автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.13
диссертация на тему: Трансформация философского понятия свободы в связи с концептуализацией бессознательного
Полный текст автореферата диссертации по теме "Трансформация философского понятия свободы в связи с концептуализацией бессознательного"
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
На правах рукописи
Каширская Татьяна Анатольевна
ТРАНСФОРМАЦИЯ ФИЛОСОФСКОГО ПОНЯТИЯ СВОБОДЫ В СВЯЗИ С КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЕЙ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
Специальность 09.00.13 - религиоведение, философская антропология, философия культуры
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук
Санкт-Петербург 2004
Работа выполнена на кафедре философской антропологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного
университета
Научный руководитель:
кандидат философских наук, доцент Исаков Александр Николаевич.
Официальные оппоненты:
доктор философских наук, профессор Шилков Юрий Михайлович;
кандидат философских наук, Дорофеев Даниил Юрьевич.
Ведущая организация:
Академия гражданской авиации.
Защита состоится « 2Р » 2004 года в -/¿.ОС. часов на
заседании Диссертационного совета К.212.232.08 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата философских наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д. 5, философский факультет, ауд. /-^<8
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета
Автореферат разослан « » сснА&ылЪ- 2004 г.
Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат философских наук,
ст. преподаватель Круглова Н.В.
Актуальность темы исследования. Тема исследования инициирована некоторым напряжением в современной философской мысли, связанным с проблемой человеческой свободы.
Открытие бессознательного сделало проблематичной идею свободного ответственного субъекта. Психоанализ подрывает представления о субъекте самосознания, в связи с чем под сомнением оказывается метафизическая интерпретация человеческой свободы, присущей человеку изначально. Тем самым происходит переориентация с прежних вопросов о сущности и границах человеческой свободы на вопрос о самой возможности свободы как таковой. Мыслители XX века, для которых отправным пунктом явилась критика метафизики, стремятся отмежеваться от наследия метафизических вопросов и проблем, которые, по их мнению, несут на себе отпечаток предрассудков прошлого. К таковым относят и вопрос свободы воли. Это дает повод для заявлений о том, что сегодня проблематика человеческой свободы не актуальна. Многие авторы в своих исследованиях вообще обходят эту проблему.
Однако устранение вопроса о человеческой свободе проблематично, и тому есть ряд причин. В действительности идея свободного субъекта, произведенная на свет классической философией, до сих пор лежит в основе социальных институтов, общественных практик и научных дисциплин. В рамках современной культуры высказывание, отрицающее свободу, не является возможным, поскольку тем самым подрывается социальная практика, которая изначально приписывает человеку свободу.
Проблематичность понятия свободы осложняет выявление специфики человеческой природы, которая традиционно связывалась с понятием нравственного и, соответственно, с возможностью свободного поступка. Поэтому проблема свободы является одной из центральных для философской антропологии. Более того, вопрос о свободе - это и вопрос об основаниях самой философии. Первоочередной задачей философии начиная с античности являлось освобождение от предрассудков, самостоятельное мышление. Невозможность неангажированного мышления ставит под сомнение проект самой философии. Следуя Р. Рорти, можно сказать, что на место Истины как безуспешного предмета философского поиска на протяжении нескольких столетий в XX веке приходит Свобода как задача.
Настоящее исследование, собственно, и ставит перед собой такую задачу. Необходимо подчеркнуть, что акцент делается не на возможности свободы как таковой, а на возможности и особенности позитивного высказывания о свободе в современной западноевропейской философии.
Степень научной разработанности проблемы. Тема свободы в XX веке представлена прежде всего в работах авторов, принадлежащих к пер-
вое НАЦИОНАЛЬНАЯ 3 БИБЛИОТЕКА
соналистскому направлению. Ж.-П. Сартр, М. Мамардашвилли, H.A. Бердяев и Э. Соловьев полагают, что свобода является несомненной привилегией сознания. В противовес этой тенденции, сторонники структурализма указывают на проблематичность идентичности самосознания и интеллигибельной свободы в связи с открытием особого характера власти, которая функционирует на микроуровне, а также фундаментальной ролью бессознательного в процессе формирования субъективности. В концепциях Ж. Лакана, М. Фуко и К. Леви-Строса речь идет о том, что субъект конституируется в процессе интерсубъективной практики в соответствии с особыми процедурами идентификации и является носителем объективных смыслов. Кроме того, структурализм постулирует неустранимость отчуждения и иллюзорность изначальной свободы. Ряд представителей аналитической философии, в частности Г. Райл, указывают на метафизический характер концегггов сознания и воли, с которыми традиционно связывается свобода) отказываясь тем самым и от прежней постановки вопроса.
Учитывая вышесказанное, Ю. Хабермас предлагает свой проект эмансипации. Он полагает необходимым выявить и заменить скрытые установки, исходя из которых мы действуем, на сознательно избранные в качестве наиболее эффективных. Последние должны быть сформулированы в ходе свободной рациональной дискуссии и быть приемлемыми для всех. Однако возможность воплощения в жизнь подобного проекта рассматривается рядом авторов хак сомнительная, а его возможная реализация воспринимается с осторожностью, поскольку очевидно, что формулирование общезначимых требований может обернуться распространением репрессивных практик.
По мнению Р. Рорти, единственное, что сообщество может сделать для свободы своих членов, - это создать условия, в которых каждый сможет быть таким, каким он хочет. Политические свободы должны реализо-вываться путем ряда социальных практических предприятий и служить условием возможности достижения частной автономии, которая и представляет собой действительную свободу. Однако последняя рассматривается не в качестве данности, но в качестве задачи. Свобода в теории Рорти понимается как творческое «производство самоописания», своего рода самореализация в ситуации, где изначально каждый говорит о себе в чужих терминах. Такая свобода является результатом случайного стечения обстоятельств. Поскольку смена одних форм репрезентации на другие ничего не меняет, то проект Рорти с позиции, в частности, Ж. Деррида может рассматриваться в качестве утверждения нового отчуждения, в виде новой организации дискурса, в которой всегда можно обнаружить следы власти.
В отечественной литературе существует обильный историко-философский материал, посвященный проблеме свободы в ее классиче-
ском варианте (Я.А. Слинин, Т.В.Торубарова). Также широко в научных исследованиях представлена трактовка свободы в экзистенциализме (В.В. Вольнов, Л.И. Филиппов). Обе области исследования являются предметом ряда диссертационных работ. Опубликован ряд статей, где проблема рассматривается в контексте структурализма и постструюурализма (C.B. Табачникова, Н.С. Автономова, Т.А. Клименкова), теории языковых игр (А.Ф. Грязное). Что же касается обобщенного взгляда на проблему свободы в рамках современного концептуального аппарата, в литературе имеет место ряд общих высказываний, которые сводятся к тому, что тема свободы на сегодняшний день утратила свою актуальность. Утверждается невозможность констатации свободы в связи с критикой и деконструкцией субъекта самосознания. При этом отсутствует исследование, целиком посвященное этой теме.
Цель и задачи исследования. Основной целью настоящего исследования является выяснение возможности позитивной концепции свободы в рамках современного концептуального аппарата и современных философских методов, а также анализ трансформаций, произошедших с концептом свободы в связи с открытием бессознательного в психоанализе и констатацией лингвистической природы сознания в философии языка. Цель исследования определяет ряд конкретных задач:
1. Выявить пределы применимости классической и экзистенциалистской интерпретаций свободы.
2. Проанализировать особый тип мотивации субъекта, пришедший на смену традиционной причинности. В связи с этим необходимо рассмотреть логику ретроактивного действия в психоанализе и особый характер причинения в теории языковых игр.
3. Сформулировать и обобщить новые теоретические возможности решения проблемы свободы, связанные с концептуализацией перформа-тива и утверждением об особой интенциональности речевого действия в концепции речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля.
4. Выявить возможность интерпретации понятия свободы, которая была бы актуальна для современного состояния философско-антропологического знания.
Научная новизна и результаты исследования заключены в обосновании возможности позитивного высказывания о свободе в контексте концептуализации бессознательного; тема свободы описывается на языке различных философских направлений, это дает обобщенный взгляд на проблему, чего нельзя было бы достичь при сведении исследования к единой
методологической позиции в рамках одного направления; проблема взята в классическом и неклассическом вариантах; при этом дана широкая интерпретация концепта бессознательного, что позволяет представить психоанализ и аналитическую философию в качестве взаимодополнительных фило-софско-антропологических стратегий; подобный взгляд, в свою очередь, открывает возможность нового подхода к проблеме свободы.
Положения, выносимые на защиту:
В свете открытий 3. Фрейда и Л. Витгенштейна интеллигибельная свобода представляет собой «фигуру сознания», которая, несмотря на свою недостоверность, продолжает мотивировать человеческое действие.
В связи с констатацией практически тотальной предпосылочности человеческого бытия,'современное размышление о свободе глубоко критично, но тем не менее оно продолжается, несмотря на сомнения в собственной возможности.
Открытие «бессознательного», а также языкового отчуждения является выходом за рзмки прежнего противостояния метафизики свободы и материализма. Подрывая представления о субъекте самосознания и его свободе, в то же время такая критика закладывает основы для нового переосмысления свободы, где ее возможность обусловлена особым динамическим характером форм отчуждения.
Тема свободы, представленная в классической интерпретации, с одной стороны, как проблема детерминизма, а с другой - как проблема конечности человеческого существования, в современной философии преобразуется в проблему возможности индивидуальных инвестиций в коллективное измерение (т.е. в проблему возможности частной автономии).
Двойная роль бессознательного стремления к подражанию, открытого психоанализом, определяет возможность свободы, понимаемой как соучастие индивида в самореализации сообщества. Выполняя функцию отчуждения, с одной стороны (вынуждая отдельного индивида подчиниться конвенциональным правилам), с другой, мимесис является революционным фактором, поскольку фундаментальная потребность в образце субъективного поведения может быть удовлетворена только свободным образом в виде особого учередительного действия.
