автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Социальная деструкция как объект культурологического анализа

Текст диссертации на тему "Социальная деструкция как объект культурологического анализа"

РОССИЙСКИЙ ИНСТИТУТ КУЛЬТУРОЛОГИИ Министерства культуры Российской Федерации и Российской академии наук

На правах рукописи

ТРОШИН АНДРЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ

СОЦИАЛЬНАЯ ДЕСТРУКЦИЯ КАК ОБЪЕКТ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Специальность 24.00.01 - Теория культуры

Диссертация на соискание учёной степени кандидата философских наук

Научный руководитель доктор философских наук профессор Быховская И.М.

Москва -

1999

СОДЕРЖАНИЕ:

с.

Введение. Актуальность проблемы, цели и задачи исследования.

4-18

Глава 1. Изучение феномена социальной деструкции в отечественной науке конца XIX - начала XX веков.

1.1 Становление и развитие теории социопсихических эпидемий в связи с развитием медицинских и обществоведческих дисциплин. 19 - 43

1.2 Беллетризированное и публицистическое изложение фактографического материала по проблеме социопсихических эпидемий.

44-46

1.3 Психологическое направление 47 — 55

1.4 Антропологическое направление 55 - 59

1.5 Социокультурное направление 59 — 66

Выводы 66 - 68

Глава 2. Культурная специфичность феномена социопсихической эпидемии для России.

2.1 Двойственный характер религиозности русских как выявленная обобщающая характеристика традиционной культуры. 69 - 72

2.2 Отношение к погребению как специфическая черта этнической культуры. 72 - 76

2.3 Отношение к женщинам и детям как специфическая черта этнической культуры 77 - 85

2.4 Полихронная референция времени как механизм культурной динамики

Вывод 86 - 103

Глава 3. Феномен деструкции в котексте социокультурного регулирования и коммуникации.

3.1. Обобщённые представления об обществе, как системе коммуникации. 104 -121

3.2. Феномен социальной деструкции как форма социокультурного регулирования. Выводы. 121 - 127

Заключение 128 -133

Библиография 134-150

ВВЕДЕНИЕ:

Актуальность проблемы, цели и задачи исследования.

Обоснование проблемы исследования и её актуальности. Изучение процессов социальной деструкции - распада и разрушения социальных структур, субструктур и различных социокультурных образований, занимает в спектре гуманитарных исследований весьма незначительное место. В то же время, если обратиться к реальной истории общества, то место деструктивных процессов окажется совсем иным, вероятно вполне сопоставимым с процессами созидания. Если описать современную цивилизацию как сумму информации, то вполне возможно представить количественное преобладание «забытого» и «утраченного» по отношению к сохраняемому и ныне существующему. Вряд ли найдутся возражения утверждению, что без «освобождения» места новому невозможно представить какое-либо реальное развитие. Принцип, наиболее подробно аргументированный в биологии и удачно выраженный Г.Зиммелем фразой «жизнь обретает форму, потому что живущее умирает», в методологическом отношении применим и к предмету изучения социальных наук. Выявление логики культурного развития, закономерностей и механизмов динамики культуры в полной мере невозможно без обобщённого осмысления процессов деструкции. Таким образом, теоретико-познавательный интерес к теме деструкции вполне оправдан, и ей необходимо перестать числиться маргинальной проблематикой в любых гуманитарных, в том числе культурологических, исследованиях.

То, что в данный момент деструктивные феномены отнюдь не являются в отечественной науке общепризнанным исследовательским объектом, в значительной мере связано с вопросом о легитимности их статуса в традиционно сложившемся контексте восприятия истории.

Одной из причин игнорирования деструктивных феноменов является господствовавшая в советский период в общественных науках прогрессистская ориентация, не признававшая онтологическую равнозначность в общественной жизни процессов созидания и разрушения. Если первое полагалось необходимой закономерностью, то разрушение общества рассматривалось или как случайность (природная катастрофа), или как самоочищение (классовый подход и пафос классовой борьбы). Принявшая характер государственной идеологии, декларировавшаяся вера в линейное развитие природы и общества проецировалась и на основания научного анализа исторических событий, которые рассматривались прежде всего не с позиции их целесообразности в адаптивном смысле, как приспособления к реальности, а с позиции целестремительности общественных процессов, требующей подчинения социальной реальности трансцендентному, некоей недосягаемой цели. При этом требование полноты анализа эмпирического материала подменялось оценкой соответствия изучаемых явлений принятой за «точку отсчёта» цели. При таком подходе в науку вносились существенные идеологические ограничения, которые в том числе определили и степень принятости сюжетов, связанных с деструктивными процессами, в качестве легитимного, тематически одобряемого исследовательского предмета.

Продолжавшееся длительное время ограничение познавательной активности в области изучения феноменов социальной деструкции привело к ситуации явной недостаточности их осмысления, что является веским аргументом в пользу активизации исследовательской практики в этом направлении.

