автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Сюжеты и мотивы "обрамленных повестей" в тувинской сказочной традиции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Сюжеты и мотивы "обрамленных повестей" в тувинской сказочной традиции"

На правах рукописи

ДОНГАК Антонина Саар-ооловна

СЮЖЕТЫ И МОТИВЫ "ОБРАМЛЕННЫХ ПОВЕСТЕЙ" В ТУВИНСКОЙ СКАЗОЧНОЙ ТРАДИЦИИ

Специальность 10.01.09 - фольклористика

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Улан-Удэ - 2004

Работа выполнена в секторе литературы Тувинского Института гуманитарных исследований

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор СЮ. Неклюдов

Научный консультант - кандидат филологических наук

3. Б. Самдан

Официальные оппоненты - доктор филологических наук,

профессор С. Ш. Чагдуров кандидат филологических наук Д.В . Дашибалова

Ведущая организация- Тывинский государственный университет

Защита диссертации состоится "25" февраля 2004 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета по защите докторских диссертаций Д 003.027.02 в Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН по адресу: 670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Бурятского научного центра СО РАН по адресу: 670047 Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

Автореферат разослан "24" января 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологических наук

2004-4 27908

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. Традиционная культура тюркоязычных тувинцев, сохраняя в себе историко-типологические черты ранних культур Центральной Азии и Саяно-Алтая, с XIII столетия - времени образования Монгольского государства, развивалась в тесной взаимосвязи с традициями соседних монгольских народов, которые, в свою очередь, входят в индо-тибетский буддийский ареал. На всем протяжении исторического развития, культурные связи тувинцев с монголоязычными народами были самыми разносторонними и интенсивными. Этому способствовали природно-географическое положение и общественно-политическое устройство (сопредельная территория, длительное совместное пребывание в составе древних центральноазиатских государственных образований), сходство этнической истории и хозяйственно-культурного типа, религиозно-мировоззренческая общность, а также тесные языковые связи. Тюркоязычные тувинцы были культурно близки и генетически родственны монгольским народам, но самым сильным фактором, объединившим их воедино, был буддизм, окончательно утвердившийся на территории Тувы в середине XVIII в., в период Цинов. Культура монголов, которая была в тесной инте! рации с тибетской, выступала посредницей в передаче тувинцам религиозно-культурных, в том числе литературных, традиций Тибета и Индии. Немаловажен и тот факт, что в Туве до настоящего времени сохранилось устойчивое тувинско-монгольское двуязычие. Эти и другие обстоятельства свидетельствуют об общности традиционных культур монголов и тувинцев, что дает богатый материал для изучения духовного наследия тувинского народа.

Тувинско-монгольские литературно-фольклорные контакты, являющиеся одной из граней культурных взаимоотношений народов Центральной Азии и Саяно-Алтая, представляют большой научный интерес для исследователей.

До настоящего времени тувинский фольклор, в особенности сказки, не был объектом специального изучения в контексте влияния старомонгольской литературы на его жанровое, сюжетное и художественно-стилистическое наполнение. Между тем, накопленный на сегодняшний день

полной мере судить о степени и характере взаимоотношений тувинско-монгольских литературно-устных традиций. Научное исследование этих связей продиктовано неизученностью данной проблематики, поэтому представляется важным наметить пути ее решения для определения глубины и продуктивности литературно-фольклорных взаимосвязей тувинцев с монголоязычными народами и через их посредство с другими восточными народами. В связи с этим актуальным, является специальное рассмотрение сюжетики тувинских сказок, заимствованной, из монгольской письменной традиции, что позволит ответить на ряд важных вопросов фольклористики и литературоведения, таких как миграция сказочных сюжетов из одной культурно-языковой - среды в другую, трансплантация литературных текстов в устную традицию, проблемы циклизации, жанрово-композиционной трансформации в иноязычной среде и т.д.

В данном диссертационном исследовании речь идет о сюжетике и поэтике тувинских сказок, заимствованных из монгольских литературных памятников, прообразами которых, в свою очередь, послужили индо-тибетские повествовательные сборники в так называемом жанре "обрамленной повести" (термин, введенный в научный оборот П.А Гринцером), и, следовательно, наша1 тема в некоторой степени стыкуется с вопросами монгольско-тибетско-индийских литературно-фольклорных связей. В фольклоре тувинцев довольно широкое бытование имели сюжеты, заимствованные из памятников монгольской литературы в жанре "обрамленной повести" - "Арджи-Борджи", "Волшебный мертвец", "Сказки попугая", а также "Бигармиджид" и "Панчатантра" (последние не сохранили обрамления). Как известно, эти произведения попали в Монголию в составе обширной комментаторской • литературы буддизма, и были творчески переработаны в рамках местной литературной традиции, а затем стали неотъемлемой ее частью. В связи с активным распространением буддизма в конце XVШ-начале XIX вв. в общем потоке религиозной литературы в Туву начали проникать и многие произведения старомонгольской литературы, в том числе и повествовательные сборники в жанре "обрамленной повести", которые распространились в фольклоре тувинцев в виде сказок. Выбор объекта исследования определяется наличием тувинских устных

версий монгольских повествовательных сборников в жанре "обрамленной повести" - "Арджи-Борджи", "Панчатантра", "Волшебный мертвец", "Сказки попугая'' и "Бигармиджид". Эти памятники вошли в состав тувинского фольклора главным образом благодаря буддизму и его • комментаторской литературе, и получили широкое бытование в устной традиции тувинцев. Очевидно, что среди заимствованных сказочных сюжетов есть также вариации различных джатак, авадан, намтаров и других канонических сочинений.

Цель и задачи диссертационной работы. Основной целью исследования является определение роли и значения литературных памятников Монголии в жанре "обрамленной повести" - "Арджи-Борджи", "Панчатантра", "Волшебный мертвец", "Сказки попугая", "Бигармиджид" в расширении и обогащении тувинского сказочного репертуара. Исходя из поставленной цели, в данной работе представляется необходимым решить следующие задачи:

♦ изучить особенности бытования этих памятников в местной сказочной традиции;

♦ сделать текстологический анализ сказок и зафиксировать в них устойчивость жанровых характеристик и оригинальных языковых элементов;

♦ выявить своеобразие тувинской сказочной поэтики и рассмотреть художественно-стилистические особенности каждого варианта;

♦ определить, роль сказителей, их индивидуальный почерк в сюжетной трансформации и художественной обработке заимствованных произведений.

Методологической базой исследования являются разработки ведущих отечественных и зарубежных ученых в области сравнительно-типологического изучения фольклора и средневековых литератур и проблем взаимовлияния устных и письменных традиций народов Востока.

Большой вклад в изучение межкультурных литературных связей, литературно-фольклорных взаимосвязей восточных народов внесли фундаментальные работы Е.М. Мелетинского, И.Д. Серебрякова, П.А. Гринцера, Б.Л. Рифтина, В.И. Брагинского, СЮ. Неклюдова и других исследователей. Научная концепция настоящего исследования строится с опорой на значительные достижения трудов ведущих

ученых-фольклористов - В.Я. Проппа, Н. Рошияну, Б.Н. Путилова, В.М Гацака, а также на статьи, посвященные разным аспектам изучения фольклора народов Востока в изданиях академических серий "Фольклор" и "Исследования по фольклору и мифологии Востока". Важное значение для нас имеют также сборники и труды по теоретическим вопросам текстологии - Д.С. Лихачева, С.Н. Азбелева, А.Л. Гришунина..

Одной из важных работ, является коллективный труд "Литературные связи. Монголии"1, в котором комплексно рассматривается литературный процесс монгольских народов с древности до средних веков и современности в широком контексте связей с литературой и культурой Тибета, Индии, Дальнего Востока и устными традициями тюркских и тунгусо-маньчжурских народов. Многие теоретические положения, методологические разработки авторов статей из названной монографии, в частности, выводы и заключения- акад. Ц. Дамдинсурэна совместно с индологами С.Д. Серебряным и П.А. Гринцером, Б.Л. Рифтина и Д. Цэрэнсоднома, Д. Кара, Д. Ёндона стали основопологающими для работы над настоящей темой.

Основным методом исследования стали сравнительно-типологическое сопоставление и сравнительно-текстологический анализ литературных и фольклорно-сказочных образно-поэтических и художественно-стилевых моделей. Систематическое обращение к материалу монгольских литературных и тувинских фольклорных произведений явилось основой для проведенных наблюдений, что позволяет говорить о достоверности результатов исследования.

Научная новизна диссертации заключается в том, что тувинские устные варианты известных литературных памятников Монголии в жанре "обрамленной повести", в отличие от других национальных версий (прежде всего монголоязычных - монгольской, бурятской, калмыцкой), впервые подвергаются специальному анализу и вводятся в научный оборот. Кроме того, в работе впервые в тувинской (шире -саяно-алтайской) фольклористике поднимается вопрос о влиянии инонациональных (монгольских) книжных произведений на развитие и обогащение местной сказочной традиции. Таким образом, фольклор

1 Литературные связи Монголии. - М., 1981.

тюркоязычных сибирских народов, к которым относятся тувинцы, рассматривается через призму монгол ьско-тибетско-инди неких литературно-фольклорных взаимосвязей.

Теоретическое и практические значение работы определяется тем, что представленные в ней материалы, наблюдения и выводы дают дополнительные сведения для сравнительной фольклористики, могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по фольклору тюрко-монгольских народов. Результаты исследования вносят определенный вклад в развитие некоторых аспектов теории фольклорно-литературных связей, а также могут послужить подспорьем для решения проблем общей типологии фольклора и средневековых литератур Востока. Материалы и результаты диссертационного исследования могут быть использованы в практике вузовского преподавания тувинского фольклора и литературы, на занятиях спецкурсов и семинаров по сравнительной фольклористике и литературоведению, при составлении учебных программ и методических рекомендаций.

Источниками и материалами исследования послужили тексты тувинских сказок, хранящиеся в фонде "Рукописи тувинского фольклора" Тувинского института гуманитарных исследований (далее РТФ ТИГИ) и их отдельные варианты, изданные в различных сборниках тувинского фольклора на тувинском и русском языках: "Хан-Дарма", "Мигир-Мижит", "Аржы-Буржу", "Ужен ийи ыяш буттуг ширээ" ("Трон о тридцати двух деревянных ножках") и другие (всего шестнадцать вариантов сказок о царевиче Мигир-Мижите), "Моортай-башкы" ("Кот-наставник"), "Арзылац-хаан" ("Царь-лев"), ''Шынга аштырган хаан" ("Хан, которого одолела истина"), "Шидидугээр бурган" ("Бурган по-имени Шидидугээр"), "Илбичи кыдаттыц тоегузу" ("История китайца-волшебника"), "Ак-Чицгитей хаан" ("Хан Ак-Чингитей"), "Элецмей башкы" ("Учитель Эленмей"), "Хаван башкы" ("Учитель Свинья"), "Чеди илбичи" ("Семь волшебников"), "Уран-дойдунуц тоолдары" ("Сказки мудрого попугая"), "Элчиген-кулак хаан" ("Хан с ослиными ушами").

В качестве сравнительного материала были использованы доступные автору оригинальные тексты сказок на монгольском языке, а также научные и художественные переводы вышеперечисленных памятников монгольской, тибетской и древнеиндийской литератур

российских и зарубежных изданий и сборники тибетских, монгольских, бурятских сказок.

Основные положения работы прошли апробацию в виде докладов и сообщений на семи научных конференциях: "Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур" (Новосибирск, 1995); "50 лет ТНИИЯЛИ" (Кызыл, 1995); "Хоомей - феномен культуры народов Центральной Азии" (Кызыл, 1998); Республиканской научно-практической конференции, посвященной 55-летию добровольного вхождения Тувы в состав России (Кызыл, 1999); "Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций народов Центральной Азии" (Улан-Удэ, 2000); "Письменность: становление и развитие науки в Туве" (Кызыл, 2000), "Экология и традиционные религиозно-магические знания" (Москва - Абакан - Кызыл, 2001). По теме диссертации опубликовано 7 работ, 1 статья находится в производстве.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, словаря непереведенных слов и списка использованной литературы.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность и новизна проблемы исследования, сформулированы цель и задачи, определены предмет и методы, раскрываются особенности методологического подхода к теме, теоретическое и практическое значение работы. Сделан краткий обзор истории собирания, публикации и изучения тувинского фольклора, в частности тувинских сказок.

Первая глава - "Монгольские повествовательные сборники "Арджи-Бурджи" и "Бигармиджид" в тувинском фольклоре" -охватывает широкий круг вопросов, посвященных выявлению жанровой природы '"обрамленной повести" в индо-тибето-монгольской устной и письменной Словесности, определению специфики исполнения сюжетов "обрамленной повести" тувинскими сказителями, сравнительно-текстологическому анализу тувинского цикла сказок о царевиче Мигир-Мижите.

