автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Традиционные представления о происхождении земли и человека у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России

Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиционные представления о происхождении земли и человека у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ . Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока

РГ6 од

I 3 Айг 1000

На правах рукописи

¡на

ПЛАВЛЕНИЯ

О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЗЕМЛИ И ЧЕЛОВЕКА У ТУНГУСОЯЗЫЧНЫХ НАРОДОВ ЮГА ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА РОССИИ:

(опыт мифологической реконструкции и общего анализа)

Специальность 07.00.07 - Этнография, этнология и антропология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Владивосток 1998

Работа выполнена в Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Дальневосточного отделения Российской Академии наук.

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор Н.В.Кочешков

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор А.М.Сагалаев

кандидат исторических наук, профессор С. Ф.Карабанова

Ведущая организация: Институт археологии и этнографии Сибирского отделения РАН

Защита состоится ^3 ^¿^^[К^ 1998 г. в 1^00 часов на заседании диссертационного совета К-100.31.01 при Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН.

Адрес: 690600, ГСП, г.Владивосток, ул.Пушкинская, 89.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН.

S

Автореферат разослан_^с^у^-г_¡998 г

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат исторических наук

Березницкий C.B.

Общая характеристика работы.

Актуальность темы исследования. Актуальность научного исследования традиционного мировоззрения тунгусо-маньчжурских народов юга Дальнего Востока России определяется его слабой изученностью и перспективностью как ранее мало привлекавшегося источника при решении других проблем истории и культуры коренных малочисленных этносов этого обширного региона. Проблематика, связанная с вопросами истоков, истории сложения и этнической специфики целостной картины мира у этих народов в прошлом, является в тунгусо-маньчжуристике одной из самых сложных. За последние полтора столетия, благодаря усилиям нескольких поколений исследователей, путешественников и собирателей, был накоплен богатый материал, дающий представление о различных сторонах древнего миропонимания изучаемых народов. В последние десятилетия стали появляться первые работы, посвященные различным сторонам мифологических представлений о мире у народов бассейна Нижнего Амура, а также отдельным вопросам проблематики диссертации, в которых начала реализовываться назревшая необходимость научной систематизации и специального анализа накопленных к настоящему времени разнообразных источников и фактов. Однако до сих пор за пределами внимания исследователей оставалось целостное изучение традиционных представлений о происхождении Земли и первых людей в сравнительном аспекте у всех изучаемых в диссертации народов. Реконструкция подобных взглядов может являться ценной и самодостаточной и сама по себе - как открытие еще одной грани в своеобразной и богатой культуре дальневосточных аборигенов. Выводы и результаты научного анализа традиционной космоантропогонии дают возможность решать и уточнять различные спорные вопросы

этногенеза и этнической истории этих народов. Не менее актуальной выбранная для диссертационной работы тема является и в связи с тем, что она практически не изучалась зарубежными учеными.

Объектом исследования является традиционная культура шести современных тунгусоязычных этносов юга Дальнего Востока России: нанайцев, негидальцев, ороков, орочей, удэгейцев и ульчей. Из круга непосредственных объектов внимания в настоящей диссертации выведены эвенки и эвены по причине их преимущественного расселения в прошлом и настоящем в лесотаежной зоне Сибири и на Северо-Востоке России, а не на юге Дальнего Востока.

Территориальный рамки исследования охватывают обширный географический регион, условно называемый в диссертации югом Дальнего Востока России, включающий в себя Приморье и бассейн Нижнего Амура -территорию проживания современных тунгусоязычных народов.

Предмет исследования - важный фрагмент мировоззрения указанных народов - традиционные представления о начале мира, рассмотренные в виде двух их узловых сюжетов: о происхождении первых людей и места их обитания - земной тверди, суши или Земли.

Цель работы - реконструкция и общий анализ в стадиальном, этнокультурном и этногенетическом аспектах указанных представлений в масштабе всех тунгусо-маньчжурских народов обозначенного региона.

Основные задачи исследования: (1) Научная систематизация имеющихся материалов на основе тематического критерия; (2) Вычленение и реконструкция общих для всех изучаемых народов региона представлений о начале мира в форме ведущих мотивов, вариантов и мифологем; (3) Стадиальная характеристика последних - в связи с тем, что уже на предварительном этапе исследования их сопоставление говорит не только о

различном месте, но и о различном времени их сложения; (-1) Диализ общих и особенных вариантов космоантропогонических представлений в этногенетическом и этнокультурном аспектах. При решении последней задачи автор исходит из предположения о том, что если наличие общих для всех народов региона представлений может объясняться из исторически сложившейся общности культурного и социально-экономического развития изучаемых этносов, то присутствие особенных или единичных версий может быть свидетельством о разных истоках происхождения и источниках формирования этих народов, а также о характере культурных контактов в сфере духовной культуры.

Методы исследования. На разных этапах исследования, в соответствии с поставленными задачами используются как общие методы исследования, такие как сравнительно-исторический и ретроспективный, так и некоторые специальные методы реконструкции и анализа, выработанные рядом авторов при решении схожта проблем на материалах различных народов и отчасти дополненные в настоящей диссертации с учетом особенностей состояния источниковой базы по изучаемым этносам, В числе таких дополнений, например, - метод, называемый в работе "тематической систематизацией". Суть его состоит в выявлении однотипных сюжетов, обнаруживаемых путем сравнения в выделенном на первом этапе исследования для реконструкции корпусе фольклорных текстов, далее - в объединении таких сюжетов в своего рода базовые группы и, в последующем, - в вычленении внутри каждой такой группы ведущего или основного мотива. Следующий этап - путем анализа и привлечения других источников - воссоздание мифологической праформы, отражающей некую исходную ступень. в развитии того или иного варианта космоантропогонических воззрений, в результате эволюции которой, как

предполагается автором, и возникли данные представления. Далее -выявление внутри выделенных в качестве ведущих вариантов представлений противоречий, специфичных для анализа культурных взаимосвязей и воссоздание внутренней эволюции того или иного варианта.

