автореферат диссертации по социологии, специальность ВАК РФ 22.00.01
диссертация на тему:
Социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе

  • Год: 2003
  • Автор научной работы: Тхакахов, Валерий Хазраилович
  • Ученая cтепень: доктора социологических наук
  • Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
  • Код cпециальности ВАК: 22.00.01
Диссертация по социологии на тему 'Социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ТХАКАХОВ Валерий Хазраилович

СОЦИАЛЬНЫЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ

Специальность 22.00.01. - теория, методология и история социологии Специальность 23.00.02. - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии

ч

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора социологических наук

Санкт-Петербург - 2003

Работа выполнена на кафедре теории и истории социологии факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Бороноев Александр Ользонович Официальные оппоненты: доктор социологических наук, профессор

Скворцов Николай Генрихович доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Росенко Маргарита Николаевна доктор социологических наук, профессор Маргулян Яков Аронович Ведущее учреждение - Санкт-Петербургская государственная академия сервиса и экономики

Защита состоится _ 2003 г. в 16.00 час. на заседании

диссертационного совета Д. 212.232.06 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 193060, г. Санкт-Петербург, ул. Смольного, д. 1/3, подъезд 9-ый, факультет социологии СПбГУ, ауд. 205.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке имени A.M. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан "

24- 2003 года

Ученый секретарь диссертационного совета

доктор социологических наук У Д.В. Иванов

' ¿ЬОЧЪЪ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

3\В0ЯГ

Актуальность темы исследования имеет два аспекта — событийный и теоретико-методологический. Речь идет о том, что в постсоветский период Северный Кавказ фактически оказался в эпицентре сложнейших событий, процессов и обстоятельств. Деконструкция сложившегося социального порядка, суверенизация, этнокультурная гомогенизация, распад одних иден-тичностей и формирование новых, миграции, индивидуализации и солидаризации, традиционализации и модернизации, социальные конфликты - эти и масса иных событий и процессов, наполнили конкретным смыслом и значением современную жизнь Северного Кавказа.

Происходящее в регионе привлекает общественное и исследовательское внимание. Существенно увеличился общий объем публикаций, посвященных Северному Кавказу периода социальной трансформации. В условиях плюрализма и демократизации социальные и этнокультурные процессы, развертывающиеся в регионе, воспринимаются по-разному как общественным сознанием, так и в рамках научной рефлексии. С одной стороны, формируются представления, исходящие из простых описательных и объяснительных схем происходящего.

В постсоветских идентификациях Северный Кавказ выступает объектом негативной стигматизации, символом жупела и схематического упрощения. Советская схема "класс и идеология" вытесняется сконструированной бинарностыо вероисповедания и этничности, на основе которых пытаются классифицировать, типологизировать народы и культуры. Различия культур трактуются в качестве источника реальных или потенциальных конфликтов и противоречий. Сам северокавказский социум, социальные отношения, которые доминируют в нем, рассматриваются преимущественно в статике вне процессуального и трансформационного контекста. Недостаточное внимание уделяется и деятельной активности субъектов действия, являющихся источником социального конструирования жизненного мира. Сложная диалектика

гос. - ' -»лим*

ь

1 • • Г<*

взаимоотношений между социальными и этнокультурными процессами в регионе необоснованно упрощается или же чрезмерно политизируется.

Понимание ограниченности одномерных подходов стимулирует научный дискурс в направлении переосмысления сложившихся представлений. Необходимость "усилить внимание к теоретическим и методологическим поискам парадигмы изучения социокультурных процессов на Кавказе"1 осознается учеными региона как одна из наиболее актуальных проблем. Демократизация научного поля отечественной социологии создает условия для использования возможностей различных подходов к анализу социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе. Особое значение приобретают те из них, которые позволяют по-иному взглянуть на интерпретацию данных процессов, на их соотношение, взаимосвязи, структуру, механизмы воспроизводства и динамики. Не стереотипизированные образы Северного Кавказа, его народов и культур как рациональная цель, достижимая средствами социологической науки, востребована современным научным сообществом России и толерантными кругами общественности.

Расширение теоретико-методологических перспектив имеет и важное прикладное значение. Плюрализм способствует осмысленному выбору стратегии решения общих и конкретных проблем социального и этнокультурного характера применительно к севсрокавказскому региону.

Состояние и степень разработанности проблемы.

Исследование социальных и этнокультурных процессов имеет широкую социологическую традицию, которая методологически и концептуально представлена различными подходами к их трактовке и интерпретации.

Определяющий вклад в исследование теоретико-методологических аспектов социальных процессов внесли представители классической социологии: К. Маркс, М. Вебер, Э. Дюркгейм, Г. Спенсер, Г. Тард, Г. Зиммель, М.М. Ковалевский, Ф. Теннис, Л. фон Визе, П. Сорокин, Ч.Х. Кули, Дж. Г. Мид. В

1 Рекомендации Всероссийской научно-практической конференции "Кавказский регион' проблемы культурного развития и взаимодействия". (Ростов-на-Дону, 1999 //Кавказ проблемы культурно-нивилизациошюго развитии Ростов-на-Дону, 2000, с. 183

историко-социологическом смысле данные процессы первоначально и преимущественно рассматривались в их социал-эволюционистском, европоцентристском ракурсах вне контекста множественности культурно-цивилизационных вариантов и перспектив развития. Дальнейший период в разработке проблем социальных процессов характеризуется отходом от эволюционной перспективы, поиском девелопменталистской альтернативы и номологических концептуализации.

Исследования Чикагской социологической школы (У. Томас, Р. Парк, Э. Берджес), Гарвардской школы социологии (П. Сорокин, Т. Парсонс), фи-гурационной социологии Н. Элиаса существенно расширили концептуальные и методологические возможности в анализе различных аспектов социальных и этнокультурных процессов.

Современная концептуализация данных процессов (символический ин-теракционизм, этнометодология, теории социального обмена) способствовала повышению внимания исследователей к субъективно-смысловой и динамической составляющим социального взаимодействия.

Дуализм реализма и номинализма, объективизма и субъективизма, а также попытки их интеграции определяют характер доминирующих представлений в социологии социальных процессов.

В постклассической социологии предметная область исследования претерпела существенные изменения - в методологическом и концептуальном смыслах. Во-первых, наряду с системной моделью научного анализа процессов сформировались практики реляционной методологии, ориентирующиеся на модель поля, во-вторых, субстантивистское понимание процессуальное™ стало вытесняться ее структуралистскими трактовками, в-третьих, в рамках теоретической дилеммы действия и структуры исследовательское внимание стало переключаться с макроуровня социального анализа на его микроуровни, связанные с деятельной активностью субъектов (агентов, акторов), в-четвертых, социальная реальность стала рассматриваться преимущественно в ее процессуальном контексте как результат социального конструирования.

Исследователи, ориентирующиеся на модель поля и структуралистское понимание процессуальное™ (П. Бурдье, Э. Гидденс, П. Штомпка), особое внимание обращают на реляционный анализ событий и процессов социального мира в контексте социального пространства и времени, на поиск теоретических возможностей для интеграции действия и структуры, на акцента-цию места и роли социальных практик в конструировании социальной реальности.

Деятельностно-активистский (деятельностно - структурный, деятелъ-ностно-конструктивистский) подход, получивший признание в современной отечественной социологии как на общетеоретическом уровне, так и в рамках эмпирических исследований, разрабатывается в трудах Т.И. Заславской, В.А. Ядова, Ю.Л. Качанова, В.И. Ильина, М.А. Шабановой, H.A. Шматко. Дея-тельностно-ценностное понимание социальной реальности, трансформационных процессов характерно для работ А.О. Бороноева, ГТ.И. Смирнова, Н.М. Письмака.

Концептуализированный в рамках общетеоретического подхода и методологии, конструктивизм достаточно активно применяется и к анализу этнической (этнокультурной) проблематики. Его использование (Б. Андерсон, Ф. Барт, Э. Геллнер, Д. Кола, Э. Хобсбаум, JT. Гринфельд, Р. Брубейкер) позволило переориентировать исследовательский ракурс с описания статичных, предзаданных и гомогенных социальных образований (наций, этносов, этно-культуры) на технологию и механизмы их формирования, воспроизводства, изменения в координатах пространства, времени и интеракции. Отечественные исследования (В.А. Тишкова, Н.Г. Скворцова, А.Г. Здравомыслова, B.C. Малахова) в различной степени основываются на концептах и методологии конструктивизма в понимании и описании этничности и этнических процессов.

В работах С.А. Арутюнова, М.Н. Росенко, М.Н. Руткевича, В.А. Авксентьева, А.И. Доронченкова, В.И. Козлова развивается понимание и обоснование этничности как объективной реальности в контексте социально-

экономической детерминации общественных процессов, единства материальных и духовных факторов.

Социальные, этнополитические и этнокультурные процессы на Северном Кавказе исследуются в трудах А.Г. Абдулатипова, A.B. Авксентьева, В .А. Авксентьева, С.А. Арутюнова, Б.Х. Бгажнокова, В.В. Бочарова, В.О. Бобровникова, К.С. Гаджиева, Г.С. Денисовой, В.Д. Дзидзоева, Х.В. Дзуцева, JIM. Дробижевой, А.Г. Здравомыслова, Ю.Ю. Карпова, Э.Ф. Кисриева, А.Ю. Коркмазова, X. Краг, A.A. Магомедова, В.П. Макаренко, A.B. Малашенко, А.И. Мусукаева, Э.Х. Панеш, З.В. Сикевич, В.А. Тишкова, К.Х. Унежева, P.A. Ханаху, Л.Ф. Хансен, Л.Л. Хоперской, Р.Д. Хунагова, А.Ю. Шадже, С.И. Эфендиева, Ф.С. Эфендиева и других.

В социологическом смысле преобладающими теоретическими подходами, в рамках которых анализируются социальные процессы в регионе, выступают марксизм, функционализм и теория конфликта, а для исследования различных разновидностей этнических процессов - примордиализм и инструментализм.

Возможности конструктивизма в концептуальном и методологаческом аспектах применительно к региональному пространству за редким исключением (В.А. Тишков, А.Г. Здравомыслов, В.В. Бочаров) не используются. Между тем, перспективность конструктивизма (структуралистского, феноменологического) как отдельного направления, а также в контексте деятельност-ного подхода обоснована теоретически и эмпирически в рамках зарубежных и отечественных исследований.

Объектом данного исследования являются социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе.

Предмет диссертации - теория и методология исследования социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе.

Цель и задачи исследования. Целью настоящей работы является разработка теоретико-методологических проблем изучения механизма, характера, специфики и тенденций социальных и этнокультурных процессов на Север-

ном Кавказе. В соответствии с целью определены следующие задачи исследования:

- анализ основных концепт-идей и методологических подходов к исследованию социальных и этнокультурных подходов;

- раскрытие теоретико-методологического значения понятия "регион";

- концептуализация авторского понимания социальных и этнокультурных процессов, исходя из структуралистски конструктивистского подхода;

- разработка методологии анализа этнокультурных процессов;

- выяснение специфики социальных отношений на Северном Кавказе;

- выявление диалектики взаимоотношений между социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе;

- определение характера и особенностей трансформации социальных отношений и социокультурных ориентации в регионе в постсоветский период;

- установление места и роли религиозных традиций в период преобразований;

- исследование взаимосвязи между конструированием идентичности в регионе и социальными и этнокультурными процессами.

Теоретической и методологической основой диссертации являются во-первых, труды классиков социологии: К. Маркса (концепция социально-экономического детерминизма, материалистическое понимание истории, концепт праксиса); Г. Зиммеля (концепт-идеи о формах социальных процессов и о соотношении разделения труда и конкуренции); М. Вебера (теория господства и идеальные типы социального действия); М.М. Коватевского (концепция генезиса социального); П. Сорокина (концепция социокультурных процессов).

Во-вторых, это исследования современных зарубежных социологов, разрабатывающих деятельностно-структурный, конструктивистский подходы к социальной реальности: структуралистский конструктивизм П. Бурдье (теория практики; концепция социального пространства; методологический

реляционизм); структурационная теория Э. Гидценса; концепция Б. Андерсона о конструировании нации как воображаемого сообщества; концепт-идея П. Бергера и Т. Лукмана о детерминации идентичности социальными процессами.

В-третьих, это работы современных отечественных исследователей, анализирующих различные аспекты социальных и этнокультурных процессов в России в рамках деятельностной парадигмы: А.О. Бороноева, Т.И. Заславской, JI.M. Дробижевой, Ю.Л. Качанова, В.А. Ядова, В.И. Ильина, Н.Г. Скворцова, П.И. Смирнова, В.А. Тишкова, H.A. Шматко.

Особую ценность для настоящего исследования представляет парадигма С. Хантингтона, критический анализ которой позволил сформировать иное представление о роли культурных различий.

Методически диссертационное исследование ориентируется на сочетание и соответствие методов исторического и логического, достаточного основания, сравнительных; на теоретическое обобщение эмпирических и статистических материалов.

Эмпирическую базу исследования составили статистические материалы российского и регионального характера, данные социологических исследований на Северном Кавказе (Адыгея, Дагестан, Северная Осетия-Алания, Кабардино-Балкария) и других регионах.

Научная новизна исследования состоит в том, что:

- впервые социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе рассмотрены в рамках методологии структуралистски конструктивистского подхода к социальной реальности;

- обоснована методологическая необходимость и возможность отказа от этнополитического подхода к исследованию этнокультурных процессов;

- раскрыты особенности социальных и этнокультурных отношений на Северном Кавказе и механизм их воспроизводства;

- обосновано отсутствие порождающей способности культурных различий между народами Северного Кавказа генерировать социальные конфликты и несовместимость культурно-цивилизационного типа;

- установлены характер, специфика преобразований социальных отношений и основные социокультурные ориентации в регионе в постсоветский период;

- выявлена взаимосвязь между социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе и конструированием идентичности;

- концептуализирована социальная идентичность в регионе как многоуровневая практика и отношение;

- рассмотрены тенденции и перспективы социальных и этнокультурных процессов в регионе.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что ее основные результаты могут быть использованы:

- при дальнейшей разработке теории и методологии анализа социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе и других регионах;

- для изучения специфики социальных и этнокультурных отношений и организации регионального социального пространства;

- для переосмысления социальной и этнокультурной истории Северного Кавказа с позиций методологии реляционного анализа и теории практики;

- при подготовке методических пособий и учебных спецкурсов по социологии, политологии и регионологии.

Апробация материалов исследования. Диссертация выполнена на кафедре теории и истории социологии факультета социологии Санкт-Петербургского государственного университета и рекомендована к защите.. Различные аспекты и результаты темы исследования представлялись на научных, научно-практических и международной конференциях: "Возможности и границы использования социологических методов и социальных технологий в современном обществе (Санкт-Петербург, 2002 г.), семинаре "Сибирь и сибирский менталитет" (Санкт-Петербург, 2002 г.), "Максим Ковалевский и

современная общественная мысль. К 150-летию со дня рождения М.М. Ковалевского" (Санкт-Петербург, 2001 г.), "Когнитивная парадигма" (Пятигорск, 2000 г.), "Мир на Северном Кавказе через диалог культур" (Нальчик, 1999 г.), "Актуальные проблемы истории и теории советского общества" (Нальчик, 1989 г.), "Вопросы теории и практики межнациональных отношений в условиях перестройки" (Ленинград, 1988 г.), 1-ые Тугариновские чтения "Человек и проблемы ценностей" (Ленинград, 1988 г.), "Ценности советской культуры в контексте глобальных тенденций XXI века" (Санкт-Петербург, 2003 г.)..

Ряд основных концепт-идей диссертационного исследования на протяжении нескольких лет апробировались в рамках спецкурса по регионалнсти-ке в Кабардино-Балкарском государственном университете (КБР, г. Нальчик).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы.

Объем работы_страниц машинописного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении дается обоснование актуальности темы исследования, анализируются состояние и степень ее разработанности в социологической и политологической литературе. Формулируются цель и задачи работы, указывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость результатов.

Первая глава "Теоретико-методологические основы исследования социальных и этнокультурных процессов: понятия, концепции и подходы", состоит из трех параграфов.

В первом параграфе "Понятие "регион" и его теоретико-методологическое значение" определяются: социологические основания оперирования данным понятием; доминирующие концепт-идеи в интерпретации процессов регионализации; специфика Северного Кавказа как особого региона России.

В диссертации подчеркивается, что с историко-генетической точки зрения регионализм в отечественных научных исследованиях всегда был объектом изысканий обществоведов. Однако о самом регионализме как процессе и идее, о понятии "регион" в строгом смысле речь в советский период идти не могла в силу ориентации государственной и общественной жизни в направлении унитаризации, сверхцентрализации и унификации. Возможности предметно рассуждать о понятии "регион" появились лишь в постсоветское время.

В диссертации выделяются основные смысловые аспекты понятия "регион" и подчеркивается, что регион - это конкретно-историческая форма социокультурной организации определенного пространства. Последнее имеет и иные формы структурирования: политические, экономические, правовые.

Институционально-типологический аспект понятия "регион" фиксирует определенную устойчивую совокупность признаков, которые являются смыслообразующими и позволяют на данной основе классифицировать конкретные регионы. В качестве основных признаков региона выделяют: наличие населения, территории, общности истории, сходных или однородных природных условий, а также характер решаемых проблем.

В постсоветский период институализация регионов в России (особенно в первой половине 90-х годов) преимущественно свелась к узкотерриториальному закреплению пространства в его политико-правовой форме, что способствовало количественному увеличению субъектов территорий. Можно утверждать, что подобная локализация не соответствует сложившимся социокультурным представлениям о регионе как своеобразной форме организации и функционирования надлокального сообщества, как целого, не сводимого к тём или иным частям. В данном аспекте под регионом понимается не тот или иной конкретный субъект РФ, а пространство сходных традиций, ценностей, менталитета, схем деятельности, в рамках которого поддерживается общая идентичность, взаимодействие, солидарность. Применительно к Северокавказскому региону его институализированными составными частями в кон-

тексте современного социального времени (в узком смысле) можно считать все национально-территориальные образования региона - республики, а также Ставропольский край.

Определение исходных социальных оснований, позволяющих рассматривать то или иное пространство в качестве отдельного, специфического региона предполагает выделение ряда ключевых параметров. Таковых четыре -социально-демографические, социально-территориальные (урбанизацион-ные), социально-этнические и собственно социокультурные основания жизнедеятельности в рамках Северокавказского региона. В диссертации раскрываются сущность и характерные особенности каждого из них.

Наряду с легитимацией институциональных и общесоциальных оснований понятия "регион" важное значение имеет и процесс закрепления, воспроизводства данного понятия на символическом уровне.

С символической точки зрения важны не онтологические характеристики региона, а представления-интерпретации о нем, функционирующие в различной форме, в том числе, и в форме стереотипов. Смыслы, которые образуются на символическом уровне, могут иметь как позитивную, так и негативную перспективы, быть истинными или ложными. Символизация понятий социальной реальности - постоянный процесс социального конструирования.

В диссертации отмечается, что концептуальное осмысление процессов регионализации осуществляется в рамках традиционных исследовательских моделей ("центр - периферия", "Север - Юг") и в контексте различных теорий самобытного развития.

Понятие "регион" имеет и конкретное прикладное значение. С его учетом разрабатывается, реализуется та или иная региональная политика как совокупность экономических, социальных и культурных проектов и мер по развитию той или иной территории. В контексте еврокотггинентальных процессов внимание к проблеме фиксируемой понятием "регион" усилилось и сконцентрировалось относительно недавно. В первую очередь именно тогда, когда в практическую плоскость встали задачи по европейской интеграции

стран ЕС и обнаружились существенные различия в их региональном развитии. Другое обстоятельство, детерминировавшее регионализацию социальной жизни, связано с фактором постмодерна.

Российский регионализм первоначально был связан не с интеграционными процессами и преодолением асимметричного типа развития, а преимущественно с процессами институализации статусного типа, с деконструкцией советского сверхцентрализма. В рамках Северного Кавказа это привело к локализации регионального пространства на основе этностатусной асимметрии.

Российское общество длительный период, будучи в состоянии изоляции, закрытости в рамках вектора догоняющего развития и в силу постсоветских центробежных процессов только сейчас начинает осознавать суть процессов регионализации, отделяя его политический аспект (который чрезмерно и совершенно необоснованно оказался раздутым) от собственно социального и культурного. В такой проекции регионализация вписывается (и вполне объясняема) в общеевропейский процесс, с одной стороны, добровольной интеграции и инкорпорации, а с другой стороны, в русло ориентаций, направленных на деунификацию и поиск эндогенных проектов и перспектив.

