллиптических / неполных предложений. Последний из двух терминов более адекватен для этого направления, так как анализ строился на базе сравнения таких структур с двусоставными (соответственно, полными) предложениями. Вторым шагом было изучение данных структур на основе сравнения с «полными» предложениями не только формальной, но и содержательной стороны «неполных» предложений. Третьим шагом явилась попытка ряда ученых уйти с пути сравнивания и стать на путь изучения эллиптических предложений как нормы языка, как структур, функционирующих в условиях диалогических и монологических единств, на базе сочлененности с другими структурами этих текстов. См. показательный контекст из публицистического дискурса В. Галактионовой, в котором эллиптическим является замыкающее высказывание, своей неполнотой по-особому многозначительное:

«В конце апреля мне пришлось побывать в Архангельской области, в провинциальном Каргополе. Там проходило совещание молодых литераторов Севера. Вдвоём с русским писателем В. Личутиным мы руководили секцией прозы. Это проходило на страшном контрасте богатства природы - и народной нужды. Вокруг шла вырубка архангельских лесов. Лёгкие планеты - великие леса России - уничтожаются ныне в невиданных масштабах. Да, лёгкие, которыми дышит ещё живая планета, вырезаются сегодня с хирургической беспощадностью - на продажу древесины. Такая небывалая работа, лишающая Землю кислорода, ведётся по всей России. И это основное занятие рыночных руководителей области и центра, всё больше богатеющих на продаже древесины. Следующий пример весьма красноречив. Многим молодым дарованиям Севера не на что было приехать на совещание, они остались дома. Другие добирались в Каргополь на попутных машинах, на автобусах — за свой счёт» («В зоне повышенного риска»).

Таким образом, даже единичное эллиптирование в объемном контексте, составленном преимущественно полными конструкциями, демонстрирует семантическую системность неполноты.

Другим же полюсом в сфере эллипсиса, другой обоюдно необходимой подсистемой этой системы, являются контексты, сплошь состоящие из неполных построений, - они также заостряют внимание на возможностях эллиптирования. См.:

«Всё как есть продали - здесь дом-то из экономии без сеней купили: с порога шагнешь - и прям к столу. В горницу... Сэкономили. Зато вот - доллары на похороны оставили. Дала ему, отцу, пакетик, помыла, конечно: спрячь доллары-то. На смерть. Ну, он их за коврик и сунул. А доллары-то и пропали. В пакетике. Заплесневели все. Проржавели - насквозь. Пятисотка наша одна сверху лежала - не зацвела. Нашей пятисотке - хоть бы хны. А эти, американски-то, - пропали; зацвели» («Слово о долларах»).

Приводимые примеры подтверждают специфику неполных конструкций: это предложения, в словесной ткани которых не хватает одного или нескольких членов и которые при этом часто не могут быть пополнены без заметных семантических и/или стилистических изменений. Это - своеобразные типизированные формы, особые структурные типы, которые вовсе не представляют собой нарушения норм «полных» предложений, требуемых абстрактно представляемой грамматической схемой. Такие явления, как неофициальность, непринужденность общения, позволяют сократить высказывание, использовать только те части предложения, которые необходимы для понимания смысла, опуская остальную часть. Подчеркнем, что объяснение возможностей и ограничений в сфере эллипсиса связано с понятием симметрии. Симметрия как фактор, организующий материю языка, была осмыслена уже в первой четверти прошлого века. Луи Мартен, на которого ссылается Г.Г. Ин-фантова, спроецировал принцип симметрии на художественную речь. Симметрия, когда она появляется в речи, может быть приблизительной; любая симметричная синтаксическая фигура должна иметь какой-то центр, даже если он не выражен морфологически; симметрия чаще свойственна официальной речи, тогда как непринужденная речь, а также ее стилизация тяготеет преимущественно к асимметрии.

Эллипсис как проявление семантической системности оказывается предпочтительным способом выражения определенных смысловых линий и эмоциональных состояний. Этим взаимообусловлено акцентирование эллиптических построений в исследованных текстах, в частности, их многократный повтор и функционирование в центральных смысловых позициях.

Перейдем к другому показательному явлению - специфике языковой адресации. Она в исследуемом материале представляет собой тесную взаимосвязь между сущностью семантических и прагматических системных отношений.

«Голоса беседы» для определенных художественных традиций столь значимы, что становятся предметом специальных филологических исследований. (См. обобщения: Заика 2007, 56 и след.). Справедлива такая аспектизация

и для языка В.Галактионовой, тем более что сама писательница склонна отмечать ее в рефлексии творчества (Галактионова 2006, 281). Охарактеризуем специфику адресации в связи с семантической системностью на примере цикла «Трескуча трава», учитывая взаимосвязь между семантическим планом и прагматикой, а именно спецификой воздействия.

Показательным для материала является расширение адресации. Расширение адресации, углубляющее возможности представлять миры мысли и души, отмечают как многовековую плодотворную тенденцию русской художественной прозы (Кожина и др. 2008, 158; Гвоздарев, Савенкова 2008, 55). Представляется, что эта тенденция соотносится с органикой сложной цельности - ср. следующее обобщение: «... мы можем говорить о множественном Я, состоящем из различных //-образов. В процессе идентификации мы приписываем себе те или иные Я-образы. (...) В современном обществе структура Я становится столь сложной, какой не была никогда ранее. Человеческое Я состоит из множества/7-образов... они вместе создают полноценную человеческую личность. Организация Я как единой структуры является активной деятельностью» (Труфанова 2008, 95, 105. См. также труды Н.С.Автономовой, Н.Г. Щедриной и особенно - анализ социально-философского Я и его реализации в языках: Блягоз 2001, 113-118). Это обобщение, выведенное при анализе субъекта вне литературного пространства, справедливо и для адресата в художественном мире.

«В лингвистике адресация понимается как обращенность к другому» -обобщает в монографическом труде М.А. Олейник (2006, 12-13, с обзором истории вопроса - от Г. Пауля до новейших исследований). Адресации по природе свойственна полифония. Расширенная адресация и, соответственно, расширенный адресат - это выход в коммуникации за рамки взаимнооднозначного соответствия «человек-человек» - как в хрестоматийном примере «Многоуважаемый шкаф!» из речи Гаева в комедии А.П. Чехова «Вишневый сад». Причем в теоретическом плане расширение целесообразно уже по принципу концептуальной дополнительности: ведь «каждый исследователь отдает себе отчет в том, что разрабатываемая им концепция или концепция, которую он принял как руководство, не обладает абсолютной объяснительной силой, не отвечает на все нерешенные вопросы ...» (Золотова 2004,10).

Именно ввиду «многоголосия» в адресате отыскивают признаки различных сущностей. Чаще при такой феноменологизации адресат определяют как категорию. «Адресат как категория семантико-синтаксическая, служащая для обозначения компонента семантической струюуры и объекта, соответствующего ему во внеязыковой действительности, входит в более широкую категорию адресата/адресации, в которую могут быть включены также обращения (...) и другие средства адресации, с помощью которых осуществляется направленность речевого произведения на адресата как участника процесса коммуникации и целью которых является привлечение внимания реципиента либо определенное речевое воздействие на него» (Олейник 2006, 119). В категории адресата, таким образом, полифонически взаимодействуют адресаты разного порядка: и читатель, и компонент смысловой структуры предложения.

Природа адресата является одним из конститутивных моментов произведения, обусловливая его композиционно-стилистические особенности. По М.М. Бахтину, «каждый речевой жанр в каждой области речевого общения имеет свою, определяющую его как жанр, типическую концепцию адресата» (Бахтин 1986, 276. Вполне уместно определить как диалог с этой сентенцией слова другого гения, Ю.П. Кузнецова, обращенные к Бахтину: «Меня еще успели вознести орлиные круги твоей беседы»).

Принципы адресации конкретизируются и в рамках отдельного текста. Обратимся к цельному представлению адресации в рассматриваемом тексте В. Галактионовой. Множественный повествователь в нем явно не назван - тем важнее его свойства, явленные в обращении к адресатам. Мысль и душа взывают к разным сущностям, «нотам симфонии собеседников», в которой обобщены читатели и персонажи. Многообразие и единство голосов может раскрываться в различной очередности, тем более что очевиден их знаковый характер: от заглавия и зачина - до иных ключевых позиций текста. Изберем последовательность, соотносимую с рассмотренными ранее аспектами адресата.

Повествователь в тексте обобщен. Причем неподражаемо, по-галак-тионовски: вбирает смену мужских и женских голосов. Это слияние не случайно: свободной подвижностью оттеняется устойчивый духовный стержень. Так говорящая, близкая к голосу автора, с поразительной и выстраданной сердечной легкостью соединяет полюса:, стремление высказать «правду» - и умолчание в заботе о сердечном покое подруги. См. при этом обыгрывание думок, мечтаний, сердешности:

«Хотела уж я было ей /подруге Олесе, Лёске. - А.П./ про этого Петрю добавить!.. Да ладно, думаю. Рази что перед смертью самой скажу. Такой уж я зарок себе дала — как помирать стану, так уж пред смертным самым часом, всё и скажу. А пока ище — рано. Пускай не рас-страиватся и лишнего — не тужит. В своех думках, в мечтах своех, пускай маненько ищё поживёт, сердешна».

Эта тишина (сущностный образ для мира В.Галактионовой), этот голос в себе спасителен для подруги - как адресата молчания...

Правда может быть губительна - таково продолжение этого контекста. См.:

«А правдой-то - оно ведь и убить человека можно! Ты что думать? Так оно ведь и быват — и сплошь, и рядом, знашь... И я токо уж скорея весь разговор на другое ей вывожу, и столбами её маненько сбиваю.

- Лёск! - баю. - А когда же оне их спилют? Столбы-то наши?

- ...Через неделю, сказывали.

Ладно. И вот, вся улица столбов нахваталась, а которы не успели -уж больно жалели: дёшево!»-

И отклик Лёски на смену темы («весь разговор на другое ей вывожу... Через неделю, сказывали») показывает системную действенность голоса обыденности - как результата работы души и мысли повествователя.

Было бы неполно для В.Галактионовой, в чьей картине мира бережное отношение к личности нераздельно с беспощадностью, ограничение

лишь таким представлением правды - как губительной силы. Правда, даже нежеланная, - признаётся. Так повествователь, адресуясь душой к провидице Ташке (Наталье), вновь соединяет два полюса: отстранение нежеланных пророчеств («язык нехорошай») - и признание их верности. См.:

«И вот, как я Ташку ни ругаю за язык её нехорошай, а всё оно точно по её сбыватся: ну, как по писаному».

Здесь адресацией Ташкиных речей оказывается жизнь - включая согласие повествовательницы с Ташей, избавленной таким образом от доли Кассандры. Сила голосов тем значительнее, что речь - о бытовом эпизоде, являющем, однако, глубинную суть вещей (спор ведется о том, кто будет больше заботиться о новорожденном: родная мать или повествователь).

Органичная для автора образная обобщенность позволяет в безадрес-ности выявить бессодержательность жизни определенных персонажей. Таков зачин повести, насыщенный ментально и эмоционально, с мотивами неприязни, обоснования, сравнения. См.:

«Сроду я их, болтунов, не любил. Оне мне хуже горькой редьки были. А ты погляди, щас люди какея пошли? Токо на свет народятся, у*ж в дело годятся. Ты Марью Ситягину возьми. Она, как радиво московско, всех умнея, и не запнётся ни разу. Балясница. Ну, у них и баушка Ситяга такая же в точность была. Ты ей слово, она тебе десять. Это ведь не из роду, а в род. Да чай у всех баб платьи спереду от роботы снашиваются. А у Ситягинских-то, нарошно погляди, — завсегда на заду. А что? На крыльце сидеть любют. Судить да рядить. Им дела свое делать неколи: балясницы. Мотрю - вечор на брёвнах калякают, и Марья-Москва у них за главну. И вся улица картошку прополола да посидеть села. А Марьина картошка в лебеде-то, как в лесу, с головкой утонула. Разговор ведёт, а послушать нечего».

