автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Социальная экология смысла

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная экология смысла"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Пылышн Александр Александрович СОЦИАЛЬНАЯ ЭКОЛОГИЯ СМЫСЛА

Специальность 09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Санкт-Петербург 2006

Работа выполнена на кафедре социальной философии и философии истории Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель: кандидат философских наук, доцент

Секацкий Александр Куприянович

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Грякалов Алексей Алексеевич

кандидат философских наук, доцент Савченкова Нина Михайловна

Ведущая организация: Санкт-Петербургская государственная консерватория

им. Н. А. Римского-Корсакова

Защита состоится « /У» ЯоА 2006 г. в Ж _часов на заседании диссертационного совета К.212.232.08 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата философских наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034 Санкт-Петербург, Менделеевская линия, дом 5, философский факультет, аудитория

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. А. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан « 'У» д^ГА^Я 2006г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

Круглова Надежда Викторовна

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Поскольку любое исследование имеет вербальный характер, в нем имплицитно содержится проблема выражения. Для социальной философии это поставленная Марксом проблема отношения осуществляющегося в языке мыслительного производства к социально-экономической реальности, эксплицированная им как критика идеологии1. Так как исследователь сам включен в реальные социальные процессы, его деятельность всегда оказывается инвестирована в текущие общественные отношения: в режиме ли утверждения или изменения наличной социальной конфигурации. Это тем более верно для современной конфигурации социальных отношений - общества потребления, в поле которого одним из наиболее востребованных продуктов является интеллектуальный. Последний в условиях такой формы социального всегда оказывается ориентирован на её утверждение. Любая индивидуальная активность, выражением которой становится исследовательская деятельность (по крайней мере, осуществляющаяся в рамках гуманитарных наук), работает тогда на воспроизводство потребительского отношения, сама при этом отчуждаемая в заранее рассчитанном на осмысливающее потребление концептуальном продукте.

Современная метафизика со времен Хайдеггера гипостазирует нераздельность языкового производства смысла и выражаемой посредством такого производства реальности. Критерием соответствия смыслопроизводства реальности «пересеченного смертью» социума оказывается выраженная в вербальном продукте индивидуальная конечность его производителя, конкретно данная как смысловая целостность, законченность продукта. Таким образом, социальное измерение индивидуальной конечности вводится в режиме материальной фиксации производства - как производство упаковывающего смысловую целостность текстуального продукта; ведь нефиксируемое продуцирование всегда оставляет возможность для прерывания смысла и выведения, тем самым, конечности из социального модуса. Уже отсюда смысловая целостность производства полагается в порядке восстанавливаемого в герменевтическом опыте, выразительного отношения к реальному положению дел (Г. Г. Гадамер). Его критерием становится тогда подтверждающий соответствие продукта наличной конфигурации социума консенсус по поводу этой последней. Отчуждение интеллектуальной деятельности полагается преодоленным в понимающей активности индивида, однако лишь задним числом - опосредованное производственным утверждением уже данного социального порядка, установившегося отнюдь не на основе взаимопонимания и поэтому на него не рассчитанного.

Радикализация такой производственной установки в идее интертекстуальности (Ю. Кристева, Р. Барт, Ж. Деррида) освобождает социализированную конечность отдельного индивида от опосредования в смысловой целостности продукта: но лишь ценой тотализации материальной фиксации и соответствующего тотального отчуждения в ней индивида. Реальность «понимания самой сути дела» или «бытия-к-смерти» упраздняется, исчерпываясь теперь реальностью текстопроизводства, или, другими словами, - реальностью воспроизводства бесконечно рассеиваемого в интертексте множественного смысла. Интеллектуальная деятельность индивида отчуждается в тотальном воспроизводстве потребительского отношения: любое интеллектуальное производство отныне оказывается воспроизводством потребительской активности, на которой и зиждется соответствующая конфигурация общества. Так как продукт уже не должен представлять смысловую целостность, индивидуальная активность направляется на производство продукта, критерием соответствия которого неязыковой реальности является теперь лишь его концептуальный

1 См. Маркс К. Немецкая идеология // Маркс 1С, Энгельс Ф. Избранные сочинения: в 9-ти т. Т. 2. -М., 1984

строй, т. е. - его смысловая употребимость. Таким образом, проблема языкового выражения, индуцированная в рамках романтизма и получившая философский статус в романтической герменевтике (Ф. ШлеЙермахер), в XX в. оказывается сведена к проблеме философского производства. Воспроизводится понятийно распределяемый смысл и весь вопрос лишь в способе распределения. При этом блокируется возможность проблематизации современной конфигурации социального — общества потребления. Постановка проблемы изнутри такой производственной установки всегда оборачивается ещё одним рассчитанным на потребление продуктом и, тем самым, реально лишь утверждает наличную социальность.

Однако выступивший в качестве текстуального (т. е. материального) продукта смысл оказывается открыт для проблемного поля социальной экологии. В контексте последней текстуальное производство смысла предстает одним из факторов, определяющих отношение человека с его жизненной средой. Общественное производство текстуального продукта — вместе с другими видами материального производства - перманентно влияет на жизненные условия индивида, т. е, на естественную среду его обитания. Полагание смысла как экологической категории позволяет преодолеть отчуждение индивида в интеллектуальном производстве, заняв в процессе такого производства дистанцию по отношению к продуцируемому смыслу. Смысл считываете» тогда как один из видов отходов человеческой деятельности, уже не могущий - с точки зрения воспроизводящего его индивида -претендовать на какое-либо выразительное соответствие реальности социального порядка. Благодаря такой дистанции индивидуальная активность утверждается как реальное индивидуальное отношение к социальному, освобожденное от включенности в его воспроизводство (в режиме ли утверждения или изменения его наличной конфигурации). В контексте социальной философии это соответствует кинической установке (П. Слотердайк), представляющей отношение индивида как такового к обществу как таковому, и поэтому позволяющей осуществлять критику наличной конфигурации социального из метапозиции. Такая критика всегда предстает метакритикой по отношению к критике идеологии, в условиях общества потребления самой воспроизводящей некую «идею Революции» (Ж. Бодрийяр).

Ввиду того, что попытки обнаружения и развертывания кинической установки в современных условиях не избегают причастности к воспроизводству общества потребления, настоящее исследование преднаходит таковую в рамках наиболее радикального и экстремистского субкультурного движения современности - в punk движении. Будучи частным социальным феноменом, возникший на волне ситуационизма (Г. Дебор) punk наиболее адекватно отражает стихийные проявления кинического импульса. Тем не менее, в рамках такой формы социального бытия — ввиду eS сугубо маргинального характера — кинический импульс не получает развития. Ориентированный на разрушение социума, он включается в общество потребления, но уже как деструктивное для самого индивида, движение саморазрушения. Жизнеспособность индивида, выступающего на реальной дистанции к социальному, предполагает форму, обладающую характером всеобщности. В настоящем проекте возможность таковой связывается с реанимацией романтического субъекта, или - субъекта выражения, концепция которого получила отражение в установках художественною сознания XIX в. (от Ф. Г&пьдерлина до Э. Гофмана). Однако иррациональные темноты субъекта, собственно резервирующие в романтизме индивидуальность, требующую выражения, должны - в концепции неоромантического субъекта - уступить место прозрачной объективности случайного движения в биосистеме человека.

Таким образом, анализ экологического отношения к продуцируемому смыслу связывается с выходом к проблеме выражения, предполагающей очерчивание контуров неоромантического субъекта и наметку возможных путей его дальнейшей реанимация. Именно выразительный характер интеллектуальной деятельности должен предупредить

отчуждение индивидуальной активности в производстве смысла и позволить осуществить действительную критику наличной конфигурации социального.

Степень разработанности проблемы. Проблема экологии смысла вырастает из проблематики распределения смысла в философском продукте, т. е. - проблемы его производства, и возможность её развертывания связана со степенью разработанности последней. Хотя получившая отражение уже в трудах древнегреческих философов (например, в «Кратилле» Платона, «Поэтике» Аристотеля, у стоиков), как таковая проблема смыслопроизводства была поставлена Ф. Ницше (как проблема ценности продуцируемого смысла) в условиях кризиса метафизики XIX в. Далее в XX в. она получила развитие в двух основных направлениях. Это, как уже отмечалось, обусловленная хайдеггеровским поворотом герменевтика смысла (поздний М. Хайдеггер, Г. Г. Гадам ер и, отчасти, П. Рикёр) и утвердившийся на структуралистском, системном подходе к смыслу французский постструктурализм (это, в первую очередь, проблематизировавшие текстуализацию смысла Р. Барт, Ж. Деррида, Ю. Кристева, а также Ж. Делёз, Ф. Гваттари, М. Фуко, Ж. Бодрийяр, М. Бланшо и др.). Принципиальное отличие этих двух способов проблематизации - а и в том и в другом случае производство рассматривается как интерпретация - заключается в статусе, который в рамках их придается материальной фиксации репродуцируемого в процессе интерпретации смысла. И это отличие является причиной, по которой они в рамках общего интерпретативного поля дополняют друг друга, формируя проблему производства смысла в её современном виде - как проблему осмысленного текстопроизводства.

Следуя постструктуралистской установке, - «смысло генный», интерпретирующий язык исчерпывается письменной фиксацией (текстом). Здесь проблема материальной фиксации репродуцируемого смысла становится общей . проблемой философского производства. Смысл производимого текста определяется смыслами прошлых, настоящих и будущих текстов. Производство текста тогда разомкнуто как воспроизводство бесконечно рассеиваемого, множественного смысла абсолютного текста. Неязыковая реальность исчерпывается силовой игрой «на обороте» продуцируемого текста, догматически полагаемой синхронной его смысловой игре.

Герменевтика закрепляет за языком естественное отношение. Это значит, что текстуальное производство смысла всегда предваряется его пониманием. Такое предпонимание, нацеленное на смысловое единство, полагает смысловой продукт как герметичную целостность «произведения». Смысловая целостность становится гарантом отношения интерпретирующего языка к. неязыковой реальности: горизонт прояснения единого смысла будет синхронным «реальному» горизонту соответствующего мира. Текст в герменевтике задает историческое измерение интерпретации. Поэтому проблема текстопроизводства в данном случае это проблема историчности самой герменевтики. Ведь текст по теории герменевтики должен, с одной стороны, выполнять нормативную функцию, т. е. задавать правила понимания-толкования и поэтому сам иметь нулевую ценность для интерпретации. Но с другой стороны - должен сохранять эту ценность, чтобы посредством интерпретации быть включенным в действенно-историческое движение.

Проблемная актуальность обоих подходов к смыслу позволяет говорить о третьем, представляющем их синтез. Тематизация синтетической герменевтики, совмещающей установки её составляющих, и дает возможность развернуть экологическое отношение к репродуцируемому в тексте смыслу, т. е. проблематизировать ценность рассчитанного на осмысленное потребление, концепторазмерного артефакта.

Кроме того, новейшая французская философия (А. Бадью, П. Вирильо, Ф. Лиотар, Ж. Рансьер, Ф. Лаку-Лабарт, Ж. Л. Нанси и др.) со своей стороны предпринимает попытки ограничить власть саморазвивающегося посредством текстопроизводства дискурса и выйти на реальность, отличную от реальности «изнанки» речевой деятельности, что соответствует проблематизации экологического отношения - индивида к репродуцируемому им смыслу.

Однако, развиваясь в рамках уже успевшей сформироваться «постмодернистской» традиции, данные проекты во многом не избегают её технических установок и требуют поэтому ревизии с точки зрения возобновленной проработки указанной проблематики.

Проблема производства смысла представлена также в концепциях значения и знака в аналитической философии, но лишь как узко специальная проблема смысла высказывания (Г. Фреге, Л. Витгенштейн). Не последнее место она занимает в психоанализе (3. Фрейд, Э. Фромм) и особенно в структурном неопсихоанализе (Ж. Лакан, С. Жшкек). С совершенно другой стороны, уже непосредственно к проблеме экологии смысла подходит европейский — и русский, в частности - художественный авангард. Это, во-первых, наследие В. Хлебникова, наиболее продвинувшегося в данном направлении. И, во-вторых, Традиция литературного абсурда: от поэтики русских обэриутов (А. Введенский, Д, Хармс, Н. Олейников и др.) и франко-немецких дадаистов (Т. Тцара, Г. Арп, Ж. Рибемон-Дессень и др.) до послевоенного театра абсурда (Э. Ионеску, С. Беккет).

