автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Социальная и политическая структура венгерского общества в XI - начале XII в. (по законодательству этого времени)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная и политическая структура венгерского общества в XI - начале XII в. (по законодательству этого времени)"

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ И БАЛКАНИСТИКИ

На правах /копией УДК 323.3 (439) (091)

ГОРИЗОНТОВА Анна Всеволодовна

СОЦИАЛЬНАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ВЕНГЕРСКОГО ОБЩЕСТВА В XI - НАЧАЛЕ ХИ В. (по законодательству этого времени)

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

1ХОС1СВА ~ 1593

Работа выполнена в Институте славяноведения и балканистики АН СССР. •

Научный руководитель: кандидат исторических наук

В.П. ШУШАРИЙ Официальные оппоненты: доктор исторических паук

а.и.пушкаш

кандидат исторических наук Т.П. ГУСАРОВА Ведущад организация: Институт всеобщей истории АН СССР

Зашита диссертации состоится__ _

уг-оо 7

-7 3 —~~ часов на заседании специализированного

совэтд Д 002.97.02 по защита диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте славяноведения и балканистики АН СССР со адресу: Москва, Ленинградский проспект, 7.- *

С диссертацией можно ознакомиться в библиотек®.:

Института славяноведения и балканистики АН Трубниковский пер., 30а). Автореферат разослан

Учений секретарь специализированного совета доктор исторических наук Т.¡¡¿.ИСЛАМОВ

Институт славяноведения и балканистики АН СССР, 1990 г.

Научная значимость.теш определяется в первую очередь тем обстоятельством, что сюжеты, связанные с развитием социальной и политической структуры раннесредневзкового общества являются составной частью проблемы генезиса феодальных отношений -одной из центральных для всей медиевистики. Социальная структура и политическая организация общества, находящегося на этом этапе своей истории, отразили целый ряд важнейших процессов, имеющих непосредственное отношение к складыванию феодализма: возникновение зависимого крестьянства, консолидацию господствующего класса, постепенную.трансформацию социальных и политических институтов родового строя и появление принципиально новых моментов в общественной жизни (например, связанных с принятием христианства). Все эти процессы имели место в Венгрии в течение II - начала XII в., но отличались заметным своеобразием. Оно объяснялось как особенностями социального развития мадьярского этноса, чье кочевое прошлое, не вполне забытое и в изучаемый период, накладывало заметный отпечаток на различные стороны жизни общества, так и взаимодействием с другими народами, вошедшими в контакт с мадьярами после заселения последними Среднего Додунавья.

Источники исследования. Указанные особенности венгерского общества могли бы быть наиболее полно изучены в том случае, если осветить предысторию тех социальных институтов, которые существовали в XI - начале XII вв., в начальный период складывания феодальных отношении. Это, однако, не представляется возможным из-за крайней скудости данных, характеризующих социальное развитие X в. и более раннего времени. Исследование социальной и политической структуры венгерского общества

приходится начинать с того времени, когда появляются первые сколько-нибудь полные известия, относящиеся к этой проблематике - с эпохи правления первого венгерского короля Иштвана I Святого (997-1038). Основными источниками по социальной истории первой трети XI в. является две книги законов Иштвана. Следующая трать И столетия, отмеченная борьбой за власть ме^ду представителями рода Арпадов, "языческими восстаниями", практически не оставила после себя законодательных источников. Они появились вновь лишь в годы правления Ласло I Святого (1077-1095) - три книги законов, названные по имени этого короля. Наконец, в самом начале XII в. увидели свет законы короля Кальмана (1095-1116)*. Законодательство трех этих королей достаточно полно освещает почти весь XI в. и начало следующего столетия, то есть процесс становления и развития венгерского государства, возникновения и постепенного утверждения феодальных отношений. Кроме того, к изучаемому периоду относится около двух десятков грамот, большая часть которых вышла из королевской канцелярии и была адресована различным церковным учреждениям^, а также первые памятники венгерского кано-

С!

нического права . Среди источников других жанров долин быть назван прежде всего трактат "О наставлении в нравах гер-цо1у Иире" (около 1021 г.), который не содержит конкретных сведений о различных группах населения, но характеризует существовавшие в тот период взгляды на идеальное общественное устройство, основанное на гармоничных отношениях королевской власти и представителей разных социальных слоев^. Сведения грамот, каноны, "Наставления" автор стремился по возможности использовать там, где они сопоставимы с материалом основных

- з -

памятников, составивших источниковуи базу работы - законов Иштвана, Ласло и Кальмана.

