автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Теория и практика литературоведческого постструктурализма: деконструктивизм в критике США и Франции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Теория и практика литературоведческого постструктурализма: деконструктивизм в критике США и Франции"

"I д. + ■ '

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫ/! УНИВЕРСИТЕТ им. М.В, ЛОМОНОСОВА

Филологичэский факультет

На правах рукописи

ИЛШН Илья Петрович

теошя и практика литературоведческого поотструктурализма:

- даонстршивиам в кишке сша и франции

Специальность 10.01.05 - Литература стран Западной Европы, Америки и Авотралил

Л в I о р 8 | э ра I

диссертации на ооисканиа ученой стопани доктора филологических наук

Москва 1992

„Работа выполнена на ка^.;-дрс история варубеглой литературы филологического факультета Косковсясго государственного университета им.М.В.Ломоносова

Официальные оппоненты: доктор филологических туя А.М.Зверев доктор филологических наук Л.Л.Чернец доктор филологических наук В.А.Луков

Ведущая организация - Нижегородский педагогический институт иностранных яэшкев

Защита состоится

с-'А195^.

часов на заседании специализированного совета Д 053.05.13 при Московском государственном университета им. И. 3 Ломоносова

Адрес: 119399, Москва, Ленинские горы, ШГУ, 1-11 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией могло ознакомиться в библиотеке филологического факультета.

Автореферат разослан "_£__" /'¿^¿Г е') Р> 1992 г

Учений секретарь специален/ ровпнпеге сорета

доцент А.В.Сергеев „

2 - • ОЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

На рубеже 70-х - 80-х г.г.' б -западном литературоведении произошш существенные перемены, позволяющие говорить о корэшюи переориентации теоретических поисков и выработке новых принципов методологии анализа литературного произведения. Одним из шжиой-ших факторов, повлиявших на эту смену "критической парадигмы", является литературоведческий достструктурализм. Критическое исследование его теоретических концепций и сложившихся под их воздействием различных практик деконотруктивистского анализа художественного текста, а также последовавшее уже в первой половило 80=х г.г. переосмысление постструктуралистско-деконструктивистских прод^тпо-лений как обоснования нового, "постмодорного" видения мира и является целью данной работы.

Ее актуальность как раз и заключается в том, что в ней предприняты попытки проследить процесс превращения общефилософских, эстетических, психоаналитических, семиотических и лингвистических представлений в конкретную методику литературного анализа, ут.э о течение четверти вэка активно воздействующего на литоратурноо сознание нашей эпохи, - иными словами, процесс возникновения того странного смешения литературы, критики и философии, которое столь характерно для "постмодернистской чувствительности" конца XX века, когда писатели на страницах своих произвад'чия рассуздают о теории его возникновения, а теоретики литературы и.филооофы утвер^тют, что только беллетристическими, "художественными"средствами способны достичь своих специфически научных целей. Собственно, главн;м и основным предметом исследования диссертации и является зтст фз-номен своеобразной "литературной агрессии" - проникновения во во о

oçopa гуманитарной мысли (и дако научно-естественной) от философии и психологии до научно-критической деятельности чисто художественного способа мышления, когда любой научный анализ начинает оформляться .по законам художественного творчества как "нарратив",-т.е. как рассказ со всеми его свойствами и признаками беллетризи-гюьанного повествования.

Научная новизна ра'боти определяется в значительной степени том, что в ней впервые в отечественном литературоведении, насколько нам известно, дается панорамный обзор общего развития постот-руктурализма и деконструктивизма и обосновывается существование единого комплекса представлений - постмодернизма, деконструктивизма и постструктурализма.

Практическое значение работы состоит в том, что ее основное положения могут найти применение при разработке обидах лекцион-1шх курсов по истории западной литературы и критики XX в., а так-ite оказаться полезными для специалистов, преподавателей, студентов к аспирантов филологических специальностей и быть использованы в дальнейших исследованиях в области западноевропейской и американской литературоведческой мысли XX в.

Апробация- работы. Ее основные положения отражены в опубликованных автором работах. Результаты научных исследований излагались авторш на всесоюзных и московских конференциях в МГУ, ШЛИ, Институте искусствознания, а также в Тверском (Калининском) госу-твзнном университете в 1985, 1987, 1988, 1989, 1990 и 1991 г.г.

Ст рук тур а работы. Диссертация состоит из введения, трех Г/.2.Ч, заключения и списка использованной литературы.

СОЛЕВШШЕ РАБОТЫ

Во Введении дается общая характеристика предмета исследования, обосновывается постановка вопроса, выбор темы и научная цель работы. Значительное место во Введении уделено определению постулируемого единства постструктуралистского, деконструктивистского и постмодернистского комплекса представлений. Он характер;^ отзя как широкое и влиятельное интердисциплинарное по сзоому хар.кто-ру идейное течение в современной культурной жизни Запада, проявившееся з различных сфорах гуманитарного знания, в том числа и в литературоведении, и связанное определенным одинством философ-ких и общетеоретических предпосылок и методологии анализа. Теоретической основой этого комплекса являются концепции, разработанные главным образом в рамках французского постструктурализма такими его представителями, как Е. Лакан, 2. Деррида, М. Фуко, H.-^S. Лиотар и др. Привлечение постструктуралистами для демонстрации своих положений и постулатов правде всего литературного материала обусловило значительную популярность их цдей среди литературоведов и породило феномен деконструктивизма, который в узком смысла этого термина является теориой литературы и споцифической практикой анализа художественных произведении, основанных на теоретических концепциях постструктурализ?,1Р,

Однако, несмотря на почти четверть века существования пос руктуралпзма и двадцать лет деконструктивкзма, в современно/, специальной литературе наблюдается существенный разнобой в тельной характеристике эт:1х терминов, которые очень ч_>сто улетно -ляются как синонимы. Так, е СМ, где деконструхтивлзм впо>л:п оформился гак особая псода в литературоведении, рэзко противопоставившая себя остальным литературно-критическим напрпнленплм (в

лице так называемой Йельской школы деконструктивиача), большинство исследователей предпочитает применять термин "деконструкти- ■ визм", даже когда рочь вдет о явно общетеоретических поотструк-туралистоких предпосылках литературоведческих деконотруктивиотс- . к..х концепций. В Великобритании, наоборот, сторонники этой новой "теоретической парадигмы" за редким исключением называют оебя постетруктуралистами, а в ФРГ более распространен термин "неост-руктураляам". . •

Тем не менее основания для отождествления поететруктура-лиЕма и декоаструктивизма вполне реальны, поскольку "герменевтический" д "левый" американский деконструктивизм по своим общемето-дологкческим ориентацаям гораздо ближе постстругсгуралистским установкам и постоянно выходят за пределы чиото литературоведческой проблематики.

Несколько позднее, на рубеже 70-80=х г.г., выявились общемл-ропоззренческие к методологические параллели, а Батем и генотичео-кое родство также и постструктуралиотско-постмодернистского комплота. Юормшзшись первоначально как теория искусства и литерату-рц, пытавшаяся освоить опыт различных неоавангардистских течений за весь период после второй мировой войны и овеоти их к единому дцеПно-эстетичеокому знаменателю, постмодернизм оо второй половины СО-х г.г. стал осмкс^штьоя как явленно, тоздеотвенноо постст- • Г^турализму (или, по крайней мере, как наиболее адекватно описываемое теориями постструктурализма) вплоть до того, что в новэй-г-дх исследованиях М. Сарупа, С. Сулэйман, В. Вэльта и др. поотот-руктуралпзм п постмодернизм характеризуются практически как си-

ИОНИУПЧвОКИв ПОНЯТИЯ.

Нообходшо различать постмодернизм как художественное тече-Ы)э в литературе (а также других видах иокусства) и постмодернизм

как теоретическую рефлексию на это явление, т.о. как специфическую литературоведческую методологии, позволяющую говорить о существования особой критической оолн или направления, и в этом смысле отождествляемой о поотструктурализмом. Постмодернистская критика только тогда и обрела свое место среди других шшо существующих школ или "подходов" к анализу произведений литерг-пу-/ ры, когда вышла за пределы выявления и фиксации специфических признаков литературного направления постмодернизма и стала применять-выработанную ей методику разбора и оценки постмодернистских текстов к художественным произведентл самых различных эпох.

Вся история этого влиятельного комплекса представлений (постструктурализма, деконструктивизма, постмодерниама) свидетельствует о том, что оно является результатом активного творческого взаимодействия различных культурных традиций. Так, по;"1~ работаняоэ во французоком структурализма тооратичэокоо наслодпо русского формализма, пражского структурализма и новейших по том временам достижений структурной лингвистики и семиотики было затем переосмыслено в постструктуралистской доктрине в середине 60-х - начале 70-х г.г. в работах Ж. Дерриды, М. Оуко, Р. Барта,-Ю. Криотевой, И. Делеза, ф. Гвиттари и Р. Жирара. Возникновение постструктурализма как* определенного комплекса идей и представлений мировоззренческого порядка, а затем и соответствующих ему теорий искусства и литературы, било связан" с кризисом структурализма и активной критикой феноменологических и формалистических концепций. К тому же времени относится и появление во Франции первых опытов по деконструктивистской критике, самым примечательным из которых явился "3/3" (1970) Ролана Барта.

