автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиции Андрея Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины XX - начала XXI вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиции Андрея Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины XX - начала XXI вв."

На правах рукописи

Ссрафимова Вера Дмитриевна

ТРАДИЦИИ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА В ФИЛОСОФСКО-ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКАНИЯХ РУССКОЙ ПРОЗЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XX - НАЧАЛА XXI ВВ.

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филолошческих наук

2 3 СЕН 2010

Орел-2010

004608570

Работа выполнена в Московском государственном гуманитарном университете им. М.А. Шолохова

Научный консультант доктор филологических наук, профессор Котовчихпна Наталия Дмитриевна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор

Давыдова Татьяна Тимофеевна

доктор филологических наук, профессор

Казаркин Александр Петрович

доктор филологических наук, профессор

Полехина Майя Мударрисовна

Ведущая организация -ГОУ ВПО «Брянский государственный университет»

Защита диссертации состоится 23 сентября 2010 г. в 14.00. на заседании диссертационного совета Д 212.183.02 при Орловском государственном университете по адресу: 302026, г. Орел, ул. Комсомольская, д. 41, ОГУ, филологический факультет, аудитория 318. С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО «Орловский государственный университет». Текст автореферата опубликован на официальном сайге ГОУ ВПО «Орловский государственный университет» http://www.univ-orel.ru

Автореферат разослан «_»__

Ученый секретарь диссертационного совета

2010 г.

^^/¿Т^г.^ А.А. Вельская

Общая характеристика работы

В современной прозе сложно переплетены две тенденции -реалистическая, укорененная в традиции предшествующей литературной истории, характеризующаяся верой в нравственные ценности и поиском путей приобщения к ним, и - постмодернистская, пронизанная стремлением выйти за рамки классической традиции, ощущением абсурдности текущей жизни, ломкой границ эстетического, преобладанием мотивов отчуждения, одиночества, утратой языковой нормы. Явление миру нового направления - и в теорегичсхжой, и в художественной практике, оцениваемого как «неклассическое, вполне оформившееся эстетическое направление»,1 - вызвало горячие споры и дискуссии, как с обвинениями, так и с принятием и одобрением. «Жуткая» нота, возникшая в русском постмодернизме, подобна крику ужаса, вырвавшемуся из уст литературы».2 В данной ситуации особенно актуальными являются проблемы традиций, опыт писателей, ориентированных на гуманистические тенденции. Именно они влияют на формирование эстетических ценностей современными художниками. Одним из таких писателей является Андрей Платонович Платонов (1899-1951). Традициям А.П. Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины XX - начала XXI вв. и посвящена данная работа. «Традиция (лат. tradition - передача, предание) - общегуманитарное понятие, характеризующее культурную память и преемственность». Понятие «традиция» мы рассматриваем как способ сохранения писательского опыта, а также как само содержание этого опыта. С точки зрения художественного творчества традиция представляет собой «совокупность неких устоявшихся, сформированных средств, приемов, способов как художественной выразительности, так и идейно-эстетического плана, которые наследуются авторами последующих поколений».4 При генетическом рассмотрении литературы, как с ее формально-структурной стороны, так и в глубинных содержательных аспектах, понятие «традиция» играет весьма ответственную роль, является ареной серьезных расхождений и мировоззренческих противостояний. Как отмечал в своих работах А.М. Панченко, культура (в том числе словесно-художественная) «располагает запасом устойчивых форм, которые актуальны на всем ее протяжении», а потому правомерен «взгляд на искусство как на эволюционирующую топику»5. В литературе XX - начала XXI вв. бытует и

1 Кякшто H.H. Русский постмодернизм // Русская литература XX века: Школы, направления, методы творческой работы : учебник для студентов высших учебных заведений / В.Н. Альфонсов [и др.]; под ред. С.И. Тиминой. СПб.; М., 2002. С.305.

2 Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература : учеб. пособие. М., 2002. С. 261.

3 Гиленсон Б.А. Традиция // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н. Николюкина. М., 2003. С. 1089.

4 Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь. Ростов-на-Дону, 2009. С. 299.

5 Панченко A.M. Топика и культурная дистанция И Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 236,240. '

противоположное представление о традиции, преемственности, которое посходит к поэме-мифу «Так говорил Заратустра» (1883-1884) Ф. Нищие: «Разбейте старые скрижали. Я велел людям смеяться над их великими учителями (...) поэтами».6

В «эпоху разрушения общезначимых этических норм»7 для нас весомы мысли русского философа начала XX века В.Ф. Эрна (1882-1917): «Человечество существует благодаря свободному следованию традиции (...) свободная традиция есть не что иное, как внутреннее метафизическое единство человечества».8 В разрезе нашей проблемы, в диалектике литературно» преемственности основополагающим понятием является понятие «большой) времени» в философско-эстетической концепции М.М. Бахтина. Концепция «большого времени» формируется у Бахтина как закономерный результат активного пофужения в проблемы сравнительно-исторической поэтики, предстает залогом постижения «новых смысловых глубин»: «Произведения разбивают грани своего времени, живут в веках, то есть в большом времени, притом часто (а великие произведения - всегда) более интенсивной и полной жизнью, чем в своей современности».9 Концептуальными для нашего исследования являются мысли ученого о «переакцентуации» классических произведении, способности их смыслового состава «расти, досоздаваться далее», «раскрывать на новом фоне все новые и новые смысловые моменты».10

В ситуации современных споров о традиции основополагающими для нас являются доводы Л.Л. Шубина в статье 1968 года, положившей начало научному восприятию творчества Л. Платонова. Ученый отметил продуктивность художественных открытий писателя для последующего развития русской литературы: «Голос Платонова участвует в диалоге, звучащем в нашей современной литературе, и на фойе платоновской прозы совсем по-иному читаются книги Сергея Залыгина. Федора Абрамова, Василия Шукшина. Валентина Распутина».11 Анализируя «рефлексы платоновских идей» в литературе, Л.А. Шубин связывал природу традиций А. Платонова с нравственно-философскими и эстетическими исканиями русской прозы: «...не о литературном воздействии произведений Платонова только идет речь, а о направленности таланта писателя, о природе его героя, о попытке этого героя осмыслить свою жизнь, жизнь других людей, о смысле о т д е л ь н о г о и о б щ е г о существ о ва ни я» (разрядка - Л.А. Шубина). Придерживаясь взгляда на искусство как на «эволкщиоиирующую тонику», теоретики литературы подчеркивают присутствие в литературе универсальных, надвременных структур, констант всемирной литературы, т.е. топосов - общих

6 НицшеФ. Соч. :в2т. М.. 1990. Т. 2. С. 141.

7 Пак Н.И. Канон // Литературная ищиклопедия терминов и иомягии / под ред. А.Н. Николкжина. М..2003. С. 337.

8 Эрн В.Ф. Борьба за Логос II Эрн В.Ф. Сочинения. М., 1991. С. 98.

9 Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 504.

10 Бахтин М.М. Вопросы литературы и -эстетики. М.. 1975. С. 231-232.

11 Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования: Об Андрее Платонове. Работы разных лет / сосг. Е.Д. Шубина. М.. 1987. С. 176.

мест, составляющих фонд преемственности, без которых литературный процесс был бы невозможен. К таким константам, неизменно присутствующим в литературном творчестве, ученые относят нравственно-философские проблемы (добро и зло, истина и красота), «вечные темы», сопряженные с мифопоэтическими смыслами, и, наконец, арсенал художественных форм, которые находят себе применение всегда и везде.12

Историческая преемственность составляет необходимое условие плодотворности всякого литературно-художественного творчества. Мы учитываем точку зрения Д. Благого на преемственность: «Преемственность -это не только усвоение, но и отталкивание, не только продолжение и развитие, но и критический пересмотр (...) преемственность - естественный закон общественно-исторического и соответственно литературного развития».13 Необходимо было учесть и замечание A.C. Бушмина, что «...сознательное усвоение традиции может приобретать то глубоко творческий характер, то, напротив, выражаться в заимствованиях, подражаниях, в поверхностных стилизациях, ведущих к эпигонству».14 В механизме подключения сопоставляемых произведений для нас важен подход ученого: «...плодотворность художественной традиции определяется не степенью зависимости того или иного писателя от своего предшественника, не широтой использования элементов его стиля, творческой манеры и т.п., а качеством художественного результата, отразившим глубину творческого преобразования воспринятого опыта».15 Проблему «влияний», «литературной традиции» при историко-генетическом рассмотрении художественного текста ставит в центр внимания В.М. Жирмунский, анализируя универсальность связей русской литературы предшествующих эпох и современности. «Задачей историка является сравнение старого и нового: новое, индивидуальное, творческое устанавливается в результате такого сравнения после учета элементов традиции. Разумеется, такой учет не может сводиться к простому механическому вычитанию традиционных элементов: он предполагает заранее органическое усвоение и творческое преобразование «заимствованного» материала»16 (курсив - Жирмунского).

Приведенные выше доводы станут основополагающими для нас в разработке методологии исследования традиций А. Платонова в русской литературе, типологических аналогий, в раскрытии особенностей большого диалога, разворачивающегося в рамках единой национальной культуры.

Актуальность исследования определяется, во-первых, тем, что разрабатываемая проблема находится в русле научных направлений современной литературоведческой науки; во-вторых, -. потребностью сравнительного описания ранее не сопоставлявшихся художественных миров;

12 Хализев В.Е. Теория литературы : учебник. 3-е изд., испр. и доп. М., 2002. С. 395,396.

13 Благой Д. Диалектика литературной преемственности // Вопросы литературы. 1962. № 2. С. 94.

14 Буш ми н А.С. Преемственность в развитии литературы. Л.: Наука, 1975. С. 116.

"Бушмин А.С. Наука о литературе: Проблемы, суждения, споры. М., 1980. С. 182.

"Там же. С. 221.

в-третьих, - необходимостью определения природы, роли и места «смыслообразуюгцих величин» (В.П. Скобелев) в движущейся панораме литературного процесса, что приводит к выявлению духовно значимых тенденций русской прозы изучаемого периода, и, наконец, тем, что изучение классических традиций, в том числе и платоновских, позволяет глубже понять основные тенденции развития русской литературы в XX - начале XXI вв. и перспективы ее дальнейшего развития.

Преемственность это не подражательность. Мы понимаем традицию как художественное освоение творчества писателя без подражательности. По мнению писателя и литературоведа А.Н. Варламова, «подражать Платонову бессмысленно. (...) в произведениях Платонова заговорила сама жизнь и оп как мог устранился, чтобы дать ей выговориться».1 Для художественною творчества оптимальна установка на преемственность без подражательности.115

На современность творчества А. Платонова и актуальность его изучения обращают внимание многие исследователи литературы XX века. Такое внимание к личности, нравственной позиции, художественному творчеству писателя вызвано прежде всего обращением Платонова к «печным темам», его глубоким пониманием внутреннего мира человека. Главные темы произведений Платонова - экзистенциальные, касающиеся переживаний человека, его жизни, смерти, бессмертия, любви, творчества, свободы. Вопросы онтологического смыслостроительства, проблемы «житейской нужды», стремление «воспеп, тревожную жизнь в человеке»14 - средоточие художественных поисков Платонова - поэта и публициста, литературного критика и журналиста, прозаика и драматурга. Все это нашло отражение в современной отечественной прозе.

Степень изученности темы. Проблема традиций А. Платонова в русской литературе второй половины XX - начала XXI вв. привлекала внимание критиков, литературоведов, писателей. Для нашего исследования важно было учесть работы 1960-1970-х гт., которые соединили в одну линию писательские имена.20 После опубликования основного корпуса платоновских текстов - с конца 1980-х гг., а главным образом в 1990-е годы и в начале XXI века появляются работы, посвященные сопоставительному анализу творчества или отдельных произведений А. Платонова с творчеством его современников: Л. Леонова (Аге носов В.В. Мировой литературный процесс 20-30-х годов и советский философский роман); М. Булгакова (Соколов Б. «Счастливая

" Варламов А. Третий сын // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества.

М„ 2000. Вып. 4. С.44.

18 Максакова М.П. Что нужно ¡кап. певцу // Максакова М.П. Воспоминания. Статьи. М., 1985. С. 137.

Платонов А Растет мое сердце во сне... // Андрей Платонов. Сочинения. М., 2004. Т. I. Кн. 1. С. 302.

См. Гор Г. Молодые и профессиональная культура: Брябина И.Л. К проблеме гуманизма в рассказах А. Платонова и Ю. Нагибина: Полтавцева II.Г. Человек и природа: (Философские повести «Жень-шень» М. Пришвина и «Джан» А. Платонова): Е. Ттспшя-Сегт. «Стихийные силы»: Платонов и Пильняк (1928-!929) и др.

Москва» и «Мастер и Маргарита»: Спор о городе и мире); М. Горького (Драгомирецкая Н.В. Горький и Платонов: К проблеме метода и стиля; Аннинский JIA. Откровение и сокровение. Горький и Платонов); Е. Замятина (Мущенко Е.Г. В художественном мире А. Платонова и Е. Замятина); М. Зощенко (Корниенко Н.В. Зощенко и Платонов: Встречи в литературе); Б. Пильняка (Скобелев В.П. Андрей Платонов и Борис Пильняк (Романы «Чевенгур» и «Волга впадает в Каспийское море»); М. Пришвина (Яблоков Е.А. Художественная философия природы: Творчество М. Пришвина и А. Платонова середины 20-х- начала 30-х годов); М. Шолохова (Корниенко Н.В. «Сказано русским языком...» Андрей Платонов и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе»; Дырдин A.A. С кровью и потом. «Поднятая целина» М. Шолохова и «Впрок» А. Платонова: два взгляда на крестьянскую трагедию; Матвеева И.И. «Чевенгур» и «Поднятая целина» М. Шолохова); В. Хлебникова (О. Меерсон. Москва, ты кто? Сходные вопросы без ответа у Хлебникова и Платонова).

«Глубокую обеспокоенность состоянием души человека, его судьбой в сложных исторических ситуациях» в прозе JI. Леонова, А. Платонова, М. Шолохова21 - отмечает II.Д. Котовчихина. А.П. Казаркин сравнивает роман «Чевенгур» с одной из крупнейших трагедийных поэм XX века, с «Песнью о Великой Матери» H.A. Клюева. Эта параллель помогает исследователю обозначить путь Платонова «от крайнего утопизма к эсхатологическому неореализму и далее - к традиционализму. Концепция конца истории, счастливого или катастрофического, отвергнута, возможности разрешения конфликтов и социальных тупиков прозаик видел внутри истории».2

Типологические сопоставления творчества Платонова и писателей «после Платонова» (О. Павлов) привлекают литературоведов в конце XX - начале XXI вв. Известны работы АЛ. Варламова «Платонов и Шукшин. Геополитические оси русской литературы», С.П. Залыгина «Трифонов, Шукшин и мы», А. Лысова «Идеалы целостности жизни у А. Платонова и А. Твардовского («Чевенгур», «Страна Муравия») и др.

Изучение произведений Платонова «по горизонтали», в историко-культурном контексте эпохи, позволило установить, что значение наследия писателя для дальнейших философско-эстетических исканий русской прозы заключалось в глубине и самобытности осмысления им жизни человека, оказавшегося свидетелем трагического хода национальной истории, в художественном совершенстве прозы, в «магическом языке» (Ю. Нагибин). Творчество Платонова обозначило важный фактор развития общественной мысли, эстетики, культуры. Благодаря его художественным открытиям русская литература обрела новый способ видения и оценки событий, реализовав ключевые составляющие возрожденной в 1920-30-е годы «экзистенциальной

21 Котовчихина Н.Д. Эпическая проза М.А Шолохова в русском литературном процессе XX века. М„ 2004. С. 146.

22 Казаркин А П. Чевенгурские апокалиптици (К параллели: А. Платонов и Н. Клюев) // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. М., 2005. Вып. 6. С. 115.

парадигмы культуры»,23 зафиксировавшей постоянный интерес художника к онтологическим, сущностным проблемам бытия.

Диахронический подход к прозе А. Платонова, охватывающий «вертикальные контексты» его творчества - связи с предшественниками (A.C. Пушкиным, Н.В. Гоголем, М.П. Салтыковым-Щедриным. Ф.М. Достоевским, JI.H. Толстым, А.П. Чеховым), и теми, кто пришел в русскую литературу значительно позднее, - был намечен в работах

A.Н.Варламова, СП. Залыгина, Н.В. Корниенко, U.M. Малыгиной.

B.А. Свительского и др. Ученые удачно реализовали этот подход, но задачи создания обобщающего монографического труда о месте и роли прозы Платонова в диахронических связях русской литературы исследователи перед собой не ставили. Между тем о влиянии художественного наследия Платонова на дальнейшие философско-эстетические искания русской прозы, как об очевидном факторе, задающем важнейшие линии ее развития, говорили сами участники литературного процесса. О значении уроков, полученных у Платонова как духовного учителя, есть свидетельства К). Нагибина, В. Бокова, Ю. Трифонова, Ф. Сучкова, JI. Бородина и др. «Платонов - предвестник и предтеча многих и многих талантов будущего, которые станут изображать не только мир в людях, как это было до сих пор. но и людей в мире».'4 - считает

C. Залыгин, определяя место и роль творчества Платонова в художественных исканиях русской прозы и перспективах ее развития как ключевое. Современное литературное пространство многие литературоведы и писатели рассматривают как «постплатоновское». «Проза Платонова есгь главный рассказ о бытии человеческом. Он не создал духовного учения, но взгляд его на человека и на мир, как ценность, содержит в себе ценнейший нравственный и духовный опыт- философию существования».25 «Платонов разделяет век пополам: в течение своей жизни свидетель и диагност, после смерти -пророк».26 Перспективный путь изучения особенностей восприятия современными писателями художественного наследия Итатонова нам видится ц том, чтобы «соединить» указанные выше парадигмы анализа платоновской прозы: «синхронической», учитывающей литературные контексты его эпохи, и «вертикальной», направленной на постижение феномена «самого метафизического русского писателя XX века»27 в диахроническом аспекте. Данная диссертационная работа призвана развить намеченные исследователями перспективы в изучении платоновских традиций.

*' Белая Г.А. История литературы в контексте современной русской теоретической мысли // Вопросы литературы. 1996. № 3. С. 15.

"4 Залыгин С. О романе А. Платонова «Счастливая Москва». Послесловие // Новый мир. 1991. №9. С. 75.

~ Павлов О. После Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М.. 2000. Вып. 4. С. 14.

"6 Битов А. Пустая сцена. Предисловие // А.П. Платонов. Ноев ковчег: Драматургия / сост. А. Мартыненко; отв. ред. Е. Шубина; Предисловие Андрея Битова. М.: Вагриус, 2006. С. 6. 77 Семенова С.Г. Метафизика русской литературы : в 2 т. М.. 2004. Т. 2. С. 207.

В дальнейших рассуждениях мы исходим m гипотезы, что воздействие творческого наследия А. Платонова на русскую прозу второй половины XX -начала XXI вв. обусловлено продуктивностью его художественных решений, связанных с глубиной постановки и разрешения онтологических, нравственно-этических, сущностных проблем бытия, гуманистическим пафосом, вниманием к внутреннему миру человека, своеобразием художественного метода писателя, реалистического в своей основе, подлинной художественностью прозы, творческим отношением Платонова к познаваемой действительности, т.е. ее пересозданием, «неослабным коррективом своим чувствам».28 Без изучения влияния творчества А. Платонова на русскую литературу нельзя составить полноценного и целостного представления о путях ее развития.

Круг изучаемых в этом отношении писателей включает авторов, которые действительно репрезентативны для выявления аспектов влияния Платонова-художника на литературный процесс последующих десятилетий. При выборе имен писателей, творчески нреемствующих и развивающих традиции

A. Платонова, мы ориентировались на тех, которые сумели выразить поэзию и трагедию русской жизни, когда идеей многих стали идеи, враждебные русскому самосознанию. Это и представители «деревенской прозы», не без основания названной С.Г. Бочаровым «великой».29 Это и Ю. Трифонов, автор «московских повестей», ставших началом целого направления в русской литературе второй половины XX века - «городской прозы». Это и Л. Бородин, представитель неореалистической тенденции, в прозе которого получают сходное с Платоновым разрешение идеи «преображения души», реальности «падшего» мира. В исследование включены представители различных эстетических ориентаций, что позволяет сделать вывод о специфике прочтения «платоновского слова» и особенностей влияния А. Платонова на процесс формирования разных векторов отечественной словесности. Нами учитываются также высказывания самих писателей о воздействии прозы А. Платонова на становление их поэтического мастерства. Об информационной ценности высказываний автора о своем творчестве мы ориентируемся и на работу М,М. Бахтина «Эпос и роман» (О методологии исследования романа)», отметившего, что именно прямые высказывания авторов помогли ему в выявлении специфических свойств исследуемых им романов.30

Объект исследования - проза, публицистика, литературно-критические статьи А. Платонова, творчество русских прозаиков второй половины XX -начала XXI вв., в философско-эстетических исканиях которых существенное значение имеют платоновские традиции (В. Белова, Ю. Казакова, В. Шукшина,

B. Распутина, Ю. Трифонова, Л. Бородина и других авторов). Для выявления глубинного родства прозы А. Платонова с русской классической и мировой литературой привлекаются произведения A.C. Пушкина, Ф.М. Достоевского,

Л Платонов А. Великая Глухая // А.П. Платонов. Возвращение; предисл. С. Залыгина; коммент. Н. Корниенко. М., 1989. С.178-179.

29 Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999. С. 570.

30 Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) И Вопросы литературы и эстетики. Исследования последних лет. М., 1975. С. 453-454.

Л.Н. Толстого, С.Т. Аксакова, Л.М. Леонова. Е.И. Замятина. М.А. Шолохова. Б.А. Пильняка и др. Конкретные формы преемственности, «сближения-отталкивания» различных художественных миров рассматриваются с учетом преломления в анализируемых произведениях философских идей Аристотеля, А. Бергсона, Н.А. Бердяева, В.И. Вернадского, Л.Н. Гумилева, Ф. Ницше. Платона, В.В. Розанова, Ж. Руссо, Вл.С. Соловьева. Н.Ф. Федорова, П.А. Флоренского, СЛ. Франка, К.Э. Циолковского, О. Шпенглера.

Предмет исследовании - выявление преемственных литературных связей, традиций и новаторства в художественных исканиях рассматриваемых в исследовании писателей в указанный период, воздействие классического литературного наследия А. Платонова на прозу В. Белова, Л. Бородина, Ю. Казакова, В. Распутина, Ю. Трифонова, В. Шукшина и других художников, историко-генетические, типологические связи творчества названных писателей, формирующих значимую линию развития русской литературы XX - начала XXI вв."

Цель диссертационного исследования - выявить преемственные литературные связи, традиции и новаторство и философско-эстстических исканиях писателей второй половины XX - начала XXI вв. в сопоставлении с классическим наследием А. Платонова; определить характер и особенности этих неоднородных, многоуровневых связей поэтических средств и приемов, получивших творческое переосмысление и развитие в художественной практике писателей разных литературных поколений.

Для достижения поставленной цели в диссертации решаются следующие задачи:

- обобщить и дополнить существующие знания о том. как в процессе творческой полемики и взаимодействия с классической русской и современной ему литературой формировались мировоззренческие взгляды и эстетические принципы А. Платонова:

- сопоставляя малоизученные статьи А. Платонова с его вершинными произведениями, дать характеристику наиболее важных для его художественной системы констант: «идея жизни», «сокровенный человек», «философия существования», «душа мира», «смысл отдельного и общего существования», «человечество-организм», «обнажившееся сердце» и др.;

- дать представление об особенностях платоновской концепции русской жизни и национального характера, по возможности соотнеся их с концепциями других писателей, игравших ведущую роль в литературном процессе XX -начала XXI вв.;

- выяснить, какими философскими и эстетическими установками руководствовались сопоставляемые авторы в своем художественном творчестве, отстаивая идеи преемственности;

- установить основные типы взаимодействия, определяющиеся сходством мышления, мировоззренческих презумпций, творческого метода писателей и концепции человека в их произведениях, принципов психологического анализа;

- выявить закономерности связей, «сближений» и «различий» на стилистико-языковом, сюжетно-композиционном, нравственно-эстетическом.

философском уровнях в решении вопросов искусства, природы и таких онтологических проблем, как жизнь, смерть, свобода, любовь, семья, дети, творчество, а также вода, хлеб, земля и др.

Научная новмша диссертации заключается в установлении парадигмы художественных контактов писателей второй половины XX - начала XXI вв. с творчеством А. Платонова, в системном осмыслении этих связей как традиции и в выявлении типологических особенностей данной традиции на исследуемом в диссертации материале. Итак,

1. Доказана продуктивность для последующей литературы платоновского подхода к герою, в основе которого лежит принцип, позже ставший известным как пассионарная теория этногенеза Л.Н. Гумилева.

2. Исследована художественная интерпретация А. Платоновым философской концепции Н. Федорова, его учение о бессмертии и воскрешении умерших средствами науки, - в образной форме позже художествен но освоенная последователями Платонова уже как черта его художественного мира.

3. Впервые решен ряд историко-литературных проблем:

а) выявлены схожие установки на философское осмысление жизни в прозе Ю.П. Казакова и А.П. Платонова;

б) наблюдения, сделанные над полем типологических схождений между А. Платоновым и В. Беловым, показали важность для В. Белова платоновской притчевости. Функционирование притчевого начала в «Привычном деле» восходит к «Усомнившемуся Макару» А. Платонова;

в) указаны общие черты и существенные отличия приемов психологического анализа в прозе А.П. Платонова и Ю. Трифонова;

г) обоснована сходная оценка полярных сторон русского характера, двуединства человеческой души, позиция рассказчика, отождествляющего себя с демократической средой, способного противостоять деструктивным силам бытия в прозе В.М. Шукшина и А.П. Платонова;

д) доказана типологическая близость могивной структуры («идеи жизни» и «порядка внутри себя»), определяющей сюжетную основу произведений А. Платонова и В. Распутина, основ метафизического миропознания их героев;

е) творческий диалог Л.И. Бородина с А.П. Платоновым впервые изучен на фоне художественных достижений Ф.М. Достоевского. Это позволило более точно определить преемственную связь образов героев-правдоискателей в их прозе, сходство в решении проблем человеческого сознания, в способах психологического анализа, в разработке христианских мотивов, мотива странничества, взаимодействия утопического и антиутопического начал.

4. Диссертация активно вводит в научный оборот малоизученные материалы ранней публицистики А. Платонова, а также ранее почти не рассматривавшиеся в научном контексте произведения современных прозаиков:

а) изучены доминирующие идейно-смысловые концепты повести А. Платонова «Сокровенный человек» и в романе В. Березина «Свидетель» (о ценности человеческой жизни, реальности самоликвидации человека);

б) выявлена актуализация платоновских традиций в рассказе В. Шпашва «Железный Ренессанс» (демифологизация мифов об «общепролетарском доме» и «стальной коннице»);

в) показано преломление платоновского опыта в романе В. Сорокина «Голубое сало».

В диссертационном исследовании продемонстрирована специфика нового прочтения платоновских традиций представителями различных эстетических направлений; отмечены особенности влияния Платонова на формирование разных векторов отечественной словесности. Обращение к генетическим и типологическим схождениям позволило продемонстрировать укорененность творчества А. Платонова в пространстве традиционной духовной русской мысли. Доказано, что именно включение произведений А. Платонова в «вертикальный» историко-литературный контекст с использованием онтологического подхода позволяет выйти на новый концептуальный уровень, понять эстетическое качество русской литературы XX - начала XXI вв. -следование плодотворной тенденции гуманизма как этического и философского явления, продемонстрировать «всеобщность» этого свойства.

Методологическую основу диссертационного исследования составляют труды крупнейших отечественных и зарубежных ученых. Типологическое изучение литературы рассматривается в современной науке как потребность строить исследовательское обобщение на прочной методологической основе. «Необходимость типологического подхода к материалу становится особенно очевидной при постановке таких исследовательских задач, как сравнительное изучение литературы»/'

Для решения стоящих перед нами задач важны концепции ученых, представляющих сравнительно-историческое направление, - Д.Д. Благого, A.C. Бушмина, А.Н. Веселовского, В.М. Жирмунского, Ю.М. Лотмана, Н.В. Осьмакова, Н.И. Пруцкова, М.В. Храпченко и др. Установление типологических связей творчества писателей различных эпох помогает лучше понять индивидуальное своеобразие каждого и уточнить общие параметры литературного процесса. Еще А.Н. Веселовский в лекции «О методах и задачах истории литературы как науки» (1870) отметил: «История литературы в широком смысле этого слова - это история общественной мысли, насколько она выразилась в движении философском, религиозном и поэтическом и закреплена словом (...) сравнительный метод откроет ей в этой более тесной сфере совершенно новую задачу - проследить, каким образом покое содержание жизни; этот элемент свободы, приливающий с каждым новым поколением, проникает старые образы, эти формы необходимости, в которых неизбежно отливалось всякое предыдущее развитие».3211обуждающим является для нас положение: «...даже установленный факт знакомства одного писателя с творчеством другого не может полностью объяснить сходства сюжетов.

м Лотман Ю.М. Теория литературы. О типологическом изучении литературы // Лотман Ю.М. О русской литературе: Статьи и исследования (1958-1993). СПб.. 1997. С.776. "" Веселовский Н.А. Историческая поэтика. М.. 1989. С. 41.

образов, приемов в их произведениях - остается вопрос, почему писатель воспользовался именно этими художественными открытиями».33

Мы исходим из того, что типологические соответствия обусловлены сходством систем художественного мышления, что плодотворным является изучение литературных традиций, которые «раскрывают их участие в формировании личности писателя и его жизненного миросозерцания, в развитии его художественного мышления и его собственной творческой силы».34 Выявление типологических аналогий не означает невнимания к индивидуальному своеобразию. Существенными в конкретных методах исследования для нас являются доводы A.A. Газизовой при рассмотрении вопросов художественной типологии: «Типологические явления возникают объективно и не предполагают сознательного следования тем или иным образцам. (...) типология означает общность того, что несходно по внешним признакам, по видимым качествам (...) в типологических сопоставлениях писателей нужно больше опираться на сходство типов мышления, нежели на сходство изображаемого материала».35

Типологическая связь выражается многообразно: «в основополагающих принципах воспроизведения, интерпретации и «озарении действительности», в проблемно-тематическом содержании, в стиле и в жанре, в общей структуре произведений, в эстетической позиции писателей. Под контактным видом связи разумеются те конкретные соприкосновения и сцепления, переклички, а иногда и совпадения, которые обнаруживаются во взаимных отношениях произведений».36

Историко-генетический анализ опирается на генетическое родство. Применяя историко-функциональный анализ, мы следим за тем, как в контексте «большого времени» живет и воспринимается художественное целое, ставшее литературной традицией. В исследовании мы используем методику компаративистского анализа (компаративизм (лат. comparativus сравнительный). «Обычно различаются сходства и аналогии типологические, т.е. возникающие независимо друг от друга благодаря общности исторического развития, и прямые «влияния» и связи при контактах различных литератур».37

При рассмотрении поэтики сопоставляемых произведений мы используем онтологический подход. Он необходим для констатации углубленного внимания писателей к бытийным аспектам в художественном отображении мира, к фундаментальным проблемам человеческого существования. Приемы

33 Проблемы современного сравнительного литературоведения : сб. ст. / под ред. Н.А Вишневской и АД. Михайлова. М., 2004. С. 77-78.

34 Бушмин АС. Наука о литературе: Проблемы, суждения, споры. М., 1980. С. 182-183.

35 Газизова АА Обыкновенный человек в меняющемся мире: Опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов : учеб. пособие. М.,1990. С. 5, 7.

56 Пруцков Н.И. Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы. Л., 1974. С.11.

37 Николюкин АН. Сравнительно-историческое литературоведение, компаративизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. АН. Николюкин. М., 2003. С. 1022.

онтологического анализа текста предложены в работах М.А. Дмитровской. JI.B. Карасева, Е.Толстой-Сегал, В.Н. Топорова, П.Л. Шогсицуковой и др. В задачу онтологической поэтики входит поиск, интерпретация смыслов литературных произведений с целью выявления тех аспектов «персональной мифологии» автора, которые могут служить моделью, образном, эмблемой для обозначения типа онтологического смыслостроительства. имеющего отношение к очень многим людям. Как уже было отмечено, философская система А. Платонова выражена в художественной форме. В основе этики и теории познания Платонова лежит философская антропология. «Сознание, будучи отношением рефлексивным, приковывает человека к своему собственному «я» и к телу, в котором существует человек. Одновременно с этим человек выходит из круга природной, космической жизни и приобретает отдельное, замкнутое в своих границах существование. (...) Платонов исследует две возможности восстановления человеком утраченной целостности: этический путь - избавление от себя посредством соединения с другими людьми (в романах «Чевенгур», «Счастливая Москва») и путь гносеологический - воссоединение с миром посредством его освоения. (...) через познание (повесть «Котлован»)»/8

Термины «онтологический подход», «онтологическая поэтика» ввел Л.В. Карасев: «В литературе онтологические интуиции сказываются и в самой потребности автора в создании «второй реальности», и в особенностях устройства текста, в сюжетных ходах, мотивах поступков персонажей и в различных деталях. Исследование этого смыслового слоя (обычно закрытого для автора текста) я назвал онтологической поэтикой или онтологическим подходом к литературе».39 Нами используется разработанная Карасевым методика «шюформного анализа» или «поэтика реконструкции» для нахождения «иноформ», «реконструирующих» «исходные» смыслы в ряде вариантов (иноформ), похожих или мало похожих друг на друга, но обладающих несомненным внутренним единством».40 Продуктивно предложение H.A. Шогенцуковой «раскрывать» и «расшифровывать» мифосимволы и мифометафоры, опираясь на понимание символа как кода бытия и языка бессознательного,41 что расширяет область применения терминов «онтологическая поэтика», «онтологический подход».

С учетом всего лучшего в опыте, накопленном отечественным и зарубежным литературоведением, диссертационная работа строится на сочетании историко-генегического, историко-функционального. чтавнителыю-исторического и онтологического подходов.

Помимо известнейших философов, теоретиков и историков литературы, на которых мы опираемся в своей работе, мы изучили труды исследователей

38 Дмитровская М.А. Антропологическая доминанта в чтике и гносеологии Платонова (конец 20-х - середина 30-х годов) // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. М..1995. Вып. 2. С. 91-92.

39 Карасев Л.В. Гоголь и онтологический вопрос И Вопросы философии. 1993. №8. С. 84.

10 Карасев Л. Онтологический взгляд на русскую литературу. М.. 1995. С.5.

41 Шогенцукова H.A. Опыт онтологической поэтики. М.. 1995. С. 22-23.

творчества А. Платонова и современных авторов. Нами учитывались работы отечественных и зарубежных исследователей русской литературы -В.В. Агеносова, О.Ю. Алейникова, Л.Ф. Алексеевой, Л.А. Аннинского, КА. Барнгга, Г.А. Белой, А.Ю. Большаковой, В.В. Васильева, Т.Н. Васильевой, А.Н. Варламова, В.Ю. Вьюгина, A.A. Газизовой, М. Геллера, X. Гюнтера, Л. Дебюзер, О.В. Дефье, М.А. Дмитровской, A.A. Дырдина, А.П. Казаркина, Л.В. Карасева, A.B. Коваленко, Н.В. Корниенко, Н.Д. Котовчихиной,

A.B. Кулагиной, В.А. Лазарева, Н.М. Малыгиной, Т.Н. Марковой, О. Меерсон, Ю.И. Минералова, Е.Г. Мущенко, Т.А. Никоновой, Н.Г. Псштавцевой,

B.А. Свительского, СР. Семеновой, В.К. Сигова, В.П. Скобелева, Е.Б. Скороспеловой, В.А. Славиной, Е.Толстой-Сегал, Л.А. Трубиной, Л.П. Фоменко, Н.П. Хрящевой, В.А. Чалмаева, Роберта Чандлера, A.B. Шаравина, С.И. Шешукова, Л.А. Шубина, Е.Д. Шубиной, В.В. Эйдиновой, Е.А. Яблокова и др.

Теоретическая значимость работы заключается в открытии новых методологических подходов к изучению историко-литературного процесса второй половины XX - начала XXI вв., в исследовании произведений современных прозаиков в свете преемственности традиций русской классики, А. Платонова, М. Булгакова, М. Шолохова, А. Солженицына, Ю. Трифонова, А, Твардовского и других писателей, в возможности использования материалов диссертации в дальнейшем научном исследовании проблемы «русская классическая литература и современный литературный процесс»; в уточнении и использовании применительно к конкретному материалу теоретических понятий, таких, например, как «сравнительно-исторический подход», «традиция», «преемственность», «постреализм», «компаративизм», «магический реализм», «антиутопия», «онтологическая поэтика», «персональная мифология», «постмодернизм», «мифосимволы» и др. Наблюдения и выводы, сделанные в работе, могут быть учтены при исследовании типологических характеристик произведений русской литературы, проблем сравнительно-исторического изучения литературы XX -начала XXI вв.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов, положений и обобщающих выводов в вузовских курсах по истории русской литературы XX - начала XXI вв., в школьной практике, на спецкурсах и спецсеминарах по творчеству рассматриваемых в диссертации писателей.

