автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.04
диссертация на тему: Социально-культурные процессы переходного периода в странах Балтии и России

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социально-культурные процессы переходного периода в странах Балтии и России"

На правах рукописи

Симонян Ренальд Хикарович

«Социально-культурные процессы переходного периода в странах Балтии и России» (сравнительный анализ)

Специальность - 22.00.04 — социальная структура, социальные институты и

процессы

Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора социологических наук

Москва 2004

Работа выполнена в Институте социологии РАН, в Центре социальной динамики в северо-западном регионе постсоветского пространства

Научный консультант

Доктор философских наук, профессор В.А.Ядов

Официальные оппоненты:

член-корреспондент РАН, профессор Ж.Т.Тощенко доктор философских наук, профессор В.А.Мансуров доктор социологических наук, профессор Е.Я.Дугин

Ведущая организация — Академия государственной службы при Президенте Российской Федерации Кафедра социологии

Защита состоится «_» июня 2004 года в «_» часов на заседании

Диссертационного совета Д.002.011.02 по защите диссертации на соискание учёной степени доктора социологических наук в Институте социологии РАН. (117218, Москва, ул.Кржижановского 25/34 кор.5)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института социологии РАН

Автореферат разослан «

2004 года

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат философских наук

Мешеркина Е.Ю.

»

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования

С конца 80-х гг. XX века в России, как и на всём постсоветском пространстве, происходят кардинальные социальные изменения, связанные с модернизацией экономической и политической жизни общества. Трансформационные процессы осуществляются в условиях глобализации как экономических, так и культурных отношений в мировом сообществе. Практика новейшей истории показывает, что, несмотря на общие направления общественной модернизации, каждая страна, каждое общество включается в общемировой социальный процесс своим неповторимым путём. Кросскультурные исследования убеждают в том, что теории линейного, безвозвратного и прогрессивного развития всех стран и народов опровергаются ходом истории человечества. В новейшей истории решающую роль приобретают субъективные факторы (включая науку), т.е. способность социальных субъектов - от рядовых граждан до национальных правительств - реагировать на внутренние и внешние вызовы, упреждать или сдерживать нежелательные или опасные тенденции природных, социальных, экономических, политических сдвигов и содействовать желательным. Даже если усилия социальных акторов нередко приводят к неожиданным, незапланированным последствиям, они не перестают быть продуктом их действий . По справедливому замечанию П.Штомпки, «история перестала быть естественно-историческим и становится социально-историческим процессом12. В этой связи актуализируется исследование позиции субъекта как продукта определенной культуры, включая весь комплекс характеристик (традиции, психология, менталитет, социальный уклад), что представляется особенно интересным и продуктивным для анализа постсоветского пространства. Здесь в течение длительного времени - от многих десятилетий до нескольких веков — господствовала или, по меньшей мере, оказывала мощное влияние на общественное сознание достаточно целостная общая идеология государственного и общественного устройства. Это суждение приобретает ещё большую обоснованность, если ввести цивилизациоиный критерий, ограничить это пространство странами христианской культурной традиции. Социальная история постсоветского пространства последних десяти-пятнадцати лет - одна из наиболее привлекательных тем не только для общественности постсоветских стран, но и мировой общественности, ибо события, происходящие в этом ареале, оказывают существенное влияния на всю социальную миросистему. Отсюда огромная потребность и высокая ценность знания о социальных процессах, происходящих на территории бывшего СССР, и, разумеется, о субъектах, эти процессы регулирующих. Понимание того, что происходит у новых соседей России, дает дополнительные возможности для более глубокого и объективного

11 В.Ядов. А веб же умом Россию понять можно - в кн. Россия, трансформирующееся общество. М, Канон пресс. 2001, с. 11 "

П Штомпка. Социология социальных изменений. М., Аспект Пресс, 1996. НАЦИОНАЛЬНАЯ

БИБЛИОТЕКА СПетсрбург 09 МО*/»

понимания того, что происходит в самой России. Не оспаривая известный тезис о том, что истина познаётся в сравнении, необходимо подчеркнуть, что сопоставительный анализ особенно важен и интересен ещё и потому, что в течение длительного исторического периода и Россия, и её новые соседние страны составляли единое мощное государство. Поэтому неудивительно, что в отечественной и в зарубежной литературе за последние десять лет возрастает поток различных исследований по этой тематике. К сожалению, слабо представлены работы, опирающиеся на комплексный сравнительный анализ социальных процессов, происходящих в разных частях постсоветской территории. Особенно остро ощущается дефицит компаративного анализа стран европейской части бывшего СССР, и, прежде всего, России, как самой мощной по потенциалу, и странами Балтии, как наиболее продвинувшимися по пути общественной модернизации. Сравнение со странами Балтии является особенно продуктивным по целому ряду причин, в том числе из-за наличия в этих странах многочисленной и устойчивой российской диаспоры, но, главным образом, из-за особого культурно-исторического статуса этих стран, являющихся межцивилизационным по отношению к России и Западной Европе. Поэтому своё исследование автор посвятил выявлению сходства и различий в исходных моментах, характере и направленности социальных процессов, соотношении объективных и субъективных факторов, влияющих на эти процессы, формах и механизмах изменений в социальной структуре, анализу и оценке реальных результатов общественных преобразований в России и странах Балтии.

Сравнительный анализ социальных процессов вообще, и трансформационных в частности, представляется актуальной и важной научной задачей, как в теоретико-методологическом, так и в практическом отношении. Особая ценность решения этой задачи, или даже выявление подходов к её решению связана с тем, что за прошедшие после распада Союза 12 лет, в социологической литературе слабо были представлены компаративные комплексные исследования общественной трансформации, происходящей в постсоветском пространстве. В качестве исключения можно указать на недавно вышедший в Англии коллективный сборник на эту тему (Sociology in Central and Eastern Europe. Transformation at the Dawn of a New Millennium. Edited bi Mike Forrest Keen and Janusz L. Mucha. London, 2003). В республиках бывшего Союза процессы кардинальных общественных преобразований начались практически одновременно, но каждая из них обладала своим собственным социально-культурным потенциалом для социальной модернизации. Спустя всего двенадцать лет общий старт в 1991/1992 гг. привёл достаточно целостный социум, именовавшийся советским обществом, к совершенно различным экономическим, политическим, социальным и морально-этическим результатам. История как будто специально создала все необходимые условия для проведения чистого, пожалуй, даже лабораторно чистого, масштабного социального эксперимента, позволяющего провести практически абсолютно корректное сравнительное исследование. Как отечественные, так и зарубежные

исследователи находятся в большом долгу перед мировым сообществом, не проанализировав итоги этого дорогостоящего во всех смыслах эксперимента, этого, по выражению, бытующему ныне среди социологов, посттравматического культурного шока. Перед современниками поставлена «важная задача изучить влияние быстрого, неожиданного и радикального социального изменения на культурную среду»3. Тем более что время уходит, и спустя ещё несколько лет не только будут утрачены возможности сравнить во всей полноте реальные процессы, связанные с происходящими тектоническими общественными сдвигами, но и сама проблематика может оказаться на периферии внимания исследователей. Ныне попытки воспользоваться этим неожиданно свалившимся на обществоведов огромным информационно-познавательным богатством предпринимаются, но чаще всего они локализуются узкоспециализированной (экономической, социально-политической, этнологической, социально-правовой) областью, как правило, ограничиваясь при этом рамками какого-либо одного государства. И в зарубежной и в отечественной литературе не зафиксировано ни одного сколько-нибудь серьёзного комплексного социологического компаративного исследования постсоветского пространства. Но именно сравнительный социологический анализ не только сможет расширить наши представления о реальных переходных процессах происходящих в социуме, ещё недавно представлявшем единую социальную систему, но и обогатить теоретический арсенал общественных преобразований, вооружить идеологию реформирования общества новым социальным знанием, основанным на выявлении как особенностей движения от советского к постсоветскому общественному укладу, так и закономерностей в этом процессе. Учитывая, что социальная модернизация в России в качестве целей определяет создание либеральной рыночной экономики и построение гражданского общества, т.е. западную модель развития, то наиболее интересным теоретически и продуктивным методологически является задача сравнения трансформационных процессов происходящих в России и в государствах Балтии, которые и по существу, и формально уже вошли в состав объединённой Европы. Успехи стран Балтии в социально-экономическом развитии являются примером того, как можно эффективно осуществить переход от тоталитарной общественной системы к либеральной. Потребность в подобном исследовании усиливается необходимостью активизировать процессы социально-экономической и социально-политической модернизации России, её интеграции в мировую систему демократических, экономически развитых стран, и, прежде всего в объединённую Европу.

Степень разработанности проблемы.

•' См. П.Штомпка. Социальное изменение как травма//Социологические исследования №1. 2001. С.7.

Концептуальные основы трансформационных процессов, имеющих место в современном российском обществе, нашли отражение в работах З.Голенковой, Ю.Давыдова, Л.Дробижевой, Е.Дугина, А.Здравомыслова, В Иванова, Н.Лапина, Ю.Левады, В.Мансурова, Г.Осипова, Н.Римашевской, Ж.Тощенко, В.Ядова и др., среди зарубежных обществоведов социальные изменения исследовали Х.Арендт, Р.Арон, Д.Белл, Р.Дарендорф, Г.Лассуэлл, Т.Лукман, Г.Маклуэн, Г.Маркузе, Р.Мертон, Т.Парсонс, О.Тоффлер, Э.Фромм, М.Фуко, М.Кастельс, Ф.Фукуяма, С.Хандингтон, Ю.Хабермас др. Теоретико-методологическая разработанность подходов к исследованию социокультурных процессов характеризуется значительной проработкой различных их аспектов. Глубоко исследован исторический аспект, в том числе анализ исторических данных, выявление социальных закономерностей с помощью социологического анализа исторического развития в работах Ю.Афанасьева, Ю.Давыдова, Э.Бальтцеля, Л.Баткина, Ю.Буртина, Г.Гефтера. Г.Зиммеля Ф.Знанецкого, Ф.Момджяна, Ф.Тённиса, У.Томаса, Р.Хаберле С.Эфирова и др., использование исторических данных для иллюстрации или проверки правильности тех или иных социологических концепций содержатся в работах Г.Беккера, А.Боскова, И.Уоллерстайна и др. Прикладные исторические аспекты социологического исследования освещены в работах Г.Беста, В.Гиппеля, Х.Матцерата и др.

Достаточно полно исследован политический аспект социальных процессов в работах отечественных и зарубежных социологов А.Бентли П.Бурдье, Бурлацкого, М.Вебера, А.Галкина, Г.Дилигенского, А.Дмитриева, Ю.Красина, Г.Лассуэла, С.Липсета, Г.Моски, М. Остроградского А.Панарина, В.Парето, К.Поппера, и др.

Социальные изменения, происходящие в переходный период, являются источником перемен в характере и структуре государственных и общественных институтов, в системе организации общественной жизни, в формах солидаризации активной части общества. В этой сфере аккумулируется значительный потенциал для сравнительного анализа различных социумов. Институциональный и организационный аспект социальных процессов исследован в работах М.Вебера, М.Дюверже, Ч.Кули. Н.Лапина. Т.Миллза, Ч.Миллса Р.Мортона, Э.Мэйо, Н.Наумовой, В.Подмаркова. А.Пригожина, Ф.Ротлисбергер, Г.Саймона, Г.Тарда. Ж.Тощенко, А.Фриша, А.Этциони и др.

В интенсивности и формах трансформационных процессов, начавшихся в Советском Союзе в середине 80-х гг. большую роль сыграли национальные республики. Во многих из них возникли этнические общественные движения, которые не только способствовали распаду СССР, но и оказали значительное влияние на формирование новой общественно-политической системы на постсоветском пространстве. Социально-экономические и социально-политические процессы, происходящие в указанный период в СССР принимали не только этническую форму, как это было в начале преобразований, но с развитием этих процессов приобретали и этническое содержание. Этнический аспект социальных процессов отражён в

работах С.Арутюнова Ю.Арутюняна, Ф.Барта, А.Бастиана, Ю.Бромлея, М.Губогло, Л.Гумилёва, М.Джунусова, Л.Дробижевой, Э.Дюркгейма, Г.Лебона, К.Леви-Строса, С.Лурье, Л.Моргана, Ф.Ратиеля, Г.Старовойтовой, В.Тишкова, Ж.Тошенко, Л.Уайта, М.Харриса, и др.

Кардинальные сдвиги, происходящие в период смены общественных формаций, сопровождаются глубокими изменениями в системе социальных норм, в первую очередь тех, которые принимают форму законов, регулирующих поведение людей и взаимоотношения различных общественных групп. Право как совокупность норм, с одной стороны, выступает как форма общественного сознания, а с другой, как форма социальных связей, как юридический институт. Правовой аспект социальных процессов исследовали С.Боботов, М.Гравитц, Ж.Гурвич, Ж.Карбонье, В.Кудрявцев, К.Кульчар, Э.Леви КЛлевеллин, Л.Петражицкий, Р.Тревес, Г.Шершеневич и др.

Существенный импульс происходящим в Советском Союзе кардинальным общественным преобразованиям придавала деятельность российских и зарубежных масс-медиа. Как в начале переходного периода, так и в настоящее время средства массовой информации оказывают огромное воздействия на общественную жизнь всех постсоветских государств. Влияние массовой информации на социальные процессы исследовали Т.Адорно, М.Айвазян, Б.Грушин, Дж.Клаппер, П.Лазарсфельд, Г.Лассуэлл, Г.Маклуэн, Б.Фирсов, Р.Сафаров, Б.Фирсов, Ю.Хабермас, К.Ховланд и др.

Одним из главных тормозов социального развития СССР и глубокого кризиса советского общества была планово-распределительная экономическая система, не удовлетворявшая потребностей общества. В то же время создание эффективной экономической системы является одной из основных целей социокультурных преобразований. Экономический аспект социальных процессов отражён в работах А.Аганбегяна, С.Глинкиной, Р.Гринберга, Дж.Гэлбрайта, Ю.Жувенеля, Т.Заславской, А.Некипелова, Т.Парсонса, В.Радаева, Н.Римашевской. У.Ростоу, Р.Рывкиной, О.Шкаратана, Ю.Силласте, Н.Смелсера, Дж.Стиглица, О.Шкаратана, Й.Шумпетера, Л.Эрхарда и др.

Глубокие социальные перемены, развивающиеся в современном мире, оказывают влияние на демографические процессы на направленность и масштаб миграционных потоков. Феномен эмиграции является одним из самых характерных и значительных явлений общественной жизни XX века. Эмиграция - закономерное явление, элемент мировых миграционных процессов. В этот процесс втянуты десятки миллионов людей всех континентов. Не составляет исключение и Россия, где процесс эмиграции происходит, начиная с 1917 года. Во многих странах мира этнические диаспоры играют всё большую роль в государственной и общественной жизни. После распада СССР более 25 миллионов русских оказались на положении этнических меньшинств в новых независимых государствах. Эмиграционно-диаспоралъный аспект социальных процессов в начале XX века исследовали такие отечественные учёные как Н.А.Бердяев,

Л.П.Карсавин, П.Ковалевский, Б.Н.Лосский, П.Сорокин, Г.Струве. Н.Трубецкой, Н.Устрялов, П.Флоренский. С.Франк, Л.Шестов. Среди нынешних российских исследователей заслуживают внимания работы Ю.Арутюняна, Л,Дробижевой, Т.Полосковой, А.Празаускаса, В.Тишкова, Ж.Тощенко, Н.Хрусталёвой, В.Шапиро. В зарубежной литературе этот аспект нашёл своё отражение в работках таких авторов, как Д.Армстронг,

A.Ашкенази, К.Баде, Р.Коэн, И.Курош, Д.Ландау, И.Манзель, К.Платт,

B.Сафран, Х.Тололян, С.Халл, Г.Шеффер. Всплеск интереса учёных к данной проблематике был вызван, в основном, усилением миграционных кризисов, за которыми следовали распад или восстановление транснациональных сообществ, что тесно связывалось с формированием и развитием этнических диаспор.

Возросшее значение субъективного фактора в историческом процессе повышает теоретический интерес к активным участникам, к идеологам, акторам и агентам общественных преобразований. Психологический аспект социальных процессов нашёл отражение в публикациях таких авторов, как: Б.Ананьев, Г.Андреева, Е.Аронсон, А.Бодалёв, Л.Божович, В.Дузе А.Журавлёв, А.Леонтьев, ГЛиндсей, Б.Парыгин, А.Свенцицкий, Й.Симсон. Д.Узнадзе, Д.Эльконин, В.Ядов и др.

Сравнение итогов переходного периода в различных частях постсоветского пространства за прошедшие двенадцать лет после распада Советского Союза была бы неполным без учёта этической составляющей социальных процессов. Если исключить нравственно-этический фактор из социологического анализа политических и экономических реформ, то нельзя будет получить объективное представление о таких важнейших процессах переходного периода, как процесс приватизации в России, как, впрочем, и многие другие процессы, например, связанные с событиями октября 1993 г., «чёрным вторником» октября 1994 года, дефолтом августа 1998 года и пр. Что касается этических аспектов социальных процессов, то в этой области необходимо указать на работы таких представителей отечественной и зарубежной этической философии как Н.Лосский, В.Соловьёв, Л.Толстой.

C.Франк, Э.Фромм, А.Швейцер, в современной отечественной литературе эта тематика исследована недостаточно, хотя во второй половине XX века выходили публикации Р.Апресяна, Ю.Барадая, М. Бобневой, Э.Гусейнова, А.Титаренко. Ю.Шрейдера и др.

В конце прошлого века возникла потребность в дисциплине, изучающей закономерности региональной организации социальной жизни. Возникшая на базе региональной экономики и социальной географии региональная социология делает сегодня первые шаги в создании теории и методологии исследования региональных социальных процессов и их места в общей макросистеме общественных изменений. Из чисто прикладного административного, экономического и историко-краеведческого объекта изучения регион становится объектом общей социологической теории. Регионалистика не входила в число направлений, разрабатываемых отечественными обществоведами, хотя в СССР уже в 1920-х гг. в связи с

разработкой плана ГОЭЛРО возникло районное направление в экономической географии. Регионалистика как направление возникла в рамках западной научной мысли, сначала ограничиваясь экономическими аспектами регионалистики (У.Айзард, Ж.-З. Будвиль, Л.Давен, Х.Нурс, Перру, Г.Ричардсон). Но уже к концу 80-х гг. появился интерес к социально-политическим аспектам регионального развития, что было вызвано обострением социальных и этнических противоречий. Региональный аспект социальных процессов рассматривается в работах А.Гранберга, Т.Заславской, Г.Е.Зборовского, М.Межевича, В.Староверова и др.

Во второй половине XX века были проведены первые компаративные международные исследования. Сравнение как необходимая операция, лежащая в основе суждений о сходстве или различии объектов, при помощи которой выявляются качественные и количественные характеристики предметов, детерминирующие возможные их отношения, является одним из важнейших методов в теории познания. Поэтому сопоставление и сравнительный анализ социальных процессов, происходящих в один и тот же временной период в разных странах, позволяет обнаружить существенный дополнительный источник для приращения научного знания. Первые исследователи, использовавшие этот весьма продуктивный гносеологический ресурс в основном в чисто эмпирических (опросы общественного мнения) исследованиях были американские социологи К.Бак, Р.Бенедикт, А.Инкелес. Х.Кантрил. ДЛернер. Н.Рогофф, М.Стикос, М.Фарбер. Но уже в начале 70-х годов методологические изыскания сосредоточились в руках учёных-теоретиков, и центр сравнительных исследований переместился в Западную Европу. Наиболее известные исследования отражены в работах С.Новака (Польша), В.Метера (Франция), Э.Ойена (Норвегия). Э.Шойха (Германия), среди американских социологов активно работали в компаративистике М.Кон, С.Липсет и Ч.Рейджин. Важным для развития компаративной социологии оказался подход, основанный на изучении мировых систем предложенный Иммануилом Валлерштейном. Этот подход стал весьма продуктивной исследовательской парадигмой. Родственное ему направление сравнительных исследований связанно с именем Питера Хейнца.

В Советском Союзе компаративные исследования получили достаточно широкое распространение. Наиболее известными сравнительными социологическими исследованиями были: совместное советско-польское изучение динамики социальной структуры Польши и СССР масштабные исследования по проблемам высшего образования, по бюджету времени, по сближению рабочего класса и интеллигенции, проведённых советскими социологами совместно с социологами восточноевропейских стран.

Цель и задачи исследования.

Основная цель исследования состоит в сравнительном анализе социокультурных процессов, происходящих в России и странах Балтии в первое десятилетие после распада СССР.

Эта цель достигается посредством решения следующих основных

задач:

- рассмотреть положение регионального уровня в организации макросистемы общества;

- выявить специфику региона «Страны Балтии» как социокультурного объекта;

- выявить общее и особенное в составляющих его элементах;

- определить исходные точки и социальный потенциал трансформационных процессов в сравниваемых странах;

- проанализировать взаимодействие основных этнических групп в процессе становления мультикультурного демократического государства,

- проследить генезис и развитие российской диаспоры в странах Балтии, и проанализировать изменения в её структуре;

- определить влияние средств массовой информации на процессы интеграции этнических меньшинств в мультикультурном государстве;

- проследить динамику изменений в массовом сознании различных групп населения сравниваемых государств;

- рассмотреть процесс образования нового субэтноса «еврорусские»;

- выявить различия целей социально-экономической реформации в сравниваемых странах и способов их достижения;

- оценить социальный эффект экономических преобразований в сравниваемых странах;

Объект исследования - Страны Балтии и Россия.

Предмет исследования — трансформационные процессы, происходящие в последние десять-двенадцать лет в этих странах.

Гипотезы, верификация которых осуществлена в рамках исследования.

1 .Мезоуровень социальной системы обладает признаками как микро, так и макроуровня, что делает его носителем нового качества.

2.Социокультурные процессы, происходящие на этом уровне, обладают редукционными характеристиками, так как мезоуровень обладает имманентным потенциалом гармонизации противоречий, в том числе и в рамках дихотомии глобализм-антиглобализм.

3.Регион может рассматриваться как мезоуровень социальной миросистемы.

4. Страны Балтии, располагающиеся в межцивилизационном пространстве, обладают амбивалентными свойствами, соединяющими в себе социокультурные характеристики и западной, и восточной христианской цивилизации, что объясняет кумулятивный социально-инновационный потенциал этого региона. Этот потенциал достаточно эффективно использовался в рамках СССР. И в настоящее время существуют условия его использования для общественной модернизации России в рамках более обширного региона стран Балтийского моря..

Эмпирическая и теоретико-методологическая основа исследования. Исследование осуществлено на базе значительного эмпирического материала, собранного автором в процессе проведения различных массовых опросов, в том числе и мониторинговых, привлечения результатов исследований других авторов, экспертных оценок, анализа документов государственных и общественных организаций, анализа периодики, изучения данных государственной статистики четырёх стран, и материалов, собранных в результате включённого наблюдения. Автор работы имел возможность на протяжении последних 15 лет изучать повседневную жизнь стран Балтии в её различных сферах - социально-культурной, политической, экономической, правовой. Выбор методологии обусловлен целью и задачами. Наиболее эффективным представляется системный подход, позволяющий рассматривать изучаемый объект как целостность взаимосвязанных элементов, функциональные отношения между которыми помогает выявить метод структурного анализа. Так как в диссертации ставится задача - обнаружить универсальные внеэтнические закономерности трансформационных процессов, то значительное влияние на собственную концепцию автора оказали труды Д.Акоффа, И.Блауберга, Л.Берталанфи, В.Вернадского, Н.Винера, В.Садовского, А.Уёмова, Э.Юдина и др.

Теоретическую базу исследования составили философские, социологические и культурологические работы отечественных и зарубежных учёных, обосновавших наиболее обшие закономерности социально-культурных процессов, их историческую обусловленность, зависимость от географических, природно-климатических особенностей среды. Автор руководствовался социологическими теориями этничности, классическими и современными теориями системного анализа, логического моделирования этнокультурного развития. В своей работе автор опирался также на теоретическую концепцию промежуточных (мезо) социальных систем, разработанную им при анализе социальных процессов в сфере производства, и изложенную в публикациях 70-80-х гг., основные положения которой оказались достаточно универсальными. Автор воспользовался этой концепцией при рассмотрении социальных процессов и организационных структур в других сферах жизнедеятельности общества, а в данной работе - при сравнительном анализе переходных процессов в странах Балтии и России.

В процессе исследования использованы разнообразные общие н специфические методы. Это. прежде всего:

а) эмпирический подход, объединяющий группу разнообразных методов (наблюдение, массовые опросы, интервью, анализ документов, построение типологий);

б) логический метод, даюший возможность теоретически реконструировать соотношение разнообразных характеристик социальных процессов и явлений, структурировать это многообразие выявляя обшие типологические признаки различных социальных групп, определить

основные категории, позволяющие обобщить эмпирический материал и выделить основные проблемы;

в) системно-структурный подход как форма организации материала и разнообразных срезов;

г) исторический метод, давший возможность соотнести анализ с временными характеристиками, тем самым выявить динамику развития, становления и угасания тех или иных социальных процессов.

д) лонгитюдинальный метод, давший возможность осуществить длительное и систематическое изучение одних и тех же социальных агентов.

Положения, выносимые на защиту

1. Процессы глобализации вызывают реакцию, направленную на преодоление унификации социальной жизни. Региональная консолидация является ответом на глобальные вызовы.

2. В общемировой социальной системе регион можно рассматривать как мезоуровень обладающий преимуществами, заключающимися в сочетании существенных характеристик, присущих двум основным уровням.