»

Если первоначально постструктуралиач рассматривался как чисто французское явление, поскольку для обоснования своои о ус;-

пости к специфики опирался почти исключительно на материал французской национальной культуры, то к концу 70-х г.г. он превратился в ¿акт общемирового (в рамках всей западной культуры) значения, .породи феномен американского деконструктивизма, укорененного ч 1,!ро:/де всого в своеобразии национальных традиций духовно-эстети-'чоско;. жизни США. • -

Ь свою очередь происходивший в США и Западной Европе, но уже в сфере деконструктивистских представлений, пересмотр практически всего западного искусства после второй мировой войны (и определе-г ние его как искусства постмодернизма) .был осмыслен превде всего во Франции в работах Е.-Ф. Лиотара и лишь после этого получил окончательное оформление в трудах американских исследователей II. Хаоана и М. Заварзаде. На основе обобщений этих ученых буквально в самое последнее время происходит становление специфической философии поотмодерниача, исходящей из убеждения о существовании единого "постструктуралистско-постмодернистского комплекса общих представлений и установок (в трудах В. Вельша, £. Бодрийара, -Ф. Дяеймсона и др.).

Это было вызвано такке и тем обстоятельством, что, оформившись первоначально в руоле постструктуралиотских идей, этот комплекс стал развиваться в сторону осознания оебя как философии постмодернизма. Тем с^мым он существенно расширил как сферу своего применения, так и воздействия. Дело в том, что философский пиотмодерниам стал сразу претендовать как на роль общей теории современного искусства в целом, так и наиболее адекватной концеп-I, .и особой "постмодернистской чувствительности" как специфичеоко-. го постмодернистского менталитета. В результате постмодернизм на-? чал осмысляться как выражение "духа времени" во всех сферах чело-неческой деятельности: искусстве, ооциологии, науке, экономике, nej!.a;nre г. по.

Поскольку задачзй диссертации было дать пан о рамный обзор литературоведческого постструктурализма, то значительное внимание было удалено в первую очередь "ключевым", ведущим его представито-лям, трудами которых были .заложены основныз концепции и теория этого течения - Жаку Лакану, Жаку Дерриде и Цишелй Фуко, а также тем его деятелям, которые создали первые версии литературное: ри-тического анализа - Ешш Долезу, Шии Кристевой и Ролану Езрту.

Причем из всего.их творческого наследия (легче всего это было сделать на примере Барта как литературоведа по преимуществу) главное внимание било сосредоточено на тех сторонах их концепций, которыэ находили наиболее благоприятшШ отклик среди литературных.критиков. Поэтому их анализ давался как бы в двойной перспективе: о одной стороны, было необходимо продотавить в обицх чор-тах как специфику их взглядов, так и ее эволюцию во времени, с другой - выявить в них то, что более всего симулировало развитие литературоведческой мысли, нередко существенно перерабатывающей в нужном для себя духе специфические теории общетеоретического характера. Иными словами, решалась двойная задача характеристики возникавших концепций и специфики их рецепции. Псслодняя в основном демонстрировалась на оценках американских и английских последователей и критиков своих французских учителей.

Первая глава. Теория постструктурализма: Фо рмщюпанпв а,иов-ных концепций и понятийного аппарата оостонт из трех разделов: £ак Лакан и его интерпретаторы; Жак Деррада - поотструг.тугллпот вана pareil- ; Мкпель Фуко - историк безумия, сексуальнос-

ти и власти. В первой главе анализируотся творчество наиболее видных представителей постструктурализма, его главн; теоретиков, в трудах которых били сформулированы-общетеоретические пг-здтсог'л-ки основных понятий и представлений зтого широкого двтаэннл пси-

романной гуманитарной мысли. В отлична от философского подхода к проблематике поототруктурализма, шеющего и свою задачу и свою специфику, здесь представлены то его деятели, которые олугат основным источником ссылок и сносок для сторонников литературоведческого постструктурализма, для тех многочисленных литературных критиков, которые воспринимают анализируемых здесь мыслителей в качеотве наиболее почитаемых авторитетов современного западного литературоведения. Более того, именно в, среде литературо-

1

Еедоз они впервые получили общемировое признание и лишь значительно позднее были соответствующим образом оценены в сфере философии. Очевидно, что явная интердисцишшнарность их научного положения ставит под вопрос саму возможность их отнесения по какому-либо строго рашшрованяому ведомству научного знания.

Постструктурализм, если рассматривать его в целом, выступил как широкое идейное течение западной гуманитарной щели, оказывающее в последнюю четверть века сильнейше влияние на литературоведение Западной Европы и СИ. Свое название он получил потому, что пргшел на смену структурализму как целоотной оистеме представлений и явился своеобразной его самокритикой, а такиэ в определенной мере"4 естественным продолжением л развитием изначально присущих' ему тенде>а,*,й. Постструктурализм характеризуется правде всего "негативным пафосом". по отношению ко вояким позитивным зна--¿ям, к любым попыткам рационального обоснования феноменов, действительности, и в первую очередь культуры.

Так, „например, поототруктуралисты рассматривают концепцию "универсализма", т.о. любую объяснительную схему или обобщающую ' теорию, претендуюедю на логическое обоснование закономерностей пира действительности, г. .к "маску догматизма", называя деятельность подобного рода проявлением "метафизики", являющейся главным

предметам их инвектив, и под которой они понимают принципы причинности, идентичности, истины и т.д. Столь же отрицательно они относятся к идее "роста", или "прогресса" в области научных знаний, а также к проблеме социально-исторического развития. Более того, сам принцип рациональности постструктуралисты считают проявлением "империализма рассудка", якобы ограничивающего "спон-1 танность" работы мысли и воображения, и черпают свое вдохновение в бессознательном. Отсюда и проистекает то явление, которое последователи постструктурализма называют "болезненно патологической завороженностью" его представителей иррационалиамом, неприятием концепции целостности и пристрастием ко всему нестабильному, противоречивому, фрагментарному и случайному.

- Таким образом поете тру ктурализм проявляете, правде всего как утверждение принципа "методологического сомнения" по отношению ко воем "позитивным истинам",•установкам и убеждениям, существовавшим и существующим в западном обществе и применяющимся для его "легитимации", т.е. самооправдания и уЗаконивания. В самом общем плане теория постструктурализма (скорее можно говорить о комплексе представлений, поскольку постструктуралисты отличаются крайним теоретическим нигилизмом и отрицают саму возможность какой-либо общей теории) - это выражение философского рр-лятизизма и схептяциама, "эпистемологического сомнения", являющегося по своей оути теоретической реакциеи на позитивистские представления о природе человеческого знания.

Выявляя во всех формах духовной деятельности человека приз-• наки "скрытой, но вездесущей" метафизики, постструктуоалисты выступают прежде всего как критики "метафизического дискурсп". На этом основании современные западные классификаторы философских направлений относят постструктурализм к общему течению "критики

языка", в котором соединяются традиции, ведущие'свою родословную от Г. фреге и Ф. Ницше (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Дж. Остин,

У.В.О. Куайн), с одной стороны, и от М. Хайдеггера (М. Фуко, • 2. Деррвда), с другой. Если классическая филооофия вооновном занималась проблемой познания,,,т.е. отношениями мевду мышлением и вощественным миром, то практически вся западная нрвейшая филооо- , фия перевивает своеобразный "поворот к языку", поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них чисто языковой характер. В результате и критика 'метафизики принимает форму критики ее "дискурса", или "дискурсивных практик", как у Фуко.

Так для Фуко знание не может быть нейтральным или объективны;.!, поскольку всегда является "продуктом властных отношений". Вслед за Фуко поететруктуралисты видят в современном обществе4 прежде всего борьбу за "власть интерпретации" различных идеологических систем. При этом "господствующие идеологии", завладевая "индустрией культуры", иными словами, средствами массовой информации, навязывают иаднвидам свой язык, т.о.,' по представлениям поот-структурадистов, отондэотвляющшс мышление о языком, навязывают сам . образ мышления, отвечающий потребностям этих идеологий. Тем самым "господствующие идеологии" якобы существенно ограничивают опоооб-ность индивидуумов ос"адавать свой .жизненный опыт, свое "материальное бытие". Современная "индустрия культуры", утверздают: пост-с. „уктуралисты, отказывая индивиду в адекватном средстве для организации его собственного жизненного опыта, тем самым лишает его необходимого "языка" для понимания (в терминах поототруктуралио-тов "интерпретации") как самого себя, так и окружающего мира-.

Таким образом, язык рассматривается не проото как оредотво ' познания, но и как янстру шт ооциальвой коммуникации, ма1шпулиро-

ваша которым "господствующей идеологией" касается не только языка наук (так называемых "научных дискурсов" каящой дисциплины), но главным образом проявляется в "деградации языка" повседневнооти, олужа признаком извращения человеческих отношений, симптомом "отношений господства и подавления". При этом ведущие представители поотструктурализма (такие как Деррида и Фуко), продолжая традиции Франкфуртской школы воспринимают критику языка как критику культуры и цивилизации.

' Причины, по которым общефилософские идеи поотструктурализма оказались столь.привлекательными для современного литературоведения, обусловлены рядом факторов. Во-первых, все основные представители поотструктурализма (Я. Деррида', Ж.' Делаз, Ф. Гваттари, М. Фуко, 2. Лакан, Р. Барт, Ю. Кристева) либо непосредственно вышли из рядов литературоведов, либо, что очень характерно вообще для теоретической мысли конца XX в., активно используют художественную литературу для доказательства и демонстрации овоих гипотез и выводов. В этом отношении поотструктурализм, о чем уже говорилось выше, находится в общем,руоле той тенденции научного' мышления современности, для которого изящная словесность стала испытательным полигоном для разного рода концепций философского, культурологи-чеокого, о синологического и даже научно-естественного характера. Во-вторых, сама специфика научного мышления, заостренного на языковых проблемах и апеллирующего не к языку л гического и строго формализованного понятийного аппарата, а к языку интуитивно-метафорических, поэтически многозначных понятий, вызывала повышенный инто-рео к проблематике литературно-художественного овойотва. И, наконец, в-третьих, при таком подходе литературоведение, оо свое;! стороны, перестает быть только наукой о литературе и прзвравдегся в овоэобразный способ современного философствования.

