автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Татская бытовая сказка

Полный текст автореферата диссертации по теме "Татская бытовая сказка"

ДИССЕРТАЦИОННЫЙ СОВЕТ В ИНСТИТУТЕ ЯЗЫКА, ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА им. Г. ЦАДАСЫ ДАГЕСТАНСКОГО НАУЧНОГО ЦЕНТРА РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

•з оа

, № ш7 На правах рукоп,,«,

АВШАЛУМОВА Наида Кизгиловиа

ТАТСКАЯ БЫТОВАЯ СКАЗКА

(типология, связи, специфика)

Специальность 10.01.09. — Фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Махачкала — 1996

Работа выполнена в Институте языка, литературы п искусства им. Г. Цада-сы Дагестанского научного центра Российской академии паук

НАУЧНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ доктор филологических наук, профессор Аджиев А. М.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОПГ.1ГГЫ

доктор филологических паук, профессор Гадагатль А. М. кандидат филологических ьлук, профессор Магомедов 3. А.

ВЕДУЩЕЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

Дагестанский государственный университет

Зашита состоится часов иа заседании диссерта-

ционного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в Институт? языка, литературы и искусства им. Г. Надаем Дагестанского научного иептра Российской академии паук (367030, г. /Махачкала, ул. 26 Бакинских комиссаров, 75).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Дагестанского научного центра РАН.

Ангорефсра! разослан

ан <4 Ш МЛЯ^У.Ш, Г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук А. М. Абдурахманов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Объектом исследования является татский фольклор, в частности один из самых популярных и распространенных видов сказки в устно-поэтическом творчестве татов — бытовая сказка. Татский фольклор является неотъемлемой частью дагестанского фольклора. Однако, несмотря на то-, что фольклор народов Дагестана был предметом изучения многих ученых, до сих пор отсутствуют специальные работы, посвященные устному наследию татов. Представляется весьма актуальным восполнить этот пробел. Исследование сюжетного состава, ндейно-художеетвенно-го и эстетического богатства, вопросов генезиса и эволюции татской бытовой сказки позволяет проследить целый ряд сг особенностей в аспекте типологии, связей и специфики.

Фонд татской бытовой сказки хранит немалое количество новеллистических, сатирических, юмористических, авантюрных сюжетов, имеющих художественные параллели с образцами других дагестанских народов. Основу этих произведений составляет реальная жизнь. Наверное, поэтому при всей многогранности бытовой сказочной прозы именно произведения этой области народного творчества сбретают самую завершенную форму.

Цель п задачи исследования. Настоящее исследование ставит пелыо изучение татской бытовой сказки, выявление особенностей и разнообразия ее сюжетного репертуара, определение ее места и значения в репертуаре дагестанского фольклора.

Для достижения и реализации данной цели потребовалось решение следующих задач: раскрыть специфику национального, художественного своеобразия татской бытовой сказки н ее типологию; определить основные тенденции взаимосвязи и взаимовлияния татского фольклора и фольклора других пародов Дагестана; обосновать общественно-исторические факторы, определившие процессы художественного взаимодействия народов; раскрыть социальную сущность татской бытовой сказки.

Научная новизна. В работе впервые выдвигается в качестве самостоятельного предмета научного исследования такая важная и малоизученная проблема, как татский фольклор вообще и татская бытовая сказка в частности. Рассматриваются вопросы генезиса и эволюции татской бытовой сказки, ее национально» специфики. Предпринимается попытка определить место и роль бытовой сказки в системе татского фольклора, выявить ее основные черты, общие и специфические формы художественного выражения, раскрыть художественное и эстетическое своеобразие, нсто-

рические корни, обусловившие взаимосвязь татских образцов с иранским и азербайджанским фольклором. Рассматривается историко-этнссрафичеокпн материал, позволяющий выявить особенности дагестанского, иранского и азербайджанского элементов в жанре татской бытовой сказки.

Теоретическое и практическое значение. Освещение исторических условий формирования и развития жанра татской бытовой сказки с точки зрения генетических, типологических, контактных связей в системе фольклора, его специфики, национального своеобразия представляет проблему 'большого теоретического значения.

Основные положения и материал исследования могут быть использованы в дальнейшей научно-исследовательской работе по проблеме татской сказки, при разработке новых подходов к изучению татского фольклора, при составлении и чтении специальных курсов по данной проблеме, в пропагандистской работе с целью сохранения и обогащения духовной культуры народов Дагестана.

Апробация диссертации. Основные положения работы опубликованы в научных сборниках объемом 5,5 п. л., отдельных изданиях объемом 11 п. л., изложены в докладах и выступлениях на научных сессиях, посвященных итогам экспедиционных исследований Института ИЯЛ в 1990—91 гг. и 1992—93 гг., а также в монографин объемом 7,5 п. л..

