автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Трагическое в лирике А. Ахматовой

Полный текст автореферата диссертации по теме "Трагическое в лирике А. Ахматовой"

На правах рукописи

Шевчук Юлия Вадимовна

ТРАГИЧЕСКОЕ В ЛИРИКЕ А. АХМАТОВОЙ

Специальность 10.01.01 - Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Самара - 2004

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы XX века Башкирского государственного университета

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор

Хрулев Виктор Иванович

Официальные оппоненты—доктор филологических наук, профессор

Кихней Любовь Геннадьевна — кандидат филологических наук, доцент Князева Татьяна Вениаминовна

Ведущая организация - Тверской государственный университет

Защита состоится « 6 » октября 2004 г. в И. часов на заседании диссертационного совета К 212.216.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Самарском государственном педагогическом университете по адресу: 443099, г. Самара, ул. Л. Толстого, д. 47, ауд. 24.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Самарского государственного педагогического университета по адресу: 443099, г. Самара, ул. М. Горького, д. 65/67.

2004 г.

О.И. Сердюкова

Автореферат разослан аентжТря

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В начале XXI века проблему трагического в эстетике уже можно назвать «вечной» - так много сделано на путях ее изучения. Повышенный интерес к ней философов и ученых в прошлом столетии, отмеченном историческими, культурными и экологическими катастрофами, вполне закономерен. Трагизм — один из способов постижения и художественного воплощения жизненных противоречий. Подлинная трагедия преодолевает дисгармонию, утверждает связь со всеобщим и неоспоримую ценность человеческого существования. В настоящей работе трагическое рассматривается как фактор художественного сознания Анны Ахматовой (1889 - 1966), активно влияющий на мотивно-образную структуру целых периодов творчества, отдельных лирических циклов и стихотворений.

Актуальность диссертации обусловлена тем, что трагический пафос, являясь общепринятой характеристикой биографии и творчества А. Ахматовой, редко становится предметом специального исследования. Обращение к проблеме трагического на материале лирики позволяет проанализировать художественное мышление поэта на разных этапах, рассмотреть эволюцию основных образов и мотивов.

Объектом исследования является вся лирика А. Ахматовой. Для анализа достаточно большого по объему материала выбран диахронический подход к творчеству художника.

Предметом исследования является процесс формирования и эволюции трагического в поэзии А. Ахматовой. В работе рассматривается также своеобразие трагизма ахматовской лирики, его связь с другими видами пафоса.

Цель диссертации - исследовать трагическое в мироощущении А. Ахматовой как существенный фактор, влияющий на создание авторской картины мира, образа лирической героини, мотивной структуры стихотворений, циклов, периодов творчества.

В связи с поставленной целью в работе решаются следующие

задачи:

1) представить различные подходы к проблеме трагического в науке, определить пути изучения данного пафоса в лирике;

2) проанализировать образ лирической героини и систему мотивов как важнейшие способы выражения трагического в поэтическом тексте;

3) рассмотреть первый период творчества как этап формирования трагического в мироощущении художника, учитывая культурный и исторический контекст «серебряного века»;

4) выявить и описать типы трагического, возникающие в лирике А. Ахматовой во втором и третьем периодах.

Методика и методология исследования. В основу работы положены труды отечественных философов и литературоведов. Исследования А. Лосева, М. Бахтина, Г. Поспелова, Ю. Борева, В. Хализева, Е. Рудневой, И. Волкова, М. Лазаревой обозначили принципы подхода в рассмотрении проблемы трагического. Теоретические и практические открытия, представленные в работах В. Жирмунского, Б. Эйхенбаума, В. Виноградова, Л. Гинзбург, М. Гаспарова, В. Топорова, Т. Цивьян, Р. Тименчика, Л. Кихней, определили методы и приемы исследования лирики А. Ахматовой. Культурно-исторический, системно-типологический и структурно-семантический методы, использованные в диссертации, позволили провести анализ художественных текстов и включить объект изучения в общекультурное пространство.

Научная новизна работы. Рассмотрение трагического как основы мироощущения А. Ахматовой, является новым ракурсом в изучении творчества художника. Выявлено, что трагизм в ахматовской поэзии соотнесен с православно-христианскими и философскими взглядами автора. Определено, что трагическое мироощущение А. Ахматовой имеет непосредственное отношение к созданию образа лирической героини. Новая интерпретация и мотивировка ряда стихотворений дает возможность рассматривать творчество поэта в философско-религиозном контексте русской культуры XX века.

Теоретическая значимость диссертации. Результаты исследования позволяют понять трагическое как грань художественного сознания поэта и как фактор стилеобразования. В качестве важнейших способов реализации пафоса в поэтическом тексте нами изучены система мотивов и образ лирической героини. Выявленные в процессе исследования лирики А. Ахматовой типы трагизма (героический, эсхатологический, катарсический) могут

стать материалом для построения типологий трагического в русской поэзии XX века.

Практическая значимость работы. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в разработке лекционных и практических курсов по истории русской литературы XX века, по теории литературы; в спецкурсах и семинарах по вопросам анализа поэтического текста и творчества А. Ахматовой.

Основные положения, выносимые на защиту-

1. Трагическое является одной из граней художественного сознания А. Ахматовой, активно влияющей на мотивно-образную структуру целых периодов творчества, отдельных лирических циклов и стихотворений.

2. Трагическое соотносится с религиозными и философскими взглядами художника.

3. Трагическое в мироощущении А. Ахматовой зарождается в 1910-е годы (первый период), появление его в лирике обусловлено сознательным стремлением поэта изобразить страдание как важнейший стимул духовной жизни героини.

4. В лирике 1920-х - середины 1940-х годов (второй период) А. Ахматова сосредоточена на осмыслении закономерностей истории и человеческой судьбы; с намерением автора создать «документальную» поэзию связано взаимодействие трагического, ужасного и героического в стихотворениях.

5. В лирике середины 1940-х - 1960-х годов (третий период) А. Ахматова выступает как «скрытый» исследователь своей жизни и творчества; поэту открывается «прочность» личности и мира (Гегель) как результат совершившегося страдания.

6. В разные периоды творчества в лирических произведениях А. Ахматовой преобладали эсхатологический, героический и катарсический типы трагического пафоса.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на Международной научной конференции «Поспеловские чтения-99. Литературоведческие школы XX века: к 100-летию профессора Г.Н. Поспелова» (Москва, 1999), на VII Межвузовской конференции «Русская и зарубежная литература: история, современность, взаимосвязи» (Москва, 2001), на Международной научной конференции «Творчество А. Ахматовой и

Н. Гумилева в контексте поэзии XX века» (Тверь, 2004), на Научно-практической конференции, посвященной 40-летию Башгосуниверситета «Актуальные проблемы филологии» (Уфа, 1997), на Региональной научно-практической конференции «Инновационные проблемы филологической науки и образования» (Уфа, 1998), на Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы изучения и преподавания филологических наук» (Стерлитамак, 1999). По теме диссертации опубликовано 8 работ.

Объем диссертации составляет 247 страниц. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, содержащего 280 наименований.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение состоит из трех разделов.

В первом разделе рассматриваются разные литературоведческие подходы к изучению творчества А. Ахматовой (формальный, социологический, структурно-семиотический, биографический, историко-культурный, многоаспектный). В филологических трудах характеристика «трагический» используется применительно к мироощущению и стилю поэта, однако трагизм не становится предметом специального изучения.

Во втором разделе уточняется терминологический аппарат, определяются критерии трагизма с целью анализа лирического материала.

Отмечается, что в центре внимания литературоведов, изучающих феномен трагического, находится проблема мировоззрения автора, своеобразия трагических ситуаций и героя, читательского восприятия (Г. Поспелов, Е. Руднева, М. Лазарева, В. Хализев, В. Тюпа и др.).

Проблема трагического как характеристики мышления писателя не является разработанной, однако в самом утверждении, что трагизм, драматизм, героизм необходимо считать фактами художественного сознания, литературоведы единодушны. Важное значение при анализе художественных произведений может иметь синтез трагического и христианского. Специально вопрос о соотношении трагического восприятия и христианского сознания в изученных нами философских работах не рассматривался, однако

исследования Н. Бердяева, С. Булгакова, Вяч. Иванова, А. Меня позволяют сделать вывод о неконфликтности этих сфер.

Виды пафоса влияют на стиль. Указывается на то, что при изучении произведения необходимо учитывать его родовую специфику. При исследовании трагического в лирике сложно говорить о разрешимости или неразрешимости конфликта; важно избежать отождествления пафоса автора и героя - в противном случае будет упущено оценочное отношение художника к изображаемой действительности. Анализа одного стихотворения чаще всего бывает недостаточно для характеристики образа лирического героя, поэтому рассматриваются циклы, сборники, периоды творчества поэта. В целом же, трагическим началом могут обладать и драма, и роман, и лирическое стихотворение. Существенным показателем его присутствия в произведении является трагический герой, а в связи с ним и неразрешимый конфликт, антиномия оптимистического и пессимистического, диалектика случайного и необходимого. В разделе дается характеристика данных понятий.

Исследуется вопрос о связи трагического с родственными категориями (драматическое, героическое, ужасное). Отмечается, что изучение эстетической полифонии в рамках отдельного произведения или всего творчества художника позволяет разрабатывать типологию трагического. Взаимодействие разных видов пафоса не исключает возможности установления доминанты, в качестве которой может выступать трагизм.

Итак, трагическое (трагизм, трагический пафос) определяется в диссертационной работе как одно из свойств художественного мышления писателя, способное воздействовать на стиль произведения, обусловливая характеры персонажей, сюжетно-композиционную основу, пространственно-временную организацию, лексико-синтаксические средства. В лирике важными способами воплощения трагического являются система образов и организация мотивов.

В третьем разделе обосновывается выбор темы, ее актуальность и новизна, определяются цели и задачи диссертации, методология исследования.

Первая глава «Трагическое в мироощущении А. Ахматовой 1910-х годов» состоит из двух параграфов, где

утверждается, что трагическое у А. Ахматовой формируется уже на самом раннем этапе. Первая мировая война оказала большое влияние на судьбу и творчество поэта, но 1914 год - только время «вхождения» трагических тем и мотивов в ахматовскую лирику. В поэзии 1910-х годов доминирующим пафосом является драматизм, однако его характерным свойством становится тяготение к трагическому началу.

В первом параграфе «"Маски" лирической героини» анализируется прием использования автором стилистических «масок» при создании образа лирической героини в первой половине 1910-х годов. Актуальным для А.. Ахматовой он перестает быть к 1920-м годам, однако при этом тема «возможного я» (эмигрантка, каторжанка и т.д.) и сопоставление судьбы героини с культурными образцами (Богородица, Дидона, Офелия и проч.) характеризует все этапы творчества поэта. Присутствие трагедии в судьбе для А. Ахматовой становилось определяющим моментом в выборе «двойников». Выявление трагического пафоса осуществляется через анализ образа героини, для осмысления которого привлекается контекст культуры «серебряного века» (традиции kommedia dell arte, «театрализованная персона» героя в поэзии акмеистов). Исследователями выделены по меньшей мере три «маски»: «смиренная черница», «грешница», «женщина из народа» (А. Хейт, А. Найман, Е. Добин, Л. Кихней). «Смиренную черницу» обычно выдают «вещественные доказательства» ее религиозности («протертый коврик», «икона», «лампадка»), молитва или молитвенный жест, присутствие библейских образов и мотивов («Протертый коврик под иконой...», 1912; «Я так молилась: «Утоли...», 1913 и т.д.). За маской «грешницы», «блудницы», как правило, скрывается представительница. литературно-аристократической богемы («Все мы бражники здесь, блудницы...», 1913; «Уединение», 1914 и т.д.). Знаками ее присутствия становятся мотив нравственной вины и образ демонического гостя. «Женщина из народа» появляется в стихотворениях «Я и плакала и каялась...» (1911), «Где, высокая, твой цыганенок...» (1914) и др. С этим образом связан мотив материнства, простой (негородской) жизни, нищеты, накликаний, странничества. Рассмотрение «масок» в неразрывном единстве позволяет обнаружить противоречия, ставшие для А. Ахматовой источником драматического пафоса, и

систему сверхличных ценностей в ее художественном мире. Способность переживать вину за несовершенные преступления и готовность искупать грехи характеризуют лирическую героиню как личность, живущую в ожидании настоящих испытаний.

Близок к неразрешимому конфликт между творческой необходимостью и личной человеческой судьбой («Меня покинул в новолунье...», 1911; «Твой белый дом и тихий сад оставлю...», 1913; «В последний раз мы встретились тогда...», 1914 и др.). В лирике А. Ахматовой, еще не начавшей говорить об исторических бедах, глубока драма любящей женщины-художника.

Греховное и небесное начала поэзии воплощаются в образе Музы — «сестры», «двойника», «иностранки», «палача»; «странной», «стройной», «смуглой», «в дырявом платке», «насмешливой». Она контролирует земную жизнь поэта («Музе», 1911; «Три раза пытать приходила...», 1911; «Я пришла тебя сменить, сестра...», 1912 и др.). Муза предсказывает смерть возлюбленного, а героиня переживает вину за несовершенные преступления. После первой мировой войны и революций, смерти Н. Недоброво, А. Блока, Н. Гумилева ситуация гибели возлюбленного получит социальную мотивировку и будет связана с темой судьбы поколения; героиня будет испытывать вину за преступления своего века («Я гибель накликала милым...», 1921; «Новогодняя баллада», 1922).

Появление маски «женщины из народа» — не простая имитация «женской» модели поведения, но попытка приблизиться к пониманию народного восприятия действительности. А. Ахматова тяготеет «к нищете и убожеству» (К. Чуковский). Мотив пути, земных потерь и духовных обретений в ранней лирике связан с образом нищенки, богомолки («Помолись о нищей, о потерянной...», 1912; «Я любимого нигде не встретила...», 1914 и др.). Судьба странницы дает возможность героине исполнить Божий завет - обойти землю, «запомнить» на ней все.

Присутствие «двойников» в лирике первой половины 1910-х годов - игра в духе времени, свидетельствующая о моде на боль и страдание, и одновременно - поиск «эскиза» внутреннего и внешнего облика героини, готовой принять трагическую судьбу. Автор дает понять, что за игру («блуд» и «бражничество») придется платить, грех предстоит искупить, поэтому уже в раннем творчестве возникает мотив нравственной вины. Ориентация на христианское

мировидение и народное мировосприятие укрепляют А. Ахматову в том мнении, что путь к истинной любви и гармонии проходит через скорбь и лишения.

Во втором параграфе «Трагические мотивы» рассматриваются темы и мотивы, возникающие в лирике А. Ахматовой второй половины 1910-х годов в ответ на исторические события (война, революции, эмиграция). Усиливается мотив индивидуального страдания, появляется тема общей судьбы, мученического пути России. До 1914 года мотив предчувствия нелегкой судьбы расширял возможности любовной темы, теперь он связан с историческими прозрениями поэта. Первая мировая война истолковывается как Божеское Наказание, великое испытание для народа («Пахнет гарью. Четыре недели...», 1914; «Можжевельника запах сладкий...», 1914). Поэт осмысляет ее как трагический рубеж в своей жизни и во всемирной истории, но страдание - единственный путь к духовному прозрению, к «невидимому» свету («Думали: нищие мы, нету у нас ничего...», 1915; «Молитва», 1915).

В 1917 году в лирику входит мотив брошенного назад взгляда («Тот голос, с тишиной великой споря...», 1917). Со временем он будет иллюстрирован «сильными портретами» (А. Ахматова) Лотовой жены и флорентийца Данте («Лотова жена», 1924; «Данте», 1936). Знаком порвавшейся связи времен в творчестве художника является также образ разведенного петербургского моста («На разведенном мосту...», 1917). В стихотворении «Я в этой церкви слушала Канон...» (1917) отразилось восприятие А. Ахматовой Февральской революции. В политических переменах поэт находит высший смысл, историческое время проецируется на литургический православный календарь (Великий пост, Пасха).