3. Благодаря своим преимуществам этот регион способен реализовать функцию сохранения культурной самобытности этнических групп, входящих в его состав и противостоять тенденциям стандартизации, порождёнными процессами глобализации

4. Взаимовлияние различных социокультурных систем в регионе «страны Балтии» проявляется в двойственности массового сознания титульного этноса

5.В переходный период роль субъективного фактора в направлении и качестве общественных процессов часто оказывается определяющей. Это конкретно проявилось как в процессе распаде СССР, так и в и реформах, осуществляемых в 90-е годы в России и странах Балтии.

б.Процесс региональной консолидации в странах Балтии способствует

взаимному позитивному восприятию «образа-нации»^составляюших регион

¿этнических сообществ^__._____'

У.иоъе ктивносушествувт значительный социокультурный потенциал эффективного взаимодействия России и региона стран Балтии в целях реализации геостратегических интересов России, что выдвигает необходимость его эффективного использования. Для этого необходима обоснованная политика, опирающаяся на научный анализ и целенаправленное использование этого потенциала.

Научная новизна теоретических выводов и положений, выносимых на защиту

1 Выявлено содержание и определена сущность региона как социокультурной мезосистемы.

2. Определён и описан регион «Страны Балтии», как социально-культурная система, как единство общего и особенного, как пограничное

межцивилизационное пространство. как единица анализа трансформационных переходных процессов.

3. Выявлен генезис и развитие социальной структуры российской диаспоры в странах Балтии.

4. Разработана типология групп, составляющих российскую диаспору в странах Балтии.

5. Выявлены механизмы адаптации российских жителей Балтии к новым условиям страны проживания.

6. Введено и обосновано понятие «еврорусские» для определения нового субэтноса и прослежены условия его происхождения.

7. Выделены причины, по которым экономические реформы в России и странах Балтии оказались разнонаправленными, а социальный эффект различным.

8. Впервые в отечественной социологии представлен комплексный компаративный анализ социокультурных процессов, происходящих в четырёх соседних странах в условиях переходного периода

Практическая значимость результатов исследования. Результаты исследования имеют не только академическое, теоретическое значение для обогащения и развития социологии, но и определённое прикладное, практическое значение.

1. Материалы диссертации восполняют определённый пробел в исследовании современных трансформационных процессов происходящих на территории европейской части постсоветского пространства.

2. Результаты исследования, изложенные в диссертации могут быть использованы для разработки направлений внешней политики России по отношению к странам Балтии.

3. Результаты исследования могут быть использованы для чтения спецкурсов на социологических, экономических и политологических факультетах высших учебных заведений.

Апробация результатов исследования а) Результаты проведённых исследований использовались: комитетами Совета Федерации РФ и Государственной Думы РФ. Комиссией по защите соотечественников при Правительстве РФ. Правительством Москвы. Торгово-промышленной палатой РФ и другими государственными и общественными организациями РФ. б) Результаты исследования были доложены и обсуждены на международных общероссийских и региональных научных конференциях и семинарах в Москве. С-Петербурге. Риге, Таллинне. Тарту. Вильнюсе, в) Результаты исследования были использованы в ежегодных научных отчётах и теоретико-методологических конференциях и семинарах в институте социологии РАН в 1989-2003 гг. г) Авторская концепция «теория мезоуровня» была высказана в 1976 году в статье «Вторичный производственный коллектив как социальный объект» опубликованной в № 2 журнала «Социологические исследования» а сформулирована и

обоснована в монографии «Начальник цеха: методы и практика руководства», М., 1981. Материалы компаративного исследования трансформационных процессов представлены в авторской монографии «Россия и страны Балтии» М.,2003.. а также в виде разделов коллективных монографий, статей в академических и общественно-политических и экономических журналах и еженедельниках России, Латвии. Литвы и Эстонии.

Структура диссертации отражает логику исследования. Диссертация состоит введения, пяти глав, заключения, списка литературы, приложений. В тексте 109 таблиц, список литературы - 576 наименований из которых 284 работы зарубежных авторов).

Основное содержание работы

Во введении содержится общая постановка проблемы обосновывается необходимость исследования темы, её научное значение новизна и анализируется степень изученности темы.

В первой главе «Социально-культурный, феномен «Страны Балтии» три прибалтийские республики бывшего СССР характеризуются как а) целостный социум, обладающий общими и особенными свойствами, б) как часть региона Балтийского моря, в) как граница двух цивилизационных пространств.

В первом параграфе «От национально-государственных образовании к региональным» рассматриваются две современные параллельно развивающиеся тенденции. С одной стороны, интенсивные процессы интеграции стран, появление наднациональных институтов управления социальными процессами, унификация общественной жизни. С другой стороны, происходят обратные процессы: увеличение фрагментарности мира, рост национального самосознания и усиление культурной дифференциации народов, и прежде всего, малочисленных этнических образований, возрождение традиционных ценностей, расширение националистических устремлений. Нарастающие антиглобалистские тенденции связаны с тем, что люди ощущают себя не представителями некоего общего безликого мира а носителями свойств конкретного этнокультурного сообщества. Причём взаимосвязь и взаимозависимость рассматриваемых тенденций такова, что реакция на уровне микросреды может вызвать весьма заметный резонанс на макроуровне. Местный, локальный характер события часто принимает общепланетарный масштаб.

В главе доказывается, что противоречия между макропроцессами и процессами, развивающимися на микроуровне, вызывают необходимость функционирования среднего уровня, на котором происходит ослабление регулирование и разрешение этих противоречий. Выход из конфликта этих противонаправленных сил в поиске переходной ступени, выполняющей роль своеобразного социального редуктора от глобальных к локальным процессам. Этот промежуточный - мезоуровень - позволяет общие

тенденции приспособить к местным специфическим условиям. Если глобализация - это расширяющееся движение сверху вниз, от макро- к микроуровню то регионализация - это движение снизу вверх. А мезоуровень организует и упорядочивает движение встречных потоков, сохраняя гомеостазис системы. При этом в отличие от основных (первичных) промежуточные (вторичные) звенья социальной организации в силу своей функции изменчивы и динамичны В пространственном выражении средний уровень - это своеобразная «ничейная земля», где присутствуют признаки и микро- и макросистемы, и действуют законы и закономерности обеих систем. Какая же ступень организации различных сообществ может рассматриваться как промежуточная как мезоуровень. Это зависит от точки отсчёта от того, что считать исходным социальным объектом

Так, например в социальной макросистеме промышленного предприятия первичным уровнем социальной организации является производственная бригада которая может рассматриваться как самая элементарная организационная единица как микросреда а процессы, в ней происходящие, - процессы микроуровня. В этом случае производственный цех, состоящий из совокупности бригад и являющийся результатом их взаимодействия, исполняет роль мезоуровня, так как через этот промежуточный уровень осуществляется взаимодействие микро- (бригады) и макро- (предприятия) среды. Но в свою очередь, если оперировать более широким пространством общественного производства - государством, т.е. макроэкономикой, то здесь промышленное предприятие само является низовым уровнем, микросредой. В этом случае роль мезоуровня возлагается на отрасль промышленности, или объединение, куда входит группа родственных предприятий. Так схематично можно представить положение и функцию мезоуровня в экономической сфере.

В социально-политической сфере между социальными низами и государственной властью роль мезоуровня играют различные социальные институты, функционально осуществляющие прямую и обратную связь между микро и макросредой В демократическом обществе они представлены в виде совокупности различных общественных объединений инициативных ассоциаций граждан. профессиональных союзов представительских политических структур, свободных масс-медиа и т п Чем продуктивнее функционирует мезосреда. тем стабильнее общественная система в целом.

Таким образом, наличие в социальной организации средних промежуточных уровней является важным условием их устойчивости и развития.

Автор ставит своей задачей доказать что регион есть тот самый мезоуровень организации человеческого сообщества, который позволяет одновременно не только ослабить и разрешить противоречия между глобальными и антиглобальными процессами, но что не менее важно сообщить определенную «глобальность» локальным процессам и

наоборот, адаптировать общепланетарные тенденции к местным культурно-историческим условиям. При этом само понятие «регион» не является застывшим, строго очерченным. Это может быть и внутригосударственное и межгосударственное образование. Т.е. данная категория операциональна и продуктивна настолько, насколько операциональна и продуктивна в принципе любая типология и классификация в области социального знания.

В параграфе отмечается, что региональное консолидирование не только тесно связано с глобальными процессами, но и в значительной степени является их прямым следствием. В общественных науках регион обычно рассматривается в географическом, экономическом, политическом и административном аспектах. В проведённом автором исследовании акцент сделан на социокультурный аспект. Категория «региональное» как более абстрактная, чем этническая, вбирает в себя различные этнокультурные начала, преодолевая изолированность отдельных локальных пространств и малых сообществ, создавая новое социальное качество. Свойства, определяющие принадлежность тех или иных областей к обшей их совокупности, глубоко уходит корнями в историю, культуру, экономику, политик). Для обозначения регионов, населенных близкими по своим культурно-историческим характеристикам этническими сообществами давно используются типологические определения обобщающие в условном географическом названии вполне очевидное социально-культурное содержание. Например, в Европе - это «Средиземноморье». «Балканы», «Кавказ», «Скандинавия». «Северные страны», в которых на единой природно-ландшафтной основе в процессе социогенеза сложилось определённое культурно-историческое единство. К этому же ряду относятся и страны Балтии, или, просто, Балтия (или прежде в составе Российской империи и Советского Союза, - Прибалтика). являющая частью более обширного европейского региона - региона стран Балтийского моря. В России термин «Прибалтика» появился во времена Ганзейского союза, куда входил и Великий Новгород, и Псков, обозначая одновременно и географическое пространство, и ареал различных балтийских народов (в собирательном значении - прибалтов), составляющий ныне территорию Латвии, Литвы и Эстонии. С тех пор в историческом сознании россиян укрепилось устойчивое и цельное представление об этом регионе как об особом социально-культурном феномене.

Одним из исходных моментов в исследовании является то. что население региона составляет определённую целостность, характеризуемую выработанными в веках особыми формами симбиоза с природой, специфическими видами самообеспечения, общностью поведенческих черт, сложившихся в процессе адаптации в природной и социокультурной среде, что в совокупности классифицируется как региональные особенности. Они представляют собой более высокий уровень обобщения по сравнению с этническими особенностями, так как региональное сообщество может

включать в себя несколько этносов. Региональные особенности создают определённый стереотип социального поведения. В то же время в рамках этого общего стереотипа этносы, составляющие регион, обладают своими конкретными чертами, неповторимыми свойствами. С точки зрения системного подхода региональность (как целостность) и есть то самое новое качество, которое образуется в итоге взаимодействия и взаимного дополнения этнокультурных сообществ (как элементов) составляющих эту целостность. Поэтому исследование диалектики обшего и особенного представляется важной частью социологии региона. Это та часть исследования, которая направлена на анализ внутренней структуры объекта. Есть и другая часть, которая направлена на внешнюю среду объекта, на положение региона в социокультурном пространстве. Исследование структуры его взаимодействия с социальным окружением представляется другой важной частью социологии региона. В полной мере это относится и к такой целостности как Прибалтика (страны Балтии), население которой рассматривается как её этнокультурное содержание.

Во втором параграфе «Диалектика обшего и особенного» проводится сравнительный анализ элементов, составляющих это содержание. Сравнение осуществляется на основе системы критериев, в числе которых условия формирования этноса, исторический опыт государственности, структура традиционных занятий, конфессиональная принадлежность, менталитет, принципы взаимодействия с внешней средой, степень толерантности, просвещённость, механизмы выживания в неблагоприятной среде, способность к самоорганизации доминирующие формы политической социализации. На этой основе выявляются общие и особенные черты, характеризующих титульное население стран Балтии. Особое внимание уделяется анализу социокультурного взаимодействия рассматриваемых стран. По образному выражению Л.Н.Гумилёва, к 1380 году Древняя Русь «растворилась» в Литве и Московии4. При этом включение русских земель в состав Великого княжества Литовского в XIV веке оказалось исторически взаимовыгодным для обеих сторон. Оно не только оградило эту часть Руси от монголо-татарского нашествия, но основательно укрепило государственность и обогатило культуру Литвы. Л Юго-Западная Русь в составе Великого княжества Литовского сохранила правовые традиции Древнерусского государства, тогда как Московия в составе Орды усвоила многое из того что было свойственно созданной Чингисханом державе - её системе власти, стилю правления, характеру отношений и менталитету политической элиты. равно как и особенности понимания права и самого характера правосознание. Тогдашняя Литва являла собой пример не только достижениями в области государственного устройства права политической культуры, но и в эффективности внутренней политики, направленной на консолидацию мультикультурного общества. Высокий уровень социального самочувствия

' См Л VI Гумилев От Руси к России Очерки этнической истории М . 1992. с 1М

был характерен не только для титульного этноса, но и для других народов, с которыми свела литовцев история, и в первую очередь - белорусского народа, украинцев, поляков, русских, евреев, немцев, татар, караимов, армян, составляющих население Великого княжества Литовского. Своеобразие формирования литовской государственности было обусловлено промежуточными положением региона, расположенного между теми двумя частями европейского континента. в котором «соприкасались, взаимонакладывались и взаимодействовали Pax Orthodoxa и Pax Latina - два круга культуры внутренне дифференцированной общности христианской цивилизации, в которых аксиологически обшие ценности по мере своего усвоения и развития в границах отдельных государственных объединений разных этносов обретали локальный колорит.5.

Различия в психологии многочисленных и малочисленных народов проявляются в уровне взаимного интереса. Балтийские этносы лучше знают русских, чем русские латышей, литовцев или эстонцев. Русским свойственно экстраполировать свои собственные представления и установки на представителей рядом живущих этносов. Отсюда неожиданность для русского иной, чем он предполагал, реакции со стороны хорошо знакомого, скажем, коллеги-литовца на ту или другую ситуацию. Этой ошибки почти никогда не допускают наши балтийские соседи.

Малочисленные этносы, как правило, теснее сплочены. Поэтому не удивительно, что чувство общности со своим этносом у балтийских народов гораздо выше, чем у русских. Это подтверждается данными, полученными в 1999 году латвийским социологом Б.Зепой. В то же время приведённые в таблице результаты её исследования показывают, что территориальная идентичность у русских проявляется сильнее, чем у представителей титульных этносов Балтии. Можно предположить, что это связано, во-первых, с традиционным коллективизмом русских, открытостью, готовностью общаться, и, во-вторых, с их более высокой оценкой своих соседей, чем оценкой себя со стороны этих соседей, и, в-третьих, с разницей взаимного восприятия (в историческом сознании титульных этносов русские отождествляются с завоевателями, носителями чуждых, не вполне европейских ценностей в то время как прибалты воспринимаются русскими как более европеизированные, умеющие устраивать свой повседневный быт народы).

Характеристика представлений о взаимной социальной близости у различны*

этнических общин в странах Балтии (в %)

: | эстониы i русские в j латыши 1 русские в j ! ! Эстонии i | Латвии Литовцы j русские в : 1 Литве i

Насколько вы ошушаете свою общность с эстонцами, латышами, литовцами? i

! 1993 ¡ 86 24 63 ! 25 . 76 i 31 :

! 1995 ! 88 2S 74 | 25 ; 82 ! 41 i

: А.В.Липатов. Великое княжество Литовское: исторический феномен симбиоза этнических культур. К вопросу о национальных путях возвращения в наднациональную Европу)// Вопросы философии. № 1.2003.С. 60-61.

1996 ; 84 | 23 | 80 ! 21 | 83 36

Насколько вы ощущаете свою общность с русскими'

1993 ■ 4 1 62 | 9 1 57 1 7 52

1995 | 5 1 70 | 4 | 52 I 4 51 ;

1996 ! 4 1 73 | 14 1 65 | 4 57

Как правило русские жители Балтии выдают оценку титульным этносам значительно более высокую, чем получают для себя со стороны балтийских народов. Наиболее контрастны взаимные характеристики в Эстонии. Социологические данные конца 90-х гг.. которые приводит Х.Хейно, показывают, что положительные качества русские респонденты приписывают эстонцам даже чаше, чем эстонцы их приписывают самим себе Можно объяснять эту закономерность некоторой дозой самоуничижения свойственной русским, но, несомненно, она указывает на одну из причин привлекательности этого региона для русских. Осознанно или неосознанно русских притягивает всё то. что олицетворяет для них европейский образ жизни.

Качества эстонцев в представлении двух основных _ этнических общин в Эстонии (в %У__

характеристика эстонцев эстонцами ' русскими жителями . ! Эстонии ;

политически активные 31 1 40

националисты 39 ! 52

честные 39 53 1

культурные 66 60

достойные доверия 38 ! 44 ;

с высокой моралью 40 ! 46

трудолюбивые 65 68 ;

Если не считать национализм, весьма широко трактуемый разными людьми, и, прежде всего, представителями больших и малочисленных этносов, то наибольшее несоответствие в оценках вызывает такое качество эстонцев как честность. Почему современные русские жители Балтии воспринимают так, если не сказать, восторженно, то по крайней мере, преувеличенно, обычное состояние нормальной человеческой личности? Возможно, это связано с базовыми этническими различиями в общественно-политической организации России и стран Балтии. Ведь три или даже четыре поколения россиян существовали в государстве отличительной чертой которого была ложь, пронизывающая все сферы общественной организации и в первую очередь отношения руководителей к рядовому человеку. Тиражировавшийся сверху постоянный обман населения (вроде «нынешнего поколения которое будет жить при коммунизме», «отдельной квартиры каждой семье к 2000 году», «ваучера стоимостью двух автомобилей «Волга», торжественного обещания президента России лечь на рельсы если

* Хейно X Массовое сознание русских и их религиозность в >словия\ национального меньшинства (русские в современной Эстонии)'/ Старые церкви, новые вермошие М . 2000 С 241

жизненный уровень населения понизится и т.п.), деформировал ценностные установки россиян, возвысив такие качества как лживость, лицемерие, необязательность до общепринятой нормы. Административные отношения в странах Балтии основаны на следовании законам, которые могут быть оценены населением как необоснованные, жёсткие или несправедливые, но эти отношения никогда не выходят за рамки правового поля. Государственная система представляется там холодной, но зато открытой и честной, и потому легко прогнозируемой. Такая система не требует длительной адаптации, так как она исключает такие (малопонятные для европейского сознания) категории как законодательный хаос, административный ресурс, телефонное право, государственный обман, произвол власти. В России. наоборот, доминирующей чертой государственного управления является закрытость, а законы либо составлены с таким расчётом, чтобы чиновник мог воспользоваться их двойственностью в своих корыстных интересах, либо откровенно нарушаются. Поэтому, россиянин, оказавшись в социальном окружении, где нормой является обязательность, последовательность, прозрачность и честность, прежде всего в отношениях между политическими верхами и низами, не может удержаться от некоторого эмоционального потрясения, а отсюда и преувеличений в оценке в обшем-то абсолютно естественных между людьми форм отношений. Эта норма выступает как результат общественного диалога, который связывает людей в едином социальном процессе. Речь идёт не о моральной норме, которая порождает общественный диалог, а о самом диалоге, который делает возможным господство этой нормы. В обществе, основанном на монологической системе коммуникации, подобная норма или отсутствует вовсе или её влияние ограничивается локальными социальными группами. Поэтому характеристики, даваемые русскими жителями Балтии самим себе, существенно хуже тех. которые дают себе эстонцы, а те. которые дают эстонцы русским - ещё хуже.

Качества русских в представлении двух основных _этнических общин Эстонии (в %)'_

! характеристики русских эстонцами русскими .

| политически активные 46 24 I

националисты зз 16

1 Честные 18 37

! культурные зз

1 лостойные доверия 18 38

с высокой моралью 15 38

! трудолюбивые 20 48

'Там же

По данным исследований С.Савоскула. в 1993 году в Литве лишь 6% русских полагали, что литовцы к ним относятся с уважением (среди литовцев так считали 5%), 31% - с пренебрежением (среди литовцев - 15%) и 15% - с ненавистью (13%). В то же время 32% русских высказали своё уважение к литовцам, и только 4% пренебрежение и ещё 4% - ненависть. Похожие результаты были получены и в Эстонии в 1994 г.: 9% русских считали, что эстонцы их уважают. 38% - относятся с пренебрежением и 17% - ненавидят. Цифра, характеризующие отношение русских к эстонцам были соответственно 43%, 6% и 3%.8

Для представителей малочисленных этносов характерны различные механизмы самозашиты популяции, и прежде всего, более глубокая национальная самоидентификация, чем у представителей больших народов. В этом смысле большие этносы, как это не парадоксально, оказываются менее защищёнными. Коммунистическая идеология направленная на реализацию тезиса о конечном слиянии наций и народов в одну единую «историческую общность», наиболее разрушительно прошлась по национальным традициям русского этноса. Многие элементы русской культуры за три четверти века господства коммунистической идеологии оказались утраченными. Это наглядно проявилось уже в самом начале демократических перемен в СССР.

Особенности в национальной психологии трёх балтийских народов во многом определило те различия в политике, которую в советское время они проводили по отношению к центру. Если эстонцы держали себя несколько отстранённо, демонстрируя, с одной стороны, предельную лояльность, а с другой, не проявляя особо заинтересованности в признании центра, то для латышей такое признание было приоритетной ценностью. Латвийское руководство всегда проявляло максимум инициативы и исполнительности, чтобы добиться расположения Москвы, и это старание соответственно вознаграждалось. В состав Политбюро ЦК КПССС латыши входили постоянно (А.Пельше, А.Восс, Б.Путо), а Рига официально считалась столицей Прибалтики. Можно привести очень характерный пример подчёркивающий отличие Латвии от соседей. В этой республике по данным переписи 1989 г., среди русских было в два раза больше работников управленческого аппарата (6.4%). чем среди латышей (3,0%). а удельный вес руководителей коренной национальности в Латвии был всего 51% (в Литве -79.6%. в Эстонии - 61.5%).9 После обретения независимости это вызвало ответную реакцию: в Латвии русская обшина испытала самое сильное по сравнению с другими странами Балтии давление национал-радикальных правительств. Возможно, именно эта атмосфера чрезмерной враждебности к русским, которая оказалась в Латвии самой сгушённой в Балтийском регионе, ограничила её элитный потенциал, не позволив появиться здесь политикам масштаба А.Бразаускаса и Э.Сависаара.

' Савоскул С.С. Русские нового зарубежья. Выбор судьбы. М, 2001. С.269. ' Народное хозяйство СССР в 1990 г. Статистический сборник. М., 1991.С.65.

Общие проблемы выживания в условиях постоянных изменений политической конфигурации в этой части Европы, общие задачи сопротивления более могущественным захватчикам (шведам, датчанам, полякам, немцам, русским) определённым образом сплотили эти народы, заставили их руководителей действовать в экстремальных ситуациях в обших региональных интересах. Что и было в полной мере продемонстрировано в период движения за суверенитет сначала экономический, а затем и политический в конце 80-х начале 90-х гг. XX века.

В третьем параграфе «Страны Балтии и распад СССР» показывается, как социальные процессы, связанные с демократизацией общественной жизни, происходящие в Прибалтике в конце прошлого века, эффективно способствовали проявлению как общих, так и особенных свойств этого социального феномена и как это отразилось на взаимоотношениях политических институтов союзного центра и прибалтийских республик. В параграфе исследуется процесс демократизации советского общества, начавшийся в середине 80-х гг. в СССР, и выявляется роль населения прибалтийских республик в этом процессе. Особое место отводится стремлению политического истеблишмента прибалтийских республик активизировать процесс демократизации государственного устройства, и прежде всего ускорить подписание нового союзного договора, с идеей которого выступило эстонское партийно-хозяйственное руководство. Анализ трансформационных процессов второй половины 80-х начала 90-х гг., дополняется документальными свидетельствами активных участников этих процессов, партийных руководителей Советского Союза и прибалтийских республик, лидеров народных фронтов, народных депутатов СССР, работников аппарата ЦК КПСС.

Концепции республиканского хозрасчёта Прибалтийских республик отнюдь не были чем-то принципиально новым, они находились в русле теоретических разработок перехода от экстенсивной экономики к интенсивной, разрабатываемых экономистами-рыночниками в Москве. Ленинграде, Новосибирске и других научных центрах СССР. Были использованы теоретические и практические заделы накопленные при проведении в 60-х и 70-х гг. «косыгинских» реформ. А идеи регионального и республиканского хозрасчёта ешё тогда широко обсуждались как в экономической, так и в массовой периодике Советского Союза. Во второй половине 80-х гг. эта тематика становится одной из доминирующих в советской публицистике. И требования политической независимости, т.е. выхода из состава СССР, в Прибалтике не выдвигались, (они появились гораздо позже, как результат многократного превышения критической массы ошибок тогдашнего Союзного руководства). Даже наиболее радикальное Е Прибалтике - движение за перестройку в Литве «Саюдис». созданное в конце 1988 г. не ставило этот вопрос, что признаёт и сам М.Горбачёв10. На

10 См. М. Горбачев. Жизнь и реформы, книга 1, М.,1995. стр.509.

основании проведённого анализа делается вывод о том, что вопреки сложившимся в общественном сознании представлениям, именно прибалтийские республики предлагали реальный способ сохранить Союз, а центральная власть, наоборот, сделала всё. чтобы его разрушить.