Обратиться к более широкому изучению места и роли деструкции в социокультурном процессе заставляет не только научный интерес, но и

реалии общественного развития России. Как те, что относятся к её историческому прошлому, нередко заново осмысляемому сегодня, так и те, что могут быть причислены к так называемым «негативным моментам», издержкам радикального реформирования российской государственности и общественной жизни (разрушение и утрата социальных институтов, изменения в структуре социального неравенства, «кризис и упадок культуры» и др.). Несомненно, что развитие концептуальных оснований исследования феномена деструкции в социокультурном процессе даёт возможность более глубокого и определённого осмысления такого рода явлений.

Однако, в свою очередь, теоретический анализ указанного феномена, философское обобщение, связанное с пониманием характера социальной деструкции, её роли в общественной жизни, предполагают опору на изучение конкретно-исторического материала. Такой материал позволяет проследить феноменологию деструкции, выявить её модификации в ходе культурно-исторического развития материала, и видеть не только начальные точки, но и конечные результаты процесса.

В этой связи существенный интерес для автора представляло выделение и изучение тех явлений в российской истории, которые могли бы стать значимой эмпирической базой для анализа процесса деструкции. В качестве такой базы были выбраны массовидные явления, представляющие собой, с одной стороны, форму процесса социальной деструкции, а с другой стороны, остающиеся своего рода «белыми пятнами» отечественной истории, не ставшими до сих пор предметом специального анализа исследователей. Речь идёт о так называемых «психических эпидемиях».

Временными границами для рассмотрения этого феномена определены XIX - начало XX века. Выбор этого временного периода как

базового в значительной мере был сделан потому, что в то время интересующие нас явления получили достаточно полное описание в различного рода исторических документах и серьёзный научный анализ в ряде специальных работ отечественных исследователей.

В связи с вводом в культурологическое исследование не характерного для него понятия «психическая эпидемия», заимствованного из психологии и психиатрии, необходимо отметить, что в отечественной науке конца XIX - начала XX веков термином «психическая эпидемия» обозначались случаи массовой психопатии и истерии, во время которых происходило подчинение поведения известного числа людей некой «идее», выраженное в форме эмоционально окрашенных стереотипических действий. Для отдельного человека эти действия носили спонтанный характер, и подчинённость идее здесь следует отличать от подчинённости задаче: последнее (например, задача спасения) предполагает рациональный, вербализованный и определённым образом согласованный план, последовательно осуществляемый и направленный на конкретный результат. Подчинённость же идее спасения выражается в явно нерациональных, вначале как правило хаотических действиях массовидного характера.

«Психические эпидемии» были признанным объектом исследования в течении всего XIX и первой половины XX веков. Исторически закреплённое в названии употребление слова «эпидемия» заключало в себе не указание на распространение болезни как отклонения от нормы человеческой природы, а являлось указанием только на интенсивность распространения в массовом масштабе ненормального для неё состояния, выраженного в последовательности нерациональных действий. В связи с этим, поскольку субъектом

действия в психической эпидемии является институциолизированное сообщество, автор считает возможным использовать в работе термин «социопсихическая эпидемия» как более точно характеризующий предмет исследования. Термин «психическая эпидемия» сохраняется только в анализе процесса исторического формирования взглядов на проблему.

Предлагаемое исследование не претендует на построение общей теории социальной деструкции. Во многом потому, что проблема, выделенная в данной работе и подлежащая рассмотрению - это один из первых шагов к ликвидации серьёзного диссонанса между значительным объёмом фактического материала, связанного с деструкцией в социальной жизни, и степенью осмысления этого материала на теоретическом уровне. Происходящее в современной отечественной науке становление и развитие теории культурогенеза предполагает и поощряет возникновение работ, авторы которых стремятся дать философское осмысление отдельным феноменам общественной жизни, как конструктивному, так и деструктивному в ней, что в совокупности только и образует единый социокультурный процесс.

Представляется, что одним из важных шагов для устранения несоответствия между огромной фактографией, содержащейся в материалах исследований, накопленных «архивом» исторической науки, и выборочностью, локальностью их теоретического обобщения, является актуализация этого знания, внесение соответствующего исторического материала в среду активных научных дискуссий, «сверки» устоявшихся интерпретаций с такими параметрами, как объективность, обоснованность, адекватность. Немаловажное значение имеет и дополнение фактологического ряда с целью обеспечения адекватного задачам исследования эмпирического фундамента для обобщения.

Обращение к соответствующему массиву конкретно-исторических

,__ч> и

данных, отражающих интересующии нас аспект социальной жизни в России XIX - начала XX веков позволяет также провести анализ особенностей изучаемого феномена в сравнении с аналогичными явлениями европейской жизни. В частности, такая специфика должна быть в первую очередь выявлена в особенностях институциональной преемственности деструктивно ориентированных действий, поведенческих стереотипов и связанных с ними культурных санкций.

