автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Специфика жанрово-стилевой системы романов В.В. Набокова "русского" периода

  • Год: 2004
  • Автор научной работы: Рыкунина, Юлия Абдуллаевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Специфика жанрово-стилевой системы романов В.В. Набокова "русского" периода'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Специфика жанрово-стилевой системы романов В.В. Набокова "русского" периода"

На правах рукописи

Рыкунина Юлия Абдуллаевна

Специфика жанрово-стилевой системы романов В. В. Набокова "русского" периода ("Машенька", "Король, дама, валет", "Защита Лужина", "Камера обскура", "Приглашение на казнь", "Дар")

Специальность 10.01.01 - "Русская литература"

Автореферат

Диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2004

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор {Зверев Алексей Матвеевич Консультант:

Доктор филологических наук, профессор Белая Галина Андреевна Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Анастасьев Николай Аркадьевич кандидат филологических наук Носкович Марина Михайловна

Ведущая организация:

Московский городской педагогический университет

Зашита состоится апреля 2004 года в /6 часов на заседании Диссертационного совета Д 212.198.04 в Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125267, Москва, Миусская пл , 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан __2004 года

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор

Актуальность предлагаемого исследования связана с необходимостью выработки системного подхода к набоковскому роману во всех его разновидностях При значительном объеме работ, посвященных творчеству писателя, такого подхода, который бы охватывал все аспекты жанровой структуры в их связи со стилис'гаческими особенностями, осуществлено, по-видимому, не было в основном рассматриваются частные аспекты поэтики В Набокова, тогда как жанрово-стилевой специфике должного внимания не уделяется Говоря о степени .изученности проблемы, надо, однако, назвать ряд исследований Так, ст,атья Б В Аверина «Поэтика ранних романов Набокова» посвящена особенностям построения сюжета в указанных романах и основанным на этих особенностях игровых принципах, М Медарич в статье «Владимир Набоков и роман XX столетия» ставит вопрос о классификации романов, в частности, в связи с типом героя, автор рассматривает проблему эволюции жанровой и стилевой модели и историко-литературного контекста (символизм, акмеизм, авангард), в котором эта модель развивается Финский исследователь Пекка Тамми в фундаментальной работе «Проблемы поэтики Набокова Нарратологический анализ» рассматривает повествовательную систему набоковского романа' Актуальность исследования обусловлена и тем, что теория модернистского романа (в отличие от классического) не была глубоко разработана Таким образом, некоторые из предлагаемых наблюдений могут быть полезны при освоении жанровых особенностей романа 20-го века В работе прослеживается связь между такими категориями, как субъектная структура, сюжет и система персонажей и создаваемым впечатлением произведения как самостоятельного самодовлеющего мира

Научная новизна работы заключается в том, что в диссертации на основе анализа различных категорий жанра, в частности, субъектной структуры, в

'Аверин Б В Поэтика ранних романов Набокова // Набоковскийв^Ви«вШОсНЛ'1 Ь,,АЙ 1 СПб . 1998, М Медарич Владимир Набоков и роман XX столепА // В ffilTOft&blr'Vro et contra СПб , 1997, Tammi Pekka Problems ofNaboko\ s Poetics s^áFR^flysis Helsinki. 1985 К __

значительной мере определяющей специфику произведений, выстраивается классификация романов Набокова русского периода, позволяющая проследить эволюцию жанрово-стилевой системы Для характеристики тех произведений, в которых В Набоков следует какой-либо определенной модели, используется выдвинутое М. Бахтиным понятие вариации2 Кроме того, в связи с анализом субъектной структуры и системы персонажей выявляются скрытые механизмы сюжета (например, карнавальные мотивы и карнавальные пары) «Игровая поэтика» В Набокова исследуется с точки зрения жанра, а речевая организация романов связывается со стилевой спецификой

Объект и предмет исследования. Объектом изучения в диссертации становятся романы В Набокова русского периода, наиболее репрезентативные с точки зрения эволюции жанровой формы Предметом работы является жанрово-стилевая характеристика романов рассматриваются такие аспекты жанра, как субъектная структура, сюжет, пространственно-временная организация, система персонажей, тип героя Цель и задачи исследования. Цель работы - изучение жанрово-стилевой специфики романов В Набокова русского периода Задача исследования -анализ конкретных моделей набоковского романа и построение на этой основе соответствующей классификации

Источниками для диссертационного исследования служат романы «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (1930), «Камера обскура» (1932), «Приглашение на казнь» (1935), «Дар» (1937) Методологическая база. Теория романа наиболее полно и глубоко была разработана в трудах М М Бахтина «Эпос и роман», «Формы времени и хронотопа в романе», «Слово в романе» Реалистический роман с точки зрения его истории, теории и типологии подробно рассмотрен в монографии Н Д Тамарченко «Типология реалистического романа» При анализе

* Бахтин М М Слово в романе//Бахтин М М Вопросы литературы и эстетики М ,1975 С 174

различных аспектов жанра использовались также концепции и определения, предложенные в работах Ю М Лотмана (композиция, сюжет, событие) и Б В Томашевского (сюжет, фабула мотивы) Подход к анализу повествовательной системы базируется на фундаментальном исследовании Б А Успенского «Поэтика композиции», в котором глубоко и всесторонне была разработана проблема точек зрения в художественном произведении3 Методологический принцип, осуществляемый в диссертационном исследовании, заключается в. последовательном рассмотрении различных категорий жанра; к строящейся на этой основе характеристике стилевых особенностей, а также к тщательному анализу текста, позволяющему выявить различные механизмы в строении сюжета, выборе языковых средств ит д

На защиту выносятся следующие выводы:

- эволюция жанрово-стилевой системы романов В Набокова идет в направлении от множественности точек зрения, присутствующей в традиционном виде иЛи под знаком пародии, к сосредоточению на одном субъекте сознания;

- в ранних романах с несколькими точками зрения иллюзия самостоятельного мира разрушается исподволь, изнутри, тогда как в итоговых романах с одним центральным сознанием она опровергается демонстративно

- полисубъектность в романе В. Набокова может сочетаться с использованием в качестве главных персонажей «масок» (в том числе, масок народной комедии) и марионеток - вместо характеров В итоговых же романах указанного периода («Приглашение на казнь», «Дар»), где носитель основной точки зрения один, он является полноценной личностью При этом

3 Бахтин М М Эпос и роман//Бахтин М М Эпос и роман СПб , 2000 С 194-233, Бахтин М М Формы времени и хронотопа в романе Очерки по исторической поэтике // Бахтин М М Эпос и роман СПб , 2000 С 11-176, Бахтин М М Слово в романе // Бахтин М М Вопросы литературы и эстетики М, 1975 С 72-233, Тамарченко Н Д Типология реалистического романа Красноярск, 1988, ЛотманЮ М Структура художественного текста//Лотман Ю М Об искусстве СПб , 2000 С 14-28, Томашевский Б В Теория

персонажи-маски - всегда жертвы фатума, а герои-характеры - «избранники» судьбы или субъекты свободного выбора

Эти положения прошли апробацию на аспирантских семинарах и научных конференциях По теме диссертации опубликовано четыре работы Практическая значимость. Материалы диссертации могут быть использованы в различных учебных пособиях и при подготовке курсов, посвященных истории и теории русской литературы двадцатого века Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, насчитывающего 241 наименование Во Введении рассматривается проблема изменения статуса романа в двадцатом веке' в новую эпоху этот жанр, не обладая присущей ему прежде полнотой и убедительностью, уже не воспринимается более как модель мира В этой связи ставится задача определить место Набокова-романиста в контексте этой трансформации, формулируются цели и метод исследования Далее следует обзор истории вопроса

В Главе 1 «Машенька»: от лирики к прозе» анализируется жанрово-стилевая специфика первого романа Набокова и определяется его место в ряду рассматриваемых произведений «Машенька» (1926) вбирает в себя целый комплекс мотивов и тем, постоянно присутствующих в лирике автора (первая любовь, изгнание, ностальгия, возвращение в Россию, идиллически окрашенные сны о Родине и т д ) Отправной точкой в этой главе является утверждение, что «Машенька» - единственный роман, который укладывается в рамки классической традиции Глубоко разработанные психологические мотивировки, рамочная структура, «вложенные» воспоминания, мотив поэтизации первой любви и даже своеобразно преломляемая тема «русский человек на rendez-vous» - все это роднит «Машеньку» с произведениями И С Тургенева и И А. Бунина

литературы Поэтика Учеб Пособие М , 2001, Успенский Б А Поэтика композиции// Семиотика искусства М, 1995

Однако для исследования важно, что в «Машеньке» наряду с несомненными чертами лиризма и автобиографизма присутствует попытка дать «объективный» план, представить читателю некий мир - в данном случае, мир русской эмиграции, проекцией которого является берлинский пансион Так как в романе присутствует несколько точек зрения, можно говорить о полисубъектности - хотя по сравнению с перспективой повествователя и главного героя на остальных персонажей приходится гораздо меньшая доля текста. При этом способ изображения героев, не близких повествователю и Ганину (например, Подтягина, Клары, госпожи Дорн) в целом, пока не приобретает отчетливо пародийный и травестийный характер, как это будет сделано в ряде последующих романов

Притом, что отдельные признаки роднят «Машеньку» с повестью (небольшой объем, цикличность, отсутствие широкого развития сюжета, прием обратной симметрии и т д), это произведение сближается с романным жанром осуществленный в нем принцип множественности точек зрения, пусть только намеченный, воспринимается как частный аспект романного многоязычия, тогда как в повести обычно наличествует один повествовательный центр.

Анализ функции полисубъектности приводит к выводу основные темы романа (ностальгия, существование в эмигрантском вакууме) и некоторые базовые метафоры (например, дом-призрак) оказываются пропущенными через сознание сразу нескольких персонажей Еще одна функция множественности точек зрения - взгляд персонажей на Ганина Наконец, важным средством индивидуализации становится в романе сон сны видят такие «второстепенные» персонажи, как Клара и госпожа Дорн Опять же в качестве сравнения с последующими произведениями следует отметить, что несобственно-прямая речь (она является здесь одной из основных форм передачи чужого слова) используется в «Машеньке» еще без явного оттенка пародии Таким образом, обитатели берлинского пансиона (этой проекции русской эмиграции), которых Ганин сравнивает с тенями, для повествователя

все же более значительны у них есть судьба (госпожа Дорн, Колин и Горноцветов). способность к рефлексии (Клара)

Главный герой романа не участвует в дискуссиях и спорах о России, что ослабляет драматический конфликт, придавая ему внутренний, неакцентированный характер. Нельзя сказать, что конфликт разворачивается между Ганиным и его антагонистом и соперником Алферовым, так как последний этой своей роли не осознает Анализ сюжета позволяет говорить о многочисленных перекличках между эпизодами и сценами так. лейтмотивом становится поиск уединения, стремление отгородить свое счастье от вмешательства третьего лица (см , например, сцену свидания героев на перроне усадьбы, «предвосхищающую» появление Алферова) Однако следует отметить, что, в отличие от последующих романов, сеть повторов и соответствий не несет здесь абсолютного и фатального характера Говоря о своеобразии временной организации, следует отметить, что сложное соотношение между настоящим и прошлым постоянно колеблется противопоставление разрушается путем введения схожих мотивов, обрамляющая часть в определенный момент начинает восприниматься как ретардация и т д На этом этапе можно выделить важную для развития сюжета оппозицию если все, что связано с Машенькой, воспринимается как чистая жизненная стихия, то берлинский пансион предстает мертвым миром Предполагаемая встреча героев прочитывается как испытание любви и верности общему прошлому В финале, однако, акценты снова смешаются в качестве жизненной стихии выступает уже не любовь героя к Машеньке, а бесконечное число возможностей открытых в будущее (путешествие посещение новых мест и т д) Но обман читательского ожидания не несет здесь еще игрового оттенка, как это будет в последующих романах Это связано с типом героя Ганин выступает как субъект свободного, осознанного выбора' поэтому причинность и детерминизм в развитии сюжета не играют в «Машеньке» решающей роли, в отличие, например, в «Зашиты Лужина» Однако, не являясь марионеткой. Ганин все же далеко отстоит от героев-

со стихией творчества, а со стихией жизни. К этому же типу относится Мартын Эдельвейс, герой романа "Подвиг", близкого "Машеньке" по субъектной структуре Сюжет, связанный с таким типом героя, предполагает, в частности, мотивы тайны, путешествия, авантюры.