Апробация работы проходила в ходе ее обсуждения на кафедре русской литературы и журналистики XX-XXI вв. МПГУ; на кафедре русской литературы МГГУ им. М.А. Шолохова; в рецензии на монографию «А.Платонов и философско-эстетические искания русской литературы 2-й половины XX века (В. Шукшин, В. Распутин, Л. Бородин)» на страницах журнала «Университетская книга». (М.: Университетская книга, 2007); значимость работы подтверждена итогами конкурса учебников по русской литературе XX века. Диплом Министерства образования Российской

Федерации от 07.09. 1995 г. за учебник-хрестоматию для старшеклассников «Русская литература» (1 -я половина XX века)» (М.:ВЛАДОС, 1997).

Основные положения диссертации были изложены в докладах: на Международных научных конференциях. посвященных творчеству А.П. Платонова в ИМ Л И им. A.M. Горького РАН (1996, 1999,2001, 2004-. 2009); на Шешуковских межвузовских научных конференциях «Проблемы эволюции русской литературы XX века» вМПГУ (2002 - 2010): на Всероссийских научно-методических конференциях «Мировая словесность о детях и для детей» (Ml 11 У, 2003 - 2004); на Международной научной конференции в Праге в 1990 году, посвященной 100-летию со дня рождения Б.Л. Пастернака; на 3-й Международной научной конференции в Воронеже, посвященной творчеству

A. Платонова (1999 г); на 7-х Международных чтениях, посвященных памяти Н.Ф. Федорова 2-6 июня 2009 г., проводимых ИМЛИ им. Г орького РАН и т.д.

Положения к выводы диссертационного исследования нашли отражение в 75 научных работах, в том числе в 11 статьях, опубликованных в изданиях, рекомендованных ВАК МО и Н РФ.

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, каждая из которых представлена отдельными разделами, и заключения. Список использованной литературы включает 400 наименований.

Положения, выносимые на защиту

1. Прозаическое наследие А. Платонова было «востребовано» отечественной художественной культурой в эпоху быстрой смены социальных, нравственных и эстетических ориентиров и может рассматриваться как предмет историко-литературной контекстуализации и типологизации.

2. А. Платонов выработал художественно-философские установки в творческом диалоге с предшественниками и современниками. Образная система, художественные решения, сделанные Платоновым п области прозы, обнаруживают возможности их сопоставления в тех или иных аспектах с художественными произведениями отдельных авторов, являются одной из историко-литературных универсалий, важных для целого ряда писателей более позднего времени. Выявленные схождения формируют поля и векторы мощного платоновского влияния на важнейшие направления развития прозы второй половины XX - начала XXI веков.

3. Включение произведений А. Платонова, как и произведений М. Шолохова, А. Солженицына, А. Твардовского, В. Некрасова. Н. Носова.

B. Белова, В. Шукшина, Ю. Казакова, ГО. Трифонова. В. Распутина. Л. Бородина, Б. Екимова, В. Маканина. В. Токаревой и других писателей XX века, в «вертикальный контекст» художественного универсума с использованием «онтологического» подхода, определяет «лицо» русской литературы XX - начала XXI вв., позволяет из частных наблюдений выйти на новый концептуальный уровень осмысления плодотворности гуманистической тенденции в русской литературе как сс этической и философской направленности, определяет «всеобщность» этого свойства.

4. Творчество ¡0. Казакова и А. Платонова объединяют схожие установки на философское осмысление жизни, доминантные идеи общности людей и

цельности мира, типологически близки важнейшие концепты писателей. Созданный Казаковым художественный мир проникнут платоновскими мотивами «тревоги бедных деревень», «житейской нужды». Исгорико-генегическое рассмотрение прозы Платонова и Казакова позволяет говорить о диалоге творческих сознаний в постановке и разрешении проблемы дома, семьи, человеческой сущности. В лирической прозе Казакова важна символика образа-понятия «музыка», являющегося устойчивой опорой в художественно-философской системе Платонова. Ситуация общения с музыкой в творчестве писателей является средством характеристики поэтически настроенных героев, вносит в произведения писателей романтическое начало.

5. Глубокий интерес к потаенным сторонам народной жизни, народный взгляд на мир и на человека, предметно-изобразительное начало, использование традиций сказа, притчи сближают творчество А. Платонова и В. Бедова. Эпическая полнота и достоверность изображения в прозе Белова соединяются с психологически убедительным исследованием внутренней жизни человека. В сохранении семьи, народного лада В. Белов, как и А. Платонов, как и В. Распутин, В. Шукшин, Л. Бородин видит истоки жизнестойкости народа, в семье его герои будут черпать силы, помогающие жить в гармонии с природой, «согласно сердцу». Образный афористический язык передает особенности национального характера, отторжение всего, что разрушает крестьянский лад.

6. «Вдумывание в жизнь», стремление разгадать ее тайну, неприятие насаждаемых стандартов - характерная черта «чудиков» В. Шукшина и «чудаков» А. Платонова. Сходной является оценка полярных сторон русского характера, двуединства человеческой души, в поисках истины обнаруживающей свою сокровенность. Писатели испытывают героев определяющим нравственным законом - отношением к детям, к старикам, к моральной категории памяти, земле, и, наконец, к смерти и бессмертию. В ряде рассказов Шукшина более жестко, чем у Платонова, акцентируется трагически мучительное осознание смерти героем. Осознав непреложность смерти, герой Шукшина решает этическую задачу - как прожить жизнь на земле; у героев Платонова неоднозначное отношение к «интересу смерти», несущее, в основном, онтологическую направленность. В прозе обоих писателей наблюдается соединение эпической по масштабу мысли с жанровой формой рассказа.

7. Типологические связи прозы Ю. Трифонова и А. Платонова обнаруживаются в подходе к герою. Для его верной трактовки должны быть учтены положения пассионарной теории этногенеза Л.Н. Гумилева, идеи бессмертия и воскрешения, рассматриваемые в «Философии общего дела» Н. Федорова. Платоновская установка на философское осмысление бытия, поиск ответов на «главные» вопросы: памяти, человеческого предназначения, связи человека с родом, семьей, с человечеством - найдут дальнейшую разработку в исследовании нравственного мира людей в «московских» повестях Трифонова. Трифоновская концепция человека, призванного укреплять духовные связи между людьми, совпадает с платоновской: «свет жизни» (Платонов), «нить, проходящая ' сквозь поколения» (Трифонов).

Обнаруживается существенное различие в приемах психологического анализа у писателей. Платонов чаще прибегает к описанию внутреннего состояния героя, передавая его переживания через символическую пластику. Грифонов же обращается непосредственно к внутреннему монологу для передачи всех нюансов внутренней жизни.

8. В описании самосознания героев В. Распутин, как и А. Платонов, прибегает к приемам метафизического опыта, полагаясь на сверхчувственные возможности личности. Система изобразительно-выразительных средств языка, введение в текст онирического пространства позволяют художникам не только вписать своих героев в жестокие условия действительности, но и сделать нолем решения нравственно-философских проблем величественную картину мироздания. Традиционные платоновские мотивы «идеи жизни», «философии существования» творчески развиваются Распутиным в сходной системе мотивов «порядка внутри себя», определяют сюжетную основу произведений. С ними контрастирует мотив «постороннего прохожего», доминирующий в создании образов «врагов жизни». Проблему «отсутствия хозяина», «превращения городов и весей в свалку» писатели рассматривают с морально-этической точки зрения, предъявляя «спрос» к самому человеку. Образ ребенка символизирует жизнь, будущее, Россию, на которую посягают «архаровцы», «нелюди», «горлохваты», «идущие напролом». Сходными являются концепты писателей, фиксирующие ментальные сгустки культуры.

9. Творческий диалог Л. Бородина с А. Платоновым проходит на фоне художественных достижений Ф.М. Достоевского, у которого писатели наследуют интерес к сложности и противоречивости человеческой натуры. Сближает писателей антиутопическая стратегия, стремление спасти сознание человека от поклонения ложным идеалам, интонационная сфера прозы, система тональностей, выраженная как процесс эстетического освоения мира. У писателей преобладает ориентация на архаический миф, на такие архетипические константы, как дом, дорога, вода, мать, ребенок, хлеб, земля, смерть, которые переплетены с библейскими мифами. Перекличка многих мотивов и стоящих за ними смыслов в прозе Бородина, как и в прозе Платонова, связана с образом дома. Дом в художественном сознании писателей- неустранимое бытийное начало, непререкаемая ценность, пространство, в котором осуществляется связь поколений, дом, как источник, питает высшие сферы жизни, любовь к Родине.

10. Роман В. Березина «Свидетель» в соотнесении с повестью А. Платонова «Сокровенный человек», его статья «Счастье и страдание» о романе «Счастливая Москва» свидетельствуют об осознанном освоении современным писателем творческого наследия классика. В. Березин следует Платонову в главном: в отстаивании ценности человеческой жизни, говорит о ее хрупкости. Основные мотивы романа В. Березина соотносятся с ключевыми понятиями платоновской художественной методологии.

11. Рассказ В. Шпакова «Железный Ренессанс» латает собой своеобразный опыт стилизации, травестирующий такие произведения Платонова, как «Котлован» и «Усомнившийся Макар». В рассказе «Железный Ренессанс», как

и в «Котловане», происходит сопряжение социального сюжета с библейским мифом - строительство Вавилонской башни в «Котловане» и воскрешение умерших в «Железном Ренессансе», и - демифологизация мифов -«общепролстарский дом» в повести А. Платонова и новая мифология («стальная конница») в рассказе В. Шпакова.

12. Принцип включения «платоновского» слова в текст романа В.Г. Сорокина «Голубое сало», в главе «Платонов-3. Предписание» определяется его пародийным использованием и имеет эпатажный характер. В. Сорокин обращается к ставшим привычными для постмодернизма, выдвинувшего концепцию деконструкции, приемам разрушения стиля. Стилизация ориентирована на ломку этики и эстетики гениального писателя. В. Сорокин демонстрирует антиплатоновскую линию, не столько пародируя, сколько демонтируя, переделывая повесть «Сокровенный человек» по типу римейка. Такая попытка развенчания оборачивается парадоксом, подтверждая звездный статус прозы А. Платонова. Функционирование художественных «конструктов» Платонова в снижено-деструктивном контексте современного постмодернизма свидетельствует об огромной роли наследия писателя в современном социокультурном пространстве.

Содержание работы

Во Введении освещается степень изученности рассматриваемой проблемы, обосновывается ее актуальность, определяются цель и задачи исследования, научная новизна, теоретико-методологическая база и выбор методики анализа, обосновываются теоретическая и практическая значимость работы.

В главе I «Идея жпши» как «философия существования» А. Платонова в художественных произведениях и в литературно-критических статьях» в соответствии с заявленной темой, поставленной целью и задачами, со ссылкой на исследования платоноведов мы представляем историко-литературный контекст творчества Платонова. Основной корпус произведений рассмотрен под углом зрения обозначенной научной проблемы, отмечен характер платоновского новаторства, своеобразие творческого метода, языка и стиля, словесно-художественных средств, духовных исканий героев. Все это позволяет выявить основные концепции и идеи творчества писателя, определить мировоззренческие ориентиры, ведущие философемы, которые и составят фонд преемственности в «постплатоновском пространстве» (О. Павлов).

Элементы платоновской традиции найдут творческое развитие в прозе писателей второй половины XX - начала XXI вв. Устанавливается приверженность А. Платонова исследованию онтологических, аксиологических вопросов бытия, изучаются пути, избираемые его героями для осуществления «идеи жизни» («Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», «Джан», «Эфирный тракт», «Счастливая Москва» и др.). Герои Платонова ищут разгадку «оживления земли» во время засухи, наделены несокрушимой жаждой деятельности, и эта жажда исходит «лишь из житейской нужды». Отмечается, что роман «Чевенгур», по наблюдениям платоноведов, - «один из крупнейших в русской литературе «роман вопросов», «книга о вечном поиске, в котором пребывает человечество, «разъединенное» с Бытием и оторванное от природы, будто ребенок от матери».

что «...сквозь сюрреалистический стиль «просвечивает» глубочайшая философская проблема: дихотомия человека и бытия, фатальная «нецелыюеть» Универсума - центральная коллизия платоновского творчества не только на тематически-фабульном, но и на стилевом уровне; именно ею обусловлено у Платонова «кризисное» состояние художественной формы, начиная с языка...»4" В романе находят художественное осмысление проблемы бессмертия, свободы, братства, отраженные в «Философии общего дела» Н. Федорова.

Основные платоновские формулы «идеи жизни», «философии существования», «смысла отдельного и общего существования» в анализируемых произведениях раскрываются с учетом сформулированных U.M. Малыгиной принципов «теории искусства жизнсстроения». прозе, в литературно-критических статьях Платонова, в публицистике выявляются такие элементы традиции писателя, как трудолюбие, «делание», прославление труда как «истинной матери жизни», человеческой памяти, женщины, как «души мира», поиск «пути к другому человеку», обращение к библейским сюжетам, символике, отрицание мира - «пустыни», разработка «модели сада», превращение пустыни в «живую земшо», преодоление смерти, вера в утопию бессмертия, идея единения человека с вселенной и др. «Внимание Платонова к теории искусства-жизнестроения объяснялось тем, что в основе ее лежала богдановская «организационная» наука».4'' Поэтика творчества А. Платонова рассматривается как целостный метатекст. Выявляются мотивы апокалипсиса, система образов-символов платоновского метатекста, поэтика «возвращения», мотивы странствия героев с целью познания и преобразования мира. Постоянные элементы универсальной сюжетной модели обнаруживаются в сюжете отдельной) произведения. «Анализ модели платоновского метатекста даег основание для вывода, что в основе ее лежит мифологическая структура».44 Завязь платоновского «мегатекста» формируется уже в его поэзии. Мотивы, сюжеты рассказов, повестей, романов писателя будут перемещаться из одного произведения в другое, приобретая новые оттенки смысла, где каждое произведение, являясь художественно завершенным, в то же время является частью единого целостного контекста.

Как ключевой текст, в котором зафиксирована платоновская «идея жизни», важная для писателя на всем протяжении творческого пути, рассматривается рассказ «Песчаная учительница» (1927). «Идеей жизни» определяются важнейшие сюжетно-фабульные отношения, связанные с образом учительницы Марии Нарышкиной. Мария, как и герои из повестей и рассказов «Родина электричества», «Эфирный тракт». «Джан», «Такыр», «Ветер-хлебопашец» и др., изображена в слиянии с природой, с вселенной; в странствиях и путешествиях она стремится к преобразованию пустыни в «дом-сад» ценой неимоверных усилий, терпения и жертвенности. В деревне, занесенной песками, героиня рассказа «Песчаная учительница» будет обучать учеников «мудрости жить в песчаной степи» и «превращать пустыню в живую землю». Для преодоления «горестного

42 Яблоков Е.А. На берегу неба (Роман Андрея Платонова «Чевенгур»). СПб.. 2001. С. 11-12.

43 Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платонова : учеб. пособие. М.. 1995. С.21.

44 Малыгина Н.М. Модель сюжета платоновского метатекста // Андрей Платонов: поэтика «возвращения». М.. 2005. С. 186-187.

напряжения» и «выхода в счастье» необходимы сотворчество душ, сочувствие и вера, что «помощь придет лишь от другого человека» («Джан»), А. Платонов обращается к художественному исследованию моральных категорий памяти, свободы выбора, вступая в диалог с крупнейшими европейскими философами-экзистенциалистами: Хосе-Ортега-и-Гассетом (1883-1955), А. Бергсоном (18521944). Отказ от памяти, утрату связи с людьми Платонов считает губительной как для отдельного человека, так и для будущего человечества: «Типичный человек нашего времени: это голый - без души и имущества, в предбаннике истории, готовый на все, но не на прошлое».45

В разделе «Антифашистские произведения А. Платонова» отмечается, что А. Платонов был военным корреспондентом газеты «Красная звезда», воевал бок о бок с солдатами 1и полях сражений. Четыре книги писателя, вышедшие во время войны, - «Одухотворенные люди», «Рассказы о Родине», «Броня», «В сторону заката солнца» - внесли серьезный вклад в художественное освоение темы войны. Все антифашистские произведения, репортажи с фронта Платонова проникнуть! мыслью о планетарной общности людей, о «человечестве-организме». Судьбы солдат высветлены у Платонова библейскими мотивами страданий, добровольного принятия смерти за свою землю, матерей, жен, детей. В основу рассказа «Одухотворенные люди» Платонов кладет краеугольный миф христианской цивилизации - о принесении себя в жертву для того, чтобы изменить что-то в мире, искоренить вражду, жить согласно замыслу Бога. Свобода для солдат Отечественной выражается в возможности выбора, за нею скрыт изначальный «хозяин» любой возможности, библейский императив - «...не повредить душе». Отмечается, что этот нравственный закон - жизни ради будущего - будет положен и в основу повестей «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Сотников», «Дожить до рассвета» В. Быкова, прозы Е. Носова, поэмы «Василий Теркин. Книга про бойца» А. Твардовского, «двучастного» рассказа «Желябугские выселки» А. Солженицына, повестей и рассказов «окопной» прозы, объединяющих произведения А. Платонова о священной войне с произведениями писателей-фронтовиков. «Одухотворенными людьми» называет Платонов героев военных рассказов, видя ценность бытия в душе человеческой, в ее жизнестойкости и поэтичности, в вере в светлое начало жизни. В изображении своих героев на войне Платонов исходит из презумпции жизнестойкости и силы характера русского человека: «...люди, оказывается, обнаруживают способность бесконечного жизненного развития».46

В разделе «Идейно-эсгетпческие искания А. Платонова в художественном исследовании темы любви» отмечается, что концептуальные воззрения писателя на проблему любви, соединяющей человека со всем человечеством, отражены в «Записных книжках»: «Пока я люблю и могу любить, не может быть, чтоб плохо было на свете, да и не будет плохо».47 Критические статьи Платонова «Пушкин -наш товарищ» (1937), «Навстречу людям. (По поводу романов Эрнеста Хэмингуэя

45 Платонов А. Записные книжки. Материалы к биографии. Публикация М.А. Платоновой / сост., подг. текста, предисл. и примеч. Н,В. Корниенко. 2-е изд. М., 2006. С. 42.

46 Платонов А. Пушкин и Горький // Платонов А.П. Собр. соч.: в 3 т. М., 1985. - Т. 2. С. 301.

47 Платонов А. Записные книжки. Материалы к биографии. Публикации М.А Платоновой /

сост., подг. текста, предисл. и замеч. Н.В. Корниенко. 2-е изд. М., 2006. С. 274.

«Прощай, оружие!» и «Иметь и не иметь») (1938), «Детские годы Бафова-виука» (1941), «Рассказы Грина» (1940), рассмотренные в данном разделе, помогают лучше понять основы художественных воззрений писателя, его размышления о человечности, духовности любви. Основная их мысль - любовь в изоляции от подлинных интересов, забот людей, «заключенная в собственную темницу», «замкнутая сама в себе, равна самоубийству», «быстро поедает самое себя и прекращается...».48 Проведенный анализ рассказов «Фро», «Река Поту дань», «Афродита», «Возвращение» убеждает, что Платонов в высокохудожественной форме показал любовь как чувство, делающее человека целостной натурой. Эти произведения повествуют о культуре эмоционального поведения в любви. По Платонову, этическая культура человека проявляется не в подавлении или искоренении «нутряного» (Платонов), телесного в людях, а в сопряжении с миром, в одухотворенной любви. Любовь должна вывести человека «из замкнутого круга существования к всеобщей жизни». В исследовании темы любви Платоновым отражен его взгляд на женщину как на «совесть мира» («Душа мира», 1920). Семья, по Платонову, - «теплый очаг, великая сила, складывающая человека и предопределяющая его судьбу. (...) семья питает, как источник, и другие, более широкие и высшие сферы жизни человека - чувство родины и патриотизм»49

В разделе «Обра1-понятие «музыка» как символ гармонии мира в эстетике А. Платонова» отмечается, что в своих творческих поисках А. Платонов развивает идеи «синтетического» искусства, разрабатывает свой, присущий только ему, отличающий его от других писателей, язык, обладающий уникальным эффектом эстетического воздействия, чисто художественной энергетикой. Образ-понятие «музыка» является устойчивой «эстетической доминантой» (фраза Б. Эйхенбаума) художественно-философской системы Платонова, воплощением «неисчислимого музыкального времени» (Блок). Музыка в творчестве Платонова выполняет функцию «стенографии чувств» (Л. Толстой), «потока чувств» (Ж.-Ж. Руссо), «ведет душу к добродетели» (Платон), является «тайнообразующей силой» («Чевенгур»), «приближает человека к человеку» («Че-Че-О»), выражает «существо жизни» («Ювенильное море»), «возбуждает жизнь на исполнение высшей судьбы» («Счастливая Москва»), Все платоновские «сокровенные» герои проявляют «родственное» (М. Пришвин) внимание к миру, обладают сверхособой чувствительностью; именно вслушивание в звуки мира помогает им обрести «смысл жизни». Музыка в художественном сознании Платонова соотносит жизнь человека с общим потоком мирового бытия, создает ощущение динамики жизни, ее чуда, недолговечности в конкретной судьбе и вечности в человечестве, выявляет вечные ценности, говорит о проблемах «вселенского человека». Через образ музыки А. Платонов ищет пути к «главной жизни». Музыка представляется Платонову «звуковым самовыражением сокровенной гармонии мира»."4'

Особое внимание уделяется приемам художественной методологии А. Платонова, ставшими предметом творческой рефлексии его последователей.

48 Платонов А. Навстречу людям (По поводу романов Эрнеста Хэмингупя «Прощай,

оружие!» и «Иметь и не иметь») И Платонов А.П. Собр. соч. : в 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 429. 44 Платонов А. Детские годы Багрова-внука // Платонов А. Собр. соч. : в 3 т. М., 1985. Т.2. С. 330-331.

54 Малыгина U.M. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск. 1985. С.83.

Своеобразие художествешюго мастерства Платонова заключается в индивидуальной манере письма, умелом использовании изобразительно-выразительных средств языка, символов, легенд, притч, реминисценций, символики народных сказок, вставных новелл, мотивов сна, лирического описания природы, юмора, иронии, i-ротеска для постановки философских, этических, социальных проблем. К творческому методу А. Платонова периода написания романа «Чевенгур», повестей «Ювеиияьное море», «Котлован» мы применяем термин «пострестизм>>5' (термин H.JI. Лейдермана, М.Н. Липовецкого). Для постижения всего спектра связей между личностью и действительностью, в поисках констант бытия этот метод соединил в себе как поэтику классического реализма, так и постмодернизма. В плане подхода к поэтике мы исходим из реляционного метода, сформулированного Ю. Лотманом: «Предметом изображения являются не отдельные вещи, а система отношений изображаемых явлений между собой и автора к их совокупности».52 «Писать надо не талантом, а «человечностью» - прямым чувством жизни»,53- запись писателя от 1931-1932 гг. становится для нас основным критерием в прослеживании преемственности традиций А. Платонова в философско-эстетических исканиях его «литературных сынов» (Л.А. Шубин).

В различные периоды жизни в разных жанрах язык, стиль Платонова меняются, творческая методология ориентируется согласно важнейшему эстетическому принципу «неослабного корректива своим чувствам в массах людей». Творческий путь Платонова, станоатение его как писателя характеризуется постоянным поиском «слова», постижением преобразующей роли искусства, и поэтому мы уделяем в диссертации особое внимание этому вопросу, как элементу традиции Платонова для последующих поколений писателей. Герои научно-фантастических рассказов «Маркун» (1921), «Сатана мысли» (1922), позднее названный «Потомки солнца», руководствуются грандиозными утопическими планами пересотворения вселенной в духе статьи «К начинающим пролетарским поэтам и писателям» (1919). «Пролетарское искусство отражает в себе все человечество в его лучших устремлениях (...) Это будет музыка всего космоса, стихия, не знающая граней и преград, факел, прожигающий недра тайн, огненный меч борьбы человечества с мраком и встречными слепыми силами».54 В статье «Пролетарская поэзия» (1921) Платонов ставит акцент на преобразующей роли искусства в жизни человека: «искусство есть творчество совершенной организации из хаоса».55 Творческий метод Платонова периода написания романа «Чевенгур», повести «Котлован» в платоноведении обозначен термином

51 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. // Русская литература XX века (1950-1990-е годы) : учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. 3-е шд., стереотип. М., 2008. Т. 1. 19531968. С.25.

52 Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Труды по знаковым системам. Тарту, 1964. С. 36.

53 Платонов А Записные книжки. Материалы к биографии. Публикации М.А. Платоновой / сост., подг. текста, предисл. и замеч. Н.В. Корниенко. 2-е изд. М., 2006. С. 97.

м Платонов А. К начинающим пролетарским поэтам и писателям // Андрей Платонов.

Сочинения. М., 2004. -Т I. Кн. 2. С. 9.

55 Платонов А. Пролетарская поэзия // Андрей Платонов. Сочинения. М., 2004. Т. I. Кн. 2. С.163.

сюрреалистический. С помощью -»того метода писатель имел возможность наиболее полного художественного самовыражения. Гротескность понести «Котлован» строго реалистична, она отражает фотескность самой жизни. Платонов «обнаруживает тупиковую философию в самом языке (...). наличие абсурда в грамматике свидетельствует не о частной трагедии, но и о человеческой расе в целом». Платонов «подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить но литературной поверхности».56

Краткий обзор работы платоноведов относительно романа «Чевенгур», приведенный нами п диссертации, свидетельствует об особенностях творческого метода писателя, парадоксальном универсализме художественного мира, синтетизме и полифонизме его прозы. С тонкой иронией написан рассказ «Усомнившийся Макар» (1929). Смех выступает в рассказе как главный стилистический прием, как «тайнопись», прибегнув к которой Платонов смеется над тем, что уродливо в мире людей.

Новая страница в творческой бжирафии А, Платонова в послевоенные голы -обработка им русских и башкирских народных сказок. Наряду с пересказыванием народных сказок Платонов создал свои собственные литературные сказки, определяя их жанр на манер М. Пришвина, как «сказка-быль», «сказочное происшествие», указывая на их близость к реальности. Платоновские сказки - это своего рода философские притчи, тог размышлений о главных и бессмертных ценностях человеческой жизни, о силе добра и терпения, любви ко всему живому , милосердии и сострадании, о прислушивании к голосу сердца, о вере в людей. «Несчастье хоть и живет на свете, да нечаянно, а счастье должно жить постоянно».57

Особое внимание уделяется языку платоновской прозы. Способ, манера, характер «говорения» у Платонова выдвигаются в центр произведения. Своеобразие Платонова прежде всего в его языке, в том, как складывает Платонов фразу. «Первейшая внутренняя проблема» прозы Платонова - «это самый процесс высказывания, выражения жизни в слове», «трудное выражение» сознания в речи. «Содержание души» (Л. Блок) в размышлениях составляют своего рода цензр существования и облика платоновских героев - «людей косноязычных и немотных», рождающая мысль которых получает «темное, шероховатое, нечленораздельное выражение».58 Отмечается, что модификация соловьевского принципа «всеединства», cío видоизменение, как уже было выявлено в платоноведснии, поиски Истины. Добра, Красоты станут существенной чертой прозы Платонова. Продолжено исследование «ключевых слов», «ключевых текстов» писателя, позволяющее обнаружить концептуально важные смысловые константы, обеспечивающие внутреннюю целостность его творчества.

56 Бродский И. Предисловие к повести «Котлован» // Андрей Плакшов. Мир пюрчеота. М.. 1994.С. 154-155.

5' Платонов А. Безручка И Плакшов А. Цветок па земле. Повести, рассказы, скажи, скньн. М., 1983. С. 340. '

58 Бочаров С.Г. «Вещество существования» // Андрей Платонов: Мир жорчесгва. М., 1994 С. 10-47.

Своеобразие Л. 1 Ьатоиова невозможно и полной морс (»пугать пне контекста. О некоторых лнгсра|урных явлениях, и сопоставлении с которыми платоновское новаторство проявляет себя оолсс отчетливо, %же шла речь. 'Этому вопросу специально посвящена следующая глава.

И ,\пюе П - «Генстичсскнс и типологические еииш ир<ш»1 Л. Платонова с русской литературой XIX - нерпой нп.кшкны XX иска. Мысли о мире и чслош-кс» - рассматривается творчество Д. Платонова во взаимодействии с русской и зарубежной философской мыслью и .¡¡пер;пур;;ым процессом второй ноловиш,i XIX - первой половины XX вн. Отмечается, что Платонов, усваивая опыт предшественников. трансформирует его в уникальные формы своего 1'ворчества. Гак, опыт Ф.М. Достоевского особенно важен ;пя Платонова при художественном освоешш сущност'них вопросов духа и бытия, жзисгенциальных проблем у строения жизни на Земле, при обращении к теме детства. Для аналитического сопоставления привлекается рассказ Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека (Фантастический рассказ)» (1877), важный для исследования гонетичеекнх корней платоновской прозы. Отмечается, что размышления писателей обращены к человеческому сознанию. Вопрос «смешного человека», ставший иеючником душевного переворога героя, - «Отчего же я вдруг почувствовал, что мне не все равно, и я жалею девочку?»""' - зададут почти все взрослые герои Платонова. 'Этот вопрос окажется актуальным и для писателей второИ половины XX - начала XXI вв.

Наследие Ф.М. Достоевского требуется учесть и для понимания сути диалога А. Платонова со многими сто современниками. Художественное разоблачение социальной утопии в романс «Чевешур» (рабство - не путь к свободе и счастью) найдем и в романе К. Замятина «Мы» ( ¡<>20), и в его рассказе «Пещера» (1922). Поинка повести Платонова «'Эфирный тракт», как и романа «Мы», рассматривается как «.анппнтронийная», которая отражает мир, проникнутый оиогепным током атомов, мир, где живое вещество создает особые связи и структуры. Отмечается, что в данном направлении работал и ti. Замята. «По его

роман «Мы» более декларативен, к тому же его образы и идеи, к сожалению, не

60

получили должного ¡ктшгия и творчестве писателя». .Этическая, онтологическая проблематика «И )вешиыюго моря» (1934) позволяет установить типологическое родство повести с романом Л. Леонова «Дорот на Океан» (1935). I? обоих произведениях усилена условность, в качестве главного структурообразующего и еюжетообразующего принципа используется миф о новом человеке, создаваемый авторами. I? максимах писателей объединены в единое целое проблемы морали, политики и социологии: «Красота всего освещенного мира тяжко добывается из резкого противоречия» («К )вени.тьное море»); «Человек живет радостью преодоленных несчастий»; «1'сли есть в тебе что-нибудь хорошее, в той же степени ты найдешь но в других» («Дорога па Океан»), В обоих произведениях дана не только установка, по и перспектива решения проблемы «выхода в счаст ье», «воссоединения людей» (Ф. Достоевский) через разум, творчество, через

Досюевский Ф.М. Сов смешного человека. Фантастический рассказ // Ф.М. Досюсвский.

Собр. соч. ; в !2 г. М.. 1982. Т. 12. С. 5()6.

!>рель Сергей. ")с|етика Платонова в кош ска с иредиавлений об 'шгронии // «Страна философов» Андрея П.татнова: Проблемы шорчееша. М.. 2003. Выи. 5. С. 332-333.

«поиск путей друг к другу». При сопоставлении прозы А. Платонова и рассказа Б. Пильняка «Заволочье» (1925) исследуются вопросы этичности науки. Выявляется нравственно-регулятивная функция библейских мотивов (например, мотива Каина), используемых писателями при анализе проблем влияния технического прогресса на судьбы людей. Отмечается, что платоновская формула «В руках зверя и негодяя самая высокая техника будет лишь оружием против человека»,61 как и многие другие его художественно-философские установки, точно указывает ориентиры будущей исторической жизни человека и найдет свое развитие в прозе писателей второй половины XX - начала XXI вв. Об этом идет речь в третьей главе диссертации «Произведения А. Платопова и фнлософско-эстетические искания русской прозы второй половины XX - начала XXI вв.»

В первом разделе - «А. Платонов и художественное творчество Ю. Казакова» установлено, что платоновская проза конца 1920-х - 1930-х годов о судьбах крестьянской России в некоторых важных аспектах стала предысторией «деревенской прозы» как особого художественного направления литературы второй половины XX - начала XXI вв. Одним из главных ее «движителей» стала тоска по нравственности. Страстный призыв платоновского «усомнившегося» героя - «Нам душа дорога», «Даешь душу, раз ты изобретатель!» - был услышан писателями второй половины XX века. Герои В. Белова и В. Шукшина, Ю. Казакова, В. Распутина, Л. Бородина и других крупнейших современных писателей, как и герои А. Платонова, настойчиво стремятся к осмыслению закономерностей мира.

Юрий Павлович Казаков (1927-1982) был одним из тех писателей, которые стояли у истоков «деревенской прозы» 1960-1970-х годов, кто продолжил и развил линию Платонова в художественном отображении «тревоги бедных деревень» («На полустанке», 1954; «В город», 1960; «По дороге», 1960; «Нестор и Кир»; 1961; «Легкая жизнь», 1962 и др.). Казаков унаследовал от Платонова жажду постижения глубин людских душ, включая связи с родной землей, осознания своей ответственности перед ней. Эти проблемы возникают в связи с темой коллективизации и раскулачивания, о чем шла речь и у Платонова. Мироощущение героев Казакова, как мы устанавливаем, близко мироощущению платоновских героев. Через образы своих «Нестеров и киров», «поморок» и т.д. писатель передает нравственные принципы народа - жажду не просто выжить, но и сохранить в себе светлую душу, жить в ладу с совестью, превратить землю в сад. В исповедальных монологах героя Казакова в рассказе «Нестор и Кир» раскрывается картина деяний, говоря платоновским языком, «юных разумом мужей». Подчеркнуто, что Казакову, как и Платонову, дорог мир в его общности и цельности. В рассказе «Какие же мы посторонние?» (1966) из «Северного дневника» Казаков актуализирует кардинальную идею Платонова из рассказа «Старый механик» (1940) - «Без меня народ неполный». Казаков диалогизирует, как и Платонов, повествовательный дискурс; голос автобиографического героя-рассказчика, несобственно-прямая речь, передающая реакцию персонажей на услышанное, внесение их комментариев в текст, сказовая манера речи - все это делает рассказ чрезвычайно важным средством в осмыслении философских проблем жизни и смерти, вечных ценностей.«Как на свете-то станет без меня, а?

61 Платонов А. Голос отца // Платонов А.П. Ноев ковчег : пьесы. М., 2006. С. 313.

Ведь горе же будет, а? - 1лще бы! - серьезно сказал я. - Вот и я думаю, не тот без меня будет белый спет...

Казаков, как и Платонов, осознает возможность структурировать произведение с использованием в качестве основания многозначного и многофункционального образа-понятия «музыки». Героев рассказов Казакова «Трали-вали» (1959), «Манька» (1958), «Па полустанке», «Запах хлеба» (1961), «Плачу и рыдаю» ((963), «Поморка» (19.47), «Свечечка» (1974), «Во сне ты горько плакал» (1977) роднит с «сокровенными» героями Платонова вслушивание в голоса, в звуки, исходящие от мира, от людей, от природы, стремление к более совершенной жизни, любовь к человеку, к своей земле. Размышления героев о смысле жизни, их собственная напряженная внутренняя жизнь, обусловливающая способность человека изменяться, предстают в прозе Казакова как характерная черта русского национального характера. Через внутренний монолог героя рассказа «Трали-вали» передает Казаков богатую духовную жизнь бакенщика В гора. Монолог героя обнаруживает переклички с характеристикой Саши Дванова из романа Платонова «Чевенгур», наделенного автором такими качествами, как неравнодушие к миру, стремление к «счастью взаимной жизни» и «делашпо дела», чуткость к голосам, исходящим от мира. В большинстве рассказов и повестей Казаков предстает как лирический писатель, как певец природы и человека. Специфическим, ярко индивидуальным в прозе Ю. Казакова, реалистической в своей основе, являются романтические и импрессионистические черты, делающим его «поэтом в прозе», «собирателем прекрасных мгновений».

Отзвуки художественных идей А.П. Платонова угадываются в повести «Привычное дело» (1967), в романах «Кануны (хроника конца 20-х гг.» (1972-87), «Год великого перелома» (1989-1994) и «Час шестый (хроника 1932 года)» (19971998) Василия Ивановича Белова. В повести «Привычное дело» Белов в духе традиций А. Платонова, его рассказа «Усомнившийся Макар» (1929) предлагает читателю на материале жизнеподобного повествования притчу, философское иносказание о современности. Оба произведения явились откликом на резко обозначившийся антагонизм между государством и личностью. Платоновское произведение написано в год «великого перелома». Писатель особое внимание сосредоточивает на попытках власти запретить людям жить и думать самостоятельно. Гуманистическая проблематика оказывается равновеликой всей совокупности социально-политических вопросов. Повесть Белова создана в другое время и рассказывает о послевоенном бытии крестьян, осложненном неправедными действиями власти (лишение приусадебных участков и др.). Но и здесь социальное не затеняет и не отменяет нравственно-философского и оитолошческого начал, важных для гороен, но враждебных принципам существования, навязываемым сверху. Мы отмечаем, что ко времени написания повести «Привычное дело» Белов не мог прочесть «Котлован» (1930; книга опубликована в России в 1987г.), но он мог прочесть хронику «Впрок» (1931), а также повесть «Ямская слобода» (1927), в которой «хлебопашество» определяется эпитетом «спятое».

