автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Судебный дискурс

Полный текст автореферата диссертации по теме "Судебный дискурс"

На правах рукописи

ПАЛАШЕВСКАЯ Ирина Владимировна

СУДЕБНЫЙ ДИСКУРС: ФУНКЦИИ, СТРУКТУРА, НАРРАТИВНОСТЬ

10.02.19 — теория языка

005048499

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

1 7 ЯНВ 2013

Волгоград —2012

005048499

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный социально-педагогический университет».

Научный консультант -

Официальные оппоненты:

Ведущая организация -

доктор филологических наук, профессор Карасик Владимир Ильич.

Бурыкин Алексей Алексеевич, доктор филологических наук (Институт лингвистических исследований Российской академии наук (г. Санкт-Петербург), ведущий научный сотрудник);

Дементьев Вадим Викторович, доктор филологических наук, профессор (Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, профессор кафедры теории, истории языка и прикладной лингвистики);

Панченко Надежда Николаевна, доктор филологических наук, профессор (Волгоградский государственный социально-педагогический университет, заведующая кафедрой языкознания).

Уральский государственный педагогический университет.

Защита состоится 18 апреля 2013 г. в 10.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.027.01 в Волгоградском государственном социально-педагогическом университете по адресу: 400066, г. Волгоград, пр. им. В. И. Ленина, 27.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного социально-педагогического университета.

Текст автореферата размещен на официальном сайте Волгоградского государственного социально-педагогического университета: http://www.vspu.ru 21 декабря 2012 г.

Автореферат разослан 25 декабря 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

Н.Н. Остринская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа выполнена в русле теории дискурса. Объектом исследования является судебный дискурс, в качестве предмета изучения выступают его функциональные, структурные и нарративные характеристики.

Актуальность темы исследования продиктована следующими моментами: 1) правовая система является доминирующим видом регулирования общественных отношений в современном обществе, и это находит множественное вариативное выражение в коммуникативной практике, вместе с тем остаются дискуссионными лингвистически релевантные характеристики юридического дискурса и судебного как его экземплифи-кации; 2) языковое выражение юридических норм, судебных прецедентов, обыкновений юридической практики перестает быть достоянием узкой группы профессионалов и циркулирует в разных коммуникативных ситуациях, претерпевая существенные изменения, в результате чего меняются содержательные и презентационные характеристики судебного дискурса, и динамика этих характеристик недостаточно освещена в науке о языке; 3) нарративное моделирование судебного дискурса позволяет раскрыть его функциональные, структурные, причинно-следственные и аксиологические характеристики, однако, по нашим данным, эти признаки не были предметом специального анализа в лингвистической литературе.

Степень разработанности темы исследования. Проблематика юридического дискурса неоднократно привлекала к себе внимание исследователей. Детально разработаны вопросы, касающиеся юридической терминологии (Н. А. Власенко, В. М. Савицкий, В. Ю. Туранин, С. Г1. Хиж-няк, В. Ю. Яблонский, Ю. Яворский); в юриспруденции и лингвистике освещены общие и частные проблемы толкования и презентации правовых норм (С. А. Боголюбов, А. Д. Васильев, И. Ф. Казьмин, Д. А. Керимов, М. Б. Кострова, Г. В. Мальцев, А. В. Мицкевич, М. Д. Локшина, Г. Т. Чернобель, А. А. Ушаков, Н. И. Хабибулина, R. Dickerson, G. G. Thorton, P. Goodrich, D. Mellinkoff, B. A. Garner); описаны типы логических суждений, свойственных юридическому дискурсу (В. К. Бабаев, Г. И. Ма-нов, Д. Мейер, А. Ф. Черданцев, А. А. Ференс-Сороцкий, Н. А. Чечина, JI. Фуллер); охарактеризованы особенности жанров юридического дискурса (В. С. Зубарев, Н. А. Мишанкина, Ж. А. Рожнева, A. Trosborg, H. Halmari, T. Virtanen, P. M. Tiersma); традиционное внимание уделяется судебному красноречию (3. В. Баишева, H. Н. Ивакина, П. А. Катышев, А. В. Науменко-Порохина, И. Б. Михайловская, В. В. Одинцов, Н. К. Пригарина, A. Sarat, T. R. Kearns, M. Е. Tigar); раскрыты особенности коммуникативного поведения субъектов судебного дискурса (Т. В. Дубровская, О. В. Красовская,Р. D. Blank, Е. А. Lind, W. M. O'Barr, S. Merry, A. Wagner, L. Cheng, L. M. Solan); вышли в свет исследования,

посвященные правовой аргументации (А. А. Волков, В. В. Мельник, В. А. Новицкий, С. Perelman, A. Prior, J. Raz), технике владения юридическим словом, составлению и оформлению юридических документов (Н. А. Власенко, Т. В. Губаева, М. JI. Давыдова, Н. Н. Ивакина, Е. С. Шу-грина); изучены психолого-прагматические особенности коммуникативной практики участников юридического дискурса (JI. Адам, В. И. Батов, В. А. Варламов, С. М. Вул, Н. И. Гаврилова, А. И. Елистратов, А. В. Завадский, Г. А. Зорин, А. А. Леонтьев, О. Липманн, А. Р. Ратинов, В. В. Тараканов, А. М. Шахнарович, И. К. Шахриманьян, P. R. Garrís, J. М. Нуаш, М. Jacquemet, J. Н. Munkman, D. Sh. Read, В. W. Palmer); получило развитие новое междисциплинарное направление на стыке лингвистики и юриспруденции -юрислингвистика (Н. Д. Голев, А. Н. Баранов, К. И. Бри-нев, Е. И. Галяшина, М. Р. Желтухина, Г. В. Кусов, J. P. Gibbons, J. Olsson, R. W. Shy). В лингвистической литературе получили освещение различные аспекты нарратологии (А. С. Александров, A. G. Amsterdam, J. Bruner,

A. Sarat, L. Douglas, M. Umphrey, P. Brooks, P. Gewirtz, A. Geary, R. M. Heman,

B. S. Jackson, G. van Roermund, M. Sternberg). Вместе с тем требуют изучения функциональные, структурные и презентационные признаки судебного нарратива.

В основу работы положена следующая гипотеза: сущность судебного дискурса определяется его особыми функциональными признаками, имеющими перформативный характер и проявляющимися в специфических дискурсивных практиках; структурные характеристики данного типа дискурса обусловлены определенными нормативными признаками юридического события и воплощаются в специфической жанровой организации рассматриваемого типа общения; нарративный подход к моделированию судебного дискурса позволяет установить специфические отношения между его участниками, охарактеризовать его аксиологическую природу, выявить его презентационные особенности и может быть представлен в качестве модели для описания как юридического дискурса в целом, так и его разновидностей.

Цель работы - характеристика судебного дискурса с позиций его функций, структуры и способов презентации.

Сформулированная цель обусловила необходимость решения следующих задач:

- определить социокоммуникативные характеристики судебного дискурса;

- установить аксиологические основания судебного дискурса;

- распознать значимые структурные единицы судебного дискурса и раскрыть критерии их соединения в акциональные последовательности;

- выявить параметры описания жанров судебного дискурса;

- охарактеризовать статусные корреляции участников судебного дискурса;

- описать нарративную организацию судебного дискурса;

- построить модель судебного нарратива;

- раскрыть презентационные особенности судебного нарратива;

- объяснить агональную природу судебного нарратива.

В работе использовались следующие методы исследования: структурно-функциональное моделированиесоциальных феноменов,понятийное моделирование, интерпретативный анализ, нарративный анализ и интроспекция.

Материал исследования составили законы и иные нормативные акты Российской Федерации, Великобритании и США; материалы по 12 уголовным делам (общим объемом около 3000 стр.), расследованным органами предварительного следствия и рассмотренным в судах РФ, а также Европейского суда по правам человека; сборники судебных речей; фрагменты кинотекстов и произведений художественной литературы. В качестве единицы исследования рассматривался текстовый фрагмент судебного дискурса.

Научная новизна работы заключается в: 1) установлении конститутивных признаков судебного дискурса (регулятивного, перформативно-го и сюжетно-фабульного); 2) построении модели его описания, включающей референтный, модельный и нарративный компоненты; 3) характеристике жанрового формата судебного нарратива как проекции юридического события, в котором выделяются ситуативная, нормативная и интенциональная составляющие; 4) описании статусных признаков участников судебного дискурса с учетом их институциональной позиции, жанровой модальности коммуникативного действия, формульной организации судебного нарратива; 5) объяснении аксиологических оснований судебного дискурса (принципы права, юридические концепты, скрипты); 6) раскрытии уровневой нарративной организации судебного дискурса (правовой сюжет - судебная фабула - текст); 7) выделении и описании презентационных типов судебного нарратива (мимодраматических и повествовательных); 8) объяснении агональной природы судебного нарратива с позиций его внутренних и внешних участников.

Теоретическая значимость работы состоит в освещении судебного дискурса как экземплификации юридического, выявлении его особенностей как социокоммуникативного феномена, разработке его интенци-онально-аксиологической модели, построении типологии его жанров, освещении характеристик жанрового формата применительно к судебному дискурсу, обосновании нового направления коммуникативной лингвистики - юридической нарратологии, развитии перформативной и презентационной теорий дискурса.

Практическая ценность работы связана с возможностью использования полученных результатов в курсах языкознания, межкультурной коммуникации, стилистики русского и английского языков, риторики, спец-

курсах по коммуникативной лингвистике, теории дискурса, прагмалин-гвистике.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Конститутивные признаки судебного дискурса имеют функциональный характер и являются следующими: а) регулятивный, определяемый институциональной природой права; б) нерформативный, выраженный в юридической коммуникативной практике; в) сюжетно-фабуль-ный, представляющий собой вербальное воплощение типового сценария юридического события в изложении его участников и/или наблюдателей.

2. В качестве основной структурной единицы судебного дискурса выступает комплексное воплощение институционально обусловленной интенции - юридически релевантный коммуникативный поступок, позволяющий реализовать законные интересы его исполнителя.

3. Судебный дискурс может быть описан с помощью схемы, включающей следующие компоненты: а) референтный (событие в его реальном развертывании); б) модельный (обобщение повторяющихся фактических случаев); в) нарративный (изложение события с позиций одного из участников / наблюдателей).

4. Судебный нарратив строится в соответствии с жанровым форматом юридического события, включающим ситуативную, нормативную и интенциональную составляющие. Ситуативная составляющая представляет собой повторяющийся фрагмент юридической коммуникативной практики, нормативная составляющая сводится к деонтологической базе юридического события (принципы и аксиомы права, конвенции жанра, скрипты коммуникативного поведения), интенциональная составляющая заключается в речеактовой основе соответствующих жанров судебного дискурса.

5. Статусные характеристики участников судебного дискурса определяются их следующими признаками: а) институциональная позиция (судья, подсудимый, государственный обвинитель, свидетель и т.п.); б) жанровая модальность коммуникативного действия (обвинитель, защитник заявляют ходатайства и отводы, допрашивают свидетелей; судья выносит решение; свидетель дает показания, эксперт-заключение и т. п.); в) формульная организация судебного нарратива (стереотипные конструкции, отражающие принятые в данной лингвокультуре в определенную эпоху нормы юридического поведения).

6. Аксиологические основания судебного дискурса представляют собой систему а) принципов права, присущих определенному социуму; б) регулятивных концептов, объясняющих выбор того или иного легитимного действия; в) скриптов, предписывающих развитие коммуникативного события.

7. Нарративная организация судебного дискурса может быть представлена как состоящая из единиц трех уровней: правовой сюжет (генерализованное представление о юридическом факте) - судебная фабула (изложение события с позиции одной из сторон) - текст участников судебного заседания (протокол, приговор, жалоба, ходатайство, представление).

8. Презентационные типы юридического нарратива могут быть миметическими (в диалогической форме отражающими юридический дискурс) и опосредованными (оформленными в виде повествования об определенном юридически релевантном событии с позиции различных участвующих в дискурсе лиц).

9. Атональная природа судебного нарратива проявляется в коммуникативном поведении его различных типовых участников, находящихся внутри или вовне по отношению к референтному событию. Внутренние участники события могут быть представлены как актанты юридической пропозиции, внешние участники формируют модальную рамку пропозиции и занимают одну из позиций - критик либо эмпатик.

Теоретической основой данной работы послужили труды по теории дискурса (Н. Д. Арутюнова, А. Г. Баранов, Р. Барт, М. М. Бахтин, Л. Витгенштейн, И. Гоффман, Т. ван Дейк, В. 3. Демьянков, В. И. Кара-сик, В. Б. Кашкин, Н. А. Красавский, А. Е. Кибрик, Е. С. Кубрякова, М. Л. Макаров, В. А. Митягина, АЛ?. Олянич, В. М. Савицкий, Г. Г. Слыш-кин, Ю. С. Степанов, М. Фуко, Й. Хёйзинга); исследования отдельных типов институционального общения (Л. С. Бейлинсон, Е. В. Бобырева, М. Р. Желтухина, В. В. Жура, Е. И. Шейгал); модели социальных систем (М. Вебер, Г. Б. Клейнер, Д. М. Леви, Р. Мёртон, Т. Парсонс, А. Р. Радк-лифф-Браун, Д. Уолш, 10. Хабермас); работы по прагмалингвистическим основаниям дискурса (А. А. Бурыкин, Г. П. Грайс, Дж. Н. Лич, Дж. Остин, Дж. Р. Л. Сё'рль, А. Н. Баранов, В. В. Богданов, А. Вежбицкая, В. В. Дементьев, Е. Л. Доценко, О. С. Иссерс, О. А. Леонтович, Н. Н. Пан-ченко, К. Ф. Седов, С. А. Сухих, М. 10. Федосюк, Д. Франк, И. И.Чесно-ков, А. П. Ч^динов, Т. В. Шмелёва); труды по нарратологии (Р. Барт, К. Бремон, И. Брокмейер, Р. Харре, Р. Водак, А. Ж. Греймас, Ж. Дерри-да, Ж. Женетт, Ю. М. Лотман, В. Я. Пропп, П. Рикёр, Н. Д. Тамарченко, Б. В. Томашевский, Е. Г. Трубина, Ю. Н. Тынянов, В. И. Тюпа, В. Е. Ха-лизев, В. Я. Шабес, В. Б. Шкловский, В. Шмид, Б. А. Успенский).