Проблема производства смысла нашла своё отражение й в работах отечественных исследователей текста, культурологов и философов (П. Флоренский, М. Бахтин, В. Пропп, Б. ГроЙс, В. Подорога, В. Бибихин и др). Весомый вклад в её разработку внесли, и, отсюда, -приблизили постановку проблемы экологии смысла, новейшие петербургские мыслители (А. К. Секацкий, Н. Б. Иванов, Н. М. Савченкова, А. А. Грякалов, А. А. Погребняк, В. В. Савчук и пр.).

Предмет, цели в основные задачи исследования. Предметом настоящего исследования является отношение между индивидом и шыслопорождающими коатекстамн социального бытия. Исследуются представленные в тексте актуальные модели производства смысла. То, что и само исследование имеет характер текстуального производства смысла, тем самым индуцируя ситуацию взаимозависимости между предметом и процессом исследования, определяет специфику его проблематики и поставленных перед ним задач.

Именно такая ситуация позволяет ввести в действительное поле интеллектуального производства радикальную производственную установку, согласно с которой смысл теряет свои продуктивные свойства, но позиционирует себя реально как бессмысленный продукт. Это и определяет цель исследования: индуцировать киническую установку (обнаруживаемую в качестве стихийного импульса в одном из сегментов социальной реальности) в поле современного философского производства. Производство изначально не рассчитанного на осмысливающее потребление продукта полагает смысл экологически - в качестве одного из отходов производственной деятельности человека, что соответствует действительной дистанции производящего индивида по отношению к наличной конфигурации социума.

Данная цель предполагает решение двух принципиальных задач. Во-первых, это синтез новой формы текстуального производства смысла. Именно синтетическое совмещение двух способов его производства (герменевтики и интсртекстуальности), основанное на актуальном сосуществовании обоих, позволит развернуть экологическое отношение к репродуцируемому в тексте смыслу. Текстуальный подход постструктурализма с его установкой на исчерпанность осмысленного языка текстопроизводством дополнится естественным отношением герменевтики. Зазор предпонимания будет соответствовать редукции продуктивных свойств разнородного, бесконечно рассеиваемого в воспроизводстве абсолютного текста смысла. Игра смысла, предпонимаемая на дистанции, как таковая, уже не сможет быть синхронно дополнена «реальной» игрой. Вместе с тем, окажется трансформировано и естественное отношение герменевтического подхода: лишенный формального единства смысл расщепит целостность герменевтической ситуации (ситуации предпонимания). Предпонимание выступит не как осмысленное понимание некоего «самого дела», к которому будто бы отсылает текст, но в качестве понимания смысла как такового, изначально упакованного в текстуальном артефакте.

Кроме того, перед исследованием стоит и другая задача: наравне с понятийным регистром текста, уходящим - ввиду бессмысленного характера репродуцируемого смысла -на второй план, выделить и утвердить в качестве фундаментального другой текстуальный регистр. Таковым выступит тематизированный в поздних работах Хайдеггера - но не получивший в них должного статуса - регистр ритма.

Методологическая основа исследования. Исходной основой для синтеза герменевтической и текстуальной моделей смыслопроизводства выступает герменевтический метод, включая являющиеся его позднейшими модификациями постструктуралистские текстуальные стратегии - деконструкцию и текстовый анализ. Однако, следует констатировать, что в до сих пор не преодоленной ситуации постмодерна, неустранимой чертой которой является плюралистичность подходов к предмету, герменевтическая модель утрачивает свое генетическое преимущество и сама оказывается лишь одной из стратегий смыслопроизводства. Герменевтика может претендовать на универсальность лишь изнутри производства, воспроизводя, таким образом, саму себя, что никак не влечет отмену других интерпретативных стратегий, также реализующихся изнутри своей продукции. Общим для такого рода производственных моделей является их принадлежность к стратегии, которая, согласно с военным искусством, предполагает формализацию не только задачи, но н - цели. Формальной целью любого стратегического философского проекта (т. е. целью, заранее вписанной в форму его реализации) является рассчитанный на осмысливающее потребление текстопродукт, с необходимостью утверждающий на своей «обратной стороне» некую единственную и единую реальность: в данном случае, наличную конфигурацию социального - общество потребления.

Экологическая установка предполагает проблематизацию потребительной ценности производимого смысла, что соответствует реальной цели: в конкретном акте текстопроизводства продемонстрировать бессмысленный, абсурдный характер репродуцируемого смысла, т. е. - представить текст, й который вписана дистанция по отношению к смыслу, упакованному в нём. Следовательно, методологическая основа настоящего исследования подразумевает также обращение к аксиологической установке, тем самым фиксируя проблему производства смысла в её исходном смысле.

Именно тактика при формальном характере выполняемой задачи ориентирована на достижение реальной цели. Таким образом, стратегическая установка должна уступить место правилам тактики. То, что в качестве реальной цели исследования выступает киническая установка, представляющая, по сути, бессмысленный процесс воспроизводства смысла как таковой, легитимирует совместное использование стратегических производственных моделей изнутри претензии на универсальность каждой из них. Синтетическое смешение моделей - на основе такого тактического доступа к репродуцируемому (в его разнородности) смыслу - предполагает выявление простейшего элемента синтеза, каковым выступит ритмически организованное предложение. Последняя процедура потребует обращения к семантической теории логического анализа (в лице Г. Фреге и, отчасти, Л. Витгенштейна), а также к анализу музыкальных и литературных форм.

Ввиду того, что бессмысленный процесс воспроизводства смысла интерпретируется как объективное механическое движение в биосистеме человека (движение нанесения знака) - а последнее принадлежит к предметной области естественных наук - настоящее исследование включает тематизацию основанного на жесткой методологической границе отношения между гуманитарной и естественно-научной областями. Поэтому настоящий проект предполагает задействовать также некоторые исследования по эпистемологии и философии науки (П. Фейерабенд, Э. Жильсон, В. И. Вернадский, А. Пуанкаре, М. Фуко и ДР)-

Научная новизна исследования. Новизна представляемого исследовательского проекта заключается в следующем;

- предпринимается одна из первых попыток тематизировать проблему экологии в отношении социального производства и воспроизводства смысла, что открывает возможность для преодоления отчуждения индивида в интеллектуальной деятельности и, соответственно, - осуществления критики идеологии в современных условиях, т. е. критики экономики потребления, на которой утверждается наличная конфигурация социального -общество потребления;

- удержание и тематическое развертывание в тексте исследования экологической установки соответствует реализации кинической установки (выступающей как стихийный импульс в рамках сугубо частного социального феномена современности) и, отсюда, -прививке его к философскому производству, что открывает в дальнейшем возможности для реанимации субъекта, в данном случае, в качестве неоромантического субъекта выражения;

- осуществляется синтетическое совмещение в рамках одного проекта различных моделей производства смысла, что позволяет говорить о способствующей разгерметизации текста формализации множественного смысла (по аналогии с тем, как в «классической» герменевтике тематизируется круговая форма единого смысла) и тем самым - о преодолении на новом герменевтическом витке ложной плюральности постмодерна;

- выявление другого фундаментального регистра производства (ритмического регистра в пику понятийному) позволяет скорректировать наиболее удачные в плане преодоления постструктуралистской «традиции» французские проекты, во многом не избегающие технических установок последней.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Введение в философский текст экологической установки может стимулировать поиск новых возможностей в одном из основных направлений интеллектуальной работы - производства текста. Материалы исследования могут быть использованы при подготовке спецкурсов по социальной философии, культурологии н философской антропологии.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования были изложены и опубликованы в трех статьях. Основные положения работы обсуждались на заседаниях кафедры социальной философии и философии истории философского факультета СПбГУ, а также представлены в форме доклада на конференции «Звучащая философия - 2» (Санкт-Петербург, 2006).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух частей, заключения и библиографии. Работа изложена на 152 страницах.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, характеризуется степень е2 разработанности, определяются цели и задачи исследования, а также его новизна и научная значимость.

Первая часть «Смысл как продукт: форма воспроизводства абсолютного текста» посвящена вычленению продуктивных свойств смысла, что предполагает его действительную формализацию, осуществляемую как синтез двух актуальных моделей осмысленного текстопроизводства: герменевтической и интертекстуальной. Если в случае последних продуцируемый смысл позиционирует себя самоценным, изначально рассчитанным на осмысливающее потребление продуктом, то в синтетической модели он, лишенный потребительной ценности, будет функционализирован — выступит в качестве одного из элементов формы (её содержательным элементом), согласуясь с которой любое ^ осмысленное текстопроизводство может быть представлено как воспроизводство абсолютного текста в его действительном фрагменте. Форма воспроизводства абсолютного текста, таким образом, явит принцип функционирования синтетической модели. Смысловая

составляющая формы обеспечит как раз динамику такого производственного движения. Другим (реальным) элементом формы этого движения воспроизводства, будет ритмика текста, являющаяся разъемом абсолютного текста на реальность чистого движения (физического движения скриптора), на основе которого и будет определен момент реальности всего проекта: экологическое отношение производящего индивида, характеризующегося перманентным физическим движением, к продуцируемому ~ также в процессе физически подвижного развертывания - смыслу.

В первой главе «Стратегический и тактический способы доступа к смыслу. Синтетическая модель текстопроизводства» анализируется стратегический подход к производимому в тексте смыслу, который в действительности оказывается свойственным не только интертекстуальным проектам, изначально возникшим как интерпретативные стратегии, но и претендующей на генетическое первенство герменевтике. Вместе с тем, обосновывается возможность принципиально иного, тактического доступа к смыслу, в рамках которого и предпринимается синтетическое совмещение герменевтической и интертекстуальной установок.

При всех отличиях, обе производственные установки, как герменевтическая, настроенная на производство единого смысла, так и интертекстуальная, предполагающая продуцирование множественного смысла, ориентированы на самоценное производство понятий, т. е. - производство целостного в его принципиальной осмысляемости продукта. Заведомая осмысленность продукта, выражаемая в его концептуальном строе, и соответствует его потребительной ценности. Однако, если герменевтика подчиняет метафорическое становление понятий проецируемому на производство единству предпонимания, закрепляя таким образом за производством «естественное отношение»2, то интертекстуализм декларирует бесконечную, свободную игру метафоры, обеспечивая целостность поля становления стратегически.

Стратегия предполагает осмысленное использование единого смысла (например, в режиме его деконструкции), задавая тем самым производство смысла в качестве разделенного, или - множественного. Целостность продукта при этом обеспечивается приданием текстуализации характера тотальности. Лишь абсолютный текст, выступивший в качестве такого общего поля, в котором каждая из возможных стратегий имеет равные права на собственный ЬуЬш, обеспечивает всегда реализуемой «изнутри» стратегии необходимую в плане её реальности причастность ко всеобщему игровому распределению мировых сил. Последнее в случае стратегического текстопроизводства исчерпывается догматически проецируемой на реальность - утверждаемую тогда в качестве унифицированной единой и единственной реальности - метафорической игрой смысла.

Герменевтика - при действительной ориентация на текстуализацию речи, что только и может обеспечить необходимую в плане действенности смыслового единства историчность интерпретации5 - сохраняет генетическое первенство за речью звучащей, в чем, собственно, заключается естественное отношение языка в случае герменевтического производства. Поэтому простой декларации тотального характера текстуализации в таком случае оказывается достаточно для того, чтобы звучащая речь утратила значимость, а герменевтика оказалась одной из стратегических моделей производства разделенного смысла, что однако не мешает претендовать ей - уже изнутри такого производства - на единство смысла и, отсюда, на историчность. Генетическое преимущество герменевтики базируется, таким образом, не на чистом понимании, но на понимании смысла, другими словами, на толкущем осмыслении герметичного смыслового единства, каковое в поле абсолютного текста соответствует лишь одной из стратегий производства разделенного смысла. Выступив в

2 ДерридаЖ. О грамматологии, - М„ 2000. С. 148-193

* Гадам ер Г. Г. Истина и метод. - М., 1988. С. 446-470

качестве производственной стратегии, герменевтика - ввиду её изначальной установки на смысловое единство - сообщает естественное отношение. стратегической модели как таковой, чем и исчерпывается е£ генетическое превосходство. Это значит, что любая стратегия, будучи - интериоризованная в тексте - моделью производства разделенного смысла, может выступить в режиме понимания. Понимание разделенного смысла также будет разделенным. В ситуации толкующего осмысления любого текстуального продукта, воспроизводящего, так или иначе, какую-либо стратегию производства, может быть поставлен вопрос о том, что я хочу или пытаюсь понять, когда понимаю упакованный в тексте смысл. Естественное отношение оказывается вписано в абсолютный текст, каждый раз фрагментируемьгй в его продуктивно «истолковывающем» воспроизводстве таким образом, что любой воспроизводимый фрагмент выступает в естественном отношении.