Во втором параграфе "Понятие социальных процессов" анализируются социологические концепции и методологические подходы, оказавшие наибольшее влияние на понимание сути и содержание социальных процессов и предложившие различные способы их научного описания; определяются методологические возможности структуралистского конструктивизма в анализе социальных процессов; формулируется авторская исследовательская позиция по отношению к понятию социальных процессов.

Генетически традиция экспликации понятия "социальный процесс", его интерпретации принадлежит немецкой школе формальной социологии (Г. Зиммель, Л. фон Визе и др.). Ее основоположник Г. Зиммель, размышляя над спецификой социологического знания, пришел к выводу, что ее основным предметом должен стать анализ социальных форм. Одной из таковых и являются социальные процессы. На примере, в частности, моды он обосновы-

вает роль, назначение и особенности социальных процессов, выделяет такие их разновидности как подражание и индивидуализация. В социологии Л. фон Визе исследование социальных процессов занимает уже центральное место. Все социальные процессы, развертывающиеся в обществе, он разделил на два основных вида. Первый из них включает те социальные процессы, которые направлены на объединение групп людей. Осуществляются данные процессы посредством адаптации, приближения и установления связи между ними. Второй вид социальных процессов, в отличие от первого, наоборот, функционально направлен на разъединение социальных групп. Формы проявления таковых также три - это оппозиция, соперничество и конфликт.

Классическим считается фундаментальный анализ социальных процессов, осуществленный П. Сорокиным. Им разработана подробная типология и классификация социальных процессов; типы и флуктуация систем социальных отношений; проанализированы с процессуальной точки зрения и на широком социокультурном материале основные выводы и предположения эволюционной и ряда других теорий, господствовавших в социальных науках XIX - начале XX вв.; предложена не эволюционная перспектива социальной и культурной динамики; формулируется интегративная модель социальных процессов, включающая и индивидов, и взаимодействия между ними; обосновывается, что непрерывно изменяющиеся повторяющиеся процессы - это общий образец социокультурного изменения.

В диссертации отмечается, что проблема детерминации социальных процессов как изменений традиционно занимает в социологии одно из ключевых мест. Являются ли процессы следствием причин эндогенного или же экзогенного характера, результатом действия какого-то одного фактора или же их определенной совокупности? В общетеоретическом смысле проблема формулируется в контексте основной дилеммы социологии "человеческое действие - структура". Характер ответов конституировал появление в социологической науке школ одного фактора, концепций многофакторности социальных процессов, преимущественно объективистские или же субъективно-

социологические подходы к пониманию и интерпретации проблемы детерминант. По мнению Р. Будона, большинство социологов, политологов и историков исходят из эндогенности как первопричины. В качестве детерминант выдвигаются две группы факторов: а) конфликты между социальными группами; б) идеи и ценности. В действительности, ни один из них не может считаться в качестве основного механизма социальных изменений. Социальные процессы могут подчиняться строгому детерминизму, а могут и не подчиняться; одни из них являются эндогенными, а другие - экзогенными, третьи могут представлять собой симбиоз эндогенно-экзогенного типа. Методологический скептицизм Р. Будона, релятивистски оценивающий традиционные подходы к детерминации, исходит из того, что: а) детерминация определяется не типом и "качеством" факторов, а ситуацией их действия; б) исследовательские практики должны подчиняться логике и смыслу структуры ситуации, а не трафаретно привноситься уже в готовом шаблонном виде; в) в рамках современной социологической науки не может существовать общей теории социального изменения.

Таким образом, можно констатировать, что в отличие от классической социологии современные подходы отказались от поисков конечной причины социальных процессов, изменений; от выстраивания иерархии факторов, жестко детерминирующих развитие социальности. Прослеживается и отход от помологического анализа социальных процессов. Рассуждать предпочитают ситуационно, а причинность рассматривать как единое взаимодействие факторов материального (экономического, технологического, экологического) и идеального (идеологического, религиозного, этического) порядка (П. Штомпка).

Рассуждать о социальных процессах вне контекста доминирующих теоретических дилемм и подходов, существующих в социологии, с научной точки зрения является малопродуктивным. В этом смысле одной из ключевых теоретических дилемм социологической науки выступает проблема соотношения человеческого действия и структуры, микро- и макро анализа со-

циальной реальности. Разрешить ее социология пытается с момента своего возникновения.

В диссертации отмечается, что марксизм, функционализм, структурализм - три основных макроответа, концептуализирующих приоритетное значение структуры по отношению к человеческому действию. С процессуальной точки зрения необходимо поэтому акцентировать внимание на исследовании структур, как основополагающих детерминант действий. Субъективная социология (символический интеракционизм, этнометодология, феноменология, методологический индивидуализм) в качестве исходной рассматривает деятельность индивидов, процесс взаимодействия между ними, символы и значения, являющиеся результатом интеракции.

Антисистемники, исходя из того, что у общества как такового никаких целей нет, а они суть лишь порождение стратегий индивидов, полагают, что в современный период следует переориентировать исследовательский интерес в иных направлениях, приобретающих доминирующее значение. Для этого необходимо: а) сконцентрироваться на исследовании социальной реальности в контексте ее динамических качеств, рассматривая ее в движении ("процессуальный образ"); б) избежать объективизма посредством дематериализации социальной реальности ("образ поля") (П. Штомпка).

Если объективную социологию упрекают в склонности к универсализму, холизму, субстанциализму, то основная критика в отношении субъективной социологии концентрируется их оппонентами вокруг тех ограничений, которые возникают при доминации микроуровня исследований и принижения, игнорирования роли структуры.

В современной социологии активно разрабатываются теории и методологические подходы, пытающиеся преодолеть основную дилемму и интегрировать действие и структуру (структурационная теория Э. Гидденса, структуралистский конструктивизм П. Бурдьс, аналитический дуализм М. Арчер, концепция Ю. Хабермаса о жизненном мире и системном мире, итерированная социологическая парадигма Дж. Ритцера и др.).

В диссертации показывается, что одной из плодотворных попыток разрешить сложившийся дуализм является подход П. Бурдье, теоретически и методологически интегрирующий структурализм и конструктивизм как две различные научные традиции в социальном анализе. Синтез структурализма и конструктивизма означает:

1) переход от субстантивистского способа мышления и описания социальной реальности к реляционным методам ее исследования;

2) что структуры имеют объективный характер, которые не зависят от воли и сознания агентов и способны оказывать влияние на их практики или представления;

3) что объединяющим началом объективных и субъективных структур, их действительным осуществлением выступает практическая деятельность агентов;

4) что как социальные структуры, так и схемы восприятия социального мира, мышления и действия (габитус) не являются предзаданными, а имеют свой социальный генезис. Они сконструированы и подвержены изменениям в процессе социального взаимодействия.

В диссертации подробно рассматривается суть концепции П. Бурдье и ее ключевые исходные понятия; определяются эпистемологические возможности структуралистского конструктивизма. Особое значение для настоящего исследования имеют понятия, позволяющие наиболее адекватно описывать социальные процессы и понимать их смысл. В первую очередь это понятия "социальное пространство", "габитус", "поле", "капитал", "практика", "агент", "стратегия".

Исходя из структуралистски конструктивистского понимания социальных процессов, диссертант формулирует его рабочее определение, имеющее концептуальное значение для целей настоящего исследования. Социальные процессы - это такие процессы, в рамках которых агенты производят, потребляют, распределяют и обмениваются своими практиками, воспроизводят и изменяют условия своей жизнедеятельности, конструируют социальный

мир. Социальные процессы по сути своей это практические процессы, включающие в себя всю совокупность того, что является результатом деятельности Homo agens.

Понимание практики в ее различных смыслах - и как целенаправленной преобразовательной деятельности (акцентированной в концепте "пракси-са" К. Маркса), и как фиксация любого вида деятельности независимо от ее характера и направленности (действительное осуществление - в теории практики П. Бурдье и структурационной теории Э. Гидденса), и как более специфических се воплощений и осуществлений в структурах повседневности, концептуализируемых в рамках символического интеракционизма и этноме-тодологии, - имеет достаточно устойчивую и широкую социологическую традицию. В рамках деятельностно-активистского подхода концет практики получил аргументированное научное признание и применение (Т.И. Заславская, В.А., Ядов, Ю.Л. Качанов, В.И. Ильин). Необходимость преодоления искусственной дихотомии теории и практики, истолкования самой методологии познания в качестве способа, формы практической деятельности отчетливо осознается в современной отечественной социолопш (В.Я. Ельмеев).

Переосмысление концепта практики, по мнению диссертанта, открывает широкие научные возможности в реальном, тесно связанном с социальной жизнью, исследовании социальных процессов.

В третьем параграфе "Методология исследования этнокультурных процессов" на основе сформулированного в предыдущем параграфе общего понимания концепта социального процесса обосновывается возможность и необходимость отделить этнополитический подход от этнокультурного; рассматриваются доминирующие подходы в дискурсе; концептуализируется авторское понимание специфики этнокультурных процессов.

При рассмотрении методологических вопросов, связанных с этнокультурными процессами диссертант исходит из целесообразности и возможности отказаться от методологии и концептов этнополитического подхода в той его форме, который в настоящее время доминирует в отечественных иссле-

доваииях по этнической проблематике. Данная стратегия обусловлена тем, что сфера неполитической жизни - этнокультурная - в рамках сложившейся традиции описывается и понимается преимущественно в контексте терминов и понятий этнополитики, ее концептуальных схем. Анализ этнокультурного пространства жизни народов, таким образом, подменяется редукцией отношений поля власти в ее этнической форме.

Дифференциация политических императивов (утверждение государственности, суверенитета) и культурных (сохранение самобытности народа, его языка, искусства, традиций, религии) - важнейшее условие рационального подхода к регулированию этнических конфликтов (Л.М. Дробижсва). Тем самым, можно избежать политизации этнокультурных проблем. В диссертации подробно раскрываются основные методологические недостатки и последствия подобного смешения и редукции.

В диссертации подчеркивается, что социологический анализ этнокультурных процессов - это осмысление процессов, происходящих в сфере неполитической жизни этнических групп и сообществ, их социокультурного мира. Социология рассматривает социальный мир с точки зрения многообразия культурных перспектив (Э. Гидденс). Этнокультурная перспектива выступает одной из них. Ключевое значение имеет выяснение: места и роли этнокультурных различий в социальной жизни; тех механизмов, которые способствуют их воспроизводству и изменению; их связи или отсутствия таковых с процессами различения, противоречия и конфликта между народами.

Этнокультурные процессы трактуются в диссертации в двух основных смыслах - узком и широком. В первом случае этнокультурные процессы определяются как специфические социальные процессы, протекающие в локальной культуре и социальной организации и характерные только для него.

Во втором случае этнокультурный процесс рассматривается с точки зрения его основной практической направленности и функций. Диссертант полагает, что таковыми являются: а) организация, воспроизводство и изменение социального пространства и социального времени;

б) производство, распределение, потребление, обмен символов и значений.

В отечественной этносоциологии межкультурное взаимодействие в сфере этнических отношений типологически классифицируется как ассимиляция, аккультурация, кооперация и этнокультурный изоляционизм. (Ю.В. Арутюнян, Л.М. Дробижева, A.A. Сусоколов). Видовое разнообразие этнокультурных процессов охватывает: внутриэтнические, межэтнические и на-дэтнические процессы (В.И. Козлов).

В советский период общей концептуальной и методологической основой рассмотрения содержания, характера и формы этнокультурных процессов в отечественной науке выступал марксизм-ленинизм. Диссертант выделяет ряд ключевых теоретико-методологических принципов и положений, определявших суть данного подхода.

Постсоветский период обусловил основные изменения в социологии исследования этнокультурных процессов. В диссертации подробно рассматриваются и систематизируются ключевые трансформации в данной сфере.

Современные социологические подходы в исследовании этничности распадаются на два основных типа, каждый из которых формирует свои интерпретации доктрины и перспективы (Н.Г. Скворцов). В рамках первого из них - структурно-объективистского - исследовательское внимание концентрируется на изучении структур и институтов. Концептуальным и методологическим воплощением данного подхода являются доктрины неомарксизма и теории ресурсной конкуренции. Второй тип интерпретации в качестве исходной позиции выбирает точку зрения субъекта социального действия, т.е. методологический индивидуализм. Сюда же примыкает и микросоциологическая теория рационального выбора. Таким образом, можно заметить, что основная общетеоретическая дилемма социологической науки опосредованно редуцируется и в поле этносоциологических исследований.

В более специализированном виде научные исследования этничпости проводятся в рамках трех доминирующих подходов: а) примордиализма; б) инструментализма; в) конструктивизма.

В диссертации отмечается, что именно первые два из них играли на определенном этапе определяющую роль в научной практике.

В диссертации подробно рассматриваются причины, обусловившие достаточно прохладное отношение в отечественной науке к конструктивистскому пониманию этничности и процессов в данной сфере; аргументируется авторская позиция по данному вопросу, связанная с показом аналитических возможностей конструктивизма.

Исходным в настоящем исследовании является представление о том, чго этничность - это реально существующая разновидность социальной практики (институализированной, неинституализированной), которую агенты, осуществляющие ее, воспринимают и признают как одну из релевантных форм, способов и результатов их взаимодействия. Этнокультурный процесс -это социально-исторический процесс взаимоотношений между этническим и культурным началом в жизни отдельных действующих субъектов (индивидов, групп, сообществ). В образном смысле, этнокультурный процесс это место встречи и взаимодействия между этничностью и культурой.

С аналитической точки зрения как этничность, так и культура не могут быть механически инкорпорированы, атрибутированы и аффилированы. Этнические группы не тождественны культурным группам. Поэтому теоретический приоритет имеет изучение процессов генезиса, трансформации восприятия культурных различий как этнических, а также их превращения в практики. Релевантным является также выявление механизма, технологии социального взаимодействия агентов в рамках социального (этнокультурного) пространства и времени; рассмотрение способов установления и изменения социальных и культурных дистанций; трактовка этничности как продукта интеракции, как социальное оформление культурных различий (логика Ф. Барта).

В качестве объяснительных концептуализаций специфики традиционной рефлексии этничности в отечественных исследованиях как культурно) о сообщества и труппы общего происхождения диссертант рассматривает немецкую романтическую концепцию нации (уо1к) и концепцию генетической деконструкции рода как кровнородственного образования М.М. Ковалевского (сформулированной на основе полевых материалов Северного Кавказа).

В отечественных исследованиях постсоветского периода, посвященных анализу социальных проблем Северного Кавказа, характер устойчивой тенденции приобрела методология интерпретации этнокультурных процессов и различий вне коптекста социального взаимодействия. Рассматриваемая преимущественно в статике этнокультурная дивергенция трактуется как самодостаточная и порождающая из себя (и сама по себе) определенные социальные последствия (социальное разобщение, разъединение, несовместимость культур, народов, различные конфликты). Культурным различиям, таким образом, приписываются определенные функциональные способности продуцировать социальные и политические проблемы.

В диссертации дается критический анализ работ, формулирующих подобные выводы. С методологической точки зрения появление концепт-идей о порождающей способности культурных различий обусловлено смешением причин и следствий анализируемых событий и процессов и преимущественно субстантивистским, натуралистическим пониманием природы и специфики данных различий. Имеет место и некритическая концептуализация парадигмы С. Хантингтона к реалиям современной России и Северного Кавказа.

В диссертации обосновывается, что конструирование в научном анализе структурных дихотомий бинарного типа: "свой - чужой", "мы - они", "русские - нерусские", "христиане-мусульмане/буддисты" как оснований для различных классификаций и противопоставлений является неплодотворным и не имеет позитивных эвристических возможностей.

Во второй главе "Специфика социальных и этнокультурных отношений на Северном Кавказе", состоящей из трех параграфов, концептуализируется

авторское представление об особенностях структурирования социальных и этнокультурных отношений в регионе, выясняется их социальная природа, характер и взаимосвязи; предлагается общая схема типологизации данных отношений.

В первом параграфе "Особенности социальных отношений в регионе" рассматриваются структура социального пространства Северного Кавказа, характер доминирующих социальных отношений, способы и механизмы их воспроизводства.

В диссертации показано, что для региональных социальных отношений характерным является: а) доминация неформальных отношений; б) личност-но-персонифицированный характер взаимоотношений индивидов и групп; в) деэтатизм структур общества; г) преимущественно обменно-распределительный тип присвоения и заполнения социального пространства; д) симбиоз товарно-денежной и личностной компонент; ж) превалирование горизонтального структурирования над вертикально-иерархическим.

Социальные отношения в регионе, в которые вступают как отдельные индивиды, так и социальные группы с институциональной и легитимной точек зрения условно можно разделить на несколько групп.

Первая группа включает в себя весь спектр социальных отношений в обществе, которые оформлены официально и фактически. Агенты в них вступают, взаимодействуют на вполне легальных и открытых основаниях. Это так называемые институционально-легитимированные отношения.

Вторая группа социальных отношений представляет собой отношения официально не оформленные, но функционирующие фактически и к тому же - легитимированные (правомерные и признаваемые). В качестве наиболее ярких примеров можно назвать отношения мздоимства и все разновидности неформальных отношений. Сюда же можно отнести ряд отношений, складывающихся в сфере социального контроля и выбора способов, форм его регулирования, являющиеся с общественной точки зрения наиболее эффективными и адекватными, чем реально институализированные. Ключевое значе-

ние в рамках второй группы отношений имеют доминирующие социальные практики. В первую очередь, это неправовые социальные практики в сфере трудовой деятельности.

К третьей группе социальных отношений можно отнести те из них, которые институционально определены, но не легитимированы. Отношения подобного типа носят официальный и формальный характер, тем самым, определяя легальный социальный порядок. Однако со стороны большинства социальных групп они расцениваются как нелегитимные, в силу чего они стараются в них не вступать или же свести до минимума часто гу таких контактов. И, наконец, к четвертой группе социальных отношений относятся так называемые не признаваемые и табуированные отношения - неинституали-зированные и нелегитимированные со стороны, как государства, гак и общества. Они охватывают широкий спектр отношений - от семейных, имущественных до трудовых и символических.

Спектр и сеть социальных отношений не ограничивается лишь этими четырьмя выделенными группами. О них можно говорить и в иных, более конкретных смыслах.

Показывается, что для воспроизводства и развития структуры, типа, характера, конфигураций социальных отношений в регионе используются различные способы и механизмы. Последние типологически представлены в двух основных формах - материальной и символической. К материальной форме организации социальных отношений, в свою очередь, относятся экономические, технологические, административно-управленческие и экологические. К символической - этические и сакральные. В наиболее общем смысле, воспроизводство социальных отношений и их структурированных форм, которые нынче доминируют на Северном Кавказе, обеспечивается посредством обменов - материальных и символических. Обмен - важная (ключевая) основа сети социальных отношений, на котором зиждется сообщество; это "заведенный", наиболее распространенный и вместе с тем наиболее практический способ, в рамках которого агенты реализуют свои интересы и цели.

В диссертации обосновывается, что материальные и символические обмены, связанные с распределением ключевых разновидностей ресурсов и капитала (экономического, политического, культурно-символического) осуществляются с использованием трех основных способов - плутократического, политического (внеэкономического), конкурентного. В свою очередь, объем и структура той или иной разновидности капитала выступают релевантными основаниями для присвоения наиболее значимых позиций в социальном пространстве региона. Подчеркивается, что несмотря на существующие структурные ограничения, связанные с неравномерностью распределения капиталов, существует относительная открытость в общем пространстве отношений, позволяющая индивидам и группам проявлять свою деятельную активность.

Факторами, ограничивающими и сужающими эндогенное социальное пространство, являются: родственно-клановые диспозиции, государственно-монополистический характер экономического развития, этничность в инсти-туализированной форме, традиционализм.

Современные родственно-клановые образования это не пережиток прошлого, а в контексте Северного Кавказа представляют собой своеобразные аналоги корпорации выполняющие также материальные и символические функции. Обосновывается, что степень глубины распространенности и влияния рассматриваемого фактора в регионе является неодинаковой. В одних территориях его распространенность и укорененность выше, в других -выражена значительно слабее. Кроме того, в ряде территорий он носит внешне ярко выраженный характер (Дагестан), в меньшей степени - Кабардино-Балкария, в других, наоборот, он функционирует как надэтническое, сугубо социальное и географическое образование (Чечня, Ингушетия, Северная Осетия-Алания, Адыгея). В советский период власти и научная рефлексия активно выступали против различных проявлений (особенно во властных и ресурсных сферах) клановости, семейственности, кумовства, землячества. Но в тот период социальная иерархия и инкорпорация основывались на иных ба-

зисных принципах. Примордиальные связи не имели функционально! о значения как некое преимущество в социальных отношениях, хотя сам институт существовал и в советское время - в негласной, латентной форме.