Свобода не может сегодня мыслиться исключительно в терминах индивидуальной самости. Реальная свобода - это свобода Другого, иначе говоря, действительным субъектом свободы выступает сообщество, которое потребляет творческую энергию индивида. Свобода пред-
стает как результат двойной потребности: с одной стороны, лингвистическое сообщество нуждается в образцах, для того чтобы были возможны применимые в сфере очевидности и общей памяти идентифицирующие практики, с другой - индивидуальное поведение в силу изначального отчуждения имеет глубинную потребность признания. Подобная двойная потребность, инициирующая процесс частичного удовлетворения обеих сторон, и составляет философско-антропологическую ► содержательность понятия свободы.
Теоретико-методологические основы исследования. Методы, использованные в диссертации, определяются целями и задачами исследования. В целом, методологической базой исследования, в котором использованы работы представителей различных философских направлений, является логико-методологический и историко-философский анализ. Первая часть диссертации теоретически опирается на постхайдеггерианскую традицию критики метафизики. Вторая часть, где в качестве основного анализируемого материала выступают две стратегии, выросшие на базе фрейдовского и витгенштейновского концептуальных аппаратов, опирается на интерпретативно-аналитический метод.
Обращение к аналитичекой традиции вызвано следующими соображениями. Исследования как Фрейда, (ак и Витгенштейна, направляемые поиском ответа на вопрос о том, что такое бессознательное, дали основания для формирования двух различных эпистемологий. Оба автора дают пример нового продуктивного мышления, исключающего возможность обращения к классическому субъекту Не обращаясь к психоаналитическому понятию бессознательного, Витгенштейн и его последователи делают предметом своего исследования область с аналогичным статусом. Представители аналитической философии анализируют конститутивные по отношению к сознанию нерефлексивные предпосылки, которые имеют исторический характер в силу своей зависимости от интерсубъективной практики. С этой цел*>ю создается особый концептуальный аппарат, что делает аналитическую философию альтернативным психоаналитическому языком описания.
В рамках аналитической философии направлением, которое в большей степени сосредоточено на субъективной стороне языкового действия, является теория речевых актов. Данная концепция учитывает новые условия, а именно требования языковой модели. Поэтому поиск решения традиционных проблем в рамках теории речевых актов представляется актуальным.
В целом, в диссертации анализируются следующие направления: феноменология, экзистенциализм, психоанализ, концепция М Фуко, тео-
рия языковых игр Л. Витгенштейна, теория речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля, прагматизм Р. Рортч, а также философия языка М. Бахтина, концепции Ж. Деррида, Ю. Хабермаса и «философия события» А. Бадью.
Научно-практическая значимость полученных результатов. Результаты исследования расширяют сферу философского понимания темы свободы в контексте концептуализации бессознательного, выявляя ряд предрассудков, связанных с темой свободы и формулируя обобщенный взгляд на проблему в рамках наиболее влиятельных философских направлений XX века. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при составлении как общих программ по философской антропологии и истории современной западноевропейской мысли, так и специальных курсов по философии и философской антропологии.
Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философской антропологии философского факультета СПбГУ 13 ноября 2003. Основные идеи и результаты работы освещались на научных конференциях, проводимых в Санкт-Петербургском Университете: на научной конференции «Философия XX века: школы и концепции» (ноябрь 2000), «Социальное воображение» (январь 2000), и изложены в соответствующих публикациях диссертанта. Отдельные положения диссертации были использованы в педагогической деятельности диссертанта при проведении лекций и семинарских занятий по курсу «Философия».
Структура диссертации. Согласно намеченной проблематике исследования, диссертация состоит из введения, двух глав, разделенных на параграфы, а также заключения и списка литературы.
Основное содержание работы
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, показана степень научной разработанности проблемы, определены основные цели и задачи исследования, сформулирована научная новизна диссертации, практическая и теоретическая значимость работы.
В первой главе «Опыт интеллигибельной свободы и проблема бессознательного» рассматривается понятие свободы в трансцендентальной философии, поскольку именно здесь впервые появляется содержательная постановка данного вопроса. Демонстрируется недостаточность классиче-
ской трактовки свободы в свете открытия бессознательного в психоанализе и утверждения лингвистической природы сознания в философии языка.
В первом параграфе анализируется концепция свободы, основанная на метафизике присутствия. Свобода как имманентное свойство мышления понимается здесь в качестве способности человека к самовоздействито, т.е. к поведению, мотивами которого служат его собственные идеи.
Если для античности была характерна онтологическая интерпретация свободы, которая понимается как особое свойство бытия, то в средние века тема свободы обогащается темой конечности человеческого существования. Возникает проблема соотношения идеального свойства свободы и конечных условий существования человека. Христианские авторы решают эту проблему «ерез интерпретацию возможности свободы для человека в опыте трансцендирования, что означает выход за границы своей конечности. Наследником данной традиции, попытавшимся разрешить этот вопрос иначе, является И. Кант, в центре внимания которого оказывается проблема возможности приписать чувственному природному существу идеальное свойство свободы.
В концепции И. Канта констатация изначально присущего человеку самопричинения стана возможной в свете особой трактовки как человеческого существа, так и самой свободы. Человек рассматривается как существо, принадлежащее хшум измерениям (миру явлений и миру ноуменов), в связи с чем он вынужден действовать по законам каждого из них. Свобода предстает в качестве противостоящего природному детерминизму интеллектуального принуждения. В основе данных рассуждений лежит ряд предпосылок: противопоставление интеллигибельного и чувственного, сведение сущности человека к разуму, а также онтологизация логических операций. В связи с этим можно говорить о недостаточности, и даже репрессивности классического понимания свободы, представляющей собой, по словам Я.А. Слинина. «ноуменальный детерминизм».
«Философом свободы» также принято считать Ж.-ТТ. Сартра. В качестве предпосылки его построений выступает гегелевская философия Поэтому логика экзистенциализма с необходимостью разворачивается в рамках проблематизированной диалектики частного и общего, не выходя за пределы одной мыслительной установки. Г.В.Ф. Гегель указывает, что непротиворечиво свободу можно мыслить только относительно Абсолюта. Ж.-П. Сартр, напротив, исходит из утверждения личностного характера индивидуального бытия, уникальность которого фундирована изначальной свободой экзистенции. В экзистенциализме Ж.-П. Сартра сознание и свобода становятся синонимами. Подобное отождествление ограничивает понимание свободы, поскольку неявно подчиняет мышление проблеме
идентичности, которая по мнению ряда современных авторов, разделяющих позицию Деррида, основана на метафизике представления.
Классическая тема свобода»! основана на метафизике представления. Проблема свободы, возникшая в современной философии, связана, таким образом, с кризисом интеллектуальной системы представления в целом и с проблемой субъективности в частности. Субъект самосознания, который представлял собой начиная с XVII века не только бесспорную данность, но выступал в качестве отправной точки всяческих размышлений, в XX веке представляет собой проблему. Прежний субъект - источник смыслообра-зования - подвергается деконструкции или, как минимум, радикальной перестройке. В рамках ряда современных работ изначальная свобода, выступающая в качестве имманентного закона человеческого бытия, интерпретируется как метафизическое допущение, а любые представления о свободе, связанные с субъектом самосознания, трактуются как фантазматические. Тем самым требуется переформулирование понятия свободы в контексте постклассической субъективности. '
Во втором параграфе сопоставляется взгляд на проблему смыслооб-разования в феноменологии Гуссерля и теории языка Бахтина.
«Уходящее тысячелетие можно... охарактеризовать как эпоху становления и господства каузального миропорядка или каузальной рациональности, весьма слабо выраженной в предшествующие эпохи и испытывающей Бесьма глубокий кризис к концу XX столетия».1 В частности, это связано с тем, что в центре внимания исследователей появился ряд объектов, к которым не применима логика причинно-следственной связи, с таковыми работают Ж. Лакан, М Фуко, Э. Гуссерль, Л. Витгенштейн. В связи с этим и проблема свободы перестает формулироваться в терминах детерминизма. В то же время свобода утрачивает связь со смыслообразова-нием, источником которого в традиционной философии служил разум.
В данном параграфе сопоставляются концепция Гуссерля и философия языка Бахтина. Подобное сопоставление отражает общую постановку проблемы свободы в XX веке. Гуссерль, в целом оставаясь в рамках классической установки, приписывает сознанию способность свободно генерировать смыслы. Препятствием для подобной свободы выступает здесь лишь логическая мотивация. Она может исказить теоретические построения, основанные на трансцендентальной очевидности, являющиеся, таким образом, результатом внутренней мотивации сознания. Для сохранения собственной свободы сознанию требуется соблюдать осторожность.
1 Липский Б И Рациональность каузальная и нормативная // Философия XX века школы и концепции Материалы научной конференции. СПб СПбГУ, 2000 С 9) 10
Противоположная позиция представлена философией языка М. Бахтина. Статус языка здесь кардинально иной, поскольку языковая интенциональность оказывается единственной, а интенциональность сознания целиком и полностью к ней редуцируется. Сознание реализуется как осуществление смысла, а не как смыслообразование. Роль человека сводится к факту «био-биографических особенностей» (М. Бахтин), которые необходимым образом определяют своеобразие или возможный вариант «внутреннего контекста». Свобода может мыслиться в такой ситуации лишь как осознанная необходимость.
Сопоставление концепций Э. Гуссерля и М. Бахтина является показательным, оно демонстрирует стратегии философствования, исходящие из разных посылок, столкнувшиеся в XX веке, показывает проблематичность концепта свободы в этой ситуации. Позиция Гуссерля, не сомневающегося в свободной иигеллигибельности, и концепция Бахтина, где субъект высказывания* целиком и полностью подчинен интерсубъективной практике, образуют проблемное поле, из которого пытаются найти выход современные авторы.
В третьем параграфе рассматривается концепт очевидности в рамках ряда мыслительных стратегий XX века. Для многих современных авторов характерен отказ от рассмотрения мышления как беспредпосылочного и объективного, от представлений об обществе как основанном на разуме и истине. Истина в совокупности с принципом очевидности долгое время выступали в качестве концептов, предельно обосновывающих любые рассуждения. В данном параграфе проводится анализ понятия очевидности в рамках трех различных философских направлений, а именно: в феноменологии Гуссерля, в теории Языковых игр Витгенштейна, а также в психоанализе.