Апробация и внедрение результатов исследования. Основное содержание работы отражено в 45 публикациях общим объемом 57,2 п. л., в том числе в 16 статьях в рецензируемых журналах и монографии. Результаты исследований докладывались на научных конференциях: «Аксиологическая лингвистика: концепты культуры» (Волгоград, 2002,2004), «Проблемы прикладной лингвистики» (Пенза, 2004), «Азия в Европе: взаимодействие цивилизаций» (Элиста, 2005), «Меняющаяся коммуни-

кация в меняющемся мире» (Волгоград, 2007), «Этнокультурная концеп-тология и современные направления лингвистики» (Элиста, 2007, 2008), «Научные чтения, посвященные памяти профессора В. Г. Гака» (Волгоград, 2005), «Межрегиональные научные чтения, посвященные памяти профессора Р. К. Миньяр-Белоручева» (Волгоград, 2006), «Междисциплинарные аспекты лингвистических исследований» (Краснодар, 2011), «Новые парадигмы и новые решения в когнитивной лингвистике» (Барнаул, 2012), «Языковая ситуация в поликультурной среде Северного Кавказа: лингвокультурологический и концептуальный анализ» (Черкесск, 2012), «Актуальные проблемы лингводидактики: сущность, концепции, перспективы» (Волгоград, 2012), «Языковая и речевая коммуникация в семиотическом, функциональном и дискурсивном аспектах» (Волгоград, 2012); на ежегодных научных сессиях института лингвистики и межкультурной коммуникации Волгоградского государственного университета (2001-2012), заседаниях научно-исследовательской лаборатории Волгоградского государственного социально-педагогического университета «Аксиологическая лингвистика» (2001-2012).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, списка лексикографических источников, списка использованных ресурсов сети Интернет.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В главе 1 «Судебный дискурс: лингвистический статус и социоком-муникативные характеристики» судебный дискурс рассматривается как разновидность юридического дискурса - коммуникативной деятельности, направленной на регулирование социальных отношений через устойчивую систему правовых норм. Юридический дискурс реализуется в коммуникативных общностях институционального типа, выполняющих юридическую деятельность (парламент, суд, полиция, прокуратура, адвокатура, нотариат). Дифференциация разновидностей юридического дискурса (законодательный, юрисдикционный, дискурс общего надзора и контроля, следственно-дознавательный, полицейский, пенитенциарный, нотариальный, дискурс адвокатуры и т.п.) обусловлена спецификой целей и функций коммуникативной общности в институциональной системе и проявляется в присущих ему текстах, институциональной символике, ритуалах и поведенческих стереотипах. Вместе с тем юридический дискурс - явление не собирательное, а целостное и не сводится к его разновидностям, в частности к судебному дискурсу; обозначает единую, логически выстроенную систему, части которой вбирают в себя характеристики целого. Совокупными субъектами судебного дискурса, выступающими управляющими центрами коммуникативных практик, являются судебные учреждения, которые различаются между собой

предметной компетенцией и объемом судебной власти. Традиционно выделяемые типы судебного общения (дискурс уголовного, гражданского, административного, арбитражного судопроизводства) характеризуются общностью базовых принципов построения. Это обусловлено, во-первых, единой ценностной основой, которая определяет интенциональную доминанту дискурса, его направленность на правовые ситуации, характеризующиеся возникшим дисбалансом в общественных отношениях и в силу закона требующие судебного решения; разделение функций его участников (государства и личности) и модальность взаимоотношений между ними. Во-вторых - универсальными когнитивными законами дискурсивных практик (прежде всего, доказательственной деятельности и принятия решений).

В качестве инвариантных функций судебного дискурса предлагается выделять: 1)регулятивную, состоящую в установлении и сохранении норм и ценностей, обусловливающих взаимные действия между институтом и обществом, между агентами внутри института и другими институтами; 2) перформативную, выраженную в коммуникативных практиках институциональной общности. Выделяемые две функции являются конститутивными, их взаимосвязь отражает базовую для юридического дискурса дихотомию норма - факт. В качестве производных функций судебного дискурса рассматриваются: 1) информативная, состоящая в генерировании, трансляции и ретрансляции смыслов, входящих в предметную область регулятивных процессов институциональной деятельности; 2) ин-терпретативная, состоящая в интерпретации смыслов коммуникативных действий и соответствующих правовых текстов-документов - «следов» коммуникативных действий в институциональной реальности; 3) кумулятивная, состоящая в формировании «институциональной памяти»; 4) пре-зентативная (символическая и ритуальная), состоящая в создании имиджа (привлекательности для общества) института и его агентов, а также авторитета права; 5) стратегическая, выражающаяся в выборе юридически релевантных коммуникативных поступков при достижении институциональных целей; 6) кодовая, состоящая в создании специального языка, эффективного для выполнения целей институциональной деятельности, а также в установлении границы между агентами и клиентами дискурса (дистанционная).

Регулятивная функция различных разновидностей юридического общения связана с адресатом побудительного высказывания, способным осуществлять поведение и находящимся в ситуации выбора (ситуации правового регулирования) между предписываемым ему возможным действием и действием запрещаемым. Данная функция реализуется посредством юридических императивов, содержащихся в ценностно-нормативных высказываниях - дискурсивных формах, закрепляющих логически взаимосвязанные между собой стандарты поведения правовых субъек-

тов по формуле SC - Q - А, R. Императивы права характеризуют конституированное правовой нормой отношение между правовым субъектом (S), находящимся в определенных правом обстоятельствах (С), и правовым поведением (А). Это отношение определяется типом правовой модальности (Q). Если те или иные ситуации не желаемы законодателем, то правовые нормы формулируются таким образом, что соответствующие формы поведения, ведущие к созданию таких ситуаций, получают оценку «неправомерно» и вызывают правовые нормы охранительного характера, в нереализованном виде выполняющие функцию предостережений (превентивов) при выборе вариантов поведения. Авторитарность императива, таким образом, подкрепляется возможной реакцией (санкцией) - R, предполагающей нарушение вышеуказанных элементов и, следовательно, формирование новой нормы, направленной на предотвращение нарушения исходной.

Исходя из различия в иллокутивной силе, традиционно выделяют три базовых типа юридических императивов, предполагающих соответствующие формы обращения к адресату. Первые два образуют акционально ориентированные категорические высказывания, сводимые к формулам:

а) субъекту S в ситуации С запрещается осуществлять поведение Л; или

б) субъект S в ситуации С должен осуществить поведение А. Более мягкими по регулятивной силе выраженных интенций законодателя являются высказывания, построенные по формуле: в) субъект Sв ситуации С имеет право осуществлять поведение А. Если первые два типа отражают ожидания других лиц относительно поведения субъекта, то третий отражает ожидания самого субъекта, обращенные к другим, а также ограждает его от их воздействий. Несмотря на многообразие языковых форм, выражающих правовую модальность, формализация представляемого ими смысла и даже поверхностное исследование семантических соотношений показывают, что все они взаимоопределяемы, поддаются переинтерпретации без искажения юридического смысла. В текстах современных законов предпочтение отдается структурам, в которых императивы представлены как констатации (суд направляет дело, обвиняемый допрашивается, к надзорным жалобе или представлению прилагаются, денежное взыскание налагается; убийство наказывается). Модус правового суждения определяется из предполагаемого модального контекста нормативно-правового акта, благодаря которому необходимость в соответствующих показателях, позволяющих судить о том, какой иллокутивный акт совершает говорящий данным высказыванием, отпадает.

По степени обобщения выделяются генерализированные структуры, которые управляют деятельностью без опоры на дифференциацию функций ее участников и ситуативных контекстов их реализации. В качестве такого рода руководящих начал выступают аксиомы права, которые признаются в качестве самоочевидных истин, сложившихся в резуль-

тате многовекового опыта институциональных отношений. Аксиомы права выражают определенные коммуникативные намерения, сводимые к известной формуле для семантической экспликации императивов такого рода - «Следуй данному правилу», реализующей одновременно прескриптивное и деонтическое высказывания. Данные единицы обладают универсальной семантикой, сфера их референции не ограничена во временном, пространственном и событийном планах. Благодаря универсальности заключенного в них опыта и его выражения в лаконичных, стилистически оформленных, афористически сжатых речениях аксиомы права функционируют в виде готовых формул-символов институциональной культуры. Основными свойствами аксиом права предлагается считать прецедентностъ, прескриптивностъ, предельную обобщенность, приоритетность перед иными нормативными установлениями. Обладая данными свойствами, рассматриваемые единицы выполняют кумулятивную, регулятивную и символическую функции. При формулировании аксиом права используются обобщенные констатации (Consensus facit ius. -Согласие творит закон), логические определения {Magna neglegentia culpa est, magna culpa dolus est. - Большая небрежность - это вина, большая вина - это умысел), иносказания {Каким тебя нахожу, так о тебе и сужу -сентенция предписывает судить за преступления независимо от происхождения, социального статуса подсудимого). Аксиомы могут принимать форму рекомендаций (Лучше десять виновных простить, чем одного невиновного наказать), оперирующих различными типами коллизий между классами ситуаций. При этом обобщенные компаративы здесь выступают не столько знаком возможного выбора между взаимоисключающими альтернативами, сколько обобщенным мотивом действия, вводя в фокус то, что следует осуществить. Аксиомы права могут быть выражены в форме оценочных идентифицирующих определений, в которых вводится необходимый признак для выявления желаемого образа действия. Модальный способ фиксации верхнего предела достижения необходимого качества может строиться по принципу антитезы: Тот закон наилучший, который меньше всего оставляет на разрешение судьи. Оценочные интенсификаторы содержат модальные значения необходимости и каузации поведения, составляющие императивный аспект аксиоматичных высказываний. Аксиомы права содержат модусы запрета (lus publicum privatíprum pactis muteri non potest. - Публичное право не может быть изменяемо соглашениями частных лиц); вменения в долг (ludicis est ius dicMre, non dare. - Обязанность судьи - отправлять правосудие, а не издавать законы)', предпочтения (Semper in dubiis beningniprapraeferenda sunt. — Сомнения в делах предпочтительнее истолковывать радушнее, т. е. в пользу обвиняемого); предостережения (Summum ius est summa iniuria. -Высшая справедливость есть высшая несправедливость - сентенция предостерегает, что следование букве закона без учета специфики ситуации

может породить несправедливое решение). Принимая форму правил поведения, они допускают схематизацию по типу «Если..., то...».

По функциональному критерию в аксиоматическом пространстве юридического дискурса выделяются 1) единицы, утверждающие ценность права и его институтов (lus est ars boni et aequi. - Право есть искусство добра и справедливости)', 2) аксиомы законотворчества (Ubi ius incertum, ibi nullum. - Если закон не определенен, закона нет; Non obligat lex nisi promúlgala. - Закон не обязывает, если он не обнародован; Ad impossibilia nemo obligatur. - К невозможному никого не обязывают) ; 3) аксиомы толкования и реализации закона (Dura lex sed lex. - Закон суров, но это закон - сентенция предписывает следовать букве закона; Non dubium est in legem committere eum, qui verba legis amplexus contra legis nititur voluntatem. -Без сомнения, нарушает закон тот, кто, истолковывая слова закона, устремляется против воли закона); 4) правила участия в дискурсе и взаимодействия с другими участниками (Ei incumbit probation qui dicit, non qui negat. -Доказывание возлагается на того, кто утверждает, а не на того, кто отрицает). Аксиомы права, упорядочивающие отношения между участниками судебного дискурса, можно разделить на единицы с моральным и утилитарным содержанием. Первые сосредоточены на долге, профессиональной репутации и достоинстве (принципы взаимности, надлежащего извещения, равенства и т.п.). Вторые, представляя собой обобщенные правила внешней целесообразности (чтобы достичь такого результата, нужно поступать так-то), сосредоточены на представлениях о разумности, здравом смысле, соображениях эффективности. Пренебрегая данными принципами, участник дискурса демонстрирует свою несостоятельность: неадекватно оценивает ситуацию, не реализует свои возможности, отстает в своей прогностической деятельности относительно хода мыслей процессуального противника. Между ценностно-регулятивными началами нет непреодолимых границ, ценность может переходить в свою противоположность, например, в ситуации коллизии обязанности адвоката максимально защищать интересы подзащитного и «долга чистосердечия перед судом» (candor toward the tribunal). Присутствие аксиологического компонента в рассматриваемом типе общения свидетельствует о том, что здесь существенна не только целесообразность, но и соответствие средств, как и выбранных целей, системе ценностей. Связка средства - цели - ценности требует от участника дискурса, отстаивающего свои интересы в суде, умения реагировать на меняющиеся обстоятельства и проявления гибкости в выборе средств, «оправдываемых целью» и легитимируемых ценностями.

Роль аксиом как прецедентных феноменов в юридическом дискурсе двояка. С одной стороны, они отсылают к своим источникам - текстам древних статутов, высказываниям жрецов правосудия. С другой стороны, приобретая автономный текстовой статус, они избавляются от ас-

социативных связей с текстовым и ценностным пространством законов прошлого, конкретными казусами и своими авторами и уже принадлежат уровню правовой абстракции - символическим словесным формулам институциональной культуры. Сохраняя свою актуальность, они в том или ином виде закрепляются в качестве принципов права и служат аргументом для различных институциональных действий по их практической реализации.

В функциональном отношении разграничиваются регулятивные и конститутивные единицы юридического дискурса. Функция последних -создание институциональной реальности (институциональных фактов) по формуле «X считать как У в контексте С» (по Дж. Сёрлю). В качестве конститутивных начал в работе рассматриваются юридические дефиниции - соглашения о значениях различных аспектов юридического мироздания («Считать как»). Такая семантика позволяет приписывать тем или иным явлениям значения, не совпадающие с их известной из опыта функцией или положением в реальном мире. Свойство относительной «автономности» юридической реальности проявляется не только в исконно юридической терминологии и явлениях исключительно юридического мира, но и в семантических сдвигах общеупотребительных слов, используемых в качестве У-терминов. Конститутивная функция дефиниции состоит в утверждении того или иного объекта (действия, субъекта), обозначаемого термином X, как совокупности признаков А1, А2, Ап, необходимых для того, чтобы выступать в качестве У. Утверждаемые признаки того или иного правового явления выступают как последовательность фактов, необходимая для возникновения, изменения и прекращения состояний взаимной правовой обусловленности поведения коммуникантов при достижении цели. Благодаря выделенным свойствам дефиниции выступают одновременно в качестве средств создания институциональной реальности, с одной стороны, ее декодирования - с другой, в качестве предписания - с третьей, т.е. выполняют конститутивную, интерпретативную и регулятивную функции. Типология юридических дефиниций рассматривается в связи с основными семиотическими направлениями изучения языковых единиц (семантика, синтактика и прагматика) и соответствующих когнитивных моделей представления систем знаний: а) категориальных (парадигматических), которые выявляют формальные взаимосвязи и отношения между явлениями (род-вид, часть-целое) и отражаются в дефинициях классификационного типа; б) синтагматических, которые строятся по принципу тематического дополнения, объединяя понятия из различных категорий в описание ситуаций, и представлены дефинициями фреймового типа; в) прагматических, образуемых под влиянием юридически релевантных интенций в том или ином ситуативном контексте и находящих свое отражение в дефинициях инструктивного или экземплярного типа.

