Теория и культурно-историческая феноменология символа

Фадеева, Ирина Евгеньевна

автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Теория и культурно-историческая феноменология символа

Год: 2004
Автор научной работы: Фадеева, Ирина Евгеньевна
Ученая cтепень: доктора культурологии
Место защиты диссертации: Санкт-Петербург
Код cпециальности ВАК: 24.00.01

Диссертация по культурологии на тему 'Теория и культурно-историческая феноменология символа'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Теория и культурно-историческая феноменология символа"

На правах рукописи УДК: 008.001.

ФАДЕЕВА Ирина Евгеньевна

ТЕОРИЯ И КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СИМВОЛА

24.00.01 -теория и история культуры

Автореферат на соискание ученой степени доктора культурологии

Санкт-Петербург - 2004

Работа выполнена на кафедре художественной культуры Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена

Научный консультант доктор философских наук, профессор

Моисей Самойлович Каган

Официальные оппоненты доктор философских наук, профессор

Илья Игоревич Докучаев

доктор философских наук, профессор Константин Глебович Исупов

доктор философских наук, профессор Григорий Львович Тульчинский

Ведущая организация:

Республиканский гуманитарный институт (ИППК- РГИ) Санкт-Петербургского государственного университета

Защита состоится 6 декабря 2004 г. в 14 часов на заседании Диссертационного совета Д - 212.199.23 по присуждению ученой степени доктора культурологии в Российском государственном педагогическом университете имени А.И. Герцена (197046, Санкт-Петербург, ул. Малая Посадская 26 ауд.317)

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена

Символ — одна из универсалий культуры, к теоретическому описанию и культурно-историческому исследованию которой обращаются различные обласш гуманитарного знания, хотя все разнообразие подходов и методов его анализа может быть объединено в две мало связанные друг с другом группы. С одной стороны, это анализ конкретной социокультурной, религиозной, политической или художественной символики, интерпретация которой, в силу разнообразия ее теоретических оснований, представляет собой различные языки описания. С другой - теоретический анализ символа с позиций логико-философских или семиотических исследований, чаще всего рассматривающих его как разновидность знака Последний подход, ставя задачу создания языка описания разных символических систем, нуждается в уточнении исходных теоретических положений. Дело в том, что семиотические процессы, выявляя строение человеческого сознания и механизмы его функционирования, могут стать инструментом его изучения, если будет решена задача выявления структуры самого семиозиса в сложном взаимодействии составляющих его элементов и уровней, какими, на наш взгляд, являются символические и знаковые образования. Поэтому научная актуальность проблемы заключается не только в более точной теоретической и культурно-исторической дифференциации знака и символа, но и в рассмотрении их как двух существенных составляющих коммуникативного пространства современной культуры и сознания человека. Задачей теоретического описания символа является комплексное исследование, имеющее конечной целью осмысление взаимодействия человеческого сознания и мира, а также форм существования сознания.

Научная актуальност ь исследования.

Актуальность теоретического анализа и исследования культурно-исторической феноменологии символа заключается в следующем.

• Изучение символики является существенной частью изучения коммуникативного пространства культуры. Символ становится способом представления для сознания носителя культуры ее ценностей и смыслов, поэтому его исследование представляет собой важнейший инструмент ее анализа. Поскольку культура переходного периода характеризуется преобладанием энтропийности (в парадигме знания, в социальном устройстве, в социокультурной аксиологии) и поскольку культура современной России можег быть описана в терминах переходности, изучение символики может стать основанием социального прогнозирования, определения границ и возможностей суггестивного воздействия символических форм на сознание человека, а также выявления возможностей формирования человеческой личности.

• Для теоретического анализа символа__-онпмальп^у^ является

деятельностный подход к культуре, основанннй^Ой^^^^^ человеческой

' 1 НЕЙ

деятельности М.С. Кагана, позволяющей рассматривать символ в системе ценностной, познавательной, творческой и коммуникативной деятельности человека, в динамике социокультурного функционирования. Особое значение для понимания символа имеет аналитический контекст социокультурной аксиологии, позволяющий выявить механизмы формирования ценностей средствами символики, так как символ, являясь сферой функционирования бессознательного, суггестивно-эмоционального воздействуя на человека, способен воплощать ценности, которые еще не стали предметом логически дифференцированного рационального знания. Символ, являясь сферой функционирования массового и обыденного сознания, должен быть рассмотрен как один из его механизмов. Обладая эмоциональной суггестивностью, концентрируя в себе представления о смыслах и ценностях, символ выполняет социально-организующую функцию, в той или иной мере воздействуя на массовые движения и поступки людей.

• Особую значимость исследование символа представляет в контексте изучения природы межэтнических, межкультурных и межрелигиозных взаимодействий и конфликтов, характеризующих современную культуру. Механизмы восприятия и воздействия символики являются средством проникновения в глубинные основания этих взаимодействий, определяемых часто логически недифференцированными, амбивалентными ценностями и смыслами.

• Актуальность диссертационного исследования заключается в изучении коммуникативного пространства культуры, включающего в себя, помимо собственно семиотических, знаковых компонентов, также и символьные образования. Признание преимущественно аксиологической природы символа дает возможность избежать узко семиотического его понимания, что позволяет рассмотреть эволюцию социокультурного семиозиса и человеческой ментальности, а также действующие механизмы функционирования индивидуального и общественного сознания. Продуктивным поэтому представляется не только анализ символа с позиции наблюдателя, дающий возможность выявления его семантики и функций, но и исследование его восприятия носителем культуры.

• Актуальным является обращение к анализу феноменологии эстетического в исторической динамике и связях с природой и эволюцией символических форм, поскольку символ, являясь одним из механизмов формирования и функционирования аксиосферы, является основанием становления и дифференциации эстетических ценностей. Это определяет значимость исследования взаимодействия символики с миром художественных ценностей и художественной деятельностью.

• Построение целостной теории символа предполагает взаимосвязь историко-культурного и теоретического исследования. Однако такое исследование само по себе представляется достаточно проблематичным, если не обосновывается более широким контекстом. Конечная цель исследования (которая не может быть достигнута в рамках одной работы) должна быть сформулирована как выявление сущности человеческого сознания и механиз-

мов понимания, без учета которых невозможна целостная теория культуры. Ни эмпирическое описание символики, ни исторический подход, взятый изолированно от других, не способствуют достижению этой цели. Напротив, историко-культурная интерпретация символа предполагает наличие теоретических оснований для его определения, хотя, с другой стороны, эти теоретические основания должны опираться на конкретный историко-культурный материал.

Степень изученности проблемы и основные источники.

Теоретический анализ символа невозможен без истории его изучения, однако, поскольку эта задача в существенной степени решена исследованиями Ц. Тодорова, К.А. Свасьяна, В.М. Лейзерского, а также работами по истории семиотики В.В. Иванова, Г. Косикова, ГГ. Почепцова, И. Чередниченко и др., в нашей работе она не ставилась. Проблема заключается в том, что исследование символа предполагает в качестве своего основания позицию внешнего по отношению к своему предмету наблюдателя. Между тем, встав на такую точку зрения, исследователь вынужден опираться преимущественно на знаковые проекции символики: феноменологию искусства, языка, философские теории, то есть на результат интерпретации и семантизации символических смыслов. Вместе с тем анализ герменевтической ситуации предполагает анализ позиции носителя культуры - его восприятия, переживания, оценки символики. Это определяет необходимость использования широкого круга источников: текстов, в которых носитель культуры непосредственно представлен в акте саморефлексии. Дело осложняется тем, что такая саморефлексия становится возможной на достаточно поздних этапах развития культурного и личностного самосознания, в то время как на протяжении этого развития непосредственное переживание символики сопровождается опытом ее теоретического осознания. Опыт такого осознания представлен в трудах богословов и религиозных философов, в литературной и эстетической теории и эссеистике, в биографических свидетельствах. Анализ символа с позиций философского знания, на ранних этапах развития научного мышления связанный с богословским и религиозно-философским подходом, представлен в трудах неоплатоников Порфирия, Ямвлиха, христианских мыслителей Оригена, Климента Александрийского, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Григория Пала-мы и других. При этом теоретическая интерпретация символа во взаимодействии с интерпретацией его семантики и эмоционального восприятия, составила необъемлемую часть собственно культурного символизма.

теми философами, которые идейно и исторически находились в той или иной связи с романтизмом - Г.В.Ф. Гегелем, Ф.В.Й. Шеллингом и другими. В контексте романтической философии и антропологической парадигмы языкознания в трудах В. Гумбольдта, А.А. Потебни, Ф. Боаса и Э. Сепира сформировалось представление о символических основах естественного языка, что стало одним из оснований, определивших анализ символических форм Э. Кассирером. В рамках философского анализа символ и символические основания культуры стали предметом герменевтических исследований в трудах В. Дильтея, Г.-Г. Гадамера, П. Рикёра, М.М. Бахтина. Другой моделью философского анализа символа явился генетически связанный с романтической философией религиозно-философский подход, представленный философией всеединства, софиологией, философией имени B.C. Соловьева, ПА Флоренского, С.Н. Булгакова и других, а также концепция символа А.Ф. Лосева, интегрировавшего религиозно-философский, историко-герменевтический и лингвистические подходы к символу.

Изучение символа в русле фундаментальных проблем современного научного знания связано с изучением физиологии высшей нервной деятельности (К.В. Судаков и его школа), включая сюда и анализ сенсорных оснований восприятия в процессе формирования человеческого мышления, в частности, «двойного кодирования» реальности (А. Пайвио). Существенное значение для изучения символа имеют когнитивные исследования (Н. Хомский, Д. Лакофф, У. Матурана, У.В.О. Куайн, Е.С. Кубря-кова, Р.И. Павиленис, Н.И. Рябцева); исследования структуры человеческого сознания, в частности, его уровнего строения, соотношения в нем континуального и дискретного (В.В. Налимов). В свете проблематики диссертационной работы существенное значение имеют результаты психологических (Л.С. Выготский, А.А. Леонтьев, А.Н. Леонтьев, Ж. Пиаже) и психоаналитических исследований (Ж. Лакан, 3. Фрейд, Э. Фромм, К. Юнг). Наличие языковой символики определяет необходимость обращения к результатам лингвистических исследований (А. Вежбицкая, Б.М. Гаспа-ров, М.М. Маковский, Е.В. Падучева, Ю.С. Степанов), к исследованиям дискурса и текста (Н.Д. Арутюнова, Т.А. Ван Дейк), среди которых большое значение имеют работы по анализу СМИ и современного политического дискурса (В.Г. Костомаров, А.П. Чудинов). Одним из направлений анализа символа в современном научном знании является семиотика (работы Р. Барта, Ж. Деррида, Ж. Женнета, К. Леви-Строса, Ю.М. Лотма-на, Ч.У. Морриса, Ч.С. Пирса, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского, P.O. Якобсона). Большое значение имеют также результаты исследований связей вербального и визуального начал в структуре человеческого мышления, в культуре, а также в различных видах искусства (В.Н. Альфонсов, Н.Д. Дмитриева, М.С. Каган, Г.-Э. Лессинг, А. Пайвио); а также результаты изучения чувственно воспринимаемых форм художественной деятельности (Н.В. Серов, Л.И. Таруашвили).

С точки зрения функционирования символа в коммуникативном пространстве культуры особое значение представляют данные социологических и социально-психологических исследований. Появившийся в XIX веке интерес к неуправляемым действиям больших масс людей, связанный с осмыслением итогов войн и революций, определил значимость изучения механизмов стихийных движений и возможностей воздействия на них, начиная с работ Г. Лебона и Г. Тарда до исследований западноевропейских и американских социологов (П. Бергер, Г. Блумер, Д. Мид, Т. Лук-ман, Н. Луман, Ю. Хабермас), а также исследований исторических форм психологии и современной массовой культуры (Б.В. Поршнев, Н.А. Хренов).

Символическая феноменология культуры неоднократно становилась объектом конкретно-исторических исследований в области этнологии, фольклористики, в сфере исторического знания, искусствоведческих дисциплин, а также исследований символических оснований (категорий) культуры (А.Я. Гуревич, В.П. Даркевич, Л.А. Юрганов), как и изучения семантики конкретного исторического факта французской школой «Анналов» (М. Блок, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби и др.) и исследования символической образности искусства (Ю.Н. Звездина, В.Н. Лазарев, Я. Мукаржовский, Э. Панофский, В.И. Сахаров, М.Н. Соколов, Ш.М. Шукуров и другие).

Объект и предмет исследования

Методологические подходы, определяющие основные стратегии работы, позволяют сформулировать один из существенных вопросов, ответом на который должно стать предпринятое исследование. Это вопрос о том, какова онтологическая природа символа. Решение его, основанное на признании аксиологической сущности символа, заключается в выявлении природы его функционирования в коммуникативном пространстве культуры, в определении его места в системе социокультурного семиози-са. Символ представляет собой деятельность символизации, ценностно-ориентационный процесс, осуществляемый как проекция смыслов и ценностей, их восприятие и интериоризация. Поэтому неправомерен вопрос о том, является символ структурой сознания или некоторой реальной вещью, наделенной символическим смыслом: как и категория ценности, символ представляет собой категорию, обозначающую диспозиционное отношение (М.С. Каган). Являясь результатом взаимодействия человека и мира, феноменом в его понимании Э Гуссерлем или М. Хайдеггером, символ закрепляет значимость этого взаимодействия для человека посредством аффектов и эмоций. Являясь коммуникативным событием, социокультурное функционирование символа включено в системы различных дискурсов, поэтому проблема существенной мере опирается на решение вопроса о соотношении чувственно воспринимаемого и вербального в мышлении и коммуникации. Символ представляет собой единый процесс символизации и интерпретации, включающий в себя ряд ценностных, смысловых, познавательных компонентов. Единство восприятия и

понимания, суггестивного воздействия и интерпретации в символе определяет специфику предмета исследования: им должна стать не герменевтика отдельных символических форм, значений и смыслов, а герменевтическая ситуация кактаковая.

Эвристичной представляется следующая постановка проблемы.

• Поскольку собственно предметом исследования являются не отдельные символы или их система, а культурно-историческая эволюция герменевтической ситуации, анализу подлежит взаимодействие культуры и ее «наблюдателя», изменение позиции которого ведет к изменению интерпретации символа, а потому и к изменению самой символики;

• Поскольку в процессе социокультурной коммуникации символ становится элементом семиозиса, входя в коды и языки культуры, исследование его должно быть направлено на:

• взаимодействие основных форм его текстовой интерпретации (теоретической и а-теоретической), что обусловлено смысловой асимметрией, которая является необходимым условием осознания символики;

• взаимодействие в рамках этой асимметрии семиотических репрезентаций символического - собственно языков культуры: визуальной, вербальной, аудиальной его форм.

Цель исследования

Целью исследования является построение теоретической модели символа как категории, имеющей существенное значение в структуре европейского научного знания, и в то же время как формы культурной авторефлексии, на уровне обыденного сознания и массовой психологии выполняющей ряд социально значимых функций. Целью работы является выявление сфер и механизмов социально-культурного функционирования символа, осмысление феноменологии символических форм, понятых как единство собственно социально-культурной символики и ее теоретического осмысления, а также историко-типологическое описание, не предполагающее, однако, интерпретации ее семантики даже в пределах одной культуры: целью исследования является обнаружение эволюции символических форм в системах социокультурного семиозиса, коммуникации и общения. В качестве научной перспективы исследование символа предполагает изучение структуры и эволюции человеческого сознания.

Гипотеза

Поскольку в диссертационном исследовании использован деятельно-стный подход к символу в системе его социально-культурного функционирования, и предмет его был определен как герменевтическая ситуация, включающая в себя собственно деятельность символизации и интерпретацию, символ должен быть понят с двух принципиально различающихся точек зрения - с позиции носителя культуры и ее наблюдателя. С точки зрения носителя культуры символ представляет собой предмет аффективного переживания реальности, что связано с непосредственным воплощением в символике наиболее значимых для культуры ценно-

стей и смыслов. В то же время поскольку позиция наблюдателя в процессе эволюции человеческой культуры становится частью сознания ее носителя, процесс интерпретации символики становится процессом культурной авторефлексии, изменяя саму природу символических форм. На наш взгляд, эти изменения представляют собой процесс вербализации, концептуализации и, наконец, виртуализации символа. Теоретический анализ символа в соотношении со знаком дает основания рассмотреть структуры социально-культурного семиозиса и коммуникативного пространства современной культуры, характеризующейся сложным соотношением символических и знаковых компонентов. Наряду с процессом десимволизации, происходит вторичная символизация знаковых образований, которая приводит к образованию псевдо-символики, к десеманти-зации и десигнификации.

Задачи исследования

1. Анализ символа в системе культуры определяет необходимость рассмотрения его функций в процессе эволюции человеческого сознания и общества. Поскольку в основание работы положен принцип разделения двух позиций - позиции носителя культуры и ее наблюдателя, задача будет заключаться в последовательно проведенном разграничении сущности символа с этих позиций. Это должно стать основанием для снятия тех противоречивых трактовок символа, которые существуют в его осмыслении, в частности, оппозиции онтологического и гносеологического подходов к его пониманию, семиотического и эстетического в его интерпретации и т.д.

2. Поскольку символ является реликтом архаических стадий развития культуры, характеризующейся переходом от биологической к сверхбиологической форме существования, была поставлена задача рассмотреть психофизиологические и когнитивные основания процесса символизации, а также соотношение символа и мифа.

3. Теоретическое описание исторической феноменологии символа и выявление этапов его эволюции предполагает рассмотрение соотношения вербальной и чувственной (визуальной, тактильной, аудиальной и др.) модификаций феноменологии символических форм. На этом основании становится возможным выявление их исторической типологии (чувственно-вербальной символики архаики, вербально-визуальной символики христианского средневековья, вербального символизма культуры Нового времени и особенно Ж-Ж веков, виртуальной символики постсовременности);

4. Поскольку символ рассматривается как результат социально-культурной рефлексии бессознательного, существенное внимание в работе уделено текстовым проекциям символа, то есть репрезентации символа в системе теоретического и художественного дискурсов: вербально-худо-жественного и визуально-художественного, что связано с решением проблемы соотношения разных видов искусства;

5. Важной задачей является анализ сознания человека (особенно в свете социальных и политических событий XX-XXI века) на уровне его «коллективного бессознательного», немотивированных действий больших человеческих масс; этот анализ должен осуществляться с учетом позиции носителя культурной традиции.

Методология исследования

1. Методологическим основанием исследования символа, принятым в этой работе, является системный подход, применительно к анализу культуры обоснованный М.С. Каганом. В качестве системного объекта должен рассматриваться и символ, и культура, в пространстве которой осуществляется его функционирование. Применение системного подхода, включающего в себя предметный (семантический) и функциональный анализ объекта исследования, а также его описание с точки зрения синхронии и в динамике его развития, потребовало, однако, уточнения применительно к конкретному объекту исследования - символу. Поскольку символ - репрезентация культурно значимых ценностей и смыслов, способ авторефлексии культуры, его семантика, не являясь семантикой предмета, представляет собой форму обнаружения системы его социально-культурных функций. Символ не является отдельно взятым предметом: его «семантика» включена в состав картины мира, бытие которой виртуально. Поэтому элементом ее становится знание о том, что символ есть символ: помимо передачи мифологически-, сакрально-, или социально-значимых ценностей, символ определяет стратегии своего восприятия. Это значит, что теория символа в том виде, в котором она складывается на том или ином этапе развития культуры, становится элементом интерпретации его смысла. В качестве одного из исходных методологических принципов анализа социально-культурного функционирования символа в диссертации была использована концепция Н. Лумана, согласно которой для описания сложных самоорганизующихся систем, к которым относятся культура и общество, значимы не столько внутрисистемные отношения, сколько отношения системы и внешней среды; обособление системы от среды может осуществляться как самореференция: символика, являясь существенной частью коммуникативного пространства культуры, становится элементом ее «аутопойесиса».

2. Сложность и многомерность объекта исследования, необходимость при его изучении выработки междисциплинарного подхода, учитывающего данные разных наук, обусловили необходимость обращения к методологии синергетических исследований. Несмотря на то, что синергетические представления о принципах самоорганизации сложных систем, появившиеся в XX веке, были связаны с открытиями в сфере естественнонаучного знания, существенна их роль и в области общественных наук, что было обосновано в трудах О.Н. Астафьевой, В.Н. Бранского, М.С. Кагана, Е.Н. Князевой, СП. Курдюмова, Г. Хакена и др. Синергетические исследования в сфере общественных наук, ставящие в центр своего внимания

явления, характеризующиеся состоянием хаоса, преобладанием энтро-пийности над информацией, континуальности над дискретностью, имеют непосредственное отношение к теоретическому и культурно-историческому описанию символа: именно в культурах переходного типа очевидно особое внимание к его теоретическим интерпретациям, как и появление новой социально-культурной символики. Феномен переходности представляется значимым для анализа символа, в свою очередь, в двух аспектах. С одной стороны, как характеристика периодов социального хаоса, изменения основных характеристик социальной организации, когда значимыми становятся понятия самоорганизации, нелинейного движения к новому порядку, когда социально-культурная среда становится сферой реализации различных возможных путей развития. С другой - как характеристика эволюции человеческого сознания и смены парадигмы знания: в частности, перехода от классической к неклассической, а затем к пост-неклассической парадигме и «рождению новой рациональности» (В.И. Аршинов, В.Г. Буданов, В.И. Моисеев, B.C. Швырев).

3. Методологическим принципом, определяющим стратегии исследования символа, стал деятельностный подход к культуре (М.С. Каган, Э.С. Маркарян). Теоретический анализ и историко-типологическое исследование социкультурной символики, предпринятое в этой работе, опирается на модель человеческой деятельности, предложенную М.С. Каганом. Определяя природу символа с позиций его связи с познавательной, преобразовательной, аксиологической, коммуникативной деятельностью, следует подчеркнуть особое значение анализа последней (Н. Луман, Ю. Хабермас). В качестве методологического основания анализа символа в системе коммуникации в работе использована модель коммуникативного акта P.O. Якобсона, а также различение деятельности общения и коммуникации (М.С. Каган).

ретает семантику, «означивается», то есть также конструируется. Наличие креативности, заложенной в процессах передачи мысли и понимания, было теоретически обосновано В. Гумбольдтом и А.А. Потебней, однако анализ символа, обладающего способностью аффективного воздействия на человеческое восприятие, потребовал уточнения действующих при этом механизмов. В частности, такой анализ должен был быть предварен анализом самой герменевтической ситуации, которая, в отличие от коммуникативной ситуации, конституирована особым местом наблюдателя, локализованного «на стороне» адресата. Это дает основания рассматривать символ как взаимодействие первичной культурной символики и ее категориального «схватывания», как взаимодействие текста и метатекста. Принципом герменевтического анализа, определяемым природой самого исследуемого объекта, стал последовательно проведенный принцип разграничения позиции наблюдателя и позиции носителя культуры. Выделение позиции наблюдателя, связанное с открытиями квантовой механики и с появлением принципа дополнительности (Н. Бор), становится одним из принципов научного знания постнеклассической эпохи (В.И. Аршинов, В.Г. Буданов). На протяжении XX столетия позиция наблюдателя определялась в контексте естественнонаучного знания как взаимодействие наблюдателя и предмета его наблюдения - исследования в мире природных явлений, однако по отношению к социально-культурной феноменологии ее специфика должна быть определена антропологическими, когнитивными и социальными факторами. В частности, поскольку важнейшим компонентом системной теории применительно к обществу и культуре является время (М.С. Каган, Н. Луман), определение позиции наблюдателя применительно к анализу социокультурной феноменологии должно быть скорректировано с учетом исторической перспективы, как процесс структурирования и самоописания культуры в процессе увеличения сложности системы, а также в контексте динамики внутреннего развития позиции наблюдателя, обусловленного изменением ее локализации в системах коммуникации и общения. Моделирование позиции наблюдателя в системах социокультурной коммуникации и человеческого сознания, имеющего уровневое строение (В.В. Налимов), предполагает рассмотрение символа в процессе самореференции, личностной и социокультурной авторефлексии.

5. Поскольку описание символа, всегда производимое с позиции наблюдателя, есть процесс его моделирования, семантизации, важнейшим методологическим принципом анализа символа стал принцип асимметрического дуализма - один из фундаментальных при анализе человеческой культуры в целом. Как фактор, определяющий структуру естественного языка и механизмы деятельности человеческого сознания, а также в контексте социальных и культурологических исследований он приобретает существенное значение в XX веке (Н. Луман, Ю. Хабермас). В терминах смысловой асимметрии может быть описано отношение символа

и знака, символа и сознания, мира и символических систем: символ, значение которого может быть описано при помощи разных знаков или даже знаковых систем, не может быть адекватно описан при помощи ни одной из них: культура «десимволизирует» (М. Мамардашвили, А. Пятигорский) символы, переводя их в рамки семиозиса.

Логика и основные этапы исследования

Принятые в диссертации методологические подходы к анализу символа обусловили логику его исследования. Герменевтическая ситуации формирования и интерпретации символа в соответствии с целью исследования должна была быть аналитически расчленена на рассмотрение его с позиции наблюдателя и носителя культуры. С позиции наблюдателя символ рассматривается в работе с точки зрения его генезиса и социокультурного функционирования. Это обусловило необходимость его теоретического анализа в соотношении со знаком и, в частности, с естественным языком, что, в свою очередь, потребовало теоретического определения его места в процессах концептуализации и категоризации действительности человеческим сознанием. Вместе с тем, в силу суггестивно-эмоционального восприятия символа носителем культуры, континуально-целостной и аксиологической природы символа, он должен был быть теоретически осмыслен и в соотношении с художественным образом.

С точки зрения носителя культуры символ рассматривался нами в аспекте его воздействия на человеческое сознание, психику и поведение. Это потребовало теоретического осмысления его эмоционально-эстетической природы, а также анализа сущности смыслов, репрезентируемых при его посредстве. Исторические изменения во взаимодействии позиции носителя культуры и ее наблюдателя, часто инкорпорированных друг в друга в сознании одного человека, а также единство процессов символизации и интерпретации, определили необходимость исследования культурно-исторической феноменологии символических форм. Однако, учитывая обилие материала, нашей задачей стал анализ лишь некоторых, наиболее значимых, этапов ее развития. В частности, поскольку актуализация символики и ее теоретического осмысления наиболее интенсивно происходит в культурах переходного типа, им было уделено преимущественное внимание.

Основные положения, выносимые на защиту

• Символ, представляя собой архаическую структуру человеческого сознания, не отражает уже сформировавшуюся систему ценностей, но является начальным этапом такого формирования. Формирование архаической символики связано с периодом становления человека как биосоциокультурного существа, поэтому первобытный символ отразил ценности биологического существования человека, жизни его социального тела - рода. В диссертации рассматривается принципиальное отличие символа и мифа: миф представляет собой форму семантизации первоначального амбивалентного, логически недифференцированного симво-

лического смысла, репрезентирующего сознанию ценность как таковую. Поэтому отношения символа и мифа - это отношения асимметрии континуального и дискретного.

• В силу континуальности и амбивалентности символ представляет собой форму опредмечивания интегративных, логически не расчлененных, экзистенциально переживаемых ценностей. Этим объясняется устойчивость символических форм на протяжении человеческой истории, а также наличие сложной системы их социально-культурного функционирования. Символ поэтому может быть понят как средство проникновения в сложные и неоднозначные процессы переоценки старых и формирования новых ценностей и смыслов, которые всегда характеризуют процесс развития культуры (особенно в периоды переходности). Символ рассматривается как один из важнейших механизмов функционирования аксиос-феры человека, формирования и интериоризации ценностей.

• Разделение позиции носителя культуры и ее наблюдателя и определение предмета исследования как исторически изменяющейся герменевтической ситуации позволяет выявить закономерность в самом многообразии его интерпретаций, в частности, онтологических или гносеологических, как обусловленных исторически подвижной локализацией позиции наблюдателя.

•Противопоставление позиции носителя культуры и ее наблюдателя дает основания для противопоставления знака и символа, которые, являясь взаимодополнительными в коммуникативном пространстве культуры, выполняют разные функции и обладают различными возможностями воздействия на человеческое сознание и поведение. Если для наблюдателя-исследователя символ предстает в качестве знакового образования, семантика которого представляет собой инвариант ряда текстов, то для носителя культуры символ - экзистенциально переживаемое целое, обладающее прото-эстетической природой, аффективное воздействие которого реализуется не в логически дифференцированном значении, а в аффективном поведении.

коммуникативное образование, поэтому семиотическое в нем вторично, подчинено аксиологическому (прото-эстетическому). Напротив, художественный образ, включенный в процесс коммуникации, имеющий адресанта и адресата, может быть рассмотрен как специфическое знаковое образование, хотя и включающее в себя символические компоненты. Вместе с тем символ, воздействуя на человеческое сознание и поведение посредством эмоций и аффектов и представляя интегративные ценности, переживаемые на экзистенциальном уровне, обладает прото-эс-тетической природой.