Итак, черты классической традиции проявляются в попытке «объективности» (хотя и не во флоберовском смысле) и вытекающей из нее множественности точек зрения; в выборе героя и характере сюжета Кроме того, стиль романа не отличается чрезмерной метафоричностью, а количественное преимущество слова и интонации повествователя сообщает ем\ стилистическое единство.

Глава 2 «Игра в роман»4: «Король, дама, валет», «Защита Лужина», «Камера обскура» состоит из четырех разделов. В трех из них последовательно рассматриваются три указанных романа, относящиеся к одной жанровой модели, а в разделе 2.4. "Принципы игры в роман" суммируются общие установки, объединяющие данные произведения 2.1. «Король, дама, валет». Этот роман следует считать первым экспериментом Набокова с игровой поэтикой и первым игровым романом. Повышается роль автора-творца (который в финале сам является «для инспекции»), персонажи уподобляются марионеткам; в роман вводятся агенты судьбы, сон смешивается с явью, а логика развития сюжета подчиняется законам детерминизма, что на уровне содержания соответствует возрастающей роли фатума Хотя этот роман предвосхищает зрелое искусство Набокова в значительно большей мере, чем «Машенька», следует отметить, что из русскоязычных произведений только «Камера обскура» строится на тех же художественных принципах - т е. на воспроизведении стандартов и стереотипов массовой культуры.

4 Выражение Норы Букс См Букс Н Роман-вальс // Букс Нора Эшафот в хрустальном дворце О русских романах Владимира Набокова М, 1998 С 43

строится на тех же художественных принципах - т е на воспроизведении стандартов и стереотипов массовой культуры

Замысел романа соотносится с традицией романа, построенного на адюльтерной интриге - «Анна Каренина» Л Толстого. «Госпожа Бовари» Г Флобера Однако адюльтерная интрига, являющаяся здесь фабульной основой, в контексте культуры XX века воспринимается неоднозначно Можно говорить о возвращении как данного конкретного сюжета, так и вообще романа, основанного на чистом вымысле, в массовую культуру -например, в кинематограф или беллетристику, «из которой он и вышел»3 Учтем при этом, что такие атрибуты массовой литературы, как тайна (см , например, мотив закрытой двери) и связанные с ней незнание, обман, ошибка, слепота у Набокова глубоко укоренены в его художественной философии

В контексте изменения статуса «реалистического» адюльтерного сюжета роман «Король, дама, валет» следует воспринимать как травестию романа, построенного на адюльтерной интриге, а появление мотива манекена - как попытку освоить новое художественное пространство (немецкая массовая культура)

Сюжет развивается медленно и достаточно традиционно Однако с момента появления мысли об устранении Драйера возникает установка на ожидание, роман приобретает центростремительность При этом мотив резкого перехода от неподвижности к движению, закрепленный за марионетками, отражает в данном случае сюжетную структуру Линия с манекенами первоначально воспринимается как ретардация, однако в сцене поездки на лодке обе сюжетные линии сходятся Здесь роман приближается к подобию анекдота (травестийного жанра), с которым его роднит установка на курьез, неожиданный любопытный финал, игру случая

* Бицилли П М Венок на гроб романа // Бицилли П М Трагедия русской культуры Исследования, статьи, рецензии М , 2000

Другой элемент общей травестийной установки - карнавальные мотивы Осуществленный в романе принцип полисубъектности сопрягается с некоторыми элементами комедии масок, остраняющими сюжетный механизм При этом если герои комедии масок в силу их изменчивости и «живучести» назывались М Бахтиным предшественниками романных героев, то в случае этого романа последние маркируют как раз определенный («изношенный») тип сюжета с его пошлым любовным треугольником Карнавальные мотивы прочитываются в основном на уровне системы персонажей Анализ цветовой символики и поведения героев позволяет прийти к заключению, что Драйер явно имеет сходство с рыжим шутом (Арлекином), а Франц - с Пьеро Присущее Драйеру отношение к жизни как к чему-то легкому, прихотливому определяет, что характерно тональность произведения в целом так, в кощунственном финале торжествует именно его взгляд на жизнь А за Коломбиной-Мартой закрепляется еще и роль Смерти Ключевой для романа- мотив танца (ритм, запрограммированность) перекодируется в сюжетообразующий карнавальный мотив пляски Смерхи (тема вовлечения, умерщвления) Карнавальными чертами (близость смерти и смеха) отмечен и финал романа «Король, дама, валет» Роман композиционно и стилистически построен на смене трех точек зрения трех главных героев, каждый их которых пребывает в плену собственного заблуждения: каждого из героев мы видим глазами двух других. Их внутренние монологи (в этом романе они - основная форма передачи чужого слова) носят отчетливо пародийный характер из-за несовпадения с точкой зрения повествователя (в данном случае - авторитетной) в плане содержания и фразеологии Смена точек зрения в некоторых случаях происходит неожиданно и сопровождается переносом в другое пространство - возникает эффект монтажа Эти факторы определяют стиль произведения, ориентированный на пародию и игру

Главный вывод, который можно сделать из анализа жанрово-стилевой специфики романа «Король, дама, валет», заключается в том. что

полисубъектность как принадлежность классического романа подвергается здесь игровому переосмыслению, в связи с чем, герои превращаются в маски по ассоциации адюльтерная интрига романа - любовный треугольник комедии масок.

2.2. «Защита Лужина». Принципы игровой поэтики, присутствовавшие в романе «Король, дама, валет», в «Защите Лужина» (1930) получают дальнейшее развитие Однако на первый план здесь выступает система повторов (дублирования ситуаций из жизни героя), что воспринимается на уровне содержания как предопределенность, обреченность, неумолимость судьбы (детерминизм) Вместе с тем, в этом произведении в наибольшей степени проявилась установка на отмену линейного времени линейность «уничтожается» цепью повторов, совпадений и рифм судьбы Отмена времени мотивирована и психологически: герой отказывается покидать обжитой мир детства.

Если «Король, дама, валет» - травестия романа об измене, то «Защиту Лужина» следует рассматривать как вариацию (в терминологии М Бахтина) романа воспитания Эта модель прочитывается на уровне сюжетной схемы В романе присутствует четко маркированный момент инициации (сообщение родителей о новом статусе героя), момент призвания (разговор со скрипачом), мотив школы жизни и жизни как странствия, фигуры наставников (Валентинов, тетка) Отсутствует лишь главный элемент романа воспитания - изображение процесса становления, но оно предполагает линейность, которая в данном случае как бы опровергается Итак, если для русского классического романа в целом характерна внутренняя эволюция героя6, то основной категорией романа Набокова становится судьба (а не становление), анализ полностью заменяется синтезом

6 Ю М Лотман пишет « Русский роман, начиная с Гоголя, ставит проблему не изменения положения героя, а преображение его внутренней сущности» См Лотман Ю М Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман ЮМ О русской литературе Статьи и исследования история русской прозы, теория литературы СПб , 1997 С 719

Сделанные наблюдения позволяют говорить о варьировании названной жанровой модели, которая воспроизводится также и в пародийном зеркале -ненаписанной книге Лужина-отца об ангелоподобном музыканте-вундеркинде и сложном процессе его взросления С этой книгой связана тема масок и клише (атрибут массовой литературы), которые «примеряются» в этом романе не только на главного персонажа, но и на всех основных действующих лиц В конечном счете персонажи воспринимаются еще и как шахматные фигуры (своеобразный аналог масок народной комедии) Смысл этой метафоры - продемонстрировать их зависимость, механистичность, подчиненность творцу

I

Функция варьирования, однако,.не сводится к пародии, что явствует уже из

I и

определения этого термина В более позднем романе «Подвиг» можно также

увидеть трансформацию жанровой схемы и пародийное отражение ее в теме

литературы для юношества Можно предположить, что Набокова

интересовал как сам жанр романа воспитания с присущим ему комплексом

психологических и экзистенциальных мотивов, так и границы этого канона, (

легкое соскальзывание его в сторону беллетристики и безвкусицы Центр романа воспитания - пассивный герой Лужин, однако- не единственный субъект повествования, присутствуют и другие точки зрения (отец, невеста) И стилистически и композиционно «Защита Лужина» построена на колебаниях между словом повествователя и несобственно-прямой речью При этом чужое слово всегда опознается с помощью стилистических, содержательных или идеологических маркеров Основные функции несобственно-прямой речи в данном романе' «игра в мнения» (ключ к повествовательной модели романа) и специфическое восприятие Лужиным действительности В частности, пространственная организация романа строится на взаимном наложении двух топосов, российского и берлинского, соединяющихся в болезненном сознании героя, что соответствует функции приема остранения

Анализ фрагмента произведения (одной главы) позволяет сделать ряд выводов, касающихся инвариантных особенностей поэтики В Набокова Можно говорить о «размытости» важное событие оказывается не выделено, опущено или остранено Соотношение между рассказом и показом (сценой) решается в пользу рассказа Основным тропом становится, как и в «Короле», ирония, подчеркивающая несоответствие мыслей героя «истинному» положению вещей Отдельные значимые элементы (например, мотивы окна и рамки) приобретают в контексте целого метатекстуальную функцию (текст уподобляется окну)

Финал романа (самоубийство героя) прочитывается как действие фатума, -шахматная вечность раскинулась перед Лужиным неумолимо - а не как его свободный выбор Полисубъекгность опять же оказывается сопряжена с детерминизмом и замкнутостью конструкции

В разделе 2.3. рассматривается роман «Камера обскура» (1932) Его специфика ориентирована на жанровую модель «киноромана». что обусловило присутствие в нем элементов массовой культуры Ими являются адюльтерная интрига, драматизация повествования (обилие диалогов и сцен), неожиданные, достаточно искусственные совпадения Отмечается и предельно ясный, миметический характер романа Здесь также можно говорить о вариации - только варьируется уже не литературный, а кинематографический жанр

При анализе сюжета в диссертации подчеркивается его упрощенность, выделяются черты мелодрамы Так, доказывается что, обычный у Набокова мотив оповещения, который, как правило, в рамках произведения не реализуется, здесь преобразуется в мелодраматическое разоблачение и становится двигателем сюжета

Тем не менее, в романе есть и другой уровень Это, в первую очередь, рамочная структура (жизнь героя уподобляется фильму, фрагмент которого он видит в начале повествования), введение авторского кода (в частности, в виде анаграммы), сеть повторов и предвосхищений Все это позволяет

говорить о том, что и в этом романе продолжают развиваться принципы игровой поэтики Характерно, что все персонажи опять же полностью подчинены автору-творцу, а главный герой, в конечном счете, становится жертвой фатума

Субъектная структура романа строится на смене точек зрения основных персонажей - и это сближает ее со структурой «Короля, дамы, валета» и «Защиты Лужина» Основные способы передачи чужого слова - прямая и несобственно-прямая речь Главной функцией использования перспектив персонажей остается акцентирование незнания или непонимания ситуации, слепоты - в прямом и переносном смысле Каждого из трех основных действующих лиц - Горна, Кречмара и Магду - мы видим глазами двух других Различение в тексте несобственно-прямой речи основано на содержательном и ценностном принципах так, речь Магды окрашена свойственным ей духом мещанства и пошлости

Говоря о травестийном плане (хотя роман в целом не является травестией), следует выделить метафору кинематографа-балагана Так, фильм «Азра», в котором снимается Магда, воспринимается как травестия любовной драмы Внутренняя сюжетная линия сводится к тому, что Кречмар, центральный персонаж романа, дает завлечь себя в балаган (кинематограф), вследствие чего он превращается в шута, а жизнь его уподобляется мрачному (в отличие от легкомысленного «Короля» ) фарсу Неудачливый в любви Кречмар и ловкий карикатурист Горн - вариант карнавальной пары соперников, веселого и грустного клоунов Это предположение подтверждается в работе анализом текста (описание внешности, комические положения, в которых оказывается главный герой, упоминание джокера в шутовском колпаке с бубенчиками и др)

В разделе 2.4. «Принципы «игры в роман» суммируются выводы этой главы и отмечается, что во всех трех произведениях можно наблюдать игру с определенными моделями жанра (кинороман, классический, психологический роман, роман воспитания)

Подчеркивается, что полисубъектность (другой аспект «игры в роман»), признак романа традиционного, у Набокова сопрягается с игрой, а использование несобственно-прямой речи в функции передачи нескольких точек зрения носит пародийный и иронический характер Именно эта особенность позволяет отнести все три произведения к одной модели Игровая поэтика строится здесь на противопоставлении всеведущего повествователя и слепых персонажей При этом персонажи - вроде бы самостоятельные субъекты повествования - уподобляются маскам, куклам и марионеткам и подчиняются жестокой воле создателя Другой признак игровой поэтики - обыгрывание определенного мотива (или клише), который проецируется на все уровни произведения: например, «любовь слепа» в «Камере обскуре».