В философии сознания очевидность проистекает из природы самого сознания, она предстает как его свойство. Предельная очевидность имеет трансцендентальные основания, из чего и вытекает ее всеобщность и универсальность. Подобная позиция исключает дальнейший анализ очевидности, в силу того что сознание имеет ограниченный доступ к трансцендентальной сфере Кроме того, Гуссерль, а также Декарт, формулируют представление об очевидности, опираясь на логическую очевидность, о существовании которой в «Началах геометрии» говорит сам Гуссерль. Логическая очевидность обладает свойством смыслопорождения, отличного от аналогичного свойства сознания, и может менять ход рассуждений. Положение сознания оказывается в данном случае положением зависимости.
Проблема языковой интенциональности и конвенциональной очевидности также оказываются в центре внимания аналитической филосо-
фии. Языковая мотивация, которая для Гуссерля носила периферийный характер, для Витгнештейна превращается в основополагающую характеристику мыслительной деятельности. В рамках данной концепции интен-циональность мышления понимается как производная от интенционально-сти языка. Поэтому возможны лишь чисто «языковые очевидности». В качестве своего обоснования последние отсылают к процессу и характеру осуществления языковой игры. И хотя Витгенштейн говорит о фундаментальной вере в неочевидные пропозиции как об основе любых очевидно-стей и возможности функционирования языковой игры вообще, все же остается неясным, от чего зависит «выбор» фундаментальных пропозиций.
Теория языковых игр оставляет этот вопрос открытым, феноменология отсылает к пра-очевидностям и к особенностям трансцендентального ego, также оставляя эту территорию туманной. Психоанализ же описывает механизмы, которые лежат в основе усвоения субъектом ряда высказываний, формирующих его историю, и имеют в качестве своего результата «эффект идеологической веры».
С точки зрения Фрейда, в основе присвоения субъектом ряда представлений о себе лежит общее для всех бессознательное стремление к подражанию. Наличие такого стремления обусловлено тем, что подражание способно компенсировать страдание, которое вызывает у ребенка встреча с запретом на обладание любимым объектом. Подражание - необходимый процесс, выступающий в качестве важной составляющей компенсаторного процесса, а именно формирования вторичного нарциссизма, закладывающего воображаемые основы субъективности. Подобная компенсация, представляющая собой формирование «нарциссического я-объекта» через идентификацию с любимым объектом, является реакцией на утрату последнего, она смягчает травматический эффект от первых столкновений ребенка с культурными запретами В результате происходит подмена этого объекта образом собственного Я.
Ж. Лакан, а вслед за ним Р. Жирар утверждают, что желание принципиально миметично, поэтому неизбежно фиксировано на внешнем образце для подражания. Они демонстрируют конститутивное значение подражания в процессе личностного развития. Р. Жирар также указывает на важную роль подражания на уровне психологии масс. В частности, мимесис лежит в основе практики жертвоприношения, которая, по словам автора, выполняет компенсирующую роль по отношению к непосредственной жестокости. Она предлагает легитимный способ снятия направленной агрессивности путем замены объекта насилия особым образом подобранной жертвой. Открытия психоанализа позволяют утверждать, что в основе общества лежит не разум, закон и истина, а совместное действие основанное на подражании, протекание которого фундировано бессознательными ме-
ханизмами. Принцип подражательности является условием универсальности и единообразия в обществе, однако именно он определяет и возможность развития сообщества, которое обусловлено возможностью усвоения сообществом интенциональности гения.
В четвертом параграфе осуществляется анализ концепта бессознательного. Тема бессознательного до сих пор остается проблематичной. В связи с недоступностью бессознательного для непосредственного наблюдения последнее утверждается лишь в качестве допущения на основании косвенных свидетельств.
В истории философии существуют различные трактовки бессознательного: как антитезы сознанию (нечто иррациональное, инстинктивное); как досознательного, т.е. не имеющего качественного отличия от сознания, но скорее количественное. В XX веке вторая интерпретация бессознательного характерна для Гуссерля, поскольку бессознательными он называет прежде всего неактуализированные на данный момент содержания сознания, а также темпоральные структуры восприятия, которые лежат в основе возможности сохранения любых содержаний. Все это образует механизм памяти, фундирующий сознание.
Фрейд же резервуару смыслов, доступных для осознания, дает название предсознательного, отмечая, что бессознательное принципиально отличается от сферы сознания, а тем самым и от предсознательного, которое представляет собой сферу «нормальной душевной жизни». Бессознательным, в полном смысле слова, с точки зрения Фрейда, можно назвать лишь область вытесненного. Последнее, в отличие от предсознательного сознанию принципиально недоступно. Если предсознательное - содержимое памяти в ее традиционном понимании и может быть воспроизведено как «то же самое», то область вытесненного представляет собой сохраняющуюся мнесическую запись, не воспроизводимую в качестве «того же самого». Наоборот, вытесненные содержания могуг быть воспроизведены лишь в неузнаваемой опосредованной форме. Поэтому если предсознательное является условием идентичности и единства сознания, то репрезентация вытесненного, наоборот, подрывает уверенность в решающей роли сознательных мотиваций.
Хотя для обоих авторов бессознательное выступает в качестве нереф-пексивных предпосылок очевидностей сознания, тем не менее понимается оно совершенно по-разному. В феноменологии констатация дорефлексив-ной области не мешает утверждать возможность свободного мышления. Фрейд же ставит вопрос о роли сознания в психической жизни человека и приходит к выводу, что она невероятно мала и что позиция нашего сознательного Я во многом обусловлена бессознательным. В концепции Лакана
сознание интерпретируется уже лишь в качестве эффекта бессознательного, тем самым окончательно подрывается любая возможность утверждения свободы субъекта самосознания.
Вторая глава «Свобода в прагматическом аспекте и проблема частной автономии» посвящена исследованию возможных интерпретаций свободы в рамках концепций, которые принадлежат постфрейдовскому и по-ствитгенштейновскому теоретическому пространству.
В первом параграфе анализируются концепт бессознательного и языковая игра, лежащие в основе исследований, представляющих собой альтернативные стратегии философской мысли, и предлагающие различные взгляды на источник смыслообразования. Проблема свободы в XX веке сводится к проблеме субъективности, поскольку существуют тенденции деконструкции категории субъекта. В качестве неизбежного следствия должен трансформироваться и концепт свободы.
Весьма влиятельными фигурами для философии XX века стали Фрейд и Витгенштейн. Эти мыслители смогли синтезировать и формализовать изменения и тенденции, присущие их времени. Продолжая линию ниспровержения субъекта, начатую Ницше, психоанализ и теория языковых игр представляют собой различные мыслительные стратегии, важные для анализа концепта свободы, имеющие как сходство, так и различия.
Оба автора отказывают субъекту представления в способности самостоятельно конституировать смыслы, данная привилегия в первом случае принадлежит бессознательному, во втором - языку. Фрейд производит де-центрацию субъекта, Витгенштейн оставляет на долю последнего интен-циональность, не имеющую прямого отношения ни к смыслу, ни к сознательной активности. Обоим мыслителям вменяется в вину устранение свободы, поскольку Фрейд указал на иллюзорность последней, а Витгенштейн, по словам А.Ф. Грязнова, сформулировав теорию языковых игр, представил нам область, где царит языковой детерминизм. Действительно, если принимать классическую интерпретацию свободы как идеи практического разума, то эти авторы с ней расстаются.
Однако Фрейд и Витгенштейн формулируют позитивные концепции, в рамках которых остается пространство для новой «постметафизической» интерпретации свободы. Так, языковая игра и бессознательное не представляют собой пространств действия жесткого детерминизма, более того, данное понятие здесь неуместно. На место прежней причинности приходят «логическая обусловленность» и логика ретроактивного действия. На смену дихотомии сущность - явление приходит область, не имеющая изнанки.
Языковая игра «однослойна», правила в концепции Витнешнтейна не предстают в виде неизменных трансценденций, определяемых металингви-
стическим образом. Правило - подвижный элемент игры, который в любой момент может утратить свой статус, начав выполнять другую функцию. Также неверно мыслить бессознательное как антитезу сознанию, в некотором смысле первое вездесуще.
Оба автора отмечают историчный характер объектов исследования. В концепции Витгенштейна одна языковая игра сменяет другую. Фрейд указывает на то, что сознание и бессознательное не изначально присущи ребенку, а формируются в процессе социализации, кроме того, они не остаются неизменными и на протяжении всей жизни Особую роль здесь играет акт ретроактивного переписывания прошлого, в свете которого изменяется статус и момент возникновения воспоминаний Прошлые события перерабатываются в последействии, именно это и сообщает им смысл, действенность и даже патогенную силу
Для Витгенштейна динамизм языковых игр связан с особым характером причинения: правила не принуждают абсолютным образом. Всегда существует перспектива не только «следования правил}'», но и «действия вопреки», которая выходит за рамки возможности что-либо утверждать и отрицать, предоставленной самим правилом. Поэтому важную роль в процессе трансформации языковых игр играет человек как участник языковой практики. По словам Витгенштейна, мы иногда играем, «устанавливая правила по ходу игры», меняя их. Однако, здесь невозможно непосредственное участие воли субъекта, поскольку произойти это может лишь неосознанно.
Тексты Фрейда в силу своей избыточности содержат возможности по крайней мере для двух интерпретаций субъективности, а соответственно, и свободы Для первой интерпретации характерно более традиционное понимание сознания, которое является носителем свободы. Бессознательное, которое является вневременным образованием, ставит пределы свободной сознательной активности, которая разворачивается во времени. Цель психоанализа в данном случае состоит в укреплении сознательного Я и экспансии сознательной сферы на бессознательные области с целью достижения единства личности.
Противником данной трактовки сознания выступает Лакан, который утверждает, что главное открытие Фрейда состоит в децентрации субъективности. Сознание не просто теряет прежний статус, но интерпретируется в качестве образования, которое выступает лишь носителем иллюзий. Соответственно, укрепление Собственного Я является всякий раз лишь воспроизведением структуры бессознательного. Поэтому, чтобы обрести истинного субъекта, необходимо не укреплять воображаемое Я, а деконст-руировать его, утратить сознание, с тем чтобы Я стало тем, чем еще не было.