В чисто литературоведческом плане теория поототруктурализма развивалась как критика структурализма, которая велась по четырем основным направлениям: проблемам структурности, знаковости, кошу-нккативнооти и целостности оубъекта. Следует отматить\ что. критика концепции целостного субъекта была осуществлена в значительной мэра уже в рамках структурализма и в теории поототруктурализма получила 1 лишь свое окончательное завершение.

Правда всего была предпринята попытка "дезавуировать" традиционную структуру знака, то, что Р. Барт' по аналогии о иконоборчеством назвал "звакоборчествоы". Первым против ооссюровской концепции знака выступил в 50-х г.г. Е. Лакан, отоздеотвив бессознательное оо структурой языка, и заявил, что "работа сновидений следует законам означающего". Он утверждал, что означающее и означаемое образуют отдельные ряды, "изначально разделенные барьером, сопротивляющимся обозначению". Тем самым Латан фактически "раскрепостил" означающее, освободив его ст зависимости от означаемого, и ввел в употребление понятие "окользящего" или "плавающего означающего'.'

Особый смысл в контекоте лакановокого учения приобретает его критика теорий Эриха Фромма и Карена Хорни о существрвании "стабильного эго",.что, по Лакану, чистейшая иллюзия. Для него человек не имеет фиксированного ряда характеристик. Следуя во многом за экзистенциалистской концепцией личности в ее сартровском толковании, "

утверкдает, что человек никогда не тождествен какому-либо , своему атрибуту, его "Я" никогда ке макет быть определимо, поскольку ->но всегда в поисках самого себя и способно быть "репрезентировано" только через Другого, через свои отношения о другими людьми,-Однако при этом никто не может полностью познать ни самого себя, ни другого, т.е. на опособно лолноотыо войти в сознание" другого человека.

Специфика лакаяовского понимания языкового сознания преадо воего состоит в том, что она вытекает из его представления о отру к- ■ туре человеческой психики как сфере сложного и противоречивого взаимодействия трех составляющих: Воображаемого,.Символического и Реального. Эти "инстанции", "порядки" или "регистры" первоначально трактовались Лаканом как процесс лингвистического становления ре' бенка, и лишь впоследствии были им переосмыслены как "перспективы" или "планы", как основные "измерения", в которых человек существует независимо от своего возраста. В самом общем плане Воображаемое -этот тот комплекс иллюзорных представлений, который человек создает сам о себе и который играет важную роль его психической защиты, или, вернее, самозащиты. Символическое - сфера социальных и культурных норм и представлений, которые индивид усваивай- в основном бео-сознательно, чтобы иметь возможность "нормально" существовать в данном ему обществе. Наконец, Реальное - самая проблематичная катего- • рия Лакана - это та сфера биологически порождаемых и психически сублимируемых потребностей и импульсов, которые не даны сознанию индивида в сколь-либо доступной для него рационализированной форме. Эти идеи Лакана оказали существенное влияние на формирование постструк-' туралистских представлений о личности как о "разоренном", "фраг-ментированном субъекте" и легли потом в основу постмодернисте! -х теорий литературного пероонажа.

Наиболее- авторитетное среди постструктуралистов теоретическое обоснование критики традиционной концепции знака дал 2. Деррп-да. Он предпринял попытку опровергнуть эпистемологическое обоснование, на котором покоился "классический структурализм", а именно невозможность разделения означаемого ряда от ряда означающего п Функционировании знака. Детально разработанная аргументация Де пряди нап-- равлена но столько па выявление ненадежности любого способа знако-

вого обозначения, сколько на то, что обозначается,на мир 'вещей я закона, им управляющие. С точки зрения французского ученого, все оти законы, якобы отражающие лишь желание человека во всем увидеть ■некую "Истину", на оамом дело ни что иное, как "Трансцендентальное Означаемое" - порождение "западной логоцентрической традиции", стремящейся во всем найти порядок и омысл, во всем отыскать первопричину (или, как чаще выражается Деррида, навязать смысл и упорядоченность всему, на что направлена мысль человека).

В частности, вся вооходящая к гуманистам традиция работы с текстом выглядит в глазах Дерриды как порочная практика насильственного "овладения" текстом, рассмотрения его как некой замкнутой в себе ценности, практика, вызванная ноотальгией по утерянным первоисточникам и жавдой обретения истинного смысла. Понять текст для. них означало "овладеть" им, "присвоить" его, подчинив его омыоло-вым отереотипам, господствовавшим в их оознании.

Здесь на первый план выходит вторая важная сторона деятельности Дерриды - его критика самого принципа "структурности структуры", в основе которого и лежит понятие "центра" отруктуры, как накоаго организующего ее начала, того, что управляет структурой, организует ее, в то время как оно оамо избегает отруктурнооти. Для Дорриды втот "центр" - не объективное овойотво структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его "силы желания" или "ницшеанской воли к влаоги"; в конкретном же олучае .толкования теко-т: - следствие навязывания ему читателем ооботвенного омыола. Само интерпретирующееся" вмеоте о тем понимается им как своеобразный тркот, "составленный" из культурных оиотем и норм своего времени. ,

Эта критика структуры - самая показательная оторона именно х/.тературоведчеокого постструктурализма. Наиболее последовательно она проводилась в теориях ''деконструкция" Дерриды и его американоких

последователей, "текстуальной продуктивности" Ю„ Кристевой, "шизофренического дискурса" и "ризомы" Ж. Дэлеза и Ф. Гватта-ри, "текотового анализа" Р. Барта и т.д.

В том' же направлении развивалась мысль и второго после Дерридн по своему влиянию теоретика поототруктураяизма И. Фуко. В значительной степени он явился продолжателем той "разоблачительной критики", начатой еще теоретиками Франкфуртской школы Т.В. Адорно, М. Хоркхаймером и В. Беньяданом, главная цель-которой - критика воех феноменов общественного сознания как соз-нашя буржуазного, состояла в том, чтобы выявить сущноотный, хотя и неявный иррационализм претендующих на безусловную рациональность философских построений и доказательств здравого смысла", лежащим в основе, "легитимации" - самооправдания западной культуры последних столетий. Так, основная цель исследований Фуко - выявление "историчеокого бессознательного" различ- • ных эпох начиная о Возрождения и по XX в. включительно. Исходя из концепций языкового характера мышления и сводя-деятельность лвдей к "дискурсивным практикам", Фуко поотулирует для каждой конкретной исторической эпохи существование специфической эшйтемы - "проблемного поля" достигнутого к данному времени уровня "культурного знания", образующегося из "дискурсов1 различных научных дисциплин.

При воой разнородности этих "дискурсов", обусловленной специфическими задачами разных "форм познания", в свооп совокупности они образуют, по утвервдению Фуко, более или менео единую систему знаний - эпистему. В свою очередь она реализуемся в речевой практике современников как строго определен 1-!гп1 языковой код - свод предписаний и запретов. Эта языковая корма якобы бессознательно предопределяет языковое, поведение, о.

следовательно, и мышление отдельных индивидов. Таким образом в теории Фуко осуществляется мистифицирование научно-технического прогресса, подмена его анонимной и полиморфной "волей к знанию" и интерпретация его как стремление замаскировать "волю к власти" претензией на научяуда истину.

Господству этого "культурного бессознательного" Фуко противопоставляет деятельность "ооциально отверженных": безумцев, больных, преступников и, естественно, в первую очередь _ художников и мыслителей типа де Сада, Гельдерлина, Ницше, Арто, Ба-тая и Русселя. С этим связана и мечта Фуко об "идеальном интеллектуале", который, являясь аутсайдером по отношений к современной ему эпистеме, осуществляет ее "деконструкцию", указывая на "слабые места" - на "изъяны" общепринятой аргументации, призванной укрепить власть господствующих авторитетов и традиций.

Самым существенным в учении Фуко, как об этом свидетельствует практика поототруктурализма, явилось его положение о необходимости критики "логики влаоти и гооподства" во воех ее проявлениях. Именно это является наиболее, привлекательным тезисом его' доктрины, превратившимся в овоего рода "негативный императив", затронувший сознание широких кругов современной западной1 интеллигент л. При этом дисперсность, дискретность, противоречивость, повсеместность и обязательность проявления власти в понимании Фуко придает ей налет мистической ауры, не всегда уловимой и осознаваемой, но тем не менее активно действующей яадличн'ой' силы.

Разработанная Фуко методика анализа общественного сознания, концепция "децентрированного оубъекта", трактовка "волиа • к=знанпэ" как "воли=к^лаоти", интерес к'"маргинальным" явле-

ниям цивилизации, иррационалистическое толкование исторического прогресса - вое это было взято на вооруженно "левыми де-конструктивистами" и постмодернистами, что-в значительной степени предопределило специфику их анализа художественного произведения.

