автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети ХIХ века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети ХIХ века"

На правах рукописи

004602167

Поплавская Ирина Анатольевна

Типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети XIX века

Специальность 10 0101 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

2 о гп

Томск-2010

004602167

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Научный консультант доктор филологических наук,

профессор Эмма Михайловна Жилякова

Официальные оппоненты доктор филологических наук,

профессор Кирилл Владиславович Анисимов доктор филологических наук, профессор Александр Эммануилович Еремеев доктор филологических наук, профессор Юрий Васильевич Шатан

Ведущая организация ГОУ ВПО «Кемеровский

государственный университет»

Защита состоится «16» июня 2010 года в_часов на заседании

диссертационного совета Д 212 267 05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» (634050, Томск, пр Ленина, 36).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Автореферат разослан « и » апреля 2010 г

Ученый секретарь диссертационного совета,

кандидат филологических наук, Д СЬ'У'ЧЛ

профессор _* ' Л А.Захарова

Общая характеристика работы

Актуальность исследования Вопрос о взаимодействии поэзии и прозы и типах этого взаимодействия, проблемы активизации поэтического субстрата в прозе и прозаических приемов в поэзии, изучение типологии художественных текстов, созданных на границе поэзии и прозы, соотношение поэзии и прозы в аспекте художественной коммуникации и нарратологии остаются в течение многих лет предметом неослабевающего научного интереса как отечественных, так и зарубежных литературоведов Исследование различных типов поэтических, прозаических и «пограничных» текстов, особенностей их сюжетной, нарративной, жанровой, ритмической организации, конструктивная и текстообразующая роль поэтического начала в прозе и прозаического начала в поэзии становятся особенно значимыми в свете современных тенденций развития науки о литературе В этой связи актуальность диссертационной работы обусловлена стремлением выделить, описать и системно осмыслить основные типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети XIX в Этот вопрос является в известной мере «фокусирующим» для понимания важнейших проблем и категорий теоретической и исторической поэтики, для осмысления закономерностей развития литературного процесса в целом Взгляд на поэзию и прозу как на архитектонические и одновременно композиционные художественные формы позволяет осознать внутреннее единство таких фундаментальных понятий теории литературы, как род, стиль, жанр, раскрыть их связь с поэтикой и риторикой, с основными стратегиями сюжетостроения, повествования, мифообразования, текстопорождения Взаимодействие поэзии и прозы может рассматриваться и как своеобразная микромодель литературного процесса в целом, представленная в синхронии и в диахронии И поэзия, и проза в этом случае синтезируют такие важнейшие родовые категории, как событие, процессуальность, состояние, придавая им отнологический смысл Отсюда сам процесс собственно поэтического творчества в самом общем виде может быть осмыслен как способ авторской рефлексии о мире и человеке, предполагающий их изначальное тождество («эстетика тождества»), в то время как прозаическое творчество исходит из сопротивопоставления автора и героя миру («эстетика ^противопоставления»).

История изучения вопроса связана с тем, что в отечественном литературоведении XX - начала XXI вв поэзия и проза традиционно понимаются как два типа художественной речи, как два способа организации речевого материала Существуют несколько критериев для сопоставления-противопоставления поэзии и прозы в качестве двух речевых художественных структур Один из критериев - ритмический, связанный с различной ритмической природой стиха и прозы Сторонниками этой точки зрения являются В М Жирмунский, Б В Томашевский, М. М Гиршман, Ю Б Орлицкий и др Другая группа ученых, среди которых А Н Веселовский,

Б М Эйхенбаум, А. В Михайлов, М Л Гаспаров и др, рассматривает поэзию и прозу как противоположные художественные стили, получившие научное обоснование в поэтике и риторике Структурный и историко-культурный подходы в осмыслении поэзии и прозы во многом корректируются структурно-семиотическим, представленным в трудах Ю М Лотмана, Р. О Якобсона, И П Смирнова, М И Шапира и др Согласно методологии структурализма, ведущий конструктивный принцип, который формирует структуру поэтического текста, можно определить как принцип выделения сходного в различном, выделения общих, эквивалентных черт между различными структурными уровнями на основе параллелизма, речевого и семантического соответствия Основной конструктивный принцип, моделирующий структуру прозаического текста, - поиск различия в сходном, поиск дифференциальных, различительных элементов в типологически родственных явлениях Прозаический текст создается через соединение разнородных элементов, частей, основанных на их семантической и грамматической общности

С нашей точки зрения, наиболее продуктивным представляется критерий, предложенный Ю Н Тыняновым и М М Бахтиным и принятый за основу авторами двухтомной «Теории литературы» (М, 2004), вышедшей под редакцией Н Д Тамарченко Это критерий структурно-семантический, позволяющий рассматривать поэзию и прозу одновременно и как типы художественного мышления, и как речевые, и как жанрово-стилевые категории.

Постановка проблемы Опираясь на философско-эстетические работы М М Бахтина, среди которых «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве», «Слово в романе», «Автор и герой в эстетической деятельности», «Проблемы поэтики Достоевского» и др , автор диссертационного исследования реконструирует поэтическую и прозаическую художественные модели мира в литературе, в основе которых оказываются эстетическая природа художественного образа и слова, категории автора и героя, жанрово-стилевые стратегии

Как архитектонические художественные формы поэзия и проза образуют две разные модели мира Так, в поэзии создается своего рода автоцентрическая эстетическая модель мира, в формировании которой важная роль отводится структуре художественного образа Художественный образ в поэзии максимально пронизан авторской интенцией, авторской эмоционально-смысловой направленностью на предмет, поэтому поэтический образ - это, по определению М М Бахтина, интенциональный образ, который формируется как через высказывание автора о предмете, так и через экспрессивную, ценностную и смысловую характеристику этого предмета Слово в поэзии как бы пронизывает собой весь предмет, поэтому поэтическое слово - слово номинативно-экспрессивное, предметно-выразительное Отсюда в поэзии преобладает «вживающая», проникающая функция художественного слова, связанная с переживанием человека и вещи изнутри, как своего «я» Образ человека в поэтической модели создается по

принципу самоидентификации, по принципу восприятия другого как самого себя, по типу другой, как я Поэтическая структура отличается особой степенью близости автора к герою, с одной стороны, а также близостью читателя, слушателя по отношению к автору и герою - с другой Можно сказать, что языковое сознание автора в поэзии ассимилирует язык героя и в значительной степени «направляет» и «управляет» языковым сознанием читателя Наконец, и сама поэзия, и поэтические жанры развиваются в русле централизующих, центростремительных языковых тенденций, направленных к объединению всех языковых и структурных моментов вокруг одного центра - автора. Возникающая в поэзии внутренняя связь между «монологическим» словом и ритмом оказывается органичной, не способствующей существенному «расслоению» языка.

Прозаическая художественная модель мира формируется прежде всего как логоцентрическая модель В основе ее оказывается двуголосое слово, слово автора о предмете, которое вступает в диалог с чужим словом об этом же предмете Своеобразие художественного образа в прозе заключается в его диалогичности, прозаический художественный образ - это, с точки зрения М М Бахтина, «диалогизованныгЪ образ Этот образ создается как через высказывание автора о предмете, так и через преломление предмета в чужом слове и предвосхищение ответного слова о нем в «прямом», «объектном» и «двуголосом» прозаическом слове с их подтипами В художественной прозе раскрывается главным образом номинативно-изобразительная, номинативно-преломляющая природа слова, а также само слово может становиться предметом изображения, как, например, в пародиях и стилизациях В прозе преобладает не «вживающая», а «завершающая» функция художественного слова, связанная с изображением завершающей авторской позиции по отношению к слову героя и словесному образу в целом Человек в прозаической модели мира изображается через переживание, восприятие его как другого, по принципу я, как другой. В прозе отношения автор-герой-читатель выстраиваются иерархически Эта иерархия зависит от разной степени близости/отдаленности героя и читателя от завершающей авторской позиции Максимальная близость автора с героем и читателем будет в лирической, автобиографической и дневниковой прозе, минимальная - в романе полифонического типа Наконец, прозаические жанры развиваются в русле децентрализующих, центробежных тенденций, способствующих активному проникновению в них разноречия и связанных с формированием подвижной повествовательной полицентрической структуры Таковы основные параметры поэтической и прозаической художественных картин мира, как они представлены в трудах М М Бахтина.

Поэзия и проза как архитектонические художественные формы, как формы завершения эстетического объекта обнаруживают свое глубинное родство и с лирикой, и с эпосом, тоже понятых архитектонически Поэзия и проза как формы организации словесного материала, как композиционные формы реализуют себя в определенных художественных текстах и типах

повествования, что позволяет рассматривать их и как речевые формы, и как формы жанрово-стилевые Последнее приобретает особую значимость в связи с историко-культурной ситуацией рубежа XVIII - XIX вв, когда на смену поэтике жанров приходит поэтика «устойчивых стилей» Таким образом, поэзия и проза, понятые синхронически как типы художественного мышления и одновременно как речевые и жанрово-стилевые структуры, позволяют рассмотреть их в предпринятом исследовании в единстве всеобщего, особенного и единичного, позволяют осмыслить их как тернарное целое Одновременно стих и проза представлены в работе и как текстообразующие категории, связанные с различными способами организации текста, словесного оформления эстетического события

Вместе с тем проблема соотношения поэзии и прозы может быть осмыслена и в диахронии Как известно, синкретизм поэзии и прозы в особых смешанных формах, представляющих собой устную речь со стихотворными вставками, присутствует уже в первобытном фольклоре. С течением времени на смену первоначальному синкретизму / параллелизму поэзии и прозы приходит развитие словесного искусства преимущественно в стихотворной форме Становление же художественной прозы начинается гораздо позднее, в эпоху Возрождения. Отсюда эстетическое осмысление прозаического искусства как самостоятельной области словесности совершается лишь в ХУШ-Х1Х вв. и происходит во многом с опорой на риторику Поэтому сам термин «поэзия» получает в западноевропейской и русской эстетической мысли этого периода широкое толкование, становится синонимом художественности и подразумевает художественные произведения, написанные как стихами, так и прозою, а термин «проза» закрепляется в основном за функциональной литературой (ораторской, научной, публицистической, философской)

Объектом предпринятого исследования становятся поэзия и проза в русской литературе первой трети XIX в, представленные в их системной целостности и историко-культурной динамике

Предметом исследования является выделение и описание продуктивных моделей (типов) взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе 1800 - 1840-х гг, осмысленных как в индивидуально-авторской, так и в историко-литературной эволюции

Цели и задачи исследования. Цель диссертационной работы -рассмотреть процесс развития и взаимодействия поэзии и прозы как органичный и системный, отражающий особенности национального теоретико-эстетического мышления и литературного творчества в эпоху первой трети XIX в Поставленная цель определяет и задачи диссертационного исследования, которые сводятся к следующему

- представить развитие поэзии и прозы как органичную и динамичную систему, обнаруживающую свою связь с национальным литературным процессом 1800 - 1840-х гг,

- рассмотреть поэзию и прозу как особые типы художественного (архитектонического) мышления, моделирующие соответствующую им эстетическую реальность,

- систематизировать теоретико-литературные представления о поэзии и прозе в русской эстетике и критике XVIII - первой трети XIX вв. как особых типах художественного мышления, речевых и жанрово-стилевых формах,

выделить и описать основные модели (типы) взаимодействия поэзии и прозы в творчестве В. А Жуковского, А С Пушкина, М. Ю Лермонтова, Н. В Гоголя,

- наметить основные этапы (эволюцию) взаимодействия поэзии и прозы в творчестве отдельных авторов и в литературном процессе этого периода в целом,

показать специфику взаимодействия поэзии и прозы в контексте романтической и реалистической эстетики и поэтики,

- осмыслить процессы взаимодействия поэзии и прозы в тесной связи со спецификой художественной образности, стиля, жанра, коммуникативно-нарративных стратегий,

раскрыть значимость этого явления для последующего развития русской поэзии и прозы во второй половине XIX - начале XX вв

Материал исследования. Намеченные цели и задачи определили отбор материала для исследования, особенности его методологии и структуры Материалом исследования становятся русские эстетические трактаты, учебные пособия и критика ХУШ-первой трети XIX вв. (М В Ломоносов, В К Тредиаковский, И. С Рижский, А С Никольский, А Ф. Мерзляков, А И Галич, Н Ф. Кошанский, К Н Батюшков, А А Бестужев-Марлинский, В К Кюхельбекер, В Г Белинский и др), поэтические и прозаические произведения Н М Карамзина, Г Р Державина, В А. Жуковского, А. И. Мещевского, А С Пушкина, П А Вяземского, Е А Баратынского, М Ю Лермонтова, Н В. Гоголя и др Отбор художественного материала обусловлен хронологическими границами исследования Начальная точка отсчета связана с 1808 г и совпадает с изданием журнала «Вестник Европы» (1808-1810) периода редакторства и активного сотрудничества в нем В А. Жуковского. Конечная точка определяется временем выхода из печати поэмы Н В Гоголя «Мертвые души» (1842) Таким образом, хронологически материал исследования охватывает три десятилетия в развитии русской литературы первой трети XIX в. В историко-литературном смысле этот период характеризуется сменой романтических форм взаимодействия поэзии и прозы в рамках метатекстового образования журнального типа формами индивидуально-авторскими, к которым относятся, в частности, синтез поэзии и прозы в романе «Евгений Онегин» и явление поэтической центрации в поэме «Мертвые души» Круг имен и отбор произведений мотивирован их определяющей ролью в историко-культурном процессе, выраженной репрезентативностью в плане взаимодействия поэзии и прозы, определенностью типологических признаков.

Методология исследования В работе используются несколько взаимосвязанных подходов в осмыслении и анализе эстетического и литературного материала Эстетический подход (М М Бахтин, Ю. Н Тынянов) исходит из понимания произведения как эстетического объекта с преобладающим типом образности, отношением автора к герою, эстетически понятой природы художественного слова и его функций, с характерными языковыми и жанровыми стратегиями Структурно-семиотический (Ю М Лотман, Б А Успенский) предполагает восприятие словесного искусства как вторичной моделирующей системы, в которой поэзия и проза противопоставляются друг другу как функциональные стили, а стих и проза воспринимаются как конструктивные принципы организации текста Теоретико-типологический подход (Н Д Тамарченко, В И Тюпа) позволяет выделить продуктивные модели взаимодействия поэзии и прозы, значимые как для русской литературы первой трети XIX в, так и для последующих этапов ее развития Нарративный подход (Р Барт, Ж Женетг, В Шмид) используется при анализе отдельных прозаических произведений, авторских прозаических циклов и сборников и раскрывает диалектику поэтических и прозаических принципов повествования в связи с особенностями коммуникативных установок в художественном целом Историко-литературный подход (Г А Гуковский, Б М Эйхенбаум, Ю В Манн, С Г. Бочаров, И А Есаулов, А И Журавлева, Ю. Н Чумаков, Б Т

Удодов, Л А Ходанен, А. С Янушкевич и др ) позволяет рассмотреть типы взаимодействия поэзии и прозы в связи с творческой эволюцией отдельных авторов и в связи с общими тенденциями развития литературного процесса 1800 - 1840-х гг Мифопоэтический метод (К Г. Юнг, А Ф Лосев, О М. Фрейденберг, Е М Мелетинский, В Н Топоров, М Элиаде) раскрывает представление об особенностях формирования авторской литературной мифологии в творчестве ведущих писателей исследуемого периода

Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней впервые в отечественном литературоведении предпринята попытка системного описания наиболее репрезентативных моделей и механизмов взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети XIX в Выбранная проблематика обусловила и новые аспекты исследования, которые можно сформулировать следующим образом

1. Поэзия и проза впервые рассмотрены как особые типы художественного мышления, формирующие автоцентрическую и логоцентрическую эстетические модели мира Критерием для выделения этих моделей служат особенности художественного образа и слова в поэзии и прозе, категории автора, героя и читателя, жанрово-стилевые тенденции 2 В рамках историко-литературного процесса первой трети XIX вв поэзия и проза впервые исследованы одновременно и как типы

художественного (архитектонического) мышления, и как речевые, и как жанрово-стилевые категории Поэзия и проза осмыслены в работе как тернарное целое в единстве всеобщего, особенного и единичного

3 Выявлен онтологический смысл поэзии и прозы, сопрягающий родовые понятия состояния, события и процессуалыюсти через «эстетику тождества» (поэзия) и «эстетику сопротивопоставления» (проза)

4 Систематизирован обширный теоретико-эстетический и литературно-критический материал конца ХУШ-первой трети XIX вв, связанный с пониманием сущности и природы поэзии и прозы и их взаимодействия, раскрыта их роль в становлении национальной литературы и критики

5 Впервые выделены устойчивые типы взаимодействия поэзии и прозы в творчестве русских писателей первой трети XIX в метатекстовая интеграция, межтекстовая интерференция, гипертекстуальное образование, межтекстовый параллелизм, синтез поэзии и прозы, прозиметрия, поэтическая центрация

6 Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Жуковского существенно дополнено рассмотрением его философии жизнестроительства, поэтической философией имени и философией пути, изучением авторской литературной мифологии, в которой важная роль отводится сотериологическим мифам поэта

7. Синтез поэзии и прозы в романе Пушкина «Евгений Онегин» исследован в единстве основного поэтического текста и прозаических эпиграфов, предисловий и примечаний к роману. Роман «Евгений Онегин» воспринимается как тип становящегося текста, неотделимый от процесса его написания и первоначальной публикации отдельными главами «Повести Белкина» впервые рассмотрены как оригинальный авторский прозиметрический текст

8. Осмыслена роль эстетики «невыразимого» в механизме взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Лермонтова Показана ее связь с формированием образа «героя времени» и с основными формами выражения авторского сознания в его лирике и прозе

9 Своеобразие творчества Гоголя существенно скорректиовано через использование эстетической категории избыточной вненаходимости автора по отношению к герою Раскрыта связь поэтических и прозаических стратегий с категорией повествования и текстообразования в сборниках «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», в петербургских повестях

Теоретическое значение диссертационного исследования определяется I) осмыслением эстетических механизмов классического миромоделирования в русской литературе XIX в, 2) пониманием поэзии и прозы как архитектонических и как композиционных художественных форм, 3) особенностями функционирования поэзии и прозы в типологических (романтизм, реализм) и авторских художественных системах; 4) развитием парадигматического и синтагматического подходов в изучении литературного процесса, 5) раскрытием механизмов межтекстуального и внутритекстуального диалога поэзии и прозы, 6) выделением характерных типов взаимодействия поэзии и прозы

Основные положения, выносимые на защиту.

1 Поэзия и проза представляют собой два типа художественного мышления, два типа речевой организации и разнообразные жанрово-стилевые формы

2 Взаимодействие поэзии и прозы оформляется по принципу метафоры (межтекстовая интереференция, межтекстовый параллелизм), метонимии (гипертекстовые связи), синекдохи (претекстовые, метатекстовые отношения)

3. Диалог поэзии и прозы в художественном наследии Жуковского акцентирует новые аспекты в его эстетике жизнетворчества, передает особенности авторской романтической мифологии («александровский» миф, миф о поэте)

4. Явление межтекстовой интерференции раскрывает значимость первичных текстов («Наталья, боярская дочь» Карамзина, «Марьина роща» Жуковского) и их способность продуцировать вторичные тексты («Наталья, боярская дочь», «Марьина роща» Мещевского)

5 Поэзия и проза в романе Пушкина «Евгений Онегин» обнаруживают свою эстетическую и онтологическую природу и объединяют роман героев, роман автора и философию жизнетворчества

6 «Повести Белкина» Пушкина как особый тип прозиметрического текста сохраняют эстетическую «память» о стихе, об основных жанрах и формах поэтического мышления

7 Авторская модель взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Лермонтова приобретает антропологические черты и реализуется через образ «героя времени»

8 Поэтическое и прозаическое начало в творчестве Гоголя выступают в качестве основных принципов повествования («Вечера на хуторе близ Диканьки») и принципов мировидения («Миргород», петербургские повести)

9. Эстетической основой диалога поэзии и прозы в поэме «Мертвые души» становится явление поэтической центрации, связанное с избыточной вненаходимостью автора по отношению к герою

Научно-практическая значимость работы определяется тем, что теоретические положения диссертации могут быть использованы в обобщающих трудах по истории и теории русской литературы XIX в , при чтении лекционных курсов по истории русской литературы и критики первой трети XIX в Научные результаты исследования могут учитываться в специальных курсах, посвященных истории, эстетике и поэтике русского романтизма и реализма, их взаимодействию и дальнейшей эволюции, в спецкурсах и спецсеминарах, посвященных теории и истории поэзии и прозы XIX столетия, а также творчеству отдельных авторов В А Жуковского, А С Пушкина, М. Ю Лермонтова, Н В Гоголя, в эдиционной

практике, связанной с работой над изданием Полного собрания сочинений и писем В А Жуковского

Апробация работы. Основные положения и выводы работы апробированы на международных, всероссийских, региональных,

межвузовских н кафедральных конференциях, чтениях и семинарах В их числе Всероссийские научные конференции «Проблемы литературных жанров» (Томск, ТГУ, 1У-1Х, 1982-1998 гг); Четвертые Алексеевские чтения (Иркутск, ИГУ, 3-5 октября 1988 г), «Американский и сибирский фронтир» (Томск, 1996, 2001 гг), Духовно-исторические Чтения памяти равноапостольных Кирилла и Мефодия (Томск, май, 1998-2008 гг.), «Мир и общество в ситуации фронтира» (Томск, ТГУ, 14-16 апреля, 2003 г), «Американские идеи в гуманитарных исследованиях ученых Сибири» (Томск, ТГУ, 12-14 октября 2004 г), IV Всероссийская научная конференция «Русская литература в современном культурном пространстве» (Томск, ТГПУ, 4-5 ноября 2004 г), Международная научная конференция «Нарративные традиции славянских литератур» (Новосибирск, Институт филологии СО РАН, 28-30 июня 2006 г), Первая Международная конференция «Н В Гоголь и славянский мир» (Томск, ТГУ, 26 - 28 октября 2006 г), IX Международная конференция «Проблемы изучения творчества Николая Гоголя итоги и перспективы» (Украина, Нежин, Нежинский государственный университет, 2-3 октября 2007 г), Томские филологические чтения «Исследования русской и мировой культуры в языке и тексте» (Томск, ТГУ, 6-7 ноября 2008 г.), Вторая Международная конференция «Н В Гоголь и славянский мир» (Томск, ТГУ, 14-15 ноября 2008 г), «Сюжеты и мотивы русской литературы» (Новосибирск, Институт филологии СО РАН, 21 - 22 апреля 2009 г), Международная конференция «Творча спадщина Миколи Гоголя 1 сучасний св1т» (до 200-лптя вщ дня народження) (Украина, Нежин, Нежинский государственный университет, 13 - 15 мая 2009), Вторая конференция Международного Научно-исследовательского Центра «Россия-Италия» «Образы Италии в русской словесности» (Томск, Новосибирск, ТГУ, НГУ, 1 - 6 июня 2009 г), V Всероссийская научная конференция «Русская литература в современном культурном пространстве» (Томск, ТГПУ, 2-3 ноября 2009 г)

Структура работы В освещении эстетических основ понимания и взаимодействия поэзии и прозы используется синхронический принцип, диахронический аспект присутствует в изложении материала как внутри отдельных глав, так и в общей эволюционной перспективе исследования Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, приложения и библиографического раздела

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается выбор темы исследования и ее актуальность, дается обзор основных теоретико-эстетичесих концепций, раскрывающих понимание сущности поэзии и прозы и механизма их взаимодействия, обосновывается проблематика исследования, разные подходы и принципы в систематизации и осмыслении материала,

формулируются научная новизна, теоретическая и практическая значимость диссертации, определяются объект и предмет исследования, цели и задачи работы, излагаются основные положения, выносимые на защиту

В первой главе «Динамика восприятия поэзии и прозы в русской теоретико-литературной мысли XVIII - первой трети XIX веков» раскрывается целостная парадигма понятий «поэзия» и «проза», складывающаяся в рамках риторической и эстетической критики Поэзия и проза осмысляются здесь как трехуровневая система, представляющая собой единство двух типов художественного мышления, двух типов речевой организации и многообразных жанрово-речевых форм их проявления.

В первом разделе «Основные тенденции в осмыслении поэзии и прозы в русском литературоведении XVIII века» представлено понимание поэзии и прозы в теоретико-литературных трудах русских авторов XVIII в, которое совершается в рамках риторической культуры В трудах М В Ломоносова противопоставление «прозы» - «поэмы» (стихов) основано на их метрической упорядоченности / неупорядоченности. В восприятии В. К Тредиаковского «стихи» и «проза» отличаются различной метрической организацией, «поэзия» же становится синонимом «изящной словесности».

Дальнейшее развитие эти проблемы получают в трудах авторов второй половины XVIII в В «Правилах пиитических в пользу юношества» (1774), изданных Аполлосом [А Д Байбаковым], поэзия рассматривается как наука о стихотворстве В «Сокращенном курсе российского слога» (1796) В С Подшивалова проблема взаимодействия поэзии и прозы исследуется в связи с разработкой теории стиля (слога) и в контексте общей теории прозы В «Опыте риторики» (1796) И С. Рижского проза и поэзия (стихотворство) воспринимаются одновременно и как речевые, и как стилевые формы В предисловии к альманаху «Аониды» (1797, кн 2) Н М Карамзина под поэзией подразумеваются произведения изящной словесности, написанные как стихами, так и прозой Понимание прозы как искусства «зрелых мыслей» сближает позиции Н М Карамзина и А С Пушкина в этом вопросе

Во втором разделе «Теория поэзии и прозы в русских эстетических трактатах и учебных пособиях первой трети XIX века» раскрываются отличительные особенности теоретико-литературной мысли этого периода, которые видятся в том, что на смену «риторической» теории поэзии приходит «эстетическая» теория. В альманахе «Корифей или Ключ литературы» (1802), редактором и издателем которого был Я А Галинковский, поэзия и проза рассматриваются как две речевые формы, как подражание природе в простом (нехудожественном) и изящном (художественном) слоге В «Новом словотолкователе» (1803 - 1806) Н М Яновского поэзия в широком смысле воспринимается как наука о стихотворении, в узком же смысле под поэзией подразумевается всякое сочинение, «стихами писанное» В «Основаниях российской словесности»

(1807) А С Никольского поэзия трактуется как художественный вымысел, воплощенный в слове В «Кратком руководстве к российской словесности»

(1808) И М. Борна проза и поэзия (стихотворство) воспринимаются и как

речевые, и как жанрово-стилевые формы. Во «Введении в науку стихотворства» (1811) Н И Язвицкого указывается на наличие переходных форм, сближающих стихотворство и прозу как речевые и как жанрово-стилевые формы В «Науке стихотворства» (1811) И С Рижского под поэзией понимаются все произведения, написанные стихами («измеренною речью»), В «Курсе российской словесности для девиц» (1812) И М Левитского выделяются внутренние и внешние виды (формы) стихотворений. К внутренней форме относятся образно-содержательные элементы, к внешней - стопа, рифма, строфа В статьях В. А Жуковского, опубликованных на страницах «Вестника Европы» (1808 - 1811), поэзия и проза понимаются как разные типы речевой организации, связанные с разными способами воздействия на читателя (слушателя) Этой установкой определяется и его стратегия переводчика В литературно-критических работах К. Н. Батюшкова отмечается влияние прозаического слога на совершенствование слога стихотворного

В «Кратком начертании теории изящной словесности» (1822) А Ф. Мерзлякова главное отличие поэзии от прозы видится в эстетической цели. В «Общей реторике» (1818) Н Ф. Кошанского предлагается двучленная (стихи - периоды) и трехчленная (стихи - периоды - проза) система противопоставления поэзии (стихов) и прозы. В «Частной реторике» (1830) автор понимает поэзию и прозу не только как ритмически организованную / неорганизованную речь, но и как стилевые категории В «Учебной книге российской словесности» (1819 - 1822) Н. И Греча принципиальное различие между поэзией и прозой (нехудожественной) видится в разных способах языкового мышления, получающих воплощение в разных типах речевой организации В «Словаре древней и новой поэзии» (1821) Н Ф Остолопова поэзия и проза осмысляются и как разные типы художественного творчества (мышления), и как речевые формы, и как формы жанрово-стилевые В «Опыте науки изящного» (1825) А И Галича поэзия рассматривается одновременно и как родовое, и как видовое понятие.

В начале 1820-х гт в периодических изданиях возникает полемика о дальнейших путях развития отечественной литературы. А. А Бестужев в статье «Взгляд на старую и новую словесность в России» (1823) ставит вопрос об особенностях прозаического слога В известной заметке «О прозе» (1822) А С Пушкин выделяет три типа прозы описательную, метафорическую, метафизическую. В статье «Поэзия и проза» (1835 - 1836) В К Кюхельбекера под поэзией и прозой понимаются и два типа мышления (художественное и понятийное), и две речевые формы

Единство теории и истории литературы представлено в «Умозрительных и опытных основаниях словесности» (1834) А Г Глаголева, в которых проза (функциональная) и поэзия («изящная словесность») осмысляются как разные формы организации речевого материала. В «Чтениях о словесности» (1837 - 1838) И И. Давыдова поэзия и проза (красноречие) характеризуются как два типа видения и изображения мира в слове В «Руководстве к изучению русской словесности» (1836) П. Е Георгиевского красноречие

рассматривается как переходное явление от функциональной прозы к поэзии как одному из видов изящного искусства В «Учебном курсе словесности» (1843) В Т. Плаксина проза и поэзия изучаются как два типа словесного мышления нехудожественного и художественного. В программной статье В Г Белинского «Разделение поэзии на роды и виды» (1841) критик противопоставляет поэзию (стихи) и прозу как две формы организации речевого материала, внутренне соотносимые с содержанием. В статье «Русская литература в 1842 году» (1843) стихи и проза выступают не только как речевые, но и как архитектонические формы художественного мышления.

Понятия поэзия и проза в русских «риториках», «поэтиках», «основаниях словесности» первой трети XIX в получают разную трактовку Самое широкое значение термина поэзия предполагает восприятие ее как части словесности, словесно-творческой деятельности вообще наряду с историей, философией, моралью, деятельности, объединяющей все виды изящных искусств и науки В данном случае актуализируется исходное этимологическое значение этого слова, которое в греческом языке означает «созидаю», «творю» Другая трактовка этого слова раскрывает его связь с эстетикой, с изящной словесностью и позволяет воспринимать поэзию как синоним словесно-художественного творчества вообще Еще одно представление о поэзии и прозе предполагает понимание их как двух типов видения (художественного / нехудожественного) и изображения действительности в слове В данном случае отличие поэзии от прозы заключается в том, что поэзия - это тип художественного мышления, основанный на вымысле, проза же рассматривается как нехудожественное образование, как прагматическое речевое высказывание Также поэзия и проза осмысляются и как жанрово-стилевые категории В то же время во всех работах поэзия и проза рассматриваются в своем традиционном значении как речевые структуры, как стихотворная и прозаическая речь Наконец, в ряде работ поэзия в узком значении выступает как наука о стихотворстве и как синоним самого стихотворства, а проза часто отождествляется с красноречием, под которым понимаются главным образом все нехудожественные прозаические произведения, а также наука о прозе В последнем случае красноречие часто становится синонимом риторики Еще одно значение этих слов имеет выраженный социокультурный характер и связано с противопоставлением «поэзии жизни» «прозе жизни»

Во второй главе «Типы взаимодействия поэзии и прозы в литературе русского романтизма» предметом рассмотрения становится творчество В А Жуковского, представленное в эволюции от периода редакторства и соредакторства поэта в журнале «Вестник Европы» (1808-1810) до его итогового сборника «Баллады и повести» (1831)

В первом разделе «Метатекстовые стратегии взаимодействия поэзии и прозы в журнале В. А. Жуковского «Вестник Европы» (1808-1810)» объединяющим началом всех материалов выступают код имени и код события Оба этих кода активно участвуют в формировании как

эмпирической, так и концептуальной сфер в журнале Код имени связан прежде всего с номинацией журнала, а также соотносится с кругом имен отечественных и переводных авторов, произведения которых печатались на страницах «Вестника Европы» в это время Среди них В А Жуковский, А Ф Мерзляков, А Ф Воейков, В Л. Пушкин, К Н Батюшков, П А Вяземский, Н И Гнедич, Ф. Шиллер, X Гарве, Ж Ж. Руссо, Ф Р де Шатобриан, А Ф Ф Коцебу, С Ф де Жанлис и др Важно отметить, что названия большей части произведений этих авторов связаны с семантикой собственных имен Имя собственное, вынесенное в заглавие произведений, оказывается смысло- и структурообразующим. Через философию имени в журнале «Вестник Европы» оформляется характерный авторский миф об искупительной и животворящей силе любви Архетипической основой этого мифа становится широко распространенный в сентименталистской и предромантической литературе сюжет встречи невесты с мертвым женихом Жуковский в своем журнале использует два противоположных варианта развития данного сюжета встреча как нисхождение в ад для совершения искупления («Людмила») и встреча как предчувствие небесного блаженства, рая (послание «К Нине»)

Наряду с авторской мифологией в журнале «Вестник Европы» можно выделить н так называемые «авторские» сюжеты Среди них сюжет, связанный с именем С. Ф де Жанлис (1746 -1830) Интерес русских писателей конца XVIII — начала XIX вв к творчеству этой французской писательницы эстетически закономерен Проблемы становления русской повествовательной прозы и ее жанровой системы, образ «чувствительного» героя, категории автора и читателя - эти вопросы были «ключевыми» для литературного процесса рубежа веков. Одна из проблем, связанная с рецепцией творчества Жанлис в указанный период, касается соотношения поэзии и прозы Прозаические переводы Жуковского из Жанлис своеобразно трансформируют поэтику формирующегося балладного жанра Это касается мотива судьбы и оссиановских мотивов, образов эоловой арфы и пустынножительниц в «Отрывке из путешествия г-жи Жанлис в Англию» (1808, № 4), мотива жизни после смерти в повести «Густав» (1808, № 1) с ее «вершинной», лирической композицией, которые проецируются на баллады «Людмила» (1808, № 9), «Пустынник» (1812, №№ 11-12) и «Эолова арфа» (1814)

На пересечении кода имени и кода события в «Вестнике Европы» рождаются «наполеоновский» и «александровский» сюжеты. Имена императоров Наполеона и Александра I упоминаются почти в каждом номере журнала в обеих его частях В этих публикациях личности обоих императоров представлены многогранно с точки зрения исторической и военной, политической и социальной, интеллектуальной и бытовой. Вместе с тем в собственно художественных произведениях, увидевших свет на страницах «Вестника Европы» этого периода, формируются уже поэтические образы Наполеона и Александра I, в создании которых важная роль отводится произведениям самого автора-редактора Образ Наполеона

возникает вначале в «Песне барда над гробом славян-победителей» (1806, № 24), а затем в стихотворениях «На смерть фельдмаршала графа Каменского» (1809, № 18), «Вождю победителей» (1812, №№ 21-22), «Певец во стане русских воинов» (1812, №№ 23-24) В них этот образ воспринимается в контексте апокалипсической символики, а образ Александра I сакрализуется, наделяется мессианскими чертами

Событийный дискурс в журнале Жуковского глубинно связан с проблемой становления «внутреннего человека», с «деятельностью душевной», составными частями которой являются самообразование, нравственное самосовершенствование и творчество Поэтому психологический сюжет, раскрывающий «образование души своей», нюансы душевных состояний героев и их динамику, выступает в качестве метасюжетной основы материалов «Вестника Европы» данного периода В этом смысле журнал служит действенным средством не только приобщения читателя к процессу чтения, но и «приготовлением» к воспитанию в нем нравственного и эстетического чувства

Метатекстовые стратегии взаимодействия поэзии и прозы в журнале Жуковского подразумевают их целостное рассмотрение в содержательном, структурном и жанрово-повествовательном планах С этой целью в диссертации подробно анализируется № 8 журнала за 1808 г

Во втором разделе «Взаимодействие поэзии и прозы в «Марьиной роще» В. А. Жуковского и А. И. Мсщевского как явление межтекстовой интерференции» под межтекстовой интерференцией понимается совпадение двух или нескольких художественных текстов по некоторым основным параметрам сюжет, тип героя, способ речевой организации Эстетический смысл этого явления связан с тем, что в эпоху романтизма поэзии отводится исключительная роль в стилевом, жанровом, родовом синтезе в словесном искусстве Возникновение стихотворного переложения прозаического произведения демонстрирует возможность параллельного существования одноименных текстов в русской литературе первой трети XIX в Явление межтекстовой интерференции по-своему «тиражирует» преобладающие в эту эпоху сюжеты, мотивы, образы, жанры, типы художественности, открывая доступ произведениям «второго» ряда, массовой литературе

Оригинальная прозаическая повесть Жуковского «Марьина роща» была напечатана в «Вестнике Европы» в 1809 г В 1818 г вышло в свет поэтическое переложение этой повести, осуществленное Александром Ивановичем Мещевским (1791-1820), воспитанником Московского университетского пансиона, поэтом, который в 1812 г был разжалован в солдаты и сослан в Оренбург Изначальная поэтичность прозы Жуковского явилась, на наш взгляд, основной эстетической причиной обращения Мещевского к стихотворному переложению повести «первого русского романтика»

В повести Жуковского «Марьина роща» преобладает элегический тип художественности Важнейшая особенность создаваемой здесь элегической

картины мира видится в психологически переживаемом несовпадении внутреннего «я» героя с самим собой Эта осознаваемая нетождественность элегического «я» самому себе, его «текучесть» ярче всего представлены через переживание главным героем времени Важная роль в конструировании элегического мирообраза в обоих произведениях отводится онтологии имен главных героев Имя Услад становится в «Марьиной роще» своеобразным «ядром» образно-звуковой парадигмы и обнажает его «внутреннюю форму», раскрывающую глубинную связь мотива пения, звучащей речи с семантикой воды Имя Рогдай вызывает ассоциации с присутствующими в повести образами «грозы», «грома», «мрака», «греха»

Онтология имен главных героев оказывается тесно связанной и с тремя устойчивыми сюжетными линиями в повести Жуковского Это сюжет «разлученных любовников», представленный отношениями Марии и Услада, сюжет «обольщенной невинности», связанный с отношениями Марии и Рогдая, сюжет покаяния и спасения, реализующийся в отношениях Услада и Аркадия Действие этих сюжетных линий сосредоточено вокруг трех топосов светлого источника («ныне мутная Неглинная»), терема Рогдая и хижины отшельника Используемый в повести Жуковского принцип «удвоения» отдельных образов, мотивов обнажает поэтическую «составляющую» повести и обусловливает сам способ текстопорождения, используемый как на уровне отдельного текста, так и на межгекстовом уровне Появление повести в стихах «Марьина роща» Мещевского тоже воспринимается как проявление этого «дублетного» принципа текстопорождения.