В рамках первой интерпретации свободу можно обрести, овладев бессознательными мотивами. Версия Лакана делает достижение свободы в ее традиционном понимании невозможным, поскольку человеческая реальность фантазматична в принципе. Однако как языковая игра, представляющая собой реальность сознания в теории Витгенштейна, так и наша фангазматическая реальность, будучи неизбежной формой существования человека, в то же время не являются жестко определенными, данными нам раз и навсегда, любое конкретное образование имеет неабсолютный характер. Наша реальность обусловлена изменчивым символическим порядком, ее динамика зависит от историчности нашего существования в целом. Фигуры сознания, концептуальные схемы не являются стабильными. Лакан заостряет наше внимание на открытом Фрейдом механизме ретроактивного действия, которое играет огромную роль в процессе реконфигурации позиции субъекта.
Концепции Фрейда и Витгенштейна открывают'перспективу интерпретации свободы как возможности изменений человеческой «реальности», открываемой внутренне присущим ей динамизмом и темпорально-стью. Возможность изменений связывается с динамическим характером конститутивных по отношению к сознанию процессов, с их зависимостью от событий, имеющих место в интерсубъективном измерении, а также с ролью субъекта как участника интерсубъекгивной практики. Причем если в психоанализе речь идет о форме индивидуального бытия, то Витгенштейн отводит место для подобного «творчества» лишь в коллективном измерении, сводя роль субъекта к источнику инвестиций.
Оба измерения переплетаются в концепции Р. Рорта. Учитывая теорию языковых игр и открытия психоанализа, в рамках которых не ставится проблема свободы как таковая, он делает данную проблематику центральной. Опираясь на представления об отсутствии какой-либо фиксированной человеческой природа и изначальной свободы, Рорти акцентирует внимание на роли случайности в процессе формирования человеческой «самости», а также в отношении человеческой свободы. Последняя предстает здесь в качестве прагматической задачи. Человек, как существо символическое, обнаруживает себя в ситуации изначальной обреченности описывать себя при помощи чужих терминов. Проект коллективной универсализации, или нормализации, не оставляет места для индивидуальных особенностей, они остаются невостребованными и потому неартикулированными. Свобода в данном случае понимается как творческое «самопроизводство самоописания», т.е. самореализация. Однако, как отмечает Рорти, мы не можем сознательно и целенаправленно создать собственный словарь, все, что мы можем мыслить, детерминировано таким словарем, в который мы включены. Возникновение нового словаря -случайное событие, цели воз-
никновения которого, его смысл могут быть сформулированы лишь постфактум на языке нового словаря. Случайной является и его востребованность на коллективном уровне, для этого необходимо совпадение общественных потребностей и идеи. Свобода в концепции Рорти представляет собой случайное неинтенциональное событие индивидуальности, смысл которому придается лишь в ретроактивном движении.
Во втором параграфе проблемы самовоздействия и смыслообразо-вания рассматриваются на основе сопоставления психоанализа я теории речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля В свете рассмотрения данных концепций в качестве взаимодополнительных открывается возможность сформулировать взгляд на свободу, альтернативный предложенному Сартром, который осмысляет свободу в терминах онтологии. Основания для данной интерпретации можно найти в «философии события» А. Бадью, в работах М. Фуко, а также в прагматизме Р. Рорти.
Авторы теории речевых актов не принимают фрейдовскую интерпретацию бессознательного. Общим для психоанализа и теории речевых актов является утверждение случайного характера идентичности, основанной в сфере представления, а также отчуждающей функции языка. Оба направления указывают на неаутентичный характер отождествления Субъекта с субъектом высказывания и отказывают последнему в способности генерировать смыслы. Источником смылообразования в психоанализе выступает динамика бессознательного, а в аналитической философии в традиции Дж Остина перформативное использование языка. Решающая роль конвенций в процессе речевой деятельности определяет случайный характер пропозиции, тем самым утрачивается связь с интеллигибельным смысло-образованием Поэтому рефлексивная деятельность оказывается лишь сферой реалигации конвенциональной интенциональности. А идентичность, основанная на представлениях о себе в форме пропозиции, призванной манифестировать наше единство, всегда будет иметь случайный характер.
Кроме того, психоанализ и теория речевых актов настаивают на двойной репрезентации высказывания. Для Лакана очевидно, что речь не сводится к функции выражения, но является средством получения признания. Она репрезентирует позицию субъекта как особую конфигурацию воображаемой фантазии (воображаемой идентичности субъекта). Теория речевых актов интерпретирует высказывание в качестве особого действия. Серль демонстрирует, что речь реализуется на двух уровнях: пропозиции и намерения. Наряду с деятельностью потребления и трансляции значений, присущей человеку как члену лингвистического сообщества, речь открывает измерение осуществления сознания как неинтеллигибельной активности -
это пространство свободной реализации субъективных намерений. Несмотря на то, что данная активность не имеет отношения к рефлексии, она не является иррациональной. Поведение человека обладает целостностью и последовательностью, которые порой неведомы ему самому, но не ускользнут от опытного наблюдателя. Речь идет о внутренне присущем субъекту единстве и устойчивости, не связанными со сферой представления и с процессами идентификации.
Хотя свобода не связывается здесь со сферой представления, она понимается как способность самопричинения, изначально присущая субъекту. Но, как показывает ряд авторов, сегодня уже нельзя понимать свободу просто как изначальное свойство человеческой активности, в этом видится возврат к метафизическим установкам. Как показал Фуко, не только сфера мысли, но и любые телесные движения и желания являются результатом первоначального отчуждения.
Для Лакана, например, язык не просто сфера реализации желания, но инстанция, конституирующая и отчуждающая его. Язык здесь также имеет отношение к двум уровням: к сфере фантазма, а также к сфере социальной нормативности, к представлениям о Собственном Я. Язык инициирует рождение расщепленного субъекта Возможность аутентичной идентификации в противовес случайным идентичкостям Лакан связывает с безличной реализацией «чистого желания». Реальное единство субъекта располагается в сфере фантазма, определяющего любую нашу активность. Поэтому обрести позитивную устойчивость вне отчуждения символической системы можно путем уравниваний субъекта и объекта фантазма.
Открытие перформативного употребления речи, наряду с когнитивным, открывает возможность и для приемлемой в современных условиях интерпретации свободы. Если по отношению к языковой практике роль субъекта высказывания, с точки зрения Остина, ограничена использованием готовых конвенций, то по отношению к социальной действительности как объекту возможных воздействий субъект речевого акта может выступать в качестве законодателя. Возможность конвертации речевого действия в физическое делает возможной ситуацию, когда произнесенная определенным образом речь может иметь в качестве следствия серьезные изменения в социальном пространстве. По словам Серля, причиной этому является особая структура социальной реальности, в которой наряду с обычными фактами существуют объективные институциональные факты. И чуть ли не все подобные факты существуют лишь в качестве следствия перформативного употребления.
При этом, как уже говорилось, в теории речевых актов речь идет об особом смыслообразовании, которое не имеет отношения к сфере представления. Оно осуществляется в речевой практике, хотя явно не формули-
руется в пропозиции. Изначальная направленность человеческих действий предстает как иная рациональность, которая может быть осмыслена не через метафизические понятия воли и разума, а в терминах цели и изначально целесообразного действия.
Творческая природа человеческого существа, действие которого правомерно рассматривать как случайное, но никак не иррациональное, через фундаментальную для сообщества речевую процедуру может стать источником изменения форм существования коллективной самости. Особый статус речевых актов в качестве образцовых моделей человеческого поведения обусловлен признанием того факта, что первичным основанием человеческого сообщества является не понимание и коммуникация, а непосредственная общность действия. Все это и позволяет рассматривать язык как особое пространство возможной свободы, поскольку фундаментальная потребность в образце субъективного поведения может быть удовлетворена только свободным образом в виде особого учередительного действия.
О важной роли образцового оригинального индивидуального действия для функционирования сообщества говорит Кант. Гений, в отличие от вкуса, который способен лишь усваивать и воспроизводить уже имеющиеся правила, обладает способностью в процессе спонтанного творчества устанавливать новые. Только он может связать сферу чувственного и разум, благодаря чему субъекты вкуса оказываются способными идентифицироваться с моральной самостью. Гений обладает свободой, которая реализуется в сфере искусства и имеет отношение к обществу в целом лишь опосредованно.
Однако, хотя «реализация», или «актуализация», вкуса возможна лишь благодаря творчеству гения, в то же время вкус выступает по отношению к последнему в качестве критерия. Гений должен руководствоваться вкусом, в противном случае, по словам Канта, гений должен быть принесен в жертву. Последний, учитывая вкус, который выступает в качестве инстанции признания, обретает возможность внести вклад в развитие культуры. Вкус, от которого ускользает творческая энергия гения, является тем условием, от которого зависит, будег ли усвоена и признана в качестве легитимной его свобода.
Аналогичный сюжет присутствует у Рорти. Интенциональность гения обеспечивает развитие сообщества в том случае, если оно усваивает ее продукты. Общественная функция гения, создающего собственный словарь, состоит в расширении прежних горизонтов понимания
В данном случае свобода, которая является привилегией избранных, предстает как возможность инвестиций в коллективное измерение, поскольку обретает статус таковой лишь в акте ее коллективного потребления.
Фуко также говорит об особой роли образцового поведения для функционирования сообщества. Автор, известный трактовкой субъекта как производной от различных практик и дискурсов, в своих поздних работах пишет об активности, которая осуществляется свободным образом. Фуко обнаруживает особую внутреннюю активность, задействованную в процессе конституирования субъекта в соответствии с процедурами субъектива-ции. Так, этическая позиция субъекта является результатом внутренней работы, проделанной в соответствии с предлагаемыми культурой способами субъективации. В результате, наряду с отчужденным агентом действия конституируется моральный субъект действия, и формируется особый индивидуальный образ осуществления моральных действий. С одной стороны, унификация в обществе, где подобный опыт имеет место, обеспечивается отчуждающей практикой подражания, но с другой стороны, именно благодаря ей возможна трансляция личностного опыта. Таким образом, феномен подражания обладает двойным статусом: он компенсирует отсутствие принуждения в сфере процессов субъективации, но одновременно делает возможным динамизм самореализации на уровне коллективного целого.