Конститутивные и регулятивные начала создают институциональную реальность, задают программу деятельности в ней, определяют социально значимые аспекты действий, их смысловую связность и структурную цельность в межличностных контактах, перформативные - реализуют эту программу. Такое различие исключительно важно для юридического дискурса, в котором признаки типичных ситуаций, формализованные нормами права, реализуются в институциональном диалоге, в отношениях конкретных субъектов. Функция перформативных высказываний - фактообразующая: их произнесение направлено на достижение правового результата (заключение соглашения, возбуждение уголовного дела, предъявление обвинения и т. д.). Посредством них говорящий целенаправленно создает (изменяет или прекращает) правовые отношения (для себя либо для других субъектов), в которых он реализует свои коммуникативные возможности и обязательства, связываемые с его институциональной позицией. Наряду с вербальными перформативами в юридическом дискурсе встречаются невербальные (процедура немотивированного отвода присяжных заседателей). Наряду с эксплицитными (не всегда обладающими признаками идеальной формы) существуют сопровождающие их имплицитные; совершая одни действия, участник дискурса попутно совершает другие, обнаруживающие себя лишь при отказе от них.

Перформативность как аспект коммуникации не только создает, но и организует факты в сознании участников юридического дискурса в соответствии с ценностно-нормативными доминантами, определяющими картину юридического мира, с одной стороны, и в соответствии с актуальными смыслами реального общения — с другой. Связь между фактами обусловлена нормативно по логико-синтаксической схеме «если..., то...»: если действиями определенного участника юридического дискурса создан факт У, то для данного участника должен (может) последовать факт У1. Устанавливая связи между фактами, норма создает формулу действий, а также формулу идентификации действий: «Если участник юридического дискурса совершает действие У, то оно должно иметь совокупность признаков А1, А2, Ап »; «Если имеются признаки А1, А2, Ап, то это действие У». Факты и связи между ними могут носить фикциональный («Если С, то У считать как если бы не У» или «Если С, то не У считать как если бы У») и презумптивный («Если С, то X предполагается У, пока не доказано не С») характер, способствуя созданию «автономной» реальности. В данных типах высказываний установление фактов происходит не путем их достоверного познания, а посредством условного признания того или иного положения. В судебном дискурсе устанавливаются и связываются факты конкретного дела в соответствии с признаками и связями юридических фактов, очерчиваемыми нормами права. В связи с этим огромную роль в практическом дискурсе играет

презентационная форма нормативных высказываний, особенности которой обусловлены стремлением к 1) эксплицитности концептуальной схемы правовой нормы; 2) языковой компрессии; 3) языковой экономии; 4) однозначности выражаемого в них смысла; 5) сохранению традиции.

Минимально необходимой единицей, способной представить содержание правовой нормы, выступает предложение. Соответственно, схема правовой нормы не может оказаться синтаксически более простой, чем форма предложения. Вместе с тем тексты английских и российских законов демонстрируют то, что произвольное множество простых предложений, конституирующих правовую норму, преобразуются в единственное сложное, не теряя в содержании соответствующей правовой нормы, но усложняя ее восприятие. В результате при экспликации структуры правовой нормы поведения происходит своего рода «засекречивание» ее элементов (SC - Q - А) посредством осложняющих смысловых связей, надстраивающихся над основной линией отношений ее структурных компонентов. Эти связи образуются последовательностью однородных ограничительных дескрипций в виде адъективных и причастных оборотов (по принципу «дом, который построил Джек»), вводных уточняющих и пояснительных конструкций, разбивающих структурные элементы нормы, рядом условий и оговорок: The fact that the person or persons who, so far as appears from the indictment on which any person has been convicted of conspiracy, were the only other parties to the agreement on which his conviction was based have been acquitted of conspiracy by reference to that agreement (whether after being tried with the person convicted or separately) shall not be a ground for quashing his conviction unless under all the circumstances of the case his conviction is inconsistent with the acquittal of the other person or persons in question» (Criminal Law Act, 1977. P. I S. 4 (8)). (Тот факт, что определенное лицо (лица), которое, как видно из содержания обвинительного акта, на основании которого кто-либо был осужден в сговоре, являлось единственной стороной в соглашении, инкриминируемом осужденному, и было оправдано в сговоре, имеющем отношение к указанному соглашению (независимо от того, рассматривал суд их дела вместе или отдельно), не может служить основанием для отмены обвинительного приговора, если только все обстоятельства дела не будут свидетельствовать о том, что его осуждение противоречит оправдательному приговору указанного лица или лиц). Стремление к экономии ведет к имплицированию юридической информации, что выражается в опущенном в тексте нормы, но восстанавливаемом в процессе ее применения смысловом элементе (или ряде элементов). В качестве экономичных средств выступают отсылочные конструкции, позволяющие имплицировать повторяющиеся признаки и создающие гипертекстуальные связи между нормативными высказываниями, смыслорасширяющие или обобщающие единицы.

При обсуждении законопроектов имеет место тщательный поиск точных выражений, обусловленный стремлением учесть максимально полно юридически релевантные признаки тех или иных ситуаций. Этот поиск часто осложняется политическими моментами, борьбой мнений и интересов, в результате чего синтаксис соответствующих текстов отличается особой сложностью. Применительно к практике английского законотворчества это выражается в сложных предложениях, перегруженных условиями и оговорками (увеличивающими длину высказываний до 500 слов) и таким образом не вызывающих разногласий; «размытых» терминах (sufficient, reasonable, proper, appropriate, fair, fit, just, ordinary, suitable) и конструкциях {as soon as possible, without unreasonable / undue delay), оставляющих возможности для смысловых включений. В результате участники судебного дискурса стремятся внести в нормативные формулы выгодное им содержание. Отсюда форма презентации «реальности», соответствие ей способа использования терминов, построения высказываний работают на прагматическую успешность. В практическом дискурсе максимы П. Грайса («будь кратким, но полным», «будь релевантным», «будь ясным и прямым», «будь правдивым»), отвечающие универсальным требованиям социальных взаимодействий, действуют в тесной взаимосвязи с максимами целесообразности и законосообразности поведения, отражая стратегическую суть судебного дискурса и его нормативную обусловленность.

Каждая разновидность юридического дискурса обладает специфическим набором перформативных формул, в законодательном дискурсе, например, это декларативные акты, обусловливающие онтологический статус норм в правовой картине мира (ita ius esta - да будет правом). В работе в качестве примера рассмотрены перформативы уголовного процесса: перформативы обвинения, осуждения и оправдания, раскаяния, признания и отрицания вины, настоятельные требования, дискредитивы, перформативы свидетельствования и подтверждения, перформативы предупреждения, принятия на себя обязательств и соглашения. Анализ перформативных формул дискурса уголовного судопроизводства показывает, что перформативность выходит за рамки отдельных речевых актов, выступает жанровой характеристикой дискурса и связывается с ситуацией общения. Дискурс выступает как развертывание ситуации вокруг пер-формативной формулы. Будучи включенным в формат ситуации, пер-форматив является реализацией права или обязанности его исполнителя, коммуникативным поступком как способом участия в процессе предварительного следствия или судебного разбирательства. Перформатив-ные формулы встроены в сценарий взаимодействия и включены в содержание и композиционную структуру текстов соответствующих жанров («постановление о возбуждении уголовного дела», «явка с повинной», «соглашение о сотрудничестве со следствием», «протокол допроса»,

«обвинительное заключение» или «обвинительный акт», «протокол судебного заседания», «приговор»). В функциональном отношении можно выделить основные, обеспечительные и превентивные действия. Посредством первых происходит развитие дискурса, посредством вторых - его легитимация: акты уведомления о производстве процессуальных действий (В порядке ст. 46 УПК РФ сообщаю, что в отношении Вас возбуждено уголовное дело..., в связи с чем направляется копия постановления о возбуждении уголовного дела); акты разъяснения, экспонирующие коммуникативные возможности адресата (Вы имеете право возражать против обвинения, давать показания по предъявленному обвинению, отказаться от дачи показаний, предъявлять доказательства, заявлять ходатайства и отводы, жаловаться на действия и решения дознавателя...); акты удостоверения факта надлежащего производства действий (С моих слов записано верно и мною прочитано)-, акты, направленные на достижение интерактивного эффекта (.Подсудимый, вам понятно, в чем вы обвиняетесь?) и его закрепление (Вопросов по установочным данный у участников процесса не имеется); акты согласования действий (Прокурор: Предлагаю следующий порядок исследования доказательств по делу: допросить потерпевшую, допросить свидетелей, исследовать письменные материалы дела, допросить подсудимого. Потерпевшая: Не возражаю против предложенного порядка. Адвокат: Не возражаю. П о д су дим ы й: Не возражаю). Посредством превентивных действий в поддержание заданных нормативных образцов реализуются возможности воздействия на развитие дискурса (Свидетель, вы предупреждаетесь об уголовной ответственности, предусмотренной ст. 307-308 УК РФ).

В рассматриваемом типе общения соблюдение «правил игры», по которым производится высказывание, относится к важнейшим релевантным условиям перформативности. Данному типу общения свойственны такие черты, как ритуальность, церемониальность, следование установленным речевым формам и процедурам. Ритуальный дискурс является детерминированной системой, состояние которой в будущем однозначно определяется ее состоянием в настоящем и законами, описывающими переходы от одних действий к другим по направлению к фиксированной цели (ритуапы институциональной инициации). Церемониал стремится к жесткому повторению всех предписанных действий, как правило, не допускает вариантов, в чем сближается с ритуалом. Вместе с тем церемониальность здесь сводится к трафаретным, клишированным компонентам коммуникации, оформляющим сценарную канву взаимодействия. Она отражает внешнюю форму поведения участвующих в дискурсе лиц.

Ситуации юридического дискурса могут быть не только ритуализо-ванными, но и проблемными, принимающими «игровую» форму. Во втором случае значение дискурса состоит в достижении определенности по поводу возможного отношения между его участниками (например, меж-

ду подсудимым и государством, между подсудимым и потерпевшим). Решение этого вопроса порождает разнообразные последствия для вовлеченных в дискурс лиц. В игровом дискурсе знания текущего состояния и особенностей связи элементов недостаточно для предсказания будущего развития дискурса со всей определенностью, что обусловлено наличием непрограммируемой части референциального аспекта общения, попытка устранить которую превращает игровой дискурс в ритуальный. Важной характеристикой сценариев игрового взаимодействия является открытость структуры, допущение альтернативных ходов, которые замещают друг друга в различных обстоятельствах и ведут к разным развязкам — вариантам решения проблемосодержащей ситуации. Альтернативность развития дискурса обусловлена тем, что в структуре взаимодействия заложена определенная свобода выбора поведения в зависимости от интересов участников, возможностей интерпретации проблемосодержащей ситуации, а также внешних обстоятельств. При этом сам порядок реализации каждой сценарной альтернативы подчинен трафаретным, церемониальным формальностям.

Национальные юридические дискурсы по-разному относятся к сохранению трафаретных формальностей. Так, в Англии большое значение придается непрерывности традиций, символов и церемониалов юридического дискурса в целом, объявленных когда-то нерушимыми. Культ прошлого отражается и в языке права. В результате англосаксонские архаизмы (writ, ordeal, deem, moot), многочисленные латинские (mens rea, ab initio, certiorari, obiter dictum, stare desisis, corpus juris, subpoena ad testificandum, subpoena duces tecum) и французские (lien, plaintiff, tort, esquire, plead) заимствования столетиями существовали в юридическом дискурсе, соединяя прошлое и настоящее, римскую и англосаксонскую (last will and testament), норманнскую и англосаксонскую (free and clear, act and deed, goods and chattels), римскую и норманнскую (save and except) правовые традиции. Осуществляя связь с прошлым, с многовековым опытом, юридический дискурс выполняет кумулятивную функцию, выражая в речевых формах его преемственность в диалектическом развитии права от одного исторического типа к другому. Многие языковые традиции выполняют исключительно эстетическую функцию, присущую «праздничной» разновидности общения. К такого рода знакам традиции относятся, например, торжественные формы декларативов (Be it enacted by the Queen's most Excellent Majesty, by and with the advice and consent of the Lords Spiritual and Temporal, and Commons, in this present Parliament assembled, and by the authority of the same, as follows. - Да будет постановлено Ее Превосходнейшим Величеством Королевой по совету и с согласия лордов, духовных и светских, и общин, собравшихся в настоящем парламенте, и властью последнего нижеследующее...); церемониальные обороты - эмфазы (and every clause, matter and thing in the said

articles and act contained, shall be, and the said articles and acts are hereby forever ratified, approved and confirmed». - И каждое положение, статья, предмет, содержащиеся в означенных пунктах и акте, настоящим и впредь утверждаются, одобряются и принимаются); профессиональные жаргонизмы (aforesaid, henceforward, hereinafter, heretofore, hereunto, whatsoever, wheresoever, whosoever), усилительные наречия и прилагательные (unreservedly bestowed, abundantly clear, competent court,full power, utterly void), тенденция к ритмизации правового предложения за счет определения несущих основную смысловую нагрузку слов как стилистическая особенность английских нормативно-правовых актов.

Создание традиций, приверженность им в практическом дискурсе -способ создания авторитета права, его величия. Однако если архитектурная семиотика здания суда, предметы, одежда помогают институционально закрепить авторитет судьи, выступают в качестве декораций и реквизита, обозначающих место и освящающих процесс отправления правосудия, то у языковых традиций есть особая функция - установить дистанцию между агентами и клиентами дискурса. Выверенные веками языковые формы, в которые облекается современный нормативный материал, непрозрачность архаичных терминов, длинные предложения, перегруженные повторением одних и тех же устойчивых формул, выполняющих скорее роль орнамента, превращают участие неспециалиста в дискурсе в весьма сложную задачу. Право стран континентальной Европы более доступно для понимания обычному человеку. Отсюда актуальность английских шуток-пародий, высмеивающих язык юристов, и непопулярность данной темы в юморе стран романо-германского права.

