Соотношение эпистемологии и герменевтики в неопрагматизме Р. Рорти

Пазолини, Бернардетта

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Соотношение эпистемологии и герменевтики в неопрагматизме Р. Рорти

Год: 2005
Автор научной работы: Пазолини, Бернардетта
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Новосибирск
Код cпециальности ВАК: 09.00.01

Диссертация по философии на тему 'Соотношение эпистемологии и герменевтики в неопрагматизме Р. Рорти'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Соотношение эпистемологии и герменевтики в неопрагматизме Р. Рорти"

на правах рукописи

ПАЗОЛИНИ Бернардетта

СООТНОШЕНИЕ ЭПИСТЕМОЛОГИИ И ГЕРМЕНЕВТИКИ В НЕОПРАГМАТИЗМЕ Р. РОРГИ

09.00.01 - онтология и теория познания 09.00.03 - гносеология и история философии

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

НОВОСИБИРСК 2005

Работа выполнена на кафедре гносеологии и истории философии философского факультета Новосибирского государственного университета

Научный руководитель:

доктор философских наук,

профессор Целищев Виталий Валентинович

Официальные оппоненты:

- доктор философских наук, профессор Наливайко Нина Васильевна

- кандидат философских наук Олейникова Ольга Дмитриевна

Ведущая органшация - Сибирский государственный аэрокосмический Университет

Защита состоится в 9 июня 2005 г. в «14» часов на заседании диссертационного совета Д 003.057.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук в Институте философии и права ОИИФФ СО РАН по адресу: 630090, г. Новосибирск, ул. Николаева, 8,

С диссертацией можно ознакомится в библиотеке Объединённого института истории, филологии и философии СО РАН.

Автореферат разослан « 3 » мая 2005 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета }гу~~

кандидат философских наук —=*-В.В. Бобров

8 &

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ.

Актуальность темы. В последние десятилетия появились новые области философских исследований, в результате чего понятийный комплекс философии обогатился множествам новых терминов, вышедших за пределы профессионального применения. В частности такие понятия, как «пост-философия» или «поп-философия» часто употребляют не только профессиональные философы, но также представители других профессий. Новые идеи возникли в процессе взаимного обмена информацией между представителями различных философских традиций, которые с конца 50-х годов начали группироваться под названиями «аналитическая» и «континентальная» философия. Употребление этой понятийной пары можно считать пригодной для рассмотрения общего международного фона современной философии. Первая группа является переплетением философских течений, берущих начало в эмпиризме, а второй термин объединяет разнообразие и разнородность европейской философии, где решающую роль играет герменевтика.

При обсуждении традиционных философских проблем эти направления долгое время находились в конфликте друг с другом или же просто игнорировали друг друга. Только в последние десятилетия наблюдается взаимодействие между ними, на развитие которого неоспоримое влияние оказал неопрагматгом. Значительное влияние на этот процесс оказал Р. Рорти, чьи произведения одновременно были переведены на многие языки и получили большой резонанс в международном философском контексте. Его реакция против укрепления позиции аналитической философии в американских вузах способствовала распространению герменевтики в американской среде и развитию диалога между аналитиками и континенталами на международном уровне.

Сопоставление вышеупомянутых направлений актуально и в том плане, что Соединенные Штаты до сих пор являются страной, которая больше всего инвестирует средства в научные исследования, что поддерживает интерес многих европейских и российских философов к американским делам в этой области философии. Аналогично, новые заокеанские тенденции

обнаруживают явственную связь с некоторыми европейскими философиями.

Кроме того, складывается впечатление о том, что результатом изменений в отношениях между аналитиками и континенталами стало превалирование в философском контексте позиций, характеризующихся радикальным отказом от необходимости поиска общих оснований и признанием факта невозможности постановки вопроса о достижении достоверных знаний. Все это актуализирует проблему выявления соотношения между эпистемологией и герменевтикой в неопрагматизме Р. Рорти.

Степень разработанности темы.

Неопрагматистская, аналитическая и герменевтическая концепции представлены в научной литературе многих стран мира. В Италии и России в последнее десятилетие этим направлениям философской проблематики посвящены монографии и статьи, написанные авторами, которые принадлежат к разным традициям. В частности, для российской научной литературы характерен превалирующий интерес к аналитической философии, которая дает возможность строгого исследования реальности, и обещает получение достоверных результатов в конце познавательного процесса. Интерес к герменевтике более ограничен, хотя стал возрастать в последние годы; ограничено в России и число тех, кто обсуждает вопрос об отношениях между аналитиками и континенталами. В Италии пока наблюдается заметная недооценка важности этой проблематики. Опубликованная в 1997 году Ф. Д'Агостини монография не получила еще широкой известности. В связи с долгим превалированием гуманистской и идеалистической традиций над традицией философии науки, сегодня в Италии к герменевтике относятся знаменитые во всем мире философы, такие как Дж. Ваттимо и У. Эко, в то время как к группе эпистемологов принадлежат менее известные фютософы.

к • * .•

основными объектами философского труда Ч. С. Пирс предложил метод для установления значений, метод, не имеющий ничего общего, как с картезианскими критериями ясности, так и с конвенционализмом номиналистов; его «прагматистское правило» состояло в утверждении необходимости изучить все возможные последствия высказывания или понятия на протяжении долгого периода для понимания их значения. Все неопрагматисты также ссылаются на работы Дж. Дьюи, хотя и расходятся во мнениях по некоторым вопросам, таким как, например, реализм и номинализм, релятивизм и универсализм, и так далее.

Сочтя постановку традиционных философских вопросов не пригодной для их решения, Рорти предложил использовать для философствования термин «пост-философия». Он подверг критике понятия «репрезентации», «истины», «объективность» и уделил особое внимание тем мыслителям, чей стиль является менее философским.

Проговедения Рорти вызвали большой интерес представителей итальянской герменевтики, с которыми Рорти наладил хорошие контакты и начал рутинный разговор о роли и задачах философии. В Италии, с одной стороны, рортианский неопрагматизм воспринимался как «гуманная философия», которая считает философа человеком своего времени и гражданином своего государства, на смену названию «мудрец», веками отличавшему его в академических кругах. С другой стороны, некоторые подчеркивали, что подчас в утверждениях Рорти дискредитируется сама философия, поэтому они отмежевались от его концепции. На самом деле, для него дело не в устранении философии, а в ее освобождении от перегруженности лингвистических наростов.

В рамках разработанного аналитиками вопроса о познании, особую позицию занимает У. О. Куайн, чьи выступления под влиянием прагматизма дали начало переосмыслению постулатов и «догм» эмпиризма. Вслед за ним, У. Селларс, Д.Дэвидсон и сам Р. Рорти пересмотрели основания научного познания и сосредоточились на общественном характере языка, который определяет любую речь.

Предложение Куайна «натурализовать» эпистемологию, основанное на убеждении в тесной «связи» между наукой и

философией, инициировало тенденцию к натурализму, согласно которому философам стою сконцентрировать внимание на исследование «натуральных» аспектов познавательного процесса.

Определение списка «натуральных аспектов» до сих пор обсуждается, вместе с определением способов реализации процесса « натурал из ации».

Объектом исследования является неопрагматистское видение герменевтики и эпистемологии.

Предметом работы является сравнение концепций познания, языка, толкования, роли и задач философии в рортианском прагматизме, в эпистемологии и в герменевтике.

Цель диссертационной работы - это исследование рортианского рассмотрения аналитического и герменевтического подходов к вопросам о познании, о взаимодействии науки и философии, о функции языка и о роли философии в современном мире. Реализация поставленной цели подразумевает выполнение четырех задач:

1. Рассмотрение новаторских позиций в рамках аналитической философии и герменевтики, с которыми рортианский неопрагматизм вступил в диалог о познавательном процессе, о толковании традиции, о функции языка и о социальной роли философии.

2. Выявление причин взаимопроникновения аналитической и континентальной философий, по которым развивались дебаты по релятивизму, реализму и скептицизму.

3. Сопоставление неопрагматистского, герменевтического аналитического подходов к социальным проблемам современности, задача, в которую входит и анализ дискуссии о философствовании, как о деятельности, имеющей практическую или научную цель.

4. Рассмотрение итальянского вклада в международные дебаты по вышесказанным вопросам, и итальянского освоения достижений эпистемологии и герменевтики.

Методологические основы исследования. С целью введения в рассматриваемую проблематику используется историко-философский анализ отношений между аналитической и

континентальной философией. Работа построена на сопоставлении концептуальных аппаратов анализа неопрагматизма, герменевтики и эпистемологии; особое внимание уделяется анализу соответствующих концепций репрезентации, истины, языка, толкования, философии и т.д. В выборе тематик и авторов, рассмотренных в первой главе, мы руководствовались критерием выявления философских выступлений, которые привели к значительному пересмотру традиционных философских вопросов и ознаменовали начало взаимодействия между аналитической и континентальной философией. Во второй главе из огромного числа выступлений Рорти особое внимание отдано самым недавним его работам. В связи с важностью его критики некоторых понятий мы использовали сравнительный анализ его высказываний с позицией его соперников. Рассмотрение итальянского философского контекста в третьей главе соответствует выделенным в предыдущих главах тематикам и вопросам.

Научная новюна и конкретные результаты исследования

содержатся в следующих положениях, которые выносятся на защиту:

1.Выделена своего рода «шизофрения»4, или неразрешимое противоречие между повседневным опытом, развивающимся на основе считающихся несомненными верований и убеждений, и рациональностью, которая постоянно подрывается сомнением и неуверенностью в собственных результатах. С одной стороны, скептицизм представляет собой нерешенную проблему современной философии, а с другой, все действуют, следуя принципу, что можно принять то, в чем невозможно удостовериться Приняв картезианскую предпосылку, что разум может быть либо безличным, универсальным и нейтральным, либо его вовсе нет, эпистемологи способствовали скептицизму, а герменевты и прагматисты отвергли саму возможность рациональности и отстаивали нигилизм. Следовательно, было утрачено значение самого разума, его способность познавать совокупность аспектов реальности, сформулировать гипотезы,

1 Термин используется в своем -этимологическом значении, состоящем из ясЫго.

рассекать, раскалывать и рИгепоз, ум, душа

идти на риск толкования и постоянного исправления собственных гипотез.

2.Выявлена необходимость восстановить альтернативное значение термина «репрезентация», как «знака», или «вещи», отсылающей к другой вещи, значение, которое было утрачено из-за произошедших философских дебатов между аналитиками и континенталами. Прагматисты, герменевты, а также аналитики, несмотря на их более или менее резкую критику репрезентации, не предложили замену значения «зеркального отражения», которым Декарт и Кант наделили репрезентацию. Понятие репрезентации как «знака» предполагает изначальное и органичное единство повседневного опыта и разума, который в состоянии принять опыт к сведению и переработать его. Познавательная деятельность включает толкование возникающих в опыте знаков, которое, в свою очередь, представляется как постановка гипотезы и пользуется раз личным и ф орм ам и рассужде ния.

3.Вычленены противоречивые утверждения неопрагма-тистской концепции Рорти: а) его уверенность в прогрессивной истории человеческого рода противоречит, как его призыву всегда учитывать случайность любого словаря, так и его казуалистской концепции мутации метафор, которыми определяется культурный прогресс; б) его стремление наделить людей наибольшей властью и творческими лингвистическими способностями противоречит его концепции человека как плода более или менее развитых причинных связей (триангуляции), сеть, в рамках которой самосознание является второстепенным и случайным явлением; в) детерминированность деятельности человека противоречит предложенной Рорти схеме обновления практической, социальной, этической и политической жизни, в основе которой лежит лишь волюнтаризм индивидов; г) рортианская апология иронии сочетается с признанием вредности воспитания молодых поколений в духе иронии, поэтому он вынужден двойственно противопоставить частную и публичную сферы.

