Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе

Дмитриенко, Иван Константинович

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе

Год: 2013
Автор научной работы: Дмитриенко, Иван Константинович
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Москва
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

Диссертация по филологии на тему 'Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе"

На правах рукописи

Дмнтрненко Иван Константинович

ТРАДИЦИИ НЕМЕЦКОГО РОМАНТИЗМА В РУССКОЙ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ПРОЗЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ САШИ СОКОЛОВА И ВИКТОРА ПЕЛЕВИНА)

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2013

2 9 АВГ

005532448

Работа выполнена на кафедре истории журналистики и литературы Института меяадународного права и экономики имени A.C. Грибоедова

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Кихней Любовь Геннадьевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры социальной политики Московского городского университета управления Правительства Москвы

Селеменева Марина Валерьевна; доктор филологических наук, доцент, доцент кафедры русской литературы и журналистики ХХ-ХХ1 веков филологического факультета Московского государственного педагогического университета Солдаткипа Янина Викторовна.

Защита состоится «20» сентября 2013 года в 15.00 часов па заседании диссертационного совета Д 212.203.23 при Российском университете дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6, ауд. 436.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке РУДН по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6. Электронная версия автореферата размещена на сайте РУДН: www.rudn.ru

Ведущая организация: Московский городской педагогический университет

Автореферат разослал «19» августа 2013 года.

Учёный секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук,

доцент

Базанова А.Е.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Постановка проблемы. Во второй половине XX века изменения большинства сфер общественной жизни сигнализировали о наступлении новой культурно-исторической эпохи - постмодерна. Смену культурных эпох сопровождала выработка новой философско-эстетической системы, получившей название постмодернизм, и - в ее рамках - одноименного литературного направления. Само название определяет его антагонистическую сущность по отношению к литературе модернизма. Вместе с тем, постмодернистская литература как тип художественной рефлексии противостоит мировоззрению эпохи Модерна в широком смысле понятия - «логоцентристской» мысли Нового времени, краеугрльным камнем которой был культ разума.

Если задаться целью обнаружения литературных, а, стало быть, мировоззренческих истоков этого литературного движения, то, прежде всего, мы должны обратиться к тем периодам в истории Нового времени, в которых были зафиксированы бунтарские настроения в отношении разума. Наиболее ярким в числе подобных явлений является движение романтизма, характеризовавшееся решительным отказом от «рацио» в пользу интуиции. Именно в период романтизма, на рубеже XV1II-XIX веков, западноевропейское общество открыло принципиальную ограниченность и несовершенство созданной модерном картины мира.

В данной работе речь пойдет о немецком романтизме, поскольку этот национальный тип стоял у истоков движения в целом и дал импульс к его развитию в других странах. Соответственно, среди исследователей романтизма немецкий вариант считается наиболее репрезентативным. «Мы ограничиваем себя Йенским романтизмом. Поскольку наша задача сводится к анализу некоторого подлинного чувства, хочется иметь дело с наиболее подлинным его выражением», - писал отечественный специалист по романтизму В. Жирмунский (Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Типография Товарищества A.C. Суворина «Новое Время», 1914. С.11).

авторы обнаруживают определенную близость постмодернистским идеям. Так, в программном для американского постмодернизма сборнике «Surfiction: Fiction Now and Tomorrow» (1975) в качестве предшественников «новой прозаической традиции» были названы Сервантес и Стерн.

Близость или генетическая связь в данном случае означает частичное совпадение мировоззренческих установок, ведущее к схожести методов создания художественной реальности. Как указывает О. Темиршина, рассматривая общность принципов поэтики в различных литературных дискурсах, следует восходить к категориальному аппарату их моделей мира: именно на этом уровне можно увидеть «сквозь разнообразие <...> культурно-философских «воплощений» один мировоззренческий и поэтический тип» {Темиршина O.P. Проблема литературной традиции: типологический аспект // Россия: вопросы эффективного развития. Научные труды. Вып. 2010 г. М.: ИМПЭ им. A.C. Грибоедова, 2010. С.287). Это и определяет сущность понятия традиция и ее отличие от стилизации.

Согласно концепции Т. Цивьян (Цивьян Т.В. Модель мира и ее роль в создании (аван)текста. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/tcivian2.htm), традиции напрямую связаны с преобладающим типом сознания - именно он определяет парадигму художественного мироощущения и эстетические критерии того или иного автора. К примеру, за кажущимся внешним вольномыслием романтиков, вызванным сомнениями в возможности познать мир силой разума, стоит предпочтение органически сложившихся, идущих из древности особенностей уклада жизни и человеческих взаимоотношений. Возрождение архаических форм сознания, которые могут быть сведены к сознанию мифологическому, в свою очередь способствовало возвращению в сферу искусства таких элементов, как миф, сказка, карнавал, парадокс и т.д. Таким образом, разделяя константы мифологического сознания, писатель XX века вписывается в рамки романтической традиции и зачастую непроизвольно черпает из нее целостные комплексы мотивов, образов, сюжетных ситуаций, символов, композиционных, интонационных и других приемов.

Следует учесть, что в постмодернизме активно практикуется обращение к методам и элементам поэтики, созданным ранее - эту черту современной литературы в разных работах называют диалогичностъ, цитатность, интертекстуалъность. Таким образом, рассмотрение формально-содержательных элементов постмодернистских текстов в контексте наследования традиций делает исследование структурно организованным. Однако такой подход к анализу литературы постмодернизма носит в современном литературоведении фрагментарный характер, вследствие чего целостный культурный и семантический пласт распадается на дискретные элементы. Литературная традиция «понимается либо на уровне интертекста, либо как случайное культурнр-историческое совпадение», вследствие чего «упускается системный аспект заимствования, который выходит за рамки поэтики как таковой» (Е. Авилова). Таким образом, необходимостью и перспективностью комплексного изучения феномена литературной традиции, а также насущностью данной проблемы для литературы постмодернизма обусловлена актуальность настоящего исследования.

Разработка выбранной темы необходима сегодня еще и потому, что, несмотря на многолетнюю полемику, в отечественной филологии до сих пор не устоялось

единое понимание постмодернизма. По мнению ряда ученых, весь спектр шктмодгр нистских идей является не более чем новым обличием модернизма ( гак. М.' ЫштгГш, И. Смирнов и В. Курицын сходятся на том, что русский постмодерпичм шждт'я па притяжении и отталкивании от художественных парадигм как модернистском, так и советской культуры), в то время как в других работах наблюдается иротнпоположпип подход, согласно которому между модернистской и постмодернистской картинами мира существует ряд неразрешимых противоречий (подробные системы ап ппп лих направлений разработали И. Хассан и В. Брайнин-Пассек).

Научная гипотеза диссертационной работы базируется на том, что образные и мотивно-тематические парадигмы художественной литературы задаются универсалиями, моделирующими картину мира. На основе их актуализации происходит обращение к конкретным чертам поэтики, поскольку модель мира задает способы сопряжения идей и, тем самым, регламентирует методы комбинации образов, которые эти идеи воплощают.

Исходя из этих посылок, мы обращаемся к концепту параллелизма культурно-исторических эпох со схожими картинами мира. Он обусловлен тем, что развитие литературного процесса осуществляется по принципу отталкивания и стремления к противоположному, благодаря чему получается сближение «с тем, что было за два шага до этого» (А. Быков). Диалектика противостояния двух типов культур в границах единого культурно-исторического процесса была изучена в теории первичных и вторичных систем (стилей), обоснованной Д. Лихачевым и подробно разработанной И. Деринг и И. Смирновым. Согласно ей, романтизм и постмодернизм уместно отнести ко вторичным (или направлениям нереалистического стиля), которые опираются на философию искусственности гармонии, антитезу созданной писателем-Творцом красоты и заведомо «дисгармоничной» и бессмысленной реальности — в противовес первичным (направлениям реалистического стиля), где доминирует фактическая действительность «природы», а мир смыслов понимается лишь как ее продолжение. Другая аналогичная теория делит культуры на «риторические» и «нериторические» на основе лингвистических моделей: мериторическая модель совпадает по своим параметрам с культурой, отражающей мифологическое (неомифологическое) сознание. Разрушение риторической культуры произошло на рубеже XVIII-MX веков, повторно оно имело место в XX веке.