В то же время все три произведения могут, в принципе, прочитываться и на «реалистическом» уровне иллюзия жизни подрывается в них изнутри (например, с помощью введения авторского кода или рамки) В Главе 3 «Приглашение на казнь» и «Дар»: два типа отхода от традиции» базовым является утверждение, что в этих романах акцент переносится на сознание одного субъекта При этом принцип жизнеподобия нарушается открыто: фатум уже не играет абсолютной роли, а герои становятся «избранниками» судьбы

В разделе 3.0. «Бунт против традиции в понимании Ю. Левина и модификация жанра романа у Набокова» излагается концепция Ю Левина о двух способах борьбы с традиционным, реалистическим повествованием Один из этих способов предполагает собственно изображение фантастического мира, другой - создание у читателя неуверенности в статусе изображенного мира (например, когда произведение творится на наших глазах) Оба этих способа реализуются соответственно в «Приглашении на казнь» и в «Даре» При этом в главе освещается не сам способ отхода от традиции - он достаточно очевиден - а то, как варьируются в этих произведениях основные жанровые признаки

3.1. «Приглашение на казнь». Роман «Приглашение ьа казнь» (1935-1936, 1938), вероятно, можно считать наиболее репрезентативным в плане отхода от традиции все персонажи, за исключением главного, редуцированы до взаимозаменяемых масок, фантастическая действительность демонстрирует свою «дурную сделанность», герой сам осознает свою вымышленность Однако для исследования принципиальное значение имеет тот факт, что в центре повествования оказывается герой, не равный своей судьбе герой, способный к рефлексии, что отличает его от масок и марионеток Следует подчеркнуть, что на сюжет существенным образом повлияла специфика эмигрантского мировосприятия это следует, в частности, из сопоставительного анализа романа и позднейших воспоминаний Все это позволяет говорить о выработке Набоковым собственной модели романа, где носитель основной точки зрения один, сюжет ослаблен, а во главу угла ставятся экзистенциальные проблемы

При определении жанровой специфики, подчеркивается сходство данного романа с притчей (лаконичность, поляризованная картина мира) и с повестью (краткость, «бедность» сюжета и др) Рассматривается и связь «Приглашения» с романом-антиутопией При этом принимаются во внимание такие образцы жанра, как «1984» Дж Оруэлла, «Мы» Е Замятина, «О дивный новый мир» О Хаксли Сравнительный анализ показывает несмотря на то, что ряд черт роднит этот роман с антиутопией (временная организация, проблематика), он все же выделяется из обозначенного ряда, что подтверждает сопоставление роли дневниковых записей во всех четырех произведениях акцент в «Приглашении» переносится на внутренний, субъективный опыт (см дневник Цинцинната Ц )

Являясь личностью, а не марионеткой, герой пытается овладеть словом, его поэтическое косноязычие не сродни словесной беспомощности Лужина Казнь же в романе является инициацией, через которую герой получает второе рождение В кульминационный момент он предстает не только «избранником» судьбы, но и субъектом свободного выбора «Зачем я тут9

Отчего так лежу?» - спрашивает себя Цинциннат и, встав с плахи, идет прочь.

Анализ повествовательной структуры показывает, что в данном романе происходит сближение точек зрения повествователя и героя - в идеологическом, во фразеологическом и в пространственном планах. Повествователь, оставаясь всеведущим и отчасти проявляя себя как второй субъект сознания (это особенно видно в начале) уже не «наслаждается» избытком знания по сравнению со слепым персонажем. Более того, он прямо обращается к герою (нарушение "реалистического" принципа), давая ему подсказки и приводя, в конечном итоге, к спасению. При этом число фактов, не известных Цинциннату, в этом романе минимально. Можно подчеркнуть в качестве характерной особенности «Приглашения» тенденцию к размыванию границ между словом повествователя и словом героя, которая становится более очевидной по мере приближения к финалу. Граница полностью уничтожается в конце, когда герой присоединяется к существам, подобным ему, то есть, согласно некоторым трактовкам, вступает в мир своего создателя. Мы получаем, таким образом, разомкнутую структуру, которой как бы опровергается неумолимость фатума.

При анализе балаганных мотивов в «Приглашении на казнь» подчеркивается, что, несмотря на значимость травестийного плана (все герои, кроме Цинцинната, полностью уподобляются куклам и маскам), роман не прочитывается как арлекинада или комедия: тип рефлексирующего героя и сюжета выводят это произведение на принципиально иной уровень При этом отмечаются карнавальные мотивы в описании городского пространства, элементы театральности в построении романа.

Для стиля романа существенно, что игровая поэтика проецируется здесь на уровень языка как такового, а не на ироническую функцию чужого слова (как и вообще в поздних романах Набокова русского периода). Это проявляется в использовании всевозможных каламбуров, звукописи, аллитераций. Данный языковой пласт романа ориентирован на задачу создания сакрального языка.

К этому пласту относятся реализованные метафоры, славянизмы (ср. основные особенности и «задачи» поэтики авангарда). Если воспринимать «Приглашение на казнь» как антиутопию, одной из примет будущего у Набокова становится девальвация слова Различные поговорки и «готовые» фразы, так же как и уменьшительно-ласкательные наименования и сентиментальные клише, с которыми обычно обращаются к ребенку, знаменуют в романе противоположный полюс; повседневный, стертый язык противопоставляется языку поэтическому (сакральному). 3.2. «Дар». Роман «Дар» (1937-1938), которым завершается русский период творчества Набокова, следует рассматривать как диалог с классической традицией. Это уже не «игра в роман»: сама модель здесь названа и отрефлексирована (в отличие, например, от «Короля, дамы, валета», где на нее только делались указания), но не воспроизведена.

Игра в «Даре» занимает существенное место (одно из ведущих), при этом, как и в «Приглашении на казнь», тип главного героя выводит это произведение на другой уровень, сообщая ему другое, экзистенциальное, измерение. Так, темами романа становятся смерть, утрата, существование в постоянном контакте с пошлой средой. Федор Годунов-Чердынцев - это в первую очередь личность, характер, герой, не равный своей судьбе. Характерно, что персонажи-марионетки не «претендовали» на самостоятельную жизнь вне пределов романа, тогда как Федор и отчасти Цинциннат «продолжают свою жизнь» за пределами книги. Эти смысловые акценты совмещаются с открытым и демонстративным нарушением эффекта самодовлеющего мира. Уже во втором абзаце фраза. «Вот так бы по старинке начать когда-нибудь толстую штуку» подрывает нашу уверенность в «реальности» описываемого.

Для анализа жанрово-стилевой специфики «Дара» необходимо уяснить его сложную повествовательную структуру. Отправной точкой в диссертации является утверждение Ю. Левина о том, что Федор - единственный автор

текста своей жизни7. «Дар» предстает исключением из теории М. Бахтина о трансгредиентности завершающего авторского сознания по отношению к герою Вместе с тем, закон судьбы как эстетической функции становится главным художественным законом, положенным в основу «Дара» Именно этот закон - та художественная правда, которой стремится быть верен Федор Весь строй произведения восстает против линейности и случайности: по мнению Федора, жизнь - это переплетение, постоянное варьирование определенных тем и мотивов. Теперь оно уже не ассоциируется с неумолимостью рока, фатальностью - именно потому, что главный герой здесь - художник, т. е. личность, способная к творческому восприятию мира Так решается Набоковым проблема кризиса романа, упадка вымысла и собственно искусства. «Дар» является идеальным модернистским романом, итогом систематических поисков адекватной жанровой формы. При минимальном развитии сюжета (здесь автор уже вовсе не заботится об эффекте ожидания, интриге и т д.) акцент полностью переносится на сознание одного субъекта, а цельность конструкции обеспечивается движением ряда тем и мотивов.

В диссертации подчеркивается монологический характер романа. На основе анализа текста делается вывод о недиалогичности сознания Федора как единственного субъекта повествования: все, что не входит в орбиту его творческих установок, подвергается жестокой пародии. Диалог с «другим» для Федора в реальности недостижим В связи с этим, разумеется, нельзя говорить о какой бы то ни было полноте и объективности. «Дар», таким образом, предстает в виде стилистически и идейно однородной конструкции, где третьеличные участки повествования могут быть определены как «я за другого» по аналогии с «я за Кончеева», «я за рецензента» и пр. В романе нет смены точек зрения - это обстоятельство определяет его жанровую и стилевую специфику: доминирует единая

7 Ю И Левин Об особенностях повествовательной структуры и образного строя романа В Набокова «Дар»//Ю И Левин Избранные труды Поэтика Семиотика М .1998 С.302

позиция, единый взгляд на мир. Шаг к этому уже был сделан в «Приглашении на казнь» с его тенденцией к размыканию границ между словом повествователя и словом героя. Следует заметить, что отрицание границ в «Даре» становится ключевым и всеобъемлющим принципом Помимо разомкнутости на ■ уровне фабулы и композиционной незаконченности отдельных составляющих частей «Дара» (например, книги об отце) в романе можно наблюдать и разомкнутость самого произведения в жизнь - в том смысле, что оно, несмотря на литературоцентричность, менее всего герметично: так, пародийное воспроизведение эмигрантской

литературной жизни явно ориентировано на узнаваемость.

; !

Тот факт, что «Дар» является синтетическим романом, не подлежит сомнению. В диссертации рассматриваются жанровые определения его как романа воспитания, биографического романа и др Однако не одна из моделей не становится доминирующей Это обусловлено, в частности, теми принципиально новыми установками, на которых строится роман. Говоря о стилистике, следует подчеркнуть стремление к обыгрыванию различных клише, проявленное и в романе «Приглашение на казнь». Этот эффект достигается путем введения каламбуров, совмещения прозаической и поэтической речи, повышенной метафоричности слога. Оживление и остранение механизмов языка укладывается в общую концепцию творческого восприятия действительности, под знаком которой и происходит формирование индивидуальной модели романа, осуществленное в итоговых произведениях русского периода.

В Заключении суммируются выводы, и делается попытка определить место набоковского романа в контексте историко-литературного процесса XX века В эпоху кризиса традиционного романа само это жанровое определение претерпело немалые изменения, став более емким и универсальным В целом, модернистский роман тяготел, по-видимому, к двум разным полюсам глубочайшему психологическому анализу и, напротив, к депсихологизации личности, сведению ее к маске, «персоне». Однако и в этой ситуации романы

Набокова, созданные им в период европейской эмиграции, воспринимаются как явление уникальное. На фоне возрастающей тенденций к анализу, препарированию действительности они представляют собой исключение из общего правила: проблема соотношения между вымыслом и «биографизмом», столь характерным для эпохи стремлением к «дневниковости», «исповедальности», всегда решается Набоковым в пользу вымысла (fiction). Притом, что общим знаменателем всех рассмотренных произведений становится повышенное внимание к сознанию и восприятию, набоковский роман не до конца вписывается в систему так называемой «субъективной» прозы. Даже там, где в центре оказывается сознание одного субъекта («Дар») повествование не уподобляется мемуарам или литературе «человеческого документа». Произведение всегда строится по канону искусства литературы - единственному, которому Набоков неукоснительно следовал.

Постоянно обращаясь к жанру романа, В. Набоков использовал те или иные характерные для этой формы ходы. Однако при очевидном неослабевающем интересе к этому жанру во всей присущей ему полноте, он, будучи, прежде всего, писателем двадцатого века, не мог создать ничего подобного, скажем, «Мадам Бовари» или «Анне Карениной», которые в его представлении являются вершиной художественного совершенства.

Итак, начав с более или менее традиционной модели («Машенька»), с героя реалистического типа, Набоков некоторое время идет по другому пути: романная традиция появляется под знаком пародии, соединяясь с элементами массовой культуры и остраняющими сюжетными механизмами В поздних же романах на первый план выходят проблемы онтологические и экзистенциальные: отказываясь от иллюзии самодовлеющего мира, автор выводит в них героев-личностей, ставит их перед лицом смерти, утраты, одиночества. Характерно, что в романах «англоязычного» периода -например, в «Подлинной жизни Себастьяна Найта» и в романе «Bend Sinister» - эта стратегия получила дальнейшую глубокую разработку.