• Процесс исторического развития социально-культурной символики дает основания для анализа внутренне изменчивой природы символа, в частности, для определения соотношения в нем чувственно воспринимаемого и вербального компонентов.

• Рассмотрение социально-культурного семиозиса, основными компонентами которого являются символические и знаковые образования (включая сюда также псевдо-символы и псевдо-знаки), дает основания говорить о тех изменениях, которые происходят в человеческом сознании и в культуре в целом. В частности, на основании такого анализа возможно говорить о наличии энтропийных процессов в современной массовой культуре, об эрозии коммуникативного пространства, что связано с преобладанием в нем символических и псевдо-символических образований.

Научная новизна исследования.

Несмотря на то, что теоретическому и конкретно-историческому изучению символа посвящено значительное количество работ (в том числе и таких исследователей как Э. Кассирер, А.Ф. Лосев, М.Ю. Лотман, М.К. Мамардашвили и других), в современном гуманитарном знании нет опыта комплексного, междисциплинарного и трансдисциплинарного изучения символа в единстве составляющих его социально-культурного, аксиологического, когнитивного и семиотического аспектов. Новизна работы заключается в следующем:

• Работа представляет собой попытку интегративного исследования символа в системе культуры. Эта проблема была впервые сформулирована Ю.М. Лотманом, однако намеченные им перспективы не получили, на наш взгляд, достаточного развития и конкретизации, так как преимущественное внимание исследователя было обращено на семиотические аспекты символики, в результате чего терялся смысл собственно системного подхода. Наша работа предполагает попытку именно системного анализа символа в культуре, понятой как сложная самоорганизующаяся система. В основу предлагаемой в работе концепции положен принцип системного анализа культуры М.С. Кагана, что дает возможность избежать односторонности собственно культурно-семиотических исследований. В диссертации был предпринят опыт интеграции на основании выявления внутреннего единства исследуемого объекта: символ представлен как результат взаимодействия человеческого сознания, деятель-

ности и социокультурной реальности, в единстве процессов символизации и интерпретации, осуществляемых в материале разных языков описания (знаковых систем).

• Научная новизна работы состоит в том, что символ рассматривается в контексте не познавательной, а аксиологической деятельности. Несмотря на то, что связь социально-культурного символизма и ценностей неоднократно привлекала внимание исследователей, решение этой проблемы сводилось к тому, что символ признавался некоторым знаком, обозначением существующих в обществе ценностей и смыслов, а также поведенческих стандартов и стереотипов восприятия. Нами была предпринята попытка выявления иного рода зависимостей. Символ, представляя собой архаическую структуру человеческого сознания, не отражает уже сформировавшуюся систему ценностей, но является начальным этапом такого формирования. Поэтому именно символика становится единственным средством проникновения в те сложные и неоднозначные процессы переоценки старых и формирования новых ценностей и смыслов, которые всегда характеризуют процесс развития культуры (особенно в периоды переходности). В этом смысле можно говорить о связи символа и познавательной деятельности, обратив, однако, внимание на относительный, прото-познавательный ее характер.

• Исходя из того, что существующая научная традиция рассмотрения символа как одной из разновидностей знака не дает оснований для анализа сложных и часто противоречивых процессов, которые характеризуют современное состояние культуры и общества, в диссертации теоретически и феноменологически обосновано различие символа и знака. Теоретическим основанием такого разграничения стало признание преимущественно ценностной и лишь на основании этого - (прото-) познавательной природы символа. Дело в том, что символ представляет собой синкретическое (уходящее корнями в культуру архаики) соединение эстетического и семиотического, чувственного восприятия и рационального понимания. Воздействие символических форм на сознание человека имеет преимущественно аффективно-эмоциональный, суггестивный характер, определяя возможности непосредственного влияния на поведение человека, массовые действия, на поведение толпы. Учет аксиологической проблематики позволяет рассматривать механизмы действия символа на человеческое сознание, действенность символических форм в функционировании культуры и социума.

• Противопоставление символа и знака в человеческом сознании и в системе социокультурного функционирования позволяет рассмотреть процессы формирования картины мира в сознании отдельного человека и в культуре в целом. В частности, анализ позволяет сделать ряд выводов о роли символа в процессах до-вербальной категоризации и концептуализации реальности.

• Новизна подхода, представленного в диссертации, заключается в рассмотрении символики не в качестве результата деятельности, но как ее

способа: символ - это процесс символизации, включающий в себя не только результат докатегориального опредмечивания ценностей, его восприятия и понимания, но и рефлексивное осознание этого процесса. Поэтому основанием теории символа стал анализ герменевтической ситуации - процесс функционирования символа в культуре (в единстве символизации, восприятия, понимания и интерпретации), рассмотренный с учетом принципиально различающихся позиций - позиции носителя культуры и ее наблюдателя.

• Особое значение аксиологический подход к символу приобретает в том случае, когда речь идет об этнических, национальных, национально-культурных ценностях. Символ, воплощая культурно-национальные архетипы и ценности, представляя их человеческому сознанию в чувственно-конкретной форме, является соединением познавательной деятельности (самопознания культуры или этноса) и формирования эмоционального переживания собственной этнической или национальной идентичности

• Рассмотрение символа с точки зрения его связей с миром человеческих ценностей дает основание для построения типологии символических форм, а также для системного анализа их функционирования в человеческом сознании, культуре и обществе. Это может служить инструментом не только анализа социума, но и выявления механизмов деятельности индивидуального и общественного сознания. Предложенные в работе подходы к символу позволяют выявить специфику современного социокультурного пространства России, в частности, определить его существенные отличия от ситуации постмодернизма, несмотря на ряд имеющихся общих черт и признаков.

• Для осуществления этой задачи был теоретически обоснован и последовательно проведен принцип разграничения позиции носителя культуры и ее наблюдателя, что позволило рассмотреть существующие в истории изучения символа противоречивые трактовки как обусловленные разной позицией исследователя в коммуникативной или герменевтической ситуации.

• Последовательное проведенное сопоставление и противопоставление символических и знаковых образований определило основные направления в изучении сферы социально-культурного функционирования символа. Это позволило рассмотреть характер социокультурного се-миозиса и на основании его анализа - эволюцию структуры человеческого сознания. Представленная в диссертации постановка проблемы символа в единстве его аксиологических, когнитивных, социально-культурных и семиотических составляющих позволила также рассмотреть проблемы современного коммуникативного пространства и социокультурного семиозиса, что, в свою очередь, может послужить основанием их дальнейшего исследования.

Обоснованность и достоверность выводов

Обоснованность и достоверность выводов обусловлена применением методологически значимых подходов к анализу изучаемого явления, которые позволили рассмотреть символ в системе его социально-культурного функционирования с учетом механизмов его воздействия на сознание и поступки человека. Достоверность работы обусловлена использованием большого количества источников, а также теоретических исследований и историко-культурного материала. Кроме того, данные, полученные в исследовании, позволили сделать ряд выводов о характере коммуникативного пространства современной культуры, которые находят практическое подтверждение в процессе ее развития.

Теоретическаязначимость

Диссертационная работа представляет собой опыт интегративного теоретического и феноменологического исследования символа, включающего в себя данные ряда научных дисциплин и опирающегося на методологию системного анализа. Анализ символа с позиций деятельностного и системного подхода дает основания для теоретического изучения природы тех процессов, которые характеризуют коммуникативное пространство культуры и социокультурный семиозис. Это позволяет, в свою очередь, наметить ряд новых подходов к анализу человеческого сознания, в частности, к проблеме концептуализации и категоризации реальности, к анализу моти-вационной сферы человека и механизмов, определяющих массовое поведение и поведение людей. Теоретическое исследование символа позволяет сделать ряд принципиально значимых выводов, касающихся природы эстетических отношений человека к действительности, их генезиса и места в социокультурном пространстве, а также в новом свете рассмотреть природу художественного образа, включающего в себя символические компоненты. Использование теоретического противопоставления позиции носителя культуры и ее наблюдателя позволяет избежать противоречивых и исключающих друг друга трактовок сим вола

Практическая значимость

Практическая значимость исследования символа заключается в возможности социального прогнозирования, изучения смыслов и ценностей, которые, характеризуя современное состояние культуры и общества, существуют пока в логически недифференцированной форме, находя свое отражение именно в сфере символического. Анализ символа создает возможность по-новому взглянуть на проблемы анализа художественного произведения, в частности, на природу символической образности, получившей широкое распространение в искусстве XX века.

Рекомендации по использованию

Результаты исследования могут быть использованы в процессе преподавания курсов культурологии, литературоведения и искусствоведческих дисциплин. Полученные результаты могут быть полезны при разработке политических технологий в ходе избирательных кампаний, а также

в процессе формирования общественного мнения, в частности, в деятельности СМИ.

Апробация работы

Результаты исследования и ее основные положения были представлены на международных (5), всероссийских (1), межрегиональных (4), республиканских (5) научных и научно-практических конференциях. Апробация работы осуществлялась в процессе преподавательской деятельности на филологическом факультете Коми государственного педагогического института в рамках курсов культурологии, теории литературы и эстетики.

Структура работы

Диссертация состоит из Введения, двух разделов, Заключения и Библиографии, включающей в себя более 560 наименований.

Основное содержание работы

Во Введении формулируется актуальность проблемы, ее новизна, цели и задачи работы, определяется объект и предмет исследования, рассматривается степень изученности проблемы и основные источники.

I Раздел Символ и культура: коммуникативная система и позиция наблюдателя посвящен моделированию коммуникативной ситуации, включающей в себя, помимо адресанта и адресата социокультурной коммуникации, также и позицию наблюдателя.

В I Главе Символ в системе культуры рассмотрены вопросы социально-культурной природы символа как формы репрезентации мира человеческих ценностей и смыслов. Появление категории символа и его теоретических интерпретаций в рамках европейской культурной традиции свидетельствовало об изменении позиции адресата социокультурной коммуникации, осложненной наличием встроенной в нее позиции наблюдателя, поэтому одним из направлений анализа стало рассмотрение ее эволюции в контексте развития культурного самосознания (§ 1). Обзор наиболее значимых теорий символа в научном и философском знании XX века дает основания обосновать их многообразие различием в позиции наблюдателя, являющейся исторически подвижной, различно локализованной в пространстве социокультурной коммуникации. В частности, принципиально различные подходы (онтологический и гносеологический), один из которых видит в символе умонепостигаемое, апофати-ческое явление некоторой трансцендентной сущности, другой - познавательную форму, определены различием в соотношении позиций адресата и наблюдателя. Постепенная «миграция» наблюдателя от адресата к адресанту знаменует собой усиление креативного и рационального, сознательного начала в процессе деятельности символизации. Вместе с тем онтологические трактовки символа вновь становятся значимыми в современной культуре, что связано с актуальностью экзистенциальной проблематики в целом.

Анализ основных теоретических подходов к символу (Э. Кассирера, А.Ф. Лосева, теоретиков символизма, представителей структурно-семиотических методов и их критиков, а также в психоаналитических исследованиях) позволил сформулировать наиболее актуальные проблемы. В частности, анализ показывает, что одной из центральных установок должно стать понимание аксиологической природы символа, а также признание в качестве предмета теоретической рефлексии смысловой асимметрии, что ставит в центр исследования анализ герменевтической ситуации. Наконец, анализ наиболее значимых концепций символа показал важность исследования внутренней природы символа, теоретически отграниченного от иных феноменов культуры (знака, художественного образа), с точки зрения соотнесенности в нем эстетической и семиотической составляющей, а также значимость его онтологических характеристик (визуальная, аудиальная, вербальная символика).

Рассмотренный с позиции моделируемого наблюдателя в системе социокультурной коммуникации (§ 2), символ обнаруживает сложную семиотическую природу. Восприятие и понимание символа носителем культуры и ее наблюдателем различно: то, что чувственно дано носителю и воспринимается им аффективно и логически не дифференцированно, наблюдатель может воспринимать лишь опосредованно: на основании текстов, логически вычленяя символические значения и функции, которые при этом конструируются им в зависимости от его теоретических взглядов и поэтому могут быть описаны при помощи разных языков описания.

Поскольку любая культура производит символы, репрезентирующие ее смыслы и ценности (которые, в свою очередь, так или иначе интерио-ризируют результаты практической деятельности человека и саму эту деятельность), постольку человек, являясь носителем той или иной культуры, воспринимает эти символы как органически присущие миру, как естественный смысл вещей, явлений и событий. Смысл социально-культурной символики «симметричен» миропониманию и смыслополаганию носителя культуры. Для носителя архаической или традиционной культуры идол есть бог, тотемное животное есть первопредок, оберег есть реальная защита от враждебных сил, слово есть сущность вещи и т.д. То же можно сказать и о поведенческих структурах, закрепляемых в знаковых системах ритуала и этикетного поведения: любая культура регламентирует формы поведения, которые часто не объяснимы и не объясняются ее носителями, но представляются безусловными. Однако такая идеально симметричная структура - результат абстракции. Как только мир становится предметом высказывания, возникает «зазор» между «смыслом» мира и смыслом текста: текст не может быть единственным - это и словесный текст, и визуально воспринимаемое изображение, и наивно-рациональное объяснение, семантика которых не совпадает.

Одной из ранних форм текстовой репрезентации символического миропонимания и мироощущения становится мифология. Рассмотрение

структурных и семантических связей символа и мифа (§§ 3) основано на теоретическом положении о синкретизме культуры человеческой архаики. Переходная эпоха от биологической к сверхбиологической форме жизни порождает символ как способ рефлексии природного, биологического, бессознательного - в сознании, интериоризации и опредмечивания ценностей и целей практической деятельности, связанной с жизнеобеспечением человека.

Для анализа символа и мифа обращение к структуре сознания представляется существенным, поскольку человеческая психика, реагируя на внешний мир эмоциями страха, желания, ожидания, дает основания их семантизации, закрепляя за вещами и явлениями статус ценности и смысла. Именно поэтому в «первичной» символике следует обнаружить те неразложимые далее основы, которые часто не поддаются однозначному логическому истолкованию, но именно поэтому составляют предпосылки возникновения символических форм. Принимая во внимание модель сознания, предложенную В.В. Напимовым, следует отметить, что символическое укоренено в нижнем, «телесном» ее слое, и только в акте первичной рефлексии этот первичный слой «выталкивается» в архетипы. На основании результатов психофизиологических исследований можно утверждать, что «символообразующим» компонентом является физиология восприятия внешней среды и, в частности, интегративные процессы, направленные на достижение приспособительного результата и на удовлетворение ведущей потребности организма. Именно это определяет выделение из окружающей среды значимых для организма перцепций. Поэтому в рамках функциональных систем осуществляется программирование результата действия в связи с потребностями жизнеобеспечения и афферентный синтез этих результатов и функционирование акцептора действия. Символ, являясь результатом осознания до-интеллектуальных структур сознания, связан с аффективной, эмоциональной составляющей человеческой деятельности: чувства становятся основанием целеполагания, в то время как интеллект обеспечивает формирование средств для достижения целей. Социально-культурная символика, являясь одним из регуляторов человеческого поведения, представляющего собой, по мысли Ж. Пиаже, целостное поле, охватывающее объект и субъект, определяет аффективно-недифференцированную составляющую этого поведения (мотивацию, обеспечиваемую потребностями), структуризация же его обеспечивается механизмами интеллекта и восприятия. Синкретизм символа как структуры сознания обеспечивается недискретностью, неструктурированностью мотиваций и аффектов.

Символ, в отличие от мифа, представляет собой континуально-целостное, амбивалентное смысловое целое, по-разному означиваемое в текстах мифа или ритуала. Напротив, мифология становится формой трансформации континуального в дискретное, энтропийного в информационное: средством такой трансформации становится знак. Когнитивный пе-

реход с уровня символики на уровень мифа представляет собой акт креативности сознания: если символ суггестивен, то миф - используя выражение Б.В. Поршнева, «контрсуггестивен».В частности, мифология, структурируя событие, становится способом организации пространства и времени. Восприятие же реальности как символической эмоционально и связано с аффективным поведением. В отличие от мифа, первичную культурную символику следует искать в немотивированных, «безотчетных», по выражению М. Мид, действиях человека или толпы. Все это позволяет сделать ряд заключений о характере связи мифа и символа:

•Выделение символа из диффузной целостности времени и жизни -это его семантизация и означивание. Поэтому символ по отношению к мифу и ритуалу «трансцендентален», он организует перцепцию и человеческий опыт, с одной стороны, в виде аффектов, «апперцепции», бессознательных интенций, с другой - пресуппозиций знания (об аффектах или вызвавших их событиях), закрепляясь в текстах ритуала, мифа или артефакта.

• В отличие от мифа, обладающего сложной семиотической природой, символ не является сообщением в системе «адресант- адресат»: локализация его в этом процессе - контекст, на основании которого возможна передача информации. Символическая «информация» не передается от говорящего к слушающему - она образует общую для них систему представлений, континуум, без чего, в то же время, сама коммуникация невозможна. Миф, словесно, нарративно, во времени или при помощи визуально воспринимаемых образов артикулирующий символическое, является именно текстом: имеет адресанта, адресата, а также код своего прочтения. Все это указывает на коммуникативную природу мифа и до-коммуникативную - символа. Собственно символ - это не вещь, знак или текст - это ситуация герменевтического события.

В §§ 4 ставится проблема эволюции символа и предлагается опыт типологизации социокультурной символики. Диахронический анализ символа предполагает рассмотрение коммуникативной и герменевтической ситуаций как сфер функционирования символа: вычленение фигуры наблюдателя, ее обособление, изменение ее «локуса» в системе социокультурной коммуникации становится основанием осознания культурой собственной символики. Процесс символизации предполагает наличие следующих этапов:

1. Аффективно-суггестивное воздействие вещей, явлений, событий на восприятие и поведение, связанное с психофизиологическими особенностями человека, а также с практической, преобразовательной деятельностью, в процессе которой формируются ценности;

2. Закрепление этих аффектов в памяти (индивидуальной и коллективной), как на бессознательном уровне (в форме архетипов), так и на уровне сознания (в виде мотивов, используя модель А.Н. Веселовского), что предполагает появление «имени» и ритуализацию поведенческих реакций;

3. «Объяснение» аффектов и ритуалов посредством мифологии: включение предметов и явлений, их вызывающих, посредством мотивов, во временную последовательность, в нарратив;

4. Представление, закрепляемое культурной традицией, о символичности символа, наиболее очевидное в процессе сакрализации;

5. Появление термина, а затем и категории 'символ'.

Таким образом, можно говорить, что специфика символа, выражающаяся в его особом воздействии на человеческое сознание, определена его аксиологической природой. Поэтому опыт типологии символа, представленный в диссертации, опирается на теорию ценностей и на наиболее значимые подходы к смыслу, представленные в современном научном знании. В частности, помимо Г. Фреге, необходимым представляется подход к смыслу с точки зрения психологии (А.Н. Леонтьев). Опыт типологии наиболее архаических этапов развития социокультурной символики, представленный в диссертации, основан на положении об антропоцентрическом характере символа, в частности, об определяющем характере ценности жизни / смерти. Это дает основания для следующих заключений:

1 .Символика может быть охарактеризована не как система символов (дискретных единиц, находящихся в определенном отношении друг к другу), а как континуум, соединяющий в диффузно-амбивалентной форме различные ценности и смыслы. Основанием первичной символизации служит аффективное переживание Ничто, пограничная «зона» между Ничто и бытием, знание которой представлено в аффективном переживании феномена смерти;

2.Интегративный характер ценностей, определяющих существование символа, позволяет говорить о нерасчлененно-диффузном характере их смыслов - в сущности, любой символ, будь то человеческое тело, личность пророка или царя, еда или стихия (вода, земля и прочие), представляя человеческому сознанию аксиосферу в целом, становится для носителя культуры формой представления высшего универсального знания;

3.Поскольку для носителя культуры восприятие символа сопровождается аффективными состояниями и аффективным поведением, символика всегда связана с экзистенциальными ценностями; переживание жизни / смерти представлено в символе как амбивалентное;

4.Символ, в культуре человеческой архаики представленный миром чувственно воспринимаемых «вещей», в процессе эволюции культуры, дифференциации сфер человеческой деятельности и ценностей, а также в результате формирования рациональности как формы рефлективности сознания, концептуализируется и, отрываясь от мира «вещей», «развеществляется».

В § 5 рассматривается сфера функционирования социокультурной символики. Ее анализ, основанный на теоретическом разделении пози-

ции наблюдателя культуры и ее носителя, дает основания определить основные функции символа в системе человеческой культуры в зависимости от его внутрисистемных связей и отношений.

1. В системе «носитель культуры - мир» («символ - мир»), следует говорить об аксиологической функции символа. Реализацией ее в культурно-историческом бытии становится функция формирования, интерио-ризации и коммуницирования ценностей (в деятельности общения), а также репрезентации социокультурной аксиосферы, осуществление регулятивных и стабилизационных механизмов, обеспечивающих самосохранение культуры.

2. Функционирование стабилизационных регулятивных механизмов может осуществляться только посредством коммуникации, а значит, только в результате ее анализа могут быть выявлены функции тех знаковых проекций символических смыслов, которые выполняют функцию передачи информации в процессах межличностной, внутри - или межкультурной коммуникации (обозначение родовой, национальной, государственной принадлежности или ценности; маркирование принадлежности к миру сакрального). Это значит, что важнейшей социально-культурной функцией символа, реализуемой, однако, лишь посредством означивания, является коммуникативная функция (реализуемая в системе «символ - общество» или «адресант - адресат»).

3. Внутрикультурная коммуникация обеспечивает возможность наличия важнейшей составляющей сферы функционирования символа, определяемой его аксиологической природой: социально-организующую функцию, представляющую собой, сточки зрения сознания носителя культуры, функцию культурно-национальной самоидентификации и авторефлексии аксиосферы культуры, в том числе и культуры нации или этноса.

4. Это определяет наличие еще одной подфункции символики: функции аккумулятора культурной памяти. Подчеркнем при этом ее вторичный, производный характер: символ, уже в силу своей аффективно-суггестивной природы, существует в настоящем времени, однако, закрепляясь в коллективной или индивидуальной памяти, в том числе и исторической, он не может быть интериоризирован иначе как посредством текстов.

5. Отношение сознания носителя культуры и действительности, как и механизмов символизации, составляющих существенный аспект в функционировании человеческого сознания (система «символ - сознание»), дает основание выделить важнейшую функцию символа и символизации: когнитивную, заключающуюся в обеспечении континуально-целостного схватывания не освоенной человеческой практикой реальности, субъективно осознаваемой как таинственная или мистическая. Это позволяет выделить в человеческом сознании континуально-целостные и дискур-сивно-дискретные структуры, связанные с противоположно направленными, но взаимозависимыми процессами символизации и десимволиза-ции, означивания и вторичной символизации.

6. В системе «символ - человек» следует говорить об экзистенциальной функции символа, которая должна быть отнесена к той системе функций, которая моделируются наблюдателем, а не непосредственно воспринимается носителем культуры. Несмотря на то, что экзистенциальные ценности переживаются непосредственно человеческой личностью, в отличие от нравственных, этических или религиозных, они не фиксируются сознанием человека как таковые, представляя собой результат теоретического осмысления человеческого бытия на поздних этапах развития теоретического знания. Это обусловливает значимость символических форм в человеческом общении, предполагающем не только обмен информацией, но и сообщение ценностей и смыслов, основанном на «континуальных» способах коммуникации, на апелляции к до- (или сверх-) вербальным и до-понятийным структурам сознания.

С позиции носителя культурной традиции символ представляет собой репрезентацию, опредмечивание культурно значимых смыслов и ценностей и в этом своем качестве является выражением бытийных, экзистенциальных, сакральных смыслов, определяя собой (особенно на ранних этапах человеческой культуры) сферу эстетического и нравственного.

В Главе II Позиция наблюдателя: символ и сознание рассматривается функционирование социально-культурной символики в ее проекциях в ряд значимых для культуры текстов. С точки зрения анализа социокультурного коммуникативного пространства и структуры человеческого сознания существенным является вопрос о соотношении символического и знакового (§§ 1). Одним из положений, выносимых на защиту, является положение о качественной разнородности в социокультурном пространстве и в сознании человека символических и знаковых структур. Символ - особым образом понятая и трансформированная реальность, являющаяся результатом человеческой оценочной и прото-познавательной деятельности, и лишь в определенном контексте - контексте человеческого (межличностного и меж- и внутрикультурного) общения - выполняющая знаковую функцию. Сложность функционирования символа в человеческом сознании заключается в особенностях его формирования и восприятия: реальность, воспринятая человеческим сознанием как ценность и смысловое единство, представляет собой авторефлексию целостного человеческого сознания, включающего в себя восприятие, эмоции и аффекты, осознанное и бессознательное. Поэтому использование коммуникативной модели при анализе символа должно быть скорректировано с учетом разницы в восприятии и понимании символа с точки зрения носителя и наблюдателя культуры: логическая дифференциация значений, как и «означивание» символического в знаковом, становится возможным с утратой символикой способности суггестивного воздействия. В результате исторического изменения локализации позиции наблюдателя претерпевает значительные изменения интерпретация символа. В работе выделены следующие этапы такого изменения:

1. Начальный этап развития человеческой культуры и человеческого мышления характеризуется очевидной универсальностью и общезначимостью символических смыслов: мифологическое мышление, не отделяющее «внешнего» от «внутреннего», человеческого от природного, наделяет мир символическим смыслом, равно значимым для всего первобытного сообщества, и этот символический смысл представляет собой тот контекст, в котором осуществляется человеческая деятельность и коммуникация. Символ в этом случае предстает как единственное значение знака: система симметрична, и знаковое тождественно символическому.

2. Выделение в рамках системы социально-культурной коммуникации позиции наблюдателя в форме теоретического рефлексивного знания приводит к осознанию символа в качестве структуры сознания: но само это появление знания о сознании предполагает наличие различения символического и знакового; появление категории символа становится фактом собственно самосознания. Знак при этом перестает быть симметричным символу, что обусловливает закономерность появления многозначности, иносказательности, аллегорезы. В то же время адресат, оставаясь носителем культурной традиции, воспринимает символику непосредственно, символ для него предстает как нечто онтологически данное, требующее мистического проникновения в его рационально непостижимую сущность.

3. Позиция наблюдателя, находящегося вне системы социально-культурной коммуникации, формируется как позиция исследователя, в распоряжении которого находятся исключительно знаковые системы. В этом случае символ вновь оказывается симметричным знаку, однако теперь не знак символичен, а символ приобретает знаковую природу. Анализ современной символики дает основания утверждать, что «остраненный» наблюдатель, оставаясь носителем культурной традиции, становится не только адресатом, но и его адресантом. Символика становится виртуальной, поскольку знак обозначает не существующую реальность, наделяемую культурой смыслами, а псевдо-реальность фантомов. Десимво-лизация культуры представляет собой не только «означивание» символов, но и вторичную символизацию а, в некоторых, случаях десигнифика-цию. В процессе вторичной символизации знак может приобретать свойства символа в случае расширения его семантики и обретения новой суггестивности: при создании вторичной символики искусства или в случаях аффективного восприятии ситуации - контекста. В частности, символом становится словесный текст, если он создается при помощи оксюморона как образа континуального, или в некоторых случаях метафоризации. Расширение аксиосферы в процессе творчески-преобразовательной деятельности также приводит к формированию новой символики, хотя при этом усложняется ее природа. В частности, объектом символизации могут становиться не только вещи, но и отношения - чувства и переживания человека, а также абстрактные понятия и концепты, уже, в свою очередь, включающие в себя сложные и многозначные смыслы и значения.

Соотношение символа и знака в системе человеческой деятельности, в сознании и культуре следующее:

1.Символ, в отличие от знака, не является элементом коммуникативной ситуации, его функционирование представляет собой докоммуника-тивную стадию развития человеческого сознания и культуры:

символ не имеет адресата и адресанта (или его адресант трансцен-дентен), его смысл не зависит от контекста, а порождает контексты, поэтому символ может быть описан при помощи разных языков описания;

человек, воспринимающий символ как таковой, становится адресантом и адресатом сообщения, приписывая символу семантику в акте экзегезы, гаданий или магических действий;

2. Символ не может быть описан в терминах значения, его многозначность - результат вербализации, «десимволизации» культурой;

3.Смысл символа лежит не столько в сфере истинности, но, главным образом, ценности, а ценность, хотя и может быть обозначена, не может быть выражена иначе, как символически (прекрасное, например, как «символ нравственно доброго» у И. Канта);

4.Семантика знака дискретна, смысл символа континуален: знак, выполняя функцию структурирования мира и человеческого сознания, противостоит символу, функция которого заключается в собственно креативном акте порождения смыслов на основании человеческих потребностей и целеполагания;

б.Символ не имеет синтактики, так как, не подчиняясь законам пропозициональное™, будучи переведенным в план вербального обозначения, может быть только тавтологичным утверждением или выражаться при помощи инкорпорированных (архаических) синтаксических структур.