Среди современных исследователей данной проблематики выделяегся работа JI. Кихней, доказавшей, что одинаковый набор семиотических универсалий, повторяясь и различных культурно-философских системах, обеспечивает формироианис и преломление той или иной традиции (Кихней Л.Г. Акмеизм. Миропонимание н поэтика. М.: Макс-Пресс, 2001. 184 е.). Схожую идею выдвигает О. Тсмиршимп: глобальное культурное явление может носить циклический характер, формируя

собственный код, который с некоторой периодичностью реализуется в разных поэтических традициях (Темиршина O.P. Символизм как миропонимание: линия Андрея Белого в русской поэзии последних десятилетий XX века. М, 2012. 34 е.).

В соответствии с этими теоретическими установками мы выдвигаем собственную исследовательскую гипотезу. Суть ее в том, что между романтической и постмодернистской картинами мира существует определенная связь, проецирующаяся на эстетические принципы этих направлений. Результатом доказательства этого предположения должно стать обнаружение и установление традиций романтизма (т.е. элементов, типических для романтической поэтики) в произведениях постмодернистской прозы.

При этом частичные совпадения поэтических приемов в модернизме и постмодернизме отнюдь не предполагают преемственность модернистской картины мира постмодернистами, а лишь означают наличие общего генезиса, истока, к которому восходят оба этих направления, - романтизма.

Для обоснования нашей гипотезы мы должны определиться с объектом и предметом нашего исследования. Если с объектом ситуация достаточно прозрачна - это преломление традиций романтизма в поэтике русской постмодернистской прозы, - то предмет нашего анализа требуют специальных оговорок. В качестве оных мы предлагаем сосредоточиться, с одной стороны, на прозе немецких романтиков -Э.Т.А. Гофмана, Людвига Тика, Новалиса и др., — а, с другой стороны, на творчестве русских постмодернистов Саши Соколова и Виктора Пелевина. Этот выбор объясняется тем, что важнейшие особенности смысловой структуры и элементы поэтики этих авторов восходят именно к романтической традиции и вне ее остаются непонятыми. Немаловажно и то, что сам факт принадлежности и Соколова, и Пелевина к постмодернистской парадигме творчества, при всей взаимной непохожести, не вызывает сомнений среди исследователей. Так, большинство критиков относят Пелевина к постмодернистской школе (в т.ч. С. Ульянов, А. Минкевич). Произведения Саши Соколова тоже причисляются к постмодернистским, о чем доказательно пишут И. Ащеулова и Е. Черемина.

Кроме того, мы привлекаем к нашему анализу философские работы романтиков Августа и Фридриха Шлегелей и Новалиса, а также постмодернистов Р. Барта, Ж. Бодрийяра и Ж.-Ф. Лиотара, обосновывающие картины мира исследуемых направлений.

Понимая, что романтизм и постмодернизм выходят далеко за рамки Германии и России, мы привлекаем, насколько позволяет объем и структура диссертации, материал романтизма других стран, приводя репрезентативные примеры английского и французского романтического опытов. Вместе с тем, мы отнюдь не ограничиваемся русским постмодернизмом: прежде чем приступать к его анализу, мы посчитали необходимым проверить действие нашей гипотезы на французских и английских постмодернистах (Дж. Фаулз, А. Роб-Грийе), что отразилось в соответствующих публикациях.

Цель диссертационной работы - выявить своеобразие преломления и характер функционирования романтической традиции как продуктивного компонента постмодернистской линии развития современной русской прозы.

Данная цель предполагает решение следующих задач:

1.рассмотреть социально-исторические и теоретические предпосылки формирования романтического и постмодернистского типов сознания и определить их общие неомифологические основания;

2.определить осевые (неомифологические) универсалии романтической и постмодернистской моделей мира;

3.установить механизм взаимодействия мировоззрения и поэтики в романтической и постмодернистской парадигмах;

4.вычленить и описать представленные в текстах авторов-постмодернистов смысловые и структурно-содержательные компоненты, преемственные по отношению к принципам романтической поэтики.

Теоретическую базу настоящей работы составили материалы по теории и истории литературы, посвященные специфике исследуемых художественных направлений и феномену литературной традиции. Основные положения работы базируются на анализе теоретических положений работ Р. Барта, М. Бахтина, Н. Бердяева, Н. Берковского, А. Веселовского, Д. Данна, Ж. Дерриды, В. Жирмунского, А. Карельского, Ж.-Ф. Лиотара, Ю. Лотмана, О. Маркварда, Е. Мелетинского, В. Топорова, Ф. Шеллинга, М. Элиаде.

В методологическом отношении важным подспорьем явился литературоведческий инструментарий, создаваемый современными филологами А. Ботниковой, А. Генисом, М. Калинеску, Э. Клесманом, С. Корневым, В. Курицыным, М. Липовецким, В. Рудневым, М. Селеменевой, И. Скоропановой, Я. Солдаткиной, К. Фрумкипым, Л. Хатчион, В. Шервашидзе, В. Шмидом, М. Эпштейном. Комплексный литературоведческий подход обеспечивает использование современных методик сбора и обработки информации, в том числе цитирование авторитетных интернет-источников -mvw.pelevin.nov.ru, www.vestnikyspu.org,www.russned.ru,www.bse.sci-lib.com, www.ruthenia.ru и др.

Методология работы. Для анализа проблем, связанных с художественным функционированием литературных явлений, целесообразно обратиться к системному подходу, в рамках которого используются а) культурно-исторический метод, представляющий романтическое и постмодернистское движения как отражение массового сознания в определенные моменты исторического развития; б) сравнительно-исторический (компаративистский) метод, в рамках которого разрабатываются критерии сопоставления двух хронологически разведенных художественных парадигм; в) структурно-семантический метод, позволяющий выделить смысловые и формальные доминанты исследуемых философско-эстетических систем в целом и созданных на их основе литературных текстов в частности. Использование совокупности вышеназванных методов помогает более объективно судить о закономерностях историко-литературного процесса и типологических взаимосвязях романтической и постмодернистской культур.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые на системном уровне выявлена романтическая составляющая модели мира русской постмодернистской прозы, влияющая на ее поэтику и прагматику. Инновационным является и предложенный механизм исследования типологически сходных, но разведенных но

времени литературных направлений. Предложенный алгоритм позволил реконструировать инвариантный (неомифологический) тип мироощущения, лежащий в основе как романтической, так и постмодернистской эстетики. Установлены закономерности его воплощения па уровне поэтики.

Теоретическая ценность работы обусловлена тем, что в ней уточнен механизм функционирования литературной традиции, в рамках которой должно изучать не прямые семантические заимствования, но системно подкрепленные сходством мироощущения изоморфные трансформации мотивно-образных парадигм. Таким образом, выводы исследования могут быть использованы при изучении феномена традиции в любом другом литературном дискурсе.

Практическая значимость работы определяется возможностью использования материалов исследования в учебном процессе при составлении спецкурсов по истории русской литературы XX века, а также включения их в учебные пособия.

Апробация результатов диссертационной работы осуществлялась на III и IV научных конференциях «Массовые коммуникации и литература: взгляд из нового тысячелетия» (Москва, 2010, 2011), на I и II Всероссийских научных конференциях молодых ученых «Грибоедовские чтения» (Москва, ИМПЭ им. Грибоедова, 2012, 2013), на V Международной научной конференции «Восток-Запад: типология пространства» (Волгоград, ВГСПУ, 2012), на Международной научно-практической конференции «XVIII Шешуковские чтения: Литература XX-XXI веков в научном и критическом восприятии. Итоги и перспективы изучения» (Москва, МПГУ, 2013), на VIII Международной научно-практической конференции «Стратегические вопросы мировой науки» (Пшемысль, Польша, 2013). Кроме того, в 2012 году в рамках аспирантской практики был прочитан лекционный курс литературы романтизма студентам очного отделения факультета журналистики ИМПЭ им. A.C. Грибоедова (16 академических часов).