Вторая глава. «Российская диаспора в Балтии» посвяшена исследованию формирования и развития русскоязычной обшины в Прибалтике, В первом параграфе «Российская община в советский период» показано, что к моменту получения независимости российская обшина состояла из восьми групп, сформированных как по хронологическому, так и по социальному критерию. Первую составляют коренные россияне, проживающие здесь ешё с довоенных, или даже с дореволюционных лет. Особенность этой группы заключается в том что это наиболее интегрированная часть нашей диаспоры со всеми характерными признаками - владение языком, высокая степень толерантности, усвоение принятых норм социального поведения, интерес к культуре страны проживания. Доля этой группы в общем балансе диаспоры составляет около 9%. Ко второй группе автор относит представителей советской творческой интеллигенции, оказавшихся здесь после войны. Для этих людей переезд в Балтию, где давление правящей партии не было таким тотальным, как в России, являлся своеобразным способом эмиграции на Запад. Это была самая немногочисленная, но самая авторитетная группа, её представители оказали значительное влияние на культурное развитие этого региона. Скромные размеры этой группы (не более 1.5-2% всей общины) компенсировались её высоким социальным статусом. В третью, более многочисленную группы (около б% общины) входили представители различных профессиональных слоев интеллигенции (инженеры., учителя, врачи, научные сотрудники, театральные деятели, журналисты и т.п.), оказавшиеся в Прибалтике по распределению после окончания вуза, по специальному приглашению той или иной организации, выдержавшие конкурс на замещение вакантных должностей и т.п. Вторая и третья группы представляли российскую, или, точнее, многонациональную советскую интеллигенцию если и не интегрированную в новое общество, то готовой к широкому сотрудничеству с ним. Четвёртая гр\ппа (около 8%) включала высококвалифицированных рабочих, занятых освоением новых технологий на крупных предприятиях региона. Их переезд в Прибалтику вызывался производственной необходимостью, и в обшем, способствовал повышению профессионально-технического потенциала региона.

Вышеперечисленные четыре группы, составляющие примерно четвёртую часть российской общины в странах Балтии, не только профессионально, но и духовно обогатили социальный ресурс Прибалтики. Они же сыграли и важную роль в демократических преобразованиях этого региона. Русские секции народных фронтов Латвии. Литвы и Эстонии внесли существенный вклад в становление государственности этих республик.

Если первые четыре группы вызывали доброжелательное, или, по крайней мере, индифферентное отношение со стороны титульного населения, то офицеров Советской Армии прибалты воспринимали уже совсем по-другому. Вместе с членами своих семей эти военнослужащие составляли многочисленную и весьма заметную социальную прослойку которая классифицируется как пятая группа (около 15% общины). Психологическое своеобразие этой специфической группы было связано с их профессионально «кочевым» образом жизни, и соответствующей диспозицией. Но если временное пребывание офицерского корпуса Прибалтийского военного округа регламентировалось специальным приказом, и выполняющие этот приказ были по существу людьми подневольными, то офицеры-отставники, составляющие шестую группу, постоянными жителями Прибалтики становились по личным предпочтениям, что, естественно, вызывало негативное отношение коренных (в том числе и русских) жителей. А самовосприятие офицеров-отставников как освободителей Прибалтики, чем они справедливо гордились с нарастанием кризисных явлений в советской экономике вызывало раздражение у значительной части населения Прибалтики, в том числе и у русскоязычных. Тем более что в социально-бытовом плане отставники и члены их семей отличались, наряду с обладанием различных льгот особой энергетикой и активностью. Удельный вес этой группы примерно 15% обшины. И. наконец, две группы с самым низким статусом. Седьмая - это представители рядового и сержантского состава срочной службы, которым после отбытия воинской повинности в Прибалтике удалось там остаться, закрепиться, а затем и перевезти своих родственников («иммиграционный шлейф»). Здесь помимо русских большую долю составляли представители славянских народов - украинцы, белорусы, а также других народов многонациональной России. Десятки тысяч солдат через службу в армии смогли в конце 40-х и начале 50-х гг. уйти от «крепостного права» послевоенных колхозов. Доля этой группы в обшине примерно 12%. Лица, переехавшие в Прибалтику по оргнабору или лимиту строить крупные хозяйственные объекты союзного значения составили восьмую, наиболее многочисленную группу. К моменту распада Союза её доля достигла третьей части российской диаспоры в Балтии. Удельный вес этнических русских в этой группе был более высоким, чем в предыдущей, потому что в неё, как правило, рекрутировались жители наиболее бедных российских мест. - в основном, из сопредельных областей российского Нечерноземья. За оргнабором почти всегда следовал переезд родственников переселенцев. Так. с 1960 по 1990 гг. в Эстонию переехало 11,5% сельского населения Ленинградской и 12% сельского населения Псковской областей. Прибалтийские республики были единственным регионом в Союзе, где перед его распадом постоянно усиливался приток русского населения. Естественно что на их восприятие коренным населением существенно влияло быстрое предоставление приезжим жилья, как работающим на предприятиях, имеющих фонды для его строительства. Например, к 1991 г.

более 90% русских жителей Таллинна имели отдельные квартиры". Но напряжения, которые возникали между составляющими эти две группы и представителями титульного населения на бытовом уровне, носили не столько межэтнический, сколько межкультурный характер. Подобные межгрупповые столкновения, где бы они не наблюдались - в Москве. Санкт-Петербурге или Таллинне) не имеют сколько-нибудь значимой этнонациональной природы, а этнической является лишь внешней оболочкой кросскультурных (например, «образованные-необразованные», «горожане-селяне», «местные-пришлые» и т.п.) различий.

Таким образом, значительную часть российской диаспоры в странах Балтии составляли представители самых низкостатусных групп. Но именно эти две маргинальные группы наиболее активно проголосовали за выход Латвии и Эстонии из состава СССР, полагая, что выгоднее жить в богатой и комфортной Прибалтике, чем в единой, но бедной России. (Точно так же они голосовали и на Украине). Национально-патриотический мотив в принятии экзистенциального решения оказался слабее прагматического. Для изменения взглядов потребовалось, чтобы они почувствовали себя национально ущемлёнными. (Или поняли, что просчитались, оказавшись Е более бедной стране - Украине).

Во втором параграфе «Российская община в независимой Балтии» подчёркивается, что после распада СССР русские утратили своё особое положение, которое изначально было связано с их исторической функцией в образовании Российского государства. Российской империи, а затем и Советского Союза, с интегрирующей ролью русского языка и русской культуры, но также и с внедрением в массовое сознание тезиса о том, что русский народ - это «старший брат», «первый среди равных». Более того, русским была уготована теперь совершенно иная роль. В глазах титульного населения они становились олицетворением (или напоминанием) того самого тоталитарного режима, от которого только что удалось избавиться. Масштабы и последствия проблем с которыми столкнулись русские в странах Балтии после распада Союза, лежали не столько в сфере экономики и политики, сколько в психологической сфере. Русскоязычное население было значительно менее подготовлено к распаду СССР и образованию независимых государств, чем титульное в республиках Прибалтики. Этот социально-психологический шок лишь усилился в результате того, что подавляющее большинство русскоязычного населения в Латвии и Эстонии оказалось в ситуации массового безгражданства в новых государствах. В сложившейся ситуации в равной мере повинны как руководители России, не пожелавшие при подписании актов о признании независимости Латвии и Эстонии 24 августа 1991 года поставить в качестве условия гарантию равных гражданских прав для русскоязычного населения, и руководители Латвии и Эстонии, которые воспользовались этим. Для юридической основы был

" См. Эстония: столичные жители: материалы социологических опросов жителей Таллинна в 1974 и 1991 гг. Ред. Ю.В.Аругюнян. М„ 1995.. с.12

использован факт признания незаконности включения этих стран в состав СССР в 1940 году, что строго соответствует международному юридическому принципу, согласно которому «преступный акт не может создать прав».

За прошедшее десятилетие социальная структура нашей общины в странах Балтии существенно изменилась. С 1996 г. практически перестала существовать пятая группа. Резко уменьшилась и четвёртая группа -высококвалифицированные рабочие и младший технический персонал. Национально-радикальные политики Латвии и Эстонии до сих пор склонны гордиться разрушением крупной промышленности, так как это, по их мнению, позволило избавиться от «чужой» рабочей силы. Структурные перемены в экономике, связанные с переходом к рынку, коснулись русских, как наиболее сосредоточенных в кризисном секторе - промышленном производстве.

Каким же образом структурируется сегодня наша обшина в странах Балтии? На первый план вышла социальная стратификация, связанная с экономическим положением представителей обшины на рынке труда, их адаптацией к новым условиям жизни. Оказалась в длительной социальной депрессии та часть русской интеллигенции, которая активно поддерживала демократические движения времён «поющей революции». Первые правительства суверенных республик были в основном националистическими, русофобскими. Их стараниями русская часть демократического движения (в том числе и участники русских секций «Саюдиса» в Литве. «Народных фронтов» Эстонии и, особенно, Латвии) была грубо оттеснена на политическую периферию. В такой своеобразной форме были оценены их заслуги в борьбе с тоталитарным режимом и установлении демократии. В итоге оказалось, что большинство русских явно переоценили демократизм национальных движений в Прибалтике. Идейно-психологическая растерянность русской элиты в странах Балтии во многом сродни той, в которой пребывала основная часть демократической интеллигенции в России в 90-х гг.

Характеризуя нынешнее социальное самочувствие наиболее интеллектуальной части нашей диаспоры в странах Балтии, нужно сказать, что ни высокий профессионализм, ни большой стаж проживания, ни общая культура, ни знание титульного языка, ни даже получение гражданства не оказались сами по себе гарантиями материального благополучия Е независимых государствах Балтии. Более того, прежний жизненный опыт здесь, как и во всех других постсоциалистических странах, мог оказаться не только бесполезным грузом, но и препятствием к адаптации. Возникший новый рынок труда, как и в России, выдвинул и новый набор требований к желающим преуспеть. Поэтому принадлежность к «инсайдерам» и «аутсайдерам» не имеет прямой корреляции с указанными типологическими группами. Экономически продвинутые распределены по этим группам примерно в равной степени. Языковой барьер вполне мог компенсироваться энергией, напором, а недостаток обшей культуры или стажа проживания снижением моральных ограничений. А вот здесь представители седьмой и

восьмой групп обладали в этой ситуации своими очевидными преимуществами. Во-первых, они уже обладали достаточно свежим опытом адаптации к новым условиям, а, во-вторых, они в своей массе, в отличие от первых трёх-четырёх групп, не были излишне обременены грузом морально-этических ценностей.

Характерное свойство сознания люмпенизированной части любого общества - объединение разнонаправленных ценностных категорий в психологических установках. Причём среди представителей нашей диаспоры в Латвии и Эстонии максимальная величина этого показателя была отмечена у лиц с наименьшим стажем проживания здесь. В условиях жёсткой конкуренции в период перехода к рыночной экономике это качество -неразборчивость в средствах достижения цели - помогало представителям самых низкостатусных групп занять более выгодную позицию на рынке труда. Операциональной оказалась дифференциация по возрастным группам. Молодые, как правило, имеют существенно более высокий уровень жизни. У них и самая высокая самооценка, пик которой приходится на возрастную группу от 21 года до 30 лет. До одной четверти людей этой группы относит себя к высшим слоям общества. Причём внутри российской обшины поляризация по уровню доходов существенно выше, чем у титульного населения. Дифференцировать нашу диаспору в Латвии и Эстонии можно по признаку гражданской принадлежности: имеющие гражданство страны проживания, имеющие российское гражданство, не имеющие никакого гражданства, т.е. «неграждане» или апатриды. Существует критерий выделения различных социальных групп российской общины в зависимости от возможности ущемлять их в правах. Па этой основе прибалтийские социологи выделяют четыре группы: бывшие военнослужащие и члены их семей; лица, оказавшиеся на территории суверенных государств после провозглашения независимости; лица, занимавшие руководящие посты в партийно-советском аппарате; лица, связанные с деятельностью организаций, противостоявших борьбе прибалтийских народов за отделение от СССР.

Но наиболее универсальный критерий дифференциации в нынешних условиях - имущественный. По различным оценкам, не менее 15-17% представителей нашей обшины заняты в сфере официального бизнеса, в том числе и в мелкооптовой торговле, при этом 5-6% русскоязычного населения нужно отнести к социальному слою богатых, около 20% заняты в сфере образования, здравоохранения, торговли, гостиничных, бытовых и других услуг. Примерно 15% заняты в промышленном производстве, на транспорте (русские здесь составляют большинство водителей автобусов, такси, грузовых автомашин), в строительстве (здесь зачастую полулегально), значительная часть квалифицированных рабочих мужчин выезжают на заработки в соседние страны (Финляндию, Швецию, Польшу). Женшины находят работу в сфере услуг в Скандинавских странах, особенно популярны русскоязычные жительницы на этих видах работ в Исландии, где они заполняют большинство рабочих мест этой сферы. Примерно 20% нашей обшины составляют пенсионеры, сюда входят и офицеры-отставники.

которым пенсионное пособие, превышающее местную пенсию по старости в 4-5 раз, выплачивает Министерство обороны РФ. Остальные (а это 18-20%) русскоязычных - здешние безработные. В странах Балтии на крупных предприятиях были заняты в основном русскоязычные, а так как в Эстонии и Латвии осталось действующими не более 12-15% крупных предприятий (в Литве 30-35%), то безработица коснулась, прежде всего, представителей нашей обшины, именно они в Латвии и Эстонии дают до 2/3 обшего числа безработных. Правда, здесь необходимо учитывать некий деликатный момент. Государственных строительных организаций в странах Балтии давно уже нет, их заменили многочисленные частные фирмы, в том числе и мелкие, которым выгодно использовать незарегистрированную рабочую силу, а труд работников оплачивать наличными в конвертах. Нет необходимости пояснять, что значительную часть таких полулегальных строителей составтяют безработные, и. прежде всего, русские, точнее, русскоязычные.

В третьем параграфе «Поиск консенсуса» анализируется процесс осознания двумя основными общинами того, что народам, живущим на одной территории, прежде всего, необходимо идти к достижению взаимопонимания, признав, что существует только эта реальность и никакая иная невозможна Это и есть первое условие диалога. Социальное напряжение возрастает там, где это условие отсутствует. Многие исследователи, представляющие титульные народы Балтии считают, что русскоязычное сообщество в целом проявляло значительно больший уровень межнациональной терпимости и готовности к жизни в многокультурном окружении, чем титульная часть населения 12

В Прибалтике популярна упрошенная схема того, как менялось восприятие «этнически чуждых» Что в идеале хотел бы лимитчик при советской власти, скажем, в Латвии9 Чтобы все было так, как есть, но только лучше вообше без латышей С чем, естественно, латыши категорически не могли согласиться. Чего в идеале ожидал латышский хуторянин при советской власти? Чтобы Латвия была самостоятельной, а все русские вернулись в Россию С чем последние были также не согласны, хотя и не с такой абсолютной категоричностью Как это выглядит теперь, после распада СССР? В идеале русские хотели бы получить равноправие во всем: в политической жизни, в работе в государственных учреждениях, государственного двуязычия и т.п В идеале латыши видели превращение своей страны в монокультурное и моноэтническое государство, что должно быть достигнуто эмиграцией несогласных русских и ассимиляцией согласных

Вот на этом психологическом пространстве между крайними ожиданиями и стремлениями постепенно развивался процесс смягчения взаимного восприятия. И уже ко второй половине 90-х гг. обе стороны в той

1: См. например, Anderson, Barbara А. Silver. Впап D ,Titma Mikk, and Ропапп Eduard 1996 Estonian and Russian Communities //International Journal of Sociology, VOL 26, № 2 (SUMMER), pp 25-45

или иной мере признавали иелый ряд важных

являющихся основой для поиска компромиссов. В числе этих моментов можно выделить следующие: русские в Балтии - не просто община, но малая часть великого народа, и не просто великого народа, а соседнего государства (в отличие, например, от китайской обшины в США). У латышей (литовцев, эстонцев) другой родины, кроме Латвии (Литвы, Эстонии), нет. Если завтра Латвия (Эстония) станет идеально демократическим государством с полным равенством всех здесь проживающих, то послезавтра здесь окажется ешё несколько тысяч россиян, в первую очередь из неблагополучных регионов и «горячих точек» России. (Сходная ситуация сложилась в настоящий момент в Москве, где городское руководство принимает комплекс самых разнообразных ограничений для приезжих, порой антиконституционных, игнорируя критические эскапады российских правозащитников).

Русские имеют несравненно более мощную культуру, интеллектуальный и творческий потенциал, более сильную энергетику и генетическую адаптивность. И латыши, и эстонцы жалуются, что если в латышском или эстонском детском саду появляются русские дети, то вскоре все остальные дети переходят на русский язык. Русским детям свойственна большая активность, живость, они более склонны к лидерству в коллективах. Наконец, русский язык содержит значительно больший лексический тезаурус по сравнению с языками балтийских народов, кроме того, это язык, имеющий (наряду с английским) более широкое хождение в науке, бизнесе, быту. Ешё одним важным исходным моментом, который признан представителями обеих обшин теперь уже в равной мере, это тот факт, что русские отсюда не уедут в Россию и при самых неблагоприятных для них обстоятельствах. Даже те русские, которые приехали в Балтию в 70-80-е гг., т.е. мигранты последней волны (лимитчики, или «поздние мигранты»), прожив в Балтии 15-20 лет, уже психологически не способны к возвращению, они теперь не смогут жить в России. Вхождение россиянина, прожившего длительное время в Прибалтике, в сегодняшнюю российскую реальность требует ломки привычных представлений и долгого процесса адаптации к иному государству, организации производства, правовой защищённости, наконец, бытовым условиям. На этом уровне контакта с современной российской бюрократией контраст особенно тяжело воспринимается вернувшимися из стран Балтии.

В четвёртом параграфе «Новый субэтнос «еврорусские» рассматривается достаточно-своеобразная часть российской диаспоры. В странах Балтии уже сегодня начинает входить в активную социальную жизнь новое поколение русских, потомки тех самых «поздних мигрантов» 70-80-х гг. Многие из них никогда не видели своей исторической родины. Этим молодым людям гораздо ближе Стокгольм или Франкфурт-на-Майне. чем Москва или Нижний Новгород. Для них гораздо важнее утвердиться в социально-экономической, а не в политической жизни.

Молодые русские в Балтии отличаются от своих российских сверстников деловитостью, практичностью, трудолюбием. Как правило, они

владеют не только языком титульного населения, но и английским. Они с самого начала не могли рассчитывать на чью-либо помощь, и были поставлены в условия жёсткой борьбы за выживание. «Большая часть нашей молодёжи, - писала «Молодёжь Эстонии» 7 сентября 2002 года. - постепенно и как-то совсем незаметно, зачастую вопреки расхожему мнению, интегрируется в эстонское общество посредством языка, поэтому их будущее в Эстонии можно считать более-менее определённым». Многие из них успешно освоили торговлю, банковское дело, финансовые операции, завели деловые контакты на Западе. В отношениях со сверстниками титульных наций молодые русские чаше стремятся к поиску компромиссов. Отношение титульного населения к молодому поколению русских, как правило, благоприятное, что, поднимает и авторитет русской обшины в целом.

Молодой русский житель Балтии это уже не тот русский, родители или деды которого 25 или более лет назад выехали туда из Псковской или какой-нибудь другой области Советского Союза. Это горожанин, рано усвоивший поведенческие и интеллектуальные навыки своей среды, таких, например, городов, как Вильнюс. Рига или Таллинн. Для родственников из псковской деревни это уже чужой человек. Для них он не настоящий, неправильный русский. Но в то же время это и не литовец, латыш или эстонец в той мере, в какой таковыми являются местные литовцы, латыши и эстонцы. Существенная часть его персонального опыта - в силу влияния родителей и этнического сообщества (обшины), в силу враждебности со стороны местных национал-радикалов кардинально отличается от опыта его сверстников из титульного сообщества. То есть молодой житель Балтийского региона представляет собой новый субэтнос.

Молодые русские легче поступают в европейские и американские университеты, успешнее стажируются в зарубежных фирмах. Их меньше интересует проблема самобытности, в их мироощущении определяющую роль играет не столько национальное, сколько региональное сознание, т.е. социально-психологический феномен объединения людей не по этническому, а по территориальному признаку. Другими словами, отождествления себя не с будущностью своего народа, а с социально-экономическими проблемами территории постоянного проживания. Территориальный идентитет оказывается всё более значимым, чем этническая принадлежность. И отношения между молодыми поколениями двух основных обшин в Балтии -это уже качественно иные межэтнические отношения. Новые, молодые бизнесмены титульных национальностей, которые в недалёком будущем заменят нынешних политиков, уже строят своё социальное поведение по законам рыночной рациональности. Оставаясь на своих национальных они меньше обеспокоены сохранением латышского или эстонского языков, которые испытывает усиливающееся давление английского. Они более склонны к межэтническому сотрудничеству, и уже эффективно умеют работать совместно. Они практически полностью утрачивают доминанту конфронтаиионного сознания, иногда сшё свойственную их родителям Им. так же как и молодым русским, никому ничего не надо доказывать. То есть р

странах Балтии за последнее десятилетие происходит увеличение того самого амбивалентного слоя между двумя типами установок, присущих двум этническим общинам этого региона, которые были рассмотрены в начале главы. Можно предполагать, что прагматические ценности этого слоя уже в ближайшем будущем станут определяющими в развитии отношений между титульным и русскоязычным населением стран Балтии.

В странах Балтии в настоящее время идет интенсивный процесс формирования особой этнокультурной группы, особой этнической общности - балтийские русские - со своим менталитетом, со своей субкультурой, более адаптированной к современным глобальным вызовам Молодые русские в странах Балтии хотят остаться русскими по языку, по культуре, по своему национальному самосознанию, но вместе с тем быть лояльными гражданами своих стран проживания, представлять их интересы за рубежом, быть интегрированными в местное общество и не чувствовать здесь себя чужеродными элементами.

В третьей главе «Движение общества от планово-распредительной к либеральной экономике» рассматриваются процессы социально-экономических преобразований в странах Балтии, происходящие в 1990-е годы, и сравниваются с аналогичными процессами в России. Процессы перехода к новой общественно-экономической формации начались в СССР во второй половине 80-гг. на фоне общего кризиса социалистической экономики, но предпосылки для этого в отдельных регионах Союза существенно различались. В первом параграфе «Стартовые условия накануне реформ» анализируются предпосылки для кардинальных социально-экономических преобразований России и стран Балтии. На обшесоветском фоне республики Прибалтики выделялись и по качеству продукции, и по уровню производительности труда, и по культуре производства. В какой-то мере это было и результатом государственной политики. По сравнению с Россией, союзные республики традиционно имели существенные льготы при централизованном распределении ресурсов, у прибалтийских республик были и другие преимущества - выгодное географическое положение, близость Европы, а также многочисленные и хорошо оборудованные морские порты, большинство из которых незамерзающие. Но, с другой стороны, республики Прибалтики не могли равняться с тем масштабом и качеством научно-технического кадрового потенциала, которым располагала Россия. Военно-промышленный комплекс, сконцентрировавший к концу 80-х гг. львиную долю интеллектуального и творческого ресурса Советского Союза, сосредоточен был на территории Российской Федерации, где располагались и основные научно-исследовательские центры, и наиболее важные производства, применяющие новейшую технологию, по многим параметрам которых СССР занимал лидерские позиции в мировом сообществе. В России находились и лучшие учебные заведения страны, готовящие специалистов, которые и сегодня во многих областях. являются, по общему признанию. наиболее востребованными на международном рынке труда У прибалтийских

республик были и другие преимущества - выгодное географическое положение, близость Европы, а также многочисленные и хорошо оборудованные морские порты, большинство из которых незамерзающие.

В отличие от России республики Прибалтики не имели собственных сырьевых ресурсов для функционирования и развития народного хозяйства. Их недра не содержали практически никаких природных богатств, кроме небольшого месторождения сланцев на Северо-востоке Эстонии. В этом они решительно проигрывали большинству союзных республик, кроме разве что Молдавии и Грузии. Поэтому весь производственный и агропромышленный комплекс Прибалтики находился в полной зависимости от внутрисоюзных поставок. Ешё в более тесной зависимости от других республик, и, прежде всего, от России, находились морские порты Прибалтики. Сырьё, комплектующие, энергоносители, в конце концов, можно приобрести у любого продавца, выбор определяет рынок. Но оказание транзитных услуг безальтернативно, - здесь всё определено географией. Таким образом, и у стран Балтии, и у России были и свои преимущества, и свои недостатки, но в целом практически равные условия в канун экономических преобразований. Огромный интеллектуальный потенциал России, так же как и концентрация передовых технологий, в отдельных направлениях даже превосходящих западные аналоги, также создавало для России более выгодные стартовые условия

Разгосударствление собственности, начавшееся одновременно и в странах Балтии, и в России, рассматриваются во втором параграфе «Процессы приватизации», в котором анализируется соотношение объективных и субъекливных факторов экономической реформации, выявляются различия в целях и методах приватизации в странах Балтии и России, в отношениях, собственности, власти. Если целью экономических реформ в странах Балтии, так же как и в странах Центральной и Восточной Европы, было освобождение от жёсткого государственного регламентирования и контроля в целях социально-экономического развития общества в целом, то итогом-экономической, реформации в России было полное освобождение от какого-либо общественного регламентирования и контроля за финансовыми спекуляциями узкой группы лиц в обмен на политическую поддержку.

«Если в начальных пунктах перестройки многие из очевидных сегодня промахов объяснялись, прежде всего, теоретической непроработанностью самой проблематики трансформационного процесса - пишет академик Л.Некипелов - то со временем всё большую роль начинают играть сформировавшиеся на базе проводившейся политики интересы тех групп, которые получали от её реализации наибольшую выгоду. Именно поэтому по мере возрастания аппетитов этих групп возрастает их воздействие на массовое сознание, оформленное в виде идеологизации экономической политики»1

" А.Д Некипелов. Очерки по экономике посткоммунизма. М.. 1996. с.ЗО 1-302.

Несмотря на различный масштаб экономик, приватизационные процессы в государствах Балтии проходили гораздо медленнее, чем в России, что объясняется в первую очередь их прозрачностью и реально осуществляемым общественным контролем в виде эффективной системы обратных связей. Так как при продаже крупных объектов использовался, как правило, публичный конкурс (тендер), то общественность стран Балтии имела возможность постоянно отслеживать все этапы и детали прохождения этой сложной и достаточно длительной процедуры. СМИ здесь уделяли данной проблематике самое пристальное внимание, а отдельные публикации заставляли правительство корректировать или даже приостанавливать ход продаж. Подобный механизм социального контроля за деятельностью власти есть важнейший элемент демократического государства. Эффективный общественный контроль за проведением приватизации свёл к минимуму бюджетные потери и обеспечил её высокую экономическую эффективность приватизационного процесса в государствах Балтии. Это обеспечило включение социальной энергии активной части населения в экономическое развитие этих стран. В России этот ресурс не был использован, так как население было отстранено от этого процесса.