Разделенность понимания в ситуации осмысления смысла означает, в первую очередь, дестабилизацию способности масштабирования. Масштаб интерпретации в условиях воспроизводства абсолютного текста предстает всегда смещенным. Это соответствует неоднородности смыслового горизонта, смешению их в пределах воспроизводимого текстуального фрагмента и, следовательно, возможности совместного использования нескольких стратегических моделей. Унифицирующее полагание единой и единственной реальности, как «оборотной стороны» стратегии, реализуемой «изнутри», оказывается блокированным. Таким образом, свойственную стратегическому доступу, формальную (т. е. вписанную в производство) цель: достижение единой реальности - сменяет цель тактическая: преодоление всегда встречаемого как реальный объект (а следовательно, реальное преодоление) фрагмента абсолютного текста.

Во второй главе «Содержательный элемент формы воспроизводства абсолютного текста» осуществляется артикуляция ситуации масштабного сдвига, возникшей при синтетическом совмещении интертекстуальной и герменевтической производственных установок в рамках тактического доступа к продуцируемому при этом смыслу. Таковая артикуляция предполагает формализацию производства в условиях фрагментарно воспроизводящегося абсолютного текста, и, в первую очередь, как подлежащий формализации выступает воспроизводимый в его метафорической разделенное™, множественный смысл. Его формализацией, однако, не исчерпывается форма воспроизводства абсолютного текста: формализация смысла соответствует лишь одному, собственно смысловому, или - содержательному, элементу формы, реальным элементом которой будет ритм. Именно в порядке ритмического членения в процессе фрагментарного воспроизводства абсолютного текста реализуется форма последнего, т. е. - становится действительным формальное содержание любого из его фрагментов.

Разделенность продуцируемого смысла обусловлена использованием в процессе производства смыслового единства. Последнее, чтобы 4 выступить в качестве такового, должно быть представлено текстуально - в порядке производственного (творческого) преодоления смысла в бессмыслице, в этом случае и полагаемого в качестве единства. Речь идет о том, что Ж. Деррида обозначает как «превосхождение тотальности»4. Для герменевтической стратегии таким текстуализованным смысловым единством является преодоленный М. Хайдеггером в ориентации на конечность человеческого бытия герменевтический круг, используемый не только Гадамером, но и самим же Хайдеггером. Использование единого смысла соответствует его формализации, что и составляет форму использующей его стратегической модели. Уже не преодолеваемый в целостном тексте, герменевтический круг функционирует в качестве формы5, воспроизводя смысл текста как разделенный на смысл интерпретации и изначальный, всегда остающийся затемненным,

4 Деррида Ж. Когито и история безумия // Письмо и различие. -М., 2000. С. 89

5 Гадамер Г. Г. Истина и метод.-М, 1988. С.317-318.

смысл «бытия». Поэтому Гадамер вынужден признать, что интерпретативные тексты позднего Хайдеггера сами требуют истолковывающего понимания. Для интертекстуальных стратегий, т. е. для стратегии как таковой, используемым смысловым единством оказывается потенциальная модель истины (истины как утверждения ценности), творчески сконструированная Ницше в преодолевающем осмысление утверждении дионисийской реальности. Используемая в стратегическом производстве Деррида (деконструкция) или Бартом (текстовый анализ), потенциальная модель работает в режиме утверждения метафорически разделенного смысла, ценность которого утверждается тогда как ценность текстуального, претендующего на осмысление мира в качестве единой реальности, продукта. Реализация тактического доступа к смыслу предполагает синтетически совместить две эти формы, что соответствует формализации фрагментарного текстопроизводства в условиях абсолютного текста, т. е. - артикуляции формы воспроизводства последнего. Это, в свою очередь, требует обращения к потенциальной и круговой моделям непосредственно до их стратегического использования (как они даны в текстуре «Воли к власти» и «Бытия и времени» соответственно) и уже на волне совмещенного применения - артикулировать синтетическую форму. Тактический доступ к смыслу, таким образом, не будет находиться в иерархическом отношении к стратегическому (не имея в виду при этом, что стратегия не занимает иерархического положения в отношении к тактике).

Аксиологическая концепция, состоящая в том, что прежние высшие ценности суть частный случай воли к власти, предполагает тройственное «нигилистическое» основание: утрата веры в цель мира, в его единство и в его истинностный характер6. Все эти три категории имеют отношение к смыслу через его нигилистическое отсутствие, через бессмыслицу. Эти отношения следующие. «Цель сама по себе есть уже некоторый смысл», категория цели вводит смысл как таковой. «Высшее единство» мира обеспечивает целостность смысла. И, наконец, истинность говорит об отношении смысловой целостности к реальному положению дел. Цель в проекте переоценки ценностей переоформляется как «воление цели», собственно, придание смысла дионисийской, данной в своих очертаниях (конкретно - в текстуре «3 арату стры») реальности. Другими словами, цель для Ницше реальна: именно отсутствие формальной - изначально, самим производством вписанной в продукт - цели принимается за редукцию цели вообще. Далее, целостность смысла оборачивается единством «выражения», целостностью плана метафорически генерируемых понятий. Соответственно истинность предстает в качестве утверждения истинности, другими словами, действительного (силового) утверждения целостности метафорически разделенного смысла, нацеленного на выражение этой самой дионисийской реальности.

При стратегическом использовании так преодолевающего смысл ницшеанского проекта, последний теряет лишь одно: стираются очертания дионисийской реальности, для утверждения каковой - выступающей лишь в нигилистическом зазоре реального абсурда - и конструируется потенциальная модель. Реальность утрачивает форму в пользу смысла, который теперь оказывается формально неоднородным. Теперь смысл может подтвердить единство реальности, другими словами, подтвердиться в своей изначально взятой целостности, метафорически разделенный, лишь через утверждение истинности как ценности текстуального продукта, в котором он интериорйзован. Деятельность в стратегическом проекте оказывается овеществленной еще до его закрытия: только ценный в плане осмысливающего потребления продукт может закрыть такой проект, по сути своей не имеющий пределов в генерации разделенного смысла. Другими словами, стратегический текст, будучи в плане конструирования реалистичной, утверждающей модели холостым, должен подтвердить целостность используемого смысла, производственно придав ему необходимую в плане ценности полноту. Таким образом, смысл становится истинным, лишь

6 См. Ницше Ф. Воля к власти. - М„ 2005. Фрагменты 11-14,20, 55,409,416, 507. 552.

получив статус полной ценности. Однако это значит, что ценность может быть и неполной. Она собственно и оказывается неполной, всегда дополняемая этой избыточной полнотой и восполняемая лишь как потребительная ценность продукта. Таким образом, «логика восполнения», тематнзации которой Деррида посвящает всю вторую часть своего программного трактата «О грамматологии», предстает как логика фетишизации текстопроизводства. По этой логике и осуществляется «письмо», с самого начала оказывающееся некоей вещественностью, рассчитанным на потребление артефактом.

Исходя из выше изложенного, актуальная переоценка не может быть осуществлена изнутри производства: её возможность связывается с ценностью самого продукта, с его экономическим статусом. Традиционно продуктивность совмещает в себе как производственную составляющую, так и потребительную: любой продукт употребим, и лишь в качестве такового он производится, и обратно - потребление требует «сделанного». Однако вписанное в абсолютный текст (вследствие стратегической текстуализации герменевтики) понимание полагает воспроизводимый фрагмент в естественном отношении, отделяя тем самым потребляемость продукта от его действительного производства. В условиях воспроизводства абсолютного текста потребительная ценность продукта оказывается редуцирована в пользу его производственной ценности. Она «обращается» на скриптора, фрагментарно воспроизводящего абсолютный текст в режиме естественного отношения, другими словами, потребительная, общая ценность «переоценивается» как частная. Собственно, ценность в продукте оказывается раздвоенной, ввиду того, что несделанное, т. е. отходы производства, также предстает формально содержательным (хотя и не исчерпывается смысловой структурой) и следовательно - осмысливающе потребляемо.

Итак, принцип функционирования потенциальной модели таков, что она в режиме восполнения Ценности оформляет реализуемый фрагмент абсолютного текста как вещественный продукт. Внутреннее же единство воспроизводимого в его метафорическом разделении смысла обеспечивается круговой моделью, проникшей в производство вместе с текстуализацией герменевтики. Герменевтический круг выступает внутренним, динамическим принципом воспроизводства. «Части определяются целым и в свою очередь определяют целое: благодаря этому эксплицитно понятым становится то предвосхищение смысла, которым разумелось целое»7. Такова в формулировке Гадамера сама форма целостного смысла, рабочий такт которой определяется им как «непрестанное проецирование, пробрасывание смысла», что предполагает передачу имплицитной смысловой целостности от предложения к предложению до полной е2 экспликации. Предложение должно не просто содержать её, но передавать следующему, поэтому отдельно взятое предложение, которое и оказывается рабочим элементом круга, будет работать по принципу накопителя: смысловая целостность не может просто «перескакивать» из одного предложения в другое - она должна заполнять его, таким образом «перетекая» далее.

Предложение в форме накопителя конструируется в интонационном регистре, который относится к органическому уровню функционирования осмысленного предложения, т. е. - согласно с семантической теорией Фреге - к одной из трех составляющих мысли (вместе с уровнем производства смысла и уровнем утверждения истинностного значения содержащейся в нем мысли). Эта составляющая собирает на себе «несущественные свойства мысли», «заключающиеся в том, что мысль постигается некоторым человеком»8. Для Хайдеггера - в порядке ориентации на конечность человеческого бытия - именно эта составляющая оказывается существенной. Воспроизводимый - согласно с круговой моделью - в каждом предложении целостный смысл утверждается как истинный средствами

7 Гадамер Г. Г. О круге понимания // Актуальность прекрасного. - М., 1991, С. 72-82

11 Фреге Г, Смысл и значение. Мысль: логическое исследование // Избранные работы. — М., 1997, С.

50-76

органической составляющей. Таким образом, весь смысл предложения, утверждаемый на уровне выражения в форме интонационно накапливаемой серьезности, оказывается мыслью. Ограничивает такое производство лишь выходящий за пределы выражения, выражаемый аффект тоски (Angst), который и является бессмысленной данностью конечности вот-бытия. Так преодоленное смысловое единство используется Гадамером в качестве производящей круговой модели (с рабочим накопительным элементом), работа которой ограничивается тогда стратегически; по достижении в плане выразительного наращивания предложений «действительно совершенного единства смысла», каковое только и может «выразить», в качестве своей оборотной стороны, подлежащую пониманию единую реальность.

Однако герменевтический круг может использоваться также и в плане выражения другого аффекта - смеха, как и аффект тоски требующего для своего выражения всей семантики предложения. Хайдеггеровский накопитель тогда оказывается реструктурирован как конструкция интонационно-синтаксического сброса смысла. Комическое осуществляется как внезапное открытие в плане предположенного совершенства некоего недостатка9, не «доводя» круговую модель до герменевтического использования. «Вопрошательная затронутость» в смысловом регистре, обосновывающая единство предпонимания, уступает место установке на перевопрошание в интонационном регистре: здесь не вопрос о смысле бытия оказывается непонятым, но - в ситуации позгимания понимаемого как смысл смысла -проблематизируется сама возможность осмысленного вопроса. «Находимся ли мы сегодня хотя бы в замешательстве от того, что не понимаем выражение «бытие»?»10 В хайдеггеровской редакции смысловой акцент приходится на «замешательство», удерживая предложение в равновесии на предмет накопления содержащегося в нем смысла. Если продублировать предложение вопросом, акцент сместится в конец (бытие?), снимая смысловое напряжение, требующее было риторического ответа в следующем предложении.

Итак, масштабный сдвиг реализуется как форма воспроизводства абсолютного текста, складывающаяся из «внешней» формы - потенциальной модели истины, овеществляющей любой фрагмент абсолютного текста как обратно ценный, «пустой» продукт, и «внутренней» формы - герменевтического круга с рабочим элементом интонационно-синтаксического сброса, как раз и предупреждающим самоценность продукта. Ввиду ориентации на понимание, тактический проект позиционирует себя как герменевтический. Однако толкующее понимание здесь оказывается функциональным: понимание понимаемого как смысл смысла позволяет формализовать воспроизводящийся в абсолютном тексте множественный смысл и оставить за естественным отношением, вписанным в такое воспроизводство, частную ценность.

В третьей главе «Реальный элемент формы воспроизводства абсолютного текста» ритм тематизируется как один из регистров функционирования философского текста и, ввиду того, что последний выступил в модусе абсолютного текста, воспроизводящегося согласно определенной форме продуцируемого при этом смысла, — как регистр, в котором та непосредственно реализуется. Так как, однако, реализация формы соответствует ее действительному воспроизводству, ритм (в качестве ритмической структуры предложения) будет являться частью формы, её реальным элементом.