Гражданский жест героини, отказавшейся от эмиграции, религиозен: она выбирает лишения, но остается с Богом. Свою личную судьбу героиня не отделяет от страдальческого пути России («Высокомерьем дух твой помрачен...», 1917; «Ты - отступник: за остров зеленый...», 1917; «Когда в тоске самоубийства...», 1917 и др.). Стихотворения проникнуты пафосом христианского героизма. Лирическая героиня принимает только один путь - смирение и искупление общего греха на родине («Но равнодушно и спокойно / Руками я замкнула слух»).

В условиях конца одного и начала другого века функцию «реконструкции» истории берет на себя поэт, его память скрепляет времена. Она основа творчества, веры и верности. Героиня вынуждена отказаться от личных переживаний, чтобы исполнить свой долг: «Из памяти, как груз отныне лишний, / Исчезли тени песен и страстей, /Ей - опустевшей - приказал Всевышний / Стать страшной книгой грозовых вестей» («Памяти 19 июля 1914», 1916). Изменился в поэзии А. Ахматовой и образ Музы. В стихах второй половины 1910-х годов характерными деталями ее портрета становятся «еле слышный» голос; пение «протяжное» и «унылое», дырявый платок; «изнеможенная», склоненная «в веночке темном» голова. «Двойник», теряющий силу, покидающий лирическую героиню («Зачем притворяешься ты...», 1915; «Муза ушла по дороге...», 1915; «Все отнято: и сила, и любовь...», 1916), предсказывает еще более страшные исторические перемены.

В третьем параграфе «Специфика "сюжета"» анализируется «романный» потенциал стихотворений А. Ахматовой первого периода, выявляющийся через сложную организацию хронотопа. «Миг» максимального духовного напряжения и драматизма, запечатленный в стихах, нельзя назвать «застывшим». А. Ахматова стремится изобразить разные «типы» человеческого страдания. «Сюжет» включает в себя два этапа - «громкий» (бурное страдание) и «тихий» (душевное напряжение лирической героини, находящейся между пережитым разладом с миром и наступающей гармонией). Из боли утраты рождается чувство единения с миром.

Любовная разлука в ахматовской лирике, как правило, оборачивается своего рода экзистенциальной ситуацией, в результате которой героиня обычно оставляет мир людей, обостряется ее восприимчивость ко всему природному. Тишина, которая является метафорой сосредоточенности на духовной жизни, дает возможность расслышать «острый крик отсталых журавлей» («Сад», 1911), «крик аиста, слетевшего на крышу» («Я научилась просто, мудро жить...», 1912). «Предыстория» плодотворной немоты и последующей душевной ясности в поэзии А. Ахматовой — описание женского волнения, смятения, горя («Сжала руки под темной вуалью...», 1911; «Песня последней встречи», 1911; «Слаб голос мой, но воля не слабеет...», 1912 и др.). Принцип «переключения тональностей» (В. Виноградов), игра временами

позволяют А. Ахматовой в одном стихотворении показать эволюцию эмоционального состояния героини.

В стихотворении «Памяти 19 июля 1914» (1916) две первые строфы - воспоминания о лете 1914 года. Война в одночасье изменила судьбу народа («Мы на сто лет состарились, и это / Тогда случилось в час один...»), она воспринимается как конец света. Героиня в первый момент испытывает желание уйти из жизни («Закрыв лицо, я умоляла Бога / До первой битвы умертвить меня»). Однако она осознает, что художнику суждено удерживать в памяти культуры времена, чтобы не дать жизни прерваться, и в третьей строфе возникает образ плодотворной «тишины». Героиня готова пожертвовать собой, освободить память, чтобы впустить туда страшную историю. Время, отделяющее «тогда» (1, 2 строфы) от момента, находящегося ближе к настоящему (3 строфа), вместило в себя отрезок духовного пути героини, на котором- произошло восхождение к трагедии, открытие поэту его долга и Судьбы.

Во второй главе «Эволюция и природа трагического в лирике 1920-х - середины 1940-х годов» исследуется центральный период творчества А. Ахматовой, который характеризуется стремлением художника к постижению закономерностей истории и человеческой судьбы. Специфика трагического выявляется из его взаимодействия с ужасным и героическим, в результате которого в лирике возникают такие типы трагического пафоса, как эсхатологический и героический. Реальная действительность подсказывает художнику необходимый ракурс постижения и отражения жизненных коллизий, но при этом в творчестве неизменно присутствует вера в нравственные ценности. Трагическое позволило А. Ахматовой «восстановить» равновесие между разрушающими и созидающими силами жизни, не допустить в поэзии тотальной иронии и несдержанной героики. Глава состоит из двух параграфов.

В первом параграфе «Трагическое и ужасное» утверждается, что ужасное в ахматовской лирике связано с темой безысходности существования человека в тоталитарном государстве.

Мысли о страшной судьбе поэта в России возникают после 1921 года («Пятым действием драмы...», 1921; «Многим», 1922; «Памяти Сергея Есенина», 1925). Произошедшее в личной и общественной жизни (расстрел Н. Гумилева и смерть А. Блока) было

воспринято художником не как случайное, частное, но как закономерное, судьбоносное. Поэзия, по А. Ахматовой, должна стать воскрешающей силой (подобно псалмам Давида), но она обретает необходимую духовную мощь только тогда, когда подтверждается личным подвигом, жертвенным путем, страдальческой судьбой художника. Следовательно, два «произведения» (гражданский стих поэта и его жизнь) должны совпасть в равновеликости. Так, А. Блок причисляется А. Ахматовой к лику святых, его уход из мира -вознесение, торжество, чудо («А Смоленская нынче именинница...», 1921; «Не чудо [странно] ли, что знали мы его...», 1921).

В 1920-е годы в лирике появляются эсхатологические образы и мотивы. Осмысляя общественно-историческую ситуацию, А. Ахматова обратилась к «Книге Иова» («Земной отрадой сердца не томи...», 1921). Мера страдания кажется превышенной настолько, что рождается сомнение в целесообразности мироздания. Бог оставил свой народ. Исход из обители святых поэт показывает в стихотворении «Причитание» (1922). А. Ахматова обращается к «темному» варианту мифа о Петербурге, восходящему к пушкинскому «Медному всаднику» («Здравствуй, Питер! Плохо, старый...», 1922).

Память является началом глубоко нравственным. Беспамятство страшнее физической смерти. Лирическая героиня не всегда готова принять свою судьбу («Бежецк», 1921). Одним из главных становится мотив нравственной вины («Я гибель накликала милым...», 1921; «Скучно мне всю жизнь спасать...», 1923 и др.). Возникает образ пира с мертвыми гостями («Новогодняя баллада»,"' 1922; «Заболеть бы как следует, в жгучем бреду...», 1922). Тема страшной памяти, сопровождающаяся мотивом одиночества, вносит пессимистический пафос в лирику А. Ахматовой («Если плещется лунная жуть...», 1928; «Тот город, мной любимый с детства...», 1929; «Одни глядятся в ласковые взоры...», 1936 и др.). Размышления о памяти культуры помогают преодолеть настроение безысходности. Поэт сопоставляет личное переживание с литературно-художественными образцами. Стихотворения «Рахиль» (1921), «Лотова жена» (1924), «Данте» (1936), «Клеопатра» (1940) посвящены теме судьбы. Лирическая героиня принимает страдания.

Тема репрессий стала важнейшей в творчестве А. Ахматовой 1930-х годов. Стремление осмыслить жестокие социально-исторические катастрофы привело к тому, что поэт рано понимает неслучайность зла, которое причиняет государство своему народу. В лирике тех лет об этом свидетельствуют мотивы насильственной смерти, безумия, бездомности, материнского горя и образы людей-мертвецов, города-тюрьмы, страшного Кремля.

Безутешно горе матери, сходящей с ума от страха за судьбу родного сына («Семнадцать месяцев кричу...», 1939; «Легкие летят недели...», 1939; «Вот и доспорился, яростный спорщик...», 1930-е годы; «Семь тысяч три километра...», 1930-е годы и т.д.). А. Ахматова описала время, в котором мертвым лучше, чем живым («Это было, когда улыбался...», 1940; «Уже безумие крылом...», 1940 и др.). Ужасное представляется поэту закономерностью бытия. В 1930-е годы родной город, спасительное прежде пространство культуры, видится А. Ахматовой как город-тюрьма, «ненужный привесок», город, которого нет («Немного географии», 1937; «Показать бы тебе, насмешнице...», 1938 и т.д.). Москву и Ленинград уравняло чувство горя, одиночества, абсолютная беспомощность людей («Уводили тебя на рассвете...», 1935; «Я знаю, с места не сдвинуться...», 1937; «Стансы», 1940.).

Ощущение приближения конца нагнеталось с помощью мотивов и образов Апокалипсиса, при этом А. Ахматова не переставала утверждать: на земле Дьявол себя выдал, он «палач», «падишах», советский режим, а еще точнее - Сталин («Подражание армянскому», 1937; «Семнадцать месяцев кричу...», 1939; «Стансы» и др.). Звезда становится символом тоталитарного государства и предвестницей «последних сроков». Трагизм исчерпывает себя, когда смерть начинает восприниматься как нечто естественное, даже желанное, отношение к ней характеризуют эпитеты «простая», «чудная», «блаженная». Одно из самых «отчаянных» стихотворений поэта - «К смерти» (1939). А. Ахматова доводит трагическое «до предела», используя ресурсы жанра дружеского послания.

Переписать свои стихотворения об ужасах сталинских репрессий А. Ахматова не могла, поэтому «наращивала» жизнеутверждающий смысл за счет включения их в циклы («Реквием», «Из стихотворений 30-х годов», «Черепки»), таким

образом она сознательно добивается в творчестве трагического пафоса. Преодолевая ужасное в «Реквиеме» (1935 - 1940), А. Ахматова, во-первых, «укореняет» современные события в русской истории, во-вторых, соотносит их с Вечностью через культурные и библейские аллюзии и реминисценции. Хронотоп стихов, собранных вместе и композиционно организованных, усложняется. Этапы отечественной истории представляются поэту как череда массовых страданий людей (стрелецкие женки в XVII веке («Уводили тебя на рассвете...»), декабристки в XIX («Посвящение»), ленинградки 1930-х годов). Земному судилищу всех времен противопоставлена перспектива Суда Божьего, обещающая вернуть смысл существованию человека и целого народа. Соотнесению истории с Вечностью способствует евангельский сюжет, лежащий* в основе «Реквиема». В «Эпилоге» ужасный пафос «снимается», поэту удалось увидеть конец испытаний, масштаб своей будущей славы («А если когда-нибудь в этой стране / Воздвигнуть задумают памятник мне...»). Эпилог «Реквиема» («...И голубь тюремный пусть гулит вдали, / И тихо идут по Неве корабли») можно назвать «тихим». Образы голубя и воды отсылают к ветхозаветной легенде о всемирном потопе, шире — к архетипической ситуации очищения мира от греха. А. Ахматова из отдельных стихов о репрессиях «собирает» произведение, спасительное по своему главному назначению.

В 1920-е - 1930-е годы А. Ахматова проходит путь от умения дать событию поэтический комментарий до формирования собственного видения истории. В начале 1940-х годов мысли художника об исключительности личной и общей судьбы в XX веке прозвучали в стихотворениях, впоследствии вошедших в циклы «Венок мертвым», «В сороковом году», «Северные элегии». В них история предстает как цепь событий, которые человек не в силах изменить. Бессмертие гарантировано только трагической эпохе, ее герои останутся в культурной памяти. Биография и судьба в представлении А. Ахматовой не являются синонимами. Биография -последовательность событий, к которым человек имеет отношение по воле случая и контролировать которые не в состоянии. Судьба -понятие, которое характеризуется цельностью и закономерностью, оно означает время, активно прожитое человеком, одухотворенное его волей и страданием. В лирике, посвященной теме исторического

времени, ужасное не становится ведущим пафосом, оно «подчинено» трагическому и выполняет функцию усиления «документального» начала в поэзии.

Во втором параграфе «Трагическое и героическое» анализируется лирика периода Великой Отечественной войны. Творчество поэта оказалось созвучным официальной советской литературе, но А. Ахматова «не угодила» власти тем, что идейно-эмоциональной основой своей героики сделала трагизм и религиозность. Истинным героизмом в ее лирике является подвижничество: не стремление к спасению человечества внешними средствами, а противление злу смирением и верой в незыблемость нравственных ценностей. Непобедимость русской нации А. Ахматова связывает с ее духовным потенциалом, проявившимся в традициях художественной культуры и православной соборности.

В годы войны «культурным» героем ахматовской лирики становится Петербург — Петроград — Ленинград, трагедию которого поэт переживает как глубоко личную. Символический образ страдающего города А. Ахматова написала в «послесловиях» к циклу стихов 1941 - 1944 годов о судьбе осажденного Ленинграда. В последних четверостишиях «Ленинградского цикла» (во второй редакции - «Ветер войны») А. Ахматова запечатлела библейскую сцену распятия. Как и в «Реквиеме», трагический образ здесь -Богородица, отдающая свое молчание Сыну. («Разве не я тогда у креста, / Разве не я утонула в море, / Разве забыли мои уста / Вкус твой, горе!»; «Послесловие «Ленинградского цикла», 1944). Обращение к сцене распятия давало художнику возможность глубокого обобщения и введения в текст надысторического, или общечеловеческого, плана. Во втором «Послесловии» поэт прямо указывает на связь двух бед - репрессий и второй мировой войны, которую А. Ахматова воспринимала не как битву народов, а как столкновение тоталитарных систем.

Образ второй мировой войны создается с помощью мотивов страха и отчаяния, мученичества и сиротства, истинного и ложного героизма. Образ страха усиливает трагическое звучание некоторых стихотворений А. Ахматовой. Поэт фиксирует «докульминационный» момент, сознательно отказываясь от ужасного в произведениях о войне. Лирическая героиня

16

«отстраняет» от себя отчаяние и безысходность, она как будто заговаривает страх («Дорожная, или Голос из темноты», 1941). Страх уничтожает героику, порождает в людях чувство неотвратимости смерти («И кружку пенили отцы...», 1942). К тому, что пугает, лирическая героиня обращается с мольбой. Дверь (порог) в стихотворениях «Стеклянный звонок» (1944) и «На стеклах нарастает лед...» (1945) становится чертой, которую только и остается преодолеть страху.

К победе 1945 года поэт приходит с четким пониманием того, что такое истинный героизм и настоящая слава. В ахматовском творчестве это «ключевые слова» двух главных тем - России, поэта и поэзии. Слава может принести человеку спокойствие и комфорт, а затем - смерть и забвение или может ничего не принести, кроме страданий, но при этом гарантировать Судьбу и бессмертие. А. Ахматова считала, что ей сделать выбор помогла «суровая эпоха». Мотив славы связан с образом героев-ленинградцев и Днем Победы («А вы, мои друзья последнего призыва!», 1942; «Сзади Нарвские были ворота...», 1944; «27 января 1944 года», 1944; «Победа у наших стоит дверей...», 1945). А. Ахматовой кажется символичным, что День Победы совпал с началом весны. После смертельной зимы возрождается природа, после кровопролитной войны приходит мир. Однако поэт подчеркивает, что жизнь возвращается не спеша, весна в 1945 году «запоздалая» («Памяти друга», 1945).

Мотив истинного героизма и славы связан и с образом поэта. Во время войны А. Ахматова пишет о том, что обречена на славу, сопряженную со смертью («От странной лирики, где каждый шаг - секрет...», 1944). «Идеальной» представляется художнику трагическая судьба Пушкина («Пушкин», 1943). Мотив победы Слова над временем и пространством звучит в стихотворении «Кого когда-то называли люди...» (1945), судьба поэта в нем соотносится с путем Христа. Трагическим «двойником» Пророка в ахматовском сознании был Пушкин с его «завидной» судьбой: оба пережили признание и насмешки современников, были убиты, обессмертили свое время и пространство, оставив на земле «нерукотворный» памятник — Слово. Текст стихотворения перекликается с ахматовским эссе «Слово о Пушкине» (1962).