«Марьина роща» Мещевского во многом проецируется и на поэтику баллад Жуковского 1810-х гг, в которых используется сюжет «разлученных влюбленных» и сюжет «преступления и наказания» В стихотворной повести Мещевского усилен в сравнении с повестью Жуковского мотив невинной жертвы, который восходит к обстоятельствам личной биографии автора Варьирование известных лирических и балладных сюжетов Жуковского в повести Мещевского приводит к их вторичной мифологизации, что обусловлено и новым этапом в развитии русского романтизма в конце 1810-х гг, и усилением учительного, дидактического начала в стихотворной повести через активное обращение к религиозной образности и молитвенному дискурсу

В третьем разделе «Особенности диалогических отношений поэзии и прозы в книге В. А. Жуковского «Баллады и повести» рассматриваются два издания этой книги, вышедшие одновременно в 1831 г Первое издание позволяет осмыслить творчество Жуковского в диахронической перспективе, охватывающей примерно два десятилетия, с 1808 по 1831 гг, второе - в синхронии Обе части первого издания предлагают читателю своеобразную «энциклопедию» возможных балладных сюжетов Среди них сюжет встречи невесты с мертвым женихом / жениха с мертвой невестой, сюжет преступления и наказания героя, сюжет животворящей / обреченной любви, сюжет борьбы темных сил за душу героя, сюжет испытания героя, сюжет

подведения итогов истории Отметим, что в произведениях первой части широко представлены первые пять балладных сюжетов, во второй же появляются два новых - сюжет испытания героев счастьем / несчастьем, славой, любовью, воинскими подвигами и сюжет подведения итогов истории Выделенные сюжеты передают противостояние онтологической и социальной художественных картин мира, формирующихся в этом жанре, усиливают эпический потенциал баллады и приводят к ее внутренней трансформации, что воспринимается как органичный переход к опубликованным здесь стихотворным повестям Смысловое единство всех баллад первого издания основано на сопряжении судеб человека и человечества в истории, отсюда важную роль в них играет образ пути, соотносимый с философией судьбы Образ пути выступает здесь и аналогом небесного зова, и преодолением власти смерти над человеком, и символом мифологического древа, соединяющим вертикальное и горизонтальное, внешнее и внутреннее пространство

В первом издании «Баллад и повестей» некоторые баллады сопровождаются особыми прозаическими примечаниями автора, обнажая диалог между поэзией и прозой в рамках гипертекстуального образования Это баллады «Людмила», «Кассандра», «Ивиковы журавли», «Ахилл» Примечания к балладам включают в себя как отдельное поясняющее слово («Людмила»), так и несколько прозаических фрагментов («Ивиковы журавли», «Ахилл») и передают своеобразие «местного колорита», а также особенности психологии и сознания героев Благодаря прозаическим примечаниям, начинает видоизменяться поэтическая картина мира в обеих частях этого издания, связанная с усложнение образа автора, который представлен здесь не только в качестве автора-творца всего сборника и отдельных баллад, но и одновременно в качестве автора-читателя и автора-комментатора

Другой тип диалогических отношений между поэзией и прозой связан с явлением межтекстовой интерференции, когда один и тот же текст существует одновременно и в поэтическом, и в прозаическом варианте Этот тип связи возникает, в частности, в балладе «Светлана», отдельные строфы которой автор перелагает в прозу для занятий русским языком с великой княгиней

Прозаический субстрат в балладах Жуковского становится значимым и при создании отдельных произведений. Так, сохранились два прозаических плана поэта к балладе «Светлана». Первый их них представляет собой фабульный набросок будущей баллады, второй предполагает уже детальную разработку ее основного сюжета В нем значительное внимание уделяется передаче различных психологических состояний главной героини, которая названа здесь Ольгой Это имя воспринимается как историко-литературная параллель к балладе Катенина «Ольга» и раскрывает полемический подтекст, а также прозаизацию балладного субстрата в творчестве Жуковского Прозаическая основа балладных планов Жуковского получает поэтическую конкретизацию в основном тексте В окончательной редакции происходит

своеобразная ассимиляция прозаических планов стихом, трансформация прозаических претекстов в поэтическое художественное целое

В повестях, помещенных во второй части первого издания «Баллад и повестей», разрабатываются те же сюжеты, что и в балладах. Общность сюжетной основы баллад и повестей в двух частях дополняется системой курсивов Через систему курсивов раскрывается в этом сборнике Жуковского поэтическая философия «веселого вместе» и «жестокого розно» Важнейшая особенность этой философии видится в несовпадении ее идеального и реального наполнения, что на уровне поэтики представлено мотивами встречи-разлуки, а также образами жизни и смерти В ней абсолютное тождество «я» и «другого «я», их изначальная предназначенность друг другу, осознаваемые через категорию «счастливого вместе», противостоят хаотичности, раздробленности окружающего мира

Помимо системы курсивов, важная роль в оформлении религиозно-поэтической философии Жуковского отводится прозаическим предисловиям и примечаниям автора В целом же и предисловие, и примечания воспринимаются как еще один уровень упорядоченности текста баллад, раскрывающий интеграционные и дезинтеграционные процессы как внутри отдельного сборника, так и в рамках собрания стихотворений поэта, которые акцентируют и поэтические, центростремительные, и прозаические, центробежные тенденции в творчестве «первого русского романтика»

Категория повествования является одной из интегрирующих и содержательных эстетических категорий в сборнике «Баллады и повести» В этом смысле особое внимание в диссертации отводится «Дедушкиным рассказам», включающим в себя два произведения «Красный карбункул» и «Две были и еще одна» Можно сказать, что «Дедушкины рассказы» представляют собой своеобразную микромодель всего сборника, состоящего тоже из двух частей Внутри этого малого цикла выделяется еще один уровень циклизации, связанный с новым жанровым образованием Это произведение «Две были и еще одна», включающее две баллады Саути и поэтический перевод прозаического рассказа Гебеля Трехуровневая система коммуникативных отношений в «Дедушкиных рассказах» по-своему дублирует три уровня завершения художественного целого во всем сборнике «Баллад и повестей» Эти три уровня завершения целого предполагают известную активность автора по отношению к переживаемому им событию жизни, деятельность, направленную на завершение этого события в отдельном художественном произведении, вторичное завершение этого события уже на метатекстуальном уровне, на уровне отдельного цикла и всего сборника в целом

В раскрытии механизмов взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Жуковского 1830-х гг и в сборнике «Баллады и повести» важная роль отводится переложениям прозы западноевропейских авторов Использование Жуковским фабулы одного произведения в качестве сюжета другого закономерно приводит к явлению межтекстового параллелизма,

связанного, в частности, с переложением прозаического романа X Г Шписа в стихотворную повесть в двух балладах «Двенадцать спящих дев»

Второе издание сборника «Баллады и повести», включающее в себя произведения, созданные в период с 1828 по 1831 гг, отражает изменения, произошедшие как в самой структуре жанра баллады, так и в творчестве поэта на рубеже 1820-1830-х гг В этот период объединяющей идеей в творчестве Жуковского стала идея синтеза в понимании действительности и ее изображения в искусстве Основой же идеи синтеза, сближающей поиски поэта в области поэзии и прозы в период 1830-х гг, выступает философия жизнестроительства, основанная на эстетическом единстве жизни и литературной биографии, на «собирании» различных обликов поэта (бытового, эстетического, исторического, социального), представленных в его лирике, эпистолярии и дневниках, в некое целостное сверх «Я»

В третьей главе «Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве А. С. Пушкина» исследуется роман в стихах «Евгений Онегин» как проявление синтеза поэзии и прозы Представленные в этой же главе «Повести Белкина» рассматриваются как особого рода прозиметрический текст

В первом разделе «Синтез поэзии и прозы в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» раскрывается исключительная роль этого произведения в процессе одновременного сближения / размежевания стиха и прозы в творчестве поэта 1820-х гг В романе «Евгений Онегин» используются два способа художественного моделирования действительности поэтический и прозаический Их продуктивный синтез обнаруживает себя на всех уровнях структурной организации целого Так, уже на метатекстуальном уровне рядом оказываются прозаический эпиграф на французском языке, предпосланный всему роману, и поэтическое посвящение, адресованное П А Плетневу. Если прозаический эпиграф соотносится в большей степени с романом героев, то посвящение воспринимается в контексте «романа автора» или «романа романа» И общий прозаический эпиграф, и стихотворное посвящение так же, как и «Отрывки из путешествия Онегина», и примечания, написанные стихами и прозой, дублируют на метатекстуальном уровне структуру пушкинского романа в целом В результате такого эстетического удвоения роман как жанр воспроизводит в тексте свой собственный образ В этом смысле важнейшие эстетические особенности романа в целом повторяются, дублируются в структурной организации его отдельных глав, осмысленных и в диахроническом, и в синхроническом аспекте

Важнейшая особенность романа «Евгений Онегин» видится в наличии в нем сюжетной полифонии, полифонического сюжета Эта сюжетная полифония формируется за счет присутствия в его структуре романа героев, романа автора и романа жизнетворчества Внутренняя связь между тремя сюжетными линиями наиболее наглядно может быть представлена на разных структурно-семантических уровнях, в том числе и в примечаниях к роману

В «Примечаниях к «Евгению Онегину», являющихся, как известно, первым финалом романа, содержатся 44 прозаических и поэтических примечания 44 авторских примечания к «Евгению Онегину» относятся к 42

строфам романа Это особые доминантные строфы, в них взаимодействуют, пересекаясь, основные сюжетные линии романа Среди них можно выделить несколько типологических вариантов Прозаические примечания к некоторым строфам носят поясняющий характер и относятся в основном к бытовым или историко-культурным реалиям романа Основная функция этих примечаний видится в раскрытии тождества между поэтической и прозаической художественными моделями действительности, используемыми в пушкинском романе в стихах Другой тип взаимодействия между основным текстом и примечаниями к нему носит своего рода сюжетно-фокусирующий характер и раскрывается, например, в часто цитируемой второй строфе первой главы («Так думал молодой повеса»), в которой присутствуют все три сюжетные линии романа Третью группу образуют строфы, в которых через примечания совершается взаимодействие мира героев и мира романной эстетики В качестве примечаний к ним используются либо стихотворные фрагменты, либо возражения автора на критические отклики, появившиеся в связи с выходом из печати четвертой и пятой глав «Евгения Онегина» Примечания этого рода выполняют в произведении особую структурную функцию- они вводят новые точки зрения внутрь художественной системы, используя три разновидности двуголосого прозаического слова К четвертому типу относятся доминантные строфы, в которых через примечания происходит совмещение мира героев с эстетикой жизнетворчества Примечания этого типа позволяют выявить важнейший конструктивный принцип в творчестве Пушкина 1820-х гг — преломление истории через биографию и родословную личности, эстетизация истории и мифологизация исторических персонажей, возникающая в результате параллелизма судеб отдельных исторических лиц и связанных с ними образов литературных героев

Взаимодействие поэзии и прозы как стилистических категорий анализируется в диссертации на примере приема парантезы (вставная конструкция) Общее количество вставных конструкций в романе «Евгений Онегин» - 39 По своей эстетической значимости эти замечания в скобках оказываются во многом созвучны авторским примечаниям ко всему роману. Часть строф со вставными конструкциями передает особенности возвратно-симметричной композиции «Евгения Онегина», как, например, строфа Ы1 первой главы Некоторые замечания в скобках могут рассматриваться и как короткие сентенции Культура сентенциозного слова неотделима от утверждения новой концепции человека, его жизнеповедения и эстетики самого романного слова, формирующихся в «Евгении Онегине».

Понятия поэтического и прозаического в романе могут быть рассмотрены и как основные онтологические категории В этом случае категория поэтического, раскрывающая тождество бытия и мышления, мира и человека, воспринимающая мир как состояние, оказывается тем семантическим центром, которое аккумулирует в себе все его ценностные характеристики жизнь/смерть, жизнь/искусство, любовь/ненависть, дом/бездомье, слово/поступок Категория прозаического рассматривает

диалог человека с миром через отношения сопротивопоставления, которые передают их взаимную детерминированность и получают воплощение в событии-действии и событии рассказывания Такому пониманию категорий поэтического и прозаического соответствует и особое онтологическое слово-поступок, объединяющее искусство и жизнь через эстетику творимого романа и философию жизнетворчества.

Во втором разделе третьей главы «Повести А. С. Пушкина как прозиметрический текст» это произведение рассматривается как уникальный прозиметрический текст, который формируется на основе внешнего, кумулятивного принципа и одновременно внутреннего принципа структурно-семантического переключения В создании универсального мирообраза «Повестей», объединяющего «выявленный» и «невыявленный» планы, внешний и внутренний сюжеты, объединяющего события и рассказ о них, исключительная роль отводится поэтическим речевым жанрам Среди таких речевых жанров следует выделить эпиграфы Из семи эпиграфов, предпосланных всему циклу и отдельным повестям, пять поэтических и два прозаических Соединение поэтических эпиграфов с прозаическим текстом повестей можно рассматривать как характерное явление межтекстуальной прозиметрии, имеющее свои содержательные и структурные особенности и основанное на поэтическом принципе выделения сходного в различном Эпиграф в «Повестях Белкина» становится одним из средств смысловой и структурной синхронизации части и целого, отдельного фрагмента и всего прозаического цикла Эта синхронизация приводит к созданию особого многосубъектного повествования, организующими центрами которого выступают автор, издатель А П, И П Белкин, анонимные рассказчики и персонажи-рассказчики Таким образом формируется сложная текстопорождающая структура художественного целого, субъектами которой выступают издатель, авторы эпиграфов и фиктивный автор И П

Белкин Подобное же эстетически симметричное явление отмечается и в тексте самих повестей, в котором история жизни первичных персонажей-рассказчиков (Сильвио, графа Б***, Бурмина, Самсона Вырина) включается в повествование вторичных рассказчиков повестей (титулярного советника А Г Н , подполковника И Л П , приказчика Б В , девицы КИТ), которое, в свою очередь, преобразуется сознанием Белкина-повествователя Так возникает не только семантический, но и структурный параллелизм текста эпиграфов и основного текста повестей, воспроизводящий в целом логоцентрическую прозаическую модель художественного мышления, центрами которой выступают сознание, эстетические и ценностные установки всех субъектов речи В результате рождается особый художественный мир повестей, в котором философия судьбы соединяется с философией «поприща» героев

Эпиграфы к отдельным повестям, взятые из произведений Баратынского, Бестужева-Марлинского, Жуковского, Державина, Вяземского, Богдановича, передают особенности психологизма и историзма пушкинской прозы, в центре которой оказываются бытовые герои Их изображение дополняется

выраженной литературной рефлексией издателя и мнимого автора - Белкина Также эпиграфы обнажают сам принцип метаморфозы, лежащий в основе «внутреннего» сюжета всех повестей Пушкина Эпиграф из «Недоросля», предваряющий «Повести Белкина», актуализирует прежде всего само понятие «истории», которое в действии четвертом, явлении VIII комедии Фонвизина употребляется восемь раз и образует характерную смысловую парадигму, передающую ситуацию идеологического двоемирия,

философский конфликт бытия и быта, противостояние героев-идеологов и бытовых героев Попыткой преодолеть это противоречие уже в иной историко-культурной ситуации воспринимается «авторство» Белкина со свойственной ему приверженностью к подлинным бытовым «историям» В художественном же сознании подлинного автора повестей «малая» история героев входит в «большую» историю «домашним образом» Общий эпиграф к повестям, кроме всего вышеназванного, особо акцентирует и саму ситуацию рассказывания, связанную с особенностями авторской и нарраторской коммуникаций в этом произведении Пять поэтических и два прозаических эпиграфа к «Повестям Белкина» воспринимаются семантически и структурно как единый текст, как своеобразная микромодель всего цикла, как своего рода его седьмая повесть

В повествовательном мире «Повестей Белкина» возникают особые точки эстетического напряжения за счет использования внутритекстуальных включений, к которым относятся литературные цитаты, аллюзии и реминисценции Это такие точки, в которых происходит пересечение внешней точки зрения субъекта речи с его внутренней точкой зрения, в которых раскрывается взгляд на героя или на повествуемый мир одновременно извне и изнутри Такими точками в художественном мире Пушкина оказываются стихотворные цитаты, включенные в основной прозаических текст повестей. Эти цитаты, взятые из произведений Петрарки, Грибоедова, Княжнина, Дмитриева, Шаховского и др, рассматриваются как явление внутритекстуальной прозиметрии, основанное на прозаическом принципе выделения различия в сходном. Эстетический смысл стихотворных цитат в нарративной структуре «Повестей Белкина» и образуемых ими внутритекстуальных связей видится в том, что само повествование становится здесь одним из способов самораскрыия художественного смысла

В «Повестях Белкина» как прозиметрическом тексте Пушкин использует и два типа построения характера В основе первого типа оказывается философская ценность судьбы, передающая динамику характера героя в изменяющемся социокультурном мире Этот тип преобладает во всех повестях белкинского цикла и в жанровом отношении оказывается тесно связанным с биографией, анекдотом и генетически восходящей к нему новелле Другой, романтический тип построения характера, связан с символизацией личности и пути и достигается во многом через обращение к жанру притчи

Онтология поэтического в «Повестях Белкина» связана с раскрытием глубинного семантического ядра самой жизни и отдельной личности в их взаимной обращенности и открытости друг другу. В этом случае жизнь, смерть, любовь не только «проживаются» персонажами, но и становятся предметом их саморефлексии, а также рефлексии со стороны рассказчиков, вымышленного автора и подлинного автора, выстраиваясь в целостную философию судьбы героев Онтологический же смысл категории прозаического в этом пушкинском цикле позволяет синхронизировать внешнюю динамику жизни и внутреннее преображение-развитие человека, восполняя философию судьбы философией «поприща», достраивая поэтический образ мира прозаическим

Четвертая глава «Динамика взаимодействия поэзии и прозы в творчестве М. Ю. Лермонтова» посвящена раскрытию в интересующем нас аспекте эволюции Лермонтова от его ранней лирики и эпистолярия к сборнику «Стихотворения М Лермонтова» и прозе поэта

В первом разделе «Поэтика «неточного» стиля в ранней лирике М. Ю. Лермонтова» взаимодействие поэзии и прозы рассматривается в тесной связи с формированием авторской эстетики «невыразимого». В центре ее - проблема поиска языка искусства, соотношения мысли, чувства и их материального воплощения в слове, звуке, проблема создания индивидуального стиля В ранней лирике Лермонтова встречается много произведений, относящихся к «неточному» поэтическому стилю Этот стиль раскрывает несоответствие звука и слова, значения и смысла и в качестве движущей единицы в нем выступает «самое движение речи»

В стихотворениях первого периода «Русская мелодия», «Оставленная пустынь предо мной», «1831-го июня 11 дня» и др поэтика «неточного» стиля передает сам процесс обретения субъектом речи поэтического слова Отмеченное в них противопоставление «дум и букв», «мыслей и слов» воспринимается не только как отражение сложной внутренней жизни лирического героя, но и становится своеобразным «ключом» к последующей характеристике «героя времени» в поэзии, драматургии и прозе Лермонтова Другая особенность ранней лирики Лермонтова видится в прозаических пояснениях, которыми поэт сопровождает свои произведения Эти пояснения не только локализуют поэтические переживания автора, воскрешают однажды пережитое состояние через его повторное переживание, но и способствуют определенной эстетизации конкретного времени и пространства, передают стремление автора к дневниковому лирическому повествованию

Еще один важный момент во взаимодействии поэтическго и прозаического начал в раннем творчестве Лермонтова связан с обращением его к новоодической традиции Она ярче всего представлена в таких стихотворениях, как «Жалобы турка», «Монолог», «Наполеон», «Предсказание» и др Здесь стих преобразуется, корректируется через использование обращений, особых «слов-сигналов», афористических формул, разговорной лексики, разговорной интонации и иногда

безрифменного стиха Диалог поэзии и прозы в творчестве Лермонтова этого периода раскрывается и через отчетливо выраженную тенденцию к циклизации, которая детально рассматривается на примере реконструируемого нами цикла о встрече невесты с мертвым женихом, получившем отражение и в лирике, и в эпистолярии, и в прозе поэта

Второй раздел «Особенности прозиметрического текста в письмах М. Ю. Лермонтова» посвящен диалогу поэзии и прозы в дружеских письмах поэта Здесь анализируются письма, в которых наряду с прозаическим текстом встречаются и отдельные стихотворные фрагменты В сравнительно небольшом дошедшем до нас эпистолярном наследии Лермонтова насчитывается одиннадцать таких писем Присутствующие в них отдельные мотивы (странствия, судьбы, сна, одиночества, внутренней раздвоенности) и образы (дома, Москвы, Петербурга, моря) разрабатываются параллельно и в прозаической, и в поэтической частях Так устанавливается эквивалентность между поэзией и прозой, которая способствует возникновению новых смысловых значений Механизм порождения их может быть раскрыт через прием множественной внешней перекодировки, предполагающий установление эквивалентности между отдельными элементами различных систем, через выделение сходного в различном Реализация этого механизма в художественном тексте воспринимается как конструктивный поэтический принцип Прозаический же принцип формируется в результате внутренней перекодировки, раскрывающей отношение различных элементов друг к другу внутри одной системы, фиксирующей различие в сходном.

Наибольшее количество стихотворений включено в письма Лермонтова к М А Лопухиной Для поэтики этих писем значимой оказывается ситуация «двуязычия» В них совмещаются французский и русский языки, стихотворная и прозаическая речь и соответствующая им образность, а также явления собственно литературы и литературного быта Таким образом, ситуация «двуязычия» становится эстетической основой для создания в письмах особой разновидности прозиметрического текста

Коммуникативная модель, которая складывается между автором и адресатом этих писем, - это особая культурная модель дома-семьи, которая обусловила преимущественный интерес к внутренней жизни адресанта и адресата, к их экзистенциальному опыту И не случайно именно в письмах поэта к М А Лопухиной можно выделить элементы таких значимых нарративов, как дневник, исповедь, семейная хроника, философский диалог. Сюжетная динамика в этих письмах создается как за счет обращения к адресату, к его семантическому «полю», так и за счет смены эмоциональных состояний автора Можно сказать, что прозиметрический текст обнажает сам механизм культурной коммуникации как таковой, возникающей в процессе взаимодействия двух систем «Я-он», преобладающей в прозаических частях, и «Я-я» - в стихотворных фрагментах Так раскрывается в этих письмах внутренний механизм поэтизации прозы и прозаизации поэзии

Конструктивная роль стихотворных фрагментов и поэтических приемов в создании прозиметрического текста дополняется противоположными

тенденциями Так, в письмах Лермонтова к С А Бахметевой и М А Лопухиной важная роль отводится иронии В стихотворной и прозаической части писем выстраивается своеобразная градация комического, которая включает в себя иронию, сатиру, трагикомическое повествование, органично дополняющие друг друга Все это позволяет говорить об определенной близости самой эстетической природы иронии с ее «двуакцентностью» и прозиметрического текста с его «словесной» многополярностью, предвосхищением ответного слова адресата, мотивированного самим жанром письма, а также центробежными тенденциями, организующими повествование вокруг трех центров автора, героя и адресата Кроме того, в переписке Лермонтова ирония используется главным образом и как одно из средств автохарактеристики и самоанализа, как «холодная» самоирония, одна из функций которой видится в преодолении авторской «раздвоенности» уже внутри самого текста

В третьем разделе «Поэтические и прозаические стратегии текстообразования в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова» данный сборник рассматривается в качестве репрезентативной модели текстообразования в рамках составного целого - метатекста «Стихотворения М Лермонтова», как известно, включают в себя 2 поэмы («Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», «Мцыри») и 26 стихотворений Все они представляют собой некое коммуникативное событие, возникающее в процессе диалога субъектов общения автора и читателя метатекста Сборник открывается «Песней про купца Калашникова», а завершается стихотворением «Тучи», выступающих в качестве рамок всего ансамбля текстов «Песня про купца Калашникова» как инициальное, начальное произведение обнажает доминирующий код всего сборника - это код песни, пения «Позиция поющего», определяющая содержание, образность и интонацию всей книги, позволяет выдвинуть предположение, что архитекстом для всего сборника стихотворений поэта могла служить Псалтирь, включающая в себя 150 псалмов, объединенных образом царя Давида Образ автора этого сборника создается на пересечении архитекста, вызывающего ассоциации с образом царя Давида, воина, пророка, песнопевца, и биографического текста, позволяющего воспринимать Лермонтова одновременно и как поэта, и как воина, участвовавшего в военных действиях на Кавказе На этой основе формируется конструктивный для всего сборника автобиографический миф

Основные темы в сборнике Лермонтова - это человек и человечество в истории и философия слова В «Песне про купца Калашникова», которая является своеобразным «прологом» ко всему сборнику, автору удалось соединить исторический сюжет с его фольклорной интерпретацией, передать песенное изображение истории В этом произведении оформляется сложная система точек зрения на описываемые события, которая включает в себя точки зрения автора, повествователей-певцов и персонажей, преломленные через историческую и литературную ситуацию В ней каждый из трех главных персонажей является носителем эмоционального слова, которое

оказывается психологически и идеологически мотивированным Присутствие «психологического» слова и молчания в характеристике Кирибеевича, действенного слова, слова-поступка в поведении Калашникова, надличностного, императивного слова царя раскрывает взаимодействие лирического, драматического и эпического начал в поэме Синтез же их осуществляется в самом пении гусляров, в их песенном былинном слове Так оформляется в «Песне» и во всем сборнике логоцентрическая прозаическая художественная структура, языковыми центрами которой выступают сознание персонажей, народных певцов-повествователей, автора «Песни про купца Калашникова» и автора особого метатекстового образования, каким являются «Стихотворения М Лермонтова», так формируется прозаический субстрат «Песни про купца Калашникова» и всего сборника в целом

Тема национальной истории является определяющей в следующем за «Песней про купца Калашникова» «Бородино» и участвует в формировании хронотопа всего сборника. Основой хронотопической структуры в нем выступают события русской истории XVI в, Отечественной войны 1812 года, эпизоды из Священной истории («Еврейская мелодия»), эпохи наполеоновских войн и современности Так формируется своеобразный художественный параллелизм в восприятии и изображении истории в «Стихотворениях» Топосами же, вокруг которых организуется повествование, становятся Москва, Бородинское поле, Палестина, Израильско-Иудейское царство, Аравия, Кавказ Так оформляется пространственная горизонталь в сборнике стихотворений, которая дополняется вертикальной структурой, включающей образы неба («Воздушный корабль», «Тучи»), гор («Из Гете» («Горные вершины»), реки («Дары Терека»), земли («Бородино») В этом поэтическом сборнике складывается и особая модель времени, которая рождается на пересечении тематического (мирового) и авторского (индивидуального) хронотопов Так возникает параллельное движение в истории и в судьбе отдельной личности

Тема индивидуальной судьбы лирического героя и тема истории оказываются неотделимы в сборнике «Стихотворения» от судеб мировых поэтов и исторических деятелей, названных здесь (библейский Давид, Гете, Байрон, Зейдлиц, Наполеон), от судьбы современников Лермонтова (А И Одоевский) и всего его поколения В таком контексте прочитывается и одно из центральных произведений сборника «Дума» В основе этого стихотворения оказывается изображение образа времени и героя времени Драматизм существования современного человека и человечества видится здесь в несовпадении «слова» и «поступка», в соединении «бремени познанья» с «бездействием» Отличительная особенность текстопорождения в данном стихотворении раскрывается через использование традиционной коммуникации, реализующейся в системе «Я - он» и «Мы - он», и через автокоммуникацию, представленную отношениями «Я — я» и «Мы - мы» Наличие двух субъектных форм, выражающих авторское сознание, позволяет рассматривать это произведение как переходное от лирико-повествовательной поэзии к повествовательной прозе

Программное для всего сборника стихотворение «Не верь себе» оформляется как диалог «мечтателя молодого», «черни простодушной» и автора Этот диалог ведется одновременно в трех измерениях с «внутренней» точки зрения молодого поэта, с «внешней» точки зрения «толпы» и с «высшей» точки зрения автора, в сознании которого представлена не столько их несовместимость, сколько онтологический конфликт жизни и искусства в целом Сам образ слова рассматривается здесь как предтеча «диалогического» слова, которое оказывается сопряжено в сознании автора с «элегическим» словом поэта, с прозаическим, «бытовым» словом толпы, с полемическим словом эпиграфа и ироническим словом повествователя Так через «внутреннюю диалогизацию» художественного целого оформляется поэтическая «философия» слова в сборнике Лермонтова, так формируется образ современного поэта, восходящий к архетипу поэта-пророка Это «поэтическое многоголосие» преломляет в себе основные структурные элементы прозаической логоцентрической картины мира

В стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен» отношения поэта с миром представлены через внутренний конфликт героя с социумом, разрешение которого возможно либо в форме спасительного ухода в область воспоминанья, мечты, «святых звуков», либо через обращение к поэтическому творчеству, к «железному стиху» Семантическими и пространственными центрами стихотворения выступают образы маскарада и дома, раскрывающие взаимосвязь сатирического и элегического начал в нем, которым соответствуют разные грани облика лирического героя и разные типы художественного слова Так формируется внутренняя диалогичность образов и стилей, которая соотносится с внешней диапогичностью отдельных произведений, создающих метатекстовую структуру сборника в целом

Еще одна модель взаимоотношений поэта с миром представлена в поэтической декларации Лермонтова «Журналист, читатель и писатель» Здесь онтологический конфликт между искусством и жизнью рассматривается на фоне развития русской литературы и журналистики конца 1830-х гг Определенным итогом этого развития становится появление молчащего художника, так как существующие в сознании Писателя два других типа художника поэт-мечтатель и судия-пророк - не вписываются в современную ему модель литературного творчества Сама форма драматического диалога, используемая Лермонтовым, имеет глубокий эстетический смысл Это не только диалог трех персонажей между собой и с завершающим их авторским сознанием, но и своеобразная структурная модель всего сборника как метатекстового образования Именно на уровне метатекста выстраивается целостная художественная картина мира, которая формируется за счет взаимодействия разных коммуникативных уровней авторской, нарративной и персонажной коммуникаций в рамках каждого отдельного произведения, и автометакоммуникации, возникающей между автором - создателем единичного произведения и автором - создателем всего сборника

Центральной мифологемой всего сборника является мифологема воды, раскрывающая свою связь с речью, как, например, в стихотворении «Дары Терека» Мифологический мотив, соотносящий реку с речью, пением, поэзией, «рождающимся словом», «живым словом», актуализирует не только «плодоносную» семантику воды, но и ее тесную связь с эстетической и провиденциальной проблематикой, а также с автобиографическим мифом в творчестве Лермонтова В этом смысле к «дарам» Терека могут быть причислены дар песнопения и столь значимый для поэта образ индивидуальной и родовой, исторической и культурной памяти При этом само движение Терека от истоков до устья, от верховьев Казбека до Каспийского моря может быть метафорически уподоблено поэтапному процессу текстопорождения

Итоговым произведением Лермонтова в этом сборнике является поэма «Мцыри» Она органично вбирает в себя основные содержательные и структурные моменты всей поэтической книги, которые получают здесь дальнейшее развитие. Экзистенциальный конфликт в этой поэме развивается на фоне другого конфликта исторического, что обусловливает наличие в поэме двух точек зрения героя и истории, личностной и надличностной, органично совмещенной в синтезирующей их точке зрения автора Основной конфликт осознается и раскрывается главным героем через категорию судьбы и ситуацию исповеди, рассказывания, повествования Исповедь Мцыри становится основой событийного и коммуникативного сюжетов и активизирует повествовательную и риторическую природу художественного слова в поэме В то же время исповедь героя строится вокруг его внутреннего «я», которое стремится слиться с его высшим «Я» Отсюда слово Мцыри -слово предельно экспрессивное, соединяющее внутренне «я» и высшее «Я» героя, обеспечивающее его тождество самому себе В достижении этого тождества и видится индивидуальный путь спасения героя Прозаическая стратегия поэмы «Мцыри» создается за счет взаимодействия слова героя, нарратора и автора Так, слово нарратора вбирает в себя исповедальное слово героя и «историческое» слово в экспозиции поэмы, синтезируя лирический и эпический планы повествования Слово же автора обнаруживает себя в номинации, эпиграфе и известном примечании к поэме Так формируется характерная логоцентрическая структура поэмы с тремя речевыми центрами Вместе с тем в контексте всего сборника диалогические отношения возникают и на уровне межтекстуальных связей, выстраивая метасюжет о судьбе человека и человечества в истории и о философии слова

В завершающем весь сборник стихотворении «Тучи» намечаются два пути «пребывания» человека в истории странничество и изгнанничество Эти два пути предполагают и две модели личностного поведения человека его сознательный разрыв с миром, уход как возможность обретения высшего «Я», с одной стороны, и органическую причастность к жизни страны, природы, других людей, от которых он был насильственно отторгнут,-с другой

Четвертый раздел «Поэтический субстрат в прозе М. Ю. Лермонтова» посвящен исследованию эволюции поэтического начала в прозе поэта Так, своеобразие повествовательной структуры романа «Вадим» создается за счет особого характера взаимосвязи авторской и нарраторской коммуникаций Нарраторская коммуникация в этом неоконченном произведении, объединяющая нарратора, героев и читателя повествуемого мира, не отличается однородностью Главная особенность ее видится в изменении позиции нарратора при описании одного и того же предмета, в трансформации самого предмета повествования, в противопоставлении «внешней» и «внутренней» точек зрения при изображении героев, во взаимодействии «субъективного-свободного» и «предметно-точного» стилей в романе,

Эстетический смысл этих явлений обусловлен общим принципом повествования в романе «Вадим», который можно было бы определить как принцип «смены картин» С одной стороны, этот принцип типологически соотносится с особенностями развития драматургического действия в романтических пьесах и поэмах Лермонтова, над которыми поэт работал в 1830-1832-е гг С другой стороны, установка автора на повышенно эмоциональное, «картинное» восприятие художественного текста обусловила активное обращение нарратора к метафорическому стилю, к использованию стилистики школы «неистовой» французской словесности и традиции поэтической прозы Бестужева-Марлинского и Гоголя Наконец, принцип «смены картин» оказывается внутренне связанным с риторикой иносказания, с ее «общими местами», а также с содержательно-структурными принципами романтической поэмы

Так, нарратор активно обращается к эмблеме и аллегории при описании внутреннего состояния Вадима Эстетическая функция этих иносказательных нарративов видится в том, чтобы воспроизвести в романе должное бытие, тот устойчивый миропорядок, который стремятся изменить Вадим и восставшие пугачевцы Этому способствуют и активно используемые пословичные сентенции повествователя (паремии) Также функция иносказательных жанров заключается в изображении Вадима как «героя века», как героя байронического типа, живущего по своим нравственным законам, в признании правомерности его мщения

В этом произведении автор обращается к традициям романтической поэмы, которые связаны с особым пониманием внутреннего смысла жизни героя, событий, разворачивающихся вокруг него, причастности к ним нарратора «Двунаправленное» поэмное слово ярче всего представлено в романе в многочисленных пейзажных описаниях и портретах героев, а также в несобственно-прямой речи, передающей внутреннее состояние Ольги, Вадима и Юрия, которое преломляется в сознании повествователя В повествуемом мире данного произведения очень значимым оказывается и «прямое» слово нарратора Эта особенность повествования раскрывает своего рода «тождество», общность внутренней жизни субъекта речи, героев и читателя, их приобщенность к эстетическому событию рассказывания, что

позволяет говорить об активизации поэтического начала в романе «Вадим» Присутствующие же здесь многочисленные пейзажи, а также жанровые элементы элегии, баллады, идиллии, эпитафии, раскрывающие психологию героев и тайны, связывающие их, выступают своего рода «точками» поэтической центрации, передающими лирическую стихию романа и эстетически уравновешивающими трагические сцены в нем

На уровне авторской коммуникации в романе раскрываются многочисленные интертекстуальные связи, сближающие его с лирикой поэта 1828-1832 гг Структурно-семантическими центрами этих связей выступают образы ранней смерти, метели, молитвы, реки, храма, бездны, огня, передавая особую внутреннюю лейтмотивность как поэзии, так и прозы Лермонтова Как видим, и феномен поэтической центрации, и авторский поэтический контекст, и особенности «субъективно-свободного» стиля, в котором нарратор не отделяет себя от предмета повествования, - все это позволяет рассматривать неоконченный роман Лермонтова «Вадим» как ранний образец его поэтической прозы, как явление художественной ассимиляции поэмой романа.