Социальная значимость и влияние родственно-кланового принципа будет малопонятной, если не выделить его экономическую и государственно-институциональную составляющие. Дело в том, что в социальном контексте России государственно-монополистическое развитие бизнеса привело к утверждению и закреплению в данной сфере не свободных предпринимателей или корпораций, а также параллельно и свободной рабочей силы, действующих на рынке по ясным правилам и процедурам, в открытой конкурентной борьбе, с периодической сменой неэффективных собственников на успешных, а, наоборот, к совсем иной социальной ситуации и результатам. Рынок страны как экономическое и социальное пространство оказался разделенным между господствующими группами (государственно-корпоративными, олигархическими, родственно-клановыми и семейными). Отечественный тип монополизма оценивается экспертами как сугубо негативное явление (К.Ю. Тотьев).

Поэтому в диссертации этничноегь в контексте рассматриваемого вопроса определяется как превращенная форма социальных ошошений. Доказывается, что во многом актуализация ее дифференцирующей роли можно расценивать как ответ на не сложившийся окончательно в России общенациональный экономический рынок и единое социальное пространство.

Этничность в институализированной форме используется в качестве способа коллективно-группового организованного присвоения (в меньшей степени освоения) социального пространства.

Личностная и 1-рупновая идентификация липть по этническим параметрам, сведение социальной идентичности преимущественно к ее этнической разновидности в постсоветский период уже показало свою ограниченность и узость с точки зрения социальных горизонтов и перспектив. Сегментация

пространства на фиксированные иерархии идентичностей локализует надре-гионалыше тенденции эндогенных социальных процессов.

В иерарахическом смысле социальные отношения, сложившиеся на Северном Кавказе нередко определяют и как патриархально-патерналистские. Их воспроизводство также связано с материальными и символическими обменами. На микроуровне, в рамках первичных групп, - это длительная материальная зависимость детей от родителей вплоть до трудоспособного возраста, выступающая экономической основой социального патернализма. Последний вытекает и из функциональной иерархии статусов по социально-возрастному принципу в диспозиции старшие - младшие. Возникшая в результате общественного разделения труда она закреплена и системой социо-нормативной культуры, которая посредством ценностных императивов побуждает к постоянному воспроизводству иерархии. Одновременно с этим реальностью являются и процессы детрадиционализации (депатриархализации) данных отношений в регионе. Трансформации (в рамках эмансипации, феминизации, дегеронтакратизации) подверглись сложившиеся социокультурные тендерные идеалы, представления о роли и функциональных обязанностях как мужчин, так и женщин. Эгалитаризм как новый институализированный , не доминирующий, но постепенно легитимируемый тип социальных отношений в семейной сфере ознаменовал собой поэтапный переход (вначале в городах) к формированию нового типа семьи, функционирующего уже на иных принципах. Проект нуклеарной семьи - практическое следствие и результат индустриального этапа в развитии севсрокавказского общества.

В диссертации подчеркивается роль технологической стадии индустриализма в воспроизводстве структуры социальных отношений в регионе.

Во втором параграфе "Социокультурная специфика северокавказского региона" определяются конвергентные начала культуры Северного Кавказа, особенности восприятия социального пространства и времени агентами, структуры, оказавшие воздействие на стратегии социальных действий и ориентации в регионе.

Постановка вопроса о социокультурной специфике региона не предполагает // поиск каких-либо вечных, неизменных сущностей и характеристик, которые согласно историко-этнологической и культурологической традициям присущ Кавказу, кавказцам и их культуре. Существует стереотипизиро-ванная мифология о северокавказской культуре и собственно культурный контекст социальной жизни народов, которые необходимо различать.

В диссертации показывается, что северокавказская культура - это специфический тип культуры, сложившийся в определенных геополитических, социальных и духовных условиях Юга России. В широком социальном смысле это полиэтттичная, поликонфессиональная, полилингвистическая и полиморфная модель. Она результат совместного существования и взаимодействия людей в пространстве Юга России. В проекции регионализма она не сводима к простой совокупности рядоположенных этнокультур (как целое к своим частям). Как объект и предмет рефлексии северокавказский тип культуры анализируется обычно в различных ракурсах:

а) как статический носитель определенных качеств и свойств (традиционализма, этничности, нормативное ш);

б) как символический феномен со своим смыслом и значениями;

в) как деятельность по производству и обмену социокультурными практиками, капиталами.

В узком смысле типологическое своеобразие культуры Северного Кавказа проявляется в том, каким именно образом в данной культуре воспринимаются социальное пространство и социальное время. Сложившиеся схемы восприятия в значительной степени определяют социокультурный характер деятельности агентов.

Важная особенность восприятия социального времени в культуре Северного Кавказа состоит в том, что время имеет не три, а только два измерения: прошлое и настоящее. Будущее и с философской и с социологической точек зрения не несет содержательных, идейных, ориентационных нагрузок. Социальная жизнь развертывается и осознается как процесс движения от

прошлого к настоящему. В соотносительной иерархии первое превалирует над вторым: концептуально, методологически и даже информационно. Категория прошлого при этом является условной и релятивной.

Прошлое выступает в своем актуализированном виде как форма, способ социальной деятельности, совокупность коллективных представлений о социальной жизни: ее организации, ее ценностном ряде, приоритетах. Прошлое актуализировано структурно, организационно и символически. Одновременно с этим прошлое максимально прагматизировано; аксиологически и телеологически оно является нейтральным понятием.

По своим основным параметрам в рассматриваемом смысле северокавказская культура не совпадала с измерениями социального времени советского типа культуры, в которой основная ориентация исходила из приоритетов настоящего и будущего.

Настоящее в культуре Северного Кавказа ассоциируется с прагматикой социальных действий, которые в режиме реального времени приносят сиюминутный и вполне ощутимый результат. Настоящее по этой причине воспринимается достаточно функционаггистски, выступая актуальной частью стратегий агентов.

Социокультурные практики региона сформировали также свои особенности ориентации и восприятия социального пространства. В отличие, например, от аналогичных практик славянского (православного) и западноевропейского (католического) миров, пространство на Северном Кавказе не является жестко и определенным образом (сверху - вниз) иерархизированным. Можно в этом смысле говорить об отсутствии единого центра (социоцентра), от которого бы в различные стороны пространства распространялась социальная иерархия и диспозиции, а также социовертикали, определяющие основную направленность. Преимущественное значение имеет принцип горизонтальной организации и функционирования пространства, формируемого на основе относительно автономных, но находящихся во взаимосвязи и взаи-

модействии индивидов и групп. Исторически даже распределение власти также носило преимущественно горизонтальный характер

Говоря о культурных особенностях региона, традиционно принято указывать на тот необычно пестрый и уникальный этнокультурный плюрализм, отличающий его от других регионов. Диссертант доказывает, что констатация дивергенции и ее обоснование при всей ее важности является недостаточной для поиска внутреннего смысла в социокультурной жизни народов Северного Кавказа. Более плодотворным является выявление конвергентных оснований, выступающих внутренним источником развития культуры и регионального социума. В данном контексте речь вдет о тех общих началах, позволяющих народам совместно жить и взаимодействовать, а также о тех способах, формах и механизмах посредством которых конструируется социокультурный мир. Диссертант обосновывает, что в своей совокупности это:

а) общий характер и порядок организации форм социальной жизни;

б) сходные или идентичные социальные практики и стратегии;

в) общий габитус (как опривыченная схема жизни, деятельности и восприятия мира);

г) доминанта обмена как основного механизма, обеспечивающего социальное взаимодействие;

д) дуальность восприятия социального времени;

ж) приоритеты статусности и горизонтальной иерархии в функционировании социального пространства;

з) сходные ценности соционормативной культуры.

В конечном итоге, это формирует не плюрализм, а преимущественно монопорядок социокультурного мира. В более узком смысле можно говорить о том, что социокультурные особенности региона формируются теми практиками, которые являются доминирующими в деятельности агентов. Тот|или иной набор социальных практик - это то, что в действительности отличает культуры друг от друга (В.И. Добреньков, А.И. Кравченко). Диссертант по-

называет, что северокавказский набор социальных практик является монообразным и однотипным, хотя и достаточно адаптированным к существующим условиям. В первую очередь, это практики, определяемые как фоновые. К таковым относятся все совокупности способов деятельности, ставших привычными в данной культуре (а потому и называемых традиционными). Многие из них выходят далеко за рамки официально установленных норм, правил и институций. Например, исследователи, занимающиеся правовыми проблемами региона, отмечают биюридизм правовых воззрений народов Северного Кавказа (А.И. Першиц, Я.С. Смирнова) и реальный правовой симбиоз присущий правовому сознанию и практикам региона (И.Л. Бабич, В.В. Бочаров). Правовой симбиоз, в частности заключается в одновременном и ситуационном использовании на различных территориях региона и раньше, и ныне различных практик (адатных, шариатских, советских, постсоветских) в рамках единой социокультурной среды.

С историко-генетической точки зрения собственно культурное содержание социального процесса на Северном Кавказе является продуктом экзогенных и эндогенных влияний и взаимодействий. Например, М.М. Ковалевский выделяет целых шестнадцать культурных влияний, определивших со-цио- и этнокультурный облик Северного Кавказа. Подобных свидетельств можно привести немало. Их суть: история социо- и этнокультурного развития региона, являясь самобытной, продолжает оставаться частью более общего трансрегионального культурно-цивилизационного процесса, в рамках которого осуществляется социально-историческое взаимодействие народов.

Контексты социального времени и пространства показательно отражают основные ориентационные стратегии агентов. Используя концепт-идеи П. Бурдье о разновидностях капитала, детерминирующих ориентационные стратегии, диссертант обосновывает, что в рамках старокавказского времени социальная активность агентов была направлена на приобретение, воспроизводство, обмен двух разновидностей капитала: политического и культурно-символического. Новокавказское время, совпавшее с этапом постсоветского

первоначального накопления экономического капитала, сформировало иную конструкцию в социальном пространстве. Доминирующее значение приобрели политический капитал и его экономическая разновидность. Не господствующее, но самостоятельное значение сохранили: культурно-символический и собственно социальный капиталы.

Наряду с эндогенными факторами, важное значение имеет и общий социокультурный контекст (общероссийский), оказавший структурное воздействие на стратегии социальных действий и ориентаций в регионе. Теоретически обосновывая данный аспект проблемы, диссертант исходит из концепт-идеи о России как служебно-домашней цивилизации, (А.О. Бороноев, П.И. Смирнов), показывая при этом, что в рамках северокавказского региона основные доминанты в стратегиях - ориентациях претерпели определенную модификацию и трансмутацию.

В работе доказывается, что современный социокультурный процесс в регионе не сводится ни к рядоположенному этнокультурному разнообразию, ни к традиционализму в сфере культуры. Новая реальность в виде мульти-культурализма уже в значительной степени определяет специфику его развертывания. В диссертации акцентируется внимание на процессе формирования (особенно в рамках городской культуры региона) культурного разнообразия, реальной субкультурности, связанных с контекстами модерна и постмодерна.

Современное состояние социокультурной сферы региона диссертант сопрягает как с общим социальным процессом - регионализацией, так и с тенденциями, которые являются характерными для культурного пространства. Если социальное пространство имеет тенденцию к сужению, то его культурная разновидность, наоборот, - расширяется. В последнем случае это связано, во-первых, с появившимися инвариантами именно культурного развития. Во-вторых, это определяется уменьшением определяющей роли и значения культурной политики как государственно конструируемой и регулируемой сферы. В-третьих, процесс расширения культурного пространства опре-

деленно связан с увеличением его агентской базы и изменением его структуры.

В диссертации высказываются опасения по поводу возможной трансформации регионализма в провинциализм и акцентируются три стратегических аспекта процесса регионализации.

В третьем параграфе "Взаимосвязь социальных и этнокультурных процессов в регионе" раскрывается диалектика соотношения данных процессов в условиях Северного Кавказа.

Диссертант исходит из того, что при выяснении взаимосвязи между социальными и этнокультурными процессами, протекающими в регионе, необходимо учитывать как сложившуюся структуру отношений между ними, так и совокупность социальных действий индивидов и групп, направленных на их воспроизводство и изменение. В реальной жизни оба процесса настолько переплетены, что их специальное самостоятельное выделение это в определенном смысле научная абстракция. Поэтому в диссертации особо акцентируется актуальность деконструкции рядоположеиного анализа двух процессов (социального и этнокультурного). Диссертант доказывает, что:

а) взаимосвязь социальных и этнокультурных процессов не является предзаданной, дихотомичной и существующей вне структуры отношений;

б) рассматриваемые процессы - продукт социального взаимодействия, которое осуществляется в рамках регионального социального пространства и времени;

в) взаимосвязи контекстуальны и зависят от структуры взаимодействия, диспозиции агентов и целей, которые они на тот или иной момент преследуют;

г) в рамках социального взаимодействия агенты относительно свободно (но под давлением своих диспозиций в пространстве и опривыченных схем) перемещаются внутри и между идентичностями (социальными и этнокультурными). В этом смысле дихотомия "аскриптивность - достигаемость" имеет искусственный, условный характер, так как этнокультура в практике аген-

та должна быть освоена, а не просто принята по наследству без социализации. Этнокультурность - это приобретаемое различие;

д) социальные и этнокультурные процессы являются одновременно и кросспроцессами. Они осуществляются в условиях общего потока, перетока информации, технологии, изменений, а также в условиях, которые, наоборот, действуют против изменений, подтачивающих сложившийся порядок.

По ряду параметров социальные и этнокультурные процессы являются сходными, по другим - разнятся и даже могут противоречить друг другу. В рамках первых формируется гетерогенность, дифференциация, неравенство. Вторая разновидность процессов имеет тенденцию и сориентирована на развитие гомогенности, интеграции, уравнивания ("горизонтальное товарищество" по терминологии Б. Андерсона).

Наряду с общими аспектами социальных и этнокультурных процессов, протекающих на Северном Кавказе, в диссертации рассматриваются и их ситуационные формы. Ситуационная форма процесса детерминирована преимущественно факторами и обстоятельствами, действующими в рамках локального пространства и времени. По своему характеру они являются, как правило, краткосрочными, но нередко имеющие существенные последствия. В качестве одного из примеров, раскрывающих механизм ситуационности процесса, в диссертации рассматривается процесс становления этнокультурной гомогенности в регионе в постсоветский период. Исходя из концепт-идеи Г. Зиммеля о роли разделения труда в жизни общества в контексте дихотомии "разделение труда - конкуренция" диссертант анализирует ряд основных изменений, происходящих в рамках культурного (этнокультурного) разделения труда на Северном Кавказе.

Дело в том, что в полиэтнических сообществах региона последнее имело (и имеет) этнокультурный характер и окраску. Опыт специализаций, трудовые практики как социальные характеристики в большей степени идентифицировали агентов как членов тех или иных этнокультурных сообществ, чем ряд маркеров типа языка, традиций, обрядов. Данное разделение труда

являлось историческим, изменяемым, но в то же время в определенной степени и стабильным. Радикальные перемены (революция, реформа, кризис, миграции и т.п.) нарушают культурное разделение труда, начинается передел сфер влияния, эрозия трудовых практик. Изменения этнокультурной картины в сфере общественного разделения труда, особенно в постсоветский период, по-разному (темпы, количественно-качественные показатели, динамика), но, в целом, однотипно проявились в национально-территориальных образованиях региона. Два ключевых фактора - социально-экономический (как основной) и политический обусловили этнокультурную трудовую деконструкцию. Последняя проявляется в определенной этнокультурной гомогенизации ряда секторов занятости и достижения формального этнокультурного дисбаланса. Данный пример выступает одним из характерных показателей соотношения социальных и этнокультурных процессов на момент социального времени и то, каким образом вторые процессы переконструируют первые. В целом однотипной в республиках региона (Северная Осетия-Алания, Кабардино-Балкария) является и этнокультурная составляющая миграционных процессов. С начала 90-х годов XX века в обеих республиках фиксируется устойчивая тенденция оттока представителей нетитульных этнокультурных групп и положительное сальдо для титульных народов (осетины, кабардинцы, балкарцы). Диссертант, рассматривая миграционные процессы в контексте двух ключевых факторов, не склонен наделять их возможностями безусловной, жесткой детерминации. Эмигранты имеют более широкую мотивацию, собственные стратегии в отношении своего жизненного положения и выбор, в силу чего ориентируются преимущественно на более развитые, стабильные и этнокультурно близкие регионы и страны. Например, из Кабардино-Балкарии евреи, в основном, выезжают на постоянное место жительство в Израиль и другие развитые страны Запада, немцы репатриируются в Германию, русские - в благополучные регионы России.

Миграционные процессы в регионе - показатель неоднозначной взаимосвязи между их социальной и этнокультурной составляющей. Данный ас-

пект в диссертации рассматривается в социально-поселенческом ракурсе (город - село) и в контексте отношения местного населения к новоприбывшим (бизнес-мигрантам, беженцам и др.). Ситуационные условия региона (демографические, социально-экономические) слабо способствуют взаимной адаптации и сближению мигрантов с местным населением. При этом этнокультурная и конфессиональная схожесть или даже идентичность между ними сама по себе не является фактором уменьшающей дистанции. Примерами могут служить сложные отношения между северными осетинами и мигрантами из Южной Осетии, отношение к туркам - месхетинцам, восприятие русскоязычных переселенцев из Средней Азии и Закавказья в регионе, отношение к массовой бизнес-миграции закавказцев (армян, азербайджанцев, грузин). Бизнес-миграция, например, закавказцев (армян) на территорию Северного Кавказа воспринимается в контексте преимущественно социальном, а уже затем - и в этнокультурном (A.A. Хастян).

В рамках деконструкции традиционного культурного разделения труда в регионе и борьбы за социально значимые позиции в социальном пространстве агенты используют всю совокупность способов, форм и механизмов -этнополитическую мобилизацию, коллективные конкурентные практики, внеконкурентное распределение социальных ресурсов и благ. В данных аспектах является плодотворным объяснительная концептуализация функционального структурирования региональных формальных и неформальных институций, ставших практиками. Практическое использование данных институций - важная основа для воспроизводства социальных и этнокультурных процессов. В диссертации акцентируются преимущественно неформальные институции (семейные, родственно-клановые, земляческие, этнокультурные, приятельские) как способы коллективно-группового присвоения социального пространства в регионе.

Диссертант показывает, что этнокультурная эйфория начала 90-х годов сменилась определенным скепсисом и различными социокультурными пере-ориентациями надэтнического типа. Силовые поля социальных процессов

явно довлеют над этнокультурными. В данном контексте специально рассматривается эндогенная рефлексия этнокультурных процессов в регионе.

Третья глава "Социальные и этнокультурные изменения в регионе в постсоветский период", состоит из трех параграфов.

В первом параграфе "Преобразование социальных отношений на Северном Кавказе" рассматриваются ключевые изменения в структуре социальных отношений в регионе, доминирующие социальные стратегии, способы преобразований регионального социального пространства.

Проблемы современной социальной трансформации в России находятся в центре внимания социологических дискуссий. Основной ракурс рассмотрения концентрируется преимущественно вокруг двух концептов - кризиса и перехода. В первом случае спектр интерпретаций варьируется в широком диапазоне характеристик: от констатаций о системном кризисе, который переживает страна, до ситуационных определений текущего положения российского социума как состояния выживания (О.И. Шкаратан). Во втором случае исследователи исходят из концепта перехода, который предусматривает переориентацию российского общества в русло иной цивилизации (А.О. Бороноев, П.И. Смирнов), замену этатизма капитализмом и индустриального общества сетевым (М. Кастельс, Э. Киселева).

Исходя из того, что структура анализируемых процессов в регионе является многообразной диссертант ориентируется на плюрализм концептуальной операционализации при описании и интерпретации социальных изменений на Северном Кавказе. Схематически преобразования социальных отношений в регионе эксплицируются в контексте:

- изменений социальных функций родства;

- перехода от личностных к товарно-денежным отношениям;

- переориентации от преимущественного коллективизма к индивидуализации социальной жизни;

- переструктураций в рамках социального пространства и перераспределений капиталов;

- изменений форм социального обмена;

- формирования новых разновидностей солидаризма и оснований социальной идентичности.

