автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Статус вдовы в культуре казахов и киргизов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Статус вдовы в культуре казахов и киргизов"

на правах рукописи

Стасевич Инга Владимировна

Статус вдовы в культуре казахов и киргизов (на основе материалов XIX - начала XX века).

Специальность: 07.00.07 - этнография, этнология, антропология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Санкт-Петербург 2005

Работа выполнена на факультете этнологии Европейского Университета в Санкт-Петербурге

Научный руководитель: доктор исторических наук Ю. Е. Березкин Официальные оппоненты: доктор исторических наук Г. Н. Симаков

кандидат исторических наук 3. А. Джандосова Ведущая организация: кафедра этнографии и антропологии исторического факультета СПбГУ

заседании диссертационного совета Д 002.123.01 по защитам диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук в Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН по адресу: 199034 Санкт-Петербург, Университетская наб. 3.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке МАЭ РАН

Автореферат разослан, /Л^ЯгС-Се^-Ъ- 2005 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат исторических наук А. И. Терюков

Защита состоится «

час. на

Дй-М

гАе 2

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования

Погребальные и поминальные обряды тюркоязычных кочевников Центральной Азии привлекали внимание исследователей как наиболее открытые для стороннего наблюдателя и наиболее зрелищные из всего комплекса обрядов жизненного цикла. Работы XIX - начала XX века содержат достаточно полное описание этих обрядов. Однако особенности поведения вдовы во время похорон мужа отмечались лишь в контексте изучения погребальной практики в целом, в то время как статус женщины в рамках данного ритуального комплекса специального внимания не привлекал. Отсутствуют также исследования правового и экономического положения вдовы в традиционном обществе кочевников. В XIX - первой половине XX века подобные работы не могли появиться, поскольку правовое положение женщины и ее роль в культуре кочевых народов не рассматривались как объекты, требующие отдельного изучения. Нельзя сказать, что исследователей XIX - XX веков вообще не интересовали проблемы пола в традиционной культуре номадов, но в их работах речь шла главным образом о роли женщины в кочевом хозяйстве. Признавалось существование в семье экономического неравенства ее членов в силу более высокого социального статуса мужчины.

В советское время господствующей в этнографии оказалась идея социального равенства женщин с мужчинами, степень которого в докапиталистических обществах нередко завышалась. И только около двадцати лет назад женские / тендерные исследования стали в нашей стране частью академической науки. Была поставлена проблема места и роли женщины в различных культурах. Поскольку специальные работы, в которых положение женщины в традиционном казахском и киргизском обществах являлось бы самостоятельным объектом исследования, отсутствуют, задача определения специфики социального и ритуального статусов вдовы на основе анализа правовой системы и комплекса погребально-поминальных обрядов у тюркоязычных кочевников Центральной Азии XIX - начала XX века является вполне актуальной.

Таким образом, объектом диссертационного исследования стала традиционная культура тюркоязычных кочевников Центральной Азии, а непосредственным предметом исследования - статус вдовы в культуре казахов и киргизов. Исследование проводится на основе анализа письменных источников XIX - начала XX века. В работе рассматривается как социальный статус вдовы в кочевом обществе (в том числе его юридические и экономические аспекты), так и ритуальный статус жены покойного в комплексе погребально-поминальных обрядов. Определяется круг материальных образов и поведенческих стереотипов, отражающих специфику положения женщины в различные периоды после смерти мужа.

Целью исследования является комплексное изучение статуса вдовы в традиционной культуре тюркоязычных кочевников

начале XX века. Исходя из этого, в работе предполагается разрешить следующие основные задачи:

- определить роль жены покойного в погребально-поминальном ритуале, то есть оценить степень участия и значение данного персонажа в ритуале проводов души покойного мужа;

- описать статус вдовы в традиционной социальной структуре казахов и киргизов;

- выделить основные отступления от норм шариата в вопросах правового положения женщины в традиционном обществе казахов и киргизов;

- проследить динамику изменения статуса жены покойного на протяжении всего комплекса погребально-поминальных обрядов;

сравнить фактический внутрисемейный статус вдовы с декларируемым законом.

Хронологические рамки исследования.

Хронологические рамки исследования ограничиваются XIX - началом XX века. Именно в начале XIX века в связи с возрастающим интересом России к Центрально-Азиатскому региону, появляются первые письменные своды адата, составленные российскими чиновниками, а также публикации этнографического характера по быту кочевого населения степей. По мере того, как шел процесс включения Азиатского региона в сферу политических и экономических интересов России, русские чиновники стремились не только описать и изучить, но и изменить нормы обычного права в целях приспособления их к интересам имперской колонизаторской политики. После 1917 года традиционная культура кочевников подвергается сознательному разрушению. Процесс насильственного перевода кочевников на оседлый образ жизни приводит к тому, что уже к началу 30-х гг. XX века традиционный уклад жизни номадов кардинально изменился. С этого времени начинается новый этап в истории казахского и киргизского народов, а традиционная культура рассматривается как «пережиток патриархально-феодального прошлого» (Маргулан, Востров 1967: 7).

Выбранные хронологические рамки исследования позволяют проследить динамику изменения статуса вдовы в традиционном обществе кочевников под воздействием внешних факторов (исламизации региона и внедрения в традиционную правовую систему норм российского законодательства). Кроме того, рассматривая институт вдовства на протяжении длительного времени его функционирования, легче понять, какие из его характеристик оказываются наиболее устойчивыми, а какие наоборот подвержены изменениям.

Методы исследования.

Сопоставление хронологически разных состояний традиции предполагает применение сравнительно-исторического метода исследования. При этом основным методологическим принципом исследования является использование как синхронных, так и диахронных моделей описания традиции. Применение диахронного метода позволяет проследить, прежде всего, изменение культурных норм, связанных со вступлением вдовы в повторный брак, что отражает перемены в положении женщины в обществе кочевников XIX - начала XX века. Синхронный же метод дает возможность описать институт вдовства с функциональной точки зрения и оценить его в рамках традиционных ценностных ориентиров представителей исследуемых этносов.

Такой подход позволяет сопоставить те описания и способы интерпретации поведения казахских и киргизских женщин в погребально-поминальных обрядах и в повседневно-бытовой жизни семейно-родственной группы мужа, которые были оставлены европейскими наблюдателями и взгляд на образ "идеальной женщины" самих носителей традиции, как мужчин, так и женщин.

Научная новизна работы

Проблемы, связанные с изучением адатно-шариатной системы, обрядов жизненного цикла народов Центральной Азии, давно были в сфере интересов отечественных и зарубежных этнографов. Однако целый ряд аспектов, чрезвычайно важных с точки зрения этнографической науки, оставались неосвещенными. Предложенная работа должна заполнить существующую лакуну в вопросах изучения традиционной культуры казахов и киргизов. Впервые самостоятельным объектом исследования стал статус женщины (вдовы) в традиционной культуре тюркоязычных номадов Центральной Азии.

Научно-практическая значимость работы.

В современных условиях повышенного интереса к изучению традиционной культуры и возврата к некоторым как религиозным и юридическим, так и к бытовым традиционным нормам в казахском и киргизском обществах, работа по изучению статуса женщины будет полезна не только этнографам и историкам, но и представителям правозащитных структур и работникам социальных сфер, занимающимся социальной и правовой поддержкой женщин в современных Казахстане и Кыргызстане. Несмотря на то, что задачей проведенного исследования не являлось сравнение социального статуса казахской и киргизской женщины традиционной культуры с положением женщины в современном обществе, результаты работы, основанной на рассмотрении юридического, экономического и ритуального статусов казахских и киргизских вдов в исторической перспективе, могут быть использованы в современных тендерных исследованиях по Центрально-Азиатскому региону. Предложенное исследование поможет лучше осознать многие современные проблемы, связанные с определением статуса женщины как в семье, так и в обществе в целом.

Апробация исследования.

Главы диссертации обсуждались на Исследовательском семинаре факультета этнологии ЕУСПб (2001, 2002, 2003, 2004, 2005 гг.). Отдельные положения работы отражены в выступлениях на конференциях: «Традиции, обычаи и нравы народов России» (РЭМ, 1997), Лавровские (Среднеазиатско-Кавказские) чтения (1998, 1999, 2002, 2003, 2004), «Этническое единство и специфика культур. Первые Санкт-Петербургские чтения» (РЭМ, 2002), «Казахстан: История. Культура. Язык» (СПбГУ, 2003), «Радловские чтения» (МАЭ, 2004, 2005).

Работа была обсуждена на заседании совета факультета этнологии ЕУСПб и на заседании Отдела этнографии Центральной Азии МАЭ им. Петра Великого («Кунсткамера») РАН. Основные положения диссертации изложены а публикациях, список, которых приводится в конце автореферата.

Структура работы.

Работа состоит их введения, трех глав, заключения, библиографии и списка сокращений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ.

Во Введении определяются цели и задачи работы, использующийся понятийный аппарат, оговариваются выбранные хронологические рамки и методологические основы исследования. Также в этой часта работы даются основные характеристики объекта и предмета исследования и обосновываются подходы к решению сформулированной проблемы.

Первая глава. «Обзор источников», посвящена характеристике и анализу имеющихся письменных источников (публикаций и архивных материалов) по традиционной культуре казахов и киргизов XIX - начала XX века. Здесь же рассматриваются основные проблемы изучения традиционной культуры номадов Центральной Азии, связанные с историческим развитием этнографической науки в нашей стране.

Раздел первый. «Виды источников». Большинство из привлекаемых источников включают сведения как этнографического, так лингвистического и историко-юридического характера. Исключение составляют своды и списки адата. Их основная цель - описание юридической системы кочевников, этнографические материалы включены в них как примеры, подтверждающие действие существующей законодательной системы. В этнографических исследованиях представлено описание культуры изучаемых народов, но, как правило, без подробного рассмотрения действующего соционормативного комплекса.

Среди этих источников можно выделить, во-первых, наблюдения за жизнью и бытом «инородцев», принадлежащие путешественникам и официальным лицам - военным и чиновникам пограничной администрации, журналистам, датируемые последними годами XVIII - серединой XIX века, и, во-вторых, собственно этнографические работы - публикации, архивные материалы, отчеты экспедиций, относящиеся к первой трети XIX - началу XX века. Одни из этих работ имеют историографический характер, другие посвящены интерпретации и реконструкции тех или иных явлений культуры кочевых народов.

В связи с изучением статуса вдовы в кочевом обществе интерес представляют в первую очередь материалы по комплексу погребально-поминальных обрядов казахов и киргизов, сведения об участии в этих обрядах жены покойного, о правовом положении женщины после смерти ее мужа, о нормах и практиках наследования имущества умершего его вдовой.

Раздел второй, «Этнографические материалы». В этом разделе дается подробный анализ письменных источников этнографического характера по традиционной культуре казахов и киргизов, от первых исторических описаний, оставленных русскими путешественниками конца XVIII - начала XIX века до современных публикаций по традиционной культуре кочевых народов Центральной Азии.

Уже в первой трети XIX века появляются первые сводные работы по истории, географии и этнографии Степи (Спасский 1820; Левшин 1832). Военные чиновники по указанию русского правительства составляли описания быта и нравов «инородцев» (Бларамберг 1848; Мейер 1865; Красовский 1868 и др.) Эти работы написаны в стиле историко-географического очерка и следуют

существовавшей в то время стандартной схеме описания культурного и географического ландшафта. Подобные исследования издавались в течение всего XIX века, в них описывался быт кочевников, географическое положение страны, климатические условия и природные богатства, истории правящих династий (Венюков 1861; Зеланд 1885; Краснов 1887; Харузин 1888; Алекторов 1893, 1894; Лавров 1904 и др.). Область интересов авторов лежала за пределами этнографии, что не могло не отразиться на характере оставленных ими материалов. Целью публикаций было не научное изучение региона, а ознакомление широкой общественности со спецификой быта и нравов народов, населяющих территории, недавно вошедшие в состав Российского государства.

Тем не менее материалы, содержащиеся в вышеперечисленных работах, в совокупности позволяют составить достаточно полную картину традиционного быта кочевых народов в конце XVIII - первой половине XIX века. Описания, оставленные авторами этого времени, интересны еще и тем, что сообщают о таких чертах обрядовой практики кочевников, которые к концу XIX - началу XX века оказались утраченными или же подверглись изменениям в связи как с активной исламизацией региона, так и с внедрением в жизнь кочевников российских законов и обычаев.

Во второй половине XIX века появляются специальные исследования этнографического характера по отдельным обрядам жизненного цикла кочевников, населяющих территорию Центральной Азии, публикуются подробные описания погребальных и поминальных обрядов (Аптынсарин 1870; Плотников 18706; Ибрагимов 1872, 1876; П... 1878; Подварков 1879; Даулбаев 1881; Аничков 1897; Катанов 1894 и др.). С этого времени можно говорить об отделении собственно этнографического изучения Центрально-Азиатского региона от традиции географических описаний.

Середина XIX века - это время формирования и выдвижения основных положений по вопросам изучения быта и нравов «инородцев». Этот процесс происходил в рамках зарождения и развития этнографической науки в России. Повышение научного уровня публикуемых в этот период времени этнографических работ связано с изменением целей и задач исследований по культуре народов, населяющих Центрально-Азиатский регион. Приоритетным направлением становится выработка программ и инструкций по управлению азиатскими народами, поиск путей возможного влияния на дальнейший ход их исторического и культурного развития и постепенной интеграции в административную систему Российской Империи.

Отдельная группа источников - газетные материалы. В губернских и областных газетах помещали свои очерки о народной культуре кочевых народов как местные краеведы, так и известные ученые-этнографы. Изучение газетных статей, посвященных юридическому положению женщины, специфике брачных отношений кочевых народов, а также изучение соответствующих откликов на публикации, дает возможность обобщить разрозненные материалы и проследить процесс конструирования в средствах информации образа «новой» жизни кочевников, складывающийся под воздействием российских законов. Кроме того, газетные материалы содержат сведения по погребальным и поминальным обрядам, никогда не публиковавшиеся в центральных периодических изданиях

Далее в разделе рассматривается проблема соотношения традиционной обрядовой практики кочевников и нормативного ислама. В целях поиска

доисламских верований в традиционной культуре кочевых народов в советской этнографии происходит сопоставление погребального обряда казахов и киргизов с исламской традицией, рассматривается ее влияние на местные формы религии в Центрально-Азиатском регионе. Авторы работ, которые могут быть отнесены к этому направлению исследования религиозной системы кочевников, исходят из представлений о существовании классического «правильного» варианта ислама и его искажений при столкновении с местными доисламскими формами религии. Эта точка зрения на традиционные верования кочевых народов Центральной Азии остается господствующей в этнографической науке вплоть до настоящего времени. Религиозная система кочевников характеризуется как «мировоззренческий синкретизм» и расчленяется на «ортодоксальный ислам» и «домусульманские реликтовые представления» (Толеубаев 1991; Мустафина 1992; Мустафина 1997: 91-99 и др.). Такой подход к решению проблемы не всегда оправдан. Хотя в диахроническом отношении ряд религиозных практик может быть отнесен к местным доисламским верованиям, в рассматриваемую историческую эпоху они оказываются органической составной частью центрально-азиатской региональной мусульманской традиции. Поэтому при синхронном анализе собственно «доисламские» представления не всегда поддаются четкому вычленению и их стандартная характеристика как «неисламских» реликтов и обычаев кажется не всегда корректной. Традиционная и исламская культуры не противостоят друг другу как независимые образования, а находятся в отношении взаимодополнительности в рамках единой системы.

