автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Стилевые традиции святочного и пасхального жанра в русской прозе рубежа XIX-XX веков

  • Год: 2001
  • Автор научной работы: Третьякова, Ольга Геннадьевна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Стилевые традиции святочного и пасхального жанра в русской прозе рубежа XIX-XX веков'

Введение диссертации2001 год, автореферат по филологии, Третьякова, Ольга Геннадьевна

Богатейшее в культурном отношении время рубежа Х1Х-ХХ веков, освещаемое сегодня в разного рода исследованиях, отмечено в России необычайным подъемом календарной словесности, названным Е.В. Душечкиной "святочным бумом"1. Праздничная литература в сопровождении иллюстраций хлынула наницы рождественских и пасхальных выпусков периодической печати.

Исследователи объясняют такой всплеск рядом причин, среди которых: повышение "светского престижа праздника Рождества", его обмирщение, произошедшее не без влияния западной культуры; рост периодических изданий, где с наибольшим удобством можно было разместить приуроченный к дате текст; и наконец, "демократизация читательского контингента", чьи празднич2 ные ожидания стремилась удовлетворить пресса .

Принимая во внимание вышеперечисленные обстоятельства, необходимо, на наш взгляд, указать важнейшие черты означенной эпохи, породившие обостренный интерес писателей и читающей публики к ключевым моментам евангельской истории, выразившийся в широком, всенародном праздновании их, в том числе в печати.

М.М. Бахтин в известном труде делает акцент на том, что "празднества на всех этапах своего исторического развития были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека. Моменты смерти и возрождения, смены и обновления всегда были ведущими в праздничном мироощущении" . Главный праздник первых народов возник как преодоление трагической ситуации, напряженного ожидания катастрофы. От грозящего распада старого мира, от одолевающих космическую гармонию сил хаоса спасти могло, как казалось, только чудо, равное чуду первого творения. Ритуа

1 См.: Душечкина Е.в. русский сВеточнмн рясска$;сп,йно(мен«е ханра. СПС,1Э9£С.2.

2Там же. Сс.196-197; Баран X. Поэтика русской литературы начала XX в. Сс. 286-287.

3 Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. - М., 1965. С. 14. 4 лизированные формы календарных празднеств есть попытка воспроизвести то, что имело место "в начале", "в первый раз"1.

Заданное в празднике ощущение кризисности, глобальных изменений оказалось созвучным переходному времени рубежа XIX -XX веков, прошедшего под знаком исторических катаклизмов и мистических предчувствий "конца мира", что отражено в самих названиях работ художников и мыслителей серебряного века . Неслучайным в свете вышесказанного представляется обращение деятелей искусства к языческому и христианскому мифам, нашедшим свое отражение в календарной литературе. Желание людей окружить себя знаками чудесного преображения и тем самым упрочить чувство благого основания жизни вызвало появление большого числа текстов с праздничной тематикой.

Празднество (всякое) - это очень важная первичная форма человеческой культуры. Ее нельзя вывести и объяснить из практических условий и целей общественного труда или - еще более вульгарная форма объяснения - из биологической (физиологической) потребности в периодическом отдыхе. Празднество всегда имело существенное и глубокое смысловое, миросозерцательное содержание. Никакое "упражнение в организации и усовершенствовании общественно-трудового процесса1' никакая "игра в труд" и никакой отдых или передышка в труде сама по себе никогда не могут стать праздничными. Чтобы они стали праздничными, к ним должно присоединиться что-то из иной сферы бытия, из сферы духовно-идеологической. Они должны получить санкцию не из мира средств и необходимых условий, а из мира высших целей человеческого сущел ствования"'3.

В архаической мифологической и религиозной традициях праздничное время противопоставлено обыденному как момент причастности человека к

1 См.: Топоров В.Н. Праздники // Мифы народов мира. М., 1982. Т.2.

2 Примером могут послужить: «Кризис культуры» А.Белого, «Кризис искусства» H.A. Бердяева и одноименная статья Вяч. Иванова, «Кризис современной культуры» А.И. Ильина и др.

3 Бахтин М.М. Указ. соч. С. 13-14. 5 сфере сакрального, соединения реального и идеального планов, достижения личностью полноты миро- и Богоощущения.

Праздники Рождества и Пасхи - прихода в мир Спасителя и его торжества над смертью - знаменуют собой важнейшие вехи Священной истории, открывают глубинный смысл и высшую цель жизни человека как существа духовного. В суетной, конечной, "неподлинной" повседневности они - напоминание о свете немеркнущем, о "небесном братстве"1 людей и их высокой природе.

Изображение этих евангельских событий в искусстве имеет большую историю, уходящую своими корнями в первые века христианства.

Интересующая нас русская литературная традиция приуроченных к рождественским и пасхальным праздникам текстов открывается в XVIII в. "Повестью о Фроле Скобееве", имеет продолжение в творчестве поэтов и писателей XIX в., в частности В.А. Жуковского, М.П. Погодина, H.A. Полевого, В.Ф. Одоевского, Н.В. Гоголя, A.A. Марлинского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого и др. Во второй половине XIX столетия сложился определенный канон святочного и близкого к нему пасхального художественного повествования . В жанровом каноне можно выделить следующие семантико-стилевые доминанты.

Специфический хронотоп, неизменный в литературном бытовании святочного жанра, установился уже в фольклорных быличках: события происходят в период празднования Рождества или Пасхи, как правило, на "чужой", неосвященной территории. Последнее связано с народным представлением о разгуле инфернальных сил накануне священных праздников. Пространственная семантика святочного жанра включает идею пути. Истоком этого, чрезвычайно актуального для русской литературы мотива служит Евангелие: "Я ЕСМЬ ПУТЬ И ИСТИНА И ЖИЗНЬ; никто не приходит к Отцу, как только через меня" (Иоан. 14:6). С другой стороны, календарная литература, генетически связанная с народным скоморошьим театром, унаследовала тему странничества от бродячих

1 Гоголь Н.В. Духовная проза. М., 1992. С.270.

2 Важно заметить, что данный жанр обозначивается в литературе одновременно с формированием исторической науки в России, т.е. с попыткой научного осмысления прошлого. 6 актеров: "На Руси скоморохи - захожие люди"1. Святочный вертеп, травести-рующий библейские сюжеты, безусловно, в первую очередь повлиял на формирование праздничной литературы.

Венчающая развитие новеллистики XVII в. "Повесть о Фроле Скобееве", по замечанию Д.С. Лихачева, - "самый выразительный во всей древнерусской литературе образец амбивалентного сюжета"2. Произведение ориентировано на народный скомороший театр и аналогично западно-европейским фаблио: фривольная интрига, "драматизированность и ситуативность речей, их эллиптичность"3, объективность повествователя, выразившаяся в отсутствии тропов, -признаки, не согласующиеся со стилевой традицией древнерусской литературы. Композиция повести слагается из эпизодов, как бы разыгрывающихся в лицах, стиль отражает черты устно-разговорной речи с фонетическими неправильностями - все это позволяет говорить о сходстве произведения с эстетикой низового изобразительного искусства - лубка. Оборачиваемость, амбивалентность (отражением этих явлений в святочных текстах станет, в частности, мотив ряжения и его производные: маска, неузнавание) сохранится как одна из важных составляющих стиля календарной литературы и займет особое место в художественной практике писателей рубежа Х1Х-ХХ вв. Художники серебряного века в поисках новых форм активно использовали образный строй фольклора, но и усилили литургический аспект. Диалог иконы и лубка, иконы и светской живописи стал одним из ведущих приемов в святочном тексте, тем самым еще более усугубив двойственность, неоднозначность семантико-стилевой картины жанра.

Из устной народной традиции песен и быличек праздничной литературой восприняты: борьба светлых и темных сил, встреча со сверхъестественным, "нечистой силой" и производные мотивы метели, волков, привидений, мертве

1 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - Л., 1940. С. 488.

2 Цит. по: Душечкина Е.В. Стилистика русской бытовой повести XVII в.: Повесть о Фроле Скобееве. Таллин, 1986. Сс. 48-49.

3 Там же. С. 62. 7 ца. К устоявшимся моментам поэтики данного жанра следует отнести цвето-сеетоеую символику, чередование мрака и света от Вифлеемской звезды и ее земных аналогов - огня лампадки, свечи.