Список использованной литературы включает в себя источники, учтенные и изученные в диссертации, научную и критическую литературу. По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:

1. Бойд Брайан. Владимир Набоков: русские годы: Биография // «Литературоведение». Реф. журнал. - М.: ИНИОН. 2002. - № 3. - С. 179-183.

2. Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова // «Литературоведение». Реф. журнал. - М.: ИНИОН. 2002. - № 3 - С. 183-188.

3. В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2 // «Литературоведение». Реф. журнал. -М : ИНИОН. 2003 -№2.-С. 142-149.

4. Жанровая природа романа В. Набокова «Защита Лужина» // XV Пуришевские чтения: Материалы конференции «Всемирная литература в контексте культуры» - М., 2003. - С. 227-229.

РНБ Русский фонд

2007-4 3324

200А 1

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Рыкунина, Юлия Абдуллаевна

Введение.

Глава 1."Машенька»: от лирики к прозе.

Глава 2. "Игра в роман": "Король, дама, валет", "Защита Лужина", "Камера обскура".

2.1."Король, дама, валет".

2.2."Защита Лужина".

2.3."Камера обскура".

2.4. Принципы "игры в роман"

Глава 3. "Приглашение на казнь" и "Дар": два типа отхода от традиции.

3.0. "Бунт против традиции" в понимании Ю. Левина и модификация романного жанра у В. Набокова.

3.1. "Приглашение на казнь".

3.2. "Дар".

 

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Рыкунина, Юлия Абдуллаевна

Судьба романа в двадцатом веке не раз становилась предметом критической и литературоведческой рефлексии. Внимание к этой проблеме связано, в первую очередь, с той ролью, которую роман играл в предыдущую эпоху. Произведения этого жанра, какие бы формы он ни принимал, создавались как некая проекция мира, как его модель, стремящаяся к полноте охвата, широте, многообразию. Этот мир обладал убедительностью и самодостаточностью, то есть был адекватен «реальности». Высшие достижения такого рода повествования - это, конечно, русский классический роман Л.Толстого и Ф. Достоевского, «Госпожа Бовари» Г.Флобера, романы Стендаля, английский роман Ч.Диккенса и Т. Гарди и др. Эти произведения являют читателю замкнутый, самодовлеющий мир, в котором действуют («живут») герои-индивидуальности, «не зависящие» от воли творца, который от этого мира максимально удален. Роман обладал фабулой, сюжетом, драматическим конфликтом - все это, наряду с эффектом реальности происходящего, обеспечило роману центральное место в литературе второй. половины девятнадцатого века. Принимая априори всю условность понятия «семья Ростовых», читатель был склонен переживать изнутри все события, с ним связанные. Нормативным был подход к литературе, при котором персонажи романа «входили» в жизнь читателя как друзья или родственники, а их поступки обсуждались как реально имевшие место1.

Представляется очевидным, что статус романа в двадцатом веке должен был коренным образом измениться. Познание и отображение субъективного опыта отдельной личности, с одной стороны, и интерес к «человеческому документу», с другой, поколебали превосходство вымысла, без которого нельзя себе представить «эпоху романа». Теперь же вымысел становится прерогативой «низких» жанров — кинематографа, беллетристики.

1 Жанровые особенности реалистического романа рассмотрены в монографии: Тамарченко Н. Д. Русский классический роман XIX века. Проблемы поэтики и типологии жанра. М., 1997.

В статье 1922 года «Конец романа» О. Мандельштам пишет об упадке интереса к судьбе отдельной личности: «Ныне европейцы выброшены из своих биографий, как шары из бильярдных луз. (.) Человек без биографии не может быть тематическим стержнем романа. (.) Современный роман сразу лишился и фабулы, то есть действующей в принадлежащем ей времени личности, и психологии, так как она не обосновывает уже никаких действий» . Что же в этом случае остается современным прозаикам? Мандельштам справедливо замечает: «. выхода из создавшегося положения писатели-романисты ищут в смещении планов, как, например, Андрей Белый (.). Но большинство прозаиков уже совершенно отказались от романа и, не боясь упреков в газетности и злободневности, бессознательно пишут хронику (Пильняк, серапионовцы и др.)»3.

Эти же процессы, воспринимающиеся как смерть романа, становятся предметом целого ряда статей эмигрантских критиков и литературоведов. Так, П. Бицилли в работе с характерным названием «Венок на гроб романа», анализируя современные тенденции, писал об упрощении и обессмысливании жизни, о сведении ее к пародии, имея в виду новых романистов. Герой нового романа не является уже «исполнителем общенациональной задачи», как было прежде; существуя вне среды и вне быта, он переносит собственный интерес в область внутреннего (духовного или материального). В привычном же понимании роман продолжает «жить» в массовой культуре, выдавая тем самым свое низкое происхождение4. Об ущербе вымысла в современной литературе говорил эмигрантский критик В. Вейдле. По его мнению, в новой литературе возобладала тенденция анализа, бесконечного препарирования действительности — у Пруста и Броха вымысел заменен познанием; Пруст, по сути, пишет не роман, а нескончаемые

2 Мандельштам О. Конец романа // Осип Мандельштам. Шум времени. СПб., 1999. С. 251.

3 Мандельштам О. Конец романа // Осип Мандельштам. Шум времени. СПб., 1999. С. 252.

4 Бицилли П. М. Венок на гроб романа. // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. М., 2000. С. 472-475. мемуары, жизнь и личность растворяя в «неисчерпаемом потоке единого воспоминания». Если в классическом виде роман предстает как некая целостность, то в новую эпоху он все больше стремится изобразить действительность в разъятом виде, свести ее к неким рассудочным формулам и т. п. Так, романы Т. Манна и Роберта Музиля В. Вейдле характеризует как энциклопедии германской жизни накануне войны, а роман А. Жида «Фальшивомонетчики» как «авторскую исповедь плюс размышления о том, как пишется роман». В то же время, по замечанию критика, существует и противоположная тенденция (например, романы В. Вульф) - усугубление собственно «литературности», но здесь есть риск потерять само чувство жизни, то есть опять войти в противоречие с привычным каноном. Подводя итог, В. Вейдле делает обобщающий вывод: современный автор не отделяет произведение от своей личности, постоянно подчеркивая: «это вижу я, это мой мир» и т. д.5.

Обращаясь к предмету нашего исследования, романам В. Сирина, заметим, что подобные наблюдения делались и в связи с его творчеством. У того же П. Бицилли читаем: «Похоже на то, что мир, в котором живут герои Сирина, это мир самого автора. У автора нет образа мира - как нет его у его героев»6. Учитывая это мнение, скажем, что, на наш взгляд, жанр романа все же интересовал В. Набокова. В качестве аргумента можно сопоставить его творчество с творчеством таких прозаиков, как И. Бунин и Г. Газданов, -такие параллели проводятся достаточно часто. Итоговое эмигрантское произведение Бунина - «Жизнь Арсеньева» являет собой в чистом виде «субъективную» прозу, нечто даже противоположное роману. Г. Струве писал: «Жизнь Арсеньева» - не роман. Бунин романов не писал и писать не мог, в этом было его ограничение, он не способен был творить какие-то

5Вейдле В. «Над вымыслом слезами обольюсь» // В. В. Вейдле. Умирание искусства. СПб., 1996. С. 10-30.

6 Бицилли П. М. Жизнь и литература. // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. М., 2000. С. 481. миры, живущие собственной, ему внеположной, жизнью.» . «Жизнь Арсеньева» - история человеческого «я» во времени (нечто подобное представляет собой и эпопея Пруста). Романы Газданова, хоть и называются романами, также далеко отстоят от романа в классическом понимании. Являясь «путешествием в глубь памяти», они представляют собой подобие исповеди, внимание и здесь фокусируется на одном сознании, данном в развитии. При этом и у Бунина и у Газданова силен автобиографический элемент. Последний присутствует и у Набокова, однако, уже в «Машеньке», где он выражен достаточно ярко, мы видим попытку представить читателю некий мир, ввести несколько точек зрения. В дальнейшем эта тенденция приобретет игровой оттенок, но полисубъектность сама по себе, пусть и данная в пародийном ключе, наряду с разработанной фабулой (собственно «вымыслом»), говорит о том, что роман в традиционном понимании не был чужд Набокову, его произведения во всем их многообразии менее всего исповеди и «человеческие документы». Проблема полисубъектности подчас очень интересно решалась Набоковым именно в рамках полемики с «дневниковой» прозой самовыражения: герой «Соглядатая» (повести, а не романа) пристально наблюдает за собственными образами, складывающиеся в сознаниях других персонажей, единый рассказчик «распадается» на множество призм, а процесс наблюдения уподобляется творчеству художника. Заметим, что в этом небольшом произведении Набоков в игровой форме показал «как работает» прием, который он сам наблюдал у Пруста, называя его героев «призматическими» людьми. В то же время и те произведения Набокова, где основной субъект один, не могут быть уподоблены мемуарам или исповеди.

Остановимся на научных определениях романа. В. Кожинов, например, называет общими чертами жанра изображение человека в сложных формах жизненного процесса, многолинейность сюжета, охватывающего судьбы

7 Струве Г. П. Русская литература в изгнании. Париж, М., 1996. С. 171. ряда действующих лиц, многоголосие и, как следствие, большой объем по сравнению с другими жанрами8. М. Бахтин выделяет три основных особенности жанра: стилистическую трехмерность, связанную с многоязычным сознанием; коренное изменение временных координат литературного образа в романе; новую зону построения литературного образа в романе, именно зону максимального контакта с настоящим в его незавершенности9. Как видим, исследователи акцентируют внимание на многоголосии (многоязычии) как существенной черте романа — эта особенность в двадцатом веке, очевидно, претерпела самые серьезные изменения. Кроме того, все исследователи подчеркивают свободу и изменчивость этой литературной формы; даже в своем «классическом» виде роман может видоизменяться10.

В задачи данной работы входит рассмотрение шести романов В. Набокова русского периода — с точки зрения истории литературы (эволюция жанра романа), а также с учетом отдельных аспектов теоретической поэтики. Надо оговорить, что сам термин «жанр» понимается нами как «повторяющееся во многих произведениях на протяжении истории развития литературы единство композиционной структуры»11. Важно отметить, что, несмотря на отмеченные черты сходства с романом традиционным (они нередко воспринимаются под знаком массовой культуры: адюльтерная интрига, убийство и т.д.), мы все же имеем дело с модернистским романом. В научной литературе теоретических работ, в которых дана была бы сколько-нибудь целостная характеристика и типология модернистского романа, практически не существует. Можно назвать работу Д. Затонского «Искусство романа и XX век»; в ней автор вводит понятия «центробежного» и

8 Кожинов В. Роман. // Словарь литературоведческих терминов. С. 328.

9 Бахтин М. М. Эпос и роман // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 457.

10 Н. Д. Тамарченко предложил ввести термин "внутренняя мера", имея в виду логику изменения жанра. См.: Тамарченко Н. Д. Типология реалистического романа. Красноярск, 1988. С. 13-14. пЖанр // Словарь литературоведческих терминов. С. 82. центростремительного» романа. Классический роман в понимании Затонского был «центробежным»: Бальзак, Диккенс, Золя сначала «расставляли действующих лиц по местам, затем давался сюжетный толчок — и медленно. начинала развертываться круговая панорама бытия, расширяющаяся с каждой страницей»12. В романе «центростремительном», то есть романе XX века (заметим, что Затонский имеет в виду в основном западноевропейский роман) действие «стягивается» к одному переломному моменту и к единому повествовательному центру. При этом читателю может быть представлена и вся жизнь героя, но «не в эмпирическом ее протекании, а в согласии с той внутренней необходимостью, что определяется отношением этой жизни к стержню конфликта»13. Романы Набокова, вероятно, можно было бы назвать «центростремительными»: нередко начинаясь в размеренном ритме, они затем словно бы «сворачиваются» и оказываются действительно стянуты к единому центру; чаще всего они бывают ориентированы на неожиданный финал, что подчеркивает их глубинное сходство с новеллой.