аналитиками и континенталами не подходят к концу; выявлены также мотивы сложных отношений между ними, состоящие в каких-то случаях в простом незнании подходов друг друга к общим проблематикам, в других случаях в трудности чтения произведений друг друга, а иногда в личном соперничестве между академиками. Установлено также, что новая философская отправная точка, предложенная онтологами, привлекает всё больше внимание представителей обоих фронтов.

Научно-практическая значимость диссертационной работы.

Полученные в диссертации выводы и многочисленные собранные материалы могут быть использованы:

- для разработки учебных курсов по философии познания, онтологии, антропологии, этике, и истории философии, или при чтении спецкурсов о не о прагматизме и об итальянской философии;

для конкретизации и уточнения оснований метода «прикладной онтологии» и антропологических импликаций новой концепции рациональности.

Апробация работы. Основные положения работы докладывались и обсуждались на научных семинарах сектора Истории философии и Логики и теории познания Института Философии и Права СО РАН.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключении и списка используемой литературы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность исследования, рассматривается степень разработанности темы, определяются предмет и объект исследования, формулируются его цель и задачи, методологические основания. Определяется научная новизна и научная значимость результатов работы.

Первая глава посвящена анализу некоторых значимых моментов дебатов между аналитиками и конггиненталами, на фоне которых появились новые тенденции современной философии. Аналгоируются также общие характеристики прагматизма, сыгравшего решающую роль в диалоге между аналитической и континентальной философией.

Исследование начинается с упоминания о работах М. Хайдеггера, основателя современной герменевтики, которому не были чужды проблемы эпистемологии и поиск оснований естественных наук. Хайдеггер исходил из анализа сущих, преследуя цель установления первоосновы, что уже была у его учителя Э.Гуссерля. В дальнейшем он обозначил поворотный момент внутри феноменологии, перенеся акцент с познания на бытие, и дал повод к возникновению новых вопросов в философских дебатах XX века. Перенос интереса не означал отказа от эпистемологии; Хайдеггером была подчеркнута внутренняя необходимость самой эпистемологии определить предварительные аспекты всякого познания. Феноменология - это наука об опыте, говорит Хайдеггер, поэтому он предлагает «позволить видимости явиться» и принять опыт и явления, как они просто представлены в историческом процессе. Метод простой, но овладеть им трудно потому, что у нас всегда есть фильтры и предрассудки, которые нас заранее определяют и ограничивают постижение явления.

Понятия, лежащие в основе всех рассматриваемых наукой предметов, определяются не исследованием метода наук, а созданием не дедуктивной логики, которая первоначально устанавливается в определенной области бытия и начинает «размыкать его». Главной целью хайдеггеровского исследования станет пояснение понятия «бытие» и его смысла. Рассматривая

способ, которым можно приступить к бытию, Хайдеггер выделяет пространственно-временный горизонт {Dasein), в рамках которого опыт происходит: знать, понимать, заниматься наукой или искусством, это не что иное, как способы этого тут-бытия. Бели только через тут-бытие «понимается само бытие», то круговой характер онтологического понимания проливает свет и на другой аспект: тема бытия производит обратное действие на метод, принятый нами для его исследования. Вопрос о смысле бытия отражается в любом тематическом и методологическом выборе, сделанном нами, и играет решающую роль в плане отношений между эпистемологией и онтологией. То, что наукой и логикой считается ограничением или изъяном познания, замкнутым кругом, Хайдеггер называет «позитивной возможностью исходного познания»6. Постоянная задача философа-толкователя - это не позволять догадкам и расхожим понятиям диктовать себе предвзятые, предусмотренные и предрешенные знания, но в их разработке из самих вещей обеспечить научность темы.

Установив смысл бытия во временности, Хайдеггер описал историю западной метафизики, основанную на понимании бытия как «присутствия», из которого проистекает объективизм. Науки ограничивали исследование конфигурацией присутствующего сущего, а философия должна, наоборот, рассматривать бытие сущего, ставить вопрос об онтологическом различии бытия и сущего, которое является одним из центральных моментов рассуждений Хайдеггера. Главной характеристикой западной метафизики стало ошибочное постижение бытия («забвение метафизики»), которое все сводило к технике и к нигилизму и практически привело метафизику к самоубийству: если бытия больше нет, то и от сущего ничего больше не остается. С тем, чтобы избежать подобной судьбы умаления и эксплуатации, Хайдеггер предлагал определение бытия как «события» (Ereignis), означающего происходящий случай и происхождение происшедшего, т.е. лингвистического призыва, обращенного к слушанию человека. Таким образом, Хайдеггер выходит за пределы вопроса субъект-объект и утверждает, что только ясное суждение о том, что произошло в истории западной мысли, является решающей

^HeideggerM , Essere е tempo (1927), UTET, Torino, 1969, p.250

отправной точкой для будущей философии. Знание образа бытия, достигнутого другими народами, это требование метода для познания самого бытия.

В мире аналитики поставленный Хайдеггером вопрос о смысле бытия выглядел искаженным. Всем было ясно, что невозможно не согласиться с мнением Р. Карнапа7, назвавшего «бессмысленным рядом слов» выступление Хайдеггера. опубликованное позднее под названием «Что такое метафизика» (1929), иначе разрушилась бы целая эмпирическая традиция, включая все ее современные логические заключения. Именно от противоположных взглядов Хайдеггера и Карнапа берет начало разрыв между аналитическим миром и континентальной философией. Концепция функции и значения языка стала одной из классических тем несогласия между ними: с аналитической точки зрения, язык имеет функцию нормативности или дешифровки явлений мира, а герменевты утверждают, что язык «позволяет бытию говорить»8. Общей чертой философов разнородного аналитического течения была убежденность в превосходстве науки над философией, поэтому они предлагали превращение любой философии, претендующей на истинность, в эпистемологию или в философию языка.

Поставленный Хайдеггером вопрос о смысле бытия и об основаниях философии распространялся за границами Европы и способствовал критике некоторых заключений аналитической философии. В утверждениях Хайдеггера, высказанных поэтическим, т.е. неприятным аналитикам языком, был выражен познавательный принцип «герменевтического круга»: бытие может быть познано только человеческой речью, поэтому познание всегда сопровождается созданием познаваемого, которое, в свою очередь, определяет толкователя. Все высказывания непосредственно связаны с совокупностью факторов культурного контекста, в котором они порождены, и понимание всегда носит обобщающий характер.

Судя по всему, выступление У. О Куайна о присутствии в эмпиризме двух догм, от которых он намерен отказаться,

7Карнап Р-Рейхенбах Г., Преодоление метафизики чогическим анализом языка (1932) // Вестник МГУ, сер.7, Философия,№6, 1993, с. 11-26

8 HeideggerM., Sentiert mterrotti (Holzwege)// LaNuovaltalia, 1968, c.57

даже если ценой этого отказа станет «стирание различия между метафизикой и естественным и науками, и приближение к прагматизму»9, имеет эпохальное значение. Первая догма заключалась в убежденности в существовании различия между аналитическими и синтетическими суждениями; отрицая эту догму, Куайн коснулся самой сути логико-формального метода и обнажил предвзятую уверенность в превосходстве аналитической философии над континентальной. При отсутствии подобного разделения, либо все суждения являются осмысленными и полезными для познания мира, либо, наоборот, все суждения имеют аналитический характер, поэтому наука должна ограничиться (подобно онтологии) построением удобных логических систем, не претендуя ни на какую связь с реальностью. Критика Куайна «второй догмы» (редукционизма) выделяла необходимость прояснить, в чем заключается метод проверки или отрицания истинности высказываний, и определить природу отношений между высказываниями и опытом. Любое знание зависит как от языка, так и от опыта, но эта двойная зависимость не отражается одинаковым образом в каждом утверждении, поэтому «единица измерения эмпирической осмысленности есть вся наука в ее глобальности»10.

На самом деле, Куайн является ключевой фигурой для сближения разнородных групп аналитиков и континенталов. Выделены также общие характеристики в философских позициях Хайдеггера и Куайна: они многократно называют онтологию непреложной частью человеческого знания, отличают логику и онтологию от эпистемологии, подчеркивают сложность традиционного рассмотрения проблемы познания. Признав тесную связь между наукой и философией, Куайн заключает, что все научные открытия и догадки пригодны в любой области, и что в принципе нет высказываний, которые подтверждают или отрицают истину других.

Выступление Куайна не стало прощанием с эмпиризмом: Куайн был и остался убежденным в том, что в наших утверждениях должно быть решающее соотношение с чувственным опытом,

9 Quine W О , Two dogmas // From a logical point of view, Cambridge, 1961, с 20

10 там же, с 45

поскольку стимуляция сенсорных рецепторов - это все, чем мы располагаем для построения нашего образа мира. Необходимо пересмотреть отношения между наукой и языком, наукой и философией, и превратить эпистемологию в науку, результаты которой можно проверить точно, как в естественных науках. В результате процесса «натурализации», эпистемология станет описательной и откажется от притязаний на истину.

В философском пути Куайна выделяется важность его отношений с американским прагматизмом; в общем, во всей аналитической сфере были переосмыслены термины, например, «опыт», под влиянием размышлений Дж. Дьюи. По его мнению, основополагающей чертой опыта является совокупность разнородных факторов, но в истории человеческой мысли выделился дуализм между практикой и теорией, который многие пытались преодолеть посредством построения соответствующей теории. Дьюи предлагал альтернативу дуализму, предложенному рационализмом и эмпиризмом, утверждая единство теории и практики в изначальном опыте; он также подвергал критике марксизм, который уже раньше отстоял необходимость подобного объединения, из-за его историческо-диалектического материализма. Не все прагматисты придерживались одной и той же концепции опыта; Ч .С. Пирс установил прагматистское правило, состоявшееся в утверждении необходимости изучить все возможные последствия термина или понятия на протяжении долгого периода для понимания его значения. Вслед за прагматизмом, Куайн признал органичное единство опыта, но не дошел до устранения различия между схемой и содержанием и не принимал прагматгоацию эпистемологии, согласно которой отрицается приоритетное значение научного познания.

Характерными примерами обсуждения проблематики, поднятой Куайном и Хайдеггером, являются дебаты, развернувшиеся на рубеже 60-ых и 80-ых годов, между Ю Хабермасом и X. Г. Гадам ером. Благодаря ним диалог между герменевтикой, критической теорией, прагматизмом и аналитической философией получил развитие, внеся свой вклад в рассмотрение общих для мирового философского контекста вопросов, связанных с анализом языка и с этико-политической сферой. Высокая оценка, данная

сначала Хабермасом Гадамеру за его «урбанизацию хайдег геровской провинции»5, не позволила преодолеть дистанцию между неокантианским видением Хабермаса и герменевтическими представлениями Гадамера, или примирить их разные этико-политические оценки. Полемика между ними разгорелась из-за противоположной оценки рационалистской традиции Запада: Хабермас обвинял Гадамера в отсутствии критического разума, предложенного Просвещением, а, по мнению Гадамера, Хабермас думает лишь в терминах Просвещения, развивает критические предпосылки Просвещения и заменяет критический элемент наукой. На самой деле, выявляется общая для Хабермаса и Гадамера отправная точка в рассмотрении концепции рациональности как критической рефлексии, поэтому они отличаются друг от друга лишь оценкой, которую они дают рациональности. Бели Гадамер отстаивает права традиции, то Хабермас - права разрушающей ее рефлексии, но размышления обоих сводятся к проистекающему го общего историзма релятивизму.