На защиту выносятся следующие положения:

1) Сюжетно-образная гомология разведенных во времени литературных направлений — романтизма и постмодернизма - обусловлена сходством мировоззренческих векторов обеих эпох. Феномен литературной традиции проявляется прежде всего на уровне их базовых универсалий (картин мира).

2) Романтизм и постмодернизм в своих онтологических поисках ориентируются на мифологические установки архаических сообществ с целью познания и реинтер-претации глубинной логики архетипов. Вместе с тем, литераторы обоих направлений трансформируют мифологические установки, подвергая их вольной интерпретации (романтики) и деконструкции (постмодернисты).

3) Художественные парадигмы обоих направлений основаны на демонстративном отказе писателя от изображения единой объективной действительности и ее фрагментации с целью представления картины всеобщего «космического» хаоса. Кроме того, апелляция к мифологическим установкам проявляется у представителей немецкого романтизма и русского постмодернизма на уровне хронотопа, главными составляющими которого становятся принцип дехронологизации (в прозе романтиз-

ма) и стремление к преодолению субъектно-объектного универсума (в прозе постмодернизма).

4) Типологическое сходство романтической и постмодернистской картин мира приводит к общности поэтической семантики, а также принципов текстопорождения. Последние могут быть сведены к феномену «текстового хаоса», который складывается из структурно-повествовательных и словесных игр, фрагментарности развертывания сюжета и его особого рода незавершенности, движении от риторичности к естественно-органическому стилю и устному свободному эссеистическому высказыванию («речевым лавинам»).

5) Наследование поэтических традиций также проявляется на уровне субъекто-образования: герои и образы вещного мира романтической и постмодернистской прозы обнаруживают амбивалентные характеристики, склонность к метаморфозам. Кроме того, они в большинстве случаев являются носителями аномального сознания, представленного в форме безумия или юродства, а также регулярно переживают визионерские опыты, описание которых обладает известной важностью для выделения аксиологических координат произведения.

6) Писатели-постмодсрнисты Пелевин и Соколов заимствуют и переосмысляют традиционный романтический конфликт протагониста произведения и внешней по отношению к нему реальности, охватывающий композиционную, субтекстуальную и смысловую структуры текста. Немецких романтиков и русских постмодернистов объединяет устремленность их героев-протагонистов к «трансцендентному прорыву», итогом которого становится обретение субъектом своей подлинной идентичности, «окончательного Я». В соответствии с философской позицией солипсизма, находящей свое отражение в большинстве произведений обоих изучаемых направлений, подобная самоидентификация является залогом освобождения от диктата и догм регламентированной действительности и сосредоточения источника онтологических интенций в действующем субъекте.

7) Существенное значение в художественном мире романтиков и постмодернистов наблюдается известный изоморфизм аксиологических оценок, в частности критического отношения к цивилизации. В данном аспекте романтическому мотиву «механизации» («автоматизации») общества соответствует постмодернистское развенчивание метанарраций (идей прогресса и рациональности, «логоцентризма») и подменяющих собой объективную реальность симулякров.

По теме диссертации опубликовано 9 работ, в том числе 1 монография, 1 научно-методическое пособие, 2 статьи в журналах, входящих в перечень ВАК, и 5 статей в российских и зарубежных научных изданиях.

Систематизация материала в соответствии с поставленными целями и задачами определила структуру исследования. Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 322 наименования.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновываются актуальность, научная новизна и теоретическая значимость исследования. Кроме того, характеризуется понятие литературной

традиции и аргументируется его применимость для сравнительного анализа хронологически отстоящих друг от друга литературных парадигм.

В первой главе «Мифологическая составляющая в картине мира немецких романтиков и ее наследование русскими постмодернистами» рассматриваются особенности типа ментальности, послужившего почвой для становления исследуемых литературных направлений. В параграфе «Неомифологическое сознание, его социально-историческая подоплека и проекции в прозе немецкого романтизма и русского постмодернизма» анализируются исторические факторы, способствовавшие складыванию такого типа ментальности. Диссертант обнаруживает сходства в социокультурных условиях зарождения и бытования немецкого романтизма и русского постмодернизма. Так, философия романтизма, зарождавшаяся на рубеже XVIII - XIX вв., была отмечена противоречиями, открытыми в результате социальных катаклизмов в странах Европы. Разочарование во французской революции вызвало переориентацию общественного интереса на внутренний мир человека, поиск трансцендентных, экзистенциальных оснований бытия. В этих условиях актуализируется интерес к мифу, который считается романтиками «сверхвыражением того, что содержат природа и история» (Н. Берковский). Художественно-символическое познание, осваивающее мир посредством трансляции архетипических сюжетов и образов на конкретные ситуации, становится в романтизме «новой формой чувствования», «новым способом переживания жизни». Этот тип сознания, по своей сути являющийся неомифологическим, получил отражение в «Первой программе системы немецкого идеализма» (1796 г.).

Возникновение постмодернизма также связано с разочарованием в ре-зультатах предыдущей эпохи исторического развития. Этот тип литературы отражает менталь-ность человека на сломе эпох, в период «парадигматического сдвига». Среди причин активизации мифолого-архетипических пластов сознания российского общества в конце XX века указываются распад СССР, утрата опор типового общественного доверия к любым идеологическим движениям. В стремительно меняющемся мире массовое сознание обращается к мифу как гармонизирующему началу, содержащему неизменные ценности.

Таким образом, по нашей концепции именно неомифологический тип сознания становится основной'романтического и постмодернистского дискурсов. Характерная для литературы постмодернизма поэтика мифологизирования предполагает вовлечение в художественную ткань произведения образов универсальной психологии и истории и использует ритуально-мифологические сюжетные структуры для презентации архетипов и конструирования повествования.

Доказав это, диссертант рассматривает элементы мифа, в трм числе фольклорные, религиозные и оккультные конструкции, используемые писателями эпохи романтизма (Э.Т.А. Гофманом, Людвигом Тиком, Новалисом) и российскими постмодернистами (Сашей Соколовым и Виктором Пелевиным). Особенностью мифологических проекций в прозе романтизма стало диалогическое отношение к традиции - художественная парадигма романтизма реализует тот аспект мифопоэти-ки, в котором «художественное преобразование исходного мифологического материала в мифопоэтические элементы авторского текста» способствует презентации

«глобальных обобщений на содержательном и проблемном уровне произведения» (Солдаткина Я.В. Мифопоэтика русской эпической прозы 1930-1950-х годов: генезис и основные художественные традиции. Монография. М.: Экон-Информ, 2009. С.8). Автор диссертации демонстрирует преемственность в этом аспекте постмодернистской литературы, где мифологические клише подвергаются деконструкции и реконструкции, а также пародийному обыгрыванию - целью этих приемов также является познание глубинной логики архетипа.

Специальным параграфом значится «Мифологический хронотоп в романтическом и постмодернистском дискурсах», в котором диссертант исследует функционирование неомифологического сознания у представителей немецкого романтизма и русского постмодернизма на важном структурном уровне произведения - уровне хронотопа. Главными составляющими мифопоэтического хронотопа в обоих исследуемых направлениях становятся принцип дехронологизации и преодоление дихотомии субъекта и объекта. В силу своей многократной повторяемости миф искажает категорию времени в развертывании сюжета, временной протяженности излагаемых событий. Архетипические события происходили в прошлом, происходят в настоящем и будут происходить в будущем - благодаря этому они выглядят как вечно представленные, а акцент переносится с хронологической последовательности на изображение образов и «застывших» ситуаций, с повествования на описание: «в мифопоэтическом хронотопе время сгущается и становится формой пространства, его новым («четвертым») измерением» (В. Топоров).