Проблеме исследования доисламских верований у кочевников Средней Азии и Казахстана посвящены работы В. В. Вострова (Востров 1959), М. Адылбаева (Адылбаев 1967), С. М. Абрамзона (Абрамзон 1971), Т. Д. Баялиевой (Баялиева 1972, 1981), С. Н. Акатаева (Акатаев 1973), А. Толеубаева (Толеубаев 1991), В. Н. Басилова и Дж. X. Кармышевой (Басилов, Кармышева 1997). Особое внимание выше перечисленные авторы уделяли анализу погребальной практики и выявлению «доисламских корней» в структуре погребального обряда. К сожалению, как и в источниках XIX века, сведения о специфике поведения вдовы в период траура в этих работах фрагментарны, приводятся на фоне общего анализа погребально-поминальной практики.

Изучение этнографических материалов по теме исследования позволяет сделать следующие выводы. Подавляющее большинство источников фокусирует внимание на пространственной локализации вдовы в разные моменты погребального обряда (непосредственно после смерти мужа, во время первого плача и причитания, молитвы муллы, регулярных каждодневных причитаний, во время проведения годовых поминок). Ряд описаний касается действий, производимых вдовой с тупом - ритуальным заместителем умершего (причитания по нему, вербальное общение с ним через мужчину-посредника, сопровождение /пула во время перекочевок, плач во время уничтожения тупа).

Раздел третий. «Историко-юридические материалы», посвящен обзору историко-юридических материалов по теме диссертации. Большую их часть составляют исследования в области обычного права. В России довольно рано произошло отделение юридической антропологии, изучающей возникновение и развитие ранних форм правовых систем, от всеобщей истории права. После

реформ 1860-х годов наблюдается значительное повышение интереса российских ученых не только к русскому обычному праву, но и к «инородческим» юридическим обычаям. Были выработаны специальные программы по изучению юридического быта; в работу включились офицеры Генерального штаба, чиновники, деятели статистических комитетов, различных научных обществ, представители местной интеллигенции. В начале XIX века российские военные начали составлять первые своды адата со слов его знатоков. Со второй половины XIX века началось этнографическое изучение юридических норм, регламентирующих жизнь кочевников Центральной Азии. Систематическая фиксация правовых норм «инородцев» позволила перейти к историко-этнографическому истолкованию значительного фактического материала.

Имеющиеся в распоряжении исследователей сборники обычного права дают различное, а нередко и прямо противоположное объяснение тех или иных обычаев кочевников, что объясняется и спецификой обстановки, в которой производилась фиксация материала, и уровнем осведомленности и заинтересованности подбиравших его лиц. Многочисленные противоречия в приводимых сведениях являются серьезным препятствием при анализе источников XIX - начала XX века. Рядом с точными и подробными указаниями на существующие правовые практики встречаются ссылки на так называемые древние обычаи, которые не всегда отделяются от современных, заимствованных из Корана или привнесенных русскими законами.

Для XIX - начала XX века обычное право казахов (в меньшей степени это относится к киргизам) довольно полно отражено в отчетах российских чиновников, собиравших по поручению правительства сведения о религии и быте кочевого населения степей. В сведениях, собранных И. Г. Андреевым (Андреев 1795-1796), А. И. Левшиным (Левшин 1832), д'Андре (Материалы... 1948 : 119-158), чиновниками Оренбургской пограничной комиссии (Материалы... 1948: 71-116), А. Евреиновым (Евреинов 1851), Л. Ф. Баллюзеком (Баллюзек 1871), И. А. Козловым (Козлов 1882), Н. Изразцовым (Изразцов 1897), Н. И. Гродековым (Гродеков 1889а) и другими содержится большой фактический материал, характеризующий правовое положение женщины после смерти мужа. Главная ценность этих источников заключается в том, что материал был собран непосредственно у знатоков-толкователей адата - биев, аксакалов, султанов, манапов, баев. Это позволяет представить бытовавшие у кочевников правовые нормы, установить посредством сравнения этих материалов с более поздними направление изменений норм адата под влиянием российского законодательства.

Нормы шариата постепенно проникали в среду кочевников вместе с исламом, но этот процесс был прерван после революции 1917 года с внедрением советских законов. В первые годы своего существования советская власть декларировала полную поддержку народных традиций местного населения. Но уже после 1924 года начинается процесс жесткого ограничения роли обычного права в жизни кочевников. С конца 20-х годов началась кампания по коллективизации и приведению кочевых народов к оседлому образу жизни. В это время в поле зрения исследователей попадает проблема изменения жизни кочевых народов под влиянием программ «социалистического строительства». В конце 20-х - начале 30-х годов XX века обычное право было окончательно выведено из государственной сферы и

превратилось в «неофициальную» часть традиционной культуры кочевников. В постсоветский период интерес к адату возрос в связи с национальной политикой возрождения традиционной культуры. Традиционный быт и традиционные юридические нормы стали одним из приоритетных направлений

в исследовательских проектах местных научных центров.

* * *

Общая специфика, используемых в работе источников, состоит в том, что большинство из них оставлены представителями европейской науки, которые представляют внешний, «европейский» взгляд на положение женщины в традиционном обществе кочевников. Кроме того, существует ряд тематических лакун. Например, текстов рядовых женских причитаний опубликовано сравнительно мало. Также малочисленны сведения о повседневном поведении вдовы в течение траура.

Выявление и реконструкция статуса женщины, связанного с традиционной для кочевников системой понятий и ценностей, к сожалению, нередко скрытого от нас в силу политико-исторической направленности привлекаемых источников и не всегда правильно оцененного европейскими наблюдателями, является одной из наиболее трудных задач, стоящих перед исследователями.

Вторая глава. «Статус вдовы в погребально-поминальных обрядах казахов и киргизов». В главе описывается последовательность событий погребально-поминального ритуала и анализируется роль вдовы1 в ритуале проводов души покойного супруга. Период, внутри которого рассматривается поведение женщины в статусе вдовы, делится на три неравных временных отрезка - последние часы жизни мужа, его смерть - похороны, траур - годовые поминки (ас/аш).

В этой главе прослеживается, какие конкретные проявления находит статус вдовы: 1) в обрядовом действии и его смысловом наполнении, 2) в костюме участников действия, в траурных символах семьи, 3) в вербальном коде обряда (причитания вдовы, словесные формульные выражения, сопровождающие обрядовое действие, вербальные запреты в поведении вдовы).

Раздел первый, «Последние часы жизни умирающего. Смерть», посвящен описанию предписанного обычаем поведения женщин - ближайших родственниц покойного и мужчин в означенный временной период. Их поведение различается. Если женщины после наступления очевидных признаков смерти мужчины плачут, причитают, истязают себя (рвут на себе волосы, царапают лицо), то мужчины отдают предпочтение заупокойной молитве.

Раздел второй. «Смерть - похороны». В этом разделе подробно описывается и анализируется практика самоистязания вдов и обычай оплакивания умершего супруга. В нашем случае обращает на себя внимание двойственность представлений казахов и киргизов, связанных с предписаниями и запретами на оплакивание покойного. Согласно шариату, чрезмерное проявление горя по случаю смерти человека является выражением недовольства волей Аллаха. Нормами шариата предписано

1 В работе при описании погребально-поминальных обрядов жена покойного именуется ддовой О специфике терминологии носителей традиции будет сказано ниже в разделе «Заключение»

заменять плач заупокойной молитвой. С другой стороны, по традиционным представлениям кочевников, излишнее проявление горя со стороны родственников также недопустимо. Несмотря на это, женщины не просто оплакивают умершего мужчину, но и царапают щеки, грудь, доводят себя до истерики. Фиксируется явное несоответствие бытовых представлений, связанных с обязательностью показательного оплакивания умершего, и предписанной религиозной схемой поведения. Противоречие между официальной религиозной традицией (концептуальной теорией) и авторитетом предписаний, основанных на уважении обычая предков (практикой), разрешается в пользу последнего.

Далее в разделе затрагивается вопрос об участии женщин в погребальной церемонии. Следуя предписаниям ислама женщины не принимают участие в церемонии погребения независимо от того, хоронят мужчину или женщину. Однако для XIX века есть свидетельства об участии казахских вдов в церемонии погребения мужа. Ряд авторов указывают на то, что женщины, принимающие участие в похоронной процессии, сопрововдали траурные символы семьи - шест или пику с траурным флагом. Возможно, что объяснение рассматриваемой традиции следует искать именно в обычае изготовления семьей покойного траурных символов. Участие женщин (особенно вдов) в погребальной церемонии, может быть объяснено правилом сопровождения женщиной траурного символа семьи во время пространственных перемещений. Исходя из этого, можно утверждать, что традиция участия женщин в погребальной церемонии может быть отнесена к местным религиозным обычаям, которые в хронологическом отношении предшествовали появлению ислама у тюркоязычных кочевников Центральной Азии и были вытеснены в ходе исламизации региона.

Кроме того, в разделе рассматривается общая специфика религиозной ситуации в регионе. Она заключается в большей ориентированности мужчин на «классические» нормы ислама по сравнению с женщинами. Оставаясь изолированными в своей семье, женщины оказывались более консервативными, следуя и в быту, и в религиозных практиках традиционным нормам. Действительно, ислам нередко определяют как религию преимущественно мужчин. Многие исламские религиозные представления воспринимались казахскими и киргизскими женщинами посредством наблюдения за поведением мужчин в семье. Однако, нельзя забывать, что знакомство и мужской части населения степей с религиозными и правовыми основами ислама было достаточно поверхностным. Оседлое земледельческое население и жители городов всегда считали кочевников безграмотными «язычниками», не соблюдающими в полной мере заповедей последователей Пророка. На этом фоне «женская религия» кочевников отстояла еще дальше от «классических» основ ислама, чем взгляды рядовой части мужского населения.

В разделе третьем. «Траур», описываются костюмы казахской и киргизской вдов, а также поведение женщин в течение годового траура.

Особенности костюма вдовы, наиболее семантически нагруженным элементом которого является головной убор, становятся знаками, не только маркирующими положение женщины на весь период траура, но и содержащими информацию, указывающую на возраст как покойного мужа, так и самой вдовы, на принадпежность к определенной этнической группе, согласие женщины на повторное замужество или отказ от брака.

Еще одни знак, подчеркивающий особый статус вдовы - изменение прически (расплетание кос). В традиционной культуре прическа, как и костюм, являются знаками принадлежности человека к определенной половозрастной и социально-возрастной группе.

В заключительной части раздела рассматриваются предписания и запреты в поведении, которыми руководствуется женщина в период траура.

Таким образом, состояние траура для женщины оказывалось маркированным несколькими способами и отражалось как в ее поведении, так и во внешнем виде. Следование запретам, изменение прически и смена одежд в контексте погребально-поминального ритуала демонстрировали состояние перехода женщины в новый статус, что требовало от нее подчинения новым предписаниям и нормам поведения в повседневной жизни и в обряде.

Раздел четвертый. «Традиция изготовления и почитания тупа и других траурных символов семьи», посвящен рассмотрению традиции изготовления ритуального двойника-заместителя покойного - тула. Если все ритуальные операции по подготовке тела к погребению лежат на мужчинах, то основная обязанность вдовы во время пребывания ее в трауре - забота о ритуальном заместителе покойного. В разделе рассматриваются все известные виды траурных символов семьи - антропоморфный образ покойного, одежда покойного (которая по принципу метонимии может являться заместителем умершего), шест или пика с траурным флагом. Отдельно рассматривается вопрос о ритуальном назначении каждого вида траурных символов.

Действия, связанные с разбором и уничтожением тула, сжиганием траурного флага, переламыванием пики могут быть соотнесены с обрядом снятия траурной одежды с вдовы, что означало конечный момент всего погребально-поминального ритуала, завершение проводов души умершего в иной мир, а, следовательно, выход женщины из состояния траура.

Раздел пятый. «Поминание». Традиционно у казахов и киргизов поминальными рубежами считаются третий день (день похорон), седьмой, сороковой день и год. Реже отмечается сотый день в первый год после смерти человека, а иногда и в течение последующих девяти лет. Параллели в родильной и погребальной обрядности позволяют рассматривать смерть как событие симметричное рождению. Период «перерождения» души покойного соответствовал годовому циклу социализации ребенка.

Сам поминальный обряд является продолжением похоронного. Интенсивность проведения общественных поминовений умершего понижалась по мере удаления от дня похорон. Основной акцент переносился на обязательные каждодневные оплакивания покойного домашними - женами, матерями, дочерьми. Эти оплакивания продолжались в течение всего траура. После окончания годового траура поминание и оплакивание умершего меняли характер и происходили только в строго определенные календарной обрядностью дни, когда покойного поминали не персонально, а уже вместе с другими умершими родственниками. Днями поминовения, освященными мусульманской традицией, считались пятница (жума) и религиозные праздники: орозо-айт и курман-айт.

Раздел шестой. «Причитания. Плакальщицы», посвящен анализу текстов женских причитаний по покойному и обрядового контекста их исполнения. Для погребально-поминального ритуала вербальный код - это в первую очередь тексты причитаний, а также словесные формульные выражения, сопровождающие обрядовое действие, вербальные запреты и

предписания в поведении участников обряда. Посредством причитания происходило установление контакта как с покойным (обращения к покойному в тексте), так и с живыми членами коллектива (рассказ о самом покойном). Причитания женщин индивидуальны, они выражают эмоции и горе потери супруга конкретной женщины, пересказывают события жизни покойного. С другой стороны, строгая организация текстов женских причитаний (устоявшиеся формульные выражения, повторяющиеся мотивы) позволяют говорить о существовании единой поэтической традиции причитаний у тюркоязычных кочевников Центральной Азии.

Сведения, содержащиеся в источниках, дают возможность реконструировать обрядовый контекст исполнения причитания. Перед тем как приступить к пению, причитающая женщина распускала волосы, накрывала голову черным платком, садилась к решетке юрты так, чтобы лицо было обращено в сторону Каабы. Как правило, женщины причитали два раза в сутки в течение двух - трех часов, рано на рассвете и вечером. Реже причитания повторялись три раза в сутки - утром, в полдень и вечером. Кроме того, вдова обязана была причитать в момент, когда кочевка снималась с места, останавливалась на привал, подходила к месту новой стоянки, когда процессия кочующих проезжала места захоронений. Таким образом, причитания исполнялись женщинами в моменты пространственных перемещений и на границе суточных временных стыков (утро, полдень, вечер).

В разделе седьмом. «Ас/аш. Закрепление за женщиной статуса вдовы», описывается обряд годовых поминок, на котором происходило окончательное прощание с умершим и вывод жены покойного из состояния траура.

Этот обряд - основной момент годовых поминок. Он может быть по-разному оформлен (снятие с женщины траурных одежд, сжигание траурной одемеды или раздача ее бедным сородичам, уничтожение траурных символов семьи), но цель подобных действий всегда одна и та же - возвращение женщины в социум в новом статусе. В период траура жена покойного находилась в положении изоляции как реальной (ограничения в передвижении, в общении с окружающими), так и символической (изменение внешнего облика - костюма, прически). Смена траурного костюма на обычный может считаться знаком реинтеграции вдовы в коллектив. С окончанием траура восстанавливалась базовая связь женщины с семейно-родственной группой покойного мужа, за ней окончательно закреплялся новый статус вдовы, который обеспечивал ей возможность повторного замужества

Глава третья, «Социальный статус женщины (вдовы и разведенной) у казахов и киргизов», посвящена анализу социального контекста (адатно-шариатных норм и повседневной юридической практики) с целью выявления специфики статуса в обществе женщины, лишившейся мужа.

Раздел первый, «Право левирата. Права наследования имущества родственниками покойного», посвящен обзору возможных практических решений этих прав.