Марью-Москву и не слушают: она говорит словно сама с собой. С этим соотнесены ментальная и эмоциональная оценки ее бесплодного, бессмысленного бытия: безадресность речи оборачивается бессодержательностью жизни.

Избыточность бесед характеризуется на всем пространстве текста. Приведем два репрезентативных контекста. В одном пусторечие и смысл противопоставлены, что подтверждается сообразным откликом собеседниц в текстовом и жизненном пространстве:

«Мне с вами стоять-калякать неколи - мне ревматизьму свою греть нады и теплом её выгонять. Вы, бабы, в окопах не мёрзли, на мурцовке да на воде тама не сидели, и уж простите Христа ради: неколи. Поклонюсь, да с карасином-то и пойду».

Этот контекст тем более показателен, что служит откликом на угрозу встретить в жизни «трескучу траву» - титульный жупел опасной пустоты в мыслях и сердце.

В ином показательном контексте повествователь случает другую подругу, светлую душу Дуню, огорчаться от несообразного отклика адресатов. См.:

«Языку свому - маненько роздых дай. Не на всяким углу докладывайся, что да как. Не больно всем кряду рапортуй. Пускай сами судют-рядют, как хотят. А ты, Дуня, на каждай роток не накинешь платок - и не втолковывай, и не старайси: сё одно люди по-своему, а не по-твоему, перевернут».

Такая многогранность адресации побуждает усматривать в адресате и признаки другой сущности - образа (а не только категории). Исследователи конкретизируют его преимущественно в связи с тем, к кому обращен текст. А упоминавшееся полифоническое взаимодействие адресатов разного порядка позволяет обобщить их образную сущность. Наиболее значимы в цельном представлении об образе адресата три признака, выделяемые на основе исследований В.И. Заики (2007, 257). Условно именуем их парадокс (ирреальности, вектор цельности и всеобщность. Парадокс (ир)реальности усматриваем в том, что без изолирующей силы вымысла, без выключенное™ из фактического ряда образ, по И.Б. Роднянской, не мог бы достичь той сосредоточенности и скоординированности, которые уподобляют его живому образованию. Вектор цельности - в том, что образ, по Н.И. Жинкину, держит узел понимания, единство сложного аккомпанемента мысли. Всеобщность состоит в том, что, по M.J1. Гаспарову, образ определяется как всякий чувственно вообразимый предмет или лицо, т.е. потенциально каждое существительное. Прагма-лингвистическая системность художественного текста, таким образом, способствует раскрытию семантической сущности единиц в определенных направлениях - например, обретению ими образности.

Другим направлением взаимодействия семантического и прагматического начал при адресации является социальная устремленность. Её семантическая основа освещалась на другом материале в специальных исследованиях (например: Хутыз 2006, Хутыз 2008). В исследуемом пространстве уже упоминавшиеся языковые личности, наши современницы, героини В. Га-лактионовой, сталкиваются в диалогах с чиновниками, готовыми обездолить этих женщин, «баушек», лишить их семьи последних средств к жизни. Нелюди-чиновники показаны через неспособность к убедительному ответу, через опустошенное именование собеседниц - см. единицы, выделенные в следующем фрагменте, где Наталья, Таша, вступает в спор с работниками районной энергосети, которые обманывают жителей:

«- А столбы пилить - никак, к зиме соберётесь? К новому году, что ль, - ай, к святкам? Ай уж, на морковкино загованье? Оне что до сей поры у вас непилены стоят?

Энергосеть-то нам вся: - Баушки-баушки.

А я: - И какея мы вам - баушки? И какея вы нам - мнуки? Деньги с нас взяли, а теперь - «баушки»? Валите вашу линию. Чтоб к завтрему спилили! А то мы ведь выше пойдём!

Оне всеми руками машут: - Погодите, погодите, гражданочки, с ума сходить. Никак, и вы столбы нахватали. Мошенники вам их продали, стрекулисты, оне у нас и не роботали никогда.

А Лёска-то молчала-молчала - да как разошлась! Провались она, ваша линия, пропадом в тартарары, вместе с вами - и с проводами. Вы чай с жуликами-то все, можа, заодно связаны. Не зря вы называетесь — сеть!

Ну, эт шце мы с Леской разберёмси: погодите! Мы ведь - всё про вас проверим. ...Не думайте, что вы - вечны начальники. Вот поглядим, как вас отсудова столкнут-турнут. Може - и в три шеи!»

В диалогах-«поединках» баушки оказываются победителями, чему служат прагматически эффективные, связанные с адресацией системные отношения семантической сферы - например, используемые в их речи ассоциации:

энергосеть - мошенники - жулики - сеть.

Такой же прагматической эффективностью характеризуется диалог (полилог) с чиновниками, который ведет другая героиня, Елена, мать пятерых маленьких детей, когда семью несправедливо пытаются лишить льгот. Исходные цепочки обратной связи, образующей диалог, задают основную смысловую область - материальную необеспеченность:

«Я наше домуправленье истрепала, как свинья - веник: «Вы с кого вашу квартерну плату брать собрались? Я ведь — нигде не роботаю. У меня детей полно, мне за ними доглядывать нады, стирать, кормить, мыть: какая мне ищё робота? А муж тута, на этой площади, не живёт! Вам деньги-то тут брать - не с кого!»...

Бездушие «законников» наталкивается на уловки Елены, чему служат ассоциации: плати - не работаю, муж - чужая баба. См.:

«Эх, как оне заплясали! Домой уж ко мне два раза прибегали: «Плати!» А я - опять: «Не роботаю - не с чего». «У тебя муж есть. Плати!» «Мой муж, може, с чужой бабой в другем месте живёт!» «Здеся он живёт! - бают. - Мы своеми глазами щас ёво в трусах видали умытого». «А може, он ко мне от той бабы чужой ходит?!. И тута, в гостях, умоется, да и сразу назад?»

Смысловое напряжение нарастает, когда Елена обращается к сущности ситуации - непомерная квартплата означает полную нищету семьи, голодную долю детей. Это представляют такие ассоциации: пособие для детского пропитанья - детей без молока оставлю - у детей копеечку отнимать ходят и т.п. Причем смысловым центром, сгустком, квинтэссенцией этой ситуации служит такое обобщение в речи Елены, адресованной чиновникам:

«Чем меньше я вам отдам, тем у меня дети - крепше будут!!!»

См. контекст:

«Опять заявляются: «С вас - долг!» А я: «Не роботаю! А пособье оно -для детского токо неполного пропитанья. Это что я вам ёво отдам? Детей, что ль, для вас без молока оставлю?» «Вот эдак вот им скрутила да показала: «Вот я вам копейку детску отдам! И не ждите, и не ходите, мне есть на кого её тратить! Чем меньше я вам отдам, тем у меня дети - крепше будут!!! И я своем детям - не враг. Угождать я вам ищё буду: как жа! Ступайте отсель! Провалитесь, бесстыдники, живоглоты! У детей копеечку отымать ходют!» ...Обойдутся».

Именование адресатов в итоговом фрагменте - бесстыдники, живоглоты - образует с системными - ассоциативными - отношениями сложное единство.

Таким образом, явления, смежные с системными отношениями в семантике художественного текста В.Галактионовой, в том числе раскрытые в её публицистике (эллипсис, расширенная адресация), подтверждают определенное единство материала, рассмотренного в трех исследовательских главах.

В Заключении характеризуются итоги выполненного анализа в связи с поставленными задачами, а также обосновываются перспективы дальнейшего исследования системных отношений в семантике текста.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях, из которых первая издана в журнале, входящем в список рекомендуемых ВАК РФ для представления результатов диссертационных исследований по соответствующим отраслям знания, включая филологические науки:

1. Павлова, А.Х. Роль соотношения дискретности и континуальности в анализе художественной речи [Текст] / А.Х. Павлова // Культурная жизнь Юга России. - 2007. - № 3. - С. 76-77.

2. Павлова, А.Х. Целочастная динамика текста массовой информации и моделирование в филологии [Текст] / А.Х. Павлова // Журналистика: информационное пространство: научное издание КубГУ. - 2007. - № 2. - С. 3-8.

3. Павлова, А.Х. Правда против кривды в зеркале языка: специфика контраста в романе В. Галактионовой «На острове Буяне» [Текст] / А.Х. Павлова // Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа XX-XXI веков, сб. статей 6-й Международной научно-практической конференции (22-24 мая 2006 г.). - Армавир: РГНФ; АГПУ, 2008. - С. 83-84.

4. Павлова, А.Х. Голоса мысли и души в контексте проблемы адресата (на материале повести В.Г. Галактионовой «Трескуча трава») [Текст] / А.Х. Павлова// Слово. Мысль. Душа. - Краснодар: КубГУ, 2008. - С. 271-278.

5. Павлова, А.Х. Представление времени в системных семантических отношениях художественного текста (на материале романа Веры Галактионовой «Накануне тишины») [Текст] / А.Х. Павлова // Филология: приложение к научному журналу «Синергетика образования». - Ростов н/Д: Южное отд. РАО,2008.-№6.-С.3-10.

6. Павлова, А.Х. Художественное время и семантическая системность текста (на материале дискурса В.Галактионовой) [Текст] / А.Х. Павлова // Социальные и гуманитарные науки. - М.: МГОУ, 2008. - Вып. 17. - С. 12-15.

7. Павлова, А.Х. Проявление семантической системности в эллиптических построениях (на материале языка прозы В. Галактионовой) [Текст] / А.Х. Павлова // Социальные и гуманитарные науки. - М.: МГОУ, 2008. -Вып. 17. - С. 44-48.

Издательско-полиграфическое предприятие: ИП Шурыгин Виталий Евгеньевич г. Армавир, ул. Каспарова, 7. Тел.: (86137) 7-56-96, (928) 902-11-51. E-mail: vitalii_shurygin@mail.ru

Подписано в печать: 25.03.2009 г. Формат 60x90/16. Гарнитура Times. Бумага офсетная. Тираж 100 экз. Печать трафаретная цифровая. Усл.печ.л. 1,6. Уч.изд.л. 1,8.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Павлова, Ануш Хачиковна

ВВЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ОСНОВЫ ХАРАКТЕРИСТИКИ СИСТЕМНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕкСТА.

1.1 .Категоризация системных отношений в семантике.

1.2,Общая характеристика элементов, подсистем и связей.

Выводы к 1-й главе.

ГЛАВА 2. ВИДЫ СИСТЕМНЫХ ОТНОШЕНИЙ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА.

2.1 .Ассоциативное углубление.

2.2. Контрастное углубление.

Выводы ко 2-й главе.

ГЛАВА 3. ВЗАИМОСВЯЗЬ МЕЖДУ СИСТЕМНЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ В СЕМАНТИКЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА И СМЕЖНЫМИ ЯВЛЕНИЯМИ.

3.1. Соотношение семантики с синтактикой и прагматикой.

3.2. Проявление рассматриваемого взаимодействия в эллипсисе.

3.3. Проявление исследуемого взаимодействия в расширенной адресации.