В другом неоконченном романе «Княгиня Литовская» Лермонтов впервые обращается к образу «героя времени» в прозе В новом романе Лермонтова на прозаическом материале решалась проблема художественного синтеза, синтеза традиций социально-психологического и сатирического романов, генетически связанных с жанрами светской и социальной повести, с «физиологическими» зарисовками, с элементами городской и семейной хроники Эта синтетическая установка романа неотделима от сложной позиции нарратора в нем и раскрывается через использование многообразных речевых масок, соответствующих как романному, так и другим жанровым установкам автора

«Общие места» романной риторики представлены здесь через портретные описания героев и биографии Григория Печорина и Лизаветы Николавны Негуровой И портрет, и биография являются своеобразным «ключом» к психологии героев и одновременно мотивируют их «игровое» поведение Архетип «жизни-игры» передается здесь через «сценический» код и внутренне связанный с ним код «маски». Присутствующий в романе мотив тайны актуализирует проблему «внутреннего человека» в прозе поэта, раскрывает его взаимосвязь с категорией судьбы и подсознательным началом, передает неоднозначность, множественность мотиваций в поведении личности. С этой целью нарратор использует повествование, описание, а также рассуждения, которые представляют собой

несобственно-прямую речь героя и передают близость экзистенциального опыта повествователя, героя и читателя Эта общность внутреннего опыта воспринимается как эстетическая основа романного повествования в творчестве Лермонтова и одновременно как поэтический «подтекст» его прозаических сочинений И описания, и портрет, и биография героев соответствуют речевой маске романного повествователя и восходят к жизнеописаниям как своего рода пражанру романа в мировой литературе

Одновременно повествователь позиционирует себя здесь и как лицо, синхронное самому событию рассказывания, как лицо, обладающее фиксированной временной «точкой зрения», что позволяет говорить о наличии элементов светской, городской, семейной хроники, а также «физиологического» очерка в структуре романа В этом смысле и основные действующие лица романа, и повествователь, и автор воспринимаются как своеобразные «герои своего времени», герои эпохи первой половины 1830-х гг

Еще одна речевая маска повествователя связана с использованием в тексте романа учительного, дидактического дискурса, который восходит к риторике притчи, иносказания Особенность этого вида дискурса в «Княгине Лиговской» заключается в его синтетической поучительно-сатирической направленности, в создании единого пространства должного-недолжного бытия, в котором важная роль отводится таким формам речевых высказываний, как сентенция, эмблема и сатира с преобладающими в них авторитарным, поучительным и отрицательно-утвердительным сатирическим (ироническим) словом В этом романе можно выделить еще одну речевую маску нарратора, связанную с риторикой анекдота, которая активизирует в тексте романа рецептивные компетенции высказывания, основанные на сотворчестве повествователя и читателя, на игровом отношении к слову

В изображаемом мире произведения, который оформляется в «напряжении» между нарраторской и авторской коммуникацими, особую роль приобретают многочисленные автобиографические реалии, которые в эстетически преображенном виде встречаются в тексте романа К ним относятся, в частности, отношения Лермонтова с Е А Сушковой и В А Лопухиной, нашедшие отражение в двух сюжетных линиях Печорин -Негурова, Печорин - княгиня Литовская Взаимодействие литературного и внелитературного рядов осуществляется здесь по принципу «параллельного тождества» Этот принцип предполагает как параллельное развитие «биографического» и художественного (лирического, эпического, драматического) текстов, так и наличие в них общих «точек» пересечения (тождества) Важно отметить, что выстраивающийся таким образом текст получает дополнительное парадигматическое членение и базируется на поэтических принципах, на законе «взаимной эквивалентности частей» Все это свидетельствует не только об активизации поэтических приемов в прозе Лермонтова, но и позволяет рассматривать автобиографизм как эстетическую основу текстопорождения в творчестве Лермонтова

В «Предисловии» к роману «Герой нашего времени» автор предлагает читателю свои коды написания и прочтения романа, главные из которых -риторический код и код «литературности» Оба этих кода актуализируют «двойственную» эстетическую природу романа Риторический код присутствует в тексте как код читательского ожидания и восприятия, с одной стороны, и как система узнаваемых «общих мест» - с другой Второе предисловие - «Предисловие к «Журналу Печорина» - в известном смысле является «зеркальной» проекцией первого В нем на уровне нарраторской

коммуникации рассматриваются те же эстетические проблемы проблема фиктивный нарратор - персонаж - фиктивный читатель и проблема художественной интерпретации текста нарратором и читателем Наличие двух «Предисловий» в тексте романа оказывается принципиальным Они позволяют не только осознать неслиянность автора (Лермонтова), повествователя (странствующего офицера) и героя (Печорина), передать расслоение и противоречивость самого сознания эпохи, но и зафиксировать внимание на самой поэтической фигуре повтора - повтора отдельных мотивов, образов, сюжетных ситуаций и жанровых форм Поэтика повтора обеспечивает не только синтагматическое развертывание текста, но и одновременно актуализирует его парадигматическую членимость Эта отчетливо выраженная парадигматическая «составляющая» текста позволяет говорить об активизации поэтических приемов в сюжетостроении, композиции и повествовании «Героя нашего времени»

При анализе художественной структуры романа выделяются три уровня описания- уровень «функций», уровень «действий» и уровень «повествования» В качестве важнейших «функций» в романе Лермонтова выступают такие «ключевые» мотивы, как мотивы дороги, гор, моря, звезд, мотив открытого / закрытого окна, мотив «подслушивания» и пейзажные «включения» Так, своеобразие образа дороги в романе видится в том, что этот образ не только становится символом индивидуальной судьбы главного героя и поколения в целом, но и в том, что он моделирует особую структуру пространства, которое определенным образом соотносится и с «линией жизни» героя, и с философией истории автора Не случайно в «Герое нашего времени» многократно варьируется одна и та же пространственная структура, которая описывает подъемы и спуски и объединяет таким образом вертикальное и горизонтальное движение в пространстве

Совершенно особая роль в «Герое нашего времени» отводится пейзажу, который оказывается здесь многофункциональным Так, в «Бэле» горные пейзажи выступают не только в качестве своеобразных «действующих лиц», но и в качестве обязательного «фона» самого действия Вместе с тем они обладают здесь и жанрообразующей функцией передают «динамичную» точку зрения повествователя, моделируют пространственную и сюжетную структуру путевого очерка В работе анализируются «панорамный» пейзаж-экспозиция, включающий в себя «статичную», но жестко не зафиксированную точку зрения повествователя Динамике внутренних состояний главного героя соответствует в романе последовательная смена «дневных» и «ночных» пейзажей, при этом «дневной» пейзаж часто предстает перед нами как «колористический» пейзаж, а «ночной» в большей мере как «акустический» Важное место отводится в романе и «переходным» пейзажам Многообразие пейзажей и их типов в романе Лермонтова позволяет говорить об изначальной близости идеологической, перцептивной и языковой точек зрения автора, повествователя {странствующего офицера) и главного героя (Печорина) Такое нетождественное тождество их оказывается типологически родственным поэтической художественной

картине мира, в центре которой оказывается многократно преломляющееся, повторяющее самое себя авторское «я»

Своеобразие повествовательной структуры романа на уровне «действий» видится в том, что действия главного героя в определенном смысле «дублируются» другими персонажами «Симметричные», «дублирующие» действия героев соотносятся и с соответствующей архитектоникой романа, в основе которой лежит концентрический, а не линейный принцип Поэтический принцип изображения главного героя романа, основанный на своего рода «взаимоналожении», когда «другой» соприкасается с важнейшими гранями его личностного «я», мотивирует не только появление «двойников» Печорина, но и передает более сложное представление автора о герое и героя о самом себе Если Печорин являет собой наиболее полное воплощение авторских представлений о человеке, то в сознании героя это выражается в позиционировании себя то как светского человека и офицера, то как скептика и соблазнителя, то как рефлексирующего и одновременно поэтического существа Эти своеобразные «маски» Печорина внутренне соотносятся с образами лирического героя и героя ролевой лирики в стихах самого Лермонтова В этом смысле можно говорить о трансформации известных поэтических жанров («панорамной» элегии, баллады, медитативной лирики, эпитафии, песни) в дневнике Печорина

На уровне «повествования» «многоликости» главного героя соответствует особая повествовательная структура, когда персонажи переживают события дважды вначале как субъекты действия, а затем как субъекты воспоминания и рассказывания Такая «двойственная» функция героев-рассказчиков приводит к неизбежному эстетическому «напряжению» между поступками героев и самой ситуацией рассказывания (письма) Так, почти во всех частях романа присутствует конфликт между литературными ожиданиями героев и действительностью, между их «литературным» поведением и логикой живой жизни Этот конфликт осознается, как правило, на уровне «вторичной рефлексии» персонажей, когда они выступают в качестве слушающих или пишущих (записывающих) лиц

Важное место в романе «Герой нашего времени» отводится поэтическому способу завершения художественного события Этот способ оказывается внутренне связанным со «вторым» сюжетом в данном произведении Этот сюжет носит символический характер и раскрывается как через систему символической образности, так и через установление внутрипарадигматических и межпарадигматических соответствий К числу таких внутрипарадигматических соответствий относятся мотив «коня и всадника», мотивы моря, гор, звезд и звездного неба Среди межпарадигматических соответствий особо следует выделить мотив прощального поцелуя, встречающийся и в «Бэле», и в несколько измененном виде в «Тамани», а затем и в «Княжне Мери»

Прозаическая структура повествования в романе Лермонтова определяется во многом ритмом композиционно-речевых форм, к которым относятся собственно повествование, включающее в себя диалог, письмо,

анекдот, описание, предполагающее активное использование пейзажа и портрета, и обобщающие характеристики преимущественно в форме внутреннего монолога и исповеди, расположенные, как правило, в конце произведения и подводящие определенный смысловой и эмоциональный итог каждой части В этом смысле романный ритм повествования, в значительной степени раскрывающий позицию автора, внутренне соответствует лирическому ритму многих стихотворений Лермонтова, основанных, как известно, на изображении определенной мысли или ситуации вначале, затем на ее развитии и итоговом обобщении в конце Так на уровне ритмико-повествовательной структуры возникает типологическое родство поэзии и прозы Лермонтова

Композиция романа тоже рождается на пересечении поэтических и прозаических приемов, основанных соответственно на метафорических и метонимических признаках Поэтическая (метафорическая) композиция романа организуется по принципу симметрии и включает в себя два предисловия и две части, которые прямо соответствуют хронологии рассказывания. Сюда же можно отнести лейтмотивные образы и эпизоды, а также явление эстетического параллелизма, когда главные персонажи (Печорин, странствующий офицер, Максим Максимыч) раскрываются то как действующие лица, то как рассказчики (повествователи) Композиционная и художественная целостность произведения рождается в результате взаимодействия и пересечения нескольких ценностных контекстов контекста главного героя, который эстетически завершает себя как повествователь в своем журнале, контекст Максима Максимыча, который завершает образ Печорина и собственный образ, выступая в функции рассказчика, контекст странствующего офицера, который завершает образы Печорина, Максима Максимыча и себя как героя, выступая в качестве повествователя, и, наконец, контекст автора, который стремится обнять и завершить контексты всех героев Композиция же, воспроизводящая события жизни главного героя, отличается ретроспективной фрагментарностью, типологически родственной романтической поэме, и выстраивается по прозаическому

(метонимическому) признаку, конструктивными «центрами» которой выступают крепость, Владикавказ, Тамань, Пятигорск, Кисловодск, казачья станица Подобная «двойная композиция» романа не только актуализирует его синтетическую природу, но и объясняет многообразие используемых в нем стилей и жанровых элементов

В пятой главе «Этапы взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Н. В. Гоголя» раскрываются поэтические и прозаические стратегии повествования и текстообразования в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки», исследуется категория поэтического как способ трансформации повествования и художественной модальности повестей в сборнике «Миргород», рассматривается взаимодействие поэтического и прозаического начал в художественном мире петербургских повестей и явление поэтической центрации в поэме «Мертвые души»

В первом разделе «Поэтические и прозаические стратегии повествования и текстообразования в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н В Гоголя» раскрывается конструктивная роль в сборнике кода песни и кода рассказывания Код песни, пения сюжетно и эстетически оформляет лирический и эпический мир «Вечеров» Он включает в себя акустическую образность, представленную через песни и танцы, исполняемые героями повестей, богослужебное пение, «природные» мелодии, песенные эпиграфы В этом смысле наиболее репрезентативными сюжетными мотивами сборника оказываются мотивы эха, отзыва, раскрывающие свою «звуковую» природу

Эстетическая функция этих мотивов, как и родственных им мотивов «двойников», «зеркала», включая мотив «отражения в воде» и мотив сна, видится в простраивании вертикального и горизонтального пространства «Вечеров», формирующих его трехуровневую структуру, восходящую к фольклорно-мифологической модели Мирового древа Другая функция этих мотивов связана с размыканием вещного мира повестей в область трансцендентного Это сопряжение осуществляется на основе поэтического приема эквивалентности, соответствия между «предметом» и «словом», между означаемым и означающим. В этом смысле категория поэтического осознается не только как структурный, но и как текстообразующий принцип «Вечеров», раскрывающий взаимосвязь сюжета и речевой маски повествователя, образа повествователя и типа повествования

Поэтические стратегии повествования представлены здесь и через трансформацию известных поэтических жанров, фольклорных и литературных (песни, плача, элегии), в повествовательной структуре сборника, а также через формирующийся пародийно-полемический контекст, связанный с использованием отдельных образов и мотивов из переведенной на украинский язык «Энеиды» Котляревского, реминисценций из произведений Жуковского и Пушкина

Поэтическая модель мира, поэтическое мышление оказываются изоморфны мифологическому мышлению с его тождеством «образа» и «слова», совпадением означаемого и означающего, что на уровне повествования связано с разворачиванием речевой фигуры в сюжет поиска волшебного помощника героем-любовником практически во всех повестях сборника

Код рассказывания, «живого» слова определяет прозаическую и тесно связанную с ней нарративную структуру «Вечеров» Прозаическая функция языка, раскрывающая немотивированность связей между означаемым и означающим, несоответствие звучаний и значений, становится источником комического у Гоголя Она внутренне соответствует самой ситуации рассказывания, звучащего устного слова Повествовательное поле «Вечеров» создается во многом за счет взаимодействия характерного и орнаментального сказов, и ведущим принципом здесь выступает принцип смены картин, поэтому повествование в этом сборнике можно определить как повествование в «речевых картинах» Однако сам принцип «картинности» подразумевает теперь не только последовательную смену рассказчиков и

рассказываемых ими историй, но и взаимопроникновение внефабульного и фабульного, поэтического и прозаического начал, повествования в отдельных повестях и метаповествования

Основная стратегия текстообразования в «Вечерах» связана, с одной стороны, с превращением рассказа в письмо Так, Рудый Панько не только сам рассказывает, но и слушает рассказываемые истории, записывает их, готовит к изданию, осуществляя тем самым единство рассказывания и письма Ситуация письма неоднократно воспроизводится и в самих повестях Наконец, сам издатель выступает не только как записывающий, но и как пишущий человек в двух «Предисловиях» к обеим частям сборника и в отдельных предисловиях-экспозициях к «Вечеру накануне Ивана Купала» и к «Ивану Федоровичу Шпоньке и его тетушке» Таким образом, ситуация письма «прочитывается» как способ присутствия героя в бытии, «означивания» себя в нем Кроме того, ситуация письма сюжетно мотивируется реальной и мнимой утратой памяти некоторыми героями (Петрусем, пани Катериной, Григорием Григорьевичем Сторченко) и слабой памятью издателя-рассказчика. На уровне же читательской рецепции наблюдается обратный процесс превращение письма в рассказ, в «живое» слово говорящего, обращенное к читателю-слушателю И здесь важная роль отводится иерархии рассказчиков, обладающих «своим» словом и «своим» сказом Рудому Паньку, паничу в гороховом кафтане, Фоме Григорьевичу. Система рассказчиков в «Вечерах» выстраивается на основе прозаического принципа «расподобления», преломления авторского «я» в множестве других «я», что формирует подвижную логоцентрическую структуру всего сборника

Таким образом, сама ситуация рассказывания получает в «Вечерах» статус действительности, аналога становящегося мира, в то же время действительность через множественные «речевые картины» и образы наделяется чертами текста Так совершается в творчестве Гоголя процесс создания особого текста-мира, в котором конструктивную роль играют поэтический и прозаический принципы повествования и текстообразования

Во втором разделе «Категория поэтического как способ трансформации повествования и художественной модальности повестей в сборнике Н. В. Гоголя «Миргород» раскрывается конструктивная роль поэтического начала в создании целостного художественного образа и мирообраза сборника и в оформлении особой «вертикали смыслов» в нем

Конструктивная роль поэтических приемов в изображаемом и повествуемом мире сборника «Миргород» оказывается разнофункциональной Поэтические приемы в изображаемом, событийном мире «Миргорода» формируют особую парадигматическую структуру, основанную на принципе внутритекстуальной и межтекстуальной эквивалентности, возникающей на уровне отдельных образов, мотивов, повторяющихся сюжетных ситуаций Так, семантическими и одновременно пространственными центрами всего сборника являются образы дома и храма, встречающиеся в каждой повести и объединяющие бытовую и

метафизическую реальность в их взаимовозрастающей дополнительности Эти образы раскрывают концентрический принцип моделирования художественного пространства автором, который в контексте всего сборника получает особый эстетический смысл

Важная роль в формировании поэтической структуры «Миргорода» отводится также повторяющимся мотивам, среди которых особенно значимым оказывается, как и в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», мотив эха Поэтические приемы в изображаемом мире «Миргорода» представлены и через параллелизм отдельных сюжетных ситуаций, как, например, ситуация, связанная с невозможностью героя продолжать свою речь Эта ситуация фиксирует «переключение» повествования из внешнего плана во внутренний, актуализируя семантику невыразимого как внутренней речи, речи, становящейся поступком Можно сказать, что парадигматическое начало в сборнике «Миргород» формируется во многом за счет метафорического поэтического принципа, представленного на разных уровнях организации художественного целого

С помощью категории повествования организуется и событие самого рассказывания При этом основная функция субъекта высказывания, организующего повествование, определяется его положением «на границе», соединяющей вымышленную действительность с действительностью автора и читателя Так, особенность «речевой маски» повествователя в первой и в последней повестях «Миргорода» определяется тем, что он находится одновременно и вне, и внутри изображаемого события, выступает в одно и то же время и субъектом действия, и субъектом рассказывания Особенность такой автокоммуникативной модели повествования, реализующейся через систему «Я» - «я», видится в том, что в ней в результате акта художественной коммуникации происходит изменение ценностной позиции повествователя, подобно тому, как это происходит в стихотворении с лирическим героем Так, в «Старосветских помещиках» идиллическое завершение повествователем образов героев дополняется элегической рефлексией самого повествователя, эстетически объединяющей его с героями и в то же время позволяющей ему занять положение «на границе» изображаемого и повествуемого миров В повести же о двух Иванах автокоммуникативная стратегия повествования направлена на трансформацию драматического в сознании героев эпизода их жизни в выразительное сатирическое повествование Для передачи всей сложности эстетических отношений в этой повести автор использует повествовательные стратегии анекдота и притчи, органично совмещая неожиданные, комические ситуации анекдота с общей риторикой сюжета, когда ссора двух героев теряет всякий смысл на фоне всеразрушающего действия времени

Преобладающее в «Тарасе Бульбе» эпико-героическое изображение событий во многом трансформируется трагическим типом художественности, когда перед лицом изменяющегося времени главный герой оказывается шире той первоначальной роли, которая была отведена ему в существующем миропорядке Трагическое столкновение героя с

историческим временем, активизирующее в нем экзистенциальные настроения, усиливается через ощущаемое присутствие в повести лирического начала, восходящего, в частности, к песенной традиции изображения истории

Завершение эстетического события в повести «Вий» осуществлется через категорию трагического Вместе с тем рассказ о событиях ведется в этой повести не только в трагическом, но и в комическом ключе Комическое повествование связано в основном с бытовыми эпизодами повести, трагическое же - с фантастическими И если комический модус фиксирует изначальное несовпадение в главном герое лица и маски, внутреннего и внешнего, то благодаря трагической модальности этот конфликт переводится в другую плоскость и передает уже столкновение героя с бытием

Категория поэтического в этом сборнике приобретает одновременно мировоззренческий характер, направленный на обретение изначальной целостности мира, на преодоление присутствующих в его философском сюжете дуализма таких миросозерцательных категорий, как дух/материя, жизнь/смерть, любовь/ненависть, внешнее/внутреннее, высокое/низкое и др Встречающиеся же здесь разнообразные жанрово-коммуникативные стратегии, среди которых важная роль отводится мифологическому сказанию, притче, анекдоту и жизнеописанию, раскрывают романный потенциал этого произведения, служащий своего рода прологом к повестям третьего тома и эпической поэме «Мертвые души»

В третьем разделе «Взаимодействие поэтического и прозаического начал в художественном мире петербургских повестей Н. В. Гоголя» раскрывается онтологический смысл петербургских повестей, который видится в осознании утраченного тождества между героем и изменяющемся миром, в осмыслении внутренних законов соответствия / несоответствия динамики героя динамике окружающего мира На уровне эстетики эта онтологическая проблематика представлена через сопряжение поэтического способа мышления Гоголя и прозаического способа организации словесного материала, а на уровне поэтики выражается через несовпадение в повестях фабулы и сюжета, истории и наррации, характера и личности героя, а также в подчеркнутой незафиксированное™, подвижности точки зрения повествователя.

Взаимодействие поэтического и прозаического начал в петербургских повестях Гоголя рассматривается нами на трех структурно-семантических уровнях на уровне героя, повествователя и автора, которые отражают разную степень завершенности целого в этом художественном произведении Так, для героев петербургских повестей характерно уже отмечавшееся многими гоголеведами несоответствие между «внешним» и «внутренним» человеком, между его лицом и маской, ликом и социальной ролью Это несоответствие восполняется складывающейся в художественном тексте системой значимых эквивалентностей между вещью, лицом и высшим «другим» началом, по отношению к которому вещь получает определенное духовное измерение, безличностное существование героя смыкается с

надличностным, а высший мир приобретает черты материальной осязаемости, воплощенности

При характеристике героев в этом произведении Гоголь активно использует «живописный» и «сценический» коды, которые находятся между собой в отношениях взаимодополнительности Так, своеобразие «живописного» кода в петербургских повестях заключается в особом типе письма, раскрывающем трагическое противостояние «внешнего» и «внутреннего» человека, столкновение «внутреннего» человека с «призрачным» обликом Петербурга, в то время как «сценический» код преимущественно акцентирует внимание на их комическом несоответствии и выступает как способ саморазоблачения героев через мнимое самоутверждение Показательно, что оба этих художественных кода объединяются в образе Невского проспекта, который воспринимается и как бесконечный вернисаж, и как гигантские подмостки, где люди являются одновременно и живыми «портретами», и актерами, и зрителями.

Другой уровень завершения художественной целостности в петербургских повестях связан с категорией повествования Отмеченная в этом произведении игра нарративными масками и внутренне связанными с ними жанрово-комуникативными стратегиями позволяет не только придать органическое единство всему сборнику, но и осмыслить конфликт между изображаемым и повествуемым миром в творчестве Гоголя как продуктивную смыслопорождающую ситуацию Повествование в петербургских повестях организовано, как известно, двумя ведущими жанровыми стратегиями притчей и анекдотом, которым соответствуют два типа рассказчиков, один из которых ориентируется на письменную культуру, другой - на устное слово Внутри этой обрамляющей пражанровой парадигмы выстраивается другая жанровая градация, включающая в себя черты жития, надгробного слова и народной песни, сюда же относятся многочисленные описания, разновидностями которых выступают портрет, экфрасис, панорамная зарисовка, элементы жизнеописания, характеристики отдельных человеческих типов и описания нравов отдельных народов Кроме того, важную роль в петербургских повестях играют жанры проповеди и исповеди, а также жанр письма, записок и жанр легенды, слухов

Внутренний смысл использования писателем этой разнообразной жанровой палитры видится, с одной стороны, в органическом совмещении в петербургских повестях различных масок повествователя и связанных с ними книжной и устной речи, высокого патетического стиля, сатирических «живых картин» с нейтральным описанием и повествованием. С другой стороны, эстетическая функция представленной в петербургских повестях такой «энциклопедии» жанровых стратегий видится в размывании истории наррацией, в поглощении изображаемого события событием самого рассказывания Так, в повести «Нос» потенциальные сюжеты вводятся в повествование через жанровые стратегии бытового диалога, газетного объявления, элементов судебной хроники, монолога, письма Отсюда само изображаемое событие как будто «растворяется» в этих многочисленных

повествовательно-коммуникативных стратегиях, постепенно перемещаясь из области истории в область наррации В итоге описанное в повести событие становится предметом авторефлексии повествователя в заключительной части повести, где он задается вопросом о том, «как авторы могут брать подобные сюжеты» Наконец, сама повесть становится еще одним «носологическим» текстом русской литературы, знаком же оказывается «странное происшествие», событие, «поступок» носа, который благодаря своей «инициативности» контрастно оттеняет бессобытийность петербургского мира в целом. Как видим, ситуация рассказывания (голос) переводится в ситуацию повествования (письмо), а повествование, в свою очередь, становится метаповествованием в рамках единого художественного целого (текста)

Важнейшие особенности повествовательной структуры петербургских повестей, рассмотренные через соотношение голоса, письма и текста, видятся в том, что она выстраивается одновременно и в «горизонтальном», синтагматическом, и в «вертикальном», парадигматическом плане Если «горизонтальное» повествование организует в основном рассказываемое событие, то «вертикальное» - событие самого рассказывания Отсюда «вертикальное» повествование не только сближает позиции героя, повествователя и автора, обнажая тем самым свою поэтическую природу, но и получает особое мифогенное «измерение»

С точки зрения завершающей авторской позиции необходимо отметить организующую роль создаваемого здесь авторского мифа о Петербурге Эсхатологическая составляющая этого мифа включает в себя такие «знаковые» образы, как образы потопа, молнии, Страшного Суда Вместе с тем в петербургском мифе Гоголя важная роль отводится и сотериологическим мотивам, которые связаны прежде всего с образом ребенка Также сюда относятся сюжеты Рождества Христова во второй редакции «Портрета» и Поклонения волхвов в «Невском проспекте»

В четвертом разделе «Поэтическая центрация в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» отмечается такая особенность художественного образа в творчестве Гоголя, как его «завершимость», «заочность», связанная с избытком вненаходимости автора Эта избыточная вненаходимость автора по отношению к герою определяется как поэтическая центргция Поэтическая центрация в поэме Гоголя «Мертвые души» представлена прежде всего через структурно-семантическую полифонию образа автора, которая рассматривается нами в контексте нарративной, сюжетной и мифологической поэтики произведения

В повествовательной структуре «Мертвых душ» встречаются фрагменты с повышенной семантической маркированностью, в которых отдельные образы трансформируются в сквозные словесные мотивы Эти мотивы, в свою очередь, получают символическое значение, формируя характерную авторскую мифологию Примером такого образа - мотива в поэме «Мертвые души» может служить образ покоя Этот образ со всей его смысловой и словообразовательной парадигмой становится одним из устойчивых

мотивов, в значительной мере определяющих особенности «внутреннего» сюжета поэмы Религиозно-философская категория покоя, преломленная в художественном мире Гоголя, прочитывается в контексте авторского представления о внутреннем преображении человека Это преображение предполагает совпадение волеизъявления человека с Божественным промыслом, совпадение замысла Творца о мире и человеке с воплощением этого замысла в человеческой жизни и в мировой истории, преодоление власти телесного начала в человеке над духовным и их дальнейшую восполняющую динамику В этом смысле эволюция героя у Гоголя предполагает его переход от «покойного» существования к «созерцательному» покою, от покоя как синонима душевной мертвенности к покою как обретению своего земного предназначения, к воскрешению в единстве слова и поступка

Особенность создаваемой в поэме сотериологической мифологии Гоголя неотделима от вещного мира писателя, которая дополняется авторской биографической мифологией. И здесь особая роль отводится апостольскому проекту Гоголя с идеями своего избранничества, призванности, сакрализацией собственной личности, ее внутреннего преображения В данном случае оказывается исключительно значимой присутствующая в тексте рефлексия по поводу самой поэмы как оформляющаяся эстетика еще не воплощенного слова, слова, готовящегося стать Логосом, стать словом-биографией-судьбой автора и мира Присутствующий в произведении замысел будущих частей поэмы оказывается «спроецированным» и на эстетику жизнестроительства автора, и на будущие проекты спасения мира через «живое слово», которое мыслится как «отраженное» первослово, как «пресуществленное» слово, вмещающее в себя мир и становящееся словом-миром Так через художественную актуализацию сотериологического мифа раскрываются особенности поэтической центрации в поэме Гоголя, неотделимой от эстетики творимого текста, эстетики жизнетворчества и эстетики «нового» слова, так через мифопоэтику писателя главные персонажи получают свою характерную «завершимость» как выразители «статического» состояния мира, особенно очевидного на фоне авторской преображающей «динамичности» и «избыточной вненаходимости»

Значимым моментом в поэтической центрации поэмы становится присутствующее в ней явление так называемой сюжетной синхронизации, сюжетного параллелизма, объединяющее «автора» (персонифицированного повествователя), традиционного нарратора, персонажей и читателя. С одной стороны, в этих фрагментах автор пытается передать такую особенность сюжета поэмы, как «сценичность», связанную с вовлечением персонажей в различные, но синхронно протекающие действия С другой стороны, явление сюжетного параллелизма позволяет обозначить «точки пересечения» повествовательного и метаповествовательного планов произведения, представить героя в качестве объекта повествования, а также в качестве объекта рефлексии персонифицированного нарратора Эта рефлексия

касается как главных действующих лиц произведения, так и эстетики самой поэмы, включая композицию и типологию героев

Поэтическая центрация в поэме Гоголя формируется и за счет активного обращения автора к песенным нарративам Сама природа русских народных песен раскрывает важнейшие особенности национального мирообраза и русского национального характера. Важно отметить и тот факт, что лирические фрагменты в поэме, принадлежащие образу повествователя, во многом построены на основе песенной поэтики Песенное начало выступает и в качестве эстетической основы такого речевого жанра, как биография.

В нарративной и сюжетной структуре «Мертвых душ» важная роль отводится поэтическому «подтексту», который создается через пародийно-полемическое обращение автора к образной и мотивной системе русской лирики, в частности, к лирике Баратынского, Кюхельбекера, Жуковского Пародийное восприятие Чичикова на фоне пародируемых лирических героев стихотворений этих авторов позволяет увидеть в то же время потенциально другой, «высокий» облик главного героя поэмы, спроецированный на общий замысел трилогии писателя Так, поэтический «след» Жуковского в поэме Гоголя, вызывающий ассоциации с образом «серебряного звонка» из его баллады «Вадим», «виден» в конце четвертой главы. Благодаря этой поэтической аллюзии в поэме возникает сюжетно-семантическая параллель между спасителем Чичикова и спасителем двенадцати дочерей Громобоя. Образ двенадцати спящих дев, совершающих подвиг искупления и выступающих своего рода пародийными «двойниками» Чичикова, раскрывает амбивалентную природу главного героя поэмы его «реальную» и одновременно «идеальную» сущность

В заключении подводятся основные итоги работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования

В приложении к работе повесть Карамзина «Наталья, боярская дочь» и стихотворное переложение этой повести Мещевским осмысляются как явление межтекстовой интерференции

Основное содержание работы отражено в публикациях :

1. Поплавская И А Типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети XIX века / И А Поплавская - Томск Изд-во Том ун-та, 2010 - 378 с

2 Поплавская И А Эволюция жанра послания в творчестве В. А Жуковского // Художественное творчество и литературный процесс сб ст -Томск, 1983 -Вып. 5 -С. 105-114.

3. Поплавская И. А. Жанр послания на страницах журнала «Вестник Европы» (1802 - 1815) // Проблемы литературных жанров материалы IV науч межвуз конф Томск, 28 сен-1 окт 1982 г. - Томск, 1983 - С 174 -176

4 Поплавская И А Формирование теории жанра послания в русской эстетике и критике II Проблемы метода и жанра сб ст — Томск, 1983. -Вып 13 -С 104-119

5 Поплавская И А Послание в творчестве поэтов пушкинского круга // Проблемы литературных жанров материалы V науч межвуз конф Томск, 15-18 окт 1985 г. - Томск, 1987 - С. 45 - 47

6 Поплавская И А В А. Жуковский и Сибирь / И А Поплавская, А С Янушкевич // Четвертые Алексеевские чтения • материалы науч межвуз конф , посвященные памяти акад M П. Алексеева и 70-летию Иркут гос унта Иркутск,3-5 окт 1988 г -Иркутск, 1988.-С 19-20

7 Поплавская И А Жанр послания в поэзии Баратынского // Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в литературе . тез докл зональной науч конф Свердловск, 15-18 марта 1989 г в 2 ч - Свердловск, 1989 -Ч 1 -С.18-20.

8 Поплавская И А Жанр послания в творчестве любомудров (к проблеме поэтики романтизма) // Проблемы литературных жанров материалы VI науч межвуз конф Томск, 7-9 дек 1988 г.-Томск, 1990.-С 54-55

9. Поплавская И. А. Эволюция литературной критики в журнале «Вестник Европы» (1802-1830) // Проблемы литературных жанров • материалы VII науч межвуз конф Томск, 4-7 мая 1992 г.-Томск, 1992 -С 10-11

10 Поплавская И. А Лицеисты пушкинского выпуска в Томске : (К проблеме формирования сибирской культуры в первой половине XIX века) (статья первая) // От Карамзина до Чехова : к 45-летию научно-педагог деятельности Ф 3. Кануновой сб ст - Томск, 1992 - С 117-134

11 Поплавская И А Лицеисты пушкинского выпуска в Томске (статья вторая)//Русские писатели в Томске -Томск, 1996 - С 30-38

12 Поплавская И А Эстетика эпических жанров в русской философской критике 1820-х годов // Проблемы литературных жанров материалы VIIIнауч межвуз конф Томск, 17-19 окт 1995 г. в2ч - Томск, 1996.-Ч. 1 -С 64-66

13.Поплавская И А Лицеисты пушкинского выпуска и Сибирь // Американские исследования в Сибири . материалы междунар науч конф «Американский и сибирский фронтир . (фактор границы в американской и сибирской истории)» Томск, 4-6 окт 1996 г - Томск, 1997, —Вып 2 — С 208 -219

14 Поплавская И А Лицейское творчество А С Пушкина в аспекте мифопоэтики // Проблемы литературных жанров . материалы IX науч конф , посвященной 120-летию со дня основания Том гос ун-та Томск, 8-10 дек 1998 г в 2 ч - Томск, 1999 - Ч 1. - С 145-149

15.Поплавская И. А. Первая монография о журнале Московского университета «Вестник Европы» / И. А. Поплавская, А. С. Янушкевич // Вести. Моск. ун-та. Сер. 9, Филол. -1999. - № 6. - С. 128 -130.

16 Поплавская И. А. Мотив покоя в раннем творчестве В. А. Жуковского // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. нстор., филол., культуролог., психол. -1999. - № 268. - С. 34 - 37.

17 Поплавская И А Мотив смерти-возрождения в творчестве В. А Жуковского 1800-1820-х годов // Православие и Россия канун третьего тысячелетия • материалы Духовно-исторических чтений - Томск, 2000 -С 83 - 85

18 Поплавская И А Американский сюжет в критике А С Пушкина// Американские исследования в Сибири • материалы Всерос науч. конф «Американский и сибирский фронтир» Томск, 6-8 февр 2001 г. - Томск, 2001 -Вып 5 -С. 194- 199

19 Поплавская И А. О типологии хронотопа (баллады В А Жуковского и «Повести Белкина» А С Пушкина) // Проблемы литературных жанров . материалы X междунар науч конф Томск, 15-17 окт 2001 г в 2 ч - Томск, 2002 - Ч 1 -С 78-82.

20 Поплавская И А Сюжет преображения в повести А. С Пушкина «Метель» // Русская повесть как форма времени сб ст - Томск, 2002 - С. 66-74

21 Поплавская И А Сюжетная поэтика сибирских писем И И Пущина // Сибирский текст в русской культуре к 400-летию Томска и 125-летию первого университета Сибири • сб. ст - Томск, 2002 - С 31 -37

22 Поплавская И. А. Царскосельский лицей : две модели культурного строительства // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. философ., культурол., филол. - 2003. - № 277. - С. 99 -102.

23 Поплавская И А Семантика огня в повести А С Пушкина «Пиковая дама» // Теоретические и прикладные аспекты филологии . сб науч тр, посвященных 10-летию каф Русского языка и литературы Ин-та языковой коммуникации Том политехи ун-та - Томск, 2004 - С 269 - 272

24 Поплавская И. А. Переводы В А Жуковского из Жанлис к проблеме идентичности массовой литературы // Европейские исследования в Сибири : материалы Всерос. науч. конф. «Мир и общество в ситуации фронтира : проблемы идентичности». Томск, 14-16 апр 2003 г - Томск, 2004 -Вып 4.-С. 64-72

25 Поплавская И А. М Бахтин о соотношении поэзии и прозы в словесном художественном творчестве // Феномен русской классики сб ст -Томск, 2004 - С 33 - 39.

26 Поплавская И. А. Романтическая эстетика и поэтика как предмет рефлексии М. М. Бахтина // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. философ., культурол., филол. - 2004. - № 282. - С. 190 - 193.

