автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Свадебные приговоры дружки

Полный текст автореферата диссертации по теме "Свадебные приговоры дружки"

На правах рукописи

КРАШЕНИННИКОВА ЮЛИЯ АНДРЕЕВНА

СВАДЕБНЫЕ ПРИГОВОРЫ ДРУЖКИ (СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ, ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТЫ ЖАНРА)

Специальность 10.01.09 - фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ижевск 2003

Работа выполнена в отделе фольклора Института языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук.

Научный руководитель:

доктор филологический наук, профессор А.Н.Власов

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Т.А.Золотова

кандидат филологических наук, доцент В.А.Поздеев

Ведущее научное учреждение:

Сыктывкарский государственный университет

Защита состоится « 7 »года в часов на заседании диссертационного совета К 004.020.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при Удмуртском институте истории, языка и литературы Уральского отделения РАН по адресу: 426004, г. Ижевск, ул. Ломоносова, д. 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения РАН.

Автореферат разослан « 3 » 2003 года

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук

Л.Е.Кириллова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая работа посвящена анализу одного из традиционных жанров русского свадебного обряда - приговору дружки.

Актуальность исследования обусловлена несколькими причинами. Во-первых, несмотря на обширный круг работ, связанных с изучением свадебных приговоров, необходимо отметить отсутствие обобщающих монографических исследований, посвященных этому жанру. Во-вторых, существующую на сегодняшний день проблему выделения основных критериев жанра приговора. В-третьих, актуальной для современной фольклористики остается проблема изучения фольклорной сюжетики, которую, как отмечает Б. Н. Путилов, отличают такие устойчивые специфические качества как формульно-типовой характер, относительная замкнутость в известном наборе тем, мотивов, ситуаций при многообразии конкретных сюжетных реализаций (Б. Н. Путилов). В-четвертых, возросший за последние десятилетия интерес к изучению отдельных региональных и локальных традиций и исполнительскому мастерству талантливых исполнителей.

Степень изученности. Чин дружки и его роль в обряде стали предметом специального рассмотрения в трудах многих фольклористов и этнографов. На сегодняшний день опубликованы работы, в которых ученые в большей или меньшей степени обращают внимание на отдельные моменты ритуала, связанные с участием этого свадебного чина, а также ряд специальных исследований, посвященных изучению функций дружки и их генезису (3. И. Власова, А. В. Гура, Д. К. Зеленин, А. И. Морозов, Е. А. Самоделова), терминологии, атрибутам дружки в разных локальных традициях (П. С. Богословский, А. В. Гура).

Вопросы специфики жанра свадебного приговора дружки нашли отражение в целом ряде исследований отечественных фольклористов (Е. Э. Бломквист, Д. К. Зеленина, И. В. Зырянова, Ю. Г. Круглова, А. К. Мореевой, Е. Б. Островского, В. А. Поздеева, А. В. Тороповой, Т. Ю. Федоровой и др.). В этих работах анализируются функции приговоров в обряде, поэтика, особенности композиции текстов, обозначена связь приговора с другими жанрами.

В числе определяющих черт жанрового своеобразия приговора признается его "нарочитая установка на импровизацию" (К. В. Чистов). Вместе с тем исследователи отмечают, что импровизация в приговорах опирается на определенный устойчивый текстовый "минимум" - "набор" формул, словесно устойчивых стилистических оборотов, образов, рифм и т.д., - существующий в традиции (А. К. Мореева, А. Н. Веселовский, Б. Н. Путилов).

Фольклористическое изучение словесных жанров предполагает решение проблемы установления кр " табильности

фольклорных произведений, которые характеризуются общностью художественного содержания, поэтической системы, функций, особенностей исполнения, обрядовой приуроченности. Особое значение эта проблема приобретает при исследовании жанров, отличающихся подчеркнуто импровизационным характером, к каким относится и свадебный приговор дружки.

Стабильность текстов приговора проявляется на многих уровнях: их достаточно легко узнать по сюжету, правилам сюжетосложения, композиционным приемам, определенной морфологии, типизированным описаниям, устойчивым "стилистическим моделям" (И. А. Разумова). Такой подход к жанру приговора позволил сформулировать цель исследования: выявить специфику жанра на уровне сюжета, системы элементов ("фонд мотивов") и правил их сочетаемости, особенностей словесного содержания и функциональных характеристик устойчивых элементов в записях разных локальных традиций; рассмотреть жанр приговора в контексте обряда. Для достижения данной цели поставлены следующие задачи: 1) выявить в опубликованных и архивных материалах тексты приговоров; 2) определить набор устойчивых мотивов, так называемую "сюжетную основу" приговора; 3) установить сходные и специфические черты в вербальном воплощении обозначенных традиционных мотивов; 4) и в качестве конкретного примера рассмотреть приговор дружки Виле-годского района Архангельской области и выявить особенности его сюжета и стиля; 5) провести картографирование устойчивых элементов приговора; 6) сравнить разновременные записи текстов, зафиксированные от одного исполнителя.

Источниками работы послужили все известные нам издания текстов, опубликованные в XIX в. в "Живой старине", "Этнографическом обозрении", "Сборниках отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук", губернских ведомостях, трудах статистических комитетов, научных обществ по изучению местного края; научные публикации XX в., в которых представлены тексты приговоров, зафиксированные на территории Удмуртии, Сибири, ряда областей и районов Русского Севера.

Кроме того, в диссертационном исследовании используются материалы, хранящиеся в Научном архиве Коми научного центра Уральского отделения РАН (записи 1960,1963 гг.) и четырех фольклорных архивах: Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова (записи 1971, 1973, 1974-1977, 1988-1992 гг. из Ленского, Пинежского, Вилегод-ского, Мезенского, Лешуконского районов Архангельской области; Удорского района Республики Коми; Лузского, Опаринского, Котельнического, Шабалинского районов Кировской области; Нерехтинского района Костромской области), Сыктывкарского государственного университета (записи 1983,1986-1993,1997,1998,2000 гг. из Устюжского

4.

4

района Вологодской области; Вилегодского, Ленского районов, Ненецкого автономного округа Архангельской области; Мурашинского, Лузского, Опаринского, Подосиновского, Нагорского районов Кировской области; Прилузского, Интинского районов Республики Коми), Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН (записи 1996 г. из Вилегодского района Архангельской области), Комиссии музыковедения и фольклора Союза композиторов РФ (записи 1959, 1972 гг. из Вилегодского района Архангельской области). В ходе архивных изысканий в архиве КНЦ и фольклорных собраниях МГУ, СыктГУ, ИЯЛИ, КМФ было выявлено и привлечено к работе свыше 300 записей текстов и фрагментов приговора дружки и около 300 записей фольклорно-этнографических репортажей.

Таким образом, материал исследования охватывает несколько регионов России, а по времени фиксации находится в промежутке с 1840 по 2000 гг. Такой подход к отбору источников обусловлен поставленными задачами и методологической необходимостью: выявление устойчивых элементов приговора возможно при условии привлечения максимального количества текстов и описаний локальных вариантов обряда.

Практическая значимость работы заключается во введении в научный оборот значительного корпуса неопубликованного фольклорного материала. Ряд положений и выводов может быть использован при подготовке вузовских курсов и спецкурсов по фольклору. Систематизированные материалы Приложения могут войти в Базы данных по фольклору региональных и центральных фольклорных архивов. Подготовленный компьютерный вариант серии карт, в которых отражено распространение типовых элементов приговора, может послужить основой для создания атласа бытования жанра на территории Европейской и Азиатской частей России (по материалам XIX - XX вв.).

Научная новизна работы состоит в том, что для выявления специфики жанра свадебного приговора дружки применяется комплексный подход, сочетающий в себе принципы сравнительно-текстологического, сравнительно-типологического методов и учитывающий основные принципы методики "синоптического соположения" разновременных текстов одного исполнителя и дублированных записей, сделанных от разных информантов, методики картографирования. Приговор Вилегодского района Архангельской области впервые становится предметом специального изучения, в работе предлагаются новые подходы к выявлению местной специфики этой локальной традиции. Впервые предпринята попытка установить закономерности функционирования фольклорного текста в ситуации "воспоминания о традиции" и механизмы "порождения" текстов на материале приговора дружки. Рассмотрены некоторые перспективные направления в области художественного анализа этого фольклорного жанра.

Методологической основой диссертации послужили работы отечественных исследователей по обрядовому фольклору и локальным традициям (Д. К. Зеленина, Ю. Г. Круглова, А. К. Мореевой, В. А. Поздеева, А. В. Тороповой и др.). Определяющими для работы явились положения:

1. об исключительной важности экстрафольклорных факторов, этнографического, бытового контекста в изучении произведений вербального фольклора (Б. Н. Путилов, В. М. Гацак, Г. А. Левинтон и др.). Этот принцип положен в основу анализа приговорных текстов. Кроме того, привлечение этнографического "контекста" в ряде случаев позволяет корректировать логическую структуру приговора;

2. тезис о существовании "фонда мотивов" как "словаря традиции", "реальной данности фольклорного произведения", "которой оперирует устная традиция" (С. Ю. Неклюдов, Б. Н. Путилов).

Поставленные задачи решены на нескольких уровнях. Во-первых, посюжетное межлокальное и межрегиональное сопоставление разновременных поэтических текстов сосредоточено на выявлении "сюжетного минимума" - традиционных, характерных для большинства записей устойчивых элементов сюжета приговора ("фонд" мотивов и сюжетных тем); позволяет наиболее полно описать обозначенные сюжетные элементы и определить общие и специфические черты в их словесном оформлении, правила сочетаемости и некоторые закономерности последовательности этих элементов в рамках композиционной схемы приговора, различия функциональных характеристик приговоров, в которых разрабатывается один и тот же мотив, в разных локальных традициях.

Во-вторых, сравнительно-текстологический анализ записей приговора одной из локальных традиций Русского Севера-традиции Вилегодского района Архангельской области - с записями из других местностей направлен на выявление общего и специфического на уровне сюжета и "подробностей изложения" (А. Ф. Гильфердинг, Ю. А. Новиков) в виле-годском приговоре. Сравнение разновременных вилегодских записей позволяет определить степень устойчивости и изменяемости фольклорного текста во времени, характер трансформации сюжетных мотивов.

В-третьих, сопоставление разновременных текстов одного исполнителя дает возможность выявить некоторые закономерности бытования, функционирования фольклорного текста не в естественной (обрядовой) ситуации, а в ситуации "воспоминания о традиции". Сопоставление приговоров, записанных от одного исполнителя в разные годы, позволяет сделать некоторые выводы о механизмах "порождения" текста в конкретном речевом акте, соотношении коллективного и индивидуального начал в приговоре, традиции и импровизации, мастерства конкретных исполнителей.

В качестве одного из методов исследования использована методика картографирования (А. И. Никифоров, В. М. Жирмунский, К. В. Чистов,

К. Е. Корепова и др.). В контексте поставленных задач представляется целесообразным провести картографирование устойчивых типовых элементов приговора дружки, поскольку это дает возможность систематизировать и наглядно представить накопленный и проанализированный материал, что поддерживается рядом ученых и видится весьма продуктивным. Картографирование приговоров локальной традиции Виледи позволяет представить ареал и микролокальные центры бытования жанра, частично отразить распространение сюжетных версий, словесных рядов, образов.

Апробация. Основные положения и результаты работы были представлены в форме докладов на международных: "Коми-пермяки и финно-угорский мир" (Кудымкар, 1995), "Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры" (Сыктывкар, 1996), "Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (К 450-летию преподобного Трифона, вятского чудотворца)" (Киров, 1996), "Коренные этносы Севера европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы" (Сыктывкар, 2000), "Славянская традиционная культура и современный мир. Фольклор и культурная традиция" (Москва, 2003), "Рябининские чтения - 2003" (Петрозаводск, 2003); всероссийских "Сольвычегодск в истории русской культуры" (Сольвычегодск, 1992), "Народная культура Русского Севера. Живая традиция" (Архангельск, 1998) и региональных научных конференциях: "Духовная культура. Проблемы и тенденции развития" (Сыктывкар, 1994), "История и культура Волго-Вятского края (К 90-летию Вятской ученой архивной комиссии)" (Киров, 1994), XII, XIV республиканских молодежных научных конференциях (Сыктывкар, 1998, 2000), "Региональная фольклористика на пороге третьего тысячелетия" (Сыктывкар, 2001), "Февральские чтения СыктГУ" (Сыктывкар, 2002). По теме диссертации опубликовано 16 работ.

'ГпV'гVП'1 г»'!П^п.г Р'1 Г*птч гпртпнт т<г) Ппрттритла тпру ггтата

^* fJ ^|— (------ " — * * ~~~ - ~** 1 «»-' *ь *

чения, Указателя шифров записей, Списка сокращений, Библиографии и Приложения. Приложение представляет собой результат систематизации архивных и опубликованных записей приговора дружки; состоит из географического указателя, содержащего перечень населенных пунктов и сведения о времени записи текстов, комментариев к картам и 44 карт, в которых показано распространение обозначенных в процессе работы устойчивых элементов приговора на территории европейской и азиатской частей России. Отсутствие текстового приложения объясняется цитированием достаточного количества текстов и их фрагментов в основной части работы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы, сформулированы цели и задачи диссертационного исследования, определены основные методологические подходы к изучению заявленной темы, аргументировано использование ряда методик, дана характеристика опубликованного и архивного материала.

В Главе 1 "Структурно-стилистические особенности приговора дружки как жанра свадебной поэзии" рассматривается жанр приговора в контексте обряда, выделены и обозначены основные традиционные мотивы, сюжетные темы приговора, определены некоторые закономерности соотношения уровня мотива со стилем приговора.