В эпицентре социальных преобразований постсоветского периода оказался весь спектр базисных социальных отношений, который затрагивает, господствующие конфигурации и комбинации внутри регионального пространства - от микро-до макроуровней. В первую очередь это взаимоотношения между: старшими и младшими; мужчиной и женщиной; различными этнокультурными группами; держателями разнообразных капиталов; старыми и новыми идентичностями; обществом и государством.

Экзогенные представления о северокавказской социальности находятся под давлением концепта родственно-клановой составляющей социальных отношений. Превалирующими ракурсами рассмотрения выступают социально-психологический (аффективный) и историко-этнологические подходы. Вне контекста оказывается собственно социологическое понимание, описание социальных функций родства и их изменение, символические и иные его смыслы. С позиций структуралистского конструктивизма реальные отношения между родственниками не выводимы из родственных связей, построенных на генеалогических моделях. Практический смысл родственных отношений определяется ситуацией и контекстом их использования (официального, неофициального). На данной основе осуществляется и структурация различных родственных групп - "групп на бумаге", "групп-для-себя" (П. Бурдье). Взаимные интересы, материальные и символические обмены структурируют родственную группу, а не формальное общее происхождение. В обществах с доминацией неформальных отношений взаимоотношение с родственниками, наряду с другими контактами в рамках первичных групп, имеет преимущественное значение. Такого рода отношения выступают для большинства людей в качестве одного из основных путей доступа к ресурсам. (Б. Уэллман). В период преобразований родственные отношения в большей степени стали акцептироваться как отношения утилитарные и меркантильные, чем аффектив-

ные. Стали расширяться и символические функции родственности (на уровне матримониальных обменов, конструирования социальных генеалогий, институциональных форм родственности и т.п.).

Социальные обмены также вовлечены в трансформационные процессы. Они все интенсивнее меркантилизируготся и размывают ту сеть социальных отношений, которая ранее функционировала на бескорыстной, взаимно й основе и в рамках "блата".

В диссертации отмечается, что практики блата, которые можно концептуализировать и как разновидность социального капитала (ресурса), не исчезли, а претерпели различные модификации и трансмутации. Из одних полей пространства, которые эффективно были заполнены товарно-денежными отношениями, механизмами рынка, бизнес-практиками, децентрализацией и дебюрократизацией, он (блат) переместился в иные сферы, в которых сохранились его воспроизводственные основания. По-прежнему существует немало благ, которые невозможно приобрести плутократическим путем, на основе "голого интереса". Часть из них имеет малодоступный характер (реально фиксированные количественные ограничения, диспропорциональный, асимметричный принцип концентрации благ в проекции "центр — периферия" и в иерархии "верх - низ"). Ограничения в доступе обусловлены и тем, что блага, к которым стремятся агенты можно получить лишь на основе сертификации и процедуры. В подобных условиях начинают формироваться практики преодоления сложившихся практик, которые определяют и манифестируют общие правила игры. Поэтому практики изобретаются как способ контраргументации в социальном пространстве "заведенного порядка".

Период трансформации связан с процессами перераспределения пространства в его основных значениях - социальном, политическом, экономическом, культурно-символическом. Диссертант исходит из того, что агенты в перераспределительных процессах используют все доступные разновидности ресурсов и капиталов. Комбинации обменов последних, ориентации и противоречия, возникающие между их держателями - один из показателей основа-

ний социальных изменений в конкретном обществе. Особое внимание при этом уделяется в диссертации социальному капиталу, который имеет в условиях России, Северного Кавказа, в особенности, преимущественное значение. Процесс капитализации социальных ресурсов актуален для обществ со слабо развитыми рыночными и неформальными отношениями. Именно он обеспечивает технологически функционирование сетей социальных отношений, которые складываются между агентами для решения их личных и коллективных проблем. Социальный капитал включает в себя практические отношения и связи агентов в рамках пространства их практической деятельности; это отношения, которые агенты могут привлечь и функционально использовать в своих интересах или же в интересах других. В рамках данных отношений перемещаются ресурсы, информация о них. В широком смысле социальный капитал, имеющий символическое значение, не ограничивается лишь определенной совокупностью практических связей, но и объективируется в представлениях - конструкциях нематериально-вещественного типа: "имя", "честь", "авторитет", "репутация" и т.п. Располагать социальным капиталом невозможно, если агенты: а) лично не участвуют в сети материальных и символических обменов; б) только получают, берут от окружающих (родственников, друзей, знакомых), но сами не отдают различные блага - материальные, духовные. Объем, структура социального капитала распределены в пространстве жизни деятелей неравномерно, так как само отношение агентов к социальному производству (самого себя, своего окружения, своего капитала, своих практических связей) является различным.

Методологические возможности анализа концептов "социальный ресурс" и "социальный капитал" в контексте социальных практик агенгов и для исследования реального расслоения российского общества (В.А. Ядов) являются достаточно перспективными.

В диссертации выделяются различные стратегии приспособления к трансформации социальных отношений в регионе; формулируется суть про-

тиворечия между складывающимся социальным порядком в регионе и императивами современных социальных изменений.

Во втором параграфе "Трансформация социокультурных ориентаций: традиционализм, модернизм, фундаментализм" концептуализируется соотносительный анализ трех основных тенденций в социокультурной сфере жизни Северного Кавказа.

Постсоветские общественные процессы продемонстрировали весь возможный набор проектов, образцов и перспектив цивилизационного, социокультурного характера в соответствии с которьми социум может осуществлять выбор пути развития и изменяться. Опыт трансформаций в России, регионе показал, что отсутствует какая-то главная ориентация, которая бы находилась в доминирующем положении по отношению к другим и поэтому выступала бы в качестве основной перспективы и проекта переустройства социальной жизни. В соответствии с этим в диссертации акцентируется многообразие социокультурных ориентаций, господствующих ныне на Северном Кавказе. Все они отличаются друг от друга содержательно, по направленности, по взаимоотношениям.

Различные социокультурные ориентации в регионе правомерно рассматривать в виде определенных перспектив. В рамках современного социального пространства региона это три основные группы перспектив: а) традиционалистская и неотрадиционалистская; б) модернистская; в) фундаменталистская.

То, что принято сопрягать с термином "традиционализм" скорее обозначает существующий социальный порядок (Ш. Эйзенштадт), тот социальный проект, который легитимируется и воспроизводится, чем привычное производное от понятия "традиционное общество". Северокавказский традиционализм пережил череду советских модернизаций и трансформацию советского периода, и он в социологическом смысле существенно отличается от реалий старокавказского времени.

Понятие традиционализма в диссертации концептуализируется в соответствии с теорией социального действия М. Вебера. Согласно последней социальный порядок, основанный на традиционализме, тесно связан с установкой на повседневно привычное как непреложную норму поведения. В рамках традиционализма формируется традиционалистский авторитет, основанный на доминации патриархальной власти и соответствующих отношений в проекции: отцы - дети, старшие - младшие, муж - жена, хозяин - слуга, патрон -клиент, сюзерен - вассал, властитель - подданные. Традиционалистские патриархальные отношения носят иррациональный характер, так как: а) исходят из сакральных, священных норм, нарушение которых влечет за собой наступление дурных магических и религиозных последствий, и б) основаны не на "объективных" отношениях, а на "личных", детерминирующих свободный произвол и милость господина. Традиционализм порождает и особую форму господства и отношения - патримониализм. Подход М. Вебера позволяет понять смысл северокавказского традиционализма и определить его структурные основания.

Спектр традиционалистской и неотрадиционалистской ориентации в регионе достаточно широк и разнообразен: от национально-этнических почвеннических направлений до стандартных социальных никак не связанных с идеологией и этничностью. Ориентационные стандарты тесно связаны с советской эпохой раннего индустриализма: светский характер социальной жизни, коллективизм, эгалитаризм, патернализм, сельская ментальность, ритуа-лизм. Неотрадиционализм - продукт постсоветской культуры и модернизации. В отличие от традиционализма его социальная база город. В первую очередь городские этноинтеллектуалы - творцы и социальная база неотрадиционализма. В его рамках, акцентируемые в контексте национального возрождения, традиционные ценности реконструируются и заново формируются. Традиционалистские (и неотрадиционалистские) ориентации воплощаются в практиках. В диссертации выделяются три разновидности таковых: конформизм, ретризм, новаторство.

Рассматривая современные и постсовременные социокультурные ориентации в регионе диссертант обосновывает необходимость деконструиро-вать сложившиеся представления о традиционализме как некоем застывшем, консервативном, не подверженном трансформации социальном явлении.

Вторая разновидность социокультурных ориентаций формируется в условиях глобализации мировых общественных процессов, постоянного расширения доступа к информации, движения к интеграции и взаимообмену культурными продуктами. Значительная часть элементов северокавказской культуры активно модернизируется, осваивая западную культуру в виде ее стандартов образования, делопроизводства, технологии, музыки, искусства. Социокультурные формы выражения вестернизации проявляются в языке, одежде, жестах, поведении, особенностях проективной разрядки. Современная материальная культура также имитирует и копирует евростандарты. Социальная база вестернизированной кулыуры является достаточно широкой. Определяет содержание и направленность вестернизации городская культура региона, город как социально-поселенческий тип и воплощенная форма социокультурного пространства. Данная ориентация является также светской, антитрадиционалистской, не патриархальной и в определенной степени наднациональной. В рамках самого модернизма диссертант выделяет три его разновидности: радикальную, умеренную и псевдомодернистскую. Наряду с ориентацией в русло вестернизации в регионе формируются тенденции легитимации процесса остернизации. Роль остернизации заключается в расширении внутренних социальных перспектив, основанных на актуализации потенциала схожего способа адаптации и освоения современности. Позитивный опыт остернизации в этом смысле является более предпочтительным нежели практика вестернизации, которая в своих реальных воплощениях детерминирует не контролируемую индивидуализацию социальной жизни в сообществах привыкших к иным - государственно-патерналистским и коллективистским формам жизнедеятельности.

Российский проект постсоветской модернизации Кавказа концептуализируется в терминах ретрансляции и воспроизводства устаревшей модели исторического отставания от Европы (В.П. Макаренко).

Фундаменталистская социокультурная ориентация имеет отношение к характеру, содержанию и последствиям как модернизации, так и практикам традиционализма. Являясь содержательно пуританским, а по форме - каноническим фундаментализм пытается переконструировать сложившиеся социальные практики. В той или иной социальной форме он присутствовал и присутствует во многих обществах, религиях и движениях - исламских, христианских, буддистских, в иудаизме (хасидизме) и индуизме (С. Хантингтон, В.П. Макаренко). Фундаменталистская ориентация противостоит не только традиционализму и его современным разновидностям, но и проекту вестер-низации. Одна из особенностей фундаментализма в регионе заключается в том, что это контрреакция на постсоветские социальные процессы, порождающие новые формы девиации, традиционалистскую эклектику, неконтролируемую индивидуализацию социальной жизни, социальное расслоение, коррупцию. В этом смысле данная ориентация имеет сугубо прикладной характер, которая нацелена па организацию и упорядочение жизни в рамках неотрадиционных структурированных форм - сельских горских общин и части урбанизированных анклавов.

Даже в развитых странах мира можно встретить субкультуру фундаментализма, которая противоречиво вписывается в общий проект гапораль-ности и мультикультурализма. Социокультурное разочарование безусловным движением к эпохе модернити и ее реалиями формирует современный социальный дисбаланс между традиционным порядком, с одной стороны, и расширением прав и свобод человека, с другой. В одних обществах (западных) формируется дисбаланс, порождаемый чрезмерной свободой, в других (восточных) - разбалансированность детерминирована чрезмерным порядком (А Этциони). Поиск социокультурного баланса в регионе воплощается в сосуществовании различных, порой противоположных ориентаций.

В третьем параграфе "Религиозные традиции в условиях преобразований" анализируются изменения роли, значения и положения религии ислама в социокультурной жизни народов Северного Кавказа; влияние исламских религиозных традиций на различные социальные процессы периода трансформации; выявляются три основных отличия процесса исламизации в регионе от христианской его разновидности.

Та или иная религия, чтобы действовать и соответственно оказывать влияние на социокультурную жизнь должна удовлетворять, на взгляд диссертанта, ряду условий:

а) быть институализированной и легальной;

б) быть легитимной (не только для государства, но и для общества);

в) отвечать доминирующим социальным и духовным ценностям и потребностям общества на конкретном социально-историческом этапе;

г) действуя в условиях трансформации самой быть в определенном смысле подверженной изменению;

д) иметь устойчивые группы сторонников (верующих, сочувствующих);

ж) выполнять определенные социально значимые функции более эффективно и адекватно, чем светские институты.

Изменения роли и значения исламских религиозных традиций на Северном Кавказе рассматриваются в двух основных аспектах: социальном и культурном, а также в контексте пространственно-временного континуума. При этом диссертант обосновывает необходимость деполитизации религиозной сферы как предмета научного исследования. Попытки интерпретировать рост популярности ислама на Северном Кавказе в качестве своеобразной религиозно-идеологической диверсии из-за рубежа уводит научный поиск причин процесса за рамки пространства конкретного социума, внутренняя ситуация в котором и является порождающим для него началом.

Важными внешними обстоятельствами, определившими характер, содержание и направленность религиозных традиций в регионе является декон-

струкция советского официального атеизма, кризис переходного периода, не-сформированность адекватных светских альтернатив исламу и христианству в рамках регионального социума.

С процессуальной точки зретя имеют место институализация и легализация религиозных институтов в регионе, реставрация и новое формирование материальной и символической основы религиозных традиций, десеку-ляризация одних частей социального пространства и дальнейшая секуляризация ее иных сегментов. На территориях ряда субъектов региона (Дагестан) прослеживается достаточно четкая этнокультурная и социальная специфика процессов секуляризации и исламизации. У одних народов (лезгины, лакцы, цахуры) секуляризация выражена более определенно, для других (аварцев, даргинцев) - в большей степени характерна исламизация (Д. Халидов).

В диссертации акцентируется и выделяются три основных отличия процесса десекуляризации в форме исламизации от христианской (православной) его разновидности. Первая из них связана с доктринальными особенностями данных вероучений. В отличие от православия ислам, как известно, не проводит четкой границы между сакральной, духовной властью и светской, административной, не делит жизнь на священную и профаниче скую. В этом смысле ислам имеет ясную и однозначную сориентированность на мирские дела, социальную жизнь верующих. Важная обязанность всех членов общины участвовать в практическом обустройстве профанической (мирской) жизни.

Второе отличие носит институциональный характер. В исламе, в отличие от христианства (за исключением протестантизма), нет такой строгой вертикальной иерархии, субординации и подчиненности священничества, которая к тому же достаточно социально дистанцирована от мира (общины). Практически отсутствует сам институт. Мусульманская умма (община) в регионе организована и функционирует на иных - горизонтальных принципах. Данное институциональное устройство ислама в определенной степени сов-

падает с традиционно неформальной деэтатистской структурой многих северокавказских сообществ.

Момент третий - социальный. Исламские религиозные традиции в условиях трансформации в большей степени ориентированы не на поощрение индивидуализации социальной жизни, а преимущественно на коллективные формы ее организации и функционирования. Они выполняют регулятивную, интегративную, символическую функции.

В Нагорном Дагестане советская (светская) форма коллективизации жизни и собственности трансформировалась в аналогичный процесс, но уже на исламской и народной (адатной) основе, наиболее понятной и привычной для социальной жизни локальных общин. Мусульманская администрация наиболее исламизированных горских сельских общин руководит религиозной, хозяйственной и правовой жизнью горцев (В.В. Бобровников).

Логика возрастания роли и значения исламских религиозных традиций в регионе тесно связана как с общими процессами постсоветского распада, так и с современной практической деятельностью светских властей по решению наиболее острых социальных проблем. Объективно исламские религиозные традиции противостоят процессам этнизации, индивидуализации, ре-ферентизации. С социологической точки зрения религия (ислам, православие) пытается заново связать распадающееся общество, предлагая и подтверждая коллективную идентичность социума и его единство.

В диссертации подчеркивается, что ислам в регионе — это не что-то однородное, от века данное вероучение, не учитывающее социальные изменения в обществе и социальное время происходящего. В настоящее время в религиозном пространстве Северного Кавказа представлены, в основном, две версии ислама: традиционная и фундаменталистская. У каждой из них существует своя социальная база и группы поддержки.

В культурном аспекте ислам пытается изменить сознание и схемы восприятия и поведения, настроенные на варианты, формируемые западноевро-

пейской и англосаксонской культурами. Основное направление здесь - процесс девестернизации и переориентации.

Выделяя культурную специфику исламских традиций на Северном Кавказе, их сосуществование с политеистическими элементами диссертант подчеркивает, что культурные границы ислама в регионе не совпадают с этническими. Несмотря па попытки этнополитиков и ряда религиозных деятелей "национализировать" ислам, отождествив его культурные и этнические границы и разделив религиозное пространство на локальные институциональные сет-менты, ислам продолжает сохранять и воспроизводить свои ин-тегристские надлокальные традиции. Наиболее ярко это проявляется в современном Дагестане, где исламизированные районы (аварские, даргинские) выступают против внутренней суверенизации республики по этническому принципу.

В диссертации обосновывается, что роль и влияние религиозных традиций в нынешних условиях России, региона нельзя ни преувеличивать, ни преуменьшать. В действительности имеет место как одно, так и другое. Доминирует же отношение первого типа. Оно имеет три разновидности: политические, информационные и научные. Диссертант дает критический анализ данных интерпретаций повышения роли религии (ислама) в жизни регионального социума. В качестве контекста в рамках, которого развертывается процесс развития ислама на Северном Кавказе выделяются три группы ограничителей, структурно определявших рамки, характер и возможности сакральной сферы. В первую очередь это политические, социальные и культурные структурирующие поля регионального пространства. Однако, структурные ограничения сами по себе не способствуют воспроизводству традиционного статус-кво в данной сфере. Социальная жизнь в обществе это поле возможностей, борьбы, вариаций, выбора, перегруппировок и поисков. В регионе уже полным ходом разворачиваются социальные процессы, которые, постепенно накапливая конфликтный потенциал, при определенных обстоятельствах могут детерминировать усиление роли религии в жизни северокав-

казского социума. Речь идет о безпрецедентном социальном расслоении, которое является результатом реализованной модели реформы в стране и в регионе. Северокавказское общество уже разделилось по принципиальным и ключевым направлениям: имущественному, этническому, родственно-клановому. Сформировалась и целая группа дополнительных обстоятельств, усугубляющих социальную ситуацию:

- в регионе один из самых высоких уровней безработицы в стране, в первую очередь среди молодежи, особенно сельской. Регион трудоизбыточный, малоземельный, с высокой плотностью и характеристиками воспроизводства населения;

- инвестиции и социальная политика не связаны с созданием новых рабочих мест;

- в регионе (особенно в национально-территориальных образованиях) практически не складываются политическая, социальная, духовная оппозиция и плюрализм;

- расширяющееся противоречие между непрерывной подготовкой социальных групп с высоким уровнем образования (высшим и среднеспеци-альным) и их реальными возможностями трудоустройства. "Беловоротничко-вая" безработица формирует дисбаланс в культурном разделении труда.

В диссертации отдельное внимание уделяется рассмотрению противоречивых процессов трансформации внутри самого ислама в регионе; борьбы за "каноническую территорию между традиционными религиями и "новыми религиями" в форме сект и общин.

Четвертая глава "Социальные и этнокультурные процессы и конструирование идентичности в регионе" состоит из двух параграфов.

В первом параграфе "Идентичность и идентификация на Кавказе как многомерное пространство отношений" концептуализируется процессуальное понимание социальной идентичности в регионе, ее многоуровневый характер; выявляется специфика северокавказского типа идентификационных ориентаций.

Концептуализация социальной идентичности ведется в рамках различных подходов. С точки зрения диссертанта ключевое значение имеют в основном два подхода - примордиалыго-идиографический и конструктивистский. В настоящем исследовании исходным выступает понимание социальной идентичности как результат процесса социального конструирования, как практическое отношение, определяемое функциями сходства и различения в социальном пространстве. Социальная идентичность формируется, воспроизводится, изменяется в контексте реляции и интеракции. Как отношение оно является многомерным и многоуровневым образованием. Это признаваемое и приобретаемое различие. Социальные процессы имеют непосредственное отношение к формированию идентичности (П. Бергер и Т. Лукман).