В третьем параграфе «Социальный эффект экономических реформ» сравниваются социальные издержки экономических реформ в России и странах Балтии. В России в отличие от стран Балтии, как, впрочем, и от других европейских государств, либеральные идеи не имеют столь широкой социальной базы в обществе. Обращение общества к либеральным ценностям отличает лишь отдельные периоды в российской истории Х1Х-ХХ веков Десятилетие, охватывающее вторую половину 80-х и первую 90-х гг. XX века было именно таким периодом. Популярность всего того, что связано со свободой личности, индивидуалитетом, персональной инициативой стремительно возрастала в российском обществе. К началу 90-х гг. она захватила значительную часть населения, причём самую продуктивную её часть, т.е. в обществе возникла широкая социальная и психологическая основа для практической реализации либеральных и демократических идей. Государственной власти представился великолепный шанс для создания цивилизованной свободной рыночной экономической системы в России и перспектив быстрого экономического развития. Но российские реформаторы не только не воспользовались этим шансом, но, по существу, сделали всё. чтобы опорочить ценности свободы в глазах населения. То, что происходило в России в 90-е гт. в конечном итоге вызывало в общественном мнении возрастающее негативное, точнее сказать, даже враждебное отношение и к ценностям свободы, и к самому понятию «демократия». Либеральная идея оказалось настолько дискредитированной в обшественном сознании населения нашей страны, что к концу 90-х годов масштаб агрессивного неприятия либеральных и демократических ценностей создал вполне реальные предпосылки для возврата к авторитарному режиму. В своей недавно вышедшей книге «Глобализация и недовольство ею» американский профессор, нобелевский лауреат Дж. Стиглиц гайдаровскую шоковую

ЯОС. ЛАЦНОНЛЛЛИЛЯ I СКБЛНОГСКЛ I С. Петербург I

ОЭ 300 $ *-----

терапию называет «большевистским подходом к рыночным реформам». «По существу. - пишет он, - радикальные реформаторы прибегли к большевистским стратегическим методам, хотя и заимствовали их из других учебников... С Россией случаюсь худшее из возможного: невероятный спад производства и невероятный рост социального неравенства. Прогноз на будущее мрачен. Крайнее неравенство тормозит экономический рост. По степени социального неравенства Россия сравнима с латиноамериканскими обществами, которые благодаря полуфеодальному наследству считаются в этом отношении рекордсменами. Приватизация в России не только не способствовала экономическому подъёму страны, но и подорвала доверие к правительству, демократии и реформам. В результате раздачи своих природных богатств до того, как вступила в строй система налогообложения природной ренты, кучка друзей и сподвижников Б.Ельцина превратилась в миллиардеров, а государство оказалось не в состоянии выплачивать пенсионерам 15 долларов в месяц»14. Далее автор добавляет: те, кто. используя свои связи и влияние, приобрёл миллиардные активы, заплатив за них ничтожную цену, заинтересован в вывозе денег за границу. Поскольку «приватизация не имела политической легитимности, к бегству капиталов подталкивала ешё угроза возможного пересмотра её результатов». В отличие от России, характер и направленность приватизации в странах Балтии, так же как и в Венгрии. Польше, Чехии и других постсоциалистических странах, наоборот, исключали возможность номенклатурного присвоения государственной собственности. Страны Балтии за прошедшее десятилетие сумели решить важнейшую социально-политическую задачу перехода от советского к демократическому обществу: они реально осуществили разделение властей. Это не только позволило избежать криминальной приватизации, но и создало фундамент гражданского общества. К сожалению, этого не смогла сделать Россия в которой разделение властей носит формальный, декларативный характер, а сам правовой постулат «разделение властей» не имеет реального содержания, что во многом определило все её нынешние беды.- Проведённый- анализ позволяет и получить ответ на вопрос, почему в богатой интеллектуальными и природными ресурсами России уровень благосостояния населения значительно ниже, чем странах Балтии, и этот разрыв увеличивается, хотя стартовые условия были практически равными, а экономические реформы начались одновременно. Сравнение процессов, связанных с переходом от социалистической системы хозяйствования к свободному рынку в странах Балтии и России производится на основе привлечения обширного фактологического материала, использования отечественной и зарубежной статистики, оценок и суждений ведущих экономистов и обществоведов России и Запада.

м Stiglitz J Е. Globalization and its Discontents. W.W.Norton & Company, New York -London, 2002. P.154-163

В четвёртой главе «Изменения в социальной структуре общества»

анализируются отношения собственности, власти, процессы формирования и распределении новых элементов и субэлементов социальной структуры, тенденции и направлениях социальной мобильности. В первом параграфе «Социальная структура в переходный период» и подчеркивается, что к началу 90-х гг. значительная часть населения Союза была уже продвинута в сферу рыночных отношений, а слой частных предпринимателей был довольно заметным в социальной стратификации советского общества. К этому времени стали накапливаться, если не элементы, то определённые предпосылки образования гражданского общества - появление большого слоя преподавательской, технической и научной интеллигенции, управленческого персонала среднего звена, деятелей культуры. Характерными чертами многих представителей этого слоя были не только солидное общественное положение, высокий уровень образования и денежных доходов, но и самостоятельность мышления, высокая самооценка и соответствующее чувство собственного достоинства. Особенно был заметен этот слой в крупных промышленных городах, и здесь Россия имела безусловное преимущество перед другими союзными республиками, в том числе и республиками Прибалтики. Россия располагала такими ареалами концентрации научно-технической и творческой интеллигенции как Москва. Ленинград, Новосибирск. Свердловск, Горький, Томск и другие, которые выдвигали её на первые позиции в мировой иерархии интеллектуальных стран. К сожалению, это преимущество не было использовано. Инновационный кадровый потенциал не был задействован реформаторами в строительстве новой России. Более того, именно этот слой испытал наибольшую экономическую и социальную дискредитацию в процессе проведения реформ. Большинство его представителей было выброшено на обочину социальной жизни. Состояние социальной структуры в переходный период характеризуется стихийностью, аморфностью. Тектонические общественные сдвиги разрушают групповые связи и межгрупповые границы, общество деструктурируется, переживая период своеобразного «социотрясения» (термин, придуманный Б.А.Грушиным для описания российских реформ 90-х гг.). Критерии социального расслоения, к которым относятся общественное разделение и организация труда, имущественное положение, престиж, властные отношения и социальная самоидентификация остаются группообразующими, но плохо фиксируемыми. Границы между группами частных интересов остаются размытыми и неустойчивыми. По большей части они основываются на сходстве условий микробытия своих носителей и не достигают того уровня социальной определённости, которая побуждает к ясно выраженной солидарности. Традиционная государственная статистика утрачивает способность отразить происходящие перемены в структуре занятого населения. Структура занятости становится фрагментарной, текучей, трудно классифицируемой. Во-первых, социальное положение любой нестабильной группы, состав которой быстро меняется, а границы нечётки, вообще изучать нелегко, а тем более в динамике. Во-

вторых, очень трудно отделить тенденции, обусловленные экономическим кризисом как таковым, от более обших тенденций переходного периода, лишь обращающих на себя внимание в обстановке кризиса. В условиях переходного периода стратификационная система общества, представляющая собой дифференциацию социальных ролей и позиций в нём, и определяемая как всякая повторяющаяся модель социального поведения, становится многовариантной. Модели социальной стратификации, построенные на разделении труда, заменяются более гибкими моделями, построенными на основе имущественных различий, различий в доходах, в уровне образования. в престиже профессий, в стандартах потребления и т.п., вытесняя традиционное классовое ранжирование. В официальных справочных материалах возрастает величина статистической группы занятых «другими видами деятельности», охватившая уже в 1998 г. как в России, так и в государствах Балтии практически треть всего занятого населения.

Распределение занятого населения по отраслям экономики в 1998 г. (в %) .

промышленность. сельское и лесное хозяйство строительство транспорт и связь : торговля Другие виды

Россия 22,2 14.1 7,9 7.6 ! 14,5 33,7

Латвия 18.4 17,6 6,0 6,0 . 18,3 31,1

Литва 22,3 18,6 6,7 6.7 | 16.4 29.3

Эстония 25.7 9,5 7,5 7.5 , 16,4 31,6

Технологический прогресс всё более обесценивает массовый индустриальный труд, а фактор материального богатства, столь важный в прошлом, заметно поблек перед фактором статуса, перед принадлежностью к «высшим ступеням» в общественной иерархии. Этот процесс в странах постсоветского пространства имеет свои специфические проявления, поэтому классические западные модели социальной стратификации далеко не всегда применимы в этих условиях. Глобальные общественные изменения диктуют новые методологические подходы не только к социальной дифференциации, но и к социальной интеграции. Современная общественно-экономическая структура начинает формироваться не по одному главному критерию (собственник - не собственник), а по целому ряду критериев, характеризующих самые различные аспекты социального положения людей. Само понятие «благосостояние» в современных условиях оказывается не вполне адекватным, если его ограничивать строго экономическим подходом. Так, ешё Т.Веблен отмечал, что такой подход игнорирует элементы престижа и общественного положения. По его мнению, человеком управляют инстинкты: склонности и привычки, к числу которых относятся «показное материальное потребление», «завистливое сопоставление», т.е. приобретение вешей ради их дороговизны, как средство достижения определённого статуса

15 Россия и страны мира М.. 2000. с 54

в референтной труппе. Да и само потребление, согласно английскому экономисту Дж.Гобсону, определяется не столько рациональностью, сколько престижем, традициями и мнимыми нормами респектабельности. Ещё раньше другой английский экономист А.Пигу в своей книге, опубликованной в 1920 году, к определению понятия благосостояния подходил социологически, вводя наряду с сугубо экономическими широкий набор качественных и субъективных элементов, и устанавливая их взаимосвязь. Благосостояние, по его определению, означает то, насколько хорошо чувствует себя человек или какова степень его удовлетворенности жизнью.

Динамику занятости в странах Балтии по основным отраслям за десять лет в период 1989-1998 гг. дают, на основании своих методик расчёта, эксперты ОБСЕ. Изменения показателей, приведённых в таблице, даёт достаточно полное представление о том, как складывалась социально-профессиональная структура населения стран Балтии. Отчётливо просматривается последовательное увеличение доли занятых в сфере услуг во всех трёх республиках примерно в равной мере. Но источники пополнения этого сектора экономики существенно различаются.

Занятость населения стран Балтии по основным секторам (в %)'6

Латвия Литва Эстония

Про- МЫШ- лен-ность сельское хозяйство строит-ель-сгво сервис про-мыш-лен-ность сельское хозяйство стро ит-ель-ство сервис про-мыш-лен-ность сельское хозяйство строит-ель-ство сервис

1989 * * * * 30 18 12 40 29 21 8 42

1990 28 17 10 45 30 21 11 38 29 21 8 42

1991 27 18 9 46 30 18 10 43 28 20 8 43

1992 25 20 7 48 29 20 9 43 28 19 8 46

1993 23 20 5 52 26 23 7 45 26 17 7 50

1994 21 19 6 54 22 23 7 48 25 15 7 53

1995 20 18 5 56 21 24 7 48 29 11 5 . 55

1996 20 18 6 56 20 24 7 49 28 10 6 57

1997 20 19 6 55 * * * * 26 9 7 57

1998 18 18 6 58 20 22 7 61 26 9 8 58

* - нет сведений

По сравнению со странами Балтии формирование социальной структуры либерального рынка в России идёт значительно более медленными темпами. Российское общество отличается от своих балтийских

" OECD Economic Surveys. 1999-2000. The Baltic States. A Regional Economic Assessment. 2000. p.236.

соседей большей атомизацией. Понятие «общество» в современной России достаточно условно, так как в этом понятии содержится указание, прежде всего, на интеграцию, а у нас оно в высшей степени дезинтегрировано. Кроме того, социальная поляризация настолько велика, что люди, располагающие средним уровнем доходов составляют весьма незначительную долю населения страны. По данным исследований, проведённых в 1998 г. под руководством З.Голенковой и Е.Игитханян, в России лишь 6,5% населения могли быть условно включены в средний социальный слой. С одной стороны, если использовать недавнюю терминологию, верхи общества в своей основной массе не сумели найти своё место в условиях современной рыночной экономики, и в первую очередь в отношении эффективности использования ресурсов, а, с другой, низы ешё не готовы взять на себя ответственность и инициативу в решении жизненных проблем общества. Здесь причина и в традициях и менталитете населения, но, не менее существенная в тех пороках реформ, которые ликвидировали институты государственного патернализма, но не создали условий для общественной самореализации (не в теневой сфере!) активной части населения. Возможности гражданской инициативы населения не только не расширились, но даже сузились, что переводит вопрос о формировании среднего класса в чисто теоретическую плоскость. Реальная, а не теоретическая опасность состоит в том, что ныне существующая в России порочная социальная модель может быть законсервирована на много лет. Во втором параграфе «Ядро будущего среднего класса» рассматриваются предпосылки формирования среднего класса в странах Балтии и России, а также критикуется узкоэкономический подход к определению среднего класса и подчёркивается, что средний класс в его строгом классическом содержании составляют не просто обладатели определённого размера собственности, но носители базовых ценностей демократического общества - личного достоинства и самоуважения, самостоятельности в оценках, общественно-политической активности, иммунитета к социальному манипулированию и многих других, которые и делают средний класс основой гражданского общества. В главе обосновывается необходимость учёта социально-политической компоненты в определении «средний класс», и подчёркивается, что нельзя, давая определение среднему классу, «сводить его к простейшему потребительскому критерию, - например, два автомобиля на одну семью, что автоматически делает любого «братка из солнцевской или тамбовской мафии столпом гражданского общества».

Тем не менее, российские масс-медиа демонстрируют уверенность в наличии среднего класса (именно класса, а не слоя) в социальной структуре нашего общества. «Почему же в российской политической публицистике, вообще в политическом лексиконе так много упоминаний о среднем классе, который то ли уже существует, то ли должен быть форсированно создан, чтобы образовать основной стержень демократического общества? - задает вопрос А.Галкин. - Видимо, к числу причин этого следует отнести, наряду с прочим, сменившие знак рудименты прежнего мифологизированного

сознания. С советских времён в этом сознании застряло представление, согласно которому в обществе должна существовать массовая социальная группа, составляющая опору существующего политического режима. В свой время ею считался рабочий класс. Теперь у нового режима должна появиться своя социальная опора - средний класс. Если его нет, то его следует создать, а если не получается - то, в крайнем случае, придумать»."Педалирование темы среднего класса в официальной лексике властных структур и контролируемых ими масс-медиа - один из многих фантомов, призванных демонстрировать достижения экономических реформ. Ещё П.Бурдье отмечал, что уже само обозначение социальных групп является эффективным механизмом управления массового поведения. Достаточно вспомнить недавнюю пресловутую «прослойку» между двумя «полноценными» классами в СССР. Это политическое клише не только указывало для интеллигенции место в социальной структуре, но и заранее дезавуировало её претензии на социально-политическое творчество. Внедрение в массовое сознание стереотипизированных понятий, к которым относятся и понятия, обозначающие социальные группы, является одним из эффективным рычагов воздействие на массовое сознание. Именно отсюда проистекают усилия со стороны правящей номенклатуры, во что бы то ни стало утвердить наличие среднего класса в современной России. «При отсутствии в России среднего класса, - отмечает в этой связи проф. Р.Гринберг, - почти половина населения отождествляет себя со средним классом - то есть более или менее довольны жизнью, что ещё больше укрепляет уверенность власти в правильности своего поведения»18.

В третьем параграфе «Динамика предпринимательского корпуса» анализируется становление предпринимательства как экономического фундамента будущего среднего класса, которое в странах Балтии завершилось, в основном, к 1996/1997 гг. К этому времени в республиках произошло распределение внутреннего рынка, в основном состоялась приватизация средних и значительной доли крупных предприятий, заполнились основные ниши удовлетворения общественных потребностей. Произошло расслоение населения и в целом завершилось формирование социальной структуры предпринимательского корпуса, составляющего примерно 10% в новой социально-классовой структуре всех занятых в народном хозяйстве республик.

В пятой главе «Два информационных пространства» исследуется проблема отражения в средствах массовой информации социальных процессов, В первом параграфе «Особенности становления и функционирования СМИ в новых условиях» подчёркивается. что процесс «медиатизации» общественной жизни всегда развивается на конкретном

" А.Галкин. Тенденции изменений социальной структуры//Соииологические исследования, № 7,1998. с. 88.

11 Р.Гринберг. Философия кубышки. Российская экономика: промежуточные итоги// Свободная мысль-ХХ1. № 4,2004. С. 109.

национальном или региональном фоне. В этой связи можно высказать предположение, что вряд ли найдутся в Европе другие такие страны, где СМИ пользовались бы таким доверием, как в странах Балтии. В этом регионе масс-медиа являются важнейшим фактором, определяющим настроение общества. Это подтверждается многочисленными социологическими исследованиями, проведёнными в этих странах. Наиболее масштабное репрезентативное исследование общественного мнения было проведено в Литве в 1999 г., в ходе которого социологической службой Baltic Surveys/Gallup было опрошено 10 тысяч респондентов. Было установлено, что 76% из них больше всего доверяют СМИ. Гораздо меньше население доверяет другим общественным институтам - президенту, парламенту, правительству, местной власти, судам, банкам и даже церкви. В массовом сознании населения стран Балтии СМИ стали играть роль авторитетного независимого арбитра, который мог разоблачить и морально осудить бюрократизм и коррупцию высокопоставленных чиновников. Независимость медиа-каналов обеспечивалась принятыми во всех трёх республиках в начале 90-х гг. весьма либеральными законами об информации. Этими законами были запрещены все государственные СМИ, а политическим партиям и банкам не разрешалось иметь собственные радио- и телеканалы. Масс-медиа в странах Балтии обладают серьёзным влиянием в обществе и в этом смысле вполне эффективно осуществляют специфические функции «четвёртой власти». Материалы о противоправных действиях чиновников или превышении ими своих полномочий, публикуемые в российских масс-медиа, почти никогда не вызывают какой-либо реакции соответствующих служб, даже если журналистами приводятся копии документов и номера счетов в банках. В странах Балтии положение совершенно иное. Правительственные круги в этих странах вынуждены считаться со СМИ, здесь они являются важным составным элементов формирующегося гражданского общества. Во втором параграфе «Роль балтийских СМИ в процессах интеграции общества» отмечается, что в странах Балтии существуют два параллельных и обособленных информационных пространства: на русском и на титульном языках. В их пределах по-разному отражаются происходящие в республиках процессы. Журналисты, пишущие для титульных изданий, считают, что главная задача СМИ - информировать и развлекать. Сообщения, основанные на простом перечислении фактов, по их мнению, лучше воспринимаются коренным населением. Российская аудитория легче откликается на эмоционально окрашенную информацию, сухого перечисления событий и фактов ей недостаточно. Поэтому для прессы на русском языке при описании событий характерен заинтересованный, сочувствующий, или, наоборот, уничижительный, иронический и саркастический тон. В какой-то мере эти различия коренятся в несовпадении представлений о предназначении прессы. Для титульных изданий характерны ориентация на Запад, в целом положительная оценка состояния экономики, подробная хроника внутригосударственных происшествий, репортажный стиль объективного наблюдателя. Эмоционально заинтересованные публикации можно встретить

и в титульной периодике, но доминирует всё-таки известная отстранённость авторов публикаций от описываемых событий, демонстративная беспристрастность. Ещё одно различие связано с тем, что в титульных СМИ значительно больше материалов, подчёркивающих негативные стороны сегодняшней российской действительности. Журналист издания на русском языке, в противоположность стремящемуся к «бесстрастности» титульному, изначально ошушает себя активным соучастником происходящего. Он выполняет важнейшую, по его мнению, функцию надзора за деятельностью должностных лиц. В определённой мере это связано с национальными традициями, в том числе и историческими, отсутствием или неразвитостью у нас институтов гражданского общества, роль которых выполняла массовая периодика. Во времена СССР люди писали в «Правду». «Известия» и другие газеты, и, случалось, газеты оказывали им помощь.

В титульных СМИ проблемы рассматриваются, скорее, на абстрактном уровне. При этом акцентируется роль государства, различных его структур. Здесь журналисты чаще исходят из того, что в политике существенны только проблемы, тенденции и конкретные действия. Русскоязычные журналисты, наоборот, стремятся всё рассматривать в «человеческом измерении». В русскоязычных СМИ меньше обобщений, чаще поднимаются проблемы, требующие конкретного решения. При этом в процессе их обсуждения и решения подчёркивается роль самых СМИ. В русскоязычных медиа-каналах доминируют критика существующей действительности, скептическое отношение к сложившейся ситуации, здесь преобладают материалы о защите соотечественников и заметны ностальгические нотки. Разумеется, в русскоязычной прессе меньше негативных публикаций о происходящем в России. И тон публикаций на эту больную тему не холодный и язвительный, как в титульной, а скорее возмущающийся или сочувствующий. Протестую тематику в русскоязычных медиа-каналах постепенно стали вытеснять адаптационные мотивы, поиски межэтнического консенсуса. Так, в последние годы в русскоязычных СМИ заметно возрос интерес к проблемам включённости русских жителей Балтии в новое общество. К тому времени и национал-радикальные лидеры народов Балтии стали осознавать, что русские в Россию не вернуться, и необходимо искать формы совместного проживания, социальной консолидации общества, а стабилизация государственности создала у титульного населения чувство безопасности.

В третьем параграфе «Образ стран Балтии в российских масс-медиа» даётся объяснение причинам искажённого представления в российских СМИ о том, что происходит в странах Балтии. Российские СМИ за прошедшие десять лет создали своеобразную информационную сетку, которую помещают между индивидом и действительностью, понуждая его думать в определённых категориях, понуждая его думать в определённых категориях, замечать и оценивать лишь те аспекты действительности, которые эта сетка признаёт в качестве значимых. Российским реформаторам, которые внедрили в массовое сознание тезис о том. что миллионы беспризорных детей, депопуляция населения, обнищание масс, масштабная коррупция, бегство

капиталов и прочие пороки номенклатурного капитализма есть обязательная, неизбежная плата за свободу, невыгодны объективные публикации о наших соседях. До тех пор, пока в России не будут знать, как проводились экономические реформы в Эстонии, Литве, Латвии, так же как и в Чехии, Польше, Венгрии, Словении, и, прежде всего, как там проводилась приватизация, каковы её практические результаты, как там живут простые люди, до тех пор, пока российское общество будут держать в неведении о новой жизни в бывших социалистических странах, в общественном сознании россиян будет сохраняться фаталистическое восприятие всех бед и пороков современной России.

В Заключении приводятся основные теоретические выводы и итоги диссертационного исследования, обобщаются его результаты.

Проблемы, связанные с темой исследования представлены в более чем 120 публикациях диссертанта (монографиях, книгах, статьях, разделах коллективных монографий, тезисах докладов на русском, английском, латышском, литовской и эстонском языках, общим объёмом около 150 п.л. Среди наиболее важных публикаций, отражающих основное содержание диссертации, могут быть названы:

Отдельные работы и разделы в коллективных монографиях

1. Россия и страны Балтии. М., Academia, 2003.28,5.п.л.

2. Начальник цеха: методы и практика руководства (социологический очерк) М., Советская Россия, 1981. 10,2 п.л.

3. Коллектив. Соревнование. Личность. М. Советская Россия, 1983. 9,7

п.л.

4. О некоторых проблемах политической социализации личности. М.. Институт социологии., 1990. 3,0 п.л.

5. Российская община в государствах Балтии. - В книге: Россия: трансформирующееся общество. Под ред. В.Ядова. М, Канон-пресс-Ц, 2001. 2,5 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой).

6. Два информационных пространства. - В книге: Страны Балтии и Россия: общества и государства. М, изд. Референдум. 2002. 2,6 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой).

7. Этнические различия в установках и ориентациях предпринимателей Эстонии. - В книге: Неэстонцы на рынке труда новой Эстонии. Под ред. Л.Дробижевой. М. Канон-пресс-Ц. 2001. 1,5 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой)

8. От национального самосознания к гражданскому. - в кн. Массовое сознание и массовые процессы. Под ред. В. Ядова. Институт социологии РАН. М., 1993. 1,2п.л.

Статьи в академических журналах

9 Вторичный производственный коллектив как социальный объект // Социологические исследования, № 2, J 976. 0,5 п.л.

10. Бизнес по-русски и по-латышски. //Социологические исследования, №11,1997,0,8 п.л.

11.Страны Балтии: этносоциальные особенности и общие черты.// Социологические исследования, № 1, 2003. 1.0 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой)

12. Балтийские масс-медиа: динамика последнего десятилетия.//Социологические исследования, № 2.2004.0.8 п.л.

13 Образ стран Балтии в российских СМИ//Социологические исследования, № 5,2004. 0,8. п.л.

14. Портрет латвийского предпринимателя.// Вопросы экономики, № 11, 1997, 1,0п.л.

15. Страны Балтии: обшее и особенное (социально-экономический аспект).// Вопросы экономики, № 9,2002.0,8 п.л.

16. Новые варяги (российская диаспора в странах Балтии).//Вопросы экономики, № 2,2003. 0,8 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой)

17. Человек в бизнесе. Портрет литовского предпринимателя. //ЭКО, № 3,1998,0,8 п.л.

18 Русская Балтия, или как экономика стирает границы и объединяет народы. // ЭКО, № 5,2001,1,2 п.л.

19. Страны Балтии и распад СССР.// Вопросы истории. № 12, 2002, 1.0

п.л.

