автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Традиция "Арзамаса" в творческом наследии А.С. Пушкина
Полный текст автореферата диссертации по теме "Традиция "Арзамаса" в творческом наследии А.С. Пушкина"
На правах рукописи
Лукьянович Елена Александровна
ТРАДИЦИЯ «АРЗАМАСА» В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ А.С. ПУШКИНА (ОТ ЛИЦЕЙСКОЙ ЛИРИКИ К РОМАНУ «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН»)
Специальность 10.01.01. - русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Томск 2004
Диссертация выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы Томского государственного университета.
Научный руководитель: кандидат филологических наук,
доцент Наталья Жоржевна Ветшева
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Александр Эммануилович Еремеев кандидат филологических наук, Маргарита Федоровна Климентьева
Ведущая организация: Томский государственный педагогический
университет
Защита диссертации состоится 9 июня 2004 года на заседании диссертационного совета Д. 212.267.05 по присуждению учёной степени доктора филологических наук при Томском государственном университете (634050, г. Томск, пр. Ленина, 36).
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственного университета.
Авторефератразослан «¿¿» апреля 2004 г.
Учёный секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук
Л.А. Захарова
Общая характеристика исследования
Выявление специфики историко-литературного развития первой трети XIX в., в котором творчество А.С. Пушкина получает значение своеобразного итога, центра многообразных исканий и достижений русской литературы, определяет закономерность исследовательского внимания к проблеме восприятия традиции «Арзамаса». Решение вопроса о длительности и глубине арзамасского воздействия в значительной мере корректируется существенным расширением временных границ (от начала 1810 - до середины 1820-х гг.), содержательностью концентрированного взаимодействия писательских индивидуальностей в кругу «арзамасского братства», неоднородностью и противоречивостью оценок, спецификой интерпретационных характеристик общества.
Рассмотренные в диахронии работы об «Арзамасе» обнаруживают эволюцию концептуальных выводов о характере деятельности общества, природе арзамасского смехотворчества: от «выбора» идеологического образа кружка, определяемого политизированной заданностью, отрицания ценностного значения «шутливости», либо представления о функциональном значении смехотворчества как внешней маскировки серьезных идей к интерпретации «Арзамаса» как единой многозначной и многоплановой структуры. Постепенное накопление фактологических и историко-литературных сведений и наблюдений, разнообразие тем и подходов зримо отражают потребность в системном осмыслении «Арзамаса», его места и значения в литературном развитии, в том числе в творчестве А.С. Пушкина1. Проблема арзамасского смехотворчества, пройдя через стадию «отвержения» к позитивному признанию в оценке современного литературоведения, сохраняет актуальность изучения в аспектах, связанных как с задачей системного описания, так и с характеристикой отдельных конструктивных свойств, специфики образности арзамасского комизма; в вопросе о соотношении арзамасской смеховой культуры и романтической иронии.
Актуальность предлагаемого исследования обусловлена интересом современного пушкиноведения к осмыслению проблемы «Пушкин и «Арзамас» как репрезентативного момента в изучении пушкинской сме-
1 Вычленение отдельных мотивов и реминисценций (ЮН Тынянов, ВС. Краснокутский), «длительность» арзамасского воздействия (М И. Гиллсльсон), «Руслан и Людмила» как тог арзамасских поисков в жанре поэмы (Н Ж. Ветшева), арзамасские истоки и эволюция эсхатологических, апокалиптических, мсссианистических образов АС. Пушкина (ПМ Гаснаров), особенности восприятия традиции «Арзамаса» в «Повестях Белкина» (А Глассэ) Активизации исследовательского интереса в немалой степени способствовало уникальное издание впервые систематизированного свода мемуарных и эп ории
«Арзамаса» и литературных текстов, ближайшим обра э об-
щества (под ред В Э Вацуро).
ховой культуры и направления его творческой эволюции 1810 - 1830-х годов.
Научная новизна
В настоящем диссертационном исследовании впервые предпринята попытка решения проблемы преемственности арзамасской традиции в лирике А. С. Пушкина 1814-1820 гг. и «романе в стихах», уяснения на этой основе историко-литературной обусловленности художественных достижений поэта. В научный оборот вводятся не рассматривавшиеся ранее в аспекте восприятия арзамасского опыта тексты, что способствует созданию более полной и объективной картины творческой эволюции поэта, уточняется значение «Арзамаса» в контексте русского литературного процесса.
Цель работы - показать процесс становления и развития лирики (1814-1820) и романа «Евгений Онегин» А.С. Пушкина в динамическом пересечении и синтезе арзамасских тенденций как своеобразной «экспозиции» творческих принципов поэта.
Этой установкой продиктован круг частных задач, которые решаются в ходе исследования:
- определить конструктивные принципы и специфику универсального комически-игрового общества «Арзамас» и эстетическую концептуаль-ность арзамасского смехотворчества;
- выявить степень и характер арзамасского воздействия в лирике А.С. Пушкина (1814-1820 гг.);
- рассмотреть особенности проявления арзамасской традиции на содержательном и формальном уровне романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин»;
- показать значение традиции «Арзамаса» как одного из важнейших факторов, определявших направленность развития творческих принципов поэта.
Проблематика работы, ее логика обусловили отбор исследуемого материала. В настоящем диссертационном сочинении рассматриваются:
- материалы по истории «Арзамасского общества» (арзамасские протоколы, эпистолярное наследие, критические и художественные произведения писателей-арзамасцев, мемуарные свидетельства современников);
- сочинения А.С. Пушкина: лирика 1814 - 1820 гг., отличающаяся определенной устойчивостью концептуальных и творческих решений поэта (позднейшая лирика, согласно наблюдениям Ю.Н. Тынянова, уже не имеет такого характера), поэма «Руслан и Людмила» и роман «Евгений Онегин» как закономерный итог арзамасских опытов;
- заметки и переписка А С. Пушкина; черновые редакции и текстовые варианты его произведений для уточнения и иллюстрации основных положений диссертации.
Методология исследования
Основным направлением анализа является системное рассмотрение фактов в синтезе генетических и структурно-функциональных представлений. В соответствии с проблематикой работы определяющими следует считать историко-генетический, сравнительно-исторический методы как необходимое условие успешного изучения процессов формирования историко-литературных явлений и особенностей трансформации арзамасских традиций в индивидуально-творческом сознании А.С. Пушкина. Использование сравнительно-типологического метода позволяет в аналогии с западноевропейским литературным процессом выявить своеобразие развития русской литературы первой трети XIX века.
Основным предметом изучения являются конструктивные принципы и специфика универсального комически-игрового литературного общества «Арзамас», эстетическая концептуальность арзамасской смеховой культуры, особенности восприятия и преемственности арзамасской традиции как одного из важнейших факторов, определявших направленность развития творческих принципов в произведениях А. С. Пушкина (от лицейской лирики к роману «Евгений Онегин»).
Методологическая основа исследования
Методологическую базу работы составляют литературно-критические сочинения писателей-арзамасцев, критические работы отечественного и зарубежного литературоведения, посвященные проблемам «Арзамаса» и творчества А.С. Пушкина; важную роль в формировании концепции сыграли труды Ю.Н. Тынянова, М.М. Бахтина, М.И. Гиллельсона, 10.М. Лот-мана, В.Э. Вацуро, Б.М. Гаспарова, О.А. Проскурина, У. Тодда III.
Научно-теоретическая значимость работы заключается в том, что она позволяет углубить существующие литературоведческие и эстетические представления как о творчестве А. С. Пушкина, так и о некоторых общих тенденциях историко-литературного процесса в России первой трети XIX в.
Научные результаты исследования могут быть сформулированы
следующим образом:
- выделены и проанализированы предпосылки формирования и особенности мировоззренческого комплекса арзамасских идей и представлений;
- исследован универсальный характер арзамасской смеховой культуры как ведущий принцип и определяющий фактор перехода к новым формам художественного сознания;
- поставлена проблема соотношения смеховой культуры «Арзамаса)) и романтической иронии, что позволяет уточнить характер русского романтизма;
- исследованы особенности восприятия и преемственности арзамасской традиции в творческом наследии А.С. Пушкина (от лирики 18141820-х гг. к роману «Евгений Онегин»);
- обоснована историко-литературная обусловленность художественных достижений поэта на основе преемственности комплекса арзамасских идей и опытов.
Практическая значимость работы определяется возможностью использования результатов и материалов исследования в разработке лекционных курсов и практических занятий по истории русской литературы XIX в., при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам пушкиноведения.
Апробация. Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях, изложены в докладах на заседаниях кафедры литературы Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, кафедры истории русской и зарубежной литературы Томского государственного университета и заседаниях аспирантского объединения, представлены на научно-практической конференции, посвященной 70-летию Хакасской автономной области (Абакан, 2001), Всероссийской научной конференции «Актуальные проблемы языка и литературы» (Абакан, 2002, 2003 гг.). Диссертация была обсуждена на заседании кафедры истории русской и зарубежной литературы Томского государственного университета. Конкретные наблюдения и выводы использовались в практике вузовского преподавания.
Структура и основное содержание работы
Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка источников и литературы. Общий объем работы составил 200 страниц, список литературы включает более 300 наименований.
Во введении дается обоснование темы работы, ее актуальности и новизны, определяются цели, задачи, методология исследования, характеризуется научно-теоретическая и практическая значимость. Дан краткий анализ научной литературы по теме диссертации.
Глава I «Конструктивные принципы и специфика универсального комически-игрового литературного общества «Арзамас» посвящена рассмотрению структурообразующих свойств и специфики арзамасского универсума.
В первом параграфе главы - «Предпосылки формирования и особенности мировоззренческого комплекса арзамасских идей и представлений» - рассматриваются феномены общественной и литературной ситуа-
ции в России начала XIX в., которые в конечном итоге определили ценностные ориентиры и специфику поэтики «Арзамаса».
Исследуя причины, определившие возникновение и особый характер общества, следует подчеркнуть, что сложное единство и пересечение многообразных идейно-эстетических моделей в культурном поле «Арзамаса» являются своеобразным отражением синкретизма, переходности мировоззренческих концепций, хронологической и типологической смежности литературных направлений, свойственных историческому времени в России 1790 - 1810-х гг. Соотнесенность ситуации подчеркнута в декларировании многообразия структурной организации общества: «единство и разнообразие». «Арзамас» становится тем универсумом, в котором интегрируются литературные, философские, этические, исторические и общественно-политические слои. Этим контекстом обусловлена полисемантичность творческого сознания арзамасцев.
Другим сущностно важным основанием формирования оригинальной арзамасской системы представляется просветительский идеологический комплекс, ощущение кризисности которого обусловило смещение смысловых акцентов. Просветительские идеи в «Арзамасе» облекались в литературную форму остроумной игры, нередко доходящей до некоторого цинизма в своей иронической парадоксальности. Религиозно-мифологический потенциал, который прежде - в русском Просвещении - был отнесен к государству и монарху как устроителям гармонии на земле, был перенесен на литературу. Попытки нового теоретического осмысления в литературном развитии наметили исторический подход, поставивший под сомнение универсальность вневременных и общенациональных абсолютов. Предромантическая теория дополняла гносеологическую сущность представления о поэтическом творчестве сущностью иррациональной, сосредоточенной в области человеческого подсознания (показательный пример - интерпретация арзамасцами эстетической категории «вкуса»).
Вместе с тем основная схема арзамасского мироустройства совпадала с просветительской концепцией: ядро состава «Арзамаса», формы деятельности и полемическая фразеология формировались с конца 1800-х годов - времени, бесспорно, еще захваченного просветительскими идеями; в среде арзамасцев авторитетны Вольтер, Руссо, Д.И. Фонвизин; основная смыслообразующая оппозиция - противопоставление Разума / Глупости; продуктивна идея о внесословной ценности личности; в рамках просветительской эпохи складывался комплекс «чувствительной» литературы; с просветительской установкой «воспитать человека разума» связано понятие острого ума, культивируемое «Арзамасом», и др.
Воспринятая «Арзамасом» историософическая просветительская схема (противопоставления прекрасного исходного времени первоначал и истории), давала импульс мифо-культурологическому концентрированию (мифологические парадигмы, хронотоп, типология «культурных героев», обряды инициации) как средству обновления и гармонизации культуры и человека.
Обнаружение соответствия просветительской концепции и средневе-ково-христианских представлений задавало возможность игры с аспектами и символикой сакрального плана. Традиционное понимание церкви как хранителя истины, монарха как установителя мировой гармонии (актуализированное победоносным окончанием Отечественной войны 1812 г.) проецировалось на литературное «православие» и строительство собственной роли «просвещенной миссии», совпадая в направленности интереса к Библии и философии религии с концепциями западноевропейских романтиков и поздних русских масонов. Смыкание отечественной «проблематичности» религиозного вопроса, просветительского «нигилизма» и романтических тенденций обуславливали синтетичность пародирования: кощунство и закрепление ценностной значимости собственной системы.
Важно при этом отметить, что художественное мышление арзамасцев сопровождалось автопародированием, собственная высокая «мессиани-стическая» функция, сакрализованно-ценностные ориентиры «Арзамаса» наделялись свойством относительности. Самым убедительным примером является перенесение балладных атрибутов, деталей произведений В.А Жуковского в сферу арзамасской игры.
Акцентированная концептуальным характером «новизны» арзамасского «миросозидания» концентрация бинарных оппозиций, содержащая принцип антиповедения, двоемирия, разрешалась в арзамасском универсуме в уклонении от напряженного столкновения (как это свойственно романтикам) с официальной системой в режиме нерегулярности, ненор-мированности. Условием, обеспечивающим возможность нарушения обычных официально-поведенческих норм и культурно-ролевой позиции творческой личности, становилась идея сообщества-содружества, представляющего осознание «я» через сопричастность к «мы», карнавально-игровой принцип реализации отношений доминантная сторона которых -разносторонне понимаемая непринужденность и свобода, и в этом виделась «гарантия» творческой независимости художника и взаимообогащение. Меру возможного арзамасцы пытались показать в действительности, именно этим объясняется установка на игру, пародию, сознание относительности правил, логика «обратности» («Беседа» как исходная ситуация).
Анализ арзамасского материала показывает соответствие уникальной семантики общества и модели механизма карнавализации, которая при несомненных исторических изменениях дает четкие «рекомендации» по соединению и расположению идей. Зонами обостренного карнавального мироощущения становятся мотивы «переодевания» (маска литературная, маска-прозвище), сон, смерть, шутовство, речевой стиль. Утверждение игрового начала совпадало с общим процессом оппозиционного противопоставления «Арзамаса» («Избирай, Тьма или Свет? Вертеп или Беседа?») и соответствовало концептуальной версии создания «нового слога» в плане сообразного игре речевого оформления - «арзамасского наречия». В намеренно «полупонятном» для неарзамасцев словесном действе, принципах взаимодействия участников, как, в целом, задаче строительства «новой» и «истинной» литературы прослеживаются основные посылки архетипа «игрового качества поэзии»1.
Возникая на пересечении «официальной» культуры, арзамасское критическое пародирование порождало при восприятии амбивалентную реакцию, сближая разнонаправленные тенденции (примером может служить пресловутая арзамасская «галиматья»). Логика «середины» в мышлении, способность автономизироваться от абсолютизации любого сложившегося стереотипа и в пограничной зоне образовывать новые смыслы постепенно становятся знаковой чертой «Арзамаса».
Во втором параграфе главы рассматривается универсальный характер арзамасской смеховой культуры как ведущий принцип и определяющий фактор перехода к новым формам художественного сознания.
Смехотворчество - основополагающий признак «Арзамаса», значимый психо-эмоциональный, мировоззренческий комплекс, обеспечивающий создание игрового универсума «ума и вкуса»; способ эстетической оценки действительности и одновременно механизм объективного постижения и совершенствования мира.
Широкая палитра смеха в арзамасской концепции смыкается с философской эстетикой просветительства и западноевропейского романтизма (с понятием иронии, острого ума Шефтсбери, теорией «трансцендентальной буффонады» Шлегеля, исследованием «смешного» Жан Поля). Обнаруживающиеся творческие параллели свидетельствуют об общих, типологически сходных явлениях романтизма, и, вместе с тем, подчеркивают особенности национальной модификации метода - своеобразный «симбиоз» просветительского и романтического художественного сознания.
1 Хейзинга Й Homo Ludcns. I) тени завтрашнего дня/ Перевод с милерл и прим В В. Оши-са М, 1992 С 17, 18.
Эта специфика русского романтизма выявляется особенно четко в отношении критерия «развоплощения», с которым связано восприятие западноевропейскими романтиками поэтики смеха1. В диссертации предпринята попытка показать, что в своей мировоззренческой основе и как художественный прием романтическая ирония шла вразрез с универсальным оптимистическим мировосприятием арзамасцев и осознанием ими своих эстетических возможностей для усовершенствования мира. В отличие от немецких романтиков, для которых ирония была «абсолютным, безграничным отрицанием», приложимым к универсуму, «сознанием своего бессилия» (А.С. Дмитриев), «Арзамас» устремляет свой иронический взгляд на вполне конкретные, часто бытовые вещи и явления. Арзамасские оппозиции, неразрешимые на уровне быта, нейтрализовались на уровне бытия, смех обретал ценность аутентичности, истинности.