В результате нашего анализа выявилось, что аналитический мир все чаще принимает во внимание континентальные философии. Нужно признать за представителями прагматизма и отчасти герменевтики заслугу в том, что они сделали центром философских дебатов XX века проблему единства повседневного опыта и познания, что заставило пересмотреть свои результаты даже эмпириков и аналитиков. Неопрагматисты и герме не вты внесли вклад в сближение опыта, о котором говорят философы, с повседневным опытом, включающим в себя разнообразие исторических, эстетических, этических элементов. Тем не менее, если опыт был спасен ими от сциентистского редукционизма, то ни прагматизм, ни герменевтика не предложили понятие «разум», альтернативное тому, присущему картезианско-кантианской традиции и аналитической эпистемологии, понятие, которое сегодня подвергается критике скептиками.

Вторая глава целиком посвящена рассмотрению новшеств, введенных в международные философские дебаты рортианским

5 Vattimo G., Posttila //GadamerH.G., Vertía' е método, Milano, 1983, p.XXXII

неопрагматизмом Как философ Рорти сформировался в аналитических кругах, что определяет до сих пор даже стиль его произведений, хотя он отмежевался от эпистемологии и приближался к герменевтике. Критика, которой он подверг большую часть размышлений самых видных философов, наряду со своеобразной и подчас провокационной оценкой, которую он дал литературному творчеству, внесли свой вклад в создание новой атмосферы в философских кругах, обозначили разрыв с картезианско-кантианской традицией и предложили новую модель ф илософствования.

Поместив утверждения Рорти в контекст дебатов с другими философами, предлагается анализ основных вопросов, обсуждаемых им как в аналитической сфере, так и в диалоге с континенгалами. Первые два параграфа второй главы посвящены рассмотрению вопросов о гносеологических тематиках; критический анализ размышлений Рорти позволяет лучше понять концептуальные проблемы, имеющие место в пестром аналитическом мире. Особенно важным оказался вклад Рорти в рассмотрение вопросов об объективности, об истине, о реализме и т.д.; также его критика понятия «репрезентации», унаследованного от картезианско-кантианской традиции, должна сейчас учитываться всеми в современных дискуссиях о познании.

Исходя из констатации того, что перечень вопросов, традиционно считавшихся важными, но оставшихся нерешенными, начинается с вопроса о различии между физическим и умственным, Рорти предлагает отмежеваться от притязания на «зеркальную сущность» сознания и отстаивает радикальный ангирепрезенгационизм. Критикуя миф о данности (Myth of Giveness), Рорти отрицает возможность проведения исследования мира с помощью репрезентаций, концептуальных схем, понятий и подобных инструментов. Никакой образ мира, выраженный языком, не является более или менее представляющим то, как мир в действительности существует. Следовательно, предложенный эпистемологией взгляд является лишь одним го возможных представлений, которое на протяжении длительного времени будет замещаться другими; Рорти также устраняет различие между видимостью и реальностью, между абстрактным и конкретным,

поскольку эти дихотомии предполагают ту или иную точность доступа к реальности. Р. Брэндом, хотя и согласен с Рорти по поводу антирепрезентационизма, подвергает критике его радикальный номинализм, который сводит к нулю все попытки оправдывать наши высказывания. В ответ Рорти возражает, что пост-философия не нуждается в теории истины или значений: при отсутствии высшей точки зрения любое знание является лишь толкованием, поэтому оправдывается только лингвистическими, социальными и «этноцентричными» причинами ^ В связи с последним рортианским выводом, третий и четвертый

параграф второй главы посвящены его переработке герменевтических тематик, которая сильно повлияла на различные '1 сферы европейской культуры. Концепция, являющаяся фоном всех

размышлений Рорти о человеческом существе, о социальном сосуществовании и о подобных темах, заключается в схеме «триангуляции», в которой человек рассматривается как сплетение верований, намерений и желаний, которые постоянно переопределяются под влиянием случайных воздействий, оказываемых внешней средой и общественной жизнью.

Основа антропологическо-социально-полигической позиции Рорти является историческим характером всех явлений, аспект, являющий самой серьезной провокацией, которую Рорти чувствует со стороны континентальной философии. Для достижения успехов в праксисе, философия должна быть готова утратить отличительные признаки, которыми она обладала в прошлом, она должна также отказаться от притязания на высшую точку зрения и быть готовой приблизиться к «здравому смыслу». Долгом философа является «назидание» {edification) людей посредством непрерывной беседы и * описание утопического социального будущего, на построение

которого человечество должно направить свою энергию, в силу «светской религии». Философия не проверяется ни правильным анализом отдельных понятий, ни внутренней когерентностью сотен подобных анализов Она проверяется когерентностью философской позиции с другими аспектами культуры. Философии приписано быть волнообразной и разнообразной; поэтому Рорти предлагает рассматривать философию как один из литературных жанров, что было с интересом воспринято герменевтами.

Следовательно, метафора рассматривается как логическая область возможного без предопределенных границ, которая оказывается полезной во всех сферах знания. По этому поводу Рорти согласится с коллегами, которые принимают введенную Т. Куном модель «революционной науки», и критикует попытку тех, кто упорно старается придать метафоре познавательное значение, превращая ее в универсальную форму коммуникации, или приписывая ей функцию эмансипации. Последние философы совершают те же самые ошибки, которые были допущены Кантом относительно познания, поскольку они претендуют на универсализацию метафоры как сущности в себе, а не как инструмента. Своеобразно истолковывая мысль Хайдеггера, Рорти настаивает на том, что цель философии состоит в освобождении от словаря, который мы используем в настоящее время. Ирония и осознание собственной случайности, вместе с оказанием помощи своим согражданам признавать эфемерность лексикона, которым они определяют общие чаяния и верования, характерные черты интеллектуала; поэтому прагматист надеется, что все метафоры будут услышаны, и что ни одна из них не будет считаться «опасной» для сети предшествующих верований. На вопрос, стоит ли стать либеральным ироником, Рорти всегда подразумевает положительный ответ, поскольку «мы должны принять исход столкновения между старыми и новыми метафорами, каким бы он ни был»3, во имя ментальной открытости, а не для каких-то других целей.

Предложенный Рорти либерализм имеет две примечательные черты: а) либеральные общества, существующие в настоящее время, имеют много позитивных аспектов наряду с негативными, поэтому у западной демократии есть инструменты для собственного улучшения; б) либерализм всегда утопичен, и о нем можно говорить только в терминах воображения, предложений и надежды на будущее. Улучшение социальных обстоятельств достигается посредством защиты и поддержки гражданских свобод, конкретных целей. Защита демократии, как на политическом, так и на философском уровне, является основной задачей философа, который может помочь политике освободиться от прошлого,

3 ЯоПу Л., 1аАЫоАа с!оро 1а$1овоАа (1989) //Вал, 1990, р.67

создавая политические проекты, или просто внушая в человеческие существа надежду на утопический будущий либеральный мир.

Надежда отделяется от достоверности познания, но у Рорти есть нерушимая уверенность в прогрессе истории человеческого рода. Он уверен, что любознательность приносит с собой космополитизм и демократию; он также допускает существование пути, ведущего к счастью, благосостоянию, социальной справедливости и т.п. Всё основывается на виталистском натурализме, который является «сутью» всех размышлений Рорти и pars construens его философии: в конечном итоге, жизнь сама по себе хороша, она не простой выбор какого-то словаря, а подразумеваемая основа принятия любого словаря. Ироничная позиция оказывается не адекватной развитию либерального общества; следовательно, Рорти включает иронию в частную сферу, часто в соперничестве с солидарностью, публичной стороной нашей жизни. Солидарность является выбором, который возлагает большую моральную ответственность на индивидов, но бросает тень цинизма на будущие перспективы: большая часть людей скорее склонна защищать собственную выгоду, чем чужие права. Следовательно, невозможно утверждать, что должна быть некая культура, которая воспитывала бы свою молодежь так, что заставляла бы ее постоянно сомневаться в тех идеалах, которые она получает; ироник отчасти вреден, поскольку вызывает в молодежи ответную реакцию, или даже негодование. В итоге, у Рорти нет представления о том, как сможет реализоваться либеральное утопическое общество; он признает, что способ подобной реализации является «тайной», которая «имеет отношение к нарождению милосердствующей, долготерпеливой, все переносящей любви»2. Единство публичной и частной сфер жизни возможно только в силу волюнтаризма или светской религии, в которой социальная справедливость и личные желания могли бы воссоединиться.

В итоге, выделились противоречивые аспекты позиции Рорти, состоящие как в предложенном возобновлении социальной, этической и политической жизни, так и в поручении людям творческих лингвистических способностей и ответственности за культурный прогресс. Кроме того, отрицание значимости разума

2 Rorty R., Anticlericalism and atheism // Wrathall, Cambridge, 2004, p.44

в познавательном процессе и радикальная критика репрезентации, предложенные Рорти, не предлагают адекватную замену, ни картезианскому всеведущему разуму, ни понятию репрезентации, как зеркальному отражению; поэтому его высказывания более юти менее непосредственно выводят на авансцену иррационализм и нигилизм.

Третья глава посвящена анализу дебатов между герменевтами и эпистемологами в итальянском философском контексте с тем, чтобы по-новому понять проблематики, представленные в предыдущих главах. При анализе разных толкований истории итальянской философии обнаруживались некоторые общие характеристики: а) итальянская философия называется эклектической за ее склонность сближать очень отличающиеся друг от друга предложения иностранных авторов; б) типичным аспектом итальянской философии считается предпочтение, отданное этическим, политическим или педагогическим тематикам; в)до недавнего времени выделилась общая тенденция итальянской эпистемологии не рассматривать специфические вопросы, обсуждаемые на международном уровне, и ограничиваться комментарием к чужим произведениям.

Если посмотреть на итальянские переводы иностранных работ, то обнаруживается, что произведения прагматизма были переведены за короткое время, а многие произведения неопозитивизма начали публиковать лишь в 60-е годы. Указанные причины отставания разные, в зависимости от профессиональных интересов или от принадлежности определенному философскому или политическому течению того, кто описывает их историю. Кто-то жалуется на негативные последствия гуманистистско-идеалистической традиции; другие заявляют, что «предание анафеме» неопозитивизма со стороны марксизма привело к четкому разделению между научным и философским миром; некоторые обвиняют в близорукости издательские дома, медлившие с публикацией классиков формальной логики, неопозитивизма и философии науки; иные видят причины недоверия к науке в идеологическом характере позитивизма XIX века, характеризованного антиклерикализмом и социалистическим

отпечатком.

В последние десятилетия ситуация существенно изменилась и сегодня можно наблюдать увеличение сотрудничества итальянских философов с иностранными коллегами, неопрагматистами, аналитиками, натуралистами или онтологами. В первом параграфе третьей главы внимание сосредоточено на итальянских представителях натурализованной эпистемологии. В Италии многие откликнулись на призыв Куайна и начали размышлять о достоинствах и изъянах натурализма, о том, какие попытки натурализации являются желательными. В итоге, сегодня в итальянском натурализме имеют место три тенденции. Мажоритарная тенденция (Э.Агацци, П. Баротта, Н.Вассалло) допускает в философии результаты естественных наук, но оставляет эпистемологии анализ нормативных аспектов научных знаний и методологии; эта группа «умеренных натуралистов» ссылается на позицию «теории надежности» (геНаЫШт) А. Голдмана и на предложенные Л. Лауданом размышления о научном методе. Ко второй тенденции относятся аналитические философы (Д. Маркони), которые понимают натурализацию как замену эпистемологии естественными науками, особенно нейронауками и искусственным разумом; согласно этой тенденции, нормативными аспектами познания можно пренебречь в ожидании того, что вышеназванные науки обеспечат нас адекватными инструментами для полной натурализации. Промежуточную позицию занимают те, кто считает неустранимыми концептуальные и нормативные аспекты процесса понимания, но в то же самое время придает большое значение результатам поиска в сферах познавательных процессов (К. Пенко, А. Паньини).