Структуралистски конструктивистское понимание социальной идентичности исходит из того, что пракгическая идентификация индивида с гой или иной социальной группой определяется и зависит от структуры конкретной ситуации и обстоятельств, в которых осуществляется взаимодействие (П. Бурдье). Функция сходства и различения в социальном пространстве имеет ключевое значение для структуры социальной группы и идентичности составляющих ее индивидов. Поэтому социальная идентичность - это многоуровневое явление и множество практик.

В исследованиях, посвященных проблемам идентичности на Кавказе авторы не всегда учитывают наличие различных уровней и форм идентичности, которые конструируются в рамках социального взаимодействия. Преимущественно акцентируется этническая идентичность в качестве главной, доминирующей формы идентичности в регионе. В диссертации обосновывается иной взгляд на проблему. Теоретико-методологическйе концепты, которыми руководствуется диссертант, подкрепляются материалами социологических исследований, проведенных в регионе. Эмпирические материалы подтверждают важный, но не доминирующий статус этнической формы самоопределения на Северном Кавказе.

Применительно к региональной идентичности, рассматриваемой в ее пространственно-территориальном и символическом аспектах, а также с учетом контекста социального времени в диссертации выделяются несколько уровней конструирования идентичности и проведения агентами идентификации. Это уровни, которые находятся в эпицентре соотношений, сравнений, взаимодействий, консгруирования и деконструкции. В первую очередь (схематично) это:

1) общероссийская идентичное гь;

2) общекавказская идентичность;

3) северокавказская (региональная) идентичность;

4) локальные разновидности идентичностей, имеющие четыре доминирующие формы:

z) ::»ц;:с:12л^нс?-гражданскую полигамическую;

б) транеэтнокультурнотерриториальную;

в) локально этнокультурнотерриториальную;

г) локально социально-территориальную.

Реальная социальная жизнь не ограничивается лишь выделенными формами коллективного и индивидуального самоопределения, так как пространство отношений в регионе не сводится только к социально-территориальным и этнокультурным основаниям. Релевантными являются культурная, тендерная и религиозная разновидности идентичности.

Определяя специфику северокавказского типа идентификационных ориентаций диссертант солидаризируется с обоснованной аргументацией исследователей (А.В. Понеделков, A.M. Старостин) утверждающих, что если для населения России в целом характерным является этацентричный тип идентичности, приоритет общероссийско1 о самосознания, то для отечественных национальных республик (в т.ч. и северокавказских) доминирующим выступает региональный и локальный уровни самоопределения, что соответствует современным западноевропейским реалиям.

Диссертант полагает, что диспаритет идентификационных ориентации - явление историческое, продукт социальных и политических практик. По-прежнему страна воспринимается, интерпретируется как моноцентрическое, неплюральное однородное целое. Модель децентрализованного социума с относительно равной представленностью и национальной (общегражданской), и региональной и локальной идентичностями или же модель с асимметричным балансом в пользу последних двух, воспринимается как некий второстепенный вариант дезорганизованного общества с нарушенным социальным порядком. Научное поле социологии также оказывается вовлеченным в воспроизводство данных представлений посредством гипертрофии количественно-этатистского подхода к идентичности. Представляется необходимым переосмыслить постсоветские тенденции регионализации и локализации, не противоречащие общесоциальному развитию в рамках единого пространства России.

Во втором параграфе "Региональная северокавказская идентичность как составная часть общероссийского самосознания" концептуализируются основной смысл и специфика региональной идентичности; рассматриваются эндогенные трансформации в рамках региональных самоопределений.

Смысловую составляющую идентичности регионального типа можно концептуализировать в двух основных аспектах. Первый из них проистекает из интерактивно складывающихся представлений агентов в регионе об объединяющей их идентичности и тех практик, которые закрепляют ее. Это самосознание и самопризнание своей региональной самости - кавказцы, сибиряки, уральцы. Процесс регионализации (экономической, административной, социокультурной) оформляет, расширяет и укрепляет ее.

Северокавказская разновидность региональной идентичности базируется на социально-исторически воспроизводимых представлениях и практиках в условиях определенно доминирующих (но меняющихся) территориально-поселенческих, культурно-релегиозных, правовых, этических основаниях. Исторически северокавказская идентичность фокусировалась в понятии

"горская идентичность". Последняя является условным конструктом, так как с пространственно-географической точки зрения северокавказцы занимали не только горные районы региона, но традиционно расселялись и на плоскогорье, равнинах, степных зонах. В результате индустриализации, коллективизации и урбанизации вектор миграций стал приобретать дуальную направленность: с гор на равнины и из села в город. Соответственно произошли и определенные изменения в социокультурной составляющей северокавказского самосознания.

Региональная идентичность не отменяет этническую идентичность, а формирует надлокальные перспективы для выхода за рамки аскрипции. Региональное самосознание это в большей степени самоконструирование участников регионального социального взаимодействия.

Другой смысловой аспект регионального самосознания как процесса лежит в плоскости ее собственно практической (политической, экономической, социокультурной) значимости для России как страны в целом. Во-первых, процесс регионализации ориентирован на внутреннюю интеграцию и укрупнение ее локальных составных частей. Во-вторых, данная ориентация преодолевает дисбаланс, сложившийся между макро- и микроуровнями организации пространства. В-третьих, регионализация пытается преодолеть дихотомию "центр - периферия" за счет формирования собственных источников развития. В-четвертых, с точки зрения перспектив региональная идентичность - это "мост" на пути конструирования общероссийской идентичности как многообразия в единстве.

Постсоветские процессы внесли существенные изменения в само содержание общекавказской идентичности, ее границы и сферы локализации. В диссертации подробно рассматриваются процессы и обстоятельства, связанные с расколом общекавказской идентичности, конституированием северокавказского самосознания, институализацией этнокультурных ассоциаций и диссоциаций; детерминацией эндогенной аффилиации символического типа.

Наряду с эндогенными факторами, оказавшими влияние на конструирование и трансформацию северокавказской идентичности, особое внимание уделяется внешним категоризациям в их позитивных и негативных формах. Рациональная категоризация конструкта "лица кавказской национальности", независимо от практик его применения, направлена на дискурсивное преодоление множества локальных этнокультурных идентичностей на уровне структур повседневности. Категорическое "упрощение" этнокультурного плюрализма, в принципе, не противоречит и соответствует практикам повседневных коммуникаций и социального конструирования окружающего пространства. Инкорпорация локализма в одно трансэтнокультурное дискурсивное определение - это рационализация (упорядочивание) социально] о мира и его восприятия со стороны моноцентрично организованных сообществ, а также со стороны поликультурных сообществ, находящихся вне потока взаимодействия с регионом. Схемы восприятия иного разнообразия в большей степени ориентируются не на гетерогенные, а на гомогенные представления о пространстве.

Негативно-стигматическая категоризация носителей севсрокавказской идентичности — результат постсоветского конструирования, детерминированного социально-экономическими, политическими и психологическими обстоятельствами. Этническое предубеждение против представителей региона порождены как экономическим кризисом в стране, так и различиями в бытовом поведении "южан" и "северян" (З.В. Сикевич). Трансформация стереотипов в предрассудки ("антикавказскость") устойчиво фиксируется социологическими опросами (З.В. Сикевич, В.Ю. Хотинец, В.К. Малькова). Существенный вклад в процесс конструирования негативной идентичности агентов кавказскости принадлежит современному российскому кинематографу.

Ключевое значение для дальнейшего конструирования региональной северокавказской идентичности и ее локальных составляющих имеет такой важный социальный процесс как обмен паспортов советского образца на новый российский документ, удостоверяющий личность. В диссертации рас-

сматриваются содержательные изменения, обусловленные данным процессом, а также четыре возможных варианта трансформаций в рамках этнокультурных самоопределений.

Диссертант подробно анализирует технологию внутрирегиональной идентификации, выделяя ее процедурную и процессуальную специфику. Осмысление общего и особенного в конструировании региональной северокавказской идентичности сопрягается с процессом формирования общероссийского самосознания. Последняя трактуется как макроидентичность гражданского типа, как реальность отношений и взаимодействий, в рамках которых национальный и этнокультурные аспекты самосознания не совпадают. В диссертации формулируется исследовательская позиция относительно содержания, характера и направленности конструирования общероссийского самосознания и ее взаимосвязи с региональными идентичностями.

В заключении подводятся итоги исследования, обобщаются основные выводы и положения.

Основные результаты диссертационного исследования опубликованы в следующих работах:

Монографии, учебные пособия, курсы лекций

1. Социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе: вопросы методологии. - СПб.: СПбГУ, 2002. (12,7 п.л.).

2. Полигическая регионалистика: социально-политическая система и международные отношения Кабардино-Балкарии. Курс лекций. -Нальчик: Кабардино-Балкарский государственный университет, 1997. - (4 п.л.) (в соавторстве).

Статьи, доклады

3. Социальные процессы: методология исследования. // Теоретическая социология. Вып. IV: Межвуз. Сб./отв. ред. А.О. Бороноев. - СПб.: НИИХ СПбГУ, 2003. (1 п.л. ) (в соавторстве).

4. Этнокультурные процессы: структуралистско-конструктивистский подход. // Теоретическая социология. Вып. ГУ: Межвуз. Сб./отв. ред. А.О. Бороноев. - СПб.: НИИХ СПбГУ, 2003. (0,7 пл.).

5. Социальная антропология Кавказа М.М. Ковалевского. // М.М. Ковалевский и российская общественная мысль. К 150-летию со дня рождения. - СПб.: НИИХ СПбГУ, 2003. (1,3 пл.).

6. Струюуралистско-конструктивистский подход к исследованию этнокультурных процессов. // Возможности и границы использования социологических методов и социальных технологий в современном обществе. Тезисы научно-практической конференции, 14-15 ноября 2002 года. - СПб: СПбГУ, 2002. (0,2 пл.).

7. М.М. Ковалевский - исследователь социальной жизни народов Северного Кавказа. // Максим Ковалевский и современная общественная мысль. К 150-летию со дня рождения М.М. Ковалевского. Тезисы докладов научной конференции, 20-21 сентября 2001 года. СПб.: СПбГУ, 2001. (0,15 пл.).

8. Особенности северокавказского типа культуры. Историко-социологический подход. // Когнитивная парадигма (тезисы международной конференции 27-28 апреля 2000 года. - Симпозиум 3. Философия, культурология, экономика, социология, политология. -Пятигорск: Изд-во Пятигорского государственного лингвистического университета, 2000. (0,2 пл.).

9. Интеллектуальные запреты и культура мира на Северном Кавказе. // Культура мира и Северный Кавказ. Материалы научно-практической конференции "Мир на Северном Кавказе через диалог культур" (9-11 декабря 1999 г.) - Нальчик: Кабардино-Балкарский госуниверситет, 2002. (0,2 пл.).

10. Характер воздействия НТР на интернационализацию национальной культуры. // Актуальные проблемы истории и теории советского общества. - Нальчик: КБГУ, 1989. (0,1 пл.).

11. Некоторые актуальные задачи совершенствования социалистической национальной культуры. // Великий Октябрь и торжество идей социалистического интернационализма. Нальчик: КБГУ, 1987. (0,2 пл.).

12. К вопросу о генезисе и социальной природе национальной культуры. // Молодежь и общественные науки. - Нальчик: КБГУ, 1985. (0,2 п.л.).

13. Социалистическая национальная культура и всестороннее развитие личности. // Всестороннее развитие личности в условиях совершенствования советского социалистического общества. Тезисы докладов областной научно-практической конференции молодых ученых. -Ростов-на-Дону, 1984. (0,1 п.л.).

14. Классовое и национальное в культуре капиталистического общества. // Молодежь и общественные науки. - Нальчик: КБГУ, 1983. (0,1 п.л.).

15. Советские социокультурные ценности Северного Кавказа. // Ценности советской культуры в контексте глобальных тенденций XXI века. - СПб: Изд-во БГТУ (Военмех), 2003. (0,2 п.л.).

Отпечатано я ООО «АкадемПринт» С-Пб у л Миллионная, 19 Тел 315-11-41 Подписано в печать 19 05 03 Тираж 100 экз

РНБ Русский фонд

2005-4 20433

 

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора социологических наук Тхакахов, Валерий Хазраилович

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования социальных и этнокультурных процессов: понятия, концепции и подходы.

1.1. Понятие «регион» и его теоретико-методологическое значение.

1.2. Понятие социальных процессов.

1.3. Методология исследования этнокультурных процессов.

Глава 2. Специфика социальных и этнокультурных отношений на

Северном Кавказе.

2.1. Особенности социальных отношений в регионе.

2.2. Социокультурная специфика северокавказского региона.

2.3. Взаимосвязь социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе.

Глава 3. Социальные и этнокультурные изменения в регионе в постсоветский период.

3.1. Преобразование социальных отношений на Северном Кавказе.

3.2. Трансформация социокультурных ориентаций: традиционализм, модернизм, фундаментализм.

3.3. Религиозные традиции в условиях преобразований.

Глава 4. Социальные и этнокультурные процессы и конструирование идентичности в регионе.

4.1. Идентичность и идентификация на Кавказе как многомерное пространство отношений.

4.2. Региональная северокавказская идентичность как составная часть общероссийского самосознания.

 

Введение диссертации2003 год, автореферат по социологии, Тхакахов, Валерий Хазраилович

Актуальность темы исследования имеет два аспекта — событийный и теоретико-методологический. Речь идет о том, что в постсоветский период Северный Кавказ фактически оказался в эпицентре сложнейших событий, процессов и обстоятельств. Деконструкция сложившегося социального порядка, суверенизация, этнокультурная гомогенизация, распад одних идентичностей и формирование новых, миграции, индивидуализации и солидаризации, традиционализа-ции и модернизации, социальные конфликты - эти и масса иных событий и процессов, наполнили конкретным смыслом и значением современную жизнь Северного Кавказа.

Происходящее в регионе привлекает общественное и исследовательское внимание. Существенно увеличился общий объем публикаций, посвященных Северному Кавказу периода социальной трансформации. В условиях плюрализма и демократизации социальные и этнокультурные процессы, развертывающиеся в регионе, воспринимаются по-разному как общественным сознанием, так и в рамках научной рефлексии. С одной стороны, формируются представления, исходящие из простых описательных и объяснительных схем происходящего.

В постсоветских идентификациях Северный Кавказ выступает объектом негативной стигматизации, символом жупела и схематического упрощения. Советская схема "класс и идеология" вытесняется сконструированной бинарно-стью вероисповедания и этничности, на основе которых пытаются классифицировать, типологизировать народы и культуры. Различия культур трактуются в качестве источника реальных или потенциальных конфликтов и противоречий. Сам северокавказский социум, социальные отношения, которые доминируют в нем, рассматриваются преимущественно в статике вне процессуального и трансформационного контекста. Недостаточное внимание уделяется и деятельной активности субъектов действия, являющихся источником социального конструирования жизненного мира. Сложная диалектика взаимоотношений между социальными и этнокультурными процессами в регионе необоснованно упрощается или же чрезмерно политизируется.

Понимание ограниченности одномерных подходов стимулирует научный дискурс в направлении переосмысления сложившихся представлений. Необходимость "усилить внимание к теоретическим и методологическим поискам парадигмы изучения социокультурных процессов на Кавказе"1 осознается учеными региона как одна из наиболее актуальных проблем. Демократизация научного поля отечественной социологии создает условия для использования возможностей различных подходов к анализу социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе. Особое значение приобретают те из них, которые позволяют по-иному взглянуть на интерпретацию данных процессов, на их соотношение, взаимосвязи, структуру, механизмы воспроизводства и динамики. Не стереотипизированные образы Северного Кавказа, его народов и культур как рациональная цель, достижимая средствами социологической науки, востребована современным научным сообществом России и толерантными кругами общественности.

Расширение теоретико-методологических перспектив имеет и важное прикладное значение. Плюрализм способствует осмысленному выбору стратегии решения общих и конкретных проблем социального и этнокультурного характера применительно к северокавказскому региону.

Состояние и степень разработанности проблемы.

Исследование социальных и этнокультурных процессов имеет широкую социологическую традицию, которая методологически и концептуально представлена различными подходами к их трактовке и интерпретации.

Определяющий вклад в исследование теоретико-методологических аспектов социальных процессов внесли представители классической социологии: К. Маркс, М. Вебер, Э. Дюркгейм, Г. Спенсер, Г. Тард, Г. Зиммель, М.М. Ковалевский, Ф. Теннис, Л. фон Визе, П. Сорокин, Ч.Х. Кули, Дж. Г. Мид. В исто

1 Рекомендации Всероссийской научно-практической конференции "Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия". (Ростов-на-Дону, 1999. // Кавказ: проблемы культурно-цивилизационного развития. Ростов-на-Дону, 2000, с. 183. рико-социологическом смысле данные процессы первоначально и преимущественно рассматривались в их социал-эволюционистском, европоцентристском ракурсах вне контекста множественности культурно-цивилизационных вариантов и перспектив развития. Дальнейший период в разработке проблем социальных процессов характеризуется отходом от эволюционной перспективы, поиском девелопменталистской альтернативы и номологических концептуализаций.

Исследования Чикагской социологической школы (У. Томас, Р. Парк, Э. Берджес), Гарвардской школы социологии (П. Сорокин, Т. Парсонс), фигура-ционной социологии Н. Элиаса существенно расширили концептуальные и методологические возможности в анализе различных аспектов социальных и этнокультурных процессов.

Современная концептуализация данных процессов (символический инте-ракционизм, этнометодология, теории социального обмена) способствовала повышению внимания исследователей к субъективно-смысловой и динамической составляющим социального взаимодействия.

Дуализм реализма и номинализма, объективизма и субъективизма, а также попытки их интеграции определяют характер доминирующих представлений в социологии социальных процессов.

В постклассической социологии предметная область исследования претерпела существенные изменения - в методологическом и концептуальном смыслах. Во-первых, наряду с системной моделью научного анализа процессов сформировались практики реляционной методологии, ориентирующиеся на модель поля, во-вторых, субстантивистское понимание процессуальности стало вытесняться ее структуралистскими трактовками, в-третьих, в рамках теоретической дилеммы действия и структуры исследовательское внимание стало переключаться с макроуровня социального анализа на его микроуровни, связанные с деятельной активностью субъектов (агентов, акторов), в-четвертых, социальная реальность стала рассматриваться преимущественно в ее процессуальном контексте как результат социального конструирования.

Исследователи, ориентирующиеся на модель поля и структуралистское понимание процессуальное™ (П. Бурдье, Э. Гидценс, П. Штомпка), особое внимание обращают на реляционный анализ событий и процессов социального мира в контексте социального пространства и времени, на поиск теоретических возможностей для интеграции действия и структуры, на акцентацию места и роли социальных практик в конструировании социальной реальности.

Деятельностно-активистский (деятельностно-структурный, деятельност-но-конструктивистский) подход, получивший признание в современной отечественной социологии как на общетеоретическом уровне, так и в рамках эмпирических исследований, разрабатывается в трудах Т.И. Заславской, В.А. Ядова, Ю.Л. Качанова, В.И. Ильина, М.А. Шабановой, H.A. Шматко. Деятельностно-ценностное понимание социальной реальности, трансформационных процессов характерно для работ А.О. Бороноева, П.И. Смирнова, Н.М. Письмака.

Концептуализированный в рамках общетеоретического подхода и методологии, конструктивизм достаточно активно применяется и к анализу этнической (этнокультурной) проблематики. Его использование (Б. Андерсон, Ф. Барт, Э. Геллнер, Д. Кола, Э. Хобсбаум, Л. Гринфельд, Р. Брубейкер) позволило переориентировать исследовательский ракурс с описания статичных, предза-данных и гомогенных социальных образований (наций, этносов, этнокультуры) на технологию и механизмы их формирования, воспроизводства, изменения в координатах пространства, времени и интеракции. Отечественные исследования (В.А. Тишкова, Н.Г. Скворцова, А.Г. Здравомыслова, B.C. Малахова) в различной степени основываются на концептах и методологии конструктивизма в понимании и описании этничности и этнических процессов.

В работах С.А. Арутюнова, М.Н. Росенко, М.Н. Руткевича, В.А. Авксентьева, А.И. Доронченкова, В.И. Козлова развивается понимание и обоснование этничности как объективной реальности в контексте социально-экономической детерминации общественных процессов, единства материальных и духовных факторов.