Сущностными характеристиками смеха в этой связи становятся: приоритет веселости, снятие резкой категоричной антиномии юмор/сатира, амбивалентность. Арзамасски обыгрываемый ассоциативно-мифологизированный комплекс восприятия полемической ситуации (мотивы регенерации, смерти и бессмертия, «военного» противостояния и др.) также способствовал разрешению конфликтности (смерть - пародийный эквивалент «Беседы»).
Системность «Арзамаса» предполагает проявление следующих свойств, определяющих специфику комической образности: эмблематич-но-приобщающая (разграничивающая) значимость; развертывание герметического потенциала отдельных словесных или тематических мотивов; литературно-бытовая маркированность.
Определяя выработанные в области арзамасского смехотворчества позитивные идеи, нужно отметить следующее: в «Арзамасе» определялись качественно новое осознание теории комического (открытость к восприятию смешного, осознание его ценности, отмена классицистической односторонности, изменение жанра сатиры, внимание к субъекту смеха), расширение форм и способов проявления смеха; в потоке пародийно-сатирических произведений преодолевалась теория замкнутости жанров. Универсальный характер арзамасской смеховой культуры способствовал движению литературы от жанрового мышления к стилевому. Нарочитая сниженность, бытовизм, оппозиция «домашнего» человека официозу и публичности, игра на предметном и метафорическом значении образа
1 Показательны совпадающие базовые положения теории комического и романтизма «порождается противоречиями», имеет место «пересоздание действительности», «стремление к
идеалу - истинному назначению жизни», «усиление субъективно-оценочных элементов» и др
содействовали возникновению концепции личности, воспринятой как самодовлеющий мир в совмещении различных свойств и проявлений.
В процессе пародийно-игрового обнажения повествовательных условностей, осмысления арзамасцами личности творца сквозь призму идеи жизнестроительства утверждалось положение автора в зоне контакта с изображаемым миром. В контексте конструирования всеобъемлющего, универсального произведения - «Беседиады» - пародийно-игровое нагромождение традиционных мотивов и сюжетов становится сущностно важным как принцип авторского самовыражения и организующее начало. При этом арзамасские тексты «сличаются», осознаются как целое, воспринимаются совокупно - «Беседиада», вопреки представлениям об изолированности, замкнутости в себе каждого произведения, воспринимаемого исключительно через призму жанровой отнесенности. Протокольный принцип поочередного произнесения речей, «работая» на идею содержательно-тематического, идейного единства, приводит в гармонию различные голоса, что определяет тенденцию к циклизации малых единиц: эпиграмм, сатирических куплетов, устойчивых карикатурных литературных характеристик. Отсюда мозаичность и вариативность структуры произведений, их открытость и емкость, разговорность и стилистическая раскованность - те качества, которые обусловили существенное изменение жанровой системы.
Другая сторона смеховой культуры «Арзамаса» - в формировании литературной критики. В противовес академическому педантизму и абстрактному теоретизированию классических нормативно-жанровых обозрений критика арзамасцев строилась как суждение «изящного вкуса», где особые отношения к литературно-жанровой иерархии, пародийная стилизация, жанровый критицизм - одна из составляющих арзамасской программы «образования великого духа и вкуса» (другой способ - наставление «примером изящного»). И в том, согласно М.М. Бахтину, -типологическое проявление процесса «романизации», творческого становления и подъема романа.
Пародийный характер критического «взаимоосвещения» языков (полемическое осмеяние чуждого вкусу «чужого» языка «старого слога», стилистического своеобразия жанров, речей и зон героев) определял зачатки основных форм ввода и организации диалогизированного романного разноречия.
Подводя итоги сказанного во втором параграфе, можно крнстатиро-вать, что комически-игровое акцентирование арзамасского универсума является проявлением и необходимым условием становления романа. В этом
смысле глубоко закономерно движение эстетического сознания А.С. Пушкина к свободному авторскому повествованию «романа в стихах».
Глава II диссертационного сочинения - «Преломление арзамасской традиции в лирике А.С. Пушкина (18 1 4- 1820)» - раскрывает преемственную связь пушкинской лирики указанного периода с традицией «Арзамаса».
Первый параграф второй главы - «Арзамасская традиция в лицейской лирике А.С. Пушкина» - обращен к анализу литературно-эстетической позиции и лирических сочинений поэта-лицеиста (1814- 1817).
В диссертации показано, что комплекс мировоззренческих, идейно-художественных представлений арзамасцев органически включается в сознание юного поэта, в условиях «путаницы» перекрещивающихся литературно-эстетических воззрений и учений становится основой его поэтической концепции. Этим определяется жанровый диапазон, стилевые эксперименты, поэтический синтез, свойственный пушкинской лирике этого периода
Приверженность Пушкина «Арзамасу» определяется его «арзамасским» участием (гораздо ранее официального принятия), характерной направленностью дружеских посланий и литературно-полемических сочинений. Следование арзамасскому «канону» зримо проявляется через усвоение соответствующей литературой этики, символики, пародийно-комической образности, поэтической фразеологии и топики. Для построения полемического противостояния используется определенный «стереотип»: введение в текст оппозиционной системы ценностей (свет / тьма, ум / глупость, рассудок / любовь, вода / вино), мифопоэтически узнаваемая система персонажей (Карамзин, Жуковский / Тредиаковский, Шишков и др.), выбор сюжетообразующей, мироустроительной основы (сон, перемещения во времени, суд), полисемантичность словесно-тематических мотивов и др. Эта тенденция очевидна в эпиграммах Пушкина («Угрюмых тройка есть певцов...», «Пожарский, Минин, Гермо-ген»), в стихотворениях «Тень Фонвизина», «Городок», в посланиях «К Батюшкову», «К Жуковскому» и др.).
Четкость позиции поэта просматривается также в стихотворениях, выделяющихся на фоне остальной лицейской лирики официально-публичной «заданностью», либо гражданско-политическим содержанием. Так, в стихотворении «Воспоминания в Царском Селе» обнаруживается приглушенный мотив оппозиционного противопоставления «старой» и «новой» школы. Следование арзамасским установлениям определяет поведенческую реакцию и последующее «раскаяние» поэта в связи с «придворными куплетами» («Принцу Оранскому»). Актуализированная «Ар-
замасом» интерпретация идеи гражданственности и государственности в отношении к «римскому» опыту (республика словесности, предание о спасении гусями Капитолия) сказалась (наряду с иными источниками) в послании «К Лицинию». Арзамасски известное стихотворение Пушкина «Тень Фонвизина» подчеркивает возможность «смыкания» «литератур -ной» темы и формирующейся гражданско-политической позиции.
Важнейшими пунктами поэтического мировоззрения являются идея «ненормированности», «оппозиционности» официальной и личной сфер; осознание равноценности всех сфер бытия и проблемы личности в ее целостности, внутренней усложненности; возможности соединения эпикурейского начала и гражданского служения; духовного, нравственного единения. Арзамасская философско-литературная концепция, поэтика «синтеза противоречий» вполне отвечала интересам молодого Пушкина, способствовала его эстетическому образованию и становлению импли-' цитного мировоззрения. Органичность и глубина восприятия традиции «Арзамаса», выразившаяся в оригинальности и смысловой насыщенности лицейских стихотворений, обеспечивала дальнейшее продолжение разработки арзамасского «нового слога».
Во втором параграфе реферируемой главы рассматривается проблема преемственности арзамасской традиции в петербургский период (1817 -1820 гг.).
В процессе исследования корректируется представление о «кризисно-сти», «переходности» данного периода по отношению к предшествующей арзамасской традиции. В диссертации подчеркивается, что в условиях ощутимого изменения культурной и политической атмосферы Пушкин сохраняет приверженность усвоенным арзамасским принципам, переадресуя исходный материал, подвергая его сложной трансформации и реа-ранжировке.
В петербургский период сохраняются жанрово-стилистические приоритеты (основной жанр - дружеские, интимно-бытовые послания); смысловая структура поэзии Пушкина этого времени определяется антитетически: «интимно-личное / официальное». В моделируемой системе мира свойство быть «положительным» сообщено «оргиячеству», декларируемой гедонистической нравственной концепции. Смысл «аристокрации разгула», утрачивая свою конкретно-хроникальную прикрепленность, определяется путем ссылки на атмосферу дружеских обществ, опыт которых включал «Арзамас» и арзамасское «прошлое» («Тургеневу», «Князю П.А. Вяземскому», «Жуковскому», «Записка к Жуковскому», «Ты и я» и др.). Тема «пиров и наслаждений жизни» часто переключается в знаковый изобразительный план, совпадающий с мечтательным миром, знако-
мым вдохновенью арзамасцев («N.N» (В.В. Энгельгардту), «Домовому» и
др.).
В отношении антикарамзинских выступлений Пушкина, традиционно расценивающихся как отход от арзамасской традиции, в диссертации отмечено, что, соединяя противоречивые позиции (единовременность эпиграмм «В его «Истории» изящность, простота...» и «На Каченовско-го») и варианты (различные редакции послания «Когда к мечтательному миру...»), поэт руководствуется как взглядами, в которых остро ощущается влияние декабристских умонастроений, так и арзамасскими воззрениями. В соответствии с арзамасским опытом, правом критиковать Пушкин наделяет только себя, провозглашая в эпиграмме «На Каченовского» установку на «партийный» контакт и осуществляя отделение «своего» от «чужого» посредством воспроизведения устойчивого в арзамасской системе «статуса» Карамзина как возвышенного страдальца («захочет ли взглянуть»). Антикарамзинская эпиграмма «В его «Истории» изящность, простота...» в пушкинской поэтике оказывалась одновременно текстом «охранительным». Разгадка этой «несообразности» обнаруживается в литературно-полемическом контексте политического спора. Здесь определяющим моментом становится полярная направленность антикарам-зинских идеологических выпадов (прежние - в безбожии, вольномыслии). Развертывание в обвинениях единого образа - «сокрытого яда» (в сочинении Боброва: «сладкая отрава», в заявлении Кутузова: «гибельный яд в сочинениях Карамзина кроется», в эпиграмме Пушкина: «изящность, простота доказывают ...прелести кнута») подчеркивало открывшееся противоречие между формально сходными явлениями. Критика напоминала об идеале, от противного демонстрировала его величие.
Произошедшие изменения в сторону политического свободолюбия, совпадая с периодом формирования декабристской идеологии, во многом соответствовали идеям наиболее решительных арзамасцев. Политическому радикализму, стремлению к императивному воздействию на читателя отвечало потенциально предваряющее мифо-мессианистическое осмысление арзамасцами высокого назначения творца-поэта. Отсутствие организующей «общественно-политической» идеи компенсировалось эстетико-этическими представлениями. Пушкин выдвигает понятие «возвышенной души», под которым он разумеет творца, гармонически сочетающего в себе поэтический талант с законами «священной истины», связующейся с арзамасски-пародийной иронией («Жуковскому»).
Характерным знаком арзамасской системы является жанрово-стилистическая синтетичность, результативно обнаруживающаяся в специфике разработки Пушкиным политических тем: включение в гражданское по тематике, декламационно-торжественное произведение традици-
онных образов и мотивов, интонаций и лексико-стилистических рядов, свойственных «легкой поэзии». Основной прием здесь - игровое «подсвечивание» политического языка скрытым «вторым планом» фразеологии любовной лирики («К Чаадаеву», «Краев чужих неопытный любитель...» и «Кн. Голицыной, посылая ей оду «Вольность», «К Огаревой, которой митрополит прислал плодов из собственного саду» и др.).
Вопреки сложившейся уже романтической «разочарованности», идее мрачного аскетизма, столь чуждой Пушкину петербургского периода, поэт воссоздает характерный лирический образ - идеал человека (творца) с богатой душой, открытого всем чувствам в индивидуализации лирического «я» («Тургеневу», «Жуковскому», «Орлову», «Записка к Жуковскому», «Вяземскому», «Кн. П.А. Вяземскому»). Эмоционально-поэтический комплекс «небесной души» противостоит образу пушкинского «повесы», открытой «реабилитации» быта и плоти («Русалка», «Баллада»). Формирование собственной системы в основе своей базировалось на арзамасских положениях.
Из совокупности поэтических зарисовок, даваемых в самых неожиданных ракурсах и поворотах, рождался выразительный достоверный «лирический портрет» эпохи, своеобразный прототип первой главы романа «Евгений Онегин».
Содержательный аспект соотнесения творчества Пушкина с «Арзамасом» представляют вопросы становления «новых форм»: осознание «ар-замасцами» поэмы как «формы времени», полемика о гекзаметре, освоение белого стиха («Послушай, дедушка»). Двойственный характер особенностей восприятия Пушкиным арзамасского опыта создания национальной эпопеи (соотношение «великого» и «малого»: «поэма никогда не стоит улыбки сладострастных уст») определяется осознанием несоответствия принципов изложения, лежащих в основе эпоса, формирующемуся в лирике принципу авторского самовыражения как особенности организации повествования («Тургеневу»). Преобладание поэтических жанров интимного, камерного плана давало простор самовыражению поэта, раскрытию внутреннего мира его личности.
Арзамасская традиция органично включается в лирическое пространство пушкинской поэзии через построение сложных ассоциативных рядов, творческое развитие арзамасских эстетико-литературных тенденций. В соотношении с арзамасской мифопоэтической системой происходит осмысление собственного поэтического «я». Так, образная картина мифологизированной литературной борьбы с «Беседой» активизирована осознанием Пушкиным двусмысленности своего творческого положения как двойного «отступничества»: занятия «иной» литературой, выпады против «арзамасцев» В.А. Жуковского, Н.М. Карамзина и роль «критикуемого» «Арзамасом». Исходная эстетическая установка соединяла разнообразные формы творческой деятельности, вводила их в некое общее русло; литературные тексты соответствовали выработанным в сообщест-
ве критериям. Петербургский период - период разнонаправленных поисков, поведенческого, эмоционального, идейного «брожения», атмосфера веселости, «пира» и дружеской шутливости, бесконечных смешений и столкновений - в этом опыте оттачивался поэтический «вкус», преодолевалась инерция в употреблении и восприятии поэтического материала, создавая новую глубину и многоаспектность смысла. Сквозь призму традиции «Арзамаса» Пушкин пытался осознать динамическую неоднозначность, противоречивость современности.
В третьем параграфе главы - «Арзамасская» поэма «Руслан и Людмила» в творческой эволюции А.С. Пушкина» - конкретизируется природа структурно-содержательных доминант поэмы в движении идейно-эстетических принципов, выработанных А.С. Пушкиным в лирике 1814 - 1820 гг. в диалогической соотнесенности с арзамасской традицией; рассматривается значение итоговой в отношении арзамасских поисков поэмы «Руслан и Людмила» для становления форм повествования, структуры героя романа «Евгений Онегин».
В определении «арзамасского» происхождения поэмы важными представляются следующие основания: эволюция ранних эпических опытов А.С. Пушкина; внутренняя связь, предполагаемая арзамасцами в ожидании пушкинской поэмы и ее создания, явственно обнаруживающаяся в переписке А.И. Тургенева, К.Н. Батюшкова, В.Л. Пушкина (апрель-май 1818 г.); бурная и многостраничная «чернильная война» за поэму как продолжение полемики литературных «староверов» и «арзамасцев»1; характер восприятия Пушкиным арзамасских поисков в жанровом решении поэмы2.
В диссертации показано, что характер трансформации жанра определял синтез двух планов литературного самосознания: «универсального эпнческого»/«личностного». Генерирующие вариации литературного
1 Кошелев В А Первая поэма Пушкина Томск, 1997 С 155-173
2 Подчеркивая степень соответствия пушкинской поэмы жанровой концепции арзамасцев, обозначим следующие общие составляющие национально-историческое прошлое в соотношении исторического, легендарного и волшебного, осознание национального в стремлении к максимальной степени обобщенности, универсальности, гармония национального и личностного, жанровая «многосоставность» лироопоса, в том числе пародийно-ироническое соположение как конструктивный анализ, жанровая «саморефлексия», общность жизнеутверждающего мировосприятия, концепции творчества - «труд игривый» в беспечности и веселости - духовное условие «моцартианства», свободы личностной и творческой Выдвигая принцип авторского самовыражения как организующее качаю композиционной структуры «Руслана и Людмилы», Пушкин развивает ключевые моменты арзамасской трактовки образа автора-творца поэмы (динамичность, неоднозначность авторской позиции, активная роль организатора повествования) (См • Соколов А И Очерки по истории русской поэмы XVIII и начала XIX века М , 1956 С. 338 - 410, Назарова Л И К истории создания поэмы Пушкина «Руслан и Людмила»// Пушкин Исследования и материалы Т I М -Л , 1956 С 216-221, ВетшеваН Ж К вопросу об арзамасской традиции в поэме А С Пушкина «Руслан и Людмила»//Проблемы метода и жанра Сб ст Вып II Томск, 1985 С 101 — 114, Кошелев В А Первая поэма Пушкина Томск, 1997 и др )
«жизнетворчества» лирического «я» поэта, основополагающие элементы мирообраза, сложившиеся в лирике 1814 - 1820-х гг., объективируются в поэме «Руслан и Людмила», связуясь с принципом авторского самовыражения как определяющего типа повествования. Важно при этом, что в качестве «настоящего русского стиха», соответствующего поэме нового типа, Пушкин избирает четырехстопный ямб - размер, который использовался в абсолютном большинстве дружеских посланий арзамасцев. Характер стиха позволял устанавливать контакты различных жанрово-стилистических образований, единство эпического и лирического начал. Вольная рифмовка, свободный подбор звеньев-«строфоидов» органичны гибкости и непредсказуемости течения поэмы, где непринужденно-лирический образ «прошлого», лишаясь исходно монументальной завершенности, эпической дистанцированности, соотносился с планом выражения личности автора.