До распространения трудов Хайдеггера и Гадамера в итальянской философии 50-ых годов уже велись «герменевтические дебаты», которые в значительной степени обладали характеристиками, противоположными хайдеггеровской герменевтике. Показательным примером этого является монументальное произведение Э. Бетти по герменевтике (1955), в котором автор предлагает объективистскую методологию гуманитарных наук. На самом деле, в Италии книгу даже не рецензировали, а, наоборот, зарубежные коллеги признали ее значение и вступили в диалог с автором.

Вместе с развитием толкований хайдеггеровской философии в итальянской герменевтике возникло и «нигилистское» направление, рассмотренное во втором параграфе третьей главы. Его значимым представителем, Дж. Ваттимо, поддерживались универсализация герменевтики и создание герменевтического «койне»; он также избегал крайних вариантов «деконструкционизма» и постмодернизма, сочтя их формами экстремизма, сводящими «познавательное» значение искусства к чисто языковой игре. Будучи убежденным в том, что в языке «созидается», а «не только обнаруживается» новый мир, Ваттимо присоединился к гадамеровской позиции, которая подчеркивает примат языка. Он также признал «позитивную» связь между хайдеггеровским описанием западной метафизики и ницшеанским нигилизмом, истолкованным как «ослабление» онтологических структур метафизики. По его мнению, «ослабление бытия» становится главным критерием для толкования современной человеческой жизни; также, путеводной нитью любой эмансипации является осознание «нигилистской судьбы Запада», которое служит трамплином для освобождения от идеологий и насилия, и делает человеческое существование подлинным. В последние годы Ваттимо стал предлагать «секуляризированную» версию нигилистской истории бытия в дополнение к рассказанной Ницше и Хайдеггером.

Убеждение в том, что у толкования нет онтологического статуса, поэтому оно всегда находится внутри исторического горизонта и не может выйти за пределы условностей и правил языка, это убеждение способствовало обращению к семиотическому анализу с тем, чтобы «секуляризировать» метафизический дискурс. В рамки семиотики всецело вписываются работы У. Эко, который в 80-е годы внес свой вклад в распространение «ослабленной мысли», но недавно он переосмыслил свою позицию и сосредоточился на семиотическом анализе толковательного пути.

Интерес к определению границы между тем, что подвергается истолкованию, и «неисправимыми» данными сближает позиции некоторых итальянских герменевтов (М. Феррарис) и представителей «формальной» и «прикладной» онтологии, включающей в себя как аналитиков, так и континенталов. Новая

онтология характеризуется наработками, имеющими совершенно разное происхождение, и отличается общей атмосферой, которая ощущается в произведениях и начинаниях некоторых современных философов. Отправной точкой онтологов является признание, что, несмотря на более или менее жесткое противостояние между аналитиками и континенталами, оба фронта подтвердили свое «единомыслие в главном», т.е. в том, что «истину говорят науки, но есть и спорная сфера, которую можно оставить в стороне; а если заниматься ей, то делать это надо с оговоркой, что в ней точные результаты получены быть не могут»1

Тем не менее, когда наукам поручается роль «судьи» мнений здравого смысла, не удается избежать тупика некоторых выражений повседневного опыта. Например, физика помогает уточнить значение выражений, таких как «солнце заходит», но вклад наук не очень полезен, когда выражаются суждения о собственности или эстетические суждения, такие как «эта ручка - моя» или «Мастер и Маргарита - это шедевр». В последних выражениях нет никакой базовой характеристики материи для строгого определения качества предмета; тем не менее, эти высказывания часто встречаются в повседневной жизни и играют решающую роль в ней Существует некая сфера «реальности», которую нельзя отождествить с областью исследования наук, или свести к чистой игре толкований, по причине «неисправимости» некоторых ее данных.

В итоге, онтологический подход является более глобальным и более широким по сравнению с подходом эпистемологическим или герменевтическим, поэтому к нему приблизились как герменевты, так и эпистемологи. В итальянском философском контексте подтверждается также распространение тенденции в континентальной философии уделять все больше внимание аналитической позиции.

1 Ferraris М., Le ragiom dell'ermeneutica //RAI,Napoli, 19 Ol 1994

В заключении подводятся итоги диссертационного исследования, формулируются выводы. Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1 «Итальянская герменевтика» //Философия: История и современность - Новосибирск: изд-во НГУ, 2002. - с. 61-82.

2 «Ричард Рорти и Джанни Ваттимо: примирение континенталов и аналитиков или диалог нигилистов?» // Философия- История и современность - Новосибирск: изд-во НГУ. 2003 - с. 224-253

«Vattimo у Rorty: nihilismo trágico у nihilismo alegre» // Studium Vcritat¡s,VlI-VIIf, december 2004—Lima (Peru')

Подписано в печать 26.04.05 Формат 60X84 1/16 Офсетная печать.

Уч -изд л 1 Тираж 100 экз Заказ № 238 Лицензия ЛР № 021285 от 6 мая 1998 г. Редакционно-издательский центр НГУ 630090, Новосибирск-90, ул Пирогова, 2

Р - Й О О 4

РНБ Русский фонд

2006-4 4486

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Пазолини, Бернардетта

Введение 4 ПЕРВАЯ

ГЛАВА: НА СТЫКЕ ЭПИСТЕМОЛОГИИ И ОНТОЛОГИИ

1.1. ХАЙДЕГГЕР: ПРЕВОСХОДСТВО ОНТОЛОГИИ

НАД ЭПИСТЕМОЛОГИЕЙ

1.1.1. От феноменологии к онтологии

1.1.2. От экзистенциальной аналитики к развитию онтологии после «поворотного момента» {Kehre)

1.1.3. История бытия и забвение онтологического различия

1.1.4. Слушание бытия в языке

1.2. ЭМПИРИЗМ И ЕГО ДОГМЫ

1.2.1. Две догмы эмпиризма

1.2.2. Процесс натурализации эпистемологии

1.2.3. Онтология Куайна

1.2.4. Вклад прагматизма в эпистемологию

1.3. ДЕБАТЫ ПО ГЕРМЕНЕВТИКЕ: ГАДАМЕР И ХАБЕРМАС

1.3.1. Основные направления дебатов между Гадамером и Хабермасом

1.3.2. Философия как герменевтика

1.3.3. Философия как критическая теория социального действия

ВТОРАЯ

ГЛАВА: ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И ГЕРМЕНЕВТИКА

В СВЕТЕ РОРТИАНСКОГО НЕОПРАГМАТИЗМА

2.1. КРИТИКА МИФА О ДАННОСТИ

2.1.1. Аргументация критики мифа о данности.

2.1.2. Антиреализм, натурализм и нередуктивный физикализм

2.1.3. Вопрос объективности

2.1.4. Роль эпистемологии

2.2. КРИТИКА РАЗУМА КАК РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

2.2.1. Антирепрезентационизм

2.2.2. Теория истины

2.2.3. Номинализм

2.2.4. Релятивизм

2.3. ТОЛКОВАНИЕ КАК ИСТОРИЧЕСКОЕ КОНСТРУИРОВАНИЕ

2.3.1. Случайность языка и человека

2.3.2. Историзм и этноцентризм

2.3.3. Герменевтика и холистическая перспектива

2.3.4. Значение и роль метафор

2.4. РОЛЬ ФИЛОСОФИИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

2.4.1. Общественный либерализм, социальный оптимизм, частная ирония

2.4.2. Частное и общественное: проблема воспитания

2.4.3. Роль левых в массовой демократии

2.4.4. Светская религия

ТРЕТЬЯ

ГЛАВА: ДЕБАТЫ МЕЖДУ ЭПИСТЕМОЛОГИЕЙ

И ГЕРМЕНЕВТИКОЙ В ИТАЛИИ

3.1. ЗНАЧИМЫЕ ПЕРИОДЫ ФИЛОСОФИИ НАУКИ В ИТАЛИИ 127 3.1.1. Недавние достижения натурализма в Италии

3.2. ДЕБАТЫ ПО ГЕРМЕНЕВТИКЕ В ИТАЛИИ 13 8 3.2.1. Герменевтика как ослабление бытия

3.3. НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ В ИТАЛЬЯНСКОЙ ФИЛОСОФИИ

3.3.1. От герменевтики к прикладной онтологии

Введение диссертации2005 год, автореферат по философии, Пазолини, Бернардетта

Актуальность темы. В философии последних тридцати лет появились новые философские проблематики и названия, термины, такие как «пост-философия», или «поп-философия», которые не только вошли в лексикон многих философов, но и используются журналистами и интеллектуалами. Новые идеи возникли в результате обмена между различными философскими традициями, которые с конца 50-ых годов начали группироваться под названием «аналитическая» и «континентальная» философии. Употребление этой понятийной пары можно считать до сих пор пригодной для рассмотрения общего международного фона современной философии. Первая группа является переплетением философских течений, берущих начало в эмпиризме, а второй термин объединяет разнообразие и разнородность европейской философии, в которой герменевтика играла решающую роль.

Долгое время, в обсуждении традиционных философских проблем, эти направления находились в конфликте друг с другом, или же просто игнорировали друг друга. Только в последние десятилетия наблюдалось между ними взаимодействие, на развитие которого неоспоримое влияние оказывал неопрагматизм, особенно Р. Рорти, чьи произведения были своевременно переведены на многие языки и получили большой резонанс в международном философском контексте. Его реакция против укрепления позиции аналитической философии в американских вузах способствовала распространению герменевтики в американской среде и развитию диалога между аналитиками и континенталами на международном уровне.

Актуальность сопоставления вышеупомянутых направлений порождается также констатацией, что Соединенные Штаты до сих пор являются страной, которая больше всего инвестирует средства в исследования, что привлекло внимание многих европейских и российских философов к американскому контексту. Аналогично, новые заокеанские тенденции обнаруживают явственную связь с некоторыми европейскими философиями.

Степень разработанности темы.

Неопрагматистскую, аналитическую и герменевтическую концепции активно разрабатываются в научной литературе многих стран. В Италии и России в последнее десятилетие этим направлениям посвящены монографии и статьи, написанные авторами, которые принадлежат разным традициям. В российской научной литературе наблюдается превалирующий интерес к аналитической философии, которая представляет собой возможность строгого исследования реальности, и обещает получение достоверных результатов в конце познавательного процесса. Интерес к герменевтике более ограничен, но стал возрастать в последние годы; ограничено в России и число тех, кто обсуждает вопрос об отношениях между аналитиками и континенталами. Что касается итальянской разработки последней проблемы, наблюдается долгое промедление в осознании ее важности, которое поправилось только публикацией монографии по этой теме Ф. Д'Агостини в 1997 году. В связи с долгим превалированием гуманистской и идеалистической традиций над традицией философии науки, сегодня в Италии к герменевтике относятся знаменитые во всем мире философы, такие как Дж. Ваттимо и У. Эко, в то время как к группе эпистемологов принадлежат менее известные философы.

Диссертационное исследование основывается на произведениях Р. Рорти, которые были рассмотрены, как аналитиками, оказавшимися перед кризисом образа строгих знаний, так и герменевтами, находившими в поиске нового образа философствования. Прагматизм отличается концепцией познания, которая считает сферы социальной и политической жизни основными объектами философского труда. Ч. С. Пирс предложил метод для установления значений, метод, не имеющий ничего общего, как с картезианскими критериями ясности, так и с конвенционализмом номиналистов; его «прагматистское правило» состояло в утверждении необходимости изучить все возможные последствия высказывания или понятия на протяжении долгого периода для понимания их значения. Все неопрагматисты также ссылаются на работы Дж. Дьюи, хотя и расходятся во мнениях по некоторым вопросам, таким как, например, реализм и номинализм, релятивизм и универсализм, и так далее.