27.Поплавская И А Мифопоэтика сюжета путешествия в раннем творчестве Н В Гоголя («Ганц Кюхельгартен», «Вечера на хуторе близ Диканьки») // Святоотеческие традиции в русской литературе ■ материалы науч-практ конф. в2ч - Омск, 2005 -Ч 2 - С 108-116.

28 Поплавская И А Соотношение поэзии и прозы в творчестве Э По // Американские исследования в Сибири материалы Всерос науч конф

выпускников программы Фулбрайта «Американские идеи в гуманитарных исследованиях ученых Сибири» Томск, 12-14 окт 2004 г - Томск, 2005 -Вып 8 -С 108-116

29 Поплавская И А «Наталья, боярская дочь» Н. М Карамзина и А И Мещевского//Карамзин и время сб ст - Томск, 2006 -С 192-206

30 Поплавская И. А. Эстетика и поэтика прозиметрического текста в письмах М. Ю. Лермонтова : к постановке проблемы // Вестн. Том. гос. ун-та. - 2006. - № 84. - С. 50 - 57.

31.Поплавская И А Взаимодействие поэтической и прозаической художественности в «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» М Ю Лермонтова // Русская литература в современном культурном пространстве . материалы IV Междунар науч конф Томск, 2-3 ноябр 2006 г • в 3 ч - Томск, 2007 - 4 1 -С 52-59.

32 Поплавская И. А. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова» (1840) // Вестн. Том. гос. ун-та : общенаучный период, жури. - 2007. - № 297. - С. 17-24

33 Поплавская И А «Марьина роща» В А Жуковского и А И Мещевского // Жуковский и время сб ст - Томск, 2007 - С. 86 - 95

34.Поплавская И. А Взаимодействие поэзии и прозы как способ текстопорождения в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н В. Гоголя II Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции) • сб ст - Томск, 2007 -Вып 1 -С 47-58

35 Поплавская И. А. Типы взаимодействия поэзии и прозы в журнале В. А. Жуковского «Вестник Европы» // Сиб. филол. жури. -2008. -№3.- С. 24-35.

36 Поплавская И. А. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Снб. филол. жури. - 2008. - № 4. - С. 29 - 39.

37 Поплавская И А Взаимодействие поэтического и прозаического начал в «Петербургских повестях» Н В Гоголя // Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции). сб ст - Томск, 2008 - Вып 2 - С. 85 -102

38 Поплавская И А Поэтические принципы в повествовательной структуре «Миргорода» // Гоголеведческие студии : сб ст. - Нежин, 2008 -Вып 17 - С 42-54.

39 Поплавская И А Ганнибал Абрам // Энциклопедия Томской области в 2 т / редкол Г. В Майер [и др ] - Томск, 2008-2009 - Т 1 - С 140-141

40 Поплавская И А Диалог поэзии и прозы в сборнике В А Жуковского «Баллады и повести» (статья первая) // Вестн Том гос ун-та Сер филол -2009 -№2(6) -С 59-77

41 Поплавская И А Диалог поэзии и прозы в сборнике В Жуковского «Баллады и повести» (статья вторая) // Вестн Том гос ун Сер филол. - 2009. - № 3 (7) - С 76 - 83

Отпечатано в ООО "Вайар" Томск, Московский тракт, 2г Тел /факс 52-98-11 Тираж 100 Заказ №270 от 22 апреля 2010 г

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Поплавская, Ирина Анатольевна

Введение

1. Динамика восприятия поэзии и прозы в русской теоретико- литературной мысли XVIII - первой трети XIX веков

1. 1 Основные тенденции в осмыслении поэзии и прозы в русском литературоведении XVIII века

1. 2 Теория поэзии и прозы в русских эстетических трактатах и учебных пособиях первой трети XIX века

2. Типы взаимодействия поэзии и прозы в литературе русского романтизма

2. 1 Метатекстовые стратегии взаимодействия поэзии и прозы в журнале В. А. Жуковского

Вестник Европы» (1808-1810)

2. 2 Взаимодействие поэзии и прозы в «Марьиной роще» В. А. Жуковского и А. И. Мещевского как явление межтекстовой интерференции

2. 3 Особенности диалогических отношений поэзии и прозы в книге В. А. Жуковского «Баллады и повести»

3. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве А. С. Пушкина

3. 1 Синтез поэзии и прозы в романе А. С. Пушкина

Евгений Онегин»

3. 2 «Повести Белкина» А. С. Пушкина как прозиметрический текст

4. Динамика взаимодействия поэзии и прозы в творчестве

М. Ю. Лермонтова

4. 1 Поэтика «неточного» стиля в ранней лирике

М. Ю. Лермонтова

4. 2 Особенности прозиметрического текста в письмах

М. Ю. Лермонтова

4. 3 Поэтические и прозаические стратегии текстообразования в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова»

4. 4 Поэтический субстрат в прозе М. Ю. Лермонтова

5. Этапы взаимодействия поэзии и прозы в творчестве

Н. В. Гоголя

5.1 Поэтические и прозаические стратегии повествования и текстообразования в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя

5. 2 Категория поэтического как способ трансформации повествования и художественной модальности повестей в сборнике Н. В. Гоголя «Миргород»

5. 3 Взаимодействие поэтического и прозаического начал в художественном мире петербургских повестей Н. В. Гоголя

5. 4 Поэтическая центрация в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души»

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Поплавская, Ирина Анатольевна

Вопрос о взаимодействии поэзии и прозы и типах этого взаимодействия, проблемы активизации поэтического субстрата в прозе и прозаических приемов в поэзии, изучение типологии художественных текстов, созданных на границе поэзии и прозы, соотношение поэзии и прозы в аспекте нарратологии остаются в течение многих лет предметом неослабевающего научного интереса как отечественных, так и зарубежных литературоведов1. Исследование различных типов поэтических, прозаических и «пограничных» текстов, особенностей их сюжетной, нарративной, жанровой, ритмической организации, конструктивная и текстообразующая роль поэтического начала в прозе и прозаического начала в поэзии становятся актуальными в свете современных тенденций развития науки о литературе. В этой связи изучение типологических форм взаимодействия поэзии и прозы необходимо рассматривать как в контексте основных проблем теоретической и исторической поэтики, так и в тесной связи с категорией текстуальности.

1 Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка. Л., 1924; Бахтин M. М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве (1924), Слово в романе (1934-1935) // Бахтин M. М. Вопросы литературы и эстетики. Л., 1975. С. 6 - 71, 72 - 233; Шкловский В. Б. О теории прозы. М., 1929; Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940; Томашевский В. Б. Язык и стих. М.; Л., 1959; Жирмунский В. М. О ритмической прозе // Русская литература. 1966. №4. С. 103 - 114; Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970; Он же. Анализ поэтического текста: структура стиха. Л., 1972; Виноградов В. В. О языке художественной прозы: избранные труды. М., 1980; Гиршман M. М. Ритм художественной прозы. М., 1982; Михайлов А. В. Роман и стиль // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М., 1982. С.137 - 203; Он же. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 326 -391; Бузоглы М. А. Динамика развития соотношения поэзии и прозы: верлибр: автореф. дис. . канд. филол. наук. Тбилиси, 1986; Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе: очерки истории и теории. Воронеж, 1991; Он же. Динамика стиха и прозы в русской словесности. М., 2008; Гаспаров М. Л. Поэзия и проза — поэтика и риторика // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 126 - 159; Шапир М. И. «Versus» vs «prosa»: пространство-время поэтического текста // Philologia. 1995. №3/4. С. 7 - 47; Фатеева Н. Стих и проза как две формы существования поэтического идиостиля: автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1996; Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». СПб., 1996; Он же. Проза как поэзия. СПб., 1998; Он же. Нарратология. М., 2003; Женетт Ж. Поэтический язык, поэтика языка // Женетт Ж. Фигуры: в 2 т. М., 1998. Т. 1. С. 338 - 362; Зотова Е. И. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Б. Л. Пастернака: автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1998; Моисеева М. В. Динамика взаимодействия поэзии прозы в творческой эволюции М. Ю. Лермонтова: автореф. дис. . канд. филол. наук. Самара, 1999; Смирнов И. П. Поэзия vs Проза // Смирнов И. П. Смысл как таковой. СПб., 2001. С. 258 - 281; Бутакова Л. О. Авторское сознание в поэзии и прозе: когнитивное моделирование. Барнаул, 2001; Душина Л. Н. Русская поэзия и проза XIX - XX вв.: ритмическая организация текста. Саратов, 2002; Швейбельман Н. Ф. В поисках нового поэтического языка: проза французских поэтов середины XIX - начала XX веков. Тюмень, 2002; Халикова Н. В. Категория образности художественного прозаического текста: автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 2004; Тамарченко Н. Д. Поэзия и проза // Теория литературы: учеб. пособие: в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. М., 2004. Т.1 С. 138 -171; Он же. Теоретическая поэтика: введение в курс. М., 2006; Thomas L.-P. Le vers modern, ses moyens d'expression, son esthetique. Bruxelles, 1951; Кодуэлл К. Поэтическое воображение (Dream-work) II Современная книга по эстетике: антология. М., 1957. С. 209 -231; Genette G. Palimpsestes: la littérature au second degre. Paris, 1982; Genette G. Paratextes. Paris, 1987; Combe D. Poes et récit: une rhetorique des genres. Corti, 1989; Chatman S. Coming to Terms: the Rhetoric of Narrativ in Fiction and Film. Ithaca, 1990; Vade Y. Le роете en prose et ses territories. Belin, 1996.

Особая значимость предпринятого исследования обусловлена также тем, что в эпоху конца XVIII - первой трети XIX веков в русской и мировой литературе происходит смена типов художественного мышления, совершается переход от традиционалистского к индивидуально-авторскому литературному сознанию2. Этот процесс активизировал внимание к проблеме автора, авторской индивидуальной рефлексии над синтетической природой художественного целого, над особенностями его родовой и видовой, образной и стилистической структуры. Кроме того, отмечаемое в это время падение интереса к риторике, которая воспринималась как теоретическое и практическое руководство к осмыслению и созданию поэзии и прозы, стимулировало поиск новых философско-эстетических оснований в решении проблемы их взаимодействия. Таким образом, интерес современного литературоведения к эстетике поэзии и прозы, стиха и прозы обусловлен необходимостью описать наиболее репрезентативные для данной эпохи типы текстуальных образований, раскрывающие характерные модели взаимодействия поэзии и прозы в художественном целом как в синхронии, так и в диахронии. Наконец, в этот период наблюдается взаимопроникновение и взаимопреображение поэзии и прозы в творчестве таких авторов, как Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь и др. «Механизм» этого взаимодействия раскрывает как общие тенденции развития русской литературы, связанные с движением от поэзии к прозе, от лирики к эпосу, так и индивидуальную творческую эволюцию каждого из них.

В отечественном литературоведении XX - начала XXI веков поэзия и проза традиционно понимаются как два типа художественной речи, как два способа организации речевого материала. Существуют несколько критериев для сопоставления-противопоставления поэзии и прозы в качестве двух речевых художественных структур. Один из критериев - ритмический, связанный с различной ритмической природой стиха и прозы. Сторонниками этой точки зрения являются В. М. Жирмунский, М. М. Гиршман, Ю. Б. Орлицкий и др. По мнению В. М. Жирмунского, «стихотворная речь отличается о от прозаической закономерной упорядоченностью звуковой формы» . Здесь формальным признаком стиха выступает его звуковая и структурная (метрическая, ритмическая, рифменная, строфическая) урегулированность. Спустя четыре десятилетия исследователь обратится к изучению конструктивной роли ритма в поэтической прозе. По его мнению, в этой разновидности прозы отсутствуют первичные метрические закономерности и в связи

2 Категории поэтики в смене литературных эпох / С. С. Аверинцев [и др.] // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 3 - 38; Чернец Л. В. Литературное произведение как художественное единство // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. М., 1999. С. 165 - 177.

ЪКирмунский В. М. Введение в метрику (1925) // Жирмунский В. М. Теория стиха. Л., 1975. С. 8. 4 с этим «на первый план выступают вторичные признаки ритмической организации словесного материала». Важно отметить, что основу ритмической организации прозы образуют «не звуковые повторы, а различные формы грамматико - синтаксического параллелизма»4. Аналогом же стиха выступает в ритмической прозе абзац.

Художественная проза, в определении М. М. Гиршмана, представляет собой «тип художественной речи, со- и противопоставленный стиху». Если в стихе «ритмическая закономерность выступает как единый исходный принцип развертывания речи, который изначально задан и вновь и вновь возвращается в каждой следующей вариации», то в прозе «каждый следующий шаг ритмического движения не предопределяется предыдущим, а заново формируется на каждом новом этапе этого движения»5. Отметим, что в данном случае продуктивным оказывается противопоставление стиха — прозе, стихотворной речи - речи прозаической. С особенностями ритмической организации прозы в сравнении со стихом связан и «перенос центра тяжести с высказываемого в слове субъективного состояния на изображаемую словом и в слове действительность в её объективной и субъективной многоплановости»6.

В работах Ю. Б. Орлицкого стих и проза понимаются как «два принципиально различных способа организации речевого материала, два разных языка литературы»7. Главный критерий, отделяющий стихи от прозы, связан с обязательной ритмической членимостью стиха на строки (ритм строк), в то время как в прозе такое членение отсутствует. Отсюда метод анализа, активно используемый исследователем, связан с рассмотрением прозаического текста с позиции наличия в нем аналогов стихотворных строк8. На основе изучения литературных форм, возникающих на границе стиха и прозы, к которым относятся верлибр, метрическая рифмованная проза, метризованная проза, строфическая проза (верее), прозиметрия, тексты-миниатюры (удетерон), тексты-перфомансы, автору удается раскрыть как «процессы взаимовлияния этих типов речи, так и их принципиальное противостояние, сложившееся в русской литературной традиции»9.

Особой точки зрения придерживается по этому вопросу Б. В. Томашевский. Для него различие между стихом и прозой видится в том, что «стихотворная речь дробится на сопоставимые между собой единицы (стихи), а проза есть сплошная речь; стих обладает внутренней мерой (метром), а проза ею не обладает»10. Здесь членимость стихотворной

4 Жирмунский В. М. О ритмической прозе // Русская литература. 1966. № 4. С. 107.

5 Гиршман М. М. Проза художественная // Введение в литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины. М., 1999. С. 308, 310.

6 Там же. С. 312.

7 Орлицкий Ю. Б. Динамика стиха и прозы в русской словесности. М., 2008. С. 11.

8 Там же. С. 39.

9 Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе: очерки истории и теории. Воронеж, 1991. С. 3.

10 Томашевский Б. В. Стих и язык. М.; Л., 1959. С. 10. речи на стихи (ритм) выступает в качестве основного дифференцирующего признака стиха и прозы и в то же время осмысляется как «норма художественного оформления речи»11.

Другая группа ученых, среди которых А. Н. Веселовский, Б. М. Эйхенбаум, А. В.

Михайлов, М. Л. Гаспаров, рассматривает поэзию и прозу как противоположные художественные стили, получившие научное обоснование в поэтике и риторике. В

Исторической поэтике» А. Н. Веселовского поэзия и проза рассматриваются как исторически складывающиеся и развивающиеся стили. По мнению автора, «основа поэтического стиля - в последовательно проведенном и постоянно действовавшем принципе ритма, упорядочившем психологически-образные сопоставления языка; психологический параллелизм, упорядоченный параллелизмом ритмическим»12. Вместе с тем под поэтическим стилем подразумеваются и «те особенности художественных

1 ^ произведений, которыми их язык отличался от обыденной, деловой речи» . Если исторически, как пишет Веселовский, поэтический и прозаический стили «могли и должны были появиться одновременно: иное пелось, другое сказывалось», то генетически они возникают раньше стихов и прозы. Выделяясь из того, «что пелось», поэзия существовала вначале как синкретическое искусство, из которого в дальнейшем развились собственно стихотворная поэзия и художественная проза14. В процессе эволюции поэзия и проза начинают осознаваться не только как стилистические, но и как родовые категории. В этой связи исследователь говорит о том, что «проза, как особые стиль и род, выделилась на памяти литературы; стиль, ее начала лежат за историческими пределами, хотя бы в формах сказки»15.

В работах Б. М. Эйхенбаума поэзия и проза осмысляются и как два типа речи с различной ритмической организацией, и как два художественных стиля (поэтический и прозаический). По мнению ученого, «в словесности есть различение, которого не знают другие искусства — стих и проза». Отсюда в истории русской литературы XIX - начала XX веков выделяются периоды, в которые «словесное искусство занято творчеством стиха, когда внимание сосредоточено на орнаментальной стороне слова. И есть другие, когда выступает предметность»16 . Отмеченное здесь противопоставление «орнаментальности» слова его «предметности» воспринимается как явление стиля, в то

11 Там же. С. 32-33.

12 Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 278.

13 Горский И. К. Об исторической поэтике Александра Веселовского // Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 25.

14 Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 296, 396.

15 Там же. С. 272.

16 Эйхенбаум Б. М. Поэзия и проза // Труды по знаковым системам. Тарту, 1971. Вып. 5. С. 477 - 478. время как оппозиция стих - проза фиксирует их ритмическое своеобразие. В книге

Мелодика русского лирического стиха» лирическая интонация рассматривается автором не как явление языка, а как явление поэтического стиля», определяющее композиционную основу стихотворения17.

В исследованиях А. В. Михайлова поэзия и проза понимаются как взаимосвязанные художественные стили, представленные на фоне смены риторической культуры культурой индивидуально-авторской. С его точки зрения, в реалистической литературе XIX в. преобладает прозаическое слово как слово антириторическое по своей функции, управляемое жизнью, идущее от действительности и вещи и не противоположное стиху.

Важная роль в этом процессе смены культур отводится роману и прозаическому романному слову, основные функции которого видятся в «переключении слова на построение образа действительности и дифференциации слова как «голоса» или «голосов» 18 действительности» .

В стиховедческих трудах М. Л. Гаспарова указывается, что оппозиция стих - проза возникает в русской литературе только в XVII — начале XVIII веков, когда происходит выделение стиха как особой системы художественной речи». Осознание в эпоху барокко выразительной силы ритма и рифмы сделало их отличительными признаками в

разделении стиха и прозы. До этого времени в литературе существовала другая продуктивная модель: «текст поющийся — текст произносимый»19. Позднее на материале античной литературы ученый убедительно раскрывает динамику становления поэзии и прозы как двух художественных стилей, в формировании которых важную роль сыграли категория автора, ориентация на предшествующую традицию и отношение к внехудожественной реальности. Так, по его мнению, для Аристотеля характерно восприятие поэзии как речи художественной, а прозы как речи деловой, «поэзия для него

- явление литературное, а проза - внелитературное: <.> в поэзии события и лица обобщенные, а в прозе конкретные. <.> Для поэзии главное - познание, для прозы действие». В ходе же исторического развития «эволюция прозы от делового к художественному красноречию постепенно сближает ее с поэзией, а упорядоченная

20 теория прозы - риторика - уподобляется хаотической теории поэзии» .

Структурный и историко-культурный подходы в осмыслении поэзии и прозы во многом корректируются структурно-семиотическим, представленным в трудах Ю. М. Лотмана и исследователей тартуско-московской семиотической школы. Согласно поэтике

17 Эйхенбаум Б. М. Мелодика русского лирического стиха// Эйхенбаум Б. М. О поэзии. Л., 1969. С. 331.

18 Михайлов А. В. Роман и стиль // Михайлов А. В. Языки культуры. М., 1997. С. 438.

19 Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. М., 1984. С. 20.

20 Гаспаров М. Л. Поэзия и проза - поэтика и риторика // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 136, 149. структурализма, все художественные тексты строятся на основе двух конструктивных принципов: парадигматическом и синтагматическом. Парадигматический принцип, как известно, основан на сопоставлении-противопоставлении повторяющихся эквивалентных элементов, синтагматический же принцип образован со-противопоставлением соседствующих (не эквивалентных) элементов, их сочетаемостью, соединением друг с другом. В основе парадигматического членения текста лежит принцип повтора, в основе синтагматического - принцип метафоры, основанный на соединении отдельных слов или частей текста по сходству их значений. С точки зрения Ю. М. Лотмана, «тенденцию к повторяемости можно трактовать как стиховой конструктивный принцип, к соединяемое™ — как прозаический», при этом «снятие запретов на соединение по синтагматической оси составляет ведущий конструктивный принцип прозы»21. Основываясь на этих общих положениях, исследователь выделяет поэтические и прозаические принципы организации художественного текста.

Поэтическая и прозаическая художественные структуры обусловлены, по мнению ученого, как типом индивидуального авторского сознания, так и соотношениями образующих эту структуру элементов, включая сюда ритм, метр, лексику, синтаксис, образы автора, героя, мотив, сюжет, композицию. Ведущий конструктивный принцип, который формирует структуру поэтического текста, можно было бы обозначить как принцип выделения сходного в различном, выделения общих, эквивалентных черт между различными структурными уровнями на основе параллелизма, речевого и семантического соответствия. В представлении Ю. М. Лотмана, «стихотворная форма родилась из стремления поставить различные по значению слова в максимально эквивалентное положение. Используя все виды эквивалентности, <.> поэтическая структура подготавливает восприятие текста как построенного по закону взаимной эквивалентности частей» . Эта эквивалентность формирует прежде всего эстетические отношения между автором и героем. Автор в поэтическом тексте находится в разной степени близости / отдаленности по отношению к герою. Наибольшая степень сближенности между ними представлена в образе лирического героя, лирического «я», а наибольшая степень отдаленности раскрывается в ролевой лирике и в лирике с героем повествователем. В поэтическом тексте важная роль отводится ассоциативному сюжету, который рождается на основе эквивалентности, возникающей между различными структурными уровнями. Композиция поэтического текста основана, как правило, на принципе симметрии, одним из проявлений которой является повтор: повтор фонем, рифм, лексики, синтаксиса,

21 Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 88, 89.

22 Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 166. 8 образов, мотивов, эпизодов. Также для поэтического текста характерна усеченная композиция, в которой кульминация сюжетного развития часто совпадает с развязкой.

Основной конструктивный принцип, моделирующий структуру прозаического текста, - поиск различия в сходном, поиск дифференциальных, различительных элементов в типологически родственных явлениях. Прозаический текст создается через соединение разнородных элементов, частей, основанных на их семантической и грамматической общности. Именно общность семантики и грамматики в построении каждого предложения, отдельных частей текста позволяет глубже выявить их различие в пределах одного текста, выявить различие в сходном. Поэтому если в поэзии художественный текст приравнивается к слову, организуется как текст-слово, то в прозе структура художественного текста эквивалентна предложению и выступает как текст-предложение. По мнению Ю. М. Лотмана, повторяющаяся поэтическая структура — это в основе своей структура бесконечного, открытого типа, в то время как прозаическая структура, основанная на сопоставлении-противопоставлении разнородных элементов, - структура конечного, закрытого типа. Можно предположить, что временные художественные образы, система этих образов, основанных на повторе, цикличности, по своей внутренней природе близка к поэтической художественной структуре. Пространственные же художественные образы - это образы преимущественно синтагматического плана, которые тяготеют к развертыванию, к протяженности, сопоставлению-противопоставлению отдельных топосов, и в этом смысле они оказываются более органичными прозаической художественной структуре.

Любой художественный текст, согласно Ю. М. Лотману, моделирует одновременно два типа реальности: некоторую частную ситуацию, с одной стороны, и мир в целом, универсум - с другой. Поэтому во всяком сюжете и, шире, во всяком типе художественного повествования можно выделить два аспекта: фабульный и мифологический. В прозаическом тексте главная роль отводится фабуле и фабульному повествованию, в поэтическом же даже при наличии фабулы преобладает внефабульное и мифологическое развитие сюжета. В композиции любого художественного текста, как считает Ю М. Лотман, особую моделирующую роль играют начало и конец. При этом в поэтическом тексте особенно значима моделирующая функция конца, а в прозаическом -начала.

Для понимания продуктивности поэтической и прозаической художественной структуры важно " используемое исследователем понятие «точки зрения»23. Художественная точка зрения, как известно, предполагает отношение текста к своему

23 Успенский Б. А. Поэтика композиции //Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1995. С. 9 — 218. 9 субъекту, к автору, отношение созданного к создателю. При этом в поэтической структуре точка зрения тяготеет, как правило, к монологичности, обусловленной эстетической близостью позиций автора и героя. В прозаической же художественной структуре понятие точки зрения усложняется, оно включает в себя пересечение всех точек зрения, имеющихся в тексте, и предполагает ее изначальную подвижность, незафиксированность.

Подводя итог, следует сказать, что выделенные ученым два основных типа художественной структуры основаны на двух типах отношений, связей, складывающихся между входящими в нее элементами: эти отношения определяются, по словам Ю. М. Лотмана, «эстетикой тождества» и «эстетикой сопротивопоставления». Признавая одинаковую значимость, необходимость обоих типов отношений в любом художественном тексте, следует отметить, что поэтической структуре более органична «эстетика тождества», а прозаической — «эстетика сопротивопоставления». В структурной организации и поэтического, и прозаического художественного текста, которая отличается известной иерархичностью, исключительно важную роль играет, как специально отмечает исследователь, принцип структурного переключения. Так, если один и тот же элемент в художественном тексте входит в разные структурные контексты, то он приобретает дополнительное значение, становится полисемантичным. Поэтому поэтический и прозаический принципы организации художественного текста, включенные в разные структурные контексты, приобретают дополнительную внутреннюю семантику. Отсюда само взаимодействие поэзии и прозы в рамках художественного текста воспринимается как вторичный троп, как риторическая фигура, относящаяся к уровню вторичного моделирования и основанная не только на соотнесении двух типов мышления, но и двух видов речи. Вместе с тем соотношение поэзии и прозы рассматривается Ю. М. Лотманом не только в синхронии, но и диахронии. Поскольку «художественная проза возникла на фоне определенной поэтической системы», то ее структурная модель не равняется тексту, а представляет собой «текст + «минус-приемы» поэтически условной речи»24. Такова в общем виде бинарная система представлений ученого-семиотика о структурно-типологических моделях поэзии и прозы и их соотношении.

Понимание поэзии и прозы как двух типов речевых высказываний, обладающих разной структурной организацией, сближает работы Ю. М. Лотмана с работами Р. О. Якобсона, И. П. Смирнова, М. И. Шапира. С точки зрения Якобсона, если структурообразующей основой стиха выступает «ассоциация по сходству», то в основе повествовательной прозы оказывается «ассоциация по смежности», сообщающая ей «основной импульс», благодаря которому «повествование движется от предмета к

24 Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста: структура стиха. М., 1972. С. 29,26.

10 предмету <.> и переход от целого к части и от части к целому - только частный случай

ЛГ этого процесса» . Механизм различной структурной организации поэзии и прозы связан с тем, что поэзия тяготеет к метафорическому «полюсу» в словесном искусстве, соответствующему смысловой связи явлений по сходству и выстраивающему их по оси парадигматики, проза же, напротив, разворачивается в направлении к метонимическому «полюсу», расположенному на синтагматической оси, и представляет собой установление соответствий по смежности. По мнению исследователя, «самое тесное и глубокое родство у/Г связывает стих с метафорой, а прозу с метонимией» , «метафора для поэзии и метонимия для прозы — это пути наименьшего сопротивления для этих областей словесного

27 искусства» . Как верно отмечает в этой связи Ю. М. Лотман, представление Якобсона о метафорической природе поэзии и метонимической природе прозы привело к тому, что само «разграничение «поэзия/проза» получало объективное обоснование и из разряда

- 28 частных категории словесности переходило в число семантических универсалии» .

Структурно-семиотическим подходом к осмыслению поэзии и прозы отличаются и работы И. П. Смирнова. По его мнению, поэзия и проза, понятые как генеративные стратегии, представляют собой «возвращающуюся речь», основанную на принципе параллелизма, однако механизм этого «возвращения» осуществляется в каждой из них по-разному: в поэзии «приходит в действие механизм межплановой («вертикальной») рекуррентности, тогда как в прозе активизируется тенденция к созданию внутриплановой («горизонтальной») рекуррентности»29. Этот процесс раскрывается как между соотносимыми единицами разных планов сообщения (план выражения, грамматической манифестации, план содержания), так и между составляющими единицами одного и того же плана (например, морфемами, словоформами, синтагмами, предложением в плане грамматической манифестации). Отсюда «поэзия поглощена сопоставлением противопоставленного», а «вразрез с поэзией прозаическое искусство

- 30 противопоставляет группы сопоставлении» .

Иной точки зрения придерживается М. И. Шапир. Стих он рассматривает не только как явление речи, но и как явление языка. По сравнению с прозой, которая располагается вокруг трех координатных осей: речевой, языковой, семиотической, - в стихотворении к этим измерениям добавляется еще одно — стиховое. Отсюда «стих — это четвертое

25 Якобсон Р. О. Заметки о прозе поэта Пастернака//Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М., 1987. С. 331.

26 Там же.

27 Якобсон P.O. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений // Теория метафоры: сб. статей. М., 1990. С. 130.

28 Лотман. Ю. М. Риторика // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 409.

29 Смирнов И. П. Смысл как таковой. СПб., 2001. С. 266.

30 Там же. С. 274, 278. измерение текста»31, формирующее особое эстетическое квази-время и квазипространство. Это четвертое измерение текста структурируется парадигматическими связями, так как в стихе «парадигматические отношения из состояния in absentia переводятся в состояние in praesentia». Активизация парадигматических связей в стихе приводит к тому, что «в поэтическом языке синтагматика строится по законам парадигматики», и поэтому стих есть «проекция с оси тождества на ось различия»32.

С нашей точки зрения, наиболее продуктивным представляется критерий, предложенный Ю. Н. Тыняновым и М. М. Бахтиным и принятый за основу авторами двухтомной «Теории литературы», вышедшей под редакцией Н. Д.

Тамарченко. Это критерий структурно-семантический, раскрывающий «тип закономерной связи структуры с семантикой», показывающий взаимосвязь способов членения стихотворной и прозаической речи с семантикой стихового и прозаического слова33. Так, используемое Тыняновым в книге «Проблема стихотворного языка» понятие «теснота стихового ряда» раскрывает связь ритма с семантикой, показывает то «изменение семантической значимости слова, которое получается в результате его значимости ритмовой»34. Здесь же автором ставится вопрос о функционировании словесного образа в поэзии и в прозе, в поэтических и прозаических жанрах. Как пишет исследователь, образ в поэзии «своим отрывом от предметности и возникновением колеблющихся признаков за счет основного признака, этим моментом семантического усложнения, является специфической формой развертывания стихового материала» , иными словами, «стих (ритм) и словесный образ в поэзии совмещены»36. Также своеобразие поэзии (стиха) и прозы рассматривается автором через преломление конструктивного фактора в материале. По мнению исследователя, «таким стержневым, конструктивным фактором будет в стихе ритм, в широком смысле материалом — семантические группы; в прозе им будет семантическая группировка (сюжет), материалом — ритмические, в широком смысле, элементы слова»37. Наконец, разница между поэтическими и прозаическими жанрами основана на сукцессивности стиховой и симультанности прозаической речи, а также на разных законах «преломления» сюжета в стихе и прозе.

31 Шапир М. И. «Versus» vs «prosa»: пространство-время поэтического текста // Philologia. 1995. Т. 2. № 3 / 4. С. 19.

32 Там же. С. 28, 29.

33 Теория литературы: учеб. пособие: в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. M., 2004. Т.1. С. 142.

34 Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка// Тынянов Ю. Н. Литературный факт. М., 1993. С. 74.

35 Там же. С. 108.

36 Тамарченко Н. Д. Теоретическая поэтика: введение в курс. М., 2006. С. 185.

37 Тынянов Ю. Н. Литературный факт // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 261.

Исходя из взаимосвязи «структуры с семантикой», Н. Д. Тамарченко предлагает выделять два вида «словесного образа» в литературе - поэтический («готовый» и семантически «открытый») и прозаический. Термин «словесный образ», на наш взгляд, лежит в основе поэтической и прозаической художественных картин мира, которые можно реконструировать, опираясь на труды М. М. Бахтина38. Как известно, в эстетике словесного творчества Бахтина выделяются эстетический объект и художественное произведение. Эстетический объект соотносится с точкой зрения автора на мир и получает свое завершение в архитектонических художественных формах. Так понятая художественная форма воспринимается как понятие родовое39. Художественное же произведение рассматривается как организованный словесный материал, воплощенный в композиционных формах. И поэзия, и проза, согласно точке зрения исследователя, могут осмысляться наряду с лирикой, эпосом, драмой, ритмом, гармонией, симметрией и как архитектонические, и как композиционные содержательно-художественные формы. Как архитектонические художественные формы поэзия и проза образуют две разные модели мира. Так, в поэзии создается своего рода автоцептричвская (мифоцептрическая) эстетическая модель мира, в формировании которой важная роль отводится структуре художественного образа. Художественный образ в поэзии максимально пронизан авторской интенцией, авторской эмоционально-смысловой направленностью на предмет, поэтому поэтический образ - это, по определению Бахтина, интенционалъный образ, который формируется как через высказывание автора о предмете, так и через экспрессивную, ценностную и смысловую характеристику этого предмета. Слово в поэзии как бы пронизывает собой весь предмет, в нем «порождающее звук изнутри и чувствующее единство своего продуктивного напряжения тело вовлечено в форму»40, поэтому поэтическое слово - слово номинативно-экспрессивное, предметно-выразительное. Отсюда в поэзии преобладает «вживающая», проникающая функция художественного слова, связанная с переживанием человека и вещи изнутри, как своего «я». Образ человека в поэтической модели изображается по принципу самоидентификации, по принципу восприятия другого как самого себя, по типу: другой, как я. Бахтин говорит об этом: «Человек- это я, как я сам себя переживаю, другие - такие же, как я»41. Поэтическая структура отличается особой степенью близости автора к герою,

38 Поплавская И. А. М. Бахтин о соотношении поэзии и прозы в словесном художественном творчестве // Феномен русской классики: сб. ст. Томск, 2004. С. 33-39.

39 Тамарченко Н. Д. «Эстетика словесного творчества» Бахтина и русская религиозная философия. М., 2001. С. 90.

40 Бахтин М. М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 34.

41 Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 26. с одной стороны, а также близостью читателя, слушателя по отношению к автору и герою — с другой. Можно сказать, что языковое сознание автора в поэзии ассимилирует язык героя и в значительной степени «направляет» и «управляет» языковым сознанием читателя. Наконец, и сама поэзия, и поэтические жанры развиваются, как пишет Бахтин, в русле централизующих, центростремительных языковых тенденций, направленных к объединению всех языковых и структурных моментов вокруг одного центра — автора42. Возникающая в поэзии внутренняя связь между «монологическим» словом и ритмом оказывается органичной, поскольку «самый ритм поэтических жанров не благоприятствует сколько-нибудь существенному расслоению языка. Ритм, создавая непосредственную причастность каждого момента акцентной системе целого (через ближайшие ритмические единства) умерщвляет в зародыше те социально-речевые миры и лица, которые потенциально заложены в слове: во всяком случае, ритм ставит им

43 определенные границы, не дает им развернуться, материализоваться» .

Прозаическая художественная модель мира формируется прежде всего как логоцентрическая модель. В основе ее оказывается двуголосое слово, слово автора о предмете, которое вступает в диалог с чужим словом об этом же предмете. Своеобразие художественного образа в прозе заключается в его диалогичности, прозаический художественный образ — это, с точки зрения Бахтина, прежде всего «диалогизованный» образ. Этот образ создается как через высказывание автора о предмете, так и через преломление предмета в чужом слове и предвосхищение ответного слова о нем через использование «прямого», «объектного» и «двуголосого» прозаического слова с их подтипами44. В художественной прозе раскрывается главным образом номинативно-изобразительная, номинативно-преломляющая природа слова, а также само слово может становиться предметом изображения, как, например, в пародиях и стилизациях. В прозе преобладает не «вживающая», а «завершающая» функция художественного слова, связанная с изображением завершающей авторской позиции по отношению к слову героя и словесному образу в целом. Человек в прозаической модели мира изображается через переживание, восприятие его как другого, по принципу: я, как другой. Бахтин по этому поводу говорит следующее: «Человек — это окружающие меня другие люди, как я их переживаю, я — такой же, как и другие»45. В прозе отношения автор-герой-читатель выстраиваются иерархически. Эта иерархия зависит от разной степени

42 Бахтин М. М. Слово в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 86.

43 Бахтин М. М. Слово в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 110 - 111.

44 Подробную классификацию типов прозаического слова см. в кн.: Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. Киев, 1994. С. 414-415.

45 Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 48. близости/отдаленности героя и читателя от завершающей авторской позиции. Максимальная близость автора с героем и читателем будет в лирической, автобиографической и дневниковой прозе, минимальная — в романе полифонического типа. Наконец, прозаические жанры развиваются в русле децентрализующих, центробежных тенденций, способствующих активному проникновению в них разноречия и связанных с формированием подвижной повествовательной полицентрической структуры. Исследователь в связи с этим специально отмечает, что «роман и тяготеющие к нему художественно-прозаические жанры исторически слагались в русле децентрализующих, центробежных сил»46. Таковы основные параметры поэтической и прозаической художественных картин, как они представлены в трудах Бахтина.

Его понимание поэзии и прозы как архитектонических и одновременно композиционных форм отчасти разделяется и В. В. Кожиновым. Так, он определяет прозу как «один из двух основных типов литературного творчества» и видит ее художественное своеобразие во взаимодействии различных речевых планов: речи автора, рассказчика, персонажей - и в детально разработанной сюжетной структуре47. Развивая основные положения философской эстетики о прозе, исследователь говорит о том, что «двуголосность и многоголосность в той или иной форме присутствуют в зрелой прозе и являются одним из фундаментальных принципов самой художественности прозаической речи. Они столь же существенны для прозы, как система тропов для поэтической речи»48.