Хронологические рамки работы - с начала XI в. до конца правления Кальмана - определены как состоянием источниковой базы, так и тем объективным обстоятельством, что период XI -начала ХП в, представляет собой определенный этап в социальной истории Венгрии, который отличается своеобразием не только по сравнению со временам, предшествовавшим тем глубоким изменениям в обществе, которые были вызваны к жизни деятельностью Иштвана Святого, но и с последующей эпохой ХД - первой трети Ж в,, когда социальная структура и политическая организация общества во многом утратили свой переходный характер.

Степень изученности темы в историографии. Названные па-ШШПШ1 венгерского права являются основой довольно многочисленных исследовании венгерских авторов, посвященных социальной истории XI - начала XII в. Характерной особенностью литературы, посвященной этка шкетам, следует считать то обстоятельство, что в ней достаточно рано выявились и оформились две практически взаимоисключающие концепции социального развития венгерского общества при Арпадах, которые определили предмет • и основные направления дискуссий по социально-экономической истории раннего средневековья. Хотя подобное сведение достаточно многообразного историографического процесса к противопоставлению всего лишь двух важнейших позиций может на первый взгляд показаться весьма условным, оно отражает, что признается и венгерскими авторами, суть основных разногласий.

Две основные концепции социальной истории Венгрии опре-

делались в споре двух видных медиевистов Ласло Эрдейи и Кароя Таганьи, который развернулся на страницах венгерской научной

к

периодики начала нашего века . Корнем разногласий, как представляется, был и остается вопрос об уровне развития венгерского общества в изучаемый период - насколько развиты были раз,-личные общественные институты, насколько глубоко зашел процесс социального расслоения, насколько значительно продвинулось венгерское общество на пути, который был пройден к этому времени более развитыми странами Западной Европы. Непосредственный же . предмет споров макду Л.Эрдейи и К.Таганьи составила интерпретация конкретных положений юридических источников XI - начала ХП в., прежде всего, законов Кштвана, Ласло и Кальмана. За всем разнообразием терминологии этих памятников прослеживается существование в течение всего XI в. нескольких основных общественных групп: знати (primates, comités), воинов ( ai-litea, oinistri )f "простонародья" (vulgares ^ свобод!ШХ

( liberi ) и сервов ( servi ). Разногласия возникли презде всего по двум тесно связанным мезду собой вопросам: кто в Венгрии XI в, считался несвободным и представителей каких упоминающихся в источниках слоев и групп можно назвать свободными. По мнению Л.Эрдейи, несвободные в этот период были представлены только сервами, свободным же молшо считать веяного, к кому нельзя применить слово "несвободный", "сарв". Слой полусвободных, по-мнению Л.Эрдейи, в XI - начале ХП в. отсутствует.. Таким образом, если перевести этот вывод на язык источников этого врэмени, сг; 'ыми оказывались все социальные группы от "простонародьл' и различных категорий населения, связанных с комитатской организацией и королев-

сними дворами (удворники () замковые люди ( с1лг1Ъез, саз^епзез )).Д0 воинов и знати. Такая ситуация сопоставима с уровнем развития германских народов в У1-1А. вв.

К.Таганьи считал, что расслоение венгерского общества в этот период зашло дальше. По его мнению, не было такого слоя населения, представителей которого можно было бы назвать полностью несвободными. Свободные в XI в., по Таганьи, это только аоины и знать, прочив же общественные группы, как "простонародье" так и сервов, он считал полусвободными типа германских литов.

Дискуссия не принесла преимущества ни одной из сторон. В 1922 г. К.Таганьи вынуаден был признать, что в полном объеме осветить венгерскую историю этого времени не представляется пока возможным . В первые десятилетия после II мировой

войны венгерским историкам-марксистам оказалась ближе концепту

ция Л.Эрдейи (работы Э.Мольнара, Э.Ледерер) . Позднее в этом ае направлении развивала изучение этой темы Илона Болла3. Вторая концепция получила поддержку и дальнейшее развитие в трудах одного из наиболее крупных венгерских медиевистов Дьер-дя ДьерфЗж9.

За десятилетия, прошедшие со времени дискуссии мезду Л.Эрдейи и К.Таганьи, сторонники обеих сформулированных ими концепций, стремясь подтвердить свои выводы как можно более вескими Аргументами, создали свои системы доказательств, каждой из Которых нельзя отказать в определенной стройности и логичности. Поиск доказательств велся, как представляется, в трех основных направлениях. Во-первых, исследователи пытались обнаружить ранее не замеченные нюансы в венгерских источниках