Сочтя постановку традиционных философских вопросов не пригодной для их решения, Рорти предложил использовать термин «пост-философия» для философствования, подверг критике понятия «репрезентации», «истины», «объективности» и уделил особое внимание тем мыслителям, чей стиль является менее философским.

Произведения Рорти вызвали большой интерес представителей итальянской герменевтики, с которыми Рорти наладил хорошие контакты и начал рутинный разговор о роли и задачах философии. В Италии, с одной стороны, рортианский неопрагматизм воспринимался как «гуманная философия», которая считает философа человеком своего времени и гражданином своего государства, на смену названию «мудрец», веками отличавшему его в академических кругах. С другой стороны, некоторые подчеркивали, что подчас в утверждениях Рорти дискредитируется сама философия, поэтому они отмежевались от его концепции. На самом деле, для него дело не в устранении философии, а в ее освобождении от перегруженности лингвистических наростов. • В рамках разработанного аналитиками вопроса о познании, особую позицию занимает У. О. Куайн, чьи выступления под влиянием прагматизма дали начало переосмыслению постулатов и «догм» эмпиризма. Вслед за ним, У. Селларс, Д. Дэвидсон и сам Р. Рорти пересмотрели основания научного познания и сосредоточились на общественном характере языка, который определяет любую речь. Предложение Куайна «натурализовать» эпистемологию, основанное на убеждении в тесной «связи» между наукой и философией, инициировало тенденцию к натурализму, согласно которому философам стоит сконцентрировать внимание на исследование «натуральных» аспектов познавательного процесса. Определение списка «натуральных аспектов» до сих пор обсуждается, вместе с определением способов реализации процесса «натурализации».

Объектом исследования является неопрагматистское видение герменевтики и эпистемологии.

Методологические основы исследования. С целью введения в рассматриваемую проблематику используется историко-философский анализ отношений между аналитической и континентальной философией. Работа построена на сопоставлении концептуальных аппаратов анализа неопрагматизма, герменевтики и эпистемологии; особое внимание уделяется анализу соответствующих концепций репрезентации, истины, языка, толкования, философии и т.д. В выборе тематик и авторов, рассмотренных в первой главе, мы руководствовались критерием выявления философских выступлений, которые привели к значительному пересмотру традиционных философских вопросов и ознаменовали начало взаимодействия между аналитической и континентальной философией. Во второй главе из огромного числа выступлений Рорти особое внимание отдано самым недавним его работам. В связи с важностью его критики некоторых понятий мы использовали сравнительный анализ его высказываний с позицией его соперников. Рассмотрение итальянского философского контекста в третьей главе соответствует выделенным в предыдущих главах тематикам и вопросам.

Научная новизна и конкретные результаты исследования содержатся в следующих положениях, которые выносятся на защиту:

1. Выделена своего рода «шизофрения»1, или неразрешимое противоречие между повседневным опытом, развивающимся на основе считающихся несомненными верований и убеждений, и рациональностью, которая постоянно подрывается сомнением и неуверенностью в собственных результатах. С одной стороны, скептицизм представляет собой нерешенную проблему современной философии, а с другой, все действуют, следуя принципу, что можно принять то, в чем невозможно удостовериться. Приняв картезианскую предпосылку, что разум может быть либо безличным, универсальным и нейтральным, либо его вовсе нет, эпистемологи способствовали скептицизму, а герменевты и прагматисты отвергли саму возможность рациональности и отстаивали нигилизм. Следовательно, было утрачено значение самого разума, его способность познавать совокупность аспектов реальности, сформулировать гипотезы, идти на риск толкования и постоянного исправления собственных гипотез.

1. Термин используется в своем этимологическом значении, состоящем из ¡сМго, рассекать, раскалывать и рИгепоз, ум, душа. континенталами. Прагматисты, гермеиевты, а также аналитики, несмотря на их более или менее резкую критику репрезентации, не предложили замену значения «зеркального отражения», которым Декарт и Кант наделили репрезентацию. Понятие репрезентации как «знака» предполагает изначальное и органичное единство повседневного опыта и разума, который в состоянии принять опыт к сведению и переработать его. Познавательная деятельность включает толкование возникающих в опыте знаков, которое, в свою очередь, представляется как постановка гипотезы и пользуется различными формами рассуждения.

3. Вычленены противоречивые утверждения неопрагматистской концепции Рорти: а) его уверенность в прогрессивной истории человеческого рода противоречит, как его призыву всегда учитывать случайность любого словаря, так и его казуалистской концепции мутации метафор, которыми определяется культурный прогресс; б) его стремление наделить людей наибольшей властью и творческими лингвистическими способностями противоречит его концепции человека как плода более или менее развитых причинных связей (триангуляции), сеть, в рамках которой самосознание является второстепенным и случайным явлением; б) детерминированность деятельности человека противоречит предложенной Рорти схеме обновления практической, социальной, этической и политической жизни, в основе которой лежит лишь волюнтаризм индивидов; г) рортианская апология иронии сочетается с признанием вредности воспитания молодых поколений в духе иронии, поэтому он вынужден двойственно противопоставить частную и публичную сферы.

4. Проведен анализ итальянского философского контекста, в котором подтверждается возрастание интереса к аналитической перспективе, аналогично тому, что американские аналитики чаще обращаются к континентальной философии. Однако дебаты между аналитиками и континенталами не подходят к концу; выявлены также мотивы сложных отношений между ними, состоящие в каких-то случаях в простом незнании подходов друг друга к общим проблематикам, в других случаях в трудности чтения произведений друг друга, а иногда в личном соперничестве между академиками. Установлено также, что новая философская отправная точка, предложенная онтологами, привлекает всё больше внимание представителей обоих фронтов.

Научно-практическая значимость диссертационной работы. Полученные в диссертации выводы и многочисленные собранные материалы могут быть использованы:

- для разработки учебных курсов по философии познания, онтологии, антропологии, этике, и истории философии, или при чтении спецкурсов о неопрагматизме и об итальянской философии;

- для конкретизации и уточнения оснований метода «прикладной онтологии» и антропологических импликаций новой концепции рациональности.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Соотношение эпистемологии и герменевтики в неопрагматизме Р. Рорти"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Одна из задач настоящей работы заключалась в анализе некоторых новаторских философских течений, которые на протяжении последних тридцати лет определяли мировую философскую панораму, на фоне противопоставления или взаимодействия между аналитиками и континенталами. На вопрос о том, что происходит в аналитическом и континентальном мире, теперь мы можем ответить с большим знанием дела. Выяснилось, что в «континентальном» философском контексте, особенно в последние годы, возрастал интерес к аналитической перспективе. Одновременно аналитический американский мир принимал все чаще во внимание континентальные философии; используя футбольные термины, можно говорить о результате «вничью» между аналитической философией, вторгающейся в Европу, и захватывающей Соединенные Штаты континентальной «командой».

Выделилось также, что интерес континенталов к аналитической философии поощрялся принятием со стороны аналитических философов некоторых прагматистских тезисов, и вытекающим из этого пересмотром предпосылок эмпиризма. Речь в основном шла о сближении между гуманитарными и естественными науками, которое обусловило существенное изменение в философском размышлении о науке. Долгое время научное познание считалось исключительным способом познания реальности, а в последние десятилетия оно стало одной из многих форм познания, равной другим, иногда полезной и действенной, а иногда даже вредной, поскольку оно неспособно учесть совокупность факторов, задействованных в исследовании мира. Так называемый «лингвистический поворот», начавшийся в первые десятилетия XX века, сыграл решающую роль в изменении философской среды, а во второй половине того же века он сам претерпел изменения. До второй мировой воины центральность языка заставила большинство философов сосредоточиться на логических аспектах лингвистических явлений, а в последние 50 лет выделились социальные, коммуникативные и реляционные аспекты, связанные с использованием языка. Подобное смещение интереса привело к уменьшению значимости таких терминов, как «истина», «объективность», «уверенность», в пользу других терминов, таких как «утверждаемость», «описание», «верование» и так далее.

В подобное изменение перспективы очень важным оказался вклад рортианского неопрагматизма, поэтому мы посвятили первые два параграфа второй главы (2.1, 2.2) анализу дебатов между ним и аналитическими философами по тематикам, связанным с проблемой познания. Рорти внес заметный вклад, как подчеркивая значимость применения языка, так и воспользовавшись некоторыми критическими замечаниями в адрес лингвистической систематизации со стороны аналитических философов и герменевтов. В результате анализа стало очевидно, что пестрый аналитический мир приобрел новые черты, в том числе благодаря критическим замечаниям Рорти. Его критика, например, понятия «репрезентации», унаследованного от картезианско-кантианской традиции, должна сейчас учитываться всеми в современных дискуссиях о познании. Одновременно, его предложение рассматривать философию как один из литературных жанров, было с интересом воспринято большинством герменевтов; таким образом, все дебаты между аналитиками и континенталами обогатились его философским вкладом. Тем не менее, это не означает, что дебаты, продолжающиеся более тридцати лет, подходят к концу; несмотря на предсказания Рорти и других герменевтических философов, противостоянию между аналитиками и континенталами суждено, вероятно, продолжаться еще долго, что явствует из результатов нашего анализа, изложенных в третьей главе (З.1.1.). Подобное суждение мотивируется глубоким непониманием, до сих пор имеющим место, между представителями этих фронтов; в каких-то случаях речь идет о простом незнании подходов друг друга к общим проблематикам, в других случаях о трудности чтения произведений друг друга, а порой о личном соперничестве между академиками, работающими в одних и тех же университетах.

На пороге нового тысячелетия начали обнаруживаться недостатки, имеющие место в обеих позициях, поэтому сегодня кажется безотлагательной необходимость прокладывать новые пути в философском исследовании мира, поскольку скептицизм является нерешенной проблемой всей современной философии. Рорти неоднократно предостерегал нас от поиска универсальных критериев уверенности, поскольку подобные изыскания неизбежно приведут нас к скептическому результату. Недавние наработки эпистемологии подтверждают его правоту: сегодня среди философов науки больше всего распространена тенденция «обходить» скептические возражения, ссылаясь на концепции «теории надежности» (reiiabilism) или «парциальные» концепции научного познания. Таким образом, более или менее явственно

9 ^ утверждается своего рода «шизофрения » или неразрешимое противоречие между повседневным опытом, развивающимся на основе верований и убеждений, считающихся несомненными, и рациональностью, постоянно подрываемой сомнением и неуверенностью в собственных результатах. Не случайно, нам кажется, философскую позицию Юма можно считать фоном большей части концепций, рассмотренных в настоящей работе.

Если в случае аналитических философов, «шизофрения» познания обосновывается даже теоретически, для сохранения достоверности верований, то в рортианском неопрагматизме и в герменевтических позициях можно отметить аналогичную дихотомию между «частными» и публичными верованиями. Антирепрезентационизм, номинализм и антиэссенциализм Рорти

Термин используется здесь в своем этимологическом значении, состоящем из schizo, рассекать, раскалывать и phrenos, ум, душа. привели к теоретизированию иронии, доступной немногим интеллектуалам, и разрушающей любой познавательный результат; но, таким образом, ироничный философ оказался неспособным создавать или защищать либеральные устои, которые необходимы для демократической жизни. В повседневной жизни неопрагматизм убеждается в несостоятельности своей теории и вынужден, аналогично тому, что происходит в аналитической сфере, допускать дуализм, не менее тяжкий, чем картезианский.