Однако - повторяем, что основополагающих теоретических работ о модернистском романе, видимо, нет, или же они отличаются чрезмерной идеологизированностью и предвзятостью и не могут служить сколько-нибудь ценным пособием. Существуют работы, в которых затрагиваются отдельные аспекты этого жанра. Так, в фундаментальной работе Ж. Женетта «Повествовательный дискурс» в качестве иллюстрации к теории нарратологии используется эпопея М. Пруста «В поисках утраченного времени». Следует назвать также англоязычную работу Дж. Фостера «Набоковское искусство памяти и европейский модернизм», где проводятся параллели с творчеством Пруста.

Обращаясь собственно к «набоковедческим» работам, заметим, что попытки создать единую систему подхода к романам русского периода, выделить

12 Затонский Д. Искусство романа и XX век. С. 383. некий инвариант, иначе говоря, метароман, не представляются удачными. К таким попыткам нужно отнести работы В. Ерофеева «В поисках потерянного рая: (Русский метароман В. Набокова)» и «Русская проза Владимира Набокова». В. Ерофеев называет прафабулой набоковского романа мотив изгнания из рая, связь с псевдоизбранницей, попытку обрести потерянный рай детства, в котором отец наделяется чертами божества. Но если под эту формулу более или менее подходят «Машенька» и отчасти «Дар», то с «Защитой Лужина» и даже с «Подвигом» дело обстоит сложнее, так как их фабула не сводится к поискам утраченного рая - этот мотив в большей степени присутствует в лирике Набокова. Кроме того, В. Ерофеев обходит вниманием роман «Король, дама, валет», (а также роман «Камера обскура», не включенный в первое собрание сочинений), тоже относящийся к русскому периоду творчества, говоря, что следующим после «Машеньки» романом была «Защита Лужина»14. Надо заметить, что, если некий топос «потерянного рая» присутствует в романах Сирина, то сюжет далеко не всегда сводится к попыткам заново его обрести.

Более плодотворными выглядят попытки дифференцированного подхода, позволяющего выстроить классификацию русских романов. Но прежде надо сказать о нескольких традициях, сформировавшихся в литературоведении в связи с творчеством Набокова. Начало одной (наверное, самой популярной) из них положил В. Ходасевич. Он называет Сирина «художником формы, писательского приема», который «не только не маскирует. своих приемов, но напротив. сам выставляет их наружу»15. Тема Сирина, по мнению Ходасевича, это «жизнь художника и жизнь приема в сознании художника»; до «Дара» эта тема присутствует в остраненном виде: художник скрывается под маской шахматиста, коммерсанта и т. д.16. При противоположном

13 Затонский Д. Искусство романа и XX век. С. 383.

14 Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. С. 18.

15 Вл. Ходасевич. О Сирине. // В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 247.

16 Вл. Ходасевич. О Сирине. // В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 249. подходе берется во внимание «метафизический» аспект произведений

Набокова. Главное место здесь принадлежит, видимо, В. Е. Александрову и его работе «Набоков и потусторонность». В ней автор полемизирует с точкой зрения Ходасевича, согласно которой Набоков является по преимуществу творцом металитературы. В. Е. Александров рассматривает русские и американские романы Набокова, а так же его автобиографические книги, исходя из того, что «основу набоковского творчества составляет эстетическая система, вырастающая из интуитивных прозрений трансцендентальных измерений бытия»17. Исследователь, в частности, убедительно показывает, что потусторонность может являться скрытым источником творческого импульса, а некоторые герои Набокова оказываются способны к опыту космической синхронизации» (вневременному видению, свойственному, в первую очередь, художнику); отмечаются рассыпанные в текстах намеки на присутствие потусторонней силы в жизни героев и т.д. Эстетику Набокова

Александров выводит, в том числе, и из эстетики русских символистов.

Американский исследователь Бартон Джонсон проблематизирует аспект отношений нескольких миров в духе неоплатонизма: у Набокова он наблюдает бесконечную профессию убывающих миров, за каждым из

18 которых стоит авторская «персона» .

Надо выделить еще один подход — экзистенциальный. В. Варшавский, рассматривая «Приглашение на казнь», назвал Сирина наиболее ярким выразителем «социально-духовной трагедии» поколения эмигрантов: «Чтобы уйти от ужаса и мучений, испытываемых им на своей «социализированной». поверхности, сознание героя. обращается вглубь себя»19. «Экзистенциальным» можно назвать и подход, обозначенный в книге Г. Хасина «Театр личной тайны», хотя произведения Набокова здесь

17

Владимир Евгеньевич Александров «Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика». СПб., 1999. С. 7.

18 Johnson D. Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ardis, 1985.

19 Варшавский В. О прозе младших эмигрантских писателей // Современные записки. 1936. Kh.LXI.C. 112. рассматриваются в другом ракурсе. По мнению автора, герои романов всячески стремятся сохранить свою «приватность», инкогнито, а конфликт начинается с вторжения чужого «взгляда» (понятие Сартра), наблюдателя, в конечном счете, «похитителя бытия». При этом в поздних романах персонаж-рассказчик («порождающий» собственный окружающий мир) служит «авторским инкогнито». Таким образом, для всех — и для «авторов» и для персонажей - важнейшей задачей является ускользание от взгляда, иначе говоря, мимикрия20.

Надо заметить, что понятие Лейбница «безоконная монада», которым пользуется Хасин, применил к набоковским героям еще П. Бицилли в статье «Возрождение аллегории» (1936) - эту статью Набоков считал лучшей, из всех, что были написаны о нем в эмиграции. П. Бицилли пишет: у Сирина «нет характеров. Всякий его персонаж - Everyman старинной английской мистерии: любой человек, по-своему им увиденный. Каждый из них слеп и глух, абсолютно непроницаем, карикатура лейбницевской «не имеющей окон» монады»21. П. Бицилли сравнивает произведения Сирина с творениями Гоголя и Салтыкова-Щедрина в том смысле, что в них явлена не личность, а человек вообще, и потому их искусство может быть уподоблено аллегории. Подход Бицилли тоже может быть назван экзистенциальным (универсализация экзистенциальных проблем). Хотя он и является наиболее нам близким, заметим, что он не может быть признан универсальным: ряд романов не вписываются в эту концепцию.

Таким образом, в произведениях Набокова можно выделить несколько уровней: метафизический, онтологический (экзистенциальный) и собственно поэтический. Все эти концепции будут нами учитываться, однако приоритетным направлением будет все же поэтика, притом, что мы не

20 Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова. М., СПб., 2001.

21 Бицилли П. М. Возрождение аллегории. // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. М., 2000. С. 448. склонны, вслед за Ходасевичем, сводить набоковский роман исключительно к «метапрозе», то есть ряду приемов.

Видимо, наиболее внятный и внутренне оправданный подход можно найти в работе М. Медарич «Владимир Набоков и роман XX столетия». М. Медарич подразделяет романы русского периода на две группы. К «традиционной» группе она относит «Машеньку», «Подвиг» и «Дар», связанные с автобиографическим материалом, а ко второй группе - «Король, даму, валет», «Защиту Лужина», «Камеру обскура» и «Отчаяние». Во второй группе подчеркнуто условные персонажи «деперсонализируются, в то время как авторское «Я» играет все более важную роль. творца, демиурга, а не участника или свидетеля событий». Однако исследовательница подчеркивает условность такого деления, замечая, что во второй группе романов присутствуют реалистические мотивировки, характерные вроде бы для «миметического» типа литературы, тогда как во «второй» группе эти мотивировки, «работающие» на миметический эффект, могут опровергаться с помощью ряда приемов. Таким образом, по мнению Медарич, у Набокова от ранних романов к более поздним идет выработка индивидуальной модели жанра. Признаки этой модели: игровой аспект текста; интертекстуальность; автотематизирование. Медарич выделяет два типа персонажей — «типы» (куклы, марионетки) и «волевые» характеры, являющиеся носителями принципа остранения; подчеркивает усиление доли фабулы, говорит об орнаментальности как принципе организации текста. При этом орнаментальность и дуалистическая картина мира могут быть возведены к творчеству символистов, а искусство фабулирования и прием остранения отсылают к теориям формализма. С другой стороны, новое отношение к материальной реальности вызывает ассоциации с поэтической стратегией акмеизма. Медарич делает вывод: Набокову, очевидно, близка была позитивная программа русского символизма, в которой отрицается непреодолимая пропасть между мирами, а напротив - все оказывается связанным со всем. Набокову, по мнению исследовательницы, удалось таким образом соединить художественные находки русского модернизма и авангарда . М. Медарич, таким образом, наиболее близко подошла в своей работе к проблеме жанрово-стилевой специфики: некоторые из сформулированных ею принципов развиты в предлагаемом исследовании. Проблема сюжета интересующих нас произведений затрагивается в работе Б. Аверина «Поэтика ранних романов Набокова»: «Медленно набирая ход, набоковское повествование накапливает массу деталей, значимость которых остается не маркированной» . Исследователь, таким образом, обращает внимание на замедленность в развитии сюжета и на то, что читатель оказывается уравнен с героем в плане осведомленности о событиях, вернее, об их «истинном» значении. Заметим, что это не всегда так. В ряде романов основной пародийный эффект возникает как раз в связи с тем, что читатель обладает большей полнотой информации, чем слепые персонажи-марионетки; в особенности это заметно на примере романа «Король, дама, валет». Важным представляется вывод Аверина о том, что «доминантной \ характеристикой (текста) остается у Набокова синхрония»24. Этот аспект также будет нами подробно рассматриваться. В заключении Б. Аверин делает вывод: для классической литературы характерно строгое разделение между такими измерениями, как мир за пределами текста, предмет, воплощенный в тексте и способ его воплощения. Для Набокова же, по мнению исследователя, характерно стремление отождествить эти измерения. Воспоминания, карточный расклад, шахматы соответственно в «Машеньке», «Короле, даме, валете», и «Защите Лужина» служат «универсальной метафорой жизни, а не одним из ее проявлений, (.) и одновременно

22 М. Медарич. Владимир Набоков и роман XX столетия. // В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 454-473.

23 Аверин Б. В. Поэтика ранних романов Набокова // Набоковский вестник. Выпуск 1. СПб., 1998. С. 41.

24 Аверин Б. В. Поэтика ранних романов Набокова // Набоковский вестник. Выпуск 1. СПб., 1998. С. 42. моделью, определяющей способ повествования»25. Отмеченный здесь достаточно очевидный принцип (речь ведь изначально идет не о реалистическом произведении) будет рассматриваться нами во второй главе, как один из частных аспектов «игровои поэтики.

Особенности повествовательной системы набоковского романа были рассмотрены в фундаментальной работе П. Тамми «Проблемы поэтики

Л/

Набокова: Нарратологический анализ» .

Итак, нам предстоит рассмотреть шесть романов Набокова, наиболее репрезентативных в плане своеобразия жанровой модели, концентрируя внимание на вариативных признаках жанра. Очевидно, что эти признаки существенным образом связаны со стилем произведения, который определяется, в частности, речевой организацией романов. Одна из основных задач работы, в значительной степени определяющая ее новизну - построение такой классификации материала, которая позволила бы проследить эволюцию в формировании жанровой модели. 'Актуальность исследования связана с тем, что при достаточно большом количестве работ, посвященных творчеству Набокова, такого системного подхода, который охватывал бы и жанровую и стилевую специфику романов, I осуществлено, по-видимому, не было. Мы будем рассматривать на конкретных примерах разные модели набоковского романа. Именно эта задача определяет структуру диссертации: в каждой главе объектом изучения является определенная модель. Для этого были избраны следующие произведения: "Машенька", "Король, дама, валет", "Защита Лужина", "Камера обскура", "Приглашение на казнь", "Дар". На наш взгляд, именно в этих романах наиболее ярко проявлена та или иная модель, в связи

Аверин Б. В. Поэтика ранних романов Набокова // Набоковский вестник. Выпуск 1. СПб., 1998. С. 44.

26Tammi Pekka. Problems of Nabokov's Poetics: A Narcological Analysis. Helsinki, 1985.