Следует подчеркнуть особую связь календарной литературы с изобразительным искусством. Как уже было сказано, святочные и пасхальные тексты непременно иллюстрировались в праздничных выпусках газет и журналов. Впоследствии живописный элемент станет не просто сопровождающим, но смыслообразующим в структуре святочных текстов.

С заимствованием сюжетов из народного театра - святочного вертепа связана также театрализация слова в календарных текстах. Усвоение литературой устной традиции закрепило в этом типе рассказов наличие такого элемента, как святочная беседа. Прообразом его следует, на наш взгляд, считать также апокрифические сочинения в роде "вопросов" и "бесед" (например, "Беседы трех святителей"). "Содержанием таких «бесед» служит решение таинственных вопросов, о которых не упоминает Священное Писание. Необразованный и вместе с тем любознательный русский христианин средних веков с помощью собственной фантазии решал все вопросы, на которые не мог найти определенных ответов в христианском учении, и понятно, что в объяснения эти вошло множество древних языческих верований"1. В процессе эволюции святочного жанра можно наблюдать изменение места и роли беседы внутри художественного произведения. Если в XVIII и XIX веках святочная беседа выступала в качестве композиционного обрамления, этот прием указывал на присутствие рассказчика, способствовал созданию сказовой формы, то в рубежную эпоху функция сообщения в святочной беседе отошла на второй план, ключевую роль стала играть философская парадигма "я" и "ты" (или "я" и "не-я"), в чем слышится обертон времени, активно полемизировавшего о соборности и индивидуализме.

1 Христианство: Энциклопедический словарь: В 2 т. М., 1993. Т.1. С. 204. 8

Коммуникативный аспект - один из важнейших в календарной литературе. Святочный жанр, как никакой другой, связан с проблемой эстетического ожидания со стороны читателя. В этом типе текстов особенно жестко означились жанровые доминанты, что спровоцировало появление большого числа пародийных произведений в последней четверти XIX в.1 Мы останавливаемся главным образом на серьезных образцах календарной словесности, в которых не менее остро ощущаются диссонансы, связанные с принципиально новой трактовкой канонических элементов, обусловленной как веянием иного времени, так и индивидуальным почерком конкретного автора.

Доминанта общения, запечатленная в святочном жанре, - созерцание ирреального, будь то прямое вторжение фантастического или мотивированное особым психологическим состоянием героя в сакральное время. Наше внимание сосредоточено на способах сопряжения двух миров, дольнего и горнего, реального и ирреального в произведениях неореалистов и символистов. Наличие фантастики ведет к созданию символического плана в святочных произведениях, кроме того - к сближению их со сказкой и появлению "гибридных жанровых образований, к опытам сочинений "искусственных литературных сказок"2.

1 Определившись в главных позициях, календарная словесность одновременно стала приобретать некоторую за штампованность, превратилась в объект многочисленных пародий. Отдавший дань этому типу повествования в работах "Запечатленный ангел", "Зверь", "Жидовская кувырколлегия", "Привидение в инженерном замке", "Пустоплясы", "Путешествие с нигилистом" Н.С. Лесков в рассказе "Жемчужное ожерелье" писал: "Это такой род литературы, в котором писатель чувствует себя невольником слишком тесной и правильно ограниченной формы. От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера - от Рождества до Крещения, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хотя в роде опровержения вредного предрассудка, и наконец - чтобы он оканчивался непременно весело. В жизни таких событий бывает немного, и поэтому автор неволит себя выдумывать и сочинять фабулу, подходящую к программе. А через это в святочных рассказах и замечается большая деланность и однообразие"// Лесков Н.С. Святочные рассказы. - СПб.;М., 1886. С.З. Можно привести еще массу критических, иронических высказываний писателей и публицистов о шаблонности праздничных произведений (См. рассказ С. Яблоновского "Почти рождественское", юмористическое "Руководство для молодых писателей" сатирика О.Л. Д'Ора, "Легенды публициста" А. Амфитеатрова). Заметим, что исследователи обычно ограничиваются цитатой отрицательно настроенного по отношению к календарному жанру персонажа Лескова, игнорируя реплику оппонента: "Я думаю <.> что и святочный рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и свое время и нравы"// Лесков Н.С. Там же. Во всяком случае следует констатировать зрелость жанровой формы на данном этапе, когда происходит рационализация, составление свода правил на основании найденной модели.

2 Мелетинский Е. Пэтикамифа. М., 1976. С. 162. 9

Итак, стилевая тональность жанра святочного и пасхального рассказа обусловлена двойственностью входящих в него элементов. Русская календарная проза типологически восходит одновременно к народным языческим святкам и церковно-православной традиции (существует и третий - светский компонент в святочной литературе). Анализ стиля (в широком понимании термина) подразумевает выявление ритма художественного произведения, складывающегося из гармонического сцепления аналогов и контрастов на уровне композиции, образов-символов, слога. Нами рассмотрена архитектоника произведений календарного жанра: диалектическое развитие амбивалентных образов, особенности цвето-светового и звукового решений.

К настоящему моменту в отечественном литературоведении нам известно одно крупное исследование Е.В. Душечкиной "Русский святочный рассказ: становление жанра", доведенное до конца XIX столетия. В монографии впервые систематизирована и осмыслена совокупность календарно приуроченных текстов с точки зрения их идейно-тематического содержания, связи с фольклором. Нас интересует не возникновение жанра, а его "жизнь" в рубежную эпоху XIX-XX веков. В 1997г. вышло учебное пособие О.Н. Калениченко по спецкурсу "Малая проза Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова и писателей рубежа веков: (новелла, святочный рассказ, притча)'! где, во-первых, внимание сосредоточено на влиянии творчества Ф.М. Достоевского в области формирования малой прозы, во-вторых, упор опять-таки делается на идейно-тематическом аспекте произведений. Кроме того, в нашей работе нет текстовых пересечений с тем, что представлено в пособии. Далее надо отметить статью H.A. Никипеловой "Сюжет рождественского рассказа в художественной системе А.П. Чехова ("Сапожник и нечистая сила" и "Пари")". Автор исходит из посылок, диаметрально противоположных нашим: в частности, из того, что святочный рассказ непопулярен в русской литературе и полностью переродился в пародию ко времени Чехова. Мы же как раз останавливаемся на серьезных образцах жанра и подчеркиваем их значимость в русской словесности. H.H. Старыгина в статье "Святочный

10 рассказ как жанр", а также американский филолог-славист X. Баран в рамках общего исследования "Поэтика русской литературы начала XX века" занимаются, главным образом, вопросами сюжета, мотивов, но не стиля жанра. Следует отметить работы последних лет - Н.В. Самсоновой и A.A. Кретовой. Принцип построения диссертации Самсоновой1 основан на выделении архетипов святочного повествования, как-то: Рождественское зазеркалъе; святочная путаница; Рождественское "чудо"; Рождественское древо; Рождественский огонь. Автор ставит задачу реконструировать мифологический пласт в календарном жанре. Справедливым следует признать суждение об ориентированности святочной литературы на миф. В то же время очевидно, что мифологический план праздничных произведений не исчерпывается вышеперечисленными архетипическими образами (важнейшей, на наш взгляд, является парадигма рождение - смерть - воскресение), также как мифологический компонент не единственный в святочном жанре, о чем было сказано выше. В книге Кретовой2 уделено более внимания евангельской основе как источнику жанра рождественского рассказа. Автор прослеживает эволюцию святочного повествования Н.С. Лескова, выявляет идейно-эстетические особенности этого жанра в творчестве писателя и его современников. Исследователь приходит к важному выводу об укрупнении элементов святочного канона и о наполнении их новым смыслом за счет привлечения евангельских, агиографических аллюзий в произведениях Лескова. "Лесков выводит традиционную в святочном рассказе идею сплочения на уровень вневременной, межнациональный, общечеловеческий" . Кретова делает ряд существенных заключений о проникновении стиля иконо-писания и литургии в нарративную организацию рождественских рассказов. Однако вне поля зрения остается фольклорная речевая стихия, которая в сочетании с церковнославянизмами образует особую атмосферу календарного

1 Самсонова Н.В. Рождественский текст и его художественная антропология в русской литературе XIX - первой половины XX веков. Дис. . канд. филолог, наук. - Воронеж, 1998.

2 Кретова A.A. "Будьте совершенны." : (Религ,- нравственные искания в святочном творчестве Н.С. Лескова и его современников). -М.; Орел, 1999.