Что касается герменевтики, как мы видели, рассматривая полемику между Гадамером и Хабермасом, подчеркивание рациональности как направляющего критерия диалогического отношения обнаруживает аспекты конфликта, взаимного противопоставления или эксплуатации; в итоге, идеал «слияния горизонтов» оказывается практически утопическим. Рациональность становится искусством компромиссов, или призывом к интерсубъективности, которая, несмотря на свою историческую определенность, претендует на универсальность. Когда утверждается радикальная «слабость» наших верований и познаний, как это происходит в итальянской герменевтике, «шизофрения» выражается в «сильной» страсти, с которой в бытовой жизни описываются собственные «слабые утверждения». Как уже понял Рорти, кто хочет сделать из нигилизма «судьбу», неизбежно он приходит к метафизике и, в конечном итоге, считает верования прочно «основанными», пусть даже на «слабых» постулатах.

Нужно признать за представителями прагматизма и отчасти герменевтики заслугу в том, что они сделали центром философских дебатов XX века проблему единства опыта и познания, что заставило пересмотреть свои результаты даже эмпиристско-аналитическое направление. Потребность преодолеть дуализм объект-субъект имела место и во многих предшествующих философских позициях, начиная с Канта до Гуссерля. Герменевтический дискурс Хайдеггера возник именно в лоне феноменологического течения, поэтому недавно, и герменевтика, и аналитика начали переоценку феноменологического корня философий XX века; в особенности, высоко ценится подчеркивание единства познавательного процесса, выраженного Гуссерлем понятием «интенциональность». Дело не в защите феноменологии, а в подтверждении важности органичной перспективы в постановке проблемы человеческого познания, перспективы, которая, чтобы быть таковой, не может отказываться от адекватной оценки разума и его изначального взаимодействия с реальностью.

По поводу последнего замечания вклад американского прагматизма и герменевтики оказывается существенным для преодоления традиционных дуализмов, но он не недостаточен для установления разумности наших общественных действий. И неопрагматисты, и герменевты внесли вклад в сближение опыта, о котором говорят философы, с повседневным опытом, включающим в себя разнообразие исторических, эстетических, этических элементов.

Если опыт был спасен ими от сциентистского редукционизма, то ни прагматизм, ни герменевтика не предложили адекватную замену понятию «разуму», предложенному эпистемологами и аналитиками, понятие, которое сегодня скептики подвергают критике.

Признав их недостаточность, течение прикладной онтологии подчеркнуло необходимость исходить из повседневного опыта для того, чтобы противостоять скептицизму и нигилизму. Основополагающим соображением «онтологов» является констатация того, что в современной философии присутствует то разделение, о котором мы говорили выше. Было замечено, что ни один скептик не работает скептически, и ни один материалист, убежденный в том, что за него решает его ум через синапсы, кровь, наследственность, ничуть не колеблется, управляя своим умом посредством своей воли. Все, без исключения, действуют, следуя принципу, что можно принять то, во что невозможно верить; даже у Рорти есть уверенность в прогрессивной истории человеческого рода, несмотря на его высказывания о случайности. Если принять к сведению эту парадоксальную ситуацию, то становится ясно, что философское или научное исследование следует начинать с обыденного опыта, т.е. «основы», которую подразумевают все, в том числе скептики и нигилисты.

Восстановление рациональности требует определенного «усилия», поскольку на протяжении веков философия колебалась между крайностями всеведущего разума, характерного для картезианско-кантианско-идеалистического направления, и нигилизма. К середине XIX века Ницше напророчил, что нигилизм будет философией последующих двух веков: философские позиции, возникшие в русле его выпада против рационализма, показывают, что предполагаемая сила разума, в конечном итоге, оказалась его Ахиллесовой пятой. Всеведущий разум оказался абстрактным, вырванным из исторического, случайного измерения, в котором пребывают конкретные, наделенные разумом, человеческие существа. Если центром вселенной становится человек или его разум, то мы впадаем в абстракцию, поскольку в опыте здравого смысла существуют конкретные индивиды, которые не могут в действительности рассматриваться как «центры», хотя бы из-за ограничения социальной жизни. С этой точки зрения, говорить о «человеке» или «человечестве» — это тоже абстракция. Концепция «я», подразумеваемая в предупреждении Ницше, является разновидностью гуманистическо-возрожденческой концепции, считавшей человека «божественным» или другими словами «мерой всех вещей».

Рортианский прагматизм явственно разоблачал недостатки как картезианской, так и ницшеанской позиций, настаивая на необходимости всегда учитывать собственную «случайность», избегать любой попытки смотреть на реальность с «превосходной точки зрения». Восстановив все позитивные моменты ницшеанского послания, стремившегося наделить людей наибольшей властью, Рорти внял призыву Ницше «хранить верность земле»; поэтому он отказался от поиска универсальных истин и занимался конкретными, случайными вопросами. Рорти также предлагает рассматривать индивида в рамках «триангуляции» социальных отношений и причинных связей с миром, чтобы не впасть в солипсизм и в негодование, имеющие место у Ницше. Таким образом, ему удается избежать абстрактной неконкретности ницшеанского «сверх человека» (Ubermensch), но погруженность человека в триангуляцию, которая всецело определяет каждое человеческое существо, не позволяет Рорти признать за «я» полного значения. Явление самосознания, посредством которого каждый человек в собственном опыте истолковывает реальность, оказывается для Рорти явлением второстепенным, случайным, в конечном итоге, необъяснимым и иррациональным. Сама по себе эта концепция человека когерентна материалистическим предпосылкам и социальному дарвинизму, которыми образуется весь прагматизм; следовательно, позиции Рорти по этой теме возразить нечего. Тем не менее, когда он наделяет это «слабое я» творческими способностями, сильной волей и готовностью принять решения в толкованиях, ощущается некий диссонанс, апория. Каузалистской и казуалистической постановке отношений между индивидом, миром, другими человеческими существами, не удается обосновать «наибольшую власть, переданную в руки человека.

Рорти напоминает нам, что величие человека заключается в его умении приобщиться к хаотическому смешению деталей, являющемуся случайной реальностью, в которой мы пребываем, и использовать их для того, чтобы приспособиться к среде и удовлетворить наши желания. Инструментом, посредством которого человек может выразить «наибольшую власть» над реальностью, Рорти считает описание и переописание мира, самих себя, и нам подобных. Рорти критикует притязание многих философов XX века «конкретизировать язык», но, в конечном итоге, он тоже наделяет человека способностью создавать в реальности нечто действительно новое. Либеральный ироник постоянно созидает самого себя, открываясь все новым описаниям себя и мира; главной задачей либерального ироника является поддержка распространения новых метафор и риторики демократических утопий, или оживление воображения и описание будущего в обществе, в котором он живет. В общем, Рорти приписывает особую силу словам, беседам, короче языку, как высшему выражению человеческой власти над реальностью. Противоречие рортианской позиции в том, что «лингвистическое творчество» людей можно оправдать только как «случайную мутацию» их решающего словаря в определенный исторический момент. Случайность, с которой метафоры появляются и используются для переплетения наших верований (нужно также отметить, что не все «живые» метафоры используются, лишь некоторые из них) оставляет неопределенным вопрос о том, может ли каким-то образом введенный новыми метафорами культурный прогресс стать целью изысканий. Рорти это явно исключает, ограничиваясь высказыванием, что подобное переплетение верований означает лишь «чесать там, где зудит, и только там», т.е. прогресс происходит тогда, когда происходит, новое появляется тогда, когда появляется. Наш вклад заключается в поддержке и выражении нового, что появляется, и распознании того, что полезно (и того, что не полезно) для выживания нашей общины. Следовательно, речь идет о случайной власти, о свободе в не полном смысле, которую человек может выразить только тогда, когда это позволяет ему сеть причинных связей.

Надежда на то, что человеческие существа будут все больше отдаляться от пещерного человека, принимает очертания произвольного вывода или эволюционистского постулата догматического характера. На наш взгляд, детерминированность деятельности человека, которая определяется ситуацией его включенности в причинные отношения с миром противоречит предложенной Рорти схеме обновления практической, социальной, этической и политической жизни. От этого проистекает экзистенциальная неуверенность, делающая случайность событий еще более тягостной, чем гипостазированное картезианское «сознание», или шопенгауровская «слепая воля». Либо признается, что самосознание качественно невозможно свести к сети убеждений или словарю, унаследованным от исторической случайности, либо лингвистические игры общества, в котором мы живем, станут истинными обладателями «наибольшей власти» над нами и над всей вселенной.

Крайняя неуверенность, которая ограничивает человеческую власть над миром, кажется нам одним из самых хрупких моментов дискурса Рорти, который постоянно напоминает о необходимости отстаивать либеральные устои, стимулировать в других человеческих существах надежду на будущее либеральное общество, оживлять в людях чувство солидарности со страданиями нам подобных. Все это основано, в конечном итоге, на волюнтаризме, который кажется нам не достаточным для того, чтобы гарантировать убедительность какому-либо из конкретных заявлений рортианской философии. Именно в практическом плане философия Рорти обнаруживает слабость и терпит неудачу в оказании помощи людям более уверенно противостоять жизненным трудностям и проблемам.

Не случайно мы обнаружили слабую сторону перспективы Рорти именно там, где он говорит о воспитании новых поколений, указывая на противоречие между «ироническим» исходом номинализма и конструктивной необходимостью социальной и политической жизни. Рортианская перспектива терпит неудачу в плане воспитания не только из-за имплицитной «шизофрении» между публичным и частным, а из-за отсутствия элементов, необходимых для реализации воспитательного отношения. Опыт воспитания предполагает наличие двух субъектов, наделенных самосознанием и полной свободой, объединенных диалогическим отношением, характеризующимся взаимопомощью в «проникновении в совокупную реальность», т.е. способных использовать все средства для толкования предлагаемых реальностью знаков. В этой динамике компетентность учителя предлагается ученику в качестве гипотезы для толкования всей реальности, но ученик должен ее критически оценить и свободно одобрить. В этом смысле, процесс воспитания предполагает, что вовлеченные субъекты не являются исключительным результатом биологических или исторических антецедентов. Несмотря на наш неизбежный «этноцентризм», мы всегда можем принять метафоры и ценности, альтернативные метафорам и ценностям общества, в котором мы живем, даже «нигилистические», которые приведут к нашему разрушению. Возможность сохранять демократические устои нашего западного мира, как признает сам Рорти (2.4.4.), становится высокопарным призывом к либеральной риторике, которая обладает всеми качествами религии. Несмотря на то, что Рорти называет ее «светской», она во всех отношениях представляется как «вера» в способность человечества к прогрессу, передавать который молодым поколениям является «священным долгом» философа.

Не случайно рортианский взгляд совпадал с нигилистическим направлением европейской герменевтики, которое Рорти освобождает от «судьбоносного» и «трагического» характера, которым оно обладает в Европе, давая ему «веселое» и утопическое толкование. Рортианский нигилизм предстает как философия «с человеческим лицом», которая устанавливается на уровне конкретности ситуаций, в которых находится каждый индивид. Вне всякого сомнения, этот аспект сделал рортианскую философию популярной и способствовал принятию ее со стороны писателей, художников, деловых людей и т.д. Однако, если Рорти нам помогает понять, как мы оказались в некоей ситуации и почему перед нами возникли определенные проблемы, то он не помогает нам разрешить их. Более того, он подрывал сомнением годность традиционно используемых людьми инструментов для их решения. Вследствие его критики сегодня становится все меньше аналитиков, кто отстаивает нейтральность и объективность научного познания, и кто рассматривает философию как привилегированный инструмент, способный гарантировать достоверность и уверенность. Однако до сих пор многие философы убеждены в том, что разум колеблется между теми крайностями, о которых мы говорили несколько выше, и что лучше привыкнуть к определенной «шизофрении» существования, чем рисковать, используя разум, открытый реальности на 360 градусов.