Итак, поэзия и проза как архитектонические художественные формы, как формы завершения эстетического объекта создают соответствующие им модели действительности, и в этом смысле обнаруживают свое глубинное родство как с лирикой, так и с эпосом, тоже понятых архитектонически. С другой стороны, поэзия и проза как формы организации словесного материала, как композиционные формы реализуют себя в определенных художественных текстах и типах повествования, что позволяет рассматривать их и как речевые формы, и как формы жанрово-стилевые. Последнее приобретает особую значимость в связи с историко-культурной ситуацией рубежа XVIII -XIX веков, когда «поэтика жанров сменяется, в сущности, поэтикой устойчивых стилей»49. Таким образом, поэзия и проза, понятые синхронически как типы художественного мышления и одновременно как речевые и жанрово-стилевые структуры позволяют рассмотреть их в предпринятом исследовании в единстве всеобщего, особенного и единичного, позволяют осмыслить их как тернарное целое. Одновременно

46 Бахтин М. М. Слово в романе // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С.86.

47 Кожинов В. В. Проза// Словарь литературоведческих терминов. М., 1974. С. 296, 297.

48 Кожинов В. В. Художественная речь как форма искусства слова // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении: стиль. Произведение. Литературное развитие. М., 1965. С. 298.

49 Гинзбург Л. Я. О лирике. Л., 1974. С. 24. стих и проза представлены в работе и как текстообразующие категории, связанные с различными способами организации текста, словесного оформления эстетического события.

Вместе с тем соотношение поэзии и прозы может быть осмыслено и в диахронии. Как известно, синкретизм поэзии и прозы в особых смешанных формах, представляющих собой устную речь со стихотворными вставками, присутствует уже в первобытном фольклоре. В нем стихотворные вставки часто совпадают с речами действующих лиц и сохраняют связь с такими ритуальными образцами, как молитва, заклинание, вызов на бой, плач об убитом, а прозаические фрагменты «не содержат следов связи с музыкой, ритмом, передаются обычным языком и стилистически менее отшлифованы, чем стихотворные вставки»50. По мнению О. М. Фрейденберг, возводящей происхождение поэтических и прозаических словесных форм не к синкретизму, как А. Н. Веселовский, а к параллелизму, «генезис стиха и поэзии параллелен и генезису прозы», а само возникновение этих терминов связано с семантикой хождения и неотделимо от первобытного мышления, которое одинаково семантизирует «все явления общественной жизни, и в том числе речь и действие»51. На смену первоначальному синкретизму/параллелизму поэзии и прозы приходит развитие словесного искусства преимущественно в стихотворной форме. Становление же художественной прозы, как известно, начинается гораздо позднее, в эпоху Возрождения. Отсюда эстетическое осмысление прозаического искусства как самостоятельной области словесности совершается лишь в XVIII - XIX веках и происходит во многом с опорой на поэзию. Поэтому сам термин «поэзия» получает в западноевропейской и русской эстетической мысли этого периода широкое толкование, становится синонимом художественности и подразумевает художественные произведения, написанные как стихами, так и прозою, а термин «проза» закрепляется в основном за функциональной литературой (ораторской, научной, публицистической, философской).

Интересные размышления на эту тему содержатся, в частности, в переписке И. В. Гете с Ф. Шиллером. В письме к Гете от 24 ноября 1797 г. Шиллер говорит о том, что проза является органом «обычного домашнего рассудка», в то время как стих «безусловно требует связи с воображением». В этом смысле основой поэтического мышления становится ритм, ибо он «все подчиняет своему закону. <.> С тех пор как я

50 Мелетинский Е. М. «Историческая поэтика» А. Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной литературы // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 35.

51 Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. С. 114, 112. перерабатываю свой прозаический язык в поэтически-ритмический, я оказываюсь пред судом совершенно иной инстанции, чем раньше»52.

О внутренней связи категорий поэтического и художественного говорит и Гегель. Для него «природа поэтического в целом совпадает с понятием художественно-прекрасного и художественного произведения вообще»53. Разделяя поэзию и прозу по способу представления и выражения, философ определяет поэзию как «исконное представление истинного, знание, которое еще не отделяет всеобщего от живого существования в отдельном, <.> но постигает одно в другом и через другое». Проза же в ее фукциональных формах представляет действительность «в плане рассудоч ной связи причины и следствия, цели и средства, <. .> в плане условий всего внешнего и конечного»54.

В истории же русского литературоведения о связи понятий поэтического и художественного с поэзией и прозой пишет уже в конце XIX века А. А. Потебня. В его работах категория поэтического используется как синоним художественности, что позволяет исследователю говорить об изоморфности поэтического слова и художественного произведения, поскольку в художественном произведении «есть те же самые стихии, что и в слове: содержание (или идея), соответствующее чувственному образу или развитому из него понятию; внутренняя форма, образ, который указывает на это содержание, соответствующий представлению, и, наконец, внешняя ф о р м а, в которой объективируется художественный образ»55. По мнению ученого, в основе поэзии (включая сюда и художественную прозу), поэтического слова («слова с представлением») лежит образное, символическое мышление, в основе прозы (функциональной), прозаического слова («слова без представления») — понятийное. При этом и поэзия, и проза «суть столько же известные способы мышления, известные д е я т е л ь н о с т и, сколько и прозведени я»56.

О соотношении художественного (поэтического) и прозаического типов мышления в культуре размышляет и Д. Н. Овсянико-Куликовский. По мнению исследователя, «если художественное (поэтическое) мышление орудует образами, то прозаическое орудует понятиями по преимуществу»57. При этом к поэзии в широком смысле автор относит все виды искусства, а в узком смысле - словесное искусство. Проза же в широком смысле включает в себя философию, науку, технику, литературную

52 Гете И. В., Шиллер Ф. Переписка: в 2 т. М.; Л., 1937. Т. 1. С. 352, 353.

53 Гегель Г. В. Ф. Лекции по эстетике: в 2 т. СПб., 1999. Т. 2. С. 303.

54 Гегель Г. В. Ф. Лекции по эстетике: в 2 т. СПб., 1999. Т. 2. С. 307, 308-309.

55 Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М., 1990. С. 26.

56 Там же. С. 140.

57 Овсянико-Куликовский Д. Н. Теория поэзии и прозы. М., 1908. С. 16.

17 критику, публицистику. В узком смысле термин «проза» «противопоставляется не понятию искусства, поэзии, а понятию стиха: проза — это речь нестихотворная. <.> Стих и проза (т. е. «не-стих») суть явления языка и, следовательно, внешней (словесной) формы, как поэтических, так и прозаических произведений». В основе и поэзии («связанной» речи), и прозы («несвязанной» речи) лежит «сочетание известных ритмических элементов речи», различие между которыми «сводится только к способу их

58 сочетания» .

Эти представления русского литературоведа о поэтическом и прозаическом типе мышления в их широком понимании оказываются актуальными и на рубеже XX — XXI веков. Так, в современной парадигме гуманитарного знания важная роль отводится таким категориям, как поэтическое мышление (poetical thinking) и постмодерн истекая чувствител ьность с ее тезисом «о низбежности художественности, поэтичности всякого мышления, в том числе и теоретического (философского, литературоведческого, искусствоведческого и даже научно-естественного)», основанного на метафорической природе языка59. Утверждение о поэтичности прозаического мышления в широком смысле легло в основание нового вида критики, представителями которой в настоящее время являются Ж. Деррида, М. Фуко, М. Мерло-Понти, П. де Ман, Р. Палмер, У. Спейноса и др. В то же время представители семиотики связывают художественность с поэтической функцией языка, особенность которой видится в том, что она «сосредоточивает внимание на сообщении ради него самого»60.

Изучение взаимодействия поэзии и прозы, как известно, может быть рассмотрено и в связи с риторикой. Риторика, возникшая первоначально как учение о создании, осмыслении и самоосмыслении прозы и с этой точки зрения противостоящая поэтике как науке о поэзии и собственно поэтическом языке, с течением времени сближается и с поэзией, и с поэтикой. Основанием для такого сближения послужило уже в античной культуре выделение трех основных критериев литературности поэзии и прозы - понятий автора, стиля и жанра, благодаря которым и поэзия, и проза на разных этапах своего развития приобретали такое качество, как художественность. Также на процесс взаимодействия поэзии и прозы повлияло уже в традиционалистской культуре изменение основной установки художественного слова, внутренне связанной с проблемой читателя-слушателя. Интерес к «орнаментальной» функции слова, к тому, что произведение не просто должно поучать, но поучать, соединяя «приятное с полезным», вызвал изменения и в самой риторике, которая из науки о способах и приемах логического убеждения

58 Овсянико-Куликовский Д. Н. Теория поэзии и прозы. М., 1908. С. 18, 131, 132.

59 Ильин И. П. Постмодернизм: словарь терминов. М., 2001. С. 234-235.

60 Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика: антология. М.; Екатеринбург, 2001. С. 382.

18 становится наукой о тропах и фигурах, наукой о «готовом» слове. В этом смысле «традиционная ораторская проза, воспринимаемая как область риторики par excellence, может быть описана как результат вторжения поэзии в область прозы и перевода поэтической структуры на язык прозаических средств»61. Говоря об онтологии риторических фигур, исследователи подчеркивают их двойственную, амбивалентную природу, которая заключается в том, что «являясь носителями понятийного смысла, они в то же время имеют зрительную природу»62. В этой связи поэтика, занимающаяся конструированием художественной реальности (смысла), выступает как своего рода «метадисциплина по отношению к риторике», фигуры которой составляют основу художественной речи и воспринимаются как «узловые пункты сети художественного освоения мира»63. Иными словами, «поэтика рассматривает фигуративный дискурс, делающий словесное произведение произведением искусства»64.

Современная трактовка термина «риторика» предполагает несколько взаимосвязанных уровней: риторика как «украшение речи»; риторика как ораторское искусство; риторика как искусство прозаической речи; риторика как искусство речи любого рода65. При этом сам механизм внутритекстового взаимодействия поэзии и прозы воспринимается как вторичный троп, как риторическая фигура. Сюда же можно отнести и направление современной исторической риторики, которая, как известно, занимается наиболее общими принципами порождения и функционирования высказываний, проблемами порождения Логосом словесности, обретения словесностью художественного качества66. Таковы в целом представления о поэзии и прозе в синхроническом и диахроническом аспекте.

Объектом предпринятого исследования становятся поэзия и проза в русской литературе первой трети XIX века в их целостности и саморазвитии. Предметом исследования является выделение и описание продуктивных моделей (типов) взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе 1800 - 1840-х гг. Материалом исследования оказываются поэтические и прозаические произведения Н.

М. Карамзина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В.

Гоголя, представленные как в индивидуально-авторской, так и в историко-литературной динамике. Обращение к этому материалу обусловлено рядом причин:

61 Лотман Ю. М. Риторика // Лотман Б. М. Об искусстве. СПб., 1998. С. 419.

62 Борев Ю.Б. Эстетика. М., 1988. С. 254.

63 Там же. С. 232,239.

64 Шатин Ю. В. Живая риторика. Жуковский, 2000. С. 64.

65 Михайлов А. В. Роман и стиль // Михайлов А. В. Языки культуры. М., 1997. С. 413.

66 Кузнецов И. В. О предмете исторической риторики // Критика и семиотика. 2005. Вып. 8. С. 65. не отобран и не систематизирован в интересующем нас аспекте корпус художественных и литературно-критических текстов;

- не осмыслены поэзия и проза как типы художественного мышления, реконструирующие соответствующие им художественные картины мира;

- не выделены устойчивые модели взаимодействия поэзии и прозы;

- не определены основные этапы в развитии этого процесса.

В работе процесс развития и взаимодействия поэзии и прозы рассматривается как органичный и системный, отражающий особенности национального теоретико-эстетического мышления и литературного творчества в эпоху первой трети XIX века. Системный подход обусловлен и особенностями эстетической природы поэзии и прозы и возникающей на их основе «пограничных» художественных явлений, создающих целостные художественные картины мира, раскрывающих содержательный и функциональный универсализм текстов данной эпохи. В этом видится основная цель предпринятого исследования, важнейшие задачи которого сводятся к следующему:

- представить развитие поэзии и прозы как органичную и динамичную систему, обнаруживающую свою связь с национальным литературным процессом 1800 - 1840-х гг.; рассмотреть поэзию и прозу как особые типы художественного (архитектонического) мышления, моделирующие соответствующую им эстетическую реальность;

- систематизировать теоретико-литературные представления о поэзии и прозе в русской эстетике и критике XVIII - первой трети XIX веков как особых типах художественного мышления, речевых и жанрово-стилевых формах;

- выделить и описать основные модели (типы) взаимодействия поэзии и прозы в творчестве В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя;

- наметить основные этапы (эволюцию) взаимодействия поэзии и прозы в творчестве отдельных авторов и в литературном процессе этого периода в целом;

- показать специфику взаимодействия поэзии и прозы в контексте романтической и реалистической эстетики и поэтики;

- осмыслить процессы взаимодействия поэзии и прозы в тесной связи со спецификой художественной образности, стиля, жанра, коммуникативно-нарративных стратегий;

- раскрыть значимость этого явления для последующего развития русской поэзии и прозы в XIX - XX веках.

Намеченные цели и задачи определили научную новизну исследования, отбор материала, особенности его методологии и структуры.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней впервые в отечественном литературоведении предпринята попытка системного описания наиболее репрезентативных моделей и механизмов взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети XIX в. Выбранная проблематика обусловила и новые аспекты исследования, которые можно сформулировать следующим образом:

1. Поэзия и проза впервые рассмотрены как особые типы художественного мышления, формирующие автоцентрическую и логоцентрическую эстетические модели мира. Критерием для выделения этих моделей служат особенности художественного образа и слова в поэзии и прозе, категории автора, героя и читателя, жанрово-стилевые тенденции.

2. В рамках историко-литературного процесса первой трети XIX в. поэзия и проза впервые исследованы одновременно и как типы художественного (архитектонического) мышления, и как речевые, и как жанрово-стилевые категории. Поэзия и проза осмыслены в работе как тернарное целое в единстве всеобщего, особенного и единичного.

3. Выявлен онтологический смысл поэзии и прозы, сопрягающий родовые понятия состояния, события и процессуальности через «эстетику тождества» (поэзия) и «эстетику сопротивопоставления» (проза).

4. Систематизирован обширный теоретико-эстетический и литературно-критический материал конца ХУШ-первой трети XIX вв., связанный с пониманием сущности и природы поэзии и прозы и их взаимодействия, раскрыта их роль в становлении национальной литературы и критики.

5. Впервые выделены устойчивые типы взаимодействия поэзии и прозы в творчестве русских писателей первой трети XIX в.: метатекстовая интеграция, межтекстовая интерференция, гипертекстуальное образование, межтекстовый параллелизм, синтез поэзии и прозы, прозиметрия, поэтическая центрация.

6. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Жуковского существенно дополнено рассмотрением его философии жизнестроительства, поэтической философией имени и философией пути, изучением авторской литературной мифологии, в которой важная роль отводится сотериологическим мифам поэта.

7. Синтез поэзии и прозы в романе Пушкина «Евгений Онегин» исследован в единстве основного поэтического текста и прозаических эпиграфов, предисловий и примечаний к роману. Роман «Евгений Онегин» воспринимается как тип становящегося текста, неотделимый от процесса его написания и первоначальной публикации отдельными главами. «Повести Белкина» впервые рассмотрены как оригинальный авторский прозиметрический текст.

8. Осмыслена роль эстетики «невыразимого» в механизме взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Лермонтова. Показана ее связь с формированием образа «героя времени» и с основными формами выражения авторского сознания в его лирике и прозе.

9. Своеобразие творчества Гоголя существенно скорректиовано через использование эстетической категории избыточной вненаходимости автора по отношению к герою. Раскрыта связь поэтических и прозаических стратегий с категорией повествования и текстообразования в сборниках «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород», в петербургских повестях.

Теоретическое значение диссертационного исследования определяется 1) осмыслением эстетических механизмов классического миромоделирования в русской литературе XIX в.; 2) пониманием поэзии и прозы как архитектонических и как композиционных художественных форм; 3) особенностями функционирования поэзии и прозы в типологических (романтизм, реализм) и авторских художественных системах; 4) развитием парадигматического и синтагматического подходов в изучении литературного процесса; 5) раскрытием механизмов межтекстуального и внутритекстуального диалога поэзии и прозы; 6) выделением характерных типов взаимодействия поэзии и прозы. Основные положения, выносимые на защиту.

1. Поэзия и проза представляют собой два типа художественного мышления, два типа речевой организации и разнообразные жанрово-стилевые формы.

2. Взаимодействие поэзии и прозы оформляется по принципу метафоры (межтекстовая интереференция, межтекстовый параллелизм), метонимии (гипертекстовые связи), синекдохи (претекстовые, метатекстовые отношения).

3. Диалог поэзии и прозы в художественном наследии Жуковского акцентирует новые аспекты в его эстетике жизнетворчества, передает особенности авторской романтической мифологии («александровский» миф, миф о поэте).

4. Явление межтекстовой интерференции раскрывает значимость первичных текстов («Наталья, боярская дочь» Карамзина, «Марьина роща» Жуковского) и их способность продуцировать вторичные тексты («Наталья, боярская дочь», «Марьина роща» Мещевского).

5. Поэзия и проза в романе Пушкина «Евгений Онегин» обнаруживают свою эстетическую и онтологическую природу и объединяют роман героев, роман автора и философию жизнетворчества.

6. «Повести Белкина» Пушкина как особый тип прозиметрического текста сохраняют эстетическую «память» о стихе, об основных жанрах и формах поэтического мышления.

7. Авторская модель взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Лермонтова приобретает антропологические черты и реализуется через образ «героя времени».

8. Поэтическое и прозаическое начало в творчестве Гоголя выступают в качестве основных принципов повествования («Вечера на хуторе близ Диканыси») и принципов мировидения («Миргород», петербургские повести).

9. Эстетической основой диалога поэзии и прозы в поэме «Мертвые души» становится явление поэтической центрации, связанное с избыточной вненаходимостью автора по отношению к герою.

Отбор материала для исследования обусловлен следующими моментами. Начальная точка отсчета связана с 1808 г. и совпадает с изданием журнала «Вестник Европы» (18081810) в период редакторства и активного сотрудничества в нем В. А. Жуковского. Конечная точка мотивирована временем выхода из печати поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» (1842). Таким образом, хронологически материал исследования охватывает три десятилетия в развитии русской литературы первой трети XIX в. В историко-литературном смысле этот период характеризуется сменой романтических форм взаимодействия поэзии и прозы в рамках метатекстового образования журнального типа формами индивидуально-авторскими, к которым относятся, в частности, синтез поэзии и прозы в романе «Евгений Онегин» и явление поэтической центрации в поэме «Мертвые души». Круг имен и .отбор произведений мотивирован исключительно их высоким и совершенным художественным уровнем, определяющей ролью в историко-культурном процессе, выраженной репрезентативностью в плане взаимодействия поэзии и прозы, определенностью типологических признаков. В частности, это относится к произведениям В. А. Жуковского и А. С. Пушкина. Материалы, опубликованные в «Вестнике Европы» в 1808 - 1810-х гг., оказываются наиболее репрезентативными как в плане реализации романтических метатекстовых стратегий взаимодействия поэзии и прозы с их «хоровой» семантикой, так и в плане освещения важнейших категорий поэтики, связанных с процессами сюжетостроения, повествования, мифообразования. Книга «Баллады и повести» (1831) В. А. Жуковского представляет интерес как в определенном смысле итоговое произведение поэта, раскрывающее пути его эволюции от лирики к эпосу, от эпохи эстетического самоопределения и поиска новых поэтических форм, эпохи эстетических манифестов к его творчеству 1830-х гг. Также в этой книге представлена и эволюция его балладного творчества, и перспективный диалог баллады и стихотворной повести в плане детальной разработки сюжета и разнообразных повествовательных стратегий. Обращение к роману «Евгений Онегин» и «Повестям Белкина» обусловлено пониманием их исключительной роли как в творческой эволюции самого А. С. Пушкина, так и в общей линии развития русской литературы этого периода, связанной с переходом от поэзии к прозе. Роман в стихах «Евгений Онегин», создававшийся на протяжении семи лет, и «Повести Белкина», ставшие первым законченным прозаическим произведением А. С. Пушкина, вобрали в себя и опыт его индивидуального поэтического развития, и опыт предшествующей литературной традиции, став в известном смысле итоговыми и одновременно открывающими новые перспективы литературного развития произведениями.

В работе используются несколько взаимосвязанных подходов в осмыслении и анализе эстетического и литературного материала. Эстетический подход рассматривает произведения как эстетический объект с преобладающим в нем типом образности (интенциональная, «диалогизованная»), отношением автора к герою (другой, как я; я, как другой), эстетической природой слова (номинативно-экспрессивная, номинативно-изобразительная) и его функций («вживающая», «завершающая»), с характерными языковыми и жанровыми (центростремительные, центробежные) стратегиями. Структурно-семиотический подход исходит из понимания словесного искусства как вторичной моделирующей системы, в которой поэзия и проза противопоставляются друг другу как функциональные стили, а стих и проза воспринимаются как конструктивные принципы организации текста, основанные на «эстетике тождества» и «эстетике сопротивопоставления», на выявлении сходного в различном и различия в сходном. Теоретико-типологический подход позволяет выделить продуктивные модели взаимодействия поэзии и прозы (метатекстовое взаимодействие, межтекстовая интерференция, гипертекстуальное образование, межтекстовый параллелизм, синтез поэзии и прозы, прозиметрия, поэтическая центрация), значимых как для русской литературы первой трети XIX века, так и для последующих этапов ее развития. Нарративный подход используется при анализе отдельных прозаических произведений, авторских прозаических циклов и сборников и раскрывает диалектику поэтических и прозаических принципов повествования в связи с особенностями коммуникативных установок в художественном целом. Историко-литературный подход позволяет рассмотреть типы взаимодействия поэзии и прозы в связи с творческой эволюцией отдельных авторов и в связи с общими тенденциями развития литературного процесса 1800- 1840-х гг.

Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и приложения. В первой главе «Динамика восприятия поэзии и прозы в русской теоретико-литературной мысли XVIII - первой трети XIX веков» раскрывается целостная парадигма этих понятий, складывающаяся в рамках «риторической» и «эстетической» критики. Поэзия и проза осмысляются здесь как трехуровневая система, представляющая собой единство двух типов художественного мышления, двух типов речевой организации и многообразия жанрово-стилевых форм их проявления.

Во второй главе «Типы взаимодействия поэзии и прозы в литературе русского романтизма» предметом рассмотрения становится творчество В. А. Жуковского, представленное в эволюции: от периода редакторства и соредакторства поэта в журнале «Вестник Европы» (1808 - 1810) до его итогового сборника «Баллады и повести» (1831). Механизм взаимодействия поэзии и прозы «первого русского романтика» раскрывается здесь через метатекстовые стратегии, через их диалогизацию и жанрово-стилевую трансформацию. Явления межтекстовой интерференции и межтекстового параллелизма, гипертекстуальные образования рассматриваются как различные формы романтического синтеза поэзии и прозы, жизни и литературы, как проявления эстетики жизнетворчества поэта и его эстетики «невыразимого».

В третьей главе «Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве А. С. Пушкина» исследуется роман в стихах «Евгений Онегин» как проявление синтеза поэзии и прозы, раскрывающее процесс одновременного поэтического и прозаического моделирования художественной действительности в нем, преображения поэзией прозаических элементов текста и наоборот. Представленные в этой же главе «Повести Белкина» рассматриваются как прозиметрический текст, состоящий из поэтических и прозаических эпиграфов и основного прозаического текста с многочисленными стихотворными цитатами, аллюзиями и реминисценциями, приводящими к семантической и структурной полифонии всего произведения.

Четвертая глава «Динамика взаимодействия поэзии и прозы в творчестве М. Ю. Лермонтова» посвящена раскрытию в интересующем нас аспекте эволюции от лирики и эпистолярия к сборнику «Стихотворения М. Лермонтова» и прозе поэта. Поэтика «неточного» стиля в лирике Лермонтова, особенности прозиметрической структуры его писем, поэтические и прозаические стратегии текстообразования в сборнике стихотворений, конструктивная роль поэтического начала в повествовательной организации его прозы — таковы основные проблемы, рассматриваемые в данной главе.

В пятой главе «Этапы взаимодействия поэзии и прозы в творчестве Н. В.

Гоголя» раскрываются поэтические и прозаические стратегии повествования и текстообразования в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки», исследуется категория поэтического как способ трансформации повествования и художественной модальности повестей в сборнике «Миргород», рассматривается взаимодействие поэтического и прозаического начал в художественном мире петербургских повестях и явление поэтической центрации в поэме «Мертвые души».

В приложении к работе повесть Н. М. Карамзина «Наталья, боярская дочь» и стихотворное переложение этой повести А. И. Мещевским осмысляются как явление межтекстовой интерференции.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Типы взаимодействия поэзии и прозы в русской литературе первой трети ХIХ века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вопрос о взаимодействии поэзии и прозы является в известной мере «фокусирующим» для понимания важнейших проблем и категорий теоретической и исторической поэтики, для осмысления закономерностей развития литературного процесса в целом. Взгляд на поэзию и прозу как на архитектонические и одновременно композиционные художественные формы позволяет осознать внутреннее единство таких фундаментальных понятий теории литературы, как род, стиль, жанр, раскрыть их связь с поэтикой и риторикой, с основными стратегиями сюжетостроения, повествования, мифообразования, текстопорождения. Изучение типов взаимодействия поэзии и прозы потребовало рассмотрения и таких первоначальных оппозиций, как «поэзия и проза», «стих и проза», «лирика и эпос». На уровне поэтики поэзия и проза осмысляются как функциональные стили, которые «взаимопроницаемы и складываются в разнообразные гибриды». Стих и проза выступают как конструктивные принципы организации текста, и в этом смысле «не совместимы по структуре и способны лишь оттенять друг друга». Лирика и эпос обладают разной родовой природой, «но их отношения противоречивы: они и отталкиваются, и притягиваются, а в случае лироэпоса даже взаимовключены»1.

Взаимодействие поэзии и прозы может восприниматься как своеобразная микромодель литературного процесса в целом, представленная и в синхронии, и диахронии. И поэзия, и проза в этом случае синтезируют такие важнейшие родовые категории, как событие, процессуальность, состояние, придавая им отнологический смысл. Отсюда сам процесс поэтического творчества в самом общем виде может быть осмыслен как способ авторской рефлексии о мире и человеке, предполагающий их изначальное тождество («эстетика тождества»), в то время как прозаическое творчество исходит из сопротивопоставления автора и героя миру («эстетика сопротивопоставл ения »).

Вместе с тем изучение процесса взаимодействия поэзии и прозы напоминает и об их генезисе, их первоначальном синкретизме/параллелизме, и об этапах их последующего развития. В этом смысле применительно к русской литературе XIX — XX веков можно говорить об ее особых внутренних ритмах, определяемых преимущественно или творчеством поэтов, или творчеством прозаиков, или же творчеством поэтов-прозаиков. Так, в первой трети XIX века исключительную роль в литературе играет деятельность

1 Чумаков Ю. Н. Лирика и лирический метасюжет (часть 1) // Сюжет, мотив, история: сб. научных ст. Новосибирск, 2009. Вып. 8. С. 3. поэтов-прозаиков так же, как и в первой половине XX века (И. А. Бунин, А. Белый, Ф. Сологуб, Б. Л. Пастернак и др.)2.

Зародившись в литературе сентиментализма и предромантизма, процесс взаимодействия поэзии и прозы в романтизме связан с появлением составных текстовых образований — метатекстов (журнал «Вестник Европы», книга Жуковского «Баллады и повести», сборник Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки»), в которых состояние, событийность и процессуальность окружающего мира преломляются в категориях именования, повествования и метаповествования, в ведущих художественных и функциональных жанрах: повесть, баллада, послание, песня, элегия, письмо, хроника, в создании оригинальных авторских мифов, в процессах текстообразования, связанных с превращением рассказа в письмо и письма в рассказ. В то же время явление межтекстовой интерференции свидетельствует как об особой значимости первичных текстов («Наталья, боярская дочь» Карамзина, «Марьина роща» Жуковского), так и об их способности продуцировать вторичные тексты («Наталья, боярская дочь», «Марьина роща» Мещевского), включая сюда стихотворные переложения прозы, различные переделки, примечания, комментарии, цитаты, пародии.

Метатекстовые образования 1830 - 1840-х гг. («Стихотворения М. Лермонтова», «Миргород» и петербургские повести Гоголя) раскрывают уже авторскую художественную модель мира как антиномичную и лишенную внутренней целостности, в которой сама форма метатекста (поэтического и прозаического сборника) воспринимается как попытка восстановить, «удержать» эту ускользающую целостность. Возникающая в сборнике Лермонтова поэтическая художественная картина мира с преобладающими в ней номинативно-выразительным словом, восприятием другого, как себя (автобиографизм), центростремительными языковыми (лейтмотивность) и жанровыми тенденциями преобразуется формирующейся прозаической картиной мира, в которой важная роль отводится диалогу различных форм выражения авторского сознания в лирике: лирическому герою, лирическому «я», стихотворениям с лирическим повествователей и ролевым героем. Помещенные здесь поэмы «Песня про купца Калашникова» и «Мцыри» усиливают сюжетные и повествовательные стратегии, позволяя синхронизировать поэтические и прозаические процессы организации текста как внутри отдельного сборника, так и в параллельном «открытом» взаимодействии с прозой поэта.

2 Минералова И. Г. Взаимодействие поэзии и прозы (внутрилитературный синтез) // Минералова И. Г. Русская литература Серебряного века: поэтика символизма: учеб. пособие. М., 2006. С. 175-261.

Категория поэтического в «Миргороде» и петербургских повестях Гоголя из принципа повествования становится определяющим принципом мировидения автора, который раскрывает утрату связей человека с родовым целым и невозможность его самоопределения в новом изменяющемся социуме. В них мир получает свою завершенность во взаимодействии части и целого, «я», другого «я» и сверх-Я («этоса», надличностных императивов), в соотношении вещного, антропологического и духовного начал, во взаимодействии голоса, письма и текста. На уровне поэтики завершимость художественного мира повестей раскрывается через преображение истории наррацией, в одновременной презентации и трансформации разных типов художественности, в соединении поэтического способа мышления с прозаической организацией речевого высказывания. Важную роль играет здесь и эстетика невыразимого как составная часть его творческого процесса, представленная через внутреннюю речь героев, через слово-поступок, через многозначную семантику тишишы и молчания, через экзистенциальную «тайну» души и самого творчества.

Поэтическое и прозаическое как онтологические категории, раскрывающие одновременное тождество и сопротивопоставление человека и мира, жизни и искусства получают законченное и совершенное эстетическое воплощение в романе Пушкина «Евгений Онегин». В нем поэзия, помнящая о своих глубинных истоках, о своем мировом и национальном опыте, встречается с прозой в момент ее полноценного вхождения в литературный процесс, в момент обретения ею в самой себе и в диалоге с поэзией «бездны смысла». Сюжетная и образная полифония этого романа, связанная с присутствием в нем романа героев, романа автора и романа жизнетворчества, оказывается внутренне органичной онтологической природе художественного слова у Пушкина, которое стремится «уловить данность бытия и в нем еще и истинность идеального л содержания» . Это слово, ставшее одновременно и «предметным» (объектным), и «автоэстетическим» (субъектным) и самосознающим (субъектно-объектным), оказывается эквивалентным и миру, и созданному в романе мирообразу.

Явление художественной прозиметрии рассматривается как одна из форм, раскрывающих синтез поэзии и прозы. Получившее широкое распространение в эпистолярной культуре пушкинской эпохи, в том числе и в письмах Лермонтова, оно находит отражение и в «Повестях Белкина». Осуществленный в романтической культуре синтез разных видов искусств, синтез литературных родов и жанров, их смысловой и эстетический «энциклопедизм» становится своего рода микромоделью пушкинского цикла. «Память» жанра неотделима в нем от метафорической прозы Карамзина,

3 Гей Н. К. Пушкин-прозаик: Жизнь - Творчество - Произведение. М., 2008. С. 48.

350

Жуковского, Бестужева-Марлинского, от многочисленных «опытов» в стихах и прозе Батюшкова, Жуковского, Лажечникова, от стихотворных повестей и лиро-эпических поэм первой трети XIX века. Вместе с тем «бытовое» слово героев о мире в пушкинских повестях, «литературно-бытовое» слово вымышленного рассказчика приходят в соприкосновение с «бытийным» авторским словом, преображаются им через включение в различные словесно-культурные контексты. Восполнимость поэзии прозой и прозы поэзией в прозиметрических текстах позволяет осмыслить мирообраз повестей Пушкина через сопряжение философии судьбы с философией «поприща» героев, через актуализациию глубинного смысла самой жизни, изначальной причастности героев к ней и их открытостью по отношению к изменяющемуся миру, к суверенному «я» в себе и другом.

Поэтическая основа прозы Лермонтова видится в автобиографизме и автопсихологизме его лирики, в ее способности запечатлеть изменяющийся мир через «хронологию» души автора. Представленная в «неточном» стиле ранней лирики поэта эстетика невыразимого, обнаруживающая несовпадение предмета и слова, звучания и смысла, значения и смысла, трансформируется в его прозе в возможность передать складывающийся образ времени и образ «героя времени»: Вадима, Печорина в романе «Княгиня Лиговская», Печорина в романе «Герой нашего времени». Нетождественная тождественность мира и главного персонажа в «Герое нашего времени» передается через своеобразную «двуцентрацию» романа, когда и герой, и мир, явленный в нем и через него, обретают «свое» слово. Отсюда многоступенчатая система рассказчиков в романе позволяет не только приблизиться к пониманию Печорина как «героя века», но и представить его через «роман» сознания (два предисловия, «Бэла», «Максим Максимыч») и роман «самосознания» героя («Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»), В этом смысле поэтическое и прозаическое художественное мышление в «Герое нашего времени» с их центростремительными и центробежными языковыми и жанровыми тенденциями, с «вживающей» (поэтической) и «завершающей» (прозаической) функциями художественного слова оказываются здесь синхронизированными, что находит отражение и в симметричной композиции произведения, и в его повествовательной системе, и в изображении главных героев, которые выступают одновременно и субъектами действия, и субъектами рассказывания.

Мертвые души» как итоговое произведение Гоголя в известном смысле сфокусировали в себе эстетику и поэтику всего его «пятикнижия». Избыточная вненаходимость автора как доминирующий тип его отношения к герою и миру обострила вопрос о природе его художественного слова, об особенностях авторской мифологии, о способах завершения эстетического события. В этом смысле особый интерес представляет метатекстуальная рефлексия автора о создаваемой поэме как становящейся эстетике «невоплощенного» слова. В онтологическом смысле эта эстетика рассматривает слово как слово-поступок, как перформативное слово, как слово, наделенное сакральным смыслом, изменяющее изнутри отношения человека и мира. Эта эстетика органично «достраивается» в произведении авторской сотериологической мифологией. В процессе сложного притяжения-отталкивания между ними творится художественное целое поэмы.

Перспективы исследования могут быть связаны с углубленным изучением онтологии поэтического в прозе И. Тургенева, И. Гончарова, Л. Толстого, Ф. Достоевского,

А. Чехова, А. Ремизова. Вместе с тем очень значима и роль прозаического начала в стихотворениях Некрасова и Маяковского. Продуктивный синтез этих типов онтологического и художественного мышления в творчестве А. Белого, В. Брюсова, Ф. Сологуба, Б. Пастернака и других авторов также может стать предметом дальнейшего изучения.

Список научной литературыПоплавская, Ирина Анатольевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Байрон Д. Г. Собрание сочинений : в 4 т. : пер. с англ. / Д. Г. Байрон. М. : Правда, 1981.-Т. 1-4.

2. Байрон Д. Г. Стихотворения, поэмы, драматургия : пер. с англ. / Д. Г. Байрон.- М.: РИПОЛ классик, 1997. 828 с.

3. Баратынский Е. А. Полн. собр. стихотворений / Е. А. Баратынский; вступ. ст., подгот. текста и примеч. Е. Н. Купреяновой. Л. : Сов. писатель, 1957. - 415 с.

4. Баратынский Е. А. Полное собрание стихотворений / Е. А. Баратынский; вступ. ст. И. М. Тойбина, сост., подгот. текста и примеч. В. М. Сергеева. — Л. : Сов. писатель, 1989. 462 с.

5. Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе / К. Н. Батюшков; общ. ред. И. М. Семенко. М. : Наука, 1977. - 607 с.

6. Батюшков К. Н. Сочинения : в 2 т. / К. Н. Батюшков; сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. В. А. Кошелева. М. : Худож. лит., 1989. - Т. 1—2.

7. Бестужев-Марлинский А. А. Сочинения : в 2 т. / А. А. Бестужев-Марлинский.- М.: Гослитиздат, 1958. Т. 1-2.

8. Богданович И. Ф. Стихотворения и поэмы / И. Ф. Богданович; вступ. ст. и примеч. И. 3. Сермана. — Л. : Сов. писатель, 1957. — 256 с.

9. Вяземский П. А. Полное собрание сочинений : в 12 т. / П. А. Вяземский. -СПб., 1878-1896.-Т. 1 12.

10. Вяземский П. А. Записные книжки (1813-1848) / П. А. Вяземский; изд. подгот. В. С. Нечаева. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - 508 с.

11. Вяземский П. А. Сочинения : в 2 т. / П. А. Вяземский; сост., подгот. текста и коммент. М. И. Гиллельсона. М. : Худож. лит., 1982. - Т. 1 - 2.