В первом параграфе "Обрамленные повести" в Тибете и у мопголоязычных народов" рассмотрены особенности бытования жанра "обрамленной повести" в Индии, Тибете, Монголии, Бурятии обобщены результаты исследования данного жанра в трудах П.А.

Гринцера, Б.Я. Владимирцова, Ц. Дамдинсурэна, Д. Ёндона, А.Д. Цендиной, С.Д. Серебряного, А.Б. Соктоева, Б.Д. Баяртуева.

Древнеиндийские повествовательные сборники в жанре "обрамленной повести", занимательные по содержанию и доступные для чтения, имели дидактическую направленность. Со временем назидательные функции этих произведений были утрачены, и они широко распространились в устной среде в виде сказочных развлекательных повествований, постепенно видоизменяясь в сюжетнОТематических реалиях. Позднее данная традиция получила широкое распространение в тибетской и монгольской словесности в виде сборников фабульных повествований - рассказов, сказок, притч, бытовых анекдотов и пр. В монгольской словесности они получили название "комментариев" ("тайлбури").

Характерной особенностью комментаторских сочинений было то, что они были основаны на сказочных сюжетах, баснях и притчах, призванных научить людей житейской мудрости и соблюдению принципа "двух правил" - светского и религиозного в обыденной жизни. Именно использование литераторами-комментаторами сказочных сюжетов не только из индийских сборников "Панчатантра" и "Хитопадеша", но и поучительных сказок из своего национального фольклора делало эти произведения широко известными в народной среде.

Во втором параграфе "Тувинский цикл сказок о царевиче Мигир-Мижите" выявлено, что в тувинском фольклоре довольно широко бытуют сказки с названиями - "Аржы-Буржу хан", "Мигир-Мижит" и "Хандырба-хан", которые являются устными переложениями монгольских литературных памятников "Арджи-Борджи" и "Бигармиджид". В параграфе приведен тщательный сравнительно-текстологический анализ сюжетов оригинальных (монгольских) сказок и адаптированных тувинских сказочных сюжетов.

В РТФ ТИГИ хранятся тексты шестнадцати сказок под разными названиями, в которых фигурируют одни и те же персонажи - царевич Мигир-Мижит, Аржы-Буржу хан, Шаалы и др. Эти сказки можно условно сгруппировать, исходя из их содержания и названий. Первая группа текстов состоит из пяти сказок под названием "Мигир-Мижит". Четыре сказки называются "Аржы-Буржу хан", также две сказки имеют названия "Трон о тридцати двух деревянных ножках" (другой

вариант - "Деревянный человечек с тридцатью двумя'ножками"). И, наконец, существуют пять сказок под названием "Хандырба-хан" (другие фонетические варианты - "Хан-Дарма", "Ак-Чингитей" и "Ак-Дарыма" и т.д.). Все варианты представляют собой рукописные тексты, записанные собирателями от руки со слов сказителей. Магнитофонных записей сказок почти нет, за исключением только двух вариантов. Есть вариант "Мигир-Мижита", записанный самим сказителем Севээн-Ойдупом Ондаром из Сут-Холя и отправленный им в Фонд РТФ ТИГИ. Самые ранние записи датируются 1949, 1955, 1957 гг., а самая последняя из них сделана в 1979 г. Многие произведения записаны преимущественно в западных и юго-западных районах республики - Бай-Тайге, Монгун-Тайге, Сут-Холе. Именно в этих местах фольклористы в те годы вели интенсивную собирательскую работу. По одной записи есть из Тоджи (Восточная Тува), Каа-Хема (Северо-Восточная Тува) и Танды (Центральная Тува).

Говоря о "продуктивности" западной части Тувы по собиранию фольклора, следует заметить, что данный регион издревле известен своими устоявшимися эпическими традициями и ' знатоками фольклора, которые представляли разные сказительские школы. Возможно, поэтому литературные сюжеты нашли здесь благодатную почву. Кроме того, в Западной Туве функционировали и крупные буддийские монастыри - Алдыы-Хурээ и Устуу-Хурээ в Чадане, которые были сосредоточием религиозной и культурной жизни. Не исключено, что в распространении литературных сюжетов в устной среде активное участие принимали и священнослужители, которые могли выступать в роли переводчиков.

По свидетельству сказителей Агылдыра Монгуша, Кунгаа Хертека, Севээн-Ойдупа Ондара и многих других можно сделать предварительный вывод о том, что раньше в Туве было немало знатоков фольклора, которые хорошо знали монгольскую грамоту, читали литературные памятники в оригинале, а со временем, обработав их в соответствии с традицией, включали в свой репертуар.

Сказки, заимствованные из монгольских книжных обрамленных памятников, таких как "Арджи-Борджи", "Панчатантра", "Волшебный мертвец" и "Бигармиджид", бытовавших в фольклоре тувинцев, по степени их устной обработки можно условно сгруппировать след>ющим образом: во-первых, это произведения, сюжеты которых

подверглись незначительной фольклорной переделке. Как правило, такие варианты довольно кратки и в них мало или почти нет поэтических характеристик. Во-вторых, есть варианты, где рамочная композиция сохранилась, но они получили сильное художественно-стилистическое влияние в рамках местной сказочной традиции. В-третьих, это тексты, в которых сюжеты и реалии изменились настолько, что в них остались от оригинала лишь имена персонажей и некоторые сюжетные эпизоды и детали.

Все зафиксированные варианты сказок о Мигир-Мижите отличаются своеобразием сюжетно-тематических, стилистических и композиционных характеристик на общем фоне тувинских сказок. Источниками для этих сказок, несомненно, послужили письменные версии монголских литературных памятников "Арджи-Борджи" и "Бигармиджид' Также очевиден тот факт, что циклизация этих памятников в тувинской устной среде происходила в разные периоды, наряду с различными волнами распространения буддизма и его литературы (в конце XVII - начале XX вв.). Хотя большинство вариантов сохранили особую композиционную структуру обрамление - и устойчивы по содержанию вставных историй, по художественным же качествам и по количеству внутренних вставных историй они весьма различаются, что является естественным для устного бытования.

Следует отметить, что заимствованные некогда тувинцами памятники старомонгольской литературы "Арджи-Бурджи" и "Бигармиджид", в целом сохраняя оригинальные свойства монгольских источников, тем не менее, приобрели на новой для них национальной почве самобытный облик по многим качествам - в сюжетике, стилистике, поэтике и т.д. Разные варианты сказок о царевиче Мигир-Мижите прочно вошли в состав тувинского фольклора и обогатили его новым содержанием и формой, а именно так называемым жанром "обрамленной повести", заимствованным монголами из древнеиндийской литературы.

В третьем параграфе - "Обрамленные повести" в исполнительской традиции тувинцев" - дается краткий обзор теории устного народного импровизационного поэтического творчества в целом, тувинской сказительской традиции в частности.

По определению этномузыковеда З.К. Кыргыс и других исследователей, различаются четыре основные манеры исполнения сказок у тувинцев: алганып (канзып) ыдар (исполнение камланием) -речитативное исполнение; чугаалап ыдар - речевое исполнение; ырлап ыдар - напевное исполнение и шууду п ыдар - исполнение как напев колыбельной. Все зависит от поэтического - дарования, импровизационного начала, художественного вкуса, музыкальных способностей и даже особенностей характера и темперамента сказителя и приверженности традициям местной школы.

Сказки, возникшие на основе литературных сюжетов и записанные во многих вариантах и в разные годы, органично вошли в состав местного фольклора. Несмотря на то, что заимствованные сказки в той или иной степени подверглись художественной обработке в рамках тувинской традиции, тем не менее, они сохранили в себе некоторые признаки литературных произведений. Это очевидно, поскольку по многим качествам - стилистической организации, жанровым признакам и сюжетно-тематическим реалиям - эти сказки в определенном смысле отличаются от традиционных образцов тувинской сказки. На общем фоне тувинских сказок, особенно богатырских и волшебных, их язык выглядит более лапидарным и сжатым. Из зафиксированных вариантов многие являются простыми пересказами, где сюжет подается в сильно сокращенном виде, лишенным обычных поэтических украшательств, характерных для местной традиции. Поэтому зачастую в этих сказках улавливается некоторая чуждость для тувинской аудитории, хотя ни слушатели, ни сами сказители не осознавали (во всяком случае, не всегда), что эти произведения являются привнесенными из иной культуры.

В то же время существуют варианты, в которых сказители, не нарушая структуру литературного оригинала - "обрамленной повести", постарались внести в сюжетную канву произведений новые эпизоды, мотивы, самобытные детали, основанные на местных реалиях. В таких вариантах, хотя сюжет и дополнился свежими привнесениями и подвергся влиянию тувинской сказочной традиции, первоначальное книжное содержание сохраняется. К ним можно отнести следующие варианты: "Аржы-Буржу" (РТФ, т. 45, д. 198); "Трон о тридцати двух деревянных ножках" (РТФ, т. 34, д. 142); "Хан-Дарма" (РТФ, т. 34, д. 144); "Хандырба-хан" (РТФ, т. 16, д. 75),

"Шидидугээр-бурган" (РТФ, т. 216, д. 873), "Повесть о мудром попугае" (РТФ, т. 10, д. 42) и др. Остальные варианты, приспособленные к местным реалиям и поэтическим канонам, растворились в среде оригинальных сказок и изменились до неузнаваемости, по сути дела становясь новыми произведениями. К ним относятся №№ 15 и 16 сказок о Мигир-Мижите (РТФ, т. 241, д. 983) и (РТФ, т. 308, д. 2197). В этих обработанных вариантах сохранились лишь имена персонажей (часто - монгольские, реже -тибетские и индийские имена) и отдельные сюжетные детали, эпизоды и т.д.

В связи с этим интерес представляют роль и место, особенности бытования литературных сказок в местной исполнительской традиции. Примечательно, что эти сказки входили в репертуар известных сказителей, таких как Чанчы-Хоо Ооржак, Агылдыр Монгуш, Очур-оол Хертек, Опай Монгуш. Так, например, в репертуаре Чанчы-Хоо были представлены многие сказки, имеющие литературное происхождение, в том числе следующие две - "Трон с тридцатью двумя деревянными ножками" (1955) и "Хан-Дарма" (1957), основанные на сюжетах монгольских памятников "Арджи-Борджи" и ''Бигармиджид", "Кот-наставник" и другие. У сказителя Агылдыра Монгуша из Сут-Холя также были сделаны две самозаписи - сказки "Мигир-Мижит" и "Хандырба хан", записанные в 1955 г.

В каждом конкретном, зафиксированном варианте заимствованного сюжета можно рассмотреть индивидуальный акт творчества, уровень художественного мастерства сказочника. Тот или иной сказитель использовал литературные сюжеты в рамках своего творческого таланта, эпического стиля, импровизационных способностей, а также индивидуальной манеры исполнения. Другими словами, исполнитель сочетает в своем творчестве в самых разных пропорциях два начала - традиционализм и импровизационность, что всегда присуще фольклору.

Предметом рассмотрения второй главы "Рассказы "Панчатантры" в тувинском фольклоре" является бытование в тувинском фольклоре отдельных сюжетов из тибетских и монгольских переложений рассказов "Панчатантры". Отмечается, что сборники тибетских рассказов из "Панчатантры" распадаются на две части. Первая состоит из девяти книг, большинство которых сокращенно

называется "Драгоценное украшение", а вторая - из двух книг: "Освещающая лампада" и "Поэзия дхармы". Тибетские сборники, по мнению акад. Ц. Дамдинсурэна, составлены как комментарии к стихотворному сочинению "Капля, питающая людей", содержащие рассказы из "Панчатантры" На монгольском языке существуют четыре версии сбрников рассказов из "Панчатантры, которые композиционно повторяют тибетские комментарии к "Капле, питающей людей"1. Некоторые сюжеты и мотивы "Панчатантры", переработанные и приспособленные к тувинским поэтическим канонам, растворившись в среде оригинальных сказок, изменились до неузнаваемости и стали' совершенно новыми произведениями. То, что сюжеты тувинских сказок когда-то были чужеродными, выдают лишь отдельные мотивы, детали, реалии, а иногда имена персонажей (например, индийские, тибетские имена и их монгольские варианты, а также конкретные топонимические названия).

В данной главе сравнительно-текстологическому анализу подвергаются следующие сюжеты "Панчатантры": 1) Сюжет о льве, бросившемся в колодец за собственным отражением; 2) Сюжет о коте-наставнике; 3) Сюжет о женщине и мангусте.