Композиционные особенности приговора, приуроченность текстов к конкретным моментам ритуала, "типовые" элементы приговора - сюжетные темы, "фонд" мотивов, репертуар типизированных описаний"-подробно анализируются в первом параграфе главы.

Для приговора характерно условное деление на несколько композиционных блоков, исполнение которых приурочено к конкретным моментам довенечной части свадьбы (в доме жениха и невесты) и после венца (в доме жениха). Основными темами текстов первой композиционной части приговора, произносимой в доме жениха, являются подготовка жениха, поезжан к "походу" за невестой; в этих текстах представлен "сценарий" довенечной части ритуала, которая происходит в доме жениха до отъезда к невесте. Первый композиционный блок организуют тексты с мотивами "дружка просит благословение у родителей", "дружка просит благословение у присутствующих"; приговоры, комментирующие сбор жениха, свадебного поезда в дальнюю дорогу (мотив "дружка / жених собирается в дорогу"), произносимые за столом в доме жениха (сюжетная тема "дружка руководит свадебным угощением") и сопровождающие отъезд свадебного поезда (мотив "дружка проверяет готовность поезжан к дороге").

Второй период проходит в доме невесты и посвящен "добыче" невесты и подготовке ее к переходу в род жениха. Вторая композиционная часть приговора представлена текстам и, исполнение которых подчинено порядку ритуальных действий: они сопровождают реальный и символический "путь" дружки / жениха, комментируют моменты обряда, связанные с получением невесты. Дружка участвует в приговорах-диалогах у закрытых дверей, им произносятся тексты, в которых он описывает дорогу свадебного поезда, свои действия на крыльце, пороге, в доме, и итогом этого периода является отъезд жениха и невесты со двора дома невесты к венцу.

В приговоре "путь-дорога" свадебного поезда / жениха за невестой является одним из сюжетообразующих, детально разработанных фрагментов, репрезентирующих и передающих ментальные представления. Сопос-

тавление привлеченных к работе текстов позволило выделить сюжетную тему "пути-дороги", которая формируется посредством присоединения друг к другу нескольких устойчивых мотивов (дорога, "погоня по куньему следу", "девица ждет молодца в тереме", "встреча поезжан в дороге с чудесным помощником"). Описание пути-дороги является одним из самых устойчивых типизированных описаний приговора; создается посредством присоединения к формулам "Мы ехали по (через)..." / "Ехали-попоехали по..." элементов пространственного кода (в результате анализа было выделено 70 устойчивых элементов), распределившихся на несколько семантико-тематических групп. В изображении пути-дороги также участвуют устойчивые формулы "долгий волок", "полет быстрого коня", "полая подворотенка".

Значительным корпусом текстов диалогового характера сопровождается ритуальный акт "отпирания" закрытых дверей; это позволило выделить сюжетную тему "молодец-князь и его дружина преодолевают различные символические препятствия с целью добычи красной девицы". В разных локальных традициях эта сюжетная тема представлена различными мотивами: "оборотничества", "преодоление молодцем-князем неожиданных препятствий на пути к невесте", "добывание молодцем утерянных девицей или нарочно брошенных в море ключей". В ряде локальных традиций ритуальный акт "отпирания" дверей сопровождался загадыванием / отгадыванием загадок.

Основной темой приговоров, произносимых у закрытых дверей дома невесты, является проверка способности дружки, т.е. жениха (в контексте представлений о дружке как заместителе жениха) к преодолению различных символических препятствий на пути к невесте. Любопытно, что эти приговоры-диалоги эксплицируют идею, согласно которой путь жениха за невестой представляет собой цепь возрастающих трудностей. Эта идея во многом определяет структуру ритуального диалога, произносимого у закрытых дверей. Такой вывод возникает при анализе содержания и функциональных характеристик текстов, организующих ритуальный акт "отпирания дверей". Последовательность текстов в диалогах показывает, что с каждым новым вопросом, загадкой представителя невесты усиливается эмоциональная напряженность словесного поединка и повышается степень трудности "задания" для жениха. Загадывание, таким образом, представляет собой своеобразное испытание жениха с целью подтверждения его готовности (умственной и физической) к переходу в другой социально-возрастной статус.

Вход дружки в дом изображен в текстах с соответствующими мотивами "дружка поднимается по ступеням", "дружка открывает дверь дома невесты", "дружка переходит через порог", последний из которых формульного характера и в большинстве известных нам записей реализуется устойчивой формулой "Скок через порог, едва/насилу ноги переволок..."

В приговоре закреплен статус порога как особой границы, наиболее опасной и трудной, осознание его как центральной границы между внутренним пространством дома и окружающим миром. В связи с этим закономерно, что в этих текстах актуализируется изображение лиминального состояния дружки, перешагивающего через порог. Это передается посредством ряда устойчивых описаний и тем ("ослабленное зрение", "больные ноги", "прижатый язык", "замерзание", "метка", "немота", "глухота" и др.); изображаются локусы (матица, печь, половица), которые наделены особой знаковостью в символическом пространстве дома.

Приговоры, произносимые дружкой в доме невесты, комментируют моменты обряда, связанные с получением невесты. Целый комплекс текстов носит этикетный характер, исполнение их диктуется этикетными правилами поведения. Задача узнать о готовности невесты и ее рода к свадьбе решается в текстах с мотивами "дружка спрашивает о здоровье невесты", "дружка узнает о готовности рода невесты к приему жениха". Выделяется блок текстов, исполнение которых связано с обеспечением безопасности жениху, поезжанам (мотивы "дружка заговаривается от порчи", "дружка высмеивает окружающих", "дружка здоровается с присутствующими"). Многие устойчивые формулы, типизированные описания, создающие в текстах собирательный образ "крестьянского мира" (характеристики "красных девиц"; "старых старух", "старых стариков", "малых ребят", "добрых молодцев", "молодых молодиц", которые формируются посредством комплекса устойчивых сочетаний и эпитетов), являются сквозными (универсальными), многократно повторяясь на протяжении всей "речи" дружки.

Стремление дружки перечислить всех присутствующих в доме продиктовано, прежде всего, необходимостью получения поддержки "крестьянского мира" в дороге (к невесте, к венцу), гарантии удачного окончания опасного путешествия, заручения согласия окружающих на выполнение дружкой каждого действия. В связи с этим закономерно, что характеристики, расположенные в виде "перечней", встречаются в текстах с мотивами "дружка здоровается с присутствующими" и "дружка просит благословения".

Вместе с тем в образах присутствующих в доме невесты "глядель-щиков" - стариков, старух, детей - разрабатываются определенные архетипические характеристики антигероя. Так, иномирность стариков и старух проявляется в наличии эпитетов и сочетаний с отрицательной коннотацией, передающих физическую неполноценность ("непряхи", "киловаты"), обжорство ("кисельные осадчицы", "винные глоты"), а также описании локуса расположения (тема "сидение на печи / на полатях"). Большинство персонажей связано с семиотически маркированными предметами (причинение ущерба дружке, жениху возможно брошенной детьми соломинкой, соплей; детей дружка просит удалить на

поле, где для них посеяна "кулига репы"; "старые старухи" грызут печные кирпичи). Достаточно часто характеристики с резко отрицательной коннотацией появляются в текстах, произносимых в доме невесты до отъезда к венцу (мотив "дружка здоровается с присутствующими", застольные приговоры).

Подчеркнутый эротизм образов замужних женщин ("молодых молодиц") имеет в обряде продуцирующее значение и переносится на невесту, переводя ее в статус рождающей. В образах бородатых "добрых молод-цев" аккумулируется семантика "творящего, производящего, рождающего начала" (О. А. Терновская). Портретная характеристика мужских персонажей рода жениха и рода невесты формируется с помощью одних ' и тех же сочетаний. Такое неразделение на "своих" и "чужих" позволяет

вписать жениха в "мужской" круг, наделяя его теми же качествами, что и молодых женатых мужчин - зрелостью, способностью к деторождению.

Задача обеспечить хорошую встречу жениху, поезжанам решается посредством текстов, в которых разрабатываются мотивы "дружка обеспечивает хорошую встречу княжескому поезду", "дружка просит / требует накормить коней поезжан". В этих фрагментах приговора выделяется ряд устойчивых формул: "изобильный корм" ("сена по копне, овса по зобне"), "качественный корм" ("сена зеленого, овса ядреного") и др.

Ритуальный акт дарения невесты представлен текстами, в которых реализуются мотивы "дружка просит / требует освободить дорожку к невесте", "дружка преподносит подарки от жениха", "дружка требует отдарочки" и несколькими устойчивыми описаниями ("почтительная невеста", "неспособная двигаться невеста"). Среди текстов, сопровождающих дарение, выделяется корпус записей с устойчивой формулой "подготовка даров невестой" ("[Невеста] Тонко пряла, звонко ткала, бело > белила, на камешке колотила, на солнышке сушила..."), которая в

приговоре является характеристикой-похвалой невесты.

Время "свадебного пира" ("застолья") представляет собой период. " насыщенный различными мелкими, зачастую несовпадающими в разных

локальных традициях обрядово-бытовыми деталями. В поэтических текстах, зафиксированных в разных местностях, закрепились функции дружки как распорядителя свадебного пира: обязанности дружки рассадить гостей за столы, наградить повара, поблагодарить хозяев за прием, разрезать угощение, руководить сменой блюд и т.д. Разнообразие функций дружки на свадебном пиру обусловило появление большого количества текстов и фрагментов, как правило, импровизационного характера. В группе застольных приговоров выделяется большой корпус текстов с устойчивой формулой "свадебный стол" ("столы дубовые, скатерти браные, яства сахарные, питья медвяные"), которая, неоднократно повторяясь на протяжении всей "речи" дружки, выполняет в приговоре роль своеобразного "сигнализатора" готовящейся или свершившейся свадьбы.

Действия третьего периода разворачиваются в доме жениха после возвращения свадебного поезда от венца. Третья композиционная часть приговора значительно меньше первых двух по объему и представлена, по большей части, застольными приговорами и текстами, организующими угощение, дарение присутствующих и молодой пары.

Во втором параграфе Главы I выделяются различные типы мотивов, определяются некоторые закономерности соотношения уровня мотива со стилем приговора. Обозначенные мотивы отличаются по соотношению динамического и статического, по функциям, роли в сюжетообразо-вании и сюжетной организации текстов. Относительно неподвижные мотивы-описания, мотивы-характеристики, мотивы-ситуации фиксируют состояние персонажа и окружающей обстановки, передают эмоциональную реакцию героев, "вводят" их в основное действие. Максимальной динамичностью обладают мотивы-действия (мотивы-функции). Передавая динамику развития ритуала, приговоры, в которых разрабатываются такого рода мотивы, организуют и комментируют отдельные обрядовые акты, непосредственно связаны с обрядовым действием, перемещениями действующих лиц и т.д. Содержание этих приговоров позволяет реконструировать последовательность актов свадебного обряда, действий дружки и других свадебных персонажей.

В ряде случаев, несмотря на отсутствие "этнографического контекста", устанавливается закономерность последовательности мотивов в приговоре, взаимозависимость мотивов друг от друга, соединение их в единые блоки - целые части сюжета. Обозначение сюжетных тем, посредством которых сюжет движется не просто мотивами, а блоками соединенных друг с другом мотивов, подтверждает мысль Б. Н. Путилова о внутренней обусловленности порождаемых мотивами ситуаций.

Сопоставление текстов приговоров разных локальных традиций, в которых реализуется один и тот же мотив, позволило выделить специфические и общие черты в его словесном оформлении. Анализ текстов, в которых разрабатываются статичные мотивы-ситуации, мотивы-характеристики, показывает, что в большинстве случаев они состоят из сочетания зачинной или финальной фразы (представленных строкой или группой строк) и устойчивой формулы, представляющей собой характеристику свадебного персонажа или описание окружающей природы, наиболее значимых локусов интерьера (формулы "свадебный стол", "подготовка даров невестой", "полет коня", "похвальба дружки", "придверники-приворотники", изображение окружающей природы в мотиве "жених ждет дружку в поле" и др.).

Некоторые мотивы-действия могут быть оформлены с помощью формул (благословение, переход через порог и др.). Однако в большинстве случаев словесное выражение одного и того же мотива-действия в записях из разных локальных традиций может быть частично формуль-

ным. В том случае, когда выражение мотива не связано с формулами, он способен развернуться в пространное описание.

Устойчивым формулам свойственна малая степень вариативности, проявляющаяся чаще всего на лексическом уровне (лексическая синонимия); варьирование может быть также связано с амплификацией или редуцированием. Большая часть выделенных формул является вербальным воплощением мотивов, приуроченных нескольким моментам ритуала и "обслуживающим" несколько ритуальных актов. Некоторые формулы являются полифункциональными, используются приговором в качестве разнообразных характеристик или "регуляторов" отношений между свадебщиками ("похвальба дружки", "Встань на лыжи, подвинься поближе...", "подготовка невестой даров" и др.).

Любопытно отметить, что в большинстве ранних по времени фиксации записей (имеется в виду корпус текстов XIX в.) весь поэтический "текст" дружки "выстраивается" благодаря текстам с мотивом благословения, в которых представлен "свернутый план" ритуала ("ехать во путь-дороженьку" - сюжетная тема дороги, "каменну стену пробить" -преодоление обороны рода невесты, вход в дом невесты, "взять свое сужено" - получение невесты сопровождается преподнесением подарков, сидением за свадебным столом, "ехать во Божью церковь", "под злат венец встать", "закон Божий принять" - отъезд к венцу, "в дом к себе привести" - приезд молодых в дом жениха). Кроме того, благодаря текстам с мотивом благословения в приговоре устойчиво сохраняются этикетные формы общения: весь текст приговора пронизан этикетными формулами-просьбами на разрешение отдельных поэтапных действий дружки как в доме жениха, так и в доме невесты.