Выводы к 3-й главе.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Павлова, Ануш Хачиковна

Актуальность настоящего исследования определяется взаимодействием трех основных научных тенденций. Во-первых, в науке о русском языке и, шире, в филологии возрастает интерес к взаимосвязи между семантикой и системностью. Он проявляется в различных направлениях. В анализе фактического материала наиболее разносторонне реализуются два вектора. Один — опора на системность,'в том числе общеязыковую, при определении эстетических феноменов. Так, И.А.Щирова в серии трудов о художественной детали (2003, 11 и др.) раскрывает такую концептуальную связь: «Образность возникает на пересечении двух систем: эстетической (надъязыковой) и лингвистической, художественного вымысла и его языкового оформления». Другой показательный вектор растущего интереса к взаимосвязи между семантикой художественного текста и системными отношениями — многомерное соотнесение целого и частей, развиваемое в научной школе Л.А.Исаевой. Оно приводит к пониманию того, что именно в тексте все единицы языка становятся коммуникативно значимыми. Для систематики открывается новая точка отсчета - функциональный потенциал, которым обладает текст как «суперструктурная единица для составляющих его единиц более низких этажей языковой системы» (см.: Исаева 2007, 7. См.также: Ильинова 2009, 12). Причем внимание к семантике объединяет весьма различные теории художественной речи и «стили лингвистических теорий» (Золян 2009, 3-4).

Во-вторых, в современной лингвистике активность новых концепций (прагмалингвистических, антропоцентрических, когнитивных и других) приводит к укреплению позиций традиционных подходов, например, системного, - в тех областях, где велика их объяснительная сила. Например, чем более становится известно о значении — тем больше оснований представлять его феномен строже, в ряду единиц системы. Примером действия указанной тенденции служит следующая разносторонне обоснованная дефиниция, развивающая теорию А.А.Потебни: «Значение - это единица языка» (Болотов 2008, 83). К отмеченной тенденции принадлежит также выявление новых признаков текстообразующих единиц и компонентов текста (Байкова 2007, 204-206; Грушевская 2009, 98-102; Сребрянская 2005, 48 и след.). Этой же тенденцией объяснимы плодотворные интерпретации слова в единстве с истолкованием концепта и понятия (Буянова 2007, 50), новые результаты в типологии слов (Кондрашова, Шумская 2007, 292), в характеристике общего и t особенного в текстовой структуре и семантике (Григоренко 2008, 209-212; Трофимова 2008, 339-345 и др.).

Третья тенденция, определяющая в единстве с двумя названными научную актуальность исследуемой проблемы, - рост полифонии, неоднозначности в лингвистическом истолковании природы художественного текста. Это объектное пространство, как показано в некоторых недавних исследованиях (Заика 2007; 59-64), определяется на пересечении контрастных позиций. С одной стороны, ученые всё активнее декларируют неповторимость каждого художественного целого, неприменимость к его анализу общеязыковых системных отношений - а с другой, ряд авторов продолжают в исследовательской практике их использовать. С одной стороны, исследователи эстетического дискурса заявляют о малой объяснительной силе традиционной характеристики синонимии и т.п. - с другой же, филологи посвящают всё новые труды, например, синонимии в определенных текстах. Причем установке на целостность неизбежно сопутствует её раскрытие в определенных фрагментах.

Такие разноречия представляются закономерными. Они объективно нацелены на разрешение парадокса художественного текста — на попытку обобщить два разноплановых аспекта: и его эстетико-смысловую целостность (отличную от целостности нехудожественных текстов), и соотнесенность эстетического целого, его частей с общеязыковыми закономерностями, включая такие системные отношения, как лексическая синонимия, многозначность и т.п. Пути разрешения отмеченных разноречий многообразны. Отсюда, например, выросли убедительные представления о квантовании смысла (см.: Заика 2007, 17-32), о мотивном комплексе и его движении (Крючков 2008, 203-210) и особенно - о специфике семантических полей в художественном тексте (Абрамов, Бревнова 2008, 432-436 - на примере дискурса И.А.Бунина). В последнем случае системные отношения определяются и для семантики художественного текста, с учетом его образности. Данный подход органично обобщает анализ общеязыковой и индивидуально-художественной систем. Он может последовательно применяться к рассмотрению различных системных отношений. Объяснить единство трех отмеченных тенденций можно с учетом особой роли знака. «Знак языка гносео-логичен, он познаваем, передается из поколение в поколение. Знак в образе слова, предложения, текста также гносеологичен. Знак, репрезентирующий понятие, которое обозначается текстом, тоже гносеологичен и т.д.» (Немец 2007, 194).

Избранный подход далеко не исчерпывает систематику семантики текста, включающую множество аспектов (от лингвистического осмысления мотивов до характеристики таких категорий, как когерентность и др.). Но именно он заостряет внимание на связи между общеязыковыми системными семантическими отношениями и художественной образностью.

В связи с актуальностью рассматриваемой проблемы целесообразно дать рабочие дефиниции четырех взаимосвязанных используемых понятий, опираясь на труды указанных исследователей. Семантика художественного текста - это его неповторимое целостное содержание, в котором в то же время определяются общеязыковые элементы и связи. Системное отношение в семантике текста — это комплекс взаимных связей между элементами, принадлежащими содержательному целому. Таковы, например, отношения ассоциативного и контрастного углубления. Ассоциативное углубление — это такое системное отношение в семантике художественного текста, которое основано на различных общеязыковых системных отношениях, кроме антонимии (прежде всего на ассоциативной лексической связи); включает образные особенности данного текста и углубленно представляет неконтрастные связи между элементами его содержания. Контрастное углубление - это такое системное отношение в семантике художественного текста, которое основано на лексической антонимии или антонимических семах; включает образные особенности данного текста и углубленно представляет контрастные связи между элементами его содержания.

Отметим, что ассоциативное и контрастное углубление выявляются с учетом специфики семантических единств, которая доказана, например, на материале заглавия: «заданная в заголовке семантика слов «пронизывает» весь текст, обеспечивая его семантическое и концептуальное единство, в том числе и имплицитное.» (Серебрякова 2008, 381). Причем эта особенность закономерно связана с характерным для современной науки стремлением «преодолеть практику «атомарного» изучения текстового пространства.» (там же, 378).

Характеристику системности художественного текста и системную характеристику мы не отождествляем, но не разрываем, причем используем второе наименование ввиду его стилистической простоты. Таким образом, системность семантики и парадоксальная упорядоченность художественного текста остаются неиссякаемым источником актуальной проблематики в науке о русском языке.

Исходный. объект диссертационного исследования — единицы, выступающие как носители общеязыковых системных отношений: лексической многозначности, омонимии, синонимии, антонимии, ассоциативно-деривационных отношений (с учетом новейших обобщений системной производности - см.: Рябов 2007, 90), гипо-гиперонимии, лексической конверсии, семантического поля как комплексного системного отношения.

Предмет анализа - основные виды системных отношений в семантике художественных целых. Уточним, что системные отношения в семантике текста характеризуются отчасти условно. Форма, сйнтактика, прагматика при этом не игнорируются. Но в операциональном плане выделение семантики как особого объектного пространства оправданно.

Привлечение в качестве источника творчества В.Г. Галактионовой обусловлено единством двух причин. Во-первых, её художественное мастерство, в том числе языковое, талантливое развитие ею сказовых традиций М.Пришвина, П.Бажова, Б.Шергина и в то же время оригинальность слога признаны специалистами, читателями. (Это подтверждается и литературными наградами, например, премией имени А.Платонова). Причем единичными примерами из её текстов иллюстрируются в отдельных лингвистических трудах важные закономерности. Однако, во-вторых, специальных работ о её • языке нет. Эмпирический материал извлечен из основных прозаических произведений писательницы: «На острове Буяне», «Накануне тишины», «Трескуча трава» (цикл, объединяющий следующие тексты: «Гейша», «Золотые нумера», «Крылатый дом», «Опять счастье», «Планида»,. «Ремешок да лычка», «Тятька пошутил»), а также из публицистики В.Г.Галактионовой («Новый литературный герой» и нек. др.). Общее число анализируемых контекстов — 4500. При воспроизведении текста сохраняется графическая специфика передачи просторечных и диалектных особенностей устной речи персонажей, которые могут быть стилизованно представлены также в речи повествователя — как стяженная форма имени прилагательного в названии «Трескуча трава» и тексте этого цикла. Толкования и системные отношения анализируемых единиц определялись с опорой на комплекс лексикографических источников, в т.ч.: Большой толковый словарь русского языка. СПб.: РАН,

2004 / Под ред. С.А.Кузнецова/; Русский ассоциативный словарь. Тт. 1-2. М.: РАН, 2002 / Ю.Н.Караулов и др.; Саяхова Л.Г., Хасанова Д.М., Морковкин В.В. Тематический словарь русского языка. М.: Рус.яз., 2000 (при ссылках даются общепринятые сокращенные обозначения: БТС, РАС, ТС - и номер страницы).

Цель исследования - выполнить комплексный анализ системных отношений, определяемых в семантическом пространстве художественного текста.

Поставленная цель предполагает решение пяти основных задач:

- обосновать категориальный аппарат, отражающий системные отношения в семантике художественного текста;

- выявить подсистемы, элементы и связи в исследуемой сфере;

- установить общее и особенное в ассоциативном углублении как системном отношении;

- соотнести общее и специфическое в контрастном углублении как системном отношении;

- проанализировать связь между, с одной стороны, системными отношениями в семантике, а с другой, синтактическим и прагматическим аспектами системности, с учетом таких продуктивных явлений, как синтаксическая неполнота и расширенная адресация.

Методологическую основу труда составляют две взаимодополнимых сферы обобщений: системный подход и лингвистическая теория знака. В новых версиях системного подхода акцентируется два принципа. Первый -многообразие системных интерпретаций одного сложного объекта, в том числе в языке (Автономова 2008, 57, 211). Второй принцип, подчеркиваемый в методологии, - многовекторное, а не уровневое представление системы языка: «Нужно, отказавшись от попыток выстроить всё подсистемы языковой системы в один ряд, установить основные структурные плоскости этой системы, из пересечения которых складывается ее целостная структура, а затем в пределах каждой плоскости выявить структуру соответствующей ей подсистемы языковых фактов» (Чесноков 2008, 112). Для современной лингвистической теории знака методологически существенно' взаимопроникновение семантики, синтактики и прагматики (Баранов 2008, 16 и след.). Соответственно, теоретической базой исследования избраны преломляющие эту методологию положения о видах мотивированности значений (Апресян 2008, 333), принцип интеллектуализма в осмыслении языковых сущностей (Немец 2006), обобщение условий многомерной ценности текста (Брусенская, Куликова 2008, 200; Тхорик, Фанян 2008, 24-32; Успенский 2004, 13).

Методы и приемы исследования представляют собой комплекс взаимосвязанных способов решения поставленных задач. Основным является системный анализ, частными проявлениями которого выступают приемы лексикографического, компонентного (семного) и контекстуального (контекстного) анализа. Как известно, «развитая система метода включает три части: . 1)вопрос о способах выявления нового материала и его внедрения в научную теорию («методика» в советском языкознании, «предлингвистика» в амери- v. канском); 2) вопрос о способах систематизации и объяснения этого материала («метод» в советском языкознании, «микролингвистика» в американском); 3)вопрос о соотнесении и способах соотнесения уже систематизированного и объясненного материала с данными смежных наук и прежде всего с философией (методология» в отечественном языкознании, «металингвистика» в американском)» (Степанов 2002, 50). Такое соотнесение методов и методологии соответствует одной из актуальных традиций: «в согласии с лингвофи-лософской традицией, восходящей к Восточной патристике, метод — до различных специальных и терминологических уточнений — следует понимать просто в соответствии с этимологией этого слова., как движение сообразно Правильному Пути. Но Правильный Путь опять-таки указан самим Языком»

Степанов 1998, 15). Главным способом выявления нового материала в работе является «контекстный анализ - анализ части через целое» (Жеребило 2005, 136).

