автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Структура "Арабесок" Н. В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX века
Полный текст автореферата диссертации по теме "Структура "Арабесок" Н. В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX века"
.На правах рукописи
РГВ од
КИСЕЛЕВ ВИТАЛИИ СЕРГЕЕВИЧ
2 5 г?и
Структура "Арабесок" Н.В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX века
Специальность 10.01.01. - Русская литература
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
¿ГЬ. КхсСА-илВ
Красноярск — 2000
Работа выполнена на кафедре истории литературы и поэтики
Красноярского государственного университета.
Научный руководитель: кандидат филологических наук,
доцент А.В. Розов
Официальные оппоненты: доктор филологических наук,
профессор А.Э. Еремеев; кандидат филологических наук, зав. кафедрой гуманитарных дисциплин и методики их преподавания Красноярского краевого института повышения квалификации работников образования Т.В. Кадаш
Ведущая организация: Новосибирский государственный
университет
Защита диссертации состоится 30 марта 2000 года в_часов
на заседании диссертационного совета К113.23.03 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук при Красноярском государственном педагогическом университете (660049, г. Красноярск, ул. Лебедевой, 89)
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Красноярского государственного педагогического университета
Автореферат разослан 29 февраля 2000 года
ГсГсл-1 ¿М, *
Ученый секретарь диссертационного совета ,__
кандидат филологических наук, доцен С^фМ**Ьц*-" Л.Г. Самотек
(Ц^Л-^Л- Ж ; О
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Цикл — одна из важных форм художественной литературы. Русская и зарубежная классика и современная словесность изобилуют произведениями циклического характера — от драматической трилогии Эсхила ('-Агамемнон", "Хоэфоры", "Эвмениды") до "Последнего поклона" В.П. Астафьева. Однако становление цикла еще не завершено, и структура его еще не откристаллизовалась в однозначном и строгом виде. Наука о литературе застала чем-то уникальный момент в истории данного художественного феномена, момент перехода от простого использования циклических форм к рефлексии над их возможностями, совершающийся в литературном сознании XIX - XX веков.
Известна особенность Н.В. Гоголя мыслить широкими художественными обобщениями, в рамках которых органично сопрягаются различные эстетические установки и пласты культурно-исторического материала. Причем синтез у него чаще всего облекается в форму эпико-прозаического цикла. От "Вечеров на хуторе близ Диканьки" до "Выбранных мест из переписки с друзьями" тянется прочная связь, обеспеченная преемственностью художественного видения Гоголя и способов его реализации.
"Арабески" выразили одну из граней циклического мышления писателя. В них отразился дух своеобразного "эксперимента", отталкивания от традиционных в литературе начала века норм циклизации и доведения до крайних пределов противоречий содержания и формы. Здесь Гоголь идет к синтезу через обнажение разнонаправленносга.
Основное внимание данного исследования сосредоточено на рассмотрении в историко-литературном контексте 20-30-х годов XIX столетия структуры "Арабесок" как открывающей особые грани в возможностях эпико-прозаической циклизации. Опираясь на результаты анализа поэтики художественного цикла в работах М.Н. Дарвина, A.C. Янушкевича, Ю.В. Лебедева и др., на труды Г.А. Гуковско-го, Ю.В. Манна, Ю.М. Лотмана, В.М. Марковича, И.А. Есаулова, О.Г. Дилакторской и др. по творчеству Гоголя, в диссертации сделана попытка осмыслить сборник с точки зрения его циклической организации, выступающей единым принципом разворачивания материала на всех уровнях художественной целостности.
Актуальность диссертационного исследования.
Роль цикла в системе художественной литературы нового времени достаточно велика. Уместно вспомнить хотя бы о том, что в русской литературе целый ряд циклов был осознан современниками как знаковый или приобрел статус таковых в позднейшей оценке. "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" A.C. Пушкина ознаменовали возникновение русской реалистической прозы, "Записки охотника" И.С. Тургенева вызвали настоящий переворот в освещении народной жизни и послужили предметом активного обсуждения. Общеизвестно также значение циклических форм в литературе "серебряного века", особенно в творчестве A.A. Блока.
Работы А.Н. Веселовского, О.М Фрейденберг, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачева открывают перед нами предысторию цикла, связанную с особенностями мифологического и религиозного сознания, ритуала, с условиями бытования текстов. На следующем этапе развития, охватывающем в русской литературе XVIII - XX века, циклические формы становятся отдельным эстетическим явлением с особыми функциями и структурой. Современное литературоведение активно занимается проблемами цикла. Монографии и статьи ряда ученых, посвященные как лирическим, так и эпическим циклам, позволяют определить значение данной художественной формы в литературном развитии1.
В связи с вышесказанным, исследование структуры и функций художественного цикла представляется актуальной проблемой литературоведения, выводящей как к неким теоретическим обобщениям, так и к характеристике конкретных историко-литературных ситуаций. В этом контексте поэтика "Арабесок" Н.В. Гоголя черезвычайно показательна, поскольку обнажает коренные особенности цикла. По справедливому мнению Г.А. Гуковского, "стремление Гоголя к циклизации, к преодолению отдельности произведения было так сильно, что оно могло перехлестнуть и через границы художественного
1 См.: Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: проблемы истории и теории. Красноярск, 1988; Фоменко ИВ. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992; Лебедев Ю.В. У истоков эпоса (очерковые циклы в русской литературе 18401860-х годов). Ярославль, 1975; Янушкевич А.С. Типология прозаического цихла в русской литературе 30-х годов XIX века И Проблемы литературных жанров. Томск, 1972. С. 9-12 и др. работы.
творчества, образовав неожиданное и весьма редкостное единство сборника "Арабески", сплетающего статьи, очерки, монологи и повести в общность системы, не только художественной, но и методологической и вообще идейной"2.
Однако неоднородный состав "Арабесок", наличие в них текстов не только разных жанров, но и противоположных типов (художественные — научные), "пестрота" тем и, наконец, тот факт, что сам автор не акцентировал целостность цикла, в отличие от "Вечеров на хуторе..." или "Миргорода", — все это отодвигает сборник на периферию научных интересов. Из всех циклов и произведений Гоголя "Арабески" наименее изучены как в количественном, так и в качественном отношении.
Цикл принято расчленять. В русском и зарубежном литературоведении XX века существует, как писал П. Паламарчук, "совсем немало "ведомственных" исследований о взглядах Гоголя на историю, педагогику, географию, музыку, живопись и гак далее, не говоря уже про художественные произведения"3. Каждая из таких работ безусловно вносит новые оттенки в общее представление о мировоззрении и интересах писателя. Но составить из них целостное представление об "Арабесках" натруднительно. Особый пласт литературы о цикле составляют исследования, в центре которых находится задача синтеза, объединения. Варианты здесь черезвычайно многообразны — эт акцента на отражении общего мировоззрения Гоголя до рассмотрения тех связей, которые существуют между историческими или критическими статьями писателя и его повестями. Наибольшее внимание исследователей привлекают, однако, сами повести сборника, составившие с позднейшим включением "Носа" и "Шинели" корпус текстов особого 'петербургского" цикла.
Круг работ об "Арабесках" как едином художественном цикле с особенной поэтикой и логикой повествования чрезвы-4айно узок, и они акцентируют лишь отдельные грани цикла, не
Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.-Л., 1959. С. 26.
Паламарчук П. Узор "Арабесок" // Гоголь Н.В. Арабески. М., 1990. С. 380.
ставя задачи его системного описания4. Кроме того, в них, как правило, не обсуждается циклическая природа сборника. Цикл же как особая структура существенно подчиняет своему воздействию все элементы произведений. Как представляется, системность идейного плана группы текстов еще не означает, что перед нами цикл. Точно так же сумма образных, композиционных, стилевых или жанровых соответствий не создает сама по себе циклической целостности. Именно эта цель — выявить своеобразие "Арабесок" как цикла — и определяет "нишу" данного исследования в рамках обширного проблемного поля, связанного с различными аспектами "Арабесок".
Отдельный вопрос здесь — отношение сборника к формам и закономерностям организации, свойственным эпико-прозаическим циклам 20-30-х годов XIX века. Необходимо заметить, что на сегодняшний день еще не существует сколько-нибудь полной картины развития русского эпического цикла, в отличие, например, от цикла лирического, генезис которого прослежен с той или иной степенью конкретности от XVIII до XX веков. Описанию подвергаются пока лишь отдельные циклы и реже — типы циклизации. Здесь дело осложняется тем, что теория (а соответственно и методология исследования) эпического цикла находится в стадии становления. В этой области существует целый ряд фундаментальных и еще не разработанных проблем, от разрешения которых, однако, зависит то, насколько адекватно мы определим статус и природу данного типа художественной целостности.
Новизна диссертационного исследования, в связи с вышесказанным, заключается в том, что, во-первых, уделяется особое внимание теоретическим аспектам проблемы и, во-вторых, цикл воспринимается как система. Для нас неприемлемо положение, по которому цикл должен быть предметом исследования во всей своей матери-
4 Черняева Т.Г. О поисках творческого метода в "Арабесках" Гоголя // Художественное творчество и литературный процесс. Томск, 1976. Вып. 1. С. 64-78; Черняева Т.Г. О жанровой природе "Арабесок" Н.В. Гоголя // Проблемы метода и жанра. Томск, 1977. Вып. 5. С. 37-50; Фуссо С. Ландшафт "Арабесок" // Н.В. Гоголь: Материалы н исследования. М., 1995. С. 69-81; Spieker S. The centrality of the middle: On the semantics of the threshold in Gogol's "Arabeski" // Slavonic and East European review. L., 1995. Vol. 73, tf 3. P. 449-469; Музалевский M.E. К вопросу о формо-содержательном единстве сборника Н.В. Гоголя "Арабески" II Филологические этюды. Саратов, 1998. Вып. 1. С. 39-42.
альной полноте, во всех содержательных и формальных свойствах произведений-частей и всей совокупности связей, возникающих между ними. Напротив, как показывает анализ, цикл есть особая типическая структура и описание ее возможно как описание функций, относительно независимых от набора индивидуальных признаков текстов. Это и позволяет при бесконечном многообразии конкретных форм объединения произведений существовать циклу как устойчивому и воспроизводимому явлению.
Сосредоточение внимания на цикле как инвариантной структуре, как системе функций, которая проявляется через целостный смысл произведений и способ их взаимодействия, проливает новый свет на организацию "Арабесок". Зафиксированные в теоретическом анализе сущностные основы цикла обнаруживают свою адекватность конкретным особенностям гоголевского сборника и мотивируют его целостность. И наконец, важный момент новизны заключен в установлении альтернатив воплощения тех или иных особенностей циклической структуры в прозе 1820-1830-х годов. Тем самым эпический цикл этого периода предстает не хаотичным разбросом форм, но определенной системой, комплексом вариантов циклизации. В последнем пункте акцент, однако, ставится именно на "Арабесках", поскольку типология цикла представляет собой отдельную проблему, выходящую за рамки данного исследования.
Цель работы, таким образом, — исследовать структурные особенности "Арабесок" Н.В. Гоголя как цикла в контексте особенностей эпико-прозаической циклизации 20-30-х годов XIX века. Данная цель мотивирует ряд конкретных задач диссертации:
1. Определить природу художественной циклической целостности и описать основные функции, обеспечивающие целостность цикла.
2. Раскрыть суть целостной динамики цикла и указать на роль в этом диалогической соотнесенности произведений и механизмов циклического контекста.
3. Показать уровневое строение "Арабесок", соотношение между сквозными идейно-образными закономерностями, со-противопоставленностью типов произведений и системой оппозиций целостных текстов.
4. Установить параметры дифференциации произведений в составе цикла и роль типологической группировки текстов в целостном
функционировании цикла.
5. Осмыслить а структурном плане обшую концепцию "Арабесок" (циклическое событие) и наметить динамику ее реализации.
6. Проследить на всех указанных уровнях отношение гоголевского цикла к закономерностям эпико-прозаической циклизации 1820-1830-х годов.
Метод и методологические основы исследования. Данная работа построена на движении от системы общих теоретических положений к конкретному описанию, то есть на дедуктивном методе. Последний же адекватно реализуется только при условии системного подхода к явлению. Цикл нами рассматривается не как совокупность отдельных признаков, но как некая целостная структура, имеющая ряд взаимообусловленных функций. Эта взаимообусловленность, согласно нормам структурно-функционального анализа, должна иметь единый принцип (объект-связь5), не дающий ей вылиться в "дурную бесконечность". Данный принцип (или свойство) служит динамическим регулятивом и не прикреплен жестко и однозначно к каким-либо отдельным элементам системы.
Необходимой составляющей методологической базы исследования является сравнительно-исторический метод. Параллельно с описанием "Арабесок" как функционального единства должна быть прослежена совокупность связей цикла с иными бытующими в данный период вариантами циклического целого. Сравнительно-исторический подход позволит выявить некоторые черты литературной традиции и определить место гоголевского сборника в ее рамках.
Конкретную методологическую основу исследования представляют труды Ю.М. Лотмана (методология структурно-функционального анализа), М.М. Бахтина (проблемы диалогики и архитектоники произведения), А.Ф. Лосева (диалектика и феноменология художественного текста), работы М.М. Гиршмана, В.И. Тюпы, И.А. Есаулова (целостность произведения), а также исследования Г.А. Гуковского, Ю.В. Манна, В.М. Марковича, Ю.М. Лотмана, И.А. Есаулова и др., посвященные гоголевской поэтике.
Материал исследования. Материал исследования составляют
См.: Смирнов Г.А. К определению целостного идеального объекта // Системные исследования. 1977. М., 1977. С. 61-85.
эпико-прозаические циклы 1820-30-х годов A.A. Бестужева-Марлинского, В.И. Даля, М.С. Жуковой, М.Н. Загоскина, В.Т. Нарежного, В.Ф. Одоевского, Н.Ф. Павлова, М.П. Погодина, А. Погорельского, H.A. Полевого, A.C. Пушкина и других авторов.
Научное и практическое значение диссертационного исследования состоит в том, что его выводы способствуют пониманию циклической природы "Арабесок" Н.В. Гоголя и закономерностей циклической структуры как таковой. Работа также вводит в обиход научной дискуссии новый материал. Материалы диссертации могут быть использованы в исследовании как проблем поэтики Гоголя и практики эпико-прозаического циклообразования 1820-30-х годов, так и общих проблем литературной циклизации, а также в вузовском преподавании курса русской литературы XIX века.
Апробация работы. Отдельные разделы диссертации обсуждались на заседаниях преподавательского семинара кафедры истории литературы и поэтики, излагались в виде докладов на научных и научно-практических конференциях факультета филологии и журналистики Красноярского госуниверситета, на XXXVI Международной научной студенческой конференции "Студент и научно-технический прогресс" (Новосибирск, 1998), на Международном симпозиуме "Славянский мир на рубеже веков" (Красноярск, 1998), на научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения A.C. Пушкина (Красноярск, 1999). Диссертация была обсуждена на заседании кафедры истории литературы и поэтики Красноярского госуниверситета. Конкретные наблюдения и выводы использовались в практике вузовского преподавания. Автором опубликовано 5 статей (см. список в конце автореферата). Кроме того, 2 статьи по теме диссертации находятся в печати.
Цель и задачи работы определяют ее структуру. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. То, что основная часть диссертации включает две главы, обусловлено двумя уровнями поставленной цели: на первом главное внимание должно быть обращено на теоретические аспекты проблемы цикла, на втором — на конкретной историко-литературной реализации циклической структуры. Общий объем исследования составляет 189 страниц. Библиографический список литературы включает 287 наименований.
Во введении аргументируется актуальность темы, раскрывается степень ее разработанности, определяется научная новизна работы, обосновываются предмет, цели и задачи работы, ее методы и методологическая основа.
Первая глава "Поэтика литературного цикла как художественная система" посвящена теоретическому рассмотрению проблемы художественного цикла. Она призвана выделить особенности цикла как целостного функционального явления и состоит из двух разделов.
В первом разделе "Структура художественного циклического целого" определяется статус циклической целостности в ряду других форм художественного целого, а также выявляются основные функции и уровни цикла. Первый подраздел "Природа циклической целостности" сосредоточивает внимание на опорном признаке цикла — противоречии, которое выполняет структурообразующую роль и доходит до степени антиномичности, отчетливой со-противопосгавленности произведений.
Многочисленные историко- и теоретико-литературные исследования свидетельствуют, что отдельное произведение и цикл существенно разнятся по своим признакам. Первое обладает текстовым единством, закрепленностью компонентов и поэтому заведомо целостным смыслом, второй не имеет жесткого единства текста, допускает — в пределах авторских намерений — вариации состава и расположения своих частей, принципиально разомкнут в интертекстовое, контекстуальное пространство. Можно ли тогда назвать художественный цикл целостностью?
Последовательный анализ позволяет утверждать, что цикл является особым типом целостности. Целостность отдельного произведения обретает четкие очертания только в том случае, если последнее может привести противоречия, возникающие в развертывании художественной ткани и составляющие основу эстетического воздействия, к синтезу в пределах своего текста6. Наблюдения же над материалами классического периода развития художественного цикла
6 Процессы выявления художественных противоречий и снятия их в целом эстетического объекта рассмотрены в книгах и статьях Л.С. Выготского, А.Ф. Лосева, ММ. Бахтина, Ю.М. Лотмана и ряда других ученых.
демонстрируют, что цикл "как литературная форма активизируется обычно в эпохи нестабильные, переходные"7, характеризующиеся "сломом" привычных форм. Поэтому цикл свой облик, по причине отсутствия или неудовлетворительности готовых образцов художественного целого, не способных воплотить данные противоречия в синтетическую структуру, находит, реализуя в своих частях внутренние антиномии качества, переводя их в противостояние текстов, когда граница произведения-части становится одновременно и границей между членами антиномичных целых, и границей с окружением, не имеющим данного качества вообще. Иными словами, художественный цикл представляет собой цепь произведений, каждое из которых является тезисом для себя (момент уникальности, самоидентичности) и антитезисом для всех других (момент различия, нетождественности) в контексте (и только в нем) единого целого, выступающего синтезом антиномичных частей. Мы можем назвать целое данного типа "контекстуальным", подразумевая под контексту-апьностью способность функционировать только в условиях обостренной со-противопоставленности текстов.
Второй подраздел "Базовые функции и уровни циклического целого" обращен к анализу основных механизмов, реализующих антиномичность произведений в составе цикла, и особенностей их функционирования на различных уровнях художественного целого.