В имеющихся записях выделяется корпус близких по содержанию текстов, в большинстве случаев совпадающих текстуально, хотя зафиксированы они в разное время и разных локальных традициях. К ним относятся приговоры, в которых содержатся просьбы к родителям и окружающим о благословении и обеспечении хорошей встречи поезжан, описания дороги и перехода через порог. Наблюдения за этими текстами позволяют предположить, что их "однотипность" в записях разных местностей обусловлена значимостью этих приговоров для организации обряда, необходимостью обязательного произнесения ("озвучивания") в ритуале.

В поздних по времени фиксации записях (1950-2000 гг.) приговор обнаруживает ряд закономерных трансформаций. Прежде всего, в этих записях минимально количество текстов, в которых реализуются мотивы-описания; как правило, устойчивые формулы утрачиваются или подвержены значительной редукции. Содержание многих текстов, в которых реализуются мотивы-функции, значительно обедняется. Сюжетообра-зующие элементы, составляющие текст, выпадают или замещаются

одной-двумя строками с другим ритмическим рисунком, в результате чего фиксируется лишь "схема" сюжета, констатируется действие.

В приговоре обнаруживается динамика развития образа дружки / жениха (в контексте представлений о дружке как заместителе жениха), совершающего "круговой путь" ("свое-чужое-свое") (А. К. Байбурин). Лиминальное состояние дружки (жениха), возникающее после выезда из дома жениха и усиливающееся по мере продвижения к центру дома невесты, ситуация "проникновение в чужое пространство" передаются и "обыгрываются" в текстах посредством нескольких устойчивых описаний и тем. Преобладание в приговоре фрагментов, комментирующих физическое состояние, перемещения дружки (жениха), над фрагментами, в которых раскрывается линия невесты, связано с интерпретацией событий, происходящих с женихом (мужская инициация), в связи с этим линия жениха оказывается более развернутой.

В той части приговора, в которой комментируется продвижение дружки от периферии к центру дома невесты, отчетливо проявляется символическая топография дома. Значимыми элементами пространства дома являются ворота, крыльцо, ступени, дверь, порог, печь, матица, представляющие для дружки преграду, для невесты - средство защиты. Последовательность введения элементов дома в описание позволяет говорить о членении пространства как по вертикали, так и по горизонтали. Вертикальное членение реализуется в выделении нижней границы жилища - подворья, крыльца и сакрализованного "верха" - стола в красном углу. Горизонтальное членение реализуется в последовательном развертывании-свертывании пространства вне и внутри дома с постепенным введением элементов интерьера. Особо при этом выделяется место жениха (красный угол), невесты (куть, печь, середа), дружки (центр избы, одна половица).

Таким образом, приговору дружки свойственна стойкая поэтическая традиция, которая проявляется на многих уровнях. В частности, любой пантов0^111^!Г! текст в большей или меньшей степени использует набор известных традиции мотивов, сюжетных тем ("фонд мотивов"), "арсенал" устойчивых стилистических моделей (здесь имеются в виду устойчивые элементы языка и стиля приговора) и правила их сочетаемости ("грамматику").

Глава 2 "Вилегодский вариант приговора дружки" посвящена характеристике приговора дружки Вилегодского района Архангельской области. В первом параграфе рассматриваются некоторые особенности формирования вилегодской фольклорной традиции (история заселения, межэтнические контакты, собирательская деятельность). Выбор этого района продиктован несколькими причинами. Во-первых, традиция Ви-леди в сравнение с другими известными нам локальными образованиями представлена значительным корпусом записей приговора. Сравнение вилегодского варианта с текстами, записанными примерно в это же время в других местностях, показывает, что приговор Виледи комментировал

практически все значимые ритуальные акты довенечной части обряда. Этот факт позволяет говорить, что Вилегодский район представляет собой ареал, в котором свадебный приговор дружки был достаточно развит.

Во-вторых, Вилегодский район представляет интерес в плане особенностей формирования и развития фольклорной традиции, тесным образом связанных с историей заселения и освоения территории. Расположенный в бассейне реки Виледь, притока нижней Вычегды, район по современному административному делению граничит с Ленским, Котласским районами Архангельской области, Лузским районом Кировской области, Прилузским районом Республики Коми.

Большое влияние на культурно-хозяйственную деятельность Виле-годского края оказал город Сольвычегодск. Связь Виледи и Сольвыче-годска, свидетельства о тесных торговых и культурных контактах виле-жан с Устюгом, Лальском, Вологдой обнаруживается в документах и фольклорно-этнографических записях последних лет.

В этническом отношении Вилегодский район занимал "пограничное" положение. Территория Фоминского сельского совета (Селяна), расположенная в верховьях Виледи, издавна называлась "Вилегодской Пермцой", в ее составе наряду с собственно русскими поселениями выделяются земли, заселенные коми-зырянами. Соседние с Вилегодским районом Лузский район Кировской области и Прилузский район Республики Коми исторически были тесно связаны.

Экономическая, социальная, культурная ситуация, сложившаяся на Виледи, позволяет отнести этот район к сольвычегодско-устюжской историко-культурной зоне; при этом влияние Вятки на формирование культурного облика края было минимальным по сравнению с городами Устюгом Великим и Соли Вычегодской.

Самобытность Вилегодского края определяется и его фольклорной традицией. Интерес к фольклору Виледи обусловил активную собирательскую и исследовательскую деятельность. Первые экспедиции на Виледь были организованы в 1959, 1972 гг. коллективом музыковедов-фольклористов Комиссии музыковедения и фольклора Союза композиторов РФ (В. М. Щуров, А. В. Медведев, В. В. Сорокин, Е. С. Кустовский). Фольклорно-этнографическое обследование района было продолжено фольклористами Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (1974 г.). Следующим этапом в изучении фольклорной традиции Виледи явились экспедиции фольклористов Сыктывкарского государственного университета (1986-1991 гг.). В 1996 г. обследование района было проведено сотрудниками отдела фольклора Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН. В ходе архивных разысканий в фольклорных собраниях КМФ, МГУ, СыктГУ, ИЯЛИ было выявлено и введено в научный оборот около ста текстов и фрагментов

свадебного приговора дружки и свыше 150 записей фольклорно-этно-графических репортажей из Вилегодского района.

Во втором параграфе анализируются все имеющиеся вилегодские записи приговора дружки на уровне мотивов, образов, приуроченности к определенным моментам обряда, функциональных характеристик. Сравнительный анализ вилегодских записей с привлечением комментариев исполнителей позволил выстроить структуру вилегодского варианта приговора. Условное деление приговора на три композиционных блока (в доме жениха, в доме невесты и в доме жениха после венчания) сохраняется и в вилегодской традиции. Однако отметим и некоторые особенности вилегодского приговора: первый композиционный блок приговора представлен небольшим количеством единичных записей, третий - практически не представлен текстами. Детально разработан второй композиционный блок приговора, исполнявшийся в доме у невесты; кроме того, большинство специфичных, характерных только для Виледи описаний относится к этой композиционной части приговора.

При сравнении вилегодского приговора с записями из других традиций обнаруживается три пласта текстов: тексты, в которых представлены описания, имеющие близкое сходство с известными; тексты, в которых реализуются мотивы, известные по записям из других местностей, но содержанием существенно с ними различающиеся; редкие, уникальные описания, не имеющие аналогов в приговорах других традиций.

Первая группа представлена текстами, в которых традиционные мотивы оформляются посредством известных традиции устойчивых формул, типизированных описаний, входящих в "общерусский" репертуар. Сюда относятся тексты с описаниями перехода через порог ("скок через порог, едва ноги переволок"), дома невесты ("деревня как город, дом как терем"), дороги, благословения, устойчивые формулы "изобильный корм" ("сена до колена, овса до хвоста, пшенки до щетки"), "подготовка даров невестой" ("тонко пряла, звонко ткала..."), "свадебный стол" ("столы дубовые, скатерти браные...").

Наряду с приговорами, входящими в общерусский приговорный фонд, репертуар Виледи представлен текстами, в которых разрабатываются мотивы, имеющие распространение только в отдельных локальных традициях Русского Севера ("погоня по куньему следу", "дружка заговаривается от порчи", "дружка просит дать дорожку").

Наибольшую близость вилегодский приговор обнаруживает с текстами, записанными в Сольвычегодском, Устюжском уездах Вологодской губ. Эта близость на уровне подробностей изложения, сюжета, композиционном и семантико-функциональном уровнях обусловила привлечение приговоров данных местностей для сравнения с вилегодским вариантом. Подробный сравнительный анализ вилегодских и сольвы-чегодских, устюжских записей дает целый перечень примеров близости,

а в ряде случаев композиционного, стилистического единства записей. Показательными в этом отношении являются тексты с мотивом "дружка просит дать корма коням поезжан", который соединяется с мотивом "дружка просит распрячь коней"; тексты с описанием трех ступеней дома невесты, в финальном эпизоде которых развивается тема "угрозы дому невесты"; реализация мотива "дружка просит хорошо встретить княжеский поезд" с темой "встреча жениха"; тексты с описанием сбора гостей на свадьбу и произносимые у жениха перед выездом за невестой; загадка "Кто пищит, комар или муха?", сопровождающая ритуальный акт отпирания закрытых дверей дома невесты.

Вместе с тем сравнение вилегодских и вологодских записей позволяет обозначить некоторые закономерные трансформации, свойственные приговору на позднем этапе бытования. В частности, в вилегодских записях наблюдается явление сокращения, сжатия текста. Примером изменений диахронического характера являются приговоры-диалоги, произносимые дружкой у закрытых дверей дома невесты; фрагменты с описанием сбора гостей на свадьбу и др.

В вилегодских записях выделяется ряд текстов, в которых реализуются мотивы, известные в других традициях, однако их содержание и функциональные характеристики существенно различаются. В частности, тексты с мотивом "дружка просит дать тарелочки" в костромской традиции исполнялись в доме жениха до отъезда к невесте для одаривания жениха деньгами или в доме невесты для "челобитья орешками" (угощения присутствующих). На Виледи тексты с этим же мотивом имеют устойчивое содержание и служат своеобразным сигналом начала дарения невесты в ее доме или проверки ее приданого. Формула "полет коня жениха", характерная для записей ХК-нач. ХХв., в вилегодском приговоре трансформирована и служит для характеристики передвижения всего свадебного поезда. В единственном тексте зафиксирована устойчивая формула "свадебный стол", в ней наблюдается переосмысление семантики локатива "стол": в отличие от записей из других локальных традиций самое почетное место предназначается не главному персонажу ритуала-жениху или молодой паре, а родителям невесты, соответственно меняется функционально-бытовая приуроченность фрагмента, его место в сюжете приговора.

Наибольший интерес представляет группа, в которой представлены редкие, уникальные, не имеющие аналогов в приговорах других традиций, описания. В их числе отметим тексты с описанием встречи поезжан на росстани с чудесным помощником (Николаем Угодником, Пресвятой Богородицей) и просьбой благословить и защитить в дороге. Сюжетная линия этих приговоров по реализации близка сюжетам заговоров с эпическим зачином и характерна для текстов мифологического характера, в которых задается направление движения героя к мифологическому центру.

"Сквозной" для вилегодского приговора является тема угрозы роду невесты, которая реализуется в виде устойчивой формулы "Каково будет у вас нашим, таково и у нас вашим".

Большинство уникальных описаний, не имеющих близких или аналогичных в записях из других традиций, зафиксировано в единственном варианте или нескольких записях, сделанных от одного исполнителя. Так, в текстах с мотивом "дружка преподносит подарки" отмечено редкое описание "серебряного ларца" жениха (2 зап.). К застольным приговорам относится оригинальный текст, в котором закрепилось четкое распределение функций дружки, как распорядителя угощения и тысяцкого, как почетного представителя рода жениха, выполняющего самые ответственные обязанности в обряде (мотив "дружка выносит честь", 2 зап.). Этот текст служит "зачином" ритуального акта "оповещения" присутствующих о целомудренности невесты; его содержание и комментарии исполнителей позволяют сделать вывод о четкой приуроченности его к заключительному этапу свадьбы - после подклета. В текстах с мотивом "дружка ищет невесту в доме" (6 зап. от двух исполнителей одного сельского совета) отразились представления о значимых внутренних ло-кусах дома: противопоставление 'середа - печь' осознается как проявление счастья / несчастья, здоровья / болезни, готовности / неготовности невесты к браку.

В вилегодском приговоре разрабатываются яркие, специфические характеристики поезжан, дружки, жениха, невесты. Особое внимание обращают на себя тексты, в которых представлены эротические характеристики жениха и невесты. Как правило, жених наделен гиперсексуальной силой, является обладателем гиперболизированного "мужского достоинства". Содержание этих текстов позволяет отметить близость приговора с подблюдными песнями, в которых образ "мужичины" с гипертрофи- /

рованными гениталиями предвещает свадьбу, богатство, продолжение рода. "Портретная" характеристика жениха строится на традиционном заговорном мотиве "рога" ("А у нашего молодого князя как рог, / Голова как кий, а сам как клин, / А язык как колоколо..."). "Хуление" невесты происходит опосредованно, через "восхваление" девушки "умелицей", "опытной", "знающей" сластолюбицей.