В лирике первой половины 1940-х годов тему мужества и подвига А. Ахматова лишает «открытого» оптимизма, на первый план выдвигается проблема непомерной цены народной победы. Возрождение жизни видится ей только после тяжких страданий и смертей; судьба ведет Россию к истинной славе через искупление грехов, накопленных не одним поколением.

Третья глава «"Преодоление времени и пространства" в лирике середины 1940-х — 1960-х годов» посвящена рассмотрению эволюции трагического в поздней лирике А. Ахматовой. Трагизм, обусловленный историческими обстоятельствами; преодолевается и сменяется катарсическим типом пафоса. Неопределенность будущего после постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946) у А. Ахматовой закономерно вызвала желание подвести итоги своей жизни и творческой деятельности. Она считала, что в XX веке культура принимает художника только вместе с его судьбой. В конце концов он должен победить земные обстоятельства, «преодолеть время и пространство» - эта мысль много раз звучала в разговорах, речах и статьях о Данте, Рембрандте, Пушкине, Анненском. Не вызывает сомнения, что сказанное о предшественниках проецируется А. Ахматовой на собственный путь. Поздние годы жизни — период заслуженной славы (получение премии Этна-Таормина и степени почетного доктора Оксфордского университета).

В лирике последнего этапа А. Ахматова выступает не только как поэт, но и как «скрытый» исследователь своего творчества. Она настойчиво обращается к идее итоговой книги, задуманной еще в 1946 году, а впоследствии возникшей в планах как «Бег времени». Масштабность замысла требовала соответствующей формы. Сборник строится на циклах (из стихотворений разных лет), через структуру которых автор стремится передать движение времени, логику судьбы, идею победы художника над любой властью. А. Ахматова строго подходит к отбору вариантов стихотворений, композиционно выверяет поэтические сборники прошлых лет. Она выстраивает в трагический «сюжет» все пережитое и написанное. С помощью «большой» формы А. Ахматова создает художественный вариант исследования собственной жизни и эволюции творчества.

В поздней лирике автор указывает на то, что важными датами для судьбы героини и пути России были 1913 год

18

(предвоенный), 1921 (год смерти А. Блока и Н. Гумилева, а вместе с ними, по мысли поэта, и «серебряного века») и 1946 (послевоенный). События десятых годов Л. Ахматова анализирует как «предысторию» трагического века («Петербург в 1913 году», 1961). Лирическая героиня молода, она знаменитый поэт, однако в ее имени и облике уже угадывается будущая трагедия («Рисунок на книге стихов», 1958; «Имя (А.А.А.)», 1958).

В десятые годы подписывается договор с жизнью. Героиня обладает даром предвиденья, и внутренне она готова к грядущим испытаниям («Северная элегия» № 2, 1955; «И меня по ошибке пленило...», 1960 и др.). А. Ахматова осуждает «тогдашнюю» героиню за роковую ошибку: стоя на краю бездны, она упивалась ею, в нищете королевствовала. Образ А. Блока (поэта-пророка) становится в ахматовской поэзии символом эпохи, духовное «цветение» и страдание которой оказались бесплодными («Три стихотворения», 1944- 1960).

Двадцатые, тридцатые и сороковые годы А. Ахматова осмысляет как время, когда в «сюжете» разворачиваются основные трагические действия. В позднем творчестве она продолжает и философски завершает темы эмиграции («Из черных песен», 1961; «Родная земля», 1961) и страшной жизни в тоталитарном государстве («Так не зря мы вместе бедовали...», 1961; «Защитникам Сталина», 1962 и др.), а тема запретной любви стала поэтическим ответом на августовское Постановление («Шиповник цветет», 1946 -1964; «Не в таинственную беседку...», 1965 и др.). Понимая, что не поступилась нравственными принципами и смогла достойно принять испытания, А. Ахматова в стихотворениях последнего периода пишет о войнах, революциях и репрессиях с пафосом благодарного приятия судьбы.

С темой эмиграции в поздней лирике связан мотив бессмертия («...горчайшей смерти чашу...», 1960; «Из черных песен», 1961 и др.). Пришло время, когда все варианты жизненного пути, кроме прожитого, кажутся человеку нелогичными, чужими, ошибочными несмотря на их сравнительное благополучие: «Меня бы не узнали вы... / Я стала песней и судьбой, / Сквозной бессонницей и вьюгой» («Прав, что не взял меня с собой...», 1961). Диалог с эмиграцией А. Ахматова в творчестве завершила созданием стихотворения «Родная земля» (1961), в котором звучит идея

духовной силы и внутренней свободы человека, побеждающего пространство. Она пережила все беды века, «прорвалась» сквозь политику и историю - и написала на гражданскую тему стихотворение глубокого философского содержания.

Открыто в позднем творчестве автора лагерная тема не звучит, она становится важным компонентом более широкой темы полувекового пребывания поэта «под крылом у гибели». Атмосферу и нравы тоталитарного государства А. Ахматова передает через мотивы страшной памяти, чужой судьбы, несправедливого судилища, зазеркалъя; героиня появляется перед читателем в образах «каторжаночки», подсудимой, прокаженной, сумасшедшей. В отличие от стихотворений тех же тем периода 1920-х — 1940-х годов, в лирике итогов острота взаимодействия трагического с ужасным и героическим «снимается» благодаря философичности произведений и стремлению художника к обобщениям. Индивидуальное страдание преодолевается пониманием того, что путь героини совпал с судьбой ее народа. Пришло время посмотреть на «тогда» со стороны и признать, что смерть вела Россию к духовному очищению, праведности («Так не зря мы вместе бедовали...», 1961).

С середины 1950-х годов начинается новый этап осмысления поэтом событий, имеющих отношение к Постановлению. Героем любовно-политического мифа А. Ахматовой является И. Берлин. В драматической ситуации разлученности «я» и «ты» в стихотворениях не равноправны. Герой находится во власти героини, которая сама готова расплачиваться за «встречи» и «невстречи», тем самым утверждая свой статус трагической героини. Тема любви подчеркнуто сопряжена с мотивом творческой фантазии и сновидения («Во сне», 1946; «Сон», 1956; «Ты выдумал меня...», 1956 и др.). А. Ахматова противопоставляет пространство «наяву» и «во сне», таким образом ставится проблема свободы личности. Героиня внутренне свободна и вступает в непримиримый конфликт с силой, которая прямо не называется «тоталитарной системой», но эксплицируется в «говорящих» датах написания стихов (в основном 1946 и 1956 годы). Любовь - испытание, «грозный вызов Судьбе»: для героя она стала дорогой к мнимой свободе и славе, а для героини - путем в бессмертие, «очищением» в огне страданий: «...Холодное, чистое, легкое пламя / Победы моей над судьбой» («Пусть кто-то еще отдыхает на юге...», 1956).

Тема существования человека в тоталитарном государстве связана у А. Ахматовой с образом без вины виноватой подсудимой и бредового судебного процесса без начала и конца. Постоянно возвращаясь в позднем творчестве к мотиву земного судилища, А. Ахматова создает «протокольный» вариант судьбы своей героини («Подражание Кафке», 1960 - 1961; «Из Седьмой Северной элегии», 1964). Тему поэт «закрывает» мотивом тяжбы с веком, в которой правда осталась за героиней («И я не имею претензий...», 1963; «Для суда и для стражи незрима:..», 1965).

В лирике последних лет важен мотив исчерпанности личного страдания. Поэт пишет о том, что зримый путь героини не увенчался оптимистическим финалом, тогда как духовная победа ею была одержана, логика судьбы разгадана («Чтоб я не предавалась суесловью...», 1963; «Еще тост», 1963). Важно, что героине досталась не исключительная, а типичная судьба («Оставь, и я была как все...», 1963). В «фабульном» - богатом трагическими событиями - столетии жизнь превзошла беспредельные возможности авторского воображения («Сонет», 1963). В последних поэтических строках А. Ахматовой героиня наблюдает за судьбой, находясь уже «по ту сторону» смерти: «Сама Нужда смирилась наконец, / И отошла задумчиво в сторонку» («Сама Нужда смирилась наконец...», 1966).

В 1950-е - 1960-е годы А. Ахматова исследует время как категорию философскую. Преодоленная трагедия истории в них уступает место размышлениям художника над проблемами необратимости бега времени, конечности человеческого существования на земле, а самой планеты - в космосе. В лирику возвращаются эсхатологические образы и мотивы. В некоторых произведениях усиливается пессимистическое начало («Из набросков», 1959; «Бег времени», 1961). Над угрозой катаклизма, однако, поэт поднимается благодаря чувству гениального порядка в природе, единства в человеческой истории и преемственности в культуре. Лирическая героиня принимает смерть как неотъемлемую часть мирового проекта («Приморский сонет», 1958; «Мартовская элегия», 1960; «Земля хотя и не родная...», 1964; «А как музыка зазвучала...», 1965 - 1966). В центре внимания художника оказываются проблемы, связанные с «тайнами ремесла»:

психология творчества и читательского восприятия, результаты личной и коллективной (культурной) памяти.

Творчество, по мысли А. Ахматовой, является своеобразной формой существования художника вне общего времени людей. Внешне создание художественного произведения выглядит как процесс, имеющий определенную временную протяженность, а с точки зрения творящего - остановка во времени. Подобное состояние А. Ахматова давно наблюдала и фиксировала в своих стихотворениях, называя его по-разному: «уединение» («Уединение», 1914), «истома» («Творчество», 1936), «дремота» («Многое еще, наверно, хочет...», 1942). В последних произведениях она описывает модель поведения художника, свободно перемещающегося в пространстве и способного «раствориться» во времени («Творчество», 1960; «И жесткие звуки влажнели, дробясь...», 1960; «Поэт не человек, он только дух...», 1962). Мысль о существовании идеального поэтического пространства за пределами земного времени прозвучала в стихотворениях «Не повторяй - (душа твоя богата)...» (1956), «Вместо послесловия» (1965).

Возникает иллюзия существования героини сразу в нескольких временных измерениях, «смонтированных» идеей творческой памяти. В лирике А. Ахматовой у героини появляется психический двойник. Он живет в сознании «вечного» читателя, его судьба - бесконечно «отражаться» в мире: «И устремлюсь к желанному притину, / Свою меж вас еще оставив тень» («Почти в альбом», 1961). В стихотворениях, составивших в «Беге времени» цикл «Полночные стихи» (1963 - 1965), А. Ахматова «оживляет» двойника героини, являющегося ее проекцией на пространство сознания реципиента и культуры в целом. Все подвластно виртуальной героине, не страшна ей ни разрушающая сила времени, ни необъятность пространства («Первое предупреждение», 1963; «Вместо посвящения», 1963). Пребывая в бесплотном состоянии «внутри» культуры, героиня, воссозданная чьим-то сознанием, способна обрести черты любого «вечного» образа - Венеры, Офелии, Беатриче. С одной стороны, это дает ей практически безграничные возможности преодоления земной системы координат и шанс спасти возлюбленного, укрыв его в «чужой» поэзии или музыке («Предвесенняя элегия», 1963; «Зов», 1963; «Ночное

посещение», 1963), с другой - рождает трагическое чувство невозможности принадлежать чему-либо или кому-либо кроме Искусства и Музы («В Зазеркалье», 1963; «И последнее», 1963).

А. Ахматова верила в непрерывность и плодотворность коммуникации между автором и читателем, причем последний в настоящем и будущем несет ответственность не только за реконструкцию «смысла произведения», но и выступает в качестве объективного судьи над эпохой («Забудут? — вот чем удивили...», 1957; «И все пошли за мной, читатели мои...», 1958; «Читатель», 1959; «Вы чудаки, вы лучший путь...», 1960; «Если б все, кто помощи душевной...», 1961; «А я говорю, вероятно, за многих...», 1961; «Все в Москве пропитано стихами...», 1963). А. Ахматова ставит проблему читательского восприятия трагической судьбы автора и героя и приходит к выводу, что катарсис - это состояние, при котором между поэтом и читателем возникает нерасторжимая связь. Художественная версия толкования катарсиса А. Ахматовой близка широкой научной трактовке данного эстетического явления (без «очищения» искусство вообще невозможно).

Преодоление в поздней лирике трагизма, обусловленного объективными обстоятельствами, связано с убежденностью А. Ахматовой в том, что главные трагические события в ее жизни совершились. Лирическая героиня переживает катарсическое примирение с судьбой.

В заключении подводятся общие итоги исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

1. Шевчук Ю.В. Христианские начала проблемы трагического в творчестве А. Ахматовой // Актуальные проблемы филологии: Материалы научно-практической конференции, посвященной 40-летию Башгосуниверситета. Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 1997. С. 24-25.

2. Шевчук Ю.В. Христианские мотивы и библейские образы в творчестве А.А. Ахматовой // Актуальные проблемы современной филологии: Материалы научно-практической конференции, посвященной 40-летию Башгосуниверситета. Ч. 2. Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 1997. С. 25-28.

3. Шевчук Ю.В. Трагическое в поэме А. Ахматовой «Реквием» // Инновационные проблемы филологической науки и образования: Материалы региональной научно-практической конференции 16 декабря 1998 г. Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 1999. С. 116-118.

4. Шевчук Ю.В. Лирика А. Ахматовой 1910 - 1920-х годов и проблема трагического // Проблемы изучения и преподавания филологических наук: Сборник материалов // Всероссийская научно-практическая конференция 11-13 мая 1999 г.: В 4-х ч. Ч. III: Фольклор, русская литература и методика их преподавания. Стерлитамак: Изд-во Стерлитамак. гос. пед. ин-т, 1999. С. 92 - 96.

5. Шевчук Ю.В. К вопросу о традициях в изучении творчества Анны Ахматовой // Проблемы филологии: Сборник научных работ аспирантов, соискателей и молодых ученых. Ч. П. Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 2001. С. 106 - 112.

6. Шевчук Ю.В. Формирование трагического мироощущения в лирике А. Ахматовой первой половины 1910-х годов: «маски» лирической героини // Проблемы истории литературы. Сборник статей. Вып. 14. М.: Московск. гос. открытый пед. ун-т им. М.А. Шолохова, 2001. С. 132 - 142.

7. Шевчук Ю.В. Актуальные проблемы теории трагического // Философская мысль. Уфа: Издание Башкирского отделения Всероссийского философского общества и Башкирского государственного университета, 2001. № 2. С. 104 - 113.

8. Шевчук Ю.В. Тема времени в поздней лирике А. Ахматовой // Творчество А.А. Ахматовой и Н.С. Гумилева в контексте русской поэзии XX века: Материалы Международной научной конференции. 21-23 мая 2004 г. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2004. С. 65-73.

Шевчук Юлия Вадимовна

ТРАГИЧЕСКОЕ В ЛИРИКЕ А. АХМАТОВОЙ

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Лицензия на издательскую деятельность ЛР№ 021319 от 05.01.99 г.

Подписано в печать 16.08.2004 г. Бумага офсетная. Формат 60x84/16. Гарнитура Times. Отпечатано на ризографе. Усл. печ. л. 1,6. Уч.-изд. л. 1,5. Тираж 100 экз. Заказ 533.

Редакционно-издателъский отдел Башкирского государственногоуниверситета 450074, РБ, г. Уфа, ул. Фрунзе, 32.

Отпечатано намножительномучастке Башкирского государственногоуниверситета. 450074,РБ, г.Уфа,ул.Фрунзе, 32.

461 g5

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шевчук, Юлия Вадимовна

Введение

Глава 1. Трагическое в мироощущении А. Ахматовой

1910-х годов

§ 1. «Маски» лирической героини

§ 2. Трагические мотивы

§ 3. Специфика «сюжета»

Глава 2. Эволюция и природа трагического в лирике

1920-х-середины 1940-х годов

§ 1. Трагическое и ужасное

§ 2. Трагическое и героическое

Глава 3. «Преодоление времени и пространства» в лирике середины 1940-х- 1960-х годов

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Шевчук, Юлия Вадимовна

1

В начале XXI века проблему трагического в эстетике уже можно назвать «вечной» - так много сделано на путях ее изучения. Повышенный интерес к ней философов и ученых в прошлом столетии, отмеченном историческими, культурными и экологическими катастрофами, вполне закономерен. Трагизм - один из способов постижения и художественного воплощения жизненных противоречий. Подлинная трагедия преодолевает дисгармонию, утверждает связь со всеобщим и неоспоримую ценность человеческого существования. В настоящей работе трагическое рассматривается как фактор художественного сознания Анны Ахматовой (1889 - 1966), активно влияющий на мотивно-образную структуру целых периодов творчества, отдельных лирических циклов и стихотворений.