В работе отмечено, что наряду с объективацией автора в структуре текста как спектра типов повествования, стилизованного мифопоэтиче-ского лика, в поэму проникает реально-биографическая определенность лирического «я» поэта, проекция самого Пушкина.
Логика субъективной авторской мысли, связанная с умением поэта выстроить увлекательное повествование через вариативно-игровую, литературно-полемическую динамику, определяла полисемантическую природу поэмы, открытость ее структуры. Реализация «свободы письма», имитация диалога с читателем-современником, подвижность межжанровых границ как опыт смелого соединения «пестрых глав», аналитизм «метатекстуальности», сюжетное моделирование «минус-приема» становятся основополагающими в пушкинской поэтике. Принципиальность этой установки концентрированно отразит роман «Евгений Онегин». Примечательно, что в лиризме «Руслана и Людмилы» создавался своего рода «пролог» искренних признаний и этических приоритетов пушкинского «романа в стихах».
Будучи следствием «переворота» в иерархии времен, «внефабульная динамика» (Ю.Н. Тынянов) поэмы способствовала изменению структуры художественного образа. Эпическая цельность героя распадалась в поэме в динамике несовпадения и разнобоя между различными моментами этого образа: Руслан не только сказочный князь, но исторический эпический герой, романтический рыцарь, гусар, едва не библейский воитель; Людмила - сказочная царевна, древнерусская княжна, современная барышня, идеал автора. Подвижное «мерцание» структуры героя обнажает механизм художественного моделирования новой концепции личности, многогранной, подвижной и противоречивой, впоследствии реализованной в «неуловимом» облике Онегина.
В подчеркнутом снижении возвышенной патетики эпопеи и развенчании «чудесного», шутливом обыгрывании традиционных мотивов, высмеивании таинственности ситуаций снимались ограничения, был наиболее очевиден сдвиг, приблизивший Пушкина к смене эстетической данности миромоделирующим художественным сознанием нового типа: «Новый Арзамас» как «новый мир», «новое» мышление и, следственно, «новая» поэма. Творческая интерпретация конструктивных художественных форм и принципов поэтики «Арзамаса» с учетом их эволюции в пушкинской лирике 1814 - 1820-х гг. и поэме «Руслан и Людмила» становится зоной контакта, взаимодействия миров, радикальным переходом из мира эпического в мир романный.
Предпринятый в третьей главе - «Арзамасская традиция в романе «Евгении Онегин» А.С. Пушкина» - анализ содержательной и формальной структуры «романа в стихах» показывает, что опора на традицию «Арзамаса» «генетически»1 определяла движение пушкинской мысли, во многом являясь отправной точкой, творческим импульсом при выработке неповторимой формы «свободного» романа. В начале третьего десятилетия XIX века, когда новое миропонимание чуждается иллюзий и демифологизируется, Пушкин «сводил» литературно-критическое многообразие к арзамасскому набору «классификаторов», соотносил «новое» со сложившейся арзамасской традицией.
В первом параграфе главы исследуется содержательная концентриро-ванность арзамасских мотивов и реминисценций в художественном целом романа «Евгений Онегин».
Обращение Пушкина к традиционной арзамасской мифопоэтической образности и символике было задано активизацией «младоархаистов», обусловлено характером полемики, актуализировавшей сходные вопросы литературно-языковой проблематики, воздействием устойчивых представлений об «арзамасском» как универсальном критерии в оценке явлений литературы.
Включение арзамасски ориентированного материала многоаспектно и неоднородно по своей структуре: 1. Цитирование авторов-арзамасцев (Н.М. Карамзина, И.И. Дмитриева, В.А. Жуковского, К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского, В.Л. Пушкина) зачастую без ссылок на источник, авторскую принадлежность, без кавычек, создавая эффект сопричастности / отдаленности, оттеняя смысловую перспективу «приватного» прочтения.
1 В многоплановой деятельности арзамасцев вполне опознаются признаки «становящейся современности», «романизированного» самосознания новой литераторы (М М Бахтин) универсальный характер арзамасской смеховой культуры как конструктивный принцип формирования нового отношения к человеку, к миру, пародийные стилизации «прямых» жанров и еттей, активизация «многоязычия» и др
2. Прямое акцентирование примет и деталей комически-игрового арзамасского универсума; введение арзамасски известных персонажей, лиц действительных, мотив смешения реального и литературного родства, видение поэзии как «высокой страсти», отражающее сакральный план арзамасской игры, «череп на гусиной шее ... в красном колпаке» и др.
3. Актуализация литературно-полемической модели «Арзамаса»: упоминание-указание на главный критерий «Арзамаса» - вкус, стандартная оппозиция «талант/завистник», иронически неопределенное пушкинское именование двух Петриад в перечне «поместных» книг, тождественное арзамасской эпиграмме К.Н. Батюшкова «Совет эпическому стихотворцу»; ряд иронических замечаний поэта относительно остро дискуссионных проблем жанров, «слога» («иноплеменных слов», «галлицизмов милых», использования «Академического словаря»), в том числе в связи непосредственно с личностью и деятельностью А.С. Шишкова; актуализация споров 1810-х гг. о будущем рифмы и жалобы на ограниченность ее возможностей и т.п. 4. Арзамасский «контекст» образа Татьяны: исключительное положение любимой героини Пушкина, значительно отличающееся от положения остальных героев (литературность выступает в «Евгении Онегине» неизменно в освещении авторской иронии), может быть мотивировано именно арзамасской принадлежностью литературных прототипов образа («Наталья, боярская дочь» Н.М. Карамзина», «Светлана» В.А. Жуковского, лирика К.Н. Батюшкова).
Введенные в текст романа многочисленные арзамасски маркированные цитаты и реминисценции представляют доминанту творческого сознания поэта (актуализация арзамасского «ассоциативного поля», особых смысловых взаимоотношений отчетливо проявляется и в пушкинских письмах времени работы над «Евгением Онегиным»). Смысловые проекции определяют активизацию определенных «затекстовых» пластов, расчленение читательской аудитории, актуализацию эстетико-литературного потенциала динамичной и многосоставной арзамасской системы. Ассоциативно-смысловое поле «великого вместе», ориентация на арзамасский тип личности для Пушкина во многом были спасительными, сглаживая трагизм внутреннего бытия и обстоятельств. При всем многообразии и контрастирующей неоднозначности интереса Пушкина к арзамасскому наследию, очевидна недвусмысленная потребность в установлении контактных связей.
Во втором параграфе третьей главы - «Арзамасская традиция в организации повествования «романа в стихах» А. С. Пушкина - исследуется совокупность арзамасских принципов, определявших направленность развития повествовательной структуры романа «Евгений Онегин».
Традиция «Арзамаса» становится контекстом осмысления, утверждения контуров «плана» «свободного» романа Пушкина, своеобразным ключом к прочтению выстраиваемого автором художественного мира. Показательны в этом аспекте: дифференцированная конкретизация продуктивных для формирования жанра образцов (в предисловии к первой главе), адресация «друзьям Людмилы и Руслана», пародийно-запоздалое официальное «вступление» в последней строфе седьмой главы и др.
Творческая интерпретация конструктивных художественных форм и принципов поэтики «Арзамаса» находит свое выражение в основополагающих принципах повествовательной структуры романа:
/. Принцип «болтовни», «разговорная» поэтика романа. Опыт изображения процесса создания письменного текста как устного разговора, «болтовни» был свойственен арзамасцам, воспринявшим пожелание Н.М. Карамзина «писать так, как говорят». «Болтовня» кружкового типа, обретая эстетический статус, становилась структурообразующим принципом повествования «романа в стихах», связуясь с проблемой преодоления монотонности авторской интонации, строфического деления и композиции «романа в стихах».
2. Пародийно-иронический жанровый критицизм, динамика стилей. Жанрово-стилевые пародийные опыты, занимающие в «Арзамасе» существенное место, продуктивны в романе в качестве принципиальной критики ходульной героизации, условности, однотонности и абстрактности. Определяющим становится «аналитизм метатекстуальности». Общую направленность процесса подчеркивает не столько совпадение объектов пародии (отношение к одической традиции, «эпической музе», академическому педантизму, условности литературных стилей и пр.), сколько сам механизм становления «новой» эстетической «программы», «формы плана» «свободного» романа.
3. Принцип «противоречий» как конструктивный элемент романа, творчества Пушкина в целом, обнаруживает соответствие арзамасской концепции «непротиворечивых оппозиций за счет стремления к синтезу противоречий»: подчеркнутая литературность повествования (как подчеркнутая «галиматийность» арзамасцев) парадоксально разрушает самый принцип литературности, маски, остается полная ироничной насмешливости амбивалентность и ненадежность смысла.
4. Подвижность, многомерность «плана» автора. Формально-композиционная и стилистическая роль автора в поэтике романа «Евгений Онегин» - реализация нового типа авторского сознания, во многом формировавшегося в арзамасской системе. Процессы пародийно-игрового обнажения повествовательных условностей, осмысления арзамасцами лично-
сти творца сквозь призму идеи жизнестроительства способствовали более активному проявлению авторского начала. Автор вовлекался в сферу повествования; многообразные способы и оттенки авторского «самовыражения» воспринимались в качестве организующего начала композиционной структуры арзамасской поэмы. В контексте смещения систем «литература-быт» образ автора становился многомернее, динамичнее, определялось наличие намеренного и открытого «личностно-бытового», автобиографического элемента.
Дружески настроенный к своему читателю автор «романа в стихах» являет арзамасский тип личности: самоирония, поза непринужденного творчества, пылкое отношение к дружбе, литературе, замкнутость «своего круга».
• 5. Структурная емкость романа. Многомерность и многослойность «Арзамаса», стихия импровизации, свобода от системы ограничений приводят к самовозрастанию меры организации романа - «единство и разнообразие», опыт смелого соединения «пестрых глав».
Новизна поставленных задач требовала от автора обоснования замысла, постоянного соотнесения своего романа с литературной традицией. Полемические нападки предчувствовались заранее. Опыт «Арзамаса» в этом отношении был очень полезен. Являя собой образец средоточия арзамасской стратегии, эпиграмма становилась одним из ведущих жанров, оказывала влияние на крупные формы, нередко становясь их составной частью. Эта тенденция преломляется в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин». В поэтическом произведении, где фабульная часть лаконичней и контрастивней, нежели в прозе, эпиграмматическая краткость, комическая острота (чаще основанная именно на приеме контраста), становились одним из способов создания художественного мира романа. Благодаря эпиграмматичности характеристик, удается провести обобщение, типизацию самых различных образов и явлений, конкретизировать с большей точностью авторскую точку зрения. Важная черта эпиграмматического повествования - «сгущение» художественной семантики - позволяет наряду с прочими приемами достичь энциклопедической емкости произведения. Обладая особой конфигурацией, эпиграмма рассматривается в структуре романа как объект «портретирования» формы в строфической организации (двухчастная композиция, пуант, прием стилистического «переключения» и др.).
«Арзамас» являлся для Пушкина тем прецедентом поэтической свободы, которую он реализовывал в своем «самом задушевном» произведении. И если «Евгений Онегин» - скрытая в зерне будущая история русского романа, то одновременно он и закономерный итог предшествующе-
го художественного развития, концентрированным воплощением которого был «Арзамас».
В заключении подведены итоги исследования, сделаны основные выводы.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Лукьянович ЕА Специфика комической образности «Арзамасского общества»// К 70-летию со дня образования Хакасской автономной области/ Материалы научно-практической конф., 20.10.2000. - Абакан, 2002.-С. 141-144.
2. Лукьянович ЕА Природа комического «Арзамасского общества» (К вопросу об арзамасской традиции в поэтике комического А.С. Пушкина// Ежегодник Института саяно-алтайской тюркологии ХГУ им. Н.Ф. Ка-танова. Выпуск V. - Абакан, 2001. - С. 96-98.
3. Лукьянович ЕА «Арзамасские» мотивы в лицейской лирике А.С. Пушкина// Актуальные проблемы изучения языка и литературы/ Материалы Всероссийской научной конф., 25-27 ноября 2002. - Абакан, 2002. - С. 283-287.
4. Лукьянович Е.А Языковая игра в «Повестях Белкина» А.С. Пушкина// Вестник ХГУ им. Н.Ф. Катанова. Выпуск 3. Серия: Языкознание. -Абакан, 2002. - С. 141-144.
5. Лукьянович ЕА Эпиграмматизм романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: к проблеме соотнесения эстетической позиции поэта с «арзамасской традицией»// Ежегодник Института саяно-алтайской тюркологии ХГУ им. Н.Ф. Катанова. Выпуск VII. - Абакан, - 2003. - С. 83-88.
6. Лукьянович Е,А. «Арзамасские» мотивы и реминисценции в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин»// Вестник ХГУ им. Н.Ф. Катанова. Выпуск 4. Серия 6: Литературоведение. - Абакан, 2003. - С. 191-197.
7. Лукьянович Е.А. «Арзамасская» традиция в формировании свободного авторского повествования «романа в стихах» А.С. Пушкина// Актуальные проблемы изучения языка и литературы/ Материалы Всероссийской научной конф., 25-27 ноября 2003. - Абакан, 2003. - С. 257-262.
Подписано в печать 14.04.04. Формат 60x84 1/16. Печать - ризограф. Бумага офсетная. Физ.печл. 1,25. Усл.печл. 1,16. Уч.-ижл. 1. Тираж 100 экз. Заказ № 82. Лицензия ПД № 16014 от 19.06.2000 г.
Отпечатано в типографии Хакасского государственного университета им. Н Ф. Катанова 655017, г. Абакан, пр. Ленина, 94
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Лукьянович, Елена Александровна
Введение
1. Конструктивные принципы и специфика универсального 20 комически- игрового литературного общества «Арзамас»
1.1.Предпосылки формирования и особенности мировоззренческого комплекса арзамасских идей и 20 представлений
1.2.Универсальный характер арзамасской смеховой культуры как ведущий принцип и определяющий фактор перехода к новым формам художественного сознания
2. Преломление арзамасской традиции в лирике A.C. Пушкина (1814 -1820) 77 2.1 .Арзамасская традиция в лицейской лирике
2.2.Проблема преемственности арзамасской традиции в 102 петербургский период (1817 - 1820)
2.3.«Арзамасская» поэма «Руслан и Людмила» в творческой эволюции A.C. Пушкина
3. Арзамасская традиция в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» 138 3.1 .Арзамасские мотивы и реминисценции в романе 138 3.2.Арзамасская традиция в организации повествования «романа в стихах» A.C. Пушкина
Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Лукьянович, Елена Александровна
Феномен A.C. Пушкина, уникальность и значимость его творческого наследия как центра многообразных исканий и достижений русской культуры обусловливает непреходящий интерес отечественных и зарубежных исследователей. Изучение историко-литературных, межличностных связей, проблема генетического «воздействия и восприятия» - одна из актуальных составляющих современной пушкинистики.
Выявление закономерностей историко-литературного развития, в котором творчество A.C. Пушкина получает значение своеобразного итога, определяет характер связей и соотношений, под знаком которых совершалась эстетико-литературная эволюция. В этом отношении безусловную значимость обнаруживает рассмотрение литературно-полемической деятельности «Арзамасского общества безвестных людей» как уникальной целостной структуры особого типа, активизирующей восприятие культурного контекста первой трети XIX века: «Для Пушкина «Арзамас» был школой поэтического мастерства — и без изучения этой школы нельзя представить себе формирование Пушкина-поэта»1.
Причем, решение вопроса о длительности и глубине арзамасского воздействия в значительной мере корректируется существенным расширением временных границ (от начала 1810 - до середины 1820-х гт.) и содержательностью концентрированного взаимодействия писательских индивидуальностей в круге «арзамасского братства» .
Другое предварительное замечание о признании арзамасского влияния на творческое развитие поэта органически связано с неоднородностью и противоречивостью оценок и спецификой интерпретационных характеристик общества, определяющих исследовательскую «модель».
Противоречивая двуплановость оценок «Арзамаса» обнаруживается уже в свидетельствах современников, живых «очевидцев» и членов общества. В
1 Вацуро В.Э. Утраченные стихи Пушкина// Русская речь. 1999. № 3. С. 10.