В рассказах «За тремя волоками» (1965), «Деревня Бердяйка» (1961), в рассказе «Никола Милостивый», входящем в «Повесть об одной деревне» (1992-

Казаков К). Какие же мы посторонние?// Казаков IO. Северный дневник. М.. 1973. С. 194.

1996) и др. Белов развивает идеи Платонова об умирающей деревне, о разладе мира, о насильственном разрушении личности, непригодности для человека мира зла и насилия. Внутренние монологи героев в повести «Привычное дело», диалоги, которые они ведут между собой, вызывают аналогии с мирочувствованием безымянных крестьян из «Котлована». Они передают трагичность жизни крестьян, ненависть к произволу «уполномоченных». Народная мораль не позволяет Дрынову «отмежеваться от своей души», стать доносчиком. Писатели ставят безошибочный диагноз обществу, в котором личность нивелируется: «когда донос объявляется делом чести, это означает, что общество занемогло».63 Прослеживая судьбу своего героя, талантливого мастерового («и плотник, и печник»), участника Великой Отечественной войны, Белов в новых условиях развивает платоновские идеи о своеобразии русского национального характера, о присущих простому человеку чувствах достоинства, бескомпромиссности, духовности. Дрынов, подобно Макару Ганнушкину, близок миру природы, «траве и зверю», тянется к людям, но становится невольным источником страданий близких. Фраза, вложенная в уста одного из мудрых народных представителей, своеобразного философа, смекалистого мужика по прозвищу Пятак - «Ежели тема не сменится, дак годов через пять никого не будет в деревне, все разъедутся», - передает боль писателя за судьбу крестьянина. Размышления «народного философа» из повести Белова своей прозорливостью и мудростью перекликаются с рассуждениями персонажа из романа «Чевенгур»: «Мужику от земли один горизонт остается. Кого вы обманываете-то?».64

Осмысление своих исторических корней, связей с предками, любовь к своей земле, свойственные «сокровенным» героям Платонова, характеризуют и героев Белова в рассказах «Холмы», «За тремя волоками». «Откуда он взялся... Где начало, кто дал ему жизнь тогда, ну хотя бы лет четыреста назад? Где все его предки и что значит их нет?» - внутренний монолог героя рассказа «Холмы», перекликающийся с размышлениями платоновских героев о «свете жизни» («Свет жизни»). Отмечается, что проза Белова, как и проза Платонова, посвящена сохранению народного лада, народных понятий о красоте. В работе выявляются связи прозы писателей на стилистико-языковом уровне в использовании сказа, юмора, иронии.

В третьем разделе «А. Платонов и творчество В. Шукшина. Отражение народного видения мира» отмечается, что проблема платоновских традиций в творчестве Василия Макаровича Шукшина (1929-1974) мало изучена, хотя в работах исследователей намечены подступы к ее решению (С. Залыгин, М. Геллер, Н. Корниенко, А. Варламов). А. Варламов называет Платонова и Шукшина «знаковыми фигурами своего времени и наиболее точными его выразителями.65 По оценке Н.В. Корниенко, Шукшин «своим знаменитым рассказом «Забуксовал» и его героем-чудиком, так и не перевоспитанным драгоценным «неискушенным читателем», продолжил линию большой русской литературы и в самые драматические двадцатые и тридцатые годы остающейся автономной, но не по

63 Гумилев Л., Панченко А Чтоб свеча не погасла. М., 1995. С. 5.

64 Платонов А.П. Чевенгур. М., 1988. С. 167.

65 Варламов А. Геополитические оси русской литературы // Москва. 1988. Февр. С. 171.

отношению к жизни и никогда не забывавшей о «неискушенном читателе».

66

который, как и она сама, относился к разряду неревоснитусмых».

«Вдумывание в жизнь», стремление развдить ее тайну, неприятие насаждаемых стандартов - характерная черта «чудиков» Шукшина, «чудаков» Платонова. Их неуправляемые порывы ломаю) рамки обывательской логики, их отличает бесшабашная импульсивность самовыражения. При всех отличиях они -«люди одной пород),I» (С. Залыгин»), живущие в разные эпохи. Объединяет их неподдельный интерес к жизни, стремление разгадать ее тайны, чтобы «душа не болела» («Верую»). Они озабочены оздоровлением общества, подобно «усомнившемуся Макару», переустройством государственной структуры но человеческому, на их взгляд, подобию. Платоновские корни имеет интерес Шукшина к характеру «человека-не догматика, не посаженного на науку поведения. Такой человек импульсивен, поддается порывам, а следовательно, крайне естественен. Но у него разумная душа».67 Герои писателей выступают против обезличивания человека, заявляют о его праве па сбои вкусы и привычки. Уважение к личности другого человека, о котором размышляет шукшинский (срой Ллета Бесконвойный, - «Да два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтобы люди прожили одинаково!» - сопоставимо с видением мира «сокровенного» платоновского героя, умеющего «говорить, как многие русские люди, иносказательно, по точно», - «А ведь это сверху кажется - внизу масса, а туг отдельные люди живут» («Че-Че-О», 1928).

Шукшин, как и Платонов, не идеализирует своего героя, видит противоречивость человека, сочетание в его характере «святого и звериного». Важное место в творчестве обоих писателей занимает исследование проблем выбор;! и ответственности человека за зло в мире. В рассказе «Охота жить» Шукшин ставит акцент на внутренней красоте человека. Взяв за основу, как и Платонов, евангельскую притчу о «сокровенном человеке» (Перв. Поел. Петра. 3/4), он противопоставляет ее красоте внешней, показной. «Молодой, сильный, красивый» уголовник стреляет в спину старому охотнику, приютившему его и фактически спасшему жизнь. В коротком рассказе эпитет «красивый» применительно к современному Каину встречается не один раз. Полноценность души охотника проявляется не только в способности на милосердный поступок, но и в раскаянии за давний грех. Как и в рассказе «Афродита», в повести Шукшина «Калина красная» добро и зло показаны в прямой схватке. Уголовник Губошлеп -идеолог, отстаивающий враждебные для человека начала. Он попирает вековечные законы морали. Образ Губошлепа в «Калине красной» вписывается в типологию платоновских «разрушителей», «злодейской силы, вступающей поперек жизненного пути». Нравственная максима - «отвечай сам за добро и за лихо», - вложенная в уста крестьянина Глремеева и отражающая народное видение мира, трансформируется в прозе Шукшина. Герой рассказа «Обида», столкнувшись с человеческой жестокостью, задается вопросом — «Что такое творится с людьми?», приходит к" этическим выводам - «Ведь сами расплодили

Корниенко Н.В. «Сказано русским языком...» Андрей Платонов и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе. М.. 2003. С. 333.

6' Шукшин В. Если бы знать... // Шукшин В.М. Нравственность есть правда. М.. 1979. С.265.

хамов, сами. Никто же нам их не завез, не забросил на парашютах. Пора же им и укорот сделать».

Герои писателей много думают о смерти. Отношение к ней у большинства из них крестьянское («Как помирал старик», «Горе», «Алеша Бесконвойный», «Жил человек», «Земляки», «Осенью» и др.). В отличие от прозы Платонова, в ряде рассказов Шукшина жестче акцентируется трагически мучительное осознание героем приближения смерти: «Не хочу! Не хочу... Еще полгода! Буду смотреть на солнце... Ни одну травинку не помну. Ну еще год - и я ее приму. Ведь это надо же принять!» («Залетный»). Отчужденность людей осмысляется как ситуация глубоко тревожная. Разрешение проблем жизни, смерти, памяти, связи живых и мертвых происходит в платоновской традиции «света жизни». Память о Сане, многозначительно прозванном односельчанами Залетным, возбудившем в жителях деревни духовную жажду, любовь к жизни, к человеку, останется в близких людях. Шукшинское отношение к человеку, как к самой высшей ценности, восходит к платоновскому кредо - «Быть человеком - редкость и праздник!» («Автобиографическое письмо», 1922). В повести «До третьих петухов» используется один из характерных фольклорных сюжетов, в основе которого лежит мотив странствия за правдой, развертываемый и в большинстве платоновских сюжетов. По наблюдениям В.К. Сигова, «Народный характер в изображении Шукшина в конечном счете выражает тенденцию жизнестроения и творчества, а не распада и деградации».68 А.П. Платонов и В.М. Шукшин чувствовали необходимость обращения в своей прозе к историческому материалу, стремясь выжить традиционные характерные черты русского человека (А. Платонов - «Епифанские шлюзы»; В.М. Шукшин - «Я пришел дать вам волю»).

В шукшиноведении отмечено, что новаторство писателя состоит в соединении эпической по масштабу мысли с жанровой формой рассказа с уникальным диапазоном содержательных функций. Эта особенность малой жанровой формы характерна и для прозы А. Платонова.

В разделе «Линия» А. Платонова в прозе Ю. Трифонова» отмечается, что «замечательным мастером», у которого «надо учиться», Юрий Валентинович Трифонов (1925-1981) называет А. Платонова. Трифонов творчески продолжил ту линию русской литературы, которая характеризуется постановкой онтологических, нравственно-этических проблем: глубоким анализом жизни, гуманистическим пафосом, вниманием к внутреннему миру человека. Типологические связи между прозой Ю. Трифонова и А. Платонова обнаруживаются и в подходе к герою. Его трактовка, на наш взгляд, возможна с позиций пассионарной теории этногенеза Л.Н. Гумилева, разработанной ученым в 1989 г., идеи бессмертия и воскрешения «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова. «Для городской прозы, как и для автора «Этногенеза и биосферы Земли», пассионарность - это «способность и стремление к изменению окружения, атрибут подсознания».69 Сильное и прямое влияние федоровских идей испытало

68 Сигов В.К. Русская идея В.М. Шукшина. М., 1999. С. 300-301.

69 Шаравин А.В. Городская проза 70-80-х годов : автореф. дис. ... д-ра филол. наук (10.01.01) М., 2001. С. 23.

на себе творчество Андрея Платонова. «В художественной вселенной Платонова Федоровский «проект» на грофикации занимает, несомненно, важное место».70

Несомненное воздействие таланта Платонова на Трифонова сказалось в стремлении cí o героев осмыслить свою жизнь, жизнь других людей. Оба писателя проверяют своих героев определяющим нравственным законом человеческой личности - отношением к смерти, проблеме выбора, памяти. Некоторые герои Трифонова, так же, как и герои Платонова, смерть встречают спокойно, без страха, сознают ее неизбежность. Чувство крепости и силы они черпают в уходящей от них жизни, наполненной полнотой и осмысленностью прежнего существования (Ксения Федоровна, Федор Николаевич в повести «Обмен» (1969). Старик из рассказа Платонова «Третий сын», вырастивший вместе с умершей уже женой замечательных сыновей, которые приехали хоронить мать, «был доволен и горд, что его также будут хоронить эти шестеро могучих людей, и не хуже». Мотив бессмертия, рассматриваемый в прозе Платонова, развертывается в сюжете повести Трифонова «Другая жизнь» (1975). Через воспоминания Ольги Васильевны, в деталях прослеживающей каждый день рано ушедшего из жизни мужа, звучит непримиримость Сергея со смертью, желание бессмертия. «Человек, твори.)/ он. никогда не примирится со смертью, потому что в нем заложено ощущение бесконечности нити, часть которой он сам. Не бог нафаждоет человека бессмертием, и не религия внушает ему идею, а вот это закодированное, передающееся с генами ощущение причастности к бесконечному ряду».71 Несогласие героя Трифонова с мыслью исчезнуть навсегда из жизни перекликайся с мыслями о «неверии в смерть», «об интересе к смерти»7" рыбака с озера Мутево из романа «Чевенгур». В раскрытии народной точки зрения в освещении Платоновым темы смерти, памяти привлекаются исследования A.B. Шаравина, A.B. Кулагиной («Тема смерти в фольклоре и в прозе А. Платонова»)7,1 «И для деревенской, и для городской прозы время, преемственность, традиции, историческая память шрают важную роль».74

IIa материале прозы Трифонова и Платонова рассматривается сходная роль моральной категории памяти в произведениях писателей. Трифоновская концепция человека, призванного укреплять духовные связи между людьми, сохранять память об умерших, совпадает с платоновской. Платоновская установка па философское осмысление бытия, поиск ответов на «главные» вопросы - «Кто тогда меня помнить будет?» («Джан») - найдут дальнейшую разработку в углубленном исследовании нравственною мира людей в повестях Трифонова «Обмен», «Долгое прощание» (1971), «Другая жизнь», «Дом на набережной» (1976). Углубленные мотивы Трифонова - «пита, уходящие в прошлое», «исчезновение нитей». «Исчезают не люди, а целые гнездовья», племена со своим бытом, шрами, музыкой. Исчезают дочиста, так что нельзя найти следов» («Обмен»), Тема памяти, связующих поколения «нитей», увлекает обаятельного

70 Коваленко В.А. Творчество как ценность. Философия природы. М.: Наука. 2005. С. 177. 11 Трифонов К). Другая жизнь // Трифонов Ю. Собр. соч. : в 4 т. М.. 1986. Т.2. С. 300.

Платонов А. Чевенгур. М.. 1988. С. 27.

71 Кулагина Л.В. Тема смерти в фольклоре и прозе А. Платонова // «Страна философов»

Андрея Платонова: Проблемы творчества. М., 2003. Вып. 5. С. 345-358.

74 Шаравин А.В. Городская проза 70-80-х годов XX века : монография. М.. 2001. С. 14.

героя, историка Сергея Афанасьевича из повести «Другая жизнь», не желающего пойти на компромисс с «железными малышами». Его идея - «нить, проходящая сквозь поколения... Если можно раскапывать все более вглубь и назад, то можно попытаться отыскать нить, уходящую вперед». В уста своих героев Трифонов вкладывает свое понимание жизни и смерти, памяти, родной земли, близкое платоновскому. Герой повести «Долгое прощание» Гриша Ребров с гордостью вспоминает своих родных - революционеров: «Моя почва - это опыт истории, все то, чем Россия перестрадала!».

В разделе выявляется сходство и различие приемов психологического анализа у Платонова и Трифонова. Трифонов, как и Платонов, блестяще владеет искусством изображения явлений, событий, вещей, всевозможных жизненных коллизий через восприятие героя. Существенное различие в приемах психологического анализа у писателей видится в том, что Платонов чаще прибегает к описанию внутреннего состояния своего героя, передает его переживания через символическую пластику. «Вниз лицом» ляжет Назар Чагатаев в повести «Джан» (1936), одухотворенный, как и все «сокровенные» платоновские герои, «идеей жизни» - «устроить на родине счастливый мир блаженства...». Назар стремится пробудить в племени «джан» импульс жизни. Печаль героя, что его народ «боится жить», «отвык и не верит», Платонов подчеркнет символической пластикой: «Чагатаев отвернулся ото всех; его действия, его надежды оказались бессмысленными. Он ушел в сторону и лег там вниз лицом». Трифонов же обращается непосредственно к внутреннему монологу для передачи всех нюансов мышления в связи с тем или иным событием, к приемам несобственно-прямой речи, к необычным, выразительным тропам. Исповедальный внутренний монолог Ляли в повести «Обмен» раскрывает причину ее неверности любимому человеку.

В диссертации исследуется обращение писателей к мифопоэтическим представлениям о магической силе земли. Оба писателя утверждают приверженность человека естественным человеческим чувствам, ощущение счастья от общения с природой, от слитности с миром. Мотив «гуляния босиком» по родной земле, развертываемый в сюжете произведений «Сокровенный человек» Платонова, «Вера и Зойка» Трифонова, передает любовь героев к своей земле, к малой родине. Оба писателя прославляют чудо жизни, то ощущение полноты, теплоты жизни, гармонии в душе, которое дарит человеку общение с природой. При анализе произведений на историческую тему - «Отблеск костра» (1965), «Нетерпение» (1973) - выявляется нравственный максимализм прозы писателей. Связь «московских» повестей» Трифонова, ставших началом целого направления в русской литературе второй половины XX века - «городской» прозы, - с прозой Платонова, одним из первых в литературоведении отметил поэт Д. Самойлов.75 О близости героев Платонова, Трифонова и Шукшина писал С. Залыгин.76

Ю. Трифонов становится своего рода связующим звеном между А. Платоновым и современными писателями. Традиции Трифонова в исследовании бытия человека в тесной связи с его бытом («Нет, не о быте - о жизни! Быт и бытие - это слитно, это нельзя разъять. Слово «быт» - это какая-то

75 Самойлов Д. Памятные записки. Главы из книги / Д. Самойлов // Знамя. 1990. Сент. С. 157.

16 Залыгин С. Трифонов, Шукшин и мы // Новый мир. 1991. №11. С. 228.

вселенская связь»77) прсемствуют и развивают в современной прозе Л. Битов, В. Маканин. А. Кабаков, JI. Пегрушевская, В. Токарева.

В разделе 5 «А. Платонов - В. Распутин. Рефлексы платоновских идей в

прозе В. Распутина. Проблемы национального сознания. Взрослые и дети в

прозе писателей» рассматриваются высказывания, статьи fíatewmma

Григорьевича Распутина о Платонове как о своем учителе, исследуется

творческое освоение Распутиным платоновской художественной традиции.

Многие стороны творчества Распутина определенно указывают па близость его

мировосприятия и эстетических пристрастий Платонову78. Писателей объединяет

ангрополошческий принцип в художественной разработке проблем человека и его

отношений с миром. Распутин строит свою формулу назначения искусства по

тому же принципу, что и Платонов: «Великая поэзия и жизненное развитие

человека, как средство преодоления исторической судьбы и как счастье

существования, могут питаться лишь из источников действительности, из

практики тесного, трудного ощущения мира, - в этом и есть разгадка народного

происхождения истинного искусства».74 По Распутину, «призвание, задание на

" 80 жизнь писателя» заключаются в том, чтооы «считывать судьоу и душу народа».

Платоновская установка па философское осмысление жизни наследуется Распутиным в художественном исследовании проблем семьи, «дома-очага», рода, их нравственной целостности, преемственности поколений. Близость прозы Распутина и I 1латопова проявляется в структуре отдельных произведений, в стиле, в решении проблем национального характера. («Нежданно-негаданно» Распутина, «Уля» Платонова). Анализом рассказа Распутина «Нежданно-негаданно» (1997) подтверждается положение о творческом освоении сюжетно-стилсной манеры Платонова. Лексические единицы, характеризующие язык рассказа, несут в себе семантику хрупкости и незащищенности детства: «жалость», «боль», «стыд», «страдальческое сердце». Платоновский мотив незащищенности детства, рассматриваемый в сюжете повести «Котлован», в рассказе Распутина возрождается в эпитетах с экспрессивной психологической нагрузкой: «девочка как неживая»; «вялая какая-то, замороженная»; «затухшие глаза»; «дергается безвольно, трянично, как неживая»; «страдальческое сердце»; «стылое сердце»; «тусклое лицо»- Параллели между рассказами «Нежданно-негаданно» и «Уля» прослеживаются в воссоздании сюжетной канвы, связанной в рассказе Распутина с образами бабки Натальи и девочки Ариши. В рассказе «В ту же землю» возникает сюжетная коллизия, аналошчная сюжетной ситуации рассказа Платонова «Третий сын». Образ «младого племени» в рассказе Распутина «В ту же землю» наделяется сердечностью, высокой красотой души и соотносится с традициями художественной практики и публицистики Платонова, перекликается с философемой из статьи 1920-го г.: «Большие - только предтечи, а дети -

77 Грифонов К). Нет. не о быте - о жизни! II Трифонов Ю. Собр. соч. : в 4 т. М., 1987. Т. 4. С. 541-543.

78 Распутин В. Право писан, // Радуга. 1980. № 2. С 174.

7'' Платонов Л. II. Пушкин и Горький // Платонов Л.П. Собр. соч. : в 3 т. Т.2. С. 304.

8,1 Распутин В. Г. Мой манифест // Распутин В.Г. Уроки французскою. Избранная проза и

публицистика. М., 2004. С. 7.

спасители вселенной».81 Многозначный характер несут в рассказе «В ту же землю» слова Пашуты, обращенные к внучке - «Крестить тебя надо, тебе жить».82 Сходными являются концепты писателей, фиксирующие общие свойства сущего, а также ментальные сгустки культуры.

Рассматривая вопрос о творческом восприятии Распутиным платоновских текстов, устанавливаем, что важным компонентом его произведений является сходная с А. Платоновым система мотивов, раскрывающих по мере своего развития во времени непреходящее нравственно-эстетическое содержание. Традиционный платоновский мотив «идеи жизни» творчески развивается В, Распутиным в мотив «порядка внутри себя», включается в иную систему отношений. Этот мотив является определяющим при создании образов «хозяина» и контрастной пары «постороннего прохожего», «врагов жизни», определяемых как «злодейская сила», «вступающая поперек жизненного пути». Решение проблемы «отсутствия хозяина», «превращения городов и весей в свалку» оба писателя рассматривают с морально-этической точки зрения, предъявляя «спрос» к самому человеку. «Отвечай сам за добро и за лихо, ты на земле не посторонний прохожий» («Афродита», 1944-1945): «Одно дело - беспорядок вокруг, и совсем другое - беспорядок внутри тебя. (...) Спрашивать приходится только с себя» («Пожар», 1985). Символический образ Хозяина острова в «Прощании с Матерой» является подлинным открытием Распутина, концентрированным выражением его «философии жизни», созвучной платоновской «философии существования», поскольку «динамика сюжетов произведений Платонова определяется авторской установкой на преобразование «неустроенного мира».83

В духе платоновской традиции В. Распутиным создана галерея образов человека-творца, женских образов, реализующих формулу А. Платонова «женщина - душа мира». Это и Агафья в рассказе «Изба», своими руками сложившая дом, когда все деревеньки с обоих берегов «сваливали перед затоплением в одну кучу». В образе Агафьи Распутин отражает сильные стороны русского характера, актуализирует тем самым пути национального возрождения. Изба в финальных строках рассказа становится символом России. Финал в рассказе - открытый, с надеждой устремленный в будущее. Тема дома не приобретает трагической окраски: его сохранность зависит от самого человека. Глубочайшего художественного откровения женские образы Дарьи, Агафьи, Пашуты, Анны, Натальи из повестей и рассказов Распутина символизируют возрождающие силы природы. Алена (повесть «Пожар») - это звено между прошлым, культом роженицы и Богородицей - само обновление и слово Божье: «В этой маленькой расторопной фигуре, как во всеединой троице, сошлось все, чем может быть женщина... Алена и под бомбежкой не забыла бы обиходить свой дом». В уста Алены вкладывает Распутин горький вопрос о сущности человека: «Мы почему, Иван, такие-то?!». В работе утверждается, что образы и мотивы

81 Платонов А, Знамена грядущего // Платонов А.П. Сочинения. М., 2004. Т. 1. Кн. 2. С. 124.

82 Распутин В.Г. В ту же землю // Распутин В.Г. Уроки французского. Избранная проза и публицистика. М., 2004. С. 411.

83 Малыгина Н.М. Модель сюжета в прозе А. Платонова / Н.М. Малыгина // «Страна философов Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 1995. Вып. 2. С. 275.

«души», «сердца» - ключевые для произведений А. Платонова - определяют важнейшие смысловые константы в прозе В. Распутина.

В описании самосознания героев Распутин, как и Платонов, прибегает к приемам метафизического опыта, полагаясь на сверхчувственную (недоступную опыту) познавательную деятельность человека, горой изображены не только в жестоких условиях действительности и соответствующей ей социальном плане, они вписаны в онтологический план повествования, в величественную картину мироздания. Отсюда - напряженное переживание миронозпания, символы, аллегории. «Чувство причастности к красоте и тайне мира Анна незаметно вплела в свое земное ощущение жизни, и это же чувство от взяла в свои последний пуп,»84 13 рассказе «Видение», в повестях «Живи и помни», «Последний срок» образный поэтический язык позволяет Распутину передать способность своих [сроев заглянуть в «горние» сферы, за фань земного. Для этого он прибегает к таким лексическим единицам, как «звон», «небо», «отчие пределы», к интонационно-синтаксической, фонетической, ритмической организации речи, к языку' намеков и ассоциаций, обращенных к внутреннему слуху читателя. Отмечается важная функция мотива сна в повести Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» (2002). Сон, приснившийся Тамаре Ивановне перед убийством ею насильника дочери, выражает авторскую позицию, выполняет функцию предостережения, в терминологии В. Выогина, - «обнаженного ориентира, показывающего подоплеку «сюжета о яви»8\ Функция мотива сна в повести Распутина определяется в соответствии с авторским комментарием к описанию сна Копенкииа в романс «Чевенгур»: «Не существует перехода от ясного сознания к сновидению - во сне продолжается та же жизнь, но в обнаженном смысле».86 Мысль о спасении, возрождении русского народа через православную веру является определяющей в романе Платонова «Чевенгур», в прозе и публицистике Распу тина («Новая профессия», «Дочь Ивана, мать Ивана», «В ту же землю», статья о Сергии Радонежском «Ближний свет издалека»). «Пронзительность выражения поэзии и трагедии русской жизни в сращенности с русской природой и речью»87 придают уникальность, неповторимую индивидуальность творческому облику В. Распутина, закладывают новые традиции.

Формы воплощения шштоновских традиций в творчестве Леонида Ивановича Бородина рассматриваются в разделе шестом третьей /лавы «А. Платонов -Л. Бородин. Философско-эстстичсские поиски писателей. Проблемы человеческого сознании». А. Платонова и Л. Бородина объединяет антропологический принцип в художественном исследовании проблем человека. В понятии «человек» они усматривают основную мировоззренческую категорию. У писателей сходный взгляд на назначение искусства. Для Платонова искусство -способ «преодоления исторической судьбы», «средство для достижения счастья существования». По Бородину, главная цель искусства заключается в «разгадке

ы Семенова. С. Г. Таламг нравственного учительства (в мире проблем и образов Валентина

Распутина) //Семенова С. Г. Метафизика русской литературы : в 2 т. М.. 2004. Т. 2. С. 355.

Выошн В. 10. Потгика загадки / Вьюгин В.Ю. СПб.. 2004. С.113. № Платонов Л.П. Чевенгур / Платонов А.П. М. : Художественная литература. 1988. С. 174.

8 Солженицын А. Слово при вручении премии А. Солженицына Валентину Распутину 4 мая 2000 г. // Новый мир. 2000. №5. С. 186-189.

тайны человеческого бытия», «постижении подлинной красоты мира». Учитывается и признание Бородина, что некоторые стороны таланта А. Платонова ему близки: жизненность прозы, «глубина постижения мира и человека в романе «Чевенгур», «разящая сатира».88 Отмечается, что творческий диалог Бородина с Платоновым особенно показателен на фоне художественных открытий Ф.М. Достоевского, у которого писатели унаследовали интерес к сложности и противоречивости человеческой натуры, к проблемам человеческого сознания. Уже в первом произведении Бородина, в «Повести странного времени» (1969), находит развитие доминантная идея русской литературы - идея Правдоискательства.

Сопоставительный анализ повестей Бородина «Божеполье», «Третья правда» и романа Платонова «Чевенгур» позволил выявить мифологическое начало в прозе писателей. У обоих преобладает ориентация на архаический миф, такие архетипические константы, как земля, вода, дом, дорога, мать, ребенок, смерть, которые переплетены с библейскими мифами. Мотивы апокалипсиса, бесов, антихриста звучат в фрагментах текста повести «Третья правда» с описанием «беззащитной, обезображенной» тайги, «засек хулиганских», «бывшего родника». В сознании героя повести Рябшшна возникает «образ антихриста», веками таившегося и подличавшего в невидимости, теперь же «выпрыгнувшего из мрака», «спешащего с ненавистью разрушить на земле все живое в коротком времени Божьего попустительства». Образ Ивана Рябинина, остро чувствующего приближение конца света, рассматривается в платоновских традициях, как предостережение от «забвения разума». Описание Божьего поля с золотистыми лугами, превращенного в черную яму для добычи торфа, без единственной на сто верст сосны, перекликается с притчей о «саде истории», который «требует заботы и долгого ожидания плодов» в романе «Чевенгур». Если в «Чевенгуре» речь идет о «колодце без воды» («...в нынешнюю весну корову продотряд сьел... Две недели в моей хате солдаты жили - всю воду из колодца выпили»), то в «Божеполье - это «колодец с водой, до которой не добраться - сруб подвалился», а поправить никто не хочет. Бородин, как и Платонов, использует аналогичный прием - притчу о саде, Божьем поле с сенокосными угодьями, как отражение мечты об идеальной жизни, красоте и гармонии. Мифологема «жизнь-путь» приобретает в прозе А. Платонова и Л. Бородина экзистенциальное начало. Испытания российской жизни в прозе Л.И. Бородина «переданы с редкой нравственной чистотой и чувством трагизма».89

Новые оттенки творческого диалога Бородина с Платоновым открываются при взгляде сквозь призму философских рассуждений H.A. Бердяева: «Социализм решает вековечный вопрос об устроении земного царства. Вопрос о русском социализме - апокалипсический вопрос, обращенный к всеразрушающему концу истории».90 Отмечается, что Бородин строит повествование в «Божеполье» в платоновских традициях диалога с утопией («Чевенгур»), писателей сближает философская интонация, стилистическая манера, антиутопическая стратегия. Оба

88 Бородин Л.И. Без выбора / Бородин Л.И. М., 2003. С. 211.

89 Из Решения Жюри Солженицынской Премии от 14 февраля 2002 г. о присуждении литературной премии А Солженицына Л. Бородину.

90 Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. М., 1994. Т.2. С. 89-90.

художника стремятся воспроизвести мир, отраженный и сознании героя. Тексты писателей прочитываются на фоне монолога Великого Инквизитора из романа Достоевского «Братья Карамазовы» (1X79, 1880), Шигалсва «£> будущем социальном устройстве» из романа «Бесы» (1871).

Выявляется близость поэтики Л. Бородина некоторым особенностям поэтики Платонова: живописность изображения, особенности словоупотребления, емкие эпитеты, метафоры, олицетворения. Писатели используют приемы онтологической поэтики, символические формы, вводящие в произведения вечные вопроси человеческого существования. Мотив «бесов» в повести Бородина «Бесиво» рассматривается как многослойная метафора, на которой построено повествование (разрушение семьи, омертвление нравственных чувств, отсутствие сострадания к человеку). Анализ заглавия повести «Ловушка для Адама» помогает прояснить как поэтику понести, так и се концепты. Выраженная здесь вера в человеческие возможности перекликается с жизнеутверждающей позицией Платонова: «Каждому с рождением дается какой-нибудь аванс, нужно только умно распорядиться собой» (Л. Бородин); «Отвечай сам за добро и за лихо» (А. Платонов).

Проза Л. Бородина представляет традиционное, реалистическое направление, обновившееся поэтикой постмодернизма. Субъектам организация текста, интсртекстуальноеть, обращение к символике снов, использование мотива игры, христианской символики позволяют Л. Бородину раскрыть многогранность, трагизм бытия.

В ричделе 7 третьей главы проводится сопоставительный анализ романа В. Березина «Свидетель» (1998) и повести А. Платонова «Сокровенный человек» (1927). Сопоставление с малоизвестным романом писателя, литерату роведа Владимира Сергеевича Березина открывает типологически новые аспекты многогранного воздействия Платонова на литературу наших дней. В тексте романа Березина «Свидетель» есть явные и скрытые аллюзии, цитаты и реминисценции из повести «Сокровенный человек», из других платоновских текстов. Герой-рассказчик близок платоновским «сокровенным» ¡ероям неравнодушием к участи человека, чуткостью к голосам и звукам мира, осознанием единства с миром природы, раздвижением рамок сознания, ответственностью за свой выбор. Выявляется функция реминисценций из платоновских текстов, они рассматриваются как повторение на новом витке истории платоновского предостережения - «Они обращаются с жизнью как с заблуждением - беспощадно».91 Березин утверждает такие моральные категории, как доброта и сострадание: в описании старика-мусульманина, который молится за своего убитого сына; в картине трашческой смерти девушки-журналистки; в описании обращения матери к Бо1у о единовременной смерти с детьми. Война, междоусобицы в романе Березина осмысливаются как «страшная напасть», как общая беда всех людей, независимо от цвета кожи, вероисповедания, времени. 11иеатели используют религиозную символику в создании картины «второго дня» (Бытие. 1/6-9), чтобы четче обозначить необходимость самопознания, внесения гармонии в хаос. Реминисценции из Платонова в тексте романа показывают

Платонов А. П. 14 Красных Итбчшск // Платонов А.П. Поев ковчег : пьесы. М., 2006. С. 174.

высокую степень приобщенности Березина к поэтическому миру предшественника. Об этом свидетельствует и статья Березина «Счастье и страдание» (1999) о романе «Счастливая Москва».

Как и эстетика А. Платонова, эстетика В. Березина обостренно передает дисгармонические надломы, гротески истории, культуры, психологии, но не имеет, как у В. Сорокина, пародийного характера. В плане выявления специфического, индивидуального в прозе Березина характерным является воспроизведение примет иной реальности, меткая ирония, пронизанная болью, поэтика интертекста, диалог с культурным пространством предшественника.

В разделе 8 третьей главы рассказ В. Шпакова «Железный Ренессанс» (2006) прочитывается на фоне повести «Котлован». Отмечается, что рассказ «Железный Ренессанс» написан, как свидетельствует Владимир Михайлович Шпаков, под влиянием платоновской прозы. «Бывший начальник цеха (экс)» -пенсионер - носит фамилию Платонов. Редактор заводской многотиражки, -Николай Федоров - один из инициаторов возрождения заброшенного оборонного комплекса в ходе железного ренессанса и «оживления умерших» из-за недостатка рабочих рук на заводе. Персонажем рассказа является и «безногий инвалид чеченской войны», которого катает в коляске обаятельная Надька, «безногий инвалид» явно перенесен из платоновского «Котлована». Надя - младшая сестренка Платонова, отравившаяся грибами, как и брат Митя, в 1920 г.; о них он с болью вспоминает в «Записных книжках» в 1942 г. Упоминается в шпаковском рассказе и название повести «Котлован» с явным подтекстом, и возникает фигура оживленного Платонова. Шпаков, подобно Платонову, в деталях описывает «тревогу» машиностроителей за свой завод и город, используя яркие, запоминающиеся тропы. На иронии, восходящей к стилю рассказа «Усомнившийся Макар», повести «Сокровенный человек», построены многие ключевые фрагменты рассказа В. Шпакова: трубы завода походили «на стволы с обрубленными ветками и сучьями», «выбитые окна» глядят «черными глазницами». На водочных бутылках - портреты Бунина, Лескова, Тютчева, Толстого - «хотя бы так мы способствуем сохранению в народной памяти великих имен!». Герои рассказа, и живые, и «воскрешенные», проявляют смекалку, природную умелость, подобно героям Платонова - Фоме Пухову, «усомнившемуся Макару» в столкновении с «научными людьми», «писчей стервой». Пашка Баранов вызывает явные аналогии с платоновским Макаром, изобретшим «строительную кишку»: «во время государственных испытаний сумел объегорить приемную комиссию, заткнув лопнувший топливный провод ветошью». Финал рассказа с продолжающимся концертом нон-стоп, с «выделывающим коленца» персонажем, «вроде как изображающим подтанцовку», - это почти цитация финала повести «Котлован» с описанием «торжества колхоза», Елисея, «затанцевавшего по земле, ничуть при этом не сгибаясь», баб, «весело двигающих ногами под юбками» под «марш великого похода» «призывающей вперед музыкой». О развенчании Платоновым мифа в эпизоде

92 Платонов А Записные книжки. Материалы к биографии / Платонов А 2-е изд. М., 2006. С. 229.

«торжества колхоза» в «Котловане» писал в свое время Б. Можаев.43 Для демифологизации новой мифолопш Шпаков, подобно ГЬлатонову, использует прием 1ротеска. Рассказ Шпакова «Железный Ренессанс» выступает . как «производный» текст по отношению к предшествующему, включается в «вертикальный контекст» художественного универсума.