Во второй главе «Структурные единицы судебного дискурса» в качестве значимых единиц судебного дискурса выделяются: 1) коммуникативный поступок как комплексное воплощение институционально обусловленной интенции и часть интенциональной программы участия субъекта в дискурсе; 2) интеракция - диалогическая корреляция минимальной пары коммуникативных поступков (или их отдельных структурных составляющих - речевых актов); 3) дискурсивная сцена - совокупность обстоятельств, определяющих взаимоотношения поступающих субъектов; 4) дискурсивный цикл - последовательность коммуникативных поступков, объединенных общей целью. На первый план здесь выступает интенциональный аспект, позволяющий структурировать деятельность и объединять ее единицы в последовательности различных уровней, выявляя синтаксис юридически релевантных интенций. В рамках судебного спора особой значимостью обладают интенции, реализуя которые сторона угрожает другой достижением своей цели, не совместимой с целью процессуального противника. Коммуникативные поступки стороны по делу образуют историю ее участия в дискурсе. Стороны обраща-

ются к фрагментам этой «истории» при обосновании своих позиций, а суд - при обосновании своего решения.

Стереотипные алгоритмизированные последовательности взаимных поступков, реализующие фиксированные цели в соответствии с нормами и ценностями культуры, в данной работе обозначаются термином «скрипт». Важнейшими характеристиками скрипта являются сценарность (алгоритмизация взаимодействия), стереотипность (действие по заданному образцу) и нормативно-ценностная обусловленность (выбор определенных поведенческих ходов в соответствии с ценностями и нормами культуры) (по В. И. Карасику). Сценарии - логически обоснованные модели рассмотрения проблемосодержащей ситуации, определяющие основной порядок развития дискурса. Процесс соединения отдельных сегментов дискурса в линейной последовательности характеризуется связностью входящих в него единиц, динамизмом и стадиальностью. При анализе судебного дискурса выделяются не только интенциональные, но также процедурные, функциональные и референциальные связи между действиями его участников. Динамизм предполагает наличие определенных временных координат, которые вынуждают коммуникантов принимать решения по выполнению тех или иных действий в меняющейся ситуации взаимодействия. Стадиальность означает последовательность и структурированность развития (начало - развитие - конец). Стадии представлены циклами действий, связанных ближайшей целью. Так, обобщенная схема уголовного процесса развивается по траектории линейно движущейся точки, проходящей стадии досудебного производства, судебного производства (включая апелляционный порядок и кассационный порядок рассмотрения уголовного дела) и исполнения приговора. Текст взаимодействия делится на крупные сегменты действия, отгороженные друг от друга итоговыми решениями. Крупные сегменты (дискурсивные циклы) разбиваются на более мелкие (дискурсивные сцены), границы и пустоты между которыми маркируются церемониальными действиями -связками (Судебное заседание объявляется открытым; Подготовительная часть судебного заседания окончена; Суд переходит к судебному следствию), обозначающими переходы от одной структурной части сценария к другой, а также перерывы в дискурсивном времени (Суд, совещаясь на месте, определил: заявленное ходатайство прокурора удовлетворить, до исполнения запроса суда о предоставлении видеозаписи беседы с 3. слушание дела отложить на 10 октября 2011 года на 13 часов). По аналогии с театральным текстом смена участников дискурса наряду с типом высказывания рассматривается как граница дискурсивных сцен.

Частотность воспроизведения тех или иных акциональных последовательностей составляет стереотипную составляющую скрипта. Стереотипность также относится к содержательному аспекту - тому, что может быть выражено той или иной последовательностью действий. В послед-

нем случае при нарушении стереотипной составляющей скрипта мы имеем дело с абсурдными или уникальными явлениями. Так, например, иск к церковной епархии, выражающий недовольство его подателя качеством исполнения обряда отпевания его умершего родственника, является одним из примеров актуализации не свойственного русской культуре сравнения «церковь - продавец услуг». Отношения «церковь - прихожанин» в русском менталитете исключают психологию эквивалентного обмена, в связи с чем отпевание рассматривается не как «услуга», а как «таинство». Отсюда скрипты подобного рода судебных разбирательств рассматриваются как абсурдные, использование институциональной формы для чуждого ей содержания создает ситуацию пародии дискурса на самого себя: Истец: Кто является учредителем вашей организации? Ответчик: Иисус Христос, который две тысячи лет назад пришел на землю. Истец: На самом деле у вас нет полномочий от Бога. Ответчик: Это безумие, извините.

Ценностная составляющая скрипта определяет тип построения отношений между участниками дискурса (между государственной властью в лице судебной и обвинительной властей и личностью). Судебный дискурс может рассматриваться как «ритуал осуждения», «игра легитимных сил» (fair trial - процесс по правилам, adversary procedure - модель противных сторон), «раскрытие истины». Ценностные доминанты (вина, признание, тайна; истина, установленная справедливость; правдоподобность, договорная справедливость, права личности, иммунитет от самообвинения, равенство средств нападения и защиты) становятся легитимным основанием норм, структурирующих взаимодействие и определяющих размежевание или слияние функций его участников, способ их дискурсивной связи, модальность дискурса. Выделяется исследовательская схема взаимодействия для поиска истины (в событийном ключе), развивающаяся в рамках отношений субъект - исследуемый объект и провоцирующая монологичный авторитарный тип дискурса, выражаемый в жестко регламентированном осуществлении односторонне-властных полномочий ведущим поиск истины органом. Центральное место в правоприменении занимают требования всесторонности, полноты и объективности исследования. Обвиняемый рассматривается как объект целенаправленных усилий субъекта. Отношения субъект - объект могут носить исключительно аскриптивный характер (аскрипция - предписание ответственности). Аскриптивная схема взаимодействия представляет собой ритуал изобличения лица, привлеченного к рассмотрению, которое рассматривается как «заинтересованное» в уклонении от уголовной ответственности, что обусловливает существование подтекстных оценочных презумпций (Обвиняемый, как правило, виновен; Невиновный оговаривать себя не станет, Обвиняемый при признании говорит правду, а при отрицании заведомо лэкепг, Если обвиняемый не может представить

оправдывающие его доказательства - значит, их нет\ Признание обвиняемого - главное доказательство; Следствие не ошибается)-, перформати-вов «оставления под подозрением», выражаемых формулами Оправдан за неимением достаточных данных или ...за недоказанностью участия в совершении преступлений. Логика подобных суждений активизирует соответствующие ожидания должного поведения от лица, привлеченного к рассмотрению: Вместо того чтобы раскаяться в содеянном, рассказать суду о совершенном преступлении, А. пытается выставить себя чуть ли не жертвой происшедшего. Но как показывает судебная практика, окончательное решение по делу во многом зависит от самого подсудимого, его поведения на предварительном следствии и в суде, отношения к совершенному преступлению, раскаяния, других человеческих факторов (фрагмент из обвинительной речи 2010 г.).

Схема агонального взаимодействия реализуется в аргументативном дискурсе как спор равных сторон (субъект — субъект), организуемый и разрешаемый независимым арбитром по заранее установленным правилам дискурса. Особенностями данной схемы являются взаимонаправленность речеповеденческих ожиданий, симметрия взаимных обязательно-притязательных отношений в процессе коммуникации, идеальный обмен действиями, предполагающий для процессуальных противников равные возможности участия в дискурсе. Коммуникативная цель данной схемы - рассмотрение релевантных сторон референтной ситуации, очерчиваемых спорным фактом, и ее решение. На суд выносятся достоверность утверждений сторон; соответствие нормы права выявленным фактам и правопритязаниям в презентации и обосновании позиций сторон; соответствие манифестируемых в речи интенций и произнесенного (намерения и действия). В отличие от исследовательской схемы познавательная деятельность ограничена предметом спора и правилами дискурса, ограничивающими возможности по отысканию истины и исключающими вседозволенность в методах познания. Притязания сторон (на истинность, нормативную значимость и правдивость своих утверждений) проблематизируются в процессе аргументации и, пройдя взаимную проверку, признаются или не признаются правоприменителем в его властно-правовом решении. Интенциональная структура агонального взаимодействия описывается в трех измерениях: прагматическом, нормативно-ценностном и коммуникативном.

Спор развивается как аргументация утверждений, не совместимых в семантике текста одной ситуации, требующей судебного решения. При этом активность сторон в уголовном судопроизводстве обусловлена тем, что бремя обоснования утверждаемого лежит на утверждающем. Сторона обвинения обязана представить доказательства, подтверждающие выдвинутое против лица обвинение, и обосновать свою позицию. Обвиняемый (сторона защиты) не обязан доказывать свою невиновность и

опровергать доводы, приводимые не в его защиту. Вместе с тем возможность неоднозначной интерпретации спорного факта заставляет сторону защиты стремиться к обоснованию своей позиции и поиску противоречий в позиции противника. Действия участников дискурса направлены на перлокутивный аспект общения, основанный на убеждающем воздействии на судью (так как в основе его решения лежат доводы стороны, выигравшей спор). Однако подтверждение правоты в споре в виде правоприменительного решения как активная ответная позиция судьи невозможно без понимания. В силу этого интенциональная программа взаимодействия совмещает прагматические интенции - желание быть поддержанным, т.е. достижение желаемого интеракционального эффекта-с одной стороны, и стремление быть понятым - достижение коммуникативного эффекта, с другой. Наличие прагматических интенций обусловливает осмысление судебного спора в терминах «войны» (особенно в западной культуре), в которой «оборонительные» действия преследуют своей целью сохранение признанных судебной аудиторией смыслов, в то время как «наступательные» действия - продвижение еще не признанных, но необходимых для вынесения желаемого стороной судебного решения. Соответственно, в качестве единицы анализа судебного спора выступает манипулятивный прием - комбинация действий, ориентированная на ослабление позиции соперника и укрепление собственной. Захват - прием - проверка - фиксация результата - типичная структура подобного манипулятивного дискурса. В искусном споре противных сторон «борьба с захвата» противника переносится на «борьбу за захват захвата». Разворачиваемая последовательность таких сцеплений представляет собой технологию достижения успеха. Схему развития дискурса с данных позиций можно представить следующим образом: завязка -первая поворотная точка - вторая поворотная точка и т.д.— переломный момент- развязка. Исчерпав возможные варианты развития в процессуальной инстанции, спор противных сторон заканчивается вынесением акта правоприменения.

Концепт «честной игры» (fair trial) применительно к событию правового спора предполагает соблюдение установленных законом правил (честно то, что законно). Эти правила охватывают порядок, взаимонаправленность и взаимообусловленность действий, их координацию и предусматривают равный доступ к слову, что выражается в симметрии возможностей для коммуникативных поступков, предусмотренных сценарной упорядоченностью процесса. В результате такого структурирования на основе чередования процессуальных действий сторон за анализом доказательств, предложенным одной стороной, следует изложение точки зрения, противостоящей этому анализу. В этом состоит эвристич-ность агонального взаимодействия, открывающего свободный путь для борьбы точек зрения в ходе всего судебного разбирательства до момен-

та вынесения решения. Однако так как каждая сторона навязывает аудитории ту интерпретацию спорных фактов, подлежащих выяснению для разрешения судебного спора, которая приведет к желаемому этой стороной результату, то этико-юридическая идея о правоте или неправоте уступает место представлению о победе или поражении, т.е. идее атонального свойства. Концепт «честной игры» предполагает использование открытых, рассчитанных на взаимопонимание средств достижения цели. Правила прямого, перекрестного допроса, передопроса табуиру-ют реализацию манипулятивных интенций при формировании юридической истины. Вместе с тем та или иная сторона по делу, стремясь лишить аудиторию возможности использовать свое отношение к спорному факту, нередко прибегает к «недобросовестным» приемам, маскирующимся под акты с легитимными задачами. Анализ текстов 142 допросов в судах РФ демонстрирует, что они сводятся преимущественно к логике ассоциативных соответствий и имплицитно навязываемых семантических следствий, что свидетельствует о стремлении каждой из сторон в условиях борьбы вложить в речевые формы выгодное ей содержание: Прокурор: У вашей сожительницы Л. есть мать ? Подсудимый: Мать Л. убили четыре года назад. Пр оку pop: А после убийства матери Л. через какое время убили сестру вашей матери? Подсудимый: После убийства матери Л. через один год убили сестру моей матери. Прокурор: А через какое время после смерти вашей тети убили вашу мать? Подсудимый: Через один год после смерти тети убили маму. Прокурор: Какое время вы находитесь под стражей по данному делу? Подсудимый: По данному делу я нахожусь под стражей 2 года 1 месяц. Прокурор: Убийства матери Л. и сестры вашей матери остаются нераскрытыми? Подсудимый: Да, данные убийства не раскрыты. В данном примере допрашивающий использует прием речевого воздействия, направленный на скрытое манипулирование сознанием аудитории посредством сообщения не являющейся предметом обсуждения настоящего судебного разбирательства и не подвергающейся критическому анализу информации о ряде убийств. Все утверждения подаются как условия логической задачи. Между утверждениями о периодичности совершения преступлений и о времени нахождения подсудимого под следствием устанавливается импликативная связь, позволяющая выявить скрытый вывод о его возможной причастности ко всем перечисленным преступлениям. Эффект кажущейся объективности импликативных связей и семантического следствия основан на том, что условия этой задачи устанавливаются самим подсудимым в виде ответов, а также его молчаливым согласием с исключением в вопросе обвинителя из ряда нераскрытых преступлений убийства его матери. Искусство вариативной интерпретации события, умение вывести и связать необходимые смыслы в неуязвимую логическую цепь, а также их соответствующая упаковка

являются основой управления сознанием адресата и критерием успешности в состязательно организованной модели судебного спора.

При кооперативном взаимодействии сторон процесса точки зрения на подлежащие рассмотрению факты потенциально готовы к совпадению в определенных пределах, и сценарий взаимодействия строится на основе поиска условий, при которых оно возможно. Вместе с тем большинство подобных сценариев «переговоров по интересам» («соглашение о сотрудничестве со следствием», «сделка о признании вины») построено в соответствии с моделью «выигрышей и потерь». Линия поведения участников дискурса диктуется их целями, и консенсус действий субъектов зависит от того, насколько собственная выгода уравновешивается выгодой противной стороны (по Ю. Хабермасу), что говорит об «игровом» характере дискурса (по И. Хёйзинге).

Формулу взаимодействия участников дискурса можно представить как последовательность структурных элементов, в которой коммуникативные действия выступают в качестве связующего звена между ситуативными и нормативно-ценностными элементами в направлении к цели общения. Взаимосвязь ситуативных, нормативно-ценностных и интенци-ональных элементов обнаруживают типичные обобщения, образующие жанровые форматы взаимодействия. Жанровый формат связывает группы признаков, характеризующих собственно участника дискурса и собственно ситуацию дискурса (консультация, переговоры, договор, допрос, очная ставка, судебное заседание и т.п.), и образует единое понятие участник юридического дискурса (правовой субъект) в ситуации юридического дискурса. Такая взаимосвязь обусловлена существованием ролевых предписаний и возможностей совершения того или иного действия, которые в институциональном мире действительны именно в отношении определенного субъекта в определенной ситуации. Исключение из содержания этого понятия признаков, характеризующих ситуацию, означало бы действительность в отношении соответствующего субъекта всего множества предписаний, установленных для различных ситуаций, с соответственно различными вариантами коммуникативного поведения, что, в свою очередь, в силу семантической противоречивости таких вариантов, повлекло бы принципиальную нереализуемость соответствующих предписаний.