Социальные, этнополитические и этнокультурные процессы на Северном Кавказе исследуются в трудах А.Г. Абдулатипова, A.B. Авксентьева, В.А. Авксентьева, С.А. Арутюнова, Б.Х. Бгажнокова, В.В. Бочарова, В.О. Бобровнико-ва, К.С. Гаджиева, Г.С. Денисовой, В.Д. Дзидзоева, Х.В. Дзуцева, J1.M. Дроби-жевой, А.Г. Здравомыслова, Ю.Ю. Карпова, Э.Ф. Кисриева, А.Ю. Коркмазова, X. Краг, A.A. Магомедова, В.П. Макаренко, A.B. Малашенко, А.И. Мусукаева, Э.Х. Панеш, З.В. Сикевич, В.А. Тишкова, К.Х. Унежева, P.A. Ханаху, Л.Ф. Хансен, J1.JT. Хоперской, Р.Д. Хунагова, А.Ю. Шадже, С.И. Эфендиева, Ф.С. Эфендиева и других.

В социологическом смысле преобладающими теоретическими подходами, в рамках которых анализируются социальные процессы в регионе, выступают марксизм, функционализм и теория конфликта, а для исследования различных разновидностей этнических процессов — примордиализм и инструментализм.

Возможности конструктивизма в концептуальном и методологическом аспектах применительно к региональному пространству за редким исключением (В.А. Тишков, А.Г. Здравомыслов, В.В. Бочаров) не используются. Между тем, перспективность конструктивизма (структуралистского, феноменологического) как отдельного направления, а также в контексте деятельностного подхода обоснована теоретически и эмпирически в рамках зарубежных и отечественных исследований.

Объектом данного исследования являются социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе.

Предмет диссертации — теория и методология исследования социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе.

Цель и задачи исследования. Целью настоящей работы является разработка теоретико-методологических проблем изучения механизма, характера, специфики и тенденций социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе. В соответствии с целью определены следующие задачи исследования:

- анализ основных концепт-идей и методологических подходов к исследованию социальных и этнокультурных процессов;

- раскрытие теоретико-методологического значения понятия "регион";

- концептуализация авторского понимания социальных и этнокультурных процессов, исходя из структуралистски конструктивистского подхода;

- разработка методологии анализа этнокультурных процессов;

- выяснение специфики социальных отношений на Северном Кавказе;

- выявление диалектики взаимоотношений между социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе;

- определение характера и особенностей трансформации социальных отношений и социокультурных ориентаций в регионе в постсоветский период;

- установление места и роли религиозных традиций в период преобразований;

- исследование взаимосвязи между конструированием идентичности в регионе и социальными и этнокультурными процессами.

Теоретической и методологической основой диссертации являются во-первых, труды классиков социологии: К. Маркса (концепция социально-экономического детерминизма, материалистическое понимание истории, концепт праксиса); Г. Зиммеля (концепт-идеи о формах социальных процессов и о соотношении разделения труда и конкуренции); М. Вебера (теория господства и идеальные типы социального действия); М.М. Ковалевского (концепция генезиса социального); П. Сорокина (концепция социокультурных процессов).

Во-вторых, это исследования современных зарубежных социологов, разрабатывающих деятельностно-структурный, конструктивистский подходы к социальной реальности: структуралистский конструктивизм П. Бурдье (теория практики; концепция социального пространства; методологический реляцио-низм); структурационная теория Э. Гидденса; концепция Б. Андерсона о конструировании нации как воображаемого сообщества; концепт-идея П. Бергера и Т. Лукмана о детерминации идентичности социальными процессами.

В-третьих, это работы современных отечественных исследователей, анализирующих различные аспекты социальных и этнокультурных процессов в России в рамках деятельностной парадигмы: А.О. Бороноева, Т.И. Заславской, Л.М. Дробижевой, Ю.Л. Качанова, В.А. Ядова, В.И. Ильина, Н.Г. Скворцова, П.И. Смирнова, В.А. Тишкова, H.A. Шматко.

Особую ценность для настоящего исследования представляет парадигма С. Хантингтона, критический анализ которой позволил сформировать иное представление о роли культурных различий.

Методически диссертационное исследование ориентируется на сочетание и соответствие методов исторического и логического, достаточного основания, сравнительных; на теоретическое обобщение эмпирических и статистических материалов.

Эмпирическую базу исследования составили статистические материалы российского и регионального характера, данные социологических исследований на Северном Кавказе (Адыгея, Дагестан, Северная Осетия-Алания, Кабардино-Балкария) и других регионах.

Научная новизна исследования состоит в том, что:

- впервые социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе рассмотрены в рамках методологии структуралистски конструктивистского подхода к социальной реальности;

- обоснована методологическая необходимость и возможность отказа от этнополитического подхода к исследованию этнокультурных процессов;

- раскрыты особенности социальных и этнокультурных отношений на Северном Кавказе и механизм их воспроизводства;

- обосновано отсутствие порождающей способности культурных различий между народами Северного Кавказа генерировать социальные конфликты и несовместимость культурно-цивилизационного типа;

- установлены характер, специфика преобразований социальных отношений и основные социокультурные ориентации в регионе в постсоветский период;

- выявлена взаимосвязь между социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе и конструированием идентичности;

- концептуализирована социальная идентичность в регионе как многоуровневая практика и отношение;

- рассмотрены тенденции и перспективы социальных и этнокультурных процессов в регионе.

Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследова-3 ния состоит в том, что ее основные результаты могут быть использованы:

- при дальнейшей разработке теории и методологии анализа социальных и этнокультурных процессов на Северном Кавказе и других регионах;

- для изучения специфики социальных и этнокультурных отношений в рамках регионального социального пространства;

О - для переосмысления социальной и этнокультурной истории Северного

Кавказа с позиций методологии реляционного анализа и теории практики;

- при подготовке методических пособий и учебных спецкурсов по социологии, политологии и регионологии.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, зао

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе"

Заключение

Завершая настоящую работу, автор не может утверждать, что тем самым он исчерпал тему исследования или же проанализировал все социальные и этнокультурные процессы северокавказского региона. "Объять необъятное" и ра-мочно, и дискурсивно представляется лишь потенциально гипотетическим. Это невозможно и в силу того, что подобная констатация противоречила бы сути и духу процессуального понимания социума, тем представлениям, согласно которым он находится в постоянном движении и в тот момент, когда исследователь ставит промежуточную точку в исследовании, одни процессы продолжают разворачиваться, другие - свертываться, третьи находятся лишь в эмбриональной стадии, четвертые инспирируют новые, а пятые — реанимируют старые смыслы и значения, воплощенные в практиках агентов и объективированные в той социальной реальности, в которой они действуют. Одной из основных стратегий настоящего анализа и было показать необходимость методологической акцентации дискурса в направлении действующих агентов (коллективных и индивидуальных), попытаться преодолеть теоретический разрыв между их практиками и "системным миром", который исследовательская традиция конструирует в качестве независимой и самодостаточной переменной. Одновременно с этим понимание того, что и деятельность агентов процессуально не является абсолютно независимой, а находится в ситуациях конкретного выбора, в структурном поле отношений и установившихся диспозиций заставляло рассуждать о региональных процессах контекстуально, с учетом факторов социального времени и пространства.

Исследование теоретических и методологических вопросов, связанных с социальными и этнокультурными процессами на Северном Кавказе позволяет сформулировать следующие основные выводы.

1. Не гипостазируя понятие "регион", а используя его в исследовательских целях (на примере регионального пространства Северного Кавказа) автор полагает достаточно правомерным и актуальным акцентировать его социологический ракурс. В первую очередь следует ясно представлять, что акцентация и артикуляция определенных понятий и категорий в социальной науке — это не плод, результат умозрительной деятельности ученых, а следствие изменений в социальной практике. В этом смысле понятия "регион" и "регионализация" как осуществленный процесс, рост интереса к ним контекстуально связаны, во-первых, с трансформациями в общем пространстве отношений: глобальном, внутринациональном и собственно региональном (локальном). И, во-вторых, это детерминировано переходом от модерна к постмодерну в рамках современного социального времени в глобальном аспекте, распадом СССР и децентрализацией — во внутреннем пространстве. В обоснование сказанного автор обращает внимание на ряд принципиальных моментов. Таковых пять — институционально-типологический, общесоциальный, символический, концептуальный и прикладной.

Особое значение имеет понимание регионализации как социокультурного процесса вне рамок его политической интерпретации, что позволяет адекватно определить его внутренние источники, ориентации, а также тенденции европеизации (вестернизации) и поиска эндогенных проектов и перспектив в контексте современных социальных изменений.

2. Методологически в понимании социальных и этнокультурных процессов автор исходит из структуралистски конструктивистской перспективы, разработанной П. Бурдье. Суть ее состоит в том, что данные процессы исследуются в рамках реляционного анализа структур социального пространства и действий агентов. Посредством реляции внимание переносится с исследования статичных (и предзаданных) объектов и субъектов на отношения между ними, которые структурируют и наполняют их смыслом и значением. Одновременно с этим реляция способствует переориентации предметной области исследования с субстантивистского и реалистического понимания структур пространства в виде групп и индивидов, на отношения внутри его основных полей. Именно они обладают порождающей силой, оказывающей конструирующее воздействие на социальных агентов, их практики. Процессы социального и этнокультурного характера трактуются в контексте производства, потребления и обмена практик индивидуальных и коллективных агентов. Понятие практики (социальной, этнокультурной) нацелено на преодоление традиции противопоставления объективизма и субъективизма; на акцентирование деятельной активности индивидов и групп. Практики - это то, что связывает агентов с социальной реальностью. В рамках и посредством производимых ими практик устанавливаются разнообразные отношения внутри последней. Все практики являются мотивированными, так как встроены в социальные механизмы, обеспечивающие социальное взаимодействие. Реализуя свои стратегии, агенты руководствуются практическим чувством и смыслом, которые не сводимы к детерминантам экономического поля, к доминации целерациональности и меркантильности. Логика и смысл практик выходят далеко за рамки интерпретации в духе теории "рационального деятеля", так как социальный мир имеет многомерное устройство. Такое понимание позволяет преодолеть традиционное представление о первичности экономических, материальных факторов в конструировании реальности.

Деятельность агентов не является заданной, жестко структурированной, она определяется стратегическими целями, наличием капитала, а на момент -ситуационной оценкой возможных шансов. Наличие капитала (экономического, культурного, социального, символического, политического) необходимо для присвоения наиболее привлекательных частей социального пространства. Капитал (первоначально формируемый как индивидуальный или групповой ресурс) структурирует распределение агентов в социально-топологическом смысле. Поэтому социальные процессы в данном контексте можно определять и как процессы приращения или же убавления капиталов агентов; и как способы доступа и распределения к различным ресурсам и капиталам; и как способы и механизмы обмена одних ресурсов и капиталов на другие.

Принципиальное значение имеет и понимание того, что практики конструируются, организуются, направляются посредством определенных исторически и социально формируемых ментальных структур как схем восприятия и оценивания. Все это названное П. Бурдье как габитус, с одной стороны, позволяет расширить представление о структурирующих структурах социальных процессов, с другой стороны, акцентирует специфику данных процессов с точки зрения социального различения. Конструктивистский ракурс в понимании процессуальности нацелен на учет того обстоятельства, что и сами социальные структуры (поля) и габитус необходимо рассматривать в аспекте их социального генезиса, а затем и последующих трансформаций.

В отличие от классической социологии современные подходы отказались от поисков конечной причины социальных процессов, социальных изменений, от выстраивания иерархии факторов, жестко детерминирующих развитие социальности. Рассуждать предпочитают ситуационно, а причинность рассматривать как единое взаимодействие материального и идеального факторов. Важным является и изменение методологической и эпистемологической ориентации социального анализа - переход от системной модели на модель поля. Деконструкция объектности, онтологизма, реализма нацелена, как нам представляется, на перенос внимания исследователя на технологию, механизмы социальных процессов, на контекст интеракции, на формирование социальности "изнутри", на преодоление фаталистских представлений о характере социальных отношений и структур и самое главное - на акцентацию активистской роли субъекта (агента) в преобразовательной деятельности.

3. Социологический анализ понятия "этнокультурный процесс" предполагает, как нам представляется, в качестве предварительного условия определенную методологическую "деполитизацию" основного объекта исследования. Речь идет о необходимости и возможности отделить этнокультурный подход от этнополитического. Данная стратегия обусловлена тем, что сфера неполитической жизни — этнокультурная - в рамках традиционных подходов описывается и понимается преимущественно в контексте понятий и терминов этнополитики. Иначе говоря, эндогенный анализ этнокультурного поля и пространства подменяется редукцией отношений поля власти (в данном случае этнополитики). Причем, сама этнополитика, в основном, интерпретируется в терминах и понятиях реализма структур, которые к тому же гипостазируются. Этнополитика в отечественной традиции сопрягается с определенной локализованной физической территорией и ориентирована на установление и воспроизводство соответствующих институций и границ. Этнокультурный процесс в современных условиях уже не связан жестко с этнокультурным пространством трактуемым лишь как локальное геофизическое пространство. .

Дифференциация между политическими и собственно культурными аспектами современных этнических процессов выступает в качестве важнейшего условия рационального подхода к регулированию этнических конфликтов. Кроме того, это позволяет преодолеть традицию политизации этнокультурных проблем.

Этнокультурные процессы трактуются в диссертации в двух основных смыслах - узком и широком. В первом случае этнокультурные процессы определяются как специфические социальные процессы, протекающие в локальной культуре и социальной организации и характерные только для него. Во втором случае этнокультурный процесс рассматривается с точки зрения его основной практической направленности и функций в рамках социального пространства и времени: воспроизводство, изменение отношений и производство, распределение, потребление, обмен символов и значений.

В отечественных исследованиях по этнической проблематике доминирующими являются два подхода: примордиальный и инструменталистский. Не принижая значение каждой из них в концептуальном и методологическом отношениям, в настоящем исследовании исходным является конструктивистское понимание этнокультурных процессов. С данной позиции этничность (этно-культурность) - это реально существующая разновидность социальной практики (институализированной, неинституализированной), которую агенты, воспринимают и признают как одну из релевантных форм, способов и результатов их взаимодействия. Этнокультурный процесс — это социально-исторический процесс взаимоотношений между этническим и культурным началом в жизни отдельных действующих субъектов (индивидов, групп, сообществ). Выражаясь метафорически, этнокультурный процесс это место встречи и взаимодействия между этничностью и культурой. С аналитической точки зрения как этнич-ность, так и культура не могут быть механически инкорпорированы, атрибутированы и аффилированы. Этнические группы не тождественны культурным группам. Поэтому теоретический приоритет имеет изучение процессов генезиса, трансформации восприятия культурных различий как этнических, а также их превращения в практики. Методологическое "расчленение" понятия "этнокультурное" на две относительно автономные составляющие (этническое и культурное) является оправданным в рамках изучения основной проблемы.

В диссертации осуществлен критический анализ работ, которые культурным различиям (в том числе и этнокультурного типа) приписывают функциональные способности продуцировать социально-политические, цивилизацион-ные проблемы, противоречия и конфликты. Обосновывается, что с методологической точки зрения появление подобных концепт-идей обусловлено смешением причин и следствий анализируемых событий и процессов и преимущественно субстантивистским, натуралистическим пониманием природы и специфики данных различий.

С позиций реляционного анализа подвергается сомнению плодотворность и эвристичность использования в анализе рассматриваемых проблем структурных дихотомий бинарного типа: "свой - чужой", "мы - они", "русские — нерусские", "христиане - мусульмане /буддисты" как оснований для научных классификаций и противопоставлений.

4. Для региональных социальных отношений характерным является: а) до-минация неформальных отношений; б) личностно-персонифицированный характер взаимоотношений индивидов и групп; в) деэтатизм структур общества; г) преимущественно обменно-распределительный тип присвоения и заполнения социального пространства; д) симбиоз товарно-денежной и личностно-символической компонент; ж) превалирование горизонтального структурирования над вертикально-иерархическим; з) сочетание патриархально-патерналистских (традиционалистских) и современных (модернистских) форм структурирования.

Социальные отношения, в которые вструпают как отдельные индивиды, так и социальные группы с институциональной и легитимной точек зрения, схематически в исследовании подразделяются на четыре основные группы. Для воспроизводства и развития струвктуры социальных отношений в регионе используются различные способы и механизмы. Последние типологически представлены в двух основных формах - материальной и символической. Материальные и символические обмены, связанные с распределением ключевых разновидностей ресурсов и капиталов (экономического, политического, культурно-символического) осуществляются, в свою очередь, с использованием трех основных способов - плутократического, политического (внеэкономического), конкурентного.

Для социального пространства региона характерным является также противоречивое сочетание тенденций на его сужение посредством применения соответствующих практик и институций и на его расширение, детерминированное деятельностью неинкорпорированных индивидов и групп и структурными трансформациями в рамках постсоветского общественного разделения труда.

Социальные отношения, сужающие социальное пространство региона имеют и свою экономико-технологическую и административно-управленческую базу - индустриально-аграрная экономика распределительного и экстенсивного типа и фордизм.

5. Северокавказская культура - это специфический тип культуры, сложившийся в определенных геополитических, социальных и духовных условиях Юга России. Общим объединяющим началом данного типа культуры, отражающим его специфику выступает: а) общий характер и порядок организации форм социальной жизни; б) сходные или идентичные социальные практики и стратегии; в) общий габитус (как опривыченная схема жизни, деятельности и восприятия мира); г) доминанта обмена как основного механизма, обеспечивающего взаимодействие; д) дуальность восприятия социального времени; ж) приоритеты статусности и горизонтальной иерархии в функционировании социального пространства; з) сходные ценности соционормативной культуры.

В конечном итоге, это формирует не плюрализм, а преимущественно монопорядок социокультурного мира.

Современный социокультурный процесс в регионе не сводится ни к ря-доположенному этнокультурному разнообразию, ни к воспроизводству традиционализма в сфере культуры. Новая реальность в виде мультикультурализма уже в значительной степени определяет специфику его развертывания. Культурное пространство региона имеет тенденцию к расширению. Можно утверждать, что связано это, во-первых, с появившимися в постсоветский период инвариантами именно культурного развития. Во-вторых, это определяется уменьшением определяющей роли и значения культурной политики как государственно конструируемой и регулируемой сферы. В-третьих, процесс расширения культурного пространства связан с увеличением его агентской базы и изменением его структуры.

6. При исследовании взаимосвязи между социальными и этнокультурными процессами, протекающими в регионе, исходным является понимание необходимости учета сложившейся структуры отношений между ними и той совокупности социальных действий индивидов и групп, направленных на их воспроизводство и изменение. В реальной жизни оба процесса настолько переплетены, взаимообусловлены, что их специальное самостоятельное выделение это в определенном смысле научная абстракция.

Проведенный анализ позволяет считать, что:

- взаимосвязь социальных и этнокультурных процессов не является предзаданной, дихотомичной и существующей вне структуры отношений;

- рассматриваемые процессы - продукт социально-исторического взаимодействия, которое осуществляется в рамках регионального социального пространства и времени;

- взаимосвязи являются контекстуальными, зависят от структуры взаимодействия, практик агентов и целей, которые они на тот или иной момент преследуют;

- как социальный, так и этнокультурный процессы — результат социального конструирования;

- оба рассматриваемых процесса являются одновременно и кросспро-цессами.

По ряду параметров социальные и этнокультурные процессы являются сходными, по другим - разнятся и даже могут противоречить друг другу. В рамках первых формируется гетерогенность, дифференциация, неравенство. Вторая разновидность процессов имеет тенденцию и сориентирована на развитие гомогенности, интеграции, уравнивания ("горизонтальное товарищество" по терминологии Б. Андерсона)".

На примере этнокультурной гомогенизации можно показать ситуационный характер данной тенденции и ее относительный характер в Северном Кавказе (этнокультурное разделение труда, миграции и их динамика). Вместе с тем, можно полагать, что силовые поля социальных процессов явно давлеют над этнокультурными.

7. Проблемы современной трансформации в России находятся в центре внимания социологических исследований. Основной ракурс рассмотрения концентрируется вокруг двух концептов кризиса и перехода. Не считая их взаимоисключающими, полагаем, что необходимо их контекстуальное использование, особенно применительно к тому или иному региону страны, с учетом специфики социальных преобразований. Схематически преобразование социальных отношений в регионе эксплицируются в контексте:

- изменений социальных функций родства;

- перехода от личностных к товарно-денежным отношениям;

- переориентации от преимущественного коллективизма к индивидуализации социальной жизни;

- переструктураций в рамках социального пространства и перераспределений ккаапиталов;

- изменений форм социального обмена;

- формирования новых разновидностей солидаризма и оснований социальной идентичности.