б.Символ, порождая контексты, суггестивно определяет поведение человека; отсутствие семантики компенсируется наличием прагматики.

Отталкиваясь от вывода, что символ - особым (ценностным и смысловым) образом интерпретированная реальность, перцептивный образ которой сохраняет феноменальность и континуальность, обусловленные присущей ему целостностью, а также недискретностью довербальных слоев человеческой психики, можно говорить об а-семиотичности символических форм в культуре (§ 2). Анализ развития человеческой рациональности дает основания говорить о двойственной, синкретичной природе социально-культурной символики. С одной стороны, символ - основание и результат перцепции, часть реальности, событие, то, к чему отсылает знак: референт; с другой - это когнитивная форма, способ структурирования реальности, что позволяет говорить о его знаковой функции. Понимание реальности как системы знаковых систем (Ю.М. Лотман, В.П. Руднев), представление которой в сознании человека определено сознанием (в концепции лингвистической относительности Э. Сепира и Б. Уорфа - языком), оставляет в стороне важность психофизиологического воздействия на организм среды (внешней или внутренней). Символ

в существенной степени связан с органикой человеческого существования, о чем свидетельствует эффективность его восприятия, как и аффективное поведение, им вызываемое: то, что подлежит осмыслению и означиванию, не высказывание о мире, не сообщение, но сам акт реферирования, то, о чем говорит сообщение. Вместе с тем, поскольку символизируемая реальность двойственна, это и физический мир, и мир психический, и внешний, и внутренний, неразличимые на архаических стадиях развития культуры, символ локализован в пространстве «между» психикой человека и внешним миром. Это значит, что символ в качестве объекта высказывания представляет собой единство, уже включающее в себя человеческое сознание и существование.

Символ играет существенную роль в процессе освоения человеком действительности. Он необходим тогда, когда сознание сталкивается с непознанным и не освоенным человеческой практикой, но представляющим ценность, непосредственно, на до-вербальном или бессознательном уровне воздействующим на человеческое восприятие и поведение. Значение символа поэтому может быть описано при помощи множества вербальных знаков: апофатизм - обратная сторона многозначности. Семантика символа представляет собой отношение «символ - знак (знаки)», где символ может быть интерпретирован по отношению к знаку как его референт, а знак по отношению к символу - как его (символа) значение. Символ-это прото-семиотическое образование, находящееся с собственно знаком в отношениях взаимодополнительности.

, В то же время значение не всегда может быть описано при помощи знаков: синонимии или дескрипций. Восприятие символа сопоставимо с «первичным», далее неразложимым восприятием чувственно ощутимой реальности. Чувственная конкретность символа и в то же время «глубинность» его смысла дает основания понимать его как «стык» реальности и её человеческого восприятия (всегда включающего в себя момент интерпретации), что делает символ феноменальным объектом: символ - особым, «глубинным», образом интерпретируемая и воспринимаемая реальность, ее «докатегориальное схватывание» (У. Эко); «феноменальная материя» (М.К. Мамардашвили). Особую значимость в этом контексте приобретает феноменология времени. Символ как «нераспакованный» (В.В. Налимов) текст представляет собой «свернутое» время культурно значимого события. Длительность и протяженность времени «отвердевает» в образе, понятии и знаке. Эти структуры «проецирования» субъективного феномена времени в «проекцию» «картины мира» суть а) движение образа - сюжет и б) движение понятия - мысль, каждое из которых соединяет посредством пропозиционально прошлое и будущее, логические связи и целевые установки. Однако символ не является элементом пропозиции, поэтому включение в текст разрушает аморфный и логически диффузный символический смысл. Аналогию с символом представляет передача времени живописью, самой своей природой не пред-

назначенной для передачи последовательной смены событий: «задержанное мгновение» в ней ощущается как ценность, приобретая смысл целостности и полноты.

Феноменологический анализ символа дает основания утверждать, что ценность в символе именно представлена человеческому сознанию, а не обозначена, и это определяет его не знаковую, а-семиотическую сущность. Связь символа со всей полнотой социокультурного бытия человека обусловливает наличие амбивалентного, логически недифференцированного смысла, который не может быть адекватно представлен в знаке.

Сложность семиотической природы символа заставляет подробнее остановиться на проблеме соотношения символа и естественного языка (§§ 3), рассмотрев при этом когнитивные и коммуникативные аспекты символа. Идея уровнего строения человеческого сознания позволяет определить символ как довербальное континуально-смысловое целое, социокультурное функционирование которого невозможно без его вербализации (или «означивания»). Символ, смысл которого связан с бессознательным - мотивами и побуждениями, эмоциями, страхами и аффектами человека, - непосредственно и суггестивно воздействует на восприятие носителя культуры, определяя его поступки и действия, подвергаясь «означиванию» и семантизации в процессе коммуникации. При этом семан-тизация может осуществляться как вербальными, так и невербальными средствами. Результатом ее становится процесс самосознания, самооценки, самонаблюдения - культурная или личностная авторефлексия. В противоположность процессам, которые происходят в сознании и деятельности носителя культуры, наблюдатель воспринимает тексты, то, что уже прошло через фильтры дифференцирующего и творческого сознания.

Символ представлен в языке двояко. С одной стороны, как «именование» посредством слова или эвфемизма, являющегося актом первичной рефлексии бессознательного в сознании. Формами его становятся тавтология, номинативные конструкции (в поэтическом тексте), «проговорки», инкорпорированные языки архаики. Примером языкового выражения символа являются пророчества, заклинания, прорицания, оракулы, темнота и бессмысленность текстов которых выражает непостижимый, сверхъестественный смысл, побуждающий к определенным действиям. С другой - как интерпретация символического при создании вторичной символики, а также как актуализация интертекстуальных связей.

Сопоставительный анализ символа и языка в процессах внутрикуль-турной коммуникации с позиции наблюдателя дает основания сделать вывод о взаимодополнительности символического и языкового в социокультурном семиозисе. В отличие от собственно языка, в символе значима «невербальная стимуляция» (У. Куайн): чувственно воспринимаемая реальность, репрезентирующая для сознания носителя культуры универсальные, бытийные смыслы и ценности. Эта чувственно воспринимаемая реальность предстает как удвоенная словом, рационально и вербаль-

но структурированная, что устанавливает между вещью и словом особого рода отношения, когда слово предстает как сущность вещи, а вещь -как овеществленное слово.

Опираясь на результаты когнитивных исследований, следует отметить связь символа и концептуальной системы человека. В частности, хотя концепты кодируются в естественном языке, можно говорить о довербаль-ном этапе их становления (Р.И. Павилёнис), о довербальном существовании «базовых концептов» (Д. Лакофф). Это указывает на близость процесса концептуализации, которая включает в себя, помимо грамматической и семантической категоризации, некоторые «неанализируемые сущности», связанные с человеческой перцепцией и сенсомоторной деятельностью (Ж. Пиаже), - и процесса символизации. В отличие, однако, от концептов, в частности, образно-схематических, символ не становится формой приобретения знаний о мире, он фиксирует результаты ценностного отношения, представленные сознанию в виде эмоций и аффектов. В то же время концепт может быть понят как семантический инвариант ряда текстов, который конструируется адресатом-наблюдателем на основании их интериоризации, и с этой точки зрения, система концептов - это представленная в естественном языке феноменология культуры: модель описания. Так понимаемый концепт является репрезентацией символических смыслов и ценностей, существующих на довербальном уровне, но не являющихся частью мира вещей, и в то же время - извлечением из текстов, как знаковых проекций собственно символики. Нельзя поэтому говорить о совпадении значения понятий 'символ культуры' и 'концепт культуры', которые находятся как бы по «разную сторону» текста.

Символ, обладающий двойственной логико-семантической природой, становясь элементом собственно языковой коммуникации, представляет собой и «объект», и «объектный язык», и метаязык - синкретическую целостность вещи и слова, поэтому он может быть определен как принадлежность не стандартного текста, а живого дискурса с его экстралингвис-тичностью, пресуппозициальностью и невербальными компонентами. Символ - результат синтеза перцепции и апперцепции, чувственно ощутимого и вербального, перцептивного и когнитивного. Слово и символ, являясь взаимодополнительными в системе культуры, образуют асимметричную структуру. Об этом косвенно свидетельствуют различные формы умолчания и табуации сакральной символики, а также социокультурная феноменология и функции молчания в целом (от исихазма и романтической философии «невыразимого» до намеков и умолчаний в современном политическом дискурсе). Отношения символа и языка могут быть поняты как отношения разных сторон семиотического треугольника: смысловая неисчерпаемость символа есть не что иное, как обратная сторона асимметричного дуализма имени. Формой первичной вербализации символа становится не предикация, а дейксис и тавтология, формальным выражением - бытийный глагол «есть». Смысловое развертываение сим-

вола - это его означивание посредством языка: язык и реальность - двойственная материальная форма существования символа.

Проходя через «фильтры» логической дифференциации, символ приобретает свойство быть сигнификатом некоторого также логически вычленяемого значения. Однако и в современной культуре, и в культуре архаики, можно обнаружить значительное число символических смыслов, не объясняемых и даже не называемых. Наиболее характерными из них являются символы, связанные с восприятием и переживанием человеческой телесности, а также то, что связано со страхами, ужасами или фобиями, эмоционально суггестивными, но не поддающимися рациональным объяснениям. «Зазор» между репрезентацией и нерепрезентируе-мостью (между «сокрытостью» и «несокрытостью», по выражению М. Хайдеггера, или между «бытием» и «языком» - Х.Г Гадамер) представляет собой сферу интерпретационной смысловой деятельности, связанной с феноменом понимания. Единство вещи и имени в символе заставляет обратиться к сущности «именования» символического, одним из способов которого является метафора. Метафорическая природа слова, однако, представляет собой акт предицирования признака, предикацию, встроенную в структуру именования, что становится разрушением символического мироощущения, являясь в то же время его порождением. Иными словами, метафоризация становится основанием разрушения аффективно-символического переживания реальности.

Сказанное позволяет сделать вывод, что «имя» (—вещь, существующая в пространстве и организующая его) и дискурс (коммуникативное событие), являясь двумя «измерениями» символа, заключают в себе принципиально различные возможности его семантизации в процессе социокультурной коммуникации: (1) в пространственной структуре («видимост-ное», визуально-вербальное), существующей во времени как событие; (2) во временной последовательности («текстовое»), то есть вычленяемое из дискурса (вербально-визуальное, где визуальное присутствует в перцептивно-образном, «снятом» виде); (3) понятийное или знаковое (например, посредством математической символики сохраняющее изначальный синкретизм символической структуры).

Анализ соотношения символа и языка позволяет сделать ряд заключений.

1 .Символ, наряду с языком, выполняет существенную роль в процессе познавательной деятельности человека: не являясь собственно познанием, он как бы очерчивает ценностные границы возможного познания, определяясь целеполаганием человека и его потребностями;

2.Символизация - один из аспектов процесса концептуализации и категоризации реальности в сознании человека, поскольку символ посредством аффектов и эмоций становится механизмом интериоризации ценностей;

3.Символ, представленный в языковом сознании носителей культуры в виде «имени» вещи, становится началом формирования рационально-

сти в силу включения его в пропозиции; метафора, в частности, являясь одним из способов словообразования, представляет собой механизм включения предикативности в процесс «именования»;

4.На основании текстовой деятельности возникает вторичная (художественная) символика, имеющая над-знаковый характер;

5.В процессе культурно-исторического развития символ претерпевает эволюцию в плане изменения соотношения между чувственно воспринимаемыми и вербальным его компонентами. Эволюция его заключается в движении от чувственно-довербального и визуально-вербального символизма древности к вербально-визуальному - христианского средневековья и к вербальному или вербально-концептуальному символизму Нового времени (начиная с эпохи романтизма и кончая XX веком). Далее возможно говорить о «виртуализации» символа в культуре XXI века.

Сказанное определяет необходимость обращения к анализу соотношения символа и художественного образа в их социокультурном функционировании (§§ 4). Анализ наиболее существенных концепций связи символического и образного в культуре (А.А. Потебни, К. Леви-Строса и др.), теорий человеческого сознания и интеллекта, а также обращение к разностороннему историко-культурному материалу, позволяет выявить наиболее существенные связи и различия социокультурного функционирования и когнитивных возможностей символа и художественного образа:

1.1. Теоретическое осознание категории художественного образа явилось результатом длительной эволюции, осуществляемой параллельно процессу формирования собственно искусства и художественного сознания в его отделении от сферы сакрального и религиозного или утилитарного. Поэтому теоретическая рефлексия искусства была связана с появлением и описанием символа, так же как и разворачиванием ее в контексте семиотических идей, особенно значимых для культуры средневековья.

2. Появление категории художественного образа явилось следствием осознания связи вербальных и визуальных способов репрезентации сакрального смысла, как и самой ее возможности: учение о «неподобных подобиях» Дионисия Ареопагита определило представление о внутреннем взаимодействии слова и изображения.

3. Эволюция собственно художественной образности, появление образа как такового находилось в сложной системе связей с миром социально-культурной символики, явившейся одной из архаических форм ак-сиогенеза, закреплением в чувственно воспринимаемой форме мира биосоциальных ценностей и смыслов. Первобытная символика, становясь частью коммуникативного пространства культуры, то есть, входя в систему семиозиса, проходила процесс означивания, семантизации, закрепления в различных знаковых системах, среди которых одной из важнейших являлся, помимо естественного языка, «язык» искусства. Именно

искусство, воздействуя на сферу человеческого бессознательного, сохранило наибольшую близость к символу с его эмоциональной суггестивностью, «безотчетностью», логической недифференцированностью.

II. Исходя из этого, можно говорить о тех существенных различиях, которые существуют между художественным образом и символом.

1. Символ - результат деятельности символизации как деятельности преимущественно аксиологической, и система ценностей той или иной культуры находит свое непосредственное воплощение именно в социально-культурной символике. В отличие от образа, символ не обладает познавательной функцией, лишь подходя к «границе» познания, всецело находясь в пределах аксиологии, и лишь в определенных ситуациях выполняя коммуникативную или познавательную функции. С этим связана эмоционально-суггестивная действенность символа. Напротив, художественный образ, выполняя познавательную и коммуникативную функции, является результатом не только ценностно-ориентационной деятельности, но и познавательной и творческой, включенной в процесс социокультурной коммуникации и общения.

2. Символ представляет собой до-коммуникативное образование: не имеет адресанта и адресата, не определяется контекстами, а, напротив, создает их, а также может быть описан при помощи различных кодов. Художественный образ обладает свойством дискретности и континуальности - символ же только континуален, тогда как континуальность образа имеет над-знаковый характер. Поэтому отношения между символом и художественным образом - отношения асимметрии (в частности, один и тот же символ может быть представлен в виде множественного ряда образов, и при этом в рамках разных видов искусства, жанров или художественных систем).

3. В отличие от символа, художественный образ представляет собой результат сознательно-бессознательной деятельности индивидуальной или коллективной творческой личности в конкретном материале, воплощающей те образы, которые рождаются в сознании.

III. Между символом и образом существует сложная система взаимодействий, одним из механизмов которой является метафора в ее проекциях как в сферу интеллектуально-теоретической деятельности человека, так и собственно искусства.

1. Символ становится предметом изображения в художественно образном целом произведения искусства; такие возможности открывает не только первобытная символика или народное искусство, но и искусство современности (об этом свидетельствует, в частности, скрытый символизм деталей в искусстве Ренессанса или XVII века, трансформируемый в дальнейшем в сложную систему аллегорий).

2. Художественный образ самой своей «фактурой» укоренен в символических и прото-символических структурах человеческой психики, опираясь на возможности суггестивного в " 1ов орга-

низации пространственных форм, звука и цвета, равно как темпа, динамики, тектоники.

3. На основании собственно художественной образности всегда создавались образы-символы, вторичная символика искусства, особенностью которой является особая концентрация не только ценностных представлений, но и познавательных, иногда «пророческих» возможностей.

II Раздел Носитель культуры: текст и метатекст в исторической феноменологии символа посвящен анализу символа с позиции носителя культурной традиции, адресата социокультурной коммуникации.

В Главе I Позиция носителя культурной традиции: смыслы и ценности рассматриваются проблемы, связанные с восприятием, эмоциональным переживанием и пониманием символики носителем историко-культурной традиции, которые содержательно и функционально отличаются от той семантики, которая моделируется наблюдателем.

В результате анализа восприятия символа носителем культуры (§§ 1), символ был рассмотрен с точки зрения феноменологии эстетического. В отличие от эстетического восприятия вообще, восприятие символа ха-рактерируется синестезией и аксиологической амбивалентностью. Прекрасное или трагическое, так же как и иные эстетические понятия, в качестве содержательных структур ценностного отношения могут быть определены как категориальные проекции феноменологии символа, или способы его семантизации, элементы одного из языков его описания с позиции наблюдателя. Символическое, как нерасчлененное смысловое целое, включающее в себя прото-эстетическое, может стать предметом эстетического переживания единства прекрасного с истинным и добрым или катарсического преодоления ужасного. В то же время, в силу своей синкретической природы, символ соединяет в себе два как бы направленных друг на друга «вектора»: перцепции и апперцепции, или - рецепции и креативности. С точки зрения кантовского критицизма, противоположность рецептивного и креативного может быть понята как противоположность «вкуса» и «гения», где вкус представляется заданным культурой набором текстов (как вербальных, так и «текстов» визуальных или ауди-альных), интериоризированных личностью и образующих ее внутренний «тезаурус», выполняющий функцию «внутриличностной коммуникации», авторефлексии сознания. Поэтому собственно восприятие символического определяется не только его непосредственно «физиологической» ощутимостью, но и «набором» текстов, интериоризированных личностью, и переживается на эмоциональном уровне в ассоциативном взаимодействии с ними.

Своеобразие места символа по отношению к ряду эстетических категорий заключается в следующем.

1.Символ, являясь механизмом формирования, закрепления, интери-оризации и функционирования ценностей, посредством аффектов и эмо-

ций (ужаса, экстаза, отвращения) воздействуя на человеческое поведение, представляет собой феномен эстетического.

2.Являясь синкретическим социально-культурным феноменом и поэтому категорией теоретической рефлексии, отражающей этот синкретизм, символ может быть определен как прото-эстетическая категория, предметом обозначения которой является семантически амбивалентное восприятие, предполагающее взаимодействие разных органов чувств, синестезию.

3.С одной стороны, это выводит его за пределы эстетики и сферы эстетических переживаний: восприятие символа не является эстетическим в собственном смысле, его смысловая нерасчлененность не позволяет оценивать символически интерпретированный предмет как прекрасный, безобразный, возвышенный или трагический, в то время как очевидная для носителя культуры суггестивность символа не позволяет и вывести его за пределы эстетического.

4.С другой стороны, признание прото-эстетической природы символа позволяет рассмотреть систему эстетических представлений и категорий как способ его культурно-исторического развития, развертывания - или означивания, семантизации. Иными словами, логически недифференцированная, суггестивная, синкретическая природа символа может быть представлена как знаковая система - в том числе и система эстетических категорий и понятий.

Другим аспектом восприятия символики с позиции носителя культуры является проблема связи символа с познавательной деятельностью, связанной с процессами рефлексии и авторефлексии сознания и культуры (§§ 2). «Символическая реальность», то есть, потенциально, любая реальность, символически интерпретируемая, является с позиции носителя культуры репрезентацией смысла, «выкраиваемого» человеческим восприятием на основании данных чувственного опыта. В этом смысле символ имеет отношение к категории истины. Для носителя культуры символ - как и истина - обнаружение того, что есть, акт явленности смысла: «непотаенность бытия», и, являясь способом культурной авторефлексии, он как бы обнажает ценностные и ментальные установки культуры. Очевидно поэтому, что символ - результат синкретического соединения ценностного и истинностного отношения, а деятельность символизации представляет собой, с одной стороны, единство ценностно-ориентационной и в этом смысле прото-познавательной деятельности, центром которой является символ, с другой - единство репрезентации и интерпретации, центром которых является восприятие и понимание. Иными словами, символ, осознание которого приходится на период становления теоретического сознания, то есть на тот момент, когда позиция наблюдателя совмещена с позицией носителя культуры, хотя и определена уже как нечто иное по отношению к ней, - может быть рассмотрен как категория, интегрирующая мир ценностей и систему представлений о мире: аксиологи-

ческую и онто-гносеологическую категорию. С позиции носителя культуры символическое отношение - это отношение тождества, из которого развиваются отношения аналогии и подобия, являющиеся результатом эволюции человеческого сознания: вычленения в нем позиции наблюдателя, что делает возможным истолкование символических смыслов как аллегорических или метафорических. Такая фигура отождествления -свойство не только архаической символики, но и тех символов (или псев-до-символов), которые функционируют в современной культуре. В отличие от первичной символики архаических культур или современности, а также символической образности искусства, современная псевдо-симво-лика (например, рекламы) становится над-знаковой, то есть коммуникативной. От собственно знаков ее отличает отсутствие трехмерности («знак - референт - значение»): ее значением, при отсутствии референции, является ценностное интерсубъективное отношение; от собственно символов - невозможность смысловой интерпретации и текстовой проективности.

Подводя итоги реконструкции позиции носителя культуры, можно сделать ряд выводов, предваряющих дальнейшее исследование.

1. Символическое миропонимание определяет возможность эмоционально-суггестивного восприятия культурной символики, поэтому такое восприятие непосредственно включает в себя момент эстетического переживания: переживания материала, фактуры, формы как манифестированного смысла, интегрирующего существенные для культуры ценности.

2. Наличие возможности восприятия символического как (прото -) эстетического предполагает возможность обнаружения посредством его тех ценностей, которые значимы для данной культуры и в которых выражено ее представление о мире и социуме. Однако процесс функционирования символа предполагает постоянно осуществляемый «перевод» континуального символического смысла в дискретные вербальные или художественные знаковые формы; это дает основание рассматривать символ как феномен диахронии, то есть как исторически подвижный смысловой континуум, вбирающий в себя в процессе историко-культурного развития все новые смыслы и ценности.

3. Историческая феноменология символа не может быть ничем иным, как осуществляемым в процессе вычленения позиции наблюдателя, а затем и взаимодействия ее с позицией носителя культуры, взаимодействием «первичной» культурной символики (архаической, репрезентированной а архетипах, а также вновь появляющейся) и языка ее описания и интерпретации, центральной категорией которой становится категория символа.

4. Символ не может быть представлен как чисто а-теоретическая структура, до-вербальная и иррациональная: сама эволюция человеческой культуры представляет собой процесс взаимодействия а-теоретическо-го и теоретического, бессознательного и сознательного, до-вербального

и вербализованного. Символ в этом процессе играет важнейшую роль репрезентации культуры для самой культуры.

Глава II Символ и его интерпретаторы посвящена анализу взаимодействия культурно-исторической символики и ее теоретической и семантической интерпретации в истории европейской и русской культуры. Вычленение позиции наблюдателя, приведшее к появлению символа как категории теоретического знания, определило интерпретацию символических форм в их наиболее значимых для той или иной культуры проявлениях. Рассмотрение интерпретации религиозной, политической, художественной символики в рамках богословского, философского и художе-ственно-эссеистского дискурса, дает основание говорить о внутренних изменениях, происходящих в результате такой интерпретации в самой природе символических форм (их «онтологии» и семантике).

§ 1 посвящен анализу формирования категории символа в системе богословского дискурса и ее эволюции, по-разному проходившей в рамках западной и восточно-христианской культуры. Проведенное исследование конкретного историко-культурного материала дает основания утверждать, что природа символа и символической образности в трудах средневековых авторов в существенной степени была определена их пониманием соотношения вербальных и визуальных репрезентаций сакральных ценностей, что на уровне художественной феноменологии было закреплено в оппозиции словесного и изобразительного искусства. Есть основания полагать, что проблема символа и его знаковых репрезентаций уже у самих истоков была связана с проблемой взаимодействия видов искусства: слова (слова - verbum) и иконописного изображения, явившейся отражением проблемы земного и трансцендентного. Символ в культуре христианского средневековья приобретает природу вербально-ви-зуального целого, его чувственно воспринимаемая сторона не только подчинена вербальной, но и представляет собой некоторую «мнимость».

Апофатический характер христианского богопознания приводит к появлению в рамках символического мировосприятия своего рода «антисимволизма», анализу которого посвящен §§ 2. «Антисимволизм» средневекового мировоззрения (например, Григория Паламы, или иконоборчества), парадоксально соединен с символизмом, что делает решение проблемы символа в средневековой культуре также парадоксальным и неоднозначным.

1. Символ, понятый как сверхреапьность, не входящая, однако, в сферу трансцендентного, оказался семантически двойственным, а толкования его часто парадоксальными. Более логичным было решение этой проблемы в эстетико-философской системе неоплатонизма с точки зрения идеи эманации и исконного дуализма материи и духа. Христианство с его антиномизмом и апофатизмом определяет символ в свете новых богословских идей также как неразрешимо антиномический, понимание его

связано с мистической сущностью Церкви и ее таинств. Символ обретает свойства оксюморона и единства катафатического и апофатического. В то же время именно осознание противоречивой природы символического определило понимание его в динамике, процессуальности, что связано для средневекового сознания с идеей синергии Божественной благодати и человеческой воли.

2. В средневековой интерпретации символическое определено словом: и социально-культурная символика в ее наиболее значимой для христианской культуры форме религиозного символизма, и ее понимание определено вербальным и подчинено ему: это вербально-визуальная символика. Позднее это становится основанием интенсивного развития эмблематики в культуре Ренессанса и барокко. Собственно же теория символа, ориентированная на еще от античности идущую инерцию восприятия (в свете европейского «окуляроцентризма»), пытаясь понять символ как визуально воспринимаемую, чувственно ощутимую вещь, приходит либо к его отрицанию, либо к признанию его аллегорической, знаковой природы. Однако постепенная и постоянная «вербализация» символической структуры (подкрепляемая переплетением «естественной» культурной символики и богословского дискурса), составляющая основу интеллектуальной и художественной эволюции культуры, приводит, в конце концов, к превращению мира в «представление», становясь, тем самым, одним из факторов «распредмечивания» мира.

Между тем, эволюция культуры, то есть развития человеческой рациональности, усложнения социокультурного семиозиса и дифференциации сфер коммуникативного пространства в целом, становятся основанием формирования классической картины мира, что, в свете проблематики символа, может быть понято как формирование позиции универсального наблюдателя, что, в свою очередь, связано с процессами вербализации и концептуализации символа (§§ 3). Изменение форм существования символики в культуре XVIII -XIX веков является следствием окончательного вычленения позиции наблюдателя и обособления ее от позиции носителя культуры. Наиболее полное воплощение это нашло в появлении рационально-философского знания и естественнонаучного позитивизма. Предметом рационально-философского познания и художественной рефлексии становятся сознание и внутренний мир личности, в результате чего изменяется сама «онтология» символических форм - их вербализация, дискурсивность. Символ становится инвариантом смысла ряда текстов или дискурсов: наблюдатель, в романтизме имплицитно присутствующий в адресанте и адресате, воспринимает («наблюдает») в качестве «текста» - себя, то есть видит и читает собственные символические смыслы как знаки, как «язык», поддающийся расшифровке, аналитическому рассмотрению. Поэтому символика воспринимается как производная от текста, непрямая, условная, как то, что спроецировано в некоторый ряд разнородных текстов - дискурсов. Символ - то, что выявля-

ется при «наложении» разных дискурсов как «вибрирующий», не дискретный смысл, окончательно не выраженный и невыразимый.

Анализ феноменологии символических форм XIX века дает основания для выявления существенных изменений в характере семиозиса:

1. Доминирование позиции наблюдателя приводит к тому, что основными объектами социокультурной символизации становятся отнюдь не «вещи». Сама множественность вещей, как, впрочем, и связей между ними, приводит к необходимости видеть именно связи, а не вещи в их единичности, и именно связь вещей подвергается символизации.

2. Символ приобретает природу вербального целого, которое именно символично, но, скажем, не аллегорично: тютчевские символы «бездны», «хаоса» или «стихии» не являются воплощением заданной философской мысли или семантическим инвариантом вербального теоретического (философского) дискурса, и в этом смысле они сохраняют связь с чувственным восприятием - но не вещи, а слова. Но, отметим, слова, еще не определившегося в качестве концепта. Можно сказать, что используемая поэтическая символика семантически неразложима, автореферентна: слово начинает жить собственной, самостоятельной, отличной от чувственной реальности жизнью, но при этом не как суггестивное слово Жуковского, в его чувственно-музыкальном - аудиальном звучании и восприятии, но само по себе: слово как verbum.

3. Слово как вербально-вербальный символ является тем, что порождает философский дискурс, способом его существования-восприятия становится философская интерпретация - репрезентация.

4. Это означает изменение соотношения символа и концепта: концепт, являясь семантическим инвариантом ряда текстов (художественных и теоретических), в силу увеличения такого текстового ряда, его разнородности и разножанровости приобретает черты семантической недиф-ференцированности, иногда - амбивалентности, аксиологической диф-фузности. Именно концепт в последующем развитии культуры становится основанием процесса символизации.