2 Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 221. строгом смысле слова это даже не оценки, а «выбор» идейного (точнее, идеологического) «образа» «Арзамаса»: либерального, «законносвободного»1 (Н.И. Тургенев, Ф.В. Булгарин) - аполитического (Ф.Ф. Вигель,
B.А. Жуковский), имеющего «исключительно литературное направление», служившего «оболочкой нравственного братства» (П.А. Вяземский,
C.С. Уваров); «легкомысленного», «не имеющего настоящей цели» (Ф.В. Булгарин, Н.И. Греч, A.C. Стурдза, В.А. Жуковский) - «ощутимо влиятельного» (С.С. Уваров), «плодотворного» (П.А. Вяземский). Причем существенно подчеркнуть, что достоверность и характер этих оценок определялись политизированной заданностью, «отношением к ним революционного подполья и николаевской жандармерии»2: после арестов и обысков периода следствия и суда над декабристами, быть уверенным в неприкосновенности личных бумаг и возможных последствиях не приходилось. «И если бы с таким предубеждением прочтены были протоколы и все бумаги арзамасского общества, то они только бы подтвердили сие мнение. Никто бы не поверил, что можно собираться раз в неделю для того только, чтобы читать галиматью. Фразы, не имеющие для посторонних никакого смысла, показались бы тайными, имеющими свой ключ, известный только членам. Имя Новый Арзамас, кое давало себе общество, получило бы смысл республики. А в Беседе русского слова и Академии, над коими забавлялись члены, увидели бы Россию и правительство», - писал в «Записке о Н.И. Тургеневе» В.А. Жуковский, характеризуя «Арзамас» как подчеркнуто «литературную шутку»: «не иное что»3.
Очевидно, что в этих специфических условиях восприятие пародийно-игровой сущности арзамасского универсума предопределяло отрицание ценностного значения арзамасского смехотворчества, признание «шутливости» «Арзамаса» основным недостатком и, в свою очередь,
1 Цит. по: «Арзамас»: Сборник. В 2-х кн. М., 1994. Кн. I. С. 31-138.
2 Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб., 2000. С. 24-31.
3Цит. по: «Арзамас»: Сборник. В 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 132-133. подразумевало представление 1) о «слабом действии его на умственное движение своего времени»1, либо 2) о функциональном значении шутливости как «внешней маскировки серьезных идей»2. Между тем установившаяся тенденция получила развитие в последующих литературоведческих изысканиях разного времени.
Воздерживаясь от повторения перечня соответствующих суждений и трактовок литературоведов XIX века о сущности «Арзамаса», направленности его литературно-полемической деятельности, общего значения в истории русской литературы, сошлемся на верно очерченную и внимательно проанализированную картину критических суждений, представленную (до определенного периода) в работе B.C. Краснокутского .
Однако, чтобы составить должное представление о постановке и общем состоянии изученности проблемы «Арзамаса» в литературоведении, выделим ряд положений, характеризующих поэтапные уровни осмысления вопроса.
1. Первоначальные (со второй половины XIX века) выводы исследователей по отношению к «Арзамасу» определяются преимущественно отсутствием непосредственного интереса к обществу, включены в свод фактов жизни и творчества индивидуального автора (Г.Р. Державина4, К.Н. Батюшкова5, A.C. Пушкина6), описательно информативны, итоговы: не «узнают, не исследуют», а уже «знают». Редкое исключение здесь составляют материалы фактологических разысканий по истории «Арзамасского общества» (Лонгинов М.Н. Материалы для истории литературного общества «Арзамас» — «Современник», 1856 (№ 7-8), 1857 (№ 5); Новые материалы для истории «Арзамаса». - В кн.: Отчет императорской публичной библиотеки за 1887 г.). Майков Л.Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. М., 2001. С. 387.
2 Анненков П.В. Пушкин в Александровскую эпоху. Спб., 1874.
3 Краснокутский B.C. «Арзамас» и его значение в истории русской литературы: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1974. С. 3-5.
4 Сочинения Державина в 9-ти т./ под ред. Я. Грота. T.8. Спб., 1883. (В тексте диссертационного исследования цитируется второе издание книги: Грот Я.К. Жизнь Державина. М., 1997. С. 591-609).
Майков Л.Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. М., 2001. (Первоначально в кн.: Сочинения К.Н. Батюшкова. Спб., 1887. Т.1. С. 243).
6 Анненков П.В. Пушкин в Александровскую эпоху. Спб., 1874.
2. Работы, представляющие первый опыт обстоятельного исследования (при всей полярности высказанных суждений), появились в самом начале XX века: М.Е. Халанский «О влиянии B.JI. Пушкина на поэтическое творчество A.C. Пушкина» (1900), Е. Сидоров «Литературное общество «Арзамас» (1901). Плодотворность исследовательского подхода обнаруживается в стремлении литературоведов выявить истоки (предысторию) и причины формирования кружка, определить в целом характер идей и идеалов, отстаиваемых в полемике, обозначить степень участия в «Арзамасе» A.C. Пушкина. Сопоставительное рассмотрение М.Е. Халанским «Арзамасского общества» в контексте разнонационального материала позволяет поставить вопрос об общих закономерностях развития романтизма (с точки зрения автора).
Вместе с тем полярность выводов: «Арзамас» должен занимать самое скромное место в ряду факторов, имевших благотворное влияние на русскую литературу и общественную жизнь» (Е. Сидоров)1 - «взаимное, доходившее до страстности увлечение литературной деятельностью имело самые благотворные последствия» (М.Е. Халанский) , — со всей очевидностью раскрывает недостаточность исследовательских разысканий.
3. Активизация научного интереса к «Арзамасу» в конце 1920-х годов опосредована осознанием «литературного быта» как особого объекта историко-литературного изучения3.
Вышедшая в 1926 г. книга выдающегося исследователя русской литературы Ю.Н. Тынянова «Архаисты и новаторы», справедливо воспринимаемая в русской литературной науке пограничной (ею начат новый период понимания литературы как системы с учетом всего «личного, интимного, домашнего, бытового»), содержала принципиально важные в разработке проблемы положения.
1 Сидоров Е.С. Литературное общество «Арзамас»// Журнал Министерства народного просвещения. Часть CCCXXXV. 1901.№5-6. С. 357-391.
2 Халанский М.Е. О влиянии В.Л. Пушкина на поэтическое творчество A.C. Пушкина. Харьков, 1990. С. 39-63.
3Эйхенбаум Б.М. Литературный быт./ В кн.: Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб., 2000. С. 339-349
Автор исследования впервые отметил и проанализировал феномен «архаизма — новаторства» как особой культурной ориентации в русской литературно-общественной жизни начала XIX века, во многом определившей эволюцию художественных форм и литературы в целом. Подчеркивая различие между «архаичностью литературной и реакционностью общественной», ученый уточнил принципы литературного деления, определил позиции «карамзинистов» и «архаистов» в отношении литературного языка, жанров, обрисовал тактику и типичные полемические приемы, в том числе обозначил «арзамасский канон», продемонстрировав соблюдение его молодым Пушкиным.
Ценным моментом работы является оценка «Арзамаса» как «своеобразного литературного факта», имевшего существенные расхождения с «карамзинизмом»: «уже есть элемент разложения эстетизма и маньеризма карамзинистов, есть неприемлемый для карамзинистов «бурлеск» и грубость.»1. Рассматривая историю литературы «вровень» с фактами литературного быта, Ю.Н. Тынянов признает литературно-полемическую деятельность «арзамасцев» эстетически важной: «Литературная и языковая реформа Карамзина опиралась на известные нормы художественного быта. Монументальные ораторские жанры сменились маленькими, как бы внелитературными. .»2
Концептуальная значимость высказанных в работе положений позволяет признать ее и на сегодняшний день одним из наиболее серьезных трудов по данной проблеме. Вместе с тем справедливо признать, что изучение «Арзамаса» и значения его все же не входило в непосредственную задачу исследования. Отдельные замечания в отношении анализа арзамасской традиции в творчестве A.C. Пушкина, ограничивающиеся беглой характеристикой немногих стихотворений лицейского периода, неизбежно приводят к обедненной трактовке проблемы, акцент постановки которой
1 Цит. по изданию: Тынянов Ю.Н. Архаисты и Пушкин.// История литературы. Критика. Спб., 2001. С. 54.
2 Там же. С. 62. смещается более к рассмотрению участия Пушкина в «Арзамасе». И потому целый ряд справедливых замечаний и метких наблюдений ученого не «закрывает» арзамасскую тему, но задает направленность и характер последующей ее разработки.
В этот же период, в1929, а затем в 1930 и 1933 годах, появляются наиболее значительные в отношении полноты охвата материала работы, содержащие в сопроводительных предисловиях ряд интересных замечаний относительно литературной, общественно-политической специфики «Арзамасского общества» (Литературные кружки и салоны/ Сост. и вступит, статьи М. Аронсон и С. Рейсер. - Л., 1929; Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века/ Ред. и вступ. ст. Н.Л. Бродского. — М.- Л., 1930; Арзамас и арзамасские протоколы/ Вводная статья, ред. протоколов и прим. к ним М.С. Боровковой- Майковой; Предисл. Д. Благого. - Л., 1933). Сводная систематизация (относительная по своей полноте и исчерпанности) материалов по истории «Арзамасского общества» стала чрезвычайно значимым, но все же «подготовительным» этапом последующей разработки проблемы.
4. Направленность и характер последующих исследовательских выводов определялся, по-видимому, вынужденным «стремлением» приспособить литературоведение к политическим доктринам советского режима: борьба арзамасцев рассматривалась преимущественно в откровенно тенденциозном (партийном) идеологическом аспекте. Задача исследования при таком подходе сводилась к тому, чтобы за «внешней» оболочкой смехотворчества обнажить «серьезное» содержание: «Все эти речи мало отличаются одна от другой, ибо авторы их старались подделаться под господствующую в «Арзамасе» манеру. И если бы мы не знали, что эти забавы имели под собой серьезное основание — действительную ненависть к литературным реакционерам, защиту просвещения, отталкивание от национализма шишковского типа, то вся деятельность «Арзамаса» в самом деле казалась бы «навязыванием бумажки на Зюзюшкин хвост» (Писарев). Безотрадному впечатлению от арзамасских заседаний. способствует также стиль писанных секретарем Арзамаса Жуковским протоколов, в которых даже серьезным вопросам придана шуточная окраска»1.
В этой связи не приходилось надеяться на возникновение глубокого интереса к литературному кружку, деятельность которого была «весьма ограниченной»2. Это определяло диапазон привлеченных источников и их выбор в процессе анализа литературных фактов. Вопросу о роли «Арзамаса» в творчестве A.C. Пушкина не уделялось особого внимания. В посвященных изучению пушкинского наследия монографических исследованиях
-у i #
Д.Д. Благого , Б.В. Томашевского , Б.С. Мейлаха и др. приводятся сведения общего характера. Системность и целостность «Арзамаса» в отношении творческого развития поэта и преемственности традиций не принимается в расчет: взаимоотношения Пушкина с отдельными писателями-арзамасцами рассматривались в первую очередь как отношения отдельных творческих личностей, без акцентирования внимания на том, что основой этих отношений является их принадлежность к одному литературному кругу6.
5. В 70-х годах XX века произошел отрадный перелом в отношении «Арзамаса», осмысления роли и значения творческого наследия арзамасцев. В монографических исследованиях М.И. Гиллельсона «Молодой Пушкин и арзамасское братство» (1974), «От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей» (1977) последовательно проводится мысль о значимости «Арзамасского общества» в развитии русской литературы первой трети XIX века. Книги содержат любопытные сведения об истории кружка, о его идеях, ритуалах и символах; деятельность арзамасцев осознается с точки зрения динамики и структуры историко-литературного процесса; намечены пути исследования, прямо относящиеся к вопросам арзамасского наследия в
1 Мейлах Б.С. Арзамас (1815 - 1818) / История русской литературы. М.- Л., 1941. Т.5. С. 333 - 334.
Там же.
3 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813 - 1826). М., 1950.
4 Томашевский Б.В. Пушкин. Книга I (1813 - 1824). М.-Л., 1956.
5 Мейлах Б.С. Пушкин и его эпоха. М., 1958.
6 См., например: Эйгес И. Пушкин и Жуковский/ Пушкин - родоначальник новой русской литературы. Сб-к научно-исследовательских работ. М.-Л. 1941. С. 193-216. творчестве A.C. Пушкина. Методологический посыл М.И. Гиллельсона состоял в существенном расширении хронологических границ (1810 — 1825) арзамасского воздействия, выявлении у Пушкина отражения «вещественной» и «невещественной» символики «Арзамаса»: к первой относятся полемические «формулы», характерная терминология, второе — это усвоение арзамасского мировоззрения, предпочтений в сфере жанров и стиля.
Однако пародийно-игровая специфика «Арзамаса» по сути дела игнорируется автором исследования: «.надо судить в первую очередь не по шутливым протоколам»; деятельность общества оценивается им исключительно «по тем произведениям, которые вышли из-под пера участников «Арзамаса» в те годы»1. Очевиден здесь также «перевес» историографической части исследования, в силу этого анализируемый пушкинский материал ограничен по охвату и глубине. В результате целый ряд интересных замечаний и тонких наблюдений не получает развития и отдельные факты преемственной связи по большей части просто фиксируются.
Отчасти положения М.И. Гиллельсона были развиты в монографическом исследовании Уильяма Тодда «Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху», к сожалению, вплоть до 90-х годов «закрытом» для отечественного литературоведения2. Предметом рассмотрения ученого стал «Арзамас» в аспекте его подхода к эпистолярной традиции.
Новый импульс разработка арзамасской темы получила в работах
B.C. Краснокутского3, впервые обратившегося к проблеме специфики арзамасского смеха. Постановка вопроса представляется важной, даже принимая во внимание критические замечания Ю.М. Лотмана: «автор не обременяет. себя доказательствами. сближая («по Бахтину») арзамасский
1 Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974. С. 28.
2Тодд III У.М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху. СПб., 1994.
3 Краснокутский B.C. Проблема комического в трудах и творчестве арзамасцев //Вестник МГУ . 1973. № 6.
C. 16 - 28J О своеобразии арзамасского «наречия»// Замысел, труд, воплощение. Под ред. В.И. Кулешова. М., 1977. С. 20 - 41; «Арзамас» и его значение в истории русской литературы: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1974. ритуал со средневековой ярмарочной культурой и мениппеей. <.> речь (в цитируемых словах Вяземского о «множестве подобных академий» «в старой Италии») идет о традиции ученого гуманизма, а не о ярмарочных средневековых фарсах, как полагает автор»1. Как справедливо указывает позднее O.A. Проскурин, «наблюдения Краснокутского не являются совершенно неправильными: диалектику верха - низа, отрицания -утверждения, смерти - рождения и т.п. в арзамасском смехе обнаружить можно. Но ограничиваться выделением этих оппозиций — это все равно что изучение любовной лирики свести к выделению в ней мотивов любви и разлуки. архитипическое в культуре неразрывно связано с историческим»2. Безусловно, выводы B.C. Краснокутского нуждаются в уточнении и конкретизации, однако едва ли возможно вступать в острую полемику с положениями исследования, по сути дела открывшего широкой литературной общественности, что «арзамасский комизм - феноменальное явление русской культуры и литературы»3.
Материал, заключающий в себе отражение арзамасской традиции в творчестве A.C. Пушкина, учтен в исследовании B.C. Краснокутского частично, анализ основывается на регистрации отдельных реминисценций. В каждом случае проблема решается на конкретном, узком участке — на примере одного эпизода, детали, вне контекстуальной связи. Отдельные наблюдения исследователя вызывают недоумение: например, пушкинская характеристика Владимира Ленского («так он писал темно и вяло») и последующая судьба героя, с точки зрения B.C. Краснокутского, интерпретируется как «беседчик поверженный»; в другом случае «неоспоримость» преемственности традиции абсолютизируется на том лишь Лотман Ю.М. К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи// Лотман Ю.М. Избранные статьи в трех томах. Таллинн, 1993. T.3. С. 436- 437.
2 Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи. Материалы и исследования по истории русской культуры. М., 2000. С. 153-154.
3 Краснокутский B.C. Проблема комического в трудах и творчестве арзамасцев //Вестник МГУ .1973. № 6.
С. 16 - 28; «Арзамас» и его значение в истории русской литературы: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1974. С. 4. основании, что это «образ вездесущий и определяющий в арзамасских протоколах»1.
6. В последние годы внимание к рассматриваемой проблеме заметно возросло. Появились работы, рассматривающие арзамасские тексты как яркие явления литературы и культуры. Предметом историко-литературного исследования становится арзамасская мифология, грамматика арзамасского смеха2, его тематические доминанты; осознание глубинных уровней позволяет интерпретировать «Арзамас» как единую, многозначную и многоплановую структуру. Активизации исследовательского интереса в немалой степени способствовало уникальное издание впервые систематизированного свода мемуарных и эпистолярных материалов по истории «Арзамаса» и литературных текстов, ближайшим образом связанных с деятельностью общества3.