Судьба вдовы после окончания траура зависела от нескольких условий: наличия или отсутствия у нее детей, пола и возраста детей, от возраста самой женщины и конечно, от ее благосостояния. Как показывает анализ источников, с течением времени наблюдается некоторое послабление в обычае выбора вдовой нового мужа. Если в конце XVIII - начале XIX века выбор вдовы далее

братьев умершего простираться не мог, то к концу XIX века зафиксирована практика, когда родственники покойного предоставляли женщине право выбора кандидата в мужья в пределах всей этнической группы умершего супруга и не принуждали ее к браку с ближайшими родственниками покойного мужа.

Носители традиции расценивали отказ вдовы от левиратного брака и ее уход из родственной группы мужа как нарушение обычая, освященного правовыми нормами и религиозным законом. По-видимому, случаи отказа от повторного левиратного брака были редки до распространения российских законов среди кочевников, когда женщины формально получили право оспаривать обязательность левиратных браков и обращаться к российским властям с жалобами на родственников покойного мужа.

Анализ имеющихся материалов показывает, что обычай левирата достаточно вариативен. Вариативность положений обычного права по одним и тем же вопросам связана с тем, что, в отличие от шариата, адат был исключительно локальным правом. С уверенностью можно говорить лишь о том, что юридически женщина не являлась полноправным собственником наследуемого имущества. Право женщины на наследование части семейного имущества после смерти супруга - понятие достаточно условное. До совершеннолетия своих сыновей вдова была лишь временным распорядителем имущества, наследуемого детьми, и постоянно находилась под присмотром родственников покойного мужа. Бездетная вдова номинально наследовала имущество покойного, но только до обязательного повторного брака с его родственником. В случае'отказа от брака она теряла право на все семейное имущество. Если же вдова имела совершеннолетнего сына, то он и становился распорядителем всего состояния. Влияние женщины на своих сыновей основывалось только на ее личных качествах и на отношении к ней старших родственников покойного мужа. Таким образом, после смерти главы семьи имущество в любом случае оставалось в семейно-родственной группе мужа и переходило в собственность старшего мужчины. Эти права мужчины, в отличие от прав женщины, были закреплены адатом.

Раздел второй. «Внутрисемейные отношения женщин и права наследования старших и младших жен». После смерти мужей и женихов многие вдовы и невесты, вышедшие замуж по обычаю левирата, становились вторыми, а нередко и третьими женами. Положение жены-вдовы в новой семье часто было тяжелым. Она попадала в атмосферу соперничества между женами. Если мужчина был уже женат, то жена-вдова получала новый внутрисемейный статус «токал»- младшей жены.

В системе социальных статусов статус старшей жены, байбиче, достаточно высок. Кроме биологического возраста, термин «байбиче» определял и социальный возраст женщины. Байбиче имела значительные права в семье. Основная ее' функция - управление общественной и хозяйственной жизнью семьи, воспитание и присмотр за младшими женами и детьми. После смерти мужа, в повторном браке, женщина могла потерять брачный статус байбиче и все связанные с ним социальные права и превратиться в младшую жену - токал.

Следуя нормам адата, муж был обязан предоставить каждой жене юрту и отдельное хозяйство, которым она и распоряжалась. После смерти мужа женщины получали в наследство то, что имели при жизни своего супруга. Это несколько облегчало положение младших жен. Но если вдовы выходили замуж по праву левирата, все принадлежавшее им имущество поступало во

владение их новых мужей. Вдовы, имеющие невыделенных сыновей, могли рассчитывать на часть наследства, распорядителем которого они становились до момента выделения своих сыновей в отдельное хозяйство. Причем по решению родственников большую часть из наследства обычно получали байбиче с детьми и жена, в юрте которой умер муж.

Раздел третий. «Развод», посвящен анализу правовых положений адата по юридической и экономической защищенности разведенной женщины. Не состоя в браке, она в определенном смысле напоминала вдову.

Анализ правовых основ развода демонстрирует, что развод, как и брак, не был личным делом супругов. Вопросы, связанные с передачей или удержанием имущества, решались на уровне двух семейно-родственных групп - семьи мужа и родственников жены. При разводе женщина, как правило, получала лишь некоторую минимальную материальную компенсацию, которая обычно выделялась из ее приданого и возвращаемого за нее калыма и получала права на управление частью имущества мужа только при наличии у нее детей мужского пола, оставленных мужем при ней после развода. Выплата некоторой суммы денег или передача бывшей жене каких-либо вещей или нескольких голов скота зависели исключительно от желания бывшего мужа или от договоренности между семьями супругов. Таким образом, как и вдова, разведенная женщина не имела гарантированных прав на семейное имущество, в лучшем случае выступая в роли временного управляющего имуществом своих несовершеннолетних детей.

После развода и урегулирования всех имущественных исков женщина получала юридическую свободу и могла перейти на жительство к своим родителям или другим родственникам, а также выйти замуж по своему желанию, не советуясь с родственниками бывшего мужа, как это бывало в случае смерти супруга. Следуя закону, разведенная женщина, как и вдова, имела право выходить замуж неограниченное число раз. Однако зафиксированы случаи, когда право левирата действовало и при разводе -при наличии физических недостатков мужа, его родня могла потребовать, чтобы женщина вышла замуж за кого-либо из его родственников.

Раздел четвертый. «Статус женщины в традиционной социальной структуре казахов и киргизов», посвящен сравнению статуса женщины в обществе кочевников, описанного европейскими наблюдателями XIX - начала XX века, и статуса женщины, реконструируемого в рамках ценностных ориентиров изучаемых этносов.

Тема положения женщины в обществе - одна из основных, к которой обращались наблюдатели-европейцы для того, чтобы оценить уровень «цивилизованности» описываемого ими народа. Большинство европейцев судили о положении женщины в обществе на основе оценки ее экономического и юридического статуса. Кажущееся отсутствие элементарных экономических и юридических прав заставляло некоторых исследователей писать о полном бесправии и подчиненном положении женщины в обществе кочевников.

На самом деле, положение женщины в семье мужа во многом зависело от ее происхождения и личных качеств, хотя влияние жены на мужа в решении вопросов воспитания детей, управления хозяйством, как правило, носило скрытый характер и никогда не афишировалось. Статус жены и вдовы зависел также и от положения в обществе ее мужа и взрослых сыновей, что регламентировало отношение к ней окружающих и ее общение с ними,

определяя социальное пространство жизнедеятельности женщины. Вдовство могло повлечь за собой как резкое снижение, так и существенное повышение социального статуса женщины. Управлять селениями, решать вопросы внутренней жизни всей семейно-родственной группы могли те вдовы, которые после смерти своих мужей наследовали их социальные статусы и начинали выполнять в общественной жизни их функции.

Анализ источников показывает, что с одной стороны, юридический и экономический статус женщины у кочевников достаточно низок, по сравнению со статусом мужчины, но что с другой стороны, фактический социальный статус женщины-матери в обществе мог быть сравнительно высок - выше, чем положение в обществе некоторых мужчин, особенно если женщина - вдова, ведущая самостоятельное хозяйство. Хотя статус вдовы-матери, имел под собой юридическую основу - женщина наследовала социальный статус мужа не сама по себе, а, являлась опекуншей своих сыновей и временно управляя их имуществом, женщина пользовалась уважением в обществе, премзде всего, потому, что выполнила свое предназначение, - была верной женой, стала матерью сыновей и достойно их воспитала. Одним словом, следуя традиционным представлениям кочевников, женщина есть в первую очередь -мать.

Раздел пятый, «Сравнение положений адата и шариата по «женскому вопросу». В этом разделе описываются расхождения теоретических установок (декларируемых законов) нормативного мусульманского общества и юридической практики традиционного кочевого общества. Повседневно-бытовое положение женщины у кочевых народов было более свободным, чем у оседлых мусульман. В то же время в юридическом отношении казахские и киргизские женщины наоборот оказывались менее защищенными, в течение всей жизни они не имели личной собственности, были ограничены в правах наследования имущества покойного мужа, которое изначально являлось наследством его детей.

В отличие от женщины кочевого общества, лишенной юридически зафиксированной гарантии неприкосновенности личного имущества, женщина нормативной исламской культуры имела право на свою личную собственность - на махр, который являлся правовым символом, вещественным доказательством этого права. Следуя шариату, вдова, кроме махра, получала 1/8 имущества своего покойного мужа, если после умершего осталось потомство, и 1/4 - если такого потомства нет. При этом женщина имела полное право свободно распоряжаться причитающимся ей имуществом.

Несмотря на то, что нормы шариата проникали в соционормативную систему кочевников, порядок наследования имущества женщинами, как показывает юридическая практика, регулировался исключительно обычным правом. Лишение вдовы практически всех имущественных прав и права покинуть семью покойного мужа вместе с детьми и причитающимся им имуществом было направлено на предохранение семейного имущества от раздробления и отвечало интересам всей семейно-родственной группы покойного супруга.

Рассмотренный материал позволяет сделать вывод, что согласно традиционным нормам обычного права семейно-родсгвенная группа мужа имела права собственности и на фертильный потенциал жены. Таким образом, становятся понятны стратегия заключения брачного союза вдовы с

представителем родственной группы умершего супруга и положение в обществе разведенной женщины.

В разделе шестом. «Система наследования у каракалпаков и туркмен», с целью получения сравнительных данных анализируется система наследования и права вдовы на семейное имущество у двух других тюркоязычных народов Центральной Азии - каракалпаков и туркмен.

Н. А. Кисляков, занимаясь проблематикой наследования и раздела имущества у народов Средней Азии и Казахстана, выделял среди них две группы. В одну из них он включал казахов, киргизов и каракалпаков, придерживающихся в вопросах наследования в основном норм обычного права. Ко второй группе народов он относил туркмен, таджиков, узбеков и уйгуров, руководствующихся положениями шариата (Кисляков 1977:13). Такое деление на основе характеристик системы наследования и раздела имущества стало традиционным в отечественной науке. Однако степень влияния шариата на адат у отдельных народов, включенных Н. А. Кисляковым в обе эти группы, различна. Анализ юридической практики показывает, что влияние шариата при решении вопросов наследования семейного имущества в традиционной культуре каракалпаков значительно сильнее, чем у казахов и киргизов, которые в XIX - начале XX века при решении подобных вопросов большей частью основывались на нормах адата.

Что касается туркмен, то до сих пор нет единого мнения по поводу действовавшей у них в XIX - начале XX века юридической системы. По-видимому, в этот период у туркмен обычное право в основном регулировало взаимоотношение членов семьи, в то время как в вопросах имущественного права решающими оказывались нормы шариата. При этом у туркмен сохранялись (хоть и в несколько измененном виде) обычаи левирата и выплаты калыма за вдову и разведенную женщину, противоречащие шариату.

Раздел седьмой. «Институты «кейуаны» и «каткуда кемпир» у народов Центральной Азии». В связи с рассматриваемой тематикой необходимо остановиться на существующих у некоторых народов Центральной Азии институтах кейуаны (кадбону - в иранских языках, от кад/кат - «дом») и каткуда кемпир. У казахов и киргизов прямых параллелей им нет, но обращение к соответствующим каракалпакским, узбекским и другим материалам позволит сравнить специфику статуса старшей женщины у оседлого и кочевого населения.

Старшая женщина в семейно-родственной группе мужа получала свой статус не просто достигая определенного возраста, а так же как и мужчины, поэтапно приобретая с годами авторитет и доверие всех представителей семейно-родственной группы. Таким образом, статусы кейуаны и каткуда кемпир, зафиксированные в традиционной культуре узбеков, таджиков, каракалпаков, имели и половозрастные и социальные составляющие.

Ни института кейуаны, ни названия каткуда кемпир у казахов и киргизов не зафиксировано. Единственное, о чем с уверенностью можно сказать, это то, что в казахских и киргизских семьях большую роль играла старшая женщина -жена хозяина семьи. Если у хозяина семьи было несколько жен, эту роль выполняла старшая жена байбиче. Этот же термин мог употребляться и по отношению к единственной жене, если ее возраст составлял больше 50 лет.

Главный вывод данного раздела заключается в том, что с возрастом социальный статус женщины изменялся. После 45-50 лет женщина считалась вышедшей из фертильного возраста. Следовательно, основная функция

женщины брачного возраста - детороздение и воспитание детей отступала на второй план, заменялась функцией управления хозяйственной и общественной жизнью. Чем старше становилась женщина, тем большую она приобретала самостоятельность, больше общалась с внешним миром и начинала играть активную роль в своем домашнем окружении. Высший социально-возрастной статус прародительницы, который приобретала со временем старшая женщина в семье, был основан на социальной значимости старшего возраста - на знании традиций и приобретении жизненного опьгга.

В нашем случае социальная иерархия в традиционном обществе кочевников может быть рассмотрена под двумя углами зрения. Во-первых, как единая для социума и основанная на неравенстве полов. Ведущее место в обществе занимал мужчина, но некоторым женщинам удавалось повысить свой социальный статус за счет статусов мужчин (мужа и сыновей), подкрепляя свое положение в обществе личными качествами и способностями. Во-вторых, как параллельная, основанная на возрастном факторе - одна мужская, высшую ступень которой составляли аксакалы, другая - женская во главе с байбиче. Эти линии могли пересекаться в рамках одной семейно-родственной группы, когда, например, вдова, ведущая самостоятельно хозяйство и унаследовавшая социальный статус своего мужа, могла являться еще и байбиче.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования и обобщаются основные выводы работы.

В рамках погребально-поминальных обрядов выделяется комплекс действий, связанных непосредственно с вдовой. Для вдовы наиболее значимыми оказываются эпизоды, связанные с облачением ее в траурные одежды и с выводом ее из состояния траура. Пребывание в трауре было для женщины временным состоянием перехода - она уже не принадлежала к группе замужних женщин, но еще не обладала и статусом вдовы. Это состояние скорее может быть охарактеризовано как "жена покойного" -женщина, связанная с умершим узами брака. В казахском и киргизском языках есть специальный термин, обозначающий жену покойного в период годового траура - тул катын (реже - тул-дйел (каз.) / тул-аяп (кирг.)). Он очень четко передает культурно обусловленные представления кочевников о роли женщины в погребально-поминальном ритуале по умершему мужу. Нетрудно заметить, что одним из составляющих этого термина является лексема тул, подчеркивающая связь женщины, находящейся в трауре по мужу с обычаем почитания его ритуального заместителя. Для женщины же, вышедшей из траура и готовой к повторному замужеству в казахском и киргизском языках существовало свое название - жес/р. Невесту после смерти жениха также называли жес/р, что может быть рассмотрено как указание на обязательность нового замужества девушки с одним из родственников покойного жениха по обычаю левирата. Тул-катын могли называть и женщину, отказавшуюся от повторного брака. Для нее срок траура как бы продлевался на всю жизнь, она так и не получала статуса жес/р - вдовы.

Роль вдовы на всем протяжении обрядов погребально-поминального комплекса менялась так же, как и ее функции и вытекающие из них обязательства и права по отношению к другим участникам обрядового действия. Женщина оказывалась то активным, то наоборот, пассивным персонажем погребально-поминальных обрядов. В отношении жены покойного в погребально-поминальных обрядах выделяются действия, совершаемые

самой вдовой (оплакивание покойного, причитания, комплекс ритуальных действий, связанный с тулом), и совершаемые с вдовой второстепенными персонажами обрядов (облачение женщины в траурную одежду, снятие украшений, расплетание кос, а также действия, связанные с выводом женщины из состояния траура). Действия, в которых вдова выступает пассивным персонажем обряда, относятся, прежде всего, к смене одежды и прически, и по сути, эти действия параллельны тем, которые совершаются над покойным.