Ахматовская поэзия неоднократно становилась объектом исследования критиков и литературоведов на протяжении почти ста лет. Она оказалась в центре внимания уже в 1910-е годы. А. Ахматова называла пророческой статью Н. Недоброво «Анна Ахматова» (1915). Одной из наиболее значимых в оценках и суждениях она считала работу В. Жирмунского «Преодолевшие символизм» (191 б)1. Об особенностях художественной манеры молодого поэта до революции писали М. Кузмин («Предисловие к первой книге стихов А.А. Ахматовой. «Вечер», 1912), В. Чудовский («По поводу стихов Анны Ахматовой», 1912), Н. Гумилев («Анна Ахматова. Четки», 1914), О. Мандельштам («О современной поэзии (К выходу «Альманаха муз»)», 1916) Л и др. . С 1920-х годов творчество А. Ахматовой изучается представителями разных литературоведческих школ и направлений.

Классикой ахматоведения являются научные труды о стиле поэта сторонников формального метода3. Б. Эйхенбаум («Анна Ахматова. Опыт анализа», 1923) важнейшей особенностью поэтики А. Ахматовой считал лаконизм формы и содержания. В. Виноградов («О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски)», 1925) отмечал символичность ее образа, его особую смысловую насыщенность. Для современных исследователей стилевые доминанты, впервые выявленные формалистами, являются ключевыми в постижении мировоззрения художника. Многие проблемы ахматовской поэтики, поставленные в их работах, конструктивно разрабатываются литературоведами начиная с 1960-х годов («чужое слово» в поэзии А. Ахматовой, жанровое своеобразие, игра стилистическими «масками» при создании образа лирической героини и т.д.).

Традиции ОПОЯЗовского подхода в изучении ритмико-метрического строя, строфики, лексики, синтаксиса осуществляются в отечественном литературоведении по сей день (М. Гаспаров «Стих Ахматовой: четыре его ф этапа», 1989; С. Калачева «Своеобразие стиха ранней А. Ахматовой», 1986;

Ю. Бельчиков «К стилистическому комментарию «Реквиема» Анны Ахматовой», 1996; Н. Дзуцева «И таинственный песенный дар» (Фрагментарная форма в поэзии Ахматовой)», 1998 и др.)4. В конце 1960-х годов Т. Цивьян в статье «Материалы к поэтике Анны Ахматовой» справедливо отмечает, что индивидуальность поэта в большой степени определяется кругом слов, которые он использует, и особенностями словоупотребления. На материале сборника «Anno Domini» предпринимается попытка составления словаря языка поэта: публикуются данные о частоте употребления знаменательных слов в сборнике в сопоставлении с «Камнем» ф О. Мандельштама и с книгой Б. Пастернака «Сестра моя - жизнь»5. В 1990-е годы Словарь поэтического языка А. Ахматовой был составлен с помощью компьютерной программы Т. Шальниковой-Патера («А Concordance to the Poetry of Anna Akhmatova», 1995)6.

В 1920-е годы поэзия А. Ахматовой привлекает внимание представителей и сторонников социологического подхода (Г. Лелевич «Несовременный «Современник», 1924; А. Лежнев «Среди журналов», 1924; Л. Троцкий «Литература и революция», 1923 и др.) . Отношение к художнику вульгарных социологов было враждебным, особенно раздражали критику ^ религиозные образы и мотивы поэзии А. Ахматовой. В одной из статей она обвинялась в том, что «не к активному участию в строительстве может звать о наших женщин, а к Богу, Боженьке и ангелам его» . Подобный взгляд был представлен впоследствии в докладе А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946).

Подход вульгарных социологов сыграл губительную роль в творческой и человеческой судьбе А. Ахматовой. Критики обвиняли ее в классовой ограниченности. Социологический анализ, в отличие от формального, казалось бы, должен был акцентировать внимание на общественной значимости ахматовских произведений, однако, упрекая поэта в органичной связанности с прошлым, критики не приняли стихи именно за содержание, ф Художник, по их мнению, «неверно» отражает действительность, трактуя происходящее не с точки зрения общественной целесообразности. Социологическая критика была нормативна в своей методологии, но именно она обратилась к анализу гражданской лирики поэта.

В связи с негласным запретом поэзии А. Ахматовой в середине 1920-х, а затем и в 1940-е годы отечественная критика ее «забыла». После мюнхенской публикации «Реквиема» (1963) усиливается интерес к ее творчеству со стороны зарубежных переводчиков и литературоведов, начали писать о ней и в России. «Возвращение» А. Ахматовой в русскую поэзию XX века сопровождалось возрождением «голосов» ее эпохи, зашифрованных в ф текстах. С 1960-х годов и до сегодняшнего дня не ослабевает интерес исследователей к проблеме интертекстуальности, диалога автора со всей предшествующей и современной культурой.

С использованием структурной методики анализа эту задачу решали в своих работах В. Топоров («К отзвукам западноевропейской поэзии у Ахматовой», 1973), JI. Лосев («Страшный пейзаж»: маргиналии к теме Ахматова / Достоевский», 1992), Р. Тименчик («О «библейской» тайнописи у Ахматовой», 1995), Б. Кац («Неслышные женские голоса в «Реквиеме» Анны Ахматовой», 1998) и др.9. Исследователями изучается структурная ^ организация ахматовской поэзии, полифонизм ее лирики. Продолжая традицию формального метода, сторонники структурного подхода дали образцы скрупулезного анализа поэтического текста (лирического стихотворения, цикла, поэмы). В 1980-е - 1990-е годы структурно -семиотический подход к творчеству А. Ахматовой представлен в работах В. Топорова («Поэма без героя» в ритуальном аспекте», 1989), JI. Кихней («Мотив святочного гадания на зеркале как семантический ключ к «Поэме без героя» Ахматовой», 1996) и др.10. Исследователями поставлена проблема выявления архетипов (Е. Козицкая «Архетип «воды» в творчестве А. Ахматовой», 1995)11.

Накопленный опыт изучения поэзии А. Ахматовой в стилевом аспекте, 0 а также снисходительное отношение к ней со стороны советской власти в конце 1950-х годов позволили исследователям поставить вопрос о мировоззренческих основах художника. Монографические труды А. Павловского («Анна Ахматова: Очерк творчества», 1966), Е. Добина («Поэзия Анны Ахматовой», 1968) и В. Жирмунского («Творчество Анны

1 "У

Ахматовой», 1973) были первой попыткой рассмотрения творчества поэта в его эволюции. В 1980-е - 1990-е годы в связи с завершением процесса «возвращения» А. Ахматовой к своему читателю возникла необходимость изучения ее биографии. В отдельных работах биографический метод становится основным приемом исследования («Пятикнижие», составленное Ф Р. Тименчиком при участии В. Мордерера, К. Поливанова, М. Тименчика и выпущенное в юбилейном 1989 году; И. Лосиевский «Анна всея Руси: Жизнеописание Анны Ахматовой», 1996; Л. Малюкова «Анна Ахматова. Эпоха. Личность. Творчество», 1996; Н. Королева «Анна Ахматова. Жизнь поэта», 1998-1999; В. Черных «Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой», 1996 - 2001 и др.)13

Поэзия А. Ахматовой изучается в историко-культурном контексте «возвращенного» серебряного века, в рамках его идейно-эстетической парадигмы (Н. Коржавин «Анна Ахматова и «серебряный век», 1989; Л. ^ Колобаева «Концепция личности в русской литературе рубежа XIX - XX вв.», 1990; Н. Полтавцева «Анна Ахматова и культура «серебряного века»,

Ш'

1992 и др.)14- Р. Тименчик отмечает, что «не рассмотрен еще вопрос о вписанности ахматовской поэтической системы ценностей в контекст русской философской мысли XX века»15; М. Руденко пытается ввести ее в контекст святоотеческой, богословской мысли16; Н. Тропкина привлекает лирику поэта для изучения концепции творческой личности, возникшей на рубеже веков и нашедшей адекватное выражение в традиционных масках лицедеев, пьеро, арлекинов17.

В 1990-е годы многоаспектный анализ творчества А. Ахматовой стремятся дать Т. Пахарева («Художественная система А. Ахматовой», 1994), ф JL Кихней («Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла», 1997), С. Кормилов

Поэтическое творчество Анны Ахматовой», 1998), И. Невинская («В то

1 ft время я гостила на земле.» (Поэзия Ахматовой), 1999) . Большое внимание в монографиях уделяется исследованию соотношения мироощущения поэта и его художественных принципов, рассмотрению этапов эволюции художника.

Научную базу для постановки и решения проблемы трагического подготовили результаты прежде всего трех направлений исследования лирики А. Ахматовой.

Поскольку трагическое в произведениях поэта проявилось наиболее ф полно на уровне образа и мотива, нами изучены монографии и статьи, в которых предпринят специальный анализ данных аспектов: Ю. Левин и др. («Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма», 1974), Н. Артюховская («О драматизме ранней лирики А. Ахматовой», 1974), О. Симченко («Тема памяти в творчестве А. Ахматовой», 1985), В. Виленкин («Образ «тени» в поэтике Анны Ахматовой», 1994), В. Заманская («Экзистенциальное сознание русской литературы первой трети XX века», 1997), В. Шоркина («Трагические мотивы в лирике А.А. Ахматовой (20-е -50-е гг.)», 1997), И. Федорчук («Лирическая картина мира в творчестве Анны

Ф<

Ахматовой», 1999), JI. Кихней («Акмеизм. Миропонимание и поэтика», 2001)

19 и др. .

В диссертационной работе мы утверждаем, что в художественном сознании поэта изначально сопряжены трагическое и христианское. Внимание к религиозным аспектам ахматовской лирики стало неотъемлемым элементом современных монографических исследований творчества художника. Примером могут служить работы JI. Кихней, О. Фоменко («Так молюсь за Твоей литургией.»: Христианская вера и поэзия Анны Ахматовой», 2000), О. Троцык («Библия в художественном мире Анны Ахматовой», 2001), С. Бурдиной («Поэмы Анны Ахматовой: «вечные образы» культуры и жанр», 2002)20.

В данном исследовании мы приходим к выводу, что трагизм как свойство художественного мышления А. Ахматовой соотносится с ее стремлением к архитектонической выстроенности поэтических книг и лирических циклов. Текстологические проблемы на материале лирики поэта решаются в работах А. Наймана («Рассказы о Анне Ахматовой», 1989), В. Виленкина («В сто первом зеркале», 1990), А. Хейт («Анна Ахматова: Поэтическое странствие.», 1991), JI. Чуковской («Записки об Анне Ахматовой», 1997), Н. Гончаровой («Фаты либелей» Анны Ахматовой», 2000) и др.21.

Во всех названных исследованиях характеристика «трагический» используется применительно к стилю и мироощущению А. Ахматовой, однако трагизм не становится предметом специального изучения. Понятия трагическое, трагизм, трагедийность вообще употребительны в филологических трудах, но это не является показателем их изученности в литературоведении. Мы считаем необходимым уточнить теоретический аппарат, использованный нами при исследовании трагического в ахматовской лирике. В связи с поставленной задачей рассмотрим следующие вопросы:

1) трагическое как свойство мироощущения и его отношение к христианскому сознанию;

2) трагическое как стилеобразующий фактор;

3) связь трагического с родственными категориями (драматическое, героическое, ужасное). 2

Разработка понятия трагического восходит к эстетике романтизма и работам Гегеля. Достаточно подробно оно исследовалось отечественными учеными XX века: А. Аникст, А. Лосев и др. изучали его исторические аспекты; место в системе эстетических категорий рассматривали Ю. Борев,

22

И. Крюковский, Д. Средний и др. . В справочно-энциклопедической литературе («Философская энциклопедия», «Краткая литературная энциклопедия», «Литературный энциклопедический словарь») трагизм определяется как эстетическая категория23, в то время как современные теоретики литературы предлагают в качестве родового понятия следующее: вид пафоса (Г. Поспелов, Е. Руднева), тип художественного содержания (И. Волков, М. Лазарева), тип авторской эмоциональности (В. Хализев), модус художественности (Н. Фрай, В. Тюпа)24.

В центре внимания литературоведов, изучающих феномен трагического, находится проблема мировоззрения автора, своеобразия трагических ситуаций и героя, читательского восприятия. Для определения методики изучения трагического в художественном произведении, на наш взгляд, существенно следующее:

1) трагическое является одной из граней художественного мышления писателя;

2) трагическое может оказывать непосредственное влияние на стиль автора.

Соотнесенность данного понятия с системой идеологических воззрений отмечалась многими учеными. Философы писали о трагическом сознании в широком понимании. В работах Н. Бердяева, Вяч. Иванова,

Мигеля де Унамуно речь идет о мироощущении народа, поколения конца XIX-начала XX века, о трагизме как способе отношения к жизни любого человека25. В их трактовке трагическое выходит за рамки эстетического и распространяется на жизнь вообще.

Важное значение при анализе художественных произведений может иметь синтез трагического и христианского. Трагическое в литературе, по словам А. Белого, «очищается посредством религии»26. Христианское миросозерцание не допускает сведения трагизма к страданиям и чувству безнадежности, при котором исчезает позитивное содержание (утверждение стойкости, последовательности, мужества). В произведениях, в которых доминирует атмосфера религиозного благоговения, трагический конфликт снимается (подобный тип авторской эмоциональности В. Хализев определил как «благодарное приятие мира и сердечное сокрушение»27).

Специально вопрос об отношении трагического восприятия к христианскому сознанию в изученных нами философских работах не рассматривался, однако исследования Н. Бердяева, С. Булгакова, Вяч. Иванова, В. Ильина, А. Меня позволяют сделать вывод о неконфликтности этих сфер .

Для религиозной и трагической граней мировосприятия важен феномен безвинного страдания, он движет духовной жизнью человека; в нем, по словам Н. Бердяева, «происходит прикосновение к глубине существования» . Истинная радость и утешение в вере обретается на пути крестном. Христианство - религия искупления, и поэтому она предполагает существование горя, зла, греха. Человек - поле сражения добра и зла, Бога и Дьявола - именно в этом источник трагического противоречия для христианского сознания. Для обеих сфер страдание не случайно, а закономерно. Христианин, подобно трагическому герою, делает свой выбор свободно, во имя добра и будущего спасения человечества.

Содержанием трагического является антиномия оптимистического и пессимистического. Для христианского мировидения оптимистическая установка первична. Путь к Богу - путь страдания и искупления, однако на любом из его этапов христианин верит в торжество страдания, видит победу над злом и спасение, потому что с ним Христос. Религиозное сознание сочетает в себе трагизм и героизм, но это не героика радикального преобразования жизни, а подвижничество30. Христианское миросозерцание не допускает ужасного, тотальной иронии, пантрагического. Вера спасает человека от безысходности.

В работах по теории и истории литературы подход к трагическому как особому взгляду на мир уже, чем в трудах философов: в них речь идет о воззрениях художника. Литературоведы справедливо утверждают, что трагическое и другие виды пафоса (авторской эмоциональности, модусы художественности) связаны с мышлением писателя, его общественными идеалами, отношением к изображаемой жизни. Г. Поспелов считал необходимым говорить о пафосе «творческого мышления писателя», который определяет свойства стиля его произведений, выражается в них31. В. Хализев исследует мировоззренческие эмоции автора32. В. Тюпа пишет о художественности, которая определяется им как «своеобразие не языка, а мышления (при всей их нерасторжимости)»33.

Проблема трагического как характеристики художественного мышления писателя не является разработанной, однако в самом утверждении, что трагизм, драматизм, героизм необходимо считать фактами художественного сознания, литературоведы единодушны.