В отличие от целостности произведения, синтезирующей в границах единого текста все заявленные в нем противоречия, целостность цикла сохраняет их суверенность. Цикл не может быть адекватно охарактеризован, если применять к нему традиционные способы анализа, ориентированные на то, что данный текст априорно имеет единый смысл. Напротив — реально циклическая целостность есть парадигма взаимосоотнесенных, но не слитых воедино, противопоставленных исходов. Их целостный смысл может быть понят только как иерархия вариантов.
Контекст антиномичшсти — главная связующая сила цикла. Та или иная конкретная конфигурация противопоставлений обеспечива-
Дарвин М.Н. Художественность лирического цикла как проблема литературоведения // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. Кемерово, 1986. С. 46.
ет многообразие его облика. Мобильность цикла очень велика, что допускает переформирование его состава и композиции, выдвижение на первый план то одного, то другого уровня текста (от звукового состава до идеологии), вхождение в более обширное единство (или распад), наконец, возникновение цикла как бы помимо намерения автора. И все же цикл как тип целостности не растворяется в бесконечности своих вариантов. Особое место циклического типа целостности в ряду других типов задано неизменностью опорных его функций: интегративной и сегрегаттной. Суть их сводится к следующему. Каждая часть в рамках цикла имеет свою специфику, выражающуюся в типе завершения, архитектонике, герое, материале, композиции и т.п., при этом по условиям художественного творчества произведение стремится к предельной уникальности, единичности, утверждается в своей способности стать замкнутой монадой и превратить свою границу из внутренней для цикла во внешнюю ему. Крайний вариант действия сегрегагивной функции — выход произведения за пределы цикла, как не стыкующегося с "качеством" целого. Интегративная функция, напротив, выявляет глубинную, повторяющуюся основу частей. Аналогично, в крайнем выражении ее действие может привести к унификации цикла, когда части различаются сугубо формально, без развития содержания. Обычно же интеграция создает динамичную парадигму неких свойств, привязывая вариативное (например, проблематику части) к стабильному (допустим, единству материала). Совместное действие этих функций позволяет парадоксальным образом уловить в различном повторяющееся, а в тождественном — разлтное, что и сводит в антиномии удаленные друг от друга вне цикла произведения.
Противостояние затрагивает в том или ином аспекте все компоненты текста, которые составляют друг по отношению к другу отдельные оппозиции, складывающиеся при анализе в блоки, а последние подчиняются единому заданию целого. В конечном же итоге целостность цикла обеспечивается только со-гротивопостазленностью произведений. Последние выступают в цикле тождественными в изменениях смысловыми позициями. Границы текстов задают на конструктивном уровне локализацию смысла, который органически охватывает и пересоздает материальный словесный объект (уровень художественного мира). И, наконец, тогда, когда произведение погружается в
диалогическую стихию цикла {уровень интерсубъективного бытия), все его элементы становятся частью ценностного целого — единства художественного события.
Второй раздел "Художественный цикл как тип завершения" посвящен целостной динамике цикла и исследованию ценностной со-противопоставленности произведений в его диалогическом контексте. Первый подраздел "Завершение художественного произведения и целостность цикла" рассматривает особенности, позволяющие произведению вступать во взаимодействия с другими текстами как единой смысловой позиции.
Цикл — это, по преимуществу, ценностная и оценивающая форма литературного бытия. Функциональность и намеренная противоречивость его структуры позволяют расставить динамические акценты в движении и содержания, и формы эстетического объекта, дают возможность проверить на прочность и обоснованность целостные точки зрения, выраженные произведениями, сведя их в диалоге. И лишь через синтез этих антиномических позиций мы приходим к более или менее адекватному пониманию смысла цикла.
Тип целостности — это, в общем виде, эстетическая установка объекта быть воспринятым в русле той или иной концепции человека в отношениях его с действительностью, то есть в виде комического, героического, идиллического ... На интерсубъективном уровне целостность характеризуется как завершенность, как волевой акт выбора и ограничения. Автор, герой и читатель вступают в процессе творчества в определенное отношение к ценностям бытия. Совершая свою ориентацию к ним, этот синкретичный субъект создает особое пространство, ценностно неделимое. Существуя в слове и как слово, это пространство (концепция личности) формирует произведение, которое, таким образом, может быть как свернуто в художественное имя (нерасчлененную целостность), так и развернуто в реальный текст, в материальную целостность.
Ценностное пространство произведения предстает перед нами как со-бытие личностей. Однако в отличие от всех других уровней словесно-художественного целого личность здесь предстает не с точки зрения сюжетного действия, проявления себя в поступке. Она дана на этом уровне как сокращенная. Сокращенная же личностная целостность есть индивидуальное имя, в содержание которого вхо-
дит и обозначение субъекта, и его история, и отношение к нему, то есть ценностная характеристика. Со-бытие личностей представлено в произведении как со-бытие личностных имен с их смысловыми полями. Тем самым все произведение становится единораздельным именем. Имя произведения есть характеристика обобщенного субъекта в нем и через него представленного. Каждая отдельная личность выступает типичным человеком этого мира, и все межличностные связи явлены в типичном соотношении данной личности со всеми другими. Коллективный субъект произведения — слившаяся воедино множественность выборов индивидами своего места в мире, воплощающая ту или иную форму устойчивости самого миропорядка. Как таковая она синтезирована в концепции человека, данной в произведении. Последняя есть та точка зрения на предмет, системой которых предопределен диалог в цикле.
Второй подраздел "Циклическое событие (эстетический сюжет цикла)" раскрывает специфику целостной динамики цикла и описывает основные факторы, влияющие на сюжетное движение.
Универсальным качеством, не только обязательным для каждого цикла, но и служащим достаточно четким признаком данной литературной формы, является циклическое событие. В отдельном произведении событие представляло собой осуществившийся акт выбора человеком своего отношения к миру, сокращенный до устойчивой координации ценностей личности и иерархии ценностей объективного жизненного уклада, то есть до концепции человека. На этом фоне циклическое событие предстает многоактным, раздельным — и глобальным осуществлением личностью ее духовного самоопределения. Дискретность и взаимосвязанность актов циклического события ("эстетического сюжета" (И.А. Есаулов), "лирического сюжета" (В .А. Сапогов) — две стороны его специфической структуры. В своем синтетическом облике они воплощены: а) как определенная система выборов, которые делают герои, а с ними автор и читатель в синкретическом их бытии во "втянутости" эстетической установкой произведения; б) как последовательность этих выборов. Вместе они являют сетку антиномий, некий спектр исходов и ориентаций, возможных и в этом качестве исчерпывающих данное состояние человеческой общности — жизненный материал цикла.
Циклическое событие стягивает все сюжетное и внесюжетное
пространство цикла в единую цепь. На всех уровнях его художественного целого существуют общие ориентиры, типовая структурированность. Сущностная база цикла, на наш взгляд, обеспечивается, во-первых, единообразием сфер ориентации личности во всех произведениях (единством родовых ценностей, ценностей "самостояния человека" или ценностей надличных, соборных8). Причем эта общность должна быть не абстрактной, а воплощенной в типично-индивидуальных характеристиках, а значит в виде неотъемлемого свойства жизненного материала цикла. Во-вторых, в цикле наблюдается устойчивая координаг^ия между сферами ориентации, не распыляющаяся на ряд случайных взаимодействий. Конечно, в процессе разворачивания циклического события конкретный вид соподчинения сфер может меняться, но сама иерархичность их неотменима. И наконец, в-третьих, критерий художественного цикла — инвариантность структуры выборов, совершаемых героями, то есть устойчивый порядок того, каким образом происходит акт самоопределения. В целом же эти три параметра определяют общие координаты динамической, но внутренне последовательной общей концепции человека в цикле.
Третий подраздел "Диалог и механизмы циклического контекста" показывает то, каким образом на целостный смысл цикла влияет диалогическая соотнесенность произведений и общность контекста.
Устойчивость метакоординат сочетается в цикле с опорой на диалогическую контекстуальную интерпретацию их в составе целостности отдельного произведения. Диалог движется диалектическим законом единства и борьбы противоположностей: позиции неизбежно расходятся — и одновременно сходятся во взаимодействии. Завершение цикла осуществляется в результате детерминации одного произведения другим. Собственный смысл произведения, поскольку оно включается в объемлющее его целое, осознается недостаточным, неполным, но лишь в той мере, в какой это допускает его установившаяся форма. Циклическая неполнота не есть отсутствие в тексте
£
См.: Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Вопросы типологии. Красноярск, 1987, С. 51-56. О конкретных модификациях концепции человека (типах завершения), основанных на различиях ценностей, см. там же, с. 92-200.
каких-либо необходимых для понимания смыслов, разрушающее текстовую самоидентичность, но есть стремление к расширению исходных позиций. На функциональную нагрузку элемента накладывается дополнительная сеть интенций и акцентов, и он движется одновременно в двух полях, в границах двух целых. Происходит как бы второй акт оформления, выводящий потенциально заложенное в произведениях к грани реальности.
По мысли Ю.М. Лотмана, семиозис активнее всего происходит в диалогических объединениях объектов с разными кодами9, каковыми и являются художественные тексты. А это означает наличие механизмов отделения "своего" от "чужого": завершение произведений в циклическом диалоге происходит через усиление семантической функции границы. Индивидуальность (целостность) прежде всего есть совокупность "фильтров", функциональных кодов, превращающих аморфное пространство информации ("шум") в тот или иной "текст". Функция границы в диалогических контактах — перевод по каким-либо основаниям информации из одной системы кодирования в другую, ибо "диалог возможен лишь при наличии равноправных "собеседников", высказывающих различные, но в равной мере значимые "суждения"10. В диалоге должна соблюдаться отнесенность реплик к общему предмету разговора, через постулирование которого члены антиномий становятся в некотором смысле "изоморфны", так как элементы разных кодов-языков трансформируются и сближаются контекстом.
В эстетическом творчестве всегда существует не один, а два референта. Первый — это создаваемый самим произведением художественный мир (внутренний референт). Второй — это совокупность инвариантных значений текста, обеспечиваемых надындивидуальным "языком" данной знаковой системы и существующих в интерсубъективной действительности (внешний референт). Внешний референт произведения принято называть историко-культурным (уже — историко-литературным) контекстом, внутренний — собственно
9
См.: Лотмац Ю.М. О семиосфере И Структура диалога как принцип работы семиотического механизма. Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 17. С. 6.
10 Кудашов В.И. Диалогичность сознания и ее самодетерминирующая роль. Красноярск, 1996. С. 11.
контекстом. Оба они взаимосвязаны и проявляются друг через друга. Таким образом, знак в сфере эстетического творчества всегда и открыт для историко-культурного истолкования (реализации-творения или реализации-восприятия), то есть может быть употреблен по определенным принципам из набора возможных, и стабилен в себе ввиду законченности художественной синтагмы, а значит и суммы взаимодействий, в которые знак может входить.
Собственно циклическая структура представляет собой механизм организации связей в первую очередь целостностей частей. Историко-культурный контекст — это семантический фильтр, отбирающий из всей суммы идеологических или структурных смыслов те, которые могут составить общую для всего цикла денотативную базу, а также определяющий инвариантные схемы их завершения, типичные для данного состояния литературы и существующие в историко-литературном сознании в виде устойчивой иерархии (парадигмы). Внутренний контекст обеспечивает связность коннотатив-ных смыслов, основы их регулирования и выстраивания в систему антиномий с точки зрения того или иного набора ценностей, входящих в "ядро" определенного типа завершения, то есть обеспечивает членение, варьирование и в итоге наращивание денотатов дополнительными значениями в индивидуальной синтагме=парадигме эстетического объекта.
Мы можем выявить несколько типичных ситуаций во взаимодействии двух уровней контекста в рамках цикла. Наиболее распространен такой вид отношений денотативного значения и коннотатив-ной значимости, когда для каждой данной части завершение происходит по равнодействующей. В этом случае существует приблизительное равновесие между теми ценностными координатами, которые определяют завершенность произведения при его изолированном бытии, и теми, что заданы предшествующим рядом завершений в цикле (см. "Повести Белкина"). Следующие две ситуации демонстрируют нам случаи, когда "наращение" смысла произведения происходит не благодаря наложению контекстов, но как бы вопреки их расхождению, осуществляясь по доминирующей линии. Первая ситуация характеризуется тем, что завершение происходит по денотативному комплексу значений и семантические возможности коннота-тивиой близости произведений не имеют решающего значения, хотя
и учитываются. Это имеет место, когда базовые смыслы произведений, входящих в состав цикла, очень сильны, и при циклизации они лишь выявляются более ярко (си. "Маленькие трагедии" Пушкина, "Вечер на Хопре" Загоскина). Вторая ситуация возникает тогда, когда денотативный пласт смыслов позволяет возникнуть неоднозначным истолкованиям произведения. Иными словами, вне цикла текст может быть интерпретирован с точки зрения разных систем ценностей. Тогда завершение происходит по кониотативному уровню контекста, проясняющему адекватность того или иного подхода и отрезающему те смыслы, которые не соответствуют установкам других произведений цикла ("Двойник" А. Погорельского). И наконец, последние два типа отношений денотата и коннотатов завершения демонстрируют явное противоречие. С одной стороны, может возникнуть такая ситуация, когда ряд предшествующих выборов (кон-нотативная тенденция) так силен, что перевешивает для данного произведения значение, обеспечивающее его изолированное функционирование, как бы отменяет его. При этом текст приобретает в рамках цикла либо пародийный характер, либо просто неожиданный ракурс ("Заклинание" Пушкина в контексте т.н. "прощального цикла"). С другой стороны, денотативный уровень может в условиях конфликтности задавать тип завершения произведения, противоположный тенденции завершения, подготовленной предыдущими текстами. Если это соответствует природе ведущих антиномий цикла, то данная часть становится особо ярко выделенной. В большинстве случаев циклы, построенные на таком принципе организации контекста, носят контрастный характер ("Иван Федорович Шпонька..." в "Вечерах на хуторе близ Диканьки" Гоголя).
Подводя итог, мы можем теперь собрать воедино все важнейшие признаки циклической целостности с точки зрения и типической структуры, и типической содержатели ;ости и дать общее краткое определение художественному циклу. Итак, художественным циклом с нашей точки зрения следует называть такой тип художественной целостности, в основе которого лежит цельно-антиномическая концепция личности (циклическое событие), реализуемая в контекстуальных взаимодействиях произведений по функциональным основаниям интеграции и сегрегации.
Во второй главе "Структура "Арабесок" Н.В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX *ека" анализируется непосредственно организация "Арабесок" в (онтексте эпико-прозаического цикла 20-30 гг. XIX века. Глава состоит из трех разделов. Первый раздел "Структура "Арабесок": )бщие закономерности образной и идейной организации" посвя-цен сквозным тенденциям образной и идейной сферы сборника и кобенностям авторской позиции.
В первом подразделе "Образы концентрации и дробления" усматривается отношение "Арабесок" к основным нормам эпико-фозаического циклообразования первой трети XIX века и отмечает-:я своеобразие идейно-образного уровня гоголевского цикла.
На фоне русских прозаических циклов 1820-1830-х годов Арабески" выглядят намеренно броско. В цикле сделана ставка на эклектику: высокое свободно сменяется низким, исторические шту-(ии — отрывками художественной прозы, филологические изыски — религиозными аллегориями. Причем все это происходит без явной ютивировки, в отсутствие скрепляющих центров, которые подразу-1евались современными "Арабескам" нормами эпического циклооб-1азования, Прозаический цикл в первой трети XIX века находился в тадии становления и нуждался в четких приметах, не стертых тра-;ицией и остро ощущаемых. Чтобы быть осознанным в качестве собого типа художественного целого с присущими ему художест-енными возможностями, ему требовался целый комплекс формаль-[ых средств, которые сигнализировали бы о том, что данные тексты :е просто собраны вместе по каким-либо техническим причинам, но !меют общую цель и единый смысл. Среди них прежде всего следует азвать единый образ автора (или рассказчика, когда повествование ередоверялось особому субъекту), единство предмета, то есть сфе-ы действительности, о которой идет речь, будь то украинский быт и стория, светские нравы, Петербург и т.п., сквозного героя (героев^, бщность рамочной ситуации (беседа нескольких лиц, сопровож-аемая их рассказами), сосредоточенность на одной проблеме, на-ример, на проблеме сверхъестественного, а также единое название, бщий эпиграф или предисловие.
В гоголевском цикле сведены до минимума внешние приметы, ризванные облегчить восприятие цикла как целого. Здесь фактиче-
ски не используется ни один из вышеперечисленных моментов, кроме общего заглавия и краткого вступительного слова. Заглавие и обращает на себя внимание в первую очередь. Ю.В. Манном, Т.Г. Черняевой и другими учеными уже подчеркивалась связь между дробностью предметов, жанровых форм сборника, его отрывочностью и построением особого типа орнамента (арабесками). В немецкой романтической традиции, к которой и отсылает нас название гоголевского цикла, "арабеск" — это достаточно сложное обозначение. В нем для Фр. Шлегеля, Л. Тика, Э.-Т.-А. Гофмана совмещались признаки разных планов литературного произведения (жанровые, образные, композиционные). Прежде всего в значении слова "арабески" сплелись два мотива: причудливой комбинации элементов и фантастичности. Художественная выразительность арабесок, как словесных, так и пластических, основывается на парадоксах взаимоперехода сложности и простоты. Гоголю удалось удержать баланс между изломанностью словесного рисунка, дробностью композиции и единством принципа воплощения. И, как всегда, он пошел путем не сглаживания, но обнажения, преувеличенности противоречий.
