автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Трансформация романтического конфликта в литературе русского символизма

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Светикова, Елена Юрьевна

Введение.

Первая

глава. Романтическая традиция в творчестве старших» символистов.

Раздел I. Поэзия Николая Минского.

Раздел II. Эстетическая утопия Федора Сологуба.

Роман «Творимая легенда».

Вторая

глава. «Симфонии» Андрея Белого.

Раздел I. Вторая «Симфония».

Раздел II. Мифопоэтический план «III Симфонии».

Третья

глава. Романтическая традиция в творчестве Блока.

Раздел I. Драма «Незнакомка».

Раздел II. Драма «Роза и Крест».

Раздел III. Поэма «Возмездие».

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Светикова, Елена Юрьевна

Начало XX века в истории русской литературы традиционно рассматривается как эпоха исканий, преодоления изживших себя теорий, эстетических представлений и идеологических установок. Эта эпоха знаменует собой, прежде всего, поворот к новому пониманию самой действительности и культуры, переосмыслению вопроса о значении и функциях литературы, т.е. новую парадигму эстетического мышления. Очевидно, что русский символизм, некоторым аспектам истории и теории которого посвящена настоящая работа, - явление в высшей степени многогранное, неоднородное; внутри него существуют самые различные течения, которые зачастую даже не могут быть сведены к понятию той или иной конкретной школы и реализуются в творчестве отдельных авторов. Как показывает З.Г. Минц, символисты постоянно эволюционировали, менялись и их эстетические установки, и сама жизненная позиция.1 И, тем не менее, все эти разнородные явления объединяла одна общая и важнейшая тенденция -поиски новых путей в искусстве и в самой жизни. В качестве примеров можно привести самые разнообразные теории символистов - от идеи «соборности» Вяч. Иванова и жизнетворчества «аргонавтов» до теоретических работ в области стихосложения А. Белого и В. Брюсова.

Вместе с тем, наверное, ни одна эпоха в истории русской литературы не была так тесно связана с предшествующими традициями мировой культуры, как начало XX века. Как неоднократно отмечали многие отечественные и

1 См.: Минц З.Г. Об эволюции русского символизма: (К постановке вопроса: тезисы).//Ученые записки ТГУ. Вып.735.Блоковский сб.7.Тарту, 1986. С.7-24; См. так же: Ханзен-Лёве. Русский символизм. СПб, 1992. С. 6-62 и др. западные исследователи, важнейшим качеством литературы символизма является ее полигенетичностъ'. Действительно, эстетическое сознание символистов стремилось вобрать в себя, синтезировать все мировое культурное наследие - от мифов древнего Египта до новейших произведений европейского модернизма, от Библейских текстов до философии Шопенгауэра и Ницше. Такой синтез А. Белый рассматривал и как уже свершившийся факт, и как программу дальнейшего творчества. «Школа символистов, - писал он в работе «Эмблематика смысла» (1909),- раздвинула рамки наших представлений о художественном творчестве; она показала, что канон красоты не есть только академический канон; этим каноном не может быть только канон романтизма или только классицизма, или только реализма; он то, другое и третье течение она оправдала как разные виды v единого творчества; и оттого-то в пределы недавнего реализма вторглась романтическая фантастика; и обратно: бескровные тени романтизма получили в символической школе и плоть, и кровь; далее символизм разбил и самые рамки эстетического творчества, подчеркнув, что и область религиозного творчества близко соприкасается с искусством; в европейское замкнутое в себе искусство 19 столетия влилась мощная струя восточной мистики; под влиянием мистики по-новому воскресли в нас средние века. Новизна современного искусства лишь в подавляющем количестве всего прошлого, разом всплывшего перед нами; мы переживаем ныне в искусстве все века и все нации; прошлая жизнь проносится мимо нас.

1 Об этом см.: Ханзен-Лёве. Русский символизм. СПб, 1992.; Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма. М., 1989.; Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М., 1992.

Это потому, что стоим мы перед великим будущим».1

Каково же место романтической традиции в истории формирования нового направления? Каким образом философия и эстетика романтизма отразилась в творчестве русских символистов? Нам представляется, что эта проблема в высшей степени актуальна, ибо без понимания истоков не может быть адекватного представления ни о символистской литературе в целом, ни о тех или иных конкретных текстах в частности. * *

Очевидно, что связь двух этих направлений основана, в первую очередь, на идеалистической философии, именно она становится идеологической базой как для романтизма, так и для символизма. Уже в своей первой программной работе « О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1892) Д.С. Мережковский, выступая против народнического реализма, который, с его точки зрения, выражал лишь «фальшиво гуманные чувства и буржуазную мораль», утверждал, что именно позитивистское миропонимание стало основой того кризиса, который охватил русскую литературу. Мережковский выдвигал программу нового направления, основными элементами которого должны стать «мистическое содержание, символы и художественная выразительность».2

Сходную позицию занимал и А. Волынский - выдающийся критик и теоретик символизма. Его книга «Борьба за идеализм» (1900), в которую вошли важнейшие статьи, публиковавшиеся с 1897 года в «Северном

1 Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2-х тт. Т.1. М,1994. С.142-143.

2 Мережковский Д.С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. СПб. 1893. С. 43. вестнике» и в других периодических изданиях, стала манифестом нового движения, его теоретическим обоснованием. Последовательно, во всех работах, Волынский проводит мысль о том, что «только идеализм -созерцание жизни в идеях духа, в идеях божества и религии - может дать объяснение искусству, законам художественного творчества и живой импульс ко всякому иному творчеству - практическому, нравственному»1. Исходя из этого, Волынский видел будущее русской литературы в символизме, который должен стать «путем к новому совершенству и новой красоте».2

Следует отметить, что современники зачастую рассматривали символизм не просто как направление, наследующее романтизму, а как полное его повторение. Так, А. Климентов в своей работе «Романтизм и декадентство. Философия и психология романтизма как основа декадентства (символизма)» оценивал литературу начала века как «.эпоху полного возрождения старого романтизма и дальнейшего его развития.».3 Здесь автор исходит из философских предпосылок и, в частности, видит корни символистской идеологии в возрождении идеализма, который в начале XX века стал выражением антипозитивистского мировидения. «Декадентство, -пишет далее исследователь, - психологический кризис, явившийся, прежде всего, результатом краха того позитивизма во всех его видах, на которых она (духовная жизнь - Е.С.) покоилась, утверждалась до сего времени, это бунт угнетенной, приниженной души человеческой против рабского подчинения

1 Волынский А. Борьба за идеализм. СПб. 1900. С. III.

2 Волынский А. Там же. С. 320.

3 Климентов А. Романтизм и декадентство. Философия и психология романтизма как основа декадентства (символизма). Одесса. 1913. С.9. разуму, его сухой, мертвящей логике, не выходящей за пределы внешней, объективной реальности и рамок чисто материального мышления, понимания и существования, это борьба духа за свободу своего индивидуального самоопределения и искание новых моральных «форм бытия».1 Далее автор вполне последовательно определяет важнейшие категории романтизма, которые воплотились в литературе символизма: двоемирие, вечное томление, романтическая ирония и т.д. Однако такой широкий подход позволяет автору включить в число символистов (или романтиков) практически всех авторов начала века, в том числе JI. Андреева и А.И. Куприна.