3 Там же. С. 172.

11 жанра, его структурно-семантическое единство, основанное на стилевом разнообразии.

Продемонстрировать это качество стиля святочного рассказа и одновременно наглядно представить святочный канон, каким он был в русской литературе второй половины XIX века, можно на материале лесковского рассказа "Запечатленный ангел".

Лесков поистине вдохнул новую жизнь в форму святочного рассказа, который после Диккенса и Одоевского оказался в тени или имел хождение в массовой литературе, что в значительной мере низвело его до шаблонного уровня. "Запечатленный ангел", опубликованный в январском номере "Русского Вестника" 1873 г., явился высоким образцом календарно приуроченного произведения, которому суждено было определить многое в жанровой традиции. Критик Л. Аннинский склоняется к тому, что "Запечатленный ангел", написанный в форме сказа, в дальнейшем оказал воздействие не на святочный жанр, а на общий склад русской прозы1. Однако, по свидетельству биографов, писатель гордился своим произведением, возродившим в России моду именно на жанр рождественского рассказа. Индивидуальная творческая манера Лескова, его особый филологизм (выражение Б. Эйхенбаума), безусловно, повлиял на развитие сказовой формы в русской литературе. Но "Запечатленный ангел" содержит черты, специфичные для святочного повествования и утрачивающие свою смысловую полноценность вне связи с этим жанром.

Б. Эйхенбаум охарактеризовал стиль произведения, с одной стороны, как л лубочный", с другой - как "словесную иконопись" . Совместимость такого рода определений может быть объяснена контекстом жанровых установок святочного рассказа. Своеобразные черты почерка Лескова, как-то: создание авантюрного сюжета и комических положений, воспроизведение живой речи про

1 Аннинский Л. Лесковское ожерелье. - М, 1982. С. 104.

2 Эйхенбаум Б. О прозе: Сб. статей. - Л., 1965. С. 339.

12 столюдина, артистическое, игровое отношение к слову1, - образующие лубочную линию рассказа, в то же время есть приемы народной драматургии, в частности святочного вертепа.

Вместе с тем ключевым событием "Запечатленного ангела" оказывается созерцание таинственного преображения, явленного чудотворной иконой. Мотив чудесного организует форму рассказа на макро- и микроуровне. Во-первых, особое, святочное время (Васильев вечер) собрало разносословную публику на постоялом дворе, где и была рассказана история о запечатленном ангеле. Очевидно, что речь о чудотворной иконе заходит не потому, что собравшимся надо было как-то скоротать ночь, а по слову Спасителя: "Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мф. 18;20). В святочном контексте, в котором встреча героев обычно происходит на неосвященной территории, указание на святыни ("тут и Спасова икона и Богородичный лик" ) выглядит демонстративно. Сюжетная линия, отражающая священный план произведения, связана с иным типом речи и образного строя, нежели лубочный.

A.A. Кретова пишет: "В лесковском "иконописном" фрагменте сохранен стиль русской агиографии во всей его чистоте и красоте, как он представлен у лучших писателей Древней Руси - Нестора, Епифания Пермудрого, Пахомия Логофета. Богатство словесной культуры, развитая риторика, пышно изукрашенное "плетение словес" и - главное - "нравственная серьезность перед лицом красоты" . Автор исследования тонко прослеживает аналогии между лесков-скими героями и Святыми Отцами Церкви: в характере отшельника Памвы видны черты аскета-пустынника преподобного Серафима Саровского, образ Луки Кирилова восходит к Св. евангелисту Луке. Этот ряд может быть продолжен: имя героя-повествОвателя - Марк тоже весьма символично в свете евангельских реминисценций. Кретова справедливо связывает деятельность персо

1 Взять хотя бы название рассказа - оно "играет" различными смыслами: церковнославянское слово "запечатленный" (изображенный на иконе) погружается автором в пласт казенной речи, в иную, низкую реальность -"запечатленный печатью чиновника".

2 Лесков Н.С. Запечатленный ангел. // Лесков Н.С.$гтНяк'ггг/игнсе&гя¡/-¿Щй.-^., 2000. C.ZÜ&

3 Кретова A.A. Указ. изд. С. 174. йавеаньрг'ссюуо!

13 нажей Лескова с умным деланием "едиными усты и единым сердцем" христианских подвижников, указывает на то, что именно литургия под Новый год, одновременная подвигу Луки, содержит эту цитату и мотив обретения веры истинной через церковное причастие1. Однако вне поля зрения исследователя остались моменты, существенные как для прочтения литургического кода в "Запечатленном ангеле", так и для восприятия амбивалентности этого рождественского рассказа.

На наш взгляд, контекст лесковского произведения в биографии евангелиста Луки востребует прежде всего то, что он был первым христианским художником. (Не случайно Лука Кирилов - хранитель иконописных святынь). Известно, что к написанию "Запечатленного ангела" Лескова подвигло интенсивное научное изучение иконописи, начавшееся в России во второй половине XIX века. Писателя, в частности, заинтересовал труд Ф. Буслаева "О русской иконе: Общие понятия о русской иконописи", вышедший в 1866 году. Большая часть выдвинутых в исследовании проблем составила основу художественного повествования Лескова, это - сравнительный взгляд на историю искусства в России и на Западе; вопрос о русских иконописных подлинниках; иконописные типы; византийская мозаика, стенная живопись и русская миниатюра и т.п. Писатель переосмысливает многие утверждения Буслаева: он, к примеру, выступает против разъединения национального, конфессионального и какого бы то ни было еще. Так, англичанин Яков Яковлевич в "Запечатленном ангеле" принимает большее участие в судьбе русской святыни, нежели ее соотечественники, а главное чудо в рассказе - это возвращение раскольников в лоно ортодоксального православия, т.е. воссоединение христианского мира. Сквозной мотив в произведении - возведение моста "на большой текучей воде, на Днепре-реке"2 - многозначен: в прямом и переносном смысле он вносит в текст идею связи. Символическая картина переправы через реку, соединения берегов

1 Там же. С. 171.

2 Лесков Н.С. Указ. соч. С. ,

14 станет одной из констант в сюжете святочных рассказов. Укажем на соотнесенность образа моста в святочном повествовании и в иконном изображении. Основная форма композиционного строения иконы - кольцо, образуемое соединением отдельных элементов. Например, сюжет "Снятие со креста" воплощается таким образом: "Две согбенные у подножия креста фигуры составляют первый к зрителю план иконы. Три фигуры, стоящие у креста, образуют второй план, несколько отодвинутый в глубину. Связывает эти оба плана фигура Христа, представляющая как бы мост, перекинутый через пространство, разделяющее оба плана"1. Главы в лесковском произведении, представляющие собой отдельные эпизоды, фокусирующиеся вокруг своего центра, приведены в архитектоническое единство пронизывающей ткань рассказа идеей создания моста, по которому чудесным образом будет перенесена священная икона с одного берега на другой. Знаменательно, что в начале "Запечатленного ангела" говорится о намерении строить каменный мост, последняя часть истории (до рамочного завершения) открывается вопросом: "Теперь что же-с происходило на том берегу?" Таким образом, как бы осенены чудотворной иконой оба берега (плана), где творились дела и правые и неправедные.

В то же время у Лескова существует система смысловых и стилевых оппозиций. Важнейшая из них: икона - портрет. Русский мастер Севастьян отказывается писать портрет жены англичанина-благодетеля, несмотря на обещанное большое вознаграждение, потому что "<.> есть отеческое постановление от благих времен , и в патриаршей грамоте подтверждается: "аще убо кто на таковое святое дело, еже есть иконное изображение, сподобится, то тому изрядного жительства изографу нечего, кроме святых икон, не писать!"4 Устами Се-вастьяна Лесков утверждает идею, общую для православных мыслителей, ис

1 Тарабукин Н.М. Смысл иконы. М., 2001. С. 175.

2 Лесков Н.С. Указ. соч. С. i'.i.y

3 С иконописным искусством связана в рассказе и временная оппозиция: прошлое ("благие времена") - настоящее (измельчание, в иконописи - до миниатюры).