27 Стиль определяется M. Гиршманом как «непосредственное выражение авторского присутствия в каждом значимом элементе произведения» (Гиршман М. М. Стиль литературного произведения: Учебное пособие. Донецк, 1984. С. 14). с чем на их примере удобно анализировать различные аспекты этих моделей. В работе не рассматриваются подробно романы "Подвиг" и "Отчаяние", но принадлежность их к той или иной модели нами будет оговорена. Следует заметить, что разграничение между романом и повестью, которое нами также будет оговариваться, не входит в основные задачи работы: ряд романов Набокова действительно близок повести, но для нас важней было ввести разграничение внутри самой романной парадигмы, исходя из того, что все шесть произведений имеют подзаголовок "роман". Подход к анализу базируется в первую очередь на теории М. М. Бахтина, выделяющего такие жанрообразующие составляющие, как хронотоп и сюжет, слово и стилистический мир, "зона построения образа". Нас также будет интересовать, как видоизменяется у В. Набокова сформулированный Бахтиным принцип: герой романа "или больше своей судьбы или меньше своей человечности" - в этой связи нами будет рассматриваться тип героя, в значительной степени связанный и с характером сюжета. В то же время мы принимаем во внимание положения, развиваемые, в том числе и в эмигрантской критике: в частности в уже названных нами работах Бицилли рассматривается проблема изображения человека в современной литературе. Рассматривая повествовательную структуру, мы опирались на работу Б. Успенского "Поэтика композиции", в которой подробно рассмотрена проблема точек зрения29. Таким образом, мы предлагаем системный подход к романам: берется во внимание сюжетное построение, пространственно-временная организация, субъектная структура30 , зона построения образа (отношения автора и персонажей). Особенностями взаимосвязи этих элементов обусловлена попытка классификации романов. Как уже было замечено, выработка некоего единого подхода ко всей группе русских

28 Бахтин М. М. Эпос и роман // Бахтин М. М. Эпос и роман. СПб., 2000. С. 228.

29 Успенский Б. А. Поэтика композиции // Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1995.

30 Термин "субъектная структура" используется нами в значении, которое придавал ему Б. О. Корман. См.: Корман Б. О. О целостности литературного произведения // Корман Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы. Ижевск, 1992. С. 120. романов представляет собой серьезную проблему. Если предположить, что эволюция идет от более или менее классической формы («Машенька») к усложненной синтетической модели («Дар»), можно столкнуться с противоречием: между «Машенькой» и «Даром» общего, на первый взгляд, как раз больше, чем, скажем, между «Даром» и «Приглашением на казнь», которые создаются примерно в один период. Так же в один период из-под пера Набокова выходят столь разные по замыслу и воплощению романы, как «Камера обскура» и «Подвиг». Поэтому чтобы говорить об эволюции, надо выбрать какие-то определенные варьирующиеся принципы, критерии, которые бы и позволили ввести разграничение. Этими критериями могут быть субъектная структура и иллюзия художественно полноценного замкнутого мира. Посмотрим, какие выводы можно сделать на основе такого подхода.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Специфика жанрово-стилевой системы романов В.В. Набокова "русского" периода"

Заключение

Сегодня в литературоведении наблюдается настоящий «набоковский бум»: одна за другой выходят книги, статьи, ранее не публиковавшиеся материалы и т. д. В силу уникальности явления перед учеными открылись бесконечные перспективы. Действительно, как мы имели возможность убедиться, проза Набокова являет собой настолько сложный синтез самых разных форм, стилистических ходов и современных влияний, что поток этот в ближайшее время навряд ли иссякнет. Именно этот синтез, объединивший самые серьезные искания и проблемы человека 20-го столетия с «беспечным» вымыслом и стилистической изощренностью объясняет непреходящую популярность феномена В.Набокова.

Что же представляет из себя Набоков-романист? В эпоху кризиса традиционного романа само это жанровое определение претерпело немалые изменения, став более емким и универсальным. Однако и в этом контексте романы Набокова, созданные им в период европейской эмиграции, воспринимаются как явление уникальное. На фоне возрастающей тенденции к анализу, препарированию действительности романы эти представляют собой некое исключение из общего правила: проблема соотношения между художественным вымыслом и «биографизмом» («дневниковостью», «исповедальностью», столь характерных для той эпохи) всегда решается Набоковым в пользу вымысла, того, что называется fiction. Притом, что общим знаменателем всех рассмотренных произведений становится повышенное внимание к сознанию и восприятию, набоковский роман не до конца вписывается в систему так называемой «субъективной» прозы. Даже там, где в центре оказывается сознание одного субъекта («Дар») повествование не уподобляется мемуарам или литературе «человеческого документа». Произведение всегда строится по канону искусства литературы — единственному канону, которому Набоков неукоснительно следовал.

В целом, модернистский роман тяготел, по-видимому, к двум разным полюсам: глубочайшему психологическому анализу и, напротив, к депсихологизации личности, сведению ее к маске, «персоне». Как пишет Бицилли об эпопее Пруста, «Крайности всегда сходятся — и не случайно, что, за исключением «я», барона Шарлю и его братьев по ордену, все остальные персонажи Пруста — пародированные представители различных социальных категорий, "personae", маски, типы» . В каком-то смысле Набоков идет даже дальше, выводя на сцену одних лишь марионеток, управляемых всесильным автором-творцом. В этой группе романов (см. вторую главу настоящего исследования) герои на разных уровнях уподобляются то куклам, то маскам народной комедии, причем последние знаменуют «изношенность» традиционной схемы с характерной для нее адюльтерной интригой. Переход от одной точки зрения к другой воспринимался в этом контексте как авторское управление марионетками притом, что сами романы на первый взгляд являют собой замкнутый самодостаточный мир.

Кроме того, романы этой группы отличаются у Набокова и особой логикой развития сюжета: увеличивается роль «фатума», иначе говоря, в этих произведениях царит, как знак авторского контроля, тотальный детерминизм. Это свойство мы выделяли, характеризуя набоковскую «игровую поэтику». Можно сделать и следующий вывод. Постоянно обращаясь к жанру романа, В. Набоков использовал те или иные характерные для этой формы ходы. Однако при очевидном неослабевающем интересе именно к этому жанру во всей присущей ему полноте, Набоков, будучи, прежде всего, писателем двадцатого века, не мог создать ничего подобного, скажем, «Мадам Бовари» или «Анне Карениной» - произведениям, которые были в его представлении вершиной художественного совершенства.

Итак, начав с более или менее традиционной модели («Машенька»), с героя реалистического типа, Набоков некоторое время идет по другому пути: ■ "•*■

Бицилли П. М. Жизнь и литература. // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: романная традиция появляется снова уже под знаком пародии (возвращение к классическим принципам чувствуется лишь в "Подвиге"), соединяясь с отдельными элементами массовой культуры. В поздних же романах, рассмотренных нами в последней главе, на первый план выходят проблемы онтологического и даже экзистенциального толка: отказываясь от иллюзии самодовлеющего.мира, автор выводит в них героев-личностей, характеров, ставит их перед лицом смерти, утраты, грубого, бездушного мира. Характерно, что в первых романах «англоязычного» периода - «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Под знаком незаконнорожденных» - эта стратегия получила дальнейшую глубокую разработку.

Исследования, статьи, рецензии. М., 2000. С. 480.

 

Список научной литературыРыкунина, Юлия Абдуллаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Замятин. Мы. // Замятин Е. Мы: Роман; Хаксли О. О дивный новый мир: Роман. М.: Художественная литература, 1989.

2. Набоков В. В. Возвращение Чорба // Набоков В. В. Собрание сочинений в четырех томах. Т. 1. — М.: Правда, 1990.

3. Набоков В. В. Дар // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 4. СПб.: «Симпозиум», 2002.

4. Набоков В. В. Другие берега // Набоков В. В. Собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. — М.: Правда, 1990.

5. Набоков В. В. Защита Лужина // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 2. — СПб.: «Симпозиум», 1999.

6. Набоков В. В. Искусство литературы и здравый смысл // Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе. М.: Издательство Независимая газета, 2000.

7. Набоков В. В. Камера обскура // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т.З. - СПб.: «Симпозиум», 2001.

8. Набоков В. В. Король, дама, валет // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 2. — СПб.: «Симпозиум», 1999.

9. Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе. — М.: Издательство Независимая газета, 2000.

10. Набоков В. В. Лекции по русской литературе. — М.: Независимая газета, 1996.1.. Набоков В. В. Облако, озеро, башня // Набоков В. В. Собрание сочинений в четырех томах. Т.4. - М.: Правда, 1990.

11. Набоков В. В. Оповещение // Набоков В. В. Собрание сочинений в четырех томах. Т.З. — М.: Правда, 1990.

12. Набоков В. В. О книге, озаглавленной "Лолита" (Послесловие к американскому изданию 1958-го года) // В. В. Набоков: pro et contra. — СПб.: РХГИ, 1997. — С.82-90.

13. Набоков В. В. Отчаяние // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т.З. — СПб.: «Симпозиум», 2001.

14. Набоков В. В. Память, говори. Автобиография. Реконструкция С. Ильина // Набоков В. В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 5. - СПб.: «Симпозиум», 1999.

15. Набоков В. В. Подвиг // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т.З. — СПб.: «Симпозиум», 2001.

16. Набоков В. В. Подлинная жизнь Себастиана Найта // Набоков В. В. Bend Sinister (романы). СПб.: Северо - Запад, 1993.

17. Набоков В. В. Постскриптум к русскому изданию романа "Лолита" // В.

18. B. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 90-94.

19. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу рассказа "Круг" ("The Circle") // В. В. Набоков: pro et contra.- СПб.: РХГИ, 1997. С. 105-107.

20. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Дар" ("Gift") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 49-52.

21. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Защита Лужина" ("The Defense") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997.1. C. 52-56.

22. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Король, дама, валет" ("King, Queen, Knave") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997.-С. 63-67.

23. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Машенька" ("Магу") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 67-70.

24. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Отчаяние" ("Despair") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С.59-63

25. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Подвиг" ("Glory") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 70-75.

26. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Приглашение на казнь" ("Invitation to a Beheading") // В. В. Набоков: pro et contra СПб.: РХГИ, 1997. - С. 46-49.

27. Набоков В. В. Предисловие к английскому переводу романа "Соглядатай" ("The Eye") // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 56-59.

28. Набоков В. В. Предисловие к роману"Веп<1 Sinister" // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С.75-82.

29. Набоков В. В. Приглашение на казнь // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 4. — СПб.: «Симпозиум», 2002.

30. Набоков В. В. Рассказы; Приглашение на казнь: Роман; Эссе, интервью, рецензии. — М.: Книга, 1989.

31. Набоков В. В. Смех в темноте. Реконструкция А. Люксембурга // Набоков В. В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 5.-СПб.: «Симпозиум», 1999.

32. Набоков В. В. Соглядатай // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 3. - СПб.: «Симпозиум», 2001.

33. Набоков В. В. Стихи. Анн Арбор, Мичиган: Ардис, 1979. Оруэлл Дж. 1984 // «1984» и эссе разных лет. - М.: "Прогресс", 1989.

34. Набоков В. В. Bend Sinister // Набоков В. В. Bend Sinister (романы). -СПб.: Северо-запад, 1993.

35. Научная и критическая литература

36. Аверин Б. В. Набоков и набоковиана // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 851-868.

37. Аверин Б. В. Поэтика ранних романов Набокова // Набоковский вестник. Выпуск 1. - СПб., 1998. - С. 39-46.

38. Адамович Г. Владимир Набоков: Публ. Ст. из книги "Одиночество и свобода" // Октябрь. 1989. № 1. - С. 195-201.

39. Адамович Г. В. Сирин «Камера обскура» // Последние новости. 27 октября 1932.-С.2.

40. Адамович Г. Лит. Заметки // ПН. 22 сент. 1939. С. 3.

41. Адамович Г. Перечитывая "Отчаянье" // ПН. 5 марта 1936. С. 2—3.

42. Адамович Г. Рецензия на "Современные записки" (Париж) — № 40 // Последние новости (Берлин). 31 окт. 1929. С. 2—3. ("Защита Лужина").

43. Адамович Г. Рец. на СЗ № 41 // ПН. 13 февр. 1930. С. 3. ("Защита Лужина").

44. Адамович Г. Рец. на СЗ № 42 // ПН. 15 мая 1930. С. 3-4. ("Защита Лужина").

45. Адамович Г. Рец. на СЗ № 46 // ПН. 4 июня 1931. С. 2. ("Подвиг")

46. Адамович Г. Рецензия // ПН. 14 мая 1934. С. 2-3. ("Отчаянье").

47. Адамович Г. Рецензия // ПН. 8 ноя. 1934. С. 2-3. ("Отчаянье").

48. Адамович Г. Рецензия // ПН. 4 июля. — 1935. — С. 3. ("Приглашение на казнь").

49. Адамович Г. Рецензия // ПН. 28 ноя. 1935. — С. 3. ("Приглашение на казнь").

50. Адамович Г. Сирин // ПН. 4 янв. 1934. С. 3.