В разделе 0 третьей .'лавы «Присутствие» платоновского текста в романе В.Г. Сорокина «Голубое сало» (1999) отмечается, что Владимир Григорьевич Сорокин пародирует повесть «Сокровенный человек», попользует ставшие привычными для постмодернизма приемы разрушения стиля - абсурд, фотеск, абсценную лексику, антикаллизм, .ломку 1раниц эстетического, пастшп, имитацию разнообразных манер и стилей, их ироническое переосмысление, преобладание мотивов отчуждения, переориентации ценностей. В главе «I [латонов-3. Предписание» принцип включения «платоновского слова» в текст романа оценивается как пародийный, эпатажный. Сорокин буквально следует платоновскому тексту в воссоздании персонажей и сюжета, включает в свой текст значимые платоновские слова и выражения, образы из других художественных текстов, демонстрируя прием римейка, переделки произведений, шру со словом, создавая в своем тексте интергекстуалыгое пространство. Так же, как у Пухова в повести «Сокровенный человек» есть помощник, слесарь Зворычный, у сорокинского героя Бубнова появляется в кабине ломтевоза кромсальщик Зажошн Федор, который будет «сурово орудовать барбидным ножом, кромсая провяленные трупы врагов революции и закидывая бескостные ломти в запасник», затем будет бросать эти «человечьи ломти в топку». Приемы абсурда, гротеска вносил Сорокин в описание «безногих доноров», пожертвовавших свои ноги ломтевозной флотилии «Коминтерн». Сорокин искажающе травестирует описание Платоновым в «Котловане» «безногого инвалида», «урода империализма», «калеки», «повредившегося на капиталистическом сражении». Как верно отмечает И.С. Скоронанова, «Повышенное внимание В. Сорокин уделяет чудовищному, кощунственному, фубо физиологическому, предельно отталкивающему, выводя на поверхность скрытое в глубинах подсознания»44 Причины обращения Сорокина к художественному опыту Платонова мы видим в стремлении к «подрыву литературного канона»: «Писатели, как правило, создают свои произведения с помощью литературных и прочих источников, заимствуя из них гот пли иной материал, цитируя, пародируя, копируя...»."' Такая попытка подрыва литературного канона и его «священных столпов» оборачивается подчас парадоксом - утверждением «исходного» текста, «тексту исподволь возвращается его звездный статус».46 Интсртекстуальность, цитаты в романе В. Сорокина рассматриваются с учетом точки зрения М. Ямпольского: «цитаты - это не просто

" Можаев Ь.Л. Портрет ленивою сознания / Можаев Ь.Л. II Книжное обозрение. 1991. №14. С. 9.

Скоропанова. И.С. Шизоапализ Владимира Сорокина // Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература : учеб. пособие. М., 2002. С. 261.

Ьчлнсп Р. Л. Генезис «Братьев Карамазовых». Эстетические, идеологические и психологические аспекты создания текста. СПб.. 2003. С. 7.

% Жолковский Л. К. Избранные статьи о русской поэзии. Инварианты, структуры, стратегии, ингертексты / отв. ред. Л. I". Павлова. М. : ¡МТУ. 2005. С. 242.

нуждающиеся в нормализации аномалии, но и указания - сокрытия эволюционного отношения к предшественнику. Декларированная цитата, отсылая к тексту, который камуфлирует истинную зависимость произведения от предшественника, превращается в знак оригинальности и одновременно «искажает» простую преемственность в эволюции. Интертекстуальность, таким образом, работает не только на утверждение предшественников, но и на их отрицание, без которого текст не может конструироваться в качестве «сильного».97 В рассказе «Заплыв», являющемся структурной частью романа, В. Сорокина интересует онтологическая проблематика, тема столкновения отдельного человека с тоталитарным ужасом, угрожающим самой жизни. На первом плане здесь оказывается не идеология, а художественно завершенный, целостный тоталитарный мир, и Сорокин показывает, насколько этот организованный по единому шаблону мир жесток и бесчеловечен к отдельному человеку, рассматриваемому лишь как строительный материал, винтик системы. Но различие - в избранных брутальных, шоковых средствах. Художественный мир Сорокина - скорее антиплатоновская линия, не продолжение традиций классика, а вызов ей.

В отличие от писателя-классика Андрея Платонова с его верой в человека, с его творческим кредо «Все возможно (...), главное сеять души в людях», прозу Сорокина отличает неверие в человека, преобладание мотивов отчуждения, космического одиночества человека, отсюда и идет «культивирование человеческого низа» в его эстетике. Мы согласны со Скоропановой, утверждающей: «Произведения Виктора Ерофеева и Владимира Сорокина оставляют читателя в тягостном, гнетущем настроении, не предполагают катарсиса. В этом сказалось и разочарование в человеке, и чувство безнадежности, владевшее писателями-нонконформистами в «закатные годы» тоталитаризма».98

В Заключении делаются выводы, подводятся итоги диссертационного исследования и определяются перспективы дальнейшей работы. Значимыми для дальнейшего исследования рецепции творчества А. Платонова в историко-литературном ракурсе являются произведения таких писателей, как Ф. Абрамов («Братья и сестры», «Дом»); В. Астафьев («Пролетный гусь»); А. Варламов («Рождение»); А. Битов («Внук 29-го апреля); А. Ким («Остров Ионы»); В. Личутин («Вдова Нюра»); Е. Носов («Яблочный Спас», «Усвятские шлемоносцы»); Б. Екимов («Продажа», «Пастушья звезда», «Пресвятая Дева-Богородица»); О. Павлов («Конец века») и др.

97 См.: Ямпольский М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф / М. Ямпольский. М.: Культура, 1993. С. 136.

98 Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература : учеб. пособие // Скоропанова И.С. М., 2002. С. 282.

Содержание диссерт ации отражено в следующих публикациях:

1. Публикации в периодических научных изданиях, рекомендованных ВАК:

1 .Серафимова, В.Д. Слово в художественном мире В. Распутина : статья //Русская речь. 2002. №6. С. 24-30. (0.4 пл.)

2. Серафимова, В.Д. Метафорический язык произведений В. Маканина : статья Н

Русская речь. 2002. №2. С. 34-42. (0.4 пл.)

3. Серафимова, В.Д. 1 котика повести Л. Бородина «Ловушка дня Адама» : статья //

Русская речь. 2005. №5. С. 33-44. (0.7 пл.)

4. Серафимова, В.Д. Библейские мотивы и образы в творчестве М. Волошина,

Л. 11латонова, Б. 1 [илышка : статья // Русская речь. 2006. №3. С.14-22. (0.5 ил.)

5. Серафимова. В.Д. Авторская идея в прозе В. Распутина и изобразительно-выразительные средства языка : статья // Русская словесность. 2009. №1. С. 3742. (0,4 пл.)

6. Серафимова, В.Д. Проблемы нравственности и гуманизма в «женской прозе» (на

материале отдельных произведений В. Токаревой) : статья // Русский язык за рубежом. 2009. №1. С. 101-105.(0.3 пл)

7. Серафимова, В.Д. В поисках констант бытия. «Лаз». «Предтеча», «Отставший»

B.Маканина. «Новые Робинзоны (Хроника конца XX века)» Л. Петрушевской: статья // Вестник МГ'ОУ. Сер. Русская филология. М. : Изд, МГОУ, 2009. №3.

C. 158-164. (0,4 пл.)

8. Серафимова. В.Д. «Сиротства человек не терпит...» Тема семьи, детства в про:«

Андрея 11латонова : статья // Русская речь. 2009. №2. С. 29-32 (0,3 ил.)

9. Серафимова, В.Д. Исторические, фольклорные источники повести Л. Бородина

«Царица смуты». Поэтика. Доминантные идеи : статья // Вестник МГ'ОУ : Сер. Русская филология. М. : МГОУ, 2009. №2. С.151-160. (0,56 пл.)

10. Серафимова. В.Д. Пьесы А.П. Платонова в соотнесении с его прозой и в историко-литературном контексте (II. Эрдман - «Самоубийца», К. Тренев -«Опыт», Л. Леонов - «Уход Хама» и др.) : статья // Вестник МГ'ОУ. Сер. Русская филология. М. : МГОУ, 2010. №3. С. 141-148. (0,45 пл.)

11. Серафимова, В.Д. «В самых адских котлах перебывал». Военная проза В. Некрасова : статья // Русская словесность. 2010. №3. С.ЗЗ- 37. (0,25 пл.)

11. Монографии:

12. Серафимова, В.Д. А. Платонов и философеко-эстетические искания русской литературы 2-й половины XX века (В. Шукшин, В. Распутин, Л. Бородин) : монофафия. М.: Прометей. 2006.388 с. (24,25 ил.)

13. Серафимова, В.Д. «Серебряный век» русской поэзии : монография. -Тирасполь: 11риднестровский гос. ун-т. 1997.76 с. (5.5 пл)

Ш. Учебники, учебные пособия:

14. Серафимова, В.Д. Русская литература (1-я половина XX века) : учебник-хрестоматия для старшеклассников. М.: Гуманит. изд. центр В ЛАД ОС, 1997. 528 с. (33 пл.)

15. Серафимова, В.Д. Русская литература XX в. (вторая половина): учеб. матер.: 1011 классы: в 2 ч. М.: Гуманит. изд. центр ВЛДДОС, 2002. (Переиздано учебное пособие в 2003. Ч. 1.288 с. (17,46 пл.); Ч. 2.335 с. (20,37 пл.)

16. Серафимова, В Д. Литература с основами литературоведения. Русская литература XX века : учеб. пособие для студентов факультетов дефектологии педагогических вузов / А.А. Диарова, ЕВ. Иванова, В.Д. Серафимова; под ред. ВД. Серафимовой. М. : Прометей, 2004. 284 с. (17, 75 пл.). Авт. вклад В Д. Серафимовой - 6,5 пл. Гриф УМО.

17. Серафимова, В .Д. История русской литературы. XX век : в 2 ч. : учебник для студентов вузов / В.В. Агеносов [и др.]; под ред. В.В. Агеносова. М : Дрофа. 2007. Ч. 2. (34 пл.). Гриф Минобра. Авт. вклад В.Д. Серафимовой 2 пл. С. 448466.

18. Серафимова, В Д. Литература с основами литературоведения. Русская литература XX века: учеб. пособие / АА. Диарова, ЕВ. Иванова, ВД. Серафимова; под ред. В.Д. Серафимовой. М.: Изд. центр «Академия», 2007.- 304. (19,0 пл.). Гриф УМО. Авт. вклад ВД. Серафимовой 6,8 пл.

19. Серафимова, ВД. Русская литература первой половины XX века : учеб. минимум для абитуриентов. М.: Высш. шк., 2008.431 с. (26,46 пл.)

20. Серафимова, ВД. Русская литература второй половины XX века : учеб. минимум для абитуриентов. М.: Высш. шк., 2008.639 с. (39 ДО пл.)

IV. Учебно-методические пособия, программы, биографические словари:

21. Серафимова, ВД. Андрей Платонов - журналист, литературный критик, прозаик, драматург: программа, материалы спецкурса. М.: МПГУ, 2007. - 75 с. (4 пл.).

22. Серафимова, ВД. «Самоистребительная диалектика души». Роман Б.Пастернака «Доктор Живаго» : пособие для студентов-филологов по материалам научной конференции, посвященной 100-легию со дня рождения БЛ. Пастернака, проведенной Домом советской науки и культуры в Чехословакии, в Праге Институтом русского языка им. Пушкина 20 янв. 1990 г. Алма-Ата: КазПТИ, 1991.81 с. (В соавт.). Авт. вклад ВД. Серафимовой 2,7 пл.

23. Серафимова, ВД. Художественный мир Андрея Платонова: учеб.-метод. пособие для студентов-филологов. Тирасполь: ПГКУ, 1995.95с. (6 пл.)

24. Серафимова, ВД. Практические материалы для подготовки к сочинениям, выпускным и вступительным экзаменам. Русские писатели XX и XXI веков. М.: АСТ: Асгрель; Владимир: ВКТ, 2008.478 с. (25,2 пл.)

25. Серафимова, ВД. Примерная программа дисциплины «История отечественной литературы / А.А. Диарова, ВД. Серафимова, Л.А. Трубина. М.: «Прометей»

МИГУ. 2004. 16 с.(1 н.I.). Гриф Минобра. Авт. вклад В.Д. Серафимовой 0,33 пл.

26. Серафимова, В.Д. 11римерная профамма дисциплины «Литература с ехмюва.ми литературоведения» / В.М. Родионова, В.Д. Серафимова, Л.Д. Трубипа. М„ 2(Х)4.31 с. (2 пл.) Гриф Минобра. Авт. вклад В.Д. Серафимовой 0,7 пл.

27. Серафимова. В.Д. Примерная профамма дисциплины «Литература с основами литературоведения» / ИМ. Родионова, В.Д. Серафимова. Л Л. Трубипа. М., 2(Х)4.31 е. (2 пл.) I 'риф Минобра. Авт. вклад В.Д. Серафимовой 0,7 пл.

28. Серафимова. В.Д. Русские писатели, XX век: биогр. слов.: А-Я / сост. И.О. Шайтанов. М.: Просвещение. 2009. 623 с. (45,46 пл.). Авт. вклад В.Д. Серафимовой 0.25 пл. - С. 290-292:318-320:

V. Статьи в научных сборниках, энциклопедиях

29. Серафимова. В.Д. Концепция детства в творчестве Л. Платонова // Литература в [умапитарных школах и классах : сб. науч. тр. / отв. ред. ').//. Иванова. М. : НИИ худож. воспитания. 1992. С. 115-133. (1Л7 ил.)

30 Серафимова, В.Д. Рассказы Андрея 11лагоиова о детях // Словесник Молдовы : учеб.-метод. журнал Министерства народного образования Молдовы. -Кишинев. 1992. №4. С. 44-47. (0,20 пл.)

31. Сцтафимова. В.Д. Образ музыки в романе Андрея Платонова «Счастливая Москва» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества / ред.-соет. II.В. Корниенко. М.: ИМ ЛИ, «Наследие». 1999. Вып. 3. С. 273-276. (0.20 пл.)

32. Серафимова, В.Д. А. Платонов, П. Замятин: Нравственность и разум // Третьи платоновские чтения : тез. докл. междунар. науч. конф. / отв. ред.: Е.Г. Мущеико. 'ГА. Никонова. 24-26 септ. 1999 г. Воронеж : Воронежский государственный ун-т. 1999. С. 45-49. (0,25 пл.)

33. Серафимова, В.Д. Современная русская литература в поисках смысла бытия : материалы юбилейной конференции профессорско-преподавательскою состава, посвященной 70-летию Приднестровского государственного университета им. Т.Г. Шевченко. Тирасполь : ПТУ, 2000. 295 с. Авт. вклад В.Д. Серафимовой 0,43 пл. С. 47-54.

34. Серафимова, В.Д. Ху дожественный опыт Андрея Платонова в прозе Валентина Распутина // Вестник Приднестровского университета. Сер. Гуманитарные науки. Тирасполь: ПГУ. 2001. С. 84-94.(0.63 пл.)

35. Серафимова. ИД. Натурфилософские идеи в творчестве А. Платонова, В.Хлебникова, Н. Заболоцкого // Проблемы эволюции русской литератур}л XX века. Пятые Шешуковские чтения: материалы межвуз. науч. кош)). М.: МПГУ, 2001. Вып. 7. С. 183-191. (0,5пл.)

36. Серафимова, В.Д. А. Платонов. В. Шукшин. Диалог творческих сознаний // Проблемы эволюции русской литературы XX века : материалы межвуз. науч. конф. / под ред. Л.Л. Трубииои. М„ 2002. Вып. 7. С. 125-135. (0.63 пл.)

37. Серафимова, В.Д. Ребенок в художественном мире А. Платонова и ВРаспутина // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества / ред.-сост. Н.В. Корниенко. М.: ИМЛИ РАН, 2003. Вып. 5. С. 291-296. (0,45 пл.)

38. Серафимова, В.Д. Роман «Чевенгур» А. Платонова и повести Л.Бородина // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества / отв. ред. Н.В. Корниенко-, сост. Н.В. Корниенко и ЕА Роженцева. М.: ИМЛИ РАН, 2005. Вып. 6. С.131-136. (0,30 пл.)

39. Серафимова, В.Д. Поэтика прозы В. Маканина // Проблемы эволюции русской литературы XX века: сборник научных статей, посвященных С.И. Шешукову / сост. и отв. ред. ЛА. Трубина. М. : Изд. МПГУ, 2003. Вып. 8. С.169-183. (13 пл.)

40. Серафимова, В.Д. Этика любви и ответственности в прозе А. Платонова и А. де Сент-Экзюпери в исследовании темы детства // Мировая словесность для детей и юношества / науч. ред. ИТ. Минералова. М., 2003. Вып. 8. С.246-253. (0,43 пл.)

41. Серафимова, В.Д. Поэтика прозы Л. Бородина. Проблемы человеческого сознания // Русская литература XX века. Типологические аспекты изучения: сборник научных статей, посвященных 90-летию профессора С.И. Шешукова / отв. ред.Л А Трубина. М„ 2004. Вып. 9. С.472483. (0,68 пл.)

42. Серафимова, В.Д. Михаил Шолохов // Универсальная энциклопедия школьника. Гуманитарные науки / Гл. ред. и сост. А.П. Горкин. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2005. С. 373. (0,06 пл.)

43. Серафимова, В.Д. Библейские мотивы и образы в русской литературе 20-30-х годов XX века // Третьи Пасхальные чтения. Гуманитарные науки и православная культура : материалы 3-й науч .-метод, конф., состоявшейся в МПГУ 4-5 мая 2005 г. / науч. ред. ИТ. Минералова. М„ 2005. С. 197-205. (0,5 пл.)

44. Серафимова, ВД. Белов В .И. //Литература и язык : энциклопедия / гл. ред. и автор проекта Л.Я. Горкин; науч. ред. Г1.А. Николаев, М.В. Строганов. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007. 584 с. Авт. вклад В.Д. Серафимовой. С. 53-54. (0,12 пл.)

45. Серафимова, ВД, Абрамов Ф.А. // Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007. С. 8. (0,06 пл.)

46. Серафимова, В.Д, Бородин Л.И. // Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007. С. 69,70. (0,12 пл.)

47. Серафимова, В.Д. Платонов А.П. // Литература и язык: энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007. С. 367-368. (0,12 пл.)

48. Серафимова, В.Д. Распутин ВГ. // Литература и язык: энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007. С. 394-395. (0,12 пл.)

49. Серафимова, ВД. Носов Е.И. //Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007. С. 329. (0,06 п.л.)

50. Серафимова. П.Д. Кондратьев B.JI. //Лигерагчра и язык : энциклопедия. М. : ЗЛО «РОСМЭ11-11РНСС». 2(Ю7. С. 240-241. (0.12 п.л.)

51. Ссрафимопа. В.Д. Ншмов В.П. //Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗЛО «РОСМ'Х ¡-I [РНСС». 2(Х)7. С. 329. (0.06 п.л.)

52. Серафимова. В.Д. Макапин НС. //Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗЛО «РОСМ')11-riPF.CC», 2007. С. 282. (0.06 п. л.)

53. Серафимом, В.Д. Казакевич ').!'. //Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗЛО «РОСМ'.)11-11РНСС». 2(Х)7. С. 217. (0,06 п.л.)

54. Ссрафимопа, В.Д. Оренбург И.Г. //Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМ'М 1-ПРНСС», 2(Х)7. С. 560-561. (0.12 пл.)

55. Серафимова. В.Д. Некрасов В.Г1.//Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМ")П-ПРНСС». 2007. С. 323. (0,12 п.л.)

56. Серафимова, В.Д. Быков В.В. // Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗЛО «РОСМ'Л 1-ПРЕСС», 2Ш7. С. 80. (0.06 пл.)

57. Серафимова, В.Д. Бакланов Г.51. // Лтчратура и язык : энциклопедия. М. : ЗЛО «РОСМ'Л 1-ПРНСС». 2Ш7. С. 44. (0.06 пл.)

58. Серафимова. В.Д. Васильев Б.Л. //Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМ'Л 1-ПРНСС». 2007. С. 86. (0,06 ил.)

59. Серафимова. В.Д. Шолохов М.Л. //Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМЭ11-11РНСС», 2(Х)7. С. 545-546. (0,12 ил.)

60. Серафимова, В.Д. Шукшин В.М. // Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМ'Л 1-ПРНСС». 2Ш7. С. 547-548. (0.3 пл.)

61. Серафимова, В.Д. 11етрушевская J1.C. //Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМЭ11-11РНСС», 2007. С. 361. (0,12 п.л.)

62. Серафимова. В.Д. Поляков IO.M. // Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗЛО «РОСМ'Л 1-11РНСС», 2007. С. 373. (0,06 н.л.)

63. Серафимова. В.Д. Соколов А.В. // Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗАО «РОСМЭ11-11PF.CC'». 2007. С. 449. (0.06 п.л.)

64. Серафимова. В.Д. ] 1ришвин ММ. //Литература и язык: энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС». 2007. С. 380-381. (0,06 н.л.)

65. Серафимова. ВД. Трифонов К).В. //Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭ11-ПРНСС», 2(Х)7. С. 484. (0,06 пл.)

66. Серафимова. В.Д. Токарева B.C. //Литература и язык : энциклопедия. М. : ЗАО «РОСМ'Л 1-ПРНСС». 2(Х)7. С. 476. (0.12 пл.)

67. Серафимова, В.Д. г)рдман Н.Р. //Лигература и язык : энциклопедия. М. : ЗАО «РОСМЭН-ПРНСС», 2007. С. 559-560 (0.3 ил.)

68. Серафимова. В.Д. 11елевин В.О. //Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМ'Л 1-11РНСС», 2007. С. 354. (0.12 п.л.)

69. Серафимова, В.Д. Эмигрантская лигература // Литература и язык : энциклопедия. М.: ЗАО «РОСМЭН-11РНСС», 2007. С. 554-555. (0,3 п.л.)

70. Серафимова, В .Д. Марина Мнишек. Документальная, фольклорная, литературная основа повести Л. Бородина «Царица смуты» // Историософия в русской литературе XX и XXI веков: традиции и новый взгляд: материалы XI Шешуковских чтений / под ред. Л А. Трубиной. М„ 2007. С. 168-176. (0,5 пл.)

71. Серафимова, ВД. Постплатоновское пространство русской литературы: роман

B. Березина «Свидетель» (к 80-летию издания повести «Сокровенный человек» // Вестник Mi l У им. М.А. Шолохова. Сер. Филологические науки / гл. ред. ЮТ. Круглое. М„ 2008. №1. С. 34-43. (0,5 пл.)

72. Серафимова, В.Д. Философско-эстетическая позиция А. Платонова в литературно-критических статьях и на страницах прозы в освещении темы любви // История русской литературы XX-XXI веков в литературоведении, критике и журналистике : материалы 13-х Шешуковских чтений / под ред. ЛА. Трубиной. М.: МПГУ, 2008. С. 143-152. (0,7 пл.)

73. Серафимова, ВД. Распутин В.Г. // Русская литература: научно-популярное издание для детей / сост. СЛ. Панов. М.: ЗАО «РОСМЭН-ПРЕСС», 2007.

C. 332-333. (0,12 пл.)

74. Серафимова, ВД. А. Платонов и Ю. Трифонов. Проблемы выбора и памяти // История русской литературы XX-XXI вв. в литературоведении, критике и журналистике: материалы 14-х Шешуковских чтений / под ред. Л А. Трубиной. М„ 2008. С.110-115. (0,4 пл.)

75. Серафимова, ВД. «Я продолжаю верить в Россию». Доминантные идеи публицистики, прозы В. Распутина // Литературы народов России в социокультурном и эстетическом контексте : материалы 14-х Шешуковских чтений. 2-3 февр. 2009 г. / под ред. ЛА. Трубиной. М.: Интеллект-Центр, 2010. С. 270-278. (0,8 пл.)

Подписано к печати: 16.04. 2010г. Бумага офсетная. Гарнитура «Times New Roman». Печать офсетная. Формат бумаги 60/84. Усл. п.л. 2,5 _ Тираж 100 экз. Заказ №46._

Изготовлено с готового оригинал-макета в Издательстве МГОУ. 105005, г. Москва, ул. Радио, д.10-а

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Серафимова, Вера Дмитриевна

Введение.

Глава 1. «Идея жизни» как «философия существования» А. Платонова в художественных произведениях и в литературно-критических статьях.

1.1. Социальные реалии и космологическая мифологема «вселенского человека» в произведениях А. Платонова «Чевенгур», «Котлован»,

Ювенильное море».

1.2. Антифашистские произведения А. Платонова.

1.3. Идейно-эстетические искания А. Платонова в художественном исследовании темы любви.

1.4. Образ-понятие «музыка» как символ гармонии мира в эстетике А.Платонова.

Глава 2. Генетические и типологические связи прозы А. Платонова с русской литературой XIX - первой половины XX века. Мысли о мире и человеке.

2.1. Ребенок как источник душевного переворота в творчестве Ф.М. Достоевского, А. Платонова.

2.2. А. Платонов - Е. Замятин. Антиутопическая стратегия. Нравственность и разум. Мотивы «оскудения человечности», «насилия», «ветра» в художественном исследовании «вечных вопросов» бытия человека.

2.3. Тема «воссоединения людей» (Ф. Достоевский) в «Ювенильном море» А. Платонова, в «Дороге на Океан» Л. Леонова, в повести «Заволочье»

Б. Пильняка. Доминантная идея о самоценности человеческой жизни, поиски путей «выхода в счастье». Функция библейских мотивов, образов.

Глава 3. Произведения А. Платонова и философско-эстетические искания русской прозы второй половины ХХ-начала XXI вв.

3.1. А. Платонов и художественное творчество Ю.Казакова.

3.2. А. Платонов - В. Белов. Диалог творческих сознаний.

3.3. А. Платонов и творчество В.М. Шукшина. Отражение народного видения мира.

3.4. «Линия» А. Платонова в прозе Ю. Трифонова. Проблемы выбора, памяти, отношения к смерти.

3.5. А. Платонов - В. Распутин. Проблемы национального сознания. Взрослые и дети в прозе писателей.

3.6. «Чевенгур» А. Платонова и повести Л. Бородина. Проблемы человеческого сознания. Философско-эстетические искания. Мифологема «жизнь-путь»

3.7. Роман В. Березина «Свидетель» в свете повести А. Платонова «Сокровенный человек».

3.8. Рассказ В. Шпакова «Железный Ренессанс» в свете прозы А. Платонова.

3.9. «Присутствие» платоновского текста в романе В. Сорокина «Голубое сало».

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Серафимова, Вера Дмитриевна

Русская литература - живой, развивающийся процесс, в котором сложно переплетены творческие судьбы писателей. Одна из тенденций прозы второй половины ХХ-начала XXI вв., преемствующей заветы классической русской литературы, - художественное исследование коренных вопросов жизни -проблем исторического, нравственного, социально-экономического состояния общества, «самостоянья человека», его «идеи жизни».

В современной прозе сложно переплетены две тенденции -реалистическая, укорененная* в традиции предшествующей литературной истории, характеризующаяся^ верой в нравственные ценности и поиском путей приобщения к ним, и - постмодернистская, пронизанная стремлением выйти за рамки классической традиции, ощущением абсурдности текущей жизни, антикаллизмом, ломкой границ эстетического, преобладанием мотивов отчуждения, одиночества, изолированности от общества, утратой языковой нормы, сексуальной истерией, культивированием человеческого «низа» в постмодернистской эстетике. Картина современной литературной жизни предстает в виде непредсказуемого соседства реалистов А. Солженицына, В. Белова, Ю. Бондарева, Е. Носова, В. Распутина, Л. Бородина, Г. Владимова, Б. Екимова, А. Варламова с постмодернистами В! Сорокиным, Э. Лимоновым, Виктором Ерофеевым, Дм. Галковским, В. Пелевиным. Основные понятия и термины постмодернизма, ведущие его черты сформулированы и определены Д. Джойсом, Ж.-Ф. Лиотаром, Ю. Кристевой, Р. Бартом, Ортего-и-Гассетом и другими. «Наряду с использованием авторской и персонажной маски, постмодернисты обращаются к объектированному, но абсолютно безличностному типу письма, лишь имитирующему код авторского повествования, а на самом деле демонстрирующему явление «смерти» автора» [314: 260]. Характеризуя особенности посмодернизма,

И.С. Скоропанова ссылаясь на работы М.Н. Эпштейна, Р. Барта, Д. Гиллесли, подчеркивает травестийное снижение классических образцов, иронизирование и пародирование, игру с «мерцающими» культурными знаками и кодами, растворение голоса автора в используемых дискурсах, в использовании культурфилософской постструктуралистской символики «мир — текст — книга.» и ее вариантов, в цитатно-пародийном дву —/многоязычии, антикаллизме, пастишизации, имитации разнообразных манер и стилей, их ироническом переосмыслении, смешении манер и стилей, подвергаемых деконструкции, соединяемых как гетерогенные. «Шизоанализ у постмодернистов — средство выявления либидо исторического процесса: тех импульсов коллективного бессознательного, которые движут не отдающими себе в этом отчета человеческими массами, нередко расстраивая их сознательные намерения, превращая в гротеск социальные проекты». Русский шизоаналитический постмодернизм оценивается Скоропановой как «самый жуткий и мрачный» [314: 66, 69, 224, 262, 282].

Разрабатывая теорию- текста, французский филолог Ю. Кристева опиралась на бахтинские концепции чужого слова и диалогичности, и в то же время с ними полемизировала. По Кристевой, «Любой текст строится' как мозаика цитаций, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Тем самым, на место понятия интерсубъективности (диалогического контакта, межличностного общения) встает понятие интертекстуальности ('.) литературное слово - это место пересечения текстовых плоскостей, (.) диалог различных видов письма» [214: 428 — 429]. Постмодернисты ориентируются на общую «теорию хаоса», вернее, на учение о саморегуляции хаотических систем, видят в хаосе «рассеянные порядки», «аттракторы» (впервые у Джойса) и выдвигают понятие хаосмоса. Модель бинарных оппозиций подвергается сомнению, вместо нее формируется троичная система, выраженная в слове «хаосмос». «Мир в эстетике постмодернизма; воспринимается- как текст, , организованный по принципам;, нонселекции. Возникает впечатление- фрагментарного текстового* хаоса. Произведение - лишь часть бесконечного художественного текста мировой культуры, не результат творческих усилий автора, а процесс постоянного диалога различных языков культуры, взаимообмена их на всех уровнях» [215: 306]. «Хаос цитат выражает космический; хаос, где царит распад вещей» [189: 225]. Постмодернисты демонстрируют множество других текстов, цитат, образов, создавая интертекстуальное,, пространство/ поглощающее,, автора. С интертекстуальностью теоретики постмодернизма связывают «смерть» индивидуального текста, растворенного в цитатах, и. так; называемую «смерть автора». «Я мыслю цитатами. Это страшно,. — признается автор романа «Бесконечный, тупик» Дм: Галковский. — Но еще страшнее, что эти цитаты не имеют самостоятельного содержания (.;) я трансформирую в реальность свой внутренний? опыт при; помощи- косвенных цитат. Каждая-! цитата5 - зеркальце, отбрасывающее на меня солнечный • зайчик. В результате; сквозь словесный туман проступают смутные контуры моего сознания» [155: 298].

Явление миру нового4 направления - и в теоретической, и в художественной- практике, оцениваемого8 как «неклассическое,, вполне-оформившееся эстетическое направление» [2Т5: 305], - вызвало; горячие споры и дискуссии; как с обвинениями, так и с принятием и одобрением. Резко отрицательно- к постмодернизму отнесся А.И. Солженицын, увидев в нем «опасное антикультурное явление». «Философия; постмодернизма размонтировала современный: мир до полной идеологической структурности, до мировоззренческого распада, до» отсутствия любых внятных мыслей, до состояния кладбища, где нет ничего живого,, но любая вещь или идея издает запах тлена» [327: 108].

В данной ситуации особенно актуальными являются проблемы традиций, опыт писателей, ориентированных на гуманистические ценности, вписавшихся мощными знаковыми фигурами в историю русской и мировой литературы. Одним из таких писателей, продолжающим осуществлять свое влияние на формирование эстетических ценностей последующих поколений художников, является Андрей Платонович Платонов (1899 - 1951). Традициям А.П. Платонова в философско-эстетических исканиях прозы второй половины XX - начала XXI вв. и посвящена данная работа.

Понятие традиции при- генетическом рассмотрении литературы (как в ее формально-структурной стороне, так и в глубинных содержательных аспектах) играет весьма ответственную роль, является ареной серьезных расхождений и мировоззренческих противостояний.» [359: 394 - 395]. По словам А.М. Панченко, культура (в том числе словесно-художественная) «располагает запасом устойчивых форм, которые актуальны на всем ее протяжении»-[272: 240, 236]. «Традиция (лат. tradition - передача, предание) -общегуманистическое понятие, характеризующее культурную память и преемственность» [224: 1089]. Понятие «традиция» мы рассматриваем как способ сохранения писательского опыта, а также как само содержание этого опыта. По Гиленсону, традиция осуществляет избирательное овладение наследием во имя его обогащения и решения вновь возникающих задач (в т. ч. художественных). «Духовно-практический опыт, составляющий фонд преемственности, передаваемый от предков к потомкам, многопланов и разнороден» [224: 1089]. «С точки зрения художественного творчества традиция представляет собою совокупность неких устоявшихся, сформированных средств, приемов, способов как художественной выразительности, так и идейно-эстетического плана, которые наследуются авторами последующих поколений» [166: 299].

В литературе ХХ-начала XXI вв., авангардистски ориентированной, бытует противоположное представление о традиции, которое восходит к поэме-мифу «Так говорил Заратустра» (1883 - 1884) Ф.В. Ницше: «Разбейте (.) старые скрижали. Я велел людям* смеяться над их великими учителями (.) поэтами» [38: 141, 144]. По мнению Ю.Н. Тынянова, «всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба», традиция — это «основное понятие старой истории литературы», «неправомерная абстракция» и «говорить о преемственности приходится только при явлении школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой — борьба и смена» [350: 272, 258].

Полемизируя с Ницше, Б. Эйхенбаум отмечал: «Искусство живет на основе сплетения и противопоставления своих традиций, развивая и видоизменяя их по принципам1 контраста, пародирования, смещения, сдвига» [377: 55]. Бесспорными являются в отечественном литературоведении мысли авторитетного философа: «Тщеславная и безустанная погоня за чем-то абсолютно новым и отвержение старого «с порога» лишь потому что оно старое - это установка, типичная только для* незрелых и пресыщенных умов. Здоровый дух не боится брать с собой в дорогу весомый груз ценностей прошлого» [360г257]. «Проблему влияний» как основную проблему историког литературной динамики подчеркивает В.М. Жирмунский. Художественный текст может быть предметом имманентного (статического) анализа в своей внутренней? закономерности, как особое художественное единство, и может быть поставлен вопрос об историческом генезисе этого единства, о генетическом (историческом) рассмотрении художественного текста. При историко-генетическом рассмотрении художественного текста в центр5 внимания Жирмунский ставит проблему влияний, литературной традиции. По мысли ученого «.проблема влияний (.) — это основная проблема историко-литературной динамики, истории литературы в узком смысле слова» [183: 221]. В работе «Байрон и Пушкин» В.М. Жирмунский подчеркивает: «Всякий писатель находит известную «традицию», продолжает ее, по-своему видоизменяет или резко от нее отклоняется. (.) Задачей историка является ч сравнение старого и нового: новое, индивидуальное, творческое устанавливается в результате такого сравнения после учета элементов традиции. Разумеется, такой учет не может сводиться к простому механическому вычитанию традиционных элементов: он предполагает заранее органическое усвоение и творческое преобразование «заимствованного» материала» [183: 221]. Роль традиций и новаторства в литературном процессе подчеркивает академик В.В. Виноградов: «в мире искусства сложен процесс бытия художественного произведения, которое входит с измененной морфологией частей, с изменчивой семантикой их и всего целого в литературные контексты разных эпох. Сквозь это произведение, ставшее «материалом» для новых художественных синтезов, прорастают новые литературные формы» [149: 63 — 75].

В ситуации современных споров о традиции основополагающими для нас являются работы Льва Алексеевича Шубина, положившие начало научному восприятию творчества А. Платонова. Ученый отмечал продуктивность художественных открытий писателя для. последующего развития русской литературы: «Голос Платонова участвует в диалоге, звучащем в нашей 1 современной литературе, и на фоне платоновской прозы совсем по-иному читаются книги Сергея Залыгина, Федора Абрамова, Василия Шукшина, Валентина Распутина» [374: 176]. Анализируя «рефлексы платоновских идей» в литературе, Л.А. Шубин связывал природу традиций Платонова с нравственно-философскими и эстетическими исканиями русской прозы: «не о литературном воздействии произведений Платонова только идет речь, а о направленности таланта писателя, о природе его героя, о попытке этого героя осмыслить свою жизнь, жизнь других людей, о смысле отдельного и общего су ществования» (разрядка - Л.А. Шубина). В «эпоху разрушения общезначимых этических норм» [224: 337] концептуальными для нашего исследования являются доводы М.М. Бахтина о «переакцентуации» классических произведений, способности их смыслового состава «расти, досоздаваться далее», «раскрывать на новом фоне все новые и новые смысловые моменты» [120: 231 — 232]. Для нас весомы мысли русского философа начала XX века Владимира Францевича Эрна (1882 - 1917): «.человечество существует благодаря свободному следованию традиции (.) свободная традиция есть не что иное, как внутреннее метафизическое единство человечества» [380: 98].