Подчеркнутый эротизм образов жениха, невесты, их сексуальная гиперактивность объясняется их особым статусом. Подчеркивание эротических свойств, умений жениха и невесты соответствует их реальному переходу в статус рождающих. Такая семантика образов главных участников свадебного ритуала имеет в обряде продуцирующее значение. Кроме того, в записях из Селянского сельского совета зафиксирована "байка про табачок". Принадлежность этого скабрезного, насыщенного инвективной лексикой текста репертуару дружки подтверждается различиями мужского и женского исполнения. Называние этого текста "молит-

I I

вой" и анализ содержания дают основание предположить, что "байка" представляла собой своеобразное заклинание того, что происходит на брачном ложе (т.е. исполнялась во время соИш'а жениха и невесты).

Низкая степень сохранности текстов, произносимых в доме жениха перед выездом за невестой и после венца, а также ослабление функций дружки в доме жениха (на что указывают этнографические сведения) дают повод думать, что в сознании носителей фольклорной традиции произошло некоторое переосмысление роли этого чина в свадебном обряде на позднем этапе его бытования.

На первый план в вилегодской свадьбе выступает роль дружки как представителя жениха, его главные функции состоят в преодолении обороны рода невесты и ее "добыче". Свидетельством этому служат многочисленные этнографические репортажи, в которых исполнители акцентируют внимание на действиях дружки у закрытых дверей и на пороге дома невесты. Кроме того, именно приговоры, произносимые около и в доме невесты, сохранились в памяти носителей традиции наиболее ярко. Особенно это касается текстов, в которых разрабатывается сюжетная тема дороги, описания ступеней, порога, дарения невесты. Эти тексты отличаются достаточно стабильным содержанием, незначительной вербальной и композиционной вариативностью.

В числе особенностей исполнения приговора отдельными информантами отметим компиляцию текстов с другими жанрами (частушка, заговор). Достаточно часто наблюдается процесс редукции: приговор в устах одного исполнителя представляет собой соединение нескольких наиболее значимых текстовых фрагментов, которые, по логике обряда, значительно отстоят друг от друга во времени. В ряде записей наблюдается процесс максимального сжатия текста (мотивы реализуются в предельно лаконичной форме одной строкой), что позволяет рассматривать текст в качестве "конспекта" приговора.

Таким образом, сопоставление вилегодского репертуара с "общерусским" позволяет отметить своеобразие целого ряда текстов и фрагментов приговора Виледи. Имеющиеся записи вилегодского приговора дружки 1959-1996 гг. демонстрируют различную степень сохранности и полноты текстов. Вместе с тем можно заключить, что вилегодские приговоры обладают рядом признаков, обеспечивающих их устойчивость в традиции и народной памяти.

В Главе 3 "Исполнитель и его текст в диахроническом аспекте: наблюдения за разновременными записями приговора дружки" с помощью методики "синоптического соположения" (В. М. Гацак) анализируются разновременные записи приговоров, зафиксированные от двух исполнителей; проведено сопоставление двух устных записей приговора и письменного текста с целью доказать принадлежность последнего конкретной локальной традиции.

Разделяя мнение исследователей о существовании "фольклорного знания" (В. М. Гацак, А. Б. Лорд, Б. Н. Путилов, К. В. Чистов), понимая под этим традиционное знание, которое помогает воспроизводить тексты ("... знание сюжетов и законов сюжетосложения, знание мотивов <...> и законов их словесной реализации, знание правил порождения словесной ткани текстов, приемов сочетания формульных сегментов текста с неформульными и т.д."1), мы обратились к разновременным записям приговора дружки Вилегодского района Архангельской области.

Тексты были размещены в трех синоптических таблицах. Расположенный таким образом материал позволил определить некоторые закономерности соединения "готовых", известных исполнителю, текстовых фрагментов и случаи нарушения этой последовательности в каждом конкретном речевом акте, соотношение допустимых традицией возможных вариаций и "личного почина" (В. М. Гацак) исполнителя и т.д.

При сравнении разновременных записей приговора обнаруживается, что тексты, записанные от разных исполнителей одной локальной традиции, могут различаться типом исполнения, "набором" приемов и т.д. Кроме того, достаточно подробный анализ записей, сделанных от одного исполнителя в разные годы, позволяет обнаружить диахронические изменения, которые происходят с текстом на содержательном (вариативность слов, формул) и композиционном (соединение мотивов и формул, их последовательность) уровнях.

Текстологический анализ разновременных записей от разных информантов, показывает, что "костяк" приговора исполнителя составляет неизменная сюжетно-повествовательная основа ("устойчивый текст-минимум"), непосредственно связанная с организацией и комментированием наиболее существенных для информанта моментов ритуала. На эту основу "нанизываются" менее значимые для исполнителя строки или фрагменты. При забвении исполнителем какой-либо части текста в приговоре появляются близкие по содержанию, но отличающиеся ритмическим рисунком строки, которые обеспечивают более связный переход к следующей "точке" повествования. Подобный подход информантов к тексту является ярким свидетельством жизнеспособности и творческого потенциала фольклорной системы.

Характер и функции отличительных строк различны. Некоторые из них включаются исполнителем в общий текст с целью связки фрагментов. В ряде случаев связующая строка отличается своим ритмическим рисунком и представляет собой квинтэссенцию пропущенного фрагмента, заменяя его по содержанию (любопытно, что в ряде случаев эти строки рассматриваются собирателями как комментарий к тексту, но не как "замена" забытого фрагмента). Часть отличительных строк-этикетного

1 Чистов К. В. Народные традиции и фольклор. Очерки теории. Л., 1986. С. 113-114.

характера, появление их в приговоре подчинено порядку ритуальных действий и связано с разночтениями текста исполнителя и ритуала ( исполнитель помнит последовательность актов обряда, но не помнит некоторые из фрагментов, им соответствующие). Еще одна функция отличительных строк состоит в том, что они несут в себе дополнительную экспрессивную нагрузку для усиления или большей конкретизации имеющегося описания, что в большинстве случаев связано с личной манерой исполнения.

Появление отличительных строк, единичных описаний в текстах одного информанта далеко не всегда можно приписывать личному творчеству исполнителя. Анализ корпуса известных нам записей из Вилегод-ского района показывает, что зачастую эти новации представляют собой сюжетный ход, описание, устойчивое выражение и т.д., уже известные в традиции и составляющие так называемый "резерв традиции" (В. М.Гацак).

В комментариях к текстам исполнители подчеркивают, что дружка "выстраивал" приговор в зависимости от обрядовой ситуации - действий окружающих, определенных им самим или коллективом представлений о последовательности обрядовых актов и т.д. Анализ имеющихся записей и сопровождающих их комментариев показывает, что текст исполнителя в большинстве случаев "следует" за обрядом (информант знает, помнит "схему" обряда и в ряде случаев соотносит ее с известным ему текстом).

"Синоптическая роспись" текстов демонстрирует очевидные преимущества методики "повторного опроса". Дублированные записи позволяют определять степень сохранности текста, устойчивость составляющих его компонентов. Кроме того, при повторном сеансе записи память исполнителя активизируется: в большинстве случаев последующий текст имеет больший объем по сравнению с первой записью.

В Заключении содержатся общие итоги диссертационного исследования. Наблюдения над приговором позволили сделать некоторые выводы об особенностях этого жанра. Сопровождая определенные ритуальные действия, приговор выполняет ряд функций. Посредством комментирующей функции происходит своеобразное "дублирование словом" акционального плана обряда; посредством церемониально-направляющей функции приговор направляет ход действия, побуждает к нему, регулирует отношения представителей родов, приглашенных и зрителей. Магическая функция проявляется в приговоре в наиболее значимые, сакральные моменты ритуала, связанные с обеспечением безопасности дружки, молодой пары, способствующие соединению двух родов и т.д. Цели создания определенного настроения участников свадьбы отвечает балагурно-шутовская функция.

Приговор теснейшим образом связан с движением обрядового действия, отражает последовательность обязательных моментов ритуала: каждому конкретному обрядовому акту соответствует текст или группа

текстов. Отсутствие развернутых этнографических описаний обряда, "этнографического контекста" и стабильность содержания поэтических текстов (в значительной степени это касается второй композиционной части приговора) свидетельствует о том, что приговор способен замещать акциональный план ритуала.-Благодаря этому свойству приговора в "спорных" случаях возможно определить порядок ритуальных актов и установить закономерность последовательности фрагментов.

Несмотря на подчеркнуто импровизационный характер, приговор строится по определенным законам, используя известный традиции "набор": "сюжетный минимум" - систему элементов сюжета (сюжетных тем, мотивов), "текстовый минимум" - "арсенал" устойчивых стилистических моделей (устойчивые элементы языка и стиля приговора) и "грамматику" - правила сочетаемости этих элементов.

Анализ разновременных записей из разных местностей показал, что приговору свойственна определенная тенденция количественного соотношения различных типов мотивов. Превалирующее число мотивов-функций в приговоре (общем свадебном "тексте" дружки), их устойчивость в традиции обусловлены комментирующей функцией жанра. Фрагменты с мотивами-функциями составляют сюжетную основу приговора любой локальной традиции. Они, как правило, имеют закрепленное место в сюжетной канве приговора, следуя в определенной последовательности друг за другом.

В числе характерных особенностей бытования жанра на позднем этапе развития локальных традиций следует отметить различия в содержании текстов, изменение функционально-семантических характеристик известных традиции мотивов, что связано с рядом причин: эволюцией обряда, местными особенностями, перераспределением функций дружки и других чинов, и, соответственно, утрата или приобретение приговором дополнительных функций и т.д.

В числе перспективных направлений в изучении свадебных приговоров отметим тщательное исследование кроссжанровых явлений, наблюдаемых на материале приговора, заговора, сказки. Внимание к исполнительскому искусству отдельных талантливых информантов поможет дальнейшему изучению такой проблемы как типология чина дружки и его свадебных "речей".

Ряд положений диссертации изложен в следующих работах (общий объем около 7 п.л.):

1. Приговор дружки вилегодской фольклорной традиции: опыт реконструкции текста и некоторые художественные особенности // Сольвычегодск в истории русской культуры. Тез. докл. науч. конференции. Сольвычегодск, 1992. С. 24-26.

2. Записи приговора дружки в бывшем Сольвычегодеком уезде // Духовная культура. Проблемы и тенденции развития. Тезисы докладов всерос. науч. конференции. Сыктывкар, 1994. С. 36-38.

3 Современное состояние приговора дружки в Лузском и Мурашинском районах Кировской области II История и культура Волго-Вятского края (К 90-летию Вятской ученой архивной комиссии). Тез. докл. науч. конференции. Киров, ( 1994. С. 419-420.

4. Современные записи приговора дружки в Прилузском районе Республики Коми и Чердынском районе Пермской области // Коми-пермяки и финно-угорский мир. Материалы докл. междунар. науч. конференции. Сыктывкар, 1995. С. 102-105.

5. Свадебный приговор дружки // Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.). Исследования и материалы. Сыктывкар, 1995. С. 32-50.

6. Заговорные формулы в севернорусском приговоре дружки // Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры. Сборник статей междунар. науч. конференции в 2-х тт. Том И. Филология. Этнология. Сыктывкар, 1996. С. 132-138.

7. Дружка и его функции в свадебном обряде//Традиционное мировоззрение и духовная культура народов Европейского Севера / Труды ИЯЛИ КНЦ УрО РАН. Вып. 60. Сыктывкар, 1996. С. 54-64.

8. "Двоеверие" в приговорах свадебного дружки // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера (К 450-летию преподобного Трифона, вятского чудотворца). Материалы междунар. науч. конференции в 2-х тт. Киров, 1996. Т.2. С. 159-163.

9. Приговор свадебного дружки Вилегодского района Архангельской области // Народная культура Русского Севера. Живая традиция. Архангельск, 1998. С.25-29.

10. Мифопоэтический образ дороги в жанре приговора дружки (приговор как заговорная конструкция)*1// Тез. докл. XIV Коми республиканской молодежной науч. конференции в 2-х тт. Сыктывкар, 2000. Т.1. С.210-212.

11. Межжанровые связи в мифопоэтическом содержании фольклорных текстов: приговор дружки - заговор // Коренные этносы Севера европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы. Сборник статей междунар. науч. конференции. Сыктывкар, 2000. С.390-393.

12. Семантика пространственных элементов в приговоре дружки // Фольклористика Коми/Труды ИЯЛИ КНЦ УрО РАН. Вып. 63. Сыктывкар, 2002. С. 114-128.

' 13. Атрибуты дружки в севернорусском свадебном обряде (по записям

фольклорно-этнографических экспедиций 1990-х гг.) //Этническое единство и специфика культур. Материалы Первых Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб., 2002. С. 45-48.

14. Атрибуты дружки в севернорусской свадьбе: прагматические и знаковые функции предметов // "Мужское" в традиционном и современном обществе. Материалы науч. конференции. М., 2003. С. 38-39.

15. Свадебный диалог [у закрытых дверей]: логика построения текста (на примере нижневычегодских записей) // Рябининские чтения - 2003, Материалы междунар. науч. конференции. Петрозаводск, 2003. С. 54-57.

16. Записи свадебных диалогов нижней Вычегды и Выми (1920-е гг.) // БОкИа 1иуепаПа (81): Сборник работ молодых ученых ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН. Сыктывкар, 2003. С. 111-123.

Р 17318

I \

Тираж 100. Заказ № 66.

Издательство Коми научного центра УрО РАН. 167982, г. Сыктывкар, ул. Первомайская, 48.

¡1 Ч

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Крашенинникова, Юлия Андреевна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. СТРУКТУРНО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПРИГОВОРА ДРУЖКИ КАК ЖАНРА СВАДЕБНОЙ ПОЭЗИИ

§ 1. "Типовые" элементы приговора: сюжетные темы, "фонд" мотивов, репертуар типизированных описаний.

§ 2. Типы мотивов приговора дружки.