Как в анализе музыкальных и литературных форм (где понятие ритма предстает наиболее определенным) он отражает временной аспект произведения, так и в отношении абсолютного текста ритм представляет время его воспроизводства в плане формы последнего (выше определенной в своей содержательной части). В качестве элементарной структуры воспроизводства выступило предложение. Именно через предложение воспроизводится абсолютный текст и поэтому время его воспроизводства, также являющееся

* См, Пропп В. Проблемы комизма и смеха. — М., 2002

10 Хайдеггер М. Бытие и время. - СПб., 2002. С. I

абсолютным, приходится на предложение. По аналогии с теорией музыки, абсолютное время предложения определяется частотой его именного членения, т. е. задается как суммированные доли именных слогов от общего количества слогов в предложении, равного единице. Согласно с логической теорией Л. Витгенштейна, наиболее общей формой предложения, его пределом, является тавтология, «предоставляющая действительности всё, бесконечное, логическое пространство» и открывающая, тем самым, поле вероятности для любой сигуации". Таким образом, ритмическое членение настроено на реализацию тавтологии, которая, очерчивая всю возможную действительность и, вместе с тем, всегда предполагая действительную временную реализацию в порядке членения, оказывается не просто «0-формой» предложения, но его формой-направлением. Любая временная реализация, осуществленная в порядке случайного членения предложения на имена, устремлена к вечности. Вечность будет дана логически как предельная форма любого осмысленного предложения лишь в результате ритмического членения и обратно: в результате временного членения всегда будет дана именно она. В условиях воспроизводства абсолютного текста вечность предстает опосредованной: как направление вектора времени, выражаемого последовательным ритмическим членением предложения. Направленность времени, однако, означает, что оно выступает в статусе артикулирующего движение понятия, в данном случае — это движение воспроизводства абсолютного текста, цель которого вынесена за пределы последнего. Частная ценность производства как раз выражается такой вынесенностью цели движения за пределы производимого в процессе этого движения текстуального продукта. Именно движение вещественного продуцирования текстуального фрагмента представляет естественное отношение абсолютного текста.

Ввиду того, что ритм философской речи также тематизируегся Хайдеггером в связи со временем, - настоящее его определение требует корректировки; кроме того трансформированными оказываются и связанные с ритмом онтологические определения времени. В перспективе утверждения онтологии «без оглядки на обоснование бытия из сущего» бытие и завязанное на нём время определяются как имеющие место («Время и бытие»). Введение в игру места и должно предупредить «человеческую», экзистенциальную установку и объективировать бытийный вопрос. Время должно стать местом (пространством-временем), чтобы вместить бытие. Человеко-сущее вводится уже на уровне тематизации времени: как настоящее той захваченное™ присутствием, через которую последнее и открывает бытие. Этот просвет настоящего артикулируется как протяженная «соположенность осуществившегося, настоящего и наступающего», каковая артикуляция как раз и представляет опространствленное время, которое - ввиду превосходства «осуществившегося» — явно выступает как векторное: хайдеггеровское время обращено вспять. Действительное пространственно-временное размещение бытия осуществляется в языке, который, взятый в его разбиении на слова (имена) и предложения (высказывания), представляет речь в модусе показывания, «сказа» («Путь к языку»). Ритм при таком раскладе вводится как та «покоящаяся основа, которая вносит лад в движение», т. е. позволяет бытию «покоиться» в пространстве-времени языка («Слово»). Однако Хайдеггер не идет дальше в онтологизации ритма: он вчитывает в ритм нормативные определения, тем самым оставляя за ним роль средства выразительности. Размещению в языке бытия способствует двусмысленное понятие «со-бытия». Именно со-бытие собирает языковое разбиение «в строй многосложного показывания» (на стороне этого, «первого» со-бытия и оказывается хайдеггероаский ритм), и оно же присоединяет к этому строю человеко-сущее, которое «требуется, чтобы вывести беззвучный сказ в звучание речи». Поэтому речь оказывается слушающей «звучащий в показывающем сказе звон тншины» и одновременно «поднимающей услышанное до звучащего слова». Может возникнуть вопрос: если сказ

11 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат//Философские работы. Ч. 1,-М., 1994. С. 33-35

показывает уже в звучащем звоне тишины, то зачем его ещё раз озвучивать в речи? Речь, таким образом, также развертывающаяся во времени, будет дублировать порядок расчленяемого «событийным» временем показывания мира, как бы показывая ещё раз. Тем самым, она обнаружит на уровне времени абсурд, если дублируемое через удвоение времени смысловое разбиение языка сохранит онтологический статус. Лишь производственная установка уберегает Хайдеггера от абсурда: в «звучащей речи» заявляет о себе интеллектуальный продукт, в который вписано и то, что будет подразумеваться под слышимостью этой «звучащей речи»: осмысливающая употребимость продукта. Другими словами: озвучивание тишины предполагает быть востребованным.

Редукция потребительной составляющей означает в данном случае, что смысл сохраняет свой онтологический статус ценой придания ему на уровне времени абсурдного характера. Удвоенное а воспроизводстве абсолютного текста время предстает1 тогда в качестве этой «покоящейся основы движения», хайдеггеровского «ритма», абсурдное воспроизводство которого соответствует его онтологизации. Однако, ритмически расчлененное время окажется местом бытия (или для абсолютного текста - частью формы) лишь в отношении к уже осуществленному движению, так как цель последнего предстала вынесенной. Поэтому время, выступившее в ритмическом членении протяженно данного предложения (т. е. как пространство-время), может стать местом бытия только в том случае, если бытие было. В условиях абсолютного текста смысл сохраняет свой онтологический статус лишь ценой бессмысленного воспроизводства временного остова бывшего бытия. Таким образом, тематизация ритма как необходимого регистра функционирования философского текста, имеет следующие следствия. Формализация разнородного смысла при сохранении его онтологического статуса полагает движение воспроизводства абсолютного текста абсурдным, и оно осуществляется непосредственно в регистре ритма, выступающего, тем самым, в качестве реального элемента формы воспроизводства, который представляет е£ протяженной.

Вторая часть «Экология смысла и проблема выражения» посвящена рассмотрению отношения производящего индивида (скриптора) к продуцируемому смыслу, продуктивные свойства которого были выявлены в качестве формы воспроизводства абсолютного текста. Производство предстало бессмысленным движением, и лишь будучи таковым, оно сохраняет за смыслом бытийное отношение: в каждом своем фрагменте абсолютный текст воспроизводится как бывший. Собственно, в режиме «бывшего бытия» выступает форма, согласно с которой воспроизводится текст, и то, что она полагается протяженной (в виду её реального элемента), означает причастность всякого воспроизводящего её фрагмента к объективной реальности физического движения: но - лишь в качестве материального остатка последнего. Смысл, следовательно, сохраняет герменевтическое отношение (выражает бытие), лишь если это текстуально осмысляемое бытие выступает в качестве производимого в процессе физического движения остатка, отхода объективной реальности. Герменевтическое отношение сменяется экологическим — объективно данным отношением двух форм физического движения: движения развертывания траектории знака абсолютного текста и движения в биосистеме субъекта такого «остаточного» воспроизводства. Согласование случайного (т. с. индивидуального) движения в биосистеме субъекта и движения в системе средств выражения (в данном случае, движения материального воспроизводства абсолютного текста) и будет представлять проблему выражения. Соответственно, во второй части тематизируется так заданное отношение индивида к продуцируемому им смыслу, а также предлагается попытка обоснования использования «объективной реальности» естественных наук в качестве момента реальности герменевтического проекта.

В первой главе «Момент реальности производства: принцип чистой аналогии» реальность воспроизводства абсолютного текста определяется как парадоксальный момент

сходства двух не соответствующих друг другу в масштабе форм механического движения: движения в биосистеме скриптора и движения материального развертывания траектории знака. Парадокс разрешается в аналогии, которая, тем самым, выступает в качестве объективно данного принципа реальности. Несмотря на то, что реальное движение воспроизводства текстуальных отходов будет иметь свои основания в объективном принципе, в экологическом аспекте оно выступит как рефлективное.

Ритмическое членение абсолютного времени представляет лишь форму ритма в реальном движении развертываемого предложения. Реальное прерывание траектории предложения, в котором и утверждается имя, осуществляется в режиме метафорического перенесения смысла между данными в своей контекстуализующей вещественности семантическими полями. Семантическое поле определяется как объективно данный в своей вещественной (буквально, графичной) целостности контекст (например, словарная статья, стихотворение, философский трактат и др.). Прочерчиваемая траектория членится на имена в порядке обладающего физически реальной скоростью перенесения смысла12 между объективно данными семантическими полями, и эта траектория соответствует формированию «нового» овеществленного контекста, т. е. — «остаточному» воспроизводству одного из семантических полей абсолютного текста. Направленное к вечности ритмическое членение предложения (линейная форма ритма) осуществляется в ритме обладающего реальной скоростью переноса, представляющего, таким образом, ритмическое содержание производства. Для «собирающего» полй и, тем самым, осуществляющего перенос индивида, при реальной ограниченности его физического пути, постоянное увеличение - в параллельном воспроизводстве абсолютного текста - числа овеществленных семантических полей означает лишь их перманентную подвижность. Следовательно, движение по траектории знака будет открытым, а его форма - незавершенной. Единственным всегда подвижным веществом в биосистеме скриптора является кровь, поэтому именно подвижно замкнутая в цикл кровь будет соответствовать открытому движению траектории предложения. На случайное перераспределение вектора скорости в неоднородном потоке кровяного цикла приходится открытость кровотока, незавершенность этой формы движения. Такая открытость ' и будет представлять в биосистеме субъекта текстопроизводства (скриптора) индивидуальное. Как любое развертывание прерывной траектории предложения формально направлено к вечности, так и кровоток, хотя механически замкнутый в круговом движении, будет направлен: кровь интерпретируется как вещество, обладающее полярным вектором времени13, что означает необратимость её механического движения.

Пространство процесса развертывания траектории знака определяется как двумерное, отличное от геодезического лишь масштабом. Однако, ввиду принципиальной фрагментарности абсолютного текста, это пространство не может располагаться в замкнутой (неподвижной) системе отсчета (как поверхность земли замыкается в расчерченный линиями широты и долготы геоид). Процессуальное пространство траектории абсолютного текста имеет третью, временную координату (ритмическое членение абсолютного времени), поэтому «пространственные координаты» в каждом фрагменте будут иметь зависимость от движения знака в нем. Пространство скриптора задается как внутреннее пространство механизма тела. Масштаб картезианского механицизма оказывается достаточен, так как процесс записи исчерпывается механическим движением телесной машины. Однако, ввиду необратимого движения крови в пронизывающем весь механизм кровеносном русле, любое внешнее движение телесной машины будет также необратимым, т. е. - будет осуществляться в направленном времени. Наносимая скриптором точка траектории знака будет точкой

12 См. Вирильо П. Машина зрения. - СПб., 2004

Вернадский В. И. О жизненном (биологическом) времени // Размышления натуралиста. - М., 1975. С. 30,44-45

земной поверхности, или — точкой ландшафта, двумерное пространство которого всегда будет задано как фрагмент сферически замкнутой поверхности земли. Это соответствует масштабному сдвигу между двумерным пространством абсолютного текста и - двумерным же - абсолютным пространством физической географии, их масштабному несоответствию. Нанесение точки «здесь», например, в ландшафте, всегда обернется точкой «там», в пространстве текста, и наоборот. Земная поверхность как среда обитания протяженного тела выступает в процессе двумерного воспроизводства абсолютного текста: скриптор-машина обретает пространство на линии схождения двумерного пространства развертывания траектории знака с трехмерным процесса записи.

«Чистый» ландшафт при таких обстоятельствах может быть дан только в модусе индифферентности и она, будучи рефлективной индифферентностью физически реального производства в ландшафте, полагает его как объективно реальный. Парадоксальный момент «одновременности» несоответствующих друг другу в масштабе форм движения, движения развертывания траектории и движения скриптор-машины, это рефлективная индифферентность бессмысленного движения, засоряющего ландшафт смысловыми отходами. Таким образом, физическое движение фрагментарного воспроизводства смысла абсолютного текста сохраняет за ним онтологический статус лишь ценой выведения на первый план экологической проблематики: именно индифферентность в отношении экологии ландшафта полагает движение его текстуального засорения - а вместе с тем и сам ландшафт - объективно реальным. Индифферентность производящего движения представляет рефлексию (от лат. reflectío - отражать) в модусе искажения, как «экологическую рефлексию». Сам субъект такого движения, обретающий реальность ландшафта в процессе его засорения, выступает как современная форма цинического субъекта - punk-субъект: индифферентность объективного движения воспроизводства смысловых отходов в плане субъективности оборачивается цинической установкой. Punk-скриптор не только полагает любой осмысленный текст в качестве текстуального отхода реального движения, которое выступает тогда в порядке частной ценности, но и сам ландшафт задает как объективно реальный, правда, ценой придания ему статуса интеллектуальной свалки.