Данные сюжеты имеют огромное количество вариаций, как в письменных, так и в устных версиях. Тувинские сказочные варианты вышеприведенных сюжетов являются устной обработкой, они связаны между собой, потому что в них помимо общего мотива также чувствуется дидактическая направленность (сильного, но глупого можно победить хитростью и силой ума). В главе подробно исследуются тексты оригинальных сказочных сюжетов и их варианты тувинского происхождения. При этом особое внимание уделяется вопросам образно-поэтической системы и художественно-стилевых особенностей тувинских вариантов сообразно с национальным колоритом.

Автор приходит к выводу о том, что известные из "Панчатантры" и других письменных источников сказки-притчи, в том числе о льве и зайце, коте-наставнике, женщине и мангусте нашли свое место в

1 Дамдинсурэн Ц. Тибетские и монгольские сборники рассказов из "Панчатантры" //Монголын уран зохиолын харилцаа холбооны асуудалд. Улаанбаатар, 1987. С. 167,

тувинской сказочной традиции и получили дальнейшее бытование. Данный тезис вполне применим и к бурятскому фольклору. Так, сюжет из "Панчатантры" о льве, бросившимся в колодец за собственным отражением, получил воплощение в бурятской сказке "О зайце и льве". "Находчивость, сообразительность зайца, противостоящего жестокому льву, и его победа ... .была по душе простым людям. Названная сказка, сюжет которой находим в "Панчатантре, была им близка и дорога и широко распространилась среди бурят, вбирая некоторые черты местной поэтической

м1

традиции" .

В Главе 3 - "Волшебный мертвец " в тувинском фольклоре " -рассматриваются сюжеты и мотивы рассказов из монгольского сборника "'Волшебный мертвец", которые были распространены, в Туве. Сюжеты из данного сборника оказались более "урожайными" в плане образования различных вариантов по сравнению с сюжетами из "Панчатантры" и остальных памятников. Всего выделено восемь сюжетов:

• сюжет о знахаре-ленивце

• сюжет об Ананде-плотнике и Ананде-живописце

• сюжет о семи братьях-волшебниках

• сюжет о братьях Саран-гэрэл и Наран-гэрэл

• сюжет о царе с ослиными ушами

• сюжет о теленке и тигренке

• сюжет о волшебнике

• сюжет о мудром попугае

Сюжет о семи братьях волшебниках, который в литературном оригинале является вступительным рассказом-рамкой ко всему сборнику, в тувинском фольклоре получил самостоятельное бытование и имеет множество вариантов. Помимо вышеназванных самостоятельно бытующих сюжетов, выявлены также два варианта, сохранивших обрамление. Первый называется "Шидидугээр бурган" и включает семь сказок, а второй, в котором шесть сказок - "Семь волшебников".

В работе дается сравнительно-текстологический анализ вышеуказанных сюжетов, характеризуются особенности поэтики,

'Бардаханова С.С. Бурятские сказки о животных. Улан-Удэ, 1979. С.91-92.

система образов и персонажей; композиционная структура тувинских трансформаций монгольских сюжетов. Делается вывод о том, что художественная ткань тувинских сказок из цикла "Волшебный мертвец" отличается от своих прототипов выразительностью и обилием изобразительных средств, характерных для тувинской эпической традиции. Например, язык сказки "Чалгаапай" (вариант сюжета о знахаре-ленивце) изобилует такими парными словами синонимичного и антонимичного ряда: "дуктегер-селбегер" (шерстистый-лохматый), "арган-дорган" (худые-тощие), "влуг-дириг" (ни живой, ни мертвый); встречаются и традиционные тувинские сказочные формулы, построенные на параллелизме и аллитерации ("сайт "дээр сааскан, "куйт "дээр кускун чок кылдыр" - так, чтобы не осталось ни сороки, которая издала бы звук "сайт"," и вороны, которая бы прокаркнула "куйт"; "кусяуге д\ж\п, хул чылгап, донгая д\ж\п, довурак пактап" - на колени припадая и золу вылизывая, навзничь падая и песок проглатывая).

В данной главе также рассматривается сюжет "Сказки мудрого попугая", получившей распространение в тувинском фольклоре. "Повесть мудрого попугая" - памятник, известный, в числе прочих индийских "обрамленных сборников", из многих письменных и устных источников. Сюжеты из индийского сборника "Шукасаптати" или "Семьдесят рассказов попугая", дошли до монголов преимущественно в виде отдельных сюжетов, включенных - что характерно - большей частью в произведения, генетически связанные с другими индийскими "обрамленными" книгами: в различные комментарии к "Капле, питающей людей" и к "Сокровищнице благих речений", а также в книгу "Арджи-Борджи".

Что касается сказки "Шидидугээр бурган", то она является тувинским устным вариантом монгольского сборника "Волшебный мертвец", сохранившим обрамление. Рамочная композиция тувинского сборника оформлена четко и безупречно, и так же как в литературном оригинале, сначала идет общий вступительный рассказ -о семи волшебниках, а за ним следует предлог для введения новой сказки. Внутренних сказок, помимо вступительной сказки о семи волшебниках, в тувинском сборнике семь.

Отличительной особенностью сборника "Шидидугээр бурган" можно считать то, что сказитель удачно приспособил приемы

сказочной поэтики к форме обрамленной повести. Например, в предлог для введения новой сказки каждый раз вставляется постоянная формула, которая придает художественный колорит всему сборнику, не нарушая при этом его содержательную и композиционную целостность. Автор отмечает, что здесь типично также применение цветовых эпитетов в сочетании с эпитетами, обозначающими материал, свойство и качество предмета (людей, животных, вещей). Концовка сказки сохранила религиозный мотив, который звучит несколько иначе, чем в литературном оригинале. В нем говорится, что когда Волшебный мертвец был доставлен учителю Нагарджуне, "долголетие людей и их добродетели увеличились, дела их стали процветать, а право и религия распространяться повсюду"1. В тувинском варианте все семь обрамленных рассказов сказитель подвел к одной логической концовке: герой не только сумел искупить свой грех, но и стал святым в этой жизни, потому что в течение семи лет переносил тяжелые душевные и телесные испытания, чтобы привести Шидити-бургана.

В Заключении подведены итоги исследования; В тувинском фольклоре представлены почти все монгольские повествовательные сборники - "Арджи-Борджи", "Панчатантра", "Волшебный мертвец", "Сказки попугая" (исключение составляет лишь произведение "Кэсэнэ-хаан", во всяком случае, данный сборник пока не обнаружен). Все вышеназванные произведения распространялись в сказочной традиции тувинцев и как сборники, сохраняя главный- жанровый признак - обрамление, и в разрозненном виде как самостоятельные сюжеты и составляют целый пласт - внушительный по объему и сложный по составу. Степень распространения, обработки и популярности этих произведений в тувинской сказочной традиции неодинакова. В Туве сборник "Арджи-Борджи" и произведение "Бигармиджид" послужили источником возникновения целого цикла тувинских сказок о царевиче Мигир-Мижите. Интересным фактом является то, что эти литературные сказки, хотя и подверглись определенным сюжетно-стилистическим изменениям (сокращениям,

'Дамдинсурэн Ц. О тибетских и монгольских рукописях "Рассказов Веталы". Улан-Батор, 1963. (Доклады монгольской делегации на XXVI конгрессе востоковедов). С. 150.

добавлениям и т.д., что является естественным для фольклорного бытования) и художественным обработкам в рамках тувинской устно-поэгической традиции, в них сохранился исконный жанровый признак оригинала - рамочная конструкция.

Из всех монгольских памятников именно "Арджи-Борджи" бытовал в тувинском фольклоре в более или менее первоначальном виде и устойчиво сохранил обрамленную форму. Примечательно то, что как данный памятник, так и другие заимствованные произведения, входили в репертуар многих знаменитых сказителей Тувы - Чанчы-Хоо Ооржака, Агылдыра Монгуша, Кунгаа Хертека, Опая Монгуша и других. Каждый из тувинских сказителей творчески использовал иноязычные сюжеты в рамках своего художественного стиля, о чем свидетельствуют все вышерассмотренные варианты сказок.

В фольклоре тувинцев получили бытование также отдельные сюжеты из тибетских и монгольских переложений "Панчатантры". Такие сюжеты, как сюжет о коте-наставнике, льве и зайце и о женщине и мангусте, художественно обработанные в рамках местной традиции, стали неотъемлемой частью тувинского фольклора.

Очевиден тот факт, что циклизация монгольских обрамленных повестей в сказочной традиции тувинцев происходила в разные исторические периоды, наряду с различными волнами распространения буддизма и его литературы (конец XVIII - начало XX вв.). Огромную роль в распространении литературных сказок в Туве сыграли монгольский язык и письменность. Хотя применение старомонгольского письма в Туве ограничивалось только узкими рамками, в более широком историко-культурном масштабе его роль и значение, несомненно, были огромными. Использование и бытование монгольской письменности в Туве не было кратковременным, бесследно исчезнувшим явлением в истории тувинской культуры. Монгольский язык и письменность дали тувинцам возможность приобщиться к более развитым цивилизациям Востока - тибетской, индийской, китайской. Благодаря посредничеству монгольской литературы, тувинский фольклор обогатился таким мировым литературным феноменом, как древнеиндийская "обрамленная повесть" и отдаленно примкнул к индийскоЛюго-восточной зональной литературной общности. Монгольская словесность (и устная, и письменная) повлияла также на появление зачатков оригинальной

тувинской летописной литературы на монгольском языке. В свою очередь, повествовательная традиция тувинцев, основанная на древнейшей эпической, оказалась открытой для восприятия инонациональных элементов и явилась благодатной почвой, которая сумела дать свежие всходы в виде новых сказочных сюжетов. Рассмотренные • сказки свидетельствуют, что тувинцы не просто механически переняли эти сюжеты, а сумели творчески переработать их в своей художественной лаборатории.

Основные положения диссертации изложены в следующих научных публикациях:

1. Донгак А.С. Жанр обрамленной повести и тувинский фольклор. //Тезисы научной конференции, посвященной 50-летию ТНИИЯЛИ. Кызыл, 1995. С. 36-38.

2. Донгак А.С. Фольклоризация тибето-монгольских литературных сюжетов в сказочной традиции тувинцев. // Материалы республиканской научно-практической конференции "55 лет в составе России". Кызыл, 1999. С. 10-12.

3. Донгак А.С. Исполнительские традиции тувинских сказителей в системе религиозно-магических и экологических знаний. // Материалы Международного интердисциплинарного научно-практического симпозиума "Экология и традиционные религиозно-магические знания". Москва-Абакан-Кызыл, 2001. С. 244-250.

4. Донгак А.С. Тувинские устные версии притч из Панчатантры. // Гуманитарные исследования в Туве. М., 2001. С. 291-305.

5. Донгак А.С. Тувинский цикл сказок о царевиче Мигир-Мижите. //Ученые записки ТИГИ. Вып. XIX. Кызыл, 2002. С. 216235.

6. Донгак А.С. Тибето-монгольские сказочные сюжеты в системе исполнительской традиции тувинцев. // Материалы Международного симпозиума "Мелодии хоомея-НГ*. Кызыл, 2003. С. 35-40.

7. Донгак А.С. Особенности сказок Чанчы-Хоо. // Литературно-художественный журнал "Улуг-Хем". 2 (36) 112. Кызыл, 2003. С. 107-111.

8. Донгак А.С. Волшебный мертвец в тувинском фольклоре. // Ученые записки ТИГИ. Вып. XX. (0,5 ал., в производстве).

Подписано в печать 22.01.2004 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Объем 1,2 печ. л. Тираж 100. Заказ № 18.

Отпечатано в типографии Изд-ва БНЦ СО РАН, 670047 г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

»-235J

РНБ Русский фонд

2004-4 27908

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Донгак, Антонина Саар-ооловна

Введение.

Глава I. Монгольские повествовательные сборники «Арджи-Бурджи» и

Бигармиджид» в тувинском фольклоре.

§ 1. «Обрамленные повести» в Тибете и у монголоязычных народов.

§ 2. Тувинский цикл сказок о царевиче Мигир-Мижите.

§ 3. «Обрамленные повести» в исполнительской традиции тувинцев.

Глава 2. Рассказы «Панчатантры» в тувинском фольклоре.

2.1. Сюжет о льве, бросившемся в колодец за собственным отражением.

2. 2. Сюжет о коте-наставнике.

2.3. Сюжет о женщине и мангусте.

Глава 3. «Волшебный мертвец» в тувинском фольклоре.

3.1. Сюжет о знахаре-ленивце.

3. 2. Сюжет об Ананде-живописце и Ананде-плотнике.

3.3. Сюжет о семи братьях-волшебниках.

3.4. Сюжет о братьях Саран-гэрэл и Наран-гэрэл.

3. 5. Сюжет о царе с ослиными ушами.

3. 6. Сюжет о тигренке и теленке.

3.7. Сюжет о волшебнике.

3.8. «Сказки мудрого попугая».