Роль вдовы значительно возрастала после погребения тела, когда основным объектом ритуала становился заместитель покойного - тул. Таким образом, ритуальный статус вдовы в погребально-поминальных обрядах казахов и киргизов может быть определен как статус главного персонажа, исполнителя основного комплекса действий, связанных с проводами души покойного мужа после погребения его тела.

Интерпретация материала затруднена тем, что ко времени, которым датируются наши самые ранние этнографические источники, сколько-либо отчетливая мифологическая картина мира у казахов и киргизов отсутствовала, по крайней мере, она не нашла в этих источниках своего отражения. Ритуалы жизненного цикла казахов и киргизов предстают перед исследователями как действия, имеющие в своей основе больше социальной прагматики, чем собственно ритуально-мифологического подтекста. При этом, чем более поздним временем датируются источники, тем более явная социальная семантика прослеживается в обрядах и тем меньше в них сведений, имеющих хоть какое-то отношение к традиционным представлениям кочевников о мире мертвых.

Обряды погребально-поминального цикла, непосредственно связанные с вдовой, ориентированы на определение дальнейшей судьбы женщины -закрепление за ней нового статуса вдовы и ее новое замужество. Действия коллектива направлены на воссоздание социальной структуры, нарушенной смертью одного из ее членов. В основе их лежит та же идея, которая прослеживается и при анализе норм обычного права, связанных с левиратом -оставить женщину в роду ее покойного мужа, сохранить за родом ее фертильный потенциал. Это лучше всего видно на примере обрядов вывода вдовы из состояния траура и роли в этих обрядах представителей семейно-родственной группы ее умершего мужа. После окончания траура женщина возвращалась к повседневной жизни, но прохождение этого этапа влияло на ее дальнейшее положение внутри социума. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что существует некое взаимовлияние социального и ритуального статусов.

Статус казахской и киргизской женщины в обществе в XIX - начале XX века так же, как и ее ритуальный статус, определялся спецификой региональной формы ислама, которая заключалась во взаимодействии норм адата и шариата. На основе проведенного исследования можно выделить основные отступления от норм шариата по вопросам правового положения женщины в традиционном обществе кочевников.

сохранение в среде кочевников института калыма; отсутствие института выплаты махра; сохранение обычая левирата;

отсутствие прав женщины на личную собственность и, следовательно, на семейное имущество и на имущество умершего супруга;

абсолютное право семейно-родственной группы мужа на фертильный потенциал женщины.

Со смертью мужа к его вдове переходили некоторые права покойного супруга. Но юридически закрепленные имущественные права женщина приобретала только в том случае, если она не выходила замуж и становилась опекуном своих детей и временным распорядитепем унаследованного ими имущества. Следуя адату, эти права распространялись только на вдов, оставшихся жить в семейно-родственной группе покойного супруга.

Статус женщины в обществе кочевников реализовывался в первую очередь через статусы связанных с ней мужчин - мужа и сыновей. Это объясняется изначальной ведущей ролью мужчины на всех уровнях властно-управленческой структуры - от семьи до верховной власти. Положение женщин в обществе являлось, по сути, проекцией статусов ее мужа и сыновей, но с другой стороны, и женщина могла опосредованно повпиять на статус мужчины. Бесплодие женщины могло стать причиной понижения статуса семьи в обществе. Кроме того, статус женщины зависел и от ее личных качеств, и от взаимоотношения с родственниками семейно-родственной группы мужа. Позитивная или негативная оценка поведения женщины зависела от того, насколько женщина соответствовала традиционным ценностным ориентирам кочевого общества.

В течение жизни женщина проживала несколько значимых не только в биологическом, но и в социальном отношении рубежей. Каждый такой рубеж отмечен сменой статуса женщины в обществе и соотносится с особой поведенческой моделью. В обществе существовала своя стратегия отношения к вдове или к женщине, находившейся когда-либо в статусе вдовы. Это нашло отражение как в погребально-поминальном ритуале, в котором жена покойного, наряду с самим покойным, оказывалась одним из двух главных персонажей обрядового действия, так и в социо-нормативном комплексе традиционной культуры казахов и киргизов.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы

1) Стасевич И. В. Традиция замещения (сохранения) облика умершего в погребальном обряде киргизов // Тезисы докладов и сообщений Российской научно-практической конференции: Традиции, обычаи и нравы народов России. СПб., 1997. С. 86-90.

2) Стасевич И. В. Предварительные итоги работы по опроснику «Самооценка этносом перспективности форм традиционной культуры // Изучение национального самосознания в этнографическом музее., СПб., 1998. С. 18-43 (В соавторстве с Л. Ф. Поповой, Д. А. Барановым, В. А. Дмитриевым, Ж. К. Чистяковой)

3) Стасевич И. В. Традиции и современность (некоторые итоги командировки в Южный и Восточный Казахстан, состоявшейся летом 1998 г.) // Краткое содержание докладов Лавровских (Среднеазиатско - Кавказских) чтений. 1998-1999 г., СПб., 2001. С. 54-56.

4) Стасевич И. В. «Ритуальный двойник» в традиционной культуре кыргызов // Краткое содержание докладов Лавровских (Среднеазиатско -Кавказские) чтений 1998-1999 г., СПб., 2001. С. 149-150.

5) Стасевич И. В. Семиотический статус вдовы в погребально-поминальных обрядах казахов и киргизов // Этническое единство и специфика культур. Материалы Первых Санкт-Петербургских этнографических чтений, СПб., 2002. С. 91-93.

6) Стасевич И. В. Ислам в традиционной культуре тюркоязычных кочевников (казахов и киргизов). К истории изучения вопроса II Вестник молодых ученых, № 8, 2002; Серия «Исторические науки», № 2, 2002. С. 12-19.

7) Стасевич И. В. Ритуальные заместители покойного в погребально-поминальных обрядах тюркоязычных кочевников Центральной Азии (казахов и киргизов) II Казахстан: История. Культура. Язык. Материалы международной научно-практической конференции. Сб. статей под ред. А. Н. Марышева, СПб., 2003. С. 80-85.

8) Стасевич И. В. Обычай самоистязания вдов в контексте погребально-поминального ритуала у тюркоязычных кочевников Центральной Азии // тезисы докладов Лавровских (Среднеазиатско-Кавказских) чтений 2002-2003 гг., СПб., 2003. С. 46-47.

9) Стасевич И. В. Традиция женских причитаний по умершему мужчине у тюркоязычных кочевников Центральной Азии (казахов и киргизов) II тезисы докладов Радловских чтений 2004 г., СПб.:,2004. С. 83-86.

10) Стасевич И. В. Исключение или норма поведения мусульманки? Участие женщин в погребальной церемонии у тюркоязычных кочевников Центральной Азии II тезисы докладов Радловских чтений 2005 г., СПб., 2005. С. 57-60.

11) Стасевич И. В. Статус женщины в традиционном обществе казахов II тезисы докладов VI Конгресса этнографов и антропологов России. СПб., 2005. С. 220.

12) Стасевич И. В. Традиционные траурные головные уборы казахских женщин. Мода и дизайн: Исторический опыт. Новые технологии. Материалы международной научной конференции. СПб., 2005. С. 308-313.

13) Стасевич И. В. Траурные символы семьи в культуре тюркоязычных кочевников Центральной Азии И Тюркологический сборник, № 3, М. 2005 (в печати).

РНБ Русский фонд

2007=4

З-О янв 200В

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Стасевич, Инга Владимировна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ

1.1. ВИДЫ ИСТОЧНИКОВ

1.2. ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ

1.3. ИСТОРИКО - ЮРИДИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ

ГЛАВА 2. СТАТУС ВДОВЫ В ПОГРЕБАЛЬНО - ПОМИНАЛЬНЫХ ОБРЯДАХ КАЗАХОВ И КИРГИЗОВ

2.1. ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ЖИЗНИ УМИРАЮЩЕГО. СМЕРТЬ

2.2. СМЕРТЬ - ПОХОРОНЫ

2.3. ТРАУР 58^

2.4. ТРАДИЦИЯ ИЗГОТОВЛЕНИЯ И ПОЧИТАНИЯ ТУЛА И ДРУГИХ ТРАУРНЫХ СИМВОЛОВ СЕМЬИ С.

2.5. ПОМИНАНИЕ

2.6. ПРИЧИТАНИЯ. ПЛАКАЛЬЩИЦЫ

2.7. АС/АШ. ЗАКРЕПЛЕНИЕ ЗА ЖЕНЩИНОЙ СТАТУСА

ВДОВЫ

ГЛАВА 3. СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС ЖЕНЩИНЫ (ВДОВЫ И РАЗВЕДЕННОЙ)

У КАЗАХОВ И КИРГИЗОВ

3.1. ПРАВО ЛЕВИРАТА. ПРАВА НАСЛЕДОВАНИЯ ИМУЩЕСТВА РОДСТВЕННИКАМИ ПОКОЙНОГО С.

3.2. ВНУТРИСЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ ЖЕНЩИН И ПРАВА НАСЛЕДОВАНИЯ СТАРШИХ И МЛАДШИХ ЖЕН

3.3. РАЗВОД

3.4. СТАТУС ЖЕНЩИНЫ В ТРАДИЦИОННОЙ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ КАЗАХОВ И КИРГИЗОВ

3.5. СРАВНЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЙ АДАТА И ШАРИАТА ПО "ЖЕНСКОМУ ВОПРОСУ"

3.6. СИСТЕМА НАСЛЕДОВАНИЯ У КАРАКАЛПАКОВ И ТУРКМЕН

3.7. ИНСТИТУТЫ КЕЙУАНИ и КАТКУДА КЕМПИР У НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ 127 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 131 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ. 141 СПИСОК АРХИВНЫХ МАТЕРИАЛОВ 161 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Стасевич, Инга Владимировна

Настоящая работа посвящена изучению статуса вдовы в традиционной культуре казахов и киргизов. В современных социальных науках статус рассматривается как "устойчивое положение внутри социальной системы, связанное с определенными ожиданиями, правами и обязанностями" (Д. Джери, Дж. Джери 1999: 294). Каждый человек занимает несколько позиций в обществе. Например, женщина может быть учительницей, женой и матерью. Каждая из этих социальных позиций и называется статусом. Хотя человек может иметь ряд статусов, один из них, который можно назвать главным статусом, определяет его общественное положение (Смелзер 1994: 72). Социальный статус определяется функциями индивида в обществе, его правами и обязанностями по отношению к другим участникам социального взаимодействия. Важно различать прирожденный (или как его еще называют предписанный) социальный статус, обусловленный полом, этническим и социальным происхождением, и достигнутый статус, приобретенный за счет личных I способностей человека. Общественный статус может сочетать в себе предписанные и достигнутые элементы. Предписанный статус вдовы определяется ее происхождением, то есть принадлежностью к семейно-родственной группе своих родителей и первоначальным формальным статусом женщины в семье мужа, который она получала при вступлении в брак, а достигнутый статус - ее положением1 в семейно-родственной группе мужа, которое она занимала в силу своих личных качеств и способностей, как при жизни мужа, так и после его смерти. Соотношение предписанного законом статуса и приобретенного женщиной в течение жизни легло в основу определения социального статуса вдовы в обществе кочевников.

Социальный статус включает в себя все элементы, которые влияют на то, как человека в обществе воспринимают, какого поведения от него ожидают и какие характеристики приписывают. Составляющими социального статуса являются юридический и экономический статусы.

1 В тексте работы в качестве русского эквивалента слова "статус" используется слово "положение"

Юридический статус вдовы рассматривается в работе как декларируемый, то есть фиксируемый в законах, задающих строгие правила социального взаимодействия. Главная особенность юридического статуса женщины у казахов и киргизов в XIX - начале XX века заключается в том, что он реализовывался в общих рамках трех сосуществующих юридических систем - обычного права, мусульманского и официального, утверждаемого законами Российской Империи. Такая специфика юридического статуса объясняется ситуацией полиюридизма, сложившейся в регионе к XIX веку.

Экономический статус вдовы определяется правом женщины (или его отсутствием) на владение личной собственностью. Кроме того экономический статус женщины в обществе определяется и самим благосостоянием семьи, а, следовательно и тем имуществом, которое она наследовала после смерти мужа.

Принимая во внимание специфику используемых источников, нужно отметить, что описания юридического и экономического статусов чаще репрезентируют внешний, "европейский" взгляд на положение женщины в традиционном обществе кочевников. Выявление же и реконструкция статуса женщины, связанного с традиционной для кочевников системой понятий и ценностей, к сожалению, нередко скрытого от нас в силу политико-исторической направленности привлекаемых источников и не всегда правильно оцененного европейскими наблюдателями, является одной из наиболее трудных задач, стоящих перед исследователями.

Приведенные выше определения статуса не исключают того, что это понятие может обозначать положение или позицию в любой структуре или системе, не обязательно социальной. Изучая положение вдовы в кочевом обществе, я намерена рассмотреть все возможные формы выражения ее статуса - как социального, а, следовательно, и юридического и экономического в обществе, так и ритуального в комплексе погребально-поминальных обрядов. В рамках проводимого исследования понятие статуса рассматривается как совокупность характеристик индивида. Эти характеристики относятся и к сфере социально-экономической, и к сфере ритуала. Статус складывается на основе оценок роли и места субъекта в рассматриваемом контексте и реализуется в процессе взаимодействия всех участников коммуникативной ситуации, вне зависимости от того, является ли человек субъектом социальной системы или субъектом ритуала.

Статус вдовы в ритуале определяется ее ролью в обрядовом действии и отражает символические характеристики и функции вдовы как обрядового персонажа. Но это не исключает того, что символические характеристики статуса вдовы находят свое выражение и в повседневной жизни - в костюме женщины, в ее прическе, в отношении к ней окружающих.

Для коллектива смерть одного из членов сопряжена с перераспределением социальных ролей, что в свою очередь связано с изменением социальных статусов родственников покойного. Смерть одного из членов социума становилась испытанием устойчивости и жизнеспособности всей социальной системы. Погребальный обряд закреплял новые статусы как покойного - он приобретал статус предка, так и его жены -она становилась вдовой. Изменение статуса не было одномоментным, и растягивалось на длительный период (обычно год), причем статусная характеристика вдовы в пределах этого временного отрезка вызывает известные трудности. Безусловно утратив со смертью мужа свой прежний статус, женщина не обретала немедленно нового устойчивого места в социальной структуре, а в определенном смысле оказывалась вне ее, становилась «женой покойного». Взаимосвязь социальных и символических характеристик позволяет рассмотреть статус вдовы в ритуале и соотнести его с другими видами ее статусов в обществе. Определение социального и ритуального статуса являются разными, но равноценными способами описания одного объекта. Только при рассмотрении в комплексе они дают возможность составить полное представление об изучаемом факте культуры, рассмотреть его функционирование в рамках как социального, так и мифологического пространства и в социально-антропологическом ракурсе интерпретировать поведение вдовы.

Учитывая методологические положения об объекте и предмете этнографической науки, объектом исследования в диссертации является традиционная культура казахов и киргизов, а предметом исследования - статус вдовы. Для достижения поставленной в работе цели - изучени я статуса вдовы у тюркоязычных кочевников Центральной Азии -предполагается разрешить следующие основные задачи:

- определить роль жены покойного в погребально-поминальном ритуале, то есть оценить степень участия и значение данного персонажа в ритуале проводов души покойного мужа; описать статус вдовы в традиционной социальной структуре казахов и киргизов;

- выделить основные отступления от норм шариата2 в вопросах правового положения женщины в традиционном обществе казахов и киргизов;

- проследить динамику изменения статуса жены покойного на протяжении всего комплекса погребально-поминальных обрядов;

- сравнить фактический внутрисемейный статус вдовы с декларируемым законом.

Источниками для проводимого исследования стали научные публикации, архивные документы, материалы периодической печати, полевые наблюдения автора.