Особый интерес представляет символика XIX - начала XXI века (§ 4), характеризующаяся процессами, с одной стороны, дальнейшего «разве-ществления», с другой - усложнения взаимодействия текста и метатек-ста, а также формированием нового круга ценностей и культурно-социальных смыслов. Одной из центральных ценностей культуры второй полвины XIX века становится 'жизнь1.

Появление эстетики «жизни» определяет, в конечном счете, семиотические трансформации и изменения структуры символа в культуре рубежа Ж-Ж веков. Результатом этого к началу XX века становится изменение структуры художественного образа. Наиболее выразительным примером является жанр фрагмента В.В. Розанова или эстетико-философс-кий дискурс русских символистов, соединившие в себе дискурсивность и наррацию. При выдвижении на первый план ценности «жизни» в много-

образных попытках ее концептуализации особую значимость приобретает проблема соотношения «жизни» и искусства (творчества), на острие которой возникают трагические парадоксы символистского миропонимания.

Анализ проблематики символа в контексте русской культуры XIX и рубежа веков позволяет сформулировать ряд выводов.

1 Основой символизации в культуре этого периода является феноменология и аксиология «жизни», которая становится основанием концептуализации на художественном и теоретико-философском уровнях (как и в естественнонаучном и социальном знании, хотя его анализ не входил в наши задачи);

2. Формами такой концептуализации становится и реалистическое, и символистское искусство, представляющие собой противоположные подходы к одному и тому же явлению;

3. Дихотомия искусства и жизни и на теоретико-концептуальном, и на художественном уровне определяет формирования символа и как категории эстетико-философского дискурса, и как символического образа, поэтому категория символа становится формой авторефлексии культуры на рубеже веков;

4. Символ, становясь категорией культурной авторефлексии, оказывается, тем самым, и категорией культурно-национальной самоидентификации, так как именно символический способ философствования или символическая образность рассматриваются как наиболее адекватное выражение своеобразия русской культуры в ее противопоставлении западной;

5. Символом становится само слово-концепт 'символ', континуально-диффузный смысл которого амбивалентен, предполагая аксиологическую, логическую и семантическую диффузность.

В §§ 5 предпринята попытка анализа современного социокультурного семиозиса на материале русской культуры. Сложность и неодномерность социально-политических и социально-культурных процессов, которые характеризуют исторический период XX и XXI века, не могли не сказаться на характере символических миров и репрезентирующих их знаковых систем, появлением виртуальной символики и фантомных контекстов. Поскольку не только анализ, но и предварительное описание символики XX столетия (в силу фрагментарности ее исследований и огромного по объему материала) составило бы тему самостоятельного исследования, наша задача была ограничена рассмотрением социокультурной символики России в ее соотношении со знаковыми системами: в частности, политического дискурса и некоторых проявлений массовой художественной культуры.

Анализ показал наличие энтропийных процессов, которые с наибольшей очевидностью проявляются в наличии многообразной псевдо-сим-волики, в виртуализации символосферы, что, однако, не дает основания

говорить о процессе «виртуализации» российского общества в целом. Анализ позволяет сделать вывод о параллельно протекающих процессах в системах художественной и политической коммуникации XX столетия, в пространстве которой формируются новые амбивалентные, сложные символические смыслы, природа которых качественно иная по сравнению с символикой предшествующих историко-культурных периодов. В частности, можно говорить параллельном протекании хотя и связанных, но разных процессов:

1 .Осознание в качестве экзистенциально значимой ценности целостного и бесконечного мира культуры, интрериризированной творческой личностью, определяет над-концептуальный, даже над-символический характер художественной символики. Значимость ее заключается, однако, не в массовости проявлений, а в том, что ее наличие свидетельствует об определенных тенденциях эволюции человеческой культуры и сознания.

2.Наряду с этим процессом, хотя и в тесной связи с ним, происходит процесс десимволизации, означивания символа, связанный с логической дифференциацией значений, рефлексивностью сознания, расширением коммуникативного пространства;

3.Следствием и механизмом обоих процессов является процесс вторичной символизации знака - вербализации символики, отражающей процессы авторефлексивности сознания, а также трансформации коммуникативного пространства, в частности, формирования образа читателя (или конструирования адресата), являющегося проекцией авторского сознания, сознательной симметризацией акта коммуникации;

4. Однако наряду с этим очевидными процессами являются и десе-мантизация вторичной символики и десемантизация знака. Анализ показывает наличие энтропийных процессов в культуре, которые с наибольшей очевидностью проявляются в наличии многообразной псевдо-сим-волики, в виртуализации символосферы. В результате этого в представлениях носителей массового сознания реальность приобретает свойства псевдореальности, что провоцирует легкость перехода массового сознания в сознание толпы с ее немотивированными и нерациональными поступками и реакциями.

5. Разрушение коммуникативного пространства, его эрозия основана на взаимопроникновении позиций адресата и адресанта, что представляет собой регресс к до-коммуникативным стадиям развития личности и общества. Истоки этого процесса связаны с актуализацией в культуре XX века ценностей коллективного, родового, до-личностного существования человека. Однако если в революционную и постреволюционную эпоху эти ценности смыкались с идеей интернационализма, наличия общечеловеческих ценностей (что косвенным образом было связано с символикой культуры и ее интериоризацией отдельной личностью), то теперь на первый план выходят ценности этнического или корпоративного (иногда -группового, «тусовочного») характера.

6. Современная ситуация должна быть отграничена от ситуации постмодернизма, поскольку в данном случае речь идет о разрушении самого коммуникативного пространства, в то время как концепция «смерти автора» или «следа» предполагает усложнение авторского сознания, включающего в себя историческую жизнь культуры. Ситуация, когда значением знака является другой знак, отсылающий, в свою очередь, к следующему, предполагает наличие системы пресуппозиций знания у обоих участников коммуникативного акта. В случае же современного российского политического дискурса и массовой культуры значение подменено некоторым аморфным, суггестивно воздействующим, континуальным смыслом, вызывающим определенные поведенческие реакции и действия.

Несомненно, как и любая культура, культура современности формирует систему смыслов и ценностей, находящую воплощение в символике, хотя следует признать и то, что в настоящее время она «не означена», не представлена (или мало представлена) в семиотических системах искусства, политического дискурса, выражаясь преимущественно на поведенческом уровне. Напротив, современная семиосфера очевидно десе-мантизирована, представляя собой культуру симулякров, фантомов (Ж. Бодрийяр, Ж. Дилёз), не соответствующей тем символическим смыслам и ценностям, которые, с одной стороны, определяются культурной преемственностью и традицией, с другой - развитием человеческой менталь-ности (творчески-преобразовательной и познавательной деятельностей). Однако указанные свойства современного семиозиса еще не дают основания полагать, что современная культура не формирует новых смыслов и ценностей и не воспроизводит прежних. Поэтому несомненной задачей современного гуманитарного знания (культурологии, социологии, психолингвистики и др.) как раз и должно стать выявление этих ценностей и смыслов, также как и символов современной культуры в различных формах их семантизации. Исходя из анализа символа в современной культуре, можно заключить, что это культура переходная, характеризующаяся процессами формирования новой аксиосферы и символики.

В Заключении представлены основные выводы, явившиеся результатом теоретического и исторического исследования символа.

Символ, являясь способом репрезентации выработанных культурой смыслов и ценностей в их проекции на предметы и реалии мира, для индивидуального человеческого сознания представляет собой логически не дифференцированное, эмоционально переживаемое, континуальное целое, которое, локализуясь в сфере эмоций, представлений, интенций, вербально не артикулировано. В качестве предмета, вещи, события или явления мира символ существует лишь потенциально: реальное существование символа - это процесс его актуализации в деятельности символизации, являющейся деятельностью, связанной с формированием и осознанием человеком смыслов и ценностей. В своем реальном функционировании символическая деятельность человека тесно связана с дея-

тельностью означивания, артикуляции, логической дифференциации первичного перцептивного образа мира, являющегося основанием символики - то есть с собственно познавательной деятельностью, осуществляемой посредством знаковых систем. Результаты теоретического анализа символа и опыт моделирования его исторической типологии позволяют говорить об эволюции социокультурного семиозиса как о процессе взаимодействия двух взаимодополнительных его компонентов: континуального мира символических смыслов и собственно семиотических систем.

Уходящий своими истоками в человеческую архаику, символ является результатом синкретической деятельности сознания, в которой на основании эмоционального переживания ценности осуществляется ее первичное познание и рефлексия самого сознания. Генетически символ становится актом первичного осознания культурой самой себя: конституиро-ванием социокультурного бытия человека в его отделении от природного. В символике находит воплощение первичное схватывание человеком границы природного и культурного: символ формируется на «острие» переживания конфликтности природного, биологического, индивидуального - и социокультурного, личностного, что определяет значимость символического в плане осознания человеческой экзистенции. Это обстоятельство объясняет тот факт, что интерес к символу в сфере теоретической рефлексии, как и необходимость процессов символизации и наличия символики, особенно очевидна в ситуациях личного или общенационального выбора - то есть в культурах переходного типа. Символ - результат преодоления природного, биологического, осуществляемого посредством трагически переживаемого конфликта, то есть в ситуации экзистенциального выбора.

Собственно аксиологическая и связанная с ней экзистенциальная природа символа определяет его способность суггестивного воздействия на бессознательные сферы человеческой психики. И именно поэтому процесс символизации может быть понят как противоположный процессу означивания, семантизации. «Первичная» культурная символика есть выражение тех структур бессознательного, которые, проецируясь на окружающее, становятся объектом эмоционально переживаемого восприятия: природная основа символа, то есть чувственное суггестивное воздействие каких-либо звуков, форм, пропорций, цветов, предметов и явлений, связываемое человеческой практической деятельностью со сферой смыслов и ценностей, определяет для носителя культуры их непосредственное смысловое восприятие и переживание.

Предпринятое исследование показало, что для носителя культурной традиции, с одной стороны, и для наблюдателя, с другой, символ предстает своими разными сторонами, и интерпретация его различна. С позиции носителя культурной традиции символ - форма интуитивно-целостного «схватывания» универсальной целостности мира в его ценности для человека. Это значит, что он может быть реконструирован как онто-акси-

ологическая категория: «сцепление понимания и существования - бытия существующего» (Э. Гуссерль). Вместе с тем, символ представляет собой не только результат преобладания континуальности над дискретностью в сфере аксиологии, но и особый тип познавательной (прото-позна-вательной) деятельности: символ становится формой первичного «схватывания», «узрения» некоторой логически недифференцированной, континуальной целостности, как бы фиксируя границу человеческого познания на том или ином этапе развития культуры. Поэтому столь значима символика в моменты смены научной парадигмы, в частности, в момент перехода от классической к неклассической и постнеклассической картине мира.

Исследование теоретически выявленных характеристик социокультурной символики, как и предпринятый опыт анализа их исторической феноменологии, позволяет рассмотреть проблему онтологии символических форм. Один из существенных выводов заключается в том, что символ, как таковой, существует только как процесс деятельности символизации: природа символа процессуальна, динамична и деятельностна, это всегда ряд когнитивных переходов, осуществляемых человеческим сознанием, включающих в себя, помимо перцепции и апперцепции, процессы означивания, то есть креативности и приращения смысла. _, Теоретический и историко-феноменологический анализ социокультурного семиозиса, в частности, его символической составляющей, позволяет сделать ряд выводов, касающихся состояния современной культуры, коммуникативное пространство которой структурировано как собственно семиотическими, знаковыми системами, так и символическим смысловым и ценностным континуумом. Анализ показал наличие процессов деструкции, энтропии коммуникативного пространства постперестроечной российской культуры, что связано не только с общей ситуацией постмодернизма и «виртуализацией» общества, но и с изменениями в сфере экономики, маргинализацией населения, разрушением форм культурно-исторической трансляции (различного рода реформами системы образования). В частности, естественный и органичный для любой культуры процесс десимволизации, связанный с семантизацией как механизмом креативности, предстает как часть процессов десигнификации и вторичной символизации знаков. Результатом этого становится обилие функционирующих в современной коммуникативном пространстве псевдо-сим-волов и псевдо-знаков (наиболее очевидное в рамках политического дискурса и массовой художественной культуры), что свидетельствует об измененном сознании адресата социокультурной коммуникации.

В Заключении намечены перспективы дальнейшего исследования символа, связанные, с одной стороны, с исследованием человеческого сознания, а другой - с изучением тех процессов, которые характеризуют историческую динамику культуры и ее современное состояние.

Основные положения диссертации опубликованы в следующих работах:

Монографии

1. Котылев А.Ю., Павлов А А., Фадеева И.Е. Феноменология любви. Античность. Средневековье. Возрождение. XVII в. Очерки Сыктывкар: Сыкт. ГУ, 2003.-260 с. С. 72-141.

2. Фадеева И.Е. Символ в системе культуры. Теория и культурно-историческая феноменология. СПб: Издат. РГПУ им. А.И. Герцена, 2003. -144 с.

3. Фадеева И.Е. Символ и искусство: текст - образ — смысл. Сыктывкар: КГПИ,2004.-90с.

Статьи и доклады научных конференций

1. Фадеева И.Е. Народное искусство как пластический фольклор. // Советское искусствознание' 78. М.: «Советский художник», 1979. С. 284305.

2. Фадеева И.Е. Прикладное искусство и фольклор (к вопросу о связи двух сфер народного творчества). // Актуальные проблемы современной фольклористики. Ленинград: «Музыка», 1982. С. 5-17.

3. Фадеева И Е. Проблема трагического в духовной культуре рубежа XIX и XX веков. // Художественная культура и гуманизация образования. Межвузовский сборник научных трудов. СПб: «Образование», 1992. С. 26-40.

4/ Фадеева И.Е. Символы трагического. // СловоГ.образ, текст. Вып. 2, Сыктывкар: КГПИ, 1994. С. 116-129.

5. Фадеева И.Е. Заметки о современном лиризме: между палимпсестом и пародией. Статья. // \рт.. Республиканский литературно-публицистический, историко-культурологический, художественный журнал. Сыктывкар, 1998, № 3. С.207-216.

6. Фадеева И.Е. Самосознание русской культуры и проблема символа (В.Ф. Эрн). // Православие и русская культура о любви к Отечеству. Материалы республиканской научно-практической конференции. / Под ред. И.Е. Фадеевой. Сыктывкар, 1999. С. 43-47.

7. Фадеева И.Е. Проблема символа в контексте диалога культур XXI век: взаимодействие языков и культур (бесконфликтное сосуществование). // Материалы республиканской научно-практической конференции в рамках республиканской программы «На пути к культуре мира» и проекта ЮНЕСКО «Культура мира». Сыктывкар, 1999. С. 52-60.

8. Фадеева И.Е. Национально-региональный компонент в преподавании культурологических дисциплин как теоретическая проблема. // «Родное слово». Сыктывкар, 1999, № 5-6. С. 71 - 75.

9. Фадеева И.Е. Символ и интертекст: проблема связи слова и изображения. // Человек XXI века. Индивидуальные и социальные аспекты / Материалы республиканской научно-практической конференции. В рамках

республиканской программы «На пути к культуре мира» и проекта ЮНЕСКО «Культура мира». Сыктывкар, 2000. С.212-217.

Ю.Фадеева И.Е. Символ и структура эстетических ценностей. // Человек культуры XXI века: языки, образование, воспитание. В рамках республиканской программы «На пути к культуре мира» и проекта ЮНЕСКО «Куль 1 ура мира» (сборник докладов). Сыктывкар, 2001. С. 212-217.

П.Фадеева ИЕ. Границы интертекста. Статья. // Арт. Республиканский литературно-публицистический, исгорико-культурологический,

художественный журнал. 2000, №2. С. 182-189.

12. Фадеева И.Е. Сны Катерины: модерн или кич? Статья. // Арт. Республиканский литературно-публицистический, историко-

культурологический, художественный журнал. Сыктывкар, 2001, № 1. С. 181-183.

1 З.Фадеева И.Е. Знак и символ: опыт сопоставления. // Свеча 2002. Истоки: Север - Центр. Сборник материалов международных научных конференций. Архангельск: ГТоморск. ГУ им. М.В. Ломоносова, 2002. С. 354-356.

Н.Фадеева И.Е. Любовь в культуре русского романтизма: символика жизни и семиотика текста. // Тендерная теория и историческое знание. Материалы международной научно-практической конференции. Сыктывкар: Сыкт.ГУ. 2003. С. 127-131.

15. Фадеева И.Е. Символизм в Зазеркалье: Жизнь — Текст (о жанре фрагмента в творчестве В.В. Розанова). // Символ в системе культуры: проблемы интерпретации текста. Доклады межрегиональной научной конференции (под эгидой Международной академии наук). / Вступительная статья и научн. ред. И.Е. Фадеевой. Сыктывкар: КГПИ, 2003. С.98-104.

16.Фадеева И.Е. Символ как авторефлексия культуры: структура и феноменология // Культурологические исследования - 03. Сборник научных трудов. СПб: Изд. РГПУ им. А.И. Герцена, 2003. С. 32-43.

17.Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Символическое и знаковое в современном политическом дискурсе. (В «соавторстве) -// Лингвистика. - Бюллетень Уральского лингвистического общества. Вып. 12. Екатеринбург, УрПГУ, 2004. С. 129-139.

18. Фадеева И.Е. Символ и культура: коммуникативная система и позиция наблюдателя. // Культурологические исследования' 04. СПб.: Издат. РГПУ им. А.И. Герцена, 2004. С. 17-28.

19.Фадеева И.Е. Лента Мёбиуса или Теория символа как феномен культуры. // Символ в системе культуры: символические миры и знаковые системы. Сборник научных статей по материалам Международной конференции (под эгидой Международной академии наук). / Вступительная статья и ред. И.Е. Фадеевой. Сыктывкар: КГПИ, 2004. С. 41-48.

20.Фадеева И.Е. Социально-культурная символика и современное общество. //Социально-гуманитарныезнания.Ж 4. Москва, 2004. С. 300-313.

21. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Коммуникативное пространство современной культуры: знаки и символы. (В соавторстве) // Философские науки. 2004, № 4. С.28-42.

22. Фадеева И.Е. Символ и его интерпретаторы (о позиции наблюдателя в культурологических исследованиях). // Вестник Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова. Сер. «Гуманитарные и социальные науки». 2004, № 2 (6). С. 50-59.

23. Фадеева И.Е. Интерпретация: восприятие художественной символики и формирование языковой личности. // Формирование и развитие языковой личности в школе и вузе. Республиканская научно-практическая конференция. Сыктывкар, 2004. С. 53-65.

24. Фадеева И.Е. Символ в системе художественной коммуникации: опыт типологии (Ж-Ж вв.). // Вестник КГПИ. Научно-методический журнал. № 1, 2004. С. 53-57.

25. Фадеева И.Е. Смерть адресата: о коммуникативном пространстве современной культуры. // Вестник КГПИ. Научно-методический журнал. №1,2004. С. 117-122.

26. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Информация, адресант, адресат. // Лингвистика. Бюллетень Уральского лингвистического общества. Вып. 13. Екатеринбург, 2004. С. 155 - 166. (В соавторстве).

Тезисы

1. Фадеева И.Е. Эстетика символизма и русская религиозная философия (В. Эрн и А. Белый). // Материалы II Международной научной конференции славянских литератур. Тезисы. Гранада, 1996. С . 24-25.

2. Фадеева И.Е. Проблема символа и языковое сознание. //Стратегия и технология развития языковой личности. Межрегиональная научно-практическая конференция. Тезисы. Сыктывкар: КГПИ, 20002. 34-35.

122566

Подписано в печать 14 09 04.

Формат 60x84/16 Усл.печ.л. 2,8. Тираж 100 экз.

Коми государственный педагогический институт 167982 Сыктывкар, ул. Коммунистическая, 25

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора культурологии Фадеева, Ирина Евгеньевна

ВВЕДЕНИЕ

РАЗДЕЛ I. Символ и культура: коммуникативная система и позиция наблюдателя

ГЛАВА I. Символ в системе культуры

§ 1. Теория символа и культура: позиция наблюдателя и культурная авторефлексия

§ 2. Феноменология символа и культура: коммуникативная система и позиция наблюдателя

§ 3. Символ и миф: асимметрический дуализм смысл - текст) 5 О

§ 4. Эволюция символа: типология символических форм

§ 5. Символ в системе социокультурного функционирования

ГЛАВА II. Позиция наблюдателя: символ и сознание

§ 1. Символ и знак в коммуникативном пространстве культуры

§ 2. Символ и знак: феноменология символа

§ 3. Символ и язык: когнитивные и коммуникативные аспекты символа

§ 4. Символ и образ: когнитивное и художественное

РАЗДЕЛ II. Носитель культуры: текст и метатекст в исторической феноменологии символа

ГЛАВА I. Позиция носителя культурной традиции: смыслы и ценности

§ 1. Символ в системе эстетических отношений человека к действительности

§ 2. Символ и познание: рефлексия и авторефлексия

ГЛАВА II. Символ и его интерпретаторы

§ 1. Позиция наблюдателя: символ — образ - знак христианское средневековье)

§ 2. Средневековый «антисимволизм»

§ 3. Универсальный наблюдатель: трансформации символа и когнитивные модели

3.1. Вербализация символа

3.2. Концептуализация символа

§ 4. «Жизнь» как ценность и жизнь символа в русской культуре XIX и начала XX века

§ 5. Символ в контексте культуры XX века. Виртуальная реальность и коммуникативное пространство

Введение диссертации2004 год, автореферат по культурологии, Фадеева, Ирина Евгеньевна

Символ - одна из универсалий культуры, к теоретическому и культурно-историческому изучению которой обращаются различные области гуманитарного знания, хотя все разнообразие подходов и методов его анализа может быть объединено в две мало связанные друг с другом группы. С одной стороны, это анализ конкретной социокультурной, религиозной, политической или художественной символики, интерпретация которой, в силу разнообразия ее теоретических оснований, представляет собой различные языки описания. С другой - теоретический анализ символа с позиций логико-философских или семиотических исследований, чаще всего рассматривающих его как разновидность знака. Последний подход, ставя задачу создания языка описания разных символических систем, нуждается в уточнении исходных теоретических положений. Дело в том, что семиотические процессы, выявляя строение человеческого сознания и механизмы его функционирования, могут стать инструментом его изучения, если будет решена задача выявления структуры самого семиозиса в сложном взаимодействии составляющих его элементов и уровней, какими, на наш взгляд, являются символические и знаковые образования. Поэтому научная актуальность проблемы заключается не только в более точной теоретической и культурно-исторической дифференциации знака и символа, но и в рассмотрении их как двух существенных составляющих коммуникативного пространства современной культуры и сознания человека. Задачей теоретического описания символа является комплексное исследование, имеющее конечной целью осмысление взаимодействия человеческого сознания и мира, а также форм существования сознания.

Научная актуальность исследования.

• Символика является существенной частью коммуникативного пространства культуры, способом представления для сознания носителя культуры ее ценностей и смыслов. Поскольку культура переходного периода характеризуется преобладанием континуальности над дискретностью (в парадигме знания, в социальном устройстве, в социокультурной аксиологии), выражением чего является символ, его исследование представляет собой важнейший инструмент ее анализа. Вместе с тем, поскольку культура современной России может быть описана в терминах переходности, изучение символики может стать основанием социального прогнозирования, определяя границы и возможности суггестивного воздействия на сознание человека, а также выявляя пути формирования человеческой личности.

• Оптимальным для теоретического анализа символа является деятельно-стный подход к культуре, основанный на теории человеческой деятельности М.С. Кагана, позволяющий рассмотреть символ в системе ценностной, познавательной, творческой деятельности человека, в динамике социокультурного функционирования. Особое значение для понимания символа имеет аналитический контекст социокультурной аксиологии, позволяющий выявить механизмы формирования ценностей средствами символики, так как символ, являясь сферой функционирования бессознательного, суггестивно-эмоционального воздействия на человека, способен воплощать те ценности, которые еще не стали предметом логически дифференцированного рационального знания. Символ, являясь сферой функционирования массового и обыденного сознания, должен быть рассмотрен как один из его механизмов. Обладая эмоциональной суггестивностью, концентрируя в себе представления о смыслах и ценностях, символ выполняет социально-организующую функцию, в той или иной мере воздействуя на массовые движения и поступки людей.

• Актуальность диссертационного исследования заключается в изучении коммуникативного пространства культуры, включающего в себя, помимо собственно семиотических, знаковых компонентов, также и символьные образования. Признание преимущественно аксиологической природы символа дает возможность избежать узко семиотического его понимания, что позволяет рассмотреть эволюцию социокультурного семиозиса и человеческой ментально-сти, а также действующие механизмы функционирования индивидуального и общественного сознания. Продуктивным поэтому представляется не только анализ символа с позиции наблюдателя, дающий возможность выявления его семантики и функций, но и исследование его восприятия носителем культуры.

• Актуальным является обращение к анализу феноменологии эстетического в его исторической динамике и в его связях с природой и эволюцией символических форм, поскольку символ, являясь одним из механизмов формирования и функционирования аксиосферы, становится также и основанием становления и дифференциации эстетических ценностей. Это определяет значимость исследования символики и в контексте ее взаимодействия с миром художественных ценностей и художественной деятельностью.

• Очевидно, что построение теории символа предполагает взаимосвязь историко-культурного и теоретического исследования. Однако такое исследование само по себе представляется достаточно проблематичным, если не обосновывается более широким контекстом. Конечная цель исследования (которая, отметим, не может быть достигнута в рамках одной работы) должна быть сформулирована как выявление сущности человеческого сознания и механизмов понимания, без учета которых невозможно построение целостной теории культуры. Ни эмпирическое описание символики, ни исторический подход, взятый изолированно от других, не способствуют достижению этой цели. Напротив, историко-культурная интерпретация символа предполагает наличие теоретических оснований для его определения, хотя, с другой стороны, эти теоретические основания должны опираться на конкретный историко-культурный материал.

Степень изученности проблемы и основные источники.

Теоретический анализ символа невозможен без истории его изучения. Однако, поскольку эта задача в существенной степени решена исследованиями Ц. Тодорова, К.А. Свасьяна, В.М. Лейзерского, а также работами по истории семиотики В.В. Иванова, Г. Косикова, Г.Г. Почепцова, И. Чередниченко и др., в нашей работе она не ставилась. Проблема заключается в том, что исследование символа предполагает в качестве своего основания позицию внешнего по отношению к своему предмету наблюдателя. Однако, встав на такую точку зрения, исследователь вынужден опираться преимущественно на знаковые проекции символики: феноменологию искусства, языка, философские теории, то есть на результат интерпретации и семантизации символических смыслов. Вместе с тем анализ герменевтической ситуации предполагает и анализ позиции носителя культуры - его восприятия, переживания, оценки символики. Это определяет необходимость широкого круга источников: текстов, в которых носитель культуры непосредственно представлен в акте саморефлексии. Дело осложняется тем, что такая саморефлексия становится возможной на достаточно поздних этапах развития культурного и личностного самосознания, в то время как на протяжении этого развития непосредственное переживание символики сопровождается опытом ее теоретического осознания. Опыт такого осознания представлен в трудах богословов и религиозных философов, в литературной и эстетической теории и эссеистике, в биографических свидетельствах. Анализ символа с позиций философского знания, на ранних этапах развития научного мышления связанный с богословским и религиозно-философским подходом, представлен в трудах неоплатоников Порфирия, Ямвлиха, христианских мыслителей Оригена, Климента Александрийского, Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина, Григория Паламы и других. При этом теоретическая интерпретация символа во взаимодействии с интерпретацией его семантики и эмоционального восприятия, составила необъемлемую часть собственно культурного символизма.

Возможность понимания культуры в целом как символически значимой деятельности получила философское обоснование в «Критиках» И. Канта, послуживших началом нового этапа в понимании символа как производного от творческой деятельности человеческого сознания в русле гносеологической проблематики. Особое внимание символу уделялось теми философами, которые идейно и исторически находились в той или иной связи с романтизмом -Г.В.Ф. Гегелем, Ф.В.Й. Шеллингом и другими. В контексте романтической философии и антропологической парадигмы языкознания в трудах В. Гумбольдта, А.А. Потебни, Ф. Боаса и Э. Сепира сформировалось представление о символических основах естественного языка, что стало одним из оснований, определивших анализ символических форм Э. Кассирером. В рамках философского анализа символ и символические основания культуры стали предметом герменевтических исследований в трудах В. Дильтея, Х.-Г. Гадамера, П. Рикёра. Другой моделью философского анализа символа явился генетически связанный с романтической философией религиозно-философский подход, представленный философией всеединства, софиологией, философией имени B.C. Соловьева, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и других, а также концепция символа А.Ф. Лосева, интегрировавшего религиозно-философский, историко-герменевтический и лингвистические подходы к символу.