В 1914 вышла в свет блестящая работа В.М. Жирмунского «Немецкий романтизм и современная мистика», в которой ученый также говорил о преемственности двух направлений, которая основана, прежде всего, на философии идеализма и тесной связи с религиозными началами культуры. «.Исторически между романтизмом и символизмом не существует перерыва мистической традиции; только здесь более ясно и сознательно было сказано то, что там казалось мечтой и странным, может быть невоплотившимся чаяньем. Романтическое миросозерцание продолжало быть великой культурной силой в течение всего 19 века.»2. В качестве примеров В.М. Жирмунский приводит творчество Жуковского, Веневитинова, Вл. Одоевского, поэзию Тютчева, которая «вырастает всецело на почве мироощущения и идей немецкого романтизма»3. И далее: «От Тютчева через

1 Там же. С. 10.

Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб. 1996. С. 198-199.

3 Там же. С. 205.

Фета и Вл. Соловьева эта струя романтической лирики подготавливает наступление символизма».1

Несмотря на то, что такая литературная «генеалогия» вполне очевидна и несомненна, нам хотелось бы особо подчеркнуть эту мысль, поскольку здесь В.М. Жирмунский говорит о романтической традиции во всей ее целокупности. Именно так мы и будем рассматривать это явление в настоящей работе.

Очевидно, что романтизм - явление чрезвычайно сложное и многообразное даже в пределах одной национальной традиции (например, существует огромная разница между романтизмом Йенской школы и романтизмом Э.Т.А. Гофмана и т.д.)2. Кроме того, каждая национальная литература адаптирует те или иные влияния в соответствии с законами собственного развития, в большей или меньшей степени трансформируя изначальные модели.3 Так и русский романтизм, воспринявший европейскую традицию, выработал свои собственные законы, в первую очередь, в области языка и стиля. И тем не менее, несмотря на все указанные различия, мы можем говорить о романтизме как о едином движении в мировой литературе, создавшем свою философию и свои каноны, которые выражаются в важнейших категориях - двоемирие, образ поэта-пророка, идея небесной родины и т.д. При постановке вопроса о связи романтизма и символизма

1 Там же. С. 205.

2 См. например, Жирмунский В.М. Религиозное отречение в истории романтизма. М.1919; Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. JI. 1973; Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига, 1988 и др.

3 См.: Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. JT. 1978. такая оговорка необходима, поскольку из нее очевидно, что данная проблема требует типологического подхода (далее об этом см. ниже).

Возвращаясь к обзору литературы отметим, что автор другого чрезвычайно авторитетного исследования - С.А. Венгеров, как и А. Климентов, определяет русский символизм как «нео- романтизм»: «Есть одно общее устремление куда-то в высь, в даль, в глубь, но только прочь от постылой плоскости серого прозябания, которое и дает основание сближать литературную психологию 1890 - 1910-х годов с теми порывами, которые характерны для романтизма. А так как много тут навеянного западноевропейскими новыми течениями, то уместно говорить не просто о романтизме, но о нео-романтизме, хотя при этом надо проводить резко разграничительную черту между возникшим при совершенно иных условиях европейском нео-романтизме и нео-романтизме русском. Так, надо прежде всего русский нео-романтизм привести в теснейшую связь с особенностями общественно-политического момента, который Россия переживала в эти же годы.»1

Вместе с тем, Венгеров, обращаясь к только что вышедшей тогда книге

B.М. Жирмунского «Немецкий романтизм и современная мистика», отмечает, что «.исторически, как реальный фактор, немецкий романтизм никакого влияния на наши новые течения не оказал»2. Ранние немецкие романтики стали популярны и изучаемы в России только после выхода «Немецкого романтизма и современной мистики» (исключение составляет,

1 Русская литература 20 века./ Под ред. С.А. Венгерова. В 2-х тт. М.1914. Т.1.

C.18.

2 Русская литература 20 века./ Под ред. С.А. Венгерова. В 2-х тт. М.1914. Т.1 . С.23. пожалуй, только Вяч. Иванов, который во время пребывания в Германии серьезно занимался Новалисом, переводил его «Гимны к ночи» и т.д.)1. Таким образом, влияние было опосредованным - отчасти, через русский романтизм, поэзию Тютчева и Фета, философию Вл. Соловьева и т.д. Впоследствии, много лет спустя, в письме к Б.И. Соловьеву от 26.01.69 г. Жирмунский отмечал: «Ранний Блок никогда не находился под влиянием «школы иенских романтиков». Это явления родственные, но исторически не связанные. Во времена «Стихов о Прекрасной Даме» Блок просто не знал иенских романтиков, как, впрочем, не знали их и другие русские символисты. Все это стало широко известно только после моей книги «Немецкий романтизм и современная мистика» (.), в которой символисты «мистики» впервые с некоторым изумлением увидели перед собой это родственное их поэзии явление прошлого. Отсюда тот хор радостных приветствий из этого лагеря, которым была встречена моя книга. В личной библиотеке Блока она вся была исчерчена его рукой. (.) Я сам был потрясен тем, когда в «иенских романтиках» нашел столь близкую мне тогда «современную мистику».)2.

Но, как уже было сказано, большинство исследователей описывали связь романтизма и символизма, прежде всего, через философские и религиозные категории. Таков был и подход Жирмунского в работе «Немецкий романтизм и современная мистика». Однако в 1921 году в статье «Метафора в поэтике русских символистов» исследователь сделал попытку рассмотреть эту проблему с точки зрения эстетики и связать философию символизма с поэтикой и стилисткой. «.Романтическое искусство в стилистическом

1 См.: Wachtel М. Russian symbolism and literary tradition. Wisconsin Press, 1995.

2 Письмо И.Б. Соловьеву из личного архива Жирмунских. отношении, - пишет Жирмунский, - есть поэзия метафоры. (Курсив автора). Романтизм как новое жизненное (и поэтическое) сознание основан на возрождении мистического чувства, т.е. живого, непосредственного ощущения присутствия в мире божественного и бесконечного. Преображение мира, которое совершается в романтическом творчестве, его мистическая поэтизация, осуществляется с помощью различных приемов метафоризации действительности. Для романтиков такая метафора - не поэтический вымысел, не произвольная игра художника, но подлинное прозрение в таинственную сущность вещей, в мистическую жизнь природы как живого, одушевленного, божественного целого, в религиозную тайну любви, для которой возлюбленная - сказочная царевна, Прекрасная Дама. Вот почему романтики говорят о поэзии, как о высшей реальности, (.) вот почему они и литературу рассматривают как прием поэтического познания бесконечного в мире».' И далее: «В поэтике русских символистов, связанных с романтизмом глубоким внутренним родством и непосредственной исторической преемственностью (Бальмонт, как ученик Фета; Блок, как продолжатель Вл. Соловьева), «метафорический стиль» является одним из наиболее существенных признаков романтического искусства»2.

Таким образом Жирмунский выводит поэтику из философии и религии, художественный прием из идеологической базы. Впоследствии этот метод был применен им в статье «Поэзия А. Блока», которая стала на многие годы

1 Жирмунский В.М. Метафора в поэтике русских символистов // Новое литературное обозрение. 1999. № 35. С. 225.

