автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Становление художественного историзма в русской литературе XVIII века

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Петров, Алексей Владимирович

Введение.

Глава I. Художественный историзм XVIII века как теоретико-и историко-литературная проблема.

I. 1. «Историзм» и «художественный историзм»: объём и взаимоотношение понятий.

I. 2. Типология художественного историзма XVIII века.

I. 3. Художественный историзм XVIII века в аспекте содержания и формы литературного произведения.

Глава II. Историзация и индивидуализация эстетических представлений русских писателей XVIII века.

II. 1. «Ростки» литературоведческого историзма в трактатах Феофана Прокоповича, В.К. Тредиаковского и А.П. Сумарокова

1700-1740-е гг.).

II. 2. История литературы как часть истории общества в трактатах третьей четверти XVIII в. (В.К. Тредиаковский,

Г.Н. Теплов, М.В. Ломоносов, М.М. Херасков).

II. 3. Историческое сознание Н.И. Новикова и Н.М. Карамзина как литературных историографов («Опыт исторического словаря о российских писателях» и «Пантеон российских авторов»).

II. 4. Вопросы национальной самобытности в литературоведческой мысли конца. XVIII - начала XIX в. (П. А. Плавильщиков,

Н.М. Карамзин, А.Н. Радищев).

II. 5. Идея «органического развития» в трактате Г.Р. Державина «Рассуждение о лирической поэзии, или Об оде».

Глава III. Формирование художественного историзма в жанре эонической пиндарической оды.

III. 1. «Линии развития» пиндарической оды.

III. 2. Эоническая ода как жанрово-тематический подвид пиндарической оды (генезис, общая характеристика).

III. 3. Формирование нормативного художественного сознания и новогодней топики в лирике 1-й половины XVIII века.

III. 4. Эонические оды Ломоносова и Сумарокова (1760-е — первая половина 1770-х гг.): мифологизм и натуралистический историзм как способы осмысления современности.

III. 5. Эоническая лирика последней четверти XVIII в.: индивидуальные решения темы «новолетия».

Глава IV. От нормативно-рационалистического историзма к предромантическому историзму.

IV. 1. Философско-исторические искания русских поэтов XVIII века.

IV. 1.1. Государственная историософия М.В. Ломоносова и топос исторической преемственности (к проблеме одического историзма»).

IV. 1.2. Национальная историософия в стихах «на новоетолетие».

IV. 2. Историзация и индивидуализация «loci topici» как один из путей формирования индивидуально-творческого типа художественного сознания.

IV. 2. 1. От высоких жанров Классицизма к предромантической историософской поэме («Ермак» Ивана Дмитриева).

IV. 2. 2. Стихи И.И. Дмитриева о русско-польских войнах: диалектика печального и славного в российской истории.

IV. 2. 3. «Невский» и «волжский» хронотоп: взаимосвязь пейзажного, личного и исторического в топосе реки.

IV. 3. История чувствительной души в «трактате о счастье»

Н.М. Карамзина: индивидуальный путь к новому историзму.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Петров, Алексей Владимирович

Как и многие эпохальные открытия в истории человеческого духа, историзм настолько прочно вошел в мышление современного человека - обыденное, художественное, научное, — что во многом перестал восприниматься в своей концептуальной определенности. Многочисленные научные методы и философские системы, выросшие на основе историзма как принципа освоения действительности (герменевтика, компаративистика, аксиологический, интертекстуальный, тендерный подходы, рецептивная эстетика, историческая поэтика и др.), не только растворили в себе его специфичность, но иногда, утверждая собственную оригинальность и единственно им присущую продуктивность, «забывают» о том источнике, из которого вышли.

Ощущение того, что последнее слово об историзме уже сказано, возникло в общественных и гуманитарных науках, пожалуй, в 1980-е гг. вследствие абсолютизации и догматизации одной из его форм - марксистско-ленинского историзма. Объявленный «самой последовательной, критической, строго научной теорией»1, он фактически закрыл саму возможность изучения иных, особенно «буржуазных» и «идеалистических» форм историзма. Исключение было сделано для историзма Средних веков и более отдаленных времен2 явно в силу подразумеваемой «незрелости» и «ненаучности» соответствующих его проявлений. Сфера действия и влияния историзма в искусстве слова жестко ограничивалась: директивно был определен период его возникновения - эпоха Романтизма; найдены «основоположники»: A.C. Пушкин — в художественной литературе, В.Г. Белинский - в литературной критике; указаны приоритетные области исследования: исторический (в основном советский) роман и «лениниана»; назван художественный метод, наиболее адекватный для воплощения достижений «зрелого» историзма: социалистический реализм. Историзм в литературе пре

1 Хотя мы цитируем уважаемого и талантливого ученого, но, в сущности, перед нами клише, которое можно было встретить в любом научном труде, о литературе ли, об истории, или о философии.

2 Таковы труды А.Ф. Лосева, М.А. Барга, АЛ. Гуревича - в исторической науке, а в литературной - работы М.М. Плисецкого, Д.С. Лихачева, E.M. Мелетинского, В.П. Аникина, C.H. Азбелева, B.H. Топорова и других ученых, занимавшихся историзмом эпоса, былин, мифов и т. д. вратился в оценочную категорию, очень небольшое отношение имеющую к поэтике, и изучать его предписывалось только в легко опознаваемых, сложившихся формах, причем таких, которые не противоречили бы учению о последовательной смене общественно-экономических формаций и роли в общественно-историческом развитии народа. Однако помимо идеологических факторов, к науке отношения не имевших и предписывавших видеть «внеисторизм» и «антиисторизм» во всем, что не укладывалось в парадигму «зрелого» (читай: «реалистического») историзма, существовали также объективные методологические трудности.

Это, во-первых, неразработанность самих понятий «историзм» и «художественный историзм»4, а также отсутствие трудов по истории историзма5. На этих аспектах проблемы мы подробнее остановимся в главе I настоящей диссертации, здесь укажем лишь, что историзм художественный зачастую отождествляется с историзмом как научным принципом (познания) либо последний рассматривается в качестве некоего эталона, хотя на принципиальное отличие этих двух «историзмов» указывал еще 40 лет назад в авторитетном издании В.В. Кожинов (156). Данный методологический просчет свойствен, в частности, работам о XVIII веке Ю.М. Лотмана. Схематически излагая философско-исторические взгляды Вольтера, или Руссо, или Кондорсе (и игнорируя, как правило, Гердера), Ю. Лотман считает, что в таком, упрощенном и дискурсивном виде соответствующие идеи и были усвоены русскими писателями. Поскольку же числить качество историзма за исторической мыслью Просвещения ученый, вслед за Р. Коллингвудом, отказывается, то и литература XVIII в. оста

3 Ориентиром здесь служили некоторые ленинские формулы, в которых, как считалось, определена «последняя» глубина всего, что только можно сказать об историзме (таков, например, известный и, с современных позиций, очень плоский тезис о «духе марксизма», о том, что каждое положение необходимо рассматривать исторически, в связи с другими и с конкретным опытом истории).

4 За исключением глубоких работ С.И. Кормилова (161-164), большинство других исследований советского времени по проблемам историзма однообразны по своей методологии и предсказуемы в своих выводах.

5 Довольно значительная западноевропейская литература по этому вопросу оставалась непереведенной вплоть до 1990-2000-х гг. См. библиографию в специальных работах: 20; 30; 224; 321; 376; 384. - 6 ется, в лотмановскои концепции, чуждой историзму .

Во-вторых, с большим трудом утверждались в нашей науке представления об эклектичности и нелинейности литературного развития вообще и периода с 1750-х по 1810-е гг. в частности. Тем не менее, закрепившаяся за этими десятилетиями формула «от классицизма к романтизму», представляющаяся ныне слишком прямолинейной и механистичной, определила внимание ученых к переходным литературным явлениям, например, к Предромантщзму и отвечающим ему типам и формам историзма. Вполне официально, наконец, понятием «предромантический историзм» стали обозначать литературные явления 17801800-х гг. С середины 1980-х гг. возрастает число исследований, в которых разрабатывается проблематика предромантического историзма и методология его изучения (243; 302)7. Впрочем, даже такие принципиальные противники «доро-мантического» историзма, как, например, В.В. Виноградов," C.B. Тураев * и Ю.М. Лотман, говорили в своих работах о «предварениях» и «подготовке» историзма Винкельманом, Гердером, Руссо, Кондорсе, Радищевым, Карамзиным, Нарежным и др. (61, с. 508-636; 378). Л.Я. Гинзбург еще в 1960-е гг. подчеркивала, что принцип историзма является «доромантическым по своему происхождению» и что «именно позднее Просвещение выдвинуло идею народности (национальной самобытности), заложило основы историзма, боролось за раскрепощение и обновление литературной формы» (75, с. 55-57) . Хотя в те же годы И.З. Серман рассматривает историзм русских просветителей 1720—1750-х гг. (331, с. 218-219), концептуально понятие «просветительский историзм» будет обосновано только через 20 лет авторами 13-го сборника «XVIII век» (Л., 1981). Из современных литературоведов на давно назревшую необходимость изучения «доромантического типа историзма», который отнюдь не совпадает с

6 См., например, работы Ю.М. Лотмана: «Архаисты-просветители», «Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII - начала XIX столетия», «"Письма русского путешественника" Карамзина и их место в развитии русской культуры».

7 См. также работы М.Г. Альтшуллера, В.А. Западова, В.Э. Вацуро, H.H. Халфиной, С.Е. Подоесовой, Е.И. Кузьминой и др.

8 Здесь и далее в тексте диссертации курсив и другие формы графического выделения в цитатах из научных работ и художественных произведений, за исключением особо оговоренных случаев, принадлежат нам. - А. П. 6 предромантическим», и пересмотра устойчивого научного мифа об антиисторизме Просвещения указывает Н.Т. Пахсарьян (270).

В-третьих, невольной преградой в изучении ранних форм художественного историзма оказалась советская пушкинистика, на что обратил внимание еще Г.П. Макогоненко. В работах 1950-60-х гг. (Г.А. Гуковского, Б.В. Томашевско-го, Б.П. Городецкого, Б.С. Мейлаха, С.М. Петрова, И.М. Тойбина и др.) сформировалось представление об историзме Пушкина как основе его реалистического метода 1830-х гг. Априорно подразумевалось, что открытие A.C. Пушкина не могло быть открыто до него, т. е. не только писателями XVIII в., но и первой четверти XIX. Этапной и программной является здесь талантливая, но концептуально устаревшая ныне статья Б. Томашевского «Историзм Пушкина» (1954 г.). Автор рассматривает проблему в привычном и для современных пушкинистов онтогенетическом аспекте (становление историзма писателя), игнорируя и подменяя им филогенез, т. е. историю историзма. Постулировав, что последний присущ только реалистическому искусству, и отождествив историзм в литературе с научным принципом познания, свойственным общественным наукам и «людям революционного образа мыслей», исследователь отсек тем самым широкий круг эстетических явлений, в которых, по его мнению, историзма нет и быть не может. Таковы: анакреонтика и вообще все восходящие к античности жанровые формы, трагедия Классицизма, жанр баллады, «публицистические замечания» и афоризмы на историческую тему (369, с. 131-133). (Заметим, что за последние два десятилетия все вышеперечисленные феномены возвращены учеными в лоно историзма.) К сожалению, даже в таком авторитетном современном издании, как пушкинский энциклопедический словарь, статья «Историзм» оказалась построена на некритическом изложении идей Б.В. Томашевского (388). Правда, авторы другой статьи словаря реабилитируют и утверждают в качестве основополагающих для «зрелого» пушкинского историзма те черты, которые восходят именно к «доромантическому» историческому мышлению и которые осваивались как раз в литературе XVIII века: внимание к развитию природы и надприродным, трансцендентным силам; «национально-историческая, отчасти религиозная специфичность общества и человека»; «дух народа»; христианская телеология и аксиология; случай в истории; эсхатология и историософия; символика мифа и предания (208).

В-четвертых, «территория» историзма остается проблемной зоной изучения и в других науках: в философии, истории, а в последнее время и культурологии. Оттуда литературоведение унаследовало целый ряд неразрешенных вопросов. Укажем важнейшие, на наш взгляд.

А. По давно сложившейся традиции 1789 год считается рубежом между Просвещением и Романтизмом (260, с. 150; 378), и, следовательно, последнее десятилетие XVIII в. уже должно проходить под знаком историзма (366, с. 97101). Современный немецкий историк О.Г. Эксле прямо пишет, что Французская революция «порождает историзм и она же его использует» (407, с. 184). В этой связи французская исследовательница Э. Декюльто указывает как на знаковую на фигуру Винкельмана, чей исторический метод становится «базовым для французской научной школы» именно начиная с эпохи Революции (95, с. 63-68). Но если в западноевропейской науке генезис «современного» историзма в искусстве уже давно и убедительно отнесен к середине XVIII в., времени увлечения «готикой», то отечественные ученые в своих поисках крайне редко оглядываются «назад», за 1789 год9. Если все-таки признавать Революцию итогом Просвещения, то и историзм следует считать как минимум тем пределом, к которому подошло просветительское сознание.

Б. Другое очевидное противоречие: теория прогресса человеческого духа (разума), усвоенная через Гегеля марксистским историзмом и примененная им к социально-экономическому развитию, есть порождение европейских (французских прежде всего) просветителей 2-й половины XVIII в. Положенная в основу большинства определений и описаний пушкинского историзма и лучшей в советском литературоведении дефиниции художественного историзма (164), эта теория спроецирована там в основном на реалистическую литературу (при

9 Одно из немногочисленных в нашей науке суждений о том, что современный историзм постепенно складывался на протяжении второй половины XVIII в., от Юнга к Гер деру, а затем уже был усвоен В. Скоттом, наэтом подразумевается, что писателям XIX в. был свойствен материалистический взгляд на исторический процесс). Если признавать преемственность между теориями прогресса XVIII и XIX в., то за веком Просвещения должно числить по меньшей мере историзм идеалистического типа и вполне оформившиеся детерминистские представления.