На защиту выносятся пять основных положений.

1 .Семантика текста, как условно выделяемая целостность, обладает особой системностью; системные отношения в семантике художественного текста определяются с учетом взаимодействия общеязыковых системных отношений и образной специфики. Соответственно для семантики художественного текста показательно единство двух подсистем: общеязыковой и специфически-образной.

2.В исследуемой сфере определяются два основных системных отношения. Для обоих характерно единство общеязыковых и образных начал, в частности, ассоциативно-деривационных отношений и образа-мотива святости земных чувств. Однако у двух основных рассматриваемых отношений: ассоциативного углубления и контрастного углубления - не полностью совпадает использование в семантико-тематических областях, чем подкрепляется их системная значимость.

3. Ассоциативное углубление как системное отношение характеризует в материале две основных семантико-тематические области: сферу сердечных привязанностей и сферу отношения к вере. Контрасты, априорно возможные в языковом раскрытии данных областей, в пространстве исследуемых текстов практически отсутствуют. В этом аспекте материала определяется своеобразие языковой личности автора.

4.Контрастное углубление как системное отношение представляет преимущественно иную семантико-тематическую область: отношение «свой-чужой». Здесь в исследуемом материале подтверждаются свойства, вообще присущие художественному дискурсу.

В целом же избирательность использования рассматриваемых отношений свидетельствует о взаимно-неоднозначном соответствии (которым охвачены и отношения, и области) как системной характеристике материала.

5.Системные отношения в семантике специфически связаны со смежными явлениями синтактического и прагматического характера. Неожиданным семантическим ассоциациям способствует использование такого явления синтаксиса, как неполные предложения. Как ассоциативному, так и контрастному углублению сопутствует также прагматически значимое расширение адресации речи. При этом в художественном творчестве и в публицистике исследуемого автора выявлены элементы единой системности. Это преимущественно средства представления ассоциативного начала в организации текс га.

Научная новизна работы заключается в двух основных аспектах. Во-первых, выделены и охарактеризованы два вида системных отношений в семантике текста: ассоциативное углубление и контрастное углубление. Во-вторых, обосновано представление о семантико-образном единстве как особом комплексе языковых средств, являющемся носителем сложной семантики в составе текста как целого.

Теоретическая значимость исследования состоит в определенном развитии представлений о системности в языке. Семантика текста рассмотрена как носитель комплексных системных отношений, интегрирующих общеязыковую системность и специфическую образность художественного целого. Соответственно охарактеризованы подсистемы и элементы семантики как системы. Системные отношения в семантике текста освещены с учетом их тесной связи с синтактикой и прагматикой.

Практическую значимость результатов определяет возможность их применения для разработки и освоения филологических дисциплин в различных условиях обучения, включая вузовский курс лексикологии современного русского языка, школьный курс русского языка, а также для создания лексикографических источников, в частности, словарей языка писателя.

Апробация материалов и положений исследования заключается в представлении докладов на научные конференции и семинары, в т.ч. на Международной научно-практической конференции «Наследие В.В. Кожинова в контексте научной мысли рубежа ХХ-ХХ1 веков» (АГПУ, 2006), на Первой международной научной конференции «Континуальность и дискретность в языке и речи» (КубГУ, 2007), на Первой международной научной конференции «Язык профессиональной коммуникации: функции, среды, технологии» (Ростовский филиал Российской академии правосудия, 2008).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Системные отношения в семантике художественного текста"

Выводы к 3-й главе

Выполненный анализ дает основания для следующих выводов.

1 .Специфический эллипсис, определяемый в синтаксическом плане, связан с системными отношениями в семантике. Наиболее существенное проявление этой связи — представление неожиданного ассоциативного углубления на базе неполной конструкции.

2.Расширенная адресация, обладающая прагматической значимостью, также взаимообусловлена с системными отношениями в семантике. Особенно показательно для данной взаимообусловленности участие расширенной адресации в ассоциативном и контрастном углублении.

3.Таким образом, явления, смежные с системными отношениями в семантике художественного текста В.Галактионовой, в том числе раскрытые в её публицистике (эллипсис, расширенная адресация), подтверждают определенное единство материала, рассмотренного в трех исследовательских главах.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Развитие основных положений, вынесенных на защиту и резюмированных в выводах по трем главам, дает основания для следующих обобщений.

1 .Между семантикой текста как условно выделяемой целостностью, общеязыковыми системными отношениями и образной спецификой текста существуют закономерные связи. Два основных системных отношения в семантике художественного текста: ассоциативное углубление и контрастное углубление — характеризуются взаимно-неоднозначными соответствиями. С этим связана их системная значимость.

2.Системные отношения в семантике определяются в двух ракурсах: как самодостаточное объектное пространство и как феномен, тесно связанный со смежными явлениями синтактического и прагматического характера, включая специфический эллипсис, расширенную адресацию. Такая взаимообусловленность подтверждает важную закономерность, согласно которой эстетическая реализация языка трактуется как словесное воплощение (изображение) реалий, повествующего субъекта и этнического языка. Референтами при этой реализации языка являются не только реалии, но и повествующий субъект, а также язык, на котором написан текст.

3.Материалом подкрепляется также положение о том, что все типы референтов художественного текста характеризуются творимостью, вымышлен-ностью, самоценностью (автореферентностью). Слова не отсылают к референту, а, образуя текстовую последовательность, формируют способ создания референтов. Источником референтов является материал — знания, составляющие опыт. В процессе создания референтов материал преодолевается. Основным принципом художественного преодоления материала считается остраннение, обеспечивающее не узнавание, а видение реалий, субъекта речи и языка.

4.Релевантная часть целого, которая выделяется как условие воссоздания изображаемого предмета, может быть определена как квант. Квантование в художественной речи — это вербальное воплощение замысла частями, которые замещают целое и даются в определенной последовательности. Для конкретизации понятия референт в плане соотношения эксплицитного и имплицитного корректируется понятие видов информации. Релевантность кванта определяется тем, насколько эффективно эксплицированное обеспечивает привлечение не только фоновых знаний, но и личностных неявных знаний воспринимающего субъекта для воссоздания того, о чем не сказано в тексте.

5.Взаимодействие трех типов референтов при их порождении проявляется в том, что неощутимая релевантность реалии смещает «центр тяжести» художественного мира: делает более ощутимыми другие референты (язык и повествующего субъект). Обеспечиваемое квантованием молчание понимается как разновидность затрудненной формы. Особенностью квантования в художественной речи является то, что неназывание реалий или их признаков не говорит об их нерелевантности, для художественного мира существенна релевантность их неназывания.

6.Текст, являясь линейной формой, посредством которой представлен нелинейный художественный мир. выступает как последовательность знаков, в которой художественная модель реализована для создания референтного пространства. Продуктивным для описания эстетической реализации языка, согласно выявленным особенностям материала, может считаться билатеральное понимание знака. Расширительная трактовка означающего как разнообразной информации о валентности, происхождении, эпидигматических, фонетических, грамматических и пр. свойствах знака расширяет возможности описания его изобразительных свойств и позволяет видеть его как объект изображения. Тенденция эстетической реализация знака определена как противоположная» коммуникативной: не в направлении опрощения, а в направлении «первобытной» образности.

7.Рассмотрение линейности текста в связи со связностью и расчлененностью показало, что избыточная связность обычно обеспечивает изображение языка, а специфическая расчлененность, описанная с помощью категории события, изображает повествователя. Двум типам событий - событиям жизни и событиям рассказывания - одинаково свойственны типологические признаки: отношение к норме и отношение к границе. Если события жизни допускают свертывание их до «основного эпизода», то особенностью событий рассказывания является принципиальная невозможность такой редукции.

Отношение между замыслом и текстом (экспрессия) при эстетической реализации языка определяется как изображение (при практической реализации - выражение). Изображенность референтов является еще одним признаком в ранее определенном ряду: творимость, вымышленность, самоценность. Стратификация семантики художественного текста - разграничение плана выражения (совокупности образов) и смысла создает условия для продуктивного описания семантического объекта.

8.Смысл определяется (в подтверждение идей А. В. Бондарко) как отношение плана содержания к контексту, ситуации и элементам опыта. Понятие смысла весьма важно для объяснения понятия эстетического чувства. При широком понимании эстетического чувства, например, как эмоции, генерированной удовлетворением потребностей познания, экономии сил и вооружения знаниями (Красота и мозг, 1995, 8), эстетическими можно назвать чувства, испытываемые и от осознания внутренней формы слова, и от удачного определения понятия, и от изящно сформулированного правила орфографии. Существенно конкретизируя проблему, можно определить эстетическое чувство применительно к художественной словесности как переживание осмысленного создания референтов. Поскольку эстетическое чувство сопутствует стремлению к смыслу, оно, по В. Франклу, не может быть достигнуто в обход смысла. Являющийся элементом плана содержания художественный образ понимается как внутренняя форма, как схема (своего рода «инструкция») эффективной работы воображения, задаваемая планом выражения.

Есть основания разграничивать референт (то, что «представляет» себе человек, воспринимающий текст, «картинка», конфигурация «чувственной ткани») и образ (способ, путь, которым мысль обеспечивает референт). Важно, что образ как устройство для построения референта предполагает участие не только явных знаний воспринимающего, но и знаний неявных, личностных, поэтому для описания эстетической реализации языка совершенно неприемлем рационалистический взгляд на объект, в силу того что принципиально разводит душевное и телесное.

9.Конкретизировать разграничение текста и произведения и тем самым упорядочить описание текста, с одной стороны, а с другой - легитимизировать этот самый «разговор» о произведении, позволяет разграничение плана содержания (совокупности образов) и референтного пространства (совокуп ности референтов). Референтное пространство - это результат преодоления как специфической связности, так и множества границ и нарушений, «созданных» повествователем. В референтном пространстве, которое создается в пределах ментального пространства, существенна память о себе воспринимающем. Эффект интертекстуальности определяется тем, что ссылка активизирует не текст, а именно референтное пространство.

10.Предложенная в работе система понятий предполагает смотреть на текст не как на источник познания, но как на источник переживаний в процессе выстраивания целостного художественного мира, в котором в равной мере существенны реалии, говорящий субъект и язык. Взгляд на всякий элемент текста с точки зрения его отношения к целостности творимого мира предполагает сделать ощутимой некорректность транзитивных процедур, которые мешают эстетическому переживанию.

Оговоренные признаки позволяют в перспективе остановиться на смысловых планах, сопутствующих семантическому углублению, специфическому эллипсису, расширенной адресации, и отметить возникающие при ней художественно-прагматические эффекты: «обособление миров» и их «соединение».

Список научной литературыПавлова, Ануш Хачиковна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Абрамов В.П., Бревнова С.В. Семантические поля художественного текста в идиостиле И.А.Бунина // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.432-436.

2. Автономова Н.С. Познание и перевод: Опыты философии языка. М.: РОССПЭН, 2008.704 с.

3. Авторитетность и коммуникация. Вып.4. Воронеж: ВГУ, 2008. 216 с.

4. Агрова О.В. Структурно-семантические и композиционно-стилистические особенности функционирования временных форм глагола в текстах немецкой художественной литературы // Филология как средоточие знаний о мире. Краснодар: КубГУ, 2008. С. 193-199.