Контрастная смена предметов, тем и форм повествования делает целостность сборника проблематичной. Цикл активно использует возможности, заложенные в антиномичности текстов и отдельных принципов их построения. В основе поэтики "Арабесок" как цикла лежит принцип контраста элементарных единиц, из которых слагается образ или вдеологема, и полученного в результате их совместного бытия целого. Гоголь проводит своеобразный эксперимент, выясняя, до каких пор в предметах, явлениях, текстах может сохраняться гармоническое начало, делающее их тождественными себе, до какого предела может доходить детализация и когда она начинает превращаться в хаос. В сборнике, составляя его центральную антиномию, борются два противоположных устремления: к концентрации и к дроблению. Перегруженность противоположностями создает впечатление хаоса, а контекст целостности обнаруживает в нем гармонический смысл. Концентрация и дробление проникают собой все пласты цикла, реализуясь в неровном стиле, в смешении экспрессии и логики, в противоречиях исторической концепции и т.д. Свое наглядное воплощение эти тенденции получают в двух рядах образов, первый из которых относится к плану созидания, ("космоса"), второй — к
уже не только по принципу логической характеристики, но более по нормам живого столкновения, свойственным сюжетной прозе. Ведущим приемом критических статей становится локализация исторической эпохи в стиле (виде искусства). Это создает эффект концентрации времени и размывания пространственных границ. Повествовательная ткань гоголевских эссе, включая сущностные признаки вида искусства в один ряд с историческими, делает, вольно или невольно, последние выпуклыми, константными, что и позволяет духу времени (а косвенно и всей эпохе в целом) быть представленным в чюбом месте земного шара, отмеченном этим видом искусства (сти-1ем, методом). Это находит выражение и в том, как постепенно рас-лиряются пространственные границы: чем удаленнее от европей-:кой современности какая-либо историческая эпоха, тем более силен з ее подаче пространственный момент. Но, восходя по временной ле-:тнице, автор постепенно размывает эту определенность. Искусство 1 наука настоящего предстают уже космополитичными, едиными для лногих народов (см. "Скульптура, живопись и музыка").
Переходя к историческим статьям, следует прежде всего отме-ить рост фабульных моментов. Однако сюжетность в исторических •татьях образуется методом обратным критическим статьям — воз-¡едением реальных событий к их надличной духовной сути. То, что (мело место в действительности, расчленяется писателем на отдельные мотивы, в которых факты неразрывно сплетены с одухотво-1яющей их исторической тенденцией, постоянной и не зависящей от шнонаправленности реальных происшествий. Метод дробления оп-1еделяет двойную мотивировку сюжета, он начинает двигаться, с датой стороны, в соответствии с хронологией событий, а с другой — константном духовно-идеологическом поле — как сюжет идей. Ис-орические происшествия, охарактеризованные через постоянные ютивы, обнаруживают свою временную экстенсивность, когда каж-ое деяние может быть подано не только в привязке к конкретному гоменту времени, но и в некотором смысле как длящееся состояние, •то осложняется тем, что хронологические рамки эпохи часто ока-ываются размытыми, способными к раздвижению. Потому частные сторические сюжеты достаточно легко переливаются через времен-ые границы и переходят в единство всеобщей истории, будучи про-олженными — напрямую или по духовному сродству — в контексте
иных событий. Чтобы избежать неопределенности Гоголь задействует пространственные координаты. История под его пером обращается в историю того пространства, которое стало Домом нации.
История, освященная статикой географических условий, а также законы историографического письма с его направленностью на прошлое, своеобразно усекают временную цепь. Естественно, что прг такой постановке повествования образ настоящего-будущего может быть обрисован крайне скупо и опосредованно, без глубокого вскрытия противоречий — и степени участия в них автора. Поэтому пространственно локализованному прошлому противостоит на узко^ участке исторических статей столь же статичная современность. И только контекст цикла в целом позволяет преодолеть хронотопнук ограниченность различных типов текста и выявить реальное соотношение между образами пространства и времени.
Структура хронотопа исторических и критических статей существенным образом накладывает свой отпечаток на реализацию тоге или иного варианта концепции личности. Человеческая личность предстает здесь не во всей своей полноте, В центре статей как правило находятся только значимые аспекты ее деятельности, как-либс пересекающиеся с магистральными линиями развития художественного творчества (Пушкин, Брюллов), науки (Шлецер, Миллер, Гер-дер) и истории. Позиция автора в пространственно-временном цело.\ статей, с которой он может обозревать события, вынесена в настоящее, а потому всякий акт самоопределения предстает перед ним ка* уже совершенный и тем самым воплощенный в имя личности. Именно поэтому ведущий принцип построения образа в статьях — идеализация, то есть выдвижение на первый план значимых, очищенны> и укрупненных, черт личности вне их биографической мотивировки.
Художественная проза "Арабесок" впервые развертывает пере/ читателем детализированную картину современности — в противовес к панораме настоящего, обобщенно поданного в критически? статьях, и прошлого, представленного как в эстетических эссе, так I в исторических очерках. Прежде всего конкретность достигается переходом от столкновения стилей (методов, видов искусства) или исторических мотивов-событий к взаимодействию отдельных личностей, то есть к полноценной сюжетности. Суммарно охарактеризо ванный ранее человек здесь обретает отдельное бытие, соизмеримо!
реальностью культуры и истории. Располагаясь последовательно, ювести образуют своеобразный метасюжет, который можно обозна-ить как вхождение человека в культуру. События повестей строятся аким образом, что герой сталкивается с некой культурной ценно-тью (нормой отношения к жизненным явлениям, свойственной анной культуре и ее характеризующей) и его устойчивый до того [ир разрушается. Степень катастрофичности последствий этой стречи может быть разным — от трагического разлада с реально-тью (Пискарев, Поприщин, Чертков) до благополучно разрешающееся бытового казуса (Пирогов). Но в любом случае герой обречен на кт самоопределения, на поиски такого равновесия, когда ранящий ознание идеал будет освоен — или отторгнут.
Наличие предзаданной целостной идеологической схемы сюже-а дает возможность при погружении в конкретный материал не со-людать строгой причино-следственной связи. Отсюда стремление к ндивидуализации обстоятельств, в том числе и хронотопных, часто едущее к "разрывам" в сюжетной ткани, к дистанцированию отельных ситуаций друг от друга. Так, события повести "Портрет" азнесены Гоголем на три уровня (история Черткова, аукцион, рас-каз о создании портрета), которые через введение соответствующих сторических "примет" локализуются как план настоящего (30-е гг.), яан недавнего прошлого (10-20-е гг.) и план более давнего прошло-з (1790-1800-е гг.). Разность исторического времени подкрепляется повести и не одинаковым изображением его. Падение Черткова роисходит в фантастическо-бытовом хронотопе, описание аукциона затем рассказ офицера о себе построены на естественном биогра-ическом отношении ко времени, и наконец, повествование о мона-;-иконописце демонстрирует переход к сакрализованному времени редания. Данные типы пространственно-временных отношений ха-зктерны и для остальных повестей цикла.
Таким образом, в структуре "Арабесок" использованы возмож-эсти сразу несколько оппозиций, которые накладываются друг на эуга, причудливо переплетаясь. Но они имеют в цикле не отвлечен-ый статус, являются как исходной точкой для самоопределения к им героя, так и конечным пунктом его исканий. Тем самым Чрабески" реализуют три варианта концепции личности: во-первых, фиант "субстанциональный", где герой существует вне биографи-
ческого поля, как субъект истории, науки или искусства (будь то конкретная личность или художественный стиль); во-вторых, вариант "среды", с фантастической (Чертков) и бытовой (Пирогов) разновидностью, когда герой также не имеет биографии, но уже по собственному почину, отказавшись от нее или не подозревая о таком способе бытия; в-третьих, вариант "пути", в рамках которого герой действительно выбирает собственную дорогу в жизни, что приводит к столкновению с косной "материей" быта, общественных отношений и в итоге к трагедии, то есть гибели1'.
Рассматривая в историко-литературном контексте то, как Гоголь строит сюжет своих произведений и организует взаимодействие персонажей, невозможно не заметить повышенной значимости в событиях анекдотического, т.е. новеллистического элемента. Новелла 2030-х годов XIX века в большинстве случаев предполагала ставку на рассказывание и на привязку истории к жизненному полю, кругозору рассказчика. Тем более это становилось заметным при циклизации (форма "Вечеров"). Взгляд на действительность, на ее отношения прикреплялся к определенному кругозору, объему житейского опыта: военный рассказывал об армейском быте, светский человек о нравах высшего общества, художник об искусстве, крестьянин о селе и так далее. Это делало возможным в романтических циклах оперировать с данными сферами как с фрагментами мозаики, из сложения которых и получается целое, приближенное к большому эпическому звучанию.
В "Арабесках" связь с циклами "Вечеров" внешне не отмечена. Цикл тяготеет к превращению рассказчика в чистый повествовательный голос, не объективируемый в обособленный образ. В "Портрете", "Невском проспекте", "Записках сумасшедшего" в результате создается новая субъектная структура, когда на те или иные элементы текста накладывается без особых указаний определенное мнровидение — автора, героя, повествователя. Причем вся иерархия отличных друг от друга точек зрения компактно умещена в одних и тех же участках рассказа.
1' См. об этом также: Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С 251-293.
Такая диффузия, даже проведенная только до некоторого предела, приводит к смазыванию границ кругозоров, и в результате возникает ряд эффектов. Во-первых, на героев и позицию рассказчика проецируется фон статей. "Записки сумасшедшего", например, явно имеют в виду своей идейной параллелью "Движение народов в V веке". Статьи в свою очередь также "подтягиваются" под повествовательную манеру художественной прозы. В них подозревается существование гоголевских героев и своеобразного подставного повествователя. И это имеет свои предпосылки. С нашей точки зрения вполне можно также говорить о наличии во всех статьях г/икла особого героя-повествователя, конечно, отличного от героев повестей. Это герой переходный, потенциальный, это "образ без лица". Он существует по большей части в латентном состоянии, как возможность, эсязаемость которой становится актуальной только в контексте всего цикла.
За повествованием о фактах кроется у Гоголя постоянная работа од объективацией стиля и метода. Он последовательно, из статьи в :татью формирует особую позицию рассказчика-критика и рассказ-1ика-историка, а также определяет круг доступных ему средств. Та-ше работы как "О преподавании всеобщей истории", "Несколько шов о Пушкине", "Шлецер, Миллер и Гердер", "Мысли о географии" и другие носят откровенно методологический характер. Здесь в {ентре находится образ идеального Историка, Поэта, Критика, кото-)ый постепенно начинает проецироваться и на автора. Общая пози-дая автора воплощается, таким образом, в статьях, преломляясь в частной позиции повествователя, которая может в зависимости от кон-екста или восприниматься синкретично, без разделения с образом втора или материалом, или мыслиться в виде особой ипостаси.
В третьем разделе "Циклическое событие "Арабесок": тип авершешш (модальность), эстетический сюжет" характеризуется >бщая концепция цикла в ее антиномичном развитии и определяется (инамика ее воплощения.
Из указанных особенностей хронотопа, сюжета и авторско-еройных отношений вырисовывается общий контекст цикла, нося-дай ценностный характер. "Арабески" обнаруживают упорядочен-ую систему ценностных ориентиров, которые поданы автором в вух взаимодополняющих и частично взаимопроникающих формах:
в форме эстетического видения (повести) и в форме прямой идеологической оценки (статьи).
Циклическое событие "Арабесок" образовано соотношение?* концепций личности, реализованных в статьях и повестях и тяготеющих к сферам идиллического, героического, трагического и сатирического. Данные типы модальности сходятся в цикле в нескольких взаимодействующих рядах. Во-первых, они соотносятся межд) собой в качестве конкретных типов завершения произведений, во-вторых, они являются локальными, исторически обусловленным! стадиями художественного развития человечества, производными 01 общих ценностей культуры. И, в-третьих, они представлены I "Арабесках" синхронными и конкурирующими между собой системами ценностей в искусстве и реальной жизни.
Циклическое событие "Арабесок" представляет собой систем} антиномичных, противопоставленных друг другу выборов, историче ских и художественных возможностей самоориентации личности I общества. Все они, трагическое, комическое и героическое и т.д. связаны общей шкалой измерений, единством некоторых ценностей определенных идеалом автора. Последний служит как бы центром от которого разбегаются, выдерживая постоянную структуру "радиусы " конкретных самоопределений.
Концепция "Арабесок" в своих центральных положениях ш совпадает с поисками эстетиков-романтиков (Веневитинова, Надеж дина, Киреевского). В основе цикла лежит более "архаический" просветительский идеал12. Главными ценностями, основой для всех вариантов самоопределения (концепций человека), служат в цикл« ценности "естественные", ценности, органично сопрягающие свобо ду и внутреннее богатство отдельной личности ("естественной") I коллективные цели: демократизм, простота быта, легкость контакте! между людьми, переходящая часто в карнавальную фамилиарность баланс между плотским и духовным, отсутствие внешни? "руководств" жизнью, т.е. законов, бюрократизма и т.п., органична* религиозность.
См. о роли просветительских идеалов в мировоззрении и художественной практик! Гоголя: Лотман Ю.М. Истоки толстовскою направления в русской литературе 1830-: годов // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб, 1997. С. 570-581
зс
Общности идеала соответствует в цикле и повторяемость струк-фы выбора, осуществляемого героем, повествователем, автором фи различии самих выборов). Мы уже говорили о единой сюжет-ой схеме повестей, включающей этап предыстории героя, этап :тречи с некой "необычной" для него ценностью и этап адаптации к гй/ее отвержения. Данная структура втягивает в свою сферу и мате-аал статей. Исторические и искусствоведческие эссе придержива-тся относительно унифицированной последовательности: в начале эголь задает общую характеристику явления, затем приводит ряд акторов — географические условия, наследие предыдущих эпох и п. — которые культура или отдельный художник (историк) в прочее реальной жизни должны освоить и превратить из индиффе-штных в ценностно и индивидуально окрашенные.
Варианты освоения исходных ценностей составляют спектр ан-шомичных вариантов концепции человека. Античная цивилизация, >торую Гоголь осмысляет преимущественно в координатах идилли-:ского (ср. героику античности у Веневитинова), давая предпочте-1е не возвышенному характеру ее истории, а патриархальности и тественности ~ее жизни (элементы чего ощущает Гоголь и в на-оящем — см. очерк "Рим"), — античность составляет своеобразно базу развития человечества, наиболее близкий к стественному" вариант бытия. Средние века — центральный объ-т "Арабесок" — предстают временем становления новых ценно-ей, формализующих и частично огрубляющих идеальные нормы, и соответствует героический тип модальности. Личность в эту эпо-■ уже не растворена целиком в лоне народа, а проявляет самостоя-льную инициативу, утверждая общие ценности. Напряженность, ля, единая цель — главные составляющие средневекового мира. :рез них народ утверждает свою особость, творит собственную [икальную культуру. Причем активность в войне, в политике, в 1актической деятельности и в искусстве для Гоголя равно значимы, гановление европейских государств и возникновение готической хитектуры, борьба за независимость Малороссии и украинские сни — факты одного порядка.
Но уже в очерке "Ал-Мамун" мы видим новый вариант самооп-деления —трагический. Здесь личная инициатива, воля правителя, же направленная на благородные цели, приходит в конфликт с ин-
тересами и самой природой народа, в результате — смерть Ал-Мамуна и падение государства. В отрывках из исторического романа трагизм приобретает новую окраску. Героическое единство общих и индивидуальных целей, подчеркнутое Гоголем, не отменяет трагичности личной судьбы. Воля героя, ведущая его к борьбе за независимость Украины, превращается здесь из явления нерефлексивного в результат подлинного выбора, имеющего альтернативу (что воплотится затем в "Тарасе Бульбе" в линию Андрия).
Современность предстает в "Арабесках" уже отчетливо многомерной. Как мы установили в анализе хронотопа, культура сегодняшнего дня мыслится Гоголем всемирной, не замкнутой в границах какого-либо пространства. Ее проникает дух синтеза. В современной жизни сосуществуют несколько ценностных систем, поэтому самоопределение героя/автора становится действительной проблемой, процессом мучительным, требующим активности сознания и воли, но не имеющим заранее предопределенного результата, отданным во многом во власть случайности, странностей и фантастики.
В этом поле вариантов Гоголь, однако, видит четкую систему. Современность дальше всего отошла от авторского идеала. Многообразие выборов оттого и возможно, что теперь "естественные" ценности являются не предпосылкой, условием бытия, а целью, к которой должно стремиться. Реально их место в нынешней культуре заняли ценности ложные, ценности "кажимости" — чин, деньги, ордена, выгодная женитьба и т.п. Маркированной модальностью времени является комическое, причем в его жестком сатирическом виде. "Разбухшая субъективность" (Гегель) сатирического героя заполнена внеиндивидуальным, типовым содержанием. Поэтому герои, подобные Пирогову, в мире "Арабесок" не имеют подлинной категории судьбы. Повествование о них возможно только в виде эпизода из их жизни, за границами которого — однородная масса происшествий, не имеющая ни начала, ни подлинного конца.
Ровное поле ложной, фантастической действительности делает все иные реализованные варианты выбора островками, ограниченными со всех сторон. Прорыв к естественности возможен только в отдельных сферах — в искусстве (Пушкин, Брюллов, художник, вернувшийся из Италии, — в "Портрете"), в науке (Шлецер, Миллер и Гердер), в религии (монах-живописец). В освещении этих героев
ощущается героический подтекст, напряженность духа, его направленность к общезначимому, объединяющему людей. Но рассказ о них как правило либо не разворачивается в полноценный сюжет, ли-5о тяготеет к житийности, к легенде, к мифу, то есть повествование зсвобождается от индивидуального и выносится за пределы повседневной жизни, заключается в скобки (ср. в более поздней "Шинели" :плавленность житийного подтекста и бытовой комической конкретности).
Единственной реальностью, противостоящей стихии безличного, зидимого мира, оказывается, таким образом, трагическое. Герой гоголевского трагического повествования — плоть от плоти действительности. До встречи с роковой случайностью он характеризуется теми же красками, что и окружающая его среда. В отличие от романтических произведений у него нет фатального конфликта с миром, тредзаданного и проходящего через всю его историю. Разрыв этот >существляется на наших глазах. И вот "тогда его (героя. — В.К.) шижение составляет некоторую линеарную траекторию, внутренне 1епрерывнуго, каждый из моментов которой находится в своем осо->ом отношении к окружающему пространству. Появляется путь курсив автора. — В.К.) как особое индивидуальное пространство (энного персонажа"13. Этот путь и называется судьбой, потому что 1хватывает весь важнейший отрезок жизни героя от пробуждения ознания до обязательной смерти, физической или духовной. Тра-изм в "Арабесках" принадлежит любому индивидуальному пути, юскольку обрекает человека на разобщенность с ложным миром, на тсутствие коммуникации. Прорыв же к истинным ценностям со-[ряжен с гигантским духовным усилием, с напряжением воли, на ко-орое в большинстве случаев герой оказывается не способен.