В. Наконец, те, кто начинает отсчет историзма как развернутого и осознанного научного принципа с Г.Ф.В. Гегеля, часто забывают, что его философия истории и эстетика впитали в себя идеи И.Г. Гердера, и в частности концепцию «органического развития». Все исследователи творчества Гердера определяют его открытия, многие из которых он сделал уже к концу 1770-х гг., словом «историзм» (55, с. 33-35; 88; 224, с. 274-338; 261, с. 175-179; 274; 366, с. 99-ЮО)10 То же относится и к искусствоведческим работам ИМ. Винкельмана и Г.Э. Лессинга (27; 179; 224, с. 221-235; 260, с. 302). Если признавать, что разные науки развиваются неравномерно и что именно в ХУШ в. были заложены основы современной социологии, истории, политэкономии, эстетики, языкознания и т. д., почему бы не допустить, что и современный историзм зародился в XVIII в., например в эстетике и вообще в науках о духе?

Неувязок и логических несообразностей такого рода в литературоведении немало. К примеру, всё то, что обычно относят по «ведомству» Романтизма и романтического историзма: идею национальной самобытности, интерес к фольклору и инонациональным мифологиям, историософскую тему, воспроизведение «местного колорита», а также такое «завоевание» Реализма, как социальная типизация (ср.: 296), - всё это было открыто не позднее второй половины XVIII в. (237; 238; 317). Тем не менее, число работ, посвященных просветительскому, предромантическому и в целом «доромантическому» типам историзма, крайне невелико, тогда как одних монографий и коллективных трудов об историзме советской литературы насчитывается несколько десятков (см., например: 4; 8; 18; 24; 66; 67; 189; 226; 255; 264; 291; 342; 362). Немало исходим в «Истории всемирной литературы» (132, Т. 6, с. 96-97).

10 Ср.: «Основополагающий источник современного историзма - книга Гердера "Идеи к философии истоследований посвящено и историзму писателей XIX в., прежде всего A.C. Пушкина и J1.H. Толстого, а также Катенина, Лермонтова, Гоголя, А. Толстого, Достоевского, Чехова.

Как же обстоит дело с изучением историзма в русской литературе XVIII в.? Общая картина имеет здесь довольно случайностный характер, с одной стороны, а выбор приоритетных жанров (трагедия, историческая повесть, поэма на фольклорном, мифологическом и историческом материале) и фигур (Радищев и особенно Карамзин) слишком предсказуем — с другой. Именно с двумя названными авторами связана большая часть упоминаний об историзме в науке 1930— 1970-х гг., принадлежащих Г.А. Гуковскому, Л.И. Кулаковой, Г.П. Макогонен-ко, Ю.М. Лотману, В.А. Западову, В.И. Федорову, Л.Н. Лузяниной, М.Г. Альт-шуллеру. Правда, мнение об историзме Кострова как переводчика поэм Оссиа-на высказал в 1940-е гг. Г. Гуковский. Иногда исследователи указывали на историзм мышления Ломоносова - как историка языка (В.В. Виноградов, Г.Н. Моисеева), автора од (A.A. Морозов) и эпической поэмы (А.Н. Соколов).

Во 2-й половине 1970-х - начале 1980-х гг. внимание советских ученых привлекли проблемы историзма мышления русских теоретиков и историков литературы XVIII в. Теперь «ростки» «литературоведческого историзма» были найдены у Прокоповича, Тредиаковского, Ломоносова, Новикова, Хераскова, Плавилыцикова (56; 65; 178; 340), но убедительного объяснения причин появления этих «ростков» и «элементов» предложено не было, и они так и остались бессистемными «прорывами» отдельных литераторов, «угадавших» «главное» направление развития русской эстетической мысли.

В те же годы была предпринята попытка определить роль А.Н. Радищева «в выработке исторического мышления в русской литературе допушкинского периода» (51, с. 7), однако вывести изучение историзма литературы XVIII в. на новый уровень удалось лишь авторам 13-го сборника «XVIII век» (292). Центральной фигурой оказался в нем Н.М. Карамзин (статьи Ю.М. Лотмана, Н.Д. Кочетковой, Л.Н. Лузяниной, Г.Н. Ионина). Среди европейских мыслителей, рии человечества"» (76, с. 4). основоположников нового историзма, основное внимание было уделено И.Г. Гердеру (статьи Г.М. Фридлендера и H.A. Жирмунской). Особую ценность, с точки зрения новизны рассматриваемых имен и материала, имели статьи И.Ю. Фоменко и Г.П. Макогоненко. Последний связал с проблематикой историзма творчество Новикова, Курганова, Державина, Львова и попытался обосновать концепцию «просветительского историзма». Несмотря на отсутствие единой позиции, коллективом советских ученых было указано на основополагающую роль немецкой идеалистической философии в становлении историзма; определено ключевое значение в его генезисе понятий о развитии, субъективности и индивидуальности, о национальном своеобразии культур, «духе времени» и «духе народа», о фольклоризме и «новой античности». Закономерным стало появление через несколько лет другого коллективного сборника, «На путях к романтизму» (1984 г.), где был концептуализирован термин «предро-мантический историзм». Здесь же была высказана и обоснована важная мысль о том, что в лирике, в отличие от прозы и драматургии, историзм формируется «гораздо раньше» и в своеобычных формах. Автор соответствующей статьи, С.А. Кибальник, не стал называть их «идеалистическими», но использовал перифрастические обороты с тем же смыслом («обобщенное эмоциональное содержание целых эпох в развитии мировой культуры», «дух») (150, с. 140).

Вторая половина 1980-х - первая половина 1990-х гг. ознаменовались появлением нескольких принципиальных по своей значимости работ, в которых в поле историзма был вовлечен новый круг авторов и произведений, а также предложены оригинальные подходы к изучению историзма Карамзина и Державина. Проблему историзма путевых записок петровского времени вводит в научный обиход и убедительно разрешает С.Н. Травников (373). Историзм творческого мышления Карамзина как эстетика, литературного критика, публициста, переводчика, историка вдумчивому анализу подвергают А.Н. Гири-венко, О.М. Гончарова, С.А. Мезин (77; 79; 222); Ю.М. Лотман, исследуя в своих многочисленных работах о Карамзине проблематику историзма, последовательно избегает употребления самого термина. Особые измерения художественного историзма в «Бедной Лизе», связанные с «личным» и «при-родно-пейзажым» планами бытия, обнаруживает В.Н. Топоров (370). Об историзме лирики и драматургии Державина, о его интересе к идеям Гердера пишут И.Б. Александрова, М.Г. Альтшуллер, А.О. Демин, Г.Н. Ионин, А.И. Разживин (7; 15; 96; 127; 301).

Глубокие, но разрозненные наблюдения отдельных исследователей требовали обобщения и систематизации. Такой работой стала коллективная монография ученых ИМЛИ «Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания» (1994 г.), где были предложены новые методологические подходы к изучению литературного процесса и проблем исторического мышления в словесном искусстве. Введение в широкий научный обиход категории «тип художественного сознания» и соответствующей типологии («ми-фопоэтический», «нормативный», «исторический» типы), некогда выдвинутой Э.-Р. Курциусом, позволило более четко уяснить специфику таких художественных систем Нового времени, как Барокко и Романтизм, однако не разрешило вопрос о путях анализа переходных эпох и явлений. Например, Сентиментализму и Предройантизму в «Исторической поэтике» места не нашлось, по той, в частности, причине, мы полагаем, что однозначно определить центральную категорию поэтики этих направлений - стиль, или жанр, или автор - крайне затруднительно. Гораздо легче просто констатировать, что «со второй половины XVIII в. в Европе <.> традиционалистские, риторические постулаты вытесняются из литературной теории и литературной практики» и что «с романтизмом кончается долгая пора господства риторического "готового слова", заранее заданных форм, жанров, стилистических средств поэзии» (130, с. 33-34). Однако сам процесс «вытеснения» (а это период по крайней мере в полстолетия и крупнейшие писательские индивидуальности как в Европе, так и в России) остался за рамками исследования. Очень важным дополнением к труду ученых ИМЛИ продолжает оставаться статья Д.С. Лихачева «Прогрессивные линии развития в истории русской литературы» (1977 г.), где расширение литературой своих «художественных возможностей» связывается с историзацией общественного сознания (см. особенно такие линии развития, как: «возрастание сознательности», «возрастание личностного начала», «увеличение "сектора свободы"», «расширение мирового опыта») (195, Т. 3, с. 398-431).

Надо отметить, что проблемы исторической поэтики русской литературы XVIII в. стали разрабатываться лишь в последние 15-20 лет (работы М.Б. Плюхановой, И.А. Гурвича, И.О. Шайтанова, В.Н. Топорова, Н.И. Николаева, В.В. Башкеевой, М.П. Одесского, Т.В. Саськовой, М.Ю. Люстрова, O.A. Крашенинниковой). При этом рассматриваются в основном аспекты, связанные с нормативным типом художественного сознания как наиболее очевидным и легко вычленяемым в текстах писателей XVIII в., особенно имеющих отношение к Барокко и Классицизму (исследования A.M. Панченко, Д.С. Лихачева, Л.И. Сазоновой, Е. Погосян, Т.Е. Автухович, Т.И. Рожковой, немецкого слависта Р. Лахманн). Заметим, однако, что недостаточность возможностей риторического «готового слова» обнаруживается уже в середине XVIII столетия, а в последней его четверти процессы формирования индивидуально-авторских стилей (Муравьева, Державина, Львова, Радищева, Карамзина, Боброва и др.) свидетельствуют о том, что нормативная поэтика во многом исчерпывает свои ресурсы. я*

Свидетельством повышенного внимания к историзму и историческому мышлению в искусстве стали проведенные на исходе XX в. специальные конференции разного уровня. Все они имели единую - историко-культурную - направленность. Внимание участников конференции «Историзм и творчество» (Москва, 1989) было сосредоточено на теоретических и методологических аспектах заявленной тематики: структуре и формах исторического сознания (Н.П. Французова, Л.И. Кононова, Ф.М. Жармакина), возможностях метода историзма в раскрытии специфики творческого процесса (А.Н. Липов, В.М. Лей-бин, Н.Б. Берхин, В.Ф. Никитин, С.Н. Семенов), историзме художественного мышления (Е.Г. Катаева). В материалах конференции «Исторические воззрения как форма общественного сознания» (Саратов, 1993) удачно соединились теоретический и практический подходы к проблеме. Вопросы исторического познания исследованы в статьях В.Б. Устьянцева, Б.Г. Могильницкого, В.А. Китаева; о «поэтическом элементе исторического сознания» пишет В.В. Прозоров; немецкий историзм как особый «духовно-исторический феномен» конца XVIII - первой половины XIX вв., породивший «исторический тип мировоззрения» XIX-XX вв., рассмотрен A.B. Родионовым. Отдельные статьи посвящены историзму творчества Карамзина (С.А. Мезин), Пушкина (B.C. Парсамов), любомудров (E.JI. Рудницкая), Герцена (И.В. Порох). Примечательны конференции искусствоведов, которые изучают историзм художественного мышления и проблемы исторического развития в архитектуре, музыке, живописи, мостостроении, искусстве костюма, часовом деле, шпалерном ткачестве, художественном стеклоделии: «Проблемы историзма и современные методы исследования в искусствознании и музыкознании» (Горький, 1986), «Историзм в России. Стиль и эпоха в декоративном искусстве 1820-1890-х годов» (СПб., 1996). .

Рубеж 1990-2000-х гг. отмечен появлением синтетических по своей методологии и предмету литературоведческих работ, трактующих проблему исторического сознания и вопросы историзма в литературе, эстетике, философии, культуре. Здесь следует выделить докторские диссертации Р.Ф. Юсуфова «Историософия и литературный процесс: Средние века и Новое время» (М., 1996) и JI.A. Трубиной «Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика» (М., 2000). В первой письменность и литература народов Средней Азии, Кавказа, Восточной Европы и России подвергнута системному рассмотрению в свете «философии становления и развития человеческой личности в эстетическом сознании» (412, с. 13). В отдельных главах работы рассматривается специфика художественного историзма XVIII в. и «пути перехода от библейского историзма и социософии просветителей к историческому эпосу XIX в.» (412, с. 205). Историософская проблематика обнаружена Р. Юсуфовым в «Утреннем» и «Вечернем размышлении» Ломоносова; в одах Державина «Бог», «На покорение Дербента» и «На возвращение графа Зубова из Персии»; в трудах русских естествоиспытателей 1760-1810-х гг.; в литературе путешествий» 2-й половины XVIII в.; в просветительской историографии и, в частности, в «Истории государства Российского» Карамзина. В диссертации JI.A. Трубиной предпринята попытка внести ясность в термины «историческое сознание», «историзм» и «историософия» применительно к литературе, а также предложена типология исторического сознания в русской литературе первой трети XX в.

Необходимо подчеркнуть, что изучение исторического сознания русских писателей является общей для историков и литературоведов территорией. Писателям XIX века посвятили свои работы Б.М. Энгельгардт, Б.Д. Греков, JI.B. Черепнин, Н.Я. Эйдельман, A.A. Формозов, В.Д. Сквозников. Об исторических воззрениях Ломоносова писали Г.Н. Моисеева, A.A. Формозов, Ю.В. Стенник, O.A. Крашенинникова; Сумарокова - Е.П. Мстиславская; Новикова - Г.П. Макогоненко, J1.A. Дербов; Муравьева - И.Ю. Фоменко; Карамзина - Ю.М. Лотман, Л.Г. Кислягина, Н.Д. Кочеткова, A.B. Гулыга, С.А. Мезин, Д.П. Николаев. Особо следует сказать о монографии Э.Л. Афанасьева «На пути к XIX веку (Русская литература 70-х гг. XVIII в. - 10-х гг. XIX в.)» (М., 2002), где впервые рассмотрены русские историографии XVIII й. (12 автбров от Татищева до Елагина) как литературное явление и их роль в «повзрослении» русской литературы и национального самосознания. В восполнение концепции Э. Афанасьева современные культурологи, исследующие раннее Новое время в России, всё чаще пишут о том, что историзм постепенно проникает в национально-историческое сознание россиян уже начиная с петровской эпохи (З,-' с. 262-266; 157, с. 174-181; 396, с. 100-114).

Специальные работы посвятили историзму, исторической мысли и философии истории XVIII в. петербургские ученые Т.В. Артемьева (21) и A.B. Ма-линов (216), продолжающие развивать и уточнять идеи А.Д. Люблинской (210) и М.А. Алпатова, автора известных трудов 1970-80-х гг. об исторической мысли в России и Западной Европе XVII-XIX вв. (11; 12). Введены наконец в российский научный обиход две основополагающие книги об истории европейского историзма: «Историзм и его проблемы» (1922; пер. на рус. М., 1994)

Э. Трёльча и «Возникновение историзма» (1946; пер. на рус. М., 2004) Ф. Мей-неке. Высокую ценность имеют исследования той же тематики отечественных ученых М. Барга, С. Ваймана, Р. Юсуфова.