Статья В.Д. Сквозникова «Роль литературного общества в формировании художественного процесса («Арзамас»)» сложилась как «переходно»-итоговое по отношению к предшествующей дискуссионности вопроса заключение: «Думается, более правы те, кто не склонен переоценивать роль дружеского литературного общества, его воздействие на духовное и художественное созревание. Но одно, несомненно: столь характерная для «Арзамаса» стихия издевательства над авторитетами, известный нигилизм умонастроения, подчеркнутые приватной, непринужденной формой собраний и бесед, немало способствовали развитию у молодого Пушкина того, очень общо здесь говоря, вольтерьянства»4.
Обращает на себя внимание диссертационное исследование5 и последующие наблюдения Н.Ж. Ветшевой6. Автором рассмотрены
1 Краснокутский B.C. «Арзамас» и его значение в истории русской литературы: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1974. С. 17.
2 Ронинсон O.A. О грамматике арзамасской «галиматьи»// Ученые записки Тартуского гос. ун-та. 1988. Вып. 822. С. 4-17.
3 «Арзамас»: Сборник. В 2-х кн./ Вступ. статья В.Э. Вацуро. М., 1994.
4 Сквозников В.Д. Роль литературного общества в формировании художественного процесса («Арзамас»)// Методология анализа литературного процесса. М., 1989. С. 161 — 181.
5 Ветшева Н.Ж. Жанр поэмы в эстетике и творчестве арзамасцев: Автореф. дис. канд. наук. Томск, 1984.21 с.
6 Ветшева Н.Ж. Роль и значение пародийно-мифологического начала в протоколах «Арзамаса»// Проблемы метода и жанра: Сб-к статей. Томск, 1997. С. 52 - 60. эксперименты арзамасцев в связи с проблемой жанра эпической поэмы. По мнению исследователя, становление арзамасской концепции поэмы, выразителем которой явился A.C. Пушкин (поэма «Руслан и Людмила»), неразрывно связано с общей пародийно-сатирической атмосферой «Арзамаса», с решением проблемы о способе организации материала. Концептуально содержательные суждения о глубинном «пародийно-мифологическом» уровне арзамасской системы приводят к пониманию «динамически непротиворечивых арзамасских оппозиций за счет стремления к синтезу противоречий» как «осознанию ценности и равноценности всех сфер бытия, человеческой природы»1.
Характер использования арзамасцами сакральных тем и священных текстов подробно исследуется и поясняется O.A. Проскуриным . Рассматривая «Арзамас» как комически-игровой универсум, ученый указывает, что специфика арзамасских текстов заключается в невозможности понимания их «при имманентном, изолированном изучении»: «только в соотношении с контекстами разного рода»3. В соответствии с этим требованием строится последующий анализ арзамасской речи С.С. Уварова.
Фундаментальное исследование Б.М. Гаспарова «Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка» освещает арзамасские истоки и эволюцию важнейших лейтмотивов развития творческой личности A.C. Пушкина — эсхатологических, апокалиптических, мессианистических образов4. Концептуальная четкость и глубина культурно-исторического, литературоведческого, лингвистического анализа определяют несомненную ценность монографии. Ветшева Н.Ж. Роль и значение пародийно-мифологического начала в протоколах «Арзамаса»// Проблемы метода и жанра: Сб-к статей. Томск, 1997. С. 60.
2 Проскурин О. Новый Арзамас - новый Иерусалим. Литературная игра в культурно-историческом контексте // Новое литературное обозрение. 1996, № 19. С. 73 - 128.
3 Проскурин О. Бедная певица. Литературные подтексты арзамасской речи С.С. Уварова./ Литературные скандалы пушкинской эпохи. Материалы и исследования по истории русской культуры. М., 2000. С. 152 — 187.
4 Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб., 1999.
Работы А. Глассе, Д. Бетиа, С. Давыдова посвящены исследованию особенностей восприятия традиции «Арзамаса» в «Повестях Белкина»1. Предметом изучения и анализа здесь становятся «развязка содержательных узелков», «второго плана», стратегические маневры в «сложно-коммуникационном» поле цикла.
Итак, анализ указанных выше источников (ценность проведенных исследований неоспорима, ибо содержащиеся в них наблюдения и выводы относительно частного характера позволяют дополнить общую картину научного анализа проблемы и являются необходимой основой последующих исследований) позволяет заключить, что в целом состояние освещения арзамасской проблемы в современных научно-исследовательских работах (постепенное накопление фактологических и историко-литературных сведений и наблюдений, разнообразие тем и подходов) зримо отражает потребность в системном осмыслении «Арзамасского общества», его места и значения в русской общественно-литературной жизни первой трети XIX века и творческом развитии A.C. Пушкина. Наименее изученной сферой пушкинского наследия в интересующем нас аспекте (в связи с преемственностью арзамасской традиции) является творческая эволюция от пушкинской лирики (в особенности петербургского периода) к роману «Евгений Онегин». В русле активизировавшегося в последнее время интереса современного литературоведения к проблемам русской смеховой культуры (от М.М. Бахтина к Д.С. Лихачеву) особую значимость приобретает изучение феномена арзамасского смехотворчества и его рецепции в творческом наследии A.C. Пушкина.
Таким образом, актуальность предлагаемого исследования обусловлена интересом современного пушкиноведения к осмыслению проблемы «Пушкин и «Арзамас» как репрезентативного момента в изучении
1 Глассэ А. О мужичке без шапки, двух бабах, ребеночке в гробике, сапожнике-немце и о прочем: «Повести Белкина»: попытки прочтения// Новое литературное обозрение. 1997. № 28. С. 45 - 75; Бетиа Д., Давыдов С. Угрюмый Купидон: поэтика пародии в «Повестях Белкина»// Современное американское пушкиноведение/ Сб ст. СПб., 1999. С. 201 -224. пушкинской смеховой культуры и направления его творческой эволюции 1810-1830-х годов.
Научная новизна
В настоящем диссертационном исследовании впервые предполагается решение проблемы преемственности арзамасской традиции в лирике A.C. Пушкина 1814-1820 гг. и «романе в стихах» и уяснение на этой основе историко-литературной обусловленности художественных достижений поэта. В научный оборот вводятся не рассматривавшиеся ранее в аспекте восприятия арзамасского опыта тексты, что способствует созданию более полной и объективной картины творческой эволюции поэта, уточняется значение «Арзамаса» в контексте русского литературного процесса.
Цель работы - показать процесс становления и развития лирики (1814 -1820) и романа «Евгений Онегин» A.C. Пушкина в динамическом пересечении и синтезе арзамасских тенденций как своеобразной «экспозиции» творческих принципов поэта.
Этой установкой продиктован круг частных задач, которые решаются в ходе исследования:
- определить конструктивные принципы и специфику универсального комически-игрового общества «Арзамас» и эстетическую концептуальность арзамасского смехотворчества;
- выявить степень и характер арзамасского воздействия в лирике A.C. Пушкина (1814-1820 гг.);
- рассмотреть особенности проявления арзамасской традиции на содержательном и формальном уровне романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин»;
- показать значение традиции «Арзамаса» как одного из важнейших факторов, определявших направленность развития творческих принципов поэта.
Постановка такого круга задач влечет отбор исследуемого материала. В этом отношении внимание исследователя определяется двумя факторами:
1)особенностями творческого развития A.C. Пушкина: «необычная по размерам и скорости эволюция его как поэта»1, единовременность и «параллельность» многих его начинаний; 2)определение научной перспективности в разработке проблемы. Материал исследования представлен следующими группами источников: материалы по истории «Арзамасского общества» (арзамасские протоколы, эпистолярное наследие, критические и художественные произведения писателей-арзамасцев, мемуарные свидетельства современников); сочинения А.С.Пушкина (лирика 1814-1820 гг., отличающаяся определенной устойчивостью концептуальных и творческих решений поэта, (позднейшая лирика, согласно наблюдениям Ю.Н. Тынянова, уже не имела такого характера), поэма «Руслан и Людмила» и роман «Евгений Онегин» как закономерный итог арзамасских опытов); заметки и переписка А. С. Пушкина; черновые редакции и текстовые варианты его произведений для уточнения и иллюстрации основных положений диссертации.
Введение в круг исследуемых текстов поэмы «Руслан и Людмила» обусловлено проблематикой работы, ее логикой. Цель настоящего обращения — конкретизировать природу структурно-содержательных доминант поэмы в общем движении идейно-эстетических принципов, выработанных А.С.Пушкиным в лирике 1814-1820 гг., в диалогической соотнесенности с арзамасской традицией.
Мы сознательно не включаем в число исследуемых ряд других произведений поэта, отмеченных ориентацией на вполне определенные сферы арзамасских традиций: либо это нашло отражение в научно-исследовательской литературе (мессианистические, эсхатологические мотивы и их развитие, «Повести Белкина), либо это произведения иного характера и настроения (например, период пребывания в Южной ссылке:
1 Тынянов Ю.Н. Пушкин// История литературы. Критика. СПб., 2001. С. 133 южные поэмы, творчество этих лет шло под знаком романтизма; «стихотворный эпос Пушкина 1830-х годов эволюционно также связан с жанром байронической поэмы»1 (принцип пародийных смещений возможно отнести к традициям «Арзамаса», но в то же время это свойственно механизму пародии вообще).
Методология исследования
Основным направлением анализа является системное рассмотрение фактов в синтезе генетических и структурно-функциональных представлений. В соответствии с проблематикой работы определяющими следует считать историко-генетический, сравнительно-исторический методы как необходимое условие успешного изучения процессов формирования историко-литературных явлений и особенностей трансформации арзамасских традиций в индивидуально-творческом сознании A.C. Пушкина. Использование сравнительно-типологического метода позволяет в аналогии с западноевропейским литературным процессом выявить своеобразие развития русской литературы.
Основным предметом изучения являются конструктивные принципы и специфика универсального комически-игрового литературного общества «Арзамас», эстетическая концептуальность арзамасской смеховой культуры, особенности восприятия и преемственности арзамасской традиции как одного из важнейших факторов, определявших направленность развития творческих принципов в произведениях A.C. Пушкина (от лицейской лирики к роману «Евгений Онегин»).
Методологическая основа исследования
Методологическую базу работы составляют литературно-критические сочинения писателей-арзамасцев, критические работы отечественного и зарубежного литературоведения, посвященные проблемам «Арзамаса» и творчества A.C. Пушкина; важную роль в формировании концепции сыграли труды Ю.Н. Тынянова, М.М. Бахтина, М.И. Гиллельсона,
1 Худошина Э.И. Жанр стихотворной повести в творчестве A.C. Пушкина. Новосибирск, 1987. С.32.
Ю.М. Лотмана, В.Э. Вацуро, Н.Ж. Ветшевой, Б.М. Гаспарова, O.A. Проскурина, У. Тодда III.
Научно-теоретическая значимость работы заключается в том, что она позволяет углубить существующие литературоведческие и эстетические представления как о творчестве A.C. Пушкина, так и о некоторых общих тенденциях историко-литературного процесса в России первой трети XIX в.
Научные результаты исследования могут быть сформулированы следующим образом: выделены и проанализированы предпосылки формирования и особенности мировоззренческого комплекса арзамасских идей и представлений; исследован универсальный характер арзамасской смеховой культуры как ведущий принцип и определяющий фактор перехода к новым формам художественного сознания; поставлена проблема соотношения смеховой культуры «Арзамаса» и романтической иронии, что позволяет уточнить характер русского романтизма; исследованы особенности восприятия и преемственности арзамасской традиции в творческом наследии A.C. Пушкина (от лирики 1814-1820-х гг. к роману «Евгений Онегин»); обоснована историко-литературная обусловленность художественных достижений поэта на основе преемственности комплекса арзамасских идей и опытов.
Практическая значимость работы обусловлена возможностью использования результатов и материалов исследования в разработке лекционных курсов и практических занятий по истории русской литературы XIX в., при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по проблемам пушкиноведения.
Апробация. Основные положения диссертационного исследования отражены в публикациях, изложены в докладах на заседаниях кафедры литературы Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова, кафедры истории русской и зарубежной литературы Томского государственного университета и заседаниях аспирантского объединения, представлены на научно-практической конференции, посвященной 70-летию Хакасской автономной области (Абакан, 2001), Всероссийской научной конференции «Актуальные проблемы языка и литературы» (Абакан, 2002, 2003 гг.). Диссертация была обсуждена на заседании кафедры истории русской и зарубежной литературы ТГУ. Конкретные наблюдения и выводы использовались в практике вузовского преподавания.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Общий объем работы составил 222 страницы, список литературы включает более 300 наименований.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Традиция "Арзамаса" в творческом наследии А.С. Пушкина"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги проведенного исследования, нужно отметить, что рассмотрение конструктивных принципов и специфики комически-игрового литературного общества «Арзамас» позволяет выявить основные направления эволюции художественного мышления первой трети XIX века. (Отсюда высокая значимость решения поставленной проблемы для рассмотрения конкретной реализации этих свойств (средств) в историческую эпоху и поэтики индивидуального авторского стиля). Комплекс мировоззренческих, идейно-художественных идей и представлений арзамасцев определил основу и стал «микромоделью» поэтической концепции A.C. Пушкина.
Тезис о концентрированности в творчестве A.C. Пушкина арзамасских «идей и качеств» многократно подтвердился в работе путем анализа разнообразного по своему характеру материала — как в плане рассмотрения прямых, наиболее ярко проявившихся литературно-полемических, арзамасских по своей отнесенности, текстов, цитат и реминисценций, характеризующихся усвоением соответствующей литературной этики, символики, пародийно-комической образности, поэтической фразеологии и топики, так и в аспекте конструктивных свойств художественных форм и принципов поэтики, выработанных в арзамасской системе. Традиция «Арзамаса», усвоенная уже молодым поэтом, оказывает влияние и на содержательный, и на формальный уровень произведений.
Эстетико-поэтическая позиция, выраженная в ранней лирике A.C. Пушкина чаще всего связуется с литературно-полемическими выступлениями арзамасцев, гедонистическими интонациями их дружеских посланий, овладением культурой «легкой поэзии». Четкость характерной «ориентированности» поэта просматривается и в стихотворениях «официально-жанрового» канона («Воспоминания в Царском Селе», «Принцу Оранскому», «К Лицинию»). Соотнесенность с соответствующей символикой определяла направленность и характер лирики юного поэта, задавала канву пушкинских стихотворений (введение в текст оппозиционной системы ценностей, характерной поэтической фразеологии, система персонажей и их «мифопоэтическая узнаваемость, выбор сюжетообразующей и мироустроительной основы, повышение семантической значимости и высвобождение семантического потенциала отдельных словесно-тематических мотивов в силу включенности их в разного рода ассоциативные связи, приближение ритмико-интонационной структуры, пародийная направленность, введение всякого рода прозаических (бытовых) деталей, которые сгущены вплоть до образования личностных (обыденных) мирков). Важнейшими пунктами поэтического мировоззрения являются идея «ненормированности», «оппозиционности» официальной и личной сфер; возможности соединения эпикурейского начала и гражданского служения; духовного, нравственного единения, братства и рождения новой, истинной литературы, на основе «мессианистической» (не дидактической!) устремленности. Этим определяется жанровый диапазон, стилевые эксперименты, поэтический синтез, свойственный пушкинской лирике. Арзамасская философско-литературная концепция, поэтика «синтеза противоречий» вполне отвечала интересам молодого Пушкина и способствовала его эстетическому образованию и становлению имплицитного мировоззрения. Органичность и глубина восприятия философско-литературной концепции «Арзамаса», выразившаяся в оригинальности и смысловой насыщенности лицейских стихотворений, обеспечивала дальнейшее продолжение разработки арзамасского «нового слога».
В условиях ощутимого изменения культурной и политической атмосферы Пушкин сохраняет приверженность усвоенным «арзамасским» принципам, переадресуя исходный материал, подвергая его сложной трансформации и реаранжировке.
В петербургский период сохраняются жанрово-стилистические приоритеты; смысловая структура поэзии Пушкина этого времени определяется антитетически: «интимно-личное/ официальное». В моделируемой системе «мира» свойство быть «положительным» сообщено «оргиячеству», декларируемой гедонистической нравственной концепции. Особенности авторской интерпретации картины мира, заданные традициями «Арзамаса», заключали в себе возможность выдвижения принципа авторского самовыражения, который Пушкин впоследствии превратил в организующее начало композиционной структуры поэмы «Руслан и Людмила», а позднее — своего романа в стихах.
Характерным знаком арзамасской системы является жанрово-стилистическая синтетичность, результативно обнаруживающаяся в I специфике «разработки» Пушкиным политических тем: вследствие включения в гражданское по тематике, декламационно-торжественное произведение традиционных образов и мотивов, интонаций и лексико-стилистических рядов, свойственных «легкой поэзии» (основной прием здесь — игровое «подсвечивание» политического языка скрытым «вторым планом»). Вопреки сложившейся уже романтической (элегической) «разочарованности» Пушкин воссоздает характерный лирический образ — идеал человека (творца) с богатой душой, открытого всем чувствам, для которого любовь и свобода сливаются, а не противостоят друг другу, в индивидуализации лирического «я», конкретизации его действительности. Из совокупности поэтических зарисовок, даваемых в самых неожиданных ракурсах и поворотах, рождался выразительный достоверный «лирический портрет» эпохи, своеобразный прототип первой главы романа «Евгений Онегин».