Исследование трагизма как стилеобразующего фактора также связано с именем Г. Поспелова. Виды пафоса, по мнению ученого, влияют на стиль, который определяется как «свойство литературных произведений, точнее, их образной формы в единстве трех ее сторон: предметной, словесной, композиционной, в котором осуществляется экспрессивно-творческая типизация жизни»34. Трагическое пронизывает все изображение, выступая как активное формообразующее начало, однако оно не является изолированным от иных формообразующих сил. Е. Руднева, развивая поспеловскую идею, приходит к выводу, что пафос является наиболее непосредственным выражением мировоззрения писателя в произведении35.

В связи с вопросом о стилеобразующей роли пафоса следовало бы рассмотреть проблему специфики изучения трагического в эпосе, лирике и драме, однако в теории литературы она остается неразработанной. Исследователи считают, что трагическое сохраняет свои свойства в литературе разных родов и жанров, методов и направлений. Суждение Вяч. Иванова, полагавшего, что «больший простор» предоставлен трагическому в лирике, чем в эпосе36, не является бесспорным. При изучении произведения необходимо учитывать его родовую специфику. Например, при исследовании трагического в лирике сложно (а порой и невозможно) говорить о разрешимости или неразрешимости конфликта; важно избежать отождествления пафоса автора и героя - в противном случае будет упущено оценочное отношение художника к изображаемой действительности. Анализа одного стихотворения чаще всего бывает недостаточно для характеристики образа лирического героя, поэтому рассматриваются циклы, сборники, периоды творчества поэта. В целом же, трагическим началом могут обладать и драма, и роман, и лирическое стихотворение. Существенным показателем его присутствия в произведении является трагический герой, а в связи с ним и неразрешимый конфликт, антиномия оптимистического и пессимистического, диалектика случайного и необходимого.

Трагический герой возвышен, свободен в своих мыслях и поступках. Личность сильная и цельная, он попадает в ситуацию разлада с миром, неспособность отступиться обрекает его на страдания и гибель. Трагическая борьба и поражение героя вызывает чувство глубокой горечи. В эстетике и литературоведении гегелевская концепция понимания трагического героя и его «вины» в ряде позиций сохраняет свое значение и сегодня.

Герой призван своей гибелью или тяжкими страданиями восстановить распадающуюся гармонию, для этого его внутренняя «цельность» должна быть приближена к изначальной «прочности» внешнего мира. Исследуя природу трагической вины, Гегель пишет: «.Обе стороны противоположности, взятые в отдельности, оправданы, однако достигнуть истинного положительного смысла своих целей и характеров они могут, лишь отрицая другую столь же правомерную силу и нарушая ее целостность, а потому они в такой же мере оказываются виновными именно благодаря своей нравственности»37. Трагический герой виновен и невиновен одновременно. Исследователи наделяют понятие «вины» разным содержанием, однако общепринятым является утверждение, что она связана с высокой степенью духовности и личной ответственности героя за происходящее.

Анализируя взаимосвязь случайного и необходимого, Гегель указал на то, что трагическое вызывается не случайными внешними силами, а проистекает из внутренней природы самого гибнущего явления; он определил тип трагического героя как закономерно, неотвратимо влекомый к гибели в силу своего характера и трагической вины38. В связи с закономерным характером трагического исследователи указывают на проблему конфликта, особой остроты его характера. Идея непримиримости конфликта является важной в концепции А. Лосева, он пишет: «Трагическое не допускает какого-либо возвышения над конфликтом, примирения или разрешения его в какой-то иной, «высшей» сфере - в противном случае оно скорее переходило бы в область комического, преодолевалось бы в юморе или иронии»39. В наше время определение конфликта в трагическом как неразрешимого можно считать в литературоведении общепринятым.

Сложным является вопрос об оптимистическом и пессимистическом в трагизме. С одной стороны, конфликт не может быть разрешен, утрата невосполнима, а с другой - утверждается бессмертие человеческого духа и нравственных ценностей. Не раз ставилась проблема воздействия трагического на сознание зрителя и читателя, предпринимались попытки толкования аристотелевского катарсиса. Оптимистическое начало способствует благотворному очищению чувств и помыслов читателя, их качественному изменению. По словам Вяч. Иванова, в результате катарсиса происходит «какое-то неуловимое, но осчастливливающее утверждение смысла и ценности если не мира и Бога, то человека и его порыва»40. Со временем термин «катарсис» приобрел еще более широкую трактовку.

М. Бахтин утверждал: «Если понимать этот термин в очень широком смысле, то с этим можно согласиться (без катарсиса в широком смысле вообще нет искусства)»41. Катарсис присутствует и в трагедии, и в смеховых жанрах, но он, по мнению литературоведов, ослаблен или отсутствует вовсе в тех произведениях, где царят безысходный скепсис и тотальная ирония, где выражается радикальное неприятие мира. В. Хализев приводит в качестве примера повести и рассказы Ф. Кафки, «Тошноту» Ж.-П. Сартра, произведения театра абсурда42. Другие исследователи полагают, что XX век поломал шиллеровско-шеллингианско-гегелевские представления о главном персонаже трагедии, отстаивающем высшие ценности (М. Бахтин)43.

При всей полноте и своеобразии трагическое взаимодействует с другими видами пафоса в пределах одного произведения и всего творчества писателя. Задача исследователя — выявить эстетическую доминанту, одновременно указав на полифонию художественного содержания. Специфика трагического во многом определяется тем, какими иными родственными категориями оно «обогащается». Литературоведы описывают разные виды пафоса, модусы, типы авторской эмоциональности, неизменно останавливаясь на трагическом, драматическом, комическом, героическом. «Пафос литературных произведений, - пишет Г. Поспелов, - явление очень сложное, разностороннее. И его разновидности не внеположны друг другу — они относятся к разным сторонам жизни и деятельности людей в реальной действительности и персонажей в художественных произведениях. Поэтому они образуют отдельные группы, часто взаимопроникающие друг в друга»44. Героизм, трагизм, драматизм, ужасное - одна группа разновидностей типов пафоса. Для литературы XX века актуален вопрос «вплетения» в трагическое героики и ужасного. Важной для исследователя становится проблема «сосуществования» эстетических феноменов.

Содержанием, близким к трагическому, является драматическое. Сущность драматизма составляют острые, иногда непримиримые противоречия, которые заключают в себе возможность разрешения. Сложность, однако, состоит в том, какой конфликт считать неразрешимым (и, следовательно, трагическим), а какой допускает положительный исход (а значит, является драматическим). Трагический конфликт неразрешим, потому что связан с «внутренним противоречием между жизненными стремлениями личности и признаваемыми ею сверхличными ценностями жизни» (Г. Поспелов)45. Источник его лежит в области отношений между личностью и судьбой, личностью и сверхличным миропорядком. Сверхличными ценностями Г. Поспелов называет любовь, дружбу, товарищество. В эстетике М. Бахтина важное место отводится надличной категории памяти46.

Драматическая напряженность близка трагической, но между ними есть принципиальная разница: драматическое «я» противостоит не мироустройству, а «другому «я» (В. Тюпа)47. И в драматизме возможно страдание, даже гибель героя, однако, в отличие от трагического, оно определяется не сверхличной виной, а личной ответственностью за внешнюю жизнь. Драматические ситуации могут углубляться до трагизма, а могут разрешаться героическими действиями.

Героика наиболее тесно и прямо связана с жизнеутверждением. И трагический герой, и героический характер выражают идеи позитивного преобразования мира. Они свободно делают свой выбор; активность во взаимоотношениях с обстоятельствами - условие их существования. Однако если трагическая личность характеризуется «цельностью» и чуткостью духа, то героическая настроенность связана с волевой собранностью, с бескомпромиссностью и духом непреклонности. Главное в героическом содержании произведения - изображение подвига, самоотверженной борьбы и ее результатов, приводящих к торжеству дела, ради которого действует герой.

Трагизм и героика взаимопроникают друг в друга. Героика, одухотворенная сверхличной целью, связана с трагическим началом. Подобного рода героизм не чужд религиозному сознанию. В начале XX века С. Булгаков осудил героику радикального преобразования жизни, составляющую суть интеллигентского мировоззрения, и противопоставил ей идеал христианского подвижничества48. Мысли философа тогда оказались невостребованными. В 1930-е — 1940-е годы героическое рассматривалось теоретиками социалистического реализма как центр искусства и литературы. Прошедший век оставил жизненную основу для взаимопроникновения таких эстетических феноменов, как трагическое и героическое.

Исследователями отмечен процесс усиления ужасного в литературах к концу второго тысячелетия. Трагическое при этом сводится к страданиям и чувству безнадежности, позитивное же его содержание не учитывается. В последних работах ужасное обрело статус самостоятельной категории, типа авторской эмоциональности, модуса художественности. О «монструозном» на материале современной культуры пишет И. Смирнов; «пантрагическим» называет В. Хализев трагическое, которому было придано универсальное значение; В. Тюпа выделяет иронический модус художественности, характерную черту которого видит в «радикальном размежевании я-для-себя от я-для-другого», в разъединении внутреннего «я» и внешнего мира49. Об «ужасном» в творчестве И. Репина и JI. Андреева писал еще М. Волошин50.

Подобно трагическому, ужасное вскрывает непримиримый конфликт, однако в нем разрушение не сопровождается подготовкой и формированием «новой сложной целостности. на более высокой ступени человеческого развития» (М. Бахтин)51. Ужасное безысходно. Человек выступает как жертва обстоятельств, поэтому возрастает роль случайного. В ужасном проявляется невозможность индивидуального действия, герой бессилен перед жизнью. Все это порождает пессимизм и натурализм в изображении действительности. Ужасное близко трагическому, но принципиально расходится с ним в решении проблемы гуманизма.

Изучение эстетической полифонии в рамках отдельного произведения или всего творчества художника позволяет разрабатывать типологию трагического. Взаимодействие разных видов пафоса не исключает возможности установления доминанты, в качестве которой может выступать трагизм. Однако существуют и другие пути исследования. Литературоведы А. Кретинин, В. Фатющенко, А. Якобсон выделяют различные типы трагического в русской литературе XIX - XX вв.: «античный» (А. Платонов) и «новоевропейский» (Б. Пастернак), «эстетизированный» (ранний О. Мандельштам) и «экзистенциальный» (поздний О. Мандельштам, С. Есенин), «героический» (М. Волошин); А. Якобсон делит художников на поэтов «гармонического» (А. Пушкин, Ф. Тютчев) и «трагического» мироощущения (М. Лермонтов, А. Блок, В. Маяковский и др.) . Проблема типологии трагического в русской прозе и поэзии остается открытой.

Итак, трагическое {трагизм, трагический пафос) - одно из свойств художественного мышления писателя, способное воздействовать на стиль произведения, обусловливая характеры персонажей, сюжетно-ч композиционную основу, пространственно-временную организацию, лексико-синтаксические средства. Показателем трагического в различных литературных родах и жанрах является трагический герой, а в связи с ним, как правило, и неразрешимый художественный конфликт. В лирике важными способами реализации трагического являются система образов и организация мотивов. 3

Актуальность диссертации состоит в том, что в отечественном и зарубежном ахматоведении все еще ощущается недостаток работ, посвященных эволюции лирической системы А. Ахматовой и анализу художественного мышления поэта на разных этапах, особенно в 1940-е -1960-е годы. Рассмотрение позднего творчества художника в связи с общими тенденциями развития культуры представляется важным для осмысления всего пути А. Ахматовой. Трагическое в ее творчестве вообще редко становится предметом специального исследования литературоведов. Во многом это объясняется не полной разработанностью данного понятия в теории литературы и отсутствием методики его изучения в поэтическом тексте.

Объектом исследования в диссертации является вся лирика А. Ахматовой; при этом нами отобраны произведения с ярко выраженной трагической, драматической, героической тональностью. Для анализа достаточно большого по объему материала выбран диахронический подход к творчеству художника, а это, в свою очередь, ставит проблему периодизации.

В поэзии А. Ахматовой различаются три периода, каждому из которых соответствует определенный угол авторского зрения, свой круг идей и мотивов.

1 период - 1910-е годы;

2 период - 1920-е - сер. 1940-х годов;

3 период - сер. 1940-х - 1960-е годы.

Для уточнения понятийного аппарата в работу включены ссылки на исследования философов XX века и современных теоретиков литературы.

Предметом исследования в диссертационной работе является процесс формирования и эволюции трагического мироощущения А. Ахматовой. Особый интерес представляет поздний период ее жизни и творчества. В 1950-е - 1960-е годы А. Ахматова, будучи профессиональным литературоведом, подводит итоги своему полувековому пути в русской культуре. Не остается без внимания поэта и проблема трагического. Катарсис в поздних стихотворениях - результат, к которому привели А. Ахматову интуиция художника и чутье ученого. В работе исследуется своеобразие трагизма, содержащегося в ахматовской лирике, его связь с другими эстетическими явлениями.

Цель диссертации - исследовать трагическое в мироощущении А. Ахматовой как существенный фактор, влияющий на создание авторской картины мира, образа лирической героини, мотивной структуры стихотворений, циклов, периодов творчества.

В связи с поставленной целью в работе решаются следующие задачи:

1) рассмотреть научные подходы к проблеме трагического, определить критерии трагизма с целью изучения лирики А. Ахматовой;

2) представить первый период творчества как этап формирования трагического мироощущения художника в культурном и историческом контексте «серебряного века»;

3) выявить и описать типы трагического, возникающие в лирике А. Ахматовой во втором и третьем периодах;

4) проанализировать образ лирической героини и систему мотивов как важнейшие способы выражения трагического в поэтическом тексте.

Методика и методология исследования. В основу работы легли труды отечественных философов и литературоведов. Исследования А. Лосева, М. Бахтина, Г. Поспелова, Ю. Борева, В. Хализева, Е. Рудневой, И. Волкова, М. Лазаревой обозначили принципы подхода в рассмотрении проблемы трагического. Теоретические и практические открытия, представленные в работах В. Жирмунского, Б. Эйхенбаума, В. Виноградова, Л. Гинзбург, М. Гаспарова, В. Топорова, Т. Цивьян, Р. Тименчика, Л. Кихней, определили методы и приемы исследования лирики А. Ахматовой. Культурно-исторический, системно-типологический и структурно-семантический методы, использованные в диссертации, позволили провести анализ художественных текстов и включить объект изучения в общекультурное пространство.

Научная новизна работы определяется тем, что впервые трагическое в поэзии А. Ахматовой становится предметом специального исследования. В диссертации предлагается новый ракурс осмысления лирики А. Ахматовой всех периодов - сквозь призму ее трагического мироощущения. Выявлено, что трагизм в ахматовской поэзии соотнесен с православно-христианскими и философскими взглядами художника. Определено, что трагическое мироощущение А. Ахматовой имеет непосредственное отношение к раскрытию автором судьбы лирической героини. Хронологический принцип анализа стихотворений, исследование поэтики некоторых циклов и итоговой книги «Бег времени» позволяют выстроить логику пути героини. Новая интерпретация и мотивировка ряда стихотворений дает возможность рассматривать творчество А. Ахматовой в философско-религиозном контексте русской культуры XX века.

Теоретическая значимость диссертации. Результаты исследования позволяют понять трагическое как грань художественного сознания поэта и как фактор стилеобразования. В качестве важнейших способов реализации пафоса в поэтическом тексте нами изучены система мотивов и образ лирической героини. Выявленные в процессе исследования лирики А. Ахматовой типы трагизма (героический, эсхатологический, катарсический) могут стать материалом для построения типологии трагического в русской поэзии XX века.