2 Там же. С. 226. основополагающей для всего блоковедения В ней выдающийся ученый, анализируя проблемы поэтики Блока, показывает, что все творчество поэта представляет собой последовательную реализацию своеобразного варианта романтический картины мира. Кроме того, в этой работе дан образец системного подхода к важнейшей проблеме - эволюции блоковского творчества, трансформации представлений поэта о мире и месте человеческой личности в нем. Без понимания этих явлений плодотворное л изучение каких бы то ни было аспектов творчества Блока невозможно.

Вообще в связи с творчеством А.А. Блока вопрос о влиянии романтиков на эстетику символизма особенно значим, поскольку именно Блок, как никто другой, был близок к романтической традиции, и, собственно, завершал ее.3

1 Жирмунский В.М. Поэзия А. Блока // Об А. Блоке. Пб, 1921. С.67 - 165.

2 Подробный обзор критических работ начала века о проблеме «романтизм -символизм» см. в: West J.D. Neo-Romanticism in the Russian Symbolist Aesthetic.// The Slavonic and East European Review. Univ. of London. Vol. 124, July. 1973. P. 413-428.

Анализ ряда работ по этому вопросу также см: Казин A.JI. Неоромантическая философия художественной культуры.// Вопросы философии. 1980. № 7. С. 143- 155.

3 См., например: Максимов Д.Е. Лермонтов и Блок.// Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М. 1959. С.309-324, Долгополов Л.К. Проблема личности и «водоворот истории» (Блок и Тютчев).//Долгополов Л.К. На рубеже веков. Л. 1985. С.116-150., Авраменко А.П. Блок и русские поэты 19 века. МЛ 990., Wachtel М. Russian symbolism and literary tradition. Wisconsin Press, 1995.

Однако, несмотря на то, что этот факт неоднократно констатировался в отечественном и западном блоковедении, влияние романтической традиции учитывалось далеко не всегда. Но даже тогда, когда оно учитывалось, такая тенденция зачастую оценивалась негативно, поскольку этого требовал «реализмоцентризм» советского литературоведения. Отсюда возникали ложные представления о блоковских текстах, непонимание замысла поэта и сути его творчества. (Такие аберрации чаще всего происходили с двумя крупнейшими произведениями Блока: поэмами «Двенадцать» и «Возмездие».)

Несмотря на огромный объем и интенсивность исследований в области русской культуры начала XX века и творчества Блока, такая проблема как «Блок и традиция» до сих пор остается малоизученной.1 Наиболее глубоко л этот вопрос разработан на материале блоковской драматургии; (подробнее об этих исследованиях будет сказано в следующих главах).

Об актуальности проблемы романтической традиции свидетельствует, в

1 См.: Тынянов Ю. Блок и Гейне. // Об А. Блоке. Пб., 1921. С. 237 - 287. Максимов Д.Е. Лермонтов и Блок. // Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М.,1959.С.309 - 324. Лотман Ю.М., Минц З.Г. «Человек природы» в русской литературе XIX века и «цыганская тема» у Блока. // Блоковский сборник.1. Тарту. 1964., С.98 - 156. Авраменко Л.П. Блок и русские поэты XIX века. М., 1990.

Работы И. Дукора, Л.К. Долгополова, П.Н. Медведева, П.П. Громова, В.М. Жирмунского, А.В. Федорова, Т.Н. Родиной, И.С. Приходько и др. (См. библиографию). том числе, полемика между M.J1. Гаспаровым и И.С. Приходько.1 M.J1. Гаспаров выдвинул предложение «поставить в центр символистской мифопоэтики (.) образ романтического героя. (.) Главное в нем -противостояние массовому, традиционалистическому обществу, а в чем - не важно: у романтического героя - необычайное сознание (созерцатель иных миров, художник, творец), необычайные чувства (носитель страстей, пусть гибельных для себя и для других), необычайный нравственный склад (демон,

•у святой, сверхчеловек по ту сторону добра и зла)» . Говоря о существовании образа романтического героя в литературе XX века, МЛ. Гаспаров отмечает: «Мода на этот образ шла двумя всплесками: сперва в романтизме (.), потом в модернизме (.). В XX веке мода на этот образ кончается - герой, противопоставленный обществу исчезает: его нет ни у Кафки, ни у Джойса, ни у Маркеса, ни у Борхеса, он есть в «Докторе Фаустусе», но не в «Иосифе и его братьях». В этой смене вкусов Блок стоит по ту сторону рубежа - в прошлом, а не в настоящем европейской литературы»3.

И.С. Приходько соглашается с тем, что в центр мифологической вселенной Блока следует поставить романтического героя. Но, с ее точки зрения, «лирический герой Блока не тождественен романтическому герою XIX

1 Гаспаров M.J1. Отзыв о диссертации «Мифопоэтика А. Блока» // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып.8. Воронеж, 1997. С.6 - 12. Приходько И.С. Ответ оппоненту.// Там же. С. 12 -18.

2 Гаспаров M.JI. Отзыв о диссертации «Мифопоэтика А. Блока» // Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып.8. Воронеж, 1997. С.9.

3 Там же. С. 9- 10. века».1 Последняя оговорка, при всей ее видимой скромности, имеет огромное значение, поскольку, как будет показано в настоящей работе, эта не-тождествениость обуславливает появление в текстах Блока новых приемов, отличных от смыслопорождающих механизмов литературы начала XIX века.

Однако, как уже было сказано, несмотря на то, что в отечественном и западном литературоведении творчество Блока принято рассматривать как продолжение и завершение традиции романтизма, вопрос о том, как конкретно осуществляется эта связь, на каких уровнях она действует и какие формально смысловые категории охватывает, не только не решен, но и сама постановка его не вполне ясна. Если в работе Жирмунского «Поэзия Блока» была показана возможность комплексного, системного подхода (с точки зрения поэтики), то в последующих исследованиях этот метод не получил дальнейшего развития. В многочисленных работах, авторы которых говорят

0 Блоке как о поэте-романтике, речь, как правило, идет о заимствовании отдельных мотивов, образов, художественных приемов, о скрытой и прямой цитации из романтических текстов. В блоковедении накопилось немало такого рода наблюдений, подчас чрезвычайно важных и интересных2, но не дающих, однако, возможности проследить всеобъемлюще, на всех уровнях

1 Приходько И.С. Ответ оппоненту .//Там же. С. 15.

2 Обширный материал дают, в частности, работы М.В. Безродного, напр.: Безродный М.В. Лирическая драма А. Блока «Незнакомка» (проблемы текстологии, генезиса, поэтики). Автореф. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. Тарту, ТГУ. 1990., Безродный М.В. Серпентика - кто она? // Ученые записки ТГУ. Вып.657. Тарту, 1985. С.46 - 58; Безродный М.В. Образ камеи у Блока. // Александр Блок. Материалы и исследования. JL, 1987. С.165 - 166. См. так же: Baran Н. Some reminiscences in Blok: Vampirism and its Antecedents. // Aleksandr Blok Centennial conference. Columbus, Ohio, 1984. P.40 - 60; Bowlt E.John. Here and there: The Question of space in Blok's poetry.// Ibid. P.61 - 71. связь творчества Блока с традицией романтизма.