Степень изученности темы исследования. При характеристике данного вопроса автор акцентирует свое внимание на истории научного осмысления и анализа накопленных в науке источников и материалов по теме работы. Подчеркивается, что на протяжении последних шести-семи десятилетий в тунгусоведении произошло кардинальное изменение отношения к предмету исследования настоящей диссертации: от, с середины XIX в., мнения об отсутствии каких-либо космоантропогонических представлений у изучаемых народов, обусловленного более чем скромной оценкой их мыслительных способностей в плане постановки и решения вопросов философского свойства, разделяемого большинством исследователей и наблюдателей (Крапоткин Д., 1896; Лопатин И.А., 1922; Шренк Л.И., 1899; Штернберг Л.Я., 1933, 1936),- до признания не только наличия подобных воззрений, но и осознания важности как специального изучения последних, так и привлечения их в качестве нового, ранее практически не использовавшегося источника при решении многих проблем истории и культуры народов региона (Сем Ю.А., 1986).

В качестве начала научного анализа традиционной космоантропогонии народов юга Дальнего Востока России особо выделена работа Е.А.Крейновича, посвященная космогоническим представлениям нивхов. Указанный автор первым сделал традиционные представления о происхождении Земли и первых людей не только у нивхов, но и у их ближайших соседей по региону - тунгусоязычных народов бассейна Нижнего Амура, предметом специального изучения. В его работе была проведена

первичная систематизация выявленных им фольклорных источников по данной проблематике и поставлена проблема изучения генезиса и распространения представлений о множественности солнц в мифологии дальневосточных аборигенов (Крейнович Е.А., 1929). Одну из первых попыток решения последней проблемы в аспекте сравнительного изучения мифов о множественности солнц и о герое по имени Хадау, сбивающем лишние светила, у народов Амура предпринял А.М.Золотарев (Золотарев A.M., 1964). Наиболее полная к настоящему времени систематизация подобных мифов осуществлена Т.Ю.Сем, проанализировавшей последние в плане общего и особенного с использованием метода "этнокультурной семантической типологии" (Сем Т.Ю., 1993, 1996).

Некоторые элементы космоантропотонических представлений в обозначенном регионе рассматривались рядом авторов попутно в структуре исследований, посвященных другим проблемам традиционной культуры изучаемых народов (Аврориц В.А., Лебедева Е.П., 1966, 1978, 1979; Золотарев A.M., 1939; Иванов C.B., 1976; Ларькин В.Г., 1959, 1964; Сем Т.Ю., 1990; Смоляк A.B., 1976, 1991 и др.) или описывались комплексно на материалах отдельных народов (Подмаскин В.В., 1984; Сем Ю.А., 1986).

В плане разработки принципов метода стадиального анализа и ориентации в материалах по теме диссертации отмечается монография А.Ф.Анисимова, рассмотревшего космологические представления широкого круга народов Севера, в том числе и народов бассейна Амура (Анисимов А.Ф., 1959). Важное значение для вывода о возрасте сюжета о творении Земли водоплавающими птицами имеют работы В.В.Напольских, предпринявшего попытку реконструкции одноименного мифа и его этногенетический анализ на материалах различных народов, относящихся к

гипотетической уральской языковой семье, в том числе и дальневосточных тунгусов (Напольских В.В., 1990, 1991, 1992).

В целом, современное состояние исследований в области изучения традиционных представлений о происхождении Земли и Человека у тунгусоязычных народов юга российского Дальнего Востока характеризуется относительно слабой и неравномерной изученностью как всей проблемы, так и отдельных ее сторон, а также количественным преобладанием работ, в которых различные элементы указанных воззрений рассматриваются обособленно друг от друга и на материалах отдельных народов.

Научная новизна и практическая значимость работы. В

диссертационном исследовании впервые делается попытка реконструкции и общего анализа мифологических представлений о происхождении Земли и Человека у всех тунгусо-маньчжурских народов юга Дальнего Востока России. По мнению автора, только такой заявленный масштаб может явиться залогом успешного решения поставленных задач, так как в настоящее время ни по одному из изучаемых народов нет достаточно репрезентативного материала и, следовательно, в рамках одной этнической традиции осуществить задуманную реконструкции не представляется возможным. Правомерность выбора подобного масштаба подкрепляется и тем, что изначальное родство между современными тунгусо-маньчжурскими народами региона считается доказанным современной наукой. Ряд вопросов в рамках тематики диссертации в аспекте их научного анализа в региональной историографии ставится и рассматривается впервые.

Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее результатов и выводов при изучении спорных проблем этнической истории и культуры современного тунгусоязычного населения

юга Дальнего Востока России. Кроме того, итоги »следования традиционной космоантропогонни изучаемых народов могут явиться одним из вкладов в решение научной задачи более сложного уровня - системной реконструкции и анализа традиционной модели мира у дальневосточных аборигенов. Далее, по той причине, что изучаемые народы еще до настоящего времени сохраняли свое традиционное миропонимание, изучение последнего в целом или по фрагментам может помочь в решении общих проблем раннего развития и истории всего человечества. Результаты реконструкции важного фрагмента древнего мировоззрения изучаемых народов могут быть использованы в музейной работе, в общих и специальных курсах по региональной этнографии, при написании обобщающих трудов по истории и культуре народов обозначенного региона.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации отражены в 12 опубликованных работах, а также изложены в форме докладов и сообщений на трех научных годичных отчетных сессиях Института истории ДВО РАН (г.Владивосток, 1993, 1995, 1997), на международной научной конференции "Исторический опыт освоения восточных районов России" (г.Владивосток, 1993), научно-практической конференции^ V -.. . , посвященной 100-летшо Хабаровского краеведческого музея им.В.К.Арсеньева (г.Хабаровск, 1994), 4-ой Дальневосточной научной конференции молодых историков (г.Уссурийск, 1996). Проблематика диссертации вошла в число победителей Всероссийского конкурса по гуманитарным исследованиям и получила финансовую поддержку международного научного фонда "Культурная инициатива" (1994/95, 1995/96).

Источники и материалы. Круг привлекаемых источников и материалов обусловлен спецификой предмета исследования. По причине

бесписьменности всех изучаемых народов вплоть до 30-х годов нашего столетия, важное значение при решении поставленных задач имеют фольклорные материалы, опубликованные в различное время как отдельно, так и в структуре некоторых исследований, а также хранящиеся в архивах музея РАН "Кунсткамера", Санкт-Петербургского отделения РАН, филиала Хабаровского краеведческого музея им. Н.И.Гродекова в г.Совгавань Хабаровского края. Используется также ряд полевых записей фольклорного характера автора диссертации, сделанных в 1994/95 годах в Нанайском районе Хабаровского края. Привлекаются материалы языков по народам Дальнего Востока и сопредельных территорий, данные языковой семантики, разнообразные вещественные источники, этнографические материалы по всему комплексу традиционной обрядности и ритуалам изучаемых народов и их ближних и дальних соседей, опубликованные в различных работах.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и материалов, списка использованных сокращений, а также приложения, оформленного в виде "Указателя использованных в диссертации фольклорных текстов по тунгусо-маньчжурским народам юга Дальнего Востока России".

Краткое содержание работы.

Во Введении раскрываются актуальность темы, ее научная новизна и практическая значимость, определяются объект и предмет исследования, формулируются цели и задачи работы, определяются территориальные рамки работы, кратко описываются использованные источники и материалы, характеризуются степень изученности темы, методы и методология исследования, основные рабочие понятия и обосновывается структура диссертации.

Глава 1. Традиционные представления о происхождении Земли.

Данная глава состоит из двух разделов. В начале первого из них - "Творение Земли птицами " кратко характеризуются общие представления о структуре Вселенной в мировоззрении изучаемых народов. Далее, на основе систематизации фольклорных материалов вычленяются два основных варианта рассматриваемых представлений в форме мифологем и анализируется характер связи между ними. С первой мифологемой - сушу творит водоплавающая птица (утка, гагара, лебеди), ныряющая за кусочком земли на дно первичного океана - связан, как правило, образ докосмического состояния мира или Хаоса в образе безбрежного водного пространства; со второй, где роль творца суши играет орел (в единичных вариантах - утка /удэгейцы/, а также неидентифицируемая птица по имени Хадон /нанайцы/), сначала умыкающий кусочки земли с некоего островка, а затем разбрасывающий их по поверхности моря - указанный образ Хаоса дополняется наличием острова-первосуши. Изучение всех вариантов известных изучаемым народам представлений о творении суши птицами в этнокультурном аспекте доказывает единство их культурных истоков: выявленные фольклорные аналогии и другие сравнительные материалы достаточно отчетливо указывают на северное, сибирское происхождение таких взглядов. Сравнительное рассмотрение указанных мифологем в стадиальном аспекте с привлечением соответствующих фактов из области материальной и духовной культуры изучаемых народов, доказывает не только их семантическую близость, но и наличие определенной связи между ними, характер которой может быть определен как генетический. Представления об орле - демиурге суши, как показывает ряд материалов, оказывается стадиально младше первой мифологемы, специфичность и глубокую архаичность которой убедительно обосновал В.В.Напольских. В

связи с выводами, следующими из общего анализа исследуемых представлений, автор считает возможным предположить, что на каком-то этапе, под влиянием шаманистического мировоззрения, в устной традиции могло произойти переосмысление образа орнитоморфного творца -физически слабой, но обладающей волшебной силой птицы, и замещение его на новый образ. Последнее, вероятнее всего в соответствии с биологическими особенностями орла - ьрупной, хищной, но не ныряющей птицы - повлекло за собой корректировку ряда сюжетных деталей древней прамифологемы (например, появление первосуши в виде островка), представлявшихся в период ее трансформации уже не столь значимыми для рассказчиков, а главной для них стала задача подчеркнуть значительность нового образа творца Земли - Орла и привести его в соответствие с ролью этой птицы в новом миропонимании.