5. Апресян Ю.Д. О семантической мотивированности лексических функций // Вопр. языкознания. 2008. № 5. С.3-33.

6. Аристотель. Сочинения в 4 т. Т. 4 / Аристотель; Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А. И. Доватура. М.: Мысль, 1984. 830 с.

7. Аркадьев П.М., Крейдлин Г.Е", Летучий А.Б. Семиотическая концептуализация тела и его частей. 1 // Вопросы языкознания. 2008. № 6.С.78-97.

8. Арнольд И. В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования). Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по специальности № 2103 «Иностранные языки». Л. : Просвещение, 1981. 295 с.

9. Арнольд И. В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста // Иностранные языки в школе. 1978. №4. С. 23-31.

10. Арнольд И. В. Импликация как прием построения текста и предмет филологического изучения // Вопросы языкознания. 1982. № 4. С. 83-91.

11. Арутюнова Н. Д. Функции языка / Н. Д. Арутюнова // Русский язык. Энциклопедия. М.', 1979. С. 385-386.

12. Арутюнова Н. Д. Образ, метафора, символ в контексте жизни и культуры / Н. Д. Арутюнова // RES PHILOLOGICA : Филологические исследования: Памяти академика Г. В. Степанова / Отв. ред. Д. С. Лихачев. М.; Л. : Наука, 1990. С. 71-88.

13. Аспекты общей и частной лингвистической теории текста / Н. А. Слю-сарева, Н. Н. Трошина, А.И. Новиков и др.; Редкол. : Н.А. Слюсарева (отв. ред.) и др.. М. : Наука, 1982. 192 с.

14. Ахиджакова М.П. Художественный текст как способ фиксации национального языкового сознания и культуры в языке романов А.Евтыха // Функционально-прагматические особенности единиц различных уровней. Краснодар: КубГУ, 2008. С. 115-117.

15. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова. М. : Советская энциклопедия, 1969. 608 с.

16. Бабенко JT. Г. Лингвистический анализ художественного текста : Учебник для вузов по спец. «Филология» / Л. Г. Бабенко, И. Е. Васильев, Ю. В. Казарин. Екатеринбург: Изд-во Урал.ун-та, 2000. 534 с.

17. Байкова Л.И. Перспективы исследования периода как текстообразующей единицы// Континуальность и дискретность в языке и речи. Краснодар: КубГУ, 2007.С.204-206.

18. Балашов Н. И. Структурно-реляционная дифференциация знака языкового и знака поэтического // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. Том. 41. 1982. №2. С.125-135.

19. Баранов А.Г. Дискретность/континуальность в поэтике жанра // Информационная ойкумена ментального мира: язык, общество, право. Ростов н/Д: РГЭУ «РИНХ», 2009. С. 17-29.

20. Баранов А.Г. Прагматика как методологическая перспектива языка. Краснодар: КубГУ, 2008. 188 с.

21. Барт Р. Текстовой анализ / Р. Барт // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика : Сб. ст. / Сост. и вступ. статья И. Р. Гальперина. М.: Прогресс, 1980. С. 307-313.

22. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М. : Прогресс, 1989. 616 с.

23. Бахтин М. М. К эстетике слова // Контекст 1973: Литературно-теоретические исследования. М. : Наука, 1974. С. 258-280.

24. Бахтин М. М.Вопросы литературы и эстетики. М.:Худож. лит., 1975. 502 с.

25. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. Сост. С. Г. Бочаров. 2-е изд. М.: Искусство, 1986. 445 с.

26. Белянин В. П. Основы психолингвистической диагностики (Модели мира в литературе). М. : Тривола. 2000. 248 с.

27. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Новое в лингвистике / Сост. В. А. Звегинцев. Вып. IV. М. : Прогресс, 1965. С. 434-449.

28. Бенвенист Э. Общая лингвистика; пер. с фр.; под ред. с вступит, ст. и ком-мент. Ю. С. Степанова. М.: Прогресс, 1974.447 с.

29. Блягоз З.У. Социально-философское «Я» и его реализация в языках разных систем // Северный Кавказ в условиях глобализации. Майкоп: АГУ, 2001. С.113-118.

30. Богин Г. И. Филологическая герменевтика : Учеб. пособ. Калинин, гос. ун. Калинин : КГУ, 1982. 86 с.

31. Богушевич Д. Г. Единица, функция, уровень. К проблеме классификации единиц языка. Минск, Вышэйш. шк. 1985. 116 с.

32. Бодуэн де Куртенэ И. А. Некоторые общие замечания о языковедении и языке // Звегинцев В. А. История языкознания XIX—XX веков в очерках и извлечениях. Ч. I. Изд. 3-е, доп. М. : Просвещение, 1964. С. 263-283.

33. Болотнова Н. С. Коммуникативные универсалии и их лексическое воплощение в художественном тексте // НДВШ. Филологические науки. 1992. №4. С. 75-87.

34. Болотов В.И. А.А.Потебня и когнитивная лингвистика // Вопр. языкозн. 2008.№ 2.С.82-96.

35. Бондарко А. В. Грамматическое значение и смысл / Отв. ред. Б. А. Серебренников. JL : Наука, 1978. 175 с.

36. Бондарко А. В. Лингвистика текста в системе функциональной грамматики // Текст. Структура и семантика. Т. 1. М., 2001. С. 4—13.

37. Брудный А. А. Психологическая герменевтика. Учебное пособие. М. : Лабиринт, 1998. 336 с.

38. Брусенская Л.А., Куликова Э.Г. Ценность дизайна и обесценивание текста // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.200-203.

39. Бутова А.Ю. Структура поля адресованности // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии. Тамбов: Грамота, 2007. 4.2. С.59-60.

40. Буянова Л.Ю. Понятие, слово, концепт: от простого к сложному // Континуальность и дискретность в языке и речи. Краснодар: КубГУ, 2007.С.52-53.

41. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. Пер. с нем.; общ. ред. и коммент. Т. В. Булыгиной. М : Прогресс, 1993. 528 с.

42. Валентинова О. И. Доминантный анализ языка художественной прозы : автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1990.

43. Ван Дейк Т. А. Язык. Познание. Коммуникация : Пер. с англ. / Сост. В. В. Петров / Под ред. В. И. Герасимова. М.: Прогресс, 1989.312 с.

44. Вартаньянц А. Д., Якубовская М.Д. Пособие по анализу художественного текста для иностранных студентов-филологов (третий— пятый годы обучения). М. : Русский язык, 1989. 236 с.

45. Василюк Ф. Е. Структура образа //Вопросы психологии. 1993. №5. С. 5—19.

46. Вейнрейх У. О семантической структуре языка // Новое в лингвистике : Пер. с англ.; под ред. и с предисл. Б. А. Успенского. Вып. 5. Языковые универсалии. М.: Прогресс, 1970.-С. 163-249.

47. Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М. : Изд-во АН СССР, 1963.255 с.

48. Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку / АН СССР. — М. : Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1959. 492 с.

49. Воркачев С. Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт : становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // НДВШ. Филологические науки. 2001. №1. С. 64-72.

50. Воркачев С.Г. Идея патриотизма в русской лингвокультуре. Волгоград: Парадигма, 2008. 200 с.

51. Выготский JI. С. Психология искусства / Под ред. М. Г. Ярошевского. М.: Педагогика, 1987. 345 с.

52. Гадамер Х.-Г . Истина и метод : Основы философской герменевтики : Пер. с нем. / Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова. М. : Прогресс, 1988. 704 с.

53. Галеева Н. JL Параметры художественного текста и перевод : Монография. Науч. ред. Г. И. Богин. Тверь : Тверской гос. ун-т, 1999. 155 с.

54. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / Отв. ред. Г. В. Степанов. М.: Наука, 1981. 139 с.

55. Гальперин И. Р. Относительно употребления терминов значение, смысл, содержание в лингвистических работах // НДВИ1. Филологические науки. 1982. №5. С. 34-43.

56. Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М. : Новое литературное обозрение, 1996. 352 с.

57. Гаспаров М. Л. Избранные труды, в 2-х т. Т. II. О стихах. М. : Языки рус- ' ской культуры, 1997. 504 с.

58. Гвоздарев Ю.А., Савенкова Л.Б. Основы коммуникативной стилистики. М.; Ростов н/Д: МарТ; ЮФУ, 2008. 256 с.

59. Гей Н. К. Искусство слова. О художественности литературы. М. : Наука,1967. 364 с.

60. Гей Н. К. Знак и образ // Контекст — 1973 : Литературно-теоретические исследования : Сб. ст. / Редкол.: А. С. Мясников и др. М. : Наука, 1974. С. 281-305.

61. Гельгардт Р. Р. Теоретические основы исследования стиля художественной речи // Лингвистические аспекты исследования литературно-художественных текстов. Калинин : КГУ, 1979. С. 22—159.

62. Глоссарий: Университет Exit Progekt: Электронный ресурс. // <http://exitt.ru/gloss.php7id-521> (20.10.2003)

63. Гореликова М. И., Магомедова Д.М. Лингвистический анализ художественного текста. М. : Рус. яз., 1989. 152 с.

64. Горелов И. Н. Избранные труды по лингвистике / Отв. ред. К. Ф. Седов. М. : Лабиринт, 2003. 320 с.

65. Горнфельд А. Г. О толковании художественного произведения // Горнфельд А. Г. Пути творчества. Пг.: Колос. 1922. С. 95-153.

66. Грайс Г. П. Логика и речевое поведение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика / Сост. и вступ. статья Н. Д. Арутюновой и Е. В. Падучевой. Общ. ред. Е. В. Падучевой. М. : Прогресс, 1985. С. 217-237.

67. Григоренко И.Н. Перцептивные и корреляционные особенности текста по изобразительному искусству // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.209-213.

68. Грушевская Т.М. Политический газетный текст: искусство аргументации // Информационная ойкумена ментального мира: язык, общество, право. Ростов н/Д: РГЭУ «РИНХ», 2009. С.98-102.

69. Гугнин А. А. Бертольд Брехт // Называть вещи своими именами : Прогр. выступления мастеров зап.-европ. лит. XX в. / Сост. Л. Г. Андреев и др.; Ком-мент. Г. К. Косикова и др.. М.: Прогресс, 1986. С. 587-588.

70. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры : Пер. с нем. / Сост. общ. ред и вст. статья А. В. Гулыги и Г. В. Рамишвили. М. : Прогресс, 1985. 451 с.

71. Демьянков В. 3. Функционализм в зарубежной лингвистике конца 20 века Электронный ресурс. // <http://www.infolex.ru/Funcfull.html>. (20.10.2004)

72. Логический словарь : ДЕФОРТ / Сост. В. Н. Переверзев; Под ред. А. А. Иви-на, В. Н. Переверзева, В. В. Петрова. М.: Мысль, 1994. 268 с.

73. Дмитровская М.А. Язык и миросозерцание А. Платонова : Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1999. 50 с.

74. Дмитровская М. А. Природа : язык и молчание (О миросозерцании А. Платонова) // Логический анализ языка. Язык речевых действий / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова, Н. К. Рябцева. М. : Наука, 1994. С. 125-130.

75. Долинин К. А. Интерпретация текста. М. : Просвещение, 1985. 288 с.

76. Донецких Л. И. Слово и мысль в художественном тексте / Отв. ред. Е. Ф. Ковалева. Кишинев : Штиинца, 1990. 166 с.

77. Дымарский М. Я. Проза Набокова: «дискурсивизация» текста // Художественный текст: аспекты сверхфразовой организации. Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1997.