3. 9. «Шидидугээр бурган» - тувинский устный вариант «Волшебного мертвеца».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Донгак, Антонина Саар-ооловна

Актуальность исследования.

Традиционная культура тюркоязычных тувинцев, сохраняя в себе историко-типологические черты ранних культур Центральной Азии и Саяно-Алтая, в более позднее время - с XIII века, со времени образования Монгольского государства, развивалась в самой тесной взаимосвязи с традициями соседних монгольских народов, которые, в свою очередь, входят в индо-тибетский буддийский ареал. На всем протяжении исторического развития, культурные связи тувинцев с монголоязычными народами были самыми разносторонними и интенсивными. Этому способствовали природно-географическое положение и общественно-политическое устройство (сопредельная территория, длительное совместное пребывание в составе древних центральноазиатских государственных образований), сходство этнической истории и хозяйственно-культурного типа, религиозно-мировоззренческая общность, а также тесные языковые связи. Немаловажен и тот факт, что тувинцы являются единственными среди современных тюркоязычных народов, исповедующими буддизм, и в Туве до настоящего времени сохранилось устойчивое тувинско-монгольское двуязычие. Эти и другие обстоятельства свидетельствуют об общности традиционных культур монголов и тувинцев и дают богатый материал для изучения духовного наследия тувинского народа.

Тувинско-монгольские литературно-фольклорные контакты, являющиеся одной из граней культурных взаимоотношений народов Центральной Азии и Саяно-Алтая, представляют большой научный интерес для исследователей. До настоящего времени тувинский фольклор, в особенности сказки, не был объектом специального изучения в контексте влияния старомонгольской литературы на его жанровое, сюжетное и художественно-стилистическое наполнение. Между тем, накопленный на сегодняшний день фактический фольклорный материал позволяет судить о степени и характере взаимоотношений тувинско-монгольских литературно-устных традиций. Научное исследование этих связей продиктовано неизученностью данной проблематики, поэтому представляется важным наметить пути ее решения для определения глубины и продуктивности литературно-фольклорных взаимосвязей тувинцев с монголоязычными народами, а через их посредство с другими восточными народами. В связи с этим актуальным является специальное рассмотрение сюжетики тувинских сказок, заимствованной из монгольской письменной традиции. Это позволит ответить на ряд важных вопросов фольклористики и литературоведения, таких как миграция сказочных сюжетов из одной культурно-языковой среды в другую, трансплантация литературных текстов в устную традицию, проблемы циклизации, жанрово-композиционной трансформации в иноязычной среде и т.д.

Поскольку в данном диссертационном исследовании речь идет о сюжетике и поэтике тувинских сказок, заимствованных из монгольских литературных памятников, праобразами которых, в свою очередь, послужили индо-тибетские повествовательные сборники в так называемом жанре «обрамленной повести», наша тема в некоторой степени стыкуется и с вопросами монгольско-тибетско-индийских литературно-фольклорных связей. Так, в фольклоре тувинцев довольно широкое бытование имели сюжеты, заимствованные из памятников монгольской литературы в жанре «обрамленной повести» - «Арджи-Борджи», «Волшебный мертвец», «Сказки попугая», а также «Бигармиджид» и «Панчатантра» (данные памятники не сохранили обрамления). В свою очередь, эти памятники попали в Монголию в составе обширной комментаторской литературы буддизма и были творчески переработаны в рамках местной литературной традиции, а затем стали неотъемлемой ее частью. В связи с активным распространением буддизма в конце XVIII - в начале XIX вв. наряду с религиозной литературой в Туву начали проникать и многие произведения монгольской светской литературы, в том числе и повествовательные сборники в жанре «обрамленной повести», которые распространились в фольклоре тувинцев в виде сказок.

Рукописный Фонд Тувинского института гуманитарных исследований (РФ ТИГИ) наряду с ценными образцами эпических произведений, оригинальных сказок, записанных у выдающихся тувинских сказителей, располагает также довольно внушительным количеством сказок, сюжеты которых, так или иначе, восходят к различным монгольским книжным произведениям. Выбор объекта исследования определяется наличием тувинских устных версий монгольских повествовательных сборников в жанре «обрамленной повести» - «Арджи-Борджи», «Панчатантра», «Волшебный мертвец», «Сказки попугая» и «Бигармиджид». Эти памятники вошли в состав тувинского фольклора главным образом благодаря буддизму и его комментаторской литературе и получили широкое бытование в устной традиции тувинцев. Очевидно, что среди заимствованных сказочных сюжетов есть также вариации различных джатак, авадан, намтаров и других канонических сочинений.

Цель исследования. Основной целью настоящего исследования является определение роли и значения литературных памятников Монголии в жанре «обрамленной повести» - «Арджи-Борджи», «Панчатантра», «Волшебный мертвец», «Сказки попугая», а также произведения «Бигармиджид» - в расширении и в обогащении тувинского сказочного репертуара. Исходя из поставленной цели, в данной работе необходимо решить следующие задачи: 1) изучить особенности бытования этих памятников в местной исполнительской традиции; 2) сделать текстологический анализ и выявить в них устойчивость жанровых характеристик и оригинальных языковых элементов; 3) проследить влияние местной сказочной поэтики и рассмотреть художественно-стилистические особенности каждого варианта; 4) определить роль сказителей и их индивидуальный почерк в сюжетной трансформации и художественной обработке заимствованных произведений.

В данном случае для нас важен каждый вариант сюжета, записанный от разных сказителей и в разных районах Тувы. Это необходимо для определения своеобразия художественного стиля рассматриваемых сказок как произведений тувинского фольклора и соотношения их с монгольскими книжными вариантами.

Письменная литература монголов, со времени создания их первого литературного памятника XIII в. «Монголын нууц товчоо» («Сокровенное сказание монголов»), благодаря буддизму в XVII - XVIII вв. тесно соприкоснулась с другими развитыми литературными традициями Востока -тибетской, индийской, китайской и т.д. Поэтому для исследования поставленной темы важными являются последние теоретические и методологические разработки ученых в области сравнительно-типологического изучения средневековых литератур и проблем взаимовлияний устных и письменных традиций народов Востока.

Теоретико-методологическая база. Большой вклад в изучение межкультурных литературных связей, литературно-фольклорных взаимосвязей восточных народов внесли фундаментальные труды и статьи Е.М. Мелетинского, И.Д. Серебрякова, П.А. Гринцера, Б.Л. Рифтина, В.И. Брагинского, С.Ю. Неклюдова, А.Д. Цендиной, Е.Н. Афанасьевой и других исследователей. Общетеоретической и методологической базой настоящего исследования стали труды ведущих ученых-фольклористов - В.Я. Проппа, Н. Рошияну, Б.Н. Путилова, В.М. Гацака, а также издания академических серий «Фольклор» и «Исследования по фольклору и мифологии Востока». Большое значение для нас имеют также сборники и труды по теоретическим вопросам текстологии - Д.С. Лихачева, С.Н. Азбелева, А.Л. Гришунина.

Интерес к типологическим сопоставлениям литературно-фольклорных традиций и к изучению их многогранных взаимоотношений не убывает, и в этом смысле монгольская словесность заслуживает самого пристального внимания и дает широкий простор для размышления.

Одной из важных работ в русле этих исследований является коллективный труд «Литературные связи Монголии», в котором комплексно рассматривается литературный процесс монгольских народов с древности до средних веков и современности в широком контексте связей с литературой и культурой Тибета, Индии, Китая и устными традициями тюркских и тунгусо-маньчжурских народов (Литературные связи Монголии, 1981). Многие теоретические положения и методологические разработки авторов монографии, в частности, выводы и заключения акад. Ц. Дамдинсурэна совместно с индологами С.Д. Серебряным (С.130-150) и П.А.Гринцером (С. 150-180) стали основопологающими для работы над настоящей темой.

Из вышеупомянутой монографии важными для нас являются также статьи Б.Л. Рифтина и Д. Цэрэнсоднома (С. 280-314), Д. Кара (С. 51-61), Д. Ёндона (С. 208-227).

Основными методами исследования стали сравнительно-типологическое сопоставление и сравнительно-текстологический анализ литературных и фольклорно-сказочных образно-поэтических и художественно-стилевых моделей. Систематическое обращение к материалу монгольских литературных и тувинских фольклорных произведений явилось основой для проведенных наблюдений, что позволяет говорить о достоверности результатов исследования.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые тувинские устные варианты известных литературных памятников Монголии в жанре «обрамленной повести», в отличие от других национальных версий (прежде всего - бурятской, калмыцкой), подвергаются специальному анализу и вводятся в научный оборот. В данной работе также впервые в тувинской (шире - саяно-алтайской) фольклористике поднимается вопрос о влиянии инонациональных (монгольских) книжных произведений на развитие и обогащение местной сказочной традиции и фольклор тюркских народов Сибири, к которым относятся тувинцы, рассматривается через призму монгольско-тибетско-индийских литературно-фольклорных взаимосвязей.

Мы предполагаем, что наш материал и изыскания могли бы дать дополнительные сведения для сравнительной фольклористики, например, при изучении аналогичных сказок монголоязычных и других народов и послужить подспорьем и для решения проблем общей типологии средневековых литератур Востока. Наша работа, возможно, также представит интерес для исследователей и в таком вопросе (по выражению Ц. Дамдинсурэна и С.Д. Серебряного), - как «судьба» «обрамления» в фольклоре» (Дамдинсурэн, Серебряный, 1981, с. 143).

Научно-практическая значимость исследования состоит в том, что представленные в нем материалы, наблюдения и выводы дают дополнительные сведения для сравнительной фольклористики, могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по фольклору тюрко-монгольских народов, а также при подготовке спецкурсов, лекций по тувинскому фольклору, при составлении учебно-методических программ.

Источниками и материалами исследования послужили тексты тувинских сказок, хранящиеся в РФ ТИГИ и их отдельные варианты, изданные в различных сборниках тувинского фольклора на тувинском-и русском языках: «Хан-Дарма», «Мигир-Мижит», «Аржы-Буржу», «Ужен ийи ыяш буттуг ширээ» («Трон о тридцати двух деревянных ножках») и другие (всего шестнадцать вариантов сказок о царевиче Мигир-Мижите), «Моортай-башкы» («Кот-наставник»), «Арзылац-хаан» («Царь-лев»), «Шынга аштырган хаан» («Хан, которого одолела истина»), «Шидидугээр бурган» («Бурган по-имени Шидидугээр»), «Илбичи кыдаттыц теегузу» («История китайца-волшебника»), «Ак-Чицгитей хаан» («Хан Ак-Чингитей»), «Элецмей башкы» («Учитель Эленмей»), «Хаван башкы» («Учитель Свинья»), «Чеди илбичи» («Семь волшебников»), «Уран-дойдунуц тоолдары» («Сказки мудрого попугая»), «Элчиген-кулак хаан» («Хан с ослиными ушами»).

В качестве сравнительного материала были использованы доступные автору научные и художественные переводы вышеперечисленных памятников монгольской, тибетской и древнеиндийской литератур, изданные в нашей стране и в Монголии, а также сборники тибетских, монгольских, бурятских сказок.

Степень изученности темы. В общей типологии средневековых литератур Востока исследователями выделяются три большие общности. «Под зональной литературной общностью, - пишет В.И. Брагинский, - мы понимаем комплекс средневековых литератур, который сложился вокруг литературы, развивавшейся еще в эпоху древности (или литературы, функционально ей аналогичной), и характеризовался единством идеологических концепций (религиозно-философских, этических, эстетических), а также устойчивостью и системностью внутренних связей» (Брагинский, 1991, С. 25). Далее, как отмечает автор, «. на средневековом Востоке существовало три зональные общности. К первой - арабо-мусульманской - принадлежали литературы арабская, персидская, тюркские, урду и ряд мусульманских литератур Индии, а также малайская и мусульманские литературы Индонезии. Ко второй - индийско-юго-восточноазиатской, или, чуть проще, индийско-юго-восточной - относились индуистские литературы Индии, индуистско-буддийские литературы Юго-Восточной Азии и - как особая группа - буддийские литературы этих же регионов, Шри-Ланки, Тибета и Монголии. В третью общность - в китайскодальневосточную - входили китайская, японская, корейская и вьетнамская литературы» (Там же, С. 25).

В свою очередь, внутри зональных общностей, исследователь выделяет два типа литератур: «литературы, вокруг которых шел процесс образования общностей (далее они называются зопообразующие), и литературы, которые составляли окружение зонообразующих литератур, интегрировались в общность (далее - интегрируемые литературы)» (Там же, С. 25). Зональные общности прошли три этапа в своем историческом развитии: становления, зарождения в интегрируемых литературах письменной словесности на этнических языках, расцвет интегрируемых литератур (Там же, С. 26). Характерной особенностью интегрируемых литератур было то, что в процессе формирования они «опирались прежде всего на опыт соответствующей зонообразующей литературы, а уже затем на свою устную словесность» (Там же, С. 43).