Внимание литературоведов и в целом гуманитариев к проблемам исторического сознания в культуре и искусстве можно считать одной из общих и перспективных современных тенденций в научной разработке вопросов художественного историзма. Выдвинутый еще советскими исследователями (В. Днепров, М. Бахтин, В. Кожинов, Д. Козлов, Г. Гачев) тезис об историчности самой природы художественного мышления начинает находить сейчас более глубокую и конкретную проработку, выражающуюся, в частности, в спецификации типов историзма и историчности от античности до современности (М. Барг, В. Топоров, В. Власов, С. Вайман, Р. Юсуфов, Л. Трубина, К. Смолина и др.).

Показательна и вторая тенденция. Помимо возродившегося в первой половине 2000-х гг. интереса ученых к Предромантизму и, в частности, к такому течению внутри него, как неоклассицизм, пересматриваются подходы к историзму изученных, казалось бы, жанров. Таково открытие К.А. Смолиной провиденциального историзма в жанре исторической трагедии XVIII века (343). Заметим, однако, что полемика исследовательницы с Ю.В. Стенником и В.А. Бочкаревым основана, в сущности, на недоразумении, поскольку участники спора имеют в виду разные типы историзма. Другим таким кардинальным пересмотром общепринятых мнений стала недавняя трактовка проблемы историзма карамзинской «Истории государства Российского», предложенная в докторских диссертациях Л.А. Сапченко («Творческое наследие Н.М. Карамзина: проблемы преемственности», М., 2003) и О.М. Гончаровой («Власть традиции и "новая Россия" в литературном сознании второй половины XVIII века», СПб., 2004). Учеными убедительно доказано, что историзм Карамзина складывается в главном его труде из провиденциалистских и мифологических представлений о ходе русской истории, а также из личностного ее переживания «в параметрах национальной идеологии» (78, с. 297).

В работах двух названных, а также ряда других современных исследователей обнаруживаем и третью тенденцию: избегать употребления самого термина «историзм», заменяя, а точнее, подменяя его более частными либо смежными понятиями. К числу таковых, в частности, относятся: «историческая тема» - у Э. Афанасьева (но ведь именно трактовка художником прошлого является исходным пунктом для построения любой концепции историзма!); «историческое время» - у Л. Сапченко (а как в его изучении можно обойтись без категории «историзм»?); «национальное самосознание» - у О. Гончаровой и целого коллектива авторов недавно вышедшего труда, претендующего на «свободное и непредвзятое» исследование литературного процесса - «в его подлинной специфичности» (317, с. 7). «Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век» (М., 2005) - работа серьезная и глубокая, и, однако, это тот самый случай, когда за прокламируемым новаторским подходом к материалу скрывается, в сущности, традиционный и испытанный метод - историзм, а объектом изучения является не что иное, как проблематика художественного историзма. И хотя для коллектива ученых ИМЛИ не является секретом то, что национальное самосознание не существует вне исторической самоидентификации нации (ср.: 317, с. 7-10, 39), само слово «историзм» появляется лишь в разделе о художественной прозе Н.М. Карамзина, при этом понимание «историзма писателя» — как «своеобразия» его «подхода к истории» (317, с. 703-704) - остается на уровне, преодоленном в нашей науке еще в 1970-е гг.

Завершая разговор об указанной тенденции, отметим, что в несколько иной форме она проявляет себя в монографиях Е.К. Никаноровой об историческом анекдоте XVIII в. (Новосибирск, 2001) и С.А. Саловой о русской анакреонтике XVIII в. (М., 2005), в которых историзм не включен в предмет и задачи исследования, хотя и прямо подразумевается как свойство, имманентно присущее рассматриваемым явлениям.

Итак, надлежит констатировать, что определенная дискредитация и «усталость» термина привели к элиминированию его из категориального аппарата современных литературоведческих работ и к растворению в других понятиях, с ним граничащих. Из предпринятого нами обзора работ, в которых затрагивается проблема художественного историзма русской литературы XVIII в., следует, что: во-первых, наиболее значительные работы по теории художественного историзма, созданные в 1950-80-е гг., учитывают лишь развитые его формы (реалистическую и отчасти романтическую) и, в свете новейших исследований, требуют дополнений, а иногда и существенного пересмотра своих концептуальных положений; во-вторых, практически не разработанными остаются история историзма и связанная с ней проблема типологии историзма в русской литературе. Очевидно, что историзм мышления, например, В.К. Тредиаковского и Д.С. Мережковского разнится по своему качеству, однако ни в одном из известных нам определений историзма и художественного историзма не учитывается их «историчность». А ведь, как совершенно справедливо отметил С. Вайман, «метод изучения историзма - единственно историзм» (55, с. 3); в-третьих, не предложено пока системного рассмотрения исторического сознания русских писателей XVIII в., ни в теоретическом его аспекте (рефлексии и научные концептуализации, например в литературно-эстетических работах), ни в практической его реализации (в поэтике художественных произведений разных жанров, направлений и периодов); в-четвертых, за исключением Н.М. Карамзина, с одной стороны, и жанров путешествия, исторической трагедии, исторической повести и предромантиче-ской поэмы - с другой, историзм прочих авторов и жанров XVIII в. либо не исследовался вообще, либо находится в начальной стадии изучения; в-пятых, мало освоенными в науке о литературе остаются пути и формы перехода от нормативного к историческому типу художественного сознания на всем пространстве русской литературы XVIII столетия.

Иными словами, актуальность предпринятого нами исследования очевидна. Однако не всё из того, что является актуальным в потенции, может быть реально восполнено в рамках одной диссертации. Свое внимание мы сосредоточим на некоторых наиболее презентативных, с нашей точки зрения, авторах, произведениях и аспектах исследуемой темы. В связи с этим укажем принципы отбора анализируемых литературных текстов:

1. Прежде всего, мы сознательно избегали произведений и жанров с выраженной исторической тематикой, г. е. именно тех, где историзм присутствует в снятом виде и потому не требует исследовательских усилий для обнаружения. Некоторые из этих жанров (трагедия, повесть, анекдот, историографические труды) если и не основательно, то все-таки изучены, а для анализа других, например героической эпопеи, требуется отдельное монографическое исследование. 2. В свою очередь, обычное для исследователей историзма невнимание к лирическому роду литературы заставило нас пристальнее вглядеться в поэтические тексты и попытаться в них нащупать ключ к проблеме. 3. Кроме того, потребовали развития, а зачастую и пересмотра намеченные в советской науке пути анализа историзма мышления и теоретико-литературных построений эстетиков XVIII в. и, в частности, тех литературно-эстетических работ, которые не привлекали к себе должного внимания (Теплова, Хераскова, Плавилыцикова, Державина). 4. На определенном этапе постижения темы она сама, точнее ключевые для художественного историзма категории и понятия, определила ряд сюжетов диссертации. К ним относятся, например, историософская и батальная темы, а также темы времени и природы в русской поэзии. 5. Совпадение наших субъективных исследовательских предпочтений с объективной значимостью творчества М.В. Ломоносова в русской литературе XVIII в. и, как оказалось, в становлении художественного историзма обусловило особый интерес к этому автору. 6. Закономерно, что немалая часть нашего внимания была отдана пиндарической оде. Огромный художественный потенциал одического жанра до сих пор остается не раскрытым отечественными учеными. При этом его открытость новациям, чрезвычайно быстрое и непредсказуемое развитие на протяжении столетия, внимание к нему всех авторов XVIII в. дают уникальную возможность наглядно, через всё столетие проследить за процессами историзации и индивидуализации не только этого, отдельно взятого жанра, но и художественного сознания XVIII века в целом.

На защиту выносятся следующие основные положения: Во-первых, общепринятое представление о внеисторизме мышления писателей XVIII века следует считать научно устаревшим и неисторическим, основанным на априорно принятом и недоказанном допущении, в соответствии с которым историзм явился в русскую литературу только на исходе первой трети XIX века в «готовом» виде и в полном «вооружении», как Афина-Паллада, и только после этого писатели-реалисты стали совершенствовать и развивать открытия первого исторически мыслящего русского автора — A.C. Пушкина. Мы полагаем, во-вторых, что историзм уже был присущ художественному сознанию писателей XVIII в., только выражался он в специфических, непривычных для последующих эпох формах, обусловленных нормативностью и рационалистичностью этого сознания, а также общим состоянием естественных и общественных наук того времени. Однако ускоренные темпы развития национальной русской культуры вообще и словесности в частности, те задачи, которые ставила перед собой интенсивно приобщающаяся к европейскому опыту нация, привели к вызреванию историзма нового типа (в современном его понимании) в недрах «традиционалистского» художественного сознания. Забегая несколько вперед, укажем, что ключевыми составляющими категории «историзм» мы, вслед за немецкими ее исследователями, считаем идеи развития и индивидуальности (в приложении их к искусству слова). Процесс историзации/индивидуализации хотя и охватывал, в-третьих, все жанры, но отнюдь не синхронно, не равномерно и в своеобычных формах в каждом конкретном случае. Некоторые жанры в силу своей тематики и специфических задач были в большей степени открыты историзму (эпопея, трагедия, ода, дружеское послание, баллада, путешествие, повесть, исторический очерк и анекдот, ирои-комическая поэма и «предпоэмные» жанровые формы), другие же указанному процессу противились (дидактическая поэзия, идиллия, дидактическая сатира, надпись, любовная песня, элегия, сказка). Точно так же, в-четвертых, каждому писателю был отпущен свой предел в освоении принципов нового исторического мышления. Зависел этот предел от всей совокупности тех условий и факторов (имеется в виду конкретноисторическая ситуация XVIII в.), которые определяют индивидуальное развитие творческой личности, формирование ее мировоззрения, и в частности исторического сознания: отношение к петровским реформам и к идеологии Просвещения, степень религиозности, уровень образованности и широта кругозора, диалектика патриотизма и космополитизма, направленность и мера таланта, личная настроенность на «историческое» и/или «индивидуальное» и пр.

Объектом исследования в диссертации стал процесс смены типов художественного сознания в русской литературе XVIII века (нормативного - историческим), как тенденция очевидный уже со вступления столетия во вторую его половину и резко выразивший себя начиная с рубежа 1770-1780-х гг.

Предметом исследования являются процессы становления художественного историзма в русской литературе XVIII в. и развития исторического мышления русских писателей.

Цель исследования состоит в том, чтобы показать, как в недрах нормативно-рационалистической литературы XVIII в. с имманентно присущим ей и унаследованными от предшествующих культурных эпох типами историзма зарождался тот тип художественного сознания, который станет определяющим для русской и европейской литературы конца XVIII - первой половины XX в. и который опирался на т. н. «новый историзм».

Указанная цель и дальнейшая дифференциация предмета исследования влекут за собой постановку следующих частных задач:

1) на основе критического анализа существующих в философии, истории, культурологии, искусствоведении, литературоведении дефиниций «историзма» и с опорой на изучение конкретных литературных текстов выработать новое определение «художественного историзма» с учетом его «историчности»;

2) наметить типологию художественного историзма XVIII в. и предложить методику изучения ведущих его типов и некоторых соответствующих им форм;

3) для этого определить важнейшие содержательные и формальные параметры художественного историзма применительно к русской литературе XVIII века и обозначить некоторые из тех путей, по которым шла историзация и индивидуализация нормативного художественного сознания;

4) рассмотреть историческое сознание русских писателей XVIII в. - теоретиков и историков литературы - в его эволюции;

5) показать, как в творчестве отдельных писателей и в ряде жанров реализуют себя принципы нового и предшествующих типов историзма;

6) рассмотреть специфику художественного историзма одного из центральных жанров русского Классицизма - пиндарической оды, в особенности таких ее разновидностей, как эоническая («на Новый год»), историософская, батальная, «на день восшествия на престол»;

7) в этой связи показать, как писатели XVIII в. двигались к освоению в литературе различных типов времени и, прежде всего, времени исторического;

8) увидеть своеобразие предромантического историзма в творчестве авторов последней четверти XVIII в., выявив, с интересующей нас точки зрения, новые смыслы в известных произведениях и рассмотрев, с этих же методологических позиций, тексты мало изученные.

В настоящей диссертации впервые в отечественной науке предпринимается попытка изучить художественный историзм и смежные с ним категории и понятия на стадии его становления в русской литературе; предлагается типология художественного историзма в XVIII в.; диахроническому рассмотрению подвергаются основные теоретико- и историко-литературные трактаты XVIII века в их связи с проблематикой историзма; анализируются лирические произведения разных жанров (эоническая лирика XVIII в. - монографически) с точки зрения происходящих в них процессов историзации и индивидуализации традиционной топики и художественного сознания русских писателей. Всё вышесказанное позволяет говорить о научной новизне диссертационной работы.

Поставленные в диссертации цель и задачи требуют привлечения различных общенаучных и специальных методов исследования. Основным для нас является метод историзма и конкретные его воплощения и проекции в гуманитарных науках: историко-диалектический, историко-генетический, сравнитель ' ■ но-исторический, историко-функциональный, историко-литературный, историко-биографический, историко-культурный методы. Анализ теоретических понятий, построение типологий различного рода потребовали привлечения теоретико-литературного, типологического, сравнительного и системно-структурного методов. Для изучения тех переходных процессов в области поэтики, которые характеризуют исследуемые нами литературные периоды и явления, были задействованы методы исторической поэтики, мифопоэтики, рецептивной эстетики, интертекстуальный, а также разработаны конкретные диа-хронно-синхронные методики анализа (например, «общих мест» пиндарической оды).

Объект и предмет исследования, его цели и задачи определили следующую структуру диссертации.

После настоящего Введения следуют четыре главы, материал в которых располагается в соответствии с несколькими принципами: хронологическим; монографическим; от теоретического к историко-литературному рассмотрению материала.

Первая глава имеет теоретический характер, посвящена критическому анализу основных дефиниций «художественного историзма», существующих в научной литературе, и содержит основополагающие понятия и методологические установки нашего исследования, на которые мы опираемся в последующих разделах. Итогом рассмотрения становятся наше собственное определение «художественного историзма» и его типология в русской литературе XVIII в.