78. Ельмслев JI. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. Вып. 1 / Сост., ред. и вступит, статьи В. А. Звегинцева. М. : Изд-во иностранной литературы, 1960. С. 264-389.

79. Женетт Ж. Фигуры = Figures : в 2 т. / пер. с фр. Е. Васильевой и др.; общ. ред. и вступ. ст. С. Зенкина. М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998.

80. Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. Изд. 4-е, испр. и доп. Назрань: Пилигрим, 2005. 376

81. Жинкин Н. И. Проблема эстетических форм // Художественная форма. Сборник статей Н. И. Жинкина, Н. Н. Волкова, М. А. Петровского и А. А. Губера. М.: ГАХН, 1927. С. 7-50.

82. Жинкин Н. И. Язык речь — творчество (Избранные труды) / Сост., науч. ред. С. И. Гиндина. Подг. текста С. И. Гиндина и М. В. Прокопович. М. : Лабиринт, 1998. 368 с. '

83. Жолковский А. К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности : Инварианты Тема - Приёмы - Текст : Сб. ст. / предисл. М. Л. Гаспа-рова. М. : Изд. группа «Прогресс», 1996. 341 с.

84. Журчева Т.В. Функции комического в построении трагикомического сюжета// Смех в литературе: семантика, аксиология, полифункциональность. Самара: СамГУ,2006.С.134-144.

85. Заика В. И. К вопросу о функциях языка / В. И. Заика // Вестн. Новг. гос. ун-та. Сер.: Гуманит. науки. 1996. №4. С. 111-117.

86. Заика В.И. Эстетическая реализация языка: функционально-прагматическое исследование. В.Новгород: НГУ им.Ярослава Мудрого, 2007. 364 с.

87. Залевская А. А. Текст и его понимание : Монография. Тверь : Тверской гос. ун-т, 2001. 177 с.

88. Звегинцев В. А. Предложение и его отношение к языку и речи / В. А. Звегинцев М. : Изд-во Моск. ун-та, 1976. 307 с.

89. Звегинцев В. А. Язык и лингвистическая теория. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1973. 248 с.

90. Зенкин М. Открытие «быта» русскими формалистами Электронный ресурс. // <http://ivgi.rsuh.ru/zenkin 1 ,htm> (12. 03. 2003)

91. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: РАН, 2004. 388 с.

92. Золян С.Т. О стиле лингвистической теории: Р.О.Якобсон и В.В.Виноградов о поэтической функции языка // Вопр. языкозн. 2009.№ 1.С.З-8.

93. Зубова JI.B. Поэзия Марины Цветаевой : Лингвистический аспект / Л. В. Зубова. Л.: Изд. Ленингр. ун-та, 1989. 264 с.

94. Ибраев Л. И. Слово и образ. К проблеме соотношения лингвистики и поэтики //НДВШ. Филологические науки. 1981. №1. С. 18—24.

95. Иваницкий В. В. Функции языка // Вестн. Новг. гос. ун-та. Сер. : Гума-нит. науки. 2004. №29. С. 103-110.

96. Иванов В. В. Очерки по истории семиотики в СССР / Отв. ред. В. А. Успенский. М. : Наука, 1976. 303 с.

97. Иванова Н. Н. Словарь языка поэзии (образный арсенал русской лирики конца XVIII начала XX в.). М. : ACT; Астрель; Русские словари ; Тран-зиткнига 2004. 666 с.

98. Иванчикова Е. А. Язык художественной литературы : Синтаксическая изобразительность / Научн. ред. А. П. Сковородников. Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1992/160 с.

99. Ильенко С. Г. Предложение в текстовом аспекте // Предложения в текстовом аспекте. Вологда : ВПИ, 1985. С. 3-15.

100. Ильин И. П. Постмодернизм : от истоков до конца столетия : эволюция научного мифа / Науч. ред. А. Е. Махов. М. : Интрада, 1998. 255 с.

101. Ильинова Е.Ю. Концептуализация вымысла в языковом сознании и тексте. Волгоград: ВолГУ, 2009. 508 с.

102. Имплицитность в языке и речи / Е. Г. Борисова, М. Д. Зиновьева, Ю. С. Мартемьянов и др.; Отв. ред Е. Г. Борисова, Ю. С. Мартемьянов. М. : Языки русской культуры, 1999. 200 с.

103. Интуиция. Логика. Творчество / АН СССР; отв. ред. М. И. Панов. М. : Наука, 1987. С. 36-54.

104. Инфантова Г.Г. Современные условия реализации текстовых категорий цельности, связности и расчлененности // НДВШ. Филологические науки. 2008. № 6. С.74-78.

105. Исаева JI.A. Лингвистический анализ художественного текста: проблемы интерпретации скрытых смыслов. Краснодар: КубГУ, 2007. 141 с.

106. Казарин Ю. В. Поэтический текст как система : Монография / Науч. ред. Л. Г. Бабенко. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 1999. 260 с.

107. ПО.Кайда Л. Г. Композиционный анализ художественного текста : Теория. Методология. Алгоритмы обратной связи. М. : Флинта, 2000. 152 с.

108. Ш.Каменская О. Л. Текст и коммуникация. М. : Высшая школа, 1990. 152 с.

109. Камчатнов А. М. Подтекст : термин и понятие // НДВШ. Филологические науки. 1988. №3. С. 40-45.

110. Кант И. Сочинения. В 6-ти т. Под общ. ред. В. Ф. Асмуса и др.. Т. 3. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1964. 799 с.

111. Кант И. Критика способности суждения / Редкол.: Ю. В. Перов (пред-сед.) и др. СПб. : Наука, 2001. 512 с.

112. Караулов Ю. Н. Лингвистические основы функционального подхода в литературоведении // Проблемы структурной лингвистики 1980 : Сб. ст. / АН СССР; Инт-т языкознания Отв. ред. В. П. Григорьев. М. : Наука, 1982. С. 20-37.

113. Карцевский С. Об асимметричном дуализме лингвистического знака // Звегинцев В. А. История языкознания XIX-XX веков в очерках и извлечениях. Ч. II. Изд. 3-е, доп. М. : Просвещение, 1965. С. 85-90.

114. Касавин И. Т. Рациональность в познании и практике: Критический очерк / И. Т. Касавин, 3. А. Сокулер. М. : Наука. 1989. 192 с.

115. Касавин И. Т. Опыт как знание о многообразии Электронный ресурс. // <http://www.philosophy.ru/iphras/libraiT/phnauk2/SCIENCE3.htiii> (20.02.2006)

116. Квятковский А. Поэтический словарь / Науч. ред. И. М. Роднянская. М. : Советская энциклопедия, 1966. 375 с.

117. Киселева Р. А. Интерпретация подтекста в рамках стилистики декодирования // Экспрессивные средства английского языка : Сб. ст.. Л. : Изд-во ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1975. С. 67-78.

118. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика. М. : Эдиториал УРСС, 2000. 352 с.

119. Ковтунова И. И. Поэтическая речь как форма коммуникации // НДВШ. Филологические науки. 1986. № 1. С. 3-13.

120. Кожевникова Кв. Спонтанная устная речь в эпической прозе (На материале современной русской художественной литературы). Praha, Universita Karlova,1971.168 с.

121. Кожевникова Кв. Формирование содержания и синтаксис художественного текста // Синтаксис и стилистика : Сб. ст. / Отв. ред. Г. А. Золотова. М. : Наука, 1976. С. 301-315.

122. Кожевникова Н. А. О соотношении прямого и метафорического словоупотреблений в стихах Велимира Хлебникова // Язык как творчество : К 70-летию В. П. Григорьева / РАН; Редкол.: 3. Ю. Петрова, Н. А. Фатеева. М.: ИРЯ РАН, 1996. С. 43-49.

123. Кожина М.Н., Дускаева Л.Р., Салимовский В.А. Стилистика русского языка: Учебник. М.: Наука; Флинта, 2008. 464 с.

124. Кокшенева К. Не спасавший России не спасется и сам // Москва. 2004. №№11-12.

125. Колотаев В.В. Структура зримого в теории поэтического языка В. Б. Шкловского // Логос. 1999. № 11-12. С. 37-54.

126. Колшанский Г. В. Коммуникативная функция и структура языка / Отв. ред. Т. В. Булыгина. М.: Наука, 1984. 175 с.

127. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл / Антуан Компаньон; Пер.с фр. и предисл. С. Зенкина. М. : Изд-во Сабашниковых, 2000. 336 с.

128. Кондрашова О.В., Шумская Н.И. Мифологема как функционально-семантический тип слова и как направляющая социокультурных процессов // Континуальность и дискретность в языке и речи. Краснодар: Куб-ГУ, 2007.С.292-294.

129. Конев В.А. Приключения эстетики на пространстве философии // Коды русской классики: «провинциальное» как смысл, ценность и код. Самара: СамГУ, 2008.

130. Концептуализация как процесс и его результаты: национально-культурные и индивидуально-авторские особенности. Краснодар: Куб-ГУ, 2008. 210 с./ Под ред. Л.А.Исаевой.

131. Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность. Ростов н/Д: ПИ ЮФУ, 2008.

132. Кравченко А. В. Классификация знаков : проблемы взаимодействия языка и знания // Вопросы языкознания. 1999. № 6. С. 3—12.

133. Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики: Пер. с англ. / Под ред. И. Ренчлера, Б. Херцбергер, Д. Эпстайн. М. : Мир, 1995. 335 с.

134. Крейдлин Г. Е. Голос и тон в языке и речи // Язык о языке : Сб. ст. / Под общ. рук. и ред. Н. Д. Арутюновой. М. : Языки русской культуры, 2000. С. 453-501.

135. Кронгауз М. А. Семантика. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т., 2001. 399 с.

136. Кугликов В. А. Философское понимание культуры Электронный ресурс. // <http://www.mael.ru/sociuml/kruglikov.html> (20.02.2003)

137. Кузина Н.В. Семантическое развертывание прозаического текста: Методика анализа. Предварительный опыт // Алфавит: Филологический сборник / Науч. ред. Е. А. Яблоков. Смоленск : СГПУ, 2002. С. 71-105.

138. Крючков В .П. Движение мотивного комплекса «столица-провинция» в прозе Б Пильняка. Коды русской классики. Самара: СамГУ, 2008. С.203-210.

139. Кулибина Н. В. Художественный дискурс как актуализация художественного текста в сознании читателя // Мир русского слова. 2001. № 1. С.57.64.

140. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / Под ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. М.: Флинта: Наука, 2003. 840 с.

141. Культурология. XX век. Энциклопедия. В 2-х т. / Глав, ред., составит, и автор проекта С. Я. Левит. СПб. : Университетская книга; ООО «Але-тейя», 1998.

142. Кумлева Т. М. Коммуникативная установка художественного текста и ее лингвистическое воплощение // НДВШ. Филологические науки. 1988. №3. С. 59-66.

143. Купина Н. А., Николина Н.А. Филологический анализ текста : М. : Флинта : Наука, 2003.408 с.

144. Краткая философская энциклопедия / Редакторы-составители Е. Ф. Губ-ский, Г. В. Кораблева, В. А. Лутченко. М. : «Прогресс»; «Энциклопедия», 1994. 576 с.

145. Лабащук М. Слово в науке и искусстве : научное и художественное осмысление феноменов вербального мышления. Тернополь : Пщручники i пос1бники, 1999. 272 с.

146. Лаврова С. Ю. Формулы в текстовой парадигме (на материале идиостиля М. Цветаевой) / МПГУ. М. : Прометей, 1998. 194 с.