ГЛАВА II. ВИЛЕГОДСКИЙ ВАРИАНТ ПРИГОВОРА ДРУЖКИ

§ 1. Особенности формирования фольклорной традиции Вилегодского района Архангельской области.

§ 2. Архитектоника и поэтика вилегодского свадебного приговора.

ГЛАВА III. ИСПОЛНИТЕЛЬ И ТЕКСТ В ДИАХРОНИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ: НАБЛЮДЕНИЯ ЗА РАЗНОВРЕМЕННЫМИ ЗАПИСЯМИ ПРИГОВОРА ДРУЖКИ.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Крашенинникова, Юлия Андреевна

Традиционная русская свадьба представляет собой сложный обрядово-бытовой комплекс, включающий в свой состав разнообразные по своему происхождению, характеру и функциям элементы: ритуальные действия символического, магического и игрового характера, материальную составляющую (пища, одежда, посуда и т.д.), а также словесные, музыкальные фольклорные элементы (причитания, песни, загадки, приговоры, заговоры и т.д.). Свадебные поэтические жанры создают неповторимый "текст" обряда, в котором приговоры дружки выступают в качестве поэтического оформления речи одного из главных участников свадьбы - дружки.

Чин свадебного дружки и его роль в обряде рассматривается в трудах многих фольклористов и этнографов. На сегодняшний день опубликованы работы, в которых ученые в большей или меньшей степени обращают внимание на отдельные моменты ритуала, связанные с участием этого свадебного чина, а также ряд специальных исследований, посвященных изучению функций дружки и их генезису1, терминологии, атрибутам дружки в разных локальных традициях".

В числе характеристик дружки исследователи называют полифункциональность этого свадебного чина, определяющую его обязанности в обряде, большинство из которых в различных локальных традициях реализуется в большем или меньшем "объеме". Дружка выполняет в обряде функции представителя жениха, церемониймейстера или распорядителя, знахаря, балагура, шутника3. Соотнося все свои действия между собой, дружка выстраивает в единое целое весь пестрый и сложный обряд, вовлекая в него большое количество людей. Главенствующая роль этого свадебного чина подчеркивается большим количеством разного рода характеристик и деталей, в том числе наименованиями, определениями дружки и его помощника, атрибутами4 (кнут, плеть, палка, полотенце, пояс, кушак, опояска, лента, повязка, бант, колокольчик, веник, помело и др.).

Вопросы специфики жанра свадебного приговора дружки нашли отражение в целом ряде исследований отечественных фольклористов: Е.Э.Бломквист, Д.К.Зеленина, И.В.Зырянова, Ю.Г.Круглова, А.К.Мореевой, Е.Б.Островского, В.А.Поздеева, А.В.Тороповой, Т.Ю.Федоровой5 и др. В этих работах анализируются функции приговоров в обряде, поэтика и особенности композиции приговорных текстов, образная система и основные художественные средства, связь приговора с другими жанрами и т.д.

Однако проблема выделения основных критериев жанра свадебного приговора не может считаться решенной. Не ставя своей целью решение проблемы жанрового определения, остановимся на некоторых наиболее существенных, на наш взгляд, моментах исследований, связанных с выявлением жанровой специфики приговора.

Общепринятым определением жанра является "свадебный приговор дружки". Это определение используется в большинстве фольклористических работ, в нем закреплено несколько специфических показателей жанра -обрядовая приуроченность и принадлежность текстов определенному свадебному чину. Между тем исследователи, пытаясь передать специфику поэтических текстов, исполняемых дружкой, употребляют и другие

6 7 8 определения приговора: "наговор" , "заговор" , "стихотворные причеты" , "речи-стихи"9 и др.

Расхождение мнений наблюдается по вопросу формальной организации текста приговора с точки зрения противопоставления признаков стихотворность / прозаичность10. Так, Ю.Г.Круглов определяет приговоры как "чисто стихотворные произведения"11. Однако несколько позже он констатирует, что "не все свадебные приговоры <.> строятся как стихотворные тексты. Нередко стихотворный текст приговора перебивается прозой

В.Я.Пропп в своих наблюдениях над жанровым составом русского фольклора замечает, что приговоры исполняются "рифмованной прозой, пересыпанной разного рода остротами и шутками"13. А.В.Торопова выделяет приговоры в отдельную группу свадебной прозы с особым типом повествования "рассказывание"14. Г.А.Левинтон, подчеркивая отчетливое сходство приговора с говорным стихом, считает, что наличие рифмы -единственного признака говорного стиха - не является необходимым, регулярным признаком жанра: "рифма на фоне господствующего белого стиха может выступать как раз в качестве признака особо организованной прозы, а не стиха. "15

Общим моментом в работах, посвященных приговору дружки, является обозначение сходных типологических черт с другими фольклорными жанрами (заговором, сказкой). В частности, анализ содержания ряда устойчивых мотивов приговоров и "речетативная сказовая манера"16 исполнения поэтических приговорных текстов позволили А.К.Мореевой, Е.А.Самоделовой говорить о близости приговоров со сказочной традицией. А.В.Торопова усматривает происхождение некоторых заговорных формул приговора из традиционного заговора17. В.А.Поздеев отмечает общие черты поэтики и элементов композиции приговоров, в которых преобладает магическая

I о функция, с заговорами и апокрифами .

Таким образом, обрядовая приуроченность, анализ функций приговора, особенностей поэтики и композиции позволяют выделить приговоры в особую жанровую группу.

При определении жанровой специфики особое значение играет народная терминология, позволяющая установить наиболее существенные особенности изучаемого объекта, а также уточнить некоторые устоявшиеся положения в области исследования жанра. В частности, В.В.Филиппова, говоря о роли народной терминологии при изучении жанровых комплексов, отмечает, что устная традиция содержит "целый корпус высказываний о формальных, содержательных и функциональных признаках жанра, для определения жанровой принадлежности располагает разнообразной системой терминологии"19. В числе важнейших функций народной терминологии

С.М.Толстая называет консервирующую, конденсирующую, архаизирующую,

20 сакрализирующую, интерпретирующую, продуцирующую .

Обрядовая народная терминология знает несколько жанровых определений свадебных текстов, исполняемых дружкой: "молитва", "слова", "басенка", "присказка", "сказики". Вместе с тем в большинстве случаев носители традиции обращают особое внимание на манеру исполнения приговора, используя соответствующую терминологию: "приговаривать", "читать", "шептать", "причитать", "сказывать сказку", "петь" и др. Таким образом, народная терминология в значительной мере дополняет наши представления о специфике приговора.

В числе определяющих черт жанрового своеобразия приговора

21 признается его "нарочитая установка на импровизацию" . Однако, несмотря на то, что "сами тексты [приговор - Ю.К.] в точном смысле этого слова являются разовыми"22, создаются в процессе исполнения23, исследователи отмечают, что импровизация в приговорах опирается на устойчивый текстовый "минимум" -"определенный запас речевых заготовок"24 - "набор" устойчивых формул25, словесно устойчивых стилистических оборотов, образов26, "рифм, метрических колодок, разнообразных сатирических приемов"27 и т.д.

Фольклористическое изучение словесных жанров предполагает решение проблемы установления критериев устойчивости, стабильности фольклорных произведений, "характеризуемых общностью художественного содержания, л о поэтической системы, функций, особенностей исполнения" . Особое значение эта проблема приобретает при исследовании жанров, отличающихся подчеркнуто импровизационным характером, к каким относится и свадебный приговор дружки.

Актуальной для современной фольклористики остается проблема изучения фольклорной сюжетики, которую, как отмечает Б.Н.Путилов, "отличают такие устойчивые специфические качества как формульно-типовой характер, относительная замкнутость в известном наборе тем, мотивов, ситуаций при многообразии конкретных сюжетных реализаций" .

Наконец, одним из актуальных направлений фольклористики последних десятилетий является изучение отдельных локальных традиций и фольклорных регионов России30. В рамках этого направления достаточно интересным является вопрос, связанный с наблюдением и изучением "жизни" конкретных фольклорных жанров: бытования, эволюции и распространения жанра в границах отдельных локальных / региональных ареалов и на "общерусской" территории.

Стабильность текстов приговора дружки не вызывает сомнений и проявляется на многих уровнях: их достаточно легко узнать по сюжету, определенной морфологии, правилам сюжетосложения, композиционным приемам, типизированным описаниям, устойчивым "стилистическим моделям"31. Внимание к проблеме устойчивости приговора дружки (на уровне сюжета и стиля), а также возросший интерес к изучению отдельных региональных, локальных традиций и исполнительскому мастерству талантливых исполнителей определили актуальность данной работы.

Существенным исходным моментом нашего исследования является определение, что можно считать приговором дружки в контексте представлений о нем как составляющей части всего "поэтического текста" обряда. Безусловно, приговор - это "текст" дружки, который произносится им в достаточно протяженный по времени период. Кроме того, что "повествование то в приговоре сопряжено с обыгрыванием действием" , "речь" дружки в течение всего обряда часто прерывается (в связи с выполнением обрядовых действий, исполнением песенных жанров и т.д.). В контексте подобных рассуждений мы склонны говорить, что в реальном функционировании приговор представляет собой прерывистый дискретный текст или совокупность текстов, фрагментов.

Вместе с тем одной из важных текстологических задач нашего исследования является попытка выделить критерии, по которым в "опубликованном как единый текст приговоре выделять <.> разные приговоры"33, обслуживающие, "оформляющие" отдельные эпизоды или обрядовые ситуации. В связи с этим мы выделяем группы приговорных 7 текстов, приуроченных к конкретным моментам довенечной части (благословение и сбор жениха перед выездом за невестой, приезд свадебного поезда к дому невесты, вход в дом, дарение, застолье в доме невесты, отъезд свадебного поезда к венцу) и послевенечной части свадьбы (приезд в дом жениха, подклет и т.д.).

Настоящая работа посвящена жанру свадебного приговора дружки с целью выявления его специфики на уровне сюжета, системы элементов ("фонда мотивов"34) и правил их сочетания, особенностей словесного содержания и функциональных характеристик этих элементов в записях разных локальных традиций. Для достижения этой цели поставлены задачи, большинство из которых прямо или косвенно связано с текстологическими разысканиями: 1) выявить в опубликованных и архивных материалах тексты приговоров; 2) определить набор устойчивых мотивов, так называемую "сюжетную основу" приговора; 3) установить сходные и специфические черты в вербальном воплощении обозначенных традиционных мотивов; 4) и в качестве конкретного примера рассмотреть приговор дружки Вилегодского района Архангельской области и выявить особенности его сюжета; 5) провести картографирование устойчивых элементов приговора; 6) сравнить разновременные записи текстов, зафиксированные от одного исполнителя.

Данное исследование по своей проблематике в какой-то мере перекликается с работами Д.К.Зеленина, А.К.Мореевой. Необходимость возвращения к проблеме, которой посвящена статья А.К.Мореевой35, в первую очередь продиктована тем, что автор пользовался ограниченным материалом. Речь идет не только о текстах, зафиксированных и частично введенных в научный оборот в 1940 - 2000 гг., но и о более ранних записях. Анализ источников, использованных А.К.Мореевой, показывает, что из поля зрения автора выпал целый ряд публикаций конца XIX - начала XX вв., в которых представлены довольно полные описания свадебного обряда с текстами и подробными комментариями. Кроме того, с сожалением констатируем, что большое количество записей приговоров до сих пор не опубликовано и хранится в архивных рукописных собраниях. Особую ценность работы Д.К.Зеленина36 в контексте задач настоящего исследования представляет "программа приговоров дружки", полученная в ходе сравнения записей из нескольких уездов Вятской губ.37 Эта "программа" является первым опытом выделения структуры регионального варианта приговора, обозначения основных мотивов приговора вятской традиции и попыткой их классифицировать.

Источниками работы послужили все известные нам издания текстов, опубликованные в "Живой старине", "Этнографическом обозрении", "Сборниках отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук", губернских ведомостях, трудах статистических комитетов, научных

•} о обществ по изучению местного края . Не меньшую ценность представляют научные публикации, в которых представлены тексты приговоров русского населения Удмуртии39, Сибири40, ряда областей и районов Русского Севера41. В настоящей работе учтено около 750 текстов и фрагментов приговора дружки из публикаций XIX - XX вв.

Кроме того, в диссертационном исследовании используются материалы, хранящиеся в Научном архиве Коми научного центра Уральского отделения РАН (записи 1960, 1963 гг.) и четырех фольклорных архивах: Московского государственного университета им М.В.Ломоносова (записи 1971, 1973, 19741977, 1988-1992 гг. из Ленского, Пинежского, Вилегодского, Мезенского, Лешуконского районов Архангельской области; Удорского района Республики Коми; Лузского, Опаринского, Котельнического, Шабалинского районов Кировской области; Нерехтинского района Костромской области), Сыктывкарского государственного университета (записи 1983, 1986-1993, 1997, 1998, 2000 гг. из Устюжского района Вологодской области; Вилегодского, Ленского районов, Ненецкого автономного округа Архангельской области; Мурашинского, Лузского, Опаринского, Подосиновского, Нагорского районов Кировской области; Прилузского, Интинского районов Республики Коми), Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН (записи 1996 г. из Вилегодского района Архангельской области), Комиссии музыковедения и фольклора Союза композиторов РФ (записи 1959, 1972 гг. из Вилегодского района Архангельской области)42. В ходе архивных изысканий в архиве КНЦ и фольклорных собраниях МГУ, СыктГУ, ИЯЛИ, КМФ было выявлено и привлечено к работе свыше 300 записей текстов и фрагментов приговора дружки и около 300 записей фольклорно-этнографических репортажей43.