4 Jkt-toSПС. "'¿л-! >цс.

15 кусствоведов, вникающих в смысл иконописи1: рисуя портрет, художник вынужден подчинять себя натуре, изображение Лика возвышает ум и сердце творца к трансцендентному, поэтому соединение светского и духовного искусства нарушает чистоту священного дела иконописания. Возвращаясь к высказыванию Кретовой о "нравственной серьезности перед лицом красоты", отметим разность подходов к понятию прекрасное, что играет немаловажную роль в создании подтекста святочного жанра. Размышляя об иконостасе, священник Павел Флоренский произносит удивительную фразу: "Есть Троица Рублева, следовательно, есть Бог" . Красота является самым веским доказательством бытия и присутствия в мире Бога. Она трактуется как святость, т.е. как категория не эстетическая, но онтологическая. Светское понимание красоты зачастую смыкается с противоположным данному определением прелесть, т.е. прельщение. Т.о., иконопись и живопись выступают как антиномичные явления.

Икона ставится Лесковым не только в семантический центр произведения, но ее изобразительные законы обнаруживаются при анализе композиционной структуры "Запечатленного ангела". В немалой степени этому способствовало, на наш взгляд, знакомство автора с упомянутой работой Ф. Буслаева, содержащей подробные описания ритмического решения рисунков, сделанных с русских иконописных подлинников. Для нас особый интерес представляет композиция многоличных икон, поскольку именно их художественный принцип положен Лесковым в основу повествования . Подобно тому как в многоличной иконе центральное место занимает сюжет о Христе, вокруг которого располагаются фигуры ангелов, святых, волхвов и т.д., ряд событий в главах рассказа Лескова обрамляет кульминационный эпизод, так или иначе открывающий тайну иконы или иконописного мастерства. Например, центральная часть главы 12 посвящена тому, как "умелый муж" Севастьян изобразил на одной иконе че

1 См., напр.: Тарабукин Н.М. Смысл иконы, М., 2001.

2 Флоренский П. Иконостас // Киселев А. (Протопресвитер). Чудотворные иконы Божией Матери в истории России. М., 2000. С. 227.

3 Б. Эйхенбаум говорил о манере писателя: "Система Лескова <. .> система складываний, прикосновений и сцеплений, а не узлов". // Эйхенбаум Б. Указ. изд. С. 344.

16 тыре Рождества: Иоанна Предтечи, Пресвятой Богородицы, Сиасово, Николая Угодника. Предшествующая и заключительная сцены - полушутливое испытание русского изографа англичанином (начальная: "Удивляюсь я, братец, как ты такими ручищами можешь рисовать"1; в конце - неудачная попытка склонить Севастьяна к написанию светского портрета). Соседство иконописных фрагментов с анекдотом - характерная черта стиля святочного повествования, созвучная писательской манере Лескова. Наличие фольклорного и светского элементов в генетическом коде святочного жанра обусловило его стилевую пестроту. Характерную тенденцию прослеживает Буслаев в историческом развитии русской иконописи: "Чем больше входила иконопись в общую портретность русского народа и чем больше распространялась, тем больше в своем развитии стремилась она к сокращению размеров иконописных изображений до мелкого письма, сближенного с миниатюрой. <.> Древняя величавость и строгость византийских мозаик и стенной живописи - в натуральных и даже в колоссальных размерах, сменилась игривостью и затейливостью миниатюры"2. "Игривость" и "затейливость" выражений, порождаемые соседством архаизмов и разговорного просторечия ("Едина жена держит святую Анну под плещи; Иоаким зрит в верхние палаты; баба святую Богородицу омывает в купели до пояса; посторонь девица льет из сосуда воду в купель"3) - как уже было сказано, свойства прозы Лескова, оказавшей большое влияние на русскую литературу, особенно в области святочного жанра. Следует говорить не об искусственном соединении разнородных элементов в стиле святочного повествования, а об их взаимопроникновении, единстве многообразия, как это показывает процитированный отрывок из "Запечатленного ангела". Постановка слов "баба", "посторонь" рядом с церковнославянской лексикой не кажется инородным вторжением, поскольку они вписаны в общий ритмический строй фразы. Сжатые, ритмизованные отрезки текста, использующие синтаксический повтор, представляют каждое положение (картин

1 Лесков Н.С. Указ. изд. С.

2 Буслаев Ф. Указ. изд. С. 11.

3 Лесков Н.С. Указ. изд. С.

17 ку) как некое событие и сближаются с надписями на лубочном изображении. Вспомним, что вертепная драма сочетала пересказ евангельской истории с народными речами. Первая, духовная, часть представления изображала события, связанные с Рождеством Христовым, вторая, светская - анекдоты из народной жизни. У Лескова нет разделения на части, каждая сцена амбивалентна, стиль балансирует на грани высокого и каламбурного.

Таким образом, стилевое единство святочного рассказа складывается из различных принципов словесной изобразительности и наиболее четко проявляется в художественной речи и композиции как основных компонентах его формы. "Однако характеристика стиля ни в коем случае не сводима к перечислению отдельных речевых и композиционных особенностей. Необходимо выявить объединяющие качества и свойства, которые охватывают разнородные элементы и придают им конкретное стилевое значение"1.

Цель нашей работы - проследить структурно-семантические принципы святочной прозы в контексте стилевых исканий серебряного века, их приближение и отталкивание от канона, сложившегося в русской литературе ко второй половине XIX века.

Предметом исследования явился обширный художественный материал, относимый теорией литературы к святочному жанру. Нами подробно проанализированы образцы жанра в творчестве А.П. Чехова, И.А. Бунина, И.С. Шмелева и менее детально в прозе В.Г. Короленко, М. Горького - с одной стороны, и, с другой стороны, художественные опыты в области календарной словесности старших символистов - К.Д. Бальмонта, Ф. Сологуба, В. Брюсова (есть также отсылки к произведениям А. Блока и Л. Андреева). Святочная литература рубежа столетий рассматривается в диссертации на фоне предшествующей отечественной (Е.А. Баратынский, В.Ф. Одоевский, П.Р. Фурман) и зарубежной (Э,-Т.-А. Гофман, Ч. Диккенс, А. Стриндберг) жанровой традиции XIX века. Заметим, что в поле рассмотрения вошли т. н. "рассказы для взрослых".

1 ГиршманМ.М. Стиль как литературоведческая категория. Донецк, 1984. С. 14.

18

Считаем необходимым оговорить, что в работе отведена отдельная глава календарной прозе А.П. Чехова. В ходе наблюдения над творческими опытами неореалистов и старших символистов, на наш взгляд, некорректно было бы уйти от проблемы преемственности стиля, которая имеет место, конечно, не только в области конкретного жанра, но в ходе литературного процесса в целом. Чехов оказался знаковой фигурой в русской словесности конца XIX - начала XX веков (и остается таковой до сих пор), потому сопоставление - по сближению или отталкиванию - стилевых исканий художников серебряного века с художественной манерой предшественника считаем возможным и даже необходимым. В чеховском творчестве календарная литература претерпела существенную реорганизацию, и эта жанровая модель сориентировала многих младших современников писателя. Безусловно, стиль жанра формируется не в наследии отдельного автора, а в результате скрещивания, преобразования и обогащения разных индивидуальных подходов, которые "опосредствуются в сложном синтезе, образуют единую коллективную традицию, расчленение которой остается более или менее условной"1. Типологические сходства, родственность замыслов и их воплощений порождаются, прежде всего, условиями времени и духовной среды. Чехову суждено было встать у истоков серебряного века и гениально предугадать его творческие чаяния. В диссертационной работе есть указания как на осознанный художественный диалог писателей, почерпнутый нами в их дневниковых записях, письмах или иных документах, так и на случайные совпадения, которые свидетельствуют об общности духовного опыта эпохи и, разумеется, спровоцированные особым "полем жанра". Поставленные в один ряд, произведения разных авторов взаимоосвещают друг друга, позволяя различить и своеобразие облика каждого художника, отразившееся на звучании жанра. Отдельное, рассмотренное нами произведение находится, таким образом, на перекрестке стиля эпохи, стиля литературного течения, стиля жанра и индивидуального стиля мастера.

1 Бушмин A.C. Преемственность в развитии литературы. Л., 1975. С. 82.

19

Обращение к святочному жанру писателей, принадлежащих к разным литературным школам, дало основание к постановке не только практической задачи - рассмотреть значительный художественный материал с точки зрения стиля, но и таких теоретических вопросов, как взаимодействие стиля эпохи, стиля жанра и индивидуального стиля автора. По замечанию П.Н. Сакулина, "один и тот же прием, участвующий в построении жанра, получает неодинаковое значение в разных, хотя бы и родственных стилях"1. В разработке этой проблемы мы опирались также на работы A.A. Потебни, Ю.Н. Тынянова, В.М. Жирмунского, Б.В. Томашевского, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева.