Эти три эволюционных этапа прошли и средневековые тибетская и монгольская литературы. Применительно к теме нашего исследования, весьма важно определение роли старомонгольской литературы как литературы-посредницы в процессе заимствования тувинцами традиций индийской и тибетской литератур. Это подчеркивали и авторы вышеназванной монографии: «до нынешнего времени многие вопросы, в том числе и касающиеся активной роли монгольской традиционной культуры в процессе межэтнического литературно-фольклорного взаимообмена, остаются неясными, а потому неизбежно гипотетическими и дискуссионными» (Литературные связи Монголии, С. 4).

Благодаря посредничеству монгольской литературы тувинцы познакомились с таким примечательным явлением древнеиндийской литературы, как жанр «обрамленной повести», и тувинский фольклор как бы примкнул (хоть и периферийно) к индийско-юго-восточной литературной общности. Как пишут Ц. Дамдинсурэн и С.Д. Серебряный, «особую проблему представляет собой влияние индийских источников, и в частности, «обрамленных повестей», на фольклор иных народов» (Дамдинсурэн, Серебряный, С. 135).

Согласно тибетской исторической традиции, при царе Сронцэнгампо (годы правления 617-649), сановником Тхонми Самбхотой в 632 г. было создано тибетское письмо, и примерно в это же время (середине VII в.) буддизм начал проникать в Тибет (Дылыкова, 1986, С. 6-7).

Буддизм дал толчок зарождению собственной тибетской литературной традиции в VII в., также и началу в конце VIII в. широкомасштабной работы по переводу с санскрита не только религиозных текстов, но и огромного количества древнеиндийских сочинений по различным областям знаний, в том числе художественных произведений. Как отмечает B.C. Дылыкова, в Тибете «.в XI-XII вв. были переведены восемь «Нитишастр», «Жития восьмидесяти четырех сиддхов», «Облако-вестник» Калидасы, «Двадцать пять рассказов Веталы», «Панчатантра», «Хитопадеша» и другие сочинения, органически вписавшиеся в тибетскую письменную традицию, а также трактаты по медицине и фармакопее, грамматике и поэтике, астрологии; астрономии и т.п.» (Дылыкова, С. 75).

Так, примерно с середины XIII - начала XIV вв., тибетская литература активно осваивала целый комплекс текстов на санскрите - от религиозных трактатов до художественных произведений, на основе которых, позже был составлен Тибетский канон. Данный период развития тибетской литературы можно назвать периодом широкой переводческой деятельности. Подчеркивая определяющую роль религиозного канона в содержании средневековых литератур, В.И. Брагинский пишет: «Особенно существенно, что канонический язык выступал в качестве универсального средства коммуникации в зональных литературных общностях. С одной стороны, он соединял интегрируемые культуры с культурой зонообразующей и открывал им доступ к ее письменной словесности, с другой - являлся инструментом общения интегрируемых традиций между собой» (Брагинский, С. 30).

Именно ко времени создания религиозных канонов - «Ганджур» в 108 и «Данджур» в 225 томах (XVII-XVIII вв.) заканчивается этап формирования тибетского литературного языка - уже как языка канонического. Вслед за этим «закончился и первый длительный этап развития литературного процесса в Тибете - этап переводов с санскрита» (Дылыкова, С. 80).

После создания монгольской государственности в XIII в. культурные контакты монголов с китайцами, уйгурами, тибетцами и другими народами становятся особенно тесными и интенсивными. В более поздний период, в XVII-XVIII вв., в Монголии началось возрождение духовной культуры и, с окончательным утверждением буддизма, наступил расцвет письменности и культуры монголов в тесной связи с тибетской культурой.

Тибетская культура, вобравшая в себя самое лучшее из индийской культуры - религию, науку, классическую литературу, в свою очередь, передает эти знания кочевникам Монголии. Как пишет акад. Ш. Бира, « . монголы в прошлом создали, если не целую тибетоязычную культуру, подобно среднеазиатским народам, создавшим арабоязычную культуру в период гегемонии арабов, то, во всяком случае, они являются творцами большой тибетоязычной литературы по различным отраслям знания вообще, и по истории в частности» (Бира, 1960, С. 3).

В целом, переводческая деятельность монгольских литераторов, первоначально основанная на религиозных побуждениях, постепенно способствовала появлению местных писателей, оригинальных произведений, развитию и укреплению собственной светской литературы. Буддийская литература повлияла на зарождение литературных традиций также у монголоязычных ойратов и бурят. Первые литературные произведения этих народов в виде исторических летописей, биографий, литературных обработок легенд, преданий и т.п. появляются соответственно в XVIII-XIX вв. (Дугар-Нимаев, 1981, С. 327-342; Соктоев, 1976, С. 37-179).

В XVII-XVIII вв. буддизм постепенно укреплялся и среди населения Тувы. Тюркоязычные тувинцы были генетически родственны и культурно близки монгольским народам, но самым сильным фактором, объединившим их воедино, был буддизм, окончательно утвердившийся на территории Тувы в середине XVIII в., в период Цинов. Культура монголов, которая была в тесной интеграции с тибетской, выступала посредницей в передаче тувинцам религиозно-культурных, в том числе литературных, традиций Тибета и Индии.

Впервые термин «обрамленная повесть» в научный оборот ввел известный индолог П.А. Гринцер для обозначения таких древнеиндийских прозаических произведений, как «Панчатантра» («Pancatantra» - «Пять книг»), «Веталапанчавиншати» («Vetalapancavingati» - «Двадцать пять рассказов Веталы»), «Викрамачарита» («Vikramacarita» - «Жизнь Викрамы», или «Тридцать две истории царского трона») и «Шукасаптати» («Qukacaptati» - «Семьдесят рассказов попугая»). Он же исследовал истоки и своеобразие «обрамленной повести» как жанра, композиционную структуру, природу и функциональные качества (Гринцер, 1963).

Для сборников «обрамленной повести» «свойственна общая повествовательная рамка, в которую искусно вставлены большие и малые рассказы-эпизоды, иногда тематически с рамкой связанные, но чаще не имеющие к ней прямого отношения» (Гринцер, 1985, С. 34).

Рамочная конструкция прошла длительный путь, прежде чем она стала четкой литературной формой. Классическими образцами «обрамленных повестей» считаются «Веталапанчавиншати», «Шукасаптати» и «Викрамачарита». В этих произведениях рамка уже «. состоит из пролога, описывающего обстановку действия и лиц, которые рассказывают и выслушивают истории, вводных и заключительных формул к каждому рассказу и, наконец, эпилога, в котором разрешается конфликт, послуживший поводом к рассказыванию историй» (Гринцер, 1963, с. 201).

Сказка, наряду с героическим эпосом, является ведущим жанром тувинского повествовательного фольклора. История собирания, изучения и публикации тувинского фольклора начинается с XIX в. и связана с именами русских ученых В.В. Радлова, Г.Н. Потанина, Н.Ф. Катанова, а в начале XX в. - и Ф.Я. Кона. В последующие годы, и особенно после создания в 1945 г. Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, усилиями тувинских ученых, писателей, учителей, журналистов, студентов и других энтузиастов собран огромный фонд тувинского фольклора, в том числе сказок.

Одной из первых работ, посвященных изучению тувинской сказки, была диссертация И.А. Вчерашней «Тувинские народные сказки» (Вчерашняя, 1954). В ней исследователем дана общая характеристика тувинских сказок, уделено внимание раскрытию идейно-тематического содержания и художественно-поэтическому анализу произведений.

Исследованием тувинских сказок в целом занимался и проф. Д.С. Куулар. В «Очерках тувинского фольклора» на тувинском языке им была написана глава о сказках, в которой была дана предварительная жанровая классификация сказок и их сюжетных типов (Куулар, 1976).

Немецкий ученый Э. Таубе внесла весомый вклад в исследование и издание сказок этнических тувинцев Западной Монголии. Ею были осуществлены два научных издания (на немецком и русском языках) сказок тувинцев Западной Монголии (Tuwinische Volksmarchen Herausgegeben von Erika Taube, 1978; Сказки и предания алтайских тувинцев, 1994).

С 1938 г. издано 26 сборников тувинских сказок, куда вошли и героические сказания. Одним из последних в рамках 60-томной академической серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего

Востока» в Новосибирске вышел в свет двуязычный том «Тувинские народные сказки» (Тувинские народные сказки, 1994). В ходе подготовки данного тома был заложен качественно новый этап в изучении тувинских сказок. Составитель тома З.Б. Самдан сделала научную систематизацию сказок из Рукописного Фонда ТИГИ, значительно расширила жанровую и сюжетно-тематическую классификацию тувинской сказки и тем самым внесла существенный вклад в ее изучение. Также впервые тувинская сказка была соотнесена с Международным сюжетным указателем А. Аарне - С. Томпсона (Самдан, 1994, С. 10-34).

Говоря о характере заимствований в тувинском фольклоре, З.Б. Самдан пишет, что «чужеродные детали и мотивы либо вкрапливаются в ткань традиционного произведения из устной и письменной традиции других народов, либо воспринимаются как целые сюжеты и даже отдельные циклы» (Там же, С. 30).

В качестве подтверждения к вышесказанному можно привести сказки о царевиче Мигир-Мижите, которые образуют как бы отдельный цикл в тувинской сказочной традиции. Характерной особенностью тувинских сказок, основанных на сюжетах монгольской литературной трилогии о царевиче Бигармиджиде («Арджи-Борджи», «Бигармиджид» и «Кэсэнэ-хан), является то, что они в большей части сохранили обрамленную композицию.

В тувинском фольклоре широкое бытование получили и другие повествовательные сборники - «Волшебный мертвец», «Панчатантра», «Сказок попугая», которые также рассматриваются в данной работе.

О существовании широких культурных связей тувинцев с китайцами, монголами и другими азиатскими народами впервые упомянул Народный писатель Тувы С.А. Сарыг-оол. В предисловии к первому сборнику тувинских сказок, вышедшему в 1947 г., им была отмечена близость тувинских и монгольских сказок, обусловленная историко-культурными причинами, в числе которых и широко распространенное прежде тувинскомонгольское двуязычие (Сарыг-оол, 1947, С. 10). Вслед за ним, И.А. Вчерашняя также указывает на тесные фольклорные связи между тувинцами и другими азиатскими народами (Вчерашняя, С. 12-13). Вопрос о взаимосвязях тувинского и центральноазиатского, а также саяно-алтайского устно-поэтического творчества рассматривался в исследованиях проф. Д.С. Куулара (Куулар, 1976, С. 47).

В предисловии к тувинскому изданию известного монгольского эпического сказания «Добрый молодец Хан-Харангуй», его переводчик, историк Ю.Л. Аранчын верно писал, что устное творчество тувинцев вобрало в себя сюжеты многих сказок народов Западной Монголии (II, Эрниц эрези Хан-Харацгуй, С. 4).

Сюжетные и жанровые параллели тувинской сказки и ее взаимодействия со сказками соседних народов - алтайцев, хакасов, бурят, монголов в целом исследовались З.Б. Самдан, и ею же впервые были выявлены тувинские версии сказок из восточных циклов и приведен их список (Самдан, С. 16).

Э. Таубе, указывая на бытование в фольклоре тувинцев Монголии отдельных сюжетов из «Волшебного мертвеца» и «Арджи-Борджи», в то же время не исключает возможности, что многие сюжеты из книжных циклов могут иметь древнее устное происхождение и бытовали в фольклоре центральноазиатских народов задолго до их письменной фиксации (Таубе, 1994, С. 47).

Объективные условия развития тувинской культуры достаточно заметно отличались от условий историко-культурной среды Монголии. Поскольку тувинцы не имели собственной письменности, в таких сферах общественной жизни, как государственно-административная деятельность, судопроизводство и личная переписка, они пользовались старомонгольским письмом. Оно активно функционировало в Туве на протяжении почти трех столетий, начиная примерно с середины XVIII и вплоть до 1930 года - к моменту создания тувинской письменности, основанной на кириллице.

Акад. Б .Я. Владимирцов так писал о монголо-тувинских языковых связях: «.наиболее интересным явлением из этой области оказывается продвижение монгольского языка к танну-тувинцам - урянхайцам, у которых монгольский язык, кроме того, что он является орудием взаимного общения между урянхайцами и монголами, служит посредником для проникновения культуры, орудием культуры» (Владимирцов, 1989, С. 15).

В дореволюционной Туве знание монгольской грамоты, наряду с тибетской, считалось необходимым и престижным не только среди монахов, но и в светском обществе, у представителей родовой знати. Тибетский язык у тувинцев служил только для сугубо религиозно-культовой практики, в отличие от монголов, в просвещенных кругах которых он превратился в научно-литературный и элитарно-канонический.