20. Страны Балтии в годы горбачёвской перестройки.// Новая и новейшая история, № 2,2003.2,2 п.л.

21. Государства Балтии и развал СССР. // Политические исследования, № 6,2002.0,5 п.л.

22. Перемены в массовом сознании русской диаспоры в странах Балтии.//Психологический журнал, № 2,2004.1,2 п.л.

23. Новый балтийский субэтнос «еврорусские». //Вестник «Социология политики» № 2,2004. 1,1 п.л.

Другие теоретические и общественно-политичские журналы и еженедельники

24. Российская диаспора в государствах Балтии.// Свободная мысль-XXI, №10,2002. 1,2 п.л.

25. Приватизация по-прибалтийски и по-российски//Свободная мысль-XXI, № 5,2004.

26. О некоторых мифах и стереотипах массового сознания // Власть, № 9,2002.0,7 л.л.

27. Два информационных пространства. // Власть, № 1,2003. 1,0 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой)

28 Калининградский эксклав: новая роль в условиях расширения ЕС // Власть, № 10,2003. 0,8 п.л.

29. Проблемы перехода от национально-государственных образований к региональным (Роль мезоуровня в обшественных системах) //Власть, № 5. 2004. 0,7 п.л.

30. О виновниках развала Советского Союза.//Полития, № 2, 2003. 1,0

п.л.

31. От монолога к диалогу. Этнопсихологические аспекты реформации политической системы общества. // Диалог, № 11, 1994. 1,0 п.л.

32. Свет и тени нового экономического партнерства // Диалог №4-6, 1994,0,8 п.л.

33. Три года спустя, (итоги социологического мониторинга) // Диалог, № 12,1997. 0,75 п.л.

34. Россия: от федерации к конфедерации?// Диалог, № 4, 1997. 0,8 п.л.

35. Человек в системе национальных отношений.// Лидер, № 8 и № 9, 1991.1,2 п.л.

36. Есть ли выход из тупика? // Народный депутат, № 18,1990.0,5.п.л.

37. Пятая власть. // Народный депутат, № 17,1991. 0,5 п.л.

38. Рост национального самосознания: во зло или во благо? // Народный депутат, № 1,1992.0,5 п.л.

39. Утраченное время, потерянное пространство.// Пресс-центр, XX век. №5,1992. 0,5 п.л.

40. Возможен ли новый Руссо-Балт?//Внешняя торговля, № 2, 1999. 0.8

п.л.

41. Российско-литовские экономические отношения: социологический аспект//Внешняя торговля, № 5,1999.0,8. (в соавторстве с Т.Кочегаровой)

42. Какой плацдарм мы ещё не оставили?//Вестник содружества, № 5-6, 1999.0,7 п.л. (в соавторстве с Т.Кочегаровой)

43. Путь из неграждан в еврорусские.//Новое время, № 10,2002. 0,6 п.л. (на рус. и англ. яз.)

44. Рижский бальзам на душу//Новое время №. 15,2002. 0,6 п.л.

45. Путешествие из Москвы в Калининград на фирменном поезде «Янтарь»//Новое время, № 21,2003.0,6 п.л. (на рус. и англ. яз.)

46.Мост из Калининграда в Европу//Новое время, № 6,2004. 0.6 пл.

47. Калининградский эксклав: балтийский Сингапур или штаб-квартира региона?//Внешнеэкономические связи, № 2,2004.

Статьи в периодике стран Балтии

48. Перспективы развития экономического сотрудничества Литвы и России в зеркале социологии.// Литовский курьер, № 37, Вильнюс. 1999. 0.6 п.л.

49. Литва и Россия: настоящее и будущее экономического партнёрства (по материалам социологического мониторинга).// Уаге1о ginios (на лит.яз), Вильнюс, № 36, 1998. 0,5 п.л.

50. Куда идти? //Риеуа1есМ, Таллинн, № 19, 1996. (на эст.яз.) 0,5. л.л.

51. Социально-экономические проблемы делового партнёрства//Бизнес & Балтия, Рига, № 39,1999.0,5 п.л.

52. Эстонско-российские экономические связи: состояние и перспективы (итоги социологического мониторинга).//Таллинн, №№ 9,10,11. 1997. 1.5 п.л.

Подписано в печать 7.05. 2004 г. Зак. 82 . Тир. 100 экз. Объем 2,8 п.л. Участок оперативной печати ИЭ РАН

1-97 80

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Симонян, Ренальд Хикарович

Введение

Глава I. Социально-культурный феномен «Страны Балтии»

§ 1. От национально-государственных образований к региональным

§ 2. Диалектика общего и особенного

§ 3. Страны Балтии и распад СССР

Глава II. Российская диаспора в Балтии

§ 1. Российская община в советский период

§ 2. Российская община в независимой Балтии

§ 3. Поиски консенсуса

§ 4 Новый субэтнос «еврорусские»

Глава III. Движение обществе от планово-распределительной к либеральной экономике

§ 1. Стартовые условия накануне реформ

§ 2. Процессы экономических преобразований

§ 3. Социальный эффект экономических реформ

Глава IV Изменения в социальной структуре общества

§ 1. Социальная структура в переходный период

§ 2. Ядро будущего среднего класса

§ 3. Динамика предпринимательского корпуса (по результатам социологического мониторинга)

Глава V. Два информационных пространства

§.1. Особенности становления и функционирования

СМИ в новых условиях

§.2. Роль балтийских СМИ в процессах интеграции общества

§.3. Образ стран Балтии в российских масс-медиа

Введение диссертации2004 год, автореферат по социологии, Симонян, Ренальд Хикарович

С конца 80-х гг. XX века в России, как и на всём постсоветском пространстве, происходят кардинальные социальные изменения, связанные с модернизацией экономической и политической жизни общества. Трансформационные процессы осуществляются в условиях глобализации как экономических, так и культурных отношений в мировом сообществе. Практика новейшей истории показывает, что, несмотря на общие направления общественной модернизации, каждая страна, каждое общество включается в общемировой социальный процесс своим неповторимым путём. Кросскулыурные исследования убеждают в том, что теории линейного, безвозвратного и прогрессивного развития всех стран и народов опровергаются ходом истории человечества. В новейшей истории решающую роль приобретают субъективные факторы (включая науку), т.е. способность социальных субъектов - от рядовых граждан до национальных правительств - и международных акторов современной истории реагировать на внутренние и внешние вызовы, упреждать или сдерживать нежелательные или опасные тенденции природных, социальных, экономических, политических сдвигов и еодействовать желательным. Даже если усилия социальных акторов нередко приводят к неожиданным, незапланированным последствиям, они не перестают быть продуктом их действий1. По справедливому замечанию П.Штомпки, «история перестала быть естественно-историческим и становится сог/иальяо-историческим процессом2. В этой связи актуализируется исследование позиции субъекта как продукта определённой культуры, включая весь комплекс характеристик (традиции, психология, менталитет, социальный уклад), что представляется особенно интересным и продуктивным для постсоветского пространства. Здесь в течение длительного времени - от многих десятилетий до нескольких

1 В.Ядов. А всё же умом Россию понять можно. - в кн. Россия: трансформирующееся общество. М., Канон пресс. 2001, с. 11

2 П.Штомпка. Социология социальных изменений. М., Аспект Пресс, 1996, с.290 веков - господствовала или, по меньшей мере, оказывала мощное влияние на общественное сознание достаточно целостная общая идеология государственного и общественного устройства. Это суждение приобретает ещё большую обоснованность, если ввести цивилизационный критерий, ограничить это пространство странами христианской культурной традиции. Социальная история постсоветского пространства последних десяти-пятнадцати лет - одна из наиболее привлекательных тем не только для общественности постсоветских стран, но и мировой общественности, ибо события, происходящие в этом ареале, оказывают существенное влияния на всю миросистему. Отсюда огромная потребность и высокая ценность знания о социальных процессах, происходящих на территории бывшего СССР, и, разумеется, о субъектах, эти процессы регулирующих. Понимание того, что происходит у новых соседей России, даёт дополнительные возможности для более глубокого и объективного понимания того, что происходит в самой России. Не оспаривая известный тезис о том, что истина познаётся в сравнении, необходимо подчеркнуть, что сопоставительный анализ особенно важен и интересен ещё и потому, что в течение длительного исторического периода и Россия, и её новые соседние страны составляли единое мощное государство. Поэтому неудивительно, что как в отечественной, так и в зарубежной литературе за последние десять лет возрастает поток различных исследований по этой тематике. К сожалению, слабо представлены работы, опирающиеся на комплексный сравнительный анализ социальных процессов в разных частях постсоветской территории. Особенно остро ощущается дефицит компаративного анализа стран европейской части бывшего СССР, и, прежде всего, России, как самой мощной по потенциалу, и странами Балтии, как наиболее продвинувшимися по пути общественной модернизации. Сравнение со странами Балтии является особенно продуктивным по целому ряду причин, в том числе из-за наличия в этих странах многочисленной и устойчивой российской диаспоры, но, главным образом, из-за особого культурно-исторического статуса этих стран, являющихся межцивилизационным по отношению к России и Западной Европе. Поэтому своё исследование автор посвятил выявлению сходства и различий в исходных моментах, характере и направленности социальных процессов, соотношении объективных и субъективных факторов, влияющих на эти процессы, формах и механизмах изменений в социальной структуре, анализу и оценке реальных результатов общественных преобразований в России и странах Балтии.

Актуальность проблемы. Сравнительный анализ социальных процессов вообще и трансформационных в частности, представляется актуальной и важной научной задачей, как в теоретико-методологическом, так и в практическом отношении. Особая ценность решения этой задачи, или даже выявление подходов к её решению связана с тем, что за прошедшие 12 лет после распада Союза, в социологической литературе крайне слабо были представлены компаративные исследования общественной трансформации, происходящей на постсоветском пространстве. В качестве исключения можно указать на недавно вышедший в Англии коллективный сборник на эту тему (Sociology in Central and Eastern Europe. Transformation at the Dawn of a New Millennium. Edited bi Mike Forrest Keen and Janusz L. Mucha. London, 2003). В республиках бывшего Союза процессы кардинальных общественных преобразований начались практически одновременно, но каждая из них обладала своим собственным социально-культурным потенциалом для А социальной модернизации. Спустя всего двенадцать лет ^бщий старт в 1991/1992 гт. привёл достаточно целостный социум, именовавшийся советским обществом, к совершенно различным экономическим, политическим, социальным и морально-этическим результатам. История как будто специально создала все необходимые условия для проведения чистого, пожалуй, даже, лабораторно чистого, масштабного социального эксперимента, позволяющего провести практически абсолютно корректное сравнительное исследование. Как отечественные, так и зарубежные исследователи находятся в большом долгу перед мировым сообществом, не проанализировав итоги этого дорогостоящего во всех смыслах эксперимента, этого, по меткому выражению, бытующему ныне среди социологов, посттравматического культурного шока. Перед современниками поставлена «важная задача изучить влияние быстрого, неожиданного и радикального л социального изменения на культурную среду» . Тем более что время уходит и спустя ещё несколько лет не только будут утрачены возможности сравнить во всей полноте реальные процессы, связанные с происходящими тектоническими общественными сдвигами, но и сама проблематика может оказаться на периферии внимания исследователей. Ныне попытки воспользоваться этим неожиданно свалившимся для обществоведов огромным информационно-познавательным богатством предпринимаются, но чаще всего они локализуются узкоспециализированной (экономической, социально-политической, этнологической, социально-правовой) областью. Но именно сравнительный социологический анализ не только сможет расширить наши представления о реальных переходных процессах, происходящих в социуме, ещё недавно представлявшем единую социальную систему, но и обогатить теоретический арсенал общественных преобразований, вооружить идеологию реформирования общества новым социальным знанием, основанным на выявлении как особенностей движения от советского к постсоветскому общественному укладу, так и закономерностей в этом процессе. Учитывая, что социальная модернизация в России в качестве цели определяет создание либеральной рыночной экономики и построение гражданского общества, т.е. западную модель развития, то наиболее интересным теоретически и продуктивным методологически является задача сравнения трансформационных процессов, происходящих в России и в государствах Балтии, которые и по существу, и формально уже вошли в состав объединённой Европы. Успехи стран Балтии

3 См. П.Штомпка. Социальное изменение как травма//Социологические исследования. №1, 2001. С.7. в социально-экономическом развитии являются примером того, как можно эффективно осуществить переход от тоталитарной общественной системы к либеральной. Потребность в подобном исследовании усиливается необходимостью активизировать процессы социально-экономической и социально-политической модернизации России, её интеграции в мировую систему демократических, экономически развитых стран, и, прежде всего, в объединённую Европу.

Степень разработанности проблемы.

Концептуальные основы трансформационных процессов, имеющих место в современном российском обществе, нашли отражение в работах З.Голенковой, Ю.Давыдова, Л.Дробижевой, Е.Дугина, А.Здравомыслова, В.Иванова, Н.Лапина, Ю.Левады, В.Мансурова, Г.Осипова, Н.Римашевской, Ж.Тощенко, В.Ддова и др., среди зарубежных обществоведов социальные изменения исследовали Х.Арендт, Р.Арон, Д.Белл, Р.Дарендорф, Г.Лассуэлл, Т.Лукман, Г.Маклуэн, Г.Маркузе, Р.Мертон, Т.Парсонс, О.Тоффлер, Э.Фромм, М.Фуко, М.Кастельс, Ф.Фукуяма, С.Хандингтон, Ю.Хабермас др. Теоретико-методологическая разработанность подходов к исследованию социокультурных процессов характеризуется значительной проработкой различных их аспектов. Глубоко исследован исторический аспект, в том числе анализ исторических данных, выявление социальных закономерностей с помощью социологического анализа исторического развития в работах Ю.Давыдова, Ю.Афанасьева, Г.Гефтера, Л.Баткина, Ю.Буртина. С.Эфирова, Ф.Знанецкого, Г.Зиммеля, Ф.Тённиса, У.Томаса, Э.Бальтцеля, Р.Хаберле и др., использование исторических данных для иллюстрации или проверки правильности тех или иных социологических концепций содержатся в работах Г.Беккера, А.Боскова, И.Уоллерстайна и др. Прикладные исторические аспекты социологического исследования освещены в работах Г.Беста, В.Гиппеля, Х.Матцерата и др.

Достаточно полно исследован политический аспект социальных процессов в работах отечественных и зарубежных социологов Ф.Бурлацкого,

А.Галкина, А.Дмитриева, Г.Дилигенского, Ю.Красина, А.Панарина, М.Вебера, В.Парето, Г.Моски, М.Остроградского, К.Поппера, П.Бурдье, А.Бентли, С.Липсета, Г.Лассуэла и др.

Социальные изменения, происходящие в переходный период, являются источником перемен в характере и структуре государственных и общественных институтов, в системе организации общественной жизни, в формах солидаризации активной части общества. В этой сфере аккумулируется значительный потенциал для сравнительного анализа различных социумов. Институциональный и организационный аспект социальных процессов исследован в работах Н.Лапина, В.Подмаркова, А.Пригожина, Н.Наумовой, Ж.Тощенко, А.Фриша, М.Вебера, Э.Мэйо, Р.Мортона, Ф.Ротлисбергер, Г.Саймона, А.Этциони, Ч.Кули, Т.Миллза, Г.Тарда, Ч.Миллса, М. Дюверже и др.

В интенсивности и формах трансформационных процессов, начавшихся в Советском Союзе в середине 80-х гг. большую роль сыграли национальные республики. Во многих из них возникли этнические общественные движения, которые не только способствовали распаду СССР, но и оказали значительное влияние на формирование новой общественно-политической системы на постсоветском пространстве. Социально-экономические и социально-политические Процессы, происходящие в указанный период в СССР принимали не только этническую форму, как это было в начале преобразований, но с развитием этих процессов приобретали и этническое содержание. Этнический аспект социальных процессор отражён в работах Ю.Бромлея, Л.Гумилёва, В.Тишкова, Ю.Арутюняна, Арутюнова С.А. Л.Дробижевой, Ж.Тощенко, М.Губогло, М.Джунусова, Г.Старовойтовой, С.Лурье, Г.Лебона, Э.Тайлора, АБастиана, Ф.Ратцеля, Л.Моргана, Э.Дюркгейма, К.Леви-Строса, Л.Уайта, М.Харриса, Ф.Барта и др.

Кардинальные сдвиги, происходящие в период смены общественных формаций, сопровождаются глубокими изменениями в системе социальных норм, в первую очередь тех, которые принимают форму законов, регулирующих поведение людей и взаимоотношения различных общественных групп. Право как совокупность норм, с одной стороны, выступает как форма общественного сознания, а с другой, как форма социальных связей, как юридический институт. Правовой аспект социальных процессов исследовали В.Кудрявцев, С.Боботов, Г.Шершеневич, Л.Петражицкий, М.Гравитц, Г.Дюркгейм, Ж.Гурвич, К.Кульчар, Э.Леви, Ж.Карбонье, К.Ллевеллин, Р.Тревес и др.

Существенный импульс происходящим в Советском Союзе кардинальным общественным преобразованиям придавала деятельность российских и зарубежных масс-медиа. Как в начале переходного периода, так и в настоящее время средства массовой информации оказывают огромное воздействия на общественную жизнь всех постсоветских государств. Влияние массовой информации на социальные процессы исследовали Б.Грушин, Б.Фирсов, М.Айвазян, Р.Сафаров, Г.Лассуэлл, К.Ховланд, Дж.Клаппер, П.Лазарсфельд, Г.Маклуэн, Т.Адорно, Ю.Хабермас и др.

Одним из главных тормозов социального развития СССР и глубокого кризиса советского общества была планово-распределительная экономическая система, не удовлетворявшая потребностей общества. В то же время создание эффективной экономической системы является одной из основных целей социокультурных преобразований. Экономический аспект социальных процессов отражён в работах Т.Заславской, А.Некипелова, Н.Римашевской, Р.Рывкиной, В.Радаева, О.Шкаратана, Ю.Силласте, С.Глинкиной, Р.Гринберга, Дж.Гэлбрайта, Т.Парсонса, П.Дракера, Ю.Жувенеля, У.Ростоу, Н.Смелсера, Л.Эрхарда, Й.Шумпетера и др.

Глубокие социальные перемены, развивающиеся в современном мире, оказывают влияние на демографические процессы, на направленность и масштаб миграционных потоков. Феномен эмиграции является одним из самых характерных и значительных явлений общественной жизни XX века. Эмиграция - закономерное явление, элемент мировых миграционных процессов. В этот процесс втянуты десятки миллионов людей всех континентов. Не составляет исключение и Россия, где процесс эмиграции происходит, начиная с 1917 года. Во многих странах мира этнические диаспоры играют всё большую роль в государственной и общественной жизни. После распада СССР более 25 миллионов русских оказались на положение этнических меньшинств в новых независимых государствах. Эмиграционно-диаспоральный аспект социальных процессов в начале XX века исследовали такие отечественные учёные как Н.А.Бердяев, Л.П.Карсавин, П.Ковалевский, Б.Н.Лосский, П.Сорокин, Г.Струве, Н.Трубецкой, Н.Устрялов, П.Флоренский, С.Франк, Л.Шестов. Среди нынешних российских исследователей заслуживают внимания работы Ю.Арутюняна, Л.Дробижевой, А.Празаускаса, В.Тишкова, Ж.Тощенко, Н.Хрусталёвой, В.Шапиро. В зарубежной литературе этот аспект нашёл своё отражение в работках таких авторов, как Д.Армстронг, ААшкенази, К.Баде, В.Брубакер, Б.Доревендт, Р.Коэн, И.Курош, И.Манзель, К.Платт, Р.Роузе, В.Сафран, С.Халл, Г.Шеффер. Всплеск интереса учёных к данной проблематике был вызван, в основном, усилением миграционных кризисов, за которыми следовали распад или восстановление транснациональных сообществ, что тесно связывалось с формированием и развитием этнических диаспор.

Возросшее значение субъективного фактора в историческом процессе повышает теоретический интерес к активным участникам, к идеологам, акторам и агентам общественных преобразований. Психологический аспект социальных процессов нашёл отражение в публикациях таких авторов, как: Б.Ананьев, Г.Андреева, А.Бодалёв, Л.Божович, А.Журавлёв, А.Леонтьев, Б.Парыгин, А.Свенцицкий, Д.Узнадзе, Д.Эльконин, В.Ядов, Г.Линдсей, Й.Симсон, В.Дузе и др.

Сравнение итогов переходного периода в различных частях постсоветского пространства за прошедшие двенадцать лет после распада Советского Союза была бы неполным без учёта этической составляющей социальных процессов. Если исключить нравственно-этический фактор из социологического анализа политических и экономических реформ, то нельзя будет получить объективное представление о таких важнейших процессах переходного периода, как процесс приватизации в России, как, впрочем, и многие другие процессы, например, связанные с событиями октября 1993 г., «чёрным вторником» октября 1994 года, дефолтом августа 1998 года и пр. Что касается этических аспектов социальных процессов, то в этой области необходимо указать на работы таких представителей отечественной и зарубежной этической философии как Н.Лосский, В.Соловьёв, Л.Толстой, С.Франк, Э.Фромм, А.Швейцер, в современной отечественной литературе эта тематика исследована недостаточно, хотя во второй половине XX века выходили публикации Р.Апресяна, Ю.Барадая, М. Бобневой, Э.Гусейнова, А.Титаренко, Ю.Шрейдера и др.

В конце прошлого века возникла потребность в дисциплине, изучающей закономерности региональной организации социальной жизни. Возникшая на базе региональной экономики и социальной географии региональная социология делает сегодня первые шаги в создании теории и методологии исследования региональных социальных процессов и их места в общей макросистеме общественных изменений. Из чисто прикладного административного, экономического и историко-краеведческого объекта изучения регион становится объектом общей социологической теории. Регионалистика не входила в число категорий, разрабатываемых отечественными обществоведами, хотя в СССР уже в 1920-х гг. в связи с разработкой плана ГОЭЛРО возникло районное направление в экономической географии. Регионалистика как направление возникла в рамках западной научной мысли, сначала ограничиваясь экономическими аспектами регионалистики (У.Айзард, Ф.Перру, Л.Давен, Ж.-З. Будвиль, Х.Нурс, Г.Ричардсон). Но уже к концу 80-х гг. появился интерес к социально-политическим аспектам регионального развития, что было вызвано обострением социальных и этнических противоречий. Региональный аспект социальных процессов рассматривается в работах А.Гранберга, Т.Заславской, В.Староверова, М.Межевича Г.Е.Зборовского и др.

Во второй половине XX века были проведены первые компаративные международные исследования. Сравнение как необходимая операция, лежащая в основе суждений о сходстве или различии объектов, при помощи которой выявляются качественные и количественные характеристики предметов, детерминирующие возможные их отношения, является одним из важнейших методов в теории познания. Поэтому сопоставление и сравнительный анализ социальных процессов, происходящих в один и тот же временной период в разных странах, позволяет обнаружить существенный дополнительный источник для приращения научного знания. Первые исследователи, использовавшие этот весьма продуктивный гносеологический ресурс в основном в чисто эмпирических (опросы общественного мнения) исследованиях были американские социологи Р.Бенедикт, Д.Лернер, А.Инкелес, Н.Рогофф, М.Фарбер, Х.Кантрил, К.Бак и М.Стикос. Но уже в начале 70-х годов методологические изыскания сосредоточились в руках учёных-теоретиков, и центр сравнительных исследований переместился в Западную Европу. Наиболее известные исследования отражены в работах Э.Ойена (Норвегия), Э.Шойха (Германия), С.Новака (Польша), В.Метера (Франция), среди американских социологов Актив йО работали в компаративистике М.Кон, С.Липсет и Ч.Ревджин. Важным для развития компаративной социологии оказался подход основанный на изучении мировых систем, предложенный Иммануилом Валлерштейном. Этот подход стал весьма продуктивной исследовательской парадигмой. Родственное ему направление сравнительных исследований связанно с именем Питера Хейнца.

В Советском Союзе наиболее известными сравнительными социологическим исследования были совместное советско-польское изучение динамики социальной структуры Польши и СССР, а также масштабные сравнительные исследования по проблемам высшего образования, по бюджету времени, по сближению рабочего класса и интеллигенции, проведённых советскими социологами совместно с социологами восточноевропейских стран.

Цель и задачи исследования. Основная цель исследования состоит в сравнительном анализе социальных процессов, происходящих в России и странах Балтии в первое десятилетие после распада СССР.

Эта цель достигается посредством решения следующих основных задач:

- выявить специфику региона как социокультурного объекта; рассмотреть положение регионального уровня в макросистеме общественной организации;

- выявить содержание социального феномена «Страны Балтии»;

- выявить общее и особенное в элементах его составляющих;

- определить исходные точки и социальный потенциал трансформационных процессов в сравниваемых странах;

- проанализировать взаимодействие основных этнических групп в становлении мультикультурного демократического государства;

- проследить генезис и развитие российской диаспоры в странах Балтии;

- выявить структуру российской диаспоры в странах Балтии и проследить её динамику за переходный период;

- определить влияние средств массовой информации на процессы интеграции этнических меньшинств в мулвтикультурном государстве;

- проследить динамику изменений в мас!овом сознании различных групп населения сравниваемых государств;

- рассмотреть процесс образования нового субэтноса «еврорусские»;

- выявить различия целей социально-экономической реформации в сравниваемых странах, способов их достижения;

- проанализировать структуру объективных и субъективных факторов социально-экономического развития;

- оценить социальный эффект экономических преобразований в сравниваемых странах;

Объект исследования - Страны Балтии и Россия.

Предмет исследования - трансформационные процессы, происходящие в первое десятилетие независимости этих государств.

Гипотезы, верификация которых осуществлена в рамках исследования.

1.Мезоуровень общественной организации обладает признаками микро и макроуровня, что делает его носителем нового качества.