При анализе жанров судебного дискурса выделяется ряд присущих им характеристик.

1. Историческая изменчивость, связываемая с развитием дискурса (например, жанровые формы Божьего суда - Judicium dei и современная форма состязательно-дискурсивного судопроизводства).

2. Существование центральных и периферийных жанров и смена этих позиций со сменой цели системы. Например, признание в аскриптивной схеме взаимодействия занимает центральное место, в то время как в со-

стязательном процессе, где значимыми являются доказательства, добытые независимо от показаний обвиняемого, данный жанр смещается на периферию. Судебное заседание, рассматриваемое как логичное завершение следствия в исследовательском и аскриптивном типах взаимодействия, занимает центральное и независимое место в состязательном дискурсе.

3. Взаимозависимость своеобразия жанровой формы и сценарной организации дискурса.

4. Привязка к определенным стадиям процесса взаимодействия (исковое заявление, заявление о преступлении, постановление о возбуждении уголовного дела, обвинительный акт, приговор, кассационное определение суда и т.п.) и возможность использования на протяжении процесса (ходатайства, жалобы).

5. Возможность трансформации жанров. Так, допрос может трансформироваться в разговор не для протокола между следователем и подследственным и принимать форму разговора по душам, порождающего соответствующие коммуникативные ожидания, что позволяет воздействовать на адресата в нужном направлении.

6. Относительная жесткость композиционной конструкции, организующей и оформляющей речевой материал как подчиненный элемент формы, и заданность этой конструкцией типичных интенций, выражаемых посредством речевого материала.

7. Соразмерность жанров - выделение сложных и простых единиц. Отдельные жанры образуют жанровые макроструктуры (по принципу «часть-целое») - сложные жанры, в основе которых лежат цепочки взаимообусловленных коммуникативных поступков.

В качестве критериев классификации жанров судебного дискурса предлагаются: а) статусные характеристики участника дискурса и его коммуникативные цели; б) характер диалогических связей между взаимодействующими лицами; в) зафиксированные в сценарных последовательностях коммуникативные поступки и их составляющие (речевые акты).

При выявлении корреляций статусных позиций участник судебного дискурса рассматривается как тип модального отношения. Участники статусно-маркированной коммуникации моделируются при помощи категорий падежной грамматики и включают 1) агенса - исполнителя коммуникативного действия по отношению к другим участникам коммуникации; 2) пациенса, в отношении которого производят те или иные действия; 3) контрагенса - действующее лицо, находящееся в ситуации выбора между предписываемой ему, возможной и запрещаемой реакциями на действия агенса; 4) респондента - участника коммуникации, к которому обращается агенс с просьбой оказать влияние на контрагенса или пациенса; 5) суперагенса - участника коммуникации, от имени и в соот-

ветствии с волеизъявлением которого агенс выполняет действие по отношению к пациенсу, контрагенсу или респонденту. По объему возможностей выделяемых позиций различаются властные и невластные участники дискурса. Властный субъект обладает полномочиями, которые позволяют ему, выполняя свои функции, оформить свое волеизъявление в виде обязательного предписания. Невластный участник дискурса такими инструментами не располагает и оказывает влияние на другого участника опосредованно - через властного. Коммуникативная роль задается возможностями и ограничениями по отношению к другим участникам, составляющими статусную позицию вовлекаемого в дискурс лица. При этом субъекты по-разному вовлекаются в процесс взаимодействия: одни - в силу своих должностных обязанностей (суд, судья, прокурор, следователь, дознаватель); другие - при реализации своих субъективных прав (потерпевший, гражданский истец, их законные представители); третьи - по воле должностных лиц (подозреваемый, обвиняемый и др.). Одни действуют от своего имени, другие поручают кому-либо представлять себя, третьи являются ретрансляторами воли вышестоящих лиц по должности. Коммуникативные роли изначально заданы, но не являются постоянными и зависят от ситуации дискурса.

Важной характеристикой институционального взаимодействия является его избирательность, которая обусловлена определенной зависимостью статусных позиций друг от друга. Функциональная зависимость обусловливает взаимодействие между субъектами, статусные позиции которых соответствуют поставленной задаче в общей системе институциональных целей. Интенциональная зависимость определяет степень свободы действий и реакций в диалогических связях, для обслуживания которых предназначена соответствующая правовая процедура (вопрос-ответ, требование - возражение, требование - удовлетворение, предложение - принятие, приказ — отчет об исполнении).

В третьей главе «Нарративное моделирование дискурса уголовного судопроизводства» под нарративом понимается дискурсивная деятельность по формированию знания о юридически релевантном событии и участвующих в нем лицах. Событие преступления рассматривается как релевантное с позиции норм уголовного права изменение некоторого состояния действительности, вызванное определенным (без)действием субъекта. Способом анализа события преступления выступают факты, т.е. высказывания о состояниях действительности, которые претерпели изменения в результате определенного (без)действия субъекта и в силу норм уголовного права имеют юридическое значение. Эти высказывания, представленные как категоричные утверждения, составляют нарративную экспликацию события в текстах судебного дискурса и представляют потенциально значимую для правоприменителя характеристику произошедшего. Специфика парратива уголовного судопроизводства

состоит в том, что он наделяет некоторую совокупность фактов статусом события преступления на основе распределения оценок правомерно -неправомерно, уголовно релевантно -уголовно нерелевантно, преступно -непреступно над множеством осуществимых в пределах той или иной ситуации форм поведения, ведущих к ее изменению. Фактуальный нарративный материал и норма права выступают как содержание и интерпретирующая его форма судебного нарратива.

Событие преступления рассматривается как соотношение референтного, модельного и нарративного событий. Референтное событие - положение дел в его естественном развертывании, то, что познается человеком непосредственно при соприкосновении с действительностью. Путь к референтному событию пролегает через модельное событие и вербальную презентацию произошедшего - наррацию. Модельное событие выявляется путем аналитического обобщения повторяющихся признаков различных фактических случаев и подведения их под схемы-инварианты, служащие в дальнейшем для интерпретации новых случаев. Если референтное событие - то, что произошло в действительности, то модельное событие - то, что должно было произойти, нарративное событие -то, как об этом рассказали. Три события связаны между собой отношением последовательной интеграции: референтное событие обретает смысл лишь постольку, поскольку существует возможность его интерпретации посредством модельного, в соответствии с которым осуществляется связывание фактов в определенную конфигурацию в событии рассказывания, находящую выражение в текстах судопроизводства. Содержание повествования, таким образом, оказывается связанным поиском и обоснованием юридической модели его интерпретации и нарративной организации.

Модельное событие рассматривается как взаимосвязь актантной, объектной (предметной) и консекутивной составляющих. Актантная составляющая представлена противоправными действиями субъекта, направленными на охраняемые уголовно-правовой нормой ценности (жизнь, здоровье, собственность), природа и носитель которых могут быть различными - главное, чтобы они были охраняемы государством через соответствующие правовые установления. Изменение в действительности, вызванное воздействием на объекты уголовно-правовой охраны, определяет содержание его преступных последствий - консекутив-ную составляющую события. Так как событие осознается лишь в сопоставлении с той системой отношений, которая имела место до его наступления, и той, что наступила после него, то к признакам событийности относится релевантность изменения, т.е. попадание под определенную уголовным правом систему признаков преступных последствий («вреда»), Событийность повышается по мере того, как то или иное изменение рассматривается как существенное (De minimis поп curat lex. - Закон

не занимается малозначительными деяниями, ввиду отсутствия преступных последствий или угрозы их причинения).

Между актантной и консекутивной составляющими акцентируются каузальные и интенциональные связи. В отличие от абсолютных событий, не связанных со стремлениями субъекта (непреодолимая сила), событие преступления подразумевает действие субъекта, ведущее к изменению объектов и окружения. Целенаправленное выполнение действий предвосхищает эти изменения. В силу этого к конститутивным признакам событийности в дискурсе уголовного судопроизводства относится признак контролируемости, связываемый с наличием действующего лица, обладающего в оценке интерпретатора представлениями о том вреде, которое может причинить его деяние, и волей, т.е. контролирующего свои действия, которые могут быть расценены как преднамеренные. Вместе с тем в дискурсе уголовного судопроизводства выделяют неоднозначные ситуации, когда те или иные действия привели к определенному результату случайно, отличным от сознательной интенции образом. Фатальность и случайность - две противоположные стороны признака неконтролируемости событий, который объединяет различные лексемы, выражающие соотношения между представлениями субъекта о действительности и самой действительностью (легкомыслие, самонадеянность, небрежность, халатность, неосторожность, крайняя необходимость).

Модель нарративного конструирования может быть представлена как состоящая из трех уровней: сюжет - фабула - текст. Модельное событие соотносится с типовым сюжетом произошедшего, нарративное - с фабулой. Сюжет - это абстракция, к которой участники дискурса поднимаются через фабулу, т.е. посредством своих рассуждений, аргументации, индивидуальной обработки фактуального материала, которым они располагают. Авторская организация событийного ряда обусловлена жанровыми конвенциями и субъективной точкой зрения, которая актуализирует те или иные смысловые связи и зависимости событийных фрагментов, крупные планы, позволяет рассматривать одни фрагменты как существенные, а другие - нет. Поэтому фабула события - это то, что сказано, и то, о чем умолчали, и то, о чем рассказали по-другому. В судебном дискурсе борьба сторон разворачивается за тот или иной сюжет (модельное событие), сосредоточиваясь на знаниях о произошедшем (референтном событии) и поиске соответствия постулируемого стороной факта юридическому контексту его интерпретационной модели в событии рассказывания. Агенты судебного дискурса рассматривают произошедшее как вариации тех или иных юридических сюжетов, в силу чего языковая презентация неизбежно отражает соотношение фактических и юридических оснований - референтного события и модельного. Юридическая основа дела тесно переплетена с фактической. Юридический факт

имеет диктумно-модусное строение. Презентационная форма, в которую облекается событие, уже является своего рода выводом о нем.

На стадии предварительного расследования дискурсивная деятельность по восстановлению семантики и синтагматики референтных событий в реальном времени протекает от результата преступного действия к его исходным составляющим. Событие преступления заявляет о себе через ряд разнообразных семиотических типов презентем, по А. В. Оля-ничу, (сцентальные, густальные, артефактные, тактильные, мотиваци-онные, поведенческие, включая особенности речи, жестов и т.п.), любая из которых может оказаться ключом к восстановлению его сюжета. Сами презентемы являются фабульными деталями, сюжетная функция которых определяется в процессе наделения их смысловыми взаимосвязями. Текст события структурируется за счет интеграции деталей в более крупные единицы в соответствии с сюжетной схемой. Путем последовательного вывода происходит переход от знаков-презентем события преступления («следов») до связанной последовательности действий его участников.

События процессуальны - имеют начало, середину и конец. Событийные процессы в судебном дискурсе выражены как нарративы. Сюжет как модель нарративной организации фактуального материала является прецедентной схемой, которая описывается стандартной сценарной последовательностью развертывания события во времени и пространстве по направлению к цели. Алгоритмизированная последовательность действий описывается с помощью таких структурных элементов, как деятели, действия, условия, средства и способы, мотивы и цели, объект направленности действия и изменения в этом объекте. Словесные обозначения события («мошенничество», «убийство», «похищение»), называемые Р. Бартом «крупными функциями сюжета», представляют собой понятия-темы, суммирующие событийный материал того или иного уголовного дела. В юридическом дискурсе используется логический подход к описанию значений понятий («кража», «разбой», «убийство») в терминах необходимых и достаточных признаков, которые отобраны из бесконечного многообразия признаков и семантических измерений действий и их комбинаций в жизни. Выделяемые законодателем признаки преступных деяний фиксируют принадлежность того или иного понятия к определенному семантическому классу в правовой картине мира и его отношение к другим представителям этого класса, раскрывая его смысл и позволяя оценивать произошедшее как юридически значимое. Нарративная экспликация события предполагает обязательные признаки, обозначенные законодателем в описательных диспозициях норм.

При темпоральном развертывании события происходит разложение доминанты на придоминантные узловые сцены, которые, в свою очередь, могут предполагать следующий уровень развертывания. Например, по-

хищение человека раскладывается на такие узловые сцены, как захват жертвы - ее перемещение из одного места в другое - последующее удержание с ограничением свободы действий в течение неопределенного промежутка времени. Развертывание доминанты здесь возможно благодаря тому, что действие, обозначаемое глаголом похищать, не элементарно, сопряжено с рядом конституирующих его активных действий. При этом действие выступает как независимое от элементарных действий, если последние не выполняют по отношению к нему юридически конституирующей роли, т.е. не находятся в пределах действия модального оператора «запрещено». Поэтому нарративная развертка события в таких структурах детерминирована относительно жестко, и конкретизация действия на каждом уровне его развертывания не безгранична, как и количество самих уровней. Предел свертывания события - условное выражение числами и буквами, указывающими на закон, нарушение которого вменяется в вину. Вариативность элементов, входящих в структуру придоминантных сцен, характерна для сюжетов, в которых доминанта осуществима не единственным способом. Например, сцена захвата может быть представлена последовательностью: Блокирование автомобиля жертвы -» Нападение -> Принуждение силой (или угрозой оружия) покинуть автомобиль —> Пересаживание в автомашину похитителей —> Угон автомобиля похищенного (для сокрытия или уничтожения). Каждый при-доминантный узел со своими зависимыми образует целостную и относительно автономную синтаксическую группу. Линейная организация событийного материала ведется по придоминантным узлам по принципу фразового нанизывания всех нижестоящих функций, когда каждая фраза по смыслу задается предыдущей и определяет последующую, что продиктовано намерением говорящего раскрыть тему и связать текст события в единое целое: по договоренности с Г. по заранее разработанному плану утром 7 августа 2001 года К. вместе с тремя знакомыми Ц., один из которых переоделся в форму работника милиции, под обманным предлогом на В-кой набережной г. С. остановили автомобиль «Лексус», в котором находился X., захватили его, угнали данный автомобиль с места происшествия и доставили похищенного в заранее снятую квартиру в одном из жилых домов около станции метро...