Таким образом, история и современность, быт и искусство, выеденные в "Арабесках" на авансцену, служат для Гоголя предметом остоянного вопрошания. Цикл представляет нам множество как ин-ивидуальных судеб, так и типических вариантов самоопределения, водит их в антиномическом соседстве, но никогда не дает одно-начного ответа, готового рецепта идеальной действительности или ичного пути. Циклический контекст, фундаментальный принцип
! Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя. С. 285.
циклического события (антииомичность) корректируют все то, чт могло бы показаться указанием на конечную истину (например, пут религиозного оправдания искусства в "Портрете"). Каждый вариан выбора сопровождается выяснением границ, в которых он справе; лив и органичен, будь то контекст истории или реалии настоящей "Арабески" в своем последнем целом являются большим вопросол обращенным автором к смыслу мироустройства и месту в нем челе века.
В заключении подводятся итоги исследования и выявляете значение "Арабесок" в становлении поэтики прозаического цикла русской литературе первой трети XIX века.
Основное содержание диссертации отражено в следую щи публикациях:
1. Киселев В. С. Структура художественного цикла: основны категории анализа (на материале "Арабесок" Н.В. Гоголя) // Мат< риалы XXXVI Международной научной студенческой конференци "Студент и научно-технический прогресс": Филология. Новосибирс: 1998. С. 88-90.
2. Киселев В. С. Типологические категории в анализе поэтик художественного цикла // Славянский мир на рубеже веков: Мат< риалы международного симпозиума. Красноярск, 1998. С. 72-74.
3. Киселев B.C. Противоречие как структурообразующий прш цип поэтики художественного цикла И Реформа образования и сел] екая школа. II: По материалам Всероссийской конференции "Pi форма образования и сельская школа". Орел, 1998. С. 121-125.
4. Киселев В. С. Структура "Арабесок" Н. В. Гоголя: образ концентрации и дробления II Воспитание исторического и нацш нального самосознания в процессе преподавания дисциплин гумаш тарного цикла: Сборник материалов научно-практической конфере! ции. Канск, 1998. С. 38-49.
5. Киселев В. С. Образ автора в "Арабесках" Н.В. Гоголя // А.< Пушкин: проблемы творчества (Материалы научной конференци посвященной 200-летию со дня рождения A.C. Пушкина). Краен! ярск, 2000. С. 55-62.
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Киселев, Виталий Сергеевич
Введение.
Глава 1. Поэтика литературного цикла как художественная система
1.1. Структура художественного циклического целого.
1.1.1. Природа циклической целостности.
1.1.2. Базовые функции и уровни циклического целого.
1.2. Художественный цикл как тип завершения
1.2.1. Завершение художественного произведения и целостность цикла.
1.2.2. Циклическое событие (эстетический сюжет цикла).
1.2.3. Диалог и механизмы циклического контекста.
Глава 2. Структура "Арабесок" Н.В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX века
2.1. Структура "Арабесок": общие закономерности образной и идейной организации.
2.1.1. Образы концентрации и дробления.
2.1.2. Постановка образа автора.
2.2. Дифференциация текстов и целостность цикла хронотоп, сюжет, герой).
2.3. Циклическое событие "Арабесок": тип завершения (модальность), эстетический сюжет.
Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Киселев, Виталий Сергеевич
Актуальность диссертационного исследования. Историографический обзор литературы.
Цикл — одно из важных явлений художественной литературы. Русская и зарубежная классика и современная словесность изобилуют произведениями циклического характера — от драматической трилогии Эсхила ("Агамемнон", "Хоэфоры", "Эвмениды") до "Последнего поклона" и "Прокляты и убиты" В. Астафьева. Однако генезис цикла еще не завершен, и структура его еще не откристаллизовалась в однозначном и строгом виде. Современное литературоведение застало уникальный момент становления нового художественного феномена.
Работы А.Н. Веселовского [34]\ В.Я. Проппа [190], М.И. Стеблин-Каменского [222], А.Ф. Лосева [135, с. 21-186], Ю.М. Лотмана [143], Д.С. Лихачева [133; 134] открывают перед нами предысторию литературного цикла, связанную с особенностями мифологического и религиозного сознания, ритуала, с условиями бытования текстов. На следующем этапе развития, охватывающем в русской литературе XVIII - XX века, циклические формы лишаются укорененности во внехудо-жественной сфере и становятся отдельным эстетическим явлением с особыми функциями и структурой. Современное литературоведение активно занимается проблемами цикла. Монографии и статьи М.Н. Дарвина [64], И.В. Фоменко [248], Ю.В. Лебедева [130], A.C. Янушкевича [286] и других ученых, посвященные как лирическим, так и эпическим циклам, позволяют определить значение данной художественной формы в литературном развитии.
Роль цикла в системе художественной литературы нового времени достаточно велика. Уместно вспомнить хотя бы о том, что в русской литературе целый ряд циклов был осознан современниками как знаковые или приобрел статус таковых в позднейшей оценке. "Повести покойного Ивана Петровича Белкина" A.C. Пушкина ознаменовали возникновение русской реалистической прозы, "Записки охотника"
И.С. Тургенева вызвали настоящий переворот в освещении народной жизни и послужили объектом активного обсуждения. Общеизвестно также значение циклических форм в литературе "серебряного века", особенно в творчестве A.A. Блока.
Художественный цикл тесно связан с общим развитием литературы. Его функции при этом распределены на несколько уровней. Первый уровень привлекает внимание к целостности произведения. Она, если произведение существует отдельно, не требует постоянного акцента, составляя некий фон (презумпцию) восприятия; в цикле она становится структурно выделенной, поскольку окружена иными целыми. Второй уровень функций заостряет проблему взаимодействия произведений, притяжений и отталкиваний между ними. Многообразие циклов проистекает как раз из возможностей, возникающих при сочетании текстов, когда на первый план выходит то одна, то другая их особенность (идейная, жанровая, стилевая). Наконец, третий уровень выводит цикл в большой контекст литературы. Циклический тип завершения активизируется тогда, когда по каким-либо причинам становится невозможным вместить разбегающиеся потенции действительности в единое произведение, когда человеку предоставляется в один исторический момент множество вариантов самоопределения. Это усугубляется обычно наличием в литературе нескольких конкурирующих систем типов завершения. Таким образом, цикл представляет собой своеобразную модель литературы и стоящей за ней реальности.
В связи с вышесказанным исследование структуры и функций художественного цикла представляется актуальной проблемой литературоведения, выводящей как к неким теоретическим обобщениям, так и к характеристике конкретных историко-литературных ситуаций. Поскольку наша работа посвящена структуре "Арабесок" Н.В. Гоголя и вопросам поэтики русских прозаических циклов 20-30-х годов XIX века, то необходимо выделить различные аспекты данной проблемы и определить уровень их разработанности.
1 Все ссылки на источники в диссертации даются в квадратных скобках с указанием их номера в библиографическом списке использованной литературы (первое число) и номера страницы (второе число).
Арабески" являются частью гоголевского творчества, и рассмотрение их невозможно вне общего контекста гоголевской поэтики. Уже самые первые отзывы критики2, последовавшие за выходом цикла в свет (20-22 января 1835 г.), одной из своих задач имели составить целостный взгляд на творческую эволюцию писателя. Статья В. Белинского "О русской повести и повестях г. Гоголя" [17] выводила проблему в еще более широкую сферу: произведения из "Миргорода" и "Арабесок" включались в контекст прозы 20-30 годов (повести М. Погодина, Н. Полевого, Н. Павлова и др.) и составляли ее "вершину". Однако в этой статье обнаружилось и стремление игнорировать ту часть сборника, которая была посвящена истории и критике. Тем самым была заложена некая традиция в рассмотрении петербургского периода творчества Гоголя. Недооценка "ученых" статей писателя стала общим местом литературной критики вплоть до рубежа веков (см., например, мнения Н.Г. Чернышевского [268], Л.Н. Толстого [233]), чему в немалой степени способствовал образ Гоголя-публициста, сложившийся под влиянием более поздних "Выбранных мест из переписки с друзьями". В этих условиях "Арабески" как целостное произведение не могли стать объектом серьезного анализа.
Реабилитация историко-критического пласта творчества Гоголя произошла в 1890-1910 годы, когда были опубликованы конспекты лекций писателя, собранные им материалы по истории русской и всеобщей, по географии, этнографии и т.п. [например, в кн. 183], а также письма. Опираясь на биографические факты, на круг источников, использованных Гоголем при подготовке статей, на сами их тексты, Ф.А. Витберг [41], И. Каманин [99], М. Ковалевский [110], В. Романовский [198], С. А. Венгеров [33] и другие [217] пересматривают вопрос о научной состоятельности автора "Арабесок". С.А. Венгеров, в частности, отмечает необычную синтетическую задачу сборника: "В малооцененных в свое время "Арабесках" Гоголь подходит к истории со стороны таких явлений, как архитектура, живопись, быт, религия" [33, с. 163]. Н.И. Коробка также тесно связывает цикл с профессорской дея
2 Северная тела, 1835, № 73; Молва, 1835, № 15; Телескоп, 1835. Т. 26. С. 392-417 и 536-603 (два последних отзыва принадлежат перу В. Белинского). тельностью Гоголя и говорит о большом значении "Арабесок" для формирования единой историко-литературной концепции писателя [116].
Специфичность задач, поставленных в данных исследованиях, делала "Арабески" более или менее фактом "ученого" творчества писателя и потому требовала соответствующих методов анализа. Исторические и эстетические суждения Гоголя представали в "очищенном" виде, вне плана выражения, то есть вне тех весьма своеобразных форм, в которые их облек автор. С другой стороны, в критике "серебряного века" развивалась и тенденция, абсолютизирующая те или иные художественные особенности гоголевских повестей, идейные или образные (эстетический «идеализм», гиперболичность, внимание к «пошлости пошлого человека» и т.д.). "Невский проспект", "Записки сумасшедшего", "Портрет" в освещении И. Анненского [6], В. Брюсова [26], Д. Мережковского [168] и других рассматривались вне контекста статей с выборочным привлечением эстетических или исторических мнений Гоголя.
Неоднородный состав "Арабесок", наличие в них текстов не только разных жанров, но и противоположных типов (художественные — научные), "пестрота" тем и, наконец, тот факт, что сам автор не акцентировал целостность цикла, в отличие от "Вечеров на хуторе." или "Миргорода", — все это отодвигает сборник на периферию научных интересов. Из всех циклов и произведений Гоголя "Арабески" наименее изучены как в количественном, так и в качественном отношении.
Цикл принято расчленять. В русском и зарубежном литературоведении XX века существует, как писал П. Паламарчук, "совсем немало "ведомственных" исследований о взглядах Гоголя на историю, педагогику, географию, музыку, живопись и так далее, не говоря уже про художественные произведения" [182, с. 380]. Каждая из таких работ, перечислить которые полностью было бы здесь невозможно ([109], [19], [266], [209], [218], [167], [157] и др.), безусловно, вносит новые оттенки в общее представление о мировоззрении и интересах писателя. Но составить из них целостное — тем более системное — представление об "Арабесках" затруднительно.
Особый пласт литературы о цикле составляют исследования, в центре которых находится задача синтеза, объединения. Варианты здесь черезвычайно многообразны. В.В. Зеньковский в монографии "Н.В. Гоголь" [90] и К. Мочульский в "Духовном пути Гоголя" [172] рассматривали тексты писателя середины 30-х гг. как этап на пути к религиозному обоснованию культуры и называли "Арабески" апофеозом "эстетического романтизма" (В.В. Зеньковский). Под углом зрения идеологии (мировоззрения) анализировал цикл в своей диссертации Г.М. Фрид-лендер [254. См. его возвращение к этой проблематике в ст. 255]. Частными вариантами "мировоззренческого" подхода является рассмотрение тех связей, которые существуют между историческими или критическими статьями Гоголя и его повестями.
Первый' путь ведет к установлению исторического (философско-исторического) смысла концепции "Арабесок" и реализации его в художественной прозе [164], [202], [98], [124]. В центре здесь, как правило, оказывается историзм "Тараса Бульбы" и примыкающих к нему незаконченных исторических произведений. Второй подход охватывает область эстетической программы Гоголя [51], [58], [269], [246]. Суждения автора о вопросах искусства непосредственно отражаются в проблематике как трех повестей цикла (особенно в "Портрете"), так и последующих произведений. "Арабески", наряду с высказываниями о театре, "Выбранными местами." и "Авторской исповедью", являются одним из основных источников для анализа художественных взглядов Гоголя.
Наибольшее внимание исследователей привлекают, однако, повести сборника, составившие с позднейшим включением "Носа" и "Шинели" корпус особого "петербургского" цикла. Примечателен сам факт того, что данные повести органично включаются сразу в два контекста. Но при монографическом анализе один из них, контекст "Арабесок", обычно не принимается во внимание. В освещении Г.А. Гуковского [61, с. 236-387], С.И. Машинского [165, с. 119-175] , М.Б. Храп-ченко [263, с. 197-252], В.М. Марковича [163], О.Г. Дилакторской [70] и других ученых [59], [88], [181] "петербургские" повести Гоголя обнаруживают собственные независимые закономерности (сатирический пафос, новые типы и характеры, образ пространства, образ рассказчика/автора, функции и формы фантастики).
Работ об "Арабесках" как едином художественном цикле с особенной поэтикой и логикой повествования чрезвычайно мало. Кроме того, они акцентируют лишь отдельные грани цикла, не ставя задачи его системного описания. М.В. ТТТе-шин [279] посвятил внимание цельной эстетической концепции "Арабесок", Т.Г. Черняева [271] рассматривает сборник с точки зрения творческого метода Гоголя, С. Шпикер [287] интересуют вопросы моделирования пространства, М.Е. Музалев-ский [173] выводит на первый план идейно-художественное задание цикла. Особую группу работ составляют исследования жанрового своеобразия "Арабесок", формы весьма редкой в литературе. Связи цикла с романтической традицией, главным образом с немецкой, состав и композиционное строение сборника, их влияние на идейный и образный уровень — основной круг проблем, рассматриваемых в статьях С. Фуссо [257] и Т.Г. Черняевой [270].
И все же необходимо заметить, что в работах об "Арабесках" не обсуждалась еще циклическая природа сборника. Цикл как особая структура существенно подчиняет своему воздействию все элементы произведений. Как представляется, системность идейного плана группы произведений еще не означает, что перед нами цикл. Точно так же сумма образных, композиционных, стилевых или жанровых соответствий не создает сама по себе циклической целостности. Именно эта цель — выявить своеобразие "Арабесок" как цикла — и определяет "нишу" данного исследования в рамках обширного проблемного поля, связанного с различными аспектами "Арабесок".
Отдельный вопрос здесь — отношение сборника к формам и закономерностям организации, свойственным эпико-прозаическим циклам 20-30-х годов XIX века. Необходимо заметить, что на сегодняшний день еще не существует сколько-нибудь полной картины развития русского эпического цикла, в отличие, например, от цикла лирического, становление которого прослежено с той или иной степенью конкретности от XVIII до XX веков. Описанию подвергаются пока лишь отдельные циклы и - реже — типы циклизации.
В данной области можно выделить два направления, где достигнуты самые интересные результаты. Во-первых, это анализ тех функций, которые выполнял образ рассказчика при циклизации. В двух наиболее известных циклах 30-х годов, ставших своеобразной визитной карточкой всего периода, пушкинских "Повестях Белкина" и "Вечерах на хуторе близ Диканьки", отдельные произведения сгруппированы как раз вокруг фигуры рассказчика3. Ранее всего привлек внимание исследователей белкинский цикл. Уже в работах B.C. Узина [242], В.В. Виноградова [36, с. 604-650], В.В. Гиппиуса [50] идейно-стилевое единство цикла связывается с особой постановкой рассказчика. Н.Я Берковский [20], С.Г. Бочаров [24], H.H. Петру-нина [186, с. 76-161], Н.К. Гей [46, с. 11-172] и другие более дифференцированно проследили различные аспекты проблемы и определили место и роль образа Белкина в художественной системе "Повестей".
В уже упоминавшихся в связи с "петербургским" циклом монографиях Г.А. Гуковского, М.Б. Храпченко, С.И. Машинского образы гоголевских рассказчиков и повествователей были рассмотрены с точки зрения той идейной позиции, которую последние воплощают "в лицо". Более конкретный, чем у Белкина, статус (социальный, речевой и.т.п.) позволял сделать их представителями среды, коллективного мнения и в целом изображаемого мира и по этому принципу сгруппировать повести4.
Во-вторых, A.C. Янушкевичем был охарактеризован один из самых активных в 20-30 годы типов циклизации, форма "Вечеров" или "Ночей" [284], [285], [286]. Циклы "Вечеров" строились нанизыванием рассказов, как правило новеллистического плана, вокруг какой-либо темы или ситуации, которая мотивировала, иногда формально, группировку. "Вечера" открывали новые принципы композиции цикла. Их отличает достаточно сложная субъектная организация в связи с наличием нескольких рассказчиков. С одной стороны, принадлежность повествуемого к кругозору рассказчика работала на характеристику героя, а с другой — создавала особый
3 К ним примыкают цикл В.Ф. Одоевского "Пестрые сказки", "Святочные вечера, или рассказы моей тетушки" Н.И. Билевича, "Досуги инвалида" В.А. Ушакова и др.
4 Об образе рассказчика и других циклообразующих элементах в прозе Гоголя см. также: [1], [40], [83], [87], [62], [227], [119], [262] и др. источники. угол зрения на центральную проблему или материал. Эта двойная направленность позволяла на основе одной и той же композиционной схемы строить циклы как откровенно идеологические, сталкивающие отдельные взгляды и позиции в общей философской беседе (например, у В.Ф. Одоевского, А. Погорельского), так и "бытовые", в центре которых — жизненный колорит события и характера, в том числе и характера самого рассказчика ("Вечера." Гоголя, "Вечера на Карповке" М.С. Жуковой).
Ряд работ, посвященных циклизации 20-30-х годов, разрабатывает более частные темы и сосредоточен на описании конкретных циклов [48, с. 31-104], [194], [275], [108], [236] и др. Громадный комплекс проблем [связь цикла с жанровыми особенностями циклизуемых произведений, с художественным методом авторов, с тематическими предпочтениями, с особенностями бытования текстов (форма альманаха, журнала, сборника) и т.п.] еще не привлек особого внимания. Тем самым целостная характеристика эпического цикла данного времени возможна только в перспективе. Существенное же своеобразие "Арабесок", явственное на фоне уже накопленных сведений о цикле 20-30-х годов, выпадение их из "ходовых" схем ("игнорирование" формы "Вечеров" и отсутствие акцента на образе рассказчика) заставляет пристальнее всмотреться в связи цикла с традицией и постараться зафиксировать новые закономерности в циклообразовании эпохи.