2.Социальные процессы, происходящие на этом уровне, обладают редукционными характеристиками, поэтому мезоуровень обладает наибольшей способностью к гармонизации противоречий, в том числе и в рамках дихотомии глобализм-антиглобализм.

3.Регион может рассматриваться как мезоуровень.

4. Страны Балтии, располагающиеся в межцивилизационное пространстве, обладают дополнительным имманентным социально-инновационным потенциалом, который может быть эффективно использован в процессе общественной модернизации в переходный период.

Эмпирическая и теоретико-методологическая основа исследования. Исследование осуществлено на базе значительного эмпирического материала, собранного автором в процессе проведения различных массовых опросов, в том числе и мойиторинговых, привлечения результатов исследований других отечественных и зарубежных авторов, экспертных оценок, анализа документов государственных и общественных организаций, анализа периодики, изучения данных государственной статистики четырёх стран, и материалов, собранных в результате включённого наблюдения. Автор работы имел возможность на протяжении последних 15 лет изучать повседневную жизнь стран Балтии в её различных сферах - социально-культурной, политической, экономической, правовой. Выбор методологии обусловлен целью и задачами. Наиболее эффективным представляется системный подход, позволяющий рассматривать изучаемый объект как целостность взаимосвязанных элементов, функциональные отношения между которыми помогает выявить метод структурного анализа. В применении этого подхода автор опирался на труды Д.Акоффа, Л.Берталанфи, И.Блауберга, В.Вернадского, Н.Винера, В.Садовского, А.Уёмова, Э.Юдина и др.

Теоретическую базу исследования составили философские, социологические и культурологические работы отечественных и зарубежных учёных, обосновавших наиболее общие закономерности социально-культурных процессов, их историческую обусловленность, зависимость от географических, природно-климатических особенностей среды. Автор руководствовался социологическими теориями этничности, классическими и современными теориями системного анализа, логического моделирования этнокультурного развития. В своей работе автор опирался также на теоретическую концепцию промежуточных (мезо) социальных систем, разработанную им при анализе социальных процессов в сфере производства, и изложенную в публикациях 70-80-х гг., основные положения которой оказались достаточно универсальными. Автор воспользовался этой концепцией при сравнительном анализе переходных процессов в странах Балтии и России.

В процессе исследования использованы разнообразные общие и специфические методы. Это, прежде всего: а) эмпирический подход, объединяющий целую группу разнообразных методов как специфически социологических, так и междисциплинарных; б) логический метод, дающий возможность теоретически реконструировать соотношение разнообразных характеристик социальных процессов и явлений, структурировать это многообразие, выявляя общие типологические признаки различных социальных групп, определить основные категории, позволяющие обобщить эмпирический материал и выделить основные проблемы; в) системно-структурный подход как форма организации материала и разнообразных срезов; г) исторический метод, давший возможность соотнести анализ с временными характеристиками, тем самым выявить динамику развития, становления и угасания тех или иных социальных процессов. д) лонгитюдинальный метод, давший возможность осуществить длительное и систематическое изучение одних и тех же социальных агентов.

Положения, выносимые на защиту

1. Процессы глобализации вызывают реакцию, направленную на преодоление унификации социальной жизни. Региональная консолидация является ответом на глобальные вызовы.

2. В общемировой социальной системе регион можно рассматривать как мезоуровень, обладающий преимуществами, заключающимися в сочетании существенных характеристик, присущих двум основным уровням.

3. Благодаря своим преимуществам регион способен реализовать функцию сохранения культурной самобытности этнических групп, порождёнными процессами глобализации.

4. Взаимовлияние различных социокультурных систем в регионе «страны Балтии» проявляется в двойственности массового сознания титульного этноса.

5. В переходный период роль субъективного фактора в направлении и качестве общественных процессов часто оказывается определяющей. Это конкретно проявилось как в процессе распада СССР, так и в реформах, осуществляемых в 90-е годы в России и странах Балтии.

6. Процесс региональной консолидации в странах Балтии способствует взаимному позитивному восприятию «образа-нации» этнических сообществ, составляющих этот регион.

7. Объективно существует значительный социокультурный потенциал эффективно взаимодействия России и региона стран Балтии в целях входящих в его состав, и противостоять реализации геостратегических интересов России, что выдвигает необходимость его эффективного использования. Для этого необходимо обоснованная политика, опирающаяся на научный анализ и целенаправленное использование этого потенциала.

Научная новизна теоретических выводов и положении, выносимых на защиту

1 Выявлено содержание и определена сущность региона как социальной мезосистемы.

2. Определён и описан социальный феномен «Балтийский регион» как единство общего и особенного, как пограничное межцивилизационное пространство, как единица анализа трансформационных процессов.

3. Выявлен генезис и развитие социальной структуры российской диаспоры в странах Балтии.

4. Разработана типология групп, составляющих российскую диаспору в странах Балтии.

5. Выявлены механизмы адаптации российских жителей Балтии к новым условиям страны проживания.

6. Введено и обосновано понятие «еврорусские» для определения нового субэтноса и прослежен источник его происхождения.

7. Выделены причины, по которым экономические реформы в России и странах Балтии оказались разнонаправленными.

8. Впервые в отечественной социологии представлен комплексный компаративный анализ социально-культурных процессов, происходящих в четырёх странах в условиях переходного периода на постсоветском пространстве.

Практическая значимость результатов исследования. Результаты исследования имеют не только академическое, теоретическое значение для обогащения и развития социологии, но и определённое прикладное, практическое значение.

1. Материалы диссертации, восполняющие определённый пробел в исследовании современных трансформационных процессов, происходящих на территории европейской части постсоветского пространства.

2. Результаты исследования, изложенные в диссертации, могут быть использованы для разработки направлений внешней политики России по отношению к странам Балтии.

3. Результаты исследования могут быть использованы для чтения спецкурсов на социологических факультетах высших учебных заведений.

Апробация результатов исследования а) Результаты проведённых исследований использовались: комитетами Совета Федерации РФ и Государственной Думы РФ, Комиссией по защите соотечественников при Правительстве РФ, Правительством Москвы, Торгово-промышленной палатой РФ и другими государственными и общественными организациями РФ. б). Результаты исследования были доложены и обсуждены на международных, общероссийских и региональных научных конференциях и семинарах в Москве, С-Петербурге, Новгороде, Смоленске, Саратове, Риге, Таллинне, Тарту, Вильнюсе, в) Теоретические выводы и обобщения на основе исследования были представлены и обсуждены на ежегодных научных отчётах и теоретико-методологических семинарах в институте социологии РАН в 1989-2003 гг. г) Авторская концепция «теория мезоуровня» была впервые высказана в 1976 году в статье «Вторичный производственный коллектив как социальный объект», опубликованной в журнале «Социологические исследования», а затем сформулирована и обоснована в монографии «Начальник цеха: методы и практика руководства», М., 1981. Материалы компаративного исследования трансформационных процессов представлены в авторской монографии «Россия и страны Балтии» М., 2003., а также в виде разделов коллективных монографий, статей в академических и общественно-политических и экономических журналах и еженедельниках России, Латвии, Литвы и Эстонии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социально-культурные процессы переходного периода в странах Балтии и России"

Результаты исследования показывают, что различия между представителями этнических общностей обусловлены, прежде всего, теми культурно-историческими доминантами, которые составляют ядро сознания, фундамент этнического менталитета, и которые всегда будут способны пробивать поверхностные наслоения. В этом смысле справедливо популярное суждение о характере этноса, что за последние двести лет в нём ничего не изменилось. Но в то же время справедливо и то, что существуют психологические установки (особенно в стабильных обществах), связанные с верхними (или поверхностными, в частности, «телевизионными») слоями массового сознания.

Эти установки в значительно меньшей степени зависят от этнической принадлежности индивида. Наше исследование это полностью подтвердило. Так, в «не толерантных» статистических группировках (выделенных по максимальным величинам таких показателей, как резкое осуждение брака кого-либо из близких с представителем другой национальности; фиксирование внимания на представителях тех наций, которые живут, по мнению респондента, лучше; негативное отношение к чуждым конфессиям; отрицательные оценки отношений с членами семьи, коллегами по работе, соседями и т.п.) обнаруживается самая высокая конфронтационность сознания, и при этом весьма незначительно зависящая от этнической принадлежности. Следовательно, различные напластовывания в результате пережитой жизненной драмы, а вовсе не ядро национального сознания, играют в данном случае определяющую роль в формировании психологических установок личности.

Исследование также показало, что значительная часть респондентов к моменту опроса хотя бы один раз в жизни пережила сильный эмоциональный стресс, вызванный неблагоприятным контактом с государственной или партийной бюрократией. От 20,2% в Узбекистане до 38,2% в Эстонии и 49,6% в Латвии опрошенных пережили морально-психологическое потрясение из-за действий властей, администрации, бюрократического произвола и т.п., допущенных по отношению к ним или к кому-то из близких. При этом были замечены весьма существенные различия в структуре причин, вызвавших стресс.

Так, среди представителей русской диаспоры в Эстонии и Латвии наиболее типичные обстоятельства, приведшие к психологической травме, -это необоснованный отказ в получении жилья, незаконное понижение (или не повышение) в должности, незаслуженное депремирование (или столь же незаслуженное премирование другого), несправедливое лишение права на приобретение автомобиля, дачного участка, мебельного гарнитура, холодильника и т.п. имущества, служебные злоупотребления администрации и нежелание вышестоящих органов принимать меры, отказ в прописке близких родственников, отказ принять ребёнка в детский сад, предоставить путёвку в санаторий нуждающемуся в лечении и т.д. Такого рода события составляют 77,3% в Латвии и 86,6% в Эстонии причин, повлекших за собой серьёзный психологический стресс представителей русской общины.

Иначе выглядит подобный перечень у латышей и эстонцев. Здесь в качестве стрессогенных факторов доминируют события, связанные с депортациями, различными репрессиями (в том числе и в отношении родителей, близких), со службой в Советской Армии (в основном, неуставные отношения), преследование за инакомыслие, за высказывание собственного мнения, преследование на религиозной почве, запреты на выезд за границу навестить родственников, недоверие, оскорбление на национальной почве, унижение человеческого достоинства и т.п. В общем балансе стрессоров на эти причины указывали 76,2% латышей и 89,5% эстонцев.

Эти довольно серьёзные различия в системе ценностей (у одних это «справедливость», у других «свобода», «права личности») не должны восприниматься как сугубо этнические. Скорее они носят всё-таки социально-культурный характер. Ведь с послевоенным миграционным потоком Балтию заполнил весьма специфический контингент, в основном социально-неблагополучные слои советского общества. Эти люди сами были жертвами тоталитарного режима.

При этом переселенцы не просто меняли место обитания и социальное положение, но и разрушали связь со средой, их породившей. Происходил процесс переосмысления ценностных установок личности. Не сформировавшаяся система взглядов часто замещалась «негативной самобытностью», основанной на противопоставлении себя чужому окружению. Социальные противоречия, которые на родине могли бы заставить человека бороться за преобразование общества, при поселении среди другого народа остаются позади. Критическое настроение по отношению к своим властям на чужбине трансформируется в строгую и пристрастную оценку «чужих» - местных жителей. В этой психологической установке и коренится источник конфликтов коренного населения и пришельцев. «Проблема в том, кем мы себя ощущаем. «Смута» не из-за пришельцев, - писал много лет назад эстонский социолог Ю.Силласте.-Повторяю, они были и будут во все времена и у всех народов. Вопрос в том, каково их самоощущение и какую пользу приносят они земле, на которой живут и где собираются оставить потомство. Вопрос, в конце концов, в том, пришли ли они сюда с начальническими амбициями, с миссионерскими устремлениями заставить местных жить по своему разумению, или -отстаивать честь своего нового дома».25

В объективном взгляде на миграцию всегда присутствует двойственность. С одной стороны, человека можно понять, если он бежит оттуда, где жизнь невыносима, где общество организовано плохо, где государство не позволяет ему удовлетворить самые насущные потребности, где, наконец, осуществляется преследование по политическим, религиозным или иным причинам. Но с другой стороны, возникает естественный вопрос: а кто должен изменить это общество, это государство? Если гражданин уходит от этой задачи, то, следовательно, он возлагает её на другого. Значит, кто-то другой должен позаботиться о том, чтобы его страна стала пригодной для нормальной человеческой жизни, на других перекладывается и ответственность, и необходимость, и риск добиваться этой высокой гражданской цели. Выбор из указанных альтернатив во многом определяется степенью гражданского самосознания личности, её общественной диспозицией.26

Среди населения Советского Союза наиболее Высокая степень социально-политической зрелости, готовность к гражданскому поступку оказалась у народов Балтии. Если же задаться целью подыскать полярно противоположный пример - гражданской инфантильности, то лучше всего обратиться к поведению сомалийцев^ осенью 1992 г., неизвестно как в большом количестве оказавшихся вдруг в Москве, которая переживала тогда первые месяцы «шоковой терапии». Ночи они проводили в сооружениях из картонных ящиков, а днём устраивали шумные пикеты возле станций метрополитена, размахивая плакатами, на которых было написано: «Русские, отправьте нас в Швецию!!!»

§2. Российская община в независимой Балтии

В отличие от представителей многочисленных этносов, составляющих Советский Союз, русские, как, впрочем и украинцы и белорусы, менее всего замыкались в то время во многом формальными республиканскими российскими границами. И в «своей среде» - в России - и вне её - во всём Советском Союзе - они реально находились «у себя», отмечает Ю.В.Аругюнян. Русские в большей степени, чем народы других республик, воспринимали всю страну как подлинную Россию, не испытывая вне России - в других союзных республиках - особых трудностей адаптации. Это было вполне объяснимо и не только потому, что русских в Союзе было больше, чем людей всех других национальностей вместе взятых, и они, исполняя активные роли, во всех союзных республиках были достаточно влиятельными. Не менее существенную роль играли и социально-психологические факторы. Именно в сознании русских активно формировалась коммунистическая идеология «новой исторической общности».27

После распада СССР русские утратили своё особое положение, которое изначально было связано с их исторической функцией в образовании Российского государства, Российской империи, а затем и Советского Союза, с интегрирующей ролью русского языка и русской культуры, но также и с внедрением в массовое сознание тезиса о том, что русский народ - это «старший брат», «первый среди равных». Более того, русским была уготована теперь совершенно иная роль. В глазах титульного населения они становились олицетворением (или напоминанием) того самого тоталитарного режима, от которого только что удалось избавиться. Масштабы и последствия проблем, с которыми столкнулись русские в странах Балтии после распада Союза, лежали не столько в сфере экономики и политики, сколько в психологической сфере. Русскоязычное население было значительно менее подготовлено к распаду СССР и образованию независимых государств, чем титульное в республиках Прибалтики. «Этот социально-психологический шок лишь усилился в результате того, что подавляющее большинство русскоязычного населения в Латвии и Эстонии оказалось в ситуации массового безгражданства в новых государствах»28.

У людей, ставшими неожиданно иностранцами в своей стране, ощущение неприкаянности неизбежно порождало кризис идентитета. «Поскольку русские традиционно отличаются коллективизмом, - отмечает в этой связи Дэниел Ранкур-Лаферьер, - кризис идентичности просто обязан

29 был оказаться болезненным» . Этот синдром отличает современную русскую диаспору в бывших союзных республиках от той, которая возникла во многих странах Европы и Азии после Октябрьского переворота в России, и от сегодняшней эмиграции из России. Русские эмигранты и тогда, и сейчас уезжали в другие государства и были психологически готовы приспособиться к быту и языку другой страны. Ограничение прав иностранцев (так же как и ценз оседлости)- явление общепризнанное, имеющее глубокие исторические корни. Но представители российской диаспоры в бывших союзных республиках - это не вновь прибывшие на постоянное место жительства, а люди, прожившие на этой земле всю или значительную часть своей сознательной жизни. До получения независимости они в юридическом плане имели такие же права, как и коренные жители этих республик. Ограничение их прав в современных условиях ставит этих людей в унизительное положение.

В осуществлении проводимого в СССР курса на слияние, смешение наций наибольшие успехи были достигнуты в среде русскоязычного населения в национальных республиках. Представители разных народов сливались в общность, теряющую свою национальную идентичность и говорящую на русском языке как языке межнационального общения. Всё это было характерно и для русской общины в Прибалтике. Происходила своеобразная американизация советского общества, слияние мигрантов в общем плавильном котле («melting pot»). Но в отличие от заокеанских, здесь эти процессы происходили не на огромных пустых территориях, среди редких поселений индейцев, а на землях коренных народов, массовое сознание которых крайне негативно воспринимало эти масштабные демографические изменения. Разве, к примеру, недостойны сочувствия или хотя бы понимания тревоги латышей по поводу судьбы своего народа, если учесть, что до войны их в Латвии было 75,5%, в 1959 г. 62,3%, в 70 г. -56,7%, в 1991 г. - 52%? И разве аналогичные тревоги потомственных жителей Москвы и Санкт-Петербурга не являются сегодня такими уж

30 искусственными и преувеличенными?

Итак, к началу 90-х гг. в странах Балтии возник своеобразный малый интернационал (русские; белорусы; украинцы, татары, чуваши др.), который воспринимался титульным населением в виде обобщённого понятия «русские», материальная и духовная основа которого оказалась в серьёзном несоответствии с мировоззрением народов, живущих испокон веков на этой земле. На мигранта обычно больше обращают внимания, по нему судят о народе в целом. Поэтому самопредставление русских («Мы - великая нация, одна из ведущих мировых культур», «Мы - нация Пушкина, Чайковского, Толстого, Чехова, Достоевского») не встречало адекватного отклика у представителей титульного населения. Увы, в Балтии в последней трети XX века, нас, к сожалению, так не воспринимали31.

Уровень доверия - межличностного, межгруппового, межэтнического -существенный показатель демократизации общества. В то же время доверие является и психологической основой для построения гражданского общества. Следует подчеркнуть, что низкий уровень доверия между двумя основными этническими общинами в странах Балтии в определённой мере отражает общую ситуацию для посткоммунистического пространства. Исследования, проведённые в Латвии в 1990 году, показали, что только 13% её жителей считали, что в целом большинству населения можно доверять. В 1999 г. такого мнения придерживались уже около 22% населения (среди латышей 23%, среди нелатышей 21%). Для сравнения можно привести примеры Западных стран. В США и Канаде каждый второй считает, что людям можно доверять. В Финляндии, Швеции, Норвегии и Дании так считают около 60% населения.32

За прошедшее десятилетие социальная структура нашей общины в странах Балтии существенно изменилась. С 1996 г. практически перестала существовать пятая группа. Советские офицеры, за исключением тех, кто быстро сориентировался и сумел демобилизоваться, и их семьи к тому времени в соответствии с межгосударственными соглашениями покинули Балтию. Резко уменьшилась и четвёртая группа - высококвалифицированные рабочие и младший технический персонал. Национально-радикальные политики Латвии и Эстонии до сих пор склонны гордиться разрушением крупной промышленности, так как это, по их мнению, позволило избавиться от «чужой» рабочей силы. Структурные перемены в экономике, связанные с переходом к рынку, прежде всего, коснулись русских, как наиболее сосредоточенных в кризисном секторе - промышленном производстве. Русскоязычное население стран Балтии имеет более «пролетарский» профиль, чем титульное: в 1960-1980 гг. доля промышленных рабочих росла среди русскоговорящих и сокращалась среди титульных, доля которых увеличивалась в социальной сфере, науке и культуре.

Впрочем, какая-то часть заводов сохранилась, а оставшиеся без работы русскоязычные квалифицированные специалисты, нашли здесь своим способностям другое применение: чаще всего - это бизнес.

Каким же образом структурируется сегодня наша община в странах Балтии? На первый план вышла социальная стратификация, связанная с экономическим положением представителей общины на рынке труда, их адаптацией к новым условиям жизни. Оказалась в длительной социальной депрессии та часть русской интеллигенции, которая активно поддерживала демократические движения времён «поющей революции». Первые правительства суверенных республик были, в основном, националистическими, русофобскими. Их стараниями русская часть демократического движения (в том числе и участники русских секций «Саюдиса» в Литве, «Народных фронтов» Эстонии и, особенно, Латвии) была грубо оттеснена на политическую периферию. В такой своеобразной форме были оценены их заслуги в борьбе с тоталитарным режимом и установлении демократии. В итоге оказалось, что большинство русских явно переоценили демократизм национальных движений в Прибалтике. В статье, посвященной памяти профессора Рэма Блюма, один из основателей Народного фронта Эстонии Яак Аллик пишет, что «профессор очень болезненно переживал бы то, что десятки тысяч неэстонцев, которые поддерживали нашу борьбу за независимость, фактически превращены во врагов Эстонии. В результате произошла утечка мозгов - на Запад уехала русская и еврейская интеллигенция. Блюм, который сам много пострадал из-за национального вопроса и поэтому имевший крайне низкий болевой порог, чувствовал бы себя лично виноватым. Ведь это он призывал русских поддержать Народный фронт». Он не понял бы и холодной стены, которую построили между нашими и русскими демократами эстонские правители. Ведь лозунгом 1980-х был как раз «а нашу и вашу свободу!» .

Идейно-психологическая растерянность русской элиты в странах Балтии во многом сродни той фрустрации, в которой пребывала основная часть демократической интеллигенции в России в 90-х гг. Многие её представители до сих пор испытывают чувство стыда, за то, что поверили в единство целей и интересов новой власти и народа, за эйфорический настрой августа 1991 г. Некоторое утешение и те, и другие видят в том, что и в Балтии, и в России подтвердилась известная закономерность революционного развития - кто своими усилиями создают новую власть, оказываются первыми её жертвами.

Характеризуя нынешнее социальное самочувствие наиболее интеллектуальной части нашей диаспоры в странах Балтии, нужно сказать, что ни высокий профессионализм, ни большой стаж проживания, ни общая культура, ни знание титульного языка, ни даже получение гражданства не оказались сами по себе гарантиями материального благополучия в независимых государствах Балтии. Более того, прежний жизненный опыт здесь, как и во всех других постсоциалистических странах, мог оказаться не только бесполезным грузом, но и препятствием к адаптации.34 Возникший новый рынок труда, как и в России, выдвинул и новый набор требований к желающим преуспеть.

Поэтому принадлежность к «инсайдерам» и «аутсайдерам» не имеет прямой корреляции с указанными типологическими группами. Экономически продвинутые распределены по этим группам примерно в равной степени. Языковой барьер вполне мог компенсироваться энергией, напором, а недостаток общей культуры или стажа проживания снижением (или даже отсутствием) моральных ограничений. Что, по внедряемым российскими СМИ в общественное сознание русского этноса установкам, является необходимым качеством для успехов на рынке труда на этапе первоначального накопления капитала. А вот здесь представители седьмой и восьмой групп обладали в этой ситуации своими очевидными преимуществами. Во-первых, они уже обладали достаточно свежим опытом адаптации к новым условиям, а, во-вторых, они в своей массе, в отличие от первых трёх-четырёх групп, не были излишне обременены грузом морально-этических ценностей. «Не все группы общества равно восприимчивы к культурным травмам и способны выражать это, - отмечает по этому поводу П.Штомпка. - Скорее, у каждой травмы есть центральные группы, глубоко переживающие и воспринимающие её, и периферийные группы, для которых она - несущественна, маргинальна. Влияние одних и тех же потенциально травматических событий (ситуаций) может быть качественно противоположным для различных групп. Для одних оно деструктивно, разрушительно, для вторых полезно и желанно, третьи его игнорируют»35.

Характерное свойство сознания люмпенизированной части любого общества - объединение разнонаправленных ценностных категорий в психологических установках, рассмотренное выше. Причём среди представителей нашей диаспоры в Латвии и Эстонии максимальная величина этого показателя была отмечена у лиц с наименьшим стажем проживания здесь. В условиях жёсткой конкуренции в период перехода к рыночной экономике это качество - неразборчивость в средствах достижения цели -помогало представителям самых низкостатусных групп (седьмой и восьмой) занять более выгодную позицию на рынке труда. Кроме того, за прошедший период пребывания в Балтии большая часть российской диаспоры - 7-я и 8-я группы, т.е. селяне, в значительной мере прошли стадию субкультуры промышленных городов западного типа, и культура эта теперь уже не может быть никакой иной, кроме как европейской. Через небольшой отрезок времени (8-10 лет) можно будет легко убедиться в этом

Но наиболее операциональной оказалась дифференциация по возрастным группам. Молодые, как правило, имеют существенно более высокий уровень жизни. У них и самая высокая самооценка, пик которой приходится на возрастную группу от 21 года до 30 лет. До одной четверти людей этой группы относит себя к высшим слоям общества. Причём внутри российской общины поляризация по уровню доходов существенно выше, чем у титульного населения. Самые неимущие в этой структуре - одинокие пенсионеры, у которых и самая низкая самооценка, свыше 80% относят себя к низшим слоям общества. Несмотря на то, что пенсия по старости в странах Балтии значительно выше, чем в России, её размер не позволяет здешнему современному пенсионеру сравниться с пенсионером в СССР. Так, даже в Эстонии соотношение средней пенсии к средней зарплате, не говоря уже о выплатах из общественных фондов потребления, составило в 2000 г. всего 31,6%, в то время как в 1988 г. оно составляло 43,7%.36.

Поэтому наиболее показательная типологизация представителей нашей общины в настоящий момент - это дихотомия: адаптировавшиеся к новым условиям или не сумевшие приспособиться, т.е. «адаптанты» и «неадаптанты». Дифференцировать нашу диаспору в Латвии и Эстонии можно и по признаку гражданской принадлежности: имеющие гражданство страны проживания, имеющие российское гражданство, не имеющие никакого гражданства, т.е. «неграждане» или апатриды. Существует критерий выделения различных социальных групп российской общины в зависимости от возможности ущемлять их в правах. На этой основе В.Пароль выделяет четыре группы: бывшие военнослужащие и члены их семей; лица, оказавшиеся на территории суверенных государств после провозглашения независимости; лица, занимавшие руководящие посты в партийно-советском аппарате; лица, связанные с деятельностью организаций, противостоявших борьбе прибалтийских народов за отделение от СССР.37 Но наиболее универсальный критерий дифференциации в нынешних условиях -имущественный.