Практическая значимость работы. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в разработке лекционных и практических курсов по истории русской литературы XX века, по теории литературы; в спецкурсах и семинарах по вопросам анализа поэтического текста и творчества А. Ахматовой.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на Международной научной конференции «Поспеловские чтения-99. Литературоведческие школы XX века: к 100-летию профессора Г.Н. Поспелова» (Москва, 1999), на VII Межвузовской конференции «Русская и зарубежная литература: история, современность, взаимосвязи» (Москва, 2001), на Научно-практической конференции, посвященной 40-летию Башгосуниверситета «Актуальные проблемы филологии» (Уфа, 1997), на Региональной научно-практической конференции «Инновационные проблемы филологической науки и образования» (Уфа, 1998), на Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы изучения и преподавания филологических наук» (Стерлитамак, 1999). По теме диссертации опубликовано 8 работ.

Объем диссертации составляет 247 страниц. Исследование состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы, содержащего 280 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Трагическое в лирике А. Ахматовой"

Заключение

В данном исследовании трагическое рассматривается как грань художественного мышления А. Ахматовой, как фактор, влияющий на мотивно-образную организацию целых периодов творчества и отдельных произведений. Трагическое не исчерпывает всей глубины мировосприятия поэта, однако представляет собой важную форму освоения и воплощения жизненных противоречий. Понятия трагическое, трагизм, трагический пафос в работе используются как синонимические. В процессе анализа лирики в диахроническом аспекте данное свойство мироощущения А. Ахматовой осмысляется в связи с родственными категориями драматического, героического и ужасного, а также в контексте с православно-христианскими и философскими взглядами художника. Выявление трагического осуществляется через анализ образа лирической героини и системы мотивов в стихотворениях всех периодов.

Трагическое в художественном мышлении А. Ахматовой исследуется на трех этапах ее лирики.

Первый период (1910-е годы) изучен как этап зарождения трагического в мироощущении поэта, появление пафоса обусловлено сознательной установкой на изображение страдания.

Второй период (1920-е - середина 1940-х годов) характеризуется стремлением художника к постижению закономерностей истории и человеческой судьбы; взаимодействие трагического с ужасным и героическим связано с намерением автора создать «документальную» лирику.

Третий период (середина 1940-х - 1960-е годы) — этап активного осмысления А. Ахматовой своей человеческой и творческой судьбы, подведения итогов; поэту открывается «прочность» личности и мира (Гегель), сложившаяся в результате совершившегося переживания.

Лирическая героиня А. Ахматовой в целом соответствует классическому представлению о трагическом герое, отстаивающем высшие ценности. Уверенность в неизбежности и плодотворности страдания, внутренняя готовность к нему в жизни и творчестве связаны с христианскими воззрениями поэта (для

220 религиозной и трагической сфер одинаково важен феномен безвинного страдания).

Четкие нравственные ориентиры можно проследить уже в поэзии А. Ахматовой первого периода. Лирическая героиня многолика, она предстает в «масках» («монахиня», «блудница», «женщина из народа»). Художник пытается запечатлеть драматические «оттенки» любовного чувства, анализирует путь женщины-поэта, использует биографический материал. Присутствие «двойников» в лирике первой половины 1910-х годов — игра в духе времени, свидетельствующая о моде на боль и страдание, и одновременно - поиск «эскиза» внутреннего и внешнего облика героини, готовой принять трагическую судьбу. Героиня с самого начала понимает, что за игру («блуд» и «бражничество») придется платить, грех предстоит искупить, поэтому уже в раннем творчестве возникает мотив нравственной вины.

С 1914 года в лирику «входит» тема истории - усиливается мотив личного горя, возникает образ общей беды. Если до первой мировой войны мотив предчувствия нелегкой судьбы расширял возможности любовной темы, то во второй половине 1910-х годов он связан с историческими прозрениями поэта. Понятия судьбы и памяти у А. Ахматовой наполняются сверхличным содержанием и становятся ключевыми. Лирическая героиня берет на себя роль «собирателя» мира, выступает в качестве силы, способной противостоять действию внешних обстоятельств. Стихотворения А. Ахматовой являются прямыми откликами на катастрофические события (война, революции, эмиграция). Сформировавшийся к 1920-м годам трагический пафос был обусловлен объективной ситуацией.

В лирике второго периода А. Ахматова сосредоточена на фактическом материале. Реальная действительность 1920-х - середины 1940-х годов подсказывает художнику необходимый ракурс постижения и отражения жизненных коллизий, но при этом в творчестве неизменно присутствует вера в неистребимость ценностей, прежде всего нравственных. Трагическое позволило А. Ахматовой «восстановить» равновесие между разрушающими и созидающими силами жизни и не допустить в поэзии тотальной иронии и несдержанной героики. В этом периоде выявляются разные типы трагического (эсхатологический и героический), возникшие в результате его взаимодействия с ужасным и героикой.

Ужасное в ахматовской лирике связано с темой безысходности существования человека в тоталитарном государстве. Мысли о страшной судьбе поэта в России возникают после 1921 года («Пятым действием драмы.», 1921; «Многим», 1922; «Памяти Сергея Есенина», 1925). В то же время в стихотворениях появляются эсхатологические образы и мотивы («Земной отрадой сердце не томи.», 1921; «Причитание», 1922; «Здравствуй, Питер! Плохо, старый.», 1922). Стремление осмыслить жестокие социально-исторические катастрофы привело к тому, что А. Ахматова рано поняла неслучайность зла, которое причиняет государство своему народу. В лирике 1930-х годов об этом свидетельствуют мотивы насильственной смерти, безумия, бездомности, материнского горя и образы людей-мертвецов, города-тюрьмы, страшного Кремля.

В поэзии, посвященной теме исторического времени, ужасное не становится ведущим пафосом, оно «подчинено» трагическому и выполняет функцию усиления «документального» начала в поэзии. Пессимистические настроения в произведениях, адресованных репрессированным сыну и мужу, настолько сильны, что зачастую «снижают» их оптимистический потенциал и не позволяют осуществлять спасительную миссию. Переписать заново свои стихотворения А. Ахматова не могла, поэтому «наращивала» смысл за счет включения их в циклы («Реквием», «Из стихотворений 30-х годов», «Черепки»). Таким образом она сознательно добивается в творчестве трагического пафоса.

Открытое героическое начало в лирике первой половины 1940-х годов обусловлено гражданской и эстетической позицией. А. Ахматова заявляла, что война — не время для написания любовных историй; обстоятельства «приговаривают» художника к созданию патриотической поэзии. Творчество периода Великой Отечественной войны оказалось созвучным официальной советской литературе, но А. Ахматова «не угодила» власти тем, что идейно-эмоциональной основой своей героики сделала трагизм и религиозность. Истинным героизмом в ее лирике является подвижничество: не стремление к спасению человечества внешними средствами, а противление злу смирением и верой в незыблемость нравственных ценностей. Непобедимость русской нации А. Ахматова связывает с ее духовным потенциалом, проявившимся в традициях художественной культуры и православной соборности. Образ второй мировой войны создается с помощью мотивов страха и отчаяния, мученичества и сиротства, истинного и ложного героизма, нравственной вины. Тему мужества и подвига А. Ахматова лишает оптимизма, на первый план выдвигается проблема непомерной цены народной победы. Возрождение жизни видится ей только после тяжких страданий и смертей; судьба ведет Россию к славе через искупление грехов, накопленных не одним поколением.

Итак, в 1920-е - 1930-е годы А. Ахматова проходит путь от умения дать событию поэтический комментарий до формирования собственного видения истории. В начале 1940-х годов мысли художника об исключительности личной и общей судьбы в XX веке прозвучали в стихотворениях, впоследствии вошедших в циклы «Венок мертвым», «В сороковом году», «Северные элегии». В них история предстает как цепь событий, которые человек не в силах изменить. Время -слепой Рок. Бессмертие гарантировано только трагической эпохе, ее герои останутся в культурной памяти. Биография и судьба в представлении А. Ахматовой не являются синонимами. Биография — последовательность событий, к которым человек имеет отношение по воле случая и контролировать которые не в состоянии. Судьба - это понятие, которое характеризуется цельностью и закономерностью, оно означает время, активно прожитое человеком, одухотворенное его волей и страданием. Именно трагическое восприятие жизни породило подобный взгляд поэта на историю и место личности в ней.

В поздней лирике (третий период) трагизм, обусловленный историческими обстоятельствами, преодолевается и сменяется катарсическим типом пафоса.

Оптимизм как результат состоявшейся трагедии одновременно является «достоянием» автора, лирической героини и читателя.

Во-первых, после постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946) А. Ахматова приступила к подведению итогов своей жизни и творческой деятельности. Она считала, что в XX веке культура принимает художника только вместе с его судьбой. В конечном итоге он должен победить земные обстоятельства (забвение и смерть, время и пространство) - эта мысль много раз звучала в разговорах, речах и статьях о Данте, Рембрандте, Пушкине, Анненском. Не вызывает сомнения, что сказанное о предшественниках проецируется А. Ахматовой на собственный путь. Поздние годы жизни — период заслуженной славы (получение премии Этна-Таормина и степени почетного доктора Оксфордского университета).

Во-вторых, в лирике последнего этапа А. Ахматова выступает не только как поэт, но и как «скрытый» исследователь своего творчества. Она работает над книгой «Бег времени» (1965), которая организована идеей осмысления собственного жизненного пути и творческой эволюции. А. Ахматова выстраивает в трагический «сюжет» все пережитое и написанное ею. События десятых годов она анализирует как «предысторию» грозного века; на двадцатые, тридцатые и сороковые годы смотрит как на время, когда в «сюжете» разворачиваются основные трагические действия; период после 1946 года переживает как примирение лирической героини с судьбой. В стихотворениях 1950-х - 1960-х годов проводится мысль о победе личности над историческими обстоятельствами, исследуется психологическое состояние героини, осознавшей пройденность своего земного пути до конца. Философские обобщения, сделанные в это время, могут быть осмыслены в контексте отечественной религиозно-философской традиции восприятия Апокалипсиса как прорыва через страдание к чистой духовности (С. Булгаков, Н. Бердяев, Ф. Степун и др.).

В-третьих, А. Ахматова в лирике ставит проблему читательского восприятия трагической судьбы автора и героини и приходит к выводу, что катарсис - это состояние, при котором между поэтом и читателем возникает нерасторжимая связь. Художественная версия толкования катарсиса А. А

Ахматовой близка научной трактовке данного эстетического явления, в которой утверждается, что без «очищения» искусство вообще невозможно.

Итак, трагизм во всех периодах рассматривается нами как один из ракурсов поэтического видения А. Ахматовой. Он определяет специфику образа героини, художественного времени и пространства, системы мотивов и «чужих голосов», сюжетно-композиционной основы отдельных стихотворений, поэтических сборников, периодов творчества. Данный подход может быть использован в исследовании трагического мироощущения художника за пределами лирики, в произведениях других жанров (поэма, эссе, литературно-критическая проза, ♦ драматургия), и при разработке типологии трагического в творчестве А. Ахматовой. т т

Список научной литературыШевчук, Юлия Вадимовна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ахматова А. Собрание сочинений: В 6 т. / Сост., подгот. текста, коммент. и статья Н.В. Королевой. М.: Эллис Лак, 1998 2002.

2. Ахматова А. Путем всея земли / Сост., подгот. текста и примечания Н.В. Королевой и Н.Г. Гончаровой. М.: Панорама, 1996. 588 с.

3. Ахматова А. Классическая поэзия Востока. М.: Худож. лит., 1969. 207 с.

4. Ахматова А.А. Сочинения: В 2 т. / Вст. ст., сост., примеч. М.М. Кралина. М.: Цитадель, 1997.

5. Ахматова А. Тайны ремесла. М.: Сов. Россия, 1986. 144 с.

6. Ахматова А.А. Десятые годы / Сост. и примеч. Р.Д. Тименчика. М.: Изд-во МПИ, 1989. 288 с.

7. Ахматова А.А. После всего / Сост. и примеч. Р.Д. Тименчика, К.М. Поливанова. М.: Изд-во МПИ, 1989. 285 с.

8. Ахматова А.А. Requiem / Сост. и примеч. Р.Д. Тименчика. М.: Изд-во МПИ, 1989.319 с.

9. Ахматова А.А. Поэма без героя: Сборник / Вст. ст. Р.Д. Тименчика. М.: Изд-во МПИ, 1989.384 с.

10. Ю.Блок А.А. Собр. соч.: В 6 т. М.: Худож. лит., 1971.11 .Гумилев Н.С. В огненном столпе. М.: Сов. Россия, 1991. 416 с. (Русские дневники).

11. Гумилев Н.С. Собр. соч.: В 3 т. / Вступ. ст., сост., примеч. Н.А. Богомолова. М.: Худож. лит., 1991: Т. 1. Стихотворения; Поэмы. 589 е.; Т. 2. Драмы; Рассказы. 478 е.; Т. 3. Письма о русской поэзии. 428 с.

12. Гумилев Н.С. «Когда я был влюблен.»: Стихотворения. Поэмы. Пьесы в стихах. Переводы. Избр. проза / Сост., вступит, статья Л.А. Озерова. М.: Школа-Пресс, 1994. 624 с.

13. А.Зайцев Б.К. Преподобный Сергий Радонежский // Зайцев Б.К. Собр. соч.: Вт3 т. Т. 2. М.: «Терра», 1993. С. 15-71.

14. S.Лермонтов М.Ю. Сочинения в двух томах. / Сост. и коммент. И.С. Чистовой; вступ. ст. И. Андроникова. М.: Правда, 1988 1990.

15. Мандельштам О.Э. Сочинения. В 2 т. М.: Худож. лит., 1990.

16. Аверинцев С.С. Специфика лирической героини в поэзии Анны Ахматовой: солидарность и двойничество // Wiener Slavistisches jahrbuch. Band 41. Wien, 1995. P. 7-21.

17. Анна Ахматова в записях Дувакина // Вступ. ст., сост., коммент. О.С. Фигурновой. М.: Наталис, 1999. 366 с.

18. Анна Ахматова: последние годы. Рассказывают Виктор Кривушин, Владимир Муравьев, Томас Венцлова. СПб.: Невский Диалект, 2001. 224 с.

19. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. М.: Захаров, 2001. 511 с.

20. Анреп Б. О черном кольце // Литературное обозрение. 1989. № 5. С. 56 61.

21. Ардов М. Легендарная Ордынка // Чистые пруды: Альманах. М., 1990. С. 657-683.

22. Артюховская Н.И. О драматизме ранней лирики А. Ахматовой // Вестник Московского ун-та. Сер. X. Филология. 1974. № 4. С. 15 26.

23. Артюховская Н.И. Акмеизм и раннее творчество Анны Ахматовой (Поэт и течение): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Моск. гос. ун-т. М., 1982. 12 с.

24. А.А. Ахматова', pro et contra / Сост., вступ. ст., примеч. Св. Коваленко. СПб.: РХГИ, 2001. 964 с. (Русский путь).

25. А.А. Ахматова в письмах к Н.И. Харджиеву (1930 1960-е гг.). Публ. Э. Бабаева // Вопросы литературы. 1989. № 6. С. 214 - 247.31 .Ахматова Анна. Фотобиография / Сост. В.Я. Мордерер и М.Д. Тименчик. М.: Изд-во МПИ, 1989. 158 с.

26. Ахматовские чтения. Сборник научных трудов. Тверь: ТГУ, 1991. 136 с.

27. ЪЪ. Ахматовские чтения: Царственное слово. Вып. 1. М.: Наследие, 1992. 232 с.

28. Ахматовские чтения: Тайны ремесла. Вып. 2. М.: Наследие, 1992. 279 с.

29. Ахматовские чтения: «Свою меж вас еще оставив тень.». Вып. 3. М.: Наследие, 1992. 267 с.

30. Ахматовские чтения: А. Ахматова, Н. Гумилев и русская поэзия начала XX века. Сборник научных трудов. Тверь: ТГУ, 1995 (1996). 80 с.37 .Ахматовский сборник / Сост. С. Дедюлин, Г. Суперфин; Ин-т славяноведения. Париж, 1989. 281 с.

31. Бабаев Э.Г. «Одна великолепная цитата» (цитаты в творчестве Анны Ахматовой) // Русская речь. 1993. № 3. С. 3 6.

32. Баевский B.C. О семантике заглавий ахматовских книг // Литература и фольклорная традиция: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1997. С. 205 -211.