Рассматривая мир только через призму его осознания, т.е. исключительно как идеологический феномен культуры и, даже более узко, как феномен письменной культуры, постструктуралисты готовы уподобить самосознание личности некой сумме текстов в той массе текстов различного характера, которая, по их мнению, и ооотавляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять Деррида, "ничего не существует вне текста", то и любой индивид в таком случае неизбежно находится "внутри текста . т.е. в рамках определенного исторического сознания, что якобы и определяет границы "интерпретативного своеволия" критика. Весь мир в конечном счете воспринимается Дерридой и его последователями как бесконечный, безграничный текст.

Панъяэыковая и пантекстуальнсш позиция поететруктурадистов, редуцирующих сознание человека до письменного текста, а заодно и рассматривающих как текст (или интертекст} литературу, культуру, общество и историю, обуславливало их постоянную критику суверенной субъективности личности и порождало многочисленные концепции о "смерти субъекта", "через" который "говорит язык" (М. Фуко), "смерти автора" (Р. Барт), а в конечном счете и "смерти читателя" с его "текстом-сознанием", растворенном во "всеобщем интертексте" культурной традиции.

Вторая глава. Деконструктивизм как литоратурно-кр.У'Р'оо-кая практика постструктурализма: Два варианта деког.структ^п'.з-ма состоит из четырех разделов: Еиль Долез и проблематика

бесструктурности "желания"; Юлия Кристева - теоретик "революционного лкигвопоихоанализа"; Ролан Барт - от "текотового анализа" к "наслаждению от текста" и П вариант деконструктивизма: Практика деконструкции и "йельокая школа". В данной чаоти дпссортации прослеживается процесс постепенного становления д&конструктивистской практики анализа художественного произведения, как она сложилась сначала в своем французском варианте и затем получила свое окончательное завершение в американском деконструктивизма, прежде воего в принципах анализа, раз- • ■

работанными представителями "Йельской школы" (П. де Ман,, Да.Х. Миллер, X. Елум и Дк. Хартман). При этом сразу, следует отметить, что деконотруктивизм как литературно-критическая практика теорий постструктурализма может считаться "практикой" лишь постольку, поскольку является литературоведческой разработкой общей теории постструктурализма и немыслим вне рамок этой филоаофской рзфлекаии. Воя история формирования деконструктивизма -предстает как долгий процесс "отфильтровывания" общефилософской проблематики йостотруктурализма о целью выявления в ней тех аспектов, которые наиболее адекватным образом отвечали бы чисто литературоведческим целям. В то же время необходимо постоянно иметь в виду, что деконотруктивизм воег-да выступает не только как специфическая практика анализа художественного произведения, но и как постоянное мировоззренческое, философское исследование ("вопрошание") своей методологии.

Фактически одновременно о Фуко и Дерридой создавали свои концепции и представители первого - французского варианта деконструктивизма: Я. Делез, Ю. Криотева, Р. Барт. Все они здесь распределены не в хронологическом плане, а чиото услов-

»

но: по степени "нарастания" их интереса к литературным проблемам и в этом плане 2. Делез несомненно занимает до известной степени "промежуточное положение" между философскоц'и литературоведческой проблематикой. Тем не менее, он упомянут здось по двум причинам: и как автор (совместно с ф. Гваттари) одной из самых влиятельных работ того времени - "Анти-Эдипа" (1972), расчищавшего дорогу для постструктуралистской мысли, и как создатель одного из первых деконструктивистских анализов литературного текста - так называемого "шизоанализа".

Фактически деятельность Дале за как представителя начального этапа эволюции постструктурализма развивалась в русле критики структуралистских представлений. Это критика традиционной структуры- знака, фрейдовской структуры личности, руктура-листских представлений о коммуникативности, принципа бинарнзма и связанного с ним различи, структуралистской концепции "поо-тичеокого языка" и т.д. Делез также, пожалуй, наиболоэ ярко выразил в. своем творчестве одну из самых существенных сторон постструктуралйстского мышления: его озабоченность проблематикой "желания". Практически все постструктуралисты ею занимались в большей или меньшей степени, но именно у Деле за она стала ключевой темой, превратившись в своеобразный методологически;! принцип.

Это многозначное понятие "желание" - одна из самых влиятельных концепций современной западной мысли. Оно проделало долгий, и весьма извилистый путь от сексуального влечения либидо Фрейда до практически основного импульса, виутрен"ого -двигателя общественного развития. В этом понятийном конструкта частично являющимся наследником "первичных'процессов", т.о. деятельности иI как ото с формулировал в свое вуокл Овейд, и

принципе воплощено иррациональное представление о движущих силах современного общества, где желание,- лишенное чисто личностного аспекта сексуальных потребностей отдетного индивида, приобретает характер "сексуальной социальности" - надлич-ной силы, стихийно, иррационально и совершенно непредсказуемо трансформирующей общество.

Тот факт, что Барт, Криотева, Делез, Гваттари, Лиотар, в меньшей степени, но также и Деррида,*практически одновременно и так активно разрабатывали проблематику "желания", свидетельствует о том, что она на определенном этапе развития поот-структуралиотской мысли превратилась в ключевой для него вор-рос, от решения которого зависело само существование постструктурализма. Если отойти от частностей, то самым главным в этих усилиях по создании теоретического обоснования механизма действия "желания" было стремление разрушить одну из самых влиятельных отруктур современного западного сознания - фрейдовскую отруктуру личности, сам принцип структурности, как представления о некоем организующем и иерархически упорядоченном начале, который, по.своему образу и подобию, систематизирует социальную жизнь человека, а заодно и общества, ибо "желание" мыслится как феномен "категориально" противостоящий любой отруктуре, системе, даже "идее порядка".

В частности одна из ооновных претензий Делеза к "традиционному" фрейдизму заключается в "ограниченности" последнего семейными отношениями, вмеото которых он очитал необходимым поотавить отношения социальные. Происходит типичная для всех теоретиков подобного рода подмена одного понятия другим: жизнь общества мыслится по аналогии о жизнью индивида и ему приписывают вое овойотва био згическоГо существования отдельной чело-

вечеокой особи. Отовда та непосредственно неосознаваемые элементы душевной, жизни человека, как и те биологические процессы фунвдионирования его организма, которые получили название "бессознательного", у большинства теоретиков постструктуралистской ориентации приобретали черты некоего "коллективного бессозна-- тельного" - мифической первопричины всех изменений в обществе.

При этом стихийность проявления этого бессознательного, харак-. теризуемые как "неритмичные пульсации", трансформировались в не менее мифячеокую силу - в мистифицированное, фантомное понятие "желания", которое действует как стихийный эдемент в общем "устройстве" общаотва.

За воем этим скрывались поиски объяснения функционирования мира .как мира иррационального, поиски той иррациональной силы, которая, по их мнению, управляла хаотическбй действительностью. Иными словами, иррациональное понимание мира не могло не подтолкнуть к иррациональному объяснению его функционирования.

Подобное восприятие и объяснение мира привело Делеза к концепции "шизоанализа", явившейся одним из первых вариантов деконструктивиотской практики подхода к художественному произведению, хотя сам Дэлез рассматривал его и как способ иоследо-. вания социальной жизни общеотва. "Миру нормальности", где царст-г вует отвергаемый им ооцяальный компромисс, ученый противопос-' тавляет '.'мир желания" как оообый шизофренический опыт, как высшую форму безумия, дающую свободу человеку и через него, революционное высвобождение общества. "Состоявшийся шизофреник", "шизо" и является, по Делезу, наотоящим художником (пиоателем или философом), который достаточно безумен, чтобы творить "шизофренический дискуро", выступая в роли "врача" "больной" цивп-

.газации. На основе анализа творчества Антонена Арто, Гельдер-лина, Льюиса Кэррола и др. Делез стремится определить специфику постулируемого им "шизофренического языка", который, выступая как внешне абсурдный и бессмысленный, выявляет, по его мнении, глубинный, "телесный омысл",.не поддающийся обычному рефлексивному контролю.

Творчество Юлии Кристевой - основного теоретика "тельке-лизма" (литературно-теоретического, политического и философского движения, получившего, свое название по журналу "Тель кель") анализируется в диссертации преимущественно на основе ее работ 1969-1977 г.г., поскольку именно на этот период ее деятельности приходится формирование ее концепции "семанализа", рассматриваемого как один из этапов становления французской версии "деконструктиЕистского анализа" художественного произведения. В данном разделе дается контекстуальный анализ основных терминов понятийного аппарата этого этапа ее теоретической' эволюции: "означающая практика" или "означивание", "гено-текст" и "феио-текст", "хора" и "семиотический диспозитив", "негативность" и ее различные "подвиды", "гетерогенность", "отказ" и т.д.

Из всех постструктуралиотов Кристева предприняла попытку дальше всех заглянуть "по ту сторону языка" - выявить тог"до-вербальный" уровень существования, человека, где безраздельно господствует царство бессознательного, и вскрыть его механику, понять то процессы, которые в нем происходят. Пристава попыта-

г

лась о помощью "хоры" .создать "материальную основу" дословес-ности либидо, при всей разумеющейся условности этой Материальности". В этом собственно, и заключается ее "прорыв" через вер-' бальную структурность языка к предвербальной бесструктурности постотруктуралпзма.

Хора выступает как материальная вещность коллективной либвдозности, как реификация, овеществление бессознательности желания, во всей многозначности, которая приписывается этому олову в мифологии постструктуралиама. Это был новый вид энергетической материи, созданный по образу и подобию'новых представлений о существовании материи физической - своого рода си-• ловое поле, раздираемое импульсами жизни и смерти, Эроса и Та-натоса. Кристева стремится биологизировать сам процесс "означивания", "укоренить" его истоки и смыслы в самом теле, само существование которого (как и происходящие в ном процессы) мыслятся по аналогии о текстом.