Изучение символа в русле фундаментальных проблем современного научного знания связано с изучением физиологии высшей нервной деятельности (К.В. Судаков и его школа), включая сюда и анализ сенсорных оснований восприятия в процессе формирования человеческого мышления, в частности, «двойного кодирования» реальности (А. Пайвио). Существенное значение для изучения символа имеют когнитивные исследования (Н. Хомский, Д. Лакофф, У. Матурана, У.В.О. Куайн, Е.С. Кубрякова, Р.И. Павиленис, Н.И. Рябцева); исследования структуры человеческого сознания, в частности, его уровнего строения, соотношения в нем континуального и дискретного (В.В. Налимов). В свете проблематики диссертационной работы существенное значение имеют результаты психологических (JI.C. Выготский, А.А. Леонтьев, А.Н. Леонтьев, Ж. Пиаже) и психоаналитических исследований (Ж. Лакан, 3. Фрейд, Э. Фромм, К. Юнг). Наличие языковой символики определяет необходимость обращения к результатам лингвистических исследований (А. Вежбицкая, Б.М. Гаспаров, М.М. Маковский, Е.В. Падучева, Ю.С. Степанов), к исследованиям дискурса и текста (Н.Д. Арутюнова, Т.А. Ван Дейк), среди которых большое значение имеют работы по анализу СМИ и современного политического дискурса (В.Г. Костомаров, А.П. Чудинов). Одним из направлений анализа символа в современном научном знании является семиотика (работы Р. Барта, Ж. Деррида, Ж. Женнета, К. Леви-Строса, Ю.М. Лотмана, Ч.У. Морриса, Ч.С. Пирса, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского, P.O. Якобсона). Большое значение имеют также результаты исследований связей вербального и визуального начал в структуре человеческого мышления, в культуре, в различных видах искусства (В.Н. Альфонсов, Н.Д. Дмитриева, М.С. Каган, Г.-Э. Лессинг, А. Пайвио); а также результаты изучения чувственно воспринимаемых форм художественной деятельности (Н.В. Серов, Л.И. Таруашвили).

С точки зрения функционирования символа в коммуникативном пространстве современной культуры особое значение представляют данные социологических и социально-психологических исследований. Появившийся в XIX веке интерес к часто не управляемым действиям больших масс людей, связанный с осмыслением итогов войн и революций, определил значимость изучения механизмов стихийных движений и возможностей воздействия на них, начиная с работ Г. Лебона и Г. Тарда до исследований западноевропейских и американских социологов (П. Бергер, Г. Блумер, Д. Мид, Т. Лукман, Н. Луман, Ю. Ха-бермас), а также исследований исторических форм массовой психологии и современной массовой культуры (Б.В. Поршнев, Н.А. Хренов).

Символическая феноменология культуры неоднократно становилась объектом конкретно-исторических и типологических исследований в области этнологии, фольклористики, исторического знания, искусствоведческих дисциплин, а также исследований символических оснований (категорий) культуры (А.Я. Гуревич, В.П. Даркевич, JI.A. Юрганов), как и изучения семантики конкретного исторического факта французской школой «Анналов» (М. Блок, Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби и др.) и исследования символической образности искусства (Ю.Н. Звездина, В.Н. Лазарев, Я. Мукаржовский, Э. Панофский, В.И. Сахаров, М.Н. Соколов, Ш.М. Шукуров и другие).

Объект и предмет исследования.

Методологические подходы, определяющие основные стратегии этой работы, позволяют сформулировать один из существенных вопросов, ответом на который должно стать предпринятое исследование. Это вопрос о том, какова онтологическая природа символа. Решение его, основанное на признании аксиологической сущности символа, заключается в выявлении природы его функционирования в коммуникативном пространстве культуры, в определении его места в системе социокультурного семиозиса. Символ представляет собой деятельность символизации, ценностно-ориентационный процесс, осуществляемый как проекция смыслов и ценностей и их восприятие и интериоризация. Поэтому неправомерен вопрос о том, является ли символ структурой сознания или некоторой реальной вещью, наделенной символическим смыслом: как и категория ценности, символ представляет собой категорию, обозначающую диспозиционное отношение1. Являясь результатом взаимодействия человека и мира, феноменом в его понимании Э Гуссерлем и М. Хайдеггером, символ закрепляет значимость этого взаимодействия для человека посредством аффектов и эмоций. Являясь коммуникативным событием, социокультурное функ

1 Каган М.С. Философская теория ценности. С. 67. Следует также принять во внимание идею Ж. Пиаже о том, что первичная познавательная деятельность является результатом взаимодействия человека и реальности на сенсомоторном уровне, что становится основой «конструированием» знания (Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение. // Семиотика. Антология. / Сост. ционирование символа включено в системы различных дискурсов, поэтому проблема существенной мере опирается на решение вопроса о соотношении чувственно воспринимаемого и вербального в мышлении и коммуникации. Символ как предмет исследования представляет собой единый процесс символизации и интерпретации, включающий в себя ряд ценностных, смысловых, познавательных компонентов. Единство восприятия и понимания, суггестивного воздействия и интерпретации в символе определяет специфику предмета исследования: им должна стать не герменевтика отдельных символических форм, значений и смыслов, а герменевтическая ситуация как таковая.

Эвристичной представляется следующая постановка проблемы.

• Поскольку собственно предметом исследования являются не отдельные символы или даже система символов, а культурно-историческая эволюция герменевтической ситуации, анализу подлежит взаимодействие культуры и ее «наблюдателя», изменение позиции которого ведет к изменению интерпретации символа, а потому и к изменению самой символики;

• взаимодействие в рамках этой асимметрии семиотических репрезентаций символического — собственно языков культуры: визуальной, вербальной, аудиальной его форм.

Цель исследования

Ю.С. Степанов. М.: «Академический проект», Екатеринбург: «Деловая книга», 2001. С. 98-111; Пиауровне обыденного сознания и массовой психологии выполняющей ряд социально значимых функций. Целью работы является выявление сфер социально-культурного функционирования символа, осмысление феноменологии символических форм, понятых как единство собственно социально-культурной символики и ее теоретического осмысления, а также историко-типологическое описание символики, не предполагающее, однако, интерпретации ее семантики даже в пределах одной культуры: целью исследования является обнаружение механизмов функционирования символических форм в структуре социокультурного семиозиса, что предполагает в качестве научной перспективы изучение структуры и эволюции человеческого сознания.

Задачи исследования

2. Поскольку символ является реликтом архаических стадий развития культуры, характеризующейся переходом от биологической к сверхбиологической форме существования, в диссертационном исследовании была поставлена задача теоретического описания психофизиологических и когнитивных оснований процесса символизации, а также соотношения символа и мифа.

3. Поскольку в процессе эволюции человеческой культуры происходит взаимодействие позиции наблюдателя культуры и ее носителя, процесс интерпретации символа становится процессом культурной авторефлексии, изменяя же Ж. Схемы действия и усвоение языка. // Там же. С. 144-148). тем самым природу символических форм. В связи с этим задачей диссертационной работы стало теоретическое описание исторической эволюции символа и ее этапов на основании анализа соотношения вербальной и чувственной модификаций в феноменологии символических форм с последующим выявлением их исторической типологии (чувственно-вербальной символики архаики, вербально-визуальной символики христианского средневековья, вербального символизма культуры Нового времени и особенно XIX-XX веков, виртуальной символики постсовременности);

4. Существенное внимание в работе уделено текстовым проекциям символа, то есть репрезентациям его в теоретическом дискурсе и в художественных текстах (вербальных и визуальных), что связано с решением проблемы соотношения словесного и изобразительного искусства.

5. В свете социальных и политических событий XX-XXI века задачей работы стал анализ сознания человека, осуществляемый с учетом позиции носителя культурной традиции, в частности. Задача рассмотрения структуры социально-культурного семиозиса и коммуникативного пространства современной культуры, характеризующейся сложным соотношением символических и знаковых компонентов, обусловил необходимость не только их теоретического сопоставления, но и социокультурного функционирования.

Методология исследования.

1. Методологическим основанием исследования символа, принятым в этой работе, является системный подход, применительно к анализу культуры обоснованный М.С. Каганом1. В качестве системного объекта должен рассматриваться и символ, и культура, в пространстве которой осуществляется его функционирование. Применение системного подхода, включающего в себя предметный (семантический) и функциональный анализ объекта исследования, а также его описание с точки зрения синхронии и в динамике его развития, потребовало, однако, уточнения применительно к конкретному объекту исследо

1 Каган М.С. Философия культуры. СПб: «Петрополис», 1996. вания — символу. Поскольку символ - репрезентация культурно значимых ценностей и смыслов, способ авторефлексии культуры, его семантика, не являясь семантикой предмета, представляет собой форму обнаружения системы его социально-культурных функций. Семантически символ не представляет собой отдельно взятого предмета: его «семантика» включена в состав картины мира, бытие которой виртуально. Поэтому элементом ее становится знание о том, что символ есть символ: помимо передачи мифологически-, сакрально-, или социально-значимых ценностей, символ определяет стратегии своего восприятия. Это значит, что теория символа в том виде, в котором она складывается на том или ином этапе развития культуры, становится элементом интерпретации его смысла. Поэтому в качестве одного из исходных методологических принципов анализа социально-культурного функционирования символа в диссертации была использована концепция Н. Лумана, согласно которой для описания сложных самоорганизующихся систем, к которым относится и культура, и общество, значимы не столько внутрисистемные отношения, сколько отношения системы и внешней среды; обособление системы от среды может осуществляться как самореференция: символика, являясь существенной частью коммуникативного пространства культуры, становится элементом ее «аутопойесиса» \

2. Сложность и многомерность объекта исследования, необходимость при его изучении выработки междисциплинарного подхода, учитывающего данные разных наук, обусловили необходимость обращения к методологии синергети-ческих исследований. Несмотря на то, что синергетические представления о принципах самоорганизации сложных систем, появившиеся в XX веке, были связаны с открытиями в сфере естественнонаучного знания, существенна их роль и в области общественных наук, что было обосновано в трудах О.Н. Астафьевой, В.Н. Бранского, М.С. Кагана, Е.Н. Князевой, С.П. Курдюмова, Г. Ха-кена и др. Синергетические исследования в сфере общественных наук, в цен

1 Луман Н. Социальные системы: очерк общей теории. // Западная теоретическая социология 80-х годов. Реферативный сборник. М.: Институт научной информации по общественным наукам Академии наук, 1989. С. 42-43. тре внимания которых находятся явления, характеризующиеся состоянием хаоса, преобладанием энтропийности над информацией, континуальности над дискретностью, имеют непосредственное отношение к теоретическому и культурно-историческому описанию символа: именно в культурах переходного типа очевидно особое внимание к его теоретическим интерпретациям, как и появление новой социально-культурной символики. Феномен переходности представляется значимым для анализа символа, в свою очередь, в двух аспектах. С одной стороны, как характеристика периодов социального хаоса, изменения основных характеристик социальной организации, когда значимыми становятся понятия самоорганизации, нелинейного движения к новому порядку, когда социально-культурная среда становится сферой появления и реализации разных возможностей развития культуры и общества. С другой — как характеристика эволюции человеческого сознания и смены парадигмы знания: в частности, перехода от классической к неклассической, а затем к постнеклассической парадигме и «рождению новой рациональности» (В.И. Аршинов, В.Г. Буданов, В.И. Моисеев, B.C. Швырев).

3. Методологическим принципом, определяющим стратегии исследования символа, стал деятельностный подход к культуре1, в частности, теоретический анализ и историко-типологическое исследование социкультурной символики, предпринятое в этой работе, опирается на модель человеческой деятельности, предложенную М.С. Каганом. Определяя природу символа с позиций его связи с познавательной, преобразовательной, ценностной, коммуникативной деятельностью, следует подчеркнуть особое значение анализа последней (Н. Jly-ман, Ю. Хабермас). Методологическим основанием анализа символа в системе коммуникации в работе использована модель коммуникативного акта P.O. Якобсона, а также различение деятельности общения и коммуникации (М.С. Каган).

1 Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван, 1969; Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. Логико-методологический анализ. М.: «Мысль», 1983; Каган М.С. Человеческая деятельность. Опыт системного анализа. М.: «Политиздат», 1978.

4. Поскольку символ, являясь для культуры формой опредмечивания и трансляции ее смыслов и ценностей, становится объектом понимания и интерпретации, существуя в момент его восприятия, понимания, общения и социокультурной коммуникации, методологическим основанием его теоретического описания стали идеи герменевтики и феноменологии1. В то же время цели и задачи исследования потребовали их уточнения и конкретизации. Дело в том, что значимое для культуры содержание символа, становясь предметом интерпретации посредством многообразных текстов, приобретает семантику, которая, являясь зависимой от языка описания, производна также от локализации этих текстов в системе «адресант - адресат». Проблема возникает тогда, когда адресатом сообщения становится носитель иных культурных традиций и ценностей (наблюдатель), которым предварительно конструируется код на основании тех или иных теоретических позиций, в результате чего символика, заключенная в тексте, приобретает семантику, «означивается», то есть также конструируется. Наличие креативности, заложенной в процессах передачи мысли и понимания, было теоретически обосновано В. Гумбольдтом и А.А. Потебней, однако анализ символа, обладающего способностью аффективного воздействия на человеческое восприятие, потребовал уточнения действующих при этом механизмов. Анализ символа с позиций герменевтики и учетом психологических механизмов его восприятия должен был быть предварен анализом самой герменевтической ситуации, которая, в отличие от коммуникативной ситуации, конституирована особым местом наблюдателя, локализованного «на стороне» адресата, то есть аффективно ее воспринимающего и рефлексивно понимающего. Это дает основания рассматривать символ как взаимодействие первичной культурной символики и ее категориального «схватывания», как взаимодействие текста и метатекста, символизации и интерпретации. Принципом герменевтиче

1 Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб: «Наука», 1998; Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени. // Гуссерль Э. Собрание сочинений. T.I. М.: «Логос», «Гнозис», 1994; Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб: «Ювента», «Наука», 1999; Хайдеггер М. Учение Платона об истине. // Работы М. Хайдеггера по культурологии и теории идеологий (европейский ниского анализа, определяемым природой исследуемого объекта, стал последовательно проведенный принцип разграничения позиции наблюдателя и позиции носителя культуры. Выделение позиции наблюдателя, связанное с открытиями квантовой механики и с появлением Выделение позиции наблюдателя, связанное с открытиями квантовой механики и с появлением принципа дополнительности1, становится одним из принципов научного знания постнеклассической эпохи2. На протяжении XX столетия, однако, позиция наблюдателя определялась в контексте естественнонаучного знания как взаимодействие наблюдателя и предмета его наблюдения - исследования, хотя по отношению к социально-культурной феноменологии ее специфика должна быть определена антропологическими, когнитивными и социальными факторами. В частности, поскольку важнейшим компонентом системной теории применительно к обществу и культуре является время3, определение позиции наблюдателя применительно к анализу социокультурной феноменологии должно быть скорректировано с учетом исторической перспективы, как процесс структурирования и самоописания культуры в процессе увеличения сложности системы, а также в контексте динамики внутреннего развития позиции наблюдателя, обусловленного изменением ее локализации в системах коммуникации и общения. Моделирование позиции наблюдателя в системах социокультурной коммуникации и человеческого сознания, имеющего уровневое строение1, предполагает рассмотрение символа в процессе самореференции, личностной и социокультурной авторефлексии.

5. Поскольку описание символа, всегда производимое с позиции наблюдателя, есть процесс его моделирования, семантизации, важнейшим методологигилизм). Сборник обзоров. М., 1981; Хайдеггер М. Время и бытие. М.: «Республика» («Мыслители XX века»), 1993; Хайдеггер М. Бытие и время. М.: «Ad Marginem», 1997.

1 Алексеев И.А. Принцип дополнительности и проблема единства квантово-механической картины мира. - Принцип дополнительности и материалистическая диалектика. М.: «Наука», 1976. С. 124-138. 2

Аршинов В.И., Буданов В.Г. Когнитивные основания синергетики. // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М: «Прогресс-Традиция», 2002.

3 Каган М.С. Философия культуры. С. 28-31; Луман Н. Социальные системы: очерк общей теории. С. 43. ческим принципом анализа символа стал принцип асимметрического дуализма - один из фундаментальных при анализе человеческой культуры в целом. Как фактор, определяющий структуру естественного языка и механизмы деятельности человеческого сознания, а также в контексте социальных и культурологических исследований он приобретает существенное значение в XX веке в трудах Н. Лумана и Ю. Хабермаса. Особенно актуален этот принцип применительно к анализу символа, поскольку отношение символа и знака, символа и сознания, мира и символических систем может быть описано именно в терминах смысловой асимметрии. Символ, смысл которого семантизируется при помощи разных знаков или знаковых систем, не может быть адекватно описан при помощи ни одной из них: культура «десимволизирует» (М. Мамардашви-ли, А. Пятигорский) символы, переводя их в рамки семиозиса.

Логика и основные этапы исследования

Принятые в диссертации методологические подходы к анализу символа обусловили логику его исследования. Герменевтическая ситуации формирования и интерпретации символа в соответствии с целью исследования должна была быть аналитически расчленена на рассмотрение его с позиции наблюдателя и носителя культуры. С позиции наблюдателя символ рассматривается в работе с точки зрения его генезиса и социокультурного функционирования. Это обусловило необходимость его теоретического анализа в сопоставлении со знаком, в частности, с естественным языком, что, в свою очередь, потребовало теоретического определения его места в процессах концептуализации и категоризации действительности человеческим сознанием. Вместе с тем, в силу суггестивно-эмоционального восприятия символики носителем культуры, аксиологической природы символа и континуальности его смысла символ должен был быть теоретически осмыслен в соотношении с художественным образом.

С точки зрения носителя культуры символ рассматривался в аспекте его воздействия на человеческое сознание, психику и поведение. Это потребовало

1 Налимов В.В. Спонтанность сознания. М.: «Прометей», 1989. теоретического осмысления его эмоционально-эстетической природы, а также анализа сущности смыслов, репрезентируемых при его посредстве. Исторические изменения во взаимодействии позиции носителя культуры и ее наблюдателя, часто инкорпорированных друг в друга в сознании одного человека, а также единство процессов символизации и интерпретации, определили необходимость исследования культурно-исторической феноменологии символических форм. Однако, учитывая обилие материала, задачей стал анализ лишь некоторых, наиболее значимых, этапов ее развития. В частности, поскольку актуализация символики и ее теоретического осмысления наиболее интенсивно происходит в культурах переходного типа, им было уделено преимущественное внимание.

Основные положения, выносимые на защиту

•Символ, представляя собой архаическую структуру человеческого сознания, не отражает уже сформировавшуюся систему ценностей, но является начальным этапом такого формирования. Формирование архаической символики связано с периодом становления человека как био-социокультурного существа, поэтому первобытный символ отразил ценности сохранения рода, биологического существования человека, жизни его социального тела - рода. В диссертации рассматривается принципиальное отличие символа и мифа: миф представляет собой форму семантизации первоначального амбивалентного, логически недифференцированного символического смысла, репрезентирующего сознанию ценность как таковую. Поэтому отношения символа и мифа - это отношения асимметрии континуального и дискретного.

•В силу своей континуальности и амбивалентности символ представляет собой форму опредмечивания интегративных, логически не расчлененных, экзистенциально переживаемых ценностей. Этим объясняется устойчивость символических форм на протяжении человеческой истории, а также наличие сложной системы их социально-культурного функционирования. Символ поэтому может быть понят как средство проникновения в сложные и неоднозначные процессы переоценки старых и формирования новых ценностей и смыслов, которые всегда характеризуют процесс развития культуры (особенно в периоды переходности). Символ рассматривается как один из важнейших механизмов формирования и функционирования аксиосферы человека.

•Разделение позиции носителя культуры и ее наблюдателя и определение предмета исследования как исторически изменяющейся герменевтической ситуации позволяет рассмотреть закономерности процесса изучения символа, а также многообразия его интерпретаций, обусловленного исторически подвижной локализацией позиции наблюдателя. Процесс исторического развития социально-культурной символики дает основания для анализа внутренне изменчивой природы символа, в частности, для определения соотношения в нем чувственно воспринимаемого и вербального компонентов.

•Принципиально значимым является теоретическое обоснование противопоставления символа и знака, которое осуществляется как с точки зрения их функционирования в структуре человеческого сознания и познавательной деятельности, так и с точки зрения их места в системе коммуникации и семиозиса. В частности, обращение к анализу символа в аспекте его ценностной и до-коммуникативной природы позволяет рассмотреть процессы концептуализации и категоризации, характеризующие деятельность человеческого сознания и формирование картины мира той или иной культуры. Анализ символа представляет существенное значение для понимания природы художественного образа, формирование которого, как в истории человеческой культуры, так и в качестве теоретического понятия, происходило во взаимодействии с символом и с его теоретическим пониманием. Символ, в отличие от образа, представляет собой до-коммуникативное образование, поэтому семиотическое в нем вторично, подчинено аксиологическому (прото-эстетическому). Напротив, художественный образ, включенный в процесс коммуникации, имеющий адресанта и адресата, может быть рассмотрен как специфическое знаковое образование, хотя и включающее в себя символические компоненты. Вместе с тем символ, воздействуя на человеческое сознание и поведение посредством эмоций и аффектов и представляя интегративные ценности, переживаемые на экзистенциальном уровне, обладает прото-эстетической природой.

•Рассмотрение социально-культурного семиозиса, основными компонентами которого являются символические и знаковые образования (включая сюда также псевдо-символы и псевдо-знаки), дает основания говорить о тех изменениях, которые происходят в человеческом сознании и в культуре в целом. В частности, на основании такого анализа возможно говорить о наличии энтропийных процессов в современной массовой культуре, об эрозии коммуникативного пространства, что связано с преобладанием в нем символических и псевдосимволических образований.

Научная новизна исследования.

•Работа представляет собой попытку интегративного исследования символа в системе культуры. Эта проблема была впервые сформулирована Ю.М. Лотманом, однако намеченные им перспективы не получили, на наш взгляд, достаточного развития и конкретизации, так как преимущественное внимание исследователя было обращено на семиотические аспекты символики, в результате чего терялся смысл собственно системного подхода. Наша работа предполагает попытку именно системного анализа символа в культуре, понятой как сложная самоорганизующаяся система. В основу предлагаемой в работе концепции положен принцип системного анализа культуры М.С. Кагана, что дает возможность избежать односторонности собственно культурно-семиотических исследований. В диссертации был предпринят опыт интеграции на основании выявления внутреннего единства исследуемого объекта: символ представлен как результат взаимодействия человеческого сознания, деятельности и социокультурной реальности, в единстве процессов символизации и интерпретации, осуществляемых в материале разных языков описания (знаковых систем).

•Научная новизна работы состоит в том, что символ рассматривается в контексте не познавательной, а аксиологической деятельности. Несмотря на то, что связь социально-культурного символизма и ценностей неоднократно привлекала внимание исследователей, решение этой проблемы сводилось к тому, что символ признавался некоторым знаком, обозначением существующих в обществе ценностей и смыслов, а также поведенческих стандартов и стереотипов восприятия. Нами была предпринята попытка выявления иного рода зависимостей. Символ, представляя собой архаическую структуру человеческого сознания, не отражает уже сформировавшуюся систему ценностей, но является начальным этапом такого формирования. Поэтому именно символика становится единственным средством проникновения в те сложные и неоднозначные процессы переоценки старых и формирования новых ценностей и смыслов, которые всегда характеризуют процесс развития культуры (особенно в периоды переходности). В этом смысле можно говорить о связи символа и познавательной деятельности, обратив, однако, внимание на относительный, прото-познавательный ее характер.

•Противопоставление символа и знака в человеческом сознании и в системе социокультурного функционирования позволяет рассмотреть процессы формирования картины мира в сознании отдельного человека и в культуре в целом. В частности, анализ позволяет понять роль место символа в процессах до-вербальной категоризации и концептуализации реальности.

•Признание преимущественно ценностной и лишь на основании этого -(прото-) познавательной природы символа дает основание поставить под сомнение традицию рассмотрения его только как знакового образования. Дело в том, что символ представляет собой синкретическое (уходящее корнями в культуру архаики) соединение эстетического и семиотического, чувственного восприятия и рационального понимания. Поэтому воздействие символических форм на сознание человека носит преимущественно аффективно-эмоциональный, суггестивный характер, определяя возможности непосредственного влияния на поведение человека, массовые действия, на поведение толпы. Это значит, что учет аксиологической проблематики позволяет рассматривать механизмы действия символа на человеческое сознание, а значит, действенность символических форм в функционировании культуры и социума.

•Особое значение аксиологический подход к символу приобретает в том случае, когда речь идет об этнических, национальных, национально-культурных ценностях. Символ, воплощая культурно-национальные архетипы и ценности, представляя их человеческому сознанию в чувственно-конкретной форме, является соединением познавательной деятельности (самопознания культуры или этноса) и формирования эмоционального переживания собственной этнической или национальной идентичности

•Рассмотрение символа с точки зрения его связей с миром человеческих ценностей дает основание для построения типологии символических форм, а также для системного анализа их функционирования в человеческом сознании, культуре и обществе. Это может служить инструментом не только анализа социума, но и выявления механизмов деятельности индивидуального и общественного сознания. Предложенные в работе подходы к символу позволяют выявить специфику современного социокультурного пространства России, в частности, определить его существенные отличия от ситуации постмодернизма, несмотря на ряд имеющихся общих черт и признаков.

•Исходя из того, что существующая научная традиция рассмотрения символа как одной из разновидностей знака не дает оснований для анализа тех сложных и часто противоречивых процессов, которые характеризуют современное состояние культуры и общества, в диссертации теоретически и феноменологически обосновано различие символа и знака. Результатом такого разграничения стал опыт построения теории символа, основанной не на анализе его семантики, а при помощи моделирования самой ситуации моделирования.

•Для осуществления этой задачи был теоретически обоснован и последовательно проведен принцип разграничения позиции носителя культуры и ее наблюдателя, что позволило рассмотреть существующие в истории изучения символа противоречивые трактовки в качестве обусловленных разной позицией исследователя в рамках коммуникативной или герменевтической ситуаций.

•Новизна подхода, представленного в диссертации, заключается и в попытке рассмотрения символики не в качестве результата деятельности, но как ее способа: символ - это процесс символизации, включающий в себя не только результат докатегориального опредмечивания ценностей, его восприятия и понимания, но и рефлексивное осознание этого процесса. Поэтому основанием теории символа стал анализ герменевтической ситуации как таковой - процесс функционирования символа в культуре (в единстве символизации, восприятия, понимания и интерпретации), рассмотренный с учетом принципиально различающихся позиций - позиции носителя культуры и ее наблюдателя.

•Последовательное проведенное сопоставление и противопоставление символических и знаковых образований определило основные направления в изучении сферы социально-культурного функционирования символа. Это позволило рассмотреть характер социокультурного семиозиса и на основании его анализа - эволюцию структуры человеческого сознания. Представленная в диссертации постановка проблемы символа в единстве его аксиологических, когнитивных, социально-культурных и семиотических составляющих позволила также рассмотреть проблемы современного коммуникативного пространства и социокультурного семиозиса, что, в свою очередь, может послужить основанием их дальнейшего исследования.

Структура работы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Теория и культурно-историческая феноменология символа"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Смысловое пространство символа: культура и ее наблюдатель.

Символ, являясь способом репрезентации формируемых культурой смыслов и ценностей в их проекции на предметы и реалии мира, для индивидуального человеческого сознания представляет собой логически не дифференцированное, эмоционально переживаемое, континуальное целое, которое, локализуясь в сфере аффектов, эмоций, интенций, вербально не артикулировано. В качестве предмета, вещи, события или явления мира символ существует лишь потенциально: реальное существование символа - это процесс его актуализации в деятельности символизации, являющейся одним из механизмов формирования и осознания человеком смыслов и ценностей. Теоретический анализ и опыт моделирования исторической типологии символа позволяют говорить об эволюции социокультурного семиозиса как о процессе взаимодействия двух взаимодополнительных его компонентов: континуального мира символических смыслов и знаковых систем.

Уходящий своими истоками в человеческую архаику, символ является результатом синкретической деятельности сознания, в которой, на основании аффективного переживания ценности, осуществляется ее первичное познание и рефлексия самого сознания. Генетически символ становится актом первичного осознания культурой себя: конституированием социокультурного бытия человека в его отделении от природного. Символ формируется на «острие» переживания конфликта природного, биологического, индивидуального и социокультурного, личностного, что определяет значимость его в плане осознания человеческой экзистенции. Это объясняет тот факт, что интерес к символу в сфере теоретической рефлексии, как и необходимость процессов символизации, особенно очевидны в ситуациях личного или общенационального выбора, то есть в культурах переходного типа.

Аксиологическая природа символа определяет его способность суггестивного воздействия на бессознательные сферы человеческой психики. Чувственно-суггестивное воздействие звуков, форм, пропорций, цветов, предметов и явлений, связываемое человеческой практикой со сферой смыслов и ценностей, определяет для носителя культуры их непосредственное аффективное переживание. Поскольку с позиции носителя культуры символом является то, что воспринимается суггестивно-эмоционально и логически не объясняется, ценности, представленные посредством символа, имеют интегративный, целостный, логически не дифференцированный характер, и поскольку восприятие символики связано с аффективным переживанием границы природного и культурного, это экзистенциально переживаемые ценности.