Процесс линейного связывания нарративного материала может включать стадии 1) подготовительных действий-2) исполнительных действий-3) результата преступления (завязка - развитие - развязка). Конструктивную задачу первой стадии выполняет предыстория, описывающая такие действия, как изготовление или приспособление лицом средств и орудий (покупка оружия, транспорта и т.п.); установление межсубъектных связей между центральным актором и оказавшимися в поле его жизненных интересов периферийными акторами (приискание пособников или соучастников)', достижение соглашения (сговора) между ними относитель-

но реализации преступного замысла. В случае отсутствия подготовительных действий задачу этой стадии на уровне наррации выполняет экспонирование ситуативных обстоятельств, служащих фоном развития событий (что характерно для жанра судебной речи). Здесь также имеет место характеристика действующих лиц: Имеющимися в деле доказательствами установлено, что особо опасный уголовник, рецидивист, имеющий шесть судимостей Ц. (по кличке П.), находясь в городе М., получил предложение от вора в законе Г, проживающего в городе С., приехать в г. С. и совершить там похищение с целью вымогательства крупной суммы денег. Преступники вступили в сговор в июле 2000 г. Ц. на одной автомашине совместно с О., муж которой Д., также вор в законе, в очередной раз был арестован и осужден в г. С., выехали из г. М. Прибыв в г. С., они совместно поселились в кв. 00 дома 00 по Б-ной улице, где началась подготовка преступного нападения с угрозой применения огнестрельного оружия для похищения X. ... (фрагмент из текста приговора).

Вторая стадия связана с непосредственным исполнением преступного действия, в то время как третья стадия предполагает достижение результата. Разложение доминанты на конституирующие ее действия не всегда возможно. В аспектах процесса выделяются 1) действия, характеризующиеся растяжением во времени консекутивного признака; длительность при этом ограничивается указанием начала и конца действия: 77. в период с 2000 года по 25 января 2003 года в своей квартире хранил 47 боевых патронов, не предназначенных для стрельбы из имевшегося у него на законных основаниях оружия (фрагмент из текста приговора); 2) действия, которые, будучи начатыми, уже вызывают юридически связываемый с ними результат (оскорбление, угроза, шантаж, проникновение в жилище, клевета, разбой), т.е. предполагают совпадение актантного и консекутивного признаков события: Ю., Я. и Г. 21 февраля 2012 года примерно в 11 часов 20 минут, находясь в помещении кафедрального собора Русской православной церкви - храма Христа Спасителя, незаконно проникли в огороженную часть храма, предназначенную для совершения религиозных обрядов, чем нанесли глубокое оскорбление и обиду находившимся там православным верующим (фрагмент из текста приговора); 3) действия, характеризуемые тем, что приводят к ожидаемому от них результату, лишь будучи завершенными (подменаребенка, похищение). Границы лиминаль-ной стадии в таком случае формально определяются необходимыми действиями, отражающими значимое изменение ситуации, позволяющее говорить о реализации доминанты, запрещающей нормы. Акциональ-ная последовательность осуществления этого изменения предполагает мелкие изменения, образующие в процессе рассказывания сцены, последовательность которых, образуя эпизод, демонстрирует кардинальное изменение, позволяющее говорить о совершении единичного преступления. Событийность повышается по мере того, как понижается вероят-

ность обратимости изменения и аннулирования каждого нового состояния, вызываемого каждым последующим действием и ведущего к кардинальному изменению-смерти человека, уничтожению имущества и т.п. Необратимость связана с «точкой невозврата», когда между действием и его последствием устанавливается бинарная причинная связь (К. нанес лежащему Л. три колото-резаных ранения в область груди, в результате чего наступила смерть последнего). С данных позиций выделяются простые и сложные сюжеты. Простой сюжет предполагает одну центральную смену ситуаций - совершения единичного преступления (одним лицом или несколькими лицами). Сложный сюжет образуют несколько таких изменений - совершения двух и более преступных деяний.

Собственно повествование выполняет связывающую, конструирующую функцию по отношению к событию, собирая его отдельные элементы посредством смысловых синтагматических связей. Нарративная деятельность сторон сопровождается оценкой фактического материала и его аргументацией, интерпретацией текста закона и аскрипцией, а также апеллятивными или прескриптивными элементами. Так, в жанре «судебные прения» стороны излагают суду свою позицию относительно того, какие фактические обстоятельства дела установлены в ходе судебного следствия; какие доказательства, исследованные в судебном заседании, подтверждают фактические обстоятельства; какие фактические обстоятельства, исследованные в судебном заседании, должны быть отвергнуты судом и почему; какие нормы права подлежат применению в рассматриваемом деле и каким должен быть выносимый судебный акт. Аргументация выполняет деконструирующую функцию, разбивая историю на фрагменты, фабульные детали, опровергая или подтверждая их ту или иную сюжетную функцию. Фактуальная информация, заключающаяся в той или иной истории, обосновывается другой фактуальной информацией по делу, благодаря чему реальность становится результатом логического вывода. Описание выполняет функцию идентификации и интерпретации значимых для сюжетной линий объектов и явлений. Целью описательной фиксации фактических данных является подтверждение или опровержение версий, связанных с обстоятельствами совершения преступления. Аскрипция погружает действие в контекст ответственности, юридических (и моральных) оценок на основании элементарных описаний состояний, предшествовавших поведению и последовавших за ним. Она осуществляется через поиск соответствия признаков постулируемого факта норме, т.е. знания о том, что произошло, - модели произошедшего.

Тексты различных жанров, посвященные одному событию, являются компонентами одного судебного нарратива. Посредством интертекстуальных связей нарративы переходят из одного в другой (ссылки на решения суда по конкретному делу, обзоры судебной практики). В случае прецедентного права истории, рассказываемые в суде, обретают леги-

тимность за счет привлечения материала историй из прошлого. В дискурсе судопроизводства можно выделить: 1) тексты, ограниченные сценическими условиями представления процесса общения, жанровым признаком которых является минимизация опосредованности этого представления (;протоколы следствия, судебного заседания)', 2) тексты, в которых рассказывание опосредовано агентами юридического дискурса (жанровые формы решений суда, постановления следователя), клиентами или их представителями - агентами (ходатайства, жалобы). Для первых преобладающим типом нарратива является мимесис речи, т.е. прямая передача вербальных событий. В текстах второго типа диалогическая сцена между участниками передается косвенной, пересказанной или цитируемой речью и сжато излагается в дискурсе повествователя, вычленяющего из рассказов участников событий элементы юридически существенные и пренебрегаемые: Подсудимый X. в судебном заседании свою вину в... не признал и показап, что.... Далее X. пояснил, что он... далее из показаний X. следует, что ....

При презентации фактуального материала наряду с принципами хроникального используются принципы фрагментарного и концентрического повествования. Во втором случае история передается по отдельным фрагментам, не согласованным во времени (например, так, как они становились известны следователю). В третьем случае изложение выражается в возвращении «с различных сторон» к одним и тем же обстоятельствам. В истории выделяется фрагмент, который рассматривается как точка пересечения нарративных линий различных участников дискурса. Анализ отдельных сцен и эпизодов произошедшего служит для выяснения деталей и логичности сплошного хроникального повествования. В результате в опосредованном агентами рассказывании-доказывании (тексте приговора, судебной речи) происходит логическая расстановка мозаичных фактов, извлеченных из рассказов различных участников дискурса, по ранжиру причинно-следственной объяснимости как результат интеллектуального расследования. Отсюда рассказывание предстает не просто как повествовательная аранжировка фактов, а как познавательная деятельность, развивающаяся от анализа высказываний к анализу отношений между ними.

Участвуя в презентации того или иного события, участники дискурса принимают определенную точку зрения. Точка зрения рассматривается как базовая единица нарративной синтагматики, система отсчета (frame of reference), ограничивающая сложность перцептивной и, соответственно, вербальной обработки событий и определяющая траекторию рассказывания-доказывания в судопроизводстве. В зависимости от свойств нарративного материала стороной выбирается такая система отсчета, которая позволяет развивать рассказ в соответствии с тем, что, по мнению этой стороны, произошло с выбранной моделью юридиче-

ской интерпретации произошедшего. В условиях состязательного дискурса выделяются точки зрения нарратора-участника события или его очевидца, нарратора-эмпатика, поддерживающего эту точку зрения, и нарратора-критика. Критика и эмпатия - переменные позиции участников дискурса, обусловленные их институциональной ролью в судоговорении и исследованными фактами, соответствующие точке зрения третьего лица.

Поиск несостоятельности предоставляемых сторонами интерпретаций основан на принципах когнитивной организации восприятия знаний (согласованность фрагментов события; их непрерывность и восполнение пробелов). В одном случае стороны ищут противоречащие факты, не совместимые в пределах семантики текста одного и того же события, в другом - нарративные лакуны (то, о чем не рассказано и что открывает альтернативу возможных направлений развития нарратива), заполняя их материалом, свидетельствующим в свою пользу. Закономерности соединения фрагментов события в непрерывную последовательность запрограммированы в свойствах исследуемой фактической информации. Вольно или невольно нарушенная логика переходов может обратить на себя внимание, любая неточность дает декларативную «склейку» нарративного материала. При презентации события участник дискурса может продлевать событийный ряд в будущее (например, при оценке адекватности возможного наказания и его воздействия на дальнейшую судьбу подсудимого) или прошлое (при поиске причин и оправданий тех или иных поступков). Он может расширять картину произошедшего за счет экспонирования ситуативного контекста и управлять модальностью восприятия посредством «крупных планов» - детализированного фрагментарного повествования.

Точки зрения участников дискурса в событии судебного рассказывания не только противостоят, но и накладываются друг на друга, нередко затрудняя разграничение авторского и чужого. Сообщение, принадлежа конкретному автору, обрастает новыми смыслами, смещающими его точку зрения в ту или иную сторону в зависимости от целей интерпретации и выбираемых интерпретатором позиций критики или эмпатии. В жанре «допрос» борьба сторон направлена на убеждение суда через опосредованную вопросами презентацию события участником произошедшего или его свидетелем. С целью предупреждения неожиданного исхода диалога допрашиваемого превращают в объект речевого воздействия. Навязывание своего видения произошедшего возможно посредством введения в вопрос интенсифицирующих и дифференцирующих признаков образа действия, явления, предмета, о котором спрашивают: Что мешало И. устроиться на нормальную работу, а не жить случайными заработками?', подсказок: Когда в подсудимого бросил рюмку потерпевший, у него были другие предметы в руках, например, нож?; ловушек: Вам жал-

ко 3. ? У вас к прокуратуре неприязненное отношение?-, навязываемой логики: Прокурор: Когда к вам домой 15—16 января 2006 г. пришла Л., во что она была одета? Свидетель: Я не помню. Председательствующий: Если вы не помните, во что была одета Л., когда она пришла к вам 15—16 января 2006 г., тогда как же вы разглядели, что у нее был синяк на ноге?! Навязывание точки зрения происходит посредством прямого внушения: Сколько было ножей на столе, за которым вы сидели? (были ли ножи вообще?) или Ты руки мыл и нож в раковине оставил?; косвенного внушения, например, посредством включения в вопрос «благоприятной» части утверждения допрашиваемого: Во что был одет человек, похожий на 3. ? Человек, похожий на 3., был в трезвом состоянии? Как часто вы видели 3. в нетрезвом состоянии? Сообщаемая в вопросе информация оказывает референтное влияние, выполняя функцию системы отсчета при производстве судебной истины, хотя эта информация может быть заведомо иррелевантна. Любой тип вопроса (да-нет, общий, специальный, просодический, альтернативный) может быть использован для подачи нерелевантных смыслов. Ответ, выходящий за пределы формулировки вопроса, или отказ от ответа, отвергающий то или иное утверждение, заключенное в вопросе, как ничем не обоснованное, указывает на коммуникативную неудачу допрашивающего.

В жанрах опосредованной речи участнику судебного дискурса предоставляется возможность использовать точки зрения участника событий и свидетелей как материал для отстаивания собственной. В качестве пер-суазивных техник подгонки фабулы под сюжет рассмотрены способы наложения на текст показаний образа его автора как (не) заслуживающего доверия, состоящие в эксплицировании неявных смыслов высказывания, обусловленных социально-ситуативным контекстом его создания (почему и зачем оно произнесено); сочетание внешней и внутренней перцепции события через создаваемые нарратором и «примеряемые» аудиторией образы участников события (что характерно для жанра «судебная речь»); актуализация нравственно-правовых дилемм, выбор перспективы моральной точки зрения, под которую подводятся соответствующие нормативные установления, и др.

Онтологический статус повествуемого в судебном дискурсе отсылает к уровню додискурсивных смысловых структур - социокультурных и институциональных конвенций, которые, с одной стороны, отсылают к юридической реальности, где создаются юридические факты и связи между ними, с другой стороны - к композиционной логике повседневности, наиболее вероятному стечению обстоятельств в конкретном случае.

В заключении диссертации подводятся итоги работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования судебного дискурса и юридического в целом.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях автора:

Монография

1. Палашевская, И. В. Судебный дискурс: функции, структура, нарративность / И. В. Палашевская. - Волгоград: Парадигма, 2012. - 346 с. (36 п. л.).

Статьи в изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки России

2. Палашевская, И. В. Лингвокультурное изучение концептов юридического дискурса / И. В. Палашевская // Вести. Волгогр. гос. строит.-арх. акад. Серия «Гуманитарные науки». - 2005. - С. 212-217 (0,5 п. л.).

3. Палашевская, И. В. Структурно-синтаксические особенности выражения норм поведения в юридическом дискурсе / И. В. Палашевская // Вестн. Иркут. гос. лингв, ун-та. Серия «Филология». - 2010. - № 2 (10). - С.137-143 (0,7 п. л.).

4. Палашевская, И. В. Ценностно-регулятивные начала юридического дискурса / И. В. Палашевская // Вестн. Ленингр. гос. ун-та им. А. С. Пушкина. Серия «Филология». - 2010.-№ 4. - Т. 1.-С. 161-168(0,5п. л.).

5. Палашевская, И. В. Моделирование скриптов юридического дискурса / И. В. Палашевская // Проблемы истории, филологии, культуры. - 2010. - № 2 (28).-С. 316-322 (0,5 п. л.).

6. Палашевская, И. В. Социокультурное отношение к агентам юридического дискурса / И. В. Палашевская // Вестн. Краснояр. гос. пед. ун-та им. В. П. Астафьева. - 2010. -№ 2. - С. 241-246 (0,5 п. л.).

7. Палашевская, И. В. Речевой жанр «жалобы» в юридическом дискурсе / И. В. Палашевская // Вестн. Череповец, гос. ун-та. - 2010. -№ 4 (27). - С. 48-51 (0,5 п. л.).