По различным оценкам балтийских социологов, не менее 15-17% представителей нашей общины заняты в сфере официального бизнеса, в том числе и в мелкооптовой торговле, при этом 5-6% русскоязычного населения нужно отнести к социальному слою богатых, около 20% заняты в сфере образования, здравоохранения, торговли, гостиничных, бытовых и других услуг. Примерно 15% заняты в промышленном производстве, на транспорте (русские здесь составляют большинство водителей автобусов, такси, грузовых автомашин), в строительстве (здесь зачастую полулегально), значительная часть квалифицированных рабочих мужчин выезжают на заработки в соседние страны (Финляндию, Швецию, Польшу). Женщины находят работу в качестве горничных, реже - официанток в Скандинавских странах, особенно популярны русскоязычные жительницы на этих видах работ в Исландии, где они заполняют большинство рабочих мест этой сферы услуг. Примерно 20% нашей общины составляют пенсионеры, сюда входят и офицеры-отставники, которым пенсионное пособие, превышающее местную пенсию по старости в 4-5 раз, выплачивает Министерство обороны РФ. Остальные (а это 18-20%) русскоязычных - здешние безработные. В странах Балтии на крупных предприятиях были заняты в основном русскоязычные, а так как в Эстонии и Латвии осталось действующими не более 12-15% крупных предприятий (в Литве 30-35%), то безработица коснулась, прежде всего, представителей нашей общины, именно они в Латвии и Эстонии дают до 2/3 общего числа безработных. В качестве примера можно привести данные эстонской государственной статистики.

Уровень безработицы (в процентном соотношении)38

Заключение

Проведённое исследование дало возможность провести сравнительный анализ социокультурных процессов, происходящих в России и странах Балтии в первое десятилетие после обретения независимости, и выявить то общее и особенное, что характерно для их качества, направленности, масштаба и интенсивности. В итоге исследования удалось подтвердить выдвинутые теоретические гипотезы. Прежде всего, это касается совокупности свойств региона как промежуточного уровня социальной организации между мировым сообществом в целом и отдельным государством, как новой формы объединения этнокультурных сообществ в ответ на глобальные вызовы. В ходе исследования удалось выявить сущность и содержание такого социально-культурного феномена как регион «страны Балтии», рассмотреть отдельные элементы, составляющие эту систему, выявить то общее, и то особенное, что характеризует население этих республик, и как эта диалектика общего и особенного отразилась на протекании трансформационных процессов в этом регионе. Установлены некоторые закономерности взаимодействия двух основных этнических групп в процессе становления мультикультурного демократического государства с открытой рыночной экономикой.

Сравнение процессов экономических преобразований, осуществлённых в России с аналогичными процессами в странах Балтии, позволило расширить представления о качестве и объёме тех социальных, демографических и нравственно-психологических издержках, которые пришлось заплатить населению России в последнее десятилетие. Подтвердился тезис о важной роли этнокультурных и субъективных факторов в процессе общественной модернизации.

В данной работе удалось найти подходы к дифференцированию такого социокультурного образования как российская диаспора в странах Балтии, проследить её генезис, а также особенности социального развития, динамику изменений в социальной структуре и сдвигов в массовом сознании, формы адаптации к новым условиям. Рассмотрен процесс формирования «перекрёстной» идентичности, и связанные с этим условия возникновения нового субэтноса в странах Балтии - «еврорусские», и проанализированы возможные сценарии использования потенциала этого субэтноса как в процессе развития региональной солидаризации, так и в решении геостратегических целей России. В проведённом анализе деятельности средств массовой информации стран Балтии и России удалось выявить и оценить ту меру влияния, которые оказывают СМИ на внутрирегиональную консолидацию. Рассмотрены условия и факторы возникновения некоторых мифов и стереотипов в массовом сознании российского общества, которые влияют на формирование в нашей стране искажённого представления о современных странах Балтии, и происходящих в них процессах. Подобное представление мешает эффективно использовать социокультурный потенциала этого региона в геостратегических интересах России.

Таким образом, проанализирован и обобщён фактологический материал, подтверждающий значительное воздействие региональной специфики на происходящие трансформационные процессы. Собранный и обобщённый материал показал, что только комплексный междисциплинарный подход даёт необходимую сумму знаний, позволяющих познать предмет исследований во всём богатстве и многообразии. Исторические, этнические, политические, культурные, экономические, правовые и психологические аспекты современных социальных процессов требуют комплексного социологического анализа, обязательного выхода за пределы узко ограниченной области научного знания. И ход исследования, и его результаты подтвердили то положение, что современное теоретическое знание в области обществоведения становится практически необходимым, востребованным и ценным для повседневной жизни людей в стремительно усложняющемся социуме.

Список научной литературыСимонян, Ренальд Хикарович, диссертация по теме "Социальная структура, социальные институты и процессы"

1. Абызов Ю. Эскапизм как подоснова русско-балтийского бытия.//Русские в Прибалтике. Вильнюс, 1996.

2. Авраамова Е.М. Время перемен: социально-экономическая адаптация населения. М., 1998.

3. Агаларов А. ff. Россия: размышления на пути к рынку. М., 1998.

4. Агеев А.И. Предпринимательство: проблемы собственности и культуры. М., 1991.8 .Адорно Т. Негативная диалектика. М., 2003.

5. Алексеев И.В., Зеленое Е.И., Якунин В. И. Геополитика в России. Между Востоком и Западом. СПб., 2001.10 .Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии//Полис. 1992. № 4.11 .Алыперматт У. Этноцентризм в Европе. М., 2000.

6. Амосов А.И. Эволюция экономики и государства в России.//Вопросы философии, № 11, 2003.

7. Антоне А., Цилевич Б. Латвия: модель этнологического мониторинга. М., 1997.

8. Ъ.Антонов М.Ф. Нравственные устои экономики. М., 1989.

9. Апресян Р.Г. Идея морали и базовые нормативно-этические программы. М., 1995.

10. Аренд X. Истоки тоталитаризма. М., 1990.1 %.Армиллас П. Вклад Р.Редфилда в определение понятия «цивилизация»

11. Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия. М., 1998.

12. Арин О. Россия в стратегическом капкане. М., 2003.

13. Ю.Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

14. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 199322 .Артановский С.Н. Историческое единство человечества и взаимноевлияние культур. Философско-методологический анализ современныхзарубежных концепций. Ленинград, 1967.

15. Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействия. М., 1989.

16. Арутюнов С.А. Этничность объективная реальность//Этнографическое обозрение. 1995. № 5.

17. АтталиЖ. На пороге нового тысячелетия. М., 1993.

18. Аутвейт У. Действие, структура и философия реализма//Социо-Логос. Вып.1 Общество и сферы смысла. М., 1991.

19. Ъ\.Афанасьев Ю.Н. Опасная Россия: Традиция самовластья сегодня. М., 2001.

20. Афанасьев Э. О некоторых православных принципах формирования рыночной экономики//Вопросьт экономики. 1993, № 8.

21. ЗЗ.Афонуев С. Рыночные реформы и демократический процесс// Государство, экономика, общество: аспекты взаимодействия. М., 2000. Ъ4.Баграмов Э. Нация, национальная идея и национальная политика. М., 1997.

22. Балтийские дилеммы: выступления по вопросам этнополитики. Ред. В.Полещук. Таллинн, 2003.

23. Барадай Ю.М. От фантазии к реальности (происхождение нравственности) М., 1995.

24. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1984.3Я.Баткин JI.M. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989.

25. Батыгин Г.С. Обоснование научного вывода в прикладной социологии. М., 1986.

26. АО.Бауман 3. Индивидуализированное общество. М., 2002.

27. Бауман 3. Социологическая теория постсовременности (социологическиеочерки). Ежегодник. Вып.1. М., 1991.

28. Бахтин ММ К философии поступка// Философия и социология науки и техники: Ежегодник, 1984-1985. М., 1986.

29. Безгодов A.B. Очерки социологии предпринимательства. СПб., 1999.

30. Бек У. Что такое глобализация? М., 2001.

31. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999.

32. Беляева Л.А. Социальная модернизация в России в конце XX века. М., 1997.

33. Беляева Л.А. Социальная стратификация и средний класс в России. М., 2001.

34. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.

35. Бергер П. Приглашение в социологию. Гуманистическая перспектива. М., 1996.51 .БердяевН. А. Судьба России. М., 1990.

36. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

37. Бердяев H.A. О власти пространства над русской душой. М., 1991.

38. Берлин П.А. Русская буржуазия в старое и новое время. М- Л., 1925.

39. Беспалова Ю.М. Западносибирские предприниматели второй половины XIX начала XX вв.; имена, биографии, судьбы (качественные исследования в социологии культуры). Тюмень, 2002.

40. Бессонов Б.Н., Дубицкий B.B. Гражданское общество и духовное развитие личности. Омск, 2002.

41. Бжезинский 3. Большой провал. Рождение и гибель коммунизма в двадцатом веке. Liberty Publishing House. New York. 1989.5%.Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М. 2003.

42. Биллингтон Дж. Лики России. Страдание, надежда и созидание в русской культуре. М., 2001.61 .Блумер Г. Коллективное поведение. Американская социологическая мысль. М., МГУ. 1994.

43. Блюхер JI., Любарский Г. Главный русский спор. М., 2003.6Ъ.Большакова А.Ю. Норма и аномалия: Образ России в англо-американскойрусистике 1990-х гг. // Таллинн, Вышгород, № 5-6.

44. Боришполец К., Ружинская Т., Степанова Т. Политическое будущее России в свете теории этнонационального развития М., 1996.

45. Воронов А.О., Смирнов П.И. Россия и русские. Характер народа и судьбы страны. СПб., 2001.

46. Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989. 61 .Бразаускас А. Пять лет президентства. Вильнюс. 2003.68 .Бродель Ф. Игры обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV XVIII вв. Т.2.М., 1988.

47. Бромлей Э.К. Этносоциальные процессы: теория, история, современность. М., Наука, 1987.

48. И.Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. М., 1998.

49. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.

50. Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть.//ТНЕ818: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. Альманах. Весна 1993. М., 1993. Т.1. Вып.2.

51. Вб.Витаньи И. Общество, культура, социология. М., 1984

52. Внешнеторговый бизнес в России. Справочник. М., 1997.

53. Вопросы глобализации и регионализации на пространстве бывшего СССР. М., 2002.

54. Восленский М.И. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991.

55. Восприятие современной России за рубежом. М., 2001.

56. Гегель Г.В.Ф. Политические произведения. М.,1978.

57. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990.

58. Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991.

59. Геллнер Э. Гражданское общество в историческом контексте //Международный журнал социальных наук, 1991. № 2.

60. Генон Р. Кризис современного мира. М., 1994.101 .Гидденс Э. Социология. Научн. ред.В.Ддов. М., 1999.

61. Гидденс Э. Элементы теории структурации. Новосибирск, 1995.103 .Глинкина С.П. Социально-экономические преобразования в Центрально

62. Восточной Европе//Россия и Центрально-Восточная Европа в первойполовине 90-х годов/Под ред. И.И.Орлика. М., 1997.

63. Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990.

64. Голенкова З.Т. Гражданское общество и социальная стратификация

65. Проблемы формирования гражданского общества. М., 1993.

66. Ю6.Голенкова З.Т., Витюк В.В., Гридчин Ю.В. и др. Становлениегражданского общества и социальная стратификация//Проблемыформирования гражданского общества. М., 1993.

67. Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации: мифы и реальность (социологический анализ) 1992-2002. М., 2003.

68. Государство и диаспоры: опыт взаимодействия/ Под ред. Ю.Е. Фокина. М„ 2001.

69. Градировский С. Россия и постсоветские государства: искушение диаспоральной политикой.//Диаспоры, № 2-3,1999.

70. Ю.Гражданское общество. Мировой опыт и проблемы России. М., 1998. 111 .Гринберг Р. С. Экономические реформы в постсоциалистических странах: концепции, результаты, уроки. М., 2002.

71. Грум Дж. Растущее многообразие международных акторов/ТМеждународные отношения: социологические подходы. М., 1998. ИЗ.Грушин Б.А. Массовое сознание. М., 1987.

72. Грушин Б.А. Четыре жизни России в зеркале общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времён Хрущева, Брежнева, Горбачёва и Ельцина. М., 2001.

73. Грэхэм JT.P. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М., 1991.

74. Губогло М. Защита и самозащита национальностей.//Этнополис, № 4, 1995.

75. Гумилёв JI.H. Этносфера. История людей и история природы. М., 1993. 118 .Гумилёв Л. Н. Этногенез и биосфера земли. М., 1993.

76. Гумилёв Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М., 1993.

77. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. М., 1991

78. Дарендорф Р. После 1989. Размышление о революции в Европе. М., 1998.

79. Дракер П. Посткапиталистическое общество//Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999.

80. Дейкер X. Фрейда Н. Национальный характер и национальные стереотипы.//

81. Современная зарубежная этнопсихология. М., 1979.

82. Деловая Литва. Экономика и связи с Россией в 1999-2002 гг. М., 2002.

83. Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992.

84. Джунусов М. С. Национализм. Словарь-справочник. М., 1998.

85. Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1996.

86. Динамика ценностей населения реформируемой России./Отв. ред. Лапин Н.И. М., 1996.

87. Доган М., ПелассиД. Сравнительная политическая социология. М., 1994.

88. Донцов А.И. Проблемы групповой сплочённости. М., 1979. \Ъ1.Докторов Б.З. Россия в европейском социокультурном пространстве.//Социологический журнал, 1994, № 3.133.,Докторов Б.З., Ослон A.A. , Петренко Е.С. Эпоха Ельцина: мнение россиян. СПб., 2002.

89. Драгунский Д.В. Макрополитика. Заметки о детерминантах национального поведения. Полис. 1995, № 5.

90. Дугш Е.Я. Средства массовой коммуникации в стране и мире: опыт, оценки, перспективы. М., 1994.

91. Дугш Е.Я. Кабельное телевидение на Западе. М., 1998.

92. ХАЪДугин Е.Я., Аслаханов A.A. Демократия преступной не бывает. М., 1998.

93. Егоров Б.Ф. У истоков Тартуской школы. Воспоминания о 1950-х гг.//Радуга, 1995, № 1.

94. Жириков A.A. Этнические факторы политической стабильности. М., 1995.

95. Журавлёв А. Руководство и предпринимательство. Психологические основы российского бизнеса. М., 1999.

96. Зарипов Ф.Я., Файзуллин Ф.С. Этнополитические движения как социальный феномен. Уфа, 2000.

97. Зарипов Ф.Я. , Файзуллин Ф.С. Этническое сознание и этническое самосознание. Уфа, 2000.

98. Зарубина H.H. Православный предприниматель в зеркале русской культуры./Юбщественные науки и современность. 2001., № 5. 150.Заславская Т.Н. Социетальная трансформация российского общества. М., 2002.

99. Зборовский Г.Е. Существует ли региональная социология? //Социологические исследования, № 1, 2001.

100. Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1997.153Здравомыслов А.Г. Социология российского кризиса. М., 1999.154 .Зидентоп Л. Демократия в Европе. /Под ред. В.Л.Иноземцева. М., 2001.

101. Зиновьев А. А. Запад. Феномен западнизма. М., 1995.

102. Зорин В.Ю. Национальные аспекты российского федерализма//Свободнаямысль. М., 1996, № 10.

103. Зудин А.Ю. Режим В.Путина: контуры новой политической системы// Общественные науки и современность. 2003, №2.

104. Иванов В.Н. Межнациональная напряжённость в региональном аспекте//Социологические исследования. 1993, № 7.159 .Иконникова Н. Механизм межкультурного восприятия. // Социологические исследования, № 4, 1995.

105. Илларионова Т.С. Этническая группа: генезис и проблемы самоопределения (теория диаспоры) М., 1994.

106. Ильин В.В., Панарин A.C., Ахиезер А.И. Реформы и контрреформы в России. М., 1996.

107. Ингерфлом К.С. Несостоявшийся гражданин. Русские корни ленинизма. М., 1993

108. Интеграция в Таллинне. Анализ данных социологических исследований. Таллинн. Под ред. А.Семёнова. 2002.

109. Интеграция эстонского общества. Мониторинг. Таллинн, 2000.

110. Интеллигенция. Власть. Народ Антология. М., 1993.

111. Исаков С. Об изучении русского национального меньшинства в Эстонии: проблемы и перспективы. Таллинн, 1998.

112. Кабузан В. Русские в мире. Динамика численности и расселения (17191989). Формирование этнических и политических границ русского народа. СПб, 1996.

113. Канетти Э. Человек нашего столетия. М., 1990

114. Кантор В. «.Есть европейская держава»: Россия: трудный путь к цивилизации. Историософские очерки. М., 1997.

115. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. М., 2002. 171 .Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986

116. Карпинская Р., Никольский С. Социобиология. Критический анализ. Новосибирск, 1989.

117. ПЗ.Кахк Й. Остзейский путь перехода от феодализма к капитализму в ХУШ первой половине XX века. Таллинн, 1988.

118. ПА.Km Дж. Средства массовой информации и демократия. М., 1994. 175.Ключевский В.А. История сословий в России. Петроград, 1918. ПЬ.Клямкин И., Тимофеев Л. Теневая Россия. Экономико-социологическое исследование. М., 2000.

119. Ковалёв A.A. Самоопределение и экономическая независимость народов. М.,1988.

120. Колстоу П. Укореняющиеся диаспоры: русские в бывших советских республиках.//Диаспоры, № 1, 2001.

121. Кон И.С. К проблеме национальной характера//История и психология. М., 1971.

122. Концепции зарубежной этнологии. Критические этюды. М., 1976.

123. Коткин С. Н. Номенклатура в бывшем СССР и сегодняшней России//Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1998, № 2.

124. Коэн Д., Арато Э., Мюрберг И. Гражданское общество и политическая теория. М., 2003.

125. Кронфельд А. Дегенераты у власти. М., 1993.

126. S.Крупник И. Национальный вопрос в СССР: поиски объяснений//ВЕК, Рига, 1990, №3.189 .Крупное А. Русская диаспора как форма этнонационального определения. Сетевой проект организации русской диаспоры//Современные диаспоры. М., 1998.

127. Куда идёт Россия? Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год. /Под ред. Т.Заславской. М., 1999.191 .Кузеев Р.Г., Бабенко В.Я. Малые этнические группы: основные этапы этнокультурного развития//Советская этнография. 1984, № 4.

128. Куллудон В. Криминализация российской политической элиты//Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1998, № 1.

129. Лапин Н. И. Философское сознание: драматизм обновления. М. 1991.

130. Лапин H.H. Кризисный социум: наше общество в трёх измерениях. М., 1994.

131. JIaypucmuH М. Интеграция в Эстонии. Таллинн, 2002.

132. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995.

133. Лебедева Н.М. Новая русская диаспора. Социально-психологический анализ. М., 1997.19%.Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М.,1999.

134. Левин З.И. Менталитет диаспоры. М. 2001.203Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах. М., 1997.

135. Ленин В. И. Неизвестные документы. 1881-1922. М.1999.

136. Липатов A.B. Великое княжество Литовское: исторический феномен симбиоза этнических культур.//Вопросы философии, № 11, 2003.

137. Липпман У. Общественное мнение. М., 2004.

138. Лисичкин В.А., Шепепин Л.А. Россия под властью плутократии. М., 2003

139. Лифшщ А.Ю. Экономика реформ в России и её цена. М., 1994.

140. Лихачёв Д.С. Заметки о русском. М., 1984.210ЛосскийН. Условия общественного добра. М., 1991. 2\1.Лосжкий НО. Характер русского народа. М., 1990.

141. Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М., 1991.

142. Малявкин И. Российская региональная политическая мифология: три возраста//Рго et Contra. 2000.Т.5.№ 1.221 .Мамсуров Т.Д. Российский федерализм: национально-этнический контекст. М., 2001.

143. Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразований//Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994.

144. Мансуров В.А., Барбакова К.Г. Интеллигенция и власть. М., 1987.

145. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. М., 1983.

146. Маркузе Г. Одномерный человек. Киев, 1994.

147. Международная защита прав и свобод человека. Сборник документов. М., 1990.

148. Международные отношения: социологические подходы./Под ред. П.А.Цыганкова. М., 1998.

149. Межуев В.М. Российская цивилизация утопия или реальность.//Постиндустриальный мир и Россия. М., 2001.

150. Межэтнические контакты и развитие национальных культур. М. 1985.

151. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. //Социологические исследования. 1992, № 2.

152. Миграция: бедствие или благо? Материалы круглого стола по проблемам вынужденной миграции в России. М., 1996.

153. Миграция и новые диаспоры в постсоветском пространстве. М., 1996. 233 .Мизес Людвиг фон. Социализм. Экономический и социологический анализ. М., 1994.

154. Мшлс Ч. Социологическое воображение. М., 1998.

155. Мир старообрядчества: история и современность. М., 1999.

156. Мнацаканян М.О. Этносоциология: нации, национальная психология и межнациональные конфликты. М., 1998.

157. Мнацаканян М.О. Нации: Психология, самосознание, национализм. М.,1999.

158. Мониторинг процесса присоединения к ЕС: защита прав меньшинств. Таллинн. 2002.

159. Монсон П. Современная западная социология: теория, традиции, перспективы. СПб, 1992.

160. Моррис Р. Старообрядческая диаспора в Северной Америке. Культура русских литован (русских старообрядцев) в национальном и международном контексте. М., 1996.241 .Моска Г. Правящий класс (главы из книги).//Социологические исследования. 1994, № 10-№ 12.

161. Мясникова Л. Российский менталитет и управление//Вопросы экономики.2000, №8.

162. Национальная политика России: история и современность./Отв. Ред. Михайлов В.А. М., 1997.

163. Национальные и этнические группы в Латвии, Рига, 1996.

164. Неизбежность истории. Сборник статей по проблемам российской государственности. М., 1996.

165. Некипелов А.Д. Очерки по экономике посткоммунизма. М., 1996.

166. Никитин В.А. К понятию диаспоры. М., 1997.

167. Оболонский A.B. Драма российской политической истории: система против личности. М., 1994.

168. Ожог родного очага. Новый взгляд на старые истины. М., 1990.253 .Олсон М. Возвышение и упадок народов. Экономический рост,стагфляция и социальный склероз. Новосибирск, 1998.

169. Ортега-и-Гассет. Избранные труды. М., 1997.

170. Осипов Г.В. Социология. Социальная структура и социальные процессы. М., 1995.

171. Паппэ Я. Российский крупный бизнес как экономический феномен: особенности становления и современного этапа развития// Проблемы прогнозирования. 2002. № 2. 261 .Парамонов Б.М. Конец стиля. М.-СПб., 1997.

172. Парсонс Т. Система современных обществ. М.1997.

173. Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения//Американская социологическая мысль. М., 1996.

174. Панеш Э.Х. Этническая психология и межнациональные отношения. Взаимодействие и особенности эволюции. СПб., 1996.

175. Панарин А. Философия полигики. М., 1993.

176. Паренти М. Демократия для немногих. М., 1990.

177. Перегудов СЛ., Лапина Н.Ю., Семененко И.С. Группы интересов и российское государство. М., 1999.

178. Пихоя Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991.М., 1998.

179. Платонов Ю.В., Почебут Л.Г. Этническая социальная психология, СПб., 1993.

180. Плотницкий Ю.М. Теоретические и эмпирические модели социальных процессов. М., 1998.21\.Полищук В. Русские в Эстонии, их идентичность и этнический конфликт.//Новый Таллинн, № 1-2, 2003.

181. Попков Ю.В. Интернационализация в традиционном и современном обществах. Новосибирск, 2000.

182. Попов Г.Х. Будет ли у России второе тысячелетие. М., 1998. 214Лоппер К. Открытое общество и его враги. Т.П. М., 1992.

183. Права человека: индивидуальные жалобы в ООН и Совет Европы. Сборник материалов. Таллинн. 2000.

184. Ив.Празаускас A.A. Этнонационализм, многонациональное государство и процессы глобализации//Политические исследования,. 1997. № 2. 211 .Пригожий А. И. Патология политического лидерства в России/Юбщественные науки и современность. 1996, №3.

185. Процесс перехода и показатели стран СНГ. Извлечения из «Доклада о процессе перехода 2001 года». Европейский банк реконструкции и развития. Ноябрь 2001.

186. Профессиональные группы интеллигенции./Отв.ред. В.Мансуров/ М., 2003.

187. Психология национальной нетерпимости. Минск, 1998.281 .Радаев В.В. Этническое предпринимательство: мировой опыт и Россия.//Политические исследования. 1993, № 5.

188. Радаев В.В. Хозяйственный мир России: постсоветскоеобщество./ТРоссийский экономический журнал. 1996, № 5.2S3.Радаев В.В, Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996.

189. Развитие интеграционных процессов в Европе и России. М., 1997.

190. Разин A.B. От моральных абсолютов к конкретной действительности. М., 1996.

191. Ранкур-Лаферьер Д. Россия и русские глазами американского психоаналитика: В поисках национальной идентичности. М., 2003.

192. Резник Ю.М. Введение в социальную теорию. Социальная онтология. Пособие. М., 1999.

193. Релятивистская теория нации: новый подход к исследованию этнополитической динамики России. М., 1998.

194. Рш А. Хозяйственная этика. М., 1996.

195. Рогов С. Изоляция от интеграции.//Независимая газета, 7 декабря 2000 г. Рогов С. Евразийская стратегия для России. М., 1998.29Ъ.Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995.

196. Российское общество: становление демократических ценностей?/Под ред. МакфолаМ., Рябова А. М., 1999.

197. Россия и страны Центральной и Юго-Восточной Европы: взаимоотношения в начале XXI века. М., 2003.