С тем, чтобы воспрепятствовать скептицизму, необходимо понять, какие важные аспекты западной философской традиции были утрачены из-за произошедших дебатов между аналитиками и континенталами, и какие меры следует принимать для исправления недостатков в актуальном представлении о рациональности. Прежде всего, было утрачено альтернативное значение термина «репрезентация» и его познавательная ценность. В отличие от утверждений многих, репрезентация необходима в процессе нашего познания мира, но она не должна пониматься в субъективистских, концептуальных и схематических терминах, которые были ей приписаны. Речь идет о восстановлении значимости репрезентации как «знака», то есть как «вещи», отсылающей к другой реальности. Прагматисты, герменевты, а также аналитики, несмотря на их более или менее резкую критику репрезентации, не отказались от того значения, которым наделяли ее Декарт и Кант и которое подразумевает представление о разуме, как безличном, универсальном и нейтральном инструменте. Принимая подобную предпосылку как нечто само собой разумеющееся, герменевты и неопрагматисты перевернули картезианско-кантианские заключения, отвергнув при этом саму возможность рациональности. Таким образом, ушло на второй план то, что отметил Ч.С. Пирс о том, что репрезентация - это «знак», различимый в «иконе, указателе и символе», который гарантирует связь между реальностью и разумом. Знак позволяет целостно рассматривать познавательный процесс и не впадать во многие дуализмы, порожденные философией новой эпохи. Знак также отсылает к изначальному постоянному и нерасторжимому «триадному» отношению между объектом, repraesentamen24 и толкователем, с самого начала объединенными в опыте. В особенности аспект «иконы» знака, предлагающий воссоздание объекта, образует непреложную основу для любой дальнейшей его разработки и допускает формирование символов или указательных знаков. Познавательная деятельность заключается в толковании возникающих в опыте знаков, и толкование, в свою очередь, представляется как постановка гипотезы, которая пользуется различными формами рассуждения, от дологического внушения до индукции, абдукции, дедукции и так далее.

В этом смысле критика Куайна, Селларса и самого Рорти «мифа о данности» крайне интересна, поскольку «чистое данное» становится значительным только в рамках толкования. Таким же важным является их подчеркивание исторического, этического и эстетического аспекта толковательного опыта, из которого вытекает борьба с мнимой «нейтральностью» и «достоверностью» научного познания. В то же самое время, эти философы отстаивали номиналистическую концепцию знака, лишая всякой значимости «ссылку» или значение. Их намерением было сохранение целостности присутствующих в обыденном опыте элементов, но их номинализм (у Рорти радикальный) затруднял примирение их «чувства реальности» и свел обыденный опыт к чистой лингвистической игре или к описанию и метафоре.

Подобная концепция репрезентации может основываться только на концепции разума, которая противоположна концепции картезианско-кантианской традиции. Картезианское воодушевление по поводу ratio, рассматриваемого в соответствии с динамизмами природы, структурированной в свою очередь механически, логически и математически, способствовало разработке философских систем, пригодных для объяснения механизмов не только природы, но и самого разума. Рационализм всецело опирался на «всеведущий» разум и постепенно

24 Термин, обозначающий «вещь, служащая знаком». превратил познание во внутреннюю концептуальную схему, которая должна быть применена к хаотическому многообразию чувственных восприятий. С этой целью, рационализм произвел разделение культуры и выделил бесчисленные сферы знаний, противопоставляя их друг другу, так, что сама человеческая жизнь оказалась разделенной. Чтобы подтвердить собственное всемогущество, разум вынужден был все больше ограничивать область свой деятельности и обретать характер инструмента анализа очень узких деталей реальности. Противоречивые результаты рационализма и увеличение числа возникших дуализмов привели к кризису рациональности. Отрицание рациональности, предложенное герменевтами и прагматистами в качестве альтернативы «кризису разума», вытекает из той традиции, которая через Хайдеггера вывела на авансцену иррационализм и нигилизм ницшеанской философии. Сегодня влияние Хайдеггера значительно и в аналитической сфере; как это произошло с герменевтикой, превращение познания в толковательный процесс приводит к уничтожению различия между объективными и относительными, универсальными и случайными знаниями.

В силу выше изложенных соображений, «наивный» взгляд на реальность, предлагаемый новыми «онтологами», позволяет выявить новую отправную точку в философском исследовании: что-то дано нашему разуму, который в состоянии принять это к сведению и переработать это с пользой для человеческого существования в мире. Нам кажется, что недостаток предложения новых онтологов состоит в некоторой редукции значимости толкования; в попытке противостоять иррационалистическому налету герменевтики, они, кажется, забывают, что «данное» (а точнее «вещь») - это знак, поэтому он всегда подвергается истолкованию. Следует воздать должное обыденному опыту, в котором одновременно присутствуют рациональные и иррациональные, «непознаваемые» и «неисправимые» элементы. Познание будет пониматься, как изначально органичное отношение между разумом, открытым всем аспектам реальности, готовым реагировать на ее стимулы, способным формулировать гипотезы на основе обнаруженных признаков, согласным идти на риск толкования и постоянного исправления собственных гипотез, без каких-либо явных противопоставлений между сферами знания. Сутью подобного представления о разуме является неисчерпаемость области возможного, или, другими словами, признание, что всегда «и в небе и в земле сокрыто больше, чем снится нашей мудрости», как отметил Шекспир.

Список научной литературыПазолини, Бернардетта, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. AA VV. Ermeneutica e critica dell'ideología, Queriniana, Brescia, 1979

2. AA. VV. II neopragmatismo , La Nuova Italia, Firenze, 1999

3. Agazzi E. Temi e problemi di filosofía della física, Manfredi Editore, Milano,1969

4. Agazzi E. La crisi della scienza //www.emsf.rai.it// Napoli, 08/11/1993

5. Agazzi-Vassallo Introduzione al Naturalismo filosofíco, FrancoAngeli, Milano, 1998

6. Alfleri V. Lettera responsiva a Ranieri de' Casalbigi 06/09/1783 // Tragedie, Parigi 1888

7. Bianco F. L'ermeneutica in Italia dal 1945 ad oggi //Filosofía italiana e filos.straniere, 1991

8. Bobbio N. Scienza del diritto e analisi del linguaggio // Rivista trimestrale di diritto e procedura civile, 4, n. 2, 1950, c. 342-367

9. Borradori G. Recoding Metaphysics, Northwestern University Press, Evanston, 1988

10. Brandom R. Interview at the University of Genoa // Epistemología, vol. 1, XXII, 1999

11. Brandom R Introduction // Rorty R. Rorty and his critics, Blackwell Publishers, 2000

12. Brandom R. Making it explicity, Harward University Press, Cambridge, 1994

13. Brandom R. Venta" e asseribilita" // Bottom A.-Penco C. Signifícate e teorie del linguaggio, Angeli,1. Milano, 1991

14. Brandom R. Vocabularies of Pragmatism: Synthesizing Naturalism and Historicism // Rorty and His

15. Critics, Blackwell Publishers, 2000, cc. 156-182

16. Campbell K. L'etica romantica e lo spirito del consumismo, Edizioni del Lavoro, Roma, 1992

17. Caracciolo A. Pensiero contemporáneo e nichilismo, Guida, Napoli, 1976

18. Cremaschi S. Filosofía analítica e filosofía continentale, La Nuova Italia, Firenze, 1997

19. D'Agostini F. Analitici e continentali, Editore Raffaello Cortina, Milano, 1997

20. D'AgostiniF. Ermeneutica ti rinnego//La Stampa 13/08/1998

21. D' Agostini F. Perche' un pupazzo di neve e' un pupazzo di neve // La Stampa, 21/08/1999

22. Dal PraM. II razionalismo critico //La filosofía italiana dal dopoguerra, Laterza, 1985

23. Davidson D. A Coherence Theory of Truth and Knowledge (1986)// Bottoni-Penco, Signifícate e teoriedel linguaggio, Angeli, Milano, 1991

24. Davidson D. Inquiries into Truth and Interpretation, Oxford, University Press, 1984

25. Dewey J. Esperienza e natura, Paravia, Torino, 1948

26. Dewey J. Human Nature and Conduct //The Middle Works of J. Dewey, Carbondale, 111.,1988

27. Dewey J. The Quest for Certain, Minton, Balch & Co, New York, 1929

28. Eco U. A Conversation on Information // www.carbon.cudenver.edu, Bologna, 1995

29. Eco U. Ars Oblivionalis? Forget it! // PMLA, 103: 3 (1980), cc. 254-261.

30. Eco U. Kant e l'ornitorinco, Bompiani, Milano, 1997

31. Enriques F. La filosofía scientifica a congresso (1935) // Dimensioni, VIII,1983

32. Farrell F. Rorty & Antirealism // The philosopher responds to his critics, Vanderbilt, 1995

33. Ferraris M. Non tutto e' costruito socialmente // II Sole240re, 01/12/2002

34. M. Le ragioni dell'ermeneutica // (www.emsf.rai.it). RAI, Napoli, 19/01/1994

35. Ferraris M. Ontologia da due miüoni di dollari // II Sole240re, 20/01/2002

36. Ferraris M. Ermeneutica, Laterza, Bari, 1998

37. Ferraris M. In un mondo di cose che restaño // II Sole 24 Ore, 04/08/2002

38. Ferraris Ferraris M. Ontologia per i boeing // II Sole 240re, 18/03/2001

39. Ferraris M. Progetto di pace perpetua // II Sole240re, 03/08/1997

40. Ferraris M. Sotto il cielo di Kant // II Sole240re, 04/01/2004

41. Gadamer H.G. II compito dell'intellettuale// (www.emsf.rai.it), RAI, Napoli, 13/01/1999

42. Gadamer H. G. II compito dell'ermeneutica // Capri, 27/11/1991 (www.filosofico.net)

43. Gadamer H. G. II mió contri buto all'ermeneutica // www.emsf.rai.it).RAI. Roma, 20/01/1988

44. Gadamer H. G. La ragione nell'eta" della scienza (1976), II Melangolo, Genova,1982

45. Gadamer H. G. Monologo e dialogo sui mass media// (www. 1 gxserver.uniba.it) Napoli, 13/01/1990

46. Gadamer H. G. Retorica, ermeneutica e critica dell'ideología II AA.W. Ermeneutica e criticadell'ideología, 1979

47. Gadamer HG. Verita" e método (1960), Bompiani, Milano, 1999

48. Gargani A. G. II soggetto di credenze e desideri // Rorty R. Scritti filos., Laterza, Bari, 1994

49. Gargani A. G. La conversazione filosófica fra metafora e argomentazione II Rorty R. Scritti filosofici,1.terza, Bari, 1993

50. Gargani A. G. La vita contingente// Rorty R. La filosofía dopo la filosofía, Laterza, Bari, 1989

51. Ghibellini A. II liberalismo ironico di Rorty e il multiculturalismo // II pensiero politico (3) XXXIII,2000, cc.502-512