8. Палашевская, И. В. Три стороны скриптов юридического дискурса / И. В. Палашевская // Изв. Юж. фед. ун-та. Серия «Филологические науки». -2010.-№2.-С. 64-71 (0,5 п. л.).

9. Палашевская, И. В. Вербальные особенности британского законодательства / И. В. Палашевская // Вестн. Сев.-Осет. гос. ун-та им. К. Л. Хетагурова. Серия «Общественные науки». - 2010. -№ 2. - С. 191-196 (0,6 п. л.).

10. Палашевская, И. В. Функции юридического дискурса и действия его участников / И. В. Палашевская II Изв. Самар. науч. центра Российской академии наук. - 2010. -№ 5 (2) (37). Т. 12. - С. 535-540 (0,6 п. л.).

11. Палашевская, И. В. Юридические императивы/И. В. Палашевская//Учен, зап. Забайкал. гос. гуманит.-пед. ун-та им. Н. Г. Чернышевского. Серия «Филология, история, востоковедение». - 2010. - № 3 (32). - С. 99-104 (0,4 п. л.).

12. Палашевская, И. В. Жанры юридического дискурса: форматы, сценарии, тексты / И. В. Палашевская И Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Филологические науки». - 2010. - № 6 (50). - С. 28-32 (0,3 п. л.).

13. Палашевская, И. В. Судоговорение: состязательный и персуазивный аспекты судоговорения / И. В. Палашевская // Вестн. Воронеж, гос. ун-та. Сер. «Лингвистика и межкультурная коммуникация», - 2011. -№1. - С. 137-141 (0,7 п. л.).

14. Палашевская, И. В. Событие преступления: признаки и презентация / И. В. Палашевская // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Филологические науки». - 2011. - № 5 (59). - С. 18-22. (0,4 п. л.).

15. Палашевская, И. В. Жанровая организация юридического дискурса: социолингвистический подход / И. В. Палашевская// Вести. Удмурт, ун-та. Серия «История и филология». - 2012. - Вып. 2. - С. 146-151 (0,6 п. л.).

16. Палашевская И. В. Нарративная организация судебного дискурса / И. В. Палашевская // Инициативы XXI века. - 2012. -№ 3. - С. 155-159 (0,7 п. л.).

Статьи в сборниках научных трудов и материалов научных конференций

17. Палашевская, И. В. Отношение к закону в зеркале английского юмора / И. В. Палашевская // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности: сб. науч. тр. - Волгоград: Перемена, 2001. - С. 31-40 (0,4 п. л.).

18. Палашевская, И. В. Концепт «закон» в английской лингвокультуре / И. В. Палашевская // Языковая личность: проблемы когниции и коммуникации: сб. науч. тр. - Волгоград: Колледж, 2001. - С. 68-76 (0,5 п. л.).

19. Палашевская, И. В. Репрезентация концепта «закон» / И. В. Палашевская // Учен. зап. Волгогр. ин-та экономики, социологии и права. - Волгоград, 2001.-Т. 2.-С. 91-92(0,1 п. л.).

20. Палашевская, И. В. Концепт «закон» в английской и русской паремиоло-гии/ В. И. Карасик, И. В. Палашевская // Гуманитарные исследования. - 2001. -№3.-С. 63-72 (0,3 авт. п. л.).

21. Палашевская, И. В. Моделирование концепта «закон» в английской и русской лингвокультурах / И. В. Палашевская//Вестн. Волгогр. гос. ун-та. Сер. 9. -Волгоград, 2001.-Вып. 1.-С. 116-122 (0,5 п. л.).

22. Палашевская, И. В. Особенности языкового выражения норм права в английских юридических текстах / И. В. Палашевская // Аксиологическая лингвистика: проблемы теории дискурса, стилистики, семантики и грамматики: сб. науч. тр. - Волгоград: Колледж, 2002. - С. 111-117 (0,4 п. л.).

23. Палашевская, И. В. Квалификация поступка личности в пейоративах и юридических терминах / И. В. Палашевская // Единицы языка и их функционирование: межвуз. сб. науч. тр. Саратов: Науч. кн., 2002. - Вып. 8. - С. 48-56 (0,5 п. л.).

24. Палашевская, И. В. О лингвокультурных особенностях юридического дискурса / И. В. Палашевская // Проблемы лингвокультурологии и теории дискурса: сб. науч. тр. - Волгоград: Перемена, 2003. - С. 119-128 (0,6 п. л.).

25. Палашевская, И. В. Семантическое моделирование лингвокультурных концептов / И. В. Палашевская // Актуальные проблемы лингвистики и межкультурной коммуникации: материалы науч. сессии фак. лингвистики и межкультурной коммуникации ВолГУ (22-28 апр. 2002 г.). - Волгоград, 2003. -С. 118-124(0, 4 п. л.).

26. Палашевская, И. В. Оценка социально значимого поведения в юридическом и моральном дискурсах / И. В. Палашевская // Проблемы прикладной лингвистики: материалы междунар. науч.-практ. конф. - Пенза: Пенз. гос. пед. ун-т, 2004. - С. 243-246 (0,3 п. л.).

27. Палашевская, И. В. Языковые собенности выражения способов правового регулирования / И. В. Палашевская // Единицы языка и их функционирование: межвуз. сб. науч. тр. - Саратов: Науч. кн., 2005. - Вып. II. - С. 20-24 (0,3 п. л.).

28. Палашевская, И. В. Аспект прошлого в английском юридическом дискурсе / И. В. Палашевская // Профессиональная коммуникация: проблемы гуманитарных наук: сб. науч. тр. - Волгоград: ВГСХА, 2005. - Вып. I (1). - С. 228232 (0,3 п. л.).

29. Палашевская, И. В. Оценочные характеристики языкового воплощения концепта «закон» в английских газетных и публицистических текстах I И. В. Палашевская // Антропологическая лингвистика: сб. науч. тр. - Волгоград: Колледж, 2005. - Вып. 4. - С. 83-89 (0,4 п. л.).

30. Палашевская, И. В. Ценностно-оценочные характеристики языкового воплощения концепта «закон» / И. В. Палашевская // Язык, культура, этнос в глобализованном мире: на стыке цивилизации и времен: материалы междунар. конгресса. Элиста, 17-21 мая 2005 г. - Элиста: Калм. гос. ун-т, 2005. - Ч. I. -С. 144-148 (0,3 п. л.).

31. Палашевская, И. В. Особенности языкового выражения способов правового регулирования / И. В. Палашевская // Научные чтения, посвященные памяти профессора В. Г. Гака. Волгоград, 27 янв. 2005 г.: сб. ст. - Волгоград: Вол-гогр. науч. изд-во, 2005. - С. 290 - 300 (0,5 п. л.).

32. Палашевская, И. В. Лингвокультурные особенности модальности норм права в юридическом дискурсе I И. В. Палашевская // Этнокультурная концеп-тология: сб. науч. тр. - Элиста: Изд-во Калм. гос ун-та, 2006. - Вып. 1. - С. 254259 (0,3 п. л.).

33. Палашевская, И. В. Закон // Словарь. Антология концептов / И. В. Палашевская; под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. - М.: Гнозис, 2007. - С. 69-81 (1,1 п. л.).

34. Палашевская, И. В. Концепт «precedent» в английском судебном дискурсе / И. В. Палашевская // Межрегиональные научные чтения, посвященные памяти профессора Р. К. Миньяр-Белоручева. Волгоград, 16 янв. 2006 г.: сб. ст. -Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2006. - С. 341-349 (0,4 п. л.).

35. Палашевская, И. В. Концепт «договор» в юридическом дискурсе/И. В. Палашевская // Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире: материалы междунар. науч.-практ. конф. Волгоград, 6 февр. 2007 г. - Волгоград: Изд-во ФГОУ ВПО «ВАГС», 2007. - С. 103-106 (0,4 п. л.).

36. Палашевская, И. В. Лингвокультурные особенности концепта «договор» / И. В. Палашевская // Этнокультурная концептология и современные направления лингвистики: материалы постоянно действующего семинара. Элиста, 17-21 апр. 2007 г. -Элиста: Калм. гос. ун-т, 2007. - С. 112-115 (0,3 п. л.).

37. Палашевская, И. В. Концепт «суд» в русской лингвокультуре / И. В. Палашевская // Коммуникативные аспекты современной лингвистики и методики преподавания иностранных языков: материалы межрег. науч. конф. Волгоград, 8 февр. 2007. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2007. - С. 245-250 (0,4 п. л.).

38. Палашевская, И. В. Актуализация признаков концепта «договор» в сценариях переговоров / И. В. Палашевская // Этнокультурная концептология и современные направления лингвистики: материалы постоянно действующего семинара. Элиста,23-25апр. 2008г.-Элиста: Калм. гос. ун-т, 2008.-С. 126-130 (0,3 пл.).

39. Палашевская, И. В. Структура текстов событий в юридическом дискурсе / И. В. Палашевская // Коммуникативные аспекты современной лингвистики и лингводидатики: материалы междунар. науч. конф. Волгоград, 29 янв. 2008 г. -Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - С. 330-336 (0,5 п. л.).

40. Палашевская, И. В. Скрипты юридического дискурса / И. В. Палашевская //Язык. Культура. Коммуникация: материалы междунар. науч. конф. Волгоград, 14-15 мая 2008 г. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - Ч. 1. -С. 335-341 (0,5 п. л.).

41. Палашевская, И. В. Признаки и функции аксиом права в юридическом дискурсе / И. В. Палашевская // Аргументация уэ. манипуляция: сб. науч. тр. -Иркутск: Иркут. гос. лингв, ун-т, 2009. - С. 101-109 (0,3 п. л.).

42. Палашевская, И. В. Скрипты судопроизводства: драматургический подход // Междисциплинарные аспекты лингвистических исследований: материалы межвуз. науч. конф. - Краснодар: Просвещение-Юг, 2011. - Кн. 4. - С. 81-87 (0,4 п. л.).

43. Палашевская, И. В. Судоговорение: мимодрама и повествование / И. В. Палашевская // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики: ежегод. журн. - Владикавказ: Сев.-Осет. гос. ун-т, 2011. - Вып. XIII. - С. 156— 163 (0,6 п. л.).

44. Палашевская, И. В. Конститутивные правила юридического дискурса / И. В. Палашевская И Актуальные проблемы лингводидактики и лингвистики: сущность, концепции, перспективы: материалы IV междунар. науч.-практ. конф. Волгоград, 17 марта 2012 г. - Волгоград: Парадигма, 2012.-Т. 2.-С. 118-123 (0,6 п. л.).

45. Палашевская, И. В. Сюжетно-фабульная функция юридического дискурса (на примере дискурса уголовного судопроизводства) / И. В. Палашевская // Языковая и речевая коммуникация в семиотическом, функциональном и дискурсивном аспектах: материалы междунар. науч. конф. Волгоград, 30 окт. 2012 г. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2012. - С. 297-301 (0,4 п. л.).

ПАЛАШЕВСКАЯ Ирина Владимировна

СУДЕБНЫЙ ДИСКУРС: ФУНКЦИИ, СТРУКТУРА, НАРРАТИВНОСТЬ

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Подписано к печати 18.12.12. Формат 60x84/16. Бум. офс. Гарнитура Times. Усл. печ. л. 2,4. Уч.-изд. л. 2,5. Тираж 120 экз. Заказ

Издательство ВГСПУ «Перемена» Типография Издательства ВГСПУ «Перемена» 400066, Волгоград, пр. им. В. И. Ленина, 27

Текст диссертации на тему "Судебный дискурс"

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования «Волгоградский государственный социально-педагогический университет»

На правах рукописи

05201350832

Палашевская Ирина Владимировна

Судебный дискурс: функции, структура, нарративность

10.02.19— теория языка

Диссертация на соискание учёной степени доктора филологических наук

Научный консультант -

доктор филологических наук, профессор

Владимир Ильич Карасик

Волгоград - 2012

Оглавление

Введение 3

Глава 1. Судебный дискурс: лингвистический статус и социо- 10 коммуникативные характеристики

1.1. Социокоммуникативный подход к изучению дискурса 10

1.2. Регулятивные характеристики судебного дискурса 38

1.3. Перформативные характеристики судебного дискурса 84 Выводы к главе 1. 141 Глава 2. Структурные единицы судебного дискурса 145

2.1. Скрипты судебного дискурса 145

2.2. Типология скриптов судебного дискурса 165

2.3. Жанры судебного дискурса 193

2.4. Критерии классификации жанров судебного дискурса 216

2.5. Корреляции статусных позиций участников судебного 225 дискурса

Выводы к главе 2. 236

Глава 3. Нарративное моделирование судебного дискурса 241

3.1. Нарратив уголовного судопроизводства: понятие, функ- 241 ции,структура

3.2. Событие преступления: модель интерпретации и нарра- 256 тивной организации

3.3. Судебный дискурс: мимодрама и повествование 275

3.4. Судебный дискурс: состязательный и персуазивный ас- 292

пекты

3.5. Социокультурное отношение к агентам юридического 318 дискурса

Выводы к главе 3. 339

Заключение 342

Библиография 347

Введение

Данная работа выполнена в русле теории дискурса. Объектом исследования является судебный дискурс как коммуникативная деятельность, направленная на регулирование социальных отношений, решение спорных юридических ситуаций; в качестве предмета изучения выступают его функциональные, структурные и нарративные характеристики.

Актуальность темы исследования продиктована следующими моментами:

1) правовая система является доминирующим видом регулирования общественных отношений в современном обществе, и это находит множественное и вариативное выражение в коммуникативной практике, вместе с тем остаются дискуссионными лингвистически релевантные функциональные характеристики юридического дискурса и судебного как его разновидности;

2) языковое выражение юридических норм, судебных прецедентов, обыкновений юридической практики перестает быть достоянием узкой группы профессионалов и циркулирует в разных коммуникативных ситуациях, претерпевая существенные изменения, в результате чего меняются содержательные и презентационные характеристики судебного дискурса, и динамика этих характеристик недостаточно освещена в науке о языке;

3) нарративное моделирование судебного дискурса позволяет раскрыть его функциональные, структурные, причинно-следственные и аксиологические характеристики, однако, по нашим данным, эти признаки не были предметом специального анализа в лингвистической литературе.