этого времени, Так, пищу для размышлений давало, например, сопоставление разночтений между двумя редакциями законов Иштва-на (И.Болла)^ или постановка вопроса о том, насколько равноценна информация, содержащаяся в различных частях одной и той же нормы - вводной части и санкции. - (Д.Дьерффи)11. Во-вторых, шел поиск возможных исторических параллелей той реальности, которая нашла отражение в венгерских памятниках XI -начала ¿Л в. Некоторым исследователям, в первую очередь, словацким историкам (П.Раткош, М.Кучера), а также^Э.Ледерер оказались ближе примеры, почерпнутые из истории славянских народов, что отражало ориентацию этих авторов на широко распространенную в науке, западнославянских стран концепцию типологического сходства социального развития Польши, Чехии и Венгрии в период раннего средневековья.^ Д.дьерф$и в большей степени интересовался аналогиями с кочевыми народами, а также со странами Западной Европы. В?третьих, сторонники обеих концепций стремились подкрепить их выводами и достижениями современной науки о средневековье. Так, последователи линии Л.Эрдайи апеллировали к исследованиям А.И.Неусыхина, Э.Мюллера-Мертенса. Д.Дьерффи нашел дополнительные доводы в пользу своей концепции в теориях "королевских свободных" Т.Майера и Г.Даннебауэ-ра и "несвободной свободы" К.Босля.

Оценка том или иным исследователем уровня социального развития венгерского общества, определение им глубины различий между отдельными социальными группами и другие принципиально важные выводы почас зависели не только от особенностей трактовки автором сведений сохранившихся памятников, но и от преимуществеиной ориентации на какой-либо определенный источ-

ник. Так, К.Таганьи опрался в своих суждениях прежде всего на источник начала ХД в. - законы Кальмана - благодаря чему некоторые архаические черты в развитии венгерского общества, нашедшие отражение.в законодательстве начала XI в., как бы отступали на задний план. В то же время одновременное использование в подтверждение какого-либо предположения различных, разновременных источников ведет подчас к упрощенному восприятию каждого из привлекаемых фрагментов. Иногда в таких случаях возникает стремление объяснить различия, например, между сведениями законов Иштвана и позднейших юридических памятников

тч

некоторой недостоверностью первых .

Вместе с тем следует отметить, что преимущественно в начала XX в. и в межвоенный период был накоплен значительный материал по прооблемам источниковедческого характера (работы 'Л. Заводски, Ф.Шиллера, И.-Маджара, Д.Бониша и др.), который, возможно, не позволяет вынести окончательные суждения по некоторым спорным вопросам, касающимся происхождения, особенностей, степени репрезентативности источников раннего средневековья, однако требует своего осмысления применительно к сегодняшнему уровню изучения конкретно-исторических сюжетов.

Задачи исследования в связи со веем сказанным выше формулируются следующим образом: во-первых, представляется необходимым определить свое отношение к двум названным концепциям исторйи венгерского раннего средневековья. Следует учитывать, что каждая из них, в принципе, способна включить в себя все возможные трактовки различных конкретных сюжетов и вряд они оставляют место какой-либо третьей, столь же широкой и законченной гипотезе. В этом убеждает, в частности, тот факт,

что из каких бы методологических посылок ни исходили современные венгерские и словацкие авторы, какой бы методикой исследования ни пользовались, дискуссия не выходит за рамки тех основных вопросов, которые были сформулированы еще в начале века Л.Эрдейи и К.Таганьи. Это обстоятельство, однако, не может поставить под сомнение правомерность обращения к социальной истории раннего средневековья, поскольку прогресс в изуча-нии столь же важной, сколь и традиционной не только для венгерской историографии, но и для всей медиевистики теш может, быть достигнут не столько за счет разрыва со всей предыдущей традицией, сколько путем поиска новых подходов к анализу известных и, казалось бы, узе в значительной степени освоенных наукой источников. Второй задачей работы, поэтому,стала попытка выяснить, какие различия в трактовке одних и тех же сюжетов существуют между разными законодательными источниками и чем они могут быть объяснены - какой-либо реально существовавшей в течение изучаемого периода динамикой общественных отношений или особенностями отражения действительности в том или ином памятнике.

Научная новизна диссертации заключается в первую очередь в ранее не характерном для литературы, посвященной социальной истории венгерского раннего средневековья, подходе к анализу основных источников. Автор исходил из того, что та заметная специфика, которой обладает всякий правовой источник изучаемого периода, не может быть сведена лишь к особенностям языка в терминологии, так как зяык отражает не только уровень образованности составителя памятника (хотя и этот момент в конечном счотв тесно связан с содержанием источника), но и харак-

теризует важные черты его мировоззрения/ представлений об обществе, его структуре, сущности и назначении права. Учет этих моментов тем более важен-, что, видимо, все венгерские законодательные источники XI - начала ХБ в. были написаны людьми невенгерского происхождения, которые, естественно, воспринимали действительность сквозь призму собственных юридических взглядов, сформировавшихся под влиянием западноевропейских образцов. Попытка выявления основных черт мировоззрения автора источника как фактора, оказавшего существенное влияние на отражение им реальностей венгерского общества, анализ кавдого известия непременно в кон^текств всего памятника, могут обусловить дальнейший прогресс в изучении социальной истории венгерского раннего средневековья и, возможно, дать ключ к решению ряда спорных вопросов. Автор останавливается также на некоторых проблемах, редко попадавших в поло зрения исследователей социальной структуры венгерского общества, в частности, на вопросах, связанных с отношениями собственности и их изменением в течение изучаемого периода, с положением женщины. Могут представлять интерес также предложенные параллели некоторым явлениям венгерской реальности, почерпнутые из чешских, польских, западноевропейских источников.