Движение материально развертывающегося знака и движение в биосистеме скриптора будут сходиться в объективно реальном воспроизводстве фрагмента абсолютного тексга, тем не менее не соответствуя друг другу. Это значит, что в парадоксальном моменте реальности производства оказываются даны две самостоятельные формы движения, два объективных процесса, сходных так сказать в своем бытии, но не соответствующих друг другу в масштабе этого бытия. Движение производства будет аналогичным. Аналогия выступила в качестве принципа, как метафизический принцип аналогии сущего (или бытия), в томизме, дополненная принципом тождества . Любая вещь должна быть прежде всего тождественной себе и только на основе этого она может быть сходной в своем бытии с другой вещью, так же в своей тождественности отнесенной к совершенному бытию идеальной вещи, как и первая. Редукция тождества позволяет говорить о чистом принципе аналогии, предполагающей тогда сходство между объективными процессами (а не объектами), которые могут быть и открытыми. Метафизический принцип аналогии бытия базируется на том, что человеческое бытие полагается не только сходным с бытием Бога, но и по умолчанию соответствует ему, согласно с греческим analogía (сходство, соответствие). Это односторонняя аналогия. Однако, из того, что человек в познании мира, основанном на таком сходстве, отвечает Богу, ещё не следует, что Бог ответит познающему: именно из такого допущения вырастает впоследствии фигура «злокозненного гения». Очищенная от принципа тождества аналогия предполагает не только установление бытийного сходства, но и соразмерный взаимный

Фома Аквинский'Сумма против язычников: е 2-х книгах. Кн. 1. - М., 2004. Гл. 34

ответ в таком аналогическом бытии. Это аналогия двухсторонняя. Два открытых объективных процесса в парадоксальном моменте реальности производства разворачиваются каждый в своем времени (по сути, в таком случае имеет место «парадокс часов», выражающий проблему одновременности теории относительности: «величина временного интервала зависит от истории часов, на которых он отсчитан»15). Таким образом, движение знака и движение его записи, хотя и сходятся, не могут отвечать друг другу (если масштаб первого - это пространственно-временное членение абсолютного времени, то второго -направленное биологическое пространство-время), поэтому в случае текстопроизводства чистая аналогия не достигает статуса метафизического принципа, а выступает как объективный принцип реальности.

Во второй главе «Проект Алена Бадью. Особенности следования в герменевтическом шве и резервация традиции» рассматривается наиболее адекватная - с точки зрения настоящего исследования - попытка осмысления современной ситуации философского производства и на её основе предлагаются возможные альтернативные пути разрешения последней. Кроме того, в виду универсалистского проекта Бадью артикулируется отношение философского производства к естественным наукам, в предметном поле которых и обнаруживается принцип реальности этого производства.

Бадью определяет современную ситуацию как «подшитие философии к одному из её истинностных условий» - к искусству. Философия же по своей сути является местом (»возможности истин, т. е. лишь предоставляет единое бытийное место истинам, производимым в искусстве, политике, любви и науке, сама при этом не будучи производительной16. Поэтому её установка на текстуальное производство претендующего на онтологический статус смысла - в рамках ли немецкой речи или французского дискурса (которые не в последнюю очередь основываются на интерпретативных подходах к произведению искусства) - расценивается как принятие на себя традиционно не соответствующих ей функций. Философия, отсюда, утрачивает свою нормативную роль, сковывая, тем самым, области подлинного производства, т. е. - свои собственные условия, в пользу производства бытийного смысла средствами искусства, что и определятся как её «герменевтический шов». Декларация того, что за онтологическое основание - ■ и, следовательно, за критерий бытия производимых истин - принимается математическая теория множеств, должна снять «герменевтический шов», ведь он основывается именно на производстве смысла в поэзии, которая во времена предыдущих швов (в «век поэтов») взяла на себя «философские» функции сказывания о бытии. Таким образом, препоручая онтологию теории множеств, искусство освобождается от не своей функции и одновременно философия «получает» онтологию для формирования контекста . бытийной совозможности производимых истин. Проблема, однако, заключается в том, что сам контекст совозможности формируется в режиме концептуального производства смысла. Смысловой продукт получает статус «бытийного места» в уже имеющих' ценность осмысляющего потребления, понятийных отсылках к теореме теории множеств, которая вообще говоря представляет истину одного из условий - научного. Это позволяет критике небезосновательно инкриминировать проекту Бадью новый «научный шов» - концептуальное производство смысла, претендующее на бытийное отношение средствами научного условия.

Данное противоречие в проекте Бадью возникает ввиду ориентации его на понятийное, т. е. изначально рассчитанное на осмысливающее потребление, производство смысла. Концептуальный регистр языка оказывается неадекватен языку теории множеств, поэтому, как справедливо замечает критика, время вводится в реализующую .проект текстуальность как счет-за-одно. Это значит, что смысл появляется единовременно, в

15 Синг Дж. Беседы о теории относительности. ~ М., 1973. С, 95-96

16 См. Бадью А. Манифест философии. - СПб., 2003

рассчитанном на осмысление понятии, и утверждается уже посредством своего дальнейшего воспроизводства. Так сформированный контекст совозможпости, будучи в первую очередь смысловым продуктом, может быть только «изнутри» претендующего на онтологический статус производства присоединен (т. е. - «подшит») к теории множеств, всегда отставая от действительной онтологии. Учитывая непреложность для философии производственной установки, именно позиционирование частной ценности производства в экологической рефлексии может открыть пути к преодолению выразительного дефекта проекта Бадью. Ведь именно установка на частную ценность производства полагает смысл в режиме абсурдного Продуцирования и, тем самым, выводит на первый план регистр ритма (в котором смысл интенсифицирован в пределах членимой временной единицы). Таким образом, «герменевтический шов» полагается фиксированным в объективирующем момент реальности герменевтического производства выходе к границе искусства (к которому и подшита философия) с научным условием, локализованным в предметном поле физики и Уже - биомеханики кровеносной системы. Экологическая установка предполагает также дальнейшее продвижение производства «внутри» шва. Преодоление «герменевтического шва» осуществляется следовательно по пути его объективации, что связывается со способностью естественных наук - ввиду строгости и самодостаточности их методологии (не исключающей однако из познания творческой составляющей, приходящейся собственно на аналогию17) - выполнить метаидеологическую функцию18 в отношении гуманитарного знания и, в первую очередь, - основывающей текстопроизводство герменевтики.

Вспомним, что членение траектории предложения на имена осуществляется в процессе метафорического перенесения смысла из встречаемых скриптором в пространстве реального движения семантических полей (ритмическое содержание). Переоформление полей в перманентном параллельном воспроизводстве абсолютного текста, что и оставляет движение развертывания траектории незавершенным, может быть учтено в моменте реальности лишь в соответствующем перманентном движении - в кровотоке реально производящего субъекта. Незавершенность этого движения определяется как случайное перераспределение вектора скорости в неоднородном потоке кровеносного цикла (на эту случайность и будет приходиться индивидуальное субъекта). Таким образом, случайное поведение линии кровотока будет находиться в отношении аналогии с траекторией предложения - в плане случайности конфигурации используемых для его именного членения полей, т, е. — случайности ритмического содержания.

Ритмическому содержанию, проблема случайности которого решаема, таким образом, лишь средствами математического моделирования, соответствует в классической герменевтике Гадам ера понятие традиции. Традиция функционирует в качестве «общечеловеческих» предрассудков интерпретатора, которые должны быть приведены в ситуацию противостояния с мнением предания: на предмет подтверждения в достигнутом консенсусе колониального тезиса о единстве и единственности реальности (расположившейся «на обратной стороне» интерпретирующего языка). Согласно с экологической установкой, традиция означает случайную конфигурацию объективно данных семантических полей, включенных в разделенный смысл производимого предложения. Так как поля «разделены» реальной скоростью метафорического включения, сам момент традиции приходится на реальное движение скриптора: традиция объективируется как именно эта традиция. «Объективная реальность» естественных наук компенсирует всеобщность момента традиции, освобождая ее при этом от дурной «гуманистической» всеобщности, т. е. - от единой общечеловеческой традиции, доступ к которой сакрализован в

17 Пуанкаре А. Ценность науки. Математические науки //О науке, — М., 1989. С. 205-218

|в Фейерабенд П. Наука - миф современности // Избранные труды по философии науки. - М., 1983. С. 460

герменевтике единого смысла.

В третьей главе «Биомеханика крови» рассматривается как фигурирует понятие крови в западно-европейской культуре и обосновывается его использование в настоящем исследовании в качестве естественно-научного понятия. В качестве такового кровь интерпретируется как индивидуальная составляющая субъекта экологического производства, что соответствует тематическому выходу к проблеме выражения.

Кровь выступает как устойчивый кросскультурный символ (уже на основе какового кристаллизуется понятие крови, означающее принадлежность к роду и т. п.) в модусе раны и жертвы, т. е. - всегда задним числом: как нарушающее изначальную целостность кровеносной системы механическое вмешательство. Следовательно, преодоление порочного круга генеалогической проблематики (упускающей именно вещественные особенности крови) связывается с принятием естественно-научной интерпретации крови, вне зависимости от того, понимаем мы науку как «миф современности» или как единственно истинное знание.

Будучи единственным всегда механически подвижным веществом (всегда данной подвижной основой рефлективной индифферентности), кровь, кроме того, является веществом вообще, т. е. обладает полярным вектором времени, геометрически выражающим необратимость всякого биогеохимического процесса. Таким образом, кровь - как замкнутая в вещественный цикл — выступает своего рода рефлективной осью реального движения. Ведь именно циркулирующая кровь, пронизывая всё пространство машины тела скриптора и сообщая ей, тем самым, перманентную подвижность, оказывается - в рефлективном моменте реальности производства - сходной с движением траектории: сходной в плане перманентного переоформления семантических полей в параллельном воспроизводстве абсолютного текста, каковое и задает незавершенность траектории. Совмещая полярность с непрерывностью потока, кровь обозначает необратимость любого аналогически данного движения, таким образом полагая скриптора в качестве субъекта движения. Это, своего рода, гераклитический субъект: в любом своем движении (и, в первую очередь, в аналогическом движении текстуального засорения ландшафта) он не может дважды вступить в одну и ту же реку собственной крови.

В пределах предметного поля биомеханики, где кровь определяется как всегда данная в движении суспензия (жидкая форма, представляющая систему взвешенных в плазме кровяных клеток, изменчивых как количественно, так и по форме), полярность крови представлена зонами случайного потока, сегментирующими вещественный цикл19. Эта случайность обусловлена таким свойством крови как вязкость (свойство жидкости оказывать сопротивление перемещению одного слоя жидкости относительно другого). В зонах случайного потока перераспределение сдвигающихся друг относительно друга кровяных слоев в отношении к их скоростям оказывается случайным, другими словами, - напряжение сдвига между слоями зависит от скорости сдвига. Здесь поток будет нестационарным; таким, в котором направление локального вектора скорости может изменяться, т. е. линия тока в последующий момент времени — не проходить через точку, соответствующую её положению в предыдущий момент. Это значит, что в определенных зонах кровеносного цикла траектория кровотока будет изменяться в случайном порядке.

Переменность вязкости (и обуславливающей случайность) связана с тем, что в потоке пребывает суспензия. Суспензия крови представляет собой распределенную - в её принципиальной разделенности - объемную долю форменных элементов по отношению к общему объему замкнутой в круг крови. Особенность суспензии в случае крови заключается в её перманентной подвижности. Форма крови выступает не просто в качестве жидкой формы, но принципиально - как подвижная форма: лишь постоянное движение форменных

" См. Бегун П. И., Шукейло Ю. А. Биомеханика. - СПб., 2000

элементов в потоке плазмы может обеспечить их необходимую в плане поддержания её ' ■ подвижности массовую долю и качество. Вязкость крови зависит от количества (массовой доли) и качества (формы) её форменных элементов - в полном соответствии с тем, что подвижная форма крови является открытой, представляя незавершенное движение. Открытость вещественного цикла, следовательно, оказывается представлена случайным поведением траектории движения крови.