Таким образом, материал исследования охватывает несколько регионов России, а по времени фиксации находится в промежутке с 1840 по 2000 гг. Такой подход к отбору источников обусловлен задачами исследования и методологической необходимостью: выявление критериев стабильности приговора возможно при условии привлечения максимального количества текстов и описаний локальных вариантов обряда.

Разграничение записей приговоров XIX - нач. XX в. и последних десятилетий (по большей части, экспедиционных материалов) на ранние и поздние очень условно. Однако такой подход к материалу видится нам целесообразным, так как делает возможным учитывать два уровня существования традиции - синхронический и диахронический. Совмещение двух планов исследования позволяет рассмотреть изменения в словесном содержании и характер трансформации функциональных характеристик структурных компонентов приговора, особенно это касается тех локальных традиций, записи из которых приходятся как на первый, так и на второй временной период44.

В контексте поставленных задач на первый план выдвигаются основные принципы методологии. Посюжетное межлокальное и межрегиональное сопоставление разновременных поэтических текстов сосредоточено на выявлении "сюжетного минимума" - традиционных, характерных для большинства записей устойчивых элементов сюжета приговора ("фонд" мотивов и сюжетных тем); позволяет наиболее полно описать обозначенные сюжетные элементы приговора и определить общие и специфические черты в ю их словесном оформлении, правила сочетаемости и некоторые закономерности последовательности этих элементов в рамках композиционной схемы приговора, различия функциональных характеристик приговоров отдельных локальных традиций.

Сравнительно-текстологический анализ вилегодских приговоров с записями из других местностей направлен на определение общего и особенного в развитии сюжета приговора одной из локальных традиций Русского Севера - традиции Вилегодского района Архангельской области. Сравнение разновременных вилегодских записей позволяет определить устойчивость и изменяемость фольклорного текста во времени, характер трансформации сюжетных мотивов.

Сопоставление разновременных записей, сделанных от одного исполнителя, дает возможность выявить некоторые закономерности бытования, функционирования фольклорного текста в устах носителей традиции не в естественной (обрядовой) ситуации, а в ситуации "воспоминания о традиции". Синоптическое соположение45 разновременных записей приговоров одного исполнителя позволяет сделать некоторые выводы о механизмах "порождения" текста в конкретном речевом акте, соотношении коллективного и индивидуального начал в приговоре, традиции и импровизации, мастерства конкретных исполнителей.

Такой подход определил структуру работы. В первой главе рассматривается жанр приговора в контексте обряда, выделены и обозначены основные традиционные мотивы, сюжетные темы приговора, определены некоторые закономерности соотношения уровня мотива со стилем приговора, анализируются различия в словесном оформлении мотивов, определены некоторые закономерности изменения функциональных характеристик приговоров. Вторая глава посвящена характеристике вилегодского варианта приговора дружки. В третьей главе рассматриваются разновременные записи приговоров, зафиксированные от двух исполнителей; проведено сопоставление двух устных записей приговора и письменного текста с целью доказать п принадлежность последнего вилегодской традиции. Приложение представляет собой результат систематизации архивных и опубликованных записей приговора дружки; в нем представлены 44 карты-схемы, в которых отражены сведения о географическом распространении текстов приговора дружки и показано распространение того или иного устойчивого элемента приговора.

Принцип исключительной важности экстрафольклорных факторов, этнографического, реально-бытового контекста в изучении произведений вербального фольклора, сформулированный Б.Н.Путиловым46, положен в основу анализа приговорных текстов. Кроме того, привлечение "этнографического контекста" в ряде случаев позволяет корректировать логическую структуру приговора.

Методика "синоптического соположения", принципы которой были сформулированы В.М.Гацаком47, используется для сравнения разновременных записей приговора одного информанта. Применение этой методики позволяет обнаружить и наглядно продемонстрировать некоторые закономерности построения фольклорного текста.

В качестве одного из методов исследования использована методика картографирования, основные принципы которой были сформулированы

ДО

А.И.Никифоровым, В.М.Жирмунским и, применительно к свадебному обряду, К.В.Чистовым49. Подобного рода исследования в отношении приговора дружки, как и других фольклорных жанров, позволяют систематизировать и наглядно представить накопленный и проанализированный материал, что поддерживается рядом ученых и видится достаточно продуктивным. Кроме того, в комплексных исследованиях локальных традиций и изучении фольклорных регионов именно картографирование, по мнению К.Е.Кореповой, "могло бы придать таким исследованиям глубину и объективность, способствовало бы обоснованному выделению самого фольклорного региона, что в конечном счете выводило бы на общие проблемы истории и теории русского фольклора"50.

В фольклорных исследованиях эта методика применялась к эпическим жанрам (С.И.Дмитриева), колядкам (В.И.Чичеров), преданиям о чуди (В.В.Пименов), отдельным сюжетам баллад (К.Е.Корепова, Е.Ю.Казакова) и свадебных песен (К.С.Задоя)51. В контексте поставленных задач представляется целесообразным провести картографирование отдельных формульных

Г Л элементов, устойчивых описаний приговора . Картографирование приговора Вилегодского района Архангельской области стало возможным благодаря тому, что полевые исследования в этом районе проводились в течение нескольких десятилетий с максимально плотной сеткой, при которой охватывался практически каждый населенный пункт. Эти карты демонстрируют не только ареал и микролокальные центры бытования приговора, но и частично отражают распространение сюжетных версий, словесных рядов, образов.

Межлокальное сопоставление разновременных поэтических текстов сосредоточено на выявлении традиционных, характерных для большинства записей устойчивых элементов сюжета и стиля приговора. Вместе с тем сравнительно-текстологический анализ вилегодских приговоров направлен на определение общих черт и особенностей развития сюжета приговора Вилегодского района. В результате сравнения вилегодского репертуара с "общерусским" в локальной традиции обнаруживаются три пласта: тексты, в которых представлены описания, имеющие близкое сходство с известными; тексты, в которых реализуются мотивы, известные по записям из других местностей, но содержанием существенно с ними различающиеся; редкие, уникальные описания, не имеющие аналогов в приговорах других традиций.

Таким образом, приговору дружки свойственна стойкая поэтическая традиция, которая проявляется на многих уровнях (сюжета, языка, стиля и т.д.).

В частности, любой приговорный текст в большей или меньшей степени использует "набор" известных традиции мотивов, закономерности соединения которых в сюжете жанрово обусловлены. Такой подход к приговору дает возможность определить взаимосвязи этих элементов в тексте и текстов в корпусе записей, закономерности бытования жанра и степень различия локальных вариантов. Власова З.И. Скоморохи и свадьба (К вопросу об эволюции отдельных моментов обряда) // Русский фольклор. [ XXV. Л. 1989. С.23-37; Гура A.B.: 1. Опыт выявления структуры севернорусского свадебного обряда (по материалам Вологодской губ.) // Русский народный свадебный обряд: Материалы и исследования. Л., 1978. С.72-87; 2. О роли дружки в севернорусском свадебном обряде // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979. С. 162-172; Гуржий Т.Г. Типологические взаимосвязи персонажей волшебной сказки и свадебных чинов (помощника и дружки) // Атриум. Серия Филология. 1999. № 1. С.26-33; Зеленин Д.К. Свадебные приговоры Вятской губернии // Памятная книжка Вятской губернии и календарь на 1904 год. Вятка, 1904. С. 173-208; Крашенинникова Ю.А. Дружка и его функции в свадебном обряде // Традиционное мировоззрение и духовная культура народов Европейского Севера. Труды ИЯЛИ КНЦУрО РАН. Вып. 60. Сыктывкар, 1996. С. 54-64; Морозов А. Скоморохи Севера // Северный альманах Архангельского отделения Союза писателей. Архангельск, 1946. С. 193-246; Самоделова Е.А. Дружка и его помощник // Мужчина в традиционной культуре. М.,2001. С.28-47 и др. Богословский П.С. К номенклатуре, топографии и хронологии свадебных чинов. Пермь, 1927; Гура A.B.

Поэтическая терминология севернорусского свадебного обряда // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 171-180; Самоделова Е.К. Указ. раб. и др. Одним из первых основные функции дружки обозначил Д.К.Зеленин (Зеленин Д.К. Указ. раб. С. 173-180). Исследователи выделяют и ряд специальных функций, которые выполнялись, как правило, помощниками дружки ("бужельник", "хлебник", "пивник", "перезовщик", "гвоздарь" и т.д.). (Гура A.B. О роли дружки. С. 166; Чистов К.В. Семейные обряды и обрядовый фольклор// Этнография восточных славян. М., 1987. С. 401; Плесовский Ф.В. Свадьба народа коми. Сыктывкар, 1968. С. 79, 80 и др.).

4 Семантико-символические характеристики, знаковые и прагматические функции известных атрибутов рассматриваются во многих работах (Сумцов Н.Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских. Харьков, 1881; Славянские древности. Этнолингвистический словарь под общей редакцией Н.И.Толстого. Т. I. М. 1995; T.2. М„ 1999 и др.). Бломквист Е.Э. Свадебные указы Ростовского уезда (К вопросу об отражении сюжетов лубочных картинок в современном крестьянском быту) // Художественный фольклор. 1927. Вып. 11-111. С. 103-111; Зеленин Д.К. Указ. раб.; Зырянов И.В. Заговор и свадебная поэзия // Ученые записки Пермского пед. ин-та. Т. 147. Фольклор и литература Урала. Вып. 2. Пермь, 1975. С. 49-82; Круглое Ю.Г. 1. Вопросы классификации и публикации русского свадебного фольклора // Русский фольклор: Проблемы "Свода русского фольклора". Л., 1977. Т. XVII. С. 85-97; 2. Свадебные приговоры как многофункциональное явление русского фольклора /7 1 1олифункциональность фольклора. Новосибирск, 1983. С. 3-19; 3. Свадебные приговоры как жанр // Жанровая специфика фольклора. М., 1984. С. 74-95; Мореева А.К. Традиционные формулы в приговорах свадебных дружек .7 Художественный фольклор. Вып. 2-3. М., 1927. С. 112-129; Островский Е.Б. Вологодский свадебный фольклор (История, традиции, поэтика). Дисс. канд. филол. наук. М., 1999 (ГлаваЗ); Поздеев В.А. 1. Приговоры дружки в структуре севернорусского свадебного обряда // Жанровая специфика фольклора. М., 1984. С. 60-74; 2. Реально-исторические корни "свадебных указов" // Малые жанры в русской и современной литературе. Межвуз. сб. науч. тр. Киров, 1986. С.15-24; 3. Традиционные основы жанров свадебной поэзии. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1987; Торопова A.B. 1. К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 155-161; 2. Наговоры дружки (к вопросу о жанровой природе свадебной прозы) // Проблемы теории и истории литературы. Вып. 36. Ярославль, 1972. С.85-98; 3. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. Дисс. . канд. филол. наук. Л., 1974; Федорова Т.Ю. Русские свадебные приговоры (поэтика жанра). Дисс. канд. филол. наук. М., 1994 и др. Торопова A.B. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. Л., 1974.

7 Плесовский Ф.В. Свадьба народа коми. С. 35, 60. s Зорин Н.В. Русская свадьба в Среднем Поволжье. Казань, 1981. С. 97. Виноградов Г. Заметки об изучении народного ораторского искусства. Иркутск, 1925. С.8.

111 Эти два основных "отдельных независимых признака", определяющих "жанровое пространство русского фольклора", выделены Г.А.Левинтоном (Левинтон Г.А. Замечания о жанровом пространстве русского фольклора // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб.

1998. С. 58 и след.). Круглое Ю.Г. Вопросы классификации и публикации. С.87.

Круглое Ю.Г. Свадебные приговоры как жанр. С. 90. 15 Пропп В.Я. Жанровый состав русского фольклора // В.Я.Пропп. Фольклор и действительность: Избранные статьи. М„ 1976. С. 69. ы Торопова A.B. Наговоры дружки (к вопросу о жанровой природе свадебной прозы). С. 85-98. ь Левинтон Г.А. Указ. раб. С. 66. ^ Самоделова Е.А. Указ. раб. С. 37.

17 Торопова A.B. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. С.115. IS Поздеев В.А. Приговоры дружки в структуре севернорусского свадебного обряда. С. 69. 14 Филиппова В.В. К вопросу о народной терминологии в традиционной культуре (на примере жанровой классификации коми фольклора) // Пермистика: Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками. Сыктывкар, 1999. С. 181-182.

Толстая С.М. Полесский народный календарь: Материалы к этнодиалектному словарю: К-П // Славянский и балканский фольклор. M., 1986. С. 178-242. О необходимости обращения к метаязыку - важному источнику "реконструкции духовной культуры" - при изучении фактов народной культуры, фольклорных жанров см.: Виноградова Л.Н. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской культуры // Славянский и балканский фольклор. М., 1989; Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993; Филиппова B.B. К вопросу о народной терминологии. С. 180-186; Шевченко Е.А. Свадебный обряд Лузского района Кировской области (функциональные аспекты поэтических жанров). Рукопись дис. на соиск. ст. канд. филол. наук. СПб., 2001. С. 11 и др. Чистов К.В. Вариативность как проблема теории фольклора // Народные традиции и фольклор. Л., 1986. * С. 132. Там же. С. 133. Там же. С. 132.

24 Чистов К.В. Вариативность как проблема теории фольклора. С. 132.

В частности, обзор некоторых "установившихся мотивов и поэтических шаблонов" в приговорах дружек сделан А.К.Мореевой (Мореева А.К. Указ. раб. С. 113-129).

А.Н.Веселовский отмечал, что приговоры обнаруживают "некоторую устойчивость: они указывают на упроченное предание, передававшееся <.> от одного дружка к другому; профессиональная передача <.> с обилием повторяющихся формул и образов. " (Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 183).