33. Балашова И.А. Пушкинские образы в стихотворном цикле А. Ахматовой «Реквием» // Ахматовские чтения. Тверь: ТГУ, 1991. С. 38 46.

34. АЪ.Барковская Н.В. Поэзия «серебряного века». Екатеринбург: Изд-во Урал, гос. пед. ин-т, 1993. 192 с.

35. Белъчиков Ю.А. К стилистическому комментарию «Реквиема» Анны Ахматовой // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. М.: Наука, 1996. С. 121-128.

36. Берггольц О.Ф. Говорит Ленинград. Главы из книги. М.: Сов. Россия, 1964. 151 с.

37. Лв.Бернштейн И. А. Скрытые циклы в лирике Ахматовой // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. Т. 48. 1989. № 5. С. 418 423.

38. Берлин И. Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 гг. // Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Худож. лит., 1989. С. 267 292.

39. Бродский И. Скорбная муза // Юность. 1989. № 6. С. 65 68.

40. Бронская Л.И. Жанровое своеобразие ранней лирики Анны Ахматовой // Поэтика и стиховедение: Межвуз. сб. науч. трудов. Рязань: Изд-во Ряз. гос. пед. ин-та, 1984. С. 94 105.

41. Бурдина С.В. Библейские образы и мотивы в поэме А. Ахматовой «Реквием» // Филологические науки. 2001. № 6. С. 3 12.51 .Бурдина С.В. Поэмы Анны Ахматовой: «вечные образы» культуры и жанр.

42. Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 2002. 312 с. 52.Вербловская КС. Горькой любовью любимый: Петербург Анны Ахматовой.

43. СПб.: Изд-во «Журнал «Нева», 2002. 336 с. ЪЪ.Верхешь К. Тишина русской лирики (Два этюда. Вступ. А. Наймана) //

44. Гаспаров M.JI. Стих Ахматовой: четыре его этапа // Литературное обозрение. 1989. № 5. С. 26 29.

45. Герштейн Э. Мемуары. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. 528 с.

46. Дзуцева Н.В. «И таинственный песенный дар» (Фрагментарная форма в поэзии Ахматовой) // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново: Изд-во Ивановского унта, 1998. С. 128-138.

47. Добин Е.С. Поэзия Анны Ахматовой. Л.: Сов. писатель, 1968. 252 с.

48. Добин Е.С. Сюжет и действительность. Л.: Сов. писатель, 1976. 493 с.

49. Есипов В.М. «Двух голосов перекличка.» // Русская литература. 1991. № 3. С. 159- 163.

50. Есипов В.М. «Как времена Веспасиана.» (К проблеме героя в творчестве А. Ахматовой 40 60-х годов) // Вопросы литературы. 1995. Вып. VI. С. 57 -85.

51. Ефимов Е. Неизвестный перевод А, Ахматовой // Знамя. 1998. № 7. С. 179 — 181.

52. Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. С. 106- 134.

53. Жирмунский В.М. Анна Ахматова и Александр Блок // Жирмунский В.М.

54. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л.: Наука, 1977. С. 323 354. 73.Жирмунский В.М. Творчество Анны Ахматовой. Л.: Наука, 1973. 184 с.

55. А.Жолковский А.К. Блуждающие сны: Из истории русского модернизма.

56. Кац Б.А., Тименчик Р.Д. Анна Ахматова и музыка: Исследовательские очерки. Л.: Сов. композитор, 1989. 336 с.

57. Кацис Л.Ф.Ь Одесский М.П. «И если когда-нибудь в этой стране.»: О некоторых славянских параллелях к «Реквиему» А. Ахматовой // Литературное обозрение. 1996. № 5-6. С. 214 222.

58. Ы.Кихней Л.Г., Фоменко О.Е. «Так молюсь за Твоей литургией.»: Христианская вера и поэзия Анны Ахматовой. М.: МАКС-Пресс, 2000. 146 с.

59. Кихней Л.Г. Акмеизм. Миропонимание и поэтика. М.: МАКС Пресс, 2001. 184 с.

60. Козицкая Е.А. Архетип «вода» в творчестве А. Ахматовой // Ахматовские чтения. Тверь: ТГУ, 1995 (1996). С. 49-59.

61. Колобаева Л.А. И мужество и женственность: О своеобразии лиризма Анны Ахматовой // Литературная учеба. 1980. № 1. С. 147 150.

62. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX -XX вв. М.: Изд-во МГУ, 1990. 333 с.

63. Колодный Л.Е. Поэты и вожди. М.: Голос, 1997. 320 с.

64. Коржавин Н. Анна Ахматова и «серебряный век» // Новый мир. 1989. № 7. С. 240-261.

65. Кормилов С.И. Поэтическое творчество Анны Ахматовой. М.: Изд-во МГУ, 1998. 128 с.

66. Крайнева Н.И. К творческой истории «Поэмы без героя» А. Ахматовой: ® Автореф. дис. . канд. филол. наук. / Новгород, гос. ун-т им. Ярослава

67. Мудрого. Великий Новгород, 2003. 23 с.

68. Кралин М.М. «Хоровое начало» в книге Ахматовой «Белая стая» // Русская литература. 1989. № 3. С. 97 108.

69. Кралин М.М. Артур и Анна: Роман. Л.: Журн. «Ленингр. панорама»: ЛКК «Редактор», 1990. 222 с.

70. Кралин М.М. Победившее смерть слово. Статьи об Анне Ахматовой и воспоминания о ее современниках. Томск: Изд-во «Водолей», 2000. 384 с.

71. Крупчанов A.JJ. «Возвращенные» поэмы // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1990. № 4. С. 3 12.

72. Кублановский Ю. О «Реквиеме» Анны Ахматовой // Волга. Саратов, 1992. № 11-12. С. 158- 164.

73. Кубасова В.В. «Реквием» А.А. Ахматовой. К проблеме жанра // Пути и формы анализа художественного произведения: Межвуз. сб. науч. трудов. Владимир: Изд-во Владим. гос. пед. ин-та, 1991. С. 25 -33.

74. Л 107. Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В.

75. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. Amsterdam, 1974. № 7/8. p. 47 82.

76. Лейдерман Н.Л. Бремя и величие скорби («Реквием» в контексте творческого пути Анны Ахматовой) // Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика XX века: Монографические очерки. Екатеринбург: Изд-во Ур. гос. пед. ун-та, 1996. С. 183 -217.

77. Лейдерман Н.Л. Творческая индивидуальность и традиция: семантические ресурсы «памяти жанра» в поэме А. Ахматовой «Реквием» //

78. XX век. Литература. Стиль: Стилевые закономерности русской литературы (1900 1930). Екатеринбург: УрГУ, 1996. Вып. 2. С. 116 - 124.

79. Лиснянская И. Шкатулка с тройным дном. Калининград (Моск. обл.): Музей М. Цветаевой в Болыдеве: «Луч-1», 1995. 184 с.

80. Лиснянская И.Л. Музыка «Поэмы без героя» Анны Ахматовой. М.: Худож. лит., 1991. 155 с.

81. Лосев Л. «Страшный пейзаж»: маргиналии к теме Ахматова / Достоевский // Звезда. 1992. № 8. С. 148-156.

82. Лосиевский И.Я. Анна всея Руси. Жизнеописание Анны Ахматовой. Харьков: «Око», 1996. 368 с.

83. Лукницкая В.К. Перед тобой земля. Л.: Лениздат, 1988. 384 с.

84. Лукницкий П.Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой: В 2 т. Т. 1: 1924 25. Париж: YMCA - Press, 1991. 347 е.; Т. 2: 1926 - 1927. Париж; М., 1997. 372 с.

85. Лямкина Е.И. Вдохновение, мастерство, труд: Записные книжки А.А. Ахматовой // Встречи с прошлым. М.: Сов. Россия, 1978. Вып. 3. С. 380 -420.

86. Макогоненко Г. О сборнике Анны Ахматовой «Нечет» // Вопросы литературы. М., 1986. № 2. С. 170 190.

87. Максимов Д.Е. Об Анне Ахматовой, какой помню // Максимов Д.Е. Русские поэты начала века. Л.: Сов. писатель, 1986. С. 377 403.

88. Максимов Д.Е. Анна Ахматова // Литературный текст: Проблемы и методы исследования. Сборник науч. трудов. Вып. 3. Тверь: ТГУ, 1997. С. 153- 157.

89. Малюкова Л.Н. Анна Ахматова. Эпоха. Личность. Творчество. Таганрог: Изд-во «Таганрогская правда», 1996. 184 с.

90. Мандельштам Н.Я. Книга третья. Paris: YMCA-Press, 1987. 334 с.

91. Мандельштам Н.Я. Вторая книга. М.: Моск. рабочий, 1990. 559 с.

92. Мок-Бикер Э. «Коломбина десятых годов.»: Книга об О. Глебовой-Судейкиной. Париж СПб.: АО «Арсис»; Париж: Гржебин, 1993. 204 с.

93. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998. 484 с.

94. Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой: Из книги «Конец первой половины XX века». М.: Худож. лит., 1989. 302 с.

95. Найман А. Русская поэма: четыре опыта // Октябрь. 1996. № 8. С. 128 152.

96. Невинская И.Н. «В то время я гостила на земле.» (Поэзия Ахматовой). М.: Прометей, 1999. 237 с.

97. Недоброво Н.В. Анна Ахматова // Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М.: Худож. лит., 1989. С. 237 258. (Приложение).

98. Новикова Н.В. Любовная лирика А. Ахматовой 1940-х 1960-х годов // Жанровое многообразие художественной литературы: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 1990. С. 109 - 124.

99. Об Анне Ахматовой: Стихи. Эссе. Воспоминания. Письма / Сост. М.М. Кралин. Л.: Лениздат, 1990. 574 с.

100. Обухова О.Я. Москва Анны Ахматовой // Лотмановский сборник / Сост. Е.В. Пермяков. Т. 2. М.: Изд-во РГГУ, изд-во «ИЦ-Гарант», 1997. С. 695-703.

101. Обухова О.Я. Образ тени в поэзии Анны Ахматовой // Анна Ахматова и русская культура начала XX века: Тезисы конф. / Ин-т истории СССР АН СССР. М., 1989. С. 29-32.

102. Озеров JI. Дверь в мастерскую. Париж-Москва-Нью-Иорк: Изд-во «Третья волна», 1996. 207 с.

103. Орловски Я. О технике выражения чувства в ранней лирике А. Ахматовой // Серебряный век: Философско-эстетические и художественные искания. Межвуз. сб. науч. трудов. Кемерово: Кемеровск. гос. ун-т, 1996. С. 75-80.

104. Откупщиков Ю.В. Соображения в связи с выходом Словаря поэтического языка А. Ахматовой // Филологические заметки: Вестниклитературоведения и языкознания. Вып. 9. Воронеж: Изд-во Воронежского гос. ун-та, 1997. С. 259 264.

105. Павловский АЖ Анна Ахматова: Очерк творчества. Л.: Лениздат, 1966. 192 с.

106. Павловский А.И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. М.: Просвещение, 1991. 190 с.

107. Пахарева Т.А. Художественная система Анны Ахматовой: Учебное пособие по спецкурсу для студентов. Киев: 1С ДО, 1994. 140 с.

108. Петербург Ахматовой: семейные хроники. Зоя Борисовна Томашевская рассказывает. СПб.: Невский Диалект, 2001. 192 с.

109. Петере Й.-У. Поэзия как память. Подтекст и смысл в «Реквиеме» Анны Ахматовой // Петербургский текст: Из истории русской литературы 20 30-х годов XX века. Межвуз. сборник. СПб.: С.-Петербургск. ун-т, 1996. С. 184-192.

110. Петросов К.Г. Литературные Старки (поэты черкизовского круга и Анна Ахматова). М.: Знание, 1991. 64 с. (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Литература», № 5).

111. Платонов А.П. Анна Ахматова // Платонов А.П. Размышления читателя. М.: Сов. писатель, 1970. С. 89 95.

112. Подшивалова Е.А. Время, пространство, сюжет в цикле стихотворений А. Ахматовой «Четки» // Проблема автора в художественной литературе: Межвуз. сб. науч. трудов. Ижевск: УдГУ, 1990. С. 156 163.

113. Полтавцева Н.Г. Анна Ахматова и культура «серебряного века» // Ахматовские чтения. Вып. 1: Царственное слово. М.: Наследие, 1992. С. 4849.

114. После находки в Венеции // Всемирное слово. СПб., 1996. № 9. С. 50 -61.

115. Проблемы творчества и биографии А.А. Ахматовой: Тезисы докладов областной науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения поэта (12-14 июня 1989 г.). Одесса: Одесск. гос. ун-т, 1989. 99 с.

116. Прохорова Ю.В. Анна Ахматова и Марсель Пруст: попытка обретения утраченного времени // Проблемы эволюции русской литературы XX века: Материалы межвуз. науч. конф. Вып. 2. / Отв. ред. В.А. Лазарев. М.: Моск. пед. гос. ун-т, 1995. С. 169 172.

117. Лунин Н.Н. Мир светел любовью. Дневники. Письма / Сост., предисл. и коммент. Л.А. Зыкова. М.: Артист. Режиссер. Театр, 2000. 527 с.

118. Ранние пушкинские штудии Анны Ахматовой (По материалам архива П. Лукницкого) // Вопросы литературы. 1978. № 1. С. 185 228.

119. Рецептер В. «Это для тебя на всю жизнь» (А. Ахматова и «шекспировский вопрос») // Вопросы литературы. 1987. № 3. С. 195 211.

120. Ростовцева И, «Реквием» А. Ахматовой: Опыт прочтения // Перспектива-89: Советская литература сегодня. Сборник статей. М.: Сов. писатель, 1989. С. 251 -289.

121. Рубинчик О.Е. «Медный всадник» в творчестве Анны Ахматовой // Гумилевские чтения: Материалы междунар. конф. филологов-славистов. СПб.: Изд-во С.-Петерб. гуманитар, ун-та профсоюзов, 1996. С. 59 72.

122. Руденко М.С. Религиозные мотивы в поэзии Анны Ахматовой // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. М., 1995. № 4. С. 66 77.

123. Руденко М.С. Художественное осмысление религиозных образов и мотивов в поэзии Анны Ахматовой: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Московский гос. ун-т. М., 1996. 18 с.

124. Симченко О.В. Тема памяти в творчестве А. Ахматовой // Известия АН СССР. 1985. Т.44. № 6. С. 506-518.

125. Служевская И. «Бег времени» (Историко-философская лирика Ахматовой ташкентского периода) // Сборник науч. трудов Ташкентского гос. ун-та: Проблемы мастерства. Герой. Сюжет. Стиль. № 628. Ташкент: Изд-во Ташк. гос. ун-та, 1980. С. 67 77.

126. Ставровская И.В. Мотив двойничества в русской поэзии начала XX века (И. Анненский, А. Ахматова): Автореф. дис. . канд. филол. наук. / Ивановск. гос. ун-т. Иваново, 2002. 18 с.

127. Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. London: Overseas publ., 1990. 429 с.

128. Струве Н. О «Полночных стихах» Анны Ахматовой // Струве Н. Православие и культура / 2-е изд., испр. и доп. М.: Русский путь, 2000. С. 348-356.

129. Тименчик Р.Д. Рижский эпизод в «Поэме без героя» Анны Ахматовой //Даугава. 1984. №2. С. 113-121.

130. Тименчик РД. Чужое слово у Ахматовой // Русская речь. 1989. № 3. С. 33-36.

131. Тименчик РД. «Семисвечник» Анны Ахматовой // Новое литературное обозрение. 1993. № 3. С. 195 198.

132. Тименчик Р.Д. К генезису ахматовского «Реквиема» // Новое литературное обозрение. 1994. № 8. С. 215 -216.

133. Тименчик Р. О «библейской» тайнописи у Ахматовой // Звезда. 1995. № 10. С. 201 -207.

134. Топоров В. К отзвукам западноевропейской поэзии у Ахматовой // Slavic Poetics. Essays in honor of Kiril Taranovsky. Mouton (The Hague-Paris), 1973. P. 467-475.