Методологической основой работы стало материалистическое понимание социальной истории и разработанная на его основе методика анализа раннесредневекового юридического источника, нашедшая наиболее полное отражение в работах советских медиевистов А.И.Неусыхина, А.Р.Корсунского и др.

Практическая ценность диссертации заключается в возможности использования полученных в ходе исследования выводов.

а также собранного фактического материала при подготовке общих и специальных курсов по средневековой истории Венгрии и всей Центральной Европы, кроме того, предложенная методика анализа источника может быть применена при исследовании раннесредневе-ковых юридических памятников других стран.

Апробация работы. По теме диссертации были подготовлены статьи: "Свобода и несвобода в законах венгерского короля Ишт-вана I", "Поиск источников законов Иштвана. Историография источниковедческих исследований", "Социальные стереотипы иноязычных авторов и структура общества в Венгрии и Польше XI - начала ХП в." Опубликованы тезисы докладов: "К вопросу о связях венгерского и западнославянского законодательства XI - начала ХП в." (Всесоюзная конференция "Славя;'э и их* соседи". Москва, 1988) и доклада'для Всесоюзной конференции "Славяне и их'соседа. Этно-психологический стереотип в средние века". (Москва, 1990). Сделаны сообщения на I Всесоюзной школе молодого слависта и балканиста (Звенигород, 1988), конференции студентов и аспирантов-медиевистов (Ленинград,. 1988), Всесоюзной конференции историков-славистов (Москва, I990).

Содержание диссертации . Диссертация состоит из введевия, двух глав и заключения, в приложениях к работа помещен перевод I и П книг законов Иштвана I.

Во введении определяются задачи и хронологические рамки работы, ее научная новизна, дается историографический обзор литературы по теме диссертации.

I глава работы "Законодательство XI- начала ХП в. как источник по социальной истории" посвящена источниковедческим вопросам, решение которых представляется принципиально важный

■для освещения на основе законов XI - начала ХП в. сюжетов, связанных с политической и социальной структурой венгерского общества этого периода. Большая часть материалов, представленных в этой главе, относится к законам Иштвана, поскольку именно этому источнику посвящена наиболее обширная исследовательская литература, где поставлен ряд вопросов, без решения которых невозможно изучать многие конкретно-исторические силаты. Это не означает, однако, что законы Ласло и Кальмана менее сложны для понимания: эти источники реже становились объектом специального источниковедческого исследования, а отдельная постановка вопросов узко источниковедческого характера выходила за рамки настоящей работы.

Что касается источниковедения законов Иштвана, то в некоторых случаях, например, когда речь шла о времени возникновения двух существующих редакций памятника, автор ограничился указанием на основные точки зрения, высказанные по этому поводу. По ряду других вопросов, для решения которых не требовалась, в частности, работа с подлинными рукописями источника, можно было выносить более определенные суждения. • Так, спорным остается вопрос о датировке П книги законов Иштвана (датировка I книги началом XI в. не вызывает разногласий в литературе). Представляется,.что попытка связать появление П книги законов Иштвана с каким-либо конкретным событием (например, с победой Иштвана над Айтонем в 1009 г. или мятежом Вазула в 1031/32 гг.) вряд ли может считаться вполне корректной. С точка зрения автора работы, положения П книги, основанные на прецедентах, скорее всего,

появлялись в разные годы правления Иштвана в дополнение к I книге, в связи с чем представляется возможным предположить, что они были собраны воедино и записаны в конце правления этого короля - приблизительно во 2ой половине 30-х гг.

Помимо названных выше вопросов, споры в литературе вызывали также моменты, связанные с оценкой степени репрезентативности законов Иштвана как источника по социальной истории первой трети XI в. Здась следует отметить в первую очередь проблему оригинальности памятника, форм и масшта- . бов влияния, испытанного им со стороны западноевропейского права.