Поскольку конститутивные для нас формы субъективности и способы субъективации разделяют присущий культурным практикам и дискурсам динамизм, свобода может пониматься как возможность изменения субъективной установки через инвестиции и особую роль индивидуального участия в стимулировании подобного динамизма. Свобода оказывается связанной с природой самой власти, которая, реализуя себя в форме установления пределов, инициирует «опыт преступания» границ.
В противовес авторам, утверждающим неизбежность дарованной нам культурой формой существования, Бадью утверждает, что понуждаемая законом «сборка субъекта», которая формируется через идентичности, не является единственной «Философия события», выросшая на базе христианской традиции (в отличие от античности, для которой характерно онтологическое понимание свободы как следования своей природе, христианство приносит иную интерпретацию, где свобода связывается с преодолением собственной природы), представляет собой альтернативу и концепции Сартра. Оба автора говорят о возможности двух форм существования человека. Однако экзистенциализм воспроизводит позицию классической философии: хотя здесь и указывается степень неизбежного отчуждения человека, в целом Сартр исходит из предпосылки свободного креативного сознания. Бадью же - автор, которого можно отнести к постметафизической эпохе - признает, что отчуждение лежит гораздо глубже. Оно является неизбежным, вследствие этого субъект фиксируется законом. Ре-
зультатом подобной «субъективной структуры» является «умерщвление субъекта». Но это лишь этап на пути к новой субъективности, хотя новая форма субъективности никак заранее не предполагается и не вытекает из предыдущей стадии. Ее возможность открывается лишь в силу случайного внешнего события, которое дискредитирует прежние дискурсы. В результате открывается возможность для иной субъективности, процесс субъек-тивации для которой является имманентным. Стержнем новой субъективности является убеждение, декларация Истины события, которые представляют собой постоянное усилие для собственного осуществления, т.е. верность истине случайного события.
Соответствующая активность субъекта оказывается связана с интерсубъективной практикой, во-первых, через необходимость обращения к языку, поскольку особую роль в процессе «производства Истины» играет «предписывающее именование». Последнее подразумевает поэтическое введение нового имени для события в язык, такое именование противостоит конвенциональному означиванию.
Во-вторых, через декларативное обращение к другому, поскольку речевой акт провозглашения в виде одной из процедур и является конституи-рованием Истины, аналогичным конституированию смысла в перформати-ве. Причем обращение должно быть адресовано каждому, посредством чего происходит указание на множественность бытия и на универсальность Истины. В свободной практике верности и декларации события и конституируется субъект, который обращается к другим с целью устранения господства закона. В результате подобной индивидуальной активности, производящей новую истину, могут возникнуть существенные изменения в рамках языкового сообщества. Тем самым свобода раскрывается не просто как событие субъективности, но как возможность случайных по своей сути индивидуальных инноваций инициировать трансформации на коллективном уровне.
Прежняя философская традиция связывала свободу с возможностью интеллигибельного действия, основанного на идентичности самосознания. В XX веке подобная версия была переосмыслена в терминах онтологии в рамках концепции Ж.-П. Сартра. Альтернативная версия рождается в результате рассмотрения психоанализа и философии языка в качестве взаимодополнительных стратегий.
Язык предстает в психоанализе в качестве отчуждающей силы, посредством которой осуществляется приписывание определенной формы идентичности. Кроме того, психоанализ и структурализм утверждают не просто изначальный и конститутивный по отношению к субъективности характер отчуждения, но его неизбежный и непреодолимый характер.
Язык предстает как идентифицирующая процедура, посредством которой достигается коллективная идентичность и в перформативной концепции. Кроме того, аналитическая философия выявляет конвенциональный, а значит неабсолютный характер любых лингвистических образований. Аналогичный сюжет относительно как дискурсивных, так и недискурсивных практик присутствует у Фуко, который говорит о том, что формы субъективации имеют исторический характер. Это означает, что власть сама в себе содержит возможности собственного преодоления.
Теория речевых актов наряду с субъектом высказывания и его активностью, которая сводится к воспроизведению готовых конвенций, выявляет внутреннее единство и активность субъекта, они не могут быть осмыслены в терминах философии представления. Особая целеполагающая ин-тенциональность, осуществляющаяся помимо и наряду с рефлексивной, реализуется через особый способ употребления высказывания. Поэтому речевая деятельность может трактоваться как" особая сфера самореализации индивида. А поскольку в перформативной концепции высказывание обладает статусом объективного действия, подобная активность субъекта может рассматриваться в качестве образцовой.
Открытая психоанализом бессознательная потребность в подражании, лежащая в основе лингвистического сообщества, позволяет связать процесс личностной самореализации с интерсубъективным измерением. Пер-форматив выступает в качестве сферы, где реализуются как индивидуальные ментальные состояния, так и утверждается конвенциональная интен-циональность, в результате чего оказывается возможным идентифицирующее действие. Если по отношению к последней сфере речь о свободе вести нельзя, то это не отменяет свободу по отношению к способу использования. Подобная свобода оказывается исполненной лишь тогда, когда продукты спонтанной активности индивида усваиваются коллективом, в результате чего она обретает статус учреждающей новую интерсубъективность.
Таким образом, выявление внутреннего динамизма конституирующей и отчуждающей нас сферы, который обеспечивается индивидуальной творческой активностью, наряду с констатацией миметического характера сообщества, позволяют рассмотреть свободу в качестве динамического процесса, лежащего в основе функционирования человеческого общества. Свобода предстает как результат двойной потребности: с одной стороны, лингвистическое сообщество нуждается в образцах, для того чтобы были возможны применимые в сфере очевидности и общей памяти идентифицирующие практики, с другой - индивидуальное поведение в силу изначального отчуждения имеет глубинную потребность признания. Подобная двойная потребность, инициирующая процесс частичного удовлетворения
обеих сторон, и составляет философско-антропологическуго содержательность понятия свободы.
В заключении подводится итог проведенного исследования, главный из которых заключается в том, что поставленные цель и задачи выполнены, намечаются перспективы дальнейших исследований.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Декорации страха // Сб. Социальное воображение. Материалы научной конференции. Изд. Философское общество. СПб., 2000. 0,2 п. л.
2. Культура и страх. Стратегии взаимодействия // Сб. Философия XX века: Школы и концепции. Материалы работы секции молодых ученых «Философия и жизнь». СПб. Философское общество. 2001.0,15 п. л.
3. Проблема данности Другого // Философская антропология. Очерк истории. Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2003.0,3 п. л.
4 Р1Ыка 5(тас1ш // Сг!ои^ек {р^ка. РгоЫетпу \уакгшто1о^1 СИБгЛуп, 2000 0,35 п. л. (В соавторстве с А. Демичевым)
Отпечатано в ООО «ПОЛЭКС», Санкт-Петербург, В.О., Средний пр.,4 Подписано в печать 30.03.2004. Усл. печ. л. Зак. № 89. Тираж 100 экз.
*> í
»
к
-82^8
РНБ Русский фонд
2005-4 5519
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Каширская, Татьяна Анатольевна
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА
ОПЫТ ИНТЕЛЛИГИБЕЛЬНОЙ СВОБОДЫ
И ПРОБЛЕМА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
§1. Философское понятие свободы
1.1. Классическая интерпретация понятия свободы: свобода и разум
1.2. Свобода как форма бытия сознания в философии Сартра
1.3. Отчуждение как инобытие свободы
§ 2. Соотношение смысла и символа
2.1. Сознание как смыслопорождающая активность в феноменологии
2.2. Идеологическая функция сознания
§3. Понятие очевидности
3.1 Проблема очевидности в «философии сознания»
3.2. Конвенциональная очевидность в философии языка
3.3. Генеалогия этических суждений в психоанализе или «эффект идеологической веры»
§4. Бессознательное
4.1. Многозначность термина «бессознательное»
4.2. «Бессознательное» как предельное понятие в феноменологии Гуссерля
4.3. «Бессознательное» Фрейда
4.4. Две версии свободы в психоанализе
ГЛАВА
СВОБОДА В ПРАГМАТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
И ПРОБЛЕМА ЧАСТНОЙ АВТОНОМИИ
§1. Частная автономия и проблема Другого
1.1. Тема Другого в историко-философском аспекте
1.2. Пространство свободы в теории языковых игр Витгенштейна
1.3. Частная автономия в прагматизме Рорти
1.4. Проекты эмансипации в концепциях Деррида и Хабермаса
1.5. Свобода как возможность изменения
§2. Постклассический субъект как агент свободного действия
2.1. Статус языка в психоанализе
2.2. Перформатив как сфера личностной самореализации
2.3. Измерение свободы в миметическом сообществе
Введение диссертации2004 год, автореферат по философии, Каширская, Татьяна Анатольевна
Актуальность темы исследования. Тема исследования инициирована некоторым напряжением в современной философской мысли, связанным с проблемой человеческой свободы.
Открытие бессознательного сделало проблематичной идею свободного ответственного субъекта. Психоанализ подрывает представления о субъекте самосознания, в связи с чем под сомнением оказывается метафизическая интерпретация человеческой свободы, присущей человеку изначально. Тем самым происходит переориентация с прежних вопросов о сущности и границах человеческой свободы на вопрос о самой возможности свободы как таковой. Мыслители XX века, для которых отправным пунктом явилась критика метафизики, стремятся отмежеваться от наследия метафизических вопросов и проблем, которые, по их мнению, несут на себе отпечаток предрассудков прошлого. К таковым относят и вопрос свободы воли. Это дает повод для заявлений о том, что сегодня проблематика человеческой свободы не актуальна. Многие авторы в своих исследованиях вообще обходят эту проблему.