135. Топоров В.Н. «Поэма без героя» в ритуальном аспекте // Анна Ахматова и русская культура начала XX века: Тезисы конф. / Ин-т истории СССР АН СССР. М., 1989. С. 15 22.

136. Топоров В.Н. Об историзме Ахматовой // Russian Literature. Amsterdam. 1990. Vol. XXVIII III. P. 277 - 418.

137. Тропкина H.E. «Чужое слово» в стихотворении А. Ахматовой «Мне голос был. Он звал утешно.» // Гумилевские чтения: Материалы междунар. конф. филологов-славистов. СПб.: Изд-во С.-Петерб. гуманитар, ун-та профсоюзов, 1996. С. 51 -58.

138. Тропкина Н.Е. Образы традиционной комедии масок в творчестве Анны Ахматовой // Фольклорная традиция в русской литературе: Сб. науч. тр. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. пед. ин-та, 1986. С. 93-100.

139. Троцык О. А. Библия в художественном мире Анны Ахматовой. Полтава: ПОИППО, 2001. 108 с.

140. Тюпа В.И. Постсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX в. Самара: ООО Научно-Внедренческая фирма «Сенсоры, Модули, Системы», 1998. 156 с.

141. Умников С.Д. Краткая Ахматовская энциклопедия: От А до Я. Тысяча слов — кратких справок. Л., 1991. 111 с.

142. Фаина Раневская: «Судьба-шлюха» / Авт.-сост. Д.А. Щеглов. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT», 2003. 203 с.

143. Федорчук И. Лирическая картина мира в творчестве Анны Ахматовой. Szczecin: Uniwersytet Szczecinski, 1999. 184 с.

144. Фоменко И. Функция цитаты в лирическом цикле (шекспировские цитаты в цикле А. Ахматовой «В сороковом году») // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. Вып. IV. С. 100- 105.

145. Фридлендер Г.М. Заметки об Анне Ахматовой // Фридлендер Г.М. Пушкин. Достоевский. «Серебряный век». СПб.: Наука, 1995. С. 456 487.

146. Хазан В.И. О. Мандельштам и А. Ахматова: Наброски к диалогу. Грозный, 1992. 277 с.

147. Хейт А. Анна Ахматова: Поэтическое странствие: Дневники, воспоминания, письма Ахматовой. М.: Радуга, 1991. 383 с.

148. Хренков Дм. Анна Ахматова в Петербурге Петрограде - Ленинграде. Л.: Лениздат, 1989. 220 с.

149. Художественный текст и культура: Тезисы докладов на Всероссийской науч. конф. Владимир: ВГТТИ, 1993. 181 с.

150. Цивьян Т. В. Материалы к поэтике Анны Ахматовой // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 198: Труды по знаковым системам. 1967. № 3. С. 180-208.

151. Цивьян Т.В. Кассандра, Дидона, Федра. Античные героини зеркала Ахматовой // Литературное обозрение. 1989. № 5. С. 29 - 33.

152. Чаунина Н.В. Жанровое своеобразие лирики Анны Ахматовой: ^ Автореф. дис. . канд. филол. наук / Якутский гос. ун-т. Владивосток, 2003.20 с.

153. Червинская О.В. Пушкин, Набоков, Ахматова: метаморфизм русского лирического романа. Монография. Черновцы: Рута, 1999. 152 с.

154. Черных В.А. Творчество Н.С. Гумилева в поздней оценке Анны Ахматовой // Гумилевские чтения: Материалы междунар. конф. филологов-славистов. СПб.: Изд-во С.-Петерб. гуманитар, ун-та профсоюзов, 1996. С. 194-199.

155. Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. 1. % (1889- 1917). М.: Эдиториал УРСС, 1996. 111 с.

156. Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. 2. (1918 1934). М.: «Эдиториал УРСС», 1998. 168 с.

157. Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. III: 1935 1945 гг. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 152 с.

158. Чуковская JI.K. Записки об Анне Ахматовой. 1938-1941. Т. 1. М.: Согласие, 1997. 544 с.

159. Чуковская JI.K. Записки об Анне Ахматовой. 1952 1962. Т. 2. М.: Согласие, 1997. 832 с.

160. Чуковская JI.K. Записки об Анне Ахматовой. 1963 1966. Т. 3. М.: * Согласие, 1997. 544 с.

161. Чуковский К.И. Ахматова и Маяковский // Вопросы литературы. 1988. № 1.С. 177-205.

162. Чуковский К.И. Об Ахматовой: По архивным материалам / Публ., предисл. и примеч. Е. Чуковской // Новый мир. 1987. № 3. С. 227 238.

163. Шарафадина К.И. Лирический цикл Анны Ахматовой «Венок мертвым» (1921 (?) 1961) в ритуальном аспекте // Культура и текст. Вып. 1: Литературоведение. Ч. II. Материалы Международной науч. конф. (10 -11 сент. 1996 г.). СПб.-Барнаул, 1997. С. 74 - 76.

164. Шоркина В.В. Трагические мотивы в лирике А.А. Ахматовой (20-е -^ 50-е гг.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1997. 20 с.

165. Щеглов А. Фаина Раневская. Вся жизнь. М.: Захаров, 2003. 352 с.

166. Эйхенбаум Б.М. Анна Ахматова: Опыт анализа // Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии: Сб. статей. Л.: Худож. лит., 1986. С. 374 440.

167. Эткинд Е. «.Как феникс из пепла»: Поэзия А. Ахматовой на Западе. Германия и Франция // Иностранная литература. 1989. № 2. С. 226 232.

168. Jones L.-G. Anna Axmatova's Quiet "Tenderness": an Exercise in Counting // Slavic Poetics. Essays in honor of Kiril Taranovsky. Mouton (The Hague-Paris), 1973. P. 253 260.

169. Katz B. Unheard Female Voices in Anna Akhmatova's "Requiem" // Russian Review. Hannover, N.Y., 1998. Vol. 57, № 2. P. 253-263.

170. Patera T. A Concordance to the Poetry of Anna Akhmatova. Ardis: Dana Point, 1995. 339 p.

171. Review. Kees Verheul, The Theme of Time in the Poetry of Anna Axmatova. The Hague-Paris, Mouton, 1971 // Russian Literature. Special issue devoted to Acmeism, I. Amsterdam, 1974. № 7/8. P. 203 213.

172. I. Литература по проблемам эстетики и анализа поэтическоготекста

173. Аникст А.А. Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. М.: Наука,1967. 455 с.

174. Аникст А.А. История учений о драме: Теория драмы от Гегеля до Маркса. М.: Наука, 1983. 288 с.

175. Аристотель. Поэтика // Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2000. С. 149 181.

176. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. 504 с.

177. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986.ill541 с.

178. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества: Сб. избр. тр. / Сост. С.

179. Бочаров. М.: Искусство, 1979. 423 с.

180. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 525 с.

181. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. 479 с.

182. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры, искусства: В 2 т. М.: Искусство; ИЧП «Лига», 1994. Т. 1. 541 е.; Т. 2. 508 с. (Серия «Русские философы XX века»).

183. БодрийярЖ. Система вещей. М.: Рудомино, 1995. 174 с.

184. Борее Ю.Б. Основные эстетические категории. М.: Высшая школа,щ 1960. 446 с.

185. Борее Ю.Б. Эстетика. 4-е изд., доп. М.: Политиздат, 1988. 496 с.

186. Булгаков С. Героизм и подвижничество // Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. 1909-1910. М.: Международная ассоциация деятелей культуры «Новое время» и журнал «Горизонт», 1990. С. 23 69.

187. Булгаков С. Православие: Очерки учения православной церкви. М.: Терра, 1991. 416 с.

188. Введение в литературоведение. Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие / Под. ред. Л.В. Чернец. М.: Высшая школа; Издательский центр «Академия», 1999. 556 с.

189. Л 218. Введение в литературоведение. Хрестоматия: Учеб. пособие / Сост.:

190. П.А. Николаев, Е.Г. Руднева, В.Е. Хализев, Л.В. Чернец; Под ред. П.А. Николаева. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 1997. 350 с.

191. Верхейл К. Трагизм в лирике Анненского // Звезда. 1995. № 9. С. 208 -217.

192. Власенко А. Категория «ужасного» в эстетике Волошина. Культурологический этюд // Октябрь. 1999. № 4. С. 178- 183.

193. Волков И.Ф. Теория литературы: Учеб. пособие для студентов и преподавателей. М.: Просвещение, 1995. 256 с.to

194. Волкова Е., Оруджева С. М. Бахтин: «Без катарсиса. нет искусства» ^ // Вопросы литературы. 2000 (январь-февраль). С. 108 131.

195. Гегель Г.-В.-Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. М.: Искусство, 1971. 621 с.

196. Гинзбург Л. Частное и общее в лирическом стихотворении // Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1987. С. 87-114.

197. Гинзбург Л.Я. О лирике. М.: ИНТРАДА, 1997. 408 с.

198. Голъцева Р.А., Шпагин П.Н Трагическое // Краткая литературная энциклопедия. М: Советская энциклопедия, 1972. Т. 7. С. 596 599.

199. Горянская О.В. Музыкальная «трагедия рока» (И. Стравинский) // Щ Эстетические категории и искусство. Кишинев: Штиинца, 1989. С. 54 62.

200. Гринцер П.А. Основные категории классической индийской поэтики. М.: Наука, 1987. 311 с.

201. Добин Е.С. Сюжет и действительность. Искусство детали. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1981. 431 с.

202. Дорский А.Ю. Трагическое в эстетике Вяч. Иванова: Автореф. дис. . канд. филос. наук / Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена. СПб., 1997. 17 с.

203. Заманская В.В. Экзистенциальное сознание русской литературы первой трети XX века // «Серебряный век». Потаенная литература: Межвуз. сб. науч. трудов. Иваново: Изд-во Ивановского гос. ун-та, 1997. С. 25 37.

204. Иванов Вяч. Борозды и межи: Опыты эстетические и критические. М.:1. Мусагет», 1916. 351 с.

205. Ильин В.Н. Эссе о русской культуре. СПб.: Акрополь, 1997. 461 с.

206. Кихней Л.Г. Из истории жанров русской лирики. Стихотворное послание начала XX века. Владивосток: Изд-во Дальневосточн. ун-та, 1989. 164 с.

207. Кретинин А. А. Трагическое в художественном мире Андрея Платонова и Бориса Пастернака // Творчество Андрея Платонова: Исследования и материалы. Библиография. СПб: Наука, 1995. С. 63 69.

208. Крюковский И.И. Основные эстетические категории. Опыт систематизации. Минск: Изд-во БГУ, 1974. 287 с.

209. Лазарева М.А. Трагическое в литературе. Лекции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. 119 с.

210. Лессинг Г.Э. Избранное / Вступ. ст. и коммент. А. Гулыги. М.: Худож. лит., 1980. 574 с.

211. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М.: Мысль, 1993.959 с.

212. Лосев А.Ф. Трагическое // Философская энциклопедия / Ред. Ф.В. Константинов. М.: Советская энциклопедия, 1970. Т. 5. С. 251 253.

213. Лосев А.Ф., Шестаков В.П. История эстетических категорий. М.: Искусство, 1965. 374 с.

214. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития: В 2-х книгах. Книга 1. М.: Искусство, 1992. 656 с.

215. Лоскутникова М.Б. К типологии трагического в русской прозе XX века // Живая мысль. К 100-летию со дня рождения Г.Н. Поспелова. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 246-253.

216. Лоскутникова М.Б. Проблема трагического в повести В. Богомолова «Зося» // Поэтика русской советской прозы: Межвуз. науч. сб. Уфа: Изд-во БашГУ, 1989. С. 64-77.

217. Лоскутникова М.Б. Трагическое, героическое и ужасное как типы художественного содержания // Поэтика русской советской прозы. Уфа: Изд-во БашГУ, 1991. С. 3 13.

218. Любимова Т.Б. Категория трагического в эстетике (Историч. очерк). М.: Знание, 1979. 64 с. (Новое в жизни, науке, технике. Сер. «Эстетика» №2).

219. Мандельштам О.Э. Об искусстве. М.: Искусство, 1995. 416 с.

220. Мень А.В. Сын человеческий // Смена. 1990. № 6 12.

221. Мирская JI.A. Трагическая ирония в философии А. Шопенгауэра и Ф. Ницше // Эстетические категории и искусство. Кишинев: Штиинца, 1989. С. 100-115.

222. Михайлов А.В., Шестаков Д.П. Трагедия // Краткая литературная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1972. Т. 7. С. 588 593.

223. Ницше Ф. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм // Сочинения: В 2 т. Т. 1. Литературные памятники. М.: Мысль, 1990. С. 47 -157.

224. Плеханова И.И. Преображение трагического: метафизическая мистерия Иосифа Бродского: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Томск, 2001.40 с.

225. Понятие судьбы в контексте разных культур / Науч. совет по истории мировой культуры. М.: Наука. I полугодие 1994. 320 с.

226. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М.: Просвещение, 1972. 262 с.

227. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. М.: Изд-во Моск. унта, 1970.330 с.

228. Поспелов Г.Н. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1978. 351 с.

229. Радионова Т. Внутренняя организация трагедийного произведения // Эстетические очерки. Вып. 4. М.: Музыка, 1977. С. 191 202.

230. Родина Т.М. Драма // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 100-102.

231. Розин Н.П. Трагическое // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия. 1987. С. 442-443.

232. Руднева Е.Г. К вопросу о пафосе как стилеобразующем факторе // Литературные направления и стили: Сб. ст., посвященный 75-летию профессора Г.Н. Поспелова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976. С. 157 168.

233. Руднева Е.Г. О сентиментальности и романтике в творчестве И.С. Шмелева // Живая мысль. К 100-летию со дня рождения Г.Н. Поспелова. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 239 245.

234. Руднева Е.Г. Пафос художественного произведения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977. 164 с.

235. Сыльман Т.И. Синтактико-стилистические особенности местоимений (На материале немецкого языка) // Вопросы языкознания. 1970. № 4. С. 81 -91.

236. Силъман Т.И. Заметки о лирике. Л.: Сов. писатель, 1977. 223 с.

237. Средний Д.Д. Основные эстетические категории. М.: Знание, 1974. 112 с.

238. Трагическое и комическое в зарубежной драме: Сб. науч. тр. Пермь: Изд-во Перм. пед. ин-т, 1979. 64 с.

239. Трагическое и комическое в зарубежной литературе: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь: Изд-во ПГПИ, 1986. 108 с.

240. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 571 с.

241. Тюпа В.И. Художественность литературного произведения: Вопросы типологии. Красноярск: Изд-во Красноярск, ун-та, 1987. 217 с.

242. Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа. М.: Высшая школа, 1989. 135 с.

243. Унамуно Мигель де. О трагическом чувстве жизни у людей и народов; Агония христианства / Пер. с исп., вступ. ст. и коммент. Е.В. Гараджа. М.: Мартис; Киев.: Символ, 1997. 414 с.

244. Фатющенко В.И. Трагический гуманизм в русской лирике начала 1920-х годов II Идеи гуманизма в русской литературе XX века / Под. ред. В.И. Фатющенко, Е.З. Цыбенко. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993. С. 7 25.

245. Фрай Н. Анатомия критики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе / Сост., общ. ред. Г.К. Косикова: Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 232 264.

246. Хализев В.Е. Теория литературы. Учеб. М.: Высшая школа, 1999. 398 с.

247. Хализев В.Е. Теория литературы: Учеб.-метод. пособие для студентов филол. фак. гос. ун-тов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991. 72 с.

248. Чернышевский Г.Н. Полн. собр. соч.: В 15 т. Т. 2. М.: Гослитиздат, 1949. 944 с.

249. Шеллинг Ф. Философия искусства. М.: Мысль, 1999. 608 с. (Классическая философская мысль).

250. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX -XX вв. М.: Сов. писатель, 1988. 416 с.

251. Якобсон А. Почва и судьба. Вильнюс-Москва: Весть, 1992. 352 с.

252. Ярхо В.Н. Катарсис // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. С. 152.