Ключевое значение для постсоветских изменений регионе имеют преобразования, связанные с социальным пространством, социальными практиками и представлениями, которые в свою очередь воплощаются в определенных стратегиях действия и восприятия происходящего. Воспроизводство, удержание сложившегося социального порядка и тенденции, борьба за его изменение находятся в эпицентре внутренних региональных процессов.

Социологическая концептуализация родственных отношений на основе структуралистского конструктивизма позволяет преодолеть традиционный эндогенный ракурс проблемы, исходящей преимущественно из социально-психологического и историко-этнологического подходов. Речь идет о том, что реальные отношения между родственниками не выводимы из родственных связей, построенных на генеалогических моделях. Практический смысл родственных отношений определяется ситуацией и контекстом их использования (официального, неофициального). Взаимные интересы, материальные и символические обмены структурируют родственную группу, а не формальное общее происхождение. В обществах с доминацией неформальных отношений (каковым и является северокавказское) взаимоотношение с родственниками, наряду с другими контактами в рамках первичных групп, имеет преимущественное значение. В период преобразований родственные отношения в рамках Северного Кавказа в большей степени стали акцентироваться как отношения утилитарные и меркантильные, чем аффективные. Стали расширяться символические функции родственности на уровне матримониальных обменов, конструирования социальных генеалогий, институциональных форм родственности и т.п.

Методологические возможности концептов "социальный ресурс", "социальный капитал" для внутрирегионального исследования социальных практик обладают реальными перспективами.

8. Постсоветские общественные процессы продемонстрировали весь возможный набор проектов, образцов и перспектив цивилизационного, социокультурного характера, в соответствии с которыми социум может осуществлять выбор развития и изменяться. Опыт трансформаций в России, регионе показал, что отсутствует какая-то главная ориентация, которая бы находилась в доминирующем положении по отношению к другим и поэтому выступала бы в качестве основной перспективы и проекта переустройства социальной жизни. В соответствии с этим можно акцентировать многообразие социокультурных ориентации в современном Северном Кавказе. Все они отличаются друг от друга содержательно, по направленности, по взаимоотношениям.

Различные социокультурные ориентации в регионе правомерно рассматривать в виде определенных перспектив. В рамках современного социального пространства региона это три основные группы перспектив: а) традиционалистская и неотрадиционалистская; б) модернистская; в) фундаменталистская.

Спектр традиционалистской и неотрадиционалистской ориентаций в регионе варьируется от национально-этнических почвеннических направлений до тех, которые не связаны с идеологией и этничностью, а определяются социальными стандартами советской эпохи раннего индустриализма. Неотрадиционализм - продукт постсоветской культуры и модернизации. Данная группа ориентаций воплощается в практиках. Можно выделять три разновидности таковых: конформизм, ретризм, новаторство.

Вторая группа социокультурных ориентаций формируется в условиях глобализации — информационной, экономической и культурной. Модернистская ориентация в регионе воплощается в двух процессах: вестернизации и ос-тернизации. По содержанию она является светской, антитрадиционалистской, не патриархальной и в определенной степени наднациональной. Городские пространства региона - социальная база модернизма. В рамках самого модернизма можно акцентировать три основные его разновидности: радикальную, умеренную и псевдомодернистскую.

В качественном смысле российский проект постсоветской модернизации Кавказа эвристично концептуализировать в терминах ретрансляции и воспроизводства устаревшей модели исторического отставания от Европы.

Фундаменталистская социокультурная ориентация имеет отношение к характеру, содержанию и последствиям как модернизма, так и практикам традиционализма. В регионе это также реакция на постсоветские социальные процессы — материального и символического типа.

9. Религиозные традиции Северного Кавказа (исламские, христианские) рассматриваются с точки зрения понимания их места, роли и значения в социокультурной жизни в период преобразований.

Та или иная религия, чтобы действовать и соответственно оказывать влияние на социокультурную жизнь должна удовлетворять, на взгляд диссертанта, ряду условий: а) быть институализированной и легальной; б) быть легитимной; в) отвечать доминирующим социальным и духовным ценностям и потребностям общества на конкретном социально-историческом этапе; г) действуя в условиях трансформации быть в определенном смысле подверженной изменению; д) иметь устойчивые группы сторонников; ж) выполнять определенные социально значимые функции более эффективно и адекватно, чем светские институты.

Изменение роли и значение религиозных традиций на Северном Кавказе (исламских) концептуализируются в двух основных аспепктах: социальном и культурном. Важным предварительным условием анализа является деполити-зация религиозной сферы как предмета исследования.

Важными обстоятельствами, определившими характер, содержание и направленность религиозных традиций в регионе являются: деконструкция советского официального атеизма, кризис переходного периода, несформирован-ность адекватных светских альтернатив исламу и христианству в рамках регионального социума. С процессуальной точки зрения имеют место институализа-ция и легализация религии, реставрация и новое формирование материальной и символической основы религиозных традиций, десекуляризация одних частей социального пространства и дальнейшая секуляризация ее иных сегментов. Будучи характерными для всего региона, данные тенденции проявляются по-разному в тех или иных его локальных сообществах. На территориях ряда субъектов (в Дагестане) прослеживается достаточно четкая этнокультурная и социальная специфика процессов секуляризации и исламизации.

Процесс исламизации отличается от христианско-православной его разновидности в трех основных смыслах: а) в доктринальном; б) институциональном; в) социально-функциональном.

В целом, ислам в период преобразований ситуационно вынужден выполнять регулятивные, интегративные, символические функции. Объективно исламские религиозные традиции противостоят процессам этнизации, индивидуализации, референтизации в регионе. Процессы постсоветской социальной дифференциации с ярко выраженным закреплением богатства и бедности, кла-новости и семейственности наталкиваются на эгалитаризм, надклановость, ан-тифамилизм, солидаризм, прямо вытекающие из доктрины и практики ислама на Северном Кавказе. В этом состоит главный практический смысл ислама в регионе на современном этапе.

Две версии ислама представлены в религиозном пространстве Северного Кавказа - традиционная и фундаменталистская. У каждой из них существует своя социальная база, группы поддержки и история противостояния.

Культурная специфика исламских традиций проявляется в их надэтниче-ской девестернизированной ориентации.

Вместе с тем, роль и влияние религиозных традиций в условиях России, региона нельзя ни преувеличивать, ни преуменьшать. В действительности имеет место как одно, так и другое. Их три разновидности: политические, информационные и научные. Контекстуальный анализ религиозной ситуации в регионе позволяет выделить три группы ограничителей, структурно определявших рамки, характер и возможности сакральной сферы: политические, социальные и культурные.

Ситуационный анализ определенного роста ислама также взаимосвязан с общей социально-экономической и политической обстановкой в различных территориях Северного Кавказа.

10. Социальная идентичность в регионе трактуется как результат процесса социального конструирования, как практическое отношение, определяемое функциями сходства и различения в социальном пространстве. Важное значение для ее формирования, воспроизводства изменения имеет контекст интеракции и реляции. Как отношение идентичность в Северном Кавказе является многомерным и многоуровневым образованием. Это признаваемое и приобретаемое различие. Функции сходства и различения имеет ключевое значение для структуры социальной и идентичности составляющих ее индивидов. С данным обстоятельством связано производство множества практик идентификационного типа. В исследованиях, посвященных проблемам идентичности на Кавказе, авторы не учитывающие многоуровневый характер идентичности сводят ее, в основном, к этнической разновидности. В действительности, что подтверждается и эмпирическими исследованиями, идентификационная картина региона иная. Применительно к региональной идентичности, рассматриваемой в ее пространственно-территориальном и символическом аспекте, правомерно выделять несколько уровней конструирования идентичности и проведения агентами идентификации. Это уровни, которые находятся в эпицентре соотношений, сравнений, конструирования и деконструкции. Схематически их можно свести к четырем разновидностям самоопределений: макро- мезо и микроуровневого типа. Реальная социальная жизнь не ограничивается лишь данными формами коллективного и индивидуального самоопределения, так как пространство отношений в регионе не сводится только к социально-территориальным и этнокультурным основаниям. Релевантными являются культурная, тендерная и религиозная разновидности идентичности.

В рамках анализа проблемы принципиальное значение имеет отделение идентичностей, которые конструируются целенаправленно, институционально, политически и идеологически (это, например, макроидентичность гражданская и этнически - институализированная идентичность) от самоопределений, не имеющих подобных оснований (это региональная и локально социально-территориальные).

С точки зрения типа идентификационных ориентаций в северокавказском регионе вполне обоснованным является подход исследователей (A.B. Понедел-ков, A.M. Старостин), обосновывающих, что доминирующими ориентациями выступают региональный и локальный уровни самоопределений, а не этацен-тричные.

Смысловая составляющая идентичности регионального тип концептуализируется в двух основных аспектах: а) на уровне представлений агентов об объединяющей их идентичности и б) в рамках практической ориентации процесса регионализации для России и Северного Кавказа.

Отдельное значение для конструирования региональной северокавказской идентичности имеет процесс социальной категоризации постсоветского типа в его позитивных и негативных формах. Осмысление общего и особенного в конструировании региональной идентичности следует сопрягать с процессом формирования общероссийского самосознания, выделяя технологию процесса и его процедуру.

 

Список научной литературыТхакахов, Валерий Хазраилович, диссертация по теме "Теория, методология и история социологии"

1. Абдулмуталибов Н.Ш. К характеристике развития современного лезгинского именослова. // Проблемы региональной ономастики. — Майкоп, 2002, с. 11-14.

2. Авксентьев A.B., Авксентьев В.А. Северный Кавказ в этнической картине мира. Ставрополь: Изд-во СГУ, 1998. - 160 с.

3. Авксентьев В.А. Проблемы формирования нового образа неконфликтных этнических отношений в северокавказском регионе. // Этнические проблемы современности. Вып. 5. Ставрополь, 1999, c.^S

4. Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. Ставрополь, 2001. - 268 с.

5. Авраамова Е.М. Формирование новой российской макроидентичности. // Общественные науки и современность. 1998. № 4.- С. 19-29.

6. Адыгская и карачаево—балкарская зарубежная диаспора: история и культура. Нальчик: Издательский Центр «ЭЛЬ-ФА», 2000. 272 с.

7. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. / Пер. англ. М.: «Канон-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001.-288 с.

8. Арутюнов С.А. Этничность — объективная реальность (отклик на статью C.B. Чешко). //Этнографическое обозрение. 1995. № 5. С. 7-10.

9. Арутюнов С.А. Басаев и Хаттаб не ваххабиты. // Версия, 28 сентября - 4 октября 1999 года, № 37/61.

10. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов A.A. Этносоциология: Учебное пособие для Вузов. М.: Аспект Пресс, 1999. - 271 с.

11. Бабич И.Л. Правовая действительность и ее исторические корни на Северном Кавказе. // Россия и Кавказ — сквозь два столетия. Исторические чтения. СПб. 2001. - С. 211-232.

12. Бгажноков Б.Х. Адыгская этика. Нальчик: ЭЛЬ-ФА, 2001 ; - 96 с.

13. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. / пер. с нем. В. Седельника и Н. Федоровой; Послесл. А. Филиппова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. - 384 с.

14. Белоусов М.В. Этнические элиты Северного Кавказа: опыт социологического анализа. Автореферат дисс. на соиск. ученой степ. канд. социологич. наук. Волгоград, 2001. - 22 с.

15. Беляева J1.A. Россия в контексте мировых переходных процессов в конце XX века. // Мир России. Universe of Russia. Социология. Этнология. Том VII,№ 4, 1998 (20). С. 23-56.

16. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. — 323 с.

17. Берлин П. Эти странные шведы. Пер. с англ. О. Золоторева. М.: Эгмонт Россия Лтд., 2001. - 96 с.

18. Бобровников В. Исламская трансформация колхозов Аварии (Нагорный Дагестан). //Восток. 1998. № 5. С. 99-107.

19. Большой толковый социологический словарь (Collins). Том 1 (А О): Пер. с англ. - М.: Вече ACT, 1999. - 544 с.

20. Большой толковый социологический словарь (Collins). Том 2 (П-Я): Пер. с англ. М., Вече ACT, 1999. - 528 с.

21. Боров А.Х., Думанов Х.М., Кажаров В.Х. Современная государственность Кабардино-Балкарии: истоки, пути становления, проблемы. Нальчик: ЭЛЬ-ФА, 1999.-184 с.

22. Бороноев А.О., Смирнов П.И. Россия и русские. Характер народа и судьбы страны. СПб.: Изд-во «Санкт-Петербургская панорама», 2001. - 192 с.

23. Бороноев А.О., Тхакахов В.Х. Социальные процессы: методология исследования. // Проблемы теоретической социологии. Вып. 4: Межвуз. сб./ отв. ред. А.О. Бороноев. СПб. 2003. - С. 115-132.

24. Бочаров В.В. Максим Ковалевский: антропология права и правовой плюрализм в России. // Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. Том IV. № 3 (15). СПб. - С. 50-72.

25. Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. /Пер. с фр. М.: Аспект Пресс, 1998, 284 с.

26. Бурдье П. Клиническая социология поля науки. // Социоанализ Пьера Бур-дье. М., СПб., 2001, с. 49-95.

27. Бурдье П. Начала: Пер. с фр. M.: Socio-Logos, 1994. - 287 с.

28. Бурдье П. Опыт рефлексивной социологии. // Теоретическая социология: Антология: В 2 частях. Ч. 2. -М., 2002. С. 373-429.

29. Бурдье П. Поле политики, поле социальных наук, поле журналистики. // Социоанализ Пьера Бурдье. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. -М., СПб., 2001. С. 107-138.

30. Бурдье П. Практический смысл. / Пер. с фр. СПб.: Алетейя, 2001. - 262 с.

31. Бурдье П. Социология политики: Пер. с фр. M.: Socio-Logos, 1993. - 333 с.

32. Бюссе С. Социальный капитал и неформальная экономика России. // Мир России. 2002. № 2. С. 93-104.

33. Вебер М. История хозяйства. Город / Пер. с нем. — М.; Канон-пресс Ц: Кучково поле, 2001. 574 с.

34. Вебер Макс. Избранное. Образ общества: Пер. с нем. М.: Юрист, 1994. -702 с.

35. Винер Б.Е. Этничность: в поисках парадигмы изучения. // Этнографическое обозрение, № 4,1998. С. 3-26.

36. Волков В.В. О концепции практик (и) в социальных науках. // Социс. 1997. №6.-С. 9-23.

37. Гаджиахмедов Н.Э. Этнолингвистические пласты кумыкского именника. // Проблемы региональной ономастики: Материалы 3-ей межвузовской научной конференции. Майкоп, 2002. - С. 51-54.

38. Гаджиев К.С. Геополитика Кавказа. М.: Междунар. отношения, 2001. — 319 с.

39. Гамзатов Р. Душа народа. // Антология дагестанской поэзии. Том 1. Махачкала: Даг.кн. Изд-во, 1980. - 363 с.

40. Гараджа В.И. Социология религии: Учеб. пособие для студентов и аспирантов гуманитарных специальностей. М.: Аспект Пресс, 1996. - 238 с.

41. Гасанова У.У. Из даргинской антропонимии. // Там же, с. 54-55). Проблемы региональной ономастики: Материалы 3-ей межвузовской науч. Конференции. Майкоп, 2002. - С. 54-55.

42. Геллнер Э. Нации и национализм: Пер. с англ. М.: Прогресс, 1991. - 319 с.

43. Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 704 с.

44. Гидденс Э. Элементы теории структурации. // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас: Учебное пособие. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995.

45. Гладкий Ю.Н., Доброскок В.А., Семенов С.П. Экономическая география России: Учебник. М.: Гардарика, 1999. - 751 с.

46. Горшков М.К. Российское общество в условиях трансформации (социологический анализ). М.: РОССПЭН, 2000. - 384 с.

47. Гузенкова Т.С., Коростелев АД. Этнокультурные ценности и ориентации в республиках Российской Федерации: сходство и различия. // Суверенитет и этническое самосознание: идеология и практика. М.: ИЭА РАН, 1995, с. 171-185.

48. Давыдова Н.М. Региональные особенности менталитета жителей Юга России. // Релятивистская теория нации. — М., 1998. С. 155-163.

49. Делова Л.А. Социокультурные факторы межэтнической брачности (на примере Республики Адыгея). Социологический анализ. Автореферат дисс.на соиск. ученой степени кандидата социологических наук. Майкоп, 2001.-27 с.

50. Демографический ежегодник России: Стат. сб. / Госкомстат России. — М., 2001.-403 с.

51. Демографический ежегодник России: Стат. сб. / Госкомстат России. М., 2000. - 405 с.

52. Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 90-х годов. Ростов-н/Д, 1996. - 223 с.

53. Дзидзоев В.Д. Национальная политика: уроки опыта. 2-е изд. — Владикавказ: Алания, 1997. - 242 с.

54. Дзидзоев В.Д. Кавказ конца XX века: тенденции этнополитического развития: (Ист.-политол. исслед.). — Владикавказ: Изд-во Сев.-Осет. науч. центра, 2000. 276 с.

55. Дзуцев Х.В. Русские в республике Северная Осетия Алания. // Релятивистская теория нации: новый подход к исследованию этнополитической динамики России. -М., 1998. - С. 121-123.

56. Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология: в 3 т. Т. III. Социальные структуры и процессы. М.: ИНФРА-М, 2000. - 520 с.

57. Дресслер-Холохан В. Национальные движения: интернационализация про теста, идеология и утопия. // Этничность. Национальные отношения. Социальная практика: Сборник статей. СПб.: ТОО ТК «Петрополис». 1995. - С. 26-50.

58. Дробижева Л.М. Национализм, этническое самосознание и конфликты в трансформирующемся обществе: основные подходы к изучению. // Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 1990-х годов. М.: ИЭА РАН, 1994. - С. 16-46.

59. Дробижева Л.М. Этничность в современном обществе. Этнополитика и социальные практики в Российской Федерации. // Мир России. Социология. Этнология. Том X. 2001. № 2. С. 167-180.

60. Ельмеев В.Я. Проблемы метода современной теоретической социологии. // Социология и социальная антропология. Межвуз. сб. / Под ред. В.Д. Виноградова, В.В. Козловского. СПб., 1997. - С. 44-56.

61. Замятин Д.В. Власть пространства: от образов географического пространства к географическим образам. // Вопросы философии. 2001. № 9. С. 144-153.

62. Замятин Д.В. Моделирование географических образов: Пространство гуманитарной географии. Смоленск: Ойкумена, 1999. — 255 с.

63. Зарубина H.H. Составляющие процесса модернизации: эволюция понятий и основные параметры. // Восток. Афро-азиатские общества: история и современность. 1998. № 4. С. 25-37.

64. Заславская Т.И. О социальном механизме посткоммунистических преобразований в России. // Социс. 2002. № 8. С. 3-16.

65. Заславская Т.И. О субъектно-деятельностном аспекте трансформационного процесса. // кто и куда стремится вести Россию?. Акторы макро-, мезо и микроуровней современного трансформационного процесса. — М., 2001. -С. 3-15.

66. Заславская Т.И. Социетальная трансформация российского общества: Дея-тельностно-структурная концепция., М.: Дело, 2002. - 568 с.

67. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Неправовые трудовые практики и социальные трансформации в России. // Социс. 2002. № 6. С. 3-17.

68. Здравомыслов А.Г. К обоснованию релятивистской теории нации. // Релятивистская теория нации: новый подход к исследованию этнополитиче-ской динамики России. М., 1998. - С. 9-25.

69. Здравомыслов А.Г. Теории социальной реальности в российской социологии. // Мир России. Социология. Этнология. Том VIII. № 1-2, 1999 (21-22). С. 3-20.

70. Зимин А.И., Зуйков B.C., Мишарина И.К. Россия в поисках культурно-исторической и национальной самоидентификации. М., 2001, - 232 с.

71. Зиммель Г. Избранное. Том I. Философия культуры. М.: Юристъ, 1996. -671 с.

72. Зиммель Г. Избранное. Том 2. Созерцание жизни. М.: Юристъ, 1996. -607 с.

73. Ильин В.И. Социальное неравенство: деятельностно-конструктивистский подход. Автореферат дисс. на соискание ученой степени доктора социологических наук. / Диссертация в виде научного доклада. / М., 2000. 65 с.

74. Калоев Б.А. Осетинские историко-этнографические этюды. — М.: Наука, 1999.-393 с.

75. Кастельс М., Киселева Э. Россия и сетевое общество. Аналитическое исследование. //Мир России. 2000. № 1. С. 23-51.

76. Качалаев-Панич. Дагестан — наш общий дом. // Дагестан: этнополитиче-ский портрет. Очерки. Документы. Хроника. Т. 3. -М. 1995. С. 14-20.