Однако устранение вопроса о человеческой свободе проблематично, и тому есть ряд причин. В действительности идея свободного субъекта, произведенная на свет классической философией, до сих пор лежит в основе социальных институтов, общественных практик и научных дисциплин. В рамках современной культуры высказывание, отрицающее свободу, не является возможным, поскольку тем самым подрывается социальная практика, которая изначально приписывает человеку свободу.
Проблематичность понятия свободы осложняет выявление специфики человеческой природы, которая традиционно связывалась с понятием нравственного и, соответственно, с возможностью свободного поступка. Поэтому проблема свободы является одной из центральных для философской антропологии. Более того, вопрос о свободе - это и вопрос об основаниях самой философии. Первоочередной задачей философии начиная с античности являлось освобождение от предрассудков, самостоятельное мышление. Невозможность неангажированного мышления ставит под сомнение проект самой философии. Следуя Р. Рорти, можно сказать, что на место Истины как безуспешного предмета философского поиска на протяжении нескольких столетий в XX веке приходит Свобода как задача.
Настоящее исследование, собственно, и ставит перед собой такую задачу. Необходимо подчеркнуть, что акцент делается не на возможности свободы как таковой, а на возможности и особенности позитивного высказывания о свободе в современной западноевропейской философии.
Степень научной разработанности проблемы. Тема свободы в XX веке представлена прежде всего в работах авторов, принадлежащих к персоналистскому направлению. Ж.-П. Сартр, М. Мамардашвилли, Н.А. Бердяев и Э. Соловьев полагают, что свобода является несомненной привилегией сознания. В противовес этой тенденции, сторонники структурализма указывают на проблематичность идентичности самосознания и интеллигибельной свободы в связи с открытием особого характера власти, которая функционирует на микроуровне, а также фундаментальной ролью бессознательного в процессе формирования субъективности. В концепциях Ж. Лакана, М. Фуко и К. Леви-Строса речь идет о том, что субъект конституируется в процессе интерсубъективной практики в соответствии с особыми процедурами идентификации и является носителем объективных смыслов. Кроме того, структурализм постулирует неустранимость отчуждения и иллюзорность изначальной свободы. Ряд представителей аналитической философии, в частности Г. Райл, указывают на метафизический характер концептов сознания и воли, с которыми традиционно связывается свобода, отказываясь тем самым и от прежней постановки вопроса.
Учитывая вышесказанное, Ю. Хабермас предлагает свой проект эмансипации. Он полагает необходимым выявить и заменить скрытые установки, исходя из которых мы действуем, на сознательно избранные в качестве наиболее эффективных. Последние должны быть сформулированы в ходе свободной рациональной дискуссии и быть приемлемыми для всех. Однако возможность воплощения в жизнь подобного проекта рассматривается рядом авторов как сомнительная, а его возможная реализация воспринимается с осторожностью, поскольку очевидно, что формулирование общезначимых требований может обернуться распространением репрессивных практик.
По мнению Р. Рорти, единственное, что сообщество может сделать для свободы своих членов, - это создать условия, в которых каждый сможет быть таким, каким он хочет. Политические свободы должны реализовываться путем ряда социальных практических предприятий и служить условием возможности достижения частной автономии, которая и представляет собой действительную свободу. Однако последняя рассматривается не в качестве данности, но в качестве задачи. Свобода в теории Рорти понимается как творческое «производство самоописания», своего рода самореализация в ситуации, где изначально каждый говорит о себе в чужих терминах. Такая свобода является результатом случайного стечения обстоятельств. Поскольку смена одних форм репрезентации на другие ничего не меняет, то проект Рорти с позиции, в частности, Ж. Деррида может рассматриваться в качестве утверждения нового отчуждения, в виде новой организации дискурса, в которой всегда можно обнаружить следы власти.
В отечественной литературе существует обильный историко-философский материал, посвященный проблеме свободы в ее классическом варианте (Я.А. Слинин, Т.В.Торубарова). Также широко в научных исследованиях представлена трактовка свободы в экзистенциализме (В.В. Вольнов, Л.И. Филиппов). Обе области исследования являются предметом ряда диссертационных работ. Опубликован ряд статей, где проблема рассматривается в контексте структурализма и постструктурализма (С.В. Табачникова, Н.С. Автономова, Т.А. Клименкова), теории языковых игр (А.Ф. Грязнов). Что же касается обобщенного взгляда на проблему свободы в рамках современного концептуального аппарата, в литературе имеет место ряд общих высказываний, которые сводятся к тому, что тема свободы на сегодняшний день утратила свою актуальность. Утверждается невозможность констатации свободы в связи с критикой и деконструкцией субъекта самосознания. При этом отсутствует исследование, целиком посвященное этой теме.
Цель и задачи исследования. Основной целью настоящего исследования является выяснение возможности позитивной концепции свободы в рамках современного концептуального аппарата и современных философских методов, а также анализ трансформаций, произошедших с концептом свободы в связи с открытием бессознательного в психоанализе и констатацией лингвистической природы сознания в философии языка. Цель исследования определяет ряд конкретных задач:
1. Выявить пределы применимости классической и экзистенциалистской интерпретаций свободы.
2. Проанализировать особый тип мотивации субъекта, пришедший на смену традиционной причинности. В связи с этим необходимо рассмотреть логику ретроактивного действия в психоанализе и особый характер причинения в теории языковых игр.
3. Сформулировать и обобщить новые теоретические возможности решения проблемы свободы, связанные с концептуализацией перформатива и утверждением об особой интенциональности речевого действия в концепции речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля.
4. Выявить возможность интерпретации понятия свободы, которая была бы актуальна для современного состояния философско-антропологического знания.
Научная новизна и результаты исследования заключены в обосновании возможности позитивного высказывания о свободе в контексте концептуализации бессознательного; тема свободы описывается на языке различных философских направлений, это дает обобщенный взгляд на проблему, чего нельзя было бы достичь при сведении исследования к единой методологической позиции в рамках одного направления; проблема взята в классическом и неклассическом вариантах; при этом дана широкая интерпретация концепта бессознательного, что позволяет представить психоанализ и аналитическую философию в качестве взаимодополнительных философско-антропологических стратегий; подобный взгляд, в свою очередь, открывает возможность нового подхода к проблеме свободы.
Положения, выносимые на защиту:
В свете открытий 3. Фрейда и JI. Витгенштейна интеллигибельная свобода представляет собой «фигуру сознания», которая, несмотря на свою недостоверность, продолжает мотивировать человеческое действие.
В связи с констатацией практически тотальной предпосылочности человеческого бытия, современное размышление о свободе глубоко критично, но тем не менее оно продолжается, несмотря на сомнения в собственной возможности.
Открытие «бессознательного», а также языкового отчуждения является выходом за рамки прежнего противостояния метафизики свободы и материализма. Подрывая представления о субъекте самосознания и его свободе, в то же время такая критика закладывает основы для нового переосмысления свободы, где ее возможность обусловлена особым динамическим характером форм отчуждения.
Тема свободы, представленная в классической интерпретации, с одной стороны, как проблема детерминизма, а с другой - как проблема конечности человеческого существования, в современной философии преобразуется в проблему возможности индивидуальных инвестиций в коллективное измерение (т.е. в проблему возможности частной автономии).
Двойная роль бессознательного стремления к подражанию, открытого психоанализом, определяет возможность свободы, понимаемой как соучастие индивида в самореализации сообщества. Выполняя функцию отчуждения, с одной стороны (вынуждая отдельного индивида подчиниться конвенциональным правилам), с другой, мимесис является революционным фактором, поскольку фундаментальная потребность в образце субъективного поведения может быть удовлетворена только свободным образом в виде особого учередительного действия.
Свобода не может сегодня мыслиться исключительно в терминах индивидуальной самости. Реальная свобода - это свобода Другого, иначе говоря, действительным субъектом свободы выступает сообщество, которое потребляет творческую энергию индивида. Свобода предстает как результат двойной потребности: с одной стороны, лингвистическое сообщество нуждается в образцах, для того чтобы были возможны применимые в сфере очевидности и общей памяти идентифицирующие практики, с другой - индивидуальное поведение в силу изначального отчуждения имеет глубинную потребность признания. Подобная двойная потребность, инициирующая процесс частичного удовлетворения обеих сторон, и составляет философско-антропологическую содержательность понятия свободы.
Теоретико-методологические основы исследования. Методы, использованные в диссертации, определяются целями и задачами исследования. В целом, методологической базой исследования, в котором использованы работы представителей различных философских направлений, является логико-методологический и историко-философский анализ. Первая часть диссертации теоретически опирается на постхайдеггерианскую традицию критики метафизики. Вторая часть, где в качестве основного анализируемого материала выступают две стратегии, выросшие на базе фрейдовского и витгенштейновского концептуальных аппаратов, опирается на ин-терпретативно-аналитический метод.
Обращение к аналитичекой традиции вызвано следующими соображениями. Исследования как Фрейда, так и Витгенштейна, направляемые поиском ответа на вопрос о том, что такое бессознательное, дали основания для формирования двух различных эпистемологий. Оба автора дают пример нового продуктивного мышления, исключающего возможность обращения к классическому субъекту. Не обращаясь к психоаналитическому понятию бессознательного, Витгенштейн и его последователи делают предметом своего исследования область с аналогичным статусом. Представители аналитической философии анализируют конститутивные по отношению к сознанию нерефлексивные предпосылки, которые имеют исторический характер в силу своей зависимости от интерсубъективной практики. С этой целью создается особый концептуальный аппарат, что делает аналитическую философию альтернативным психоаналитическому языком описания.
В рамках аналитической философии направлением, которое в большей степени сосредоточено на субъективной стороне языкового действия, является теория речевых актов. Данная концепция учитывает новые условия, а именно требования языковой модели. Поэтому поиск решения традиционных проблем в рамках теории речевых актов представляется актуальным.
В целом, в диссертации анализируются следующие направления: феноменология, экзистенциализм, психоанализ, концепция М. Фуко, теория языковых игр J1. Витгенштейна, теория речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля, прагматизм Р. Рорти, а также философия языка М. Бахтина, концепции Ж. Деррида, Ю. Хабер-маса и «философия события» А. Бадью.