Теоретический вопрос о жанре и стиле - важнейший в полемике литературоведческих школ. Так, Томашевский выводит формирование жанров из кристаллизации ряда приемов в систему: "Приемы построения группируются вокруг каких-то ощутимых приемов. Таким образом, образуются особые классы или жанры произведений, характеризуемые тем, что в приемах каждого жанра мы наблюдаем специфическую для данного жанра группировку приемов вокруг этих ощутимых приемов, или признаков жанра. Признаки жанра, т.е. приемы, организующие композицию произведения, являются приемами доминирующими, т.е. подчиняющими себе все остальные приемы, необходимые в создании художественного целого. Такой доминирующий, главенствующий прием иногда именуется доминантой. Совокупность доо минант и является определяющим моментом в образовании жанра" . Этот подход оспаривался Бахтиным: "Жанр обычно определяется формалистами как некоторая постоянная специфическая группировка приемов с определенной доминантой. Так как основные приемы были уже определены вне жанра, то жанр механически составлялся из приемов. Настоящее значение жанра так и не было о понято формалистами" . Ученый противопоставлял представлению о жанре как о некой абстракции восприятие его как живой формы, находящейся в тесном

СакулинП.Н. Филология и культурология. М., 1990. С. 145.

2 Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1999. Сс. 206-207.

3 Медведев П.Н. (М.М. Бахтин). Формальный метод в литературоведении. М., 1993. С. 144.

20 общении" с индивидуальным взглядом и стилем автора. Происходит не перекомпановка приемов внутри данного уже художнику материала, а индивидуальное выражение через вне-индивидуальное условие. Бахтин настаивал на органической связи стиля и жанра, "жанровой природе языковых стилей" и даже выдвинул термин "жанровые стили"1. "Где стиль, там жанр. Переход стиля из одного жанра в другой не только меняет звучание стиля в условиях несвойственного ему жанра, но и разрушает или обновляет данный жанр.

Таким образом, и индивидуальные и языковые стили довлеют речевым жанрам"2.

Примерно в том же ключе высказывался Тынянов: "<.>жанр - не постоянная, не неподвижная систем<.> Жанр как система<.> может колебаться. Он возникает (из выпадов и зачатков в других системах) и спадает, обращаясь в рудименты других систем"3. К примеру, стилевые явления бытового письма в определенный момент были востребованы литературой, так возник новый жанр. Письмо "стало жанровым оправданием, жанровой скрепой новых приемов"4. В дальнейшем происходит не планомерное развитие жанра, а скачок в его эволюции, смещение признаков.

Нас, однако, интересует не столько проблема возникновения святочного рассказа как жанра, а его жизнь в определенный период времени. В этом смысле полезным для нас является утверждение Тынянова о необходимости рассматривать жанровую форму не в отдельности, а внутри жанровой иерархии, существующей в данную эпоху.

Итак, задачи исследования святочного жанра следующие: - ретроспективное рассмотрение функционирования святочного канона в романтической и реалистической традициях русской литературы XIX века;

1 Бахтин М.М. Проблема речевых жанров// Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. С. 254.

2 Там же. Сс. 256-257.

3 Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993. С. 123.

4 Там же. С. 131.

21

- выявление доминантных композиционно-стилевых приемов, воспринятых из западноевропейской литературы; обнаружение способов преобразования жанра в русской прозе рубежа XIX-XX веков.

Актуальность данного исследования обусловлена естественным вниманием современного общества к литературе подобного рода и насущной необходи-мостьшнтерпретации ее стиля с позиций современного литературоведения.

Новизна исследования: впервые календарная проза последней трети XIX

- начала XX веков рассматривается с точки зрения стиля; впервые в диссертации исследуется не какой-либо отдельный аспект поэтики этого жанра, а целостная система поэтических средств и принципов.

Практическая значимость: результаты исследования могут быть использованы и используются как в курсе истории русской литературы, в курсе детской литературы, так в спецкурсах и спецсеминарах по проблемам жанра и стиля.

22

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Стилевые традиции святочного и пасхального жанра в русской прозе рубежа XIX-XX веков"

Заключение.

Календарная литература под видимой "наивностью" и лубочностью формы скрывает в себе идеи, фундаментальные для человеческой духовной практики. Святочное повествование есть изображение, но и преображение обыденного, привычного, иначе говоря - описание быта в его связях с бытием через событие Библейской истории.

Будучи древом, растущим из глубины архаических культур, это жанрооб-разование накопило универсальный фонд символов и образов, подготовив одновременно возможность для свободного цветения индивидуального творчества конкретной эпохи или художника.

Искусство серебряного века, мыслящее антиномиями и тяготеющее к древним культурным кодам, востребовало данный жанр, обнаружив глубокое приятие его внутренних законов. Жанр святочного рассказа аккумулировал в себе эстетические проблемы эпохи и поиски новых технических принципов. В первой трети XIX века в литературе господствовала'новелла, и святочные произведения того времени охотно использовали ее черты. Расцвет исторической повести наложил свой отпечаток на календарную литературу. На рубеже XIX-XX веков жанр существовал в условиях "экспансии" поэзии и актуализировал ее принципы. Тектоничность святочного жанра обусловлена прежде всего многогранностью его внутреннего потенциала, включающего элементы эпоса, поэзии и драмы.

Заметно стремление авторов серебряного века наполнить новым содержанием закрепленные за святочным жанром приемы и символы. Индивидуальное, безусловно, проявило себя в праздничных текстах, однако наблюдается и сходство поэтики произведений художников разных направлений, в связи с чем следует говорить об их взаимовлиянии и об особом поле жанра, провоцирующем такую общность.

Стиль отдельного автора сохраняет свою оригинальность, но, попав в сферу жанровой формы, испытывает ее давление. Святочный канон задает определенную содержательную парадигму {рождение - смерть - воскресение) и композиционно-стилевую ориентацию. Эти доминантные черты определяют замысел художественного высказывания писателя. [Надо сказать, что означенные темы получают на рубеже веков широкую трактовку: К. Бальмонта жанр располагал к размышлениям о рождении мира, человека или даже мысли-ассоциации. Отсюда интеграция древнего (близкого к Началу) фольклора, медитативной восточной литературы, поэзии и приемов др. "интуитивных" искусств (музыки, танца), отразившаяся в стиле его произведений].

Преобразование календарной прозы рубежа веков в качественно новое явление сравнительно с предыдущей традицией в большой мере обусловлено вторжением литургического материала в святочные рассказы. Оно было ощутимо в русской традиции календарной прозы XIX века (в частности у Фурмана), но кардинально влиять на художественное целое святочных рассказов стало в начале XX века. Десакрализованность стала ощущаться как знак неистинного в произведении и переместилась из рождественских сюжетов в новогодние.

Рассмотренные нами произведения позволяют выделить следующий круг признаков-вариантов рассказов святочного жанра в эпоху серебряного века:

- Специфичной становится пространственно-временная координата (константа жанра). Если авторы XIX века ограничивались констатацией факта приуроченности изображаемых событий к праздничному времени и мотивировали этим возникновение фантастики или чего-то необычайного, то в произведениях святочного жанра рубежа столетий наблюдается явление пространственно-временного симультанизма. Совмещению времен, их подключению к универсуму подчинено воплощение материала на всех уровнях.

- Изменилась функция рамочного обрамления: раньше в экспозиции сообщалось о намерении повествователя рассказать удивительную историю, про

215 изошедшую в определенное время, - в сочинениях Чехова, Бунина, Сологуба рамка содержит преображенные или процитированные слова из Священного Писания и тем самым переносит на себя point новеллы. В связи с этим преображается содержание термина святочная беседа. Теперь диалог-беседа - это не столько рамка или обращение рассказчика к читателю (как у Диккенса или Лескова), а сюжетный центр. Это встреча полярных или близких точек зрения во имя разрешения проблем онтологического порядка. "Сторонами" диалога могут выступать не только люди, но и культуры, как это явлено в рассказе Бальмонта. Происхождение такого рода бесед восходит к древним памятникам, в т.ч. апокрифической литературе -"Голубиной книге". В святочной прозе Брюсова наиболее ярко отозвался культ персонализма, присущий эпохе: героиня рассказа "В зеркале" ведет диалог с собственным отражением. Вместе с этим в жанр входит мотив двойничества.