12. Вяземский П. А. Эстетика и литературная критика / П. А. Вяземский; сост., вступ. ст. и коммент. Л. В. Дерюгиной. М. : Искусство, 1984. — 458 с.

13. Глинка Ф. Н. Опыты аллегорий, или иносказательных описаний, в стихах и прозе / Ф. Н. Глинка. М. : РГГУ, 2009. - 267 с.

14. Гоголь Н. В. Собрание сочинений : в 7 т. / Н. В. Гоголь; под общ. ред. С. И. Машинского, Н. Л. Степанова, М. Б. Храпченко. М.: Худож. лит., 1966 - 1967. - Т. 1 - 7.

15. Гоголь Н. В. Избранные статьи / Н. В. Гоголь; предисл. и сост. И. Золотусского. — М.: Современник, 1980.-331 с.

16. Гоголь Н. В. Собрание сочинений : в 7 т. / Н. В. Гоголь; под общ. ред. С. И. Машинского, М. Б. Храпченко. М. : Худож. лит., 1984 - 1986. - Т. 1—7.

17. Гоголь Н. В. Переписка : в 2 т. / Н. В. Гоголь; вступ. ст. А. А. Карпова, сост. и коммент. А. А. Карпова, М. Н. Виролайнен. М.: Худож. лит., 1988. - Т. 1-2.

18. Гоголь Н. В. Петербургские повести / Н. В. Гоголь; изд. подгот. О. Г. Дилакторская. СПб.: Наука, 1995. - 296 с.

19. Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем : в 23 т. / Н. В. Гоголь. М. : Наследие, 2001. - Т. 1. - 920 с.

20. Давыдов Д. В. Стихотворения / Д. В. Давыдов; вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. В. Э. Вацуро. Л.: Сов. писатель, 1984. - 240 с.

21. Декабристы : Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. Литературная критика / сост. В. Н. Орлов. М.; Л. : Гослитиздат, 1951. - 688 с.

22. Декабристы : антология : в 2 т. / сост., вступ. ст. Вл. Орлова. Л. : Худож. лит., 1975.-Т. 1 -2.

23. Дельвиг А. А. Сочинения / А. А. Дельвиг; сост., вступ. ст., коммент. В. Э. Вацуро. — Л.: Худож. лит., 1986. 472 с.

24. Державин Г. Р. Сочинения : в 9 т. / Г. Р. Державин; с объяснительными примеч. Я. Грота. -2-е изд. СПб., 1868 - 1883. - Т. 1 - 9.

25. Державин Г. Р. Стихотворения / Г. Р. Державин; вступ. ст., подгот. текста и общ. ред. Д. Д. Благого; примеч. В. А. Западова. Л. : Сов. писатель, 1957. - 469 с.

26. Державин Г. Р. Сочинения / Г. Р. Державин; редкол. : А. С. Кушнер и др.; вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Г. Н. Ионина. СПб. : Акад. проект, 2002. - 711 с.

27. Дмитриев И. И. Сочинения : в 3 ч. / И. И. Дмитриев. -5-е изд. М., 1818. -Ч. 1-3.

28. Дмитриев И. И. Стихотворения : в 2 ч. / И. И. Дмитриев. — 6 — е изд. — СПб., 1823.-Ч. 1-2.

29. Дмитриев И. И. Полное собрание стихотворений / И. И. Дмитриев; вступ. ст., подгот. текста и примеч. Г. П. Макогоненко. — Л.: Сов. писатель, 1967. — 504 с.

30. Жуковский В. А. Стихотворения : в 2 ч. / В. А. Жуковский. СПб., 1815 — 1816.-Ч. 1-2.

31. Жуковский В. А. Баллады и повести / В. А. Жуковский. СПб., 1831. - 277 с.

32. Жуковский В. А. Баллады и повести : в 2 ч. / В. А. Жуковский. СПб., 1831. — Ч. 1-2.

33. Жуковский В. А. Сочинения : в 6 т. / В. А. Жуковский; под ред. П. А. Ефремова. -7-е изд. СПб., 1878. - Т. 1 - 6.

34. Жуковский В. А. Письма В. А. Жуковского к Александру Ивановичу Тургеневу / В. А. Жуковский. М.: Рус. архив, 1895. - 322 с.

35. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений : в 12 т. / В. А. Жуковский; под ред. А. С. Архангельского. СПб., 1902. - Т. 1 - 12.

36. Жуковский В. А. Стихотворения : в 2 т. / В. А. Жуковский; вступ. ст., ред. и примеч. Ц. Вольпе. Л. : Сов. писатель, 1939 - 1940. - Т. 1-2.

37. Жуковский В. А. Стихотворения / В. А. Жуковский; вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н. В. Измайлова. Л. : Сов. писатель, 1956. - 847 с.

38. Жуковский В. А. Собрание сочинений : в 4 т. / В. А. Жуковский; вступ. ст. И. М. Семенко; подгот. текста и примеч. И. М. Семенко, Н. В. Измайлова, В. П. Петушкова, И. Д. Гликмана. — М.; Л. : Гослитиздат, 1959 1960. - Т. 1-4.

39. Жуковский В. А. Собрание стихотворений : в 3 т. / В. А. Жуковский; сост., вступ. ст. и коммент. И. М. Семенко. М. : Худож. лит., 1980. - Т. 1-3.

40. Жуковский В. А. Эстетика и критика / В. А. Жуковский; вступ. ст. Ф. 3. Кануновой и А. С. Янушкевича, подгот. текста, сост. и примеч. Ф. 3. Кануновой, О. Б. Лебедевой и А. С. Янушкевича. — М.: Искусство, 1985. 431 с.

41. Жуковский В. А. Розы Мальзерба : Европейская новелла в переводах В. А. Жуковского / сост., подгот. текста и коммент. Е. Е. Дмитриевой, С. В. Сапожкова; вступ. ст. Е. Е. Дмитриевой. Псков : ПОИУУ, 1995. - 527 с.

42. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем : в 20 т. / В. А. Жуковский; редкол.: А. С. Янушкевич и др. М. : Языки славян, культур, 1999 - 2009. -Т. 1 -4, 13, 14.

43. Измайлов А. Е. Сочинения : в 2 т. / А. Е. Измайлов. СПб., 1849. - Т. 1-2.

44. Карамзин Н. М. Мои безделки : в 2 ч. / Н. М. Карамзин. М., 1794. - Ч. 1

45. Карамзин Н. М. Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву / Н. М. Карамзин. -СПб., 1866.-697 с.

46. Карамзин Н. М. Избранные сочинения : в 2 т. / Н. М. Карамзин; вступ. ст. П. Беркова, Г. Макогоненко, подгот. текста и примеч. П. Беркова. — М.; Л. : Худож. лит., 1964.-Т. 1 -2.

47. Карамзин Н. М. Полное собрание стихотворений / Н. М. Карамзин; вступ. ст., подгот. текста и примеч. Ю. М. Лотмана. М.; Л.: Сов. писатель, 1966. - 424 с.

48. Карамзин Н. М. Сочинения : в 2 т. / Н. М. Карамзин; сост, вступ. ст. и коммент. Г. П. Макогоненко. Л. : Худож. лит., 1984. - Т. 1—2.

49. Княжнин Я. Б. Избранное / Я. Б. Княжнин; сост., вступ. ст. и примеч. А. П. Валагина. М. : Правда, 1991. - 384 с.

50. Кюхельбекер В. К. Избранные произведения : в 2 т. / В. К. Кюхельбекер; вступ. ст., подгот. текста и примеч. Н. В. Королевой. — М.; Л. : Сов. писатель, 1967. —Т. 1 — 2.

51. Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи / В. К. Кюхельбекер; изд. подгот. Н. В. Королева, В. Д. Рак. Л. : Наука, 1979. - 789 с.

52. Лермонтов М. Ю. Сочинения : в 6 т. / М. Ю. Лермонтов. — М.; Л. : Гослитиздат, 1954. 1957. - Т. 1 - 6.

53. Лермонтов М. Ю. Герой нашего времени / М. Ю. Лермонтов; предисловие В. А. Мануйлова; коммент. В. А. Мануйлова и О. В. Миллер. СПб. : Академ, проект, 1996. -374 с.

54. Литературная критика 1800-1820-х годов : сб. / вступ. ст., примеч. и подгот. текстов Л. Г. Фризмана. М.: Худож. лит., 1980. - 344 с.

55. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений : в 11 т. / М. В. Ломоносов. -М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950-1959,1983.-Т. 1 11.

56. Ломоносов М. В. Избранная проза / М. В. Ломоносов; сост., предисл. и коммент. В. А. Дмитриева. М. : Сов. Россия, 1986. - 544 с.

57. Мещевский А. И. Наталья, боярская дочь : повесть в стихах СПб., 1817. —68 с.

58. Мещевский А. И. Марьина роща : повесть в стихах. СПб., 1818. - 65 с.

59. Муравьев М. Н. Полное собрание сочинений : в 3 ч. / М. Н. Муравьев. СПб., 1819- 1820.-Ч. 1 -3.

60. Муравьев М. Н. Стихотворения / М. Н. Муравьев; вступ. ст., подгот. текста и примеч. Л. И. Кулаковой. Л.: Сов. писатель, 1967. - 388 с.

61. Остафьевский архив кн. Вяземских : в 4 т. СПб., 1899. - Т. 1-4.

62. Переписка В. А. Жуковского и А. П. Елагиной : 1813 1852 / сост., подгот. текста, ст. и коммент. Э. М. Жиляковой. - М. : Знак, 2009. - 728 с.

63. Писатели-декабристы в воспоминаниях современников : в 2 т. / вступ. ст. И. Б. Мушиной, Я. Л. Левкович; сост. и примеч. Р. В. Иезуитовой и др. М. : Худож. лит., 1980.-Т. 1-2.

64. Письма русских писателей XVIII века / отв. ред. Г. П. Макогоненко. Л. : Наука, 1980.-472 с.

65. Поэты 1790-1810-х годов : сб. / вступ. ст. и сост. Ю. М. Лотмана; подгот. текста М. Г. Альтшуллера. Л. : Сов. писатель, 1974. — 911 с.

66. Поэты 1820-1830-х годов : сб. : в 2 т. / вступ. ст. и общ. ред. Л. Я. Гинзбург. -Л.: Сов. писатель, 1972. Т. 1-2.

67. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений : в 17 т. / А. С. Пушкин. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1937-1949, 1959. - Т. 1 - 17.

68. Пушкин А. С. Переписка : в 2 т. / А. С. Пушкин; ред. К. И. Тюнькин. М. : Худож. лит., 1982. - Т. 1 - 2.

69. Пушкин А. С. Об искусстве : в 2 т. / А. С. Пушкин. М. : Искусство, 1990. -Т. 1-2.

70. Пушкин А. С. Повести Белкина: научное издание / А. С. Пушкин; ред.-сост. Н. К. Гей, И. Л. Попова. М. : Наследие, 1999. - 825 с.

71. Пушкин В. Л. Стихи. Проза. Письма / В. Л. Пушкин; сост., вступ. ст. и примеч. Н. И. Михайловой. М. : Сов. Россия, 1989. - 368 с.

72. Русская драматургия XVIII века / сост., вступ. ст. и коммент. Г. Н. Моисеевой. М. : Современник, 1987. — 542 с.

73. Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов : в 5 ч. — М., 1810—1811. — Ч. 1—5.

74. Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах : в 6 ч. СПб., 1815 - 1817. -Ч. 1-6.

75. Собрание стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году : в 2 ч. — М., 1814. -Ч. 1-2.

76. Сумароков А. П. Полное собрание всех сочинений в стихах и прозе : в Ют./ А. П. Сумароков. -2-е изд. М., 1787. - Т. 1 - 10.

77. Сумароков А. П. Избранные произведения / А. П. Сумароков; вступ. ст., подгот. текста и примеч. П. Н. Беркова. — Л. : Сов. писатель, 1957. 608 с.

78. Тредиаковский В. К. Сочинения : в 3 т. / В. К. Тредиаковский. — СПб., 1849. -Т. 1-3.

79. Тредиаковский В. К. Избранные произведения / В. К. Тредиаковский; вступ. ст. и подгот. текста JI. И. Тимофеева; примеч. Я. М. Строчкова. М.; JI. : Сов. писатель, 1963.-577 с.

80. Тютчев Ф. И. Полное собрание стихотворений / Ф. И. Тютчев. JI. : Сов. писатель, 1987. — 447 с.

81. Уткинский сборник : письма В. А. Жуковского, М. А. Мойер и Е. А. Протасовой / под ред. А. Е. Грузинского. М., 1904. - 302 с.

82. Фонвизин Д. И. Собрание сочинений : в 2 т. / Д. И. Фонвизин; сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. Г. П. Макогоненко. М.; JI. : Гослитиздат, 1959. - Т. 1-2.

83. Шаховской А. А. Комедии, стихотворения / А. А. Шаховской; вступ. ст., подгот. текста и примеч. А. А. Гозенпуда. J1. : Сов. писатель, 1961. — 827 с.

84. Языков Н. М. Полное собрание стихотворений / Н. М. Языков; вступ. ст., подгот. текста и примеч. К. К. Бухмейер. — М.; JI. : Сов. писатель, 1964. — 706 с.

85. Языков Н. М. Сочинения / Н. М. Языков; сост., вступ. ст. и примеч. А. А. Карпова. JI.: Худож. лит., 1982. - 447 с.90. Аврора. М„ 1805 - 1806.

86. Аглая.-М., 1808- 1810, 1812.92. Амфион.-М., 1815.

87. Вестник Европы. М., 1802 - 1830.

88. Друг просвещения. М., 1804 - 1805.

89. Журнал для пользы и удовольствия. — СПб., 1805.

90. Журнал приятного, любопытного и забавного чтения. М., 1802 - 1804.

91. Журнал российской словесности. СПб., 1805.

92. Корифей, или Ключ литературы. СПб., 1802 - 1807.99. Лицей.-СПб., 1806.

93. Любитель словесности. СПб., 1806.

94. Московский журнал. М., 1791 - 1792.

95. Московский Меркурий. -М., 1803.

96. Невский зритель. СПб., 1820 - 1821.

97. Полярная звезда, изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым / изд. подгот. В. А. Архипов, В. Г. Базанов и Я. Л. Левкович. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1960. - 1014 с.

98. Отечественные записки. СПб., 1839 - 1840.

99. Российский музеум. — М., 1815.

100. Русский архив. М., 1863- 1917.

101. Сын отечества. М., 1812 - 1820.109. Талия.-СПб., 1808.

102. Труды Общества любителей российской словесности при имп. Московском университете. М., 1822.

103. Утренняя заря. М., 1800, 1803, 1805- 1808.

104. Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы / С. С. Аверинцев. -М. : Наука, 1977.-318 с.

105. Аверинцев С. С. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика : литературные эпохи и типы художественного сознания : сб. ст. / отв. ред. П. А. Гринцер. М., 1994. - С. 3 - 38.

106. Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции : сб. ст. / С. С. Аверинцев. М. : Языки русской культуры, 1996. — 446 с.

107. Аверинцев С. С. От слова к смыслу: проблема тропогенеза / С. С. Аверинцев. М. : Эдиториал УРСС, 2001. - 121 с.

108. Аверинцев С. С. Другой Рим : избранные ст. / С. С. Аверинцев. СПб. : Амфора, 2005.-364 с.

109. Айзикова И. А. Некоторые проблемы теории прозы и прозаического перевода в эстетике Жуковского // Проблемы метода и жанра : сб. ст. — Томск, 1991. — Вып. 17. С. 39-56.

110. Айзикова И. А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия / И. А. Айзикова, Ф. 3. Канунова. — Новосибирск : Изд-во Сиб. хронограф, 2001. -304 с.

111. Айзикова И. А. Жанрово-стилевая система прозы В. А. Жуковского. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2004. - 406 с.

112. Айзикова И. А. Эстетика и поэтика переводов В. А. Жуковского 1820 1840-х гг.: проблемы диалога, нарратива, мифопоэтики / И. А. Айзикова, Ф. 3. Канунова, H. Е. Никонова. - Томск : Изд-во Том. ун-та, 2009. - 438 с.

113. Академические школы в русском литературоведении / отв. ред. П. А. Николаев. М. : Наука, 1975. - 515 с.

114. Акимова H. Н. Булгарин и Гоголь : (Массовое и элитарное в русской литературе : проблема автора и читателя) // Рус. лит. — 1996. № 2. - С. 3 - 22.

115. Алексеев М. П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования / М. П. Алексеев. -JI. : Наука, 1984.-478 с.

116. Алексеев М. П. Русская культура и романский мир : избранные тр. / М. П. Алексеев. JL : Наука, 1985. - 542 с.

117. Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература / М. П. Алексеев. — JI. : Наука, 1987.-613 с.

118. Алексеев М. П. Русская литература и ее мировое значение : избранные тр. / М. П. Алексеев. Л. : Наука, 1989. - 410 с.

119. Алпатова Т. А. В. К. Тредиаковский-филолог в восприятии А. С. Пушкина //

120. B. К. Тредиаковский и русская литература : сб. ст. / отв. ред. А. С. Курилов. М., 2005.1. C. 221-229.

121. Альми И. Л. О поэзии и прозе / И. Л. Альми. СПб. : Изд-во Семантика-С : Скифия, 2002. - 528 с.

122. Альтман М. С. Роман Белкина (Пушкин и Достоевский) // Звезда. 1936. - № 9.-С. 195-204.

123. Альтшуллер М. Г. Эпоха Вальтера Скотта в России. Исторический роман 1830-х годов / М. Г. Альтшуллер. СПб. : Академ, проект, 1996. - 344 с.

124. Альтшуллер М. Г. Беседа любителей русского слова : у истоков русского славянофильства / М. Г. Альтшуллер. М. : Новое лит. обозрение, 2007. — 444 с.

125. Амфитеатров (Раич) С. Рассуждение о дидактической поэзии / С. Амфитеатров. М., 1822. - 58 с.

126. Анализ одного стихотворения : межвуз. сб. / под ред. В. Е. Холшевникова. — Л. : Изд-во ЛГУ, 1985. 248 с.

127. Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина / П. В. Анненков. — М. : Современник, 1984.-476 с.

128. Античная поэтика. Риторическая теория и литературная практика / отв. ред. М. Л. Гаспаров. М.: Наука, 1991. - 256 с.

129. Аполлос Байбаков А. Д. Правила пиитические о стихотворении российском и латинском, в пользу юношества, обучающегося Поэзии / А. Д. Байбаков. -3-е изд. -М„ 1785.-179 с.

130. Аринштейн Л. М. Реминисценции и автореминисценции в системе лермонтовской поэтики // Лермонтовский сб. — Л., 1985. С. 23 - 48.

131. Аронсон М. Литературные кружки и салоны / М. Аронсон, С. Рейсер; ред. и предисл. Б. М. Эйхенбаума. Л. : Прибой, 1929. - 312 с.

132. Баевский В. Из заметок о тексте «Евгения Онегина» // Сб. ст. к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана / отв. ред. А. Мальте. Тарту, 1992. - С. 172 - 174.

133. Баевский В. С. История русской поэзии, 1730 1980 : компендиум / В. С. Баевский. -4-е изд. - М. : Изд-во УРСС : Едиториал УРСС, 2004. - 340 с.

134. Баевский В. С. Тридцать лекций о Золотом веке русской литературы. 1800 — 1855 / В. С. Баевский. — Смоленск : Изд-во Смолен, гос. ун-та, 2009. 633 с.

135. Баттё Ш. Начальные правила словесности : в 4 т. : пер. с фр. / Ш. Бате. — М., 1806-1807.-Т. 1-4.

136. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов : пер. с фр. // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. : трактаты, статьи, эссе / сост., общ. ред. Г. К. Косикова. - М., 1987. - С. 387 - 422.

137. Барт Р. Избранные труды : Семиотка. Поэтика : пер. с фр. / Р. Барт. М. : Прогресс, 1989.-615 с.

138. Барт P. S / Z : сб. ст. : пер. с фр. / Р. Барт. М. : Культура Ad Marginem, 1994. - 304 с.

139. Барт Р. Нулевая степень письма : сб. ст. : пер. с фр. / Р. Барт. — М. : Академ, проект, 2008.-431 с.

140. Баршт К. А. Русское литературоведение XX века : уч. пособие : в 2 ч. / К. А. Баршт. СПб. : РГПУ им. А. И. Герцена, 1997. - Ч. 1 - 2.

141. Баткин Л. М. Пьетро Аретино и конец итальянского Возрождения / Л. М. Баткин. М. : РГГУ, 2009. - 145 с.

142. Бахтин M. М. Проблемы поэтики Достоевского / M. М. Бахтин. — М. : Сов. писатель, 1963. 363 с.

143. Бахтин M. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса / M. М. Бахтин. М. : Худож. лит., 1965. - 525 с.

144. Бахтин M. М. Вопросы литературы и эстетики : исследования разных лет / М. М. Бахтин. М. : Худож. лит., 1975. - 502 с.

145. Бахтин M. М. Эстетика словесного творчества / M. М. Бахтин. — М. : Искусство, 1979. -421 с.

146. Бахтин M. М. Литературно-критические статьи / M. М. Бахтин. М. : Худож. лит., 1986.-541 с.

147. Бахтин M. М. Проблемы поэтики Достоевского / M. М. Бахтин. Киев : NEXT, 1994.-511 с.

148. Бахтин M. М. Собрание сочинений : в 7 т. / M. М. Бахтин. М. : Русские словари, 1997. - Т. 5. - 732 с.

149. Бахтин M. M. Собрание сочинений : в 7 т. / M. M. Бахтин. M. : Рус. словари, 2000.-Т. 2.-798 с.

150. Бахтин M. М. Автор и герой : К философским основам гуманитарных наук : сб. ст. / M. М. Бахтин. СПб. : Азбука, 2000. - 332 с.

151. Бахтин M. М. Собрание сочинений : в 7 т. / M. М. Бахтин. М. : Языки славянских культур, 2008. - Т. 4 (1). - 1119 с.

152. Башляр Г. Психоанализ огня : пер. с фр. / Г. Башляр. — М. : Издат. группа Прогресс, 1993.- 176 с.

153. Башляр Г. Вода и грезы : опыт о воображении материи : пер. с фр. / Г. Башляр.- М. : Изд-во гуманит. лит., 1998. 268 с.

154. Башляр Г. Избранное : поэтика пространства : пер. с фр. / Г. Башляр. — М. : Росспэн, 2004. 373 с.

155. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений : в 13 т. / В. Г. Белинский. М. : Изд-во АН СССР, 1953 - 1959. - Т. 1 - 13.

156. Белый А. Мастерство Гоголя : исследование / А. Белый. M.; JI. : ОГИЗ, 1934.- 322 с.

157. Белый А. Символизм как миропонимание / А. Белый. — М. : Республика, 1994.- 528 с.

158. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии / Н. Я. Берковский. JI. : Худож. лит., 1973.-567 с.

159. Берковский Н. Я. О мировом значении русской литературы / Н. Я. Берковский. Л. : Наука, 1975. - 183 с.

160. Берковский Н. Я. О русской литературе : сб. ст. / Н. Я. Берковский. — Л. : Худож. лит., 1985. 383 с.

161. Берковский Н. Я. Мир, создаваемый литературой : сб. ст. / Н. Я. Берковский. -М. : Сов. писатель, 1989. 494 с.

162. Библиотека В. А. Жуковского в Томске : в 3 ч. / ред. Ф. 3. Канунова и др.. -Томск : Изд-во Том. ун-та, 1978 1988. - Ч. 1 - 3.

163. Библиотека В. А. Жуковского : описание / сост. В. В. Лобанов. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 1981.-414 с.

164. Бидерманн Г. Энциклопедия символов : пер. с нем. / Г. Бидерманн; общ. ред. и предисл. И. С. Свенцицкой. — М. : Республика, 1996. 335 с.

165. Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1813 1826) / Д. Д. Благой. - М. : Изд-во АН СССР, 1950. - 580 с.

166. Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826 1830) / Д. Д. Благой. - М. : Сов. писатель, 1967. - 723 с.

167. Благой Д. Д. От Кантемира до наших дней : в 2 т. / Д. Д. Благой. М. : Худож. лит., 1973.-Т. 1 -2.

168. Благой Д. Д. Душа в заветной лире : очерки жизни и творчества Пушкина / Д. Д. Благой. М. : Сов. писатель, 1977. - 544 с.

169. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии / Н. Я. Берковский. — JI. : Худож. лит., 1973.-567 с.

170. Борев Ю. Б. Эстетика / Ю. Б. Борев. М. : Политиздат, 1988. - 495 с.

171. Борн И. Краткое руководство к российской словесности / И. Борн. — СПб., 1808.-174 с.

172. Бочаров С. Г. «Форма плана» (Некоторые вопросы поэтики Пушкина) // Вопр. лит.- 1967.-№ 12.-С. 115-136.

173. Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина : очерки / С. Г. Бочаров. М. : Наука, 1974.207 с.

174. Бочаров С. Г. О художественных мирах : сб. ст. / С. Г. Бочаров. — М. : Сов. Россия, 1985.-296 с.

175. Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы : сб. ст. / С. Г. Бочаров. — М. : Языки рус. лит., 1999. 626 с.

176. Бочаров С. Пушкин : краткий очерк жизни и творчества / С. Бочаров, И. Сурат. — М. : Языки славян, культуры, 2002. 238 с.

177. Бочаров С. Г. Филологические сюжеты : сб. ст. / С. Г. Бочаров. М. : Языки славян, культур, 2007. - 653 с.

178. Брагина H. H. Н. В. Гоголь : симфония прозы (опыт аналитического исследования) / H. Н. Брагина. Иваново : б. и., 2007. — 210 с.

179. Бройтман С. Н. Проблема диалога в русской лирике первой половины XIX века : учеб. пособие по спецкурсу / С. Н. Бройтман. Махачкала : Изд-во Дагестан, гос. ун-та, 1983.-80 с.

180. Бройтман С. Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики : субъектно-образная структура / С. Н. Бройтман. - М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 1997.-307 с.

181. Бройтман С. Н. Историческая поэтика : учеб. пособие / С. Н. Бройтман. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. - 420 с.

182. Бройтман С. Н. Поэтика русской классической и неклассической лирики / С. Н. Бройтман. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2008. - 485 с.

183. Бузоглы М. А. Динамика развития соотношения поэзии и прозы : верлибр : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.08 / М. А. Бузоглы. Тбилиси, 1986. - 24 с.

184. Бутакова Л. О. Авторское сознание в поэзии и прозе : когнитивное моделирование / Л. О. Бутакова. Барнаул : Изд-во Алтай, ун-та, 2001. — 283 с.

185. Вайскопф М. Я. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. Контекст / М. Я. Вайскопф. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2002. - 686 с.

186. Вайскопф М. Я. Птица тройка и колесница души : работы 1978-2003 годов / М. Я. Вайскопф. М. : Новое лит. обозрение, 2003. - 568 с.

187. Ванслов В. В. Эстетика романтизма / В. В. Ванслов. — М. : Искусство, 1966. —396 с.

188. Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа» / В. Э Вацуро. -СПб. : Наука, 1994.-240 с.

189. Вацуро В. Э. Пушкинская пора : сб. ст. / В. Э. Вацуро. — СПб. : Гуманит. агенство «Академ, проект», 2000. 246 с.

190. Вацуро В. Э. Готический роман в России / В. Э. Вацуро. М. : Новое лит. обозрение, 2002. - 544 с.

191. Вацуро В. Э. Избранные труды / В. Э Вацуро. М. : Языки славян, культуры, 2004. - 847 с.

192. Вацуро В. Э. О Лермонтове : сб. / В. Э Вацуро. М. : Новое изд-во, 2008.715 с.

193. Введение в литературоведение. Литературное произведение : основные понятия и термины : учеб. пособие / под ред. Л. В. Чернец. М. : Высш. шк. : Изд. центр «Академия», 1999. - 556 с.

194. Веселовский А. Н. В. А. Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения» / А. Н. Веселовский. Пг., 1918. - 550 с.

195. Веселовский А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский; вступ. ст. И. К. Горского; сост., коммент. В. В. Мочаловой. М. : Высш. шк., 1989. - 408 с.

196. Веселовский А. Н. Избранные труды и письма / А. Н. Веселовский. СПб. : Наука, 1999.-687 с.

197. Веселовский А. Н. Избранное : традиционная духовная культура / А. Н. Веселовский. М.: Росспэн, 2009. — 623 с.

198. Ветшева Н. Ж. Жанр поэмы в эстетике и творчестве арзамасцев : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Н. Ж. Ветшева. Томск, 1984. - 17 с.

199. Ветшева Н. Ж. Замысел поэмы «Весна» в творческой эволюции Жуковского // Жуковский и русская культура / отв. ред. Р. В. Иезуитова. Л., 1987. - С. 112 - 125.

200. Ветшева Н. Ж. Концепция национально-исторической эпопеи в планах поэмы В. А. Жуковского «Владимир» // От Карамзина до Чехова : к 45-летию науч.-педагог. деятельности Ф. 3. Кануновой : сб. ст. — Томск, 2002. С. 67 - 76.

201. Ветшева Н. Ж. Планы и конспекты волшебно-исторической В. А. Жуковского «Владимир» // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. филол. — Томск, 2006. № 291. - С. 25 — 31.

202. Виницкий И. Ю. Нечто о привидениях : истории о русской литературной мифологии XIX века / И. Ю. Виницкий. — М. : Изд-во Моск. культурол. лицея, 1998. — 320 с.

203. Виницкий И. Ю. Дом толкователя : поэтическая семантика и историческое воображение В. А. Жуковского / И. Ю. Виницкий. М. : Новое лит. обозрение, 2006. - 322 с.

204. Виноградов В. В. Стиль Пушкина / В. В. Виноградов. М. : Огиз, 1941. - 620с.

205. Виноградов В. В. Стиль прозы Лермонтова // Литературное наследство. — М., 1941. Т. 43-44. - С. 517 - 628.

206. Виноградов В. В. Поэтика русской литературы : избр. тр. / В. В. Виноградов. -М.: Наука, 1976.-512 с.

207. Виноградов В. В. О языке художественной прозы : избр. тр. / В. В. Виноградов. М. : Наука, 1980. - 360 с.

208. Виноградов В. В. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя : избр. тр. / В. В. Виноградов. М. : Наука, 1990. - 388 с.

209. Виноградов В. В. Язык и стиль русских писателей. От Гоголя до Ахматовой : избр. тр. / В. В. Виноградов. М.: Наука, 2003. - 391 с.

210. Винокур Г. О. Филологические исследования. Лингвистика и поэтика / Г. О. Винокур. М.: Наука, 1990. - 453 с.

211. Винокур Г. О. О языке художественной литературы / Г. О. Винокур. — М. : Высш. шк., 1991.-448 с.

212. Виролайнен М. Н. Гоголь и Лермонтов : (проблема стилистического соотношения) // Лермонтовский сб. Л., 1985. - С. 105 -111.

213. Виролайнен М. Исторические метаморфозы русской словесности / М. Виролайнен. СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. - 495 с.

214. Возникновение русской науки о литературе /отв. ред. П. А. Николаев. — М. : Наука, 1975.-464 с.

215. Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма / Р. М. Габитова. М. : Наука, 1978.-288 с.

216. Гайм Р. романтическая школа : пер. с нем. В. Неведомского / Р. Гайм. — М., 1891.-774 с.

217. Галич А. И. Опыт науки изящного / А. И. Галич. СПб., 1825. — 222 с.

218. Галич А. И. Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений / А. И. Галич. СПб., 1830. - 236 с.

219. Гаспаров Б. М. Язык, память, образ : лингвистика языкового существования / Б. М. Гаспаров. — М.: Новое лит. обозрение, 1996. 352 с.

220. Гаспаров Б. М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка/Б. М. Гаспаров. СПб. : Академический проект, 1990. — 400 с.

221. Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика / М. Л. Гаспаров. М. : Наука, 1984. - 318 с.

222. Гаспаров М. Л. Очерк истории европейского стиха / М. Л. Гаспаров. — М. : Наука, 1989.-304 с.

223. Гаспаров М. Л. Поэзия и проза — поэтика и риторика // Историческая поэтика : литературные эпохи и типы художественного сознания : сб. ст. / отв. ред. П. А. Гринцер. — М„ 1994.-С. 126-159.

224. Гаспаров М. Л. Избранные труды : в 3 т. / М. Л. Гаспаров. — М. : Языки рус. культуры, 1997. Т. 1-2.

225. Гаспаров М. Л. Метр и смысл. Об одном из механизмов культурной памяти / М. Л. Гаспаров. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000. — 302 с.

226. Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях : учеб. пособие / М. Л. Гаспаров. М.: Университет, 2004. - 312 с.

227. Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр / Г. Д. Гачев. М. : Просвещение, 1968. - 304 с.

228. Гачев Г. Д. Образ в русской художественной культуре / Г. Д. Гачев. — М. : Искусство, 1981.-247 с.

229. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космопсихологос / Г. Д. Гачев. М. : Прогресс Культура, 1995. - 480 с.

230. Гегель Г. В. Ф. Лекции по эстетике : в 2 т. / Г. В. Ф. Гегель. СПб. : Наука, 1999.-Т. 1-2.

231. Гей Н. К. Проза Пушкина. Поэтика повествования / Н. К. Гей. — М. : Наука, 1989.-270 с.

232. Гей Н. К. Пушкин прозаик : жизнь — творчество — произведение / Н. К. Гей.- М.: ИМЛИ РАН, 2008. 486 с.

233. Георгиевский П. Е. Руководство к изучению русской словесности : в 4 ч. / П. Е. Георгиевский. СПб., 1836. - Ч. 1 - 4.

234. Георгиевский П. Е. Лицейские лекции (По записям А. М. Горчакова) // Красный архив. 1937. - Т. 1 (80). - С. 75 - 206.

235. Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова / Э. Г. Герштейн. М. : Худож. лит., 1986. -352 с.

236. Герштейн Э. Г. «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова / Э. Г. Герштейн.- СПб.: Худож. лит., 1996. 127 с.

237. Герштейн Э. Г. Память писателя. Статьи и исследования 30 90-х гг. / Э. Г. Герштейн. - СПб.: ИНА-пресс, 2001. - 665 с.

238. Гете И. В. Собрание сочинений : в 10 т. : пер. с нем. / И. В. Гете. М. : Худож. лит., 1975-1980.-Т. 1-10.

239. Гете И. В. Переписка : в 2 т. : пер. с нем. / И. В. Гете. М. : Искусство, 1988. -Т. 1 - 2.

240. Гиндин С. И. Риторика и проблемы структуры текста // Общая риторика : пер. с фр. / Ж. Дюбуа и др.. М., 1986. - С. 355 - 366.

241. Гинзбург Л. Я. О лирике / Л. Я. Гинзбург. — Л. : Сов. писатель, 1974. 407 с.

242. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе / Л. Я. Гинзбург. Л. : Худож. лит., 1977.-444 с.

243. Гинзбург Л. Я. О литературном герое / Л. Я. Гинзбург. Л. : Сов. писатель, 1979.-221 с.

244. Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество / М. И. Гиллельсон. -Л. : Наука, 1969.-391 с.

245. Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство / М. И. Гиллельсон. Л. : Наука, 1974. - 222 с.

246. Гиллельсон М. И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей / М. И. Гиллельсон. Л.: Наука, 1977. - 198 с.

247. Гинзбург Л. Я. О литературном герое / Л. Я. Гинзбург. Л. : Сов. писатель, 1979.-222 с.

248. Гиршман М. М. Ритм художественной прозы / М. М. Гиршман. М. : Сов. писатель, 1982. — 367 с.

249. Гиршман М. М. Проза художественная // Введение в литературоведение. Литературное произведение : основные понятия и термины : учеб. пособие / под ред. Л. В. Чернец.-М„ 1999.-С. 308-313.

250. Гиршман М. М. Литературное произведение : теория художественной целостности / М. М. Гиршман. — М.: Языки славян, культур, 2007. — 555 с.

251. Глаголев А. А. Умозрительные и опытные основания словесности : в 4 ч. / А. А. Глаголев. СПб., 1834. - Ч. 1 - 4.

252. Глассе А. Лермонтов и Е. А. Сушкова // М. Ю. Лермонтов : исследования и материалы. Л., 1979. - С. 80 - 121.

253. Глассе А. Об одной инскрипции Пушкина // Феномен русской классики : сб. ст. Томск, 2004. - С. 10 - 114.

254. Гоготишвили Л. А. Религиозно-философский статус языка / Л. А. Гоготишвили // Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос / сост. и ред. А. А. Тахо-Годи. — М., 1993. -С. 906-923.

255. Гончаров С. А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте / С. А. Гончаров. СПб.: Изд-во РГПУ, 1997. - 339 с.

256. Гончаров С. А. Дефектный текст и странный персонаж Гоголя в контексте русской прозы (Статья 1) // Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции) : сб. ст. / ред. Н. В. Хомук. Томск, 2007. - Вып. 1. - С. 146 - 159.

257. Гончарова О. М. Власть традиции и «новая Россия» в литературном сознании второй половины XVIII века / О. М. Гончарова. СПб. : Изд-во Рус. Христ. гуманит. инта, 2004.-382 с.

258. Гончарова О. М. Историческая память и опыт истории в концепции И. М. Карамзина// Карамзин и время : сб. ст. / ред. Ф. 3. Канунова. Томск, 2006. - С. 92 - 104.

259. Городецкий Б. П. Лирика Пушкина : пособие для учителя / Б. П. Городецкий. -Л.: Просвещение, 1970. 184 с.

260. Горский И. К. Об исторической поэтике Александра Веселовского / И. К. Горский // Веселовский А. Н. Историческая поэтика / вступ. ст. И. К. Горского, сост., коммент. В. В. Мочаловой. -М., 1989. С. 11—31.