Во втором разделе - "Сотворение Зелиш антропоморфными демиургами" реконструируется и анализируется другой вариант космогонических представлений у изучаемых народов, также выделенный как ведущий и общий для всего обозначенного региона. Характеризуется тесно связанный с этим вариантом образ Хаоса в облике легендарной эпохи множественности светил. Оговаривается определенная условность предлагаемого автором названия для подобного комплекса воззрений, которая обуславливается содержанием и итогами деятельности героев, убивающих лишние светила и тем самым создающих (=обустраивающих —творящих) земной мир для нормальной жизни людей и живой природы.

Итогом контекстуального анализа рассматриваемых взглядов является вывод о наличии двух различных по возрасту и происхождению групп представлений, отразившихся в общем комплексе имеющихся к настоящему времени материалов по этой тематике. Общими для всех

народов региона чертами первой из этих групп является следующее: (1) однотипное в целом описание Хаоса и представление о лишних светилах, чаще всего только солнцах, как об неотъемлемой части картины мира в эпоху Первотворения; (2) отсутствие, как правило, мотивированности появления лишних светил; (3) тема стрельбы по лишним светилам стрелами из лука; (4) анонимный, как правило, образ некоего сильного человека, меткого стрелка, без единого промаха поражающего лишние светила. Специальный анализ этой группы представлений показал, что в кругу выявленных аналогий содержательно наиболее близки легендам о множественности солнц у изучаемых народов только древнекитайские мифы о стрелке по имени Хоу-И (Юань Кэ, 1965; Яншина Э.М., 1984). Однако ряд сюжетных особенностей тунгусских мифов - количество упоминаемых светил, отсутствие образа солнечного дерева и представления о солнцах как о трехлапых золотых воронах, процесс стрельбы в солнца из укрытия, поливариантность образа героя и др.; далее, наличие "местных" доказательств действительного существования той легендарной эпохи, а также лексическое и фонетическое совпадение между понятиями "светить солнцу" и "стрелять из лука" в тунгусо-маньчжурских языках, отмеченное A.B.Смоляк, и другие важные факты, по мнению автора диссертации делают известный в литературе вывод о южных корнях формирования представлений о множественности солнц дискуссионным.

Вторая из указанных групп рассматриваемых в данном разделе космогонических взглядов включает в себя, кроме аналогичного первой группе описания Хаоса, образ героя-стрелка по имени Хадау, известный всем изучаемым народам, за исключением удэгейцев. Этот комплекс достаточно специфичен и образует своего рода самостоятельный цикл. Отмечается, что этнокультурный анализ этого образа затруднен эклектичностью и

противоречивостью имеющихся материалов, с ним связанных. В качестве перспективных для подобного анализа этого образа деталей автор называет совмещение Хадау функций демиурга и культурного героя, а также акцент в деятельности последнего на открытии дороги в загробный мир буни и создании шаманства, более всего присутствующий в представлениях нанайцев и ульчей. Привлечение фактов из области традиционной обрядности изучаемых народов показывает, что в качестве наиболее вероятных первоносителей, а точнее, может быть - трансляторов цикла представлений, связанных с образом Хадау^ являются нанайцы. Дальнейший поиск истоков данного образа автор связывает с нанайским родом Заксор, с которым сами нанайцы, хотя и нечасто, но практически единодушно, соотносят этого героя. В диссертации подробно характеризуются имеющиеся к настоящему времени различные сведения о роде Заксор и выделяются аналогии образу Хадау у некоторых тюркских этносов, древних корейцев и других народов, а также особо отмечаются элементы представлений об этом демиурге, не соответствующие уровню социального развития изучаемых народов. Автор приходит к выводу о том, что все это, а также другие приводимые в диссертации факты, дают возможность инт^ретировать цикл представлений о Хадау как элемент, вошедший в традиционную космогонию обозначенного региона вместе с какой-то невыясненной пока по причине недостаточности материалов этнической группой, вошедшей в какой-то момент в прошлом в состав нанайского рода Заксор и стоявшей на более высокой, по сравнению с местным тунгусоязычным населением, ступени общественного развития. После этого, с течением определенного времени миф о Хадау устной традицией был объединен с местными по происхождению легендами о множественности солнц, следствием чего в ряде их вариантов явилась замена более древнего образа стрелка по лишним

светилам - анонимного или, реже, имеющего личное имя, данное ему тем или иным из изучаемых народов - на новый образ с расширенными функциями уже не столько обустроителя земного мира, сколько культурного героя, создающего для людей ряд социальных институтов, включая шаманство. В этом аспекте, неоднократно отмеченную в диссертации специфику удэгейских вариантов представлений о творении Земли антропоморфными демиургами (только в мифах этого народа на месте убитого Солнца появляется Луна; только в легендах удэгейцев отсутствует образ Хадау и т.д.), а также особенности легенд о множественности светил у сахалинских нивхов - ближайших соседей по региону изучаемых народов (отсутствие образа антропоморфного стрелка в лишние солнца, связи с рассказами о Млыво - потустороннем мире и т.д.), можно рассматривать в том числе и как одно из доказательств предлагаемой автором диссертации гипотезы.

В рамках исследуемого в данном разделе первой главы космогонического мотива рассматривается образ еще одного демиурга Земли по имени Эндури - характеризуются представления о нем, распространенные у всех изучаемых народов, обосновывается его относительно позднее вхождение в космогонию региона и факт его бесспорного маньчжурского происхождения, приводятся примеры, отражающие факт совмещения данного образа и его функций с персонажами из местного пантеона.