51. В. Е. Александров "Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика". — СПб.: Алетейя, 1999 г. — 320 с.

52. Анастасьев Н. Одинокий Король. — М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2002. 525 с.

53. Анастасьев Н. А. Феномен Набокова. М.: Сов. писатель, 1992. - 316 с.

54. Андреев Н. Сирин // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. -С. 220-231.

55. Бабиков А. «Событие» и самое главное в драматической концепции В.

56. B. Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2. СПб., 2001. - С.558-587.

57. Барабтарло Г. Очерки особенностей устройства двигателя в "Приглашении на казнь" // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997.-С. 439-454.

58. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. - С. 9-227.

59. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. — М.: Сов. Россия, 1979.-318 с.

60. Бахтин М. М. Роман воспитания и его значение в истории реализма // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М.: "Искусство", 1986.1. C.203-210.

61. Бахтин М. М. Слово в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. - С. 72-233.

62. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. - С. 11-194.

63. Бахтин М. М. Эпос и роман // Бахтин М. М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. - С. 194-233.

64. Берберова Н. Набоков и его "Лолита" // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 284-308.

65. Бицилли П. М. Возрождение аллегории // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. — М.: Русский путь, 2000.-С. 438-451.

66. Бицилли П. М. Венок на гроб романа // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. — М.: Русский путь, 2000. С. 469-476.

67. Бицилли П. М. В. Сирин. "Приглашение на казнь". Его же. "Соглядатай". Париж, 1938 // В. В. Набоков: pro et contra. - СПб.: РХГИ, 1997.-С. 251-255.

68. Бицилли П. М. Жизнь и литература // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. М.: Русский путь, 2000. — С. 476-487.

69. Бицилли П. М. Несколько замечаний о современной зарубежной литературе // Бицилли П. М. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. М.: Русский путь, 2000. - С. 459-464.

70. Блэкуэлл Ст. Границы искусства: чтение как "лазейка для души в "Даре" Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2 - СПб.: РХГИ, 2001.- С. 824-852.

71. Блюмбаум А. Конструкция мнимости: к поэтике «Восковой персоны» Ю. Тынянова// Новое литературное обозрение — № 47. С. 132-172.

72. Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы: Биография. — М.: Издательство Независимая газета; СПб.: Издательство "Симпозиум", 2001.- 695 с.

73. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. М.: Новое литературное обозрение, 1998. — 208 с.

74. Варшавский В. В. Сирин. "Подвиг" // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 231-234.

75. Варшавский В. Незамеченное поколение. — М.: Изд. фирма "Информ-экспресс", 1992.

76. Варшавский В. О прозе младших эмигрантских писателей. // Современные записки. 1936. — № 61. — С. 112.

77. Вейдле В. Двадцать лет европейской литературе // Последние новости (Берлин) 10 февр. 1939. С. 3.

78. Вейдле В. В. Сирин. "Отчаяние" // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 242-244.

79. Вейдле В. "Над вымыслом слезами обольюсь" // Вейдле В. Умирание искусства. СПб.: Аксиома, Мифрил, 1996. - С. 10-30.

80. Вейдле В. Рецензия // Возрождение (Париж) 12 мая. 1939. — С. 3. ("Защита Лужина").

81. Вейдле В. Русская литература в эмиграции: новая проза // Возрождение (Париж) 19 июня 1930. С. 3.

82. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. — М.: Высшая школа, 1989.- 404 с.

83. Газданов Г. О молодой эмигрантской литературе // Современные записки, 1936, LX . - С. 404-408.

84. Гайжюнас С. Роман воспитания. Динамика жанровой структуры. — Вильнюс, 1984.-242 с.

85. Гессен И. В. Годы изгнания. Жизненный отчет. Париж: YMCA-Press, 1979.

86. Гинзбург Л. Я. О литературном герое. Л.: "Сов. писатель", 1979. — 222 с.

87. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. — Л.: Сов. писатель, 1971. — 464 с.

88. Грейсон Дж. Метаморфозы "Дара" // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 590-636.

89. Грифцов Б. А. Теория романа. М.: Изд. Гос. Академии Худож. Наук, 1927.- 151 с.

90. Давыдов С. "Гносеологическая гнусность" Владимира Набокова: Метафизика и поэтика в романе "Приглашение на казнь" // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 476-491.

91. Давыдов С. Набоков: герой, автор, текст // В. В. Набоков: pro et contra.- Т. 2. СПб.: РХГИ, 2001. - С. 315-328.

92. Давыдов С. Что делать с "Даром" Набокова? // Обществ. Мысль: Исследования и публикации. — М., 1993. Вып. 4. - С. 59-75.

93. Даниэль С. Оптика Набокова // Набоковский вестник. Вып. 4. - С. 168-172.

94. Дарк О. Загадка Сирина // Набоков В. Собр. соч.: В 4т. Т. 1. — М.: Правда, 1990. - С. 403-409.

95. Дарк О. Загадка Сирина: Ранний Набоков в критике "первой волны" русской эмиграции // Вопросы литературы. 1990. № 3. — С. 243-257.

96. Двинятин Ф. «Пять пейзажей с набоковской сиренью» // В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2. - СПб., 2001. - С. 291-315.

97. Долинин А. "Двойное время" у Набокова (От "Дара" к "Лолите") // Пути и миражи русской культуры. — СПб.: Северо-запад, 1994. С. 283-322.

98. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: первые романы // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 2. — СПб.: "Симпозиум", 1999. С. 9-42.

99. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: от "Соглядатая" к "Отчаянию" // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. - Т.З. - СПб.: "Симпозиум", 2001. - С. 9-42.

100. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: Две вершины -"Приглашение на казнь" и "Дар" // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 4. — СПб.: "Симпозиум", 2002. — С. 9-44.

101. Долинин А. Набоков, Достоевский и достоевщина // Литературное обозрение. 1999. № 2. - С. 38-46.

102. Долинин А. Три заметки о романе Владимира Набокова "Дар" // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 697-741.

103. Долинин А. Цветная спираль Набокова // Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии.— М.: Книга. 1989.-С. 438-469.

104. Дымарский М. Deux ex texto, или вторичная дискурсивность набоковской модели нарратива // В. В. Набоков: pro et contra. — Том 2. — СПб.: РХГИ, 2001. С.236-261.

105. Ерофеев В. Русский метароман В. Набокова, или в поисках потерянного рая // Вопросы литературы. 1988. — № 10. — С. 125-160.

106. Ерофеев В. Русская проза Владимира Набокова // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. - М.: Правда, 1990. - С. 3-32.

107. Женетт Ж. Повествовательный дискурс // Женетт Ж. Фигуры. В 2-х томах. Т. 2. - М.: Изд.-во им. Сабашниковых, 1998. — С. 60-282.

108. Женетт Ж. Литература и пространство // Женетт Ж. Фигуры. В 2х томах. Том. 1. — М.: Изд.-во им. Сабашниковых, 1998. — С. 278-283.

109. Злочевская А. В. В. В. Набоков и Гоголь: На материале романа "Защита Лужина" // Русская словесность. 1998. № 4. - С. 24-29

110. Злочевская А. В. Парадоксы "игровой" поэтики Владимира Набокова (на материале повести "Отчаяние") // Филологические науки. 1997. № 5. -С. 3-12.

111. Злочевская А. В. Традиции Ф. М. Достоевского в романе В. Набокова "Приглашение на казнь" // Филологические науки. 1995. — № 2. С. 3-12.

112. Злочевская А. В. Эстетические новации Владимира Набокова в контексте традиции русской классической литературы // Вестник Моск. Унта. № 4. - С. 9-19. Сер. 9. Филология.

113. Иванов Г. В. Сирин. "Машенька", "Король, дама, валет", "Защита Лужина", "Возвращение Чорба", рассказы // В. В. Набоков: pro et contra. — СПб.: РХГИ, 1997. С. 215-218.

114. Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века. — М.: "Искусство", 1975.-280 с.

115. Коннолли Дж. Загадка рассказчика в «Приглашении на казнь» В. Набокова // Русская литература 20 века. Исследования американских ученых. -СПб., 1993.-С. 452-453.

116. Коннолли Дж. В. "Король, дама, валет" // В. В. Набоков: pro et contra. -Т. 2. СПб.: РХГИ, 2001. - С.599-619.

117. Коннолли Дж. В. "Terra incognita" и "Приглашение на казнь": борьба за свободу воображения // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. — С. 354-364.

118. Корман Б. О. О целостности литературного произведения // Корман Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы. — Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 1992. С. 119-128.

119. Левин Ю. И. Биспациальность как инвариант поэтического мира Набокова // Russian Literature (Amsterdam). № XXVIII (1). 1990. - С.45-124.

120. Левин Ю. И. Об особенностях повествовательной структуры и образного строя романа Владимира Набокова "Дар" // Ю. И. Левин. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. — М., 1998. — С. 287-367.

121. Левин Ю. Заметки о "Машеньке" В. В. Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 364-375.

122. Левинг Ю. Владимир Набоков и Саша Черный // Литературное обозрение. 1999. № 2 - С. 52-57.

123. Левинг Ю. Раковинный гул небытия (В. Набоков и Ф. Сологуб) // В. В. Набоков: pro et contra. Том 2 - СПб.: РХГИ, 2001. - С.499-520.

124. Линецкий В. "Анти-Бахтин" лучшая книга о Владимире Набокове. — СПб.: Тип. им. Котлякова, 1994. - 308 с.

125. Липовецкий М. Эпилог русского модернизма (Художественная философия творчества в "Даре" Набокова) // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 643-667.

126. Лотман Ю. М. Куклы в системе культуры. // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб., 2000. - С. 645-650.

127. Лотман Ю. М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1. - Таллинн, 1992. - С. 224-242.

128. Лотман. Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб.: "Искусство - СПБ", 2000. - С. 14-281.

129. Лотман Ю. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю. О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. - С. 712-743.

130. Люксембург А. М. Амбивалентность как свойство набоковской игровой поэтики // Набоковский вестник. — Вып. 1. — С. 16-25.

131. Мандельштам О. Конец романа // Мандельштам О. Шум времени. -СПб.: Азбука, 1999. С. 245-251.

132. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М.: "Coda", 1996. - 474 с.

133. Маслов Б. Поэт Кончеев: опыт текстологии персонажа // Новое литературное обозрение — № 47. 2001. — С.172-187.

134. Мочульский К. Роман Сирина // Звено (Париж). — № 168 (18 апр.) — 1926. ("Машенька").

135. Мулярчик А. Постигая Набокова // Набоков В. В. Романы. М.: Современник, 1990. - С. 5-18.

136. Мулярчик А. Набоков и "набоковианцы" // Вопросы литературы. 1994 — Вып. 3. С. 125-169.

137. Набоков В. М. А. Алданов. "Пещера" // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 4. - СПб.: "Симпозиум", 2002. - С. 593-596.

138. Набоков В. Анкета о Прусте // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 3. - СПб.: "Симпозиум", 2001. - С.688-689.

139. Набоков В. Литературные заметки: О восставших ангелах // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. — Т. 3. — СПб.: "Симпозиум", 2001.-С. 684-688.

140. Набоков В. Н. Берберова. "Последние и Первые" // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 3. — СПб.: "Симпозиум", 2001.- С. 700-702.

141. Набоков В. Торжество добродетели // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 2. - СПб.: "Симпозиум", 1999. - С. 683-689.

142. Набоков В. Юбилей. // Набоков В. В. Русский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 2. - СПб.: "Симпозиум", 1999. - С. 645-647.

143. Носик Б. Мир и дар В. Набокова: первая русская биография писателя. -Л.: Совм. изд. "Пенаты" и фирма "РиД" , 1995. 549 с.

144. Носкович М. М. Творчество В. Набокова 1920-30х годов и массовая культура Европы и США: образы и влияние: автореферат диссертации. М., 1999.

145. Осоргин М. В. Сирин "Камера обскура ", роман // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 240-242

146. Осоргин М. Рецензия // Последние новости. 4 окт. 1928. С. 2. ("Король, дама, валет").

147. Осоргин М. Рецензия // Современные записки. 1926. № 28 — С. 474-476.

148. Осоргин М. Рецензия // Последние новости. 27 окт. 1932. С. 2. ("Подвиг").

149. Паперно И. Как сделан "Дар" Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. — СПб.: РХГИ, 1997. С. 491-514.

150. Полищук В. Жизнь приема у Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. -СПб.: РХГИ, 1997. С. 815-829.