В принципе подобный ход аргументации вполне естествен, воли принять на веру условия его исходных предпосылок. Еще -структуралисты уравнивали сознание (мышление) о языком, а' поскольку конечным продуктом организации любого языкового высказывания является текст, то и оознанио (и, соответственно, личность, сам человек).стало мыслиться как текст. Другим исходным поотулатом было выработанное еще теоретиками Франкфуртской школы положение о всесилии господствующей, доминантной идеологии, заставляющей любого отдельного ивдивнда мыслить угодными, полезными для нее стереотипами - т.е. тем самым укоренять ее господотво, господство буржуазной идеологии. Последнее положение оразу вотупало в острейшее противоречие о мироощущением людей (речь в рамках нашей тематики как воегда опять- же идет об

( интеллигенции), на дух эту идеологию не воспринимающих и всем /

овоим поведением, мышлением и образом жизни выражавшим этот дух нонконформизма, конфронтации, контестации, который в частности в терминологическом определении Кристевсй получал названия

"отказа", "негативности" и тому подобного.

Но поскольку все формы рационального мышления были отданы на откуп доминантной буржуазной идеологии, то единственной сферой противодействия оказывалась область иррационального, истоки кйторой Делез, Кристева и Барт (если ограничиваться французским вариантом литературоведческой деконструкции) иска- ■ ли в "эротическом теле", вернее в господствующей в нем стихии либидо.

Соответственно формулировалась и "практика" революционного "письма" (под которым понималась прежде всего авангардиото- . кая техника письма), которая, "прислушиваясь" к дейотвию бессознательного, должна была осуществлять в языковом сознании субъекта "революцию", аналогичную, по мнению Кристевой, "прак-. тике политической.революции". Столь высокая'оценка роли искусства вообще была характерна для телькелевской мифологии.

Значительное место в разделе о Кристевой уделено проблематике оубьекта, трактовка которого Счетно ее выделяла на общем фоке господствовавших в то время поотструктуралистских представлений. Этот особый интерес к субъекту всегда был характерен для работ Кр. отевой и'выделял ее даже в самую начальную пору становления постструктурализма второй, половины и конца 60-х г.г., когда на излете структуралистской мысли на него шла фронтальная атака практически оо стороны всех представителей этого течения.

Здесь сразу необходимо оговориться, что Кристева понима- ■ ■ ла под "субъектом": это, разумеется, отнюдь рв "целостный субъект" традиционных представлений, отрефлексированннй "клао-оической философией" и восходящий своими корнями, по крайней море, если брать в качестве точки отсчета Новое время, к нас-

ледшо европейского возрожденческого гуманизма (в этом, кстати, кроется-и один из источников обвинения поототруктурализма в "антигуманизме"). В данном отношении Кристела полностью разделяла общепоотструктуралистскпе представления об "изначальной расколотоотя" сознания человека, т.е. концепцию "расщепленного оубъекта", что,' естественно, ставило ее в трудное теоретическое положение.

Несомненно, что в своей трактовке субъекта Кристева гораздо ближе Лакану, чем Дерриде; она во многом сохраняет лакановс-кую, и через него восходящую к Фрейду интерпретацию субъекта как внутренне противоречивого явления, находящегося в состоянии постоянного напряжения, на грани, часто преступаемой, своего краха, развала, психической деформации, вплоть до ^езумия, и , судорожно пытающегося восстановить свою целостность посредством символической функции воображения, которая сама по себе есть не что иное как фикция. Очевидно, одной из специфических черт Кристевой является ее "теоретический акцент" на неизбежности и "профилактической необходимости" этого "царства символического!' как обязательного условия существования человека.

Другой акцент касается понимания "экзистенциального состояния" человека как правде всего находящегося на грани имешг лсихологяческого, психического срыва, ведущего неизбежно к разного рода психозам: шизофреническому, параноидному, истерическому, галлшина^^ому. Как очень часто в работах фрейдистской ориентации с эстотическо-философским уклоном патология настолько сливается о нормой, что провести между нш.ш четкую грань вряд лй представляется возможным. Более того, она сознательно стирается, поскольку именно болезненное состояние психики "человека современного", ложность представления о норме и природ-

ная, исконная "ненормальность нормы",, легитимизированная "наивным оптимизмом" .буржуазного рационализма, служат "морально^ теоретическим" оправданием критики социальных-структур западного общества, его "ментальных институтов".

Телькелевокая политическая ангажированность Кристевой, ее нацеленность на "революционную" переотройку общества, пусть даже все это и мыслилось не выходя за пределы самого сознания и касалось лишь способов его трансформации, заставляли ее напряженно искать пути выхода из этого теоретического тупика и единственно возможный источник, откуда смогли бы исходить импульсы к разрушению старых мыслительных структур и утверждению новых, она находила лишь в субъекте. Логика политической позиции Кристевой приводила ее и к другим теоретическим постулатам, и к способу аргументации (т.е. фактически к несколько иному понятийному аппарату, где "традиционные" постструктура-'листские концепции подвергались где едва заметному, а где и весьма существенному переосмыслению).

Б определенном плане поиски Кристевой несомненно перекликаются о мечтой Фуко об "идеальном интеллектуале", но в гораздо большей степени они оказываются близкими настроениям "левого деконструктивизма" 80-х г.г., а ее постоянная озабоченность проблематикой оуСьокта^той переориентации теоретических исследований, которая наметилась' в этой области на рубеже 80-х -90-х'г.г. (превда всего в феминистской "ветви" постструктуралистской мысли). Она активно аккумулировала идеи Барта, Дерри-ды, Лакана, Фуко, развивая их и превращая их в специфический для себя литературно-философский комплекс, окрашенный в характерные для конца 60-х - первой половины 70-х г.г. тона повышенно экспрессивно революционной фразеологии и подчеркнуто эпати-

рующей теоретической "сексуальности" мысли. В этом плане у • Кристевой явно намечался "поворот" от Лакана к Фрейду, при всей условности определения уровня "сексуализированности" и "эротизированностие мышления того и другого. Вполне возможно, что в атмосфере духовной реакции на студенческие волнения той эпохи консервативно настроенное американское литературоведение постструктуралистской ориентации настороженно отнеслось к "теоретическому анархиачу" Кристевой, как впрочем и ко всем "телькелистам", за исключением всегда стоявшего особняком Р. Барта, и не включило ее в деконструктивистский канон авторитетов. Поэтому влияние Кристевой на становление деконструктп-визма в его первоначальных "йельском" и "феноменологическом" вариантах было минимальным.

Новый пик влияния Кристевой пришелся на пору формирования постмодернистской стадии эволюции постструктурализма, когда обнаружилось, что она первой сформулировала и обосновала понятие "интертекстуальнооти"; а также когда образовалось достаточно мощное по своему интернациональному размаху и воздействию движение феминистской критики, подготовившей благоприятную почву для усвоения феминистских идей французской исследовательницы. Фактически лишь в начале 80-х г.г. американские деконструк-тивисты стали отдавать должное Кристевой как ученому, который стоял у истоков постструктурализма и с присущим ей радикализмом -критиковала постулаты структурализма, давала первые формулировки интертекстуальности, децентрации субъекта, аструктур-ности литературного текста, ставшие впоследствии клшеша.ш понятиями постструктурализма, оказывая при этом несомнепноо влияние на многих теоретиков литературоведения, способствуя их переходу на позиции постструктурализма, в том число- и Гола-на Барта.

Самым ярким и самым влиятельным в сфере критики представителем французского литературоведческого постструктурализма, т.е. фактически деконструктивизма, является Ролан Барт (1915= 1980). Блестящий литературный эссеист, теоретик.и критик, проделавший вместе с общей эволщией'литературно-теоретической "мысли Франции с середины 50-х по 70-е г.г. довольно бурный и извилистый путь, он к началу 70-х г.г. пришел к поотструктуради зму..Именио эта пора "позднего Барта" и анализируется в данном разделе, хотя, разумеется, было <3ы непроотитальным заблуждением • сводить значение всего его творчества лишь к этому времени. С точки зрения перспективы' нашей .работы нам важно отметить лишь следующее: на рубеже 70-х г.г. Барт создал одну из первых деконструктивных теорий анализа художественного произведения и продолжал ее практиковать приблизительно по 1973 г. • то, что он называл "текстовым анализом". К этому периоду относятся такие его работы как "С/3" (1970), "С чего начинать?" (1970), "От произведения к тексту" (1971), "Текстовой анализ одной новеллы Эдгара По" (1973).