Двойственное освещение событий в произведениях святочного жанра явилось следствием вторжения в литературные обработки фольклорных текстов православно-христианского контекста. Амбивалентность святочных рассказов серебряного века иной природы, нежели амбивалентность "Повести о Фроле Скобееве". В новое время она проявляет себя не столько в ряду сюжета, сколько в ряду изложения. Подрыв, двойственность ситуации или образа заключены в стилевом рисунке, интонационном профиле повествования. Взаимопереход реального и ирреального планов осуществляется, как правило, за счет смены стиля изложения - ритма, словопорядка, ассонансов и аллитераций.

Святочной прозе свойствен особый символизм и выход за рамки прозы как структурно-семантического единства. Так, в произведениях неореалистов усиливается символическое звучание всех элементов текста. Всякий художественный образ в святочных произведениях неминуемо ассоциирован с образами из Священного Писания, мифологии, а также с миром иных вое

216 приятий - живописью (иконописью, портретом, лубочным изображением), поэзией и музыкой (связь с текстами праздничных богослужений - акафистами, тропарями, стихирами - заложила основу поэтического и музыкального в календарной прозе и сделала ее открытой для контакта с лирикой, подарила религиозную символику). Таким образом, "аура" святочного произведения очень широка. Здесь происходит сближение словесной техники неореалистов и модернистов, в русле художественных исканий которых лежали синтезирующие тенденции и эксперименты.

Таким образом, элементы формы святочного повествования связаны с определенной семантикой, и анализ произведений данного жанра, на наш взгляд, плодотворно осуществлять в отталкивании от стиля.

В диалектическом взаимоотношении быта и бытия прослеживается разность подхода: реалисты идут от материального образа к идее, как бы "утончают" его; модернисты, напротив, облекают переживание в оболочку образа, делают символ "видимым".

В обоих случаях - у реалистов и символистов - динамическое развитие в повествовании происходит за счет присутствия контрастных мотивов (явно или потенциально) в единстве темы. Форма святочного рассказа гармонизирует содержание: если даже речь в нем идет о безначалии, что было весьма характерно для серебряного века, то жанровое задание - духовно центростремительное -приводит к единству, во всяком случае, на уровне внутренней формы.

Итак, календарная литература отнюдь не была вторичным жанром в рубежную эпоху, о чем свидетельствует художественная практика целого ряда авторов грани веков. Сказался не только общий уклон литературы в сторону малых жанров, формирование которых в области прозы во многом связано с именем А.П. Чехова, но, как уже было сказано, и стремление одновременно вернуться к истокам и узреть будущее нового века, понимаемого не календарно, а

217 символически. "Новый год, новое столетие. С детства мечтал я об этом XX веке, трепетал, смотря его у Лентовского. И вот он."1 - читаем в дневниковой записи В.Я. Брюсова от декабря 1900 года. Нарождающаяся эпоха прозревалась писателями прежде всего в новизне художественных веяний. Святочный жанр, во многих отношениях отвечавший настроениям переходной культуры и сохранивший свои доминантные признаки, в то же время отразил новейшее дыхание времени.

Жанровая традиция не иссякала в советский период: см. святочные пародии М.М. Зощенко и А.Т. Аверченко - как видно, жанр сместился в область сатиры. Причины такого сдвига предельно ясны. В русской эмигрантской печати 20-х - 30-х годов выходили серьезные календарные тексты (напр., В. Сирина <В.В. Набокова> или Н. Берберовой). Эта линия нами отчасти прослежена на материале рассказов И.С. Шмелева 30-х годов.

Сегодня святочный жанр переживает второе рождение вместе с реабилитацией огромного пласта русской духовно-религиозной культуры. Поскольку жанр есть "некая содержательно-формальная система" и "конструктивно-оформленный инвариант модели мира" , исследование эволюции произведений данного жанра на современном этапе может привести к осмыслению не только эстетических тенденций в литературе, но и социальных явлений в русском обществе "нового рубежа".

1 Брюсов В.Я. Дневники 1891-1910. М., 1927. С. 100.

2 Бурлина Е.Я. Культура и жанр: Методологии, пробл. жанрообразования и жанрового синтеза. Саратов, 1984. С. 46.

218

 

Список научной литературыТретьякова, Ольга Геннадьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Баратынский Е.А. Перстень // Русская романтическая новелла. М., 1989. Бальмонт К.Д. Где мой дом: Стихотворения, художественная проза, статьи, очерки, письма. - М., 1992. Бальмонт К.Д. Горные вершины. - М., 1904.

2. Бальмонт К.Д. Зовы древности: Гимны, песни и древние замыслы. СПб., 1912.

3. Брюсов В.Я. Дитя и безумец // Русский листок. 1901. - №354.

4. Брюсов В.Я. Дневники 1891-1910. М., 1927.

5. Брюсов В.Я. Земная Ось. М., 1911.

6. Брюсов В.Я. Избранная проза. М., 1989.

7. Брюсов В.Я. Неизданное и несобранное. М., 1998.

8. Бунин И.А. Собр. соч.: В 6т. М., 1988.

9. Dickens Charles. A Bleak House. London, 1994. Dickens Charles. The Christmas Books. - London, 1994.

10. Достоевский М.Ф. Мальчик у Христа на елке // Собр. соч.: В 10 т. М., 1958. Ибсен Г. Когда мы, мертвые, пробуждаемся // Собр. соч.: В 4-х т. - М., 1958. Т.10.

11. Изборник: Повести Древней Руси / Сост. и примеч. Л. Дмитриева и Н. Поныр-ко.-М., 1987.

12. Короленко В.Г. Река играет // Короленко В.Г. Повести и рассказы: В 2-х т. М., 1966. Т.2.219

13. Кузьмин M. Нечаянный провиант // Кузьмин М. Проза и эссеистика: В 3-х т. -M., 1999. Т.1.

14. Лесков Н.С. Святочные рассказы. СПб.; М., 1886. Лесков Н.С. Собр. соч.: В 6-ти т. - М., 1973. Т.4.

15. Mistral Frédérik. Mes origines. Mémores et récits. - Paris, 1929.

16. Одоевский В.Ф. Повести и рассказы. M., 1989.

17. Одоевский В.Ф. Пестрые сказки; Сказки дедушки Иринея. М., 1993.

18. Пасхальный альманах. СПб., 1910.

19. Сологуб Ф. Капли крови. Избранная проза. М., 1992.

20. Сологуб Ф. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 2001. Т. 3.

21. Аверинцев С.С. У истоков поэтической образности византийского искусства // Древнерусское искусство. Проблемы и атрибуции. М.,1977.

22. Аверинцев С.С. «Премудрость созда себе дом». Речь на открытии выставки русских икон в Ватикане 29 июля 1999 // Новый мир. 2001. - №1.

23. Аверинцев С.С. Ритм как теодицея // Новый мир. 2001. - №2.

24. Агурский М. Великий еретик (Горький как религиозный мыслитель) // Вопросы философии. 1991. - № 8.

25. Азадовский К.М., Дьяконова Е.М. Бальмонт и Япония. М., 1991.

26. Алексеев Г. Живые встречи. Берлин, 1923.

27. Алпатов М.В. Всеобщая история искусств. М.; Л., 1949. Т.2.220

28. Алпатов M.B. Древнерусская иконопись. М., 1978.

29. Амфитеатров А. Легенды публициста. СПб., 1905. Ю.Андреева А. Воскресение у графа Толстого и Г. Ибсена. - М., 1901.

30. Аннинский Л. Лесковское ожерелье. М., 1982.

31. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1995.

32. Балухатый С.Д. Библиотека Чехова. Л., 1930.

33. Баран X. Поэтика русской литературы начала ХХв. М., 1993.

34. Барская H.A. Сюжеты и образы древнерусской живописи. М., 1993.

35. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. -СПб., 2000.

36. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965.

37. Белый А. Арабески. Книга статей. М., 1911.

38. Белый А. Мастерство Гоголя. М., 1996.

39. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

40. Белый А. Симфонии. Л., 1991.

41. Бергман И. Земляничная поляна// Бергман И. Статьи. Рецензии. Сценарии. Интервью. М., 1969.

42. Бердяев Н. Новое Средневековье. М., 1991.

43. Бердяев H.A. О русских классиках. М., 1993.