Завершая рассмотрение проявлений неомифологического сознания в произведениях немецких романтиков и русских постмодернистов, диссертант подчеркивает, что в обоих случаях миф выступает как «память жанра» (М. Бахтин). Романтизм и постмодернизм попадают под определение Е. Чернышевой мифопоэтических художественных направлений, которая считает таковыми «феномены нового времени, сориентированные на мифологический тип сознания, на мифологические структурные особенности или вполне определенные мифологические образцы, однако не теряющие собственно эстетической специфики, свободного индивидуально-авторского отношения к изображаемому» (Чернышева Е.Г. Мифопоэтические мотивы в русской фантастической прозе 20-40-х гг. XIX века. М., 2001. С.6).

Во второй главе «Онтологическая проблематика и поэтика: романтическая традиция и се постмодернистское преломление» диссертант, отталкиваясь от тезиса о влиянии на произведения рассматриваемых авторов неомифологического сознания, рассматривает ряд специфических особенностей конструирования ими текстовой реальности. В параграфе «Деконструкция объективной реальности» доказывается, что исследование природы реальности, сопровождающееся отказом от единой объективной действительности и «умножением» ее за счет введения в мотивно-образную структуру текста альтернативных миров, является одним из отличительных признаков романтической и постмодернистской эстетик и отвечает основополагающим идеологическим установкам этих направлений. Так, в романтизме «проблемой и содержанием коллизии становится сама действительность, в собственном ее лице, -что она такое, чего она стоит, насколько она подлинна или неподлинна» (Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л.: Художественная литература, 1973. С.86). В

качестве решения онтологической проблематики в романтическом искусстве провозглашается знаменитый разлад между идеалом и действительностью (романтическое двоемирие), который был зафиксирован и в литературе более ранних эпох, но лишь в романтизме приобрел статус сюжетообразующего принципа произведения. Автор приводит различные трактовки этого феномена и рассматривает его на примерах произведений Л. Тика и Э.ТА. Гофмана.

Рассматривая актуализацию проблемы реальности в постмодернистской прозе Саши Соколова и Виктора Пелевина, диссертант приходит к выводу, что, вводя в художественную ткань своих произведений множество конкурирующих между собой реальностей, писатели стремятся соответствовать нынешним требованиям культуры, которые гласят, что оперирование лишь одной реальностью более неспособно отразить всю многоликость современного мира. Умножение сетей массовой коммуникации, медиатизация и виртуализация обыденной жизни усиливают эффект ее иллюзорности: ежедневно соприкасаясь с компьютерно-телевизионным, «вторичным» миром, человек оказывается под угрозой замены им мира первичного. Отсюда возникают сомнения не только в значении понятия «объективная реальность», но в самом ее существовании. К примеру, в романе Пелевина «Чапаев и Пустота» мир «имеет свойство деваться непонятно куда»: Петр видит сны про себя в роли адъютанта комиссара Чапаева в 1918-м году и записывает их, а адъютант записывает сны про пациента Петра из 1990-х; наконец, Барон Юнгерн приводит его в место, где оба его «навязчивых сна одинаково иллюзорны».

Рассмотрев мотив деконструкции объективной реальности в нескольких произведениях Пелевина, соискатель заключает, что, в отличие от реалистического письма, в котором произведение строится на фундаменте некоторой незыблемой точки присутствия, гарантирующей читателю смысл и подлинность, проза Пелевина, созданная в русле постмодернистского канона метаповествования, рассеивает значение в бесконечной цитатной сети. По выражению А. Коваленко, «вселенная Пелевина — это искусственная среда, в которой все компоненты, обладая равноправием, могут служить материалом для любой повествовательной комбинации» (Коваленко А.Г. Очерки художественной конфликтологии: Антиномизм и бинарный архетип в русской литературе XXвека. Монография. М.: РУДН, 2010. С.452).

Также в данном параграфе доказывается, что наследование романтического мотива многовариантности бытия происходит в романе Соколова «Школа для дураков». Художественный мир произведения базируется на полифонизме и абсурдизме, в результате чего утрачивает объективность, безусловность. Категория реальности у Соколова — не более чем «глина в руках гончара, который придает ей произвольную форму, уничтожает созданное и переделывает заново по собственной прихоти» (Зорин А. Насылающий ветер//Новый мир. 1989. № 12. С.252).

В параграфе «Фрагментарность как миромоделирующий принцип» исследуются особенности поэтики, которые влечет за собой наполнение литературного произведения обилием вымышленных миров. В романтизме наиболее адекватным методом для их изображения становится поэтика фрагментарности. Показательны заголовки работ, созданных в философско-эстетическом крыле романтизма: «Фрагменты» (Новалис), «Критические фрагменты» (Ф. Шлегель), «Идеи» (Шеллинг)

и другие. В массе своей это осколочные высказывания, компенсирующие алогичность и бессистемность образностью, метафоричностью языка. Философской подоплекой поэтики фрагментарности выступила античная идея хаоса: начало мирозданию, считали романтики, положил «древний хаос» (или «всеобщее нестроение»); он присутствует в мировой жизни и поныне, принимая в ней самое деятельное участие.

В прозе постмодернизма фрагментарность, «преднамеренное создание текстового хаоса» (В. Шервашидзе) также присутствует в качестве одного из важнейших элементов поэтики, что соответствует специфике постмодернистской ментальное™, которую пронизывает состояние неопределенности, неприятия любого идеологического синтеза. Это дает почву таким приемам как монтаж, коллажирование, парадоксы - «обрывам на полузвуке», «мышлению отрывками», «лоскутно-незаконченному миропостроению» (Л. Филиппов). Размыкая структуру, постмодернисты создают целое из частей, каждая из которых являет собой самостоятельный дискурс.

Фрагментарность как миромоделирующий принцип анализируется соискателем на примере романа «Школа для дураков», где обнаруживается «приятие хаоса как нормы - а не как пугающей бездны, как среды обитания - а не как источника мук и страданий» (М. Липовецкий). Хаос в сознании героя-рассказчика передается за счет обширного использования техники потока сознания — переплетения и наплывания друг на друга монологов, принадлежащих различным персонажам, каждый из которых не обладает ценностью сам по себе, а является незначительным промежуточным звеном единой цепи бытия.

Логическим продолжением романтической поэтики фрагментарности в пределах одного текста выступают эксперименты над системами эстетических норм и регламентаций, результатом которых стала идея всеобщего синтеза, нераздельного существования всех форм культуры - литературы, искусства, философии, эстетики, науки. Синтез литературных форм, «зыбкость жанровых понятий» (А. Дмитриев) рассматривается на примере романа Ф. Шлегеля «Люцинда» и повести Гофмана «Принцесса Брамбилла».

В эстетике постмодернизма наблюдается естественное продолжение курса романтиков на преодоление антагонизма «высоких» и «низких» жанров. Современная картина мира, описываемая как «диалогическая ситуация» (М. Калинеску), «экуменическая парадигма» (X. Кюнг), «гиперплюрализм» (Ч. Ныомен), «радикальный плюрализм» (В. Велын), влечет за собой жанровое обновление постмодернистской литературы: традиционные художественные и научные коды мутируют, гибридизи-руются, симулируются.

В параграфе «Амбивалентность мотивно-образной структуры» соискатель, отталкиваясь от взаимосвязи понятий хаоса и метаморфозы в философии романтизма, рассматривает феномен превращений (оборотничества). Его актуализации способствовали социальные факторы, а именно высокие темпы урбанизации индустриального общества: «цивилизация, раздирающая человека на внутреннее и внешнее», порождает «совершенно особую тягу к превращениям», которая «может сорвать социальную маску» (Р. Сафрански). Образы двойников у романтиков символизируют раскол сознания, утрату целостного мироощущения.

В творчестве Пелевина происходит наследование этого мотива: двойственность — качество, присущее большинству его персонажей. Писателя интересует ситуация пересечения миров, состояние границы («провокации, вызывающей метаморфозу»): «важно, не кем были герои и кем они стали, - важен сам факт перемены» (А. Генис). Причем трансформация идентичности может происходить в зависимости от читательского угла зрения на них. Так Пелевин поднимает вопрос соответствия истинного «я» собственным представлениям о себе, из которого, в соответствии с принципами постмодернизма, вырастает другой — может ли вообще существовать некое «я» вне системы представлений? Эта проблема формулируется В. Курицыным как «момент «двойного присутствия» и не-единства (не-музейности) личности», который выражется в повторяющейся из текста в текст ситуации «неравенства субъекта самому себе» (Курицын В.Н. Русский литературный постмодернизм. М., 2000. С.211).