Между тем, в истории европейской культуры бытие символа и его историческая эволюция связаны с развитием рационального знания, и развитие реальной социально-культурной символики представляет собой процесс взаимодействия непосредственно символа и его теоретической рефлексии, текста и мета-текста. Семиотически это может быть зафиксировано в теоретическом разделении позиции наблюдателя и носителя культуры. Определяющей для понимания символа как феномена европейской культуры является исторически обособляющаяся позиция наблюдателя, что находит свое воплощение в античном рационализме и философском знании. Именно позиция наблюдателя позволяет осознать символ в качестве такового, и, как особый тип отношения человека к действительности являющийся структурой сознания, он становится способом осознания сознания: культурной авторефлексией. Предпринятое исследование показало, что для носителя культуры, с одной стороны, и для наблюдателя, с другой, символ предстает своими разными сторонами, и интерпретация его различна: асимметрический дуализм наиболее очевидно представлен в смысловой асимметрии символа и текста (знака). Это определяет оппозицию между «гносеологическим» и «онтологическим» пониманием символа, и соответствующую им разницу в интерпретации его семантики с точки зрения полисемии или апофатизма.

Сказанное не должно приводить к отрицанию научной необходимости описания символа с позиции носителя культуры. Значимость исследования массового сознания современности с ее обостряющимися религиозными и межнациональными конфликтами, а также в свете проблем формирования и изучения информационного пространства, определяет необходимость внимания к бессознательным структурам человеческой психики, границам и возможностям суггестивного воздействия на сознание человека в целях социального прогнозирования. Вместе с тем значимость символа обусловлена не только его связью с массовым сознанием или с массовой культурой. Являясь одной из существенных характеристик феномена переходности, символ представляет собой не только результат преобладания континуальности над дискретностью в сфере аксиологии, но и особый тип познавательной (прото-познавательной) деятельности. Становясь формой первичного «схватывания», «узрения» некоторой логически не дифференцированной, континуальной целостности, символ как бы фиксирует границы человеческого познания на том или ином этапе развития культуры. Поэтому столь значима символика в периоды изменения парадигмы знания, в частности, в момент перехода от классической к неклассической и постнеклассической картине мира.

С позиции носителя культуры, символ предстает как форма интуитивно-целостного «схватывания» универсальной целостности мира в его ценности для человека, говоря словами М. Хайдеггера, как «непотаенность бытия». Само аффективно-эмоциональное переживание символа, его обоснованность человеческими целями и потребностями определяет связь символа с формами миро-видения, присущими той или иной культуре. Вместе с тем, конституирован-ность трансцендентальным «эго» делает его носителем «такого опыта мира», который «указывает на его гармоническую согласованность».1 Это также объясняет обостренное внимание к символу в культурах переходного типа, характеризующихся превалированием континуальности над дискретностью, разру

1 Гуссерль Э. Картезианские размышления. С. 259. шением старых и становлением новых социально-культурных ценностей, а поэтому амбивалентностью, размытостью аксиосферы. Символ в таком случае становится способом конституирования связности и целостности социально-культурного, исторического и природного бытия человека. Для носителя культурной традиции противоположностью символа становится не семиотический или риторический ряд (символ - знак, символ - аллегория и т.д.), - противоположностью ему оказывается хаос, распад, рассеяние: символ становится элементом консолидации нации и культуры, средством социально- и национально-культурной самоидентификации, представляя для культуры «модель» мироустройства и репрезентируя ее аксиосферу. Для носителя культурной традиции символ представляет собой результат «сущностной укорененности любого объективного мира в трансцендентальной субъективности», позволяя «понять мир как конституированный смысл»2. Так понятый, символ становится способом понимания целостности социального и природного бытия в его единстве с человеческим существованием. При этом следует подчеркнуть, что речь не идет о наличии трансцендентального субъекта («Духа»), посредством символических понятий творящего символические формы. В отличие от понимания символа Э. Кассирером, отметим, что истоки символики коренятся в биологической, природной сущности человека, связанной с природой или космосом, однако в то же время не тождественны ей. Символ - результат преодоления природного, осуществляемого посредством трагически переживаемого конфликта, результат ситуации экзистенциального выбора. Это значит, что с позиции носителя культуры символ может быть реконструирован как онтологическая категория3: соединение понимания и существования, обнаружение границы бытия и небытия.

Гуссерль Э. Картезианские размышления. С. 261.

3 Понятно, конечно, что архаическое сознание докатегориально и в этом смысле нельзя говорить о «категории» символа применительно к архаике. Но символика, существующая в традиционном или первобытном обществе, выполняет определенный набор социальных функций, и характер этих функций позволяет говорить о различных формах их связи с человеческим мышлением и окружающим миром.

Выделение в качестве основания теоретической модели символа оппозиции носителя культуры и ее наблюдателя, как и связанного с ней принципа асимметрического дуализма, позволяет рассмотреть и проблему соотношения символа со сферой эстетического. Поскольку символ, с позиции носителя культуры, не обозначает, а представляет собой ценность, органична его связь с системой эстетических оценок. Однако эстетической смысл символа амбивалентен и диффузен, представляя собой соединение разных (и даже противоположных) этико-эстетических переживаний - красоты, трагического, возвышенного. Эстетическое восприятие символики, характеризующейся смысловой континуальностью и ценностной амбивалентностью, представляет собой аксиологиче-ски нерасчлененное, слитное переживание. Восприятие символики, являясь целостным, логически не дифференцированным переживанием чувственно воспринимаемого, включает в себя прото-эстетическое переживание этой чувственно воспринимаемой формы в ее единстве с ситуацией, с событием восприятия-действия. Наличие такой целостности восприятия предполагает воздействие на все органы человеческих чувств, включая, помимо зрения и слуха, тактильные или вкусовые ощущения, а также телесно-тектоническое переживание движения и пространства, то есть является феноменом синестезии. Прото-эстетическое переживание социокультурной символики обусловлено ее связью с психофизиологическими особенностями субъекта культуры - человека, с его биологической природой, формой преодоления которой в над-природном и над-биологическом является символ. Являясь одной из существенных форм социокультурного семиозиса переходных эпох, символика становится чувственно воспринимаемой формой трагического, формой его катарсического преодоления. Анализ показывает, что с эстетической точки зрения символ может быть рассмотрен на двух уровнях: как предмет эстетической оценки («феноменальная материя») и как форма, структура эстетического отношения вообще. В частности, может быть прослежена типологическая и генетическая связь символа с такими традиционно выделяемыми эстетическими категориями и понятиями как прекрасное, трагическое, возвышенное, катарсис, ирония, появление которой обусловлено наличием обособляющейся позиции наблюдателя и связанной с ней интерпретации. Определяя человеческое поведение посредством аффектов (ужаса или экстаза) и эмоций, символ является механизмом формирования и интериоризации амбивалентных, семантически диффузных ценностей.

Как форма дологического знания о мире в целом, символ не требует для носителя культуры объяснения: существенную роль в его функционировании играет понимание, характеризующее не процесс коммуникации (символ, не являясь знаком, не может быть рассмотрен в качестве коммуникативной единицы), а общения. Понимание, являясь формой человеческого существования, актом «коммуницирования» ценностей, не требует артикуляции или означивания, хотя символ в процессе социокультурного функционирования становится элементом коммуникативных процессов, то есть частью диалогической структуры, связанной с интерпретацией. Однако истолкование символики имеет не логи-чески-расчленяющий характер, но, в силу континуальности ее смысла, ориентировано на сохранение целостности как таковой, а значит, не может быть сведено к его языковому выражению: смысл символа, по мысли М.М. Бахтина, может быть выражен только в символе. Это определяет формирование вторичной (в частности, художественной) символики.

Историко-типологическое исследование показало, что эволюция символа в европейской культуре представляет собой процесс его осознания в качестве такового, что обусловлено вычленением, а затем и обособлением фигуры наблюдателя. Сознание носителя культурной традиции, «естественно» воспринимающее символические смыслы, рассматривает их как органически присущие миру, а не сознанию, то есть не может выделить значимость символических форм с точки зрения самого сознания. Однако, обусловленная коммуникативными целями, артикуляции символических смыслов органически связана с процессом символизации, что определяет необходимость наблюдателя. Вместе с тем, поскольку для наблюдателя символический смысл «читается» посредством знаковых систем, осознание символа в качестве символа приводит к смысловой асимметрии, представляющей собой один из механизмов креативности человеческого сознания и культуры в целом. Позиция наблюдателя по отношению к символу всегда опосредована функционирующими в культуре текстами, то есть языком, искусством, ритуалом или мифом. Поэтому символ семантизируется наблюдателем как инвариант ряда текстов: наблюдатель вырабатывает языки описания символа, конструируя его семантику в зависимости от своей модели культуры.

Введение в теоретический анализ символа позиции наблюдателя определяет значимость проблемы соотношения символического и знакового в культуре как с точки зрения исторической феноменологии символа, так и в плане его типологии. Представляя для носителя культуры ценность как таковую, символ, в отличие от знака, суггестивно воздействует на человеческое сознание и восприятие; и поскольку перцепции и интенции человека так или иначе укоренены в его природной, естественной составляющей, оппозиция символического и знакового может быть понята как оппозиция естественного искусственного. В то же время символ и знак противостоят друг другу как континуальное и дискретное: знак, выполняя функцию структурирования мира и человеческого сознания, противостоит символу, функция которого заключается в креативном акте порождения смыслов на основании целеполагания.

С точки зрения коммуникации, символ, в отличие от знака, не является элементом коммуникативной ситуации, его функционирование представляет собой докоммуникатвную стадию развития человеческого сознания и культуры. Символ не имеет адресата и адресанта (или его адресант - трансцендентен), носитель культуры представляет собой и адресанта, и адресата символа, воспринимая его в качестве текста и приписывая ему семантику в акте экзегезы, гаданий или магических действий, поэтому символ становится моделью порождения контекстов и кодов его прочтения. Символ не может быть описан в терминах значения, а его многозначность представляет собой результат его вербализации, то есть «десимволизации» культурой, которая, тем не менее, составляет существенную часть любой символики. Вместе с тем процессы се-мантизации в культуре, являясь проявлением рациональности, одновременно являются и процессами вторичной символизации, представляя собой механизм приращения смысла, то есть креативности человеческого сознания.

Существеной частью проблемы теоретической дифференциации символа и знака является проблема соотношения символа и естественного языка. Символ, наряду с языком, выполняет существенную роль в процессе познавательной деятельности человека: не являясь собственно познанием, он как бы очерчивает ценностные границы возможного познания, посредством аффектов и эмоций становясь механизмом интериоризации ценностей. Вместе с тем процесс символизации становится одним из аспектов первичной концептуализации и категоризации реальности в сознании человека. Символ, представленный сознанию носителя культуры как единство вещи и «имени», предполагает акт «именования», то есть предикации, механизмом которой становится метафора как один из способов словообразования.

В процессе культурно-исторического развития символ претерпевает эволюцию в плане изменения соотношения между чувственно воспринимаемыми, вербальным и смысловым его компонентами. Эволюция его заключается, на наш взгляд, в движении от чувственно-довербального и визуально-вербального символизма древности к вербально-визуальному - христианского средневековья и к вербально-вербальному или вербально-концептуальному символизму Нового времени (начиная с эпохи романтизма и кончая XX веком). Далее, в связи с изменением позиции наблюдателя, можно говорить о «виртуализации» символа в культуре XXI века.

Наличие принципиальных различий между символом и знаком с точки зрения их структуры и семантики, не отменяет, но, напротив, определяет необходимость их совместного функционирования в коммуникативном пространстве культуры на всех этапах ее развития. Наиболее существенным средством такого означивания является естественный язык. Поэтому символ рассматривается нами в соотношении с текстом как «нераспакованный» или, напротив, «свернутый» текст, разница между ними обусловлена различием между первичной социокультурной символикой вещи или события и вторичной символикой искусства и языка (в многообразии социальных сфер его функционирования). Поскольку символический смысл континуален и не дискурсивен, его внутрикультурная или историческая трансляция предполагает создание над-текстовых символических рядов, интерпретирующих и в то же время представляющих социокультурную символику. Это находит воплощение в искусстве: художественный образ становится способом «означивания» символа: сначала как воспроизведение символически значимой реальности, затем - как создание символической («вторичной») образности искусства. При этом именно художественный образ сохраняет присущую символу чувственную ощутимость, а также возможность его суггестивного воздействия и, значит, до-вербального, эмоционального восприятия, хотя в то же время между символом и образом в искусстве можно выделить ряд существенных различий.

Являясь синкретическим целым, образ, в отличие от символа, включает в себя не только оценку действительности, но и становится формой ее познания. Напротив, символ, хотя и связан с деятельностью человеческого сознания, осуществляя акт первичного непосредственного «схватывания» границ познания и непознанного, не может быть рассмотрен как познавательная форма. Познавательная функция символа специфична и ограничена первичным восприятием нерасчлененного континуального смысла, субъективно переживаемого как «тайна», загадка, мистическая сущность. В отличие от символа, художественный образ представляет собой результат также и творчески-преобразовательной деятельности художника в конкретном материале. Главное же отличие символа от художественного образа заключается в различиях их коммуникативной природы: образ коммуникативен, символ - докоммуникати-вен. Что касается художественного контекста, то следует отметить его близость к структуре контекста символики: поскольку сфера референции художественного образа в существенной степени представляет собой автореференцию, контекстом в обоих случаях становится виртуализированная реальность, создаваемая на основании кореференции.

На основании историко-типологического исследования между символом и художественным образом можно отметить различные формы взаимодействия. Символ становится объектом первичной художественной рефлексии: наиболее существенные для культуры символически понятые предметы и события находят отражение в искусстве (от изображения зверя на стенах первобытных пещер до орнаментальных знаков воды или огня или портретов вождей). Элементы первичной символизации (прото-символы), психофизиологически действующие на сферу человеческого бессознательного звуки, ритмы, краски (и т.д.), трансформируются в элементы собственно художественной формы, обеспечивая непосредственно суггестивное воздействие искусства на человека. В искусстве формируются вторичные образы-символы, имеющие над-текстуальный (интертекстуальный) характер, конденсирующие социально и культурно значимые ценности и смыслы. Их сближает с символом опережающее понимание действительности и создание возможных контекстов. От собственно символики их отличает познавательная направленность, коммуникативность, наличие индивидуального творческого акта.

Теоретический и историко-типологический анализ символа, учитывающий позицию не только наблюдателя культуры, но и ее носителя, дает основания выявить сферы функционирования символа, определяемые в зависимости от того, в какую систему отношений он помещен. Если это система «носитель культуры - мир» («символ - мир»), то следует говорить об аксиологической функции символа: репрезентации социокультурной аксиосферы, осуществление посредством символики регулятивных и стабилизационных механизмов, которые обеспечивают самосохранение культуры. В качестве конденсации существенных для культуры ценностей символ может выполнять функцию передачи информации в процессах межличностной, внутри- или межкультурной коммуникации (обозначение родовой, национальной, государственной принадлежности или ценности; маркирование принадлежности к миру сакрального), с чем связана культурно-национальной самоидентификация (в том числе и этническая идентичность) и культурная авторефлексия.

Исследование теоретически выявленных характеристик социокультурной символики, как и предпринятый опыт их историко-типологического анализа, позволяет рассмотреть проблему онтологии символических форм. Суть ее заключается в том, что природа символа процессуальна, динамична и деятельно-стна, представляя собой ряд когнитивных переходов, осуществляемых человеческим сознанием, включающим в себя, помимо перцепции и апперцепции, процессы означивания, то есть креативности и приращения смысла, и интерпретации. Существенной стороной онтологии символа является естественный язык, однако соотношение чувственной и языковой природы в символе исторически изменчиво. Если на архаических этапах развития культуры символ представлен как чувственное ощущение, переживание, репрезентированное в какой-либо системе первичного семиозиса, а затем как преимущественно визуально-вербальное единство, то в результате развития человеческой рациональности он становится вербально-визуальным, и концептуально-вербальным. Следует подчеркнуть значимость именно визуальных репрезентаций, исторически «снимающих» генетически первичные, в частности, тактильные, в результате первичной концептуализации действительности. На уровне художественной культуры эти процессы предстают как взаимодействие пространственных и временных видов искусства. Теоретическая обоснованность обязательности, необходимости семантических отношений между словесным текстом и изображением, подтверждается как анализом структуры человеческого сознания (идея «двойного кодирования» реальности - А. Пейвио), так и на историко-культурном уровне - как отношения словесного и изобразительного искусства. Внутренняя структура символа, включающая в себя темпоральное и нетемпоральное, пространственное - и непространственное, верабльное и визуальное, аксиологическое и когнитивное и т.д. оказывается внутренне «разновектор-ной», а синкретическая целостность внутренне напряженной и готовой к распаду. Собственно вся история эволюции символа и есть его трансформация, ведущая к вычленению и самостоятельному существованию его аспектов и граней и в то же время - стремление к их «собиранию» в символической целостности. Поскольку символ в процессе исторического развития культуры все более сдвигается в языковую плоскость, «вербализуется», особое значение приобретает символика, функционирующая в вербально-теоретической и вер-бально-художественной дискурсивности. Символ может быть понят как результат наложения двух типов дискурса - теоретического и художественного (вербально- или визуально-художественного).

Символ как один из самых значимых компонентов феноменологии любой культуры, в рамках европейской культуры становится категорией культурной авторефлексии, то есть начинает выполнять не только функции культурной репрезентации, но и порождает языки своего теоретического описания (с позиции формирующейся в самой культуре позиции наблюдателя). При этом сами эти языки описания символа (богословие, философия, искусство) становятся формой дальнейшего символотворчества, приводя к появлению новых символических смыслов и систем - составляя уже «вторичную» социально-культурную символику.

Проведенный анализ феноменологии символических форм XIX века дает основания для выявления существенных изменений в характере семиозиса в связи с эволюцией и изменением «локализации» позиции наблюдателя в процессе социокультурной коммуникации. Уже к XIX веку доминирование позиции наблюдателя и появление «универсального» наблюдателя приводит к тому, что основными объектами социокультурной символизации становятся не «вещи», так как множественность вещей и связей определяет необходимость видеть именно связи, а не вещи в их единичности; символизации подвергаются не вещи, а связи вещей. В результате происходит изменение соотношения символа и концепта. Концепт, являясь семантическим инвариантом ряда текстов (художественных и теоретических) в силу увеличения такого текстового ряда, его разнородности и разножанровости, приобретает черты семантической недиф-ференцированности, иногда - амбивалентности, аксиологической диффузно-сти, в результате чего становится основанием вторичной символизации в структуре художественно-философского дискурса (в эссеистике символистов или в философии всеединства).

Анализ проблематики символа в контексте русской культуры XIX и рубежа XIX-XX веков позволяет сформулировать ряд выводов. Осознание ценности «жизни» приводит к необходимости ее концептуализации на художественном и теоретико-философском уровнях, формами которой становится и реалистическое, и символистское искусство. Символ, являясь формой авторефлексии русской культуры рубежа XIX-XX веков, становится тем самым категорией ее культурно-национальной самоидентификации, поскольку именно символический способ философствования или символическая образность рассматриваются как наиболее адекватное выражение своеобразия русской культуры в ее противопоставлении западной. Символом при этом становится само слово-концепт 'символ', смысл которого континуален и амбивалентен, предполагая аксиологическую, логическую и семантическую диффузность, что определяет интерес русской культуры серебряного века к трагизму человеческого существования, соединяющего в единое целое жизнь, творчество и познание.

Теоретический и историко-типологический анализ социокультурного се-миозиса позволяет сделать ряд выводов, касающихся состояния современной культуры, - а именно коммуникативного пространства, структурированного собственно семиотическими, знаковыми системами, с одной стороны, с другой - символическим смысловым и ценностным континуумом. Анализ показал наличие процессов деструкции, энтропии коммуникативного пространства современной российской культуры, связанных не только с общей ситуацией постмодернизма и «виртуализацией» общества, но и с теми изменениями в социокультурной коммуникации, которые вызваны макроэкономическими и социокультурными процессами. Очевидным показателем этих процессов стал процесс де-структурирования коммуникативного пространства культуры: в частности, естественный и органичный для любой культуры процесс десимволи-зации, связанный с семантизацией как механизмом креативности, предстает сейчас как часть процессов десигнификации и вторичной символизации знаков. Результатом этого становится обилие функционирующих в современной коммуникативном пространстве псевдо-символов и псевдо-знаков, что свидетельствует об измененном сознании адресата социокультурной коммуникации, характеризующемся энтропией и понижением креативности.

Разумеется, в рамках одной работы поставленные задачи могли быть решены лишь частично. Перспективы дальнейшего исследования связаны с исследованием человеческого сознания, а также процессов характеризующих современное общество и современную культуру.

Список научной литературыФадеева, Ирина Евгеньевна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Августин Аврелий. Исповедь. М.: «Гендальф», 1992. - 544 с.

2. Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к Средневековью. .// Из истории культуры средних веков и Возрождения. / Отв. ред. В.А. Карпушин. М.: «Наука», 1976. 316 с. С. 17-65.

3. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: «Наука», 1977. 320 с.

4. Аверинцев С.С. Неоплатонизм перед лицом платоновской критики мифопо-этического мышления. // Платон и его эпоха. К 2400-летию со дня рождения. Сб. статей. М.: «Наука», 1979. 318 с.

5. Аверинцев С.С. Истоки и развитие раннехристианской литературы. // История всемирной литературы. Т. 1. М.: «Наука». 1983. С. 501-515.

6. Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации. // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М.: «Наука». 1986.-312 с. С.104-116.

7. Аверинцев С.С. Поэты. М.: «Языки русской культуры», 1996. 364 с.

8. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М: «Языки русской культуры», 1996. 446 1. с.

9. Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. М.: Труды института Европейских культур, Российский гуманитарный университет, 2001. 396 с.

10. АКАДНМЕ1А. Материалы и исследования по истории платонизма. Вып. 2. СПб.: Издательство СПб университета, 2000. 359 с.

11. З.Алексеев И.А. Принцип дополнительности и проблема единства квантово-механической картины мира. Н Принцип дополнительности и материалистическая диалектика. М.: «Наука», 1976. С.124-138.

12. Альфонсов В.Н. Слова и краски. Очерки из истории творческих связей поэтов и художников. М.-Л.: «Советский писатель», 1966. 243 с.

13. Американская социологическая мысль: Тексты. / Под ред. В.И. Добренькова. М.: Издательство Международного университета Бизнеса и Управления, 1996. -560 с.

14. Аристотель. Сочинения. В 4-х тт. Т.2. М.: «Мысль» («Философское наследие»), 1978.-687 с.

15. Арнхейм. Искусство и визуальное восприятие. М.: «Прогресс», 1974. 392 с.

16. Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII: «Логика и лингвистика (проблемы референции)». / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: «Прогресс», 1982. 432 с. С.5-40.

17. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс. // Теория метафоры. Сб. статей / Под ред. Н.Д. Арутюновой /. М.: «Прогресс», 1990. С. 5-32.

18. Арутюнова Н.Д. Язык цели. // Логический анализ языка. Модели действия. / Отв. ред Н.Д. Арутюнова, Н.К. Рябцева. / Ин-т языкознания РАН. М.: «Наука», 1992.- 166 с. С. 14-23.

19. Арутюнова Н.Д. СТ. От редактора. // Логический анализ языка: язык и время. М.: «Индрик», РАН, Институт языкознания, 1997. 352с. С.5-16.

20. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: «Языки русской культуры», 1999. I-XV, 896 с.

21. Аршинов В.И., Буданов В.Г. Когнитивные основания синергетики. // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М: «Прогресс-Традиция», 2002. С.67-108.

22. Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике. Очерк истории: XYII начало XX века. М.: «Мысль», 1963. - 312 с.

23. Баранов А.Н., Добровольская Д.О. Знаковые функции вещных сущностей. // Язык система. Язык -текст. Язык - способность. М.: Институт русского языка РАН, 1995.-286 с.

24. Барт Р. Основы семиологии. // Структурализм: «за» и «против». / Под ред. Е.Я. Басина, М.Я. Полякова / М.: «Прогресс», 1975. 468 с. С. 114-163.

25. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.:«Прогресс», 1989.616 с.

26. Барт P. S/Z. М.: РИК «Культура», «Ad Marginem», 1994. 303 с.

27. Батай Ж. «Из внутреннего опыта». // Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: «Мифрил», 1994. С.223-243.

28. Баткин JI. Письма Элоизы к Абеляру. Личное чувство и его культурное опосредование. // Человек и культура. Сб. статей. / Под ред. А.Я. Гуревича. Л.: «Наука», 1990.-238 с С. 126-163.

29. Баткин Л.М. Леонардо да Винчи и особенности ренессансного творческого мышления. М.: «Искусство», 1990. 415 с.

30. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.:. «Художник», 1965. 527 с.

31. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: «Художественная литература», 1975.-502 с.

32. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: «Искусство», 1979.424 с.

33. Бахтин М.М. К философии поступка. // Пешков И.В. М.М. Бахтин. От философии поступка к риторике поступка. М.: «Лабиринт», 1996. — 176 с.

34. Белый А. Мысль и язык. (Философия языка А.А. Потебни). // «Логос. Международный ежегодник по философии культуры». Кн. II. М., 1910. 298 с. С. 240-258.

35. Белый А. Символизм. Книга статей. М.: «Мусагет», 1910.- 4. III, [3]633 [2] с

36. Белый А. Луг зеленый. Книга статей. М.: «Альциона», 1910. 4. 247 [2] с.

37. Белый А. Арабески. Книга статей. М.: «Мусагет», 1911. 4., IV, 501 [3] с.

38. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: «Республика», 1994 528 с.

39. Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа. // Новое в лингвистике. Вып. 4. М. 1965. С.434-449.

40. Бенуа А. История русской живописи. // История живописи в XIX веке. СПБ: Знание», 1901-1902.-285 с.

41. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: «Academia Центр», «Медиум», 1995. - 232 с.

42. Бергер П.Л. Приглашение в социологию. Гуманистические перспективы. М.: «Аспект Пресс», 1996. 168 с.

43. Бергсон А. Творческая эволюция. Материя и память. Мн.: «Харвей», 1999. -1407 с. («Классики философской мысли»).

44. Бердяев Н.А. К философии трагедии. Морис Метерлинк. // Литературное дело. Сборник. СПб: Типография Колпинского, 1902. 1. 356 с.

45. Бердяев Н.А. Алексей Степанович Хомяков. М.: «Путь», 1912. VII 250 1. с.

46. Бердяев Н.А. Константин Леонтьев. Очерк из истории русской религиозной мысли. Paris: «YMKA-PRESS», 1926. 268 с.

47. Бёме Я. Аврора или утренняя звезда в восхождении. М.: Политиздат, «Гума-нус», 1990.-415.

48. Библер Б.С. Век Просвещения и критика способности суждения. Дидро и Кант. // Западноевропейская художественная культура XYIII века. М.: «Наука», 1980. С. 151-249.

49. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. М., «Мифрил», 1995. -XXVI, 242 1. с.

50. Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. М.: «Языки русской культуры», 1998. 79 с. 3. л. ил.

51. Блумер Г. Коллективное поведение. // Американская социологическая мысль: Тексты. / Под ред. В.И. Добренькова. М.: Издательстве Международного университета Бизнеса и Управления, 1996. С. 166-212.

52. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М.: «Наука», 1971. -544 с.

53. Богословие в культуре средневековья. Киев: «Христианское братство («Путь к истине»)», 1992. 384 с.

54. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: «Рудомино», 1995. 168 4. с.

55. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: «Добросвет», 2000. 387 с.

56. Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви. Т. I-IY. М.: Спасо-Преображенский Валаамский Ставропигиальский монастырь, 1994. 234+474+340+599 с.

57. Болыпаков В.Ю. Эволюционная теория поведения. СПб.: СПбУ, 2001.496 с.

58. Боннар А. Греческая цивилизация. Т. 1-3. М.: Издательство «Иностранная литература», 1958, 1959, 1962. 256, 316, 385 с.

59. Брагинская Н.В. «Картины» Филострата Старшего: генезис и структура диалога перед изображением. // «Одиссей: Картина мира в народном и ученом сознании» 1994. М.: «Наука», 1994. - 336 с. С. 274-313.

60. Брагинская Н.В. Из комментария к «Поэтике» Аристотеля: ри6ц,о<^, рлцл^сл^ и др. // Mathesis. Из истории античной науки и философии. М.: «Наука», 1991. — 255 1.с. С. 86-99.

61. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: «Наука», 1983. 412 с.

62. Бубер М. Я и Ты. М.: «Высшая школа», 1993. 173 2. с.

63. Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения православной церкви. М.: «Тер-ра», 1991.-413 е.

64. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб: «Наука», 1999. 446 с.