Однако уже в том же 1973 г. был опубликован его сборник "эссеистических анализмов" (право, затрудняюсь назвать это иначе) "Удовольствие от текста", за которым последовал еще целый ряд работ, нашгоаярчх в том же духе: "Ролан Барт о Ролане Барте" (1975), и "Фрагменты любовного дискурса" (1977), явно оз-яаменовавшие собой несомненную неудовлетворенность практикой "текотуального анализа" и переход к концепции "эротического текста", не скованной мелочной регламентацией строго формализо-' ванного подхода. "Теперь кредо Барта - вольный полет свободной ассоциативности, характерной для "поэтического мышления" "постмодернистской чувствительности". -

Если попытаться дать себе отчет о том общем впечатлении, которое производят работы Барта, то нельзя отделаться от ощущения, что лейтмотивом, проходящим оквозь все ого творчество, • была навязчивая озабоченность вырваться из плена буржуазного мышления, мировосприятия, мироощущения. Причем драматизм этого состоял в том, что общечеловеческое воспринималось как буржуазное, что сама природа человека Нового времени рассматривалась как буржуазная и поэтому естественным выходом из нее восприни-. малооь'все то, что расценивалось как противостоящее этому мышлению: марксизм, фрейдизм, ницшеанство. Естественно, что вое это подталкивало к леворадикальному, нигилистически-разрушительному, сексуально-эротическому "теоретическому экотромиаму"' теории, условно говоря, к- "политическому авангардизму". Подобные наотроения, разумеется, не были лишь прерогативой одного Барта, они бьши свойственны, как уже об этом неоднократно говорилось, и Фуко, и Делезу, и в крайне эмоциональной форме Криотевой.

Трудно понять роль Барта для формирования литературной критики поотструктуралиама, не учитывая еще одного, хотя и вооьма существенного, факта. Разумеется, нельзя отрицать значение Барта как теоретика поотструктурализма, как создателя одного из первых вариантов деконотруктивистского литературного анализа - все это несомненно важно, но, на мой взгляд, не са-. мое главное. Чтобы довольно сложные (и- еще более сложно сформулированные) теории, и идеи Дерриды, Лакана, Фуко и т.д. перекочевали из "воздушной сферы" "эмпиреи* • "высокой" филооофской рефлексии в "эмпирику" практического литературного анализа (даже и при известной "литературной художественности" характера . теоретизирования филооофского поотструктурализма, склонного к

"поэтическому мышлению") был нужен посредник. И таким посредником стал Барт - блестящий, универсально эрудированный эссеист, сумевший создать поразительный симбиоз литературы, этики и политики, злободневная актуальность которого всегда возбуждала живейший интерес у интеллектуальной элиты Запада; Кроме того большая "привязанность" ого работ к литературной и социальной конкретике, к "довлеющей злобе дня" обеспечивали ему более непосредственный выход на литературоведческую аудиторию. В результате знакомство последней со многими понятиями, концепциями и представлениями постструктурализма - того же Дерриды, Лакана, Кристевой и проч. - шло через Барта, и "налет" бартовской рецепции постструктуралистских идей - его специфика их толкования и восприятия - отчетливо заметон на работах "практикующих" постструктуралистских критиков, особенно на первоначальном этапе становления отого течения.

Как уже отмечалось выше первым вариантом деконотрукти-вистского анализа в собственном смысле этого слова, предложенный Бартом, бил так называемый "текстовой анализ", где исследователь переносит акцент своих научных интересов с проблемы "произведения", как некоего целого, обладающего устойчивой структурой, на "подвижность текста" как процеоса "структурации". . В определенном смысле вся концепция Барта "текстового анализа" - представляет собой литературоведческую переработку теорий текста, языка и структуры Дерриды, Фуко, КристеДрй и Делеза. Барт смог суммировать и выявить не столько даже содержащийся в них литературоведческий потенциал (об этом они сами достаточ- • но позаботились), сколько наглядно продемонстрировать, сколь . далеко идущее последствия они за собой влекут. В позднем Барте парадоксальным образом сочетаются и рецидивы структурного мыш- '

лония, и те сверхрадикальные выводы постструктуралистского теоретического "релятивизма", что позволило ему, если можно так выразиться, не только "предсказать" некоторые черты критического менталитета постотруктуралистокого и постмодернистского литературоведения второй половины 80-х г.г. и начала 90-х, но и также, что, пожалуй, более существенно, приемы постмодернистской практики письма.

Впрочем, если что он и определил, так это господствующую тенденцию американского деконструктивизма, поскольку, если обратиться к писателям Да. Фаулзу, Т. Пинчону, Р. Федерману и др.< - то можно легко убедиться как часто имя Барта мелькает в их размышлениях о литературе. То, что влияние Барта на литературную практику шло и помимо отрафлекоированных моментов его теории, которые уже были фундаментально освоены деконструкти-вистской доктриной'и включены /во "¿«ми') еще раз

служит свидетельством, что даже и в постмодернистский период, ■ когда внимание художников к теории явно страдает сверхизбыточностью, писатели склонны обращаться к тому, что больше-™ подходит в их практическом литературном труде. И привлекательность Барта как раз заключается в том, что он в своих концеп- . циях учитывал не только теоретический опыт своих коллег, но к литературный опыт французского новейшего авангарда. И в его . истолковании он оказался более, влиятельным, нежели Кристева как теоретик "нового нового романа".

Один из главных постулатов "текстового анализа" - тезис о принципиальной "неразрешимости выбора", перед которой оказывается читатель. Критик подчеркивает, что неразрешимость -это не слабость, а структурное условие повествования; поскольку око, по его мнению, не может быть детерминировано "одним го-

лосом", одним смыслом, так как в нем присутствуют многие коды, многие голоса, и ни одному из них не отдаотся предпочтения. "Письмо", считает Барт, и заключается в этой утрате исходной точки, утрате первотолчка, побудительной причины. Взамен этого рождается некий объем индетерминаций или сверхдетерминаций, который он'называет "означиванием". !

■ Собственно, в этом утверждении содержится в краткой форме зародыш всей позднейшей деконструктивистской критики. Здеоь подведено уже.на столько общетеоретическое обоснование принципа неразрешимости Дерриды, но и дана чисто литературоведческое его конкрэтизауия с точки зрения развекторности, разнонаправ-ленкости "силовых притяжений кодовых полей". Другим принципом, переводящим философские построения Дерриды в литературоведческую плоскость, является утверждение об утрате "первотолчка", иными словами, первоначала, как условие "письма", т.е. литературы. Что не менее важно, для Барта, "письмо" появляется лишь в тот момент, когда оно приобретает анонимность, когда становится несущественным или невозможным определить, кто говорит, и на первое меото выходит интертокстуальный принцип, для которого появление "письма" означает,что "тут просто нечто говорится".

Еще одной особенностью "текстового анализа" Барта стала двойственная трактовка понятия кода - ключевого представления для структуралистской системы мышления. Если для структуралистов код - это строго системное образование, действующее как свод обязательных правил и ограничений, то у Барта он предстает как динамически изменчивое "силовое полз", к тому же постоянно на себе испытывающее воздействие еще целого ряда кодов—полей", в результате чего далеко не всегда удается о дос-

таточной степэнью уверенности вычленить признаки одного кода из общей суммы взаимодействия всех остальных.

Всо это свидетельствует о том, что мы имеем дело с теоретической практикой "размывания" самого понятия "код" и в этом качестве перед нами ни что иное как "переходная ступень" теоретической рефлекоии от структурализма к постструктурализму.. С исторической точки зрения самое любопытное в этом то, что сам этот переход, этот "промежуточный пункт" концептуального развития мыоли сам по оебе обладает значительным теоретическим достоинством и представляет вне всякого сомнения неоспоримый научный интерео. Иными оловами, "текстовой анализ" Барта, будучи лишь этапом в общей перспективе эволюции постструктуралистских вдей, самоценен сил по себе и сохраняет свою научную значимость вне зависимости от того, чему он послужил , впоследствии и какие выводы из этого были сделаны следующими поколениями постструктуралистов и постмодернистов.

Но таковой в общем итоге оказалась практически вся деятельность, пожалуй, почти всего леворадикального крыла французского поототруктурализма (если брать наиболее известные тлена, то ореди них окажутся и Кристева, и Делез, и многие бывшие приверженцы группы "Тель кель"). Разумеется, само предотав-

J

ление об этом "переходе" здеоь понимается весьма условно: это, окорее, одна из отупеней развития поототруктурализма, ибо в ней вне всякого оомненая гораздо больше элементов нового, чем старого — "отруктуралиотокого порядка",

В этом плане самым существенным вкладом Барта в развитие поототруктурализма и деконотруктивизма были не столько предложенная им. концепция методики "текстового, анализа", сколько такие его последние работы, как "Удовольствие от текста" (1973),

"Ролан Барт о Ролане Барта" (1975), "Фрагменты любовного дискурса" (1977), "Лекция" (1977) и др. Именно в этих работах была создана та тональность, та эмоционально-психологическая установка на вооприятие литературы, которая по своему духу является чисто постструктуралистской и которая во многом способствовала трансформации критического менталитета, породившего в свою очередь "деконструктивистокую генерацию" литературоведов. ^ '■.

Именно благодаря йтим работам постструктуралистская терминология обязана Барту еще одной парой весьма Ьопулярных понятий: "Текст-удовольотвиэ" и "текот-наолавдение". Если первый связывается французским ученым о практикой "комфортабельного чтения", унаследованной от традиционного восприятия "привычной" для читателя "классичоской", т.е. фактически, реалистической литературы, то второй возникает, когда читатель сталкивается с "авангардной", "неудобочитаемой" литературой. "Текст= наслаждение", подчеркивает Д3арт, вызывает чувотво потерянности, дискомфорта, тем самым осуществляя важную, с его точки зрения, функцию: он расшатывает иоторичеокие, культурные, пои-хологические устои читателя, его привычные вкусы и ценности, вызывает кризис в его отношении с языком.