Эти снжеты привлекали пристальное внимание венгерских авторов начала XX в. и межвоенногг- периода. Вопрос об источниках законов Иштвана в том виде, в каком он ставился в работах этого времени, видимо, может считаться решенным. Во первых, были выявлены те, достаточно немногочисленные, источники, которыми, видимо, пользовались составители венгерских законов. Перспективу найти среди сохранившихся памят- • ников западноевропейского светского и церковного права новые источники каких-либо положений, законов Иштвана следует признать незначительной. Во-вторых, в литературе пе_рвой трети XX в. был сделан вывод о том, что составители законов Иштвана отнвдь не стремились к созданию венгерского законодатель^-ства путем компиляции из извеоэных им западных источников. Непосредственно используемые ими положения видоизменялись, подвергаясь редактированию и переосмыслении с учетом потребностей венгерского общества.

В то же время следует учитывать то немаловаяное обстоя-

тельство, что источниками отдельных положений этого памятника могли быть не только какие-либо конкретные фрагменты, заимствованные из западноевропейского писаного права, но и устные сведения авторов законов, которые, очевидно, были выходцами из Германия, - те идеи и представления, которые были характерны для западной политической и правовой мысли этого периода. Все случаи, когда источником того или иного положения законов Иштва-на, послужила не какая-либо конкретная норма, а существовавшая на родине авторов практика, не могут, однако, быть выявлены по той причине, что сохранилось крайне мало известий об обычном праве венгров. Нельзя поэтому с полным основанием утверждать, что некоторые широко распространенные у европейских народов обычаи (например, практика наказания клятвопреступления отсечением руки), нашедшие отражение в законах Иштвана, явились заимствованием, а не были присущи также мадьярам. •

В литературе высказывались также предположения, что репрезентативность законов Иштвана ограничивалась тем обстоятельством, что их действие распространялось не на все население государства, а лишь на мадьярскую его часть. Анализ введения к I книге законов, которое послу,кило источником подобного суждения, а также изучение конкретных случаев .употребления термина " Ввпа "(народ) убеждает в том, что адресатом законов было все население королевства Иштвана.

Вместе с тем было бы ошибкой утверждать, что законы Иштвана, так же как, впрочем, и все другие законодательные памятники изучаемого периода, отразили всю полноту и многообразие явлений и процессов, имевших место в ;кизни общества. Это связано в первую очередь с гам обстоятельством, что авто-

ры каздого из этих источников но ставили перед собой задачи создания универсального свода законов, который предусмотрел бы как можно большее число казусов, встречавшихся в- реальной практике. Внимание составителей I книги законов Иштвана было направлено на приведение важнейших, с их точки зрения, сторон жизни общества в соответствие с требованиями христианской религии, которая именно при Иштване начала утверждаться в Венгрии в качестве государственной. С этих позиций трактовались не только сюжеты, так или иначе связанные с религией и церковью, но и положения уголовного права (например, нормы, касающиеся убийств). Кроме того, в законах Иштвана декретировались изменения в области, отношений собственности. Этот источник, таким образом, отразил лишь некоторые стороны жизни общества, требовавшие, с точки зрения законодателя, немедленного вмешательства, и , кроме того, содержал наряду о информацией о реальностях венгерского общества некие представления о его будущем облике, поскольку законы рассматривались в первую очередь как инструмент преобразования действительности. Недостатки I книги законов Иштвана как источника по социальной истории начала XI в., заключаются, таким образом, не в заимствованиях из права других народов, а в определенной "тенденциозности" при выборе сюжетов, причем, даже уяснив основной замысел законодателя, современный исследователь на всегда может уловить логику включения в состав I книги одних казусов и игнорирования других, в частности, также и потому, что нет уверенности в полноте сохранившегося текста.

П глава "Социальная терминология законодательных памятников и структура общества в XI - начале ХП в." построена, /

как следует из ее заглавия, на анализе социальной терминологии венгерских законов изучаемого периода. За основу исследования взят материал законов Иштвана с тем, чтобы определить важнейшие понятия, которыми оперировали составители памятника, и реальный смысл, вкладывывшийся ими в отдельные термины, и затем проследить, как эти понятия выглядели в позднейших памятниках.

Взгляды составителей законов Иштвана на общество, жизнь которого они стремились регулировать ^сформировались под влиянием типичных для раннего средневековья социологических представлений о "дуалистичности" общества, в соответствии с которыми социум или какая-либо его часть рисовался как совокупность двух противопоставляемых друг другу категорий: свободных и несвободных, клириков и мирян, "старших" и "младших", "богатых" и "бедных" и т.д.

Трактовка понятий свободы и несвободы является основным моментом в оценке уровня развития социальных институтов ран-нЗсредневекового общества. Законы начала II в. исходят из понимания свободы и несвободы, характерного для юридических источников докаролингского и, в известной степени, каролингского времени: свобода и несвобода видятся как две абсолютно противоположные категории, между которыми нет никаких промежуточных звеньев. Свидетельством того, что представления авторов памятника в данном случае не противоречили действительному положению вещей может считаться полное отсутствие в законах начала XI в. сведений о полусвободных. По всей видимости, нет оснований считать таковыми удворников,'как это предлагает делать Д.Дьерффи.