На наш взгляд, эта проблема требует типологического подхода, позволяющего оперировать целыми художественными комплексами, культурными блоками и исследовать проблему «романтизм - символизм» по всей парадигме, на всех уровнях текста. * *

Попытка такого подхода на материале творчества Блока была предпринята в работах JI.K. Долгополова и А.П. Авраменко. JI.K. Долгополов, проводя линию романтизм - Тютчев - Блок, выявляет общие моменты философских основ поэтических систем, не выходя при этом на уровень поэтики1.

А.П. Авраменко в своей монографии во многом успешно решает задачу «установить типологические взаимосвязи между системами мышления художников»2. Но автор проводит исследование преимущественно на материале лирики, и это лишает работу целостности, т.к. не полностью выявляется связь между планом содержания и планом выражения. С одной стороны, автор исследует связь между художественно-философскими системами Жуковского, Фета, Баратынского, Тютчева, Лермонтова и мировоззренческими позициями Блока, но с другой стороны, на уровне поэтики - указывает отдельные заимствования, цитаты и этим ограничивается.

Очевидно, материал лирики не дает возможности составить целостную картину. Как показал Ю.В. Манн, лирика представляет собой ту систему, в которой формируются простейшие поэтические оппозиции, которые

1 Долгополов JI.K. Проблема личности и «водоворот истории» (Блок и Тютчев) //Долгополов JI.K. На рубеже веков. JI.,1985. С. 116 - 150.

2 Авраменко А.П. Блок и русские поэты XIX века. М., 1990. С.11. являются основой конфликта и далее — сюжета.1 Таким образом наиболее существенный материал для исследования могут дать поэма и драма, особенно если речь идет о творчестве Блока, поскольку оно представляет собой метатекст. Один и то же материал мог воплотиться и в лирике, и в поэме, и в драме (или во всех этих формах одновременно). Общеизвестно, что драме «Незнакомка» предшествовали стихотворения «Незнакомка» и «На островах», поэме «Возмездие» - небольшое лирическое стихотворение «Когда мы встретились с тобой.»; в то же время, некоторые части этой поэмы были оформлены Блоком как отдельные лирические тексты (подробнее об этом см. главу «Возмездие» Блока» наст, работы)2.

Благодаря внутренней открытости блоковского метатекста, отсутствию четких границ внутри жанровой и родовой системы, становятся возможными переходы от одних жанровых (родовых) форм к другим. Драмы и поэмы Блока вбирают в себя образный и тематический материал лирики, который здесь, в свою очередь, становится сюжетным. Т.е. поэма и драма представляют собой «полную парадигму» художественных категорий и, следовательно, дают более широкий материал для исследования, нежели лирика.

Таким образом для того, чтобы избежать эпизодичности исследования и выработать системный подход к проблемам «романтизм - символизм», «символизм и традиция», необходима типологическая категория, исходящая из философских интенций с одной стороны, и формирующая строй

1 Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976. С. 19 и др.

См.: Котрелев Н.В. А. Блок в работе над томом избранных стихотворений («Изборник», 1918).// Блок А.А. Изборник. М., 1989. С. 183 - 246.; Азадовский К.М., Котрелев Н.В. Примечания.//Там же. С.246 - 279. поэтического текста (текстов) - с другой. В качестве такой опорной категории мы будем рассматривать категорию романтического конфликта.

Ю.В. Манн, убедительно доказывая необходимость такого подхода при типологическом исследовании, говорит о том, что романтический конфликт «.соотносит и координирует разнообразные моменты в различных плоскостях художественной структуры».1

На идеологическом уровне (план содержания) романтический конфликт вытекает из самой романтической картины мира и ее центральной идеи -идеи двоемирия. В основе романтического конфликта всегда лежит дихотомия «высокое - низкое», «конечное - бесконечное», «небесное -земное». В конкретных текстах эта оппозиция может реализоваться в различных формах, приобретать различную инструментовку, но суть противостояния остается неизменной.

На формальном уровне (план выражения) романтический конфликт является доминантой системы художественных средств, структурирующей весь текст. «Конфликт строится так, - пишет Ю.В. Манн, - что вбирает в себя моменты нескольких, многих уровней (например, выбор персонажей, развитие фабулы, мотивировка поступков); вбираются моменты из речевого, стилистического уровня, например, принятые устойчивые моменты описания л персонажей» (подробно о структуре романтического конфликта будет см. ниже).

Как уже было сказано, европейский романтизм, представляет собой чрезвычайно пеструю и неоднородную картину, в которую входят и йенская, и гейдельбергская школы, байронизм, особый тип романтического текста,

1 Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976. С. 16.

2 Там же. С. 15-16. созданный Гофманом, и т.д. Русский романтизм, впитавший в себя европейскую традицию, представляет собой более единообразную, унифицированную, устоявшуюся художественную систему и поэтому позволяет выстроить схему романтического конфликта, что и было сделано Ю.В. Манном. Эта схема будет взята за основу при решении основной задачи настоящей работы - выявить типологически сходные элементы, модели, структуры в романтических и символистских текстах.

Романтизм, благодаря своей гетерогенности, является чрезвычайно продуктивной системой; литература позднейших эпох воспринимала его многочисленные концепции, впитывала, переосмысляла или отталкивалась от них. Таким образом, если рассматривать романтизм как единую систему, а различные стадии его развития и такие его варианты, как байронизм - как «подсистемы», то возможно проследить, как русская литература (и романтическая, и символистская) эти «подсистемы» реализовала. Это может представлять и историко-литературный, и теоретический интерес: как текст воспринимает чужеродные элементы, преобразует их, делая «своими», вписывая в собственную структуру, и сохраняет тем самым художественное единство. 1

Между тем, очевидно, что ни тип конфликта, ни тип героя, выработанный одной художественной системой, не могут оставаться неизменными в другой системе; такие важнейшие элементы структуры должны изменяться, чтобы оставаться актуальными для новой художественной эпохи как продукта

1 Особенно актуальным этот вопрос представляется в связи с широко обсуждаемой в современной литературоведческой науке проблемой интертекстуальности. иного эстетического сознания. Таким образом, еще одна задача настоящей работы - описать трансформации этих элементов; выявить те механизмы, которые могут замещать романтический конфликт или, наоборот, актуализировать его.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Трансформация романтического конфликта в литературе русского символизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Подведем итоги. Итак, мы рассмотрели проблему трансформации романтического конфликта на материале творчества писателей, принадлежавших к различным поколениям русского символизма. В поэзии Минского отразился «переходный этап»: с одной стороны, его специфика была подготовлены предшествующей народнической традицией, с другой -в нем явно прослеживаются черты нового нарождающегося направления. В Первой главе мы продемонстрировали то, каким образом Минскому удавалось соединить разнородные образы и мотивы, возникшие в двух взаимоотрицающих эстетических системах. Метафоричность языка и стиля - вот то качество, которое позволяло поэту наполнять универсальным содержанием образы, связанные с гражданской поэзией. При этом собственно "гражданские" темы не противоречат романтической метафизике, скорее они усиливают одна другую. Минский либо связывает романтический пафос и конкретику гражданской поэзии, или, наоборот, придает гражданским темам универсальное наполнение.