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний и библиографии. Объем исследования — 199 стр. машинописи.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснована актуальность проблемы, определены цели и задачи, научная новизна, теоретическая и практическая ценность диссертационной работы, дан обзор и критический анализ исследований по бытовой сказже, прослежены основные особенности сказочного репертуара татской бытовой сказки, охарактеризована источниковедческая база.

В первой главе «Татская сказка в контексте дагестанского фольклора» рассматриваются вопросы генезиса, эволюции, типологической близости и контактных связей, жанровых особенностей, своеобразия поэтической системы.

Сказочный фонд татов располагает сатирической и юмористической разновидностями бытовой сказки. Однако в силу ограниченности имеющегося материала в достаточно полном объеме в работе представлена в целом сатирическая сказка, которая рассматривается по следующим тематическим группам: «Сказки о за-

гадывании и мудрых ответах», «Сказки о дураках и шутах» и «Сказки об одурачивании и хитрых проделках».

Эти группы сюжетов анализируются с точки "рения сюжетно-компознциоиных, художественно-изобразительных и стилевых осо бенностей, типологической общности и национального своеобразия.

В татском фольклоре одно из центральных мест занимают сказки о загадывании и мудрых ответах, в которых отразились различные элементы исторического, духовного, эстетического опыта народа. Основным композиционным приемом этих сказок является загадка, главным образом определяющая социальный характер и художественную значимость произведения в целом.

Наличие загадки в сказке как основного композиционного приема объясняется древней традицией иносказательной речи, первоначально связанной с отправлением религиозных культов, когда условия загадки использовались для своеобразного общения с миром божеств и чудесных образов. В фольклоре эта ' форма специфической речи не только укрепилась, но и приобрела художественную заданность, являясь своеобразным утверждением ума, смекалки, проницательности, которыми непременно наделяется человек из народа, простой тружешик. Сказки, построенные по принципу загадывания-отгадывания, выражают настроение, чаяния и надежды народных масс. Поэтому и поэтическая структура этой разновидности сказок характеризуется однотипными главными сказочными персонажами — представителем народа и его антиподом, — составляющими, каш правило, два противоположных полюса классового общества.

В процессе исторического развития происходит эволюция татских сказок от простых к сложным, многоплановым формам. Сюжеты, в которых наблюдается лишь противоборство умов, можно отнести к более раннему периоду («Кто вор», «Асил», «Мулла и мельник» и т. д.), когда одной из главных целей сказки являлось лишь поглубже упрятать смысл речи и обнаружить сильнейшего в искусстве слова.

Более поздние сюжеты отражают социально-групповые противоречия в обществе, определяя расстановку социальных фигур («Бедный юноша», «Падишах и солдат», «Хан и бедняк» и др.).

В разделе подвергаются анализу структурные и идейно-художественные особенности этой группы сказок, принципы сюжетного построения, явление контаминации сюжетов. Рассматривается также целый ряд художественных приемов и средств, которые являются специфическими и характерными для этого жанра. Это парадоксы, иносказательная речь персонажей, загадки-отгадки комбинации сло'в и выражений, а также метафора, аллегория, алогизм, комическая неожиданность развязки и др.

Важную роль в сказках этой труппы сюжетов играет диалог, выполняя в них не менее ответственную миссию, чем сама загадка или мудрый ответ на нее. Диалог является средством обмена

иносказательной речи, способом противопоставления персонажей, приемом их характеристики и социальной оценки.

Исследуемый материал подтверждает, что персонажи татской сказки о загадывании и мудрых ответах в самых разнообразных сюжетах, конфликтах, ситуациях на протяжении всей сказочной жизни выдерживают испытание загадкой. И этот признак является определяющим по отношению к сюжету, художественной структуре, идейному замыслу, выбору героев в произведении.

В разделе «Сказки о дураках и шутах» анализируется группа сюжетов, в которой центральное и постоянное место занимают образы дурака и шута, генетически связанные между собой, составляющие «особую как тематическую, так и композиционную группу»1 многообразного комплекса сюжетов с постоянным главным героем — дураком, с неординарным характером художественного исполнения, а также специфическими приемами в обрисовке действующих лиц.

Вопрос о происхождении образа героя-дурака ученые связывают с древним бытом людей, магическими актами, мифическими силами. Так, например, В. Я. Прспп утверждает, что начало этому образу было положено в обряде посвящения, когда момент безумия становился для посвящаемого моментом вселения духа2.

В процессе .общественного развития происходит историческая эволюция героя в непосредственной зависимости от национального своеобразия, социального уклада и духовных традиций каждого народа. Таким образом, закономерно возникающие у всех народов на определенном уровне общественного и культурного развития близкие, а нередко и идентичные взгляды, устремления, отраженные в сказках, песнях и т. д., выражаются, как правило, в собственной интерпретации указанного образа и его вариантов.