Подчеркнем, что речь идет не о подражании, а о художественном освоении творчества А.П. Платонова. Эпигонство же ничего не имеет общего с опорой писателя на традиционные художественные формы, с преемственностью как таковой. Преемственность это не подражательность «Эпигонство (от др.-гр. epigonoi — родившееся после) — это* нетворческое следование традиционным образцам» [223: 510], т.е. назойливое повторение и эклектическое варьирование хорошо известных литературных тем, сюжетов, мотивов, в частности - подражание писателям первого ряда. По словам М.Е. Салтыкова-Щедрина, «участь всех сильных и энергических талантов -вести за собой длинный ряд подражателей» [81: 159]. Мы понимаем традицию как художественное* освоение творчества писателя без подражательности. Для художественного творчества оптимальна установка на преемственность без подражательности [240: 137]. Сам Платонов резко отрицательно относился к явлению «подражательности». «Если я замечу, что человек говорит те же слова, что и я, или у него интонация-в голосе похожа на мою; у меня начинается тошнота» [56: 261]. Мы согласны с мнением литературоведа и писателя А.Н. Варламова, что «подражать Платонову бессмысленно. Кому угодно можно, а вот Платонову нельзя. (.) в произведениях Платонова заговорила сама жизнь и он как мог устранился, чтобы дать ей выговориться» [331: 44]. Платоновский стиль и язык — и это уже заметили исследователи - «.не поддается воспроизведению и копированию (.) Платонов свой стиль не конструировал, это был для него органический способ мышления» [2: 177]. Вслед за A.C. Бушминым мы ставим акцент на том, что «воздействие предшественника на преемника» может носить творческий характер, может «вести к эпигонству»: «Воздействие может быть неосознаваемым, «стихийным» и осознаваемым, когда писатель отдается «активной литературной учебе», преднамеренно обращается к опыту других. В свою очередь сознательное усвоение традиции может приобретать то глубоко творческий характер, то, напротив,, выражаться в заимствованиях, подражаниях, в поверхностных стилизациях, ведущих к эпигонству» [136: 116]. Важным в механизме подключения сопоставляемых художественных текстов для нас является мысль ученого, что «плодотворность художественной традиции определяется не степенью зависимости того или иного писателя от своего предшественника, не широтой- использования« элементов его стиля, творческой^ манеры и т.п., а качеством художественного результата, отразившим глубину творческого преобразования воспринятого опыта» [135: 108]. Мы исходим из доводов выдающегося англо-американского поэта, лауреата Нобелевской премии (1948) Т.С.Элиота (1888 - 1965): «.писатель должен вырабатывать в себе осознанное чувство прошлого и обогащать его на протяжении всего своего творчества», писателя «включает в традицию чувство истории», которое дает ему «чрезвычайно отчетливое ощущение своего места во времени, своей современности» [378: 158, 161].

Наша позиция — словом «традиция» мы характеризуем творческое наследование культурного (и, в частности, словесно-художественного) опыта, которое предполагает свободное достраивание ценностей, составляющих достояние общества, народа, человечества. Историческая преемственность составляет необходимое условие плодотворности всякого литературно-художественного творчества. «Любое литературное произведение при всей его самоценности и неотъемлемой принадлежности индивидуальному творцу является- органическим звеном в длительной цепи развития прежде всего-данной национальной литературы, а затем и литературного движения человечества. (.) Преемственность — это не только усвоение, но и отталкивание, не только продолжение и развитие, но и критический пересмотр (.) преемственность — естественный закон общественно-исторического и соответственно, литературного развития» [126: 94]. Методология нашего исследования в проявлении преемственных связей в творчестве отдельных художников строится на доводах A.C. Бушмина: «Цель изучения литературных влияний, преемственных литературных связей состоит в раскрытии их творческого результата. Результат этот тем значительнее, чем полнее, совершеннее осуществлено творческое ' преобразование унаследованного, воспринятого; элемента. Высший эффект преемственного: развития^литературы* состоит не в полноте и частоте, сходства > последующего^ предыдущим, а в их различии. Если при этом сходство позднего с ранним и сохраняется; то сохраняется, как нечто общее в разных: индивидуальностях, как. сходство8 отдельных аспектов в- непохожем целом:. Так по крайней: мере проявляют себя преемственные связи в, творчестве отдельных художников» [136:' 82 - 83]. Мы исходим из . насущных и: весомых утверждений В.Е. Хализева, давшего трактовку понятия «художественная классика»: «Вопреки: широко бытующему предрассудку художественная классика отнюдь не является некой окаменелостью; Жизнь прославленных творений исполнена нескончаемой динамики (при, всем том, что "высокие репутации писателей сохраняют стабильность). (.) для бытования классики неблагоприятны, с одной стороны, авангардистское небрежение культурным наследием и произвольная, искажающая модернизация- прославленных творений, их прямолинейное осовременивание (.), с другой стороны, — омертвляющая канонизация, оказенивание,. догматическая схематизация авторитетных произведений. (.) Бытование литературных произведений в большом историческом времени сопряжено с их обогащением» [359: 158 - 159]. Трактовку понятиям «канон», «традиция» мы даем, ссылаясь на «Вопросы литературы и эстетики» М.М. Бахтина, его осмысление «переакцентуации» классических творений, способность смыслового состава классических творений «расти, досоздаваться далее», раскрывать «на новом фоне . все новые и новые смысловые моменты» [120: 231 - 232].

В разрезе нашей проблемы, в диалектике литературной преемственности основовополагающими понятиями являются понятия «большого времени», «посмертной жизни произведения», жизни произведения в «большом времени». Концепция «большого времени» формируется у М.М. Бахтина как закономерный результат активного погружения в проблемы сравнительноI исторической поэтики, предстает залогом постижения «новых смысловых ' глубин»: «Произведения разбивают грани своего времени, живут в веках, то есть в большом времени, притом часто (а великие произведения - всегда) более интенсивной и полной жизнью, чем в своей современности. (.) В посмертной жизни они обогащаются новыми значениями, новыми смыслами; эти произведения как бы перерастают то, чем они были в эпоху своего создания» [123: 331]. Отметим также, что слово канон (от др.-гр. капоп — правило, предписание) вошло в название трактата древнегреческого скульптора Поликлета, жившего в, 5-м веке до н.э. Поликлетом канон трактовался как совершенный образец, сполна реализующий некую норму. В данной терминологической традиции каноничность искусства, в том числе и словесного, мыслится как следование художника правилам, позволяющее приблизиться к совершенным образцам [280]. По Бахтину, канон жанра - это «определенная система устойчивых и твердых жанровых образований» [120: 452].

Придерживаясь взгляда на искусство как на «эволюционирующую топику», теоретики литературы подчеркивают неизменность присутствия в

14 литературе универсальных, надвременных структур, обозначенных ими констант всемирной литературы, т.е. топосов — общих мест, составляющих фонд преемственности, без которых литературный процесс был бы невозможен. К таким константам, неизменно присутствующим в литературном творчестве; составляющим фонд преемственности, ученые относят нравственно-философские проблемы (добро и, зло, истина и красота), вечные темы», сопряженные с мифопоэтическими смыслами, и, наконец, арсенал художественных форм, которые находят себе применение всегда и везде» [359: 395 -396].

Именно эти, доводы.; ученых станут основополагающими для нас в разработке методологии исследования для выявления традиций А. Платонова в русской литературе, типологических аналогий, раскрытия особенностей большого диалога, разворачивающегося в рамках единой: христианской? культуры. Главные, темы произведений А. Платонова — экзистенциальные; касающиеся переживаний человека; его жизни; смерти^ любви; творчества: Экзистенциальные темы в произведениях А. Платонова мы рассматриваем; как-прецедентные темы, а произведения писателя, как прецедентные произведения, вошедшие в культурную память и закрепленные в ней. (Прецедент (лат. ргаессепёёпЙБ) - идущий; впереди; предшествующий - случай, имевший-ранее место и служащий примером; для.последующих случаев подобного рода» [319: 488].) Несомненный вклад в рассмотрение вопросов, касающихся; прецедентных произведений и- тем в диалоге культур и времен, внесла Н.Г. Михновец. «Прецедентное произведение - составляющая центростремительных сил культуры и литературы, творчества художника в частности (.). Появление новых вариантов восприятия прецедентного произведения обеспечивает его устойчивость в культуре» [257: 55].

Осмысление проблем преемственности невозможно без обращения к самой широкой историко-культурной традиции: Под прецедентными темами мы понимаем обращение к устойчивым темам, присущим культуре и по преимуществу разрабатываемым в литературе. Это темы жизни и смерти, семьи, ребенка, памяти, темы выбора, нравственного пробуждения, темы хозяина на своей земле, любви к ней, обустройства жизни, темы человеческого «самостоянья» (А. Пушкин), смерти, свободы, бессмертия. Изучение художественной классики, «вечных тем» выдвигает вопрос о традициях и новаторстве, о вертикальных связях в словесном искусстве. Вопросы о традициях и новаторстве являются основополагающими для изучения закономерностей литературного процесса.

Исследование проблемы традиции, «вертикальных связей» в словесном искусстве не может состояться без прочной методологической базы. В своей работе мы уделяем внимание типологическим параллелям и контактным взаимодействиям платоновского наследия с историко-культурным контекстом с 1 опорой на введенное Д.С. Лихачевым понятие «литературности литературы», под которым подразумеваются «различные формы отражения^ в литературе предшествующей литературы, без которой невозможно полное понимание литературы» [227: 12]. Понятие «литературности литературы» позволяет нам, например, при всем различии художественных систем писателей, говорить о типе связи между прозой А.П. Платонова и В.М. Шукшина. В художественном исследовании особенностей русской души Шукшину, как и Платонову, близка мысль H.A. Бердяева, изложенная в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937) о противоречивом' «пейзаже русской души», для которой характерен и «природный дионисизм и христианский аскетизм». Доводы академика Лихачева о «литературности литературы» позволяют нам при сопоставительном анализе прозы Л. Бородина и А. Платонова говорить о творческом диалоге писателей на фоне уроков Ф.М. Достоевского (повести Бородина «Бесиво», «Божеполье», «Ловушка для Адама», «Царица Смуты», «Без выбора»; «Чевенгур», «Котлован», рецензия «Достоевский» Платонова;

Бесы», «Село Степанчиково и его обитатели», «Братья Карамазовы» Достоевского). В определенное соотношение с повестями А. Платонова «Сокровенный человек», «Котлован», рассказом «Усомнившийся Макар» вступает рассказ В. Шпакова «Железный ренессанс», он выступает как «производный» текст по отношению к предшествующим, включается в «вертикальный контекст» художественного универсума.

При изучении закономерностей литературного процесса нам представляются важными рассуждения Лихачева об обращении писателей к устойчивым темам, присущим отечественной и мировой культуре, к объединяющим идеям - концептам. Концепт (лат. сопсерШэ — понятие), по Лихачеву, «не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным опытом человека и народным опытом. Потенции концепта тем шире и богаче, чем шире I и богаче культурный опыт человека» [225: 35]. Для нашей работы существенным представляется- определение концептов Ю.С. Степановым как «объединяющих идей русской культуры», мировой культуры, которые «не требуется создавать заново, они уже есть — «константы» [325: 4].

Так, например, исследуя тему детства, органично включающую в себя семейную тему, Платонов опирается на предшествующий опыт литературы, на сакральные тексты как на литературные тексты-предшественники, прибегает к объединяющим идеям русской культуры - константам, поддерживает прецедентную в культуре тему спасения, ребенка, нравственного пробуждения человека, его возрождения, исследуемую в произведениях С.Т. Аксакова, Ф.М. Достоевского, Л. Толстого, М. Шолохова, поднимает вопросы вечных поисков счастья человеком и его тяги к духовному. Евангельская тема младенца, Иисуса и учеников («Иисус, призвав дитя, сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18,1-5), тема «слезинки ребенка» и нравственного преображения взрослого в «Братьях Карамазовых» и в фантастическом рассказе Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека», тема «силы детства», заключающейся в слабости ребенка, в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина» и в рассказе «Сила детства», доминантная тема деятельного добра в книге С.Т. Аксакова «Детские годы Багрова-внука» обретут актуальность в произведениях А. Платонова, в романе «Чевенгур», в повестях «Котлован», «Ювенильное море», «Эфирный тракт», «Джан», в рассказах «Родина электричества», «Песчаная учительница», «Фро», «Возвращение», «По небу полуночи», «Июльская гроза», «Уля», «Маленький солдат», в пьесах «Дураки на периферии», «14 Красных Избушек», «Ноев ковчег» и т.д. Эти темы войдут в актив памяти культуры, став устойчивыми в произведениях писателей XX — начала XXI вв. в повестях и рассказах Ю. Казакова, В. Белова, Ю. Трифонова, В. Шукшина, В. Распутина, Л. Бородина, в рассказе «Пролетный' гусь» г

В. Астафьева, в рассказах «Пастушья звезда», «Продажа», «Теленок» Б. Екимова, в повести «Рождение» А. Варламова, в романе «Свидетель» В. Березина, в рассказе «Конец века» О. Павлова, в рассказах, повестях и пьесах Л.С. Петрушевской «Свой круг», «Три девушки в голубом», «Новые Робинзоны (Хроника конца XX века)».

Проблема традиции и новаторства позволяет рассматривать «посмертную жизнь» произведения, рассматривать художественный текст в контексте «большого времени», руководствуясь, как мы уже отмечали, литературоведческим подходом, предложенным М.М. Бахтиным о «жизни произведения в большом времени», о «посмертной жизни произведения».

Художественным исследованием темы детства, преемственности поколений, рассказами «По небу полуночи», «Маленький солдат», «Взыскание погибших», «Девушка Роза» и др. Платонов, прибегая к сакральной евангельской теме «младенца», вписывается в «вертикальный контекст текстового универсума», в цепочку: «За баррикадами, на улице пустой» вертикальный контекст» художественного универсума с использованием «онтологического подхода», о чем свидетельствуют и исследовательские работы, монографии, статьи современных литературоведов, определяет «лицо» русской литературы XX- начала XXI вв., позволяет из частных наблюдений выйти на концептуальный уровень осмысления плодотворной тенденции гуманизма, как этического и философского направления, отметить «всеобщность» этого свойства.

На современность творчества А. Платонова и своевременность его всестороннего изучения обращают внимание многие исследователи литературы XX века. Такое внимание к личности, нравственной позиции, художественным экспериментам писателя вызвано прежде всего обращением Платонова к «вечным темам», его глубоким пониманием внутреннего мира человека. Главные темы произведений Платонова - экзистенциальные, касающиеся переживаний человека, его жизни, смерти, любви, творчества. Вопросы онтологического смыслостроительства, проблемы «житейской нужды» [45: II, 299], стремление «воспеть тревожную жизнь в< человеке» [46: I, 302] — средоточие художественных поисков А. Платонова — поэта и публициста, литературного критика и журналиста, прозаика и драматурга.

Еще о Платонове мало знали, а писатель В. Гроссман, служивший, как и А.Платонов, военным корреспондентом «Красной звезды», отмечал в 1960 г.: «Платонов - писатель, пожелавший разобраться в самых сложных, а значит, самых простых основах человеческого бытия. Он не стал бы писать, если б неутомимо, исступленно и безудержно, всегда и повсюду не искал человеческого в человеке. Его книгам суждена долгая трудовая жизнь, а не изданные рукописи ждут издания» [162: 3]. Обращенность А. Платонова в будущее, современность его произведений, неувядающая красота его слога, справедливость художественных идей была отмечена Б. Слуцким еще в 1967 г.: «Платонов всю жизнь писал о том, как бедность, отсталость, недостаточность

В. Гюго; «Сон смешного человека», «Братья Карамазовы» Достоевского; «Сила детства» JLH. Толстого. Платонов преемствует и развивает концепцию активизации духовной жизни взрослого ребенком, разрабатываемую его предшественниками, проводит идею «восстановления человека», затронутую в рассказе JI.H. Толстого «Сила детства» (1908). Рассказ же Толстого представляет собой художественно переработанное изложение стихотворения Виктора Гюго «La guerre civile» («Гражданская война») [327: 93]. Толстовский рассказ фокусирует его понимание темы детства, трактовку образа ребенка, призванного объединять людей во имя добра и справедливости. В сжатом виде поэтические идеи Платонова о силе детской слабости, «связывающей людей в единое родство», сосредоточены в рассказе «Маленький солдат».

Объединяющая идея русской-и мировой культуры сосредоточена в словах: «Эта слабость детского, человеческого сердца, таящая* за собой постоянное, неизменное чувство, связывающее людей в единое родство, — эта слабость означала силу ребенка (выделено - B.C.)» [62: 227]. Концептуальными в рассказах JI.H. Толстого и А.П. Платонова являются авторские мысли о силе ребенка, заключающейся в его слабости, мысли о «святости детства» и враждебности войны, уводящей ребенка из «святого детства», мысли о семье, s I без которой душа взрослого может остаться «порожней», об ответственности взрослых за судьбу ребенка. «Мальчика я приучу к себе и сберегу — может, он и меня станет понемножку любить, а то живешь - товарищей много, а внутри все что-то без семьи порожним остается (курсив — B.C.).» [62: 230]. В искренних признаниях взрослого героя Платонова угадывается завязь рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека» (1956).

Включение произведений А. Платонова, . как и произведений М. Шолохова, М. Булгакова, А. Твардовского, В. Астафьева, В. Белова, В. Шукшина, Ю. Казакова, В. Распутина, Ю. Трифонова, JL Бородина, В. Маканина, JI. Петрушевской, В. Токаревой, и др. писателей XX века в внешнего преодолевалась внутренним, идеологическим богатством. Зримый образ будущего присутствует и в прозе, и в кинопрозе Платонова. Заглядывая в будущее, Платонов уверенно обнаружил в нем большую человечность и большую любовь к правде. Эти черты, главные в его творчестве, иным критикам казались досрочными, несвоевременными, неуместными в 30-е, к примеру, годы. Отсюда горестные обстоятельства литературной судьбы Платонова, большая часть книг которого не увидела света при его жизни. Сейчас приходит время Платонова» [318: 120].

Освещая степень изученности темы, мы отмечаем, что в современном литературоведении творчество А. Платонова изучено довольно хорошо. В 1960 - 1970-е гг. публикуются исследования литературоведов по выявлению особенностей профессиональной культуры А. Платонова^ в свете гуманистической концепции писателя.1 Но более обстоятельный анализ его «встреч» в литературе с другими писателями, связанный с уточнением его места и роли в литературном процессе второй половины XX - начала XXI вв., естественно, стал возможен только после опубликования основного корпуса платоновских текстов. (В 1985 г. выходит в свет трехтомное собрание сочинений А.П. Платонова; в 1986 г. в июньском номере журнала «Знамя» была опубликована повесть. «Ювенильное море»; в 1987 г. в «Новом мире» печатается «Котлован»; в 1988 г. в журнале «Дружба народов» печатается роман «Чевенгур»; в 1991 г. на страницах «Нового мира» публикуется роман

1 См. Гор, Г. Молодые и профессиональная культура // Литературная Россия. -1964. — 26 июня. — С. 3; Брябина, H.A. К проблеме гуманизма в рассказах А. Платонова и Ю. Нагибина // Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения. - Воронеж, 1970. С. 165 - 172; Полтавцева, Н. Г. Человек и природа: (Философские повести «Женьшень» М.Пришвина и «Джан» А.Платонова) // Филологические этюды : Совр. рус. лит. народов СССР и фольклор. - Ростов на Дону, 1977. — Вып. 2. - С. 19 - 34.; Толстая-Сегал, Е. // Андрей Платонов : Мир творчества «Стихийные силы» : Платонов и Пильняк (1928-1929) -М. : Современный писатель, 1994. - С. 84 - 105. t

Счастливая Москва». В 2004 г. ИМЛИ РАН издает первый том в двух книгах сочинений А. Платонова; в 2006 публикуется первое издание драматургического наследия писателя; в 2009 — «Архив А.П. Платонова. Книга 1. Научное издание»).

С конца 1980-х гг., а главным образом в 1990-е годы и в начале XXI века появляются работы, посвященные сопоставительному анализу творчества (или отдельных произведений) А. Платонова с творчеством (или произведениями) его современников: Л. Леонова (Агеносов В.В. Мировой литературный процесс 20-30-х годов и советский философский роман [101]; Дырдин A.A. Духовное и эстетическое в русской философской прозе XX века: А. Платонов, М. Пришвин, JL Леонов [177]; Вахитова Т.М. Платонов и Леонов. 1930 год. Предметный мир» [143]); М. Булгакова (Соколов Б. «Счастливая Москва» и «Мастер и Маргарита»: Спор о городе и мире [320]); М. Горького (Драгомирецкая Н.В. Горький и Платонов: К проблеме метода и стиля [176]); Е. Замятина (Мущенко Е.Г. В* художественном* мире А. Платонова и Е. Замятина [261]); Галасьева F.B. Е. Замятин и А. Платонов: К проблеме типологического исследования [154]); М. Зощенко (Сатарова A.A. Мих. Зощенко и А. Платонов (К постановке проблемы [297]; Корниенко Н.В. Зощенко и Платонов: Встречи в литературе [206]); А. Малышкина (Богданович Т. Художественные открытия А. Платонова и А. Малышкина в прозе 20-30-х годов (концепция личности и истории [127]); Б. Пильняка (Скобелев В.П. Андрей Платонов и Борис Пильняк (Романы «Чевенгур» и «Волга впадает в Каспийское море» [312]); М.Пришвина (Бальбуров Э. А. Платонов и М. Пришвин: Две грани русского космизма [118]; Яблоков Е.А. Художественная философия природы: Творчество М. Пришвина и А. Платонова середины 20-х - начала 30-х годов [385]); М. Шолохова (Корниенко Н.В. «Сказано русским языком.» Андрей Платонов и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе» [208]; Дырдин A.A. С кровью и потом. «Поднятая^ целина» М. Шолохова и «Впрок» А. Платонова: два взгляда на крестьянскую трагедию» [179]); Матвеева И.И. «Чевенгур» и «Поднятая целина» М. Шолохова [333: 110 — 116]); В. Хлебникова (Меерсон О. Москва, ты кто? Сходные вопросы без ответов у Хлебникова и Платонова [248]). Положителен опыт сопоставительного анализа творчества А.Платонова и писателей зарубежья: Джеймса Джойса (Полтавцева Н.Г. Мотив сиротства как проблема культуры у Платонова и Джойса (Саша Дванов и Стивен Дедалус [340: 263 - 280]); А. де Сент-Экзюпери (Серафимова В.Д. Этика любви и ответственности в прозе А. Платонова и А. де Сент Экзюпери в исследовании темы детства) [312]);

Глубокую обеспокоенность состоянием души человека, его судьбой в сложных исторических ситуациях» [212: 146] в прозе таких писателей, как

JI. Леонов, А. Платонов, М. Шолохов - отмечает Н.Д. Котовчихина.

А.П. Казаркин сравнивает роман «Чевенгур» с одной из крупнейших трагедийных поэм 20 века, с «Песнью о Великой Матери» H.A. Клюева. Эта параллель помогает исследователю обозначить путь Платонова «от крайнего утопизма к эсхатологическому неореализму и далее - к традиционализму. Концепция1 конца истории, счастливого или катастрофического, отвергнута, возможности разрешения конфликтов и социальных тупиков прозаик видел внутри истории, а не за пределами ее» [333: 115].

Типологические схождения в творчестве А. Платонова и писателей «после Платонова» (О. Павлов) привлекают литературоведов в начале XXI века. Известны работы А. Варламова «А. Платонов и В. Шукшин. Геополитические оси русской литературы» [142]; С. Залыгина «Трифонов, Шукшин и мы» [187]; А. Лысова «Идеалы целостности жизни у А. Платонова и А. Твардовского («Чевенгур», «Страна Муравия») [333: 121 - 131].

Изучение произведений А. Платонова по «горизонтали», в историко-культурном контексте его эпохи позволило установить, что значение художественного наследия писателя для дальнейших философско-эстетических исканий русской прозы заключалось в глубине и самобытности осмысления им жизни человека, оказавшегося свидетелем трагического хода национальной истории, в художественном совершенстве прозы, в «магическом языке» (Ю. Нагибин). «Платонов - автор, который переделывает мысли читателя, переделал он и русскую литературу, создав перспективу, которой у нее не было со времен Достоевского. Его влияние на литературный процесс началось сразу же и не прекращалось ни на один день, независимо от того, признавались в этом тогдашние или нынешние писатели или нет, хвалила его критика или ругала. В этом смысле Платонов — уже теперь - в будущем, и, надеюсь, в том будущем, где читать все-таки не перестанут», — отмечал Л. Карасев [333: 219].

Тексты А. Платоноваг обозначили важный фактор развития отечественной общественной мысли, эстетики, культуры. Благодаря его художественным открытиям русская проза обрела новый способ' видения и оценки событий, реализовав ключевые составляющие возрожденной в 19201930-е годы «экзистенциальной парадигмы культуры» (определение Г.А. Белой), зафиксировавшей постоянный интерес художника к онтологическим, сущностным проблемам бытия: «что такое жизнь, что такое смерть, что такое государство, что такое власть, что такое любовь, что такое дружба, что такое свобода, что такое личность и все, что входит в круг экзистенциальных проблем человека» [124: 15].

Диахронический подход к прозе А. Платонова, охватывающий «вертикальные контексты» его творчества — связи с предшественниками (A.C. Пушкиным, Н.В. Гоголем, М.Е. Салтыковым-Щедриным,

Ф.М. Достоевским, Л.Н. Толстым, А.П. Чеховым) и теми, кто пришел в русскую литературу значительно позднее, - был намечен в статьях О.Ю. Алейникова, А.Н. Варламова, С.П. Залыгина, А.Л. Киселева,

Н.В. Корниенко, Н.М. Малыгиной, В.А. Свительского, С. Сергиенко, Е.Д. Стариковой, Л.П. Фоменко, Л.А. Шубина, Е.А. Яблокова и др2.

Ученые успешно реализовали этот подход, но задачи создания обобщающего монографического труда о месте и роли прозы А. Платонова в диахронических связях русской литературы исследователи перед собой не ставили. Между тем о влиянии художественного наследия А. Платонова на философско-эстетические искания русской прозы второй половины XX века как об очевидном факторе, задающем важнейшие линии ее развития, говорили сами участники литературного процесса. «Воздействие платоновской прозы испытывают в той или иной мере все наши лучшие прозаики, - отмечал Ю.Нагибин. - Я имею в виду людей моего поколения и моложе» [263: 74]. Влияние А. Платонова на литературу и духовную жизнь человека отмечал Ю.А. Дворяшин, подчеркивая, что «этот процесс, безусловно, должен стать предметом специального исследования» [169: 17]. О значении «уроков»,

2 См. Алейников, О. Ю: Дальний свет одухотворенного слова. К 90-летию Андрея Платонова // Подъем, 1989. - № 9. - С. 138 - 144; Варламов, А. Платонов и Шукшин. Геополитические оси русской литературы // Москва. - 1998. - № 2. - С. 167 - 174; Греков, В. Необычайное в прозе Гоголя-и Платонова: («Фигура функции» и «миражная интрига» в повести «Котлован» // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчестваворчества — М., 1994. - С. 218 - 229; Киселев, А. Одухотворение мира: Н. Федоров и А. Платонов // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества — М., 1994. - С. 237 - 248; Корниенко, Н. В. «Сказано русским языком.» Андрей Платонов и Михаил Шолохов: Встречи в русской литературе. - М., 2003. - С. 333 - 334; Малыгина, Н. М. Пушкинские мотивы в творчестве Андрея Платонова // А. С. Пушкин и мировая культура. Международная научная конференция. Материалы. - М., 1999 г. - С. 140 - 141; Свительский, В., Сергиенко, С. А. С. Пушкин в сознании Андрея Платонова // Подъем. - 1987. -№2.— С. 138 - 144; Старикова, Е. Д. Достоевский и советская литература // Достоевский - художник и писатель. - М., 1972. - С. 669 - 667; Фоменко, Л. П. Советские сатирики 1920 - 1930-х годов и творчество Салтыкова-Щедрина // Творчество М. Е. Салтыкова-Щедрина в историко-литературном контексте. — Калинин, 1989. - С. 84 - 93; Яблоков, Е. А. Провинция и столица в комедии А. Платонова «Дураки на периферии» // Вестник Елецкого государственного университета. - 2007. - Вып. 14. - С. 371 - 381. полученных у А. Платонова как «духовного» учителя, есть свидетельства

B. Некрасова, Ю. Трифонова, Ф. Сучкова, В. Бокова, В. Распутина, JI. Бородина, Е. Евтушенко, В. Березина, А. Кима, О. Павлова,,В. Шпакова и др. [23: 367]. В. Распутин, назвавший Платонова своим учителем, считает его «смотрителем изначальной русской души» [331: 8]. Ф.Ф. Сучков пишет о Платонове, как о «лучшем выразителе России» [335: 8]. Э. Хемингуэй, получивший в 1954 г. Нобелевскую премию за создание нового стиля'речи в повести «Старик и море», признавался переводчику В. Вильмонту, что он у писал «Старика и море», находясь под влиянием Андрея Платонова».

О воздействии Платонова на духовное становление человека, обаянии-его личности, о его влиянии, на современный литературный процесс, культуру писали и говорили многие, обозначив литературное-наследие Платонова, как «шкатулку с секретом», которую предстоит разгадывать и разгадывать. «А. Платонов — наша духовная Родина», — справедливо считает и доказывает

C.Г. Семенова. «Проза Платонова — заряд> духовной' энергии, — уверяет поэт Виктор Боков, - Электропровода платоновской прозы гудят от напряжения,-драматизма и пророчества. Строки его врезаются- в память. Живут в тебе помимо твоей воли» [273: 86]. Е. Евтушенко, осмысливая влияние А. Платонова на становление своего мастерства еще в 50-е годы, когда, по выражению поэта, «кровавый психоз» сменился «психозом умолчания», определяет произведения писателя как« «истинные сокровища>> [23: 367]. «Платонов — предвестник, и 1 предтеча мнoгиx^ и многих талантов будущего, которые станут изображать не. только мир в людях, как это было до сих пор, но и людей в мире» [185: 75], -считает С. Залыгин, определяя место и роль творчества А. Платонова в

3 См. Боков, В. Высокое слово // Платонов А. : Воспоминания современников : Материалы к биографии - М. : Современный писатель, 1994. — С. 83; Гумилевский, JI. Судьба и жизнь. Воспоминания. Продолжение // Волга.- 1988. — № 9. — С. 111; Нагибин, Ю. «Он принял меня в братство боли» // Родина. - 1989. - № 11. - С. 73, 74. художественных исканиях русской прозы и перспективах ее развития как ключевое. Современное литературное пространство многие литературоведы, писатели, критики, читатели рассматривают как «постплатоновское пространство». «Проза Платонова есть главный рассказ о бытии человеческом, — утверждает писатель и литературовед Олег Павлов, — он никогда не писал для эстетов. Его творчество было обращено именно к простым людям, а слова и мысли также ясны, просты. Он не создал духовного учения, но взгляд его на человека и на мир, как ценность, содержит в себе ценнейший нравственных! и духовный опыт — философию существования» [331: 14]. «Платонов разделяет век пополам: в течение своей жизни свидетель и диагност, после смерти — пророк» [58: 6], — так определяет особенность восприятия творчества Платонова следующими генерациями писателей А. Битов. Уникальность творчества Платонова, влияние его произведений на русскую и мировую литературу многообразно и всеобъемлюще, и этот факт художественного воздействия творчества Платонова на литературный процесс подчеркивается многими исследователями его творчества и самими художниками.

Перспективный путь изучения особенностей восприятия современными писателями художественного наследия А. Платонова нам видится в том, чтобы «соединить» указанные выше парадигмы анализа платоновской прозы: «синхронической», учитывающей литературные контексты его эпохи, и «вертикальной», направленной на постижение феномена «самого метафизического русского писателя XX века» [302: 207] в диахроническом аспекте.

Данная диссертационная работа призвана развить намеченные исследователями перспективы в изучении платоновских традиций. На наш взгляд, только при условии целостного изучения места и роли художественных открытий А. Платонова в истории отечественной литературы можно составить полное и точное представление об особенностях и перспективах ее развития. В дальнейших рассуждениях мы исходим из гипотезы, что воздействие творческого наследия А. Платонова на русскую прозу второй половины XX -начала XXI вв. обусловлено продуктивностью его художественных решений, связанных с глубиной постановки и разрешения онтологических, нравственно-этических, сущностных проблем бытия, гуманистическим пафосом, вниманием к внутреннему миру человека, своеобразием художественного метода писателя, реалистического в своей основе, творческим отношением Платонова к познаваемой действительности, т.е. ее пересозданием, «неослабным коррективом своим чувствам». «Идеологическая оглашенность (.) ведет к простой художественной глухоте, иначе говоря, - к производству лживых звуков (чтобы иметь «слух», надо уметь постоянно слышать других, даже когда сам говоришь, - надо иметь неослабный1 корректив-своим чувствам в массах людей) (.) Художественный метод не может быть одним: он не политика; у искусства свои местные конкретные условия, требующие применения своеобразных методов» [49: 178 - 179]. Проза Платонова была востребована в j эпоху быстрой смены социальных и нравственных ориентиров как «поэтическая форма для действительности в тот момент, когда действительность преобразуется». (Слова Платонова из его статьи 1940 г. о поэзии A.A. Ахматовой). Без изучения' влияния- творчества Платонова на русскую литературу нельзя составить полноценного и целостного представления о путях ее развития.

При выборе имен писателей, творчески преемствующих традиции Платонова, мы ориентировались на тех, которые сумели выразить поэзию и трагедию русской жизни в эпоху быстрой смены социальных и нравственных ориентиров, когда идеей многих стали идеи, враждебные русскому самосознанию. Это и представители «деревенской прозы», не без основания названной С.Г. Бочаровым «великой» [132: 570]. Это и Ю. Трифонов, автор московских повестей», ставших . началом целого направления в русской литературе второй половины XX века — «городской прозы». Это* и представитель неореалистической тенденции Л.И: Бородин, в прозе которого получают сходные с Платоновым идеи преображения души, реальности «падшего» мира. В- исследование, включены представители различных эстетических ориентации, что. позволяет сделать, вывод о специфике прочтения «платоновского слова» и особенностей влияния Платонова на процесс формирования разных векторов отечественной словесности. Нами учитываются также высказывания самих писателей: о воздействии произведений, Платонова, на становление их поэтического- мастерства. Об информационной? ценности высказываний» автора о своем* творчестве мы ориентируемся; и на? работу М.МС Бахтина «Эпос и; роман» (О Методологии исследования романа)»; отметившего, что именно' прямые* высказывания; авторов» помогли? ему: в. выявлении специфических свойств исследуемых им романов [120: 53. 454].

Актуальность исследования определяется; во-первых, тем; что разрабатываемая проблема: находится4 в русле научных направлений-современной литературоведческой« науки; во-вторых, — потребностью сравнительного описания' ранее не сопоставлявшихся художественных,"миров; в-третьих, - необходимостью определения; природы, роли и места «смыслообразующих величин» (выражение В.П. Окрбелева) в движущейся панораме литературного процесса, что приводит к выявлению духовно-значимых тенденций- русской прозы изучаемого периода,; и, наконец, тем, что изучение классических традиций, в том числе и платоновских, позволяет глубже понять основные тенденции развития русской литературы в XX -начале XXI вв. и перспектива ее дальнейшего развития.

Объект, исследования — проза, публицистика, литературно-критические статьи А. Платонова, творчество русских прозаиков второй половины XX -начала XXI вв., в философско-эстетических исканиях которых существенное

- обобщить и дополнить существующие знания о том, как в процессе творческой полемики и взаимодействия с классической русской и современной ему литературой формировались мировоззренческие взгляды и эстетические принципы А. Платонова;

- сопоставляя малоизученные статьи А. Платонова с его вершинными произведениями, дать характеристику наиболее важных для его художественной системы констант: «идея жизни», «сокровенный человек», философия существования», «душа мира», «смысл отдельного и общего существования», «человечество-организм», «обнажившееся сердце и др.;

- дать представление об особенностях платоновской концепции русской-жизни и национального характера, по возможности соотнеся их с концепциями других писателей, игравших ведущую роль в литературном процессе XX — начала XXI вв.; .

- выяснить, какими философскими и эстетическими- установками руководствовались сопоставляемые авторы в своем художественном творчестве, отстаивая идеи преемственности;

- установить основные типы взаимодействия, определяющиеся сходством мышления, мировоззренческих презумпций, творческого метода писателей и концепции человека в их произведениях, принципов психологического анализа;

- выявить закономерности связей, «сближений» и «различий» на стилистико-языковом; сюжетно-композиционном, нравственно-эстетическом, философском уровне в решении вопросов искусства, природы и таких онтологических проблем как жизнь, смерть, бессмертие, свобода, любовь, дети, семья, творчество, хлеб, вода и др.

Научная новизна диссертации заключается в установлении парадигмы художественных контактов писателей второй половины XX — начала XXI вв. с творчеством А. Платонова, в системном осмыслении этих связей как традиции значение обрели платоновские традиции (В. Белова, Ю. Казакова,

B. Шукшина, В. Распутина, Ю. Трифонова, JI. Бородина и др. авторов). Для выявления глубинного родства прозы А. Платонова с русской литературой привлекаются произведения A.C. Пушкина, Ф.М. Достоевского, JI.H. Толстого,

C.Т. Аксакова, JI.M. Леонова, Е.И. Замятина, М.А. Шолохова, Б.А. Пильняка и др. Конкретные формы преемственности, «сближения-отталкивания» различных художественных миров рассматриваются с учетом преломления в анализируемых произведениях философских идей Аристотеля, А. Бергсона, H.A. Бердяева, В.И. Вернадского, Л.Н. Гумилева, Ф. Ницше, Платона, В.В. Розанова, Ж. Руссо, Вл.С. Соловьева, Н.Ф. Федорова, П.А. Флоренского, С.Л.