В романе Соколова «Школа для дураков» метаморфозы также служат средством преломления и амбивалентного взаимопроникновения сюжетно-образных конструктов. В результате одним из системообразующих компонентов художественного пространства романа становится многослойная идентификация персонажей - они «двоятся, троятся, отражаются один в другом, разделяются на части, которые начинают спорить друг с другом» (М. Кременцова).

Специального анализа удостаиваются активно используемые романтиками и постмодернистами мотивы психических расстройств и визионерства, способствующие построению амбивалентной картины мира.

Завершает вторую главу параграф «Солипсизм как финальная стадия восприятия реальпости», в котором рассматривается перемещение акцента на субъект в ситуации отсутствия точки опоры в объективном мире. Именно такой логике следуют романтики, провозгласившие абсолютизацию субъективности конечной точкой своих философских изысканий. «Культ личностной уникальности и произвола в построении универсума духа» (Т. Литвинова) означал принятие солипсизма - концепции, формулирующей абсолютное доминирование субъективной реальности над объективной в качестве точки отсчета онтологического ориентирования субъекта, — и кардинальное неприятие любой Истины, принадлежащей внешнему миру. Иллюстрацией служат примеры из «Вильяма Ловеля» Тика и «Золотого горшка» Гофмана.

Постмодернисты также отвергают внележащую по отношению к субъекту Истину, а вместе с ней — способность человека воспринять объективную реальность без ее субъективизации, что выражено в концепциях «идеологической сетки» и «политики репрезентации». Само допущение того, что реальность каждого индивида уникальна, что именно она является конечной инстанцией, регулирующей и фильтрующей информацию, по своей природе является солиптическим. С опорой на А. Гениса, соискатель доказывает, что убежденным последователем солипсизма считается Пелевин, в произведениях которого реальность является «проекцией нашего сознания». Данный тезис аргументируется анализом романов «Омон Ра», «Чапаев и Пустота», «Generation 'П'», повести «Принц Госплана», рассказов «Вести из Непала» и «Девятый сон Веры Павловны».

В том же ряду рассматривается роман Соколова «Школа для дураков», в котором все элементы художественной реальности выдуманы, т.е. находятся в сознании главного героя. Ср.: «И, возможно, именно эту девочку мы с учителем Савлом называли Розой Ветровой. Да, возможно, а возможно, что такой девочки никогда не было, и мы придумали ее сами, как и все остальное на свете».

Завершая сравнительный анализ онтологической проблематики в наследии немецкого романтизма и русского постмодернизма, автор делает вывод, что обоснование и воплощение такой картины мира было необходимо представителям исследуемых направлений для провозглашения эстетики человеческой свободы, оно помогало «ослабить зависимость» от объективного мира и реализовать главное достоинство человека, которое, на их взгляд, состоит в возможности свободного самоосуществления.

При этом соискатель считает необходимым сделать одну очень важную оговорку: данные черты являются специфическими именно для русского постмодернизма в силу особенностей его генезиса. На Западе постмодернизм отталкивается от модернизма (и от свойственных последнему представлений о всемогущем субъекте) и стремится к ликвидации личностного начала, разрабатывая идею социокультурной обусловленности человеческого сознания. В России же нарождающийся постмодернизм в большей степени противопоставлял себя литературе соцреализма, утверждение которой в качестве господствующего стиля в свое время прервало развитие модернистской литературы Серебряного века. В этом смысле выглядит оправданным апелляция к романтизму в совокупности с реставрацией русскими постмодернистами некоторых параметров модернистского мировидения.

В третьей главе «Романтический конфликт и его трансформация в русской постмодернистской прозе» исследуется главное художественное открытие литературы романтизма - создание типажа «романтического героя», - а также закономерности русской постмодернистской прозы, обусловившие обращение к нему. В параграфе «Новый тип героя и его конфликт с социумом: этический аспект» диссертант доказывает, что дифференциация персонажей на романтических героев и филистеров происходит по этическим критериям - отправной точкой для ранжирования становятся представления о том, «кто виноват» и «что делать». Опираясь на концепцию Жирмунского, изложенную в монографии «Немецкий романтизм и современная мистика», автор демонстрирует специфические черты такого героя — «известную пассивность, отдачу себя во власть душевным переживаниям».

В творчестве Пелевина обнаруживается, несмотря на его постмодернистскую направленность, реализация этической проблематики «в классическом ключе»: «через примат духа над материей, трансцендентных ценностей над приманками материального существования» (С. Корнев). Изучается этическая позиция Пелевина, согласно которой полноценная личность подчиняется только внутреннему нравственному императиву, а не навязанным извне целям.

Диссертант анализирует образы протагонистов в пелевинских сочинениях, на основании которых можно утверждать, что они восходят к каноническому романтическому герою. Так, для Андрея из «Желтой стрелы» «самое сложное» - «ехать в поезде и не быть его пассажиром». Протагонист «Чапаева и Пустоты» «считает себя

единственным наследником великих философов прошлого», и «полагает, что способен видеть и чувствовать недоступное мирянам». В романе «Омон Ра» одноименный герой задумывается о душе, которая «живет в теле, как < ... > хомячок живет в кастрюльке, <...> и эта душа - часть Бога, который всех нас создал». Отдельно упоминается сквозной для пелевинских текстов мотив освобождения: от социума («Затворник и Шестипалый»), от правил игры («Миттельшпиль»), от социальной роли («Проблема верволка в средней полосе»), от рефлексии («Чапаев и Пустота») и т.п.

В романе Соколова «Школа для дураков» противопоставление главного героя остальному миру также происходит на внесоциальном, экзистенциальном уровне. Сам писатель в аннотации определил свой роман в соответствии с романтическим каноном: «Это книга об утонченном и странном мальчике, <...> который не может примириться с окружающей действительностью».

В заключение диссертант рассматривает постмодернистское стремление к жизни без цели, без проекта» (А. Панарин) как коррелят романтической апологии квиетизма.

Параграф «Трансцендентный прорыв» как разрешение романтических и постмодернистских антиномий» начинается с сопоставления процесса продвижения романтического героя от действительности к идеалу с семиотической моделью «обряда перехода» (А. Ван Геннеп), свойственной древним мифологическим культурам. Каждый переход имеет три стадии: отделение (separation), промежуточное состояние (transition) и включение (incorporation). Таким образом, этап «включения», постижения высшей реальности, завершает цикл и наделяет смыслом всю структуру мироощущения романтика. Определяя вектор телеологии романтизма, соискатель основывается на высказывании Н. Бердяева «трансцендентный прорыв» (Бердяев H.A. Философия свободы. М.: ACT, 2010. С. 7) и предлагает использовать его в качестве термина для обозначения процесса разрешения антиномий романтической и постмодернистской картин мира.

При этом философия и искусство романтизма в качестве основного содержания такого прорыва выдвигает становление Я, воссоздание утраченной целостности личности. Именно с «возвращением утраченной внутренней гармонии» связан переход «в новый мир - мир фантастического» (Н. Архимович). Таким образом проясняется романтическая схема движения от Золотого Века через неблагополучную современность в Царство Божье, которое становится плодом рефлексии человеческого духа — в этом смысле самопознание приобретает «теургический характер» и выступает способом «разрешения всего комплекса глубинных противоречий между идеальным и реальным» (В. Окружко).