Потенциально предваряющее (мифо-мессианистическое) осмысление высокого назначения творца-поэта арзамасцами отвечало политическому радикализму, стремлению к императивному воздействию на читателя. Отсутствие организующей «общественно-политической» идеи компенсировалось эстетико-этическими (способность творчески и нравственно совершенствовать мир, достижение подлинной свободы достигалось на путях эстетического воспитания личности) представлениями. Пушкин в сочетании с арзамасски-пародийной усмешкой выдвигает понятие «возвышенной души», под которым он разумеет творца, гармонически сочетающего в себе поэтический талант с законами «священной истины».
Предпринятый в настоящем исследовании, анализ содержательной и формальной структуры «романа в стихах» A.C. Пушкина показывает, что опора на традицию «Арзамаса» «генетически» определяла движение пушкинской мысли, во многом являясь отправной точкой, творческими импульсами при выработке той неповторимой формы «свободного» романа, которая была реализована в «Евгении Онегине». «Арзамас» являлся для Пушкина тем прецедентом поэтической свободы, которую он реализовывал в своем «самом задушевном» произведении: энциклопедизм, динамика стилей, авторских образов и настроений, ранее связывавшихся с определенными жанрами, единство многообразия, которое декларирует Пушкин в своем посвящении.
В романе ассоциации на литературные темы во многом способствуют организации материала. Жанрово-стилевые пародийные опыты, занимающие в «Арзамасе» существенное место, были продуктивны в качестве принципиальной критики ходульной героизации, условности, однотонности и абстрактности, литературности в романе как систематическое уклонение от схемы. Пародийно-критические суждения в «Евгении Онегине» касаются тех же проблем: языка, стиля, жанровых «канонов», литературных условностей. Игровое начало, обусловленное проблемой обсуждения, спора, в процессе пародийного обнажения повествовательных условностей, жанровой диалогизации, свойственным арзамасской культуре, определяли разрушение эпического слова, формируя новый тип авторского сознания.
Дружески настроенный к своему читателю автор весьма напоминает арзамасский тип личности: здесь и самоирония, и поза непринужденного творчества, и пылкое отношение к дружбе, литературе, и замкнутость «своего круга». Имитация разнообразия живой речи, разговорности, интонация «болтовни» арзамасцев оказывалась связанной с проблемой преодоления монотонности авторской интонации, строфического деления и композиционной структуры пушкинского «романа в стихах.
Пушкинские «противоречия» как позитивный организующий принцип его творчества1 обнаруживают соответствие арзамасской концепции «непротиворечивых оппозиций за счет стремления к синтезу противоречий»: подчеркнутая литературность повествования (как подчеркнутая «галиматийность» арзамасцев) парадоксально разрушает самый принцип «литературности», маски, в конце концов, остается только полная ироничной насмешливости амбивалентность и ненадежность смысла.
Новизна поставленных задач способствовала актуализации полемическо-эпиграмматической установки, ранее активно востребованной и разработанной арзамасцами.
Таким образом, можно заключить, что важной чертой мировоззрения A.C. Пушкина является верность выбранным жизненным, литературно-эстетическим и этическим принципам. В начале третьего десятилетия XIX века, когда новое миропонимание чуждается иллюзий и демифологизируется, Пушкин не изменяет ни себе, ни своим взглядам, ни «Арзамасу» и продолжает писать, соотнося «новое» со сложившейся арзамасской традицией. Пушкин «сводил» литературно-критическое многообразие к арзамасскому набору «классификаторов»; конкретно-референтная отнесенность словесного знака при этом нередко затушевывалась, уступая место игре концептуальными значениями, с чем перекликался характерный для «Арзамаса» прием искусного совмещения различных тематических планов, принцип полисемантизма. Как мы не раз уже убеждались, введение арзамасского материала позволяло актуализировать и существенно расширить смысловой контекст восприятия произведения. То, что в Лотман Ю.М. Принцип противоречий// Лотман Ю.М. Пушкин. СПб., 2003. С. 395-411.
Арзамасе» было только лишь предпосылкой, заявкой, предстало в «Руслане и Людмиле», а затем и в романе «Евгений Онегин» развернутым, укрупненным, возведенным в принцип повествования.
Список научной литературыЛукьянович, Елена Александровна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Источники1. «Арзамас»: Сборник: В 2 кн./ Сост., подгот. текста и коммент. В.Э. Вацуро, А. Ильина-Томича, Л. Киселевой и др. М.: Худож. лит., 1994.
2. Арзамас и арзамасские протоколы/ Ввода, ст., ред. протоколов и прим. М.С. Боровковой-Майковой.- Л.: Изд. писателей в Ленинграде, тип. «Печатный двор», 1933.
3. Бартенев П.И. О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников/ Сост., вступ. ст. и примеч. A.M. Гордина. — М.: Сов. Россия, 1992.-464 с.
4. Батюшков К.Н. Сочинения: В 2-х т./ Сост., подгот. текста, вступ. статья и коммент. В А. Кошепева.—М: Худож. лит, 1989.
5. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина// Белинский В.Г.
6. Собрание сочинений: В 3 т. М.: ОГИЗ Худож. лит., 1948. - С. 172-641.
7. Вигель Ф.Ф. Записки: В 2 т. М.: Худож. лит., 1982. - Т. 1.
8. Вяземский П.А. Сочинения: В 2 т./ Сост., подгот. текста и коммент. М.И. Гиллельсона. — М.: Худож. лит. 1982.
9. Вяземский П.А. Старая записная книжка. М.: Захаров, 2000. — 364 с.
10. Друзья Пушкина: переписка, воспоминания, дневники: В 2-х т./ Сост. и прим. В.В. Кунина. — М.: Правда, 1986.
11. П.Жуковский В.А. Собрание сочинений: В 3 т./ Сост., вст. ст. и коммент. И.М. Семенко. М.-Л.: Гослитиздат, 1959 — 1960.
12. Жуковский В.А. Эстетика и критика/ Сост. и примеч. Ф.З. Кануновой, О.Б. Лебедевой, A.C. Янушкевича. — М.: Искусство, 1985.
13. Карамзин Н.М. Избранные сочинения: В 2 т./ Сост., подготовка текста и примеч. Г. Макогоненко. — М.- Л.: Худож. лит., 1964.
14. Карамзин Н.М. Избранные статьи и письма.—М.: Современник, 1982.—351 с.
15. Катенин П.А. Размышления и разборы. — М.: Худож. лит., 1981.
16. Литературная критика 1800 1820-х годов. - М.: Худож. лит., 1980. -с. 343.
17. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. — М.: Изд-во МГУ, 1980.-с. 638.
18. Мнимая поэзия. Материалы по истории поэтической пародии XVIII и XIX веков. М.-Л.: Academia, 1931.
19. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений: В 20 т.-СПб.: Наука, 1999. Т. 1.
20. Пушкин A.C. Собрание сочинений: В 10 т. М.: Худож. лит., 1974-1978.
21. Пушкин в воспоминаниях современников/ Под ред. Н.Л. Бродского, Ф.В. Гладкова и др. — Л.: Худож. лит., 1950.
22. Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: В 2 т./ Сост., вступит, ст. и примеч. З.А. Каменского. — М.: Наука, 1974.1. Литература по теме
23. Акимова М.В. Пушкин и Катенин (несколько уточнений)// Известия АН: серия литературы и языка. — 1999. — Т. 58. № 3. — С. 76-78.
24. Акулыиин П.В. О формировании теории «социальной народности»: («Арзамас» и его роль в жизни русского общества) // Российская государственность: этапы становления и развития. Кострома, 1993. — Ч. 2. — С. 113-117.
25. Альми И.Л. Статус героя в пушкинском повествовании.// Альми И.Л. О поэзии и прозе. СПб.: Изд-во «Семантика-С», 2002. — С. 9-21.
26. Анненков П.В. Материалы для биографии A.C. Пушкина. — М.: Современник, 1984. — с.476.
27. Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. — СПб.: Академический проект, 2000. С. 15 - 116.
28. Архипова A.B. Война 1812 года и эволюция русской прозы// Русская литература. 1985. - № 1. - С. 38-56.
29. Архипова A.B. О русском предромантизме// Русская литература. 1978. — № 1.-С. 14-25.
30. Баевский B.C. Доминанты художественной эволюции Пушкина// Известия АН: серия литершуры и языка. -1999. -Т. 58.-№2.-С. 23-33.
31. Баевский B.C. Традиции «легкой поэзии» в «Евгении Онегине»// Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1982. - Т. 10. - С. 106-120.
32. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Худож. лит., 1975. 504 с.
33. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. — М.: Худож. лит., 1990. — С. 3-37 с.
34. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. - 304 с.
35. Беляев Ю. «Венчанный музою поэт»// Страницы минувшего: Ист. публицистика/ Сост. Л.М. Анисов. — М.: Сов. писатель, 1991. — С. 293-322.
36. Бергсон А. Смех. М.: Искусство, 1992. - 92 с.
37. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л.: Худож. лит., 1973. — 568 с.
38. Бетеа Д. Воплощение метафоры: Пушкин, жизнь поэта. — М.: ОГИ, 2003. — 256 с.
39. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. М.: Худож. лит., 1979. — Т. 1. -С. 270-288.
40. Благой Д.Д. Пушкин и русская литература XVIII века// В кн.: Пушкин — родоначальник новой русской литературы. Сборник научно-исследовательских работ. Под ред. Благого Д.Д., Кирпотина В.Я. — М., — Л., 1941.-С. 101-166.
41. Благой Д.Д. Смех Пушкина// Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. — Т.1. М.: Худож. лит., 1979. - С. 270-288.
42. Благой Д.Д. Социально-политическое лицо «Арзамаса».// «Арзамас» и арзамасские протоколы. — Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, тип. «Печатный двор», 1933. — С. 4-13.
43. Благой Д.Д. Творческий путь A.C. Пушкина (1813 — 1826). — М. — Л.: Изд. АН СССР, 1950.-578 с.
44. Бонди С.М. Пушкин A.C. «Евгений Онегин». М.: Детгиз, 1957. — С. 242- 290.
45. Бочаров С.Г. «Форма плана»: Некоторые вопросы поэтики Пушкина// Вопросы литературы. 1967. - № 12. - С. 115.
46. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М.: Наука, 1974. — С. 26-105.
47. Бродский H.JI. «Евгений Онегин». Роман A.C. Пушкина. -М.: Просвещение, 1964. 415 с.
48. Вацуро В.Э. Пушкинская пора: Сб. статей. СПб.: Академический проект, 2000.-624 с.
49. Вацуро В.Э. Бунина или Бакунина? // Рус. речь. 1991. - № 5. - С. 3 - 6.
50. Вацуро В.Э. В преддверии пушкинской эпохи// «Арзамас»: Сборник. В 2-х. кн. М.: Худож. лит., 1994. - Кн. 1. - С. 5-27.51 .Вацуро В.Э. Заметки к теме «Пушкин и «Арзамас»// Новое литературное обозрение. -2000. -№ 42. С. 150-160.
51. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб.: Наука, 1994. - 240 с.
52. Вацуро В.Э. Поэзия пушкинского круга// История русской литературы. В 4 т. Л.: Наука, 1981. - Т. 2. - С. 324-334.
53. Вацуро В.Э. Пушкин и литературное движение его времени// Новое литературное обозрение. 2003. - № 59. - С. 307-336.
54. Вацуро В.Э. Утраченные стихи Пушкина («Арзамасская речь»)// Русская речь. 1999. -№ 3. - С. 10-18.
55. Вересаев В. Спутники Пушкина: В 2 т. — М.: Васанта, 1993.
56. Вершинина Н.Л. «Бедная Лиза» Н.М. Карамзина и «Евгений Онегин» A.C. Пушкина: К проблеме самоопределения романной формы // Грехневские чтения: Сб. науч. тр. Н. Новгород, 2001. - С. 10-19.
57. Ветшева Н.Ж. «Русская поэма» в концепции арзамасцев// Проблемы метода и жанра: Сб. ст. Томск: Изд-во Томского университета, 1988. — С. 93-103.
58. Ветшева Н.Ж. Жанр поэмы в эстетике и творчестве арзамасцев: Автореф. дис . канд. филол. наук. — Томск, 1984. — 21 с.
59. Ветшева Н.Ж. К вопросу об арзамасской традиции в поэме A.C. Пушкина «Руслан и Людмила»// Проблемы метода и жанра: Сб. ст. — Томск: Изд-во Томского университета, 1985. С.101-114.
60. Ветшева Н.Ж. Роль и значение пародийно-мифологического начала в протоколах «Арзамаса»// Проблемы метода и жанра: Сб. ст. — Томск: Изд-во Томского университета, 1997. — С.52-60.
61. Виницкий И.Ю. Масонская песнь В.Л. Пушкина// Седьмые Тыняновские чтения: Материалы для обсуждения. — Рига: Зинатне, М.: Наука, 1996. — С. 241-249.
62. Виницкий И.Ю. Нечто о привидениях Жуковского// Новое литературное обозрение. 1998. - № 32. - С. 147-172.
63. Виницкий И.Ю. Старушка на черном коне: Заметки о языке баллад В.А. Жуковского// Русская речь. 1993. - № 1. - С. 6-9.
64. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М.: Наука, 1999. — 704 с.
65. Виноградов В.В. Язык Пушкина. Пушкин и история русского литературного языка. М.-Л.: «Academia», 1935. - 455 с.
66. Винокур Г.О. Наследство XVIII века в стихотворном языке Пушкина// Пушкин родоначальник новой русской литературы. — М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1941.-С. 493-541.
67. Возникновение русской науки о литературе. М.: Наука, 1975. — С. 117180.
68. Вулис А. Метаморфозы комического. М.: Искусство, 1966. — 144 с.
69. Гаспаров Б.М. Заметки о Пушкине// Новое литературное обозрение. — 2001.-№ 52.-С. 115-133.
70. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб.: Академический проект, 1999. — 400 с.
71. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. М.: Фортуна Лимитед, 2000. - 352 с.
72. Гаспаров M.JI., Смирин В.М. «Евгений Онегин» и «Домик в Коломне»: пародия и самопародия у Пушкина// Тыняновский сборник: Вторые Тыняновские чтения. Рига, 1986. - С. 254-264.
73. Геронимус В.А. Поэтика жанров лирики Пушкина A.C. 10-х — начала 20-х гг.: Автореф. дис . канд. филол. наук. М., 1996. -23 с.
74. Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. — Л.: Наука, 1974.-226 с.
75. Гиллельсон М.И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. Л.: Наука, 1977. - 200 с.
76. Гиллельсон М.И. Пушкинская литературно-общественная среда (1810 — 1830-е гг.): Автореф. дисс. докт. филол. наук.-Л, 1981.-50с.
77. Гиллельсон М.И. Русская эпиграмма// Русская эпиграмма XVIII — начала XIX в. Л.: Сов. писатель, 1988. - С. 5-44.
78. Гинзбург Л .Я. Школа гармонической точности.// О лирике. — М.-Л.: Советский писатель, 1964. С. 13-43.
79. Глассэ А. О мужичке без шапки, двух бабах, ребеночке в гробике, сапожнике-немце и о прочем: «Повести Белкина»: попытки прочтения// Новое литературное обозрение. 1997. - № 28. - С. 45 - 75.
80. Глухов В.И. «Евгений Онегин» Пушкина и повести Карамзина// Карамзинский сборник: Творчество Н.М. Карамзина и историко-литературный процесс. — Ульяновск, 1996. — С. 24-35.
81. Глухов В.И. Лирика Пушкина в ее развитии / Иван. гос. ун-т. Иваново: Иван. гос. ун-т, 1998. - 315 с.
82. Городецкий В.П. Лирика Пушкина. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. -С. 45-63.
83. Грехнев В.А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров. — Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1985. — 240 с.
84. Гронас М. Безымянное узнаваемое, или канон под микроскопом: (A.C. Пушкин, К.Н. Батюшков)// Новое литературное обозрение. — 2001. — №51.-С. 68-88.
85. Грот Я. К. Жизнь Державина. М., Алгоритм, 1997. - С. 508-623.
86. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.: Худ. лит., 1965.-354с.
87. Гуменная Г.Л. Ирония и сюжетосложение шутливой поэмы Пушкина («Руслан и Людмила»)// Болдинские чтения. — Горький: Волго-Вятское книжн. изд-во, 1983.-С. 169-179.
88. Гуревич A.M. «Евгений Онегин»: авторская позиция и художественный метод// Изв. АН СССР:сер. лит. и яз. 1987. — Т. 46, № 1. - С. 7-19.
89. Гуревич A.M. «Евгений Онегин»: Поэтика подразумеваний// Известия АН: серия литературы и языка.-1999.-Т. 58.-№3.-С. 26-30.
90. Гущо О.Р. Эволюция художественной условности в творчестве A.C. Пушкина: (Юж. поэмы, роман «Евгений Онегин»): Автореф.дис. .канд.филол.наук/ Моск. гос.пед.ин-т им. В.И. Ленина. М., 1986. - 16 с.