Если вкратце суммировать роль Барта и Кристевой в создании методологии нового типа анализа художественного произведения, то это была функция связующего, опооредующего звена между философией постотруктурализма и его.деконотруктивиотской литературоведческой практикой. Они стали наиболее влиятельными представителями первого варианта деконструктивистокого анализа. Однако, дажо-и у Барта он еще но носил чисто критико-литературного характера: он, скорее, был" предназначен не для выясне-

ния конкретно литературно-эстетических задач,'его "волновали", "занимали" вопросы более широкого мировоззренческого плана: о сущности и природе человека, о роли языка, проблемы не столько даже социального (хотя и это тоже), сколько политическо=со-циального характера. Разумеется, "удельный вес" философсксьпо-литической проблематики, как и пристрастия к "фундаментальному теоретизированию" мог существенно меняться в различные периоды деятельности французских деконструктивистов (да и вообще от работы к-работе), но их несомненная .общественная "ангажированность" предотавляет собой резкий контраот о нарочитой аполитичностью "Йельской школы" американского деконотруктивизма.

Заметим в заключении: интересующий нас период в истории того, что условно называется "телькелиамом", т.е. период становления литературоведческого' поотструктурализма в его первоначальном французском варианте, отличался крайней, даже скажем экзальтированной по своей фразеологии, политической радикализацией теоретической мысли. Фактически все^ кто создавал это критическое направление, в той или иной мере прошли искус маоизма.

Подчеркнутая сверхполитизированнооть французских критиков приводила также неизбежно к тому, что чиото литературозед-чеокие цели оттеонядиоь иными - прежде воего критикой буржуазного оознания и воей культуры как буржуазной (причем дазэ авангардный "новый роман" о оередины 60-х г.г, перестал удовлетворять "коятркультурныа" претензии, к иокусотву -твлькелио-тов, включая и оамого Барта, о чем связано в числе прочих причин и появление "нового нового романа").

Здеоь речь идет, конечно, не об отдельных критиках, взятых во всей сложности их временной эволюции, а об общей тенденции, характерной для преобладающего умонастроения той группы

людей, которые в конкретный исторический отрезок времени - с конца 60-х по начало 70-х г.г.'предопределили постотруктура-ллстское восприятие литературы, культуры, социального мира. Но именно политизированность их позиции и привела к тому, что телькелистский поструктурализм был воспринят веоьма сдержанно в западном литературоведческом мира. Пожалуй, за'исключением английских киноведов, группировавшихся вокруг журнала "Скрин". Но политическая сторона вопроса была лишь только одним аспектом общей проблемы. При том, что в чаотности и Барт и Кристева дали примеры постструктуралистского литературоведческого анализа, увлеченность, условно говоря, "внелитературнымя" проблемами помешала французским критикам постструктуралистокой ориентации создать методику нового анализа в.ее "чистом" виде, не • отягощенной слишком конкретно-определенными идеологичеокими пристрастиями. Этот процесс "идеологического отсеивания" и бил осуществлен' в американском деконотруктивиаме, последователи которого выработали методологию своего подхода к художественному • произведению, сознательно отстраняясь (насколько это было возможно) от критической практики своих французских коллег-тельке-левцев и "через их голову" обращаясь к деконструктивиотской технике Дерриды. В определенном смысле можно сказать, что без американского деконструктивизма постотруктурализм не получил . бы своего окончательного оформления в виде конкретной практики анализа, ибо именно в нем постструктуралиач обрел свою "литературоведческую завершенность" - стал тем направлением в литературной критике, которое с конца 70-х г.г. начало активно влиять на вою парадигму западного литературоведческого мышления.

Последний раздол второй главы и посвящен анализу практики критической деконструкции художественного текста, прайму-

щественно в том виде, в каком она была разработана п сформулирована в трудах представителей "Польской школы деконотруктивизма" (П. де Мая, X. Блум, Дж.Х. Миллер, Дж. Хартман) и их многочисленных последователей. Принцип деконструкции исходит из поотулата Ж. Дерриды о неизбежном существовании в любом тексте смысловых "яеразрешимоотэй", о которыми оталнявается читатель, пытающийся в процессе чтения оодержатольно проинтерпретировать этот текст.

Характерная для деконотруктивизма игра на взаимодействии меаду смыслом, обусловленным контекстом анализируемого произведения, и безграничным контекотом "мировой литературы" (последняя преимущественно ограничивается'"контекстом" западноевропейской культуры, лли, еще точнее, западноевропейской историей философии, понимаемой как опоооб мышления - "западный лого-цонтризм") открывает возможность для провозглашения принципиальной неопределенности любого омысла.

Что касается американских деконструктивистов, то на первый план у них выходит не столько специфика понимания читаемых текстов, сколько природа человеческого непонимания, запечатленная в художественном произведении и.с еще большой силой выявляемая, если просто не приписываемая, при помощи деконотрукти-виотокого анализа, сверхзадача которого состоит в демонстрации "неизбежности" ошибки в принципе любого понимания, в том числа и того, которое предлагает сам критик=деконструктивист. По утверждению самого авторитетного представителя американского деконотруктивизма Поля де Маяа, возможность прочтения никогда .нельзя считать оамо собой разумеющейся, поскольку риторическая природа языка воздвигает непреодолимое препятствие на пути любого прочтения или понимания. Именно этот риторический харак-

избежать внутренне присущего ему, как и всякому читателю, стремления навязать тексту свои собственные схемы,\дать ему конечную интерпретацию, единственно верную и непогрешимую. Он должен деконструировать эту "жажду власти", проявляющуюся как в вем самом, так и в авторе текста, и отыскать тот "момент" в тексте, где прослеживается его омысловая двойственность, его диалогическая природа и внутренняя противоречивость.

При этом, как подчеркивают многие исследователи, деконст- -рукция не означает "деструкции", т.е. полного разрушения структуры произведения, не подразумевает она также и отказ от имеющихся в наличии структур, которых она подвергает расчленению. Вместо этого деконструкция является демонтажом отарой структуры, предпринятым о целью показать, что ее претензии на безусловный приоритет являются всего лишь результатом человеческих усилий и следовательно могут быть подвергнуты пересмотру. По этой причине процесс деконструкции - воего лишь предварительный и стратегически привилегированный момент анализа. Она никоим образом не предполагает своей окончательности и является предварительной .в той мере, в какой она всйгда должна быть жертвой своего собственного действия.

В результате ошибочность как таковая не только принципиально заложена, по де Ману, в критичеоком методе, но и возводится в степень его достоинства. Исследователь утверждает, что слепота критика является необходимым коррелятом риторической природы литературного языка. Отсюда и логическое заключение американского ученого: поскольку интерпретация для него-ни что иное, как возможность ошибки, то он заявляет, что некоторая отепень слепоты является составной частью специфического характера всей литературы, тем самым постулируя абсолютную зависи-

тер литературного языка якобы неизбежно и предопределяет аллегорическую форму любого беллетризироваяного повествования.

При этом литературному языку придается статус чуть ли не живого, самостоятельного существа. Отсода и соответствующее описание "жизни текста", даваемое де Маном. По мерз того, как текст выражает свой собственный модус написания, он заявляет о необходимости делать это косвенно, фигуральным'способом, •зная, что его объяснение будет обязательно понято неправильно, если будех. воспринято буквально. Объясняя "риторичность" своего собственного модуса, текст тем самым как бы постулирует необходимость своего, собственного неправильного прочтения, т.е. ол знает и утверждает, что будет понят превратно. Как говорит да Ман: "Он рассказывает историю аллегории своого собственного непонимания", т.е. может рассказать эту историю только как вымысел, зная,- что вымысел будет принят за факт, а факт за •вымысел. Такова^ якобы неизбежно амбивалентная природа литературного языка.

Таким образом, да Ман делает вывод об имманентной относительности и ошибочности любого литературного и критического текста и на этом оонования отстаивает принцип оубъективности интерпретации литературного произведения. В этом он следовал за Дерридой,, который предлагает критику отдаться "свободной игре активной интерпретации", ограниченной лишь рамками конвенции общей текстуальнооти. Это и есть, как пишет Деррида, то "ницшеанское утверждение" - радоотное утверждение свободной игры мира без истины и "первопричины", которое дает "активная • интерпретация".

Роль деконотруктивиотского критика, по мнению американского литературоведа Эткинса, сводится в основном к попыткам

мость интерпретации от текота и текста от 'интерпретации. Иными словами, без интерпретатора нет и текста.

Критику де Мая .таким образом рассматривает как споооб размышления о парадоксальной эффективности ослепленного видения, которое должно быть исправлено при помощи-примеров интуитивной проницательности, предотавляющих это видение. Учитывая заявленную вше принципиальную ошибочность всякого толкования,' трудно удержаться от сомнений в возможности положительного решения этой задачи.

Последняя, третья глава диссертации Постмодернизм как концепция "духа времени" конца XX века является своего рода заключением,, подводящим итоги более чем двадцатипятилетнему, развитию постструктурализма. В работах теоретиков постмодернизма были радикализированы главные постулаты поотструктурализма и деконструктивизма и предприняты попытки синтезировать соперничающие общефилософские концепции постструктурализма и практику Кольского деконструктивизма, спроецировав все на современное искусство и в том числе прежде всего на литературу. Таким образом- поотмодернизм в литературоведении выступает как попытка выявить на уровне организации художественного текста определенный мировоззренческий комплекс специфическим образом эмоционально окрашенных представлений.

Теоретики этого течения подчеркивают кризисный характер постмодернистского сознания, считая, что своими корнями он уходит в эпоху ломки естественно-научных представлений рубежа Х1Х-ХХ в.в. (или даже глубже), когда был существенно подорван авторитет как позитивистского научного знания, так и рационалистически обоснованных ценностей буржуазной культурной традиции. Сама апелляция к здравому.смыслу стала рассматриваться

как наследие "ложного сознания" буржуазной рационалистичности. В рэзультате фактически все то, что называется "европейской традицией", воспринимается постмодернистами как традиция рационалистическая, или, вернее, как буржуагно=рациояалнстдчеокая, н том самим в той или иной мера как неприемлемая.