Роман «Творимая легенда» Федора Сологуба, одного из самых ярких представителей «старшего» символизма, дает нам возможность проанализировать трансформацию романтической модели в контексте сологубовской концепции «единой воли». Итак, центральная интенция этого произведения - преобразить жизнь, сделать ее «творимой легендой», преодолев, тем самым, дихотомию «мечта — реальность». Главным условием, определяющим возможность такого преображения, является личность главного героя - ученого, учителя, мага и поэта. Сологуб редуцирует традиционную схему романтического конфликта, оставляя за рамками повествования предысторию героя. Писатель лишь обозначает этапы его пути, в котором были и разочарования, и трагедии. Триродов вступает в конфликт уже достигнув того, к чему романтический герой только стремится - постигнув высшую реальность. Для него открыт сакральный мир, он может повелевать мистическими силами, воскрешать мертвых, переноситься на блаженную землю Ойле, даже вступать в спор с Христом, который появляется в романе под именем князя Давыдова. Но, даже обладая такими возможностями, герой не в силах преодолеть извечное противостояние мечты и реальности. То есть Сологуб как бы подводит некую черту под всей предшествующей традицией, наделяя героя тем, к чему стремились все романтические герои — связью с высшей реальностью. На новом витке развития литературы Сологуб возвращается к исходной точке конфликта - дихотомии «небесное - земное», которую вновь должен преодолеть его герой.

Триродов видит два пути разрешения этого конфликта: первый, традиционный для романтизма - это смерть. Второй путь — «отчаянным усилием воли преобразить эту земную, темную жизнь». Первоначально у Триродова был план эмигрировать на Луну, но Сологуб моделирует ситуацию таким образом, что его герой получает возможность воплотить свою мечту и на земле, став королем Объединенных Островов.

Такой исход конфликта во многом связан с теми социальными мотивами, которые звучат в и романе, и во всем творчестве Сологуба. Речь, в данном случае, идет уже не о самосовершенствовании героя, а о его стремлении изменить весь мир, включая социальное устройство.

Отметим еще раз тот факт, что Сологуб создает утопическую модель разрешения романтического конфликта в контексте своей концепции «единой воли», символизирующей максимальную свободу художественного творчества и самой творческой личности.

Примечательно, что идея свободы творчества лежит и в основе романтической иронии - художественного приема, который является главным механизмом смыслопорождения в «Симфониях» Андрея Белого. Трансцендентальная ирония Шлегеля — категория и этическая, и эстетическая. Это определенный способ освоения действительности, свободного и радостного постижения мира, это возможность бесконечной игры с тканью художественного произведения и с самой реальностью, выражение предельной свободы сознания художника.

Сюжет Второй «Симфонии» Белого - несбывшееся пророчество Сергея Мусатова о явлении Миссии. Здесь схема романтического конфликта предельно редуцирована. Из нее исключены все побочные сюжетные лини и мотивы и такие важнейшие элементы, как биография героя, описания его душевного состояния, внешности и т.п. Романтический конфликт сведен к центральному, ключевому противостоянию, к той точке, из которой он и возник в немецком романтизме — противостоянию земного и небесного, действительности и идеала. Конфликт разворачивается главным образом в интеллектуально-духовной сфере, поэтому основой сюжета являются не столько некие события, сколько вопрос о путях постижения Истины. Герои Белого претендуют на обладание мистическими знаниями, но, как показывает писатель, не могут выйти за рамки закапсулированного позитивистского мышления. В «Симфонии» конфликт не разрешается, но романтическая ирония снимает напряжение, придает всему тексту характер шутки, и таким образом снимает конфликт. Она позволяет Белому как бы «подняться» над персонажами, посмотреть на события «с точки зрения Вечности».

Если во Второй «Симфонии» основным смыслопорождающим механизмом была романтическая ирония, то в «Возврате» это -мифологизация. Мифологический план "Ш Симфонии" включает три источника: египетскую мифологию, библейские мифы и, наконец, литературные, культурные источники, которые сами подвергаются мифологизации. Белый выстраивает очень тонкую и сложную структуру, в которой переплетаются образы и мотивы, принадлежащие разным традициям, вследствие чего сам сюжет приобретает универсальный, "космический" характер. Все события и персонажи приобретают как бы двойное освещение, возможность одновременного существования в реальном и мистическом мирах. Важнейшим условием сосуществования этих миров является символическое наполнение образов, их трансцендентальная сущность; а условием и механизмом перехода из одного мира в другой - романтическая ирония.

В драмах и поэме Блока, рассмотренных в настоящей работе, центральным звеном в формировании романтического конфликта являются образы главных героев. Все они в большей или меньшей степени связаны с традиционным романтическим инвариантом. Поэт («Незнакомка») подвержен сильному воздействию романтической иронии, но он сохраняет возможность корреспондировать с высшей реальностью, «выкликая» Звезду-Незнакомку. Простой и скромный Бертран («Роза и Крест») благодаря своей любви получает возможность услышать мистический зов, песню «Радость - Страданье» и, следовательно, прикоснуться к первоосновам бытия. Двойники этих героев (Голубой и Гаэтан) символизируют ту часть человеческой души, которая способна слышать и понимать Вечность.

Композиция поэмы «Возмездие» построена таким образом, что действователями конфликта становятся все три героя — «отец», «сын» и «внук». Причем образ «отца» как бы «двоится», демонстрируя непримиримое противоречие между «идеальной» сущностью поэтической ипостаси героя и той разрушенной, опустошенной личностью, которой он стал, столкнувшись с «железным веком». Тем не менее, вся логика развития поэмы ведет к тому, что «внук» должен стать активным действователем истории, способным разрешить романтический конфликт. К сожалению, Блок не успел закончить поэму, но черновики и наброски к ней подтверждают эту гипотезу.

Очевидно, что категория романтического конфликта, формирующая поэтику на всех уровнях, определяет, прежде всего, образ главного героя. С одной стороны, ни в одном из текстов образ романтического героя не реконструируется полностью. С другой - все герои рассмотренных произведений генетически связаны с романтическим типом. Персонажи Блока и Сологуба в целом более полно воспроизводят черты романтического героя. Но для того, чтобы они были адаптированы к эстетической и социальной реальности начала 20 века, авторы используют ряд приемов, как то: ирония, мифологизация и т.д. Что касается Белого, то его персонажи внешне очень далеки от романтического прообраза, их связь с традиционным инвариантом сложна и зашифрована с помощью многочисленных аллюзий. Например, образ Евгения Хандрикова может быть «прочитан» как воплощение «маленького человека» с богатой литературной генеалогией. Но Белый таким образом строит картину мира, что его герой превращается в пророка и искупительную жертву, умирающего и воскресающего бога.

Такого рода трансформация образа возможна, прежде всего, благодаря категории романтического конфликта, которая остается неизменной в своей основе. Все представители символизма стремились, так или иначе, найти возможность разрешить противостояние «земное — небесное» и в литературе, и в жизнетворчестве. Сологуб наделяет героя «Творимой легенды» чертами, позволяющими ему разрешить конфликт. В «Симфониях» Белого авторская точка зрения «sub specie aeternitatis» демонстрирует, что конфликт потенциально разрешим. Очевидно, что сама категория романтического конфликта способна трансформироваться, корреспондируя с различными смысловыми и формальными элементами, трансформировать и их.

Список научной литературыСветикова, Елена Юрьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Белый А. Симфонии. JL, 1991.