198. Россия: социальная ситуация и межнациональные отношения в регионах М., 1996.

199. Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.

200. Россия: 10 лет реформ. Социально-демографическая ситуация./Под ред. Н.М.Римашевской. М., 2002.

201. Роуз Р. Движение в Европу? Противоречивые цели посткоммунистических стран.//Полития, № 2, 2003.

202. Русские (этносоциологические очерки) / Отв. ред. Ю.В.Арутюнян. М., 1992.

203. Русские в новом зарубежье. Миграционная ситуация, переселение и адаптация в России./Отв. ред. С.Савоскул. М., 1997.

204. Русские в Латвии. История и современность. Рига, 1992.

205. Русские в Эстонии на пороге XXI века: прошлое, настоящее, будущее. Таллинн, 2000.

206. Русские в Литве проблемы и перспективы. Вильнюс, 1992.

207. Рыбаков В. «Бюрократическая буржуазия» и проблемы становления капитализма в России/Бюрократический капитализм в России и Третьем мире//Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 7.

208. Рывкина Р.В. Влияние новой правящей элиты на ход и результат экономических реформ.//Социологические исследования, 1995, № 11.

209. Савоскул С.С. Русские нового зарубежья. Выбор судьбы. М., 1997. ЪОЪ.Сакс Дж. Рыночная экономика и Россия. М., 1994.

210. Саттер Д. Тьма на рассвете. Возникновение криминального государства в России. М., 2004.

211. Сибоут Я. Мир без границ. М. 1997.

212. И.Сикевич З.В. Социология и межэтнические отношения. СПб., 1999. 312.Симония H.A. Становление бюрократического капитализма в России (1992-1998)//Свободная мысль.2000, № 3.

213. ЪХЪ.Симонян Р.XОт национального самосознания к гражданскому действию/ Массовое сознание и массовые действия. М., 1994.

214. Симонян Р.Х. Свет и тени нового экономического партнёрства. //Диалог, №4-6, 1994.

215. Симонян Р.Х. Человек в бизнесе. Портрет литовского предпринимателя.//ЭКО, № 3, 1998.

216. ЪЮ.Симонян Р.Х., Кочегарова Т.М. Какой плацдарм мы ещё не оставили?//Вестник содружества, № 5-6, 1999.

217. Симонян Р.Х. Заработает ли новый Руссо-Балт?//Внешняя торговля, № 2, 1999.

218. Симонян Р.Х., Кочегарова Т.М. Российская община в государствах Балтии/Россия: трансформирующееся общество./Под ред. В.Ддова. М., 2001. Ъ2Ъ.Симонян Р.Х. Русская Балтия, или как экономика стирает границы и объединяет народы. // ЭКО, № 5, 2001.

219. Симонян Р.Х., Кочегарова Т.М. Этнические различия в ориентациях и установках предпринимателей Эстонии. /В кн. Неэстонцы на рынке труда в новой Эстонии. М., 2001.

220. Симонян Р.Х. Российская диаспора в странах Балтии//Свободная мысль, № 10, 2002.

221. Симонян Р.Х. Страны Балтщ и распад СССР (о некоторых мифах и стереотипах массового сознания)// Вопросы истории № 12, 2002.

222. Симонян Р.Х. Прибалтика в контексте распада СССР (как сложился один из постсоветских мифов).//Полития, № 1, 2003.

223. Симонян Р.Х., Кочегарова Т.М. Новые варяги (российская община в странах Балтии).//Вопросы экономики, № 2, 2003.

224. Симонян Р.Х. Россия и страны Балтии. М., 2003

225. Симонян Р.Х., Кочегарова Т.М. Два информационных пространства//Власть, № 1, 2003.331 .Симонян Р.Х. Страны Балтии в годы горбачёвской перестройки//Новая и новейшая история, № 2, 2003.

226. Симонян Р.Х. Перемены в массовом сознании российской диаспоры в странах Балтии// Психологический журнал, № 2, 2004.

227. Симонян Р.Х. Балтийские масс-медиа: динамика последнего десятилетия//Социологические исследования, № 2, 2004.

228. Симонян Р.Х. Образ стран Балтии в российских СМИ//Социологические исследования, № 5, 2004.

229. Симонян Р.Х. От государственных образований к региональным сообществам// Власть, № 5, 2004.

230. Симонян Р.Х. Приватизация по-прибалтийски и по-русски//Свободная мысль-XXI, № 5, 2004.

231. Смелзер Н. Социология. М., 1994.

232. Смешанное общество. Российский вариант. М., 1999.

233. Смит Э. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий наций и национализма. М., 2004.

234. Соловей БД. Русский национализм и власть в эпоху Горбачёва//Межнациональные отношения в России и СНГ. М., 1994.

235. Сорокин П. Главные тенденции нашего времени. М., 1997.

236. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.

237. Сорокин П.А. Система социологии. Социальная аналитика. В 2-х тт. М., 1993.

238. Сорос Дж. Кризис глобального капитализма. М., 1999.

239. Социальная стратификация российского общества. /Отв. ред. Голенкова З.Т. М., 2003.

240. Социальная траектория реформируемой России. Исследование Новосибирской экономико-социологической школы. Новосибирск, 1999.

241. Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность./Отв. ред. Л.Дробижева. М., 2002.

242. Социально-психологические исследования руководства и предпринимательства. /Отв. ред. А.Л.Журавлёв, Е.В.Шорохова. М., 1999.

243. Социально-экономические модели в современном мире и путь России. Книга 1. Трансформация постсоциалистического общества. М., 2003.

244. Сравнительная социология. Избранные переводы. М., 1995. Старообрядчество в России (XVII-XX века). М., 1999.351 .Старовойтова Г.В. Проблемы этносоциологии в современном городе. Л., 1980.

245. Страны Центральной и Восточной Европы на пути в Европейский Союз. М., 2002.

246. СтиглицДж. Глобализация: тревожные тенденции. М., 2003.

247. Субетто А.И. Капиталократия. Мифы либерализации и судьба России. 2-е изд. С-Петербург, 2002.

248. Судьбы реформ в России. Материалы научной дискуссии. М., 1997.

249. Тадевосян Э.В. Этнонация: миф или реальность?//Социологические исследования. 1998. № 6.

250. Тапшина В. Богатые в постсоциалистической России/Юбщественные науки и современность. 1996, № 6.35%.Теннис Ф. Общность и общество.СПб.2002.

251. Тишков В.И. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997.

252. Тишков В.И. Идентичность и культурные границы.//Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М.,1997.

253. Тишков В.И. Миграция и новые диаспоры в постсоветских государствах. М., 1996.

254. Тишков В.И Забыть о нации (постнационалистическое понимание национализма)//Этнографическое обозрение. 1998, № 5.

255. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991

256. Тощенко Ж.Т. Диаспоры как субъект национальной политики.//Куда идёт Россия? Социальная трансформация постсоветского пространства. М., 1996.

257. Тощенко Ж.Т., Чаптыкова Т.П. Диаспора как объект социологического исследования//Социологические исследования, 1996, № 12.

258. Тощенко Ж.Т. Постсоветское пространство: суверенизация и интеграция. Этносоциологические очерки. М., 1997

259. Тощенко Ж.Т. Этнократия: история и современность (социологические очерки) М., 2003.

260. Тощенко Ж.Т. Кто нами управляет? Элиты или кланы, семьи, клики, корпорации?// Социологические исследования, 2001, №6.

261. Тощенко Ж.Т., Харченко C.B. Социальное настроение. М., 1996.

262. Трансформационные процессы и экономическое развитие. М., 2003.

263. Х.Троицкий Е.С. Русский народ в поисках правды и организованности (9881996). М., 1996.

264. Трубещой Н.С. К проблеме русского самопознания. Париж, 1927. 313.314.Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М., 1998.

265. Уайт С., Лайт М., Лоуэнхардт Дж. Белоруссия, Молдавия, Украина: к востоку или западу.//Мировая экономика и международные отношения. 2001. №7.

266. Уш/ч П. Идея социальной науки и её отношение к философии. М,, 1996.

267. Уроки социально-экономических преобразований в странах Центральной и Восточной Европы./Под ред. О.Т.Богомолова. М., 1996.

268. Утопия и утопическое мышление. Антология зарубежной литературы./Под общ. ред. В. Чаликовой. М., 1991.

269. Фалъцман В. Российское предпринимательство с позиций христианской морали // Вопросы экономики.2000. № 8.

270. Федосова Э.П. Россия и Прибалтика: Культурный диалог. Вторая половина XIX начало XX века. М., 1999.381 .Фейербенд П. Избранные труды по методологии науки. М. 1986.

271. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1994.

272. Фромм Э. Человеческая ситуация. М., 1994.

273. Фроянов И.Я. Погружение в бездну. Россия на исходе XX века. СПб., 1999.

274. Фуко М. Слова и вещи. Археология гу манитарных наук. М., 1977.

275. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. М., 1997.

276. Фукуяма Ф. Великий разрыв. М., 2003.390Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Московские лекции и интервью). М., 1992.

277. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности//Вопросы философии. 1989,№2. 392Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М., 1992.393 .Халем Ф. Историко-правовые аспекты проблемы Восток -Запад//Вопросы философии. 2002, № 7.

278. Халипов В. Власть. Основы кратологи. М., 1995. Ъ95.Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. М., 2000.

279. Хантингтон С.П. Столкновение цивилизаций и переустройство мирового порядка// Распад и рождение государств. М., 1997. 397Хаттон У. Мир, в котором мы живём. М., 2004.

280. Хевеши М.А. Массовое общество в XX веке// Социологические исследования, 2000, № 9.

281. Хлопин АД. Гражданское общество или социум клик: российская дилемма/ЯТолития, 1997, № 3.

282. Хлопин А.Д. Гражданское общество в России: идеология, утопия,реальность.// Pro et Contra, 2002, т. 7, № 1.403ХотинецВ. Этническое самосознание. СПб., 2000.

283. Хойслинг Р. Социальные процессы как сетевые игры. М., 2003.405Хэл д Д. Интересы, знание и действие (К критической методологии

284. Ю.Хабермаса). Новосибирск, 1995.406Хюбнер К. Нация: от забвения к возрождению. М., 2001.

285. Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегося общества. М., 1994.

286. Цилевич Б. Время жёстких решений. Рига, 1993.

287. Цыганков А.П., Цыганков П. А. Плюрализм как обособление цивилизаций?//Вопросы философии, № 2, 1998.

288. Чешихин Е.В. Краткая история Прибалтийского края. Рига, 1884.411 .Четко C.B. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М.,1996.

289. Четко С. В. Философия и мистика национального вопроса //Общественные науки. 1990. №3.

290. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Т.1. Рига, 1924.

291. Шибутани Т. Социальная психология. Ростов-на-Дону, 1998. 421 .Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. М., 1980.

292. Шкаратан О. Тип общества, тип социальных отношений.//Мир России.2000, № 2.

293. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб, 1996.424Шрадер X. Глобализация, цивилизация и мораль// Журнал социологии и социальной антропологии. 1998.Т.1. № 2.

294. Шумпетер Й. Теория экономического развития: исследования предпринимательской прибыли, капитала, кредита, процента и цикла конъюнктуры. М., 1982.

295. Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995.

296. Шутов А.Д. Коренные этносы Балтии и русские общие интересы.//Социологические исследования, 1996, № 9.42%.Шютц А. Смысловая структура повседневного мира. Очерки по феноменологической социологии. М., 2003.

297. Щедровщкий Г.П. «Искусственное» и «Естественное» в развитии и функционировании знаковых систем//Акмеология. 1996. № 2.

298. ГЦербанин Ю.А. Транспортные связи России в 1999-2000 гг. и на перспективу. М., 2000.

299. Экономические реформы в России (итоги, перспективы)./Под ред. Логинова В.П. М., 1997.

300. Элшс Н. Общество индивидов. М., 2001. 433.Эрхард JI. Благосостояние для всех. М., 1991

301. Этика: новые и старые проблемы. Сборник./Отв. ред Апресян Р.Г. М., 1999.

302. Этика русского бизнеса. Антология. М., 1992.

303. Этничность и власть в полиэтничных государствах. М., 1994.

304. Этнодиалоги. Московское межнациональное совещание. М., 1997.

305. Юнг К. Очерки о современных событиях. Психология нацизма. СПб.,1996439Ядов В.А. Стратегия социологического исследования М., 1998.440Ядов В.А. Социальная идентификация в кризисном обществе.

306. Социологический журнал, 1994, № 1.

307. Aasland A. Russians outside Russia: the New Russian Diaspora. In: Smith G. The Nationalities Question in the Post-Soviet States. London & New York. 1996.

308. Abramson P., Inglehart R. Value Change in Global Perspective. The University of Michigan, 1995.451 .AllardtE. About Dimensions of Welfare. Helsinki. 1989.

309. Andersen E. An Ethnic Perspective on Economic Reform. The case of Estonia. Aldershot/ Brookfield: Ashgate, 1999

310. Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London, 1983.

311. Andersen E. An Ethnic Perspective on Economic Reform, The case of Estonia. Aldershot/Brookfield: Ashgate, 1999.

312. Aping I.L. Nationality policy in the Baltic States //The Baltic States at Historical Crossroads/ Academy of Sciences of Latvia.2001.

313. Baltic Media in Transition. Edited by Peeter Vihalemm. Tartu, 2002

314. BaumanZ. Intimations of Postmodernity. London: Routledge, 1992.

315. Beisstnger M. Nationalist Mobilization and the Collapse of the Soviet Union. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1993.

316. Bondon R. The Logic of Social Action An Introduction to Sociological Analysis. London. 1981.

317. Bradshaw M., Hanson P., Shaw D. Economic Restructuring in The Baltic States: The National Self Determination of Estonia, Latvia and Lithuania. Edited Graham Smith. New York, 1994.

318. Brah A. Cartographies of Diaspora: Contesting identities. London and New York, 1996.

319. Branthwaite A. The Psychological Basis of Independent Statehood//States in a Changing World: F Contemporary Analysis / Ed. RJackson, A. James. Oxford: Oxford University Press, 1993.463 .Braun T. Estonia and the Estonians. Stanford, 1987.

320. Breuillv J. Nationalism and the State. Chicago: University of Chicago Press, 1994.

321. Brubaker R. Nationhood and the National Question in Soviet Union and PostSoviet Eurasia: an lnstitutionalist Account. In: Theory and society, XX111, 1994.

322. Brzezinski Z. The Grand Chessboard. New York: Basic Books. 1998.

323. Bull H. Beyond the State System// The Global Transformations Reader: An introduction to the Globalization Debate/ Ed. by D.Held, A.McGrew. Cambridge: Polity Press, 2000.

324. Castells M. The power of identity. Oxford Blackwell Publishers. 1997. Cerniauskas G., Monitoring Poverty. UNDP, Vilnius, 1999. Discussion Papers, № 44.

325. Country Information. Vilnius, 2002.

326. Central Statistical bureau of Latvia (CSBL). Riga, 1998. 41\.Chenais F. La mondialisation du capital. Paris: Syros, 1994.

327. Clemens W. The Baltic Transformed: Complexity Theory and European Security. Lanham; Maryland: Rowman and Littlefield Publishers, 2001. 473.Clover C. Dreams of the Eurasian Heartland. Foreign Affairs. № 2, 1999.

328. Dodds K. Geopolitics in a Changing World. London: Prentice Hall. 2000.

329. Dominick J.R. The Dynamics of Mass Communication. McGraw-Hill Publishing Company. New York, 1990.

330. Der-Karabetian A. Vielfaltige soziale Identitet als Reflektion der Moderae. In: Identität in der Fremde. (Hg.) von Mihran Dabag und Kristin Platt. Bochum, 1993.

331. Druviete I. Sociolinguistic Situation and Language Policy in the Baltic States. Riga University of Latvia, Baltic Studies Programme, 2000.

332. Easter Statistika Aastaraamat 2001. Tallinn, 2001.

333. Elster J., Claus O., Ulrich K. Preuss. Institutional Design in Post-communist societies. Rebuilding a Ship at Sea. Cambridge University Press, 1998.

334. Estonia People and Welfare. Estonian National Report for Habitat 11. Tallinn, 1996.

335. Evans G., Lipsmeyer C. The Democratic Experience in Divided Societies: The Baltic States in Comparative Perspective//Jornal of Baltic Studies. 2002 (Winter).

336. Foreign trade I Quarter. Vilnius, 2002.

337. FrankelB. The Post-industrial Utopians. Cambridge, 1987.

338. Frye T. Capture or Exchange? Business Lobbying in Russia//Europe-Asia Studies. 2002.Nov. Vol.54. № 7.

339. Fukuyama F. The Great Disruption: human nature and reconstruction of social order. The Free Press. New York, 1999.

340. Gaddy C., Barry W. Russia's Virtual Economy. Brookings, Washington DC, 2002.

341. Gaidys V. Russians in Lithuania// Shlapentokh V., Sendich M., Paytn E. (eds). The Russian Diaspora (Russian Minorities in the former Soviet Republics). New York; London: M.E. Sharpe, 1994.

342. Gaidys V. The Emergence of the Lithuanian Political Elite. Dallas, 1999.491 .Gatrell P. Poor Russia: Environment and Government in the Long-Rum Economic History of Russia// Reinterpreting Russia. London, 1999.

343. GellnerE. Nations and Nationalism. Oxford, 1983.

344. Gimbutas M. The Baits. New York, 1963.

345. GH inizi di christianesimo in Livonia-Lettonia. Citta del Vaticano, 1989.

346. Harrop M., Miller W. Elections and Voters. A Comparative Introduction. Hampshire, London. 1987.

347. Heisler M. Ethnicity and Etnic Relations in the Modern West//Conflict and Peacemaking in Multiethnic Societies. Massachusetts/ Toronto: Lexington Books, 1990.

348. Held D. Models of Democracy. Oxford, 1992.49S.Hiden J., Lane T. (eds). The Baltic and the Outbreak of the Second Wordl War. Gambridge, 1992.

349. Hindess B. Actors and Social Relations//Sociological Theory in Transitions. Boston. 1986.

350. Kaase M. Partizipation. Staat und Politik. Bonn. 1991.

351. Katdor M., Vejvoda I. (eds). Democratization in Central and Eastern Europe. Pinter. London; New York, 1999.

352. Karklirts R. Ethnopolitics and Transition to Democracy The Collapse of the USSR and Latvia. Washington, DC, The Woodrow Wilson Center Press. 1994.

353. Communication 5ll.Latin D. Id Abroad. Cornell 518.Latvian ja nakokulma (Bus

354. Kerr D. The New Eurasianism: The Rise of Geopolitics n Russia's Foreign Policy. Europe-Asia Studies. 1995, № 6.

355. Kolodko G. From shock to therapy: the political economy of post-socialist transformation. Oxford etc.: Oxford University Press, 2002.

356. Kolstoe P. Russians in the Former Soviet Republics. London. 1995.

357. Kymlicka W. Multicultural Citizenship. A Liberal Theory of Minority Rights. Oxford: Clerend m Press, 1995.

358. Lane D., Ross C. The Russian Political Elites Recruitment and Renewal// Postcommunist Elites and Democracy in Eastern Europe. Macmillan Press Ltd, 1998.

359. Levits E. Littland unter dour Sowietherrschaft und auf dem Wege zur Unabhängigkeit// Die Drei Baltische Nationen. Hrsg. Von Boris Meissner. Köln, 1991.

360. Linz J., Alfred St. Problems of Democratic Transition and Consolidation. Southern. South American and Post-Communist Europe. Baltimore; London: The John Hopkins University Press. 1996.

361. Linz J., Stepan A. Problems of democratic transition and consolidation. The John Hopkins University Press. Baltimore and London. 1996.

362. Loewenberg P. Fantasy and Reality in History. New York: Oxford University Press, 1995.

363. Losch D., Plötz P., Polkowski A. Wirtschaftslage und Reformprozesse in Estland, Lettland und Litauen. Hamburg, 2000.

364. Maddison A. The World Economy. The Millenial Perspective. Paris. 2001.

365. Mansurov V. Social Actors and Designing the civil society of Eastern Europe //Changes in the USSR-Russia social Structure. Moscow, 2002.

366. Mansurov V., Chemysh M. The Return of Russian Sociology //Sociology in Central and Eastern European. London, 2003.

367. Material for Baltic Models of Transformations. National reports. Blom, Melin, Nikula (eds). Tampere. 1996.

368. Melvin N. Russians beyond Russia (The Politics of National Identity). London, 1995.531 .Misiunas R., Taagepera R. The Baltic States. Years of Dependence. 19401990. London, 1993.

369. Nations A.S. An NGO Perspective// Peacemaking in International Conflicts: Methods and Techniques/Ed. by I.W.Zartman and J.L. Rasmussen. Washington D.C.: United States Institute of Peace. 1997.

370. Nye J. The Paradox of American Power: Why the Worlds Only Superpower Cant Go it Alone. Oxford: University Press, 2002.534.0ECD Economic Surveys 1999-2000. The Baltic States. A Regional Economic Assessment. Paris, 2000.

371. Petersson B. National Self-Images and Regional Identities in Russia. Aldershot: Ashgate, 2001.

372. Pilkington H. Migration, Displacement and Identity in Post-Soviet Russia. Routledge, London & New York. 1998.

373. Plazas A. The Latvians. Stanford, 1995.

374. Przeworski A. et al. (eds.). Democracy and the Market: Political and Economic Reforms in Eastern Europe and Latin America. Cambridge; UK, Cambridge University Press, 2000.

375. Population and Housing Census, Citizenship, Nationality, Mother Tongue and Command of Foreign Languages, 11. Tallinn Statistical Office of Estonia. 2001.

376. Pub1ic Education in a Multicultural Society. Cambridge, 1996.

377. Ranch G. von. Geschichte der baltischen Staaten. Stutgart, 1970.

378. Return to the Western World. Edited bi Marju Lauristin & Peeter Vihalemm with Karl Erik Rosenbergen & Lennart Weibull. Tartu, 1997.

379. Rose R. New Baltic Barometer n. A Survey Study. Studies in Public Policy. Glasgow: University of Strathclyde, 1995.543 .Rose R. New Baltic Barometer III. A Survey Study. Studies in Public Policy. Glasgow: University of Strathclyde, 1997.

380. Rose R. New Baltic Barometer IV. A Survey Study. Studies in Public Policy. Glasgow: University of Strathclyde, 2000.

381. Rose R., Maley W. Nationalities in the Baltic States. A Survey Study. Glasgow: University of Strathclyde, 1997.

382. Rothschild J. Ethnopolitics: A Conceptual Framework. New York, 1981.

383. Russian Sociology: Changes and Problems. Editor-in-Cief: V.Mansurov. M., 2002.

384. Schnapper D. From the Nation-State to the Transnational World: On the Meaning and Usefulness of Diaspora as a Concept. In: Diaspora 8(3), 1999. 549.Shain Y. The frontier of loyality. Political exiles in the age of the nationstate. Middletown, 1989.

385. Smith A. Nationalism and Modernism London, New York, 1998.

386. Smith G. The Post-Soviet States (Mapping the Politics of Transition). London,1999.

387. Social Trends. Statistical Office of Estonia. Tallinn, 1998.

388. Sociology in Central and Eastern Europe. Transformation at the Dawn of a New Millennium. Edited bi Mike Forrest Keen and Janusz L. Mucha. London, 2003.

389. Sutela P. Managing capital flows in Estonia and Latvia//BOFIT Discussion Paper. 2001. № 17.55A.Sutela P. Economic Thought and Economic Reform in the Soviet Union. Cambridge University Press, 1991.

390. Sutela P., Mau V. Economics under socialism: the Russian case//Hans-Jurgen Wagener, ed. Economic Thought in Communist and Post- Communist Europe. Routledge, London and New York, 1998.

391. Taifel H. Human groups and social categorization. Cambridge: University Press, 1981.

392. Taube C. Constitutionalism in Estonia, Latvia and Lithuania. A study in Comparative constitutional Law. Stockholm: Justus Forlag, 2003.

393. Taylor C. Philosophical Arguments. Harvard, 1995.

394. The Baltic States (The National Self Determination of Estonia, Latvia and Lithuania)/ Ed. By Graham Smith. Macmillan. London, 1994.

395. The Challenge of the Russian Minority. Edited by Marju Lauristin and Mati Heidmets, Tartu, 2002.

396. The Development of Democracy in Baltic States. Vilnius, 2002.

397. The Economic Transformation of the Soviet Union, 1913-1945. Cambridge, 1994.

398. The Politics of Territorial Identity: Studies in European Regionalism / Eds. S. Rokkan, D.Urwin. London: Sage, 1982.

399. Venesaar U. and Hackey J. Economic and social shanges in the Baltic States in 1992-1994. Tallinn, 1995.

400. Vester H-G. Kollektive Identitäten und Mentalitäten. Frankfurt, 1996.

401. Vetik R. Democratic Multiculturalism: a New Model of National Integration. Aland Islands Peace Institute. 2000.

402. Volkovs A. Slavi Latvjia. Riga, 1998.

403. Waters M. Globalization. London, New York, 1995.

404. Weststejin W. Aspects of Eurasianism.//Structure and Tradition in Russian Society/ Ed. R.Reid, J.Andrew, V.Polukhina. Helsinki: Helsinki University Press, 1994.

405. Williams R. Russia Imagined: Art, Culture and National Identity, 1840-1995. New York, 1997.

406. WisnerH. Dzieje panstwa i narodu. Warszawa, 1999.

407. World Bank. Global Economic Prospects. Washington, 2002.

408. World Bank. World Development Report. Washington, 2002.

409. Yongl. Inclusion and Democracy. New York, Oxford University Press, 2000.

410. Zaslavski V. Nationalism and Democratic Transition in Postcommunist Society//Daedalus, 1992.

411. Zvidrins P., Vanovska I. Latviesi: statistiski demografisks portretejums. Riga, 1992.