Есть возможность предположить, что отпущенный на волю серв становился полностью свободным и вливался в слой "простонародья". В источниках начала XI в., а также и~1Гболее поздних памятниках, явно проводится различие между сервом и . "простолюдином", что не позволяет разделить точку зрения тех-венгерских авторов, которые предлагали считать сервов и "простонародье" единым слоем, выступавшим в зависимости от ситуации под двумя разными названиями: источники свидетельствуют об ограниченной дееспособности сервов и на содержат данных, которые позволяли бы предположить, что "простолюдин" не* пользовался всей полнотой прав свободного человека. Он всегда нее личную ответственность за свои действия, в то время как.за совершившего преступление серва в ряде случаев отвечал его господин, чаще, чем серв выплачивал материальные композиции за свои проступки ( к сервам же нередко применялись-меры физического наказания). Вместе с тем нельзя согласиться с утверждением, что серва XI - начала ХП в. можно считать рабом в классическом понимании этого слова ( instrumentum vocale). Законодатель явно делал различие между сервом и вещью, в ряде случаев серв мог выступать как юридическое лицо и даже возбуждать судебное разбирательство в том случае, если полагал, что был незаконно обращен в рабство. П книга законов Иштвана и каноны первого Эстергомского собора свидетельствуют о том, чтферв мог обладать некоторым имуществом, прежде всего, видимо, крупным рогатым скотом, С другой сторону, есть известия источников о том, что часть несвободных могла быть посажена на землю. Возможно, именно эта категория населения обозначалась термином " mancipium". Вероятно, так исполь-

зовался труд тех сервов, которые происходили из пленников, захваченных во время войн, или иным путем оказавшихся в Венгрия в качестве невольников. В таком случае, сервы, обладающие собственным скотом, - это, види.да, жители Венгерского королевства, проданные в рабство за совершение преступления* Такие возможности предусматривалась законодательством XI -начала ХД в.

Законы Ласло I исходят из такого же понимания свободы и несвободы, однако специфика отражения в источнике этих сюжетов заключается в том, что составители законодательства Ласло видели более заметное имущественное расслоение среди свободных, чем авторы законов Иштвана. Законы Кальмана отличаются иной, более узкой трактовой термина " Uber". Ранее обозначавший все свободное население, этот термин в начала XII в. был употреблен лишь применительно к части лично свободного крестьянства. Это обстоятельство, безусловно, свидетельствует об отходе от господствовавших прежде представлений, что свободным следует считать всякого, кого нельзя назвать сервом, однако нет сведений, которые позволили бы предположить, что псдо.бное сужение значения слова " Uber " сопровождалось ущемлением прав той группы населения, которая была им обозначена,по сравнению с более знатными свободными.

Вторая пара терминов, которая занимала важное место в лексиконе составителей законов Иштвана и отражала важные для них представления об общественном устройства, - это "старшие" ( nmioroe ) и "младшие" ( minores ). Анализ их значения в контекста I книги законов Иштвана дает возможность сделать вывод, что в большинстве случаев, такта как и в западноов-

ропейской практике, "старшие" и "млацдше" использовались для обозначения не возрастных, а социальных категорий. Нельзя разделить ту точку зрения, согласно которой эти термина применялись не ко всей свободной части населения, а лишь к знати, называемой "старшими", и воинам - соответственно, "младшим".' Анализ всех случаев употребления этой пары терминов а также контекста, в котором выступает слово " уи1&йг1в позволяет сделать вывод, что под "младшими" следует понимать именно "простонародье", тогда как "старшие", как правило, это ишпа-ны и воины или, в ряде случаев, только высшая знать.

Сходное значение вкладывалось составителями в термины "богатый" и "бедный". Понятия бедности и богатства в законах Иштвана не отражали градаций имущественного положения, зажиточности или нищеты как таковых. Как и в памятниках каролингской эпохи, они раскрывались прежде всего во взаимном' про- ■. тивопоставлении. Относительность понятий "бедности" и "богатства" хорошо прослеживается на таких примерах, когда _ "бедный" или "простолюдин" выплачивал композиции в том же размере, что и "богатый", или когда разрыв в размере штрафа между "бедным" с одной стороны и "воинами и богатыми ыухаж" с другой был значительно меньше, чем между последними и иш-панами.