Вторая глава состоит из пяти параграфов, где в хронологическом порядке рассмотрены наиболее презентативные для нашей темы литературно-эстетические работы русских писателей XVIII в. от Феофана Прокоповича до Г.Р. Державина. Наше внимание сконцентрировано на теоретической стороне исторического сознания рассматриваемых авторов и на том, как и в каких формах идеи развития и индивидуальности проявляли себя в литературоведческой мысли XVIII века.

Глава третья диссертации включает в себя пять разделов и посвящена анализу поэтики эонических од и смежных с ними жанровых форм в их историческом развитии, а также специфической для этих произведений темы - времени. Особое внимание мы уделяем формированию в одах «на новолетие» исторических представлений о времени. Имеющая, на первый взгляд, частный характер судьба этого подвида пиндарической оды включает в себя, по нашему глубокому убеждению, общезначимые для формирования художественного историзма в русской литературе (особенно поэзии) моменты. Эоническая лирика рассматривается монографически, с момента ее появления в новой русской литературе в 1700-е гг. и до конца 1790-х гг.

Последняя, четвертая глава диссертационный работы, состоящая из трех разделов с подразделами, трактует вопрос о формах и способах перехода от нормативной к индивидуально-творческой поэтике и на материале конкретных текстов предлагает анализ соответствующих типов и форм художественного историзма. Основное внимание мы сосредоточиваем на «нормативно-рационалистическом историзме» и вырастающем на более широкой культурной основе, нежели только Просвещение, «предромантическом историзме». Последний включает в себя многие из примет того нового типа историзма, который характеризует индивидуально-творческий тип художественного сознания и в полной мере выявит себя в литературе Романтизма и Реализма. Материал главы сфокусирован на историософской, батальной и природно-пейзажной теме, а также на том, что можно обозначить как «история души».

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения художественного историзма и его проблем.

Список использованной литературы включает в себя 414 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Становление художественного историзма в русской литературе XVIII века"

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ IV

Вплоть до 1980-х гг. Н.М. Карамзин оставался едва ли не единственным писателем XVIII века, в творчестве которого исследователи находили, с оговорками и снисходительностью, элементы историзма. В данной главе мы попытались показать, что, во-первых, Карамзин был отнюдь не одинок в своих исканиях новой меры историчности бытия, к обретению которой стремились все крупнейшие писатели Сентиментализма и Предромантизма; что, во-вторых, Муравьев, Дмитриев, Державин, Львов, Бобров, Радищев и др. не только начинают своим творчеством качественно новый этап в развитии историзма, но и завершают искания своих предшественников в этой области; что, в-третьих, самое нормативное художественное сознание выработало собственные литературные формы для освоения идей развития и индивидуальности.

1. Практически не раскрытым оставалось до сих пор историософское содержание русской пиндарической оды во всех основных ее подвидах. Созданная Ломоносовым историософская концепция прогрессивно-провиденциального развития русской государственности была усвоена всеми авторами од и эпических поэм 2-й половины XVIII в. Новое слово здесь сумели сказать только по-эты-предромантики, которые существенно трансформировали одический жанр, внеся в него «местный колорит» и этнографизм, темы национального характера и роли личности в истории, широкий пласт архаических и «новых» мифологий, приближающееся к диалектическому отношение к войне и по-особому прочувствованный, «сердечный» взгляд на Природу.

2. Уникальным может быть назван «цикл» историософских од, созданных Львовым, Бобровым и Радищевым и посвященных наступлению нового столетия. Одический историзм перерастает заданные ему Ломоносовым, Тредиаков-ским и Сумароковым пределы и обогащается художественным исследованием «духа» нации и креативных возможностей ее «гениев», культурологической проблематикой, вниманием к «историческим чувствам» и мистике истории.

3. Диалектика отношений между историзмом од Классицизма и историзмом постодических текстов последней трети XVIII в. заключается, в частности, в индивидуализации и историзации «общих мест» нормативного искусства. Этот аспект становления индивидуально-творческого художественного сознания в русской литературе остается практически не изученным в отечественной и зарубежной науке. В данном ключе нами была рассмотрена (в т. ч. и в других главах диссертации) эволюция таких топосов, поэтических формул и клише, как: восторг, обращение к Музе, слава, битва, изображение врага, историческая (династическая) преемственность, где прежде. ныне там, описание сакрального места основания столицы, экспансия России на Восток, протяжение России, золотой век, новогодняя молитва, новое счастье, монарх-демиург, царь - солнце, комплиментирование женщины на троне, покорение природы, течение реки/жизни/времени, описание/восхваление реки.

4. Каждый из крупных писателей XVIII в., кому открылось в каких-либо формах новое историческое видение, приходил к нему своеобычным путем. Для Ломоносова такими отправными моментами стали синтез сенсуализма и рационализма как научных методов познания, стремление к изучению истории предмета, патриотизм. Сумароков исходил из жанров с исторической тематикой (трагедия, очерк) и своей повышенной эмоциональности. Тредиаковского отличал интерес к глубокой архаике и инновациям в культуре. Новиковым двигали культуртрегерские, предпринимательские и религиозно-моралистические цели. Экзальтированное воображение, мистическое самоуглубление, интерес к древнему эзотерическому и современному научному знанию определяли путь Боброва. Русских гердерианцев (Львова, Плавилыцикова, Радищева и др.) властно влекла к себе задача познания национального «духа», через искусство народа в первую очередь. Лично и глубоко прочувствованный национальнопатриотический пафос, одический восторг дали возможность Дмитриеву вжиться в историческое прошлое. Самопостроение себя как личности и, как следствие, постоянная рефлексия, освоение «чужого» опыта, вчувствование в «другого» как в уникальное историческое образование привели Карамзина к новому историзму.

5. Жизнь сердца, «исторические чувства» становятся определяющими для исторического сознания Н.М. Карамзина. Политические потрясения в России и Европе, личные жизненные утраты, обостренный интерес к современности, диалог и сравнение как гносеологические принципы - таковы составляющие индивидуального опыта писателя, который приходит к осознанию относительности всех истин и ценностей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Быть может, интереснее всего рассматривать явление на ранних этапах его становления, когда новизна, вносимая в жизненный поток, ощущается остро и требует вполне реальных усилий для удостоверения своего права на существование. Кроме того, зрелость (например, т. н. «зрелый историзм») часто высокомерна и воспринимает то, что досталось ей от «рождения», «даром», как присущее только ей, в ее нынешнем состоянии, не осознавая, что она сама есть результат развития традиции и так же будет преодолена последующими своими состояниями.

Безусловно, после открытий писателей Х1Х-ХХ вв. умозрительными и па-фосными кажутся монологи положительных героев классицистических трагедий и комедий; в наигранности и переслащенности можно упрекнуть «чувствительные» пассажи карамзинистов; как грубая лесть воспринимаются комплименты и славословия одических поэтов; наивным можно посчитать фольклоризм предромантиков. Однако историк литературы в своих оценках должен руководствоваться той самой системой «двойного масштаба», о которой писал Эрнст Трёльч и которой мы пытались следовать в предлежащем исследовании. Если свести к общему знаменателю претензии читателей и критиков, предпочитающих т. н. реалистическую либо модернистскую литературу, к словесности XVIII в. и более отдаленных эпох, то окажется, что в основном это субъективные претензии к «устарелой» художественной форме, идущие зачастую от незнания и непонимания ее специфики, «вкуса времени». Тем боД'ее нет никаких оснований отказывать писателям XVIII в. ни в способности глубоко мыслить, ни в умении тонко чувствовать. Многое из того, что обычно считается недоступным мироощущению людей XVIII столетия, на самом деле было им свойственно, но, возможно, облечено не совсем в те формы, к которым привыкли мы.

В своей диссертации мы попытались пересмотреть некоторые стереотипы, которые сложились в литературоведении по отношению к искусству слова XVIII века, и прежде всего устойчивые научные мифы о внеисторизме и антииндивидуалистичности художественного сознания писателей этого столетия. Главной реальностью для нас (надеемся, и для будущих исследователей) является множественность типов исторического сознания и соответствующих им типов художественного историзма, имевшая место в «век Просвещения». Принятие данного факта позволяет, на наш взгляд, объяснить многие парадоксы в литературном развитии XVIII в. и, главное, отказаться от прямолинейных детерминистских объяснительных схем, увидеть переходность, либо естественный и необходимый эклектизм, либо сосуществование генетически разных.традиций там, где усматривались лишь случайность, непоследовательность, тенденциозность, реакционность и прочие ничего не проясняющие в анализе явлений духовной культуры вещи.

Мы склонны полагать, что вся литература XVIII в. находилась в перма

148 нентном переходном состоянии : начало века еще овеяно дыханием древней русской культуры, несет на себя отпечаток средневекового мироощущения, а в конце века уже вполне различимы контуры нового исторического мировоззрения, в рамках которого успели сформироваться и мы сами. Это движение многообразных духовных миров (направлений и творческих судеб отдельных писателей) и созданных внутри них художественных форм представляется нам в виде нескольких потоков, идущих из не всегда различимого прошлого в неизвестное будущее, иногда сливающихся, иногда текущих параллельно, ино

148 Впрочем, последовательно проведенный исторический взгляд на духовную культуру, восприятие ее с позиций историзма, как процесса, обнаруживает тотальную «переходность» литературного развития, особенно очевидную начиная с Нового времени. Периоды «консервации» или, если угодно, «стабильности», господства какого-либо одного метода в литературе имеют либо чисто внешний характер (просто никто из исследователей не ставил себе целью показать движение и поиски там, где, считается, их нет и быть не должно), либо искусственный (связанный с целенаправленной политикой власти в области культуры). Самоочевидным доказательством «переходности» является творчество любого мало-мальски талантливого писателя, который всегда куда-то «движется», например, «от Классицизма к Сентиментализму» или «от Романтизма к Реализму». Особенно показательны «реверсивные» тенденции, когда художник, иногда без видимой мотивации, обращается к традициям ушедшего искусства, «архаике», доказывая тем самым, что «выработать», исчерпать творческий потенциал духовного явления невозможно и что историческое развитие (в т. ч. в сфере литературы) непредсказуемо. Таковы, например, «возвращения» Державина и Боброва к эстетике Барокко, позднего Пушкина и Тургенева - к Романтизму, раннего Достоевского - к Сентиментализму, постоянные апелляции писателей ХУШ-ХХ вв. к гда почти иссякающих. Некоторые из этих потоков пробились не так давно и, сильные и бурные, смогли на некоторое время вобрать в себя все остальные, заявляя о себе как о единственных магистральных направлениях в развитии культуры и литературы и поддержанные в этом своем самообольщении властью.

Таков, в частности, Классицизм середины XVIII в., который, однако, даже в 1740-50-е гг. не был исключительно рационалистическим, антикизирующим и прогосударственным направлением. Непосредственно в его лоне, как необходимая диалектическая противоположность, существовала тяга к субъективности, формами которой были: духовная поэзия (преложения псалмов, т. е. иудео-христианская традиция), любовная лирика (песни, т. е. фольклорная традиция), медитативная лирика с ее темами «премены» и «суеты» (западноевропейская традиция), стихотворения «на случай», произведения с автобиографическим «слоем» либо подтекстом и др.

Имманентная логика развития русской эстетической мысли привела к тому, что уже в 1750-е гг. состоялся переход от безличного познающего разума в Классицизме к абстрактному еще субъекту Сентиментализма, постигающему мир не только рационально, но и чувственно. Натуралистический историзм, результат секуляризации античной и средневековой антропологии и историософии, наследующий мифологизму (как типу историзма) и провиденциальному историзму, некоторое время определяет ракурс исследования писателями 174070-х гг. проблемы «человек и общество». Но уже на исходе второй трети столетия было достигнуто новое, антирационалистическое и индивидуализирующее понимание духовной жизни человека, прежде всего через богопознание (в масонстве и протестантизме, где «я» верующего не было подавлено) и самопознание (в душах отдельных людей, обладающих повышенной впечатлительностью и чувствительностью и потому в особенности открытых как «реально-историческому», так и «сверхисторическому»). Эстетика Сентиментализма в этом смысле есть прямая проекция субъективности писателя, мира его чувств и переживаний на доставшиеся ему в наследство традиционные формы их вырадревней русской литературе и т. д., и т. п. Л жения. Предромантизм попытался выработать собственные - индивидуальные - жанровые образования, зачастую обращаясь при этом к литературной архаике, и преодолеть механицизм в понимании и отображении внутреннего мира личности, перейти к воссозданию ее «внутренней жизни». На место отдельных, не связанных между собой чувств («государственных» или «частных»), противопоставленных рациональной способности человека («разуму»), он предложил цельное, неразложимое на «эмоцию» и «мысль» впечатление, «вчувствование», особенно в иные или отдаленные во времени культурные феномены. Предро-мантический историзм, заявивший о себе в последней трети XVIII в., мы считаем первым проявлением «нового историзма» в русской литературе, постепенно складывавшегося в ней со 2-й половины XVIII столетия и развивавшегося затем на протяжении Х1Х-ХХ вв.

Выработанные нами теоретические положения, типологию и концепцию художественного историзма мы попытались применить к анализу конкретного литературно-эстетического и литературно-художественного материала. Исходя из общего, предложенного немецкими философами представления об историзме как равнодействующей идей развития и индивидуальности, основное внимание мы сконцентрировали на формах и способах реализации последних в эстетических трактатах и художественных произведениях 1700-1800-х гг.

Так, прямой путь к идее индивидуальности в литературе лежал через выявление «образцовых»/«бездарных», а затем и «гениальных» авторов национальной традиции, т. е. исходил из нормативных эстетических требований. Характерна здесь, например, эволюция категории «вкус»: от понимания ее как единого для всех времен и народов «знания прекрасного» до признания зависимости эстетических оценок от «места», «времени» и личности созерцающего.

Роль творческого начала, а значит, индивидуальности в литературном процессе неуклонно возрастала, свидетельством чего служат, как это ни парадоксально, манифесты русского Классицизма, предельно личностные и темпераментные, в рамках доминирующей парадигмы натуралистического историзма, конечно. Первоначально мы сталкиваемся с непосредственным, «эмпирическим» воздействием личных качеств и перипетий биографии писателей на развитие того или иного жанра, т. е. с ранними, и весьма специфичными, формами автобиографизма в литературе XVIII в. (К сожалению, никто еще не попытался последовательно связать личный этос лидеров русского Классицизма, содержание их индивидуального исторического сознания с приоритетными для них жанрами, темами и идеями.) Затем сама биография (ее фрагменты) автора становится предметом его художественной рефлексии.