261. Гребнева М. П. Концептосфера флорентийского мифа в русской словесности / М. П. Гребнева. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2009. - 182 с.

262. Грехнев В. А. Лирика Пушкина. О поэтике жанров / В. А. Грехнев. Горький : Волго-Вятское кн. изд-во, 1985. - 239 с.

263. Грехнев В. А. Этюды о лирике А. С. Пушкина / В. А. Грехнев. Н. Новгород : Волго-Вятское кн. изд-во, 1991. - 192 с.

264. Греч Н. И. Учебная книга российской словесности : в 4 ч. / Н. И. Греч. — СПб., 1819-1822.-Ч. 1-4.

265. Гречаная Е. П. Литературное взаимовосприятие России и Франции в религиозном контексте эпохи (1797 1825) / Е. П. Гречаная. - М. : ИМЛИ, 2002. - 319 с.

266. Гришунин А. Л. История русского литературоведения : учеб. пособие / А. Л. Гришунин, А. С. Курилов, П. А. Николаев. М. : Высш. шк., 1980. - 352 с.

267. Громбах М. С. Примечания Пушкина к «Евгению Онегину» // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1974. - Т. 33, № 3. - С. 222-233.

268. Губарева Р. В. «Светлана» Жуковского (Из истории русской бллады) // Учен, зап. Ленигр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Л., 1963. — Т. 245. - С. 175-196.

269. Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы русского реалистического стиля / Г. А. Гуковский. М. : Гослитиздат, 1957. - 416 с.

270. Гуковский Г. А. Реализм Гоголя / Г. А. Гуковский. М. ; Л. : Гослитиздат, 1959.-532 с.

271. Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. — М. : Худож. лит., 1965. 353 с.

272. Гуковский Г. А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века / Г. А. Гуковский. М. : Языки рус. культуры, 2001. - 369 с.

273. Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века : учеб. для вузов / Г. А. Гуковский. М. : Аспект-Пресс, 2003. - 453 с.

274. Гуляев Н. А. Теория литературы / Н. А. Гуляев. М. : Высш. шк., 1985. - 271с.

275. Давыдов И. И. Чтения о словесности : в 4 ч. / И. И. Давыдов. М., 1837 -1838.-Ч. 1-4.

276. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. / В. И. Даль. М. : Терра, 1995. - Т. 1 - 4.

277. Дарвин М. Н. Проблема цикла в изучении лирики : учеб. пособие / М. Н. Дарвин. Кемерово : Б. и., 1983. - 104 с.

278. Дарвин М. Н. Русский лирический цикл : проблемы истории и теории : на материале поэзии первой половины XIX века / М. Н. Дарвин. Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1988. - 137 с.

279. Дарвин М. Н. Художественная циклизация лирических произведений : спецкурс : тексты лекций / М. Н. Дарвин. Кемерово : Кузбассвузиздат, 1997. - 38 с.

280. Дарвин М. Н. Циклизация в творчестве Пушкина. Опыт изучения поэтики конвергентного сознания / М. Н. Дарвин. — Новосибирск : Наука, 2001. 296 с.

281. Дашевская О. А. Мифотворчество В. Соловьева и «соловьевский текст» в поэзии XX века / О. А. Дашевская. Томск : Изд-во Том. ун-та, 2005. - 150 с.

282. Дмитриев А. С. Проблемы иенского романтизма / А. С. Дмитриев. М. : Изд-во МГУ, 1975.-264 с.

283. Долгушин Д. В. В. А. Жуковский и И. В. Киреевский : из истории религиозных исканий русского романтизма / Д. В. Долгушин. М. : Рукописные памятники Древней Руси, 2009. — 351 с.

284. Дунаев М. М. Православие и русская литература : учеб. пособие для студентов духовных академий и семинарий : в 6 ч. / М. М. Дунаев. — М. : Христиан, лит., 2001 2004.-Ч. 1-6.

285. Душина JI. Н. Русская поэзия и проза XIX XX вв.: Ритмическая организация текста / JI. Н. Душина. - Саратов : Изд-во Саратов, ун-та, 2002. - 217 с.

286. Дьяконова Н. Я. Английский романтизм : проблемы эстетики / Н. Я. Дьяконова. М. : Наука, 1978. - 208 с.

287. Европейский романтизм : сб. ст. М. : Наука, 1973. - 506 с.

288. Еремина JI. И. О языке художественной прозы Н. В. Гоголя. Искусство повествования / JL И. Еремина. М. : Наука, 1987. - 177 с.

289. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе / И. А. Есаулов. — Петрозаводск : Изд-во Петрозавод. ун-та, 1995 288 с.

290. Есаулов И. А. Спектр адекватности в истолковании литературного произведения : «Миргород» Н. В. Гоголя / И. А. Есаулов. М. : РГГУ, 1995. - 101 с.

291. Есаулов И. А. Пасхальность русской литературы / И. А. Есаулов. М. : Кругъ, 2004. - 559 с.

292. Женетт Ж. Фигуры : в 2 т. : пер. с фр. / Ж. Женетт; общ ред. и вступ. ст. С. Зенкина. М. : Изд-во имени Сабашниковых, 1998. - Т. 1-2.

293. Жилякова Э. М. Традиции сентиментализма в творчестве раннего Достоевского (1844 1849) / Э. М. Жилякова. - Томск, 1989. - 272 с.

294. Жилякова Э. М. Вертеровский сюжет в «Невском проспекте» Н. В. Гоголя // Традиция и литературный процесс : сб. ст. Новосибирск, 1999. — С. 214 — 223.

295. Жилякова Э. М. Балладный сюжет в контексте поэмы и повести 1830-х годов (А. С. Пушкин и В. А. Жуковский) // Проблемы литературных жанров : материалы X Междунар. конф., посвященной 400-летию г. Томска. Томск, 15-17 окт. 2001 г. Томск, 2002.-С. 72-77.

296. Жилякова Э. М. «Светлана» В. А. Жуковского в художественном мире Ф. М. Достоевского // Достоевский и время : сб. ст. Томск, 2004. - С. 81 - 94.

297. Жилякова Э. М. «Медный всадник» А. С. Пушкина и баллады В. А. Жуковского 1830-х годов // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. филос., культур., филол. Томск, 2004.-№282.-С. 169- 173.

298. Жилякова Э. М. Мария Эджворт в контексте творчества В. А. Жуковского // Жуковский и время : сб. ст. Томск, 2007. - С. 62 - 74.

299. Жирмунский В. М. О ритмической прозе // Рус. лит. 1966. — № 4. — С. 103 —114.

300. Жирмунский В. М. Теория стиха / В. М. Жирмунский. — Л. : Сов. писатель, 1975.-664 с.

301. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика : избранные тр. / В. М. Жирмунский. Л. : Наука, 1977. - 407 с.

302. Жирмунский В. М. Байрон и Пушкин. Пушкин и западные литературы : избранные труды / В. М. Жирмунский. Л. : Наука, 1978. - 423 с.

303. Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение : Восток и Запад : избранные тр. / В. М. Жирмунский. — Л. : Наука, 1979. 493 с.

304. Жирмунский В. М. Из истории западноевропейских литератур : избранные тр. /В. М. Жирмунский.-Л. : Наука, 1981.-303 с.

305. Жирмунский В. М. Гете в русской литературе : избранные тр. / В. М. Жирмунский. Л.: Наука, 1982. — 558 с.

306. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика / В. М. Жирмунский. СПб.: Аксиома, 1996. - 231 с.

307. Жирмунский В. М. Поэтика русской поэзии / В. М. Жирмунский. СПб. : Азбука-классика, 2001. - 496 с.

308. Жолковский А. К. Блуждающие сны. Из истории русского модернизма / А. К. Жолковский. М.: Сов. писатель, 1992.-430 с.

309. Жолковский А. К. Семиотика «Тамани» // Сб. ст. к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, 1992. - С. 248 - 256.

310. Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии : инварианты, структуры, стратегии, интертексты / А. К. Жолковский. — М. : РГГУ, 2005. — 654 с.

311. Жуковский и время : сб. ст. / отв. ред. А. С. Янушкевич, И. А. Айзикова. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 2007. 359 с.

312. Журавлева А. И. Пакет / А. И. Журавлева, В. Н. Некрасов. М. : Меридиан, 1996.-629 с.

313. Журавлева А. И. Лермонтов в русской литературе : проблемы поэтики / А. И. Журавлева. М. : Прогресс - Традиция, 2002. - 287 с.

314. Журавлева А. И. Две заметки о Лермонтове // Феномен русской классики : сб. ст. Томск, 2004. - С. 163 - 170.

315. Загарин П. В. А. Жуковский и его произведения / П. Загарин. М., 1883. - 718с.

316. Замотан И. И. Романтизм 20-х годов XIX столетия в русской литературе / И. И. Замотан. Варшава, 1903. — 411 с.

317. Замотан И. И. Романтический идеализм в русском обществе и литературе 2030-х годов XIX столетия / И. И. Замотан. СПб., 1907. - 436 с.

318. Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX в. / А. Л. Зорин. М. : Новое лит. обозрение, 2004. - 416 с.

319. Зотова Е. И. Взаимодействие поэзии и прозы в творчестве Б. Л. Пастернака : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 /Е. И. Зотова. -М., 1998. 18 с.

320. Зыкова Г. В. Журнал Московского университета «Вестник Европы» (1805 -1830 гг.) : Разночинцы в эпоху дворянской культуры / Г. В. Зыкова. — М. : Диалог-МГУ, 1998.- 129 с.

321. Иваницкий А. И. Гоголь. Морфология земли и власти : к вопросу о культурно-исторических основах подсознательного / А. И. Иваницкий. — М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2000.-187 с.

322. Иваницкий А. И. Об эволюции роли риторики в гоголевской фабуле // Н. В. Гоголь : Загадка третьего тысячелетия : Первые Гоголевские чтения : сб. докл. / под общ. ред. В. П. Викуловой. М., 2002. - С. 64 - 75.

323. Иванова Н. П. Проблемы поэтики пейзажа : (На материале романа М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени») / Н. П. Иванова. — Симферополь : Крым. Арх., 1997. -107 с.

324. Иезуитова Р. В. Жуковский и его время / Р. В. Иезуитова. Л. : Наука, 1989.289 с.

325. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И. П. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 256 с.

326. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия столетия : эволюция научного мифа / И. П. Ильин. М.: Интрада, 1998. - 256 с.

327. Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов / И. П. Ильин. — М. : INTRADA, 2001.-384 с.

328. История романтизма в русской литературе : в 2 т. М. : Наука, 1979. — Т. 12.

329. История русского литературоведения : учеб. пособие / под ред. П. А. Николаева. М. : Высш. шк., 1980. - 352 с.

330. История русской критики : в 2 т. / отв. ред. Б. П. Городецкий. М.; JI. : Изд-во АН СССР, 1958.-Т. 1-2.

331. История русской литературы : в 10 т. / гл. ред. Н. Ф. Бельчиков. — М.; JI. : Изд-во АН СССР, 1941 1956. - Т. 1 - 10.

332. История русской литературы : в 4 т. / Д. С. Лихачев и др.. — Л. : Наука, 1980 1983.-Т. 1-4.

333. История русской поэзии : в 2 т. / отв. ред. Б. П. Городецкий. — Л. : Наука, 1968.-Т. 1-2.

334. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли : в 5 т. — М. : Искусство, 1962 1970. - Т. 1 - 5.

335. Историческая поэтика : итоги и перспективы изучения : сб. ст. / редкол. М. Б. Храпченко и др.. М. : Наука, 1986. - 336 с.

336. Историческая поэтика : литературные эпохи и типы художественного сознания : сб. ст. / отв. ред. П. А. Гринцер. — М. : Наследие, 1994. 511 с.

337. Канунова Ф. 3. Некоторые особенности реализма Н. В. Гоголя : (о соотношении реалистического и романтического начал в эстетике и творчестве писателя) / Ф. 3. Канунова. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1962. - 135 с.

338. Канунова Ф. 3. Из истории русской повести : (историко-литературное значение повестей Н. М. Карамзина) / Ф. 3. Канунова. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1967. -187 с.

339. Канунова Ф. 3. Эстетика русской романтической повести : А. А. Бестужев-Марлинский и русские беллетристы 20 30-х годов XIX в. / Ф. 3. Канунова. - Томск : Изд-во Том. ун-та, 1973. - 307 с.

340. Канунова Ф. 3. В. А. Жуковский читатель и критик А. С. Шишкова / Ф. 3. Канунова, А. С. Янушкевич // Библиотека В. А. Жуковского в Томске : в 3 ч. - Томск , 1978 - 1988. — Ч. 1.-С. 105-123.

341. Канунова Ф. 3. Русская история в чтении и исследованиях В. А. Жуковского // Библиотека В. А. Жуковского в Томске : в 3 ч. Томск, 1978 - 1988. - Ч. 1. - С. 400 -465.

342. Канунова Ф. 3. «Мертвые души» Н. В. Гоголя // Примеры целостного анализа художественного произведения : учеб. пособие. Томск, 1980. - С. 80 - 112.

343. Канунова Ф. 3. Своеобразие романтической эстетики и критики В. А. Жуковского / Ф. 3. Канунова, А. С. Янушкевич // Жуковский В. А. Эстетика и критика. -М„ 1985.-С. 7-47.

344. Канунова Ф. 3. Вопросы мировоззрения и эстетики В. А. Жуковского : (по материалам библиотеки поэта / Ф. 3. Канунова. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 1990. 184 с.

345. Канунова Ф. 3. Мотив «завесы» в поэзии Жуковского : (Эстетика «невыразимого» и религия) // Гуманитарные науки в Сибири. — 1996. № 4. - С. 12 -19.

346. Канунова Ф. 3. Эстетика «невыразимого» у В. А. Жуковского : (образ «завесы») // Правослание и Россия : прошлое, настоящее, будущее : материалы Духовно-исторических чтений. Томск, 1998. - С. 155 — 158.

347. Канунова Ф. 3. Трансформация сюжетного мотива возвращения жениха-мертвеца за своею невестой в балладах В. А. Жуковского // Интерпретация текста : сюжет и мотив : сб. науч. тр. — Новосибирск, 2001. С. 77 - 88.

348. Канунова Ф. 3. Морской сюжет в поэзии В. А. Жуковского // Сюжеты и мотивы русской литературы : сб. науч. тр. — Новосибирск, 2002. — С. 70 — 85.

349. Канунова Ф. 3. Карамзинизм ранней прозы В. А. Жуковского : («Бедная Лиза» Н. М. Карамзина и «Марьина роща» В. А. Жуковского) // Карамзин и время : сб. ст. -Томск, 2006.-С. 179-191.

350. Канунова Ф. 3. «Бедная Лиза» Н. М. Карамзина и «Марьина роща» В. А. Жуковского (к проблеме нарратива) // Нарративные традиции славянских литератур (Средневековье и Новое время) : сб. науч. тр. — Новосибирск, 2007. — С. 71 — 79.

351. Капинос Е. В. Лирические сюжеты в стихах и прозе XX века / Е. В. Капинос. -Новосибирск : Б. и., 2006. 335 с.

352. Карасев Л. В. Вещество литературы / Л. В. Карасев. М. : Языки славян, культуры, 2001. — 400 с.

353. Карасев Л. В. Флейта Гамлета : очерк по онтологической поэтике / Л. В. Карасев. М. : Знак, 2009. - 208 с.

354. Кафанова О. Б. Н. М. Карамзин переводчик Жанлис : (Французская нравоучительная сказка» и пути формирования русской сентиментальной повести) // Художественное творчество и литературный процесс : сб. ст. — Томск, 1982. — С. 96 - 111.

355. Кафанова О. Б. Жорж Санд и русская литература XIX века (мифы и реальность): 1830 1860. - Томск : Изд-во ТГПУ, 1998. - 410 с.

356. Квятковский А. П. Поэтический словарь / А. П. Квятковский. — М. : Сов. энциклопедия, 1966. 375 с.

357. Киселев B.C. Статьи по теории и истории метатекста : (на материале русской прозы конца XVIII-первой трети XIX века) / В. С. Киселев. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 2004.-108 с.

358. Киселев В. С. Метатекстовые повествовательные структуры в русской прозе конца XVIII первой трети XIX века / В. С. Киселев. - Томск : Изд-во Том. ун-та, 2006. -543 с.

359. Киселев В. С. Интимно-дневниковые формы циклизации в «Вестнике Европы» В. А. Жуковского // Жуковский и время : сб. ст. Томск, 2007. - С. 76 - 85.

360. Киселева JI. Н. Жуковский-педагог // Пушкинские чтения в Тарту 3 : материалы междунар. конф., посвященные 220-летию В. А. Жуковского и 200-летию Ф. И. Тютчева. Тарту, 2004. - С. 318-336.

361. Климовская Г. И. Тонкий мир смыслов художественного (прозаического) текста. Методологический и теоретический очерк лингвопоэтики / Г. И. Климовская. — Томск : Изд-во НТЛ, 2009. 168 с.

362. Ковалев О. А. Нарративные стратегии в литературе : (на материале творчества Ф. М. Достоевского) / О. А. Ковалев. Барнаул : Изд-во Алтай, гос. ун-та, 2009. — 198 с.

363. Ковалевский Е. Граф Блудов и его время / Е. Ковалевский. — СПб., 1866. —352 с.

364. Кодуэлл К. Поэтическое воображение (Dream-work) // Современная книга по эстетике. Антология. М., 1957. - С. 209 -231.

365. Кожевникова Н. А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. / Н. А. Кожевникова. М. : ИРЯ, 1994. - 335 с.

366. Кожевникова Н. А. Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. / Н. А. Кожевникова, 3. Ю. Петрова; отв. ред. М. Л. Гаспаров, В. П. Григорьев. М.: Языки рус. культуры, 2000. - Вып. 1. - 480 с.

367. Кожевникова Н. А. Избранные работы по языку художественной литературы / Н. А. Кожевникова. М. : Знак, 2009. - 893 с.

368. Кожинов В. В. Стихи и поэзия / В. В. Кожинов. М. : Сов. Россия, 1980. - 302с.

369. Кондаков И. В. Введение в историю русской культуры : учеб. пособие / И. В. Кондаков. М.: Аспект Пресс, 1997. - 687 с.

370. Корман Б. О. Лирика Н. А. Некрасова / Б. О. Корман. — Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1964. 390 с.

371. Корман Б. О. Практикум по изучению художественного произведения : лирическая система : учеб. пособие / Б. О. Корман. — Ижевск : Б. и. ., 1978. 89 с.

372. Кормилов С. И. Металингвистическая классификация типов прозаического слова М. Бахтина и состав литературно-художественного произведения // Бахтинология. Исследования, переводы, публикации / сост., ред. К. Г. Исупов. СПб., 1995. - С. 189 — 205.

373. Кормилов С. И. Поэзия М. Ю. Лермонтова : в помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам / С. И. Кормилов. — М. : Изд-во МГУ, 1997. — 129 с.

374. Кормилов С. И. Основные понятия теории литературы : литературное произведение. Проза и стих : в помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам / С. И. Кормилов. — М. : Изд-во МГУ, 2002. 111 с.

375. Коровин В. И. Поэты пушкинской поры / В. И. Коровин. — М. : Просвещение, 1980.- 160 с.

376. Коровин В. И. Русская поэзия XIX века / В. И. Коровин. М. : Знание, 1983. —128 с.

377. Костин В. М. Роман в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» // Примеры целостного анализа художественного произведения : учеб. пособие. Томск, 1988. - С. 36 -87.

378. Костин В. М. Культура сентенциозного слова в свете новой концепции человека : («Евгений Онегин») // Проблемы литературных жанров : материалы VI науч. межвуз. конф. Томск, 7-9 дек. 1988 г. Томск, 1990. - С. 67 - 68.

379. Костин В. М. Культура sentential в начале XIX века и её судьба в «Евгении Онегине» А. С. Пушкина // Проблемы метода и жанра : сб. ст. Томск, 1991. - Вып. 17. — С. 86 - 97.

380. Котельников В. А. «Покой» в религиозно-философских и художественных контекстах // Рус. лит. 1994. — № 1.-С. 3-41.

381. Кочеткова Н. Д. Литература русского сентиментализма : эстетические и художественные искания / Н. Д. Кочеткова. СПб. : Наука, 1994. — 282 с.

382. Кошанский Н. Ф. Общая реторика / Н. Ф. Кошанский. -2-е изд. СПб., 1830. -125 с.

383. Кошанский Н. Ф. Частная реторика / Н. Ф. Кошанский. -3-е изд. — СПб., 1836.- 177 с.

384. Кошелев В. А. Константин Батюшков. Странствия и страсти / В. А. Кошелев. М.: Современник, 1987. - 351 с.

385. Кошелев В. А. Первая книга Пушкина / В. А. Кошелев. Томск : Водолей, 1997.-223 с.

386. Кошелев В. А. Пушкин : история и предание : очерки / В. А. Кошелев. СПб. : Академ, проект, 2000. - 368 с.

387. Кривонос В. Ш. Проблема читателя в творчестве Гоголя / В. Ш. Кривонос. -Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1981. — 167 с.

388. Кривонос В. Ш. «Мертвые души» Гоголя и становление русской прозы : проблемы повествования / В. Ш. Кривонос. — Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1985. -159 с.

389. Кривонос В. Ш. Повести Гоголя и пространство смысла / В. Ш. Кривонос. -Самара, 2006. 442 с.

390. Кривонос В. Ш. «Коляска» Гоголя и «Тамбовская казначейша» Лермонтова : мотив оживления провинции // Н. В. Гоголь и славянский мир : (русская и украинская рецепции) / ред. Н. В. Хомук. Томск, 2008. - Вып. 2. - С. 299 - 312.

391. Кузнецов В. А. И. Бродский и риторическая традиция русской поэзии XVIII-XX вв. // Онтология стиха : сб. ст. памяти В. Е. Холшевникова. — СПб., 2000. С. 312— 328.

392. Кузнецов И. В. О предмете исторической риторики // Критика и семиотика. — Новосибирск, 2005. Вып. 8. - С. 44-65

393. Кулешов В. И. Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке : (первая половина) / В. И. Кулешов. М. : Изд-во МГУ, 1977. - 349 с.

394. Кулешов В. И. История русской критики XVIII начала XX веков : учебник / В. И. Кулешов. - М.: Просвещение, 1984. - 528 с.

395. Купреянова Е. Н. Национальное своеобразие русской литературы : очерки и характеристики / Е. Н. Купреянова, Г. П. Макогоненко. Л. : Наука, 1976. - 415 с.

396. Курилов А. С. Литературоведение в России XVIII века / А. С. Курилов. М. : Наука, 1981.-264 с.

397. Ларкович Д. В. Александровский цикл Г. Р. Державина в ракурсе мифориторики // Интерпретация текста : Сюжет и мотив : сб. науч. тр. — Новосибирск, 2001.-Вып. 4.-С. 67-76.

398. Лебедева О. Б. Неопубликованные стихотворные переложения западноевропейской прозы в творчестве В. А. Жуковского / О. Б. Лебедева, А. С. Янушкевич // Рус. лит. 1982. - № 2. - С. 153 - 163.

399. Лебедева О. Б. «Разговор книгопродавца с поэтом» А. С. Пушкина // Примеры целостного анализа художественного произведения : учеб. пособие. — Томск, 1988. — С. 5 — 35.

400. Лебедева О. Б. Драматургические опыты В. А. Жуковского / О. Б. Лебедева. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 1992.-205 с.

401. Лебедева О. Б. Русская высокая комедия XVIII века. Генезис и поэтика жанра / О. Б. Лебедева. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1996. - 358 с.

402. Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века : учебник для студентов вузов / О. Б. Лебедева. М. : Высш. шк., 2000. - 415 с.

403. Лебедева О. Б. Принципы романтического жизнетворчества в дневниках В. А. Жуковского // Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем : в 20 т. М., 2004. - Т. 13. — С. 420-442.

404. Левитский И. М. Курс российской словесности для девиц : в 2 ч. / И. М. Левитский. СПб., 1812. - Ч. 1 - 2.

405. Лейтон Л. Дж. Эзотерическая традиция в русской романтической литературе / Л. Дж. Лейтон. СПб. : Академ, проект, 1995. - 254 с.

406. Лежнев А. 3. Проза Пушкина : опыт стилевого исследования / А. 3. Лежнев. -М. : Худож. лит., 1966. 262 с.

407. Лермонтовская энциклопедия / гл. ред. В. А. Мануйлов. М. : Сов. энциклопедия, 1981.-784 с.

408. М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников : сб. — М. : Художественная лит., 1989. 672 с.

409. Летопись жизни и творчества Н. В. Гоголя : нежинский период (1820 1828) / сост. Н. М. Жаркевич и др.. - 2-е изд. - Нежин : ООО Видавництво «Аспект-Полпраф», 2009.-260 с.

410. Литературная теория немецкого романтизма : документы / ред., вступ. ст. и коммент. Н. Я. Берковского. Л. : Изд-во писателей в Ленинграде, 1934. - 336 с.

411. Литературное наследие декабристов : сб. / отв. ред. В. Г. Базанов, В. Э. Вацуро. Л. : наука, 1975. - 400 с.

412. Литературные манифесты западноевропейских романтиков / собр. текстов, вступ. ст. и общ. ред. А. С. Дмитриева. — М.: Изд-во МГУ, 1980. 639 с.

413. Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века / ред., вступ. ст. и примеч. Н. Л. Бродского. М.; Л.: Academia, 1930. - 588 с.

414. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы / Д. С. Лихачев. Л. : Наука, 1967.-372 с.

415. Лихачев Д. С. Древнерусская литература и русская культура XVIII-XX вв. / Д. С. Лихачев. Л. : Наука, 1971. - 380 с.

416. Лихачев Д. С. Поэзия садов : к семантике садово-парковых стилей / Д. С. Лихачев. Л. : Наука, 1982. - 343 с.

417. Лихачев Д. С. Избранные работы : в 3 т. / Д. С. Лихачев. Л. : Худож. лит., 1987.-Т. 1-3.

418. Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос / А. Ф. Лосев; сост. и ред. А. А. Тахо-Годи. -М.: Мысль : Рос. открытый ун-т, 1993. 958 с.

419. Лотман Ю. М. Неизвестные стихотворения А. Мещевского // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1961. - Вып. 104. - С. 277 - 280.

420. Лотман Ю. М. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман. М. : Искусство, 1970. - 384 с.

421. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура стиха : пособие для студ. / Ю. М. Лотман. Л.: Просвещение, 1972. - 271 с.

422. Лотман Ю. М. Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин» : спецкурс : вводные лекции в изучение текста / Ю. М. Лотман. Тарту : Изд-во Тарту, ун-та, 1975. -108 с.

423. Лотман Ю. М. Александр Сергеевич Пушкин : биография писателя : пособие для учащихся / Ю. М. Лотман. Л. : Просвещение, 1982. - 253 с.

424. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин» : комментарий : пособие для учителя / Ю. М. Лотман. — 2 изд. - Л. : Просвещение, 1983. — 416 с.

425. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова : Пушкин, Лермонтов, Гоголь : кн. для учителя / Ю. М. Лотман. М. : Просвещение, 1988. - 351 с.

426. Лотман Ю. М. Культура и взрыв / Ю. М. Лотман. М. : Прогресс : Гнозис, 1992.-271 с.

427. Лотман Ю. М. Избранные статьи : в 3 т. / Ю. М. Лотман. Таллинн : Александра, 1992 - 1993. - Т. 1 - 3.

428. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров : человек текст - семиосфера -история / Ю. М. Лотман. - М. : Языки рус. культуры, 1996. - 448 с.

429. Лотман Ю. М. О русской литературе / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство, 1997.-848 с.

430. Лотман Ю. М. Карамзин / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство, 1997. - 856 с.

431. Лотман Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство, 2000. - 704 с.

432. Лотман Ю. М. Статье по семиотике культуры и искусства / Ю. М. Лотман. — СПб.: Акад. проект, 2002. 544 с.

433. Лотман Ю. М. Об искусстве / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство, 2005. - 726с.

434. Лотман Ю. М. Пушкин : статьи и заметки / Ю. М. Лотман. М. : Вагриус, 2008. - 447 с.

435. Лотман М. Ю. Путь Пушкина к прозе // Пушкин и русская литература : сб. науч. тр. Рига, 1986. - С. 34 - 45.

436. Маймин Е. А. О русском романтизме : кн. для учителя / Е. А. Маймин. — М. : Просвещение, 1975.-239 с.

437. Маймин Е. А. Русская философская поэзия. Поэты-любомудры, А. С. Пушкин, Ф. И. Тютчев / Е. А. Маймин. — М. : наука. 1976. 190 с.

438. Маймин Е. А. Пушкин. Жизнь и творчество / Е. А. Маймин. — М. : наука, 1981.-209 с.

439. Макогоненко Г. П. От Фонвизина до Пушкина : из истории русского реализма / Г. П. Макогоненко. М. : Худож. лит., 1969. - 472 с.

440. Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы (1830-1833) / Г. П. Макогоненко. Л.: Худож. лит., 1974. - 374 с.

441. Макогоненко Г. П. «Капитанская дочка» А. С. Пушкина / Г. П. Макогоненко. М.: Худож. лит., 1977. - 108 с.

442. Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы (1833-1836) / Г. П. Макогоненко. Л.: Худож. лит., 1982. - 463 с.

443. Макогоненко Г. П. Избранные работы о Пушкине, его предшественниках и наследниках / Г. П. Макогоненко. Л. : Худож. лит., 1987. — 640 с.

444. Манн Ю. В. Русская философская эстетика (1820-1830-е годы) / Ю. В. Манн. -М.: Искусство, 1969. 304 с.

445. Манн Ю. В. Поэтика русского романтизма / Ю. В. Манн. М.: Наука, 1976.375 с.

446. Манн Ю. В. В поисках живой души : «Мертвые души» : писатель критика -читатель / Ю. В. Манн. - М. : Книга, 1984. - 415 с.

447. Манн Ю. В. Диалектика художественного образа / Ю. В. Манн. М. : Сов. писатель, 1987. — 319 с.

448. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя / Ю. В. Манн. М.: Худож. лит., 1988. - 413 с.

449. Манн Ю. В. Динамика русского романтизма / Ю. В. Манн. — М. : Аспект Пресс, 1995.-383 с.

450. Манн Ю. В. Мотив и жанр : (К своеобразию повести Гоголя «Тарас Бульба») // Русская повесть как форма времени : сб. ст. — Томск, 2002. С. 135 - 142.

451. Манн Ю. В. Гоголь. Труды и дни : 1809 1845 / Ю. В. Манн. - М. : Аспект Пресс, 2004.-813 с.

452. Манн Ю. В. Гоголь : завершение пути : 1845 1852 / Ю. В. Манн. - М. : Аспект Пресс, 2009. - 304 с.

453. Мануйлов В. А. Летопись жизни и творчества М. Ю. Лермонтова / В. А. Мануйлов. -М.: Наука, 1964. 198 с.

454. Мануйлов В. А. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» : комментарий / В. А. Мануйлов. — М.; Л.: Просвещение, 1966. — 276 с.

455. Маркович В. М. Из наблюдений над композицией «Евгения Онегина» // Изв. АН Каз. ССР. Сер. общественных наук. 1963. - Вып. 1. - С. 84 - 94.

456. Маркович В. М. Человек в романах И. С. Тургенева / В. М. Маркович. — Л. : Изд-во ЛГУ, 1975.-156 с.

457. Маркович В. М. О мифологическом подтексте сна Татьяны // Болдинские чтения : сб. ст. Горький, 1981. - С. 69 - 81.

458. Маркович В. М. И. С. Тургенев и русский реалистический роман ХЕХ века (30-50-е годы) / В. М. Маркович. Л. : Изд-во ЛГУ, 1982. - 208 с.

459. Маркович В. М. Петербургские повести Н. В. Гоголя / В. М. Маркович. Л. : Изд-во ЛГУ, 1989.-208 с.

460. Мароши В. В. «Плетение словес» в жизнетворчестве и поэтике Гоголя // Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции) : сб. ст. / ред. Н. В. Хомук. — Томск, 2007. Вып. 1. - С. 160 - 174.

461. Мароши В. В. «Плетень» как пространственный мотив и автометатекстуальная метонимия в прозе Гоголя // Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции): сб. ст. / ред. Н. В. Хомук. Томск, 2008. - Вып. 2. - С. 171 - 178.

462. Меднис Н. Е. Слово в скобках в романе «Евгений Онегин» // Болдинские чтения : сб. ст. Горький, 1979. - С. 82- 89.

463. Меднис Н. Е. Венеция в русской литературе / Н. Е. Меднис. Новосибирск : Изд-во Новосиб. гос. пед. ун-та, 1999. - 392 с.

464. Мелетинский Е. М. Герой волшебной сказки : происхождение образа / Е. М. Мелетинский. М. : Изд-во восточной лит., 1958. — 262 с.

465. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. М. : Наука, 1976.408 с.

466. Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа / Е. М. Мелетинский. М. : Наука, 1986. - 320 с.

467. Мелетинский Е. М. «Историческая поэтика» А. Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной литературы // Историческая поэтика : итоги и перспективы изучения : сб. ст. / ред. коллегия М. Б. Храпченко и др.. М., 1986. — С. 25 -52.

468. Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы / Е. М. Мелетинский. — М. : Наука, 1990.-279 с.

469. Мелетинский Е. М. О литературных архетипах / Е. М. Мелетинский. — М., 1994.- 133 с.

470. Мелетинский Е. М. Начало психологического романа / Е. М. Мелетинский. — М. :РГГУ, 2002.-35 с.

471. Мелетинский Е. М. Избранные статьи. Воспоминания / Е. М. Мелетинский. — М.: РГГУ, 2008. 571 с.

472. Мерзляков А. Ф. Краткая риторика / А. Ф. Мерзляков. -2-е изд. — М., 1817. -115 с.

473. Мерзляков А. Ф. Краткое начертание теории изящной словесности : в 2 ч. / А. Ф. Мерзляков. М., 1822. - Ч. 1 - 2.

474. Минералова И. Г. Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма : учеб. пособие / И. Г. Минералова. М. : Флинта : Наука, 2006. - 272 с.

475. Мифы народов мира : энциклопедия : в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. М. : Большая Рос. энциклопедия, 1997. - Т. 1-2.

476. Михайлов А. В. Гоголь в своей литературной эпохе // Гоголь : история и современность : (к 175-летию со дня рождения): сб. ст. М., 1985. - С. 94 - 131.

477. Михайлов А. В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры : очерки из истории филологической науки / А. В. Михайлов. — М.: Наука, 1989. -232 с.

478. Михайлов А. В. Языки культуры : учеб. пособие по культурологи / А. В. Михайлов. М. : Языки рус. культуры, 1997. - 909 с.

479. Михайлов А. В. Обратный перевод. Русская и западноевропейская культура : проблемы взаимосвязей. М. : Языки рус. культуры, 2000. - 856 с.

480. Михайлова H. И. Образ Сильвио в повести А. С. Пушкина «Выстрел» // «Замысел, труд, воплощение.» : сб. ст. — М., 1977.- С. 138-151.

481. Михайлова Н. И. Роман «Евгений Онегин» и ораторская культура первой трети XIX века // Пушкин. Исследования и материалы. JL, 1989. - T. XIII. - С. 425-447.

482. Михед П. В. Об апостольском проекте Гоголя // Гоголь как явление мировой литературы : сб. ст. М., 2003. - С. 42-55.

483. Моисеева М. В. Влияние балладной поэтики на повесть «Тамань» // Карамзинский сб. Биография. Творчество. Традиции. XVIII век. Ульяновск, 1997. -Ч. 1.- С. 79 92.

484. Моисеева М. В. Динамика взаимодействия поэзии и прозы в творческой эволюции М. Ю. Лермонтова : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / М. В. Моисеева. Самара, 1999. - 23 с.

485. Мордовченко Н. И. Русская критика первой четверти XIX века / Н. И. Мордовченко. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1959. - 430 с.

486. Морозова Н. П. Библиотека дворян Башмаковых-Верещагиных (XVIII — начало XIXв.)//XVIII век.-СПб., 1993.-Сб. 18.-С. 351-363.

487. Набоков В. В. Предисловие к «Герою нашего времени» // Новый мир. — 1988.- № 4. С. 189-197.

488. Набоков В. В. Лекции по русской литературе / В. В. Набоков. М. : Независимая газ., 1998. - 439 с.

489. Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе / В. В. Набоков. — М. : Независимая газ., 1998. 511 с.

490. Набоков В. В. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина / В. В. Набоков. М. : Интелвак, 1999. - 1006 с.

491. Назарова Л. Н. Лермонтов в школе юнкеров // М. Ю. Лермонтов : исследования и материалы. Л., 1979. - С. 142 - 158.

492. Немзер А. С. «Сии чудесные виденья.» // Немзер А. С.Свой подвиг совершив : о судьбе произведений Г. Р. Державина, К. Н. Батюшкова, В. А. Жуковского / А. С. Немзер, А. Л. Зорин, H. Н. Зубков. М., 1987. - С. 223-226.

493. Никишов Ю. М. Концепция героя в романе Пушкина «Евгений Онегин» : учеб. пособие / Ю. М. Никишов. Калинин : Изд-во КГУ, 1982. - 88 с.

494. Никольский А. С. Основания российской словесности : в 2 ч. / А. С. Никольский. СПб., 1807. - Ч. 1 - 2.

495. Никонова H. Е. Стихотворные повести В. А. Жуковского 1830-х гг. : проблемы перевода и мифопоэтики : автореф. дис. . канд филол наук : 10.01.01 / H. Е. Никонова. Томск, 2005. - 21 с.