Хронологические рамки исследования ограничиваются XIX - началом XX века. Именно в начале XIX века в связи с возрастающим интересом России к Центрально-Азиатскому региону, появляются первые письменные своды адата3, составленные российскими чиновниками, а также публикации этнографического характера по быту кочевого населения степей. Пик этнографического изучения традиционной культуры номадов дореволюционного периода приходится на конец XIX - начало XX века. После 1917 года традиционная культура кочевников подвергается сознательному разрушению. Процесс насильственного перевода кочевников на оседлый образ жизни приводит к тому, что уже к началу 30-х гг. XX века традиционный уклад жизни номадов кардинально меняется. С этого времени начинается новый этап в истории казахского и киргизского народов, а традиционная культура рассматривается как "пережиток патриархально-феодального прошлого" (Маргулан, Востров 1967: 7). Выбранные хронологические рамки исследования позволяют проследить динамику изменения статуса вдовы в традиционном

2 Шариат - комплекс правил поведения, включающий религиозные, нравственные, юридические, бытовые нормы ислама

3 Адат - обычное право кочевников Подробнее см гл 1, с 27-28 обществе кочевников под воздействием внешних факторов (исламизации региона и внедрения в традиционную правовую систему норм российского законодательства). Обращение к динамике изменения исследуемого явления культуры вызвано и спецификой самих источников, которых по каждому периоду в отдельности недостаточно. Кроме того, рассматривая институт вдовства на протяжении длительного времени его функционирования, легче понять, какие из его характеристик оказываются наиболее устойчивыми, а какие наоборот подвержены изменениям.

Сопоставление хронологически разных состояний традиции предполагает применение сравнительно-исторического метода исследования. При этом основным методологическим принципом исследования является использование как синхронных, так и диахронных моделей описания традиции. Применение диахронного метода позволяет проследить прежде всего изменение культурных норм, связанных со вступлением вдовы в повторный брак, что отражает перемены в положении женщины в обществе кочевников в XIX - начале XX века. Синхронный же метод дает возможность описать институт вдовства с функциональной точки зрения и оценить его в рамках традиционных ценностных ориентиров представителей исследуемых этносов. Такой подход позволяет сопоставить те описания и способы интерпретации поведения казахских и киргизских женщин в погребально-поминальных обрядах и в повседневно-бытовой жизни семейно-родственной группы мужа, которые были оставлены европейскими наблюдателями и взгляд на образ "идеальной женщины" самих носителей традиции, как мужчин, так и женщин. * *

Казахи и киргизы относятся к историко-культурной общности тюр-коязычных кочевников Центральной Азии. В тюркологии существует традиция рассмотрения культур этих народов в рамках единого поля исследования. Черты языковой и культурной близости казахского и киргизского этносов прослеживаются в различных элементах традиционно-бытовой культуры. Ряд авторов указывает на возможность использования материалов по культуре и правовой системе казахов и киргизов в качестве взаимодополняющих источников (Гродеков 1889а: 22; Абрамзон 1973: 58-65; Кисляков 1977: 39).

Казахи и киргизы - мусульмане-сунниты. Широкое территориальное распространение ислама приводило к сложению региональных форм его бытования, что не исключало ориентации самих этих форм на общеисламские принципы. Такой региональной формой является ислам кочевников Центральной Азии, безусловно, испытавший воздействие со стороны местных религиозных традиций.

С целью получения сравнительных материалов по вопросу правового положения женщины в традиционной культуре народов, исповедующих ислам, в своем исследовании я обращаюсь к работам, содержащим сведения о системе наследования и положении женщин у оседлых и полуоседлых мусульманских народов Центральной Азии, культура которых в большей степени основывается на нормах шариата и в меньшей - на отдельных положениях обычного права. Это позволяет продемонстрировать отличие региональной формы ислама, существующей у казахов и киргизов от религиозной и правовой культуры других народов Центральной Азии.

Адатно-шариатная система как социо-нормативный комплекс и мусульманская религиозная культура Центральной Азии как региональная форма бытования ислама на разном уровне влияли на развитие и трансформацию статуса женщины у кочевников.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Статус вдовы в культуре казахов и киргизов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как уже отмечалось, положение вдовы во время траура определялось состоянием десоциализации - символического и реального отделения от коллектива. Для вдовы наиболее значимыми оказываются обряды, связанные с облачением ее в траурные одежды и с выводом ее из состояния траура. Остальное время, лежащее между означенными эпизодами, характеризовалось специфическим поведением женщины, обусловленным нахождением в трауре. Траур для женщины был временным состоянием перехода - она уже не принадлежала к группе замужних женщин, но еще не обладала и статусом вдовы. Это состояние скорее может быть охарактеризовано как "жена покойного" - женщина, связанная с умершим узами брака. В казахском и киргизском языках есть специальный термин, обозначающий жену покойного в период годового траура - тул катын (реже - тул-дйел (каз.) / тул-аял (кирг.)). Он очень четко передает культурно обусловленные представления кочевников о роли женщины в погребально-поминальном ритуале по умершему мужу. Нетрудно заметить, что одним из составляющих этого термина является лексема тул, подчеркивающая связь женщины, находящейся в трауре по мужу с обычаем почитания его ритуального заместителя. Для женщины же, вышедшей из траура и готовой к повторному замужеству, как уже упоминалось, в казахском и киргизском языках существовало свое название - жес!р (Киргизско-русский. 1965: 251). Невесту после смерти жениха также называли жеар, что может быть рассмотрено как указание на обязательность нового замужества девушки с одним из родственников покойного жениха по обычаю левирата. Тул-катын могли называть и женщину, отказавшуюся от повторного брака (Гродеков 1889а: 86) . Для нее срок траура как бы продлевался на всю жизнь, она так и не получала статуса жеар - вдовы.

Погребально-поминальный ритуал закреплял за женщиной статус вдовы. После его завершения и выхода из состояния траура женщина приобретала все права и обязанности, свойственные ее новому положению в обществе. В течение всего траура действия, совершаемые над женой покойного, были направлены на превращение ее во вдову - женщину, пережившую смерть своего мужа, выполнившую все предписания ритуала и вернувшуюся в социум в новом статусе.

Роль вдовы на протяжении всего времени совершения обрядов погребально-поминального комплекса менялась так же, как и ее функции и вытекающие из них обязательства и права по отношению к другим участникам обрядового действия. Женщина оказывалась то активным, то наоборот, пассивным персонажем погребально-поминальных обрядов. В отношении вдовы в погребально-поминальных обрядах выделяются действия, совершаемые ею самой (оплакивание покойного, причитания, комплекс ритуальных действий, связанный с тулом), и совершаемые с вдовой второстепенными участниками обрядов (облачение женщины в траурную одежду, снятие украшений, расплетание кос, вывод из состояния траура). Действия, связанные со сменой одежд и прически вдовы, в которых она выступает пассивным персонажем обряда, по сути, параллельны тем действиям, которые совершаются над покойным.

В погребально-поминальных обрядах казахов и киргизов ясно выделяются два - материальный и вербальный - параллельных процесса конструирования образов основных персонажей обрядового действия -покойного мужчины и вдовы. Образ покойного конструировался с помощью предметов, составляющих тул, и в текстах женских причитаний. Образ вдовы создавался путем изменения ее костюма, прически, манеры поведения, и, подобно образу умершего супруга, конструировался самой женщиной в текстах ее причитаний.

Статус вдовы в погребально-поминальном ритуале реализуется через ее отношение к покойному - через узы брака с ним, и, следовательно, через систему запретов и предписаний в поведении, обусловленных этим состоянием. Приоритетное право на выполнение обряда проводов души покойного мужчины принадлежало его жене, и только при ее отсутствии - ближайшей родственнице умершего - его матери, сестре, дочери.

Роль вдовы значительно возрастала после погребения тела, когда основным объектом ритуала становился заместитель покойного - тул. Если подготовкой тела к погребению занимались исключительно мужчины, то все действия, связанные с тулом выполняла женщина. Таким образом вдова оказывалась главным активным действующим лицом поминального обряда. В ее обязанности на весь период траура входило обязательное каждодневное поминание умершего супруга. Если до погребения тела вдова как пассивный персонаж обряда скорее ассоциировалась с самим покойным, то после похорон ее роль менялась, и она начинала репрезентировать семейно-родственную группу умершего мужа. Вдова должна была не только выполнить все необходимые ритуальные действия, помогающие душе покойного благополучно достигнуть мира иного, но и предотвратить последующие смерти в семье, которые могли случиться в случае неправильно выполненного ритуала. Нарушая запреты, женщина наносила вред не столько самой себе, сколько всей семейно-родственной группе. От ее поведения зависело благополучие как живых членов семьи, так и мертвых. Только после завершения годового поминального цикла душа ее мужа становилась аруа-хом/арбаком, переходя в категорию мифологических предков рода.

Таким образом, ритуальный статус вдовы в погребально-поминальных обрядах казахов и киргизов может быть определен как статус главного персонажа, исполнителя основного комплекса действий, связанных с проводами души покойного мужа после погребения его тела.

Параллели в родильной и погребально-поминальной обрядности позволяют сделать предположение, что роли женщины в похоронном и родильном циклах были схожи. Основная функция женщины не просто рождение ребенка, но и введение его в социум. Обратный процесс "выведения" умершего из мира живых также входит в обязанность женщины и согласуется с представлениями о ее жизненном предназначении. Это подтверждается и ролью ближайшей родственницы в обряде проводов души умершей женщины. Женщины, в отличие от мужчин, носили траур по умершей, пели причитания в юрте мужа или отца покойной. Если умирала дочь - причитала мать. В случае смерти женщины, имеющей взрослую дочь, причитала последняя. Если же у покойной не было дочери, эту обязанность выполняла одна из ближайших родственниц, которая в случае сооружения тула по умершей женщине сопровождала его во время перекочевок.

С другой стороны, можно отметить некоторое уравнивание статусов вдовы в состоянии траура по мужу и статуса пожилой женщины за счет максимальной приближенности и той и другой к миру иному. В первом случае это объясняется брачной связью женщины с покойным, во втором - нахождением женщины в том периоде жизненного цикла, который предшествует ее собственной смерти. Параллели обнаруживаются, как уже упоминалось, и в специфике костюма, и в сфере ритуала при сравнении роли вдовы в обряде оплакивания мужа и роли профессиональных плакальщиц-старух.

Только после завершения всего обрядового цикла, связанного с проводами души покойного мужа, вдова могла вступить в повторный брак. Возможно, этим объясняется то, что срок траура вдовы по умершему мужу у казахов и киргизов по адату длиннее, чем следует по шариатским установлениям суннитского толка (четыре лунных месяца и десять дней) . Следуя шариату, срок воздержания от повторного брака для женщины определялся периодом, по прошествии которого становилось очевидным отсутствие беременности. Однако в традиционной культуре кочевников этот критерий не являлся основным, так как в любом случае дети, рожденные после смерти мужа, оставались в его семейно-родственной группе. Основной акцент переносился на соблюдение обрядовых норм. Необходимо было не просто убедиться в том, что женщина после смерти супруга не беременна, но и завершить цикл погребально-поминальных обрядов, который как демонстрируют источники XIX - начала XX века, предполагал большую продолжительность по сравнению со сроком, отведенным для этих целей шариатом.

Интерпретация материала затруднена тем, что ко времени, которым датируются наши самые ранние этнографические источники, сколько-либо отчетливая мифологическая картина мира у казахов и киргизов отсутствовала, по крайней мере, она не нашла в этих источниках своего отражения. У нас нет достаточных данных и для реконструкции религиозной системы казахов и киргизов до принятия ими ислама. В последнее время некоторые исследователи безосновательно стали называть эту религию тенгрианством и представлять ее как законченную систему (Акатай 2001). Все данные о религиозных верованиях тюркоя-зычных кочевников Центральной Азии демонстрируют, что Тенгри ("Бог") - название не только верховного божества, но также и других божеств пантеона, с утверждением ислама стало синонимом слова

Кудай ("Бог") и ассоциировалось с именем Аллаха. Единственное, о чем с уверенностью можно говорить, так это о сохранении у казахов и киргизов несоответствующих исламу традиционных представлений о множественности внутренних сущностей человека. Вера в одну из подобных сущностей, которая после смерти человека некоторое время находится среди живых, существовала у ряда тюркских народов - алтайцев (сюне, юзют), кумандинцев (сюри), шорцев (тын, сюрен), хакасов (эбэртых), тувинцев (сюнезин), теленгитов (сюне) и др. Но только у казахов и киргизов традиционное тюркское название этой сущности не сохранилось и в процессе исламизации региона было заменено арабским - аруах. Сохраняются и некоторые другие общетюркские элементы в похоронно-поминальной обрядности казахов и киргизов: сроки похорон и поминальных дат, способы выноса "неблагополучного" покойного из жилого помещения, очищение огнем места, где находилось тело умершего до погребения, ночные бдения около покойного, его оплакивание, жертвоприношение коня покойного. Но общетюркские традиционные представления о структуре мира, о времени и пространстве, исходя из имеющихся у нас источников, у казахов и киргизов к XIX веку не сохраняются.

Ритуалы жизненного цикла казахов и киргизов предстают перед исследователями как действия, имеющие в своей основе больше социальной прагматики, чем собственно ритуально-мифологического подтекста. При этом, чем более поздним временем датируются источники, тем более явная социальная семантика прослеживается в обрядах и тем меньше в них сведений, имеющих хоть какое-то отношение к традиционным представлениям кочевников о мире мертвых.

Обряды погребально-поминального цикла, непосредственно связанные с вдовой, ориентированы на определение дальнейшей судьбы женщины - закрепление за ней нового статуса вдовы и ее новое замужество. Действия коллектива направлены на воссоздание социальной структуры, нарушенной смертью одного из ее членов. В основе их лежит та же идея, которая прослеживается и при анализе норм обычного права, связанных с левиратом - оставить женщину в роду ее покойного мужа, сохранить за родом ее фертильный потенциал. Это лучше всего видно на примере обрядов вывода вдовы из состояния траура и роли в этих обрядах представителей семейно-родственной группы ее умершего мужа.

Возникает вопрос о правомерности сравнения статуса вдовы в повседневно-бытовой жизни и в ритуале. Как уже упоминалось, статус вдовы не связан исключительно с социальным положением женщины в обществе. Он определяется юридическими, экономическими факторами, но основывается еще и на новом состоянии, в котором находится женщина, пережившая смерть мужа. После окончания траура женщина возвращалась к повседневной жизни, но прохождение этого этапа влияло на ее дальнейшее положение внутри социума. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что существует некое взаимовлияние, социального и ритуального статусов.

Статус казахской и киргизской женщины в обществе в XIX - начале XX века так же, как и ее ритуальный статус, определялся спецификой региональной формы ислама, которая заключалась во взаимодействии норм адата и шариата. Степень влияния шариата на правовую и религиозную жизнь населения Центральной Азии зависела как от географического расположения области расселения относительно удаленности от центров ислама, так и от исторических условий социально-экономического развития. Есть мнение, что шариат рассчитан на определенный порядок оседлого быта и поэтому быстрее принимается жителями городов и оседлым сельским населением, в среде которых роль официального мусульманского духовенства была более сильна, чем среди кочевого населения степей. С. Г. Кляшторный и Т. И. Султанов считают, что зона влияния ислама была детерминирована в первую очередь пространством хозяйственно-культурного взаимодействия (Кляшторный, Султанов 1992: 150-151). Ислам "в чистом виде" не мог привиться у кочевников, так как эта религия для своего полноценного функционирования нуждается в городской инфраструктуре (Кодар 1998: 59-60). Этот взгляд на специфику процесса исламизации региона остается наиболее популярным до настоящего времени.