Образ дурака с точки зрения социальной значимости на первый взгляд весьма однозначен. Однако на протяжении всей своей эволюции в устном творчестве татов, как и других дагестанских народов, именно этот персонаж играл важную роль в решении многих сложнейших нравственно-этических и социальных проблем.

Кроме того, понятие о вселении в человека божества пли духа как отголосок доисторического периода приобретает у народов Дагестана, в том числе у татов, особый смысл и значение. Например, слово «сумасшедший» у татов буквально означает «схваченный джинном»* (жингир). О человеке, который сошел с ума, таты говорят: «Уре жин гуьрдн» («Его схватил джинн»), что означает: в него вселился джинн.

Вообще причиной всякой болезни у татов считалось вселение

' Пропп В. Я. Русская сказка. Л.: Изд-во ЛГУ, 1934. С. 276. 2 См.: Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки.: Изд-во ЛГУ, 1946. С. 75.

* Джинн — дух, обычно злой, распространенный персонаж фольклора народов Востока.

в тело человека «нечистого духа». И его старались изгнать с помощью разных заговоров и кровопускания. Над головой больного разжигали огонь на куске железа и водили по кругу, произнося слова-заклинания. Что же касается жингира (сумасшедшего), то перед ним обычно размахивали обнаженным кинжалом, чтобы хоть па какое-то время напугать п утихомирить джинна, ибо изгнать его окончательно считалось невозможным. Так, о человеке, который способен на неожиданные, необычные, эксцентричные ■поступки, таты, как правило, говорят: «У жингире хунои» («Он как сумасшедший»).

Эти слова могут быть вполне отнесены и к герою некоторых татских сатирических и юмористических сказок, занимательному персонажу татского фольклора Жингире Шомоилу**, с единственным дополнением: он «не только глупец, «дурак набитый», но и хитрец, плут, который прикидывается простачком»3. Причем данный образ, присутствующий в целом ряде татских сказок («Жингире Шомонл на свадьбе», «Жингире Шомоил и племянник бога», «Был бы он не осел, сюда бы не пришел», «Заупокойная молитва» и т. д.), по своим функциональным признакам представляет одновременно и героя-дурака и шута. Причем последний приобретает особое значение, поскольку его слова и поступки всегда наполнены конкретным социальным смыслом и имеют определенную цель. В некоторой степени это касается и образа дурака, находившегося на протяжении всего культурно-исторического развития общества в прямой зависимости от его (общества) идейно-художественных запросов, социальной и классовой зрелости, противоречии общественно-историческсй жизни.

Таким образом, сюжеты о дураках и шутах в татском фольклоре можно рассматривать с точки зрения разновидности глупости главного персонажа. Герой в сказке воплощает в себе либо подлинную глупость, либо глупость в контаминации с хитростью, либо хитрость, выдаваемую за глупость.

Рассматриваемые в разделе татские сказки о дураках и шутах анализируются в ряду с аналогичными сюжетами сказок других дагестанских народов.

** Анисимов X. И. писал: «Я в молодости много слышал о Жингире Шо-моиле. Был ли он тронутым или притворялся таким, никто в точности не мог сказать. Но некоторые его поступки с точки зрения нормального человека кажутся ненормальными. Так, например, знавшие ею старики рассказывали, что он клялся не своим отцом, братом или сыном, а своим ослом («Э жуй хэрме»). Когда его осел сдох, говорят, справил по нему ломннки, как по покойному, и, горько рыдая по поводу смерти осла, говорил: «Клянусь богом, от родного отца я не видел столько добра, сколько я видел от моего осла».

Но в то же время то, что рассказывают о нем, свидетельствует о находчивости Жингире Шомоила, дерзости, неприязни к богачам и духовенству, служителям культа» (Анисимов X. И. Несколько слов о персонаже некоторых татских сказок Жингире Шомонле//Сов. Родина: Тат. альманах. Махачкала, 1988. С. 79—80. (На таг. яз).

з Мелетинский Е. М. Герои волшебной сказки: Происхождение образа. М.: Изд-во вост. лит., 1958. С. 240.

В фольклорном фонде татов присутствуют и произведения необычайно близкие русским сказкам как, например, об Иване-дураке («Гьич зад»***, «Набитый дурак»). При таком многообразии, вариативности и в го же время откровенно1 типологической общносп<<осс!бую трудность представляет определение национальной специфики народной .сказки, самого «международного» вида устно-поэтического творчества»4.

Итак, в данной группе сюжетов герой-дурак (шут) вызывает у коллективного рассказчика глубокую симпатию и сочувствие.

В своеобразной художественной форме в сказках о дураках и шутах герой, «пребывая в дураках» или прячась под маской шута, включается в борьбу с различными проявлениями зла, насилия, жестокости за торжество добра и справедливости.