Как отмечает тюрколог-лингвист Б.И. Татаринцев, «в виду отсутствия собственной тувинской письменности, старописьменный монгольский язык продолжал использоваться в Туве и в первое десятилетие существования ТНР (1921-1930 гг.). Более того, указанный период является, в сущности, кульминационным периодом в бытовании этого языка в Туве. Его общественные функции расширились: старописьменный язык стал языком актов и прессы. Он изучался также в первых светских школах, созданных в ТНР» (Татаринцев, 1975, С. 10).

Так, с 1925 г. на монгольском языке издавались газеты «Танну-Тувагийн унэн» («Правда Таину-Тува»), «Эрх чолеетей Тува» («Свободная Тува»), «Унэн» («Правда») и ежемесячные журналы «Хувискаалт арад» («Революционный арат») и «Залуучуудын зорилго» («Задачи молодёжи»). С дальнейшим развитием государственности, культуры и образования в Танну-Тува монгольский язык дал импульс появлению зачатков тувинской литературы.

Еще раньше (с середины XVIII и до начала XX вв.) существовали оригинальные рукописи летописного характера, написанные тувинскими авторами на монгольском языке. Наиболее значительной и ценной из этих немногочисленных рукописей является «История прежних нойонов тувинского народа» анонимного автора, датируемая 1867 г., которую можно назвать весьма ценным историческим источником, написанным самими тувинцами до начала XX в.

О существовании подобной литературы в Туве до недавной поры мало кто догадывался. Впервые вопрос об оригинальной литературе тувинцев на монгольском языке был поставлен бурятским литературоведом Г.О. Туденовым, который первым начал ее исследование. Отмечая близость тувинских дореволюционных летописей и хроник к монгольским летописям, Г.О. Туденов подчеркивал: «Исключительно большое значение для литературоведения имеют исторические хроники и летописи. Во многих из них усматривается авторская установка на художественность, образность стиля и сюжетность. Анфиладный принцип построения дает возможность автору в хронологической последовательности излагать события и факты, а также давать элементарные описания некоторых черт характера и психологического состояния исторических лиц или легендарных героев» (Туденов, 1983, С. 261).

Однако до сих пор малоизучен вопрос о влиянии монгольской письменности в 1930-е и последующие годы - на формирование собственной письменной традиции, а затем и на развитие молодой тувинской литературы. Г.О. Туденов также подчеркивал, что если «основными, фольклорными зонообразующими критериями и признаками выступают, . генетические, контактные и типологические взаимосвязи на базе этнолингвистической общности или близости», то «национальная литература может формироваться и на неродном языке» (Туденов, 1986, С. 87).

Апробация работы. Основные положения диссертации были опубликованы в трех научных сборниках и прочитаны в виде докладов, сообщений на семи научных конференциях, в том числе: «Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур» (Новосибирск, 1995); «50 лет ТНИИЯЛИ» (Кызыл, 1995); «Хоомей - феномен культуры народов Центральной Азии» (Кызыл, 1998); Республиканской научно-практической конференции, посвященной 55-летию добровольного вхождения Тувы в состав России (Кызыл, 1999); «Экология и традиционные религиозно-магические знания» (Москва-Абакан-Кызыл, 2001). Всего по теме диссертации опубликовано 7 работ, 1 статья находится в производстве.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и словаря непереведенных слов.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Сюжеты и мотивы "обрамленных повестей" в тувинской сказочной традиции"

Заключение

В итоге следует подчеркнуть, что в тувинском фольклоре были представлены почти все монгольские повествовательные сборники -«Арджи-Борджи», «Панчатантра», «Волшебный мертвец», «Сказки попугая» (исключение составляет лишь произведение «Кэсэнэ-хаан», во всяком случае, данный сборник пока не обнаружен). Все вышеназванные произведения распространялись в сказочной традиции тувинцев и как сборники, сохраняя главный жанровый признак - обрамление, и в разрозненном виде как самостоятельные сюжеты и составляют целый пласт - внушительный по объему и сложный по составу.

Разумеется, степень распространения, обработки и популярности этих произведений в тувинской сказочной традиции неодинакова. В Туве сборник «Арджи-Борджи» и произведение «Бигармиджид» послужили источником возникновения целого цикла тувинских сказок о царевиче Мигир-Мижите. Как мы отмечали ранее, эти сказки под разными названиями («Мигир-Мижит», «Аржы-Буржу», «Хандырба-хаан» и «Трон о тридцати двух деревянных ножках») были распространены в основном в юго-западных районах Тувы. Во всяком случае, сохранившиеся в РФ ТИГИ варианты этих сказок были записаны в большей части в Сут-Холе, Дзун-Хемчике, Бай-Тайге и Монгун-Тайге. Из других же районов есть единичные записи (например, из Тоджи, Танды и Улуг-Хема). Интересным фактом является то, что эти литературные сказки, хотя и подверглись определенным сюжетно-стилистическим изменениям (сокращениям, добавлениям и т.д., что является естественным для фольклорного бытования) и художественным обработкам в рамках тувинской устно-поэтической традиции, в них сохранился исконный жанровый признак оригинала -рамочная конструкция.

Из всех монгольских памятников именно «Арджи-Борджи» бытовал в тувинском фольклоре в более или менее первоначальном виде и устойчиво сохранил обрамленную форму. Примечательно то, что как данный памятник, так и другие заимствованные произведения, входили в репертуар многих знаменитых сказителей Тувы - Чанчы-Хоо Ооржака, Агылдыра Монгуша, Кунгаа Хертека, Опая Монгуша и других. Каждый из тувинских сказителей творчески использовал литературные сюжеты в рамках своего художественного стиля, о чем свидетельствуют вышерассмотренные варианты сказок.

В меньшей степени, но тувинцам был известен и другой сборник -«Бигармиджид», который в монгольской литературе наряду с «Арджи-Борджи» и «Кэсэнэ-хаан» составляют трилогию. Однако из них, «Бигармиджид» не имеет обрамления. В тувинской среде «Бигармиджид» подвергся более выраженной сюжетно-композиционной и художественно-стилистической трансформации, нежели сюжеты обрамленных сказок «Арджи-Борджи». Из двух тувинских вариантов «Мигир-Мижита» (монг. «Бигармиджид»), рассмотренных в настоящей работе, вариант сказителя Чанчы-Хоо Ооржака сохранил первоначальный сюжет, а другой - сказителя Ширинена Иргита, является новым произведением, возникшим на основе литературного сюжета. В нем главным персонажем выступает тот же царевич Мигир-Мижит, который приближен к героям тувинских богатырских сказок.

В фольклоре тувинцев получили бытование также отдельные сюжеты из тибетских и монгольских переложений «Панчатантры». Такие сюжеты, как сюжет о коте-наставпике, льве и зайце, а также о женщине и мангусте, художественно обработанные в рамках местной традиции, стали неотъемлемой частью тувинского фольклора.

Как видно из нашего исследования, в Туве широкое бытование получили и сюжеты из «Волшебного мертвеца». Сюжеты из данного сборника оказались более «урожайными» в плане образования различных вариантов по сравнению с сюжетами из «Панчатантры» и остальных памятников. Самыми популярными оказались рассказы «Знахарь со свиной головой», «Ананда-плотник и Ананда-живописец», «Царь с ослиными ушами», «Царевичи Наран-герел и Саран-герел». Сюжет о семи волшебниках, который в литературном оригинале является вступительным рассказом-рамкой ко всему сборнику, в тувинском фольклоре получил самостоятельное бытование и имеет множество вариантов. Помимо самостоятельно бытующих вышеназванных сюжетов, выявлены также два варианта, сохранивших обрамление. Первый называется «Шидидугээр бурган» и включает семь сказок, а второй, в котором шесть сказок - «Семь волшебников».

Очевиден тот факт, что циклизация монгольских обрамленных повестей в сказочной традиции тувинцев происходила в разные исторические периоды, наряду с различными волнами распространения буддизма и его литературы (конец XVIII - начало XX вв.). Огромную роль в распространении литературных сказок в Туве сыграли монгольский язык и письменность. Хотя применение старомонгольского письма в Туве ограничивалось только узкими рамками, в более широком историческом масштабе его роль и значение, несомненно, были огромными. Использование и бытование монгольской письменности в Туве не было кратковременным, бесследно исчезнувшим явлением в истории тувинской культуры. Монгольский язык и письменность дали тувинцам возможность приобщиться к более развитым цивилизациям Востока - тибетской, индийской, китайской. Благодаря посредничеству монгольской литературы, тувинский фольклор обогатился таким мировым литературным феноменом, как древнеиндийская «обрамленная повесть» и отдаленно примкнул к индийско-юговосточной зональной литературной общности. Монгольская словесность (и устная, и письменная) повлияла также на появление зачатков оригинальной тувинской летописной литературы на монгольском языке. Однако история развития монгольской письменности в Туве не изучена в достаточной мере и до сегодняшнего дня не получила должной научной оценки и ждет своих исследователей.

В свою очередь, повествовательная традиция тувинцев, основанная на древнейшей эпической, оказалась открытой для восприятия инонациональных элементов и благодатной почвой, которая сумела дать свежие всходы в виде новых сказочных сюжетов. Рассмотренные нами сказки свидетельствуют о том, что тувинцы не просто механически переняли эти сюжеты, а сумели творчески переработать их в своей художественной лаборатории.

Список научной литературыДонгак, Антонина Саар-ооловна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Азбелев С.Н. Основные понятия текстологии в применении к фольклорному материалу // Принципы текстологического изучения фольклора. М.; JL, 1966. - С. 260-302.

2. Афанасьева Е.Н. Влияние традиций индийской дидактической прозы на развитие литератур Таиланда и Лаоса // Взаимосвязи и закономерности развития литератур Центральной и Восточной Азии. М., 1991. - С. 6876.

3. Бадмаев А.В. Ранние памятники ойратско-калмыцкой литературы (XVII-XVIII вв.): Автореф. дис. канд. филол. наук. М.; Элиста. - 1969. - 21 с.

4. Байсклан С.М. Поэтика тувинского героического эпоса. Кызыл, 1987. -72 с.

5. Баранникова Е.В. Бурятская сатирическая сказка. Улан-Удэ, 1963. - 180 с.

6. Баранникова Е.В. Бурятские волшебно-фантастические сказки. -Новосибирск. 1978.-254 с.

7. Бардаханова С.С. Бурятские сказки о животных. Улан-Удэ, 1974. - 152 с.

8. Баяртуев Б.Д. Мотивы и сюжеты «Панчатантры» в бурятской литературе дооктябрьского периода: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1987.-24 с.

9. Баяртуев Б.Д. Трансформация мотивов «Панчатантры» в устном народном творчестве бурят // Типология традиционных жанров бурятского фольклора. Улан-Удэ, 1989. - С. 108-122.

10. Баяртуев Б.Д. Предыстория литературы бурят-монголов. Улан-Удэ, 2001.-222 с.11 .Вира Ш. Монгольская тибетоязычная историческая литература (XVII-XIX). Studia Historica. - Т. Ill, Fasc.l. - Улсын хэвлэлийн хэрэг эрхлэх хороо. - Улаанбаатар, 1960. - 84 с.

11. Болсохоева Н.Д. Сакья-пандита и его «Субхашита»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1977. - 20 с.

12. Болсохоева Н.Д. Тибетская дидактическая литература («Субхашита») // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1977.

13. Болсохоева Н.Д. «Нитишастры» в истории тибетской литературы // Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. -Новосибирск, 1980. С. 83-102.

14. Брагинский В.М. Проблемы типологии средневековых литератур Востока (Очерки культурологического изучения литературы). М., 1991. - 392 с.

15. Бурятские народные сказки. Бытовые / Под общ. ред. Е.В.Баранниковой. -Улан-Удэ, 1981.-448 с.

16. Бурятские народные сказки / Сост. Б.С. Дугаров.- М., 1990. 383 с.

17. Бурятские народные сказки: О животных. Бытовые / Сост. Е.В.Баранникова, С.С.Бардаханова, В.Ш.Гунгаров. Новосибирск, 2000. -304 с. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 20).

18. Васильков В.Я. «Махабхарата» и устная эпическая поэзия // Народы Азии и Африки». 1971. - № 4.

19. Владимирцов Б.Я. Монгольская литература. // Литература Востока. Вып. 2.-Птг., 1920.-С. 90-115.

20. Владимирцов Б.Я. Монголо-ойратский героический эпос. СПб., 1923. -253 с.

21. Владимирцов Б.Я. Предисловие // Лауфер Б. Очерк монгольской литературы. Л., 1927.

22. Владимирцов Б.Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия: Введение и фонетика. Изд. 2-е. М., 1989. -438 с.