Судьба героев Пелевина повторяет трехступенчатую схему «обряда перехода», на основании чего можно утверждать, что мотив трансцендентного прорыва имеет обобщающую роль для всего пелевинского наследия: «вся проза Пелевина -руководство к пересечению этого трансцендентного рубежа, уроки выращивания <...> метафизической реальности» (А. Генис). Так, в повести «Затворник и Шестипалый» высшая реальность представлена в виде «мира чистых красок» за окном инкубатора, в романе «Generation 'П'» гармоничное состояние души символизирует образ Золотой комнаты, в «Чапаеве и Пустоте» аналогичную функцию выполняет образ Внутренней Монголии, в «Священной книге оборотня» — Радужный Поток. При этом трансцен-

дентный прорыв принимает в творчестве Пелевина характер прорыва «к этому последнему и окончательному Я» (Быков Д. Побег в Монголию // «Литературная газета». 29.05.1996. Лг°29. С.4). Объединяющим концептом для изображения данного мотива в разных произведениях служит авторский неологизм «путь к себе», которой выступает единственным путем из лабиринта виртуальных миров.

Соискатель считает необходимым заметить, что в творчестве западноевропейских постмодернистов мотив трансцендентного прорыва оказывается невостребованным. Обращение же к нему в отечественном постмодернизме глубоко закономерно, поскольку в высшей степени отвечает базовым установкам русской ментальности. Столь же закономерно приятие русскими постмодернистами неомифологической установки на трактовку мира как органического целого, свойственной также и романтическому типу сознания. Данные наблюдения позволяют автору наметить еще одно основание для выявления отличий русского и западноевропейского постмодернизма.

В заключительном параграфе «Канон романтического обличения цивилизации и его преобразование в критику метанарраций у постмодернистов» диссертант доказывает, что романтическому мотиву «механизации» общества соответствует постмодернистское развенчивание метанарраций как подменяющих собой объективную реальность симулякров. Вначале на примере творчества Гофмана исследуется каноничная для романтической эстетики связь изображения социальной реальности с мотивом механизации. Механизмы выступают «как символ современного филистерского мира, утратившего живую душу и связь с природой» (Е. Карабегова): активно используя прием гротеска, романтики занимаются мифологизацией язв современной цивилизации.

Пафосом протеста против стандартизации и клиширования проникнута и идеология постмодернизма, в которой выводится понятие метанаррации как концепции, претендующей на универсальность, доминирование в культуре, и «угнетающей» альтернативу. Будучи основаны на идеях Просвещения, метанаррации навязывают определенный комплекс установок и, тем самым, осуществляют насилие над человеком, который оказывается во власти стереотипов. Теория «заката метанарраций» Лиотара служит базой для требования «заклеймить идеологические и метафизические модели» (Ф. Джеймисон) - концепция системного опровержения таких «моделей» получила название деконструкции. Романтическому же мотиву маски, «автоматизированного» общества в постмодернизме соответствует теория симулятив-ности бытия (Ж. Бодрийяр), согласно которой объективная реальность в наши дни подменяется сетью «самодостаточных знаковых комплексов, уже не имеющих никаких соответствий в реальном мире» (Г4. Липовецкий) - симулякров.

Соискателем доказывается, что в романе Саши Соколова «Школа для дураков» через все произведение проводится идея господства симулякров в общественной жизни. Значимым средством демонстрации симулякризации сознания становится язык: «филистеры» мыслят речевыми клише, отражающими степень внутренней несвободы человека, в то время как романтический герой-рассказчик, стремясь к свободе, занимается деконструкцией фраз-симулякров.

В прозе Пелевина развенчание метанарраций получило статус системообразующих элементов сюжета. В раннем творчестве на первый план вышли мифологемы, свойственные периоду СССР: пользуясь «обломками советского мифа», писатель «возводит из них фабульные и концептуальные конструкции» (А. Генис). Еще больше мифологем для сюжетов Пелевина поставляет новая, постсоветская Россия: писатель «беспощаден» к «основной мифологеме современности» — рекламно-телевизионной среде, которая является «носителем, транслятором мифов и сама есть миф» (С. Турин). Здесь примерами служат романы «Generation 'П'», «Числа» и «Empire 'V'».

Завершая третью главу, диссертант подытоживает, что романтический конфликт в прозе романтиков и постмодернистов является конфликтом между симулятивным миром, создаваемым коллективным сознанием социума - социума, обезличивающего своих представителей, променявших духовную свободу на причастность к коммунальному общежитию, - и субъектом, все еще не переставшим воспринимать себя как цельное и постоянное «я» и по этой причине страдающего. Деятельность такого субъекта - романтического героя - является индивидуальным протестом против усреднения и стандартизации: эскапистская самоизоляция от происходящих в окружающем пространстве процессов является вариантом поиска себя, попыткой найти «окончательную» идентичность и вырваться из порочного круга перерождений в новые муляжи и социальные маски.

В Заключении подводятся итоги исследования. Констатируется, что выдвинутая во введении гипотеза о том, что традиции романтической литературы оказывают влияние на принципы констшуирования русской постмодернистской прозы, является доказанной всем ходом исследования. Главный вывод работы состоит в том, что это влияние происходит опосредованно: гомогенность общих мировоззренческих установок приводит к сюжетно-образному и хронотопическому изоморфизму, сходству поэтик. Исходя из этого, научная концепция диссертационной работы представляется полностью состоявшейся. Также соискатель отмечает различия между исследуемыми литературными направлениями, делая вывод, что видимые несовпадения обусловлены тем, что писатели постмодернизма развили, доработали и переосмыслили многие тенденции, присутствовавшие в романтизме лишь в зачатке.

Основные положения диссертации нашли отражение в следующих публикациях:

1. Дмитриенко И.К. Традиции романтизма в произведениях русских постмодернистов. Монография. Saarbrücken: LAMBERT Academic Publishing, 2013.152 S.

2. Темиршина O.P., Дмитриенко И.К. Западноевропейская литература XIX века: романтизм и реализм. /Уч. пособие. М.: ИМПЭ им. A.C. Грибоедова, 2013.60 с.

3. Дмитриенко И.К. К вопросу о литературной традиции: мифологические проекции в произведениях немецких романтиков и русских постмоДернистов // Вестник КГУ им. H.A. Некрасова. 2012. №3. С.96-99.

4. Дмитриенко И.К. Онтология романтизма в русской постмодернистской прозе: деконструкция реальности в творчестве Виктора Пелевина // Вестник КГУ им. H.A. Некрасова. 2012. №5. С.113-116.

5. Дмитриенко И.К. Традиции Гофмана в постмодернистской прозе Дж. Фаулза и А. Роб-Грийе // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и соискателей. Вып. 2010 г. М.: ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2010. С.138-143.

6. Дмитриенко И.К. Миф как tercium comparacionis романтической и постмодернистской моделей мира // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и соискателей. Вып. 2011 г. М.: ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2011. С.187-192.

7. Дмитриенко И.К. Деконструкция объективной реальности как миромодели-рующий принцип прозы немецких романтиков // Сборник научных трудов студентов, аспирантов и соискателей. Вып. 2012 г. М.: ИМПЭ им. А.С. Грибоедова, 2012. С.193-198.

8. Дмитриенко И.К. Русская постмодернистская проза в контексте литературной традиции романтизма // Materialy IX Mi^dzynarodowej naukowi-praktycznej konferencji «Strategiczne pytania svviatowcj nauki - 2013». Vol.20. Przemysl: Nauka i studia, 2013. S.19-23.

9. Дмитриенко И.К. К полигснезису русской постмодернистской прозы: традиции немецкого романтизма в творчестве Саши Соколова и Виктора Пелевина // Восток — Запад: Типология пространства в русской литературе и фольклоре. Сборник статей по итогам V Международной научной конференции. Волгоград: Парадигма, 2013. С.77-85.

Дмитриенко Иван Константинович Традиции пемецкого романтизма в русской постмодернистской прозе (на материале произведений Саши Соколова и Виктора Пелевина)

Диссертация посвящена изучению романтической традиции как продуктивного компонента постмодернистской линии развития современной русской прозы. В исследовании установлена причинно-следственная связь между культурно-историческими условиями зарождения и бытования романтизма и постмодернизма и господствующим в этих направлениях типом сознания. Доказано, что гомогенность общих мировоззренческих установок романтизма и постмодернизма приводит к сюжетно-образному и хронотопическому изоморфизму, сходству поэтик.