В следующем разделе главы подвергаются анализу сказки об одурачивании и хитрых проделках, характеризующиеся особым своеобразием и спецификой, а также синтезо'М художественных элементов сразу нескольких, в том числе уже рассмотренных типов сюжетов.

В основе классификации сюжетов об одурачивании и хитрых проделках лежит характерный сюжетно-композиционный прием— одурачивание, создающий не только неожиданный финал и его комический эффект, но и в некоторой степени определяющий структуру самого произведения.

В многообразии сказок этого цикла определенно различаются сюжеты, в которых одурачивание является способом борьбы против социального неравенства, несправедливости, против власть имущих, где в роли хитреца, ловкого обманщика неизменно выступает представитель нарсХда. Однако этот момент является характерным не для всех сказок этой группы сюжетов, а лишь для наиболее поздних, четко обозначивающих классовую дифференциацию героев. Действие сказочного одурачивания продиктовано стремлением наказать, высмеять, оставить в дураках противника, что отличает абсолютно все сказки данного цикла. Типична в этом плане сказка «Кечел и лоти****», сюжет которой строится по принципу ступенчатого развития с нарастающим комическим эффектом. Одурачивание в каждом новом сказочном эпизоде выступает с большей силой, углубляя конфликт и создавая определенную эмоциональную окрашенность. Такая особенность композиционного построения не только определяет сюжетную завершенность, но и усиливает комедийную ситуацию, с помощью которой выявляется скрытая ирония и откровенная насмешка над одураченными персонажами.

Указанная структура отличает и аварский сюжет «Бедняк и Куса», который в значительной степени напоминает содержание

*** «Гьич зад» — «Ничего».

4 Померанцева Э. В. Писатели и сказочники. М.: Сов. писатель, 1988. С. 187.

**** Лоти—плут, обманщик.

гатской сказки. Следует отметить, что подобное построение характерно для многих сказок об одурачивании и хштрых проделках («Кечел и сорока» (тат.), «Сокол-провидец» (дарг.), «Ворон-гадальщик (авар.) и др.), сюжетная основа которых определяется единым композиционным приемом, в то же время разнообразием мотивов, тем, персонажен, тмедийных средств. Одурачивание происходит на фоне событий с ярко выраженным комическим эффектом, но с учетом реальной обстановки и жизни, в которой действуют герои-хитрецы. Поэтому и диалог между ними, являющийся одним из наиболее характерных художественных приемов для данного типа сюжетов (а в некоторых сказках главной силой художественного и эмоционального воздействия на слушателя), происходит на бытовые темы, в обычных жизненных ситуациях, с обыкновенными людьми. Это показывает, что татские сказки об одурачивании, как и сказки этого цикла других народов Дагестана, «вписываются» в самую жизнь с вечной надеждой их героев на счастье, дсбро и справедливость.

К группе сказок об одурачивании и хитрых проделках относится и цикл произведении, в которых проявляется ярко выраженная сатирическая направленность по отношению к отдельным представителям духовенства, некоторым нормам религиозной морали, а также содержатся идеи вольнодумства и свободомыслия. Это целый ряд татских сказок с типизированным образом из народа и его антагонистом — лживым и нравственно нечистоплотным служителем культа. Постоянный прием этих сказок — одурачивание исполняется в соответствии с замыслом сюжета — высмеять, оставить в дураках истинного виновника, призванного отстаивать справедливость.

Показательна в этом отношении татская сказка «Раби***** н его слуга», в которой большое значение приобретает социальная полярность героев. Бытовой конфликт в ней переходит в социальную сферу, а комедийная установка усиливает обличительный пафос.

Несмотря на разнообразие сюжетов сказок этого цикла, их герои почти всегда одни и те же — это обобщенный персонаж народного представителя и отрицательный образ служителя культа. Расстановка образов, типические ситуации и обстоятельства, реальные конкретные детали раскрывают главный идейный замысел".

Итак, герои татских сказок об одурачивании и хитрых проделках (Жингпре Шомонл, Данандеи Бахлу, Кечел, Молл а Насред-дин н другие герои-хигрецы) являются истинно народными представителями. В трудных ситуациях им помогают ум, смекалка, сообразительность, знание мотивов и психологии противника, порою даже само время в сказке, которое рассказчик обычно отводит на то, чтобы позволить герою в полной мере раскрыть свою

***** Раби — служитель культа у татов.

коварную сущность и определить ответные приемы хитростей и одурачивания. Причем одна хитрость следует за другой, создавая цепь конфликтных ситуаций, подготавливающих кульминационный конфликт, победитель в котором по ходу действия не всегда обозначен. Чем хитрее противник, тем изощреннее герой в своих приемах одурачивания. Так, нередко тот, кто стремится к обману и ловким проделкам, становится жертвой собственных неблаговидных поступков.