Итак, если замкнутая в цикл кровеносная система, пронизывая всю телесную машину скриптора, полагает его в качестве субъекта движения, то случайное перераспределение кровяных слоев внутри потока (приходящееся как раз на наиболее проникающее «капиллярное русло») представляет индивидуальное в таком субъекте. Отношение сходства между траекторией абсолютного текста и траекторией кровотока скриптора, которое может быть реализовано лишь средствами математического моделирования и ещ$ потребует своего алгоритма, имеет в виду именно это индивидуальное в субъекте письма. Проявившийся в рефлективной индифферентности производства как экологический, субъект движения обнаруживает нерефлективную зону реального движения. Он выступает, таким образом, в качестве субъекта выражения. Проблема выражения предстает в своем новом модусе: как проблема установления отношения сходства между двумя формами незавершенного движения - движения в биосистеме субъекта выражения и в системе средств выражения. В виду единства материального субстрата для обоих форм движения, автономность системы средств выражения, провозглашенная в постструктурализме, означает, что гетерогенный в своей вещественности кровоток может быть экстериоризован лишь как однородный поток желания. В свете выступившей здесь проблемы выражения это, однако, не равноценно теперь унификации субъекта, редукции его к монофункциональной фигуре скриптора, посредством текстопроизводства «управляющегося» с желанием. Удержание в предметном поле естественных наук крови-в-себе резервирует индивидуальный момент письма и предупреждает, тем самым, отчуждение субъекта в производстве интеллектуального продукта

Таким образом, проблема экологии, поставленная в отношении смысла, позволяет преодолеть отчуждение индивидуальной активности в интеллектуальной деятельности, результатом которой так или иначе является смысловой продукт, нацеленный на воспроизводство современной системы социальных отношений - общества потребления.

В заключении подводятся итоги работы, намечаются основные направления и перспективы дальнейших разработок по данной теме, а также - возможные пути решения поставленных в процессе исследования проблем.

В библиографии приводится список из 114 использованных при написании диссертации работ, из которых 105 изданы па русском, а 9 - на английском языке.

Список научных публикаций по теме диссертации:

1. Феноменология события // Vita cogitans I, СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. С. 112-125 (0, 2 п. л.).

2. Текущая неопределенность, сплошные потоки Н Vita cogitans III, СПб.: Изд-во СПбГУ, 2003. С. 218-233 (0, 3 п. л.).

3. Функция языка в музыкальном режиме: герменевтика абсолютного текста // Информация и космос № 3, СПб.: Институт телекоммуникаций, 2006. С. 100-112 (1 п. л.).

Отпечатано в ООО «Копи-Р» СПб, ул. Пестеля, 11 т. 275-78-92 Подписано в печать 12.10. 2006 Тираж 100 экз.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Пылькин, Александр Александрович

Введение.

Часть I. Смысл как продукт: форма воспроизводства абсолютного текста.

1.1. Стратегический и тактический способы доступа к смыслу

Синтетическая модель текстопроизводетва.

1.2. Содержательный элемент формы воспроизводства абсолютного текста.

1.3. Реальный элемент формы воспроизводства абсолютного текста.

Часть II. Экология смысла и проблема выражения.

2.1. Момент реальности производства: принцип чистой аналогии.

2.2. Проект Алена Бадью. Особенности следования в герменевтическом шве и резервация традиции.

2.3. Биомеханика крови.

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Пылькин, Александр Александрович

Язык является одним из основных условий социального. Он выполняет функции (коммуникативная, информативная, когнитивная и др.), вне осуществления которых немыслимо общество. Как известно, осмысление языка отличается той особенностью, что само имеет языковую природу. Таким образом, когда познавательная активность человека, как один из факторов его существования, направляется на язык, возникает ситуация взаимозависимости между предметом исследования и процессом исследования. Осмысление в круговом порядке распространяет предикат осмысленности на язык. То, что данная гносеологическая модель оказывается изначально вписана в поле действительного языкового обращения, определяет следующее положение дел: поскольку любое исследование имеет вербальный характер, в нем имплицитно содержится проблема отношения осмысленного языка к неязыковой реальности, или, другими словами, -проблема выражения.

Для исследования под рубрикой «социальная философия» это поставленная Марксом проблема отношения осуществляющегося в языке мыслительного производства к социально-экономической реальности, эксплицированная им как критика идеологии1. Так как исследователь сам включен в реальные социальные процессы, его деятельность всегда оказывается инвестирована в текущие общественные отношения: в режиме ли утверждения или изменения наличной социальной конфигурации. Это тем более верно для современной конфигурации социальных отношений - общества потребления, в поле которого одним из наиболее востребованных

1 См. Маркс К. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения: в 9-ти т. Т. 2. -М., 1984 продуктов является интеллектуальный. Последний в условиях такой формы социального всегда оказывается ориентирован на её утверждение. Любая индивидуальная активность, выражением которой становится исследовательская деятельность (по крайней мере, осуществляющаяся в рамках гуманитарных наук), работает тогда на воспроизводство потребительского отношения, сама при этом отчуждаемая в заранее рассчитанном на осмысливающее потребление концептуальном продукте.

Современная метафизика со времен Хайдеггера гипостазирует нераздельность языкового производства смысла и выражаемой посредством такого производства реальности. Критерием соответствия смыслопроизводства реальности «пересеченного смертью» социума оказывается выраженная в вербальном продукте индивидуальная конечность его производителя, конкретно данная как смысловая целостность, законченность продукта. Таким образом, социальное измерение индивидуальной конечности вводится в режиме г материальной фиксации производства - как производство упаковывающего смысловую целостность текстуального продукта: ведь нефиксируемое продуцирование всегда оставляет возможность для прерывания смысла и выведения, тем самым, конечности из социального модуса. Уже отсюда смысловая целостность производства полагается в порядке восстанавливаемого в герменевтическом опыте, выразительного отношения к реальному положению дел (Г. Г. Гадамер). Его критерием становится тогда подтверждающий соответствие продукта наличной конфигурации социума консенсус по поводу этой последней. Отчуждение интеллектуальной деятельности полагается преодоленным в понимающей активности индивида, однако лишь задним числом - опосредованное производственным утверждением уже данного социального порядка, установившегося отнюдь не на основе взаимопонимания и поэтому на него не рассчитанного.

Радикализация такой производственной установки в идее интертекстуальности (Ю. Кристева, Р. Барт, Ж. Деррида) освобождает социализированную конечность отдельного индивида от опосредования в смысловой целостности продукта: но лишь ценой тотализации материальной фиксации и соответствующего тотального отчуждения в ней индивида. Реальность «понимания самой сути дела» или «бытия-к-смерти» упраздняется, исчерпываясь теперь реальностью текстопроизводства, или, другими словами, - реальностью воспроизводства бесконечно рассеиваемого в интертексте множественного смысла. Интеллектуальная деятельность индивида отчуждается в тотальном воспроизводстве потребительского отношения: любое интеллектуальное производство отныне оказывается воспроизводством потребительской активности, на которой и зиждется соответствующая конфигурация общества. Так как продукт уже не должен представлять смысловую целостность, индивидуальная активность направляется на производство продукта, критерием соответствия которого неязыковой реальности является теперь лишь его концептуальный строй, т. е. - его смысловая употребимость. Таким образом, проблема языкового выражения, индуцированная в рамках романтизма и получившая философский статус в романтической герменевтике (Ф. Шлейермахер), в XX в. оказывается сведена к проблеме философского производства. Воспроизводится понятийно f/ распределяемый смысл и весь вопрос лишь в способе распределения.

При этом блокируется возможность проблематизации современной конфигурации социального - общества потребления. Постановка проблемы изнутри такой производственной установки всегда оборачивается ещё одним рассчитанным на потребление продуктом и, тем самым, реально лишь утверждает наличную социальность.

Однако выступивший в качестве текстуального (т. е. материального) продукта смысл оказывается открыт для проблемного поля социальной экологии. В контексте последней текстуальное производство смысла предстает одним из факторов, определяющих отношение человека с его жизненной средой. Общественное производство текстуального продукта - вместе с другими видами материального производства - перманентно влияет на жизненные условия индивида, т. е. на естественную среду его обитания. Полагание смысла как экологической категории позволяет преодолеть отчуждение индивида в интеллектуальном производстве, заняв в процессе такого производства дистанцию по отношению к продуцируемому смыслу. Смысл считывается тогда как один из видов отходов человеческой деятельности, уже не могущий - с точки зрения воспроизводящего его индивида - претендовать на какое-либо выразительное соответствие реальности социального порядка. Благодаря такой дистанции индивидуальная активность утверждается как реальное индивидуальное отношение к социальному, освобожденное от включенности в его воспроизводство (в режиме ли утверждения или изменения его наличной конфигурации). В контексте социальной философии это соответствует кинической установке (П. Слотердайк), представляющей отношение индивида как такового к обществу как таковому, и поэтому позволяющей осуществлять критику наличной конфигурации социального из метапозиции. Такая критика всегда предстает метакритикой по отношению к критике идеологии, в условиях общества потребления самой воспроизводящей некую «идею Революции» (Ж. Бодрийяр).

Ввиду того, что попытки обнаружения и развертывания кинической установки в современных условиях не избегают причастности к воспроизводству общества потребления, настоящее исследование преднаходит таковую в рамках наиболее радикального и экстремистского субкультурного движения современности - в punk движении. Будучи частным социальным феноменом, возникший на волне ситуационизма (Г. Дебор) punk наиболее адекватно отражает стихийные проявления кинического импульса. Тем не менее, в рамках такой формы социального бытия - ввиду её сугубо маргинального характера - кинический импульс не получает развития. Ориентированный на разрушение социума, он включается в общество потребления, но уже как деструктивное для самого индивида, движение саморазрушения. Жизнеспособность индивида, выступающего на реальной дистанции к социальному, предполагает форму, обладающую характером всеобщности. В настоящем проекте возможность таковой связывается с реанимацией романтического субъекта, или - субъекта выражения, концепция которого получила отражение в установках художественного сознания XIX в. (от Ф. Гёльдерлина до Э. Гофмана). Однако иррациональные темноты субъекта, собственно резервирующие в романтизме индивидуальность, требующую выражения, должны - в концепции неоромантического субъекта - уступить место прозрачной объективности случайного движения в биосистеме человека. Однако иррациональные темноты субъекта, собственно резервирующие в «классическом» романтизме индивидуальность, и требующую выражения, должны - в концепции неоромантического субъекта -уступить место прозрачной объективности случайного движения в биосистеме человека. В связи с этим, отдельное внимание будет уделено естественно-научному рассмотрению крови, которая - являясь единственным всегда подвижным веществом в биосистеме интерпретируется как реальная основа такого движения. Так как система средств выражения также обладает движением (материальное развертывание траектории знака, движение краски на поверхности холста и т. д.), проблема выражения в современной модификации выступает как проблема организации и поддержания реально (объективно) подвижного отношения между двумя открытыми (незавершенными) формами материального движения - имеющего случайный характер движения в биосистеме субъекта выражения и в системе средств выражения.

Таким образом, анализ экологического отношения к продуцируемому смыслу связывается с выходом к проблеме выражения, предполагающей очерчивание контуров неоромантического субъекта и наметку возможных путей его дальнейшей реанимации. Именно выразительный характер интеллектуальной деятельности должен предупредить отчуждение индивидуальной активности в производстве смысла и позволить осуществить действительную критику наличной конфигурации социального.

Степень разработанности проблемы. Проблема экологии смысла вырастает из проблематики распределения смысла в философском продукте, т. е. - проблемы его производства, и возможность её развертывания связана со степенью разработанности последней. Хотя получившая отражение уже в трудах древнегреческих философов (например, в «Кратилле» Платона, «Поэтике» Аристотеля, у стоиков), как таковая проблема смыслопроизводства была поставлена Ф. Ницше (как проблема ценности продуцируемого смысла) в условиях кризиса метафизики XIX в. Далее в XX в. она получила развитие в двух основных направлениях. Это, как уже отмечалось, обусловленная хайдеггеровским поворотом герменевтика смысла (поздний М. vi 8

Хайдеггер, Г. Г. Гадамер и, отчасти, П. Рикёр) и утвердившийся на структуралистском, системном подходе к смыслу французский постструктурализм (это, в первую очередь, проблематизировавшие текстуализацию смысла Р. Барт, Ж. Деррида, Ю. Кристева, а также Ж. Делёз, Ф. Гваттари, М. Фуко, Ж. Бодрийяр, М. Бланшо и др.). Принципиальное отличие этих двух способов проблематизации - а и в том и в другом случае производство рассматривается как интерпретация - заключается в статусе, который в рамках их придается материальной фиксации репродуцируемого .в процессе интерпретации смысла. И это отличие является причиной, по которой они в рамках общего интерпретативного поля дополняют друг друга, формируя проблему производства смысла в её современном виде - как проблему осмысленного текстопроизводства.