В конце первой Главы дается краткая стадиальная и этнокультурная характеристика третьего варианта традиционных космогонических воззрений - о представлений об изначалъности (=несотворенности) Земли, сохранившихся только у орочей (олицетворение Земли в облике гигантской восьминогой лосихи) и у удэгейцев (в облике дракона мудули). Предполагается, что сравнительные материалы по другим

народам мира убедительно обосновывают универсальный характер эволюции подобных воззрений - от древнейшего, зооморфного образа Земли к антропоморфному. Это обстоятельство, а также ряд отмеченных автором фактов из языка нанайцев, сахалинских ороков и имевшие место у всех народов региона представления о Земле как о неком живом объекте, который запрещалось ранить каким-либо орудием и т.п., дают основание надеяться, что дальнейший специальный и более тщательный анализ, например, образов хозяев природных стихий, промысловых угодий и т.п. у изучаемых народов в этом аспекте может оказаться небезрезультатным.

Общим выводом автора по первой Главе является заключение о том, что к началу XX века в мировоззрении тунгусоязычных этносов юга российского Дальнего Востока одновременно сосуществовали два ведущих, бытовавших по всему региону, варианта космогонических представлений, рассмотренных в отдельных разделах и включающих в себя, как показал их анализ, как разновременные, так и разнокультурные элементы. Кроме того, орочские и удэгейские материалы дают основания для выделения третьего варианта указанных представлений, охарактеризованного в конце данной главы. На настоящем этапе исследования последние воззрения можно квалифицировать только как отдельные или особенные версии, лишь предполагая, опираясь на некоторые факты, их значительно большую распространенность у всех без исключения изучаемых народов в далеком прошлом.

Глава 2. Традиционные представления о происхождении первых людей. Данная глава состоит из трех разделов. В первом из них - "Люди и деревья" - кратко характеризуется место и роль Дерева в мифоритуальной традиции изучаемых народов; реконструируются и исследуются основные идеи представлений о происхождении Человека от Дерева. Автор приходит к выводу о том, что в основе восстановимого к настоящему времени общего

комплекса разнообразных представлений о взаимосвязи людей и деревьев лежала вера в глубинное, генетическое родство между ними. Дальнейший анализ имеющихся материалов в стадиальном аспекте и с привлечением широкого круга сравнительных материалов показал, что наиболее ранней реализацией этой веры является идея связи между Человеком и Деревом в образе акта непосредственного рождения (=выхода) первого поколения людей из деревьев.

Следы этой древнейшей формы всего указанного комплекса представлений в различной степени, но сохранялись до недавнего времени у всех без исключения народов юга Дальнего Востока.. Так, например, свое происхождение прямо связывали с актом рождения своих первопредков непосредственно из деревьев нанайцы рода Заксор, рассказывая о мальчике по имени Хадо, родившегося из березы и вскормленного птицами (Штернберг Л.Я., 1933) и рода Пассар, в предании которого говорилось о появлении первой человеческой пары из шишки талины (Архив музея "Кунсткамера"); ульчи вели свое происхождение, в одном варианте, от девушки, жившей внутри дерева, а в другом - от первых мужчины и женщины, живших первоначально в корнях кедра и пихты (Золотарев A.M., 1938; 1939; 1964) и т.д. Семантически соотносятся с этой идеей непосредственного рождения из Дерева и сохранившиеся у многих изучаемых народов представления о своего рода «мужских» и «женских» деревьях (Гаер Е.А., 1991; Крейнович Е.А., 1930; Подмаскин В.В., 1991 и др.).

Наличие и широкое распространение в прошлом подобных взглядов подтверждают разнообразные этнографические и языковые данные. Одно из самых ярких доказательств - факт похорон взрослых в выдолбленных стволах и детей - в дуплах или в развилке стволов деревьев (Сем Т.Ю., 1986, 1987; Смоляк A.B., 1962, 1976 и др.), который можно интерпретировать как

отражение представления о том, что человек после своей смерти должен вернуться туда, откуда он появился на свет - в ствол дерева.

Имеющиеся материалы дают возможность проследить характер эволюции обозначенной идеи. Например, на нанайских представлениях о морсо - личном дереве-душе или, что может быть точнее - жизненной силе, воплощенной в дереве-двойнике, имевшимся будто бы у каждого человека. Морсо вырастало при рождении человека и падало перед его смертью. В подобных взглядах очевидно определенное усложнение связи человек-дерево: отношения по типу взаимозависимости изменяются на тип полной и односторонней зависимости человека от своего древесного уже не прародителя, а некоего личного двойника.

К более поздним взглядам можно отнести и появление представлений о Дереве-матери=<?/лорсш родителе, вскармливающем человеческих детей, воспитывающем и до определенного возраста укрывающем их - но уже не внутри себя, а снаружи - на кроне, ветвях, на стволе, у корня и т.п. Причиной появления таких идей стало, возможно, стадиально более позднее, некое рациональное осознание факта невозможности прямого рождения=выхода=появления человека из самого «нутра» Дерева.

Дальнейшее развитие идеи прямого рождения было связано с формированием представлений о родовых деревьях душ будущих детей. Согласно, например, таким взглядам нанайцев, каждый род имел свое родовое дерево омия мони. Эти деревья были огромных размеров и росли, в большинстве вариантов подобных представлений, на небе. На их ветках созревали души детей, которые потом входили в виде птичек омия в тело женщины своего рода. Иногда, в «сложных» случаях - длительное бесплодие у супругов, постоянные выкидыши у женщины и т.п., душам помогал шаман.