65. Булгаков С.Н. Первообраз и образ. Т. 1-2. М., СПб: «Инопресс», «Искусство», 1999.-413+438 с.

66. Бычков В.В. Византийская эстетика. Теоретические проблемы. М.: «Искусство», 1977. 199 с.

67. Бычков В.В. Эстетика поздней античности. II-III века. М.: «Наука», 1981. -325 с.

68. Вайскопф М. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. Контекст. М.: «Радикс», 1993. 590 с.

69. Вацуро Э.В. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб: «Наука», 1994.-240 с.

70. Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: «Юрист», 1994. 704 с.

71. Веденова Е.Г. Архетипы коллективного бессознательного. // Синергетиче-ская парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М.: «Прогресс -Традиция», 2002. С.263-273.

72. Вдовина И. От переводчика. // Послесловие к книге П. Рикер. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. М.: «Искусство», 1996. 270 с.

73. Вежбицкая А. Дескрипция или цитация. Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII: «Логика и лингвистика ( проблемы референции)». М.: «Прогресс», 1982.-432 с. С.237-262.

74. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: «Русские словари», 1996. 416 с.

75. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описания языков. М.: «Языки русской культуры», 1999. 780 с.

76. Вежбицкая А. Понимание культур посредством ключевых слов. М.: «Языки славянской культуры», 2001. 287 с.

77. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: «Высшая школа», 1989. 404 с.

78. Веселовский А.Н. В.А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображе-ния».М.: INTRADA, 1999. 447 с.

79. Восток Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 3. М.: «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1988. - 289 2. с.

80. Византия, южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. Искусство и культура. Сб. статей в честь В.Н. Лазарева. М.: «Наука», 1973. 591 с.

81. Виллер В.А. Учение о Едином в античности и средневековье. СПб.: «Але-тейя», 2002. 668 с. - (Античная библиотека. Античная философия.)

82. Виппер Б.Р. Искусство Древней Греции. М.: «Наука», 1972. 269 с.

83. Виппер Б.Р. Статьи об искусстве. М.: «Искусство», 1970. 591 с.

84. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. // Витгенштейн Л. Философские работы. 4.1. М.: «Гнозис», 1994 612 с. С. 1-74.

85. Вундт В. Проблемы психологии народов. // Преступная толпа. М.: Институт психологии РАН, Издательство «КСП+», 1999. 320 с. С. 197-308.

86. Выготский Л.С. Развитие высших психических функций (из неопубликованных работ). М. «Наука», 1960. 367 с.

87. Выготский Л.С. Мышление и речь. М.: «Лабиринт», 1996. 416 с.

88. Выготский Л.С. Психология искусства. М.: «Лабиринт». 1997. 416 с.

89. Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: «Прогресс», 1988. 704 с.

90. Гадамер Х.Г. Диалектическая этика Платона. Феноменологическая интерпретация «Филеба». СПб: СПБ философское общество, 2000. 256 с.

91. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. Новая антология XX века. М.: «Республика», 1997. 495 с.

92. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М.: «Языки русской культуры», 1993.-320 с.

93. ЮО.Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: «Новое литературное обозрение», 1996. 351 с.

94. Гаспаров М.Л. Занимательная Греция: Рассказы о древнегреческой культуре. М.: «Новое литературное обозрение», 1995. 368 с.

95. Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т. II. О стихах. М.: «Языки русской культуры», 1997. 660 с.

96. ЮЗ.Гегель Г.Ф.В. Эстетика. Т. II. М.: «Искусство», 1969. 326 с.

97. Гегель Г.Ф.В. Энциклопедия философских наук. Т. 3. Философия духа. М.: «Мысль», 1977.-471 с.

98. Гей Н.К. Слово прозаическое и слово поэтическое в творчестве Пушкина. // Контекст-1991. Литературно-теоретические исследования. М.: «Наука», 1991. С.100-117.

99. Герменевтика и деконструкция. / Под ред. В. Штегмайера. СПб: «Б.С.К.», 1999.-254 с.

100. Гофф, Жак Jle. Цивилизации средневекового Запада. М.: «Мысль», 1992. -398 с.

101. ПЗ.Грибова Л.С. Пермский звериный стиль (проблемы семантики). М.: «Наука», 1975.- 148 с.

102. Н.Гринцер Н.П. Подражание как ментальный акт (к теории языка у Платона). // Логический анализ языка: Ментальные действия. / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: «Наука», 1993.- 176 с. С. 147-152.

103. Гринцер Н.П. Языковая теория Р. Якобсона на фоне античной семиотики. // Роман Якобсон. Тексты, документы, исследования. М.: «Российский гуманитарный университет», 1999. 920 с. С. 372-382.

104. Гришакова М. Визуальная поэтика В. Набокова. // «Новое литературное обозрение». Вып. 54. № 2, 2002. С.205-228.

105. Громов П.П. А. Блок, его предшественники и современники. Л.: «Советский писатель», 1986. 598 с.

106. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: «Прогресс», 1985. 451 с.

107. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: «Прогресс» 2000. -396 с.

108. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб: «Наука», 1998. 315 с.

109. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени. // Гуссерль Э. Собрание сочинений. T.I. М.: «Логос», «Гнозис», 1994. 192 с.

110. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: «Искусство», 1984. -350 с.

111. Даниэль С.М. Картина классической эпохи. Проблема композиции в западноевропейской живописи XVII века. Л.: «Искусство», 1986. 199 с.

112. Даркевич В.П. Народная культура средневековья. М.: «Наука», 1988. 344 с.

113. Дворжак М. История искусства как история духа. СПб: «Академический проект», 2001. 336 с.

114. Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1993. 431 с. (Серия «Мыслители XX века»).

115. Дейк Т.А., Ван. Язык. Познание. Коммуникация. М.: «Прогресс», 1989. -312 с.

116. Денисова Г.В. В мире интертекста: язык, память, перевод. М.: «Азбуковник», 2003.-398 с.

117. Д0лёз Ж. Платон и симулякр. // «Новое литературное обозрение». Вып. 5, 1993.130./флез Ж. Складка. Лейбниц и барокко. М.: «Логос», 1997. 264 с.

118. Дильтей В. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т. 4. М.: «Дом интеллектуальной книги», 2000. 531 с.

119. Св. Дионисий Ареопагит. Мистическое богословие. Киев: Издание христианской благотворительной просветительской ассоциации, 1991. С.4-11.

120. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. О мистическом богословии. СПб: «Глагол», 1994. XXIII, 370 с.

121. Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. СПб: «Глагол», СПб Гуманитарный университет, 1997. 188 с.

122. Дмитриева Н.А. Изображение и слово. М.: «Искусство», 1962. 314 с.

123. Долгополов Л.К. Александр Блок: личность и творчество. Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1978. 175 с.

124. Долгополов Л.К. Андрей Белый и его роман «Петербург». М.: «Советский писатель», 1988. 413 с.

125. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX-XX вв.). СПб: СПб университет, 1999. 284 с.

126. Дэвидсон Д. Истина и значение. // «Новое в зарубежной лингвистике». Вып. XYIII. «Логический анализ естественного языка». / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: «Прогресс», 1986. 432 с.

127. НО.Евлампиев И.И. Художественная философия Андрея Тарковского. СПб.: «Алетейя», 2001. 349.

128. Жегин Л.Ф. Язык живописного произведения (условность древнего искусства). М.: «Искусство», 1970. 360 с.

129. Женетт Ж. Фигуры. М.: Издательство им. Сабашниковых, 1998. Т. 1. 472 с. Т. II. - 472 с.

130. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: «Наука», 1977.-407 с.

131. Жирмунский В.М. Из истории западноевропейских литератур. Л.: «Наука», 1981.-303 с.

132. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. Спб: «Аксиома, Новатор», 1998. XL+232 с.

133. Иванов В. По звездам. Статьи и афоризмы. Опыты философские, эстетические. критические. СПб: «Оры», 1909. 8.438 1. с.

134. Иванов В. Борозды и межи. М.: «Мусагет», 1916.-351 8. с.

135. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие системы. М.: «Наука», 1965. 246 с.

136. Иванов В.В. Очерки по истории семиотики в СССР. М.: «Наука», 1976. -303 с.

137. Иванов. В.В. Нейросемиотический подход к знаковым системам искусства. // Человек в системе наук. М.: «Наука», 1989. 504 с. С. 351-360.

138. Иванов Д.В. Виртуализация общества. Версия 2.0. СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2002. 224 с.161 .Иерусалим в русской культуре. Сб. статей. (Центр восточнохристианской культуры; сост. А. Баталов, А. Лидов). М.: «Наука», 1994. 222 с.

139. Иконостас. Происхождение, развитие, символика. / Редактор-составитель A.M. Лидов. М., «Прогресс Традиция», 2000. - 752 с.

140. Иллюстрированная полная популярная Библейская энциклопедия. Труд и издание Архимандрита Никифора. М., 1891. Репринтное издание. 902 с.

141. Ильин И.П. Постомодернизм. Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН (отдел литературоведения), «INTRADA», 2001. 348 с.

142. Иоанн Дамаскин. О почитании святых и их мощей и святых икон. М.: Редакция Богословского вестника, 1892. 12 с.

143. Иоанн Дамаскин. Три слова в защиту иконопочитания. СПб.: «Азбука -классика», «001. 186 1. с.

144. Иоанн Дамаскин. Диалектика или философские главы. М.: «Екклесия Пресс», 1999.- 110 с.

145. Иоанн Златоуст. Беседы о покаянии. М.: Издательство им. святителя Игнатия Ставропольского, 1997. 127 с.

146. Иорданский Б.Д. Хаос и гармония. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1982. 343 с.

147. Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М.: «Наука», 1986. -336 с.

148. Исупов К.Г. Русская философская танатология. // «Вопросы философии». 1994, №3. С. 106-114.

149. Каган М.С. Морфология искусства. Историко-теоретические исследования внутреннего строения мира искусств. Ч. I, II, III. Л., 1970. 440 с.

150. Каган М.С. Человеческая деятельность. Опыт системного анализа. М.: «Политиздат», 1978. -233 с.

151. Каган М.С. Философия культуры. СПб: «Петрополис», 1996. 416 с.

152. Каган М.С. Философская теория ценности. СПб: «Петрополис», 1997.205 с.

153. Каган М.С. Синергетическая парадигма диалектика общего и особенного в познании различных сфер бытия. // Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. М.: «Прогресс-Традиция», 2002. С. 28-49.

154. Каждан А.П. Византийская культура. М., «Наука», 1968. 233 с.

155. Кандинский В.В. Избранные труды по теории искусства. Т. 1-2. М.: «Ги-лея», 2001. Т.1.-390 с.

156. Кант И. Критика способности суждения. Сочинения в шести томах. Т.5. М.: «Мысль», «Философское наследие», 1966. - 530 с.

157. Кант И. Критика чистого разума. «Философское наследие». Том 118. М.: «Мысль», 1997. 591 1. с.

158. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М. «Прогресс», 1987. 360 1.с.

159. Карнап Р. Значение и необходимость. Исследования по семантике и модальной логике. М.: Издательство «Иностранной литературы», 1959. 382 с.

160. Карсавин Л.П. Католичество. Общий очерк. Пг.: «Огни», б/г. 133с.

161. Карсавин JI.П. Культура средних веков. Пг.: «Огни», 1918. 4. 221 [2] с.

162. Карсавин Л.П. Святой Августин и наша эпоха. // Символ. Журнал христианской культуры при Славянской библиотеке в Париже. Париж, июль 1992 (28). С.233-244.

163. Карсавин Л.П. Сочинения. Т. 2. Основы средневековой религиозности в XII-XIII веке. СПб: «Алетейя», 1997. 418 с.

164. Карташов А.В. Вселенские соборы. М. «Республика», 1994. 542 с.

165. Кассирер Э. Избранное. Индивид и космос. М.-СПб.: «Университетская книга», 2000. 654 с.

166. Квадратура смысла. Французская школа анализа дискурса. М.: «Прогресс», 1999.-416 с.

167. Клоссовски П. Симулякры Жоржа Батая. // Танатография Эроса. Жорж Ба-тай и французская мысль середины XX века. СПб.: «Мифрил», 1994. С. 81-89.

168. Князева Е.Н. Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М.: «Наука», 1994. 236 с.

169. Князева Е.Н. Синергетический вызов культуре. // Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М.: «Прогресс-Традиция», 2001 -536 с. С.243-261.

170. Козырев Б.М. Письма о Тютчеве. // Федор Иванович Тютчев. «Литературное наследство». Т. 97. Кн. 1. М.: «Наука», 1888. 709 с.

171. Кологривов, иеромонах Иоанн. Очерки по истории русской святости. Sira-cusa: «Istina», 1991.-421 с.

172. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. М.: «Педагогика-Пресс», 1994. 248 с.

173. Котылев А.Ю., Павлов А.А., Фадеева И.Е. Феноменология любви в истории европейской культуры. Сыктывкар: издательство Сыкт. ГУ, 2003. -260 с.

174. Кошелев А.Д. Описание когнитивных структур, составляющих семантику глагола «ехать». // «Логический анализ языка: языки динамического мира». / Под ред. Н.Д. Арутюновой. Дубна, 1999. 520 с.

175. Кошелев А.Д. Еще раз о значении имени существительного. // «Логический анализ языка: языки пространств». / Под ред Н.Д. Арутюновой и И.В. Леванти-ной. М.: «Языки русской культуры», 2000. 448 с. С. 38-46.

176. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика: язык тела и естественный язык. М.: «Новое литературное обозрение», 2002. 592 с.

177. Кристева Ю. Силы ужаса. Эссе об отвращении. Харьков: «Ф-Пресс», ХЦГИ, СПб.: «Алетейя», 2003. 256 с. (Серия «Гендерные исследования»).

178. Крушевский Н.В. Очерк науки о языке. Казань: типография Казанского университета, 1883.-4. 151 с.

179. Куайн У.В.О. Слово и объект. М.: «Логос», «Праксис», 2000. 386 с.

180. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: МГУ, 1996. 245 с.

181. Кубрякова Е.С. О понятиях места, предмета и пространства. // «Логический анализ языка: языки пространств». М.: «Языки русской культуры», 2000. С. 8492.

182. Культурология. XX век. Энциклопедия. Т. I-II. СПб: «Университетская книга», «Алетейя», 1998. 446 + 446 с.

183. Кучевский В.Б. Бытие и небытие. // «Категории. Философский журнал». М., 1997, № 1 (апрель, май, июнь).

184. Лабиринты одиночества. М.: «Прогресс», 1989 с. 624 с.2Ю.Лазарев В.Н. История Византийской живописи. М. «Искусство», 1986. 329 2. с + Табл (13 1.с. [209] л.

185. Лазарев В.Н. Русское искусство: от истоков до начала XVI века. М.: «Искусство», 2000. 537 с.

186. Лакан Ж. Функции и поле речи и языка в психоанализе. М.: «Гнозис», 1995. 192 с.

187. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. // Теория метафоры. Сб. статей. / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: «Прогресс», 1990. 490 с. С. 387-415.

188. Лакофф Д. Когнитивная семантика. // Язык и интеллект. Сборник. / Переводы с англ. и нем. / Сост. В.В. Петров. М.: «Прогресс», 1996. 416 с. С. 143184.

189. Лауэнштайн Д. Элевсинские мистерии. М.: «Энигма», 1996. 367 с.

190. Лебон Г. Психология народов и масс. Самара, 1998. 211 с.

191. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: «Педагогика Пресс», 1999. - 602 с.

192. Леви-Строс К. Первобытное мышление. М.: «Терра Книжный клуб», «Республика», 1999. - 392 с.

193. Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: «Языки русской культуры», 1998. 822 с.

194. Лейбин В.М. Фрейд, психоанализ и современная западная философия. М.: «Политиздат», 1990. 397 с.221 .Лейзерский В.М. Философия и неориторика. Киев: «Лыбидь», 1991. -192 с.

195. Леонтьев А.А. Деятельность. Сознание. Личность. М.: «Политиздат», 1977. -304 с.

196. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М.: «Смысл», СПб.: «Лань», 2003.-287 с.

197. Леонтьев А.Н. Деятельность и сознание. // «Вопросы философии», №12, 1972.

198. Леонтьев К. О Владимире Соловьеве и эстетике жизни» (по двум письмам). М.: «Творческая мысль», 1912. — 40 с.

199. Лессинг Э.Г. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии. М.: «Гослитиздат», 1957.-519 с.

200. Лидов A.M. Образ Небесного Иерусалима в восточнохристианской иконографии. // Иерусалим в русской культуре. Сб. статей. (Центр восточнохристианской культуры; сост. А. Баталов, А. Лидов). М.: «Наука», 1994. 222 с. С. 15-33.

201. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной психологии, СПб.: «Алетейя», 1998 160 с.

202. Лиотар Ж.-Ф. Феноменология. СПб.: Лабаратория методологических исследований философского факультута СпбГУ, «Алетейя», 2001. 160 с.

203. Лобанов С.Д. Бытие и реальность. М.: МГУ, 1999. 120 с.231 .Логический анализ языка: Культурные концепты. / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: «Наука», 1991. 203 1. с.

204. Логический анализ языка. Модели действия. / Отв. ред Н.Д. Арутюнова, Н.К. Рябцева. / Ин-т языкознания РАН. М.: «Наука», 1992. 166 с.

205. Логический анализ языка: Язык и время. / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова и Т.Е. Янко. М.: «Индрик», 1997.-352 с.

206. Логический анализ языка: Языки пространств. / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова и И.Б. Левантина. М.: «Языки русской культуры», 2000. 448.

207. Логический анализ языка: Язык этики. / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова, Т.Н. Янко, Н.К. Рябцева. М.: «Языки русской культуры», 2000. 444.

208. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М.: «Искусство», 1969. 715 с.

209. Лосев А.Ф. Логика символа. // «Контекст 1972. Литературно-теоретические исследования». М.: «Наука», 1973. С. 182-217.

210. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М.: «Искусство», 1975. 776 с.

211. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: «Искусство», 1976.-367 с.

212. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М.: «Мысль», 1978. 623 с.

213. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. М.: «Искусство», 1979-815 с.

214. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.: МГУ, 1982. 480 с.

215. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Последние века. Кн.1-2. М.: «Искусство», 1988. 414, 447 с.

216. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его время. М.: «Прогресс», 1990. 720 с.

217. Лосев А.Ф. Миф развернутое магическое имя. // Символ. Журнал христианской культуры при Славянской библиотеке в Париже. Париж, июль 1992 (28). -217-232.

218. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: «Мысль», 1993. 959 с.

219. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М.: «Центр ЭСИ», 1991. 288 с.

220. Лотман М.Ю. Мандельштам и Пастернак. Попытка контрастивной поэтики. Таллин: «Aleksandra», 1996. 175 с.

221. Лотман Ю.М. Избранные статьи в трех томах. Т. I. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллин: «Александра», 1992. 479 с.

222. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX века). СПб.: «Искусство», 1998. - 414 32. с.

223. Лоусон Т., Гэррод. Д. Социология. Словарь-справочник. А Я. М.: «Фаир-Пресс», 2000. - 608 с.

224. Лукман Т. О социологическом видении нравственности и нравственная коммуникация. // Социология на пороге XXI века. М.: «РУСАКИ», 1999. 360 с. С. 312-319.

225. Лукомский Л.Ю. Ямвлих Колхидский и неоплатонический синтез философии и теургии. // Ямвлих. О Египетских мистериях. М.: «Х.Г.С.,1995. 285 1. с.

226. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописании современного общества. // Социо Логос. Москва: «Прогресс», 1991. С. 194-216. - 480 с.

227. Лурия А.Р. Язык и сознание. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998. 413 с.

228. Лурье С. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л. «Наука», 1970. 664 с.

229. Михаил Бахтин как философ. / Отв. ред. Д.А. Гоготишвили, П.С. Гуревич. М.: «Наука», 1992. 252 с.

230. Маковский М.М. Сравнительный словарь символики в индоевропейских языках. Образы мира и миры образов. М.: «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1996.-416 с.

231. Маковский М.М. Язык Миф - Культура. Символы жизни и жизнь символов. М., 1996. - 329 с.

232. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: «Советский писатель», Ленинградское отделение, 1975. 526 с.

233. Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. М.: «Прогресс», «Культура», 1993. 351 с.

234. Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте, (психологическая топология пути). М.: «Ad Marginem»,1995. 547 с.

235. Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. М.: «Аграф». 1996. -320 с.

236. Мамардашвили М.К. Кантианские вариации. М.: «Аграф», 1997. 320 с.

237. Мамардашвили М. и Пятигорский А. Символ и сознание (метафизические рассуждения о сознании, символе и языке). Иерусалим. 1992; М.: «Языки русской культуры», 1997. 224 с.

238. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб: «Алетейя», 2000. 347 с.

239. Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван: Издательство АН Арм. ССР, 1969.-228 с.

240. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. Логико-методологический анализ. М.: «Мысль», 1983. 284 с.

241. Маркиз де Сад и XX век. М.: РИК «Культура», 1992. 256 с.

242. Маслоу А.Г. Мотивация и личность. СПб.: «Евразия», 1999. 478 с.

243. Масонство и русская культура. / Сост., пред. и коммент. В.И. Новикова. М.: «Искусство», 1998. 494 с.

244. Масонство и русская литература XYIII начала XIX века. / Ред В.И. Сахаров. М.: «Эдиториал», 2000. - 272 с.

245. Массовая культура и массовое искусство: «за» и «против». М.: «Гуманитарий», 2003.-512 с.

246. Mathesis. Из истории античной науки и философии. М.: «Наука», 1991. -255 1. с.

247. Матурана У. Биология познания. // Язык и интеллект. Сборник. / Переводы с англ. и нем. / Сост. В.В. Петров. М.: «Прогресс», 1996. 416 с. С. 95-142.

248. Матусова Е.Д. Филон Александрийский комментатор Ветхого Завета. // Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. М., Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина», 2000.-451 с. С.7-50.

249. Матхаузерова С. Слово о Законе и Благодати Иллариона и древнеславян-ская традиция. // Контекст-1990. Литературно-теоретические исследования. М.: «Наука», 1990. С. 84-87.

250. Мейендорф И. Византийское богословие. Историческое направление и вероучение. М.: «Когелет», 2001. 432 с.

251. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. Л.: «Наука», 1976. 407 с.

252. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: Издат. Российского государственного гуманитарного университета, 1994. 136 с.

253. Мельчук И.А. Смысл Текст. Семантика. Синтаксис. М.: «Языки русской культуры», 1999. I-XXII + 346 с.

254. Меркулов И.П. Мировосприятие Аристотеля: силлогизм как модель реальности. // «Категории. Философский журнал». М., 1997. № 1 (апрель, май, июнь).

255. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб: «Ювента», «Наука», 1999. -606 с.

256. Мечковская Н.Б. На семиотическом перекрестке: мотивы движения тела в невербальной коммуникации, в языке и метаязыке. // «Логический анализ языка: языки динамического мира». Дубна, 1999. 520 с.

257. Мид М. Культура и мир детства. М.: Главная редакция Восточной литературы, 1988.-420 с.

258. Микешина J1.A., Опенков М.Ю. Метафора оптическая. // Культурология. XX век. Энциклопедия. Т. I. СПб: «Университетская книга», «Алетейя», 1998. -446 с.

259. Минаева JT.B. Мультимодусность текстов печатных СМИ и рекламы. // Вестник МГУ. Сер 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2002, №4. С.26-33.

260. Минц З.Г. Блок и русский символизм. Избранные труды: в 3 кн. Поэзия и проза Александра Блока. Кн. 1. СПб.: «Искусство», 1999. 727 с.

261. Мир и фильмы Андрея Тарковского. Размышления. Исследования. Воспоминания. Письма. М.: «Искусство», 1990. 398 с.

262. Мистическое богословие. Киев. Издательство Христианской благотворительной просветительской ассоциации, 1991. 392 с.

263. Мифология коми. Энциклопедия Уральских народов. Том I. Москва Сыктывкар: Издательство ДИК, 1999. - 480 с.

264. Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. Т. 1-2. М.: «Советская энциклопедия», 1987.

265. Моделирование функциональных систем. / Под общ. Ред. К.В. Судакова, В.А. Викторова. М.: РАМН, МАН, 2000. 253 с.

266. Моисеев В.И. Феномен «сильной» синергетики: ментальное моделирование «ктойности» и саморазвития. // Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М.: «Прогресс-Традиция», 2001 536 с. С. 382-399.

267. Моран Э. Необходимость реформы мышления. // Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М.: «Прогресс-Традиция», 2001 -536 с. С. 334-342.

268. Моррис Ч.У. Основания теории знаков. // Семиотика. Антология. М.: «Академический проект»; Екатеринбург: «Деловая книга», 2001. 702 с.

269. Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. / Пер. с чеш. Вст. Ст. Ю.М. Лотмана. М.: «Искусство», 1994. 605 с. («История эстетики в памятниках и документах»)

270. Мюллер Л. К вопросу о догматическом содержании «Троицы» святого Андрея Рублева. // Контекст-1990. Литературно-теоретические исследования. М.: «Наука», 1990. С. 88-110.

271. Нанси Ж.-Л. Corpus. М.: «Ad Marginem», 1999. 255 с.

272. Неклюдова М.Г. Традиции и новаторство в русском искусстве XIX начала XX века. М.: «Искусство», 1991. - 396 с.

273. Мысливец И. Происхождение «Деисуса». // Византия, южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. М., 1973.

274. Налимов В.В. Непрерывность против дискретности в языке и мышлении. Тбилиси: Издание Тбилисского университета, 1978. 83 с.

275. Налимов В.В. Спонтанность сознания. М.: «Прометей», 1989. 287 с.

276. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. М.: «Прогресс», 1993. 280 с.

277. Налимов В.В. Искушение Святой Руси. Томск Москва: «Водолей», 2002. -288 с.

278. Немецкое философское литературоведение наших дней. Антология. СПб.: Издательство СПб университета; Новая Петербургская библиотека: коллекция «Память века», 2001. 552 с.

279. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. История: миф, время, загадка. М.: «Гнозис», 1994. 208 с.

280. Новиков В.И. Масонство и русская культура. М.: «Искусство», 1998. 495с. ЗЮ.Нойман Э. Происхождение и развитие сознания. М.: «Рефл-бук», К.: «Вак-лер», 1998.-464 с.

281. Опыты. Литера1урно-философский ежегодник. / Составитель А.В. Гулыга. М.: «Советский писатель», 1990. -480 с.

282. Павилёнис Р.И. Проблема смысла. М.: «Мысль», 1983. 286 с.

283. Падучева Е.В. Семантические исследования. М.: «Языки русской культуры», 1996. 464 с.

284. Пайман А. История русского символизма. М.: «Республика», 2000. 415 с.

285. Св. Григорий Палама. Беседы. Кн. 1-3. М.: «Свято-Преображенский Валаамов монастырь», 1994. 257, 248, 259 с.

286. Св. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих. М.: «Канон», 1995. 384 с.

287. Панофски Э. Готика и схоластика. // Богословие в культуре средневековья. Киев.: «Христианское братство («Путь к истине»)», 1992. 384 с. С.52-77.

288. Панофски Э. IDEA. К истории понятия в теориях искусства от античности до классицизма. Спб, АХЮМА, 1999. XII + 278 с.

289. Панофский Э. Смысл и толкование изобразительного искусства. СПб: «Академический проект», 1999. 394 с.323 .Переходные процессы в русской художественной культуре. М.: «Наука», 2003.-495 с.

290. Перспективы метафизики: классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков. / Под ред. Г.Л. Тульчинского, М.С. Уварова. СПб.: «Алетейя», 2000.-415 с.

291. Пиаже Ж., Инельдер Б. Генезис элементарных логических структур. Классификация и сериация. М.: «Просвещение», 1963. -448 с.

292. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. Психология интеллекта. Генезис числа у ребенка. М.: «Просвещение», 1969. 659 с.

293. Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение. // Семиотика. Антология. / Сост. Ю.С. Степанов. М.: «Академический проект», Екатеринбург: «Деловая книга», 2001. С. 98-111;

294. Пиаже Ж. Схемы действия и усвоение языка. // . Семиотика. Антология. / Сост. Ю.С. Степанов. М.: «Академический проект», Екатеринбург: «Деловая книга», 2001. С. 144-148.

295. Пирс Ч.С. Избранные философские произведения. М.: «АОГОс;», 2000. -448 с.

296. Пирс Ч.С. Принципы философии. Т. I. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. 224 с.

297. Пирс Ч.С. Принципы философии. Т. И. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. 320 с.

298. Плотин. Эннеады. Киев: «Уцим-Пресс», 1995. 392 с.

299. Потебня А.А. Собрание трудов: Мысль и язык. М.: «Лабиринт», 1999.300 с.

300. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. М.: «Лабиринт», 2000. -480 с.

301. Порфирий. О пещере нимф. // А.Ф. Лосев. История античной эстетики. Т. 7. Последние века. Кн. II. М.: «Искусство», 1988. 447 с. С. 383-394.