2. Белый А. Петербург. Л., 1981.

3. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

4. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма. М., 1994.

5. Блок А.А. Собр. соч. в 8-и тт. М.-Л., 1960-1963.

6. Блок А.А. Полн. собр. соч. в 20-ти тт. Тт. 1-5. М.-Л. 1999.

7. Блок А.А. Записные книжки. М., 1965.

8. Письма А. Блока к родным. В 2-х тт. Л., 1927-1932.

9. Блок А., Белый А. Переписка. М., 1940.

10. Блок А. Письма к жене.//Литературное наследство. М., 1978. Т.89.

11. Минский Н. М. Полное собрание стихотворений в 4-х томах. СПб, 1907.

12. Минский Н.М. Из мрака к свету. Избр. Стихотворения. Берлин СПб, 1922.

13. Сологуб Ф. Дар мудрых пчел. // Золотое руно. 1907, №№ 1-3. М.Сологуб Ф. Победа смерти. СПб, 1908.

14. Сологуб Ф. Любви! //Перевал , 1907, №№ 8-9.

15. Сологуб Ф. Ванька-ключник и паж Жеан.// Новые мысли, 1908, №2.

16. Сологуб Ф. Ночные пляски. //Русская мысль, 1908, №2.

17. Сологуб Ф. Книга очарований. СПб, 1909.

18. Сологуб Ф. Литургия мне. М., 1907.

19. Сологуб Ф. Мелкий бес. СПб, 1998.

20. Сологуб Ф. Тяжелые сны. Л., 1998.

21. Аверинцев С. Поэзия Вяч. Иванова.//Вопросы литературы. 1975, №8.

22. Алексеева Л.Ф. Проблема иронии в творчестве А. Блока. Автореф. на соиск. уч. ст. канд. фил. н. М.,1981.

23. Авраменко А.П. "Симфонии" А. Белого // Русская литература XX века (дооктрябрьский период). Сб. 9. Тула, 1977. С.67.

24. Аллен Л. Столкновение жанров в поэме "Возмездие".//А. Блок. Новые исследования и материалы. Л., 1991. С. 189-198.

25. Аникст А. Теория драмы на Западе в первой половине XIX века. Эпоха романтизма. М. ,1980.

26. Асмус В. Философия и эстетика русского символизма. //Литературное наследство. М.-Л. ,1937. Т.27-28. С.1-54.

27. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.,1975.

28. Безродный М.В. Лирическая драма А.А. Блока "Незнакомка"./Проблемы текстологии, генезиса, поэтики/. Автореф. на соиск. уч. ст. канд. филол, наук. Тарту, ТГУ, 1990.

29. Безродный М.В. «Петербургский текст» и русский символизм. //Ученые записки ТГУ. Вып.664. Тарту, 1984. С. 78-93.

30. Безродный М.В. Серпентина кто она? //Уч. зап. ТГУ. Вып.657. Блок, сб. V. Тарту, 1985. С.46-58.

31. Безродный М.В. О символике драмы А. Блока «Незнакомка"//Тез. докл. по гуманит. и естеств. наукам Студенч. научн. об-ва. ТГУ, Русская литература. Тарту, 1986. С.42-46.

32. Безродный М.В. Поэтика эпиграфа: (Из коммент. к драме Блока «Незнакомка»).//Уч. зап. ТГУ. Вып.748. С. 143-149.

33. Безродный М.В. Образ камеи у Блока.//Александр Блок. Исследования и материалы. Л., 1987. С. 165-166.

34. Безродный М.В. К характеристике "авторской мифологии" А. Блока. // Уч. зап. ТГУ. Вып.822. Тарту, 1988. С.104-108.

35. Безродный М.В. Из комментария к драме А. Блока "Незнакомка". Уч. зап. ТГУ. Вып.857. Блок. сб. 9. Тарту, 1989. С.58-70.

36. Белый А. Символизм как миропонимание» М. ,1994.

37. Берновская Н.М. Об иронии Гофмана. //Художественный мир Э.Т.А. Гофмана. М. ,1982. С.218-235.

38. Берковский Н.Я. Литературная теория немецкого романтизма. Л., 1934.

39. Берковский Н.Я. Литература и театр. М.,1969.

40. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1973.

41. Брюсов В. Среди стихов; 1894-1924 Манифесты, статьи, рецензии. М., 1990.

42. Брюсов В. А. Белый. «Возврат».// Весы. 1904. № 12. С. 59-60.

43. Венгеров С.А. Русская литература XX века. В 2-х тт. М., 1914.

44. Верховский Ю. Восхождение. О поэтике А. Блока. //Об Александре Блоке. СПб, "Картонный домик", 1921. С. 169-209.

45. Волошин М. Верхарн и Брюсов.//Весы, 1907,№2.

46. Волынский А.Л. Борьба за идеализм. Критические статьи. СПб., 1900.

47. Волынский А.Л. Современная русская поэзия. //Северные цветы, 1902.

48. Гаспаров М.Л. Отзыв о диссертации «Мифопоэтика А. Блока». //Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып.8. Воронеж, 1997. С.6- 12.

49. Гайденко П.П. Трагедия эстетизма. М., 1970.

50. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974.

51. Гинзбург Л .Я. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. Л., 1940.

52. Громов П. Герой и время. Л., 1961.

53. Громов П. Блок, его предшественники и современники. М.-Л., 1966.

54. Гиппиус З.Н. Живые лица. В 2-х тт. Прага,1925.

55. Гофман В. Язык символистов. //Литературное наследство. 1937.Т.27-28.С.54-106.

56. Грякалова Н.Ю. О фольклорных источниках поэтической образности Блока. //Александр Блок. Исследования и материалы. Л., 1987. С.58-69.

57. Грякалова Н.Ю. К генезису образности ранней лирики Блока (Я. Полонский и Вл. Соловьев) //Александр Блок: Исследования и материалы. Л., 1991. С. 49—63.

58. Гуковский Г.А. К вопросу о творческом методе А. Блока.// Литературное наследстве. Александр Блок. Новые исследования и материалы. М., 1980. Кн.1. С. 63-84.

59. Гулыга А.В. Кто написал роман "Ночные бдения"?//Бонавентура. Ночные бдения. М.,1990. С. 199-233.

60. Долгополов Л.К. Проблема личности и "водоворот истории'УА. Блок и Тютчев/. //Долгополов Л.К. На рубеже веков. Л., 1985.С.116-150.

61. Долгополов Л.К. "Симфония" "Возврат" как этап в эстетическом и философском развитии А.Белого // Исследования по древней и новой литературе. Л., 1987. С. 68-72.

62. Долгополов Л.К. Поэмы Блока и русская поэма конца Х1Х-начала XX веков. М.-Л. ,1964.

63. Дукор И. Проблемы драматургии символизма. //Литературное наследство. Т.27-28. М.,1937. С. 106-166.

64. Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб, 1914.

65. Жирмунский В.М. Религиозное отречение в истории романтизма. М., 1919.

66. Жирмунский В.М. Поэзия А. Блока. Пг., 1922.

67. Жирмунский В.М. Драма Александра Блока "Роза и Крест". JI., 1964.

68. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин. Л., 1978.

69. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977.

70. Жирмунский В.М. Метафора в поэтике русских символистов. //Новое литературное обозрение. 1999, № 35. С. 225.