Участие в обрядах, связанных с этими деревьями, шаманов, а также факт усложнения идеи связи Человека и Дерева посредством такого понятия как «душа», вполне отчетливо указывает на более позднее, по сранению с идеей прямого рождения, время формирования таких взглядов.

Разновременные представления о характере связи человека и дерева бытовали одновременно в рамках того или иного обряда еще в начале XX века. Один из такого рода примеров - орочский вариант обряда похорон новорожденных: орочи сначала выдалбливали из ствола дерева гроб для умершего ребенка, а затем, очевидно считая только это к тому времени уже недостаточным, придавали. гробу форму птички (утки) - вырезали голову, хвост, крылья, далее гроб укрепляли в развилке сучьев березы (Семейная обрядность народов Сибири, 1980).

В начале второго раздела «Животные - переопредки» дается краткая характеристика роли животного мира в мировоззрении и мифологии изучаемых народов и подчеркивается ее большое разнообразие. Имеющиеся материалы дают возможность говорить о широко бытовавших в прошлом образов первопредков из мира живой природы в облике медведя, тигра, орла, волка, лося. Определенный ареал распространения имели образы прародителей в облике фантастических существ - например, загадочного химу у негидальского рода Тапкал и дракона у отдельных групп нанайцев.

Контекстуальный анализ разнообразных фольклорных сведений показал, что отношения первой пары первопредков чаще всего представлялись в образе брачной связи, которая описывалась по-разному: в одном случае как прямая и непосредственная (к женщине приходит или же ее похищает, как правило, медведь или тигр, и они сожительствуют); в другом - брак между такими, столь отличающимися внешне друг от друга существами объяснялся через способность одного или сразу обоих супругов

к метаморфозам или оборотничеству - как во сне, так и наяву. В последнем случае, двойственная, зооантропоморфная природа первопредков могла проявиться в первом поколении их потомства - например, характерным образом отразиться на их внешности. «...Первый человек родился от животного, затем сожительствовал с тигрицей», - рассказывали нанайцы рода Бельды, - «Первый ребенок от нее был с головой тигра, с руками и ногами человека, но покрытый шерстью; следующий ребенок имел уже лицо человека, но тело его было покрыто шерстью. Всего родилось три сына...» (Архив музея «Кунсткамера»), В ряде представлений брачный союз между челйвеком и животным опосредован при помощи определенного действия -перешагивания женщиной через будущего супруга (тигра - у нанайцев, химу -у негидальцев), нечаянного или преднамеренного, с последующим сожительством после рождения потомства или же без брака. В ситуации, когда в роли прародителя выступает птица (чаще всего, орел) - брачные отношения описывались как однократный акт своего рода прямого физического соприкосновения - контакта между женщиной и пометом ее орнитоморфного партнера. « Одна девушка родилась в тайге», -рассказывали нанайцы рода Самар, - «в верховьях Амура, большой реки. И вот однажды коршун, паря над нею, свой помет саня на нее уронил. Женщина от помета беременной стала. Потом сына родила...» (Путинцева А.П., 1965). Как вариант представлений о характере брачного союза человек-животное, может быть отмечено его описание через прием выкармливания животным (лосихой, тигрицей, орлом) человеческого ребенка или детей, по какой-либо причине оставшихся без родителей.

Логика и принципы миропонимания, отразившиеся в указанных представлениях о характере брачной связи между человеком и миром живой природы позволяют предполагать их глубокую архаичность. Даже прямая

физическая близость с объектами живой природы не представлялась древнему сознанию, еще не выделявшему и не противопоставлявшему Человека всей Природе, чем-то принципиально невозможным. Определенным маркером относительного возраста подобных воззрений служит пол фигуры первопредка с человеческой стороны - возможно, что наиболее древними из них являются те, где в этом образе выступает женщина. Гипотеза сб архаичности рассматриваемых взглядов вполне согласуется с этнографическими сведениями о культуре изучаемых народов в прошлом и отчетливо соотносится с ролью отмеченных выше животных в традиционном мировоззрении региона. Подобные антропогонические сюжеты не только многократно варьируются в фольклорной традиции, но и дополняются большим числом поверий, запретов и предписаний, входящих в структуру различных ритуалов и обычаев. Имеющиеся материалы позволяют с определеЕшой степенью осторожности говорить о тотемической окраске антропогонических представлений изучаемых народов только в отношении медведя, тигра, волка и орла. В этом перечне особо выделяются образы медведя и тигра, которые были распространены не только повсеместно, но и связаны с наиболее архаическими формами в традиционной обрядности. Уважительное отношение к таежным первопредкам отразилось в языковой лексике, в определенных ритуалах, соблюдавшихся по отношению с лесным «сородичам» (запрет на убийство, определенные действия и словесные формулы при встрече, при случайном нахождении их останков или в ситуации непреднамеренного убийства) и т.д.

Изучение образов животных-первопредков в этнокультурном аспекте еще раз подтвердило вывод о культурной неоднородности духовного мира народов юга Дальнего Востока. К северному или сибирскому пласту в данном разделе отнесены представления о животных-прародителях в облике

медведя, орла и лосихи, к южному - в облике тигра и дракона мудура. Отмечается, что образ волка-первопредка тяготеет более к тюрко-монгольскому миру, несмотря на наличие интересных параллелей этому образу, например у сахалинских айнов. В число доказательств южного происхождения образа тигра-первопредка автор диссертации относит такие факты, как отсутствие культа этого зверя в Сибири - там, где он не обитает и, наоборот, развитый культ тигра у народов, живущих к югу от бассейна Нижнего Амура. Следующий факт - то обстоятельство, что в целом ряде преданий нанайских и ульчских родов, ведущих свое происхождение от тигра, прямо указывается на басейн р.Сунгари как на место, откуда пришли, спустившись по реке, их предки и т.д.