В разделе на целом ряде сказок татов и других дагестанских народов показано, что понятие «хитрость» в произведениях данного цикла имеет различную оценку рассказчика, который либо осуждает, либо оправдывает героя. Одурачивание в ответ на изощренную хитрость с несправедливыми целями не только допускается, но и преподносится как вполне закономерный шаг со стороны героя. Обычно таким героем становится представитель народа: бедняк, пастух, пахарь и т. д.

Анализ татских сказок об одурачивании и хитрых проделках и целый ряд типологических сюжетов других дагестанских сказок демонстрируют сюжетные, ситуативные и идейно-тематические аналогии, определяющиеся одинаковым образом жизни, идентичными нравственными идеалами, близостью художественно-эстетической концепции. Это еще раз подтверждает тот факт, что у сказок разных народов, кроме сюжетного сходства, можно наблюдать и сходство, касающееся идейно-этических основ образного повествования6.

По материалам главы сделаны следующие выводы:

— Каждый из исследуемых типов сюжетов («Сказки о загады-, вании п мудрых ответах», «Сказки о дураках и шутах», «Сказки об одурачивании щ хитрых проделках») не может восприниматься иначе, как во взаимодействии и тесных контактах с дагестанским окружением в целом, через зависимость и творческое влияние отдельной и одновременно вместе взятых национальных устных традиций.

— Представленные сюжеты сказок татов я других дагестанских народов широко известны, их варианты гораздо многообразнее и многочисленнее, нежели нам удалось проследить в рамках одной диссертационной работы. Однако в каждом из всевозможных вариантов нетрудно вскрыть главный стержень, то сюжетное ядро, с помощью которого раскрываются важные стороны человеческой жизни и деятельности: стремление к миру, свободе, социальной справедливости; любовь, дружба, совместный труд.

— Тематика татской бытовой сказки включает круг идей, проблем и задач, которые отражаются в исследуемом жанре фольклора многих народов и решаются как с учетом влияния ннонацио-

6 См.: Аникин В. П. Разнообразие и единство: Вступ. ст.//Сказки народов СССР. Т. I. Душанбе, 1988. С. 7.

нальпых сюжетов и традиций, так и в ключе национального'своеобразия и колорита.

Вторая глава. «Роль шюкультурных традиций в формировании сюжетного репертуара татских бытовых сказок» включает следующие разделы: 1. «Татская народная сказка ссБежон и Менежон» и романтическая поэма Фирдоуси «Бижан и Маиижа»; 2. «Азербайджанские сюжеты в татском фольклоре».

В главе па сравнительно-историческом анализе произведений сделана попытка показать, что татский фольклор, истоки которого первоначально зародились на иранской почве, благодаря культурным, торговым, межэтническим и другим связям, в тон или иной степени продолжал испытывать на себе влияние не только окружающих народов, но и иранцев, азербайджанцев.

На основе текстологического анализа татской сказки «Бежон и Менежон» и поэмы Фирдоуси «Бижан и Манижа» выдвигается предположение, что данная сказка является одним из тех древнейших вариантов иранского сказания о Бежоне и Менежон, которое по сей день сохранилось в татском фольклоре, а когда-то послужило основой для поэмы Фирдоуси. Крупнейший востоковед И. С. Брагинский утверждает, что данная сказка является древнейшим (пехлевийским) вариантом сказания иранцев о юном иранском богатыре Бижане и прекрасной принцессе Машше.

Таты являются народностью, говорящей на языке иранской группы индоевропейской семьи, имеют единый язык и социально-экономический уклад жизни, но исповедуют три различные религии: ислам, иудаизм, христианство монофизитского толка7.

Академик Н. Я. Марр, характеризуя язык татсв-нудаистов, подчеркивал, что «сии говорят на наречии татского языка, одного из нсвслерсидоких языков, объединяясь, весьма вероятно, не только лингвистически, но и общностью своей культурно-исторической судьбы с иранцами, татами, талышами»8.

Поэтому наличие в татстом фольклоре сохранившихся до сих пор образцов древних иранских сказаний, в которых нашли отражение обычаи, мифы, поверья древних иранцев, пережитки зороастризма и др., является результатом естественного закономерного исторического процесса.

Одним из наиболее ярких образцов древнеиранското фольклора, сохранившихся в народной прозе тагов, является популярная

7 См.: Анмсимов Н. А. Грамматика татского языка. Введение. М. 1932. С. 15—26; Саввов Д. Власть Советов н таты // Журн. Просвещение национальностей, М., 1931. С. 26—27; Магомедов Р. М. К вопросу о татах//У нас Родина одна. Махачкала, 1981. С. 11—13; Агарунов Я. М. Большая судьба маленького народа, М. 1995. С. 21—25; Справка Института этнографии АН СССР им. Миклухо-Маклая № 14110, 190, 1 февр. 1997; Мататов М. Е. Таты-нудаисты, М. 1993. С. 70—80; Грюнберг А. Л., Давыдова Л. X. Татский язык. Основы иранского языкознания. М., 1982, С. 232.