147. Лазарева О.В. Метафора: функционирование и когнитивное значение (на базе алхимических текстов). Ростов н/Д: ДГТУ, 2008. 137 с.

148. Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. Избранные статьи / Б. А. Ларин; Вступ. ст. А. В. Федорова. Л.: Худож. лит., 1974. 288 с. i

149. Ласкова М.В., Приходько И.П. Многообразие переносных употреблений в системе времен русского и английского языка // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.52-57.

150. Левидов А. М. Автор — образ читатель / А. М. Левидов; Предисл. В. Г. . Иванова, И. И. Тихомирова.; Ленингр. гос. ун-т им. А.А.Жданова. Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1977. 360 с.

151. Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Языки русской культуры, 1998. 824 с.

152. Левушкина О.В. Художественный текст как явление национальной культуры: лингвокультурологический анализ образов-символов // Изв.ЮФУ. Филологич. науки. 2008. № 4.С.30-38.

153. Леонтьев А. Н. Избранные психологические произведения : В 2-х т. Т. 1 -IX / А. Н. Леонтьев; АПН СССР. М. : Педагогика, 1983. 320 с.

154. Лещак О. Языковая деятельность. Основы функциональной методологии лингвистики. Тернополь : Пщручники i пос1бники, 1996. 445 с.

155. Липгарт А. А. Основы лингвопоэтики : Учебное пособие. М. : Диалог-МГУ, 1999. 166 с.

156. Литвинов В. П. Мышление по поводу языка в традиции Г. П. Щедровиц-кого Электронный ресурс. // Школа культурной политики "Делать Язык" Январь 2004 г. <http://www.shkp.rU/lib/archive/humanitarian/5/7/print > (20.02.2005)

157. Лосев А. Ф. О применении в языкознании современных общенаучных понятий // Теория и методология языкознания : Методы исследования языка. Сборник. / АН СССР; Отв. ред. В. Н. Ярцева. М. : Наука, 1989. 254 с.

158. Лосева Л. М. Как строится текст / Под ред. Г. Я. Солганика. М. : Просвещение, 1980. 96 с.

159. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М. : Искусство, 1970. 382 с.

160. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера -история. М.: Языки русской культуры, 1996. 464 с.

161. Лукин В. А. Художественный текст : Основы лингвистической теории и элементы анализа. М. : Ось-89, 1999. 192 с.

162. Лурия А. Р. Язык и сознание / Под. ред. Е. Д. Хомской. Ростов н/Д. : Изд-во Феникс, 1998. 416 с.

163. Лингвистический энциклопедический словарь / Отв. ред. В. Н. Ярцева. М. : Советская энциклопедия, 1990. 685 с.

164. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и составитель А. Н. Николюкин. М. : НПК «Интелвак», 2003. 1600 стб.

165. Мартине А. Основы обшей лингвистики // Новое в лингвистике. Вып. 3 / Сост., ред. и вступ. статьи В. А. Звегинцева. М. : Изд-во иностр. литературы, 1963. С. 366-566.

166. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. Пер. с фр. Н. Д. Андреева; Под ред. А. А. Реформатского. М. : Издательство иностранной литературы, 1960. 436 с.

167. Маслова В. А. Лингвокультурология : Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. М. : Изд. центр «Академия», 2001. 208 с.

168. Матвеева Т. В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий : Синхронно-сопоставительный очерк. Свердловск : Изд-во Урал, ун-та, 1990. 168 с.

169. Мезенин С. М. Образность как лингвистическая категория // Вопросы языкознания. 1983. № 6. С. 48-57.

170. Михеев М. Ю. Описание художественного мира Андрея Платонова по данным языка : автореф. дис. . д-ра филол. наук. М. МГУ, 2004. 65 с.

171. Молько А.В. Сатирическое и трагедийное в трилогии А.И.Солженицына «1945 год» // Смех в литературе: семантика, аксиология, полифункцио- -нальность. Самара: СамГУ,2006.С.116-133.

172. Моррис Ч. У. Основания теории знаков // Семиотика : Сб.ст. Переводы. / Сост., вступ. ст., и общ. ред. Ю. С. Степанова. М. : Прогресс, 1983. С. 37-89.

173. Моррис Ч. У. Из книги «Значение и означивание» // Семиотика : Сб. ст. Переводы. / Сост., вступ. ст., и общ ред. Ю. С. Степанова. М. : Прогресс, 1983. С. 118-132.

174. Москальская О. И. Грамматика текста. М. : Высш. школа, 1981. 183 с.

175. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства / вступ. ст. Ю. М. Лотмана. М.: Искусство, 1994. 605 с.

176. Муратов А. Б. О теории образа А. А. Потебни // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1977. Т. 36. № 2. С. 99-111.

177. Мурзин Л. Н., Щтерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск : Изд-во Урал, ун-та, 1991. 172 с.

178. Мусхелишвили Н. Л., трейдер Ю.А. Постижение versus понимание // Труды по знаковым системам. 23 : Текст — культура — семиотика нарра-тива. Тарту, 1989 (Учён. зап. Тартуского, гос. ун-та; вып. 855). С. 3-17.

179. Мыркин В. Я. Текст, подтекст и контекст // Вопросы языкознания. 1976. №2. С. 86-93.

180. Немец Г.П. Знаковая ингредиентность метаязыковой субстанциональности // Континуальность и дискретность в языке и речи. Краснодар: Куб-ГУ, 2007.С.193-195.

181. Никитин М. В. О семантике метафоры // Вопросы языкознания. 1979. №1. С. 91-102.

182. Никитин М. В. Основы лингвистической теории значения. М. : Высш. шк.,1988. 168 с.

183. Никитин М. В. Предел семиотики // Вопросы языкознания. 1997. №1. С. 3-14.

184. Нишанов В. К. О смысле текста и природе понимания // Текст, контекст, подтекст. М. : ИЯЗ, 1986. С. 3-10.

185. Новиков JI. А. Феномен эстетического в языке (Опыт аналитического синтеза) //Вестник РУДН. Серия «Филология, журналистика». 1994. № 1.С. 57-67.

186. Новиков JI. А. Семантика русского языка : Учеб. пособие / JI. А. Новиков. М.: Высш. школа, 1982. 272 с.

187. Новиков Л. А. Художественный текст и его анализ. М. : Русский язык, 1988. 304 с.

188. Новиков Л. А. Структура эстетического знака и остраннение / Русистика сегодня. 1994. № 2. С. 3-20.

189. Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Отв. ред. Б. А. Серебренников. М.: Наука, 1970. 604 с.

190. Общение. Текст. Высказывание / Отв. ред. Ю. А. Сорокин, Е. Ф. Тарасов; АН СССР, Ин-т языкознания. М. : Наука, 1989. 172 с.

191. Олейник М.А. Адресатный план и динамическая языковая картина мира. СПб.; Краснодар: СПбГУ; КубГУ, 2006.

192. Павлов А. Пересказ и его рецептивные возможности // Критика и семиотика. Вып. 5.2002. Новосибирск : НГУ, 2002. С. 109-119.

193. Падучева Е. В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива) / М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 464 с.

194. Палиевский П. В. Литература и теория. 3-е изд., доп. М. : Сов. Россия,1979. 287 с.

195. Панюшева М. С. Слово в поэтической речи // Значение и смысл слова : художественная речь, публицистика / Под ред. Д. Э. Розенталя. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 23-40.

196. Патюкова Р.В. О специфике метафоры в сфере публичной коммуникации // Профессиональная коммуникация: объекты, среды, технологии. Ростов н/Д: РФ РАП, 2009.С. 13-20.

197. Перцов Н. В. О неоднозначности в поэтическом языке // Вопросы языкознания. 2000. №3. С. 55-82.

198. Петренко В. Ф. Психосемантика сознания. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1988. 208 с.

199. Петров В. В., Герасимов В. И. На пути к когнитивной модели языка // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка / Сост., ред., вступ. статья В. В. Петрова и В. И. Герасимова. М. : Прогресс. С. 5-11.

200. Петровский М. А. Выражение и изображение в поэзии // Художественная форма. Сборник статей Н. И. Жинкина, Н. Н. Волкова, М. А. Петровского и А. А. Губера. М. : ГАХН, 1927. С. 51-80.

201. Пешковский А. М. Принципы и приемы стилистического анализа и оценки художественной прозы //Ars poetica. Вып. 1 : Сб. ст. Б. И. Ярхо и др. / Под ред. М. А. Петровского. М. : ГАХН, 1927. С. 29-68.

202. Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение // Семиотика : Сб. ст. Переводы. / Сост., вступ. ст., и общ. ред. Ю. С. Степанова. М. : Прогресс, 1983. С. 90-101.

203. Пищальникова В.А. Психопоэтика : монография / Алтайский ун-т. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. 176 с.

204. Пшцальникова В. А. А. А. Потебня и теория значения слова // Русский язык в школе. 2006. №5. С. 92-105.

205. Полани М. Личностное знание : На пути к посткритической философии : Пер. с англ. / Общ. ред. В. А. Лекторского и В. И. Аршинова. М. : Прогресс, 1985.344 с.

206. Поликарпов А. А. Элементы теоретической социолингвистики. Некоторые предпосылки, результаты и перспективы причинного подхода в общей семиотике в языкознании. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1979. 162 с.

207. Понцо А. «Другость» у Бахтина, Бланшо и Левинаса // Бахтинология : Исследования, переводы, публикации. СПб. : Алетейя, 1995. С. 61-78.

208. Потебня А. А. Эстетика и поэтика / Сост., вступ. ст., библ. и примеч. И. В. Иваньо и А. И. Колодной. М. : Искусство, 1976. 614 с.

209. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя. СПб. : Изд-во С.-Петербург, ун-та, 1997. 264 с.

210. Почепцов Г. Г. История русской семиотики до и после 1917 года: Учебно-справочное издание / Г. Г. Почепцов. М. : Изд-во «Лабиринт», 1988. 336 с.

211. Ревзина О. Г. Деконструкция лингвистического знания // Лингвистика на исходе XX века : итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т. 2 / Редкол. : А. Е. Кибрик и др.; отв. ред. И. М. Кобозева. М. : Филология, 1995. С. 438^39. •

212. Реферовская Е. А. Коммуникативная структура текста в лексико-грамматическом аспекте / Отв. ред. А. В. Бондарко; АН СССР. Ин-т языкознания. Л.: Наука, 1989. 168 с.

213. Риффатер М. Критерии стилистического анализа // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика : Сб. ст. / Сост. и вступ. статья И. Р. Гальперина. М.: Прогресс, 1980. С. 69-97.

214. Ричарде А. Философия риторики // Теория метафоры : Сборник : Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н. Д. Арутюновой; Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. М. : Прогресс, 1990. С. 44—67.

215. Родоман Б. Б. Введение в социальную географию : Курс лекций. М. : Изд-во Российского открытого университета, 1993. 78 с.

216. Рубакин Н. А. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию Статья, крит. очерк и коммент. А. А. Леонтьева и Ю. А. Сорокина. М.: Книга, 1977.264 с.

217. Руднев В. П. Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1999. 384 с.

218. Рябов В.Н. Отношения производности в русском языке // Континуальность и дискретность в языке и речи. Краснодар: КубГУ, 2007.С.90-92.

219. Рядчикова Е.Н., Кульчицкая Н.В. Идея спасения России в трудах русских философов: религиозно-этические и социальные концепты. Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008.186 с.

220. Салиева Л.К. Модель авторского сознания литературно-художественного произведения // Культурная жизнь Юга России. 2008. № 4.С. 140-141.