Следуя постструктуралистской установке, - «смыслогенный», интерпретирующий язык исчерпывается письменной фиксацией (текстом). Здесь проблема материальной фиксации репродуцируемого смысла становится общей проблемой философского производства. Смысл производимого текста определяется смыслами прошлых, настоящих и будущих текстов. Производство текста тогда разомкнуто как воспроизводство бесконечно рассеиваемого, множественного смысла абсолютного текста. Неязыковая реальность исчерпывается силовой игрой «на обороте» продуцируемого текста, догматически полагаемой синхронной его смысловой игре.

Герменевтика закрепляет за языком естественное отношение. Это значит, что текстуальное производство смысла всегда предваряется его пониманием. Такое предпонимание, нацеленное на смысловое единство, полагает смысловой продукт как герметичную целостность «произведения». Смысловая целостность становится гарантом отношения интерпретирующего языка к неязыковой реальности: горизонт прояснения единого смысла будет синхронным «реальному» горизонту соответствующего мира. Текст в герменевтике задает историческое измерение интерпретации. Поэтому проблема текстопроизводства в данном случае это проблема историчности самой герменевтики. Ведь текст по теории герменевтики должен, с одной стороны, выполнять нормативную функцию, т. е. задавать правила понимания-толкования и поэтому сам иметь нулевую ценность для интерпретации. Но с другой стороны - должен сохранять эту ценность, чтобы посредством интерпретации быть включенным в действенно-историческое движение.

Проблемная актуальность обоих подходов к смыслу позволяет говорить о третьем, представляющем их синтез. Тематизация синтетической герменевтики, совмещающей установки её составляющих, и дает возможность развернуть экологическое отношение к репродуцируемому в тексте смыслу, т. е. проблематизировать ценность рассчитанного на осмысленное потребление, концепторазмерного артефакта.

Кроме того, новейшая французская философия (А. Бадью, П. Вирильо, Ф. Лиотар, Ж. Рансьер, Ф. Лаку-Лабарт, Ж. Л. Нанси и др.) со своей стороны предпринимает попытки ограничить власть саморазвивающегося посредством текстопроизводства дискурса и выйти на реальность, отличную от реальности «изнанки» речевой деятельности, что соответствует проблематизации экологического отношения - индивида к репродуцируемому им смыслу. Однако, развиваясь в рамках уже успевшей сформироваться «постмодернистской» традиции, данные проекты во многом не избегают её технических установок и требуют поэтому ревизии с точки зрения возобновленной проработки указанной проблематики.

Проблема производства смысла представлена также в концепциях значения и знака в аналитической философии, но лишь как узко специальная проблема смысла высказывания (Г. Фреге, Л. Витгенштейн). Не последнее место она занимает в психоанализе (3. Фрейд, Э. Фромм) и особенно в структурном неопсихоанализе (Ж. Лакан, С. Жижек). С совершенно другой стороны, уже непосредственно к проблеме экологии смысла подходит европейский - и русский, в частности - художественный авангард. Это, во-первых, наследие В. Хлебникова, наиболее продвинувшегося в данном направлении. И, во-вторых, традиция литературного абсурда: от поэтики русских обэриутов (А. Введенский, Д. Хармс, Н. Олейников и др.) и франко-немецких дадаистов (Т. Тцара, Г. Арп, Ж. Рибемон-Дессень и др.) до послевоенного театра абсурда (Э. Ионеску, С. Беккет).

Проблема производства смысла нашла своё отражение и в работах отечественных исследователей текста, культурологов и философов (П. Флоренский, М. Бахтин, В. Пропп, Б. Гройс, В. Подорога, В. Бибихин и др). Весомый вклад в её разработку внесли, и, отсюда, - приблизили постановку проблемы экологии смысла, новейшие петербургские мыслители (А. К. Секацкий, Н. Б. Иванов, Н. М. Савченкова, А. А. Грякалов, А. А. Погребняк, В. В. Савчук и пр.).

Предмет, цели и основные задачи исследования. Предметом настоящего исследования является отношение между индивидом и смыслопорождающими контекстами социального бытия. Исследуются представленные в тексте актуальные модели производства смысла. То, что и само исследование имеет характер текстуального производства смысла, тем самым индуцируя ситуацию взаимозависимости между предметом и процессом исследования, определяет специфику его проблематики и поставленных перед ним задач.

Именно такая ситуация позволяет ввести в действительное поле интеллектуального производства радикальную производственную установку, согласно с которой смысл теряет свои продуктивные свойства, но позиционирует себя реально как бессмысленный продукт. Это и определяет цель исследования: индуцировать киническую установку (обнаруживаемую в качестве стихийного импульса в одном из сегментов социальной реальности) в поле современного философского производства. Производство изначально не рассчитанного на осмысливающее потребление продукта полагает смысл экологически - в качестве одного из отходов производственной деятельности человека, что соответствует действительной дистанции производящего индивида по отношению к наличной конфигурации социума.

Данная цель предполагает решение двух принципиальных задач. Во-первых, это синтез новой формы текстуального производства смысла. Именно синтетическое совмещение двух способов его производства (герменевтики и интертекстуальности), основанное на актуальном сосуществовании обоих, позволит развернуть экологическое отношение к репродуцируемому в тексте смыслу. Текстуальный подход постструктурализма с его установкой на исчерпанность осмысленного языка текстопроизводством дополнится естественным отношением герменевтики. Зазор предпонимания будет соответствовать редукции продуктивных свойств разнородного, бесконечно рассеиваемого в воспроизводстве абсолютного текста смысла. Игра смысла, предпонимаемая на дистанции, как таковая, уже не сможет быть синхронно дополнена «реальной» игрой. Вместе с тем, окажется трансформировано и естественное отношение герменевтического подхода: лишенный формального единства смысл расщепит целостность герменевтической ситуации (ситуации предпонимания). Предпонимание выступит не как осмысленное понимание некоего «самого дела», к которому будто бы отсылает текст, но в качестве понимания смысла как такового, изначально упакованного в текстуальном артефакте.

Кроме того, перед исследованием стоит и другая задача: наравне с понятийным регистром текста, уходящим - ввиду бессмысленного характера репродуцируемого смысла - на второй план, выделить и утвердить в качестве фундаментального другой текстуальный регистр. Таковым выступит тематизированный в поздних работах Хайдеггера -но не получивший в них должного статуса - регистр ритма.

Методологическая основа исследования. Исходной основой для синтеза герменевтической и текстуальной моделей смыслопроизводства выступает герменевтический метод, включая являющиеся его позднейшими модификациями постструктуралистские текстуальные стратегии - деконструкцию и текстовый анализ. Однако, следует констатировать, что в до сих пор не преодоленной ситуации постмодерна, неустранимой чертой которой является плюралистичность подходов к предмету, герменевтическая модель утрачивает свое генетическое преимущество и сама оказывается лишь одной из стратегий смыслопроизводства. Герменевтика может претендовать на универсальность лишь изнутри производства, воспроизводя, таким образом, саму себя, что никак не влечет отмену других интерпретативных стратегий, также реализующихся изнутри ^ своей продукции. Общим для такого рода производственных моделей является их принадлежность к стратегии, которая, согласно с военным искусством, предполагает формализацию не только задачи, но и - цели. Формальной целью любого стратегического философского проекта (т. е. целью, заранее вписанной в форму его реализации) является рассчитанный на осмысливающее потребление текстопродукт, с необходимостью утверждающий на своей «обратной стороне» некую единственную и единую реальность: в данном случае, наличную конфигурацию социального - общество потребления.

Экологическая установка предполагает проблематизацию потребительной ценности производимого смысла, что соответствует реальной цели: в конкретном акте текстопроизводства продемонстрировать бессмысленный, абсурдный характер репродуцируемого смысла, т. е. - представить текст, в который вписана дистанция по отношению к смыслу, упакованному в нём. Следовательно, методологическая основа настоящего исследования подразумевает также обращение к аксиологической установке, тем самым фиксируя проблему производства смысла в её исходном смысле.

Именно тактика при формальном характере выполняемой задачи ориентирована на достижение реальной цели. Таким образом, стратегическая установка должна уступить место правилам тактики. То, что в качестве реальной цели исследования выступает киническая установка, представляющая, по сути, бессмысленный процесс воспроизводства смысла как таковой, легитимирует совместное использование стратегических производственных моделей изнутри претензии на универсальность каждой из них. Синтетическое смешение моделей - на основе такого тактического доступа к репродуцируемому (в его разнородности) смыслу - предполагает выявление простейшего элемента синтеза, каковым выступит ритмически организованное предложение. Последняя процедура потребует обращения к семантической теории логического анализа (в лице Г. Фреге и, отчасти, JI. Витгенштейна), а также к анализу музыкальных и литературных форм.

Ввиду того, что бессмысленный процесс воспроизводства смысла интерпретируется как объективное механическое движение в биосистеме человека (движение нанесения знака) - а последнее принадлежит к предметной области естественных наук - настоящее исследование включает тематизацию основанного на жесткой методологической границе отношения между гуманитарной и естественно-научной областями. Поэтому настоящий проект предполагает задействовать также некоторые исследования по эпистемологии и философии науки (П. Фейерабенд, Э. Жильсон, В. И. Вернадский, А. Пуанкаре, М. Фуко и др).

Научная новизна исследования. Новизна представляемого исследовательского проекта заключается в следующем:

- предпринимается одна из первых попыток тематизировать проблему экологии в отношении социального производства и воспроизводства смысла, что открывает возможность для преодоления отчуждения индивида в интеллектуальной деятельности и, соответственно, - осуществления критики идеологии в современных условиях, т. е. критики экономики потребления, на которой утверждается наличная конфигурация социального - общество потребления;

- удержание и тематическое развертывание в тексте исследования экологической установки соответствует реализации кинической установки (выступающей как стихийный импульс в рамках сугубо частного социального феномена современности) и, отсюда, -прививке его к философскому производству, что открывает в дальнейшем возможности для реанимации субъекта, в данном случае, в качестве неоромантического субъекта выражения;

- осуществляется синтетическое совмещение в рамках одного проекта различных моделей производства смысла, что позволяет говорить о способствующей разгерметизации текста формализации множественного смысла (по аналогии с тем, как в «классической» герменевтике тематизируется круговая форма единого смысла) и тем самым - о преодолении на новом герменевтическом витке ложной плюральности постмодерна;

- выявление другого фундаментального регистра производства (ритмического регистра в пику понятийному) позволяет скорректировать наиболее удачные в плане преодоления постструктуралистской «традиции» французские проекты, во многом не избегающие технических установок последней.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Введение в философский текст экологической установки может стимулировать поиск новых возможностей в одном из основных направлений интеллектуальной работы - производства текста. Материалы исследования могут быть использованы при подготовке спецкурсов по социальной философии, культурологии и философской антропологии.

Апробация результатов исследования. Результаты исследования были изложены и опубликованы в трех статьях. Основные положения работы обсуждались на заседаниях кафедры социальной философии и философии истории философского факультета СПбГУ, а также представлены в форме доклада на конференции «Звучащая философия - 2» (Санкт-Петербург, 2006).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух частей, заключения и библиографии. Работа изложена на 152 страницах.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальная экология смысла"

Заключение

Итак, как и всякое герменевтическое предприятие, тактическая герменевтика в проекте герменевтического гротеска осуществляет пробрасывание смысла, правда в буквальном - смысле «броска», т. е. в порядке объективного движения осуществляет отбрасывание «упаковывающего» семантику артефакта. В процессе понимающе-толкующего текстопроизво детва в круг понимания вторгается бифуркация: он раздваивается и текстура оказывается разомкнутой. Пробрасывание смысловой целостности в производстве предложения означает лишь её вещественную, остаточную данность (экзистирование в режиме «бывшего бытия»), притом что действительность смысла оборачивается его разнородностью, представленной с реальной скоростью соединяемыми в предложении семантическими полями.

Таким образом, как всякий интертекстовый проект, punk-герменевтика метафоризирует смысл в его раскованной от единства «самого дела» и уходящей в бесконечность множественности. Однако понятийная продуктивность семантики исчезает в абсурде реального движения производства как репродуктивная функциональность (что соответствует формализации смысла как разнородного). Концептуальная продуктивность (poietika) разворачивается тогда как частота динамического понятия, с каждым предложением оседающего материальным остаточным продуктом. Она работает на реализацию ^ движения в ландшафте, который полагается данным как засоренный текстуальным мусором изначально и «до конца веков». Это предполагает фундаментальность другого (нежели понятийный) языкового регистра - музыкального, выступившего как инфраструктура ритмики (абсолютного) текста. Последняя, будучи реальным элементом формы его данности, и делает возможным объективно реальное движение в отношении его овеществленных (объективированных) фрагментов. Такой расклад соответствует овеществлению - в ритмически расчленяемой траектории знака - претендующих на систематическую разметку мира постструктуралистских понятий-метафор (таких как «письмо», «текст», «игра», «желание» и пр.).