8 Марр Н. Я. Племенной состав населения Кавказа. Птг. 1920. С. 29.

новеллистическая сказка о Бежоне и Менежон, почти во всем идентичная романтической поэме «Бижан и Манижа» классика ирано-таджикской литературы. По утверждению И. С. Брагинского, татские сказки о Бежоне и Менежон являются древнейшим вариантом средн-еиранских (пехлевийских) оказании об иранском богатыре Руста<ме, сложившихся в татском фольклоре за много веков до Фирдоуси, а бытующие ныне сказания, дастаны не являются пехлевийским,и. Они видоизменились, сложились под влиянием творения Фирдоуси. И. С. Брагинский также утверждает, что «татский язык является наиболее древним из сохранившихся иранских языков. Он относится не столько к фарой (новоперсидскому), сколько к пехлевийскому (среднеперсидскому) языку»9.

В разделе подробно анализируется тот факт, что приведенные сказки могли быть сложены только на среднеперспдском (пехлевийском) языке задолго до возникновения и распространения но-воперсидCKO.ro язьика, на котором писал великий Фирдоуси.

В основе всех дастанов Фирдоуси, по заключению ученых, лежат древние ирано-таджикские сказания, которые он перерабатывал, воплощая в высокую поэзию.

Принимая во внимание, что в основе поэмы «Бижан и Манижа» Фирдоуси лежит древнее ирано-таджикское сказание, можно смело согласиться с утверждением И. С. Брагинского, что татская сказка «Бежон и Менежон» является одним из вариантов древнего иранского сказания, сохранившегося до наших дней в фольклоре малочисленной ираноязычной народности, почти около двух тысяч лет проживающей в горном крае, в иной этнокультурной среде;-10.

В разделе путем сравнительного анализа татской сказки и поэмы Фирдоуси выявляется общее и особенное в сюжетах данных произведений, в которых решаются вечные для фольклора и литературы проблемы дружбы, верности, долга, чести, добра и зла посредством главного мотива — истории любви юного богатыря Бижана (Бежона) и дочери туранского царя Афрасиаба (Арше-фиона) Манижи (Менежон). Показан целый ряд сходных между собой наиболее значительных и существенных эпизодов.

Однако, являясь почти идентичными по своему содержанию, направлению, идейно-тематическому характеру, эти два произведения во многом отличаются друг от друга. Например, татская сказка — спокойной манерой повествования, простотой, порою п «наивностью», в то время как написанная рукой гениального мастера поэма полна высошх мыслей н чувств, ярких красок, образов и сравнений. В ней очень сильна лпрпко-романтическая струя.

9 Брагинский И. С. О татах // Тат. альманах. -Махачкала: Дагкпигоиэдат, 1988. С. 48.

10 Т а м же.

Долгая эволюция, которую претерпела татская сказка, по всей зндимости, привела к замене различных волшебно-фантастических элементов на детали реалистического изображения событий I явлений. Так, например, в сказке Зол и Рустам узнают о судьбе заключенного в яме Бежона и страданиях его возлюбленной ца-эевны через странствующего дервиша. А в поэме царь Кей-Хосроп /знает об этом с помощью золотой волшебной чаши, в которой эн увидел Бижана.

Вероятно, в сказке волшебная чаша (существовавшая в первоначальном варианте) была заменена фигурой дервиша, которого 1е было не только в древнем, но п в раннем средневековом Востоке, включая Иран. Поэтому его не было и не могло быть и в первоначальном тексте татской сказки. Сам термин «дервиш» стал известен около середины XI в. в персоязычной среде. В поэме «Бнжан и Манижа» нет не только образа дервиша, но даже упоминания о нем.

Сопоставление этих двух фактов также дает основание признать, что татская сказка «Бежон и Менежон» возникла не под влиянием поэмы Фирдоуси, а за много веков до нее. Что касается ряда изменений, происшедших в ее тексте, отчуждения от нее многих волшебных элементов, то они произошли благодаря долгой, самостоятельной жизни этого произведения уже за пределами Ирана, под влиянием новых социальжьисторических событий и других условий, без изменения, однако, первоначальной структуры, сюжета, коллизий и других основных черт.

Таким образом, эти два произведения имеют одно и то же начало, один и тот же источник. При этом татская сказка является одним из древнейших вариантов ирано-таджикского сказанил из цикла о славном и всемогущем богатыре Рустаме, проливающим свег на ряд важнейших вопросов, связанных с историческим прошлым татов, их языком, этнографией и т. п.