Традиционно исламоведы рассматривают ислам как нечто единое и по форме, и по содержанию. Анализ и критика этой системы ведется по линии Корана, шариата, мазхабов и т. д. При этом не делается принципиального различия между мировоззрением 'улама'67 и "неграмотных крестьян" (Поляков 1990: 220). Феномен бытового или народного ислама проявляется практически во всех сторонах жизни населения Центрально-Азиатского региона. Он включает как особенности религиозной системы, так и семейную экономику, структуру семьи, межличностные отношения в семье и многое другое.

Выше уже отмечались некоторые особенности региональной формы ислама, сложившейся у тюркоязычных кочевников Центральной Азии в правовой сфере. По мнению большинства исследователей, занимающихся изучением традиционной культуры населения Центральной Азии, влияние шариата наиболее четко прослеживается в области прав наследования и решения брачных вопросов. Как было показано во второй части работы, можно выделить основные отступления от норм шариата по вопросам правового положения женщины в традиционном обществе кочевников . сохранение в среде кочевников института калыма; отсутствие института выплаты махра; сохранение обычая левирата; отсутствие прав женщины на личную собственность и, следовательно, на семейное имущество и на имущество умершего супруга; абсолютное право семейно-родственной группы мужа на фер-тильный потенциал женщины.

Перечисленные положения относятся не к системе норм шариата, а к адату - обычному праву кочевников, что еще раз подчеркивает синтез правовых систем, бытующих в среде кочевников в XIX - начале XX века.

Со смертью мужа к его вдове переходили некоторые права покойного супруга. Но юридически закрепленные имущественные права женщина приобретала только в том случае, если она не выходила замуж и оставалась в статусе вдовы, становясь опекуном своих детей и временным распорядителем унаследованного ими имущества. Следуя адату,

67 'улама' - ученые богословы, как в сфере теории, так и в области традиционных форм судопроизводства на основе шариата эти права распространялись только на вдов оставшихся жить в семей-но-родственной группе покойного супруга.

Как уже указывалось, одним из факторов, определяющих положение женщины в традиционной культуре кочевников, является достаточно резкий контраст между периодами девичества, замужества и вдовства (развода). Добрачный период характеризовался относительной личной свободой девушки как в кругу семьи, так и в общении со сверстниками обоего пола. Девушек отличала непринужденная манера поведения, умение держать себя в обществе и вести разговор. В девичестве заметны отголоски "амазонства" с его культом ловкости, силы и удальства (Попова 2003: 43). Резкое ограничение свободы наступало с момента замужества. И лишь после рождения первого ребенка, после прохождения этапа "женского посвящения", женщина приобретала некоторый социальный вес в семье мужа, доказав, что способна выполнять предназначение жены-матери. Нужно отметить, что авторитет женщины, даже молодой невестки, в семье мужа значительно повышался уже с момента ее беременности. Статус в обществе женщины, ведущей самостоятельное хозяйство, был значительно выше, чем у замужней женщины. Являясь опекуном своих детей, мать-вдова приобретала ряд дополнительных прав. Как уже упоминалось, мать-вдова, достойно воспитавшая своих сыновей, пользовалась уважением и признанием в обществе. В случае вдовства она становилась хозяйкой семьи. При этом юридический и экономический статус вдовы оказывается достаточно низким по сравнению с ее фактическим социальным статусом в обществе, который регулировался адатом, а также семейными традициями каждой отдельной семьи.

Притом, что мужчина формально всегда признавался за главу семьи и этот его юридический и экономически статус был подтвержден законом, женщина могла осуществлять фактическое управление в семье. В этом и заключался скрытый характер женского лидерства в рамках семьи, а иногда и всей семейно-родственной группы. Нередко именно женщина поддерживала авторитет отца семейства среди детей, которые ориентировались на межличностные отношения родителей в семье .

Но нельзя забывать, что статус женщины в обществе кочевников реализовывался в первую очередь через статусы связанных с ней мужчин - мужа и сыновей. Это объясняется изначальной ведущей ролью мужчины на всех уровнях властно-управленческой структуры - от семьи до верховной власти. Женщины, чьи имена вошли в историю, это в первую очередь чьи-то жены, матери, реже - сестры и дочери. Положение женщин в обществе являлось, по сути, проекцией статусов их мужей и сыновей. Если муж или сын заслужили признание и уважение в обществе, то и социальный статус женщины (жены, матери) значительно повышался. Высокий статус женщины, ставшей, советчицей своего мужа и мудрой матерью, достойно воспитавшей своих сыновей, обязательно должен быть поддержан и одобрен большинством представителей семейно-родственной группы мужа.

Высокий "мужской" статус женщины старшего возраста основывался на временном факторе возраста и приобретении жизненного опыта. После окончания репродуктивного периода или после рождения определенного количества сыновей, когда долг женщины считался выполненным, женщина, пережившая смерть мужа и унаследовавшая его статус, могла начать восприниматься в мужском социальном статусе, и в этом случае стереотипы ее поведения в семье фактически не отличались от мужских стереотипов. Она меняла круг своих прав и обязанностей, заменяя первоначальную сферу своего активного социального функционирования - дом - на ее мужскую противоположность - род. Таким образом изменялась система традиционных социальных отношений как внутри семейно-родственной группы, так и всего рода.

С другой стороны, и женщина могла опосредованно повлиять на статус мужчины. Бесплодие женщины могло стать причиной понижения статуса семьи в обществе. Кроме того, статус женщины зависел и от ее личных качеств, и от взаимоотношения с родственниками семейно-родственной группы мужа. Позитивная или негативная оценка поведения женщины зависела от того, насколько женщина соответствовала традиционным ценностным ориентирам кочевого общества.

Можно говорить о том, что в течение жизни женщина проживала несколько значимых не только в биологическом, но и в социальном отношении рубежей. Каждый такой рубеж отмечен сменой статуса женщины в обществе и соотносится с особой поведенческой моделью. В обществе существовала своя стратегия отношения к вдове или к женщине, находившейся когда-либо в статусе вдовы. Это нашло отражение как в погребально-поминальном ритуале, в котором жена покойного, наряду с самим покойным, оказывалась одним из двух главных персонажей обрядового действия, так и в социо-нормативном комплексе традиционной культуры казахов и киргизов.

Список научной литературыСтасевич, Инга Владимировна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Абашин 2003 Абашин С. Н. Соблазны культа святых // Подвижники ислама. М.: "Восточная литература", 2003. С. 3-17.

2. Абрамзон 1946 Абрамзон С. М. "Тул" как пережиток анимизма у киргизов//Белек С. Е. Малову. Фрунзе: Кирг. ФАН, 1946. С.5-9.

3. Абрамзон 1958 Абрамзон С. М. К вопросу о патриархальной семье у кочевников Средней Азии // Краткие сообщения Ин-та Этнографии АН СССР. М.: АН СССР, 1958. Вып. 28. С.28-35.

4. Абрамзон 1971 Абрамзон С. М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. JI: "Наука", 1971. 403 с.

5. Абрамзон 1913 Абрамзон С. М. Об обычае левирата и сорората у киргизов и казахов // Основные проблемы африканистики. М: "Наука", 1973. С. 58-65.

6. Абрамзон 1976 Абрамзон С. М. Нормы брака у киргизов в про-шлом//СЭ, 1976. № 1. С. 49-57.

7. Адылбаев 1967 Адылбаев М. Синкретизм пережитков доисламских и исламских верований киргизов. Автореф. дис. канд. ист. наук. Фрунзе: АН Кирг. ССР, 1967. 32 с.

8. Айдаров 1971 Айдаров Г. Язык орхонских памятников древнетюрк-ской письменности VIII века. Алма-Ата: "Наука", 1971. 380 с.

9. Акатаев 1973 Акатаев С. Н. Культ предков у казахов и его этногенетические и историко-культурные истоки. Автореф. дис. канд. ист. наук. Алма-Ата: АН Каз. ССР, 1973. 34 с.

10. Акатай 2001 Акатай С. Н. Древние культы и традиционная культура казахского народа. Алматы: КазНИИКИ, 2001. 364 с.

11. Алексеев 1980 Алексеев Н. А. Ранние формы религии тюркоязыч-ных народов Сибири. Новосибирск: "Наука", 1980. 315 с.

12. Алекторов 1893 Алекторов А. Очерки Внутренней Киргизской орды // И00 РГО. Оренбург: Типолит. Ив. Ив. Евфимовского, Мировиц-кого в Оренбурге, 1893. Вып. II. С. 19-49.

13. Алекторов 1894 Алекторов А. Очерки Внутренней Киргизской Орды // И00 РГО. Оренбург: Типолит. Губернского Правления, 1894. Вып. III. С.1-32.

14. Алтынсарин 1870а Алтынсарин И. Очерк обычаев при похоронах и поминках киргизов Оренбургского ведомства // 300 РГО. Казань: Университетская тип.,1870. Вып I. С.117-122.

15. Алтынсарин 18706 Алтынсарин И. Очерк обычаев при сватовстве и свадьбе у киргизов Оренбургского ведомства // 300 РГО. Казань: Университетская тип., 1870. Вып. I. С. 101-116.

16. Альджанов 1894 Альджанов О. Печальное положение современной киргизской женщины // Киргизская степная газета. Омск, 1894. № 33, 34, 35.

17. Андреев 1928 Андреев М. С. Поездка летом 1928 года в Касан-ский район (север Ферганы) // Изв. общ-ва для изучения Таджикистана и иранских народностей за его пределами. Ташкент: Тип. № 2 Узполитграфтреста, 1928. Т. I. С. 109-129.

18. Аничков 1897 Аничков И. В. Поездка на киргизские поминки в 1892 году // ИОАИЭ при Имп. Казанском университете. Казань: Типолит. КИУ, 1897. Т. XIV, вып. 2. С. 203-218.

19. Аничков 1898 Аничков И. В. Присяга киргизов перед русским судом // Журнал Министерства юстиции. СПб.: Тип. Правительстую-щего Сената, 1898. Кн. 9. С.24-51.

20. Аничков 1899 Аничков И. В, К вопросу о калыме // Очерки народной жизни Северного Туркестана. Ташкент: Типолит. "Ф. и Г. Бр. Каменские", 1899. С.1-25.

21. Аннаклычев 1969 Аннаклычев Ш. Быт и культура рабочих Туркменистана. Ашхабад: "Ылым", 1969. 479 с.

22. Аргынбаев 1975 Аргынбаев X. А. Брак и семья у казахов. Автореферат дис. докт. ист. наук. Алма-Ата: АН Каз.ССР, 1975. 130 с.

23. Аргынбаев 1978 Аргынбаев X. А. О некоторых пережиточных формах брака у казахов // Семья и семейные обряды у народов Средней Азии и Казахстана. М.: "Наука", 1978. С. 94-106.

24. Аргынбаев 1989 Аргынбаев X. А. Традиционные формы брака у казахов // Этническая история и традиционная культура народов Средней Азии и Казахстана. Нукус: "Каракалпакстан", 1989. С. 244-259.

25. Ас 1894 Ас (поминки в Каркаралинском уезде) // Киргизская степная газета. Омск, 1894. № 32.

26. Ахметова 1989 ~ Ахметова Н. Обычное право казахов и его характерные черты // Проблемы казахского обычного права. Алма-Ата: "Наука", 1989. С. 30-43.

27. Бабаджанов 1861 Бабаджанов М. С. Заметка киргиза о киргизах // Северная пчела. СПб., 18 61. № 4.

28. Бабаджанов 1980 Бабаджанов Р. Семья и свадебные обряды тед-жинских туркмен в XIX - начале XX века // Вопросы этнографии туркмен. Ашхабад: Изд-во Туркм. Гос. университета, 1980. С. 5064.

29. Байбурин 2001 Байбурин А. К. Тоска и страх в контексте похоронной обрядности (к ритуально-мифологическому подтексту одного сюжета) // Труды Факультета этнологии Европейского Университета в Санкт-Петербурге. СПб.: Изд-во ЕУ, 2001. С. 96-115.

30. Баллюзек 1871 Баллюзек JI. Ф. Народные обычаи, имевшие, а отчасти и ныне имеющие в малой киргизской орде силу закона // 300 РГО. Казань: Университетская тип., 1871. Вып.2. С. 45-167.

31. Бардашев 1870 Бардашев Г. Сведения о дикокаменных киргизах // Туркестанские ведомости. Ташкент, 1870. № 15.

32. Басилов, Кармышева 1997 Басилов В. Н., Кармышева Дж. X. Ислам у казахов. М.: б/изд., 1997. 161 с.

33. Баялиева 1972 Баялиева Т. Д. Доисламские верования и их пережитки у киргизов. Фрунзе: "Илим", 1972. 170 с.

34. Баялиева 1981 Баялиева Т. Д. Религиозные пережитки у киргизов и их преодоление. Фрунзе: "Илим", 1981. 101 с.

35. Бекбалак 2001 Бекбалак К. А. Похоронно-поминальная обрядность казахов Южного Казахстана // Обычаи и обряды казахов в прошлом и настоящем. Алматы: "Еылым", 2001. С. 294-317.

36. Бекмуратова 1970 Бекмуратова А. Т. Быт и семья каракалпаков в прошлом и настоящем. Нукус: "Каракалпакия", 1970. 117 с.

37. Бикбулатов 1980 Бикбулатов Н. В. Система родства у тюркоя-зычных народов и проблема большой семьи // Проблемы современной тюркологии. Материалы II всесоюзной тюркологической конференции. Алма-Ата: "Наука", 1980. С. 369-372.

38. Бичурин 1950 Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.- JI. : АН СССР, 1950. Т. 1. 382 с.

39. Броневский 1830 Броневский Г. М. 1830. Записки о киргиз-кайсаках Средней Орды // 03. СПб.: Тип. Департамента Внешней Торговли, 1830. Ч.43. № 123, с.70-97, № 124, с. 194-285.

40. Брюллова-Шаскольская 1928 Брюллова-Шаскольская Н. В. Пережитки древних форм брака у туркмен // Известия среднеазиатского комитета по делам музеев и охраны памятников старины, искусства и природы. Ташкент, 1928. Вып.З. С. 204-222.

41. Болотов 1866 Болотов С. С Сыр-Дарьи // Русский вестник. СПб.: Университетская тип. (Котков и Ко), 1866. Т. 62, март. С. 172-195.

42. Букейхан 1927 Букейхан А. Н. Казаки Адаевского уезда // Казаки: Антропологические очерки. J1.: АН СССР, 1927. С. 60-82.

43. Букейханов 1900 Букейханов А. 1900. О киргизских поминках // Киргизская степная газета. Омск, 1900. № 7.

44. Валиханов 1961 Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений. Алма-Ата: АН Каз. ССР, 1961. Т. I. 777 с.

45. Вамбери 1868 Вамбери А. Очерки Средней Азии. М.: Тип. А. И. Мамонтова и К°, 1868. 361 с.

46. Вамбери 1874 Вамбери А. Путешествие по Средней Азии в 1863 году. М.: Изд. А. И. Мамонтова, 1874. 383 с.

47. Венюков 1861 Венюков М. Очерки Заилийского края и Причуйской страны // ЗРГО. СПб.: Тип. В. Безобразова, 1861. Кн. 4. С. 79125.

48. Востров 1959 Востров В. В. К вопросу о пережитках древних верований у казахов // Изв. АН Каз. ССР. Сер. ист., арх. и эт-ногр. Алма-Ата: АН Каз. ССР,1959. Вып. 2. С.51-60.

49. Георги 1776 Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов, также их житейских обрядов, верований, обыкновений, одежд и прочих достопамятностей. СПб.: Вольная типография Вейбрехта и Шнора, 177 6. 188 с.