Но дело осложняется тем, что теория (а соответственно и методология исследования) эпического цикла находится в стадии становления. В этой области существует целый ряд фундаментальных и еще не разработанных проблем, от разрешения которых, однако, зависит правильное отношение к циклу, то есть возможность выделить и описать цикл как явление типическое, как функциональное целое, не сводимое к набору тех или иных статичных признаков.
Одной из таких проблем следует считать вопрос об отношении цикла к определенному литературному роду. Так, существует мнение, что "циклизация в прозе всегда более искусственна: проза больше тяготеет к повествовательности, нарра-тивности, к синтагматическому развертыванию смысла" [205, с. 90]. В эпическом роде литературы, как правило, "художественный мир <.> заключен в прочные и границы сюжета и героев, труднопроницаемые для других художественных миров" [66, с. 228]. Действительно, нельзя не согласиться с влиянием родовых особенностей произведений на их циклизацию: в лирике циклы более распространены и образуют тесное единство, поскольку опираются на цельный и обособленный контекст, имманентно присущий поэтическому слову (стилю, образу)5; эпос, тем паче прозаический, имеет дело с контекстом менее выделенным, а оттого дробным. Взаимодействие произведений опосредуется здесь соотнесенностью отдельных элементов (ситуаций, конфликтов, стиля, жанра и т.п.). Таким образом, если лирический цикл дедуктивен и синтетичен, идет от общего к частному, то эпический индуктивен и аналитичен. Но основа цикла едина во всех родах, поскольку главное в цикле — совместное функционирование текстов.
Исследование литературной циклизации демонстрирует постепенный приход именно к таким выводам. Имея своим началом анализ только лирических циклов, а именно циклов Блока6, цикловедение настоящего времени все более осознает своей задачей построение единой теории художественного цикла. JI.E. Ляпина, в частности, констатирует, обозревая историю проблемы: "Между тем при <.> развитии цикловедческой мысли все больше обращал на себя внимание общелитературный характер явления циклизации, обнаруживающийся не только в синхронности появления и развития цикловых форм в русской литературе того или иного периода, но и в прямом взаимодействии разнородовых принципов в конкретных циклах <.> Не параллельно-независимыми процессами, но двумя сторонами одного представлялось развитие циклообразования в эпике и лирике" [149, с. 176]7.
Постановке синтетической задачи цикловедение обязано работам, разрабатывавшим проблемы истории эпического цикла. В данной области, кроме уже названных исследований A.C. Янушкевича, следует выделить книги и статьи Ю.В. Лебедева о циклах 1840-1860-х годов [128], [130], [131], [129], [127]. Заслугой ученого был взгляд на цикл как элемент общего развития литературы. Специфика
5 См. последовательный анализ развития функций поэтического контекста в русской лирике XIX века в кн. [49].
6 См. основную библиографию по теории и истории лирического цикла в кн: [64, с. 134-138], [250, с. 71-79], [248, с. 113-124]. цикла середины века заключалась в его жанровом статусе и связывалась с поисками "формы времени". Цикл 20-30-х годов носил новеллистический характер, в 40-е годы его потеснил очерковый цикл натуральной школы. Эти типы циклов составляли как бы контрастную пару и в этом качестве существуют и по сей день8. Одновременно в творчестве И.С. Тургенева и М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л.Н. Толстого и Г.И. Успенского цикл становится "эпическим", то есть синтезирующим возможности как очерка, так и новеллы и питающимся ощущением органического единства и широты всей жизни нации.
Наблюдения Ю.В. Лебедева дополнил С.Е. Шаталов, высказав ряд замечаний о статусе и типологии прозаического цикла. Размещаясь в иерархии форм между единым произведением, например, романом, и какой-либо подборкой текстов, цикл имеет "порог целостности". С.Е. Шаталов убедительно доказывает, что идейно-тематическая общность произведений — еще недостаточное основание для циклизации. Так, "Записки охотника" делает, по мнению ученого, подлинным циклом только общий образ повествователя. Проблемное единство же является лишь предпосылкой циклизации и само по себе допускает привлечение материала и за пределами цикла. И одновременно — стоит ввести в "Записки" еще одну "скрепу" (упорядоченную пространственно-временную последовательность), и цикл превратится в единое произведение жанра путешествия [276].
Ю.В. Шатин попытался решить проблему циклической целостности, исходя из структурных особенностей циклизуемых текстов [277]. Центральная посылка ученого — возможность определить минимальное основание, при котором группа произведений, близких по своим художественным свойствам, становится (или может потенциально стать) циклом. Этим основанием Ю.В. Шатин считает идентичность пространственно-временной и сюжетно-фабульной структур, а также определенное соотношение образа автора и образа героя9.
7 Опыты построения такой синтетической картины развития художественного цикла предприняты в кн.: [96], [150], [151], [152].
8 Интересная попытка классификации циклов по их жанровому составу содержится в кн. [106].
9 Нужно заметить, что в таком подходе существует некая двойственность, поскольку выявить типологическое сходство текстов еще не значит объяснить действительную структуру цикла (на чем мы остановимся в дальней
Работы А. Соловьевой [219] и Н. Старыгиной [221] также затронули ряд существенных проблем в развитии русского эпического цикла XIX века. В центре статей — формы и методы создания циклического единства произведений малых жанров, которые подготавливали и оттеняли взлет русского романа. Среди них называется единство места (среды) и центрального героя (или повествователя), мотивирующие проблемно-тематическую слитность. Своеобразными "полюсами" возможностей цикла становится сверхмалая (не по объему, а по объекту изображения) форма отрывка, ряда разрозненных случаев из жизни, обладающего между тем связностью и особого рода сюжетностью [210]10, и сверхбольшая форма эпопеи, движимая идеей исторического выбора людей и наций [273].
Неким "полигоном" для выяснения циклообразующих связей и, соответственно, базой для теоретических выводов стал уже называемый цикл A.C. Пушкина "Повести Белкина". Он послужил объектом тотального обследования: помимо образа рассказчика различные ученые указали на роль в формировании его целостности общей концепции личности, структуры и принципов повествования, материала "обыкновенной жизни", литературных реминисценций (и пародийного задания), биографического подтекста, системы устойчивых мотивов, мифопоэтических комплексов, проблематики и т.п. [148], [46], [259], [280], [240], [7].
Эпический цикл Щедрина, Успенского, Чехова и других авторов также неоднократно становился предметом теоретических обобщений, связанных с его жанровым составом, функциями повествователя и художественным заданием [211], [192], [177], [214-216].
Вместе с тем необходимо сказать, что эпический цикл еще не привлек внимания исследователей как особая и целостная теоретическая проблема. Отдельные высказывания и наблюдения в этой области все же не могут заменить последовательного и, главное, системного анализа. Кроме того, существуют значительные разночтения в терминологии, не определена иерархия понятий. Постоянный спутшем). Однако само направление поисков и достигнутые результаты очень перспективны, в том числе и с точки зрения строгости параметров. ник цикловедения отсюда — случайность, произвольность тех признаков, которые выделяются для анализа в каком-либо цикле. При попытках теоретической систематизации это выливается в простое перечисление возможных циклообразующих. (Черта общая как для теории эпического, так и для теории лирического цикла). Среди главнейших признаков цикла, как правило, называется целостность (недостаточно отграничиваемая от целостности произведения), статус особого жанра, концептуальность (идейно-художественное единство, проблемная слитность), кон-текстуальность, сюжетность (динамика темы и проблематики), композиционная выстроенность, а также обширный ряд межтекстовых "скреп" (от фоники до типа героя)11.
Все это заставляет, во-первых, уделить особое внимание теоретическим аспектам и, во-вторых, подойти к циклу как к системе. Для нас неприемлемо положение о том, что цикл должен быть предметом исследования во всей своей материальной полноте, во всех содержательных и формальных свойствах произведений-частей и всей совокупности связей, возникающих между ними. Напротив, цикл есть особая типичная структура, и описание ее возможно как описание функций, относительно независимых от набора индивидуальных признаков текстов. Это и позволяет при бесконечном многообразии конкретных форм объединения произведений существовать циклу как устойчивому и воспроизводимому явлению.
Предмет исследования. Цель и задачи работы. Объектом работы в широком смысле является организация "Арабесок" в контексте эпико-прозаического художественного цикла 20-30-х годов XIX века. Однако, как мы видим, отсутствие системного определения самого понятия "цикл" ("эпический цикл") нередко приводит к тому, что исследователь обрекается на смысловую неопределенность и должен руководствоваться исключительно нормами данного частного цикла (или группы циклов). В итоге мы получаем ряд признаков, недостаточно связанных ме
10 Современный прозаический цикл активно использует такие сверхмалые формы, делая отрывок производным не только жизненного материала, но и композиционно-стилевого задания. Таковы "Затеей" В. Астафьева, "Камешки на ладони" В. Солоухина и т.п. См. [111].
11 См.: [63], [251] и другие работы по теории как лирического, так и эпического цикла. жду собой. Это в конечном счете отражается и на достоверности историко-литературной картины12.
Дабы избежать этого противоречия, предмет диссертационного исследования должен быть сужен. Главной сферой внимания для нас явится цикл как инвариантная структура, как система функций, которая проявляется через целостный смысл произведений и способ их взаимодействия. Сущностные основы цикла, далее, должны быть прослежены в конкретной реализации в "Арабесках" Н.В. Гоголя. Тем самым центральный наш предмет -— структура гоголевского цикла с точки зрения типической структуры цикла. И наконец, важный момент анализа — установление альтернатив воплощения тех или иных особенностей циклической структуры в прозе 1820-1830-х годов, то есть отношение "Арабесок" к близким и удаленным от них вариантам циклизации. В последнем пункте акцент ставится именно на "Арабесках", поскольку типология цикла представляет собой отдельную проблему, выходящую за рамки данного исследования. Наши наблюдения в этой области не претендуют на полноту и строгую системность и носят предварительный характер.
Таким образом, цель работы -— исследовать структурные особенности "Арабесок" Н.В. Гоголя как цикла в контексте особенностей эпико-прозаической циклизации 20-30-х годов XIX века. Реализоваться данная цель может через решение ряда конкретных задач:
I. Теоретико-литературные задачи.
1. Определить природу художественной циклической целостности и ее место в ряду других форм целостности.
2. Описать основные функции, обеспечивающие целостность цикла, и выявить роль различных уровней литературного целого в формировании единства произведения.
12 По справедливому замечанию Гюнтера Мюллера, "дилемма каждой истории литературного жанра основана на гом, что мы не можем решить, какие произведения к нему относятся, не зная, что является жанровой сущностью, а одновременно не можем также знать, что составляет эту сущность, не зная, относится ли то или иное произведение к данному жанру" [162, с. 188].
3. Охарактеризовать произведение как завершенное ценностное целое и часть ценностного целого цикла.
4. Раскрыть суть целостной динамики цикла и указать на роль в этом диалогической соотнесенности произведений.
5. Наметить главные черты организации циклического контекста.
II. Историко-литературные задачи.
1. Показать уровневое строение "Арабесок", соотношение между сквозными идейно-образными закономерностями, со-противопоставленностью типов произведений и системой оппозиций целостных текстов.
2. Зафиксировать образные лейтмотивы цикла.
3. Выявить влияние определенной авторской позиции на состав и организацию текста "Арабесок".
4. Установить параметры дифференциации произведений в составе цикла и роль типологической группировки текстов в целостном функционировании цикла.
5. Осмыслить в структурном плане общую концепцию "Арабесок" (циклическое событие) и наметить динамику ее реализации.
6. Проследить на всех указанных уровнях отношение гоголевского цикла к закономерностям эпико-прозаической циклизации 1820-1830-х годов.
Метод и методологические основы исследования. Как показывает развитие цикловедения, основные усилия исследователей в этой области направлены на эмпирическое описание тех или иных явлений с эпизодическими попытками обобщения сведений. Господство индуктивного подхода безусловно сыграло свою положительную роль в создании прочной базы наблюдений и первичных выводов. Однако индуктивные способы исследования не всегда могут обеспечить четкое выделение (и оценку с точки зрения перспективности) нужного плана анализа.
Данная работа построена на движении от системы общих теоретических положений к конкретному описанию, то есть на дедуктивном методе. Здесь инструментом поиска служит сумма теоретических посылок (логичность которых и соответствие историко-литературному материалу в конечном итоге может определиться только после обсуждения диссертационного исследования).
Дедуктивный метод адекватно реализуется только при условии системного подхода к явлению. Цикл нами рассматривается не как совокупность отдельных признаков, но как некая целостная структура, имеющая ряд взаимообусловленных функций. Эта взаимообусловленность, согласно нормам структурно-функционального анализа, должна иметь единый принцип (объект-связь [212]), не дающий ей вылиться в "дурную бесконечность". Данный принцип (или свойство) служит динамическим регулятивом и не прикреплен жестко и однозначно к каким-либо материальным элементам системы.
Необходимой составляющей методологической базы исследования является сравнительно-исторический метод. Параллельно с описанием "Арабесок" как функционального единства должна быть прослежена совокупность связей цикла с иными бытующими в данный период вариантами циклического целого. Сравнительно-исторический подход позволит выявить некоторый черты литературной традиции и определить место сборника в ее рамках.
Конкретную методологическую основу исследования представляют труды Ю.М. Лотмана (методология структурно-функционального анализа), М.М. Бахтина (проблемы диалогики и архитектоники произведения), А.Ф. Лосева (диалектика и феноменология художественного текста), работы М.М. Гиршмана, В.И. Тюпы, И. А. Есаулова (целостность произведения), а также исследования Г.А. Гуковского, Ю.В. Манна, В.М. Марковича, Ю.М. Лотмана, И.А. Есаулова и других, посвященные гоголевской поэтике.
Материал исследования. Материал исследования составляют прозаические циклы 1820-30-х годов A.A. Бестужева-Марлинского, В.И. Даля, М.С. Жуковой, М.Н. Загоскина, В.Т. Нарежного, В.Ф. Одоевского, Н.Ф. Павлова, М.П. Погодина, А. Погорельского, H.A. Полевого, A.C. Пушкина и других авторов.
Структура диссертационной работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованных источников и литературы. Во введении аргументируется актуальность темы, раскрывается степень ее разработанности, обосновываются предмет, цели и задачи работы и определяется ее методологическая основа. Первая глава посвящена теоретическому рассмотрению проблемы
Заключение научной работыдиссертация на тему "Структура "Арабесок" Н. В. Гоголя и вопросы поэтики русского прозаического цикла 20-30-х годов XIX века"
Заключение
Цикл представляет собой эффективный инструмент художественного познания действительности и моделирования ее. Отдельное произведение и цикл как варианты целостности взаимно дополняют друг друга в историко-литературном процессе. То, что кажется завершенным и ограниченным в единичном тексте, в цикле окружено альтернативами и разомкнуто в широкое пространство. Закономерно, что наиболее активно и осознанно циклические формы начинают использоваться в тот период, когда литература переходит от "рефлективного традиционализма" к развитию на основах индивидуальной творческой инициативы (С.С. Аверинцев). По всей видимости, цикл и может стать необходимым и самостоятельным элементом художественного процесса только в условиях насыщенного "рынка" эстетических ценностей. Цикл предполагает одновременное наличие многих путей, открытых перед автором и его героями, и не дает ни одному из выбранных ими вариантов самоопределения стать монопольным и исключительным. Циклическая целостность, построенная на антиномичности, противоречии произведений друг другу, проясняет то, какую огромную роль в смыслопорождении играет диалог различных позиций.
Свою уникальную моделирующую и познавательную функцию, как свидетельствует материал "Арабесок", цикл может выполнять только благодаря особой структуре. В отличие от целостности произведения, синтезирующей в границах единого текста все заявленные в нем варианты выбора и завершения, целостность цикла сохраняет суверенность этих вариантов. Цикл не может быть адекватно охарактеризован, если применять к нему традиционные способы анализа, ориентированные на то, что данный текст априорно имеет целостный смысл. В таком ракурсе цикл есть просто углубление, расширение, экспансия на новые территории, поворот новой гранью и т.п. все того же смысла. Напротив, реально циклическая целостность есть парадигма взаимосоотнесенных, но не слитых воедино, противопоставленных исходов. Их целостный смысл может быть понят только как иерархия вариантов.
Контекст антиномичности — главная связующая сила цикла. Та или иная конкретная конфигурация противопоставлений обеспечивает его многоликость. Мобильность цикла очень велика, что допускает переформирование его состава и композиции, выдвижение на первый план то одного, то другого уровня текста (от звукового состава до идеологии), вхождение в более обширное единство (или распад), наконец, возникновение цикла как бы помимо намерения автора. И все же цикл как тип целостности не растворяется в бесконечности своих вариантов. Особое место циклического типа целостности в ряду других типов задано неизменностью опорных его функций: интегративной и сегрегативной. Совместное действие их позволяет парадоксальным образом уловить в различном повторяющееся, а в тождественном — различное, что и сводит в антиномии удаленные друг от друга вне цикла произведения.
Противостояние затрагивает в том или ином аспекте все компоненты текста, отдельные элементарные оппозиции складываются в блоки, а последние подчиняются единому заданию целого. В конечном же итоге целостность цикла обеспечивается только со-противопоставленностью произведений. Последние выступают в цикле тождественными в изменениях смысловыми позициями. Границы текстов задают на конструктивном уровне локализацию смысла, который органически охватывает и пересоздает материальный словесный объект. И наконец, тогда, когда произведение погружается в диалогическую стихию цикла, все его элементы становятся частью ценностного целого — единства художественного события.
На этом уровне целостность характеризуется как завершенность, как волевой акт выбора и ограничения. Автор, герой и читатель вступают в процессе творчества в определенное отношение к ценностям бытия. Совершая свою ориентацию к ним, этот синкретичный субъект творчества создает особое пространство, ценностно неделимое. Существуя в слове и как слово, это пространство (концепция личности) формирует произведение, которое, таким образом, может быть как свернуто в художественное имя (нерасчлененную целостность), так и развернуто в реальный текст, в материальную целостность.
Цикл сводит различные варианты самоопределения в диалоге. Граница между произведениями, будучи при их раздельном существовании только отметкой начала или конца текста, в цикле обретает иное значение, смыслопорождающее. В антиномичном целом цикла граница маркирует различия в ценностях. Здесь возникает возможность соотнести варианты самоопределения, проверить их на жизненность и адекватность. А это в свою очередь требует единства основных ориентиров (объектов ориентации). Все элементы произведения начинают говорить одновременно на двух языках, определяясь к двум целым, к двум уровням ценностей — цикла и произведения.