44. Бердяев H.A. Русская идея // О России и русской философской культуре. -М., 1990.

45. Бердяев H.A. Самопознание. М., 1990.

46. Бицилли П. Творчество Чехова. Опыт стилистического анализа. София, 1942.

47. Бицилли П. Трагедия русской культуры: Исследования, статьи, рецензии. -М„ 2000.

48. Блок A.A. Собр. соч.: В 8-ми т. М.;Л., 1961.

49. Боброва Л.А. Православная культура: Богослужебное пение. (Сводный реферат) // Религия и культура: Реф. сб. / Отв. ред. Скворцов Л.В. М., 2000.221

50. Бродская Г.Ю. Алексеев-Станиславский, Чехов и другие. Вишневосадская эпопея: В 2-х т.-М., 2000.

51. Бройде Э. Чехов. Мыслитель. Художник. Bad Soden-Salmunster, 1980.

52. Булгаков М. Белая гвардия; Мастер и Маргарита: Романы. Минск, 1988.

53. Булгаков С.Н. Православие: Очерки учения православной церкви. М., 1991.

54. Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т. М., 1993.

55. Бурлина Е Я. Культура и жанр: Методологич. пробл. жанрообразования и жанрового синтеза. Саратов, 1984.

56. Буслаев Ф. О русской иконе: Общие понятия о русской иконописи. М., 1997.

57. Бушмин A.C. Преемственность в развитии литературы. JL, 1975.

58. БЭС Мифология / Под ред. Е.М. Мелетинского. М., 1998.

59. Васильева JI.A. Лирическое и эпическое в творчестве H.A. Бунина. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1979.

60. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

61. Волошин М. Лики творчества. М., 1989.

62. Вокруг Чехова: Встречи и впечатления. М., 1990.

63. Воспоминания о серебряном веке. М., 1993.

64. Гаспаров Б.М., Лотман Ю.Н. Игровые мотивы в поэме "Двенадцать" // Тезисы 1-ой Всесоюзной конференции (3) "Творчество A.A. Блока и русская культура XX в." Тарту, 1975.

65. Гаспаров М.Л. О русской поэзии. СПб., 2001.

66. Гейдеко В.А. Чехов и Ив. Бунин. М., 1976.

67. Гиршман М.М. Стиль как литературоведческая категория. Донецк, 1984.

68. Гоголь Н.В. Духовная проза. М., 1992.

69. Голубиная книга. М., 1991.

70. Гофман М.Л. Соборный индивидуализм. СПб., 1907.

71. Грачев И.В. Сборник "В сумерках"// Сборники А.П. Чехова. Л., 1990.222

72. Гречнев В.Я. Русский рассказ конца XIX-XX века (проблематика и поэтика жанра). Л., 1979.

73. Громов М.П. К вопросу об импрессионизме у Чехова // Филологические этюды. Вып.1. РГУ, 1972.

74. Громов М.П. Чехов. М., 1993.

75. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т.-М., 1994.

76. Дворяшина H.A. Художественный образ детства в творчестве Федора Сологуба. Сургут, 2000.

77. Дерман А.О. Мастерство Чехова. М., 1959.

78. Дерман А.О. И.С. Шмелев // Русские записки. 1916. - № 6.

79. Дмитриева H.A. Краткая история искусств. М., 1993.

80. Дмитриева H.A. Михаил Врубель. Жизнь и творчество. М., 1988.

81. Долгополов Л. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX начала XX века. - Л., 1985.

82. Дунаев М. Достоевский и Шмелев // Материалы и исследования. М.,1978. Т.З.

83. Душечкина Е В. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб.,1995.

84. Душечкина Е.В. Стилистика русской бытовой повести XVII в.: Повесть о Фроле Скобееве. Таллин, 1986.

85. Евдокимова Л.В. Мифопоэтическая традиция в творчестве Ф. Сологуба: Монография. Астрахань, 1998.

86. Евнин Ф. "Счастье". Об одном рассказе А.П. Чехова. М., 1959.

87. Елизаренкова Т.Я. "Ригведа" великое начало // Ригведа. Мандалы IV-VIII. -М, 1989.

88. Есин Б.И. Чехов-журналист. М., 1977.

89. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.,1996.

90. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977.

91. Залыгин С. Мой поэт // Соч.: В 4т. М., 1979. Т.З.223

92. Запись лекций Бахтина М.М. об Андрее Белом и Федоре Сологубе // Studia Slavika. Academiae scientarum Hungaricae. 1983. Т.29.

93. Зелинский Ф. Праздник света и спасения // Речь. 1913. - №87, 14 апреля.

94. Иван Бунин: pro et contra. СПб., 2001.

95. Иисус Христос в документах истории. СПб., 1998.

96. Ильин И. Одинокий художник: Статьи, речи, лекции. М., 1993.

97. Ильин И. О тьме и просветлении. М., 1991.

98. Ильин И. Собр. соч.: Переписка двух Иванов (1927 1934). - М., 2000.

99. История искусства зарубежных стран. М., 1963.

100. История романтизма в русской литературе. М., 1979.

101. История русской литературы. XX в.: Серебряный век / В. Страда, Ж. Нива, Е. Эткинд и др. М., 1994.

102. Калевала: Карело-финский эпос. -М., 1977.

103. Калениченко О.Н. Малая проза Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова и писателей рубежа веков (новелла, святочный рассказ, притча): Учебн. пособие по спецкурсу. Волгоград, 1997.

104. Кандауров О.З. Автопортрет как исповедальный жанр // Красная книга культуры. -М., 1989.

105. Кандинский В.В. О духовном в искусстве. Д., 1990.

106. Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. М., 1989.

107. Ковский В. Реалисты и романтики. М., 1990.

108. Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы. -М., 1912. Т.З.

109. Козьменко М.В. Проблема стилизации в русской прозе десятых годов XX века. Дисс. канд. филол. наук. М., 1988.

110. Комментарии А.А. Аникста и В В. Ивашевой // Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 т. -М., 1959. Т.12.

111. Конст. Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. -М., 1999. Вып. 1-4.

112. Кретова А.А. "Будьте совершенны." : (Религ,- нравственные искания в святочном творчестве Н.С. Лескова и его современников). М.; Орел, 1999.224

113. Кронштадтский Иоанн. Моя жизнь во Христе. М., 2000.

114. Кузнецова Г. Грасский дневник. М., 1995.

115. Куприяновский П.В. Бальмонт и духовное наследие Индии // Ивановская газета. 1992. - 3 марта.

116. Кутырина Ю. Ив.С. Шмелев. Париж, 1960.

117. Лавров А. В. Андрей Белый в 1900-е годы: Жизнь и литературная деятельность. М., 1995.

118. Линков В.Я. Художественный мир прозы А.П. Чехова. М., 1982.

119. Литературное наследство. М., 1973. Т.: 68, 84, 98 (кн.1).

120. Литературный энциклопедический словарь. М., 1978.

121. Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. М., 1987. Т.1.

122. Лосев А.Ф. Логика символа // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. -М., 1991.

123. Лосев А.Ф. Основной вопрос философии музыки // Там же.

124. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.

125. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции дворянства (XVIII- начало XIX века). СПб., 1994.

126. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994.

127. Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература. М., 1927.

128. Максим Горький: Pro et contra. М., 1997.

129. Медведев П.Н. (Бахтин М.М.). Формальный метод в литературоведении. -М, 1993.

130. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М., 1990.

131. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

132. Мень А. Библия. Новый Завет. Апокалипсис. Рига, 1992.

133. Мень A.B. Тайна жизни и смерти. М., 1992.

134. Мень A.B. Православное богослужение: Таинство, слово и образ.-М., 1991.

135. Мережковский Д.С. О Чехове//Весы. 1905. -№11.

136. Мережковский Д.С. Поли. собр. соч.: В 17 т. Спб.;М., 1911-1913. Т. 15.225

137. Минералов Ю.И. Концепция A.A. Потебни и русский поэтический стиль // Уч. зап. Тартус. Гос. ун-та. 649. Труды по русской и славянской филологии. -Тарту, 1983.

138. Минералов Ю.И. Теория художественной словесности. Поэтика и индивидуальность: В 2-х ч. Ставрополь, 1998.

139. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века (Поэтика символизма). -М., 1999.

140. Минералова И.Г. Художественный синтез в литературе XX века. Дисс. доктора филол. наук. М., 1994.

141. Минералова И.Г. Литература поисков и открытий. М., 1991.