В третьем разделе - "Инцест прародителей" - рассматриваются и анализируются представления о происхождении первого поколения людей -первопредков отдельных родов или, реже, всего человечества - от родственного брака первой человеческой пары на Земле. Основой выделения в миропредставлении изучаемых народов подобных воззрений послужили многочисленные фольклорные тексты, героями которых, как показал их тщательный контекстуальный анализ, чаще всего являются родные старшая сестра и младший брат. Подчеркивается, что данное обстоятельство совершенно не согласуется с традиционными брачными нормами и правилами у изучаемых народов. Согласно этим правилам, не только факт брачной связи между родными братом и сестрой, но и браки между другими категориями более дальних родственников считались недопустимыми и расценивались как тяжкое преступление против рода, поскольку они приводили к появлению наиболее злых и кровожадных духов, вредящих данному роду (Иванов C.B., 1976; Ларькин В.Г., 1964; Пилсудский Б.О., 1989; Смоляк A.B., 1964 и др.).

В аспекте анализа проблемы соотношения реального и мифологического инцеста имеющиеся фольклорные материалы можно условно разделить на две группы текстов. В первой из них инцест первопредков только констатируется, как свершившийся в далеком прошлом факт, не более. Во втором - наряду с последним отчетливо присутствует осознание мифологического инцеста прародителей, также как и реального, как нарушение нормы, которое неминуемо приводит к метаморфозам (превращение в злых духов, гибели одного или всей пары участников инцеста и т.п.). Нередко первая группа текстов связана с темой прерывания кровнородственной связи сестрой посредством брака с тем или иным тотемическим животным. Одной из характерных черт второй группы является весьма специфическая роль сестры - нередко именно она выступает инициатором инцеста, осознавая в то же время греховность своего поведения.

Попытка определения относительного возраста воззрений, отразившихся в рассматриваемых фольклорных текстах, в данном разделе автором диссертации тесно увязывается с ответом на вопрос - могли ли отразиться в описании мифологического инцеста прародителей - старшей сестры и младшего брата - какие-то этнографические реалии далекого прошлого?

К настоящему времени фольклорный инцест, без акцента на мифологическом инцесте первопредков, изучен только у орочей В.А. Аврориным и Е.П.Лебедевой. Материалы и результаты изучения родственной номенклатуры у всех изучаемых народов (Золотарев A.M., 1939; Каргер Н.К., 1927; Старцев А.Ф., 1989; Штернберг Л.Я., 1933; Цинциус В.И., 1965 и др.) во многом подтверждают гипотезу этих исследователей о том, что фольклорный инцест типа брат-сестра отражает определенную

стадию в развитии семейно-брачных отношений, а именно - может рассматриваться как пережиток такой формы кровнородственной семьи, когда мужьями были младшие братья разных ступеней родства, а их женами - их старшие сестры (Аврорин В.А., Лебедева Е.П., 1979). Данная гипотеза дает основание рассматривать указанную первую группу фольклорных текстов как отражение этого периода в развитии семьи у изучаемых народов. Тема нарушения инцеста тотемическим браком возможно связана с началом эволюции этой древнейшей формы семьи и складывается, соответственно, позже. Значительно стадиально позднее в этом аспекте выглядят представления о мифологическом инцесте первопредков с яркой темой осуждения и неминуемого наказания подобной брачной связи, случившейся хотя бы и в столь отдаленную эпоху Первотворения. Отмеченная выше специфическая роль сестры, характерная для второй группы текстов, может рассматриваться в качестве своеобразного стадиального маркера и связываться, предположительно, со временем формирования норм родовой экзогамии.

Однако, при формулировке общего вывода по данному разделу, автор не исключает и того, что представления об инцесте прародителей могут оказаться и своеобразным "изобретением" фольклора в целях "профилактики" подобных нарушений в реальной действительности (Путилов Б.Н., 1994) и подчеркивает необходимость как привлечения дополнительных материалов, так и проведения специального изучения подобной проблематики.

В конце второй Главы автор кратко характеризует "внесистемные" или разрозненные антропогонические идеи у изучаемых народов: о происхождении первых людей в ходе особого акта творения демиургами (Хадау, Эндури, безымянными небесными духами); о самостоятельном

появлении людей из земли, скал, камней и т.д. Подчеркивается, что подобные взгляды имеют, как правило, единичный характер и часто ни логически, ни тематически не связаны с тремя ведущими представлениями о происхождении Человека. Такие идеи довольно трудно сопоставлять с какими-либо значимыми элементам в мировоззрении изучаемых народов, а для заявляемых в них сюжетов характерны неразработанность и неразвитость. Кроме того, ряд представлений, особенно о творении людей некими высшими духами или божествами, был неадекватен социальному устройству народов региона. Эти и другие факты могут указывать на относительно недавнее сложение подобных представлений, хотя сравнительные материалы по другим народам мира говорят о том, что, например, мифы о самостоятельном появлении людей из углублений земной поврехности - пещер, трещин, ям и т.п. - имеют в своей основе очень древний архетип Земли - как материнского, рождающего Начала. Однако характер и количество имеющихся подобных материалов по изучаемым народам пока не позволяет утверждать это в их. отношении.