Так, с одной стороны, формируется циклическое событие, динамическое разворачивание общей концепции личности, которая в переходах от текста к тексту постепенно открывает весь спектр опорных ценностей и всех вариантов отношения к ним. С другой стороны, проясняется и механизм циклического контекста. Последний не является в цикле однородным и постоянным. Наличие нескольких кодов обеспечивает его многомерность, в которой молено, однако, выделить несколько типических ситуаций, исходов в "борьбе" денотативного и коннотативного смысла. Допустимо сказать, что доминирование определенной ситуации носит типологическое значение и позволяет разграничить варианты циклической структуры.
Подводя, таким образом, итоги, можно констатировать наличие инвариантной функциональной основы циклического единства. Решение комплекса теоретико-литературных задач, поставленных в начале работы, позволило определить природу циклической целостности, описать ее основные функции и уровни, а также указать на динамику ценностей как основу цикла.
Анализируя структуру "Арабесок" с точки зрения типической организации цикла, мы выяснили, что сборник активно использует возможности, заложенные в антиномичности текстов и отдельных принципов их построения. Гоголевский цикл выделяется резким своеобразием в ряду других циклов 1820-30-х годов. В нем сведены до минимума внешние приметы, призванные облегчить восприятие цикла как целого (единый образ повествователя, ситуация беседы, скрепляющая ряд рассказов). Контрастная смена предметов, тем и форм повествования, метафорически заявленная уже заглавием, делала целостность сборника еще более проблематичной. Гоголь, откровенно игнорируя традиционные мотивировки, построил взаимодействие произведений на исключительно функциональных основаниях, свойственных циклу как типу целого.
Арабески" сделали типовую структуру художественного цикла предпосылкой и условием своей идеологии, в отличие от многих циклов начала века, в которых между той и другой существовал разрыв. И уровень идей, и уровень формы строится Гоголем на идентичных основаниях, отчего первый кажется непосредственным продолжением второго — и наоборот, хотя грань между ними весьма отчетлива. Принцип контраста, противоречия — постоянная организующая сила цикла, его сквозная закономерность и потому основа целостности. Перегруженность противоположностями создает в итоге впечатление хаоса, а контекст целостности обнаруживает в нем гармонический смысл. Концентрация и дробление проникают собой все пласты цикла, реализуясь в неровном стиле, в смешении экспрессии и логики, в противоречиях исторической концепции. Свое наглядное воплощение эти тенденции получают в двух рядах образов, первый из которых относится к плану созидания, "космоса", второй — к плану деструкции, "хаоса".
Принцип контраста требовал для себя определенного противовеса, единства координат. Гоголь нашел способ объединить противоречия без их слияния в тождество. Развитие русской прозы выдвинуло в 1830-е годы на первый план разработку дифференциальных признаков текстов (жанров художественной прозы, научного и критического типов дискурса). В "Арабесках" исторические очерки перемежаются повестями и статьями об искусстве. Но Гоголь не сделал их соседство фактом формальным, ориентируясь на распространенные способы альманашной или журнальной группировки. Структура цикла позволила объединить разнородные тексты более тесно, сделав их производными особой авторской позиции, позиции дилетанта. Дилетантизм Гоголь доводит до уровня структурного принципа, освобождая от узких примет конкретной личности, характера (ср. более прописанный образ литератора-дилетанта в "Повестях Белкина" или "Пестрых сказках"). С этой точки зрения в цикле органично мотивирована постоянная смена дистанции, предметов повествования, фрагментарность, нестрогость идейной системы, пародийные смещения. В конечном итоге их оправдывает единство авторского кругозора.
В рамках такой свободной структуры произведения начинают обнаруживать "независимые" от авторской воли связи (своеобразие этой независимости можно понять только в контексте традиции, жестко мотивирующей структуру цикла). В "Арабесках" становится очень активным типологическое сродство текстов. Историографическая, художественная и критическая проза как особые типы отношения к материалу и организации повествования отграничены друг от друга. Но в то же время они взаимно дополнительны и образуют общее пространство ценностей.
Дифференциация затрагивает в цикле опорные признаки текстов и сказывается на возможностях в формировании той или иной концепции личности. Среди таких признаков прежде всего нужно выделить организацию хронотопа, структуру сюжета и статус героя (рассказчика, повествователя). Статьи по эстетике характеризуются эмбриональной фабульностью, основанной на "конфликте" художественных позиций, стилей, видов искусств, которые несут в себе связь с определенным пространством или эпохой, все более слабеющую к современности. В исторических очерках фабульность возрастает, однако остается обобщенной и строится на последовательности постоянных мотивов. Фабульная однородность требует конкретизации и находит ее в пространственных (географических) условиях. Наконец, повести обращают нас к настоящему. Их острый новеллистический сюжет, основанный на кумулятивных схемах, с одной стороны, имеет повторяющуюся структуру, но с другой — доводит до осознанного принципа фрагментарность, локальную ограниченность (в том числе пространственно-временную) участков события. В результате герой повестей одновременно воспринимается и как типический (эмансипированный от сюжета), и как обладающий индивидуальностью, что позволяет путь, биографию любого героя рассматривать в качестве значимого варианта самоопределения.
Иерархия кругозоров, выстраиваемая Гоголем в цикле, объединяет эти варианты в систему и дополняет их ценностной ориентацией автора/повествователя. Выбор героя в повестях корректируется оценками рассказчика, слово которого в свою очередь оттеняется акцентом автора; в статьях под влиянием беллетристической части цикла видение автора также преломляется в условной позиции повествователя. Взаимодействие произведений ведет к тому, что авторская позиция становится в "Арабесках" неоднозначной, имеющей ряд опосредований. Авторское присутствие воплощается не в отдельный образ (характер), но в голос.
Таким образом, все элементы цикла со-противопоставлены друг другу. От отдельных оппозиций "Арабески" движутся к антиномии целостных произведений. Слитность же художественного текста обеспечивается идентичной направленностью каждого его слагаемого к заявленному в нем кругу ценностей. Это отношение и фиксируется в понятии модальность. Модальность текстов другого типа — критических, научных — есть прямое производное их идеологии. Непосредственное представление ценностей и их художественное преломление становятся в цикле гранями единого задания.
Гоголевский цикл в полной мере использовал (и развил) возможности, заложенные в общей схеме модальной организации произведения, какой она предстала в литературе начала XIX века благодаря достижениям сентиментализма и романтизма. Повести "Арабесок" открыли для цикла преимущества иерархии модальностей, в отличие от господства одной модальности или эклектического смешения ее типов, свойственного многим прозаическим циклам 20-30-х годов. Текст повестей представал сложным многоуровневым единством ценностных отношений.
Историко-критические произведения цикла давали проблеме ценностей еще более углубленную разработку. С одной стороны, они служили своеобразным комментарием к художественной прозе, помогая разобраться в системе авторских акцентов, а с другой — открывали возможность связать тот или иной тип модальности с ценностями определенной культуры, то есть обобщали материал повестей. Достижения романтического историзма Гоголь использовал для того, чтобы создать живое единство идеологической оценки культурного мира и его художественного отражения. Отвлеченность и схематичность построений философской эстетики преодолевается логикой материала и структурными особенностями цикла, что в итоге позволило сделать последовательность историко-культурного развития человечества основой эстетического сюжета "Арабесок".
Опорными ценностями для всех вариантов самоопределения (концепций личности) являются в цикле ценности "естественные", соединяющие человека с коллективной жизнью. От них радиусами отходят идиллический и героический способ отношения к миру (античность и средневековье), близкий к идеальной норме; в новое время его место заступают трагический и сатирический варианты, порожденные ростом личной инициативы и расхождением истинных ценностей и ложных общественных приоритетов.
Таким образом, система дифференциальных признаков определенного типа текстов подчинена в "Арабесках" воплощению сложной и антиномичной концепции личности. Статьи и повести, имея в себе некие структурные ограничения, явно проявляющиеся в соседстве, органично представляют на своем "языке" определенное отношение к ценностям героев и автора, но и лишают тотальности любой выбор и любую позицию и делают ее одним из "ответов" на общий "вопрос".
Арабески", наряду, например, с "Русскими ночами" В.Ф. Одоевского, не стали объектом усиленного внимания в свое время. Их заслонили художественные открытия в области прозаической циклизации "Вечеров на хуторе близ Диканьки" и "Миргорода", а также пушкинские "Повести Белкина". Однако все эти циклы проникает дух синтеза, обобщения, что позволяет многим исследователям называть белкинский цикл прообразом широкого эпического мира романа, а в гоголевских циклах находить универсализм, разносторонность охвата действительности.
Арабески" явились на этом фоне экспериментом, проясняющим крайние возможности цикла. "Средний" цикл 20-30-х годов XIX века целиком ориентирован на ближайшие цели, на тесное объединение текстов. Общность ситуации, рассказчика, проблематики непременно должна была быть обозначена, в том числе и в заглавии. Разнородность материала или жанров требовала специального обоснования, недаром свои сказки В.Ф. Одоевский назвал "пестрыми".
Глобальная задача, поставленная в сборнике Гоголем, — найти единую нить истории и культуры и ее связь с проблемами современности — требовала раздвинуть границы художественного. Возможности чисто беллетристического цикла в отражении культурно-исторических миров имели свои пределы. Для того, чтобы эпико-прозаический цикл мог в лаконичных формах воссоздавать значимые исторические события или социокультурные явления, требовалась разработка аналитических средств. Эти задачи были решены позднее, в "Герое нашего времени" М.Ю. Лермонтова, тургеневских "Записках охотника", в очерковых циклах Г. Успенского, в "Севастопольских рассказах" Л.Н. Толстого, в сатире М.Е. Салтыкова-Щедрина.
В "Арабесках" Гоголь нашел иной путь, соответствовавший логике художественного развития автора. Обнажение противоречий, игра сломами формы, сочетание удаленных явлений и типов дискурса, словом, весь комплекс возможностей, заложенных в природе цикла, создают рамочную, вершинную структуру. Мы видим ряд вариантов выбора, основанный на последовательности культурно-исторического развития, но они не замкнуты в жесткую причино-следственную связь, между ними существует обширное пространство, полное потенциального смысла. Свободная структура цикла послужила Гоголю своеобразным мостом к новым поискам в организации художественного целого. "Ревизор" и "Мертвые души" синтезируют в монолитном единстве те факторы, которые в "Арабесках" легли в основу антиномичности произведений.
И все же "Арабески" сыграли свою роль в становлении поэтики русского прозаического цикла. Влияние заложенных в сборнике конструктивных принципов явственно ощущается в "Выбранных местах из переписки с друзьями", где Гоголь преследует цель религиозного обоснования культуры (см. у К. Мочульского), столь же обширную по масштабам. Близка к "Арабескам" структура незавершенного Ап. Григорьевым цикла "Одиссея о последнем романтике", структура напряженно ан-тиномичная, сопрягающая разные жанры и типы текстов. Ряд циклов "серебряного века", в том числе и "Арабески" А. Белого, также опираются на гоголевские композиционные и идейные решения в своих культурно-исторических поисках.
Тем самым, рассмотрев в свете поставленных в данной работе задач структуру "Арабесок", мы убеждаемся в наличии у цикла как инвариантных функциональных особенностей, так и широких возможностей их реализации в конкретном материале. Гоголевский сборник выступает гибкой и многоуровневой системой, отдельные элементы которой — от образных лейтмотивов до авторской позиции и взаимодействия типов текстов — подчинены воплощению единой антиномичной концепции личности. При обращении к практике прозаической циклизации 20-30-х годов XIX столетия также становится видно, что различные формы цикла восходят в своей основе к общей модели, достаточно свободной, чтобы обеспечить в то же время индивидуальность каждого варианта. Тот путь и та методология анализа, которая заявлена в данном исследовании, представляется отсюда достаточно адекватной и плодотворной для решения проблем, возникающих при системном подходе к поэтике художественного цикла. Результаты, достигнутые при движении к цели работы, как думается, свидетельствуют о возможности рассматривать циклическую структуру, руководясь едиными принципами и не растворяя особенности циклического типа художественной целостности в признаках иных форм целого.
Этим определена научная новизна и практическая значимость диссертационного исследования. Точка зрения, изложенная в нем, помогает в ином ракурсе взглянуть на развитие прозаического цикла и выявить в нем новые закономерности. Логичным переходом к более широкому кругу историко-литературных проблем представляется обращение к материалу эпического цикла 1820-1830-х годов как к самостоятельной системе. Это должно уточнить и конкретизировать типологический смысл вариантов циклической целостности, а также определить место и роль каждого из них в становлении форм русского прозаического цикла.
Список научной литературыКиселев, Виталий Сергеевич, диссертация по теме "Русская литература"
1. Агаева И. И. Соотношение субъективного и объективного в "Вечерах на хуторе близ Диканьки" и "Миргороде" Н.В. Гоголя: Автореф. дис. канд. филол. наук. — Баку, 1971.
2. Алексеев П.В., Панин A.B. Диалектический материализм (общие теоретические принципы). — М.: Высшая школа, 1987.
3. Алпатов М. Гоголь о Брюллове // Русская литература. — 1958. — № 3. — С. 130- 134.
4. Аникст A.A. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. — М.: Наука,1972.
5. Анненкова Е.И. Гоголь и декабристы. (Творчество Н.В. Гоголя в контексте литературного движения 30-40-х годов XIX века). — М.: Прометей, 1989.
6. Анненский И. Художественный идеализм Гоголя // И.Ф. Анненский. Книги отражений. — М.: Наука, 1979. С. 216-225.
7. Архиповский В.И. Об идейно-художественном единстве пушкинского цикла "Повести Белкина" // Вопросы русской литературы. — Львов, 1981. — Вып. 2(38).— С. 36-43.
8. Барабаш Ю.Я. "Выбираю сам из моих последних писем" ("Переписка с друзьями" Гоголя: У истоков) // Вопросы литературы. — 1990. — № 11/12. — С. 132-146.
9. Барабаш Ю.Я. Почва и судьба: Гоголь и украинская литература: у истоков. — М.: Наследие, 1995.
10. Барабаш Ю.Я. Сад и вертоград: Гоголевское барокко: на подступах к проблеме // Вопросы литературы. — 1993. — № 1. — С. 135-156.
11. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: "за" и "против". — М.: Прогресс, 1975, —С. 114-163.
12. Баткин Л.М. Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль мышления. -М.: Искусство, 1978.
13. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. — М.: Художественная литература, 1975.
14. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. — М.: Художественная литература, 1986.
15. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Советская Россия,1979.
16. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1986.
17. Белинский В.Г. О русской повести и повестях г. Гоголя ("Арабески" и "Миргород") // В.Г. Белинский. Полное собрание сочинений. — М.: Изд-во АН СССР, 1953. — Т. I. — С. 259-307.
18. Бельская Л.Л. Структура лирического цикла (С. Есенин "Любовь хулигана") // Проблемы сюжета и жанра художественного произведения. — Алма-Ата, 1977, — Вып. 7.— С. 38-45.
19. Берков В.О. Гоголь о музыке. — М.: Музгиз, 1952.
20. Берковский Н.Я. О "Повестях Белкина" // Н.Я. Берковский. О русской литературе. — Л.: Художественная литература, 1985. — С. 7-111.
21. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. — Л.: Художественная литература, 1973.
22. Ботникова А.Б. Гофман и Гоголь: (Диалектическое восприятие романтических традиций) // А.Б. Ботникова. Э.-Т.-А. Гофман и русская литература (первая половина XIX века). — Воронеж, 1977. — С. 101-149.
23. Ботникова А.Б. К вопросу о взаимодействии поэтических систем: (Проблема художника в творчестве Гоголя и Гофмана) // Проблемы взаимодействия литературных направлений. — Днепропетровск, 1973. — С. 154-166.
24. Бочаров С.Г. Белкин и Пушкин // С.Г. Бочаров. Поэтика Пушкина: Очерки. — М.: Наука, 1974. — С. 127-167.
25. Бройтман С.Н. Беседы по исторической поэтике // Русская словесность. — 1996. —№5. — С. 2-8.
26. Брюсов В.Я. Испепеленный. К характеристике Гоголя // В.Я. Брюсов. Собрание сочинений.: В 7 т. — М.: Художественная литература, 1975. Т. 6. - С. 134159.
27. Вайскопф М. Время и вечность в поэтике Гоголя // Гоголевский сборник.
28. СПб.: Образование, 1993. — С. 3-19.
29. Вайскопф М. Птица тройка и колесница души: Платон и Гоголь // Гоголь: Материалы и исследования. — М.: Наследие, 1995. — С. 99-117.
30. Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. — М.: ТОО "Радикс", 1993.
31. Вацуро В.Э. "Северные цветы". История альманаха Дельвига Пушкина.1. М.: Книга, 1978.
32. Вацуро В.Э. Русская идиллия в эпоху романтизма // Русский романтизм.
33. Л.: Наука, 1978. — С. 118-137.
34. Вацуро В.Э., Гиллельсон М.И. Сквозь "умственные плотины". Очерки о книге и прессе пушкинской поры. — М.: Книга, 1986.
35. Венгеров С.А. Писатель-гражданин (Письма Н.В. Гоголя. Тт. 1-1У. СПб, 1901) // С.А. Венгеров. Собрание сочинений. — СПб: Прометей, 1913. — Т. 2.
36. Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля // А.Н. Веселовский. Историческая поэтика. — М.: Высшая школа, 1989. — С. 107-155.
37. Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова // В.В. Виноградов. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. — М.: Наука, 1990.— С. 182-270.
38. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Наука, 1999.
39. Виноградов В.В. Сюжет и стиль. Сравнительно-историческое исследование. — М.: Изд-во АН СССР, 1963.
40. Виноградов В.В. Язык Гоголя // В.В. Виноградов. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. — М.: Наука, 1990. — С. 271-330.
41. Виролайнен М. Молодой Погодин // М.П. Погодин. Повести. Драма. — М.: Советская Россия, 1984. — С. 3-20.
42. Виролайнен М.Н. "Миргород" Н.В. Гоголя (проблемы стиля). Автореф. дис. канд. филол. наук. — Л., 1980.
43. Витберг Ф.А. Гоголь как историк // Исторический вестник. — 1892. — Т. 49. — №8. — С. 390-423.