50. Готовицкий 1889 Готовицкий М. В. О киргизских и сартовских народных песнях // ЭО. М. : Русская типолитография, 1889. Кн. III, С.73-83.

51. Гродеков 1889а Гродеков Н. И. Киргизы и кара-киргизы Сыр-Дарьинской области. Т. 1. Юридический быт. Ташкент: Типолит С. И. Лахтина, 1889. 289 с.

52. Гродеков 18896 Гродеков Н. И. Женщина в кочевом быту // Туркестанские ведомости. Ташкент, 188 9. № 33, 34.

53. Губаева 2001 Губаева С. С. Путь в зазеркалье (похоронно-поминальный ритуал в обрядах жизненного цикла) // Среднеазиатский этнографический сборник. Москва: "Наука", 2001. Вып.4. С. 164-174.

54. Д'Андре 1948 Д'Андре. Материалы по казахскому обычному праву, собранные чиновником особых поручений д'Андре в 184 6 году // Материалы по казахскому обычному праву. Сб. I. Алма-Ата: АН Каз. ССР, 1948. С. 119-158.

55. Даулбаев 1881 Даулбаев Б. Рассказ о жизни киргиз Николаевского уезда Тургайской области с 1830 по 1880 гг // 300 РГО. Оренбург, 1881. Вып. IV. С. 98-118.

56. Демидов 1961 Демидов С. М. К вопросу о некоторых пережитках домусульманских обрядов и верований у юго-западных туркмен // Труды ИИАЭ АН Туркм. ССР, 1961. Т. IV. С. 183-219.

57. Джери, Джери 1999 Джери Д., Джери Дж. Большой толковый социологический словарь. М.: "Вече"-АСТ, 1999. Т. 2. 527 с.

58. Джумагулов 1959 Джумагулов А. Некоторые обычаи и обряды дореволюционной киргизской семьи // Изв. АН Кирг. ССР, серия общ. наук. Фрунзе: АН Кирг. ССР, 1959. Т. 1, вып.1. С. 79-93.

59. Джумагулов 1960 Джумагулов А. Семья и брак у киргизов Чуй-ской долины. Фрунзе: АН Кирг. ССР, 1960. 96 с.

60. Диваев 1896 Диваев А. Причитание // Туркестанские ведомости. Ташкент, 1896. № 83.

61. Диваев 1897 Диваев А. Древнекиргизские похоронные обычаи // ИОАИЭ при Имп. Казанском университете. Казань: Типолит. КИУ, 1897. Т. XIV, вып.2. С. 181-187.

62. Диваев 1898 Диваев А. Киргизские причитания по покойнике // Изв. об-ва арх., ист. и этногр. при Имп. Казанском ун-те. Казань: Типолит. КИУ, 1898. Т XIV, вып V. С. 558-571.

63. Дмитриев 1912 Дмитриев С. Е. Байга у каракиргизов по случаю смерти манапа Шапдана Джантаева в Пишпекском уезде // ИРГО, 1912. Т. ХШП, вып. У1-Х. С. 529-544.

64. Добросмыслов 1904 Добросмыслов А. И. Суд у киргиз Тургайской области в ХУ111-Х1Х веках. Казань: Тип. Императорского Университета, 1904. 93 с.

65. Древнетюркский словарь 1969 Древнетюркский словарь /под ред.

66. B. М. Наделяева, Д. М. Насилова, Э.Р. Щербака. Л.: "Наука", 1969. 676 с.

67. Дыренкова 1927 Дыренкова Н. П. Брак, термины родства и психические запреты у киргизов // Сборник этнографических материалов. Л.: Изд-во Этнограф. Отдела Географ, ф-та ЛГУ, 1927. № 2.1. C. 7-26.

68. Дыренкова 1940 Дыренкова Н. П. Шорский фольклор. М.-Л.: АН СССР. 448 с.

69. Дьяконова 1975 Дьяконова В. П. Погребальный обряд тувицевкак историко-этнографический источник. Л.: "Наука". 164 с.

70. Дьяконова 1916 Дьяконова В. П. Религиозные представления алтайцев и тувинцев о природе и человеке // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX - начало XX в.). Л. "Наука". С. 268-291.

71. Евреинов 1851 Евреинов А. Внутренняя или Букеевская киргиз-казачья орда // Современник. СПб.: Тип. Эдуарда Праца, 1851. Т. XXIX, кн. X. С.49-96.

72. Емельянов 1886 Емельянов Н. Е. Материалы для статистики Туркестанского края // Туркестанские ведомости. Ташкент, 1886. № 11.

73. Есбергенов 1963 Есбергенов X. К вопросу о борьбе с пережитками устаревших обычаев и обрядов (каракалпакские поминки "ас") // СЭ, 1963. № 5. С. 32-45.

74. Жакипова 1971 Жакипова А. Развитие семейно-брачных отношений в Казахстане. Алма-Ата: "Казахстан", 1971. 179 с.

75. Жанпеисов 1989 Жанпеисов Е. К. Этнокультурная лексика казахского языка. Алма-Ата: "Наука" Каз.ССР, 1989. 282 с.

76. Женщина-киргизка 1886 Женщина-киргизка. Тургайская газета. Оренбург, 1886. № 86.

77. Женщина у киргизов 1901 Женщина у киргизов. Оренбургский листок. Оренбург, 1901. № 32.

78. Загряжский 1873 Загряжский Г. Киргизские очерки // Туркестанские ведомости. Ташкент, 1873. №1.

79. Загряжский 1874а Загряжский Г. Быт кочевого населения долины Чу и Сыр-Дарьи // Туркестанские ведомости. Ташкент, 1874. № 25, 27-32.

80. Загряжский 1885 Загряжский Г. Заметки о народном самоуправлении у кара-киргиз // Замечания к проекту положения об управлении в областях Степного генерал-губернаторства. Верный,1885. С.45-47.

81. Задыхина 1952 Задыхина К. Л. Узбеки дельты Аму-Дарьи // ТХАЭ. М.: АН СССР,1952. Т. I. С. 319-426.

82. Звланд 1885 Зеланд Н. Киргизы. Этнологический очерк // ЗЗСО РГО. Омск: Тип. Окружного Штаба, 1885. Кн. VII, вып.2. С. 1-78.

83. Ибрагимов 1872 Ибрагимов И. И. Этнографические очерки киргизского народа // Русский Туркестан. М.: Университетская тип. (Катков и Ко), 1872. Вып.2. С. 120-152.

84. Ибрагимов 1876 Ибрагимов И. И. Очерки быта киргизов. Ч. 1. Поминки // Древняя и Новая Россия. СПб.: В. Грацианский, 1876. Т. 3, № 9. С. 51-63.

85. Изразцов 1897 Изразцов Н. Обычное право "адат" киргизов Се-миреченской области // ЭО М. : Изд-е этнограф, отдела, 1897. № 3. С. 67-95, № 4. С. 1-37.

86. Ильминский 1860 Ильминский И. И. Материалы к изучению киргизского наречия // Ученые Записки Казанского Университета. Казань: Тип. Университета, 1860. Кн. III. С. 107-159, кн. IV. С. 53-165.

87. Иомудская-Бурунова 1931 Иомудская-Бурунова Д. Г. Женщина в Старой Туркмении. М.: Среднеазиатское отд-е ОГИЗ, 1931. 61 с.

88. Ислам 1991 Ислам. Энциклопедический словарь // сост. Мило-славский Г. В., Петросян Ю. А., Пиотровский М. Б., Прозоров С. М., Москва: "Наука", 1991. 312 с.

89. К вопросу об улучшении. 1908 К вопросу об улучшении положения киргизской женщины. Туркестанский курьер. Ташкент, 1908. № 132.

90. Казанцев 1867 Казанцев И. М. Описание киргиз-кайсак. СПб.: Тип. тов-ва "Общественная польза", 1867. 231 с.

91. Камалов 1968 Камалов С. К. Каракалпаки в XVIII - XIX веках. Ташкент: "Фан", 1968. 327 с.

92. Кастанье 1911 Кастанье И. А. Надгробные сооружения киргизских степей // ТОУАК. Оренбург: Тип. Оренбург. Областного Правления, 1911. Вып.26. 104 с.

93. Кастанье 1912 Кастанье И. А. Из области киргизских верований // ВОУО. Уфа: Типолит. Т-Ва О. Г. Соловьев и Ко, 1912. № 3. С. 71-94, № 6. С. 201-219.

94. Катанов 1894 Катанов Н. Ф. О погребальных обрядах у тюркских племен Центральной и Восточной Азии. Казань: Типолит. Императорского Университета, 1894. 34 с.

95. Катанов 1904 Катанов Н. Ф. Указатель слов и выражений // Добросмыслов А. И. 1904. Суд у киргиз Тургайской области XVIII-XIX вв. Казань: Типолит. Императорского Университета, 1904. С. 95-105.

96. Керимов 1978 Керимов Г. М. Шариат и его социальная сущность. М.: "Наука", 1978. 223 с.

97. Киргизско-русский словарь 1965 Киргизско-русский словарь // сост. Юдахин К. К., М: "Советская энциклопедия", 1965. 973 с.

98. Киргизы. Этнографический очерк 1812 Киргизы. Этнографический очерк. Туркестанские ведомости. Ташкент, 1872. № 1,2.

99. Кисляков 1969 Кисляков Н. А. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. J1. : "Наука", 1969. 240 с.

100. Кисляков 1913 Кисляков Н. А. Нормы наследования по адату и шариату у народов Средней Азии и Казахстана. М.: "Наука", 1973. 13 с.

101. Кисляков 1977 Кисляков Н. А. Наследование и раздел имущества у народов Средней Азии и Казахстана (XIX - начало XX в.). Л.: "Наука", 1977. 131 с.

102. Кляшторный, Султанов 1992 Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Казахстан: летопись трех тысячелетий. Алма-Ата: "Рауан", 1992. 375 с.

103. Кодар 1998 Кодар А. Мировоззрение кочевников в свете степного знания // Культурные контексты Казахстана: история и современность. Алматы, 1998. С. 59-60.

104. Ковалев 1894 Ковалев Е. П. Похороны у каракиргизов // Православный благовестник. М. : Тип. А. И. Снегиревой, 1894. Т. I.II, № 22. С. 304-309.

105. Ковалев 1907 Ковалев Е. П. Убийство Боку Чалкадыкова (Очерк из быта кара-киргизов) // Исторический вестник. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1907. №9, С. 862-878.

106. Ковалевский 1939 Ковалевский М. М. Очерк происхождения и развития семьи и собственности. М. : ОГИЗ Госуд. социально-экономическое изд-во, 1939. 186 с.

107. Козлов 1882 Козлов И. А. Обычное право киргизов // Памятная книжка Западной Сибири. Омск: Тип. Окружного Штаба, 1882. С. 319-339.

108. Коновалов 1986 Коновалов А. В. Казахи Южного Алтая (проблема формирования этнической группы). Алма-Ата: "Наука", 1986. 144 с.

109. Коновалов 1987 Коновалов А. В. Проявления религиозно-синкритической ситуации в традиционном обществе казахов // Лавровские (Среднеазиатско-Кавказские) чтения 198 6 г. Краткое содержание докладов. СПб.: б/изд. 1987. С. 33-34.

110. Коновалов 1997 Коновалов А. В. Покойный в казахском жилище // Лавровские (Среднеазиатско-Кавказские) чтения 1994-1995 гг. Краткое содержание докладов. СПб.: б/изд. 1997. С. 63-64.

111. Кононов 1978 Кононов А. Н. Семантика цветообозначения в тюркских языках // Тюркологический сборник 1975 г. М. : "Наука", 1978. С. 159- 179.

112. Краснов 1887 Краснов А. Н. Очерк быта семиреченских киргиз // ИРГО. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1887. Т. XXIII, вып. IV. С. 436-481.

113. Красовский 1868 Красовский. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального Штаба. Область сибирских киргизов. СПб.: Тип. Департамента Генерального Штаба, 1868. Ч. 1, 428 е., ч. II, 464 е., ч. III, 264 с.

114. Культелеев 1955 Культелеев Т. М. Уголовное обычное право казахов. (С момента присоединения Казахстана к России до установления Советской власти). Алма-Ата: АН Каз. ССР, 1955. 302 с.

115. Курылев 1918 Курылев В. П. Семейно-родственные группы у казахов в конце XIX - начале XX в. (по некоторым литературным источникам) // Семья и семейные обряды у народов Средней Азии и Казахстана. М.: "Наука", 1978. С. 132-143.

116. Курылев 1993 Курылев В. П. Некоторые древнетюркские элементы в традиционной культуре казахов // Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб.: "Петербургское Востоковедение", 1993. Вып. 2-3. С. 51-57.

117. Курылев 2002 Курылев В. П. Соотношение понятий "Средняя Азия" и "Центральная Азия" // Лавровские (Среднеазиатско-Кавказские) чтения 2000-2001 гг. Краткое содержание докладов. СПб.: б/изд. С. 11-13.

118. Куфтин 1926 Куфтин Б. А. Киргиз-кайсаки: Культура и быт, М.: Изд-е Центрального Музея Народоведения, 1926. 48 с.

119. Кызласов 1960 Кызласов JI. Р. Таштыкская эпоха в истории Ха-касско-Минусинской котловины. М.: Изд-во Московского ун-та, 1960. 197 с.

120. Кыргызстан 1998 Кыргызстан - Россия. История взаимоотношений (XVIII-XIX вв.). Сборник документов /отв. ред. Плоских В. М. Бишкек: "Илим", 1998. 487 с.

121. Лавров 1904 Лавров М. Кочевники. Жизнь в киргизской степи. СПб.: Электротип. Н. Я. Стойковой, 1904. 40 с.

122. Лазаревский 1862 Лазаревский Ф. Свадебные обычаи у киргиз Оренбургского ведомства // Московские ведомости, 1862. № 158.

123. Леваневский 1895 Леваневский М. А. Очерки киргизских степей (Эмбенского уезда) // Землеведение. М. : Т-во типографий А. И. Мамонтова, 1895. Т. 1, кн. 2, 3. С.67-101.

124. Левинтон 1970 Левинтон Г. А. Некоторые общие вопросы изучения свадебного обряда // Тезисы докладов IV летней школы по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1970. С. 27-30.

125. Левинтон 1991 Левинтон Г. А. мужской и женский текст в обряде (Свадьба как диалог) // Этнические стереотипф мужского и женского поведения. СПб.: "Наука", 1991. С. 210-234.

126. Левшин 1832 Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих или кир-гиз-кайсацких орд и степей. СПб.: Тип. Карла Крайя, 1832. Ч. I, 264 е., ч. II, 333 е., ч. III, 304 с.

127. Липский 1956 Липский А. Н. Некоторые вопросы таштыкской культуры в свете сибирской этнографии (II в. до н. э. - IV в.н. э.) // Краеведческий сборник № 1, Абакан: Хакасское Книжное Изд-во, 1956. С. 10-92.

128. Ломакин 1897 Ломакин А. Обычное право туркмен (адат). Асха-бад: Паровая русская тип. К. М. Федорова, 1897. 146 с.

129. Маковецкий 1886 Маковецкий П. Е. Материалы для изучения юридических обычаев киргизов. Омск: Тип. Окружного Штаба, 1886. Вып.1. 82 с.

130. Маргулан, Востров 1967 Маргулан А. X., Востров В. В. Отв. редакторы. Культура и быт казахского колхозного аула. Алма-Ата: "Наука", 1967. 304 с.

131. Марков 1916 Марков Г. Е. Кочевники Азии: Структура хозяйства и общественной организации. М. : Изд-во Московского ун-та, 1976. 319 с.

132. Масанов 1984 Масанов Н. Э. Проблемы социально-экономической истории Казахстана на рубеже XVIII-XIX веков. Алма-Ата: "Наука", 1984. 176 с.