91. Давыдов А.П. «Духовной жаждою томим»: A.C. Пушкин и становление «срединной» культуры в России. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.-243 с.
92. Дебрецени П. Общественное расслоение литературного вкуса в эпоху Пушкина// Вестн. МГУ. Серия 9. 1997. - № 2. - С. 7-18.
93. Десницкий В.А. Пушкин и его время// В кн.: A.C. Пушкин. 1799 1949: Мат-лы юбил. торжеств. - М.: АН СССР, 1951. - С. 248-260.
94. Дземидок Б. О комическом/ Пер. с польского. М.: Прогресс, 1974.-223 с.
95. Дмитриев A.C. Проблемы иенского романтизма. М.: Изд-во МГУ, 1975. -264 с.
96. Дмитриев E.B. М.Н. Муравьев и полемика «о старом и новом слоге»// Науч. тр. МНЭПУ. М., 1998. - Вып. 5. - С. 54-67.
97. Дмитриева Е.Е. Эпистолярная практика арзамасцев и традиции русской смеховой культуры.// Историко-литературный процесс. Методологические аспекты. — Рига. Вып. 2.: Русская литература XI — начала XX века. — 1989.-С. 12-15.
98. Доброва Г.Р. Русская стихотворная пародия и ее роль в общественно-литературной борьбе XVIII начала XIX века: Автореф. дисс . канд. филол. наук. - Л., 1985. - 16 с.
99. Долгушев В.Г. Комическое в романе «Евгений Онегин»// Русская речь. — 2002. -№ 3. С. 7-9.
100. Драгомирецкая Н.В. «Два века ссорить не хочу». А.С.Пушкин: феномен верности традиции// Традиции в русской литературе. — Н. Новгород, 2002. С. 52-64.
101. Ермоленко С.И. Пародия как фактор эволюционного жанра (о балладной пародии первой трети XIX века// Модификации художественных форм в историко-литературном процессе: Сб. науч. тр. — Свердловск: Изд-во УрГУ, 1988. С. 31-43.
102. Жаплова Т.М. Пародийно-иронический комплекс романа «Евгений Онегин»// Вестн. Оренбург, гос. пед. ин-та. Филолог, науки. — Оренбург, 1996.-№4.-С. 106-116.
103. Жаплова Т.М. Фрагменты пушкинской лирики 1814-1833 гг. в «стабильном» тексте романа «Евгений Онегин»// Вестник Оренбургского гос. пед. университета. Оренбург, 2001. - № 5. - С. 185-203.
104. Живов В.М. Кощунственная поэзия в системе русской культуры конца XVIII — начала XIX века.// Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — С. 638-684.
105. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин; Пушкин и западноевропейские литературы: Избранные труды. — Л.: Наука, 1978. — 423 с.
106. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. -СПб., 1996.-С. 112-189.
107. Жуковский и литература конца XVIII — XIX века/ Сб. ст. М.: Наука, 1988.-320 с.
108. Западов В.А. Сентиментализм и предромантизм в России// Проблемы изучения русской литературы XVIII в. — Л.: Наука, 1983. — С. 86-127.
109. ЗападовВ.А. Литературные направления в русской литературе XVIII века.-СПб., 1995.-316 с.
110. Зорин А. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX века. — М.: НЛО, 2001.-524 с.
111. Зорин А.Л., Зубков H.H., Немзер A.C. Свой подвиг совершив: О судьбе произведений Г.Р. Державина, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского. — М.: Книга, 1987.-384 с.
112. Зыкова Г.В. Пушкин-«завершитель» (Из истории формулы)// Вестник МГУ. Серия 9: Филология. 1998. - № 6. - С. 9-13.
113. Иезуитова Р.В. Жуковский и его время. — Л.: Наука, 1989. — 288 с.
114. История русского романа: В 2 т. М.-Л.: Изд. АН СССР, 1962.-Т. 1.384 с.
115. История русской литературы. — М.-Л.: Изд. АН СССР, 1953. — Т. 6. — С. 161-328.
116. Истрин В.М. Дружеское литературное общество// Журнал Министерства народного просвещения. — 1910. — № 8. — Отд. 2. — С. 273307.
117. Исупов К.Г. Игра в литературном творчестве и произведении: Автореф. дис . канд. филол. наук. Донецк, 1975. — 26 с.
118. Кагарлицкий Ю. Сакрализация как прием.// Новое литературное обозрение. 1999. - № 38. - С. 66-77.
119. Калягин Н. Чтения о русской поэзии// Москва. — 2000. — № 1-6.
120. Канунова Ф.З., Янушкевич A.C. В.А. Жуковский — читатель и критик A.C. Шишкова// В кн.: Библиотека В.А. Жуковского в Томске: В 3-х ч./ Под ред. Кануновой Ф.З., Н.Б. Реморовой, A.C. Янушкевича. — Томск: Изд-воТГУ, 1978.— Ч. 1.-С. 107-112.
121. Карасев Л.В. Философия смеха: Философско-культурологическое исследование феномена смеха. М.: РГГУ, 1996. - 224 с.
122. Касаткина В. Предромантизм: Русский предромантизм// Литература. -1994.-№45.-С. 6.
123. Касаткина В.Н. Предромантизм в русской лирике. М.: Просвещение, 1987.-228 с.
124. Кибальник С.А. Из предыстории «Арзамаса»: (Послание А.Ф. Воейкова «Дашкову» и неизвест. стихотвор. «Постскриптум» к нему В.А. Жуковского)// Рус. лит. 1986. - № 3. - С. 120-124.
125. Кибальник С.А. Из предыстории «Арзамаса»: Послание А.Ф. Воейкова «Дашкову» и неизвестный «Посткриптум» к нему В.А. Жуковского// Русская литература. 1986. - № 3. - С. 120-124.
126. Киселева Л.Н. Карамзинисты — творцы официальной идеологии// Тыняновский сб-к. Вып. 10. - М.: Изд-во РГТУ, 1998. - С. 26-33.
127. Климентьева М.Ф. Литературно-критическая деятельность А.Ф. Воейкова: Автореф. дисс . канд. филол. наук. Томск, 1993. - 18 с.
128. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века. Развитие стиля и жанра. М.: Наука, 1978. - 274 с.
129. Корман Б.О. Эпическое начало в романе Пушкина «Евгений Онегин»: Из незавершенного.// Вестн. Удмурт, ун-та. — Ижевск, 1997. — Спец. выпуск. С.213-231.
130. Коровин В.И. Автор в поэме «Руслан и Людмила» и романе «Евгений Онегин»// Коровин В.И. Лелеющая душу гуманность. М.: Дет. лит., 1962.-С. 20-38.
131. Коровин В.И. Поэты пушкинской поры. М.: Просвещение, 1980. - 160 с.
132. Коропова М.А. Жуковский, Карамзин: к вопросу об архаизме и новаторстве// Вестник МГУ. Серия 9: Филология. 2002.—№ 6. - С. 48-55.
133. Котляровский Н. Литературные направления Александровской эпохи. -М.: Вуз. кн., 2000. 327 с.
134. Кочеткова Н.Д. Русский сентиментализм: Итоги и проблемы изучения// Русская литература. 1978. - № 2. - С. 222-230.
135. Кочеткова Н.Д. Сентиментализм и Просвещение (О преемственности идей в русской литературе конца XVIII начала XIX века)// Русская литература. 1983. - № 4. - С. 22-37.
136. Кошелев В.А. Первая книга Пушкина. Томск: Водолей, 1997.-224с.
137. Краснокутский B.C. «Арзамас» и его значение в истории русской литературы: Автореф. дис . канд. филол. наук. М., 1974. — 18 с.
138. Краснокутский B.C. О своеобразии арзамасского наречия.// Замысел, труд, воплощение./ Под. ред. В.И. Кулешова. — М.: Изд-во МГУ, 1977. — С. 20-42.
139. Краснокутский B.C. Проблема комического в теории и творчестве арзамасцев// Вестник МГУ. 1973. - № 6. - С.16 - 28.
140. Крюкова О.С. Ономастикон романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин». -М.:МИК, 1999.-152 с.
141. Кузмичев М.В. О слоге дружеских писем К.Н. Батюшкова// Филол. науки. 2001. - № 2. - С. 31-40.
142. Кузнецов П.В. О жанровой специфике посланий В.А. Жуковского 1810-х гг. («Кн. П.А. Вяземскому и В.Л.Пушкину», «Ареопагу», «Благодарю тебя, мой друг, за доставление.»)// Вестник МГУ. Серия 9: Филология. 2000. - № 4. - С. 96-105.
143. Кузнецова О.В. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина и «Дон-Жуан» Дж. Г. Байрона: (Соотношение типов лиризма)// Модификации художественных систем в историко-литературном процессе. — Свердловск, 1990. С. 36-47.
144. Кузнецова О.В. Эпичность авторского сознания как жанрообразующий принцип романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин»// Проблемы стиля и жанра в русской литературе XIX — начала XX веков. — Свердловск, 1986. — С. 14-22.
145. Кулешов В.И. «Евгений Онегин» Пушкина и «Дон-Жуан» Байрона// Рус. словесность. 1996. —№ 3. — С. 27-31.
146. Куляпин А.И. Жанрово-стилевое своеобразие русской литературной критики 1790 1810-х годов: Автореф. дисс . канд. филол. наук. -Томск, 1989.- 19 с.
147. Кунильский А.Е. Проблема смеха и комического в русской критике первой трети XIX века// Современные проблемы метода, жанра и поэтики русской литературы: Межвуз. сб-к. Петрозаводск, 1991. - С. 55-68.
148. Купреянова E.H. Основные направления и течения русской литературно-общественной мысли первой четверти XIX века// История русской литературы. — JL: Наука, 1981. Т. 2. - С. 20-25.
149. Купреянова E.H. Французская революция 1789-1794 годов и борьба направлений в русской литературе первой четверти XIX века// Русская литература. 1978. - № 2. - С. 87-107.
150. Курганов Е. ОПОЯЗ и «Арзамас» СПб.: Журнал Звезда, 1998. - 96 с.
151. Курилов A.C. Классицизм в русской литературе: Исторические границы и периодизация// Филол. науки. — 1996. -№ 1. С. 12-23.
152. Курилов A.C. Классицизм, Романтизм и Сентиментализм (К вопросу о концепциях и хронологии литературно-художественного развития// Филол. науки. 2001. - № 6. - С. 41-49.
153. Лазарчук P.M. От поэмы «Руслан и Людмила» к роману «Евгений Онегин»// Анализ художественного произведения: Худож. произведение в контексте творчества писателя/ Под ред. М.Л. Семановой. М.: Просвещение, 1987. - С. 6-19.
154. Лесскис Г.А. Пушкинский путь в русской литературе. — М.: Худож. лит, 1993.-526 с.
155. Литературное наследство: А.С.Пушкин. Т. 16 18. - М.: ИМЛИ — «Наследие», 1999.-С. 815-825, 885-904.
156. Лихачев Д.С. Закономерности и антизакономерности в литературе// Русская литература. 1986. - № 3. - С. 3-27.
157. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. СПб.: Алетейя, 1997. - 508 с.
158. Лихачев Д.С. Панченко A.M. «Смеховой мир» Древней Руси. Л., 1976.-С. 193
159. Лотман Ю.М. Архаисты-просветители// Лотман Ю.М. Русская литература и культура Просвещения. — М.: ОГИ, 1998. — С. 239-252.
160. Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. Статьи и исследования. Заметки. Рецензии. Выступления. — СПб.: Искусство — СПБ, 1996. 848 с.
161. Лотман Ю.М. Роман A.C. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий// Л.: Просвещение, 1983. — 416 с.
162. Лотман Ю.М. Роман A.C. Пушкина «Евгений Онегин»// Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство - СПБ, 2003. - С. 391-471.
163. Лотман Ю.М. Руссо и русская культура XVIII — начала XIX века// Лотман Ю.М. Русская литература и культура Просвещения. — М.: ОГИ, 1998.-С. 139-206.
164. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Споры о языке в начале XIX века как факт русской культуры.// Уч. зап. Тартус. ун-та. Вып. 358. С. 248-297.
165. Майков Л.Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. —М: Аграф, 2001.—528 с.
166. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. — М.: Наука, 1981. — 208 с.
167. Майофис М.Л. Консервативное крыло общества «Арзамас»: литературная и общественно-политическая позиция С.С. Уварова, Д.Н. Блудова, Д.В. Дашкова: Автореф. дисс . канд. филол. наук. — М., 2002.-21 с.
168. Макогоненко Г.П. Был ли карамзинский период в истории русской литературы?// Русская литература. — 1960. — № 3. — С. 3-32.
169. Макогоненко Г.П. Пушкин и Державин// Державин и Карамзин в литературном движении XVIII — начала XIX века. — JI.: Наука, 1969. -С. 113-126.
170. Макогоненко Г.П. Избранные работы: О Пушкине, его предшественниках и наследниках. — JL: Худож. лит., 1987. — 640 с.
171. Манн Ю.В. «Онегина» воздушная громада: Жанровые и повествовательные особенности романа// Литература. — 1999. — № 54. — С.4-5.
172. Манн Ю.В. Автор и повествование// Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. — М.: Аспект Пресс, 1994. С. 431 - 480.
173. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. — М.: Аспект Пресс, 1995. -С. 11-134.
174. Манн Ю.В. У истоков русского романа// Вопросы литературы. — 1983. — №5.-С. 151-170.
175. Масонство и русская литература XVIII начала XIX в. М.:Эдиториал УРСС, 2000. - 269 с.
176. Мейлах Б.М. Пушкин и его эпоха. — М.: Гослитиздат, 1958. — 698 с.
177. Мейлах Б.М. Пушкин и русский романтизм. — М,- Л.: Изд. АН СССР, 1937.-296 с.
178. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. — 407 с.
179. Мильчина В., Немзер А. Роман, который еще может удивить// Вопросы литературы. 1981. - №9. - С. 28-44.
180. Михайлова Н.И. «Евгений Онегин» и альбомная культура первой трети XIX в// Изв. АН: Сер. лит. и яз. 1996. - Т. 55. - № 6. - С. 15-22.
181. Михайлова Н.И. «Читая «Опасного соседа» (В .Л. Пушкин и A.C. Пушкин)//Лит. учеба. 1981. -№ 1. - С. 178-185.
182. Михайлова Н.И. В.Л. Пушкин и литературный быт Москвы первой трети XIX века.// Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1979.-С. 137-148.
183. Михайлова Н.И. Портретная галерея «Арзамаса» // Лит. учеба. — 1988. — № 6. С. 68-69.
184. Михайлова Н.И. Сверчок. Вот я Вас//Лиг.учеба.-1987.-№6.-С. 111-113.
185. Модзалевский Б.Л. Пушкин и его современники. Избранные труды (1898-1928). СПб.: Искусство - СПБ, 1999. - 576 с.
186. Мордовченко Н.И. Русская критика первой четверти XIX века. — М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 487 с.
187. Набоков В.В. Комментарий к роману A.C. Пушкина «Евгений Онегин». СПб.: Искусство - СПБ, 1999. - 928 с.
188. Назарова Л.Н. К истории создания поэмы Пушкина «Руслан и Людмила»// Пушкин. Исследования и материалы. — Т. 1. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1956.-С. 216-221.
189. Недзвецкий В.А. «Евгений Онегин» как стихотворный роман // Изв. АН: Сер. лит. и яз. 1996. - Т. 55. - № 4. - С. 3 - 17.
190. Недзвецкий В.А. Прозаизация поэмы как путь к «эпосу нового мира»: («Евгений Онегин» А.С.Пушкина)// Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1995. - № 2. - С. 23 - 33.
191. Немзер А. Поэзия Жуковского в шестой и седьмой главах романа «Евгений Онегин»// Вторые Пушкинские чтения в Тарту. — Тарту: Зинатне, 2000. С. 43 - 64.
192. Непомнящий B.C. Русская картина мира. М.: Наследие, 1999. - 544 с.
193. Никишов Ю.М. «Евгений Онегин» как динамическая художественная система: Автореф. дис. . д-ра филол. наук/ Урал. гос. ун-т им. A.M. Горького. Свердловск, 1988. - 30 с.
194. Никишов Ю.М. «Евгений Онегин»: гармония композиции // Пушкин: проблемы поэтики. — Тверь, 1992. С. 58 — 74.
195. Никишов Ю.М. «Евгений Онегин»: проблема жанра// Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжноеизд-во, 1986.-С.5 -14.
196. Никишов Ю.М. Пленник, Алеко, Онегин: родство и несходство братьев: К изучению творчества A.C. Пушкина// Известия Рос. АН. Серия литературы и языка. — 2001. — Т. 60. № 4. — С. 12 — 22.
197. Новиков В.И. Книга о пародии. — М.: Сов. писатель, 1989. 540 с.
198. Новиков В.И. Русский Парнас. М.: Знание, 1986. — С. 15 — 30.
199. Новикова Е.В. Выбор оружия: стратегия и тактика пушкинской эпиграммы// Звезда. 1999. - № 6. - С.164 - 175.