Общим выводом автора но второй Главе является заключение о том, что к началу XX века у изучаемых в диссертации народов сосуществовало несколько вариантов представлений о появлении первых людей. Общими представлениями, в разной степени, но знакомым всем изучаемым этносам, являются воззрения, рассмотренные в трех разделах данной Главы. Стадиальный анализ имеющихся источников с привлечением широкого круга сравнительных материалов показал типологическую однородность всех трех изученных общих представлений и доказал их перелигиозность. Тот факт, что все три этих варианта имеют тесную связь с наиболее архаическими формами в традиционной культуре региона,

позволяет соотносить их с дошаманской стадией в развитии мировоззрения изучаемых народов.

Заключение. В заключении сводятся воедино основные результаты реконструкции рассмотренных представлений и выводы, следующие из их общего анализа. Основным итогом осуществленной реконструкции является вывод о том, что в традиционном мировоззрении тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России отсутствовал единый как космогонический, так и антропогонический миф, что вполне согласуется с уровнем общественного развития этих народов и их сложной этнической историей. К основным или ведущим вариантам представлений о начале мира, в разной степени, но сохранившимся у всех изучаемых этносов, относятся представления, изученные в отдельных разделах двух глав настоящей работы. Отмечается большая конкретность большинства сюжетов традиционной космоантропогонии, обусловленной тем, что масштаб мира и его облик во времена Первотворения были связаны с размерами и особенностями территории обитания и этнической историей того или иного народа в далеком прошлом. Итогом стадиального анализа является вывод о том, что наиболее архаическими вариантами традиционной космоантропогонии были представления о творении суши водоплавающими птицами и орочская идея некоей изначальности земного мира, олицетворяемого в облике лосихи, а также все три ведущих антропогонических варианта. Результаты изучения указанных взглядов доказывают их типологическую однородность, нерелигиозность и показывают наличие тесной связи между ними и наиболее архаическими формами традиционной культуры обозначенного региона. Все эти доводы позволяют соотносить подобные воззрения с дошаманским периодом в развитии общественного сознания изучаемых этносов. Предполагаемый

возраст подобных представлений делает попытку этнической классификации большинства из них проблематичной. Итоги этнокультурного анализа привлеченных в диссертации материалов позволяют говорить о наличии древнейшего и наиболее сильного тунгусского, а также довольно отчетливого маньчжурского и тюрко-мопгольского компонента в изучаемых взглядах.

Автор подчеркивает, что ряд проблем н вопросов, поднятых в диссертации, остается неразрешенным по причинам недостаточности имеющихся на данном этапе исследования материалов и явной необходимости их специального рассмотрения. Кроме этого, отмечается, что результаты предпринятой реконструкции не охватывают и не могут объять все многообразие деталей и вариаций исследуемого материала, а отражают лишь его основные и наиболее существенные стороны. Полученная картина одного из важнейших фрагментов традиционного мировоззрения представлений о происхождении Земли и Человека - может служить своеобразным эталоном, с которым можно сверять обнаруживаемую реальность и которую можно использовать при решении других научных проблем.

По теме диссертаг/ии опубликованы следуюи(ие работы:

1. О перспективах этнологического изучения традиционной модели мира тунгусо-маньчжуров//Краеведческий вестник. Владивосток, 1993, Вып.1, С.119-121;

2. Происхождение легенд о множественности светил и образа Хадау у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока: (современное состояние проблемы)// Исторический опыт освоения восточных районов России: тезисы докладов и сообщений междунар. научн. конф. Владивосток, 1993, С.142-145;

3. Традиционные представления о начале мира в мифологии народов юга Дальнего Востока// Этнос и культура. Владивосток, 1994, С.77-84;

4. Орочские мифы о Творении// Краеведческий вестник. Владивосток, 1994. Вып.З, С. 175-178;

5. Представления о генетической связи между человеком и деревом у народов юга Дальнего Востока// Съезд сведущих людей Дальнего Востока: научно-практич. и историко-краеведч. конф., поев. 100-летию Хабар, краеведч. музея. Хабаровск, 1994, Т.2, С.82-84;

6. Мифологический антропогенез (на материалах аборигенных народов юга Дальнего Востока России)// Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур: тезисы докладов междунар. научн. конф. Новосибирск (Академгородок), 1995, С.346-347;

7. Легенды о множественности светил в нанайской мифологии// Четвертая Дальневосточная научн. конф. молодых историков: доклады и тезисы. Владивосток, 199ó, С.44-47;

8. Мифы о творении Земли птицами у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока''/ Четвертая Дальневосточная научн. конф. молодых историков: доклады и тезисы. Владивосток, 1996, С.38-39;

9. Образ Орла в традиционном мировоззрении тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России// Культура Дальнего Востока и стран Азиатско-тихоокеанского региона: Восток - Запад. Вып. 3/4: материалы научн. конф. от 26.03.1996 и от 13-14.03.1997. Владивосток, 1997, С.65-68;

10. Люди и деревья ( представления о происхождении человека от дерева в традиционном мировоззрении народов юга Дальнего Востока)// Россия и АТР. - Владивосток. - 1997. - №3. - С.111-120;

11. Традиционная антропогония тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России//' Вестник ДВО РАН. - Владивосток. - 1997. - №5. - С.113-12.8.

12. Легенды о множественности светил у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России: (к .проблеме генезиса)//Россия и АТР. -Владивосток. - 1998. -№1. - С.49-58.