Степень разработанности проблемы. Теоретические предпосылки исследования. Это особенно важно, так как в современном гуманитарном знании происходит как бы «обратный процесс». В широкой сфере научно-гуманитарной деятельности интерес к проблеме осмысления «психических эпидемий» и близких к ним социопсихическим феноменам по преимуществу разрешается в лишённом комментариев переиздании классических работ европейских авторов, при участии которых в своё время возникло изучение социопсихических эпидемий (Г.Тард, Г.Лебон, М.Нордау, Ч.Ломброзо и других), а также малосущественных компиляций (например: Орлов М.А. «История сношения человека с дьяволом»). Таким образом, речь идёт о своеобразной подмене книгоиздательской и книготорговой политикой современного научного анализа феномена социопсихических эпидемий, его смыслового и ценностного содержания, рассмотрения соотношения и взаимодействия социопсихических эпидемий с целостной структурой общества. Исключения незначительны, например переводы работ французского исследователя С.Московичи, но никакого соотнесения западного теоретического наследия с материалом отечественной истории нет.

Всё это при том, что в русской науке XIX - начала XX веков был накоплен огромный материал по поведенческой и социальной организации, специфической культуре массовых психопатических явлений и оргиастико-экстатической религиозности. Была проведена значительная работа по теоретическому изучению психических эпидемий, их психических, социальных и культурных механизмов. Среди психологических исследований можно назвать работы Н.П.Бруханского, В.Х.Кандинского, В.М.Бехтерева, Н.Н.Баженова, В.С.Яковенко, Н.Н.Реформатского, М.И.Гуревича, А.А.Токарского, П.Е.Астафьева, А.Д.Коцовского, П.А.Преображенского, И.А.Сикорского,

Н.В.Краинского, С.О.Штейнберга, Д.Г.Коновалова; как пример социологического анализа можно привести работы А.И.Шингарёва, Н.Н.Фирсова, М.Н.Гернета, Н.А.Вырубова; примером культурологического анализа являются работы В.И.Жмакина, Е.А.Кожевниковой, Ф.Е.Будде, Д.Н.Дубакина, И.В.Преображенского, А.П.Щапова, С.С.Шашкова, Н. Д. Сергеевского, В.С.Иконникова и других. Поэтому в диссертационном исследовании сознательно поставлен акцент на изучение именно национальной научной традиции, поскольку возвращение к забытому отечественному культурному наследию сегодня в достаточной степени актуально само по себе.

В советское время изучение социопсихических эпидемий было искусственно прервано в угоду идеологической доктрине о построении бесклассового общества, не имеющего, якобы, внутренних противоречий, способных вызвать массовые психопатии. Исследования по этой теме даже в психологии и психиатрии были отчасти полностью прекращены, отчасти переведены в разряд закрытых для общественности исследовательских тем. В силу этого обстоятельства, социопсихические эпидемии и не могли быть для гуманитарных наук традиционным

и

объектом исследования, а их изучение не могло иметь самостоятельного статуса.

Можно констатировать, что в современной отечественной гуманитарной науке практически нет специальных работ, посвященных изучению социопсихических эпидемий, массив исторической фактографии не востребован. Разумеется, речь не идёт о полном исчезновении проблемы массовых психопатий из поля зрения гуманитариев. Но её упоминали преимущественно в связи с экскурсами в специальные области патопсихологических или психиатрических исследований, как исключительный объект медицинской науки или психоанализа. Такие упоминания, как правило, носили морально-оценочный или публицистический, но не строго-научный характер. Эта ситуация была характерна даже для медиевистики, на материале которой, как кажется, трудно избежать темы историко-культурного анализа таких массовых психозов, как борьба с ведьмами или детские крестовые походы.

Возвращение к теме началось в начале 1990-х годов в рамках социальной психологии. Первой серьёзной работой, перекликающейся с темой диссертации, было исследование В.А.Алексеева и М.А.Маслина о «психологической школе» в русской социальной философии. Однако и поныне разделы, посвящённые теме массовых психопатий, отсутствуют в учебниках и пособиях по истории, социальной философии, социологии и культурологии. В предметных указателях к такого рода изданиям, как правило, нет терминов, затрагивающих данную тему. В связи с забвением разработанной некогда терминологии, охватываемый ею значительный объём фактографического материала попросту игнорируется.

Необходимо отметить, что возможна позиция, принципиально отрицающая значимость социопсихических эпидемий в индустриальном и постиндустриальном обществе, и как следствие такой позиции -отрицание необходимости выделения в современной науке этих явлений в особую категорию социокультурных феноменов. Но независимо от этого, историческая значимость бывших в прошлом социопсихических эпидемий не подлежит сомнению, и их изучение имеет теоретическую значимость.

Лишь относительно недавно накопленный в науке огромный массив эмпирического материала по генезису и историческим трансформациям культурных форм стал получать в отечественном гуманитарном знании фундаментальное научное обобщение на современном теоретическом уровне.

Первоначально это происходило в рамках интереса к циклическим концепциям социокультурной динамики. Достаточно вспомнить, что институциолизация культурологии в 1990-х годах во многом проходила в связи со знаковым возвращением в сферу публичного научного обсуждения работ Н.Я.Данилевского, О.Шпенглера, А.Тойнби, П.А.Сорокина. Позже предметом дискуссий стала концепция длинных экономических в