200. Образование новой стилистики русского языка в пушкинскую эпоху// Сб-к статей/ Отв. ред. И.С. Ильинская. М.: Наука, 1964. - 246 с.
201. Одиноков В.Г. Проблемы поэтики и типологии русского романа XIX века.- Новосибирск: Наука, 1971. — С. 35 — 48.
202. Оксман Ю.Г. Политическая лирика и сатира Пушкина.// «Там издат»: от осуждения к диалогу. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1990. - С. 63 — 89.
203. Онегинская энциклопедия: В 2-х т./ Под общей ред. Н.И. Михайловой.- М.: Русский путь, 1999.
204. Орлов П.А. Творчество К.Н. Батюшкова и литературные направления начала XIX века// Филол. науки. 1983. - №. 6. - С. 10—16.
205. Остолопов Н.Ф. Словарь Древней и Новой поэзии в 3-х ч.- СПб.: В типографии Императорской Российск. Академии, 1821.
206. Панченко А.М. Русская история и культура: Работы разных лет. — СПб.: Юна, 1999.-515 с.
207. Пиксанов Н.К. Лицейская лирика A.C. Пушкина// A.C. Пушкин. 1799 — 1949. Мат. юбилейн. торжеств. -М.-Л: Изд. АН СССР, 1951.-С. 317-326.
208. Поляков М.Я. Язык пародии и проблема структуры стиля // Литературные направления и стили. Сб. стат., посвященный 75-летию проф. Г.Н. Поспелова. М., 1976. - С. 115 - 130.
209. Пономарева Е.А. Научная конференция «Лирика Пушкина» // Рус. лит.- 1990.-№3.-С. 215-218.
210. Поплавская И.А. Жанр послания в русской поэзии перв. трети XIX в.: Автореф. дис . канд. филол. наук. — Томск, 1987.
211. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. — М.: Искусство, 1966.
212. Проскурин О. «Арзамас», или апология галиматьи// Знание сила. -1993.-№2.-С. 55-61.
213. Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи.// Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 6. М.: ОГИ, 2000. — 368 с.
214. Проскурин О. Новый Арзамас — Новый Иерусалим. Литературная игра в культурно-историческом контексте. // Новое литературное обозрение. — 1996.-№ 19.-С. 73- 129.
215. Проскурин О. Святочный праздник русской культуры // Лит. газ. -1993.-20 янв. № 3. - С. 5.
216. Проскурин O.A. «Победитель всех гекторов халдейских»: К.Н. Батюшков в литературной борьбе начала XIX века// Вопросы литературы. 1987. - № 6. - С. 60 - 93.
217. Проскурин O.A. Поэзия Пушкина, или подвижный палимпсест. — М.: Новое литературное обозрение, 1999. 462 с.
218. Проскурин, O.A. Имя в «Арзамасе» : (Материалы к истории пародической антропонимии)// Лотмановский сборник. М., 1995. - Т. 1. -С. 353-364.
219. Пустовойт П.Г. О развитии русского литературного языка в творчестве АС. Пушкина//Вестник МГУ. Серия 9: Филология.-1999. 5.-С. 7—16.
220. Пушкин: PRO ET CONTRA. Личность и творчество А.Пушкина в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Т. 1./ Сост. В.М. Маркович. СПб.: Изд. Русск.Хрисг.гуманитар, инсг-та,2000.—712с.
221. Резчикова И.В. Символика в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» (сон Татьяны)// Филол. науки. 2001. - № 2. - С. 23 - 30.
222. Ронинсон O.A. О «грамматике арзамасской галиматьи».// Уч. зап. Тартус. гос. ун-та. Вып. 822. Функционирование русской литературы вразные исторические периоды. Литературоведение. Тарту: Изд-во Тартуского ГУ, 1988. - С. 4 - 17.
223. Россошанская Н.К. Русская сатира эпохи романтизма: Автореф. дис . канд. филол. наук. Томск, 1989. - 19 с.
224. Сапченко Л.А. Судьба «Бедной Лизы» // Филол. науки. — 2002. № 5. — С. 53-63.
225. Сахаров В. Воспитание ученика: Н.М. Карамзин и молодой поэт// Лит. Россия.-1999.-№21.-С. 12-13.
226. Сахаров В.И. Иероглифы вольных каменщиков. Масонство и русская литература XVIII — начала XIX века. — М.: Жираф, 2000.- 214 с.
227. Семенко И.М. Поэты пушкинской поры. — М.: Худож. лит., 1970.—295 с.
228. Семенко И.М. Эволюция Онегина (К спорам о пушкинском романе)// Русская лит. 1960. - № 2. - С. 118 - 124.
229. Сербул М.Н. Русский водевиль 1810 — 1820-х годов: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Томск, 1989. - 16 с.
230. Сидоров Е. Литературное общество «Арзамас»// Журнал Министерства народного просвещения. ЧастьCCCXXXV.-1901.-№5-6.-С. 357-391.
231. Сидяков Л.С. Пушкин и Жуковский: У истоков биографизма пушкинской лирики// Известия АН СССР. Серия литературы и языка. — 1984. Т. 43. - № 3. - С. 195 - 203.
232. Скатов Н. Начало всех начал: Об особенностях русской литературы начала прошлого века// Вопросы литературы. 1986. - № 6. — С. 113 - 130.
233. Скатов H.H. Сочинения: В 4 т. СПб.: Наука, 2001. - Т. 1. - 720 с.
234. Скачкова О.Н. «Евгений Онегин» и лирика A.C. Пушкина 1820-х годов: (Образ авт.): Автореф. дис. .канд. филол наук / Тарт. гос. ун-т. Тарту, 1987.-21 с.
235. Сквозников В.Д. Роль литературного общества в формировании художественного процесса («Арзамас»).// Методология анализа литературного процесса. — М.: Наука, 1989. — С. 161 — 181.
236. Слонимский А. Мастерство Пушкина. — М.: ГИХЛ, 1959, 396 с.
237. Слонимский А.Л. Первая поэма A.C. Пушкина// Временник пушкинской комиссии. Вып. 3. М.-Л.: Наука,1937. - С.183 - 202.
238. Смирнов A.A. Романтика дружбы в лирике Н.М. Карамзина и A.C. Пушкина // Карамзинский сборник: Россия и Европа: диалог культур. Ульяновск, 2001. - С. 114 - 134.
239. Смирнов И. Смысл как таковой. СПб., 2001. - С. 282 - 298.
240. Смирнов И.П. От сказки к роману// История жанров в русской литературе X XVIII вв. /Труды отдела древнерусской литературы. - Л.: Наука, 1972. - Вып. XXVII. - С. 304 - 320.
241. Смирнов A.A. // Классицизм как культурная парадигма// Барокко и классицизм в истории мировой культуры: Мат. Международной научной конференции. Серия «Symposium». Выпуск 17. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. - С. 47 — 51.
242. Современное американское пушкиноведение. Сборник статей/ Ред. У.М. Тодц III СПб.: Академический проект, 1999. — 334 с.
243. Соколов А.Н. Жанровый генезис шутливых поэм Пушкина// В кн: От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона»/ Сб. ст. к 90-летию Н.К. Пиксанова. Л.: Наука, 1969. - С. 70 - 78.
244. Соколов А.Н. От комической поэмы к социально-психологическому роману.// Тр. Орехово-Зуевского пед. ин-та. — 1936. — Вып. 1. Каф. яз. и лит. С. 68 - 94.
245. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века. М.: Изд. МГУ, 1955. - 691 е.
246. Соколянский М.Г. Ирония в романе «Евгений Онегин»// Известия АН: серия литературы и языка. -1999.—Т. 58. -№ 2—С. 34-43.
247. Соловьев А.Э. Истоки и смысл романтической иронии// Вопросы философии. 1984. - № 12. - С. 97 - 105.
248. Сретенский H.H. Историческое введение в поэтику комического. — Ростов-на-Дону: Типография изд-ва «Трудовой фронт», 1926. — 60 с.
249. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века. СПб.: Наука, 1995.-350 с.
250. Степанов JI.A. Пушкин и теория комического в первой трети XIX века// В кн.: Науч. труды Кубанского ун-та. Краснодар: Изд. Кубанского ГУ, 1977. — С. 19-41.
251. Сурат И. Бочаров С. Пушкин: Очерк жизни и творчества. М.: Языки славянской культуры, 2002. — 240 с.
252. Тамарченко Н.Д. «Зона построения образа» и образ автора в реалистическом романе («Евгений Онегин»)// Проблема автора в художественной литературе. Устинов, 1985. - С. 64-69
253. Тамарченко Н.Д. У истоков русского классического романа: (Роман в стихах поэма - повесть в творчестве Пушкина)// Изв. АН СССР: Сер. лит. и яз. - 1989. - Т. 48, № 3. - С. 201 -214.
254. Телетова Н.К. Архаические истоки поэмы A.C. Пушкина «Руслан и Людмила».// Русская литература. 1999. - № 2. - С. 10 - 26.
255. Тертерян И.А. Романтизм как целостное явление// Вопросы литературы. 1983. - № 4. - С. 151 - 181.
256. Тодд III У.М. Литература и общество в эпоху Пушкина / Пер. с англ.
257. Миролюбовой А.Ю. СПб.: Гуманит. агентство «Акад. проект», 1996.
258. Тодд.У.М. Литература и общество в эпоху Пушкина. — СПб.: Академический проект, 1996. 425 с.
259. Томашевская P.P. К вопросу о французской традиции в русской эпиграмме// Поэтика. Сб. ст. Л.: Academia, 1926. - С. 93 - 105.
260. Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. (1813 1824). - М.- Л.: Изд. АН СССР, 1956.-743 с.
261. Турбин В.Н. Поэтика романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин». М.: МГУ, 1996.-232 с.
262. Турбин В.Н. Преломление мотивов и художественных принципов К.Н. Батюшкова в романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» // Венок поэту: Жизнь и творчество К.Н. Батюшкова. Вологда, 1989. - С. 93 - 102.
263. Тынянов Ю.Н. История литературы. Критика. СПб.: Азбука-классика, 2001.-512 с.
264. Тынянов Ю.Н. О композиции «Евгения Онегина»// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Современник, 1977. — С. 58 —74
265. Уварова И.В. Пушкинская лирика 10-х 20-х годов и эстетические взгляды поэта: Автореф. дис. канд. филол. наук. — Киев, 1977. — 17 с.
266. Успенский Б.А. Из истории русского литературного языка XVIII — начала XIX века: Языковая программа Карамзина и её исторические корни.-М.: Изд-во МГУ, 1985.-215 с.
267. УстюговаЕ.Н. Культура и стили // Метафизические исследования. -Выпуск 5: Культура. Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при Философском факультете СпбГУ. 1997. - С. 32-45.
268. Федоров В.И. Литературные направления в русской литературе XVIII века. — М.: Просвещение, 1979. — 156 с.
269. Федь Н. Жанры в меняющемся мире: Искусство комедии, или мир сквозь смех. — М.: Совет. Россия, 1989. — 541 с.
270. Филин М. «Противоречий очень много»: (Загадки первой главы романа «Евгений Онегин») // Лит. в шк. 1988. - № 2. - С. 14—17.
271. Фишер Вл. Пародия в творчестве Пушкина// Русский библиофил. — 1916.-№6.-С. 84-89.
272. Фомичев С.А. Поэзия A.C. Пушкина: Творческая эволюция. Л.: Наука, 1986. - 302 с.
273. Фомичев С.А. У истоков онегинского замысла: Из истории создания романа A.C. Пушкина «Евгений Онегин»// Русская речь. 1992. - № 1. — С. 10-14.
274. Фонштейн В.М. «Письмо — это самая жизнь.»: О дружеских письмах П.А. Вяземского// Русская речь. 1983. - № 1. - С. 25 - 30.
275. Фохт У.Р. Внутренние закономерности историко-литературного развития// Известия АН СССР. Отд. литературы и языка. — 1958. — Т. 18. — Вып. 2.-С. 215-230.
276. Фризман Л.Г. Жизнь лирического жанра: Русская элегия от Сумарокова до Некрасова. М., 1973. — С. 62 - 76.
277. Хаев Е.С. Проблема фрагментарности сюжета «Евгения Онегина»// Болдинские чтения. — Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1982.—С. 41—51.
278. Халанский М.Е. О влиянии В.Л. Пушкина на поэтическое творчество А.С.Пушкина. Харьков: «Печатное дело» кн. К.Н. Гагарина, 1900. — С. 39-63.
279. Хейзинга И. Homo ludens. Статьи по истории культуры. / Пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова; Коммент. Д. Э. Харитоновича. М.: Прогресс - Традиция, 1997. - 416 с.
280. Худошина Э.И. Жанр стихотворной повести в творчестве A.C. Пушкина: Учебн. пособие. — Новосибирск: Изд. ill ПИ, 1987. 84 с.
281. Цейтлин А.Г. Мастерство Пушкина. — М.: Советский писатель, 1938.
282. Цявловкий М.А. Статьи о Пушкине. -М: Изд. АН СССР, 1962.-С.58-131.
283. Цявловский М.А. Комментарии// «Летите грусти и печали.»: Неподцензурная русская поэзия XVIII XIX вв. - М., 1992. - С. 144 - 222.
284. Цявловский М.А. Летопись жизни и творчества A.C. Пушкина. — М.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 1. - 879 с.
285. Черашняя Д.И. Субъектные формы авторского присутствия в романе в стихах A.C. Пушкина «Евгений Онегин»// Проблема автора в художественной литературе. — Устинов, 1985. С . 69 — 74.
286. Черкезова О.В. Лирическое авторское сознание в жанровой системе романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин»: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Урал. гос. ун-т им. А.М.Горького. Свердловск, 1991. - 18 с.
287. Черная Т.К. Малые поэтические жанры в романе «Евгений Онегин»: Законы трансформации // Жизнь и судьба малых литературных жанров: Иваново, 7-10 февр. 1995 г. Иваново, 1996. - С. 26-39.
288. Чубукова Е.В. Лицейская лирика Пушкина в литературном процессе 1810-х гг.// На путях к романтизму. Л.: Наука, 1984. - С. 194 - 204.
289. Чубукова Е.В. Лицейская лирика Пушкина. Движение жанров: Автореф. дис. канд. филол. наук. — Л.: АН СССР, Инст-т русской литературы, 1984. 19 с.
290. Чумаков Ю.Н. «Евгений Онегин» А.С.Пушкина и русский стихотворный роман XIX начала XX веков: вопросы исторической поэтики жанра: Автореф. дис. д-ра филол. наук / Моск. гос. пед. ин-т им.
291. B.И.Ленина. М., 1988. - 35 с.
292. Чумаков Ю.Н. В сторону Онегина// Гуманит. науки в Сибири. Филология. 1998. - № 4. - С. 3 - 12.
293. Чумаков Ю.Н. Поэтика «Евгения Онегина»// Известия АН. Серия литературы и языка. 2000. — Т. 59. — С. 11— 24.
294. Шаврыгин С.М. Творчество A.A. Шаховского в историко-литературном процессе 1800 — 1840-х годов. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1996.-179 с.
295. Шанский Н.М. Краткий лингвистический комментарий к роману A.C. Пушкина «Евгений Онегин»// Русский язык в школе. — 1998. № 4. —
296. C. 120- 128, №5.-С. 120- 127, №6.-С. 119-125; 1999. -№ 1.-С. 122 -128, №4.-С. 125-128.
297. Шапир М.И. «.Хоть поздно, а вступленье есть» («Евгений Онегин» и поэтика бурлеска).// Известия АН. Серия литературы и языка. — Т. 58. — 1999. — № 3. — С. 31 —35.
298. Шапир М.И. «Евгений Онегин»: проблема аутентичного текста. // Изв. АН. Серия литературы и языка. 2002. - Т. 61, № 3. - С. 3 - 17.
299. Шетер И. Романтизм. Предыстория и периодизация // Европейский романтизм. М., 1973. - С.51-89.
300. Шпионский J1.M. «Руслан и Людмила» A.C. Пушкина: Автореф. дис. канд. филол. наук. Л., 1955. - 18 с.
301. Шляпкин И.А. Из неизданных бумаг A.C. Пушкина. — СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1903. С. 12 — 14.
302. Эйдельман Н.Я. Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837. М., 1987.-С. 177-259
303. Эйхенбаум Б.М. Литературный быт// Аронсон М., Рейсер С. Литературные кружки и салоны. СПб.: Академический проект, 2000. — С. 339-348.
304. Эпиграмма и сатира. Из истории литературной борьбы XIX века/ Сост. В. Орлов. М.- Л.: Academia, 1931. - С. 25 - 27.
305. Янушкевич A.C. В.А. Жуковский читатель Шефтсбери. (К проблеме становления эстетической позиции поэта)// Проблемы метода и жанра. Сб-к статей. Вып. 11- Томск, 1988. - С. 31.
306. Янушкевич A.C. Немецкая эстетика в библиотеке В.А. Жуковского// В кн.: Библиотека В.А. Жуковского в Томске: В 3-х ч./ Под ред. Ф.З. Кануновой., Н.Б. Реморовой, A.C. Янушкевича. — Томск: Изд-во ТГУ, 1984.- Ч. 2.-С. 141-186.