Степень разработанности темы исследования. Проблематика юридического дискурса неоднократно привлекала к себе внимание исследователей. Детально разработаны вопросы, касающиеся юридической терминологии (Н. А. Власенко 1997, В. М.Савицкий 1987; В. Ю. Туранин 2010, С. П. Хижняк 1997, Яблонский 1996, 1999, Ю. Яворский 1926), в юриспруденции освещены общие и частные проблемы толкования и презентации правовых норм (А. Д. Васильев 2006, И. Ф. Казьмин, М. Д. Локшина, С. А. Боголюбов 1990; Д. А. Керимов

2000; M. Б. Кострова 2000, А. В. Мицкевич, Г. Т.Чернобель 1998, А. А.Ушаков 1967, Н. И. Хабибулина 2000, R. Dickerson 1975, G. G. Thorton 1979, P. Goodrich 1993, D. Mellinkoff 2004, B. A. Garner 1991), описаны типы логических суждений, свойственных юридическому дискурсу (В. К. Бабаев 1976, Г. И. Манов 1986, Д. Мейер 1854, А. Ф. Черданцев 1993, А. А. Ференс-Сороцкий 1998, Н. А. Чечина 2004, JI. Фуллер 2007), охарактеризованы особенности жанров юридического дискурса (В. С. Зубарев 1976, Н. А. Мишанкина, Ж. А. Рожнева 2004, А. Trosborg 2000, H. Halmari, T. Virtanen 2005, P. M. Tiersma 1999), традиционное внимание в лингвистике уделяется судебному красноречию (3. В. Баишева 2007, H. Н. Ивакина 2006, 2010, П. А. Катышев 2001, А. В. Науменко- Порохина 2000, 3. В. Макарова 1985, И. Б. Михайловская, В. В. Одинцов 1981, Н. К. Пригарина

2008, Au. Sarat, Th. R. Kearns 1996, M. E. Tigar 1999), раскрыты особенности коммуникативного поведения субъектов судебного дискурса (Т. В. Дубровская

2009, О. В. Красовская 2008, P. D. Blank 1993, Е. А. Lind 1979, W. M. O'Barr 1982, S. Merry 1990, A. Wagner, L. Cheng 2011, L. M. Solan 1993), вышли в свет исследования, посвященные правовой аргументации (С. Perelman 1963, A. Prior 1949, J. Raz 1999, B.B. Мельник 2000, В. А. Новицкий 2002), технике владения юридическим словом, составлению и оформлению юридических документов (Н.

A. Власенко 1997, Т. В. Губаева 2004, М. Л. Давыдова 2009, H. Н. Ивакина 2010,

B. М. Савицкий 2006), изучены психолого-прагматические особенности коммуникативной практики участников юридического дискурса (О. Липманн, Л. Адам 1929; А. А. Леонтьев, А. М. Шахранович, В.И. Батов 1977; В. А. Варламов, С. М. Вул 1970; Н. И. Гаврилова 1975; А. И. Елистратов, А. В. Завадский 1903; Г. А. Зорин 2011, А. Р. Ратинов 1967; И. К. Шахриманьян, В. А. Варламов, В. В. Тараканов 1973, P. R. Garris 2001, J. M. Hyam 1995, M. Jacquemet 1996, J. H. Munkman 1951, D. Shane Read 2000, B. Wh. Palmer 1959), получило развитие новое междисциплинарное направление на стыке лингвистики и юриспруденции -юрислингвистика (Н. Д. Голев 2006, А. Н. Баранов 2009, К. И. Бринев 2009, Е. И. Галяшина 2006, М. Р. Желтухина 2012, Г. В. Кусов 2012, J. P. Gibbons 2003, J. Olsson 2004, R. W. Shy 2006). В лингвистической литературе получили освещения различные аспекты нарратологии (А. С. Александров 2003, A. G.

Amsterdam, J. Bruner 2002, Au. Sarat, L. Douglas, M. Umphrey 2005, P. Brooks 2005, P. Brooks, P. Gewirtz (eds.) 1996, A. Geary 2005, R. M. Heman 1997, B. S. Jackson 1988, G. Van Roermund 1997, M. Sternberg 2008). Вместе с тем, требуют изучения функциональные, структурные и презентационные признаки судебного нарратива.

В основу работы положена следующая гипотеза: сущность судебного дискурса определяется его особыми функциональными признаками, имеющими перформативный характер и проявляющимися в специфических дискурсивных практиках; структурные характеристики данного типа дискурса обусловлены определёнными нормативными признаками юридического события и воплощаются в специфической жанровой организации рассматриваемого типа общения; нарративный подход к моделированию судебного дискурса позволяет установить специфические отношения между его участниками, охарактеризовать его аксиологическую природу, выявить его презентационные особенности и может быть представлен в качестве модели для описания как юридического дискурса в целом, так и его разновидностей.

Цель работы — характеристика судебного дискурса с позиций его функций, структуры и способов презентации.

Сформулированная цель обусловила необходимость решения следующих задач:

— определить социокоммуникативные характеристики судебного дискурса;

— установить аксиологические основания судебного дискурса;

— распознать значимые структурные единицы судебного дискурса и раскрыть критерии их соединения в акциональные последовательности;

— выявить параметры описания жанров судебного дискурса;

— охарактеризовать статусные корреляции участников судебного дискурса;

— описать нарративную организацию судебного дискурса;

— построить модель судебного нарратива;

— раскрыть презентационные особенности судебного нарратива.

— объяснить агональную природу судебного нарратива.

В работе использовались следующие методы исследования: структурно-функциональное моделирование социальных феноменов, понятийное моделирование, интерпретативный анализ, нарративный анализ и интроспекция.

Материал исследования составили законы и иные нормативные акты Российской Федерации, Великобритании и США; материалы по 12 уголовным делам (общим объёмом около 3000 стр.), расследованным органами предварительного следствия и рассмотренным в судах РФ, а также Европейского суда по правам человека; сборники судебных речей; фрагменты кинотекстов и произведений художественной литературы. В качестве единицы исследования рассматривался текстовый фрагмент судебного дискурса.

Научная новизна работы заключается: 1) в установлении конститутивных признаков судебного дискурса (регулятивного, перформативного и сюжетно-фабульного); 2) в построении модели его описания, включающей референтный, модельный и нарративный компоненты; 3) в характеристике жанрового формата судебного нарратива как проекции юридического события, в котором выделяются ситуативная, нормативная и интенциональная составляющие; 4) в описании статусных признаков участников судебного дискурса с учётом их институциональной позиции, жанровой модальности коммуникативного действия, формульной организации судебного нарратива; 5) в объяснении аксиологических оснований судебного дискурса (принципы права, юридические концепты, скрипты); 6) в раскрытии уровневой нарративной организации судебного дискурса (правовой сюжет - судебная фабула - текст); 7) в выделении и описании презентационных типов судебного нарратива (мимодраматических и повествовательных); 8) в объяснении атональной природы судебного нарратива с позиций его внутренних и внешних участников.

Теоретическая значимость работы состоит в освещении судебного дискурса как экземплификации юридического, в выявлении его особенностей как социокоммуникативного феномена, в разработке его интенционально-аксиологической модели, в построении типологии его жанров, в освещении характеристик жанрового формата применительно к судебному дискурсу, в обосно-

вании нового направления коммуникативной лингвистики - юридической нарра-тологии, в развитии перформативной и презентационной теорий дискурса.

Практическая ценность работы связана с возможностью использования полученных результатов в курсах языкознания, межкультурной коммуникации, стилистики русского и английского языков, риторики, в спецкурсах по коммуникативной лингвистике, теории дискурса, прагмалингвистике.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. Конститутивные признаки судебного дискурса имеют функциональный характер и являются следующими: а) регулятивный, определяемый институциональной природой права, б) перформативный, выраженный в юридической коммуникативной практике, в) сюжетно-фабульный, представляющий собой вербальное воплощение типового сценария юридического события в изложении его участников и/или наблюдателей.

2. В качестве основной структурной единицы судебного дискурса выступает комплексное воплощение институционально обусловленной интенции - юридически релевантный коммуникативный поступок, позволяющий реализовать законные интересы его исполнителя.

3. Судебный дискурс может быть описан с помощью схемы, включающей следующие компоненты: а) референтный (событие в его реальном развертывании), б) модельный (обобщение повторяющихся фактических случаев), в) нарративный (изложение события с позиций одного из участников / наблюдателей).

4. Судебный нарратив строится в соответствии с жанровым форматом юридического события, включающим ситуативную, нормативную и интенцио-нальную составляющие. Ситуативная составляющая представляет собой повторяющийся фрагмент юридической коммуникативной практики, нормативная составляющая сводится к деонтологической базе юридического события (принципы и аксиомы права, конвенции жанра, скрипты коммуникативного поведения), ин-тенциональная составляющая заключается в речеактовой основе соответствующих жанров судебного дискурса.

5. Статусные характеристики участников судебного дискурса определяются их следующими признаками: а) институциональная позиция (судья, подсуди-

мый, государственный обвинитель, свидетель и т.п.); б) жанровая модальность коммуникативного действия (обвинитель, защитник заявляют ходатайства и отводы, допрашивают свидетелей; судья выносит решение; свидетель даёт показания, эксперт - заключение и т. п.); в) формульная организация судебного нарра-тива (стереотипные конструкции, отражающие принятые в данной лингвокульту-ре в определённую эпоху нормы юридического поведения).

6. Аксиологические основания судебного дискурса представляют собой систему а) принципов права, присущих определённому социуму, б) регулятивных концептов, объясняющих выбор того или иного легитимного действия, в) скриптов, предписывающих развитие коммуникативного события.

7. Нарративная организация судебного дискурса может быть представлена как состоящая из единиц трёх уровней: правовой сюжет (генерализованное представление о юридическом факте) - судебная фабула (изложение события с позиции одной из сторон) - текст участников судебного заседания (протокол, приговор, жалоба, ходатайство, представление).

8. Презентационные типы юридического нарратива могут быть миметическими (в диалогической форме отражающими юридический дискурс) и опосредованными (оформленными в виде повествования об определённом юридически релевантном событии с позиции различных участвующих в дискурсе лиц).

9. Атональная природа судебного нарратива проявляется в коммуникативном поведении его различных типовых участников, находящихся внутри или вовне по отношению к референтному событию. Внутренние участники события могут быть представлены как актанты юридической пропозиции, внешние участники формируют модальную рамку пропозиции и занимают одну из позиций - критик либо эмпатик.

Теоретической основой данной работы послужили труды по теории дискурса (Н. Д. Арутюнова 1988, 1990, 1991; А. Г. Баранов 1997, Р. Барт 2000, М. М. Бахтин 1997, Л. Витгенштейн 1994, К. I. Ое^еп 1997, И. Гоффман 1972, Т. ван Дейк 2000, В. 3. Демьянков 1983, В. И. Карасик 2004, 2007, 2012, В. Б. Каш-кин 2000, Н. А. Красавский 2008, А. Е. Кибрик 1987, Е. С. Кубрякова 2004, М. Л. Макаров 2003, В. А. Митягина 2007, А. В. Олянич 2007, В. М. Савицкий

2006, Г. Г. Слышкин 2000, Ю. С. Степанов 1998, М. Фуко 1996, Й. Хёйзинга 2011), исследования отдельных типов институционального общения (Л. С. Бей-линсон 2007, Е. В. Бобырева 2007, М. Р. Желтухина 2004, В. В. Жура 2008, Е. И. Шейгал 2004), модели социальных систем (М. Вебер 1994, Г. Б. Клейнер 2004, Д. М. Леви 1979, Р. Мёртон 2006, Т. Парсонс 1998, А. Р. Радклифф-Браун 1952, Д. Уолш 1978, Ю. Хабермас 2001); работы по прагмалингвистическим основаниям дискурса (А. А. Бурыкин 2000, Г. П. Грайс 1975, Дж. Н. Лич 1983, Дж. Остин 1986, 2004; Дж. Р. Л. Сёрль 1986, А. Н. Баранов 2009, В. В. Богданов 1990, А. Вежбицкая 1997, 1999, 2005, 2007; В. В. Дементьев 2005, 2010; Е. Л. Доценко 1997, О. С. Иссерс 1999, О. А. Леонтович 2005, Н. Н. Панченко 2010, К. Ф. Седов 1998, С. А. Сухих 1998, М. Ю. Федосюк 1997, Д. Франк 1986, И. И. Чесно-ков 2008, А. П. Чудинов 2002, Т. В. Шмелёва 2007); труды по нарратологии (Р. Барт 1989, К. Бремон 1972, Й. Брокмейер, Р. Харре 2000, Р. Водак, А. Ж. Грей-мас 2004, Ж. Деррида 2000, Ж. Женетт 1998, Ю. М. Лотман 1998, В. Я. Пропп 2000, П. Рикёр 2000, Н. Д. Тамарченко 1999, Б. В. Томашевский 1996, Е. Г. Тру-бина 2000, Ю. Н. Тынянов 1977, В. И. Тюпа 2001, В. Е. Хализев 1999, В. Я. Ша-бес 1989, В. Б. Шкловский (1929) 1985, В. Шмид 2003, Б. А. Успенский 1995).

Апробация и внедрение результатов исследования. Основное содержание работы отражено в 45 публикациях общим объемом 57,2 п. л., в т. ч. в 16 статьях в рецензируемых журналах и монографии. Результаты исследований докладывались на научных конференциях: «Аксиологическая лингвистика: концепты культуры» (Волгоград 2002, 2004), «Проблемы прикладной лингвистики» (Пенза 2004), «Азия в Европе: взаимодействие цивилизаций» (Элиста 2005), «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире» (Волгоград 2007), «Этнокультурная концептология и современные направления лингвистики» (Элиста 2007, 2008), «Научные чтения, посвящённые памяти профессора В. Г. Гака» (Волгоград 2005), «Межрегиональные научные чтения, посвящённые памяти профессора Р. К. Миньяр-Белоручева (Волгоград 2006), «Междисциплинарные аспекты лингвистических исследований» (Краснодар 2011), «Новые парадигмы и новые решения в когнитивной лингвистике» (Барнаул 2012), «Языковая ситуация в поликультурной среде Северного Кавказа: лингвокультурологический и концептуальный ана-

лиз» (Черкесск 2012), «Актуальные проблемы лингводидактики: сущность, концепции, перспективы» (Волгоград 2012), «Языковая и речевая коммуникация в семиотическом, функциональном и дискурсивном аспектах» (Волгоград 2012); на ежегодных научных сессиях института лингвистики и межкультурной коммуникации Волгоградского государственного университета (2001 - 2012), заседаниях научно-исследовательской лаборатории Волгоградского государственного социально-педагогического университета «Аксиологическая лингвистика» (2001 -2012).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографии, списка лексикографических источников, списка использованных ресурсов сети Интернет.

Глава I. Судебный дискурс: лингвистический статус

и социокоммуникативные характеристики

1.1. Социокоммуникативный подход к изучению дискурса

Понятие «дискурс» является одним из основных в современной лингвистике. Существует множество определений диску