44. Волков И.Ф. Теория литературы. — М.: Просвещение; Владос, 1995.
45. Волынский П.К. Украинские произведения в русских журналах 20-30-х годов 19 века // П.К. Волынский. Из творческого наследия. -— Киев, 1973. — С. 8294.
46. Выготский Л.С. Психология искусства. — М.: Искусство, 1986.
47. Гегель Ф.-Г.-В. Эстетика: В 4-х т. — М.: Искусство, 1968. Т. 1.
48. Гей Н.К. Проза Пушкина: Поэтика повествования. — М.: Наука, 1989.
49. Герцен А.И. Дилетантизм в науке // Герцен А.И. Собрание сочинений. В 8 т. — М.: Правда, 1975. — Т. 2. — С. 5-84.
50. Герштейн Э.Г. "Герой нашего времени" Лермонтова. — М.: Художественная литература, 1976.
51. Гинзбург Л.Я. О лирике. — Л.: Советский писатель, 1974.
52. Гиппиус В.В. "Повести Белкина" // В.В. Гиппиус. От Пушкина до Блока.
53. М.-Л.: Наука, 1966. — С. 7-45.
54. Гиппиус В.В. Литературные взгляды Гоголя // Литературная учеба. —-1936. —№ 11. —С. 52-73.
55. Гиршман М.М. Еще о целостности литературного произведения // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — 1979 — Т. 38. — № 5. — С. 449-457.
56. Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. — М.: Советский писатель,1982.
57. Гиршман М.М. Целостность литературного произведения // Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х тт. — М.: Наука, 1971.1. Т. 2. — С. 49-97.
58. Грехнев В.А. Болдинская лирика А.С. Пушкина. 1830 год. — Горький,1977.
59. Грешных В.И. Ранний немецкий романтизм: фрагментарный стиль мышления. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1991.
60. Грихин В.А., Калмыков В.Ф. Творчество В.Т. Нарежного // В.Т. Нареж-ный. Избранное. — М.: Советская Россия, 1983. — С. 5-24.
61. Губарев И.М. Литературно-эстетическая концепция Гоголя: (Идеал и тема писателя-художника): Формирование литературно-эстетической концепции в начале 1830-х гг. —Донецк, 1990.
62. Губарев И.М. Петербургские повести Гоголя. — Ростов н/Д, 1968.
63. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. — М.: Художественная литература, 1965.
64. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. — М.-Л.: Гослитиздат, 1959.
65. Данилова В.В. Композиционная роль алогизма в "Петербургских повестях" Н.В. Гоголя: (К проблеме прозаического цикла) // Эволюция художественных форм и творчество писателя. — Алма-Ата, 1989. — С. 14-21.
66. Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. — Кемерово, 1983.
67. Дарвин М.Н. Русский лирический цикл: проблемы истории и теории. — Красноярск, 1988.
68. Дарвин М.Н. Художественность лирического цикла как проблема литературоведения // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. — Кемерово, 1986. — С. 43-47.
69. Дарвин М.Н. Цикл // Литературная учеба. — 1985. — № 2. — С. 227-230.
70. Денисов В.Д. Хронологические особенности повести "Портрет" Н.В. Гоголя // Н.В. Гоголь и русская литература XIX века. — Л.: Изд-во ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1989.—С. 122-132.
71. Джексон Р. "Портрет" Гоголя: триединство безумия, натурализма и сверхъестественного // Гоголь: Материалы и исследования. — М.: Наследие, 1995. — С. 62-68.
72. Дилакторская О.Г. Бытовые аллюзии и их роль в фантастике повести Н.В. Гоголя "Портрет" // Проблемы жанра и стиля художественного произведения. — Владивосток, 1988. — С. 129-137.
73. Дилакторская О.Г. Фантастическое в "Петербургских повестях" Н.В. Гоголя. — Владивосток, 1986.
74. Димова Л. К определению лирического цикла // Русская филология. IV. — Тарту, 1975, —С. 3-10.
75. Долгополов Л.К. От "лирического героя" к стихотворному сборнику // Л.К. Долгополов. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX начала XX века. — Л.: Советский писатель, 1985. - С. 91-115.
76. Долгополов Л.К. Поэмы Блока и русская поэма конца XIX начала XX веков. — М.-Л.: Наука, 1964.
77. Драгомирецкая Н.В. Стилевая иерархия как принцип формы: Н.В. Гоголь // Смена литературных стилей. — М.: Наука, 1974. — С. 251-299.
78. Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики: Жанры. Композиция. Стиль. — М.: Советский писатель, 1980.
79. Елеонский С.Ф. Гоголь и традиции русской литературы XVIII начала XIX веков // Ученые записки МГПИ. — 1954. — Т. XXIX. — Вып. 4. — С. 237-243.
80. Еремеев А.Е. Русская философская проза (1820-1830-е годы). — Томск,1989.
81. Еремеев А.Э. О философской основе циклизации "Записок одного молодого человека" А.И. Герцена // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1986. — Вып. 14. — С. 152-168.
82. Есаулов И. А. Изображение двух типов апостасии в художественной прозе Н.В. Гоголя ("Миргород" и "Мертвые души") // И.А. Есаулов. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск, 1995. — С. 61-82.
83. Есаулов И. А. Категория целостности в классической немецкой эстетике // Циклизация литературных произведений: системность и целостность. — Кемерово, 1994. — С. 4-22.
84. Есаулов И. А. Литературный текст как конструктивное целое // Историческое развитие форм художественного целого в классической русской и зарубежной литературе. — Кемерово, 1991. — С. 4-19.
85. Есаулов И.А. Об эстетическом сюжете "Миргорода" // Целостность произведения как проблема исторической поэтики. — Кемерово, 1986. — С. 114-123.
86. Есаулов И.А. Спектр адекватности в истолковании литературного произведения ("Миргород" Н.В. Гоголя). — М.: РГГУ, 1995.
87. Есаулов И.А. Эстетический анализ литературного произведения ("Миргород" Н.В. Гоголя). — Кемерово, 1991.
88. Жирмунская Н.А. Историко-философская концепция И.Г. Гер дера и историзм Просвещения // Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII -начало XIX в. Сб. 13. — Л.: Наука, 1981. — С. 91-101.
89. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы. — Л.: Художественная литература, 1978.
90. Зарецкий В.А. О лирическом сюжете "Миргорода" Н.В. Гоголя // Вопросы сюжетосложения.— Рига, 1978. — Вып. 5. С. 29-41.
91. Зарецкий В.А. Петербургские повести Гоголя. Саратов, 1976.
92. Зарецкий В.А., Цилевич Л.М. Об основных направлениях сюжетологии // Сюжетосложение в русской литературе. — Даугавпилс, 1980. — С. 13-24.
93. Зеньковский В.В. Н.В. Гоголь // В.В. Зеньковский. Русские мыслители и Европа. — М.: Республика, 1997. — С. 141-264.
94. Золотусский И.П. "Записки сумасшедшего" и "Северная пчела" // И.П. Золотусский. Поэзия прозы: Статьи о Гоголе. — М.: Советский писатель, 1987. — С. 145-164.
95. Иваницкий А.И. Логика тропа и логика сюжета: Гоголь // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. — 1989. — № 4. — С. 16-20.
96. Иезуитова Р.В. Баллада в эпоху романтизма // Русский романтизм. — Л.: Наука, 1978.— С. 138-162.
97. Ингарден Р. Исследования по эстетике. — М.: Иностранная литература,1962.
98. Иофа J1.E. Работа H.B. Гоголя над географией России // География в школе. — 1948. — № 2. — С. 38-42.
99. Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. — Кемерово, 1992.
100. Исупов К.Г. Философия и эстетика истории в литературной классике XIX века // Литература и история: (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей XVIII XIX вв.). Вып. 2. — СПб.: Наука, 1997. — С. 110-144.
101. Казарин В.П. Вопросы историзма в эстетике Гоголя и проблема эпического стиля повести "Тарас Бульба" // Художественное творчество и литературный процесс. — Томск, 1983. — Вып. 5. — С. 115-124.
102. Каманин И.М. Научные и литературные произведения Гоголя по истории Малороссии // Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изд. Историческим об-вом Нестора-летописца. Под ред. Н.П. Дашкевича. — Киев, 1902. — Отд. 2, с. 75-132.
103. Канунова Ф.З. Некоторые особенности реализма Н.В. Гоголя: (О соотношении реалистического и романтического начал в эстетике и творчестве писателя). — Томск, 1962.
104. Канунова Ф.З. Повесть как литературный жанр. (К формированию теории жанра в русской литературе первой трети XIX века) // Проблема метода и жанра. —Томск, 1976. — Вып. 3. — С. 3-17.
105. Карпов A.A. Николай Полевой и его повести // H.A. Полевой. Избранные произведения и письма. — Л.: Художественная литература, 1986. — С. 3-26.
106. Карташова И.В. Гоголь и Вакенродер // В.-Г. Вакенродер и русская литература первой трети XIX века. — Тверь, 1995. — С. 71-93.
107. Карташова И.В. Гоголь и романтизм // Русский романтизм. — Л.: Наука, 1978, —С. 58-78.
108. Карташова И.В. Гоголь и романтизм. — Калинин, 1975.
109. Карцева З.И. Особенности развития болгарской прозы 60-х — 80-х годов: (к проблеме циклизации). — М.: Изд-во МГУ, 1990.
110. Кирилюк З.В. Проза Антония Погорельского // Антоний Погорельский. Двойник. Избранные произведения. — Киев: Изд-во художественной литературы "Дншро", 1990. — С. 5-19.
111. Китанина Т.А. "Двойник" Антония Погорельского: структура романтического цикла // Русский текст. — 1993. — № 1. — С. 35-39.
112. Юпочарев Ю. Статья Гоголя "Об архитектуре нынешнего времени" // Архитектура СССР. — 1952. — № 2. — С. 20-21.
113. Ковалевский М. Гоголь как историк // Н.В. Гоголь. Три юбилейные речи. Казань, 1909. — С. 36-51.
114. Коваленко А.Г. Циклизация в современной прозе: (Проблема целостности) // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1987. — № 3.1. С. 3-9.
115. Ковач А. Поприщин, Софи и Меджи: (К семантической реконструкции "Записок сумасшедшего") // Гоголевский сборник. -— СПб.: Образование, 1993. — С. 100-122.
116. Кожинов В.В. Жанр литературный // Литературный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1987. •—С. 106-107.
117. Корман Б.О. О целостности художественного произведения // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — 1977. — Т. 36. — № 6. — С. 508-513.
118. Корман Б.О. Творческий метод и субъектная организация произведения // Литературное произведение как целое и проблемы его анализа. — Кемерово, 1979.—С. 16-24.
119. Коробка Н.И. "Арабески" и профессорская деятельность Гоголя // Н.В. Гоголь. Полное собрание сочинений. Под ред. Н.И. Коробки. — СПб., б.г. — Т. 3.1. С. 5-18.
120. Кривонос В.Ш. "Мертвые души" Гоголя и становление новой русской прозы. —Воронеж, 1985.
121. Кривонос В.Ш. Мотив "заколдованного места" в "Петербургских повестях" Гоголя // Кормановские чтения. — Ижевск, 1995. — Вып. 2. — С. 139-147.
122. Кривонос В.Ш. Мотив испытания в "Петербургских повестях" Гоголя // Гоголевский сборник. — СПб: Образование, 1993. — С. 97-108.
123. Кривонос В.Ш. Самопародия у Гоголя // Известия АН. Серия литературы и языка. — Т.52. — № 1. — 1993. — С. 25-34.
124. Кривонос В.Ш. Фольклорно-мифологические мотивы в Петербургских повестях Гоголя // Известия АН. Серия литературы и языка. — 1996. — Т. 55. — № 1. —С. 44-54.
125. Крупчанов Л.И. Н.Ф. Павлов // Н.Ф. Павлов. Сочинения. — М.: Советская Россия, 1985. — С. 276-290.
126. Кудашов В. И. Диалогичность сознания и ее само детерминирующая роль. — Красноярск, 1996.
127. Куделин А.Б. К характеристике исторических взглядов Гоголя : От "Арабесок" к "Выбранным местам из переписки с друзьями" // Контекст — 1993. Литературно-теоретические исследования. — М.: Наука, 1996. — С. 296-313.
128. Лазарева А.Н. Духовный опыт Гоголя. — М.: РАН. Ин-т философии,1993.
129. Лазарева А.Н. Мировоззрение Н.В. Гоголя: (Соотношение эстетического, этического и религиозного): Автореф. дис. канд. филос. наук. — М., 1987.
130. Лебедев Ю.В. В середине века: Историко-литературные очерки. — М.: Современник, 1988.
131. Лебедев Ю.В. Проблемы поэтики очерковых и новеллистических циклов 1840-1850-х годов // Проблемы теории и истории литературы. — Вып. 36. — Ярославль, 1973. — С. 26-71.
132. Лебедев Ю.В. Становление эпоса в русской литературе 1840-1860-х годов: (к проблеме циклизации): Автореф. дис. докт. филол. наук. — Л., 1979.
133. Лебедев Ю.В. У истоков эпоса (очерковые циклы в русской литературе 1840-1860-х годов). — Ярославль, 1975.
134. Лебедев Ю.Н. "Записки охотника" И.С. Тургенева. — М.: Просвещение,1977.
135. Лихачев Д.С. Внутренний мир литературного произведения // Вопросы литературы. — 1968. — № 8. С. 74-87.
136. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. — М.: Наука, 1979.
137. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы Х-ХУИ веков. Эпохи и стили. — Л.: Наука, 1973.
138. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М.: Политиздат, 1991.
139. Лосев А.Ф. Диалектика творческого акта: краткий очерк // Контекст — 1981. Литературно-теоретические исследования. — М.: Наука, 1982. — С. 48-78.
140. Лосев А.Ф. Типы отрицания // Диалектика отрицания отрицания. — М.: Политиздат, 1983. — С. 149-170.
141. Лосев А.Ф. Философия имени. — М.: Изд-во МГУ, 1990.
142. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. — Л.: Просвещение, 1972.
143. Лотман Ю.М. Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII начала XIX столетия) // Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII - начало XIX в. Сб. 13. — С. 82-90.
144. Лотман Ю.М. Истоки толстовского направления в русской литературе 1830-х годов // Ю.М. Лотман. О русской литературе. — СПб.: "Искусство-СПБ", 1997.— С. 570-581.
145. Лотман Ю.М. О семиосфере // Структура диалога как принцип работы семиотического механизма. Труды по знаковым системам. — Тарту, 1984. — Вып. 17. — С. 5-23.
146. Лотман Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Ю.М. Лотман. Избранные статьи: В 3-х т. — Таллинн: Александра, 1992. — Т. 1.1. С. 224-242.
147. Лотман Ю.М. Своеобразие художественного построения "Евгения Онегина" // Ю.М. Лотман. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь.
148. М.: Просвещение, 1988. — С. 30-107.
149. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. — М.: Искусство,1971.
150. Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Ю.М. Лотман. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. — М.: Просвещение, 1988. С. 251-293.
151. Лотман Ю.М. Ян Мукаржовский — теоретик искусства // Я. Мукаржов-ский. Исследования по эстетике и теории искусства. — М.: Искусство, 1994. — С. 8-32.
152. Лощилов И.Е. "Телесная топография" "Повестей Белкина" // Циклизация литературных произведений: Системность и целостность. — Кемерово, 1994.1. С. 31-44.
153. Ляпина Л.Е. Литературная циклизация (к истории изучения) // Русская литература. — 1998. — № 1. — С. 170-177.
154. Ляпина Л.Е. Русские литературные циклы (1840-1860 гг.). — Спб.: Изд-во СПбГУ, 1993.
155. Ляпина Л.Е. Текст и художественный мир произведения. К проблеме литературной циклизации // Литературный текст: проблемы и методы исследования. — Тверь, 1994. — С. 135-144.
156. Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе 1840-1860-х гг.: Автореф. дис. докт. филол. наук. — СПб., 1995.
157. Маймин Е.А. Владимир Одоевский и его роман "Русские ночи" // В.Ф. Одоевский. Русские ночи. — Л.: Наука, 1975. — С. 247-276.
158. Макогоненко Г. "Медный всадник" и "Записки сумасшедшего": (Из истории творческих отношений Гоголя и Пушкина) // Вопросы литературы. 1979.6. -С. 101-125.
159. Макогоненко Г.П. Гоголь и Пушкин. — Л.: Советский писатель, 1985.
160. Максимов В.В. Эссеистический дискурс (коммуникативные стратегии эссеистики) // Дискурс. — 1998. — № 5/6. — С. 40-47.
161. Манн Ю.В. Гоголь — критик и публицист // Н.В. Гоголь. Собрание сочинений в 8-ми т. — М.: Правда, 1984. — Т. 7. — С. 479-499.
162. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. — М.: Художественная литература, 1988.
163. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. — М.: Наука, 1976.
164. Манн Ю.В. Русская философская эстетика (1820-1830-е годы). — М.: Искусство, 1969.
165. Манн Ю.В. "Сквозь видный миру смех.": Жизнь Н.В. Гоголя. 18091835 гг. — М.: МИРОС, 1994.
166. Маркевич Г. Основные проблемы науки о литературе. М.: Прогресс,1980.
167. Маркович В. Петербургские повести Н.В. Гоголя. — Л.: Художественная литература, 1989.
168. Машинский С. Историческая повесть Гоголя. — М.: Советский писатель, 1940.
169. Машинский С.И. Художественный мир Гоголя. — М.: Просвещение,1979.
170. Машковцев Н.Г. Гоголь в кругу художников. Очерки. — М.: Искусство,1955.
171. Машковцев Н.Г. Гоголь и изобразительное искусство. Русская живопись 30 40-х гг. XIX в. и художественное мастерство писателя // Искусство. — 1959. — № 12, —С. 46-51.
172. Мережковский Д.С. Гоголь. Творчество, жизнь и религия // Д.С. Мережковский. Эстетика и критика. В 2 т. — М.: Искусство; Харьков: СП "Фолио", 1994. — Т. 1. — С. 555-596.
173. Мильдон В.И. Чаадаев и Гоголь (Опыт понимания образной логики) // Вопросы философии. — 1989. — № 11. — С. 77-89.
174. Мирошникова О.В. Цикл К. Случевского "Мефистофель". Проблематика, структура, жанр // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1989. — Вып. 15. — С. 190-204.