Отказ от рационализма и осененных традицией или религией веры в общепризнанные авторитеты, сомнение в достоверности' "научного познания", т.е. картины мира, основанной на данных естественных наук, приводит постмодернистов к "эпистемологической неуверенности", к убеждению, что более глубокое и адекватно о поотиженяе действительности доступно не естественным и точным наукам или традиционной философии, а интуитивному "поэтическому мышлении" с его ассоциативностью, образностью, метафоричностью л мгновенными откровениями глсайта. Это специфическое видэнш мира как хаоса, лишенного причинно-следственных связей и-ценностных ориентиров, "мира децентрализованного", предстающего сознанию в виде иерархически неупорядоченных фрагментов, и получило - определение "постмодернистской чувствительности".

По определению французского ученого Е.-Ф. Ллотара, постмодернизм - это'в первую очередь недоверие к "метарассказам". Зтш термином он обозначает всо те "объяонительные системы", которые, по его мнению, организуют буржуазное общество а служат для него оредством самооправдания: религия, история, наука, психология, искусство (иначе говоря, любое "знание"). Творчески переработав некоторые концепции М. Фуко и Ю. Табормаса о "легитимации", т.е. оправдании и тем самым узаконивании "знания", Лкотар- рассматривает любую форму вербальной организации этого "знания" как специфический тип дискурса-повествования. Конечной целью этой "литературно" понимаемой философии, утверж-

дает учонип, является придание законченности "знашш", что обшно якобы и порождало повествовательно организованные фи-лосойсклз "рассказы" и "истории", задачей которых и было сформулировать свой "метадискурс" о "знании". При этом основными ■ организующими принципами философской мысли Нового времени Лио-тар называет "великие-истории", т.е. главные идеи человечества: гоголевскую диалектику духа, эмансипацию личности, идею прогресса, представление о знашш в духе Просвещения как о средства установления всеобщего счастья и т.д.

Для Лиотара "век постмодерна" в целом характеризуется эрозией веры в "великие метаповеотвования", в "метарассказы", легитимирующие, объединяющие и "тотализирующие" представления о современности. Сегодня, пишет Лиотар, мы являемся свидетелями раздробления, расщепления "великих историй" и появления множества более простых, молких, локальных "историй-рассказов". Смысл этих "краГте парадоксальных" по своей прпроде повествований - но узаконить, не легитимизировать знание, а "драматизировать наше понимание кризиса" и правде всего кризиса детерминизма, который сохранился лишь только в виде "маленьких островков" в мира всеобщей нестабильности, когда все-внимание концентрируется на "единичных фактах", "несоизмеримых величинах" и "локальных" процессах. .

Эта, доведенная до своего логического конца, доктрина "разногласия ради разногласия" выражается в том, что любое об-■щепрннятое мнение или концепция рассматриваются как явления, ;.Л1збежно ведущие к "главной опасности", подстерегающей современного человека; приняв их на вору, он тем''самым якобы становится на путь интеграции, поглощения его сознания буржуазной "системой ценностей" - очеродноц системой метарассказсв; В ре-

зультате господствующим признаком культуры "эры постмодерна" объявляется эклектизм. В этих условиях, по мнению Лпотйра, для "серьезного художника" возможна лишь одна перспектива - воображаемая деконотрукция "политики языковых игр", позволяющая понять "фиктивный характер" языкового сознания.

Глубинная мировоззренческая- противоречивость художников= постмодернистов, их попытки передать свое восприятие хаотичности мира сознательно организованным хаосом художественного произведения, скептическое отношение к любым авторитетам и как следствие ироническая их трактовка, подчеркивание условности худояественно=изобразптельн1£х средств литературы ("обнажение приема") абсолютизируются постмодернистской критикой, превращаются ею в основные принципы, художественности как таковой и переносятся на всю мировую литературу. Познавательный роляти-виач теоретиков постмодернизма заславляет их о особым вниманием относиться к проблеме "авторитета письма", поскольку в виде текстов любой исторической эпохи он является для них единственной конкретной данноотью, с которой они предпочитают иметь дело. Этот "авторитет" характеризуется ими как специфическая власть языка художественного произведения, способного своими "внутренними", например, для литературы чисто риторическими средствами создавать самодовлеющий "мир дискурса".

Этот "авторитет" текста, не соотнесенный о действительностью, обосновывается исключительно "интертзкстуально" (т.е. "авторитетом11 других текотов), иными словами - имеющимися в исоледуемом тексте ссылками и аллюзиями на другие теда, уже приобретшие овой авторитет в рамках определенной культурной традиции. В конечном счете, "авторитет" отождествляется с тем набором риторических и изобразительных средств, при помощи ко-

торого автор анализируемого текста создает специфическую "власть письма" над сознанием читателя.

Однако эта "власть письма" краШю относительна и любой художник, по мислк модернистов, ощущая ее относительность, все ■' время испитываот чувство смущения и досады, как пишет Э. Сэйд, вызванных осознанием собственной двусмысленности, собственно:! ограниченности царством вымысла и пиоьма. Отсюда якобы и неизбежность "пародийного модуса повествования" как единствен- • но возможной, по мнению Лиотара, экзистенциальной позиции "серьезного художника".

При анализе искусства постмодернизма все его теоретики . указывает, что пародия в нем приобретает иную функцию, по сравнению о традиционной .литературой. Так, Ч. Дженкс определяет главны;! признак этого направления как "парадоксальный дуализм" • или "двойное кодирование", под которым он понимает приоущее постмодернизму постоянное пародическое сопоставление двух (или более) "текстуальных миров"^ т.е. различных способов семиотического кодирования эстетических систем, чем собственно для него и являются разные художественные стили. Рассматриваемый в подобном плане постмодернизм выступает одновременно и как продолжение практики модернизма, и как его преодоление, поскольку он "иронически преодолевает" стилистику своего предшественника.

Основной же корпус постмодернистской критики на данном этапе ее развития представляет собой исследование различных способов повествовательной техники, нацеленной на создание "фрагментированного дискурса", т-.е. фрагментарности повествования. Д. Додж, Д.З. Фок:;а?ла, Д. ХеНман и др. выявили и систематизировали многочисленные "повоотвовательные стратегии"

"постмодернистского письма", демонстрирующие по их миопию ."антимиметический", т.е. сугубо условный характор художественного творчества. Именно благодаря этим "повествовательным тактикам" литературы XX в., считает в частности Д. Хейман, и била осуществлена глобальная ревизия традиционных стереотипов "наивного читателя", воспитанного на классическом романе НХ в., т.о. на традиции реализма.

В 'диссертации приводятся самые разные теории, объясняющие появление постмодернизма, однако, очевидно, наиболее убедительными выглядят та, которые считают неизбежным возникновение подобного феномена при любой смене'культурных эпох, когда происходит "слом" одной культурной парадигми я возникновение на ее обломках другой. Причины подобной смены могут быть самыми разнили: и политического, и социального, и научно=техшлеского, и мировоззренческого плана. Другое дело, что совпадение их во времени усиливает болезненность восприятия этой ломки сознания, обостряет эмоциональность восприятия крдзпсяостп самого сущеот-вования человека. Ощущение исчерпанности старого и непредска- . зуемости нового, грядущие контуры которого столь невнятны, что не'обещают ничего определенного и надежного, собственно, и делают постмодернизм, где этот наотроэнческий комплекс отразился явственнее воего, выражением "духа времени" конца/XX в., очередным "концом века" вне зависимости от того, сколь массовым в литературе и искусстве в целом или влиятельным в критике л философии он является на оегодняшшй день.

По те.мо диссертация опубликованы оладушке работы:

I. Ро:;. П. до Мап. Слепота и проницательность: Эссе о риторике оокрхюкпого литературоведения //Панорама современного буржуазного литературоведения и литературной критики. - М., .С974 (0,7 п.л.).

И. Тоор:-л знака д. Леониды и ее воздействие на современную критику СуА и Западной Езрош //Семиотика. Коммуникация. С г:: ль. ~ г,!., 1983 (I п.л.),.

3. Проблема читателя в современной критике восприятия //Совре-

мопниа зарубежные литературоведческие концепции (герменевтика, рецопт'.шная эстетика). - !,!., 1983 (0,54 п.л.).

4. Проблемы "новой критики": История эволюции и современное состояние //Зарубежное литературоведение 70-х г.г. Направления, тенденции, проблемы. - Ы., 1984 (2,4 п.л.).

5." структурой и читателем: Теоретические аспекты комму- / лп::ш:вного изучения'.литературы //Теории, школы, концепции. -М., 1985 (2,45 п.л.).

о. Современные концопции компаративистики и сравнительного изучения литэратур. - М., 1987 ( 3,25 п.л.).

7. Некоторые, концепции искусства постмодернизма в современных зарубежных исследованиях. - М., 1988 (1,75 п.л.).

8. Иостотруктурализм и диалог культур. - М., 1989 (3,75 п.л.).

9. Восточный интуитивизм и западный иррационализм: "Поэтическое мышление как доминантная модель "постмодернистского сознания" //Восток - Запад: Литературные взаимосвязи в зарубежных исследованиях. - М., 1989 (1,5 п.л.).