Франка, К.Э. Циолковского, О. Шпенглера. 1

Предмет исследования - выявление преемственных литературных связей, традиций и новаторства в художественных исканиях рассматриваемых в исследовании писателей в указанный период, воздействия классического литературного наследия А. Платонова на прозу В. Белова, Л. Бородина, Ю. Казакова, В. Распутина, Ю. Трифонова, В. Шукшина и др. художников, историко-генетические и сравнительно-типологические связи творчества названных писателей, формирующих значимую линию развития русской литературы XX - начала XXI вв.

Цель диссертационного исследования — выявить преемственные литературные связи, традиции и новаторство в философско-эстетических исканиях писателей второй половины XX - начала XXI вв. в сопоставлении с классическим наследием А. Платонова; определить характер и особенности этих неоднородных, многоуровневых связей поэтических средств и приемов, получивших творческое переосмысление и развитие в художественной практике писателей разных литературных поколений.

Для достижения поставленной цели в диссертации решаются следующие задачи: точно определить преемственную связь образов героев-правдоискателей в их прозе, сходство в решении проблем человеческого сознания, в способах психологического анализа, в разработке христианских мотивов, мотива странничества, взаимодействия утопического и антиутопического начал.

4. Диссертация активно вводит в научный оборот малоизученные материалы ранней публицистики А. Платонова, а также ранее почти не рассматривавшиеся в научном контексте произведения современных прозаиков: а) изучены доминирующие идейно-смысловые концепты повести А.Платонова «Сокровенный человек» и в романе В. Березина «Свидетель» (о ценности человеческой жизни, реальности-самоликвидации человека); б) выявлена актуализация платоновских традиций в рассказе В. Шпакова «Железный Ренессанс» (демифологизация мифов об «общепролетарском доме» и «стальной коннице»); в) показано преломление платоновского опыта в романе В. Сорокина «Голубое сало».

В диссертационном исследовании продемонстрирована специфика нового прочтения платоновских традиций представителями различных эстетических направлений; отмечены особенности влияния Платонова на формирование разных векторов отечественной словесности. Обращение к генетическим и типологическим схождениям позволило продемонстрировать укорененность творчества А. Платонова в пространстве- традиционной духовной русской мысли. Доказано, что именно включение произведений А. Платонова в «вертикальный» историко-литературный контекст с использованием онтологического подхода позволяет выйти на новый концептуальный уровень, понять эстетическое качество русской литературы XX - начала XXI вв. — следование плодотворной тенденции гуманизма как этического и философского явления, продемонстрировать «всеобщность» этого свойства. и в выявлении типологических особенностей данной традиции на исследуемом в диссертации материале. Итак,

1. Доказана продуктивность для последующей литературы платоновского подхода к герою, в основе которого лежит принцип, позже ставший известным как пассионарная теория этногенеза Л.Н. Гумилева.

2. Исследована художественная интерпретация А. Платоновым философской концепции Н. Федорова, его учение о бессмертии и воскрешении умерших средствами науки, — в образной форме позже художественно освоенная последователями Платонова« уже как черта его художественного мира.

3. Впервые решен ряд историко-литературных проблем: а) выявлены схожие установки на философское осмысление жизни в прозе Ю.П. Казакова и А.П. Платонова; б) наблюдения, сделанные над полем типологических схождений между А. Платоновым и В.' Беловым, показали важность для- В. Белова платоновской притчевости. Функционирование притчевого начала в «Привычном»- деле» восходит к «Усомнившемуся Макару» А. Платонова; в) указаны общие черты и существенные отличия приемов психологического анализа в прозе А.П. Платонова и Ю. Трифонова; г) обоснована сходная оценка полярных сторон русского характера, двуединства человеческой души, позиция рассказчика, отождествляющего себя с демократической средой, способного противостоять деструктивным силам бытия в прозе В.М. Шукшина и А.П. Платонова; д) доказана типологическая близость мотивной структуры («идеи жизни» и «порядка внутри себя»), определяющей сюжетную основу произведений А. Платонова и В. Распутина, основ метафизического миропознания их героев; е) творческий диалог Л.И. Бородина с А.П. Платоновым впервые изучен на фоне художественных достижений Ф.М. Достоевского. Это позволило более

Названные вопросы подняты и решены в контексте проблемы традиций и новаторства впервые.

Методологическую основу диссертационного исследования составляют труды крупнейших отечественных и зарубежных ученых. Типологическое изучение литературы рассматривается в современной науке как потребность строить исследовательское обощение на прочной методологической основе. «Необходимость типологического подхода к материалу становится особенно очевидной при постановке таких исследовательских задач, как сравнительное изучение литературы» [236: 761].

Для решения стоящих перед нами задач важны концепции ученых, представляющих сравнительно-историческое направление - Д.Д. Благого [126], A.C. Бушмина [134], А.Н. Веселовского [148], В.М. Жирмунского- [183], Ю.М. Лотмана [234], Н.И. Пруцкова [284] М.В: Храпченко [362] и. др. Установление типологических связей творчества писателей различных эпох помогает лучше понять индивидуальное своеобразие каждого и уточнить общие параметры литературного процесса. Еще А.Н. Веселовский в 'лекции «О методах и задачах истории литературы как науки» (1870) отметил: «История литературы в широком смысле этого слова — это история общественной мысли, насколько она выразилась в движении философском, религиозном и поэтическом и закреплена словом (.) сравнительный метод откроет ей в этой более тесной сфере совершенно новую задачу — проследить, каким образом* новое содержание жизни, этот элемент свободы, приливающий с каждым новым поколением, проникает старые образы, эти формы необходимости, в которых неизбежно отливалось всякое предыдущее развитие» [148: 41]. Побуждающим к действию является для нас положение: «.даже установленный факт знакомства одного писателя с творчеством другого не может полностью объяснить сходства1 сюжетов, образов, приемов в их произведениях — остается вопрос, почему писатель воспользовался именно этими художественными открытиями» [281: 77 — 78]. Мы исходим из того, что типологические соответствия обусловлены сходством систем I художественного мышления, что плодотворным является изучение литературных традиций, которые «раскрывают их участие в формировании личности писателя и его жизненного миросозерцания, в развитии его художественного мышления и его собственной творческой силы» [135: 182 — 183]. Существенными в конкретных методах исследования для нас являются выводы и обобщения, что «типология означает общность того, что несходно по внешним признакам, по видимым, качествам. (.) в типологических сопоставлениях писателей нужно больше опираться на сходство типов мышления, нежели несходство изображаемого материала» [152: 5-7]. Такой метод исследования, позволяет нам, например; при сопоставлении романа и повестей А. Платонова «Чевенгур», «Сокровенный человек» «Ювенильное море» и повестей Л*. Бородина «Третья правда», «Божеполье», «Царица Смуты», «Ловушка для- Адама» говорить о главном схождении* между писателями, обусловленном- их отношением к- роли сознания, антиутопической стратегией, созданием образов ' героев-правдоискателей; использованием символов, метафор, сходных мотивов для выявления типа народного сознания. К примеру, тип сознания Селиванова, героя повести Л. Бородина «Третья правда», близок, платоновскому герою-романа «Чевенгур» Захару Павловичу. Они находятся в осознанных отношениях с историей:

Наша позиция — выявление типологически общего не означает невнимания к индивидуальному своеобразию. Понятие «традиция» обосновывается не только как факт преемственности, т.е., в континуальном аспекте, но и в новаторстве писателя, включающего в свою творческую парадигму наиболее важные элементы традиции, креативную деятельность человека в любой области, ценностные ориентации.

Литературно-генетические связи существуют-не как ненто независимое от других связей. В работе уделено внимание типологическим; параллелям; и-контактным взаимодействиям платоновского наследиях историко-культурным контекстом с опорой на работу Н.И. Пруцкова «Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы»: «Литературную родословную плодотворно анализировать с учетом других видов связи, рассматривая их в комплексе, во взаимодействии: В живом литературном процессе действует, как правило, не один какой-либо вид связи, а реализуются, сливаются различные ее- виды. (.) Так, генетическая связь обусловила возникновение другой связи - типологической» [284: 11].

Типологическая; связь выражается* многообразно: В; основополагающих принципах воспроизведения; интерпретации? и озарении действительности; в проблемно-тематическом содержании; в стиле и в жанре, в общей структуре произведений, вг эстетической позиции писателей и. в понимании? ими: задач литературы. Под контактным видом связи; «.разумеются: те конкретные соприкосновения и сцепления, переклички, а иногда и совпадения, которые обнаруживаются? во взаимных отношениях^ произведений. (.) Они проявляются в. различных сферах - в «мелочах» и в более существенных компонентах, лежат, так сказать, на поверхности, на периферии произведения; в его внешней,структуре, или же скрыты в его структуре внутренней» [284: 11]. В: своем исследовании мы используем: методику компаративистского анализа- (компаративизм, (лат., сотрагайуиз — сравнительный), сравнительно- . исторический метод в литературоведении (установление сходства, путей миграции и исторического развития образов, сюжетов в произведениях литературы,и фольклора разных народов). В работе мы учитываем доводы А.Н. Николюкина: «Сравнительно-историческое литературоведение, к о м п а р а т и в и з м - раздел литературоведения, изучающий сходства и различия, связи и взаимовлияние литератур стран и народов мира. Обычно различаются сходства и аналогии типологические, т.е. возникающие независимо друг от друга благодаря общности исторического развития, и прямые «влияния» и связи при контактах различных литератур» [224: 1022]. Подчеркнем, что при выявлении типологических связей мы учитываем теоретические воззрения «об особом внимании современной науки к вопросам сравнительного литературоведения или компаративистики вследствие ускорения процесса формирования одной всемирной литературы» [148: 30].

При рассмотрении поэтики сопоставляемых авторов мы используем онтологический подход Мы принимаем во внимание доводы ученых, обозначивших в своих исследованиях круг вопросов «онтологического смыслостроительства», касающихся непосредственно человека. Проблемы I онтологического анализа рассматривались в работах A.JI. Топоркова, В.Н. Топорова, П.А. Флоренского, Е. Толстой-Сегал, JT.B. Карасева, М.А. Дмитровской, H.A. Шогенцуковой, A.JI. Цуканова.4 «Ориентация на онтологический аспект художественного текста, на его бытийную основу, становящаяся все более значимой в исследованиях художественных текстов,

4 Ом. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа. - М., 1976; Топорков, А. Л. Земля // Славянская мифология. - М., 1995; Топоров, В. Н. Первочеловек // Мифы народов мира. - М., 1992; Флоренский, П. А. Макрокосм и микрокосм // П.А.Флоренский. У водоразделов мысли: сб. ст. - Новосибирск, 1991; Карасев, Л. Движение по склону (Пустота и вещество в мире А.Платонова) // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. — Вып. 2 — М., 1995; Карасев, Л. Онтологический взгляд на русскую литературу.- М., 1995. — С. 5; Карасев, Л. Гоголь и онтологический вопрос // Вопросы философии. — 1995. -№ 8; Толстая-Сегал, Е. Идеологические контексты Платонова // А. Платонов. Мир творчества. — М., 1994; Дмитровская, М. А. Антропологическая доминанта в этике и гносеологии Платонова (конец 20-х — середина 30-х годов // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. - Вып. 2. — М., 1995; Дмитровская, М. А. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова. - Калининград, 1998; Дмитровская, М. А. Эволюция понятий «истина» и «смысл» в творчестве А. Платонова // Логический анализ языка: Истина и истинность в культуре и языке. - М., 1995; Шогенцукова, Н. А. Опыт онтологической поэтики. - М., 1995; Цуканов, А. Л. Онтологическая поэтика // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М., 2001. — С. 695. указывает на те изменения, которые произошли со времен написания «Лингвистики и поэтики Р. Якобсона» [197: 31 - 32]. Термин «онтологический подход», «онтологическая поэтика» ввел Л.В. Карасев: «В литературе онтологические интуиции сказываются и в самой потребности автора в создании «второй реальности», и в особенностях устройства текста, в сюжетных ходах, мотивах поступков персонажей и в различных деталях. Исследование этого смыслового слоя (обычно закрытого для автора текста) я назвал онтологической поэтикой или онтологическим подходом к литературе» [195: 84]. Философская система А. Платонова выражена в художественной форме. В основе этики и теории познания Платонова лежит философская, антропология. «Сознание, будучи отношением рефлексивным, приковывает человека к своему собственному «я» и к телу, в котором существует человек. Одновременно с этим человек выходит из круга природной, космической жизни и приобретает отдельное, замкнутое в своих границах существование. (.) Платонов исследует две возможности восстановления человеком утраченной целостности: этический путь — избавление от себя посредством соединения с другими людьми (в романах «Чевенгур», «Счастливая Москва») и путь гносеологический - воссоединение с миром посредством его освоения, (.) через познание (повесть «Котлован») [329: 91 - 92]. «Платонов - это писатель по онтологии вещества. Писатель о том, как вещество может существовать, как живут своими жизнями люди, растения, земля, животные, машины: не случайно, слово «вещество» — ключевое для Платонова» [329: б].

Онтологический подход необходим для констатации углубленного внимания писателей к бытийным аспектам в художественном отображении мира, к фундаментальным проблемам человеческого существования. В задачу онтологической поэтики входит поиск, интерпретация смыслов литературных произведений с целью выявления тех аспектов «персональной мифологии» автора, которые могут служить моделью, образцом, эмблемой для обозначения целого типа онтологического смыслостроительства, имеющего отношение к очень многим людям. Нами используется разработанная Л. Карасевым методика «иноформного анализа» или «поэтика реконструкции» для нахождения «иноформ», «реконструирующих» «исходные» смыслы в ряде вариантов (иноформ), похожих или мало похожих друг на друга, но обладающих несомненным внутренним-единством» [196: 5]. Утверждения Н.А. Шогенцуковой, предлагающей при онтологическом подходе «раскрывать» и «расшифровывать» мифосимволы и мифометафоры, опираясь на понимание символа как кода бытия и языка бессознательного [372: 22 - 23], расширяют область применения терминов «онтологическая поэтика», «онтологический подход. При онтолологическом подходе задача состоит в исследовании не столько семантического плана, сколько художественного, собственно поэтики. Анализ, при этом, концентрируется на мифе, символе, гротеске, аллегории, времени / пространстве, сюжете, композиции, стиле, точке зрения, интертекстуальности, цвете, пейзаже, ритме, метафоризме. Шогенцукова предлагает при онтологическом подходе «раскрывать» и «расшифровывать» мифосимволы и мифометафоры, опираясь на понимание символа как кода бытия и языка бессознательного [372: 22 - 23]. Например, применение онтологического подхода при сопоставительном анализе произведений Платонова «Чевенгур», «Ювенильное море» с повестями Бородина «Божеполье», «Третья правда» и др. позволяет установить «иноформы», «исходные смыслы» таких понятий как вода, колодец, дерево, сад, еда и др. Мотив воды, аналогично разработанной Платоновым семантикой «воды» в «Чевенгуре» и в «Ювенильном море», получает в «Божеполье» емкое наполнение, выступает I метафорой исходного смысла пред-детства» (Л. Карасев). Онтологический анализ авторской поэтики «обнаруживает в себе и исходный» смысл творчества самого автора, побуждающие мотивы его творчества.

С учетом всего лучшего в опыте, накопленном отечественным и зарубежным литературоведением, диссертационная работа строится на сочетании сравнительно-исторического, типологического и онтологического подходов.

Помимо известнейших философов, теоретиков, историков литературы, на которых мы опираемся в своей работе, мы изучили труды исследователей творчества А. Платонова и современных авторов. Нами учитывались работы отечественных и зарубежных исследователей русской литературы — В.В. Агеносова, Л.Ф. Алексеевой, О.Ю. Алейникова, Л.А. Аннинского, К.А. Баршта, Г.А. Белой, А.Ю. Большаковой, С.Г. Бочарова, В.В. Васильева, Т.И. Васильевой, А.Н. Варламова, В.Ю. Вьюгина, A.A. Газизовой, М. Геллера, Ханса Гюнтера, О.В5. Дефье, М.А. Дмитровской, A.A. Дырдина,

A.П. Казаркина, Л.В. Карасева, Н.В. Корниенко, Н.Д. Котовчихиной,

B.А. Коваленко, H.A. Куделько, A.B. Кулагиной, В.А. Лазарева, Н.М. Малыгиной, О. Меерсон, Ю.И. Минералова, Е.Г. Мущенко, Т.А. Никоновой, Н.Г. Полтавцевой, Т.В. Рябовой, В.А. Свительского,

C.Г. Семеновой, В.К. Сигова, Е.Б. Скороспеловой, В.П. Смирнова, В.А. Славиной, Е. Толстой-Сегал, Л.А. Трубиной, Л.П. Фоменко, Н.П. Хрящевой, В.А. Чалмаева, Р. Чандлера, A.B. Шаравина, С.И. Шешукова, Л.А. Шубина, Е.Д. Шубиной, В.В. Эйдиновой, Е.А. Яблокова и др.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Прозаическое наследие А. Платонова было «востребовано» отечественной художественной культурой в эпоху быстрой смены социальных, нравственных и эстетических ориентиров и может рассматриваться как предмет историко-литературной контекстуализации и типо логиз ации.

2. А. Платонов выработал художественно-философские установки в творческом диалоге с предшественниками и современниками. Образная система, художественные решения, сделанные Платоновым в* области прозы, обнаруживают возможности их сопоставления в тех или иных аспектах с художественными произведениями отдельных авторов, являются одной из историко-литературных универсалий, важных для целого ряда писателей более позднего времени. Выявленные схождения формируют поля и векторы мощного платоновского влияния на важнейшие направления развития прозы второй половины XX — начала XXI веков.

3. Включение произведений А. Платонова, как и произведений М. Шолохова, А. Солженицына, А. Твардовского; В. Некрасова, Е. Носова, В. Белова, В. Шукшина, Ю. Казакова, Ю. Трифонова, В. Распутина; Л. Бородина, Б. Екимова, В. Маканина, В*. Токаревой и др. писателей XX века в «вертикальный, контекст» художественного универсума с использованием «онтологического» .подхода, определяет «лицо» русской литературы XX -начала XXI вв., позволяет из частных наблюдений выйти на" новый концептуальный уровень осмысления плодотворности гуманистической тенденции* в русской литературе как ее этической, и философской, направленности, определяет «всеобщность» этого свойства.

4. Творчество Ю. Казакова и А. Платонова объединяют схожие установки на философское осмысление жизни, доминантные идеи общности людей и цельности мира, типологически близки важнейшие концептьг писателей. Созданный Казаковым художественный мир. проникнут платоновскими мотивами «тревоги бедных деревень», «житейской нужды». Историко-генетическое рассмотрение прозы Платонова и Казакова позволяет говорить о диалоге творческих сознаний в постановке и разрешении проблем дома, семьи, человеческой сущности. В лирической прозе Казакова важна символика образа-понятия «музыка», являющегося устойчивой опорой в художественно-философской системе Платонова. Ситуация общения с музыкой в творчестве писателей является средством характеристики поэтически настроенных героев, вносит в произведения писателей романтическое начало.

5. Глубокий интерес к потаенным сторонам народной жизни, народный взгляд на мир и на человека, предметно-изобразительное начало, использование традиций сказа, притчи, сближают творчество А. Платонова и В. Белова. Эпическая полнота и достоверность изображения в прозе Белова соединяются с психологически убедительным исследованием внутренней жизни человека. В сохранении семьи, народного лада В. Белов, как и А. Платонов, как и В. Распутин, В. Шукшин, Л. Бородин видит истоки жизнестойкости народа, в семье его герои будут черпать силы, помогающие жить в гармонии с природой, «согласно сердцу». Образный афористический язык передает особенности 4 национального характера, отторжение всего, что разрушает крестьянский лад.

6. «Вдумывание в жизнь», стремление разгадать ее тайну, неприятие насаждаемых стандартов - характерная черта «чудиков» В. Шукшина- и «чудаков» А. Платонова. Сходной является оценка полярных сторон русского характера, двуединства человеческой души, в поисках истины обнаруживающей свою- сокровенность. Писатели испытывают ? героев определяющим нравственным законом - отношением к детям, к старикам, к моральной категории памяти, земле, и, наконец, к смерти и бессмертию. В ряде рассказов Шукшина более жестко, чем у Платонова, акцентируется трагически мучительное осознание смерти героем. Осознав непреложность смерти, герой Шукшина решает этическую задачу — как прожить жизнь на земле; у героев Платонова неоднозначное отношение к «интересу смерти», несущее, в основном, онтологическую направленность. В прозе обоих писателей наблюдается соединение эпической по масштабу мысли с жанровой формой рассказа.

7. Типологические связи прозы Ю. Трифонова и А. Платонова обнаруживаются в подходе к герою. Для его верной трактовки должны быть учтены положения пассионарной теории этногенеза Л.Н. Гумилева, идеи бессмертия и воскрешения, рассматриваемые в «Философии общего дела» Н. Федорова. Платоновская установка на философское осмысление бытия, поиски ответов на «главные» вопросы: памяти, человеческого предназначения, связи человека с родом, семьей, с человечеством — найдут дальнейшую разработку в исследовании нравственного мира людей в «московских» повестях Трифонова. Трифоновская концепция человека, призванного укреплять духовные связи между людьми совпадает с платоновской: «свет жизни» (Платонов), «нить, проходящая сквозь поколения» (Трифонов). Обнаруживается существенное различие в приемах психологического анализа у писателей. Платонов чаще прибегает к описанию внутреннего состояния героя, передавая его переживания через символическую пластику. Трифонов же обращается непосредственно к внутреннему монологу для передачи всех нюансов внутренней жизни.

8. В описании самосознания героев В. Распутин, как и А. Платонов, прибегает к приемам метафизического опыта, полагаясь на сверхчувственные возможности личности. Система изобразительно-выразительных средств языка, введение в текст онирического пространства позволяют художникам не только вписать своих героев в жестокие условия действительности, но и сделать полем решения нравственно-философских проблем величественную картину мироздания. Традиционные платоновские мотивы «идеи жизни», «философии существования» творчески развиваются Распутиным в сходной системе мотивов «порядка внутри себя», определяют сюжетную основу произведений. С ними контрастирует мотив «постороннего прохожего», доминирующий в создании образов «врагов жизни». Проблему «отсутствия хозяина», «превращения городов и весей в свалку» писатели рассматривают с морально-этической точки зрения, предъявляя «спрос» к самому человеку. Образ ребенка символизирует жизнь, будущее, Россию, на которую посягают «архаровцы», «нелюди», «горлохваты», «идущие напролом». Сходными являются концепты писателей, фиксирующие ментальные сгустки культуры.

9. Творческий диалог Л. Бородина с А. Платоновым проходит на фоне художественных достижений Ф.М. Достоевского, у которого писатели наследуют интерес к сложности и противоречивости человеческой натуры. Сближает писателей антиутопическая стратегия, стремление спасти сознание человека от поклонения ложным идеалам, интонационная сфера прозы, система тональностей, выраженная как процесс эстетического освоения мира. У писателей преобладает ориентация на архаический миф, на такие архетипические константы как дом, дорога, вода, мать, ребенок, хлеб, земля, смерть, которые переплетены с библейскими мифами. Перекличка многих мотивов и стоящих за ними смыслов в. прозе Бородина, как и в прозе Платонова, связана с образом дома. Дом в художественном сознании писателей - неустранимое бытийное начало, непререкаемая ценность, пространство, в котором осуществляется связь поколений, дом, как источник, питает высшие сферы жизни, любовь к Родине.

10. Роман В. Березина «Свидетель» в соотнесении с повестью А. Платонова «Сокровенный человек», его статья «Счастье и страдание» о романе «Счастливая Москва» свидетельствуют об осознанном освоении Г современным писателем творческого наследия классика. В. Березин следует Платонову в главном: в отстаивании ценности человеческой жизни, говорит о ее хрупкости. Основные мотивы романа В. Березина соотносятся с ключевыми понятиями платоновской художественной методологии.

11. Рассказ В. Шпакова «Железный Ренессанс» являет собой своеобразный опыт стилизации, травестирующий такие произведения Платонова, как «Котлован» и «Усомнившийся Макар». В рассказе «Железный Ренессанс», как и в «Котловане», происходит сопряжение социального сюжета с библейским мифом — строительство Вавилонской башни в «Котловане» и воскрешение умерших в «Железном Ренессансе», и — демифологизация мифов -«общепролетарский дом» в повести А. Платонова и новая мифология («стальная конница») в рассказе В. Шпакова.

12. Принцип включения «платоновского» слова в текст романа В.Г. Сорокина «Голубое сало», в главе «Ппатонов-3. Предписание» определяется его пародийным использованием и имеет эпатажный характер. В. Сорокин обращается к ставшим привычными для постмодернизма, выдвинувшего концепцию деконструкции, приемам разрушения стиля. Стилизация ориентирована на ломку этики и эстетики гениального писателя. В. Сорокин демонстрирует антиплатоновскую линию, не столько пародируя, сколько демонтируя, переделывая повесть «Сокровенный человек» по типу римейка. Такая попытка развенчания оборачивается парадоксом, подтверждая звездный статус прозы А. Платонова. Функционирование художественных «конструктов» Платонова в снижено-деструктивном контексте современного постмодернизма свидетельствует об огромной роли наследия писателя в современном социокультурном пространстве.

Теоретическая значимость работы заключается в открытии новых методологических подходов к изучению историко-литературного процесса второй половины XX - начала XXI вв., в исследовании произведений современных прозаиков в свете преемственности традиций русской классики,

А. Платонова, М. Булгакова, М. Шолохова, А. Солженицына, Ю. Трифонова,

А. Твардовского и других писателей, в возможности использования материалов диссертации в дальнейшем научном исследовании проблемы «русская классическая литература и современный литературный процесс»; в уточнении и использовании применительно к конкретному материалу теоретических понятий, таких, например, как «сравнительно-исторический подход», «традиция», «преемственность», «постреализм», «компаративизм», «магический реализм», «антиутопия», «онтологическая поэтика», «персональная мифология», «постмодернизм», «мифосимволы» и др. Наблюдения и выводы, сделанные в работе, могут быть учтены при исследовании типологических характеристик произведений русской литературы, проблем сравнительно-исторического изучения литературы XX — начала XXI вв.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов, положений и обобщающих выводов в вузовских курсах по истории русской литературы XX - начала XXI вв., в школьной практике, на спецкурсах и спецсеминарах по творчеству рассматриваемых в диссертации писателей.

Апробация работы проходила в ходе ее обсуждения на кафедре русской литературы и журналистики XX - XXI вв. МПГУ; на кафедре русской литературы МГГУ им. М.А. Шолохова; в рецензии на монографию «А. Платонов и философско-эстетические искания русской литературы 2-ой половины XX века (В. Шукшин, В. Распутин, Л. Бородин)» на страницах журнала «Университетская книга». (М.: Университетская книга, 2007); значимость работы подтверждена итогами конкурса учебников по русской литературе XX века. Диплом Министерства образования Российской Федерации от 07.09. 1995 г. за учебник-хрестоматию для старшеклассников «Русская литература» (1-я половина XX века)» (М.:ВЛАДОС, 1997).

Основные положения^ диссертации были изложены в докладах: на Международных научных конференциях, посвященных творчеству А.П. Платонова в ИМЛИим. A.M. Горького РАН (1996, 1999, 2001, 2004, 2009); на Шешуковских межвузовских научных конференциях «Проблемы эволюции русской литературы XX века» в Mill У (2002 - 2010); на Всероссийских научно-методических конференциях «Мировая словесность о детях, и для детей» (МПГУ, 2003 - 2004); на Международной научной конференции в Праге в 1990 году, посвященной 100-летию со дня рождения Б.Л. Пастернака; на 3-х Международной научной конференции в Воронеже, посвященной творчеству А. Платонова (1999 г); на 7-х Международных чтениях, посвященных памяти Н.Ф. Федорова 2-6 июня 2009 г., проводимых ИМЛИ им. Горького РАН и т.д.

Положения и выводы диссертационного исследования нашли отражение в 75 опубликованных работах, содержание диссертации отражено в 11 статьях, опубликованных в изданиях, рекомендованных ВАК МО и Н РФ.

Структура работы: Диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав и Заключения. В первой главе «Идея жизни», «философия существования» Андрея Платонова в художественных произведениях и в литературно-критических статьях» — четыре раздела; во второй главе «Генетические и типологические связи прозы А. Платонова с русской литературой XIX - первой половины XX вв. Мысли о мире и человеке» — три раздела; в третьей — «Произведения А. Платонова и философско-эстетические искания русской прозы второй половины XX - начала XXI вв.» - 9 разделов и Заключение. Список использованной литературы включает 400 наименований. В Заключении подведены итоги исследования, намечены перспективы дальнейшей научной работы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Традиции Андрея Платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины XX - начала XXI вв."

Заключение

А. Платонов — писатель обостренного нравственного чувства. Стержень общего блага, по Платонову, — в людях, которые «долго не держатся на свете, а свет на них стоит вечно». Действительность открывалась Платонову в 1920 -начале 1930-х гг. во всей неоднозначности и зачастую - трагичности. Связанная с этим трансформация мировоззрения Платонова отразилась в его публицистике, в литературно-критических статьях, и более всего — в художественном творчестве. Философские идеи Платонов вкладывал в уста своих героев, проверяя в дискуссионных диалогах и в повседневных поступках ИХ'истинность.

Герои произведений писателя напряженно осмысливают свою жизнь, взаимоотношения, с другими^ людьми, с природой, стараются жить «главной жнзнъю», определить те возможности, которые открывает им сама действительность для решения вечных проблем людей, пытаются осознать «см^гсл жизни», «вещество существования», свою роль в плане «общей жизни». Они ищут пути к «другому человеку», им важно, чтобы «револьвер был в надлежащей руке», они- думают «о том кронциркуле», которым можно было бы проверить мир и себя в мире («Чевенгур»), стремятся реализовать «главную сияющую силу», которая бьется в теле человека («Афродита»), и, вдохновленные гуманной «идеей жизни» («Песчаная учительница»), хотят одухотворить мир, существующий «дотоле в убогом виде; в разрозненности и без всякого ясного смысла» («Афродита»). Ставка в преодолении «горестного напряжения», «ничтожного безумия» делается ими на разум, на творчество, на сочувствие, на веру, что «помощь придет лишь от другого человека» («Джан»), Подход А. Платонова к разрешению поставленных временем вопросов соотносится нами с мифопоэтическим видением мира, с мифологемой «вселенского человека».

В творческом диалоге с предшественниками и современниками Платонов вырабатывает эстетические решения, художественно-философские установки, которые и обозначили линии, по которым шло наследование и развитие платоновских традиций следующими поколениями писателей.

Главной темой в творчестве Платонова является тема трудового человека, одухотворенного «идеей жизни», поисками путей «выхода в счастье». Платоновская формула «идеи жизни», сопутствующая писателю на протяжении всего творческого пути, прозвучала впервые в рассказе «Песчаная учительница» (образ Марии Нарышкиной). С позиции «идеи жизни», «философии существования» платоновских «сокровенных» героев мы выявили философско-эстетические искания писателя, рассмотрели связи его творчества с традициями русской классической литературы, современной ему литературой, отметили, что к творчеству А. Платонова применимо определение, данное им самим поэзии В. Маяковского в литературно-критической статье «Размышления о Маяковском» (1940): «Он был мастером большой всеобщей жизни и потратил свое сердце на ее устройство».

Сопоставление прозы А. Платонова и прозы писателей второй половины XX - начала XXI века позволило установить воздействие произведений А. Платонова на развитие отечественного литературного процесса широко и масштабно. Природа традиций А. Платонова в русской литературе второй половины XX — начала XXI вв. обусловлена продуктивностью его художественных решений, связанных с глубиной постановки и разрешения онтологических, нравственно-этических, сущностных проблем бытия, гуманистическим пафосом, вниманием к внутреннему миру человека, с нравственно-философскими и эстетическими исканиями писателей «после Платонова».

Проза Платонова была востребована во второй половине XX века, в эпоху смены социальных и нравственных ориентиров, когда идеей многих стали идеи рынка, конформизма, враждебные русскому самосознанию. Проза Платонова выражала национальную идею, по сути религиозную и литературную - идею преображения души и реальности «падшего» мира — «Все возможно - и удается все, но главное — сеять души в людях». Уникальность платоновской идеи - «сеять души в людях» — в том, что она наднациональна, ибо восходит к высотам, где упраздняются черты биологической национальности в духе пушкинских заветов - «Когда народы, распри позабыв, / В великую семью соединятся» [67: I, 259]. Образы и мотивы «души», «сердца» - ключевые для прозы Платонова - определяют важнейшие смысловые инстанции в прозе его последователей. Нравственно-эстетические искания* А. Платонова, его художественно-философские установки оказались продуктивными для писателей второй половины XX - начала XXI вв.

Воздействие произведений А. Платонова на развитие отечественного литературного процесса широко и масштабно. Природа традиций Платонова в русской литературе обусловлена художественным своеобразием его прозы, продуктивностью художественных решений, связанных с глубиной постановки и разрешения онтологических, нравственно-этических, сущностных проблем бытия, гуманистическим пафосом, вниманием к внутреннему миру человека.

Нами выявлен многомерный диалог современных прозаиков с прозой Платонова. Установлены два ряда внутрилитературных связей прозы Платонова с прозой писателей второй половины XX — начала XXI вв.: контактные и типологические. Типологическая связь с творческим наследием у рассматривающихся в диссертации авторов- выражается многообразно: в эстетической позиции писателей и в понимании ими задач литературы (Платонов — Казаков; Платонов — Белов; Платонов — Трифонов; Платонов — Шукшин; Платонов - Распутин; Платонов — Бородин); в природе героя, связанной с попыткой осмыслить свою жизнь, жизнь других людей, в его духовных поисках (Платонов - Трифонов; Платонов — Шукшин; Платонов —

Бородин; Платонов — Распутин); в основополагающих принципах воспроизведения, интерпретации и «озарении действительности» (Платонов — Казаков, Платонов — Белов, Платонов — Распутин, Платонов — Бородин); в философских поисках, в концепции человека (Платонов - Распутин; Платонов — Казаков; Платонов - Белов; Платонов - Трифонов; Платонов - Шукшин; Платонов — Бородин); в проблемно-тематическом содержании прозы (Платонов - Распутин; Платонов - Казаков; Платонов - Белов; Платонов — Трифонов; Платонов - Шукшин; Платонов - Бородин; Платонов - Березин; Платонов - Шпаков); в стиле (Платонов — Белов; Платонов — Распутин; Платонов — Бородин); ); по способу конструирования художественных образов (Платонов - Казаков; Платонов - Трифонов; Платонов -Шукшин; Платонов -Бородин: Платонов - Березин); в общей структуре отдельных произведений (Платонов - Распутин; Платонов - Березин; Платонов — Шпаков); по способу психологического раскрытия характера (Платонов,— Трифонов; Платонов — Распутин). Типологические связи прозы Платонова с прозой анализируемых в диссертации авторов возникают объективно, независимо от того, порождены ли они внутрилитературными контактами или возникли самостоятельно в результате родственных или аналогичных условий общественной и идеологической жизни. Так, отмечая переклички на уровне героя в рассказе Ю. Казакова «Трали-вали» с Сашей Двановым в романе А. Платонова «Чевенгур», сопоставляя внутренний монолог бакенщика Егора с характеристикой Саши, наделенного- такими качествами, как обостренное чувство справедливости, стремление к «счастью взаимной жизни», чуткость к людям, мы говорим о богатом духовном мире русского человека, который художественно воссоздают писатели, о двойственности человеческого I характера. Речь идет о типологической связи между произведениями, возникшей объективно, об эстетической позиции писателей. К тому же мы подчеркиваем, что Казаков, написавший свой рассказ «Трали-вали» в 1959 г., не мог прочитать к этому времени, роман Платонова «Чевенгур», опубликованный в России лишь, в 1988 году. Размышляя о характере персонажей в прозе А. Платонова и В. Белова, в прозе А. Платонова и В. Шукшина, выявляя сходство между «чудаками» Платонова и «чудиками» Шукшина, мы отмечаем типологическую близость их прозы, общность авторского подхода к изображению героя, его характера, особенностей «народной души».

Выявляя отражение некоторых сущностных черт платоновского художественного мышления и миропредставления, собственно художественных решений, мы отмечаем близость в осмыслении философских проблем жизни и смерти, вечных ценностей (проза Платонова и Казакова). Сопоставляя рассказ Казакова «Какие же мы посторонние»' (1966) из «Северного дневника» с рассказом Платонова «Старый механик» (1940), делаем вывод что Казакову, как и Платонову, дорог мир в его общности и цельности. В рассказе «Какие же мы посторонние?» Казаков актуализирует кардинальную идею Платонова из рассказа «Старый механик» - «Без, меня народ неполный». Казаков диалогизирует, как и Платонов, повествовательный дискурс; голос автобиографического героя-рассказчика, несобственно-прямая речь, передающая реакцию персонажей на услышанное, внесение их комментариев в полилог, сказовая манера речи - все это делает рассказ чрезвычайно важным средством в философско-эстетических исканиях писателей, несущих типологический характер.