Наконец, четвертой парой терминов, употреблявшейся составителями законов Иштвана,- были "клирики" и "миряне". С точки зрения своего юридического статуса клирики вряд ли отличались от основной массы свободного населения. Их преимущество над мирянами сводилось скорее к моральному превосходству. В то же время клирики разных рангов часто выступа-

ют в венгерских законах рядом с представителями королевской администрации, осуществляя контроль за соблюдением мирянами своих обязанностей перед церковью. Именно в таком аспекте ис-точники-ÏI - начала ХП в. рассматривают взаимоотношения церкви и лажов. Примечательно, что эта часть венгерского законодательства обнаруживает заметное тематическое и идейное сходство с установлениями западнославянских князей, направленными на утверждение христианства, что свидетельствует как об общности задач, возникавших перед центральной властью в разных. странах в процессе христианизации, так и об определенном сходстве условий, в которых эти задачи решались.

Помимо анализа перечисленных основополагающих для авторов законов /ддтвана терминов, большое значение для определения реально существовавших различий между группами населения, в частности, имущественной дифференциации свободных, имеет изучение композиций, которые устанавливались законами для разных общественных групп. В венгерской литературе был предпринят опыт сопоставления систем композиций, принятых в германских Правдах и в венгерских законах, что дало исследователю (Д.Дьер-ффя) возможность подтвердить-его выводы о структуре общества, основными элементами которой были знать, свободные (воины) и полусвободные ("простонародье" - сервы) и заключить, что наи-болзе близкая к Венгрии общественная модель существовала в Саксонии 71 в., где, действительно, процесс социального расслоения зашел уже достаточно далеко: существовал слой полусвободных, а термин " liber" обозначал (как в законах Кальмана) только незнатных свободных и не применялся к нобилитету. Подобное прямое сопоставление сведений о варге льдах и.ком-

позициях, содержащаяся в варварских Правдах и венгерском законодательстве, в силу ряда причин представляется не вполне корректным. Во-первых, в венгерских памятниках была принята принципиально иная логика назначения наказания: брался в расчет но статус потерпевшего, как это было у германских народов, а статус виновного (или,по крайней мере, оба эти обстоятельства). Не существовало определенного коэффициента, в соответствии с которым определялся размер композиции для представителей разных групп населения, совершивших одно и то же преступление. В баварском законодательстве, например, при переходе от менее привилегированной к более привилегированной группе размер штрафа увеличивался на одну треть. В венгерских законах подобной закономерности проследить нельзя. Во-вторых, в венгерском праве XI - начала XII в. не дифреренвд-рован штраф за убийство, т.е. собственно вергельд. Он установлен для всех свободных в едином размере (НО монет). Таким образом, отсутствует важнейший момент, который является наиболее- показательным при изучении дифференциации общества на материале варварских Правд. Следует признать, что подобное равенство^ всех свободных вряд ли было бы возможным в таком обществе, где социальное расслоение зашло достаточно далеко.

Последующие разделы П главы посвящены более детальному анализу сведений о различных группах свободного населения. Формирующийся господствующий слой состоял из двух основных частей - знати, представленной в источниках Хх - начала ХП в. прежде всего ишпанами, и воинов. Термин " сот»£' мог выступать в законах в двух основных значениях, которые на

практика, видимо, были неотделимы друг от друга - как представители знати и как высокопоставленные должностные лица на королевской службе. Принадлежа к знати, ишпаны платили саше значительные по размеру композиции, входили, по всей видимости, в ближайшее окружение короля. Как должностные лица ишпаны обладали исполнительной и судебной властью, распоряжались отрядами воинов. В законах Кальмана ишпаны упоминаются также как владельцы деревень, населенных зависимыми от них крестьянами.

Дружины воинов могли находиться, также в распоряжении представителей знати, не связанных, в отличие от ишпалов, о королевской службой, а также принадлежать непосредственно . королю. В источниках XI в. воинам отводится достаточно высокое место в общественной иерархии, в то же время воин был тесно связан со своим господином и подчинен ему. Так же как и ишпаны,. воины - это общественная группа, социальный статус которой нельзя отделить от функции, выполняемой ей в политической и административной системе государства. Но если об этих категориях населения сохранилось достаточно много известий, то о других социальных группах, связанных со складывающейся в этот период комитатской организацией, с системой королевских дворов (замковые люди, удворники и др.) в источниках раннего средневековья имеется крайне мало сведений. Все случаи, когда эти категории населения упоминаются в законодательстве XI -начала ХП в., приведены в соответствующих разделах работы, однако даже с привлечением всех дошедших до нас источников, содержащих данные об этих социальных группах, нельзя ответить на многие вопросы, касающиеся их положения. То же можно сказать и о таком слое свободного населения как госшти (ЬопрИеп).