Научно-практическая значимость полученных результатов. Результаты исследования расширяют сферу философского понимания темы свободы в контексте концептуализации бессознательного, выявляя ряд предрассудков, связанных с те* мой свободы и формулируя обобщенный взгляд на проблему в рамках наиболее влиятельных философских направлений XX века. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при составлении как общих программ по философской антропологии и истории современной западноевропейской мысли, так и специальных курсов по философии и философской антропологии.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Трансформация философского понятия свободы в связи с концептуализацией бессознательного"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Начиная с нового времени, свобода ассоциируется с возможностью интеллигибельного действия, основанного на идентичности самосознания. Подобное понимание свободы характерно и для современного обыденного сознания. Авторы, принадлежащие теории речевых актов, а также теоретики психоанализа ставят под сомнение идентичность самосознания, и утверждают, что форму идентичности приписывает язык, а потому идентичность всегда случайна. В рамках данных концепций пересматривается прежняя трактовка языка в качестве обслуживающего интенциональность сознания, выполняющего т.о. функцию выражения. Концепция Остина, выделившего наряду с когнитивным использованием языка перформатив-ное, позволяет рассматривать язык в качестве идентифицирующей процедуры, посредством которой достигается коллективная идентичность. В концепции Ж.Лакана язык имеет отношение к двум уровням: к сфере фантазма, а также к сфере социальной нормативности, к традируемым представлениям о Собственном Я, он и инициирует рождение расщепленного субъекта. В результате имеет место двойная идентичность, которая обретает формы Я идеального и Идеал Я.
Психоанализ показывает, что идентичность достигается посредством отчуждения. В связи утверждением практически тотальной предпосылочности нашего бытия, в современной философии происходит отказ от представлений о метафизической свободе. Прежняя трактовка, исходящая из интеллигибельности свободы, в XX веке была переосмыслена в терминах онтологии в концепции Ж.-П. Сартра. Однако наиболее адекватным сегодняшнему состоянию в философии является интерпретация свободы, опирающаяся на иное описание субъективности. Подобная версия рождается в результате рассмотрения психоанализа и философии языка в качестве взаимодополнительных стратегий.
Психоанализ и структурализм демонстрируют не просто конститутивную роль отчуждения, лежащего в основе сообщества, но его неизбежность и неустранимость. Аналитическая философия констатирует конвенциональный и тем самым неабсолютный характер любых лингвистических образований. Язык, который производит отчуждение, сам является конечным, его фигуры зависят от процессов интерсубъективной практики, что определяет возможность его изменений. Тем самым свободу можно понимать не как преодоление отчуждения, но лишь как изменение степени и форм отчуждения. Аналогичный сюжет присутствует у Фуко, который говорит о том, что формы субъективации имеют историчный характер. Это означает, что власть сама в себе содержит возможности собственного преодоления.
В рамках традиции Остина осуществляется интерпретация речевого акта в качестве действия, в результате чего наряду с субъектом высказывания и его активностью, которая сводится к воспроизведению готовых конвенций, постулируются внутреннее единство и активность субъекта, которые не могут быть осмыслены в терминах философии представления. Так, через перформативный способ употребления высказывания реализуется особая целеполагающая интенциональность, осуществляющаяся помимо и наряду с рефлексивной. Таким образом, речевая деятельность может рассматриваться как особая сфера самореализации индивида, что позволяет рассматривать язык как освобождающую силу.
Поскольку в перформативной концепции высказывание обладает статусом действия, подобная активность субъекта может рассматриваться в качестве образцовой. Открытая психоанализом, бессознательная потребность в подражании, лежащая в основе сообщества, позволяет связать процесс личностной самореализации с интерсубъективным измерением, и утверждать «фундаментальную природу риторической роцедуры, учреждающей новую интерсубъективность».1 Перформатив выступает, т.о., в качестве сферы, где реализуются как индивидуальные ментальные состояния, так и утверждается конвенциональная интенциональность, в ре
1 Исаков А.Н. Социальная реальность и методологические парадигмы современной философии // Философия XX века: школы и концепции. Материалы научной конференции 23-25 ноября 2000 г. СПб.: Изд-во Санкт Петербургского философского общества, 2000. С. 267.
161 зультате чего возможно идентифицирующее действие. Если по отношению к последней сфере речь о свободе вести нельзя, то это не отменяет свободу по отношению к способу использования. Подобная неинтеллигибельная свобода оказывается исполненной, однако, лишь тогда, когда продукты спонтанной активности индивида, выступая в качестве образца усваиваются коллективом, в результате чего подобная творческая активность обретает статус учреждающей новую интерсубъективность.
Таким образом, выявление внутреннего динамизма, конституирующей и тем самым отчуждающий нас сферы, который обеспечивается индивидуальной творческой активностью, наряду с констатацией миметического характера сообщества позволяют рассмотреть свободу в качестве динамического процесса, лежащего в основе функционирования человеческого общества. Это вполне соответствует представлению о «двойной природе социальной связи, как того, что учреждается в свободном осмысленном действии и того к чему присоединяются, подчиняясь необходимости соучастия в общем деле, т.е. автономного учредительного действия и лишенного автономности эгоцентрического акта ориентированного на эффективность и практический результат».1
Свобода тем самым предстает как результат двойной потребности: с одной стороны, лингвистическое сообщество нуждается в образцах, для того, чтобы были возможны идентифицирующие практики, с другой индивидуальное поведение в силу изначального отчуждения имеет глубинную потребность признания. Подобная потребность, инициирующая процесс частичного удовлетворения обеих сторон, и составляет философско-антропологическую содержание свободы.
1 Там же. С. 266.
Список научной литературыКаширская, Татьяна Анатольевна, диссертация по теме "Философия и история религии, философская антропология, философия культуры"
1. Мишара А. Л. Гуссерль и Фрейд: Время, память и бессознательное // Логос. №1. 1998.
2. Августин Исповедь. М.: Гендальф, 1992.
3. Автономова Н. Деррида о грамматологии // Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000.
4. Бадью А. Апостол Павел. Обоснование универсализма. М., СПб.: Московский философский фонд Университетская книга, 1999.
5. Бадью А. Манифест философии. СПб.: Machina, 2003.
6. Бахтин М. М. Работы 20-х годов. Киев. «Next», 1994.
7. Блинов А. Общение. Звуки. Смысл. М.: Русское феноменологическое общество, 1996.
8. Борисов Е. Проблема интерсубъективности в феноменологии Э. Гуссерля // Логос. СПб.: Дом интеллектуальной книги. № 1, 1999.
9. Веллмер А. Модели свободы в современном мире // Социологос. Вып. 1. Общество и сферы смысла. М.: Прогресс, 1991.
10. Ю.Вдовина И. В. Сознание и личность во французском персонализме // Проблема сознания в современной западной философии. Критика некоторых концепций. М.: Наука, 1989.
11. Булавка Л. А., Бузгалин А.В. Бахтин: диалектика диалога versus метафизика постмодернизма // Вопросы философии. № 1, 2000.
12. Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. Часть I. М.: Гнозис, 1994.
13. З.Витгенштейн Л. О достоверности // Философские работы. Часть I. М.: Гнозис, 1994.
14. Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. «Бахтин под маской». Вып. 3. М.: Лабиринт, 1993.
15. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. СПб.: Наука, 1994.
16. Грязнов А. Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна. М.: МГУ, 1985.
17. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.
18. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб.: Наука. Ювента, 1998.
19. Гуссерль Э. Начало геометрии. М.: Ad Marginem, 1996.
20. Джохадзе И. Неопрагматизм Ричарда Рорти и аналитическая философия // Логос № 6. М.: Наука, 1999.
21. Декарт Р. Размышления о первоначальной философии // СПб.: Абрис-книга, 1995.
22. Деррида Ж. Введение // Гуссерль Э. Начало геометрии. М.: Ad Marginem, 1996.
23. Деррида Ж. О грамматологии М.: Ad Marginem, 2000.
24. Дэвидсон Д. Материальное сознание // Аналитическая философия. Избранные тексты. М.: Издательство МГУ, 1993.
25. Дэвидсон Д. Об идее концептуальной схемы // Аналитическая философия. Избранные тексты. М.: Издательство МГУ., 1993.
26. Дэвидсон Д. Общение и конвенциональность // Философия. Логика. Язык. М.: Прогресс, 1987.
27. Дэвидсон Д. Когерентная теория истины и познания // Метафизические исследования. Вып. 11. Язык. СПб.: Алетейя, 1999.
28. Дорохова Т. А Проблема данности другого // История философской антропологии. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2002.
29. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1999.
30. Жижек С. Внутренняя трансгрессия // Кабинет: Картины мира 2. СПб.: Скифия, 2001.31 .Зинченко В. П., Мамардашвили М.К. Изучение высших психических функций и категория бессознательного // Бессознательное. Новочеркасск: Агенство САГУНА, 1994.
31. Жирар Р. Насилие и священное. М.: Новое литературное обозрение, 2000.
32. Исаков А. Н. Философская аналитика объективного мотива // Метафизические исследования. СПб.
33. Исаков А. Н. Признание Другого: гегелевская феноменология веры // Философская антропология. Очерк истории. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2003.
34. Исаков А. Н. Социальная реальность и методологические парадигмы современной философии // Философия XX века: школы и концепции. Материалы научной конференции 23-25 ноября 2000 г. СПб.: Издательство Санкт Петербургского философского общества, 2000.
35. Исаков А. Н. Человек как признание Другого: проблема интерсубъективности в философской антропологии.
36. Исаков А. Н. «Я идеальное и Идеап-Я» // Трансфер-экспресс. Приложение к Вестнику психоанализа. № 3. 2001.
37. Исаков А. Н. Сухачев В.Ю. Этос сознания. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999.
38. Кант И. Критика чистого разума // Соч. в 8 т. Т. 1. Чоро, 1994.
39. Кант И. Критика практического разума // Собр. соч. в 6 т. Том 4. М.: Мысль, 1965.
40. Кант И. Критика способности суждения // Соч. в 6 томах. Т. 5. М.: Мысль, 1966.
41. Кант И. Основы метафизики нравственности // Критика практического разума. СПб.: Наука, 1995.