302. Порфирий. Об изваяниях. // А.Ф. Лосев. История античной эстетики. Т.7. Последние века (III-VI века). Кн. II. М.: «Искусство», 1988.- 447 с. С.З83-394.

303. Поршнев Б.В. О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии. М.: «Мысль», 1974. 487 с.

304. Посконина О.В. Николас Луман о политических и юридических подсистемах общества. Ижевск: УдмГУ, 1997. 124 с.

305. Поснов М.Э. Гностицизм и борьба Церкви с ним во II веке. Киев: Типография акционерного общества «Петр Барский», 1912. 2. 59 с.

306. Поспелов Г.Г. Русское искусство XIX века. Вопросы понимания времени. Очерки. М.: «Искусство», 1997. 288 с.

307. Почепцов Г.Г. История русской семиотики до и после 1917 года. Учебно-справочное издание. М.: «Лабиринт», 1998. 336 с.

308. Почепцов Г.Г. Семиотика. М.: «Редл-бук», К.: «Ваклер», 2002. 432 с.343 .Преступная толпа. М.: Институт психологии РАН, Издательство «КСП+», 1999.-320 с.

309. Пресняков О. Поэтика познания и творчества. Теория словесности А.А. По-тебни. М.: «Художественная литература», 1980. 218 с.

310. Принцип дополнительности и материалистическая диалектика. / Отв. ред. Л.Б. Баженов. М.: «Наука», 1976. 367 с.

311. Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М.: «Наука», 1986. 255 с.

312. Проблемы прикладной лингвистики-2001. М.: «Азбуковник», 2001. 360 с.

313. Проективный философский словарь. Новые термины и понятия. / Под ред. Г.Л. Тульчинского и М.Н. Эпштейна. СПб.: «Алетейя», 2003. 512 с. (Серия «Тела мысли»).

314. Пронин Е.И. Информация и этика. // Вестник МГУ. Серия 10. Журналистика. № 1,2004. С. 5-23.

315. Пропп В.Я. Собрание трудов: Морфология / Исторические корни волшебной сказки. М.: «Лабиринт», 1998. 512 с.

316. Прохоров Г.М. Памятники переводной и Русской литературы XIY-XY веков. М.: «Наука», Ленинградское отделение, 1987. 292 1. с.

317. Пятигорский А. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. Париж, «Синтаксис», 1982; М.: «Языки русской культуры», 1996. 280 с.

318. Радлов Э. Владимир Соловьев. Жизнь и учение. М.: «Путь», 1913. 98 с.

319. Радлов Э.Л. Очерк истории русской философии. Пб.: «Наука и школа», 1920. 98 1. с.

320. Ранние формы искусства. / Сост. С.Ю. Неклюдов, отв. ред. Е.М. Мелетин-ский. М.: «Искусство», 1972. 479 с.

321. Рассел Б. Исследование значения и истины. М.: «Дом интеллектуальной книги», «Идея-Пресс», 1999. 400 с.

322. Раушенбах Б.В. Пространственные построения в живописи. Очерк основных методов. М.: «Наука», 1980. 288 с.

323. Рациональность на перепутье. В 2-х книгах. Кн. 1. / Отв. ред. В.Н. Лекторский. М.: «РОСПЭН», 1999. 368 с. Кн. 2. / Отв. ред. П.П. Гайденко. М.: «РОС-ПЭН», 1999.-464 с.

324. Резниченко А.И. Категория имени и опыты онтологии: Булгаков, Флоренский, Лосев. // Вопросы философии, 2004, № 8. С. 134-145.

325. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: «МЕДИУМ», «Академия-Центр», 1995.-415 с.

326. Рикёр П. Герменевтика и психоанализ. Религия и вера. М.: «Искусство», 1996.-270 с.

327. Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1-3. М.-СПб: ЦГНИИ ИНИОН РАН «Культурная инициатива», «Университетская книга». Т. I. Интрига и исторический рассказ. 1998. 313 е.; Т.П. Конфигурации в вымышленном рассказе. 2000 - 224 с.

328. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. / Отв. ред Б.Ф. Егоров. Л.: «Наука», 1974. 299 с.

329. Розанов В.В. Уединенное. М.: «Политиздат», 1990. 543 с. (Мыслители XX века).

330. Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. М: «ОГИ», 2000. 150 с.

331. Руднев В.П. Феноменология события. // «Логос. Философско-литературный журнал». М., «Гуюа<», 1993, №3. С. 226-238.

332. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М.: «Аграф», 1999.-382 с.

333. Руднев В.П. Прочь от реальности. Исследования по философии текста. II. М.: «Аграф», 2000. 432 с.

334. Садохин А.П. Этнология: Учебник. М.: «Гардарики», 2000. 256 с.

335. Сарабьянов Д.В. Федотов и русская культура 40-х годов XIX века. М.: «Искусство», 1973. 226 с.

336. Сарабьянов Д.В. Русская живопись XIX века среди европейских школ: Опыт сравнительного исследования. М.: «Советский художник», 1980. 261 с.

337. Сарабьянов Д.В. Стиль модерн: Истоки. История. Проблемы. М.: «Искусство», 1999.-293 1. с.

338. Сахаров В.И. Роман. Проза эпохи классицизма. // Русский и западноевропейский классицизм. Проза. / Под ред. В.И. Сахарова. М.: «Наука», 1982. - 391 с. С. 229-234.

339. Сахаров В.И. Романтизм и масонство в России (К проблеме метода и преемственности). // Романтизм и его исторические судьбы. Материалы международной научной конференции. Ч.Н. Тверь, 1998. 149 с. С.3-6.

340. Сахаров В.И. Масонская проза: история, поэтика, теория. // Масонство и русская литература XYIII начала XIX века. М.: «УРСС, Эдиториал», 2000. -272с.

341. Сахаров В.И. Судьбы масонской литературы в начале XIX века. // Масонство и русская литература XYIII начала XIX века. / Сост., пред. и коммент. В.И. Новикова. М.: «Искусство», 1998. - 494 с.

342. Сахаров В.И. Иероглифы вольных каменщиков. // Масонство и русская литература XYIII начала XIX века. / Под ред. В.И. Сахарова. М.: «Жираф», 2000. -214 с.

343. Свасьян К.А. Проблема символа в современной философии. Ереван, АН АрмССР, 1980. 226 с.

344. Свасьян К.А. Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика. Ереван, АН АрмССР, 1987. 198 с.

345. Свасьян К.А. Философия символических форм Эрнста Кассирера: критический анализ. Ереван, АН АрмССР, 1989. 237 с.

346. Светлов Р.В. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика. СПб, 1996. 478 с.

347. Светлов Р.В. Гнозис и экзегетика. СПб: «Российский христианский гуманитарный институт», 1998. 480с.

348. Семенова С. О бессмертии. // Опыты. Литературно-философский ежегодник. / Составитель А.В. Гулыга. М.: «Советский писатель», 1990. С. 92-136.

349. Семенцов B.C. Проблема трансляции традиционной культуры на примере судьбы Бхагавадгиты. // Восток-Запад. Исследования, переводы, публикации. М.: «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1988. 291 с. С. 5-32.

350. Семиотика. Антология. / Сост. Ю.В. Степанов. М.: «Академический проект»; Екатеринбург: «Деловая книга», 2001. 702 с.

351. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: «Прогресс», «Универс», 1993. 656 с.

352. Серов Н.В. Античный хроматизм. СПб.: «Лисс», 1995. 477 с.

353. Сигеле С. Преступная толпа. Опыт коллективной психологии. // Преступная толпа. М.: Институт психологии РАН, Издательство «КСП+», 1999. 320 с. С.13-116.

354. Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М.: «Прогресс-Традиция», 2001. 536.

355. Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление в науке и искусстве. / Сост. и отв. ред. В.А. Копцик. М.: «Прогресс-Традиция», 2002. 496 с.

356. Синергия. Проблемы аскетики и мистики православия. Научный сборник под общей редакцией С.С. Хоружего. М.: «Ди-Дик», 1995. 368 с.

357. Системные аспекты психической деятельности. / Под общ. ред. Акад. РАМН, проф. К.В. Судакова. М.: «Эдиториал УРСС», 1999. 272 с.

358. Системные исследования. Ежегодник 1969. М.: «Наука», 1969. 293 с.

359. Скатов Н. Некрасов. Современники и продолжатели. Очерки. М.: «Советская Россия», 1986. 336с.

360. Смирнов И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Пастернака. СПб: СПб университет, Языковой центр, 1995. 191 с.

361. Смирнов И.П. Бытие и творчество. Приложение к альманаху «Канун». Выпуск 1. СПб.: РАН, ИР ЛИ (Пушкинский дом), 1996. 192 с.

362. Смирнов И.П. Смысл как таковой. СПб.: «Академический проект», 2001. -352 с.

363. Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник. Страны Западной Европы и США. Концепции, школы, термины. М.: «INTRADA», 1993. 319 с.

364. Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи XY-XY1I веков. Реальность и символика. М.: «Изобразительное искусство», 1994. 286 с.

365. Соколов М.Н. Вечный Ренессанс. Лекции о морфологии культуры Возрождения. М., «Прогресс Традиция», 1999. - 424 с.

366. Соколов М.Н. Время и место. Искусство Возрождения как перворубеж виртуального пространства. М.: «Прогресс-Традиция», 2002. 384 с.

367. Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура. Сб. статей в честь Н.Д. Арутюновой. / Отв. ред. Ю.Д. Апресян. М.: «Языки славянской культуры», 2004. -880 с. (Язык. Семиотика. Культура.)

368. Соловьев B.C. Сочинения в 2-х томах. Т. I-II. М.: «Мысль», 1988. 892 2. + 822 [2] с. - (Философское наследие. Т. 104-105).

369. Соловьев B.C. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М.: «Книга», 1990. 574 с.

370. Соловьев С.С. Идея церкви в поэзии Владимира Соловьева. // «Богословский вестник». Сергиев Посад: Типография Троицко-Сергиевой Лавры 1915. Январь, февраль. 528 с. С. 59-86.

371. Соломоник А. Семиотика и лингвистика. М.: «Молодая гвардия», 1995. -352 с.

372. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.: «Политиздат», 1992. -543 с.

373. Сорокин П. Социальная и культурная динамика. Исследования изменений в больших системах искусства, истины, этики, права и общественных отношений. СПб.: РХГИ, 2000. 1056 с.

374. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М.: «Прогресс», 1977. 695 с.

375. Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. М.: «Прогресс», 1990. 280 с. («Языковеды мира»).

376. Степанов Ю.С. Семиотика. М.: «Прогресс», 1971. 167 с.

377. Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М.: «Языки русской культуры», 1998. 780 с.413'.Степанов Ю.С. Константы русской культуры. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: «Языки русской культуры», 1997. 824 с.

378. Степун Ф. Трагедия мистического сознания. Опыт феноменологической характеристики. // «Логос». Международный ежегодник по философии культуры». Русское издание. М.: «Мусагет», 1910. Кн. II-III. С. 115-140.

379. Степун Ф. Жизнь и творчество // «Логос. Международный ежегодник по философии культуры». М.: «Мусагет», 1913. Кн. III-IY. С. 98-130.

380. Столяр А.Д. О генезисе изобразительной деятельности и ее роли в становлении сознания (К постановке проблемы). // Ранние формы искусства. М.: «Искусство», 1972. 479 с. С.31-76.

381. Столяр А.Д. Происхождение изобразительного искусства. М.: «Искусство», 1985.-298 с.

382. Столяров А. Тертуллиан: Эпоха, жизнь, учение. // Тертуллиан К.С.Ф. Избранные сочинения. М.: «Прогресс», 1994. 448 с. С.7-36.

383. Страх. Антология. Философские маргиналии профессора П.С. Гуревича. М.: «Алетейя». 1998. 408 с.

384. Страхов Н. Борьба с Западом в нашей литературе. Кн. 2. «Ход нашей литературы, начиная от Ломоносова». СПб, 1883. -2А2 с.

385. Структурализм: «за» и «против». / Под ред Е.Я. Басина и М.Я. Полякова. М.: «Прогресс», 1975. -468 с.

386. Структурно-семиотические исследования в археологии. Том 1. Донецк: ДонНУ, 2002.-342 с.

387. Судаков К.В. Теория функциональных систем. М., 1996. 96 с.

388. Судаков К.В. Информационные процессы в функциональных системах организма. // Энергоинформационные поля функциональных систем. М.: НИИ нормальной физиологии им. П.К. Анохина. РАМН, 2001. 518 с. С.49-127.

389. Сулимов В.А. Текстовая деятельность. Культура. Коммуникация. Сыктывкар, 2003.-96 с.

390. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Символ и знак в современном политическом дискурсе. // Лингвистика. Бюллетень Уральского лингвистического общества. Т. 12, 2003. С. 129-139.

391. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Коммуникативное пространство современной культуры: знаки и символы. // Философские науки. 2004, № 4. С.28-42.

392. Султанов А.Х. Слово как вещь, явленная в смысле. // Проблемы прикладной лингвистики 2001. Сборник статей. / Отв. ред. А.И. Новиков. М.: «Азбуковник», 2001. - 360 с. С. 276- 294.

393. Тамарченко Е.Д. Факт бытия в реализме Пушкина. // Контекст-1991. Литературно-теоретические исследования. М.: «Наука», 1991. С. 135-166.431 .Танатография Эроса. Жорж Батай и французская мысль середины XX века. СПб.: «Мифрил», 1994. VI + 346 с.

394. Тарановский К. О поэзии и поэтике. М.: «Языки славянской культуры», 2000. 432 с.

395. Таруашвили Л.И. Тектоника визуального образа в поэзии античности и христианской Европы. К вопросу о культурно-исторических предпосылках ордерного зодчества. М.: «Языки русской культуры», 1998. 376 с.

396. Татаркевич В. Античная эстетика. М.: «Искусство», 1977. 327 с.

397. Теория метафоры. Сб. статей. / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М.: «Прогресс», 1990.- 512 с.

398. Творения преподобного Максима Исповедника. М.: «Мартис», 1993. 353 с.

399. Тертуллиан К.С.Ф. Избранные сочинения. М.: «Прогресс», «Культура». 1994. 448 с.

400. Текст. Интертекст. Культура. М.: «Азбуковник», 2001. 608 с.

401. Тертуллиан К.С.Ф. Избранные сочинения. М.: «Прогресс». 1994. 448 с.

402. Тодоров Ц. Поэтика. // Структурализм: «за» и»против». М.: «Прогресс», 1975. С. 37-113.

403. Тодоров Ц. Теории символа. М.: «Дом интеллектуальной книги», 1999. -408 с.

404. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. М.: «Дом интеллектуальной книги», 1999. 144 с.

405. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: «Аспект Пресс», 1999. -334 с.

406. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. I. Первый век христианства на Руси. М.: «Гнозис», Школа «Языки русской культуры», 1996.-875 с.

407. Топоров В.Н. Святость и святые Древней Руси. Т. III. Три века христианства на Руси. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 864 с.

408. Трубецкой С.Н. Сочинения. М.: «Мысль» («Философское наследие». Т. 128), 1994.-816 с.

409. Тукалевский В.И., Новиков Н.И., Шварц И.Г. История масонства. Великие цели, мистические искания, таинства обрядов. Т. I. М. «Эксмо-Пресс», 2002. -720 с. С. 254-319.

410. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: «Советский писатель», 1977.-574 с.

411. Тюпа В.И. Аналитика художественности: введение в литературоведческий анализ. М.: «Лабиринт», РГПУ, 2001.- 192 с.

412. Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт XYII века. // Сборник статей к 70-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту: Тартуский государственный университет, 1992. 567 с.

413. Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. М.: Языки русской культуры. Малая серия», 2000. 128 с.

414. Успенский Б.А. Царь и император. Помазание на царство и семантика монарших титулов. М.: «Языки славянской культуры», 2000. 144 с.

415. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: «Азбука», 2000. 352 с.

416. Успенский Б.А. Этюды о русской истории. СПб.: «Азбука», 2002. 480 с.

417. Фадеева И.Е. Народное искусство как пластический фольклор. // Советское искусствознание' 78. М.: «Советский художник», 1979. С. 284-305.

418. Фарино Е. Введение в литературоведение. Варшава, Panstwowe Wydawnictwo Naukwe, 1991. 646 с.

419. Федотов Г.П. Святые древней Руси. Париж, YMCA-PRESS, 1985.-241 с.

420. Филмор Ч. Фреймы и семантика понимания. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. «Когнитивные аспекты языка». М.: «Прогресс», 1988. -320 с. С.52-91.

421. Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. М.: «Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина», 2000. 451 с.

422. Философия. Логика. Язык. М.: «Прогресс», 1987. 336 с.

423. Философия языка и семиотика. Ивановский государственный университет. Иваново. 1995.-230 с.

424. Флайер М.С. Церковь Спаса на Крови. Замысел. Воплощение. Осмысление. // Иерусалим в русской культуре. Сб. статей. (Центр восточнохристианской культуры; сост. А. Баталов, А. Лидов). М.: «Наука», 1994. 222 с. С. 182-204.

425. Флоренский П. Столп и утверждение истины. Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах. М.: «Путь», 1914. 809 с.

426. Флоренский П. Из богословского наследия. // «Богословские Труды». Сб. 17. М. 1977.

427. Флоренский П.А. У водоразделов мысли. / Флоренский П.А. Т. 2. М.: «Правда», 1990.-446 1. с.

428. Флоренский П.А. Избранные труды по искусству. М.: «Изобразительное искусство», 1988. (Центр изучения, охраны и реставрации наследия священника Павла Флоренского). 285 с.

429. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Париж: «YMCA Press», 1988. - 601 с.

430. Флоровский Г.В. Corpus Areopagiticum. // Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. СПб: «Глагол», СПб гуманитарный университет, 1997. 187 с. С. IX-XXXII.

431. Флоровский Г.В. Естественное богословие Иоанна Дамаскина. // Иоанн Да-маскин. Диалектика или философские главы. М.: «Екклесия Пресс», 1999. 347 с.

432. Фрагменты ранних греческих философов. / Отв. ред. И.Д. Рожанская. 4.1. М.: «Наука», 1989.-575 1. с.

433. Французская семиотика. От структурализма к постструктурализму. М.: «Прогресс», 2001. 536 с.

434. Фрёге Г. Логические исследования. Томск: «Водолей», 1997. 128 с.

435. Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого «Я». // Преступная толпа. М.: Институт психологии РАН, Издательство «КСП+», 1999. 320 с.

436. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: «Наука», 1978. 605 с.

437. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: «Лабиринт», 1997. 448 с.

438. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: «Республика», 1994.-447 с.

439. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб: «А-cad» 1990. 406 с.

440. Хакен Г. Синергетитка. Иерархии неустойчивости в самоорганизующихся системах и устройствах. М.: "Мир", 1985. 423 с.

441. Хализев В.Е. Мифология XIX XX веков и литература. // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 2000. № 3.

442. Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб: Гуманитарное агентство «Академический проект». Серия «Современные западные русисты», 1999. 512 с.

443. Хайдеггер М. Учение Платона об истине. // Работы М. Хайдеггера по культурологии и теории идеологий (европейский нигилизм). Сборник обзоров. М., 1981.

444. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: «Республика» («Мыслители XX века»), 1993.-447 с.

445. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: «Ad Marginem», 1997. 420 с.

446. Хёйзинга Й. Осень средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах. М.: «Наука», 1988. 539 1. с.

447. Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования. М.: «Прогресс», 1980.-447 с.

448. Холенштайн Э. Универсальная семиотика. // Философия языка и семиотика. Иваново: «Ивановский государственный университет», 1995. 230 с.

449. Хомский Н. Язык и мышление. М.: МГУ, 1972. 122 с.

450. Хоружий С.С. Миросозерцание Флоренского. Томск: «Водолей», 1999. -159 с.

451. Хотинец В.Ю. Этническая идентичность и толерантность. Екатеринбург, 2002.- 124 с.

452. Хренов Н.А. Социально-психологические аспекты взаимодействия искусства и публики. М.: «Наука», 1981. 304 с.

453. Хренов Н.А. Культура в эпоху социального хаоса. М.: «Едиториал УРСС», 2002. 448 с.

454. Художественное произведение и личность. Теории, школы, концепции (критические анализы). / Отв. ред. Ю.Б. Борев. М.: «Наука», 1975. 301 с.

455. Художественный образ и структура. Теории, школы, концепции (критические анализы). / Отв. ред. Ю.Б. Борев. М.: «Наука», 1975 231 с.

456. Художественный текст и контекст реальности. Теории, школы, концепции (критические анализы). / Отв. ред. Ю.Б. Борев, О.В. Егоров. М.: «Наука», 1977. 180 с.

457. Художественный язык средневековья. / Отв. ред. В.А. Карпушин. М. «Наука», 1982.-272 с.

458. Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегося общества. М., 1994. 238 с.

459. Человек в системе наук. М.: «Наука», 1989. 504 с.

460. Человек и культура. Индивидуальность в истории культуры. / Отв. ред. А.Я. Гуревич. М.: «Наука», 1990. 240 с.

461. Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации. Екатеринбург: Уральский ГПУ, 2003. 248 с.

462. Швейцер А. Мировоззрение индийских мыслителей. Мистика и этика. М.: «Алетейя», 2002. 288 с. - (Традиции. Религия. Культура.)

463. Шестаков В.П. От этоса к аффекту. История музыкальной эстетики от античности до XVIII века. Исследование. М.: «Музыка», 1975.- 351 с.

464. Шестов JI. Власть ключей. Берлин: «Скифы», 1923.-231 с.

465. Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения в двух томах. Т. II. М., «Мысль», 1989. 636 с.

466. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. T.I-II. М., «Искусство», 1983. -479 + 448 с.

467. Шмеман А. Евхаристия. Таинство царства. М., «Паломник», 1992. 304 с.

468. Ю.Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т.1. Гештальт и действительность. М.: «Мысль», 1993. 663 1. с. 511 .Шпет Г.Г. Явление и смысл. Феноменология как основная наука и ее проблемы. М.: «Гермес», 1914. - 8. 219 е.

469. Шпет Г.Г. Источники диссертации Чернышевского. // «Новое литературное обозрение», № 53 (2002). 448 с. С. 6-48.

470. Шукуров Ш.М. Образ храма. Imago Templi. М.: «Прогресс- Традиция», 2002.-496 с.

471. Эйхенбаум Б.М. О литературе. М.: «Советский писатель», 1987. 541 с. 515.Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб: «Петрополис», 1998.-431 с.

472. Экономцев Иоанн, игумен. Православие. Византия. Россия. М. 1992. 230 1.с.

473. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: «Инвест ППП», СТ «ППП», 1996. - 240 с. 518.Элиаде М., Кулиано И. Словарь религий, обрядов, верований. М.: «Рудоми-но», СПб.: «Университетская книга», 1997. - 414 с.

474. Эрн В.Ф. Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение. М.: «Путь», 1912. -342 1. с.

475. Эрн В.Ф. Борьба за Логос. // Эрн В.Ф. Сочинения. М.: «Правда», 1991. 575 с. С. 11-294.

476. Эстетика немецких романтиков. М.: «Искусство», 1987. 736 с. 524.Эткинд А. Эрос невозможного: история психоанализа в России. СПб.: «МЕДУЗА», 1993. - 374 с.

477. Эткинд А. Содом и Психея: очерки интеллектуальной истории серебряного века. М.: «ИЦ Гарант», 1996. - 374 с.

478. Юнг К.Г. Собрание сочинений. Психология бессознательного. М.: «Канон», 1994. 320 с. (История психологической мысли в памятниках»).

479. Юнг К.Г. Человек и его символы. М.: «Серебряные нити», 1997. 368 с.

480. Юрганов A.J1. Категории русской средневековой культуры. М.: «Мирос», Институт «Открытое общество», 1998. 448 с.

481. Язык и интеллект. Сборник. / Переводы с англ. и нем. / Сост. В.В. Петров. М.: «Прогресс», 1996. 416 с.

482. Якобсон P.O. Поэзия грамматики и грамматика поэзии. // Poetics. Poetika. Поэтика. Warszawa: UNT, 1963. 223 с.

483. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика. // Структурализм: «за» и «против». М.: «Прогресс», 1975. С. 193-230.

484. Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: «Прогресс», 1987. 464 с.

485. Роман Якобсон. Тексты, документы, исследования. М.: «Российский гуманитарный университет», 1999 920 с.

486. Ямвлих. О египетских мистериях. М. 1995. 222 с.

487. Ямпольский М. Демон и лабиринт. Диаграммы, деформации, мимесис. М.: Новое литературное обозрение; Научное приложение, 1996. Вып. VII. 335 с.

488. Янушевич А.С. Жуковский и масонство. // Масонство и русская литература XYIII начала XIX века. М.: «Эдиториал», 2000. - 272 с.

489. Cassirer Е. An Essey on Man. En introduction to a philosophy of Human Culture. New Haven, 1947. P.336,Z69.

490. Cassirer E. The Philosophy of symbolic forms. Vol. 1-2. New Haven, 1973. P. 450.

491. Chafe W.L. Language as symbolization. // Language. Vol. 43, № 1. P. 1-26.

492. Communication. Culture in translation. Academial Kiado, Budapest, 2000. P. 186.

493. Cultural, Psychological and Typological issues in Cognitive Linguistics. Selected papers of The Bi-annualical meeting in Albuquekque, 1995. Ed. By Masako K. Hirada, Chkis Sinha, Shtrman Wilcox. Amsterdam / Philadelphia, 1995. P. 463.

494. Diyk T. A., van. Prejudice in discourse: An analysis of ethnic prejudice in cognition and conversation. Amsterdam, 1984. P. 170.

495. Dijk T. A., van. Text and context: Explorations in the semantics and the pragmatics of discourse. London, New York: Longman, 1980. P. 261.

496. Elgin C.Z. With reference to reference. // Foreword by Nelson Goodman. Indianapolis, Cambridge, 1983. P. 1-2.

497. НШ Т.Е. Contemporary Theories of Knowledge. New York, 1961.~52P3p.

498. Hutcheon L. Intertextuality. // International Enciclopedia of Communication, 2. / Ed. Barnoun E. New-York London: Oxford Univ. Press, 1989. P. 349-351.

499. Jakobson R. Linguistics and Poetics. // Style in Language. Symposium. / Ed. Se-beok Th. Cambridge, Mass, 1960. P. 350-377.

500. Frej J. Die Bildersprache der Johannesapokalypse. // Zeitschrift fur Teologie und Kirhe. Munchen, 2001. Bd. 98, H.2. S. 161-185.

501. Katz J.J. The neoclassical theory of reference. // Contemporary perspectives in the philosophy of language. Minneapolis, 1979. P. 103-124.

502. Kosslyn S.M. Image and Mind. Cambridge (Mass), 1980. -B0O p.

503. Kronfeld A. Reference and communication: An essay in applied philosophy of language. Cambridge, 1990.

504. Lakoff G. Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind. Chicago Univ. Press, 1980.-6 И p>.

505. Langacker R.W. Concept, image, and symbol: The cognitive basis of grammar. Berlin, 1991.-395 p.

506. Lyotard J.-F. The Postmodern Condition. Manchester, 1984.

507. Metaphor and Thought. Cambridge, 1979. p.

508. Metaphor: Problems and Perspectives. Brighton, 1982. 171 p.

509. Mitchell W. Thomas. Picture Theory: Essays on Verbal and Visual Representation. Chicago and London: The University of Chicago Press, 1994. 327 p.

510. Paivio A. Imagery, language and semantic memory. // International journal of psycholinguistics, 1978, №5. P.31-47.

511. Paivio A. Mental representations. A dual coding approach. New York: Oxford Univ. Press; Oxford: Clarendon Press, 1986. P. 322. (Oxford psychologe ser.: N.Y.)

512. The Philosophy of Language. Oxford University Press, 1971. P. 150.

513. Popovic A. Aspects of Metatext. // Canadian Review of Comparative Literature. CRCL, 1976.-P. 225-235.

514. Riffater M. Text production. New-York, Columbia Univ. Press, 1983. 340 p.

515. Riffaterre M. Intertextuality vs. Hipertextuality. // New Literary History 25: 4, 1994. P. 779-788.

516. Rorty R. Philosophy and the Mirror of Nature. Princeton University Press. Princeton, new Jersey, 1980. 401 p.

517. Rorty R. Nineteenth-Century Idealism and Twentieth-Century Textualism. // Consequences of Pragmatism. Minneapolis: Univ. Of Minnesota Press, 1982. P. 139159.

518. The Philosophy of Language. Oxford Univ. Press, 1971. 150 p.

519. Wheeler Harvey, editor. The Structure of Human Reflexion. The Reflexion Psychology of Vladimir Lefevre. New York, Peter Lang Publishing, 1990. 210 p.

520. Wirth U. The struggle for interpretation: Eco's adductive theory of interpretation between semiotics, deconstruction, and hermeneutics. // American Journal of semiotics. Cambridge (Mass.), 2001. Vol. 17, № 1. P 125-130.