Важен и тот факт, что хотя в силу исторических обстоятельств таты много столетий тому назад оторвались от иранской почвы, они все же продолжали в той или иной степени испытывать влияние народной культуры иранцев, их фольклора. Более заметное влшяние устно-поэтического творчества иранцев на татский фольклор, как нам представляется, происходит в конце XVIII и нач. XIX вв., когда значительная часть татского населения переселилась в города, главным образом в Дербент. На знаменитый дербентский рынок прибывали караваны купцов из разных стран, особенно из соседних — Азербайджана и Ирана. Живое общение с иранцами позволяло знакомиться с различными произведениями их устно-поэтического творчества. К этому времени следует отнести первое знакомство татов с похождениями хитроумного Дахо — популярным героем многих персидских анекдотов, который родился приблизительно в конце XIX—нач. XX вв. Некоторые анекдоты о Дахо обрастали затем у татов новыми подробностям,и, формируясь в скавки с иной концовкой и даже замыслом. Таким

образом, татский фольклор, истоки которого первоначально зародились на иранской почве, продолжал, благодаря культурным, торговым, межэтническим и другим связям, в той или иной степени испытывать на себе влияние устного творчества не только окружающих его народов, но и иранцев.

В данной главе также прослеживается влияние, которое, наряду с фольклором народов Дагестана, оказало па татский фольклор устное творчество азербайджанцев. Этот плодотворный процесс происходил в течение многих веков и был обусловлен целым рядом исторических объективных факторов.

Невозможно составить объективное представление о татском фольклоре, об историческом пути его развития, становлении, не учитывая процессов взаимодействуя и влияния на него азербайджанской культуры, многогранной, неповторимой, художественно и эстетически более зрелой.

Являясь самым близким соседом Дагестана, Азербайджан в течение многих веков осуществлял с ним не только торгово-экономические, но и культурные связи. Поскольку они происходили и в тех селениях, где большей частью проживали таты, это в значительной степени отразилось на социальном и духовном облике татского народа.

Поэты и ашу.ш из среды татов в дореволюционный период предпочитали слагать и исполнить стихи и песни не на родном языке, а на азербайджанском. И в бытовой речи таты наряду со своими пословицами и поговорками довольно часто употребляли азербайджанские. Некоторые же их пословицы и поговорки сложены из азербайджанских и татских слов, как например: «Меи сеничун муьрдеки, сен меничун пойпичеки» («Я за тебя умираю (душу отдаю), а ты мне подножку ставишь»); «Еки гьэгъ верме-зи, еки гьэгъ гъуймез» («Один, кто не отдает долг, другой — кто взимает долг»); «Е леле басар шелени, е шеле басар лелени» («Или дядя одолеет ношу, или ноша одолеет дядю») и т. д.

Многие прибаутки, лирические отступления в татских сказках произносились сказителями по-азербайджанекп. Немало слов, а то и рифмованных выражений на азербайджанском языке встречается и в татских колыбельных песнях, а также плачах. В этом отношении весьма примечателен «Плач о Кирове».

Наибольшее влияние оказала на татский фольклор азербайджанская сказка, отразившая богатую историю, прекрасную природу, различные стороны многообразной жизни.

В азербайджанских сказках мы часто встречаем существа с теми же функциями п названиями, что и в татских: дэвов, джиннов, пери, кюпек гари (идентичную образу Бабы Яги в русских сказках), а также чародеев, колдунов, людоедов, нередко принимающих образ дервиша.

Значительное влияние татская народная проза испытала со стороны азербайджанских бытовых сказок, близких по своему соци-

альному содержанию, идейному направлению дагестанским бытовым сказкам. Как правило, положительным героем азербайджанских и татских сказок выступают чабан, пахарь, кечел, бедняк — представители социальных низов. Обладая природным умом, изобретательностью, ловкостью, они всегда одерживают верх над народными угнетателями, добиваясь наказания зла, торжества добра и справедливости.

Многие татские бытовые сказки идентичны по сюжету и содержанию азербайджанским, что на первый взгляд выглядит как их пересказ и, в свою очередь, не оставляет сомнения в факте заимствования их из обширного арсенала бстатеишего азербайджанского фольклора. Однако известно и то, что ни одна из них дословно не повторяет другую. Это тем более неизбежно, когда та пли иная сказка «перекочевывает» из устного творчества одного народа в устное творчество другого, к тому же, если у них много общего в материальной и духовной культуре.

На примере сравнительного анализа ряда сюжетов татских и азербайджанских сказок предпринимается попытка проиллюстрировать этот факт. Наиболее показательными в этом отношении являются популярные сказки «Шах-Аббас и башмачник» (тат.) и «Башмачник» (азерб.), «Алихан и Пер'И-ханум» (тат.) н «Сказка о Пери» (азерб.), «Бедный юноша» (тат.) и «Ученик портного» (азерб.).