23. Волшебный мертвец / Пер., предисл. и примеч. Б.Я.Владимирцова. Пб., 1923. - 119 с. - Изд. 2-е. - М., 1958. - 160 с.

24. Волшебное сокровище: Сказки и легенды Тибета / Сост., предис. и коммент. С.А. Комиссарова. Новосибирск, 1997. - 270 с.

25. Вчерашняя И.А. Тувинские народные сказки: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1955. - 16 с.

26. Гацак В.М. Эпический певец и его текст // Текстологическое изучение эпоса. -М., 1971.-С. 7-46.

27. Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени: историческое исследование. М., 1989. - 255 с.

28. Гацак В.М. Текстологическое постижение многомерности фольклора // Современная текстология: теория и практика. М., 1997. - С. 103-112.

29. Гринцер П.А. Литературные и фольклорные связи санкритской обрамленной повести // Взаимосвязи литератур Востока и Запада. М., 1961.-С. 182-234.

30. Гринцер П.А. Древнеиндийская проза (обрамленная повесть). М., 1963. - 268 с.

31. Гринцер П.А. Древнеиндийский эпос: генезис и типология. М., 1974. -420 с.

32. Гринцер П.А. Эпические формулы в «Махабхарате» и «Рамаяне» // Типологические исследования по фольклору: Сб. ст. памяти В.Я.Проппа. -М., 1975.-С. 156-182.

33. Гринцер П.А. Стилистическое развертывание темы в санскритском эпосе // Памятники книжного эпоса: Стиль и типологические особенности. М., 1978.-С. 16-48.

34. Гринцер П.А. «Рамаяна» в Юго-Восточной Азии // Традиционное и новое в литературах Юго-Восточной Азии. М., 1982. - С. 48-71.

35. Гринцер П.А. Индийская обрамленная повесть как массовая литература средневековья // Классические памятники литератур Востока. М., 1985. -С. 31-48.

36. Гришунин АЛ. Исследовательские аспекты текстологии. М., 1998. - 416 с.

37. Дамдинсурэн Ц. О тибетских и монгольских рукописях «Рассказов Веталы» (Доклады монг. делегации на XXVI конгрессе востоковедов). -Улан-Батор, 1963.

38. Дамдинсурэн Ц. Краткий обзор монгольских и тибетских сборников рассказов из «Панчатантры» // SLL. Т. 11, Fasc. 14. Улан-Батор, 1975.

39. Дамдинсурэн Ц., Гринцер П.А. Монгольские версии «Сказания о Раме» // Литературные связи Монголии. М., 1981. - С. 151-180.

40. Дамдинсурэн Ц., Серебряный С.Д. «Обрамленные повести» в Индии и у монгольских народов // Литературные связи Монголии. М., 1981. - С. 130-150.

41. Дамдинсурэн Ц., Цендина А.Д. Тибетский сборник рассказов из «Панчатантры» // CSM, Т. 20, Fasc. 3. Улан-Батор, 1983.

42. Дамдинсурэн Ц. Тибетские и монгольские сборники рассказов из «Панчатантры» // Монголын уран зохиолын харилцаа холбооны асуудалд. Улаанбаатар, 1987.

43. Дашибалова Д.В. Фольклор и литературная традиция в монгольской словесности XIX в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Улан-Удэ, 2000. - 20 с.

44. Дашиев Д.Б. Традиции «Нитишастр» в тибетской афористической литературе XVIII-XIX вв. // Буддизм и литературно-художественное творчество народов Центральной Азии. Новосибирск, 1985. - С. 20-32.

45. Дашиев Д.Б. Фольклорные сюжеты в буддийской литературе Тибета // Буддизм и средневековая культура народов Центральной Азии. -Новосибирск, 1980. С. 103-132.

46. Дашиев Д.Б. Бурятская дидактическая литература: проблемы жанрового состава: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1997. - 15 с.

47. Двадцать пять рассказов Веталы / Пер. с санскр., ст. и коммент. Р.О.Шор. -Л., 1939.-210 с.

48. Джатаки / Пер. с пали, вступ. ст., примеч. Б. Захарьина. М., 1979. - 350 с.

49. Дылыкова B.C. Тибетская литература. М., 1986. - 240 с.

50. Дылыкова B.C., Парфионович Ю.М. Система средневековой буддийской литературы Тибета // Художественные традиции литератур Востока и современность. Ранние формы традиционализма. М., 1985. - С. 23-37.

51. Дугар-Нимаев Ц.-А. Бурятская литература в ряду других монголоязычных литератур в XVIII XIX вв. // Литературные связи Монголии. - М., 1981. - С. 327-342.53.Ёндон Д. Сказочные сюжеты в памятниках тибетской и монгольской литератур. М., 1989. - 184 с.

52. Жамцарано Ц. Монгольские сказки. 1. Богдо Бигарма Зади хан. 2. Шидэту кэгур, или Заколдованный труп.- Урга, 1923,- (Второе издание: StudiaF. Т. l,Fasc. 1.- 1959).

53. Жизнь Викрамы, или 32 истории царского трона / Пер. с санскр., предис. и прим. П.А.Гринцера. М., 1960. - 256 с.

54. Илларионов В.В.Сказительство в системе фольклорной традиции народа

55. Саха: Автореф. дис. д-ра филол. наук. Якутск, 1997. - 54 с.

56. Калила и Димна: Пер. с араб. И.Ю. Крачковского. 2-е изд. - М., 1957. -368 с.

57. Калмыцкие народные сказки / Под ред. И.К. Илишкина и У.У. Очирова. -Элиста, 1961.-256 с.

58. Калмыцкие сказки. Элиста, 1978. - 147 с.

59. Кара Д. Уйгуро-монгольские литературные связи // Литературные связи Монголии. М., 1981. - С. 51-62.

60. Проделки дядюшки Дэнба: Тибетское народное творчество. Пер. с кит. В. Кассис.-М., 1962.- 108 с.

61. Кудияров А.В. Художественно-стилевые закономерности эпоса монголоязычных народов // Фольклорное наследие народов Сибири и Дальнего Востока. Горно-Алтайск, 1986. - С. 114-150.

62. Кудияров А.В. Примечания переводчика к богатырской сказке // Тувинские народные сказки / Сост. З.Б. Самдан. Новосибирск, 1994. -(Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 4). - С. 414-432.

63. Куулар Д.С. Сказитель Чанчы-Хоо // Демир-Шилги аъттыг Тевене-Моге.-Кызыл, 1972. С. 294-301 (на тув. яз.).

64. Куулар Д.С. Связи тувинского фольклора с устно-поэтическим творчеством тюркских народов // Тезисы докладов и сообщений II Всесоюз. тюркологической конф. Алма-Ата, 1976.

65. Куулар Д.С. Сказки // Очерки тувинского фольклора. Кызыл, 1976. - С. 44-65 (на тув. яз.).

66. Куулар Д.С. Сказитель Чанчы-Хоо // История и современность. Кызыл, 1982.-С. 3-9 (натув. яз.).

67. Куулар Д.С. Сокровище народов: о бытовании «Гэсэра» в Туве // История и современность. Кызыл, 1982. - С. 129-138 (на тув. яз.).

68. Кыргыс З.К. Музыкальное исполнение тувинских сказок // Тувинские народные сказки / Сост. З.Б.Самдан. Новосибирск, 1994. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 4). - С. 35-48.

69. Литературные связи Монголии. М., 1981.

70. Лихачев Д.С. Текстология на материале русской литературы X-XVII веков. Изд. 2-е. - Л., 1983. - 639 с.

71. Лорд А.Б. Сказитель / Пер. с англ. и коммент. Ю.А.Клейнера, Г.А.Левинтона; Послесл. Б.Н.Путилова. М., 1994. - 369 с.

72. Маланова Т.М. О ранних переводах древнеиндийских нитишастр в Тибете // Народы Азии и Африки. 1980. - № 3. - С. 130-136.

73. Маланова Т.М. Нитишастра «Гатха-коша», приписываемая Равигупте как источник по истории тибетской письменной поэтической традиции // Древний и средневековый Восток. История и филология. М., 1983. - С. 59-72.

74. Маланова Т.М. Тибетские переводы древнеиндийской афористической поэзии // Буддизм и литературно-художественное творчество народов Центральной Азии. Новосибирск, 1985. - С. 6-20.

75. Мастерство современных бурятских сказителей. Улан-Удэ, 1978. - 135 с.

76. Мелетинский Е.М. Богатырские поэмы тюрко-монгольских народов Сибири // Происхождение героического эпоса: Ранние формы и архаические памятники. М., 1963. - С. 247-375.

77. Мелетинский Е.М. Структурно-типологическое изучение сказки // Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969. - С. 134-166.

78. Мелетинский Е.М. «Общие места» и другие элементы фольклорного стиля в эддической поэзии // Памятники книжного эпоса. Стиль и типологические особенности. М., 1978. - С. 68-83.

79. Михайлов Г.И. Литературное наследство монголов. М., 1969. - 175 с.

80. Михайлов Г.И., Яцковская К.Н. Монгольская литература: Краткий очерк. -М., 1969.-222 с.

81. Михайлов Г.И. Проблемы фольклора монгольских народов. Элиста, 1971.-234 с.

82. Монгольский сборник рассказов из Pancatantra / Пер. с монг., предисл, введение Б.Я.Владимирцова. Птг., 1921. - 164 с. - (Отд. оттиск из 5 т. Сборника МАЭ).

83. Монгольские сказки. Т. 1, 2. Урга, 1923. - 248 с.

84. Неклюдов С.Ю. Статические и динамические начала в пространственно-временной организации повествовательного фольклора // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. - С. 182-190.

85. Неклюдов С.Ю. О стилистической организации монгольской «Гэсэриады» // Памятники книжного эпоса. М., 1978. - С. 49-67.

86. Неклюдов С.Ю. Эпос монгольских народов и проблема фольклорных взаимосвязей // Литературные связи Монголии. М., 1981. - С. 84-100.

87. Неклюдов С.Ю. Героический эпос монгольских народов: Устные и литературные традиции. М., 1984. - 309 с.

88. Неюподов С.Ю. Сказание о Гесере в традиционной словесности монголов (смысловое единство и множественность интерпретаций) // Классические памятники Востока. М., 1985. - С. 184-198.

89. Неклюдов С.Ю. Новотворчество в эпической традиции // Поэтика средневековых литератур Востока: Традиция и творческая индивидуальность. М., 1994. - С. 220-245.

90. Неклюдов С.Ю. Монгольская мифология: религиозные и повествовательные традиции // Мифология и литературы Востока. М., 1995.-С. 67-77.

91. Памятники книжного эпоса: Стиль и типологические особенности. М., 1978.-272 с.

92. Панчатантра или пять книг житейской мудрости / Пер. с санскр. И.Серебрякова. М., 1989. - 480 с.

93. Повести, сказки, притчи Древней Индии. М., 1964. - 299 с. ЮО.Поэтика жанров бурятского фольклора. - Улан-Удэ, 1982. - 108 с. Принципы текстологического изучения фольклора. - М.; JI., 1966. - 303 с.

94. Пропп В .Я. Морфология сказки. 2-е изд. М., 1969. - 168 с.

95. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976. - 325 с.

96. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. 2-е изд. JL, 1986.- 364 с.

97. Пропп В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998. - 351 с.

98. Путилов Б.Н. Современная фольклористика и проблемы текстологии // Русская литература. J1., 1963. - С. 100-114.

99. Путилов Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. JL, 1976. - 243 с.

100. Путилов Б.Н. Послесловие // А.Б. Лорд. Сказитель. М., 1994. - С. 323342.

101. Рифтин Б.Л. Историческая эпопея и фольклорная традиция в Китае (Устные и книжные версии «Троецарствия»). М.: Наука, 1970. - 482 с.

102. Рифтин Б.Л, Д. Цэрэнсодном. Сказ бэнсэн улигэр и проблема литературно-фольклорных взаимосвязей // Литературные связи Монголии. М., 1981.-С. 280-314.

103. Рифтин Б.Л. Из наблюдений над мастерством восточно-монгольских сказителей: Магтал коню и всаднику // Фольклор: Поэтика и традиция. -М., 1982. С. 70-92.

104. Рошияну Н. Традиционные формулы сказки. М., 1974. - 216 с.

105. Савицкий Л.С. О некоторых особенностях тибетской литературы XIV-XVI вв. // Жанры и стили литератур Китая и Кореи. М., 1969.

106. Самдан З.Б. Мир тувинской сказки // Тувинские народные сказки. Сост. З.Б.Самдан. Новосибирск, 1994. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 4). - С. 10-34.

107. Самдан З.Б. Взаимодействие тувинской сказки со сказочными традициями других народов // Лики тувинской словесности. За фольклорным жемчугом. Кызыл, 2001. - С. 47-49.