В заключении изложены основные выводы исследования. Материал, приведенный в I главе диссертации, показывает, что каждый из законодательных памятников XI - начала ХП в. обладает столь заметной спецификой, что параллельное использование их сведений без детального учета контекста, в котором они выступают, вряд ли правомерно. Эта специфика выражалась, в частности, в том, что составители каждого источника преследовали свои,особые цели, которые, в конечном счете в значительной мере определяют репрезентативность их данных. Безусловно, претерпевали изменения в течение изучаемого периода некоторые социальные институты венгерского общества. Наиболее значи-г тельная эволюция произошла, по всей видимости, в области отношений собственности, где был осуществлен переход от родовой, собственности к собственности малой семьи.

Анализ информации, содержащейся в законодательных памятниках II - начала ХП в., не позволяет присоединиться к концепции свободы и несвободы и шире - всей модели венгерского раннефеодального общества - которая отстаивалась К.Таганьи • и Д.Дьерффи. Венгерское общество этого периода характеризовалось многими архаическими чертами, формирование важнейших 'социальных и политических институтов еще находилось в начальной стадии. К концу XI - началу. ХП в. обозначились некоторые сдвиги, которые не могут, однако, существенным образом повлиять на общий вывод об уровне социально-политического развития венгерского общества, отразившегося в изученных источниках.

I. Издание этих памятников: Zavodeiky 1. Suent Ietvwi, Stent

/

Laazlo es Kaiman korabeli t'orrenyek es zsinati hataro-/

roiatok forrnsai. Appendix. Budapest (далее ~ Bp.),I904.

2, Указатель изданий грамот и посвященной им литературы:

/ ' / ✓ Szentpetery I. Az Arpadkori oklevelek kritikoi jegyzake.

Kot. I, fuz. 1-2. Bp., 1923,- .

Каноны венгерских церковных соборов XI - начата Л1 в. .. опубликованы в указанном труде Л.Заводски (см. сн.№ I)

4. De institucione morum ad Emericorum ducem.(См. CH. ii I)

5. ErdeXyl X>. Arpad-kori -tarsadalomtortenetunk Xegkritilcu-

aabb kerd^sei.// Törteneti . Ssemle. I9I4-I9X5. Idem. А

■tisenket legkritikusabb kerdes . KoXozsvar, 1917. T»-

ganyi K. FeleXet dr. ErdeXyi L. "Arpadkorl tarsadalomto-

rtenetunk legkritikusabb ке^е8е1и-ге.// TÖrtenett". Sse-/ / ' / ' nie. 1916. Idem. Vazlatok a regebbi Arpadkor tarsadalozn-

r r / /

tortenetebol.// Tarsadalonitudomany, 1922. /

6. Taganyi K. Vazlatok ..., 24.

7* Мольнар Э. Образование венгерского государства.Б.,1945.

/ / Lederer Б. А feudalizmus kialakulasa Magyarorstagon.

Bp., 1959.

' / / ✓ 0. Bolla I. A jogilag egysegea jobbagyosztaly kialakulaaa /

Hagyarorszagon. Bp., 1983.

.. / / .. / 9, Oyorffy Oy. Istvan kiraXy es muve. 2. kiad. Bp.,- 1983.

Этим автором написаны также разделы в "Истории Венгрии":

Magyarorszag tö'rtenete. X. resz. Elozmenyelc «a magyar

tör teilet 1242-ig. Kot. 1-2. Bp., I9P.41.

1СУ. Bolla I. Jobbagyosztaly Icialakulasa .... 34-35. Oerice

■ ' •• / ' »<

J. A korai allamelemelet ervenyeöulese letvao korben.// Szent Iatvaa es kora. Bp., X988, 91-92.

-24 -/ /

11. Gy'orffy Gy. Ietvan iclraly ..., 476-477.

12. lederer E. Op. cit. Kucera Ы. bloveneico po pad® Vel'keJ иогагу. Bratislava, Ц373. Idem, rrobleme der Entstehung und Entwicklung dee Peudalizmus in Slovakei.// Studie Motoric» elovaca, 10 (1978).

13. QyÖrffy Gy. Istvan kiraly ...» 463.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Поиск источников законов венгерского короля Иштвана I (997-1038). Историография источниковедческих исследований.// Депон. в ИНИОН АН СССР. М., 1990 (I а.л.)

2. К вопросу о связях венгерского и западнославянского законодательства XI в. (тезисы доклада).// Славяне и их соседи. ЭМесто взаимных влияний в процессе общественного и культурного развития. Эпоха феодализма. М., 1988 (0Х1 а.л.)

3. Социальные стереотипы иноязычных авторов и структура общества в Венгрии и Польше XI - начала ХП в,(тезисы доклада).// Славяне и их соседи. Этно-психологический стереотип в средние века. М., 1990 (0,05 а.л.)