В этом взаимном стеснении в режиме материальной фиксации речь герменевтики и постструктурализма утрачивает базовую претензию на исчерпаемость мира в тотальной вербализации. Герменевтика и постструктурализм исходя из собственных оснований индуцируют проблему выражения в её действительности. Стравливание двух главных «языковых» мегапроектов философии XX в. проблематизирует эпохальный тезис об универсальности порядка выражения, согласно с которым реальность ищут на обратной стороне языка. В данном случае такая «потусторонняя» реальность уступает место реальности физического движения, что позволяет рядоположить порядок выражения как один из её сегментов, другим сегментом д которой будет биосистема субъекта выражения. Таким образом, проблема выражения в её новом модусе связывается с организацией и поддержанием реально подвижного отношения.

Под именем субъекта не имеется в виду ни трансцендентальный, ни картезианское cogito: скорее речь идет о некоем гераклитическом субъекте движения - подвижной оси потока, определяемой как циклически замкнутая жидкая форма крови. В сущности, это неоромантический субъект. Его особенности таковы, что, во-первых, в отличии от персонификации «классической» романтики XIX в., его ирония чисто инструментальна. В пику метарефлексивной позиции, по эту сторону плана выражения формирующей романтического субъекта, ирония в неоромантике будет представлена внутритекстуальной функцией идиота, который осуществляет последнюю в порядке санитарного блокирования чреватой мусорным временем «полноты смысла бытия». Имея в качестве своего конститутивного момента реализуемый в машине комического смыслосброс, динамическая фигура идиота полагает романтическую иронию в новом (для неё), циническом модусе, которая тогда работает на реализацию аффекта смеха. Далее, во-вторых, базисной для выразительной проблематики, избавленной от иррациональных «темнот» субъективности (их романтическая герменевтика относит на счет конгениального интуитивного прозрения), является прозрачная объективная реальность биомеханического движения, выход к которой (в её научно обоснованной прозрачности) опять же имеет циническую природу. Предмет науки (движение) дается в его метафизическом статусе (как реальная, физическая основа метафизики) лишь посредством рефлективной экологической индифферентности. Нулевой уровень земли, как данный в движении его засорения текстуальным мусором -^ мусорный - ландшафт, означает объективацию производства и позволяет рассматривать его как реально подвижное отношение. Только здесь мы выходим к математическому, модельному отношению случайности (которое ещё потребует своего алгоритма), замыкающему проект на идеальность числа.

Итак, настоящий проект, будучи по форме герменевтическим гротеском (методологически же - собственно тактической интерпретацией), в историко-философском плане реализуемый как неоромантическая герменевтика, а в своей действительности являющийся punk проектом, в отношении своего положения в социокультурной «реальности» представляет современную аватару античного кинизма. Лишь собака (kinikon) на задворках мирового города (метаполиса) обретает человеческое лицо.

Список научной литературыПылькин, Александр Александрович, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Адорно Т. В., Хоркхаймер М. Диалектика просвещения. - М.-СПб.: Медиум, Ювента, 1997.

2. Анатомия человека. В 2-х т. Под ред. Сапина М. Р. М.: Медицина, 1993.

3. Антология кинизма. М.: Наука, 1984.

4. Аристотель. Поэтика. СПб.: Азбука, 2000.

5. Бадью А. Манифест философии. Cn6.:«Mashina», 2003.

6. Бадью А. Делёз. Шум бытия. М.: Прагматика культуры, 2004.

7. Бадью А. Апостол Павел. Обоснование универсализма. М.-СПб.: Университетская книга, 1999.

8. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989.

9. Барт Р. Мифологии. -М.: Издательство им. Сабашниковых, 2004.10. Барт P. S/Z.-M, 1994.

10. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972.

11. Бахтин М. М. Эпос и роман.-СПб.: Азбука, 2000.

12. Бегун П. Н., Шукейло Ю. А. Биомеханика. СПб.: Политехника, 2000.

13. Бланшо М. Пространство литературы. М.: Ad Marginem, 2003.

14. Бибихин В. В. Узнай себя. СПб., 1998.

15. Бонфельд М. Ш. Анализ музыкальных произведений. М.: Владос, 2003.

16. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000.

17. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 2001.

18. Вахромеев В. А. Элементарная теория музыки. М., 2004.

19. Введенский А. И. Полное собрание произведений. В 2-х т. М.: Гилея, 1993.

20. Вернадский В. И. Размышления натуралиста. М.: Наука, 1975.

21. Вернадский В. И. Мысль как планетарное явление. М., 1991.

22. Вирильо П. Машина зрения. СПб.: Наука, 2004.

23. Вирильо П. Информационная бомба. М.: Гнозис, 2002.

24. Витгенштейн JI. Философские работы. Ч. 1. -М.: Гнозис, 1994.

25. Гадамер Г.- Г. Истина и метод. М.: «Прогресс», 1988.

26. Гадамер Г.- Г. Актуальность прекрасного. -М.; Искусство, 1991.

27. Гадамер Г.-Г. Текст и интерпретация // Герменевтика и деконструкция. Под ред. Штегмайера В. СПб., 1999.

28. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (становление первых научных программ). -М.: Наука, 1980.

29. Гараджа В. И. Неотомизм разум - наука. - М., 1969.

30. Гейзенберг В. Физика и философия. М.: Наука, 1989.

31. Гигерич В. Выход из потока событий: Океан и кровообращение. -Митин журнал № 43, СПб., 1992.

32. Гройс Б. Утопия и обмен. М.: Знак, 1993

33. Дебор Г. Общество спектакля. -М.: Логос, 2000

34. Декарт Р. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1989.t146

35. Декарт Р. Размышления о первоначальной философии. СПб.: Абрис-книга, 1995.

36. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб.: Алетейя, 1998.

37. Делёз Ж. Логика смысла. СПб.-Екатеринбург: Раритет, Деловая книга, 1998.

38. Делёз Ж. Желание и наслаждение. Комментарии, М.- СПб., №11, 1997.

39. Делёз Ж. Критика и клиника. СПб.: Machina, 2002.

40. Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000.

41. Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Академический проект, 2000.

42. Деррида Ж. Голос и феномен. СПб.: Алетейя, 1999.

43. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб., 1995.

44. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999.

45. ЖильсонЭ., Избранное: Христианская философия.— М.: РОССПЭН, 2004.

46. Жильсон Э. Философ и теология. М.,1994.

47. Жирмунский В. М. Теория стиха. JL, 1975.

48. Кант И. Критика способности суждения. М.: Искусство, 1994.

49. Камю А. Миф о сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов. -М. Политиздат, 1989.

50. Квятковский А. П. Поэтический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1966.

51. Кобзарь В. И. Логика. СПб.: Философский факультет СПбГУ, 2001.

52. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика. От структурализма к постструктурализму. М.: ИГ «Прогресс», 2000.

53. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда. М., 1997.

54. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.: Гнозис, 1995.

55. Лаку-Лабарт Ф. Musica Ficta. Фигуры Вагнера. СПб.: Азбука, 1999.

56. Лейбниц Г. В. Сочинения. В 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1989.

57. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Алетейя, 1998.

58. Лукач Г. История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике. -М.: Логос-Альтера, 2003.

59. Маркс К. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9-ти т. Т. 2. М.: Политиздат, 1984.

60. Маковецкий Е. А. Социальная аналитика ритма. СПб.: Издательство СПбГУ, 2004.

61. Нанси Ж. Л. Corpus. М.: Ad Marginem, 1999.

62. Ницше Ф. Воля к власти. М.: Культурная революция, 2005.

63. Ницше Ф. Ессе Homo // Сочинения в 2-х томах. Том 2. М.: "Мысль", 1990.

64. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего // Сочинения в 2-х томах. Том 2. М.: "Мысль", 1990.

65. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Минск: Поппури, 1998.

66. Павел Флоренский. Имена. -М.: Купина, 1993.

67. Платон. Кратил // Собр. соч., Т 1. — М.: Мысль, 1990.

68. Подорога В. А. Выражение и смысл. — М.: Ad Marginem, 1995.

69. Потебня А. А. Из записок по теории словесности // Эстетика и поэтика. -М., 1976.

70. Поэзия французского сюрреализма: Антология. СПб.: Амфора,2004.

71. Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. М.: Лабиринт, 2002.

72. Пуанкаре А. Ценность науки. Математические науки // О науке. -М.: Наука, 1989.

73. Рикер П. Время и рассказ. — М.-СПб: Университетская книга, 2000.

74. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. М,: Медиум, 1995.

75. Синг Дж. Беседы о теории относительности. М.: Мир, 1973.

76. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2004.

77. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2001.

78. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. —М.: Гнозис, 1998.

79. Старобинский Ж. Психоанализ и познание литературы; Поэзия и знание. — М.: Языки славянской культуры, 2002.

80. Фейерабенд П. Избранные труды по философии науки. М., 1986.

81. Фома Аквинский. Сумма против язычников. В 2-х книгах. К. 1. -М.: Институт св. Фомы Аквинского, 2004.

82. Фома Аквинский. Сумма теологии. Киев: Эльга; Ника-центр,2005.

83. Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1 -М.: Наука, 1989.

84. Фреге Г. Избранные работы. М.: ДИК, 1997.I149

85. Фрейд 3. Я и Оно // Я и Оно. Труды разных лет. В 2-х т. Т. 1. -Тбилиси, 1991.

86. Фромм Э. Величие и ограниченность теории Фрейда. М.: Издательство ACT, 2000.

87. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997.

88. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: А-cad, 1994.

89. Хайдеггер М. Бытие и время. СПб.: Наука, 2002.

90. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.

91. Хайдеггер М. Положение об основании. СПб.: Алетейя, 2000.

92. Хармс Д. Полет в небеса. СПб.: Азбука, 2004.

93. Хёйзинга Й. Homo Luden / Человек играющий. Статьи по истории культуры. М.: Айрис-пресс, 2003.

94. Хлебников В. В. Творения. -М.: Советсий писатель, 1987.

95. Холопова В. Н. Вопросы ритма в творчестве композиторов первой половины XX века. М.: Музыка, 1971.

96. Холопова В. Н. Музыка как вид искусства. СПб.: Лань, 2000.

97. Холщевников В. Е. Основы стиховедения. М.: Академия, 2004.

98. Шлейермахер Ф. Герменевтика. СПб.: Европейский дом, 2004.

99. Шпенглер О. Закат Европы. Минск: Харвест, 2000.

100. Эко У. Отсутствующая структура. СПб.: Simposium, 2004.

101. Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах. СПб.: Симпозиум, 2003.

102. Эпштейн М. Наброски к экологии письма. Комментарии, М.-СПб., №13, 1997.

103. Энциклопедический музыкальный словарь, под ред. Г. В. Келдыша. -М., 1959.

104. Якобсон Р. В поисках сущности языка // Антология Семиотика. -М.- Екатеринбург: Академический проект, Деловая книга, 2001.

105. Eco U. Kant and the Platypus. Essays on Language and Cognition / English translation A. McEwen. Vintage, 2000.

106. Eco U. The limits of interpretation. Bloomington: Indiana UP, 1990.

107. Mikhail Epstein, After the Future: The Paradoxes of Postmodernism and Contemporary Russian Culture. Amherst, The University of Massachusetts Press, 1995.

108. Fecher Ch. A. The philosophy of J. Maritain. N. Y., 1969.

109. Gibson James J. The Ecological Approach to Visual Perception of Pictures. Leonardo 11/3,1978.

110. Heidegger M. The Question of Being. — London, Vision Press Ltd, 1974.

111. Jacques Derrida, in A Derrida Reader. Between the Blinds, ed. by Peggy Kamuf. New York, Columbia University Press, 1991.

112. Karl Kroeber. Ecological literary criticism. Romantic imagining and the biology of mind. New York, Columbia University Press, 1994.

113. Merton R. K. Social theory and social structure. Glencoe, 1957.1. Словари и справочники:

114. ВЭС Военный энциклопедический словарь / под ред. Н.В. Огаркова. -М.: Воениздат, 1984.

115. ЭМС Энциклопедический музыкальный словарь / под ред. Г. В. Келдыша. - М.: Изд-во БСЭ, 1959.

116. ЭС Краткий этимологический словарь русского языка / под ред. С. Г. Бархударова. -М.: Просвещение, 1971.д152