Показательна в этом смысле судьба пиндарической оды в целом (а также жанров, испытавших воздействие ее поэтики) и более подробно прослеженная нами история эонической оды в частности. Если в панегирических стихах 17001730-х гг. можно уловить лишь отголоски принадлежности их создателей к каким-либо «корпорациям», т. е. первичную социально-классовую обусловленность, то уже иллюминационные надписи М.В. Ломоносова 1740-50-х гг. отражают его утопическо-прогрессистские устремления (как факт мировоззрения, определивший идеологию жанра), а оды 1760-х гг. отмечены простой человеческой усталостью и желанием подвести исторические и жизненные итоги. Интересны «взаимоотношения» между стихами и личностными качествами А.П. Сумарокова и Е.И. Кострова. Первый слишком хотел изменить настоящее и научить монархов правилам властного поведения и потому совершил насилие над художественной формой (особенно оды), пытаясь «втиснуть» в нее свой темперамент и оппозиционные настроения. Второму текущая политическая жизнь была мало интересна, гораздо более его волновали изменения, происходившие в мире литературном. Быть может, поэтому ему удалось сгладить антагонизм разных жанров и присущие им крайности поэтической формы и создать просто стихи («на новый год», например). Несомненна зависимость стихотворной продукции поэтов-масонов Майкова и особенно Боброва от их религиозно-мистического экзальтированного мировосприятия. У поэтов и теоретиков рубежа ХУШ-ХЗХ вв., скажем Карамзина и Державина, находим уже полное осознание собственной писательской и человеческой значимости, самости, пришедшее на смену «устыдению» (Тредиаковский) и тщеславию (Сумароков) авторов середины века. Апология вдохновения в «Рассуждении о лирической поэзии, или Об оде» - логичное завершение теоретического осмысления проблемы индивидуальности в литературе XVIII в.

Путь к новому - личностному - самосознанию в искусстве лежал через преодоление многовековой риторической традиции «готового слова» и «готовых» художественных решений. В России XVIII в. ситуация осложнялась тем, что нормативное сознание было унаследовано, с одной стороны, из древнерусской литературы, а с другой - из литературы новоевропейской. Насущной проблемой современной филологии является, на наш взгляд, изучение формул и устойчивых выражений, пришедших в литературу XVIII - первой трети XIX в. из античной культуры, средневековой книжности и новоевропейских языков. Предложенный нами анализ некоторых поэтических формул и клише обнаружил глубинные, иногда с трудом восстанавливаемые связи исторического сознания XVIII в. с предшествующими его состояниями и, следовательно, преемственность типов историзма. Нормативная интертекстуальность, сосредоточенная на создании эстетической нормы, идеального и общезначимого художественного решения, способствовала развитию поэтического языка, формированию тезауруса образов и мотивов русской литературы и своим диалектическим пределом имела именно Авторство отдельного текста, индивидуальность и своеобычность стиля писателя.

В целом основной тенденцией развития русской эстетической и литературно-художественной мысли XVIII в. мы считаем постепенное смягчение и ослабление жестких предписаний нормативных поэтик, восходящих еще к Аристотелю, но ближайшим образом усвоенных из западноевропейских Барокко и Классицизма. Исследованный в нашем литературоведении принцип жанрового «перепутажа» (М.Н. Муравьев), почему-то связываемый только с поэзией Г.Р. Державина, является всего лишь одним из проявлений указанной тенденции. Нас в особенности интересовали т. н. процессы историзации и индивидуализации «общих мест» нормативного искусства, или их «дериторизация» (Р. Лахманн).

Предложенные в диссертации методы и методики анализа основываются на принципах исторической поэтики и позволяют увидеть движение художественных форм во времени. Одним из центральных объектов рассмотрения стал такой презентативный жанр литературы XVIII в., как пиндарическая ода, причем не в абстрактном ее понимании, но в конкретных тематических ее воплощениях: «на день восшествия на престол», «на победу», «на основание», «на Новый год», «на новостолетие». Последовательному анализу было подвергнуто около двадцати одических топосов в их эволюции. Индивидуализация поэтической образности еще с трудом улавливается в лирике 1-й половины XVIII в., выглядит как развитие и противоборство с ломоносовским одическим каноном в 1750-70-е гг. и становится идейно-художественным принципом в последней четверти столетия, когда формируются индивидуальные поэтические стили (Муравьева, Державина, Карамзина, Дмитриева, Радищева, Боброва). История жанра пиндарической оды была понята нами как процесс, в ходе которого русская поэзия XVIII в. осваивала различные грани художественного историзма и служила полем противоборства и взаимовлияния разных типов исторического сознания.

В эонической пиндарической оде ярко выразилось такое направление развития историзма и исторического мышления, как спецификация писателями собственных темпоральных представлений. Так, каждый государственный праздник, особенно день восшествия на престол, Новый год и военная победа, с необходимостью актуализировал, во-первых, циклические концепции времени, во-вторых, сакральные и эмпирические его проявления. Однако процессы секуляризации культуры, утверждение идеи прогресса, династическая преемственность и, вопреки ей, несхожесть следующих друг за другом правлений, осознание краткости и конечности человеческой жизни обусловили вытеснение циклической концепции движения времени линейной, в рамках которой прежде всего и формировалась парадигма нового историзма в европейской культуре. Вместе с линейным временем в темпоральных представлениях эпохи утверждалось историческое время. Однако сильные мифологизирующие интенции жанра пиндарической оды, неразработанность научно-исторического знания в XVIII в., привнесенный христианством провиденциализм и доставшийся в наследство от античности и ХУ1-ХУП вв. натуралистический историзм обусловили борьбу мифологического и исторического в сознании одических авторов. Столкновение начала консервативного, направленного на «остановку» или «повторение» времени, вкупе с традиционными художественными средствами, с одной стороны, и начала прогрессивно-динамического, не дающего истории «застыть», а жанру превратиться в набор клише, - с другой, обусловило развитие многих жанров, относящихся к «текстам времени».

Историческое время неуклонно осваивалось и другими жанрами, а также научно-теоретической мыслью эпохи. Нет никаких сомнений в том, что людям XVIII века, в отличие от предшествующих столетий, был свойствен повышенный интерес к своему прошлому. Можно сколько угодно говорить о «литературности» историографий и «внеисторизме» исторической мысли XVIII в., но никто не сможет оспорить самого факта историзации общественного сознания начиная с Петровской эпохи. Сами формы историзации, осознания того, что всё в окружающей действительности, в т. ч. и сам человек, является ставшим во времени, могли быть разнообразными и по внешнему своему выражению даже «внеисторическими» (образ «золотого века» в одах, исторические аналогии и параллели в одах, поэмах и трагедиях, условный «оссиановский» колорит и др.).

Наиболее очевидным проявлением идеи развития, второго основополагающего компонента историзма вообще и художественного историзма в частности, являлась в русской литературе и культуре XVIII в. концепция прогресса. В отчетливой форме, как прогрессивное развитие русской государственности, она впервые была поэтически сформулирована в одах М.В. Ломоносова 2-й половины 1740-х гг. и с этого момента не оставляла сознание русских писателей плоть до конца XIX в. Однако историософское содержание русской пиндарической оды оставалось практически не раскрытым в отечественной и зарубежной науке. Нами оно трактовано как результат слияния разных типов исторического сознания и соответствующих им форм историзма. Существенно обогатили концепцию прогресса поэты-предромантики, которые внесли в традиционные формы «местный колорит» и этнографизм, темы национального характера и роли личности в истории, широкий пласт архаических и «новых» мифологий, приближающееся к диалектическому отношение к войне и по-особому прочувствованный, «сердечный» взгляд на Природу. ОсобЪе внимание мы уделили предромантическим поэмам-одам И.И. Дмитриева «Ермак», «Освобождение Москвы» и «К Волге». Уникальным в русской поэзии остается «цикл» историософских стихов, созданных Львовым, Бобровым и Радищевым и посвященных наступлению нового столетия. К концу века «одический историзм» перерастает заданные ему Ломоносовым, Тредиаковским и Сумароковым пределы и обогащается художественным исследованием «духа» нации и креативных возможностей ее «гениев», культурологической проблематикой, вниманием к «историческим чувствам» и мистике истории.

Актуальной задачей современной филологической науки является, по нашему мнению, освоение историософского содержания других жанров («слова», эпопеи, поэмы, очерка, повести, путешествия и др.) и историософской мысли русских писателей XVIII века.

В сфере эстетической (теоретической) историософские представления о прогрессивном развитии связаны в первую очередь с попытками периодизации литературного и общественно-исторического процесса, которые предпринимались всеми крупнейшими авторами XVIII в. Генетические изыскания можно найти уже в «Поэтике» Феофана Прокоповича; сравнительно-исторические суждения высказывают лидеры русского Классицизма; восстановлением «исторической памяти» о писателях целенаправленно занимаются Н.И. Новиков и Н.М. Карамзин; концепцию развития русской культуры создает М.М. Херасков; а вершиной исторической мысли русских эстетиков XVIII в. мы считаем трактат Г.Р. Державина об оде, в котором история европейской поэзии осмыслена как органический (естественноисторический) процесс, главная его составляющая, жанр, - как индивидуальное историческое образование, а основным источником развития названа присущая природе человека творческая сила.

Вопреки бытующему мнению о равнодушии и/или негативном отношении просветителей к прошлому, Просвещению (во всяком случае - русскому) было свойственно «историческое любопытство». Оно непосредственно подготовило предромантические искания в области «древностей»149, а затем и глубокий интерес Романтизма к национальной истории и экзотическим культурам. Собственно, сама идея национальной самобытности, которую обычно числят «по ведомству» Романтизма, прямо вырастает из открытых просветителями понятий «дух нации», «дух времени», «дух языка» и т. п.

Многоразличны пути, которыми русские писатели приходили к этой идее. Первичным является, конечно, патриотическое воодушевление, причем на первых порах оно опиралось на апологетику современности и потому могло препятствовать расширению и углублению «историко-географического» видения (у тех же, например, одических поэтов, упоенных успехами расширяющей свои пределы империи). В этом смысле исторические ретроспекции в одах Ломоносова, несмотря на их дидактизм, были диалектическим отрицанием утопических и мйфопорождающих интенций одического жанра. Осознать собственную самобытность можно было, и собирая исторические артефакты, «антики»; и занимаясь изучением своего и иных языков; и заинтересовавшись архаическими системами стихосложения или литературной экзотикой. Но уже во всех этих случаях перед русскими писателями и учеными вставали инонациональные «исторические образования», столь же неповторимые и уникальные, как и явления собственной культуры.

Отдельного серьезного исследования заслуживают т. н. «историческое вчувствование» и формы его бытования в русской литературе ХУШ-Х1Х вв. «Чтобы правильно видеть прошлое, надо подавлять в себе привычные представления своего времени» - это открытие Винкельмана, упроченное Мёзером, Гердером и Гёте, а в России писателями сентиментально-предромантической

149 В этом смысле факт обнаружения в конце XVIII в. «Слова о полку Игореве» нужно рассматривать не в хронологическом (когда?), а в каузально-генетическом аспекте (почему в эту эпоху?). Иными словами, древний памятник заметили и оценили тогда, когда историческое сознание оказалось готово к его восприятию. ориентации, сразу выявило для рефлексирующих наблюдателей новую меру историчности бытия. В первую очередь здесь нужно назвать творчество Муравьева, Львова, Державина, Радищева, Дмитриева и Карамзина. «Исторические чувства» становятся определяющими для их исторического сознания, познания ими прошлого, настоящего и угадывания будущего. Мы исследовали отдельный фрагмент «истории души» Н.М. Карамзина, его индивидуальный путь к новому историческому мышлению, в котором, по-видимому, впервые в русской культуре концептуальное обоснование находит релятивизм как всеобъемлющий мировоззренческий принцип.

Релятивизм, подготовленный толерантностью как новой ценностью, вводимой Просвещением, и тогда же нашедший «бытовые» формы своего выражения («вольтерьянство»), безусловно, стал крупнейшим открытием нового исторического сознания в конце XVIII в. Он же является и тем пределом, в котором историзм может и должен увидеть превратные свои отражения: скептицизм, индифферентность, нигилизм. Тем не менее, в развитом и трезво себя оценивающем историзме релятивизм проявляется как уважение к чужой индивидуальности, «не-я», как позитивный интерес к жизни любого «исторического образования», как творческая многогранность. История релятивизма в русской литературе, эстетике и общественной мысли своего исследователя еще ожидает.

Вникновение в литературные тексты XVIII в. привело нас к убеждению в том, что путь каждого крупного автора к новому историческому видению, а значит, и мера доступного писателю историзма своеобычны и индивидуальны. Для Ломоносова такими отправными моментами стали синтез сенсуализма и рационализма как научных методов познания, стремление к изучению истории предмета (будь то литературный язык или образование земной коры), патриотизм. Сумароков исходил из жанров с исторической тематикой (трагедий, очерков) и своей повышенной эмоциональности (любовная лирика, духовные стихи). Тредиаковского отличал странный на первый взгляд, но вполне объяснимый с позиций диалектики интерес к глубокой архаике и инновациям в культуре. Новиковым двигали культуртрегерские, предпринимательские и религиозно-моралистические цели. Экзальтированное воображение, мистическое самоуглубление, интерес к древнему эзотерическому и современному научному знанию определяли путь Боброва. Русских гердерианцев (Львова, Пла-вилыцикова, Радищева и др.) властно влекла к себе задача познания национального «духа», через искусство народа в первую очередь. Лично и глубоко прочувствованный национально-патриотический пафос, одический восторг дали возможность Дмитриеву вжиться в историческое прошлое. Самопостроение себя как личности и, как следствие, постоянная рефлексия, освоение «чужого» опыта, вчувствование в «другого» как в уникальное «историческое образование» привели Карамзина к новому историзму. Через «чувство настоящего», «жизнь сердца» писатель приходит к осознанию относительности всех истин и ценностей.

Полагаем, что целенаправленный анализ исторического сознания любого из писателей ХУШ-ХХ вв., доступной ему «меры» художественного историзма позволит по-новому взглянуть как на его творчество, так и на литературный процесс в целом. Данная исследовательская перспектива заманчива еще и потому, что формы проявления историзма в сфере литературы (и вообще в духовно-творческой деятельности) многообразны и учету не поддаются.