Сопоставление прозы Ю. Трифонова («Долгое прощание», «Другая жизнь») и повести А. Платонова «Джан» позволило обнаружить существенное различие в приемах психологического анализа у писателей. Платонов чаще прибегает к описанию внутреннего состояния героя, передавая его переживания через символическую пластику. Трифонов же обращается непосредственно к внутреннему монологу для передачи нюансов мышления. Сопоставление прозы J писателей позволяет говорить о сходной концепции человека. Трифоновская* концепция человека, призванного укреплять духовные связи между людьми совпадает с платоновской: «свет жизни» (Платонов), «нить, проходящая сквозь поколения» (Трифонов).

Используя контаминированный подход к анализу прозы писателей («Эфирный тракт - Платонов; «Другая жизнь» — Трифонов), рассмотрев работу JI.H. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли»(1979), книгу В.В. Вернадского «Философские мысли натуралиста» (1988) о биосфере и ноосфере, ссылаясь на исследования литературоведа A.B. Шаравина «Городская проза 70 — 80-х годов XX века» (2001), мы утверждаем близость подхода писателей к герою в анализируемых повестях с учетом теории пассионарности JI.H. Гумилева. Предполагаем, что Платонов своей повестью* «Эфирный тракт» в художественной форме предвосхитил научные изыскания ученого, и что Гумилев читал повесть «Эфирный тракт» (написана- 1926 - 1927; впервые опубликована в 1967). Герои писателей, говоря словами Платонова, одержимы идеей понять «существо вселенной», для этого они воспитали в себе «жажду знания, как кровную страсть». JI.H. Гумилев в своем фундаментальном исследовании «Этногенез и биосфера Земли» доказывает, что в основе всякого деяния, оставляющего следы в истории, лежит страстное стремление человека к своему идеалу, к целенаправленной деятельности, связанной с изменением общественного или природного окружения, «.причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни» [165: 252].

Используя онтологический подход при рассмотрении рассказа В. Шпакова «Железный Ренессанс» в свете повести Платонова «Котлован», мы отмечаем сопряжение социального сюжета с библейским мифом - о строительстве Вавилонской башни в «Котловане» и воскрешении умерших в «Железном Ренессансе», и - демифологизацию мифов — об «общепролетарском доме» в повести Платонова и новой мифологии (о «стальной коннице») в рассказе Шпакова. Сопоставление произведений говорит и о своеобразном опыте стилизации Шпакова в «Железном Ренессансе», травестирующем такие произведения Платонова, как «Котлован» «Усомнившийся Макар», об использовании в рассказе приема гротеска. Все это позволяет сделать вывод, что рассказ Шпакова «Железный Ренессанс» выступает как «производный» текст по отношению к предшествующему, включается в «вертикальный контекст» художественного универсума. Типологические связи прозы Платонова и писателей в постплатоновском пространстве дали возможность классифицировать их творчество по сходству идейного звучания произведений (Платонов — Белов - Казаков — Трифонов, Шукшин — Распутин — Бородин — Березин); своеобразию творческого метода( Платонов,— Казаков, Платонов — Бородин, Платонов — Распутин), по способу конструирования художественных образов (Платонов - Казаков, Платонов - Трифонов, Платонов - Белов, Платонов — Березин), по характеру сюжетных линий, способу психологического раскрытия характера (Платонов — Трифонов; Платонов — Распутин), Платонов - Березин).

Как показал сопоставительный анализ произведений, воздействие Платонова на прозу писателей второй половины XX — начала XXI вв. выражается и в контактных видах связи, которые обнаруживаются в произведениях. Так, в случае с романом В. Сорокина «Голубое сало» нами усматривается преднамеренное обращение автора к повести А. Платонова «Сокровенный человек», которое проявляется в различных сферах — в заимствованиях, подражаниях, поверхностных стилизациях, нарушениях идейного смысла, в структуре романа. Речь идет о моделировании антиплатоновской эстетики и поэтики в романе «Голубое сало», об антиплатоновской линии в произведении, обрыве традиций классика.

При сопоставительном чтении романа В. Березина «Свидетель» с повестью А.Платонова «Сокровенный человек» мы. говорим и о» контактных связях, несущих творческий характер, и о типологических, проявившихся в сходстве систем художественного мышления писателей. Березин, опираясь на опыт предшественника Платонова, использует этот опыт, развивает дальше определенные традиции его прозы - философских поисков, характера гуманистических устремлений, этической концепции семьи, детства, этичности науки и др. Соотнесение художественной и литературоведческой реакции на прозу А. Платонова позволяет сделать вывод об использовании В. Березиным нового типа освоения традиций классика.

Прочтение рассказа В. Шпакова «Железный Ренессанс» в свете прозы А. Платонова позволило выявить контактные связи с прозой Платонова, своеобразный опыт стилизации, травестирование повести «Котлован», рассказа «Усомнившийся Макар», не имеющее пародийного характера. И в то же время сопряжение социального сюжета с библейским мифом — о строительстве Вавилонской башни в «Котловане» и воскрешении умерших в «Железном Ренессансе», - и демифологизация мифов - об «общепролетарском доме» в «Котловане» и новой мифологии о «стальной коннице» в рассказе В: Шпакова трактуются нами как типологические связи.

Понятие «традиция» обосновывалось и в новаторстве писателя, включающего в свою творческую парадигму наиболее важные элементы традиции, креативную деятельность человека, ценностные ориентации.

Специфическим, ярко индивидуальным в прозе Ю. Казакова, реалистической в своей основе, являются романтические и импрессионистические черты, делающие его «поэтом в прозе».

В. Белов в духе традиций А. Платонова, рассказа «Усомнившийся Макар», в повести «Привычное дело» предлагает читателю притчу, философское иносказание о современности, о «вечных» проблемах бытия.

Анализ прозы Белова на стилистико-языковом уровне выявляет также связь прозы Белова с прозой Платонова. Образный афористический язык Белова передает особенности национального характера, отторжение всего, что разрушает крестьянский лад. Органичность отношения своих героев к жизни Белов, в традициях Платонова, показывает через присущий им юмор. Юмор, — как инструмент познания жизни, - сопровождает героев писателей на всех этапах жизни, позволяет им взглянуть на себя «со стороны». Близки принципы художественного познания мира писателями, опыт взаимоотношений автора как творческого субъекта и отражаемой им действительности.

В. Шукшин, как и А. Платонов, обладает величайшим милосердием к судьбе человека. Оба писателя, обращаясь к мотиву «души», сердца, утверждают духовность характерной чертой русского национального характера. В ряде рассказов Шукшина более жестко, чем у Платонова, акцентируется трагически мучительное осознание смерти героем. Осознав непреложность смерти, герой Шукшина решает этическую задачу — как прожить жизнь на земле; у героев Платонова «интерес к смерти», несет, в основном, онтологическую направленность.

Новое, специфическое, что привнес В.М. Шукшин в русскую литературу — это преобразование жанрово-стилевых форм рассказа, решение эпических по масштабу проблем в границах «малого жанра».

Типологические связи между прозой Ю. Трифонова и А. Платонова обнаруживаются в, близости подхода к герою, идее связи человека с родом, семьей. Трифонов становится своего рода связующим звеном между Платоновым и современными писателями. Традиции Трифонова в исследовании бытия человека в тесной связи с его бытом («Нет, не о быте — о жизни. Быт и бытие — это слитно, это нельзя разъять. Быт как «вселенскую связь» [90: 541 — 543]) преемствуют и развивают в современной прозе А. Битов, В. Маканин, А. Кабаков, Л. Петрушевская, В. Токарева.

Взаимодействие прозы А. Платонова и В. Распутина сложное и многоплановое. В основу этики и эстетики Распутина положены платоновские идеи любви и памяти, ценности всего живого, слышны отзвуки платоновских философем - «как велика жизнь, в каких маленьких местах она приютилась и надеется». В описании самосознания героев Распутин, как и Платонов, прибегает к приемам метафизического опыта, полагаясь на сверхчувственную (недоступную опыту) познавательную деятельность человека о принципах бытия. (Платонов - «Такыр»; Распутин - «Видение», «Живи и помни», «Последний срок» и др.). Характерно, что определяя магистральную тему творчества Платонова как онтологическую — «Главная и всеобъемлющая тема Платонова — скорбь по миру и человеку», — Распутин полагает, что писатель «призван считывать судьбу и душу народа». «Пронзительность выражения поэзии и трагедии русской, жизни в сращенности с русской природой и речью» [83: 188 - 189] придают уникальность, неповторимую индивидуальность творческому облику Распутина, закладывают новые традиции.

Анализ произведений А. Платонова и JI. Бородина позволяет говорить о едином направлении творческих поисков писателей, о попытке их героев, говрря словам JI. Шубина, «осмыслить свою жизнь, жизнь других людей». Сходными являются концепты писателей, в философско-обобщенной форме фокусирующие энергетические сгустки их прозы. Проза JI. Бородина представляет традиционное, реалистическое направление, обновившееся поэтикой постмодернизма. Субъектная организация текста, интертекстуальность, обращение к символике снов, использование христианской символики, мотива игры позволяют Л.И. Бородину раскрыть многогранность, трагизм бытия.

В. Березин преемству ет и развивает платоновскую традицию житейского опыта человека с его приоритетом жизни. Речь идет и о различных сторонах художественного содержания романа Березина, и о словесно-художественных средствах, реминисценциях из прозы Платонова. Как и эстетика Платонова, эстетика Березина обостренно передает дисгармонические надломы и гротески истории, культуры, психики, но не имеет, как у В. Сорокина, пародийного характера. В плане выявления специфического, индивидуального в стиле Березина характерным является воспроизведение примет иной реальности, меткая ирония, пронизанная болью, поэтика интертекста, диалог с культурным пространством.

Понимание искусства как жизнетворящей деятельности актуализирует платоновские традиции в рассказе В. Шпакова «Железный Ренессанс».

Рассматривая вопрос о внимании В. Сорокина к платоновскому опыту в романе «Голубое сало», вопрос о характере отношения «потомка» к «исходному» тексту, повести А. Платонова «Сокровенный человек»,. мы отметили попытку изменения семантики произведения, ставшего «материалом» для новых художественных синтезов. В. Сорокин не столько пародирует, сколько пытается демонтировать, переделать повесть «Сокровенный человек» по типу римейка. Такая попытка оборачивается парадоксом, означающим подтверждение звездного статуса прозы А. Платонова.

Художественное наследие А. Платонова задает важнейшие линии развития философско-эстетических исканий русской прозы второй половины XX - начала XXI вв., писателей наших дней. Удаленное во времени творчество А. Платонова находится в едином историко-литературном пространстве с художественной практикой современных писателей. Включение произведений А. Платонова в «вертикальный контекст» художественного универсума с использованием «онтологического подхода, как произведений и других великих писателей, таких, как М. Шолохов, М. Булгаков, А. Твардовский и др. в «вертикальный контекст», определяет «лицо» русской литературы XX начала XXI вв, позволяет из частных наблюдений выйти на новый концептуальный уровень о плодотворной тенденции гуманизма как этического и философского направления русской литературы, отметить «всеобщность» этого свойства.

Перспективными для дальнейшего исследования особенностей рецепции творчества А. Платонова в историческом ракурсе являются произведения таких писателей, как Ф. Абрамов («Братья и сестры», «Дом»); В. Астафьев («Пролетный гусь»); А. Битов («Внук 29-го апреля»); А. Варламов («Рождение»); А. Ким («Сбор грибов под музыку Баха», «Остров Ионы»), В. Личутин («Вдова Нюра»); В. Маканин («Ключарев и Алимушкин», «Где сходилось небо с холмами»); Е. Носов («Усвятские шлемоносцы», «Яблочный Спас»); Б. Екимов («Продажа», «Пастушья звезда»); О. Павлов («Конец века»). /

Список научной литературыСерафимова, Вера Дмитриевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абрамов, Ф. Дом. Роман / Ф. Абрамов. М. : Современник, 1984. - 239 с.

2. Агеев, А. Самородок, или Один день Олега Олеговича / А. Агеев // Знамя. — 1995.-№5.-С. 173- 180.

3. Аннинский, Л. Родная нетовщина. Статьи, эссе / Л. Аннинский. — М. : Хроникер, 2008.-440 с.

4. Аристотель. Об искусстве поэзии / Аристотель. М. : Худож. лит., 1957. -184 с.

5. Белов, В. Год великого перелома / В. Белов // Роман-газета. 1994. - № 7.

6. Белов, В. Кануны. Хроника конца 20-х годов / В. Белов. М. : Молодая гвардия, 1988.-463 с.

7. Белов, В. И. Привычное дело. Рассказы / В. И. Белов. М. : ACT : Астрель, 2007.-317 с.

8. Белов, В. Раздумья на родине : очерки и статьи / В. Белов. — М. : Современник, 1986.-269 с.

9. Березин, В. Свидетель / В. Березин // Знамя. 1998. - № 7.

10. Ю.Бердяев, Н. А. Истоки и смысл русского христианства. Репринтное воспроизведение издания YMCA-PRESS, 1955 / Н. А. Бердяев. М. : Наука, 1990.-224 с.

11. Бердяев, Н. А. Самопознание / Н. А. Бердяев. Л. : Лениздат, 1991. - 398 с.

12. Бердяев, Н. А. Философия свободы / Н. А. Бердяев. М. : Путь, 1911.- 280 с.

13. Бердяев, Н. Философия творчества, культуры и искусства : в 2 т. / Н. Бердяев. -М. : Искусство, 1994.

14. Блок, А. Собр. соч. : в 8 т. / А. Блок. — М.-Л. : Гослитиздат, 1962.

15. Бородин, Л. Без выбора / Л. Бородин. М. : Молодая гвардия, 2003. - 505 с.

16. Бородин, Л. Бесиво / Л. Бородин // Москва. 2002. - № 4. - С. 3 - 60.

17. Бородин, Л. Божеполье / Л. Бородин // Роман-газета. — 1993. № 15. v

18. Бородин, Л. Ловушка для Адама : повести / Л. Бородин. СПб. : АКМЕ, 1994.-554 с.

19. Бородин, Л. Повесть странного времени. Повести / Л. Бородин. — М. : Современник, 1990. — 397 с.

20. Бородин, Л. Царица Смуты / Л. Бородин. М. : Москва, 1998. - 228 с.

21. Булгаков, М. Ханский огонь. Повести и рассказы / М. Булгаков. М. : Худож. лит., 1988.-240 с.

22. Достоевский, Ф. М. Собр. соч. : в 12 т. / Ф. М. Достоевский. М. : Правда, 1982.

23. Евтушенко, Е. Политика привилегия всех : книга публицистики / Е. Евтушенко. - М. : АПН, 1990. - 623 с.

24. Заболоцкий, Н. Избр. произведения : в 2 т. / Н. Заболоцкий. М. : Худож. лит., 1972.

25. Заболоцкий, Н. Столбцы и поэмы. Стихотворения / Н. Заболоцкий. — М. : Худож. лит., 1989. 352 с.

26. Замятин, Е. И. Собр. соч. : в 4 т. / Е. И. Заболоцкий; сост., примеч. и ред. Б. Филиппова, Е. Жиглевич и А. Тюрина. Мюнхен, 1970 - 1988.

27. Замятин, Е. Мы. Роман. Повести. Рассказы. Статьи и воспоминания / Е. Замятин; сост. Е. Б. Скороспелова. Кишинев : Литература артистикэ, 1989. - 640 с.

28. Замятин, Е. Повести. Рассказы / Е. Замятин- Воронеж : Центральночерноземное кн. изд-во, 1986. 224 с.

29. Казаков, Ю. Во сне ты горько плакал : Рассказы / Ю. Казаков;сост. Т. М. Судник. М.: Современник, 2000. - 447 с.

30. Казаков, Ю. Голубое и зеленое. Рассказы и очерк / Ю. Казаков. М. : Сов. писатель, 1963. — 318 с.

31. Казаков, Ю. Избранное / Ю. Казаков; предисл. В. Гусева. М. : Худож. лит. 1985.-559 с.

32. Казаков, Ю. Северный дневник / Ю. Казаков; предисл. А. Сконечной. -М. : Сов. Россия, 1973. 368 с.

33. Леонов, Л. Собр. соч. : в 19 т. / Л. Леонов. М. : Худож. лит., 1983.

34. Леонов, Л. Собр. соч. : в 10 т. / Л. Леонов. М. : Худож. лит., 1984.

35. Маканин, В. С. Долог наш путь. Повести / В. С. Маканин. М. : Вагриус, 1999.-528 с.

36. Маканин, В. С. Лаз / В. С. Маканин. -М., 1991.

37. Некрасов, Н. А. Избр. соч. / Н. А. Некрасов. М., 1989.

38. Ницше, Ф. Соч. : в 2 т. / Ф. Ницше. М. : Мысль, 1990.

39. Оруэлл, Д. Проза отчаяния и надежды. Роман. Сказка. Эссе / Д. Оруэлл. — Л. : Лениздат, 1990.-427 с.

40. Петрушевская, Л. Новые Робинзоны (Хроника конца XX века) / Л. Петрушевская // Новый мир. 1989. - № 8. - С. 166 - 172.

41. Петрушевская, Л. Три девушки в голубом / Л. Петрушевская. М.: Худож. дит., 1989.-399 с.

42. Пильняк, Б. Повесть непогашенной любви. Повести. Рассказы / Б. Пильняк; подгот. и публ. Б. Андроникашвили-Пильняка. М. : Книжная палата, 1989. -352 с.

43. Платон. Сочинения : в 3 т. / Платон; перевод с древнегреческого А. Ф. Лосева. -М. : Мысль, 1966.

44. Платонов, А. Собр. соч. : в 3 т. / А. Платонов. М. : Сов. Россия, 1985.

45. Платонов, А. Избр. произведения : в 2 т. / А. Платонов. — М. : Худож. лит., 1978.

46. Платонов, А. Сочинения. Научное издание : в 2 кн. / А. Платонов. — М. : ИМЛИ РАН, 2004.

47. Платонов, А. В прекрасном и яростном мире. Повести. Рассказы / А. Платонов; сост. и предисл. В. М. Акимов. Л. : Лениздат, 1979. - 415 с.

48. Платонов, А. Взыскание погибших. Повести. Рассказы. Пьеса. Статьи / А. Платонов. М. : Школа-Пресс, 1995. - 672 с.

49. Платонов, А. Возвращение / А. Платонов; сост. и подгот. текста М. Платоновой; предисл. С. Залыгина; коммент. Н. Корниенко. — М. : Мол. гвардия, 1989.-204 с.

50. Платонов, А. Впрок / А. Платонов. М. : Худож. лит., 1990. - 656 с.

51. Платонов, А. П. Вся жизнь : сб. / А. П. Платонов; сост. М. А. Платонова; предисл. Н. В. Корниенко. М. : Патриот, 1991. - 367 с.

52. Платонов, А. Голубая глубина. Книга стихов / А. Платонов. — Краснодар: Буревестник, 1922. 96 с.

53. Платонов, А. Государственный житель. Проза. Ранние сочинения. Письма / А. Платонов; предисл. В. Чалмаева; сост. М. А. Платоновой. Минск : Мастацкая литература, 1990. - 702 с.

54. Платонов, А. Живя главной жизнью. Повести. Рассказы. Пьеса. Сказки. Автобиографическое / А. Платонов; сост., послесл. и прим. В. В. Васильева. -М. : Правда, 1989.-448 с.

55. Платонов, А. Записные книжки. Материалы к биографии / А. Платонов; публ. М. А. Платоновой; сост., подгот. текста, предисл. и примеч. Н. В. Корниенко. -М. : ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. 424 с.

56. Платонов, А. Записные книжки. Материалы к биографии / А. Платонов; публ. М. А. Платоновой; сост., подгот. текста,.предисл. и примеч. Н. В. Корниенко. -2-е изд. М. : ИМЛИ РАН; Наследие, 2006. - 419 с.

57. Платонов, А. Земля и небо Курска / А. Платонов // Красная звезда. 1943.137.

58. Платонов, А. Ноев ковчег : Драматургия / А. Платонов; сост. А. Мартыненко; отв. ред. Е. Шубина; предисл. А. Битова. М. : Вагриус, 2006. — 464 с.

59. Платонов, А. Размышления читателя. Статьи / А. Платонов; сост. М. А. Платонова. М. : Сов. писатель, 1970. - 231 с.

60. Платонов, А. Сухой хлеб : Рассказы, сказка-быль / А. Платонов; предисл. С. Залыгина. М. : Дет. лит., 1991. - 47 с.

61. Платонов, А. Счастливая Москва / А. Платонов // Новый мир. — 1991. — № 9. -С. 9-58.

62. Платонов, А. У человеческого сердца. Рассказы / А. Платонов; сост. и подготовка текста М. Н. Сотсковой. М. : Дет. лит., 1981. — 323 с.

63. Платонов, А. Чевенгур / А. Платонов. М. : Худож. лит., 1988. - 411 с.

64. Платонов, А. Ювенильное море. Роман. Повести / А. Платонов. М. : Современник, 1988. — 560 с.

65. Пришвин, М. Дневники / М. Пришвин; сост., предисл. и коммент. Ю. А. Козловского. М. : Правда, 1990. - 480 с.

66. Пушкин, А. С. Золотой том. Собр. соч. / А. С. Пушкин. М. : Имидж, 1993. -975 с.

67. Пушкин, А. С. Соч. : в 3 т. / А. С. Пушкин. -М. : Худож. лит., 1985.

68. Распутин, В. Г. Избр. произведения : в 2 т. / В. Г. Распутин. М. : Худож. лит., 1990.

69. Распутин, В. В поисках берега. Речь при вручении Солженицынской премии / В. Распутин // Литературная газета. 2000. - № 19 - 20. - С. 1,9.

70. Распутин, В. В ту же землю : Повесть, рассказы / Распутин В. М. : Вагриус, 2001.-402 с.

71. Распутин, В. Дочь Ивана, мать Ивана / В. Распутин // Наш современник. -2003.-№ 11.-С. 3-100.

72. Распутин, В. Изба / В. Распутин // Наш современник. 1999. - № 24.

73. Распутин, В. Мой манифест (Наступает пора для русского писателя вновь стать эхом народным) / В. Распутин // Наш современник. 1997. - № 5. - С. 3 - 6.

74. Распутин, В. Новая профессия / В. Распутин // Наш современник. 1998 -№7.-С. 3-23.42 6

75. Распутин;, В. Новый ковчег. Речь при вручении Солженицынской премии / В. Распутин // Новый мир. 2000. - № 19 - 20.

76. Распутин, В. Отчие пределы. Видение / В. Распутин // Москва. — 1997. — № 3.

77. Распутин, В. Право писать / В. Распутин // Радуга. 1980. - № 2. - С. 174- 175.

78. Распутин, В. Повести / В. Распутин. М. : Просвещение, 1990. - 334 с.

79. Распутин, В. Уроки французского. Избранная проза и публицистика / В. Распутин. М. : Жизнь и мысль, 2004. - 512 с.

80. Розанов, В. В. Сочинения : в 2 т. / В. В. Розанов. М. : Правда, 1990.

81. Салтыков-Щедрин, M. Е. О литературе / M. Е. Салтыков-Щедрин; сост., послесл. и примеч. В. Я. Кирпотина. М. : Гослитиздат, 1952. - 700 с.

82. Солженицын, А. Леонид Бородин. «Царица Смуты». Из литературной коллекции / А. Солженицын // Новый мир. — 2004. № 6. - С. 148 - 158.

83. Солженицын, А. Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину 4 мая 2000 / А. Солженицын // Новый мир. 2000. — № 5. - С. 188 —-189.

84. Соловьев, В. Соч. : в 2 т. / В. Соловьев. -М. : Мысль, 1988.

85. Сорокин, В. Голубое сало / В. Сорокин. 6-е изд. - М. : Ад Маргинем, 2002. -352 с. ' '

86. Сорокин, В. Двойное сознание это Россия / В. Сорокин // Огонек. - 2008. -№ 1 - 2.

87. Сорокин, В. Г. «Россия это снег, водка и кровь» / В. Г. Сорокин // Аргументы и факты. - 2001. - 5 декабря. - С. 23.

88. Сорокин, В. Г. Сборник рассказов / В. Г. Сорокин. М. : РУССЛИТ, 1992. -128 с.

89. Толстой, Л. Н. Собр. соч. : в 22 т. / Л. Н. Толстой. М. : Худож. лит., 1985.

90. Трифонов, Ю. Собр. соч. : в 4 т. / Ю. Трифонов. М. : Худ. лит., 1986.

91. Федоров, Н. Ф. Соч. : в 4 т. / Н. Ф. Федоров. М. : Прогресс, 1995.

92. Шеллинг, В. И. Соч. : в 2 т. / В. И. Шеллинг; сост., ред. А. В. Гулыга и др.-М. : Мысль, 1987.

93. Шолохов, М. А. Тихий Дон : в 4 кн. / М. А. Шолохов. М. : Худож. лит., 1991.

94. Шпаков, В. М. Год петуха. Книга рассказов / В. М. Шпаков. СПб. : Алетейя^ 2006.-308 с.

95. Шукшин, В. М. Собр. соч. : в 6 т. / В. М. Шукшин. М., 1998.

96. Шукшин, В. М. Собр. соч. : в 3 т. / В. М. Шукшин. М. : Молодая гвардия, 1985.

97. Шукшин, В. М. Рассказы / В. М. Шукшин; предисл. В. Белова. Л. : Лениздат, 1983.-477 с.

98. Шукшин, В. М. Нравственность есть правда / В. М. Шукшин. М. : Сов. Россия, 1979.-351 с.

99. Шукшин, В. М. Я пришел дать вам волю : Роман, повести, рассказы / В. М. Шукшин. — Кишинев : Литература артистикэ, 1984. 639 с.1.

100. ЮО.Агеносов, В. В. К вопросу о типологии советского романа 30-х годов // Идейно-стилевое многообразие советской литературы : сб. науч. тр. — М.: МГПИ, 1982.-С. 67-73.

101. Агеносов, В. В. Советский философский роман / В. В. Агеносов. — М. : Прометей, 1989. 300 с.

102. Акаткин, А. М. Возвращение Платонова / А. М. Акаткин // Андрей Платонов : Исследования и материалы : сб. науч. тр. / под ред. Т. А. Никоновой. -Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1993. — С. 3 18.

103. Акаткин, В. М. Покушение на вселенную //В. М. Акаткин. Живые письмена : (О поэтах и поэзии). Воронеж : Изд-во Воронеж, ун-та, 1996. - С. 82 - 101.

104. Алейников, О. Ю. Андрей Платонов и его роман «Чевенгур» / О. Ю. Алейников. М., 2007.ч

105. Алейников, О. Ю. Дальний свет одухотворенного слова. К 90-летию Андрея Платонова // Подъем. 1989. - № 9. - С. 138 - 144.

106. Алексеев, М. П. Сравнительное литературоведение / М. П. Алексеев. -Ленинград : Наука, 1983. 445 с.

107. Англо-русский словарь / сост. В. К. Мюллер. — 15-е изд., стереотипное М. : Сов. энциклопедия, 1970. - 912 с.

108. Аникин, В. Народная сказка / В. Аникин. М., 1987.

109. Андрей Платонов : Мир творчества : сб. / сост. Н. В. Корниенко, Е. Д. Шубина. М. : Современный писатель, 1994. - 430 с.

110. Аннинский, Л. Родная нетовщина. Из 1900-х в 2000-е: Статьи. Эссе / Л. Аннинский. М. : Хроникер, 2008. - 440 с.

111. Аннинский, Л. А. Тридцатые — семидесятые: Литературно-критические статьи / Л. А. Аннинский. -М. : Современник, 1977.-272 с.

112. Ануфриев, А. Е. Утопия и антиутопия в русской прозе первой трети XX века. Эволюция. Поэтика : монография / А. Е. Ануфриев. -М. : Прометей, 2003.

113. Арзамасцева, И. Н. Век ребенка и русская литература 1900 1930-х годов : монография / И. Н. Арзамасцева- М. : Прометей, 2001. - 194 с.

114. Пб.Аскольдов, С. А. Религиозный смысл русской революции / С. А. Аскольдов // Из глубины : сб. ст. о русской революции. М. : Новости, 1990. — С. 13 — 45.

115. Афанасьев, А. Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов : в 3 т. / А. Афанасьев. -М. : Сов. писатель, 1965.

116. И8.Бальбуров, Э. А. Платонов и М. Пришвин : Две грани русского космизма / Э. Бальбуров // Роль традиции в литературной жизни эпохи. — Новосибирск : Институт филологии Сибирского отделения РАН, 1995. — С. 111 — 127.

117. Баршт, К. А. Поэтика прозы Андрея Платонова / К. А. Баршт. — 2-е изд., доп. -СПб. : Филологический факультет СПбГУ, 2005. 478 с.

118. Бахтин, М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования последних лет / М. Бахтин. М. : Худ. лит., 1975. - 497 с.

119. Бахтин, М. М. Литературно-критические статьи / М. М. Бахтин. М. : Худож. лит., 1986.-543 с.

120. Бахтин, М. Проблемы поэтики Достоевского / М. Бахтин. —2-е изд., доп. и перераб. М. : Сов. писатель, 1963. - 363 с.

121. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. — М. : Искусство, 1979. 424 с.

122. Белая, Г. А. История литературы в контексте современной теоретической мысли / Г. А. Белая // Вопросы литературы. 1996. - № 3. - С. 3 - 17.

123. Бергсон, А. Два источника морали и религии / А. Бергсон. М. : Канон, 1994. -313 с.

124. Благой, Д. Диалектика литературной преемственности / Д. Благой // Вопросы литературы. 1962. - № 2. - С. 94 - 113.

125. Богданович, Т. Художественные открытия А. Платонова и А. Малышкина в прозе 20-30-х годов (концепция личности и истории) : автореф. дис. .д-ра филол. наук / Т. Богданович. М., 1988. - 28 с.

126. Большакова, А. Ю. Современная русская проза: между реализмом и модернизмом / А. Ю. Большакова // Русская словесность. — 2009. № 5. — С. 36 -41.

127. Боровой, Л. Язык писателя / Л. Боровой. — М. : Сов. писатель, 1966. 219 с.

128. Бочаров, С. «Вещество существования». Выражение в прозе / С. Бочаров

129. Проблемы художественной формы социалистического реализма. — М. : Наука, 1971.-Т. 2. С. 310-150.

130. Бочаров, С. О художественных мирах / С. Бочаров. М. : Сов. Россия, 1985. -290 с.

131. Бочаров, С. Г. Сюжеты русской литературы / С. Г. Бочаров. М. : Языки русской культуры, 1999. - 626 с.

132. Бочаров, А. Требовательная любовь. Концепция личности в современной советской прозе / А. Бочаров. М. : Худож. лит., 1977. - 368 с.

133. Бушмин, А. С. Методологические основы литературоведческих исследований/ А.'С. Бушмин. Л.: Наука, 1969. - 228 с.

134. Бушмин, А. С. Наука о литературе : Проблемы. Суждения/ Споры / А. С. Бушмин. М : Современник, 1980. - 334 с.

135. Бушмин, А. С. Преемственность в развитии литературы / А. С. Бушмин. Л. : Наука, 1975.- 157 с.

136. Быков, Д. Вместо жизни / Д. Быков. М. : Вагриус, 2006. - 464 с.

137. Бэлнеп, Р. Л. Генезис «Братьев Карамазовых». Эстетические, идеологические и психологические аспекты создания текста / Р. Л. Бэлнеп. — СПб. : Академический проект, 2003. — 262 с.

138. Валгина, Н. С. Теория текста : учеб. пособ. / Н. С. Валгина. М. : Логос, 2004.-280 с.

139. Васильева, Т. И. Творчество Л. И. Бородина. Особенности проблематики и поэтики : автореф. дис. . канд. филол. наук / Т. И. Васильева. — Магнитогорск, 2007. 19 с.

140. Варламов, А. Н. Апокалипсические мотивы в русской прозе конца XX века : автореф. дис. ,. канд. филол. наук / А. Н. Варламов. — М., 1997. — 16 с.

141. Варламов, А. Платонов и В. М. Шукшин. Геополитические оси русской литературы / А. Варламов // Москва. 1998. - № 2. - С. 167 - 175.

142. Вахитова, Т. М. Платонов и Леонов. 1930 год. Предметный мир /

143. Т. М. Вахитова // Андрей Платонов. Материалы и исследования. СПб. : Наука, 2005. - Вып. 3. - С. 214 - 227.

144. Введение в литературоведение. Литературное произведение : Основные понятия и термины / Л. В. Чернец, В. Е. Хализев, С. Н. Бройтман; под ред. Л. В. Чернец. -М. : Высш. шк.; Академия, 2000. 556 с.

145. Вейнингер, О. Пол и характер / О. Вейненгер. М. : Терра, 1992. - 480 с. Нб.Верин, Вл. От веры - к прозрению / Вл. Верин // Литературная газета. - 1989.3.5.

146. Вернадский, В. И. Философские мысли натуралиста / В. И. Вернадский. — М. : Наука, 1988. 520 с.

147. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский; вступ. ст. И. К. Горского; сост., коммент. В. В. Мочаловой. М. : Высш. шк., 1989. - 406 с.

148. Виноградов, В. В. Из биографии одного «неистового» произведения.f

149. Последний день приговоренного к смерти» / В. В. Виноградов // Виноградов В.1

150. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М. : Наука, 1976. — С. 63 -75.

151. Воронский, А. Искусство видеть мир / А. Воронский. М. : Худож. лит., 1987. -217с.

152. Вьюгин, В. Ю. Андрей Платонов : Поэтика загадки (Очерк становления и эволюции стиля) / В. Ю. Вьюгин. СПб. : РХГИ, 2004. - 437 с.

153. Газизова, А. А. Обыкновенный человек в меняющемся мире : Опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов : учеб. пособ. / А. А. Газизова. М. : Прометей, 1990. - 80 с.

154. Газизова, А. Красота в ранней прозе Андрея Платонова / А. Газизова // Творчество Андрея Платонова : исследования и материалы. — СПб. : Наука, 1995.-С. 53-62.

155. Галасьева, Г. В. Е. Замятин и А. Платонов : к проблеме типологического исследования / Г. В. Галасьева // Творческое наследие Евгения Замятина : взгляд из сегодня. Тамбов : ТГУ, 1997. - Кн. 4. - С. 180 - 192.

156. Галковский, Д. Бесконечный тупик. Исходный текст / Д. Галковский // Континент. 1994. - № 81. - С. 220 - 307.

157. Гассет, X. О. В гуще грозы / X. О. Гассет // Иностранная литература. — 1998. -№ 3. — С. 241-246.

158. Геллер, М. Андрей Платонов в поисках счастья / М. Геллер. Paris : Ymka-Press, 1982.-404 с.

159. Генис, А. Иван Петрович умер / А. Генис. М. : Новое литературное обозрение, 1999. - 336 с.

160. Голубков, М. М. Утраченные альтернативы. Формирование монистической концепции советской литературы. 20-30-е годы / М. М. Голубков. — М. : Наследие, 1992.-201 с. „JI

161. Громова, М. И. Современная русская драматургия : учеб. пособ. / М. И. Громова. М. : Флинта, 2005. - 368 с. "

162. Гронас, М. Диссенсус. Война за канон в американской академии 80-х-90-х годов / М. Гронас // Новое литературное обозрение. 2001. - № 51. - С. 6 - 18.

163. Гроссман, В. Добрый талант / В. Гроссман // Литература и жизнь. 1960. - 6 июля. - С. 3.

164. Гугнин, А. А. Магический реализм в контексте литературы и искусства XX века. Феномен и некоторые пути его осмысления / А. А. Гугнин. М. : Научный центр славяно-германских исследований, 1998. - 119 с.

165. Гумилев, Л. Чтобы свеча не погасла : Диалог / Л. Гумилев, А. Панченко. Л.: Сов. писатель, 1990. - 128 с.

166. Гумилев, Л. Н. Этногенез и биосфера Земли / Л. Н. Гумилев. Л. : Изд-во Ленинградского ун-та, 1989. - 496 с.

167. Гурьева, Т. Н. Новый литературный словарь / Т. Н. Гурьева. — Ростов на Дону : Феникс, 2009. 364 с.

168. Гусев, В. Испытание веком : сб. лит.-крит. ст. / В. Гусев .- М.: Современник, 1982.-256 с.

169. Давыдова, Т. Т. Новая русская проза 1920-х годов. Е. И. Замятин, Л. Н. Лунц, В. А. Каверин, М. М. Зощенко / Т. Т. Давыдова // Русская словесность. 2009. -№6.-С. 9-17.

170. Дворяшин, Ю. А. М. Шолохов и русская проза 20-30-х годов о судьбе крестьянства : пособие к спецкурсу / Ю. А. Дворяшин. Новосибирск : Новосибирский пед. институт, 1992. - 92 с.

171. Дефье, О. В. Концепция художника в русской прозе первой трети XX века: типология, традиции, способы образного воплощения : дис. . доктора, фил о л., , наук / О. В. Дефье. М., 1999. - 40 с.