52. Giussani L. La persona nasce in un incontro, 1987// Un avvenimento di vita, II Sabato, Roma, 1993

53. GiussaniL. Realta' e giovinezza:la sfida, Ed. SEI, Torino, 1995

54. Gravagnuolo B. Aristocrático, ma lo amavano anche gli operai // L'Unita', 12/01/2003

55. Habermas J. Conoscenza e interesse (1968), Laterza, Bari, 1990

56. Habermas J. Etica del discorso (1983), Laterza, Bari, 1989

57. Habermas J. II discorso filosofico della modernitaX1985), Laterza, Bari, 1987

58. Habermas J. II pensiero post-metafisico (1988), Laterza, Bari, 1991

59. Habermas J. Ver i ta" e giustificazione (1999), Laterza, Bari, 2001

60. Heidegger M. Essere e tempo (1927), U.T.E.T., Torino, 1969

61. Heidegger M. II detto di Anassimandro // Sentieri interrotti, La Nuova Italia, Firenze, 1968

62. Heidegger M. In cammino verso il linguaggio (1959), Mursia, Milano 1988

63. Heidegger M. L'origine dell'opera d'arte // Sentieri interrotti, La Nuova Italia, Firenze, 1968

64. Heidegger M. Saggi e discorsi (1954), Mursia, Milano 1990

65. Hollands. The coming only is sacred II Cross Current, 53, 4, 2004

66. Kaplan D. On the logic of Demonstratives // Midwest Studies of Philosophy, IV, U. P. Minnesota, 1979

67. Leocaldano E. L'analisi filosófica tra impegno e mestiere IIRossi-Viano Filos. It. e filos, straniere, 1991

68. Lipmann O.- Bogen H. Naive Physik (1923) // Bozzi P. Física ingenua, Garzanti, Milano, 1998

69. Lolli G. Dalla filosofía della scienza alia lógica // Rossi-Viano Filos, italiana e filosofie straniere, 1991

70. Maddalena G. Esperienza: il cuore malato della filosofía americana// Quaestío, 2005 (в публикации)

71. Maddalena G. Rorty Richard, owero come il filosofo diventa umano // Tempo presente, 1989,n. 106/108, cc.29-38

72. Marconi D. Alcuni usi teorici della storia della filosofía // Filosofía '87, Laterza, Bari, 1988

73. Marconi D. II Michelangelo deU'empirismo //II Sole240re, 31/12/2000

74. Marconi D. Intervista a Diego Marconi // Chora, (www.filosofia.dipafilo.unimi.it'), 2000

75. Marconi D. L'importanzadelle argomentazioni //II Sole240re, 03/08/1997

76. Marconi D. Lexical Competence (1997) // La competenza lessicale, Laterza, Roma-Bari, 1999

77. Marconi D. Ma i pensieri non sono epocali // II Sole240re, 17/12/2000

78. Marconi D. Quine and Wittgenstein on the Science/Philos. Divide // www.vc.unipmn.it, 1998

79. Marconi D. Wittgenstein, Laterza, Roma-Bari, 1997

80. MassarentiA. II senso delle parole // II Sole240re, 05/09/1999

81. McDowell J. Mente e mondo (1996), Einaudi, Torino, 1999

82. McDowell J. Toward Rehabiliting Objectivity // Rorty R. Rorty and his critics,Blackwell,2000

83. McDummett M. II pensiero fa progressi // II Sole240re, 27/07/1997

84. Mclntyre A. Against the self-Images of the Age, Notre Dame, 1971

85. Olivetti M. M. I convegni romani sulla demitizzazione e l'ermeneutica (1961-77) // Indici degli atti dei convegni romani sulla demitizzazione e Permeneutica // Archivio di Filosofía, 1, 1979

86. PagniniA. Da Kant a Hegel e ritorno // II Sole240re, 17/12/2000

87. PagniniA. E' lo stile che fa il filosofo// I! Sole240re, 17/08/1997

88. PagniniA. II naturalismo in epistemología IIAgazzi-Vassallo Introduzione al naturalismo filosofico contemporáneo, 1998, cc. 169-189

89. PagniniA. Mente e mondo uniti contro il Mito del Dato // IlSole240re, 19/11/2000

90. PagniniA. On Hume's Experimental Atheism // Galavotti-Pagnini, Experience, Reality and Scientific

91. Explanation, Kluver, Dordrecht, 1998

92. PagniniA. Philosophy of Science in Italy, Pittsburg // (vvww.philsciarchive.pitt.edu'), 2002

93. PagniniA. Retorica o lógica?//II Sole240re, 14/09/1997

94. Penco С. Filosofía del linguaggio // Linee di Ricerca, SWIF (www.swif.uniba.it), 2003

95. Penco С. Ragione e pratica sociale: l'inferenzialismo di R. Brandom // Rivista di Filos., 3, 1999

96. Pera M. Dal neopositivismo alia filosofía della scienza // La filosofía italiana dal secondo dopoguerra adoggi, Laterza, Roma-Bari, 1985

97. PerniolaM. Transiti: come si va dallo stesso alio stesso, Cappelli, Bologna, 1985

98. Prini P. Storia dell'esistenzialismo italiano, Ed.Studium, Roma, 1989

99. Quine W. O. Empiricism, Semantics and Ontology (1950) // AA.W. Signifícate e necessita', La Nuova1.alia, Firenze, 1976

100. Quine W. O. Identity, ostension and hypostasis // From a logical point of view, Cambridge, 1961

101. Quine W. O. On what there is, // From a logical point of view, 1961

102. Quine W. O. Two dogmas // From a logical point of view, 1961

103. Quine W.O. Natural Kinds, // Ontological Relativity and other Essays (1969), Columbia U. P.; 1977

104. Quine W.O. Naturalism, Or Living Within One's Means, Dialéctica, 49/2, 1995

105. Rorty R. Anti-clericalism and atheism // AA.W. Religion after metaphysics, Wrathall M. A.1. Cambridge, 2004

106. Rorty R. Antirappresentazionalismo, etnocentrismo e liberalismo (1990) // Scritti Filos., 1994

107. Rorty R. Conseguenze del pragmatismo (1982), Feltrinelli, Milano, 1986

108. Rorty R. Dewey between Hegel and Darwin (1995) // The Philosopher responds, 1995

109. Rorty R. Fighting Terrorism With Democracy // The Nation, 21/10/2002

110. Rorty R. Fisicalismo non riduttivo // Scritti filosofici, 1994

111. Rorty R. Heidegger, contingenza e pragmatismo // Scritti filosofici, Laterza, Bari, 1993

112. Rorty R. Heidegger, Kundera e Dickens (1989) // Scritti filosofici, Laterza, Bari, 1993

113. Rorty R. II pragmatismo, Davidson e la verita'( 1986)// Scritti filosofici, 1994

114. Rorty R. In onore di Gadamer// Reset, n. 59, 1999

115. Rorty R. Is this the end of democracy? // The Age, 27/04/2004

116. Rorty R. L'indagine come ricontestualizzazione (1988) // Scritti filosofici, 1994

117. Rorty R. La filosofía come scienza, metafora e politica (1989) // Scritti filosofici, 1993

118. Rorty R. La filosofía dopo la filosofía (1989) Laterza, Bari, 1990

119. Rorty R. La filosofía e lo specchio della natura (1979), trad.it. Bompiani, Milano, 1983

120. Rorty R. La filosofía fra conversazione e politica // Iride, 1998, cc.457-484

121. Rorty R. La veri ta' non e' mai un dogma: in ricordo di W. Quine // La Stampa 17/02/2001

122. Rorty R. Rappresentazione, prassi sociale e veri ta' (1988) // Scritti filosofici, 1994

123. Rorty R. Responce to Allen Hance // The philosopher responds to his critics, Vanderbilt, 1995

124. Rorty R. Response to Bjorn Ramberg // Rorty and His critics, 2000

125. Rorty R. Response to Daniel C. Dennett // Rorty and His critics, 2000

126. Rorty R. Response to Farrell // The Philosopher responds to his Critics, 1995

127. Rorty R. Response to Hilary Putnam // Rorty and His critics, 2000

128. Rorty R. Response to Jacques Bouveresse // Rorty and His Critics, Blackwell Pub., 2000

129. Rorty R. Response to John McDowell // Rorty and His critics, 2000

130. Rorty R. Response to Michael Williams // Rorty and His critics, 2000

131. Rorty R. Solidarieta e oggettivita (1985) // Scritti filosofici, 1994

132. Rorty R. Suoni non familiari (1987) // Scritti filosofici, 1994

133. Rorty R. Testi e blocchi di elementi (1985) // Scritti filosofici, 1994

134. Rorty R. Trotsky and The Wild Orchids, Harmondsworth, Middlesex: Penguin, 1993

135. Rorty R. Una sinistra per il prossimo secolo (1998), Garzanti, Milano, 1999

136. Rorty R. Universality and Truth // Rorty and His Critics, 2000

137. Rorty R. What do you do when they call you a relativist? // Philosophical Phenomenological Research, 57, 1, 1997, cc. 173-177

138. Rorty R. Wittgenstein, Heidegger e la reificazione del linguaggio (1989) // Scritti filos., 1993

139. Rossi P. La storia della filosofía // Rossi-Viano Filosofía italiana e filos, straniere nel dopoguerra, 1991

140. RossiP.-Viano C. A. Filos, italiana e filos, straniere nel dopoguerra, И Mulino, Bologna, 1991

141. Rossi-Landi F. Della presente traduzione a G. Ryle, Torino, Einaudi, 1955

142. SantucciA. Filosofía italiana e filosofía statunitense // Filos. It. e filos, straniere, II Mulino, 1991

143. Sellars W. Science and Metaphysics, Routledge & Kegan P., London, 1968

144. Sellars W. Science, Perception and Reality, Routledge and Kegan Paul, London 1963

145. Sini С. II Pragmatismo americano, Bari, Laterza, 1972

146. Sini C. Immagini di verita', Edizioni Spirali, Milano, 1985

147. Sini C. Passare il segno. Semiótica, cosmología, técnica, II Saggiatore, Milano, 1981

148. Vaccaro G. В. L'ermeneutica di R. Rorty // Critica marxista, 25, n.4, 1987

149. Vattimo G. After onto-theology // Religion after Metaphysics, Wrathall, Cambridge, 2004

150. Vattimo G. Al di la' del soggetto. Feltrinelli, Milano, 1981

151. Vattimo G. Credere di credere, Garzanti, Milano, 1996

152. Vattimo G. Dio l'ornamento // Dopo la cristianita', Garzanti, Milano, 2002

153. Vattimo G. Filosofía, l'impossibile neutralita^ // La Stampa, 05/08/1997

154. Vattimo G. Filosofía, la verita' pretesa H La Stampa, 28/07/1997

155. Vattimo G. Heidegger: Dio ел morto? Parliamone // La Stampa, 05/02/2003

156. Vattimo G. Introduzione // R. Rorty Una sinistra per il prossimo secolo, Garzanti, 1999

157. Vattimo G. Kant: punto di partenza, non d'arrivo // IlSole240re, 10/12/2000

158. Vattimo G. L'Occidente o la cristianita" // Dopo la cristianita", Garzanti, Milano, 2002

159. Vattimo G. Oltre l'interpretazione, Laterza, Bari, 1994

160. Vattimo G. Postilla// GadamerH. G. Verita' e método, Bompiani, Milano, 1983

161. Vattimo G. Storia della salvezza, storia del l'interpretazione // Dopo la cristianita', 2002,

162. Volpi F. L'erede della tradizione umanistica // La Repubblica, 15/03/2002

163. Weber M. L'etica protestante e Io spirito del capitalismo, Sansoni, Firenze, 1965

164. Williams M. Epistemology and the Mirror // Rorty and his critics, Vanderbilt, 2000

165. Williams M. Unnatural Doubts, U. P. Princeton, 1995

166. Zaffaroni G. L'ottimismo americano fra presente e futuro // Tracce, n.9, 2003

167. Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному, Москва: Республика, 1997

168. Рорти Р. Философия и будущее (1993) // Вопросы Философии, №6, 1994

169. Рорти Р. Философия и зеркало природы / Новосибирск: изд-во НГУ, 1997

170. Хабермас Г. Моральное сознание и коммуникативное действие. С-Пб., 2000

171. Целищев В. В. Будущее философии XXI века: аналитическая или континентальная философия? // Philosophy of Science, (www.philosophy.nsc.ru). 2002

172. Целищев В. В. Синхронная и асинхронная несоизмеримость // (www.vavilon.ru), 1999