Сопоставительный анализ приведенных народных произведений позволяет с уверенностью утверждать, что данные татские сказки заимствованы из азербайджанского устного фонда.

Рассматриваемые сюжеты анализируются с учетом их ндепно-тгматнчсского содержания, сюжетно-композиционной структуры, особенностей поэтики.

Таким образом, татский сказочный фольклор, будучи в своей основе частью дагестанского фольклора, в значительной степени обязан своим формированием, развитием бо,гатейшсму устно-поэтическому творчеству азербайджанского народа.

По материалам главы сделаны следующие выводы:

— Наличие сходных сюжетов ,и героев вовсе не означает, что татская бытовая сказка сформировалась только на основе заимствований п не имеет творческой н художественной индивидуальности. Ее оригинальность и своеобразие проявились не только в самобытности татского устного творчества, но и в своеобразном синтезе иранской, азербайджанской и датестанокой культур. Правда, духовная культура Ирана и Азербайджана оказала известное влияние и на фольклор других народов Дагестана, но в силу исторических условий, связанных с прошлым татов, они больше всех подверглись ее влиянию. Это особенно наглядно видно при сравнительно-историческом анализе татской народной сказки «Бежои и Мепежон» с поэмой Фирдоуси «Бижан и Манижа», выявившем во многом их идентичность, восхождение к одному источнику, но прп этом, как нам представляется, татская сказка является одним

из древнейших вариантов ирано-таджикских сказаний из цикла о богатыре Рустаме. Или же, образ Жингире Шомонла, сказочного полушута-полуцурака, при всей его общности с аналогичными персонажами других дагестанских, других восточных народов, остается глубоко национальны™ по образу мыслей, этике поведения, социальным воззрениям, речи и т. д.

— Присутствие в татском фольклоре иранского и азербайджанского элементов затрагивает целый ряд важных проблем, связанных с далеким прошлым татов, с наиболее древними истоками их культуры, с тон эволюцией, которой она подверглась в результате многовекового проживания совместно с горскими нароаами.

В заключении сформулированы важнейшие выводы исследования. Отмечен ряд нерешенных и малоизученных аспектов, затрагивающих рассматриваемую научную проблему татской бытовой сказки.

ОСНОВНЫЕ РАБОТЫ, ОПУБЛИКОВАННЫЕ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ:

1. Специфика изображения женских образов в татской сказке //Сов. Родина: Татск. альманах. Махачкала, 1987. С. 49—60. (На татск. яз.)

2. Татская сказка «Бежон и Менежон» и романтическая поэма Фирдоуси «Бижан и Манижа» // Жанр сказки в фольклоре народов Дагестана. Махачкала, 1987. С. 137—146.;//Садои Шарк (Голос Востока): Лит. жури. Душанбе, 1992. № 11—12. С. 131—140. (На тадж. яз.);//Симург. Тегеран, 1994. № 1. С. 191—210. (На нран. яз.)

3. Об отношении социально-бытовой сказали к жизни (на материале татской сказки) // Сов. Родина: Татск. альманах. Махачкала, 1988. С. 54—64. (На татск. яз.)

Татская бытовая сказка и персидский анекдот//Проблемы межжанровых взаимосвязей в фольклоре народов Дагестана. Махачкала, 1990. С. 106—114.

5. Народная сокровищница: Татские народные сказки /Ссст. Н. Авшалумова; Предисл. Н. Авшалумовой и Н. Гплядова. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1991. 177 с. (На татск. яз.)

6. Социальные мотивы в татских сказках-загадках//Сов. Родина: Татск. альманах. Махачкала, 1991. С. 81—91. (На татск. яз.)

7. К вопросу об отражении языческих .верований в народных сказках тагов // Тезисы докладов научной сессии, посвященной итогам экспедиционных исследований ИИЯЛ в 1990 — 1991 гг., 16—17 июня 1992 г. Махачкала, 1992. С. 80.

8. Мифологические образы в устном творчестве татов//Религия и атеизм: история и современность. Махачкала, 1992. С. 111 —123.

9. Слова отцов — наставления потомкам. (Пословицы и пого-

ворки татов) /Сост. Н. Авшалумова; Предисл. Н. Авшалумовой и Н. Гилядова. Махачкала, 1992. 92 с. (На татск. яз.)

10. Языческие обычаи, обряды и праздники татов-иудаистов Дагестана // Таты-иудапсты /Сост. М. Е. Мататов. М., 1993. С. 89— 102. (Сер. Народы п культуры. Вып. 23).

11. О татском фольклоре // Таты: Фольклор /Сост. М. Е. Мататов. М, 1994. С. 10—13.

12. Сказка и реальность//Родник: Татск. альманах. Махачкала, 1994. С. 49—56.

13. В зеркале татской народной сказки. Махачкала: Дагкннго-издат, 1996. 144 с.