71. Иванов Вяч. По звездам. СПб, 1909.

72. Иванов Вяч. Брозды и межи. М.,1916.

73. Иванова Е.В. Самоопределение раннего символизма.// Литературно-эстетические концепции в России конца XIX начала XX века. М.,1975. С.171-187.

74. Исупов К.Г. Историзм Блока и символистская мифология истории.// Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб, 1992. С.65-98.

75. Казари Розанна. Персонаж у раннего Белого: Хандриков из «Третьей симфонии».// Andrej Belyj. Pro et contra. Atti del I Simposio Internazionale "Andrej Belyj". Milano, 1986. P. 17 22.

76. Казин А.Л. Неоромантическая философия художественной культуры.// Вопросы философии. 1980. № 7. с. 143 155.

77. Кожевникова Н.А. Слово в прозе А. Белого. //Проблемы структурной лингвистики. М., 1983. С. 150- 168.

78. Кожевникова Н.А. Язык Андрея Белого. М., 1992.

79. Кожевникова Н.А. О типах повтора в прозе А. Белого.// Лексические единицы и организация структуры литературного текста. Калинин, 1983. С. 52-70.

80. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа Х1Х-ХХ веков. М.,1990.

81. Климентов А. Романтизм и декадентство. Философия и психология романтизма как основа декадентства (символизма). Одесса. 1913. С.9.

82. Косиков Г.К. Два пути французского постромантизма: символисты и Лотреамон. // Поэзия французского символизма. Лотреамон. Песни Мальдорора. М., 1993. С. 5-62.

83. Лавров А.В. У истоков творчества А. Белого ("Симфонии")// Белый А. Симфонии. Л., 1991. С. 25-28.

84. Лавров А.В. Андрей Белый в 1900 е годы. М.1995.

85. Ленчик П.Е. Символический строй драмы А. Блока «Незнакомка».//Творчество А. Блока и русская культура XX века. Тезисы 1 всесоюзной / Ш / конференции. Тарту, 1975. С.24-28.

86. Лосев А.Ф. Эстетика и искусство. М., 1966.

87. Лосев А.Ф. Вл.Соловьев и его время. М., 1990.

88. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

89. Лотман Ю.М., Минц З.Г. 'Человек природы" в русской литературе XIX века и "цыганская тема" у Блока. //Блоковский сборник. Труды науч. конф., посвящ. изучению жизни и творчества А.А. Блока, май 1962. Тарту, 1964. С.98-157.

90. Лотман Ю.М. Блок и народная культура города. //Уч. зап. ТГУ. Вып.535. Блок. c6.IV. Тарту, 1981. С.7-26.

91. Максимов Д.Е. Поэзия и проза А. Блока. Л., 1975.

92. Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока: (предварительные замечания) //Ученые записки ТГУ. Блок. сб. 3. Тарту, 1979. С. 3-33.

93. Максимов Д.Е. Лермонтов и Блок.// Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М. 1959. С.309-324

94. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. Л., 1976.

95. Манн Ю.В. Автор и повествование. //Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 431-481.

96. Медведев П.Н. Драмы и поэмы А. Блока. Л., 1928.

97. Мельникова-Григорьева Е.Г. Принцип "пограничности" в "Симфониях" А.Белого.// Ученые записки ТГУ. Тарту, 1985. Вып. 645. С.101-111.

98. Минц З.Г. Лирика А. Блока (1898-1906): Спец. курс. Вып. 1. Тарту, 1965.

99. Минц З.Г., Мельникова Е.Г. Симметрия асимметрия в композиции «III Симфонии» А.Белого // Ученые записки ТГУ. Тарту, 1984. Вып. 641.С. 84-92.

100. Минц З.Г. Лирика А. Блока (1907-1911).Спец.курс. Вып.2. Тарту, 1969.

101. Минц З.Г. Лирика А.Блока. Вып.З. Тарту, 1973.

102. Минц З.Г. Лирика А.Блока. Вып.4. Тарту, 1975.

103. Минц З.Г. Структура "художественного пространства" в лирике А. Блока. //Уч. зап. ТГУ. Вып.251. Труды по русской и славянской филологии: XV: Литературоведение. Тарту, 1976.С.203-293.

104. Минц З.Г. К генезису комического у Блока: /Вл. Соловьев и А. Блок/. //Уч. зап. ТГУ. Вып.266. Труды по русской и славянской филологии. XVIII: Литературоведение. Тарту, 1971. С. 124-194.

105. Минц З.Г. Блок и Пушкин.//Уч. зап. ТГУ. Вып.306. Труды по русской и славянской филологии. XXI: Литературоведение. Тарту, 1973. С.135-296.

106. Минц З.Г. У истоков блоковского театра: /Коллективная "фантастическая драма" "Оканея'7. //Уч. зап.ТГУ. Вып.645. Тарту, 1985. С.86-100.

107. Минц З.Г. Футуризм и неоромантизм:/К проблеме генезиса и структуры «Истории бедного рыцаря» Ел. Гуро. //Уч. зап. ТГУ. Вып.822. Тарту, 1988. С. 109-121.

108. Минц З.Г. Поэтический идеал молодого Блока. //Блок. сб. 1. Труды науч. конф., посвящ. изучению жизни и творчества А.А. Блока, май 1962. Тарту, 1964. С. 172-225.

109. Минц З.Г. О некоторых "неомифологических" текстах в творчестве русских символистов. //Уч. зап. ТГУ. Вып.459. Блок. сб. III. Тарту, 1979. С.76-120.

110. Минц З.Г. Цикл А. Блока «Распутья». //Уч. зал. ТГУ. Вып.657. Блок, сб .V. Тарту, 1985. С.3-18.

111. Минц З.Г. «Случившееся» и его смысл в «Стихах о Прекрасной Даме» А.Блока. // Уч. зап. ТГУ. Вып.680. Блок. сб. VI. С. 3-18.

112. Минц З.Г. Об эволюции русского символизма: /К постановке вопроса: тезисы/. //Уч. зап. ТГУ. Вып.735. Блок. сб. VII. С. 7 24. Тарту, 1986.

113. Минц З.Г. Русский символизм и революция 1905-1907 годов. // Уч. зап. ТГУ. Вып.813. Блок. сб. VIII. Тарту, 1988. С. 3-21.

114. Минц З.Г. Строение «художественного мира» и семантика словесного образа в творчестве Ал. Блока 1910-х гг. //Тезисы 1 Всесоюз. /III/ конф. «Творчество А.А. Блока и русская культура XX века». Тарту, 1975. С. 43-47.

115. Минц З.Г. Из поэтической мифологии «третьего тома».// Тезисы 1 Всесоюз. /III/ конф. "Творчество А.А. Блока и русская культура XX века". Тарту, 1975. С. 47-53.

116. Минц З.Г. Об одном способе образования новых значении слов в произведении искусства: (Ироническое и поэтическое в стихотворении Ал. Блока «Незнакомка»). // Уч. зап. ТГУ. Вып.181. Труды по знаковым системам.2. Тарту, 1965. С.330-338.

117. Минц З.Г., Шишкина О.А. Частотный словарь «Первого тома» лирики А.Блока. //Уч. зап. ТГУ. Вып. 284. Труды по знаковым системам. 5. Тарту, 1971. С. 310-332.

118. Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А. Блока. //Уч. зап. ТГУ. Вып. 308. Труды по знаковым системам.6. Тарту, 1973. С.387-417.

119. Минц З.Г. В смысловом пространстве «Балаганчика» А. Блока. //Уч. зап. ТГУ. Вып.720. Труды по знаковым системам. 20. С. 44-53.

120. Минц З.Г. Несколько дополнительных замечаний к проблеме «Символ в культуре». //Уч. зап. ТГУ. Вып. 746. Тарту, 1987. С.95-101.

121. Минц З.Г. Блок и русский символизм. //Литературное наследство. Александр Блок. Новые исследования и материалы. Кн. 1. М.,1980. С.98-173.

122. Минц З.Г. Блок и В. Иванов. Ст. первая. //Уч. зап. ТГУ. Вып. 604. Тарту, 1982. С. 97-112.

123. Минц З.Г. «Антитеза» Прекрасной Даме. //Декоративное искусство. 1978, №2. С.38-39.

124. Минц З.Г. Символ у Блока. //В мире Блока. Сб. статей. М.,1981. С. 172-209.

125. Минц З.Г. «Новые романтики» (к проблеме русского пресимволизма). //Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения, Рига, 1988. С. 144-159.

126. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980.

127. Мережковский Д.С. Собр. статей: 1883-1910. СПб, 1910.

128. Мережковский Д.С. Символы. СПб, 1892.

129. Мережковский Д.С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. СПб, 1893.

130. Минский Н.М. При свете совести. СПб, 1890.

131. Нефедьев Г. В. Русский символизм и розенкрейцерство. Статья первая. Новое литературное обозрение. Москва, 2001. Вып. 51. С. 2845.

132. Новиков Л.А. Стилистика орнаментальной прозы Андрея Белого. М., 1990

133. Паперный М.В. Блок и Ницше. //Ученые записки ТГУ. Вып.491. Тарту, 1979. С.84-107.

134. Паперный В.М. А. Белый и Гоголь. Статья первая //Ученые записки ТГУ. Тарту, 1981. Вып. 513. С. 112-126.

135. Паперный В.М. А. Белый и Гоголь. Статья вторая // Ученые записки ТГУ. Тарту, 1983. Вып. 620. С. 85-98.

136. Паперный В.М. А.Белый и Гоголь. Статья третья // Ученые записки ТГУ. Тарту, 1986. Вып. 683. С. 50-65.

137. Приходько И.С. Ответ оппоненту.// Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып.8. Воронеж, 1997. С.12 18.

138. Приходько И.С. Александр Блок и русский символизм: Мифопоэтический аспект. Владимир, 1999.

139. Пустыгина Н.Г. Об одной символической реализации идеи «синтеза» в творчестве Андрея Белого: Начало 900-х годов. //Ученые записки ТГУ. Вып. 735. Блок. сб. VII. Тарту, 1986. С. 113-123.

140. Пустыгина Н. Г. Философско-эстетические взгляды Ф. Сологуба 1906 1909 гг. и концепция театра «единой воли». Статья первая. // Ученые записки ТГУ. Вып. 620. Тарту, 1983. С.111.

141. Ревзина О.Г. "Грамматические ошибки" Блока. //Сб. статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1973. С. 157- 163.

142. Ременик Г.А. Поэмы А. Блока. М.,1959.

143. Родина Т. А. Блок и русский театр начала XX века. М., 1972.

144. Руднев П.А. 0 стихе драмы "Роза и Крест" А.А. Блока. //Уч. зап. ТГУ. Труды по русской и слав, филологии. Литературоведение. Тарту, 1970. Вып. 257. С.294-334.

145. Силард Лена. А. Белый и Д. ДжойсУ/Studia Slavica. Budapest, vol. 25, 1979. С. 407-417.

146. Силард Лена. О влиянии ритмики прозы Ф. Ницше на ритмику прозы А. Белого. «Так говорил Заратустра» и Симфонии.// Studia Slavica (Budapest). 1973. Т. 19. С. 289-313.

147. Силард Лена. О структуре Второй симфонии А. Белого. /Studia Slavica (Budapest). 1967. Т. 13. С. 315

148. Соловьев B.C. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М., 1990.

149. Соловьев B.C. Смысл любви. М., 1991.

150. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. М., 1985.

151. Тагер Е.Б. Мотивы «Возмездия» и «Страшного мира» в лирике Блока. //Литературное наследство. Новые исследования и материалы. Кн.1. М., 1980. С.84-97.

152. Тилкес Оля. Литература и музыка. Четвертая Симфония А. Белого. Амстердам, 1998.

153. Тынянов Ю. Блок и Гейне. //Об Александре Блоке. П., 1921. С. 237287.

154. Тынянов Ю. Блок. //Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.118-124.

155. Федоров А. В. Театр А. Блока и драматургия его времени. Л., 1972.

156. Федоров А.В. Ал. Блок драматург. Л., 1980.

157. Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига, 1988.

158. Фрайман Т. Лгасвер Жуковского: История авторского замысла и возможный контекст.// Северный сборник. Стокгольм, 2000. С. 54 -63.

159. Ханзен-Леве О.А. Русский символизм. СПб, 1999.

160. Хлодовский Р.И. Блок и Данте. /К проблеме литературных связей/. //Блоковский сборник. Труды научной конференции, посвященной изучению жизни и творчества А.А. Блока. Май, 1962.

161. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х тт. М., 1983.

162. Шоломова С.Б. Эскизы, к портрету отца Александра Блока: /Статья 1/. //Ученые записки ТГУ. Вып. 657. Блок. сб. V. Тарту, 1985. С. 126142.

163. Шоломова С.Б. Эскизы к портрету отца Александра Блока: /Статья 2/.//Ученые записки ТГУ. Вып.735. Блок. сб. VII. Тарту, 1986. С. 8290.

164. Эткинд Е.Г. Материя стиха. Париж, 1978.

165. Якобсон Р. Стихотворные прорицания Александра Блока. //Якобсон Р. Работы по поэтике. М.,1987. С. 254-272.

166. Bowlt Е. John. Here and There: The Question of Space in Blok's Poetry.// Aleksandr Blok centennial conference. Slavica Publishers, Inc. Columbus, Ohio. 1984. P. 61-71.

167. Donchin G. The influence of French Symbolism on Russian Poetry. London Univ., 1958.

168. Finlay M. The Romantic Irony of Semiotics. Berlin New York -Amsterdam, 1988.

169. Reeve F.D. Aleksandr Blok. Between Image and Idea. Columbus Univ. Press. 10,268. N.-Y. London, 1962.

170. Vogel L.A. Symbolist's Inferno: Blok and Dante. //Russian Review, Vol. 29. #1. N. Y. (January, 1970). P. 38-51.

171. West J.D. Neo-Romanticism in the Russian Symbolist Aesthetic. // The Slavonic and East European Review. Univ. of London. Vol. 124, July. 1973. P. 413-428.

172. Wachtel M. Russian symbolism and literary tradition. Wisconsin Press, 1995.

173. Woronzoff A. Andrej Belyj's "Peterburg", James Joyce's «Ulysses", and the Symbolist Movement. Bern; Frankfurt am Main, 1982.