Чистов К.В. Вариативность как проблема теории фольклора. С. 132. s Путилов Б.Н. Проблемы фольклорных жанров // Фольклор и народная культура. С. 155. Там же. С. 160. Попытки осмыслить проблемы региональности/локальности фольклора и ввести их в круг проблематики современной фольклористики сделаны в работах известных отечественных исследователей: Аникин В.П. Общерусское и локальное творчество в фольклоре (к общей постановке проблемы) // Фольклор народов Поволжья: Проблемы регионального изучения. Йошкар-Ола, 1989. С.3-21; Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С.144-153; Лапин В. А. Русский музыкальный фольклор и история (к феноменологии локальных традиций). Очерки и этюды. М., 1995. м Мод этим термином И.А.Разумова понимает "устойчивые стилистические приемы и обороты", "словесные клише", "стилистические стереотипы" - "все устойчивые элементы языка и стиля" (Разумова И.А. Стилистическая обрядность русской волшебной сказки. Петрозаводск, 1991. С. 3-4 и след.).

Торопова A.B. К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора. С. 157. '' Круглов Ю.Г. Вопросы классификации и публикации. С.96.

J Осмысление и обсуждение проблемы "фонда мотивов" как "словаря традиции", "реальной данности ¥ фольклорного произведения", "которой оперирует устная традиция" представлено в работах известных отечественных исследователей: Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография. Л., 1984. С. 224; Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С. 172-184. " Мореева А.К. Указ. раб. С. 112-129.

Зеленин Д.К. Указ. раб. С. 173-208. " Исследователь привлекает материалы, опубликованные А.Васнецовым, А.С.Безсоновым (Уржумский у.), И.Сусловым (Малмыжский у.), П.В.Шейном (Глазовский у.), И.Софийским (Слободской у.), П.Трониным (Нолинский у.).

Из опубликованных материалов XIX - нач. XX вв. в работе привлекаются записи приговоров из 16 губерний; 7 северных: Архангельской (Шенкурский у., Холмогорский у., Пинежский у.), Олонецкой, Новгородской (Белозерский у., Устюжинский у., Кирилловский у., Крестецкий у., Череповецкий у.), Псковской (Торопецкий у., Псковский у.), Вологодской (Вельский у., Тотемский у., Грязовецкий у., Сольвычегодский у.), Вятской (Глазовский у., Малмыжский у., Слободской у., Яренский у), Пермской (Оханский у., Шадринский у., Кунгуро-Красноуфимский край); Сибири и Забайкалья: Енисейской (Енисейский у., Ачинский у., Богучанский у.), Ф Семипалатинской губ. (Усть-Каменогорский у.). Забайкальской обл. (Нерчинский окр.); 1 центральной:

Владимирской (Александровский у., Судогодский у., Юрьевский у. Покровский у.); 5 поволжских: Ярославской (Любимовский у. Пошехонский у.). Костромской (Костромской у., Кинешемский у.). Самарской (Ставропольский у.), Нижегородской (Макарьевский у.), Тверской (Старицкий у., Ржевский у., Бежецкий у.). См.: Список сокращений: Публикации текстов. 34 Русский фольклор Удмуртии. Ижевск, 1990.

411 Русская свадебная поэзия Сибири / Сост. Р.П.Потанина. Новосибирск, 1984.

41 Зырянов И. Чердынская свадьба. Пермь, 1969; Русские. Вып. IV. (Материалы к серии "Народы и культуры"). ^ Кн. 3. Традиционный фольклор Русского Севера / Автор-составитель С.И.Дмитриева. М., 1993. С. 95-99;

Крашенинникова Ю.А. Свадебный приговор дружки // Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.). Сыктывкар, 1995. С.46-49.

42 См.: Указатель шифров записей.

4"' Приводимые в данной работе рассказы исполнителей, их комментарии и замечания выделены курсивом. Ссылки на архивные записи даются в соответствии с системой шифров, принятой в каждом архиве; паспортные данные архивных записей раскрываются в Указателе шифров записей.

44 В исследовании названия мест записи приводятся по административно-территориальному делению, соответствующему моменту записи и отмеченному в источнике. ъ Термин В.М.Гацака (Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени. М., 1989. С. 64-66.). 4h ". конкретика контекста в фольклоре нужна нам не только сама по себе, как событийный фон, дающий нам живое, многоцветное представление о текстах, но и для ряда обобщений, для типологизации явлений, коммуникативных связей" (Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. С.116). См. также: Байбурин А.К., Левинтон Г.А. К проблеме "у этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов" // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 229-245; Ивашнева J1.J1.

К проблеме поэзии и обряда в структуре русской свадьбы // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб., 1998. С. 128-134.

4/ Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени. С. 64-66 и след.

48 Никифоров А.И. К вопросу о картографировании сказки // Сказочная комиссия в 1926 г.: Обзор работ. Л., 1927. С. 60-70; Жирмунский В.М. Методика социальной географии // Язык и литература. Вып. V1Ü. 1932; см. также: Десницкая A.B. Вопросы социально-географического изучения явлений языка, этнографии, фольклора в работах В.М.Жирмунского // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974. С. 8-16. 4> Чистов К.В. Проблемы картографирования обрядов и обрядового фольклора. Свадебный обряд // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л ., 1974. С.69-84.

511 Корепова К.Е. Картографирование фольклора и методика собирания // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 69. Также см.: Чистов К.В. Проблемы картографирования обрядов и обрядового фольклора. С.74 и след. м Дмитриева С.И. Географическое распространение русских былин (по материалам конца XIX - начала XX в.) /' Советская этнография. M., 1969. № 4. С.28-39; Чичеров В.И. Зимний период русского земледельческого календаря XV1-X1X вв. Очерки по истории народных верований. М., 1957. С. 115-165; Пименов B.B. Вепсы. Очерк этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1965. С. 117-170; Корепова К.Е. Методика картографирования фольклорного сюжета. Баллада "Сестра и братья-разбойники" // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С.72-76; Казакова Е.Ю. Опыт картографирования. Баллада "Дочка-пташка" /■' Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 76-84; Задоя К.С. Опыт картографирования свадебной песни ("Ясна в тереме свеча горит") // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 84-104).

В наши задачи не входила точная количественная регистрация рассматриваемых явлений, поэтому применение статистического метода ограничено.

Список научной литературыКрашенинникова, Юлия Андреевна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Адлейба Д. Я. Неформульно-повествовательная стереотипия в волшебной сказке // Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. М., 1980. С. 139-159.

2. Азадовский М. К. Статьи о литературе и фольклоре. М.; Л., 1960.

3. Аникин В. П. Общерусское и локальное творчество в фольклоре (к общей постановке проблемы) // Фольклор народов Поволжья: Проблемы регионального изучения. Йошкар-Ола, 1989. С.3-21.

4. Аруев Н. Н. Крестьянские свадьбы в дореволюционное время около гор. Сольвычегодска // Записки Северо-Двинского общества изучения местного края. Вып.У. Великий Устюг, 1928. С. 1-11.

5. Атлас Республики Коми. М., 2001.

6. Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. В 5-ти тт. Алма-Ата, 1992.

7. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1865.

8. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983.

9. Байбурин А. К. Обрядовое перераспределение доли у русских // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб., 1998. С.78-83.

10. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.

11. Байбурин А. К., Левинтон Г. А. К проблеме "у этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов" // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 229245.

12. Балашов Д. М., Марченко Ю. И., Калмыкова Н. И. Русская свадьба: Свадебный обряд на Верхней и Средней Кокшеньге и на Уфтюге (Тарногский район Вологодской области). М., 1985.В списке приводятся только цитируемые в работе исследования.

13. Библейская энциклопедия. Репринт, изд-е Свято-Троице-Сергиевой Лавры, 1990.

14. Библиотека русского фольклора. Былины. М., 1988.

15. Бломквист Е. Э. Свадебные указы Ростовского уезда (К вопросу об отражении сюжетов лубочных картинок в современном крестьянском быту) // Художественный фольклор. 1927. Вып. 2-3. С. 103-111.

16. Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.

17. Богословский П. С. К номенклатуре, топографии и хронологии свадебных чинов. Пермь, 1927.

18. Бунчук Т. Н. Концепты растений в языке традиционной культуры Севера // Коренные этносы Севера европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы. Сыктывкар, 2000. С. 233-235.

19. Бунчук Т. Н. Культурогенные возможности слова "собака" (особенности бытования слова в севернорусском регионе в контексте общеславянской культуры) // Исследования по истории книжной и традиционной народной культуры Севера. Сыктывкар, 1997. С.208-217.

20. Варганова В. В. Сексуальное в свадебном обряде // Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост., научн. редакция А.Л.Топоркова. М., 1995. С. 149-156.

21. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989.

22. Виноградов Г. С. Заметки об изучении народного ораторского искусства. Иркутск, 1925. С.8.

23. Виноградова Л. Н. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской культуры // Славянский и балканский фольклор. М., 1989.

24. Власов А. Н. Устюжская литература XVI-XVII веков. Историко-литературный аспект. Сыктывкар, 1995.

25. Власова И. В. Историко-культурные зоны России // Русские. М., 1997. С.107-108.

26. Власова И. В. Группы русских северной зоны // Русские. М., 1997. С. 108111.

27. Власова И. В. Русские в Сибири и на Дальнем Востоке // Русские. М., 1997. С.114-117.

28. Власова 3. И. К вопросу о поэтике подблюдных песен // Русский фольклор: Проблемы художественной формы. Д., 1974. Т. XIV. С. 74-101.

29. Власова 3. И. Скоморохи и свадьба (К вопросу об эволюции отдельных моментов обряда) // Русский фольклор. Т. XXV. JL, 1989. С.23-37.

30. Власова 3. И. Скоморохи и фольклор. СПб., 2001.

31. Гацак В. М. Устная эпическая традиция во времени: Историческое исследование поэтики. М., 1989.

32. Гацак В. М. Фольклор память традиции (формы и уровни этнопоэтической константности) // Вестник Дагестанского научного центра РАН. Махачкала, 2000. № 8. С. 94-103.

33. Гацак В. М. Эпический певец и его текст // Текстологическое изучение эпоса. М., 1971. С. 7-46.

34. Гринкова Н. П. Старая и новая свадьба в Ржевском уезде Тверской губернии // Сборник Ржевского общества краеведения. Ржев, 1926. Вып.1. С. 98-142.

35. Гура А. В. Дружка // Славянские древности. Этнолингвистический словарь под ред. Н.И.Толстого. В пяти томах. Т.2. М., 1999. С. 138-141.

36. Гура А. В. Ласка (mustela nivalis) в славянских народных представлениях. 1. // Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981. С. 121-139.

37. Гура А. В. Опыт выявления структуры севернорусского свадебного обряда (по материалам Вологодской губ.) // Русский народный свадебный обряд: Материалы и исследования. Л., 1978. С.72-87.

38. Гура А. В. О роли дружки в севернорусском свадебном обряде // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979. С. 162-172.

39. Гура А. В. Поэтическая терминология севернорусского свадебного обряда // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С.171-180.

40. Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.

41. Гуржий Т. Г. Типологические взаимосвязи персонажей волшебной сказки и свадебных чинов (помощника и дружки) // Атриум. Серия Филология. 1999. № 1. С.26-33.

42. Даль В. И. Пословицы русского народа. В 2-х тт. М., 1989.

43. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тт. М., 1995.

44. Десницкая А. В. Вопросы социально-географического изучения явлений языка, этнографии, фольклора в работах В.М.Жирмунского // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974. С. 8-16.

45. Дмитриева С. И. Географическое распространение русских былин (по материалам конца XIX начала XX в.) // Советская этнография. М., 1969. № 4. С.28-39.

46. Документы по истории народа коми // Историко-филологический сборник. Вып. 4. Сыктывкар, 1958.

47. Едемский М. Свадьба в Кокшеньге Тотемского у. Вологодской губ. СПб., 1911.

48. Елеонская Е. Н. Некоторые замечания по поводу сложения сказок. Заговорная формула в сказке // Этнографическое обозрение. 1912. № 1-2. С. 189-200.

49. Елеонская Е. Н. Сказка, заговор и колдовство в России. Сб. трудов / Сост. ивступ. статья JI. Н. Виноградовой. М., 1994.

50. Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Арх. губ. // Труды этнографического отдела общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1877. Кн. 5. Вып.1. С. 74-132.

51. Жеребцов И. JI. Изменение административного деления в конце XV-XVI вв. // Атлас Республики Коми. М., 2001. С.262-263.

52. Жирмунский В. М. Методика социальной географии // Язык и литература. Вып. VIII. 1932.

53. Загадки русского народа. Сборник загадок, вопросов, притч и задач / Сост.Д.Н.Садовников. М., 1959. 56.3адоя К. С. Опыт картографирования свадебной песни ("Ясна в тереме свеча горит") // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 84-104.

54. Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991. 58.Зеленин Д. К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре 1901-1913. М., 1994.

55. Зырянов И. В. Чердынская свадьба. Пермь, 1969.

56. Иванов В. В., Топоров В. Н. К семиотическому анализу мифа и ритуала (на белорусском материале) // Sing. Language. Culture. Paris: Mouton, 1970. P.321-389.

57. Иванов В. В., Топоров В. Н. Медведь // Мифы народов мира. М., 1992. Т.2. С.128-130.

58. Иванова А. А., Кляус В. Л. Фрагменты пинежской свадьбы // Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост., научн. редакция А.Л.Топоркова. М., 1995. С. 165-169.

59. Ивашнева Л. JI. К проблеме поэзии и обряда в структуре русской свадьбы // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб., 1998. С. 128-134.