Dmitrienko Ivan Konstaatinovich Traditions of German romanticism in Russian postmodernistic prose (on the material of works by Saslia Sokolov and Viktor Pelevin)

The thesis research dedicates to the analysis of romantic tradition as a fruitful component of postmodernistic division of contemporary Russian prose. The link between historical conditions of genesis of romanticism and postmodernism and types of mental organization dominating these literary discourses is determined in the research. It has been proved that homogeneity of romantic and postmodernist world-views results in motivic and characteristic isomorphism and in poetical techniques similarity as well.

Подписано в печать:

12.08.2013

Заказ № 8654 Тираж - 100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 www.autoreferat.ru

Текст диссертации на тему "Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе"

Негосударственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Институт международного права и экономики имени A.C. Грибоедова»

а правах рукописи

04201363525

ДМИТРИЕНКО ИВАН КОНСТАНТИНОВИЧ

Специальность 10.01.01 - русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Л.Г. Кихней

Москва-2013

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ...........................................................................................................................3

ГЛАВА 1. МИФОЛОГИЧЕСКАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ В КАРТИНЕ МИРА НЕМЕЦКИХ РОМАНТИКОВ И ЕЕ НАСЛЕДОВАНИЕ РУССКИМИ ПОСТМОДЕРНИСТАМИ ....................................................................................................17

1.1. Неомифологическое сознание, его социально-историческая подоплека и проекции в прозе немецкого романтизма и русского постмодернизма.................................-

1.2. Мифологический хронотоп в романтическом и постмодернистском дискурсах38

ГЛАВА 2. ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА И ПОЭТИКА: РОМАНТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ И ЕЕ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЕ ПРЕЛОМЛЕНИЕ.50

2.1. Деконструкция объективной реальности.................................................................-

2.2. Фрагментарность как миромоделирующий принцип...........................................61

2.3. Амбивалентность мотивно-образной структуры..................................................81

2.4. Солипсизм как финальная стадия восприятия реальности................................107

ГЛАВА 3. РОМАНТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ И ЕГО ТРАНСФОРМАЦИЯ В

РУССКОЙ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ПРОЗЕ .....................................................120

3.1. Новый тип героя и его конфликт с социумом: этический аспект.........................-

3.2. «Трансцендентный прорыв» как разрешение романтических и постмодернистских антиномий..............................................................................................................151

3.3. Канон романтического обличения цивилизации и его преобразование в критику метанарраций у постмодернистов...........................................................................175

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.................................................................................................................194

ЛИТЕРАТУРА...................................................................................................................199

ВВЕДЕНИЕ

Постановка проблемы. Во второй половине XX века изменения большинства сфер общественной жизни сигнализировали о наступлении новой культурно-исторической эпохи - постмодерна. Смену культурных эпох сопровождала выработка новой философско-эстетической системы, получившей название постмодернизм, и - в ее рамках - одноименного литературного направления. Само название определяет его антагонистическую сущность по отношению к литературе модернизма. Вместе с тем, постмодернистская литература как тип художественной рефлексии противостоит мировоззрению эпохи модерна в широком смысле понятия - «логоцентристской» мысли Нового времени, краеугольным камнем которой был культ разума.

Если задаться целью обнаружения литературных, а, стало быть, мировоззренческих истоков этого литературного движения, то, прежде всего, мы должны обратиться к тем периодам в истории Нового времени, в которых были зафиксированы бунтарские настроения в отношении разума. Наиболее ярким в числе подобных явлений является движение романтизма, характеризовавшееся решительным отказом от «рацио» в пользу интуиции. Именно в период романтизма, на рубеже ХУП1-Х1Х веков, западноевропейское общество открыло принципиальную ограниченность и несовершенство созданной модерном картины мира.

В данной работе речь пойдет о немецком романтизме. Прежде всего, потому что этот национальный тип стоял у истоков движения в целом и дал импульс к его развитию в других странах. Соответственно, среди исследователей романтизма немецкий вариант считается наиболее репрезентативным. «Мы ограничиваем себя Йенским романтизмом. Поскольку наша задача сводится к анализу некоторого подлинного чувства, хочется иметь дело с наиболее подлинным его выражением», - писал отечественный специалист по романтизму В. Жирмунский1. «В каждой национальной литературе были свои предпосылки для возникновения и развития романтизма, но <.. .> идеи йен-ской школы <...> имели широкий резонанс за пределами Германии и оказали существенное влияние на эстетику романтизма в других странах»2, - подтверждает другой видный исследователь литературы этого направления A.C. Дмитриев.

1 Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб.: Типография Товарищества A.C. Суворина «Новое Время». 1914. С.11.

2 Дмитриев A.C. Предисловие // Избранная проза немецких романтиков: В 2 т. М.: Художественная литература. 1979. Т.1. С.8.

Для современного этапа исследования немецкого романтизма характерно возрастание числа публикаций, посвященных рассмотрению преемственности и трансформации романтических идей у представителей различных направлений западноевропейской культуры. Сам факт обращения к наследию предшествующих эпох является неотъемлемым свойством культурно-исторического процесса: «Всякая эпоха художественного развития осмысливает свою сущность, ставя себя в ряд прошедших времен истории искусства - по принципу противостояния или преемственности, «выбирая» в прошлом близкую себе эпоху, находя в веках, чаще всего далеких, стиль и традицию, которые были способны стать опорой рождающейся новой художественной системы»3. Вопрос о «воскрешении» романтизма в современной культуре неоднократно являлся предметом рассмотрения российских ученых: заслуживают внимания работы В. Шервашидзе4, Г. Фролова5, Л. Андреева6, В. Пигулевского7, А. Карельского8. Они указывают на то, что «личностное» содержание романтизма «составляет основу многих новых течений и направлений уже XX, а возможно, и XXI века»9. Так, по мнению А. Карельского, «многочисленные «измы» двадцатого века <...>- это по прямой линии потомки романтизма. Их многие - и подчас самые главные - теоретические постулаты легко к нему возводимы»10. С ним согласен Л. Андреев: «Романтизм, неоромантизм - одна из основных частей современного синтеза. По мере продвижения к концу нашего века, по мере осознания всеохватности угрозы, нависшей над человечеством, сгущается и романтическое мироощущение. Одна из его сторон - осознание хаотичности действительности, ее враждебности человеку, ее несостоятельности; другая же сторона являет собой попытку возвратить в искусство общечеловеческие ценности, ценности самого искусства, <...> трансцендентное начало, столь существенно важное для классического романтизма»1 \ Найдя плодотворную почву для своих идей в сознании рубежа ХХ-ХХ1 веков, романтизм оказывает прямое влияние на всю

3 Байдаров Е.У. Проблемы дихотомии «Запад-Восток», «Восток-Запад» в глобалистике // Credo New. 2007. №4. С. 18.

4 Шервашидзе В.В. Метаморфозы романтизма в XX веке: французский экзистенциализм // Вестник Ун-та РАО. 2005. № 1. С.21-26.

5 Фролов Г.А. «Ренессанс романтизма» в литературе немецкого постмодерна (Часть I. Диалог) // Он же. Литература XX века: Итоги и перспективы изучения. Материалы вторых Андреевских чтений. М.: Экон. 2004. С.80-84.

6 Андреев Л.Г. Чем же закончилась история второго тысячелетия? (Художественный синтез и постмодернизм) // Зарубежная литература второго тысячелетия. М.: Высшая школа, 2001. С.292-334.

7 Пигулевский В.О. Ирония и вымысел: от романтизма к постмодернизму. Ростов-на-Дону: Фолиант, 2002. 418 с.

8 Карельский A.B. От героя к человек^'. Два века западноевропейской литературы. М.: Советский писатель, 1990. 400 с.

9 Карабегова Е.В. Барокко. Рококо. Романтизм. Три этапа развития нериторического художественного сознания // Романтизм: искусство, философия, литература. Материалы международной конференции. Ереван: ЕГЛУ им. В.Я. Брюсова, 2006. С.5.

10 Карельский A.B. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы. ... С.22.

" Андреев Л.Г. Указ. соч. С.304-305.