В настоящей диссертации охвачены лишь некоторые фрагменты целостной картины развития художественного сознания XVIII в. как формы общественного сознания. Поскольку же воссоздать всю эту картину — задача недостижимая в принципе, то мы надеемся лишь, что нам удалось связать эти фрагменты в единый сюжет и представить русскую литературу XVIII века как незавершенный процесс, участвовать в котором предстоит уже писателям следующего столетия.

Список научной литературыПетров, Алексей Владимирович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абрамзон Т.Е. Просветительские мифы М.В. Ломоносова: Монография. Магнитогорск, 2005.

2. Авраменко Е.И. Художественный историзм романа У.М. Теккерея «Ярмарка тщеславия» и деталь исторического колорита // Филологические науки. 1987. №5. С. 75-79.

3. Агеева О.Г. «Величайший и славнейший более всех градов в свете» Град Святого Петра (Петербург в русском общественном сознании начала XVIII века). СПб., 1999.

4. Адерихин В. Сквозь призму времени (К проблеме историзма в произведениях 60-х годов о людях села) // Проблема художественной правды. М., 1971. С. 66-108.

5. Азбелев С.Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л., 1982.

6. Александр Петрович Сумароков (1717-1777): Жизнь и творчество: Сб. ст. и материалов. М. 2002.

7. Александрова И.Б. Поэтическая речь XVIII века. М., 2005.

8. Александрова Л.П. Советский исторический роман и вопросы историзма. Киев, 1971.

9. Алексеев П.В., Панин A.B. Теория познания и диалектика. М., 1991.

10. Алексеева Н.Ю. Петербургский немецкий поэт Г. В. Фр. Юнкер // XVIII век. Сб. 22. СПб., 2002. С. 8-27.

11. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа. (XVII первая четверть XVIII в.). М., 1976.

12. Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа. (XVIII первая половина XIX в.). М., 1985.

13. Альми И.Л. Образ стихии в поэме «Медный всадник» (тема Невы и наводнения) // Альми И.Л. О поэзии и прозе. СПб., 2002. С. 88-102.

14. Альтшуллер М.Г. Идейные и художественные искания в русской лирике 1790-х гг. (Н. Николев, П. Сумароков, Е. Костров, С. Бобров): АКД. Л., 1966.

15. Альтшуллер М. «Ирод и Мариамна» Гавриила Державина (К вопросу о формировании русской преромантической драмы) // Норвичские симпозиумы порусской литературе и культуре. Т. IV. Гаврила Державин. 1743-1816. Норт-филд, Вермонт, 1995. С. 225-229.

16. Альтшуллер М.Г. Литературно-теоретические взгляды Державина и «Беседа любителей русского слова» // XVIII век. Сб. 8. Л., 1969. С. 103-112.

17. Альтшуллер М.Г. Поэтическая традиция Радищева в литературной жизни начала XIX века // XVIII век. Сб. 12. Л., 1977. С. 113-136.

18. Андреев Ю.А. Русский советский исторический роман. 20-30-е годы. М.-Л., 1962.

19. Аникин В.П. Теоретические проблемы историзма былин в науке советского времени. М., 1978. Вып. 2.

20. Арон Р. Избранное: Измерения исторического сознания. М., 2004.

21. Артемьева Т.В. Русская историософия XVIII века. СПб., 1996.

22. Архангельский А.Н. Стихотворная повесть A.C. Пушкина «Медный Всадник». М., 1990.

23. Архипова A.B. Эволюция исторической темы в русской прозе 1800-1820-х гг. // На путях к романтизму. Сб. науч. трудов. Л., 1984. С. 215-236.

24. Асадуллаев С.Г. Историзм, формирование, теория и типология социалистического реализма: АДД. Баку, 1970.

25. Афанасьев Э.Л. На пути к XIX веку (Русская литература 70-х гг. XVIII в. -10-х гг. XIX в.). М., 2002.

26. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова. Литературные цитаты. Образные выражения. М., 1986.

27. Бабанов И. Очерк жизни и творчества Винкельмана // Винкельман И.И. История искусства древности. Малые сочинения. СПб., 2000. С. 461-488.

28. Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М., 1984.

29. Барг М.А. Шекспир и история. М., 1976. *

30. Барг М.А. Эпохи и идеи: Становление историзма. М., 1987.

31. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975.

32. Башкеева В.В. Русский словесный портрет. Лирика и проза конца XVIII -первой трети XIX века: АДД. М., 2000.

33. Бенделиани К.А. Диалектика принципов системности и историзма в историческом познании: АКД. М., 1988.

34. Берков П.Н. Введение в изучение истории русской литературы XVIII века. Часть I. Очерк литературной историографии XVIII века. JL, 1964.

35. Берков П.Н. Жизненный и литературный путь А.П. Сумарокова И Сумароков А.П. Избранные произведения. JL, 1957. С. 5-46.

36. Берков П.Н. Из истории русской поэзии первой трети XVIII в. (К проблеме тонического стиха) // XVIII век. Сб. ст. и мат-лов. M.-JL, 1935. С. 61-81.

37. Берков П.Н. История русской комедии XVIII в. JI., 1977.

38. Берков П.Н. Проблемы исторического развития литератур. Статьи. JL, 1981.

39. Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. М., 1951.

40. Богданович И.Ф. Стихотворения и поэмы. Л., 1956.

41. Большакова Е.С. Об использовании некоторых традиционных поэтизмов в произведениях М.В. Ломоносова // Проблемы культуры, языка, воспитания: Сб. науч. тр. Вып. 5. Архангельск, 2003. С. 59-61.

42. Болыпухина Н.П. Рыцари Просвещения: Тредиаковский, Радищев, Пушкин // В.К. Тредиаковский и русская литература. М., 2005. С. 194-216.

43. Борев Ю.Б. Искусство интерпретации и оценки. Опыт прочтения «Медного всадника». М., 1981.

44. Бочаров С. Статьи В.И. Ленина о Толстом и проблема художественного метода // Ленин и литература. Сборник статей. М., 1963. С. 210-239.

45. Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия XVII-XVIII веков. М., 1988.

46. Буланов A.M. Философско-этические искания в русской литературе второй половины XIX века: («Ум» и «сердце» в творчестве Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого). Волгоград, 1991.

47. Буранок О.М. Русская литература XVIII века. М., 1999.

48. Буранок О.М. Русская литература XVIII века: Петровская эпоха. Феофан Про-копович. М., 2003.

49. Бухаркин П.Е. Православная Церковь и русская литература в XVIII-XIX веках: (Проблемы культурного диалога). СПб., 1996.

50. Быкова Т.А. К истории текста «Од торжественных» А.П. Сумарокова // XVTII век. Сб. 5. М.-Л., 1962. С. 383-391.

51. XVIII век. Сб. 12. А.Н. Радищев и литература его времени. Л., 1977.

52. XVIII век. Сб. 15. Русская литература XVIII века в ее связях с искусством и наукой. Л., 1986.

53. XVIII век. Сб. 16. Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века. Д., 1989.

54. XVQI век. Сборник статей и материалов. M.-JL, 1935.

55. Вайман С. Параметры эстетической мысли. Историзм. Метод. М., 1997.

56. Валицкая А.П. Русская эстетика XVIII века. М., 1983.

57. Вальденберг Над. Державин. 1816-1916. Опыт характеристики его миросозерцания. Пг., 1916.

58. Виднее М.В., Степанов В.П. Неизвестная ода М.Д. Чулкова // XVIII век. Сб. И. Л., 1976. С. 166-177.

59. Винкельман И.И. История искусства древности. Малые сочинения. СПб., 2000.

60. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959.

61. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. М., 1938.

62. Власов В.Г. Большой энциклопедический словарь изобразительного искусства. В 8 т. СПб., 2000.

63. Воеводина Л.Н. Мифология и культура. М., 2002.

64. Возникновение русской науки о литературе. М., 1975.

65. Вопросы историзма и реализма в русской литературе XIX начала XX века. Л., 1985.

66. Воробьева H.H. Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература. М., 1978.

67. Всемирная история: В 24 т. Т. 15. Эпоха просвещения. Мн., 1996.

68. Всемирный биографический энциклопедический словарь. М., 1998.

69. Вяземский П.А. Сочинения: В 2-х т. М., 1982.

70. Гавриил Романович Державин. Его жизнь и сочинения. Сб. ист.-лит. статей /

71. Сост. В. Покровский. М., 1909.

72. Гаспаров M.J1. Об античной поэзии: Поэты. Поэтика. Риторика. СПб., 2000.

73. Гаспаров M.J1. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 2000.

74. Гачев Г.Д. Жизнь художественного сознания?."- Очерки по истории образа. Часть 1. М., 1972.

75. Гинзбург Л. О проблеме народности и личности в поэзии декабристов // О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы. Сборник статей. М.-Л., 1960. С. 52-93.

76. Гинзбург Л.Я. О старом и новом. Л., 1982.

77. Гиривенко А.Н. Карамзин-переводчик и полемика о путях развития образного языка // Карамзинский сборник. Россия и Европа: Диалог культур. Ульяновск, 2001. С. 34-41.

78. Гончарова О.М. Власть традиции и «новая Россия» в литературном сознании второй половины XVIII века: Монография. СПб., 2004.

79. Гончарова О.М. Творческая деятельность Н.М. Карамзина 1790-х годов: АКД. Л., 1986.

80. Гораций. Собрание сочинений. СПб., 1993.

81. Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. М., 1953.

82. Горский И.К. О двух подходах к изучению произведений историко-литературного жанра // Филологические науки. 1997. № 3. С. 3-14.

83. Грот Я.К. Жизнь Державина. М., 1997.

84. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.8 5. Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века. М., 2001.

85. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М., 1998.

86. Гуковский Г.А. Русская литературно-критическая мысль в 1730-1750-е годы // XVIII век. Сб. 5. М.-Л., 1962. С. 98-128.

87. Гулыга A.B. Гердер и его «Идеи к философии истории человечества» // И.Г. Гердер. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 612-648.

88. Гурвич И.А. О развитии художественного мышления в русской литературе (конец XVIII первая половина XIX в.). Ташкент, 1987.

89. Гуревич А .Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии. 1988. № 1. С. 56-70.

90. Гуревич А.Я. Об исторической закономерности // Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 51-79.

91. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 тт. СПб., 1996.

92. Данилевский Р.Ю. И.Г. Гердер и сравнительное изучение литератур в России // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы. Л., 1980. С. 174-217.

93. Декарт Р. Сочинения в 2 т. М., 1989.

94. Декюльто Э. Происхождение одного недоразумения: место Винкельмана в литературных пантеонах Франции и Германии в конце XVIII века // Литературный пантеон: национальный и зарубежный. М., 1999. С. 62-77.

95. Демин А.О. Драматические сочинения Г.Р. Державина. (Вопросы текстологии. Литературные источники): АКД. СПб., 2000. *

96. Дербов Л.А. Общественно-политические и исторические взгляды Н.И. Новикова. Саратов, 1974.

97. Державин Г.Р. Сочинения. СПб., 2002.

98. Дмитриев И.И. Полное собрание стихотворений. Л., 1967.

99. Днепров В. Искусство человековедения. Из художественного опыта Льва Толстого. Л., 1985.

100. Днепров В. Историзм в понимании реалистического художественного метода // Творческий метод. Сб. статей. М., 1960. С. 93-112.

101. Достоевский: Эстетика и поэтика: Словарь-справочник / Сост. Г.К. Щенни-ков, A.A. Алексеев. Челябинск, 1997.

102. Древнерусская литература: Изображение природы и человека. Коллективная монография. М., 1995.

103. Егунов А.Н. Гомер в русских переводах XVIII-XIX веков. М., 2001.

104. Еременко Л.И. Поэзия И.И. Дмитриева: АКД. Л., 1983.

105. Ефремова Е.В. Стихотворное наследие Николая Михайловича Карамзина: АКД. М., 1999.

106. Живов В.М. Культурные реформы в системе преобразований Петра I // Из истории русской культуры, том III (XVII начало XVIII века). М., 1996. С. 528-583.

107. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996.

108. Живов В.М., Успенский Б.А. Метаморфозы античного язычества в истории русской культуры XVII-XVIII века // Из истории русской культуры, том IV (XVIII начало XIX века). М., 1996. С. 449-536.

109. Жирмунская H.A. Историко-философская концепция И.Г. Гердера и историзм Просвещения//XVIII век. Сборник 13. Л., 1981. С. 91-101.

110. Западноевропейская философия XVIII века. М., 1986.

111. Западов A.B. Поэты XVIII века (А. Кантемир, А. Сумароков, В. Майков, М. Херасков). М., 1984.

112. Западов В.А. Державин и русская рифма XVIII в. // XVIII век. Сб. 8. Л., 1969. С. 54-91.

113. Западов В.А. Литературные направления в русской литературе XVIII века. СПб., 1995.

114. Западов В.А. Работа Г.Р. Державина над «Рассуждением о лирической поэзии» // XVIII век. Сб. 15. Л., 1986. С. 229-282.

115. Звёздова Г.В. Русская именная темпоральность в историческом и функциональном аспектах. Воронеж, 1996. '

116. Зелов Д.Д. Официальные светские праздники как явление русской культуры конца XVII первой половины XVIII века (история триумфов и фейерверков от Петра Великого до его дочери Елизаветы). М., 2002.

117. Зельдович М.Г. Ленинский принцип историзма и вопросы методологии исторического изучения литературы И Современная советская историко-литературная наука. Актуальные вопросы. Л., 1975. С. 22-77.

118. Зеньковский В.В. История русской философии. Харьков; М., 2001.

119. И.Г. Гердер. Идеи к философии истории человечества. М., 1977.

120. Иванов М.В. Судьба русского сентиментализма: АДД. СПб., 1997.

121. Из истории английской эстетики XVIII века: Поп. Аддисон. Джерард. Рид. М., 1982.

122. Из истории русской культуры, том III (XVII начало XVIII века). М., 1996.

123. Из истории русской культуры, том IV (XVIII начало XIX века). М., 1996.

124. Из немецкой поэзии: век X век XX. М., 1979.

125. Иоасаф (Заболотский). Слово в день новаго года. СПб., 1781.

126. Ионин Г.Н. Державин-лирик // Державин Г.Р. Сочинения. СПб, 2002. С. 5-48.

127. Историзм в России. Стиль и эпоха в декоративном искусстве 1820-1890-х годов. СПб., 1996.

128. Историзм и творчество: Материалы Всесоюзной научно-теоретической конференции. Ч. 1 -2. М., 1990.

129. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

130. Исторические воззрения как форма общественного сознания: Материалы науч. межвуз. конф. Ч. 1-2. Саратов, 1995.

131. История всемирной литературы. Т. 6. М., 1989.

132. История русской литературы: В 10 т. М.-Л., 1941-1956.

133. История русской литературы: В 4 т. Л., 1981-1983.

134. История русской поэзии: В 2 т. Л., 1968.

135. Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб., 1992.

136. Калакуцкая Е.Л. Лексико-семантическая тема «уныние меланхолия — задумчивость - забвение» в русском языке и культуре второй половины XVIII в. // Логический анализ языка. Избранное. 1988-1995. М., 2003. С. 350-357.

137. Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Исторические корни и развитие обычаев. М., 1983.

138. Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Годовой цикл. М., 1989.

139. Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии. Новый год. М., 1985.

140. Каменская P.A. Историческое сознание: АКД. Волгоград, 1999.

141. Канунова Ф.З. Из истории русской повести (Историко-литературное значение повестей Н.М. Карамзина). Томск, 1967.

142. Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2-х т. М.-Л., 1964.

143. Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма. М., 1982.

144. Карамзин Н.М. Полное собрание стихотворений. М.-Л., 1966.

145. Карамзин Н.М. Сочинения: В 2-х т. Л., 1984.

146. Карамзинский сборник. Творчество Н.М. Карамзина и историко-литературный процесс. Сборник статей. Ульяновск, 1996.

147. Карлова Т.С. Эстетический смысл истории в творческом восприятии Карамзина// XVIII век. Сб. 8. Л., 1969. С. 281-189.

148. Керсновский A.A. История русской армии в 4 томах. Т. 1. М., 1992.

149. Кибальник С.А. Неоклассицизм в русской лирике конца XVIII начала XIX в. // На путях к романтизму. Л., 1984. С. 139-157.

150. Киреева Э.Н. Историзм и его стилевое выражение в поэзии П.А. Катенина: АКД. М, 1978.

151. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1994.

152. Кнабе Г.С. Русская античность. Содержание, роль и судьба античного наследия в культуре России. М., 2002.

153. Книга Катулла Веронского. М., 1991.

154. Коваленская H.H. История русского искусства XVIII века. М., 1962.

155. Кожинов В.В. Историзм <в литературе> // Краткая литературная энциклопедия. Т. 3. M., 1966. Стлб. 227-228.

156. Кондаков И.В. Культурология: история культуры России: Курс лекций. М., 2003.

157. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975.

158. Кондратов С.Н. Одическая лирика Г.Р. Державина 1779-1794 годов (Концепция личности, жанр, ритмическая организация): АКД. М., 1989.

159. Контекст. 1982. Литературно-теоретические исследования. М., 1983.

160. Кормилов С.И. К общей теории художественно-исторической литературы // Филологические науки. 1979. № 4. С. 3-10.

161. Кормилов С.И. Принцип художественного историзма и русская художественно-историческая литература 1860-х годов: АКД. М., 1978.

162. Кормилов С.И. Теоретические аспекты художественного историзма // Проблема историзма в русской советской литературе (60-80-е годы). М., 1986. С. 67-97.

163. Кормилов С.И. Художественный историзм как теоретическая проблема // Филологические науки. 1977. № 4. С. 17-25.

164. Коровин B.JI. С.С. Бобров. Жизнь и творчество: АКД. М., 2000.

165. Кочеткова Н.Д. «Всемирная отзывчивость» и патриотизм участников нови-ковского кружка // Карамзинский сборник. Национальные традиции и европеизм в русской культуре. Ульяновск, 1999. С. 69-80.

166. Кочеткова Н.Д. А. Радищев. «Осмнадцатое столетие» // Поэтический строй русской лирики. JL, 1973. С. 21-37.

167. Кочеткова Н.Д. Формирование исторической концепции Карамзина писателя и публициста// XVIII век. Сб. 13. Л., 1981. С. 132-155.

168. Краснов Г.В. Литературные акценты Н.И. Новикова в его «Опыте исторического словаря о российских писателях» // Карамзинский сборник. Россия и Европа: Диалог культур. Ульяновск, 2001. С. 162-166.

169. Крашенинникова O.A. «Взносись, Российская держава.» (Выражение национального самосознания в русской оде 1760-1780-х годов) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С. 341-404.

170. Крашенинникова O.A. «Какая похвала российскому народу судьбой дана.» (Выражение русского национального самосознания в творчестве М.В. Ломоносова) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С. 256-296.

171. Критика XVIII века. М., 2002.

172. Кузьмин А.И. Героическая тема в русской литературе. М., 1974.

173. Кузьмина Е.И. Неоклассицизм как литературно-эстетическое явление рубежа XVIII-XIX веков: АКД. Оренбург, 2001.

174. Кукушкина Е.Д. Поэзия М.М. Хераскова. Поиски смысла жизни // XVIII век. Сб. 22. СПб., 2002. С. 96-110.

175. Кулакова Л.И. О спорных вопросах в эстетике Державина // XVIII век. Сб. 8. Л., 1969. С. 25-40.

176. Кулакова Л.И. Очерки истории русской эстетической мысли XVIII века. Л., 1968.

177. Курилов A.C. Литературоведение в России XVTII века. М., 1981.

178. Курилов A.C. Понятие народности и принцип историзма // Методология современного литературоведения. Проблемы историзма. М., 1978. С. 126-153.

179. Кучеров А.Я. И.И. Дмитриев // Н. Карамзин. И. Дмитриев. Избранные стихотворения. Л., 1953. С. 245-264.

180. Ламетри Ж.О. Сочинения. М., 1976.

181. Лахманн Р. Демонтаж красноречия. Риторическая традиция и понятие поэтического. СПб., 2001. ;

182. Лебедев Е. Михаил Васильевич Ломоносов. Ростов н/Д., 1997.

183. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000.

184. Левада Ю.А. Историческое сознание и научный метод // Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 186-224.

185. Левин Ю.Д. Оссианв России// Джеймс Макферсон. Поэмы Оссиана. Л., 1983. С. 502-529.

186. Левин Ю.Д. Оссиан в русской литературе (конец XVIII первая треть XIX века). Л., 1980.

187. Левицкий A.A. Образ воды у Державина и образ поэта // XVIII век. Сб. 20. СПб., 1996. С. 47-71.

188. Ленобль Г. История и литература. М., 1960.

189. Леонтьева Г.А., Шорин П.А., Кобрин В.Б. Ключи к тайнам Клио. М., 1994.

190. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

191. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2003.

192. Литературное наследство. № 9-10. М., 1933.

193. Литературный пантеон: национальный и зарубежный. Материалы российско-французского коллоквиума. М., 1999.

194. Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. Л., 1987.

195. Ломоносов и русская литература. М., 1987.

196. Ломоносов М.В. Избранные произведения. Л., 1986.

197. Ломоносов М.В. Поли. собр. соч.: В 10 т. M.-JL, 1950-1959.

198. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957.

199. Лотман Ю. Проблема народности и пути развития литературы преддекабри-стского периода // О русском реализме XIX века и вопросах народности литературы. Сб. ст. М.-Л., 1960. С. 3-51.

200. Лотман Ю.М. Карамзин. СПб., 1997.

201. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996.

202. Лотман Ю.М. Поэзия 1790-1810-х годов // Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971. С.5-62.

203. Лотман Ю.М. Черты реальной политики в позиции Карамзина 1790-х гг. (к генезису исторической концепции Карамзина) // XVIII век. Сб. 13. Л., 1981. С. 102-131.

204. Лузянина Л.Н. Историзм художественного мышления в первые десятилетия XIX века//Известия АН СССР. 1972. Т. 31. Вып. 1. С. 131-141.

205. Лузянина Л.Н. Проблемы историзма в творчестве Карамзина автора «Истории государства Российского» //XVIII век. Сб. 13. Л., 1981. С. 156-166.

206. Лузянина Л.Н. Проблемы истории в русской литературе первой четверти XIX века (от «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина до трагедии A.C. Пушкина «Борис Годунов»): АКД. Л., 1972.

207. Лузянина Л.Н., Чернышева Е.Г. Историзм Пушкина // A.C. Пушкин: Шк. эн-цикл. слов. М., 1999. С. 499-503.

208. Луцевич Л.Ф. Псалтырь в русской поэзии. СПб., 2002.

209. Люблинская А.Д. Историческая мысль в Энциклопедии // История в Энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. Л., 1978. С. 233-255.

210. Люсый А.П. Первый поэт Тавриды. Симферополь, 1991.

211. Майков В.И. Избранные произведения. М.-Л., 1966.

212. Макогоненко Г.П. «Рядовой на Пинде воин» (Поэзия Ивана Дмитриева) // Дмитриев И.И. Полное собрание стихотворений. Л., 1967. С. 5-68.

213. Макогоненко Г.П. Из истории формирования историзма в русской литературе //XVIII век. Сб. 13. Л., 1981. С. 3-65.

214. Макогоненко Г.П. Николай Новиков и русское просвещение XVIII века. М.-Л., 1951.

215. Малинов A.B. Философия истории в России XVIII века. СПб., 2003.

216. Малиновская М.К. Проблема личности в прозе Н.М. Карамзина: АКД. М., 1986.

217. Малкина В.Я. Поэтика исторического романа: Проблема инварианта и типология жанра. Тверь, 2002.

218. Масонство и русская литература XVIII начала XIX вв. М., 2000.

219. Машкин А. Эстетическая теория Баттё и лирика Державина. Казань, 1916.

220. Мезин С.А. «История государства Российского» Н.М. Карамзина в отечественной историографии (обзор) // Карамзинский сборник. Россия и Европа: Диалог культур. Ульяновск, 2001. С. 87-107.

221. Мезин С.А. Н.М. Карамзин и историческое сознание русского общества второй половины XVIII первой четверти XIX века // Исторические воззрения как форма.общественного сознания. Ч. 1. Саратов, 1995. С. 43-52.

222. Мейлах Б.С. Творчество A.C. Пушкина. Развитие художественной системы. М., 1984.

223. Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М., 2004.

224. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 2000.

225. Методология современного литературоведения. Проблемы историзма. М., 1978.

226. Мильков В.В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб., 2000.

227. Минералов Ю.И. История русской словесности XVIII века. М., 2003.

228. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М., 1997.

229. Михайлова М.Г. Античность в русской литературе конца XVIII начала XIX века: АКД. М., 1995.

230. Михельсон М.И. Русская речь и мысль: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: Сборник образных слов и иносказаний: В 2 т. М., 1994.

231. Могильницкий Б.Г. Историческое сознание и историческая наука // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Ч. 1. Саратов, 1995. С. 10-17.

232. Мозговая Е.Б., Лаппо-Данилевский К.Ю. Идеи И.И. Винкельмана и Петербургская академия художество в XVIII столетии // XVIII век. Сб. 22. СПб., 2002. С. 155-179.

233. Моисеева Т.Н. Ломоносов и древнерусская литература. М., 1971.

234. Молодежная эстрада: Литературно-музыкальный альманах. 2002. № 4-6. Празднуем Новый год.

235. Морозов А. Михайло Васильевич Ломоносов П Ломоносов М.В. Сочинения. М.-Л., 1961. С. 3-38.

236. Морозова Е.А. В.К. Тредиаковский и истоки романтического движения в России XVIII века//В.К. Тредиаковский и русская литература. М., 2005. С. 187-193.

237. Морозова Е.А. Романтическое движение в русской литературе XVIII века // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. Вып. 10. Самара, 2003. С. 139-152.

238. Москвичева Г.В. Жанры русского классицизма: В 3 ч. Горький, 1974.

239. Москвичева Г.В. Русский классицизм. М., 1986.

240. Мстиславская Е.П. Концепция историко-политического процесса в России XVIII века в произведениях Сумарокова // Александр Петрович Сумароков (1717-1777): Жизнь и творчество: Сб. ст. и материалов. М., 2002. С. 42-71.

241. Муравьев М.Н. Стихотворения. JL, 1967.

242. На путях к романтизму. Сб. науч. трудов. JL, 1984.

243. Нарский И.С. Пути английской эстетики XVIII века // Из истории английской эстетики XVIII века: Поп. Аддисон. Джерард. Рид. М., 1982. С. 7-39.

244. Никанорова Е.К. Исторический анекдот в русской литературе XVIII века: Анекдоты о Петре Великом. Новосибирск, 2001.

245. Николаев Д.П. «Когда русские были русскими.» (Пути постижения «русской нравственной физиономии» в прозе Н.М. Карамзина 1790-х годов) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С/682-720.

246. Николаев Д.П. «Я подвиг предка петь хочу!» (Гражданско-патриотические мотивы в поэзии И.И. Дмитриева 1790-х годов) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С. 721-762.

247. Николаев O.P. Проблемы историзма в творчестве Й.В. Гоголя 1820-1830-х гг.: АКД.Я., 1989.

248. Николаев П.А. Историзм в художественном творчестве и в литературоведении. М., 1983.

249. Николаев С.И. Литературная культура петровской эпохи. СПб., 1996.

250. Николаева С.Ю. Проблема историзма в творчестве А.П. Чехова: АКД. М., 1988.

251. Новейший философский словарь. Мн., 1998.

252. Новиков А. Г.Р. Державин. СПб., 1913.

253. Новиков В. Новый историзм новые художественные открытия (К вопросу о новаторстве советской литературы) // Новаторство и художественное многообразие литературы и искусства. М., 1970. С. 3-44.

254. Новиков Н.И. Избранное. М., 1983.

255. Новиков Н.И. Избранные сочинения. М.-Л., 1951.

256. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Русская философия истории: Курс лекций. М., 1997.

257. Норвичские симпозиумы по русской литературе и культуре. Т. IV. Гаврила Державин. 1743-1816. Нортфилд, Вермонт, 1995.

258. Общественно-политическая мысль европейского Просвещения. М., 2002.

259. Овсянников М.Ф. История эстетической мысли. М., 1984.

260. Одесский М.П. Очерки исторической поэтики русской драмы. Эпоха Петра I. М., 1999.

261. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999.

262. Оклянский Ю.М. Наследники (Об историзме современной прозы). М., 1975.

263. Осетров Е.И. Мир Игоревой песни: Этюды. М., 1981.

264. Остолопов Н. Ф. Словарь древней и новой поэзии: В 3 ч. СПб., 1821.