172. Дмитровская, М. А. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова : учеб. пособ. / М. А. Дмитровская. Калининград : Калинингр. ун-т., 1998.-63 с. I

173. Дмитровская, М. А. Миросозерцательные истоки мифологемы «жизнь-путь» у А. Платонова / М. А. Дмитровская // Семантика русского языка в диахронии : сб. науч. тр. / отв. ред. С. С. Ваулина. Калининград : КГУ, 1994. - С. 77 - 86.

174. Дмитровская, М. Образная параллель «человек дерево» у А. Платонова / М. Дмитровская // Творчество Андрея Платонова : Исследования и материалы. -СПб. : Наука, 2000. - С. 25 - 40.

175. Долинин, К. А. Интерпретация текста (Французский язык) / К. А. Долинин. -М. : Просвещение, 1985.-288 с.

176. Донец, Л. «Солнце» нашей кинематографии / Л. Донец // Литературная газета. 2005. - 7 - 13 сентября. - С. 15.

177. Драгомирецкая, Н. В. Горький и Платонов: К проблеме метода и стиля /

178. Н. В. Драгомирецкая // А. М. Горький и революция. Горьковские чтения 90. — Нижний Новгород, 1991. Ч. 1.-С. 154- 159.

179. Дырдин, А. А. Духовное и эстетическое в русской философской прозе XX века : А.Платонов, М.Пришвин, Л.Леонов / А. А Дырдин. Ульяновск : УлГТУ, 2004.-391с.

180. Дырдин, А. Потаенный мыслитель. Творческое сознание А. Платонова в свете русской духовности и культуры / А. Дырдин. Ульяновск : УлГТУ, 2000. -170 с.

181. Дюришин, Д. Теория сравнительного изучения литературы / Д. Дюришин. -М. : Прогресс, 1979. 320 с.

182. Евлахов, А. Введение в философию художественного творчества. Опыт историко-художественной методологии : в 2 т. / А. Евлахов. — Варшава : Типография Варш. Учебн. Округа, 1910.

183. Ершов, Л. Ф. Русский советский роман. Национальные традиции и новаторство / Л. Ф. Ершов. Л. : Наука, 1967. - 340 с.

184. Жирмунский, В. М. Байрон и Пушкин / В. М. Жирмунский. Л. : Наука, 1978.-424 с.

185. Жолковский, А. К. Избранные статьи о русской поэзии. Инварианты, структуры, стратегии, интертексты / А. К. Жолковский; отв. ред. Л. Павлова. — М. :РГГУ, 2005.-656 с.

186. Залыгин, С. Послесловие. О романе А. Платонова «Счастливая Москва» / С. Залыгин // Новый мир. 1991. - № 9. - С. 75.

187. Залыгин, С. Трифонов, Шукшин и мы : воспоминания / С. Залыгин //

188. Новый мир. — 1991. № 11.-С. 221-230. 187.3олотусский, И. П. Трепет сердца : Избранные работы / И. П. Золотусский.

189. М. : Современник, 1986. 540 с. 188.Золотусский, И. П. Час выбора. Проза В. М.- Шукшина / И. П. Золотусский // Литература в школе. — 1996. - № 4. — С. 60 — 67.

190. Ильин, И. Постструктуализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И. Ильин. -М. : Интрада, 1996. 256 с.

191. История русской литературы XX века : в 4-х кн. / Л. Ф. Алексеева, И. А. Биккулова, Н. М. Малыгина и др.; под ред. Л. Ф. Алексеевой. М. : Высш. шк., 2005-2007.

192. История русской-литературы. XX век : в 2 ч. : учебник для студентов вузов /

193. B. В. Агеносов и др. под ред. В. В. Агеносова. М. : Дрофа, 2007.

194. Казнина, О. Евразийский комплекс идей в литературе // А. Гастева, О. Казнина,

195. C. Семенова. Философский контекст русской литературы 1920 1930-х годов. -М. : ИМЛИ РАН, 2003. - С. 214 - 287.

196. Капица, Ф. С. Славянские верования, праздники и ритуалы / Ф. С. Капица. 4-е изд. - М. : Флинта, 2005. - 216 с.

197. Карасев, Л. В. Вещество литературы / Л. В. Карасев. М. : Языки славянской культуры, 2001. - 400 с.

198. Карасев, Л. В. Гоголь и онтологический вопрос / Л. В. Карасев // Вопросы философии. 1993.-№ 8.-С. 85-96.

199. Карасев, Л. В. Онтологический взгляд на русскую литературу / Л. В. Карасев. -М. : РГГУ, 1995.- 104 с.

200. Карасев, Л. В. Символические схемы в художественном тексте. Эстетикогерменевтический анализ : автореф. дис. . доктора философских наук /f

201. Л. В. Карасев. М., 2007. - 55 с.

202. Караулов, Ю. Н. Роль прецедентных текстов в структуре' и функционировании языковой личности // Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М. : Наука, 1987. — С. 218 - 237.

203. Квятковский, А. Поэтический словарь / А. Квятковский. — М.: Сов. энциклопедия, 1966. — 376 с.

204. Коваленко, В. А. Творчество А. Платонова и эстетические категории / В. А. Коваленко // Третьи платоновские чтения : тезисы докладов международной научной конференции. Воронеж : ВГУ, 1999.

205. Коваленко, В. А. Творчество как ценность. Философия природы /

206. B. А. Коваленко. -М. : Наука, 2005. 278 с.

207. Кокшенева, К. Грани судьбы: О повести В.Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» и теме зла в современной литературе / К. Кокшнева // Москва. — 2004. -№2.-С. 187- 196.

208. Кокшенева, К. Как измерить себя человеку? О некоторых результатах.дружбы» православия и литературы / К. Кокшнева // Москва. — 2005. — № 1. 1. C.' 171-89.

209. Колосс, JI. В. Книга стихов Андрея Платонова «Голубая глубина». История текста. Поэтика : дис. . канд. филол. наук / JI. В. Колосс. М., 2001. — 211 с.

210. Колядич, Т. М. Воспоминания писателей XX века : проблемы поэтики жанра : монография. -М. : Мегатрон, 1998. -276 с.

211. Корниенко, Н. В. Зощенко и Платонов : Встречи в литературе / Н. В. Корниенко // Литературное обозрение. 1995. - № 1. - С. 47 - 54.

212. Корниенко, Н. В. История текста и биография Андрея Платонова (1926 1946) / Н. В. Корниенко // Здесь и теперь. - 1993. - № 1. - 320 с.

213. Корниенко, Н. В. «Сказано русским языком.» Андрей Платонов и Михаил Шолохов : Встречи в русской литературе / Н. В. Корниенко. — М. : ИМЛИ РАН, 2003.-536 с.

214. Корниенко // Здесь и теперь. 1993. - № 1. 21 О.Корниенко, Н. В. Творческая биография и текстология А. П. Платонова. В художественной лаборатории писателя : автореф. дис. . док. филол. наук / Н. В. Корниенко. -М., 1992. - 42 с.

215. Корниенко, Н. В. Философские искания и особенности художественного метода Андрея Платонова : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. В. Корниенко. Л., 1979. - 19 с.

216. Котовчихина, Н. Д. Эпическая проза М. А. Шолохова в русском литературном процессе XX века / Н. Д. Котовчихина М. : Таганка, 2004.-312 с.

217. Красовская, С. И. Проза Андрея Платонова : жанры, жанровые процессы :лдис. . док. филол. наук / С. И. Красовская. — Тамбов, 2005. — 404 с.

218. Кристева, Ю. Бахтин, слово, диалог, роман (1967) / Ю. Кристева // Французская семиотика, От структурализма к постструктурализму / пер. Г. К. Косинова. -М. : Прогресс, 2000. С. 427 - 457.

219. Кякшто, Н. Н. Русский постмодернизм / Н. Н. Кякшто // Русская литература XX века. Школы, направления, методы творческой работы / под ред. С. И. Тиминой. СПб. : Логос; М. : Высш. шк., 2002. - С. 305 - 325.

220. Лаврентьев, М. Прыг-скок. Дискуссия: Королевство кривых учебников / М. Лаврентьев // Литературная газета. 2008. - 30 января - 5 февраля. - № 3 - 4.

221. Лазаренко, О. В. Проблема реальности в антиутопии / О. В. Лазаренко // Филологические записки. Андрей Платонов, знакомый и открываемый. К столетию со дня рождения. Воронеж : ВГУ, 1992. - Выпуск 13. — С. 60 — 70.

222. Ласунский, О. Житель родного города : Воронежские годы Андрея Платонова. 1899 1926 / О. Ласунский. - Воронеж : ВГУ, 1999.-281 с.

223. Лейдерман, Н. Л. Русская литература XX века (1950 1990-е годы) : в 2 т. : учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. - 3-е изд., стер. - М.: Академия, 2008.

224. Лейдерман, Н. Л. Современная русская литература 1950 — 1990-е годы : в 2 т. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. М., 2003.

225. Лейдерман, Н. Л. Теоретические проблемы русской литературы XX века // Н. Л. Лейдерман. Русская литература XX века. Екатеренбург : УрГУ, 1992. — Вып. 1. - С. 3 -24.

226. Лейдерман, Н., Липовецкий, М. Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме / Н. Лейдерман, М. Липовецкий // Новый мир. 1993. — № 7. — С. 233 — 152.

227. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. -М. : Сов. энциклопедия, 1987. 752 с.

228. Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А. Н. Николюкин. М.: Интелвак, 2003. - 1596 с.

229. Лихачев, Д. С. Концептосфера русского языка / Д. С. Лихачев // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения- / отв. ред. Д. П. Николаев.- М. : ИМЛИ РАН, 1997. Т. 1. - С. 33 - 42.

230. Лихачев, Д. С. Прошлое будущему. Статьи и очерки / Д. С. Лихачев. - Л. : Наука, 1985.-575 с.

231. Лихачев, Д.С. Традиции в истории культуры. М. : Наука, 1978.

232. Лосев, А. Ф. Проблемы символа и реалистическое искусство / А. Ф. Лосев. -М. : Наука, 1976.-368 с.

233. Лосев, А. Ф. Философия. Мифология. Культура / А. Ф. Лосев. М. : Политиздат, 1991.-525 с.

234. Лосев, А. Ф. Форма. Стиль. Выражение / А. Ф. Лосев. М. : Мысль, 1995. -944 с.

235. Лотман, Ю. М. • Анализ поэтического текста : структура стиха / Ю. М. Лотман. Л.: Просвещение, 1972. - 272 с.

236. Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре / Ю. М. Лотман. — СПб. : Искусство-СПб, 1994.-758 с.

237. Лотман, Ю. М. Избранные статьи : в 3 т. / Ю. М. Лотман. Таллин : Александра, 1992 -1993.

238. Лотман, Ю. М. Лекции по структуральной поэтике. Труды по знаковым системам / Ю. М. Лотман. Тарту : Тарт. гос. ун-т, 1964. — 195 с.

239. Лотман, Ю. М. О поэтах и поэзии. Анализ поэтического текста. Статьи. Исследования. Заметки. Рецензии / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство-СПб, 1996.-848 с.

240. Лотман, Ю. М. О русской литературе : ст. и исслед. (1958 — 1993) / Ю. М. Лотман. СПб. : Искусство, 1997. - 848 с.

241. Лотман, Ю. М. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман. М. :1. Искусство, 1970. 384 с.

242. Лютый, В. Козье копытце (Еще раз о постмодернизме) / В. Лютый // Подъем. -2000.-№ 11.-С. 199-203.

243. Максакова, М. П. Воспоминания. Статьи. / М. П. Максакова. М. : Сов.Iкомпозитор, 1985.-318 с.

244. Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века : Материалы Международной научной конференции. М. : МГОУ, 2005. -Вып. З.-Ч. 2.

245. Малыгина, Н. М. Андрей Платонов : поэтика «возвращения» / Н. М. Малыгина. М. : Теис, 2005. - 334 с.

246. Малыгина, Н. М. Москва в судьбе и творчестве Андрея Платонова / Н. М. Малыгина // Москва и «московский текст» в русской литературе и фольклоре : Материалы 7 Виноградовских чтений / ред.-сост. Н. М. Малыгина, И. А. Беляева. М. : МГПУ, 2004.- 244 с.

247. Малыгина, Н. М. Художественный мир Андрея Платонова в контексте литературного процесса 1920 — 1930-х годов : автореф. дис. . доктора филол. наук / Н. М. Малыгина. М., 1992. - 38 с.

248. Малыгина, Н. М. Художественный мир Андрея Платонова : учеб. пособ. / Н. М. Малыгина. -М. : Московский педагогический университет, 1995. — 96 с.

249. Малыгина, Н. М. Эстетика Андрея Платонова / Н. М. Малыгина. Иркутск : Изд. Иркутского ун-та, 1985.

250. Маркова, Т. Н. Формотворческие тенденции в прозе конца XX векаг

251. В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин) : автореф. дис. . доктора филол. наук / Т. Н. Маркова. — Екатеринбург, 2003. 46 с.

252. Меерсон, О. Москва, ты кто? Сходные вопросы без ответов у Хлебникова и Платонова / О. Меерсон // Творчество Андрея Платонова : Исследования и материалы.- СПб.: Наука, 2004. Кн. 3. - С. 205 -214.

253. Меерсон, О. «Свободная вещь». Поэтика неостранения у Андрея Платонова / О. Меерсон. 2-е изд., испр. - Новосибирск : Наука, 2001. - 122 с.

254. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. М. : Наука, 1976.407 с.

255. Мескин, В. А. Кризис сознания и трагическое в русской прозе конца 19 -начала 20 века : автореф. дис. . доктора филол. наук / В. А. Мескин. М., 1997.-48 с.

256. Михайлов, А. В. Языки культуры : учеб. иособ. по культурологи /У

257. А. В. Михайлов. М. : Языки русской литературы, 1997. - 912 с.

258. Михеев, М. В мир Платонова через его язык : монография / В. Михеев. — М. : МГУ, 2003.-408 с.

259. Михновец, Н. Г. Прецедентные произведения и прецедентные темы в диалогах культур и времен. Место и роль прецедентных явлений в творчестве Ф. М. Достоевского : монография / Н. Г. Михновец. СПб. : Наука, Сага, 2006. — 384 с.

260. Можаев, Б. А. Портрет ленивого сознания / Б. А. Можаев // Книжное обозрение. 1991.-№14. с. 9.

261. Мороз, О. Историософская концепция Андрея Платонова : Вселенная — человек техника / О. Мороз. - Краснодар : Кубанский гос. ун-т; Виноградов-фонд, 2001.-276 с.

262. Мороз, О. Н. Художественные искания в русской литературе XX века. О поэзии Н. А. Заболоцкого и прозе А. П. Платонова / О. Н. Мороз. Краснодар : Кубанский социально-экономический институт.ю 2007. — 329 с.

263. Мущенко, Е. Г. В художественном мире А. Платонова и Е. Замятина /

264. Е. Г. Мушенко. Воронеж : Логос-Траст, 1994 - 84 с.

265. Нагибин, Ю. Литературные раздумья / Ю. Нагибин. М. : Сов. Россия, 1977.160 с.

266. Нагибин, Ю. «Он принял меня в братство боли» / Ю. Нагибин // Родина. -1989. № 11. - С. 5 - 74.

267. Немзер, А. Замечательное десятилетие русской литературы / А. Немзер. М. : Захаров, 2003.-608 с.

268. Нефагина, Г. Л. Русская проза конца XX века : учеб. пособ. / Г. Л. Нефагина. -М. : Флинта : Наука. 2003. 320 с.

269. Никонова, Т. А. Исторический комментарий к повести «Епифанские шлюзы» / Т. А. Никонова // Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения. -Воронеж, 1970.

270. Никонова, Т. А. Тема «рядового народа» и власти в трактовке советской литературы 30-х годов и А.Платонова / Т. А. Никонова // Андрей Платонов. Проблемы интерпретации : сб. науч. тр. / под ред. Т. А. Никоновой, Е. Г. Мущенко. Воронеж : Траст, 1995.

271. Нинов, А. А. Современный рассказ / А. А. Нинов Л. : Худож. лит., 1969. -288 с.269.0вчаренко, А. И. Новые герои новые пути : От М. Горького до В. Шукшина / А. И. Овчаренко. -М. : Современник, 1977. —480 с.

272. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка : 80 тысяч слов и фразеологических выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. 4 изд., доп. -М. : Азбуковник, 1999. - 994 с.

273. Павлов, О. После Платонова / О. Павлов // Октябрь. 2000. - № 6. - С. 159 -163.

274. Панченко, А. М. Топика и культурная дистанция / А. М. Панченко // Историческая поэтика : Итоги и перспективы изучения. М. : Наука, 1986. -С. 236-250.

275. Платонов А. : Воспоминания современников : Материалы к биографии : сб. / сост. Н. Корниенко, Е. Шубина. М. : Современный писатель, 1994. - 496 с.

276. Платонов Андрей: Мир творчества / сост. Н. В. Корниенко, Е. Д. Шубина. -М. : Современный писатель, 1991. -432 с.

277. Полтавцева, Н. Г. Критика мифологического сознания в творчестве Андрея Платонова / Н. Г. Полтавцева. Ростов на Дону : Ростовский ун-т, 1977. - 36 с.

278. Полтавцева, Н. Г. Философская проза Андрея Платонова / Н. Г. Полтавцева. -Ростов на Дону : Ростовский ун-т, 1981. — 144 с.

279. Пономорева, Т. А. Проза новокрестьян 1920-х годов : Типология. Поэтика : автореф. дис. . доктора филол. наук / Т. А. Пономарева. М., 200040 с.

280. Поспелов, Г. Н. Искусство и эстетика / Г. Н. Поспелов. М. : Искусство, 1984. -325 с.

281. Поспелов, Г. Н. Эстетическое и художественное / Г. Н. Поспелов — М. : МГУ, 1965.-360 с.

282. Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки : сб. ст. А.Ф.Лосева и Ю.М. Лотмана / отв. ред. И. Ф. Муриан. М. : Наука 1973. - 256 с.

283. Проблемы современного сравнительного литературоведения : сб. ст. / под ред. Н. А. Вишневской, А. Д. Михайлова. М. : ИМЛИ РАН, 2004. - 93 с.

284. Пропп, В. Я. Морфология сказки / В. Я. Пропп. М. : Наука, 1969. - 168 с.

285. Проскурина, Е. Н. Поэтика мистериальности в прозе Андрея Платонова конца 20-х -30-х годов (на материале повести «Котлован») / Е. Н. Проскурина. -Новосибирск : Сибирский хронограф, 2001. 258 с.

286. Пруцков, Н. И. Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы / Н. И. Пруцков. Л. : Наука, 1974. — 203 с.

287. Пушкин и мировая культура : материалы Международной научной конференции / ред. А. И. Журавлева. М., 1999. - 282 с.

288. Ранчин, А. На пиру Мнемозины : Интертексты Бродского / А. Ранчин. М. : Новое литературное обозрение, 2001 — 464 с.

289. Рассадин, С. Советская литература. Побежденные победители / С. Рассадин. — СПб. : ООО ИНАПРЕСС-НОВАЯ ГАЗЕТА, 2006. 368 с.г

290. Рогова, Е. Е. Творчество А. Платонова 1930-х годов : духовно-нравственное состояние общества и искания писателя / Е. Е. Рогова. — Воронеж : ВГПУ, 2006. 144 с.

291. Роден, О. Сборник статей о творчестве / О. Роден. — М. : Иностранная литература, 1960. 124 с.

292. A. А. Кобринский и др.; под ред. С. И. Тиминой. СПб. : Logos; М. : Высш. шк., 2002. - 586 с.

293. Русская поэзия «серебряного века», 1890 1917 : Антология. - М. : Наука, 1993.-784 с.

294. Русская проза конца XX века : учеб. пособ. для студ. высш. учеб. заведений /

295. B. В. Агеносов, Т. М. Колядич, JI. А. Трубина и др.; под ред. Т. М. Колядич. -М. : Академия, 2005. 424 с.

296. Русская философия : конец 19 — начало XX века. Антология. Учеб. пособ. / вступ. ст. А. А. Ермичева, сост. и примеч. Б. В. Емельянова, А. А. Ермичева. -СПб. : Изд-во С.-Петербургского университета, 1993. 529 с.

297. Русские писатели XX века : биографический словарь / гл. ред. и сост. П. А. Николаев. -М. : Большая Российская энциклопедия, 2000. 808 с.

298. Самойлов, Д. Памятные записки. Главы из книги / Д. Самойлов; публ. Г. Медведевой // Знамя. 1990. — № 9.

299. Сатарова, А. А. М. Зощенко и А. Платонов (К постановке проблемы) /

300. A. А. Сатарова // Художественный образ и взаимодействие литератур : сб. науч. тр. Алма-Ата : КазГУ им. Абая, 1989. - С. 94 - 99.

301. Свительский, В. А. Андрей Платонов вчера и сегодня : статьи о писателе /

302. B. А. Свительский. Воронеж : Полиграф, 1998. - 156 с.

303. Свительский, В. А. Вернуться на дорогу, ведущую в храм (о повести А. Платонова «Котлован») // Подъем. 1988. - № 5. - С. 136 - 140.

304. Свительский, В. А. Факты и домыслы : о проблемах освоения платоновского наследия / В. А. Свительский // Андрей Платонов. Исследования и материалы. — Воронеж, 1993.

305. Семенова, С. Г. Валентин Распутин / С. Г. Семенова. М. : Сов. Россия, 1987. -175 с.

306. Семенова, С. Г. Метафизика русской литературы : в 2 т. / С. Г. Семенова. М. : ПоРог, 2004.

307. Семенова, С. Мытарства идеала. К выходу в свет «Чевенгура» Андрея Платонова/ С. Семенова//Новый мир. — 1988. — № 5. С. 218 — 231.

308. Семенова, С. Г. Русская поэзия и проза 1920 — 1930-х годов. Поэтика — Видение мира Философия / С. Г. Семенова. - М. : ИМЛИ РАН, Наследие, 2001. - 590 с.

309. Серафимова, В. Д. Андрей Платонов и философско-эстетические искания русской литературы 2-й половины XX века (В. Шукшин, В. Распутин, JI. Бородин) : монография / В. Д. Серафимова. М. : Прометей, 2006. - 388 с.

310. Серафимова, В. Д. Поэтика повести JI. Бородина «Ловушка для Адама» / В. Д. Серафимова // Русская речь. 2005. - №>5. - С. 33 - 45.

311. Серафимова, В. Д. Слово в художественном мире В. Распутина /

312. B. Д. Серафимова // Русская речь. 2002. - № 6. - С. 34 - 42.

313. Серафимова, В. Д. Концепция детства в творчестве Андрея Платонова : сб.науч. тр. / отв. ред. Э. И. Иванова. М. : НИИ художественного воспитания, /1992.-С. 115-133.

314. Серафимова, В. Д. Русская литература второй половины XX века : учебный минимум для абитуриентов / В. Д. Серафимова. — М. : Высш. шк., 2008. — 639 с.

315. Серафимова, В. Д. Этика любви и ответственности в прозе А. Платонова и А. де Сент-Экзюпери в исследовании темы детства / В. Д. Серафимова // Мировая словесность для детей и юношества. М. : Прометей, 2003. - Вып. 8 —1. C. 246 253.

316. Сигов, В. К. Русская идея В. М. Шукшина. Концепция народного характера и национальной судьбы в прозе / В. К. Сигов. — М. : Интеллект-Центр, 1999.-302с.

317. Скобелев, В. П. Андрей Платонов и Борис Пильняк (Романы «Чевенгур» и «Волга впадает в Каспийское море») / В. П. Скобелев // Борис Пильняк : опыт сегодняшнего прочтения : сб. ст. М. : Наследие, 1995. - С. 172 - 186.

318. Скобелев, В.О поэтике платоновской прозы / В. Скобелев // Подъем. 1969. -№9.-С. 143- 149.

319. Скоропанова, И. С. Русская постмодернистская литература / И. С. Скоропанова. М. : Флинта, 2002. - 608 с.

320. Скороспелова, Е. Введение в изучение русской литературы XX века. Альтернативная программа лекционного курса «Актуальные проблемы современной русской литературы» / Е. Скороспелова. М. : МГУ, 2003. — 14 с.

321. Скороспелова, Е. Русская проза XX века : От А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго») / Е. Скороспелова. М. : Теис, 2003. - 358 с.

322. Славина, В. А. В поисках идеала. Литература, критика, публицистика первой половины XX века : монография / В. А. Славина. М. : Прометей, 2005. — 248 с.

323. Слуцкий, Б. Писатель, не ставший кинематографистом / Б. Слуцкий // Искусство кино. 1967. - № 3.

324. Современный словарь иностранных слов / под ред. Л. Н. Комаровой, Е. А. Гришиной. -М. : Русский язык, 1992. 740 с.

325. Соколов, Б. «Счастливая Москва» и «Мастер и Маргарита» : Спор о городе и мире / Б. Соколов // Континент. 1997. - № 3. - С. 296 - 313.

326. Солдаткина, Я. В. Мифопоэтика русского романа 20 — 30-х годов («Чевенгур» А. П. Платонова и «Тихий Дон» М .А. Шолохова) : автореф. дис. . канд. филол. наук / Я. В. Солдаткина. — М., 2002. 16 с.

327. Солдаткина, Я. В. Мифопоэтика русской эпической прозы 1930 1950-х годов: генезис и основные художественные тенденции : монография / Я. В. Солдаткина. - М. : Экон-Информ, 2009. - 353 с.

328. Спивак, Р. С. Русская философская лирика. Проблемы типологии жанров / Р. С. Спивак. Красноярск : Изд-во Краснояр. ун-та, 1985. — 139 с.

329. Спиридонова, И. А. Ландшафт в военных рассказах А. Платонова / И. А. Спиридонова // Русская речь. 2006. - № 1. - С. 28 - 38.

330. Степанов, Ю. С. Константы : словарь русской культуры / Ю.С.Степанов.— Изд. 2-е, испр. и доп. М. : Академический проект, 2001. - 990 с.

331. Степанов, Ю. С. Концепты : тонкая пленка цивилизации / Ю. С. Степанов. М. : Языки славянских культур, 2007. — 248 с.

332. Супрун, А. Е. Текстовые реминисценции как языковое явление / А. Е. Супрун // Вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 17 - 29.

333. Сучков, Ф. Ф. Воспоминания / Ф. Ф. Сучков // В мире книг. — 1998. № 8. — С. 15-18.

334. Таранов, П. С. Философский биографический словарь, иллюстрированный мыслями / П. С. Таранов. М. : Эксмо, 2004. - 893 с.

335. Тарасов, Б. Н. «Мыслящий тростник». Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей / Б. Н. Тарасов. — М. : Языки славянской культуры, 2004. 896 с.

336. Творчество А. Платонова. Статьи и сообщения / отв. ред. В.П. Скобелев. -Воронеж : Изд-во Воронежского унив., 1970. — 247 с.

337. Творчество Андрея Платонова : Исследования и материалы. Библиография. -СПб. : Наука, 1995.-356 с.

338. Творчество Андрея Платонова : Исследования и материалы. — СПб. : Наука, 2004.-Кн. 3.-556 с.

339. Текстологический временник. Русская литература XX века : Вопросы текстологии и источниковедения / отв. ред. Н. В. Корниенко. М. : ИМЛИ РАН, 2009. - 768 с.

340. Тема войны в литературе XX века. Межвузовский сб. науч. тр., посвященный 60-летию победы в Великой Отечественной войне. Воронеж : ВГУ, 2005. — 215 с.

341. Теория литературы. Литературный процесс : в 4 т. / ред. Ю. Борев. М. : ИМЛИ РАН, Наследие, 2001. - Т. 4. - 654 с.

342. Теория литературы. Основные проблемы в их историческом освещении. Стиль. Произведение. Литературное развитие : сб. ст. — М., 1983.

343. Толстая-Сегал, Е. «Стихийные силы» : Платонов и Пильняк (1928 1929) / Е. Толстая-Сегал // А. Платонов : Мир творчества. - М., 2004.

344. Топоров, А. М. Крестьяне о писателях / А. М. Топоров. 2-е изд., доп. и перераб. — Новосибирск : Новосибирское книжное издательство, 1963. — 259 с.

345. Топоров, В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ : Исследования в области мифопоэтического : Избранное / В. Н. Топоров. М. : Прогресс-Культура, 1995.-624 с.

346. Трифонов, Ю. Ответ на анкету «Писатели о традициях и новаторстве» / Ю. Трифонов // Вопросы литературы. 1963. - № 2.

347. Трубина, Л. А. Русский человек на «сквозняке» истории. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика :. Монография / Л. А. Трубина. М.: Прометей, 1999. - 125 с.

348. Тынянов, Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю. Н. Тынянов. М. : Наука 1977.-574 с.

349. Умное сердце. Платоновский сборник. — М.: Андреевский флаг, 2002. 397 с.

350. Урбан, А. С подлинным верно // Звезда. 1974. - № 4.

351. Успенский, Л. В. Слово о словах / Л. В. Успенский. М. : Наука, 1965.

352. Уэллек, Р., Уоррен, О. Теория литературы / Р. Уэллек, О. Уоррен. М. : Литературный энциклопедический словарь, 1978. - 325 с.

353. Федякин, С. Проза 1997. Старшее поколение / С. Федякин // Образ России. -1998.-3 апр.-С. 6.

354. Фоменко, Л. П. Человек в философской прозе А. Платонова : учеб. пособ. / Л. П. Фоменко. Калинин : КГУ, 1985. - 72 с.

355. Франкл, В. Человек в поисках смысла / В. Франкл. — М. : Прогресс, 1990.368 с.

356. Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет / М. Хайдеггер. — М. : Гнозис, 1993.-464 с.

357. Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. 3-изд. - М. : Высш. шк., 2002.-437 с.

358. Хейзинга, Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / Й. Хейзинга. М. : Прогресс-Академия, 1992. — 464 с.

359. Холмогоров, М. Это же смертное дело. Перечитывая Ю. Казакова / М. Холмогоров // Вопросы литературы. 1994. - № 3. - С. 3 - 20.

360. Храпченко, М. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы / М. Храпченко. 3-е изд. - М. : Сов. писатель, 1975. — 410 с.

361. Хрящева, Н. П. «Кипящая вселенная» Андрея Платонова (Динамика образотворчества и миропостижения в сочинениях 20-х годов) : монография / Н. П. Хрящева. Екатеренбург : Уральский гос. пед. ун-т; Стерлитамак : Гос. пед. ин-т, 1998.-323 с.

362. Худзинска-Паркосаде, А. Потаенный диалог («Проекты» Н. Ф. Федорова в онтологической поэтике романа Андрея Платонова «Чевенгур») / АГХудзинска-Паркосаде. Тбилиси : Универсал, 2007. - 266 с.

363. Чалмаев, В. А. Андрей Платонов (К сокровенному человеку) / В. А. Чалмаев. -2-е изд. -М. : МГУ, 1989. 144 с.

364. Чалмаев, В. А. Андрей Платонов. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам / В. А. Чалмаев. 2-е изд. - М. : МГУ, 2002. - 144 с.

365. Шаравин, А. В. Городская проза 70-80-х годов XX века : автореф. дис. . доктора филол. наук. М., 2001. - 28 с.

366. Шаравин, А. В. Городская проза 70-80-х годов XX века : монография / А. В. Шаравин. Брянск : БГПУ, 2000. - 386 с.

367. Шеквист, JI. К вопросу об антропоморфности нарратора в романе А. Платонова «Чевенгур» / JI. Шеквист // Русская литература. 2005. - № 1. - С. 222 - 130.

368. Шестов, JI. Апофеоз беспочвенности. Опыт адогматического мышления / JI. Шестов. JI. : Изд. Ленинградского университета, 1991. - 216 с.

369. Шешуков, С. И. Неистовые ревнители. Из истории литературной борьбы 20-х годов / С. И. Шешуков. 2-е изд. - М.: Худ. лит., 1984. - 351 с.

370. Шогенцукова, Н. А. Опыт онтологической поэтики / Н. А. Шогенцукова. М. : Наследие, 1995. - 232 с.

371. Шопенгауэр, А. Свобода воли и нравственность / А. Шопенгауэр. — М. : Республика, 1992.-447 с.

372. Шубин, JI. А. Поиски смысла отдельного и общего существования. Об Андрее Платонове : работы разных лет / Л. А. Шубин. — М. : Сов. писатель, 1987. — 367 с.

373. Эйдинова, В. Энергия стиля. О русской литературе XX века / В. Эйдинова. —

374. Екатеринбург : Гуманитарный университет, 2009. 332 с. 376.Эйхенбаум, Б. О литературе : работы разных лет / Б. Эйхенбаум. — М. : Сов.писатель, 1987. 544 с. 377.Эйхенбаум, Б. М. О поэзии : сб. ст. / Б. М. Эйхенбаум. - Л. : Сов. писатель, 1969.-551 с.

375. Элиот, Т. С. Назначение поэзии / Т. С. Элиот. — Киев AirLand; М. :

376. Совершенство, 1997. -350 с.

377. Юнг, К. Г. Архетип и символ / К. Г. Юнг. М. : Ренессанс, 1991. - 304 с.

378. Ямпольский, М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф / М. Ямпольский. -М. : Культура, 1993. — 456 с.

379. Яблоков, Е. А. На берегу неба (Роман Андрея Платонова «Чевенгур») : монография / Е. А. Яблоков. СПб. : Дмитрий Буланин, 2001. - 374 с.

380. Яблоков, Е. А. Художественная философия природы : Творчество М. Пришвина и А. Платонова середины 20-х начала 30-х годов / Е. А. Яблоков // Советская литература в прошлом и настоящем : сб. ст. - М. : МГУ, 1990. -С. 55-71.••'. : • 452: .

381. Яблоков, Е. Ä. «Падающая башня» (О художественном пространстве.

382. Платонова) / Е. А. Яблоков // Творчество Андрея; Платонова : Исследования и, материалы. СПб: : Наука, 2004. - Кн. 3. - С. 9 -15.

383. Яблоков, Е. А. Провинция и столица в комедии А.Платонова «Дураки на периферии» / Е. А. Яблоков // Вестник Елецкого государственного университета.-2007.-Вып. 14.-С. 371 -381.

384. Якобсон, Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина / Р. Якобсон // Работы по поэтике : Переводы. М. : Прогресс, 1987. - С. 145 - 180.

385. Ямпольский, М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф / М. Ямпольский. М. : Культура, 1993. - 462 с.

386. Ярошенко, JI. В. Жанр романа-мифа в ^творчестве А. Платонова : монография / JI. В. Ярошенко. Гродно : ТрГУ, 2004. - 137 с.

387. Basche, Ch. Zur ästhetisch-künstlerischen Wertung in Jurij' Trifonovs Roman «Время и место» / Ch. Basche // Zeitschr. Fur Slawistik. -В., 1988. Bd 33,1-1.4.

388. Berger-Bugel, Pia Susan.Andrej Platonov; Der Roman Scastlivaja Moskva im Kontext seines Schaffens u. seiner Philosophie / Pia-Susan Berger-Bugel/ — München; Sagner,. 1999. 243 е.: портр. - Arbeiten,und Texte zur Slavistik; 65.

389. Burg, P. Bemerkungen zur. Theorie der literarischen Persönlichkeit; und Produktion in den autobiographischen Schnitten J. Trifonovs / P.Burg // Festschrift fur Wolfgang Geseman. München, 1986. - Bd 2. - S. 21-30.

390. Dowsett Collin., Postmodernist allegory in contemporary soviet literature; Vladimir Makanin's Utrata // Australian Slovonic and East European studies, 1990: Volume 4/ Nambe 1-2. Р/ 21-35/160. ;

391. Gardner, A. Religious instincts, sacred landscapes: Two Russian njveiis / A.Gardner // Encountner/ L., 1989. - Vol/ 73/ - P. 42-45/ About Leonid Borodins Roman «The third truth» (L).

392. Kluge, R. D. Bemerkungen zur Prosa Valentin Rasputins; ( Mit Hinweisen4-"^ auf die Rezeption Cechovs und Dostojevskijs) / R.- D Kluge // Festschrift für Wolfgang Geseman. - München, 1986. - Bd. 2. - S. 107 -125.

393. Маканин В. Отяжеление слова. Сказовый стиль в «Чевенгуре» // Slavica Helvetica/ Sprache und Erzählung bei Andrei Platonov Bern: Peter Land AQ Europaisher Verlag der Wissenshaften, 1998. C. 250. 251.

394. Меерсон О. «Свободная вещь»: Поэтика неостранения у Андрея Платонова / О.Меерсон. Berkeley, 1997. - 131 р.

395. Rolowy, Teresa. The novellas of Valentin Rasputin: Genre, lang, and style. -N.Y:Lang., 1989. -8, 262 p. (Middleburg studies in Russian lang, and lit.; Vol. 1.

396. Sprachwiss. R. Greifswald, 1986. - Jg/ 35, H. 1/2. - S. 129-130.

397. Tesmer, B. Zu Vasilij Belovs literarischem Funktionsverstandnis / B. Tesmer // Wiss. Zeitschrift der Ernst-Moritz-Arndt/ Univ. Ges. - u.