151. Ронен О. Заумь за пределами авангарда//Литературное обозрение. 1991.- № 12. — С. 40-43

152. Ронен О. Пути Шкловского в "Путеводителе по Берлину" // Звезда. 1999.- № 4. С. 164-172.

153. Савельева Г. Кукольные мотивы в творчестве Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2. - СПб.: РХГИ, 2001. - С. 345-355.

154. Семенова Н. Цитация в романе В. Набокова "Король, дама, валет" // В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2. - СПб.: РХГИ, 2001. - С. 650-662.

155. Сендерович С., Шварц Е. Вербная штучка. Набоков и популярная культура: Ст. 1 // Новое литературное обозрение. 1997. — № 24. С. 93—110.

156. Сендерович С., Шварц Е. Вербная штучка. Набоков и популярная культура: Ст. 2 // Новое литературное обозрение. 1997. — № 26. С. 201-202.

157. Сендерович С., Шварц Е. Приглашение на казнь. Комментарий к мотиву // Набоковский вестник. — Вып. 1. С. 81-90.

158. Сендерович С., Шварц Е. Тропинка подвига (Комментарий к роману В.

159. B. Набокова "Подвиг") // Набоковский вестник. Вып. 4. - С. 140-153.

160. Сконечная О. Ю. Вечный жид в творчестве Набокова: Тема Пушкина и Чернышевского // А. С. Пушкин и В. В. Набоков: Сб. докл. междунар. Конф. -СПб., 1999.-С. 179-187.

161. Сконечная О. Люди лунного света в русской прозе Набокова (К вопросу о набоковском пародировании мотивов Серебряного века) // Звезда. 1996. -№ И.-С. 207-214.

162. Сконечная О. "Отчаяние" В. Набокова и "Мелкий бес" Ф. Сологуба. К вопросу о традициях русского символизма в позе В. В. Набокова 1920-х-1930-х гг.// В. В. Набоков: pro et contra. Т. 2. - СПб.: РХГИ, 20011. C.520-532.

163. Сконечная О. Черно-белый калейдоскоп. Андрей Белый в отражениях В. В. Набокова // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 667-697.

164. Сконечная О. "Я" и "Он": о присутствии Марселя Пруста в русской прозе Набокова // Литературное обозрение. 1999. — № 2. — С. 46-51.

165. Струве Г. Рецензия // Возрождение (Париж). 1 апр. 1926. С. 3. ("Машенька").

166. Струве Г. Русская литература в изгнании. — Париж: YMCA- Press; М.: Русский путь, 1996. — 448 с.

167. Струве Г. Творчество Сирина // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. — М., 2000. С. 184-192.

168. Тамарченко Н. Д. Русский классический роман XIX века. Проблемы поэтики и типологии жанра. М.: РГТУ, 1997. - 203 с.

169. Тамарченко Н. Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика. — Тверь: Твер. Гос. Ун-т., 2001. — 72 с. (Литературный текст: проблемы и методы исследования; приложение, Серия "Лекции в Твери")

170. Терапиано Ю. В. Сирин. «Камера обскура» // Числа. 1934. — Кн. 10. — С. 287-288

171. Толстой И. Арлекины в степи // Звезда. 1989. № 5. — С. 149-152.

172. Толстой Ив. Ходасевич в Кончееве // В. В. Набоков: pro et contra. — СПб.: РХГИ, 1997.-С. 795-806.

173. Трубецкова Е. Г. "Многопланность мышления" в романе В. Набокова "Дар" // Слово в системе школьного и вузовского образования. Саратов, 1998.-С. 154-158.

174. Трубецкова Е. Г. Структура "текст в тексте" в романе В. Набокова "Дар" // Филологический сборник: Современные проблемы языка и литературы. -Саратов, 1996.-С. 145-148.

175. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Изд-во "Наука", 1977.-312 с.

176. Тюпа В. И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. - 192 с.

177. Успенский Б. А. Поэтика композиции // Успенский Б. А. Семиотика искусства. М.: Школа "Языки русской культуры", 1995. С. 5-310.

178. Фейнберг А. О Джойсе и Набокове // Фейнберг А. Заметки о "Медном всаднике". М.: ГРИТ: Дом М. Цветаевой, 1993. - С. 103-108.

179. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. — М.: Лабиринт, 1997. -403 с.

180. Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова. — М.; СПб.: Летний сад, 2001.- 188 с.

181. Ходасевич Вл. О Сирине // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997.-С. 244-251.

182. Ходасевич В. "Защита Лужина" // Возрождение. 11 окт. 1930. — С. 3.

183. Ходасевич В. Рец. на роман "Камера обскура" // Ходасевич В. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 2. - М., 1996. - С. 297-301.

184. Ходасевич В. Рец. на Современные записки. Кн. 63. (о романе "Дар") // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. -М., 2000.-С. 153-154.

185. Ходасевич В. Рец. на Современные записки. Кн. 56. (о романе "Отчаяние") // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. М., 2000. - С.119-126.

186. Ходасевич В. Рец. на Современные записки. Кн. 60. (о романе "Приглашение на казнь") // Классик без ретуши. Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. — М., 2000. С. 140.

187. Целкова Л. Н. Традиции русского романа в "Подвиге" В. Набокова // Русская словесность. 1995. -№ 3. С. 79-86.

188. Цетлин М. В. Сирин. "Возвращение Чорба". Рассказы и стихи // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 218-220.

189. Цетлин М. О. Рецензия на: Сирин В. "Король, дама, валет", Дон Аминадо "Накинув плащ" // Современные записки. 1928. — № 37. С. 536-538.

190. Цетлин М. О. Рецензия на: Сирин В. "Подвиг", Фельзен Ю. "Счастье" // Современные записки. 1933. -№ 51. С. 458-461.

191. Червинская О. "Дар" Владимира Набокова как метаморфоза лирического образа "Дали свободного романа" // Червинская О. Пушкин. Набоков. Ахматова: Метаморфозы русского лирического романа. — Черновцы: Рута,1999.-С. 105-123.

192. Шапиро Г. Поместив в своем тексте мириады собственных лиц. К вопросу об авторском присутствии в произведениях Набокова // Литературное обозрение. 1999. — № 2. — С. 30-38.

193. Шапиро Г. Реминисценции из "Мертвых душ" в "Приглашении на казнь" Набокова//Гоголевский сборник. СПб., 1994. - С. 175-181.

194. Шапиро Г. Русские литературные аллюзии в романе Набокова "Приглашение на казнь" Russian Literature. 1981. Vol. 9. № 4. - С. 369-378.

195. Шаховская 3. А. В поисках Набокова. Отражения. — М.: Книга, 1991. — 319 с.

196. Шкловский В. Б. О теории прозы. Ann arbor: Ardis, 1985. — 501 с.

197. Шраер М. Д. Набоков: Темы и вариации. СПб.: Академический проект,2000.-384 с.

198. Эйхенбаум Б. М. Лесков и современная проза // Эйхенбаум Б. М. О литературе: работы разных лет. — М.: Сов. писатель, 1987. — С. 310-341.

199. Элиаде М. Священное и мирское. — М.: Изд-во МГУ, 1994. 144 с

200. Яновский А. О романе Набокова "Машенька" // В. В. Набоков: pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. - С. 842-851.

201. Яновский В. С. Поля Елисейские. СПб.: Пушкинский фонд. 1993.

202. Справочная литература Словари

203. Краткая литературная энциклопедия (КЛЭ). Т. 1-9. М.: Сов. энцикпоп., 1962-1978.

204. Литературный энциклопедический словарь (ЛЭС). М.: Сов. энциклоп., 1987.

205. Литературоведческие термины: Материалы к словарю. — Коломна: КПИ, 1997.

206. Словарь литературоведческих терминов. М.: Сов. энциклоп., 1974.

207. Учебники и учебные пособия

208. Гиршман М. М. Стиль литературного произведения: Учебное пособие. -Донецк: ДонГу, 1984.

209. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. Пособие. М.: Аспект Пресс, 2001.

210. Хализев В. Е. Теория литературы. — М.: Высшая школа, 1999.

211. Литература на иностранных языках

212. Albright Daniel. Representation and Imagination: Becket, Kafka, Nabokov and Schoenberg. Chicago; London: University of Chicago Press, 1991. - 334. p.

213. The Garland Companion to V. Nabokov / Ed. By Vladimir E. Alexandrov. -New York; London, 1995.

214. Allan Nina. Madness, Death and Disease in the Fiction of Vladimir Nabokov.- Birmingham: Dept. of Russian Language and Literature, University of Birmingham, 1994.-411 p.

215. Alpert Robert David. Formal Consolations: Parody, Figure, and Modernity in the Work of Vladimir Nabokov. Ph. D., Boston College, 1992. 218 p.

216. Appel Alfred Jr. Nabokov's Dark Cinema. New York: Oxford University Press, 1974.-304 p.

217. Barabtarlo Gennady. Aerial View: Essays on Nabokov's Art and Metaphysics.- Bern; New York: Peter Lang, 1993.

218. Boyd Brian. Vladimir Nabokov: The Russian Years. — Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1990. — 710 p.

219. Boyd Brian. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1991. — 825 p.

220. Clancy Laurie. The Novels of Vladimir Nabokov. London: Macmillan Press, 1984.-343 p.

221. Connolly Julian W. Nabokov's Early Fiction: Patterns of Self and Other. — Cambridge: Cambridge University Press, 1993. 292 p.

222. Davydov Sergej. 'Texty-Matreshki' Vladimira Nabokova. Munchen: Otto Sagner, 1982.-217 p.

223. Field Andrew. Nabokov: His Life in Art, a critical narrative. — Boston, MA: Little, Brown and Co., 1967. 354 p.

224. Field Andrew. Nabokov: His Life in Part. New York: The Viking Press, 1977.-313 p.

225. Field Andrew. The Life and Art of Vladimir Nabokov. — New York: Crown, 1986.-367 p.

226. Foster Burt John Jr. Nabokov's Art of Memory and European Modernism. -Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993. 251 p.

227. Grayson Jane. Nabokov Translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose. Oxford: Oxford University Press, 1977. - 312 p.

228. Johnson D. Barton Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ann Arbor, MI: Ardis, 1985. - 394 p.

229. Lokrantz Jessie Thomas. The Underside of Weave: Some Stylistic Devices Used by Vladimir Nabokov. Ph. D. University of Uppsala, 1973. 411 p.

230. Moynahan Julian. Vladimir Nabokov. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1971. — 205 p.

231. Nabokov V. Strong Opinions (a collection of interviews, letters to editors, articles and 5 lepidoptera articles). New York: McGraw-Hill, 1973.

232. The Nabokov Wilson Letters: Correspondence between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson, 1940 - 1971 / Ed. and intr. by Simon Karlinsky. - New York: Harper & Raw, 1979.

233. Packman David. Vladimir Nabokov: The Structure of Literary Desire. Columbia, Missouri: University of Missouri Press, 1982. 213 p.

234. Pifer Ellen. Nabokov and the Novel. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1980. - 185 p.

235. Rampton David. Vladimir Nabokov: A Critical Study of the Novels. — Cambridge: Cambridge University Press, 1984. — 304 p.

236. Ronen Irena and Omri "Diabolically evocative": An Inquiry into the Meaning of a Metaphor // Slavica Hierosolymitana. Slavic Studies of the Hebrew University. Vol. 5-6. - Jerusalem, 1981.

237. Rorty Richard. Contingency, Irony, and Solidarity. Cambridge: Cambridge University Press, 1989. - 296 p.

238. Rowe William Woodin. Nabokov's Deceptive World. New York: New York University Press, 1971. — 152 p.

239. Rowe William Woodin. Nabokov and Others: Patterns in Russian Literature. Ann Arbor: Ardis, 1979. - 123 p.

240. Rowe William Woodin. Nabokov's Spectral Dimension. Ann Arbor: Ardis, 1981.- 142 p.

241. Stuart Dabney. Nabokov: The Dimensions of Parody. — Baton Rouge, LA: Louisiana State University Press, 1978. 216 p.

242. Tammi Pekka. Problems of Nabokov's Poetics: A Narratological Analysis. — Helsinki: Suomalainen Tiediakatemia, 1986. -492 p.

243. Toker Leona. Nabokov: The Mystery of Literary Structures. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1989. - 243 p.

244. Wood Michael. The Magician's Doubts: Nabokov and the Risks of Fiction. — London: Chatto & Windus, 1984. 236 p.