265. Очерки по истории русской журналистики и критики. Т. 1. XVIII век и первая половина XIX века. Л., 1950.

266. Павлович А.И. Историческая грамматика русского языка. Ч. 2. Морфология. М., 1964.

267. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры, том III (XVII начало XVIII века). М., 1996. С. 9-261.

268. ПахсарьянН. «Ирония судьбы» века Просвещения: «обновленная литература» или литература, демонстрирующая исчерпанность старого? // http ://www.philol.msu.ru/~forlit/Pages/BibliotekaPakhsaryanl 8 .htm,

269. Пашкуров А.Н. Жанрово-тематические модификации поэзии русского сентиментализма и предромантизма в свете категории возвышенного: АДД. Казань, 2005.

270. Пашкуров А.Н. Категория возвышенного в поэзии русского сентиментализма и предромантизма: Эволюция и типология. Казань, 2004.

271. Пашкуров А.Н., Мясников O.B. М.Н. Муравьев: Вопросы поэтики мировоззрения и творчества. Казань, 2004.

272. Пениссон П. Два понимания национального пантеона: Гердер и Гете // Литературный пантеон: национальный и зарубежный. Материалы российско-французского коллоквиума. М., 1999. С. 101-110.

273. Перетц В.Н. Историко-литературные исследования и материалы. Том III. Из истории развития русской поэзии XVIII в. СПб., 1902.

274. Песков A.M. Буало в русской литературе XVIII первой трети XIX в. М., 1989.

275. Петров С.М. Основные вопросы теории реализма. Критич. реализм. Соц. реализм. М., 1975.

276. Пигарев К.В. Русская литература и изобразительное искусство (XVIII первая четверть XIX века). М., 1966.

277. Плавильщиков П.А. Собрание драматических сочинений. СПб., 2002.

278. Плисецкий М.М. Историзм русских былин. М., 1962.

279. Платон (Левшин). Слово на Новый 1771 год. СПб., 1771.

280. Плюханова М.Б. Изображение исторического лица в литературе переходной эпохи (национальные корни литературной биографии XVIII в.): АКД. Тарту, 1982.

281. Погосян Е. Восторг русской оды и решение темы поэта в русском панегирике 1730-1762 гг. Тарту, 1997.

282. Подлесова С.Е. Исторические повести Н.М. Карамзина «Наталья, боярская дочь» и «Марфа-посадница»: особенности жанра, поэтика: АКД. Самара, 2000.

283. Позднеев A.B. Проблемы изучения поэзии Петровского времени // XVIII век. Сб. З.М.-Л., 1958. С. 25-43.

284. Полное собрание сочинений русских авторов. Сочинения Кострова и Аблеси-мова. СПб., 1849.

285. Полный церковно-славянский словарь. М., 1993.

286. Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971.

287. Поэты XVIII века: В 2 т. Л., 1972.

288. Поэты-радшцевцы. Л., 1979.

289. Проблема историзма в русской советской литературе (60-80-е годы). М., 1986.

290. Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII начало XIX в. (XVIII век. Сб. 13). Л., 1981.

291. Проблемы историзма и современные методы исследования в искусствознании и музыкознании. Горький, 1986.

292. Прозоров В.В. О поэтическом элементе исторического сознания // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Ч. 1. Саратов, 1995. С. 30-37.

293. Прокопович O.A. Жанр надписи в русской поэзии XVIII первой трети XIX вв.: АКД. Новосибирск, 2000.

294. Пульхритудова Е.М. Историзм <в творчестве Лермонтова> // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С. 202-204.

295. Пумпянский Л.В. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.

296. Пумпянский Л.В. Ломоносов и немецкая школа разума // XVIII век. Сб. 14. Русская литература XVIII начала XIX века в общественно-культурном контексте. Л., 1983. С. 3-44.

297. Пумпянский Л.В. Очерки по литературе первой половины XVIII века // XVIII век. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1935. С. 83-132.

298. Радищев А.Н. Стихотворения. Л., 1975.

299. Разживин А.И. Опера Г.Р. Державина «Добрыня» (поэтика жанра) // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. Вып. 11. Самара, 2005. С. 139-152.

300. Разживин А.И. Поиски национальной основы в поэмах конца XVIII начала XIX веков: АКД. М., 1985.

301. Раков Ю.А. Скульптурный Олимп Петербурга. СПб., 2000.

302. Ранчин А. Первый век русской литературной критики // Критика XVIII века. М., 2002. С. 3-27.

303. Рассвет полночи или Созерцание славы, торжества и мудрости порфироносных, браноносных и мирных гениев России с последованием дидактических, эротических и других разного рода в стихах и прозе опытов Семена Боброва.1. Ч. 1-4. СПб., 1804.

304. Растягаев A.B. Трансформация жанра жития в русской литературе конца XVIII XIX веков. Самара, 2004.

305. Рейсер С.А. Русский бог // Известия Отделения литературы и языка АН СССР. 1961. № 1.С. 64-70.

306. Родионов A.B. Историзм как смыслообраз немецкой культуры // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Ч. 2. Саратов, 1995. С. 69-83.

307. Родионов М.С. Эволюция жанра русской исторической песни XVI века в контексте процесса развития исторического сознания народа: АКД. Челябинск, 1998.

308. Рождество и Новый год: обычаи, обряды, суеверия, сказки. М.; Воронеж, 1997.

309. Российский гуманитарный энциклопедический словарь: В 3 т. М., 2002.

310. Российский энциклопедический словарь: В 2 кн. М., 2001.

311. Рубинштейн H.JI. Русская историография. М., 1941.

312. Русская историческая поэма конца XVIII начала XIX века. М., 1984.

313. Русская литература век XVIII. Лирика. М., 1990.

314. Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005.

315. Русская литературная критика XVIII века. Сборник текстов. М., 1978.

316. Русская философия второй половины XVIII века: Хрестоматия. Свердловск, 1990.

317. Русские писатели, XVTII век: Биобиблиогр. слов. М., 2002.

318. Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время. В поисках утраченного. М., 1997.

319. Салова С.А. Русская анакреонтика XVIII начала XIX века (генезис, культурно-исторический контекст, поэтика): АДД. М., 2006.

320. Салова С.А. Утро русской анакреонтики: А.Д. Кантемир, М.В. Ломоносов, А.П. Сумароков: Монография. М., 2005.

321. Сапченко Л.А. Природа в художественном сознании Державина, Карамзина и раннего Жуковского (к проблеме эволюции образного мышления): АКД. М., 1989.

322. Сапченко Л.А. Творческое наследие Н.М. Карамзина: проблемы преемственности: АДД. М., 2003.

323. Сасъкова Т.В. Пастораль в русской литературе XVIII первой трети XIX века: АДД. М., 2000.

324. Свердлов М. О жанровом мифе: что воспевает пиндарическая ода? // Вопросы литературы. 2002. № 6. С. 103-126.

325. Свт. Иоанн Златоуст. Слово на Новый год. М., 2004.

326. Серман И. История и стихия в «Медном всаднике» // Московский пушкинист-VIII. Ежегодный сборник. М., 2000. С. 130-142.

327. Серман И.З. Русский классицизм: (Поэзия. Драма. Сатира). Л., 1973.

328. Серман И.З. Тредиаковский и просветительство (1730-е годы) // XVIII век. Сб. 5. М.-Л., 1962. С. 205-222.

329. Сквозников В.Д. Пушкин. Историческая мысль поэта. М., 1998.

330. Словарь Академии Российской 1789-1794. Т. 1-6. М., 2001-.

331. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.): В 10 т. М., 1988-.

332. Словарь русских писателей XVTII века. Выпуск 1 (А-И). Л., 1988.

333. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975-.

334. Словарь русского языка XVIII века. Л., 1987-.

335. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985.

336. Словарь современных понятий и терминов. М., 2002.

337. Смирнов A.A. Литературная теория русского классицизма. М., 1981.

338. Смирнов A.A. Смена направлений в русской литературе XVIII века // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения: В 2 т. М., 1997. Т. 1.С. 180-200.

339. Смирнов Б.А. Проблемы историзма в литературе XX в. Л., 1974.

340. Смолина К.А. Русская трагедия. XVIII век. Эволюция жанра. М., 2001.

341. Соболева Г.В. Цвет и свет в языковой картине мире М.В. Ломоносова // Проблемы культуры, языка, воспитания: Сб. науч. тр. Вып. 5. Архангельск, 2003. С. 51-55.

342. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. М., 1996.

343. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М., 1955.

344. Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота. Т. I-VII. СПб., 1864-1872.

345. Сочинения Тредьяковского: В 3 т. СПб., 1849.

346. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В 3 т. М., 1989.

347. Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков). М., 1994.

348. Старостина Г.В. Проблема жанра в критике Н.М. Карамзина // Карамзинский сборник. Россия и Европа: Диалог культур. Ульяновск, 2001. С. 135-141.

349. Стенник Ю.В. Ломоносов и Державин // Ломоносов и русская литература. М., 1987. С. 235-267.

350. Стенник Ю.В. Об истоках славянофильства в русской литературе XVIII века // Славянофильство и современность. Сборник статей. СПб., 1994. С. 5-22.

351. Стенник Ю.В. Полемика о национальном характере в журналах 1760-1780-х годов // XVIII век. Сб. 22. СПб., 2002. С. 85-95.

352. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб., 1995.

353. Стенник Ю.В. Сумароков историк // XVIII век. Сб. 20. СПб., 1996. С. 23-46.

354. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001.

355. Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М., 2003.

356. Сумароков А.П. Избранные произведения. Л., 1957.

357. Сумароков А.П. Оды торжественныя. СПб., 1774.

358. Сумароков А.П. Стихотворения. Л., 1935.

359. Сучков Б. Исторические судьбы реализма. Размышления о творческом методе. М., 1973.

360. Такиуллина И.Ф. Творчество В.П. Петрова и русская поэзия последней трети XVIII века: АКД. Л., 1985.

361. Творения Николая Петровича Николева, Императорской Российской Академии Члена. Ч. 1-5. М., 1795-1798.

362. Творчество Г.Р. Державина: проблемы изучения и преподавания. Тамбов, 1993.

363. Теория литературы. Том IV. Литературный процесс. М., 2001.

364. Тойбин И.М. Вопросы историзма и художественная система Пушкина 1830-х годов // Пушкин. Исследования и материалы. Том VI. Л., 1969. С. 35-59.

365. Тойбин И.М. К проблеме художественного историзма в пушкинской лирике 1830-х годов // Проблемы историзма в художественной литературе. Научные труды. Т. 24 (117). Курск, 1973. С. 25-59.

366. Томашевский Б.В. Пушкин: Работы разных лет. М., 1990.

367. Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения. М., 1995.

368. Топоров В.Н. Из истории русской литературы. T. II: Русская литература второй половины XVIII века: Исследования, материалы, публикации. М.Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. Кн. II. М., 2003.

369. Топоров В.Н. Об историзме Ахматовой // Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. СПб., 2003. С. 263-371.

370. Травников С.Н. Путевые записки петровского времени (проблема историзма). М., 1987.

371. Травников С.Н., Ольшевская Л.А. История русской литературы XVIII века. М., 2004.

372. ТредиаковскийВ.К. Избранные произведения. М.-Л., 1963.

373. Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994.

374. Трубина Л.А. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика: АДД. М., 1999.

375. Тураев C.B. От Просвещения к романтизму. М., 1983.

376. Уортман P.C. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М., 2002. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I.

377. Устьянцев В.Б. Историческое сознание и социальная память // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Ч. 1. Саратов, 1995. С. 3-10.

378. Федоров В.И. Литературные направления в русской литературе XVIII века.1. М., 1979.

379. Федоров В.И. Русская литература XVIII века. М., 1990.

380. Феофан Прокопович. Сочинения. М.-Л., 1961.

381. Философские проблемы исторической науки. М., 1969.

382. Философский словарь. М., 1987.

383. Фоменко И.Ю. М.Н. Муравьев и проблема индивидуального стиля // На путях к романтизму. Л., 1984. С. 52-70.

384. Формозов A.A. Классики русской литературы и историческая наука. М., 1995.

385. Фризман Л.Г. Историзм //A.C. Пушкин: Шк. энцикл. слов. М., 1999. С. 498-499.

386. Халфина H.H. Культурно-исторический пейзаж у И.С. Тургенева // Филологические науки. 1987. № 2. С. 74-77.

387. Херасков М.М. Избранные произведения. Л., 1961.

388. Ходасевич В.Ф. Державин. М., 1988.

389. Христианство: Словарь. М., 1994.

390. Хурумов С.Ю. «Ночная», «кладбищенская» английская поэзия в восприятии С.С. Боброва: АКД. М., 1998.

391. Чебышев A.A. Н.П. Николев. (Историко-литературный очерк). Воронеж, 1891.

392. Черепнин Л.В. Исторические взгляды классиков русской литературы. М., 1968.

393. Черная Л.А. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. М., 1999.

394. Чернов С.И. М.В. Ломоносов в одах 1762 г. // XVIII век. Сборник статей и материалов. М.-Л., 1935. С. 133-180.

395. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: Т. 1-2. М., 1994.

396. Чечулин Н.Д. О стихотворениях Державина. СПб., 1919.

397. Шайтанов И.О. Мыслящая муза. М., 1989.

398. Шильдер Н.К. Император Павел Первый. М., 1996.

399. Шкуринов П.С. Философия России XVIII века. М., 1992.

400. Штелин Я.Я. Ода. Старые следы год оставляет. СПб., 1738. V''"

401. Шулежкова С.Г. Крылатые выражения русского языка, их источники и развитие. М., 2002.

402. Шульц С.А. Философия истории и формы ее воплощения в стихотворении А.Н. Радищева «Осьмнадцатое столетие» и поэме A.A. Блока «Возмездие» // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. Вып. 11. Самара, 2005. С. 352-363.

403. Эйдельман Н.Я. Последний летописец. М., 1983.

404. Эксле О.Г. Культурная память под воздействием историзма // Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001. С. 176-198.

405. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2001.

406. Эмблемы и символы. М., 2000.

407. Энгельгардт Б.М. Избранные труды. СПб., 1995.

408. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., 2001.

409. Юсуфов Р. Историософия и литературный процесс: Средние века и Новое время. М., 1996. *

410. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

411. Schmidt Н. Das historische Prinzip in der Weltanschauung und im Spätwerk A.N. Radiscev // A.N. Radiscev und Deutschland. Berlin, 1969.