142. Михайлов О. Строгий талант. Иван Бунин. Жизнь. Судьба. Творчество. -М., 1976.

143. Михайлова М.В. "Художник обездоленных" или "писатель без человека"? // Русская словесность. 1997. - № 5.

144. Мир ушедший мир грядущий. Межд. конф., посвящ. 120-летию со дня рожд. И.С. Шмелева. - Алушта, 1993.

145. Михайлов О. Строгий талант. Иван Бунин: Жизнь. Судьба. Творчество. -М., 1976.

146. Музыкальная энциклопедия. М., 1978. Т.4.

147. Неклюдова М.Г. Традиции и новаторство в русском искусстве конца XIX-начала XX века. М., 1991.

148. Нинов А. Чехов и Бальмонт// Вопросы литературы. 1980. - №1.

149. Огнев А. Чехов и современная русская проза. Тверь, 1994.

150. Олеша Ю. Книга прощания. М., 1999.

151. Орлов Вл. Бальмонт // Орлов Вл. Избр. работы: В 2-х т. М., 1982. Т. 1.

152. Очерки реалистического мировоззрения. С.-Пб, 1904.

153. Палиевский П.В. Постановка проблемы стиля // Теория литературы: В 4 т. -М., 1965. Т. 3.

154. Паперный 3. Стрелка искусства. -М., 1986.

155. Паперный 3. А.П. Чехов: Очерк творчества. М., 1960.226

156. Переписка А.П. Чехова: В 3 т. М, 1996.

157. Петровский М.А. Морфология новеллы // Ars poética: Сб. статей / под ред. М.А. Петровского. -М., 1927.

158. Пешковский A.M. Принципы и приемы стилистического анализа художественной прозы // Там же.

159. Проблемы исторической поэтики. Вып.З: Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков: Сб-к научных трудов. - Петрозаводск, 1994.

160. Проблемы романтизма. М., 1967.

161. Пропп В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998.

162. Пространство и время в литературе и искусстве: Медодич. мат-лы по теории литературы. Даугавпилс, 1990.

163. Полоцкая Э. Чехов в художественном развитии Бунина. 1890-е-1910-е годы // Литературное наследство. М., 1973. Т.84. Кн.2.

164. Полоцкая Э. А.П. Чехов. Движение художественной мысли. М., 1979.

165. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. М., 1976.

166. Потебня A.A. Мысль и язык. М., 1999.

167. Потебня A.A. Слово и миф. М., 1989.

168. Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М., 1976.

169. Поэтический мир А.П. Чехова: Сб. науч. тр. Волгоград, 1985.

170. Православный толковый молитвослов. М., 1992.

171. Православный церковный календарь. М., 1990.

172. Религия и культура: Реферативный сб./ Отв. ред. Скворцов Л.В. М., 2000.

173. Рогачева И.В. Лирика и малая проза Андрея Белого в контексте культуры рубежа XIX-XX веков. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1999.

174. Розанов В.В. Люди лунного света. СПб., 1913.

175. Розанов В.В. Религия и культура. М., 1990.

176. Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. М., 2000.

177. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 1980.227

178. Русский фольклор: этнографические истоки фольклорных явлений. JL, 1987. Т. XXIV.

179. Сабанеев Л. Музыка речи: Эстетическое исследование. М., 1923.

180. Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Т.1, ч.1: Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель. - М., 1913.

181. Сакулин П.Н. Филология и культурология. М., 1990.

182. Самсонова Н.В. Рождественский текст и его художественная антропология в русской литературе XIX первой половины XX веков. Автореф. дис. . канд. филолог, наук. - Воронеж, 1998.

183. Сарабьянов Д.В. Стиль модерн. М., 1989.

184. Сахаров И. Исследования о русском иконописании. СПб., 1899. Кн.1-2.

185. Семанова М.Л. Чехов художник. - М., 1976

186. Сендерович С. Чехов с глазу на глаз. История одной одержимости А.П. Чехова. - СПб., 1994.168. "Серебряный век" русской философии. Культурно-духовный ренессанс // Введение в русскую философию. М., 1995. Гл. 2.

187. Соколов Б.М. Художественный язык лубка. М., 1999.

188. Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика. М., 1991.

189. Соловьев B.C. Чтения о богочеловечестве // Соловьев B.C. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 2.

190. Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М., 1972.

191. Старыгина Н.Н. Святочный рассказ как жанр // Проблемы исторической поэтики. Вып.1. Художественные и научные категории: Сб. науч. тр. Петрозаводск, 1992.

192. Стояновский М.Ю. Символ у Вяч. Иванова: традиция и специфика. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1996.

193. Суздалев П.К. Врубель. Музыка. Театр. М., 1983.

194. Сухих И.Н. Проблемы поэтики Чехова. М., 1987.

195. Тамарли Г.И. Карнавальная культура и поэтика маски в "Вишневом саде" // Тамарли Г.И. Поэтика драматургии А.П. Чехова. Ростов н/Д., 1993.228

196. Тарабукин Н.М. Михаил Александрович Врубель. М., 1974.

197. Тарабукин Н.М. Смысл иконы. М., 1999.

198. Творчество А.П. Чехова. Ростов н/Дону, 1978. Вып.III.

199. Терещенко А. Быт русского народа: В VII частях. СПб., 1848. 4.VII.

200. Толкачева JÏ.B. Проблемы соотношения поэзии и прозы в художественной системе И. А. Бунина. Тамбов, 1984.

201. Толстая Е. Поэтика раздражения. Чехов в конце 1880-х -нач. 1890-х гг. М., 1994.

202. Толстой А. Стихотворения // Русская лирика XIX в. М., 1993.

203. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1999.

204. Топоров В.Н. Праздники // Мифы народов мира. М., 1982. Т.2.

205. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1998. Т.П.

206. Трубецкой Е. Два мира в древнерусской иконописи // Философия русского религиозного искусства XIX-XX вв. М., 1993.

207. Тынянов Ю. Литературный факт. М., 1993.

208. Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа. М., 1989.

209. Тютчев Ф. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. -М., 1988.

210. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб., 2000.

211. Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и др. архив, материалы: В.З т. Франкфурт на Майне, 1977.

212. Федотов Г.П. Стихи духовные. -М., 1931.

213. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1992. Т.2.

214. Фейербах Л. Основные положения философии будущего // Соч.: В 2-х т. -М., 1995. Т.1.

215. Философов Д. Слова и жизнь. СПб., 1909.

216. Флоренский П.А. Соч.: В 2т. М., 1990.

217. Фольклор. Поэтика и традиция. -М., 1981.

218. Фортунатов Н.М. Пути исканий. М., 1974.229 .

219. Франк C.JI. Духовные основы общества. М., 1992.

220. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

221. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991.

222. Храповицкая Г.Н. Ибсен и западноевропейская драма его времени. М., 1979.

223. Христианство: Словарь / Под ред. Андропова В.П. и др. М., 1994.

224. Хрулев В.И. Романтизм как тип художественного мышления. -Уфа, 1985.

225. Чехов А.П.: Проблемы жанра и стиля / Межвуз. Сб. науч. тр. Ростов н/Д., 1986.

226. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986.

227. Чехов и его время: Сб. ст. М., 1977.

228. Чехов и проблема календарной словесности // Литературный процесс и проблемы литературной культуры: Мат-лы для обсуждения. Таллин, 1988.

229. Чеховиана: Чехов в культуре XX века: Статьи, публикации, эссе / Научный совет по истории мировой культуры. М., 1993.

230. Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век. М., 1997. Вып.9.

231. Черников А.П. Проза И.С.Шмелева: концепция мира и человека. М., 1996.

232. Честертон Г.К. Чарльз Диккенс. М., 1982.

233. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971.

234. Чудаков А. Между "есть Бог" и "нет Бога"// Новый мир. 1996. - № 9.

235. Чуковский К. Чехов // Чуковский К. Соч.: В 2т. М., 1990. Т.2.

236. Шах-Азизова Т.К. Чехов и западно-европейская драма его времени. М., 1966.

237. Шестов Л. Творчество из ничего // Начала и концы. СПб., 1908.

238. Шмид В. А.П. Чехов // Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин. Достоевский. Чехов. Авангард. С-Пб., 1998. Часть третья.

239. Эйхенбаум Б. О прозе: Сб. статей. Л., 1969.

240. Эллис. Русские символисты. Томск, 1996.