77. Качанов Ю.Л. Что такое социологическая теория? // Социс. 2002. № 12. -С. 15-22.

78. Качанов Ю.Л., Шматко H.A. Как возможна социальная группа? (к проблеме реальности в социологии). // Социс. 1996. № 12. С. 90-105.

79. Кисриев Э.Ф. Современные проблемы молодежи Дагестана. // Идентификация идентичности. М., 1998. - С. 202-208.

80. Ковалев В.А. Политика в российских регионах и некоторые проблемы политической регионалистики. //Регионология. Научно-публицистический журнал. 1999. № 3. С. 170-176.

81. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе: в 2-х томах. Т. I. — М.: Типография А.И. Мамонтова и К0, 1890. 304 с.

82. Козина И.М. Поведение на рынке труда: анализ трудовых биографий. // Социс. 1997. № 4. С. 55-64.

83. Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М.: Старый сад, 1999. 342 с.

84. Кола Доминик. Политическая социология / Пер. с фр.; Предисл. А.Б. Гофмана. М.: Изд-во «Весь Мир», «ИНФРА-М», 2001. -XXII, 406 с.

85. Колобов O.A., Макарычев A.C. Регионализм в России: проблема определения понятия. //Регионология. Научно-публицистический журнал. 1999. № 2.-С. 140-172.

86. Колхаун К. Национализм и противоречия модерна. // Социальные и гуманитарные науки. Отеч. и зарубеж. лит.-ра. Сер. 11. Социология. Реферативный журнал. М. 1999, № 2. С. 65-76.

87. Комарова О.Д. Население России сквозь призму этнических процессов. // Мир России. 1999. № 4. С. 71 - 80.

88. Комаровский В.В. Система социального партнерства в России. // Общественные науки и современность, 1998, № 2. С. 21-31.

89. Коркюф Ф. Новые социологии / Пер. с фр. М., СПб., 2002. - 172 с.

90. Кочесоков Р.Х., Тхакахов В.Х. Политическая регионалистика. Социально-политическая система и международные отношения КБР. Курс лекций. Нальчик: КБГУ, 1997. 64 с.

91. Краг X. Хансен Л.Ф. Северный Кавказ: народы на перепутье. СПб.: Европейский дом, 1996. - 129 с.

92. Краткий словарь иностранных слов. — 9-е изд. испр. — М.: Рус.яз., 1987. — 311 с.

93. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. 2-е изд., доп. — М.: Рус.яз., 2000. - 856 с.

94. Кузеев Р.Г. Демократия. Гражданственность. Этничность. / Отв. Редактор М.Н. Губогло. М.: ЦИМО, 1999. - 376 с.

95. Кули Ч.Х. Человеческая природа и социальный порядок. Пер. с англ., М.: Идея-Пресс, 2000. 320 с.

96. Култыгин В.П. Классическая социология. М.: Наука, 2000. - 526 с.

97. Култыгин В.П. Концепция социального обмена в современной социологии. // Социс. 1997. № 5. С. 85-99.

98. Куропятник А.И. Мультикультурализм: проблемы социальной стабильности полиэтнических обществ. СПб., СПбГУ. 2000. — 208 с.

99. Лавровский Б. Региональная асимметрия и развитие. // Регион: экономика и социология. Специальный выпуск. 1999. С. 99-116.

100. Лапин Н.И. Кризисный социум в контексте социокультурных трансформаций. // Мир России. 2000. № 3. С. 3-47.

101. Леденева A.B. Российская экономика блата: блат, сети отношений и неформальный обмен. // Социальные и гуманитарные науки. Серия II. Социология: Реферативный журнал. 2001. № 3. С. 61-70.

102. Лейн Д. Преобразование государственного социализма в России: от «хаотической» экономики к кооперативному капитализму, координируемому государством? Пер. с англ. // Мир России. 2000. № 1. С. 3-22.

103. Магомедов A.A. Семейно-брачные отношения у народов Северного Кавказа: комплексное социологическое исследование. Автореф. на соиск. уч. степени доктора социологич. наук. Ставрополь, 2000.

104. Макаренко В.П. Кавказ: концептологический анализ. // Социс, № 12, 2001. С. 30-40.

105. Максидов A.A. Адыги черкесы и зарубежье: семейные и генеалогические связи. // RES PUBLICA. Альманах социально-политических и правовых исследований. Вып. 1. - Нальчик, 2000. - С. 317-327.

106. Малашенко А. Тренин Д. Время Юга: Россия в Чечне, Чечня в России. // Моск. Центр Карнеги. М.: Гендальф, 2002. - 267 с.

107. Малькова В.К. Мнения молодых москвичей об этнических меньшинствах. // Социальная и культурная дистанция. Опыт многонациональной России. -М., 1998, с. 345-363.

108. Маргулян Я.А. Система и способы обеспечения социальной безопасности: Монография / ВИТУ. СПб., 2000. 240 с.

109. Маркс К., Энгельс Ф. Введение (из экономических рукописей 1857-1858 годов). Соч. 2 изд. Т. 12. - С. 709-738.

110. Маркс К. Энгельс Ф. Иозефу Блоху, 21-22 сентября 1890 г. Соч. 2-е изд. Т. 37. - С. 393-397.

111. Марков А.П. Аксиологические и антропологические ресурсы национально-культурной идентичности. Автореферат дисс. на соиск. ученой степени доктора культурологии. — Санкт-Петербург, 2000.

112. Мигранян А. Россия в поисках идентичности (1985-1995). М.: Междунар. отнош. 1997.-416 с.

113. Моузелис Н. Модерность: Неевропейская концептуализация. // Социальные и гуманитарные науки. Отеч. и зарубеж. литература. Сер. 11. Социология, М., 2000. № 2. - С. 5-14.

114. Оразаева JI. МЧА: проблемы и перспективы. // Северный Кавказ, № 47 (505), декабрь 2000.

115. Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. — М.: Изд-во МГИК, 1994. 214 с.

116. Осипов Г.В. Россия: национальная идея. -М.: Фонд содействия развитию соц. и полит, наук. 1997. 207 с.

117. Панеш Э.Х. Традиции в политической культуре народов Северо-Западного Кавказа. // Этнические аспекты власти: Сборник статей. — СПб., 1995. — С. 13-35.

118. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 1997. — 270 с.

119. Першиц А.И., Смирнова Я.С. Юридический плюрализм народов Северного Кавказа. //Общественные науки и современность. 1998. № 1. С. 81-88.

120. Плотинский Ю.М. Теоретические и эмпирические модели социальных процессов. М.: Логос, 1998. 280 с.

121. Подойницына И.И. Общество открытых классов: Очерки о моделях социальной структуры. — Новосибирск: Наука. Сибирская издательская фирма РАН, 1999.-176 с.

122. Понеделков A.B. Старостин A.M. Проблема соответствия механизмов политического управления социально-экономической динамике СевероКавказского региона. // Кавказ: проблемы культурно-цивилизационного развития. Ростов-на-Дону. 2000. - С. 79-88.

123. Постмодернизм и культурные ценности японского народа: Научно-аналитический обзор. М: ИНИОН, 1995. - 37 с.

124. Радаев В. Человек в домашнем хозяйстве. // Социс. 1997. № 4. С. 64-72.

125. Реализация принципов федерализма (на примере Северного Кавказа). — Ростов-на-Дону, 1997,132 с.

126. Рекомендации Всероссийской научно-практической конференции «Кавказский регион: проблемы культурного развития и взаимодействия». (Ростов-на-Дону, 1999. //Кавказ: проблемы культурно-цивилизационного развития. Ростов-на-Дону, 2000. С. 183-184.

127. Ритцер Дж. Современные социологические теории. 5-е изд. СПб.: Питер, 2002.-688 с.

128. Росенко М.Н. Этнонациональные процессы в современном обществе: Фи-лос.-методологический анализ. СПб.: Петрополис, 1996. - 144 с.

129. Росенко М.Н. Нации в современном обществе: теоретико-методологический анализ. // Журнал социологии и социальной антропологии. СПб., 1999. Том II. № 4 (8). С. 56-65.

130. Россаде В. Социокультурный и этнокультурный подходы к проблемам преобразования Европы. // Этничность. Национальные отношения. Социальная практика: Сборник статей. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1995. -С. 91-102.

131. Российская социологическая энциклопедия. Под общей ред. Акад. РАН Г.В. Осипова. М.: Издат. Группа Норма ИНФРА.М, 1998. - 672 с.

132. Российский статистический ежегодник: Стат. Сб / Госкомстат России. — М. 1999.-813 с.

133. Россия: трансформирующееся общество (Под ред. В.Я. Ядова). — М.: Канон-Пресс, 2001. 640 с.

134. Россия: Центр и регионы: (Материалы социологических исследований). Вып. 4. М.: РИЦ ИСПИ РАН, 1999. 250 с.

135. Рукавишников В.О., Халман Лук, Эстер Питер. Политические культуры и социальные изменения. Международные сравнения. — М.: «Совпадение», 2000.-368 с.

136. Рывкина Р.В. Теневизация российского общества: причины и последствия. // Социс. 2000. № 12. С. 3-13.

137. Рязанцев C.B. Демографическая ситуация на Северном Кавказе. // Социс, 2002. № 1.-С. 77-86.

138. Садохин А.П. Этнология: Учебник. -М.: Гардарики, 2000. 256 с.

139. Сайдуллаев М. Чеченскому роду нет переводу (историко-публицистическое издание). М., 2002. - 223 с.

140. Сафин Ф.Г. Молодежь Башкортостана: этнокультурные и этнополитиче-ские ориентации. // Идентификация идентичности. М., 1998. - С. 149-174.

141. Свенцицкий С.П. Механизмы регулирования межэтнических конфликтов (По результатам социологических исследований в Северо-Кавказском регионе). Автореферат дис. на соиск. ученой степени кандидата социологических наук. М, 2001. - 22 с.

142. Сверкунова Н.В. Региональная сибирская идентичность: опыт социологического исследования. СПб.: НИИХ СПбГУ, 2002. - 192 с.

143. Семенов-Тян-Шанский В.П. О могущественном владении применительно к России.-СПб., 1915.-33(457) с.

144. Серио П. Этнос и демос: дискурсивное построение коллективной идентичности. // Этничность. Национальные отношения. Социальная практика: Сборник статей. СПб.: ТОО ТК «Петрополис» 1995. - С. 51-59.

145. Сикевич З.В. Национальные движения и молодежь. // Этничность. Национальные отношения. Социальная практика: Сборник статей. — СПб., ТОО ТК «Петрополис». 1995. С. 204-217.

146. Сикевич З.В. Социология и психология национальных отношений: Учебное пособие. СПб., 1999. - 203 с.

147. Симагин Ю.А. Соотношение городского и сельского населения в России (1991-1997 гг). // Социс, № 1,2000. С. 66-74.

148. Скворцов Н.Г. Индивид и этническая среда: проблема этничности в символическом интеракционизме // Социология и социальная антропология. Межвуз. сб. СПб., 1997. - С. 303-320.

149. Скворцов Н.Г. Проблемы этничности в социальной антропологии. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1997. 184 с.

150. Скворцов Н.Г. Этничность: социологическая перспектива. // Социс. 1999. № 1.-С. 21-31.

151. Скосырев В. Семейственность приносит миллиарды. // Известия, 20 июля, 1995 года, № 133.

152. Смелзер Н. Проблематика социологии: Зиммелевские чтения, 1995. // Социальные и гуманитарные науки. Отеч. и заруб, лит-ра. Сер. 11. Социология. Реферативный журнал. М., 1999. № 2. - С. 3-15.

153. Смелзер Н. Социология. М.: Феникс, 1994. 687 с.

154. Смирнова А.Г., Киселев П.Ю. Идентичность в меняющемся мире: Учебное пособие. — Ярославль; Яросл. гос. ун-т. 2002. 300 с.

155. Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 23, с. 5714.

156. Собрание Законодательства Российской Федерации. 2002. № 17. с. 4547.

157. Согрин В.В. Либерализм в России: перепитии и перспективы. // Общественные науки и современность. 1997. № 1. С. 13-23.

158. Солли М. Эти странные итальянцы. Пер. с англ. И. Заславской. — М.: Эгмонт Россия Лтд., 1999. — 72 с.

159. Сорокин П. Социальная и культурная динамика: исследование изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений. /Пер. с англ., комментарии и статья В.В. Сапова. СПб.: РХГИ, 2000.- 1056 с.

160. Социальная идентичность и изменение ценностного сознания в кризисном обществе. Методология и методика измерения социальной идентичности. -М., 1992.-71 с.

161. Социальное положение и уровень жизни населения КБР. Статистический сборник. Госкомстат России. Госкомитет КБР по статистике. Нальчик, 2001.- 168 с.

162. Социальные реформы в России: история, современное состояние и перспективы. СПб.: Петрополис, 1995. - 206 с.

163. Социологический энциклопедический словарь. М.: ИНФРА.М-Норма, 1998.-488 с.

164. Старостин Б.С. Освободившиеся страны: общество и личность. М., 1984. -286 с.

165. Суверенитет и этническое самосознание: идеология и практика. — М.: ИЭА, 1995.-299 с.

166. Тишков В. Этнография как фактор нестабильности. // Северный Кавказ, № 4 (505), декабрь 2000 г.

167. Тишков В.А. О феномене этничности. // Этнографическое обозрение. 1997. №3.-С. 3-20.

168. Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). М., 2001.-552 с.

169. Толгуров Т.З., Кучмезов Б.М. Конфессиональная динамика в КБР и ее тенденции / молодежная среда изолированных сообществ/. // RES PUBLICA. Альманах социально-политических и правовых исследований. Вып. 2. Нальчик, 2001. С. 82-93.

170. Тотьев К.Ю. Антимонопольное право России. / Ин-т «Открытое общество». М.: Магистр, 1997. - 48 с.

171. Трансформация социальной структуры и стратификация российского общества. М.: Изд-во Ин-та социологии, 1996. - 480 с.

172. Тхакахов В.Х. Особенности северокавказского типа культуры. Историко-социологический подход. // Когнитивная парадигма (тезисы международной конференции 27-28 апреля 2000 года). Симпозиум 3. — Пятигорск: ПГЛУ, 2000.-С. 63-65.

173. Тхакахов В.Х. Социальные аспекты развития национальной культуры. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. Д., 1987. - 22 с.

174. Тхакахов В.Х. Социальные и этнокультурные процессы на Северном Кавказе: вопросы методологии. СПб.: СПбГУ, 2002. - 212 с.

175. Уильяме Г. Социология и изучение национализма. // Этничность. Национальные отношения. Социальная практика: Сборник статей. — СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1995.- С.259-270.

176. Уложение (Устав) Терско-Малкинского Отдела (общины) Терского казачества. // Этнополитическая ситуация в Кабардино-Балкарии: В 2 томах. М. ИЭА РАН, 1994, т. I.-C. 171-181.

177. Уэллман Б. Место родственников в системе личных связей. // Социс. 2000. №6.-С. 78-87.

178. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. — M. 1997. 255 с.

179. Фукуяма Ф. Социальный капитал. // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу. Под ред. JI. Харри-сона и С. Хантингтона. М., 2002. - С. 129-148.

180. Хавжоко Шаукат Муфти. Герои и императоры в черкесской истории. Нальчик: Издательский центр «Эль-Фа», 1994. 320 с.

181. Хабибуллин К.Н. Этническое самосознание в современных национальных движениях России. // Этничность. Национальные отношения. Социальная практика: Сб. статей. СПб., 1995. - С. 178-193.

182. Халидов Д. Ислам и политика в Дагестане. // Дагестан: этнополитический портрет. Т. 11. М., 1996. - С. 36-44.

183. Ханаху P.A. Традиционная культура народов Северного Кавказа: Вызовы времени. (Социально-философский анализ). Майкоп «ЗИХИ», 1997. -194 с.

184. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка. // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В .Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. - С. 531-556.

185. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1, с. 33-48.

186. Хастян A.A. Армянские субобщности на Северном Кавказе: факторы социокультурной адаптации. Автореферат дисс. на соиск. ученой степени кандидата социолог, наук. Ростов-на-Дону, 2001. - 28 с.

187. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб.: Алетейя, 1998. -305 с.

188. Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе: концепция этнической субъектности. — Ростов-на-Дону: Изд-во СКАГС, 1997.-143 с.

189. Хотинец В.Ю. Этническое самосознание. СПб.: Алетейя, 2000. — 240 с.

190. Черноусова Е. Социальная интеграция и национальная идея: мировой опыт и проблемы России. // Общество и экономика. 2000. № 1. С. 79-95.

191. Чеченский кризис: испытание на государственность. — М., изд. «Кодекс», Объединенная редакция МВД РФ, 1995. 157 с.

192. Чешко C.B. СССР был болен или его «залечили»? (Попытка паталого-анатомического анализа). // Мир России. Социология. Этнология. Культурология. Том IV. 1995. № 1. С. 91-123.

193. Чубайс И.Б. Как преодолеть идентификационный кризис. // Мир России. Социология. Этнология. Том IX. 2000. № 2. С. 3-27.

194. Шагаль В.Э. Арабский мир: пути познания. Межкультурная коммуникация и арабский язык. М.: Институт востоковедения РАН, 2001. - 288 с.

195. Шадже А.Ю. Проблемы этничности в кавказской культуре (к постановке проблемы). // Известия вузов. Северокавказский регион. Общественные науки, 2000, № 2. С. 48-50.

196. Шанибов Ю.М., Кочесоков Р.Х. Ценностные ориентации студенческой молодежи. // RES PUBLICA. Альманах социально-политических и правовых исследований. Вып. I. Нальчик, 2000 - С. АЪЛ- AS 0 .

197. Шкаратан О.И. Декларируемая и реальная социальная политика. // Мир России. Universe of Russia. 2001. № 2. С. 3-24.

198. Шнее В. Национализм: обзор литературы. // Социальные и гуманитарные науки. Отеч. и зарубеж. лит-ра. Сер. 11. Социология. 2002. № 3. — С. 59-67.

199. Штомпка П. Культурная травма. Вторая сторона социального изменения. // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 11. Социология. Реферативный журнал. М., 2001, № 3. С. 4348.

200. Штомпка П. Социальное изменение как травма. (Статья первая). // Социс. 2001. № 1.С. 6-16.

201. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996. -416с.

202. Эйзенштадт Ш. О неопределенности термина «традиция». // Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия: Учеб. Пособие. М.: Аспект Пресс, 2001.-С. 237-245.

203. Эльдаров У. Мусульманское духовенство борется с наркоманией // Северный Кавказ, № 19 (525), май 2001 г.

204. Эльдаров У. Шариатизация в Дагестане миф или реальность? // Северный Кавказ, № 3 (537), август 2001 г.

205. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис: Пер. с англ. М., 1996. - 340 с.

206. Этциони А. Новое золотое правило. Сообщество и нравственность в демократическом обществе. // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М.: Academia, 1999. С. 312-334.

207. Юилл Д. Основные характеристики региональной политики: опыт европейских стран. // Регион: экономика и социология. Специальный выпуск. 1999.-С. 16-74.

208. Яковец Ю. Будущее России в координатах евразийской цивилизации. // Общество и экономика, 2000, № 1. С. 18-35.

209. Ямсков А.Н. Опыт оценки уровня лингвистической интегрированности полиэтнического российского общества. // Релятивистская теория нации: новый подход к исследованию этнополитической динамики России. М., 1999.-С. 135-142.

210. Япп Н. И Сиррет М. Эти странные французы. Пер. с англ. И. Тогоевой. -М.: Эгмонт Россия Лтд., 2001. 72 с.

211. Ярлыкапов А.А. Проблема ваххабизма на Северном Кавказе. М.: ИЭ и А РАН, 2000.-22 с.

212. Barth F. The Analisis of Culture in Complex Societies./ // Ethnos (Stockholm). -1989. Vol. 54.-P. 120-142.

213. Bourdieu P. Distinction: A' social critique of the judgement of taste. — Cambridge (Mass): Harvard univ. press, 1984. -XV, 613 p.

214. Bourdieu P. Language and symbolic power/ Cambridge (Mass(: Harvard univ. press, 1991.-IV, 302 p.

215. Eisenstadt S. Tradition, Change and Modernity. N.Y, 1973. 367 p.

216. Elias N. Towards a Theory of Social Processes. // The British Jornal of Sociology. Vol. 48. № 3, September 1997. P. 355-383.

217. Giddens A. Social Theory and modern sociology. Stanford, 1987. - IX, 310 p.