133. Масанов 1995 Масанов Н. Э. Кочевая цивилизация казахов (основы жизнедеятельности номадного общества). Алма-Ата - М. : "Со-цинвест" - "Горизонт", 1995. 321 с.

134. Мейер 1865 Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства. СПб.: Тип. Э. Веймара и Ф. Персона, 1865. 288 с.

135. Мустафина 1992 Мустафина Р. М. Представления, культы и обряды у казахов (в контексте бытового ислама в Южном Казахстане 19-20 вв.). Алматы: "Казак университет!", 1992. 172 с.

136. Мустафина 1997 Мустафина Р. М. Народная религия у казахов // История исследований культуры Казахстана. Алматы: "Казак университета.", 1997. С. 91-99.

137. Мухин 1881 Мухин Д. Киргизские памятники на могилах // Оренбургский листок. Оренбург, 1881. № 34, 37.

138. Еаливкин, Наливкина 1886 Наливкин В. П. Наливкина М. В. Очерк быта женщины оседлого туземного населения Ферганы. Казань: Типолит. КИУ, 1886. 244 с.

139. Народные. 1871 Народные киргизские обычаи. Семипалатинские областные ведомости. Семипалатинск, 1871. № 5-7, 10, 32, 33, 37.

140. Ненадежность. 1996 Ненадежность тендерной защиты. Бишкек: ассоциация "Диамонд", 1996. С. 117.

141. Никишенков 2000 ~ Никишенков А. А. Степной закон. Обычное право казахов, киргизов и туркмен (сборник документов). Москва: Старый сад, 2000. 288 с.

142. Нурджанов 1956 Нурджанов Н. Таджикский народный театр. М. : АН СССР,1956. 339 с.

143. Овезбердыев 1965 ~ Овезбердыев К. Семейные отношения у туркмен Мервского оазиса в конце XIX начале XX века // Исследования по этнографии туркмен. Ашхабад: "Туркменистан", 1965. С. 122-145.

144. Основные законоположения 1921 Основные законоположения о браке, семье, семейных отношениях и связанных с ними правах и обязанностях членов семьи по мусульманскому шариату. НБ PK, рук. № 356, 1921. 11 с.

145. Остроумов 1911 Остроумов Н. Современное правовое положение мусульманской женщины. Казань: Тип. Губернского правлебния, 1911. 54 с.

146. Отчет капитана Давлетшина 1901 Отчет капитана Давлетшина по командировке в Туркестанский край и степные области для ознакомления с деятельностью народных судов. СПб.: Тип. M. М. Стасю-левича, 1901 106 с.

147. Я. 1878 П. Обычаи киргизов Семипалатинской области // Русский вестник. СПб, 1878. Т. 137. С. 22-66.

148. Паллас 1809 Паллас П. С. Путешествие по различным провинциям Российской империи (известия о киргизцах). СПб.: Императорская АН, 1809. Ч. I. С. 566-586.

149. Пален 1910 Пален К. К. Отчет по ревизии Туркестанского края, произведенный по Высочайшему повелению Сенатором Гофмейстером графом К. К. Паленом. Правовой быт туземного населения. СПб.: Сенатская типография, 1910. 118 с.

150. Памятники. 1963 Памятники древнетюркской письменности Тувы. Кызыл: "Тувкнигоиздат", 1963. Вып.1. 68 с.

151. Першиц 1979 Першиц А. И. Проблемы нормативной этнографии // Исследования по общей этнографии. М.: "Наука", 1979. С. 210-241.

152. Пещерева 1960 Пещерева Е. М. О ремесленных организациях Средней Азии в конце XIX - начале XX вв. // Краткие сообщения Ин-та Этнографии АН СССР. М. : АН СССР, 1960. Вып. XXXIII. С.39-49.

153. Плотников 18706 Плотников В. Поминки (ас). Этнографический очерк из быта зауральских киргизов //300 РГО. Казань: Университетская тип., 1870. Вып. I. С. 137-150.

154. Погребение 1864 Погребение у киргиз. Иллюстрированная газета. СПб., 1864. № 45.

155. Подварков 1879 Подварков А. Народы России. Киргизы., СПб.: Тип. т-ва "Общественная польза", 1879. 58 с.

156. Подварков 1910 Подварков А. Брак и развод у киргизов // Средняя Азия. Ташкент: Тип. Туркест. Т-ва. Печ. Деп. , 1910. Кн. II. С. 62-65.

157. Покровская 1961 Покровская JI. А. Термины родства в тюркских языках // Историческое развитие лексики тюркских языков, М.: АН СССР, 1961. С. 11-82.

158. Поляков 1990 Поляков С. П. Бытовой ислам и консервативность сельской локальной общности в Средней Азии // Этносоциальные проблемы сельских миграций, М.: АН СССР, 1990. С. 220-233.

159. Поярков Поярков Ф. В. О каракиргизах или дикокаменных киргизах, кочующих по отрогам Александровских, Тяньшаньских и Ала-тауских гор. НБ РК, рук. № 364, 55 с.

160. Поярков Поярков Ф. В. О каракиргизах. НБ РК, рук. № 367, 26 л.

161. Права среднеазиатской женщины 1885 Права среднеазиатской женщины. Туркестанские ведомости. Ташкент, 1885. № 22.

162. Радлов 1963 Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий. М.: "Восточная литература", 1963. Т. 1-4.

163. Радлов 1989 Радлов В. В. Из Сибири: страницы дневника. М. : "Наука", 1989. 749 с.

164. Рахимов 2003 Рахимов Р. Р. Мухаммад и Вильгельм: заветы Пророка и Кайзера о женском предназначении // V конгресс этнографов и антропологов России. Тезисы докладов. М., 2003. С. 188.

165. Рахимов 2004 Рахимов Р. Р. О специфике пути в храм у таджиков // Международный конгресс востоковедов. ICANAS XXXVII. Тезисы докладов. М. 2004. Т. II. С. 328-330.

166. Руденко 1930 Руденко С. И. Очерк быта северо-восточных казахов // Казаки. Материалы комиссии экспедиционных исследований. Л.: АН СССР, 1930. Вып.15. С. 1-72.

167. Русско-туркменский словарь 1956 Русско-туркменский словарь // Под ред. Баскакова Н. А., Хамзаева М. Я., М.: Государственное изд-е иностранных и национальных словарей, 1956. 880 с.

168. Рычков 1112 Рычков Н. П. Дневные записки путешествия капитана Н. Рычкова в киргиз-кайсацкой степи в 1771 году. СПб.: Императорская АН, 1772. 104 с.

169. Рязанов Рязанов А. История и быт казак-киргизского народа. НБ РК, рук. № 72, 38 л.

170. Сабатаев 1900 Сабатаев С. Суд аксакалов и суд третейский у киргизов Кустанайского уезда Тургайской области // ЭО. М.: Т-во скоропечатания А. А. Левенсон, 1900. № 3. С. 66-73.

171. Самойлович 1915 Самойлович А. Н. Запретные слова в языке казах-киргизской замужней женщины // ЖС. Петроград: Тип. В. Д. Смирнова, 1915. Вып. I, II. С. 161-168.

172. Самоквасов 1816 Самоквасов Д. Я. Сборник обычного права Сибирских инородцев. Обычаи киргизов. Варшава: Тип. И. Носковско-го, 1876. 282 с.

173. Сей сказ. 187 9 Сей сказ повествует о житье-бытье казахов. Казань, 187 9. Цитируется по Басилову В. Н. Кармышевой Дж. X. "Ислам у казахов". М.: б/изд. 1997. С. 103.

174. Симаков 1984 Симаков Г. Н. Общественные функции народных развлечений в конце XIX - начале XX века. Л., 1984. 222 с.

175. Слюз 1862 Слюз Н. Тризна у киргиз (в Западной Сибири) // Северная пчела. СПб., 1862. № 283.

176. Смелзер 1994 Смелзер Н. Социология.М.: «Феникс», 1994

177. Смерть. 1889 Смерть, похороны и поминки (киргизов). Акмолинские областные ведомости. Омск, 1889. № 11, 12.

178. Снесарев 1957 Снесарев Г. П. О некоторых причитнах сохранения религиозно-бытовых пережитков у узбеков Хорезма // СЭ, 1957. № 2. С. 60-72.

179. Снесарев I960 Снесарев Г. П. Материалы о первобытнообщинных пережитках в обычаях и обрядах узбеков Хорезма // МХЭ. М.: АН СССР, 1960. Вып. 4. С. 134-145.

180. Собрание. 1948 Собрание киргизских законов и положение на оные Омского временного комитета // Материалы по казахскому обычному праву. Сб. 1, Алма-Ата: АН Каз. ССР, 1948. С. 31-69.

181. Сорокин 1871 Сорокин Н. Заметки о смертных киргизских обрядах // Тобольские губернские ведомости. Тобольск, 1871. № 5.

182. Сороковикова 2001 Сороковикова В. И. О роли тендерных исследований в формировании современного социально-гуманитарного знания // Выбор метода изучения культуры в России 1990-х годов. М.: РГГУ, 2001. С. 237-243.

183. Спасский 1820 Спасский Г. Киргиз-кайсаки Большой, Средней и Малой Орды // Сибирский вестник. СПб., 1820. Ч. 9, с. 51(71) -58(78); 79(93) - 110(124); 111(167) - 140(196), ч. 10, с. 142(211) - 164(234); 168(288) - 172(292); 183(343) - 188(357).

184. Сравнительно-историческая грамматика 2001 Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика./отв. ред. Э. Р. Тенишев. М.: "Наука", 2001. 822 с.

185. Сюкияйнен 1986 Сюкияйнен Л. Р. Мусульманское право: Вопросы теории и практики. М.: "Наука", 1986. 256 с.

186. Сюкияйнен 199 7 Сюкияйнен Л. Р. Шариат и мусульманско-правовая культура. М.: РАН Ин-т государства и права, 1997. 46 с.

187. Табышалиева 1996 ~ Табышалиева А. О традиции насилия над женщинами // Ненадежность тендерной защиты. Бишкек: ассоциация "Диамонд", 1996. С. 6-20.

188. Табышалиева 1998 Табышалиева А. Отражение во времени. (Заметки к истории положения женщин Центральной Азии). Бишкек: б/изд., 1998. 133 с.

189. Терещенко 1853 Терещенко Л. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая Орда // Москвитянин. М.: Тип. Готье, Университетская тип., 1853. Т. VI, № 22. С. 51-85.

190. Толеубаев 1991 Толеубаев А. Реликты доисламских верований в семейной обрядности казахов. Алма-Ата: "Гылым", 1991. 213 с.

191. Толстой 1995 Толстой Н. И. Из "грамматики" славянских обрядов // Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: "Индрик", 1995. С. 63-77.

192. Толыбеков 1971 Толыбеков С. Е. Кочевое общество казахов в XVII - начале XX века. Алма-Ата: "Наука", 1971. 634 с.

193. Тронов 1891а Тронов В. Д. Материалы по этнографии и антропологии киргизов // ЗРГО по отделению этнографии. СПб.: Скоропе-чатня П. О. Яблонского, 1891. Т. XVII, вып. II. С. 45-71.

194. Тронов 18916 Тронов В. Д. Обычаи и обычное право киргиз // ЗРГО по отделению этнографии. СПб.: Скоропечатня П. О. Яблонского, 1891. Т. XVII, вып. II. С. 71-89.

195. Туркменско-Русский словарь 1968 Туркменско-Русский словарь // под ред. Баскакова Н. А., Каррыева Б. А., Хамзаева М. Я., М. : "Советская энциклопедия", 1968. 832 с.

196. Фальк 1824 Фальк. Записки путешествия академика Фалька // Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорской Академией наук. СПб.: Императорская АН, 1824. Т. 6. 546 с.

197. Федченко 1950 Федченко А. П. Путешествие в Туркестан, М. : Географгиз, 1950. 466 с.

198. Фиельструп 2002 Фиельструп Ф. А. Из обрядовой жизни киргизов начала XX века. М.: "Наука", 2002. С. 300.

199. Фукс 1981 Фукс С. Л. Обычное право казахов в XVIII - в первой половине XIX вв., Алма-Ата: "Наука", 1981. 224 с.

200. Харузин 1888 Харузин А. Степные очерки (киргизская Букеев-ская орда). Странички из записной книжки, М. : Тип. А. А. Левен-сона, 1888. 192 с.

201. Хисматулин, Крюкова 1997 Хисматулин А. А. Крюкова В. Ю. Смерть и похоронный обряд в исламе и зороастризме. СПб: Центр "Петербургское Востоковедение", 1997. 269 с.

202. Ходырев 1912 Ходырев П. Положение женщин у киргизов // Оренбургская газета. Оренбург, 1912. № 5.

203. Худяков 1993 Худяков Ю. С. Представления древних тюрок о жизни и смерти // Жизнь. Смерть. Бессмертие. Мат. науч. конф., СПб.: "Образование", 1993. С. 9-11.

204. Чорманов 1871 Чорманов. Поминки по усопшим//Семипалатинские областные ведомости. Семипалатинск, 1871. № 32.

205. Шарль 1959 Шарль Р. Мусульманское право. Перев. с франц. Под ред и с предисл. Е. А. Беляева. М. : "Иностранная литература", 1959. 142 с.

206. Шаханова 1998 Шаханова Н. Мир традиционной культуры казахов. Алматы: "Казакстан", 1998. 174 с.

207. Шишло 1975 Шишло Б. П. Среднеазиатский тул и его сибирские параллели // Домусульманские верования и обряды в Средней Азии. М.: "Наука", 1975. С. 248-260.

208. Ярлыкапов 2001 Ярлыкапов А. А. Похоронно-поминальный обряд степных ногайцев в прошлом и настоящем (XIX - 80-е годы XX века) // Среднеазиатский этнографический сборник. М. : "Наука", 2001. Вып.4. С. 182-197.

209. Roux 1969 Roux J.-P. La veuve dans les sociétés turques et mongoles de L'Asie centrale // L'Homme. Paris - La Haye, 1969. Tome IX. Numéro 4. P. 51-78.

210. Список архивных материалов.

211. ЦГА РК, ф. 4, оп 1, д. 401. Дело о командировании чиновника особых поручений Пограничной комиссии ДчАндре в Казахскую степь для сбора материалов (черновые записи).

212. ЦГА РК, ф. 4, оп.1, д. 2272. Жалоба казашки Байгуновой об отобрании у нее имущества родственниками мужа и переписка по этому поводу.

213. ЦГА РК, ф.4, оп.1, д. 4569. Дело о разделе имущества казаха Ки-ненбаева между женами.

214. ЦГА РК, ф. 25, оп.1, д. 2484. Духовное завещание покойного султана Хансултанова на все движимое и недвижимое имущество.

215. ЦГА РК, ф. 64, оп. 1, д. 4236. 1879 1888. Дело о народных обычаях в Семиреченской области. Собранные сведения полковниками Метелицыным и Изразцовым.

216. ЦГА РК, ф. 64, оп. 1, д. 5089. 1891 1892. Сведения, касающиеся религии и быта татар, киргиз, дунган, таранчей и сартов, представленные Начальниками по предложению Канцелярии.

217. ЦГА РК, ф. 78, оп. 2, д. 7143. Прошение вдовы Д. Салыковой о введении в действие духовного завещания ее мужа.

218. ЦГА РК, ф. 338, д. 325. Дело по рапорту Ахуна Омской магометанской мечети Мухамет Шарифа Абурахимова о правах супружества казахов .

219. Фиельструп Фиельструп Ф. А. Архивные материалы 1920-х гг. Хранятся в Институте этнологии и антропологии РАН (Москва).