108. Сазыкин А.Г. «Повесть о Чойжид-дагини» и тибето-монгольские литературные связи // Всесоюзная школа молодых востоковедов: Тез. докл. и сообщ., ч. 1. М., 1980.

109. Сазыкин А.Г. Собрание монгольских рукописей и ксилографов из фондов Тувинского республиканского краеведческого Музея им. 60 богатырей (Кызыл) // Тюркские и монгольские письменные памятники:

110. Текстологические и культуроведческие аспекты исследования. М., 1992. - С. 45-58.

111. Сарыг-оол С.А. Предисловие // Тувинские сказки. Кызыл, 1947. - С. 3-13.

112. Сат С.М. Типические места в разносюжетных тувинских героических сказаниях // Вопросы тувинской филологии. Кызыл, 1983. - С. 77-89.

113. Серебряный С.Д. Формулы и повторы в «Рамаяне» Тулсидаса: (К постановке проблемы) // Памятники книжного эпоса. М., 1978. - С. 106140.

114. Светлое зерцало царских родословных / Вступ. ст., пер. и коммент. Б.И. Кузнецова. JI., 1961. - 124 с.

115. Серебряков И.Д. Древнеиндийская литература. М., 1963. - 201 с.

116. Сомадева. Повесть о царе Удаяне. Пять книг из «Океана сказаний» / Пер. с санскр. П.А. Гринцера и И.Д. Серебрякова; Предисл. и примеч. П.А. Гринцера. М., 1967. - 286 с.

117. Сомадева. Необычайные похождения царевича Нараваханадаты / Пер. с санскр., послесл. и примеч. И.Д. Серебрякова. Киев, 1984. - 606 с.

118. Современная текстология: Теория и практика. М., 1997. - 198 с.

119. Соктоев А.Б. О монголо-бурятских «обрамленных повестях» // Тр. Бурят, ин-т обществ, наук. Вып. 16: Сер. филол. Бурятская литература. -С. 128-157.

120. Соктоев А.Б. Становление художественной литературы Бурятии дооктябрьского периода. Улан-Удэ, 1976. - С. 62-111.

121. Татаринцев Б.И. Монгольское языковое влияние на тувинскую лексику. Кызыл, 1975. - 136 с.

122. Татаринцев Б.И. О некоторых группах монголизмов в языке тувинского фольклора // Учен. зап. ТНИИЯЛИ. Вып. 14. Кызыл, 1970. -С. 174-188.

123. Таубе Э. Предисловие // Сказки и предания алтайских тувинцев. М., 1994.-С. 5-50.

124. Творчество сказителей: традиция и импровизация. Улан-Удэ, 1998. -110 с. " '

125. Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР: Поэтика и стилистика. М., 1980. - 343 с.

126. Туденов Г.О. Идейно-художественные истоки формирования литературного эпоса у тюрко-монгольских народов Саяно-Алтайской провинции. (РФ ТИГИ, д. 855, 293 л.).

127. Туденов Г.О. О тувинской литературе дооктябрьского периода на старописьменном монгольском языке // Взаимодействие литератур народов Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1983. - С. 257-262.

128. Туденов Г.О. О зональной общности формирования эпоса народов Центральной Азии и Южной Сибири // Культура Монголии в средние века и новое время. Улан-Удэ, 1986. - С. 84-104.

129. Тудэв Лодонгийн. Национальное и интернациональное в монгольской литературе. М., 1982. - 253 с.

130. Фольклор. Типология и взаимосвязи фольклора народов. Поэтика и стилистика. М., 1980. - 345 с.

131. Фольклор: Поэтика и традиция. М., 1982. - 342 с.

132. Фольклор. Комплексная текстология. М., 1998. - 319 с.

133. Чагдуров С.Ш. Происхождение Гэсэриады. Опыт сравнительно-исторического исследования древнего словарного фонда. Новосибирск, 1980.-272 с.

134. Шаракшинова Н.О. К вопросу об индийско-бурятских фольклорных связях // Байкал. 1965. - № 3. - С. 152-156.

135. Шукасаптати. Семьдесят рассказов попугая / Пер. с санскр. М.А.Ширяева; Предисл. и примеч. В.И.Кальянова. М., 1960. - 174 с.

136. Цендина А.Д. Монгольская новеллистика XVII-XIX веков и индо-тибетские повествовательные традиции: Автореф. дис. . канд. филол. наук.-М., 1984.-20 с.

137. Цендина А.Д. Рассказы «Шукасаптати» в Монголии // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. М., 1982. - С. 263-270.

138. Цендина А.Д. Сказочные циклы в монгольской литературе XVII-XIX вв. // Специфика жанров в литературах Центральной и Восточной Азии: Современность и классическое наследие. М., 1985. - С. 156-168.

139. Цендина А.Д. К вопросу о поэтико-стилистических направлениях в монгольской литературе XVII-XIX вв. // Теория стиля литератур Востока. -М., 1995.-С. 74-104.

140. Цыбикова Б.-Х.Б. Бурятские бытовые сказки. Сюжетный состав. Поэтика. Улан-Удэ, 1993. - 114 с.

141. Дамдинсурэн Ц. Бигармижид хааны тухай гурван ном (Трилогия о царе Бигармижиде) // Studia Mongolica, Т. 5, fasc. 5. Ulan-Bator, 1965. -С. 73-146.• ■ i

142. Ендон Д. Тевд монголын уран зохиолын харилцааны асуудалд (Квопросу о литературных связях Тибета и Монголии). Улаанбаатар, 1980.

143. Монгол ардын улгэр (Монгольские народные сказки) / Д.Цэрэнсодном эмхтгэж, удиртгал, тайлбар бичив. Улаанбаатар, 1982.

144. Bergman В. Nomadische Streifen under den Kalmucken in den Jahren 1802 und 1803. Bd 1. Riga, 1804.

145. Taube E. Nadwort // Tuwinische Volksmarchen Herausgegeben von Erika Taube. Berlin, 1978. - p. 317-352.1. Тексты на русском языке:

146. Катанов Н.Ф. Опыт исследования урянхайского языка // Образцы народной словесности. Ч. 5. Казань, 1903. - С. 979-1022.

147. Катанов Н.Ф. Образцы народной литературы тюркских племен, изданные В.В.Радловым. Ч. 9: Наречия урянхайцев (сойотов), абаканских татар и карагасов. Тексты, собранные и переведенные Н.Ф.Катановым. СПб., 1907.-С. 1-181.

148. Кон Ф.Я. За пятьдесят лет. Экспедиция в Сойотию. Т. 3. М., 1934. - С. 174-209.

149. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. Вып. 2, 4. СПб., 1881-1883.-С. 167-648.

150. Радлов В.В. Образцы народной литературы тюркских племен. СПб., 1907.-С. 1-81.6. Tooldar. Kyzyl, 1938.

151. Тувинские народные сказки / Пер. И.А.Плоткиной, Л.В.Гребнева. -Кызыл, 1954.-91 с.

152. Тувинские народные сказки. 2-е изд., испр. Кызыл, 1955. - 82 с.

153. Тувинские народные сказки / Пер. М.А.Изынееевой; Лит. обработка Н.А.Сердобова. Кызыл, 1958. - 139 с.11 .Тувинские народные сказки / Сост. А.К.Калзан; пер. Н.А.Сердобова. 1. Кызыл, 1964. 147 с.

154. Тувинские сказки // Сибирские сказки / Сост. А.Л.Коптелов. 4-е изд., доп. Новосибирск, 1964. - С. 57-67.

155. Тувинские сказки. Новосибирск, 1970. - 183 с.

156. М.Тувинские народные сказки / Пер. М.Ватагина; Предисл. Д.С.Куулара. -М., 1971.-208 с.

157. Тувинские народные сказки. Это случилось в давние времена // Сказки народов СССР / Сост. М.Ватагин. Кызыл, 1973.

158. Тувинские народные сказки / Пересказ и лит. обр. М.Хадаханэ. М., 1984.- 112 с.

159. Сказание о просторе / Сост., поел, и коммент. Ч.М.Таксами. Л., 1988. -384 с.

160. Тувинские народные сказки / Сост. З.Б.Самдан. Новосибирск, 1994.

161. Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; Т. 4). 460 с.

162. Тексты на тувинском языке:

163. Алдай-Буучу: Тыва улустуц маадырлыг тоолдары / Тургускан С.М.Орус-оол. Т. 2. Кызыл, 1993. - 284 а.

164. Арзылац-Мерген: Тыва тоолдар / Тургускан Ч.Ч.Куулар, О.К.-Ч. Дарыма. Кызыл, 1974. - 186 а.

165. Баазанайньщ тоолдары / Тургускан О.К.-Ч.Дарыма. Кызыл, 1980. - 199 а.

166. Демир-Шилги аъттыг Тевене-Моге / Тургускан О.К.-Ч.Дарыма. -Кызыл, 1972.-302 а.

167. Маннайныц тоолдары / Тургускан О.К.-Ч.Дарыма. Кызыл, 1972. - 250 а.

168. Тыва маадырлыг тоолдар / Тургускан С.М.Орус-оол. Т. 1. Кызыл, 1990.-272 а.

169. Тыва тоолдар / Тургускан С.А.Сарыг-оол. Кызыл, 1947. - 329 а.

170. Тыва тоолдар / Тургускан И.Медээчи. Кызыл, 1951. - 202 а.

171. Тыва тоолдар / Тургускан А.К.Калзан, О.О.Сувакпит. Кызыл, 1955. -155 а.

172. Тыва тоолдар / Тургускан А.К.Калзан, Д.С.Куулар. Кызыл, 1957. - 184 а.

173. Тыва тоолдар / Тургускан А.К.Калзан, Д.С.Куулар. Кызыл, 1960. - 212 а.

174. Тыва тоолдар / Тургускан Д.С.Куулар. Кызыл, 1963. - 240 а

175. Тыва тоолдар / Тургускан О.К.-Ч.Дарыма. Кызыл, 1968. - 253 а.

176. Чыынды тоолдар. 2 дугаар ундургени. Кызыл, 1939. - 105-155 а.

177. Эрниц эрези Хан-Харангуй / Моол дылдан очулд. Ю.Л.Аранчын. -Кызыл, 1976.

178. СЛОВАРЬ НЕПЕРЕВЕДЕННЫХ СЛОВ

179. Аал — стойбище, чабанская стоянка, состоящее из одной или нескольких юрт (монг. айл)

180. Амын (амбын) чиновничье звание Арага — молочная водка (монг. архи (н).

181. Аргамчы аркан, длинная веревка для ловли лошадей, вырезанная или сплетенная из сыромятной кожи Аргар — архар, горный баран Бук — (миф.) злой дух, нечистая сила Бурган — бог, божество, идол

182. Далган национальное блюдо (мука из поджаренного ячменя, которую едят с топленым маслом или молоком)

183. Дамды объяснение не представляется возможным Дангына - царевна, фея Дунгур — шаманский бубен Йорээл — благопожелание

184. Когээрэ/сык кожаная фляжка для кумыса или молочной водки

185. Кокаарак букв, шакал (ругательное слово)

186. Лан кит. серебряная монета1. Мангыс — (миф.) чудовище

187. Ном — имеется в виду учение буддизма

188. Оваа — насыпь из камней, построенная на на перевалах в честь духов горы или местности

189. Олбук маленький стеганый коврик для сидения почетных гостей Очур - (монг. очир., ст-монг.Ьс1*г., санскр. ) ваджра, жезл - символ власти и могущества

190. Сан жертвенное воскурение благовоний

191. Судур (рел.) монг. судар, санскр. sutra) священные тексты буддизма

192. Tapaa название национального блюда (отшелушенное и поджаренное зерно пшеницы, замоченное в молоке с топленым маслом или сушеным творогом)

193. Тевек один из видов национальной игры (свинцовый кружок с отверствием в середине для продевания пучка шерсти, конского волоса, которого подбрасывают ногой)

194. Тон национальный халат с запахом

195. Уруле маленькие шарики, закатанные из лекарственных растений Хан - царь

196. Хам-дыт священное для шаманистов дерево (если из ствола дерева ответвляются несколько новых стволов, то такое дерево считается священным)

197. Хамба-лама одно из высших иерархических лиц в буддийской церкви

198. Хурээ-хиит буддийский монастырь Хойтпак - напиток из кислого молока на особой закваске Чылбыга - (миф.) персонаж, аналогичный ведьме или Баба-Яге из русской мифологии

199. Шан-кенгирге буддийские атрибуты (музыкальные инструменты, которые используются во время молебна)

200. Ширээ архаич. трон, престол; обычно в быту низенький столик для угощений

201. Шиш небольшая остроконечная палочка, вдеваемая в нос быка или верблюда, чтобы водить их

202. Шулбу (миф.) (монг. Шулмас) демон, нечистая сила, имеющая несколько обличий