совокупность эстетических приемов нашего времени: «Роман как свободная жанровая форма, ирония, парадокс, гротеск, фрагментарный стиль мышления - вот далеко не полные координаты художественного сознания, которые в духе своего времени ос-

1 9

новательно обозначены романтической литературой» . Разнонаправленность применения романтических традиций обусловлена их принципиальной открытостью, о которой упоминал еще Ф. Шлегель, писавший, что «романтическая поэзия — это прогрессивная, универсальная поэзия», она «находится еще в становлении, более того, сама ее сущность заключается в том, что она вечно будет становиться и никогда не может быть завершена»13.

Между тем, постмодернизм нередко рассматривается в аспекте наследования мотивов и художественных приемов предшествующих эпох. В большинстве случаев характер и мера такого заимствования обусловлены тем, что некоторые классические авторы обнаруживают определенную близость постмодернистским идеям. Примечательно, что в программном для американского постмодернизма сборнике «Surfiction: Fiction Now and Tomorrow» (1975) в качестве предшественников «новой прозаической традиции» были названы Сервантес и Стерн14.

Близость или генетическая связь в данном случае означает частичное совпадение мировоззренческих установок, ведущее к схожести методов создания художественной реальности. Как указывает О. Темиршина, рассматривая общность принципов поэтики в различных литературных дискурсах, следует восходить к категориальному аппарату их моделей мира: именно на этом уровне можно увидеть «сквозь разнообразие <.. .> культурно-философских «воплощений» один мировоззренческий и поэтический тип»15. Это и определяет сущность понятия традиция и ее отличие от стилизации Вписываясь в рамки той или иной традиции, автор черпает из нее целостные комплексы мотивов, образов, сюжетных ситуаций, символов, композиционных, интонационных и других приемов, поэтому рассмотрение тех или иных аспектов поэтики в контексте традиции делает исследование более структурированным и конструктивно организованным.

Следует также учесть, что в постмодернизме активно практикуется обращение к

12 Грешных В И Мистерия д\'\а Калининград Изд-во Калининградского университета 2001 С 7

13 Литературная теория немецкого романтизма Под ред Н Я Берковского Ленинград Издательство писателей в Ленинграде 1934 С 173

14 Federman Raymond Surfiction Fiction Now and Tomorrow Chicago Swallow Press 1975 294 p

ь Темиршина О P Проблема литературной традиции типологический аспект // Россия вопросы эффективного развития Научные труды Вып 2010 г М ИМПЭ им АС Грибоедова 2010 С 287

методам и элементам поэтики, созданным ранее (эту черту современной литературы в разных работах называют биологичность, цитатность, интертекстуальность): в наши дни «наследие мирового искусства стало восприниматься как целостность, существующая, словно не во времени, а в едином синхронистическом пространстве -подобно некоему роскошному пиршественному столу, на котором гость - современный художник волен выбрать любое блюдо или соединить разные кушанья в любых, самых экзотических смесях и пропорциях»16. Таким образом, тема приложения традиций становится вдвойне значимой для анализа формально-содержательных элементов постмодернистских текстов.

Традиции же напрямую связаны с преобладающим типом сознания - согласно концепции Т. Цивьян, именно оно определяет парадигму художественного мироощущения и эстетические критерии того или иного автора17. Так, за кажущимся внешним вольномыслием романтиков, вызванным сомнениями в возможности познать мир силой разума, стоит предпочтение органически сложившихся, идущих из древности особенностей уклада жизни и человеческих взаимоотношений. Возрождение архаических форм сознания, которые могут быть сведены к сознанию мифологическому, в свою очередь способствовало возвращению в сферу искусства таких элементов, как миф, сказка, карнавал, парадокс и т.д.

Приходится констатировать, что вопрос об отношении постмодернистских писателей к созданным предыдущими поколениями литературным традициям относится к числу наиболее сложных. Нельзя сказать, что эта область игнорируется современным литературоведением, однако обращение к ней носит фрагментарный характер, вследствие чего целостный культурный и семантический пласт распадается на дискретные элементы. Как справедливо замечает Е. Авилова, литературная традиция понимается либо на уровне интертекста, либо как случайное культурно-историческое совпадение, вследствие чего упускается системный аспект заимствования, который выходит за рамки поэтики как таковой18. Таким образом, необходимостью и перспективностью комплексного изучения феномена литературной традиции, а также насущностью данной проблемы для литературы постмодернизма и обусловлена актуальность настоящего исследования.

16 Байдаров Е.У. Указ. соч. С.18.

17 Цивьян Т.В. Модель мира и ее роль в создании (аван)текста. URL: http://wvw.ruthenia.ru/folklore/tcivian2.htin

18 Авилова Е.Р. Традиции поэтического авангарда 1910-х гг. в русской рок-поэзии. Автореф. дисс. ... к. филол. н. М.: РУДН. 2010. С.3-4.

Разработка выбранной темы необходима сегодня еще и потому, что, несмотря на многолетнюю полемику, в отечественной филологии до сих пор не устоялось единое понимание постмодернизма. По мнению ряда ученых, весь спектр постмодернистских идей является не более чем новым обличием модернизма (так, М. Эпштейн19, И. Смирнов20 и В. Курицын21 сходятся на том, что русский постмодернизм зиждется на притяжении и отталкивании от художественных парадигм как модернистской, так и советской культуры), в то время как в других работах наблюдается противоположный подход, согласно которому между модернистской и постмодернистской картинами мира существует ряд неразрешимых противоречий (подробные системы антитез этих направлений разработали И. Хассан22 и В. Брайнин-Пассек23).

Прояснение этого вопроса с помощью компаративистского анализа романтической и постмодернистской картин мира было бы полезным по той причине, что в современном обществе постмодернистский мирообраз воспринимается далеко не однозначно - от идеализации до полного неприятия и отрицания его основ. Таким образом, выявление очагов, истоков постмодернизма, нахождение «следов» классической культуры в нем поможет сбалансировать позицию широкой публики. Кроме того, в историко-литературном плане значимость исследования связана с повышенным интересом к мифологическому типу художественного сознания, возникающего в эпоху аксиоло-го-мировоззренческих «сломов» и «стыков».

19 Эпштейн М.Н. Постмодерн в России: литература и теория. М.: ЛИА Р. Элинина. 2000. 367 с.

20 Смирнов И.П. Мегаистория. К исторической типологии культуры. М.: Аграф, 2000. 544 с.

21 Курицын В.Н. К ситуации постмодернизма // Новое литературное обозрение. 1994. №11. С.231-238.

22 Орлова Э.А. Культурная (социальная) антропология. М.: Академический проект. 2004. С.394-395.

23 Брайнин-Пассек В.Б. О постмодернизме, кризисе восприятия и новой классике // Новый мир искусства. 2002. №5. С.7-9.

разрушение старого целого и новая стройка старых элементов», - утверждал Ю. Тынянов24), благодаря чему получается сближение «с тем, что было за два шага до это-

О с

го»" . Об этом феномене своеобразного дуализма эпох писал В. Жирмунский: «Бывают эпохи в истории человеческой жизни, когда люди добровольно ограничивают душу свою видимым, слышимым и осязаемым. Тогда мысль не находит себе выхода среди конечных предметов и их причинных отношений, и весь мир как будто переносится на плоскость, теряет свою глубину, свой сокровенный смысл. Но в иные годы живое, поэтическое чувство возвращается снова; тогда мир кажется близким и знакомым, и все-таки таинственным; за всем конечным чувствуется бесконечное»26.

Диалектика противостояния двух типов культур в границах единого культурно-исторического процесса была изучена в теории первичных и вторичных систем (стилей), обоснованной Д. Лихачевым27 и подробно разработанной И. Деринг и И. Смирновым . Согласно ей, романтизм и постмодернизм уместно отнести ко вторичным (или направлениям нереалистического стиля), которые опираются на философию искусственности гармонии, антитезу созданной писателем-Творцом красоты и заведомо «дисгармоничной» и бессмысленной реальности - в противовес первичны

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01 диссертация на тему: Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе"

Текст диссертации на тему "Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе"

Похожие темы диссертаций

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиции немецкого романтизма в русской постмодернистской прозе