60. Игушев А. Р., Савельева Э. А. Средневековые городища в бассейне р. Виледи // Коренные этносы Севера Европейской части России на пороге нового тысячелетия: история, современность, перспективы. Сыктывкар, 2000. С. 169-173.

61. Казакова Е. Ю. Опыт картографирования. Баллада "Дочка-пташка" // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 76-84.

62. Кенгас-Маранда Э. Логика загадок // Паремиологический сборник. М., 1978. С.249-282.

63. Колпакова Н. П. Отражение явлений исторической действительности в свадебном обряде Русского Севера // Славянский фольклор и историческая действительность. М., 1965. С.259-284.

64. Комягина JI. П. Лексический атлас Архангельской области. Архангельск, 1994.

65. Конаков Н. Д. Сир I, щука // Мифология коми. М.; Сыктывкар, 1999. С. 340341.

66. Корепова К. Е. Картографирование фольклора и методика собирания // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С. 68-71.

67. Корепова К. Е. Методика картографирования фольклорного сюжета. Баллада "Сестра и братья-разбойники" // Методические указания по собиранию фольклора. М., 1994. С.72-76.

68. Костромина И. Н. Получше небесной музыки // Родники пармы. Сыктывкар, 1995. Вып. IV. С. 69-78

69. Кривенко А. Б. К вопросу об энигматическом инварианте афористического текста (АТ) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 2. М., 1999. С.128-148.

70. Криничная Н. А. Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987.

71. Круглов Ю. Г. Вопросы классификации и публикации русского свадебного фольклора // Русский фольклор: Проблемы "Свода русского фольклора". Л., 1977. Т. XVII. С. 85-97.

72. Круглое Ю. Г. Свадебные приговоры как жанр // Жанровая специфика фольклора. М., 1984. С. 74-95.

73. Круглое Ю. Г. Свадебные приговоры как многофункциональное явление русского фольклора // Полифункциональность фольклора. Новосибирск, 1983. С. 3-19.

74. Кузнецова В. П. Причитания в севернорусском свадебном обряде. Петрозаводск, 1993.

75. Лапин В. А. Русский музыкальный фольклор и история (к феноменологии локальных традиций). Очерки и этюды. М., 1995.

76. Лащук Л. П. Формирование народности коми. М., 1972.

77. Левинтон Г. А. Замечания о жанровом пространстве русского фольклора // Судьбы традиционной культуры: Сборник статей и материалов памяти Ларисы Иевлевой. СПб., 1998. С. 56-72.

78. Лекомцева М. И. Семиотические аспекты "индексальной загадки" // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. Т.1. М., 1994. С.214-226.

79. Лорд А. Б. Сказитель / Отв. Ред. Б. Н. Путилов. М., 1994.

80. Лыткин Г. С. Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык 1383-1501. Пособие при изучении зырянами русского языка. СПб., 1889.

81. Мадлевская Е. Л. Рассказывание сказок в Святки // Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря. СПб., 2001. С. 475-478.

82. Максимов С. В. Год на Севере. Изд-е 4-е. СПб., 1890.

83. Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Вып. I. Л., 1928.

84. Митрофанова В. В. Русские народные загадки. Л., 1978.

85. Мифология коми. М.; Сыктывкар, 1999.

86. Мифы народов мира. В 2-х тт. М., 1987. Т.1. М., 1988. Т. 2.

87. Молдавский Д. М. Русская народная сатира. Л., 1967.

88. Мореева А. К. Традиционные формулы в приговорах свадебных дружек // Художественный фольклор. Вып. II-III. М., 1927. С. 112-129.

89. Морозов А. И. Скоморохи Севера // Северный альманах Архангельского отделения Союза писателей. Архангельск, 1946. С. 193-246.

90. Мыльникова К., Цинциус В. Северно-Великорусская свадьба // Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Л., 1928. С. 17-171.

91. Народные песни Воронежской области / Под ред. С.Г.Лазутина. Воронеж, 1974.

92. Невская Л. Г. Семантика дома и смежных представлений в погребальном фольклоре //Балто-славянские исследования. М., 1982. С.106-121.

93. Неклюдов С. Ю. О кривом оборотне (к исследованию мифологической семантики фольклорного мотива) // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979. С. 133-141.

94. Неклюдов С. Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография. Л., 1984. С. 221-229.

95. Неклюдов С. Ю. Статические и динамические начала в пространственно-временной организации повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С. 182-191.

96. Никитина С. Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993.

97. Никифоров А. И. К вопросу о картографировании сказки // Сказочная комиссия в 1926 г.: Обзор работ. JL, 1927. С. 60-70.

98. Николаева Т. М. Загадка и пословица: социальные функции и грамматика // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 1. М., 1994. С.143-178.

99. Новиков Ю. А. Сказитель и былинная традиция. СПб., 2000.

100. Новичкова Т. А. А.К.Байбурин. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Рецензия. // Русский фольклор. J1., 1987. С. 180-186.

101. Обрядовая поэзия Пинежья. Материалы фольклорных экспедиций МГУ в Пинежский район Архангельской обл. (1970-1972 гг.). М., 1980.

102. Островский Е. Б. Вологодский свадебный фольклор (История, традиции, поэтика). Дисс. канд. филол. наук. М., 1999.

103. Пермяков Г. Л. От поговорки до сказки (заметки по общей теории клише). М., 1970.

104. Плесовский Ф. В. Свадьба народа коми. Сыктывкар, 1968.

105. Пименов В. В. Вепсы. Очерк этнической истории и генезиса культуры. М.; Л., 1965.

106. Плюхаиова М. Б. Проблема пародийности рифмы // Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986.

107. Поздеев В. А. Приговоры дружки в структуре севернорусского свадебного обряда // Жанровая специфика фольклора. М., 1984. С. 60-74.

108. Поздеев В. А. Реально-исторические корни "свадебных указов" // Малые жанры в русской и современной литературе. Киров, 1986. С. 15-24.

109. Поздеев В. А. Традиционные основы жанров свадебной поэзии: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1987.

110. Позианский Н. Ф. Заговоры. Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул. М., 1995.

111. Потебня А. А. О некоторых символах в славянской народной поэзии. Харьков, 1914.

112. Пропп В. Я. Жанровый состав русского фольклора // Фольклор и действительность: Избранные статьи. М., 1976. С.46-83.

113. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.

114. Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1969.

115. Пропп В. Я. Ритуальный смех в фольклоре (По поводу сказки о Несмеяне) // Проблемы комизма и смеха. СПб., 1995. С.220-256.

116. Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. СПб., 1995.

117. Путилов Б. Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С.141-156.

118. Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.

119. Рабинович М. Г. К методике этнографического картографирования // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Л., 1974. С. 6369.

120. Разумова И. А. Стилистическая обрядность русской волшебной сказки. Петрозаводск, 1991.

121. Русская свадебная поэзия Сибири / Вступительная статья, составление и примечания Р.П.Потаниной. Новосибирск, 1984.

122. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия / Собр. М.Забылин. Репринтное воспроизведение издания 1880 года. М., 1990.

123. Русский фольклор Удмуртии. Ижевск, 1990.

124. Русские заговоры / Составление, предисловие и примечания Н.И.Савушкиной. М., 1993.

125. Русские заговоры и заклинания. Материалы фольклорных экспедиций 1953-1993 гг. М., 1998.

126. Савельева Э. А., Малышев Н. П. Чабровское городище // Археологические памятники Печоры, Северной Двины и Мезени (Материалы по археологии Европейского Северо-Востока). Сыктывкар, 1977. Вып. 6. С.68-80.

127. Самоделова Е. А. Дружка и его помощник // Мужчина в традиционной культуре. М., 2001. С.28-47.

128. Санникова О. В. Брань // Славянские древности. М., 1995. Т.1. С.250-253.

129. Сатыренко А. С. Подблюдные песни Вятского края // Русский эротический фольклор. Песни. Обряды и обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частушки / Сост., научн. редакция А.Л.Топоркова. М., 1995. С. 230-235.

130. Семенов В. А. Традиционная семейная обрядность народов Европейского Севера: К реконструкции мифопоэтических представлений коми (зырян). СПб., 1992.

131. Силантьев И. В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии. Новосибирск, 1999.

132. Синявский А. Иван-дурак: Очерк русской народной веры. М., 2001.

133. Сказания русского народа, собранные И.П.Сахаровым. М., 1989.

134. Славянские древности. Этнолингвистический словарь под ред. Н.И.Толстого. В пяти томах. Т.1. А-Г. М., 1995. Т.2. Д-К (Крошки). М., 1999.

135. Смирнов В. А. Народные похороны и причитания в Костромском крае // Второй этнографический сборник: Тр. Костромского научного общества по изучению местного края. Кострома, 1920. Вып. XV.

136. Снегирев И. М. Русские народные пословицы и притчи. Изд. 1848 г. Репринт. М., 1995.

137. Соскин А. И. История города Соли Вычегодской / Изд. подгот. А.Н.Власов. Сыктывкар, 1997.

138. Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка / Сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л., 1979.

139. Сумцов Н. Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских. Харьков, 1881.

140. Теребихин H. M. Сакральная география Русского Севера (Религиозно-мифологическое пространство севернорусской культуры). Архангельск, 1993.

141. Терновская О. А. Борода // Славянские древности. Т.1. М., 1995. С. 229230.

142. Тихонов И. А. Старинная русская свадьба. Саратов, 1912.

143. Толстой Н. И. Усачева В. В. Волосы // Славянские древности. Т.1. М., 1995. С. 420-424.

144. Толстая С. М. Полесский народный календарь: Материалы к этнодиалектному словарю: К-П // Славянский и балканский фольклор. М., 1986. С. 178-242.

145. Топоров В. Н. "Второе" происхождение загадка в ритуале (ведийская космологическая загадка типа brahmodya: структура, функции, происхождение) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 2. М., 1999. С 8-54.

146. Топоров В. Н. Из наблюдений над загадкой // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст 1. М., 1994. С. 10118.

147. Топоров В. Н. К реконструкции "загадочного" прототекста (о языке загадки) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 2. М., 1999. С.54-69.

148. Топоров В. Н. К реконструкции мифа о мировом яйце (На материале русских сказок) // Труды по знаковым системам. Тарту, 1967.

149. Топоров В. Н. Об индоевропейской заговорной традиции (избранные главы) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. С.4-103.

150. Топоров В. Н. Пространство // Мифы народов мира. М., 1988. Т.2. С.340-342.

151. Топоров В. Н. Путь // Мифы народов мира. М., 1988. Т.2. С.352-353.

152. Торопова А. В. Историческое развитие функций и наговоров свадебного дружки (к вопросу о классификации свадебной прозы) // XXV Герценовские чтения. Литературоведение. Краткое содержание докладов. Л., 1972. С.62-64.

153. Торопова А. В. К вопросу о жанровой классификации свадебного фольклора // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л.,1974. С.155-161.

154. Торопова А. В. Наговор дружки в поэтической системе свадебного фольклора. Рукопись диссертации на соиск. степени канд. филол. наук. Л.,1975.

155. Торопова А. В. Наговоры дружки (к вопросу о жанровой природе свадебной прозы) // Проблемы теории и истории литературы. Сб. науч. тр. Вып. 36. Ярославль, 1972. С.85-98.

156. Традиционная русская магия в записях конца XX века / Сост. С. Б. Адоньева, O.A. Овчинникова. СПб., 1993.

157. Традиционный фольклор Вилегодского района Архангельской области (в записях 1986-1991 гг.). Материалы и исследования. Сыктывкар, 1995.

158. Уляшов О. И. Петух // Мифология коми. М.; Сыктывкар, 1999. С. 351.

159. Успенский Б. А. Избранные труды. Т.2. Язык и культура. М., 1994.

160. Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982.

161. Федорова Т. Ю. Русские свадебные приговоры (поэтика жанра). Дисс. канд. филол. наук. М., 1994.

162. Филиппова В. В. К вопросу о народной терминологии в традиционной культуре (на примере жанровой классификации коми фольклора) // Пермистика: Диалекты и история пермских языков во взаимодействии с другими языками. Сыктывкар, 1999. С. 180-186.

163. Хусаинова Г. Р. Поэтика башкирских народных волшебных сказок. М.: Наука, 2000.

164. Цивьян Т. В. К мифологическим обоснованиям одного случая табу: ласка (Mustela vulgaris) // Проблемы славянской этнографии. Д., 1979. С. 187-193.

165. Цивьян Т. В. Отгадка в загадке: разгадка загадки? // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 1. М., 1994. С.178-195.

166. Чистов К. В. Вариативность как проблема теории фольклора // Народные традиции и фольклор. Очерки теории. JL, 1986. С. 127-141.

167. Чистов К. В. Народные традиции и фольклор. Очерки теории. Д., 1986.

168. Чистов К. В. Проблемы картографирования обрядов и обрядового фольклора. Свадебный обряд // Проблемы картографирования в языкознании и этнографии. Д., 1974. С.69-84.

169. Чистов К. В. Семейные обряды и обрядовый фольклор // Этнография восточных славян: Очерки традиционной культуры. М., 1987. С. 396-416.

170. Чистов К.В. Традиция и вариативность // Народные традиции и фольклор. Очерки теории. Д., 1986. С. 107-127.

171. Чичеров В. И. Зимний период русского земледельческого календаря XVI-XIX вв. Очерки по истории народных верований. М., 1957.

172. Шевченко Е. А. Свадебный обряд Лузского района Кировской области (функциональные аспекты поэтических жанров). Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 2001.

173. Шишонко В. Отрывки из народного творчества Пермской губернии. Пермь, 1882.

174. Этнография восточных славян: Очерки традиционной культуры. М., 1987.