221. Северская О.И. Информационная структура поэтического высказывания // Филологич. науки. 2008. № 6. С.24-34.

222. Серебрякова С.В. Сохранение семантического радиуса заглавия при переводе художественного текста // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.378-382.

223. Сёрль Д. Р. Логический статус художественного дискурса // Логос. 1999. № 3. С. 34-47.

224. Сидоренко К. П. Интертекстовые связи пушкинского слова / Рос. пед. унт. им. А. И. Герцена. СПб. : Изд-во РПГУ, 1999. 253 с.

225. Сидорков С.В., Сидоркова Г.Д. К типологии стратагемных принципов // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.330-331.

226. Сидоров Е. В. Референция, экспрессия, когнитивность и коммуникативное назначение языка // Знание языка и языкознание: Сб. ст. АН СССР. Отд-ние лит и яз. и др.; [Отв. ред. В. П. Нерознак, И. И. Халеева]. М. : Наука, 1991. С. 119-131.

227. Скаличка В. Асимметричный дуализм языковых единиц // Пражский лингвистический кружок : Сб. ст. / Сост., ред. и предисл. Н. А. Кондратов. М. : Прогресс, 1967. С. 119-127.

228. Слюсарева Н. А. Методологический аспект понятия функций языка // Изв. АН СССР. Сер. лит и яз. 1979. Т. 38. № 2. С. 136-144.

229. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию : Пер. с фр. / Ф. де Соссюр; под ред. А. А. Холодовича. М.: Прогресс, 1977. 696 с.

230. Степанов, Г. В. Несколько замечаний о специфике художественного текста // Научные труды МГПИИЯ, вып. 103. Лингвистика текста / Отв. ред. И. И. Чернышева. М. : МГПИИЯ, 1976. С. 144-150.

231. Степанов Г. В. О границах лингвистического и литературоведческого анализа художественного текста // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1980. Т. 39. №3. С. 195-204.

232. Степанов Ю. С. В трехмерном пространстве языка. Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства / отв. ред. В. П. Нерознак. М. : Наука,1985. 335 с.

233. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М.: РАН, 2004. 778 с.

234. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. Изд-е 3. М.: Едиториал УРСС, 2002.

235. Степанов Ю.С. Язык и метод. М.: РАН, 1998. 356 с.

236. Тарланов Е. 3. Анализ поэтического текста. Петрозаводск : Изд-во Петрозаводского ун-та, 2000. 140 с.

237. Тезисы Пражского лингвистического кружка // Пражский лингвистический кружок : Сб. ст. / Сост., ред. и предисл. Н. А. Кондрашова. М. : Прогресс, 1967. 559. С. 17-41.

238. Текст как явление культуры / Г. А. Антипов, О. А. Донских, И. Ю. Мар-ковина, Ю. А. Сорокин; Отв. ред. А. Н. Кочергин, К. А. Тимофеев. Новосибирск : Наука, 1989. 197 с.

239. Тодоров Ц. Теории символа / Ц. Тодоров; пер. с фр. Б. Нарумова; предисл. Ю. Сорокина. М. : Дом интеллектуал, книги; Рус. феноменол. о-во, 1999. 384 с.

240. Толочин И. В. Метафора и интертекст в англоязычной поэзии : Лингвос-тилистический аспект/ СПбГУ. СПб. : Изд-во СПбГУ, 1996. 95 с.

241. Томашевский Б. В. Стилистика : Учебное пособие. 2-е изд, испр. и доп. / отв. ред. А. Б. Муратов. Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. 288 с.

242. Тростников, М. В. Поэтология / М. В. Тростников. М.: Грааль, 1997. 192 с.

243. Трофимова Ю.М. Лингвистика поэтического текста: предмет и задачи исследования // Язык. Культура. Коммуникация. Ульяновск: Ульяновский гос.ун-т, 2008. С.339-347.

244. Труфанова Е.О. Идентичность и Я II Вопр.философии. 2008. № 6.С.95-105.

245. Тульчинский Г. Л. К упорядочению междисциплинарной терминологии / Г. Л. Тульчинский // Психология процессов художественного творчества: Сб. ст. / АН СССР; Отв. ред. Б. С. Мейлах, Н. А. Хренов. Л. : Наука, 1980. С. 241-245.

246. Тураева 3. Я. Лингвистика текста (Текст : структура и семантика). М. : Просвещение, 1986. 127 с.

247. Тхорик В.И., Фанян Н.Ю. «Духовный код» как ядерное понятие парадигмы «язык-духовность-культура» // Филология как средоточие знаний о мире. Юбилейный сб. М.; Краснодар: АПСН; КубГУ, 2008. С.24-32.

248. Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка: Статьи / Вст. статья. Н. Л. Степанова. М. : Сов. писатель, 1965. 301 с.

249. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Отв. ред. В. А. Каверин и А. С. Мясников. М.: Наука, 1977. 575 с.

250. Тюпа В. И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. 192 с.

251. Тюпа В. И. Эстетический феномен — произведение — текст //Типологический анализ литературного произведения : Сб. науч. тр. / Редкол. : Н. Д. Тамарченко (отв. ред.) и др.. Кемеровский гос. ун-т. Кемерово, 1982. С. 3-19.

252. Тютелова Л.Г. «Я» и «Другой» в мире А.Н.Островского и А.П.Чехова //Литература и театр. Самара: СамГУ, 2006.С.173-184.

253. Ульман Ст. Стилистика и семантика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика : сб. ст. / Сост. и вступ. статья И. Р. Гальперина. М. : Прогресс, 1980. С. 227-253.

254. Успенский Б. А. К проблеме генезиса тартусско-московской семиотической школы // Труды по знаковым системам. 20 : Актуальные проблемы семиотики культуры / Ред. Ю. Лотман. Тарту, 1987 (Уч. зап. Тарт. госуниверситета. Вып. 746). С. 18-29.

255. Успенский Б.А. Европа как метафора и как метонимия (применительно к истории России) // Вопросы философии. 2004. № 6. С. 13-21.

256. Успенский В. А. К проблеме линейности языка (по поводу одного недоумения князя Л. Н. Мышкина) // Вопросы филологии. 1999. №3. С. 34— 42.

257. Устин А. К. Текст как семиосинтез объективного и субъективного. СПб.: SuperMax, 1995. 139 с.

258. Факторович А.Л. Выражение смысловых различий посредством эллипсиса. Харьков: ОКО, 1991. 98 с.

259. Фатеева Н.А. Основные тенденции развития поэтического языка в конце XX века // Новое литературное обозрение. 2001. №50.

260. Федоров А. В. Язык и стиль художественного произведения. М.-Л. : ГИХЛ, 1983. 132 с.

261. Фотиадис Д.К. Проблема амбивалентности личности в творчестве Л.Н.Андреева и М.А.Булгакова // Золотая строфа. Вып.З. Краснодар: КубГУ, 2007.С.109-113.

262. Франкл В. Человек в поисках смысла : Сборник : Пер. с англ. и нем. / Общ. ред. Д. А. Леонтьева. М.: Прогресс, 1990.368 с.

263. Фрумкина Р. М. Лингвистика в поисках эпистемологии // Лингвистика на исходе XX века : итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т. II. / Ред. колл. : А. Е. Кибрик и др.; отв. ред. И. М. Кобозева. М.: Филология, 1995. С. 509-511.

264. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук : Пер. с фр. / Вступ. ст. Н. С. Автономовой. СПб. : A-cad, 1994. 407 с.

265. Философская энциклопедия / Гл. ред. Ф. В. Константинов. М. : Советская энциклопедия, 1970. Т. 5. 740 с.

266. Халикова Н. В. Категория образности художественного прозаического текста : автореф. дис. д-ра филол. наук. М.: МГОУ. 2004. 43 с.

267. Химик В. В. Поэтика низкого, или Просторечие как культурный феномен. СПб.: Филологический факультет СпбГУ, 2000. 272 с.

268. Хэллидей М. А. К. Лингвистическая функция и литературный стиль / // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика : Сб. ст. / Сост. и вступ. статья И. Р. Гальперина. М. : Прогресс, 1980. С. 116-147.

269. Черемисина Н. В. Вопросы эстетики русской художественной речи Киев: Вища школа, 1981. 240 с.

270. Чесноков П.В. Об основных измерениях в языковой системе // Филология как средоточие знаний о мире. Краснодар: КубГУ, 2008. С.112-114.

271. Чудаков А. П. Поэтика Чехова / Отв. ред. В. В. Виноградов. М. : Наука,1971.291 с.

272. Шестаков В. П. Эстетические категории : опыт системного и исторического исследования / В. П. Шестаков. М.: Искусство, 1983. 358 с.

273. Шкловский В. Б. О теории прозы. М. : Сов. писатель, 1983. 384 с.

274. Шкловский В. Б. Тетива. О несходстве сходного / Собр. соч. в 3 т. / В. Б. Шкловский. М. : Худож. лит., 1974. Т. 3. 813 с.

275. Шмелева Т. В. Текст как объект изучения в школе. Великий Новгород : НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2006. 60 с.

276. Шпербер Д., Уилсон Д. Релевантность // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка / Сост., ред., вступ. статья В. В. Петрова и В. И. Герасимова. М. : Прогресс, 1988. С. 212-233.

277. Шпет Г. Г. Эстетические фрагменты // Шпет Г. Г. Сочинения / Предисл. Е. В. Пастернак. М. : Правда. С. 344-472.

278. Щедрина Н.М. Катастрофичность человеческого бытия в романе В.Астафьева «Прокляты и убиты» // Проблемы поэтики и истории русской литературы Х1Х-ХХ веков: Памяти профессора В.П.Скобелева. СамГУ,2005. С.346-356.

279. Щерба JI. В. Избранные работы по русскому языку / Работа по подбору текстов, редактированию и составлению примечаний М. А. Матусевич. М. : Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1957. 188 с.

280. Щукин В.Г. О филологическом образе мира (философские заметки) //Вопр. философии. 2004. № 10. С.47-64.

281. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. М. : Книжная палата, 1989. С. 428-447.

282. Эпштейн М. Н. Парадоксы новизны : О литературном развитии ХЗХ-ХХ веков. М.: Сов. писатель, 1988.416 с.

283. Якобсон Р. В поисках сущности языка // Семиотика : Сб. ст. Переводы. / Сост., вступ. ст., и общ. ред. Ю. С. Степанова. М. : Прогресс, 1983. С. 102-117.

284. Ямщиков С.В. Культура смутного времени // Наш современник. 2007. № 7. С.228-235.

285. Ярхо Б.И. Простейшие основания формального анализа // Ars poetica. Вып. 1 : Сб. ст. Б. И. Ярхо и др. / Под ред. М. А. Петровского. М. : ГАХН, 1927. С. 7-25.

286. NidaEu. Signs. Sense. Translation. Capetown, 1991.

287. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ЭМПИРИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА

288. Галактионова В.Г. В зоне повышенного риска // Москва. 2008. № 9. С. 194-199.

289. Галактионова В.Г.Избранная проза. Тт. 1-2. М.: ACT, 2008.

290. Галактионова В.Г. Мятежная лампада века// Наш современник. 2008. № 9. С.279-285.

291. Галактионова В.Г. Новый литературный герой: выразитель интересов своего народа или идей глобализации? // Наш современник. 2006. № 1.С.281-286.

292. Галактионова В.Г. Со всеми последующими остановками // Наш современник. 2002. № 4. С.3-35.

293. Галактионова В.Г. Угождение золотому тельцу обратится в ничто // Учит, газета. 30 марта 2004. № 12 (9989). С.4.