175. Мордовченко Н.И. Гоголь в работе над "Портретом" // Ученые записки ЛГУ. Серия филологических наук. — 1939. — № 47. — Вып. 4. — С. 97-124.
176. Мочульский К.В. Духовный путь Гоголя // К.В. Мочульский. Гоголь. Соловьев. Достоевский. — М.: Республика, 1995. — С. 7-60.
177. Музалевский М.Е. К вопросу о формо-содержательном единстве сборника Н.В. Гоголя "Арабески" // Филологические этюды. — Саратов, 1998. — Вып.1,—С. 39-42.
178. Мукаржовский Я. Преднамеренное и непреднамеренное в искусстве // Структурализм "за" и "против". — М.: Прогресс, 1975. — С. 164-193.
179. Немзер A.C. О названиях повестей Гоголя // Русская речь. — 1979. — №2.— С. 33-37.
180. Непомнящий В. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. — М.: Советский писатель, 1983.
181. Никитина А.И. Циклы "крестьянских очерков" Г. Успенского // Изучение художественного произведения (русская литература 2-й половины XIX века). —- М.: Просвещение, 1977. — С. 56-65.
182. Николаев Д.П. Сатира Гоголя. — М.: Художественная литература, 1984.
183. Николюкин А.Н. К типологии романтической повести // К истории русского романтизма. — М.: Наука, 1973. — С. 259-282.
184. Новикова Е.Г. О некоторых особенностях дифференциации и взаимодействия малых и средних прозаических жанров: (К постановке вопроса) // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1983. — Вып. 10. — С. 123-134.
185. Павлинов С.А. Философские притчи Гоголя. Петербургские повести. — М.: Инфорком-Пресс, 1997.
186. Паламарчук П. Узор "Арабесок" // Н.В. Гоголь. Арабески. — М: Молодая гвардия, 1990. — С. 378-390.
187. Памяти В.А. Жуковского и Н.В. Гоголя. — СПб.: АН, 1908. — Вып. 2. — С. 1-444; то же. — СПб.: АН, 1909. — Вып. 3. — С. 125-202.
188. Переверзев В.Ф. Творчество Гоголя // В.Ф. Переверзев. Гоголь. Достоевский. Исследования. — М.: Советский писатель, 1982. — С. 40-186.
189. Петров A.B. Синтетизм жанровой природы "Мертвых душ" Н.В. Гоголя. Автореф. дис. канд. филол. наук. — Томск, 1999.
190. Петрунина H.H. Проза Пушкина: Пути эволюции. — JL: Наука, 1987.
191. Пиксанов Н.К. Украинские повести Гоголя // Н.К. Пиксанов. О русских классиках. — М.: Московское товарищество писателей, 1933. — С. 43-148.
192. Поляков М.Я. В мире идей и образов: Историческая поэтика и теории жанров. — М.: Советский писатель, 1983.
193. Поспелов Г.Н. Теория литературы. —М.: Высшая школа, 1978.
194. Пропп В.Я. Кумулятивная сказка // В.Я. Пропп. Фольклор и действительность. — М.: Наука, 1976. — С. 250-257.
195. Проскурина В.Ф. От Афин к Иерусалиму: (культурно-исторический статус античности в 1830 начале 1840 гг) // Лотмановский сборник. — М.: ИЦ-Гарант, 1995. — Т. 1. — С. 488-502.
196. Проскурина Ю.М. Повествователь в "Губернских очерках" М.Е. Салтыкова // Проблема автора в русской литературе 19-20 вв. — Ижевск, 1978. — С. 4048.
197. Пухтинский В.К. Гоголь и античность // HayKOBi записки НЬкинського пед. ш-ту. — 1940. — Т. 1, —С. 92-125.
198. Распопова Т.Н. Художественная функция фрагмента в "Русских ночах" В.Ф. Одоевского // Известия Воронежского педагогического института. — Воронеж, 1977. — Т. 173.—С. 143-155.
199. Реизов Б.Г. Французская романтическая историография (1815-1830). — Л.: Изд-во ЛГУ, 1956.
200. Реизов Б.Г. Французский исторические роман в эпоху романтизма. — Л.: Гослитиздат, 1958.
201. Рейтблат А.И. Литературный альманах 1820-1830-х гг. как социокультурная форма // Новые безделки. — 1995/96. — С. 167-181.
202. Романовский В. Взгляд Гоголя на историю и географию // Педагогический сборник. — 1909, сентябрь. — С. 213-232; то же. — 1909, октябрь. — С. 264279.
203. Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. — Л.: Наука,1973.
204. Рымарь Н.Г. Композиция романа ("вертикальный" аспект) // Содержательность форм в художественной литературе. — Куйбышев, 1988. — С. 105-120.
205. Рымарь Н.Г. Поэтика романа. — Куйбышев, 1990.
206. Самышкина A.B. Философско-исторические истоки творческого метода Н.В. Гоголя (по материалам исторических статей "Арабесок") // Русская литература. — 1976. — № 2. — С. 38-58.
207. Сапогов В. А. Лирический цикл и лирическая поэма в творчестве А. Блока // Русская литература XX века: (Дооктябрьский период). — Калуга, 1968. — С. 174-189.
208. Сапогов В.А. Поэтика лирического цикла A.A. Блока: Автореф. дис. канд. филол. наук. — М., 1967.
209. Сапогов В. А. Сюжет в лирическом цикле // Сюжетосложение в русской литературе. — Даугавпилс, 1980. — С. 90-97.
210. Сапогов В. А. Цикл // Литературный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — С. 492.
211. Селицкая З.Я. К вопросу о соотношении книги стихов и лирического цикла (С. Клычков. Песни) // Сюжет и художественная система. — Даугавпилс, 1983, —С. 145-151.
212. Семенко И.М. Батюшков и его "Опыты" // К.Н. Батюшков. Опыты в стихах и прозе. — М.: Наука, 1977. — С. 433-492.
213. Семенов-Тянь-Шанский В.П. Памяти Гоголя, первого глашатая у нас правильных идей школьной географии // География в школе. — 1934. — № 1. — С. 19-21.
214. Сидяков Ю.Л. Сюжет в очерковом цикле (К интерпретации "Мелочей архиерейской жизни" Н.С. Лескова) // Сюжет и художественная система. — Даугавпилс, 1983. — С. 136-144.
215. Скобелев В.П. Народный характер в "Губернских очерках" М.Е. Салтыкова-Щедрина // Проблемы реализма. — Вологда, 1978. — Вып. 5. — С. 25-39.
216. Смирнов Г. А. К определению целостного идеального объекта // Системные исследования. 1977. — М.: Наука, 1977. — С. 61-85.
217. Смирнов-Сокольский Н.П. О русских альманахах и сборниках XVIII -XIX вв. // Н.П. Смирнов-Сокольский. Русские литературные альманахи и сборники ХУШ-Х1Х веков. (Библиографический указатель). — М.: Книга, 1965. С. 5-30.
218. Соболевская Г.И. О циклизации чеховской повествовательной прозы. 1888-1895 // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1977. — Вып. 5. — С. 62-73.
219. Соболевская Г.И. Особенности циклизации в прозе А.П. Чехова. (Сборник-цикл "Хмурые люди". Статья вторая) // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1977.— Вып. 5, —С. 82-91.
220. Соболевская Г.И. Проблема цикла в русской прозе 80 начала 90-х годов. (К постановке проблемы. Статья первая) // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1977. — Вып. 5. — С. 74-81.
221. Соколов Б. Гоголь-этнограф. (Интересы и занятия Н.В. Гоголя этнографией). // Этнографическое обозрение. — 1909. —№ 2-3. — С. 59-119.
222. Соколова В.К. Этнографические и фольклорные материалы у Гоголя // Советская этнография. — 1952. — № 2. — С. 114-128.
223. Соловьева А. Цикл рассказов в чешской и русской литературе XIX века // Советское славяноведение. — 1977. — № 4. — С. 81-89.
224. Спиркин А.Г. Противоречие диалектическое // Философский энциклопедический словарь. -— М.: Советская энциклопедия, 1983. — С. 545.
225. Старыгина Н. Циклизация в русской литературе XIX века и творчество Н.С. Лескова // Модификация художественных форм в историко-литературном процессе. — Свердловск, 1988. — С. 59-72.
226. Стеблин-Каменский М.И. Миф. —Л.: Наука, 1976.
227. Степанов Н.Л. Н.В. Гоголь. Творческий путь. — М.: Гослитиздат, 1959.
228. Степанов Н.Л. Романтический мир Гоголя // К истории русского романтизма. — М.: Наука, 1973. — С. 188-218.
229. Степанова К.П. Экстенсивность фразы Гоголя // Язык и стиль. Типология и поэтика жанра. — Волгоград, 1976. — С. 135-141.
230. Сурков Е.А. Русская повесть первой трети XIX века (Генезис и поэтика жанра). —Кемерово, 1991.
231. Сусыкин A.A. Символ как доминанта системы изобразительных средств в Петербургских повестях Н.В. Гоголя // Актуальные проблемы общественной истории, сопоставительного языкознания и литературоведения. — М.: Изд-во МГУ, 1988.— С. 334-341.
232. Таборисская Е.М. "Маленькие трагедии " Пушкина как цикл (некоторые аспекты поэтики) // Пушкинский сборник. — Л.: Изд-во ЛГПИ им. А.И. Герцена, 1977.— С. 139-144.
233. Тамарченко Н.Д. Принцип кумуляции в истории сюжета: (к постановке проблемы) // Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. — Кемерово, 1986. — С. 47-54.
234. Терц А. В тени Гоголя // А. Терц (Андрей Синявский). Собрание сочинений в 2-х т.— М.: СПТО "Старт", 1992. — Т. 2. — С. 3-336.
235. Тикоши Л. "Испанская тема" в "Записках сумасшедшего" Н.В. Гоголя // Разноуровневые единицы языка и их функционирование в тексте. Теоретические и методологические аспекты. — СПб.: Изд-во СПбГУ, 1992. — С. 140-149.
236. Тодоров Ц. Поэтика // Структурализм: "за" и "против". — М.: Прогресс, 1975.— С. 37-113.
237. Толстой Л.Н. О Гоголе // Л.Н. Толстой. Что такое искусство? — М.: Современник, 1985. — 340-341.
238. Троицкий Ю.Л., Шатин Ю.В. Историографическое письмо как дискурсивная практика // Дискурс. — 1998. — № 5/6. — С. 60-65.
239. Турьян М.А. "Пестрые сказки" Владимира Одоевского // В.Ф. Одоевский. Пестрые сказки. — СПб.: Наука, 1996. — С. 131-168.
240. Тынянов Ю.Н. Вопрос о Тютчеве // Ю.Н. Тынянов. Литературный факт. — М.: Высшая школа, 1993. — С. 200-214.
241. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. — М.: Наука, 1969.
242. Тюпа В.И. Модусы художественности (Конспект цикла лекций) // Дискурс. — 1998. — № 5/6. — С. 163-173.
243. Тюпа В.И. Притча о блудном сыне в контексте "Повестей Белкина" как художественного целого // Болдинские чтения. — Горький, 1983. — С. 67-81.
244. Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Вопросы типологии. —Красноярск, 1987.
245. Узин B.C. О повестях Белкина: Из комментариев читателя. — Пб.: Аквилон, 1924.
246. Урнов Д.М. Цельность литературного произведения // Методология анализа литературного произведения. — М.: Наука, 1988. — С. 282-303.
247. Успенский Б.А. Поэтика композиции: Структура художественного текста и типология композиционной формы. —- М.: Искусство, 1970.
248. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. —М.: Прогресс, 1978.
249. Фаустов A.A. О гоголевском зрении: Между "Арабесками" и вторым томом "Мертвых душ" // Филологические записки. — Воронеж, 1996. — Вып. 7. — С. 45-63; то же. — Воронеж, 1997. — Вып. 8. — С. 104-119.
250. Фоменко И.В. Лирический цикл как метатекст // Лингвистические аспекты исследования литературно-художественных текстов. — Калинин, 1979. — С. 112-127.
251. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. — Тверь,1992.
252. Фоменко И.В. О жанровом своеобразии лирического цикла // Проблемы эстетики и творчества романтиков. — Калинин, 1982. — С. 22-42.
253. Фоменко И.В. О поэтике лирического цикла. — Калинин, 1984.
254. Фоменко И.В. О принципах композиции лирических циклов // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — 1986. — Т. 45. — № 2. — С. 130-137.
255. Фоменко И.В. О принципах циклической организации в лирике // Миропонимание и творчество романтиков. — Калинин, 1986. — С. 110-124.
256. Фоменко И.В. Об анализе лирического цикла (на примере стихов Б. Пастернака "Петербург") // Принципы анализа литературного произведения. — М.: Изд-во МГУ, 1984. — С. 171-178.
257. Фридлендер Г.М. "Арабески" и вопросы мировоззрения Н.В. Гоголя петербургского периода. Дис. канд. филол. наук. — Л., 1947.
258. Фридлендер Г.М. Гоголь: истоки и свершения: Статья 1 // Русская литература. — 1994. — № 2. — С. 3-26; то же. Статья 2 // Русская литература. — 1995.2. — С. 3-31.
259. Фридман Н.В. Проза Батюшкова. — М.: Наука, 1965.
260. Фуссо С. Ландшафт "Арабесок" // Гоголь: Материалы и исследования.
261. М.: Наследие, 1995. — С. 69-81.
262. Хаев Е.С. Проблема композиции лирического цикла (Б. Пастернак "Тема с вариациями") // Природа художественного целого и литературный процесс. — Кемерово, 1980. — С. 56-68.
263. Хализев В.Е., Шешунова C.B. Цикл A.C. Пушкина "Повести Белкина".1. М.: Высшая школа, 1989.
264. Ходанен Л.А. "Русские ночи" В.Ф. Одоевского и романтические теории романа // Литературное произведение как целое и проблемы его анализа. — Кемерово, 1979.— С. 112-120.
265. Ходанен Л.А. О природе художественной целостности "Русских ночей" В.Ф. Одоевского // Художественное целое как предмет типологического анализа.
266. Кемерово, 1981. — С. 71-77.
267. Хомук Н.В., Янушкевич A.C. Отзвуки притчи о блудном сыне в Петербургских повестях Н.В. Гоголя // "Вечные" сюжеты в русской литературе ("блудный сын" и другие). — Новосибирск, 1996. — С. 68-78.
268. Храпченко Б.М. Николай Гоголь. Литературный путь. Величие писателя. — М.: Современник, 1984.
269. Цивкач О.М. Черты типологической общности критики Гоголя и его художественных произведений // Вопросы русской литературы. — Львов, 1990. — Вып. 1 (55). — С. 34-40.
270. Цилевич Л.M. Сюжетность как литературоведческая категория // Сюжет и художественная система. — Даугавпилс, 1983. — С. 3-10.
271. Черепнин Л.В. Исторические взгляды Гоголя // Вопросы истории. — 1964. — № 1, —С. 75-97.
272. Чернец Л.В. "Как слово наше отзовется." Судьбы литературных произведений. — М.: Высшая школа, 1995.
273. Чернышевский Н.Г. Сочинения и письма Н.В. Гоголя // Н.Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений. — М.: Гослитиздат, 1947-1948. — Т. 4. — С. 626-665.
274. Черняева Т.Г. Литературно-эстетическая и художественно-критическая программа Н.В. Гоголя середины 1830-х гг. (от "Арабесок" к "Современнику"): Автореф. дис. канд. филол. наук. — Томск, 1979.
275. Черняева Т.Г. О жанровой природе "Арабесок" Н.В. Гоголя // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1977. — Вып. 5. — С. 37-50.
276. Черняева Т.Г. О поисках творческого метода в "Арабесках" Гоголя // Художественное творчество и литературный процесс. — Томск, 1976. — Вып. 1. — С. 64-78.
277. Чичерин A.B. Идеи и стиль. — М.: Советский писатель, 1968.
278. Чичерин A.B. Цельность форсайтовского цикла // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — 1966. — T. XXV. — Вып. 6. — С. 481-488.
279. Чудаков А.П. Вещь в мире Гоголя // Гоголь. История и современность: (К 175-летию со дня рождения). М.: Советская Россия, 1985. — С. 259-280.
280. Шамахова В.М. Художественная проза H.A. Полевого: Статья 1. Сборник "Мечты и жизнь" // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1977. — Вып. 4. — С. 13-25.
281. Шаталов С.Е. "Записки охотника" как художественное целое // С.Е. Шаталов. Художественный мир И.С. Тургенева. — М.: Наука, 1979. — С. 233-266.
282. Шатин Ю.В. К проблеме межтекстовой целостности (на материале произведений Л.Н. Толстого 900-х годов) // Природа художественного целого и литературный процесс. — Кемерово, 1980. — С. 45-56.
283. ТПятин Ю.В. Художественная целостность и жанрообразовательные процессы.—Новосибирск, 1991.
284. Шешин М.В. Об эстетических идеях Н.В. Гоголя в сборнике "Арабески" // Вопросы русской и зарубежной литературы. — Куйбышев, 1962. — С. 86-95.
285. Шешунова C.B. О системе мотивов "Повестей Белкина" как цикла // Болдинские чтения. — Горький, 1986. — С. 151-160.
286. Шкловский В.Б. Н.В. Гоголь // В.Б. Шкловский. Заметки о прозе русских классиков. — М.: Советский писатель, 1955. — С. 87-169.
287. Шкловский В.Б. О теории прозы. — M.: Советский писатель, 1983.
288. Яковлева М.В. Эпическое сознание A.C. Пушкина в "Повестях Белкина". Статья первая // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1983. — Вып. 9. — С. 89-104; то же. Статья вторая // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1983. — Вып. 10. —С. 112-122.
289. Янушкевич A.C. Особенности прозаических циклов в русской литературе 30-х годов XIX века и "Вечера на хуторе близ Диканьки" Н.В. Гоголя: Автореф. дис. канд. филол. наук. — Томск, 1971.
290. Янушкевич A.C. Проблема прозаического цикла в творчестве Н.В. Гоголя // Проблемы метода и жанра. — Томск, 1977. — Вып. 4. — С. 26-32.
291. Янушкевич A.C. Типология прозаического цикла в русской литературе 30-х годов XIX века // Проблемы литературных жанров. — Томск, 1972. — С. 9-12.
292. Spieker S. The centrality of the middle: On the semantics of the threshold in Gogol's "Arabeski" // Slavonic and East European review. — L., 1995. — Vol. 73. — # 3. — P. 449-469.