496. Никонова H. Е. Подстрочный перевод : типология, функции и роль в межкультурной коммуникации / H. Е. Никонова. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 2008. 111 с.

497. Нуржанов Б. Г. Бытие как текст. Философия в эпоху знака (Хайдеггер и Деррида) // Историко-философский ежегодник. 1992. — М., 1994. — С. 166-181.

498. Овечкин С. В. Конфликт структур : наррация и история в «петербургских повестях» Гоголя // Изв. Ураль. гос. ун-та. Сер Гуманитарные науки. — 2005. — Вып. 2, № 35.-С. 228-237.

499. Овсянико-Куликовский Д. Н. Теория поэзии и прозы / Д. Н. Овсянико-Куликовский. М., 1908. - 199 с.

500. Овсянико-Куликовский Д. Н. Литературно-критические работы : в 2 т. / Д. Н. Овсянико-Куликовский. М. : Худож. лит., 1989. - Т. 1-2.

501. Онегинская энциклопедия : в 2 т. / под общ. ред. Н. И. Михайловой. М. : Рус. путь, 1999.-Т. 1-2.

502. Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе : очерки истории и теории / Ю. Б. Орлицкий. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1991. — 200 с.

503. Орлицкий Ю. Б. Динамика стиха и прозы в русской словесности / Ю. Б. Орлицкий. М. : Изд-во РГГУ, 2008. - 846 с.

504. Орлов П. А. Русский сентиментализм / П. А. Орлов. М. : Изд-во МГУ, 1977. -270 с.

505. Осадчая Л. А. Риторическая природа художественного дискурса в повестях Н. В. Гоголя («Миргород», «Петербургские повести») : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / Л. А. Осадчая. Барнаул, 2003. - 22 с.

506. Остолопов Н. Ф. Словарь древней и новой поэзии : в 3 ч. / Н. Ф. Остолопов. -СПб., 1821.-Ч. 1-3.

507. Петров А. В. Синтетизм жанровой природы «Мертвых душ» Н. В. Гоголя : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / А. В. Петров. Томск, 1999. - 19 с.

508. Петров А. В. К вопросу о смыслообразующей тенденции жанра «Повести о капитане Копейкине» // Русская повесть как форма времени : сб. ст. — Томск, 2002. — С. 155- 164.

509. Петров А. В. Сюжет преобразования идиллии в творчестве раннего гоголя // Феномен русской классики : сб. ст. Томск, 2004. - С. 171-181.

510. Петров А. В. Видимое и слышимое : характер и значение поэтических модуляций в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» // Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции) / ред. Н. В. Хомук. Томск, 2007. - Вып. 1. - С. 175 — 186.

511. Петрунина Н. Н. Над страницами Пушкина : сб. ст. / Н. Н. Петрунина. — Л. : Наука, 1974.-167 с.

512. Петрунина Н. Н. Жуковский и пути становления русской повествовательной прозы // Жуковский и русская литература / отв. ред. Р. В. Иезуитова. Л., 1987. — С. 45 — 80.

513. Петрунина Н. Н. Проза Пушкина : (пути эволюции) / Н. Н. Петрунина. — Л. : Наука, 1988.-335 с.

514. Плаксин В. Т. Учебный курс словесности : в 2 . / В. Т. Плаксин. СПб., 1843 -1844.-Т. 1-2.

515. Подшивалов В. С. Сокращенный курс российского слога / В. С. Подшивалов. -М., 1796.-143 с.

516. Подшивалов В. С. Краткая русская просодия, или Правила, как писать русские стихи / В. С. Подшивалов. М., 1796. - 59 с.

517. Полный православный богословский энциклопедический словарь : в 2 т. — М. : Возрождение, 1992. Т. 1 - 2.

518. Полный церковно-славянский словарь. М. : Издательский отдел Московской Патриархии, 1993. - 1120 с.

519. Полевой Н. А. Очерки русской литературы : в 2 ч. / Н. А. Полевой. СПб., 1839.-Ч. 1-2.

520. Поплавская И. А. Эволюция жанра послания в творчестве В. А. Жуковского // Художественное творчество и литературный процесс : сб. ст. Томск, 1983. — Вып. 5. - С. 105-114.

521. Поплавская И. А. Жанр послания на страницах журнала «Вестник Европы» (1802 — 1815) // Проблемы литературных жанров : материалы IV науч. межвуз. конф. Томск, 28 сен.-1 окт. 1982 г. Томск, 1983. - С. 174 - 176.

522. Поплавская И. А. Формирование теории жанра послания в русской эстетике и критике // Проблемы метода и жанра : сб. ст. Томск, 1983. - Вып. 13. - С. 104 - 119.

523. Поплавская И. А. Послание в творчестве поэтов пушкинского круга // Проблемы литературных жанров : материалы V науч. межвуз. конф. Томск, 15-18 окт. 1985 г.-Томск, 1987.-С. 45-47.

524. Поплавская И. А. Жанр послания в русской поэзии первой трети XIX века : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 / И. А. Поплавская. Томск, 1987.-23 с.

525. Поплавская И. А. Жанр послания в поэзии Баратынского // Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в литературе : тез. докл. зональной науч. конф. Свердловск, 15-18 марта 1989 г. : в 2 ч. Свердловск, 1989. - Ч. 1. - С. 18 - 20.

526. Поплавская И. А. Жанр послания в творчестве любомудров (к проблеме поэтики романтизма) // Проблемы литературных жанров : материалы VI науч. межвуз. конф. Томск, 7-9 дек. 1988 г. Томск, 1990. - С. 54 - 55.

527. Поплавская И. А. Эволюция литературной критики в журнале «Вестник Европы» (1802-1830) // Проблемы литературных жанров : материалы VII науч. межвуз. конф. Томск, 4-7 мая 1992 г. Томск, 1992. - С. 10 - И.

528. Поплавская И. А. Лицеисты пушкинского выпуска в Томске (статья вторая) // Русские писатели в Томске. Томск, 1996. - С. 30 - 38.

529. Поплавская И. А. Эстетика эпических жанров в русской философской критике 1820-х годов // Проблемы литературных жанров : материалы VIII науч. межвуз. конф. Томск, 17-19 окт. 1995 г. : в 2 ч. Томск, 1996. - Ч. 1. - С. 64 - 66.

530. Поплавская И. А., Янушкевич А. С. Первая монография о журнале Московского университета «Вестник Европы» // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филол. — 1999. — № 6.-С. 128-130.

531. Поплавская И. А. Мотив покоя в раннем творчестве В. А. Жуковского // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. истор., филол., культуролог., психол. 1999. - № 268. - С. 34 -37.

532. Поплавская И. А. Мотив смерти-возрождения в творчестве В. А. Жуковского 1800-1820-х годов // Православие и Россия : канун третьего тысячелетия : материалы Духовно-исторических чтений. Томск, 2000. - С.83 — 85.

533. Поплавская И. А. Американский сюжет в критике А. С. Пушкина // Американские исследования в Сибири : материалы Всерос. науч. конф. «Американский и сибирский фронтир». Томск, 6-8 февр. 2001 г. Томск, 2001. - Вып. 5. - С. 194 - 199.

534. Поплавская И. А. О типологии хронотопа : (баллады В. А. Жуковского и «Повести Белкина» А. С. Пушкина) // Проблемы литературных жанров : материалы X Междунар. науч. конф. Томск, 15-17 окт. 2001 г. : в 2 ч. Томск, 2002. - Ч. 1. - С. 78- 82.

535. Поплавская И. А. Сюжет преображения в повести А. С. Пушкина «Метель» // Русская повесть как форма времени : сб. ст. Томск, 2002. - С. 66 - 74.

536. Поплавская И. А. Сюжетная поэтика сибирских писем И. И. Пущина // Сибирский текст в русской культуре : к 400-летию Томска и 125-летию первого университета Сибири : сб. ст. Томск, 2002. - С. 31 -37.

537. Поплавская И. А. Царскосельский лицей : две модели культурного строительства // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. философ., культурол., филол. 2003. — № 277. -С. 99-102.

538. Поплавская И. А. М. Бахтин о соотношении поэзии и прозы в словесном художественном творчестве // Феномен русской классики: сб. ст. Томск, 2004. - С. 33 -39.

539. Поплавская И. А. Романтическая эстетика и поэтика как предмет рефлексии М. М. Бахтина // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер философ., культурол., филол. — 2004. — № 282. -С. 190- 193.

540. Поплавская И. А. «Наталья, боярская дочь» Н. М. Карамзина и А. И. Мегцевского // Карамзин и время : сб. ст. Томск, 2006. - С. 192 - 206.

541. Поплавская И. А. Эстетика и поэтика прозиметрического текста в письмах М. Ю. Лермонтова : к постановке проблемы // Актуальные проблемы интерпретации текста : перевод. Нарратив. Диалог : сб. ст. — 2006. — С. 50 — 57.

542. Поплавская И. А. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в сборнике «Стихотворения М. Лермонтова» (1840) // Вестн. Том. гос. ун-та. 2007. - № 297.-С. 17-24.

543. Поплавская И. А. «Марьина роща» В. А. Жуковского и А. И. Мещевского // Жуковский и время : сб. ст. Томск, 2007. - С. 86 - 95.

544. Поплавская И. А. Взаимодействие поэзии и прозы как способ текстопорождения в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции): сб. ст. — Томск, 2007. — Вып. 1. С. 47 — 58.

545. Поплавская И. А. Типы взаимодействия поэзии и прозы в журнале В. А. Жуковского «Вестник Европы» // Сиб. филол. журн. 2008. - № 3. - С. 24 - 35.

546. Поплавская И. А. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Сиб. филол. журн. 2008. - № 4. — С. 29-39.

547. Поплавская И. А. Взаимодействие поэтического и прозаического начал в «Петербургских повестях» Н. В. Гоголя // Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции): сб. ст. Томск, 2008. - Вып. 2. - С. 85 - 102.

548. Поплавская И. А. Поэтические принципы в повествовательной структуре «Миргорода» // Гоголеведческие студии : сб. ст. Нежин, 2008. - Вып. 17. - С. 42 - 54.

549. Поплавская И. А. Ганнибал Абрам // Энциклопедия Томской области : в 2 т. / редкол. Г. В. Майер и др.. Томск, 2008-2009. - Т. 1. - С. 140 - 141.

550. Поплавская И. А. Диалог поэзии и прозы в сборнике В. А. Жуковского «Баллады и повести» (статья первая) // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. филол. — 2009. — № 26..-С. 59-77.

551. Поплавская И. А. Диалог поэзии и прозы в сборнике В. А. Жуковского «Баллады и повести» (статья вторая) // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. филол. — 2009. — № 37..-С. 76-83.

552. Потебня А. А. Эстетика и поэтика / А. А. Потебня. М. : Искусство, 1976.615 с.

553. Потебня А. А. Слово и миф / А. А. Потебня. М. : Правда, 1989. - 624 с.

554. Потебня А. А. Теоретическая поэтика / А. А. Потебня. — М. : Высш. шк., 1990. 344 с.

555. Потебня А. А. Собрание трудов : в 2 т. / А. А. Потебня. М. : Лабиринт, 1999. -Т. 1-2.

556. Пумпянский Л. В. Классическая традиция / Л. В. Пумпянский. — М. : Языки рус. культуры, 2000. 864 с.

557. Пятигорский А. М. «Другой» и «свое» как понятия литературной философии // Сб. ст. к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, 1992. - С. 3 - 9.

558. Пятигорский А. М. Мифологические размышления : лекции по феноменологии мифа / А. М. Пятигорский. М.: Языки рус. культуры, 1996. — 287 с.

559. Пятигорский А. М. Избранные труды / А. М. Пятигорский. М. : Языки рус. культуры, 1996. - 590 с.

560. Пятигорский А. М. Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства / А. М. Пятигорский. М.: Новое лит. обозрение, 2009. - 443 с.

561. Резанов В. И. Из разысканий о сочинениях Василия Андреевича Жуковского : в 2 вып. / В. И. Резанов. СПб., 1906 - 1916. - Вып. 1 - 2.

562. Рижский И. М. Опыт риторики / И. М. Рижский. — СПб., 1796. 396 с.

563. Рижский И. М. Наука стихотворства / И. М. Рижский. — СПб., 1811. 352 с.

564. Рождественский Ю. В. Теория риторики / Ю. В. Рождественский. — М. : Добросвет, 1997. 600 с.

565. Роскина Н. А. Новое о поэте А. Мещевском // Литературное наследство. — М., 1956. Т. 60, кн. 1. - С. 537 - 540.

566. Русская литературная критика XVIII века : сб. текстов / сост., ред., вступ. статья и примеч. В. И. Кулешова. М. : Сов. Россия, 1978. — 397 с.

567. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века : сб. : в 2 т. / сост., вступ. статьи и примеч. 3. А. Каменского. М. : Искусство, 1974. - Т. 1-2.

568. Самосознание культуры и искусства XX века : Западная Европа и США / отв. ред. и сост. Р. А. Гальцева. — М., СПб. : Университетская кн., Культурная инициатива, 2000. 640 с.

569. Самышкина А. В. К проблеме гоголевского фольклора (два типа сказа и литературная полемика в «вечерах на хуторе близ Диканьки» // Рус. лит. 1979. — № 3. — С. 61-80.

570. Сандлер С. Далекие радости. Александр Пушкин и творчество изгнания : пер. с англ. / С. Сандлер. СПб. : Академ, проект, 1999. - 225 с.

571. Семенко И. М. Поэты пушкинской поры / И. М. Семенко. — М. : Худож. лит., 1970.-295 с.

572. Семенко И. М. Жизнь и поэзия Жуковского / И. М. Семенко. М. : Худож. лит., 1975.-255 с.

573. Семенко И. М. В. А. Жуковский // Сочинения : в 3 т. / В. А. Жуковский. М., 1980.-Т. 1,-С. 5-39.

574. Серков А. И. История русского масонства XIX века / А. И. Серков. — СПб. : Изд-во имени Н. И. Новикова, 2000. — 400 с.

575. Серман И. 3. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира / И. 3. Серман. Л. : Наука, 1973.-284 с.

576. Серман И. 3. К вопросу о смысловом единстве баллад В. А. Жуковского // Сб. ст. к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, 1993. - С. 163-171.

577. Серман И. 3. Михаил Лермонтов : жизнь в литературе, 1836 1841 / И. 3. Серман. - М. : Изд-во РГГУ, 2003. - 277 с.

578. Серман И. 3. Литературное дело Карамзина / И. 3. Серман. М. : Изд-во РГГУ, 2005.-328 с.

579. Сидяков Л. С. Наблюдения над словоупотреблением Пушкина («проза» и «поэзия») // Пушкин и его современники : сб. ст. Псков, 1970. - С. 120-128.

580. Сидяков Л. С. Художественная проза А. С. Пушкина : учеб. пособие / Л. С. Сидяков. Рига, 1973. - 218 с.

581. Сидяков Л. С. Проза и поэзия Пушкина. Соотношение и взаимодействие : автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.01.01 / Л. С. Сидяков. Тарту, 1975.-48 с.

582. Силантьев И. В. Мотив в системе художественного повествования : проблемы теории и анализа / И. В. Силантьев. — Новосибирск : Изд-во ИДМИ, 2001. -235 с.

583. Силантьев И. В. Поэтика мотива / И. В. Силантьев. М. : Языки славян, культуры, 2004. - 294 с.

584. Силантьев И. В. Газета и роман : риторика дискурсных смешений / И. В. Силантьев. М.: Языки славян, культуры, 2006. - 222 с.

585. Сильман Т. Заметки о лирике / Т. Сильман. Л. : Сов. писатель, 1977. - 223 с.

586. Синявский А. Д. Избранное. В тени гоголя / А. Д. Синявский. — М. : Аграф, 2001.-416 с.

587. Синявский А. Д. Литературный процесс в России / А. Д. Синявский. — М. : Изд-во РИГУ, 2003. 418 с.

588. Скобелева М. Л. Комические жанры в лирике М. Ю. Лермонтова : автореф. дис. канд. филол. наук : 10.01.01 / М. Л. Скобелева. — Екатеринбург, 2009. 23 с.

589. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л. И. Тимофеев. М. : Просвещение, 1974. - 512 с.

590. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы : экспериментальное изд. Новосибирск : Изд-во СО РАН, 2006. — Вып 1. — 243 с.

591. Словарь-указатель сюжетов и мотивов русской литературы : экспериментальное изд. Новосибирск : Изд-во СО РАН, 2006. - Вып. 2. - 245 с.

592. Смирнов И. П. Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней / И. П. Смирнов. М.: Новое Лит. обозрение, 1994. - 352 с.

593. Смирнов И. П. Мегаистория. К исторической типологии культуры / И. П. Смирнов. М. : Аграф, 2000. - 544 с.

594. Смирнов И. П. Смысл как таковой / И. П. Смирнов. СПб. : Академ. Проект, 2001.-344 с.

595. Смирнова Е. А. Жуковский и Гоголь. (К вопросу о творческой преемственности) // Жуковский и русская культура : сб. ст. / отв. ред. Р. В. Иезуитова. — Л., 1987.-С. 244-260.

596. Смирнова Е. А. Поэма Гоголя «Мертвые души» / Е. А. Смирнова. — J1. : Наука, 1987.-199 с.

597. Соловей Н. Я. Из истории работы А. С. Пушкина над сюжетом «Евгения Онегина» : (Альбом Онегина) // «Замысел, труд, воплощение.» : сб. ст. — М., 1977. С. 101-117.

598. Сорокин Ю. С. Развитие словарного состава русского литературного языка : 30 90-ые годы XIX века / Ю. С. Сорокин. - М.; Л. : Наука, 1965. - 564 с.

599. Сталь, Жермена де. О литературе, рассмотренной в связи с общественными установлениями / Ж. де Сталь. М. : Искусство, 1989. - 476 с.

600. Степанищева Т. Баллады Жуковского : границы и возможности жанра // Проблемы границы в культуре. Кафедра рус. лит. Тарту, ун-та. Тарту, 1998. — Вып. 6. — С. 97-110.

601. Степанов Н. Л. Поэты и прозаики / Н. Л. Степанов. М. : Худож. лит., 1966.360 с.

602. Степанов Н. Л. Лирика Пушкина / Н. Л. Степанов. М. : Худож. лит., 1974.366 с.

603. Тамарченко Н. Д. Типология реалистического романа. На материале классических образцов жанра XÏX века / Н. Д. Тамарченко. — Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1988. 197 с.

604. Тамарченко Н. Д. «Эстетика словесного творчества» Бахтина и русская религиозная философия : пособие по спецкурсу / Н. Д. Тамарченко. М. : Изд-во РГГУ, 2001.-203 с.

605. Тамарченко Н. Д. Теоретическая поэтика : введение в курс : учеб. пособие / Н. Д. Тамарченко. М., 2006. - 209 с.

606. Тамарченко Н. Д. Русская повесть Серебряного века : проблемы поэтики сюжета и жанра : монография / Н. Д. Тамарченко. M. : INTRADA, 2007. - 255 с.

607. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении : в 3 кн. / редкол. Г. А. Абрамович и др.. М. : Наука, 1962 - 1965. - Кн. 1-3.

608. Теория литературы : учеб. пособие : в 2 т. / под ред. Н. Д. Тамарченко. — М. : Академия, 2004. Т. 1 - 2.

609. Тодд III Уильям Миллз. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху : пер. с англ. / У. М. Тодц III. СПб. : Академ, проект, 1994. — 207 с.

610. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу / Ц. Тодоров. М. : Дом интеллектуальной кн., 1999. — 144 с.

611. Тодоров Ц. Теории символа / Ц. Тодоров. М. : Дом интеллектуальной кн., 1999.-384 с.

612. Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика : антология. М., 2001. - С. 355-369.

613. Томашевский Б. В. Стих и язык : филологические очерки / Б. В. Томашевский. М.; JI. : Гослитиздат, 1959. - 469 с.

614. Томашевский Б. В. Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция // Литературное наследство. М., 1941. - Т. 43 — 44. — С. 496-499.

615. Томашевский Б. В. Стилистика и стихосложение : курс лекций / Б. В. Томашевский. Л. : Учпедгиз, 1959. - 535 с.

616. Томашевский Б. В. Пушкин и Франция / Б. В. Томашевский. Л. : Сов. писатель, 1960. - 498 с.

617. Томашевский Б. В. Пушкин : в 2 т. / Б. В. Томашевский. М. : Худож. лит., 1990.-Т. 1-2.

618. Томашевский Б. В. Теория литературы : учеб. пособие / Б. В. Томашевский. -М. : Аспект Пресс, 1996. 336 с.

619. Топоров В. Н. Эней — человек судьбы. К «средиземноморской» персонологии / В. Н. Топоров. М.: Радикс, 1993. - Ч. 1. - 201 с.

620. Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина : опыт прочтения : к двухсотлетию со дня выхода в свет / В. Н. Топоров. М. : Изд-во Рос. гос. гуманит. ун-та, 1995. — 511 с.

621. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического : избранное / В. Н. Топоров. — М. : Прогресс, 1995. 623 с.

622. Топоров В. Н. Из истории русской литературы / В. Н. Топоров. М. : Языки рус. культуры, 2003. - Т. 2. — 928 с.

623. Троицкий В. Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 2030-х годов XIX в. / В. Ю. Троицкий. М.: Наука, 1985. - 279 с.

624. Турбин В. Н. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. Об изучении литературных жанров / В. Н. Турбин. М.: Просвещение, 1978. - 238 с.

625. Турбин В. Н. Поэтика романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» / В. Н. Турбин. М.: Изд-во МГУ, 1996. - 232 с.

626. Тынянов Ю. Н. Архаисты и новаторы / Ю. Н. Тынянов. Л. : Прибой, 1929. —596 с.

627. Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники / Ю. Н. Тынянов. М. : Наука, 1969.-424 с.

628. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Н. Тынянов. — М. : Наука, 1977.-574 с.

629. Тынянов Ю. Н. Литературный факт / Ю. Н. Тынянов. М. : Высш. шк., 1993. -319 с.

630. Тюпа В. И. Художественность литературного произведения : вопросы типологии / В. И. Тюпа. Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1987. - 219 с.

631. Тюпа В. И. Художественность чеховского рассказа : учеб. пособие / В. И. Тюпа. М.: Высш. шк., 1989. - 135 с.

632. Тюпа В. И. Аналитика художественного. (Введение в литературоведческий анализ) / В. И. Тюпа. М. : Лабиринт, 2001.-192 с.

633. Тюпа В. И. Анализ художественного текста : учеб. пособие / В. И. Тюпа. М. : Академия, 2009. - 332 с.

634. Удодов Б. Т. М. Ю. Лермонтов : художественная индивидуальность и творческие процессы / Б. Т. Удодов. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1973. — 702 с.

635. Удодов Б. Т. Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» : кн. для учителя / Б. Т. Удодов. М. : Просвещение, 1989. - 191 с.

636. Удодов Б. Т. Пушкин : художественная антропология / Б. Т. Удодов. -2-е изд. Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1999. - 302 с.

637. Успенский Б. А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционной формы / Б. А. Успенский. — М.: Искусство, 1970. — 225 с.

638. Успенский Б. А. Из истории русского литературного языка XVIII начала XIX века. Языковая программа Карамзина и ее исторические корни / Б. А. Успенский. — М. : Изд-во МГУ, 1985.-215 с.

639. Успенский Б. А. Избранные труды : в 3 т. / Б. А. Успенский. — М. : Языки рус. культуры, 1996 1997. - Т. 1 - 3.

640. Успенский Б. А. Этюды о русской истории / Б. А. Успенский. — СПб.: Азбука, 2002. 480 с.

641. Фарино Е. Введение в литературоведение : учеб. пособие / Е. Фарино. — СПб. : Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена : ООО Береста, 2004. 639 с.

642. Фатеева Н. А. Стих и проза как две формы существования поэтического идиостиля : автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.02.01/Н. А. Фатеева. М., 1996. - 42 с.

643. Фомичев С. А. Поэзия Пушкина : творческая эволюция / С. А. Фомичев. Л. : Наука, 1986.-303 с.

644. Фраанье M. Г. Прощальные письма М. В. Сушкова (О проблеме самоубийства в русской культуре конца XVIII века) // XVIII век. СПб., 1995. - Сб. 19. — С. 147-167.

645. Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра / О. М. Фрейденберг. М. : Лабиринт, 1997.-448 с.

646. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности / О. М. Фрейденберг. — М. : Восточ. лит. РАН, 1998. 800 с.

647. Фридман Н. В. Поэзия Батюшкова / Н. В. Фридман. М. : наука, 1971. - 383 с.

648. Фридман Н. В. Романтизм в творчестве А. С. Пушкина : уч. пособие для учащихся / Н. В. Фридман. М. : Просвещение, 1980. - 191 с.

649. Фризман Л. Г. Творческий путь Баратынского / Л. Г. Фризман. — М. : Наука, 1966.-141 с.

650. Фризман Л. Г. Жизнь лирического жанра : русская элегия от Сумарокова до Некрасова / Л. Г. Фризман. М. : Наука, 1973. - 167 с.

651. Фризман Л. Г. Декабристы и русская литература / Л. Г. Фризман. М. : Худож. лит., 1988. - 303 с.

652. Халикова Н. В. Категория образности художественного прозаического текста : автореф. дис. . д-ра филол наук : 10. 02. 01 / Н. В. Халикова. М., 2004. - 43 с.

653. Хейзинга И. Осень средневековья. Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах / И. Хейзинга. М. : Наука, 1988. -543 с.

654. Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / И. Хейзинга. — М. : Прогресс, Прогресс-академия, 1992.-461 с.

655. Ходанен Л. А. Фольклорные и мифологические образы в поэзии Лермонтова : учеб. пособие / Л. А. Ходанен. — Кемерово : Изд-во Кемеров. ун-та, 1993. — 116 с.

656. Ходанен Л. А. Миф в творчестве русских романтиков / Л. А. Ходанен. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 2000. 320 с.

657. Ходанен Л. А. Молчание и слово в творческой рефлексии М. Ю. Лермонтова // Феномен русской классики : сб. ст. Томск, 2004. - С. 155 - 162.

658. Хомук Н. В. «Старосветские помещики» Н. В. Гоголя : к проблеме антропоцентричности художественного мира // Русская повесть как форма времени : сб. ст. Томск, 2002. - С. 124 - 134.

659. Хомук Н. В. Ольфакторные мотивы в художественной прозе Н. В. Гоголя // Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции) : сб. ст. Томск, 2007. — Вып. 1.-С. 187-212.

660. Хомук Н. В. «Миргород» Н. В. Гоголя : к проблеме художественной онтологии / Н. В. Хомук. — Томск : Изд-во Том. ун-та, 2007. — 50 с.

661. Хомук Н. В. Гоголь и Мелвилл : культурно-философская модель «нового» эпоса в американской и русской литературе // Н. В. Гоголь и славянский мир (русская и украинская рецепции): сб. ст. Томск, 2008. - Вып. 2. - С. 340 - 375.

662. Чепкина Э. В. Русский журналистский дискурс : текстопорождающие практики и коды : 1995 2000 : автореф. дис. . д-ра филол. наук : 10.02.01 / Э. В. Чепкина. - Екатеринбург, 2001. - 37 с.

663. Чудаков А. П. Вещь в мире Гоголя // Гоголь : история и современность : сб. ст.-М., 1985.-С. 271-276.

664. Чумаков Ю. Н. Состав художественного текста «Евгения Онегина» // Учен, зап. Ленингр. пед. ин-та им. А. И. Герцена. Псков, 1970. - № 434 : Пушкин и его современники. - С. 20 — 33.

665. Чумаков Ю. Н. Об авторских примечаниях к «Евгению Онегину» // Болдинские чтения : сб. ст. Горький, 1976. - С. 58 - 72.

666. Чумаков Ю. Н. Стихотворная поэтика Пушкина / Ю. Н. Чумаков. — СПб.: Гос. Пушкин, театр, центр, 1999. 431 с.

667. Чумаков Ю. Н. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина : в мире стихотворного романа / Ю. Н. Чумаков. М.: Изд-во МГУ, 1999. - 128 с.

668. Чумаков Ю. Н. Пушкин. Тютчев : опыт имманентных рассмотрений / Ю. Н. Чумаков. М. : Языки славян, культуры, 2008. - 411 с.

669. Чумаков Ю. Н. Лирика и лирический метасюжет (часть 1) // Сюжет, мотив, история : сб. науч. ст. / Ин-т филологии СО РАН. Новосибирск, 2009. - С. 3 — 31.

670. Шапир М. И. Universum versus : Язык стих — смысл в русской поэзии XVIII -XX веков / М. И. Шапир. - М. : Языки рус. культуры, 2000. - Кн. 1. - 536 с.

671. Шапир М. И. Статьи о Пушкине / М. И. Шапир. М. : Языки славян, культур, 2009. - 399 с.

672. Шатин Ю. В. «Капитанская дочка» А. С. Пушкина в русской исторической беллетристике первой половины XIX века : учеб. пособие к спецкурсу / Ю. В. Шатин. -Новосибирск : Изд-во НГПИ, 1987. 80 с.

673. Шатин Ю. В. Художественная целостность и жанрообразовательные процессы / Ю. В. Шатин. Новосибирск : Изд-во Новосибир. ун-та, 1991. - 191 с.

674. Шатин Ю. В. Живая риторика / Ю. В. Шатин. Жуковский : LINK, 2000.80 с.

675. Шатин Ю. В. Теория атональной коммуникации : уч. пособие / Ю. В. Шатин. Новосибирск : Изд-во Новосибир. гос. ун-та, 2009. — 73 с.

676. Швейбельман Н. Ф. В поисках нового поэтического язьгка : проза французских поэтов середины XIX — начала XX веков / Н. Ф. Швейбельман. Тюмень : Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2002. - 237 с.

677. Шенле А. Подлинность и вымысел в авторском самосознании русской литературы путешествий : 1790 1840 / А. Шенле. - СПб. : Академ, проект, 2004. - 271 с.

678. Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Его жизнь и царствование : в 4 т. / Н. К. Шильдер. СПб., 1897 - 1898. - Т. 1 - 4.

679. Шкловский В. Б. Заметки о прозе Пушкина / В. Б. Шкловский. М. : Сов. писатель, 1937. - 144 с.

680. Шкловский В. Б. О теории прозы / В. Б. Шкловский. М. : Сов. писатель, 1983.-383 с.

681. Шкловский В. Б. Избранное : в 2 т. / В. Б. Шкловский. М. : Худож. лит., 1983.-Т. 1-2.

682. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении : «Повести Белкина» : пер. с нем. / В. Шмид. СПб. : Изд-во СПб. ун-та, 1996. - 371 с.

683. Шмид В. Проза как поэзия : Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард / В. Шмид. СПб. : ИНАПРЕСС, 1998. - 352 с.

684. Шмид В. Нарратология / В. Шмид. M : Языки славян, культуры, 2003.311 с.

685. Шоу Дж. Т. Конкорданс к стихам А. С. Пушкина : в 2 т. / Дж. Т. Шоу. M : Языки рус. культуры, 2000. - Т. 1-2.

686. Шоу Дж. Т. Поэтика неожиданного у Пушкина. Нерифмованные строки в рифмованной поэзии и рифмованные строки в нерифмованной поэзии : пер. с англ. / Дж. Т. Шоу. М. : Языки славян, культуры, 2002. - 456 с.

687. Эйхенбаум Б. М. Статьи о Лермонтове / Б. М. Эйхенбаум. М. : Изд-во АН, 1961.-371 с.

688. Эйхенбаум Б. М. О поэзии / Б. М. Эйхенбаум. Л. : Сов. писатель, 1969.552 с.

689. Эйхенбаум Б. М. О прозе : сб. ст. / Б. М. Эйхенбаум. Л. : Сов. писатель, 1969.-503 с.

690. Эйхенбаум Б. М. Поэзия и проза // Труды по знаковым системам. Тарту, 1971.-Вып. 5.-С. 477-479.

691. Эйхенбаум Б. М. О литературе : работы разных лет / Б. М. Эйхенбаум. — JI. : Сов. писатель, 1987. 544 с.

692. Элиаде М. Избранные сочинения / М. Элиаде. М.: Янус- К, 1998. - 604 с.

693. Элиаде М. Аспекты мифа : пер. с фр. / М. Элиаде. М. : Академ, проект, 2000.-224 с.

694. Элиаде М. История веры и религиозных идей : в 3 т. — М. : Критерион, 2001-2002.-Т. 1-3.

695. Эткинд А. М. Эрос невозможного. История психоанализа в России / А. М. Эткинд. СПб.: Медуза, 1993. - 463 с.

696. Эткинд А. М. Толкование путешествий. Россия и Америка в травелогах и интертекстах / А. М. Эткинд. М.: Новое лит. обозрение, 2001. - 496 с.

697. Эткинд Е. Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина / Е. Г. Эткинд. Л.: Наука, 1973. - 246 с.

698. Эткинд Е. Г. «Внутренний человек» и внешняя речь : Очерки психопоэтики русской литературы XVIII XIX вв. / Е. Г. Эткинд. - М. : Языки рус. культуры, 1999. -447 с.

699. Эткинд Е. Г. Божественный глагол : Пушкин, прочитанный в России и во Франции / Е. Г. Эткинд. М. : Языки рус. культуры, 1999. - 599 с.

700. Язвицкий Н. И. Механизм, или Стопосложение российского стихотворства / Н. И. Язвицкий. СПб., 1810.-123 с.

701. Язвицкий Н. И. Введение в науку стихотворства / Н. И. Язвицкий. СПб., 1811.-167 с.

702. Якобсон Р. О. Избранные работы : пер. с англ., нем., фр. яз. / Р. О. Якобсон. -М. : Прогресс, 1985.-455 с.

703. Якобсон Р. О. Работы по поэтике / Р. О. Якобсон. М. : Прогресс, 1987. - 461с.

704. Якобсон Р. О. Тексты, документы, исследования / Р. О. Якобсон. М., 1999.920 с.

705. Яновский Н. Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту : в 3 ч. / Н. Яновский. СПб., 1803- 1806.-Ч. 1-3.

706. Янушкевич А. С. Эпическое начало в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя // Сб. тр. молодых ученых. Томск, 1971. - С. 38 - 68.

707. Янушкевич А. С. Особенности гоголевского историзма в «Вечерах на хуторе близ Диканыси» // Сб. тр. молодых ученых. Томск, 1974. - Вып. 3. - С. 153 - 163.

708. Янушкевич А. С. Жуковский и Ломоносов // Библиотека В. А. Жуковского в Томске : в 3 ч. Томск, 1978. - Ч. 1. - С. 52 - 70.

709. Янушкевич А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жуковского / А. С. Янушкевич. Томск : Изд-во Том. ун-та, 1985. — 285 с.

710. Янушкевич А. С. Отзвуки сна Татьяны в творчестве Н. В. Гоголя // Пушкин и русская культура : докл. на междунар. конф. в Новгороде (26 29 мая 1996 г.). - СПб.; Новгород, 1996.-С. 117-121.

711. Янушкевич А. С. Русская литература в отблеске венецианских зеркал // Новое литературное обозрение. 2001. - № 51. - С. 356 — 359.

712. Янушкевич А. С. Русский прозаический цикл : нарратив, автор, читатель // Русская повесть как форма времени : сб. ст. — Томск, 2002. — С. 97 — 107.

713. Янушкевич А. С. Философия и поэтика гоголевского Всемира // Вестн. Том. гос. ун-та. Сер. Филология. 2006. -№ 291. - С. 145 - 154.

714. Янушкевич А. С. В мире Жуковского / А. С. Янушкевич. М. : Наука, 2006. —524 с.

715. Янушкевич А. С. «Горная философия» в пространстве русского романтизма (В. А. Жуковский М. Ю. Лермонтов — Ф. И. Тютчев) // Жуковский и время : сб. ст. -Томск, 2007.-С. 133-161.

716. Янушкевич М. А. Типология героя в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» : Чичиков — «человек случая» и «человек судьбы» // Феномен русской классики : сб. ст. — Томск, 2004. С. 199 - 207.

717. Bakhtin and cultural theory. Manchester, New York, 2001. - 286 p.

718. Chatman S. Story and Discourse : Narrative Structure in Fiction and Film / S. Chatman. Ithaca, 1978. - 267 p.

719. Chatman S. Coming to Terms : the Rhetoric of Narrativ in Fiction and Film / S. Chatman. Ithaca, 1990. - 240 p.

720. Combe D. Poes et récit : une rhetorique des genres / D. Combe. Corti, 1989.312p.

721. Fanger D. The Creation of Nikolai Gogol / D. Fanger. Cambridge, 1979. - 280 p.

722. Fürst L. R. Fiction of Romantic Irony / L. R. Fürst. Cambridge, 1984. - 276 p.

723. Genette G. Palimpsestes : la literature au seconde degree / G. Genette. — Paris, 1982.-467 p.

724. Genette G. Paratextes / G. Genette. Paris, 1987. - 408 p.

725. Greenleaf M. Pushkin and Pomantic Fashion : Fragment, Elegy, Orient, Irony / M. Greenleaf. Stanford, 1994. - 336 p.

726. Kelly A. M. Views from the other shore Essays on Herzen, Chekhov, and Bakhtin / A. M. Kelly. New Haven, London, 1999. - 260 p.

727. Kusiak L. List poetycki : Z problemov genologicznych liriki Aleksandra Puszkina / L. Kuisiak. Wroclaw, 1982. - 153 p.

728. Meisel P. The literary theory / P. Meisel. New York, 2001. - 286 p.

729. Thomas L. P. Le vers modern, ses moyens d'expression, son esthetique / L. P. Thomas. Belin, 1996. - 224 p.