42. Кант И. Что значит ориентироваться в мышлении // Собр. соч. в 8 т.: том 8, 1994.
43. Кастанеда К. Отдельная реальность. М.: Миф, 1991.
44. Клименкова Т. А. Бессознательное как горизонт сознания в структурализме М.Фуко // Проблема сознания в современной западной философии. Критика некоторых концепций. М.: Наука, 1989.
45. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля. М.: Логос., Прогресс-Традиция, 1998.
46. Колесников А.С., Ставцев С.Н. Формы субъективности в философской культуре XX века. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000.
47. Кубанова О. Ю. Проблема интерсубъективности в «Картезианских размышлениях» Э.Гуссерля // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1991.
48. Кьеркегор С. Страх и трепет. М.: Республика, 1998.
49. Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда. М.: РФО. Пирамида, 1997.
50. Лакан Ж. Поле и функция речи и языка в психоанализе. М.: Гнозис, 1995.
51. Лакан Ж. Семинары. Книга 1. Работы Фрейда по технике психоанализа. М.: ГнозисШогос, 1998.
52. Лакан Ж. Семинары. Книга 2. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/1955). М.: Гнизис/Логос, 1999.
53. Ландгребе Л. Интенциональность у Гуссерля и у Брентано // Логос № 2. М.: Наука, 2002.
54. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. М.: Высшая школа, 1996.
55. Левин Г. Д. Свобода воли // Вопросы философии. № 6, 2000.
56. Лейбин В.М. Словарь-справочник по психоанализу. СПб.: Питер, 2001.
57. Липский Б.И. Рациональность каузальная и нормативная // Философия XX века: школы и концепции. Материалы научной конференции. СПб.: СПбГУ, 2000.
58. Малкольм Н. Мур и Витгенштейн о значении выражения «я знаю» // Сб. Философия. Логика. Язык. Под ред. Д.П. Горского и В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1987.
59. Мамардашвили М.К. Введение в философию // Мамардашвили М.К. Необходимость себя / Лекции. Статьи. Философские заметки. М.: Лабиринт, 1996.
60. Мамардашвили М. Анализ сознания в работах Маркса // Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990.
61. Мамардашвили М. Сознание это парадоксальность, к которой невозможно привыкнуть // Как я понимаю философию. М.: Прогресс, 1990.
62. Марков Б. В Людвиг Витгенштейн: язык это «форма жизни» // История философии, культура и мировоззрение. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2000.
63. Марков Б. В. Знаки бытия. СПб.: Наука, 2001.
64. Марков Б. В. Мораль и разум // Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2001.
65. Марков Б. В. Философская антропология. СПб.: Лань, 1997.
66. Маркс К. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 36. М., 1964.
67. Молчанов В. И. Понятие рефлексии в контексте феноменологического учения о времени // Критика феноменологического направления современной буржуазной философии. Рига: Зинатне, 1981.
68. Молчанов В. Предпосылки и беспредпосылочность феноменологической философии // Логос №10. М.: Наука, 1999.
69. Мэйси Д. О субъекте у Лакана. Логос № 5, 1999.
70. Некрасов С. Н. Принцип деконструкции и эволюция постструктурализма // Философские науки. №2, 1989.
71. Ницше Ф. Генеология морали. Собр. соч. в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990.
72. Остин Дж. Значение слова // Аналитическая философия. Избранные тексты. М.: Издательство МГУ., 1993.
73. Остин Дж. Как производить действия при помощи слов // Избранное. М.: Идея-пресс. Дом интеллектуальной книги, 1999.
74. Остин Дж. Чужое сознание // Философия. Логика. Язык. Под ред. Д. П. Горского и В. В. Петрова. М.: Прогресс, 1987.
75. Пассмор Дж. Сто лет философии. М.: Прогресс-Традиция, 1998.
76. Петров В.В. От философии языка к философии сознания. (Новые тенденции и их истоки) // Сб. Философия. Логика. Язык. Под ред. Д.П. Горского и В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1987.
77. Платон Сочинения в 3-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 1970.
78. Райл Г. Понятие сознания. М.: Идея Пресс, Дом интеллектуальеой книги, 2000.167
79. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Academia-Центр, Медиум, 1995.
80. Рорти Р. Случайность. Ирония. Солидарность. М.: Русское феноменологическое общество, 1996.
81. Рубене М. А. Учение Э. Гуссерля о времени // Критика феноменологического направления современной буржуазной философии. Рига: Зинатне, 1981.
82. Савченкова Н. М. Остроумие и фигуры интерсубъективности // Метафизические исследования. СПб.: Алетейя, 1999.
83. Сартр Ж.-П. Бытие и Ничто: опыт феноменологической онтологии. М.: Республика, 2000.
84. Сартр Ж.-П. Экзистенциализм это гуманизм // Сумерки богов. М.: Политиздат,1998.
85. Серкова В. Человеческое существование у С. Кьеркегора // Философская антропология. Очерк истории. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2003.
86. Серль Дж. Классификация иллокутивных актов // Зарубежная лингвистика. Т. 2. М.: Издательская группа «Прогресс», 1999.
87. Серль Дж. Открывая сознание заново. М.: Идея-Пресс, 2002.
88. Серль Дж. Природа Интенциональных состояний // Философия. Логика. Язык. Под ред. Д. П. Горского и В. В. Петрова. М.: Прогресс, 1987.
89. Серль Дж. Что такое речевой акт? // Зарубежная лингвистика II. Новое в лингвистике. Новое в зарубежной лингвистике. М.: Издательская группа ПРОГРЕСС,1999.
90. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2001.
91. Слинин Я.А. Этика Иммануила Канта // Критика практического разума. СПб.: Наука, 1995.
92. Су слова О. «Стадия зеркала» // Трансфер-экспресс. Приложение к Вестнику психоанализа. № 3. 2001.
93. Сухачев В. Ю. Семиотическая версия аналитики человека // Философская антропология как интегративная форма знания. СПб.: Издательство СПбГУ, 2001.
94. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Издательство Уральского ун-та, 1999.
95. Табачникова С. Мишель Фуко: историк настоящего // Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум, Касталь, 1996.
96. Титова М. Читая Лакана: реальное субъекта // Логос. № 5. М., 1994.
97. Тодоров Ц. Теории Символа. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.
98. Торубарова Т. В. О сущности человеческой свободы в немецком классическом идеализме. СПб.: Наука, 1999.
99. Тузова Т. М. Особенности трансцендентального анализа сознания во французском экзистенциализме // Проблема сознания в современной западной философии. М.: Наука, 1989.
100. Филимонова Л. П. Автореферат. Властная структура знака и субъективность в культуре. Томск, 1998.
101. Филиппов Л. И. Философская антропология Жана-Поля Сартра. М.: Наука, 1977.
102. Фрейд 3. Анализ фобии пятилетнего мальчика // Психология бессознательного. М.: Просвящение, 1989.
103. Фрейд 3. Бессознательное // Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе. Очерки истории психоанализа. СПб.: Алетейя, 1998.
104. Фрейд 3. Вытеснение // Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе. Очерки истории психоанализа. Алетейя. СПб., 1998.
105. Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М.: Наука, 1991.
106. Фрейд 3. Я и Оно //Избранное. Книга 1. М.: Московский рабочий, 1990.
107. Фрейд 3. Отрицание // Венера в мехах. Л. фон Захер-Мазох. Жиль Делез. 3. Фрейд. М.: РИК Культура, 1992.
108. Фрейд 3. О психоанализе // Я и Оно. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Филио, 2001.
109. Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному // Я и Оно. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Филио, 2001.
110. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия // Я и Оно. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Филио, 2001.
111. Фрейд 3. Три очерка по теории сексуальности // Сб. Психология бессознательного. М.: Просвящение, 1989.
112. Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого Я // Я и Оно. М.: ЭКСМО-Пресс; Харьков: Филио, 2001.
113. Фрейд 3. Случай человека-волка. Из истории одного детского невроза. // Человек волк и Зигмунд Фрейд. Киев: PORT - ROYAL, 1996.
114. Фуко М. Воля к знанию // Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, Магистериум, 1996.
115. Фуко М. Герменевтика субъекта // Социо-Логос. Вып. 1. Общество и сферы смысла. М.: Прогресс, 1991.
116. Фуко М. Забота об истине. Беседа с Франсуа Эвальдом // Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, Магистериум, 1996.
117. Фуко М. Использование удовольствий. Введение ко 2 тому Истории сексуальности // Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, Магистериум, 1996.
118. Фуко М. Забота о себе. История сексуальности 3 т. Киев: Дух и литера, Грунт. М.: Рефл-Бук, 1998.
119. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
120. Фуко М. Маркс, Фрейд, Ницше // Кентавр М.: Магистериум. М. Кастель, 1996.
121. Фуко М. Порядок дискурса // Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, Магистериум, 1996.
122. Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998.
123. Фуко М. Слова и вещи. СПб.: A-cad, 1994.170
124. Фуко М. Что такое автор // Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, Магистериум, 1996.
125. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2001.
126. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Время и бытие М.: Республика, 1993.
127. Хестанов Р.З. Утопическое экспериментирование // Рорти Р. Случайность. Ирония. Солидарность. М.: Русское феноменологическое общество, 1996.
128. Человек волк и Зигмунд Фрейд. Под редакцией Юдина А. А. Киев: PORT -ROYAL, 1996.
129. Черноглазов А. Лакан с птичьего полета // Логос. № 5. М., 1994.
130. Rorty R. The mechanical mind: Hume and Freud // Essays on Heidegger and others. Cambridge University Press, 1991. V. II.
131. Rorty R. Moral identity and private autonomy: The case of Foucault // Essays on Heidegger and others. Cambridge University Press, 1991. V. II.
132. Bruce F. The Lacanian Subject. Between language and jouissance. Princeton university press. New Jersey, 1995.
133. Searle J. Intentionality: An Essay in the Philosophy of Mind. New York, 1983.
134. Searle J. The Construction of Social Reality. New York, Free Press. 1995.
135. Zizec S. Kant and Sade the ideal couple // Lacanian Ink, NY, № 13, 1998.